Обещание полночной звезды 2. Родные незнакомые звёзды.

Между тем совет перешёл к обсуждению следующего вопроса, касающегося организации поединков. Хоть данный праздник и проводился ежегодно, всё равно каждый раз его старались сделать особенным, чтобы запомнился. А как иначе? Ведь для кого-то это будет одним из самых важных событий в жизни.

Жребий судьбы — Турнир Алмеева венка. На юге такого не встретишь, потому что за редким исключением там всё решают только принадлежность к определённому сословию, связи, деньги и выгода. На севере же больше ценится сила духа, которая, несомненно, выражается в силе физической. Примитивно, но действенно. Самому сильному самцу достаётся самая выдающаяся самка, которая впоследствии принесёт клану здоровое потомство. Правда, что на юге, что на севере о какой-то там любви особо речи не идёт, после свадьбы законные супруги зачастую живут по принципу 'стерпится — слюбится'. Хотя, кто может знать заранее, где там его лучшая доля? Бывает же так, женились, вроде, по большой любви, а уже через год смотреть друг на друга не могут. Не могут, но терпеливо волокут по раскисшим жизненным дорогам скрипучую разваливающуюся телегу семейного быта. Да и есть ли она вообще? Любовь эта? Я почему-то в этом совсем не уверен. И раньше-то сомневался, а теперь так и вовсе...

Так вот после сбора урожая начинается ярмарка, во время которой незамужние девушки, созревшие для брака, плетут венки из алмей. Пока будущие невесты готовятся, к ним присматриваются будущие женихи. По окончанию ярмарки потенциальные невесты отбывают в родной клан, куда за ними и надлежит явиться соискателям руки и сердца. В том случае, если одна девушка приглянулась сразу нескольким претендентам, проводится турнир... на самом деле настоящий бой, чуть ли не без правил. Помнится, Велия говорила, что за мою маму и до смерти дрались. А итог всегда один — свадьба, после которой трофейная жена передаётся новоиспечённому мужу и его клану.

Есть и другие брачные варианты — сговор или, в случае "гаремных", обмен... или даже купля-продажа. Этого тоже никто не может запретить, пусть и не приветствуется. Я вот, например, Элисару именно по сговору достался.

Однако турнир куда почётней, да и традиция опять же. Вот только, там уже ничего не переиграть — кто победит, тот девицу в жёны и получит. И неважно, кто там по этому поводу, что думает — нравится или не нравится молодец девице или её родне, да и придётся ли сама девица ко двору семье мужа. Поэтому своей девочке я выторговал неслыханный подарок — право выбора, надеюсь, когда придёт время, она сможет правильно им распорядиться.

Пока я размышлял и сравнивал, совет закончился, и старейшины уже начали расходиться.

— Я задержусь, мне ещё с Бархоримом надо кое-что обсудить, — тихо сказал Элисар, опустив руку мне на плечо.

Муж действительно не обнимал и не целовал меня на людях, всё это оставалось за дверями нашей спальни. Там он был страстным... ласковым, а здесь — серьёзным, сосредоточенным и чуть отстранённым. Всё правильно, он будущий правитель.

Я кивнул и отправился домой. Надо было ещё раз всё проверить, нам же скоро на Великий Совет, затем на ярмарку. Широкая ярмарка... иногда мне до сих пор не верилось, что я на самом деле туда попаду и всё увижу собственными глазами. И гору, и долину, и волшебные цветы. Было что-то очень притягательное в той древней легенде про Зария и Юнаю, наверное, людям просто нравятся сказки, особенно о красивой преданной любви. О такой, за которую не жаль отдать даже собственную жизнь. Вечные возлюбленные. Вечная любовь, рассыпанная звёздными рубинами на чёрном бархате ночного неба.

— Хорошо, что с Элисаром у тебя всё сладилось, — хитрой лисичкой прищурилась заглянувшая ко мне перед ужином Аля.

