Александр. Великий поход - 3

Получив согласия македонца, Хефрен торжественно повел царя осмотреть Луксорский храм Амона, к которому прямо с пристани вела стройная аллея, украшенная бесчисленными статуями сфинксов. Подобно грозному конвою сопровождали они Александра во время всего его движения к храму, порождая в его душе сравнение с Эдипом которому предстоит разгадать страшную загадку сфинксов. Однако эти сфинксы имели одно существенное отличие от тех, которых Александр видел в Мемфисе. Головы фиванских чудовищ украшали бараньи головы бога Амона в отличие от львиных голов Птаха.

По отлично вымощенной каменными плитами дороге, македонская процессия подошла к главным воротам храма. Еще издалека заметил Александр две огромные стелы обелиска высеченных из гранита, вознесшихся вверх огромными свечками. Все их стороны были красочно расписаны египетскими иероглифами, добавлявших особую прелесть этим строениям. Чуть дальше располагались две монументальные башни с наклонными стенами, пилонами, игравших своеобразные ворота храма Амона. Как и обелиски, пилоны были полностью расписаны картинами боя египетского фараона со своими врагами.

Его могучая фигура возвышалась над всеми смертными, которые словно муравьи копошились у его ног. Александр как опытный полководец, отлично видел всю мастерски переданную картину напряженного сражения, в котором египтяне побеждали своих врагов хеттов. Ведомые великим фараоном египтяне двигались в неудержимом порыве наступления, повергая к своим ногам отчаянно сопротивляющихся солдат противника. Битва шла между пешим и колесничным войском двух сторон с правдивыми сценами боя избиения людей.

— Это великий фараон Рамсес — торжественно пояснил царю Хефрен, показывая на шесть огромных сидящих статуй по бокам от входа и пилонов. Жрец прекрасно видел, с каким интересом, рассматривает македонец столь необычную батальную картину сражения, и поспешил возвысить в глазах Александра, основателя этого храма.

— Этот фараон прожил девяносто лет, из которых с блеском проправил целых шестьдесят пять.

Услышанное потрясло македонца столь огромным сроком власти, никто, из его предков начиная с Ахиллеса и Геракла, не могли похвастаться столь огромным сроком, как правило, погибая в расцвете сил насильственной смертью.

Отметив потрясение новоиспеченного фараона, жрец сделал паузу желая показать значимость величия Рамсеса, но на весь эффект был съеден репликой Эвмена, которых хмуро оглядывая картины боя произнес: — он пережил семнадцать своих детей и внуков, оставив власть мало достойному человеку, который не смог продлить его величие, ибо все достойные умерли.

— Да, — глубокомысленно произнес двадцатипятилетний правитель, — уходит от власти надо вовремя.

Хефрен не понял сказанного, но моментально оценил некоторое разочарование нового фараона своим предшественником и поспешил ввести гостей в стены храма.

Миновав широкий проход, они вступили в целый лес колонн изумительно расписанных снизу доверху. Между ними стояли бесчисленные изваяния египетских богов, среди которых неизменное число отводилось Амону с головой Рамсеса. Затем шли залы с батальными росписями всех походов великого фараона, в которых тот изображался неизменно в колеснице пускающий во врагов одну стрелу за другой.

Глядя на эти произведения, Александр теперь оценивал их как профессионал, с интересом изучая вооружение воинов их щиты и колесницы.

— А конницы у них нет, — с удовлетворением отметил он своим гетерам, чем вызвал, снисходительны улыбки на их лицах.

— Дикари, ничего не понимающие в военном искусстве. Теперь понятно, почему их так много завоевывали — так подумали многие из этих молодых парней, смело идущих вместе со своим царем покорять просторы Азии.

Наконец анфилады закончились, и гости вошли в главное святилище храма. Как и предположил Александр, перед ним восседала большая статуя царя, с атрибутами верховной власти имеющая лицо Рамсеса. Македонец внутренне усмехнулся, он благополучно миновал одной из жизненных ловушек, приносить жертву богу с лицом умершего фараона. Эвмен заранее предупредил его о возможном конфузе, и монарх решил ответить.

Встречавшие его свиту жрецы с интересом поглядывали, что преподнесет их богу новоявленный фараон. Идущие с царем люди не несли ларцов, сундуков и прочих видимых даров. Лишь на спинах несколько человек вздымались походные мешки, что очень беспокоило египтян, привыкших к щедрым и обильным подношениям.

Едва только гости достигли лавного алтаря храма и выстроились в определенном порядке, как Хефрен торжественно произнес: — Вот бог, чьим сыном тебя признал наш оракул, и чей трон ты унаследовал государь.

