"Твердь‟.

В скором времени для бойцов самообороны стало ясно, зачем был устроен весь этот спектакль. Пока они стояли и глазели на разыгранное перед ними воздушное представление, на отдалённый край поля выехала БМП и медленно пополз по взлётной полосе. Его даже не сразу заметили, так как всем вниманием людей завладела кружившая в небе авиатехника. Первым на него отреагировал молодой боец, который вчера снимал репортаж о захваченном аэродроме (даже уже умудрился его выложить в интернете). Увидев боевую машину, сначала удивился, затем, — после секундного замешательства вытянул руку — указывая на броневик и обращаясь к командиру, стоявшему почти рядом, громко сказал:

— Станислав Сергеевич, тут это. ... К нам типа гости.

— Кто? Где?

Этот вопрос был риторическим, потому что юноша указывал направление, куда нужно смотреть, и после этого, не заметить медленно ползущую БМПшку с символикой Житицы и импровизированным белым флагом, высунутым из открытого люка, было невозможно. И Станислав Сергеевич, быстро всё поняв, стянул с головы маску, снял с плеча автомат и, протянув оружие парнишке, перекрикивая рёв моторов, стал отдавать приказы:

— Держи малой! Да не маячь здесь понапрасну, не облегчай фашикам задачу — схоронись понадёжнее! Это кстати всех касается! Рассредоточьтесь братцы!

А сам, размахивая своей белой лыжной шапкой, направился на встречу едущей машины. Многие из тех, кто смотрел в след твёрдо идущему навстречу БМП инженеру, завидовали его храбрости — точнее бесстрашию. А тот, несмотря на утренний холод, исходил потом, и тратил немалые усилия, дабы переставлять отяжелевшие ноги. Ну не было пока что у человека привычки к смертельной опасности, и приходилось бороться с собой — сжимая волю в кулак, и не давая мерзкому страху завладеть всем телом.

Это сближение беззащитной, живой плоти и смертоносной стальной машины, казалось бесконечным, человек и колёсная 'броня‟ неумолимо сближались и в итоге, они не сговариваясь, остановились в пяти метрах друг от друга. Быков, ждал, и только сейчас обратил внимание, что самолёт, и обе 'вертушки‟¹ᴼ улетели, и наступила тишина: по сравнению с шумом, производимым штурмовой авиацией, урчание дизеля БМП, было приятным, нежным 'мурлыканьем‟.

Из раскрытого люка, показался военный в чёрном комбинезоне и стареньком, местами сильно потёртом шлеме.

— Сотник Подопригора Сергей Сергеевич, командир отдельного штурмового батальона! — Голос у него был хорошо поставленный — командирский, от его звучания, поневоле хотелось вытянуться 'по струнке‟, и Быков приложил немалые усилия, чтоб этого не сделать. — Кто вы? Представьтесь.

Отсутствие вопроса: — 'С кем имею честь говорить‟? — Задело самолюбие Сергеевича, но он никак это не высказал. А буднично, как будто читал инструктаж по технике безопасности, ответил:

— Я, Быков Станислав Сергеевич, командир народного ополчения города Красноторска. — Чётко выговаривая слова, сказал инженер и потребовал. — Коли хотите вести со мною в переговоры, слезьте с брони. Иначе у нас с вами ничего не получится.

Как ни странно, но криво усмехнувшись, военный покинул башню и весьма ловко спрыгнул на землю. Подойдя почти вплотную к Быкову, он остановился: держа обе руки за спиной. Смерив стоящего перед ним человека, весьма недружелюбным взглядом, вояка сказал:

— Руки вам не подам — с се́парами не ру́чкаюсь.

— Взаимно. — Только и ответил инженер, продолжая выжидать, когда офицер заговорит о том, ради чего он пришёл на переговоры. Хотя, догадаться об этой причине было нетрудно.

— Даём вам пятнадцать минут для того, чтоб вы покинули незаконно захваченный вами объект. Иначе вы будете уничтожены.

