Экологическая тропа

АЛЕКСАНДР СОКОЛОВ

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ТРОПА

Повесть

1.

-Ну, что, Валерий Аркадьевич? Превосходно! Как всегда — превосходно.

Редактор встал, заложил руки в карманы и несколько раз прошелся, не выходя из-за стола, от стены к стене.

На губах у Валерия заиграла улыбка:

-Я рад. Как всегда — рад.

Редактору было уже за шестьдесят, но выглядел он крепко, мыслил ясно и покидать своего кресла не собирался. И вообще, в стенах этого издательства еще витал дух той эпохи, которая рухнула через десяток лет после рождения Валерия, и воспоминания о которой у него всегда отдавали какой-то сладостной ностальгией.

-Хотел предложить вам интересную работенку...

Редактор порылся в ящике стола и извлек довольно объемистую папку:

-...Но, как сказано кое-где, меня одолевают смутные сомнения. Взгляните сами.

Валерий взял и начал листать материал.

-Сомнения относительно моих способностей? — уточнил он.

Редактор усмехнулся и стал набивать свою неизменную трубку.

-По этому поводу у меня, как раз, сомнений не возникает. Мне бы очень хотелось, чтобы работу выполнили именно вы, — проговорил он прикуривая.

По кабинету поплыл ароматный дымок Золотого руна. Редактор не признавал ничего другого, очевидно, тоже все еще с тех времен. Впрочем, это касалось не только сорта табака.

-Срок, — пояснил он, — Это должно быть сделано к пятнадцатому апреля.

-Ну, это мне не успеть, — сказал Валерий, закрывая папку, — Даже и речи быть не может. Мне очень жаль.

-И мне, — кивнул головой редактор, — Уж как мне-то жаль, не могу вам передать, дорогуша.

-Ну, вы же знаете, я могу заниматься этим только в свободное время.

Редактор потягивал трубку и смотрел на Валерия внимательным взглядом:

-Давно хочу у вас спросить, а что вам мешает сделать рокировку?

-В смысле? — не понял Валерий.

-В самом прямом. Сделать перевод своим основным занятием, а юриспруденции посвящать свободное время? Я не хочу вам задавать бестактных вопросов о размере вашего гонорара, или как там это называется, в вашем департаменте, но наши расценки вам известны. Помножьте их на свою работоспособность, при том условии, что будете востребованы постоянно, и этот результат я вам гарантирую. По крайней мере, пока я здесь.

-Пока вы здесь? — многозначительно уточнил Валерий.

Редактор усмехнулся одними глазами и спросил:

-А там? Вы уверены, что там понятие 'пока' не актуально? Или у вашей фирмы такая бронированная, как теперь выражаются, крыша, что ей не страшны любые стихийные бедствия?

-Я трезво смотрю на вещи, — ответил Валерий, — но пока еще не созрел для такого решения.

-А в моральном отношении? — не сдавался редактор, — Конечно, социум есть социум, но... Вы же интеллигентный человек. Мне почему-то кажется, что мир в душе — это для вас отнюдь не абстрактное понятие, как для многих.

Валерий опустил взгляд. Они помолчали.

-Поймите меня правильно, — опять заговорил редактор, — я на вас не давлю, я только предлагаю подумать. Я не знаю, какой вы юрист, но то, что переводчик вы от Бога — это факт.

-Спасибо, — сказал Валерий, поднимая глаза на редактора, — Могу еще быть вам полезен?

-Дорогуша, уж кто-кто, а вы всегда можете...

Он придвинул Валерию еще одну, тонкую, папку.

-Беретесь? Срок, как всегда, не устанавливаю, поскольку вы в этом не нуждаетесь.

-Берусь, — кивнул головой Валерий, посмотрев объем и бегло пробежав глазами 'по диагонали' пару страниц.

-Договорились, — сказал редактор, поднимаясь и протягивая ему руку.

Валерий вышел из издательства и поехал к одному из клиентов. Вопрос не стоил выеденного яйца, но клиент был страшный зануда. Почти по каждой поставке у него находилось множество претензий на пустом месте, и расставить все акценты, не вступая в длительную переписку, можно было только при личном присутствии.

Вырулив на Садовое кольцо, Валерий оказался в мертвой пробке. Он вытащил смартфон, определил, что стоит добрая половина магистрали, и безнадежно ткнул пальцем в панель. В машине негромко заиграла музыка.

'Надо было на метро', — с досадой подумал Валерий.

Как всегда в таких случаях, машина превращалась для него из средства передвижения в камеру пыток. Хотя тереться в толпе он тоже не любил. Валерий стал замечать, что последнее время его все больше стало тянуть к одиночеству. Редактор своими откровениями, что называется, разбередил ему душу. Ведь Валерий и сам об этом думал. Он склонялся к мысли, что работа над переводами стала в его жизни своеобразной отдушиной. Он погружался в нее целиком, отдыхал за ней от постоянного вынужденного общения, даже забывая порой, что делает работу за деньги.

А деньги были нужны постоянно. То на летний отдых, то на ремонт, то подходила страховка на машину, потом решили взять еще одну, для Людмилы, а три года назад добавился еще и коттедж. Валерий ненавидел свою работу, но она приносила приличный доход, и ее потерю их семейный бюджет не выдержал бы.

Его вторая специальность упала в руки Валерию сама, без его желания, можно даже сказать — вопреки. Так сложилось, что когда он еще учился в школе, неожиданно, из-за конфликта с директором, в самом начале учебного года уволилась преподавательница английского языка. Оставшись на всю школу в единственном числе, другая возопила от предлагаемой нагрузки, и под угрозой последовать за своей коллегой, отказалась от трех классов, в числе которых оказался и тот, в котором учился Валерка.

Постоянного преподавателя нашли только через два года, когда класс был уже выпускным. За все это время приходили три человека, никогда ранее не работавшие в школе, которые, попав в этот 'ад' впервые, не выдерживали каждый больше двух месяцев.

Понятно, что у всех, кто не занимался самостоятельно и не считал этот предмет для себя необходимым, а таких было большинство, образовался невосполнимый пробел. Нашедшейся, в конце концов, молодой учительнице пришлось употребить все свои силы и возможности, чтобы ее ученики смогли хотя бы открыть рот на выпускном экзамене. Лишь только этого и удалось ей добиться, и им всем, в том числе и Валерке, автоматом поставили тройки за произнесенные несколько фраз.

Однако, на вступительном экзамене в институт, даже, несмотря на то, что благодаря отцу, этот вопрос был уже решен на соответствующем уровне, такие познания были явно недостаточны. На все оставшееся до экзамена время ему был нанят репетитор и дано категорическое указание от отца 'кровь из носа' подготовиться так, чтобы не ударить лицом в грязь. Валерке ничего не оставалось, как подчиниться, но при этом ему стало казаться, что он возненавидел теперь английский на всю оставшуюся жизнь.

Репетиторша, женщина средних лет, уныло посмотрела на него, когда он явился первый раз, и равнодушно проговорила:

-Проходите, молодой человек, раз пришли.

Она села за стол, открыла учебник, ткнула пальцем в первую попавшуюся строчку и сказала:

— Посмотрим сначала, на что вы способны. Переведите мне эту фразу.

'В нашем городе много заводов и фабрик', — прочитал Валерка.

-In our town many plant and factory, — пробубнил он и тут же поправился, — Factories, конечно. Plants and factories.

Губы женщины дрогнули в сдерживаемой улыбке:

-Вы простите меня, надеюсь, если я буду иногда ни с того, ни с сего улыбаться?

Валерка неопределенно повел плечом.

-От нуля! — становясь серьезной, вынесла приговор репетиторша и начала с ним работать.

Надо сказать, что это она умела. Спустя полтора часа, Валерка поднялся из-за стола, чувствуя, что у него взмокла спина.

-Я не горела желанием с вами заниматься, — сказала ему на прощанье репетиторша, — После разговора с вашим отцом, я думала, что ко мне заявится какой-то прилизанный оболтус. Вы такого впечатления не произвели, но ваш уровень ужасен. Спасти положение в столь короткий срок может только лишь ваше усердие.

Проверяя его домашнее задание после двух занятий, она неожиданно подняла над тетрадью красную ручку и спросила:

-Вы не знаете, для чего я это делаю? Почему вы не скажите прямо, что вам это не нужно? Я не привыкла выполнять мартышкин труд.

-Мне это нужно, — сказал Валерка.

-Нет. Это нужно только вот этой бумаге, раз я третий раз правлю одно и то же. Единственное, что необходимо для изучения языка — это внимание и память. Мне думается, вам еще рано жаловаться и на то, и на другое. Стало быть, вывод напрашивается сам собой.

Валерка напрягся. Во-первых, приближался экзамен, а во-вторых, вопреки самому себе, он почувствовал уважение к этой говорящей правду в глаза сердитой женщине. И еще ему показалось, что она поверила в него, а этого Валерке в те годы недоставало почему-то больше всего.

Когда он, еще через два занятия, запинаясь, переводил текст, а репетиторша бесстрастным голосом поправляла его буквально на каждой фразе, глядя в пространство и думая, как ему казалось, о чем-то своем, она вдруг неожиданно пристально посмотрела на него, и перебив на полуслове, сказала:

-А давайте не поступать в этом году.

Валерка запнулся и непонимающе уставился на нее.

-Я предлагаю вам отказаться от поступления и продолжить наши занятия. Тогда через год вы поступите в иняз безо всякой протекции. Я гарантирую это. У вас есть большие способности от природы к овладению языками.

Он растерялся, не зная, что ответить. Валерка не мог отказаться от поступления, зная, что вопрос уже был подготовлен отцом, да и вообще, иняз не котировался в его сознании как база для жизни. Кажется, репетиторша почувствовала, о чем он думает.

-Завтра я встречаюсь с вашим отцом по поводу оплаты, — сказала она, — Я выскажу ему свои соображения на этот счет, а вы уже достаточно взрослый человек, чтобы принимать решения. Я согласие дала, слово за вами.

Валерка не стал ничего говорить дома, но о том, что у отца с репетиторшей разговор состоялся, понял по его пристальному взгляду, который тот на него бросил, вернувшись на следующий день домой.

-Успехи делаешь? — спросил отец.

Валерка ничего не ответил, лишь пожал плечами.

-Похвально. Мог бы и самостоятельно заниматься два года, раз такой способный. Мне не пришлось бы сейчас выбрасывать деньги на ветер.

Больше он не сказал ничего.

Когда Валерка пришел на очередной урок, репетиторша сказала:

-Я имела appointment с вашим отцом, но мы, к сожалению, не поняли друг друга. Безусловно, я признаю его право видеть в вас второго Плевако, но я тоже заметила в вас то, что вижу далеко не в каждом, и с моей точки зрения, неразумно хоронить в себе такие способности. У вас лично есть желание продолжать заниматься, вне зависимости от того, поступите вы на этот год или нет?

-Я поступлю, — глядя ей в глаза, твердо сказал Валерка, — И желание есть.

-Я так и думала, — обронила репетиторша, и нельзя было понять, к чему из того, что сообщил ей Валерка, это относилось.

А занятия они продолжили, хотя теперь Валерке приходилось платить за них уже самому. Отец не терпел, когда шли против его воли, но Валерка пошел даже на то, что стал ради этого подрабатывать курьером. Ему было интересно, поскольку занятия начали приносить реальные плоды. И еще его подогревала вера в него репетиторши, которая делала для этого, как он чувствовал, все возможное, сама почти по-детски радуясь его успехам.

Однажды, спустя примерно полгода с начала их занятий, она протянула ему папку:

-Мне заказали перевод этой статьи. Материал несложный, хотите дерзнуть?

Валерка сдержанно отнесся к этому предложению, поскольку догадался, что работа оплачиваемая, и то, что она 'впрягла' его, ему не понравилось. Однако папку взял, и просидел над ней весь вечер и половину ночи, хотя статья содержала всего четыре страницы. Перепечатав под утро пятый вариант своего перевода, он вручил его на следующем занятии репетиторше.

-Спасибо, я посмотрю, — сказала она.

Еще через урок, она положила перед ним на стол листок.

-Это доверенность. Съездите в издательство и получите гонорар, — пояснила она, — Эти деньги вы заработали сами — ваш перевод приняли. Я поправила кое-что, но в целом вы справились. Я бы даже сказала, блестяще справились для первого раза. А доверенность, чтобы у вас не было предположений, что я вас использую. Если возникнет желание заниматься этим впредь, могу вам изредка давать такую работу. Пока под моим именем, но если так пойдет дальше, думаю, что смогу в скором времени вас кое-кому представить.

-А со мной захотят иметь дело? — усомнился Валерка, — Диплома же у меня нет.

-Это можно решить, — успокоила его репетиторша, — Высшее гуманитарное у вас будет, закончите еще хотя бы академические госкурсы, и официальное основание появится. Да с вашим уровнем, я думаю, можно будет сдать экстерном.

Так Валерий стал, кроме юриста, еще и переводчиком, и благодарил судьбу, что на его жизненном пути встретилась эта не похожая на других, одинокая женщина, сумевшая пробудить в нем не замеченные никем способности, заронив при этом в душу мысль о возможности жить среди множества людей своей жизнью.

Машины стояли плотной стеной. Иногда начиналось едва заметное движение, но тут же опять замирало. Валерий держал ногу на тормозной педали, слегка отпуская ее, чтобы подъехать к предыдущей машине, и не делал никаких попыток прорваться вперед за счет маневров из ряда в ряд. Мысли, растревоженные редактором, продолжали владеть им. Валерий вспоминал и удивлялся, сколько случайностей получили потом продолжение и стали вехами его жизни. Ведь женился он тоже, можно сказать, случайно.

С Людмилой он познакомился, когда учился на старшем курсе института. Именно тогда его закадычный дружок и однокурсник Сашка позвал его с собой в Нижний Новгород на юбилей своей тетки. Там-то он и заприметил немного разбитную, но веселую девчонку, стрелявшую на него время от времени озорными глазами.

-Кто такая? — спросил он Сашку.

-Эта? Маринкина подружка. Лахудра еще та, — отрекомендовал ее приятель, — Е...аться хочет, как лошадь. Аж пердит...

Валерка знал, что Маринка — это Сашкина подруга из местных. Даже какая-то дальняя родственница, что не мешало, тем не менее, их устойчивой интимной связи.

Надо сказать, что хоть ему перевалило за двадцать, с девчонками Валерка до сих пор дела не имел. Тянуло неимоверно, но в последний момент всегда одолевала какая-то робость. А здесь — то ли выпили много, то ли компания подобралась подходящая, то ли сыграл роль отрыв от дома и всего привычного, но он осмелел и первый подошел к ней.

Они вместе танцевали, вместе ходили курить и все время о чем-то болтали. Из Валерки, как из рога изобилия, сами собой начали сыпаться анекдоты, прибаутки и прочие скабрезности. Людка хохотала в голос и не оставалась в долгу. Скоро они уже сидели рядом за столом и обращали на себя внимание всех присутствующих громким заразительным смехом. К их компании присоединились Маринка с Сашкой и сын Сашкиной тетки Гриня, их однолеток. Дело кончилось тем, что они все вместе ушли и до поздней ночи просидели в парке напротив дома, периодически доставляя туда со стола закуски и горячительное.

Людка беззастенчиво уселась Валерке на колени, а он млел от восторга и сладострастия, прижимая к себе ее тело. Так у него было впервые в жизни. Все, к чему стремилась его душа последние годы, вылилось в то, что он нашел здесь. Он был пьяный, веселый и счастливый, а на коленях у него сидела девчонка, которую он ощущал своей, не испытывая никакой неловкости.

Валерка смутно помнил, что было потом. Кажется, вернулись в дом, кажется, пели песни, кажется, он опять танцевал или плясал. Потом он очнулся в маленькой комнатке, куда его, захмелевшего, отнесли, раздели и уложили на одну с Сашкой кровать, укрыв одеялом. Очнулся, когда за окном уже светило солнце нового дня.

Так сильно он напился тогда первый раз в жизни.

-Что делать-то сегодня собираетесь? — спросила за завтраком Сашкина тетка.

-На речку пойдем, — ответил Сашка, — до вечера.

-Идите, погода хорошая, — согласилась та.

Едва они успели позавтракать, как заявились Маринка с Людкой. Оказывается, они договаривались вчера все вместе, но Валерка этого не помнил.

Купались на берегу Оки, недалеко от Малиновой гряды. По дороге основательно запаслись пивом и просидели до позднего вечера. И так хорошо им было в тот жаркий денек уходящего лета, что никак не хотелось уходить.

Сначала отправили домой Гриню, чтобы он успокоил тетку по поводу их долгого отсутствия — мобильные телефоны тогда еще не успели войти в обиход. Потом Сашка опять побежал за пивом. Потом опять купались. Но вот уже потянуло вечерней прохладой, девчонки стали звать их домой, а они с Сашкой все резвились на отмели, гоняясь друг за другом и поднимая фонтаны брызг.

Наконец, уставшие, но веселые, выбрались на берег. Маринка возилась у воды, а Людка сидела на берегу, как васнецовская Аленушка, и ее распущенные волосы спадали на стройные ноги.

Сашка убежал к Маринке, а Валерка посмотрел на Людку и вдруг почувствовал какое-то новое, не похожее на то, что возникало раньше, влечение к ней.

Он плюхнулся на подстилку рядом, прижавшись боком.

-Ай! — завизжала Людка, вскакивая на ноги, — Мокрый, блин! Холодно же!

-В воде тепло, пойдем, погреемся! — ответил он, тоже поднявшись, и обхватил ее, прижимаясь уже всем телом.

Людка завизжала и бросилась бежать, а он кинулся следом. Валерка бежал и чувствовал, что хочет не просто догнать. Захотелось чего-то еще, чему он не стремился дать себе отчет, чтобы оно не исчезло.

Людка свернула на травянистую лужайку между дорожкой и кустами, и тут он ее настиг. Схватив за тонкую талию, он повалил Людку на землю. Она опять завизжала и стала вырываться, а Валерка дал выход тому, что томило его во время этой игры в догонялки. Ощутив первый раз под собой ее гибкое юное тело, он что есть силы прижал его к себе и начал ласкать руками, чтобы усилить ощущение близости. Людка перестала вырываться, ее телодвижения стали мягкими и податливыми.

-Что ты хочешь? — прошептали ее губы.

Вместо ответа Валерка впился в них своими, ощутив сладостную истому во всем теле и сильную тяжесть внизу живота. А еще почувствовал, что ему мешают плавки и раздражает, когда пальцы натыкаются на ее купальник. Приподнявшись, резкими порывистыми движениями он стащил и отбросил в сторону и то, и другое, и вновь упал ей на грудь. Она поняла его, а он все шире и шире разжимал ее ноги...

Что произошло и как, Валерка не помнил. Все случилось само собой. Он только все стремился проникнуть куда-то дальше, вглубь, двигая низом туловища, пока не произошло то, что он много раз вызывал у себя сам, но сейчас ощущения были совсем другими. Это было по-настоящему.

Валерка сразу обмяк и сполз на траву. Голова его оказалась на Людкиной груди, а она начала ласково перебирать его волосы. Вокруг было уже совсем темно и тихо, лишь доносились отдаленные гудки буксиров на реке.

-Эй, где вы там?! — послышался с реки Маринкин голос.

-Пойдем? — одними губами спросила Людка.

-Подожди. Полежим еще немного, — так же тихо отозвался Валерка.

-Лукьян! — это кричал уже Сашка, и по силе голоса он понял, что они приближаются.

-Пойдем, найдут ведь, — тихо проговорила Людка.

Валерка сел и стал шарить по траве, отыскивая плавки...

Они спустились к реке, вышли из-за прибрежных кустов и увидели бредущих в обнимку по воде Сашку с Маринкой.

-Ну, что? Домой-то пойдем сегодня, или нет? — спросила Маринка.

Они встретились глазами с Сашкой и молча все друг о друге поняли. Тот тоже не просто так удалялся с Маринкой.

А на следующий день они уехали. Сам не зная почему, но Валерка был этому рад. После того, что произошло между ним и Людкой, он не хотел ее видеть. Что-то сдвинулось с привычного места в нем самом, и к этому надо было привыкнуть. Простились они довольно сдержанно, и только спустя какое-то время, уже в Москве, Валерка вдруг почувствовал, что ему хочется увидеть ее вновь. И не просто увидеть...

Он настолько замучил Сашку вопросами, когда они опять поедут в Нижний, что тот, однажды, потеряв терпение, воскликнул:

-Да поезжай, когда хочешь! Ты же всех знаешь! Предупреди Гриню по телефону и поезжай.

-А удобно?

-Е...тый что ли? Срать в почтовый ящик неудобно!

Сашка за словом в карман не лез.

Ну, а Валерка, отбросив всякие 'неудобно', взял и на выходные дни приехал в Нижний Новгород. Сашкина тетка приняла его, как своего, обрадовался и Гриня, а Валерка не знал, как поскорее улизнуть из дома, чтобы увидеть Людку.

С той поры его жизнь потекла как бы по двум руслам — жизнь в Москве и жизнь в Нижнем Новгороде, куда он ездил чуть ли не каждый месяц, используя для этого любую возможность отлучиться на несколько дней. Его тянуло туда, как магнитом. Как всегда, когда дорвешься до чего-то недоступного и желанного одновременно, возникает непреодолимое желание наслаждаться этим вновь и вновь.

Родителям говорил, что подружился с двоюродным братом Сашки. Мать переживала, чувствуя, что за этим что-то кроется, отец же был спокоен.

'Придет время, узнаем, — услышал однажды Валерка его слова, сказанные матери, — Главное — на учебе это не отражается, а что касается всего остального, то должно же когда-нибудь это случиться. Институт закончит — будем решать, если все так, как ты предполагаешь...'

Обычно они с Людкой предавались страсти у Грини дома, когда его родители были на работе, но один раз Валерке довелось побывать и в четырехкомнатной квартире на Большой Покровской, где та жила вдвоем с матерью. Отца она не знала — ее мать разошлась с ним, когда ей не было и пяти лет, а старшая сестра три года назад вышла замуж и переехала к мужу в Киев.

Мать Людки была проректором одного из престижных нижегородских ВУЗов и славилась своей неприступностью. Познакомиться Валерке с ней пришлось в пятый приезд, помимо своей воли.

Как всегда, остановившись у Грини, он тут же позвонил Людке, и получив приглашение придти домой, устремился к трамвайной остановке. На радостях, он не обратил внимания на то, что голос у той при разговоре был не совсем такой, как всегда.

Спрыгнув с трамвая, он быстро дошел до знакомого дома, взлетел по лестнице на второй этаж и буквально остолбенел, когда дверь открыла незнакомая женщина.

-Простите, я... — пролепетал Валерка, инстинктивно попятившись.

-Проходите, молодой человек, — произнесла та, окидывая его с ног до головы оценивающим взглядом.

Валерке показалось, что выражение ее лица при этом приобрело едва заметный оттенок брезгливости.

Он шагнул в прихожую и увидел через открытую в комнату дверь сидящую у стола Людку с заплаканными глазами. Она даже не встала при его появлении.

-Раздевайтесь, проходите, — продолжала женщина, делая жест в сторону комнаты, — Если желаете помыть руки, ванная там... Хотя, зачем я вам это говорю? Вы же сами, наверное, тут все прекрасно знаете.

Валерка почувствовал, что краснеет.

Он снял куртку и прошел в комнату, кивнув понуро сидящей у стола Людке. Та кивнула в ответ, слегка приподняв уголки губ.

-Чай? Кофе? — осведомилась женщина.

-Я не знаю... Лучше кофе, — смешавшись, ответил Валерка.

Женщина молча удалилась. Валерка подсел к Людке, и кивнув в сторону двери, вопросительно уставился на нее.

-Залетели. Четвертый месяц, — отрывисто бросила ему та.

Валерка сник. Этого он не ожидал. Утопая с головой все это время в страсти, он ни разу не подумал о возможных последствиях.

Появилась женщина, неся в руках поднос с тремя чашками и печеньем.

-Познакомимся? — спросила она Валерку, поставив поднос на стол, — Меня зовут Мария Ильинична, я мать Людмилы. С кем имею честь?

-Очень приятно. Валерий, друг Людмилы— с легким поклоном головы ответил Валерка.

Ответ и манеры, судя по всему, удовлетворили Марию Ильиничну.

-Как вам наш город? — поинтересовалась она, прихлебнув из чашки, — Вы ведь уже не впервые здесь? Что успели посетить?

-Я приезжал к другу, а он живет на Автозаводе. Бывал преимущественно там.

-Не люблю, маргинальный район, — слегка поморщилась Мария Ильинична, — Давно вы приезжаете к другу?

-Не так давно, с августа прошлого года.

-И за все это время так и не поинтересовались ничем вокруг себя?

-Интересовался. В кремле был, у памятника Чкалову, на Стрелке.

-И все? — иронично спросила Мария Ильинична, — Не густо, прямо скажем. С Людмилой давно познакомились?

-Тогда же. В первый приезд.

-Где?

-На юбилее у матери друга.

-Это у Марининой тетки?

-Да.

Валерке был неприятен этот допрос, однако он сдерживал себя, понимая положение, в котором оказался.

-Я никогда не поощряла этой дружбы, — проговорила Мария Ильинична, бросив строгий взгляд в сторону дочери, — но Людмила считает себя очень взрослой и самостоятельной. И вот результат.

Она подняла на Валерку многозначительный взгляд:

-Что будем делать, юноша?

За столом воцарилось молчание. Валерка и Людка сидели, смотря каждый перед собой.

-Вы осознаете, что через полгода станете отцом? — вновь обратилась к Валерке Мария Ильинична.

-Осознаю, — твердо ответил он, не поднимая взгляда.

-И как вы себе это представляете?

На этот раз ее в интонациях не было ни иронии, ни сарказма.

-У нас есть вторая квартира в Москве, оставшаяся после бабушки. Родители ее сдают. Мы могли бы жить там. Мама, я думаю, нам поможет.

Судя по выражению лица Марии Ильиничны, ответ ей понравился.

-Это хорошо, что вы так рационально мыслите, но Людмиле еще два года учиться.

-Можно перевестись в Москву или на заочный. У меня уже диплом, я начну работать. Совместными усилиями можно справиться.

-Вашими бы устами, как говориться... — сказала Мария Ильинична, с долей любопытства разглядывая Валерку, — Время покажет. Пока что мне нужно серьезно поговорить с вашими родителями. Чем они, кстати, у вас занимаются?

-Отец — начальник юридического отдела с арбитражем в министерстве, а мама — врач педиатр.

Глядя на лицо Марии Ильиничны, было трудно понять, как она восприняла это известие. Однако доли брезгливости, как при первом взгляде на него самого, Валерка не почувствовал.

-Стало быть, вы пошли по стопам отца?

-Выходит, что так, — согласился Валерка, — И еще, я владею английским. Делаю переводы.

Вопрос остается открытым, — подытожила Мария Ильинична, — Дайте мне телефон родителей.

В Москву Валерка возвращался с тяжелым чувством. С одной стороны, сознание, что у него будет свой ребенок, наполняло его душу радостным восторгом, но от предстоящего объяснения с родителями, все холодело внутри. Да и свою будущую жизнь он себе еще не представлял. Он только понимал, что прежняя жизнь кончилась. Кончилась разом и безвозвратно. Хотя, постигнуть то, что для кого-то он теперь будет тем, чем для него всегда был отец, Валерка не мог.

После Краснохолмского моста движение тронулось с мертвой точки, и Валерий, наконец, переставил ногу на ходовую педаль. Оставалось совсем немного. Он выключил радио, но воспоминания, овладевшие им под релаксирующую музыку, не отпускали. Они только понеслись быстрее, как бы вместе с увеличившейся скоростью его передвижения.

Женитьба состоялась. Хотя он знал, что Мария Ильинична до последнего момента колебалась, считая его кандидатуру не вполне подходящим вариантом для своей дочери, но внушительные манеры и кое-какие возможности Валеркиного отца произвели на нее впечатление. Не исключено, что сыграла роль перспектива перебраться в Москву, а может быть, и Людкино поведение в последнее время стало беспокоить ее больше, чем ее возможное радужное будущее.

После свадьбы жизнь полетела стрелой. Диплом, рождение сына, их совместное с Сашкой, при покровительстве и помощи отца, предприятие, приносящее хороший доход ... Валерке казалось, что у него есть все, чтобы считать себя успешным и состоявшимся.

Мария Ильинична, едва вышла на пенсию, продала свою роскошную квартиру в Нижнем Новгороде и купила, хоть и маленькую, но тоже довольно приличную однокомнатную в Москве, в районе Патриарших прудов. Сын рос на руках у Валеркиной матери, которая вложила весь свой талант детского врача в то, чтобы он был здоров. О чем было беспокоиться?

Отношения между женой с ее матерью и родителями Валерки были далеки от сердечности, но его это тоже мало волновало, поскольку авторитет отца признавался всеми безоговорочно. Так, наверное, и должно быть. Причем тут всякие сантименты? Сейчас такое время.

Время не замедлило явить и другие свои признаки. Цену дружбы с Сашкой Валерка узнал в самый драматический момент своей жизни — когда скоропостижно умер его отец. Он был буквально ошеломлен, когда, придя на работу после похорон, обнаружил, что счета предприятия пусты, а Сашка скрылся в неизвестном направлении, повесив на него все долги.

Валерка уже успел постичь систему ценностей в обществе, в котором вращался, но такого удара от самого, как ему тогда казалось, близкого друга, все-таки не ожидал. Особенно было мерзко, что тот выбрал для этого такой трагический момент, небезосновательно уповая на притупление его бдительности.

Валерка не озлобился, а просто сделал для себя вывод на будущее. Он не стал разыскивать Сашку, сводить с ним счеты, а постарался как можно скорее выйти из затруднительной ситуации, и это ему удалось.

Ликвидировав официально свое предприятие, Валерка дал себе зарок никому не доверять, никогда больше не браться за подобное дело, а выгодно продавать себя, как специалиста. С тех пор он и работал в этой компании, будучи весьма нужным человеком.

От их юношеской с Людмилой страсти не было уже и следа — осталась одна инерция совместного существования, а отношения с Марией Ильиничной находились на все том же дипломатическом уровне. Сердечность он проявлял лишь по отношению к сыну, которого безумно любил, да старенькой матери. Правда, сын последнее время стал отдаляться от него, но Валерий относил это к его переходному возрасту. И еще были эти переводы, за которыми он, можно сказать, отдыхал от всей суетности жизни.

Вот и сейчас, подъезжая к офису клиента, Валерий уже предвкушал, как, справившись с неприятными обязанностями, вернется домой и погрузится в работу.

Переговоры заняли очень мало времени — разногласия удалось решить быстро. Отзвонив директору, что поработает над проектом договора удаленно, он поехал домой, радуясь, что захватил на всякий случай флэшку со всеми материалами.

Открывая дверь квартиры, Валерий уловил доносящиеся из-за нее звуки музыки.

"Женька уже дома", — подумал он, входя и тихонько закрывая за собой дверь.

Из-за закрытой двери комнаты сына доносилась громко играющая музыка, за которой тот, очевидно, не услышал его появления. Временами к ней добавлялся какой-то возбужденный смех. Именно это обстоятельство насторожило Валерия. Смеялся его Женька, но всплески смеха были необычными, как будто тот был не один и кто-то другой начинал щекотать его.

"Покажи еще... Покажи, покажи... Покажи поближе... Пи...дец!" — послышался восторженный голос в компьютерных колонках, принадлежавший, судя по всему, такому же пацану.

Дверь в комнату сына была закрыта, но между ней и косяком оставалась тонкая щель. Не раздеваясь, Валерий тихонько подкрался и заглянул через нее в комнату. Увиденное заставило его замереть на месте.

Женька стоял перед ноутбуком в одних трусиках, из-под резинки которых торчал его напрягшийся член. Он смотрел горящими глазами в монитор, временами заливаясь короткими приступами того самого смеха. Никакой другой одежды на нем не было. Она валялась рядом на полу, явно сброшенная, как попало.

— Бля, я тащусь! Булки раздвинь! Ой, бля! — воскликнул Женька и начал теребить свой член, спустив трусики ниже.

"Сними совсем", — послышался голос из динамиков, и Женька сделал это.

"Покажи их поближе..."

Женька поднес трусики к камере, держа пальцами за резинку, потряс ими, а потом, прогнувшись, так же близко выставил перед камерой свой возбужденный член, гоняя кулаком кожицу.

Валерия прошиб холодный пот. Он смотрел в щель, прижавшись лбом к дверному косяку, и не мог поверить, что это его сын. Его милый озорной Женёк, которого он когда-то держал на руках, катал на санках, играл с ним в футбол...

Женька отбросил трусы и стал играть своим членом. Он перекидывал его между ладонями, подбрасывал пальцами яички, шевелил туловищем, от чего член болтался из стороны в сторону. Все это происходило под заливистый смех и матерные восторженные возгласы другого пацана, доносившиеся из колонок.

"Покажи дырочку", — послышалось оттуда.

Женька повернулся к камере попкой, оттопырил ее и стал раздвигать тонкими, еще мальчишескими пальцами свое анальное отверстие, другой рукой оттягивая назад и показывая между ног член...

Дальше Валерий смотреть не стал. Он на цыпочках прокрался к входной двери и вышел, тихонько притворив ее за собой, чтобы не щелкнул замок.

2.

Валерий вышел из дома и сел в машину, еще хранящую его тепло. Он достал, вставил и повернул ключ зажигания. Валерий делал все машинально, как говорят, 'на автопилоте', ничего не видя и не слыша вокруг себя. В глазах стоял голый Женька ...

Первым порывом Валерия было распахнуть дверь, схватить и шарахнуть об пол ноутбук, а потом дать волю кулакам... И будь, что будет, но он вышибет эту дурь из сына раз и навсегда. Вышибет так, что тот запомнит это на всю жизнь!

Но... Валерий не сделал этого. Что-то остановило его. Тем более, что такое уже один раз было...

Это было давно. Женьке тогда едва исполнилось пять лет. Случилось это летом на даче. Он пошел тогда в магазин, захватив с собой Женьку. Зная способность сынишки хватать с полок все, что ему понравится, а потом со слезами упрашивать купить, Валерий оставил его на улице у дверей, строго наказав ждать, не сходя с места. Женька сначала надул губы, но слова отца, что он уже взрослый, которые тот сказал ему при этом, компенсировали обиду.

Громкий, заливистый и безудержный смех мальчишек Валерий услышал сквозь незакрытую дверь еще от кассы.

-Ну, дает, клоп, — сказал входящий в магазин парень лет шестнадцати, другому, идущему рядом.

Глаза обоих светились каким-то возбужденно-веселым блеском.

Валерий вышел из магазина и остолбенел. Женька стоял, спустив шорты, перед группой хохочущих мальчишек лет десяти-одиннадцати, и заливаясь восторженным смехом, то теребил свой торчащий, как стручок, член, оттягивая вниз и щелкая себя по животу, то поворачивался задом и наклонялся, хлопая себя по попке.

У Валерия потемнело в глазах. Не помня себя от ярости, он подошел и с размаха ударил сына так, что тот не удержался на ногах и полетел лицом в дорожную пыль. Мальчишек как ветром сдуло, а Женька огласил округу громким ревом.

-Кто ж так с ребенком обращается?! — возмущенно воскликнула выходящая из магазина бабка.

-Отец называется! Ты что, обалдел совсем?! — подскочила откуда-то мамаша с детской коляской.

-Это еще выяснить надо, какой он отец? Разве отец так сделает?

-Придурок!

-Садист!

Вокруг собирались люди, а Женька продолжал лежать на земле и реветь во весь голос, размазывая по щекам слезы. Валерий поднял его, натянул шорты и хотел увести с глаз долой, но тот нарочно опять повалился на землю.

-Милицию позовите...

-Это не его ребенок... — послышались возгласы.

Валерий дрожащими руками схватил брыкающегося сына в охапку и поволок прочь. За углом Женька затих. Он только продолжал всхлипывать и отворачивать свою мордашку от крепко взявшего его за руку Валерия. Они пошли домой, но перед самым забором Женька вырвался, прибежал первым и с ревом бросился в объятия Анны Алексеевны, матери Валерия и своего лучшего заступника.

Рассмотрев ссадины и синяк на спине, та учинила сыну допрос, а узнав в чем дело, увела плачущего Женьку, строго сказав, что они поговорят потом. Разговор состоялся. И хоть происходил он без свидетелей, Валерий запомнил его надолго. Анне Алексеевне пришлось потом еще выдержать разговор с Людкой и с Марией Ильиничной, которая выразила на сей раз солидарность с Валерием, заявив, что такие вещи надо пресекать самым жестоким образом.

Шлейф этой истории потянулся до самой Москвы. По возвращении, Людка пошла в детский сад и заявила там о 'нездоровых' наклонностях своего ребенка, потребовав, чтобы воспитатели следили за ним, а во время тихого часа, заставляли держать руки поверх одеяла.

'А что бы было сейчас?' — с горечью подумал Валерий, испытывая благодарность той неведомой силе, что сдержала его порыв.

Но, с другой стороны, это только усилило скорбь. Так бывает в детстве, когда происходит что-то такое, что не расскажешь взрослым, и от этого оно становится еще невыносимее. Он почувствовал себя один на один со своим горем. А то, что это горе, было для Валерия очевидным. Сейчас Женьке было уже не пять лет.

'Значит, и тогда он уже был таким... Значит, это серьезно', — с отчаянием подумал Валерий.

Застывшие перед въездом на МКАД машины заставили притормозить и осмотреться. Он ведь все это время куда-то и зачем-то ехал...

Валерий включил поворотник и стал перестраиваться вправо — торчать со своими мрачными мыслями в пробке было мучительнее вдвойне. Он вырулил на примыкающую улицу, и проехав совсем немного, заметил свободное место в ряду припаркованных машин. Напротив находился вход в лесопарк.

Валерий знал это место. Он часто посещал этот лес с отцом — тот до последних своих дней был любитель покататься на лыжах. Они вставали на них прямо здесь, сойдя с автобуса, делали несколько кругов по лесу, огибали кладбище и оттуда возвращались домой уже на другом автобусе. Посередине дистанции обязательно присаживались на известное им поваленное дерево передохнуть и съесть по шоколадной медали, которые отец не забывал прихватить. Это стало у них своеобразным ритуалом каждой прогулки.

После смерти отца, Валерий не посетил этот лес ни разу, хотя он был совсем рядом с домом. И сейчас, от нахлынувших воспоминаний о том времени, показавшемуся ему несравнимо счастливым, от опостылевшей суеты, от сегодняшнего происшествия, ото всего сразу у Валерия потекли из глаз слезы.

Лесопарк изменился — появились асфальтированные дорожки, аллеи, специально высаженные и уже разросшиеся деревья. Кое-где попадалась парковая скульптура, а у самого входа расположилась, правда, пустующая почему-то, вольерная площадка. Вот только шум от проходящей неподалеку МКАД не давал забыться и почувствовать себя один на один с природой.

Валерию вдруг со всей пронзительностью захотелось, чтобы опять стало так, как было тогда, и чтобы сам он опять стал таким, и не было за спиной этих прожитых лет. Ему показалось, что все это время жил не он, а кто-то другой, а он только пребывал в шкуре этого другого, живя не своей жизнью, не с теми людьми и не теми чувствами. До него со всей очевидностью дошло, что, по сути, родными ему были только два человека — его престарелая мама и Женька. Тот, кого он сегодня потерял...

Валерию вспомнились размалеванные косметикой лица парней, их омерзительные вихляния и обжимания друг с другом во время убогой пародии на танец, слащавые поцелуи, извращенный секс... То, что он запомнил по фоткам и видеороликам, когда ради любопытства заглянул на гей сайт. Долго он там не задержался, поскольку увиденное было настолько омерзительным, что хотелось поскорее забыть, а сами эти люди показались ему обреченными, кончеными существами, которых нужно, если не истребить, то вывезти куда-нибудь в резервацию, изолировав от нормальных людей, и дать им возможность погибнуть самим в своих мерзопакостных вожделениях, не оставив потомства. То, что среди них мог оказаться его сын, тогда не уместилось бы в его сознании. Не умещалось и сейчас, даже, несмотря на то, что это был факт.

Народу в парке почти не было и не от кого было скрывать слезы. Валерий дошел до места, где от аллеи отходила в сторону дорожка в виде приподнятого немного над землей деревянного помоста.

'Экологическая тропа', — прочитал он на деревянном указателе.

Тропа уходила куда-то вглубь леса. Того самого леса, где они катались с отцом на лыжах, в ту сторону, где было место их привала. Валерий свернул на нее и пошел среди высоких деревьев. Из-под потемневшего снега проглядывала талая вода.

'Весна наступает', — подумал Валерий.

Ему вдруг показалось, что с той самой поры, когда они катались здесь на лыжах с отцом, он не видел ни весны, ни зимы, ни осени. Времена года сменялись в его жизни, как фон в бесконечной суетной круговерти и не являлись ничем иным, как поводом поменять резину и перейти на другую форму одежды. И сколько их так уже минуло? А самое главное — сколько еще осталось впереди?

