"Монах.Шанти"

— Уши заложило. Неужто нельзя было предварительно заткнуть ему рот? На кой хрен я должен слушать вой этого придурка?

Наконец, Шанти бросила изображать муки, и затихла в кресле, именуемом троном. Зад у нее уже ныл от соприкосновения с твердой поверхностью этого золоченого табурета, и драконица дала себе зарок — сделать все троны во дворце мягкими, снабдив их еще и подушками, чтобы можно было в кресле полулежать. Разве она не заслужила комфортной жизни?

— Теперь поговорим. Кто ты? — патриарх внимательно посмотрел в глаза 'императора'.

— Тварь — усмехнулась Шанти.

— Зачем ты занял место императора?

— Ты что — дурак? Непонятно, как такой идиот занял место Патриарха! — ядовито сказала Шанти — любой ребенок догадался бы — зачем! Ради власти, конечно!

Позади послышался чей-то смешок, но патриарх не обратил на него никакого внимания, решив после разобраться — какая сволочь смеялась. Кару негодяю он придумает потом. На досуге. Впрочем — и так ясно, кто смеялся.

— С этим ясно — патриарх почесал нос, помолчал...

'В живых остались лишь император и...Шур?! Шур! Он в курсе всего! Вот почему его император назначил начальником тайной стражи! Ага, все интереснее, и интереснее. Некая колдунья, которая пытается убить императора и погибает сама. Идиотство, конечно, но в свете последний событий — вполне сойдет. Вот как здесь оказалась тварь, которая может принимать облик человека? Магическая тварь с северного континента?! Возможно что за всем стоит именно Шур — про этого человека говорили, что он очень опасен и очень умен!'

— Эй, тварь, ты как тут оказалась? Как ты перебралась в Славию?

— На крыльях — легко ответила Шанти, и тут же спросила — скажи, патриарх, ты что-нибудь слышал, куда делся некий Андрей, тот самый, из Балрона?

— Если бы мы знали — задумчиво пробормотал Патриарх, занятый своими мыслями и тут же опомнился — ты как смеешь спрашивать, тварь?! Твое дело отвечать на вопросы!

— Значит — и вы не знаете, куда делся Андрей — сокрушенно вздохнула драконица — а может кто-то из апостолов знает? Или адептов? Кто знает, куда делся Андрей? Эй, вы, чего молчите, как дерьма в рот набрали? Уууу...гады лупоглазые! — фыркнула Шанти — толку от вас никакого. Придется заниматься с каждым по очереди. Все, что мне надо знать — где Андрей.

Шанти встала с трона, не обращая внимания на ошеломленные физиономии исчадий, быстро сбросила с себя одежду — начнешь превращаться, в клочья разлетится — и обратилась драконицей, гордо и надменно поглядывающей на людей с высоты своего роста.

Надо отдать должное исчадьям — десять человек тут же начали колдовать, швыряя в драконицу заклинания различной степени тяжести — от усыпляющих, до смертельных, убивающих на месте любое существо на свете.

Любое — за исключением драконов. Создатель позаботился о том, чтобы драконов не брала магия. Ни один дракон не мог быть убит прямым воздействием заклинания. Прямым. То есть — нельзя было сжечь дракона магическим огнем, нельзя заморозить заклинанием или остановить сердце — вся эта пакость стекала с Шанти, как шелуха от семечек, брошенная базарной торговкой на пробегающего мальчишку, спершего у соседа пару яблок. Немного неприятно, противно, но вполне терпимо и никак не вредно. Даже наоборот — бодрит и подталкивает к великим свершениям.

И свершения были сделаны.

Шанти подняла голову, ее желтые драконьи глаза с вертикальными щелями зрачков широко раскрылись, и она выпустила здоровенное облако желтой взвеси, великолепно усыплявшее любое существо, в том числе и человека.

Первыми полегли Патриарх и адепты. Они задыхались, хватаясь за горло, падали на пол, корчились и застывали, как мертвые. За ними повалились апостолы — они пытались спастись, выброситься в окна, но те были заделаны декоративными решетками, прочными, несмотря на свой несерьезный вид.

