Псы войны

Ди-шу стоял на стене позади от сотника. Старик с первой встречи произвел на него сильное впечатление.

— Ну вот, сейчас начнут мешать нас с землей! Всем вниз! В укрытие!

Едва команда была выполнена, как большие камнеметы разом задробили огонь. Повисла гнетущая тишина, а потом мощный удар обрушился на ворота и центральную часть бруствера, ломая и сметая деревянный парапет. Когда земляной вал оголился, монголы начали штурм, стремясь проникнуть в образовавшуюся брешь. Лишенные укрытий стрелки становились легкой добычей монгольских лучников, а нападавшие лезли на вал, словно бурный речной поток.

— Зажигай!

В гущу нападавших устремились большие громовые копья. Они взрывались с оглушающим грохотом, оставляя после себя удушливые облака смрада и пороховой гари, но казалось, это мало действовало, место павших, тотчас занималось новыми и новыми бойцами. Но вскоре этот поток начал постепенно уменьшаться, и вскоре защитникам удалось очистить стены от врагов.

— Интересно, это все или нет? — Ди-шу оглянулся, услышав знакомый голос. Стоявший позади воин, вытирал лезвие клинка полой своего красного шелкового плаща. Но ответ на его вопрос нашелся сразу. Со стороны монгольских войск начался новый обстрел, но теперь на город обрушился град зажигательных снарядов. Жир и смола вспыхивали чадящим пламенем, поджигая деревянные постройки. Вскоре занялись все постройки нижнего города, и черный дым понесло на стены. Монголы вновь пошли на штурм.

— Похоже у них людей без счета. Да откуда они их только берут?

Ди-Шу вновь посмотрел вниз.

— Господин! Да у них нет оружия, они просто лезут на вал, словно овцы на заклание! Смотрите! Среди них женщины и дети!

Монголы изменили тактику, теперь они направили на стены пленных, заставляя защитников города стрелять по своим. Тысячи пленных, словно кроты подкапывали валы и стены, заваливали ров землей. Посылая пленных на стены, монголы берегли свои силы и изматывали защитников, сея в их рядах страх и отчаяние. Под прикрытием пленных монголы вновь начали штурмовать стены, на этот раз атаки следовали одна за другой. Монголы разделили штурмовые отряды, и каждый раз стену атаковали новые силы, в то время как защитники не могли позволить себе лишних минут сна.

К исходу второго дня это стало приносить свои плоды. Защитники стен просто валились с ног от усталости. Стрелки уже не могли точно посылать стрелы в нападавших, которые все новыми и новыми волнами обрушивались на валы.

На третий день по возведенным пленниками земляным пандусам монголы подтянули осадные башни, и сунская пехота ринулась на стены.

— Ну что приуныли! — Собутэ повернулся к бойцам. — Крепость не в прочности стен, а в храбрости ее защитников!

На гребне вала два потока столкнулись, словно два разъяренных зверя. Три раза сунские знамена поднимались над стенами, но их удавалось сбросить вниз. Наконец атаки прекратились. Сунцы отошли под прикрытие монгольской конницы. Пороховые заряды подожгли осадные башни, превратив их в огромные костры.

Солнце зашло за дальние горы, но вместо того, чтобы отойти, монголы все продолжали и продолжали атаковать стены. Огни на стенах, делали защитников легкими мишенями для монгольских стрел, в то время как самих стрелков скрывала тьма.

— Так нас надолго не хватит, — проворчал сотник. Они не дают нам ни мгновения передышки, все лезут и лезут, словно муравьи.

Как только удавалось отразить очередную волну нападающих, сразу же стены накрывали залпы метательных орудий, заставляя защитников прятаться в укрытиях, но, тем не менее, ни сунцы, ни монголы не могли подняться даже на первую линию стен.

— Господин Собутэ, кажется, они прекращают штурм! — Ди-Шу заметил, что атаки на стены начали слабеть. Сунцы и монголы больше кричали, но не старались подняться на стены. Обстрел стен тоже почти прекратился.