Эта деревянная дорожка, по которой он шел, показалась Валерию похожей на его прожитую жизнь. Та — тоже была дорожкой, по которой он шел или бежал от одной мимолетной вехи до другой, а сами эти вехи были цепью не зависящих от него случайностей. Школа, институт — все, как у всех. Женитьба 'по залету' — не исключение. Своя фирма — забота отца. Предательство друга — явление, ставшее обыденностью... Не 'заказал' же он его, в конце концов, и даже, по большому счету, не подставил. А что ограбил? Почему бы Сашке было не воспользоваться такой возможностью, если он привык жить и поступать, как все? Ведь все, или почти все, кто утвердился в российском бизнесе, сумели это лишь потому, что где-то, когда-то, кого-то 'подломили', 'кинули' или 'грохнули'. Цель оправдывает любые средства, есть ли тут место другим понятиям?

Выходит, вся жизнь Валерия — цепь случайностей, обусловленных обстоятельствами, ставшая закономерностью?

Дорожка все вилась и вилась среди деревьев, увлекая его куда-то дальше. На поворотах попадались скамеечки, беседки, стенды, на которых были вывешены картинки и какие-то надписи, очевидно, рассказывающие о флоре и фауне этого леса, но Валерий не задерживался возле них. Ему было вполне достаточно того, что он ощущал вокруг. Он вдыхал запах пробуждающейся природы и утопал глазами в ее чистоте, которая, как казалось, приводила в такую же чистоту душу, выдавливая из нее со слезами всю накопившуюся за эти годы грязь.

Тропа вывела его к небольшому пруду. С одной стороны за ним проходила МКАД, а с другой — виделись за деревьями какие-то постройки. Кажется, там помещалась раньше войсковая часть, или подразделение МЧС. Валерий не помнил и не хотел сейчас об этом думать. Он не хотел вообще никого и ничего видеть, кроме природы, которая дала такой неожиданный поворот ходу его мыслей.

Постояв немного на помосте над водой, Валерий пошел дальше сквозь березовую рощицу. Его взору предстала полянка с деревянными грибочками, площадка под названием Тенистый сад. Дорожка переходила в мостик над овражком, по которому протекал ручей, поднималась ступеньками на другом берегу, и вела куда-то дальше.

'Как органично вписывается в природу то, что сделано человеческими руками согласно, а не вопреки, природе самого человека', — подумалось Валерию.

Ничто не отвлекало его от мыслей, навеянных созерцанием. На всем пути, а Валерий шел уже довольно долго, ему встретились только прогуливающаяся пожилая пара, да двое приверженцев скандинавской ходьбы. Но когда он перешел овражек и прошел еще немного, впереди послышались звонкие детские голоса. Скоро среди деревьев замелькали фигурки мальчишек и девчонок лет восьми-девяти.

Здесь к тропе примыкала площадка с качалками, деревянным лабиринтом и интересным строением в виде домика для лесных жителей. Тут же была площадка, с которой открывался красивый вид на запруженную речушку с журчащим родничком на другом берегу.

-Александра Васильевна! Александра Васильевна, смотрите, я подснежник нашла! — послышался громкий девчоночий возглас.

Валерий поискал глазами и нашел Александру Васильевну. Это была хрупкая девушка неполных тридцати, едва выделяющаяся среди воспитанников ростом и фигуркой. Она взяла в руки протянутое девчушкой растение:

-Это не подснежник, Марина.

-Почему? Он просто еще не распустился...

Александра Васильевна начала что-то объяснять, а Валерий поспешил отвернуться, поскольку глаза его опять наполнились слезами. Детство! Милое, желанное и навсегда ушедшее детство, когда он тоже умел вот так же радоваться найденному цветку, первой траве и лучу солнца. Когда казалось, что впереди все так же чисто и ясно, и ждет лишь только радость...

Валерий задержал взгляд на глазах Александры Васильевны, которые тоже обратили на себя внимание своей чистотой, как и все окружающее.

'Сама невинность. Как же она им двойки-то ставит?' — усмехнулся про себя Валерий.

Ему вспомнился вечно циничный и насмешливо-оценивающий взгляд Людмилы, и он невольно слегка поморщился. Валерию вдруг показалось, что самое большее, что ему не хватает в жизни, так это того, чтобы на него смотрели вот такие глаза, как у этой Александры Васильевны. За все прожитые годы для него были желанными только глаза матери, да Женьки... Были... Теперь уже, только были.

-Гена, Владик... ребята, не бегайте там! — послышался возглас учительницы, обращенный к группе мальчишек, сгрудившихся на крутой дорожке, спускающейся к роднику, — Поднимайтесь сюда, мы сейчас отправляемся в поход по тропе!

Те послушно побежали, но тут случилось непредвиденное: из-за бугра на большой скорости выскочил велосипедист. Дорожка была узкая, и мальчишки заметались по сторонам. Под визг наблюдавших со стороны ребят и отчаянный крик бегущей вниз Александры Васильевны, горе-гонщик что есть силы затормозил, но его продолжало нести на невращающихся колесах по жиже растаявшего снега. Велосипед развернуло, тот хотел его выправить, но переднее колесо, наткнувшись на бордюрный камень, повернулось влево, а он сам грохнулся на землю и остался лежать, чуть перекатываясь на боку. До всех донесся его сдерживаемый стон.

Ребята сгрудились вокруг, а Александра Васильевна в отчаянии обвела глазами окрестности. Наткнувшись на Валерия, ее взгляд вспыхнул надеждой.

-Молодой человек... — воскликнула она.

Она хотела добавить что-то еще, но Валерий уже сам спешил к месту происшествия.

Велосипедистом оказался паренек лет пятнадцати, одетый в сильно потертые и кое-где рваные джинсы, старые кроссовки и видавшую виды куртку. Голову прикрывала растянутая грязная вязаная шапчонка. Велосипед был тоже старый и самый обыкновенный, но ухоженный руками владельца. Приделанные дешевые 'прибамбасы' были призваны заменить 'крутые' приспособления на солидных, но дорогих 'собратьях'.

-Тебе известно, что здесь езда на велосипедах запрещена?! — громко и строго спросил, подходя, Валерий, — Велосипедной дорожки мало?

Сделал он это скорее по привычке, поскольку видел, что нарушитель уже наказан более чем серьезно. Парень продолжал перекатываться, лежа на боку и держась двумя руками за левую ногу. Он старался не стонать, но было видно, что это удается ему с трудом.

-Где болит? — наклоняясь к нему, участливо спросила Александра Васильевна.

Парень молчал и отводил глаза, выражающие мучительную боль. Валерий взял его под мышки и приподнял, но тот закричал в голос и он был вынужден опустить его обратно на землю.

-Скажи, где болит? — продолжала допытываться Александра Васильевна.

Парень молчал, только стонал уже вслух. Было видно, что он страдает не только от боли, но еще и от своего, как ему казалось, унизительного положения перед столпившимися вокруг малолетками.

-Похоже, он сломал ногу, — сказал Валерий и громко спросил твердым голосом, — Нога?

Парень кивнул головой.

-Совсем опереться не можешь? Резкая боль? — строго спросил Валерий.

Парень опять кивнул и бросил на него короткий неприязненный взгляд.

-Надо скорую вызвать! — выхватила из сумочки телефон Александра Васильевна.

-Лежи спокойно, не двигайся, — приказал Валерий парню и обратился к нервно тыкающей по клавишам девушке, — По сто двенадцатому звоните, они переведут вызов, так бесполезно...

-Ой, я по старой памяти 03, — затрясла головой та, — Сейчас... И кто это придумал?

-Ну, им же тоже нужно деньги поиметь, святое дело.

-На чужом несчастье? — возмущенно бросила Александра Васильевна, прижимая трубку к уху.

'Откуда она такая?' — подумал Валерий со смешанным чувством нежности и удивления.

— Ответили? Дайте, я поговорю...

Валерий взял из руки девушки телефон и сделал вызов, передав диспетчеру свои данные.

-Будем ждать, — сказал он, возвращая мобильник, и обратился к ребятам, — Разошлись все быстро! Нечего смотреть на него, как на тигра!

Его волевые интонации сделали свое дело. Ребята отошли от лежащего на земле парня и окружили их плотным кольцом.

-Вот видите, что бывает, когда не думаешь о других? — сказала, обращаясь к ним, Александра Васильевна.

Валерий заметил, что в ее голосе не было нудной взрослой 'воспитательной' назидательности. Она как бы делилась с ними скорбью о происшедшем.

-Если хотите, продолжайте экскурсию, — сказал Валерий, — Я дождусь скорую.

-Нет, ну что вы? — даже с долей какого-то испуга откликнулась та, — Какая теперь экскурсия? Я же места себе не найду....

Ждать скорую пришлось долго. Ребята уже отошли от шока и начали понемногу возвращаться в игриво-веселое настроение, бегая по площадке.

-Идите, смотрите за ними, — сказал Валерий, — А то еще кто-нибудь себе что-то сломает или разобьет. Я побуду здесь.

Валерий подошел к лежащему парню, но тот прикрыл глаза. Он уже не стонал, а его побледневшее лицо выражало неприступность.

'Какие они все колючие в этом возрасте, — подумал Валерий, — как и мой Женька'.

При воспоминании о сыне у него опять защемило где-то внутри.

-Проходим, проходим, — твердо сказал Валерий, полуобернувшись, пожилой паре, остановившейся за его спиной и с любопытством уставившейся на лежащего парня.

-А что случилось? Он упал велосипеда? — стала допытываться старуха, — Но почему вы позволяете ему так лежать? Он же простудится насмерть...

-Проходим, я сказал! — повысил голос Валерий, — Это несчастный случай, а не развлекательное зрелище. Вы шли куда-то? Дорогу видите?

-Повежливее можете разговаривать с вдвое старшими вас людьми? — вставил слово старик с интонациями номенклатурного работника советской эпохи.

-С поучениями будете выступать у себя на кухне или в совете ветеранов, — отрезал Валерий, отворачиваясь.

-Почему ты не сдох в тот день, когда ты не был хамом? — послышался за спиной старушечий голос.

-Он им родился, — заверил старик и добавил, — Пойдем, парень конченый, что с таким разговаривать?

-Надо в милицию сообщить, тут что-то не так,— не унималась та.

-Пойдем, пойдем, — взял старик ее под руку, увлекая за собой.

Та пошла, продолжая поминутно оглядываться.

Валерий взглянул на парня и заметил, что тот внимательно смотрит на него. В его больших зеленых недружелюбных глазах промелькнуло одобрение. Валерий подмигнул, не меняя выражения лица, но парень отвел взгляд.

-Молодой человек, скорая звонит, — возвестила подходящая с телефоном в руке Александра Васильевна, — Они приехали, но не могут проехать в заказник. Там шлагбаум и никого нет, чтобы открыть...

Валерий взял трубку и вступил в переговоры. Ему пришлось еще раз позвонить по сто двенадцатому, прежде чем нашелся способ обеспечить проезд машины.

-Я вас разрою, наверное, в конец, — сказал Валерий, возвращая телефон.

-О чем вы говорите? — проговорила Александра Васильевна, слегка поморщившись.

На верхней дорожке столпилось несколько посетителей парка, среди которых были и старик со старухой, которые что-то рассказывали присутствующим, кося при этом на Валерия злыми уничижительными взглядами. Наконец, на аллее показалась скорая помощь.

Парня уложили на носилки и занесли в машину. Валерий поднял с земли велосипед и хотел тоже поставить внутрь, но врач не позволила:

-Вы что, с ума сошли? — набросилась она на него, — Вы соображаете, что вы делаете?

-Это его вещь, — резонно ответил Валерий, — Вы предлагаете бросить здесь?

-Я обязана только лишь оказать помощь больному, — категорично отрезала та.

-А я, между прочим, вообще никому ничего не обязан! — резко ответил Валерий, — Я просто прохожий!

-Ты хам! — послышался из толпы старушечий голос, — Сам столкнул его, а теперь прикидываешься! Доктор, заберите его и сдайте в милицию! Мы все видели!

-Вот так! — воскликнул Валерий, показывая пальцем на старуху, — Правильно говорят — не делай людям добра, не увидишь зла.

-Добродетель нашелся! — взвилась та, — И не тычь в меня своим грязным пальцем!

-Мой палец чище вашей души, — твердо глядя в маленькие, источающие из-под морщинистых век ненависть, глазки, проговорил Валерий.

Старуха хотела сказать что-то еще, но тут неожиданно заговорила Александра Васильевна, выйдя вперед и обводя всех присутствующих своими чистыми глазами:

-Тихо, тихо, зачем вы так? Дама, как вам не стыдно? Юноша упал с велосипеда, стремясь не наехать на детей. Мы с молодым человеком уже час, как пытаемся помочь горю. Он просто проходил мимо и без него бы я...

-Не надо, — перебил ее Валерий, — Перед кем вы оправдываетесь? Посмотрите в эти наглые бесстыжие бельмы...

-Не надо так, — подходя вплотную и мягко кладя ему на грудь ладонь, сказала девушка, — Обида не должна владеть нами. Сильные люди великодушны.

Ее глаза смотрели на Валерия проникновенно, а назидательные слова опять прозвучали как что-то естественное или даже сокровенное.

-Велосипед? — повернула голову на врача Александра Васильевна, — Я могу взять велосипед. Я учительница — она назвала номер школы — а он потом заберет, когда выздоровеет, или родители подъедут.

-Мне это проще сделать, — предложил Валерий, — Я на машине. Пусть назовет адрес, я отвезу...

-Нет... Не надо, — зашевелился лежащий на носилках парень и они с Александрой Васильевной впервые услышали его хрипловатый голос, — Не надо по адресу. Отвезите в школу или в больницу...

-Больница — не место для хранения таких вещей, — громогласно изрекла врач безапелляционным голосом.

-Почему ты не хочешь, чтобы молодой человек прямо сейчас отвез твой велосипед домой? — мягко спросила, беря его за ладонь, девушка.

Парень резко выдернул руку:

-Не надо домой!

Александра Васильевна и Валерий переглянулись.

-Так. Долго это еще будет продолжаться? — нетерпеливо спросила врач, — У меня, между прочим, не один ваш вызов. Кроме вас, еще есть люди в этом городе!

Валерий уже открыл рот, чтобы урезонить ее, но мягко положенная на грудь ладонь девушки опять остановила его.

-Поезжайте домой, вы и так много помогли, — проговорила она, — Мы сами заберем велосипед в школу, а потом я передам его родителям....

-Не надо родителям, я сам... — опять подал голос парень, но его перекрыл непререкаемый голос врача:

-Что значит — не надо? Мы все равно обязаны сообщить твоим родителям, поскольку ты несовершеннолетний. И, в конце концов, поехали. Распишитесь тут...

Она протянула Валерию какой-то листок.

-Куда вы его повезете? — спросил он, расписываясь.

-Вам-то какое дело, раз вы прохожий? — неприязненно произнесла та, забирая листок, — Мы свое дело знаем.

Машина тронулась, и они остались вдвоем с Александрой Васильевной, придерживающей рукой велосипед, в окружении группы ребят. Немного поодаль стояли любопытствующие.

-Спасибо вам, — с сердечной теплотой сказала девушка.

Валерий опять увидел эти глаза. Он воспринял это, как драгоценный подарок. Он готов был смотреть в них бесконечно, забывая обо всем на свете. Он сам не знал, что с ним происходит....

-Вам спасибо, — тихо проговорил он.

-За что? — с искренним недоумением тихо спросила Александра Васильевна.

-За то... За то, что вы такая.

Он повернулся и зашагал к выходу из заказника, возле которого оставил машину.

3.

Когда Валерий подъехал к дому, начало смеркаться. Все происшедшее отвлекло его от мрачных мыслей. Сейчас ему показалось, что он вовсе и не заезжал днем домой, ничего не видел, а нафантазировал себе что-то под влиянием грязных домыслов Людмилы, на которые та была горазда во всех случаях жизни.

Он поднялся на свой этаж и открыл дверь квартиры. Первое, что он услышал, был громкий голос жены, разговаривавшей с кем-то по телефону. В комнате сына стояла тишина.

Валерий заглянул туда. Царил привычный беспорядок: выключенный, но не выдернутый из розетки и не закрытый ноутбук, разбросанные по столу и по дивану вещи. Валерий бросил взгляд на пол и увидел валяющиеся носки, сразу вернувшие его к действительности. Нет, все это ему не привиделось. Они валялись на том самом месте, где он их заметил днем. А еще рядом лежали скомканные джинсы, поверх — футболка, немного дальше рубашонка с вывернутыми рукавами. Валерий зажмурился...

'Сними совсем... Покажи их поближе...' — вспомнился ему голос в колонках и абсолютно голый Женька, трясущий на камеру трусами, которые держал кончиками пальцев.

Валерий почувствовал, что слезы опять готовы потечь из его глаз, и потекли бы, если бы в комнату не вошла Людмила.

-Это просто кошмар какой-то! — воскликнула она, — И главное, получается, что я крайняя...

-Что у тебя опять стряслось? — спросил Валерий.

-Я дура! Я, б... дь, набитая дура со своей добротой!

Людмила работала директором департамента по кадрам известной и довольно крупной сети ресторанов, чем очень гордилась.

-Скобкин прислал мне опять одну задрыгу. Причем, я посмотрела на нее — сразу определила, что прошман...вка. Понесла мне, какая она бедная, несчастная, как ей хочется работать в большой компании, что она в восторге от нашего бренда. И этот козел мне звонит, на психику давит. Ну, я оформила, послала на стажировку, все как полагается. Его менеджер мне отзвонилась через день, говорит, ставлю в смену с завтрашнего дня, она все знает — отчетность, кассу. Знает она, б..дь! Смену отработала и съе...лась со всей выручкой!

-И большая выручка? — поинтересовался Валерий.

-Да пятьдесят тысяч, х... с ней, но не в этом дело! Скобкин мне теперь тычет — ищи ее. А где ее найдешь? Регистрация есть, но она там не жила никогда. Она уже, небось, в свою Белоруссию давно съе..лась. У ней это, наверное, прощальная гастроль была.

-У тебя такой случай уже был, кажется, в позапрошлом месяце.

-Вот именно! Мне это нужно? А у Скобкина всегда все кругом виноваты, кроме него самого...

Зазвонивший телефон избавил Валерия от выслушивания дальнейшего.

Нельзя сказать, что он не сочувствовал Людмиле, по-своему он даже продолжал любить ее. Точнее, был признателен за чистоту в доме, вовремя приготовленный обед и выстиранное белье, но при этом осознавал, что рядом с ним совершенно чужой и даже чуждый человек. Чуждый во всем и бывший таким всегда, как и ее мать. И если в корпоративной среде на банкетах и приемах он чувствовал себя рядом с Людмилой уверенно, то в совместной жизни он ее попросту терпел, прощая ей все за хорошо исполняемые домашние обязанности.

Другие обязанности Людмила выполняла тоже регулярно и довольно неплохо, хотя у Валерия последнее время интерес к этой стороне жизни заметно ослаб. Он откликался всякий раз, когда ее тянуло на близость, но сам инициатором никогда не был. Сейчас, размышляя об этом наедине с собой, Валерий даже недоумевал, что его когда-то могло потянуть к Людмиле? Наверное, всему виной было его затянувшееся воздержание в ранней молодости, когда, преодолевший, наконец, себя, он готов был упиваться Людмилой безо всякой меры, поскольку она у него была первая и единственная.

Отношения с тещей были никакими. Мария Ильинична жила своей жизнью и приезжала только лишь давать ценные указания и безжалостно критиковать их. Валерий отмалчивался, а у Людмилы каждый визит заканчивался скандалом с матерью, после которого та уезжала с обещанием больше никогда не переступать порог этого дома, даже, если дочь 'будет тут издыхать'.

Особенно бесило Людмилу, когда мать начинала ставить ей в пример сестру, которая жила в Украине. Как позже выяснилось, отцы у дочерей были разные. Мария Ильинична в молодости, судя по всему, напоминала своим нравственным обликом младшую дочь, что служило у Людмилы поводом для упрека матери во время их скандалов:

'Да! Я для тебя с четырнадцати лет шлюхой была! Как будто у меня есть, в кого ней не быть!'

Правда, после Крыма и трагических событий в Донбассе старшая дочь стала для внимательно смотрящей телевизор матери чем-то вроде 'предательницы'. Валерию было жаль Нину, хотя он видел ее всего один раз на собственной свадьбе, но добрый и приветливый образ которой прочно запал в его память.

Нина, наверное, была в своего отца, который, по словам Марии Ильиничны, был 'ни рыба, ни мясо'. Наслушавшись упреков в ее адрес со стороны сестры и матери, Валерий, твердо занимающий позицию нейтралитета в их отношениях, все-таки решил поддержать Нину, подвесив на ее стене в социальной сети фотографию валяющегося на земле пьяного парня с намоченными штанами, снабдив ее подписью: 'Русский витязь, лежащий в пыли, у пивнушки, раскинувши руки, знай — тебя опоили хохлы, а Обама нассал тебе в брюки!'. Нина ответила трогательным личным сообщением, в котором благодарила за поддержку и утверждала, что Валерий — ее единственный в России по-настоящему родной человек.

Мама Валерия после похорон мужа и выхода на пенсию вела несколько замкнутый образ жизни, но к ним приезжала часто, поскольку безумно любила внука, которого буквально вытаскала в зубах. Она готова была постоянно жить вместе с ними, но неприязнь Людмилы, подогреваемая ее матерью, служила непреодолимой преградой.

Валерий любил, когда приезжала мать. Он чувствовал, что с прошествием лет, она опять становится ему самым близким человеком. Может быть, это происходило потому, что у него не было друзей по жизни. После случая с Сашкой, которого Валерий считал действительно своим другом, он отгородился от окружающих непроницаемой стенкой. Будучи со всеми абсолютно ровен в отношениях, он, тем не менее, близко никого к себе не подпускал. Гости в их доме бывали только из числа нужных людей.

Как только семейный бюджет вошел в норму, стали ездить за границу. Схема была привычной — сначала Турция и Египет, потом Европа. В Испании Людмиле понравилось, она заговорила даже о покупке своего дома на побережье, но дом, уступая настойчивости обоих бабушек, купили под Москвой. Это был, пожалуй, единственный вопрос, по которому у них совпали мнения. Правда, у каждой по-своему, но совпали.

'Я неоднократно бывала за границей еще тогда, когда это было не каждому возможно, — авторитетно заявила Мария Ильинична, — И скажу так — где родился, там и пригодился. Там мы всегда были, есть и будем людьми второго сорта...'

У Анны Алексеевны аргументы были другие:

'Хорошо там, где нас нет. Жить и работать надо на родине, а не вкладывать деньги, заработанные здесь, на чужбине...'

После приобретения коттеджа, это стало получаться само собой. Все заработанные деньги, как и все свободное время, приходилось вкладывать туда. Изучение географии на местности прекратилось, но Валерий утешал себя тем, что появился стимул что-то достойно обустроить для будущего.

Закончившийся телефонный разговор Людмилы опять вернул его к реальности.

-А где Женька до сих пор? — спросила она, поднимая взгляд на Валерия.

-На тренировке, наверное. Сегодня пятница, — пожал плечами он.

-Время уже девятый час, какая тренировка?

Как бы в ответ на ее вопрос, в коридоре хлопнула дверь. Женька вошел такой, как всегда: слегка румяный с улицы, с веселыми искорками в глазах.

Привет, родители, — возвестил он свое появление.

-Где ты там шляешься до такой поздноты? — напустилась на него Людмила.

-К соревнованиям готовимся, — ответил Женька, снимая куртку и скидывая кроссовки.

-Сколько раз говорила — развязывай, прежде чем снимать. Я тебе каждые полгода их покупать буду?

-Я не затягиваю, — отмахнулся тот, — Пожрать есть чего?

-Мой руки...

Женька удалился в ванную, а у Валерия опять защемило где-то внутри. Сколько бы он сейчас дал, чтобы не приезжать днем, ничего не видеть и не знать. Как иногда бывает спасительно неведение...

Валерий взглянул в окно. На улице уже совсем стемнело, и только освещенный заходящим солнцем край неба алел над домами с зажегшимися окнами. Ему вдруг вспомнился лес, деревянная дорожка среди стволов, лежащий на земле парень, хрупкая молоденькая учительница... Как же ее зовут? Александра Викторовна? Нет... Васильевна. Ну, конечно же, Александра Васильевна, как он мог забыть?

'Спасибо вам...'

Кажется, он сказал ей тоже что-то такое...

'Спасибо вам за то, что вы есть...' Нет, это довольно избитая фраза... 'Спасибо вам за то, что вы такая'.

Эти воспоминания наполнили душу Валерия сладостным покоем. Он прошел на кухню, сел за стол и принялся за приготовленный ужин. Женька уселся напротив.

-Уроки сделал? — строго спросила Людмила Женьку.

-Почти, — промычал тот с набитым ртом.

-Сколько раз говорила, прожуй сначала!

-А чего спрашиваешь? Когда я ем, я глух и нем, — не остался в долгу тот.

-Поговори мне...

-Алгебра только осталась с геометрией... Поможешь? — Женька вскинул взгляд на отца.

-Я с тобой уже курс математики прошел за десять классов, — усмехнулся Валерий.

-Ну, не идут у меня точные науки, не способный я! — воскликнул Женька.

-К гуманитарным у тебя что-то тоже особых способностей не видно, — вставила Людмила в своей ворчливой манере.

-Почему? — возмутился Женька, — По истории, вон, одни пятерки...

-Ладно, пусть будет историком, — улыбнулся Валерий.

-Лучше рэкитиром, — улыбнулся в ответ сын.

-Жан Жак Руссо однажды сказал одну умную вещь, — серьезно ответил Валерий, — Деньги, что я имею — средство моей свободы, а деньги, к которым стремлюсь — средство моего порабощения. По-моему, замечено очень точно. Возможно, поэтому у нас в обществе и поддерживается уровень достойной нищеты. У нищего не остается выбора, к чему стремиться.

Эти слова, сказанные Валерием ровным голосом, заставили присутствующих внимательно посмотреть на него. Сын первую часть короткого монолога выслушал с покровительственной иронией в глазах, что стала появляться у него все чаще, однако завершение заставило его посмотреть на отца внимательно. Людмила широко открыла глаза, указав взглядом на Женьку.

-Ничего, он уже достаточно взрослый, чтобы что-то видеть вокруг себя, — твердо завершил Валерий, поднимаясь из-за стола, и добавил, обращаясь к сыну, — Закончишь, и пойдем решать твою геометрию.

Людмила и Женька проводили его внимательными взглядами.

Эта мысль пришла Валерию в голову неожиданно и завладела им. Чтобы сын ему поверил, надо говорить с ним на равных. Только тогда он воспримет то, что он ему скажет по тому самому поводу со вниманием. Но — что, когда и как скажет, Валерий еще не знал. Пока он решил хранить тайну в себе.

Женька не заставил себя долго ждать и прибежал почти следом, дожевывая на ходу.

-Вот здесь, смотри, — подсунул он Валерию учебник.

-Лентяй... — прокомментировал тот, прочтя условие, — Мы же с тобой позавчера разбирали аналогичную задачу...

Валерий бегло повторил разъяснение и пододвинул учебник сыну:

-Понял? А теперь я тебя послушаю...

-Тебе бы у нас математику преподавать, а не Фаине, — ответил тот и начал решать задачу вслух, поправляемый отцом.

В соседней комнате зазвучал телевизор — Людмила принимала дозу вечерней пропаганды. Валерий встал, закрыл дверь и опять уселся рядом с сыном решать уравнения.

Он смотрел на его тонкие пальцы, мягкие волосы, гладкие щеки, пробивающийся над верхней губой пушок и чувствовал горячую непреодолимую любовь к своему Женьке. Нет! Он не отдаст его этим извращенцам, что бы ему это не стоило! Его сын будет счастливым человеком! Это, как сказала Анна Ильинична после того случая, что был с Женькой в пять лет, транзиторное явление, вызванное возрастной гиперсексуальностью. Или чем-то там еще, он тогда не понял, но уяснил себе, что это проходящее. И это пройдет. Не может не пройти. Он не такой! Он рос нормальным ребенком и играл во все мальчишеские игры. Это все проклятый интернет! Грязная лужа, откуда можно выудить любую мерзость. Но он добьется того, что сын поверит ему, как он когда-то поверил своей матери, когда у них зашел такой разговор.

-Всемирная организация здравоохранения исключила гомосексуализм из перечня заболеваний. Ты слышала об этом? — спросил он Анну Алексеевну во время одного из ее визитов.

-Почему ты об этом спросил? — вскинула на него мать тревожный взгляд.

Это была ее обычная реакция — в каждом неожиданном вопросе в первую очередь предполагать какую-то угрозу дорогим ей людям.

-Просто опять увидел репортаж о разгоне гей парада.

-И что?

-А то, что мне этих ребят где-то жаль. Может, действительно, не их вина, что они такие?

-Это психическая и социальная девиация! — убежденно отчеканила мать, глядя на Валерия непререкаемым взглядом.

-Но ведь исключили же, — возразил он.

-Кто исключил и почему исключил?! Никакие, даже самые авторитетные мнения не заставят меня поверить в то, что это нормально, когда вещество, несущее в себе зачаток человеческой жизни, изливается на землю или попадает в кал. Неужели ты не понимаешь, что все это политика? Что на этом делаются огромные деньги?

Взгляд Анны Алексеевны стал жестким и суровым.

-Сколько всякой мерзости ползет к нам с запада, — продолжала она, — Я лечила таких мальчиков, мне их искренне жаль и поэтому мне жутко, мне дико, мне больно, что вместо того, чтобы их остановить, предостеречь от беды, им внушают, что это естественно. Слава Богу, что в России все еще придерживаются подлинных ценностей.

-Что-то не особо я вижу пользы от этих ценностей, — покачал головой Валерий.

-Что ты имеешь в виду?

-То, что я вижу вокруг. Пусть я бывал за границей только лишь как турист, но люди там совсем другие. Причем, это видно сразу, с первого взгляда.

-Жить в России благодатно... — начала было мать, но Валерий перебил ее.

-В чем ты видишь эту благодать? В хамстве, злобе и нетерпимости? Во лжи, которая стала здесь нормой жизни? Несчастная страна, которая уже развалилась двадцать лет назад, вместо того, чтобы залечивать раны и преодолевать чудовищное отставание, вновь ввергнута в ненависть, ксенофобию и кровавую бойню.

-Я не знаю, почему так стало,— потупила взгляд Анна Алексеевна, — Мы пели на пионерских сборах 'Пусть всегда будет солнце' и 'Хотят ли русские войны'. Сейчас другие песни, мне это известно и за это мне тоже больно, но не за то, за что тебе. Родина у нас одна и ее не выбирают, точно так же, как отца или мать. Запомни это.

И Валерий ей поверил. Разговор на этом был закончен, хотя его так и подмывало добавить, что точка поставлена не на месте. Все-таки того, с кем строить свою жизнь, каждый человек находит сам и не среди родственников...

-Все? — спросил Валерий, закрывая тетрадь.

-Все! — возвестил Женька, загружая в компьютер игру.

-Опять стрелялка? — неодобрительно поинтересовался Валерий, — Лучше бы погулять сходил.

-Привез бы велик с дачи, я бы катался, — резонно ответил сын.

-Сегодня один докатался на моих глазах.

-Как — докатался?

-Навернулся с горки, упал и сломал ногу.

-Упасть можно и дома с табуретки, — улыбнулся Женька, — И сломать себе при этом что-нибудь, а то и вообще не подняться.

-Ушлый ты парень, как я посмотрю...

Валерий шутливо щелкнул его по носу и вышел. Из комнаты сына послышались ненавистные выстрелы, а из другой доносился еще более ненавистный ему голос Киселева. Валерий вздохнул, взял свой ноутбук и уселся в кухне, плотно прикрыв за собой дверь. Он разложил перед собой полученные сегодня от редактора листки и забыл обо всем. Валерий погружался в любимую работу настолько, что совершенно абстрагировался от окружающего.

Скоро на кухне появилась Людмила. После телевизионного психотренинга она была, как всегда, возбуждена и нервозна. Но Валерий слышал и не слышал поток ее красноречия, лишь изредка кивая головой в знак согласия, зная по опыту, что если не делать хотя бы этого, то последует взрыв эмоций. Но он все равно последовал — видать, принятая сегодня доза оказалась сильной. Хотя, благодаря сохраненному Валерием спокойствию, все обошлось 'малой кровью':

-Тебе насрать на все: на киевскую хунту, на фашистов, на бандеровцев, на то, что все по подстрекательству Америки ополчились на Россию! Вот такие пофигисты и виноваты во всем! — гневно выкрикнула Людмила и ушла в комнату.

Валерий вздохнул и перевернул страницу. Он поднял взгляд на темное окно и опять в памяти возник лес и глаза той девушки. И опять он почувствовал, что ему до боли не хватает этих глаз и этой исходящей от нее подлинной теплоты и женской ласки. Он понял, что не успокоится, пока не увидит ее вновь...

Валерий стал захаживать в лесопарк. Он приезжал сюда после работы и до темноты бродил по аллеям. Он видел, как меняется все вокруг: уже сошла вешняя вода, и от земли потянуло тем запахом, который бывает только ранней весной. Почему-то созерцая пробуждение природы, всегда надеешься на лучшее...

Валерий иногда задерживался до темноты и возвращался уже по аллее, освещенной горящими фонарями. Он стоял на том самом месте, где впервые увидел девушку, где лежал на земле упавший с велосипеда парень... Стоял и не уходил, надеясь неизвестно на что.

Несколько раз он ловил на себе пристальные взгляды гуляющих с колясками мамаш, а однажды ему встретились те самые старик со старухой, которые присутствовали при вызове скорой. Завидев его издалека, они быстро свернули на боковую аллею, покосившись подозрительными неприязненными взглядами. Не было только Александры Васильевны... Саши.

В эти дни Валерий возвращался домой поздно. На вопросы Людмилы отвечал, что много претензий по поставкам, и шеф напрягает до посинения. Женька вел себя нормально и Валерию начало казаться, что и впрямь он преувеличивает проблему.

'Может, и правда, только забавляются, как дети, — обнадеживал себя он, — Транзиторное явление, свойственное им в этот безбашенный период, а потом будет стыдно вспомнить....'

Ведь и у него самого в этом возрасте было нечто подобное...

Это случилось в летнем лагере. Смена уже заканчивалась, и в тот вечер на костровой площадке был организован прощальный костер с дискотекой. Валерка и его трое соседей по палате решили отметить это событие 'по-взрослому'. Славка Коротков, как самый 'продвинутый' из них, договорился с каким-то мужиком в поселке, и к вечеру у них в руках оказалась бутылка самого настоящего портвейна.

Перед дискотекой они 'раскатали' ее в кустах за хоздвором и явились на костровую уже подогретые. Голова у Валерки слегка кружилась, и веселье перло из него само собой. Однако длилось это недолго. После первого же танца к Валерке подошел Славка и дернул его за локоть, сообщив на ухо:

-Гарика и Журу зажопили. К директору потащили, говорят, родокам сообщат. Верка вожатая с воспиталкой всех наших вылавливают и обнюхивают. Линяем отсюда.

Проговорив это, Славка подался к выходу. Обескураженный Валерка пошел за ним, слабо представляя, что их может спасти. Когда они выбрались с костровой, Славка сказал:

-Давай, на речку смотаемся. Окунемся — протрезвеем.

-Пахнуть-то все равно будет, — нерешительно ответил Валерка.

-Не ссы в компот, там ягоды...

Славка достал из кармана коробочку мятных лепешек:

-Потом засосем. Вернемся сразу в корпус, когда дискотека кончится, и в койки заляжем.

Они прошли через хоздвор, раздвинули известные им доски в заборе и оказались за территорией лагеря.

Смеркалось. Над перелеском догорало пламя вечерней зорьки. За спиной слышались отзвуки продолжающейся дискотеки, а здесь — звенели цикады, стелился над полем туман, пахло сеном, да роса приятно холодила обутые лишь в шлепки босые ноги. Упавшее было немного настроение, что пришлось уйти с дискотеки, вновь поднялось, и они наперегонки помчались через поле к видневшемуся за ним прибрежному кустарнику.

-Нормалек... — отрывисто проговорил на бегу Славка, — Продышимся... Все выветрится...

Вот и речка. Они сбежали с крутого берега на маленькую полянку у самой кромки воды и остановились, тяжело дыша.

-Полезли? — спросил Славка.

Валерка кивнул и начал расстегивать джинсы. И только тут до него дошла немаловажная деталь:

-А как потом в мокрых труселях придем?

-Да на х.. они нужны! — воскликнул Славка, и сняв с себя все, абсолютно голый бултыхнулся в речку.

Валерка рассмеялся и последовал его примеру.

-Кайф голяком! — закричал Славка, подпрыгивая и ныряя раз за разом.

В свете луны ярким белым пятном сверкала его незагорелая задница. Валерка тоже начал прыгать и хватать ныряющего Славку за ноги. Дело кончилось тем, что они сплелись в воде в живой клубок голых тел, хохоча и макая с головой друг друга.

Наконец, запыхавшиеся и усталые, они выбрались на берег и задрожали от холода.

-Холодно, бля, — проговорил Валерка, стуча зубами.

Славка подпрыгивал рядом.

-Слышь, — отозвался он, повернув голову и озорно подмигнув, — От холода предметы уменьшаются, а у меня — наоборот...

Славка повернулся, и Валерка увидел его напрягшийся член.

-Развратник! Эксгибиционист, — рассмеялся Валерка, хлопая его по голой заднице и ощущая, что у него происходит то же самое.

Славка тоже залился смехом, показывая пальцем на Валеркин член. Ими овладело какое-то странное возбуждение. Они прыгали на месте, смотрели, как дергаются в такт прыжкам их члены, и от этого хотелось смеяться.

Славка сел на траву, широко расставив коленки согнутых ног, и начал водить кулаком по зажатому в нем члену. Валерка уселся напротив и стал делать то же самое.

-Баб е..ал? — блаженно улыбаясь, спросил Славка, не прерывая своего занятия.

-Не... — коротко отозвался Валерка.

Сейчас ему не хотелось врать. Он пребывал в состоянии, когда ему было хорошо, как не бывало никогда раньше, и испортить его не могли никакие насмешки.

-А я тоже — нет, — неожиданно признался Славка, — А хочется... Бля...

Он закатил к небу глаза и задвигал рукой с удвоенной энергией. Скоро Славка начал постанывать.

-Кончаю!— воскликнул он, и на глазах Валерки из его члена ударила белая струя.

-Бля... — прошептал Валерка, и у него произошло то же самое.

Они расслабились и посмотрели друг на друга.

-Пиз...ц, — сказал Славка, выжимая из члена, как из соски, остатки капель.

Потом они еще раз ополоснулись в реке, оделись и зашагали через поле к лагерю. Оттуда послышался восторженный рев и в небо взлетели ракеты фейерверка.

-В самый раз угадали, — кивнул в ту сторону Славка.

-У нас было не хуже, — сказал Валерка, — Мы получили с тобой эстетическое, спортивное и сексуальное удовлетворение.

Они оба улыбнулись.

-Только помалкивай, — становясь серьезным, резко сказал Славка, блеснув в темноте глазами, — Я не педик.

-Я, что ли, педик? — возмущенно отозвался Валерка.

-Заметано, — примирительно завершил Славка.

Это был единственный раз, когда Валерий испытал нечто подобное, хотя уже на следующий день было противно вспомнить. Позже пришло успокоение, а потом и тайная гордость за себя, поскольку в жизни, как он тогда считал, надо попробовать все.

Наступил май, расцвела сирень, а деревья покрылись клейкими листочками. Валерий продолжал посещать экологическую тропу, но уже больше ради созерцания природы, что, как он почувствовал, внесло в его жизнь свежую здоровую струю. На встречу он надеялся уже лишь подсознательно...

-Здравствуйте!

Этот голос заставил Валерия вздрогнуть и замереть на месте. Он был не в парке. Это был совсем другой район города и оказался он здесь совершенно случайно. Случайно... Опять случайно.

-Вы не узнаете меня? Мы с вами сталкивались в Тропаревском заказнике, помните? Когда мальчик упал с велосипеда...

Разве мог Валерий этого не помнить? Он просто сейчас не был в состоянии вымолвить ни слова от неожиданности. Перед ним были те самые глаза! Не хватало еще, чтобы она положила ему на грудь свою ладонь.

И она тут же положила ее, точнее, слегка дотронулась, как тогда, в парке:

-Извините, возможно, я ошиблась, но вы очень похожи...

-Саша... — выдохнул он и покраснел от собственной фамильярности, — Простите... Александра Васильевна...

-Значит, это все-таки вы? — засмеялась девушка.

Смех у нее был такой же звонкий и легкий, как весь ее облик.

-Я просто не ожидал вас здесь встретить, — проговорил Валерий, приходя в себя.