— О как? И почему я вам должен подчиняться? — Инженер изобразил удивление: сделано это было для скрытия неприятного чувства холодка, растёкшегося по груди. — За мною стоит народ — местные жители. А кто стоит за вами?

— Меня послала законная власть.

— Ну, тогда мне с вами говорить не о чем. Это ваша власть незаконна. Это ваш Боярин Алёшка Урчик и его приспешники её узурпировали. Всего вам доброго.

Надо отдать должное, на лице переговорщика не дрогнул ни единый мускул, и он всё также твёрдо ответил:

— Другого ответа, я от вас и не ожидал. Только не забывайте, что отпущенное для ваших раздумий время уже пошло.

С этими словами оба противника разошлись. Инженер, пошёл к своим товарищам, — как и явился на переговоры — пешком, а офицер, резво скрылся в машине и, она резко рванула с места.

Может быть, парламентёр не знал о том, что никто не собирается ждать отведённое на раздумье время. Хотя нет, он как комбат был просто обязан знать о планах действий его подразделения. А началось вот что. Вдали взревели двигатели БМПшек, и под их прикрытием — немного позади, пошла пехота — открыв по одиноко идущей фигуре ураганный огонь. Быков родился в рубашке: петляя как заяц, кувыркаясь так, как не кувыркался в юности, он добрался до укрытия, где его ждал Кирьян Солодов — юнец на которого командир оставил своё оружие.

Как только запыхавшийся Станислав Сергеевич, с разбегу плюхнувшись и тяжело дыша, забрал у подростка свой автомат и отвернулся, дабы отдать своим бойцам необходимые распоряжения, молодой боец приподнялся. И по-детски приоткрыв рот, постарался рассмотреть надвигающегося на него врага. Почти сразу вокруг него засвистел 'свинец‟: это 'заговорило‟ башенное скорострельное орудие.

— Кирюх, ложись! — Выкрикнуло сразу же несколько человек, а Быков, на удивление быстро изловчился сбить глупца ударом ноги. — Тебе что, жить надоело? — Только и сказал он: глядя на упавшего мальчишку.

Видимо юнец родился в рубашке — попади стрелок БМП в него хоть раз, и парня могло разорвать на части. Всё-таки не напрасно говорят, что юнцам страх неведом. Кирилл крякнув упал, схватил лежащее рядом с ним отцово ружьё, откатился в сторону и обиженно посмотрев на командира, снова вскочил, не слыша выкрика: 'Куда‟?! Почти не целясь, разрядил оба ствола своей винтовки. В ответ, над головами ополченцев, с новой силой засвистели пули — рой пуль. Бойцы самообороны тоже открыли огонь, но видимого результата добиться так и не смогли. Первым был ранен небезызвестный Кирилл, он как обычно, для выстрела приподымался из-за бетонного блока — стал на колено, но в этот раз, пуля буквально сбила его с ног. Парнишка упал, закрутился на месте — как раненый волчонок, застонал, держась за рану на правом плече. Пришлось Михеевичу, проклиная себя, за своё недавно принятое решение, подползти и, схватив подростка за шкирку, вытаскивать своего раненого, и ничего от боли непонимающего сына из-под огня. И уже достигнув безопасного места, оказывать тому первую медицинскую помощь. Когда отец, вымазавшись в сыновой крови, с горем пополам, перебинтовал рану полученную его отпрыском, и старался вызвать ему скорую медицинскую помощь. Военные — как позднее выяснилось и новообразованные гвардейцы, вытеснили слабо вооружённых ополченцев с аэродрома. Правда, армейцы не стали преследовать местный отряд самообороны, так что последним, удалось избежать больших потерь. ...