— Наверное, они тоже устали, ведь не может человек без еды и без сна. — Предположил Агунай, робко выглянув за парапет. Смотрите! Их стало меньше, костры горят, но теней между ними почти нет.

— Что за лихо такое! — Собутэ сам посмотрел. — Действительно, только кричат, но их самих почти не видно. Наверное, снова задумали какую-нибудь пакость. Не в их обычаях прекращать начатое дело.

Ди-шу повернулся посмотреть на город, и в этот момент земля содрогнулась. Сверху посыпались обломки камней и куски черной земли. Над крепостью поднялось черное облако. Все оцепенели, еще несколько взрывов обрушили южные ворота. В одно мгновение город стал беззащитным перед наступающей армией.

Конница ворвалась на улицы, и сражение закипело с новой силой. Что делать и куда бежать Ди-шу не знал. Он искал сотника или хоть кого-нибудь из своих командиров, но в общей свалке было трудно понять кто свой, а кто чужой.

— Нужно пробиваться к Запретному городу. Его цитадель наверняка еще держится! — прокричал Агунай, и они бросились вниз по улице.

В нижнем городе началась паника. Люди метались вокруг в приступах безумной паники, настигаемые копытами монгольских коней и их длинными стрелами.

Но, когда они достигли запретного города, то увидели, что дворцовые постройки были объяты огнем, яркое пламя пожирало пагоды и дворцы. Братья в нерешительности остановились. Идти вперед было бессмысленно, бежать назад тоже. Не зная, что делать они повернулись и остались стоять на месте, ожидая, когда из-за поворота улицы покажется первый монгольский всадник.

— Тебе страшно? — спросил Агунай, втыкая перед собой стрелы.

Ди-шу тяжело вздохнул:

— Все когда-нибудь кончается, это судьба, но мы отдадим долг предкам.

Братья переглянулись, и в это время из переулка появился первый всадник.

* * *

Когда монголы взорвали ворота и ворвались в запретный город, генерал Хэлу отдал приказ десяти тысячам северной кавалерии прорваться единым ударом за стены и нанести ответный удар по захватчикам. Большой пожар должен был отвлекать монголов от этого маневра.

Передовой отряд вырвался за стены, отвлекая на себя основной удар нападавших, а за ним двинулась и основная конная лава, сметая все со своего пути.

Монголы не ожидали такого поворота событий, ворвавшись в город, они рассчитывали на то, что осажденные будут до конца сражаться на стенах и улицах, сдавая одну позицию за другой, пока весь город не окажется в их власти. Пожар, вспыхнувший в городе, они сочли за признак скорой победы, но мощный удар чжурчжэньской конницы опрокинул нападавших, и очистил все пространство перед городом. Монголы в панике бежали от стен, бросая осадные машины и камнеметные орудия.

Над городом повисла гнетущая тишина. Монголы отступили за реку, но звуки барабанов и труб говорили о сборе нового наступления.

Победа досталась очень тяжелой ценой. Отвлекавший монголов отряд был полностью уничтожен, из десяти тысяч всадников, нанесших степнякам основной удар, вернулось около трех. Нижний и внутренний города были уничтожены огнем, и только редкие каменные постройки, да цитадель императорского дворца оставались в относительной сохранности. Крепость Субинь перестала существовать. Ценой жизни семи тысяч воинов была получена всего лишь небольшая отсрочка перед неизбежным концом.

Ворота запретного города были открыты. Уцелевшие в битве, всадники, пехотинцы и простые горожане собрались на центральной площади, заполнив все ее пространство, ожидая выхода императора. Чиновники в парадных одеждах стояли возле крыльца, но императора не было. По толпе пронесся легкий ропот, уже не оставил ли их владыка, подобно Ай-Цзуну Цзиньской империи, принявшему яд в пылающем дворце, но в этот момент император вышел из внутренних покоев.