-Я тоже, — улыбнулась Саша, — Кстати, давайте познакомимся, наконец. А то, как меня зовут, вы знаете, а я до сих пор в неведении.

-Да, простите. Валерий, — представился он.

-Этикет требует ответа: 'Очень приятно', но мне думается, не стоит уточнять.

Они засмеялись.

-Я часто вспоминала вас, — заговорила Саша, — Вы тогда очень помогли мне. Я растерялась и действительно не знала, что мне делать.

-Что же еще в таких ситуация делают? — пожал плечами Валерий, — Не караул же кричать?

-Я готова была закричать, честное слово.

Они опять вместе рассмеялись.

-А вы здесь работаете неподалеку? — спросила Саша.

-Нет, у меня здесь было дело неподалеку. А почему вы решили, что работаю, а не живу?

-Не знаю... Наверное, потому, что закономернее предположить, что живете где-то поблизости от парка. Люди обычно гуляют там, где живут...

Их разговор происходил посреди тротуара, на том месте, где они заметили друг друга.

-Вы не торопитесь? — спросил Валерий, — Может быть, зайдем, посидим где-нибудь за чашкой кофе? А то в нашей беседе есть нечто вокзальное.

-Я не знаю, стоит ли, — нерешительно ответила Саша.

Ее улыбка не угасла, но стала не столь лучистой, что была прежде.

-Ну, я же не в ресторан вас зову, — мягко возразил Валерий, — Я просто хотел узнать, как здоровье того парня? Вы же, наверное, в курсе, раз забрали его велосипед...

-Да, конечно, — улыбка и взгляд обрели свое первоначальное состояние.

-И потом, — продолжил Валерий, — Вы, как я понял, хорошо знаете тот лесопарк, раз приводите туда воспитанников, а мне хотелось бы узнать о нем побольше. Я тоже люблю гулять там и размышлять о жизни, когда на лирику потянет.

-Ну, тогда нам интереснее было бы встретиться там, — ответила Саша.

-Буду вам премного благодарен, — улыбнулся Валерий, — Обещаю быть самым прилежным учеником.

-Посмотрим, — улыбнулась в ответ Саша, — Завтра вам удобно?

-Вполне. Но я бы предпочел сегодня.

-Если только вечером... — задумчиво протянула она.

-Ну, и что же? Сейчас май, такие дивные погоды стоят... Это май весельчак, это май чародей... Так, кажется, уговаривал Лизу Ипполит Матвеевич?

Они опять рассмеялись.

-Но я не Лиза, а вы не Воробьянинов, — ответила Саша.

-Главное, что мы оба не Остап Бендер, — подытожил Валерий.

-Это — да, — согласилась девушка, — Так, когда вам удобно?

-Давайте в шесть вечера на том месте, где свалился с велосипеда наш герой.

-В половине седьмого, не возражаете?

-Ничуть. До встречи?

-До встречи, — улыбнулась Саша.

На условленное место Валерий пришел заранее, и уже полчаса расхаживал по дорожке в направлении Востряковского кладбища и обратно.

'Какие дела могут быть у учительницы вечером, кроме семейных? — грустно подумал он, — Наверняка замужем'.

Валерий сам удивился своим мыслям, пришедшим так просто и непрошено одновременно. Неужели он уже помышляет о чем-то большем? Кажется, впервые в жизни Валерий забыл, что он семейный человек.

Он увидел Сашу, когда та появилась на дорожке над родником. Она тоже заметила Валерия и приветливо взмахнула рукой, начав торопливо спускаться в овраг.

'Как девочка', — подумал Валерий, с нежностью глядя на ее хрупкую фигурку.

-Добрый вечер. Давно ждете?

'Интересно, какой надо быть сволочью, чтобы обидеть человека с такими глазами?' — подумалось Валерию.

-Только подошел, — улыбнулся он, — Куда направимся? По тропе?

-Как вам будет угодно.

-Мне угодно. До самого конца и обратно.

-Это около двух километров, — предупредила Саша, — а туда и обратно — все четыре.

-Хоть сорок четыре! Я готов идти и слушать все, что вы говорили тогда здесь своим ребятам.

-Вот уж не ожидала, что обрету такого прилежного ученика, — засмеялась девушка.

-Кстати, об учениках, — становясь серьезным, сказал Валерий, — Что с тем парнем?

-Действительно перелом, — тоже серьезно ответила Саша, — на прошлой неделе его выписали, хотя, лучше бы ему было оставаться в больнице...

-Почему? — поинтересовался Валерий.

-Вы помните, как он не хотел, чтобы вы отвезли его велосипед домой и чтобы сообщали его родителям?

-Да, конечно.

-Этому были свои причины. Они у него оба алкоголики. Я видела, где он живет. Это нечто. Трудно представить себе, что можно так жить. Вонь стоит уже на площадке, я не знаю, как соседи терпят, хотя...

Саша печально махнула рукой.

-Как вы попали туда? — спросил Валерий.

-Навела справки, в какую больницу его доставили, навестила. Он сначала ершился, грубил, отворачивался к стенке, когда я приходила. Но потом вынужден был смириться — кроме меня, придти к нему было некому, а зарядка для телефона и планшет понадобились. Да и судьба велосипеда волновала — это у него, судя по всему, самое дорогое и единственное.

-И вы пошли к нему домой за планшетом?

-Да. И едва оттуда выбралась. Его пьяные родители приняли меня за его... — Саша замялась, подбирая выражение.

-Я понял, — Валерий слегка улыбнулся.

-Хотя девушки у Игоря нет, — продолжала Саша, — И, по-моему, у него вообще нет друзей...

-Его зовут Игорь? — уточнил Валерий.

-Да, — кивнула Саша, — Родителей знает весь район и все оберегали от него своих детей. Поэтому он такой дикий. Хотя, на самом деле, у него очень чуткая душа и огромный запас нерастраченной доброты, но все это забито жестокостью среды, в которой он вынужден вращаться.

-Вам удалось достучаться до него?

-Не сразу. Но когда он поверил мне, я была поражена тем качествам, которые в нем открылись.

-Мне думается, это смогли делать только вы, — приостанавливаясь и пристально глядя ей в глаза, сказал Валерий.

-Опыт был большой, — уклончиво ответила Саша.

-Трудно поверить.

-Хорошо сохранилась? — с горькой усмешкой подняла глаза Саша, — Вернемся к разговору об Игоре. Он слабо учится, и вообще привык быть изгоем. Единственное, что держит его на поверхности — это его велосипед. Он увлечен им до фанатизма. Причем, как экстримом, так и путешествиями. Когда он стал мне рассказывать, где побывал и что видел, я подумала о том, как порой увлечение не дает человеку погибнуть...

Валерий задумался над ее словами и ему вспомнился Женька.

'Увлечь бы его чем-нибудь, — подумалось Валерию, — Велосипед он тоже любит... Может, познакомить их? Но — Людмила. Сын алкоголиков... Представляю, какой это будет иметь резонанс. Людмила... Опять Людмила'.

Он посмотрел на идущую рядом Сашу и ощутил душевную горечь от того, что он вынужден делить свою жизнь с Людмилой. Ему казалось, что Саша, будь она на ее месте, поняла бы все. Они бы выходили из ситуации с Женькой сообща, а не он один, носящий ее в себе и вынужденный скрывать.

Тропа привела их к пруду. Они остановились на деревянном помосте над водой. Несколько уток, заметив их появление, поплыли к ним.

-Чем покормить не захватила, — сокрушенно покачала головой Саша.

-Саша, вы удивительный человек! — воскликнул Валерий, — Простите, вы разрешите мне вас так называть?

-Да, конечно, — приподняла она уголки губ, — А что вы увидели во мне удивительного?

-Вы готовы каждого поддержать, каждого накормить...

-Что же вас удивляет?

-То, что сейчас это не часто встретишь. Сейчас каждый стремиться урвать для себя, кто как может — за счет государства, общества, такого же, как он сам — не важно. Урвать во что бы то ни стало и каким угодно образом.

-И что, им помогает это стать счастливее? — немного иронично спросила Саша, — Вы не встречали других людей?

-Встречал. Но такую, как вы — впервые.

-Перестаньте, я этого не люблю, — улыбнулась Саша, слегка поморщившись,— Вы, кажется, хотели послушать про природу?

-Я не хотел. Я хочу...

Они пробродили с Сашей по парку до темноты, и он пошел ее провожать. Хотя Саша жила недалеко, домой Валерий попал лишь поздно вечером.

Едва он открыл дверь в квартиру, как услышал громкие возбужденные голоса Женьки и Людмилы.

-Сколько раз я должна повторять одно и то же! — кричала Людмила, — Я не нянька убирать все за тобой!

-А я не прошу тебя ничего убирать! — слышался в ответ голос Женьки, — Мне удобно, чтобы у меня было так! И я просил тебя не лазать по моему компьютеру...

-Я — мать! И я имею право! Значит, есть чего скрывать, раз боишься!

-Прекратите! — воскликнул Валерий, входя, — Что тут у вас происходит?

-Бабушка приезжала, — ответил сын, — У мамки пятиминутка после скандала.

-Мал еще родителей судить! — выкрикнула Людмила.

-Хватит! — рявкнул Валерий, — Я не хочу, приходя домой после целого дня работы, слышать это! Замолчите оба!

Людмила и Женька недоуменно уставились на него. Таким резким они его еще не видели.

-Оставь его в покое, — строго сказал Валерий жене, — А относительно компьютера он абсолютно прав. Он человек, помимо того, что наш сын.

Валерий повернулся и вышел из комнаты. Он прошел на кухню и включил чайник, не зажигая света. За окном было уже совсем темно. Валерий вспомнил парк и мерцающие сквозь распускающуюся листву огоньки фонарей, освещающих аллеи желтоватым светом. Ему показалось даже, что он ощутил вечернюю прохладу и запах пробуждающейся земли.

-Саша... — еле слышно прошептали его губы.

На кухне вспыхнул свет.

-Правильно! Воспитывай! — раздался за спиной резкий голос входящей Людмилы, — Я говорю одно, а он... Заступник нашелся! Правильно, моя мать говорит...

-И поэтому ты с ней без конца скандалишь, когда она приезжает?

-Я всем плохая! Я всем только мешаю! — со слезами в голосе воскликнула Людмила, — У матери я шлюха, у сына — вредина, а у мужа... У мужа вообще не пойми кто! Я даже ему, как баба, не нужна, пока сама не попрошу!

Валерий поднял на нее пристальный внимательный взгляд.

-Я не буду возражать, если ты заведешь себе любовника, — сказал он ровным и спокойным голосом.

4.

Весна вступила в свои права. Погода установилась по-летнему жаркая, и зелень окрепла, наливаясь силой.

Саша вошла в жизнь Валерия и совершенно незаметно заняла там свое, как бы отведенное ей место. Она заполнила собой тот вакуум, что был в его душе от недостатка самого обыкновенного человеческого участия и доброты. Он заметил, что с ее появлением он стал значительно спокойнее и уравновешеннее даже в повседневной жизни.

Валерию вспомнились слова редактора, сказанные ему когда-то, про мир в душе. Теперь он, кажется, стал понимать, что это, действительно, отнюдь не абстрактное понятие, как ему представлялось раньше.

Они еще два раза встречались и опять допоздна бродили по тропе. Как ни странно, за все время они ни разу не затронули в разговорах личных тем. Валерий так и не знал, замужем ли Саша, а она не поинтересовалась его личной жизнью. При этом у них всегда находилось, о чем поговорить. Темы приходили сами собой. Они были разными: отвлеченными, конкретными, но всегда интересными и не тривиальными. Валерий не знал, что будет дальше. Он был рад тому, что имел, и не хотел торопить события.

Отношения с Людмилой, после того вечера, перешли в состояние мирного сосуществования под одной крышей, и он спокойно относился к этому, не стремясь форсировать события ни в ту, ни в другую сторону.

В отношении Женьки Валерий не замечал ничего настораживающего, пожалуй, кроме того, что тот стал часто, придя домой после прогулки, запираться в ванной. Один раз Валерию показалось, что от сына пахнуло чем-то спиртным, но это было лишь раз, да и то он не был уверен до конца, что ему это не показалось. Во всем остальном Женька был прежним и Валерий начал даже успокаиваться, но судьба готовила ему удар. И постиг он его совершенно внезапно в один из первых солнечных жарких дней...

Валерий вышел из метро и пошел к своему дому, когда, бросив беглый взгляд на проезжую часть, не идет ли автобус, на котором можно было подъехать три остановки, неожиданно увидел сына. Тот шел по улице, направляясь в сторону метро.

'Любопытно, — подумал Валерий, — Это его каратэ?'

Женька продолжал шагать в своей обычной манере, поглядывая по сторонам.

Стараясь держаться в отдалении и скрываясь за спинами прохожих, благо место было оживленное, Валерий направился следом. Вот Женька нырнул в подземный переход, где находился вход на станцию метро, но туда не свернул, а пройдя до конца, вышел к кинотеатру.

Валерий продолжал идти за сыном. Здесь место было не таким людным и ему пришлось постоять за углом, отпустив Женьку подальше от себя. Яркая полосатая футболка, в которую тот был одет, помогала не терять его из виду. Вот Женька перешел улицу, лавируя между машинами, стоящими в постоянной здесь пробке, и направился в парк.

Валерий понял, что здесь ему проследить за сыном будет нелегко — многолюдной была только центральная аллея, по которой в обе стороны двигался поток людей, идущих от метро к большому микрорайону, располагавшемуся за парком, и обратно, а остальные дорожки были, как правило, пустынны. К тому же, деревья находились на приличном расстоянии друг от друга, а имевшийся кое-где низкорослый кустарник не мог служить надежным укрытием.

Войдя в парк, Женька пристально оглянулся, но вряд ли мог заметить Валерия, который еще не успел перейти улицу и стоял в толпе вышедших из только что подошедшего автобуса людей. Валерий подождал, когда футболка сына замелькала где-то среди кустарника по ту сторону забора, и пройдя немного по улице, вошел в парк через другие ворота.

Стараясь не выходить на открытые пространства, Валерий направился в сторону, где видел Женьку последний раз. Скоро он заметил его. Тот пересек центральную аллею и шел через широкую луговину по направлению к речушке, протекавшей за парком. Валерий пошел параллельно, установив, что такая просматриваемость дает в то же время и преимущество, поскольку наблюдать можно было издалека, не ступая след в след.

Женька продолжал идти, не проявляя никакого беспокойства. Вот он вышел к речушке и свернул на дорожку вдоль нее, направляясь к самой удаленной части парка. За весь путь он не останавливался и не делал никаких жестов. Да и народа вокруг было не так много, несмотря на теплый вечер. Лишь прогуливались пожилые парочки, проносились велосипедисты, да семейные люди с резвящимися чадами двигались небольшими, но шумными компаниями.

'Давно ли мы сами так гуляли с ним по Поклонной горе?' — подумалось Валерию, и в душе опять защемило.

Он смотрел издалека на мелькавшую за стволами деревьев тонкую фигурку сына, казавшегося отсюда таким же маленьким, каким он его помнил во время этих прогулок. Женьке не шлось рядом с ним и Людмилой. Он — то убегал далеко вперед и потом поджидал их, выскакивая из укрытия, то наоборот, отставал, а потом догонял, подпрыгивая и с визгом бросаясь ему на спину. Его неугомонный веселый Женёк, Женёнок, Женчик... Каких только ласковых производных от его имени не придумывал тогда Валерий. Куда это все ушло? Где тот вечер, когда они захватили на прогулку детскую книжку с броским названием на обложке "Мой добрый папа", и Женька, которому надоело таскать ее в руках, сунул ему в ладони, сложенные за спиной, названием наружу.

-Неси так, — сказал он при этом, сверкая озорными искорками в глазах, — Я хочу, чтобы все видели, кто это идет!

Думал ли тогда Валерий, что настанет день, когда он будет крадучись пробираться за ним по этому парку? От этих мыслей ему стало нестерпимо жаль и себя, и своего любимого сына. Не этого, что шел сейчас впереди, а того, которого он помнил, и о котором болела душа, как о горькой утрате.

Валерию удалось первым пересечь дорожку по направлению движения Женьки и спуститься в овражек. Здесь уже вокруг не было ни души, и он притаился за кустами, растущими вдоль дорожки.

Вот показался Женька. Он прошел совсем рядом. Валерий, кажется, даже почувствовал движение воздуха, исходящее от быстрой походки сына. Он приподнялся, стараясь не высовывать головы из-за кустов, служивших ему укрытием, и стал следить за ним взглядом, поскольку в этом безлюдном месте, выйди он на открытое пространство — сразу же окажется обнаруженным.

Скоро полосатая футболка скрылась из виду. Валерию ничего не оставалось, как двигаться, переступая ногами по склону овражка. Он старался не производить шума, и в то же время торопился, стремясь догнать сына, но тот, как провалился сквозь землю.

Валерий остановился и все-таки рискнул выйти на дорожку. Она была пуста. Пусто было и пространство вокруг, лишь в отдалении виднелись фигуры гуляющих.

Валерий не нашел ничего лучшего, как продвигаться к тому месту, где последний раз мелькнула между кустами футболка сына. Здесь овраг был заросшим, виднелись лишь плешины выжженной шашлычниками земли и оставленный ими мусор.

Ему приходилось идти с большой осторожностью, чтобы не производить шума — ведь Женька исчез где-то здесь. Валерий уже почти дошел до мостика через речушку, по которому когда-то давно, когда здесь еще не было этого парка, проходила дорога. Он приостановился, чтобы еще раз внимательно оглядеться, когда до его слуха донесся негромкий всплеск знакомого смеха. Валерий замер на месте и инстинктивно присел.

Вокруг никого не было. Слабое журчание воды, пение птиц, заросший овраг, кустарники. Валерий стоял, весь обратившись в слух. Он простоял так уже довольно долго, когда из ложбинки, закрытой от взглядов ветвями кустарника и низкорослых деревьев, до него донесся какой-то отголосок сказанных слов. Валерий начал крадучись пробираться туда, внимательно смотря на землю, прежде чем поставить ногу, чтобы невзначай не хрустнуть веткой.

Приблизившись, он лег на траву, и преодолев буквально ползком оставшиеся несколько метров, заглянул в ложбинку.

Ему повезло. Сверху ветви надежно закрывали это место от взглядов прохожих, но отсюда, где оказался он, сквозь редкий кустарник отлично просматривалась крохотная лужайка с лежащим поперек коротким бревном и кострищем, рядом с которым стоял оставленный кем-то тронутый ржавчиной мангал. На бревне, прижавшись друг к другу, сидели, тихо болтая между собой, двое парней. Одним из них был Женька.

Валерий буквально врос в землю, вглядываясь в узкий просвет между тонкими ветвями и прислушиваясь. О чем говорили ребята, он разобрать не мог, поскольку до него долетали лишь отдельные обрывки слов. Судя по всему, это была обычная болтовня. Они иногда смеялись, иногда жестикулировали, и по их лицам было не трудно догадаться о взаимном расположении друг к другу.

В пальцах у обоих дымились сигареты, и время от времени ребята неглубоко затягивались, тут же выпуская дым и сплевывая себе под ноги. Валерий впервые увидел, как сын курит. От его частых плевков, в душу Валерия закрались смутные подозрения, но, внимательно потянув носом, он не уловил никакого запаха, кроме табачного. Зато заметил другое. Возле бревна стояли две банки пива и ребята периодически, между затяжками, прикладывались к ним, делая по глотку.

"Значит, мне не показалось тогда, — подумал Валерий, — И вот почему он, вернувшись домой, сразу идет под душ".

Валерий внимательно разглядывал второго парня. Определенно, он никогда не встречал его раньше. Тот был постарше Женьки лет на пять и выглядел весьма прилично.

На вид он казался красивым. Русые, коротко подстриженные волосы, тонкая шея, стройные длинные ноги, обутые в добротные кроссовки, острые, выпирающие под обтягивающими черными джинсами, коленки. Жесты его были уверенными, а движения неторопливыми.

Ребята продолжали болтать, не замечая его присутствия. Скоро опустевшие банки были отброшены в сторону вместе с окурками. Парень поднялся, встал напротив сидящего Женьки и полез руками себе в промежность. Вот из джинсов показался его слегка увеличенный в размерах член. Парень вытащил его как можно больше и начал мочиться, смотря на Женьку, у которого загорелись глаза, а лицо расплылось в улыбке. Закончив дело, парень не стал прятать член, а начал медленно водить по нему пальцами, подойдя вплотную к Женьке. Он еще что-то сказал при этом и в ответ послышался всплеск знакомого смеха.

Глядя во все глаза на то, что делает парень, Женька тоже запустил себе руку под резинку шорт. Парень что-то опять сказал ему, и Женька подобрал одну штанину, высунув оттуда свой возбужденный член. Некоторое время они с упоением мастурбировали, глядя друг на друга. Потом парень театральным движением дернул вниз до колен джинсы и задрал футболку. Обнажив все свои прелести, он начал шевелить низом живота, от чего его член и яички болтались во все стороны, вызывая восторженный смех у Женьки, который тоже стянул шорты и выделывал то же самое.

Валерий смотрел во все глаза на происходящее и мечтал только лишь об одном — чтобы на этом все кончилось. Пусть они сейчас посмеются, опять выпьют пива, покурят и... разойдутся. Пусть это останется забавой или тем, что было у него тогда в летнем лагере!

Однако одними забавами не обошлось. Он увидел, как Женька встал на колени перед тем парнем и взял в рот его член. Валерий даже отвел взгляд, насколько ему сделалось противно, но потом все-таки заставил себя смотреть. Он видел, как его сын своими еще по-мальчишески пухлыми губами и языком уверенно елозит по члену, поминутно вскидывая озорные глаза в лицо стоящего над ним парня. Спустя какое-то время, тот тоже опустился на колени, они повалились на траву и предались этому занятию одновременно, лежа ногами в разные стороны. Это уже была не игра, и глядя на них, нельзя было предположить, что они это делают впервые.

Валерию было больно, но он смотрел, смотрел во все глаза, он заставлял себя досмотреть все до конца. Он видел, как Женька, лежа на животе, уперся локтями в землю, приподнял попку, и парень вошел в него. Вошел просто и уверенно, как это делал, очевидно, всегда.

Валерий закрыл глаза и уткнулся лицом в лежащий на земле локоть. Он не мог больше этого видеть, но он все слышал. Он слышал их тихие сладострастные стоны и чувствовал себя так, как будто парень делает это с ним самим и отнюдь не по обоюдному желанию.

Когда на полянке воцарилась тишина, Валерий открыл глаза. Ребята лежали рядом со спущенными штанами, раскинувшись в расслабленных позах. Вот Женька поднял голову и что-то сказал. Они заулыбались и стали одеваться. Они опять покурили, сидя рядом на бревне, а потом стали карабкаться из оврага наверх.

Валерий не торопился. После того, что он только что увидел, сомнения исчезли. Раньше они у него еще оставались, согревая надеждой, но теперь их быть не могло.

Он не помнил, сколько пролежал еще в своем укрытии, но, наконец, поднялся и пошел к метро. На дорожках ему попадались люди, проезжали велосипедисты, мальчишки гоняли на скейтбордах — парк жил своей жизнью. Валерий шел и ничего не замечал — в глазах продолжало стоять то, что он только что увидел на сокрытой от посторонних глаз полянке.

Вот и метро. Как всегда, толчея куда-то спешащих по своим делам людей, постоянная пробка машин перед перекрестком. Валерий перешел проспект и направился было в сторону дома, как вдруг неожиданно увидел того парня. Валерий приостановился и внимательно посмотрел на него. Да, без сомнения, это был он.

Парень стоял у кромки тротуара и ел мороженое. Точнее, уже доедал. Взгляд его равнодушно скользил по головам прохожих, периодически сосредотачиваясь на проезжей части за светофором. Вот там показался троллейбус, и парень, наскоро проглотив оставшееся, направился к остановке. Сам не отдавая себе отчета, зачем он это делает, Валерий пошел за ним.

Подошел троллейбус, парень вошел, приложил карточку к валидатору и уселся в середине салона, уткнувшись в вытащенный из кармана смартфон. Валерий сел позади, чуть наискосок, и стал незаметно его разглядывать.

На следующей остановке троллейбус заехал на кольцо, и водитель пошел отмечать путевку. Это была очередная нелепость, не имевшая объяснения с позиции логики вещей. Когда-то здесь была конечная этого маршрута, но потом Москва разрослась, линию продлили дальше, а диспетчерская так и осталась на прежнем месте. Уже не один десяток лет пассажиры были вынуждены терпеть эту задержку. Случалось, что троллейбус догонял предыдущий, который еще не успевал отправиться, и тогда многие перебегали. При этом никто не роптал — так бегало уже не одно поколение.

И на этот раз было то же самое. Завидев стоящий впереди троллейбус, все немногочисленные пассажиры резво устремились туда. В салоне остались только Валерий и парень, который, тоже вроде бы дернулся, но потом почему-то предпочел остаться. Совершенно некстати в этот момент у Валерия завибрировал мобильник. Не ответить было нельзя — звонила Людмила.

-Ты скоро? — без предисловий затараторила та, — Я сегодня пораньше ушла. Сусанна из отпуска вышла — пусть напряжется после своих Канар. Слушай, захвати квас, я окрошку сделаю на ужин. Жара такая, больше ничего в душу не идет. Хотела Женьку послать, а его нет. Где он, не знаешь?

-На тренировке, — односложно ответил Валерий, следя краем глаза за парнем.

-На какой тренировке? Его рюкзак на месте. И потом — разве у него по средам есть тренировка?

-У них там собрание какое-то, кажется, он говорил.

Валерий заметил, как парень бросил на него короткий пристальный взгляд.

-Когда это он говорил?

-Ладно, я все понял, — поспешил завершить разговор Валерий, — Куплю.

Но Людмила не унималась:

-А ты где сейчас?

-Сейчас? В троллейбусе. Мне нужно отвезти документы по одному адресу, после чего освобожусь. Все, скоро буду.

Он нажал клавишу отбоя. Парень продолжал равнодушно тыкать пальцем в смартфон.

Скоро троллейбус тронулся. Через три остановки, когда троллейбус уже успел остановиться и открыть двери, парень неожиданно вскочил с места и выскочил через среднюю дверь, но Валерий успел в последний момент выйти через заднюю.

Парень стоял на тротуаре и в упор смотрел на него.

Как бы не заметив этого и не поворачивая головы, Валерий деловой походкой направился между домов в глубь квартала. Отойдя немного, он оглянулся. Парень шел по проспекту в сторону центра. Валерий пошел параллельно со стороны двора стоящего вдоль проспекта дома. Дойдя до угла, он осторожно выглянул и едва не наткнулся на парня, свернувшего на примыкающую улицу. Ему повезло, что тот смотрел в это время в противоположную сторону.

Отойдя за деревья, он пропустил мимо себя парня и пошел за ним на приличном расстоянии. Однако Валерию почти сразу же пришлось убыстрить шаги, потому что тот свернул за угол следующего дома. Дойдя до этого места, Валерий посмотрел ему вслед и увидел, что парень заходит в третий от угла подъезд. Валерий бросил взгляд на номер дома и пошел в направлении подъезда, в котором скрылся парень.

Дом был кирпичный, постройки пятидесятых годов, а лестничные пролеты были сплошь остеклены. Дойдя до подъезда, он посмотрел на табличку с номерами квартир, поднял взгляд выше и... встретился глазами с парнем. Тот стоял на межэтажном пролете лестницы и пристально-испытующим взглядом в упор смотрел на него. Валерий понял, что обнаружен.

Первой мыслью было отвести взгляд и пройти мимо, но он понял, что это бесполезно — тот его вычислил, а кривляться перед годящимся ему в сыновья парнем показалось унизительным. Валерий стоял и тоже смотрел на него, ожидая, что последует дальше.

Валерий сделал жест, призывающий парня выйти. Он не знал, что скажет ему, но рассматривать друг друга дальше было противоестественно. Однако тот не повел и бровью, продолжая в упор смотреть на Валерия. Разве, в глазах загорелся наглый огонек издевки. Валерию ничего не оставалось, как просто уйти.

Он шагал и чувствовал себя оплеванным. Зачем он поехал за ним? Помимо того, что дал возможность парню таким образом поиздеваться над ним, тайное стало явным. Если он все расскажет Женьке, тому не трудно будет догадаться, что за мужчина преследовал его партнера или бойфренда, как они там друг друга называют? Такое вот каратэ...

Валерий приостановился от неожиданно пришедшей в голову догадки и решительно зашагал в направлении троллейбусной остановки.

-Скажите, группа, где занимается Женя Лукьянов, уже закончила тренировку? — спросил он на ресепшн, войдя в вестибюль хорошо знакомой ему спортивной школы.

-Кто-кто? Лукьянов? — переспросил сидящий за перегородкой пенсионер, — Какая группа? Какой номер?

-Я не помню, группа каратэ.

-Так у нас тут столько этих каратэ...

-Ну, найдите по спискам, вы же должны знать фамилии тех, кто у вас занимается, кого вы обязаны пропускать, иначе — зачем вы здесь сидите?

-А кто вы такой? — моментально вскинулся пенсионер, обретая неприступность.

-Я отец.

-Отец? Вот дома и командуйте!

-Кого вы ищете? — послышался строгий голос за спиной.

Валерий обернулся и столкнулся лицом к лицу с Женькиным тренером, которого не видел добрую пару лет.

-Здравствуйте, я отец Жени Лукьянова, вы меня помните?

Тот кивнул головой и протянул руку.

-Хотите опять привести его на занятия? — спросил тренер после обмена рукопожатием, — Честно говоря, я не посоветовал бы. Каратэ не для него...

-Как — опять привести? — опешил Валерий, даже не сумев это скрыть.

Тренер недоуменно посмотрел на него.

-Вы что, не знали, что ваш сын уже шесть месяцев не посещает тренировок?

Валерий повернулся и молча пошел к дверям. Подозрения подтвердились. А от ситуации, в какой это выяснилось, он опять почувствовал себя опозоренным.

Едва Валерий вышел на крыльцо, задребезжал мобильник.

-Ну, ты скоро? — послышался ворчливый голос Людмилы, — Одного нет, другого нет... Вы хоть в чем-то помочь можете или я для вас обоих только прислуга?!

Валерий почувствовал себя не в силах что-либо говорить и нажал красную кнопку. Он стоял посередине тротуара, не выпуская телефона из руки, и чувствовал себя абсолютно потерянным. Его палец машинально перебирал контакты. Неожиданно он замер. Это был единственное имя, которое сейчас могло спасти его...

-Саша! Саша, это Валерий... Саша, ты не могла бы сейчас встретиться со мной? Прости, что на ты, ладно? ... Нет, поговорить... Нет, я не могу тебе рассказать, и ты обещай, что не будешь расспрашивать... Просто поговорить... О чем угодно, как всегда... о природе, о поэзии... Меня это приведет в норму... Я приеду. Спасибо. Прости еще раз.

5.

Это произошло, когда Валерий учился в седьмом классе. Он переехал с родителями в этот, тогда еще бывший новым, район и перешел в другую школу. Ему повезло — 'новеньких' в тот год оказалось много, и его процесс адаптации к коллективу прошел безболезненно.

С Володькой Смирновым они оказались за одной партой по взаимному желанию. Еще на линейке он заметил Володькин взгляд, выделивший его из группы неуверенно чувствующих себя новичков, а когда поднялись в класс, тот, подойдя к нему, сам предложил:

-Сядем с тобой?

Валерка обрадовался, что кто-то из 'стариков' протянул ему руку, хотя внешне не показал этого, равнодушно пожав плечами.

У них сразу возник контакт, обнаружилось некое родство душ и само собой сложились приятельские отношения. Оба хорошо учились, оба были в меру доброжелательны и оба не стремились нивелироваться в общей массе. Правда, у Володьки это получалось не всегда гладко, и особой любовью в классе он не пользовался. Обидное прозвище Философ, сокращенное до Филоса, произносимое с долей презрения и насмешки, преследовали его постоянно со стороны агрессивного большинства. Валерке даже показалось, что тот выбрал его в приятели потому, что у него в классе не было друзей, но отталкивать от себя не стал, хотя и не шел против общества, занимая нейтральную позицию.

Но Володька, казалось, был благодарен ему и за такую малость, а Валерке было просто интересно с ним. Володька отличался неординарностью мышления — отчасти его кличка попадала в цель — много читал, любил кино и серьезную музыку. Сначала они общались в школе на переменах, а потом Валерка зачастил к нему домой, где они вместе проводили время до прихода родителей.

Проводили, преимущественно, опять в той же болтовне: обсуждали прочитанное, просмотренные фильмы, на которые часто ходили вместе, а то просто начинали дурачиться и травить анекдоты. При этом они отчаянно матерились и вели себя, как шпана, хотя оба происходили из культурных семей. Возможно, это была своеобразная форма протеста против фальши внешних норм благопристойности и средство выражения свободы.

Со временем, основным развлечением стала картежная игра. Играли они лишь в примитивного 'дурачка' или в еще более примитивного 'пьяницу'. Причем, никто не стремился выиграть. Скорее, для них был приятен сам процесс игры, во время которого они забавлялись и смешили друг друга, не переставая упражняться в маргинальном юморе. Шуткам не было конца, и они становились все откровеннее.

Однажды, когда Валерка, придя, нагнулся, чтобы развязать кроссовки, Володька прижался сзади, и обхватив его за задницу, воскликнул:

-Так не стой — я холостой!

Валерке было невдомек, что приятель смотрит на него иногда слишком чувственным взглядом, а во время возни, которую они часто затевали тут же, на диване, стремится не побороть его, а наоборот, оказаться под ним, как-то странно хихикая при этом.

Открылось все внезапно в один из последних дней учебного года.

-Привет. Что делаешь? — спросил Володька, позвонив по телефону.

-Х..м груши околачиваю, — отозвался Валерка.

-Подгребай, — послышалось обычное приглашение.

-Лучше ты, — подумав, сказал Валерка,— У нас на пруду уже купаются. Не хочешь тоже?

-Можно.

-Приходи прям туда. Я тебя буду ждать возле труб.

Конец мая выдался тогда жарким, и купальный сезон для многих начался раньше обычного. Валерка надел плавки, захватил полотенце и вышел из дома. Идти было недалеко, и скоро он оказался на берегу небольшого пруда с пологим песчаным пляжем. В выходные дни он буквально кишел народом, приходившим сюда из близлежащих новостроек, но сейчас купалась лишь местная ребятня.

Валерка расстелил полотенце на траве возле проходящего вдоль забора трубопровода, разделся и сел, поджидая Володьку. Тот прибежал скоро, скинул футболку и шорты, оставшись в узких трусиках с широкой резинкой.

Они окунулись, сплавали вдоль берега, а потом начали нырять, выпрыгивая из воды.

-Хочешь у меня с плеч? — предложил Володька.

-Давай.

Валерка нырнул три раза и предложил:

-Давай, теперь ты.

Но Володька почему-то смутился и отрицательно потряс головой.

Когда они выходили из воды, Валерка заметил, что трусики на приятеле сильно оттопырены в определенном месте, но не придал этому значения, поскольку у самого такое происходило довольно часто и ни с того, ни с сего. Что в данном случае это имело причину, до него дошло, когда они отошли за кусты отжать плавки.

Валерка сделал это спиной к Володьке, и обернувшись, остолбенел. Тот стоял перед ним абсолютно голый с возбужденным членом. Сначала Валерка засмеялся, но подняв глаза и встретившись взглядом, буквально поперхнулся. До него дошло, что это не шутка. Дошло разом, и он почувствовал, как веселье в его душе сменяется отвращением. А Володька подошел к нему вплотную, и глядя горящими страстью глазами, тихо спросил:

-Можно тебя поцеловать?

Валерка опешил, и кажется, потерял дар речи. Приятель обнял его за шею и начал целовать, стремясь проникнуть языком сквозь его сжатые губы. Валерка не ударил его, не отшвырнул от себя — он стоял и терпеливо ждал, что последует дальше. Володька оторвался, и встретившись с его полным омерзения взглядом, опустил голову.

-Ну и мудак же ты! — с чувством произнес Валерка и пошел к месту, где лежала их одежда.

Не глядя больше на приятеля, он оделся, свернул полотенце, и не сказав ни слова, пошел домой.

Он тогда тоже плакал. Не навзрыд, конечно, но глаза его на какой-то миг повлажнели. За этот год он привязался к Володьке. Ему было интересно общаться с ним, он стал неотъемлемой частью его жизни, и вот... все рухнуло в одночасье.

Валерке было жаль себя. Теперь даже то, что было между ними, выглядело в его сознании совсем иначе. Эти словечки, эти взгляды, эта возня на диване приобретали совсем другой смысл, как и многое другое.

Он вспомнил, что как-то во время кучи-малы на ногах, которую они затеяли при входе в класс, кто-то, незаметный в толпе, схватил его между ног и начал довольно откровенно ощупывать. Теперь ему казалось, что это был Володька. Он вспомнил, как совсем недавно, в первый жаркий день, когда выскочили компанией на большой перемене в школьный сад и развалились на траве, Володька ради смеха при всех залез на него, лежащего на спине. Все смеялись и он тоже, хотя ясно ощущал при этом Володькин твердый член. Вспоминалось и еще многое.

Когда они на следующий день встретились в школе, то не смотрели друг на друга и не разговаривали. Это было трудно, поскольку продолжали сидеть за одной партой, но Валерка выдержал — учиться оставалось считанные дни.

В последний день Володька все-таки сделал попытку к примирению, заговорив с ним о каких-то пустяках, но Валерка не поддержал беседы, а только посмотрел на бывшего закадычного приятеля и твердо сказал:

-Не парься. Никто не узнает.

Тот вскинул на него пристальный взгляд, полный затаенной боли. Наверное, Валеркин взгляд в этот момент был таким же. Только причины этой боли у них были разные.

-Я разочаровался в человеке,— легонько дотронувшись кончиком пальца до Володькиного плеча, произнес Валерка и отошел.

На следующий год они уже не сидели за одной партой, а еще через год потеряли друг друга навсегда — Володька перешел в другую школу.

И вот теперь все чаще и чаще стали приходить Валерию в голову мысли, что единственный человек, которому он может довериться и открыться, это тот самый Володька Смирнов, его одноклассник, с которым он так безжалостно порвал тогда все отношения. Но захочет ли тот теперь придти ему на помощь? Да и где его найти?

Валерий, вопреки своему желанию, позвонил одной бывшей однокласснице, и битый час был вынужден предаваться ностальгическим воспоминаниям и рассказу о своей жизни. Лишь в конце разговора, наконец, спросил про Смирнова, но та его едва вспомнила, поскольку он два года не доучился с ними до выпускного класса.

Можно было попробовать зайти по прежнему адресу, но ведь прошло двадцать лет, и кто знает — кто там живет теперь? Да и представить себя в качестве такого нежданного гостя ему было трудно.

Садясь в то вечер за компьютер, Валерий слабо надеялся, что его попытка разыскать Володьку через социальные сети увенчается успехом, но совершенно неожиданно ему повезло.

Несмотря на то, что имя и фамилию нельзя было отнести к редким, а кроме места и года рождения забить в поиск было нечего, едва Валерий начал просматривать выданные компьютером результаты, как наткнулся на лицо, отдаленно напоминающее когда-то знакомое. Он даже немного оторопел от неожиданности и открыл страницу. Без сомнения, это был Володька. Со своими именем, фамилией и фото на аватаре.

Валерий полистал загруженные фотографии и на одной даже увидел себя в групповом школьном снимке. У Володьки было два альбома: один о его детстве и юности, второй — о теперешней жизни. Последний почти полностью состоял из сюжетов, запечатлевших его в разных странах на фоне достопримечательностей. Складывалось впечатление, что он проводит в путешествиях всю жизнь, объездив добрую половину мира. На всех фото Володька улыбался и выглядел счастливым человеком, хотя везде был один. Лишь на одном снимке он стоял в обнимку с молодым, чем-то похожим на него, парнем, но комментарий отсутствовал.

Заметив, что страница была on-line, Валерий тут же открыл личку и не придумал ничего другого, чтобы написать: 'Привет'. Ответ пришел почти сразу и содержал то же самое слово.

'Я — Лукьянов. Мы учились с тобой вместе в школе два года', — счел нужным напомнить он.

'Я узнал', — последовал лаконичный ответ.

Валерий задумался на какое-то время и защелкал клавишами;

'Рад видеть тебя здесь и, что, судя по фото, твоя жи...'

Он прервался и решительно удалил все написанное.

'Мне необходимо посоветоваться с тобой по очень важному для меня вопросу. Буду благодарен, если ты согласишься мне помочь', — написал он без предисловий.

Ответом было молчание, но и из сети Володька не выходил.

Послышался голос Людмилы, которая звала ужинать, и отчаявшийся дождаться, Валерий хотел уже выйти из чата, но в последний момент передумал, свернул страницу в трей и пошел на кухню.