Маги попытались свалить чудовище магическими ударами — летели огненные шары, треща и гудя в воздухе, будто огромные жуки. Они рассыпались об Шанти, как о монолитную скалу, не причинив ей никакого вреда. Та же судьба ждала и удары заморозкой, воздухом и ледяными сосульками, дождь из которых вызвал один из магов, самый старший и опытный.

Маги не могли бесконечно сдерживать дыхание, кроме того, секрет из железы Шанти, попадая на кожу человека, хоть и действовал дольше, чем если бы он попал в легкие, но действовал, так что через несколько минут после начала газовой атаки, в зале висело желтое облако, напоминающее болотный туман, а на полу лежали десятки бесчувственных тел исчадий. Операция 'дай пинка исчадью' была закончена. Вернее — ее первый этап.

За дверями слышался звон мечей, сабель, кричали люди — массивные двери почти не пропускали звуки, и лишь самые громкие крики могли пробить дубовую обшивку стальных дверей, способных выдержать даже натиск тарана. Шанти не собиралась участвовать в этой драке, ее задача была выполнена. Теперь пусть гвардейцы сами расправляются с охраной исчадий — жалованье за что получают?

Драконица быстро перекинулась в человека, оделась и села на трон, прислушиваясь к звукам. Посидела, подождала, когда все затихнет, потом подошла к двери, толкнула ее раз — дверь не поддалась, толкнула два раза — дверь дрогнула, и тогда Шанти нажала со всей своей силой так, что сейчас она могла бы сдвинуть несколько повозок, груженых булыжниками. Дверь застонала от напора полуторатонной туши ( при желании драконицы вес ее мог становиться таким, который был присущ ей изначально), что-то хрустнуло, за дверью загомонили, а когда та распахнулась, не выдержав напора стальных мышц Шанти, она увидела перед собой лес копий, угрожающе поблескивающих острейшими листовидными наконечниками.

— Стоять! — раздался зычный крик — это император!

Генерал Адрон, залитый кровью — то ли своей, то ли чужой — строевым шагом подошел к Шанти, звонко щелкнул каблуками и отсалютовал, так четко, будто не вышел только что из боя, а находился где-то на плацу:

— Ваше величество! Предатели уничтожены до единого! Жду ваших приказаний!

Шанти посмотрела вдоль коридора, усыпанного трупами охранников исчадий и телами гвардейцев — охранники дорого продали свою жизнь — посмотрела в красное, потное лице генерала, нашла взглядом Шура, стоящего чуть в стороне и придерживающего левой рукой правую, раненую, и спокойно сказала:

— Вяжите исчадий. Они живы, но парализованы. В темницу — потом допросим. Сейчас я покажу тех из них, кто является колдунами — убить. Всех. Слишком велика опасность, что они выйдут из тюрьмы без нашего позволения. Все, господа, власть исчадий уничтожена! Поздравляю!

— Славься! Славься император-победитель! — заревели гвардейцы и стены дворца содрогнулись, будто по ним ударил порыв ветра.

— Слава императору! — ревели глотки, мечтающие о кружке пива и хорошем куске жареного мяса — когда все закончится, конечно...

* * *

— Ты чего? Напугал нас! Отошел?

— Отойду...в мир иной. Если не дадите пожрать! И поскорее! — голос Андруса был хриплым и глухим. Он спустил ноги с кровати, сел, вцепившись руками в край лежанки, и взглянул на окно:

— Ночь уже? Это сколько же я пролежал без сознания?

— Вечер сейчас. Поздний вечер. Все уже попрыгали через костер, потанцевали, разбрелись по парочкам или разошлись по домам. Праздник закончился.

Андрус прикрыл глаза — голова закружилась, видимо от слабости — снова открыл их, повертел головой, осмотревшись — перед ним на стуле сидел только Урхард, больше никого не было.

— Беатку ищешь? — усмехнулся тот — на кухне она, матери помогает. Чуешь, пирогами пахнет? Сейчас кормить тебя будем, герой! Ты вообще представляешь, что натворил? Шум теперь — на всю округу! Какой-то доходяга отлупил лучшего фехтовальщика Леса! Хетель ведь правда был лучшим. До тебя был. Теперь — ты лучший. И надо ждать неприятностей.