Она недавно вернулась из какой-то дальней деревни, а Якима дома не оказалось, вот к нам и пришла. Не захотела одна оставаться. Она ведь, поди, пока в лесу жила, так остро своё одиночество не ощущала. Одна и одна, что за беда. А здесь кругом люди, семьи. Ежели заболеют, сразу о целительнице вспомнят, а пока всё ладно, вроде как, и не нужна никому. Брату вот только, да нам. Про Вешека Аля по-прежнему слышать не хочет...

А я ведь видел его сегодня — он её чуть ли не до самого нашего крыльца проводил. Приблизиться к ней так и не решился, но следом шёл, будто верный пёс.

— Как ты догадалась? — в самом деле, любопытно, ей ведь одного взгляда на меня хватило, чтобы всё понять.

— Так тут только слепой не догадался бы. Ты и поспокойнее стал, и, в кои-то веки, высыпаешься, — хмыкнула она, поудобнее устраиваясь в кресле. — Поговорил с ним всё-таки?

— Нет. Это он со мной поговорил.

— Даже так? Хотя чему ж тут дивиться? К тому всё и шло.

— Откуда ты?..

— Откуда знала, что он тобой не побрезгует? — прямо закончила за меня Аля. — Элисар твой ещё на корабле всё у меня про тебя выспросил. Что тебе можно, чего нельзя, насколько рожать для тебя будет опасно. После родов, пока ты в беспамятстве лежал, он почти не отходил от тебя, ночами не спал, да и потом сам выхаживал. Многое я повидала и точно скажу, что не всякий муж за любимой женой так ходить будет. Если уж он от больного не отступился, так уж от здорового и подавно не отказался бы. И смотрел на тебя так... не объяснить мне, да только такой взгляд ни с чем не перепутаешь. А ещё девочку твою проведывал и с дедом твоим разругался.

— Когда раnbsp;Когда за нnbsp;— Тебе опять нездоровится? — заботливо осведомилась Велия.

им закрылась дверь, я выбрался из постели. Надо было привести себя в порядок. Хотя как ни одевайся, как ни причёсывайся, всё равно не спрячешь ни припухшие губы, nbsp;ни блестящие глаза.

зругался? — что-то я ничего подобного не припомню.

— Ярам ить на следующий же день, как Мирэль на свет появилась, пожаловnbsp;ал. Забрать её хотел, да Элисар ему не позволил. И про слово данное напомнил, и тебя запретил раньше времени хоронить.

— Почему мне никто ничего об этом не сказал?

Значит, Бархорим готов был, наплевав на все обязательства, забрать правнучку себе. Долг перед кланом превыше всего остального, и даже слова, данного непутёвому умирающему внуку. Интересно, а что бы он стал делать потом? Я ведь выжил. Или такой вариант он на тот момент вообще не рассматривал?

— Элисар не хотел, чтобы ты знал, поэтому попросил нас всех молчать, — призналась целительница.

— Но почему?

— Понимаешь, у вас с дедом и так не шибко ладится, а тут... Да и недостойно ярамовой чести этакое творить... пущай и не со зла, а по крайности...

Ясно. Элисар пожалел нас обоих. Ярам мог потерять ореол непогрешимости, а я доверие к родичу. Можно подумать, я когда-нибудь Бархориму доверял. Не доверял, и Элисар не мог не знать об этом. Но недоверие и враждебность — вещи разные. К чему лишний раз всё усугублять?

— Хорошо. Ты мне ничего не говорила, Аля, — решил я. — Будем считать, что яраму Белых соболей удалось сохранить лицо.

Больше мы эту тему не поднимали. Благо у нас и без того нашлось о чём поговорить. Аля поведала мне о своих болезных пациентах, а я ей о предстоящем празднике, незадачливом старейшине Фиеррене и заморских розах. И где только ему бедному теперь их доставать?

Потом мы отправились ужинать и, только сели за стол, как в окно громко и настойчиво постучали.

Это была птица. Большой чёрный ворон — вестник жриц Цхайлы. И на сей раз туманная завеса грядущего, приоткрылась для меня.