Вернувшись после ужина и уже ни на что не надеясь, он, тем не менее, увидел в продолжении опять предельно короткую фразу:

'Какие трудности?'

'Здесь объяснить трудно. Хотел просить тебя о короткой конфиденциальной беседе', — написал Валерий.

'Послезавтра днем тебя устроит?' — отозвался собеседник.

'Вполне', — подтвердил Валерий.

'Если помнишь адрес, жду тебя к двум часам', — пришел ответ.

'ОК', — отбил Валерий и вздохнул с облегчением, хотя предстоящий визит отнюдь не радовал его.

Не без волнения подходил он к башне в девятнадцать этажей, постройки шестидесятых годов прошлого века. Эти дома тогда возвышались над кварталами блочных пятиэтажек и служили предметом зависти дворовой шантрапы. Казалось, они своей 'поднебесностью' унижают не только тесные низкие домишки, в которых они жили, но и их самих. Сейчас, на фоне элитных многоэтажек, построенных на месте снесенных 'хрущёб', дома выглядели серым пятном, и казалось, что и их час тоже не за горами.

Дверь открыл довольно хорошо сохранившийся мужчина, в котором Валерий без труда узнал своего бывшего одноклассника, поскольку черты лица были все те же. Морщины на лбу и под глазами не испортили облик, а проступившая кое-где седина, наоборот, подчеркивала моложавость, служа свидетельством прожитых лет. Тело его продолжало оставаться по-юношески стройным, только лишь небольшой животик придавал долю солидности.

-Привет, привет. Сколько лет, сколько зим... мы не ходим в магазин, — улыбнувшись, проговорил мужчина, пропуская его в прихожую.

Они обменялись крепким рукопожатием.

-Хорошо выглядишь, — заметил Валерий.

-Ты тоже. Комплимент за комплимент. Хотя, в моих комплиментах, имей в виду, всегда только доля комплимента, остальное — истина.

Они прошли на кухню, и мужчина включил стоящий на столе электрический самовар.

-Рад тебя видеть, — заговорил он, расставляя чашки, — только обойдемся без сантиментов — а вот было... а помнишь? И прочих соплей на сахарине об ушедшей молодости. Ты говорил, что тебя привело ко мне дело? Давай, с него и начнем. Прости, может, невежливо, но в нашем распоряжении полтора часа.

-Если ты куда-то торопишься... — начал было Валерий, но хозяин перебил его со слегка ироничным взглядом и такими же интонациями в голосе:

-Поторопиться придется тебе. Только не спрашивай, почему?

Он открыл холодильник:

-Чайку? Или еще чего-нибудь покрепче, ради такой встречи?

-Я не любитель, — слегка поморщился Валерий.

-Я тоже. Но есть русская традиция...

Он достал початую бутылку Hennessy, завернутую пробкой:

-Не фуфлыжный, не сомневайся.

-Если только чуть-чуть, — пожал плечами Валерий.

-Только, — кивнул головой хозяин, — Мне много нельзя — пью очень редко. Как быстродействующий выключатель сработает.

Он вынул из холодильника лимон, кусок семги, хороший сыр, буженину и быстро порезал все это на тонкие куски. Доставая из шкафа стопки, добавил, кивая на плетеную корзинку, стоящую возле самовара:

-Ну, а к чаю, вон... конфетки бараночки.

-Я смотрю, ты соблюдаешь русские традиции? — слегка улыбнулся Валерий.

-Ты знаешь, да, — серьезно ответил мужчина, наполняя стопки, — Особенно после того, как русским стало официально именоваться нечто другое. Так что, давай, по-русски, за встречу.

Он поднял стопку.

-Американским коньяком? — иронично спросил Валерий, чокнувшись.

Хозяин пропустил реплику мимо ушей, и выпив стопку до дна, спросил:

-Так что же тебя заставило вспомнить обо мне, спустя столько лет?

-Мне нужно посоветоваться с тобой по очень важному для меня вопросу. Только... я не знаю, как тебе сказать...

-Говори, как есть, — перебил его тот, — Если не компетентен, скажу сразу. Без обид.

-Ты компетентен, — вздохнул Валерий, — Только вопрос очень деликатный. Боюсь обидеть тебя.

-Я позабыл, как это делается, — без тени пафоса проговорил мужчина, жуя кусок семги.

-Я даже не знаю, как мне теперь обращаться к тебе...

-Забыл мое имя? Можешь, как в школе, Филос. А я тебя буду — Лукьян. Идет?

Они оба улыбнулись.

-Или, давай, познакомимся заново. Владимир. Очень приятно.

Он протянул руку, и они вновь обменялись рукопожатием.

-Валерий, взаимно.

-Официальная часть окончена, переходим к деловой. Итак, на повестке дня... одна х...ня. Я слушаю тебя внимательно.

Глаза собеседника смотрели участливо и серьезно. Казалось, он чувствовал, что Валерию трудно начать, и терпеливо ждал, когда тот решится.

-Ты помнишь тот день на пруду, после которого мы расстались?

-Память — это лучшее, что у меня есть, — проговорил Владимир опять с долей легкой иронии, — Почки, вот, пошаливать начали совсем некстати.

-Я хотел спросить... — замялся Валерий.

-О моей сексуальной ориентации, — завершил тот за него, — Я гей. Таким уродился. Удовлетворил я твое любопытство? Надеюсь, оно не праздное?

-Не праздное, — смутился Валерий, уставившись в стол.

-Ты неожиданно открыл в себе гомосексуальные наклонности?

-Не я. У меня беда с сыном, — наконец, решился сказать он, — Понимаешь?

-Пока — нет, — спокойно ответил Владимир, — Но, надеюсь, с твоей помощью, понять. В чем беда?

Валерий как можно короче и конкретнее изложил происшедшее. Владимир слушал, ровно сидя за столом, смотря перед собой и иногда даже не забывая о закуске, но чувствовалось, что слушает внимательно.

-Что я могу сказать? Два варианта. Либо он перебесится, и это пройдет, либо он гей, и тебе надо с этим смириться, — спокойно сказал Владимир, когда тот закончил.

Валерий опустил голову:

-Я надеялся, что ты что-то другое посоветуешь.

-Что ж тут еще посоветуешь? — пожал плечами Владимир, — Против природы не попрешь. У тебя голубые глаза, у меня карие. Хочешь такие же? Ну, вставь линзы — обманешь всех, только на самом деле они у тебя карими не станут. И жить тебе с голубыми до самой смерти, хочешь ты или нет.

-Ну, так ведь это совсем другое...

-То же самое. Этим наука давно занимается, если хочешь знать. У тебя просто познания на уровне средневековья, как и у всех здесь. Цивилизация не сошла с ума, меняя отношение к этому явлению, а оно налицо, как ты сам знаешь. Но здесь это используется для подпитки ксенофобии, хотя все дело в элементарном невежестве. Хочешь, я кину несколько ссылок тебе в личку, где ты сможешь прочесть научные труды по этому вопросу? Воспримешь не предвзято — разберешься.

-Скажи честно, — опустил глаза Валерий, — Ты ни разу не пробовал с женщиной?

-Пробовал? — хохотнул Владимир, — Да я женат был. У меня сыну девятнадцать лет.

-Ну, вот. А сам говоришь, что гей, — поднял Валерий пристальный взгляд, — Стало быть, можно что-то изменить, хотя бы на какое-то время, а значит, при желании, и совсем?

-Курить ты можешь бросить совсем. А это — не дурная привычка, — твердо ответил Владимир, — Научись писать левой рукой. Что, не сумеешь? Да запросто. Только левшой не станешь. Будешь себя мучить, а к карандашу все равно будет тянуться правая. А стоит ли? Жизнь и так коротка.

-Не надо меня убеждать, я уже не тот, что был в школе... Но, пойми, одно дело — рассуждать, и совсем другое, когда это касается сына. У меня почва ушла из-под ног, когда я это увидел. Увидел сам своими глазами!

-Я понимаю тебя, — глядя пристальным взглядом, сказал Владимир, — Но, смирись. Другого выхода нет. Помочь ты ему сможешь, если только примешь его таким, какой он есть.

Они помолчали.

-Но ты же все-таки жил с женщиной, — не сдавался Валерий, — Выходит, ты не гей, а бисексуал, или как это называют?

-Все люди би, если рассматривать это, исходя из ощущений, — слегка поморщился Владимир, — Вставь себе вибратор в задницу и подрочи одновременно — сам убедишься. Все дело в чувствах. А они идут от природы человека. От сугубо индивидуальной сферы. По крайней мере, те би, которых я встречал, на мой взгляд, лишены потребности кого-либо любить, а на уровне ощущений естественно и то, и другое. Они просто не закомплексованы, как другие. А что касается меня... Я заставил себя жениться, потому что хотелось быть, как все. Если говорить откровенно, я столько наворотил в свое время в жизни, стремясь стать таким, как все, что сейчас бы, поверь, поставь передо мною теперешним, меня того, юного, я бы влепил бы ему пощечину. С размаху и от души. Дурак — сказал бы я. Под кого ты косишь? Они счастливы? Ты хочешь стать таким же?

Владимир сделал паузу и продолжил уже спокойно и рассудительно:

-Нельзя быть счастливым без согласия с самим собой, со своей природой. А будучи несчастным, человек делает таким же и своих близких. Так было и у меня. Мы и двух лет вместе не прожили, хотя в постели я справлялся. Но она оказалась не из тех, для кого любовь — это бред сивой кобылы я лунную майскую ночь. Я, вон, в сетях наткнулся на измышления одного доморощенного теоретика. Чуть ли не научную базу подводит, что в природе нет ни любви, ни чувств. А на самом деле, все дело в том, что ему это просто недоступно. Ну, не дано! Как бывает человеку не дано, скажем, музыкального слуха. И таких немало. Так что, женись я на другой — может быть, до сих пор бы жили. Только геем я бы быть не перестал. Подумай сам, что ты желаешь для своего сына. И как у него по части чувств.

-В том-то и дело, что он восприимчивый, душевный парень. Мне даже иногда страшновато за него становилось, как он будет жить с его непосредственностью? Старался подготовить, говорил, как со взрослым, и чувствовал, что он мне верит. А сейчас он замкнулся в себе. Даже смотрит совсем иначе. Мне кажется, что все это связано с этим.

-Ты теперь будешь абсолютно все на это валить, — усмехнулся Владимир.

-Но он стал врать. Ходил на каратэ, но я проверил — он оттуда ушел, не сказав нам ни слова. Он постоянно исчезает из дома и приходит абсолютно чужой. Раньше что-то рассказывал, делился, а теперь ныряет сразу под душ, потом за компьютер и — в постель.

-Жена знает?

-Нет. Ты первый, кому я решил все рассказать. Конечно, я мог бы его отдубасить, запереть дома, но... Я не тот человек, и потом, не настолько наивен, чтобы надеяться, что это что-то изменит. Я только потеряю его окончательно. А Люда? Она вообще смотрит на мир сквозь зомбоящик. Я не представляю, что с ней будет, если до нее дойдет. Наверное, упрячет его в психушку. Я даже не знаю, за кого мне страшнее — за сына или за нее? Но носить это дальше в себе, я тоже не могу, пойми!

-Да... — задумчиво протянул Владимир и долил коньяк в рюмки, — Давай, за то, чтобы все устроилось.

Они выпили.

-Самое главное — не отчаивайся, — заговорил Владимир, закусывая, — Во-первых, прекрати все время об этом думать, а то тебе на каждом шагу будут мерещиться его порочные наклонности. Во-вторых, постарайся вернуть расположение сына, если, как ты говоришь, оно у вас было...

-Но — как?

-Дай ему понять, что у тебя есть по всем вопросам своя точка зрения. Это мы воспринимаем окружающее сквозь свой социальный опыт, а они все видят чистыми глазами и наивным умом, воспринимая, как должное и правильное. Плюс максимализм. Вспомни себя в эти годы. Нам было легче — мы повторяли, как попки, что нам велели, но знали, что все это лирика и физдежь. Они же воспринимают за правду то, что физдят сейчас. Я своего поэтому в Америку и отправил.

-Каким образом? — уточнил Валерий.

-Самым простым — по тур визе. А там друзья немного помогли. Издержки я взял на себя. Поздновато, правда — он успел уже напитаться этим социумом. Обратно просился первое время. Типа, американцы все тупые, у нас лучше. А я ему — возвращайся. Но не думай, что я тебя от армии отмазывать буду. Собираешься жить здесь — пройди школу этой жизни. А это — либо тюрьма, либо армия. Сапоги подарю. А хочешь по-другому — поучись у тупых американцев — как? И как они со своей "тупизной" стали ведущей страной мира?

-Что, прямо так и говорил? — покачал головой Валерий.

-Именно так! Никаких муси-пусей! Сейчас уже не просится, на гражданство там подавать собирается. И дай ему Бог. Может, и я потом к нему переберусь.

-Ты серьезно?

-А почему — нет?

-Не знаю... Здесь, все-таки, родина.

-Родина — это не идеологическое понятие. Это то, что у тебя в сердце, — твердо сказал Владимир, — Люди, обычаи, культура, язык. И если это есть, то оно останется с тобой, где бы ты ни жил. Олимпиаду сочинскую помнишь? Не смотрю я эти помпезные шоу, но тут решил, ради любопытства. Ряженые мне понравились, кого они в качестве гордости нации выставили. А вспомни биографию любого из них на своей, как ты говоришь, родине. Еще Алексей Толстой в свое время заметил, что Руси — две. Одна — Киевская с ее идеями добра, чести и свободы, тяготеющая к мировой культуре, а другая — Московская, дикая, звериная, монгольская, сделавшая национальным идеалом кровавую деспотию. Вся трагедия в том, что вторая Русь всегда пожирала первую. Здесь нет единства нации, и пока не будет, не будет и надежды. Только, знаешь, давай не будем ударяться в политику. Ты же не за этим пришел?

-Не будем, — согласился Валерий, усмехнувшись, — Но ты прямо диссидент.

-Никогда им не был и никого из них не поддержу, потому что они своей деятельностью только вредят, оттягивая естественный конец и отвлекая на себя гнев масс, который должен быть направлен совсем в другую сторону. Хотя их-то и считаю настоящими патриотами, поскольку они желают интеграции своей страны в развитое человечество. Ты, может, думаешь, что у меня девственная любовь к Штатам или к Германии? Да не в жизнь! Подмосковные рощи мне милее. Но нет хороших и плохих стран, а есть развитые и отсталые. Развитое общество вселяет надежду, что когда-нибудь на всей земле будет так, и человек — это действительно звучит гордо, как сказал когда-то Алексей Максимович. А что касается меня, то я давно уже вне этого социума. Фотки видел? Так и живу впечатлениями — от одной поездки до другой. А пока здесь, руки делом заняты — есть конкретные люди, которым я нужен, и человек, для которого живу. Так что, давай эту тему закроем. Как сказал кто-то из великих, чем старше и мудрее человек, тем меньше ему хочется выяснять отношения.

-Ты живешь с мужчиной? — спросил Валерий.

-Да. Уже больше пяти лет. И ближе у меня, кроме него и сына, никого нет. Хотя, до этого... — Владимир махнул рукой,— Три раза пытался подсчитать, сколько у меня за всю жизнь парней было, и не сумел. Даже на бумаге писал имена, какие мог вспомнить, а когда не мог — место, где происходило, и каждый раз получалось разное число. Около сотни их у меня было. Вот это горько осознавать, но... Если б молодость знала, как говорится... Постарайся уберечь своего от такого, если действительно желаешь ему добра. Это самое большее, что ты можешь в этом плане для него сделать.

Владимир включил остывший самовар.

-Так что, давай попьем чайку, и тебе надо уйти. Может придти друг, а я его не хочу травмировать твоим присутствием. Он безумно ревнив и не всегда мне верит. Наверное, обманывали много в детстве. Надо считаться. Трудно тебе посоветовать что-либо конкретное, но скажу одно — не паникуй и наберись терпения. Ссылочки я тебе все-таки пришлю, просвети свое невежество, а с сыном — постарайся вернуть его доверие и дай понять при этом, что ты спокойно относишься к такого рода вещам. Не исключено, он тебе сам все расскажет.

-Но, как дать понять? Как подойти? — спросил Валерий.

-Не знаю. Кино он смотрит? Обсуди с ним какой-нибудь серьезный фильм. Горбатую гору, например. Для начала посоветую так, а потом видно будет. Пиши, звони, будем на связи.

Валерий вышел от Владимира в полном смятении.

После того злосчастного дня, когда он стал свидетелем Женькиного свидания в парке, он старался в упор не смотреть на сына, чтобы ненароком не выдать себя взглядом, и тот тоже стал отводить глаза.

В тот день они впервые перешли с Сашей на ты, и он узнал, что она не может надолго отлучаться из дома потому, что ухаживает за больной матерью, а он рассказал, наконец, что у него есть жена и сын. Но на этом их откровения кончились, и разговор потек по привычному руслу. Валерий тогда успокоился. Саша всегда своим присутствием приводила его к душевному равновесию.

Иногда Валерию казалось, что было бы правильнее рассказать Саше все, что она поняла бы и это, и что-нибудь посоветовала, но... он чувствовал, что у него просто не повернется язык.

Валерий поинтересовался научными работами, которые порекомендовал ему Владимир. После этого на душе стало легче. Он понял, что люди в этом вопросе действительно находятся здесь на том уровне познания, на котором был до определенного возраста он сам и все его поколение, черпающее информацию об интимной жизни только лишь друг от друга. Однако вызвать сына на откровенный разговор решиться не мог.

Наступило лето, но Валерия оно не радовало, как обычно. Планов, кроме дачных, не было, отношения с Людмилой оставались натянутыми, Женька замкнулся в себе.

6.

Валерий ехал по Киевке, сидя в своей излюбленной позе — положив локоть левой руки на открытое окно дверцы машины и слегка придерживая руль пальцами правой. Утро было относительно прохладное, но он не включал климат контроль. На этой почве у них с Людмилой первоначально возникали разногласия, но он терпеливо приучил ее.

"Люда, пойми, я с детства экстремал, на трамвайной колбасе катался, — говорил он, — Я должен чувствовать, что еду. Стеклянный аквариум не для меня".

Жена постепенно смирилась, но садилась вперед, чтобы на нее не дуло, в любую жару повязывала голову платком, а то еще и демонстративно натягивала на себя теплую кофту. Женьке, таким образом, когда они ехали втроем, доставалось место сзади. Но он умел ценить это и заваливался на сиденье, растянувшись на спине во весь рост и уткнувшись в смартфон.

"Хоть бы в окно посмотрел, — ворчала Людмила, — с утра до вечера в своем интернете сидишь..."

Женька не реагировал и продолжал елозить пальцем по дисплею.

Они ехали на дачу без Марии Ильиничны — та должна была сменить их в воскресенье и остаться на неделю, поскольку сдвинулся с мертвой точки вопрос об обшивке дома, о чем та с гордостью сообщила им накануне.

"Причем, такой хороший мастер попался, — уверяла она, — Мы обо всем договорились, он уже начал работать..."

Валерий предпочитал не вмешиваться в дела жены и тещи, когда дело касалось обустройства быта, поскольку знал их щепетильность и способность выискивать причины для разногласий на пустом месте. Растянувшееся на три года строительство коттеджа касалось его только тогда, когда надо было обеспечить средства, материалы и рабсилу, и Валерий порадовался, что на сей раз в последнем вопросе обошлось без него. Он вообще не одобрял идею этого приобретения:

"Зачем он нужен? Здесь вегетативный период длится всего четыре месяца. Приедем раз десять комаров покормить, а так — будет стоять и гнить круглый год"

"Как ты не понимаешь? — возмущалась Людмила, — Это же свое, а не чье-то будет!"

"Можно построить так, чтобы можно было жить там круглый год, — вступала теща, — Нужны лишь мужские руки и хозяйский взгляд на вещи!"

Однако, призывая к "хозяйскому взгляду", на деле Мария Ильинична осуществляла его только сама, ревностно ограждая даже от дочери, не то, что от зятя.

Доехали относительно быстро. Не прошло и часа, как они свернули на ведущую в коттеджный поселок узкую дорогу.

-Ну, что? Не зря я вас так рано разбудил?— улыбнулся Валерий, — Еще полчаса, и плелись бы по пробкам."

-Блин, я спала от силы три часа! Сейчас приедем, чаю попьем, и я завалюсь спать до вечера, — отозвалась Людмила.

-А сауна? — подал голос с заднего сиденья Женька.

-Сауна будет вечером, — строго отрезала мать, — а пока будешь помогать отцу пропалывать клубнику.

-Да? Ты будешь спать, а я должен батрачить? Я хотел на велике с Витьком покататься, — вскинулся Женька.

-Ты слышал, что я сказала?! — моментально перешла на повышенный тон та, — Тебе бы только по улицам шляться, что тут, что в Москве. И что это за "батрачить"? Ты не ешь ничего? Совсем уже обнаглел! На себя батрачишь!

-Одного грузина спрашивают — ты любишь помидоры? — разрядил обстановку Валерий, — Кушать — да! А так...

Валерий смешно сморщил нос, подмигнув в зеркало сыну. Тот оценил юмор улыбкой, жена же лишь недовольно фыркнула.

На горизонте показались крыши поселка. Валерий свернул, и машина затряслась по дороге, покрытой гравием, мимо, где построенных, а где все еще обустраиваемых домиков. Людмила не забывала комментировать все, что попадалось ей на глаза:

-Гляди, Денисовы, наверное, решили себе небоскреб отгрохать... Журавлева определенно сбрендила — вторую веранду сооружает... Красовские так и не появлялись ни разу, все заросло. Зачем строились тогда?

-Без нас разберутся, — примирительно сказал Валерий, — Посмотрим, что там наша хозяйка натворила со своим великолепным мастером?

Вот и их участок. Валерий открыл ворота и поставил машину под навес, примыкающий к дому. Сразу бросилась в глаза свежая отмостка, окружавшая дом на расстоянии чуть меньше метра от стен белым квадратом, однако никаких признаков обшивки они не обнаружили, даже обойдя кругом.

-Она про обшивку говорила? — на всякий случай переспросил Валерий.

-Ну, да, — подтвердила Людмила, — Ничего не понимаю.

-Ладно, пошли разгружаться. Приедет завтра, разберемся. Она сказала, сколько это будет стоить?

-Двести тысяч.

-Вместе с этим? — кивнул Валерий на отмостку.

-Про это я знаю не больше тебя.

-Учти, у меня больших денег до осени не предвидится.

-Ну, да! Ты же у нас юродивый! Взяток не берешь, денег не крадешь. Вся страна сидит на откатах, а тебе, видите ли, не то, чтобы потребовать, взять даже лень, когда дают.

-Зато ты не ленишься, — обронил Валерий, направляясь к машине и открывая брелоком багажник.

-Да, не ленюсь! А что мне остается делать, если муж — рохля?

Женька уже выкатывал из сарая велосипед.

-Поставь, я сказала! — завизжала Людмила, — Да что же это за ребенок такой?!

-Ты бы не кричала так, — проговорил Валерий, доставая из багажника сумки, — Ребенку уже пятнадцать лет, между прочим. Не знаю, как тебе, а для меня в этом возрасте не было ничего более обидного, когда кто-нибудь называл меня ребенком.

Людмила повернула к нему рассерженное лицо:

-А ты вообще помолчи! Это твое, между прочим, воспитание! Ты сам еще ребенок! Или нет, даже не это. Ты ископаемое! Тебя в музее надо держать, под колпаком, с табличкой: "Руками не трогать"!

-Милые бранятся — только тешатся, — послышался голос со стороны соседнего забора, и из-за кустов малины показалось доброе лицо соседа Сергея Петровича, — С приездом.

— Здравствуйте, — ответила Людмила, подхватывая сумки и унося их в дом, а Валерий подошел и поздоровался за руку.

-Затеяла тут ваша хозяйка... — заговорил сосед.

-Договаривались насчет обшивки, а приезжаем, тут совсем другое, — перебил его Валерий, разводя руками.

-Женщины непредсказуемы, — улыбнулся Сергей Петрович, — Дело-то, в принципе, нужное. Шустро тут цыганята работали, я видел.

-Цыганята? — переспросил Валерий.

-Да, Гожо цыган, — подтвердил сосед, — Делает неплохо, только держи с ним ухо востро.

-Я его всю жизнь так держу, — улыбнулся Валерий, — Ладно, Петрович, пойду дела делать, а то опять тешиться начнем.

-Бог в помощь. Заходи вечерком, я за пивком прогуляюсь на станцию. А то, я тут один, как сыч, сижу. Моих сюда на аркане не затащишь... Для кого строил? — вздохнул сосед и направился к своему дому.

Под не прекращающееся громогласное ворчание Людмилы они разобрали вещи, попили чаю, и Валерий отправился в огород. Невзирая на вопли матери, Женька, едва отодвинул от себя пустую чашку, выскочил из-за стола и умчался на велосипеде.

-Ты видишь, что он вытворяет?! — закричала из окна Валерию Людмила, — Ему слово матери — ничто!

Валерий, не поворачивая головы, свернул за угол дома, зная по опыту, что так она успокоится быстрее.

Грядки заросли сильно. Он присел и начал кропотливый монотонный труд. Шум в доме затих. Одно время раздавалось звяканье посуды — очевидно, Людмила ее мыла, а потом воцарилась тишина.

"Улеглась, наверное", — подумал Валерий с облегчением.

Он все чаще ловил себя на мысли о том, что начинает больше всего ценить моменты, когда остается один. Он многое бы отдал, чтобы хотя бы месяц посидеть здесь, "как сыч", по выражению соседа. Полоть клубнику, копать землю, что-то красить, пилить, забивать гвозди, а потом, вечером, сидеть за очередным переводом или просто на крыльце, глядя в темнеющее небо. Прислушиваться к голосам природы, вдыхать вечернюю прохладу и ... молчать. Потребность молчать стала становиться для него насущной. Но, его с детства от природы хорошо подвешенный язык, можно сказать, кормил. Валерий знал, что столько ситуаций, сколько "разрулил" он, спасло кому-то ни один миллион.

Их компания занималась перевозкой товаров из-за рубежа, преимущественно из Китая, но, иногда, и из других стран. Случались и повреждения груза, и просрочки, и хищения — дел хватало.

"Поработай, — хлопал его по плечу директор в каждой очередной затруднительной ситуации, и доверительно прибавлял, — Ты же знаешь, я полный профан в этих делах, а ты из любой ситуации вывернешься..."

Валерий знал, что тот профан. Точнее, даже пешка, прикрывающая собой другую фигуру, которая фактически и "держала" их фирму. Валерию было его даже где-то жаль, поскольку он понимал, что в случае чего, полетит с плеч именно эта голова, и не исключено, что даже в прямом смысле слова, если так будет нужно. Для этого его и держали. Это было все, в чем выражалось его "директорство".

Хозяином, по сути, был другой человек, который появлялся в офисе редко. У него даже не было своего кабинета, да он и не нуждался в нем. Его вполне устраивал столик в баре, в самом дальнем углу. Человек приезжал, садился за него, моментально появлялась поставленная барменом чашка крепкого ароматного кофе, а он раскрывал ноутбук и устремлял все внимание на монитор, лишь изредка вскидывая короткий острый взгляд на проходящих мимо сотрудников. Да те предпочитали и не ходить лишний раз, когда он там сидел. Иногда к нему подсаживались за стол какие-то люди, и он о чем-то с ними тихо беседовал. Иногда сидел директор, нервно тряся под столом согнутой в коленке ногой и постукивая пальцами по столешнице. Его взгляд при этом был полон такой щенячьей угодливости, что Валерий старался не смотреть в ту сторону, чтобы не выдать взглядом своего отношения к происходящему.

Валерию первый раз довелось присесть за этот столик лишь на третий год своей работы в компании. Дело завертелось серьезное, вмешалась прокуратура. Валерию казалось, что он проиграл. Однако, что называется, пронесло. Именно в тот день, когда он возвращался из прокуратуры, и поманил его пальцем этот человек.

-Присаживайся, — сказал он, окидывая его оценивающим взглядом, — На щите, со щитом?

Валерий коротко изложил суть.

-Хвалю, — без эмоций сказал тот, — Дерзай дальше. И вообще, посматривай тут...

Взгляд человека, устремленный на него двумя лучами холодных темно-серых глаз, стал пристальным.

-На будущее, такие ситуации надо уметь предвидеть, — многозначительно добавил он, — Ты, вроде, мужик, достаточно ушлый, если что заметишь, звони сразу мне. И без трепа. Понял?

Валерий сдержанно кивнул, выдержав этот взгляд.

Человек вытащил из портмоне визитку и небрежно бросил ее на столик, давая этим понять, что разговор окончен.

"Куницын Николай Егорович, — прочитал Валерий, — президент ООО "Трейд".

Больше не было ни слова, только номера факса, городского и мобильного телефонов. Валерий звонил за все прошедшее время трижды, и трижды его бдительность была оценена, а после нескольких аудиенций за вышеупомянутым столиком, отношение сотрудников стало почтительным. Даже выражение лица директора начало приобретать при общении с ним какую-то слепую печать щенячьей преданности, как при разговоре с Николаем Егоровичем.

Валерия мало радовали эти перемены. Они радовали Людмилу, поскольку приносили то единственное, что могло ее обрадовать — деньги, которых ей всегда было мало, сколько бы у нее их не было. Что же касается Валерия, то, если бы не чувство ответственности за семью, он с удовольствием бросил бы все это и занимался своей побочной работой — переводами. Здесь не надо было постоянно лгать, изворачиваться, а свой дар велеречия он применял по прямому назначению — для придания достойного уровня выходящему из-под его рук текста.

Последнее время Валерий стал ловить себя на мысли о том, что пора бы, наконец, привести в порядок собственную жизнь: внести ясность в отношения с Сашей. Но, как быть с Людмилой? Как сказать обо всем матери? И самое главное — как вернуть расположение сына? Где те времена, когда 'папка' был его лучшим другом? Когда они гуляли по Поклонной горе, ездили смотреть салют на тогда еще Ленинские горы, катались на лыжах в Волынском лесу и на велосипедах в окрестностях Подольска, играли в футбол на поляне вместе с его дачными друзьями, бродили в поисках земляники и грибов, купались в Пахре...

"Вот, когда я вырасту и стану большой..."— любил говорить маленький Женька, мечтательно закатывая глазенки.

Может быть, и Валерий тоже ждал этого, как и тот — когда его сын станет большой? И вот первый "финиш". Как это могло случиться? Ведь в первом, во втором классе он был еще тем же. Потом непосредственность стала незаметно исчезать. Пошли слезы от каверз одноклассников и украденных вещей, жалобы на несправедливость учителей, рассказы о проделках школе, от которых становилось не по себе, особенно, как старшеклассники поймали их с приятелем в туалете и окунули головой в унитаз.

Людмила каждый раз неслась в школу и закатывала там скандал, упрекая Валерия в мягкотелости, а сына в том, что "он не может постоять за себя".

"Не забудь сегодня дать сдачи Сидоренко... Не забудь врезать Луневу по лбу, если он к тебе подойдет", — наставляла она Женьку перед уходом в школу.

Тот морщился и прятал глаза, а Валерий всякий раз с горечью констатировал факт, что они становятся у него все менее лучистыми, а от чистоты, которая была в детстве, уже не осталось и следа.

Потом появился компьютер. Точнее, он был и раньше, но если раньше Женька лишь смотрел по нему мультики и играл, то теперь он стал для него окном в мир. Да и игры стали другие — все чаше из компьютера слышалась стрельба. О "папке" сын вспоминал лишь тогда, когда не мог решить какой-нибудь заданной задачи.

Людмила не унималась и постоянно заставляла его ходить на спортивные секции, причем, определенного свойства. Сначала — бокс, но туда Женька ходить отказался, потом вольная борьба, теперь вот каратэ.

'Армия или тюрьма... две школы жизни в этом обществе..." — вспомнились Валерию слова Владимира и жесткий беспощадный тон, каким они были сказаны.

Солнце стало клониться к закату, когда на огороде появилась заспанная Людмила. Валерий встал и потянул затекшие ноги:

-Программа минимум выполнена.

-Медаль себе на жопу повесь, — отозвалась та, — Где этот оболтус?

-А я знаю? — пожал плечами Валерий, — Как уехал, не появлялся.

-А чего ты вообще знаешь? Ты знаешь, что я у него чужие трусы мужские нашла позавчера в рюкзаке?

— И куда ты их дела? — как можно безразличнее поинтересовался Валерий, у которого при этом известии внутри что-то дрогнуло.

-Положила на место. Хотела захватить его с поличным, достать при нем, да Нинка позвонила. А тут он пришел, схватил рюкзак и на каратэ помчался. А когда вернулся, их там уже не было.

-Ну, и что ты нервничаешь? — отводя взгляд и стараясь придать своему голосу уверенность, сказал Валерий, — Кто-то забыл, когда переодевался, он подобрал, а на следующей тренировке отдал.

-Нет, ты, определенно, блаженный! Ты не знаешь, какие они теперь? Ты думаешь, он по своему компьютеру порнуху не смотрит? Да они уже трахаются сейчас, наверное, с семи лет до посинения! А то, что и похуже... Почему трусы мужские?!

Голос Людмилы начал набирать силу.

-Ну, ты уж слишком-то не заводись! — тоже повысил голос Валерий, — Сама уже не знаешь, что мерещится.

-Я-то знаю, в отличие от тебя! Нас сейчас в это содомское болото с запада тянут, как только могут. Разлагают нацию изнутри. Мозги им промывают. Педрилы на каждом шагу!

-Прекрати! — перебил Валерий, — Это у тебя мозги промыты!

-Так разберись, как отец, если ты такой продвинутый!

-Разберусь, если будет надо! — резко отрубил Валерий, — А сама в это дело не лезь!

Людмила пристально посмотрела на него, и ничего не сказав, пошла к дому.

-Сауну разогрей, — бросила она на ходу, — Не своим делом занимаешься, юрист. Тебе в адвокаты надо было идти.

Валерий вымыл руки и направился готовить баню.

Скоро появился Женька и из дома послышались громкие голоса его и Людмилы.

'Хорошо, что еще тещи нет', — горько усмехнулся Валерий.

-Через полчаса прошу в баню! — возвестил он, появляясь перед ними, когда приготовления были закончены, — Кто первый?

-Я! — воскликнул Женька, прервавшись на полуслове.

-Только после ужина! — безапелляционно заявила Людмила, — Марш за стол, я все приготовила! Пожрем, а потом пойдете вдвоем. И не долго там, я после вас сразу. Мне еще к Воропаевым сходить надо...

-Пойдем? — подмигнул Валерий Женьке, но тот отвел глаза и глухо отрывисто произнес:

-Нет... Ладно, я потом... После мамки.

Это было впервые — раньше он любил ходить с отцом париться вместе.

-Сам не знает, чего хочет, — проворчала Людмила, — То ему к Витьке быстрее надо, то теперь он потом...

-Иди первый, — сказал Валерий сыну, тоже смотря в сторону, — Мне торопиться некуда. Тебе — к Витьке, маме — к Воропаевым, а мне и так и так с Петровичем вечер коротать.

-Ничего, вы — два сапога пара. И оба левые, — бросила Людмила, уходя в кухню, откуда уже пахло чем-то вкусным.

После ужина все заторопились. В сауну первый пошел все-таки Женька, но долго блаженствовать там ему Людмила не дала, выгнав, едва закончила мыть посуду. Однако тот не расстроился и сразу же вскочил на велосипед.

-Куда собрался? — поинтересовался Валерий.

-С Витьком, с ребятами, — неохотно отозвался тот, подъезжая к калитке.

-Не опаздывай особо, — предупредил он сына, — Не позднее одиннадцати, чтобы был дома. Имей в виду, темнеет теперь раньше — час отобрали.

Женька пробурчал что-то в ответ и скрылся за калиткой. Скоро ушла и Людмила. Валерий направился было в сауну, но по дороге свернул к забору соседа. Сергей Петрович, заметив его, очевидно, из окна, выглянул на крыльцо.

-Заходи, — махнул он рукой.

-Может, лучше ты? — предложил Валерий, — Я баньку согрел. Забирай свое пиво, посидим. Мои разбежались, раньше одиннадцати не соберутся.

-Дело говоришь, — охотно согласился Сергей Петрович.

С соседом у Валерия, несмотря на то, что тот годился ему в отцы, сложились отношения на равных. Да и общаться с ним было приятно. Проработавший всю жизнь на железной дороге, Сергей Петрович, был, тем не менее, начитанным человеком, а в его рассуждениях о жизни не было той озлобленности, присущей многим, хотя смотрел на вещи он трезво.

Сосед построил этот дом и обустроил участок буквально своими руками. Причем делал все постепенно, без спешки и очень качественно. Но, едва все сделал и вышел на пенсию, как похоронил жену и теперь сетовал, что делал зря — сыновья его стараний не оценили.

Однако Сергей Петрович не унывал, переселившись сюда совсем и уступив тем самым сыну городскую квартиру. Здесь он продолжал постоянно находить себе дело, которому отдавался с увлечением. В настоящий момент таким делом стало разведение кроликов.

Он ездил на выставки, отбирал их, откармливал, но сам не резал — продавал живыми. Причем, продавал, иной раз, далеко не тех, кого бы предпочел продать понимающий кроликовод. У Сергея Петровича был свой принцип. Он приглядывался к зверушкам с рождения, находил какие-то ему одному известные особенности характера каждого, и оставлял наиболее себе симпатичных. В результате, его кроличье племя умиляло своей добротой и ласковостью.

Вот и сейчас, сосед первым делом повел Валерия в крольчатник.

-Прямо дед Мазай и зайцы, — улыбнулся Валерий, глядя, как они ластятся к его рукам, — Не думал, что от кроликов можно добиться такой привязанности.

-Каждая животина добро и ласку любит, — ответил Сергей Петрович, — И платит тем же. Люди, бывает, наоборот. Так это те, кто не знает, что это такое. Что с них возьмешь?

В его манере разговора не было присущего старикам ворчания, а слышалось, скорее, сочувствие.

Скоро они уже сидели, распаренные, в предбаннике и с удовольствием потягивали прохладное пиво под балык. Валерий чувствовал, что отдыхает в обществе Сергея Петровича.

-Как сыновья-то? — поинтересовался Валерий.

-Нормально. Витька, старший, что по моим стопам пошел, уже машинист. Верка его беременная — второго ждут, скоро опять в деде надобность возникнет. Так-то он со своих гор не слезает...

Валерий знал про увлечение сына Сергея Петровича — тот был заядлым альпинистом. Причем, этим же увлекалась его жена, и сынишка, сызмальства таскаемый родителями по горам, тоже начал проявлять интерес.

-А внук еще не приобщился?

-Как, не приобщился? Разряд уже юношеский получил по этому делу.

-Это хорошо, когда какое-то увлечение в жизни есть, — сказал Валерий, — Жить интереснее...

-Конечно же, — поддержал сосед, — А то, смотрю я на людей, и иной раз кажется, что они только готовятся к будущей жизни. Причем не к той, в которую не верят, а к самой реальной, такой же. Да только не выйдет так. Жизнь-то она одна, и та короткая...

Валерий слушал, и ему казалось, что слышит голос не соседа, а свой собственный, сидящий в нем где-то там, глубоко.

-А младший? — спросил Валерий.

-Да тоже неплохо, — слегка поморщился сосед, — только непутевый он маленько у меня. Все не по себе сук рубит. Институт закончил, а по специальности нигде утроиться не может. Так зачем кончал?

-А что за специальность?

-Да реклама там, маркетинг. Режиссер, видишь ли... Я ему еще, когда поступал, говорил — способность к этому делу надо иметь, учиться мало. Какой из тебя режиссер? Вон, говорю, Сережка на оператора учится, это племянник мой двоюродный, так он с детства нас, всех родственников, фотографировал. И как! Посмотришь на фото — человек, как живой. Характер видно. Потом на свадьбы его звать стали, потом выставки у него пошли, персональная даже была. Из него толк будет, а ты? Диплом-то получишь, сейчас на коммерческой основе любого научат, лишь бы деньги оправдать. Объем информации дадут, и катись на все четыре стороны. Ничего, говорит, пробьюсь. И женился, вон, на дочке директора музея. Года не прожили, разошлись. Как та-то за него пошла, не понимаю. С малолетства такой был, все ему хотелось дюже культурным казаться. Тогда расти над собой, чтобы культурнее-то стать. Книжки умные читай, с интересными людьми беседуй, переосмысливай свои понятия. Ведь пока сам не изменишься, что ты не закончи, куда не уедь, а все равно будешь притягивать к себе тех же людей и те же обстоятельства...

Валерий слушал Сергея Петровича с едва заметной усмешкой, улавливая за этими, казалось бы, наивными рассуждениями то, что можно было назвать мудростью.

Первым нарушил их задушевную беседу вернувшийся Женька.

Здрасьте, — кивнул он Сергею Петровичу.

-Привет, спортсмен, — улыбнулся тот, — Накатался?