— Это каких же? — сдерживая дрожь в руках и стараясь не думать о еде, спросил Андрус — какие такие неприятности? Опять Хетель? Может мне следовало его убить? Я мог сделать это, без проблем.

— Без проблем ты это сделать бы не смог — покачал головой Урхард — если бы убил Хетеля — на тебя набросилась бы вся его родня. Не сразу, может быть, но набросилась. Впрочем — мало что изменилось. Понимаешь, в этой ситуации нет победителей. Есть временно выигравшие и проигравшие. Ну да ладно — вижу, тебе сейчас не до того. Когда-нибудь я расскажу тебе, откуда растут ноги у этого дела. Надо тебя срочно покормить, иначе помрешь, не дожив до моих откровений. Ты лучше вот что скажи — что это было?

— Что — что было? — недоумевающее переспросил Андрус, и опустил глаза.

— Парень, со мной так не надо — устало прогудел Урхард — я с тобой откровенен. Ты мне нравишься, я тебе верю, я чувствую в тебе верный, крепкий костяк, ты не подлец, уверен. И своей ложью ты меня обижаешь. Ты прекрасно понял, о чем я спрашиваю. И давай договоримся на будущее — ты должен мне всегда говорить правду!

Андрус задумался, поднял на Урхарда свои глаза, и тому показалось, что глаза эти беспрерывно меняют цвет — становятся то зелеными, то желтыми. Урхард сморгнул, снова всмотрелся — глаза, как глаза — глубоко запавшие в череп, обтянутый смуглой кожей. Показалось. Свет фонаря — неверный, колеблющийся от сквозняка — окно приоткрыто. При таком свете и демонов увидишь...

— Не могу обещать — ровным голосом сказал Андрус.

— Что не можешь? — нахмурил брови Урхард.

— Всегда говорить тебе правду. Ведь ты хотел, чтобы я говорил тебе правду? Вот я и сказал. Я не могу всегда говорить тебе только правду.

— Почему?

— Потому, что правда для всех разная! — усмехнулся Андрус — Урхард, что там с едой? Я так хочу есть, что сейчас упаду в обморок! Кстати — а как я сюда попал?

— Что за глупый вопрос? — хмыкнул купец — демоны отнесли! У меня на плече — как еще-то? Кстати — ты худой, а весишь, я тебе скажу — как хороший бычок! Или я старею...

— Стареешь — ухмыльнулся Андрус — ну так что там с едой?

— Позовут, когда готово будет — пожал плечами Урхард — я спрашивал, так мне было заявлено, что если я желаю быстрее приготовить ужин, мне надо сесть на кастрюлю — так ведь быстрее будет! Лучше не лезть к женщинам, когда они готовят — их это раздражает, а хуже раздраженной женщины только плачущая. Ты не увиливай от вопроса, а то смотрю — ты как-то ловко увел тему в сторону. Еще раз — что это было?

— Если бы я знал — нахмурился Андрус — вначале ничего особенного, все как обычно. Потом мир вдруг застыл, а я остался прежним. Так было дважды. Или трижды? Но что это такое, как такое может быть — я не знаю. Все замедлилось — звуки, люди, весь мир. Хетель двигался так медленно, что я мог одновременно с поединком пить чай и закусывать плюшками... — живот Андруса забурчал, и Урхард ухмыльнулся:

— Потерпи, сейчас, сейчас!

— Ты знаешь, у меня откуда-то приходит мысль, что мне, отличие от других людей, надо часто и много есть. И что я могу умереть гораздо быстрее обычного человека, если не буду этого делать.

— Вот как... — задумался Урхард — что-то приходит в голову, но что — вспомнить не могу. Что-то с этим связанное, что-то важное...посиди, никуда не уходи! Я сейчас!

Андрус ухмыльнулся — он бы сейчас не то что куда-то уйти, он встать-то вряд ли сможет! Ну, Урхард! Шутник...

— Ага! — послышался голос хозяина дома, шедший откуда-то из коридора — есть!

