"Твердь‟.

'Твердь‟.

Глава 1

Этот тайный от всего мира разговор, состоялся за несколько часов до начала заседания экстренной парламентской комиссии по расследованию экономической ситуации сложившейся в королевстве Ёрла. И проходил он в приватном зале — специально оборудованном под проведение особо секретных переговоров. На взгляд непосвящённого тайны этого учреждения человека, помещение совершенно не подходило для таких целей, — вся аппаратура белого шума была искусно спрятана в стенах и даже в крупногабаритной мебели, имитирующей древнюю старину. Из-за большого обилия искусно сделанных краснодеревщиками полок, плотно уставленных не просто дорогими но и редчайшими книгами — в своём большинстве древними фолиантами в кожаных переплётах, это помещение больше всего напоминало частную библиотеку богатого собирателя-букиниста и всем своим видом, навивало ощущение величественного спокойствия и многовековой мудрости — не более и не менее того. Поэтому, любой сторонний посетитель, только перешагнув порог этого зала, ощущал себя мелкой букашкой, которую в любую секунду могло раздавить это безмолвное величие накопленной веками мудрости.

Главный докладчик на предстоящем собрании высочайшей комиссии, лорд Лорэ, выглядел немного подавленным и уставшим, но, несмотря на это сидел ровно — не откидываясь на спинку тяжеленого классического кресла, обтянутого прекрасно выделанной чёрной кожей. Да и говорил он как урождённый аристократ — почти не шевеля верхней губой: в общем, всё выдавало в нём не только представителя высших кругов, но и отпрыска древнейшей династии. Прямо перед ним — по другую сторону массивного дубового стола, сидел человек, которого знали многие люди: при этом, все они были убеждены, что он совершенно не интересуется политикой — всецело посвятив себя делам по улучшению благосостояния своей семьи. И что он делал в здании, где политики всех мастей с завидным упрямством 'ломали копья‟, лоббируя интересы своих кланов, было непонятно. Впрочем, в помещении присутствовали ещё шестеро представителей других древних родов, и они также небыли замечены в склонности к политическим игрищам. И все эти люди, по непонятной причине собранные в приватном зале, с невозмутимым спокойствием слушали 'провинившегося‟ лорда.

— ... Как я уже неоднократно говорил, основная фаза предложенной мною программы не была рассчитана на столь длительное её исполнение. Тем более в ней не было предусмотрено такой свободы рынка и связанных с ним понятий как получение сверх прибыли только из тактических побуждений — без учёта стратегических последствий. Проще говоря, программа давно исчерпала себя и держится только на заложенном моими подчинёнными запасе прочности. И об этом я вас также предупреждал — много лет назад, ещё тогда, когда предложил свой проект к исполнению.

— Мы помним это. — Проговорил самый старший из собравшихся представителей кланов: никто из них не желал, чтоб их имена озвучивались, не будем этого делать и мы. — Мы пока верим вам и выполняем все ваши новые рекомендации.

— Но увы, этого мало. Не для кого не является секретом что обстановка в мире поменялась. И всё равно, несмотря на наши рекомендации, мало кто собирается вносить серьёзные корректировки в свои долгосрочные планы. А между тем, поставленное нами на колени княжество И́жмань, — осколок нашего основного оппонента, снова набирает политический вес на мировой арене. Да и Тайк — тот, который никак не учитывался в наших расчётах, развивается слишком быстрыми темпами. И до тех пор, пока это не будет исправлено, мы ничего существенного не достигнем. Да, ещё, все вы понимаете, что созданный нами управляемый хаос, в ближайшее время не принесёт нужного результата.

— Мы это знаем, поэтому и говорим с вами именно мы, и данный разговор происходит именно здесь. — На сей раз слово взял ухоженный мужчина неопределённого возраста, одетый, как и все присутствующие в чёрный деловой костюм. — Эти эффективные менеджеры и управленцы из Ижмани нас переиграли. Но в этом не ваша вина. Этот клоун князь Ншин, долго изображал из себя послушную марионетку. Как и было положено, не трогал своих зарвавшихся нуворишей, которые постепенно разваливали экономику. Прозябала, и медленно агонировала армия: которой неимоверно сократили финансирование — одновременно обескровливая в бесконечных междоусобицах. Но тем временем, втайне от нас, созревал опекаемый им же заговор. И в самый неподходящий для нас момент, Ншин отрёкся от престола. Вы все видели как он, не имея прямых наследников, посадил на трон своего верного опричника³ Олега Мстивоя.

— Вот поэтому, я и предлагаю вам, помимо уже созданной вокруг Ижмани линии отчуждения из враждебно настроенных княжеств, инициировать в Житице очередной переворот. На сей раз с опорой на тайно выпестованных нами националистов. Этим мы создадим горячую точку, которую Мстивой не сможет игнорировать.

— А не слишком рано ли это делать? Всё ли к этому готово?

— В самый раз. Я думаю, что все вы помните технологию внушения, разработанную моим протеже Оле. Тогда вы тоже не поверили, что мы сможем убедить человечество в том, что носить дешёвую спецодежду модно и престижно. Однако благодаря тому, что её носили положительные герои игровых фильмов, и ряд других предпринятых маркетинговых шагов, мы всё-таки добились невозможного. Так что успокойтесь. Незадолго до заседания сегодняшней комиссии, Оле доказал мне, что ситуация для этой авантюры как раз подходящая. Во-первых, наши спецы уже хорошо поработали в Житице — выросло поколение, которое благодаря пропаганде не помнит былого родства со своими соседями. Впрочем, и другие наши 'благотворительные фонды‟ и секты сработали на славу: благодаря их усилиям, широко распространяется мнение о том, что во всех бедах Житицы виновен сосед. — Лорд Лорэ позволил себе сдержанно улыбнуться. — Кстати, мы этим не ограничились. Формирование общественного мнения идёт со всех возможных направлений, и немалые бонусы приносит моя идея, дабы в депрессивно звучащем гимне этих аборигенов были слова о том, что они выстояли и не умерли в борьбе с неким безымянным врагом, это тоже дало свой результат. С нашей подачи, дети аборигенов с пелёнок, буквально с молоком матери, впитывают информацию об этом коварном недруге, — нам нужно было только ненавязчиво на него указывать. Далее, ...

Весь этот разговор так и остался великой тайной: а весь мир увидел, как Никки Лорэ растерянно оправдывался перед нижней палатой парламента. С виноватым видом и заикаясь, уверяя, мол на тот момент эта программа казалась ему наилучшим решением и, он со своей командой никак не мог предвидеть такие её последствия. Тем более столько времени прошло и, вроде как всё было в относительном порядке. Мол: -'Кто мог знать...‟?

А между тем, несвязанные на первый взгляд люди, их деяния и последствия развивающихся вокруг них событий, начали связываться в один прочный узел судьбы — ломая судьбы и жизни.

Оказывается, даже молодой организм может уставать до дрожи, и требовать пощады: Минька пользуясь коротким перерывом, нежился на траве, спрятавшись в тени от жуткого солнцепёка. Точнее сказать, он лежал без сил, тело болело от нагрузок и множественных ушибов: так что, оно попросту наслаждалось временным бездействием, милостиво дарованным инструктором.

— Слышь Минь, ты это, .... Ну в общем не обижайся на меня за выбитый зуб. — Тихо, как будто боялся, что его услышат посторонние уши, прошептал Луць: он лежал рядом с тем к кому обращался и смотрел сквозь ветви кроны дерева, и листву на небо. — Ты же сам знаешь, что наш инструктор Вальски, во время спарринга требует полный контакт. Ну, я и увлёкся маленько. Случайно так получилось.

Упомянутый выше инструктор Вальски, был уроженцем западной Вельцы, и являлся штатным инструктором военно-патриотического лагеря. И то, что он был инородец — как и весь здешний персонал, никак его не портило. На занятиях, это был весьма требовательный учитель, но во время отдыха, позволял 'своим ученикам‟ как следует 'оттянуться‟, или задавать вопросы на разные, особо волнующие темы: чем последние охотно пользовались. Молодым людям нравилось как Малош — сильно заметным акцентом рассказывал о своей недавней службе в коммандос, однако когда он начинал говорить об их общей истории, то в эти моменты его хотелось слушать и слушать. Он без запинки оперировал датами и событиями с ними связанными: линчевал восточных варваров — доказывая, что всё то, что они добились, достигалось только обманом и жутким коварством. Молодёжь неотрывно внимала его объяснениям как им — жителям Вельц и Житицы прекрасно жилось во времена, когда они были единым государством, какое было процветание и рост культуры. Однако завистливые соседи со временем одурманили сознание Житичей, впрочем, как и других жителей королевства, после чего, по живому растерзали прекрасное государство на части.

Слушать то ученики слушали, но делали поправку на то, что Малош являлся ярым патриотом своей страны, а значит, подсознательно преувеличивает роль своих родичей и принижает достоинства, и славу Житичей. Все понимали, что пока что он союзник, точнее имеет с ними общего врага. Однако придёт время и до его страны доберётся карающий меч исторического правосудия. Поэтому, все подростки делали из этих рассказов соответствующие умозаключения — кои и обсуждали между собой после отбоя: правда в этих дискуссиях участвовали только самые стойкие, и самые выносливые члены юношеского патриотического движения Житицы.

— То есть, все подъём! — С сильным акцентом и неправильной формулировкой предложений, подал команду Милош. — Все сейчас идти на занятий, работа с щит и прочий подручный предметы!

Уже третью неделю подростки интенсивно тренировались в старом, заброшенном кемпинге, расположенном в предместье Крыжцы, и усиленно отрабатывали ведение 'уличных боёв‟. Они возводили и разбирали баррикады; строились друг напротив друга и сходились шеренга с шеренгой — вооружившись щитами и дубинками. В таких учебных стычках не всегда спасала одеваемая ими старенькая защита. Но будущие воины возрождения отчизны не должны бояться боли: они должны быть крепки духом и телом, иначе из них не получится настоящих героев.

Так готовился первый шаг в походе на восток. А тот самый ВОСТОК, жил в полном неведении — не желая ничего видеть, думая, что эти детки перебесятся и успокоятся...

Сегодня Васка проснулся от того, что кто-то постарался вылезти из-под его руки: это казалось бы, осторожное движение отозвалось болью в рёбрах. Ещё не открывая глаз, он почувствовал дурманящий запах знакомых духов и женских волос.

— Ты куда? — Поинтересовался он: стараясь, на всякий случай, обойтись без имён.

— Я это... — послышался немного растерянный шёпот Эллочки, — ... в общем, хочу нам кофе сделать.

— Оденься. Нечего мою мать нервировать. Она между прочим права: мой брательник ещё мал для того чтоб на твои прелести пялиться.

— Так ведь рано ещё, они спят.

— Всё равно, одень мою майку! — Совсем немного повысив голос, потребовал молодой человек. — Когда с кухни вернёшься, можешь её снова снять. Кстати, раз уж встала, включи телик.

После этих слов, парень хитровато улыбнулся и принялся пристально наблюдать, как его девушка поднялась с постели и потянулась к стулу с его вещами. Её гибкое молодое тело прекрасно смотрелось в первых отблесках света зарождающегося дня. И, как будто почувствовав взгляд своего молодого человека, Эллочка, не оборачиваясь, пожурила его:

— Между прочим, все воспитанные люди знают, что подсматривать за голыми девушками неприлично.

— За чужими да. Но ты то, моя. — Парировал Васка.

— И давно я твоей стала? Всю свою жизнь я была уверена, что так про меня могут сказать лишь мои мама с папой.

— Уже две недели как моя. Это потому что мы любим друг друга. Что ещё? ... Ах да. Вчера вечером я кулаками подтвердил это право.

Сказано это было нарочито пафосно, однако имело право быть озвучено. Именно вчера, поближе у вечеру бывший парень Эллы — Коста Угинта подсторожил Васку и 'сошёлся с ним на кулачках‟. В результате, отвергнутый возлюбленный был 'посрамлён‟, а Ринчу пришлось возвращаться домой, чтоб умыться, да сменить порванную и забрызганную кровью футболку. Что неминуемо привело к опозданию на свидание.

— Я обязательно поговорю с отцом Косты. — Одев майку и обернувшись к своему возлюбленному, заявила девушка. — Пусть он вправит мозги своему отпрыску.

— Не смей. Мы с Угинтой уже всё сами решили.

Было видно, что девушка хотела ещё чего-то сказать, но передумала, и резко крутанувшись: так что подол великоватой для неё майки на мгновение интригующе обнажил её бедро. И гордо вздёрнув свой изящный носик к верху, торопливо 'выпорхнула‟ из небольшой комнатушки, так и не включив телевизор. Видимо всё это было сделано специально.

Вскоре парень услышал как на кухне звякнула посуда; как загудела в водопроводных трубах наливаемая в чайник вода; чиркнула по коробке спичка и зашумела включённая газовая горелка. Слышались всякие мелочи, но не было слышно никаких шагов, однако дверь с лёгким скрипом приоткрылась и в неё заглянула улыбающаяся Эллочка. Видимо специально кралась на цыпочках: сказывалось утреннее игривое настроение.

— Я нам гренок нажарю. Ты не против? — Поинтересовалась она.

— Я с твоих рук хоть отраву приму: и всё сделаю это с радостью. — Васка нежился под одеялом, ожидая обещанный завтрак в постель, и говорил это, сладко потягиваясь.

— Дурак. — Немного растянув начало слова, ответила обидевшаяся деви́ца. — Вот обижусь и из природной женской вредности, всё обильно посыплю крысиным ядом.

Не дожидаясь ответа, Элла показала язык, и её рыжеволосая головка исчезла из виду.

На сей раз прогрохотала тяжёлая чугунная сковородка и в скором времени, на ней что-то скворчало — испуская аппетитный запах. А парень, ожидающий завтрака, погрузился в лёгкую дрёму: которая обладала им до момента, когда скрипнув дверью, в спаленку вошла девушка с подносом, на котором стояли две кружечки с благоухающим напитком и большая, глубокая тарелка с ещё горячими гренками.

— Яд подан. Сер-р-р. — Проворковала девушка, с невинной улыбкой приседая в шутливом реверансе.

Может быть она просто дразнила своего парня: а скорее всего, давала понять что такие слова её немного обидели и она про это забывать не собирается. Однако тот сделал вид, что не заметил эту ремарку и пододвинулся, чтоб его подруга могла тоже удобнее расположиться на его широкой кровати.

Чуть более чем через пол часа, как только деви́ца ушла в ванную, кто-то постучал в спальную дверь, — тихо, но при этом настойчиво.

— Ну что стучать мама, входи уже. — С лёгким, обречённым вздохом, проговорил молодой человек, спешно прикрывшись одеялом. — Я знаю, что это ты.

Дверь открылась и в комнату, спешно оглядевшись, вошла женщина. По ней было видно, что ещё совсем недавно, она могла вскружить голову многим мужчинам — если только пожелает. Впрочем, и сейчас, многие из них с восторгом смотрят ей в след. И это несмотря на то, что она воспитала двоих сыновей, правда младшенькому ребёнку было только пятнадцать лет. Женщина остановилась возле порога и с укоризной спросила:

— Опять ты эту Эллку в дом притащил?

Сын, недовольно сморщившись, ответил:

— Мама, я уже говорил тебе, что мне решать с кем встречаться и кого, куда приводить.

— Не забывай, что у тебя есть младший брат ...

— И ему ещё рано глазеть на моих полуголых девок. — Перебив, закончил за мать Васка. — Ему об учёбе думать надобно, а не их 'прелести‟ рассматривать. Так сегодня, Эллка в моей майке выходила на кухню. А Боря ещё спит и видит десятый сон, так что его ещё долго не из какой пушки не разбудишь.

— Пойми сынок, не пара тебе эта распутница. — Взмолилась мать, и привела свой самый веский аргумент в этом споре. — Ты только погляди, как она по улицам ходит. Выступает, словно пава — знает шельма, как на неё все мужики косятся. Не для семьи такие женщины, ох не для семьи.

— Ма, давай оставим эту тему. — Твёрдо ответил Васка, и рубанул по воздуху ладонью: как отрезал. — Я говорил тебе, что не по мне всякие 'серые мышки‟. Да и жениться я пока ни на ком не собираюсь.

Женщина устало махнула рукой и повернулась чтоб уйти. Однако ненадолго задержалась, чтоб сказать не оборачиваясь:

— Ты это. Долго с ней не залёживайся: скоро твой шахтёрский автобус придёт. На работу опоздаешь.

Что б там не говорили, но длинные волосы нравятся только родителям, но приносят их обладателям лишь одни мучения. Поэтому Мила тихо стояла перед мамой и смиренно терпела процесс причёсывания. Изредка её личико подёргивали гримаса боли — когда зубцы расчёски попадали на узелки спутанных волос. Впрочем, чем дольше мама приводила в порядок чёрные как смоль волосы дочери, тем реже случались эти неприятные моменты, и постепенно девчушкой стала одолевать приятная нега.

— Ой! — Негромкий вскрик мамы стал причиной того что ребёнок встрепенулся и испугано обернулся к маме.

— Что с тобой мамочка?! — Девчушка нежно прижалась к маме и преданно — как умеют делать только маленькие дети, и заглянула ей в глаза.

— Твой братик снова дерётся в моём животике.

— Эти мальчишки — такие хулиганы: вон, во дворе тоже постоянно дерутся. — Стараясь выглядеть как можно серьёзнее, высказала своё умозаключение Мила. — Вот и братик такой же.

— Нет доня. Твой братик не хулиган, ему просто уже тесно в моём животике. — С этими словами, молодая мама нежно прижала к себе своего ребёнка.

— Ой, мамочка! — восторженно вскрикнула девчушка. — Он и меня толкнул!

— Это он так с тобою играется.

— Точно мальчишка! По-другому играться не умеет.

— Хорошо егоза, поворачивайся и стой смирно. Пора косички делать, подружки твои во дворе, поди тебя уже заждались. Только смотрите, с мальчишками больше не деритесь.

— Мама, можешь у тёти Люси спросить, вчера я не сама начала, это Серёга мне в голову песка насыпал. Он первый начал.

— А девочке не пристало, бить кого-либо по голове совочком. Хорошо ещё что он у тебя пластмассовый.

— А ты у тёти Люси спроси. Сколько я этого мальчика терпела? Он меня и толкнул, вот сколько раз. — Девчушка на полном серьёзе показала свою растопыренную пятерню. — И ещё он язык показывал. А я как хорошая девочка, только замечание ему делала. А потом...

Девочка картинно смутилась и посмотрела в пол — мол раскаялась в содеянном.

— Ладно, воспитанная моя, иди во двор, и смотри, слушайся там тётю Люсю. А я пока в больничку схожу: тётя доктор должна меня с твоим братиком осмотреть.

До дня 'Ч‟ оставалось три месяца.

Глава 2

Снова, в том же зале приватных переговоров, в здании парламента королевства Ёрла, за неделю до дня 'Ч‟, собрались всё те же люди. Впрочем, нет. На сей раз собрание было несколько расширенным, на нём присутствовали некоторые сотрудники сера Лорэ и они, поочерёдно докладывали о результатах проделанной работы и дальнейших планах.

— ... В разговорах наших агентов с мастными олигархами мы смогли сыграть их алчности: заверив, что в своих делах, они могут рассчитывать на наше негласное покровительство. Так что в этом направлении у нас всё готово. В связи с вышеуказанным, мы перешли к очередной фазе нашей операции. А именно. Лидеры подконтрольных нам националистических движений и наши якобы сторонние — независимые блогеры усиливать градус возмущения людей против теперешней 'продажной‟ власти. Также, мы подключили наших агентов на радио, и телевидении, проплатили ведущим журналистам: которые начали доносить до местного населения только одобренную нами информацию — с соответствующими комментариями. К назначенному сроку, местные аборигены будут настолько возмущены властью, что по первому зову выйдут на митинги. Количество манифестантов будет достаточным, чтоб дальнейшие действия выглядели как волеизъявление народа. Даже если после начала основных действий произойдёт большой отток плебса с площадей, то он будет компрессирован прибытием местных боевиков. И на эту подмену никто не обратит внимание. И это мы так же гарантируем.

Человек с моноклем и острым носом и бочкообразной фигурой: сильно напоминавший своим видом пингвина замолчал, и ни слова не говоря, покинул трибуну стоявшую в углу у окна. Его первые шаги от кафедры, только усилили это сходство — он шёл в развалку. Другой докладчик — сменивший предыдущего, напротив, двигался мягко: с еле уловимой грациозностью хищной кошки. Поэтому, самые внимательные из 'высоких‟ слушателей подметили, что это немного не вяжется со стереотипом офисного работника, однако вслух ничего этого не было высказано. Слегка прокашлявшись, сухопарый, лысый мужчина заговорил на удивление сильным и низким — рокочущим голосом:

— Господа, я имею честь доложить вам, что подготовка силовой части операции окончена. Все её участники собраны в шаговой доступности от стольного града Ри́нлева¹. И по первой команде, они готовы выдвинуться на исходные позиции. Так же, мы ...

Те, перед кем все собравшиеся некоторые главы секретных отделов поочерёдно вели отчёт о проделанной работе, и дальнейших планах ничего не уточняли, не о чём не спрашивали. Они просто внимательно слушали и их интересовало только одно: а именно, удастся ли их семьям сохранить то положение, которое они занимают в мировой экономике? А каким образом это будет сделано, это совершенно не важно, не ими было придумано: 'Разделяй и властвуй‟, поэтому отказываться от такой стратегии они не собирались. Также, в этом ограниченном по численности социуме, негласно действовало правило: 'Поступай с другими так, как они б поступили с тобой — но сделай это первым‟. Как говорится ничего личного — только бизнес.

Страшно подумать, но в последнее время, в больничный приемник, с невероятным постоянством, везли пациентов. Так что, несмотря на все усилия персонала, очередь из пациентов ожидающих помощи никак не уменьшалась. Сегодняшняя, с самого утра, смена началась с приёма компании молодых людей, которые под вечер купили вместо водки какой-то суррогат и на их счастье кто-то вовремя вызвал к ним бригаду скорой медицинской помощи. Не успели их отправить в реанимационный зал отделения токсикологии, как была доставлена женщина со всеми признаками инфаркта. А вроде б ни магнитных бурь, ни прочей гадости не было. И дальше, пациенты стали прибывать с невероятной частотой.

Пользуясь неожиданно возникшим перерывом, Элла покинула приёмные покои — накинув на плечи байковый халат, вышла на улицу подышать свежим воздухом. Ей так захотелось тишины, отдохнуть от беготни и яркого света что она, предупредив подругу о своём решении, поспешила поскорее оказаться в объятьях ночной прохлады. Возле широкого входа в приемник, уже стоял врач кардиолог Смирнов и растягивая удовольствие курил сигарету — первую за эту нервозную смену.

— Будь моя воля, ... — сказал он не оборачиваясь, с наслаждением затянулся порцией никотинового дыма, и выпустив его колечками, — ... я непременно запретил смотреть наши новостные программы. Этот зомби ящик, на некоторых действует не хуже разрыва осколочного снаряда.

— Это вы к чему Сергей Яковлевич?

Поинтересовалась сестра милосердия, удивлённо посмотрев на врача. А тот, показательно пустив ещё несколько дымных колечек: прищурившись, несколько секунд понаблюдал как они, вращаясь в созданном завихрении, поплыли постепенно увеличиваясь в размере. Затем перевёл взгляд на девушку и со свойственным ему тоном немного надменного педагога пояснил:

— Многие человеческие болезни от нервов, исключением являются разные вирусы и инфекции. Вот к примеру. Какой либо хозяин семейства насмотрится во время трапезы на митингующих клоунов² и бац: у него жуткое несварение. Или забитая бытом домохозяйка, смотря частную новостную программу, поверила в действие зомби волн испускаемых из тайных излучателей, тех что понатыкали везде спецслужбы плохого князя; распереживалась сердешная, что под рукой у неё нет нужной сетки и бабах, — у несчастной резко подскочило давление. Мне продолжать, или этих примеров будет достаточно? Если пожелаешь, могу ещё с десяток привести.

Элла ничего не ответила, только отрицательно мотнула головой. Ей было непонятно, шутит доктор Смирнов, или нет. Впрочем, задумываться над этим, у неё тоже не было времени, так в этот момент к приёмным покоям подъехала ожидаемая 'карета‟ скорой помощи.

Осеннее утро было прохладным, но люди, по привычки одевались ещё слишком легко. Поэтому, некоторые прохожие временами ёжились и с нетерпением ждали, когда к остановке подъедет необходимый транспорт. Эллочка не относилась к числу любителей поездки на пару остановок: что её немного спасало от осенней свежести. Точнее будет сказать, что она слегка зябла только в начале своего пешего пути, далее температура воспринималась как комфортная, поэтому на съёжившихся лентяев, она смотрела немного свысока. Вот и её небольшой домик на Кленовой улице, в котором она проживала вместе с мамой — папа погиб пять лет назад в забое. Эта беда, стряслась когда Элла ещё училась в княжьем медучилище, и тогда она за малым не бросила учёбу, дабы присматривать за мамой — которая очень тяжело переживала эту потерю.

Эллочкина мама уже не спала, со свойственным её поколению упорством она возилась по хозяйству: на столе в обеденной комнате, источая приятный аромат, стоял борщ — налитый в небольшую тарелку, а рядом с ней стояла точно такая же, со свежеиспечёнными пирожками, и она была накрыта расшитой цветами салфеткой. Ничего не поделаешь, заботливая женщина ждала возвращения своей уставшей после суточного дежурства дочери, поэтому было естественным её желание накормить её самым вкусным и свежим.

— Мамуля, — одновременно ласково и капризно возмутилась девушка, — мне сейчас спать ложиться, а ты меня так усиленно кормишь. На кого я с такой кормёжкой стану похожа! А мне ещё замуж выходить нужно.

— Нечего страшного. — Донеслось с кухни, где по-прежнему что-то скворчало на сковороде. — Ты на работе сутки всухомятку давилась: поэтому ешь. Иначе желудок испортишь.

— Да у нас там со столовки кормят.

Но аргументы матери были неоспоримы — о чём свидетельствовал тон, которым это было сказано:

— Знаю я, как там у вас готовят: даже наша свинья такое есть отказывается. — Несмотря на то, что упомянутое животное некто не пытался кормить едой из лечебницы, это убеждение матери было неоспоримым и как подтверждение этого, женщина резко сменила тему. — Кстати, по телевизору такое показывают: я была жутко шокирована. Представляешь, до чего народ довели этот князь и его бояре-олигархи. ...

При этих словах девушка напряглась, она вспомнила слова кардиолога, которые он говорил ей этой ночью и, Эллочка занервничала в ожидании того, что будет сказано дальше.

— ... Не знаю, кто их на это надоумил, но вполне нормально выглядящие люди, напялили себе на головы несуразные конструкции из оконных сеток и несут какой-то бред про зомбирующее излучение, которое по их словам хотят против них применить коварные опричники. И мало того, они как полоумные стучат себя кулаком в грудь и скандируют: — 'Свобода или смерть! Князя геть! Ижмань вон‟! — И где они Ижманьцев нашли? Не понимаю. Ты только подумай, и среди этих дуралеев, есть люди умудрённые жизненным опытом, и они учувствуют в этом цирке. До чего довело страну наши хапуги бояре да их жадобы купцы.

— Мамуль, знать этот самый жизненный опыт, мимо них прошёл, и они с ним разминулись. Работать надо, а не по митингам ходить. — С этими словами девушка вошла на кухню, и подойдя со спины к сидевшей на стуле матери, обняла её за плечи. — Вот мы с тобой делом заняты, и нам не до этой глупой клоунады. Поэтому мы знаем, что от того что мы подвинем поближе к кормушке очередного олигарха-боярина, наша жизнь к лучшему не изменится.

Женщина прильнула к ладони дочери щекой и погладила её же своей натруженной рукою, покрытой мукою. Затем опомнилась и, устремившись к печи, пролепетала:

— Ой, батюшки святы! У меня же пирожки сейчас подгорят! Совсем заболталась я с тобою. ...

В тот же утро, двумя часами позже, в городе Ратянске, на Сквозной улице, в небольшой квартирке маленькая девчушка рассматривала младшего братика. Малыш спал.

— Мамочка, а я знаю, наш Миша самый лучший из мальчишек: потому что он не дерётся. Только жалко что он ужасный плакса и всё время писается.

— А ты что хотела доча? — Молодая женщина, пользуясь 'затишьем‟ — сын спит, а Мила позавтракала и не сильно отвлекает, поэтому она спешно наглаживала пелёнки и поддерживала разговор со своей дочерью. — Наш Мишутка ещё совсем маленький и не умеет ни говорить, ни просить чего либо, поэтому, когда твой братик хочет привлечь к себе внимание, он плачет.

— Ну вот, точно плакса. — Сделала умозаключение Милочка и резво залезла на родительскую кровать: где начала прыгать как на батуте. — Вот, а я не плачу, ну не сколечко. Ма-а, а он скоро научится говорить? А почему он столько много спит? А можно я сегодня буду его по двору на коляске возить? ...

Лариса посмотрела на свою весело скачущую дочку и из-за потока вопросов не могла ответить ни на один из них. А малышка прыгала, прыгала, и радостно улыбаясь, всё спрашивала и спрашивала. И не было этому потоку любопытства ни конца, ни края.

— ... Мама, а когда я смогу помогать папе водить его автобус? Мамочка, а можно тёти Люсиной Тане сегодня чуть, чуть покачать в коляске Мишу? Я ей обещала. ... — Словно вспомнив что-то важное, но, не переставая скакать, девочка поинтересовалась и после чего замолчала в ожидании ответа. ...

А тем временем, Васка выходил из обветшалой проходной государевой шахты. Он шёл вместе с друзьями и прислушивался к их разговору о наболевшем:

— ... А эти придури продолжают свой балаган. Стоят на площади — слушают разных ораторов, которые их призывают к неповиновению, митингуют, себя в грудь бьют, костры жгут. — Возмущался коренастый шахтёр идущий рядом с Ринчем. — А некоторые придурки их жалеют — подкармливают: чаёк, субчик, бутерброды подносят. Плетью б всех этих дебитов отходить, глядишь, мозги на место вернутся и заработают.

— Во — во! — Поддержал своего товарища высокий худой парнишка, у которого — как и у всех его товарищей, угольная пыль забила все поры на лице, так же как и веки. — Мы вкалываем как проклятые, а наше жалование постоянно задерживают! Так этот жмот управляющий, вчера перед сменой заявил? В этом месяце у нас будет удержана часть зарплаты. Этот душной козёл утверждает, что это пожертвование пойдёт в фонд поддержки этих митингующих 'ослов‟! А у нас кто спросил? Хотим мы их поддерживать, или нет? Нет, я не против кому либо помочь. Например, Ринча с радостью выручу! Он хоть и иноплеменник, но он такой же как я, работяга! А те бездельники, мне чужды, они привыкли жить за наш счёт! Чёртовы кровопийцы! Вот, от безделья уже сума и сходят!

— А я у тебя ничего и не прошу. — С улыбкой проговорил Васка, посмотрев на собрата по артели.

— А я братцы, при всех заявляю, коль кто-либо из вас попросит моей помощи: последнюю рубаху сниму, но, не откажу! А тем лодырям, шиш на шишовом масле! — И парень, скрутив фигу, указал ею на северо-запад.

— Да братцы, этих любителей митингов уже один раз разогнали, а они снова собрались и вновь стоят. Представляете, третью неделю уже стоят, вон даже палаток понаставили. — Вступил в разговор пожилой шахтёр. — Это сколько же денег улетает на их прокорм? А куда смотрят опричники и городовые дружинники. Стоят перед толпой как рохли. Спрашивается, чего ждут?

— Пинка под зад, да камень в забрало! — Вставил своё слово кто-то из позади идущих.

От этой реплики все засмеялись и, продолжая хохотать, начали заходить в рабочий автобус, в тот, который должен был отвести шахтёров домой. Никто не знал, что слова острослова окажутся пророческими, и кирпич в забрало шлема, самое безопасное из того, что уготовлено служителям правопорядка. Именно в этот момент в стольный град въезжали первые машины с боевиками — провокаторами, которые поближе к вечеру, смешавшись с толпой, должны были начать действовать. На них не было единой униформы и на первой стадии операции, их оружием была брусчатка и металлические прутья, а из защиты, в лучшем случае были только мотоциклетные шлемы, да та амуниция, которую они привезли из военизированных лагерей Вильцы. Впрочем, они как исполнители не знали о дальнейших планах, а просто выполняли поставленную перед ними конкретную задачу.

Толпа постепенно возбуждалась, начинала в унисон выкрикивать протестные речёвки — её умело подзадоривали и подталкивали к определённым действиям. Среди возмущённого многоголосья ещё слышались выкрики хорошо поставленными голосами: 'Сатрапы! ... Душители свободы! ... Княжьи псы! ... Грабители народа‟! Но уже стало понятно, что градус возмущения вырос настолько, что больше не требовал принудительной подпитки. Значит, подходило время, когда в дело должны были вступать 'зачинщики беспорядков‟.

Однозначно обозначить состояние Луця было невозможно: с одной стороны его переполняла гордость от того, что ему доверили выполнение опасной и нелёгкой миссии. Но тут же, к этому возвышенному чувству примешивался страх. Нет, не тот который испытывают тупые и трусливые обыватели, неистово орущие за его спиной, он боялся, что у него не хватит сил в противостоянии с княжьими опричниками, и он не оправдает доверие своих отцов командиров. Шкод́а стоял во втором ряду манифестантов, прямо перед шеренгами ненавистных стражей правопорядка. Рядом с ним находились его соратники, и все они постоянно посматривали на своего координатора. Вот, закончив говорить по телефону, мужчина в яркой ветровке с капюшоном, неспешно стянул его с головы и все бойцы, как по команде повязали на лица банданы, у кого были шлемы, одели их: остальная защита была заранее поддета под широкую одежду. Время шло, а дальнейшей команды так и не поступало.

— Ага! — Обрадовано воскликнул стоявший перед Луцем Петро. — Как нам и обещали, нашу улицу покидают журналюги!

И в самом деле: фотокоры и новостные видео операторы спешно садились в редакционные машины и те, неспешно исчезали за поворотом. Правильно. Никчему снимать то, что должно было в скором времени здесь произойти. А только те, кто остался, продолжат съёмку и после внесения необходимых купюр, и прочего редактирования, выдадут нужный фото и видеоряд. Прошли ещё около пяти минут и всё тот же мужчина, в ядовито синей ветровке потёр нос тыльной стороной руки и, повернувшись спиной к манифестантам, неспешно отошёл в глубину уходящей от площади улицы. Луць немного трясущимися руками, расстегнул молнию рюкзака стоявшего перед ним Петро и извлёк из него заранее приготовленный обломок тротуарной плитки. Кто-то проделал тоже самое и в его ранце.

После первого шага, все сомнения и переживания остались позади, Луць вышел из шеренг, и после короткой разбежки кинул камень в правоохранителей. Бледно жёлтый осколок, описав пологую дугу, ударился в подставленный щит. Увидев это, толпа восторженно взревела: ей нужна была кровь. Чувство стадности размыло границы этических и прочих барьеров, и даже самый тихий семьянин-подкаблучник, можно сказать убеждённый пацифист, поддавшись этому чувству, неистово орал и радовался тому, что кто-то бьёт их общего врага. Вот из толпы стали выскакивать очередные товарищи Шкод́ы и с широким замахом посылать свои 'снаряды‟ в ненавистных княжьих опричников.

Вот несколько худосочных подростков, вооружившись заранее подготовленными штырями, начали выковыривать тротуарную плитку возле какой-то кафешки: к ним на помощь кинулись их подружки и несколько посторонних людей — всё это снимается на видеокамеру. Если эти кадры правильно смонтировать и дать нужные комментарии, то все поверят в то, что народ был доведён до такого отчаянного шага. Сработает стереотип, что булыжник это оружие пролетариата. Вот только опричники с городовыми стояли и всего лишь закрывались щитами от летящего на них града камней. А доведённая до 'кипения‟ толпа, теряя последние признаки человечности, жаждала кровавой развязки. И это уже небыли те самые безобидные, глупые обыватели с нелепыми конструкциями на голове: кстати, сегодня такого 'украшения‟ больше не у кого не было — глупцы отыграли свою роль и были здесь лишними.

Обманывать ожидания разгорячённых манифестантов было нельзя: иначе эмоции не подпитываемые действиями быстро перегорят. А этого допускать было нельзя, поэтому, координатор стоящий немного в стороне, чьей задачей было дирижировать бастующими, подал нужным людям очередной знак и вскоре 'толпа‟ пошла в наступление. Выйдя на определённую дистанцию, это были молодые люди с неизвестно откуда появившимися в их руках палками, обрезками труб и кусками цепей. И весь этот арсенал обрушился на головы городской стражи: которые по-прежнему вели пассивную оборону, и как следствие, безнаказанность только подстёгивала молодчиков к проявлению большей агрессии.

На сей раз, Луць орудовал тяжёлой цепью, и она удачно обвилась вокруг шеи рослого опричника, который так вовремя опустил свой щит, дабы прикрыться от ударов длинного шеста по ногам. Юноша, не теряя времени дёрнул цепь на себя: служивый не устоял и подался немного вперёд. Что не осталось незамеченным, и натренированные в 'военно-патриотичных‟ лагерях соседнего государства боевики, выдернули его из строя. Обречённого стража порядка, подхватили на руки и мгновенно оттащили подальше от его товарищей; повалили на землю и над ним замелькали биты, да металлические прутья. Несколько разгорячённых алкоголем и всеобщим неистовством обычных манифестантов, тоже поучаствовали в этом избиении: они бешено выпучив глаза, пинали окровавленного человека, который всё ещё старался прикрыться от сыпавшихся на него ударов. Так сказать, закон стада в действии.

Городовые стражи, увидев что произошло с их сослуживцем, не дожидаясь приказа, перешли в наступление. К моменту, когда они оттеснили беснующихся манифестантов от своего избиваемого товарища; тот уже не мог подняться самостоятельно, так что пришлось уносить его на руках. Попутно прихватили и троих особо увлёкшихся истязателей. Не будем особо винить служивых за то, что они действовали немного грубее того, что было прописано в инструкции, так как на фоне происходящего эти действия выглядели нежным поглаживанием.

— Отведите этих уродов в автозак! — Отдал приказ четовый Негода, к которому их в итоге подвели пойманных 'героев‟. — Да пусть медики окажут им помощь. Какого ляха вы им так сильно носы расквасили?

— Стёпа, а ты погляди, что эти твари с Власом сделали?— Наплевав на уставное обращение, поинтересовался боец, ведущий самого рослого из задержанных боевиков. — Если он выживет, то всё равно будет калекой. Опоздай мы немного, и эти ... его точно насмерть забили бы. И обрати внимание, экипированы они, явно не для прогулки: даже защиту поддели. Разогнать их надобно, да пожёстче чем мы это было три недели назад. Так что больше ничего не говори мне по поводу того, что это дети и простые, мирные демонстранты.

— Это не я говорю. Это нам спускают такие инструкции сверху.

— Так пусть они эти гр... инструкции и ставят между собой и этими ... — Уже пройдя мимо и не оборачиваясь, ответил всё тот же городовой. — По мне, так разогнать этот бедлам, да так чтоб другим неповадно было так 'озорничать‟. Тоже мне, ... мирные. ...

Конвоир продолжал возмущаться и специально резко приподнял заломленную руку своего подопечного, дабы тот со стоном склонился немного ниже: 'Нечего так нагло зыркать по сторонам‟. Другие стражи порядка, которые несли своего полуживого товарища, или конвоировали других задержанных шли молча: но по их нахмуренным взглядам, было понятно, что они полностью поддерживают своего словоохотливого товарища.

Возле двух дежурящих 'карет‟ скорой помощи и одной спецмашины, сновали вездесущие репортёры. С появлением раненного бойца и задержанных бандитов, они засуетились; защёлками затворы фотокамер; видео операторы, мешая друг дружке кинулись на перерез появившейся из-за угла маленькой колонны. И что не укрылось от хмурых стражей порядка: все за исключением троих представителей прессы, снимали только задержанных — полностью игнорируя израненного стража.

— Твари продажные.

Процедил сквозь зубы один из бойцов, исподлобья наблюдая за репортёрами. Он только что погрузил раненого товарища в машину: передав его в заботливые руки медиков и, собирался возвращаться назад — на площадь. Заметив, что на него направлен объектив видеокамеры одного из той троицы журналистов — судя по нашитой на куртки символике, они приехали из Ижмани, городовой прикрылся ладонью и проговорил:

— Не надо меня снимать. Вы лучше идите и зафиксируйте тот беспредел, что сейчас творится на площади. — И мужчина указал рукой туда, откуда доносилась какофония митинга 'мирного‟ протеста. — Вот тогда вам будет понятно, почему мы так говорим и что мы там делаем. А без этого, не вы не ваши зрители не поймёте, почему я назвал тварями ваших коллег по 'цеху‟.

Бойцы правопорядка, после осмотра задержанных медиками, посадили тех в спец фургон, и, не тратя время понапрасну, ушли. Все они были людьми, и возвращаться в тот ад никому из них не хотелось, но они давали присягу, также, там несли службу их друзья и поэтому, как говорится: 'Скрипя сердцем и сжав чувство страха в кулак‟, спешили назад — к стоявшим в живом заслоне товарищам.

А всего в нескольких кварталах, мирно стояла относительно небольшая группа людей, которые решили таким образом поддержать князя в этот тяжёлый час и выразить ему своё полное доверие. Их охраняли незначительные силы представителей правопорядка, и полностью отсутствовали представители прессы. Всё логично, — зачем снимать тех, кто не бузит — зрители хотят зрелищ. ...

В эту ночь с главной площади никто не расходился, прошёл слух что назад — на площадь больше никого не пустят, и чтоб ночью не замёрзнуть, люди начали жечь костры. А на следующий день обстановка накалилась до придела. Хотя стражи правопорядка по-прежнему бездельничали, но пошли слухи, что к городу идут вызванные струсившим князем Григорием первым войска. И именно они на сей раз будут зачищать площадь. Последнюю новость обсуждали все люди, кто-то с опаской: это были те, кто находился на площади, а кто-то с надеждой на наведение порядка — сидящие по домам. Однако и те и другие были уверены, что именно этой ночью армия просто обязана войти в стольный град Ринлев.

С рассветом ничего примечательного не произошло, и мало кто обратил внимание на то, что основной контингент манифестантов значительно увеличился и как следствие помолодел. Зато не остались без внимания новые персонажи — ряженные в национальные костюмы личности и они стали основными моделями для фотокоров: они умело позировали, изображая всенародную скорбь. ...

Такая обстановка царила на главной площади: зато на подступах к казармам опричников³ и других частей поддержания правопорядка выросли пикеты — которые блокировали все подъездные пути. А на Крепостной, Уманской и Шорной улицах, к утру возвели баррикады. Однако на это не последовало никакой реакции: власть молчала и никаких активных действий на подавление беспорядков больше не предпринимала. Дошло до абсурда — князь Григорий ввёл мораторий на применение силы против митингующих. Однако новость, облетевшая весь град после полудня, удивила всех — испуганный правитель звал на переговоры всех лидеров бунтовщиков.

Поздним вечером, когда Вадим отогнав автобус в парк, добрался до дому и вошёл в свою крохотную квартирку, то дети уже спали, а Лариса, в борьбе со сном щуря глаза смотрела какой-то новостной выпуск.

— Лорик, тебе что, делать нечего? — Тихо, чтоб не разбудить детей, возмутился мужчина. — Там в Ринлеве помитингуют, снова сменят власть и всё... кто-то новый, очень жадный, и 'голодный‟ дорвётся до кормушки, а в нашей жизни, в лучшую сторону всё равно ничего не поменяется.

— Ну и что? — Ответила вопросом на вопрос молодая женщина.

— А то, что у тебя от наблюдения за этим бедламом молоко пропадёт: а моего жалования на покупку детское питания не хватит.

— Но ты видел, что они творят? Их пару недель назад пригласили в княжьи палаты на переговоры, они на них понимаешь ли явились, подписали несколько соглашений и что сейчас происходит? Эти ... формально придрались к ряду указов. В этом списке — запреты на движение по улицам колоннами, введение цензуры в средствах СМИ, ношение масок и что-то там ещё. ...

— Замолчи Лора! — Мужчина, пытаясь урезонить жену, повысил голос. — Иначе клянусь, я разобью наш телик. Не ... такие новости смотреть: потому что мы всё равно ничего не изменим, а нервные клетки не восстанавливаются. ...

Неизвестно чем эта разгорающаяся перебранка могла закончиться, но от невольно вырвавшегося выкрика, испуганно заплакал младший ребёнок и оба его родителя замолчали. А молодая мать, устремилась к проснувшемуся сыну, позабыв обо всем, что только мгновение назад казалось ей важным. А отец, посмотрев то на жену, то на секунду приподнявшуюся; непонимающе оглядевшуюся и снова улёгшуюся Милу: решил продолжить разговор с женою утром и устало отправился на кухню — разогревать свой поздний ужин.

Следующее утро в Ринлеве было совершенно не добрым. И это, несмотря на то, что люди уже привыкли к многочисленным демонстрантам — гадящим в подворотнях и орущим денно и ночно свои антиправительственные кричалки. Как говорится, на это почти не обращали внимание. Протестный градус накалялся и больше никто не обращал внимания на действия отдельных представителей иностранных посольств, которые прямо перед телекамерами выходили в народ и говорили о своей поддержке в их стремлении избавиться от 'тирании‟ Григория первого. Кто-то неистово радовался этим заверениям и мелким подачкам в виде дешёвых крендельков. Были и те, кто возмущался: — 'Почему политики других держав активно поддерживают мятежников. И как эти действия соответствует их статусу дипломатов‟. — Но этих людей никто не желал слушать, казалось, что весь мир заболел избирательной слепотой. Впрочем, этим агитация не ограничивалась: на экранах всех каналов, красивые, улыбающиеся молодые люди рассказывали кто они, и ради какого прекрасного будущего они вышли на улицы.

Это было на экране, а в действительности, Яна, в окружении своих подружек уже более получаса сидела на асфальте и, скручивая обрезки ветоши, закупоривала ими бутылки с налитым в них бензином. То, что поначалу казалось несложным и простым вскоре стало утомлять. Тряпки, которые она запихивала в горлышки стоящей перед ней стеклотары, натёрли на пальцах рук большие водянки. Вскоре они лопнули и обнажившиеся ранки 'горели‟, и щипали. Однако она, впрочем, как и её товарки, как могла, продолжала начатое дело и дабы отвлечься переговаривалась с ними.

— ... Эти жуки навозные ещё не знают что им уготовлено. — Мрачно вымолвила сидевшая напротив Яны Марго. — Выжжем эту заразу, да так, чтобы и следа от неё не осталось. ...

Эту идиллию нарушили неистовые крики женщин:

— Ой, батюшки святы! Что это делается! ... А-а-а! Эти сатрапы в людей стреляют! ... На Крепостной много погибших! ... На Шорной тоже стреляют! Бьют прямо с крыш! Гады!

Эта новость всполошила всех. Кто-то, испугавшись, поспешил домой — от греха подальше: самые молодые наоборот, продолжили подготовку к противостоянию — их предупреждали о том, что трусливый сатрап может пойти на такие меры и молодёжь к этому была готова.

Справедливости ради, стоит сказать, что до людей дошла только строго дозированная часть информации о расстреле. Дело в том, что неизвестно кем доставленных на огневые позиции снайперов, стреляли по обеим сторонам конфликта: одних нужно было побудить к ответным жёстким мерам, а другим дать жертвенный символ их борьбы с 'жутким‟ режимом. И самое главное, к державным силам правопорядка, стрелки не имели никакого отношения. Об их принадлежности к определённым силам знало всего двое человек, и они никак не препятствовали их страшной работе.— Всё в интересах дела — без этих провокационных выстрелов обойтись нельзя.

Испытав мерзкий холодок, пробежавший по спине и оставивший после себя холодный пот, Яна устыдилась своего малодушия, и с утроенным старанием приступила к подготовке 'зажигательных снарядов‟.

— Гореть вам твари в аду! — Бурчала рыжеволосая девица, исказив своё милое личико в гримасе ненависти. — Мрази, ..., кур..., ... ушлёпки!

От усердия, все волдыри на пальцах девушки окончательно полопались и вскоре стали кровоточить, но она не обращала на это никакого внимания. Яна знала куда пойдут бутылки с горючим 'коктейлем‟ и горячо желала, чтоб эти сатрапы — опричники, и городовые как можно скорее начали корчиться в пламени 'возмездия‟. Она даже живо представляла себе эту картину перед мысленным взором. Благодаря проводимой ранее промывке мозгов, и корректирующих действий невидимых дирижёров переворота, в этом юном теле оставалось всё меньше и меньше человечности — уступая место звериным инстинктам. Увлёкшись, молодая революционерка даже не заметила, как несколько знакомых парней погрузили в сумки часть готовых 'зажигалок‟ и куда-то понесли. Новоиспечённый монстр, игнорируя кровоточащие раны, подготавливал к использованию всё новые и новые орудия убийства.

Рядовой Киров снова стоял в отцеплении: правда перед его строем всё было относительно тихо, однако по другую сторону высокого кованого забора проходила толпа малолеток. Группа подростков заметив стражей порядка заулюлюкала; стала скандировать речитатив: — 'Кто не с нами — враг страны! Мы мамки Житицы сыны‟!

— С каждого угла подобное голосят: ой, не к добру это. — Настороженно покосившись в сторону проходящей колонны митингующих, глухо проговорил четовый Негода. — Мало того что они плюют на постановление запрещающее всем: кроме сил поддержания правопорядка, передвигаться колоннами. Так они ещё скандируют одну и ту же речёвку. ...

В подтверждение его слов из толпы полетели камни: также было видно, что несколько человек начали прицельную стрельбу из мощных рогаток. Вскоре стало ясно, что они снаряжали их стальными шариками от подшипников. Однако и это не было самым худшим: все были шокированы, когда со стороны манифестантов, полетели наполненные бензином бутылки с зажжёнными фитилями. Какая-то их часть благополучно перелетела городовых, и ударившись об брусчатку дороги, вспыхнули очагами огня. Не успели стражники до конца осознать происходящее, как одна из бутылок ударилась об решётку забора и, служивых окатило горючей жидкостью. Благо все были прикрыты щитами и, в основном пламя осталось на них. Но не всё было так удачно, как показалось по началу, неизвестно как так получилось, но ефрейтору Бульбе, горючая жидкость угодила на плечи и под забрало его шлема. Вспыхнув как свеча, боец горя бросил свой щит; скинул с головы каску, однако это не помогло — пламя продолжало жадно лизать его голову и плечи. Стоящие рядом товарищи кинулись ему на выручку, и стали сбивать с него огонь. Одновременно загорелись ещё несколько человек, но с их бедой справились быстро и без сильных осложнений: что нельзя было сказать о Бульбе (позднее он умрёт от последствий ожогов дыхательных путей). А сейчас, его пока что живого, спешно понесли к карете скорой помощи.

Зато толпа беспредельщиков ликовала. Правда бутылки с бензином больше никто не бросал, но из рогаток и петард продолжали постреливать. Как следствие, вскоре один из фейерверков залетел в окно стоявшего неподалёку дома и вскоре, в квартире начался пожар. А виновники этих бед, голося свои речёвки, скрылись из виду. Им хоть и обещали индульгенцию на любые творимые ими беспорядки, но искушать судьбу никто из этих 'героев‟ не желал.

Немного западнее этого места происшествия, рядом с центральной площадью, Кныш с условными — жёлтыми повязками на обеих руках, время от времени выглядывал из-за толстого дерева. На парне были одеты его первые боевые трофеи: бронежилет и военная каска. Это добро, как и пистолет висящий в штатной кобуре у него на поясе, достались ему после взятия небольшого опорного пункта городовых. Старший его группы сотник Грыць, одобрил его активные действия по захвату объекта, и принёс ему неизвестно откуда взятую однозарядную мелкокалиберную винтовку.

— На, держи боец. — По свойски сказал тот, вручая Миньке оружие и пару бумажных упаковок с патронами. — Будешь нас от опричников защищать.

Правда, в стрельбе пока не было нужды. Когда Минька в очередной раз выглянул из-за дерева, послышался еле слышный выстрел: один из манифестантов, стоявший на колене и прикрывавшийся от стражей правопорядка жестяным щитом упал — упал как будто от сильного толчка в спину, в смысле вперёд. Кныш также увидел что на руках у раненого не было повязок: однако молодой человек не придал этому значения — потому что он с ужасом в глазах смотрел на агонирующего мужчину бьющегося в предсмертных конвульсиях.

Испуганный парнишка не увидел главного, как незадолго до этого, пристрелочная пуля врезалась в ствол одного из крупных деревьев — стрелку нужно было ввести коррекцию на стрельбу под большим уклоном. Причём, судя по входу пули, стреляли свои — с тылу. Неизвестно сколь долго продолжался ступор, но юноша опомнился и, достав из кармана боеприпасы; с трудом разорвал упаковку; извлёк один патрон со свинцовой пулей. И немного суетясь, дослал патрон в патронник. Когда мелкашка была заряжена, молодой человек прицелился. Руки дрожали; прицел прыгал — не желая надолго задерживаться в одной точке; да и палец лежащий на спусковой скобе 'не желал подчиняться‟. Парнишка видел через прицельную планку людей и последний из общечеловеческих 'барьеров‟ не желал рушиться. Уже собираясь опускать ствол, Минька посмотрел на убитого соратника и, злоба с новой силой вскипела в его душе, и почти не глядя, он произвёл выстрел. Перезарядился, прицелился, выстрел: 'Здесь нет людей — здесь лютый враг‟. Как заклинание шептал Кныш наставления инструктора Вальски и делал выстрел за выстрелом.

А этим временем, Санька Грыць наблюдал за действиями своего подчинённого и тайно радовался тому, что он не ошибся в этом парнишке: далеко пойдёт — если выживет в этой мясорубке.

Уже даже слепые понимали, что добром это противостояние не кончится. Однако мирные демонстранты, стоявшие возле небольшого сквера, расходиться не желали. Их тихая акция продолжалась несмотря на доносящиеся с соседних улиц крики и хлопки петард: иногда казалось что была слышна стрельба. А манифестанты всё стояли, и стояли держа плакаты: — 'Григорий 1 наш князь. Нет неправому перевороту. Дайте стране покоя — иначе она не выдержит‟. — Иногда в сквер выскакивала небольшая группка молодёжи и тогда по всем окрестностям разносились угрозы:

— Вы ..., твари позорные ещё получите! ... Мы вас всех запомнили — козлы! ... Вы ку... у нас на прицеле! ... Подстилки Ижманьские! ... Вешайтесь предатели!...

Покричав, но так и не предприняв попыток преодолеть кордон из городовых, окружавших демонстрантов живой цепью: сторонник переворота исчезали. Однако, после прохождения очередной такой группы, к демонстрантам подошёл старший из охраны:

— Кто у вас здесь за главного? — Задал вопрос страж, снимая с головы шлем.

Всё невольно покосились на крепкого мужчину среднего возраста. Плакат, который он держал в своих огромных, натруженных руках казался игрушечным: однако это его нисколько не смущало. Недолго думая тот с вызовом ответил:

— Ну я, а что?!

Неожиданно городовой замялся. Впервые ему приходилось признавать, что он не может обеспечить людям безопасность. Затем, взяв себя в руки, посмотрев демонстранту в глаза, служивый ответил:

— Тут это.... Сами видите, что вокруг творится. Короче так! Нас скоро должны отсюда снять — однако смены нам не будет. Так что соображайте. Ну. — Городовой выждал, пару секунд 'сверля‟ взглядом стоявшего перед ним мужичка, махнул рукой и пояснил. — Вас отдают на растерзание этим оголтелым бандитам.

— Как это? Да как вы смеете?

— Не знаю — не смею! Мы люди служивые, придёт приказ и пойдём куда укажут. И вы должны знать, что даже в нас стреляют, и кидают бутылки с горючим коктейлем. И в наших рядах, уже есть убитые и раненые.

Люди взволновано зароптали, а рослый крепыш, назвавшийся главным немного подумав, поднял руку и призвал всех к тишине. Когда все утихли, он задал резонный вопрос:

— И что вы предлагаете?

Городовой, видя что его готовы выслушать, немного оживился и начал своё объяснение:

— Кто из местных, бросайте плакаты и расходитесь по домам. А приезжие, садитесь в свои автобусы и уезжайте как можно скорее. Мои люди, охраняющие ваш транспорт, докладывают, что к ним уже не один раз подходили некие личности и требовали не препятствовать его конфискации. Так что грузитесь и мы выведем вас из города. Дальше уж не обессудьте: мы не имеем права покидать город, когда в нём такое творится. И прошу вас, принимайте решение поскорее — иначе будет поздно.

Услышав такое, больше никто не раздумывал. Подтверждением недавно сказанному было то, что когда иногородние манифестанты подходили к своему транспорту, то застали там группу прекрасно экипированных боевиков: которые увидев как люди рассаживаются по машинам заорали:

— Вешайтесь ...! ... Вы сатрапы ..., ещё пожалеете что отпустили этих ...! Кровью будете харкать! ...

Под эти истеричные выкрики и угрозы, автобусы неспешно загрузились, и под охраной стражей порядка вырули на улицу ведущую к окраине города. Пока всё это происходило, в двух машинах было выбито по одному окну, слава богу, никто из пассажиров не пострадал.

Отдалившись от Ринлева на пару километров, стражи распрощались с беглецами и развернулись назад. А где-то через полчаса после этого, водитель последнего автобуса в колонне заметил, что на некотором отдалении их преследует неизвестный легковой автомобиль.

Глава 3

Васка, отоспавшись после ночной смены, давно уже проснулся и просто лежал, нежась в объятиях своей любимой женщины, и блаженно вдыхал аромат её волос. Элла ещё спала, её безмятежно расслабленное личико чему-то улыбалось: от чего у парня на душе было приятно и тепло. Сегодня ни ему, ни ей спешить было некуда: они вернулись после ночных смен и впереди у них были сутки, — которые они решили посвятить друг дружке.

Было слышно как на кухне тихо хлопочет мать и одновременно, она за что-то журила Борислава. Младший брат был покладистым и послушным мальчишкой: поэтому молчал и не припирался. Васка даже вполне живо смог представить себе как его братишка стоит перед мамой и насупившись, повинно склонив голову виновато смотрит в пол.

— Как будто от других родителей рождён. — Усмехнувшись подумал Ринч. — Мне в его годы, если делали замечание, то я непременно огрызался. Мне слово, а я в ответку пять. ...

Видимо от того, что у парня, во время усмешки немного дёрнулась грудная клетка, девушка зашевелилась: но в комнате, по причине прикрытых ставень царил полумрак, поэтому она продолжила свой сон. Она только сильнее прижалась к сильному телу своего мужчины и неразборчиво чего-то прошептала. Снова послышалось ровное, спокойное дыхание спящей девушки и парню большего больше было не надо.

Не пошло и двух часов, как автоколонна покинув Ринлев взяла направление на Юг, как её догнала вереница громко сигналящих автомобилей. На каждой машине был укреплён национальный флаг с государственной символикой, впрочем присутствовали штандарты и национально патриотических движений. И с самого начала преследователи повели себя очень агрессивно. В том, что это были именно преследователи, можно было и не сомневаться: как и в их намерениях.

Как только первая легковушка обогнала колонну, её водитель, сделал весьма опасный манёвр, — подрезал автобус идущий в голове колонны. Шофёр-межгорода, предпринял резкий манёвр уклонения от столкновения и экстренное торможение, и остановил машину в опасной близости от заблокировавшего путь автотранспорта. Мгновенье спустя, из стоявшей поперёк дороги машины вышел улыбающийся пассажир, в руках у которого был дробовик. Не слова не говоря, незнакомец вскинул его и почти не целясь, выстрелил в водителя везущего манифестантов домой. Как по команде, после выстрела, из других автомобилей повыскакивали молодые люди с битами и охотничьими ружьями и стали бить стёкла пассажирского автотранспорта, стрелять в воздух. Впрочем, некоторые боевики стреляли только в транспорт.

— Лежать твари! Лежать! ... Сдохните па...! ... — Выкрикивали бандиты, как-то слишком быстро входя в раж.

На фоне этой жуткой какофонии, были еле слышны испуганные вопли пассажиров, визг женщин и крики раненых. Но бандитам этого было мало. Их послали чтоб как следует запугать представителей более спокойных и лояльных к теперешней власти людей: поэтому боевики действовали жёстко, если не сказать жестоко.

Через несколько минут кромешного кошмара истязатели решили, что они достигли нужного эффекта подавления воли, и перешли к следующему этапу своей операции.

— Вылась падаль Ижманьская! Кто не вылезет — сожжём ... вместе с машинами!

В подтверждение того, что так оно и будет, в руках у нескольких боевиков появились бутылки с бензином. Правда, фитили на них пока не горели, но, все понимали — подпалить их, было секундным делом. Вот и двери пассажирского транспорта взломаны, возле них образовалось что-то вроде 'коридора позора‟: молодые верзилы стали в две шеренги.

— Выползайте на карачках твари...! — Орали боевики, размахивая дубинками и битами. — Кто не вылезет, — сожжём ...! ...

Выстрелы, крики, вид первой пролитой крови, угрозы: новые машины с бандитами — которые продолжали прибывать. Всё это на безоружных людей, которые не ожидали такого зверского налёта, действовало подавляюще. И пассажиры стали послушно выходить из автобусов. Выходящих из дверей пассажиров, сбивали с ног; били битами, пинали ногами. Даже природа остолбенела: поражённая творимым насилием, тяжёлые облака застыли в небе, деревья замерли, перестав шевелить своими густыми кронами. Все они были свидетелями творимого беззакония, и ничего нельзя было изменить.

— На карачки ... твари! Ползите жуки навозные! — Орали палачи и обрушивали своё окровавленное оружие на головы и спины беззащитных людей. — Где ваш князь Гришка? ... Что, защитил он вас...? Подстилки Грыдицкие⁴! Молчать с...!

Временами, мучители выхватывали кого либо из ползущих пассажиров, оттаскивали в сторону и заставляли кричать свои националистические кричалки. Первой такой их жертвой стал молодой парнишка — он, несмотря на обильно сыплющееся на него побои и угрозы, наотрез отказался это делать и его пристрелили — на виду у всех: как говорится в назидание. Парень вопреки ожиданиям палачей сразу не упал, а постоял ещё пару секунд, пока его свалил второй выстрел. Все остальные, зная чем это для них может закончиться, делали всё, что от них требовали мучители. Однако и это их не спасало от издевательств, садисты всё равно находили к чему придраться и избивали выбранного ими человека невзирая на возраст и пол. Создавалось такое впечатление, что боевикам попросту нравился сам процесс истязания людей. Как волки ворвавшиеся в овчарню, нацисты кидались от одного пленённого к другому и в буквальном смысле зверели от вида проливаемой ими крови.

— Жрите стекло с...! — Брызжа слюной орал худощавый, прыщавый подросток, чьи худо сильные удары не приносили должного эффекта и он старался взять изобретательностью. — Всем жрать!

Благо для истязаемых людей, его призыв никто не поддержал — почти никто. Основная масса стала требовать чтоб пассажиры, возвращавшиеся с митинга в Ринлеве в свой родной Рильд⁵, ползая на четвереньках, собрали руками всё битое стекло и заполнили им карманы. Впрочем, наци этим не ограничились, пришлось избиваемым жертвам засыпать мелкие осколки себе за пазуху.

— Быстрее ... собирайте! Если всё не соберёте ..., все здесь поляжете! Мы вас научим вы...и родную Житицу любить!...

Была среди палачей и небезызвестная 'труженица тыла‟, заготовщица зажигательных бутылок — Яночка. Трудовые раны на её пальцах были заклеены пластырем; ладони болели так, что о том, чтоб взять в руки биту, не могло быть и речи. Поэтому она, извергая грязные проклятья и визжа от перевозбуждения: как орудие избиения использовала свою тяжёлую обувь стиля милитари. Садистка 'подлетала‟ к выбранной ею жертве и с разбегу била: стараясь причинить этим ударом максимальный вред. Она как фурия металась меж своих обречённых соотечественников и выплёскивала на них свой животный гнев. Впрочем, даже она не выделялась на фоне беспредела творимого её соратниками. Вечерело, на округу опускались сумерки. И в последних отблесках уходящего дня, выбитые окна автобусов, выглядели особо зловеще, — они как пустые, мёртвые глазницы огромных черепов многоглазых гигантов, взирали на всё происходящее вокруг. Да и алый закат, в сочетании с устроенной бойней, воспринимался как кровавый предвестник надвигающейся беды.