-Да, — коротко бросил тот и обратился к отцу, — Мамка не пришла еще?

-Все у Воропаевых гостит, — ответил Валерий.

-Да, я видел ее там...

-Баня еще не остыла, можешь ополоснуться, — предложил он сыну.

Женька вроде дернулся в сторону двери в сауну, но схватившись за ремешок на шортах и посмотрев на них, смешался:

-Да не... Я под краном ополоснусь.

Сосед внимательно посмотрел на Валерия и истолковал выражение, очевидно, выступившее у него на лице, по-своему.

-В этом возрасте они все такие, не переживай. Им сейчас взрослее хочется казаться, вот и ершатся, ломают себя. Желание-то есть, а багажа житейского еще кот наплакал. Да и мы такими же были, припомни.

-Все правильно ты говоришь, Петрович, — вздохнул Валерий, — Лишь бы совсем не сломался.

-Одно гнется, другое ломается. Это уж и от тебя во многом зависит...

Со стороны дома послышался громкий голос Людмилы.

-Пора, — сказал Валерий, поднимаясь, — Спасибо за приятный вечер, Петрович...

Легли уже за полночь. Сначала Людмиле надо было пересказать все новости, что она узнала у Воропаевых, потом опять пили чай, потом строили планы на завтра...

Однако утро следующего дня началось для них гораздо раньше, чем они предполагали. На часах еще не было восьми часов, когда послышался настойчивый стук в окно.

-Хозяйка! — донесся голос с улицы.

-Кого там еще принесло? — недовольно проворчала Людмила, отрывая голову от подушки.

-Хозяйка!— вновь послышался голос, и стук в окно стал сильнее.

-Блин, да он стекло высадит! — проснулась окончательно Людмила, и накинув халат, подошла к окну.

Возле дома стоял смуглый парень небольшого роста с нагловатыми черными глазами.

-Чего тебе? — спросила Людмила, приоткрыв окно.

-Я насчет работы.

-Какой работы? Что ты спозаранку орешь здесь? Мы сюда отдыхать приехали! Приедет днем твоя хозяйка, вечером и приходи! — в своей категоричной манере громко сказала она.

Однако парня это не смутило, и он сказал еще резче:

-Почему вечером? Мне надо дальше работать. Пусть хозяйка бабло отдает...

-Знаешь что?! — взорвалась Людмила, — Ты мне здесь не фардыбач! Бабло ему гони... Я тебе сказала — приедет хозяйка, с ней и разбирайся! Понимаешь по-русски?! Вали!

Парень сжал губы, а его глазах зажегся злобный огонек. Ни слова не говоря больше, он повернулся и пошел к калитке.

-Блин, отоспаться хотела по-человечески...

Людмила пошла умываться. Валерий тоже встал, а сверху уже спускался Женька:

-Чего тут у вас?

-Мастер приходил, что бабушка наняла, — ответил Валерий.

-Таких мастеров я бы в зашей гнала, — послышался из кухни голос Людмилы.

Едва они привели себя в порядок и сели за стол, как приехала Мария Ильинична.

-Это ужас какой-то, сколько народу в электричке, — пожаловалась она после обмена приветствиями, — Совсем о людях не думают...

-Мам, ты сперва посмотри, что там твой цыган наделал, — перебила ее Людмила, — Зачем ты отмостку еще заказала? Мы что, деньги рисуем, что ли?

-Ну, так решили же обить дом, — широко открыв глаза, ответила Мария Ильинична, — Вы меня благодарить должны!

-Обить, и все! — воскликнула Людмила.

-Да, — кивнула та, — А что ты кричишь на мать?

-Так пойди и посмотри, что он сделал!

Мария Ильинична вышла на улицу. Людмила последовала вслед за ней, а Валерий и Женька остались за столом.

-Я ничего не понимаю, — послышался через открытое окно возмущенный голос тещи, — Зачем он все бетоном тут залил? Кошмар какой-то...

-Как же ты с ним договаривалась?!

-Не кричи на меня! Для вас же стараюсь, между прочим...

-А спросить сначала надо или посоветоваться? Деньги платим мы, между прочим!

-Я с тобой в таком тоне разговаривать не собираюсь, — ханжеским голосом проговорила Мария Ильинична, — А потом еще на сына жалуешься...

-А со мной и не надо! — резко перебила ее Людмила, — Со своим мастером разговаривай! Он, кстати, уже приходил, тебя спрашивал. Спозаранку приперся, поспать не дал...

Началась обычная перебранка, пересыпаемая взаимными упреками. Валерий молча ел, прикидывая, во что ему теперь это выльется. Женька прислушивался к разговору с интересом и глаза его при этом смеялись.

-Только вот, что тебя так рассмешило, не понимаю, — строго взглянув на него, сказал Валерий.

-Похоже, бабка лоханулась, — улыбнулся тот.

-И тебя это радует?

Женька хотел что-то ответить, но неожиданно замер, пристально глядя в окно. Валерий посмотрел туда же. К калитке приближался знакомый цыган, но на этот раз он был не один — сзади шагали еще двое.

-Вон! — послышался возглас Людмилы, — Иди и разбирайся с ним!

-Гожо! — театрально всплеснув руками, пошла ему навстречу Мария Ильинична с раскрытыми объятиями, — Как же вы так могли ошибиться? Вы же опытный мастер! Татьяна Александровна так о вас отзывалась...

-Почему я ошибиться? — перебил тот, — Я делаю все, как надо.

-Ну, мы же с вами договаривались об обшивке дома, — назидательно протянула Мария Ильинична, — Зачем же вы все залили тут бетоном?

-А как же еще? Отмостка по любому нужна. Ты видела, как у Татьяны? Я половина поселка делал. Посмотрят у тебя — кто делал? Гожо. Как я могу некачества делать? — заговорил цыган, не давая вставить ей слова.

-Ну, тогда предупреждать хотя бы надо, — ввернула Мария Ильинична.

-Как я тебя не предупреждал? Я делаю под ключ, все работы делаю! Ты лучше меня знаешь, как надо делать? Кто мастер — ты или я?

Наглые насмешливые глаза цыгана налились гневом. Двое других, постарше, стояли молча, но тоже сверлили Марию Ильиничну колючими взглядами.

-Ну... Я не знаю, — совсем смешалась та, все еще пытаясь придать беседе светский характер, — Раз вы говорите — надо, пусть остается...

-Как это — пусть остается?! Я для себя делал? Работа сделана — плати! Тогда буду дальше делать.

-Ну, я надеюсь, это входит в обговоренную нами стоимость, — из последних сил пытаясь держать тон, осведомилась Мария Ильинична.

-Как договаривались, — кивнул головой Гожо, — Давай двести тысяч и буду работать дальше.

-Как, двести тысяч?! — воскликнула та, побледнев, — Вы же говорили, что все будет двести тысяч стоить...

-Ты, что не понимаешь ничего? Я тебе говорил — отмостка двести тысяч, потом дальше буду делать!

-Я... Я ничего не понимаю... — голос Марии Ильиничны задрожал, и она стала выкрикивать слова, сдерживая рыдания, — Я не знаю, как это у вас называется... Я показала вам, что мне нужно... Вы обманули меня... Это ужасно... Это непорядочно... Это...

-Мама! — послышался, срывающийся на крик, взволнованный голос Людмилы, — Мама, не волнуйся! Перед кем ты унижаешься? А ну, пошел вон отсюда! Мы отказываемся от твоей работы!

-Что значит — пошел? — подал голос один из стоящих за спиной Гожо цыган.

Он был уже немолодой, коренастый и слегка лысоватый. Голос его звучал уверенно и твердо:

-Работа выполнена. Заплатите деньги.

-Мы не заказывали эту работу! — закричала Людмила, — Справились с пожилой женщиной? Думаете, управы на вас нет?!

Валерий встал из-за стола, и укоризненно взглянув на давящегося мелким смехом Женьку, спустился с крыльца.

-У вас договор есть на производство работ? — твердо спросил он, подходя вплотную к Гожо.

-Ты кто такой? — грубо спросил коренастый.

-Я хозяин этого дома. Не тыкать мне! — с металлическими нотками в голосе сказал Валерий, — Где договор?

-Какой договор? — заговорил Гожо, — Я с хозяйкой договорился, цену договорился, она согласилась...

-Хозяин я! — перебил его Валерий.

-Тогда почему она сказала, что хозяйка?

-Предъявите договор.

-Нет у меня никакой договор. Она мне тетрадка расписалась.

-Где?!

Коренастый подошел к Гожо и что-то сказал ему на своем языке. Ни на кого не глядя, все трое повернулись и пошли к калитке.

Людмила повела в дом плачущую мать.

-Боже... Боже, за что? — причитала та дрожащим голосом.

От ее былого величия не осталось и следа.

-Надо что-то делать, — бросила Валерию Людмила, — Они сейчас вернуться.

-Вызовите же милицию! — с надрывом воскликнула Мария Ильинична.— Это же... Это уму не постижимо. Это самый настоящий грабеж!

-Мама! Ты как вчера родилась! — воскликнула Людмила, усаживая ее в кресло.

-Как же так? — продолжала бормотать та, — Как же так?

-Не выходите никуда из дома! — резко сказал Валерий, и гневно взглянув на сдерживающего смех Женьку, рявкнул, — Марш на второй этаж! И не выходишь оттуда, пока не разрешу!

Женька с испугом попятился по лестнице.

Валерий вышел и направился к дому Сергея Петровича. На сей раз, тот не встречал его на крыльце. Дверь была закрыта, и Валерию пришлось постучать и подождать некоторое время, пока сосед откроет. Лицо у Сергея Петровича было хмурым.

-Я к тебе посоветоваться пришел, не пугайся, — сказал Валерий, проходя в дом.

-Я не из пугливых, — отозвался тот.

-Ты специалист в строительных делах. Скажи, стоит эта отмостка двухсот тысяч?

Сосед нахмурился еще больше, помолчал, и очевидно, собравшись с духом, ответил, подняв на Валерия твердый взгляд:

-Сказать — скажу, как на духу. Но на разборку с тобой не пойду. Пойми меня правильно. Я хочу дожить здесь спокойно.

-Я тебя зову куда-то? — так же твердо спросил Валерий, — Ты ответить можешь, чтобы я знал?

-Отвечу, — выдохнул сосед.

-Тогда, пошли, посмотришь.

-Зачем идти? — пожал плечами он, — Все на моих глазах делалось, из окошка видел. Бетона пара кубов, песок они твой брали, гравия и арматуры там нет. От силы — за все пятьдесят, с работой.

-Спасибо, — сказал Валерий, направляясь к выходу, — Это все, что я хотел узнать. И за правду спасибо. Я люблю людей, которые говорят все в глаза — они, как правило, не вонзают нож в спину...

Подходя к своему дому, он увидел приближающуюся с другой стороны троицу цыган в сопровождении еще двоих, держащих руки за спиной. В открытом окне дома торчали встревоженные лица Людмилы и Марии Ильиничны.

-Ты тетрадка хотел смотреть? На, смотри! — пихая ему в руки засаленный блокнот, воскликнул Гожо.

Валерий остановился, взял блокнот и начал листать, вчитываясь в каракули. На одной из страниц ему бросилась в глаза аккуратная витиеватая подпись тещи рядом с обозначенной суммой в двести тысяч. Там же было начертано трудноразличимое слово 'отмостка'.

-Это не документ, — твердо сказал Валерий, возвращая блокнот, — Однако я заплачу. Заплачу столько, сколько стоит такая работа, согласно действующим на сегодняшний день рыночным расценкам. Пятьдесят тысяч.

-Что?! — буквально подпрыгнул Гожо, — Пять кубов бетона, песок, гравий, арматура...

-Два кубометра и мой песок, — резко отрубил Валерий.

-Что?! Давай топор, я тебе сейчас покажу, что делал!

Гожо подбежал к дому и начал бить ногой по бетону:

-Неси топор!

-Не будем ничего портить, — спокойно сказал Валерий, делая шаг к дому, — Деньги я сейчас принесу...

И тут произошло то, что Валерий будет помнить всю жизнь. Вперед выступил коренастый, и глядя ему в глаза полным ненависти взглядом, выкрикнул звенящим, как сталь, голосом:

-Ты из меня лоха не делай! Я — цыган, понял?! Лох — ты! И будешь лохом! Ты — русский!

Из окна послышалось, как громко охнула Мария Ильинична, а у побледневшего Валерия задрожали колени и невольно сжались кулаки. Он не знал, чтобы он сделал, если бы ясно не увидел в этот момент направленное на него дуло обреза. Валерий невольно попятился, а в доме истерично закричала Людмила. Это выступили вперед двое других, державших руки за спиной. Теперь Валерию стало ясно, зачем они это делали. В руках у второго был тоже обрез. Валерий начал молча отступать к дому.

-Гони бабло, — уже спокойно, но твердо сказал ему вслед коренастый, — Мы отсюда не уйдем.

-Да что же это такое! — послышался вопль, и на крыльцо выскочила Мария Ильинична. Ее вид с бледным лицом, растрепанными волосами и горящими гневом глазами был страшен.

-Закрывай дверь с той стороны! — крикнул коренастый, и один обрез повернулся в ее сторону.

-Уйдите, уйдите, уйдите же! — воскликнул Валерий, заталкивая ее в дом и плотно прикрывая за собой дверь.

Мария Ильинична упала в кресло и забилась в истерике.

-Мама! Не надо, мама! — бросилась к ней Людмила.

-Накапай ей валерьянки и дай что-нибудь сердечное, — устало сказал Валерий.

Он подошел к столу с незаконченным завтраком, налил себе стакан кваса и залпом осушил его.

-Что ты молчишь?! — закричала, всхлипывая, Людмила, — Они сожгут нас живьем! Ты посмотри на эти рожи! Делай же что-нибудь!

-Где Женька? — спросил Валерий.

-Здесь, — послышался со второго этажа голос сына.

Он был единственным, кто сохранял спокойствие.

Валерий прошел в комнату и достал мобильный. Ничего другого ему в голову не пришло.

-Да, — послышался короткий ответ.

-Николай Егорович, извините, что побеспокоил вас в выходной день, это Лукьянов, — стараясь придать голосу спокойствие, заговорил Валерий, — Я попал в очень затруднительное положение, а со мной жена, престарелая женщина и ребенок...

-Излагай по существу, — прохладно перебил тот.

Валерий как можно короче обрисовал ситуацию.

-Не плати ничего, — лениво отозвался шеф. — Забей им стрелку в Москве, разберемся.

-Николай Егорович, они держат нас под стволами, жена опасается, что подожгут дом.

-Сколько стволов? — поинтересовался тот.

-Два.

В трубке возникло молчание.

-Тебе перезвонят, — наконец, послышался ответ, и сразу же возникли гудки отбоя.

Валерий опустился на кровать и прикрыл глаза, стараясь успокоиться и собраться с мыслями. Точнее, думать было не о чем. Он сделал все, что мог, и теперь оставалось только ждать. Из-за двери доносились плач Людмилы и стоны Марии Ильиничны.

Телефон заиграл довольно скоро.

-Валерий? — послышался мужской голос.

-Да, — ответил он

-Скажите адрес, где вы находитесь? — задал вопрос мужчина, не представившись.

Валерий ответил, попутно коротко подсказав, как проехать со стороны Москвы.

-Не надо, мы сами найдем, — перебил его мужчина, — Не выходите никуда из дома.

В телефоне послышались короткие гудки. Валерий положил его в карман и вышел в другую комнату.

-Ну? Ты позвонил кому-нибудь? — бросилась к нему Людмила, — Может, мне в свой ЧОП позвонить?

-Не надо, — отрывисто бросил Валерий, — Толку от навербованных безработных из твоего ЧОПа...

Помертвевшая лицом Мария Ильинична полулежала в кресле с мокрым полотенцем на голове. Валерий опять выпил стакан кваса и поднялся на второй этаж.

-Ты бандитов вызвал? — спросил Женька, отрываясь от окна, в которое смотрел с интересом.

-Взрослый парень, а ведешь себя, как ребенок, — проговорил Валерий, подходя к окну, — До тебя доходит, хотя бы, что эти люди могут тебя убить? Убить кого угодно за жалкие двести тысяч? Для них жизнь человеческая ничего не стоит. Или для тебя — тоже? В том числе и твоя собственная?

-Моя — стоит, — серьезно ответил сын, — Я задешево ее не отдам.

-А за сколько? За сто миллионов? Ты их унесешь с собой в могилу? Стоило ли тогда вообще рождаться?

Женька молча пристально посмотрел ему в глаза.

-Они рассуждают точно так же, имей в виду, — завершил Валерий и выглянул в окно.

Несмотря на воскресный день, улица была совершенно пуста, только лишь у их калитки стояли трое цыган, да еще двое по эту сторону ограды, держа обрезы в сторону выхода из дома. Потянулось тягостное время ожидания.

Наконец, Валерий заметил, что головы цыган повернулись в одном направлении. Они пристально смотрели в сторону улицы, а коренастый достал из кармана телефон и коротко что-то сказал в него.

Скоро с той стороны подъехал черный джип с тонированными стеклами и резко затормозил возле их забора. Из него неторопливо вышли трое накачанных парней с короткими стрижками. Двое спокойно встали у забора, а один не спеша направился к цыганам. Двое с обрезами оставались на своих местах. Они только искоса посматривали в сторону калитки.

Не прошло и минуты, как с другой стороны к дому подъехали еще две машины и так же остановились у их забора. Оттуда вышли четверо тоже довольно крепких парней.

-У цыган численное преимущество!— воскликнул Женька, следя восторженным взглядом за происходящим.

-Ты хоккейный матч смотришь?! — прикрикнул Валерий и добавил уже тише, — Не думал я, что ты таким вырастишь...

Женька промолчал, бросив на него косой скептический взгляд.

Некоторое время стоящие у калитки тихо беседовали, потом от них отделился приехавший на джипе парень и направился в сторону дома. Валерий спустился вниз. Почти одновременно вошел парень, и даже не удостоив взглядом Людмилу и Марию Ильиничну, обратился к Валерию:

-Поговорим.

Валерий провел его в маленькую комнату, вошел сам и закрыл за собой дверь. Парень без приглашения уселся за стол, положив на него локти, и сказал:

-Короче, ваша бабка лоханулась. Тебе придется заплатить им сто тысяч.

-Я согласен, что она лоханулась, — спокойно ответил Валерий, — но работа стоит пятьдесят. Я консультировался со знающим человеком и...

-Сто! — твердо перебил его парень, и в его глазах, устремленных на Валерия, появилось что-то такое, что бывает у взрослых, когда они говорят с маленькими детьми, — У тебя хорошая дачка? Ты хочешь приезжать сюда отдыхать, выращивать помидоры, кушать клубнику? Для этого надо заплатить всего сто тысяч. Подумай сам... Ведь обидно потом будет.

-Я ожидал от вас более действенной помощи,— произнес Валерий.

-Да мы поможем, но жить здесь тебе, — резонно заметил парень.

Валерий понял, что говорить больше не о чем. Он вышел в другую комнату и твердо сказал глядящим на него женщинам:

-Выворачиваем карманы. Надо набрать сто тысяч.

Мария Ильинична издала стон. Людмила, фыркнув, бросила колючий взгляд на Валерия, через открытую дверь на сидящего в другой комнате парня, хотела что-то сказать, но потом молча схватила свою сумку и резким движением вытащила кошелек. Валерий спокойно выгребал из своего все, что там было.

-Мама, у тебя есть деньги? — спросила Людмила.

-Да... Там, возьми в сумке, — отрешенно проговорила Мария Ильинична.

Валерий собрал и пересчитал деньги.

-Мне надо дойти до соседнего дома, — мрачно сказал он парню.

-Нет проблем, — спокойно отозвался тот, поднимаясь из-за стола.

Они с Валерием вышли, прошли мимо стоящих у калитки цыган и парней возле джипа. Никто ни о чем не спросил и не воспрепятствовал. Валерий подошел к дому Сергея Петровича. Парень остался у калитки, а он постучал в дверь.

'А ведь не откроет, побоится', — подумалось Валерию при этом.

Но сосед открыл. Открыл сразу, как будто ждал за дверью. Его глаза смотрели на Валерия пристально и тревожно.

-Извини, Петрович, — заговорил Валерий, отведя взгляд, — Не в моих принципах одалживаться, но положение такое...

-Сколько? — перебил его Сергей Петрович.

-Тридцать семь тысяч. Верну через неделю, но если надо, завтра же привезу...

-Не надо. Отдашь, когда сможешь.

Сосед ушел в дом и через некоторое время вернулся, неся деньги:

-Тут сорок.

Спасибо тебе, Петрович, — серьезно сказал Валерий, глядя в глаза старику.

Они обменялись рукопожатием, и Валерий в сопровождении парня направился к своему дому.

-Скажи им, я согласен, — бросил он через плечо.

Парень задержался у калитки, а Валерий прошел в дом.

-Ну и что? — резко спросила Людмила, когда он вошел, — И это твои бандиты? Да они сами такие же! Они сейчас поделят наши деньги между собой!

-Я знаю только одно — это единственный способ сохранить дачу, — твердо перебил ее Валерий.

-Да гори она синим огнем, эта дача! — визгливо воскликнула Людмила, — Моей ноги здесь больше не будет по гроб жизни!

Она плюхнулась на стул и заплакала. Сверху послышался смешок Женьки, а из угла стон Марии Ильиничны.

-Замолчите все! — прикрикнул Валерий.

Он увидел в окно, как цыгане начали расходиться. Вышли двое из палисадника, спрятав обрезы, и стали усаживаться в машины. К дому направился тот же парень.

-Сейчас подъедет машина, — сказал он, войдя — Номер ноль девяносто семь, за рулем Алексей. Отдашь ему бабло. Мы поприсутствуем.

Проговорив это, парень повернулся и вышел. Никого, кроме Валерия, он упорно не замечал.

Машина подъехала примерно через пять минут. За рулем сидел совсем молоденький парнишка славянской внешности, однако взгляд его уже обрел твердое выражение превосходства сильного над слабым.

-Расписку можно будет получить? — осведомился у него Валерий.

-Да запросто,— ответил тот, протягивая ему потрепанный паспорт.

Он вынул из бардачка помятые, отпечатанные на компьютере, листки, отделил один и протянул Валерию:

-Сумму прописью напишите...

'Я, Кондратьев Алексей Юрьевич... года рождения... паспорт серии... выдан... получил от... сумму... для передачи по назначению' — пробежал глазами Валерий бумагу, и заполнив, протянул парню вместе с деньгами.

-Мерси, — усмехнулся тот, небрежно пересчитав и засунув деньги вместе с паспортом в нагрудный карман.

Он черканул свою подпись, протянул листок Валерию и молча дал по газам. Вслед за ним тронулся в другую сторону ожидавший окончания инцидента джип. Валерий остался совершенно один на пустой улице перед своим домом, на который у него не глядели глаза.

Они уехали все вместе, спустя час, едва собрав вещи. Оставаться здесь после всего происшедшего никому не хотелось. Они даже не попили на дорогу чаю. В машине все тоже хранили молчание.

За окном уже промелькнула Апрелевка, когда сзади послышался глухой твердый голос Марии Ильиничны:

-Никогда не думала, что доживу до таких времен, когда меня, сове... русскую женщину, на своей земле какой-то грязный цыган сможет так... — она опять запнулась и выкрикнула истерическим голосом, — Где наш Сталин?!

-Блин, ну при чем здесь Сталин?! — воскликнула Людмила, — Вы все прям помешаны на своем Сталине, другого разговора нет.

-А при том, что при нем бы такого не было! Надо расстреливать всю эту шваль! Они отбирают у нас родину!!! Расстреливать! Расстреливать!

Валерий скосил глаза в зеркало и поймал бледное, искаженное злобной судорогой лицо Марии Ильиничны с гневно горящими глазами.

-Да русских везде ненавидят! — подхватила Людмила, — Вон, Нинка наша... Ей хохлы дороже родной сестры, родной матери! Только и слышишь, как позвонит, да если бы не ваша Россия, если бы не ваш Путин... А что, неправильно, что мы там этих натовских гадов лупим? Еще не хватало, чтобы у нас стало, как на Украине!

-В Украине, — спокойно поправил Валерий.

-Чего? — не поняла Людмила.

-Трудно рассчитывать на любовь, лупя кого-то против его воли, — спокойно заметил Валерий, — Любое действие рождает противодействие...

-Ну, конечно! — истерически хохотнула Людмила, — Ты у нас пацифист! Что же ты не возмущаешься, что америкосы Ирак бомбили, Югославию?! Женщин и детей...

-Хватит! — выкрикнула Мария Ильинична, — Хватит про политику.

-Ты же сама и начала со своим Сталиным, — недовольно ответила Людмила.

-Хватит, — согласился Валерий, — Только то, что произошло с нами сегодня, это тоже, по большому счету, результат политики.

Он ткнул пальцем в панель и в машине заиграл веселый шлягер.

Валерий глядел на несущуюся под колеса дорогу, а продолжал видеть глаза Женьки, которые только что поймал в зеркале. Вспомнил он и его реакцию на события сегодняшнего дня. Валерию вдруг показалось, что он упускает в сыне что-то гораздо большее и важное, чем то, о чем думал все последнее время.

7.

Вот уже третий день Валерий пытался дозвониться до Саши, но телефон не отвечал. Автоответчик каждый раз сообщал бесстрастным голосом на русском и английском языках, что телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны обслуживания.

Валерия охватила тревога. Исчезнуть просто так из его жизни Саша не могла. Последний раз они простились сердечно и договорились о встрече на следующей неделе. Валерий терялся в догадках и ругал себя за то, что за четыре месяца не поинтересовался точным адресом и фамилией Саши — знал только дом, поскольку несколько раз провожал ее.

После того, как они перешли на ты, их отношения обрели новую степень откровенности — разговоры стали касаться личных сторон жизни. Валерий узнал, что Саша была замужем, но недолго. В подробности она не вдавалась, сказав только, что сама во всем виновата. Да она и всегда винила в первую очередь себя. Исповедь Валерия об отношениях с Людмилой, выслушала сдержанно и посоветовала ему не принимать все близко к сердцу.

-Терпи хотя бы ради сына, — сказала она, — Мне всегда бывает жалко детей. Мы имеем то, что заслужили, а они страдают невинно.

-Ты считаешь — всегда имеем, что заслужили? — переспросил Валерий.

-В любом случае, есть что-то такое, в чем виноваты мы сами. Хотя бы в собственной неосмотрительности.

-Иногда обстоятельства бывают сильнее нас, — возразил он.

-Но еще чаще мы любим все сваливать на обстоятельства. Слышишь? — приостановилась она.

-Что? — не понял Валерий.

Они шли опять по своей тропе.

-Вокруг шумный город, но люди сохранили кусочек леса и построили эту тропу. Жизнь каждого человека тоже похожа на тропу, и от каждого во многом зависит, чтобы она оказалась не пыльной и грязной, как все вокруг, а экологической.

-К сожалению, не всегда это понимаешь во время, — задумчиво проговорил Валерий, — а за ошибки иной раз приходится дорого платить.

-Все равно, никогда не поздно что-то исправить, смирившись лишь с тем, что не от нас зависит.

Валерию показалось, что пришел самый подходящий момент, чтобы сделать то, что давно собирался.

-Может быть, попробуем исправить вместе? — спросил он, останавливаясь и обнимая ее.

Саша подняла на него свои чистые глаза и долго-долго смотрела. Смотрела ласково, добро и в то же время пристально. Валерий приблизил свое лицо, почувствовав ее дыхание. Саша не шевелилась и только крепче сжала его руки, обнимавшие ее.

-Валера... — еле слышно прошептали ее губы, прежде чем он поцеловал их долгим и нежным поцелуем.

Валерий посылал очередной вызов на мобильном, когда к его столу подошел директор.

-Тебя шеф вызывает, — сообщил он Валерию.

Облик директора напоминал чем-то вид побитой собачонки, но Валерий не стал ничего спрашивать, лишь уточнил, поднимаясь с места:

-Он в баре?

-Да, — кивнул тот.

Валерий вышел из кабинета и приблизился к столику, за которым сидел шеф. Следом за ним плелся директор, но когда они подошли, шеф глянул на него так, что тот предпочел молча ретироваться.

Николай Егорович протянул Валерию руку и указал взглядом на стул напротив себя.

-Как считаешь, — начал он без предисловий, — имеет смысл держать Михалева?

Это была фамилия директора, но вопрос прозвучал так, как будто речь шла о какой-то лишней мебели. Валерий воздержался от ответа, неопределенно пожав плечами.

-Ты что, не имеешь собственного мнения? — чуть насмешливо спросил шеф.

-Я не достаточно информирован о его функциональных обязанностях, — ответил Валерий.

-А я тебя проинформирую. Его функциональные обязанности — сидеть на жопе ровно. Плюс — информировать меня о нестандартных ситуациях, что с недавних пор делаешь ты. Причем, гораздо оперативнее и конкретнее. Скажи, разумно платить ему полторы стохи штук в месяц, или лучше заплатить тебе, поскольку ты можешь при этом и еще что-то?

К такому повороту событий Валерий готов не был, но виду не подал. На его лице не дрогнул ни один мускул, а глаза смотрели, не моргая, в надбровные дуги шефа.

-А отчетность, рабочие моменты? — поинтересовался Валерий.

-Отчетностью занимается Гаевская, с ней я сам разберусь, а ты, что — напрячь кого надо не сумеешь, а кого надо — выгнать?

-Я могу подумать? — спросил Валерий.

-До завтра, — ответил шеф, выпустив два луча из холодных темно-серых глаз, — И без трепа.

Валерий понял, что разговор окончен. Он молча встал и направился на свое рабочее место, встретившись по пути с устремленными на него, полными животного страха, глазами Михалева. Валерий прошел мимо, как бы не заметив его, и несчастный директор сник окончательно.

Однако сам Валерий внутренне сник еще больше, хотя внешне об этом догадаться было невозможно. Предложение означало, что 'подводной части айсберга' ему не избежать, а это влекло за собой японское положение дел, где говорят не 'я работаю в фирме', а 'я принадлежу фирме', только в русской интерпретации. Соблазн, безусловно, был велик, но и Валерий был уже не мальчик, чтобы не уметь предвидеть последствий. Однако последствия от его отказа могли быть еще более непредсказуемыми. На дурика здесь проскочить не получалось, поскольку шеф знал его в деле. Надо было срочно выдумать что-то правдоподобное, а на раздумья оставалось несколько часов.

На неожиданно завибрировашем мобильнике высветился номер Людмилы.

-Да, — коротко ответил Валерий.

-С Женькой беда! — выпалила та.

Голос ее дрожал от волнения.

-Говори спокойно, в чем дело?

-Мне из полиции звонили, его избили до полусмерти, сейчас в реанимации, ты можешь поехать?

-В какой больнице?

-Я не знаю, вот телефон следователя...

-Говори.

Валерий записал телефон.

-Прекрати истерику, — строго проговорил Валерий, — Ехать никуда не надо, в реанимацию все равно не пустят, а о его состоянии я постараюсь узнать.

Он дал отбой, тут же перезвонил по записанному телефону, представился и договорился о встрече.

Пожилой следователь принял Валерия сдержанно. Он сухо сообщил, что его сын был избит сегодня в тринадцать двадцать группой подростков, двое из которых им известны, состоят на учете, и отправлен в больницу. Состояние средней тяжести, угрозы для жизни нет.

-Как это произошло? — спросил Валерий.

-Кто ж его знает — как? Пишите заявление, будем разбираться. Свидетелей нет.

-Как — нет? Где это случилось?

-За гаражами между школьным стадионом и детской площадкой на улице Крупской...

-Крупской? — переспросил Валерий.

-Крупской, — кивнул головой следователь и назвал номер дома, — А что, адрес знакомый?

-Нет... — ответил Валерий.

Следователь пристально взглянул на него:

-Тут какая-то петрушка получается. Подобный случай был в марте, а до этого — в декабре. Этих двоих мы бы уже давно отправили, куда следует, но родители потерпевших сначала пишут заявления, а потом забирают. Получается, никто никого не избивал...

-Вы можете показать мне на карте, где это произошло, и фото ваших подопечных?

-Конечно, покажу. И опознание проведем по всей форме. Для начала мне допросить вас требуется...

Выйдя из полиции, Валерий не поехал сразу в больницу. Он заехал во двор дома, где скрылся в тот день парень, за которым он следил после его встречи с Женькой в парке. На той самой улице Крупской...

Валерий припарковал машину, вышел и огляделся по сторонам. В середине дня народу вокруг почти не было. Гуляли на детской площадке под надзором бабушек двое карапузов, спешили по своим делам одиночные прохожие, да на скамейке возле детского сада курили четверо парней лет по шестнадцати. Эти сразу повернули головы в его сторону.

Валерий не пошел к дому, а направился в противоположную сторону. Он разыскал место, где избивали Женьку, и внимательно осмотрел его. Да, свидетелей, действительно, могло не быть. Хотя в двух шагах проходила довольно оживленная пешеходная дорожка, этот небольшой пустырь между школьным стадионом и детской площадкой выглядел глухим местом из-за настроенных кустарным способом личных гаражей, ограничивающих его пространство своими разномастными задними стенками.

Валерий прошелся по пустырю. Пахло мочой и гнилью. Увидеть, что здесь происходит, можно было лишь из окон домов, да и те стояли на приличном расстоянии. Было ясно одно — придти сюда сам Женька не мог, а единственная ниточка, тянувшаяся к этому достаточно отдаленному от их дома району, был тот парень с нагловатыми глазами, длинными стройными ногами и короткой стрижкой. На учете он не состоял и по показаниям не проходил...

Валерий задумчиво обошел пустырь по периметру, перешагивая через кучи экскрементов, и вышел на дорожку, куда ползком выбрался избитый Женька и где был обнаружен прохожими. Место отстояло от того дома достаточно далеко. Валерий шел около пяти минут, пока оказался там, где они смотрели с парнем друг на друга через застекленные лестничные пролеты.

Он подошел к двери подъезда. Путь внутрь прикрывал домофон. Он был исправным, ухоженным и даже кнопки на панели не имели характерных потертостей от частого нажимания, по которым можно было при желании вычислить код. Однако парень тогда вошел сразу, это Валерий помнил. Вошел один, и навстречу из подъезда никто не выходил. Стало быть, кто-то открыл ему, или же он знал код...

Группа парней продолжала сидеть возле детского сада и наблюдать за ним. Неторопливой, уверенной и чуть пружинящей походкой он направился в их сторону.

-Закурить угостите кто-нибудь, — подойдя, проговорил Валерий тихо, но с интонациями, подразумевающими отсутствие сомнений в исполнении просьбы.

Двое парней одновременно протянули ему: один сигарету, а другой приоткрытую пачку. Валерий не спеша закурил, выпустил струю дыма, и оглядывая прищуренным взглядом окрестности, спросил все тем же голосом, ни к кому не обращаясь, а как бы уточняя что-то для себя:

-Чекалкин здесь живет?

Он кивнул на ближайший подъезд дома.

-Чекалкин не здесь живет, — несмело проговорил один из парней, — Чекалкин на Вернадского живет, возле АТС.

-Ну, да, — поморщился Валерий, как бы что-то вспомнив, — Купряшин здесь.

-Купряшин здесь, но не в этом подъезде, а в том, к которому вы подходили.

Валерий едва заметно кивнул головой, и как бы погруженный в раздумья, неспешно двинулся в сторону своей машины.

-На х...я ж ты ему все растрепал-то? — расслышал он за спиной.

-Из ментуры, я его видел там сегодня...

-Будут теперь шарить. Они с Торчком вчера опять какого-то пидора замочили.

-Не замочили. Жив, падла. В больничку свезли, я сёк...

О чем говорили парни дальше, Валерий не слышал, поскольку успел отойти уже достаточно далеко. Он сел в машину, развернулся и поехал в больницу.

-Не переживайте особо, — утешил его молодой врач, вышедший после получасового ожидания в коридоре возле двери в реанимацию.

Он начал сыпать медицинскими терминами, перечисляя нанесенные сыну травмы и их последствия, но завершил разговор на оптимистической ноте:

-Прогноз благоприятный, все это лечится, да и парень он у вас крепкий, терпеливый. Завтра переведем его в травматологию, там сможете навестить.

-От меня что-то требуется? — осведомился Валерий.

-Памперсы, салфетки влажные привезите — у нас нет никаких средств гигиены — и воды питьевой. Напишите фамилию и передайте дежурной сестре.

-Это все? — уточнил он на всякий случай.

-Все, — отрезал врач и отошел к следующему посетителю.

Валерий сходил в ближайший магазин и купил все необходимое.

Вернувшись домой, он рассказал все подробно Людмиле и призвал не волноваться, не суетиться без толку, и не увлекаться домыслами, когда вызовут на допрос ее. Договорились, что как только Женьку переведут из реанимации, Валерий навестит его. Он категорически настоял на том, что первый сделает это сам, оставив Людмилу в недоумении.

Утро началось с того, что приехав на работу, Валерий не увидел Михалева. И не увидел уже никогда, как и никто другой из сотрудников. Шеф объявился в середине дня, и как только Валерий показался в баре, поманил его пальцем. Валерий подошел, будучи готовым к тому, что этот разговор может изменить в его судьбе многое.

-Готов? — коротко осведомился шеф, после обмена рукопожатиями.

-Николай Егорович, я, к сожалению, не могу принять ваше предложение, — проговорил Валерий, опять, не моргая, глядя в надбровные дуги шефа.

Два луча в холодных темно-серых глазах коротко вспыхнули и сразу же погасли. Теперь шеф смотрел на Валерия внимательно, с долей интереса, как, например, на любопытный экспонат в музее.

-Я понимаю, когда человек от чего-то отказывается, пусть даже вопреки самому себе, могут быть веские обстоятельства, — сказал шеф, — Но, чтобы человек отказывался от денег — у меня впервые в жизни. Поясни. Мне охота понять.

-Мне не хотелось бы углубляться в подробности, — чуть поморщившись, сказал Валерий, — но месяц назад мне сделала аналогичное предложение другая фирма, и я его успел принять...

-Что за фирма? — перебил шеф.

-Можно не называть?— вежливо, но твердо поинтересовался Валерий.

-Чем она занимается?

-Фармацевтикой.

-Ты находишь, что торговать гондонами выгоднее?

-Они мне предложили более выгодные условия с возможностью продолжать работать у вас. Поэтому я и не поставил вас в известность.

-Ну, что же — хозяин барин, — сказал Николай Егорович после небольшого раздумья, — Но ты мне нужен, и наши отношения остаются на прежнем уровне. Работать можешь удаленно или, как находишь удобным, чтобы обеспечить то, что от тебя требуется. А это — оперативная информация и разруливание ситуаций, как ты умеешь. Все.

Шеф отодвинул пустую чашку. К столику уже спешил официант со свежезаваренным кофе.

Валерий встал, подавив вздох облегчения. Все закончилось даже лучше, чем он предполагал. Он вернулся на свое рабочее место, просмотрел почту, ответив на несколько претензий, и углубился в текущие поставки.

Неожиданно мобильник заиграл Вальс Мендельсона. Эта мелодия стояла у него на единственном контакте..

-Саша! — воскликнул он, прижимая аппарат к уху.

-Привет... — голос не выражал ответной радости.

-Куда ты исчезла? Я звонил тебе все эти дни не знаю по сколько раз!

-Я видела, двадцать четыре вызова, — горько усмехнулась Саша, — Прости меня, пожалуйста, Валер, если сможешь. Я никому не отвечала. У меня скончалась мама...

Хотя она стремилась говорить спокойно, на последней фразе голос дрогнул.

-Прости... — невпопад ляпнул Валерий и заметил, что у него произошло то же самое, — То есть, я хотел сказать — мои соболезнования... Хотя, что я говорю? Какая все это ерунда... Эта фраза...

-Я поэтому ни с кем и не общалась. Не хотелось выслушивать всякие земля пухом... или прахом, чем там? И прочий бред.

-Сашок, я не так давно похоронил отца и знаю, что это такое, поэтому ничего говорить не буду.

-Спасибо тебе. Ты один сказал то, что я хотела услышать.

-Но почему ты не сообщила? Ведь тебе нужна была помощь.

-В чем? Похоронить — сейчас нужны только деньги, а в остальном, к сожалению, уже не поможешь. И потом, меня поддержал один человек помимо моей воли, хотя я ему очень благодарна, потому что это было искренне.

-Кто? — хмуро поинтересовался Валерий.

-Угадай с трех раз, — не меняя интонации, сказала Саша и тут же ответила, — Игорь.

-А он откуда узнал?

-Я не хотела тебе говорить, но он, как выписался из больницы, не покидает меня. Даже несколько раз ночевал, когда не мог попасть домой. Не знаю, поймешь ли ты... Но у меня нет своих детей и никогда не будет. Он мне стал кем-то вроде сына.

-Давно ты похоронила маму? — спросил Валерий, не желая сейчас развивать эту тему.