Глава 11

Луць, изнывал от безделья и скуки, впрочем, в этом 'увлекательном занятии‟, он был не одинок. Его взвод заступил дежурить на блокпосту, немного удалённом от Разлива — под самым Ратянском, и дни неумолимо тянулись — убивая весь личный состав своей монотонностью. Дошло до того, что гвардейцам наскучило играть в карты, а тут ещё, с недавних пор, и в город лишний раз не сходишь. И этому вынужденному затворничеству, была весомая причина. Товарищи Луця, уже не один раз делали ночные 'огневые‟ набеги на блокпосты се́паров: да и пару раз сильно 'приняв на грудь‟, — потехи ради, стреляли из стрелкового оружия по окраинным домам. Оба раза Ижманьские приспешники открывали ответный огонь — прямо со своих баррикад: правда, пока что ни кого из гвардейцев даже не ранило — везло. Как говорится, вот и весь перечень доступных развлечений — разнообразием как говорится не блещет. Но что сильнее всего бесило Шкоду, так это то, что у противника баррикады были попрочнее и основательнее тех, какие возвели для гвардейцев — из пеноблоков.

Хотя стоп. Было ещё одно регулярное 'развлечение‟, перемывать косточки полковому Священнику. Но это, точно не было занимательной болтовнёй, доходившие до солдат слухи подрывали боевой дух солдат. Шкод́а, недоумевал когда услышал про то, как падре Франциск, вместе с одним из сотников, приторговывал полковым имуществом: 'Ладно если б предметом торговли была только войсковая амуниция или харч. — Думал боец. — Но говорят, что боевики покупают у святого отца и разнообразные боеприпасы, автоматы, и подствольники к ним. Как многое утверждали: 'Дело у падре поставлено на поток‟. А чего тут удивляться, на выставленные вокруг города блокпосты списывалось больше, чем выделялось‟. Отсутствие пресловутых продуктов питания, пока не было проблемой. В двух сырых землянках блокпоста, было много домашней купорки, и прочих конфискованных продуктов — отобранных как у местных жителей, так и у контрабандистов, старающихся провести всё это в осаждённый Ратянск. Но продажа боеприпасов! это уже вызывало бурю негативных эмоций. Тем более, как в подтверждение слухов, на се́парских постах перестали стрелять из охотничьего оружия — плавно перейдя на армейское, и ещё, супротивная сторона явно не испытывала недостатка в боеприпасах. Отцы командиры, как и проверяющие чины, эту метаморфозу объяснили просто:

— Се́парам помогает Ижмань. Это они поставляют своим боевикам оружие! — Распинался на днях лысый майор — проверяющий. — Мы проверили все, о чём вы нам заявили, и не обнаружили никаких пропаж.

Солдаты конечно в эти заявления не поверили. Так как, один из гвардейцев — местный доброволец, утверждал, что одна его близкая знакомая — работающая на почте, говорила ему: — 'Ваш поп, а с ним, ещё один такой щеголеватый офицеришка, регулярно отсылают домой большие суммы денег‟. — Вот этой информации, гвардейцы доверяли всецело. — Потому что сами замечали частые отлучки этой парочки.

— Гэ-эй, Луць!

Отвлёк Шкод́у от тяжких размышлений, окрик одного из его товарищей. Это был низкорослый Сеня со свёрнутым набок носом и приметным шрамом на левой стороне верхней губы.

— Шо? — Ответил боец.

— Лови дерьма мешок! Вот шо! — Весело передразнил Сенька своего товарища, сидящего в тени тента курилки, и тут же. — Га-га-га! — А отсмеявшись со своей шутки, сообщил. — Тут 'связь‟ передала чо за нами стали гаубицы. Они зараз будут се́паров мочить! Пошли посмотрим! Только гляди, своё оружие не забудь!

Эта информация, быстро взбодрила Луця, и он заметно оживился, — взгляд ожил, и даже забылись тяжкие думы о вороватом пасторе — отодвинутые предвкушением предстоящего 'зрелища‟.

Возле пенобетонных блоков поста, (какой только идиот, придумал возводить из них эти легко пробиваемые укрытия) уже собрались все бойцы, включая свободную смену. Все молчали, нервно переминались с ноги на ногу, прислушивались. Но пока всё было тихо. Когда у некоторых гвардейцев, терпение готово было лопнуть, и они уже разочарованно развернулись, дабы уйти, в тылу послышалось тихое: 'Бу‟. Затем что-то прошелестело над головами. Все бойцы не сговариваясь, устремили взгляды на вражеское укрепление.