Жители южной области Житицы, уже не надеялись выжить в разыгравшейся преисподней, они, доведённые многочасовыми побоями до отчаяния люди, ждали когда этот ад закончится — надеялись на скорую смерть — которая станет избавлением от непереносимых издевательств.

В одной, ничем не примечательной легковой машине — если не считать сильно тонированные стёкла, слегка приоткрылось окошко. Стоявший рядом мужчина в потёртом охотничьем камуфляже, мгновенно на это отреагировал — наклонился и, кивая, выслушал все, что ему сказал некий особо важный господин с сильно заметным акцентом. Оконце закрылось и машина, плавно тронувшись, она уехала — никчему было здесь засвечиваться иностранному гражданину: всё должно выглядеть как последствия разбушевавшегося народного бунта. Во время революции невозможно избежать 'перегибов‟.

Через несколько минут, после исчезновения таинственной машины с всемогущим пассажиром, уже упомянутый 'мужичок-охотник‟, жестами подозвал к себе нескольких своих подчинённых: — 'Хватит, мы достигли должного..., грузите выживших и отправляйте их дальше. После чего разберитесь с трупами — от них недолжно остаться и следа. Хотя нет. Пригоните трактор и прикопайте убитых, но сделайте это на виду у этих дрожащих тварей...‟. — Говорилось это обыденно и спокойно, как будто не было рядом побитых автобусов, их полуживых пассажиров, луж крови и нескольких трупов лежащих в придорожной канаве.

Когда приехал небольшой экскаватор и в пару приёмов присыпал землёй убитых, жители Рильда подумали, что всё окончено, и пришёл их черёд помирать: — 'В автобусы, живо! Поторапливайтесь жуки навозные! ...‟ — Закричали боевики, получив новое указание. Но никто из жертв не тронулся с места: ко всем пришла мысль, что эти большие машины и станут их братским крематорием. Ведь не зря в арсенале у их мучителей были бутылки с зажигательной жидкостью.

— Что стоите ослы! Живо в автобусы! — С эти криками на людей, опухших от побоев до неузнаваемости, обрушилась новая волна ударов. — Мы вас отпускаем! Но вы должны у себя рассказать, что если у вас кто-либо будет перечить нашей революции, то мы отправим к вам свой 'поезд дружбы‟: и выкосим всю скверну! Живо твари — пока мы не передумали!

Первой в автобус направилась пара людей среднего возраста. Видимо они были мужем и женой. У мужчины как плеть висела перебитая правая рука; один глаз отёк так, что гематома висела над ним как мешок, да и лицо представляло сплошное месиво. В нём уже было нельзя признать того человека, который в самом начале истязания попробовал защитить свою супругу: и было непонятно как он смог пережить ту расправу, которую сразу же над ним учинили. Женщине тоже досталось, описать ту сплошную рану, которая осталось от лица, было невозможно. Её волосы — пропитанные кровью слиплись в монолитный колтун, нога была повреждена и дама сильно хромала: поэтому её спутник, как мог, заботливо её придерживал своей здоровою рукой. Видя такое, ни один из молодчиков не ударил и не крикнул на них. Зато на остальных жертвах, толпа отыгралась по полной программе.

Уже было темно, когда истерзанные машины, под гортанные — нечеловеческие вопли и разнообразные националистические кричалки остающихся на месте преступления садистов, тронулись в путь. Все кроме автобуса, чей водитель был застрелен в самом начале захвата, и сейчас бесхозный транспорт полыхал, озаряя округу отблесками своего погребального огня. Выжившие пассажиры, всё ещё не веря в своё чудесное спасение: кто мог это делать, постоянно оглядывались, смотря, не поехали ли за ними преследователи с намерением поджечь машины на ходу. Но их никто не преследовал. Забегая наперёд можно сказать, что акция устрашения устроенная возле села Гурьянки, вопреки ожиданиям, вызвала обратный эффект. После того как по городкам и селениям прокатился слух о случившемся злодеянии, жители Рильда стали спешно объединяться в отряды самообороны. Но это произойдёт в ближайшем будущем, а сейчас все пострадавшие желали поскорее уехать подальше от жуткого места разыгравшейся трагедии, и поскорее добраться до дому. А там, будь что будет — если уж и суждено умереть от полученных побоев, так хоть в родных стенах.

Глава 4

Зимние улицы Ринлева бурлили как кипящая вода в казане. На центральной площади жгли покрышки, по улицам регулярно ходили колонны вооружённых молодчиков. И что было самым невероятным и непостижимым, вовремя небольшого митинга — на одной из небольших площадей, подъехали несколько бронированных машин, из них выскочили вооружённые до зубов воины одной из коммерческих вооружённых фирм далёкого королевства Ёрла. Они, как в каком-то дешёвом боевике продефилировали за спинами митингующих: держа оружие наизготовку, и также неожиданно развернулись. Далее, организованно вернулись в свой транспорт и уехали. Всем кто это увидел, осталось только гадать: — 'Что это было? И что здесь забыли эти гуси войны‟? Зато те, кто знал и ждал этот проход, восприняли это как сигнал для отчёта дней перед началом главных событий.

Вот и риторика выступающих вдохновителей мятежа кардинально изменилась. Они напрямую призывали народ к взятию под контроль всех важных объектов; на все лады распинали продажного князя и его ненасытных приспешников -душегубов; рассказывали сказки про то, как в скором времени заживёт народ, сбросив вороватого тирана: -'Запад нам поможет! ... Они наши самые настоящие братья! ... Они цивилизованная культура: поэтому не оставят нас в беде‟! — Люди слушали то, чего сами так жаждали услышать и подчиняясь неписанным законам толпы, радовались всему происходящему.

Столица Житицы, напоминала растревоженный муравейник: и местами он полыхал огненными баррикадами, марая небо густым дымом. Создавалось впечатление, что в едином порыве, всё население города вышло на баррикады и добиваясь избавления от прогнившей тирании. И снова никого не удивляло то, что население Ринлева, неожиданно помолодело. Люди жили революцией и для достижения желанной цели, были готовы на любые поступки. Больше никого не удивляло расположенное в интернете видео, где 'воины революции‟ пленили одного раненного городового. Воспринималось, как норма все издевательства над этим молодым парнишкой — впрочем, как и обещания что его ждёт самая мучительная смерть. Этот боец, чьей виной была только срочная служба в сотне охраны правопорядка, истекал кровью, а оказывать ему помощь никто не торопился. Зато, в полную противоположность этому случаю, воспевалась смерть мучеников из 'Золотой Рати Революции‟. В каждом показанном в эфире сюжете, на каждой трибуне, восхваляли подвиг этих людей и призывали к отмщению за оборванный полёт их героической души.

После такой агрессивной промывки мозгов, люди с радостью кидались на штурм любых административных учреждений и громили, громили, жгли. В общем, делали то, о чём недавно даже не помышляли — да что там кривить душой, считали это ужасным преступлением.

'Кто не с нами — враг страны! Мы мамки Житицы сыны! — Слышалось на каждой улице. — Грыдичей в петлю! ...‟

И везде, на каждой улочке горел огонь. Летели зажигательные бутылки; стреляли нацеленные в людей фейерверки; лилась кровь. И все видели, что жестокая стихия, вырвавшись из-под контроля, катилась, наматывая на себя как снежный ком чужие жизни, судьбы. Рвала по живому всё то, что ещё совсем недавно связывало многих людей. И все её участники неслись в этом потоке, выйти из которого, при всем желании было не возможно.

Видя этот беспредел, власть выдвигает заговорщикам ультиматум: прекратить погромы и подчиниться силам правопорядка. Митингующие, к этому моменту ощутив свою силу, показательно игнорируют эти требования.

В эти дни, почти в каждой квартире, в каждой отапливаемой палатке митингующих, можно было услышать примерно одинаковые разговоры: — 'А наш князёк то трусоват — в переговорах пошёл на попятную. Конечно, как ему не уступать, когда его туда усалили лидеры Вильц, Гайлы, Дунчи и даже его кураторы из Ижмани не против этого диалога. Не сядешь тут, когда за спинами Гайлы и Дунчи стоит королевство Ёрла. Хвала небесам, коли за нас такая силища!‟.

Впрочем, вскоре появилась новая информация. Её подхватили и понесли по городу, и отныне, она была у всех на устах:

— Гришка то, бежал! — Кричали хмелеющие от чувства победы люди. — Трус, испугался воли народной! ... Знает кошка, чьё мясо съела! ... Люстрацию его прихлебалам! ... Не сбежишь тут, когда его опричники и городовые оставили без охраны его дворец — он не самоубийца!

Это говорили открыто — как говорится у всех на виду. А вот за закрытыми дверями — в штабе революции: трое мятежных бояр выслушивали доклады командиров своей мятежной рати. Точнее, это не было похоже на напряжённую работу храбрых предводителей переворота. Самый главный из них: мордастый, насупившийся как сыч боярин Алёшка Урчик, выпучив губы, смотрел исподлобья на своего сотника. А тот, обливаясь потом, заикаясь отчитывался:

— ... Не было его во дворце. Истинный крест боярин, не было. — Сотник виновато топтался на месте и сжимал в руках свою форменную шапку. — Эта шельма, всё побросала и смылась из города налегке. Ну, я конечно же распорядился перекрыть все выходы из града. Так вот. Заодно, я сразу же прислал во дворец репортёров, чтобы те поснимали, как жировал наш тиран, обирая народ.

— С журналистами ты неплохо сработал — за это хвалю. Но только главного не исполнил, — где делся Гришка?! — Лоб боярина ещё больше нахмурился, от чего сотник занервничал ещё сильнее.

— Не могу знать!

— А должен знать. Ты просто обязан его найти. — Еле сдерживаясь чтоб не перейти на крик, говорил Урчик. — Хоть из-под земли достань, и убей. Сделай так, как я тебя учил. Пусть твои ряженые холопы изобразят суд Линча, и снимут этот процесс на телефоны с плохим разрешением. И пусть суетятся, дёргают камеру, толкают, оттесняют снимающих. Пускай всем, с первого взгляда будет ясно, что мы здесь не причём: мол, это толпа его растерзала — во время стихийного бунта черни, это вполне нормальное явление.

— Ну а ты что скажешь? — Мордастый заговорщик, посмотрел на подчинённого боярина Ольвина Гнидок. — Расскажи мил друг. Как ты подвёл своего хозяина? Почему его поручение и тобою не выполнено?

Мужчина средних лет, украдкой поглядел на своего господина и увидев, что тот кивнул — давая разрешение на отчёт, заговорил:

— Ну, мы с уже с неделю отслеживаем любые сигналы исходящие из дворца. На связь выходили все, кроме князя. Вчера, в двадцать ноль, ноль, он заговорил с неизвестным абонентом. Связь была кодированная, наше оборудование не смогло её взломать. Сеанс продолжался пятнадцать минут сорок секунд. Больше княжим телефоном никто не пользовался. Пеленг показывал, что абонент находится во дворце и время от времени перемещается по его залам. Так продолжалось до тех пор, пока мы не вошли в эти покои. Там была только та охрана, которой Гришка до конца не доверял, а у их командира мы и обнаружили правительственный телефон. — Здесь, на этой фразе, рапортовавший до этого очень бодро сотник на секунду осёкся, и продолжил без былого энтузиазма в голосе. — При попытке вынести этот мобильный телефон из полатей — он само ликвидировался. Так что, узнать с кем и о чём говорил наш беглец, невозможно. Да и отслеживать беглого Гришку мы не сможем.

— Дурак! — Дослушав рапорт, возмутился Урчик. — Надо было у старшего лейб-гвардейца спросить, давал ли ему князь ещё чего либо — вместе со своим телефоном! Ух — тупицы! Не найдёте Григория, я вас всех в каталажке сгною!

— Я примерно догадываюсь, кто помогает нашему князю. — Взял слово до этого стоявший молча боярин Гнидок . — На шифрованную связь он мог выходить только с другим правителем, и скорее всего это был Мстивой. Напрямую в Ижмань он не пойдёт и значит, у нас есть небольшая фора. Поэтому, немедленно перекройте все направления блокпостами, и пошлите побольше мобильных групп. Пусть они все останавливают и проверяют все неодиночные машины, кто не будет подчиняться — уничтожать! То же самое для блокпостов — только они должны шерстить все машины, — без исключения.

Глава 5

Ночь окончательно отступила, и утро вступило в свои полные права. Семён, 'отдыхал‟ на переднем сидении невзрачного легкового автомобиля. В эту ночь, он обходился без сна — если не считать получасовой дрёмы. Да и поспишь тут, когда являешься беглецом, на которого уже наверняка объявлена охота.

Точнее сказать, охотились не за самим Семёном Дудой, а за князем Григорием — судя по всему, последним представителем правящего рода Янковичей. Но это, не уменьшало той опасности, которой он подвергался, продолжая служить свергнутому правителю.

— Ведь говорили ему его советники: — 'Хватит либеральничать, княже‟. — Причём предлагали начать противодействовать заговорщикам ещё в тот момент, пока они не выходили на митинги, а только начали смущать людской разум через средства массовой информации. А всего-то нужно было 'ударить по загребущим ручкам‟ нескольких особо вороватых купчин и бояр. Как говорится, показать народу, что государь заботится об его благополучии. ...

С этими мыслями, сдерживая зевоту, Семён сладко потянулся: так, что захрустели все суставы. А с заднего сидения, знакомый голос, с напускной бравадой продекламировал:

У нас — героев, с недосыпа:

В мозгу бардак; песок в глазах;

Да потягушечки до хруста,

В спине могучей и руках. ...

Это был князь, и нужно было что-то отвечать на его столь неуместный экспромт. Хвалить его за это словоблудие не хотелось, ну не тянул он на поэта — больше всего его 'творчество‟, напоминало дешёвые частушки. Именно поэтому, опричник сделал вид, что не услышал новый княжеский опус и просто поздоровался:

— Доброе утро Григорий Дормидонтович. Как спалось?

В приватной обстановке, со своими особо приближенными опричниками, князь практиковал панибратство: поэтому с ним можно было говорить, не соблюдая пресловутого придворного этикета.

— Спасибо Семён, если считать что я в бегах — то отлично.

Что ведущему машину Илье Гарбузу, что самому Ду́де, хотелось ответить: — ' Сам княже виноват. Не нужно было оглядываться на 'цивилизованных соседей‟: мол, что они там подумают. И не бояться, что за неповиновение, те заморозят все личные зарубежные активы. А сейчас и их потерял, и страну прос... ‟. — Однако они были служивыми мужами и поэтому решили не озвучивать своё мнение. И оба — в унисон пробормотали:

— Вот и отлично.

Снова нависла гнетущая тишина, и в этот момент, головная машина эскорта выехала на пригорок и резко затормозила. То же самое, с небольшим запозданием проделали и остальные. Подав условный сигнал габаритами первый автомобиль начал манёвр разворота. Это значило только одно: 'Впереди засада, нужно спешно уходить‟. Несколько секунд было потрачено на маневрирование и вот все три машины уносились прочь от опасного места.

Колонна уезжала — развив максимально допустимую для зимней дороги скорость. Однако и на посту появление машины было замечено, и то, что она так ловко развернувшись бежала, насторожило личный состав блокпоста и запустило цепь определённых действий. По всем каналам радиосвязи понеслась информация о странной иномарке, месте, где она была обнаружена. А самое главное, от блокпоста отъехала пара джипов и понеслась вдогон за убегающими.

— Эх, чтоб тебя ...! Ведь ... мать, мы уже были так близки от спасительной границы! Твари ...! — Жутко сквернословя, ругался князь. — Но почему?! ...

Его охрана на это не обращала внимания: они готовились к тому, для чего и находились рядом с князем.

— Княже, одень защитную сбрую. — Спокойно, как на учениях, приводя в боевое состояние своё оружие, потребовал Семён.

Однако Григорий первый как будто и не слышал своего верного опричника: -'Изменники ...‟. Продолжал лепетать тот. Тогда Дуда, ловко извернувшись на своём сидении, перехилился к заднему сидению, и взял князя за грудки, и слегка того встряхнул. После чего, спокойно повторил своё требование:

— Княже, на всякий случай одень защиту. А об остальном мы сами позаботимся.

Тот тон, каким это было сказано, тот холодный взгляд коим его одарил телохранитель, всё это возымело действие. Григорий Дормидонтович смолк и, немного путаясь в ремешках и застёжках, одел полезащитную броню. Далее, свергнутый правитель сидя на заднем диване, потерянно смотрел в окно, он догадывался о том что может произойти и безучастно ждал развязки.

Семён удостоверившись что его подопечный выполнил всё что от него потребовал, и покрутил настройки немного модернизированного радиоприёмника: где вскоре наткнулся на волну, по которой вещал чей-то мужской, немного хрипловато-простуженный голос:

— ... Повторяю. В квадрате 20/12, замечена подозрительная машина. Она уходит на северо-запад направлении. Всем кто близок к квадрату 19/13 — принять все меры к задержанию.

— Оперативно работают с...и. — Процедил сквозь зубы русоволосый, короткостриженый Илья.

Гарбуз немного щурил глаза, внимательно всматриваясь в дорожную даль — выискивая любые признаки притаившейся опасности. Однако этому мешала начинающаяся позёмка: впрочем, она могла стать и палочкой выручалочкой для уходящих от погони людей.

— Говорит Хлысь! Я их вижу! — В эфире послышался молодой, почти юношеский голос: в котором было столько горячности и охотничьего азарта. — Визирую колонну из трёх чёрных машин, п... едут по 124 трассе в северо-западном направлении. Сажусь им на хвост — расстояние между нами не позволяет вести хоть сколь-либо эффективную стрельбу...

От этих слов у Семёна в груди разлился неприятный холодок; однако его служба подразумевала работу в таких ситуациях. Поэтому, далее он действовал холодно и расчётливо — открыл бардачок, извлёк из него спутниковый телефон и, набрав на панели необходимую комбинацию, дождался гудка и дал отбой.

Юрий недавно заступил на смену. Всё шло как обычно, время от времени на его монитор выводились данные тех радиоперехватов, которые хоть как-то выпадали из общего потока информации; или имели в своём тексте некие ключевые слова или фразы. После чего, он перенаправлял их аналитикам, или другим службам. Пока что всё было спокойно и на стоящий перед ним экран, ничего экстраординарного не поступало. Так что своё дежурство, он мог провести в спокойной, тихой обстановке. Почти тихой: так как в данный момент шла активная фаза мониторинга настроения и дум жителей Рильда, относительно свершившегося в Ринлеве гос-переворота.

— Ага, значит акция направленная на устрашение Рильдчан, только усилила протестные настроения. — Думал Юра, бегло просматривая очередное сообщение, и делая нужные пометки в выведенном на рабочий стол документе — выделяя курсором необходимые части текста. — Кто б мог подумать? Ага. А вот и реакция обывателей на умело 'подкинутые‟ нашими агентами темы для обсуждения — учтём. Ага...

Неожиданно, один из дежурных офицеров встрепенулся; быстро застучал по клавиатуре — засуетились и его рядом сидящие коллеги. Через несколько секунд, на мониторе Юрия появился красный квадрат, закрывающий большую часть экрана. И самое неприятное, на тревожном сообщении красовалась надпись: — 'Код 92‟. — Подведя к надписи активную точку и отработав левой клавишей 'мыши‟, капитан Селезнев прочёл:

— Код 92. Объект 'Зипун‟ обнаружен. Существует большая вероятность его потери.... Отрабатываем вариант 'Б‟!

В секреты того, кто скрывается под этим словом, Юрия никто не посвящал, но одно было ясно: сейчас он должен был отслеживать все его перемещения и сопровождать его до тех пор, пока операция не будет окончена или ... — про то, что произойдёт в случае пресловутого ИЛИ, думать не хотелось. Вот пришли рекомендации от аналитиков, и военный ознакомившись с ними, начал действовать: подключив к себе все необходимые службы, капитан дал команду:

— Восьмой, вывести на 'Зипуна‟ 'Коршуна‟, — отработать вариант 'Б‟ без прямого контакта с объектом!

— Есть!...

Лоб Гарбуза, от напряжения покрылся мелкими бисеринками пота. Военный, время от времени 'бросал‟ тревожные взгляды на зеркала заднего вида и каждый раз замечал, что преследователи цепко 'седели у них на хвосте‟ и, по всей видимости, ими кто-то руководит или даже направляет. Пробивающийся сквозь начинающуюся пургу свет от фар гонящихся за ними машин, медленно и неумолимо приближался.

Неожиданно головная машина княжьего эскорта замедлила ход, и непонятно каким чудом не потеряв управления свернула влево. Сигнал следовать дальше самостоятельно так и не был подан — значит, всем нужно было проделать то же самое. Однако, после того как машины покинули шоссе, на душе Гарбуза 'заскребли кошки‟ — на грунтовке скорость движения заметно упала.

— Долбаный режим радиомолчания. — Сквозь зубы возмущённо прошипел Илья. — И не спросишь у идущих в авангарде, мол какого лешего мы сюда попёрлись.

Впрочем, вскоре всё прояснилось. И произошло это весьма странно: сидевший рядом с Ильёй Семён, услышав невнятное бормотание, посмотрел на товарища, и задал неожиданный вопрос:

— Илья, а ты почему вытащил из уха наушник? А?

Сотник Гарбуз растерянно пошевелил головой, привычное ощущение фурнитуры отсутствовало.

— Видимо когда я ночью дремал: он и выпал зараза. — Оправдываясь, Илья вставил болтающийся возле воротника наушник на место. — А я, и не заметил этого.

Почти сразу, как только мини динамик был водворён на место, послышался спокойный баритон какого-то незнакомца, который уверенно давал указания: — ' ... Ни в коем случае не притормаживайте и не делайте ненужных манёвров. Чтобы не случилось, идите указанным нами курсом‟. — Дальше в эфире была тишина. И кому всё это говорилось, почему нельзя притормаживать, для Ильи так и осталось загадкой. Однако поприставать к Дуде с расспросами о том, какие указания он пропустил по своей халатности, было несвоевременно — трудная, ухабистая дорога требовала полной концентрации внимания.

— Илюша, — нервно, на грани срыва проговорил князь, сильно извернувшийся на заднем сидении, дабы посмотреть на догоняющие его машины. — Ты давай милый, прибавь скорость то. Не видишь что ли, догоняют нас эти ироды.

— Не догонят. — Не оборачиваясь, ответил Семён, хотя беглый правитель обращался не к нему. — Наши 'соседи‟ уже что-то придумали и ведут нас к некой выбранной точке для эвакуации.

— Так до неё ещё доехать надо...

Дальнейшие княжеские причитания больше никто не слушал. Водитель не отвлекался, потому что вёл автомобиль, а у сидящего рядом с ним сотника, завибрировал телефон — на него пришла долгожданная СМСка: — ' Доехали все. Нас встретили. Передай ребятам, чтоб напрасно не переживали за семьи‟. — Прочёл он и, приоткрыв окно, выбросил ставший не нужным аппарат прямо в зимнюю, заснеженную стужу: он и был то приобретён по подложным документам, и только ради получения данного сообщения.

Илья, краем бокового зрения заметивший это действие, вопросительно посмотрел на друга. На что тот, только показал кулак с поднятым вверх большим пальцем. Гарбуз всё понял правильно, и его губы растянулись в довольной улыбке. В отличие от княжьей семьи, которая покинула страну ещё до начала бунта, его жена с малой дочкой эвакуировались в последний момент, и старлей за них сильно переживал. Особенно после того, как его самого чуть не перехватили почти у самой границы с Ижманью.

— Братцы, прибавьте газу. — Раздался внезапно осипший голос Григория. — Они, ироды, уж начали по нам стрелять.

И в самом деле, в зеркале заднего вида, несмотря на кружащий у земли снег, можно было рассмотреть, как один из боевиков высунувшись из окна, вёл одиночный огонь из какого-то оружия. И сотник Дуда пояснил князю:

— Беспокоящая стрельба, она нам не опасна — расстояние между нами всё ещё слишком большое. Это они для острастки палят.

В скором времени, у беглецов создавалось впечатление, что их транспорт непостижимым образом стал самолётом, попавшим в зону жуткой турбулентности. Машина проваливалась на выбоинах, подскакивала на кочках, временами казалось, что она вот-вот пойдёт юзом по замёрзшей земле и, вылетев с разбитой дороги, завязнет в глубоком снегу завалившем кювет. Впрочем, и у преследователей дела обстояли не лучшим образом, и как это ни странно, но они больше не сокращали расстояние отделяющие их от беглецов, а наоборот, начали постепенно отставать. Через какое-то время, обратил на это внимание и Григорий, отчего у него в очередной раз произошла смена настроения — проснулось неудержимое желание воздать хвалу находчивости, мастерству, удачливости своих подчинённых. Однако это радостное возбуждение прошло весьма быстро и сменилось полной апатией — князь неожиданно замолчал, и, кусая губу, потирая пальцами руки щетину на щеке, стал отрешённо смотреть в окно.

Смотрит князь на проносящиеся мимо него деревья и оголённые кустарники, и страшная мысль терзает его душу: — 'Не верится, как быстро всё это стало чужим и таким опасным — и земля, и природа. Несмотря на все заявления переговорщиков, произошёл переворот и на меня объявили смертельную охоту. Обложили как волка и гонят.... Интересно, а все ли мои опричники мне преданы? Не затаился ли среди них предатель? ‟... — Чем дольше князь смотрел в окно, тем мрачнее и обречённее становились его думы.

Невесело было и Илье: с лева по курсу, по такой же грунтовой дороге сбегающей с крутого холма, нёсся гружёный трактор, и по приблизительным прикидкам, вскоре он должно был врезаться в их колонну. От нехорошего предчувствия, у Гарбуза даже под ложечкой засосало. Сидящий рядом с ним Селезнев, тоже увидел идущий на перехват транспорт и одними губами, сказал напарнику:

— Сворачивать всё равно некуда: поэтому только вперёд. Действуй так, как Ижманьцы говорили. А дальше, будет видно... — Может быть, сказано было что-то другое — неумел Илюша читать по губам, поэтому будем считать истиной именно то, что было написано выше.

Колонна мчалась дальше, но было неприятно ощущать неуклонное приближение трактора мчащегося ей наперерез.

Петро Хлысь нервно ёрзал на переднем кресле и смотрел только вперёд, на медленно, но уверенно удаляющиеся от него машины. Прошло уже около часа с того момента, как он, со своими людьми, свернул за ними на второстепенную дорогу и пытался удержаться на 'хвосте‟ у подозрительной колонны. Конечно, он доложил по рации об этом — последнем манёвре беглецов, но уверенности в том, что его услышали, не было — в эфире пошли помехи. Невозможно было выйти на связь и на других частотах.

— ... Будьте прокляты Грыдицы! Наверняка это их работа. — Ругался Петро, упрямо щёлкая настройками своей рации. — Уверен, это они ставят помехи, спасая своего выкормыша! Эх ...

— Петро! — Оживился сухопарый Диков — водитель машины, на которой ехал сотник Хлысь. — Глянь ка, им наперерез кто-то едет! Должен успеть сбить их головную машину! Как пить дать успеет!

— Матка божска! Нас всё же услышали! — Радостно выкрикнул сотник, всё ещё не веря до конца тому, что он успел передать необходимую информацию и его товарищи по борьбе, предприняли необходимые шаги для перехвата беглецов.

— У-у-у-га-а! — Вопил Митяй, который только что перестал палить по беглецам из своего дробовика. — Ес-с! Ес-с! Ес-с! Им не уйти! У-у-у-га-а! ... Смерть вражине! ... А-а-га! ...

Митяй орал как сумасшедший и даже забыл закрыть окно, из которого, он, недавно опасно высунувшись, вёл бестолковый огонь. Парень понимал, что на таком расстоянии он всего лишь бестолково тратил боеприпасы: но адреналин и азарт требовали выхода, вот он палил в белый свет, как в копеечку. Тем более его 'душевный‟ порыв никто не остановил.

Эту радость разделяли все, в обоих внедорожниках. Кричали даже водители, поддались общей эйфории — рискуя в порыве радости не справиться с управлением и оказаться в кювете. Все кроме шофёров, не отрывая взгляда, смотрели на несущийся под уклон трактор с гружёным доверху прицепом. Была правда опасность, что прицеп может пойти юзом и опрокинуться: но для этого нужно было начать торможение, а тракторист этого делать не собирался.

— Даже если он выскочит раньше времени, то всё равно класс! Если беглецы притормозят, избегая столкновения, то прицеп сто пудов перекроет им дорогу! — Сашко Диков не отрываясь от управления машиной, прокомментировал свои догадки. — И где братва только успела сею технику реквизировать?! ...

Однако его никто не слышал: все ждали развязки и восхищались мужеством своего соратника — того кто так рискованно вёл трактор. Казалось, что этот дикий ор достаёт до неба, и разносится по всей округе, точнее достаёт и за её приделы. Две траектории движения неуклонно сходились. Беглецы не ускорялись, что только усиливало уверенность в удачном исходе перехвата. У всех участников погони, до состояния пере натянутой струны усилилось нервное напряжение и множество глаз, неотрывно смотрели на летящий со склона трактор.

— Ёхта! — Первым поняв, чем закончится перехват, выкрикнул Сашко. — Ёхта, да ведь он не успевает! Газуй же ку...!

В подтверждение его слов, все три машины — в самый последний момент проскочили перед несущимся трактором. Как в замедленной съёмке было видно, что тракторист, выскакивая в хвост беглецам, начал резко поворачивать — как будто пытался этим манёвром достать хоть одну из ускользающих машин. Первым потерял равновесие перегруженный прицеп, заваливаясь набок, он опрокинул нахилившийся под действием центробежной силы трактор, и разбросал по дороге уложенные в него брёвна. Грохота этой аварии не было слышно: но последствия были весьма заметными. Беглецы, облегчённо выдохнув, продолжили свой путь, а догоняющие их машины, сбросив скорость, подъехали к перекрывшему дорогу завалу и вынужденно остановились.

Упавший трактор уже заглох; все его стёкла были разбиты: а вылетевший из раскуроченной кабины водитель, одетый в тяжёлый, огромный тулуп, валялся неподалёку и не шевелился.

— Сашко, посмотри, что там с водилой? — Распорядился Петро, покинув машину и бесцельно пнув ногой ближайшее от него бревно.

Так получилось что Диков был ближе всех к лежащему на земле трактористу: он в два прыжка оказался рядом; наклонился над телом; и зажав нос, с гримасой отвращения отпрянул назад.

— Да чтоб тебя! — Отойдя немного подальше, выкрикнул Сашко.

— Что, его так сильно покалечило? — Поинтересовался Хлысь: предусмотрительно передумав приближаться к лежащему человеку.

— Да он весь в крови, и в усмерть пьян. Кстати, от него разит как из сельского сортира! Так что аж дух спирает! — С этими словами, Хлысь с силой — с разбегу ударил лежащее тело, и быстро отскочил назад: на что тракторист никак не отреагировал. — Пристрелить бы эту тварь, да пулю на такого жалко. Сам на морозе окочурится. Мразь.

Если б молодые нацисты знали, в какой близости от них прошла смерть, то по возвращению на базу упились б до поросячьего визга. А так, их спасло нежелание мараться об спившегося и жутко воняющего аборигена. Они даже не догадывались, что были на прицеле у нескольких снайперов, и если б у кого-либо из них мелькнуло хоть что-либо похожее на оружие, — то через несколько секунд на дороге лежали их молодые остывающие трупы. Но им сегодня везло.

Как только юные боевики погрузились в свои машины и уехали: лежавший неподвижно тракторист неожиданно ожил; весьма уверенно понялся на ноги, скинул с себя тяжёлый тулуп; поднял валяющийся неподалёку мотоциклетный шлем и бросил всё это в кабину лежащего перед ним железного коня. После чего безжалостно всё подпалил — никчему чтоб кто-либо обратил внимание на несуразные для трактора ремни безопасности. Тем временем, в далёкий центр управления ушла короткая радиограмма: — 'Альфа, говорит 'Коршун‟. Отработал чисто — отходим в точку эвакуации‟. — Так и вели загадочный объект 'Зипун‟. Постоянно уводили его от погони; заставляли его резко сворачивать, во избежание всяких ненужных встреч. В общем, вся эта эпопея закончилось удачно — пара вертолётов, залетевших на территорию сопредельного государства, подобрали небольшую группу людей. А через двадцать минут, к трём брошенным машинам подъехали две пары автомобилей, однако они безнадёжно опоздали и это несмотря на техническую поддержку неких доброжелателей. Впрочем, этих 'доброжелателей‟ вскоре ждало ещё одно, и весьма крупное разочарование — прямо из под носа, у них увели очень лакомый кусок. Высокооплачиваемые агенты разведки и аналитики, проглядели подготовку к отсоединению от Житицы, стратегически важной для их планов территории — жители Рильда проголосовали за выход из гибнущего княжества. И присоединения к соседнему государству.

Глава 6

Окончание зимы, которая принесла свержение ненавистного тирана, не дало стране столь необходимого ей мира и покоя. В княжестве по-прежнему митинговали. На сей раз в основном от радости. На этих сборищах, 'победители‟ ставили на колени служителей правопорядка и глумились над ними, заставляя этих мужей просить прощение за то, что те честно выполняли свой долг. Так унижали всех, кто не успел, или попросту не захотел бежать за кордон. А жители восточных земель с ужасом смотрели это на экранах своих телевизоров и слушали речи оголтелых ораторов, которые неистово, призывали к крестовому походу на всех инакомыслящих. Как так вышло, что 'революционеры‟ быстро забыли о том, что именно они боролись за свободу слова и волеизъявления? Ведь именно об этих ценностях они твердили стоя осенью на трибунах, а сейчас....

Дорвавшись до власти, хунта, совершенно не смущаясь, начала призывать к репрессиям против всех инакомыслящих, называя их предателями, контрреволюционерами, врагами народа и сепаратистами. Итогом стало то, что активисты переворота, собрались посылать 'поезда дружбы‟ в районы которые не поддерживают их 'революционных‟ настроений. Или что хуже — считают восточных соседей своими братьями, что, по их мнению, было равносильно предательству. Так вот эти 'делегаты‟ должны были научить жителей тех областей любить родину — не сопротивляться узурпаторам, или проще говоря, выжечь 'скверну‟ с корнем.

В середине марта, боярин Урчик, — как было объявлено: 'Временно взявший в свои руки бразды правления государством‟, издал указ о начале карательной экспедиции против мятежных районов. Указ то вышел, но пока что кровь не лилась: так как перед началом любого дела нужно проводить должную подготовку, и только после этого устраивать серию провокаций — для 'развязывания рук‟ и создания нужного общественного мнения за рубежом. Так что для всего этого нужно было время: необходимо подтянуть в нужное место войска, и поставить под ружьё как можно большее количество активных патриотов.

Так что, прямо на 'Площади Революции‟ — так отныне называлось место, где начиналось протестное движение, да-да, именно на этой площади формировались первые 'гвардейские‟ сотни. И в этих 'шагах‟ не было ничего удивительного. Революция уже свершилась; 'тиран‟ занимающий лакомое место низвержен, значит, нужно было срочно направлять энергию бунтарей на борьбу с новыми врагами. Иначе они могут оглядеться по сторонам и ....

А так, эти 'дети свободы‟ будут при деле, и если большая часть этих 'героев‟ сложит свои буйные головушки, то это будет прекрасно. Революция просто обязана избавляться от тех, кто посадил на трон новых правителей. Ведь ни для кого не секрет, что человек, почувствовавший свою силу, постарается применить её ещё раз — особо, когда у него проходит похмелье от успеха и он начинает понимать, что его обманули. И именно эти люди, должны в первую очередь сгорать в жерле гражданской войны, дабы не представлять угрозу тем, кто будет в полной мере пользоваться плодами свершённого переворота.

Минька Кныш ликовал и было от чего, его, невзирая на возраст, (не хватает каких-то полгода до совершеннолетия) взяли в гвардейскую сотню и как всем счастливчикам, выдали новую чёрную форму, а позднее и оружие — снайперскую винтовку. Сотник Грыць сдержал своё слово и взял в свою сотню всех тех, кто отличился во время недавних событий на улицах Ринлева. Сейчас, с рекрутами проводился ускоренный курс обучения — для 'продвинутой‟ молодёжи, по сравнению с занятиями в лагерях соседней Вильцы, здешняя 'подготовка‟ казалась сплошным раем. Что было не удивительно, так как сам лагерь был расположен неподалёку от столицы, на территории одного из оздоровительных санаториев. Хозяева этой лечебницы поначалу вознамерились отказать своим защитникам в приюте, но после короткой беседы с сотником Санькой Грыць и тремя его бойцами, возражения отпали сами собой. Правда толстоватый хозяин, какое-то время часто ойкал и хватался за бок.

Вообще-то, условия проживания личного состава новосозданной гвардейской сотни были просто барские. И это несмотря на то, что в комнатках рассчитанных на двоих отдыхающих, квартировало до шести человек. Эту проблему решили просто: разобрали и вынесли на улицу кровати, уложив матрасы, и спальные мешки прямо на полу — сделали половину комнаты местом для сна, а на другой её части оставили стол со стульями, для самостоятельных занятий. Зато санузел в номерах, был выше всяких похвал. По приезду, Минька первым из новых постояльцев принимал душ, и не мог нарадоваться тому, что можно было легко настроить воду нужной температуры. Также, парнишка до глубины души был поражён тому, что в его распоряжении оказалась такая диковинка как ароматный гель для душа. С неохотой окончив помывку, Кныш вытерся мягчайшим белым полотенцем и, не удержавшись — реквизировал его.

— Я на баррикадах жизнью рисковал — за их свободу: от загребущих ручонок Ижмани защищал. — Оправдывал себя парень, вынося из душевой понравившееся ему полотенце и по хозяйски развешивая его для просушки на стуле. — И это малая плата за это. Вскоре мне идти воевать с восточными бунтарями, а они будут здесь, и продолжат в безопасности деньги зарабатывать — не обнищают от такой малости.

В общем, с того санатория он отправил матери весьма объёмную посылку: в неё были уложены небезызвестное полотенце, тёплый халат, тапочки, флакон понравившегося Миньке мыла и множество других полезных вещей найденных на территории санатория. Справедливости ради стоит сказать, что в дни переподготовки гвардейской сотни, почта работала в авральном режиме, и только на отправление посылок и бандеролей. А семья, владевшая здравницей, давно махнула на всё рукой и даже перестала подчитывать убытки.

Время шло, новобранцы обживались, сами соорудили для себя некое подобие полосы препятствий, где целыми днями и пропадали. По сравнению с инструктором Вальски — который занимался подготовкой бойцов в лагере Крыжцы: сотник Грыць берёг своих бойцов и поэтому у них ещё оставались силы на самоволки, ночные пьянки и прочие 'невинные мужские радости‟.

Кныш был единственным бойцом, кто держался в стороне от всех этих развлечений. Он хорошо помни рассказы Малоша, об его участии в некоторых спецоперациях, и юноша усвоил одну из часто повторяемых инструктором фраз: — 'Тот кто не жалеет себя в ратной учёбе: тот значительно увеличивает свои шансы на выживание в реальном бою‟. — И именно поэтому парнишка, помнивший глупо погибшего на его глазах манифестанта, усиленно учил матчасть своей СВД. Даже ночами, он уходил в коридор, где штудировал методички для снайперов — он был неглуп и ещё, он хотел жить. Вот так и получилось что большую часть времени, Миня проводил на стрельбище чаще в гордом одиночестве, — стреляя по мишеням; или отрабатывая маскировку, со скрытным выдвижением и уходом с позиции.

Многие товарищи, Кныша если не сказать почти все, первое время удивлялись такому поведению бойца, затем, глядя на него, крутили пальцем у виска, а после чего, просто создали вокруг странного юноши некое подобие незримой стены отчуждения.

— Ты что творишь боец? — Как-то вечером начал распекать Миньку Грыць: дело происходило незадолго перед отбоем и Кныш, как обычно сидел в коридоре зубря методичку.

Миня ничего не ответил, а только резко вскочил, и, держа брошюру в руке, вытянулся по стойке смирно. Парню не хотелось говорить о том, что он считает недостаточным то, чему их обучает Грыць. Поэтому он просто молчал. Сотник, только покачал головой и, присаживаясь на соседнее кресло, приказал своему подчинённому:

— Да ты садись, в ногах правды всё равно нет. — Сотник устало потёр вески, с силой зажмурив глаза, и после чего, продолжил: — Ты это почему от боевых друзей откололся? Вам всем между прочим, вместе в бой ходить.

И на этот раз, парнишка ничего не ответил. Санька — который был намного старше продолжающего перед ним стоять подчинённого, хитровато улыбнулся и блаженно откинувшись на спинку кресла, проговорил:

— Не бойся. Не вербую я тебя в свои стукачи. Они у меня и без тебя в большом переизбытке. Только они в отличие от тебя ведут себя так, чтобы на общем фоне не выделяться. — Минька перестал изображать из себя статую, и впервые посмотрел на своего командира заинтересованно. — А про тебя между прочим, уже говорят, что ты мне на всех 'стучишь‟.

От удивления и нахлынувшего возмущения, у юноши спёрло дыхание и сильно округлились глаза. Однако он по-прежнему молчал, стиснув зубы, играя желваками. А сотник, как будто ничего этого не замечая, продолжил читать мораль:

— Пойми. Про то, что мне кто-то стучит: знают все. Это суровая правда жизни — я просто обязан таким образом держать руку на пульсе. Однако. Люди устроены так, что обвинят в этом того, кто ведёт себя не так как они — не учувствует в их небольших 'приключениях‟. И под это описание, подходишь только ты. Поверь мне, в первом же бою, какая либо сволочь обязательно постарается свести с тобой 'счёт‟ за свой 'неожиданный залёт‟. А я например, не могу тебе выписать справку, что ты не являешься моим сексотом. Так что, пока не поздно, вливайся в народ, веди себя как все, и если даже не любишь алкоголь, то всё равно, за компанию пригуби с сослуживцами хоть стакан вина. ...

Глава 7

Ратянск бурлил от запредельного градуса накала страстей, и длилось это уже не первую неделю. Его жители с возмущением наблюдали за тем, как по их улицам на большой скорости ездили боевые машины. Механики водители, лихо гоняли на бронетехнике по городским дорогам, не соблюдая никаких правил: так что отсутствие аварий с их участием, было только счастливым стечением обстоятельств, а не высоким классом их мастерства. Да тут ещё по телевидению показывали такое ..., что у людей стыла кровь от недобрых предчувствий.

И вскоре маховик событий заработал — начав безжалостно наматывать на себя жизни и судьбы многих людей: разрывая по живому все, что их связывало друг с другом, и разводя по разные стороны конфликта семьи, знакомых и не очень знакомых мужчин и женщин. Некоторые из них покамест встречаясь в магазинах, или где-либо ещё, жали друг другу руку, интересовались делами, но ....

Даже в самых отчаянных мечтах, Луць не мог себе представить, что он, когда либо уедет так далеко от своего отчего дома. Здесь всё было другим, не таким как в его родных Зыхтычах. Здесь, в Скийской области всё было по-другому: хозяева не расписывали фасады своих домов яркими рисунками; дворы стояли более скученно, а не тянулись вдоль единственной дороги, и в садах, не было большого обилия и разнообразия яблонь. Зато почти в каждом подворье были добротные гаражи с легковыми машинами и прочими предметами роскоши. Всё это заметили в первый же день прибытия под Разлив — точнее в лагерь рядом с этим населённым пунктом, что стоял северо-восточнее Ратянска. Дело в том, что бойцы, уставшие от вынужденного аскетизма долгого переезда, 'рванули в самоход‟ — решили разжиться в этом местечке самогоном, да и заодно поглазеть на местные достопримечательности. Уже на третий день после прибытия на место службы, одетый в камуфляжную форму, сотенный капеллан построил своих земляков, стал перед строем, широко расставив свои короткие, толстые ноги и сказал, указывая рукою на стоящие невдалеке дома:

— Вот, видите? Видите, как живут эти смутьяны! — Лицо 'пастора‟ налилось кровью от переполняющего его праведного гнева. — Так не живут те, кто с утра до вечера, кровью и потом добывает свою трудовую копейку! Для того чтоб иметь такой достаток, надобно быть вором! Вот у кого находятся все блага, которые не доходят до вас! Здесь прочно проросла вороватая скверна Ижмани! — Капеллан сделал паузу и перекрестился, после чего уже спокойно — как на воскресной проповеди, продолжил говорить со своей паствой: — Господь призывает нас карать грешников — искоренять скверну и возвращать на путь истинный тех, кто оступился — кого ещё можно спасти. Знаю, что все вы уже побывали в Разливе: и вы своими ушами слышали, что там почти никто не говорит на нашей родной речи. И что это значит? Это значит одно — они сами откололись от колыбели взрастившей их, или может того хуже, это и есть те коварные Грыдычи — которые медленно вытесняют истинных Житичей с их исторических земель! — Священник снова повысил свой голос: перейдя на грозный бас. — С этими детьми лукавого церемониться нельзя! Так что будьте готовы к тому, что вы должны будете прополоть нашу землю — избавив её от этого сорняка! Иначе он заполонит всю землю нашей многострадальной родины. Я благословляю вас на это святое дело! С нами бог! Давайте помолимся дети мои! ...

Множество голов склонилось, все в унисон читали молитву — повторяя её за своим 'пастырем‟. Все без исключения внимали и верили каждому слову стоящего перед ними 'священника‟. А как им было не верить, когда они сами придерживались такого же мнения о местном населении. Им нужен был виновник бед, и они его получили: а слова расстриги-священника (Франциск, или в миру Грыць, год назад был лишён сана) были как индульгенция их будущих 'подвигов‟.

Впрочем, не меньшая промывка мозгов велась и в войсках. Каждый раз, перед каждым выездом, личный состав инструктировался по поводу того, что здесь живут 'сепаратисты‟, которые настроены весьма враждебно: — 'Поэтому сынки, будьте бдительны, — инструктировал уходящих на ежедневное патрулирование бойцов сотник Продан, — нигде не останавливаться и не разговаривать с местными‟. — Никто даже не задумывался, о том чтоб удержать город Ратянск, то необходимо взять под надёжную охрану все ключевые объекты: а не дразнить местное население своими летучими патрулями. Тем более, горожане через пару дней таких действий, часто посылали в сторону патрулей проклятья, приправляя их отборнейшим матом и нелестными эпитетами.

Искусственно нагнетаемое напряжение в скором времени принесло свои плоды. На фоне постоянных провокаций военных, и ожидая что дальше может стать хуже, нашлись люди объединившиеся в отряды самообороны. Которые, не встречая никакого сопротивления, заняли все здания горадминистрации и отделения городовых. Как позднее выяснилось, все эти бойцы были вооружены охотничьим оружием, и были одеты в гражданский камуфляж, продаваемый в местных охотничьих лавках.

Находящийся на момент захвата в своём рабочем кабинете, городской глава Нафан Грега: придя в себя после шока, спустя полчаса имел телефонный разговор с боярином Урчиком. Грега докладывал, что вооружённые люди захватившие администрацию, называют себя 'ополчением Скийской области‟. И они выступают за проведения какого-то референдума. Также, он некоторых из них знает лично — в своё время не раз приходилось пересекаться по служебным делам:

— ... Да поймите же вы! — С опаской поглядывая через окно на улицу, еле сдерживаясь дабы не закричать, говорил Нафаня. — Тут с кавалерийского наскока ничего не решить! Видели б вы, сколько людей вышло на улицы! И все они поддерживают идею предложенную заговорщиками. Ясно одно: люди хотят автономии в составе Житицы!...

Судя по тому, как хмурился лоб свергнутого городского главы, на другом конце провода его просто не хотели слушать. И с каждой секундой нелёгкого телефонного разговора, в его взгляде усиливалось отчаяние. Что не говори, страшно оказаться между молотом и наковальней: особенно тогда, когда от тебя больше ничего не зависит. Нафаня видел, как к административному зданию свозились старые покрышки и мешки с песком — люди строили баррикаду. Знать они решили идти до конца. Одолеваемый нарастающим ужасом он слушал то, ка ему приказывали дать команду на открытие огня на поражение по бунтовщикам. А выживших нужно было изолировать — до особого распоряжения.

На следующий день, боярин Алёшка Урчик, на всю страну озвучил злополучный указ о начале карательной экспедиции против мятежных районов. В ответ на это, повстанцы отобрали оружие у городовой стражи, и приступили к раздаче реквизированных автоматов и гранатомётов населению. Впрочем, это было не совсем так — не отражало истинного хода событий. Получилось так, что некоторые отделения городовых, добровольно перешли на сторону ополчения — в полном составе. Их никто не заставлял этого делать, просто в городе пролилась первая невинная кровь.

Получилось так, что солдат пешего патруля, услышав проклятья, неожиданно остановился, резко вскинул оружие, прицелился и дал пару автоматных очередей: стрелял не в воздух, как это уже не раз случалось, а в людей. Двое мужчин, из числа тех, кто скандировал, чтоб солдаты шли к себе домой, получили лёгкие пулевые ранения. А молодой парнишка, неспешно идущий по другой стороне улицы: упал как подкошенный и, вокруг его головы быстро образовалась кровавая лужа и стала неумолимо расти в размерах.

Казалось, что этой смерти никто не заметил: так как раненные мужчины — участники манифестации, схватившись за раны, что было сил кричали от боли. Тот, который был коренастее и, был одет в светлую куртку, левый рукав которой быстро наливался алым цветом, просто осел на землю с криком: 'А — а — а! У-у-у! Убийцы-ы-ы! Нацисты-ы-ы грё...‟! — Другой пострадавший, схватившись за разодранную пулей щёку, с гортанным воплем упал, и стал от боли кататься по тротуару. Сквозь его пальцы обильно текла кровь, от чего окружающие не могли понять, насколько тяжело это ранение. Так и вышло, что всё внимание людей было приковано к ним. Горожане сбегались к месту трагедии, кто оказать помощь замотать подручными средствами рану, а кто, просто поглазеть, или поснимать место необычного происшествия. Стрелок же, не теряя времени, поспешно скрылся в недрах медленно двигающейся боевой машины. Впрочем, его товарищи, также весьма быстро погрузились на броню и, машина с ускорением покинула место происшествия.

Первой кто поднял крик над убитым парнишкой, была худощавая женщина в лёгком, стареньком сером пальтишке, вязаной шапке, и на вид она была чуть старше средних лет. Она поначалу обратила внимание на белобрысую девчушку с косичками, где-то трёх-четырёх лет отроду. Неизвестно почему она оказалась перед уличным кафе одна: девочка стояла и ничего не понимая смотрела на человека, лежавшего вниз лицом возле входа в 'общепитовскую стекляшку‟. Скорее всего детское сознание не могло осознать что такое смерть — к несчастью этот опыт придёт немного позже. А женщиной, в первые секунды овладел ужас и оцепенение, после чего ею овладела неуправляемая дрожь. То, что произошло что-то неладное, можно было понять только по тому, что от лежащего тела, по тротуару, змейкою полз длинный, тёмный ручеёк.

— Убили! Убили! — Заголосила женщина, забыв о маленьком ребёнке, который первым привлёк её внимание. — Господи-и, что же это делается-а! Люди-и-и!

Рядом с убитым сразу же образовалась толпа ротозеев. И как обычно, в ней нашёлся свой 'папарацци‟ — какой-то прыщавый подросток, что-то бубня, снимал покойника на свой 'мобильник‟. А в основном все негодовали по поводу беспредела кровавой хунты дорвавшейся до власти. И только, крепко сложенный, коротко стриженый мужчина неопределённого возраста, как-то умудрившись сорвать с рекламного щита большой лоскут бумажного плаката, со словами: 'Что глазеете ...?! Здеся вам не цирк с... дети‟! — Как смог, накрыл покойника.

— Что ты делаешь?! ... Он же ещё жив! ... Вызовите же кто ни будь скорую! ... — Послышалось со всех сторон.

На что мужчина зло зыркнув по сторонам, с нескрываемым презрением посмотрев на толпившихся вокруг него ротозеев, ответил:

— С таким ранением не живут! По Жарвгану знаю!

Взгляд крепыша, в этот момент был настолько вызывающим и непримиримо-холодным, что возражать ему никто не стал — себе дороже выйдет если с таким свяжешься.

Тем же днём, обрастая всё новыми и новыми подробностями, по городу поползли пересказы о случившемся. А поутру, жители Ратянска начали делать на дорогах завалы из покрышек и, всего что попадалось под руку. Толку от этих примитивных конструкций не было никакого — мчащаяся на большой скорости техника преодолевала эти преграды не сбавляя хода, а люди, сразу же, упрямо восстанавливали разбросанные в результате тарана баррикады. Для них это было неким символическим проявлением несогласия с политикой дорвавшейся до власти хунты, и ответом на её бесчинства.

— Милочка, ты почему от меня убегаешь? Что я скажу твоей маме, если ты не приведи господь потеряешься? — Женщина была сильно испугана, и бледна как мел — она, зайдя в магазин за продуктами, за малым не потеряла ребёнка своей подруги: да тут ещё кто-то, в кого-то стрелял. — Ты почему бросила Танюшину ручку и без спроса выскочила на улицу?

У дородной женщины, с коротко стриженными, покрашенными в чёрный цвет волосами, которые сильно контрастировали с её веснушчатым лицом: по щекам стал разливаться нервный румянец. Несмотря на сильный испуг, дабы не передать свой страх ребёнку старалась говорить как можно спокойнее. Одновременно, она развернула другую девочку — лет семи к себе лицом: не давая ей смотреть на лежащего перед ними покойника. К её счастью никто из детей не пострадал. А любопытствующие горожане, оттеснили от убитого паренька Милу — дочку подруги, и вскоре стояли сплошным кольцом, за которым больше ничего нельзя было разглядеть.

— Тётя Люся. — Скорчив наивную мину, оправдывалась девчушка. — Но тут на улице, какие-то дядьки стали кричать. А потом, кто-то громко постучал. Вот я и вышла посмотреть, что происходит. — Подняв указательный палец вверх, ребёнок уточнил. — Я на минуточку. Только разок посмотреть хотела. — Далее малышка изобразила удивление — округлив глаза и разведя руки, пожала плечами. — А тут, этот дядя лежит. Хотя. Как взрослый, он должен знать, что нельзя лежать на земле — некрасиво. Видимо он устал, или напился как дядя Михась. — Довольный своими догадками, ребёнок подытожил придав своему личику заумное выражение. — То-то жена этого дядьки кричать будет.

Людмила почти не слушала ребёнка. В отличие от дитя, она прекрасно понимала что произошло. Также, она осознавала то, что беда по чистой случайности прошла стороной, никого из них не затронув. Так и не выстояв до конца очередь и не купив продуктов — для себя и Ларисы: подруга сидела дома с маленьким Мишуткой, у которого понялась температура, очень тяжело прорезались зубки. Димитрова, первым делом услышала стрельбу и, заметив пропажу, стремглав выскочила из магазина. Женщине стало не до покупок. Да и сейчас, она старалась как можно скорее покинуть это опасное место и вернуться домой. Скорее, пока не началось ещё чего либо более страшное.

До самой Сквозной улицы Люся шла быстрым шагом, и затравленно озиралась по сторонам, а за нею, еле поспевая, временами спотыкаясь, бежали дети, которых она больше ничего не соображая, грубо тянула за руки. И только вбежав в свою квартиру, она отпустила детей, и, не разуваясь — чего раньше никогда себе не позволяла; с ходу упала на диван и начала содрогаться в иступляющем припадке истерического плача. Её дочь Танюша, приблизительно догадывалась о причине того что так расстроило её маму: а маленькая Милочка, потеряно стояла посреди комнаты и старалась понять, чем она обидела маму своей старшей подруги. За плачем, Люда не слышала, как кто-то трижды позвонил в дверной звонок; никак не отреагировала даже тогда, когда кто-то, войдя в незакрытую дверь поинтересовался: — 'Люсьен, что это у тебя дверь нараспашку открыта‟? — Только обе девочки оглянулись на дверь ведущую в коридор, и тоже ничего не ответили — они не знали что говорить в такой ситуации. Конечно же, дети сразу же узнали в вопрошающем Милену маму, но это ничего не меняло. Только когда Лариса с опаской вошла в комнату, Мила сказала, указывая своей ручонкой на диван:

— Мамочка, а тётя Люся плачет. Это наверное потому, что я в магазине её не слушалась — убежала от неё. — Девчушка скорчила извиняющуюся мордашку и чуть не плача проговорила. — Я честное слово, больше так не буду.

То, что причина истерики лучшей подруги могла быть другой, Лариса догадалась сразу же: по городской радиосети передали о странной стрельбе на городских улицах. Поэтому, обращаясь к дочери подружки — Татьяне, женщина потребовала:

— Танюшка, иди с Милочкой к нам. У меня дверь открыта, мультики по телку посмотрите, заодно за Мишуткой посмотришь: он только что уснул. А я, пока твою маму постараюсь успокоить.

Неожиданно повзрослевшая Татьяна, интуитивно чувствовала, что нужно делать то, что сказала тётя Лариса, взяв Милу за руку, вышла из комнаты:

— Пойдём Милочка, я тебе мультики включу. ... — С этими словами, она увлекла младшую подружку за собою.

Как только хлопнула входная дверь, молодая женщина, до жути боясь услышать подтверждение своих страшных догадок, поинтересовалась у рыдавшей подруги:

— Люсь, что произошло то? Что ты как полоумная бежала по улице, распахнула нараспашку все двери и сейчас лежишь, рыдаешь?

С таким же успехом, этот вопрос можно было задать шкафу, столу, стульям. Люда как будто оглохла, или находилась в другом измерении. Пришлось молодой матери идти на кухню и принести оттуда стакан с водой. Затем. Кое-как обрызгав ей лицо, и вынудив подругу, выпить его большими глотками, слушала выбиваемую по краю посуды зубную дробь. И ещё долго старалась вникнуть в невнятное бормотание, прерываемое постоянными всхлипами.

— Ты давай подруга, успокойся. Всё хорошо, все дома, все здоровы. Хочешь, я тебе валерьянки дам? Ты главное скажи, что произошло? — Несмотря на испытываемые страхи, сказано это было весьма спокойно, можно было сказать — умиротворяющим голосом.

Люда, всё ещё всхлипывая сквозь слёзы, отказываясь от лекарства, помотала головой. Затем, собравшись с силами, запинаясь, проговорила:

— Там на Мясницкой, ... возле магазина и кафешки. ... Такой ужас! ... По нам стреляли солдаты, ... там столько кровищи! ...

Дальше, Лариса Подопригора ничего не слышала. Она представила свою дочь стоящей на улице, а вокруг неё, с мерзким звуком рассекая воздух, роились пули: всё ближе и ближе подбираясь к её маленькому тельцу. ... У Лоры загудело в голове, глазах стал меркнуть свет, и женщина, обмякнув, медленно сползла по дивану на пол.

Временами притормаживая, стальная клеть опускалась всё ниже и ниже. В ней стояли шахтёры и молча ожидали когда она достигнет необходимого уровня и окончательно остановится. Молчали все, кроме Володьки — сверстника Ринча. Тот, находясь рядом с Ваской, негодуя, рассказывал то, что не показывали по телевидению, однако он, несмотря ни на что, парень смог увидеть это на одной из страничек интернета.

— ... Короче. Было видно как этот ... остановился и открыл пальбу по толпе! Двоих сразу подстрелил ...! Я это своими глазами на мониторе видел! А когда тот му... понял, что запахло 'жареным‟, то сразу в машину смылся и его банда за ним ...! Вот так и удрали черти! Боятся твари в ответку получить! Потом ещё кого-то показали: мужику сразу в голову угодило — наповал! Что творят. У что творят па ...! А ещё эти гр... революционеры: обещают приехать к нам, и научить нас родину любить!

— И что ты предлагаешь? — Не поворачиваясь поинтересовался Ринч.

— Я ничего не предлагаю тебе, а прошу!

— Тогда, чего ты просишь?

— Я тут у сына моей крёстной, купил одно из его нелегальных ружей. А на боеприпасы к нему, денег не хватило! Сам знаешь, насколько зарплату задерживают!

— И что с того?

— А я, как-то у тебя нужные мне патроны видел! Выручишь?

— Не боишься что здесь ушей много: могут доложить о нашем разговоре — куда следует?

— Не боюсь! Здесь все свои! Многие из них о том же что и я думают: — 'Чем семью от этих хероических отморозков защитить‟?

— Приходи! Отсыплю немного! Но, только для тех целей, на которые просишь! И ни дай бог узнаю, что будешь пьяным по консервным банкам стрелять. ... Ты меня знаешь! Урою ...!

Если убрать звук, то вполне можно было подумать, что двое шахтёров разговаривают о погоде, или на прочие бессмысленные темы — во время беседы, они никаких эмоций не проявляли. Просто стояли, держались за поручень, коротали время за болтовнёй и отрешённо смотрели перед собою.

Впрочем, разговоры о приближении больших перемен можно было услышать везде, и на рабочих местах; на кухнях жилых домов; в транспорте; в скверах. Кто-то желал уехать подальше и уже на чужбине переждать лихие времена, а далее — по обстановке. Такие люди выискивали возможности, как вполне законного выезда, так и нелегального перехода через границу — в соседнее княжество. Многие из них надеялись пересидеть надвигающееся лихолетье у дальних родственников, в пограничных районах это нормальное явление. А если повезёт, то осесть у них на постоянное место жительства. Были те, кто был уверен в том, что если никуда не ввязываться сидеть тише воды ниже травы, то их никто не тронет: власть может меняться сколь угодно много раз, а рабочие руки будут нужны для любого правителя. Иначе, невозможно существовать любому государству. Так что, незачем по-глупому лесть под 'катки‟ очередной власти, нужно всего лишь пересидеть в погребах самый опасный период; после чего начать работать, работать и ещё раз работать — доказывая этим свою полезность.

Отдельно от всех, собирались в отряды и те, кто решил противостоять той 'саранче‟, что собиралась опустошить своим набегом их родную землю. А то, что к этому всё и идёт, можно было понять по тем заявлениям, которые оглашались с высоких трибун. По тем словам, которые постоянно срывались с уст мятежных бояр и их черни — с регулярными призывами изничтожить тех, кто не желает говорить на государственном языке (в быту им пользовалось меньшинство граждан), или имеет своё — отличное от революционеров мнение о произошедших событиях.

Эти люди строили блок посты, баррикады, и с презрением смотрели на тех, кто по их мнению был приспособленцем-пораженцем.

Глава 8

Вечерело. Можно было сказать, что солнце уже покинуло небосклон, скрывшись за выползающими из-за горизонта тучами. Уже на прощание, светило окрасило их контур в пурпурный свет — обещая следующему дню ветреную погоду. А сегодня, последние отсветы дня освещали лесопосадки, которые пробуждаясь от зимней спячки, только начинали зеленеть, дрожа от лёгких порывов ветерка своими ещё неокрепшими, малюсенькими листиками. Дорога, вдоль которой стояли деревца в своём торжественном карауле, на две трети своей ширины была перегорожена огромной баррикадой из покрышек. Рядом с этою рукодельною чёрной горою — на обочине, был построен небольшой шалаш; в паре метров от которого, были вкопаны несколько необтёсанных — самодельных скамей. Они в свою очередь образовали нечто вроде курилки, центром которой было вкопанный в землю обод заднего колеса от грузовика. И уже в этой импровизированной топке, горел слабый костерок, и именно он был центром притяжения людей дежуривших на этом блокпосту. Одеты они были кто во что горазд: пара молодых парней, сидели в потёртых джинсах и ярких ветровках. Справа от них, по-хозяйски рассевшись, отдыхал седовласый мужчина — на вид лет пятидесяти, который был одет в старую робу сварщика, с кожаными вставками. Он неспешно потягивал трубку, и слегка прищурив глаза — так что его лоб пробороздили глубокие морщины, выпытывал у своего сверстника, сидевшего напротив него, и облачённого в чёрный комбинезон, с накинутой на плечи фуфайкой:

-Ты вот что скажи мне Семён, как мне твои слова понимать? Почему мы, по твоему разумению, пошли не тем путём?

— Я не говорю, что мы не тем путём движемся. — Простуженным голосом ответил на вопрос полноватый, лысый мужичок. — Просто у нас в отличие от Рильда, не хватает одного. Нет. Точнее двух, или даже трёх вещей. ...

