Совсем не Золушка! Росинта.

— Росинта, дети! Случилось что? — спросила встревоженно, замечая вдруг и бледность невестки, и непривычную серьезность девочек.

— Война, мама! — горько выговорила Рыся. — Война!

Невозмутимая Лавена все-таки усадила всех за стол, налила взвара, подала теплых пирогов.

— Лавена, я вернусь в Крей-Тон, к Ардену. Дети останутся с вами. Надеюсь, пока...

— Для чего, Росинта? — свекровь взялась тонкими пальцами за Рысин подборок, заставляя смотреть в глаза. — Ты — фарга! Твое место здесь, с детьми. Беречь детей — вот что ты должна!

— Ты не понимаешь. Как же ты не понимаешь! — Рыся вскочила, уронила тяжелый массивный стул. Задремавший было на руках у Лавены малыш вздрогнул, завозился. — Король уже отказал Крее в помощи. Это значит, что они остались одни и война скоро будет здесь. Здесь, Лавена! Посольство эвакуируют. Арден остался в Крее, драться за кровника. Я буду с ним. Прости...

Поцеловала детей, поклонилась Лавене, пошла к двери, прямая, напряженная.

— Росинта, постой! — Лавена бережно уложила внука на диван, догнала сноху, повернула. — Иди спокойно, дочка. За детей не беспокойтесь. Себя берегите, главное.

Фарги обнялись, Лавена взяла лицо Рыси в ладони, поцеловала в рыжий пробор. Постояла у закрывшегося портала, шепча извечную материнскую молитву. Вздохнула глубоко, надела улыбку и пошла к внукам.

Глава тридцать восьмая, в осаде.

В тот же день, когда Росинта отдала детей свекрови и вернулась в осажденный Крей-Тон, во дворце асурха принц Киран впервые в жизни ссорился с женой. Сарита не только сама отказалась уйти порталом в отдаленную неприступную крепость Маалух в Синих горах, но и отправлять туда детей.

— Я твой муж и государь! Я тебе приказываю! Спасай наследника, — одетый в полный доспех принц окованной перчаткой указывал на дымку портала, возле которой мялся дворцовый маг. Служанки с узлами и воины сопровождения смотрели в пол.

— Ты мой муж и мой господин, — Сарита склонилась в низком поклоне. — Ты защитишь меня, наших детей и наш народ. Мы не побежим, — она подошла, заглянула ему в глаза. — Прикажи открыть ворота и пустить сюда женщин и детей. Здесь безопаснее.

Принц развернулся и молча пошел к выходу, она кинулась за ним, цепляясь за руку.

— Не уходи так, муж мой! Кирин! — она беззвучно плакала, пальцы скользили по холодному металлу.

— Не плачь, мое сердце, — принц обнял ее, нежно поцеловал глаза, щеки. — Я не сержусь.

Хмуро шагая по длинным коридорам к воротам, принц коротко отдавал распоряжения. Начальник личной стражи принцессы получил приказ в случае малейшей опасности силой увести ее и детей. Многочисленный покои, комнаты, залы слуги торопливо освобождали от лишнего, готовили одеяла и кое-какой скарб.

К закрытым воротам дворца стекался народ. Женщины плакали, орали младенцы, молча жались к матерям дети постарше. Немногочисленные мужчины что-то выкрикивали. Ропот и шум нарастал, толпа заводила сама себя.

— Где принц Кирин? Где Хранитель престола?

— Они бросили нас! Сбежали!

— Кто нас защитит? Спасите наших детей!

— Трусы, трусы! Принц с семьей сбежал! Их нет в столице!

Тяжелые ворота высотой в двадцать пять локтей начали отворяться. Народ ненадолго затих, ожидая. При виде большого вооруженного отряда, строившегося перед воротами, негодование толпы хлынуло, как кипящая вода из переполненного котла. Принц шагнул вперед, поднял руку, заставляя замолчать. Площадь замолкла, готовая взорваться в любую минуту.

