Завещание инора Бринкерхофа

— А что вам мешало сообщить это мне раньше? Не потому ли вы сейчас пришли, что, по вашему мнению, мной был выбран неподходящий супруг? — я уже злилась, и скрывать этого не хотела.

— Вовсе не это было определяющим, — запротестовал святой отец, но глазки у него забегали.

— Вы же сами сказали в начале разговора, что вас убедили, — заметил Рихард. Надо же, я на это и внимания не обратила. Я благодарно посмотрела на мужа.

— Это только подтолкнуло нас в нужном направлении, — уверенно вел свою линию монах. — Но решение было принято именно Монастырем на основании всех совокупных факторов. Решение, наилучшим образом устраивающее всех, вовлеченных в данную историю. Заметьте, мы с самого начала пытались отговорить инора Бринкерхофа от написания такого завещания. Но, увы, не преуспели.

Он с отеческой улыбкой посмотрел на нас и продолжил:

— Собирайтесь, дочь моя, у вас нет более необходимости здесь оставаться.

— Есть, — уверенно ответила я. — Здесь мой муж, следовательно, мое место рядом с ним.

— Вы же прекрасно понимаете, что ваш брак — вынужденная мера, — начал увещевать меня святой отец. — Вы несчастливы, ваш муж вас обижает. Что может вас здесь удерживать? Если вы его боитесь, и моего присутствия для вашего спокойствия недостаточно, то я могу сходить за стражей.

Предложение монаха меня совершенно не устраивало. Я совсем не хотела под стражей доставляться к Хайнрихам, так что только испуганно вцепилась в руку Рихарда и твердо сказала:

— Я же вам уже сказала и не один раз, что он меня не обижает. Никуда я с вами идти не собираюсь. И вообще, вы как представитель ордена Святой Инессы должны делать все, чтобы сохранять браки, а не разваливать их в угоду всяким просителям, жертвующим вам крупные суммы.

— Как вы могли нас заподозрить в такой меркантильности, — возмутился святой отец. — Да, нам были даны рекомендации, не прислушаться к которым было достаточно сложно. Но никаких материальных выгод мы не получили и не планируем получить.

— Материальные выгоды не всегда бывают выражены в металле, — заметил Рихард. — Иногда это какие-то условия или уступки.

— Никаких обязательств попросившая нас сторона на себя не брала, — твердо ответил монах.

— Ну да, — закивал головой муж, — иногда просто поддерживать хорошие отношения дорогого стоит.

Монах все же смутился, но это не помешало его спросить, правда, уже не столь уверенно:

— Дочь моя, неужели ты действительно хочешь остаться с этим мужчиной? Не бойся сказать мне правду. Я на твоей стороне.

— Знаете, святой отец, мне очень жаль, что вам пришлось проделать столь длинный путь, и он оказался бесполезен, — твердо ответила я ему. — Я замужем за Рихардом Брайнером и не собираюсь менять его ни на кого другого ни при каких условиях. А тем более, на Клауса Хайнриха.

— Собственно, я и не собирался вас уговаривать, — пошел на попятную монах. — Но я должен быть твердо уверен, что вы говорите не под принуждением.

— Да неужели этого не видно! — возмутилась я.

— Когда я пришел, вы плакали, — настаивал он.

— Я плакала по совсем другой причине, никак не относящейся к моему мужу, — заявила я. — В конце концов, мне нет никакой необходимости вас обманывать.

— Инор Брайнер, — обратился святой отец к моему мужу, — вы можете подтвердить то, что сказала ваша жена?

— Что именно? — спросил Рихард.

— Что она плакала не по вашей вине. Вашего слова мне будет достаточно для того, чтобы считать мою миссию законченной.

— Я не могу быть уверенным в том, что ни одно мое слово или действие ее не обидели, — немного подумав, ответил муж, — но я никогда не стремился к этому.

— Что ж, дети мои, будем считать, что я ошибся, — несколько недовольно сказал монах. — Я рад, что вы нашли друг друга и счастливы вместе.