-Вчера. Все сделала, как она завещала. Отпевание и скромная трапеза с приглашенными только по ее прижизненному собственноручному списку. Девять человек и ни кого больше. Все пришли.

-Кем она у тебя была?

-Учительницей. И тем, что я ей стала, я обязана только ей. Мы с ней с раннего детства играли только в школу.

-Когда соберешься на кладбище — скажи, я отвезу.

-Спасибо, Валер. Скажи, как ты? Как дома?

-Все нормально, не беспокойся. Как придешь в себя, буду рад встрече.

-Ты, правда, не сердишься на меня?

-Саша!

-Верю. Спасибо, Валер. Я позвоню.

Валерий вздохнул с облегчением.

'Уже второй раз за день, — констатировал он про себя, — Теперь еще бы с Женькой все было в порядке...'

И как бы не желая упустить миг удачи, набрал телефон справочной. Здесь тоже была радостная весть — сына перевели в отделение. Правда, пока в отдельную палату. Валерий связался с лечащим врачом и получил разрешение вечером посетить его. Хоть 'только ненадолго', но он был рад и этой возможности, третий раз вздыхая с облегчением.

Вечером Валерий приехал в больницу. Едва он открыл дверь в тесную палату, где помимо койки и тумбочки с трудом помещался деревянный стул, как почувствовал, что внутри у него что-то оборвалось, а кулаки сами собой крепко сжались. Было трудно узнать в этом пожелтевшем, с черными кругами вокруг глаз, заплывшем лице, выглядывающим из-под марлевой повязки на лбу, лицо сына.

Валерий сделал над собой усилие, проглотил подступившие слезы и посмотрел Женьке в глаза. Они смотрели на него с испугом, горечью и болью одновременно.

-Женёк... — с трудом выговорил Валерий хриплым сдавленным голосом и заметил, как из глаз сына скатились слезы.

-Ну, ну, Женёк, что ты? — заговорил он, чувствуя, что еще миг и у него произойдет то же самое, — Все нормально. Врач сказал, что тебя вылечат, что ты крепкий парень...

Он говорил что-то еще в том же духе, чтобы поддержать скорее себя, чем Женьку, разом забыв обо всем. В том числе и о том, что не давало ему покоя последние месяцы. Это был его сын и он его не предаст. Не отречется от него никогда, каким бы он не был.

Валерий говорил, а Женька смотрел на него взглядом, ставшим пронзительным, и слезы продолжали течь из его глаз.

-Женёк, — Валерий придвинул стул к изголовью и сел, по-мужски крепко взяв в руку лежащую поверх одеяла ладонь сына, — Скажи мне правду, это он?

В Женькиных глазах промелькнул страх.

-Я все знаю, Женёк. Знаю давно. Ты можешь не стесняться и верить мне. Тот самый? С которым ты факался в парке у метро Вернадского?

В глазах сына застыл неподдельный ужас.

-Женёк, врач разрешила мне пробыть у тебя недолго, скажи правду — это он?

Лицо Женьки исказила судорога, и в знак согласия он прикрыл глаза.

-Кто он такой? Как его имя, фамилия? Как познакомились? Расскажи мне все, что ты о нем знаешь.

-Я... я ничего не знаю, — тихо ответил сын, разлепив посиневшие запекшиеся губы, — Мы познакомились по инету, потом стали встречаться. Зовут Руслан, где живет — не знаю. Мы встречались всегда в парках, на заброшках...

-Где работает, учится — не говорил? — перебил Валерий.

-Нет... Хотя, нет — сказал, что он менеджер в Связном, но, в каком именно...

-Позавчера он вызвал тебя на встречу?

Лицо Женьки опять исказила судорога, чувствовалось, что говорить ему трудно.

-Он слил меня... — прошептал он еле слышно, и слезы вновь потекли из его глаз.

Валерий пристально смотрел в лицо сына.

-Он позвонил... Говорит, приезжай... Есть хата свободная... Я приехал... Возле гаражей он обнял меня... Я его тоже... А тут — эти... Кричат, мочи пидора... Его они не тронули, он стоял и смотрел...

Плечи Женьки затряслись.

-Я любил его, пап, — вдруг как-то совсем по-детски проговорил он.

-Глупенький ты мой, — вырвалось у Валерия с нежностью, горечью и отчаянием одновременно.

Он провел рукой по волосам сына, отчего тот слегка застонал.

-Прости, Женёк, — спохватился Валерий, поправляя повязку, — Больно?

-Ты... глянь еще туда, — Женька показал взглядом в низ туловища.

Валерий приподнял одеяло, оттянул памперс и чуть не застонал сам от представшего его взору зрелища.

-Наотмашь ногами лупили... И в задницу... туда не смотри... бутылку запихнули... до крови.

Валерий проглотил подступивший к горлу ком, уже не стесняясь, смахнул тыльной стороной ладони слезы и заговорил:

-Не отчаивайся. Как мужчина мужчине говорю — там заживает быстро. Вот увидишь, все будет хорошо. Я буду приходить к тебе каждый день. Я постараюсь кое-что предпринять, а ты... Следователю пока скажешь, что познакомились в сети на почве общего интереса к путешествиям, или велосипеду, договорились встретиться, остальное — все, как есть. И — ни слова матери. Ни матери, ни обеим бабушкам. Они этого не воспримут. Ты понял меня?

При последних словах глаза Женьки выразили сначала замешательство, потом надежду, и наконец, вспыхнули искренней верой:

-Да.

-Когда поправишься, — продолжал Валерий, — я познакомлю тебя с одним человеком... С одной женщиной. Она хорошая и добрая. И... она не чужая мне. Видишь, я тоже говорю тебе правду. Мы должны верить друг другу, Женёк. Мы с тобой самые близкие друг другу люди, что бы ни случилось.

-Я верю тебе, пап, — почти прошептал Женька, не отрывая от него преданного, как в детстве, взгляда.

Выйдя из больницы, Валерий сел в машину, и прежде, чем тронуться, пощелкал пальцем по смартфону, наводя нужную справку. Он направился не домой, а в специализированный магазин, где обзавелся довольно сильным биноклем, после чего поехал в сторону улицы Крупской.

Валерий не стал подъезжать непосредственно к дому, а оставил машину совсем в другом месте на противоположной стороне улицы. Придя во двор, где был вчера, он еще раз внимательно осмотрелся, уделяя внимание домам, стоящим напротив и по сторонам от того, где находился интересовавший его подъезд. К одному из них он и направился.

Настал вечерний час 'пик'. Люди возвращались с работы, двери подъездов постоянно открывались, и попасть внутрь вместе с кем-то не составляло особого труда. Внешний вид и манеры Валерия не вызывали подозрений, и ему, таким образом, удалось обойти дом уже почти целиком.

Его действия были абсолютно одинаковы: он доезжал на лифте до последнего этажа, и убедившись, что его никто не видит, поднимался по лестничному пролету, ведущему на чердак. Там он внимательно осматривал запоры, после чего спускался и переходил в следующий подъезд.

Так продолжалось до тех пор, пока Валерий не нашел то, что ему было нужно. Увесистый замок висел на петлях, шурупы которых были не прикручены, а просто вставлены в раздолбанные отверстия и спокойно вынимались при помощи пальцев, что, однако, было можно обнаружить лишь при пристальном рассмотрении вблизи — издалека дверь выглядела неприступной.

Стараясь не шуметь, Валерий шагнул в чердачное помещение. В нос ему ударил стойкий запах мочи. Напротив двери валялись три прогнивших рваных матраса, в углу виднелись в немалом количестве окаменевшие экскременты, а возле открытого слухового окна стояла на четырех кирпичах старая исцарапанная столешница. Картина дополнялась разбросанными по полу использованными презервативами, порожними мятыми банками из-под пива и какого-то пойла, типа Ягуара, а также окурками от сигарет и скрученных косяков. Матерные надписи на балках и трубах, сделанные маркерами и спреем, идеально характеризовали духовный мир посетителей этой ночлежки.

То, что чердак оказался обитаемым, несколько смутило Валерия. Однако во всем остальном, это было именно то, что он искал — двор из слухового окна просматривался, как на ладони.

Валерий еще раз внимательно осмотрел помещение. Толстый слой пыли на всем, включая столешницу, явно говорил о том, что обитатели ночлежки не появлялись здесь давно. Да и не ночлежка это, скорее всего, была, судя по рисункам и надписям, а место тусовки подрастающей смены, используемое, очевидно, в холодное время года. У двери он обнаружил даже кусок деревянного бруса, при помощи которого можно было надежно подпереть ее изнутри, что он и сделал. После этого Валерий достал бинокль и занял наблюдательный пост у слухового окна...

8.

Сегодня позвонила Саша. После их последней встречи прошло около двух недель, что было небывалым сроком, и Валерий нашел возможность увидеться, даже невзирая на страшную занятость, обрушившуюся на него в последние дни.

Первой его заботой был Женька. Валерий каждый вечер посещал его в больнице и ежедневно общался с лечащим врачом. Помимо этого, пришлось похлопотать, чтобы достать дорогое лекарство. Женька шел на поправку действительно быстро, но случай был все-таки не из легких, и до окончательного выздоровления оставалось еще далеко. Однако вчера ему уже удалось встать с постели, и он, прихрамывая, вышел в коридор. Поддерживая сына под руку, Валерий довел его до лифта, после чего они спустились и вышли на улицу, присев на лавочку возле цветочной клумбы напротив входа в корпус.

-Как ты? — заботливо спросил Валерий, — Не повредят тебе такие переходы?

Кажется, впервые после всего происшедшего, Женькины губы слегка тронула улыбка.

-Нормик, — проговорил он.

Самое дорогое, похоже, для обоих было то, что между ними восстановились отношения дружбы и доверия.

Валерий удивлялся, как он сумел переступить через самого себя и принять сына в таком качестве? Очевидно, все произошло в тот момент, когда он перешагнул порог палаты и увидел, что тому пришлось перетерпеть за то, что он такой. Большее горе поглотило меньшее. Другого объяснения Валерий найти не мог. Прочитанные по рекомендации Владимира статьи были слабым аргументом. Читать и слушать можно много, но чтобы что-то понять, надо почувствовать.

Кстати, тот не забыл его и недавно позвонил узнать, как дела? Валерий во всех подробностях рассказал ему о происшедшем.

-Мрази, — проговорил Владимир, выслушав, и Валерий почувствовал даже через телефон, сколько чувства было вложено в это слово.

-Ты знаешь, — добавил он, — у меня, наверное, все-таки ангел хранитель сильный, или на людей мне везло. Вон, даже ты мне тогда, в юности, не врезал. Меня минула сия чаша, но мой друг через это прошел. Не так ужасно, как твой сын, но шрам на теле носит всю жизнь.

-Для меня самое главное, что мы стали друзьями. И 'Горбатая гора' твоя не понадобилась.

-Нет худа без добра. Я тебе еще любопытный материальчик подобрал, кстати. Ссылку кинул, посмотри. Хотя тебе сейчас, понимаю, не до этого. Защити сына от мамаши и убереги от пидовской среды.

-Знать бы — как? — вздохнул Валерий.

-Внуши ему, что гей — такой же человек, и жить надо по-человечески. Если доверяешь, приведи ко мне, я сам с ним поговорю...

-Спасибо, Володь, — сказал Валерий, почувствовав, что за предложением стоит искреннее желание помочь, — Сейчас не до этого. Сейчас надо его на ноги поставить...

Тогда, на лавочке, между Валерием и сыном произошел самый откровенный разговор во всей, наверное, их жизни. Женька все начистоту рассказал ему о себе. Как он еще в тринадцать лет написал письмо однокласснице и потом полгода с ней встречался, трогал ее за груди и целовался с ней. Потом то же самое делал с другой девчонкой, старше себя на три года. К той даже приходил домой, когда не было ее родителей. Они играли в карты на раздевание, он трогал ее писю, а она ему — член. Один раз, когда разделись догола, он лег на нее и подергался, но они только играли. Ему было всего лишь 'прикольно' и щекотно. А потом ему вообще это надоело, и он перестал смотреть на девчонок. Зато стал везде, где можно, разглядывать парней — на физре, на тренировках, летом на улице, когда многие ходили в шортах и в шлепках на босу ногу. Стал смотреть на фотки голых парней в сетях и дрочить. Потом списался с Русланом, и они стали заниматься этим вместе в скайпе, а с наступлением весны встречаться на природе. И только тогда он понял, чего ему хотелось всю жизнь...

Сын рассказал все настолько искренне и подробно, что у Валерия не осталось относительно него никаких сомнений. Когда речь зашла о Руслане, у Женьки задрожал голос, а глаза наполнились слезами. Не надо было быть особо проницательным, чтобы почувствовать, что предательство доставляло ему больше страданий, чем физическая боль.

Они просидели на лавочке до темноты. Женька даже не пошел на ужин, благо Валерий пришел не с пустыми руками, а захватил продукты, которые тот за разговором незаметно уплел.

-Не падай духом, Женёк, — сказал ему на прощание Валерий, помогая подняться с лавочки, и по дороге к корпусу добавил, — Забудь про своего Руслана. Я понимаю, утешение слабое, но не ты один пострадал от него. Не в сетях надо искать свое счастье.

-А где? — доверчиво, как в детстве, спросил Женька.

-Поговорим, когда поправишься, — ответил Валерий, скрывая за таким ответом его отсутствие.

Людмила несколько раз приезжала в больницу, разражалась причитаниями по поводу происшедшего и угрозами отобрать у сына компьютер по возвращении домой, но Валерий не оставлял ее с глазу на глаз ни с врачом, ни с Женькой. Мария Ильинична приехать не сподобилась, прочитав дочери мораль о воспитании, вылившуюся в очередной скандал. Больше всего Валерий опасался, что о происшедшем узнает его мать. Один только собственный врачебный опыт наверняка бы направил ход ее мыслей в определенном направлении, и Валерий ничего не говорил ей, намереваясь в последствии оправдать это заботой о ее здоровье.

После злосчастного происшествия на даче, Мария Ильинична не появлялась там целый месяц, но потом все-таки выразила желание поехать, и Валерий с удовольствием отправил туда вместе с ней Людмилу, на весь ее отпуск, полностью взяв на себя заботу о сыне.

Он съездил в издательство, загрузил себя переводами, и с упоением занимался работой в пустой квартире, выезжая лишь в больницу и на ежедневное дежурство на чердак дома на улице Крупской.

Валерий провел на этом чердаке уже немало времени. Он знал, в каком, примерно, часу и кто выйдет гулять с ребенком или с собакой, когда какая бабушка отправится за продуктами, и когда приедет та или другая машина. Он уже узнавал многих обитателей этого дома в лицо и даже по походке, но ни разу не заметил того, кто ему был нужен. Нужен, во что бы то ни стало...

Но вот позвонила Саша, и он спешит на экологическую тропу. Ту самую, которая так неожиданно изменила его жизнь, заставив посмотреть на многое другими глазами, в том числе и на самого себя.

Валерий вошел в лесопарк и посторонился, пропуская велосипедиста, но тот, обогнав, резко тормознул, и развернувшись на месте на одном заднем колесе, замер перед ним:

-Здрасьте...

Валерий посмотрел на худощавого парня, одетого в новые красивые футболку, шорты и кроссовки с выступающими из-под них резинками ослепительно белых на фоне загорелых ног носков, и не узнал его. Он узнал, скорее, велосипед, поскольку тот имел множество признаков вмешательства в его конструкцию владельца.

-Привет. Тебя не узнать.

Игорь чуть скривил в усмешке губы, продолжая хмуро исподлобья смотреть на Валерия.

-Опять гоняешь? — спросил Валерий.

Игорь ничего не ответил и проговорил:

-Санвасильна сзади идет. Если хотите, подождите.

Не дожидаясь ответа, он умчался вдаль по аллее.

Валерий остался на месте и стал поджидать Сашу. Скоро она показалась, заметив его издалека и приветливо замахав рукой. Валерий пошел навстречу, и когда они приблизились друг к другу, заключил ее в объятия. Лицо Саши несколько изменилось со времени их последней встречи, и нельзя было дать определение одним словом — как? Оно как бы обрело другое выражение, однако глаза выражали неподдельную радость встречи. Они поцеловались и пошли дальше под руку.

-Ты решил меня дождаться здесь? — спросила Саша.

-Ну, меня же вестовой известил, — иронично ответил Валерий.

-Не обращай внимания, он меня ко всем ревнует.

-И везде сопровождает?

-Ты знаешь, действительно, почти везде. А когда я ему запрещаю, делает это исподтишка.

-А ты уверена, что он к тебе испытывает действительно сыновние чувства, а не...

Валерий не договорил, наткнувшись на взгляд Саши.

-О чем ты говоришь? Если бы ты увидел хоть раз его мать, ты бы все понял.

Навстречу показался мчащийся на велосипеде Игорь. Он пролетел мимо них с бешеной скоростью, улыбнувшись на ходу Саше.

-Да, — усмехнулся Валерий, — С такой охраной не страшно...

Они дошли до тропы и свернули на деревянный помост.

-Ну, расскажи, как ты? Что с тобой? — беря его за руку, спросила Саша, — Валер, скажи честно еще раз, ты не сердишься на меня?

-Неужели я способен на тебя сердиться? — спросил он, приостанавливаясь и целуя ее в губы.

Поцелуй получился обоюдным и продолжался, пока не послышалось шуршание колес приближающегося велосипеда.

-Игорь, здесь нельзя ездить на велосипеде, — строго сказала Саша, — Разве ты не понимаешь сам? Ты же уже один раз был наказан.

-Я все понимаю, Санвасильна, — чуть лукаво улыбнувшись, ответил парень, — Простите...

-А раз понимаешь, дай нам побыть вдвоем, — строго сказал Валерий.

Игорь не удостоил его даже взглядом, и разворачиваясь тем же образом на узком деревянном помосте, сказал Саше:

-Я на главной аллее буду, или у пяти дубов.

Он умчался назад, а они пошли дальше.

-Как дома? — поинтересовалась Саша.

-Отправил жену с тещей на дачу, обложился переводами — блаженствую...

-Жена ни о чем не догадывается?

-Ты знаешь, с женой у нас с недавних пор дипломатические отношения, — серьезно сказал Валерий, — Наверное, она права, когда говорит, что меня надо держать в музее с табличкой: 'Руками не трогать', но с тех пор, как мы с тобой познакомились, меня уже ни на что с ней не тянет. Прости, за такие откровения...

-А ее?

-Похоже, тоже. Саш, как ты смотришь, чтобы нам с тобой внести все-таки ясность? Я ее знаю — ради имущества, она пойдет на все, а я... Поверь, я готов оставить ей абсолютно все. Не думаю, что она станет в таком случае чинить препятствия.

-Имущество... А сын?

Валерий помолчал, и собравшись с духом, проговорил:

-С сыном, Саш, у меня беда...

Он подробно рассказал о происшедшем, не назвав только причину. Саша побледнела и поминутно вскидывала на него тревожный взгляд.

-Какой ужас! — воскликнула она, когда он закончил, — Ты уверен, что все в порядке? Что это потом не отразится на его здоровье?

-Пока вижу, что поправляется.

-Его нужно будет обязательно обследовать в хорошей клинике. Я поговорю, у меня один родитель...

-Саша, — перебил ее Валерий, — не будем забегать так далеко вперед, — Сейчас нужно, чтобы он встал на ноги.

-Это нужно сделать сразу же, как его выпишут! — не сдавалась Саша, — В больнице его все равно больше положенного срока держать не станут и настоящего обследования не проведут. Как хочешь, а я позвоню родителю сегодня же. Я даже Игоря обследовала, хотя у него был просто перелом, а не то, что у твоего. Бедный парень... А что полиция? Ищут? Хотя...

Саша махнула рукой.

— ...Главное, чтобы он действительно поправился, — завершила она.

Разговаривая, они уже прошли пруд, тенистый сад и остановились на площадке над овражком.

-Саш, как все-таки насчет нас? — спросил Валерий, останавливаясь и прижимая ее слегка к перилам.

-Валер, ты прям агрессор сегодня, — чуть приподняла она уголки губ в улыбке, — Ты подумал, как к этому отнесется сын?

-С сыном у нас, как раз, полное взаимопонимание, и я обязательно тебя с ним познакомлю. Обещаешь мне это?

-Валер... — хотела сказать что-то Саша, но он перебил ее.

-Говори, обещаешь?!

-Чудо ты мое... — ласково проговорила Саша.

На дорожке за спиной Валерия послышались приближающиеся шаги, и он оторвался от Саши. Мимо прошли парень с девушкой, держась за руки.

Саша тихонько засмеялась:

-Пугливая ворона куста боится?

-Честно, подумал, что опять твой подопечный, — чуть смущенно улыбнулся Валерий.

-Сегодня он нам больше не помешает.

-Почему ты так уверена?

-Потому, что я его знаю. А что касается дальнейшего, приготовься к самой жестокой ревности с его стороны. Что сделано, то сделано. Оттолкнуть его от себя я уже не могу.

-Кстати, это не ты, случайно, его приодела? Я его даже не узнал — зимой он оборванцем выглядел.

-Я, ну и что? Это сделать гораздо легче, чем изменить его.

-Ты знаешь, о чем я сейчас подумал? — пришла неожиданно в голову Валерию мысль, — А не познакомить ли их с моим Женькой? Они одного возраста, оба увлекаются велосипедом — поймут друг друга.

На лицо Саши набежала какая-то тень, и она отвела взгляд.

-Нет... Я думаю — не стоит,— отрывисто проговорила она.

-Но, почему? — искренне удивился Валерий.

-Ты подумай все-таки, как отразится на сыне, если мы примем решение жить вместе, — вернулась к прежней теме разговора Саша, — Хотя бы в нравственном плане...

-А жить вместе не любя? — перебил он, — Это, по-твоему, не безнравственно? Хотя, глядя на других, говорить о нравственности сейчас не приходится вообще, но ты-то меня понимаешь?

-Я-то понимаю, — вздохнула Саша, — Давай, отложим этот вопрос, Валер. Пусть будет пока все, как есть. Считай, что я еще не созрела.

Она подняла на него свои нежные, чуть виноватые в этот момент глаза, и Валерий почувствовал, как у него часто забилось сердце. Не в силах больше сдерживать себя, он обнял Сашу, прижал к себе и начал целовать, как исступленный, ее лицо, губы, шею, лоб, зарываясь лицом в ее волосы. Он понял, что полюбил сейчас первый раз в жизни. Он не знал раньше, что такое любить! И возможно, прожил бы всю жизнь, так и не познав этого чувства...

Наконец, они вышли к детской площадке и домику лесных жителей.

-Вот и место нашей первой встречи... — закружилась на месте Саша, разводя руки в стороны, — Помнишь, как все было?

-Конечно, — подхватил Валерий, тоже начав жестикулировать, — Я шел оттуда, здесь бегали твои гаврики, а вон там...

Валерий сделал несколько шагов вперед и замер, не договорив. На том самом месте, где лежал тогда упавший с велосипеда Игорь, стоял он сам — живой и здоровый, прислонившись спиной к своему 'верному коню'. Встретившись глазами с подошедшей Сашей, Игорь улыбнулся. Улыбка всегда была какой-то скупой на его хмуром ожесточившемся лице, но большие зеленые глаза при этом вспыхивали искренней радостью.

-А вон там был тот, кто сейчас, — завершила Саша.

Они засмеялись, и Игорь тоже не перестал улыбаться.

-Игорюш, ты проезжал мимо пяти дубов — там машина с кофе торгует?

-Да, — ответил парень.

-Кофе попьем? — спросила Саша, обводя взглядом своих мужчин.

Игорь молчал, ожидая ответа от остальных, а Валерий кивнул:

-Конечно.

Они втроем стали подниматься на другую сторону. Игорь шел, ведя велосипед рядом, и со стороны они, наверное, казались счастливой семьей на прогулке.

-Игорюш, — проговорила Саша, когда они вышли на аллею, — поезжай, и пока мы подойдем, закажи три капучино...

-Давайте, — охотно согласился парень, вскакивая на велосипед.

Саша полезла в сумочку, но Валерий опередил ее, доставая из портмоне пятисотрублевую купюру:

-Хватит?

-Еще и останется, — проговорил Игорь, забирая ее.

-Возьми на сигареты, — великодушно разрешил Валерий, — Или, не куришь?

Игорь ничего не ответил, лишь коротко криво усмехнулся и умчался.

-Курит, — вздохнула Саша, — Хотя, при мне стесняется. Все они курят в этом возрасте сейчас, и мальчишки и девчонки. И не только табак, к сожалению...

-Моего как-то Бог миловал от 'не только', — отозвался Валерий, — Хотя, надо будет спросить, может, я просто не знаю?

-И ты уверен, что признается? Неужели сын с тобой настолько откровенен?

-Тебя удивляет?

-Не скрою — да. Нетипичный случай.

-А меня, представь, удивляет, что Игорь так привязался к тебе. Как ты добилась, что он тебя во всем слушается?

-Я не пыталась этого добиться, — пожала плечами Саша,— Просто, проявила терпение и постаралась увидеть в нем человека. В том, какой он есть. Возможно, теперь он просто подсознательно боится меня потерять.

-Тебе повезло, наверное, потому, что остальные видели в нем совершенно другое.

-Возможно, — согласилась Саша. Хотя, возможно и то, что он не хочет меня огорчать. Но для этого надо действительно любить и быть любимым.

-А ты его любишь? — спросил Валерий.

-Я к нему очень привязалась и не скрываю этого.

-Скажи, а почему у тебя не может быть детей?

-Ты не знаешь, что бывают бесплодные женщины?

-Я знаю, что это как-то лечат.

-Я лечилась, но безрезультатно. Много лечилась. Наверное, надо смириться. Возможно, этот парень послан мне в утешение.

Валерий пристально посмотрел на Сашу, но ничего не сказал.

Они вышли на центральный круг и увидели Игоря, который призывно махал им рукой, стоя возле скамейки, на которой были расставлены на салфетках три стакана кофе под крышками, с торчащими сквозь них трубочками. Они присели на лавочку и молча пили, наблюдая за сгущающимися сумерками и думая каждый о своем.

-Идем? — прервала молчание Саша, снова обведя их взглядом, когда стаканы опустели.

Все трое поднялись и направились к выходу. Игорь умчался вперед.

-Саш, — проговорил Валерий, когда они шли по аллее, — Я сейчас живу один. Съезжу в больницу и буду дома. Приходи...

Саша шла молча, глядя перед собой.

-Ты меня слышишь?

-Прости, я сейчас не готова к этому, — наконец, сдержанно ответила она.

-Сейчас или вообще? — спросил Валерий, останавливаясь перед ней и пристально глядя в глаза, — Прости мою навязчивость, но для меня это очень важно.

-Я должна подумать, — ответила Саша, нежно проводя рукой по его волосам,— Я подумаю и обязательно все решу.

Игорь поджидал у выхода. Валерий с Сашей сели в машину, а он поехал следом, то обгоняя, то пропуская их вперед.

-Отчаянный малый, — улыбнулся Валерий, глядя на его довольно рискованные выкрутасы.

-Ты можешь себе представить, что он очень начитан? — спросила Саша.

Валерий неопределенно пожал плечами:

-Я с ним не общался, можно сказать, ни разу. Мы на местоимениях.

-Учится с двойки на тройку, я его дневник видела, а в интернете столько мне источников интересной информации показал...

-Интересной? В каком плане?

-Истории, этнографии, археологии и даже астрофизики. Его не удовлетворяют готовые ответы, любит доискиваться до сути сам.

-Редкий интерес в наше время. Они сейчас интересуются более прагматичными вещами.

Ехать было недалеко и скоро они уже подъезжали к Сашиному дому. Прежде, чем выйти из машины, она взяла в ладони руку Валерия и сказала:

-Я не приду к тебе сегодня. Придешь ко мне ты... и сможешь остаться. Только пусть пройдут сорок дней после смерти мамы.

Она коротко, но крепко поцеловала Валерия и вышла.

-До свидания, Игорь, — попрощался он с парнем через опущенное стекло.

Тот молча кивнул головой в ответ.

Сына Валерий застал бодрым, что его порадовало. Лежал Женька уже в общей палате, ходил почти не прихрамывая, а глаза постепенно утрачивали скорбное выражение.

-Меня сегодня следователь допрашивал, — сказал он, когда они присели на диван в рекреации.

-И что ты ему сказал? — спросил Валерий.

-Как ты учил, но, по-моему, он обо всем догадывается.

-Ну, не дурак же он. Ты уже третий, кто страдает от одних и тех же.

-А те двое, что?

-Забирали заявления. Давили на них, или сами не хотели огласки.

-Кто ж ее хочет-то? — хмуро спросил Женька.

Валерий внимательно посмотрел на него:

-А чтобы после тебя был четвертый, пятый и так далее, хочешь?

Женька потупил взгляд.

-Может быть, если бы первый или второй довели дело до конца, с тобой бы этого не случилось. Ты об этом подумай...

На улицу Крупской Валерий приехал, когда уже стемнело.

'Сегодня можно было не приезжать, — подумал он, — Кого я тут, в темноте, увижу?'

Однако решил все-таки подняться на чердак. Подсвечивая себе телефоном, Валерий приблизился к слуховому окну, приложил бинокль к глазам и начал привычно обшаривать взглядом уже хорошо знакомый двор.

Две старухи, закадычные подруги, совершали вечерний променад. На детской площадке трое мужиков вели неторопливую беседу, периодически прикладываясь к доставаемым из пакетов бутылкам пива.

'Научились, — усмехнулся Валерий, — Как будто это их спасет, в случае чего. Это где-то считается — то, что лежит в пакете, личное и неприкосновенное...'

На лавочке возле детсада темнели привычные фигуры парней, а еще одна вырисовывалась на тротуаре напротив них. Вон, тот, с которым он разговаривал когда-то, чего-то говорит ему... Валерий направил бинокль на стоящего... и замер. Хотя было темно, но свет фонаря ярко выхватывал из темноты лицо. На тротуаре стоял тот самый парень.

Валерий спрятал бинокль, вышел с чердака и бегом припустил вниз по лестнице. Выйдя из подъезда, он добежал до угла дома, осторожно выглянул оттуда и... никого не увидел. То есть — парни продолжали сидеть на лавочке, но тот, что стоял перед ними на тротуаре, исчез. Его не было видно ни во дворе, ни на дорожках, ни возле подъездов. Единственно, что можно было предположить — парень ушел по пешеходной дорожке, проходящей за детским садом.

Чтобы не идти мимо парней, которые его знали, Валерий обогнул детский сад с другой стороны, вышел на эту дорожку и внимательно посмотрел в оба ее конца. Дорожка была прямая и просматривалась довольно хорошо, но, насколько позволяло рассмотреть уличное освещение, парня на ней не было тоже.

Валерий остановился и заставил себя сосредоточиться. За время, пока он спустился и дошел до угла, прошло максимум полторы — две минуты. Даже, если парень тронулся с места одновременно с ним, за это время он мог пройти лишь двести метров, если, конечно, не бежал. Правда, он мог исчезнуть в подъездах того самого дома.

Круг поиска был достаточно широк, но Валерия уже обуял дух преследования. Он, как хищник, почуял добычу.

Поглядывая на часы, Валерий прошел размеренным шагом по дорожке две минуты вглубь квартала, где на его пути встретились еще два дома. Потом, вернувшись на прежнее место, пошел в другую сторону, и гораздо раньше, чем требовалось, оказался на шумном проспекте. Таким образом, надежда оставалась только на эту дорожку, поскольку в другую сторону парень определенно не уходил. Если бы он жил в том самом доме, то за весь период наблюдения, не смог бы ни разу не попасться на глаза.

Валерий вернулся к своей машине и переехал на свободное место к соседнему от детского сада дому, откуда хорошо просматривалась дорожка. Он заглушил мотор, закрыл машину и направился к троллейбусной остановке.

На следующее утро Валерий появился здесь, когда еще не было шести часов, и занял наблюдательный пункт в машине, оставленной с вечера. Его голову прикрывала бейсболка, а глаза — темные очки. Он откинулся в кресле и принял типичный вид дремлющего в ожидании шофера.

Мимо машины проходили люди, и количество их постепенно увеличивалось. Валерий ждал. Он ждал терпеливо, не проявляя никакого беспокойства, равнодушно поглядывая на прохожих.

Это произошло спустя два часа. Парень прошел, буквально, чуть не задев локтем машину, выйдя из крайнего подъезда дома, возле которого она стояла. Валерий отпустил его на пару десятков шагов, после чего вылез из машины и пошел следом. Парень направлялся не ко двору, за которым всегда наблюдал Валерий, а в противоположную сторону, к проспекту, тянувшемуся параллельно тому, который был в непосредственной близости.

Валерий понял, почему он столько времени не попадался ему на глаза — его путь к дому не проходил через тот двор. Парень шел деловым шагом, не спеша, не вертя головой и не оглядываясь. Впереди показалась арка, за которой шумел проспект. Валерий прибавил шагу и под аркой догнал парня.

-Руслан, — окликнул он.

Парень повернул голову и чуть заметно вздрогнул:

-Что вам нужно?

Валерий понял, что тот узнал его, хоть и пытается разыграть оскорбленную невинность. Он крепко взял парня за локоть и заломил руку за спину, отводя его за угол дома.

-Пи...дец тебе, пидор, — проговорил он.

-А вы уверены? — приходя в себя, резко спросил парень, и Валерий опять увидел в его глазах наглые насмешливые огоньки, как и в тот день, когда он смотрел на него с высоты застекленного лестничного пролета.

-В чем?

-Что пидор — я, а не ваш сын?

-Уверен. Мой сын гей, а ты пидор!

Валерий прикрыл его собой от случайных прохожих, и не отпуская заломленного за спину локтя, другой рукой ухватил за половые принадлежности, крепко сжав их сквозь джинсы.

Парень побледнел и задергался.

-Тихо... Тихо... — заговорил Валерий твердыми глухими неторопливыми отрывистыми фразами, глядя ему в глаза, — Прямо сейчас, ты, пидорюга, поедешь со мной в ментуру... И расскажешь следователю сам, все как было... А если не расскажешь, то расскажу я, кто ты такой на самом деле... Как ты сливаешь мальчиков, после того, как сам наиграешься ими вдоволь... И покажу... Как ты с блаженной рожей сосешь моему сыну.... А потом е...шь его, скуля от восторга... Парк у метро Вернадского... Овражек возле речки недалеко от моста... Полянка с бревном посередине... Это увидит весь Ютуб... Твои родители... Купряшин, Чекалкин и вся шобла... Прикинь сам, что с тобой сделает Торчок, когда узнает, кто ты есть...

По мере того, как Валерий говорил, лицо парня на глазах бледнело, а губы дрожали все сильнее.

-Нет! Не надо!— выкрикнул он с отчаянием

-Надо... За все в жизни надо платить, Руслан или кто ты там есть на самом деле?

-Роман...

-Признайся сам, Рома, тебе это зачтется... Сулить бабло или наезжать на меня — бесполезняк... Я не заберу заяву и ты отправишься туда, куда заслужил... Играть в петушка на тюремной параше.

Валерий отпустил ладонь, сжимающую половые принадлежности Романа, а тот неожиданно заплакал навзрыд, как ребенок.

-Поехали, Рома, — сказал Валерий уже своим обычным голосом, с горечью и жалостью одновременно, оглядев его.

9.

Рассвет озарил комнату слабым светом. Валерий открыл глаза. Саша спала рядом, а выражение ее лица было сейчас детским и беззащитным.

'Какие разные бывают люди во сне, — подумал он, — Иной раз, ничего не имея общего с тем, какие они в жизни...'

Он смотрел на спящую Сашу и был преисполнен чувством, неведомым ему ранее. Так сложилось, что она была второй женщиной в его жизни, но испытывал к ней он совсем не то, что когда-то к Людмиле, когда мотался за четыреста километров, чтобы погрузиться в омут страсти. Именно страсти — по-юношески сильной и крепкой. Дорвавшийся до 'запретного плода', он утонул в ней с головой и очнулся только, когда стал отцом, как бы перешагнув через те чувства, к которым пришел теперь. Они прошли в жизни мимо него...

Валерий вздохнул, обнял Сашу и опять закрыл глаза.

Проснулся он окончательно, когда за окном светило солнце. Разбудили его легкие шаги. Валерий открыл глаза и увидел Сашу, поливающую цветы. Делала она это интересно: рассматривала каждый цветок, как бы что-то говоря ему взглядом, и только после этого начинала поливать с разных сторон стебля.

'Милая Сашка, — с нежностью подумал он, — Кажется, дарить всем любовь — это ее предназначение свыше...'

Саша посмотрела в его сторону, и заметив, что он проснулся, улыбнулась:

-Доброе утро.

-Доброе. До краев, — улыбнулся в ответ Валерий.

-Вставай, я уже приготовила кофе. Скоро ребенок заявится.

-Мы так и будем от него таиться? — поинтересовался Валерий, поднимаясь.

-Он уже начинает к тебе привыкать и скоро в этом не будет необходимости. Гораздо важнее, на мой взгляд, тебе разобраться со своей женой, и самое главное — с сыном.

-Разберусь, я же помню твое условие.

-И я еще раз тебе его повторю — у нас возможно что-то только при условии, что это не отразится на твоих отношениях с ним.

-Только! Обещаю вам, Александра Васильевна, — проговорил Валерий, подходя и обнимая ее за плечи, — Строгая моя учительница...

Их губы слились в поцелуе.

-Кстати, о наших детях... — начал Валерий, когда они пили кофе на кухне.

-О наших? Ты уже Игоря моим ребенком называешь?

-Я привык называть вещи своими именами, — пожал он плечами, — Говорю то, что есть по сути, а не согласно нормативным актам. Закон, как говорили на Руси, что дышло — как повернул, так и вышло. Как специалист, могу доказать и привести примеры из собственной практики. По крайней мере, у нас. Где-то, где нас нет, и где, как все в один голос утверждают, хорошо, слышал, что это не так, но сам имею чисто умозрительное представление.

-Садись, пять! — улыбнулась Саша — Не сомневаюсь в твоих способностях.

-В каких именно? — уточнил Валерий, лукаво подмигнув.

-И в этих тоже. Озорник.

-С тобой рядом хочется чувствовать себя пацаном. Ты и в жизни строгая учительница.

-Так что ты там начал про наших детей? — вернулась Саша к прерванной теме.

-Да. Я не понимаю, почему ты не хочешь их познакомить? Женьку через неделю должны выписать. Правда, пока на амбулаторный режим, но думаю, к концу лета он уже поправится. Они могли бы вместе кататься на велосипедах, он тоже этим бредит. Да и вообще, разве это было бы плохо?

Саша отвела глаза, нахмурилась и сдержанно проговорила:

-Мне думается, все-таки, что Игорь — не тот человек, что нужен в друзья твоему Жене.

Валерий пристально посмотрел на нее.

-Саш, можно правду? Это единственный вопрос, в котором я не чувствую тебя в тебе самой. Ту, которую я знаю. Ведь ты сама говоришь, что Игорь тебе, как сын, а Женька — мой сын. Это нормально, если мы будем вместе, а они — даже не знать о существовании друг друга?

Саша нахмурилась еще больше, и поколебавшись немного, сказала:

-Валер, я не хотела тебе говорить, но, раз уж... Только я тебя очень прошу воспринять это спокойно, как бы ты не относился к таким вещам... Игорь — гей.

-Это он тебе сам признался? — поинтересовался Валерий.

-Представь себе, да. Когда он первый раз попросил меня приютить его на ночь, я ответила, что в одной комнате у меня больная мама, а спать в другой, хоть и в разных постелях, но с женщиной, уже достаточно взрослому парню, наверное, будет стыдно самому. Тогда он покраснел и сказал, что я могу его не стесняться, и по какой причине.

-Так может быть, это была уловка, чтобы все-таки не идти домой к пьяным родителям?

-Во-первых, это на него не похоже, а во-вторых, и что самое главное, мы потом имели откровенную беседу. Он рассказал мне о себе все с самого детства. И по этой теме тоже.

-Неужели сам осмелился рассказать?

-А что тебя удивляет? Я воспринимаю все спокойно и не давлю на него авторитетом.

-И что касается этого — тоже? — пристально глядя ей в глаза, спросил Валерий.

-Да, и этого тоже. Я не могу об этом открыто заявить в школе, ты сам понимаешь, к чему это приведет, но в глубине души мне таких мальчиков жаль. Помимо того, что они по своей природе лишены возможности создать нормальную семью, они еще вынуждены сталкиваться с нетерпимым отношением к себе со стороны окружающих.

-Моей маме тоже их жаль, но это не мешает ей считать их извращенцами.

-А кто она у тебя?

-Врач педиатр. Говорит, что она таких лечила от результатов их образа жизни.

-Их образ жизни во многом обусловлен отношением общества. В том-то и беда, что нормальными они себя чувствуют только в окружении себе подобных. И не просто чувствуют, а начинают утверждать себя через эту особенность. Отсюда берет начало искажение в их сознании и самой нормы. Я верю, что твоя мама добрый человек, но она просто не знает сути, и возможно, даже считает, что это можно вылечить. А ведь именно поэтому гомосексуальность и была исключена из списка болезней, что она не поддается медицинской коррекции. Болезнь — это то, что можно лечить.