— Женщины и дети сейчас пойдут во дворец, — толпа колыхнулась, раздались испуганные крики. — Спокойно! Вы причините вред себе скорее, чем сюда придут кочевники! Во дворце есть вода и запасы еды на случай долгой осады, — люди снова закричали, перекрикивая друг друга, опять подались к воротам. — Мы примем всех! Всех детей и женщин, стариков. Мужчинам старше шестнадцати здесь делать нечего. Наше дело воевать! Всех, кто попытается сбежать от воинского долга, скрыться, городская стража будет казнить на месте.

— Откуда я знаю, что здесь безопасно для моих детей, — распихивая соседей локтями, заорал какой-то толстяк в дорогом халате. — Ты уведешь воинов на стены, а кто останется здесь? Твоя-то семья небось давно далеко!

— Мы напрасно тратим время нашего государя, — раздался звучный и звонкий голос над площадью. — Принц Кирин оставил во дворце своих детей и зовет сюда ваших. Разделите с нами кров и хлеб, — Сарита стояла на балконе, держа за руки сыновей. — И нашу судьбу, — еще неслышно прошептала она с горькой надеждой.

Дворец напоминал шумный и бестолковый муравейник. Сарита оставила детей с няньками и пошла налаживать жизнь. Теребила, заставляла подняться, заняться делами.

— Вы забыли? Детей надо кормить, мужьям носить еду и воду. Приготовьте бинты, кто умеет — варите мази и отвары. Будут раненые и много. Кем мы будем для наших мужчин — обузой или опорой? — говорила она женщинам, обходя свой не похожий на себя дом. — Надо приготовить место для раненых, — повернулась она к Хранителю дворца.

— Это уже делается, госпожа. И еще. Стража докладывает, что вас хотела видеть Софина Доли ан Денец.

— Пойдем, я встречу ее в малой приемной. Это будет быстрее, чем мне возвращаться в свои покои.

Софина, выдержавшая ожесточенный напор мужа, желавшего отослать ее в Ласурию, пришла к принцессе вот зачем.

— Госпожа, с разрешения мужа, я отдаю наш дом под госпиталь. Я сведуща в лечении ран. Мои служанки мне помогут. Скажите Его Высочеству, что мы можем принимать раненых уже сегодня.

— Я благодарю вас от всего сердца, госпожа. Когда война, дай боги, закончится, асурхат не забудет ваших заслуг.

— Моя госпожа, я желаю только одного. Дождаться моих сыновей и мужа живыми и здоровыми, — Софина поклонилась.

Принцесса склонила голову, прощаясь. Сколько женщин в Крее молилось теперь об одном!

В великой библиотеке старый смотритель Ленар Озан, оставшись один, закрыл окна ставнями, долго носил в хранилище и прятал, укрывал, как мог, самые ценные и древние свитки и книги, приготовил воду и мокрую ткань сбивать огонь. Поднялся на кровлю, сел возле слухового окна, глядя на пустую площадь, безлюдные улицы.

— Все проходит, пройдет и это, — шептал он в молчащие небеса. Была ли это молитва? Или обещание?

Город ждал.

Глава тридцать девятая, в осаде. Продолжение.

Принц обходил стены, проверял бастионы и форты и укреплял боевой дух. Его воины, глядя с высоты на людское море, грозившее захлестнуть, опрокинуть окружавшие город рвы и стены, смотрели на главнокомандующего мрачно. Но принц был спокоен и уверен, командовал негромко и властно. Кирин долго стоял на башне, защищавшей ворота и для того выступавшей над стеной, наблюдая за противником и глядя на свой город. Городские стены, сложенные из светлого камня, заходящее солнце залило алым. Сотни лет это был просто закат, но сегодня многим казалось, что сами боги пророчат городу его судьбу.

— Что думаешь, Арден? Ждем штурма?

— Судя по всему, они не торопятся, мой принц, хотя долгая осада невыгодна не только нам, но и им. Их преимущество — короткие набеги. Что, если их военачальник решил не штурмовать город, а блокировать? Лишить подвоза продовольствия по суше и по морю?

— Ты говоришь верно. Дороги перекрыты, их галеры не дают не только войти в порт торговым судам, но и топят рыбачьи лодки. Тактика их понятна. При всем богатстве Крей-Тон, рано или поздно нам придется выйти за стены и пробивать дороги, а значит — гоняться за ними, как за счастьем. Расчет на то, что эти короткие стычки, в конце концов, измотают и истощат наши силы. Их галеры окружают наши корабли как муравьи гусеницу, берут на абордаж и топят только потому, что на одного нашего моряка при штурме приходится не меньше пяти штурмующих.

