Часть вторая

      Вал повел рукой в кожаной перчатке над столиком:

      — Вот нас хозяин угощает охотно, кофе тонкого помола, пирог не вчерашний. Потому, что мы платим, как порядочные, не как “Егеря” те же. После... Той истории...

      Куроме кивнула:

      — Я помню, тут говорить не надо.

      Вал покосился на невольного слушателя:

      — В общем, теперь там не отряд, а толпа уродов. Бесплатно пожрут, столики заблюют, лавки поломают, певичку эту изн... Изволохают. Если кто чего вякнет против, еще и в каземат загребут. Доказывай, что не помогал повстанцам. Если даже и выпустят, так покалеченного совсем... Это не стража, это банда натуральная!

      Песня оборвалась, Куроме круглыми глазами уставилась на хозяина кафе, волокущего за руки официантку и артистку — в здание, в кухню. Вал усмехнулся грустно, понимающе:

      — Ну точно. Гляди, один в красно-синей форме сюда идет, все разбегаются!

      Сосед тоже поднял глаза на показавшийся в конце улицы красно-синий камзол “Егерей”. Отодвинул недопитую кружку, скривился. Нервно повертел оставшимися без грелки пальцами, принялся разгонять кровь энергичной разминкой зябнущих кистей... Выложил столбик мелочи — пальцы дрогнули, монетки сдвинулись. Коммерсант извинился кивком и заспешил по проулку, мимо все приближающегося к столикам “Егеря”. Вал и Куроме машинально проводили его глазами.

      — Так ты, получается, человек закона? — черноглазая глотнула еще кофе.

      “Да уж не такое говно, чтобы от меня люди разбегались!” — не успел ответить Вал. Уходящий приказчик словно услышал негодование моряка. Поравнявшись с встречным “Егерем”, он точным и быстрым движением опустил обе разогретые кисти на простенькую рукоять. Вал и Куроме смотрели со спины, и потому длинный клинок увидели только уже взлетевшим выше головы лже-торговца. “Красно-синий” перегнулся в поясе, страшно захрипел — орать мешали перерубленные ребра — сунулся в мостовую, точно в середину бурой парящей лужи. Людорез-хитокири убрал оружие, ступил приставным шагом влево, исчез в двери — якобы случайная встреча произошла точно перед нужным входом!

      Лязг засова потонул в криках и визге прохожих.

      Вал подскочил было гнаться, Куроме тоже — и повалилась обратно на стул, перекошенная острой болью в печени. Вал остановился. Человек закона должен преследовать убийцу... Только — по справедливости! — жертву давно пора было приговорить именем того же закона...

      Кроме того, дом наверняка проходной. Послужив с рыжей сыщицей, Вал узнал достаточно для небольшого предсказания. Пока найдется топор, пока выбьют дверь — та еще и подперта изнутри каким-нибудь шкафом, это к гадалке не ходи... Убийца успеет пробежать лабиринтом коридоров, залов, лесенок, чтобы выйти за квартал отсюда — без меча, в другой одежде, на меняющих походку каблуках, с парой огурцов за щеками, и оттого широкоскулым; с фальшивым животом или там горбом. Либо, напротив, с него в мгновение ока сбреют волосы, приклеют усики, подрисуют набрякшие от кутежа мешки под глазами, наденут на голову завитой напудренный парик, на плечи — модный редингот оригинального покроя, подадут в руки перчатки, тросточку и табакерку, а к подъезду холеную лошадь или вовсе закрытый паланкин...

      Короче — лови ветра в поле!

      Вал вернулся к столику, обнял и усадил ровнее скрюченную резью Куроме:

      — Я человек Эсдес. И... — и все-таки не решился сказать, что хотел, — и нашей команды “Охотников”.

      Куроме простонала:

      — Это злой дух какой-то! Командир на острове его не прибила, теперь вот мы облажались... За одним столом, представляешь, позор какой...

      — Командир говорила: колобок. Этот не щепка, но и колобком уже не назовешь. Видно, потому его до сих пор и не поймали. Зато мы его хорошо разглядели, наконец-то портрет для розыска нарисуем. Опознают.

      — Опознал один такой, в день турнира. Помнишь? — боль прошла, но Куроме почему-то никак не могла сказать, что можно уже разомкнуть руки.

* * *

*

      — Руки! А то сейчас выключишь притяжение или воздух...

      Леопольд ошеломленно завертел головой. Прошел вдоль верстаков, наклонился и внимательно рассмотрел подсобранную колесную платформу. Точно так же, не касаясь, одним взглядом облизал рядом стоящую гусеничную.

      Повернулся к отцу:

      — Ты их прямо тут делаешь?