Напрасно Шкода, как и его товарищи, ждал огромного взрыва, который должен разметать вражескую баррикаду. Те, кого называли сепаратистами, привлечённые неожиданной активностью гвардейцев рассредоточились, и находились на своих оборудованных огневых точках в полной боевой готовности; и никакая сила не рвала, и не раскидывала их тела.

Снова послышалось далёкое: 'Бу‟. Вновь в небе прошуршал тяжёлый снаряд, и на этот раз, пост повстанцев остался целым и невредимым. Куда стреляла доблестная артиллерия, может быт так и осталось загадкой, однако, зоркий, глазастый Сенька разглядел след пока что неприметного дымного столба.

— Гляка, пацаны! — Радостно заорал он, от избытка чувств, дёргая стоявшего рядом с ним бойца за руку, и указывая на дым пальцем. — Се́паров мочат прямо в их домах!

Своим криком, вояка чуть не заглушил частые хлопки: — 'Бу, бу-бу-бу, бу‟... — Все поняли, что первые, одиночные выстрелы были пристрелочными. А когда некий корректировщик, доложил о попадании снаряда в заданный район, тогда и начался сам массированный артналёт! — У-у-ха-а!..., Йие-э!... Вау-у!... — Радостно подпрыгивая на месте и размахивая руками, заорали все гвардейцы на посту. Они уже чётко видели дымы разгорающихся пожаров, и не могли сдерживать свои эмоции. — Пацаны! К бою! Дадим и мы пробраться Ижманьским подстилкам!

Кто выкрикнул эту команду, было непонятно, но все добровольцы разбежались по заранее отрытым окопчикам и, продолжая неистово голосить, открыли неприцельный огонь из всего имеющегося у них оружия. Эти крики и стрельба, продолжались до тех пор, пока в ответ не стали прилетать неприятельские пули. Точнее пока в Сенькину каску не угадила одна из этих пуль, она звонко ударила по ней, сделав дырку. И вечно любивший 'почесать кулаки‟ боец, неуклюже дёрнувшись, упал на дно траншеи: смотря на небо, широко открытыми, но уже безжизненными глазами.

-А-а-а! Сеньку убили-и-и! А-а-а! — Надрывно заверещал, заметивший смерть своего друга Шкод́а, так, что его было хорошо слышно несмотря на какофонию перестрелки.

Кто-то среагировал почти мгновенно, кто-то с небольшим промедлением, но стрельбу прекратили все бойцы. Как-никак, но это был первый их погибший товарищ, и от этого в душе у многих похолодело — все трезво поняли, что следующими могут стать и они. Даже самые оголтелые стрелки, поочерёдно присели, и уже без былого энтузиазма стали озираться по сторонам. К слову, долго им сидеть не пришлось, ополченцы, недолго думая, также прекратили стрельбу. Так что, выждав ещё немного — для пущей надёжности, утратившие боевой задор стрелки, начали потихонечку, стараясь не высовываться из спасительной траншеи, перебираться в жилую землянку.

— Милочка, не убегай далеко от мамы! — Лариса выгуливала детей сидя на скамеечке в парке: дочка бегала со сверстниками по игровой площадке, а сын мирно спал на руках.

— Мамуличка, а я тут! Мы с Машей в черепашек играем. Я Эйприл... — Малышка, выпалила на одном дыхании и остановилась, ненадолго выпав с увлёкшей её игры.

— Иди сюда, моя Эйприл. Дай я тебе курточку поправлю. — Сдерживая улыбку, молодая женщина позвала своего ребёнка: перекладывая маленького сына так, чтоб освободить правую руку. — А то, она задралась на твоей поясничке...

Маленькая девочка, на удивление, сегодня не упрямилась, — Лариса ещё говорила, а дочь уже бежала к ней. Ребёнок спешил поскорее вернуться в игру.

Не было слышно не свиста, никаких других звуков предвещающих беду: только перед взором маленькой Милы, возник огромный огненно-земляной фонтан, ударила волна горячего, спирающего дыхание воздуха и, свет померк.