========== Глава 25. Предчувствие.==========

Ворон примостился на узком кухонном подоконнике и приготовился ждать рассвета, чтобы потом проводить меня к своим хозяйкам. Было в нём что-то странное, жуткое и чарующее. Что-то в его слишком внимательном, понимающем взгляде, траурной черноте оперенья и неестественной неподвижности. Будто это не просто птица, а живая чёрная метка — знак чужой недоброй воли. И я даже знаю чьей. Нет, не тех женщин, которые служат ей проводницами. Самой Цхайлы — холодной, бесстрастной богини Судьбы, для которой люди и даже целые народы всего лишь бесправные игрушки.

Я ещё раз развернул клочок пергамента, принесённый вестником. Там по-прежнему в качестве приглашения было одно единственное слово — моё имя. Значит, завтра на рассвете мне надлежит отправиться к жрицам богини, только не совсем понятно, куда. Никто же в точности не знал, где находится их храм. Это место испокон веков было зачаровано, так что найти его могли только те, кого призывала Цхайла.

— И что этим кликушам от тебя понадобилось? — сердито глянула на ворона Велия. — Ведь и не бывало такого, чтобы они парня к себе зазывали.

Верно. Насколько мне известно, приглашались в храм исключительно женщины. И служили в нём тоже только женщины, да не простые, а принадлежащие одному роду, то есть все они приходились друг другу близкими родственницами: матерями, бабушками, даже прабабушками, дочерьми или сёстрами. Жрицы с рождения были заложницами своего дара. Они, как и все девушки, в положенный срок прибывали на широкую ярмарку, но заветных венков не плели, потому как не суждено им было выйти замуж.

Цхайла ревнива, и делить своих прислужниц ни с кем не желает.

Они приходили под чёрным покровом и сами находили себе избранника, с которым проводили одну единственную ночь. Вероятно, этот выбор тоже определялся Цхайлой, потому что мальчиков у них никогда не рождалось, только девочки — продолжательницы рода прорицательниц. Им не отказывали, им подносили дары, их боялись, а за глаза называли однаночками и кликушами, потому что добрых вестей от своей богини они ещё ни разу никому не приносили. Их предсказания были либо непонятны, либо зловещи. Однажды на Великом Совете даже ставился вопрос, а не прервать ли этот род совсем? Нет, о смертоубийствах, речи, конечно же, не шло, но ведь был и другой способ. На том и порешили. Так что на следующей же ярмарке сорвали с появившейся жрицы покров, устроили традиционное состязание за её руку, и победителю, как и положено, отдали в жёны. После насильного замужества девушка действительно сразу утратила свой дар, и вскорости умерла — просто зачахла на глазах. А на род мужа легло страшное проклятье. По крайней мере, только так и можно было объяснить тотальное бесплодие в этой семье, и у всех, кто происходил из этой семьи. В общем, прервался род, будто с корнем его выдрали. Само собой, больше желающих навлечь на себя гнев своенравной богини не нашлось, следовательно, и вновь появившимся на ярмарке жрицам больше ничего не угрожало.

— Их ведь принято благодарить, — ещё вспомнил я, — что им обычно приносят?

— Было б за что благодарить! — стукнула сухоньким кулачком по столу старушка.

— Велия, не надо богов гневить, — успокаивающе накрыл её руку Элисар, — а жрицы ни в чём не виноваты. Они ведь над волей Цхайлы не властны.

— Это Она.. Она почти всех у нас отняла... а сейчас хочет забрать оставшихся! Разве ты не понимаешь?!

В её словах боль напополам с горьким отчаянием, а я ничего не мог понять. Отнять? Кого отнять? Или... Каким было последнее пророчество?

— Тебе надо отдохнуть, — мягко сказал мой муж, помогая Велии подняться, — пойдём, я тебя провожу.

Она тяжело опирается на его руку, горбится и опускает покрасневшие глаза. Разбередила моя метка её так и незажившие раны. А мой муж? Его ведь наш незваный гость тоже явно не порадовал.

— Я отвар для неё сварю, потом немного с ней посижу, — предложила Аля.

Элисар благодарно кивнул и повёл бедную женщину в её комнату.

