Экологическая тропа

-Готов? — коротко осведомился шеф, после обмена рукопожатиями.

-Николай Егорович, я, к сожалению, не могу принять ваше предложение, — проговорил Валерий, опять, не моргая, глядя в надбровные дуги шефа.

Два луча в холодных темно-серых глазах коротко вспыхнули и сразу же погасли. Теперь шеф смотрел на Валерия внимательно, с долей интереса, как, например, на любопытный экспонат в музее.

-Я понимаю, когда человек от чего-то отказывается, пусть даже вопреки самому себе, могут быть веские обстоятельства, — сказал шеф, — Но, чтобы человек отказывался от денег — у меня впервые в жизни. Поясни. Мне охота понять.

-Мне не хотелось бы углубляться в подробности, — чуть поморщившись, сказал Валерий, — но месяц назад мне сделала аналогичное предложение другая фирма, и я его успел принять...

-Что за фирма? — перебил шеф.

-Можно не называть?— вежливо, но твердо поинтересовался Валерий.

-Чем она занимается?

-Фармацевтикой.

-Ты находишь, что торговать гондонами выгоднее?

-Они мне предложили более выгодные условия с возможностью продолжать работать у вас. Поэтому я и не поставил вас в известность.

-Ну, что же — хозяин барин, — сказал Николай Егорович после небольшого раздумья, — Но ты мне нужен, и наши отношения остаются на прежнем уровне. Работать можешь удаленно или, как находишь удобным, чтобы обеспечить то, что от тебя требуется. А это — оперативная информация и разруливание ситуаций, как ты умеешь. Все.

Шеф отодвинул пустую чашку. К столику уже спешил официант со свежезаваренным кофе.

Валерий встал, подавив вздох облегчения. Все закончилось даже лучше, чем он предполагал. Он вернулся на свое рабочее место, просмотрел почту, ответив на несколько претензий, и углубился в текущие поставки.

Неожиданно мобильник заиграл Вальс Мендельсона. Эта мелодия стояла у него на единственном контакте..

-Саша! — воскликнул он, прижимая аппарат к уху.

-Привет... — голос не выражал ответной радости.

-Куда ты исчезла? Я звонил тебе все эти дни не знаю по сколько раз!

-Я видела, двадцать четыре вызова, — горько усмехнулась Саша, — Прости меня, пожалуйста, Валер, если сможешь. Я никому не отвечала. У меня скончалась мама...

Хотя она стремилась говорить спокойно, на последней фразе голос дрогнул.

-Прости... — невпопад ляпнул Валерий и заметил, что у него произошло то же самое, — То есть, я хотел сказать — мои соболезнования... Хотя, что я говорю? Какая все это ерунда... Эта фраза...

-Я поэтому ни с кем и не общалась. Не хотелось выслушивать всякие земля пухом... или прахом, чем там? И прочий бред.

-Сашок, я не так давно похоронил отца и знаю, что это такое, поэтому ничего говорить не буду.

-Спасибо тебе. Ты один сказал то, что я хотела услышать.

-Но почему ты не сообщила? Ведь тебе нужна была помощь.

-В чем? Похоронить — сейчас нужны только деньги, а в остальном, к сожалению, уже не поможешь. И потом, меня поддержал один человек помимо моей воли, хотя я ему очень благодарна, потому что это было искренне.

-Кто? — хмуро поинтересовался Валерий.

-Угадай с трех раз, — не меняя интонации, сказала Саша и тут же ответила, — Игорь.

-А он откуда узнал?

-Я не хотела тебе говорить, но он, как выписался из больницы, не покидает меня. Даже несколько раз ночевал, когда не мог попасть домой. Не знаю, поймешь ли ты... Но у меня нет своих детей и никогда не будет. Он мне стал кем-то вроде сына.

-Давно ты похоронила маму? — спросил Валерий, не желая сейчас развивать эту тему.

-Вчера. Все сделала, как она завещала. Отпевание и скромная трапеза с приглашенными только по ее прижизненному собственноручному списку. Девять человек и ни кого больше. Все пришли.

-Кем она у тебя была?

-Учительницей. И тем, что я ей стала, я обязана только ей. Мы с ней с раннего детства играли только в школу.