— Это каких таких вещей у нас нет кум? Ась?— Подначивая собеседника, с ехидцей скользившей в голосе, поинтересовался мужчина в робе сварщика. — Уж будь добр, просвети нас сирых и убогих!

В небольшом мужском коллективе — сидевшем на блок посту, послышался сдавленный, осторожный смешок. Единственным кто был внешне безучастным к этой забаве, это парнишка по прозвищу Варгана — он внимательно наблюдал за обоими 'стариками‟. Однако тот, к кому обращались как к Семёну, как будто не заметил тона с которым к нему обращался старый товарищ, и резко оживившись, активно зажестикулировав, начал объяснять:

— Тут и козе понятно. Ты Витёк, как будто с луны свалился. Первое и самое главное. У нас не так много людей желают отделиться от Житицы — да и мы сами на весь объявили об автономии в её составе. — Сеня, выставил перед собой свой натруженную, мозолистую пятерню и, сжав кулак, поспешно отогнул указательный палец. — А на два, пойдёт то, что у нас в отличие от того же Рильда, нет выхода к морю, как и выгодного стратегического месторасположения. Значит грё...я Ёрла, не сможет у нас построить свои морские базы. Нет. Точнее военные базы теоретически можно и здесь расположить, но их надо строить, да и эффективность от их присутствия будет намного ниже. Третье, — натруженная пятерня дядьки Сени показывала уже три пальца, — У нас, на нашей территории, нет Рильдавских военных баз. А это значит, что Грыдица не сможет использовать своих солдат для обеспечения защиты местного населения от давления и угроз со стороны разбушевавшихся радикалов. Иначе, в мировой политике, это уже будет выглядеть как неприкрытая агрессия Ижмани, по отношению к соседнему — более слабому княжеству....

Любитель трубки, вкусной еды и 'кухонных‟ митингов, Виктор Павлович незаметно для себя 'воспламенился‟: сжав трубку в кулаке, и мгновенно о ней забыв, на манер своего кума замахал руками. За малым не перейдя на 'многоэтажный мат‟, заголосил:

— Ты! Ты с...н сын! Ты что хочешь сказать?! — Даже при угасающем свете дня, было видно, как побагровело его лицо, и на висках взбухли вены. — Ты кум, утверждаешь что княжество Ижмань бросит нас в беде! Нас?! ... — От возмущения у Виктора Павловича спёрло дыхание. — ... Нас?! Своих единокровных братьев? Да как ты мог об этом подумать? Да быть такого не может! Да я тебя...!

Казалось ещё секунда, и он, прямо через огонь костра, кинется на своего кума с кулаками (неизвестно зачем нужно было затрагивать эту больную для всех тему, если он заранее знал, каковым будет ответ его лучшего друга). Грабов и в относительно спокойные времена славился своей повышенной вспыльчивостью — впрочем, все знали, что Павлович также быстро отходил — меняя гнев на милость. Но все кто в данный момент сидел рядом с возмущённым дядькой Витей, впрочем как и его оппонентом, на всякий случай отодвинулись от них подальше. Вспышку праведного гнева, лучшего во всей округе сварщика, нужно было ещё пережить. Потихонечку дистанцировались все, кроме худощавого парнишки, внешне очень похожего на Варгана. Его вороная бровь взметнулась вверх, при этом чёрные глаза остались совершенно спокойными и таким же уверенно спокойным оказался и голос, которым он обратился к смутьяну:

— Дядька Витя, ты чего народ пугаешь? А? — Варган не пыжился, не хорохорился, но Грабов смолк. — Если не нравятся слушать такие ответы, то зачем задаёшь подобные вопросы? А? Так что, доставай табачку, угости нас ими, и давай покурим самокруток. А свой великий гнев оставь для 'нациков‟. Ещё раз такое устроишь, я тебя без всяких разговоров, до дому отправлю. Будешь там своей Витольдовне мозг выносить.

Все знали, что Георгий не был Варганом, как и его отец с матерью не имели с ними родства: просто природа так подшутила, придав его внешности такие черты. И именно по этой причине, вся округа называла его 'Варганом‟, и больше никак. Не был он бандитом, впрочем, как и не был полностью законопослушным гражданином. И как-то так получилось, что именно он объединил вокруг себя группу людей и организовал из них здешний блокпост. Так что, он с тех пор, Варган стал командиром, и делал всё для поддержания дисциплины в своём отряде.

— Варган! — К куреню подбежал молодой, белобрысый юноша, на вид не старше семнадцати лет. — К нам едут! Едет 'пирожок‟ — с нашей стороны.

— По местам! — Команда была отдана тихо и по-прежнему спокойно. — Всем быть готовым ко всему. Эти нацики, могут пойти на любую подлость.

Весь блокпост пришёл в движение, у кого были ружья, рассредоточились по заранее приготовленным огневым точкам: занимая круговую оборону. Кто был безоружен, взяли наизготовку факелы и открыли канистры с бензином, дабы при необходимости, подпалить сложенные горою покрышки. То, что при нападении хорошо вооружённых бандитов блок пост вряд ли долго продержится, знали все, но подожжённые покрышки могли заранее оповестить людей о приближении врага. И как следствие, у жителей Торска, появлялся шанс подготовиться к его встрече. Ведь это является прописной истиной, большие силы охраняют самое главное, а мелкие группы, рассредоточиваются по округе и не дают противнику подкрасться незамеченным. Всё лучше, чем бестолково распылять силы.

По тому, как обыкновенный разговор за малым не перерос в драку, некоторые могут решить, что те, кто добровольно стал на защиту отчего дома, были психически неуравновешенными людьми. Однако это не так: нельзя судить о людях, не зная всего того что творится вокруг них. Для полного понимания того, отчего Виктор Павлович так легко впал в агрессию, нужно знать то, что творилось в округе — на подступах к его родному городу. Вот хоть этот случай, о котором пару дней назад, Грабову рассказал его сосед Олег. В тот вечер, Полторак вернулся домой в подавленном состоянии и заглянул к своему соседушке чтоб занять денег для покупки самогона. Да-да, Именно так он и сказал: — 'Сосед, братское сердце. Мочи нет терпеть. Во, как срочно нужно напиться! — С этими словами, Олег Игоревич вскинул кисть на уровень подбородка: указывая 'меру‟ предстоящей 'заливки‟. — Только не спрашивай почему‟. — Грабов конечно же денег не дал: но выставил на стол двух литровку первача, два гранёных стакана, и тарелку маринованных огурчиков для закуски.

— Денег не займу. У самого нет. — Проговорил Виктор Павлович, усаживаясь за стол и, жестом приглашая соседа присоединиться к нему. — А вот с тобою за компанию, дерябну.

Полторак прихрамывая, подошёл к столу, неспешно отодвинул стул и, усевшись, не дожидаясь, когда хозяин дома нальёт самогон и себе: залпом — единым глотком выпил содержимое своего стакана. Пил как воду, даже не морщась, и не думая о том, что может этим обидеть гостеприимного соседа. Впрочем, по этому человеку было видно, что с ним произошло что-то плохое, можно даже сказать, из ряда вон выходящее. Поэтому Виктор, только пожав плечами, снова наполнил опустошённый стакан, и снова тот был выпит с небывалой поспешностью.

— Так. Пока огурчики не похрумкаешь, и не 'отдышишься‟ после первого дуплета, больше не налью. — Сказано это было безапелляционно. — Твоё здоровье Олежка.

Стакан был опустошён, но не так мгновенно, да и в отличие от соседушки, Виктор Павлович аппетитно загрыз огурчиком выпитое. Как этого и хотел Полторак, никаких расспросов и поползновений к душевной беседе не было. Через несколько минут, Олег, слыша, как Павлович ест огурцы, — именно слыша, потому что его отрешённый взгляд бесцельно 'сверлил‟ потёртую клеёнчатую скатёрку, накрывавшую небольшой стол. Так вот, Олег машинально потянулся к тарелке, взял, и также бесстрастно надкусил крупный огурчик. А ещё немного погодя, сжав кулак с закуской так, что из пятерни потёк сок и меж пальцами полезла огуречная кашица; сосед заговорил:

— Сегодня утром, ко мне, точнее в магазин, прибежала взмыленная Марфа, глаза навыкате, орёт: — 'Ой, Божичка! Ратуйте...‟! — Ну, мы все к ней. Что голосишь? Что стряслось? Дура ты этакая. А она: — 'Ой, мне старшая доча звонила-а-а! Говорит что из Шилки, к нам солдаты на танке выехали! Она говорит что слышала, как те говорили меж собой, что едут нас убивать! Ой маточка...!

Выпитый алкоголь, видимо позитивно действовал на Полторака, взгляд его ожил, на белом как мел лице начал проявляться румянец. А может быть, ему полегчало ещё потому, что он решил не держать в себе все эти плохие новости, а рассказать их соседу — скинуть груз пережитого.

— Ты только представь себе Петрович, — говорил захмелевший сосед, продолжая сжимать кулаки, да так сильно, что побелели пальцы, — мы все пошли на ту дорогу. Ну, ту, что из Шилки к нам идёт: все пошли, и я пошёл — может быть стало боязно того, каких бед может натворить эта техника в нашем городке. Лучше уж там погибнуть, чем на такой кошмар смотреть здесь. Не знаю, не помню; не скажу, что мной двигало.... Только мы встретили ту БМПшку — у околицы. Долго ждали, но всё же встретили. Солдатики на броне сидят — как будто мы могли дорогу заминировать! — возмутился Олег, удивлённо разведя руки и скорчив соответствующую мину. — А я, даже ножа с собою не взял, впрочем, как и все остальные.

Выпитый алкоголь, всё сильнее завладевал Полтораком, однако он этого не замечал. Мужчина удивлённо посмотрел на размозжённый им огурец, огляделся, и выкинул его остатки в помойное ведро, стоявшее неподалёку: после чего, он потянулся к другому и уже с аппетитом надкусил его. После чего, прожевав, продолжил свой рассказ:

— Ну мы с бабами перегородили дорогу. Ну не только бабы, я там был, Кузьмич, Рылик, ну тот, что на Технологичной живёт. Вообще-то, нас мужиков тоже немало было. Стоим мы, смотрим на неё, а эта броневая махина на нас несётся. Я чуть в штаны не наделал — от страха то. Вот он меня прошиб, гад этакий — аж нутро похолодело. Но, БМП остановился перед нами; урчит мотором, газует. А солдаты на нас своё оружие навели, и требуют чтоб мы им дорогу освободили: мол, приказ у них какой-то есть. А мы в ответ: — 'Не пропустим и всё тут! Неча вам там делать‟! — А наша Леська — училка, та вообще кричит, мол стреляйте в нас здесь — убийцы: не пущу к своим детям. Да как рванёт на груди куртку. Я грешным делом подумал, что сейчас она свои титьки засветит. А нет, под ней свитер вязаный поддет. А солдатик ей с 'брони‟: — 'Пошла вон, тётка! Ей богу выстрелю‟! — А она: — 'Стреляй касатик! Может быть кто-то — такой как ты и в твою мамку пальнёт! Тоже по чьему либо приказу‟! ...

Видимо рассказчик подошёл к самой неприятной части своего повествования. Он, неожиданно ударил со всей силы по столу кулаком, и зло посмотрев в глаза собутыльнику, выкрикнул:

— Таки стрельнул — гадёныш! Поверх голов, но дал очередь! Все сразу в крик, в рассыпную: только я стою, опешив и замерев как истукан, да Леська. А боевая машина, рыча двигателем, рывками стала к нам подкатывать. Того и гляди задавит нас. Вот тут наша училка и заорала, да так громко, что у меня оцепенение прошло. Гляжу, а она упирается, — ручонками, в машину стало быть упёрлась, а та её потихоньку двигает. Представляешь, машина едет, баба упирается: того и гляди, не устоит на ногах, так сразу под колёса и попадёт. Да при этом кричит: — 'Стой! Стой гадёныш! Стой фашист проклятый‟! — Тут уж я не успел сообразить, как стал рядом с нею и тоже попытался остановить БМПшку. Я упирался; да смотрел под ноги, видел как мои туфли чертят по дороге две полосы; чего-то кричал, и она стала. Ну, боевая машина стало быть, остановилась. Подымаю взгляд, а солдат так зло на меня смотрит: и тут снова вскидывает свой автомат и наводит на меня. Тра-та-та-та! Аж уши заложило...

Олег Полторак замолчал, о чём-то задумался, точнее, прислушался к своим ощущениям. Затем заговорил, но уже не с возмущением, а с тоскливыми нотками страха в голосе:

— ... Автомат был в метре от меня; пули летели в сантиметрах от головы. А казалось, что все они летят в мою голову, я на правое ухо до сих пор ничего не слышу. — В глазах рассказчика появились признаки нарастающей волны ужаса. — Я-то сразу почти ничего не понял, а сейчас — воспоминания об этой стрельбе нагоняют такую сильную жуть. — Снова пауза на несколько секунд в этот момент, Олег выглядел потерянным, можно сказать подавленным. — Ты знаешь, а эта су...а — та, что стреляла, Она попала в Леся. Пуля пробила ему ногу — само бедро. Столько кровищи натекло. Никогда не думал что её так много в человеке. Её еле остановили. А БТР, тем временем, задом, задом и укатил восвояси. Зачем спрашивается приезжали? Зачем в людей стреляли?...

Неправильно всё это было. Вроде и войны нет, а тридцатилетний мужик, ранее никогда труса не праздновал; сидел пустив слезу, и признавался в своих пережитых страхах. Если к этому добавить ещё и другие слухи, — упорно передаваемые из уст в уста. То становилось ясно, что у многих людей, нервы были на взводе, и дабы 'вспыхнуть‟ и сгоряча, да наломать дров, достаточно было маленькой 'искры‟.

Сотник Брильченко, большую часть этой ночи провёл в штабной палатке. Да тут ещё какой-то залётный полковник, из новых воевод — тех, кто занял свои посты на гребне свершившейся революции, хорошо поставленным голосом 'парадного генерала‟, старательно втолковывал всю важность предстоящей операции. И послать его подальше, было нельзя — субординация, но и слушать агитационный бред, было до омерзения нудно.

— ... Так что сотник, гордись! — 'Сотрясая‟ своим голосищем воздух так, что его можно было прекрасно услышать и на огромном отдалении: ораторствовал служака. — Именно на вас и ваших людей возложена эта великая миссия! — Высокопоставленная персона, важно прохаживалась по штабной палатке, то и дело посматривал в небольшое зеркало. Судя по эмоциональной реакции, ей нравилось то, что там отражалось, так как после каждого такого взгляда, 'вояка‟ приосанивался, и продолжал 'изливать‟ свой словесно-эмоциональный 'поток‟. — Ты там с сепарами не особо церемонься — будут возмущаться, возьми, да пристрели парочку. ...

— Ага, я твой устный приказ на открытие огня по гражданским никому не предъявлю. Случись что, ты гнида, вообще откажешься что здесь был и командовал. — Мысленно пререкался Геннадий — он всегда так делал, когда понимал что с кем-то из очередных, особо 'одарённых‟ начальников спорить бесполезно: тем более после таких инструктажей, всегда понимал что поступить по-своему. — А мои орлы не ваша вооружённая шпана — в безоружных людей, стрелять не будут.

Дождавшись когда Яков Семёнович окончит своё выступление, Геннадий Васильевич вытянулся перед ним в струнку, и лихо взяв под козырёк, по-ребячески гаркнул — не упоминая звания:

— Разрешите идти? Задание понято и будет выполнено! — Дождавшись ответа, спецназовец также бодро развернулся и покинул штабную палатку.

— Ну что там командир, что нового по плану операции услышал?

Этот ехидный вопрос Брильченко услышал, как только вошёл в палатку. То о чём говорили в штабе, знали все его бойцы — палатка спецназа находилась рядом со штабной, и обсуждение 'тайной операции‟ было слышно не только им одним, но и всей округе. Сотник зло посмотрел на своих подчинённых нечего не ответив, начал экипироваться. То, что он был полностью не согласен с переигранным планом — спущенным сверху в самый последний момент, ещё не было поводом, для обсуждения его с подчинёнными. Тем более перед самым выходом.

— Так что батя, пойдём на объект через парадную лестницу? — Не унимался боец с позывным Буян. — Может быть, мы ещё в колокольчик позвоним? Вдруг сепары не заметят, что мы к ним в гости пожаловали!

— Будет приказано, — позвоним, и не один раз это сделаем. — Сдержано, но при этом жёстко ответил офицер. — И помним, с нами идёт боярский представитель, слушать его как меня. — Секунду помолчав, Брильченко уточнил. — Кроме тех приказов, что будут подстрекать к воинскому бесчестию. А так: приказываю прикрывать его бесценную тушку. — Геннадий Васильевич не удержался, и в последний момент, съязвил по поводу навязанного на его голову 'балласта‟ с функцией контролёра. Но тут возле входа в палатку послышался чей-то голос, по которому нельзя было определить половую принадлежность говорившего:

— Можно войти?

Еле сдержавшись чтоб не уточнить, кого и за что можно..., сотник ответил:

— Входите.

И в следующий момент чуть не захлебнулся от ярости. Так как висевший возле входа фонарь, осветил женоподобного мужчину, который был одет в нелепый яркий тренировочный костюм: — 'И с этим попугаем нам идти на задание‟? — Мысленно возмутился Брильченко, сформулировав мысль, посетившую всех его бойцов.

— Так, 'Гранд‟. — Бери этого 'представителя‟, иди к каптёру и экипируй этого человека в надлежащую моменту форму. — Спецназовец не собирался скрывать свою неприязнь к зашедшему в палатку человеку — не привык он лебезить. — И только когда исправишь это недоразумение, представь его пред моими очами. Там все должны видеть, что перед ними представители власти, а не курортники-огородники.

От того, каким тоном это было сказано, представитель стушевался, и послушно — без возражений вышел за бойцом, взявшим его за руку.

Как только три выделенных для проведения спецоперации машины покинули КПП лагеря, и отъехали от него на пару километров, сотник велел остановить колонну. Его распоряжение было выполнено почти мгновенно — бойцы были слаженной группой, поэтому действовали как единый организм. Повинуясь условным щелчкам в эфире, транспорт остановился, и спецназовцы покинули машины и собрались вокруг своего командира. То же самое сделал и 'представитель ставки‟: только он, громко возмущался по поводу того, что согласно плану, эта стоянка не предусмотрена. Но на него никто не обратил внимания.

— Так орлы. С этого момента, работаем по нашему плану — оставляем технику за пять километров от города, и к месту проведения операции, добираемся тремя группами — по буеракам. ...

— Это как бросаем машины?! — По-бабьи визгливо возмутился прикомандированный к группе 'представитель‟. — По плану мы должны подъехать на них к городской администрации и занять её! Люди должны видеть, что мы и есть настоящая власть!

Все бойцы, как по команде посмотрели на нарушителя тишины, и, судя по взглядам, любой из них был не прочь применить силу, дабы утихомирить орущего. Сдерживало только особое положение высокопоставленного 'балласта‟: да отсутствие соответствующего приказа от своего командира. Мысль проскочила у всех одна: — 'Послал же господь такую обузу, от которой невозможно избавиться‟. Однако Брильченко, не смотря на 'зачесавшиеся‟ кулаки, снизошёл до ответа:

— Для того чтоб вы с помпой — как хозяева подъехали к администрации. Мы должны тихонечко туда попасть и взять её под свой контроль — впрочем, как и дорогу до неё. Иначе будет пролито море человеческой крови: а я, ради ваших 'дешёвых рисовок‟, посылать на убой своих людей не собираюсь. Так что, господин хороший, стой в сторонке и помалкивай в платочек. Когда мы выполним задание, вот тогда и дадим тебе слово.

— Да вы! Да я ва... — Уполномоченный замолк: так как в свете фар увидел взгляды, с которыми на него посмотрели бойцы строптивого сотника, он понял, что ещё одно его слово, и у него не будет шансов дожить до утра.

Больше Христь не отважился встревать в разговоры этих людей. Он пару минут постоял молча, и лелея планы как он отомстит этим мужланам за тот страх, который он только что пережил по их вине. А пока что ничего не поделаешь, придётся терпеть, здесь их вотчина — они хозяева. Но когда он вернётся, то они горько пожалеют, что так с ним обращались. Там он будет в своей среде, и пусть восхождение по карьерной лестнице только началось, но Христиан уже знал, как надо расправляться со своими оппонентами. И эти мужланы ответят на тот страх, который ему довелось пережить, находясь под 'прицелом‟ их жутких взглядов. Они по полной ответят и за то, что ему, возможно, придётся топать по бездорожью, в полной темноте: постоянно подвергая себя опасности подвернуть, или хуже того, сломать ногу.

Перспектива получить такую травму, была до жути неприятна: но хуже всего было то, 'спецы‟ решили заняться 'самодеятельностью‟, абсолютно игнорируя его замечания о недопустимости отклонений от плана. А это, в свою очередь, грозило крахом его только что начавшейся политической карьеры. По этому, Чикорски медленно отдалился от группы бойцов, — тщетно надеясь что те этого не заметили, зашёл за машину и, прикрываясь ею от бойцов, вышел на связь с генералом Гридиным, которому было доложено о том, что спецназовцы решили отказаться от выполнения одобренного плана, и несмотря на высказанный им протест, собираются заняться преступной отсебятиной.

Не успел Христиан дать отбой связи, как почти сразу, по рации был вызван Брильченко. Он долго — не перебивая говорившего, выслушивал всё то, что на него обрушили: и только взгляд, которым он сверлил Христя, не обещал последнему ничего хорошего. Офицер был далеко не дурак: и сразу понял, какая 'сорока‟ так оперативно донесла начальству о его решении отклониться от утверждённого в 'высоких‟ кабинетах плана. Других кандидатур на такой 'подвиг‟ не было.

— А теперь, вы послушайте господин генерал. — Тихо, абсолютно спокойно ответил Брильченко. — Ваши так сказать гвардейцы — 'герои‟ стояния на площадях, они уже несколько суток делают ночные набеги на блокпосты сепаратистов. И любые машины, подъезжающие к городу ночью, будут ими восприниматься как потенциальная угроза. Поэтому я считаю, что нам нельзя предложенным вами образом добираться до места спецоперации. Хотите ...

Снова замолчав — видимо выслушивая поток указаний, куда Геннадию Васильевичу стоит засунуть все его доводы.

— Я не собираюсь так глупо вести своих людей на убой. — И снова несколько секунд молчаливого выслушивания ругани разразившейся в радиоэфире.

Затем, сотник обратился непосредственно к Христиану, и не удержался, чтоб не съязвить в его адрес:

— Эй, ты, опер упал намоченный, что со связи отключился. Тебя твой шеф желает слышать.

Несколько секунд ушло на то, чтоб трясущимися от мерзкого чувства страха руками включить свою гарнитуру на приём, после чего Христь улыбаясь, как будто собеседник мог его видеть заискивающе залепетал:

— Да Яков Семёнович, Христин на связи.

— Слушай меня сынок, — голос генерала рокотал так, что у его представителя по спине побежали мурашки, — я отстраняю этого трусливого командира от командования операцией. Далее все они подчиняются только тебе. Действуй сынок. Знаю. Ты меня не подведёшь. И не забывай, план разработан 'наверху‟. И если его не соблюдать, то случись чего ... нас с тобою завиноватят.

— Да, да. Постараюсь... — Подобострастно залепетал Христиан, несмотря на то, что генерал, окончив говорить, дал отбой связи.

А тем временем, Брильченко, отключив рацию, обратился к своим подчинённым:

— Все всё слышали?

— Да командир. — Ответ был несинхронным — в разнобой, однако офицер не обратил на это никакого внимания.

— Уверен, вы прекрасно понимаете, что это самоубийство, — неоправданный риск, если не сказать похлеще. Не этот 'великий воевода‟ меня отстранил от руководства — я сам не желаю вести вас на запланированный убой. — Геннадий горько усмехнулся и, посмотрев в глаза каждому из своих боевых товарищей, и не стесняя себя в 'крепких‟ выражениях продолжил. — Это не задание а билет в одном направлении. Ладно, ... с ним, если б не было другого пути, то я б повёл вас....

Дальше было слишком много отборного мата — для связки слов и не только, но он придавал сказанному нужные интонации. Уязвлённый спецназовец говорил что раньше, при других условиях, он никогда б им подобного не сказал: но сейчас, он предлагает им наплевать на приказ и прекратить выполнение этого безнадёжного задания. Тем более что присягали они на верность свергнутому князю, а не этим бунтовщикам.

Его выслушали внимательно, посовещались: после чего, бойцы решили идти до конца и не отклоняться от 'генеральной линии‟. Ответственности никто не боялся, но люди засомневались, что лихие парни, пришедшие к власти в результате переворота, чуть что, не 'спросят‟ с родни. Так что, хотя Брильченко и понимал всю обречённость этой операции, однако он решил пройти со своими боевыми товарищами весь этот опасный путь. Хуже всего было то, что все рычаги правления перешли этому 'гнилому‟ представителю новой власти. Что только усугубляло положение. Но ничего. Как говорится в одном анекдоте — 'дальше будем посмотреть...‟

О чём совещались спецназовцы, Христь не слышал: бойцы, повинуясь многолетней привычке, говорили тихо — профессия весьма быстро прививает такие привычки, а подойти к ним поближе, 'контролёр‟ не решался. Поэтому Чикорски, томимый недобрыми предчувствиями гадал — толи будет бунт против него, толи эти грозные люди, подчиняясь приказу, будут вынуждены принять его главенство: — 'Матерь божья, зачем я только согласился на эту командировку ...? Зачем пошёл наперекор этим воинам‟? — Запоздало каялся Христиан. И когда спецназовцы, окончив совещаться, направились в его сторону, то Христиан остолбенел от страха, тело отказало слушаться — ему подумалось, что они решили избавиться от помехи в их планах, и в данный момент, они идут его резать. С его точки зрения всё было логично: если кто-то мешает добиться заветной цели, то его надо убирать — без каких либо сожалений и раздумий по этому поводу.

Чикорски, стоял как истукан, — ноги и руки были как ватные. У Христя спёрло дыхание, он нервно моргал, и не сразу понял, что к нему весьма миролюбиво обратился грозный вояка. Который быстро сообразив, что представитель по какой-то причине его не услышал, повторил — но уже немного громче:

— Эй, 'упал намоченный‟. Коль ты теперь у нас голова, то садись со мною в первую машину, и веди нас к 'великой‟ победе. Да, чуть не забыл, передай своему хозяину, что всё идёт по плану, и ты контролируешь всю группу. И что в случившемся недоразумении виновен только Брильченко — то бишь я. Ты меня понимаешь? Ну хоть кивни для приличия.

— Ага. — Христь, растерянно выдавил из себя ответ: и это стоило ему немалых усилий.

— Ну, тогда кого ждём? Информируй начальство, и давай для нас команду на возобновление движения.

Выход на связь, отнял ещё какое-то время: новоиспечённый 'командир‟ сбивчиво, много кратно теряясь и начиная доклад заново, рапортовал генералу о том, что он принял команду на себя и в дальнейшем никаких проблем не предвидится. Он ещё не знал, что спецназовцы хоть формально и согласились находиться под его управлением, но только пока всё идёт спокойно, а дальше ... — как говорится, с сотником они не один пуд соли съели...

К блокпосту повстанцев, подъезжали в полной темноте, если не считать участок дороги, выхватываемый из мглы автомобильными фарами. Если приглядеться, то поперёк самой дороги, на фоне неба, темнела большая гора покрышек, вдобавок, контур рукодельной 'горы‟ подсвечивался отблесками небольшого костра. В отблесках костра, было видно, суетились какие-то люди, они спешно — не очень умело рассредоточиваясь по баррикаде — занимая оборону.

'Видимо у них есть удалённые наблюдатели, которые и передали информацию о нашем приближении‟. — Подумал Геннадий, заметив суету и резко вдавив педаль газа в пол.

— Что вы делаете?! Мы же разобьёмся! ... — Испуганно завизжал представитель генерала, заглушив своим голосом гул мощно взревевшего мотора.

Глаза Христиана испуганно расширились, он, было, рванулся к сотнику, дабы схватить того за руку, но не дремлющее чувство самосохранения не позволило этого сделать.

А сотник, боковым зрением заметил это поползновение, и решил предостеречь попутчика от повторных попыток:

— Сиди гадёныш и не рыпайся. Иначе, прибью. — Зло прошипел Геннадий сквозь зубы, не отрывая взгляда от еле заметного проезда сквозь баррикаду: который освещался только отблесками костра. — У нас только один шанс прорваться в город — сделать это на максимально большой скорости.

Видимо те, кто дежурил на импровизированном блокпосту, ждали чего-то подобного и к тому же, были настроены оказать весьма решительный отпор. В темноте засверкали несколько вспышек автоматных очередей, и навстречу головной машины, метнулось множество смертоносных 'светлячков‟.

'Стук-стук-стук‟... — Застучали пули по машине: было похоже на то, что как минимум пара невидимых шутников, дробно пробарабанили по капоту небольшими молоточками. Двигатель машины даже не чихнул, он просто резко заглох, и в салоне моментально запахло едким дымом.

— Из машины! — Выкрикнул Геннадий, 'вдарив‟ по тормозам.

Покрышки мерзко завизжали по асфальту, джип за малым не повело, а офицер, открывший свою дверь, был вынужден дождаться полной остановки — дабы столь не уважаемый им представитель, мог покинуть машину: то, что он не сделает этого на ходу, было ясно и без подсказок: -' Из машины! Етит твою мать‟! — от такого выкрика повиновался б и покойник. Но остолбеневший Чикорски и не собирался выполнять приказание. Он сжался; закрыл голову руками, и визжал как истеричная девка. Так что, с равнозначным эффектом можно было отдавать приказы, как ему, так и кирпичной стенке. Пришлось терять драгоценное время: лесть через пассажира. Неимоверно много секунд было потрачено на открытие двери с его стороны, отстёжку ремня безопасности (какого ляха он вообще его застёгивал: ведь предупреждали дурика, что этого делать нельзя — может быть придётся экстренно покидать машину). Больше всего пришлось провозиться, выпихивая из салона сопротивляющегося этому Христиана.

Именно эти потерянные секунды и стали роковыми для спецназовца: уже покидая возгорающийся салон подбитой машины, он почувствовал сильный удар в левое бедро. Бушующий в крови адреналин, несколько притупил чувствительность к полученным ранам, однако, последовавший за этим кувырок по асфальту, отозвался резкой болью и неловким падением набок. Плотно стиснув зубы, Брильченко, спешно глянул на свою раненую конечность, и попробовал просто покатиться в кювет: на данный момент ему показалось более реальным решением, чем ползти. Однако следующая пуля, внесла в этот план свои — окончательные коррективы: вошла под самым основанием шеи, раздробив позвоночник, нанеся этим несовместимое с жизнью ранение. Так что для этого человека, более не существовало ни боли, ни боя; ни тупых начальников, — бестолково 'забивающих микроскопом гвозди‟.

Остальные бойцы, успевшие поучаствовать во многих спецоперациях, с перестрелками и без таковых, уже покинули свои машины, и вели бой. Они прекрасно видели, как кулём выпал из джипа злосчастный 'представитель‟, как он на четвереньках полз по дороге, и надо же, — как ему подфартило, ни одна пуля его даже не задела. 'Дуракам всегда везёт‟. Зато сотник, 'рыбкой‟ выпрыгнув вслед за Христином, сделал кувырок: закончил его неловким падением набок. В следующий миг, он дёрнулся всем телом и затих. Покинутый людьми внедорожник, очень быстро разгорался, и, несмотря на это, Геннадий Васильевич больше не предпринимал попыток от него отползти. Что было предвестником беды — как минимум командир был тяжело ранен и нуждался в экстренной помощи.

— Прикройте!

С этими словами, невысокий боец с позывным 'Гранд‟, низко пригнувшись, перебежками, кинулся на выручку командира. Когда ему оставалось пробежать ещё пару шагов, всем показалось, что воин оступился, и повалился наземь. К счастью, он не остался беспомощно валяться на дороге, а пусть и немного коряво, но подполз к командиру, и, убедившись, что тот мёртв, схватил того за ногу и потянул в кювет. Сепаратисты заметили и это движение, — не могли не заметить, но как не странно, больше не стреляли ни по телу Брильченко, ни по раненому в ногу бойцу, вытаскивающему труп своего командира из-под 'огня‟. Видимо люди ещё не успели озлобиться, поэтому и не добивали тех, кто был ранен. Обстановка быстро менялась, повстанцы тем временем подпалили завал из покрышек, и те разгоревшись, начали озарять округу своим огнём.

А может быть, по ползущему 'Гранду‟ не стреляли ещё потому, что местные бойцы самообороны организованно покинули горящий блокпост: они своё дело сделали, задержали врага и предупредили свой мятежный гарнизон о его приближении. Вот и опытные спецназовцы сразу же почувствовали перемену — первым делом исчезли звуки ружейных выстрелов, а затем и смолкли и короткие автоматные очереди. Нападавшая сторона, в свою очередь, тоже прекратила обстреливать блокпост: так что в наступившей относительной тишине, был слышен гул разбушевавшегося пламени и невнятные, испуганные всхлипы представителя генерала. Это 'поскуливанье‟ доносились из придорожной канавы, в которой недавно скрылся и Серёга, он же 'Гранд‟.

Не ослабляя внимания, группа Брильченко, продолжала держать круговую оборону. А боец с позывным 'Ват‟ — зам командира, старлей со странной фамилией Трацкон, 'вышел‟ в радиоэфир:

— 'Гранд‟, как дела? Почему молчишь?

На что, в эфире, чисто, без помех, послышался ответ:

— 'Ват‟, это 'Гранд‟. 'Бриг⁶‟ двухсотый. Я трёхсотый, ранение голени, — перевязываюсь.

— Как 'Баласт‟? Цел? — Именно так, не сговариваясь, бойцы обозначили Чикорского.

— Да что с ним станется? Гом...о не тонет. Обмочился, валяется рядом и скулит. Я осмотрел это чадо, и кроме вышесказанного, с ним всё в полном порядке.

С минуту в эфире была полная тишина, затем Трацкон, чей недавно заживлённый шрам на лбу, от нервного перенапряжения заметно налился кровью, оценил обстановку — взвесив все за и против..., и принял единственное, по его мнению, правильное решение:

— Операция провалена: Сепары знают о нашем приближении и уже усилено готовятся к нашей встрече. Дальнейшее выполнение провального задания считаю невозможным. Доложить о потерях. — Выслушав рапорты, боец отдал следующую команду. — Своих не оставляем. Отходим. 'Дэн‟, 'Чак‟, помогите 'Гранду‟. Да. Не забудьте нашего 'Намоченного‟.

После беглого осмотра 'поля‟ недавнего боя, стало ясно, что из трёх машин, на ходу была только одна. Два джипа были уничтожены, один из них горел, и его бензобак грозил вот, вот взорваться. Так что, в уцелевший внедорожник был погружен труп командира, раненый 'Гранд‟ мокрый и смердящий Чикорский — оказывается, он не только обмочился. За руль сел 'Чак‟ — азиат, с широкоскулым, вечно невозмутимым лицом и неподходящим для его внешности именем Виктор. Остальные, должны 'прибраться‟ — детальнее осмотреть поле боя, подпалить вторую машину: дабы её нельзя было отремонтировать или, найти в ней какой не будь, по недосмотру забытый документ, или, какую либо вещь, способную связать спецназ с этим ночным нападением. После чего, группа должна была добираться до своего расположения пешком. Что и было сделано после того, как, импортный вездеход с несколькими пулевыми пробоинами и выбитыми в перестрелке стёклами, скрылся за поворотом. В этот день, зарождающаяся гражданская война, заполучила свои первые официальные и увы не последние жертвы.

Глава 9

Солнечный лучик, проникший через плотную штору, неспешно добрался до детской кроватки и плавно подполз к лежавшей в ней маленькой подушке. И вот, маленькая девчушка, чему-то улыбнувшись, резко развернулась, и получилось так, что 'солнечный зайчик‟ осветил её миленькое личико. Ребёнок сморщился, стараясь плотнее сжать веки и всё-таки проснулся. Всё ещё находясь во власти послесонья, неспешно присев, и потерев заспанные глазки, девочка привычно осмотревшись, заметила, что ни мамы, ни братика в спальне не было: что немного её огорчило.

Такое изредка случалось, поэтому ребёнок не испугался, а аккуратно вылез из своей кроватки, обулся в стоящие рядом тапочки — в форме забавных зверят, и, шаркая по ковру, направился в соседнюю комнату, откуда доносились тихие, непонятные для неё звуки. Слегка надавив на дверь обоими ручонками, девчушка, вся взъерошенная и сонно щурясь, вышла через открывшийся проём и удивлённо посмотрела на маму, сидящую за обеденным столом, и держащую спящего братишку на руках. Рядом с ней сидел папа, он был строг, настолько строг, что его лоб пробороздили глубокие морщины, — такое бывало, когда Мила заигравшись, не слушалась папу: а вот мама, почему-то плакала.

'Мама что, забыла что она большая и баловалась, а папочка её за это отругал? — Подумала девочка, остановившись и не зная, что ей делать, или идти назад в спальню, или подойти и пожалеть маму, или просить папу не сердиться на мамочку — простить её: ведь она взрослая, и больше так не будет‟.

Появление старшенькой дочери не осталось незамеченным. Её отец, среагировав на появление в поле его зрения ребёнка, посмотрел на девочку и тихо сказал жене непонятную для ребёнка фразу:

— Ну, всё. Ну-ка, прекращай сырость разводить. Видишь, уже доча проснулась. А твой кузен сам во всём виноват, незачем было искать на одно место приключений. Я его предупреждал.

Лариса, спешно соглашаясь с мужем, закивала и торопливо размазала рукою по лицу слёзы.

— Кто это там проснулся? — Широко улыбнувшись и приветственно расставив руки, Вадим, совершенно другим тоном — нежно обратился к дочери. — И почему это мы не здороваемся?

— Доброе утро папочка. Доброе утро мамочка. — Машинально ответила Милочка, всё ещё не понимая причину того, почему мама так плачет, и сердечком чувствуя, что её нужно утешить. — Мамочка, милая, ... — что сказать дальше, ребёнок не знал, поэтому девочка, подойдя к матери, просто обняла её руку и прижалась к ней щекой.

И тут, у Лоры с новой силой полились слёзы. Они текли по щекам и капали на ночную рубашку, — несмотря на все старания молодой женщины по их сдерживанию. И это происходило несмотря на то, что Лариса поднимала лицо вверх, — как будто старалась рассмотреть что-то на потолке, кусала губы, но плачь, рвался наружу, душил как удав, безжалостно сжимая её грудь, своим жестоким, удушающим 'кольцом‟.

Спору нет, правы те, кто утверждает, что маленькие дети многого в этой жизни не понимают. Это так. Но малыши, своею ангельской душою, сильнее чувствуют всё происходящие с их родными. Маленькие человечки искренне радуются, когда рядом с ними улыбаются, или хмурятся, когда окружающие их взрослые становятся мрачнее тучи. Они открыто смотрят на мир, и реагируют на происходящее, они ещё не умеют ставить барьеры, 'уберегающие‟ сердце от 'ненужных‟ переживаний. Этому 'искусству‟, они обучаться позднее — в процессе взросления. Сперва будут верить любому кто им улыбается и .... Вот и сейчас, Мила, сама того не желая, разревелась — по-другому быть и не могло: 'Не до хорошего настроения, когда мамочка так горько плачет‟.

— Ну всё, всё девчонки, успокоились. — Растеряно проговорил Вадим, с этими словами, он легко вскочил со своего стула и, преодолев в один шаг, разделяющий их метр, присел перед дочерью и супругою на корточки. — Хватит слёзы лить, иначе и Мишутка проснётся, и ни дай бог тоже расплачется.

Отец обращался к дочери, так как она единственная из его 'девочек‟, кто плакал в полный голос. Впрочем, он опоздал, малыш уже проснулся и тоже заревел...

Варган не торопил людей, он просто проконтролировал, чтоб каждый на баррикаде занял своё место. И только после того как убедился что всё сделано правильно, внешне оставаясь спокойным, вышел навстречу остановившемуся на некотором отдалении ' пирожку‟. Машина была знакомой, но этого было мало, так как уже были известны случаи, когда похищались люди — именно участники сопротивления, а в одном из таких случаев, это была молодое семейство. Топорков к несчастью был знаком с главой той семьи, он часто контактировал с балагуром, коротышкой Игорьком. Часто бывал у того в гостях — происходило это ещё задолго до начала переворота. Так что, Варган знал и Марину, более спокойную по сравнению со своим супругом, но не флегматичную, женщину. Ростом она значительно выше своего мужа — впрочем, и намного красивее. И, несмотря на такую разительную разницу во внешности, души не чаяла в своём мужчине. Однако самое обидное было то, что на момент своего исчезновения, Гунько ждали ребёнка — а через четыре дня после похищения, их нашли в лесополосе — возле города. Читу повесили на одном суку большого дерева, а перед казнью — судя по увечьям, долго и жестоко пытали. Так что от Ринлевских 'революционеров‟, можно было ожидать всякого, особо по части самых мерзких, коварных деяний.

Делая шаг за шагом: готовясь при первых признаках опасности уйти с линии огня — прыгнув в придорожную канаву, Георгий шёл навстречу грузовой легковушки. Та стояла на условленном месте, её пассажиры, как и было уговорено, медленно открыли двери и неспешно покинули машину. Этот странный ритуал выполнялся для общей — обоюдной безопасности. Приехавшие люди, увидев вышедшего к ним навстречу Варгана, убеждались, что не попадут в засаду, а дежурившие на блокпосту ополченцы, в свою очередь удостоверялись, что машиной не завладели бандиты.

Все формальности были соблюдены, и старенький 'пирожок‟, медленно подъехал к курилке.

— Ну что сынки, проголодались? — Поинтересовалась упитанная, пожилая женщина, с большим трудом покидая проседающую под её весом машину. — Я тут от соседушки мукой разжилась. И вот. Пирожков с картохой напекла. А Макаровна, вам цельну каструляку густого, наивкуснейшего куриного супа наварила. Так что пришлось его в большой молочный бидон переливать: иначе б не довезли. Вы ешьте, ешьте, главное этих архаровцев⁷ к нам не допустите.

— Спасибо тебе, тёть Маш. — За всех ответил Варган, помогая её мужу, по совместительству и шофёру, извлекать из кузова тяжёлый бидон и прочие продукты. — Вы ей богу нас балуете.

— Мы-то вас балуем, а вот вы, бессовестные нас огорчаете. — С улыбкой побранила Мария Егоровна бойцов. — Ваши совсем извились, а вы им даже СМС не пошлёте. Трудно набрать: 'Мол, у меня всё хорошо, все целы и здоровы‟. Меня ваши бабы уже замучили. Мол, Ильинична, узнай как там мой: а то, от него, сегодня никакой весточки не пришло. Стыдно мужики так над своими женщинами издеваться.

— Мы б с радостью общались. — Хмуро пробормотал Виктор Павлович: подойдя к женщине и протянув её свою алюминиевую миску. — Да только бандиты, сегодня отключили сотовую вышку. Ну ту, что в Шилке стоит. Козлы душные! Так что ни к нам, ни мы к кому-либо больше не дозвонимся. Такие вот дела.

— От те на! — Удивление Ильиничны было настолько сильным, что она замерла, так и не донеся наполненный половник до миски Грабова. — То-то люди говорят, что на окраине связь пропала. Дела-а.

— Ты долго меня дразнить будешь? — Насупив брови ещё сильнее, пробормотал сварщик. — Давай наливай: раз уж на раздачу стала. А моей, так и скажи. У нас всё в порядке, и нечего зазря панику подымать. Ишь, раскудахталась. Пусть почаще в нашу сторону смотрит — дыма нет, знать всё спокойно. И вообще... — Что значило это 'вообще‟, было непонятно, а уточнять это Павлович не пожелал: он что-то бормоча себе под нос, направился к обеденному столу.

Несмотря на ворчание, и высказанное недовольство, после сильно запоздалого обеда — а правильнее будет назвать ужином, Павлович подошёл к сворачивавшей свою 'кухню‟ семейной паре.

— Ты на меня не обижайся. — Виновато проговорил он: но свою седую голову так и не склонил — смотрел прямо в глаза 'поварихе‟. — У нас тоже нервы шалят. Вот. Возьми и передай моей жинке — она всё равно не умеет СМСки читать. Даже если и была бы связь, она то она бы всё равно не знает что ними делать. Ты там это, поддержи мою 'старуху‟ добрым словом. — С этими словами, мужчина протянул Ильиничне небрежно сложенный клочок тетрадного листа. — Да расскажи ей, пускай за зря не нервничает, скажи что мы тут как на курорте — отдыхаем.

— Тоже мне, нашёл старуху. — На удивление тихо возразила тётка Мария: но записку взяла. — Да твоя Валька, намного моложе меня. А про твой 'санаторий‟, я ей брехать не собираюсь. Она баба умная, ей эту 'лапшу‟ на уши не повесишь. Знает она, чем этот твой 'отдых‟ может окончиться. А ты.... Э-э-эх, ... — Женщина обречённо махнула рукой.

— Ну ты ей и не бреши. Просто расскажи что видела. Скажи, что я как обычно бурчу как старый сыч, да трубкой дымлю — не хуже того паровоза. ...

От последних слов Ильинична встрепенулась, театрально шлёпнула себя по лбу своею пухлою, маленькою ладошкой и, скорчив виноватую мину, залепетала:

— Ай -й, голова я 'дырявая‟! Совсем забыла! Тут тебе твоя Витольдовна, табачку к твоей трубке передала. — И обернувшись к мужу: указывая ладонью на машину, потребовала. — Лэсь, ты это.... Ну ка достань, ... там в бардачке это..., кисет лежит.

В общем, назад пирожок ехал как почтовая машина — все бойцы написали домой небольшие письма, в которых как могли, успокаивали родню.

А ночью — поближе к утру, на соседнем — северном заслоне, там, где на усилении дежурили четверо примкнувших к повстанцам городовых, послышалась стрельба, а немного погодя, над блокпостом взвилось пламя. Это значило одно — на них напали. А на следующий день, стало известно, что там погиб совсем молодой мальчишка. Вражеская пуля настигла его, когда он, подпалив баррикаду, собирался бежать в лесополосу. Городовой Самусь, на своих руках, вынес того из под обстрела, и как мог, перебинтовал рану. Затем, бойцы экстренно (насколько это было возможно) доставили пацанёнка в больницу, где, юноша и умер. Впрочем, мужики с того поста утверждали, что отомстили за мальчишку — одного бандита они подстрелили насмерть. Дед Никифор, заядлый охотник, это гарантировал — как никак но в этом была его заслуга. Говорил, что сначала первого бандита подранил, а потом и добил. Второго подранка, старик пожалел — как-никак, тот под огнём вытаскивал с поля боя тело своего боевого товарища — дело святое.

Была глубокая ночь: родовое гнездо лорда Лорэ спало; хотя нет, какая-то его часть бодрствовала, и это была прислуга — тихо, наводившая порядок по всей огромной территории. В основном эти люди уже заканчивали свою работу. Все эти прачки, уборщицы, полотёры ... и вскоре, они собирались доложить управляющему о проделанной работе, после чего разойтись по своим комнатам и там провалиться в объятья долгожданного сна. Были и те, кто только приступал к выполнению своих обязанностей, ими являлись новая смена службы безопасности — сменяющая в данный момент своих отдежуривших товарищей, повара — начавших подготовку к приготовлению завтрака. Дело в том, что хозяин не любил еду приготовленную с использованием современных технологий, будь то мясо, пропущенное через мясорубку, картошка, обработанная в картофелечистке, и прочее, прочее, прочее. Как Лорд выражался: — 'Всё это уже порченный продукт. Ваши бездушные приспособления его уже искалечили и убили вкус. А люблю поесть вкусную, здоровую пищу. Запомните, у меня нет запасного здоровья, чтоб я его так безумно тратил‟. — Что же? Ничего не поделаешь, он имел право на такую блажь, как-никак, но лорд Никки Лоре Вильсон-Смит, был хозяином, и надо признаться, весьма щедрым хозяином. Что не сильно радовало весь большой штат поваров. Им приходилось готовить на всех членов огромной семьи (правда только тогда, когда они изредка собирались вместе) но также и для и обслуги: как здесь проживающей, а также приходящих служащих. Заметьте. Для Никки (так его звал за глаза весь обслуживающий персонал) было важно, чтоб все, включая младшего конюха, питались с 'общего котла‟. Хотя нет. Для хозяина готовили в малом объёме — в небольшой посуде. У него было много таких странных 'пунктиков‟, о существовании которых, в других 'высоких семействах‟ и не могли даже предположить.

Впрочем, в этом дворце, про это 'гнездо‟ можно было сказать и так. Даже не смотря на то, что это было прекрасно сделанная копия старины, — этакая приблизительная, и в каком-то смысле улучшенная реплика бывшего семейного замка; разрушенного на далёкой родине, во время последней крупной войны. Так вот. В этом дворце, был человек, который тоже бодрствовал, и при этом не входил в круг уже выше перечисленных людей, и им был сам Никки. Он сидел в своей огромной библиотеке, — по совместительству и его рабочим кабинетом, и корректировал обобщённый доклад о проделанной работе: точнее сказать, убирал последние 'шероховатости‟. Лорд сидел за компьютерным столом: стилизованным под бюро начала прошлого века, и вчитывался в данные высвечиваемые на мониторе.

Временами, Никки сдержанно улыбался, и это несмотря на сильную усталость. Хотя, было от чего. Завтра, специальные курьеры доставят его распечатки всем акционерам, — такое интернету не доверяется — несмотря на то, что система шифрования была уникальной, и всё-таки, был шанс что кодирующая утилита может быть похищена или выкуплена. Судя по тому, что удалось достичь, члены секретного клуба будут довольны полученными результатами. Как-никак, но этот инициированный им переворот, — несмотря на провал одного из планов, позволил 'открыть двери‟, за 'порог‟ которых раньше проникнуть было невозможно. Например, это доступ в архивы и разведки Житицы: благодаря этому было обнаружено множество 'кротов‟ — одного тихо убрали, остальных — удостоверившись, что они и двойные, и даже тройные агенты, оставили для проведения неких ' шпионских игр‟. Выигрывает не тот, кто избавляется от чужих шпионов, а тот, кто сумеет использовать их себе во благо. А самое главное, были получены первая финансовые бонусы от денежных вливаний в оппозицию, переворот и поддержание созданного ею режима. Это произошло потому что, во многие научно-технические учреждения, режимные предприятия, 'конторы‟, были внедрены 'консультанты‟. И даже сейчас, по секретным каналам поступало множество чертежей, технологической документации и всего прочего. Так что, многие фирмы Ёрла, стояли в очереди за подобными покупками — позволяющими сэкономить на научных изысканиях. Конечно же, благотворительностью Никки не занимался. Такие продажи, на данный момент, уже отбили треть затрат на 'революцию‟. В учёт этих трат входили и кредиты, которые в скором времени будут возвращаться процентами, или новыми кредитами для обслуживания уже полученных. В общем, эти деньги будут подсаживать Житицу на экономическую иглу, и узкий круг избранных, в скором времени будет владеть всеми ресурсами якобы независимого княжества. ...

От долгого ночного бдения перед компьютером, в глазах лорда появилась сильная резь, мозги Никки Лорэ Вильсон-Смита устали, начала ускользать суть прочитанного и лорд, выйдя из-за стола, приступил к интенсивной гимнастике. Дабы разогнать застоявшуюся кровь и дать голове столь необходимую в работе паузу. Многие люди, будь у них возможность это увидеть, ... позавидовали б его здоровью и отличной физической форме. Это опровергало широко распространённое заблуждение о том, что представители древних родов вырождаются. Как говорят выходящие для потехи плебса газетёнки: — ... 'Постоянное кровосмешение в древнейших родовых кланах, привело к чахлости и нежизнеспособности их потомства‟. ... — А Никки и его дети, включая нескольких бастардов, был прямым — наглядным опровержением этих бульварных сплетен.

Лорд занимался физической разминкой, но в его голове, не переставая крутились мысли:

— Надо снова и снова напоминать совету, что пока что не стоит скупать производства на территории Житицы. Даже несмотря на всю их финансовую привлекательность. Предстоящий вооружённый конфликт, быстро обрушит экономику княжества. А самое лучшее, — на чём по прогнозам не сильно скажется управляемая гражданская война, уже забронировано за ними, и позднее — в нужный момент, будет приобретено задаром. Всё остальное пусть 'рвут‟ на части 'шакалы‟, которые постоянно снуют у нас под ногами. Тем более, всё более или менее интересные патенты уже выкуплены за бесценок, и сделано это моими тайными представителями. Далее: открытия и изобретения, которые ещё не запатентованы или являются государственной или коммерческой тайной, давно находятся у нас. И их создатели, за копейки доводят в наших лабораториях своё ноу-хау до ума. Причём, уже без права на авторство. — Ход мысли Лорэ не сбило даже начавшееся глубокое приседание.

Никки неожиданно вспомнил, как один из вернувшихся с командировки агентов, уже в кулуарах недоумённо рассказывал ему:

— Сэр, вы б видели, как радовались эти 'голодные‟ яйцеголовые, когда я им предлагал продаться нашим корпорациям за копейки. Они даже не возражали тому, что их имя не будет упоминаться среди разработчиков — у них главная цель, это эмигрировать в наше королевство и остаться в нём жить... — Лорд тогда сдержанно улыбался и слушал, а неприятный осадок, потихоньку давил на его душу.

Ведь ему, истинному представителю древнейшей династии, было тяжко и немного претило осознание того, что он работает не на себя, а на здешних 'серых кардиналов‟, — прибравших власть к своим рукам относительно недавно (какие могут быть сравнения с древностью его рода). И то. Добились они этого благодаря не всегда джентельменскому способу решения возникающих проблем. Но Никки успокаивал себя тем, что он всё равно не разменная монета — не тот уровень. Человека такого полёта мысли и ювелирно продуманных многоходовых решений, заменить невозможно. Нет. Полностью незаменимых людей, на этом свете не существует. Однако у него есть идеальная команда, подобранная им лично под себя, та, которая способна весьма эффективно разрешить любые поставленные перед ней проблемы. Но без его руководства, его детище начнёт 'буксовать‟, причём очень сильно — а чем дальше тем сильнее. А при нынешнем темпе жизни, это равносильно самоубийству. И его наниматели, об этом прекрасно знают. Поэтому, и платят такие гонорары, и оберегают от всякого рода 'случайностей‟...

— Ну всё ма. Я побежал. За мной уже приехали. — Ринч уже стоял возле двери, а его мать, всё продолжала возиться на кухне, собирая в матерчатую сумку ему еду.

— Ничего, подождут! — Бескомпромиссно ответила женщина, продолжая укладывать в самодельную сумку кульки со снедью. — Ты бы так на работу рвался. Ой, смотри, доиграетесь! — Мать Ринча сама испугалась своих слов, и, поплевав через плечо, тихонечко перекрестилась.

Что творилось в душе женщины, можно было понять по её последней фразе. По тому, как сорвался и задрожал её голос. Умом она понимала и поддерживала решение сына, то что он пожелал стать на защиту Имани от разгулявшейся революционной гвардии, — от этой пьяни подзаборной. Но материнское сердце, болело и страдало от переживаний за его жизнь. Да тут ещё и младшенький — Борька, всё время порывается, как и его старший брат, стать бойцом самообороны. А про работу было сказано в сердцах: так как шахта стояла, задолженность по жалованию так и не была выплачена, а княжьи тиуны⁸, от греха подальше сбежали в Ринлев — пока обобранный при их посредничестве народ, не растерзал оных.

— Ма. Ну всё, пока. Ребята ждут. Нас там и без того кормят от пуза. Лучше сами всё это поешьте.

С этими словами, Васка ушёл, тихо хлопнул дверью. Он видел, как страдала мать, и как мог, старался щадить её нервы. Но отсиживаться под её юбкой парень тоже не собирался. Именно по этому, он строго контролировал все слова: прекрасно помня, как она отреагировала на одну из его любимых фраз. Это произошло две недели назад, и тогда он 'ляпнул‟: — 'Да нас там кормят как на убой‟. — Тогда Ринч впервые, и как он надеялся, что последний раз, видел, как его мама побледнела, сильно шатнулась, и за малым не упала без чувств. Как от ужаса округлились её глаза и задрожали губы, как она обессиленно села на старенький кухонный табурет, уронила на пол уже собранный узелок с ещё горячей картошкой в мундире, и еле слышно прошептала:

— Не смей так говорить. Ты слышишь? Больше никогда не смей так говорить. Иначе накличешь беду.

Он до сих пор помнит тот момент, и не может себя за него простить. Вот и сейчас, как впрочем, и каждый раз, у него саднило в душе, как будто там, по-настоящему скреблись кошки. И как всегда, он садился в машину своего товарища Володьки — того который не так давно просил у него патроны к своему нелегально приобретённому ружью, Васка усиленно хохмил; а когда старое, скрипуче-тарахтящее авто поехало, проимитировал усталость и притворился спящим. Уж больно Ринчу не хотелось, чтоб кто-либо из товарищей видел его немного растерянным, или догадался об его переживаниях.

Глава 10

Глобальная сеть в буквальном смысле 'взбесилась‟. Снятое на улицах Ратянска видео, било все рекорды по просмотру, и не только их. Было огромное количество репостов и нескончаемый поток комментариев. Люди смотрели, писали, ожесточённо ругались — оскорбляя тех, с чьими высказываниями они были не согласны, и всё это говорило только об одном — Житица уже разделилась на два враждебных лагеря. И если одна из сторон, была более или менее терпима к своим оппонентам, то другая сторона, буквально исходила 'ядом‟ от переполняющей её ненависти и злобы. Не остались в стороне от этого события и телевизионщики — они как хотели, так и 'резали‟ сюжет, и, дополняя получившуюся нарезку определёнными комментариями, подпитывали этим чувство страха и ненависти у рядовых обывателей.

В действительности, в демонстрируемом сюжете, говорилось и показывалось о том, что у сил самообороны появились первые боевые машины. Неизвестный репортёр, снимая сюжет на бытовую видеокамеру, рассказывал за кадром о том, как под посёлком Разлив, невооружёнными жителями была остановлена некая армейская колонна — где-то около двадцати машин, включая несколько САУ и три танка. После двухчасовых переговоров, бойцы N-ского подразделения, добровольно отдали своё вооружение и были 'отпущены на все четыре стороны‟, автор особенно акцентировал: — 'Не один из участников этого противостояния не получил даже малюсенького фингала — не говоря о большем‟. — При этих словах, в кадре очень лихо крутилась небольшая бронированная машина с весело развивающимся самодельным стягом сил самообороны. БМДшка резко останавливалась, вращалась на месте, и при этом из люка была видна голова улыбающегося механика-водителя. По словам того же блогера, этот отважный парень только недавно уволился с войск, и поэтому не успел утратить навыков вождения этой техники. Так что, эта машина попала в правильные и надёжные руки....

Посмаковала эти кадры и пресса подотчётная Ринлеву. Правда выпустила их после сильных купюр — вырезались моменты, где хоть слегка, но просматривалась недавно закрашенная символика Житицы; а сидевшие в студии дикторы, 'авторитетно‟ утверждали, что это соседняя Ижмань, начала поставлять 'бандитам‟ своё старое вооружение. На следующий день — без формального опровержения своих вчерашних заявлений, и уже, без какого либо сопутствующего видеоряда, дикторы клеймили позором неких 'струсивших‟ воинов, которые, при встрече с бандитствующими сепаратистами, отступили, побросав своё оружие и технику. Также сообщалось, что силы правопорядка уже начали по этому факту расследование. ... И прочее, бла-бла-бла.

На фоне начавшаяся ещё перед переворотом всеобщей истерии, и сообщениях о первых жертвах в борьбе с 'грязными сепарами‟, вражда к 'неправильным‟ согражданам, продолжала набирать остроту ненависти. Что не говори, но сотрудники 'конторы‟ возглавляемой Лордом Лорэ были профессионалами своего дела, они уже давно сеяли в многонациональном княжестве зёрна ненависти и расизма, и эти сорняки, после соответствующей подпитки, давали свои обильные 'всходы‟. Сейчас, авторам Ринлевского переворота, нужно было только умело подливать масло в огонь разгорающейся междоусобицы. Ведь отныне, население этой страны верило всему — даже самому нелепому заявлению, главное чтоб оно чётко указывало на 'виновника‟ их бедственного положения.

Это была непримиримая информационная баталия. Но параллельно этой 'битве‟ за управление сознанием граждан небольшого княжества, начали разгораться и самые настоящие кровавые схватки. В день, когда снималось видео с трофейной техникой, двадцать человек, под командованием некого полевого командира Станислава Быкова, подъехали на нескольких микроавтобусах к местному аэродрому и просто, не встретив никакого сопротивления, заняли его.

И произошло это до безобразия легко и буднично. В полдень, несколько машин подъехали к местному аэродрому и остановились перед его шлагбаумом. В первом микроавтобусе открылась дверь, и три человека, в гражданской одежде и шапках балаклавах на лицах, держа ружья на охотничий манер, выскочили из салона. Убедившись, что им никто не собирается противодействовать (в пяти метрах от незваных гостей, растеряно стоял охранник, он испуганно косился на незваных 'гостей‟, и что-то докладывал по рации своему начальству). Убедившись, что со стороны сторожа ничего не угрожает, троица, обернулась к машинам и бодро замахала руками, и, сразу после этого, из остальных машин, как 'черти из табакерки‟, начали выскакивать их товарищи — тоже скрывая свои лица под балаклавами. У одного из них, того чьё лицо закрывала белая вязаная шапка, в руках был автомат с откидным прикладом. И именно этот человек, по-хозяйски оглядевшись и внимательно выслушав попавшую первой на объект троицу, начал отдавать приказы:

— Вы двое, к вышке! — Указал он на пару бойцов в кожаных куртках и потёртых джинсах. — С неё, можно наблюдать всё поле и округу. — Хорошо Стас. — Отозвался крепыш в чёрной заношенной кожанке и на удивление бодро, побежал в указанном направлении. Кум, а ты со своими пацанами проверь все административные и складские помещения: позднее, устроим там штаб.

Как говорится, 'дело пошло‟ — вооружённый автоматическим оружием человек, начав оживлённо жестикулировать руками, продолжил отдавать указания:

— Вы трое, остаётесь со мною: пока будем охранять КПП. Остальным прочесать все вертолёты и самолёты (на аэродроме было много всей этой старой техники). Только равномерно рассредоточитесь, а не бегайте по полю всею толпой. И только после того, как убедитесь что посторонних здесь нет, рассредоточьтесь по периметру этой базы. А ты отец, — обратился к растерянно стоящему охраннику тот, к кому все обращались как к Стасу, — Вали отсель. Иди со своими сослуживцами по домам! Теперь мы будем здесь стоять, и не позволим фашиствующей хунте завладеть этим важным плацдармом.

Вид вооружённых людей, да ещё и скрывающих свои лица — пусть они ни на кого его не направляли, не сильно-то способствовал оказывать им противодействие. Поэтому, пожилой охранник — по рации, созвал всех сослуживцев, включая свободную смену: и те, полушно сдав ополченцам имеющиеся при них пистолеты и средства связи, спешно покинули объект.

Не прошло и пяти минут, как один из оставшихся на КПП бойцов, — судя по комплекции и голосу, самый молодой в команде, подошёл к командиру и долго, эмоционально чего-то объяснял. Стас его слушал, и, судя по всему, не соглашался. Затем, видимо устал сопротивляться, и махнул рукой, — это больше всего походило на то, что человек отогнал рукой назойливую муху, а не дал на что-то своё согласие. А назойливый боец, бегом помчался к красному микроавтобусу, — одному из тех, на которых эти люди сюда приехали и почти не замедляясь, заскочил в него. Не прошло и двух минут, как юнец 'вынырнул‟ из недр машины, уже без своего старенького помпового ружья — держа в руке любительскую видеокамеру. Также, ещё в микроавтобусе, новоявленный папарацци, снял свою зимнюю шапку, до этого момента, надёжно скрывавшую его лицо, и с ходу обратился к своему командиру:

— Сергеевич, ну ты, стало быть, это... ну, скажи этим Урчикам⁹, хай по добру, по-здорову это..., ну, по домам стало быть расходятся. Скажи, что нефиг им здеся ловить. И я, прямо сейчас, всё это в сети выложу — хай, гады смотрят и боятся.