— Чего это они? Будто умер кто прямо, — заметил Даниэль.

— В позапрошлую зиму жрицы моровую хворь напророчили, — тихо, чтобы слышали только мы, сообщил Коэн.

— Чего напророчили?

И как я мог забыть? Даниэль здесь недавно, откуда ему про такое знать? Да и вообще, это не то, чем охотно с чужеземцами делятся.

— Смертельную болезнь, — пояснил для него я.

— Тогда многие к богам ушли, — подхватил Коэн, — у нас вот мама с сестрёнкой, бабушка Хельгена, бабушка Риная, дедушка Шенир мамины сёстры и брат целыми семьями. Остались только мы с папой, Велия и ещё тётя Катаржина, папина сестра, только она в клане Радужных сов — муж у неё был оттуда...

Вот ведь... не умерли — к богам ушли. Да, если к богам, то это не так страшно. Хорошо, что мальчик в это верит, а Элисар не торопиться его разубеждать. Зачем ребёнку жестокая правда? Велия сказала тогда, что богам до людей дела нет. И почему-то мне кажется, что она абсолютно права.

Спать все разошлись этим вечером рано. А на следующее утро мы с мужем встали ещё до рассвета, чтобы тронуться в путь сразу, как только на небе появятся первые проблески зари.

Ворон летел достаточно низко и неторопливо, указывая дорогу. Утро было прохладным и каким-то хрустально-прозрачным, как и весь окутанный осенью мир. Воздушный и застывший. Деревья в ярком багрянце и золоте, опустевшие поля, притихшие деревеньки. Солнце, дарящее напоследок ласковое ускользающее тепло. Звуки громкие, гулкие и будто бесконечно далёкие.

Нас никто не окликал, не останавливал, хотя, скорее всего, мы уже давно пересекли границу нашего клана. Едва заметив нашего провожатого, люди старались поскорее уйти с дороги, словно мрачная тень призыва могла упасть и на них.

Я не мог точно понять, что чувствую. Мне не было страшно, было просто... не знаю... так, должно быть, ощущает себя человек, стоящий на пороге незнакомой комнаты, в которой царит густая непроглядная чернота. Надо только переступить черту света, и пред тобой расступится мгла неизвестности, но до той поры, эта самая неизвестность давит на тебя гнетущим предчувствием.

Солнце уже садилось, когда ворон устроился на поваленном дереве у опушки леса и каркнул, как мне показалось, требовательно.

— Дальше мне с тобой нельзя, — первым догадался Элисар. — Коня тебе тоже придётся оставить.

— Может, ты хотя бы в деревню пойдёшь? Кто знает, сколько я там пробуду.

— Сколько бы ни было, но я останусь здесь. Мне вообще отпускать тебя одного никуда не хочется.

Больше я спорить не стал, спешился и нерешительно замер. Элисар встал рядом, крепко сжав моё плечо.

— Я должен, раз они зовут, — прошептал я, всматриваясь в его тёмные тревожные глаза.

— Я знаю, — ответил он, но держал при этом так, что, казалось, отпустит меня только, если оторвать ему руку.

За спиной раздалось нетерпеливое карканье, и Элисар с явным трудом всё-таки отступил на шаг. Провёл ладонью по лицу, будто стряхивая скопившееся напряжение.

В тот момент я ещё не понимал, почему он так за меня беспокоился. Думал, ведь не убьют же меня жрицы во славу своей богини, а всё остальное можно как-то пережить. Да, именно так я и думал, стоя у порога светлого соснового леса, ещё не подозревая, какое знание унесу с собой из храма Цхайлы.

==========Глава 26. Призванный.==========

Переступить черту оказалось очень легко. Для этого всего и надо-то было сделать несколько шагов, чтобы деревья обступили со всех сторон, скрывая от меня привычный мир с его повседневными заботами и неторопливо перетекающим изо дня в день временем. Здесь за мощными вековыми стволами притаилось безвременье, где далёкое прошлое и неясное будущее сплетались в одну бесконечную реку.