-Когда соберешься на кладбище — скажи, я отвезу.

-Спасибо, Валер. Скажи, как ты? Как дома?

-Все нормально, не беспокойся. Как придешь в себя, буду рад встрече.

-Ты, правда, не сердишься на меня?

-Саша!

-Верю. Спасибо, Валер. Я позвоню.

Валерий вздохнул с облегчением.

'Уже второй раз за день, — констатировал он про себя, — Теперь еще бы с Женькой все было в порядке...'

И как бы не желая упустить миг удачи, набрал телефон справочной. Здесь тоже была радостная весть — сына перевели в отделение. Правда, пока в отдельную палату. Валерий связался с лечащим врачом и получил разрешение вечером посетить его. Хоть 'только ненадолго', но он был рад и этой возможности, третий раз вздыхая с облегчением.

Вечером Валерий приехал в больницу. Едва он открыл дверь в тесную палату, где помимо койки и тумбочки с трудом помещался деревянный стул, как почувствовал, что внутри у него что-то оборвалось, а кулаки сами собой крепко сжались. Было трудно узнать в этом пожелтевшем, с черными кругами вокруг глаз, заплывшем лице, выглядывающим из-под марлевой повязки на лбу, лицо сына.

Валерий сделал над собой усилие, проглотил подступившие слезы и посмотрел Женьке в глаза. Они смотрели на него с испугом, горечью и болью одновременно.

-Женёк... — с трудом выговорил Валерий хриплым сдавленным голосом и заметил, как из глаз сына скатились слезы.

-Ну, ну, Женёк, что ты? — заговорил он, чувствуя, что еще миг и у него произойдет то же самое, — Все нормально. Врач сказал, что тебя вылечат, что ты крепкий парень...

Он говорил что-то еще в том же духе, чтобы поддержать скорее себя, чем Женьку, разом забыв обо всем. В том числе и о том, что не давало ему покоя последние месяцы. Это был его сын и он его не предаст. Не отречется от него никогда, каким бы он не был.

Валерий говорил, а Женька смотрел на него взглядом, ставшим пронзительным, и слезы продолжали течь из его глаз.

-Женёк, — Валерий придвинул стул к изголовью и сел, по-мужски крепко взяв в руку лежащую поверх одеяла ладонь сына, — Скажи мне правду, это он?

В Женькиных глазах промелькнул страх.

-Я все знаю, Женёк. Знаю давно. Ты можешь не стесняться и верить мне. Тот самый? С которым ты факался в парке у метро Вернадского?

В глазах сына застыл неподдельный ужас.

-Женёк, врач разрешила мне пробыть у тебя недолго, скажи правду — это он?

Лицо Женьки исказила судорога, и в знак согласия он прикрыл глаза.

-Кто он такой? Как его имя, фамилия? Как познакомились? Расскажи мне все, что ты о нем знаешь.

-Я... я ничего не знаю, — тихо ответил сын, разлепив посиневшие запекшиеся губы, — Мы познакомились по инету, потом стали встречаться. Зовут Руслан, где живет — не знаю. Мы встречались всегда в парках, на заброшках...

-Где работает, учится — не говорил? — перебил Валерий.

-Нет... Хотя, нет — сказал, что он менеджер в Связном, но, в каком именно...

-Позавчера он вызвал тебя на встречу?

Лицо Женьки опять исказила судорога, чувствовалось, что говорить ему трудно.

-Он слил меня... — прошептал он еле слышно, и слезы вновь потекли из его глаз.

Валерий пристально смотрел в лицо сына.

-Он позвонил... Говорит, приезжай... Есть хата свободная... Я приехал... Возле гаражей он обнял меня... Я его тоже... А тут — эти... Кричат, мочи пидора... Его они не тронули, он стоял и смотрел...

Плечи Женьки затряслись.

-Я любил его, пап, — вдруг как-то совсем по-детски проговорил он.

-Глупенький ты мой, — вырвалось у Валерия с нежностью, горечью и отчаянием одновременно.

Он провел рукой по волосам сына, отчего тот слегка застонал.

-Прости, Женёк, — спохватился Валерий, поправляя повязку, — Больно?