Судя по детскому лицу и только начавшему пробиваться над верхней губой пушку, парнишка, решивший сделать репортаж о сегодняшнем событии, был не просто молодым человеком — а даже являлся 'неоперившимся юнцом‟. Поэтому можно было сделать умозаключение, что он пришёл сюда вместе со старшим родичем — отцом, или старшим братом. Так как гадать по этому поводу дело неблагодарное, поэтому и мы не будем этим заниматься.

— Ты неучи 'отца‟ .... — Вяло огрызнулся Быков: до путча, в мирной жизни, он был инженером по технике безопасности районной теплосети — а сейчас забросил работу, взявшись за оружие. — Иначе, погоню тебя домой — вместе с этой камерой, и батяня твой не поможет — не заставит меня передумать и вернуть тебя назад.

Угроза эта подействовала, парнишка стушевался — сник, замолчал, а после того как камера была включена, прокашлялся и начал комментировать:

— Вот. Стало быть, это мы отбили у Урчиков аэродром. Он наш. А вот и наши герои ....

Разномастно одетые люди в балаклавах, позировали, смеялись. Предлагали путчистам не соваться на их территорию: — 'Это наша земля. И мы никому её не отдадим. — Рассуждали они. — Наши предки жили здесь и завещали нам одно. Мол. 'Охраняйте наш дом от разного рода посягательств‟, вот мы и‟.... — Люди берущие под свой контроль городскую инфраструктуру, пребывали в лёгкой эйфории. Как-никак, у повстанцев всё получалось. Отсюда у многих из них, в голове зарождалась иллюзия собственной непобедимости. Нет. Они небыли глупыми людьми: просто среди ополченцев почти не было обстрелянных бойцов, и люди о многом судили по книгам, или фильмам.

Следующее утро показало, что для победы мало одного лишь чувства патриотизма и личной храбрости: для того чтоб противостоять врагу, нужно боевое, а не охотничье оружие, необходим боевой опыт, и слаженность бойцов служащих в одном подразделении. Воины, должны понимать друг друга с полуслова — в любой ситуации, действуя как единый организм. И это только минимум необходимых навыков. А в эту ночь, до последней клетки организма гражданские люди, как могли, так закреплялись на захваченном ими объекте: делая это крайне неэффективно и неумело.

Солнце только начало пробиваться через обложные облака, освещая своим рассеянным светом ровные ряды самолётов и другой авиатехники, как в воздухе послышался характерный рокот двигателей приближающихся винтокрылых машин. Силы самообороны всполошились — не стоит недооценивать влияние рёва современной боевой техники на неподготовленного человека. И вслед за этим, почти сразу, над городком стал барражировать штурмовик с полной боевой подвеской: боевая машина то взвивалась ввысь, то развернувшись, снова устремлялась к земле — имитируя атаку удерживаемого силами местной самообороны аэродрома. И так повторялось раз за разом — заход за заходом. От такой демонстрации силы было жутковато не только тем, на кого с очередной атакой летела эта железная птица. Натерпелись страха и жители находящихся рядом с аэродромом жилых многоэтажек. От жуткого гула, заставляющего вибрировать не только оконные стёкла близстоящих строений, но, кажется и стены домов. Через минуту, почти на каждом балконы большей части городской окраины вышли люди. Те, чьи дома стояли слишком близко — были в ночных рубашках или просто в белье, прикрываясь большими полотенцами, простынями, — и это несмотря на холод. Кто жил на изрядном удалении, те уже более или менее одевшись, стояли и как кролики на удава, смотрели на хищный полёт железной птицы.

— Ну ... твари! Ну что творят с...!? — Кричал белобрысый парнишка: параллельно снимая происходящее на свой продвинутый планшет. — Что там вообще происходит? — Рядом с ним стояла девушка — одетая в яркий спортивный костюм, и с недоумением наблюдавшая за очередным разворотом штурмовика. — Гля-гля! Да они же ..., по-настоящему атакуют! ...

Такие умозаключения парнишка делал по своей неопытности, и относительной удалённости его дома от места происходящих событий. Да и что можно было подумать, если с его балкона было видно только то, как маленький силуэт самолёта взлетал в небо после очередной имитации атаки, описывал полукруг, и непонятно зачем, отстреливая тепловые ловушки, снова устремлялся вниз.

Те же, кто жил рядом с аэродромом, в основном стояли молча и растерянно наблюдали за тем, как по периметру лётного поля кружила пара штурмовых вертолётов, и с пугающей регулярностью, с жутким гулом проносился самолёт. Здесь уже почти никто не снимал видео, а если и занимался этим, то делал это молча, — смотря на это шоу, широко открытыми от ужаса глазами.

Хуже всего было людям Быкова. Несмотря на то, что он относительно быстро привёл чувство своих подчинённых. Но, когда вокруг тебя кружат и рокочут вооружённые вертолёты, а штурмовик проносится так низко, что от звука работы его двигателя у всех под ногами вибрирует даже земля. В эти моменты, человек понимает, насколько он ничтожно мал и беззащитен — особенно если осознаёшь, что тебе нечем ответить на все эти агрессивные выпады со стороны абсолютно реального противника.

В скором времени для бойцов самообороны стало ясно, зачем был устроен весь этот спектакль. Пока они стояли и глазели на разыгранное перед ними воздушное представление, на отдалённый край поля выехала БМП и медленно пополз по взлётной полосе. Его даже не сразу заметили, так как всем вниманием людей завладела кружившая в небе авиатехника. Первым на него отреагировал молодой боец, который вчера снимал репортаж о захваченном аэродроме (даже уже умудрился его выложить в интернете). Увидев боевую машину, сначала удивился, затем, — после секундного замешательства вытянул руку — указывая на броневик и обращаясь к командиру, стоявшему почти рядом, громко сказал:

— Станислав Сергеевич, тут это. ... К нам типа гости.

— Кто? Где?

Этот вопрос был риторическим, потому что юноша указывал направление, куда нужно смотреть, и после этого, не заметить медленно ползущую БМПшку с символикой Житицы и импровизированным белым флагом, высунутым из открытого люка, было невозможно. И Станислав Сергеевич, быстро всё поняв, стянул с головы маску, снял с плеча автомат и, протянув оружие парнишке, перекрикивая рёв моторов, стал отдавать приказы:

— Держи малой! Да не маячь здесь понапрасну, не облегчай фашикам задачу — схоронись понадёжнее! Это кстати всех касается! Рассредоточьтесь братцы!

А сам, размахивая своей белой лыжной шапкой, направился на встречу едущей машины. Многие из тех, кто смотрел в след твёрдо идущему навстречу БМП инженеру, завидовали его храбрости — точнее бесстрашию. А тот, несмотря на утренний холод, исходил потом, и тратил немалые усилия, дабы переставлять отяжелевшие ноги. Ну не было пока что у человека привычки к смертельной опасности, и приходилось бороться с собой — сжимая волю в кулак, и не давая мерзкому страху завладеть всем телом.

Это сближение беззащитной, живой плоти и смертоносной стальной машины, казалось бесконечным, человек и колёсная 'броня‟ неумолимо сближались и в итоге, они не сговариваясь, остановились в пяти метрах друг от друга. Быков, ждал, и только сейчас обратил внимание, что самолёт, и обе 'вертушки‟¹ᴼ улетели, и наступила тишина: по сравнению с шумом, производимым штурмовой авиацией, урчание дизеля БМП, было приятным, нежным 'мурлыканьем‟.

Из раскрытого люка, показался военный в чёрном комбинезоне и стареньком, местами сильно потёртом шлеме.

— Сотник Подопригора Сергей Сергеевич, командир отдельного штурмового батальона! — Голос у него был хорошо поставленный — командирский, от его звучания, поневоле хотелось вытянуться 'по струнке‟, и Быков приложил немалые усилия, чтоб этого не сделать. — Кто вы? Представьтесь.

Отсутствие вопроса: — 'С кем имею честь говорить‟? — Задело самолюбие Сергеевича, но он никак это не высказал. А буднично, как будто читал инструктаж по технике безопасности, ответил:

— Я, Быков Станислав Сергеевич, командир народного ополчения города Красноторска. — Чётко выговаривая слова, сказал инженер и потребовал. — Коли хотите вести со мною в переговоры, слезьте с брони. Иначе у нас с вами ничего не получится.

Как ни странно, но криво усмехнувшись, военный покинул башню и весьма ловко спрыгнул на землю. Подойдя почти вплотную к Быкову, он остановился: держа обе руки за спиной. Смерив стоящего перед ним человека, весьма недружелюбным взглядом, вояка сказал:

— Руки вам не подам — с се́парами не ру́чкаюсь.

— Взаимно. — Только и ответил инженер, продолжая выжидать, когда офицер заговорит о том, ради чего он пришёл на переговоры. Хотя, догадаться об этой причине было нетрудно.

— Даём вам пятнадцать минут для того, чтоб вы покинули незаконно захваченный вами объект. Иначе вы будете уничтожены.

— О как? И почему я вам должен подчиняться? — Инженер изобразил удивление: сделано это было для скрытия неприятного чувства холодка, растёкшегося по груди. — За мною стоит народ — местные жители. А кто стоит за вами?

— Меня послала законная власть.

— Ну, тогда мне с вами говорить не о чем. Это ваша власть незаконна. Это ваш Боярин Алёшка Урчик и его приспешники её узурпировали. Всего вам доброго.

Надо отдать должное, на лице переговорщика не дрогнул ни единый мускул, и он всё также твёрдо ответил:

— Другого ответа, я от вас и не ожидал. Только не забывайте, что отпущенное для ваших раздумий время уже пошло.

С этими словами оба противника разошлись. Инженер, пошёл к своим товарищам, — как и явился на переговоры — пешком, а офицер, резво скрылся в машине и, она резко рванула с места.

Может быть, парламентёр не знал о том, что никто не собирается ждать отведённое на раздумье время. Хотя нет, он как комбат был просто обязан знать о планах действий его подразделения. А началось вот что. Вдали взревели двигатели БМПшек, и под их прикрытием — немного позади, пошла пехота — открыв по одиноко идущей фигуре ураганный огонь. Быков родился в рубашке: петляя как заяц, кувыркаясь так, как не кувыркался в юности, он добрался до укрытия, где его ждал Кирьян Солодов — юнец на которого командир оставил своё оружие.

Как только запыхавшийся Станислав Сергеевич, с разбегу плюхнувшись и тяжело дыша, забрал у подростка свой автомат и отвернулся, дабы отдать своим бойцам необходимые распоряжения, молодой боец приподнялся. И по-детски приоткрыв рот, постарался рассмотреть надвигающегося на него врага. Почти сразу вокруг него засвистел 'свинец‟: это 'заговорило‟ башенное скорострельное орудие.

— Кирюх, ложись! — Выкрикнуло сразу же несколько человек, а Быков, на удивление быстро изловчился сбить глупца ударом ноги. — Тебе что, жить надоело? — Только и сказал он: глядя на упавшего мальчишку.

Видимо юнец родился в рубашке — попади стрелок БМП в него хоть раз, и парня могло разорвать на части. Всё-таки не напрасно говорят, что юнцам страх неведом. Кирилл крякнув упал, схватил лежащее рядом с ним отцово ружьё, откатился в сторону и обиженно посмотрев на командира, снова вскочил, не слыша выкрика: 'Куда‟?! Почти не целясь, разрядил оба ствола своей винтовки. В ответ, над головами ополченцев, с новой силой засвистели пули — рой пуль. Бойцы самообороны тоже открыли огонь, но видимого результата добиться так и не смогли. Первым был ранен небезызвестный Кирилл, он как обычно, для выстрела приподымался из-за бетонного блока — стал на колено, но в этот раз, пуля буквально сбила его с ног. Парнишка упал, закрутился на месте — как раненый волчонок, застонал, держась за рану на правом плече. Пришлось Михеевичу, проклиная себя, за своё недавно принятое решение, подползти и, схватив подростка за шкирку, вытаскивать своего раненого, и ничего от боли непонимающего сына из-под огня. И уже достигнув безопасного места, оказывать тому первую медицинскую помощь. Когда отец, вымазавшись в сыновой крови, с горем пополам, перебинтовал рану полученную его отпрыском, и старался вызвать ему скорую медицинскую помощь. Военные — как позднее выяснилось и новообразованные гвардейцы, вытеснили слабо вооружённых ополченцев с аэродрома. Правда, армейцы не стали преследовать местный отряд самообороны, так что последним, удалось избежать больших потерь. ...

Глава 11

Луць, изнывал от безделья и скуки, впрочем, в этом 'увлекательном занятии‟, он был не одинок. Его взвод заступил дежурить на блокпосту, немного удалённом от Разлива — под самым Ратянском, и дни неумолимо тянулись — убивая весь личный состав своей монотонностью. Дошло до того, что гвардейцам наскучило играть в карты, а тут ещё, с недавних пор, и в город лишний раз не сходишь. И этому вынужденному затворничеству, была весомая причина. Товарищи Луця, уже не один раз делали ночные 'огневые‟ набеги на блокпосты се́паров: да и пару раз сильно 'приняв на грудь‟, — потехи ради, стреляли из стрелкового оружия по окраинным домам. Оба раза Ижманьские приспешники открывали ответный огонь — прямо со своих баррикад: правда, пока что ни кого из гвардейцев даже не ранило — везло. Как говорится, вот и весь перечень доступных развлечений — разнообразием как говорится не блещет. Но что сильнее всего бесило Шкоду, так это то, что у противника баррикады были попрочнее и основательнее тех, какие возвели для гвардейцев — из пеноблоков.

Хотя стоп. Было ещё одно регулярное 'развлечение‟, перемывать косточки полковому Священнику. Но это, точно не было занимательной болтовнёй, доходившие до солдат слухи подрывали боевой дух солдат. Шкод́а, недоумевал когда услышал про то, как падре Франциск, вместе с одним из сотников, приторговывал полковым имуществом: 'Ладно если б предметом торговли была только войсковая амуниция или харч. — Думал боец. — Но говорят, что боевики покупают у святого отца и разнообразные боеприпасы, автоматы, и подствольники к ним. Как многое утверждали: 'Дело у падре поставлено на поток‟. А чего тут удивляться, на выставленные вокруг города блокпосты списывалось больше, чем выделялось‟. Отсутствие пресловутых продуктов питания, пока не было проблемой. В двух сырых землянках блокпоста, было много домашней купорки, и прочих конфискованных продуктов — отобранных как у местных жителей, так и у контрабандистов, старающихся провести всё это в осаждённый Ратянск. Но продажа боеприпасов! это уже вызывало бурю негативных эмоций. Тем более, как в подтверждение слухов, на се́парских постах перестали стрелять из охотничьего оружия — плавно перейдя на армейское, и ещё, супротивная сторона явно не испытывала недостатка в боеприпасах. Отцы командиры, как и проверяющие чины, эту метаморфозу объяснили просто:

— Се́парам помогает Ижмань. Это они поставляют своим боевикам оружие! — Распинался на днях лысый майор — проверяющий. — Мы проверили все, о чём вы нам заявили, и не обнаружили никаких пропаж.

Солдаты конечно в эти заявления не поверили. Так как, один из гвардейцев — местный доброволец, утверждал, что одна его близкая знакомая — работающая на почте, говорила ему: — 'Ваш поп, а с ним, ещё один такой щеголеватый офицеришка, регулярно отсылают домой большие суммы денег‟. — Вот этой информации, гвардейцы доверяли всецело. — Потому что сами замечали частые отлучки этой парочки.

— Гэ-эй, Луць!

Отвлёк Шкод́у от тяжких размышлений, окрик одного из его товарищей. Это был низкорослый Сеня со свёрнутым набок носом и приметным шрамом на левой стороне верхней губы.

— Шо? — Ответил боец.

— Лови дерьма мешок! Вот шо! — Весело передразнил Сенька своего товарища, сидящего в тени тента курилки, и тут же. — Га-га-га! — А отсмеявшись со своей шутки, сообщил. — Тут 'связь‟ передала чо за нами стали гаубицы. Они зараз будут се́паров мочить! Пошли посмотрим! Только гляди, своё оружие не забудь!

Эта информация, быстро взбодрила Луця, и он заметно оживился, — взгляд ожил, и даже забылись тяжкие думы о вороватом пасторе — отодвинутые предвкушением предстоящего 'зрелища‟.

Возле пенобетонных блоков поста, (какой только идиот, придумал возводить из них эти легко пробиваемые укрытия) уже собрались все бойцы, включая свободную смену. Все молчали, нервно переминались с ноги на ногу, прислушивались. Но пока всё было тихо. Когда у некоторых гвардейцев, терпение готово было лопнуть, и они уже разочарованно развернулись, дабы уйти, в тылу послышалось тихое: 'Бу‟. Затем что-то прошелестело над головами. Все бойцы не сговариваясь, устремили взгляды на вражеское укрепление.

Напрасно Шкода, как и его товарищи, ждал огромного взрыва, который должен разметать вражескую баррикаду. Те, кого называли сепаратистами, привлечённые неожиданной активностью гвардейцев рассредоточились, и находились на своих оборудованных огневых точках в полной боевой готовности; и никакая сила не рвала, и не раскидывала их тела.

Снова послышалось далёкое: 'Бу‟. Вновь в небе прошуршал тяжёлый снаряд, и на этот раз, пост повстанцев остался целым и невредимым. Куда стреляла доблестная артиллерия, может быт так и осталось загадкой, однако, зоркий, глазастый Сенька разглядел след пока что неприметного дымного столба.

— Гляка, пацаны! — Радостно заорал он, от избытка чувств, дёргая стоявшего рядом с ним бойца за руку, и указывая на дым пальцем. — Се́паров мочат прямо в их домах!

Своим криком, вояка чуть не заглушил частые хлопки: — 'Бу, бу-бу-бу, бу‟... — Все поняли, что первые, одиночные выстрелы были пристрелочными. А когда некий корректировщик, доложил о попадании снаряда в заданный район, тогда и начался сам массированный артналёт! — У-у-ха-а!..., Йие-э!... Вау-у!... — Радостно подпрыгивая на месте и размахивая руками, заорали все гвардейцы на посту. Они уже чётко видели дымы разгорающихся пожаров, и не могли сдерживать свои эмоции. — Пацаны! К бою! Дадим и мы пробраться Ижманьским подстилкам!

Кто выкрикнул эту команду, было непонятно, но все добровольцы разбежались по заранее отрытым окопчикам и, продолжая неистово голосить, открыли неприцельный огонь из всего имеющегося у них оружия. Эти крики и стрельба, продолжались до тех пор, пока в ответ не стали прилетать неприятельские пули. Точнее пока в Сенькину каску не угадила одна из этих пуль, она звонко ударила по ней, сделав дырку. И вечно любивший 'почесать кулаки‟ боец, неуклюже дёрнувшись, упал на дно траншеи: смотря на небо, широко открытыми, но уже безжизненными глазами.

-А-а-а! Сеньку убили-и-и! А-а-а! — Надрывно заверещал, заметивший смерть своего друга Шкод́а, так, что его было хорошо слышно несмотря на какофонию перестрелки.

Кто-то среагировал почти мгновенно, кто-то с небольшим промедлением, но стрельбу прекратили все бойцы. Как-никак, но это был первый их погибший товарищ, и от этого в душе у многих похолодело — все трезво поняли, что следующими могут стать и они. Даже самые оголтелые стрелки, поочерёдно присели, и уже без былого энтузиазма стали озираться по сторонам. К слову, долго им сидеть не пришлось, ополченцы, недолго думая, также прекратили стрельбу. Так что, выждав ещё немного — для пущей надёжности, утратившие боевой задор стрелки, начали потихонечку, стараясь не высовываться из спасительной траншеи, перебираться в жилую землянку.

— Милочка, не убегай далеко от мамы! — Лариса выгуливала детей сидя на скамеечке в парке: дочка бегала со сверстниками по игровой площадке, а сын мирно спал на руках.

— Мамуличка, а я тут! Мы с Машей в черепашек играем. Я Эйприл... — Малышка, выпалила на одном дыхании и остановилась, ненадолго выпав с увлёкшей её игры.

— Иди сюда, моя Эйприл. Дай я тебе курточку поправлю. — Сдерживая улыбку, молодая женщина позвала своего ребёнка: перекладывая маленького сына так, чтоб освободить правую руку. — А то, она задралась на твоей поясничке...

Маленькая девочка, на удивление, сегодня не упрямилась, — Лариса ещё говорила, а дочь уже бежала к ней. Ребёнок спешил поскорее вернуться в игру.

Не было слышно не свиста, никаких других звуков предвещающих беду: только перед взором маленькой Милы, возник огромный огненно-земляной фонтан, ударила волна горячего, спирающего дыхание воздуха и, свет померк.

Долго ли длилось безмолвие, Милочка не знала, только первое чего она почувствовала, это то, что всё её тело болело, боль была невыносимой и ребёнок, пожелал вскочить, заплакать и, подбежав к маме, прижаться к ней ища в её объятьях утешение и облегчения своих невыносимых страданий. Но тельце не желало слушаться.

— Ай мамочка! Мне больно! Страшно! Ай-й-и! — Кричала девчушка: однако душераздирающий крик не желал срываться с её неестественно бледных губ. — Мама, спаси!!! Мне больно! Очень больно! Мама-ачка-а!...

Но никто не спешил к ребёнку на помощь. А она лежала не в силах открыть глазки, и только слышала, как где-то рядом, люди чего-то неразборчиво кричат: но, звук был таким, как будто кто-то закрыл Милены ушки подушками. Да тут ещё невыносимая боль, продолжала рвать, выкручивать, истязать её маленькое тельце.

-А-а-а! Больно-о! — Металась как птица в клетке никому неслышимая мольба о помощи и сострадании.

— Пойдём Милочка. Успокойся. Уже всё хорошо. Идём, ангелочек мой.

Невероятно отчётливо, ребёнка позвал чей-то душевный, спокойный голос: чьи-то нежные — добрые руки, по-отечески мягко подхватили её тельце. И как это ни странно, но мучительная боль сразу же отступила, сменившись приятной негой покоя и умиротворения. Несмотря на то, что её учили с чужими не разговаривать, девочка сразу же прониклась доверием к тому, кто взяв её на руки, даровал облегчение. Её душа рвалась к таинственному спасителю — ввысь. Всё было так чудесно и неописуемо. Однако промелькнувшие мысли о братике и маме, омрачили сознание ребёнка.

— Стойте! Нельзя! А как же моя мамочка и братик? — Девочка обернулась назад. — Так нельзя! Если я без спроса уйду, они сильно огорчатся! ...

Мгновенно взору ребёнка открылся парк: тот самый, в котором она сегодня игралась со своей новой подружкой, но сейчас, она смотрела на него сверху. Только теперь, там — внизу, лежали несколько сваленных деревьев и между ними, были разбросаны какие-то незнакомые люди, а другие дяди и тёти, суетились возле них. На самой детской площадке, откуда-то появилась глубокая яма, и ... тут Мила заметила маму. Она лежала на клумбе и крепко прижимала к себе маленького Мишу. К ним почему-то никто не подходил. Точнее, люди, стояли рядом с ними, о чём-то говорили, и растерянно качали своими головами. А братик, в этот момент, он вообще был так похож на куколку, заботливо завёрнутую в тёплое покрывальце: только оно было уже не полностью белым, — как когда они уходили из дома на прогулку, а всё покрылось большими красными пятнами.

— Стойте! Вон моя мамочка и Миша! — Испуганно закричал ребёнок. — Их надо забрать с нами! Не оставляйте их! ...

— Идём Милочка, не оглядывайся, не надо. Они тебя уже давно ждут. И сними уже всё хорошо. ...

Все жители Ратянска, только и делали, что обсуждали сегодняшний обстрел парка тяжёлой артиллерией. Вадим, в очередной раз, высадив пассажиров на конечной остановке: услышал эту новость от хромого Васьки — парнишки занимающегося попрошайничеством и частенько бегавшим для водителей в ларёк за кофеем, бутербродами или ещё за чем-нибудь. Как только шофёр открыл окошко, и протянул Василию деньги для покупки пачки сигарет, как тот 'выпалил‟ новость:

— Дядь Вадь, а вы это, слышали, что поганое Войско Житицы натворило? — С этими словами, 'блаженный‟ ¹¹ как обычно улыбаясь, взял протянутые ему деньги, и, шумно переведя дыхание, поделился недавно услышанной от кого-то новостью. — Они детскую площадку обстреляли — ну ту, что на площади Независимости.

Попрошайка так и не понял, почему 'дядя водитель‟, дав деньги, так и не сказал что нужно ему купить. И даже не впустив в салон пассажиров, неожиданно уехал. Ещё с минуту Вася стоял, смотрел в след уехавшему автобусу и не понимал, что ему теперь делать с деньгами.

А автобус, сойдя с маршрута, мчался на огромной скорости на противоположный конец города. И это было большим чудом, что эта махина, пролетая через перекрёстки — невзирая на цвет светофора, избежала столкновений с другими участниками движения. И так продолжалось до тех пор, как большая машина, с жутким визгом покрышек, остановилась перед старым, пятиэтажным домом. А его водитель, покинув машину, опрометью кинулся во двор.

Ни с кем из соседей не здороваясь, мужчина вбежал в подъезд; перепрыгивая через две — три ступени, поднялся на свой этаж. Где-то с минуту, Вадим давил на звонок; однако, тот напрасно изливал на всю квартиру свою незамысловатую мелодию — к двери никто не подходил. У Подопригоры, от недобрых предчувствий заныло в груди. Непослушными руками он извлёк из кармана своей кожанки ключи, с трудом вставил его в замок и открыл дверь. Дома никого не было. И как назло, Лариса забыла телефон дома: это обнаружилось, когда мужчина попробовал дозвониться до жены, и мелодия вызова её телефона зазвучала из спальни.

Поняв, что поговорить с женой по телефону не получится, Вадим с силой пнул ногою ни в чём неповинную коробку с дочкиными игрушками: отчего те разлетелись по всему залу. Посмотрев на полученный результат, он махнул рукой и решил пройтись по близлежащим магазинам. Безучастно ждать возвращения супруги не было сил; а так, был шанс застать её за 'любимым занятием‟.

Уже выйдя во двор, и отойдя от подъезда на приличное расстояние, Подопригора заметил подружку своей жены, Люська стояла возле соседнего дома, и о чём-то беседовала с незнакомым городовым. И вид у неё, был немного потерянный.

— Что же эта толстушка натворила? Раз ... — Закончить эту мысль мужчина не успел: в этот момент, Демидова посмотрела в его сторону; заметила соседа, и по её резко изменившемуся взгляду и выражению лица, Вадик понял всё....

Как будто сторонний наблюдатель, он видел, как соседка указала на него рукой и что-то сказала офицеру. Тот, кивнул, и виновато потупившись, подошёл к Вадиму и спросил:

— Вы кем приходитесь Подопригоре Ларисе Савельевне? — Не дождавшись ответа, уточнил. — Муж?

— Угу. — Только и смог выдавить из себя Вадик: ток как голо сжал внезапный спазм.

— Тут это... — Немного замявшись, сказал городовой, что-то протягивая. — Сегодня Урчики⁹ обстреляли город. Есть жертвы. Вот нашли у одной погибшей женщины в сумочке. Могли бы вы проехать со мною — на опознание.

В этот момент Вадим понял, что в руках стража порядка был Ларисин паспорт, и почему-то в нём было проколото несколько маленьких дырочек.

— А дети? — Прохрипел Подопригора. — С ней должны были быть дети!

— Там было много детей. Поэтому вы нам и нужны. Если их не будет среди погибших, то...

Договорить городовой не успел. Вдовец побагровел, схватил того за грудки, встряхнул и безумно глядя на офицера, отрицая замахал головой, со стоном выдавливая из своей глотки:

— Э-у! Э-у! Э-у! ...

Как по команде, подбежали мужики — соседи, которые были уже в курсе о произошедшей беде. Они еле освободили значкового из рук обезумившего Подопригоры.

— Прости значковый! ²² — Говорили они. — Видишь человек не в себе от горя! Не таи на него зла ...

— Да всё я понимаю, я же не ... какой-то. — Отвечал тот, поправляя форму.

— А у него как? Всех порешило? — Поинтересовались мужики, поддерживая внезапно обмякшего соседа.

— Погибшая, судя по найденному при ней документу Подопригора. Она в общем прижимала к груди тельце своего грудничка — сына. Еле высвободили. А вот большего, я не знаю.... Нужно опознавать искать, а если что, искать. погибших сейчас на грузовиках в 'Единичку‟¹² свозят.

— Ты вот что, сынок, — немного подумав, заговорил седовласый мужчина, — вызывай для Вадика скорую, вишь как человека горе ошарашило, а я, стало быть это, вместо него с тобою поеду. Я всю их семью знаю — справлюсь.

Спиридонович ушёл с городовым, оставив Подопригору на попечение соседей. А скорую медицинскую помощь вызвать так не удалось — девушка-оператор, бесстрастным, усталым голосом объяснила: — 'Ваш вызов принять не могу. Все экипажи задействованы на оказании помощи раненым‟. — Сказала и дала отбой. Пришлось обходиться тем, что было — сердобольные женщины, они накапали в стакан с водой каких-то капель и заставили овдовевшего Вадима — отрешённо смотрящего в некуда, его выпить.

Было непонятно, подействовала эта чудо микстура, или нет: так как Подопригора ни с кем не разговаривал и ни на кого не реагировал. Даже когда деятельный Спиридонович, вернулся за вещами для погибших, а через три часа, привёз во двор два гроба — один большой и другой заколоченный и вполовину меньше (как только он сумел всё так быстро организовать?), Вадим оставался ко всему безучастным. Мужчина только подошёл к гробу жены и стал поправлять на её голове погребальный венчик. Затем приоткрыл, и тут же закрыл 'конвертик‟ с младшим сыном. Сделал эти движения и замер.

Так, смотря на жену, он простоял очень долго. Потом вроде как немного опомнился, и как-то отрешённо поинтересовался:

— А где доча? Где моя Милочка?

— Да вот же она, Вадик. Сзади тебя лежит. — Сквозь слёзы подсказала какая-то сердобольная старушка — стоявшая ближе всех к вдовцу.

Подопригора, не оборачиваясь, замахал головой, и всё тем же потерянным голосом ответил:

— Нет. Там её нет. Этот гробик заколочен, потому что он пуст. Скажите мне, где сейчас находится моя дочь? Куда она убежала? Она же сейчас вернётся? Да?! ...

Все испуганно посмотрели на молодого вдовца, затем на Павла Спиридоновича. И тут, появилась одетая в джинсовый костюм, молодая девица, шла в сопровождении видео оператора: она буквально влетела во двор как фурия. Остановившись рядом со скорбно стоящими людьми, протиснулась поближе, посмотрела на покойницу: чьё лицо было посечено характерными оспинками — следы от осколков. Убедившись, что здесь прощаются с жертвами обстрела, шёпотом задала какой-то женщине вопрос и, получив утвердительный ответ, вернулась к пожилому, худощавому оператору, взяла у него микрофон, и развернулась лицом к камере, дала отчёт:

— Три, два, один. Начали. — Последовала короткая пауза, журналистка заговорила скороговоркой. — Конфликт на востоке Житицы разгорается всё сильнее, и страдают в нём только ничем не повинные мирные жители. Пока неизвестно, какая из конфликтующих сторон совершила этот преступный обстрел. Нельзя сказать однозначно, кто именно виноват, но город прощается со своими погибшими. Вот, посмотрите, перед вами хоронят погибшую при сегодняшнем артналёте молодую семью.

При этих словах, люди, оглянулись и немного расступились, а корреспондент, безошибочно угадав вдовца, уверенно шагнула к Вадиму, и задала целую череду вопросов:

— Это ваша семья? Вы видели, как всё произошло? Как вы думаете, кто в этом виноват?

Вдовец никак на неё не отреагировал.

— Ты что творишь? Пигалица! — Седовласый Павел Спиридонович, с силой схватил корреспондентку за руку держащую микрофон (неизвестно почему, но на нём не было логотипа указывающего на принадлежность журналистов к какому либо каналу) и грубо оттащил её в сторону. — Ну чего ты лезешь человеку в душу? Он несколько часов назад целовал живых жену и детей, а сейчас ...

Мужчина запнулся, задумался, замолчал, пытаясь подобрать нужные слова, чем и воспользовалась журналистка.

— Это вы не понимаете что творите! Вы, вы препятствуете работе средств масс-медиа. Я должна, нет, просто обязана донести зрителям обо всем, что здесь происходит! Это моя работа!

— Вот и работай, — снимай значит потихонечку. Но к людям не лезь. — Сквозь зубы процедил Спиридонович: впялив в неё свой холодный, полный призрения взгляд. — Иначе я вашу камеру разобью, а микрофон ... — последовала секундная пауза, — сама догадайся, куда я тебе его засуну.

— Витя, ты это записал? — Истерично взвизгнула девица репортёр, обращаясь к своему коллеге.

-Да. — Коротко ответил тот.

— Вот и умница! — Еле сдерживаясь дабы не сорваться на мат, ответил Павел Спиридонович, переведя взгляд на оператора. — А теперь твари, валите отсель!

Сказано всё было так, что оба репортёра поспешили поскорее ретироваться. Как только они исчезли: округу всколыхнул душераздирающий, протяжный вой боли: — 'А-а-а‟! ... — Боль утраты сразу всей семьи, вырвалась наружу, и Подопригора, упав на колени, начал неистово бить асфальт кулаками, причитая: — ' А-а-а! ... Не прощу-у! У-бью-у! Мрази-и! Ублюдки-и‟! ...

Нечто подобное: где-то только с горючими слезами, где-то с проклятьями, происходило во многих семьях. А на следующий день, на кладбище, за малым не забили насмерть бригаду могильщиков — пожелавших нажиться на людском горе. Те встретили очередную траурную процессию со словами: — 'Вырытых могил нет — такой поток, что не успеваем копать. Положите своего покойника возле конторы: завтра или послезавтра мы его закопаем‟. — А затем, бригадир подошёл, как он подумал, безутешному родственнику покойника и, показав помятую бумажку с какими-то цифрами, тихо предложил: — 'Соболезную, и чисто по-человечески могу помочь. За эту сумму, можем хоть сейчас захоронить в одной из готовых могилок — не явились заказчики, хотя с утра их ждали...‟. Дело окончилось вызовом городовых: утихомирить праведный гнев людей, и нескольких нарядов скорой помощи для сотрудников — ну не знал кладбищенский работник, что хоронили погибшего сегодня на блок посту бойца самообороны....

Глава 12

Быков сидел в землянке, пил чай, смотрел своими усталыми, красными, опухшими от бессонных ночей глазами, на немного помятую алюминиевую кружку и слушал очередной вопрос доморощенного корреспондента — местного блогера, парня лет двадцати, который через свою страничку, как умел, оповещал весь мир о том, что происходит на его родине:

— Хорошо Станислав Сергеевич, с этим всё ясно. Но скажите, а как часто Урчики обстреливают мирное население?

— Лёха, мы же договорились: обращайся ко мне моим позывным — Садко. Так нам будет намного проще общаться. — Спокойно, проговорил полевой командир и, оторвав взгляд от посудины с напитком, посмотрел прямо в камеру. — Обстреливают они часто. И в основном, ведут огонь по школам, больницам и домам мирных людей, а за это, мы этих ... фашистов будем... — далее, Быков разразился длинной, матерной речью, полной угроз и обещаний отомстить за всё военные преступления.

— Стоп, стоп, сто! — Выключив видеокамеру, чуть ли не закричал молодой репортёр. — Станислав Сергеевич, давайте говорить только по делу, и без вашего сквернословия. Иначе, умники Боярина Алёшки Урчика, из его отдела пропаганды, возьмут мой репортаж, или забанят страничку, или сделают соответствующую нарезку, и склепают из вас образ дебильного монстра, этого 'недалёкого‟ маньяка убийцу. Давайте не будем подкидывать врагу таких подарков. Ток что, начинаем всё заново. — Парнишка снова навёл камеру на собеседника и включил её. — Мне повезло, сегодня я встретился с командиром отряда Славяне: его позывной Садко. — Проговорил он. — Скажите, а часто вас атакуют Урчики? Как часто они стреляют по городу? И какого вы мнения об этих вояках?

Быков сдержанно усмехнулся. Ему положительно нравился этот репортёр — его отношение к своему делу. Посмотрев на парнишку, командир подумал: — 'После этого интервью, надо запретить парню так часто бывать на передовой линии: артобстрелы не так страшны — хуже всего то, что по нам часто работает снайпер‟. Тяжело вдохнув от невесёлых мыслей, неожиданно посетивших его, заговорил:

'Насчёт моего мнения о супостатах, скажу прямо: революционных добровольцев призираю. Они лишь пьянствуют, мародёрничают да насильничают. А насчёт их боевых качеств? — Мужчина ненадолго задумался, затем сделал пару мелких глотков чая и продолжил. — Так они даже по нашим позициям попасть не могут. Уже какой день ведут усиленный миномётный обстрел: да всё в жилые дома попадают. Или такие 'снайперы‟, етит Мадрид, или эти мрази — военные преступники, расстреливающие мирное население. — Быков еле сдерживался чтоб снова не закричать и не перейти на мат. — Наши окопы выкопаны на большом отдалении от домов: по идее, если по нашим позициям стрелять, — даже косоглазому наводчику, то во дворы гражданских даже шальные снаряды не должны залетать. А тут, на тебе. Как говорится здрасти. Насчёт обыкновенных служивых: вот их на самом деле жалко. Они находятся здесь по приказу — люди подневольные. Да и как докладывает наша разведка, пока они не лютуют — не обижают местное население. Так что, советую им просто воткнуть штыки в землю и расходиться по домам. Это не их война....

Минька Кныш, сидя в окопе изнывал от духоты, но пойти в тень землянки не мог — не имел возможности: он выжидал появления какой либо цели. Ничего не поделаешь, приходилось время от времени, доказывать сотнику свою полезность — как снайпера. Он находился в приделах блокпоста, так как лезть на 'нейтралку‟ не хотелось: 'Зачем рисковать? — Думал он. — Не дай бог сепары засекут откуда я стреляю, будут бить по мне со всего что будет у них под рукой.... А так, — в случае чего, могу относительно безопасно уйти по ходам сообщения в ближайшее укрытие‟.

— Минь, привет. — За спиной снайпера прозвучал девичий голос, с сильно сквозившими в нём отзвуками вселенской скуки: парень даже вздрогнул от неожиданности — увлёкшись созерцанием вражеских позиций, он не уловил того что к нему кто-то подходит. — Что опять ждёшь своего шанса на выстрел? Не надоело?

Кныш узнал по голосу Янку — коротко стриженную сан инструкторшу — добровольца, и тяжело вздохнув, повернулся к ней лицом. Он не очень-то уважал эту беспардонную девицу, вечно сующую нос в чужие дела. По его искреннему убеждению, не женское это дело, курить, якшаться с мужчинами на равных и при первой же возможности брать в руки оружие и самое главное, заниматься допросом пленных: 'Какое она только от этого получает удовольствие? Непонятно‟.

Уроженец Зыхтычей — небольшого посёлка рядом с городком Оргобычи, еле сдерживая рвущееся наружу презрение к безбашенной девке, спросил:

— Чо те нужно, Янка? Чо отвлекаешь?

— Да так Минька, хочу стрельнуть? Уступи.

-Ты чо, сказилась? Моя винтовка не гранатомёт, с которого ты вчера по сепарским хатам стреляла. Это тонкий инструмент, его кому попало, давать нельзя.

То, что прозвучало в ответ, сильно покоробило слух парнишки — несмотря на то, что он, давно считал себя хладнокровным, закалённым в боях воином которого трудно чем-либо удивить:

— Минь, да ты рядом будешь, поможешь мне прицелиться. Жуть как хочется со снайперки шмальнуть, — хочу в прицеле увидеть, как пуля входит сепару в лоб.

Янка даже не замечала произошедших с нею после революции изменений — её глодала обида на мать: которая не желала разделять с дочерью её убеждений: — 'Ты доча, монстром становишся‟. — Только и сказала Серафима Андреевна, выслушав эмоциональный рассказ дочери об её похождениях на революционных полях сражений. Это 'предательство‟, обрубило ещё одну ниточку связывающую Яну с реальностью. Затем случилась встреча с сотником Гайем, её покорил его хищный взгляд, решимость, его нетерпимость к контре, и ... она как губка стала впитывать его ненависть к инакомыслию и ко всему, что несло хоть малое, отдалённое упоминание об Ижмани.

Снайпер еле сдерживался, ему так хотелось погнать это недоразумение рода человеческого пинками — дабы она больше не смела приближаться к нему с такими просьбами. Он бы так и поступил, если б Янка не 'снюхалась‟ с его сотником — как шептались многие, стала его подстилкой. А тут ещё, краем бокового зрения Минька заметил лёгкого на помине сотника. Тот остановился и привычно сунув руки в карманы своих камуфляжных брюк, стал наблюдать за происходящим. Поэтому у Кныша появилась надежда, что командир поможет ему избавиться от назойливого санинструктора.

— Господин сотник, — обратился снайпер к командиру, — объясните санинструктору, что моя винтовка инструмент очень тонкой настройки — а не дешёвая игрушка, и я не могу её никому давать. — Миня с надеждой смотрел на командира — ища в нём поддержку. — Хочет пострелять, пусть попросит автомат у простых стрелков. Они ей не откажут.

Однако надежда на поддержку не оправдалась, сотник смачно сплюнув, оскалился своим знаменитым, хищным оскалом и просипел простуженным голосом:

— Не боись боец. Нечего она с твоим винтарём не сделает. Дай ей пару раз пальнуть: пусть баба свою душеньку отведёт.

Против этого 'крыть‟ было нечем, и Кныш, 'наступив своим чувствам и убеждениям на горло‟, сдался. Скрепя сердцем — неспешно, он уступил место возле облюбованной им амбразуры, делая это, парень надеялся услышать скрипучий смех своего сотника и команду: 'отставить‟ — однако этого не произошло, только Янка, победно сверкнула очами, взяла винтовку. По Минькиной спине пробежали по мурашки — настолько хищным, и одновременно дьявольским был огонёк в глазах этой фурии.

— До крайних хат достанет? — Поинтересовалась Яна, поводив стволом винтовки, — прильнув к прицелу. — Как тут целиться?

Парнишка, с трудом сдерживал неприязнь — он был солдатом и не раз убивал врага, однако некогда не испытывал от этого удовольствия — в отличие от этой ведьмы в его груди горела ненависть и не более того. Но делать было нечего, поэтому он ответил:

— Слишком большое расстояние, — не стоит рисковать. Жди, когда кто-либо неосторожно выглянет из окопа. Сейчас утро — ветра нет, на него поправку делать не надо, и расстояние не сильно большое, так что целься... — Кныш ещё долго объяснял, как нужно делать поправку на расстояние, а девка, с надменной улыбкой только кивала головою, мол, поняла.

Заметив, как хищно улыбнулась 'фурия‟, Кныш догадался, что она уже нашла себе цель, и спешно выглянул из окопа: на супротивной стороне кто-то опрометчиво выглядывал. И в следующую секунду, бликанула оптика: — 'Снайпер! — Мелькнула запоздалая догадка. — Каюк Янке‟! — Грянул выстрел. Рядом с вражеским егерем — слева от него, образовался земляной фонтанчик. Оторопев, понимая, что после такого промаха Янка обречена, Минька смотрел на врага — ожидая ответного выстрела. В этот момент, он не думал, что тоже представляет собой прекрасную мишень. А дальше всё было как в замедленной съёмке; человек которого Миня принял за снайпера — присел, скрывшись из виду, а в его руках оказалась видеокамера.

— Ёхта! Да он журналист! — Думал парень, оседая на дно траншеи — от греха подальше, так как сейчас должен был начаться ответный обстрел. — Только такого скандала здесь не хватало! Если начнут расследование, то за действия этой дуры, с меня спросят.

Так подумав о любовнице сотника, Минька увидел что та, по-прежнему стояла и выцеливала вражеские позиции.

— Пригнись дура! Надо переждать! — Заорал парнишка.

Примерно тоже самое, только отборным матом орал и ринувшийся к любовнице сотник: однако девка никого не слушала. Она произвела ещё один выстрел — судя по тому, как она резко нажала на спуск, и он не должен был стать результативным. Минька только собирался одёрнуть строптивую медичку — вокруг свистели пули, как Янкин затылок взорвался....

Сотник ещё долго избивал Миньку ногами, пока его не оттащили находившиеся рядом бойцы. А бедный снайпер только закрывался и сквозь стоны пытался оправдываться: — 'Не виноват я! Хык.... Вы сами ей позволили хык... выстрелить! Хык‟...

— Ты!... Ты!... Ты... сучёнок рядом был!... И... ничего для неё не сделал! — Ревел сотник, нанося удары.

Казалось, это избиение никогда не окончится, однако сотника, хоть с трудом, но оттеснили от его жертвы, а полуживого, с разбитым лицом Миньку — как только окончился обстрел, погрузили в БМПшку и повезли на ней в ПМП¹³.

— Ты паря это, ... когда выздоровеешь, сюда не возвращайся — просись куда угодно, только не к нам. — Шепнул Миньке один из бойцов, помогая ему, еле стоящему на ногах, забираться в недра боевой машины. — Не простит тебе твой тёзка Янкину гибель. Ой, не простит. ...

Никки Лорэ уже два дня не покидал своё родовое гнездо, и причиной этому было не ухудшение здоровья, а банальное нежелание тратить дефицитное время на перемещение от дома до головного офиса и обратно. Все необходимые данные свозились к нему, а несколько аналитиков постоянно их обрабатывали. Работали они так называемым 'вахтовым методом‟ — впрочем, на это никто не жаловался. Парни были молодые, амбициозные, никакие семейные узы их не обременяли, а хорошее увеличение сумм, находящихся на их счетах, с лихвой компенсировали вынужденное затворничество. Ну не сильно доверял Вильсон-Смит службе безопасности своей конторы. Толи дело свои — доморощенные секьюрити, здесь преданность хозяину намного выше и противнику или конкуренту, будет намного сложнее — точнее невозможно добиться хотя бы незначительного успеха. Поэтому, все самые секретные дела творились под крышей его дома.

А сейчас, перед лордом, с бокалом вина в руке — весьма непринуждённо, сидел шеф аналитической группы и доклаловал:

— Все события происходят согласно разработанному нами плану — исключение: неожиданное нами отторжение от Житицы Рильда. Это конечно сильно усложнило нашу задачу, однако всё это не столь фатально как может показаться на первый взгляд.

Молодой альбинос сделал паузу, чем воспользовался Лорэ, уточнив:

— Это я уже знаю Ричи, и полностью согласен с вашим выводом.

Ричард сдержанно кивнул своей белоснежной головой. Так как его глаза скрывали чёрные очки, было невозможно считывать с его почти неподвижного лица, какие либо эмоции, то можно было сказать, что он просто согласился не развивать упомянутую им тему о потерянных территориях.

— В ближайшее время, нашу марионетку — боярина Урчика, надо будет менять. Нужно создать видимость что местные аборигены все решения принимают самостоятельно и чистят свои ряды от нерадивых служак. Проимитируем боярское вече и поставим на престол купца Демьяна Осенко.

— А как обстоят дела с его лояльностью к нашим делишкам?

— Он та же самая купленная марионетка как и все остальные так называемые революционеры. Все решения принимаются нами, и доводятся до мастных царьков через наших советников. Пусть они их и озвучивают.

— А как с этим обстоят у нас дела?

Этот вопрос задавался как-то флегматично: лорд одновременно с этим всколыхнул бокал с коньяком, посмотрел как напиток, стекая, оставляет на стеклянных стенках 'ножки‟ и слегка пригубил его содержимое.

— Как раз с этим, у нас всё в полном порядке. Да, кстати, — альбинос вспомнил чего-то по его мнению важное и решил уточнить, — воевода Житицы, исправно выполняет все наши приказы, однако относительно его растёт недовольство — все его хают за нерешительность и нерасторопность. Думаю, пора и его менять: необходимо 'выпустить пар‟, иначе можем потерять контроль. А нам важно развязать гражданскую войну возле границ Ижмани. И чтоб обиды со стороны восточных границ были настолько сильны, что о заключении мира не могло быть и речи. Поэтому мы и придерживаем начало активной войсковой операции. А если всё это получится, то обвинить в этом сопредельное княжество.

— Ричи, что за оговорки — если? У нас, по плану это самый важный параграф.

Трудно описывать разговор двух джентльменов, особенно когда они хорошо скрывают все свои эмоции. Но ничего не поделаешь, таковы реалии общения в их кругу.

— Да, но они пытаются оправдаться...

— Вот и подключай все наши средства информации, вдобавок к ним, привлеки прикормленных политиков. — Немного повысив голос, осадил своего подчинённого лорд. — Кстати. Приплюсуй к этой колонне и тех политиканов, на кого у нас есть компромат. У нас уже есть прецеденты, когда мы 'топили‟ не особо сговорчивых. Так что остальные побоятся нам перечить...

Лорэ ненадолго задумался — отрешённо глядя строго перед собою, затем, неспешно пригубил содержимое своего бокала — насладившись послевкусием, также неторопливо заговорил:

— А знаешь что?... Не стоит так быстро менять воеводу наших подопечных — рано ещё. Ведь всё выглядит логично: он концентрирует силы для решительного удара по сепаратистам. Всё правильно — идут первые очаговые боестолкновения двух противников: так что, пусть воевода занимается этим и дальше. Надобно чтобы все журналисты Житицы, в унисон освещали эту подготовку — кстати, надобно донести до каждого аборигена что Ижмань, тайно ввела свой ограниченный военный контингент и снабжает оружием своих приспешников. Так и поступим.

— Но мы и без того сделали подобный сброс. По всему княжеству поползли такие слухи — уточнил альбинос.

— Слухи говоришь, это хорошо: но только этого мало. Надо об этом вещать с каждого телеэкрана и самой захудалой газетёнки. И побольше 'уток‟, с 'неопровержимыми фактами‟ об этом. И не важно какого они качества — главное изливаемое количество этого бреда. А дальше, всё это подхватит вся мировая пресса.

— Сделаем. Кстати, сегодня воевода Мазур подписал приказ, согласно которому авиация приступает к нанесению ракетно-бомбовых ударов по скоплению сепаратистов и любому подозрительному автотранспорту.

— Вот и прекрасно. Коль для лояльности плебса нужны реки крови — пусть они получат...

Как таковой, эта встреча ничего не значила — все решения принимались в других кабинетах, но всё равно, в ней был свой резон, и ведом он был только лорду. Дело в том, что Ричард Тейни хоть и достиг определённых высот в карьерном росте: причём добился этого благодаря тому, что его мозг был отмечен незаурядным талантом к аналитике, в сочетании с неимоверной целеустремлённостью самого Ричи. Однако альбинос, с детства воспринимаемый людьми как 'белая ворона‟, причём, по мнению многих, он был таковым в буквальном значении этого слова. И в противовес брезгливым взглядам, недомолвкам, и надменным насмешникам, парнишка решил доказать своим насмешникам что он умнее и успешнее оных. Так вот. Отвергнутый родителями — отдан матерью в приют, он имел окреп и ... несмотря на свои успехи: имел одну странность, — по-детски наивно тянулся к тем, кто проявлял к нему хоть малую толику внимания и заботы: чем Лорэ и пользовался. И делал всё это настолько деликатно, не принуждённо, что порою сам верил в свою искренность. Вот и сегодняшняя вечерняя беседа, была одной из таких приятных 'плюшек‟ для пробивного сироты. Ничего не поделаешь, люди гениальные в одном, бывают беспомощней ребёнка в другом: на чём могут сыграть некоторые хозяева жизни — обзаводясь таким способом по-собачьи преданными подчинёнными.

Ринч был в ярости: ему только что доложили, что неизвестная группа вооружённых людей обыскивает на его улице все дома: якобы они кого ищут, непонятно это и потому на душе было тревожно. После недолгих раздумий, взяв с собой десяток бойцов, чьи семьи жили почти рядом, он насколько мог, быстро бежал домой, дабы не дать незнакомцам времени вломиться в его дом и похитить его мать и младшего брата. А что? По слухам, подобные прецеденты уже были.

— Бегом пацаны, бегом ...! — Покрикивал молодой человек на своих товарищей. — На этой улице и ваша родня живёт! ... Чуть что случится, поздно будет локти кусать! У убл...! — Всё это, от переизбытка разбушевавшихся эмоций, сдабривалось крепкими словцами.

Вот уже и нужный переулок. Выскочив на него, Ринч на секунду замер, после чего отпрыгнул к забору и стал на колено — изготовившись к стрельбе. Всё это было сделано с невероятной расторопностью, потому что молодой человек увидел микроавтобус, возле которого стояли люди в камуфляжной форме — все они держали оружие наизготовку. Да и от родительского дома, незнакомцев отделяло два двора. А к Васке, уже подбежали и другие бойцы.

— Вон, возле машины тасуются какие-то вояки, — отдал приказ Васка, — гаси их! — И первым нажал на курок трофейного автомата.

— Тра-та-та-та! — Разорвав относительную тишину, разнеслась по округе первая автоматическая очередь.

Чужаки попадали на землю: но справедливости ради, нельзя было сказать, поразила очередью ли хоть одного из них, или нет. Вот и чужаки открыли ответный огонь, и также безрезультатно. А к месту боестолкновения уже подбегали отставшие, они сразу же включались в бой — паля наугад. Правда некоторые, нервно интересовались:

— А где эти ... Урчики?! ... Куда стрелять-то?!...

Вот и Володька — сверстник Ринча, обзавёдшийся старым, но исправным ручным пулемётом — сверстником давно прошедшей войны, выскочил на перекрестье улиц, и сразу подавшись назад, поинтересовался: — 'А где враг то‟?! — На что получил ответ: — 'В белой машине‟! — Снова выглянув, бывший шахтёр, а сейчас боец ополчения, увидел легковушку нужного цвета. Передёрнув затвор, и удобнее перехватив своё раритетное оружие, парнишка выскочил и 'дал‟ короткую очередь. Он чётко видел, как пали оставили на белом капоте и левом крыле машины чёрные отметины дырок. — Фью, фью! — противно просвистели пули в опасной близости от его головы. Воин отпрянул назад — под укрытие кирпичной колонны забора.

— Братцы! Может, кто скажет, откуда стреляют?! — Повторно поинтересовался пулемётчик: его смутило то, что возле обстрелянной им машины, на первый взгляд, никого не было.

На что ему ответили:

— Да за машиной они прячутся!

Снова выскочив из укрытия, пулемётчик выпустил короткую очередь, и вновь отпрянул назад. На этот раз, он понял, что расстреливает абсолютно пустую машину, которая к чужакам не имеет никакого отношения.

— Да скажите же мне, где враг?! Куда палить-то!?

Несмотря на множество криков, Володькин вопрос услышал Васка, и ответил на него — перекрикивая все звуки боя:

— Белый микроавтобус по нечётной стороне! Они вокруг него залегли!

Володька снова на секунду выглянул, и увидел искомое: белую машину и несколько вспышек — выстрелов с супротивной стороны — большего разглядеть не успел. Мысленно досчитав до пяти, пулемётчик сделал шаг, выйдя из-за укрытия, и завопил: — 'А-а-а-а...‟! — Так он стрелял, пока не окончился дисковый магазин. Ответная стрельба смолкла, и сейчас стреляли только люди Ринча.

— Эй вы, шалопуты! Кто такие?! Почто палите как скажённые?! — Послышались выкрики со стороны тех, кто залёг у машины.

На это среагировали не сразу, но вскоре и бойцы Ринча задрали стволы к небу, а Васка, на правах командира ответил:

— Я то, 'Бизон‟, а со мною мои люди! А вы кто такие будете?!

— Тьфу б...! Это ты Васка! ... И ёхта, всё это твои архаровцы⁷! Вы из 'Рыси‟! Ну а я, 'Бином‟! И со мной мои 'Вепри‟.

Все примолкли, а Васка выдержав небольшую паузу — обдумывая услышанное, затем обрадованно воскликнул:

— Так это ты? Игорёк?!

— Возьми твой пулемётчик немного пониже, был бы уже не я, а моя остывающая тушка. Хорошо что я его признал. Кстати, привет и тебе, Володька!

Пока шёл этот диалог, никто не подымался — все замерли и прислушивались к беседе своих командиров. Также, не казали носу на улицу и обыватели — боясь выглянуть даже в окошко. Излишнее любопытство может стоить жизни, а становиться по собственной глупости лёгкой добычей костлявой жницы, никому не хотелось.

— 'Вепри‟, а какого лешего вы тут делаете? Вообще-то, это территория нашей ответственности!

— Так мне позвонила хромая Кондратьевна и сообщила, что здесь орудуют какие-то вооружённые архаровцы! ...

— И мне позвонил дядька Дузь, тоже сказал что здесь бандиты, только по его словам они кого-то ищут!

— Да, да! Именно так и кричали эти бандюги, врываясь в дома и ложа всех мордой в землю: а в действительности, они просто грабили!

— И где они делись?

— Да вон, лежат повязанными на дворе у твоих соседей! Они как нас увидали, хотели в рассыпную удрать. А после выстрелов в воздух, они стали как вкопанные и лапки кверху. — Худосочный воин по имени Игорь, имеющий позывной Бином, немного тяжеловато поднялся с земли, и предложил Ринчу. — Васка, ты иди сюдой, нечего нам супротив друг друга в позе стоять, да на всю округу, как скажённые горланить.

Ринч, узнал полевого командира, — командовавшего отрядом самообороны, расположенным на соседнем участке: так сказать соседа, и понял всю курьёзность в сложившейся ситуации. Ухмыльнувшись, он подал своим людям условный знак, что можно расслабиться. Сам же, первым поднялся с калена, и пошёл навстречу к Биному; его бойцы тоже поднялись с земли и шли следом. После короткого рукопожатия, он заглянул в распахнутую калитку соседей, во дворе лежали связанные мужчины в камуфлированной форме; а рядом с ними стояла пара незнакомых бойцов. Игорь, проследив за взглядом Бизона, и правильно поняв, что Васку заинтересовали незнакомые воины, пояснил:

— Это добровольцы из Унхарии, — Венци и Дико. Парни толковые, бывшие мотострелки — офицеры, да и общаться с ними можно без толмача¹⁴: они нашу речь когда-то учили, да и их язык к нашему близок.

— Ну и добре. А с бандюгами что делать собираешься?

— Чё, чё? Да в расход пущу — некогда мне с ними цацки разводить.

— Ну да, правильно. — Немного рассеяно ответил Ринч, пожимая руку знакомому полевому командиру. — Коли их отпустить, то они снова за своё возьмутся — и будут ещё более оборзевшими. Ну, удачи тебе. — Лёгкую отстранённость от беседы можно было легко объяснить, он увидел свою маму: та робко вышла на улицу, и сейчас, смахивая не прошеную слезу цветастой утиркой, смотрела на сына.

— И тебе всего хорошего.

Ринч, за малым не срываясь на бег, подошёл к матери, та так и не пошевелилась. Парень обнял её, тихо, так что никто ничего не смог расслышать, перемолвился с ней несколькими фразами, и с трудом отстранившись, не оглядываясь, направился на свои позиции. А сильно сдавшая за последнее время женщина, смотрела в спины уходящим бойцам, и, читая молитву матери, крестила в след уходящих воинов.

Неожиданно, из двора — мимо которого проходили бойцы, спешно выскочила всклокоченная, пожилая женщина с годовалым младенцем на руках; а следом за ней бежала растерянная молодка. На это отреагировал один из молодых ополченцев и направился к женщине. А та, протягивая ему навстречу ребёнка, запричитала:

— Цалуй папку внуча, цалуй! Все младенцы чисты яки агнцы, цалуй же! Тогда господь убережёт того, чьё чело той печатью отмечено! Так сказано ...

И было в глазах женщины столько мольбы и ужаса, что паренёк ничего не сказав, склонился, а пожилая женщина прислонила на секунду малышку к его темечку. Ребёнок морщился, плакал, а его мать, до этого растерянно стоявшая за спиной свекрови, кинулась и забрала у неё своё дитя. После, пританцовывая, что-то шепча — стараясь успокоить дочь, смотрела на удаляющегося мужа, своими округлёнными, полными тоски и слёз глазами.

Многие 'стратеги‟ не упустят возможности покритиковать ополченцев, однако они забывают, что даже в регулярной армии бывают случаи, для которых существует понятие: — 'Дружественный огонь‟. Так что не стоит придираться к вчерашним работягам, вынужденных взять в руки оружие. Тем более, у них ещё не было армии — в нормальном смысле этого слова, а были разрозненные отряды самообороны: бойцы которых, на 'собственной шкуре‟, а не в академических аудиториях постигали горькие премудрости войны.

Глава 13

День, впрочем, как и его утро был комфортен — сказать, что он был хорошим, не было возможно по одной, но очень весомой причине, независимой от природы причине: над городом, на большой высоте, постоянно барражировали штурмовые вертолёты, и время от времени, обстреливали выбранные ими цели залпами своих нурсов. Что являлось объектом охоты этих стервятников, было непонятно, поэтому многие жители Ратянска сидели в подвалах своих домов, и старались без нужды не покидать своего убежища. Впрочем, молодости неведом страх: — 'Беда может случиться с кем угодно, только не со мной. Не знаю как другие, а я сумею переиграть судьбу...‟. — Именно так, или нечто подобное думали два подростка залезшие на крышу своей девятиэтажки: они, храбрясь друг перед другом, держа в руках по цифровому фотоаппарату, снимали видеоряд о летающих вдали боевых вертолётах.

— Вот с..., ё... твари! Они ... снова выстрелили ...! — Яростно, дополняя сказанное нецензурной бранью, комментировал худощавый подросток увиденные им дымные следы, потянувшиеся от боевой машины к земле. — Чтоб им ... пусто было! — Чуть погодя, до юного оператора долетели приглушённые звуки разрывов и стали видны первые вестники разгорающегося пожара.

Стоявший рядом крепыш, он тоже снимал всё это, но только без каких-либо комментариев: мальчишка был бледен, и только щёки налились ярким румянцем, да взгляд, был полон ужаса. Ему хотелось бросить всё и убежать вниз, однако прослыть трусом, тоже не прельщало — поэтому он был рядом с заводилой Игорёшкой и ждал момента, когда тот решит что дело сделано и можно уходить.

— Ий — ё -ху!

Восторженно выкрикнул Игорёк, заметив, как ввысь устремилась ракета, однако вертолётом были отстреляны тепловые ловушки, а машина выполнила манёвр уклонения. Электроника зенитного снаряда обманулась, и хлопок подрыва произошёл на безопасном расстоянии. Тёмное облачко разорвавшейся взрывчатки зависло в воздухе, как напоминание о произошедшем промахе. Но как оказалось, это не было окончанием противостояния 'земли‟ с воздушными 'разбойниками‟, в небо, с небольшим разрывом во времени, потянулось ещё два дымных следа. Один из которых, также как и предыдущий ушёл в сторону, зато второй расцвёл чёрным смертельным цветком под самым бортом 'вертушки‟. Та, как будто оступившись, вздрогнула, и, начав нелепое вращение, устремилась вниз.

— Ты это видел! Вау! Как его ...! Да! Да! Да!— Радостно заорали сразу оба подростка, причём Игорь настолько поддался эмоциям, что позабыл о сьёмке: срываясь на фальцет, он кричал и прыгал, энергично размахивая руками. — Вот так их паскуд и надобно 'причёсывать‟! — Впервые за всё это время подал голос крепыш.

Оставшийся без ведомого, уцелевший вертолёт, с набором высоты, спешно покинул опасное место и быстро скрылся вдали: постепенно уменьшившись до еле заметной точки, а вскоре и она растворилась.

— Ага! Струсили! — Надрывая голосовые связки вопили отроки.

Отпрыгав своё — ещё минуту после того как подбитая вертушка исчезла между домами, обозначая место своего падения жирным, чёрным дымом: Игорь опомнился, и понял, что самое важное сегодняшнее событие, он так и не снял. Поэтому, резко замерев, а затем, повернувшись к вечно невозмутимому увальню Валентину, которого сейчас нельзя было узнать, он поинтересовался:

— Я надеюсь, ты все заснял?

— Ага. — Ответил подросток, чей взор на сей раз переполняла радость от увиденного. — Оказывается, этих Урчиков тоже можно бить.