Но его кислая улыбочка говорила совсем о другом. Он был явно недоволен итогом сегодняшней встречи. Интересно, откуда у Хайнрихов такое влияние на монастырь Святой Инессы? Ведь абы для кого не стали бы нарушать просьбу покойного деда. А владелец косметической фабрики не такое уж значимое лицо. Ведь не продает же он, в самом деле, крема и тени настоятелю монастыря? Да даже если и продает, того вряд ли бы испугали угрозы остаться без подобных поставок.

Святой отец напросился к нам на ужин, отказать ему было совсем неудобно — все же он приехал достаточно издалека и делал вид, что озабочен моим будущим. Разговор он поддерживал не очень охотно, все время на нас смотрел настолько внимательно, как будто старался увидеть хоть что-нибудь, подтверждающее его первоначальное впечатление. Все это меня ужасно беспокоило, так как он, похоже, совсем не удовлетворился результатами своего посещения. А это значило, что этот визит представителя монастыря — только самое начало, и ждет нас в течении всего срока, оставшегося до вступления в наследство, еще некоторое количество неприятностей со стороны ордена Святой Инессы. А еще меня беспокоил Рихард. Он был непривычно мрачен, и какова причина этого его состояния, я не могла даже предположить. Ведь монах явно дал понять, что пока к нам никаких требований предъявляться не будет. Но ужин закончился, святой отец вежливо попрощался и покинул нас, одарив еще одним недовольным взглядом. И мы остались вдвоем.

— Не понимаю, как Хайнрихам удалось повлиять на монастырь Святой Инессы, — сказала я. — Разве что деньгами, но монах был так убедителен, что я в этом сомневаюсь.

— Это не Хайнрихи, у них просто нет такой возможности, — в голосе мужа была странная, даже пугающая меня, задумчивость. — Монастырь не стал бы рисковать своей репутацией ради них. А пренебрежение волей покойного — это серьезное нарушение.

— И на кого ты сейчас думаешь? — заинтригованно спросила я, так в голову мне ничего, кроме этой семейки, и не приходило. Не рассматривать же всерьез вариант с моим отцом? А больше никого заинтересованного в том, чтобы наш брак расторгнуть, и не было.

— Скажи, а почему ты осталась? — задал он мне встречный вопрос. — Ведь теперь ты знаешь, что для твоей семьи ничего не изменится, если ты от меня уйдешь.

— Для моей семьи не изменится, — согласилась я. — А вот для меня очень даже. Чтобы я отказалась посмотреть на то, как ты будешь выполнять мое условие? Да ни за что!

Он наконец улыбнулся, пожалуй, впервые за сегодняшний день. Я немного полюбовалась на его посветлевшее лицо, но недолго, так как жаждала получить ответ на интересовавший меня вопрос:

— И все же, на кого ты думаешь?

— Это очень похоже на моего отца, — неожиданно сказал Рихард. — Я говорил, что тебе не придется с ним общаться. Видимо, был неправ.

— Получается, ему совсем не нравится, что ты на мне женился? — выпалила я прежде, чем мне пришло в голову узнать, что же у него за папа такой, если он запросто находит управу на монастыри.

— Не обязательно, — ответил он мне. — Возможно, он просто хочет понять, насколько у нас серьезно.

Я хотела спросить его еще о чем-то, но тут он неожиданно привлек меня к себе и поцеловал. И все вопросы, возникшие было в голове и уже вертевшиеся на кончике языка, сами собой куда-то пропали.

Глава 16

Утром мы были разбужены громким стуком в дверь. Рихард пошел выяснять, кого это к нам принесло так рано. Разговор, начавшийся довольно мирно, быстро перешел в невнятные угрозы, выкрикиваемые по ту сторону проема. Я торопливо оделась и подошла к двери. Какого же было мое удивление, когда я обнаружила там своего отца, которого муж мой не хотел впускать в нашу квартиру.