-Ты... глянь еще туда, — Женька показал взглядом в низ туловища.

Валерий приподнял одеяло, оттянул памперс и чуть не застонал сам от представшего его взору зрелища.

-Наотмашь ногами лупили... И в задницу... туда не смотри... бутылку запихнули... до крови.

Валерий проглотил подступивший к горлу ком, уже не стесняясь, смахнул тыльной стороной ладони слезы и заговорил:

-Не отчаивайся. Как мужчина мужчине говорю — там заживает быстро. Вот увидишь, все будет хорошо. Я буду приходить к тебе каждый день. Я постараюсь кое-что предпринять, а ты... Следователю пока скажешь, что познакомились в сети на почве общего интереса к путешествиям, или велосипеду, договорились встретиться, остальное — все, как есть. И — ни слова матери. Ни матери, ни обеим бабушкам. Они этого не воспримут. Ты понял меня?

При последних словах глаза Женьки выразили сначала замешательство, потом надежду, и наконец, вспыхнули искренней верой:

-Да.

-Когда поправишься, — продолжал Валерий, — я познакомлю тебя с одним человеком... С одной женщиной. Она хорошая и добрая. И... она не чужая мне. Видишь, я тоже говорю тебе правду. Мы должны верить друг другу, Женёк. Мы с тобой самые близкие друг другу люди, что бы ни случилось.

-Я верю тебе, пап, — почти прошептал Женька, не отрывая от него преданного, как в детстве, взгляда.

Выйдя из больницы, Валерий сел в машину, и прежде, чем тронуться, пощелкал пальцем по смартфону, наводя нужную справку. Он направился не домой, а в специализированный магазин, где обзавелся довольно сильным биноклем, после чего поехал в сторону улицы Крупской.

Валерий не стал подъезжать непосредственно к дому, а оставил машину совсем в другом месте на противоположной стороне улицы. Придя во двор, где был вчера, он еще раз внимательно осмотрелся, уделяя внимание домам, стоящим напротив и по сторонам от того, где находился интересовавший его подъезд. К одному из них он и направился.

Настал вечерний час 'пик'. Люди возвращались с работы, двери подъездов постоянно открывались, и попасть внутрь вместе с кем-то не составляло особого труда. Внешний вид и манеры Валерия не вызывали подозрений, и ему, таким образом, удалось обойти дом уже почти целиком.

Его действия были абсолютно одинаковы: он доезжал на лифте до последнего этажа, и убедившись, что его никто не видит, поднимался по лестничному пролету, ведущему на чердак. Там он внимательно осматривал запоры, после чего спускался и переходил в следующий подъезд.

Так продолжалось до тех пор, пока Валерий не нашел то, что ему было нужно. Увесистый замок висел на петлях, шурупы которых были не прикручены, а просто вставлены в раздолбанные отверстия и спокойно вынимались при помощи пальцев, что, однако, было можно обнаружить лишь при пристальном рассмотрении вблизи — издалека дверь выглядела неприступной.

Стараясь не шуметь, Валерий шагнул в чердачное помещение. В нос ему ударил стойкий запах мочи. Напротив двери валялись три прогнивших рваных матраса, в углу виднелись в немалом количестве окаменевшие экскременты, а возле открытого слухового окна стояла на четырех кирпичах старая исцарапанная столешница. Картина дополнялась разбросанными по полу использованными презервативами, порожними мятыми банками из-под пива и какого-то пойла, типа Ягуара, а также окурками от сигарет и скрученных косяков. Матерные надписи на балках и трубах, сделанные маркерами и спреем, идеально характеризовали духовный мир посетителей этой ночлежки.

То, что чердак оказался обитаемым, несколько смутило Валерия. Однако во всем остальном, это было именно то, что он искал — двор из слухового окна просматривался, как на ладони.

Валерий еще раз внимательно осмотрел помещение. Толстый слой пыли на всем, включая столешницу, явно говорил о том, что обитатели ночлежки не появлялись здесь давно. Да и не ночлежка это, скорее всего, была, судя по рисункам и надписям, а место тусовки подрастающей смены, используемое, очевидно, в холодное время года. У двери он обнаружил даже кусок деревянного бруса, при помощи которого можно было надежно подпереть ее изнутри, что он и сделал. После этого Валерий достал бинокль и занял наблюдательный пост у слухового окна...