      Виктор кивнул.

      — Круто. — Леопольд еще раз посмотрел вдоль набора станков, потом повернулся к огромным экранам. На экранах творился форменный старкрафт: по плану базы перемещались три группы отметок. Желтые роились в левом верхнем углу, синие в правом снизу, а ровно посередине клубились зеленые точки. Подросток повел кистью сверху вниз, как показывал отец — автомат послушно приблизил картинку. Зеленые точки превратились в схематичные, вполне узнаваемые, изображения колесных платформ — точь-в-точь такая же, полуразобранная, находилась на верстаке.

      — Да.. — протянул парень. — Супер техника... Что все они делают?

      Александров-старший всмотрелся тоже:

      — Зеленые разбирают охладители, потом желтые перенесут материалы вон туда... Синие внизу понемногу выгрызают ниши под хранение тепловыделяющих сборок. Это как бы три отдельные системы, для надежности.

      — Они управляются отсюда?

      — Нет, конечно. У каждого микробота свой процессор. Я только прототип делаю, поведение настраиваю, и потом он синтезируется там... Снаружи...

      — Ну, чтобы это все смоделировать, и правда супер-оборудование надо. А тем более — отпечатать и запустить снаружи.

      Виктор согласился:

      — Для разработчика тут рай.

      Наследник поднял брови:

      — Так есть и ад?

      — Здесь же. — Виктор с удовольствием повторил бородатый анекдот. — Только в техподдержке. Чтобы наша Матрица не свернулась по модулю, много агентов Смитов нужно.

      Подросток вздохнул:

      — А получается ерунда. Если можно сделать так, чтобы все по мановению руки лечилось — то надо так и сделать! Зачем этому миру прикидываться нашим? Это как извозчики требовали перед первыми паровозами пускать человека с красным флажком. Якобы, лошади пугаются...

      — Блин! — Александров-старший свернул картинку строящейся наружной базы, заменив ее большими таблицами ресурсов. — Ляп! Кому я про психологию рассказывал? Она же напрямую от физиологии идет. Если очень резко изменить физиологию, в психике что угодно может кувырком пойти! Гормональный баланс выставить куда сложнее, чем красивую модельку нарисовать!

      — Но перенос разума вы же сделали, — искренне удивился Александров-младший. — Вместе со всем балансом. Так в чем проблема?

      — Сделать-то сделали. — Виктор нахмурился. — Но... Ладно. Раз ты сам напросился посмотреть мою работу... Расскажу честно, только, сам понимаешь, сведения на самом деле секретные... Перенос работает, примерно как операционка клонируется. Строго все-все файлики, строго в том порядке, как они на исходной машине лежат. Чуть какого драйвера не хватит — сразу жопа, хрен поймешь откуда. Проще заново поставить, чем найти причину! Точно так и клонируем. Не сработало — нафиг, заново накатываем.

      Леопольд почесал голову:

      — А со стороны выглядите супер-профи...

      Виктор засмеялся:

      — Именно! Профессионалы! Мы сотрудники корпорации, разработавшей метод переноса неповрежденного сознания на твердотельный носитель и обратно. Это Моцарт и Сальери могли годами спорить, достойно ли поверять алгеброй гармонию. Мы должны закончить поверку до обеда, представить директору на подпись. А если ему что-то не понравится, то успеть до вечера подогнать результаты поверки так, чтобы уже не стыдно было показывать инвесторам!

      Наследник оценил шутку слабой улыбкой и спросил:

      — Пап, но разве не круто? Мир, в котором все можно!

      Программист некоторое время молчал, положив обе руки на архаичную кнопочную клавиатуру. Лепольд подумал, что раритет, наверное, в память о молодости. Пожалуй, не заходи к ним в гости дядя Паша — ну, Енот из кино — пришлось бы еще у папы спрашивать, зачем делать столько кнопочек. Есть ведь емкостной интерфейс, есть и управление жестами, а еще индукционные кольца.

      Тут Виктор нехорошо усмехнулся:

      — Вот тебе мир, в котором вообще все можно!

      Антикварные кнопки протрещали громко и коротко — упала тьма.

      Исчезло все.

      Совершенно все!

      Леопольд с ужасом понял, что не нащупывает собственный нос: то ли рук не стало, то ли носа, то ли того и другого разом!

      — Свет! — заорал перепуганный пацан, и чуть не заплакал от радости, услышав спокойный отцовский голос:

      — “И отделил он свет от тьмы; и стал свет.”