— Дожили, — возмущенно сказал папа. — Да когда ж такое было, чтобы родного отца к дочери не пускали? С каких это пор у вас такие порядки?

— С тех самых, как моя жена обнаружила в своей чашке любовное зелье, — ответил Рихард, даже не думая сдвигаться с места. — Подлитое ей любящим папой, между прочим.

— Абсолютно бездоказательное утверждение, — заявил отец. — Где чашка с якобы подлитым зельем? Где свидетели данного происшествия? Нет? Вот я так почему-то и подумал. Ивонне что-то там показалось, и теперь возводят наглый поклеп на честного человека. А все почему? Потому что он выступил против того, чтобы дочь выходила замуж за проходимистого голодранца, — он снисходительно посмотрел на Рихарда, который даже растерялся немного от такой наглости. — И вообще, я приехал поговорить с Ивонной, а вы, инор, как вас там, не знаю и знать не хочу, ибо не представляете для меня интереса, как явление временное, можете пойти и прогуляться.

— Папа, если ты собираешься оскорблять меня или моего мужа, будет лучше, если ты сам сейчас же уйдешь, — с негодованием сказала я. — Можешь уже смиряться с тем, что Рихард — явление в твоей жизни не временное.

— Ивонна, как ты можешь говорить такое родному отцу? — возопил он, вздевая руки вверх. Не иначе как Богиню призывал в свидетели своей честности и моей черствости. — Я проделал такой путь, я не спал половину ночи, а ты готова вот так просто взять и выгнать меня на улицу? Как какую-то подзаборную шавку?

— Папа, я просто прошу относиться к нам с уважением, иначе я с тобой даже разговаривать не собираюсь, — твердо ответила я. Все же я знала своего отца слишком давно, чтобы реагировать на его выступление так, как ему этого бы хотелось.

Отец возмущенно засопел и еще раз выразительно на меня посмотрел, всем своим видом показывая, что мною злостно нарушены все правила приличия. И мне действительно стало стыдно. За то представление, что он устроил перед Рихардом. Для нашей семьи такие вещи были уже привычны, и я совсем забыла, как некрасиво это может смотреться для посторонних.

— Мне кажется, тебе нужно время, чтобы осознать сложившуюся ситуацию, — сказала я папе. — Давай ты прогуляешься немного, посмотришь город, а потом попробуешь прийти и поговорить нормально.

— Инор Бринкерхоф, — церемонно сказал ему Рихард, — если вы сделаете шаг назад, мне будет удобнее закрывать дверь.

Папа открыл было рот, чтобы разродиться очередной тирадой, полной возмущения, но посмотрел на наши лица, осознал, что ничего хорошего этим он не добьется, и выдавил сквозь зубы:

— Приношу свои извинения, если нечаянно кого-нибудь из вас обидел. Но вы тоже должны меня понять, — закончил он уже с явным воодушевлением, — у меня не так много дочерей, чтобы меня совершенно не волновала их дальнейшая судьба. Так я могу войти?

Мы с Рихардом переглянулись, я неуверенно кивнула головой, и муж посторонился, пропуская моего отца. Тот недолго раздумывал и ринулся в нашу квартиру так, словно за ним стая голодных тигров неслась. Или, в крайнем случае, злых Хайнрихов.

— Послушайте, зять мой, — высокопарно сказал папа Рихарду, — мне бы поговорить с дочерью наедине.

— Я возражаю, — твердо сказала я. — Я не собираюсь ни о чем с тобой наедине говорить.

— Видишь ли, Иви, — снисходительно сказал папа, — вопрос, который я собираюсь обсудить с тобой, имеет отношение исключительно к нашей семье, и никоим образом не касается твоего мужа.

— Моя семья включает и моего мужа, — заметила я. — Если ты этого до сих пор не понял. К тому же, я хочу быть уверенной в том, что ты опять мне чего-нибудь не подмешаешь. Спокойнее мне будет, если кто-нибудь за этим проследит.