— Основная опасность, государь — их отряды, высаживающиеся с моря. Уже дважды они пытались зажечь склады. Мы вынуждены снять часть людей со стен и направить на охрану побережья, — доложил Первый советник.

Принц кивнул, отпуская Первого советника и офицеров. Рядом с ним остался только Фаррел.

— Нужна разведка, Ваше Высочество. Оценить численность, вооружение, запасы. Походить в их стане, послушать, что говорят воины. Хорошо бы и пленного захватить.

— Согласен, Арден. Найди подходящего человека. Или оборотня.

— Пойду сам, Кирин.

— Арден, ты начальник моей личной стражи. Я не даю разрешения.

— Росинта заменит меня здесь. Кирин, я должен пойти сам. Кроме того, у меня больше шансов вернуться, чем...

— Чем у кого?

— ... чем не вернуться.

— Ладно, раз решил — иди. Я так понимаю, об этом знаем только мы двое?

— Еще жена. Ей скажу.

Рыся выслушала Ардена спокойно. Мало того, что не кричала, даже спокойно не возразила, не просила передумать. Заместитель не может обращаться к командиру с дурацкими неуставными просьбами. Вместо этого она отлучилась на час, рысью сбегав во дворец к принцессе Сарите, потом поколдовала в отведенной им комнатке и позвала туда мужа.

— Раздевайся давай, — деловито велела она оборотню, держа в руках довольно большую плошку с загадочной жижей и довольно большую малярную кисть. — Совсем раздевайся!

— Я тебя в человеческом облике покрашу, а то в зверином на тебя бочку басмы надо, а мы с Саритой и так все дворцовые запасы выгребли, — грунтуя мужа, сообщила она. Муж ежился от щекотки и посмеивался, пока дело не дошло до особо чувствительных мест. Тут оба на минутку задумались, не будет ли у него случайно аллергии и не лучше ли оставить этот участок, так сказать, в первозданном виде. Без смеха на недокрашенного оборотня смотреть было невозможно, поэтому Рыся особо тщательно приступила к последним деталям. Оба смеялись от души, а Рыська даже до слез.

Южная ночь покрывалом упала на город. Черный зверь, абсолютно неразличимый в темноте, неслышно поднялся на стену, прошел вдоль бойниц и спрыгнул с барбакана.

К рассвету Арден не вернулся.

Глава сороковая, все пошло не так.

Оборотень прошел сквозь вражеский лагерь как нож свозь масло. Хотя нет — как сталь режет шелковый платок. Это сравнение куда уместнее, когда речь идет о юге. За годы, прожитые в Крей-Тон, северянин юг так и не полюбил. Но прелесть южного взморья с его яркими красками, южные запахи, тягучие, обволакивающие, будоражащие, никого не оставили бы равнодушным, а Арден был вовсе не солдафоном. Сегодня же даже чужака коробило от того, что эту красоту осквернили. Чужие злые запахи отравили воздух. Пахло кострами, лошадьми, грязными вонючими телами. Оборотню привычно и даже приятно обонять кровь и смерть, но этот смрад заставлял зло скалиться, пока он, затаясь, слушал разговоры у костров или в палатках. Изредка в шуме лагеря слышался женский плач и крики, и его дергало от ярости, не имеющей покуда выхода.

Он дошел почти до ханского шатра в самом центре становища, залег в темноте, подальше от огня, по наитию ожидая чего-то, когда полог откинулся, и высокий массивный человек, кликнув сотника, пошел по лагерю. Арден, двинулся за ним на пружинящих лапах, припадая к земле. Предводитель обходил лагерь с той же целью, что лазутчик. Слушал, оценивал обстановку и настроение. Орда — как собачья свора. Будет подчиняться, пока чует хозяина. Нет — кинется и загрызет слабака, как подранка. Здесь палатки стояли теснее, народу было гуще. Арден отстал, выжидая. Хан с охраной миновал, наконец, толпу, выходя на периметр и намереваясь, видимо, проверить посты. Оборотень шел за ним по широкой дуге. Здесь чувствовался ветер, и легче было идти по следу. Надо было решиться и атаковать сейчас, другого случая могло и не быть. Арден принял решение, сжался пружиной, готовясь напасть. Порыв налетел, ударил в нос, заставляя мгновенно изменить решение. Он был не один. За этой жизнью он охотился не один, и другой охотник уже прыгнул.