Собравшиеся на площади ахнули и опустились на колени, император был одет в красный генеральский доспех, и шел совершенно один, без личной охраны, но Есигуй увидел, что это не совсем так, в тени портика встали два малоприметных человека, одетых в коричневые одежды, еще двое оказались перед собравшимися чиновниками. Это были те молодые люди, которых обучал Санори. Его самого никто не видел, но понял, что он где-то рядом, готовый в любой момент отдать приказ своим людям атаковать.

Император обвел взглядом всю площадь, и, подняв руку, призывал народ к тишине.

— Мои славные подданные! Сегодняшний день будет восславлен в песнях и стихах. Каждый из вас прославил свое имя, защищая город и сражаясь с врагом!

Толпа одобрительно загудела, раздались крики, и хлопанье, выражавшие готовность подданных следовать за своим вождем.

В этот момент Есигуй почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Рядом стоял юноша, из отряда Санори. Он приложил палец к губам и знаком позвал Есигуя за собой. Они быстро прошли через толпу, которая каким-то непостижимым образом сама расступалась на их пути, и оказались возле дворцового портика. Скрывшись в тени колонны, они прошли через малоприметную дверь, и попали в один из малых залов дворца. Несколько больших светильников освещали центр зала, разгоняя тени по углам, в зале было несколько человек, среди которых Есигуй сразу же узнал князя Аруду и множество узких черных ящиков.

Они отошли в дальний конец зала.

— Здесь государственный архив и наиболее ценные рукописи из императорской библиотеки. Ты должен вывезти их из города и спрятать в горах. Думаю, что больше всего подойдет Чертово урочище, там много пещер, а добраться до них трудно.

— Князь снял с пальца родовое нефритовое кольцо и передал его Есигую.

— С этого часа ты мой законный наследник, позаботься о продолжении рода.

Есигуй с поклоном принял родовой знак.

— Но что, же будет с вами? Вы будете сопровождать императора?

— Нет, я останусь здесь.

В этот момент глаза князя потеплели, и он по-отечески обнял племянника.

— Не теряй времени мой мальчик, на рассвете ты должен быть далеко от стен.

Закипела работа. Писцы императорской библиотеки знали свое дело, и в ящики попадали только самые ценные рукописи. Бумага, пергаменты, полосы шелка все было тщательно завернуто в кожаные чехлы и уложено в деревянные просмоленные ящики, которых оказалось ровно двадцать. Ящики были вынесены во двор и навьючены на пять небольших выносливых лошадок.

Когда солнце взошло над лесом, Есигуй со своим маленьким отрядом шел по узкой тропе. Он оглянулся назад и прочитал несколько строчек:

Писатель спокоен в мирные годы

Он пишет, творит, восхищая народы

Но в пламень войны, попадая — сгорит

Лишь тьма пещеры его труд сохранит.

До Чертова урочища, писцы добирались пять дней. За время пути никто не произнес ни единого слова. Каждый по-своему переживал одну общую трагедию. Есигуй пытался что-то написать, но казалась, что послушная некогда кисть превратилась в грубую и тяжелую палку.

Наконец, они достигли гремящего ключа и вошли в Чертово урочище. Стремительный горный поток, веками сражаясь с твердыми черными скалами, пробил глубокое ущелье. Тропа сузилась, и лошади с трудом пробирались по ней, цепляясь вьюками за ветки.

— Господин! — Обратился к Есигую один из писцов, как мы поступим с бумагами? Мы спрячем их все в одном месте или разделим архив?

После небольшого совета решили, что все бумаги будут разделены на пять основных частей, каждая часть будет спрятана отдельно, после чего писцы разойдутся по всем пяти провинциям.

— Помните, — Сказал Есигуй, — Каждый из вас знает о тайнике. Передайте это знание своим детям и детям своих детей. Я верю, что придет то время, и наш народ возродится.