— Ивонна, поверь, это очень важно, и для тебя, в том числе, — продолжал упорствовать папа. — Но если ты так настаиваешь на его присутствии, то я тогда задействую артефакт от прослушивания. Твой муж не будет слышать, что мы говорим, но будет видеть, что я тебе ничего не подмешиваю. Хотя такие подозрения для меня оскорбительны.

Мы еще немного поспорили, но сошлись все же на варианте с артефактом. Папа упорно отказывался посвящать Рихарда в цель своего визита, но настаивал на том, что мне это знать необходимо. Я была уверена, что речь пойдет о Хайнрихах, но все же интересно было, в каком ключе подаст эту историю отец.

Папа достал из кармана странную конструкцию из веточек и перышек, аккуратно расправил и водрузил на середину стола, внутрь поместил маленькую скособоченную свечку и гордо сказал:

— Теперь твой муж должен отойти подальше. Примерно к окну. Тогда он не услышит, о чем мы говорим.

— Как-то странно выглядит ваш артефакт, — подозрительно сказал Рихард. — Я даже понять не могу, как он работает.

— Так вам и понимать не надо, — недовольно сказал папа. — Это орочья штуковина, мне она по случаю досталась за бешеные деньги. Обычные-то артефакты обойти можно и подслушать, что надо, а этот не получится.

— Мне эта штуковина не нравится, — сказала я. — Думаю, если Рихард отойдет к окну, он и так ничего не услышит.

— Ага, — возмутился отец, — и будет там подслушивать с помощью каких-нибудь магических приемчиков. Нет уж, знаем мы вас. Ничего у вас не выйдет.

— Я не собирался ничего подслушивать, — заметил Рихард, взял в руки эту странную конструкцию, принесенную отцом, и начал ее крутить.

— А ну-ка, — всполошился папа, — поставьте немедленно. Если сломаете, где я такое устройство опять найду? Так смотрите. И чем дальше, тем лучше.

Муж неохотно поставил артефакт, видно было, что ему интересно было бы узнать, как эта штуковина действует. Я бы тоже не отказалась понять принцип его работы. Но орочья магия очень уж сильно отличается от нашей, так что искать какие-то соответствия было совершенно бесполезно. Казалось, что и магии никакой там и нет, но если уж отец был уверен, что работает, то это наверняка так. Не в папиных привычках покупать непроверенные вещи. Он хмуро оглядел поставленный на стол артефакт, потрогал некоторые места соединений, но изъяна так и не нашел, после чего повернулся к Рихарду и недовольно сказал:

— Что ж, испортить вам не удалось, так что лучше отойдите подальше, и я все же обсужу с дочерью вопрос, ради которого я сюда и приехал.

После того, как муж мой отошел к окну и уже оттуда стал наблюдать за нами, папа аккуратно поджег свечку и водрузил ее в середину конструкции, дыма от нее практически не было, да и запаха никакого тоже, но я почему-то начала нервничать и решила закончить разговор как можно быстрее.

— Так что ты мне собирался сказать, папа? — спросила я. — Если опять о том, что я должна быть внимательной к Клаусу Хайнриху, то я сразу тебе скажу, что это бесполезно.

— Ивонна, Хайнрихи меня шантажируют, — выпалил папа. — Они узнали об одном неосторожном моем поступке, и вот...

— У тебя из этих неосторожных поступков вся жизнь состоит, — заметила я. — Не думаю, что обнародование очередного факта твоей биографии что-то изменит.

— Ты просто не представляешь, о чем говоришь, — недовольно сказал он. — Обнародование этого происшествия вполне может привести меня на скамью подсудимых. Моя жизнь и репутация нашей семьи будут погублены.

— Да ты и так уже сделал все для этого, — не выдержала я. — Да и что ты такого мог сделать? Продать оркам наши защитные артефакты?

Я точно знала, что папа пытался организовать торговлю с орками, но не преуспел. За торговлю боевыми и защитными артефактами действительно могли посадить, и надолго. Вот только взять подобное ему было совершенно негде.