— Тогда, айда к тебе! Смонтируем, и скорее выложим в ин-нете!

Подростки убежали, а немного погодя, весь город только и гудел, обсуждая падение на его окраине вражеского вертолёта. Как и тот факт, что управлявшие им пилоты выжили, но испугавшись расплаты за свои деяния, трусливо убежали, оставив возле подбитой машины своего тяжелораненого товарища. Во всех подвалах шептали: — 'Ты знаешь. Такая победа состоялась благодаря тому, что один продажный вояка Урчиков, — служивший где-то под стольным градом, продал небольшую партию ПЗРК и её, окольными путями удалось доставить в Ратянск‟. — Насколько сказанное соответствовало истине, было неизвестно, однако, всех устраивала именно такая версия. Других объяснений и не искали.

'Садко‟ сидел в тёмной землянке, она была узкой, сырой и можно сказать, постылой. На грубых лежаках, время от времени, простуженно покашливая, спали три человека: уже давно был погашен сделанный из гильзы противотанкового ружья масленый светильник, только Станислав Сергеевич никак не мог уснуть — его мучили не очень хорошие думы. И избавиться от них никак не получалось, мозг никак не желал успокаиваться, раз за разом возвращаясь к прошедшему дню.

И было от чего переживать, гражданская война набирала обороты, — обстрелы городка участились, люди гибли, но самое скверное было то, что сегодня — точнее вчера, он побывал дома. С одной стороны, это было радостное событие, жена и дети живы, и здоровы, но всё это было испорчено внезапно начавшимся артналётом.

А началось это как раз в тот момент, когда он, приняв душ и с наслаждением вкусив стряпню своей супруги, разговаривал с неожиданно появившейся на пороге назойливой соседкой Маринкой — немного взбалмошной молодой бабёнкой. Вышло так, что она, явившись как будто по каким-то бабским делам к его жене, через пару минут уже сидела за столом и, скорчив жалостливую мину, усиленно у него выпытывала: — 'Сергеич, ну скажи мне, как там мой у тебя, не сильно на рожон лезет‟? — А что было говорить? Маринкин мужик был не сильно склонен к каким-либо подвигам: хотя труса тоже не праздновал. Только как это объяснить бабе, которая желает услышать чуть ли не поминутный отчёт о житие своего мужа на передовой. А на объяснение что в подчинении у Станислава таких бойцов настолько много что, он просто физически не может всех опекать, вызывало у молодки — дурной кликуши, в башке дурное убеждение, что от неё что-то утаивают — причём очень страшное...

И вот, когда Быков был готов послать эту дурную бабу ко всем чертям, и выставит её за порог, неожиданно начался артобстрел улицы. После первого разрыва, все кто на тот момент был в доме, упали на пол и, на четвереньках, спешно, полезли в подвал. Уже сидя в погребе, освещая его потолок единственным фонарём, и всем телом чувствуя дрожь избиваемой снарядами земли — Станислав обратил внимание на лица обеих баб, его жены и соседушки — будь она неладна: они были бледны и перекошены от охватившего их ужаса.... От каждого разрыва женщины вздрагивали, если снаряд рвался поблизости — сотрясая весь подвал, соседка сильнее всех вжимая голову в плечи, взвизгивала, и зажмуривала глаза: — 'Да, не привыкли ещё женщины к войне. Хотя, чего таить, я и сам к такому ужасу непривычен. ...‟

Раздался очередной взрыв, и произошёл он настольно близко, что произошол такой мощный толчок, который отозвался в каждой клетке тела мужчины. С потолка обильно посыпался песок и пыль, что-то в доме упало на пол, также сквозь щели лаза проник дым с запахом сгоревшего взрывчатого вещества — такой обычно остаётся после близкого разрыва снарядов. Уже не будем упоминать о том, что все люди на некоторое время оглохли — звуки стали приглушенными, очередные взрывы слышались как сквозь вату: также как и Маринкин истеричный визг. Впрочем, надоедливая соседка, после столь близкого взрыва, верещала не долго, вскоре она упала в обморок. Впрочем, жена Быкова, тоже была близка к потере сознания, да что греха таить, нутро Сергеича также колотила мелкая дрожь. Правда, он умел надёжно прятать от окружающих все свои переживания и эмоции. Да и пережевал он не сколько за себя, сколько за свою супругу.

'Свят, ... свят, ... свят....‟ — шептала худощавая, низкорослая женщина, прижимаясь к мужу. Многое из её слов было не разобрать — женщина говорила скороговоркой и от волнения 'глотала‟ окончания некоторых слов. Её тело колотила мелкая дрожь; она искала защиты, сильнее прижимаясь к своему мужчине.

А он, обняв её, как будто старался этим уберечь её от всех возможных бед, бормотал: 'Ну что ты Настёна? Успокойся уже. Видишь, всё хорошо: мы все живы.... Нечего не поправимого не происходит. Ты вот что. Давай снимай с головы платок, и повяжи его на лицо — нечего тебе этой дрянной пылью дышать. ... ‟

Жена Быкова как будто и не слышала мужа, всё сильнее жалась к мужу и продолжала чего-то причитать. Ему пришлось резко встряхнуть супругу за плечи, и, дождавшись, когда та осмысленно посмотрит на него, повторить ранее сказанное. Когда женщина, согласно закивав головой, замотала лицо своим платком, Станислав Сергеевич посмотрел на соседку. Сквозь пыльную пелену, было видно, что Маринка всё ещё продолжает лежать без чувств. Дабы занять супругу, — отвлекая её этим от панических переживаний, мужчина громко проговорил, в самое ухо: 'Настя, ну-ка, живенько приведи в чувство соседку, пусть и она чем-либо рожицу замотает, иначе надышится этой гадостью, а эта пыль как мука — за... после отхаркиваться.‟

Ничего не длится вечно, всё когда либо начатое, в итоге заканчивается, и когда стало понятно что обстрел окончен, и семейство Быковых, убедившись, что крышка погреба ничем не завалена, осторожно вылезло из подвала. Вот тут им и стало ясно — дома у них больше нет. Точнее он всё ещё стоял, вернее его большая часть, чего нельзя было сказать про дальние комнаты, — особенно спаленку их старшего сына Семёна. Который жил со своей супругой в Ижмани, так вот, это помещение было разрушено полностью. Оказалось, что снаряд угодил в угол дома и сильно развалил её две стены и часть потолка — образовав огромный проём — не повезло и закрывающей комнатку двери, она раскололась и её сорванные взрывною волной с петель обломки, валялась по всему коридору. Можно было сказать, что людям сильно повезло, ведь после детонации снаряда, в доме не начался пожар: иначе, все кто пережидал артналёт в погребе, обязательно бы угорели.

Вылезшие из укрытия люди понимали, насколько близко от них прошла смерть, и пребывали в шоке. Они потеряно ходили по дому, смотрели на выбитые взрывной волной окна, на вмиг посеревшее и ставшее непригодным жилище. В нём всё было покрыто пылью, и сильно воняло гарью, почти везде, стены покрылись трещинами, а под ногами, при каждом шаге что-то хрустело. А когда чета Быковых вышла на улицу, то они увидели, что у дома снесло всю крышу, как будто какой-то великан, походя, разнёс её своим мощным кулаком, вдребезги. Первой от всего увиденного опомнилась Маринка, она заозиралась и как будто что-то вспомнив, и визгливо крича, выбежала из двора: 'Батюшки святы-ы-и! Мая хата! Мама-а-а! ... ‟

Однако выскочив и пробежав по инерции метров пять, она резко остановилась, и безвольно опустив руки, забилась в истеричном плаче. Всё её тело содрогалось, описать же мимику женщины было не возможно, так как её лицо до сих пор скрывала повязанная на него кофта.

'Мариша! ... Что? Что случилось? — Устремившись вслед за соседкой, вопрошала жена Быкова. И стоило ей притронуться к её плечу, как Марина развернулась, и, упав на колени перед Анастасией Александровной, зашлась ещё в больших рыданиях.

— Горе то какое! Горе-е-е! — Прикрыв ладонями лицо, причитала соседка.

— Ну что ты дурёха верещишь? Вон, видишь, твой дом цел, только стёкла повелители. Так это поправимо.... Вот нам-то меньше повезло, а мы не стенаем.

Маринка хотела сказать, что она это уже увидела, но не могла ничего вымолвить — пережитое в подвале не прошло бесследно, и дабы не пошатнулась психика, женское нутро спасалось в приступе истерики. А вокруг бегали люди — на улице всё-таки горело два дома и, все кто мог — включая Станислава Сергеевича, кинулись на их тушение. Уже к вечеру, когда погасили загоревшиеся дома и смогли разгрести пепелище, из-под сгоревших руин одного из этих домов, извлекли угоревшее семейство — всей семьёй, в полном составе. Было жутко понимать, что этих людей не убило осколками, не разорвало взрывом — их попросту удушил дым разбушевавшегося над их головами пожара.

Не стоит описывать, какие проклятья звучали в адрес Урчика и Гнидока; как у мужчин в бессильной злобе сжимались кулаки; а некоторые женщины, подойдя к телам погибших соседей, теряли сознание от мысли, что такое могло произойти и с их роднёй. Упавшим без чувств, и тем кто был на грани обморока, конечно же, оказывали помощь, их приводили в чувство, однако это не приносило облегчения. Слава богу, от помешательства рассудка, представительниц слабого пола, спасали обильно текущие бабьи слёзы.

Вот все эти события и переживания не давали Садко покоя. Перед возвращением на свой блок пост, он, конечно, приказал супруге перебраться к дочери — живущей в самом центре города, однако мужчина понимал, что и там было не безопасно...

Неизвестно, сколько прошло времени, но долгожданный сон, в конце концов, смилостивился над полевым командиром, и принял его в свои нежные объятья. Он пусть на короткое время, но избавил человека от горестных дум и переживаний. Однако эта ночь, имела свои планы, и тишина, покой, в них никак не вписывалась. Все люди проснулись от приближающегося лязга гусениц, звука работы мощного дизеля, и небольшой вибрации земли. Ещё находясь во власти послесонья, бойцы отряда самообороны, схватив лежащее у них под рукой оружие, выскакивали из своего убежища, и рассредоточивались по окопам — занимая оборону. Вскоре некоторые из них прислушавшись, сообразили, что мощный рёв дизеля раздаётся у них в тылу, и смачно браня коварство противника, стали выкрикивать призывы к занятию круговой обороны.

Можно было рассказать о страхе охватившем людей — его не знают только умалишённые, остальные в меру своих сил с этим борются. Однако. Это займёт слишком много времени, да и незачем — никчему вытаскивать на всеобщее обозрение личные фобии и переживания бойцов. Ведь главное что они не бегут с передовой, и не собираются бросать своё оружие.

К счастью для ополченцев, обстановка очень быстро прояснилась — шум работающего дизеля смолк, и многократно повторяясь, прозвучало установленное на эту ночь кодовое слово:

— Луна! Луна, братцы! Луна! Вы слышите?! Луна! Это я, 'Фикса‟! — Кричал из темноты осипший и сильно взволнованный голос. — Меня к вам Михей для усиления послал! Вы слышите? Луна! ...

— Фикса, — прокричал в ответ Быков, — это, я Садко! Скажи, сколько ты у меня неделю назад на опохмел занимал?!

— Да ты охренел Сергеич! — Прозвучал удивлённо, возмущённый голос Фиксы. — Не было такого! Я с тобой уже более месяца не виделся!

— Правильно! — Можно было без труда понять, насколько обрадовался Садко такому ответу на свою провокацию. — Отбой мужики! Это наши! А ты Лёха, поди сюда, да поведай мне: какого ляха ты устроил весь этот переполох?

Встревоженные бойцы расслабились, каждый из них был рад тому, что эта тревога оказалась ложной, однако никто из них не спешил покидать занимаемые позиции. Даже после произнесённого пароля и уточнения личности виновника переполоха, появившийся из тьмы силуэт, многие воины взяли на прицел — осторожность не бывает излишней.

— Ты это, Сергеич, покажи мне, где можно 'коробочку‟ поставить: да дай мне людей, для подготовки позиции. Я ведь прибыл к тебе на усиление. — Тот, чей позывной был Фикса — рот мужчины буквально сверкал от обилия булатных коронок, заговорил ещё за несколько метров до подхода к Быкову.

— Ну ты и жук, Ляксей. И место тебе выдели, и людей дай, может быть мне ещё твой 'прибор‟ поссать отнесть? — Несмотря на то, что в ночи невозможно было увидеть лица Садко, по его голосу можно было не сомневаться — мужчина рад неожиданному гостю и сейчас просто над ним по-дружески подтрунивает.

— Ха-ха-ха! — Засмеялись все те, кто слышал эту шутливую перебранку: да и гость с позывным Фикса, отхохотавшись ответил. — Не-е-э. Я тебе такое важное дело не доверю... — Это вызвало новую волну хохота.

Еле сдерживая порывы смеха, Быков решил уточнить:

— Лёх, а что за 'техника‟ так у тебя шумела? Ты где такую громыхалку то достал?

— Да это мы с постамента памятник сняли — тот, что на площади Гвардии стоял. — Усевшись на край бруствера, ответил Фикса. — Три недели я со своими орлами его восстанавливал: ковырялись как те муравьи. И как видишь, машина в полном порядке.

— Ага, прямо со всех сторон осмотрел. — Съязвил Быков. — Да мне на фоне городских построек и 'зелёнки‟, невидно ни зги. Ты лучше скажи, чем с неё стрелять собираешься? Пиф-паф кричать будешь? Или думаешь, вражина от одного её вида сдаваться начнёт? Да? Иль гусеницами всех супостатов подавишь? ...

— А ты не сильно то зубоскаль. Мне, на мою 'коробочку‟, с самого Ратянска боеприпасы подвезли: так что будет, чем супротивнику на 'орехи всыпать‟. — Это наш Михей подсуетился. Не знаю, где этот проныра их откопал, но говорит, что их там хоть жо... ешь. Мы нашу машинку перебрали, отреставрировали, и уже для пробы отстреляли с десяток снарядов. Техника во как сохранилась. — Даже в темноте можно было рассмотреть, как говоривший мужчина показал кулак с оттопыренным вверх большим пальцем. — Что не говори, а умели наши предки делать....

Глава 14

'Ура! Свершилось! Конец бессмысленному сидению в сырых окопах! ... Мы наступаем, и сегодня — при такой поддержке наша победа неоспорима, сепаратистам несдобровать! ... Мы покажем этим тварям! ...‟ — Так, или что-то подобное думали бойцы ревгрардии (кое-кто даже орал во всю глотку, пока отцы командиры не призвали к порядку). Все возбуждённо ожидали команду к выдвижению на исходные позиции. И всё же, несмотря на этот порыв, можно сказать овладевший всеми бойцами, люди всё равно боялись и нервничали, пряча это за напускной бравадой и прочими проявлениями: об этом очень красноречиво говорила повышенная активность одних, или подавленно растерянное настроение других. И ничего тут не поделаешь, люди дорожат своей жизнью, и все они, без исключения, боятся смерти. Так что не надо путать две разные вещи: опостылевший окопный быт — точнее полное отсутствие хоть малейшего намёка на комфорт и инстинкт самосохранения — когда осознание опасности грызёт душу и натягивает нервы в струну. Со временем эти переживания притупятся и не будут столь наглядными, но ....

Как и все те, кто сегодня готовился к бою, с утра позавтракав, и тайком 'приняв на грудь для храбрости‟, танковый экипаж Щёголя Стаса Богдановича, проверял боекомплект, исправность оборудования и прогревал двигатель. Сегодня им впервые, в реальном бою, предстояло атаковать 'бандитский‟ блокпост. И при поддержке гвардии, и двух БМП выбить из него всех сепаров. Далее их 'коробочка‟ будет на постоянной основе придана посту, смещённому при их помощи на новый рубеж. Как было сказано в приказе: — 'Для усиления более удобной, — стратегически выгодной позиции‟. — Ни для кого не было секретом, что эти 'предатели‟ родной матушки Житицы, постараются отбить утерянное. Только, кто им позволит это сделать?

— ...Да. Эти бандиты, как пить дать постараются вернуть утерянный блокпост, да только мы им, здесь рога и обломаем. — Думал четовый¹⁵ Щёголь, наблюдая со своего командирского сидения за тем, как его наводчик, окончив очередной осмотр, нервно озираются — окидывая взглядом то прицел, то казённую часть танковой пушки. И чтоб даже от самого себя скрыть свои переживания, командир экипажа решил подначить подчинённого:

— Чё Мукасей, мондражируешь? — Подавляя неприятную дрожь в теле, поинтересовался четовый. — Пока время есть сбегай поссы, чтобы позднее не уссаться в бою. Незачем в машине гадить.

Наводчик растерянно улыбнулся, но ничего не ответил: видимо ему действительно, было до жути страшно и поэтому, было не до препираний с начальством. Это подтверждала неестественная бледность и суетливые движения. Несмотря на замечание, боец то и дело переключал тумблеры прицела и никак не мог определиться, под какой боезапас его подкорректировать. И дабы прекратить это раздражающее щёлканье, командир машины снова проговорил:

— Слышь роёвый¹⁶, хватит метаться! Включи на механизме заряжания и прицеле осколочный и более не суетись! Будем воевать только с пехтурой! Пусть сегодня только наши враги трясутся!

— Ага. — Мельком, не уверенно взглянув на Стаса и закивав головой, согласился Мукасей, и машинально выполняя приказ, — щёлкнул необходимыми переключателями: однако, всё равно сидеть спокойнее он не стал — нервы.

Всё когда-либо заканчивается: и томительное ожидание в том числе. Вот в эфире прозвучал сухой голос войскового старшины,¹⁷ произнёсший кодовую фразу: — 'Восемь, восемь, ноль‟. — По телу у всего экипажа пробежался неприятный холодок. Тут же, не дожидаясь, когда Стас отдаст соответствующий приказ, механик водитель завёл двигатель танка, и направил машину на исходную позицию. Несмотря на то, что танк имел ограниченный сектор осмотра, Щёголь не сомневался в том, что следом за его машиной едут две БМП-шки. Всё это было оговорено на вчерашнем инструктаже, и по-другому не могло быть.

— Мукасейсик, видишь врага? Мочи его па...ку осколочным! — Осипшим голосом скомандовал четовый, поняв что перед его танком появились бетонные плиты вражеского блокпоста.

— Не вижу! Где он? — По бабьи пискляво, отвечал растерянный наводчик.

— Тьфу блин — слепая тетеря! — В сердцах выругался командир экипажа, и, прильнув к своему прицелу, выполнил предварительную наводку. — Теперь видишь? Мать твою!

— Ага!

— По готовности, огонь!

Секунда, вторая, и вот грянул выстрел, сработал откатный механизм орудия; танк, 'присев‟ всем корпусом вздрогнул; шумным лязгом отработал автомат заряжания. Снова пауза на коррекцию прицеливания и новый выстрел. Неожиданно отработал пулемёт, дав три коротких очереди, и снова замолк.

— Ий-ё-ху! — Возбуждённо выкрикнул, вошедший в раж наводчик — видимо было попадание по цели. — Так вашу мать! Получите гады!

Впрочем, четовый не обратил на это внимание, им самим завладело подобное состояние, и он во весь голос вопил:

-Так их ...! Громи! Дави ...! Рви! ...

Стас видел через свою панораму как после каждого выстрела, на атакуемом посту от взрыва вздыбливается земля и разлетаются какие-то ошмётки. От ощущения своей мощи, бойцом завладели, и 'полились‟ через край ликование и гордость за себя — именно ему подвластна сея грозная машина со всем её экипажем.

— Так суки! Трепещите! ... — Это уже звучал голос механика водителя.

— Стоп машина! — Выкрикнул четовый: он вдруг понял, что вскоре может въехать на вражеские позиции без пехотного сопровождения — надо отметить оно ехало немного позади на БМПшках и, вряд ли их ещё покинула. — Стоим и обрабатываем блокпост! Мукасей, бей по всему что....

Договорить Стас не успел, по танку что-то ударило с большой силой. Как огромным молотом стукнуло, да с такой мощью, что машина вздрогнула всем корпусом — сотрясение корпуса машины Щёголь ощутил всем телом: да и двигатель заглох.

Танкисты ошалело оглядывались по сторонам. Лёгкий дымок повис в воздухе, но это могло быть как началом загорания 'коробочки‟, так последствием недавней стрельбы из пушки и пулемёта. Снова по броне ударили мощной 'кувалдой‟ и, это послужило сигналом к дальнейшим действиям.

'Из машины!‟ — Испугавшись завопил командир экипажа, — впрочем, эта команда была излишней, его подчинённые и без неё уже покидали танк.

Стоило Стасу открыть люк, как по его металлу, простучали пули. Не успев толком это осознать и испугаться, Щёголь ужом скользнул по башне, стараясь за нею укрыться. У него это получилось. Чётовый неловко свалился на корму танка и больно ушиб локоть правой руки. Где-то поблизости раздался страшный, громкий звук пушечного выстрела. Вздрогнув всем телом, Станислав продолжил движение, и неуклюже шлёпнулся на дорожный асфальт. Как не странно, но здесь уже были его мехвод и наводчик. Вот только Мукасею не сильно-то повезло: он имел пулевое ранение левого бедра и, из него обильно текла кровь. Впрочем, механик уже накладывал на ногу неизвестно из чего сделанный жгут: можно сказать, заканчивал эту спасительную для раненного манипуляцию. Пока оказывалась первичная помощь водителю, командир экипажа решил хоть немного осмотреться.

По дороге, в пяти метрах позади танка, стояла БМП и отстреливалась из скорострельного башенного орудия. Прячась за её корпусом, вёл автоматный огонь её десант — получалось у него всё это как-то вяло.

Прозвучал новый громоподобный выстрел и почти сразу ведущая стрельбу бронемашина содрогнулась, показалось, что она даже немного сдвинулась по дорожному полотну в левую сторону. Через несколько секунд из БМПшки повалил густой дым, люк механика водителя открылся, из него показалось перекошенное от страха лицо бойца но, дёрнувшись как будто от удара, голова снова исчезла. А вскоре, из недр люка вырвался ревущий столб пламени.

Несколько секунд, Стас как заворожённый смотрел на разгорающуюся БМП, и немудрено, ведь он вдруг осознал, что такая же судьба могла ожидать и его. И его тело могло жадно пожираться огнём, и парня сковал не преодолимый страх.

'Отходим! ... Все отходим! ... Иначе здесь и поляжем! ...‟ — Это кричали суетившиеся рядом с машинами пехотинцы: от этих возгласов очнулся и остолбеневший Стас. Восприняв эти крики как команду, Щёголь, метнулся к членам своего экипажа, помог Мукасею подняться — так и потащили его к своим позициям, мехвод поддерживая раненного наводчика справа, а Станислав с лева. Прибывая в сильнейшем стрессе, они не замечали свистящие вокруг них пули, и падающих на бегу пехотинцев. К счастью танкистов берегла сама судьба — видимо матери усердно вымаливали у неба защиту для своих чад. И эти чада, смогли укрыться за бетонными стенами блокпоста так и не получив при бегстве ни единой царапины.

Фиксе жутко хотелось курить, так как он сильно нервничал и не находил себе места. Руки жили своей — отдельной от разума жизнью. Они, то теребили ворот комбеза — застёгивая и расстёгивая верхнюю пуговку, то отбивали пальцами нервную дробь по ноге. Так и сидел Бурко в башне танка на откидном командирском сидении и поминутно выглядывал из люка, прислушиваясь к звукам доносившимся со стороны противника. После чего, снова скрывшись в недрах боевой машины, смотрел через наблюдательные приборы своей командирской башенки за окружающей обстановкой.

Его экипаж занял свои места в боевой машине предков, как только стало слышно что противник начал прогревать двигатели своей техники: но пока что, всё было относительно спокойно. Да тут ещё нервировала невозможность видеть то, что происходит на вражеском блокпосту. Дело в том, что выкопанный ночью капонир, надёжно укрывался от вражеских наблюдателей за густыми зарослями кустарника: но при прохождении трети нейтралки, Урчики сразу попадут в его сектор обстрела. С одной стороны, это было хорошо: имеющаяся в наличии техника давно устарела и не могла открыто противостоять своим современным собратьям. Хотя, даже из засады она вряд ли способна нанести ущерб нынешним танкам. Ну как говорится: — 'Что имеем тем и воюем‟.

Снова о чём-то поразмышляв, Алексей Сергеевич не сильно ткнул ногой в левое плечо заряжающего, и показал ему кулак. Подчинённый всё правильно понял, и поспешно зарядил пушку бронебойным снарядом. ТПУ¹⁸ не работало — его ещё не успели починить, поэтому в бою будет необходимо объясняться жестами — лишний раз потренироваться в этом будет не лишним. Фикса, довольный результатом, одобрительно кивнул и снова прильнул к приборам.

Время шло, нервное напряжение усиливалось, а противника всё ещё не было видно.

'Фикса, может быть наша разведка ошиблась, или эти долбанные Урчики отменили атаку?‟ — Поинтересовался заряжающий, им был молодой чернявый парнишка лет двадцати с позывным Султан. Он для удобства уже давно отсоединил своё подвесное сидение от люльки пушки и в данный момент стоял, нервозно переминаясь на ящиках бое укладки, и смотрел за участком дороги в свой перископический прибор наблюдения.

'Нет Султанчик. — Посмотрев на заряжающего с взглядом умудрённого опытом наставника, проговорил Бурко: точнее сказать, взгляд командира пришёлся в его спину — на огромное пятно от пота. — Об этом можешь даже и не мечтать. Ты же сам слышал, Урчики прогревают двигатели своих коробочек? Вот то-то и оно.... Так что, жд...‟

Договорить Алексей Сергеевич не успел. Так как заряжающий резко напрягся и завопил:

— Вижу вражеский танк! Он пас...да медленно ползёт к нашему блокпосту!

Фикса позабыв о том, что недавно хотел сказать Султанчику, поспешно прильнул к панораме и увидел эту пресловутую вражескую 'коробочку‟. Тот неспешно двигался вперёд, хищно водя по сторонам стволом своей пушки. Этот хищник выискивал цель и был готов в любой момент её поразить. Но устроенную на него засаду, стальной монстр ещё не обнаружил — всё внимание противника было сосредоточено на атакуемом блокпосту, и поэтому, они двигались не смотря по сторонам.

— Ждём! Не спешим! Сперва долбим головную, затем замыкающую! Стреляем наверняка и желательно когда в секторе нашего огня появятся его сопровождение! Наши разведчики говорили, что у Урчиков, ещё как минимум две 'коробочки‟ в усилении.

Больше половины этой фразы потонула в звуке работы пневмостартера, а за ним и шумом заработавшего дизеля. Но наводчик понял командира и сопровождал противника, держа его в перекрестье прицела, и не собирался открывать огонь без команды. А коробочка Урчиков, тем временем начала стрельбу. Бурко кожей чувствовал, как на него недоумённо поглядывает заряжающий, но команду на открытие огня так и не давал: — 'Ждём, ждём...‟. — Шептал Алексей Сергеевич, и это несмотря на то, что его слова никто не мог услышать.

— Огонь! — Крикнул Фикса, как только вражеский танк остановился, и легонько — как ему показалось, ткнул наводчика в спину ногой.

Грянул выстрел, сработал откатный механизм, громко звякнула об отбойник гильза снаряда и, всё пространство в танке заволокло пороховым дымом. В панораму было отчётливо видно как болванка бронебойного снаряда, вышибив сноп искр, рикошетом ушла в небо. Заряжающий дослал новый снаряд и, оповещая что орудие готово к стрельбе, хлопнул рукою по плечу наводчика. Второй выстрел. И тот же результат. Но как это ни странно, но, вражеский экипаж стал спешно покидать свою машину.

Десант, в начале боя покинувший свои бронемашины, заметил обстреливающий их раритет, и по его броне застучали автоматные пули — как будто они могли причинить ему вред. Хотя, эта пальба вывела из строя один из наблюдательных приборов командирской башенки. На этом фоне шумов боя, бесшумно отработал электродвигатель поворота башни, затем наводчик подкрутил маховики точной наводки и нажал на спуск — выстрел. Замыкающая БМП содрогнулась всем корпусом, было чётко видно образовавшуюся в её борту пробоину.

Снова нацеливание, сейчас уже на среднюю машину, ведущую интенсивную стрельбу по блокпосту, занимаемому силами самообороны: Султанчик тем временем успевает зарядить новый снаряд. Выстрел. И эта машина содрогнулась как смертельно раненый зверь: с её брони сбросило какие-то тюки и ящики, как и сильно испуганного, а может быть раненого солдатика — он был единственным, кто самостоятельно не спрыгнул на землю. Вот только этому экипажу так и не удалось покинуть подбитую БМПшку. А через несколько секунд, из сильно задымившей машины, откуда только было возможно даже из пробоины, вырывались мощные языки пламени. Всё, это зрелище сильно деморализовало уцелевший десант, и те, неся всё новые, и новые потери, даже не огрызаясь ответным огнём, начал не организованное бегство на свои старые позиции.

' Да! Да! ДА! ... Ура! ...‟ — Неистово кричал экипаж засадной машины, радуясь одержанной ими победе.

Двигатель танка был уже заглушен, скоротечный бой, можно сказать, окончился и Фикса, всё ещё не поверивший в свою победу, смотрел и смотрел на горящую машину. На тот шлейф дыма, пламень .... А на душе было скверно: Бурко подумал о погибших в машине молодых парнях, про их родителей — они больше никогда не увидят своих детей, ведь в таком пожаре тел не останется. От таких мыслей, у Сергеевича заныло сердце.

'Стоп! — Мысленно одёргивал себя Фикса. — Эти милые мальчики прибыли убивать меня, моих друзей, детей, жену. Пусть эта тварь, которую он пригрел на своей груди, как только в семье начались проблемы с финансами, ушла к другому, но всё равно, она мать моего сына и дочери...‟.

Но всё это мало помогало. Всё равно, старого механика мутило от осознания содеянного его экипажем убийства — пусть даже это был враг. И никак нельзя было оторвать взгляд от пожарища унёсшего сразу несколько молодых жизней.

А тем временем, в горящей БМПшке, от жара стал рваться боекомплект: — 'Бах — бах — ба-ба-бах‟. — С разной частотой и силой звучания раздавались хлопки. После каждого из них, из открытых люков и дверей десантного отделения вылетали снопы искр.

'Ёхта! Как оно горит! ‟Только и вымолвил наводчик, наблюдая за делом своих рук через перископический прицел. На что Бурко, сам заворожённо наблюдавший за подбитой БМП, только молча пожал плечами. Тут его внимание привлекло движение на дороге. Это один из защитников городка, низко пригнувшись, бежал к танку. По мнению Алексея Сергеевича это было сущим самоубийством, так как в любую секунду мог рвануть боекомплект, или топливные баки горящей рядом с бронированным монстром машины. И этого, с лихвой хватит, чтоб погиб этот ничем не защищённый храбрец. Но парень бежал.

'Куда ты пацан?! — Заорал Фикса: как будто бегущий боец мог его услышать. — Жить надоело ...?! У-у-у....Погибнешь ведь!‟ — Однако смельчак уже добежал до брошенного после неудавшейся атаки танка, и весьма ловко заскочил в открытый люк механика — водителя. Погибнуть безбашенный боец уже не погибнет, но, получить сильную контузию от взрыва БМП он вполне мог. Однако. Танк, на удивление быстро завёлся и с набором скорости стал удаляться от опасного участка. Это действие избавило экипаж раритетного танка от завладевшего ими самобичевания, и вот, они уже думали об удачливости молодого безумца.

Надо признать, трофейный танк весьма вовремя покинул то место, где его бросили прежние хозяева. Стоило ему заехать за бетоноблочную стену поста, как раздался глухой хлопок, и горящая БМП, на несколько секунд исчезла в огненном шаре. А по асфальту стала растекаться воспламенившаяся солярка. И что самое неожиданное, огонь побежал по асфальту в том направлении, в котором никто не ожидал. Как следствие вспыхнула доселе не горевшая машина находившаяся неподалёку. Как оказалось, и её топливо уже много времени вытекало, и чтоб вспыхнуть, ему нужно было совсем немного.

'Блин. — Тихо выругался Фикса, после недавно увиденного, ему уже успело пригрезиться, что как только окончится пожар — в смысле ночью, то он прибуксирует неисправную машину на блокпост и сделает из неё неподвижную огневую точку. — Етит... Мадрид. Это же надо так .... Столько столь необходимых нам боеприпасов сгорит понапрасну. Блин‟.

Глава 15

Время идёт, всё меняется, и если не произошло ничего непоправимого, то оно лечит — тем более если человек попадает к медикам. Вот и Миньку, оклемавшегося после побоев, выписали из ПМП. К большой радости, его отправили дослуживать в другое воинское подразделение — того же батальона революционной гвардии. Пусть до парня и доходили слухи, что его тёзка, отправивший своими пудовыми кулаками Кныша на больничную койку, не так давно погиб. Причём произошло это весьма глупо. А именно. Сильно напившись, прямо посреди белого дня, сотник, в пьяном угаре, в одиночку, пошёл мстить сепарам за гибель своей зазнобы. Так и не добежал болезный до их позиции — полёг, не достреляв на ходу и одного автоматного магазина. Однако, несмотря на такое, казалось бы, решающее страшную проблему известие, мысли даже о гипотетическом возвращении на прежнее место службы, его совершенно не радовали. Как-никак, но все бойцы того блокпоста знали о его позорном избиении, и как оно дальше всё обернётся на его дальнейшей жизни в этом коллективе, было непонятно.

Несмотря на разгар лета, солнце надёжно спряталось от людей за облаками, чьи низко летящие обрывки, обещали пролиться сильным, но кратковременным дождём. Дорога была безлюдной, машина наматывала на колёса километр за километром и, если верить рассказам словоохотливого водителя Леся, то становилось ясно, что этот старенький микроавтобус ещё весной был реквизирован у местных аборигенов. Он, 'чихая‟ и натужно 'кряхтя‟ из последних сил, крутил колёса и при этом, жалко скрипел всем своим ветхим корпусом, грозя в любой момент рассыпаться от натуги. Да, этот старикан и в самом деле давно дышал на ладан. И это было большим чудом, что автомобиль неровно урча двигателем, воняя бензином и отработанным выхлопом, упрямо вёз Миньку до нового места службы.

— ... А этот металлолом выделили для нужд нашей медсанчасти, по всем известному принципу: — 'На тебе боже, что мне негоже‟! Себе любимым они получше машинки присвоили: не то что нам. А я, давно начальству говорю, что этот керогаз дорабатывает свой последний ресурс. Да только кого из них интересуют такие 'мелочи‟? — С нескрываемыми нотками обиды в голосе говорил молодой водитель, изредка отрывая усталый взгляд от дороги. — Как только выпадает свободная минута, так я только и делаю что в этом 'корыте‟ ковыряюсь — машинное масла уже наверное всю мою кровь загадило. Да только всё это впустую. Что я могу сделать? На эту рухлядь и запчастей то никаких не дают. Скоро сдохнет она, и всё: будет эта колымага стоять на вечном приколе и числиться за нами только по ихним бумагам. ... — Хоть и сам Минька в культуре речи не был сильно грамотным, но слово 'ихним‟ резануло и его сух: но боец, по этому поводу даже не поморщился, он продолжал делать вид, что внимательно слушает трёп этого пустобрёха.

Впрочем, снайпер участливо кивал головой и завидовал санинструктору. Тому, который спал богатырским сном на единственном, не демонтированном сидений салона: его всего лишь переустановили к стене — освобождая место для простеньких носилок, и не выслушивал нескончаемый словесный поток. Но вот, машина несколько раз чихнула, пару раз вздрогнула, и остановилась, а её шумно работающий двигатель замолк. Это произошло не потому, что ретромобиль окончательно сломался, а потому что Кныша довезли на его нового места службы. О чём парня и оповестил словоохотливый шофёр:

— Ну всё братуха — приехали. Вон оно твоё хозяйство. — Указал Лесь, кивком головы на конструкции из бетонных плит, которые неизвестно зачем, сверху были покрыты маскировочной сетью. — А мне надобно далее ехать. Вишь, мне ещё надобно вашим соседям доставить нового санинструктора.

— Удачи тебе братан. — Чётко, выговаривая каждый слог, ответил Минька, отведя взгляд в сторону и, стараясь скрыть за этим свою неприязнь к этому человеку. — Или что там принято у вас желать? В общем. Всего тебе доброго. — И не удержавшись, с силой, шумно захлопнул дверь.

Машина пусть не с первой попытки, но завелась и уехала, обдав остального ею человека сизым облачком выхлопа. А Минька, в свою очередь сплюнув через зубы ей в след, уверенно зашагал к блокпосту. Именно он, на ближайшее время должен был стать для него домом, шёл и радовался, что больше никогда не увидит Леся — надоедливого водилу. Странно. С одной стороны, Кныш должен был быть тому благодарным: как-никак, но водитель сделав немалый круг, подвёз его до самого порога, но с другой .... После некоторых откровений шофёра, Минька испытывал к этому человеку чувство непреодолимой брезгливости. Как говорится, того никто не неволил и за язык не тянул, Лесь сам признался в том, что его призвали на службу в принудительном порядке — по мобилизации, а так, он видишь ли, убеждённый пацифист: — 'Пусть эти сепары живут в своих землях как и с кем хотят. Ринлеву, стоит всего лишь прекратить их финансирование — в смысле пустить деньги предназначаемые востоку на нужды других регионов Житицы. Помыкавшись без денег, эти козлы сами к нам приползут, на карачках, да ещё умудрятся сделать это вприпрыжку.‟ — Философствовал болтливый как сорока извозник санитарной машины. В тот момент, Кныш еле сдерживался, борясь с искушением врезать этому слизняку в ухо: да вот только незадача, после этого, придётся идти пешком к новому месту службы. А делать это, парню не очень то хотелось. Тем более в округе могли шалить Ижманьские диверсанты, да и Миня не знал дорогу. Вот из-за этого и приходилось, сжав кулаки, терпеть этого балабола.

— Вот придурок! — 'Выпуская пар‟, дал волю накопившемуся негодованию Минька, держа в правой руке кейс со своей новой, импортной снайперской винтовкой — спасибо зарубежным товарищам помогающим революции. — Не понимает, что на территории этих предателей, есть и заводы, и шахты. Им нечего не стоит переметнуться с этим богатством под покровительство Ижмани — то-то Мстивой обрадуется такому подарку. Вон он, уже Рильд отхапал, и не подавился — проклятый! ...

— Стой су...а! Стрелять буду! — Прервал Минькино возмущённое бормотание громкий, надрывно басовитый окрик часового.

Парнишка остановился. Уж чего-чего, а такого обращения к себе, он не ожидал. Снайпер с нескрываемым недоумением посмотрел на бойца, который укрывшись за стеной из бетонных блоков, держал его на прицеле. О том, что он, когда-либо может оказаться в такой ситуации, молодой человек не мог представить и в страшном сне: ведь на месте былой службы такого не было.

— Ты это чего? Чего удумал? А? ... — Внезапно, предательски осипшим голосом поинтересовался Миня. — Чего балуешь?

— А ты кто такой?! И чего к нам прёшь, ну прям как танк? — Поинтересовался часовой. — Зараз как пальну в лоб — имею на то право!

— Да свой я, снайпер! Теперь я здесь служить буду — после излечения к вам приписан!

Было видно как после этого выкрика, часовой немного успокоился но, всё-таки подходить вплотную к блокпосту не разрешил. Всё также надрывно бася для солидности, незнакомец скомандовал:

— Стой там, где стоишь ..., и не рыпайся! Ё... твою дивизию! Иначе пристрелю пас...у! — Сделав короткую паузу, воин решил уточнить. — Зараз к тебе наш ланковый¹⁹ 'Манул²ᴼ‟ подойдёт, ему и покажешь все свои бумаги. Коли не брешешь па.... Он у нас старший в наряде, ему и решать: пущать тебя к нам, аль нет. — Боец мерзко засмеялся, отчего стали видны его жёлтые — видимо от табака зубы, после чего продолжил. — А коли что не так, то он может и в расход пустить — так сказать, не отходя от кассы. А то шастают тут всякие.

От последних слов у Кныша по телу пробежал холодок и прошиб мелкий пот. Проскочила даже наиглупейшая, мысль: — 'А туда ли меня привёз этот слизняк Лесь? Не продался ли этот водила сепарам‟? — И таким глупцом почувствовал себя Минька, ведь была у него возможность получить от зарубежных волонтёров ещё и старенький, почти полностью отшлифованный до блеска пистолет. Ан нет, видишь ли, он показался ему слишком громоздким — да и где на него искать боеприпасы? Ведь только для винтовки ему пообещали выдавать боеприпас немерено. Так и сказал ему переводивший речь чужеземцев толмач: — ... 'Ты стреляй солдат, главное будь результативным и бесстрашным как твои великие и свободолюбивые предки. А патронами к этому прекрасному снайперскому оружию мы тебя обеспечим. Ради вашей великой революции, нам ничего не жалко‟. ... — Только что толку сейчас с той винтовки? Если перед Минькой замаскированные предатели, то отбиваться ему от них нечем — пока он откроет чемодан с винтовкой, пока соберёт, приводя её в боевое состояние, его сто раз успеют убить.

Пока Кныш, стоя под прицелом автоматчика, и гадал о причине такой встречи. Тем временем, из окопа выбрался низкорослый, крепыш ланковый. Как любой из фанатичных качков, он шёл разведя локти в стороны, чинно выступая по направлению к Миньке. Не доходя приблизительно трёх метров, тот остановился и, смерив снайпера тяжёлым взглядом поинтересовался:

— Ты кто таков? Почто сюда припёрся? А?!

Этот ланковый и правда, чем-то был похож на дикого манула. Этому сходству способствовала небольшая, относительно комплекции тела голова; также, из-под головного убора виднелась густая короткостриженая стрижка, преходящая в небольшие бакенбарды; злые желтоватые глаза, короткие, но мощные руки.

— Роёвый Кныш. — Минька для подтверждения сказанного выставил плечо, на котором красовался новый погон с двумя тонкими лычками. — Я ваш новый снайпер, вас должны были предупредить...

— О чём предупредить? — 'Сверля‟ хищным взглядом — исподлобья, поинтересовался коротышка.

— О том, что я к вам направляюсь. Так сказать на усиление.

— Было такое. Только откуда мне знать, что говорили именно про тебя? Сепары давно, и весьма успешно занимаются прослушкой нашей связи.

— Ах да! — Спохватился Миня, и хотел спешно полезть свободной рукой в нагрудный карман, за документами.

— Только без резких движений! — Потребовал крепыш, дёрнув руку к висевшей на боку кобуре.

— Да-да: конечно... — Кныш нарочито неспешно извлёк и протянул ланковому документы.

Тот придирчиво их изучил, после чего, его мимика заметно подобрела, и, возвращая бумаги, крепыш сменил тон — уже по-дружески пробубнил:

— Ты роёвый не обижайся на нас. Здесь, уже два дня, как объявили повышенную боевую готовность. Так что иди и для начала представься хорунжию²¹ Шуфрич — нашему прямому командиру. Он сейчас вон в той землянке находится — отдыхать изволит. — Сдобрив последнюю фразу кривой ухмылкой, сказал 'Манул‟.

Миня не обратил внимания на надменные огоньки, сверкнувшие в очах у ланкового — не до того было. Он, поблагодарив служивого, направился в указанном направлении. Искомая офицерская землянка оказалась относительно добротной — крыша в два наката, присутствовала даже рассохшаяся деревянная дверь, местами покрытая сильно облупившейся и почти полностью выцветшей краской. Скорее всего, она была снята с какого-то сарая и наспех прилажена к входу этого полевого жилища. Остановившись и немного подумав, Минька решился в неё постучать.

— Чего надо? — Послышался чей-то раздражённый голос.

— Господин хорунжий, роёвый Кныш, прибыл в ваше подразделение, для дальнейшего прохождения службы! — Резко открыв дверь, и сделав шаг в тёмные недра землянки: отрапортовал Миня.

Отрапортовать то он отрапортовал. Да вот только спустя несколько мгновений — когда привыкнув после дневного света к полутьме, он увидел трёх человек, сидящих за грубо сколоченным столом, уставленным нехитрой снедью. Посреди явно домашних разносолов, возвышались несколько бутылок и керосинка, которая тускло освещала помещение небольшим огоньком, пляшущим за стеклом немного закопчённой колбы, и она, была единственным источником освещения на всё помещение. Самое нелепое в этой ситуации заключалось в том, что люди разместившиеся у стола, держали в руках кружки и только что собирались выпить их содержимое, да так, и застыли, не донеся их до рта. И все они, недоумевая, смотрели на вошедшего бойца.

— Пошёл вон! — Взревел как бык, один из офицеров сидевших за столом. — Вон ...! Кому сказано!

Кныш, понимая что попал как кур во щи: опрометью выскочил из офицерской землянки. И уже находясь вне её приделов, он услышал, как кто-то тем же голосом сказал: — 'Ну ты хорунжий и распустил своих подчинённых! Ну, никакого порядка у тебя нет! А если бы ты сейчас с бабой кувыркался? Представляешь? А это мурло, понимаешь ли, припирается в самый неподходящий момент. Мол здрасти‟. ... — Дальнейшего Минька уже не слышал. Он, был зол на то что его так подставили и с силой впечатывая в сухую землю каждый шаг, шёл к дежурному, дабы высказать тому всё, что он про того думает.

Ланковый же, сидел в курилке, и довольно щурясь, пускал кольца дыма — с хитрецой посматривая на приближающегося к нему Кныша.

— Судя по тому, как ты быстро управился с докладом и твоему виду. Ты так и не внял моему предупреждению? — Показательно небрежно пробубнил дежурный, когда от снайпера отделяло не более пяти метров. — А ведь тебе намекал, что Шуфрич отдыхать изволит: это значит, что нельзя к нему без разрешения вваливаться. — Наглец широко улыбнулся: ну прямо чеширский кот — только не исчезает, медленно растворяясь в воздухе. — Я правильно догадался о том, что там произошло?

Минька как будто и не слышал этих слов, а подойдя почти вплотную к дежурному по блокпосту, сразу же выпалил ему:

— Ну и мразь же ты ланковый! Гнида! Не мог предупредить, что у командира, там пьянка в полном разгаре?

Крепыш, не обращая внимания на то, что Минька кипел от негодования, всё также спокойно проговорил:

— Ты не сильно то кипятись. Себя виновать, коли такой непонятливый. Присядь вон рядышком, да вспомни мои слова про то, что наш командир отдыхать изволит. Ну что? Было такое?

Та уверенность в своих силах и спокойствие, которые сквозили в голосе ланкового, подействовали на Кныша отрезвляюще — как холодный душ. Поэтому, остановившись и постояв ещё пару секунд, парнишка подчинился и присел на указанное ему место на скамейке. Он подчинялся, потому что прекрасно понимал, в открытом противостоянии, он будет сильно уступать этому наглецу в силе. А Манул, самодовольно улыбаясь, продолжил свои издёвки-нравоучения:

— Ты, как снайпер должен быть намного умнее — сообразительнее, да и лучше управлять своими эмоциями. Иначе, ты всего лишь балбес, пусть и умеющий неплохо стрелять. Не более того. ...

— Об этом не тебе судить. — Не сдержавшись, возразил Миня. — Я и без подсказок таких умников как ты, давно свой счёт веду.

— Ух ты. Да ты никак огрызаешься? А не боишься что...

На сегодняшний день чаша терпения оказалась переполненной и, Кныш вскипел: — 'Да сколько всё это можно терпеть? Сперва этот слизняк водила с его скрипучей колымагой, всю дорогу выносил мне мозг. А сейчас этот качок: вознамеривавшийся опустить меня ниже плинтуса‟! — Эти мысли, сработали как масло, подлитое в огонь.

Еле сдерживая гнев, он прервал крепыша:

— А чего это мне тебя бояться? Всё равно больше чем убить, ничего со мной не сделаешь. А коли изобьёшь и оставишь живым: то оклемавшись, я в любой момент смогу с тобой поквитаться. Война всё спишет! Решать тебе. Так что ланковый, отвянь, и не доставай меня боле.

Дежурный по блокпосту, услышав такую словесную отповедь удивился. Он никак не ожидал от новенького такого ответа. Тем более, если судить по тем слухам, которые до него дошли. И удивлённо посмотрев на Кныша, он поинтересовался:

— А чего же ты тогда, на прошлом месте службы позволил себя так избить? А?

Не ожидавшего такого вопроса, Миньку передёрнуло всем телом. Получившая выход, и было начавшая утихать ярость в груди, получив от последнего вопроса подпитку, закипела с новой силой. Парнишка стрельнул злым взглядом на собеседника, и на манер потревоженной змеи, прошипел в ответ:

— Меня обидеть смогут многие — только потом, их ничего не спасёт от последующей расплаты.

Ланковый удивлённо смотрел на снайпера, и потому что видел, был склонен верить каждому его слову. И пусть последнего обидчика этого бойца убили сепаратисты, но он не сомневался в том, что, парень никого не простил и в будущем прощать не собирается. Ничего в этой жизни не проходит бесследно, вот и этот переворот, как и последовавшая за ним война, бесповоротно сорвали у этого бойца 'башню‟.

— Ну и молодца — уважаю таких. — На сей раз, дежурный был серьёзен, и от былой надменности не осталось следа. — Кстати, я Богдан Вихтиевич Ступа. — Он встал, протянул для приветствия Мине руку. — Для тебя же, просто Бодя.

О чём дальше говорили эти двое, неизвестно. Только приблизительно через час, они исчерпали все темы, встали и, Бодя проводил своего нового товарища к одной из землянок для личного состава. Там Кныша ждал 'приятный‟ сюрприз — один из бойцов, узнал в Миньке запомнившегося ему удальца, который по его убеждению спас его жизнь во время революционных событий в стольном граде. Если верить его сбивчивому, и косноязычному повествованию, по его отряду вели убийственный огонь снайперы из опричников Дормидонтовича. И если бы не Миня, начавший стрелять в ответ: то он — Гриць, точно бы погиб. За что и было предложено немедленно выпить, благо запасов алкоголя и закуски хватало, всё это было буквально сегодня конфисковано у местных. Так что самогон полился рекой. ...

Все знают одну аксиому жизни: — 'Если во время вечернего застолья было хорошо, то утро будет тяжёлым‟. — Вот и это утро было жутким и совершенно не добрым. Минькина голова гудела как растревоженный улей, сторонние звуки — чей-то мощный храп, воспринимались как бьющий по ушам набат. Вдобавок ко всему, в горле настолько пересохло, что сказать, что там была пустынная суш, значит, ничего не сказать. Еле разлепив глаза, Минька увидел жуткую картину. В поле его зрения попались люди, которые как трупы, развалились там, где их застал сон, и если бы не их вздымающиеся от дыхания грудные клетки, то землянка вполне могла претендовать на то, чтоб её назвали местом жестокого побоища.

Несмотря на накатившую волну дурноты, Кныш приподнялся на локтях, сморщив страдальческую мину, неспешно огляделся по сторонам. Увидел обрывки чьей-то одежды и тут, на него стали накатывать воспоминания о вчерашнем дне, точнее всем, что было связано с попойкой.

Память вырвала из небытия образ слишком худого, белобрысого парня, у которого всё время вился возле него. Даже внешний вид этого 'молодца‟ говорил о чрезмерном пристрастии к алкоголю, и как следствие низкому интеллекту — что подтверждала односложная, примитивная речь. Его имени Кныш не запомнил, хотя, тот его несколько раз ему говорил. Именно это и был тот знакомец с Ринлевских баррикад. Все пили много — намного больше чем привык Кныш. Как и должно, первые тосты были за революцию, затем последовали за погибших друзей, за то, чтоб поскорее победить сепаров. По словам нескольких бойцов, героям — тем, кто выживет в этой войне, будут раздаваться земли и имущество восточных отщепенцев. За что, также не преминули поднять 'бокалы‟ — алюминиевые кружки.

Здесь, хрупкая нить воспоминания прервалась, — Миня заметил лежавшую прямо возле его ног фляжку. Сам не зная зачем, но он, со стоном наклонился за ней, а поднял, поднёс к уху, встряхнул. В ёмкости что-то жалобно булькнуло. Также, не давая себе отчёта, зачем он это делает, Кныш открутил крышку и понюхал. Пахло слегка задохшейся водой, а не спиртом, и Минька, жадно выпил всё, что оставалось в этой посудине. Немного погодя, в голову мягко ударила новая хмельная волна.

— Блин. Проклятая самогонка. — Чуть слышно простонал Кныш: ведь он когда-то слышал, а сейчас на деле убедился в правдивости слухов об этом её коварном свойстве.

За ненадобностью отбросив опустевшую фляжку, Миня снова лёг на скамью, и опять погрузился в воспоминания. В памяти всплыл фрагмент, что когда в пьянке был достигнут её апогей, появился крепыш Бодя и, доложил сидящему рядом с Миней бунчужному²¹, что недалеко от блокпоста задержали двух сапаров. На что тот ответил требованием, доставить их немедленно сюда — для допроса. Дальнейшее воспринималось как некий обрывчатый калейдоскоп.

Отдельно в воспоминаниях всплыл момент, когда в землянку втолкнули двух молодых особ женского рода. Они дрожали всем телом, затравленно озирались по сторонам и инстинктивно жались друг к дружке. Сбивчиво, жутко заикаясь, плача, они пытались отвечать на задаваемые со всех сторон вопросы, но, их никто не слушал. Далее, немного погодя. Вроде бы одна из них, как мантру твердила, что они всегда так ходили. Мол, это самая короткая дорога от их тёти — живущей в соседнем селении. Однако, гвардейцы на эти оправдания не обращали никакого внимания и продолжали орать, утверждая, что они сепаратистки-шпионки.

Следующим эпизодом был момент, когда все, единодушно приговорили 'бандиток‟ к расстрелу. Но белобрысый пропойца — Минькин знакомец по событиям в Рублёве, и имя ему вроде как Гриль, внёс понравившееся всем предложение. Он, качаясь как маятник, — опираясь на плечо соседа, похабно улыбаясь и плотоядно 'пожирая‟ глазами пленниц, вдруг выкрикнул:

— Стой братва! — Как это ни странно, но все кто был в землянке — где-то восемь человек не считая приговорённых, замерли и смолкли. — Негоже таких девок, вот так в расход пищать! Надобно дать им возможность познать мужскую ласку! ...

Снова провал и новый эпизод. Меня с треском рвёт на курчавой сепаратистке одежду, где не получается это сделать, он срезает её ножом. Всё это сопровождается радостным улюлюканьем и хохотом мужиков — девка наоборот, истерично визжит. После, Минька крепко прижался к её молодому, упругому, и такому тёплому, вырывающемуся телу. ...

Снова провал: — 'Чёртова алкогольные амнезия‟.

Вот снова, как озарение, из небытия всплыл новый эпизод. Меня стоит около недавно выкопанной, из-за спешки не сильно глубокой ямы. На ей краю обе голые девицы, стоят на коленях. Одна, вся в мелких порезах и побоях, её отречённый взгляд, слепо смотрит в яму, а другая, не менее истерзанная, удерживаемая двумя его новыми товарищами, вырывается и истерично кричит:

— Дяденьки! Милые! Не убивайте! Пощадите! Что хотите со мной делайте, я на всё согласна! Только не убивайте! Дя...

Затылок именно этой 'сепаратистки‟ Кыш и держит под прицелом неизвестно откуда появившегося в его руках пистолета. Выстрел. Мольбы о пощаде смолкли на полуслове. А тело первой казнённой, обрызгав Миньку брызгами горячей крови, как тряпичная кукла, падает в разинутую пасть ямы. ...

Глава 16

Вилтих Семён Петрович, он же 'Вакха‟, притаился в засаде и внимательно наблюдал за окрестностью. Он лежал так, как и учил всех своих подчинённых, сведя к минимуму любое шевеление: нельзя помогать противнику в обнаружении своей лёжки; ведь сейчас — на данный момент, его основной задачей было, в случае появления противника, дважды подать сигнал, имитируя крик сыча, предупредив этим об опасности, работающего на дороге сапёра. Вилтих, как и другие члены его группы, был одет в новый хоть и простенький камуфляжный костюм, поэтому, в это пасмурное утро, его было практически невозможно заметить в зелени кустарника, захватившего вершину небольшого холма. По правую руку от разведчика, где-то на удалении полутора метров, было расположено гнездо пулемётчика 'Рекса‟ — третьего бойца, которого он взял на сегодняшнее задание. Этот жилистый, молодой мужчина, сведя брови к переносице, наблюдал за тылом, также посматривал на дорогу: и казалось, что своим свирепым взглядом, он сможет убить появившегося супостата не хуже чем из своего любимого оружия. Но вокруг всё было спокойно, а 'Батя‟ — работающий на дороге сапёр, уже оканчивал свою работу, ликвидируя последние следы своей деятельности.

Вот Сан Саныч, держа одной рукой покрышку от легкового автомобиля, ту которой он закатал рыхлый грунт на месте установки главного элемента своей хитро мудрой мины. Другой, взял связанные концы плащ-палатки, поднял её вместе с оставшимся после минирования грунтом, и, пригибаясь пониже к земле, неспешно направился к товарищам. Семён всегда поражался флегматичному спокойствию своего сапёра, которое временами раздражало. Однако другого такого спеца, сыскать было невозможно. Поэтому приходилось привыкать и терпеть.

Как обычно, отойдя от дороги чуть более пяти метров, Батько, забросил покрышку в ближайший кустарник и стал постепенно рассыпать излишки грунта по высокой траве. Так что через пять минут, любой едущий по дороге враг, ничего подозрительного не заметит. Шла последняя стадия подготовки диверсии, и нервы у всех были на приделе, и оба наблюдателя, мысленно ругали сапёра за его нерасторопность. Однако всё обошлось.

— Всё 'Вакха‟, как только Учрчики решатся здесь проехать, под ними рванёт так красиво, что мама не горюй. — Пробубнил сапёр, подползая к своим товарищам и занимая подготовленную для него лёжку. — Да так эффектно, что даже 'Бизон‟ услышит.

Дело в том, что по данным, полученным от сочувствующего силам самообороны местного населения, в последнее время, по этой дороге участилось движение грузовиков и бронетехники противника. А вот гражданским лицам, здесь появляться категорически запрещено — объявили, что отныне это закрытая зона. Вот Рич и приказал устроить на этом участке дороги мелкую диверсию.

Время шло, а дорога так и оставалась пустынной — ни одного патруля, ни единой машины. Создавалось впечатление, что Рев-гвардейцы, каким-то образом прознали о готовящейся против них операции, и решили отсидеться по своим 'норкам‟, не желая понапрасну искушать судьбу. Единственное что относительно радовало, так это то, что благодаря тучам, плотно обложившим небо, лежащих в засаде не мучила изматывающая жара.

— А случаям не подкинули нам Урчики очередную дезу?

Это еле слышным шёпотом, Раскидин озвучил сомнения появившиеся в голове у каждого члена небольшой группы. Ему никто не ответил, так как возразить было нечего. Только Вилтих, прикусив нижнюю губу, подумал, что несмотря ни на что, им всё равно придётся лежать, и ждать с моря погоды.

Снова потянулось время. Бойцы находящиеся в засаде, нервничали. Особенно это было заметно при взгляде на Ивана, его рябое лицо то бледнело как простыня, то покрывалось красными пятнами. Вот боец, наблюдавший за подступами с тыла, ни с того, ни с чего, пододвинул к себе тубус одноразового гранатомёта, и пальцами, начал выбивать по нему нервную дробь. Получалось это немного громковато: поэтому, Семён строго посмотрел на бойца и прошептал:

— Я зараз кому-то пальцы то отчекрыжу.

Иван Александрович всё понял правильно, и перестал барабанить. Понимая, что этим звуком может демаскировать свою позицию. Что не говори, но бывший разведчик-десантник Вакха, сумел убедить всех своих подчинённых, что чрезмерной предосторожности не бывает, бывает только гибель от преступной халатности. Правда, это правило не исключало залихватской дерзости — когда этого требовали обстоятельства.

Батя и Вакха напряглись. На дороге появилась машина. Это был армейский джип со всеми положенными метками распознания свой-чужой, он мчался на большой скорости. Хотя мина не должна была среагировать на такую лёгкую цель, но люди от напряжения сжали кулаки: ведь все механизмы могут временами подводить. Однако внедорожник промчался, подняв дорожную пыль и, вскоре благополучно скрылся из виду. Сан Саныч, даже облегчённо выдохнул: уж больно ему не хотелось тратить такой сложный заряд, на такую никчёмную цель.

Поднятая джипом пыль только успела осесть, когда появилась колонна из четырёх танков. Они, соблюдая большую дистанцию между собой, мчались на большой скорости, в том же направлении что и предыдущая легковушка — к блокпостам. Так что вся тройка диверсантов затаив дыхание, притаилась в тревожном ожидании. Краем зрения, Семён заметил, как сапёр трижды суетливо перекрестился и вроде как, скрестил пальцы на обеих руках, но не стал на это отвлекаться. Петровичу было не до таких мелочей. В сознании только отметилось неопасное движение сбоку и не более того.

Бах! Фью -у-у-у! После резкого взрыва, протяжно и одновременно жутко, разнеслось по округе непонятное завывание. Вражеский танк окутался клубами пыли и дыма, которые с большой скоростью устремились вверх и в стороны. Погибшая техника, по инерции продолжала своё движение, о чём можно было понять по перемещающемуся вою пламени, вырывающегося из машины, а затем и по его выглянувшему 'столбу‟ — сейчас, горящую боевую машину скрывала только горизонтально стелящаяся пыль. Вот показалась и сама башня, из открытых люков которой всё ещё били гейзеры адского огня.

Ни Вакха, ни Рекс, никогда не видели подобного. Поэтому они, привстав на колени, заворожённо смотрели за разыгравшейся на их глазах жуткой пляской смерти и пламени, жадно пожирающих то, что не так давно было грозной боевой машиной. Первым избавился от оцепенения Семён, и то, только потому, что его, за рукав дёргал Батько.

— Ну ты и даёшь, Батя. — Только и смог тихо вымолвить Вакха, посмотрев в глаза флегматичному сапёру.

— Командир, ты это..., командуй что ли. Чего время понапрасну терять?

Ничего не ответив, Вакха снова взглянул на горящий танк, окинул взглядом весь участок дороги. Танковая мини колонна остановилась, видимо после случившегося, экипажи пребывали в растерянности. Идущий следом за погибшей машиной танк, вовсе скрылся в пылевой взвеси, а замыкающие стояли. И вот, как по команде, осматривали округу, их башни завращались.

— Батя, Рекс, бьёте по замыкающему, а я — предпоследнему! Затем, без лишней задержки, отходим балками!

Сказано, сделано. Почти синхронно к двум танкам протянулись три дымных щупальца. Два достали последнюю машину, и она, обволоклась белёсым 'туманом‟ : когда тот рассеялся, то оказалось, что эти выстрелы были напрасными — сработала динамическая защита. Зато другому бронированному монстру не повезло, кумулятивный заряд угодил в тыльную часть башни, почти под самое её основание. Так что, когда стрелявшие из гранатомёта люди, отбросив ставшие ненужными контейнеры, забрав всё своё оружие, сбежали с холма, прозвучал мощный хлопок взрыва; башня, извергая из себя языки пламени, описав дугу, отлетела в сторону, и на дороге заполыхал второй погребальный костёр. А тем временем, разведчики спешно удалялись по балкам от места устроенного ими побоища. Война есть война, и так уж получается, что ежедневная гибель многих людей, уничтожение чьего-либо имущества и техники, является нормой. Эта костлявая старуха, уничтожает всё и всех, коли есть возможность дотянуться своими жадными, загребущими руками — не жалея ни стариков ни детей.

Тем временем, в далёком королевстве Ёрла, в своём 'дворце‟ — новострое, лорд Никки Лорэ Вильсон-Смит, несмотря на поздний час, выслушивал немного скучноватый доклад альбиноса Ричи, и неспешно смаковал коньяк. Он уже знал обо всём, что говорил его подчинённый, но игра есть игра: ему приходилось изображать заинтересованность докладом, соглашаясь кивать головой, и время от времени — но не слишком часто, подбадривать Тейни комплиментами по поводу отлично проделанной им работы.

— ... Все члены нашего парламентского лобби, получили полагающееся им вознаграждение. Определённая часть, одобренной для помощи Житице суммы, как мы и решили, останется в королевстве. Из неё будет оплачена вся продаваемая ей рухлядь, вся техника, медикаменты, также зарплата инструкторов, продовольственные поставки и много ещё чего.