Затем последовала многозначительная пауза, и жрец с интересом посмотрел на Александра. Пришло время дарить богу подношения. Македонец прекрасно все понял и выдерживал не менее важную паузу, внимательно рассматривая изображения Рамсеса.

Так некоторое время простояли друг против друга два великих исторических деятеля, один в камне, а другой в живой плоти. Один одержал ряж сомнительных побед, слава другого опережала его деяния. Наконец удовлетворившись созерцанием бога Амона, Александр сделал жест рукой. В тоже мгновение спутники опустил свои мешки, и принялись извлекать свои дары.

Первыми на свет появились два массивных золотых блюда взятые македонцами в лагере Дария. Поставив, их друг против друга, казначей Гарпал, принялся щедро высыпать сначала на одно, а затем на другое блюдо множество золотых монет с профилем великого завоевателя.

Уподобляясь своему отцу Филиппу, выпустившему в свет золотые филиппики, македонский царь приказал начать чеканить собственную монету, подчеркивая наличие теперь в своих руках огромного количества благородного металла. На специально изготовленных матрицах по эскизу великого умельца Лиссипа, македонские мастера спешно изготовили первую партию монет. Ее то и решил Александр презентовать божеству.

Взмах руки и желтые кругляшки с приятным звоном быстро наполнили пустые подносы. Разлившаяся густо золотистая масса моментально приковала взгляды всех присутствующих своим магическим блеском.

Два гейтера ловко подхватили отяжелевшие блюда и неторопливо возложили на каменный постамент у ног статуи Амона. Царь величественно двинул бровью, и Гефестион вместе с Птоломеем неторопливо извлекли доспехи македонского гоплита, инкрустированные золотом. Панцирь, шлем, и поножи все было щедро украшено благородным металлом. Когда все это было разложено перед богом, Александр лично извлек из мешка маленький щит и боевой меч, которые дополнили композицию оружия победителей подаренного божеству.

Все подарки имели явный смысл, которые египтяне прекрасно читали, один бог дарит другому богу свое изображение и подкрепляет свою власть силой оружия, которое побеждает любого врага.

Оценив подношения, Хефрен с почтением склонил голову, и все жрецы запели гимн богу Амону. Больше в этот день торжеств не было, и Александра отвели во дворец правителя Фив, который милостиво просил оказать ему эту великую честь.

Пока Александр со свитой посещали Луксор, остальные прибывшие размещались в небольших дворцах и особняках специально созданных для больших гостей. Только солдаты разбили свой походный лагерь на пристани, сразу же выставив караулы и стражу.

Нефтех смиренно разместился в доме прислуги одного из луксорских дворцов, без всяких колебаний разделив комнату с одним из македонских служителей канцелярии.

Он старался ничем не выделяться в этой толпе, и был очень удивлен, когда один из слуг дворца вдруг подошел к нему и протянул вперед сжатый кулак. Жрец с интересом посмотрел на него, ожидая продолжения, и с изумлением увидел на грубой ладони, перстень Анхенсенамон своей возлюбленной.

— Хозяйка его просила передать, что будет ждать тебя во второй половине ночи возле царских прудов, у статуи Анубиса — пояснил неожиданный посланец. Нефтех взял кольцо, внимательно осмотрел его символы и кивнул слуге, который тут же проворно исчез.

Получив приглашение, жрец ничем не выдал своего волнения, и терпеливо дождавшись указанного срока, отправился на свидание. Каждый из двух главных храмов в Фивах имел свои пруды, но царский пруд располагался в Луксоре. В нем Рамсес великий неизменно совершал омовение, спеша на службу в храм Амона.

Нефтех прибыл вовремя, и едва он подошел к постаменту шакалоголового бога, как из его тени выплыла несравненная Анхенсенамон.

— Здравствуй Нефтех, — приветствовала чаровница своего воздыхателя. — Вижу, ты несколько удивлен нашей встречей твердо предполагая, что я все нахожусь в Мемфисе. И ты, конечно, обижен, моим отказом встретиться с тобой, после возвращения из-под Иссы, но здесь нет моей вины. Всему причина мой отец, который против моего желания заставил уехать в Фивы для принятия сана жрицы богини Мут. Поэтому когда ты явился в мой дом, я прибывала здесь и узнала о тебе от своего преданного слуги.

Анхен говорила так искренне и так открыто, по-детски продыхая, произнося слова оправдания, что на какой-то миг Нефтех был готов уже полностью простить ее от одной возможности видеть и слышать своего прекрасного ангела. Он готовился заключить ее в свои объятья, но что-то глубоко в груди мешало ему сделать это. Он только стоял, широко раскрыв глаза, и слушал голос Анхен.