Урхард влетел в комнату, с разгона уселся на жалобно заскрипевший под тяжестью купца стул, пододвинул поближе фонарь и начал читать, тихо бормоча под нос. Андрус не прислушивался, его снова охватила слабость и зазвенело в ушах. Когда сознание прояснилось, Урхард уже сидел рядом и держал Андруса за руку:

— Да, точно! Рука горячая! У тебя будто жар! Ну-ка, дай я тебе в глаза загляну...

— Нет! — фыркнул Андрус — никаких заглядываний! Дай мне хотя бы ломоть хлеба, а то я сейчас умру!

— Не умирай! — послышался голос Беаты, и девушка заглянула в комнату — пойдемте, ужин готов! Андр, тебе помочь дойти?

— Я помогу! — вмешался Урхард — иди в столовую. Сейчас мы придем. Иди, я сказал!

Беата обиженно фыркнула, резко повернулась, исчезнув в полумраке коридора, Урхард же наклонился к лицу Андруса и пристально посмотрел в его глаза:

— Парень, ты ведь перевертыш. Ничего это слово не говорит? Совсем ничего?

— Нет, ничего — вздохнул Андрус — теперь можем идти ужинать? Помоги встать...боюсь свалиться. Поедим — расскажешь, чего нашел?

— Расскажу.

Урхард поднял Андруса с постели, обхватив рукой за талию. Не то чтобы тот не мог идти сам, но свалиться и головой врезаться в угол как-то не очень приятно. И опасно. Голова и так разбита и склеена как старый горшок, не стоит и дальше испытывать ее на прочность.

Длинный стол темного дерева был заставлен чашками, плошками, блюдами — женщины постарались на славу. Андрус уселся в кресло — старое, крепкое, с подлокотниками и узорами по спинке, уцепил в обе руки по куску пирога и на какое-то время выпал из реальности. Все его сознание заняли пахучие куски теста и горячий фарш, заложенный между этими, пропитанными соком румяными корочками.

Андрус ел, ел, ел...проталкивал в желудок все новые и новые порции еды, организм впитывал пищу, будто песок пустыни, на который наконец-то упали капли благодатного дождя. Андруса трясло, у него еще повысилась температура — видимо следствие того, что организм работал в полную силу, восстанавливая свою энергию, наращивая мышцы. Это был не боевой режим, но что-то сродни тому. 'Боевое поедание', вот как назвал бы это Андрус. Количество съеденного превышало все возможные пределы — так ест не человек, а Зверь, пожирая, а не ужиная.

Только когда невыносимый голод был утолен — лишь в глубине души теплилось желание есть, а больше пить — Андрус пришел в себя и стал нормально воспринимать окружающее. И первое, что бросилось в глаза — ошеломленные лица тех, с кем он сидел за столом. Беата смотрела на него с восторгом, Адана — с испугом и жалостью, Урхард — озабоченно и пристально, как смотрят на огромного пса, добродушного, но непредсказуемого в своих действиях. То ли сейчас помашет хвостом, то ли вцепится белыми клыками в руку, и тогда хрустнет рука, как сухая веточка, полетят клочья плоти, чистые стены красными брызгами...

— Ну чего вы так на меня смотрите? — растерялся Андрус — человек захотел покушать, проголодался, что такого-то?

Первая захохотала Беата. Она просто сползла на пол. За ней, как колокольчик, зазвенела-засмеялась Адана. Раньше Андрус никогда не слышал, как она смеется — это было очень красиво и мелодично, да и сама Адана красивая женщина, не зря Урхард ее так любил...

Урхард ухал как кузнечный молот, он покраснел от смеха и прослезился:

— Покушать захотел...ох-хо-хо-хо...он покушать захотел!

— Ну — покушать, и чего такого? — рассердился Андрус и тут же запнулся, замолчал — стол, до того уставленный полными угощеньем чашками был пуст. Нет — чашки-то были на месте, а вот содержимого в них не было. Кроме крошек и масляных пятен.

— Простите! — сокрушенно выдавил из себя Андрус — простите! Я не хотел...нет — хотел, да...но...я был болен, не мог остановиться. Я не понимал, что делаю!