— Тейни, мальчик мой, твои люди случаем не забыли о наших союзниках? Нельзя их лишать возможности заработать хот что ни будь.

— О нет, сэр. Наши активные вассалы также получили возможность сбросить в Житицу своё устаревшее вооружение. Также как некоторые из недавно принятых членов нашей коалиции, — те, кто громче всех озвучивает нашу версию событий и обвиняет во всём этом соседнюю Ижмань. Всё как мы с вами договаривались. А вот надменным снобам Тунайцам, мы даже позволили отправить своих инструкторов. Заодно, в приватной беседе, мы этим островитянам недвусмысленно намекнули, что не будем обращать внимание, если их спецы — за отдельную плату со стороны Житицы, поучаствуют в проведении некоторых спецопераций против повстанцев. Мол, мы всё понимаем, и коли это не противоречит нашим интересам, то закроем глаза на их мелкий бизнес.

Лорд, с еле заметной, дружественной улыбкой, смотрел на своего протеже и неожиданно поймал себя на мысли, что альбинос во всю ему подражает: — 'Забавно, но он научился величественно сидеть в кресле. Причём делает это весьма непринуждённо, можно сказать вполне естественно. Это значит, что я правильно подобрал к нему ключик и, этот человек будет служить мне преданнее собаки‟. ...

— ... Да сэр, я прошу меня извинить, — всё также флегматично, как и на продолжении всего разговора, проговорил бывший шеф отдела аналитики — вот уже как два месяца повышенный до шефа секретных спецопераций по восточному направлению, — но я без согласования с вами инициировал активацию боевых действий на востоке Житицы. Во-первых, тамошним аборигенам нужны хотя бы мелкие победы — условия их жизни заметно ухудшаются; во— вторых, на складах княжества, всё ещё много боеприпасов, а нам нужно заставить их как можно быстрее исчерпать и начать закупки со стороны. Ну и самое главное, Ижмань не сможет не отреагировать на разгорающийся пожар войны под своим боком. И я предлагаю этим воспользоваться. ...

— Глупыш. — Никки Лорэ, без труда, надёжно скрыв свои эмоции, мысленно усмехнулся над наивностью Ричи. — Ты только подумал об этих шагах, а мне уже о них доложили — причём сразу несколько человек.

— ... Всё равно, — продолжал Ричард Тейни, — наши аналитики утверждают, что большой победы наши подопечные не добьются и конфликт от этих действий только обострится. Кстати, благодаря нашим усилиям, Житице всё в больших количествах демонстрируются игровые фильмы с бытовым и прочим насилием, что также даёт свои результаты. — На лице Ричарда промелькнула еле заметная тень самодовольной ухмылки. — С обеих сторон, участники конфликта озлобились и весьма активно снимают свои похождения на видео, и эти 'художества‟ всё чаще попадает в руки противника. Причём наши путчисты как с цепи сорвались: не только фиксируют на гаджеты свои так сказать 'геройские‟ похождения, но и грозятся в своих роликах перевешать всех жителей мятежного востока. Поэтому, шансы на примирение улетучиваются с неимоверной скоростью, градус противостояния растёт, и в ближайшем будущем, конфликт не будет разрешён. Но это всё равно оставляет нам возможность пари надобности прибегнуть к перемирию — на случай если наши протеже будут терпеть поражение. ...

Группа Вакхи, изрядно пропетляв по балкам и лесопосадкам — благо для бойцов, местность им была знакома с самого детства, без особых проблем добралась до своего расположения и всё-таки, не дойдя до штабной землянки, разведчики остановились. Признаться для этого была причина, так как перед входом в штаб, на вынесенном из него стуле, одетая в сильно заношенные вещи, сидела измождённая, абсолютно седая старушка. Сбоку от неё, как верные стражи стояли хмурый Ринч и его боевая подруга Эллочка. Само по себе, это не могло быть причиной того, что бойцы постепенно замедляя шаг остановились. Дело в том, что перед этой бабулькой стояла небольшая группа бойцов, и вид у всех был тоскливым, можно сказать даже немного растерянным. И все молчали.

Тихо подойдя к стоявшему ближе всех парню, Семён стараясь понять, что такое здесь происходит, и почему у всех его боевых товарищей такое подавленное настроение, и как это может быть связано с неизвестно откуда появившейся старушкой. Поэтому разведчик, очень тихо — полушёпотом поинтересовался:

— Тимоня, а что здесь случилось то?

Как-то рассеяно обернувшись, и посмотрев на вернувшихся разведчиков взглядом полным несвойственной ему тоски, наводчик одного из трёх имеющихся в отряде миномётов, ответил:

— Эх, до чего человека довели. Тут.... Как только вы ушли, приблизительно минут через десять, ну может чуть больше, вернулась пара наших корректировщиков. Они решили понаблюдать за позициями Урчиков. Ну в общем, из развалин покинутого хуторка самое то — эти путчисты как на ладони видны. Да только, оказывается оттуда не все местные ушли. Ну вот. — Семён растерянно еле заметным движением руки указал на старушку. — В общем. Наши наблюдатели наткнулись на Акимовну.

— А что она там делала? — Не удержавшись, задал вопрос Вакха. — Ведь все хуторяне оттуда давно разбежались. Там по нашим сведениям, давно никого нет.

— Мы все так думали. Да только, как оказалось, в одной из хат осталась пара старичков. Муж этой бабульки был очень болен и слаб. Ну как это поточнее сказать? Ну, нельзя было его никуда перевозить. Вот и осталась Акимовна с мужем, стало быть, чтобы ухаживать за супругом, — одни они остались на этом свете. По её словам, единственная родня, да и та дальняя, живёт слишком далеко. ...

— Ну и?

— Что ну? Как я понял, когда все бежали и старики остались одни, они питались купоркой²³ — запасы которой, им оставили некие сердобольные соседи. Да тем, что с огородов по ночам бабка собирала. Вот во время такой её очередной ночной вылазки, в их домик и прилетел шальной снаряд. — Парнишка на пару секунд замолчал, посмотрел на старушку и продолжил. — Дом хлипкий был, и его крыша рухнула. Вот так и завалило старика, впрочем как и все запасы продуктов. Вот на неё, — уже обессиленную, Егорович и наткнулся: сидела возле развалин — смерти ждала. Вот её ребята к нам и принесли....

Дальше, наводчик миномёта поведал как Лиса — медик отряда Рысь, заодно и близкая подруга командира, осмотрела бабульку, немного покормила бульоном, так как после длительного голодания старушке много есть было нельзя. И что сегодня, Акимовна вытребовала разрешить ей, так сказать в знак благодарности, провести для бойцов небольшой концерт. По её словам выходило, что ей на дармовщинку кусок в горло не лезет, и что ей очень хочется отблагодарить своих спасителей. Вот и уступили её уговорам. Она уже пару стихов прочла, про любовь и дружбу. Да главное, таких стихов ещё никто из бойцов никогда не слышал.

Повествование Семёна про странную старушку было прервано. Так как Акимовна решила, что хватит ей отдыхать, и возле штабной землянки, зазвучал её по-старчески дребезжащий голос:

Когда умрёт печаль и смех, и слёзы выльются в потоки.

Когда все войны курс возьмут туда, где разума истоки!

И кровью всё залив ты думаешь, они опомнятся!

Ты думаешь, они заплачут?

Ты думаешь, глаза их в скорби заблестят?...

Глаза женщины, поблёкшие от возраста, смотрели куда-то вдаль и вверх. Из них потекли крупные слёзы, и старушка, как не старалась, не смогла с ними совладать. Её голос задрожал ещё сильнее. Отчего у Вилтиха к горлу подкатил ком, и гортань сдавил спазм. Вот так и стоял боец, и каждое слова неизвестного стихотворения, он воспринимал как укор в свою сторону.

Они в своих грехах виновного назначат,

Но а безумство то, не прекратят.

Когда вся жизнь в галактике застыв,

Предаст забвенью рас существованье.

Останется лишь прах от мирозданья,

И убиенные, безмолвьем заклеймят.

Было заметно, что для полноценной декламации этого произведения, старушке не хватает дыхания, она сипло и часто дышала временами прерывая чтение. Но Акимовна не сдалась, и не смолкла, пока не прочла последнюю фразу стиха. Она тяжело дышала, как после долгого бега, только частое, немного сиплое дыхание было слышно в наступившей тишине. Первой и единственной кто нарушил нависшее над людьми безмолвие, была Эллочка, которая резко осипшим голосом сказала: 'Ну всё. Клавдия Акимовна, пора отдыхать. Завтра вас отвезут ко мне домой, а когда подлечитесь, окрепните, то милости просим, приезжайте к нам в гости с новым вечером поэтических чтений. ...‟

Однако ничему этому не суждено было сбыться. Старческое, измотанное голодом и пережитыми стрессами сердце Акимовны не выдержало, и к вечеру этого же дня женщины не стало. Она ушла тихо: никого не беспокоя и не тревожа. Когда это обнаружили, то поразились — старая женщина лежала с умиротворённым лицом, и как будто чему-то радовалась: толи тому, что отныне воссоединилась с покойным мужем, толи тому, что последние часы своей жизни провела в окружении добрых — заботящихся о ней людей. После того как весть о кончине старой 'поэтессы‟ распространилась по лагерю, у многих бойцов, особенно у тех у кого родня осталась на оккупированных путчистами территориях, в душе появилась свербящая заноза переживания за их судьбу с извечным в таких ситуациях вопросом: — 'Живы ли они? А если да, то как они живут, не голодают ли‟.

Ещё с вечера, Степарь усердно, можно даже сказать неистово, чистил свои яловые сапоги. Обувная щётка ритмично мелькала в воздухе, вскользь касаясь наваксиной кожи. И делалось это, несмотря на то, что глянец на обувке давно был наведён. А он, сидя на офисном стуле, стоявшем возле большого бильярдного стола, и продолжал упрямо наводить блеск. Если задуматься, то эту работу он мог поручить и своему ординарцу, но только не сегодня — не сейчас. Ему, Сергею Леонидовичу Степарь — бывшему полковнику в отставке нужно было заниматься всем чем угодно, лишь бы отвлечься от дурных переживаний, этим он в данный момент и занимался.

А эти тяжкие думы всё равно лезли в его голову, бередили душу, да что там говорить — они душили своей безысходной тяжестью. Хотя нет. После сегодняшнего ночного бдения, точнее сказать спора до хрипоты и стиснутых, дабы удержать себя от эмоциональных срывов кулаков: решение было найдено. Но неимоверно большая цена, которую придётся заплатить за спасение легла на плечи неимоверным грузом, и давила, давила, давила...

Нет. Сергей Леонидович никогда не бежал от ответственности за свои решения и поступки. Но сегодня, точнее уже вчера днём, за этим игровым столом, он настоял на своём плане спасения, точнее сказать убеждали соратников он, и его товарищи: и этим, они разделили людей на тех, кто получил шанс выжить, и тех, кто положит свою жизнь ради обретения этого проклятого шанса другими. И пусть последние будут добровольцами, от этого, на душе не становилось легче. ...

Бывший полковник, напряжённо сведя брови и плотно сжав губы, начищал свои старые офицерские сапоги и снова, и снова, коря себя за недальновидность и прочие упущения, возвращался к недавним событиям, в которых он почти ничего не смог изменить. А ведь он всё это предвидел. Его разведчики давно отслеживали то, как подтягивались и скапливались силы Урчиков. Он Видел как разрозненным отрядам самообороны, всё тяжелее, и тяжелее им противостоять. И не надо обладать даром провидца чтобы понять: защитникам, не имеющим полной картины событий, всё труднее приходится отбивать потерянные в результате организованных атак блокпосты. И всё это, к счастью происходит без участия регулярных войсковых подразделений противника. А ведь они тем временем постепенно накапливаются по лесопосадкам. Да, после предательства нескольких так сказать командиров, эти силы стягивались к многострадальному Ратянску — окончательно беря его в плотное кольцо. А остальные так сказать полевые командиры ..., нет, точнее сказать новоявленные мелкие князьки, несмотря ни на что, боятся потерять свою вольницу. Да что там лукавить, они не желали расставаться с обретённой иллюзией безграничной власти, хотя не все. Хоть сейчас: когда в воздухе запахло жареным некоторые из них опомнились — пусть и не все.

До ушей Степаря донёсся сильно приглушённый грохот, который в последнее время стал повседневной нормой и напоминал далёкие ночные раскаты грозы. Только в противовес природной стихии, и прошедшим дням, сейчас грохотало всё чаще и сильнее, грозя слиться в единый звук. Это в бой вступила броне колонна, которая должна ложным прорывом отвлечь противника на себя — а там ... как кому повезёт.

'Ну всё. Пора‟. — С этими словами сказанными самому себе вслух, Степарь, он же 'Кречет‟, перестал наводить на обуви лоск. Обулся в сапоги; поднялся, привычным движением оправил свою старую полевую форму — без погон; погасил стоявшую рядом с ним керосинку. И Что-то пробормотав себе под нос, уверенно, твёрдо, чуть ли не чеканя шаг, направился на выход.

Когда Кречет вышел из парадного подъезда в плохо освещённый двор, то по его виду было невозможно догадаться что этого человека могут мучать какие либо сомнения, или душевные терзания. Сейчас это был волевой, уверенный в себе мужчина, при необходимости, от одного взгляда которого у многих людей возникало непреодолимое желание вскочить и вытянуться по струнке. И не было в этом ни капли надменности или напускного величия. Впрочем, к тому что Степарь всегда выглядит именно так, все окружающие его люди давно привыкли, другим его даже не могли представить. Разумеется кроме горячо любимых жены и дочери.

Быстрым, но не суетливым шагом, он сошёл по отделанным керамическим гранитом ступеням бывшего досугового центра, ставшего с недавнего времени штабом объединённых сил и пружинящей, тихой походкой хищника, подошёл к двум машинам. Ими были чёрный внедорожник и БМП — на броне которой, была закреплена поклажа в виде множества мешков и ящиков. И среди этого внешнего безобразия виднелись силуэты четверых молодых бойцов, а в недрах самой боевой машины сидела семья полковника — чужие не должны знать о её месте нахождения. Так что пусть жена с дочерью немного потерпят эти временные неудобства — целее будут.

Бойцы о чём-то оживлённо беседовали и осматривали подступы к штабу, поэтому были повёрнуты к лестнице спиной и как следствие, не заметили появления своего командира. А тот, подойдя поближе услышал остановился, прислушался и услышал:

'Так что братцы? Надеюсь, все вы смогли отправить свою родню в эвакуацию или хотя бы пристроить в сегодняшней колонне?‟ — Бестактно прозвучал вопрос со стороны внедорожника.

Парни, уставшие от нервного напряжения последних дней, оживлённо закивали, и только один из них отрицательно качнув головой сипло вымолвил:

— Мои предки, к несчастью решили остаться.

— А ты им сказал, что их ждёт, когда эти долбанные путчисты войдут в город?

Это поинтересовался всё тот же беспардонный тип, находящийся возле открытой двери джипа: и судя по голосу им был водитель. Кречет прокашлялся, дабы привлечь к себе внимание и так посмотрел на своего шофёра, что тот, встретившись взглядом со Степарём, стушевался. А боец, которому был задан этот неуместный в такой ситуации вопрос, зло сплюнув на землю, ответил:

— Да пошёл ты ... Веня! Будто ты моих батю и деда не знаешь. Они коли упрутся, то их и танком не сдвинешь. Ну а матушка с бабкой пожелали с ними остаться до конца, каким бы он для них ни был. Только сеструху отпустили: с наказом чтоб я о ней позаботился.

Дабы прервать тяжкие разглагольствования подчинённых, отставной полковник нарочито бодро, но не громко поздоровался с вооружёнными бойцами: при этом умудрился заглянуть каждому из них в глаза:

— Ну что? Здорово орёлики.

— Здравия желаю командир. — Активно зашевелившись, и немного в разнобой ответили молодые воины: мгновенно прекратив разговор.

Видимо для того чтобы окончательно уйти от ненужной темы, Степарь прислушался, немного наклонив голову вправо, одновременно указывая пальцем левой руки куда-то вверх и произнёс:

— Ого братцы. Слышите? Никак ещё в нескольких местах загрохотало. И неслабо так загрохотало. Так что и нам пора выдвигаться к месту сбора.

Все настороженно прислушались и, соглашаясь закивали. Во всех их движениях засквозило нарастающее нервное напряжение, с примесью хорошо скрываемого страха перед неизвестностью — удастся ли их авантюра, или нет.

Сергей Леонидович сразу же понял, что это шумят те, кто не захотел объединяться и пробует прорваться самостоятельно. Ну как говорится: — 'Флаг им в руки‟. — И в отличие от тех, кто сейчас сознательно стягивал на себя вражеские силы, за этих отщепенцев его душа не болит.

— Бог им судья. Коль выживут, то пусть живут.— Подумал отставной полковник, салясь в джип. — Они сами выбрали свою судьбу, пусть сами и расхлёбывают это дерьмо полной ложкой. ...

Ланковый Ступа, если можно так выразиться, чистил после непродолжительной перестрелки своё личное оружие. Точнее он просто сидел в заброшенном миномётном 'гнезде‟ и смотрел на ведро с соляркой, в котором были замочены детали его автомата. Хоть так и запрещалось делать, но, после 'ванной‟ в соляре, пороховой нагар удалялся намного легче: поэтому от такого способа чистки никто не отказывался. Рядом с ним возился Минька: самозабвенно протирая промасленной тряпицей затвор своей винтовки и был сосредоточенно отрешённым.

— Ты это, — как будто вспомнив что-то очень важное, встрепенулся и, посмотрев на снайпера, проговорил четовый, — сходи, подсоби соседям. Там у них проблемы начались: точнее сепарские снайперы вконец оборзели — не дают даже выглянуть из окопа.

— А что, разве у них своего спеца нет? — Не отвлекаясь от чистки, флегматично поинтересовался Кныш. — Ну того, весьма наглого увальня который позавчера на меня 'наехал‟.

— Уже нету: он вчера утром погиб.

— Бодя, скажи мне. А я-то тут причём? Они люди войсковые — не нашей гвардии, вот пускай у их начальства голова и болит. А то видишь ли, мы в их глазах отморозки, а они все такие чистенькие. Приехали ... на всё готовое, и в бой не рвутся, да и вообще, от службы отлынивают — замараться боятся. А мы, видишь ли, должны во всём за них отдуваться.

— Минь не выделывайся. Им надо помочь. — Манул встал, и нервно заходил по окопу. Нам на днях с ними бок о бок штурмовать Ратянск, а у соседей уже и четверти командиров нет.

— Пусть не красуются перед оптикой в своей офицерской форме. Коль жить хотят, то хай походят в амуниции простых солдат — не облезут.

— Миня, не заставляй меня посылать тебя туда в приказном порядке. Это кстати нашего господина хорунжия инициатива. Так что. Сходи и хотя бы отметься у соседей — помаячь в их лагере.

Минька всё-таки прервал чистку и без того идеально вычищенного затвора, посмотрел на заметавшегося перед ним ланкового. В его глазах сверкнула искра хитринки и, криво усмехнувшись, снайпер сказал:

— Да не боись Манул. Схожу я к этим воякам. Вот только свой вентерь соберу и пойду. Но ради их рисковать и на рожон лесть не собираюсь. ...

Где-то через час, Кныш, подойдя к импровизированной курилке, в которой на тот момент сидел только один человек в старой, изрядно заношенной полевой форме... Проще говоря, предстал перед хмурыми очами мордастого, пахнущего застарелым перегаром осавула²⁴. Тот, не подымаясь со скамейки, на которой вальяжно восседал, с нескрываемым призрением оглядел Миньку с ног до головы, и видимо сделав определённые, весьма не лестные выводы, мордастый тип басовито проговорил:

— От те и на.... На тоби боже, что мэне негоже.

Миня сделал вид, что сказанное его нисколечко не касается. Он лишь безучастно холодным взглядом смерил офицера; поправил на плече старенькую, но хорошо пристрелянную снайперскую винтовку — импортный подарок от волонтёров он на это задание не взял, а оставил его на хранении у Манула, после чего показательно зевнув, небрежно поинтересовался:

— Я правильно понял, что вы не нуждаетесь в моих услугах, и я, со спокойной душой могу возвращаться восвояси? Где и доложу своему командованию о том, что по вашему утверждению, в помощи таких как я вы не нуждаетесь.

От этих слов, осавул встрепенулся как от пощёчины; возмущённо вытаращив свои осоловевшие от алкоголя глаза, посмотрел на стоявшего перед ним снайпера, одетого в вызывающе новенький маскхалат, и звонко шлёпнул своими огромными лапищами себя по коленям.

— Ну-у-у нет воин. Раз уж пришёл сюда, то будь добр приступить к выполнению своих прямых обязанностей. ...

К счастью для Кныша, долго общаться с пьянчугой осавулом ему не пришлось. Так что, в скором времени Миня в сопровождении с двумя приставленными к нему воинами ходил по лагерю. Точнее сказать, он бродил от одной, пахнущей землёй и свежеструганной древесиной землянки к другой, и вёл допрос свидетелей работы вражеских снайперов. Да, да. Чтоб понять то, что по войсковым людям работает снайперская группа, Миньке понадобилось не более получаса — ну не мог вражеский стрелок так быстро менять позиции, при этом продолжая поражать меткими выстрелами всё и вех, кто рискнёт подняться чуть выше бруствера. Одно сейчас радовало Кныша, от вражеских пуль его надёжно защищала весьма густая, и широкая лесополоса. Такая широкая что соседи, без опасений лишиться защиты от вражеского обстрела, смогли вырубить в них неглубокие просеки, где на манер кротов наковыряли свои временные норы-жилища.

Вот Миня и ходил между ними — этими норками — землянками, вышагивая по разбитому бронетехникой асфальту, буквально всей кожей ощущая презрительные взгляды буровящие его спину. Временами, точнее всего пару раз, он рискнул подползти поближе к передовым окопам, и понаблюдать через оптику за вражескими позициями. Благо погода была пасмурной, и можно было не опасаться опасно бликануть линзами бинокля. Но это, всё равно не сильно-то успокаивало снайпера: так как его коллега с супротивной стороны, мог заметить неправильно колыхнувшуюся веточку кустарника, и ....

О том, что с ним мог сделать вражеский охотник на весьма маленькую птичку,²⁵ Кныш старался лишний раз не задумываться: а просто делал своё дело, свято соблюдая все известные ему меры предосторожности. Хотя, и само хождение по соседскому лагерю, не обошлось без одного весьма неприятного инцидента.

— Кто мне объяснит, что в нашем расположении делают посторонние?! — Неожиданно прозвучал хорошо поставленный голос, настолько мощный и жёсткий, что у Мини по спине пробежал мерзкий холодок, и на мгновение замерло сердце. — Что здесь делает этот нацистский урод?!

Минька замер, лихорадочно думая как ему поступить, и как ответить на это оскорбление. А вот один из сопровождавших Кныша бойцов, обернувшись и вытянувшись в струнку, писклявой скороговоркой пролепетал:

— Господин значковый! Разрешите доложить?! Это господин осавул заказал у соседей-гвардейцев снайпера! Нам приказано его сопровождать и помочь с организацией засады на сепаратистских стрелков!

Миня так и стоял замерев как истукан: но уловил, что голос грозного значкового зазвучал намного спокойнее и более миролюбиво:

— Ну и добре. За последнее время, хоть на что-то дельное нашего Денатуратыча сподобило. — Голос невидимого Миней офицера удалялся, видимо он куда-то пошёл и говорил со своими бойцами на ходу. — Может быть, с этой затеи что-то и выгорит. Только вы .... — Что означало это 'только‟, Кныш уже не расслышал — да и не сильно-то старался это сделать.

Сегодня, с самого утра, настроение у Кныша и без того было не особо радостным, но после того, как на него вылился весь негатив, который соседи испытывали к рев-гвардейцам: Минькино душевное равновесие было обрушено в такую бездну ..., что он был готов сам открыть охоту на этих недосолдат. Так что снайпер, начертав в блокноте приблизительную схему работы противника, еле дождался вечерних сумерек, и с большой неохотой приступил к установке нескольких обманок. Боец не знал, что его коллеги с супротивной стороны, ещё вечером покинули свои позиции. А послышавшийся немного позднее рёв моторов с той стороны — так взбудораживший силовиков, принадлежал броне колонне, которая должна была отвлечь их внимание от прорыва основных сил.

Глава 17

В негласном штабе одной из неизвестных для непосвящённых экономических войн, в так называемом родовом гнезде лорда Никки Лорэ Вильсон-Смита, точнее в его большом гостевом зале, 'заседали‟ три человека. Если двоих из них — хозяина 'замка‟ и его особо приближённого служаку — альбиноса Ричи, неброская роскошь гостиной совершенно не тяготила, то находящемуся перед ними по военному подтянутому мужчине, было очень не комфортно. Да, он был здесь чужим — можно даже сказать инородным телом. И это ощущение не исправлял дорогой костюм, который был пошит престижными мастерами. Он был единственным предметом, что в этом человеке соответствовал окружающей обстановке. Этого мужчину среднего возраста, жилистого, с седой стрижкой в стиле под ёжик, вызвали сюда не сколько для того чтоб отчитать за недолжное исполнение контракта, сколько всего лишь дать понять что не очень довольны его работой: так того, чтоб в очередной раз указать кто является хозяином.

Да, да, в качестве вызванного на 'ковёр‟ мальчика для битья — визави²⁶ хозяина замка и его любимца, был служака до мозга костей, военный, привыкший отдавать приказы, будучи уверенным, что всё будет выполнено. И его — отставного полковника, владельца частной военной компании, сильно раздражало то, что его вызвали к заказчику, дабы отчитать как нашкодившего мальчишку. И самое обидное, кто? Эти гражданские крысы, которые по неизвестным ему причинам затеяли очередную мини войну в одной из далёких и весьма отсталых стран. При этом у Ольгерда, возникло устойчивое убеждение, что его постоянные наниматели, ничего не то что ничего не понимают в войсковой тактике и стратегии, но и сами не знают, чего же они в итоге хотят добиться — уж больно нелепыми были иногда их приказы. А психануть и разорвать с ними сотрудничество не позволяли регулярные, и весьма щедрые платежи. Так что финансовая выгода деловых отношений с этими людьми, заставляла наступать на горло своей гордости и терпеть холодное пренебрежение исходящее от постоянных и при этом тайных для всего мира работодателей. Так уж вышло, что каждый заказ оплачивали специально создаваемые в других странах подставные фирмы, чей срок жизни зависел от целесообразности их дальнейшего функционирования. А начни кто либо из особо любопытных под них 'капать‟, то забредёт в такие дебри, где отыскать какой-либо реальный след невозможно.

Но всё это было лирикой. Эмоционально зажатый 'ответчик‟, чья нервозность выражалась в частых паузах в речи, заполняемых неуместным звуком э-э-э, даже не заглядывая в лежащую на его коленях папку с документами говорил:

— По мнения моих аналитиков, э-э... данная операция прорыва из блокированного города готовилась профессионалами. Она была разработана быстро и в строгой секретности. И поэтому, э-э... мы до последнего момента были уверены что противник, собирается оборонять Ратянск до последней капли крови — смерти всех защитников. — Напоминающий каменное изваяние докладчик, натужно улыбнулся и поспешно пояснил. — По специально оставленным нами каналам сотовой связи, сепаратисты вели переговоры только о подготовке к обороне. А также, многие из них созванивались с заранее эвакуированной в безопасное место роднёй, э-э... так сказать прощались с ними. Э-э-э... все они понимали, что город обречён, и они вместе с ним и желали, цитирую: — 'Продать свои жизни подороже‟. Если хотите, я предоставлю вам все записи этих звонков.

Лоре еле заметно покачал головой, однако Ольгерд Свейн заметил это и, поняв всё правильно, продолжил свой доклад:

— Э — э-э... эти наши выводы подтверждали и некоторые, лояльно настроенные к нашим путчистам граждане. По их донесениям мы узнавали о том, что многие дома превращаются в мини крепости, и тайно соединяются меж собой подземными ходами сообщения. Да и доклады, поступающие от диверсионно-разведывательных групп наших подопечных, также говорили об усиленной подготовке оборонительных рубежей. Так что, мы все действовали по утверждённому вами плану. ...

Ольгерда бесцеремонно перебил альбинос. Немного снисходительно, как будто общался с неразумным дитя, он поинтересовался:

— Неужели в этом плане было сказано, что необходимо срочно-обморочно выпустить окруженцев, и позволить им беспрепятственно перебраться в другой мятежный город? А? Насколько мне помнится, нашей целью было чтоб именно сейчас, и именно в этом городе шли затяжные бои с многочисленными жертвами среди мирного населения. А немного позднее, операясь на эти данные, мы должны были заявить о том, что Ижмань, поставляет сепаратистам как вооружение, так и своих военнослужащих. А после чего, средства массовой информации, будут трубить на весь мир о чудовищных жертвах, и обвинить в их смертях кровожадного упыря, князя Мстивоя.

— Мистер Тейни, не надо торопиться с выводами. — Послышался не очень громкий, но властный голос лорда. — Мы здесь собрались не виновных искать, а пока не поздно, исправлять допущенные всеми нами ошибки. Поэтому, давайте дослушаем всё то, что нам хочет сказать полковник Свейн. Прошу вас полковник, продолжайте.

Ольгерд благодарно кивнул лорду Никки Лорэ и слегка прокашлявшись, заговорил:

— Как я уже сказал ранее, всё шло по плану. Э-э-э... А именно. Объявляемые нашими марионетками 'перемирия‟, позволили не только создать почти для сего мира положительный имидж революционеров, э-э... но и, прикрываясь этим 'фиговым листком‟, перегруппировать войска и сконцентрировать вокруг Ратянска огромное количество бронетехники и тяжёлой артиллерии. Вот таким образом, им и удалось скопить необходимые для начала штурма силы. Э-э-э... мои подчинённые, докладывали, что войсковая разведка Житицы смогла подкупить одного из полевых командиров оборонявших единственную дорогу, связывающую осаждённых с внешним миром. Э-э-э... по нашим документам он проходит как Троян. В нужный момент он снял всё минное заграждение и увёл своих людей с занимаемых им позиций. Э-э-э... его примеру последовал и ещё один из главарей бандформирования: причём, его никто не подкупал — скорее всего, он, увидел, что остаётся один попросту струсил. ...

Докладчик покосился на стоявший рядом с ним столик, на котором стоял небольшой графин с водой и серебристое блюдо со стаканами. Заметив этот взгляд, Лорэ поощрительно кивнул, немного прикрыв веки и полковник, еле сдерживаясь, дабы не оконфузиться своей спешкой, наполнил один из стаканов живительной влагой. Затем, сделав пару неспешных глотков, Ольгерд вернул на столик стакан, прокашлялся, и продолжил свой доклад:

— Э-э-э.... Так что, можно вполне уверенно утверждать, что у нас всё было готово к долговременной осаде. В дополнение к уже имеющейся артиллерии, к Ратянску подтянули самоходные 240-мм миномёты, тяжёлые 152-мм гаубицы, а также 300-мм установки залпового огня. Вследствие этого, эффективность и плотность артналётов на город существенно возросла. Э-э-э...

— Погодите полковник. — На этот раз уже Лорэ тихим и спокойным голосом уточнил у нервничающего докладчика. — Я правильно вас понимаю, что ваши люди напрямую руководят в штабе наших марионеток?

— В какой-то степени можно выразиться и так. — При этих словах, Ольгерд Свейн, с усталой отрешённостью посмотрел в глаза Лорда, на несколько секунд замолчал, как будто чего-то обдумывая; и окончательно овладев своими эмоциями, заговорил без режущего слух эканья. — Однако происходит это без следов нашего прямого вмешательства. Мои люди нигде не ставят своих подписей, и вообще, по документам, они даже не советники при штабах, а инструктора по полевой медицине — всё это вписывается в рамки объявленной нашими политиками помощи.

— Подождите, я правильно вас понимаю? Вы хотите сказать, что там, в Житице, ни один наёмник не участвует в карательной операции? — Снова уточнил высший сановник казначейства: создавалось впечатление, что он просто издевался над докладчиком, стараясь подловить его на оговорках.

— Я этого не утверждал. На передовой этой гражданской войны, довольно часто встречаются иностранные наёмники, но это или вольные псы войны²⁷ — одиночки, или представители фирм наших конкурентов. В этом отношении мы не засвечены: выполняем только регулярные консультации высших командиров, и то, соблюдая высокую степень конспирации.

— А что можете сказать про набирающую обороты диверсионную деятельность? — Голос лорда Никки Лорэ Вильсон-Смита звучал по-прежнему эмоционально обесцвеченным.

— О. Этим заняты наши коллеги из стран сателлитов, именно они занимаются подготовкой местных коммандос. Да и что таить, эти джентльмены, сами не гнушаются поучаствовать в некоторых акциях — за дополнительную плату....

— Это хорошо. — Мысленно подметил лорд. — Случись у нас какой провал: всегда можно будет подставить наших союзников: спустив на них прессу — как цепных собак. Раскрутить в СМИ отвлекающую шумиху. Чем разразившийся скандал громче, тем легче нам будет 'заметать следы своих неудач‟.

Свейн, не заметив того, что его слушают в 'пол уха‟, продолжил отвечать на заданный ему вопрос:

— ... Как мне известно, на данный момент, у наших подопечных, — у полковника, на губах промелькнула кривая, злорадная ухмылка, — сейчас в разработке несколько сепарских полевых командиров. Одного они успешно ликвидировали, это некий 'Глыба‟ — по паспорту, Горин Степан. А вот с остальными, у них сплошные промашки. Что со Степарём, он же Кречет, что с Ваской Ринчем, в эфире у него позывной Бизон, Топорков — Тесак и ещё несколько человек. Все они до сих пор живы и здоровы. Так что я считаю, в деле обучения и проведения операций, успехи у наших коллег более чем скромные.

— Но это уже их проблемы, а не ваши. — Всё также холодно проговорил лорд. — За это, если понадобится, отчитываться будут они. Сейчас давайте вернёмся к внеплановым событиям произошедшим под Ратянском.

Ольгерд Свейн, только слегка пожал плечами — мол, вам виднее, и ненадолго заглянув в сои записи, кое-чего уточнив, продолжил:

— Как я уже говорил, всё уже было готово к осаде: артиллерия подтянута; живые силы были в полной боевой готовности; была перерезана последняя линия снабжения осаждённых. Однако, бойцы разведгруппы Твиста и приданного им небольшого сводного отряда, смогли вернуть прежние позиции, и этому небольшому, если можно так выразиться подразделению, удалось подорвать стратегически важный мост через реку Тервец, и удержать занятые позиции. И это, под нашим непрерывным миномётным, и артиллерийским обстрелом. Сколько человек в этом безумии участвовало, и какие они понесли потери, нам до сих пор не известно, так как огонь вёлся по площадям, и гибло множество некомботантов²⁸. Итог наших действий один: нам удалось устроить блокаду города.

Полковник, как будто вспомнив что-то приятное, улыбнулся, и, после небольшой паузы уточнил:

— Я даже зауважал этих сепаратистов, ведь они смогли успешно противостоять более сильному врагу. Только представьте себе, после мощной артподготовки, на них выдвинулась броне группа под прикрытием пехоты. Так обороняющиеся, не имея в своём распоряжении пушек, смогли подбить один, или два танка и отразить несколько атак. После этого, аборигены-танкисты обстреливали их позиции только издали — находясь вне зоны действия РПГ. Если бы они не были нам врагами, то я был бы счастлив, чтоб хотя бы с один из них, подписал с моей фирмой контракт о найме. Дело в том, что на следующий день наши подопечные, приложив немалые усилия, смогли блокировать село Арсеевку, именно в ней и заперли при помощи бронетехники группу того самого Твиста. Так его бойцы, всё равно сумели организованно пробиться к своим. ...

— Давайте говорить по делу, полковник. — С еле различимыми нотками раздражения перебил Ольгерда альбинос. — Нам совсем не интересны ваши хвалебные дифирамбы противнику. Как так вышло, что сепаратисты покинули осаждённый город? И почему они 'трубят‟ об этом на весь мир, как о своём великом воинском достижении?

— Сер. — Свейн встрепенулся от этих слов упрёка, как от пощёчины. — Там в Житице, идёт мобильная, гражданская, и совершенно не позиционная война. Там нет неразрывных линий окопов. Под Ратянском же, были перекрыты только все доступные подходы. У местной армии, просто не было ни средств, ни времени для полной блокады города. Поэтому, сепаратисты и действовали именно так: нанесли отвлекающий удар силами большой броне колонны, а когда мы на него среагировали, то просочились под укрытием лесопосадок, продвигаясь по просёлочным, теоретически непроходимым дорогам. И прорывались они в основном на гражданских машинах. Какие-то из них застряли на этом бездорожье, два, или три автомобиля были утеряны в результате короткого боестолкновения с мобильным патрулём наших подопечных. Судя по оставленным на полях следам, те, кто прикрывал отход основной части боевиков, выбирались из окружения пешим ходом — сразу в нескольких направлениях. Так что без сомнения, эту операцию разрабатывали, и руководили её воплощением в жизнь, весьма грамотные, и рисковые люди.

— И что вы предлагаете? — На этот раз в речи Ричарда Тейни сквозило только лишь холодное, надменное безразличие: ну не получалось у него в точности скопировать манеру поведения своего кумира, в некоторых ситуациях получалась жалкая и неуместная пародия. — Как нам нивелировать последствия этого прорыва?

Лорд Никки Лорэ, внимательно наблюдал за своим подчинённым, и его в какой-то степени забавляло то, как Ричи старался быть таким же, как и он. Однако внешне это никак не проявлялось. У сановника даже проскочила безумная мысль: — 'А что будет с Ричардом, если я его вышвырну из своей конторы? От своего сословия он уже слишком отдалился, а в мой круг его никогда не примут — нет ни особых успехов, ни породы. Эх, пропадёт ..., и весьма скоропостижно‟. — Но быстро отказался от такого решения. На данный момент этот альбинос весьма ценный для него служащий. Да и сам Смит находил в происходящих с молодым человеком изменениях некую забаву — отдушину в своих нескончаемых трудах.

А отставной полковник, не ведая того, что происходит в головах у его работодателя и его зама, злился на обоих и, боясь утерять подписание дальнейших контрактов, судорожно старался оправдаться:

— Ну-у, мы... это э-э.... Для поднятия боевого духа подконтрольных нам вооружённых сил, э-э-э... будем использовать видеозапись разбитой бронетанковой колоны. Э-э-э.... Той, что отвлекала наши силы от основного прорыва. ...

Отставному полковнику Ольгерду Свейну, было невдомёк, что по планам его контрактодателей, предусматривалось несколько вариантов развития, и все они в той, или иной степени вписывались в сценарий происходящих событий. А что насчёт сегодняшней взбучки, так она была проведена в профилактических целях — дабы он, как один из многих исполнителей их проекта, не сильно то и расслаблялся. ...

— Цыц, старая! Не то пристрелю! — Кныш, зло и грубо оттолкнул от себя голосящую на всю округу женщину, и свободной от узла с реквизированными вещами рукой, переместил из-за спины весящий на ремне автомат. — Чё орёшь как резаная? Мы за твою свободу свою кровь проливаем: а тебе этого барахла жалко для нас. У курва! ...

— А может ты Сепаратистка?! — Это уже не умолчал Манул: наведя на низкорослую, черноволосую, немного полноватую женщину дуло пистолета. — Так мы таких предателей в расход, без всякого суда и следствия пускаем. — Последнюю фразу, Богдан проговорил угрожающе тихо, и с недобрым прищуром.

— Ой! Батюшки святы! ... Успокойся Ароновна! Хрен с ними — с этими шмотками, сейчас главное в живых остаться, а имущество ты себе ещё наживёшь. — Рыжая, худосочная баба, на первый взгляд выглядевшая ровесницей пострадавшей, буквально повисла на ограбленной бойцами ревгвардии женщине, стараясь таким образом, не подпустить её к вооружённым мародёрам.

— Да как же так, Викуля?! Как же так можно?! — Истерично писклявым голосом, отвечала толстушка. — Сперва, с утра пораньше заявились одни из этих, так сказать защитников, да так избили моих Яшу с Мариком, так, что они теперь оба лежат в больнице, причём с серьёзными травмами! Те ироды, понимаешь ли, забрали, телевизор, Яшин ноутбук, смартфон. А теперь. Явились эти и выгребли всё, все, что не унесли утренние 'гости‟! Всё то, что имеет хоть какую то ценность! Даже сняли с меня кольца и сорвали цепку с кулоном — подарки моего Марика. Да и я дура, не догадалась их сама заранее снять с себя подарки своего мужа и понадёжнее их спрятать! ...

— Пошли вон, дуры! Хорош выть как белуги! Замолкли! — Выкрикнул Минька, которому надоело слушать эти причитания, и он дал в небо длинную автоматную очередь. — Не то порешу, прямо здесь!

Обе женщины, как и неизменно собирающиеся в таких случаях ротозеи, те которые глазели на чужое горе, не сильно то и приближаясь к месту событий, испуганно присели, и все они разом смолкли. А грабители, довольные достигнутым эффектом, вальяжной походкой, неспешно пошли к своей машине, унося свою добычу. Стоявшая на полусогнутых ногах Ароновна, со следами слёз на немного перекошенным из-за свежеполученной гематомы лице, отрешённо смотрела в след безвозвратно уносимому имуществу. А обнявшая ограбленную подругу Виктория вообще застыла как каменное изваяние, плотно зажмурив глаза и боясь не то что пошевелиться, а даже вздохнуть.

Намного позднее, когда не очень богатые трофеи — намного меньше, чем хотелось гвардейцам, были поделены и отправлены по почте домой: Минька и Манул, вернулись в расположение своей роты, и прибывали в весьма приподнятом настроении. Да и чего тут грустить? Родне отправлены очередные подарки с войны; на отнятые у той крикливой бабы деньги, удалось немного 'промочить горло‟. И не только 'промочить‟ самим. Реквизированных средств им хватило на то, чтоб купить сигарет и самогонки для угощения сослуживцев.

Впрочем, дорогие сослуживцы тоже не скучали, как оказалось, поводов для веселья у них и без того хватало. Так что, что стоило друзьям только войти здание старенькой двух этажной школы, именно в этом здании и расквартировалась рота, как их оглушила громко играющая музыка. Вдобавок ко всему, к снайперу и ланковаму кинулся изрядно перебравший спиртного Гриць.

— О! Кого я вижу! Ёхта! — С этими словами, сильно воняющий сивухой и немытым телом боец полез обнимать одновременно Кныша и Ступу. — Ну что братья?! Пойдём с сепарами разбираться?! — Пьяный Гриць, кричал чуть ли не в ухо своим товарищам, от чего они сморщились и, не сильно-то церемонясь, не сговариваясь, оттолкнули пьяньчугу от себя.

От этого толчка, Гриць отшатнулся на несколько шагов: пытаясь сохранить равновесие, замахал руками и каким-то чудом всё-таки удержался на ногах. Его продолжало шатать как дерево во время сильного ветра, а алкоголь, изобилующий в крови, тянул к приключениям. Алкоголь 'отключил‟ мозг, поэтому, гвардеец не обратил внимания на то, что его только что грубо оттолкнули, и не обиделся на это, а повторно предложил:

— Пока вы по городу гуляли, мы тут собрали такую кучу сепаров! Там, пжецеж²⁹, и их шлюхи есть! Пойдём, поучим их родину любить?! А?

Зная, что от этого алкоголика просто так не отбрешешься, ланковый и роёвый, переглянулись меж собой и в итоге, согласились последовать за ним. Честно говоря, всё было не совсем так. Им тоже хотелось посмотреть на тех, кто не так давно, оборонял мятежный город (особенно на представительниц слабого пола). Но здесь, планы и действительность оказались несовместимыми вещами: вход в подвальное помещение перегородила вооружённая пара бойцов в балаклавах, и выглядели они весьма грозно.

— Стоять! — Уже наполовину спустившихся во временный острог гвардейцев, весьма грозно окликнули охранники и передёрнули затворы, нацелив на троицу стволы своих автоматов.

— Вы это... Ёхта. Вы чё, братва? — Залепетал вмиг протрезвевший Гриць. — Чили, только хочу друзьям показать наши трофеи .... Ну тех сепаров, которых мы сегодня по округе насобирали.

— Обойдёшься! Ими отныне занимается только служба безопасности. — Безапелляционно ответил боец, с широкой лычкой бунчужного поперёк погона. — Вы и так 'товар‟ слишком сильно попортили. Скоро наши подъедут, и заберут тех, кто остался в живых. А остальных— покойников, вы этой ночью сами вывезите и закопаете на пустыре. Ясно?!

— Ой, ой, ой! Ку...! — Пьяно кривляясь ответил Гриць и, развернувшись, картинно, и при этом, нелепо имитируя надменную походку, направился прочь. — Тоже мне защитники, ..., нашли су... кого жалеть. Ничего, мы себе ещё завтра найдём. Да получше этих. Эвентуальне³ᴼ.

И уже удалившись от лестницы метров на пять, Гриць, остановившись, скорчив недовольную рожу, соизволил пояснить своим сослуживцам:

— Ну, ведь это, ... ну, мы значит это, ... знать э-э-э, выловили этих бандитов. Ну, э-э-э ... выместили на них свою душу. Так чё такого? Имеем право, пэвне³¹. Пятеро из них, точно против нас воевали, — они имели огнестрельные ранения. Так что, хороший сепар, это мёртвый сепар. Че бы там некоторые не говорили. Да и вообще, ...., значит, э-э-э... предатели родины, лёгкой смерти недостойны...

Глава 18

После того как был вынужденно сдан Ротянск, прошло около месяца, может чуть больше. Однако страсти и переживания по поводу этой трагедии никак не желали утихать. Сторонники боярина Урчика, преподносили это событие как свою великую победу (усиленно смаковали кадры с подбитой техникой своего противника, 'скромно‟ умалчивая, что это были машины отвлекающего удара) — силы самообороны наоборот, комментировали эти кадры словами: — 'Благодаря этой жертве, нам удалось сохранить боеспособные силы и избежать бессмысленных жертв среди мирного населения этого героического города‟.

Проще говоря, идёт не только позиционная война, но и информационная. Та самая битва за умы, которую ни в коем случае нельзя проиграть: даже несмотря на то, что средства для её ведения совершенно не равные. В руках у путчистов, имеются все средства информации, добавьте к ним соцсети, плюс мощная поддержка гласных и тайных спонсоров. А у их оппонентов — доступны только социальная сеть, да мелко тиражные листовки (местные телевизионные сети не в счёт — они не вещают за приделы защищаемой территории), хотя, люди и без того всё видят сами, и на собственной шкуре ощущают все 'блага‟ принесённые их бывшими согражданами. Да, да, именно бывшими. Так как если кто-то, подло вонзит вам в спину нож, заявляя, что имеет на это право потому что вы не такой как он, и вы каким-то чудом выживете, то непременно приложите все силы, чтоб максимально изолироваться такого соседа. Если кто-то поступит иначе, то про такого человека говорят: — 'Да, он уже не жилец на этом свете, не жилец‟. — Впрочем. Можно привести и другой пример: если ваш сосед, кидается на вас, размахивая кулаками, при этом голословно утверждая, что вы не имеете право жить в своей квартире, дескать, она отныне принадлежит ему, и только ему. То все окружающие вас люди, благоразумно согласятся с вашими словами: — 'Я больше никогда не распахну перед ним двери своего жилища и, пусть он держится от меня подальше‟. — И поддержат вас в этом решении. Правда, если кто-то, по злому умыслу не 'запудрит‟ им мозги — ловко исказив факты. ...

И это утро не принесло нечего нового. Нет, в привычном смысле этого выражения, полного постоянства не было, хотя ..., всё происходящее было ожидаемо и весьма предсказуемо. В этой адской круговерти менялись только координаты, по которым наносились мощные артналёты и чаще всего, под ними гибли ни в чём неповинные люди. В общем, на недавно ещё мирных землях шла гражданская война и, всё на ней происходило как по накатанному — путчисты, невзирая на боевые потери, усиливали нажим, стараясь широкими охватами окружить повстанцев и отрезать их от границы соседнего государства. А последние, как могут, сопротивляются этому, и даже умудрились создать один большой 'котёл‟ и несколько маленьких.

А сейчас. Земля вздрогнула от близкого разрыва, как будто испугалась: казалось, она вся напряглась, вытянулась струной и застонала от причиняемой ей боли. И этот горестный стон слился в один протяжный вой, перемешавшись со звуками падающих с небес тяжёлых снарядов, погибающими от них деревьями — из окрестных лесопосадок. Как известно, на войне всё несправедливо и неправильно — умирают дети, да и деревья встречают смерть не стоя, а падая от слишком сильной ударной волны, или из-за разлетевшегося в труху ствола — последствие прямого попадания снаряда. Дикие животные и птицы, испуганные непонятным для них грохотом покидают, привычные места обитания. А хищники и стервятники наоборот, стягиваются к местам отгремевших боёв, и жируют...

Всё гудело и тряслось — как будто погибающее живое существо в предсмертных судорогах; с потолка, сквозь щели между брёвнами, напоминая собой кровь земли, посыпались тонкие струйки песка. Можно было сказать, что здесь и сейчас наступил апокалиптический хаос, и только люди, ночевавшие на передовой, не поддались охватившей окружающий мир панике. Уж кто-кто, а они давно привыкли к этим будням войны и относились к их проявлению как к неизбежному злу: — 'Коли суждено погибнуть сейчас, так некуда от этого не денешься, делай всё, что должен делать, и не мечись как затравленный заяц. Да и как не крути, а чужая смерть к тебе всё равно не прилетит‟. — Проще говоря, бойцы, да и не только они, устали постоянно бояться и если так можно сказать: относились ко всему происходящему относительно спокойно, со здоровой долей фатализма. Нет, от страха люди не избавились, просто его ощущение сильно притупилось, стало незаметным, и он стал грызть людские души изнутри.

Васка, проснувшийся от первого, и судя по всему, самого близкого от землянки разрыва. Он не заметался, не закричал — посылая изысканную хулу на головы проклятых урчиков. Привыкший к войне боец просто сел на своей лежанке, огляделся, пытаясь с просонек понять где он находится и как будто ничего страшного не происходило, и включил фонарик, направив его луч в потолок: подсветив таким образом полутьму нехитрого жилища. Убедившись, что его бойцы не паникуют (Ринч обеспокоился только за поведение двух, ещё не обстрелянных новичков), парочка новобранцев, сидела в углу, и ожидала от командира приказов. Впрочем, они всё равно разительно отличались от бывалых солдат, и все признаки испуга, без особого труда, читались в их взглядах.

— Ничего. — Подумал Бизон. — Для первого раза они ведут себя даже слишком спокойно. Хотя чего тут удивляться? 'Сто пудов‟. До прихода ко мне, они не раз попадали под обстрел. Ведь грё ... путчисты больше стреляют по жилым районам. Паскуды.

— Ну что братушки?! — Васка по привычке дублировал слова жестами: в бою иначе могут и не понять. — Как всё утихнет, мы должны быть готовы к отражению возможного нападения. Чую что эти паскуды вот, вот полезут к нам.

Васка знал, что их небольшая группировка, окопавшаяся неподалёку от Брантданска сильно уязвима — не существует сплошной линии фронта, и именно поэтому, дозорные и мобильные патрули, несут круглосуточное дежурство. Именно по его приказу бойцы располагались в специально оборудованных секретах не только во фронт но и по флангам. Однако, как командир, Ринч прекрасно понимал, что в такие мгновения, когда рядом с тобой, смерть устроила свой ужасный пляс, подчинённых нужно хоть чем-то занять. Вот в этом направлении он и отработал.

— Всем проверить оружие, и наличие боеприпасов. — Эти слова относились ко всем бойцам в землянке. — Клопы³² в любой момент могут пойти в атаку. И ещё. Рекс, это уже только тебя касается. Пояснил командир, строго посмотрев на лысого бойца. — Ты вроде бы взрослый мужик, а пижониш как сопливый подросток. Немедленно одень свой броник; и больше не вздумай без него лесть в бой. А если же ты, хрыщ блистательный, так сильно желаешь сдохнуть, то скажи об этом мне, на ушко шепни — пристрелю, чтоб не мучился.

Казалось, ничего смешного не было сказано, однако бойцы заулыбались, а пристыженный Иван Саныч, окинул злым взглядом своих товарищей, и нехотя потянулся к изголовью своей лежанки, откуда и извлёк на всеобщее обозрение столь ненавистный ему бронежилет. Вот только этому неспешному действию, было не суждено дойти до логического завершения: неожиданно у Бизона ожила рация.

— Всем. Восемь, восемь. — Прозвучал искажённый эфиром до неузнаваемости голос. — Урчики выдвигают на исходные позиции свою бронетехнику — по всему фронту. Повторяю. ...

Не дожидаясь команды, все бойцы пришли в движение. К выходу из землянки ринулся и Рекс. Однако его остановил окрик Ринча:

— Раскидин, стоять! Ты случаем ничего не забыл?! — С этими словами, Васка указал рукою на сиротливо брошенный на топчане броник.

Пришлось бойцу возвращаться, и под чутким взором командира, водружать на свои усталые плечи ненавистную тяжесть броника. Как не вспыльчив был в общении Иван, однако он знал, что Ринч всё равно настоит на своём и всё равно заставит сделать так, как нужно ему: так как он считает нужным. Вот и зафиксирована последняя застёжка, и в руки взято оружие. 'Ну всё. Вперёд‟. — Команда прозвучала немного насмешливым тоном.

А тем временем, разрывы стали редкими, и менее мощными. Это значило только одно: артподготовка окончена и скорее всего, сейчас, в бой вступили танки, а отсутствие трескотни автоматического оружия говорило о том, что пехотная поддержка техники или отсутствует, или ждёт особой команды.

Как оказалось, Ринч в своих выводах был недалёк от истины. Вражеские танки шли в лобовую атаку по всему фронту, и продолжали вести беглый огонь из своих орудий. А уже за ними, двигались боевые машины пехоты — правда огня они не вели. И это было странно. Разведка докладывала об отсутствии у врага большого количества танков: а это значит, что вряд ли Клопы, в данном бою, способны нанести фланговые удары. У них для этого просто нет сил: — 'Снова у них всё через ж..., или эти козлы чего-то мудрят ‟. — Тихо выругался Безон, окинув видимый участок поля битвы. Была ещё одна хорошая новость. Недолгая вражеская артподготовка не нанесла видимого вреда позициям, а его бойцы, успели занять свои огневые ячейки и ждут дальнейших команд. Так что, пока всё идёт не так уж и плохо.

'Не стрелять! Ждём команды! — Выкрикнул Васка, и его приказ, подхваченный младшими командирами, понёсся над окопами. — Гранатомётчики! Подпустить технику на расстояние эффективного выстрела и бить в слабые места! Чтобы наверняка! ПТРщики, на вас БМПшки!‟

А тем временем, танки урчиков, ползли вперёд и продолжали вести спешный огонь, рискуя слишком быстро исчерпать свой боекомплект. К этому нужно добавить то, что боевая подготовка урчиков была ниже среднего уровня, — несмотря на стабилизацию ствола, и современные прицелы, позволяющие существенно повысить точность огня: снаряды рвались или с недолётом, или с сильным перелётом, и не одного попадания по окопавшимся ополченцам. И тут, как сглазили. Враг пристрелялся, и среди траншей, стали появляться первые султаны взрывов. Они вздыбливались, полнимая в воздух не только землю и укрепляющие стены окопов брёвна, но и какие-то ошмётки, которые могли быть как мешками с землёй, так и.... В общей какофонии, появились звуки стрельбы из личного автоматического оружия — значит, в бой вступили и мотострелки. А беда, как это принято говорить: — 'Никогда не приходит одна‟. Вот и сейчас. Левый фланг обороняющихся, без приказа и абсолютно бестолково пошёл в атаку. Заметив это безобразие, Бизон на какие-то доли секунды опешил. Приказа к таким действиям он не отдавал, поэтому всё происходящее было для него абсолютно непонятно.

— Что там вообразил из себя Винт, поднимая своих людей из окопов? — Понеслась в голове Васки череда вопросов. — Да и жив ли Смирнов (позывной Винт)? Может быть, его уже нет в живых, и его бойцы пошли в атаку от отчаяния?

Однако оптика бинокля позволила заметить комвзвода Смирнова: тот находясь в окопе, что-то кричал, махал руками, и выгонял своих подчинённых из-под его защиты. Обречённые бойцы выскакивали, делали несколько шагов и падали. Что было этому причиной, или смерть от пуль и осколков, или людей прижимал к земле огонь открытый противником? Да и на вызовы по рации Винт не отвечал.

— Виселуха! ... Мать твою перетак! ... — Заорал Ринч выдавая такие матерные коленца: чьим изворотам мог позавидовать и бывалый боцман. — ... Бери пятерых своих бойцов ... бога мать ..., ... дышло, и немедленно уйми эту пас...у! Да наведи там порядок!

Вадим Подопригора (находившийся со своим взводом в резерве) и без того видел всё, поэтому, не дослушав приказ, кинулся к землянке в которой располагались его бойцы. И вскоре, взяв с собой положенное количество воинов, пробирался с ними по имеющимся ходам сообщения к окопам Смирнова.

А Васка продолжал руководить течением боя. Он, старался точнее и без лишних эмоций оценивать обстановку, отдавал приказы, при этом, всё равно, слишком часто посматривая на левый фланг. Его мысли снова и снова возвращались к началу боя. И Бизон никак не мог понять. Зачем Винт так глупо поднял своих людей в атаку? Для контратаки слишком рано, так как враг ещё не выдохся — не понёс существенных потерь; да и задачи ворваться на позиции противника, 'повиснув у него на плечах‟, просто не стояло. Для таких бестолковых атак, тоже не было причины. Перед Рысями не ставилось задачи, постоянно беспокоить врага и этим 'приковать‟ его к себе — дабы лишить его возможности перекинуть силы на другой участок. В общем. Что двигало взводным Смирновым, было совершенно непонятно.

И вот. Благодаря тому, что Винт своими действиями грозил зазря 'положить‟ кучу народа и сдать так удачно выбранные позиции: Васка был вынужден распылять силы и внимание. И ему пришлось, в ущерб огневой плотности отдельных участков, открывать продольную стрельбу в опасном направлении, отвлекая таким образом хоть какую-то часть атакующих левый фланг сил на себя. С одной стороны такой огонь более эффективный, но .... Бизон понимая всю критичность сложившейся обстановки, делал всё, чтоб враг не смял взвод Смирнова и не вынес ударом оттуда, сразу всё подразделение. Он даже отослал вдогонку уже ушедшей группы почти весь свой резерв (кроме бронетехники, которую вынужденно командировали для ликвидации одного из недавно возникших малых котлов).

Очередной взгляд на фланг, и Бизону показалось, что он заметил завершение хука, которым Веселуха отправил в нокаут 'слетевшего с катушек‟ Винта. Далее, было видно как и подчинённые Вадима, отчаянно жестикулируя, стали отдавать какие-то команды. От увиденного, у Ринча отлегло от сердца, к тому же, многие из лежащих за бруствером бойцов 'ожили‟ и поползли в укрытие: но к несчастью, сделали это не все.

— Да-а-а! — Радостно закричал кто-то неподалёку от Васки (в сторону левого фланга смотрели не все, и поэтому не подозревали о нависшей над ними опасности). — Есть! Командир! Старый так вмазал по клопам ПТУРом! Да! Он попал, точно в маску танковой пушки!...

Бизон отвлёкся на этот крик, и увидел тот самый танк урчиков, он горел, выпуская из всех щелей снопы искр и пламени, и почти тут же, детонировал оставшийся в нём боезапас. Башня боевой машины чуть приподнялась — выпуская из-под погона клубы огня, море искр и клубы дыма, и нехотя, как в замедленной съёмке, съехала в бок, и немного вперёд.

Порадовал и косвенный огонь³³: ещё один бронированный монстр сильно задымил. Отвлекаясь на эти события, Ринч не сразу понял, что находящаяся в его руках рация 'ожила‟.

— ... Безон, отзовись! Это Веселуха!

— На связи, Безон!

— Всё! Здесь всё под контролем! Восстанавливаем оборону! ...

— В чём проблема?!

— Да эти обезьяны, Винт и пара его дружков, пьяны вдрызг, как свиньи!

— Ты их в расход пустил?!

— Нет!

— Почему?!

— Судить будем! Чтоб другие знали, и в будущем, всем неповадно было так нажираться!

Пока в эфире шёл этот диалог, бой стал затихать. Видимо командование ревгвардии поняло, что взять позиции сил самообороны во фронт не получится; а было наметившийся захват фланга, тоже сорвался, и поэтому, дало команду на отход. Урчики ещё вели огонь по позициям отряда, но, уже пятились назад, оставляя на поле боя подбитую технику и трупы своих бойцов — из числа тех, кто в конце атаки, покинул БТР и успел развернуться в цепь. Всё-таки путчисты, не особо считались со своими потерями: казалось, что они специально вели на убой самых активных исполнителей своего переворота.

Не прошло и двадцати минут с того момента как прогремел последний взрыв снаряда и был произведён запоздалый винтовочный выстрел: а весь отряд Рысь (кроме секретов) был построен в районе заброшенного автопарка. Это автотранспортное хозяйство, находилось в тылу у ополченцев (здесь, определение ополченцы спорно, ибо, бойцы, в воинском умении и слаженности, давно не уступали регулярным войскам), разделяя своей территорией город, и оборонительные укрепления.

Именно эту, частично пострадавшую от постоянных бомбёжек и обстрелов территорию, повстанцы частенько использовали под склады боеприпасов, стоянку бронетехники и прочих хозяйственных нужд. А сей час, на импровизированном плацу, должен был состояться суд над виновниками необоснованно понесённых потерь — гибели трёх и пяти раненых человек. Вроде бы все были построены, несмотря на усталость после боя, однако подсудимых всё никак не выводили.

Как в этой жизни бывает, объяснение этой задержки было до банальности простым. Бизон, перед тем как зайти в импровизированную камеру, ту одиночку, куда усадили пьяного Винта, осмотрел тела погибших бойцов. От осознания того, что эти люди погибли из-за неадекватных приказов пьяного взводного, в груди у Васки всё вскипело. Скорее всего, в большей степени он винил себя: потому что это было его упущение — он недоглядел. Не понял, что именно этот человек может поддаться соблазну, напиться, находясь на передовой (на то, что для снятия стресса иногда понемногу пьют все, никто не обращал внимания: но набираться до отключения мозга ...). Нарастающая злость, усиливаемая обидой за то, что ничего невозможно переиграть — переиначить, всё это рвалось наружу, и прорвалось.

Всё что удерживало эмоции, рухнуло. И произошло это, когда Ринч войдя в камеру, увидел безмятежно спящего Смирнова.

'Встать мразь! Вставай С...‟ — Закричал Ринч.

Продолжая орать, Васка подскочил к Винту, и пару раз, сильно удал его ногой — оба пинка пришлись в область ягодиц. Спящий мужчина что-то пьяно пробормотал, возмущаясь столь неприятной побудкой. Однако расслышав и узнав голос своего командира, как мог быстро — опираясь руками о стену, поднялся на ноги.

'Ты чего паскуда творишь?! А?! — Голос Ринча, извергающий в основном отборный мат, разносясь по комнате служившей одной из камер гауптвахты, резал уши. — Су...‟

Вадим Смирнов молчал, и нечего не понимающим взглядом смотрел на командира. А это только усиливало ярость последнего. В подтверждение этого вывода, Винт пару раз падал от ударов в челюсть, и снова подымался. Правда, при этом он старался закрываться от летящих в его голову кулаков Бизона. Так что неизвестно чем бы это всё окончилось, однако Васка резко остановился, с нескрываемым омерзением во взгляде, осмотрел избиваемого им человека, и буквально выдавил из себя:

'Так хочется тебя прибить. Гадёныш. Однако это для тебя слишком лёгкий выход. Судить тебя будем. — Не оборачиваясь, 'бросая‟ слова через плечо, он обратился к стоявшим возле входа в камеру бойцам. — Вакха, Сыч, что хотите делайте, но, через пол часа, это у...ще должно быть трезво, и стоять перед строем‟.

' Сделаем. — С недоброй улыбкой ответил Вилтих. — У меня кстати, нашатырь имеется — откачаем ‟.