8.

Сегодня позвонила Саша. После их последней встречи прошло около двух недель, что было небывалым сроком, и Валерий нашел возможность увидеться, даже невзирая на страшную занятость, обрушившуюся на него в последние дни.

Первой его заботой был Женька. Валерий каждый вечер посещал его в больнице и ежедневно общался с лечащим врачом. Помимо этого, пришлось похлопотать, чтобы достать дорогое лекарство. Женька шел на поправку действительно быстро, но случай был все-таки не из легких, и до окончательного выздоровления оставалось еще далеко. Однако вчера ему уже удалось встать с постели, и он, прихрамывая, вышел в коридор. Поддерживая сына под руку, Валерий довел его до лифта, после чего они спустились и вышли на улицу, присев на лавочку возле цветочной клумбы напротив входа в корпус.

-Как ты? — заботливо спросил Валерий, — Не повредят тебе такие переходы?

Кажется, впервые после всего происшедшего, Женькины губы слегка тронула улыбка.

-Нормик, — проговорил он.

Самое дорогое, похоже, для обоих было то, что между ними восстановились отношения дружбы и доверия.

Валерий удивлялся, как он сумел переступить через самого себя и принять сына в таком качестве? Очевидно, все произошло в тот момент, когда он перешагнул порог палаты и увидел, что тому пришлось перетерпеть за то, что он такой. Большее горе поглотило меньшее. Другого объяснения Валерий найти не мог. Прочитанные по рекомендации Владимира статьи были слабым аргументом. Читать и слушать можно много, но чтобы что-то понять, надо почувствовать.

Кстати, тот не забыл его и недавно позвонил узнать, как дела? Валерий во всех подробностях рассказал ему о происшедшем.

-Мрази, — проговорил Владимир, выслушав, и Валерий почувствовал даже через телефон, сколько чувства было вложено в это слово.

-Ты знаешь, — добавил он, — у меня, наверное, все-таки ангел хранитель сильный, или на людей мне везло. Вон, даже ты мне тогда, в юности, не врезал. Меня минула сия чаша, но мой друг через это прошел. Не так ужасно, как твой сын, но шрам на теле носит всю жизнь.

-Для меня самое главное, что мы стали друзьями. И 'Горбатая гора' твоя не понадобилась.

-Нет худа без добра. Я тебе еще любопытный материальчик подобрал, кстати. Ссылку кинул, посмотри. Хотя тебе сейчас, понимаю, не до этого. Защити сына от мамаши и убереги от пидовской среды.

-Знать бы — как? — вздохнул Валерий.

-Внуши ему, что гей — такой же человек, и жить надо по-человечески. Если доверяешь, приведи ко мне, я сам с ним поговорю...

-Спасибо, Володь, — сказал Валерий, почувствовав, что за предложением стоит искреннее желание помочь, — Сейчас не до этого. Сейчас надо его на ноги поставить...

Тогда, на лавочке, между Валерием и сыном произошел самый откровенный разговор во всей, наверное, их жизни. Женька все начистоту рассказал ему о себе. Как он еще в тринадцать лет написал письмо однокласснице и потом полгода с ней встречался, трогал ее за груди и целовался с ней. Потом то же самое делал с другой девчонкой, старше себя на три года. К той даже приходил домой, когда не было ее родителей. Они играли в карты на раздевание, он трогал ее писю, а она ему — член. Один раз, когда разделись догола, он лег на нее и подергался, но они только играли. Ему было всего лишь 'прикольно' и щекотно. А потом ему вообще это надоело, и он перестал смотреть на девчонок. Зато стал везде, где можно, разглядывать парней — на физре, на тренировках, летом на улице, когда многие ходили в шортах и в шлепках на босу ногу. Стал смотреть на фотки голых парней в сетях и дрочить. Потом списался с Русланом, и они стали заниматься этим вместе в скайпе, а с наступлением весны встречаться на природе. И только тогда он понял, чего ему хотелось всю жизнь...