      Вслед за тем чернота сменилась ровным безбрежным свечением, посреди которого, не опираясь ни на пол, ни на твердь, парил сам Леопольд. Голос отца заполнял молочную безбрежность:

      — За семь дней управишься, сын? Как творить землю, помнишь? А реки? А пищевые цепочки? А комаров для птичек? А полезные ископаемые? Можно все! Свобода — нет преград!

      Леопольд судорожно вздохнул. Еще раз протрещали антикварные кнопки. Привычный мир ударил кафельной плиткой в подошвы, завернулся вокруг стенами, накрыл потолком, углами столов и станков проколол там и сям туманное Ничто, на глазах превращая в Нечто; наконец, привычная отцовская лаборатория заняла должное место в зрении, осязании и в сознании подростка.

      Ляп наклонился, уперевшись руками в колени — сердце колотилось, как у того древнего грека, что прибежал из Марафона в Афины. С усилием распрямившись, парень выговорил:

      — Теперь я понял. Кусочек этого аниме-мира вы сделали как плацдарм в неизвестное. Кусочек обычного мира посреди тьмы. Но все-таки не совсем обычного... А из него уже можно строить пространства с другими законами. Понемногу. Там кошачьи ушки добавить. Там гравитационную постоянную резануть... Но не весь мир с нуля сразу!!!

      Виктор обнял сына за плечи:

      — Я тебя напугал? Прости... Мне показалось, ты в последнее время такой... Как взрослый.

      — Испугался? Не то слово! Да я вообще ох... Ой... Извини. Как там в кино сказал Енот: “Свобода движения покупается ценой разрыва связей”, так? А тут вообще все связи сразу, совсем все...

      Александров-старший задвинул страшную клавиатуру под стол:

      — Возьмем план Хаоса в этих твоих планэскпейпах. Все такое непостоянное, огненное, изменчивое. Туда люди ходят совершать подвиги. Как охотники в лес. Как моряки в океан. Как шахтеры в черноту забоя. Как солдаты на войну. Как из пещеры за мамонтом, короче! Но возвращаются-то домой. Из Хаоса в обустроенную Ойкумену. К привычному распорядку, к точке опоры. — поглядел на встрепанные волосы, капли холодного пота, стекающие по лбу сына, и решительно свернул разговор:

      — Для первого знакомства более, чем достаточно. Пойдем домой.

      Леопольд молча кивнул. Подождал, пока отец пройдет вдоль столов, отключая одни приборы и переводя в дежурный режим другие.

      За окном успела сгуститься темнота поздней осени. Александровы без слов прошли сводчатыми коридорами; жаркое дыхание факелов стягивало кожу на щеках то справа, то слева. Под мягкими подошвами здешней обуви чувствовались швы досок; за дверью — округлые лбы каменного мощения. Против ожидания, ветерок не обжигал холодом и сыростью. Над головой в такт шагам раскачивались звезды... Ничего совершенно не напоминало провал в молочную бездну; Леопольд недоумевающе поежился. Теперь он уже и понять не мог, чего так испугался в лаборатории. Интересно же создать что-нибудь. У бати наверняка сыщутся готовые шаблоны, ведь не прописывают профессионалы каждую бактерию с нуля.

      С другой стороны, те же девушки с кошачьими ушками — оно понятно, спрос колоссальный. Но кто-то же им биологию делал... По молодости лет Леопольду казалось, что смоделировать кошкодевушку проще, чем Вселенную.

      Отец шагал рядом, по ровной чистой улице центра Столицы, освещаемой редкими дорогими керосиновыми фонарями, частыми бесплатными крупными звездами, эксклюзивной бонусной луной — точь-в-точь земной.

      “Тут для каждого можно сделать свою луну!” — подумал Александров-младший. Александров-старший, убедившись, что сын отошел от шока, тоже думал о белом безмолвии.

      Как отмоделировать Вселенную? Параллельную на компьютере — без проблем вообще, только память подбрасывай. С магией тоже несложно. Это ли не доказательство, что наша исходная Вселенная не смоделирована? Как тогда разобраться где бабочка, которой снится, что она мудрец — а где Лао-цзы, котрому снится, что он летал бабочкой?

      Виктор чуть замедлил шаги.

      Можно ли взять критерий: если во Вселенной нет магии и параллельных миров, то она точно не смоделирована? Или надежнее взять критерием объем данных? Ведь рикошеты каждого протона упаришься обсчитывать... Очень хорошо объясняется смена картин мира в массовом сознании: как поставили новый сервер, так вот вам круглая земля. Еще памяти добили — вот вам Космос вместо семи небесных сфер. Теперь процессор получше — можете, земляне, наблюдать в телескопы не просто белые однопиксельные точечки звезд, а неимоверной красоты и сложности далекие Галактики...