Каких волевых усилий и насилия над собой потребовал от Ринча переход от слепой ярости к холодной рассудительности, этого не знает никто. Как и того, что стоило то спокойствие, с которым Васка выступал перед бойцами: указывая на потупившегося Смирнова, тогда, когда он озвучивал вынесенный им приговор — расстрел. Какого это было лишать жизни того, с кем он не раз ходил в атаку. Но поступить иначе было нельзя: — 'Простишь сейчас, такое же происшествие повторится снова. И прервать череду таких ЧП, будет намного труднее — обойдётся это большими жертвами‟. — Поэтому. Бизон приговорил. А затем, сам командовал назначенной им же расстрельной командой. А собутыльников Винта, судили на следующее утро — сразу же после окончания короткого артналёта, и приговорили к 'проходу сквозь строй‟. Во время этой экзекуции, бойцы, не сильно усердствуя, охаживали провинившихся розгами (главное было не причинение увечья, а моральная составляющая этого действия) после чего, тех, с позором изгнали из отряда. Может быть, это наказание выглядело слишком диким и варварским: однако, оно было лучше расстрела, а заодно, позволяло наглядно показать, что подобное нарушение дисциплины прощаться не будет.

Лорд Никки Лорэ Вильсон-Смит, негодовал. До такой точки кипения он доходил не часто, и таким его почти никто не видел. В 'стрессовом зале‟ — именно такое неофициальное название закрепилось за этим помещением, стоял дикий ор пьяного хозяина замка, звон бьющейся посуды; дополняемый редким грохотом падающей мебели. ...

А началось всё, как обычно — поездки в свой офис, только с самого утра, да собеседников у лорда было больше обычного. Никки долго общался со своими подчинёнными (не ограничился узким кругом среднего руководящего звена), после чего, он неожиданно прервал свой рабочий день и вернулся в свой замок. Где просидел в библиотеке около полутора часов; 'рылся‟ в интернете, изучая статьи, выступления и заявления публичных политиков. Так что, в нужное крыло здания, он шёл с нервно блестящими глазами и пунцово горящими щеками. И это было первым сигналом для посвящённой прислуги, — подтверждением того, что относительно скоро у них прибавится забот, стало то, что входя в 'стрессовый зал‟, Вильсон-Смит запер за собою все двери.

И уже находясь в полном одиночестве, потомок обедневшего, но очень древнего рода, открыл бар и взял из него большую бутыль с высокоградусным напитком, после чего приступил к снятию стресса при помощи алкоголя (чего в повседневной жизни он себе не позволял).

— Вы что, думаете что я каменный?! — Неожиданно прозвучал под сводами небольшого зала Нервозно дребезжащий, пьяный голос Лорэ и через секунду, недопитая бутылка виски разбилась о стену, на которой красовались портреты нескольких конгрессменов. — Думаете, у меня нет права на личную жизнь?! Уверены что мне больше нечего делать, как ликвидировать огрехи в вашей политике?! Ненавижу!

В один из портретов врезался лёгкий стул, тот на котором только что сидел Вильсон-Смит. Удар был такой силы, что древесина, из которой был сделан этот предмет мебели, не выдержала, раздался треск и её обломки разлетелись по сторонам. Само же полотно картины спасло бронированное стекло, предусмотрительно установленное на всех портретах.

Не прошло и пары секунд, как та же судьба, постигла и недопитый бокал дорогого поила.

— А-а-а! ...

Дальше зазвучала череда выражений, фраз, высказываний, достойных низших работников порта и матёрых таксистов, особенно когда последние выясняют при помощи кулаков отношения со своими коллегами. Здесь выговаривалось и то, что он думает обо всех этих публичных людях вообще, и о каждом из них в отдельности. Тирада иногда прерывалась для выбора очередной бутылки с алкоголем, нескольких глотков из неё; проклятия какого либо валяющегося на полу предмета мебели, через который Никки спотыкался, и 'прицельный‟ бросок бутылки в изображение очередного весящего на стене 'оппонента‟.

Лорэ не стеснялся в выражениях. Особенно животрепещуще он говорил о пресс секретарях, тех кто пришёл на сою должность в спокойный период — когда всем казалось что всемирный авторитет королевства непоколебим, а его могущество неоспоримо. Этих пустышках, чьему продвижению по служебной лестнице способствовала только клановая принадлежность.

— Вы, ...! Вы способны только светить своими мордашками, улыбаться! Но ни одна ... из вас не способна достойно ответить на какой-либо каверзный вопрос! Последнее время, что-то я не вижу, чтоб вы ... с честью выкрутились из сложной ситуации! Привыкли ..., почивать на чужих лаврах! ... А ведь этот запас прочности когда-либо закончится! ... А ответ за последствия ваших ляпов, должен держать я, и мне подобные! Нам всё ваше дерьмо и расхлёбывать! ...

Через определённое время (давно уточнённое опытным путём), двери стрессового зала были временно открыты, и в них прошмыгнули несколько специальных служанок, в чьи обязанность входили только особые услуги. ... А со следующего утра, в зале начнутся восстановительные работы. Что тут сказать? Постоянное сдерживание эмоций, временами требует выхода. Иначе эти самые эмоции уничтожат, 'сожгут‟ своего носителя.

Товарищеский суд над собутыльниками Винта был окончен, и обошлось всё малой кровью. Так как приговорённые к избиению розгами, после экзекуции могли не только самостоятельно стоять на своих ногах, но и чувствовали себя относительно хорошо. Что и не удивительно, — нужно было достижение наглядного примера, а не физическое увечье. Так что напоследок, попросив у бойцов прощение за совершённый проступок, и поблагодарив за урок: изгнанные из отряда пьяницы, самостоятельно покинули его расположение.

Вроде всё окончилось хорошо — нездоровый прецедент пресечён на корню и подобное вряд ли повторится. Как говорится в старых сказках: — 'Зло наказано и отныне, можно жить — поживать, и добро наживать‟. — Куда там. Васка, распустив личный состав отряда, какое-то время, буквально на физическом уровне ощущал необходимость 'выпустить пар‟. Что и не удивительно. Описание этой душевной муки не поймут те, кто ни разу в жизни не стоял перед тяжкой дилеммой: — 'Жить ли человеку (ещё недавно находившемуся с тобой в одном окопе и делившемуся последним табаком), или нет‟. Да и общее положение на фронтах необъявленной, но, активно ведущейся войны, было критическим. А именно, Урчики, не смотря на потери, продолжали вести активные боевые действия, усиленно применяли как тяжёлую артиллерию так и всю оставшуюся у них авиацию. В общем, положение у ополченцев было тяжёлым, критичным, но как это ни странно, морально-боевой дух был на весьма высоком уровне. ...

Вот только для рефлексии, у Бизона времени не было — его попросту ни на что не хватало. Поэтому, не успело пройти и получаса, а Васке пришлось созывать своих командиров среднего звена и вместе с ними писать очередной рапорт о том, что заметила на вражеской территории его вернувшаяся под утро ДРГ³⁴; обобщая эти данные с докладами позиционных наблюдателей. Уточнять, что из боеприпасов и вооружения нужно срочно востребовать в 'Военторге‟. ... Дел 'срочно-обморочно‟ требующих его внимания хватало сверх головы. И такая неотложная текучка 'засасывала‟ настолько, что не только полноценный сон, но и короткая встреча со своей любимой Эллочкой — вне служебных обязанностей, для него стали несбыточной, заоблачной мечтой. Были конечно редкие — не запланированные встречи, но они получались слишком мимолётными, и всегда кто либо их прерывал, — по особо неотложному делу.

Нельзя сказать что на передовой, у солдата — по сравнению с его командиром, более завидная жизнь. Опасности и тягот военного быта хватает на всех — не зависимо от занимаемой должности. Но если боец не в наряде, никто не стреляет и оружие в полном порядке, то он может потратить некоторое время на отдых — поспать или пообщаться с товарищами. Чем солдаты обычно и пользовались — при первой же подвернувшейся им возможности.

Именно этим весьма увлекательным делом, в данный отрезок времени, и занималась небольшая группа бойцов. Они сидели в курилке, 'центром притяжения‟ в которой был покрытый окалиной колёсный диск от грузовика — а может быть и автоприцепа. Люди сидели, нежась в первых лучах солнца, где-то в глубине души радуясь наступившей тишине. Они устало сутулились и, по сформированной осознанием постоянной опасности вражеского нападения привычке, не выпускали из рук личного оружия. Над этой группкой, образно говоря, лениво клубясь, подымался к небу табачный дым и убаюкивающей колыбельной, звучал хорошо поставленный бас, изредка перебиваемый прокуренным голосом оппонента. В этом разговоре, участвовали двое из присутствующих, а остальные, только слушали, и внимали каждому сказанному спорщиками слову.

— ... И нефиг мне мозг выносить. — Гнусаво просипел охрипший мужичок. — Я к тебе в душу не лезу, вот и ты не смей мою теребить. Как-нибудь сам со своими переживаниями справлюсь, а понадобится, и за свои грехи отвечу — но не перед тобой ....

— Бог с тобой, если не хочешь, то я тебя ни к чему не неволю. — Обладатель бархатного баса, по — отечески тепло улыбался, был на удивление худощав, что немного смущало людей, впервые общавшихся с этим человеком. — Ты обратился ко мне, задал вопрос, я тебе ответил.

— Дядь Лёха, ну что ты так бычишься? В самом то деле. ... — Заступился за обладателя весьма колоритного голоса боец, по виду мальчишка, максимум только что окончивший школу. — Коль тебе было не интересно. То, какого фига ты этот вопрос вообще задал?

— Да хотел послушать, как Серафим будет нам 'опиум для народа‟ втюхивать.

— Жалко мне тебя Игнат. — Беззлобно глядя как на малого, неразумного дитя, пробасил тот, кого только что назвали Серафимом. — Озлобился ты на весь мир, и эта злоба тебя изнутри сжигает. Отбрось гордыню, откройся, позволь мне исцелить твою душу.

— Прямо при всех, при всей этой честной компании, будешь исповедовать?! — Ответ прозвучал с нескрываемым саркастическим вызовом.

— Нет. Как почувствуешь что готов. Милости прошу.... Подходи в любое время, поговорим наедине — без лишних ушей. А на заданный тобой вопрос, я всё же отвечу. Нет точной даты конца света — не указано ни года, ни его приблизительного века.

— Так это значит, что его вовсе не будет? Враки это поповские!

— Будет. Только его наступление зависит от самих людей — когда их стараниями исчезнет граница между добром и злом.

— Так этого никогда не случится. — Обладатель прокуренного голоса возликовал как будто он только что уличил своего оппонента во лжи. — Все люди знают и видят эту границу. Нельзя перепутать что хорошо, а что плохо — что есть зло, а что добродетель.

Ответом этому прозвучал долгий и тяжкий вздох, после которого последовало вкрадчивое объяснение:

— В мире не всё так просто Алексей, так что сразу во всём не разберёшь. На то он и лукавый, с его кознями: ты его из двери, а он, под новой личиной в окно лезет. Вот вы все посмотрите вокруг, да повнимательнее, и сами увидите как человечество, подавшись искушениям, само, своими руками приближает этот самый Армагеддон. Вот уже и вора пытаются оправдать, мол, он не такой уж и плохой, — не виноватый он, просто у него такая болезнь — природой, от рождения заложена. Бедолагу пожалеть надобно, а не наказывать. Смотрим дальше. Во многих странах, уже и мужеложство становится нормой. Внушили людям, мол, представители сексуальных меньшинств очень милые люди, и достойны проведение парадов и прочей популяризации своего образа жизни. Что? Неужто этих предвестников беды мало? Идём дальше. Самый страшный грех — самоубийство, его переименовали, назвали добровольной эвтаназией и она преподносится всем обывателям как благо. И эту тенденцию оправдывают свободой выбора и самовыражения. Да что мне вам про это говорить? Вы сами всё видите.

Серафим тяжко вздохнул, обречённо махнул рукой, и, помолчав не более пары минут, продолжил:

— Вот мы с вами сейчас и противостоим этому движению человечества к этой пропасти. Стараемся, не позволяем слепнущему миру так лихо мчаться в эту бездну.

Однако Алексей не унимался:

— Ну-у-у, ты и загнул. Если верить тебе, то он, тот самый мир, этакие упыри — придурки и самоубийцы, а мы этакие ангелы спасители и витязи — золото, а не люди. Прямо пробы ставить негде.

— Снова ты Лёха стараешься выглядеть глупее, и хуже чем есть. Как я уже говорил: — 'Мир намного сложнее‟ — в нём нет абсолютных злодеев. Лукавый действует намного тоньше и хитрее — в его распоряжении века и миллионы оступившихся душ. А его излюбленные инструменты это корысть, блуд, честолюбие и прочие человеческие пороки. Играя на этом, он постепенно и завладевает людскими умами и душами.

— Тебя послушать, так такую тягомотину несёшь.... Только, как этим объяснить всё то, что сейчас происходит на нашей земле? Как эту твою возвышенную болтовню, притянуть к объяснению этой, — пришедшей на мою родину беде?

— Ну, если ты так желаешь, поговорю с тобой как с убеждённым атеистом. А начнём с того, что как ты знаешь, нас вылудили взять в руки оружие и встать на защиту своей земли, своей Родины — нас и наших детей начали методично истреблять. Далее. В нашей стране, у власти, слишком долго прибывали временщики, — те, кто поклоняется только золотому тельцу — думает только о пополнении своей мошны. И как это свойственно для подобных личностей, в своей слепой погоне за наживой, они разваливали экономику страны, той которой они по идее должны были служить. Для достижения 'быстрого навара‟, наши правители и их прихлебатели банкротили и продавали всё, до чего только дотягивались поганые их ручонки. Да и тем зарубежным спонсорам, кто помогал этим мелочным людишкам прийти к власти, от такого бардака тоже есть прямая выгода. Они получают возможность грабить страну как недоразвитую колонию, и им можно не бояться, что они будут призваны за это к ответу — законы оголтелого свободного рынка. А тем временем, наше отечественное производство чахнет и уходит в небытие, а некогда выпускаемую им продукцию замещает импорт. Ну и граждане разоряемой страны охотно скупают именно его — поддерживая тем самым пресловутого зарубежного производителя. Да только не нам их судить....

— Ага! А за какие шиши, мы этот самый импорт в дальнейшем покупать будем? Все деньги не манна небесная, имеют свойство когда-либо заканчиваться. Чай там не дураки сидят, должны это понимать. Нескладуха какая-то у тебя получается.

Было видно, что озвученные осипшим бойцом вопрос и сделанный им вывод, заинтересовали всех присутствующих.

— Было бы желание, а денежка на заграничный товар всегда найдётся: продадутся за гроши наши ставшие невостребованными высококлассные специалисты, — те, кто пока что держится. А с ними, утекут и высокие технологии, в которых мы пока что сильны — опыт и потенциал накопленный предыдущими поколениями.

— Ну продали мы всё это. Довольно таки быстро и весьма благополучно просрали вырученные деньги. А дальше что? За что будем этот самый импорт покупать? Снова не складывается чего-то.

— А ты Алексей сам подумай. В Житице ещё есть леса, которые можно долго вырубать и продавать за кордон, есть другие природные ресурсы. Добавь к этому сверх дешёвую рабочую силу — с голодухи согласную на любую, даже унизительную работу. А сколько девочек, а скорее всего и мальчиков пополнит ряды представителей древнейшей профессии? Надо же кому-то обслуживать иноземных извращенцев: вот и создадут на нашей земле для этих тварей заповедник. Вот тебе и новые поступления денег — секс туризм. Так что постоянный круговорот денег обеспечен. Да и вот — главное. На территории разорённой страны можно открыть любые, даже особо вредные для природы производства. — Серафим ненадолго замолчал, поочерёдно посмотрел в лицо каждому из окружающих его мужчин и подытожил. — Вот к этому нас и вели былые правители — только незаметно, потихонечку. А сейчас, по неизвестным для нас причинам, это делается в максимально ускоренном варианте. И делается это теми, кто узурпировал власть в результате последнего дворцового переворота. Точнее марионетками тех, кто их подтолкнул княжество к такому бл...у. А мы с вами, находимся на передовой по защите своей земли, своей твердыни. Можно сказать, всего мира. И как можем, так и противостоим этим богомерзким деяниям. ...

Серафим, чернец одного из монастырей Житицы, покинувший стены своей обители для защиты родной земли — по разрешению настоятеля своего монастыря, мог бы ещё долго говорить со своими сослуживцами, но его прервал грохот начавшегося артналёта. Так что вся сидевшая в курилке компания, после первого же и весьма близкого разрыва, разбежалась по специально отрытым небольшим укрытиям.

Пока кое кто из бойцов общались в курилке; Вакха писал рапорт о том, что разведала ДРГ находящаяся в его подчинении, а тем временем, та самая разведгруппа, ведомая Раскидиным, незаметно добралась до назначенной точки, где бойцы должны были устроить засаду на рев-гвардейцев. И именно в данный момент, разведчики заканчивали разгрузку пары внедорожников, на которых они привезли необходимые для выполнения задания боеприпасы. Как только бойцы, насколько смогли, обвешались тубусами одноразовых РПГ и по максимуму распределили по разгрузке прочий боеприпас, Рекс тихо прокашлялся и начал отдавать команды:

— Янек, отгони машины в зелёнку, и не забудь, твоя группа должна прикрывать наш тыл.

Самойлов, пятидесятилетний мужчина, носивший этот странный позывной, на несколько мгновений прервал свои дела, оглянулся в сторону командира и незамедлительно ответил: — 'Сделаем‟. — После чего продолжил озадачивать своих подчинённых.

А Раскидин, по опыту знающий, что Игорь, как и его бойцы не подведут, и никакая вражина незаметно не подберётся и не ударит его отряду в спину, отыскал взглядом Рукавицина, и обратился к нему: — 'Мохра, у твоих орлов, сегодня особая роль. Занимаешь указанные позиции и ждёшь наступления нужного момента. И никак иначе‟.

Тут же, без какой либо паузы, и предисловий, Иван немного повысил голос — обращаясь уже ко всей разведгруппе. Эти резкие переходы от одной темы к другой, были свойственны Рексу, особенно когда он хоть немного нервничал, поэтому этому никто не удивлялся.

'Слушают все! Согласно полученным нами же данным, в скором времени, именно на этом фланге Урчики должны нанести нам удар! Наша задача атаковать в самый неожиданный для врага момент. Так что, лежим тихо, и до поры не привлекаем к себе ненужного внимания. Затем. Когда эти твари, после завершения своей атаки, будут отходить, — а отходить они будут кротчайшим — по их точке зрения безопасным путём, то обязательно выйдут на нас. Тудытька, ты со своими людьми шумнёшь, и этим отвлечёшь их внимание на себя. — О том, что этот коварный удар состоится и будет успешно отражён, Раскидин не сомневался, о подготовке противника к нему, знали заблаговременно, и к 'встрече‟ основательно готовились. — И смотри Ава³⁵, не сильно геройствуй: привлеки внимание, и, отходя — выведи этих ... под удар группе Мохры. ...‟

Летучка-инструктаж быстро окончилась; бойцы незаметно выдвинулись на позиции, осмотрелись и замаскировались. После чего, как это часто бывает у фронтовой разведки, во время выполнения большей части их заданий, потянулось время томительного ожидания. Нельзя сказать, что все бойцы с нетерпением ждали появления врага, в такие моменты разных людей посещают разные мысли, и каждый коротает время по-своему. Так что пересказать все эти воспоминания, мысли и тревоги бойцов, попросту нереально. А между тем, хмурое утро, грозившее в любую минуту омыть землю проливным дождём, обрушив на неё низко летящие тучи, неспешно переходило в день. Со стороны противника донеслись пока что слабые звуки работы мощных двигателей бронетехники. И этот звук приближался, точнее, говорил о том, что вскоре, отряды супостатов пройдут неподалёку.

Время идёт, и всё меняется, по небу прошелестели первые, несущие смерть и разрушение снаряды. Впрочем. Звуки не таких уж и далёких разрывов были тихими — сильно заглушались обильно растущими лесопосадками.

— Судя по звукам, они так и не накрыли наш правый фланг! Фигачат по гражданским домам! Су...! — Тихо, но от этого не менее эмоционально, проговорил Кригер, лежавший на опушке небольшого леска — рядом с Савой.

— Тудыть твою налево! Ты Репортёр это, тут зазря не паникуй. Слышь, с каким ужасным разбросом рвутся их снаряды, и скорее всего из артиллерия накрыла пустырь. Может быть, они много беды и не натворят. И вот ещё. Ты свою каску с камерой, одевать не спеши, мало ли что. Вдруг её стёкалки нас как-либо демаскируют. Бликанут, или ещё чего. ...

— Не бойсь Тудятька. Сейчас пасмурно, так что камера нас не демаскирует.

— А ты всё равно не спеши свою камеру расчехлять. Я так говорю.

Как и вся группа, Тудытька с Марком Кригером, выбрал место и затаились так, чтоб из своей лёжки прекрасно видеть всю местность, и им были не только слышны звуки взрывов, ими также наблюдались некоторые дымы — от разрывов артиллерийских снарядов.

'Бл...! Никак что-то на окраине подожгли! ‟ — Кто из разведчиков это выкрикнул было уже не важно — все взгляды бойцов устремились к дымовому столбу, который быстро усиливался и с неимоверной скоростью темнел, становясь всё гуще.

На несколько секунд наступила тишина — если не считать далёкого звука работающих моторов издаваемого приближающейся техникой рев-гвардейцев. И первым заговорил Сёмин:

— Вот тудыть твою налево! Никак это бензоколонка на Кольцевой горит?

— Ага. — Уточнил Марк. — А пламени того пожарища, мы из-за стоящего меж нами холма не видим.

— Не мудрено. Холм то, тудыть его, высокий.

Беседу Кригера и Сёмина прервал один из бойцов, залёгший неподалёку от них: — 'Мать твою перетак! Ёхт твою! Чую, урчики уже сцепились с нашими парнями‟.

И в самом деле. До расположившихся в засаде воинов, долетали звуки стрекотания автоматных очередей, сдобренные частым буханьем взрывов. Как дополнение к этим отзвукам разгоревшейся битвы, в радиоэфире, на определённой частоте, прозвучали три щелчка (Раскидин цокал языком), это означало: 'Всем внимание. Без команды огня не открывать‟.

Нельзя сказать, что это напоминание было лишним, так как руки разведчиков всё сильнее сжимали оружие, нет ничего мучительнее для мужчины, чем знать о том, что где-то идёт бой, а ты, весь такой из себя защитник, лежишь в зарослях молодняка и гадаешь: — 'Чем там бой окончится?‟, — точнее сказать, какую цену заплатят твои боевые товарищи, отражая эту атаку противника. Поэтому все без исключения вслушивались в отзвуки разразившейся битвы, силясь представить, что там сейчас происходит.

Ожидание было мучительным и для самого Рекса, несмотря на внешнее спокойствие, он, как и все, сильно нервничал. В душе Ивана Семёновича усиленно скреблись кошки, — если можно так выразиться, не оставляя в ней не единого не повреждённого миллиметра. Да и была у Раскидина причина, по которой, именно сейчас, он усиленно занимался душевным самоистязанием. Ведь сведения об атаке путчистов добыли именно его люди; и место для засады выбрал именно он, убедив 'Бизона‟ в её целесообразности. А в данный момент, в его голове зарождалось сомнение:

'А вдруг господа революционные гвардейцы решат отступать по тому же пути, как и пришли — по длинной обходной дуге? Или с отчаяния, кинуться к своим позициям напрямик — через наше минное заграждение? — Но все эти сомнения он старался безжалостно загасить, выдвигая следующие контраргументы. — Не будут они отходить по тому пути, по которому пришли. Во-первых, он слишком длинный, и имеется огромная вероятность, что там, нами будет устроена засада. Второе. Минное заграждение. Да не полезут они на него — знают место его расположения. Так что, при отходе вражины выйдут именно на нас. И точка!‟

Как все знают, жизнь всё расставляет по своим местам. Вот и сомнения Рекса были развеяны появлением первых отступающих урчиков. На дороге, пролегающей меж двух холмов, появилась первая боевая машина, она, без десанта на броне, неслась в направлении своих позиций как на пожар: — 'Видимо крепко этим 'козлам‟ наваляли, прищемили голубчикам хвосты. О как некоторые особо 'отважные герои‟ улепётывают. — Подумал Иван. — Ничего, этих 'щеглов‟ пропустим, а вот основную группу отступающих, обязательно пощиплем‟.

Так оно и вышло. Не успел полностью утихнуть звук мотора промчавшейся мимо машины, как появилась основная колонна. В отличие от первой БМП, эти отступающие, двигались несколько медленнее и организованнее, но, также беспечно. Сидящие на броне бойцы испуганно поглядывали назад, пара бойцов, перевязывали свои раненые конечности, в общем, занимались чем угодно, но не контролировали окружающую обстановку. За такое ненадлежащее несение службы, не грех было и наказать. Когда беспечное воинство заполнило собой почти весь видимый участок дороги, в радиоэфире коротко прозвучал голос Рекса: 'Три‟. — Это был приказ Тудытьке о начале работы его группы.

На опушке леса, как будто чёртики из-под земли, появилось несколько фигур, которые были одеты в камуфлированную форму. Трое из поднявшихся бойцов, вскинули тубусы одноразовых противотанковых гранатомётов, не прошло и пары секунд как к колонне, оставляя за собою дымный след, полетели кумулятивные снаряды. Это действие, запустило цепочку последующих событий. А именно. Несколько ехавших на броне гвардейцев успели среагировать на новую опасность и к моменту, когда противотанковые снаряды врезались в корпуса трёх боевых машин, они уже спрыгивали с их брони. Не известно, насколько им — этим шустрым бойцам помогла их расторопность, но из этих людей, прямо в прыжке, погиб только один солдатик, его бок, не защищённый пластинами бронежилета, пронзило хвостовое оперение прилетевшей гранаты.

А со стороны это выглядело так. Дробно прогремели три взрыва, которые смели с брони не только сидевших на ней солдат, но и часть закреплённого на технике барахла. Большего вреда для техники нанесено не было, так как сработали навесные контейнеры противокумулятивной защиты и вскоре, танкисты самостоятельно покидали свои машины, хоть и были немного оглушены. Лучше бы они этого не делали, ведь налёт на их колонну только начался...

Это были последствия работы гранатомётчиков, но кроме них, по колонне отработали и другие бойцы Тудытьки. Почти сразу же после выстрелов бронебойщиков, те, поочерёдно разрядили свои ГПшки³⁶. Они успели сделать по два, три выстрела, когда послышался очередной, уже не закодированный приказ Сёмина: — 'Тудыть твою налево! Отходим б...! Не увлекаемся! Репортёр, это и тебя касается!... — Прозвучало это как нельзя вовремя: враг опомнился, и стал огрызаться ответным огнём, значит, мог кого либо ранить или убить. И вообще, урчикам ничего не мешало прямо сейчас начать преследование небольшой, по его мнению, группы обнаглевших диверсантов.

Бойцы ДРГ начали отход. И так уж получилось, но вовремя всего боя, зная, что Кригер, как всегда ведёт видеосъёмку, разведчики немного играли на камеру. И это не было признаком безумного отсутствия страха смерти — эти люди её боялись. Они все до единого боролись со своими фобиями, особенно ожидая начала боя, многие из них вжимались в землю, когда неожиданно, рядом с ними рвались снаряды. Но когда начиналась кровавая схватка, эти мужчины преображались и дрались не щадя своего живота. Вот и сейчас, дозволяли себе эмоциональные выкрики в сторону противника, они мстили врагу за недавно испытываемую 'дрожь в коленях‟, работали на камеру, и напускали на себя излишнюю браваду.

'Ловите, Урчики!‟ — кричал молодой боец, заметив краем зрения что Марк, в этот момент повернул голову в его направлении, и выстрелил из подствольника гранату, отправив её в полёт по навесной траектории.

Что там говорить о рядовых бойцах? Тудытька тоже не удержался от напускного ребячества. Ладно бы, заметив в просвете между деревьев грузовую, тентованную машину противника, дал по ней несколько прицельных, коротких очередей. Но он, перед этим, подозревая, что всё ещё находится под 'прицелом‟ видеокамеры, выкрикнул: — 'Это вам Су...! За мой дом! За убиваемое вами мирное население, ...! Мы, вас паскуд, сюда не звали! ...‟

Да видимо был у противника кто-то необычайно глазастый, так как вокруг Саввы тут же противно засвистели пули, а с нескольких, стоявших рядом с ним деревьев, упали сбитые ветки и листья. Это заставило его низко пригнуться и самому, спешно, уходить из-под обстрела, отдав своим бойцам команду: — 'Они уже пристрелялись по нам, тудыть твою! Уходим!‟

Боестолкновение продолжалось. Поочерёдно отходя и урываясь за растительностью, бойцы отстреливались, чего-то кричали, но Кригер, тоже участвовавший в этой засаде, попросту не успевал снимать всех своих товарищей (каждое их действие). Честно говоря, видеосъёмка для него была второстепенна, он тоже, как и все другие бойцы этой группы, вёл бой. Да и редактировать всё то, что он наснимал, Марк собирался намного позже, после того как вернётся в расположение и скинет всё отснятое на компьютер. И то, парень не сомневался в том, что большая часть материала уйдёт в 'корзину‟, так как, где-то не будет резкости, в других отснятых кадрах, окажется что изображение чрезмерно прыгает и дрожит, или попросту будет присутствовать лишь трава, да кустарник.

За всем этим, точнее говоря за тем, что можно было увидеть, внимательно наблюдал Раскидин. С его позиции было прекрасно видно как дорогу, на которой, на которой остановилась подвергнутая нападению вражеская колонна, так и мелькающая меж деревьев группа Тудытьки. Всё бы хорошо, вроде они удачно обстреляли противника (танки хоть и уцелели, но их экипажи в панике покинули свои машины и в боестолкновении не участвовали). Ребята Сёмина смогли отвлечь внимание урчиков на себя; что дало обоим снайперам возможность безопасно работать как по офицерам, так и по всем остальным, тем кто, отдавая приказы, начинал активно жестикулировать. Казалось, радуйся тому, что всё идёт так, как и задумывалось, или почти так. Но. Излишний кураж, в который впали Саввовы подчинённые, вызывал определённое беспокойство.

'Ну что вы творите?‟ — мысленно ругался Рекс слыша долетающие до его слуха отрывки выкриков и проклятий, посылаемых его бойцами в сторону противника. — 'Идиоты мать вашу перетак! Разобью к чертям собачим эту камеру! Перед строем разфигачу! А Тудытьку, с Репортёром, сгною на хозработах — на самых грязных!‟

Иван Александрович уже открыл рот, дабы выдать в радио эфире увесистую тираду из весьма не лестных выражений, и этим призвать своих бойцов к справному несению службы. Но так и застыл на пару секунд. Между Тудытькой и Кригером, неожиданно выросло небольшое, белёсое облачко разрыва. После чего, Сёмин только передёрнулся всем телом, а вот Репортёр упал. Тут же, Марк постарался встать, но снова свалился, неуклюже ткнувшись лицом в землю, Савва и кто-то, кого Рекс не узнал, подхватили раненого товарища и скрылись из виду. Вот только рация Саввы Олеговича молчала(Тудытька не отзывался), скорее всего она пострадала от взрыва, так как выключать её во время боя было нельзя.

'Мохра, это Рекс. Готов?‟ — решив оставить разнос своих раздолбаев на потом, Раскидин перешёл ко второму этапу операции.

'Мохра в эфире. Всё чики пуки. — Прозвучал спокойный голос Рукавицына. — Флейты рассажены по местам, ждут дирижёра‟.

'Для них, три. Остальным, действовать по плану‟.

Почти сразу же в неожиданном для гвардейцев месте появились лохматые фигуры, и к двум БМП, и трём тентованным грузовикам, устремились по одному кумулятивному снаряду. Все они достигли свои цели. Обстрелянные машины задымили, и стали весьма резво разгораться. А бронебойщики, прикрываемые плотным пулемётным огнём, вполне удачно скрылись в лесу.

'Единичка!‟ — сухо прозвучало в эфире и, вся ДРГ — включая группу прикрытия, приступила к организованному отходу.

Уже на точке сбора, Рекс узнал, что Тудытька с парой бойцов умчался на своей машине, спеша поскорее доставить тяжелораненого Марка к медикам. Что добавило переживаний: — 'Выживет ли Репортёр или нет, и насколько он с Саввой серьёзно пострадали?‟

В расположение своего отряда, Савва вернулся ещё засветло. В нём всё ещё ликвидировали последствия утреннего артналёта и последовавшего за ним боя. Кто-то из бойцов копал новые укрытия, кто-то, восстанавливал разрушенные. Как оказалось, артиллеристы урчиков обстреляли не только городскую окраину, но и позиции ополченцев. Так что, навстречу Тудытькиной машины вышло всего несколько человек, и все они остановились у дороги. А он, как назло, ехал слишком медленно. От чего, в душе у встречающих закралось опасение о недоброй вести, которую тот вёз.

Все немногочисленные встречающие, все без исключения, с нескрываемой тревогой посматривали на сиротливо стоявшую немного особняком, повариху Лиду, полноватую, курносую, молодую девушку в камуфляжном костюме и белым фартуком (она ещё совсем недавно возилась у котла, в котором готовила ужин). Вот только в этот момент, её обычно румяное личико было бледным как снег, а глаза блестели от переполняющих их слёз. И было в них столько тоски и боли, что казалось начни её резать на живую, и то, она бы не испытала и малой толики той муки, которую она испытывала сейчас. Девушка нервно кусала нижнюю губу, потерянно переминалась с ноги на ногу, и теребила обеими руками ворот своей куртки грозя оторвать его пуговку. Она, то делала нерешительный шаг вперёд, шагнув, замирала, после чего начинала растерянно топтаться на месте. Шаг назад. И через пару, тройку секунд, все эти движения повторялись.

Сёмин остановил свою колымагу недалеко от поварихи и неспешно вылез из машины. Смотря куда-то в сторону и, мельком посмотрев на неё, потупил свой взгляд. А двое его спутников, так и не покинули салон — сидели на заднем сидении и исподлобья смотрели на встречающих их людей.

'Н-н-е-ет, не-е-е‟. — Глухо простонала Людмила и отрицательно закачала, точнее выразится, затрясла головой.

А Савва, как будто и не слышал её стона, тихо и хрипло говорил:

'Всего один осколок в него попал. Тудыть его налево. Всего один маленький осколочек. В меня и то два угодило, и то — хоть бы хны, один всего лишь рацию разбил и ушёл в сторону, токма кожу слегка оцарапал, другую железку, мой броник остановил. А в Марка всего один попал тудыть ...‟

Савва резко замолчал, так как увидел, что тело Лиды затрясло мелкой дрожью и она тоскливо, на манер раненной волчицы завыла: — 'Ы-ы-ы Марк, ы-ы-ы!‟

Сёмин, виновато смотрел на девушку, у которой стали медленно подгибаться колени, было видно, насколько сильно он растерялся, и, стало понятно, насколько ему тяжело быть горестным вестником. Но он быстро опомнился и успел вовремя подхватить падающую на землю повариху.

'Дык, твою ... ты это ... ну успокойся девка. Тудыть твою! Жив твой соколик! Жив говорю твой Марик, токма считай без ноги остался. Так-то она у него вроде как и есть, вот только нерв какой-то в ней перебили — не слушается она его боле. Доктор сказал что это навсегда ...‟. — Тудытька несколько раз повторил эту фразу, пока Люда её услышала и ещё несколько секунд, пока поняла смысл произносимых Сёминым слов. В её глазах, недавно полных безмерного ужаса и тоски, появилась осмысленность и, одновременно зарождался укор, обида на бестолкового, косно язычного бойца.

'А-а-а! Дурак! Дурак! Дурак! — Закричала девушка и стала часто колотить своими маленькими кулачками Тудытьку в грудь. — Как ты мог такое сказать?! Ведь он жив! Боже! Главное он жив! ...‟

А Тудытька, отпустив девушку, стоял рядом с ней, не обращая внимания на град её слабых ударов, и виновато потупившись, думал: — 'Главное девка, чтоб ты также и через год думала. Вот. Да и позднее, едрён корень, не разочаровалась в своём выборе. Тудыть твою, такова она жизня, жестока как незнамо кто — мать её переэтак ...‟. — Он, как и все люди в отряде знал, что Кригер и повариха Вовк любят друг друга, однако как умеренный, учёный жизнью циник, сомневался, что такая беда не скажется на чувствах молодых людей.

Только что закончилась очередная, и как обычно за время этой войны, неудачная атака позиций сепаратистов. Рев-рота, так и не выполнив поставленную задачу, отходила к своим позициям. Что тут поделаешь, ведь они, сепары, каким-то чудом сумели подготовиться к нападению и встретили атакующих гвардейцев плотным огнём. И всё бы ничего, однако, как оказалось, противник, на своём фланге, весьма для себя удачно поставил фланговое минное заграждение — в общем, если задуматься, то всё это было весьма предсказуемо. И то, что трусливые армейцы весьма вяло, нехотя проимитировали отвлекающий улар в лоб, к этому стоит добавить отвратительную работу бездарных пушкарей. Да всё в этой операции было сделано через одно место.

Луць, как и многие его товарищи, сидел на броне БМПшки и, отрешённо смотрел на унылый, холмистый, такой чужеродный для него пейзаж. Парень был погружён в весьма не весёлые, тяжкие, отвлечённые от окружающей действительности думки: — 'У нас в Зыхтычах даже растительность другая, воздух слаще и холмы совершенно другие, — нет этих мёртвых шахтёрских отвалов, а главное в меня там никто не желает выстрелить. Да и наши девки поприветливей, роднее и ближе. Матка боска, как же я от всего этого устал, как хочется домой! Обнять мамку, сеструху, поди они гордо носят те обновки, которые я им отослал. Им хорошо, не то, что мне — как я устал. На душе, до жути тоскливо — домой тянет, а обещанную смену никак не присылают. Устал, устал. А как хочется пройтись по улочкам стоящего рядом с родными Зыхтячами Оргобыча. Пройтись героем, чтоб все местные красавицы стали моими, но всё никак не получается. Смена, чтоб её, никак не идёт. Точнее, высокопоставленные командиры, не издают указ о демобилизации тех, кто давно здесь воюет. И видимо не собираются это делать. ...‟ — На этой, весьма депрессивной 'ноте‟, думы молодого человека и прекратили своё вялое течение и всполошились, как будто кто-то подхлестнул их, причём сделал это кожаным хлыстом пастуха.

Краем взгляда, Шкода заметил непонятное, еле уловимое изменение в пейзаже. А подсознание, мгновенно вычленив из этой перемены первые признаки устроенной на его подразделение засады, заставило организм выпрыснуть в кровь, изрядную дозу адреналина. В свою очередь тело, наученное многими тренировками инструктора Малоша Вальски и опытом войны, не дожидаясь команды от ещё нечего не осознавшего сознания, оттолкнулось ногами от брони, и на момент взрыва первой кумулятивной гранаты, летело в придорожную пыль. А когда по броне боевой машины, дробно застучали пули, Луць пригнувшись, стремительно перебежал к кабине ближайшей машины, где и залёг возле её переднего колеса.

Как хорошо обученный воин, парень не поддался панике и не потерял своего оружия, не заметался в поисках более безопасного укрытия, а сняв автомат с предохранителя, стал отстреливаться от напавших на его колонну диверсантов. Боевик огрызался скупыми, короткими очередями, и только по вспышкам от выстрелов противника. Так что, увлечённый боем, он не сразу заметил, как из пробитого бензобака (и надо же было залечь именно рядом ним) потекла пахучая жидкость и местами промочила его полевую форму, а когда осознал это и хотел убраться с этого опасного места, то его обдало горячей волной огня. Шкода начал кататься по земле, в надежде сбить с себя пламень, однако тот не желал отпускать его тело и вгрызался своими жгучими языками в открытые участки его тела. Боль от ожогов становилась всё нестерпимее, стала проникать под одежду и Луць заорал. Вскоре жар проник и в глотку, лёгкие, пробираясь всё глубже, усиливая и без того нестерпимую муку. А вскоре, живой факел затих и перестал биться. Вот так, очередной 'миротворец‟, закончил свою миссию отчистки 'своей‟ земли от сепаратистов.

Никки Лорэ, почти всю ночь провёл в детальном изучении отчётов написанных его подчинёнными. Он их придирчиво перечитывал, анализировал, если это требовалось, то связывался с компетентными в нужной области консультантами, а если в этом возникала необходимость, то, невзирая на ночь, вызывал начальников некоторых отделов и устраивал им большой разнос. Вот и сейчас, лорд учинил очередной 'разбор полётов‟.

'Лонс, почему твои люди ослабили усилия по обострению противопоставления местного населения и Ижманьцев? — Внешне оставаясь совершенно спокойным, интересовался Вильсон-Смит у очередного, представшего перед ним для разноса подчинённого. — Неужели мне необходимо постоянно повторять для вас и ваших подчинённых прописную истину: — 'Ничего так не разделяет людей как противопоставление их друг другу и заострение возникающих меж ними межкультурных противоречий‟. Особенно когда оппонент преподносится как отрицательный персонаж. Постоянно выискивайте исторические обиды, добавляйте ко всему этому нужные комментарии играйте на ущемлённом самосознании. А если этого требует ситуация, можете в эти факты разбавлять некоторым количеством правдоподобных вымыслов. Вот только не стоит увлекаться топорной работой, и всю эту грязь преподносить как сплошной, давящий на нервы негатив — от этого обыватели быстро устанут. В зоне ответственности вашей команды не Житица, здесь надо работать намного тоньше. Делайте часть сбрасываемой вашим отделом информации в виде курьёзных баек. Такими над которыми можно посмеяться — поглумиться над этакими недотёпами, дикарями, варварами, главное, это соблюдение нужной полярности персонажей этих баек. Поощряйте юмористов, работающих в этом ключе. Да, да, пусть в них Ижманьцы будут монстроподобными, глупыми дикарями, да кем угодно. И смотрите, не перепутайте кто у вас должен быть положительным, а кто отрицательным героем‟.

Несмотря на то, что последняя фраза была сказана в шутливом тоне, рыхлый толстяк, стоявший перед лордом навытяжку, не улыбнулся. Он почти дрожал, был бледен, точнее, всё его лицо было покрыто мелкими красными пятнышками, а по лбу и щекам, обильно стекал пот. Но видя, как негодует его начальник, Лонс боялся даже пошевелиться, не то чтоб вытереться зажатым в правой руке платком.

'И всё что я вам сейчас говорил, важная, но не основная ваша задача. Вы должны всеми имеющимися в вашем распоряжении ресурсами манипулировать массовым сознанием аборигенов. Чем сильнее вы намутите в этом омуте воду. Тем проще нашим лоббистам будет продавливать выгодную для нас экономическую политику. Побольше скандальных разоблачений, жаренных курьёзов со знаменитыми и не очень людьми. Работайте творчески, а не ждите моих указаний и подсказок. Вам всё ясно? — Решил свернуть свой монолог Лорэ, — Ещё одно подобное замечание к работе твоих людей, и можешь считать себя вечным безработным. Твой 'Золотой парашют‟, я, конечно же, не отберу, но на службу тебя больше нигде не примут. Я об этом лично позабочусь‟.

К утру к моменту когда стены дворца покинул последний вызванный на ковёр подчинённый, лорд понял что он безумно устал, можно сказать выдохся. Тем более, в отместку за вторую бессонную ночь, у него нестерпимо болела голова, глаза ввалились глубоко в глазницы и нездорово блестели, поближе к рассвету, мысли путались, теряя логическую нить, но, несмотря на это, чиновник, отвечающий за удачное проведение тайной экономической политики, знал одно, отдохнуть сегодня, ему всё равно не удастся. Максимум через час, в его кабинет явится Барбара — сухопарая и вечно надменная супруга и, пока не решит, что добилась от мужа всего, что для себя наметила, не уйдёт. А планы на сегодня у неё были грандиозными.

'Связал же меня чёрт для совместного проживания с этой неугомонной бестией, которой вместо юбки надлежит носить мужские брюки‟, — подумал Никки, и слегка поморщившись от очередного приступа головной боли, потёр руками виски.

Как хозяин кабинета и предвидел, в примерно ожидаемое время в дверь громко постучали, и, не дожидаясь формального разрешения, та распахнулась. Вот только в кабинет не ворвалась, а вальяжно вошла поджаристая, спортивно сложенная, и весьма ещё привлекательная женщина, чей истинный возраст было невозможно определить. Лёгкой походкой хищной кошки она прошла к давно облюбованному ей диванчику, и только усевшись на его краю, тихо произнесла:

— Доброе утро, милый.

— И тебе прекрасного утра, дорогая. — Лорэ, выглядевший при этих словах внешне без эмоционально, придал своему голосу немного вкрадчивой теплоты.

— Как я заметила, ты сегодня снова не спал. Разве можно так над собой издеваться?

— Ничего не проделаешь, родная. Служба есть служба. И нам, настоящим мужчинам, от неё никуда не скрыться.

— Ой, не бережёшь ты себя любимый. Совсем о семье позабыл. А ведь я, тебе о сегодняшнем приёме давно, месяц тому назад говорила. Нас ждёт семейство Ридмонов, мы с ними должны окончательно оговорить условия брака нашей малышки Элис с их старшим сыном Кларком и назначить день их венчания.

— Как, уже пора назначать эту дату? — Было непонятно, искренне удивился Лорэ, или только нехотя изобразил эту эмоцию.

— Да, да Никки. Именно на сегодня у нас и назначена эта встреча. А ты со своей службой, совсем позабыл о семье. А между тем, весь наш круг только и говорит, что предстоящая свадьба наших детей, это идеальная партия, несущая большие выгоды нашим семьям. Так что милый, нечего не желаю слушать. Я уже вызвала нашего медика, косметолога и массажиста: они ждут тебя. К двенадцати ноль, ноль — ноль, ты должен быть свеж как майская роза. А я пойду к дочери, нам тоже нужно подготовиться к этому событию.

Женщина, она же законная, и совершенно не любимая супруга Лорэ, неспешно встала с диванчика, на котором она только что грациозно восседала, и слегка кивнув, тихо шурша складками шёлкового халата, одетого поверх ночного костюма, покинула кабинет.

'Да Барбара, когда-то, для моих родителей, ты тоже казалась весьма выгодной партией. — Думал Никки, отрешённо смотря в след своей жене. — Впрочем, как и я для твоих. И всё это для удовлетворения амбиций наших семей. Да что тут кривить душой, ты стала для меня ступеньками ведущими к моему нынешнему положению в обществе, ты открыла мне двери в весьма узкий, элитный круг. А твои родичи, через наш брак, породнились с древнейшим, и весьма уважаемым родом‟.

Нельзя однозначно утверждать, что в этом браке, чета Смитов была абсолютно несчастна. Как это обычно происходит в таких семьях, со временем, супруги, притёрлись друг к другу, стерпелись — в определённый период их совместной жизни, в отношениях между мужем и женой, закипели любовные страсти, но позднее, всё это утихло. И как-то незаметно, страсти перекипели и люди стали друг другу совершенно чужими. Что впрочем, не мешало продолжению их совместного сосуществования под одной крышей, так как помимо общественного мнения, этих людей объединяла ещё одна, но очень мощная скрепа — общая дочь (рожать второго ребёнка Барбара не хотела).

Впрочем, даже появление дочери, не помешало Никки находиться в постоянном поиске всё новых любовниц. И это чрезмерное увлечение 'охотой‟ за особами противоположного пола, привело к тому, что как минимум две его содержанки родили Бастрюков (одна из них двойню). Лорэ, остерегаясь скандальных откровений бывших пассий, от детей не отказывался, а предпринимал некоторые шаги для обеспечения их безбедного существования — правда, делал это, держась от своих бастардов на 'безопасном расстоянии‟. В его понимании жизни, содержанки должны бояться потерять его благосклонность. Ведь именно тогда они будут молчать о плодах его бесхитростных увлечений. А что касается Барбары, так по косвенным признакам, лорд подозревал, что и его супруга не вела монашеского образа жизни. Слава богу, от своих любовников, детей не рожала. Главное что про её похождения никто ничего не знал, или, по крайней мере, не собирался предавать их всеобщей огласке.

'Ты можешь говорить что хочешь, — орал в микрофон рации Быков, и делал это дабы перекричать звуки близких, и частых разрывов, — но судя по тщательности артподготовки, вышедшие к моим укреплениям клопы, предпримут попытку захвата Коавайска. И ты Тесак, просто обязан прикрыть одной из своих мобильных групп мой правый фланг‟.

Выслушав ответ, Станислав Сергеевич, в сердцах, с размаху, ударил кулаком свободной руки по стенке окопа в котором сидел и снова закричал: — 'А мне насрать на то, что тебе такого приказа никто не давал! Я тебе говорю, что Урчики пойдут на прорыв именно здесь! И это, точная информация!‟

Слишком близкий взрыв, осыпал Быкова комьями земли, и немного оглушил его. Мужчина, пробыв пару секунд в прострации, контужено затряс головой, недоверчиво осмотрел свою мини рацию и, убедившись, что она функционирует, снова прокричал, обращаясь к Топоркову его довоенным прозвищем:

'Варган, тут меня немного оглушило и я тебя не слышу! Так что слушай меня и не выпендривайся! Мои наблюдатели утверждают, что основная часть сил стоящего перед моими позициями противника пойдёт на меня в лоб. Но и в указанном мной районе, идёт скрытое сосредоточение живой силы и техники урчиков. Они су... такие, хотят связать меня и моего соседа боем, и после, 'вынут из рукава свой козырь‟ и, спокойненько пойдут на прорыв. Так что времени на раздумье у тебя нет! Огневые точки правого фланга без бойцов, и сами по себе они никого не задержат!‟

Быков, озвучил всё что хотел, и, не зная, сумел ли он донести до Топоркова столь важную информацию, или нет, низко пригибаясь, сильно пошатываясь, покинул место где была зона уверенного приёма радиосвязи. Понимая что больше ничего сделать не может, Садко 'нырнул‟ в ближайшую крытую брёвнами и грунтом щель-укрытие.

В этом убежище уже сидело несколько бойцов и они, сидели, хмуря лица, прислушиваясь к частым разрывам. Увидев входящего в убежище командира, те постарались встать, но Станислав, жестом, приказал не суетиться, подтвердив это словами, немного растягивая звуки: 'Сидите, сидите братцы‟. — А сам, присев рядом с подчинёнными, постарался разобраться, насколько серьёзно его контузило во время незапланированного сеанса радиосвязи, выходило, что не очень критично. Так как сильно не мутило, мог относительно бодро передвигаться и ..., в общем, можно было сказать, что отделался лёгким испугом.

Бойцы же, смотря на ушедшего в глубокое самосозерцание командира, начали проявлять первые признаки беспокойства. Заёрзали, сидящий напротив Быкова парнишка стал нервно покусывать свои губы и нервно забарабанил по колену пальцами. Слава богу, Садко быстро закончил самодиагностику, и, окинув взглядом находящихся рядом с ним людей, подмигнул им, и показал им кулак, с оттопыренным вверх большим пальцем. Сидящие в укрытии солдаты поняли этот жест как утверждение, что всё в порядке, прорвёмся. После чего командир, как будто в подтверждение своей пантомимы, чётко и громко проговорил: 'Видать у подошедших к нам клопов случился сильный запор, вот как напрашиваются на то, чтоб мы, как следует, дали им просраться!‟ Несколько бойцов заулыбались и, соглашаясь со словами Станислава, закивали, а у остальных просветлели взгляды...

Всё в этом мире имеет одно неизменное свойство — заканчивается. Вот и этот артналёт подтвердил эту истину, не успел рассеяться дам от последних взрывов, как защитники города начали покидать свои укрытия и подгоняемые младшими командирами, стали возвращаться на свои позиции. Люди озадаченно озирались по сторонам, встречались и те кто делал это с нескрываемым страхом, но все они спешно расходились по окопам, занимая наименее пострадавшие огневые ячейки, а там где было возможно, занимались быстрым ремонтом. Благо противник не спешил начинать атаку, вследствие чего не только Садко, но и многие бывалые бойцы задумались: 'А не накроют ли эти паскуды нас новыми залпами своей артиллерии?‟ — Но ничего подобного не происходило, и сколько защитники Брантданска не прислушивались, но они не слышали не единого звука хоть отдалённо напоминающий выстрел вражеских пушек.

В скором времени и на позициях урчиков началось некоторое оживление, послышалось приближающиеся урчание мощных дизелей, и из лесополосы, ломая деревья, выполз танк а за ним две боевых машины пехоты. Стало заметно, как в той же лесопосадке зашевелилась и пехота, по всему её протяжению замелькали силуэты в форме ревгвардейцев. Это могло означать только одно, как только вся бронетехника выйдет на исходные позиции, так и пехотинцы кинутся вслед за ней в атаку. Так что, скоро начнётся пляска огня и смерти разверзнется ад, называемый боем.

Наблюдая за этим неспешным, можно сказать даже чрезмерно затянувшимся приготовлением, Быков уже собирался взять рацию и отчитать своих снайперов за бездействие, как те начали работать. Станислав Сергеевич заметил, как один вражеский офицер, неосторожно вышедший из кустов, вздрогнул всем телом, скорчил непонимающую мину и, схватившись за грудь, падая всем телом назад, скрылся в зарослях. Судя по всему, на помощь своему командиру кинулось сразу несколько его подчинённых: пара хлопков, и почти рядом с уже упомянутыми кустами, на открытую местность выскочил невысокий, коренастый гвардеец, сделал по открытой местности несколько нелепых шагов и упал. Больше, он не шевелился, так и лежал его тело, с нелепо подвёрнутой во время падения ногой. С правого фланга, на супротивной стороне, застрочил пулемёт, проведя над позициями очередь из трассирующих пуль, светящаяся смерть промчалась над людьми, так и не причинив никому из них никакого вреда. Зато глупое увлечение таким видом боеприпаса, сослужило пулемётчикам дурную службу, разлетающиеся веером светлячки-трассёры, выдали местоположение расчёта и в итоге, благодаря стараниям одного из весьма метких стрелков, ствол пулемёта стал сиротливо торчать из укрытия, направив своё дуло куда-то вверх.

А между тем, на поле будущего сражения, больше не появилось не единой бронированной машины. Так уж получилось, что, обороняющаяся сторона зря ожидала появления новых 'коробочек‟, чему, никто из защитников не обиделся. Зато, уже засвеченная бронированная троица, видимо устав от бездействия, а скорее всего получив соответствующий приказ от своего командования, взревела моторами и двинулась в наступление. Грозная техника двигалась медленно, не стреляя, и пока, как это ни странно, без пехотной поддержки. Наблюдавший за всем этим Быков подозревал, что всему виной была подчинённая ему снайперская группа, которая сегодня работала как никогда слаженно. Вскоре дела стали ещё удивительнее, первой из машин бронированного мини кулака, застыл танк, неизвестно почему, но его двигатель заглох буквально на ровном месте. Танк стал как вкопанный, и всё тут. Правда, давая красноречивый намёк на причину этой заминки, его корму пару раз окутали клубы чёрного дизельного выхлопа, но результат был нулевой, движок так и не завёлся. Оторвавшись от заглохшего монстра метров на десять, обе БМПшки также остановились. И стали усиленно крутить своими башенками, видимо выискивали достойные для себя цели. Танк, с небольшой задержкой, повторил их действия, чёрное дуло его пушки, как око смерти озирало окрестности, правда, это действие выходило у него не так резво как у его не так сильно бронированных подруг.

Наблюдавший за всеми этими манёврами Садко, немедля приказал передать по цепи, чтоб зря никто не высовывался, мол, незачем глупо подставляться под выстрел. Что было немедленно проделано. Да видимо, среди его подчинённых нашлись те, кто не внял приказу и неаккуратно подставился, либо стрелку наводчику чего-то померещилось, но боевая машина, стоявшая с лева, дала пару длинных очередей, а на третьей, как будто поперхнулась и замолкла. Что стало причиной, толи разбитый снайперским выстрелом прицел, толи иная неисправность вооружения, было не понятно. Вот только обдумывать это стало невозможным — гвардейцы пошли в атаку. По обе стороны застрочили пулемёты и автоматы, заухали подствольники, мерзко засвистели пули.

Здесь уже было не до дрожи в руках и неприятных ощущений в области солнечного сплетения. Защитникам городка стало не до переживаний, они вступили в бой. Загрохотала вся округа, кто-то из обороняющихся (из недавнего пополнения), стрелял не переставая, делая короткие перерывы для смены магазина. Как правило, эти люди 'палили в белый свет как в копейку‟. Были и те, кто отстреливался неспешно, с тщательным прицеливанием, ведя огонь только короткими очередями. Эти люди видели врага, оценивали ситуацию, и поэтому, именно они заметили как урчики, прямо во время боя, стали предпринимать попытки по взятию на буксир заглохшую махину — танк. И это им почти удалось, свою точку в этой операции поставили снайперы. Они 'приголубили‟ танкиста, старавшегося навесить буксировочный трос, должный соединить БМП и заглохшую машину. Затем приземлили нескольких пехотинцев, старавшихся проделать те же самые действия. Такое внимание к аварийному танку не помешало метким стрелкам активно отстреливать и пехотных командиров, точнее самых активных из наступающих — тех, кто усиленно жестикулировал, отдавая приказы, или, просто проявлял чрезмерную ретивость.

Так что бой стих достаточно быстро, нападавшая сторона отошла, оставив на поле боя убитых и раненых. А венцом всему стал одинокий танк, сиротливо торчащий на нейтральной полосе. Впрочем, как не облизывались обороняющиеся, обдумывая, как будут ночью эвакуировать неисправную машину, но клопы поставили на этих планах жирный крест, с их позиций прогремело два выстрела, противотанковые гранаты, оставляя дымный след, вонзились в корму брошенной машины. Та вздрогнула, как будто была живою, затем задымила, а через несколько секунд из раскрытых люков, вырвались мощные снопы пламени.

'Вот уроды. Не себе, не людям, паскуды.‟ — Процедил сквозь зубы Садко, смотря на пылающий танк и, в сердцах сплюнул себе под ноги. Но видимо контузия, полученная во время артналёта была более серьёзной чем он думал, так как через пару минут, Быков, осматривая поле недавнего сражения, потерял сознание и как безжизненная кукла, упал на дно окопа. В себя он пришёл в реанимации.

'Сто-ой! Сто-ой! Да погоди же! Васка-а-а, да остановись же ты!‟ — Элочка, боясь что Ринч её не услышит и уедет, выскочила из постройки где располагалось ПМП, не только что было сил кричала, но и на бегу, усиленно махала руками. Выходило это у неё немного нелепо, можно сказать, что даже комично. В момент, когда из-за этих телодвижений с плеча девушки соскользнул ремень санитарной сумки, отчего последняя за малым не упала на землю, несколько воинов, наблюдавших за девушкой, не удержавшись, захохотали. Но Элла, не обратила на них никакого внимания, так как Бизон остановил свой внедорожник и, она устремилась к нему.

'Ты в штаб? Подкинь до гор больницы, — сбивчиво залепетала девушка, спешно юркнув в открытую дверцу, занимая место рядом с водителем, — Эти козлодои, вчера, с оказией передали заказ для нашего ПМП, и снова не доложили в него перевязочного материала. Гады. Ну я им устрою. ...

Её любимый мужчина, можно сказать муж, ничего не ответил. Он вёл машину, непринуждённо улыбаясь, смотрел на дорогу, изредка бросая ободряющие взгляды на свою подругу, парню было неважно, о чём именно болтала девушка: 'Пусть выговорится, в последнее время, на неё столько проблем навалилось.‟ — Решил он, и невпопад кивая головой, изображал повышенное внимание и сопереживание, даже отвечал на некоторые вопросы — те, что из словесного потока, временами, выхватывало его сознание. А тем временем, он ломал голову в не очень приятных раздумьях: 'Не сильно ли обозлится на него командование после вчерашнего инцидента? А если и обозлится, то чем это ему грозит. Дело в том, что вчера, во время получения положенных боеприпасов, ушлый кладовщик постарался 'оттереть‟ его подчинённых (Вакху и двух его бойцов) дабы вне очереди 'отоварить‟ какого-то слишком борзого типа. Вот Ринч и вмешался в этот конфликт, весьма доходчиво указав наглецам на их место. Правда наглого 'покупателя‟ и след простыл, а вот тыловая, складская крыса, постаралась скорчить обиду и закрыть свой 'ВОЕНТОРГ‟, за что отгрёб дополнительных — воспитательных люлей. Наверняка об этом конфликте уже знают все: — 'Да не впервой, я им на место указываю, пусть первым делом занимаются обеспечением тех, кто стоит на передовой, а уж потом свои грязные делишки обстряпывают.‟ — За малым не озвучил последнюю мысль молодой парень. И тут...

Первое что сорвалось с губ Бизона, это было: — 'Да что же ты творишь? Козёл! Да я тебя ...!‟

Как это ни странно, но, на пустой дороге (сказывался дефицит топлива), одновременно оказалось стазу три машины. И что самое не вероятное, за малым не случилась банальная авария (было похоже на банальную подставу). На перекрёстке, внедорожник Бизона догнали два джипа, несущиеся на сумасшедшей скорости, и один из них, неожиданно заморгав поворотником, начал выполнять резкий разворот вправо, и произвёл этот манёвр из левого ряда. Ринч сам не понимал, каким чудом ему удалось вовремя среагировать и не врезаться в нарушителя правил дорожного движения. Уже остановившись и высунувшись из окошка, дабы высказать лихачу всё что он про того думает, парень заметил что из обеих машин на него были нацелены несколько автоматных стволов. Васка, так и не успел хоть как-то отреагировать на возникшую опасность, как почувствовал обжигающую болью, это его тело разрывало множество пуль. Последние мысли парня были обращены Элле — не попадёт ли в неё этот смертельный рой свинца и успеет ли она хоть как-то укрыться от выстрелов. После чего сознание померкло, и наступила кромешная темнота, милостиво избавившая Ринча от нестерпимых физических и душевных мучений. И честно говоря, произошедшее покушение не было ответом ушлого складского дельца на вчерашнее происшествие, здесь — в этом случае, действовал диверсионно-разведывательный отряд Ринлевских мятежников.

С момента покушения на почти безлюдной улице не прошло и трёх часов, как из распахнувшейся двери операционной вышел уставший врач, шёл он неспешно и старался не смотреть на троих мужчин в камуфлированных, охотничьих, костюмах. А те, резко вскочив со скамьи, вопрошающе смотрели на молодого хирурга. В воздухе завис немой вопрос, и, судя по всему, люди ожидающие ответа, насколько сильно жаждали услышать от медика весть о своих товарищах, настолько и боялись озвучки их опасений. Но и неизвестность давила, удушала, терзала, не хуже огромной и неимоверно тяжёлой глыбы, медленно удушающей попавшей под неё жертвы.

'М-м-м -да, — проскрипел усталый, и от этого сильно осипший голос врача, — одна пуля, одна дрянная пуля, и представьте себе, оборвала сразу две жизни. Всего одна, и столько с...ка беды натворила. До сих пор не могу к такому привыкнуть...‟

Во взглядах бойцов появилось недоумение. Им уже было известно, что их командира привезли в эту больницу буквально напичканным смертельным свинцом. На данный момент, в головах у всей троицы крутился только один вопрос: — 'Как он вообще не умер по пути в эту больницу?‟ — а тут им вещают об одной единственной пуле и про две оборванных ею жизни.

Хирург, видимо поняв замешательство стоявших перед ним мужчин, решил уточнить то, что он только что говорил: — 'Это я про спутницу вашего командира. Она хоть и здоровая была, сильная, но ранение, нанесённое одной единственной пулей, оказалось не совместимым с жизнью. А ведь она была на двенадцатой неделе беременности. Вот так-то братцы. Мы сделали всё что могли, да только и мы не всесильны. А командира вашего другая бригада оперирует и, судя по всему, у него есть шанцы остаться в живых. Правда они не очень и большие, но всё-таки есть...‟

Ещё с раннего утра, несмотря на то, что было известно, выдача гуманитарной помощи начнётся с девяти часов, возле старой продуктовой базы стояли люди. Они стояли как безмолвные тени, держа в руках сумки пустые пластиковые бутыли и почти у всех, взгляды, полные надежды, были устремлены на пока что закрытые ворота. Никто из собравшихся в столь ранний час граждан, не ругался, не пытался доказать что прибыл первым, или был незаконно оттеснён впереди стоящим. Все смиренно ждали, когда придёт назначенный час, раздачи столь дефицитных в городе продуктов: так как по округе уже прокатилось известие, что сегодня ночью, в город прибыл большой благотворительный конвой и его содержимое, успели распределить по постоянным пунктам выдачи. Вот уже затянули свои трели мелкие птахи, урча двигателями, проезжали редкие счастливчики, те чьи машины ещё были на ходу (с топливом был жуткий дефицит) А люди, устав от долгого стояния, начали присаживаться на бордюры или просто на газоны, а некоторые, разбившись кто парами, кто и более многочисленными группами: стали обсуждать свежие сплетни. Этим же занятием, увлеклись и двое мужчин, один лет сорока, а другой немного постарше.