Две тени-убийцы смертью метались в полной тишине. Люди падали с разорванным горлом, не успевая не только крикнуть — захрипеть. Хан единственный успел обнажить оружие, отпрыгнул в сторону, метнул кинжал. Он еще успел обрадоваться тому, что лезвие нашло и ужалило уязвимую плоть. Так и умер с торжествующей улыбкой. Но отделенная от тела голова уже не улыбалась, а скалилась. Арден припал к земле, хрипло дыша, вернулся в человеческий облик, метнулся в темноту. На утоптанной земле, поймав грудью кинжал, без движения лежал Веслав Гроден.

Еще ночью часовые на стенах заметили поднятую в лагере тревогу. Принц Кирин и стоящая за его плечом лейтенант Фаррел молча стояли, вслушиваясь и всматриваясь. Росинта не ушла и с рассветом, продолжая наблюдать. Хотелось прыгнуть со стены и бежать по остывающим следам, биться рядом с любимым, или мстить. Не прыгнула. Рычала на остальных оборотней, шляющихся к ней по очереди с предложениями типа: 'Давай метнусь, разузнаю, что там как'.

На закате вспыхнул под городом погребальный костер. Под догорающие угли вышел вперед новый вождь, вскинул руку, указывая на осажденный город. Жуткий низкий рев потряс небеса. За запертыми дверьми, закрытыми ставнями страх расползался до холодной кожи, до мурашек, сворачиваясь в груди у женщин обжигающе холодными тяжелыми змеями.

Командиру ночной портовой стражи доложили о подозрительном шуме. К плавучему доку кто-то плыл. Чуть слышные всплески затихли, и на причал выбрался совершенно голый мужчина. Встряхнулся, посмотрел в темноту.

— Гасыр, если ты меня пристрелишь, принц тебе не простит. Такие разведданные пропадут!

— ... ханом объявил себя родственник прежнего вождя. Это все изменило. Власть его шатка. Для упрочения положения ему нужна победа, крупная добыча. Но неудача при штурме — большой риск. Войско просто распадется на неуправляемые отряды, — Арден совершенно несвойственным ему жестом стукнул кулаком в раскрытую ладонь. — Возьми мы вчера его в плен! Все было бы по-другому!

— В нашем народе говорят: 'Не жалей о непролившейся туче. Только боги знают, пролился бы из нее дождь или низверглись камни', — принц от души стукнул кровника между лопаток. — Что ж, остается только ждать.

— Нет, мой государь! Это еще не все новости. Джелеби и лукум я приготовил напоследок.

Сутки назад.

Арден выдернул кинжал, с силой прижал ладонь к ране.

— Веслав! — позвал в самое ухо. — Слышишь меня? Надо уходить. Если не сможешь идти сам — обернись, иначе не дотащу.

Волк дернул ухом, поднялся на ноги. Лапы дрожали, будто оборотень поднимал спиной могильную плиту. Развернулся, побежал вперед, припадая к земле, сея в пыль рубиновые капли. Рысь бежала следом, слыша за спиной крики, однако погони не было. Через полмили Весь остановился и обернулся.

— В лесу рядом с северной бухтой лагерь, — прохрипел, залезая на зятя верхом и зажимая рукой рану. — И не тряси, не дрова везешь!

Глава сорок первая, накануне.

Король Редьярд был упрям, но неглуп, а принц Аркей, не уступая ему в уме, как известно, упрямством отца превосходил. План, предложенный Его Высочеством, был поначалу осмеян и выруган, потом выслушан еще раз и только обруган. На третий раз король выслушал молча. Принц Колей, внезапно и необъяснимо заинтересовался политикой до такой степени, что просидел в кабинете с отцом и братом целых пять часов, при том, не прикоснувшись к бутылке и не заснув. Правда, и в разговор не вмешивался. И только когда кроль принял решение и во дворец порталом пришел рю Вилль, Колей высказался. Так сказать, ошарашил.