Писцы поклонились и тихо разошлись. Унося с собой свою тайну.

Есигуй посмотрел им вслед и пошел на юг вдоль течения, гремящего ручья.

* * *

Монголы начали новое наступление, атаковав город сразу с двух направлений. Огромные баллисты, прицельно посылали снаряды, расширяя бреши и снося наспех возведенные завалы. Князь Аруда, в красно-золотом парадном доспехе стоял на стенах императорской цитадели и смотрел, как монгольские воины почти беспрепятственно занимают улицу за улицей, квартал за кварталом. Сопротивление было отчаянным, но что могли поделать измотанные до предела люди против свежих монгольских войск. К полудню начался штурм цитадели.

Император покинул столицу слишком поздно. Монголы заметили его отряд. Единственная надежда была в том, что часть успела добраться до леса. Хотя был ли среди них император или нет, князь не знал.

— Господин! Вы должны спуститься со стены! — Князь Аруда посмотрел на слугу и только махнул рукой. — Неужели ты думаешь, что там внизу безопаснее, или монголы испугаются красных стен? Лучше я приму смерть здесь, чем подобно трусливому псу прятаться в горящей конуре!

Степняки единой серо-коричневой массой лезли на стены. Лучники посылали стрелы почти вертикально, на головы нападавших сбрасывалось все, что только было под рукой, тяжелые бревна, камни. Взрывные снаряды окутывали все вокруг удушливым дымом, но это мало помогало. Место каждого убитого занимал другой, а то и двое, и вскоре, битва закипела на гребне дворцовой стены.

Аруда Ваньян сражался вместе с простыми воинами и видел как они падали один за другим, уступая натиску степняков. Парадные доспехи были добротно сработаны мастером, но все же монгольская стрела попала в слабое место и левая рука почти не двигалась.

— Хорошо, что кровь не видна на красном, — подумал про себя Аруда, но в тот же миг перед ним возник низкорослый лохматый монгол.

Князь отразил удар кривой сабли и одним движением снес противнику голову, но сразу же за упавшим монголом возник второй, не успев замахнуться, Аруда нанес колющий удар, и почувствовал, как клинок прошел между ребер монгола.

— Ах, как некстати, — подумал он. — Лезвие застряло, и в этот момент его шею захватила петля. Потеряв равновесие, князь рухнул на лестницу, несколько монголов навалилось на него, связывая по рукам и ногам. Свет померк, и он провалился в небытие.

— Чжэньхан! Чжэньхан! — Неслось со всех сторон. Аркан натянулся, и монгол потащил князя за конем.

Князь Аруда лежал на земле перед белой монгольской юртой. Двое степняков плескали на него водой. Князь пошевелился, но пронзившая тело боль вырвала из горла сдавленный стон.

— А он очнулся! Дуодай! Ставь его на ноги!

Монголы разрезали веревки и, подхватив князя с двух сторон, втащили его в юрту.

— На колени пес! На колени перед светлым Ханом!

Полумрак юрты показался князю непроглядной тьмой. Он скорее угадывал, где стояли и сидели монгольские военноначальники, чем видел их.

— Я Ваньян Аруда, Ван и советник царства Дунчжэнь.

Послышался ропот, кто-то вскочил со своего места, но властный окрик вернул всех на место.

— Так ты не Чженьхан? А всего лишь грязный лицедей, изображавший хана. Знаешь ли ты, что следует за подобный обман?

Радостная мысль вспыхнула в терзаемом болью сознании князя, император смог уйти от погони, значит, его хитрость удалась.

Глаза князя немного привыкли к темноте. Властный голос принадлежал молодому человеку, одетому в белый суконный халат, украшенный золотым шитьем. Черные волосы, заплетенные в две небольшие косицы, оттеняли бледное лицо с острыми злыми глазами. По правую руку от молодого хана сидел пожилой дородный сунец в синем с золотом доспехе.