-Она врач старой закалки. И неплохой, поверь. И меня, и сына именно она вырастила отменно здоровыми. Ей сложно преодолеть психологические барьеры. По-моему, самое трудное для людей этого поколения признать, что они в чем-то неправы, когда речь заходит о понятиях и принципах, в которые они свято верили всю жизнь. Наверное, это для них равносильно тому, как признать, что они не жили...

В прихожей раздался звонок. Саша вышла из кухни и вернулась вместе с Игорем. Увидев сидящего за столом в домашних тапочках Валерия, он сначала покраснел, а потом побледнел и поджал губы. При этом инстинктивно у него сжались еще и кулаки.

-Здравствуй, Игорь, — спокойно произнес Валерий, глядя ему в глаза, но парень отвел взгляд и ничего не ответил.

-Присаживайся с нами, — сказала ему Саша, ставя на стол еще одну чашку.

Игорь стоял в дверях кухни, не двигаясь и глядя в пол.

-Игорюш... — Саша дотронулась до его плеча, но тот резким движением скинул ее руку.

-Присядь, — твердо сказал Валерий, — И давай поговорим, в конце концов.

Поколебавшись, Игорь сел на край табуретки, не поднимая взгляда от пола.

-Саш, оставь нас на несколько минут, — попросил Валерий, и она вышла.

-Вот что, мужик, — серьезно заговорил он, когда они остались вдвоем, — Хочешь ты или нет, а тебе придется смириться с моим присутствием в этом доме. И не только. В жизни тоже. Я не требую от тебя любви и признательности, но Сашу я люблю и готов бороться за нее. Возможно, мы будем жить вместе. И если ты ее действительно по-своему тоже любишь, скажем, как мать, ты не можешь желать ей зла. Это не любовь, когда один человек в угоду себе делает другого несчастным. Подумай об этом.

На кухне воцарилась тишина, нарушаемая только падающими каплями воды из не закрытого до конца крана. Наконец, Игорь медленно поднял голову, и глядя в глаза Валерию пронзительным взглядом, проговорил:

-Если ты продинамишь ее или посмеешь хоть раз обидеть, я убью тебя.

Валерий тоже пристально смотрел на него, и парень выдержал его взгляд.

-А если ты ее будешь обижать, я тебя убивать не стану, но что тебе придется плохо, обещаю, — ответил Валерий, — И раз мы оба так любим Сашу... Александру Васильевну, давай не угрожать друг другу, а относиться с пониманием. Пока у нас нет поводов для другого, согласен? Постараемся, чтобы не было и дальше.

Валерий протянул Игорю руку и тот, после небольшого раздумья, коротко пожал ее.

-Саша! — позвал Валерий.

Она моментально возникла на пороге, пытливым и тревожным взглядом посмотрев на обоих.

-Сашок, сделай нам еще по чашечке, и давайте, поедем куда-нибудь все вместе — природа шепчет.

-Ты свободен сегодня? — спросила Саша.

-Вечером надо к Женьке в больницу, а перевод полежит денек.

-Поезжайте без меня, — хмуро проговорил Игорь.

-Почему? — тревожно взглянула на него Саша.

-Я на велосипеде...

-Велосипед поместится в багажник. Отложить на день свои дела можешь? — спокойно спросил Валерий.

-Поедем, — беря его за руку, сказала Саша.

Игорь покраснел, и поднял на нее пристальный взгляд слегка повлажневших глаз:

-Простите, Санвасильна, что я вас оттолкнул...

-О чем ты? — засмеялась Саша, проводя рукой по его волосам, — Собирайся.

-Ему собраться — даже подпоясываться не надо, — сказал Валерий, допивая кофе, — Ты собирайся...

Скоро они уже мчались по МКАДу. Саша расположилась сзади, а Игорь сидел рядом с Валерием, наблюдая, как тот управляет машиной. Заметив, что его это заинтересовало, Валерий начал экзаменовать его по правилам:

-Что за значок висит вон там, на примыкающей?

-Автомагистраль.

-Разве автомагистраль бывает на синем фоне?

-Автодорога, точнее,— поправился Игорь.

-Дорога для автомобилей, если совсем точно. Что он требует?

-Что? — не понял парень.

-Какие ограничения? На велосипеде под него можно ехать?

-Н..нет.

-Догадался? — усмехнулся Валерий, — А еще на чем нельзя?

Уголки губ Игоря тоже немного приподнялись:

-На чем?

-На любых транспортных средствах, чья скорость не может составлять сорока километров в час и выше.

Скоро они свернули на Рублево-Успенское шоссе.

-Нравится? — спросил Валерий, кивнув на чистый ухоженный лес, сквозь который она ехали.

-Классно, — сказал Игорь, — Приеду сюда на велике. Я здесь еще не был.

-А там, что за знак висит? — показал взглядом Валерий.

-Да что я, под этот знак не ездил?

-Здесь не поездишь, здесь полиция за каждым кустом.

-Правда, что ль?

-Сейчас сам увидишь. Это единственная, наверное, в России дорога, где соблюдаются правила. Видишь, все идут под восемьдесят и никто никого не обгоняет?

-Вообще-то да...

-Никогда про Рублевку не слышал?

-Да слышал, — поморщился Игорь.

-Ну, вот теперь и увидел...

Шоссе вилось по живописной местности, то ныряя в овраги, то петляя среди леса, то вырываясь на простор полей, и природа вокруг, даже несмотря на то, что преимущественно была отгорожена высокими глухими заборами, завораживала своей красотой.

-На Николину поедем? — спросил Валерий Сашу, полуобернувшись.

-Решай сам. Далеко не надо, тебе же в больницу еще нужно успеть, — отозвалась та.

Валерий включил сигнал поворота:

-Тогда, сегодня здесь. Более дальнее путешествие перенесем на ближайшую перспективу.

Он свернул на небольшую площадку между почтой и местной поселковой администрацией, и припарковал машину:

-Выгружайтесь. Отсюда придется пешком.

-Далеко? — поинтересовался Игорь.

-С полкилометра, но велосипед твой выгружать не будем. Здесь ты не проедешь.

-Я везде проеду, — заверил он.

-Знаем, видели. С этого и началось наше знакомство, как ты помнишь. Давай, сегодня обойдемся без экстрима.

Они начали спускаться по длинной деревянной лестнице, и скоро оказались на берегу Москвы реки. По случаю выходного дня и теплой погоды, народу было хоть отбавляй, но пройдя в самый конец, где тропинка, идущая вдоль берега, упиралась в забор, они отыскали небольшую полянку у самой воды.

Едва поставив сумки, Игорь разделся и с разбегу кинулся в воду.

-Класс, Санвасильна! — раздался его радостный возглас, — Вы купаться будете?

-Пойди, окунись с ним, — сказал Валерий, — Я пока шашлыком займусь...

Скоро шашлык уже дымился, возбуждая аппетит своим запахом, а они плавали в воде все втроем. Игорь успел дважды переплыть на другой берег и обратно, а от его прыжков и ныряний у Валерия уже рябило в глазах. Однако ни он, ни Саша не сдерживали его веселья.

'Людмила бы уже изошлась от крика, если бы на месте Игоря был Женька...' — заметил про себя Валерий.

И опять ему подумалось, насколько важно, когда рядом именно тот человек, который тебе нужен, и как, в зависимости от этого, одна и та же ситуация может выглядеть совершенно по-разному.

Скоро они уже с аппетитом ели сочный шашлык, обмакивая куски мяса в ароматный соус.

-Класс! — воскликнул Игорь.

-Все-то тебе класс! — засмеялась Саша, тормоша его по голове.

Игорь позволял ей делать это, не смущаясь таких нежностей, не приемлемых уже многими в его возрасте.

'Женька, наверное, сейчас бы оскорбился, если бы Людмила его так погладила', — подумал Валерий, но тут же вспомнил, что Женька и не удостаивался ласки от матери, если не считать самого раннего детства. Хотя, даже там, шлепков и подзатыльников было больше.

-У меня возникла мысль, — поделился Валерий вслух, — Пока еще не кончилось лето, берем палатки, разрабатываем маршрут и едем с ночевкой на дальнюю дистанцию.

-Я — за! — воскликнул Игорь с набитым ртом и вскинул, как в школе, руку.

-Кто бы сомневался, — засмеялась Саша, — Но, если серьезно, палатки у нас в школе есть, я могу поговорить с директором.

-Поедемте, Санвасильна! — загорелся Игорь, — А велик возьмем?

-Возьмем, — кивнул головой Валерий, — Два возьмем. Погоняешь с моим Женькой наперегонки.

Они оба вскинули на него пристальный взгляд: Игорь внимательный, а Саша тревожный.

-Это ваш сын? — недоверчиво спросил Игорь.

-Да. Тебе сколько?

-Шестнадцать.

-Ну, а ему до шестнадцати еще полгода. Думаю, что это можно пережить. Возьмешь над ним шефство на правах старшего.

Когда все было съедено, они с Сашей остались убирать поляну, а Игорь отправился напоследок окунуться в речку.

-Я тебя предупреждала насчет Игоря, — строго сказала Саша, — Ты принял решение сам, даже не посоветовавшись.

-Сашок, прости, просто с языка сорвалось раньше времени. Но, я уверен, у нас бы разногласий не возникло. Мой Женька тоже гей.

Саша замерла, и едва заметно побледнев, спросила:

-И то, что его избили, с этим связано?

-Самым непосредственным образом.

Она потрясла головой, как бы силясь сбросить с себя что-то:

-Это ужасно, ужасно! Можно не принимать, не понимать, можно оградить себя и своих близких от таких людей, можно даже осуждать. Я готова, если не согласиться, то, по крайней мере, понять, но чтобы избивать...

-Случается, даже убивать, — вставил Валерий.

-Это гадко, мерзко, дико!

-Ну, вот, — улыбнулся он, — Стало быть, я не ошибся? Прости еще раз, что решил за тебя.

-Прощаю, — вздохнула Саша, — Дневник давать не надо.

-Санвасильна! — раздался голос Игоря с противоположного берега, — Можно, я тут пробегусь?

-Игорь, мы уходим! — крикнула в ответ Саша, и парень, разбежавшись, нырнул с берега в речку.

Они присели рядом и наблюдали за плывущим Игорем.

-Однако я не ожидала, что ты принимаешь такие отношения, — сказала Саша.

-Я не принимал и сейчас не принимаю, — задумчиво проговорил Валерий, — Я переживал, когда узнал... Даже, как теперь понимаю, у меня возник какой-то комплекс вины или неполноценности, что от меня родился такой ребенок. Но потом, когда увидел его, избитого до полусмерти... во мне что-то перевернулось. Все забылось само собой. И пришло на ум совсем другое — за что? Ну, и то, что ты озвучила только что... Буквально слово в слово.

-Я тоже пришла к этому не сразу, — отозвалась Саша, — Сейчас Игорь просвещает меня в античной эпохе, и эта тема возникла вновь. Представь, мы ее обсуждаем и даже спорим.

-Скажи, а Игорь не зациклен на этой теме? — серьезно спросил Валерий.

-В смысле?

-Ну, не знакомится по Интернету, не ходит по клубам, не тусуется с себе подобными?

-Он ненавидит все это. Говорит, что это из-за таких на них смотрят, как на выродков.

-А парень у него есть, или, как там у них это называется? Бойфренд?

-Ты, однако, продвинут, — усмехнулась Саша, — Нет. Я бы знала. Я задавала ему вопрос, как он мыслит свое будущее? Он ответил прямо: делать несчастной женщину не хочу. Попадется такой же, как я, будем жить гей семьей, а нет — уйду в монастырь.

-Серьезно? — удивился Валерий, — Он что, еще и верующий вдобавок?

-Да, только, прошу тебя, не заговаривай с ним об этом. Для него это действительно серьезно и он не терпит пустословия на эту тему.

-Это я уважаю, — серьезно проговорил Валерий, — Сам я человек не воцерковленный, но, единственно, когда могу допустить, что есть что-то такое, когда встречаю тех из них, кто не превращает это в предмет демагогии...

Они прервали разговор, поскольку Игорь уже выбирался на берег.

Скоро они ехали в сторону Москвы и все втроем играли в импровизированную игру — кто правильно назовет все встречающиеся дорожные знаки?

Высадив Сашу с Игорем возле ее дома, Валерий поехал в больницу. Едва взглянув в лицо поднявшегося при его появлении с койки сына, он понял, что произошло что-то непредвиденное. Они опять вышли на улицу и сели на ту самую лавочку, где состоялся их самый первый откровенный разговор.

-Какие трудности? — спросил Валерий.

-Приходила Бабаня...

Так Женька сызмальства называл мать Валерия.

-... Только перед тобой ушла. Я думал, вы столкнетесь.

'И столкнулись бы, — подумал Валерий, — не задержись я из-за поездки на речку...'

-И что?

-А то, что она все знает!— воскликнул сын, — Она разговаривала с врачом, потом начала допрашивать меня.

-Ты ей признался?

-Я отпирался, говорил все, как сказал ты, но они же не дураки все — следователь, она. Теперь Ильинична еще заявится со своим занудством? И откуда они узнали? — Женька поднял на него пытливый взгляд, — Я же только тебе признался!

-Следователю придется все рассказать, — твердо сказал Валерий, — Твой Руслан дал показания. Кстати, он не Руслан, а Роман на самом деле, будет тебе известно...

Женька слегка побледнел и пристально посмотрел на него:

-Что, сам пришел и во всем признался?!

-Нет. Я заставил его, — ответил Валерий и коротко рассказал, как он выследил Романа.

-Тебе бы опером работать, — проговорил Женька, опуская голову, — И что теперь?

-Будет суд, надо будет говорить все, как есть...

-Значит, и в школе узнают, и все вокруг? — с отчаянием спросил Женька.

-Женёк, — проникновенно, но твердо заговорил Валерий, — Когда я пришел к тебе в первый раз, и тебе было трудно даже разговаривать, ты плакал и говорил, что полюбил Руслана, а он тебя предал, что тебе теперь трудно жить. Тебе все равно, что он будет дальше использовать таких же пацанов, как ты, а потом сливать их этим подонкам? Ведь в твоей шкуре побывало уже двое. Их родители потом забирали заявления, наверное, побоявшись огласки, и поэтому ты здесь. Я не призываю тебя быть мстительным и злопамятным, с этими качествами трудно жить, но не надо быть, как ты говоришь, лохом! А ты, будем называть вещи своими именами, лоханулся по полной программе. Ты проникся чувством к тому, кто тебя просто использовал, как кусок мяса, как вещь.

-Ты угадал — тихо проговорил сын, — Я не хотел тебе говорить... но теперь уже... Я три раза давал мужикам у них на квартирах. За деньги. Он сказал, что его подставили, повесили долг. Сперва просил взаймы. Я хотел взять дома, но застремался. Тогда он предложил это. Последний раз... меня трахали двое сразу... у меня пошла кровь... я сказал, что больше не пойду. После этого он меня слил.

Женька говорил, покраснев и опустив голову, а в глазах заблестели слезы.

-Жень, тебе охота так жить? — серьезно спросил Валерий.

-Как?

-А вот так. Как было на даче, как было с тобой?

-Все так живут.

-Ты ошибаешься. Конечно, есть вещи, которые нельзя изменить, но играть по правилам или сделать эти правила своей сутью и смотреть сквозь эту призму на мир — это право твоего свободного выбора. Конечно, последнее легче. Но если ты сам делаешь этот выбор, потом не скули. Ты уже достаточно взрослый парень, чтобы понять это.

Они помолчали.

-Ты... Ты сегодня со своей женщиной был? — наконец, спросил Женька, покосившись на него.

-Почему ты так решил?

-Воскресенье, а ты приехал поздно.

-Догадливый, — усмехнулся Валерий, — Да, мы ездили на речку с ней и с одним парнем, на полгода тебя старше. Она для него, как мать. Со своими родителями у него контакта нет на этой почве...

Валерий щелкнул себя по горлу.

-У него или у родителей?

-У родителей, конечно.

-Почему, конечно? Среди нас таких много, и наркомиков тоже.

-Так почему же ты не такой, раз каждый раз киваешь на всех? Выходит, можно все-таки оставаться самим собой? Вот за это я тебя и уважаю, между прочим... А что ты — гей? Это не суть, если не делать из этого ее самому. Есть вещи, которыми нормальным людям свойственно заниматься за закрытыми дверями. Главное, чтобы рядом был тот, которому ты всегда будешь нужен, как и он тебе. Сильнее любви, если она настоящая, не может быть ничего.

-Ты собираешься жить с той женщиной по любви? С мамкой разведешься?

-Женёк, позволь нам в этом разобраться самим. Единственное, что я могу тебе сказать со всей определенностью, что в наших с тобой отношениях ничего не изменится, и что та женщина тебя полюбит, как родного. В этом я уверен.

Сын покосился на отца, и слегка толкнув его локтем, доверительно спросил:

-Ну... А как у тебя с ней? — он стрельнул глазами вниз, — Нормик?

Валерий непроизвольно улыбнулся и легко потормошил его по голове, как это делала с Игорем Саша. И Женька не отодвинулся и не дернулся в знак протеста.

-Много хочешь знать. Такие вещи не принято делать достоянием гласности...

-Ты же про меня знаешь, — возразил Женька.

-Нормально, — подмигнув, кивнул ему Валерий, и Женька чуть лукаво одобрительно улыбнулся.

'Взрослеет пацан', — подумал он.

-Ну что, договорились насчет следователя? Мать и бабушек я постараюсь взять на себя, хотя это будет нелегко. Сам с ними не спорь. Говори — было, но прошло, после драки ни на что не тянет. Если дойдет до школы, переведем тебя в другую. В психушку я тебя не отдам. Веришь? — Валерий протянул сыну руку.

-Куда мне деваться? — вздохнул Женька, крепко пожимая ее, и добавил печально и в то же время, чуть улыбнувшись, — Мой добрый папа...

Он произнес это так, что в памяти Валерия сразу возникла вечерняя прогулка, когда восьмилетний сын сунул ему в сложенные за спиной ладони, названием наружу, эту детскую книжку. Неужели Женька тоже помнил?

Подъезжая к дому, Валерий был несколько удивлен, увидев в окнах своей квартиры свет. Войдя, он увидел вышедшую ему навстречу Людмилу.

-Привет, — кивнул он ей, — Тебя отозвали из отпуска?

-Валер, объясни мне, что происходит? — не отвечая на приветствие, заговорила та, — Твоя мать звонит моей и грузит ее, что наш сын гомосексуалист! Типа, она говорила с врачом, у него характерные травмы, ездила к следователю, там возбуждено уголовное дело по факту растления, избиения, не знаю чего еще... Одна я ничего не знаю! Моя орет, что я б..дь, я проститутка, я никудышняя мать! Что случилось?! Ё...ут твою мать, ты можешь мне сказать в конце концов?!

-Могу, если ты перестанешь кричать и материться, — спокойно ответил Валерий, проходя на кухню, — Побереги красноречие для своего крутого департамента.

-Нет, это потрясающе! — воскликнула Людмила, — Ты решил меня бросить, Валер?

-Ну, а это тут при чем?

-Да при том! Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я, бл..дь, круглая дура, да? Это мужик не чувствует, а баба почувствует всегда!

-Мы с тобой сейчас будем выяснять наши сексуальные проблемы или разговор о сыне? — чуть повысил голос Валерий.

-Да! — выкрикнула Людмила, — В первую очередь я хочу знать все о сыне! Я мать! Я хочу знать, почему я узнаю все через кого-то, а мой собственный муж пасет меня и в полиции, и в больнице, не давая даже поговорить с врачом?

-Тогда успокойся и выслушай меня внимательно. Наш сын действительно находился в сексуальном контакте с парнем, который организовал его избиение, хотя сам непосредственно не участвовал. Познакомились они в Интернете и встречались на природе. Сейчас тот парень дал показания, в остальном будет разбираться следствие. А клеить во всеуслышание такой ярлык на сына я бы тебе не посоветовал.

-Да кто клеит?! Но почему ты от меня все скрывал?!

-Именно потому, что ты своими эмоциями можешь только навредить делу и лишний раз травмировать сына, который и так перенес необратимую травму.

-Да его надо показать психиатру и его вылечат! Поколют месяц, другой — и следа не останется ни от травмы, ни от всего остального. Там не таких обламывают! И твоя мать, между прочим, считает так же.

-Но я так не считаю! И Женьку я вам, как отец, не отдам! Имейте это в виду все!

-Вот как? Мы все ему враги, один ты такой понимающий?

-Это все, — твердо проговорил Валерий, — Теперь о наших с тобой отношениях. Тут ты совершенно права, нам следует расстаться. Я чувствую себя виноватым перед тобой, что так поздно понял, что живу не своей жизнью. Женьку буду продолжать содержать и все совместно нажитое имущество оставляю тебе, включая твою машину, квартиру и коттедж. Решай сама, стоит ли затевать бракоразводный процесс...

-Нет... Это за все хорошее... За то, что отдала всю жизнь... За то, что мыла, стирала, убирала, готовила... — запричитала Людмила между рыданиями.

-Я понимаю, что тебе тяжело, но ты же сама знаешь, что мы чужие люди. И по большому счету, это было всегда. Так будет лучше и для тебя, и для меня... и для сына.

Людмила сидела и продолжала плакать.

-Прости меня, если сможешь, — проговорил Валерий и вышел из кухни.

Спать они легли в разных комнатах.

10.

Валерий ехал по Киевке и вспоминал, как совсем недавно они ехали вот так же вместе с Людмилой, а сзади валялся на спине Женька, елозя пальцем по своему смартфону. Все было как всегда, начиналось лето, и ничто не предвещало, что оно принесет такие перемены. Сейчас это вспоминалось, как будто было не три месяца назад, а в какой-то далекой, совсем другой жизни.

Вот и поворот, вот и поселок, вот и их коттедж. Их, но теперь — не его. Формально Валерий уже перевел его на имя Людмилы, как и московскую квартиру. Теперь он был там только лишь зарегистрированным квартирантом. Расчет оправдался — возможность получить все, а не половину, заставило Людмилу отказаться от развода и принять все его условия. Они решили дать друг другу 'вольную', как сейчас стало принято выражаться, 'по соглашению сторон', а развестись формально — по достижению Женькой совершеннолетия, до которого оставалось не так много.

Валерий остановил машину возле забора и зашел на участок. Навстречу продефилировала Мария Ильинична, не поворачивая головы и не поднимая на него взгляда.

-Я приехал забрать Женькин велосипед, — сказал он Людмиле, войдя в дом.

Та бросила на него неприязненный взгляд:

-Свое барахло забери лучше. Велосипед я могу сама перевезти.

-Заберу. Мы едем на Можайское море на следующих выходных. Я хочу взять Женьку с собой.

-В этом нет необходимости, — язвительно заявила Людмила.

-Я ему обещал, и я это выполню, — твердо сказал Валерий, — Не забывай, пожалуйста, о нашей договоренности.

-Да забирай ты его хоть совсем. Пусть живет с тобой, раз ему мать — злейший враг. Он мне уже вчера закатил скандал по этому поводу...

-По какому?

-По поводу вашей поездки.

-И что тебя возмущает?

-То, что я не хочу, чтобы он был свидетелем разврата!

-Не смотри, пожалуйста, на всех со своей колокольни. Да и спать он будет, кстати, в отдельной палатке.

-Если с ним что-нибудь случится... — многообещающе с угрозой произнесла Людмила, не завершив фразы.

-Я тебя понял, — сказал Валерий и пошел в сарай за велосипедом.

-Приветствую! — послышался голос с соседнего участка.

За забором стоял Сергей Петрович.

-Привет, — Валерий подошел, и они обменялись рукопожатием.

-Не чаял тебя уже увидеть, — сказал сосед.

-Велосипед приехал забрать. Возможно, больше не увидимся...

Взгляд Сергея Петровича стал серьезным:

-Заглянешь?

-Если только на чаек. Я за рулем и сейчас уезжаю.

-Заходи, я поставлю...

Сосед направился к дому, а Валерий взял велосипед, погрузил его в багажник, вернулся в дом, забрал сложенные в коробку Людмилой вещи и сказал:

-Я поехал.

Сидящие друг напротив друга за столом на веранде Людмила и Мария Ильинична ничего не ответили, даже не посмотрев в его сторону.

Да. Не много оказалось в этом доме, принадлежавшего лично ему. Как, впрочем, и на городской квартире.

Валерий поставил коробку в машину и переехал к забору соседа. Тот уже ожидал его, стоя на крыльце.

-Значит, горшок об горшок? — спросил он, жестом приглашая Валерия за стол и наливая чай, — Извини, что лезу не в свое дело.

-Тебе простительно, соседи как-никак, — пожал плечами Валерий,— Правда, выходит, что теперь уже бывшие.

-Что, так серьезно?

-Серьезней некуда. Разводиться через суд не стали, оформим через два года, когда Женьке восемнадцать исполнится. Я настоял. Как и на том, что он останется моим сыном. Мы будем поддерживать отношения — на выходные он мой.

-Вот это правильно, — кивнул головой Сергей Петрович, — пацану отец нужен.

-А так, — продолжал Валерий, — я ей все оставил. Забрал только свою машину и личные вещи.

-И не жалко нажитого-то?

-Ничуть. Я расстаюсь легко.

-Счастливый, — сказал сосед, — Не бедность людей делает несчастными, я заметил, а зависть и жадность. И еще ревность, но это уже особь статья.

-Наверное, — пожал плечами Валерий, — Вот чего во мне нет, так это того, что ты перечислил.

-Скажи только, если можешь, она тебе изменяла, что ли?

-Да нет. Получается, что я изменил...

Валерий опустил голову.

-Что, сильно красивая, или, как теперь говорят — сексуальная? — спросил сосед.

-Петрович, неужели я похож на такого? — усмехнулся он.

-В том-то и дело, что не похож, а мне понять охота.

-Не знаю, сумею ли я тебе объяснить? — вздохнул Валерий, — Может, ты скажешь, что с жиру бешусь, или блаженный я какой, но вот встретил ее и почувствовал что-то такое, чего не чувствовал никогда в жизни. И что это мое, понимаешь?

-Приблизительно... — проговорил сосед, пристально глядя на него.

-Почувствовал, что могла пройти вся жизнь, а я не бы испытал этого ни разу. Что меня впервые в жизни кто-то понял. Меня, такого, какой я есть. Что я стал кому-то нужен. Не мои деньги, не мое положение, не мой, прости, член, а я сам! И вдруг так захотелось послать все и всех далеко и надолго, а жить адекватно самому себе, что не смог сдержаться. Пусть меня судит Бог, если он все-таки есть. Я виню во всем только самого себя и свою безрассудную молодость...

Сергей Петрович выслушал этот страстный монолог, прихлебнул чай и сказал:

-Бог тебе судья, это факт. Ведь у меня с Ольгой, царство ей небесное, тоже не все ладно было, но ради пацанов терпел. Пример не хотел показывать дурной. Семья есть семья.

-Думал я об этом, Петрович. Да только ведь, как посмотреть? Дурная семья — не самый лучший пример. А как у нас было — сам, наверное, знаешь, слышал сквозь забор. Может все и так, как ты говоришь, а может, чем так — так лучше с чистого листа.

Они помолчали.

-Ну, а та, другая, тоже разведенная? — поинтересовался сосед.

-Да.

-Дети есть?

-Нет. Она бесплодной оказалась, за что ее муж и бросил. В школе учительницей младших классов работает... Хотя, если на то пошло, работает — это не про нее. Она живет своей школой, своими учениками. Один парень, ровесник моему Женьке, ее за мать почитает, а она его за сына. Своим родителям он не нужен, они алкоголики. Не встреть я ее, не поверил бы, что такие люди бывают.

-Ну, что же, время покажет, — проговорил сосед, поднимаясь, — Еще чайку?

-Да нет, поеду, пожалуй.

Валерий поднялся и протянул Сергею Петровичу руку:

-Прощай, сосед. Может, еще и свидимся когда, мир тесен...

Валерий завел машину и поехал. После разговора с Сергеем Петровичем ему стало легче. Да и вообще, несмотря на потерю всего нажитого, ему показалось, что он, наоборот обрел. Обрел что-то значительно большее и дорогое... Новую жизнь.

В работе, по сути дела, произошла та самая 'рокировка', о которой говорил тогда редактор — переводы стали его основным делом, а дела фирмы он просто держал на контроле, приезжая только тогда, когда требовалось его прямое вмешательство. В связи с политической ситуацией, объемы перевозок заметно снизились, и случаев такой необходимости стало меньше. Шеф уволил нескольких сотрудников, но ему, тем не менее, зарплаты не снижал.

Но самое главное, Валерий почувствовал, что, наконец, живет своей жизнью. Исчезла постоянная необходимость приспосабливаться и гасить конфликты.

Единственное, что омрачало жизнь, было сознание вины перед Людмилой, да еще перед матерью, которой он наговорил тогда, после ее непрошеного вмешательства, много резких слов. Анна Алексеевна даже заплакала, что случалось с ней редко, и первая положила трубку. Больше с того дня они не общались...

Валерий вспомнил и почувствовал раскаяние. Тогда, в эмоциональном порыве, он не подумал об этом, а сейчас вдруг ясно представил себе, как волновалась мама. Как спешила в больницу, к следователю, узнав обо всем случившимся не от него, а от людей, которых по большому счету даже не считала близкими. Она восприняла это как свое личное горе. Ее намерения шли от сердца и были наполнены только одним желанием — придти на помощь. А он так жестоко поступил с ней...

Валерий вспомнил Игоря — его постоянную настороженность, затравленный колючий взгляд...

'Если ты продинамишь ее или посмеешь хоть раз обидеть...'.

Способен ли он так встать на защиту своей матери? А ведь она тем, чем стала для Игоря Саша, была для него всю жизнь. Не зря говорится, что все познается в сравнении.

Валерий ощутил такое непреодолимое желание искупить свою вину, что доехав до Москвы, свернул на МКАД и поехал в сторону Кутузовского проспекта. Мама, Женька, а теперь Саша были единственными близкими ему людьми. Сейчас, когда ушли из его жизни все остальные, лишние, Валерий почувствовал это со всей остротой, как и необходимость беречь их.

Вот и дом, в котором прошло его детство, улица, на которую он когда-то глядел из окна, двор, школа... Валерий припарковал машину возле троллейбусного парка и вошел в свой когда-то знакомый до последнего кустика двор, в котором не был уже, наверное, добрый десяток лет, хотя здесь продолжала жить его мама. После смерти бабушки они с отцом отдали им с Людмилой квартиру на юго-западе, а сами вернулись сюда.

У Валерия не было необходимости приезжать — мама всегда приезжала сама. Она не хотела лишний раз сталкиваться с Людмилой и Марией Ильиничной, но там были ее сын, ее внук, и она ехала, чтобы оказаться рядом. Разве она мыслила свою жизнь без этого?

Он огляделся вокруг. Двор узнать было трудно. Металлические двери подъездов смотрели неприветливыми панелями домофонов. Не звучали детские голоса, не сидели на лавочках бабушки, исчезли приметы, имевшие место в его памяти — беседка, открытая эстрада с рядами деревянных скамеек перед ней... Когда-то, как рассказывал Валерию отец, сюда вечером приезжал автобус с кинопередвижкой и весь двор сбегался смотреть бесплатные мультики. Теперь на этом месте была лишь ровная площадка. Только школьный двор оставался там же, где и был, да уцелела песочница, в которой он играл три с половиной десятка лет назад.

Три с половиной десятка... Половина жизни, даже если она окажется полной.

Валерий поднялся на третий этаж и позвонил.

-Кто? — послышался через какое-то время голос матери.

-Я, мама, — ответил он.

Дверь отворилась, и он увидел ее, стоящую на пороге, показавшуюся ему постаревшей и беспомощной...

...По ночам звучит надрывный кашель,

Старенькая женщина слегла.

Много лет она в квартире нашей

Одиноко в комнате жила....

...Пришли ему на память строки прочитанного когда-то где-то стихотворения, тронувшего душу настолько, что он запомнил его наизусть.

...Ваша мать согнулась, поседела

Что же делать — старость подошла

Как бы хорошо мы посидели

Рядышком у нашего стола...

Там шла речь о матери, которую забыли дети. Которая все время звала их, но они приехали, только лишь, когда она смертельно заболела.

...Гладили морщинистые руки

Мягкую серебряную прядь

Так зачем же дали вы разлуке

Так надолго между вами встать?

Мать ждала и в дождь и в непогоду

В тяжкую бессонницу ночей.

Разве горя дожидаться надо,

Чтоб приехать к матери своей?

Валерий почувствовал сейчас себя таким же неблагодарным сыном.

Анна Алексеевна посторонилась, пропуская его и отводя взгляд в сторону.

-Прости меня, мама, — проговорил Валерий, обнимая и целуя мать в седую макушку.

Она подняла на него глаза, ставшие тревожными и наполнившиеся слезами:

-Что-то случилось?

-Не волнуйся, случилось только то, что я нахамил тебе в прошлый раз. Я приехал просить прощения.

-Я не сержусь, проходи, — сказала Анна Алексеевна, открывая дверь в комнату.

Валерий слышал, что, кажется, в Америке есть традиция — когда повзрослевшие дети уезжают из дома, родители сохраняют в неприкосновенности комнату, где они выросли, чтобы, вернувшись, они опять почувствовали себя дома. И он сейчас неожиданно почувствовал себя дома. Дома, как никогда. Мама ничего не меняла. Здесь стояла та же мебель, которую он помнил с детства, а на стол подавалась та же посуда. Уже разрозненная и кое-где потрескавшаяся, но все та же.

Анна Алексеевна поставила перед ним чашку чая и тарелку с домашними пирожками.

Валерий заметил, что квартира давно требует ремонта, и опять устыдился, что не догадался ни разу после смерти отца предложить маме свою помощь.

-Как Женя? — спросила Анна Алексеевна.

-Все в порядке, выписали. Сейчас еще, правда, на амбулаторном режиме — лежит дома. Точнее, уже не лежит.

-Но у него же были ужасные травмы, плюс перелом двух ребер и сотрясение мозга. Я была в шоке, когда осмотрела его в присутствии лечащего врача.

-Сейчас уже все срослось и пришло в норму. Он крепкий здоровый парень, спасибо тебе за это.

-Причем здесь я?

-Не скромничай, мама. Это твоя заслуга и ничья больше. И что касается меня — тоже.

-Что-то ты сегодня щедр на комплименты...

Пожалуй, впервые за все время, как Валерий переступил сегодня порог этого дома, едва заметно улыбнулась Анна Алексеевна:

-В детстве ты таким был, когда хотел выпросить что-то.

-Я уже сказал, что хочу выпросить — твое прощение.

-Я простила тебя, ешь. А кто сидит с ним? Людмила?

-Сидеть с ним не надо. Сходить в поликлинику и разогреть себе обед он как-нибудь может сам. Людмила приезжает с дачи, она сейчас в отпуске, а в выходные — я. Расскажи лучше, как твое здоровье?

-Кардиограмма хорошая, поясница особо не беспокоит, поджелудочная пришла в норму. Летом я хорошо себя чувствую, зимой проблемы начнутся.

-Ты не стесняйся, говори, когда нужна какая-то помощь.

-Самая лучшая помощь для меня — знать, что у вас с Женей все в порядке.

-Тогда я тебе ее привез, — улыбнулся Валерий.

-Дай-то Бог, — вздохнула Анна Алексеевна.

-И еще одна новость — мы расстались с Людмилой.

-Как?! — вскинула она на сына тревожный взгляд.

-Очень просто. По соглашению сторон, без взаимных претензий. Квартиру и все имущество я переписал на нее.

-Ты все ей отдал?! — воскликнула Анна Алексеевна, но тут же рассудительно добавила, — Впрочем, у тебя есть моя квартира, я оформила завещание... Но, как же с Женей?

-Женю я буду содержать до совершеннолетия, а она не будет чинить препятствий нашим отношениям. Так мы договорились. На неделе он будет с ней, а на выходные приходить ко мне.

-Куда — к тебе?

-Я встретил человека, мама. Именно такого, которого мне не хватало всю жизнь. Я просто раньше об этом не догадывался. Жил по инерции не с теми и не тем, а встретил — и все понял.

-Что же, она такая хорошая?

-Мне теперь думается, что нет ни хороших людей, ни плохих. Хорошим человек становится для тебя, когда он твой — именно тот, что нужен тебе.

-Я никогда не одобряла твоего брака с Людмилой, — сказала Анна Алексеевна, — но ради сына надо было потерпеть.

-Терпеть не надо, надо все менять к лучшему, пока это возможно. Сына я не потерял. Скорее, потеряла она.

-А твоя новая женщина — кто?

-Удивительно добрый и душевный человек, а самое главное, способный на самопожертвование ради близкого. Это сейчас большая редкость.

-Дети у нее есть?

-Больше, чем достаточно — она учительница младших классов. Плюс — ровесник моему Женьке, сирота при живых родителях-алкоголиках, который ей за сына.

-Ты познакомишь нас?

-Обязательно. Мне думается, вы понравитесь друг другу.

-Вы оформили ваши отношения?

-Сделаем это сразу же, когда я официально разведусь с Людмилой. Осталось немного — два года до Женькиного совершеннолетия. Единственное, что тяготит меня, так это то, что я как бы бросил ее. Хотя, мне кажется, она долго одна не будет.

-Я тоже уверена в этом, — кивнула головой Анна Алексеевна, — Как зовут твою новую...

-... Спутницу жизни, — закончил за нее Валерий, видя, что она затрудняется в выборе слова, — Саша. Александра Васильевна или Санвасильна, как зовет ее как бы сын.

-Ну, что же, дай тебе Бог, — сказала мать, как показалось Валерию, со скрытым вздохом облегчения.

-Живу я теперь у нее, приезжай в гости...

Валерий взял с письменного стола листок и написал адрес и телефон Саши.

-Женька тоже будет рад, — добавил он.

На лицо Анны Алексеевны набежала какая-то тень.

-Он даже не дал мне себя осмотреть, когда я пришла в больницу, — заговорила она, — и если бы не лечащий врач, я бы ничего не увидела. Хотя раньше, с каждой царапиной бежал ко мне.

-Ну, он же был травмирован, в том числе, и в интимных местах. Ты женщина, хоть и бабушка, а он уже взрослый парень...

-Только ли в этом дело? — подняла она на сына пристальный взгляд, — Чем кончилось дело с дракой?

-Тем, чем и должно — два срока условно, а трое отправились в соответствующие места.

-Это правда, что Женя находился в интимной связи с этим парнем?

И по тому, с какими интонациями и выражением лица был задан этот вопрос, Валерий понял, что от темы нужно уйти. Не поможет никакая сердечность, если на пути взаимопонимания стоит слепая вера в какой-то незыблемый принцип. Не выстраданный и осмысленный, а принятый на веру. Предмет веры нельзя опровергнуть или хотя бы поколебать никакими доводами и аргументами. Эффект будет прямо противоположным, а себя этим можно только лишь записать во враги.

-Да, но всего несколько раз, — твердо сказал Валерий, — И сейчас, после всего происшедшего, подобных желаний не проявляет. По крайней мере, к психиатру, как ты предлагала, его вести не следует.

-Я вовсе не предлагала обращаться к психиатру, — недоуменно произнесла Анна Алексеевна, — Речь шла о психологе. Есть психологический тренинг...

-Людмила мне тогда передала твои слова так, — перебил Валерий.

-Благодари Людмилу, — пожала плечами мать.

-Тогда, давай лучше забудем, и Жене не будем об этом напоминать, — примирительно сказал Валерий, — Мне думается, это будет лучшей психологической помощью...

Он уехал от Анны Алексеевны с сознанием выполненного долга, а весь этот день оставил ощущение поставленной точки во всей его прежней жизни.

-Привет тебе от Бабани, — сказал он сыну, входя в свою, теперь уже бывшую, квартиру и выкладывая на стол пакет с пирожками,— Подарок от нее. Не скучно здесь одному?

-Почему, скучно? Инет же есть... Велик привез?

-Привез. Но садиться тебе пока на него рано. Подождем еще пару недель.

Женька состроил скучную физиономию.

-Ел чего-нибудь? — спросил Валерий, открывая холодильник, — Вижу, что ничего...

-Чай пил с печеньками.

-Как маленький...

Скоро он сидел за чашкой кофе, прикусывая пирожок и наблюдая, как Женька уплетает разогретый им обед.

-Ты можешь у Бабани пожить до начала учебного года, она будет рада, — предложил Валерий сыну, — Правда, оттуда в поликлинику ездить неудобно... А хочешь, перебирайся к нам с Сашей, это не так далеко.

-Какой я богатый! — засмеялся Женька, — Был один дом, а теперь сразу три стало.

-Кстати, завтра воскресенье, тебе в поликлинику не надо?

-Нет.