— Дмитрич, ты слышал что творится то? — Вопрошал тот, что был моложе. — Говорят, что наши защитники меж собою стали цапаться — никак власть не поделят. Тоже мне, нашли время для склок.

— Ты это о чём, говоришь-то? Санёк, ты чего несёшь? — Вполне искренне удивился лысый приятель Санька.

— Так ма, о том, что вся округа бает. Про то, что наши повстанцы, пошли друг дружку мочить. Одного с месяц назад из противотанкового гранатомёта, прямо в машине порешили, а второго, вчера, с автоматов расстреляли.

— Дурак ты, — презрительно зыркнув на товарища, ответил лысый, — до седых волос дожил, а свою бесталковку так и не научился включать. Не могут они начать охоту друг на дружку, особо сейчас

— Откуда тебе Дмитрич знать? Вдруг они чего не поделили, вот и устраивают разборки, так сказать, под шумок. Кто в человека стрелял, для тех кровь людская как водица.

— Эх ты, олух царя небесного. В любом событии ищи тех, кому это выгодно. И не бреши понапрасну, как старый шелудивый пёс.

Несмотря на то, что мужчины вели свои дилетантские дебаты в полголоса, и вдобавок немного отошли в сторону от основной толпы, но к их спору, всё равно прислушивались несколько особо бдительных человек. А вполне может быть, что эти люди, попросту, таким вот нехитрым способом боролись с последствиями томительного ожидания.

— Я тебе не пёс! — Обиженно огрызнулся более молодой мужичок. — Только как во всём разобраться? Ведь чужая душа — потёмки.

— А вот смотри. Урчики прут на нас всё новые и новые силы, да только у них не очень то получается. Они торжественно обещались нас за две — три недели покорить, а вон, подишь-ты, до сих пор до победы им как до .... Ну, в общем, не достигли намеченного. Поэтому, им по самое не могу хочется ликвидировать тех, кто способен организовать своих бойцов на достойный отпор. А потом и посеять сомнения и панику среди таких паникёров как ты. Чтоб они скулили их пропаганду на каждом углу.

— А ты, ты! ... Ты думаешь, что всё знаешь! — Не выдержав и выкрикнув в полный голос, возмутился тот, кого называли Саньком. — А под ковёрную борьбу учитывать не хочешь? Откель тебе знать, что в рядах сопротивления творится? А?

На что во взгляде Дмитрича промелькнула ироничная усмешка, и голосом, которым говорят с неразумными детьми, тот проговорил:

— Под ковёрная борьба может быть и идёт. Только она, скорее всего такая, чтоб ею не ослаблять себя. Только этого нам не ведомо. Да и не время ещё для таких забав. Сейчас, всех наших инсургентов³⁷ крепко связывают весьма крепкие узы, и имя им — общий враг. Уж поверь, в нашем мире, это самые надёжные скрепы.

— С чего бы это так сразу?

— Да они, наши теперешние руководители и их бойцы, ведь не дураки. Понимают, что стреляя друг в друга, они льют воду на мельницу врага и этим подписывают себе смертный приговор. Вот когда свернут урчиков в бараний рог, так только после этого и начнут делить портфели. Да только уже без стрельбы, всё будет происходить мирно, вроде битвы компромата. Всех своих беспредельщиков они давно уже 'изолировали‟ — чтоб те не вредили их общему делу.

Этот, и подобные ему разговоры происходили везде: на кухнях, в спальнях, скверах, вовремя разборов свежих руин, или в подворотнях. Говорили обо всём: откуда идут обстрелы, кого из знакомых ранили или убили, а кому посчастливилось и он, так сказать, отделался испугом. Сроили прогнозы пытаясь угадать, хватит ли городу провизии и воды, если да, то насколько долго. И ничего тут не поделаешь, человек всегда обсуждает то, что сильнее всего его беспокоит.

Глава 19

Брантданск, маленький городок, ставший камнем преткновения в противостоянии двух сторон, с каждым днём пустел всё сильнее. Нет, нельзя сказать, что он стал необитаемым, но люди всё-таки покидали его. Это наученные горьким опытом, повстанцы, как могли эвакуировали мирное население и они, старались делать это как можно скорее, так как отряды 'клопов‟ постоянно пытались охватить город в плотное кольцо. В результате чего, селения через которые проходили дороги соединяющие блокируемый населённый пункт с основными городами и областным центров, по несколько раз в сутки переходили из рук в руки. Иногда было трудно разобрать, какая из противоборствующих сторон, в данный момент владеет всеми ключевыми точками, всё так перемешивалось, что было не разобрать кто находится в окружении, а кто наоборот взял противника в кольцо. Но вот, когда силы инсурге́нтов уверенно овладевали дорогой, то они в первую очередь старались по максимуму вывести из окружения мирных граждан и одновременно пополнить боеприпасы. И как этого не боялись бойцы самообороны, но настало утро, когда противник нащупал слабое место в обороне и вошёл в город.

Венцислав, бывалый боец отряда Вепрь, в паре с белобрысым Василем — молодым парнишкой, из последнего пополнения отряда, доставив в штаб сообщение, содержание которого, его командир не пожелал доверять эфиру, семенил трусцой по разбитой улочке, стараясь как можно скорее оказаться в расположении своего отряда. Расстояние которое нужно было преодолеть не такое уж и большое, поэтому бойцы решили проделать его пешком. Посчитав такой метод передвижения по улицам осаждаемого города наименее опасным и более быстрым.

Сегодня, с самого утра, Урчики вели усиленный, но, несмотря на это, не очень эффективный артобстрел позиций защитников. Вот только в какофонии очередной волны артналёта, что-то неощутимо поменялось. Вот и сейчас, почудилось, что где-то неподалёку выстрелил танк, и его поддержала длинная очередь крупнокалиберного пулемёта. Хотя, этого недолжно было происходить. Но. Доверяя собственной интуиции, которая буквально вопила о надвигающейся опасности, Венци бегло оглядевшись по сторонам, левою рукой, указал на открытую калитку и, предательски осипшим голосом, приказал своему спутнику: — 'Спрячься, по-бързо!‟ — Напарник Кирова, поняв указующий жест правильно, не замедляя бега, поменял направление движения и скрылся, в недрах небольшого дворика. За ним, тенью, проследовал и Венцислав, но только остановился и, возле входа во двор, развернулся, и начал осторожно выглядывать на улицу.

По лицу и спине струится пот, часто стучало сердце, дыхание никак не желало восстанавливаться, и к этому, добавился страх перед неопределённой угрозой. Доброволец из Унхарии, бывший офицер, Венци, в такие моменты ненавидел себя, и мысленно ругал свои страхи самыми последними словами. И что было самым неприятным, как только стал различим звук работы мощного двигателя, горло сжал мерзкий спазм. Здесь можно было не сомневаться, к перекрёстку двух улиц, приближался танк: — 'Вот толь чей?‟

Вытерев об штанины потные ладони, Киров, на всякий случай скинул с плеча тубус одноразового гранатомёта, но не стал выдёргивать предохранительную шпильку. Так и стоял унхарин, держа наготове противотанковую гранату, надеясь что это могут быть свои. Секунда шла за секундой, гул нарастал и вот, из-за углового дома показался ствол пушки, она медленно выползала, сделав поначалу незначительный поворот вправо, а затем, когда появился корпус, и танковая башня, начала смещаться влево. Ещё несколько секунд и Венци различил на броне распознавательный знак рев-гвардии урчиков. Всё стало на свои места, перед Кировым был враг.

Приведение гранатомёта в боевой режим, шаг на улицу, другой: от былых страхов не осталось и следа. Венцислав стал в полный рост и, прицелившись в незащищённый участок башни (благо, небольшое расстояние позволяло сделать это с большими шансами на успех), выстрел. Громкий хлопок пиропатрона, и пелена дыма. Отбросив пустой тубус, Киров снова метнулся к калитке. Он не видел, как танк вздрогнул всем корпусом, будто зверь, раненый охотничьей стрелою. Как из машины повалил белёсый дым, постепенно приобретающий чёрный свет, и как позади бронированного монстра, испуганно присел десант, придвигающийся по улице под его прикрытием. Когда оба бойца снова выглянули из спрятавшего их дворика, то их взору предстала объятая огнём машина, и никаких вражеских солдат вокруг неё. Передвигаясь короткими перебежками, бойцы спешно выбрали себе хоть немного, но прикрытые позиции. Да видимо напрасно Василь со своим старшим товарищем, расположились за стволами деревьев, намереваясь принять свой последний бой, именно, таким образом, они собирались хоть ненадолго, но задержать врага. Их противник, потеряв свой главный 'ударный козырь‟ решил не лесть на рожон, а отойти. Впрочем, это никак не повлияло на то, что к полудню, его воиска, смогли занять некоторую часть Брантданска, и закрепиться на ней.

Начиналось прекрасное утро, на небе не было ни облака и наступающий день можно было назвать прекрасным но. Именно сейчас люди, с неистовым упорством, достойным другого применения, убивали друг друга. Птицы, которые должны были своим милым щебетом приветствовать проснувшееся светило, улетели, испугавшись грохота взрывов и свиста пуль. А небесную синеву, уродовал дымы разрывов и пожаров. И в завершение этой 'картины‟, по окраинам городка, как тараканы расползались виновники всего этого безобразия.

Кныш входил в осаждаемый город вместе со своими товарищами, они вошли на его окраины через сделанный армейскими штурмовиками прорыв и сейчас занимались планомерной зачисткой улочек. Он прекрасно знал, что некоторое количество сепаратистов смогло вырваться из окружения, а другие — менее удачливые и слишком фанатичные, с упорством обречённых продолжали бессмысленное сопротивление. И это его беспокоило, он не понаслышке знал, насколько страшен враг, загнанный в угол, особенно когда не знаешь, откуда он может в тебя выстрелить: — 'Все эти сепаратисты одинаковы, и смертельно опасны‟.

Как и все его сослуживцы, Минька, давно не делил местных на гражданских и военных, лично для него, они были предателями, которых необходимо карать, карать и только карать — без всяких шансов на прощение. И делать это, необходимо с максимальной жёсткостью. Вот только усталость брала своё. Как-то быстро и бесследно испарилась былая романтика очистительной войны, сменившись ежедневно преследовавшей его опасностью 'поймать пулю‟. Парнишку давно тошнило от вида окровавленных бинтов, застывших, а бывает ещё и сильно изуродованных в бою тел погибших соратников (пули и осколки не всегда оставляют аккуратные, небольшие раны). Так хотелось хоть на время отдохнуть от всего этого, пройтись вместе со Шкодо́й, в красивой форме гвардейцев, по улицам Оргобыча (парень не знал о гибели своего товарища). А там. Вальяжно войти в самый дорогой ресторан, заказать самую дорогую выпивку и закуску, да снять самых дорогих и красивых шлюх и кутить, кутить, кутить....

Но всё это было несбыточной мечтой. А сейчас, его группа, распределившись по обе стороны улицы и, медленно продвигалась по ней, держа под прицелом противоположные дома. Они шли осторожно, прикрываясь обшитым стальными листами самосвалом, в кузове которого был установлен крупнокалиберный пулемёт. Шли медленно, прижимаясь к заборам и стенам домов, планомерно бросая в окна последних гранаты, отчего на уличный асфальт летели мелкие осколки стекла, а в воздухе стоял неприятный запах взорвавшейся.

Вот бронированный грузовик выехал на Т-образный перекрёсток улиц, и остановился, пулемётчик осмотрелся, поводил стволом, затем, зловеще осклабился и открыл огонь, расстреливая только ему видимую цель, в ответ не прилетело не единой пули. Почти все гвардейцы, в том числе и Миня, присели, продолжая держать под прицелом дома по другую сторону дороги. Они ожидали от своего бунчужного дальнейших приказов. Вот только Кныша, привыкшего действовать самостоятельно, заинтересовал один из ближайших двухэтажных домов с полуразрушенной торцевой стеной.

'Я бы здесь обязательно устроил снайперскую засаду. Сделал бы один, максимум два выстрела и отошёл. Зато, понеся потерю, противник будет долго поливать всю округу свинцом. Причём, будет делать это впустую, понапрасну тратя ограниченный боезапас. Да и дальше будет двигаться с опаской. ...‟ — Эти размышления оборвала короткая, маленькая вспышка, блеснувшая в чёрной утробе пролома второго этажа. Именно того что Минька так внимательно рассматривал.

Стрелок, стоявший у самодельной пулемётной турели, даже не взмахнул руками, а упал как подкошенный и его грозное оружие замолкло. Не задумываясь, Миня вскинул свой автомат, и дал несколько коротких очередей по обнаруженной огневой точке (на штурм он пошёл именно с таким оружием, разумно рассудив, что в уличных боях держа в руках снайперскую винтовку, он станет первоочередной мишенью). Одновременно с этими выстрелами, с чердаков и подвальных окон сразу нескольких домов, по его подразделению был открыт ураганный огонь. Как итог, присевший перед Кнышем боец, повалился на землю, закричал и, бросив оружие, обеими руками, схватился за обильно кровоточащую ногу. Позади кто-то всхлипнул, но больше не прозвучало ни звука (если не считать стрельбы и матерных выкриков других бойцов).

Вся эта информация фиксировалась Минькиным сознанием, но не отвлекала его. Парень, метнулся под укрытие ближайшего ствола дерева, залёг за ним, и начал выискивать вспышки выстрелов, старательно подавляя их короткими очередями. И только когда беспомощно щёлкнул затвор, гвардеец отщёлкнул опустевший магазин и, вставляя новый, услышал: — 'Богданыч, богом молю, помоги! Не дай так хр...о погибнуть! Не хочу здеся подыхать‟ — В этом голосе было столько мольбы, что Миня оглянулся, посмотрел на извивающегося ужом раненого, заглянул в полные боли и отчаяния глаза своего сослуживца — Гриця. И в его душе проснулось чувство сострадания, к своему ближнему. Стало больно смотреть на то, как тот обеими руками сжимал рану, и, не смотря на это, кровь продолжала толчками вытекать сквозь плотно сжатые пальцы. Было ясно одно, если немедленно не пережать повреждённые сосуды, то боец в скором времени испустит дух.

Подползя к раненому, движением, заученным многочисленными тренировками, Кныш смотал с приклада, тугой резиновый жгут. Используя шомпол на манер рычага, перетянул бедро товарища, зафиксировал и прокричал, обращаясь к Грыцю: — 'Повязку наложишь сам! И отстреливайся па...! Мать твою ...! Не хочешь погибнуть как баран, стреляй по сепарам!‟ — А сам, не дожидаясь ответа, снова схватил своё оружие и перекатом — в два приёма, ушёл под защиту всё того же ствола дерева. Признаться, сделал он это весьма своевременно, так как на земле, там, где он только что находился, ровною полосою вздыбились несколько султанчиков поднятых врезавшимися в грунт пулями и, не сдерживая криков боли, упали двое бестолково стоявших гвардейцев. Не повезло и Грыцю, он ойкнул, выгнулся дугой, и тут же обмяк.

Всего этого Миня не видел, он продолжал вести бой, огрызаясь скупыми очередями. Вскоре его сознание выхватило из какофонии боя звук приближающейся машины: опасливый, судорожный поворот головы — судя по опознавательным меткам, подъехали свои. Следующее что зафиксировалось в мозгу, был громкий визг тормозов, и остановившаяся машина пехоты, которая сильно качнувшись, начала вращать башенкой. Было ясно, что стрелок наводчик был опытным бойцом, так как, несмотря на узкий сектор обзора, пушка 'заговорила‟, и огонь из неё вёлся не в молоко — имитируя боевую активность, а строго по выявленным огневым точкам.

Взбодрённый появлением бронированной машины, и зная о гибели бунчужного, павшего в самом начале боя, Манул решил взять ситуацию в свои руки и начал отдавать команды: — ' Ко́зак, Туз, бегом к нашей Осе³⁸! Ничего не знаю, но пулемёт должен работать! И как можно скорее! Иначе я вас урою!‟ — Убедившись, что его приказ был принят к исполнению, Ступа снова огляделся, принял очередное решение, свистнул, и, поняв, что привлёк к себе внимание именно тех, кого хотел, указал рукою на пятерых солдат, залёгших возле дома, из которого вёлся самый интенсивный обстрел его подразделения. Заметив что они кивнули, жестами отдал указание на зачистку здания. Он так усиленно семафорил, что чуть не поплатился за это жизнью. То, что за время его пантомимы, в него не попало не единой пули, можно было сравнить с великим чудом. Или неимоверным везением. Наконец-то спрятавшись и больше не имея возможности рассмотреть, достигли ли посланные им бойцы подъезда нужного дома, или нет (Богдан продолжал находиться под интенсивным обстрелом), ланковый, насколько мог, озирался по сторонам.

Сам толком не понимая, чего он хочет найти, Манул судорожно осматривал округу, прижимаясь всем телом, к одиноко лежащему у тротуара, большому бетонному блоку. Неизвестно по какой причине, взгляд гвардейца остановился на небольшом проломе в заборе. Дело в том, что с места где притаился ланковый, пролом был не сильно то и заметен, но то, что из него выглянуло, несло смертельную опасность. Запоздало в голове промелькнула догадка: — 'Да это же ГПГ! Гранатомётчик бл...ь!‟ — да только чего-либо предпринимать было поздно. Громкий хлопок, дым, огненный шар, оставляя сизый след, ужалил БМП в бок, взрыв. Всё дальнейшее виделось как в кино, при эффекте замедленной съёмки, смертельно раненная машина дёрнулась, её окутало племя сильного взрыва. Неизвестно, померещилось Богдану, или нет, но он, был готов поклясться, что прекрасно видел, как вместе с отлетающей от корпуса башней, вылетело тело стрелка-наводчика. Также, стало интересно, что же было загружено в боевую машину, и почему оно так сильно детонирует.

Почти ничего не слыша из-за сильного взрыва, Манул видел, как заработал пулемёт на Осе, как его пули вышибали бетонную крошку там, откуда недавно выстрелил РПГ. Да только это, было бессмысленно, враг сто процентно успел уйти. Ланковый ещё несколько раз отдавал какие-то приказы, да только не мог разобрать то, что ему отвечали, в уши как будто туго набили вату. И только когда улица была полностью захвачена, а перед Богданом стоял Ко́зак и докладывал о том, что улица находится под контролем, весь основной экипаж осы погиб, и скорее всего их убил снайпер, Ступа понял что слух почти восстановился, и похоже, что в этом бою он всё-таки победил.

'Проклятье! Очень жаль!‟ — послышался за спиною чей-то раздосадованный голос. Богдан обернулся и увидел двоих из пяти посланных им для зачистки дома бойцов.

— А чего вам так жаль? — Поинтересовался ланковый у рыжего бойца. — Или кого?

— Да наш воевода и его полковники, обещали нам богатые трофеи. Да только нечего такого мы пока не нашли. И судя по всему, нам ничего не светит. Местные су... всё вывезли или попрятали.

— Ты посмотри вокруг, глянь, вон, сколько вокруг домов, нет в одной хате, по другим прошвырнись.

— Пацаны уже там и без меня прошвырнулись, только и они мало чего смогли затрофеить. Правда говорят возле какой-то полностью разрушенной хибары, стоит добротный кирпичный гараж. Токма, он надёжно заперт зараза, да только Губа с Гномом, сейчас пытаются его открыть. Тока боюсь, что и там пустышка. ...

Манул, за малым не закипел когда сообразил, что его с такой лёгкостью отвлекли от решения первоочередных задач. А главное на что, на обсуждение проблем возникших у мародёров, и прервал разглагольствования рыжего:

— Опосля про всякое там барахло поговорим! Что с тем домом, куда я вас послал, всех сепаратистов замочили? Никого в плен не взяли?

— Нет, — потупившись, ответил, худосочный рыжий боец с позывным Тиль, — они па... заподозрив что мы вот, вот ворвёмся в дом, ушли через заранее пробитые дыры в стенах. Но .... Но у них есть раненые. Это точно. Мы нашли свежие следы крови и обрывки упаковок от бинтов. Только это. Ну, Семён и Вихс погибли, подорвались, войдя в подъезд, — на растяжке, стало быть. Ну того...

Вроде всё было не так уж и плохо, ударно-штурмовая сотня отдельного полка рев-гвардии, точнее её остатки, осваивалась на занятых позициях. Раненых и убитых давно эвакуировали, так что можно было заниматься личными делами. Мимо оставшихся в строю воинов, проходили силы второй и третьей штурмовой волны, и идущие в походном строю служивые, с некоторой завистью смотрели на тех, для кого сегодняшний бой уже позади. Вот только вид дымящегося остова БМП, вызывал во взглядах проходящих мимо бойцов смятение, а у некоторых даже ужас, может быть потому, что невозможно было понять, какой из противоборствующих сторон эта раскуроченная техника принадлежала. Да ещё, от развороченной брони, до сих пор несло удушливым смрадом гари и не менее пугающим жаром.

Видя такую реакцию идущих на передовую пехотинцев, запоздало завтракающие сослуживцы Кныша, подсознательно расправляли грудь, стараясь выглядеть более мужественными, круче, дабы всем было понятно какие они орлы. Хотя звуки боя, долетающие из центра городка, продолжали держать нервы в сильном напряжении. И всё это несмотря на то, что порученец воеводы, узнав о потерях, приказал отдыхать: — 'Сейчас, мы скопили значительные силы, и можем себе позволить не насиловать наших уставших воинов. Пусть враг мечется по этому городку загнанной собакой, а не мы‟. — Сказав это перед куцым строем, войсковой старшина потребовал подать к вечеру списки для награждения всех героев, и торопливо сев в бронированную машину войсковой разведки, поспешно укатил в тыл.

Время текло как вода, неудержимо прокручивая колесо бытия, которое перемалывало мгновения действительности в песок прошлого. Вот прошёл обед, а бои в центре Брантданска, жадно поглощающие всё новые и новые солдатские жизни, никак не прекращались. Как страшная конвейерная лента, двигался живой поток подкрепления, двигающийся к линии боевого соприкосновения. Но вот, как-то не заметно, он значительно поредел, а ручеёк эвакуируемых раненых начал постепенно набирать силу. Что заставило Манула, и его подчинённых сильно занервничать. Между бойцов, старавшихся без нужды не разбредаться по контролируемой ими округе, послышались опасливые перешёптывания: 'Видать дела дрянь. ... Того и гляди, нас снова в атаку не кинут...‟ — терзаемый такими же мыслями Ступа, понимал, что такие разговоры надобно прерывать, и как можно скорее. И только он придумал чем занять своих подчинённых, как в небе противно зашелестели снаряды. Судя по звуку, это били залповые установки, и раз они их слышат, то эти смертоносные 'посылки‟ летят к другим адресатам -что немного радовало. Но в этих звуках было, чего-то неправильное — несправедливое. Что вскоре подтвердилось частыми разрывами на резервных складах вооружения и в местах скопления резерва наступающей стороны: 'Как хорошо, что нас не отвели в тыл ...‟. — подумали гвардейцы, почти синхронно обернувшись в сторону гремящей какофонии взрывов....

Еле ощутимые дуновения ветра, нежно ласкали каменные плиты новодела — родового дама рода Вильсон-Смит. Это была великолепная постройка, выполненной в классическом стиле рыцарских времён, но всё равно, она оставалась репликой. Ему не хватало того шарма, который дают пролетевшие над острыми шпилями века, обветренных каменных стен со следами дождевых подтёков, ... всего того налёта времени, которое нельзя идеально подделать подобном на новострое. И если бы сюда могли забредать случайные путники, то они, скорее всего, посмеялись над чудаком, решившим убежать от современной жизни таким необычным образом. Удивились, снисходительно улыбнулись и, обязательно ошиблись в своих умозаключениях. Ибо хозяин этой реплики древней крепости, принимал самое активное участие в формировании современной действительности. И весьма успешно.

Вот и сейчас, Никки, уединившись с уже хорошо известным альбиносом в зале для приватных разговоров, решал весьма важные проблемы. Вот только сегодня, в этом общении со своим подчинённым, лорд отказался от привычной вальяжной расслабленности их бесед. Оба мужчины сидели за массивным столом, стоявшим в противоположной от камина части зала. И если Лоре, великолепно владеющий своими эмоциями, выглядел как обычно, то Ричи, слишком часто отирал платком со лба пот и временами заискивающе улыбался. И было от чего. Трое суток назад, один из спикеров, во время плановой пресс-конференции настолько разоткровенничался с прессой, что разболтал о секретных шагах во внешней политике Ёрла, причём поведал о том, чего ему, по роду деятельности, знать не положено. Это значило только одно, — болтливого глупца использовали некие спецслужбы, и скорее всего, зарубежные.

— Понимаю, мы должны были предвидеть подобные шаги островитян, — торопливо проговорил альбинос, извлекая из папки несколько документов, — но, мы не имеем возможности контролировать наших чиновников такого уровня. Поэтому и прозевали момент выхода на него вот этого отдела Тунайской спецслужбы, чьих мелких исполнителей мы уже нейтрализовали. Обо всём остальном вы знаете.

Хозяин кабинета, неторопливо взял протянутые ему бумаги, внимательно их изучал. После чего, также неспешно положил их в выдвижной ящик, расположенный, относительно Никки по правую руку. После чего подумав пару минут, изрёк:

— Жаль, весьма жаль, что столь высокое положение в обществе не даёт иммунитета от глупости и алчности. С этой стороны даже я не ожидал такого подлого удара в спину. Так что сынок, не переживай. Мы уже приняли все возможные меры, для сведения к минимуму вреда причинённого этим шакалом. И твои усилия по этому направлению тоже оценены. Ты весьма быстро среагировал. Пустил несколько скандальных уток о затмивших это интервью. И то что откровения этого сумасшедшего было оперативно убрано из новостных колонок, или прошло как второстепенное сообщение на последних страницах мировых передовиц, существенно развязывает нам руки.

Лорд смотрел на своего подчинённого существенно потеплевшим взглядом, который подтверждал, что прозвучавшая похвала не пустое сотрясение воздуха. Отчего бывший шеф отдела аналитики, а ныне правая рука шефа, воспарял духом и слегка расслабил напряжённые плечи, что не ускользнуло от Вильсон-Смита.

— Господин Лорэ, я рад, что хоть как-то смог уменьшить последствия этого подлого предательства. И думаю, что его ни в коем случае нельзя оставлять безнаказанным.

— Ты прав, мальчик мой. Мы выждем, и когда все страсти утихнут, и показательно накажем нашего глупца. А тем временем, пока будем ожидать подходящего момента, 'накопаем‟ необходимый компромат на нашего фигуранта, или, если таковое не найдём, инсценируем его. Так что он политический труп, только не знает этого. А завершающим шагом, мы эту сволочь обанкротим.

— Поступим именно так, сэр. Я с вами полностью согласен.

— И ещё. Найди тех, кто придумал подставить нас через этого 'политика‟ и с ними уже не церемонься. Только используй для этой акции возмездия сторонних исполнителей.

— Сэр, мы уже почти всех вычислили и готовим ответный удар. ...

Глава 20

Кречет не выходил из штаба несколько суток. Всё это время, ему, впрочем, как и другим штабистам, удалось поспать не более часа, и то, урывками. Да и перед этим, времени для нормального сна катастрофически не хватало. Поэтому, для сохранения работоспособного состояния, приходилось постоянно пить горячий кофе (не смотря на то, что употребление этого напитка давно перестало помогать) и до боли растирать мочку уха. А происходило это потому, что в эти часы; минуты, а быть может и мгновения, решалась судьба небольшой части княжества. Той небольшой, незатуманенной продажной идеологией частицы, что не пожелала покориться путчистам; вознамерившимся уничтожить всё то, что соединяло местное население с его корнями. Или вообще, отчистить эту землю от всех 'неправильных‟ жителей. Осознание, надвигающейся беды давило на плечи всех собравшихся в этой огромной комнате людей тяжким грузом. Это напряжение чувствовалось во всём, в резких фразах, в суетливых движениях некоторых мужчин. Признаком их интенсивной, напряжённой работы, была заполнившая всё пространство плотная завеса табачного дыма. Ситуация была патовой. В постоянно изменяемой обстановке на линиях боестолкновений, было трудно понять, кто кого окружил, и чем это может закончиться. Мелкие но стратегически важные деревушки, по несколько раз переходили из рук в руки. Мобильно-ударные группы, постоянно — без продыху метались, ликвидируя опасные направления. Так что, ни урчики ни повстанцы не могли, без серьёзных последствий для себя, ослабить какой-либо участок и нанести решающий удар.

Степарь, стоял возле большого бильярдного стола, на зелёном сукне которого, была расстелена огромная, испещрённая обилием разноцветных стрелок карта, и, с трудом подавив зевок, наблюдал, как на неё наносятся всё новые и новые условные знаки. Этим незатейливым, но, весьма нужным делом, занималась пара порученцев, один, тот который был повыше и плотнее, считывал информацию с принесённых им листов бумаги. Второй, светло-русый, выслушав очередную порцию информации, находил нужное место на карте, и наносил на неё необходимые обозначения. Впрочем, молодые люди работали споро, и вскоре, покончив со своими делами, поспешно покинули прокуренную комнату.

Как только за картографами затворилась дверь, воевода объединённых сил сопротивления, во время вынужденного перерыва успевший ознакомиться со свежими сводками, обвёл взглядом всех присутствующих. Его глубоко посаженные, покрасневшие от хронического недосыпа глаза, оценивающе осматривали каждого из присутствующих, как будто их хозяин впервые увидел всех этих людей. Большая часть присутствующих, в свою очередь, тоже смотрели на этого не молодого, сухопарого мужчину, одетого в военную форму старого образца, которая, кстати, сидела на хозяине как влитая. И было видно, что это как минимум, бывший строевой офицер — служака, посвятивший службе в войсках всю свою жизнь.

Такой перегляд продолжался не долго, и лёгкий гомон — негромкое перешёптывание свидетельствующее об активном обсуждении возникшей ситуации, был заглушён хорошо поставленным, командным голосом, который, по мощи так сильно контрастировал с его обладателем:

'Ну что, коллеги, у меня для вас есть неплохая новость. — Олег Феликсович, который и был воеводой, выдержал небольшую паузу, дабы все присутствующие в штабе смогли настроиться на восприятие того, что он хотел им сказать. — Наша доблестная разведка смогла вовремя донести весьма нужную для нас, а главное стратегически важную информацию. — Танай специально говорил с некой бравадой, стараясь этим настроить коллег на нужный лад. — А удальцы артиллеристы, сумели нанести точный, мощный огневой удар. За что, объявляю им отдельную благодарность. Потому что благодаря их мастерству, враг, осаждающий Брантданск, несёт серьёзные потери в живой силе, и безвозвратно теряет тяжёлое вооружение, как и боеприпасы к нему‟.

Уставшие от долгих бдений над картами и поисков решений постоянно возникающих проблем люди, отреагировали на эту новость не сильно эмоционально. Впрочем, воевода и не ожидал никакой другой реакции от своих подчинённых. Не время тратить силы на выражение эмоций, нужно работать, работать и опять работать. Сейчас, необходимо переиграть противника с его превосходящими резервами, иначе, лучше пулю в висок.

'Вот и молодцы, — подумал воевода, глядя на утомлённые подобия улыбок своих штабистов, которые тем временем приступили к изучению изменений нанесённых на большую карту, — вон у всех глаза — будто перца насыпали, краснючие, впалые. Похудели, осунулись, а всё равно, барахтаются...‟.

Отыскав взглядом Степаря, которому была поставлена задача разработать операцию по сведениям, получаемым от пленных. Танай уверенный в том, что получит положительный ответ, обратился к нему:

— Сергей Леонидович, у вас всё готово? Все ваши диверсанты вышли на исходные позиции?

-Да, Олег Феликсович. Всё готово.

— Отлично. От вас и действий ваших людей, слишком многое зависит. Не оплошайте. Такой подарок враг делает не часто.

— Не подведём! — Отчеканил Кречет, развернувшись к воеводе лицом и приняв строевую стойку смирно.

— Вольно. Не на плацу находитесь.

Пошли вторые сутки как группа рысь, находилась в назначенном районе, в светлое время суток, бойцы отсиживались в заранее подготовленных схронах. Путчисты, захватившие магистраль, на ключевых точках обустраивали блокпосты, но ДРГ, их не беспокоила — они небыли их целью. До определённого момента, нельзя было выдавать своего присутствия, однако люди Бати не бездельничали, они работали с максимально возможной скоростью. Как только ночная тьма вступала в свои права: Вакха, временно замещающий тяжелораненого командира, отправлял нескольких бойцов для контроля подступов к месту подготавливаемой засады, а сапёры, скрытно устанавливали фугасы. И такой режим работы сильно выматывал людей.

Дело в том, что клопы, не смотря на неимоверно, необдуманно уменьшенный гарнизон охраны, со всей возможной тщательностью патрулировали захваченную, трассу. Именно по этому, подрывникам нужно было не только аккуратно извлекать грунт, прокладывать скрытые от посторонних глаз линии кабелей, устанавливать управляемые заряды. Но и, скрывать свою деятельность при помощи быстро растягиваемых маскировочных сетей, и делать это в момент проезда любого транспорта. И это постоянное нахождение в цейтноте, могло привести к ошибке, способной свести на нет все их старания.

Однако сегодня, ситуация резко обострилась, на специально выданный командиру отряда сотовый телефон, пришла смс с кодовым сообщением: 'Удалось обменять ваше золото на продукты. Возвращаюсь‟. Эта условная фраза означала одно, что урчики закончили формирование колонн с подкреплением и, наскоро сколоченные подразделения, выдвинулись к Брантданску. Эта задержка — позволившая как следует подготовиться к диверсии, случилась как следствие чьей-то безалаберности, а быть может и намеренного саботажа. Дело в том, что больше половины войсковых эшелонов затерялись в пути, или прибыли к месту назначения с сильным опозданием.

'Сан Саныч, проснись, — Вилтих, наклонившись над грубо сколоченной лежанкой, слегка тряс сапёра за плечо, — поторопись, пора выдвигаться на позиции‟.

Батько резко вздрогнул, еле разлепив слипающиеся от усталости глаза. Он, спросонок ничего не понимая, пытаясь разобраться в том, где он находится, и чего ему говорят. Поэтому, сапёр посмотрел на Вакху, который, подсвечивая тьму бревенчатого схорона небольшим фонариком, склонился над ним. Однако, относительно быстро сориентировавшись, Батя пробормотал: 'Как, уже?‟

Иронично улыбнувшись, Семён по-дружески съязвил: 'А ты бы хотел, чтобы клопы тебе целый год курортной расслабухи предоставили? Собирайся быстрее, и молись чтоб твои подчинённые ничего не напутали и их волшебные машинки сработали‟. — После чего, не дожидаясь пока спавший одетым сапёр встанет с лежанки и возьмёт своё оружие, покинул схорон.

Однако, несмотря на накопившуюся усталость и хроническое недосыпание, в необъявленной гонке на исходный рубеж, Батько не сильно то и отстал от Вакхи. Так что на замаскированную позицию сапёров, выкопанную между необработанным полем и лесополосой, они прибежали почти одновременно. Мельком взглянув на четырёх своих подчинённых, которые уже заканчивали подключение своих адских машинок к проводам тех фугасов что были готовы к использованию, и, заняв место наблюдателя; Батя обратился к неизвестно зачем прибежавшим на его позицию Вилтиху:

'Ты Семён, беги к своей пехоте, напомни им, что как увидят приближающуюся колонну, пусть открывают шире свои рты. Иначе сильно оглушит. — Но увидев, что товарищ, исполняющий обязанности командира хочет ему возразить, поспешно добавил. — Ты не бойся, мы всё сделаем как надо. А оставаться у нас нельзя — мы вынуждено находимся слишком близко к зарядам, может сильно контузить, а тебе ещё боем руководить. Не забыл?‟.

Ожидание было томительно долгим. Несколько раз по дороге проезжали одиночные гражданские машины, благо их можно было идентифицировать: но их мелькание меж брешей в лесопосадке, сильно напрягало. Бате до жути не хотелось пропустить противника в Брантданск, но и впустую расходовать подготовленный сюрприз, он не желал. А время мучительно тянулось. Минуты казались часами, глаза до рези всматривались в проплешины посадок, но, противник никак не появлялся. Нервное напряжение возросло до такой степени, что даже вечно флегматичный Семён, начал нервно барабанить пальцами по своему автомату. Впрочем, нервничал не только он. Все бойцы, взвинченные до придела, то и дело, выглядывали из укрытий, правда, делали это весьма осторожно. Но всё равно, их действия могли привести к провалу.

И всё же, удача сопутствует терпеливым и настойчивым. Поначалу, Батя на грани и своих слуховых возможностей распознал приближающийся звук работы множества мощных моторов. Затем, на дальнем, не скрытом посадкой участке дороги показалась колонна, которая шла без боевого охранения. Командир подрывников напрягся, и, от усердия перестав моргать, уставился в небольшую брешь между деревьями. Именно она и была ориентиром для сапёров, и Семён ожидал, когда в ней появится головная машина. Но секунды потянулись ещё медленнее, а вражеская техника, всё никак не появлялась на рубеже подрыва. И сколько не ожидай но в такие моменты всё воспринимается как неожиданное. Вот, промелькнула БМП, с бойцами на броне, и Батько, широко открыв рот, соскользнул на дно укрытия и дал отмашку своим подрывникам. Те, не раздумывая замкнули подрывные цепи и.... Земля содрогнулась. От обилия Фугасов, её дрожь была настолько сильной, что показалось, будто опрокинулся весь мир — небо упало на землю, или ещё что похуже.

А на дороге, диверсия воспринималась в разы страшнее. Весь личный состав, сидевший на броне и попавший в зону поражения, был сметён как пух, подхваченный сильным порывом ветра. Не повезло и тем, кто сидел в тентованных машинах. Брезент был разорван в клочья, а поражающие элементы — гравий, болты, гайки, и прочий лом, безжалостно рвали живую плоть. В довершение описания убойных факторов, все, кого не задела эта партизанская картечь, были оглушены мощной взрывной волной. И пусть под удар попало чуть больше двух третей колонны, но и те, кто остался вне смертельной зоны: были настолько шокированы произошедшим, что, напавшим на них бойцам народной армии почти не оказали никакого сопротивления. Впрочем, винить их в трусости было нельзя, так как это были необстрелянные солдаты, только недавно призванные в войска боярином Урчиком.

Благодаря этому, отряд Рысь быстро взял под контроль всех армейцев, — почти никто не оказал им сопротивления. Разоружённые пленные были разоружены, собраны в колонну, и отконвоированы в тыл. Раненые, те, кому можно было помочь, перевязаны и в свою очередь, отправлены в ближайшие больницы.

Всё это было только началом одной, как говорится, смётанной на скорую руку, но, очень большой операции. Всё шло по плану, правда не везде так удачно. Именно в этот момент, заканчивался захват всех ключевых блокпостов охраняющих пути снабжения неприятеля. Следуя полученным приказам, собранные с миру по нитке войска сил самообороны перерезали все дороги, по которым теоретически можно было добраться к Брантданску. Кольцо неумолимо замыкалось и те, кто должен был расчленить непокорные территории на две части, превращались в окруженцев, со всеми вытекающими из этого 'последствиями‟. Впрочем, путчисты об этом ещё не знали и лелеяли надежду на скорую победу.

Наступательный порыв быстро выдохся. Обещанное командованием подкрепление так и не прибыло, так что сепаратисты смогли не только остановить наступление революционных гвардейцев, но что самое скверное, деблокировать свой городок. С этого момента и началось затяжное, изматывающее нервы позиционное противостояние.

'Пригнитесь, твари! И бегом! — голос кричавшего был уставшим и одновременно требовательным. — Вам что, жить надоело? Вдруг сепаратисты захотят устроить пострелушки по окнам? А вы тут такие ...‟.

Однако четверо бойцов, несущих на окровавленной в нескольких местах плащ-палатке тело своего товарища, никак не отреагировали на орущего на них четового. Минька, наблюдавший за выходящей к школе улицей, с винтовкой на изготовку, и по случайности оказавшийся на пути у этой печальной процессии, задрал ствол своего оружия в потолок и уступая дорогу, сделал пару шагов назад: упёршись спиной в стену. Четвёрка скорбно прошла мимо. Судя по стонам, лежащий на импровизированных носилках воин был ещё жив, издавал сдавленный стон от каждого неловкого движения своих сослуживцев. Кныш, невольно окинул беглым взглядом раненого, и, заметив окровавленные бинты на животе, решил, что парень уже не жилец на этом свете. Бедолаге требуется срочная операция, однако доставить его в госпиталь, не представляется возможным: сепары обрезали все пути снабжения. ...

Всё это происходило в школьном коридоре, окна которого были заставлены партами. От пуль такое укрытие не спасало, зато не позволяло сепаратистам вести прицельный огонь, что было тоже немаловажно. По всему полу сидели гвардейцы, и все они, пользуясь временным затишьем, заряжали опустевшие магазины патронами. Вот только Миня, а вместе с ним ещё несколько бойцов, не приближаясь к окнам, должны были наблюдать за улицей через зазоры меж столешницами парт и оконными рамами.

Проводив взглядом скорбную процессию, Кныш, привыкший ко всему, вернулся на исходную позицию, и снова приступил к обязанностям наблюдателя. Надо сказать сделал он это как нельзя вовремя: из — за угла сильно побитого кирпичного дома, выбежал мужчина в камуфляже, на плече которого покоился заряженный гранатомёт: 'И чего им неймётся?‟ — Пока Минька вскидывал, свою винтовку, пока прильнул к прицелу, мужичок, сделавший ещё два спешных шага, остановился, стал во фронт и навёл своё страшное оружие в сторону школы. Мине показалось, что находящаяся в стволе граната смотрит прямо на него, однако сознание и тело не поддались столь опасной в таких ситуациях панике — действовали на автомате. Выстрел. Снайпер опередил гранатомётчика на какие-то доли секунды.

Винтовочная пуля вошла в незащищённый бронежилетом плечевой сустав, гранатомётчик дёрнулся; его торс окутался облаком дыма, это стало результатом того, что из ствола выскочил огненный шар с чёрной точкой посредине и стал приближаться. Однако повезло, опасный огненный заряд, прошёл слишком высоко, даже не задев крышу захваченной урчиками школы. Всё это, происходило как-то резиново — растянуто. И воспринималось Монькой как иррациональная постановка в театре абсурда. Вот даже подстреленный противник, еле видимый за сизой пеленой, медленно отшагнул назад, неспешно отбросил неторопливо полетевшую трубу гранатомёта, и, скорчив жуткую гримасу боли, схватился здоровой рукой за рану. В следующее мгновение, время опомнилось и помчалось с прежней скоростью. Закрутился волчком подстреленный мятежник, из укрытий выскочили двое пулемётчиков, и открыли не прицельный, беспокоящий огонь. А ещё двое, неизвестно откуда вынырнувших вражин, подхватили раненного и поспешно потащили его под защиту уже известного кирпичного дома. Так как пулемётчики неправильно определили, откуда стреляли по их товарищу, то и снайпер мог неторопливо прицелиться и произвести второй выстрел.

Весьма крепкий стрелок, ведущий огонь от бедра, на секунду отвлёкся, мельком взглянул на то, как эвакуируют его раненого сослуживца. В тот же момент его голова дёрнулась, с неё слетела каска, а тело рухнуло на покорёженный асфальт. И было столько неестественного в подвёрнутых ногах и неправильно взъерошенной на виске причёске, что сомневаться в его мгновенной гибели было невозможно.

Однако второй пулемётчик сумел заметить вспышку выстрела, и перенёс свой огонь на нужное окно. Кныш услышал, как пули застучали по партам. Увидел, как в их столешницах появилось несколько новых отверстий. Действуя на выработанных инстинктах, снайпер упал на пол. Тихо радуясь своей удаче — его не зацепило ни единой пулей.

Оглядевшись по сторонам, Миня заметил, что стал объектом всеобщего внимание. Множество усталых глаз, в которых вместо недавнего боевого задора виднелась тяжкая обречённость, безмолвно вопрошали: 'И какого лешего ты стрелял? Какого чёрта разбудил лихо?‟

Поняв, что от него ждут ответа на беспокоящий всех немой вопрос, Минька выдавив из себя некое подобие добродушной улыбки, проговорил: 'Нас хотели слегка поджарить — из РПГ. Вот я и пояснил им, что так делать нельзя‟. — Вот только на эту грубую, бравурно вычурную шутку никто, никак, не отреагировал, не до юмора, когда бой грозит разгореться с новою силой. Это понимал и Миня, поэтому он, низко пригнувшись, проследовал к соседнему окну (по которому, в данный момент обстрел не вёлся) и изготовился для стрельбы.

В своих действиях, Кныш был не одинок. Подгоняемые Манулом, недавно получившего на погон вторую лычку и ставшему роёвым, неспешно занимали позиции у окон, и начинали вести скупой огонь — короткими очередями. А противник, поменял тактику, сейчас уже никто не выскакивал на открытое пространство, а обстреливали, на короткий промежуток выглядывая из-за укрытия.

'Да-а-а, они не дураки, — думал Минька, рассматривая через прицел улицу и не успевая прицелиться по противнику, — в этой игре на нервах, они нас переигрывают в сухую. Уже третьи сутки су...и, не дают нам покоя, всё время, почти не делая перерывов, нас прессуют. От усталости, мои товарищи, да и я сам, валимся с копыт, прямо как загнанные лошади. Да и патронов то у нас ёк. А если сепары подгонят танк, нам звездец, нету ни одного РПГ...‟.

'Значкового Луця убили! — послышались истеричные крики с правого фланга, — убили-и-и!‟

Снайпер отвлёкся на какую-то секунду, дабы отыскать на паникёра, и заметил как того приласкал один из бойцов, оказавшийся рядом. Удар под дых и молодой солдатик замолк, по виду совсем ребёнок, согнулся пополам, и как рыба, стал хватать ртом воздух.

'На то и война, сопляк, на ней всегда кого-то убивают. — Пробасил незнакомый Миньке гвардеец. — А твой Луць не единственный наш командир. А будешь сеять панику, то пристрелю. Пущу в расход любого паникёра.‟

Окончание поучительного монолога, Миня слушал прильнув к прицелу, навскидку навёлся, выстрелил, но цель успела скрыться за углом дома.

Глава 21

'Ну что ждём? Кареты поданы! Прошу всех пройти на посадку! — несмотря на шутливый тон и напускную браваду, роёвый Манул, суетливо посматривал на северо-восток, исподволь ожидая от туда нападения. — Не обессудьте господа, но лимузинов нема! Уси кончились!‟

Несколько бойцов, засмеялись, но получилось это как-то неестественно, нервозно. Даже в ответной шутке рыжего гвардейца: 'Прошу подогнать транспорт к моему подъезду!‟ — чувствовалось сильное напряжение и некая обречённость. И было от чего так нервничать. Обнаружь противник образовавшееся скопление людей и техники; наведи артиллерию, и накрой эту площадь, урон будет колоссальным. Ни один снаряд не останется без добычи, каждый найдёт свою жертву. Да и то, что им предстояло делать, также было не безопасно.

'Мехводы! Повторяю! Выезжаете на ту сторону лесополосы, и сразу же рассредоточиваетесь по полю! К лесопосадкам не жмитесь! Хотите выжить, не кучкуютесь, противник, в первую очередь будет стрелять по группам, так у него больше шансов кого-либо из вас подбить! — Этот инструктаж, слышался со всех сторон и весь сборный отряд, давно выучил его наизусть, однако отцы командиры, продолжали его твердить — как заклинание. — Во время броска, выжимаем из машин всё что возможно и ни в коем случае не останавливаемся. ...‟

Кныш забрался на броню указанной ему БМП, взял у Ступы свою винтовку, и помогая влезть, подал роёвому руку. При этом он старался не встретиться взглядом с вечно злыми, желтоватыми глазами Манула. Они хоть и сдружились, но смотреть глаза в глаза своего товарища, Минька остерегался. Впрочем было не до гляделок, мощная рука Богдана, до боли сжала кисть снайпера, так что затрещали суставы, и Бодя, весьма сноровисто вскарабкался на боевую машину. Немного повозился, удобнее устраиваясь среди закреплённого на ней барахла и не поблагодарив за помощь, уставился взглядом в одну лишь ему известную точку. Такие резкие переходы, от показной бравады, до резкого погружения в самосозерцание, или проще говоря, в ступор, посещали многих. Поэтому на такое, никто не обращал никакого внимания.

Вот так и сидели, заворожённо наблюдая за тем, как подчиняясь командам командиров среднего звена, машины формируются в некое подобие колонн. Всё это выглядело суетливо, и больше всего походило на плохо отрепетированный спектакль любительского театра. Что кстати, было не так уж и далеко от истины. Ведь командиры сотен, вынужденно взвалили на свои плечи то, о чём имели только поверхностное представление. Сами брали на себя эту ношу, понимая, что иначе их ждёт неминуемая погибель, если не от пули, то от голода.

Среди окруженцев творился полный бардак и назревали волнения. Все последние дни, сидя в землянках и питаясь тем, что смогли стащить или обменять у местного населения; бойцы только и говорили, что командование их бросило на произвол судьбы, сбежало. Всё чаще и чаще, слышалось: 'Да что для воевод наша жизнь? Они только о своей мошне думают, отжимая себе наши деньги! А мы для них тьфу, плюнул и растёр. ... Они вона что учудили, нас значится бросили, свой хабар забрали и в стольный град смылись. А мы знамо тута, брошенные командованием сиди, жди когда нас как курей порешат. ... Надобно идти в Ринлев, да поднять на штыки всех этих дорвавшихся до власти предателей! ... ‟

Вот так, рассеяно смотря за последними приготовлениями, и перебирая в памяти до обыденности монотонные события последних дней, Миня старался не думать о том, куда повезёт его машина, и что ему приготовила злодейка судьба. Благодаря событиям последнего времени, он стал убеждённым фаталистом и давно плыл по течению — будь что будет. Неожиданно, Минька был вынужден вынырнуть из нелёгких дум, в утробе БМП заскрежетал стартер, заурчал дизель и корпус машины завибрировал еле ощутимой мелкой дрожью. Десант, сидящий на броне, оживился, люди заозиралась, закрутили головами. А машина, дёрнувшись, медленно поползла вперёд, пристраиваясь за сильно чадящим едким, густым, чёрным выхлопом, танком. Вскоре, обе машины стали, но двигатели не заглушили. Немного погодя, за коробочками пристроился армейский, тентованный грузовик. Было хорошо видно, как в его кабине, молодой водитель, обеими руками сжимая баранку, кивал чего-то говорящему ему значковому, но вряд ли понимал смысл сказанного. Пассажир, видя состояние своего подчинённого, несильно ткнул того кулаком в челюсть. Тот дёрнулся, в недавно обречённо-отстранённом взгляде промелькнула обида, а за ней пришло и полное осознание всего того, что вокруг него происходит. По крайней мере, Минька, ставший невольным свидетелем этого терапевтического действа, именно так воспринял всё происходящее.

Немое кино, о приведении в нормальное состояние молодого бойца, вызвавшее злой смешок у Манула, осталось без продолжения. Колонны пришли в движение. Техника медленно, с короткими остановками пробиралась к опасному пустырю, к тому, по которому ей предстояло прорываться к своим. Так что, все гвардейцы, без исключения, смотрели вперёд и прислушивались, не началась ли стрельба. Послышались плоские шутки, но на них никто не реагировал, включая и самих, изрядно нервничающих юмористов. Им предстояло участвовать в авантюре, где от их действий ничего не зависело. Но и в случае удачи, приз был чрезвычайно высок — жизнь.

Последние метры до лесопосадки, служившей естественным укрытием от наблюдателей противника, вызывали волну небывалого возбуждения. Люди улюлюкали, кричали банальные речёвки, или посылали проклятья на голову врага, горланя во всю мощь своих голосовых связок. Но были и те, кто не в силах скрыть волну навалившегося на них страха, не нашёл ничего лучшего чем, хватался за что ни будь, и держаться мёртвой хваткой, лишь бы во время бешеной 'скачки‟ по пустырям, не свалиться с брони. Такие совершенно не реагировали на любые действия своих сослуживцев — в лучшем случае демонстрировали неестественную, вымученную улыбку.

Но вот достигнуто огромное, открытое всем ветрам пространство, двигатели натужно взвыли, и машины понеслись вперёд. Та техника, что была на гусеничном ходу, и чьи механики-водители не боялись застрять на ухабах и впадинах, медленно рассредоточивались по пустырю. Колёсные машины наоборот, продолжили движение по разбитой, извивающейся как змея грунтовке. Пока что всё было спокойно, так что Минька, опасливо поглядывающий на далёкую полосу деревьев, начал надеяться на то, что ему всё же удастся проскочить весь опасный участок, так и не подвергнувшись обстрелу.

Мечты, надежды, в нашей жизни, они имеют одно зловредное свойство — не всегда сбываются. Вначале, в воздухе замелькали росчерки трассирующих пуль, они пролетали мимо машин плотными роями, собирая свою кровавую жатву. Можно сказать, что в какой-то степени повезло Манулу, рядом с ним ударила пуля, чиркнув по наклонной броне башни, ушла рикошетом вверх, и впившись своим небольшим осколочком в кисть Богдана. Он почувствовал, как его руку что-то обожгло, отдёрнул её и затряс. А башнер, тем временем повернул башенку, и начал вести по лесопосадке заградительный огонь. К этому действию присоединился и часть сидящего на броне десанта.

Продолжателем этого действа, стала артиллерия. Было неизвестно, кто стрелял, расчёт полевых пушек, или танкисты. Но, то тут, то там, стали подыматься земляные фонтаны первых взрывов. Да и выучка сидящих в засаде бойцов, была на высоком уровне. Во многих местах пустыря, стали фиксироваться прямые попадания по технике. Тяжёлый снаряд, разнёс идущую в стороне легкобронированную машину. Минька видел, как взрывом разворотило её корпус и всё что находилось на броне, закреплённые вещи и десант, кувыркаясь полетели в разные стороны. Всё происходило именно так, или то, что было мельком увидено, дополнилось фантазией возбуждённого мозга. Но полностью сосредотачиваться на созерцании этого ужаса было некогда, то тут, то там, рвались снаряды, грохотало, и смерть хватала своими костлявыми руками всё новые, и новые жизни. Вот опрокинулся, заскользил по дороге и вскоре замерев, запылал бензовоз. Затем, взрывом опрокинуло легковую машину-внедорожник, впрочем, Минька видел не всё из того, что происходило вокруг него. Он, помимо своей воли смотрел на вражеские позиции, и только временами отрывал от них свой взгляд. А что ему ещё было делать, на ходу и при неимоверной тряске, его снайперская винтовка была бессмысленным балластом — невозможно прицелиться или вести автоматический огонь. А другого оружия, кроме пистолета, у снайпера не было.

Кныш не заметил, как боец, сидящий немного позади него, дёрнулся, за малым не слетев с машины, как-то удивлённо посмотрел на свою грудь. До сознания парнишки ещё не дошло, что неожиданный, сильный удар, принёсший жгучую боль под столь ненадёжным бронежилетом, только что, безжалостно, разорвал нить его жизни. А через пару секунд, тело молодого революционера, испуская дух, обмякло и во время сильного толчка (видимо машина немного подпрыгнула, наткнувшись на большую кочку), соскользнуло с кормы БМПшки. Если эту трагедию кто-то и заметил, то не стал кричать и барабанить прикладом по броне: 'Остановитесь! Человека потеряли!‟ — Все прекрасно знали, что в этой жестокой гонке на выживание, никто не будет даже слегка притормаживать. И если кому-то не повезло, то значит такова его судьба: с которой, несчастный должен смириться.

Одновременно как было потеряно тело убитого гвардейца, с машины за малым не слетел Ступа. Роёвый в этот момент, вёл огонь в район замеченной им вспышке орудийного выстрела: попасть в кого-либо из артиллеристов он и не надеялся, но был шанс хоть немного осложнить работу вражеского расчёта. Так бы и вылетел Манул, катапультированный прыжком БМП через внезапно попавшее под гусеницу препятствие, но Кныш, держась одной рукой за натянутый по корме машины трос, умудрился схватить своего друга за шкирку. Неизвестно, каким чудом они удержались, но Богдан, осознав что только что сделал его товарищ, коротко поблагодарил того кивком, и оглядевшись, схватился свободною рукою за какую-то скобу. Бодя решил: 'Пусть продолжают стрельбу другие, а мне нужно держаться и добраться до конечной точки назначения‟.

Это было последней мыслью служивого. Он не заметил, как к нему прилетела смерть. А вот Кныш, успел разглядеть, как в леске вырос большой огненный шар, и появившуюся на его фоне чёрную точку, которая очень быстро к нему приближалась. Затем, почти под ним сверкнула вспышка, оборванная всепоглощающей безмолвной тьмой. Не было ничего, ни испуга, ни боли, ни отчаяния. ...

Эпилог

Бедро резко и сильно заболело. Волна накатившей боли заставила заскрежетать зубами и до хруста в суставах сжать кулаки. В такие моменты, можно было, нажать кнопку вызова и позвать сестру милосердия, которая по разрешению врача уколет обезболивающее, но делать было совестно — прежде всего перед самим собой. Ринч знал, что когда наступить ночь, и чтобы он смог хоть ненадолго уснуть, ему и так сделают спасительную инъекцию. А сейчас, можно или даже нужно было потерпеть.

Видимо Васка громко заскрежетал зубами, отчего его сосед, такой же боец сил самообороны, встревоженно посмотрел на него и с тревогой в голосе поинтересовался: 'Что браток, совсем туго? Может позвать врача?‟

В противостоянии с последствиями ранений, Ринч покрылся мелкими бисеринками холодного пота, и ответил не сразу. Подождал, пока отпустит невольное напряжение и восстановил сбитое дыхание, сказал: 'Не надо Игорь Семёныч. Скоро всё отпустит. Незачем людей понапрасну гонять, им и без того забот хватает ‟.

Было заметно, как тот немолодой мужчина, с невероятно мясистым носом, у которого почти по колени были ампутированы обе ноги, засомневался, стоит ли верить преждевременно поседевшему парню, или всё же стоит позвать медиков. Его могучая, натруженная ладонь левой руки, на всякий накрыла кнопку экстренного вызова, но не нажимала её. Тот, к кому обращались Семёныч, оценивающе осматривал лежащего на соседней койке молодого человека и немного поколебавшись, успокоился. Игорь и сам был убеждён, если слишком часто колоть обезболивающее, то оно, со временем, перестанет помогать. Поэтому он с уважением воспринял решение своего соседа.

-Ты это... коли невмоготу будет, не геройствуй, скажи мне. — Немного растерянно пробормотал Семёныч. — Тебе на завтра очередную операцию назначили, так значит нельзя понапрасну себя изводить.

— Да всё в полном порядке. Просто снова прикимарил, и неловко повернулся.

— Бывает. Вот, у меня хоть ноги и отняли, но пятка на левой ноге до сих пор 'даёт мне прикурить‟.

Мужчины некоторое время помолчали. Да только у Семёныча сказывался вечный дефицит общения и он заговорил:

— Слышал, сказывают вчера, наши полностью ликвидировали Брантданское колечко.

— Да, слышал, об этом вчера Ниночка говорила, это когда мне капельницу ставила. Видать скоро войне конец.

— Не уверен.

— Это ещё поче... ы-ы-ы-у.

Возмущённый таким ответом Варган встрепенулся, хотел повернуться набок и тут же застонал от боли. А Семёныч, встревоженный реакцией товарища торопливо уточнил:

— Мы победим, обязательно победим. Ведь за свою землю матушку воюем, можно сказать за нашу незыблемую ТВЕРДЫНЮ. Но вот заказчики проклятой революции пока не получили того чего хотят. И не успокоятся, пока будет шанс хоть на нашей беде.

— Это ты про наших олигархов, что ли?

— Да нет. Это всего лишь, жалкие, вшивые шестёрки. Я про других людей говорю. Ведь как оно получается, по нынешним временам, любая революция, вещь импортная и зарождается она где-то за границей. Если власть аборигенов делает косяки, их раздувают до размеров слонопотама. Не косячит, ищется, или инсценируется какая-либо причина, из-за которых вводятся санкции. Далее подбираются недовольные шавки, этого де...а всегда хватает. Главное чтоб у кандидатов были чрезмерно завышенные амбиции, обиды и многое другое. Отобранный материал обучается на специальных семинарах и вперёд. ... Главное, чтоб затраченные средства вернулись, желательно с большим барышом.

— И что? Хочешь сказать, что они нас деньгами задавят?

— Нет. Коли мы будем твёрдо стоять на своей земле. То они, поняв, что дополнительные вложения в войну не окупятся. Отступят, поменяют тактику и ...

Так двое мужчин и беседовали. Весьма скоро, они перешли к весьма мирным темам. Их изболевшиеся души, требовали покоя, поэтому, оба человека, с особым трепетом вспоминали приятные бытовые мелочи довоенных годов. Всё то, что они тогда не могли оценить. А поближе к вечеру, уставший от длительной беседы Варган лежал и мечтал, он думал, как вернётся в своё подразделение и, обняв свою Эллочку, спросить, почему ни она, ни кто-либо другой ему не звонили и не писали. Он не мог знать, что его друзья, как говорится, из лучших побуждений, скрыли от него информацию о гибели его подруги.

19. 05. 2017 г.

Концевая сноска:

1) Ри́нлев — столица Житицы.

2) Клоунами называли одурманенных обывателей, которые вышли на улицы, надев на головы нелепые конструкции из обрывков металлической антимаскитной сетки. Она якобы защищает от коварных 'зомбирующих‟ волн.

3) Опричники — служба безопасности.

4) Грыдица — столица Ижмани.

5) Рильд. — Торгово и стратегически важная область Житицы, его областной центр — Ражица.

6) 'Бриг‟. — Позывной сотника Ильченко Геннадия Васильевича.

7) Архаровцы — равносильно отморозку.

8) Тиун — княжеский или боярский управляющий (в древней Руси).

9) Урчики — Так с недавних пор стали называть тех, кто воевал на стороне мятежного Боярина Алексея Рубчика.

10) Вертушки — сленговое обозначение вертолётов.

11) Блаженный — здесь имеется в виду — немного не от мира сего.

12) Единичка — Первая городская больница.

13) ПМП — Подвижный Медицинский Пункт.

14) Толмач — переводчик.

15) Четовый — сержант.

16) Роёвый — младший сержант.

17) Войсковой старшина — подполковник.

18) ТПУ — Система внутренней связи танка. Проще говоря, танковое переговорное устройство.

19) Ланковый. — Ефрейтор.

20) Манул — Дикий кот.

21) Бунчужный — старший сержант.

22) Значковый — звание приблизительно соответствует лейтенанту.

23) Купорка — домашние консервы, иначе закупоренные в стеклотару.

24) Осавул — майор.

25) Пошло от английского слова snipe — бекас: мелкая, юркая птичка, в которую очень трудно попасть.

26) Визави — находящийся или сидящий напротив.

27) Псы войны — наёмники.

28) Некомботант. — Фр. non-combattants — 'не воюющие‟.

29) Пжецеж — слово паразит, в данном случае означает ещё.

30) Эвентуальне — возможно.

31) Пэвне — близко по значению словам: уверен, конечно, наверняка.

32) Клопы (в смысле кровососы)— Они же Урчики, путчисты...

33) Косвенный огонь — Фланговый, диагональный.

34) ДРГ — Диверсионно-разведывательная группа.

35) Ава — Сокращённое от Савва, Савка

36) ГП. — Подствольный гранатомёт

37) Инсурге́нт — (лат. insurgentes, ед. ч. insurgens — 'повстанцы')

38) Осой назывался переделанный под боевую машину самосвал.