-Тогда приходи в гости, познакомишься с Сашей. Идет?

Женька посмотрел на него исподлобья:

-Ты ей что-нибудь рассказывал про меня?

-Сам расскажешь, что сочтешь нужным. Ну, как? Договорились?

Женька чуть покраснел и неуверенно проговорил:

-Ну, давай...

-Тогда я заеду за тобой часов в десять. Выспишься?

-Когда лягу... Ты побудешь еще? — спросил Женька с затаенной надеждой в голосе.

-Побуду. Что делать будем?

-Поиграем... Или нет, давай фильмец какой-нибудь прикольный вместе засмотрим?

-Принято, — улыбнулся Валерий, — Мой посуду.

Он уехал от сына уже поздно вечером. Саша еще не спала:

-Кушать будешь?— спросила она, когда он вошел.

-Спасибо, — сказал Валерий, целуя ее, — Мне не хочется — у мамы ел, с Женькой ел...

-Ты помирился с мамой? — спросила Саша.

-Да. Как камень с души свалился. Кстати, она выразила желание с тобой познакомиться, пригласим ее как-нибудь? Или — сами съездим. Погуляем по Поклонной горе...

-Я — с радостью. Хоть завтра.

-Завтра я хотел познакомить тебя с Женькой. Он переживает, не рассказал ли я о нем тебе чего-нибудь лишнего?

-Зачем ты мне это говоришь? Неужели я сама не понимаю, как себя вести?

-Главное, с мамой не проколоться. Она этой темы не приемлет ни под каким соусом.

-Значит, будем щадить ее чувства.

-Слушай... — замялся Валерий от пришедшей неожиданно ему в голову мысли, — а что, если нам объединить эти мероприятия? Поедем к ней завтра вместе с Женькой? И Игоря с собой прихватим.

-Игорь может заартачиться.

-Он завтра придет?

-Чтобы он пропустил воскресенье...

-Поставим его перед фактом, и Женьку тоже, а маме я сейчас позвоню, она ложится поздно, — заключил Валерий, беря в руки телефон.

На следующее утро они все вместе отправились в гости к Анне Алексеевне. Игорь ехать ни за что не хотел, уступив лишь настоятельной просьбе Саши.

-Тем более, у тебя там будет компания, Женя тоже поедет с нами, — добавила она.

Игорь, наконец, согласился, но сказал, что поедет на велосипеде.

Они с Сашей сели в машину и Валерий подъехал к своему бывшему дому.

-Спускайся, Женёк, — проговорил он в телефон.

Игорь с интересом посмотрел на вышедшего из подъезда Женьку. Они пожали друг другу руки, назвав имена, и то ли Валерию показалось, то ли на самом деле в глазах у обоих промелькнула искорка любопытства.

'Чувствуют они, что ли, друг друга каким-то образом?' — подумал Валерий, но тут же отогнал навязчивые мысли.

-Фору даю вам одну минуту,— объявил Игорь, усаживаясь на велосипед.

-Игорюш, не валяй дурака, — сказала Саша, — Сегодня воскресенье, трафика нет, мы поедем быстро. Этим не шутят.

-Да не волнуйтесь, Санвасильна, — улыбнулся Игорь, — Я все равно раньше приеду.

Валерий тронулся, и действительно, уже возле МГУ, они увидели мчащегося на велосипеде Игоря, который обогнал их, помахав рукой.

-Во, дает! — воскликнул Женька.

Игорь, как в прошлый раз, начал выписывать вокруг машины кренделя, то отпуская, то догоняя их. Причем, в этот раз выделывал свои трюки с еще большим вдохновением.

-Да что же это такое! — не выдержала Саша, и опустив стекло, закричала ему:

-Игорь! Сейчас же прекрати безобразничать! Ты же разобьешься в конце концов!

Парень ничего не ответил и прицепился сбоку, схватившись рукой за окно с опущенным стеклом, возле которого сидел Женька. Тот залился восторженным смехом, и Игорь засмеялся тоже. Валерий, пожалуй, впервые услышал, как он смеется.

-Валер, притормози, что ты делаешь? Он же расшибется в лепешку, — взмолилась Саша.

Но Валерий уверенно ехал, не увеличивая, но и не снижая скорости, с улыбкой посматривая в зеркало на Игоря. Машина подъехала к светофору, тот отцепился, рванул по пешеходной дорожке на зеленый свет, и моментально исчез из виду.

-Класс! — воскликнул Женька.

-Только бабушке не рассказывай, а то она не разрешит вам дружить, — сказал Валерий, и они все трое засмеялись.

Игорь появился из-за угла примыкающей улицы, когда они подъезжали к троллейбусному парку, рванул вперед и поджидал их, стоя на свободном для парковки месте.

-Один ноль! — возвестил он Валерию, коротко стрельнув глазами на Женьку.

-Классно гоняешь! — воскликнул тот, хлопнув его по плечу.

Игорь засмеялся, отводя глаза.

Анна Алексеевна поджидала их, накрыв на стол скромное угощение, где главным блюдом были ее непревзойденные пирожки.

-Прошу, — улыбнулась она, открывая дверь, и встретившись с открытой улыбкой Саши, потеплела взглядом.

-Знакомьтесь. Саша. Анна Алексеевна, моя мама, — представил их друг другу Валерий.

-Мы так и поняли, — сказала мать.

-Игорь, — представил он глядящего в пол парня.

-Очень приятно, — тоже улыбнулась ему Анна Алексеевна, но тот лишь стрельнул на нее смущенным, даже несколько затравленным взглядом:

-Здрасьте...

-Бабань, прости меня, что я тогда в больнице на тебя наехал, — сказал Женька, обнимая бабушку, — Я тогда резкий был.

-Я рада, что теперь ты такой, как всегда, — ответила та, обнимая его в ответ, — Как себя чувствуешь? Голова как? Здесь не болит?

Она дотронулась до сломанных ребер.

-Да все нормально, — махнул рукой Женька.

-Я тебя посмотрю потом все-таки обязательно, — пообещала Анна Алексеевна.

-Игоряна, вон, посмотри, — улыбнулся Женька и повернулся к Игорю, — У тебя нигде не болит? Бабушка классный врач.

-И посмотрю, — заверила та, — Болезнь всегда легче предупредить, чем лечить.

-Ну, хватит же про болезни! — воскликнул Валерий, — Пойдемте к столу, в конце концов.

Они уселись за стол, и как-то сразу возникла теплая семейная атмосфера, как будто они знали друг друга всю жизнь. Темы разговоров находились сами собой, и почему-то не касались ни политики, ни насущных проблем.

Игорь все-таки не мог побороть ощущения, что он здесь лишний, и Женька, почувствовав это, предложил:

-Пап, может, мы пойдем с Игоряном, погуляем пока?

-Идите на Поклонную гору, мы тоже туда придем, — кивнул он головой, — Мобильник при тебе? Созвонимся.

Ребята ушли, и они остались за столом втроем.

-Я не хотела при мальчиках, — заговорила Анна Алексеевна, — но я человек прямой и люблю во всем ясность. Простите меня, я буду говорить, как мать. У вас серьезные намерения, ребята? Вы один раз каждый уже ошиблись в жизни, а она значительно короче, чем кажется в молодости, поверьте.

-Я много раз задавала себе этот вопрос, — серьезно сказала Саша, — Валера не даст соврать, мы знакомы уже полгода, и последние три месяца редкий день не встречались или не перезванивались, но жить стали вместе только неделю назад. После первой ошибки я зареклась. Я боялась, что он меня бросит, но испытывала сама себя. Выдержит — значит, я не ошиблась. Валера выдержал.

-Мам, не надо этого допроса, — попросил Валерий, — Ты же всегда умела чувствовать людей.

-Дай вам Бог, ребята, — проговорила мать, глядя на обоих проникновенным и одновременно задумчивым взглядом.

Они допили чай и пошли все вместе на Поклонную гору. Играла музыка, шумели фонтаны, а вокруг было множество людей. Уходящее лето продолжало радовать хорошей погодой.

-Ну, и где наши мальчики? — спросила Анна Алексеевна, — Разве мы найдем их в этой толпе?

Валерий вытащил мобильник и вызвал телефон сына.

-Вы где? — спросил он, когда услышал ответ.

-А вы?

-На Главной аллее, идем от часов...

-Где?... Ага, видим вас...

В трубке послышались гудки отбоя.

Парни подбежали скоро. Они были веселые, возбужденные и вдобавок — мокрые с ног до головы.

-Что с вами?!

-Вы что?!

Анна Алексеевна и Саша воскликнули это буквально в один голос.

-Ничего, в фонтане искупались, — ответил за них Валерий, пожав плечами.

Ребята расхохотались, глядя во встревоженные лица женщин.

-Игорь! — укоризненно воскликнула Саша, — Что о тебе подумает Анна Алексеевна?

-Женя, ну нельзя же так! Ты же еще не оправился от болезни, — добавила та, ощупывая промокшую одежду внука.

-Да ничего с ними не будет! — махнул рукой Валерий, улыбнувшись и озорно подмигнув сыну. — Мобильники целы?

-У меня цел, а у Игоряна нахлебался, — ответил за двоих Женька.

-Поздравляю, — сказал Валерий.

-Да ладно, — махнул рукой Игорь, — Я его уже раз заливал. Просушил — работает.

-Ты его выключил? — спросил Валерий.

-Конечно. Что ж я, без понятия?

Они пошли все вместе в толпе, как дружная семья. Парни болтали, смеялись и подкалывали друг друга, временами затевая возню, Анна Алексеевна с Сашей о чем-то говорили между собой, а Валерий шел и просто улыбался солнцу, небу, окружающим и самому себе. Он радовался первому дню своей новой, не похожей на прежнюю, жизни.

11

Домой поехали, когда уже стемнело.

После прогулки по Поклонной горе, они вернулись к Анне Алексеевне, поскольку та не согласилась отпустить их без ужина, а потом — действительно, по очереди осмотрела в другой комнате обоих ребят, невзирая на их протесты. У Игоря она обнаружила признаки начинающегося гастрита и воспаления поджелудочной железы.

-Ест, потому что, как попало и что попало, — кивнула головой Саша и повернулась к Игорю, — С завтрашнего дня обедать каждый день будешь вместе со мной.

-Ему надо соблюдать режим питания, — строго сказала Анна Алексеевна,— Подождите, я напишу сейчас, что ему не следует есть...

В машине по дороге домой ребята сидели рядом на заднем сиденье и продолжали болтать между собой, как давно знакомые.

-Едем в следующие выходные на природу с ночевкой? — громко спросил Валерий.

-Мы — за! — ответил за двоих Женька.

-Я договорилась насчет палаток, — сказала Саша.

-Тогда надо будет собраться на неделе всем вместе и обсудить маршрут, — решил Валерий.

Парни пошептались между собой, и Женька подал голос:

-Пап, можно мы сегодня у вас переночуем? Ну, у Александры Васильевны?

Валерий с Сашей переглянулись.

-Мы завтра с утра в кино вместе собрались, а потом купаться в Тропаревский парк, — добавил Игорь.

-А если каждый дома будет ночевать, потеряетесь? — спросил Валерий.

-Ну, поспать можно подольше, собираться вместе будет не надо, — настаивал Женька,— Да и насчет поездки все бы сразу сегодня обсудили.

-Вам придется спать на одном диване, — озабоченно предупредила Саша, — Вы же знаете, у меня лишних спальных мест нет.

-Ну и хорошо, — откликнулся Женька с радостными нотками в голосе, но тут же поправился, — То есть, ну и ладно.

-Поместимся, я же спал на этом диване, он широкий, — поспешил рассудительно заверить Игорь.

-В тесноте, да не в обиде, — усмехнулся Валерий, и посмотрев на Сашу, спросил, — Оставляем?

Та молча пожала плечами. Сзади возникло сдерживаемое ликование, а Валерий с Сашей вновь многозначительно переглянулись.

Подъехав к дому, Валерий протянул Женьке ключи:

-Тащите, ребята, велосипед наверх, ставьте чайник, а мы дойдем до магазина и придем.

Парни не заставили себя упрашивать.

-Ты, как будто, сам хочешь, чтобы они оказались в одной постели, — сказала Саша, когда они шли по улице.

-Хочу, — подтвердил Валерий.

Она бросила на него пристальный взгляд:

-Ты же не понимал эти отношения.

-Я и сейчас не понимаю и считаю ошибкой природы, что они такие, — вздохнул Валерий, — Но это факт. И один из них — мой сын. Из двух зол выбирают меньшее. Пусть он лучше будет с Игорем, чем с какими-то пидовками. Тем более, что Игорь, похоже, способен быть преданным и благодарным. Да и мужское начало в нем ощущается. Он не размазня, как мой Женька.

-Почему ты так говоришь? Какой он размазня? Он мягкий душевный парень.

-Слишком мягкий, — поморщился Валерий, — Не помогло ни самбо, ни каратэ, куда сызмальства пихала его Людмила.

-Просто мы живем в слишком жестоком обществе, и ты судишь по стереотипу, — возразила Саша, — А на самом деле — каждый человек должен быть адекватен своей природе и жить согласно своему мироощущению.

-Вот здесь ты абсолютно права, — согласился Валерий, — Это я по себе почувствовал...

Скоро они возвращались, нагруженные, помимо продуктов, тортом и бутылкой шампанского. Дома они застали ребят сидящими на полу вокруг велосипеда. Игорь с увлечением объяснял Женьке свои многочисленные усовершенствования.

-Игорюш, поди, разбери продукты, — сказала Саша, передавая ему сумки, — Шампанское — в морозилку, торт — на стол, остальное — в холодильник.

-У нас сегодня праздник? — спросил Женька.

-Мы познакомились наконец-то между собой, и все вместе — с бабушкой, — ответила Саша, — Я считаю, что такой день можно и даже нужно отметить.

Несмотря на то, что стрелка на часах уже приближалась к полуночи, они уселись за стол. Валерий хлопнул пробкой, и в бокалы полилась искрящаяся струя.

-Ребята! — заговорила Саша, подняв бокал, — Я рада, что мы наконец-то за одним столом. И хоть мы формально абсолютно посторонние друг другу люди, нас объединяет гораздо большее и важное — любовь. Она диктует свои законы, и если люди следуют им, то всегда побеждает. Давайте постараемся, чтобы у нас было так.

-Браво! — воскликнул Валерий, чокаясь с ней.

Женька с Игорем бросили друг на друга испытующие взгляды и последовали его примеру.

-Ты матери позвонил, что остаешься на ночь? — спросил Валерий сына, когда они начали есть.

-Она сама звонила, сказала, что только завтра к вечеру приедет.

-Ты не забыл, что тебе еще завтра надо в поликлинику? — напомнила Саша.

-Помню, — кивнул головой Женька, — Завтра, потом еще послезавтра и... могу кататься на велосипеде.

-Первое время не очень много. Я обещала твоей бабушке, что буду следить. Игорь, — обратилась она к нему, но тот не расслышал.

Он сидел, уставившись перед собой и что-то сосредоточенно обдумывая.

-Игорян, — толкнул его сидящий рядом Женька.

-А...— встрепенулся тот.

-Тебе придется на правах старшего взять над Женей шефство по части велосипеда. Чтобы он пока особо не перенапрягался, — строго сказала Саша, — Поправится окончательно, тогда начнете свои дальние путешествия. Еще осень впереди, бабье лето...

-Да... Это... — буркнул Игорь и потянулся к пустому бокалу.

-Налей всем, — обратилась Саша к Валерию, — Игорь, кажется, хочет нам что-то сказать...

Валерий наполнил бокалы. Игорь взял свой, неумело обхватив его, как стакан, чуть подрагивающей рукой, и заговорил ставшим вдруг глухим голосом:

-Санвасильна, я хочу вам сказать... Сложно взаимодействовать с окружающим миром , если... если не видел в детстве устоявшихся норм... если не было примера для подражания. Вы в какой-то мере заменяете мне мать... Для меня это очень важно... Спасибо вам.

Он резко протянул бокал и чокнулся с Сашей, едва не выбив из руки ее собственный.

-Спасибо тебе, Игорюш, — серьезно сказала Саша, — Ты тоже в какой-то мере заменяешь мне сына... И даже не в какой-то, а в очень большой.

-Ну, что же, — сказал Валерий, когда все выпили и поели, — Так складывается, что у нас сегодня вечер откровений. Что скажешь, сын?

-Прошу всех наполнить бокалы! — явно подражая кому-то, возвестил Женька, и когда это было сделано, произнес:

-Я предлагаю тост за то, что ты, пап, развелся с мамкой...

Все присутствующие подавили улыбки и Женька, не выдержав, тоже фыркнул.

-Да я не это хотел сказать, — поправился он, — Я говорю, пап, что раньше ты был занудой. Мамка вечно ворчала, а ты всегда ее поддерживал. А теперь я вижу, что ты классный мужик...

-Мужик? На барина не тяну?

Все засмеялись.

-Нет, правда. Я только сейчас понял, что у меня отец с понятием. Я раньше этого не знал или не замечал. Оставайся всегда таким, пап. Ты мне очень дорог.

Последние слова Женька сказал серьезно, и за столом воцарилось молчание. Все чокнулись и выпили молча.

-Спасибо, Жень, — тоже серьезно ответил Валерий, — Постараемся сохранить доверие друг к другу.

Он обвел глазами всех присутствующих и разлил остатки шампанского по бокалам:

-Позвольте мне завершить эту торжественную часть. В моей профессии есть такие понятия: 'де юре' и 'де факто'. Кто мы друг другу 'де юре', уже сказала Саша. Никто. Посторонние люди. Ну, кроме нас с Женькой. Но, кто при этом 'де факто', засвидетельствовали те слова, что мы сказали сейчас друг другу. И я почему-то уверен, что сказали мы их искренне. И 'де факто' для нас важнее, потому, что мы так решили. Жизнь и общество предлагают нам свои законы и понятия. И отмахнуться от этого нельзя, но в силе каждого из нас определить грань, где кончается необходимость считаться с ними, и где они начинают заменять собой нашу суть. Пусть они остаются на нас 'де юре', а 'де факто' мы будем теми, кто мы есть на самом деле. И единственным критерием пусть всегда будет любовь.

За чаем начали обсуждать поездку.

-Мы с Сашей наметили Можайское море, — сказал Валерий, — Если выехать ночью, когда нет трафика, дорога займет чуть больше часа. Место примерно известно, один мой коллега ездил, дал ориентиры...

-Валерькадич, — перебил его Игорь, успевший сократить его имя и отчество в своей привычной манере, — Я тоже ездил и знаю, что там в выходной день туристов больше, чем рыбы. А в безлюдное место там машина не пройдет. Да и нарваться можно — официально это водоохранная зона. Ни палаток ставить, ни костров разводить, ни на машинах подъезжать нельзя. Только в выделенных местах. А там отдохнуть не дадут — наверняка хоть одна компания, да пьянь попадется...

-Ты так уверен? — усомнилась Саша.

-Как пить дать! Меня дома своя алкашня достала, да и вам это нужно?

-Ну, совсем от людей не скроешься, — рассудительно сказал Валерий.

-Но можно поехать туда, где можно спать спокойно, — не сдавался Игорь.

-Ты конкретно можешь что-нибудь предложить? — спросила Саша.

-Могу. Поедемте на Нару. Пойдемте, я покажу на карте. Комп включен?

Они перешли в комнату и сгрудились за спиной Игоря, который сел за компьютер и начал показывать на карте маршрут:

-Вот Наро-Фоминск... Сразу за городом поворачиваем на Атепцево, до Каменского шоссе идет параллельно речке... Здесь вот можно подъехать поближе... Или на поселке машину оставить, а самом придти сюда... или сюда... Речка, природа и никого вокруг.

-Ты бывал там сам? — спросила Саша.

-Мы в прошлом году с парнем на надувной лодке по Наре плавали...

Валерий заметил, как Женька бросил на Игоря короткий колючий взгляд.

-... Собирались до Серпухова доплыть, а потом дождь зарядил, доплыли только до Папино, и на автобусе по Калужке вернулись. Но ночевали как раз здесь.

-Ну, что? Поверим Сусанину? — улыбнулся Валерий.

Все вернулись к остывшему чаю и недоеденному торту. Обсуждение деталей затянулось до забрезжившего за окнами рассвета.

Наутро Валерий поехал на работу, поспав лишь четыре часа, а день предстоял хлопотливый. Но стоило лишь ему вспомнить вчерашний, как он сразу взбодрился. Теплота впечатлений вышибла остатки сна, а предвкушение грядущих выходных, как когда-то в детстве, наполнило душу чувством радостного ожидания.

'Через неделю надо будет на полчаса раньше выезжать, — подумал Валерий, глядя на массу автомобилей, застывающих через каждые триста метров в унылых пробках, — С наступлением первого сентября трафик еще возрастет. Такое впечатление, что школьники садятся каждый год не за парты, а за руль...'

Мысль о том, что лето кончается, навеяла грусть. У Валерия так бывало всегда, когда уходило его любимое время года, а это лето, к тому же, стало в его жизни судьбоносным.

-Валерий Аркадьевич, вы молодеете на глазах, — заметил редактор, когда он заехал сдать законченную работу, — Я имею в виду не только внешне, но и вашу работоспособность.

-Сделал рокировку по вашей рекомендации, — улыбнулся Валерий.

-Не понял.

-Помните, зимой вы советовали мне сделать переводы своим основным занятием относительно другой работы?

-Разумно. Поздравляю вас с правильным решением.

-Спасибо. Пожелайте теперь найти возможность пойти до конца — сделать это занятие единственным.

-Бестактный вопрос, но мне, старику, простителен, — усмехнулся редактор, — У вас появилась молодая пассия? Можете не отвечать.

-Не совсем. Просто, еще одна рокировка.

Взгляд редактора сделался серьезным.

-Ну, что же, — сказал он, слегка пожав плечами,— Глядя на вас, я готов поверить, что и такое иногда бывает полезно...

Дома каждый вечер собиралась за столом его новая семья — Саша и Женька с Игорем, которые стали за эту неделю неразлучными. После ужина они все вместе шли в лес, где до темноты играли в волейбол, возвращаясь по той самой экологической тропе, соединившей их когда-то и совершенно неожиданно привнесшей свою 'экологию' в их жизни.

Женька на следующий же день опять стал напрашиваться на ночевку, но Валерий отправил его домой.

-Мать специально ради тебя приезжает с дачи. Ты можешь, как сын, поддержать ее в трудную минуту?

-Ну и не приезжала бы, — с досадой ответил Женька, — Только и знает, что тебя материть. Поддержать! Я таких слов не знаю...

-Тогда потерпеть, — сдержал улыбку Валерий, — Это живой человек и ей по-своему обидно. Если и ты ее еще бросишь, ей будет трудно...

Однако в пятницу Женька категорически заявил, что останется на ночь.

-Ну, в самом деле, Валерькадич, — поддержал его Игорь, отводя глаза, — чем забирать утром из другого дома... Я потеснюсь лучше.

-Греховодники,— махнул рукой Валерий и приказал сыну, — Звони матери.

Женька тут же послушно позвонил, уйдя в другую комнату.

-Что сказала? — спросил Валерий, когда он вернулся.

-Пусть Александра Васильевна уши закроет, — ответил он хмуро, — А по сути — сказала, что ей лучше, она прям сейчас уедет на дачу...

И вот, наконец, долгожданная последняя суббота уходящего лета.

Едва рассвело, они выехали на Киевку. Шоссе, хоть уже не было пустынным даже в столь ранний час, пока еще не создавало трудностей в передвижении. Над головой было прозрачное небо, а где-то за их спинами вставало солнце, наполняя светом пробуждающуюся землю.

Дорога пока была знакомой — сколько раз Валерий проезжал эти места по пути на злосчастный коттедж и обратно. Но сейчас он был рад тому, что проскочит скоро знакомый поворот, не снижая скорости, и что из прежней 'команды' в машине сейчас только Женька.

Позади остаются Селятино, Бекасово, Наро-Фоминск...

-У леспромхоза сворачивайте, — напоминает Игорь.

Валерий помнит. Навигатор он не любит, но дома за компьютером каждый раз просматривает незнакомые маршруты. Однако сегодня, как он понял, в этом необходимости не было — Игорь действительно превосходно знает местность, и уже через полчаса они выгружают из машины велосипеды, палатки, теплые одеяла, принадлежности для шашлыка, мяч, ракетки, запасы еды и воды в пятилитровых бутылках.

Благодаря Игорю им удалось доехать до того самого места. Позади лес, впереди поле, а метрах в трехстах, здесь пока еще не очень широкая речка с названием Нара.

Дорога оказалась вполне преодолимой.

-Я ж говорил — для Кашкая нормально, проедем,— не унимался Игорь.

-А если не пойдет дождь, то еще и выберемся, — заверил Валерий.

-Какой дождь? Посмотрите на небо!

Небо действительно выглядит так, как будто его подмели и помыли пять минут назад, а солнышко уже начинает припекать своими лучами. И самое главное — вокруг действительно ни души.

-Похоже, отдых состоится, — проговорил Валерий, наклоняясь к Саше.

-Я просто на седьмом небе, что мы сюда приехали, — отвечает она, не в силах подавить постоянную улыбку, что возникла у нее на лице, как только они вышли из машины.

Ребята под руководством Валерия натягивают палатки, а Саша принимается распаковывать снедь. Хотя прошло всего лишь около часа, как они выехали из дома, но всем почему-то сразу захотелось есть.

Благодаря тому, что Игорь, как выяснилось, умеет делать и это, палатки оказываются раскинутыми довольно быстро. Свою с Сашей они поставили на пригорке, а ребята облюбовали место на краю леса, в тени густого орешника, так, чтобы можно было входить и выходить, не привлекая их внимания. Валерий и Саша, все поняв, переглянулись, но говорить ничего не стали.

Скоро запылал костер.

-А шашлыки жарить не будем? — спросил Женька.

-У нас еще будет вечерний костер, — ответила Саша, — с шашлыком и сухим вином. А сейчас просто покушаем и пойдем купаться.

-Мы с Жекой на великах поедем, как искупаемся, а вы загорайте, — сказал Игорь и добавил, глядя на Сашу просящим взглядом — Я тут знаю все, Санвасильна, не волнуйтесь за нас. До лесничества только сгоняем и обратно. Дорога хорошая...

Перекусив, все гурьбой направились к речке. Парни с разбега кинулись в воду.

-Проводим их, потом сами, — предложила Саша, усаживаясь на берегу.

Валерий присел рядом.

-Санвасильна, идите к нам! — воскликнул Игорь.

-Купайтесь, мы после вас! — крикнула в ответ Саша, и глядя на резвящихся в воде ребят, тихо проговорила, обращаясь к Валерию, — Ты знаешь, кого я не понимаю и никогда не пойму? Это тех, кто идет на аборт. Кем надо быть, чтобы быть способным убить в себе другую жизнь? Я знаю, что, возможно, так говорю потому, что лишена счастья ее зачать, но... дети! Это же самое дорогое и желанное, что может быть.

-Завидую я твоим ученикам, — улыбнулся Валерий, — И, ты знаешь, мне сейчас пришла в голову одна мысль...

-Какая?

-Ты не обидишься?

-Не думаю, чтобы тебе хотелось меня обидеть.

-Я просто хотел сказать, что в том, что у тебя эта проблема, возможно, есть высший смысл. Ты создана для того, чтобы восполнить собой отсутствие любви к другим детям, которую им не могут или не хотят дать те, кто их родил.

-Ты подо все подведешь теоретическую базу, — улыбнулась Саша.

-Посмотри хотя бы на Игоря. Какая уж тут теория? Я уверен, что и Женька тебя полюбит...

Парни скоро вылезли из воды и отправились в сторону палаток.

-Осторожнее будьте, далеко не уезжайте, смотрите на часы, — напутствовала их Саша.

-Телефоны возьмите оба, на всякий случай, — сказал Валерий.

-Возьмем. Я, правда, не знаю, как тут с покрытием... — ответил Игорь.

-У палаток есть, стало быть, нормально. Ждем вас к ужину, — завершил Валерий.

Они постояли немного, глядя вслед удаляющимся ребятам, и стали спускаться к речке. Ласковая, прогретая летними лучами вода приняла их в свои объятия, побудив тут же заключить в объятия друг друга.

-Саша, — прошептал Валерий, нежно целуя ее в губы.

Они долго стояли по пояс в воде и не могли прервать этот глубокий поцелуй. Воздух был наполнен звуками природы и ароматом уходящего лета. И сами они чувствовали себя частью того, что окружало их, естественного в своей чистоте. Их непреодолимая тяга друг к другу, возникшая в этот момент, ощущалась исходящей от тех же истоков.

Они выбрались из воды и с упоением предались ей тут же на берегу. Валерий почувствовал такой, не изведанный ни разу, глубокий прилив нежности, что сам до последней капли стал этим чувством. Он хотел раствориться в нем без остатка. Раствориться навсегда...

-Саша... Сашка... Сашенька, — шептали его губы.

Саша откликалась на каждое его движение, дополняя ощущение еле слышными сладостными стонами. Валерий стремился всеми силами задержать тот самый миг... ему хотелось ощущать ее еще... выпить до дна эту чашу наслаждения. Но миг пришел, и Валерий упал ей на грудь, с наслаждением вдыхая сквозь запахи природы запах дорогого и любимого человека, чувствуя телом его желанное тепло.

Они еще долго лежали обнаженные, слушая звон цикад, журчание воды и едва различимый шелест листьев.

-Валера, ты мой? — тихонько прошептала Саша, смотря на него нежным взглядом.

-Только твой, — так же нежно, но уверенно отозвался Валерий.

-Это навсегда?

-На всю жизнь.

Они лежали не двигаясь, только Саша слегка ласкала рукой живот и грудь Валерия.

-Я никогда не говорил таких слов... — медленно произнес он, ни к кому не обращаясь.

Оставшееся до вечера время пролетело совершенно незаметно, став в то же время для них отдельной маленькой жизнью... Жизнью друг другом вместе с окружающей природой, составной частью которой они себя при этом чувствовали.

-А все-таки я рад, что мальчишки оставили нас вдвоем, — сказал Валерий, когда они с Сашей принялись за приготовления к ужину.

-Надо побольше всего наготовить, — озабоченно отозвалась Саша, — голодные вернуться. Как они там? И ведь даже не позвонили ни разу.

Валерий взял в руки свой телефон, посмотрев на дисплей.

-Ни одного вызова, — подтвердил он, и горько усмехнувшись, добавил, — Хотя я и сам только сейчас вспомнил о его существовании.

Саша вскинула на него пристальный взгляд:

-Ты предполагаешь...

-А почему бы и нет?! — воскликнул Валерий, — Да и пусть, в конце концов, если они... Я сам только сейчас понял, что раньше никогда не знал таких чувств, какие испытал сегодня. Может и у них тоже есть что-то такое, что мне не дано понять?

-Ты ли это говоришь? — улыбнулась Саша.

-Не знаю. Я ничего не знаю, Сашка! Я сегодня такой дурной, каким не бывал даже в детстве. И мне хорошо. Я хочу быть таким всю оставшуюся жизнь!

-Ты не дурной... Ты счастливый, — нежно проговорила Саша, глядя на него теми глазами, которые врезались ему в память и в сердце в тот самый первый день, когда он их увидел.

-Я люблю тебя, малышка, — успел прошептать он, пока их губы не слились в несчетном за сегодняшний день поцелуе.

Парни приехали, когда солнце уже окрасило землю в свой золотистый предзакатный свет. Глядя в их веселые счастливые лица, не хотелось строить никаких догадок, о чем-то думать, а хотелось просто радоваться. За них, с ними вместе и обо всем. Игорь начал рассказывать, но Валерий перебил его:

-Потом расскажешь. За нами еще шашлык. Я рассчитываю на твою помощь.

-Конечно, Валерькадич, — согласился тот, — Можно только мы с Жекой на речку пробежимся, окунемся разок?

-Только разок. Одна нога здесь, другая там. Я разжигаю мангал...

Золотистый шар солнца постепенно превращался в красный, скрываясь за горизонтом. Саша хлопотала вокруг покрывала, раскладывая закуски и расставляя пластмассовые тарелки. Валерий разжег угли для шашлыка, после чего подошел к машине, открыл дверь и включил радио.

-Валер, может, не надо? — сказала Саша, — Это мы еще услышим миллион раз. Послушаем сегодня голос природы.

-Как хочешь, — согласился Валерий и направился назад, но Саша остановила его:

-Постой...

'В твоем горе, несчастье, беде,

И в какой бы ты ни был среде,

Как бы ни были трудными дни, —

Никогда никого не вини...'

— послышалось из динамиков. Саша замерла и с проникновенным лицом слушала песню.

'...Когда ты позабыт, одинок,

Как на море забытый челнок,

Никому ты не нужен тогда, —

Не вини никого никогда.

Льются слезы потоком из глаз,

Луч последней отрады погас.

Не забудь, милый друг, одного —

Не вини никогда никого...'

Валерий подошел и присел рядом, а Саша, продолжая слушать, приклонила ему на плечо голову. Ее глаза слегка повлажнели.

'...Если хочешь ты счастливо жить

И примером для ближних служить.

А случится — то прежде всего

Обвини ты себя самого.

Потому что Спаситель Христос

Дар любви всем, прощенье принес.

На Него ты, Страдальца, взгляни

И ни в чем никого не вини...'

Песня закончилась. Саша подняла лицо и улыбнулась ему сквозь блестящие в глазах слезы:

-Чудесные слова, правда? Я не знаю, кто автор, но когда слышу эту песню, всегда плачу.

-Откуда ты такая? — спросил Валерий, нежно целуя ее, — Мне кажется, ты сама готова страдать и взять на себя грехи тех, кого любишь...

-Не болтай, — она нежно провела по его волосам, как часто делала это Игорю.

-А вот и наши влюбленные, — кивнул он на приближающихся парней.

Валерий присел и начал нанизывать на шампуры первую порцию мяса.

-Валерькадич, я все помню, — заверил, подходя, Игорь и беря в руки шампур.

-Поставь на мангал, — сказал Валерий, кивая на готовые, — И руки помой как следует перед этим, нам дисбактериоза не надо.

-А мне чего делать? — спросил Женька.

-А ты сухостой наломай, разведи костер, — сказал Валерий.

-Пойдем, я тебе помогу, — поднялась Саша.

Когда костер разгорелся, осветив поляну, начавшую тонуть в вечерних сумерках, первая порция мяса уже немного прожарилась. Над опушкой поплыл ароматный дымок, а они уселись вокруг обильно уставленного угощениями покрывала.

-Ух, глазами бы все съел! — воскликнул Женька.

Валерий открыл бутылку сухого вина и наполнил пластмассовые стаканчики. Игорь с Женькой переглянулись и обменялись никому не понятными знаками.

-Что у вас там за театр мимики и жеста? — спросил Валерий.

-Говори ты, — сказал Игорь Женьке и покраснел, уставившись в землю.

-Пап, Александра Васильевна, — начал Женька чуть подрагивающим голосом, — Мы хотим, чтобы этот тост... Короче, пап, ты все знаешь про меня, а вы, Александра Васильевна, знаете про Игоря. Мы хотим признаться вам... то есть, открыться вам... что мы полюбили друг друга. И просим, чтобы вы нас поняли и пожелали нам счастья.

Над поляной повисло молчание. Игорь не поднимал взгляда от земли, Саша смотрела на Валерия, а он не видел ничего, кроме глаз сына, пристально, с надеждой глядевших на него.

-Любовь с первого взгляда? — спросил Валерий.

-Почему — с первого? Мы уже друг друга неделю знаем. И потом, что — с первого не бывает? — запротестовал Женька.

И по тем ноткам, что прозвучали в голосе, Валерий понял, что для него это серьезно.

-Мы поймем, — сказала Саша, переводя пристальный взгляд с одного на другого, — если вы намерены бороться за счастье. Ведь любить друг друга, это не значит только сожительствовать. Если при этом нет желания жить для другого человека, то это просто влечение, которое быстро пройдет. А если хочется превратить другого в свою собственность, то эгоизм. Любовь — это желание отдать себя любимому всего без остатка, каким бы он не был. Если вы способны разобраться в своих чувствах и у вас есть что-то подобное тому, что я сказала, то мы пожелаем вам счастья. Потому что, только в этом случае оно возможно.

-Мы постараемся, — поднимая на нее серьезный взгляд, сказал Игорь.

-Тогда и я присоединяюсь, — поднял стаканчик Валерий, — Семьи вам здесь создать никто не позволит, но это 'де юре'. Если не делать это достоянием гласности, то жить 'де факто' вполне возможно. Главное только одно — чтобы вы были всегда нужны и верны друг другу. Геи вы или нет — вы люди, и жить нужно, как людям. Помните об этом всегда.

Стаканчики, наконец, сомкнулись в воздухе, и над поляной как бы послышался неслышный никому вздох облегчения — исчезла последняя недоговоренность.

-Игорь, шашлык! — воскликнул Валерий и они вдвоем, вскочив, бросились к мангалу.

Первая партия мяса была испорчена.

-Ну, вот! Развели антимонии, — недовольно проговорил Женька, — Говорил же, надо потом было сказать.

-Ты хоть знаешь, что такое антимонии? — строго спросил его Игорь, — Нам все от души сказали и по делу. Это потому, что ты всегда кому-то нужен был, а не как я. Тебе мясо жалко?

-Ну вот, первый семейный конфликт, — засмеялась Саша.

-Да какой конфликт, Санвасильна? — лицо Игоря расплылось в улыбке, которой Валерий никогда раньше у него видел, — Разве я могу на него сердиться? Я ж люблю его, охламона!

Он подошел к Женьке и крепко обнял за плечи, встряхнув при этом. И Женька ответил тем же, прибавив:

-От охламона слышу.

-Горько кричать не будем, — сказал Валерий, нанизывая на шампуры другое мясо, — Смотри, это не сожги на радостях, шеф-повар...

-И солить не вздумай, — добавила Саша.

Все рассмеялись.

-Между первой и второй, как говорит мой батя... — сказал Игорь.

С ним что-то произошло после этого объяснения. Исчезли невидимые, связывающие его все время нити, а на постоянно хмуром лице с большими зелеными и колючими всегда глазами, играла улыбка.

-Давайте выпьем за нас, — предложила Саша, поднявшись на ноги, и все сделали то же самое, — За нас всех без исключения. За то, что мы нашли друг друга, и чтобы это было навсегда.

-Ура! — воскликнул Женька.

-Ура! — поддержал Игорь, обнимая его и Сашу.

Женька обнял Валерия, а он, в свою очередь, Сашу.

-Ура!!! — крикнули они все вместе еще раз, обнявшись и стукнувшись слегка головами, а потом залпом опустошили стаканчики.

Уже стемнело. Поляну озаряли всполохи пламени костра, немного в стороне таинственным красным светом мерцали угли мангала, а небо осыпалось яркими звездами. Им еще предстояло много веселья и радости, пока уставшие, но счастливые, они разошлись по своим палаткам.

Валерий уснул сразу, но проспал недолго. Первый луч солнца пробился через не зашнурованный вход палатки и упал ему прямо на лицо. Валерий открыл глаза. Рядом спала Саша, и это было самое желанное, что он хотел видеть. Стараясь не разбудить ее, он приподнялся и выглянул наружу.

Над озаряемым лучами восходящего солнца полем стлался туман. Трава переливалась разноцветными искорками капель росы, а над головой простиралось прозрачное до головокружения голубое небо. Валерий встал на ноги и не мог пошевелиться, очарованный представшей перед его взором красотой.

'А я ведь мог прожить всю жизнь, не увидев этого ни разу', — с горечью подумал он.

Валерий тихонько направился по протоптанной ими тропинке к реке, вдыхая полной грудью пьянящий аромат летнего утра. Когда он подошел к берегу, до его слуха донесся всплеск. Валерий присел за прибрежным кустом и увидел поднимающегося от воды Игоря. Вот он остановился на вершине небольшого прибрежного откоса и протянул руку Женьке, который шел следом. Оба они были абсолютно голые.

Поднявшись, ребята обнялись и поцеловались, а потом, взявшись за руки, медленно пошли по той самой тропинке, по которой только что пришел Валерий.

Их юные, красивые, стройные обнаженные тела так органично вписывались в пейзаж, что, глядя на них, не возникало мыслей об ошибке природы. Валерий видел перед собой живое олицетворение чувства, способного сломать любые преграды, имя которому: Любовь. Он понял, что с ней бесполезно бороться, поскольку она победит все. Как цветы прорастают даже сквозь асфальт, так и любовь преодолевает любые препятствия, барьеры и заграждения. Любящие люди всегда найдут способ идти рядом, держась за руки, и глядя друг другу в глаза, произносить три вечных, как мир, самых главных слова...

Валерий стоял и смотрел вслед удаляющимся ребятам, пока их силуэты не растворились в мягко светящемся от восходящего солнца тумане, застилавшим, как покрывалом, это, казавшееся бескрайним, поле.

2016

(В повести использованы стихи А.Токомбаева и неизвестного автора)