— Ты не представляешь, как я рада видеть тебя дорогой, но скажи, как ты попал сюда вместе с македонцами?

Этот вопрос моментально отрезвил египтянина, и вся романтическая пелена упала с его глаз. Теперь он видел перед собой изящную соблазнительницу пытающуюся выведать у него нужные ей сведения. В этот момент облака закрыли Луну, и женщина не сумела усмотреть в темноте изменения лица жреца, произошедшие с ним.

— Я служу писцом в канцелярии македонского царя, — тихо произнес египтянин, играя роль влюбленного человека, — им очень нужны знающие люди и я решил продать им свое перо.

— Добры ли они с тобой? — участливо поинтересовалась Анхен.

— Добры? Они столь же добры как каждый покоритель, что берет без спросу вещь у любого покоренного, и лишь потом спрашивает, сколько она стоит.

— Ты ненавидишь их.

— У меня нет ни радости, ни ненависти к ним. Я живу на их деньги, ибо нет другого средства к существованию.

После этих признаний жрица была готова предложить Нефтеху вступить в число заговорщиков но, поразмыслив, удержалась. Один человек в этом деле уже ничего не решал, а зря рисковать Анхен не хотела.

— Скажи, ты часто видишь царя македонцев?

— Его я видел лишь два раза, но разговоров в канцелярии о нем хоть отбавляй — произнес жрец и непринужденно взял Анхен за руку. Так не отдернула ее, надеясь этим вызвать Нефтеха на большую откровенность.

— И что говорят о нем его слуги?

— Да самое разное. Многие удивлены, что он отказаться от своего отца Филиппа, и согласился стать сыном нашего Амона. Другие не понимают его бурное восхищение красотами наших храмов и дворцов, наших обычаев.

— А они потрясли его?

— Так же так наша мудрость и сокровенные знания. Царь буквально поражен ими и требует перевести на греческий язык всю историю нашей страны. Сегодня его потряс Луксор, а завтра предстоит знакомство с городом мертвых и статуями Аменхотепа, которого эти греки называют Мемноном.

— Наверняка у них в Македонии нет ничего, что хоть чем-то могло быть похоже на наши красоты, — участливо произнесла жрица и погладила Нефтеха по щеке. — Наверно завтрашнее зрелище отнимет у македонца много сил, и он заночует во дворце Сети, что бы ощутить себя истинным фараоном.

— Навряд ли дорогая Анхен. Сегодня я слышал от главного писца, что они сильно бояться духов наших мертвецов и не за что на свете не согласятся провести там даже ночь.

— Воистину жестокие люди с трусливыми сердцами — насмешливо произнесла жрица, решив, что закончить свое свидание, получив все, что она хотела.

— Ну, мне пора дорогой Нефтех, завтра я навещу тебя еще раз, а сейчас... — женщина была готова встать, как сильная рука жреца остановила ее.

— Ты не покинешь меня просто так — твердо произнес он, удерживая теплое плечо в своих объятьях.

— Нефтех! — женщина попыталась освободиться от рук своего бывшего воздыхателя, но жрец продолжал удерживать ее.

— Оставь меня! — грозно потребовала Анхен, но по ее голосу Нефтех понял, что жрица боится его, ибо здесь у царских прудов она одна. Это озарение подтолкнуло его к более активным действиям по отношению к своему недавнему кумиру. Анхен принялась упорно сопротивляться, и гневно сверкнув глазами, уже была готова закричать, как Нефтех резким взмахом руки нанес ей звонкую оплеуху.

Боль и негодование, жалость к себе и удивление сменилось разом на прекрасном лице Анхенсенамон и, не теряя времени, жрец нанес удар повторно.

— Что ты делаешь!? — тонко пискнула она ошеломленная подобным отношением к своей особе, доселе которую только страстно любили и преклонялись.

— Что ты делаешь!? — повторила она, но её слова только придавали новые силы Нефтеху. Он, властной рукой сорвав застежку ее плаща и обнажив прекрасное тело в один момент опрокинув его на постамент Анубиса. Выглянувшая из-за туч Луна осветила своим светом это прекрасное творение природы, которое тщетно билось в крепких руках бывшего возлюбленного. Сейчас он обращался с ней не как объектом глубокого воздыхания, а как с простой портовой проституткой, попавшей в руки морехода сильно истосковавшегося по женскому телу и полностью забывшего всякое приличие.

Стукнув черноволосую головку о ноги бога и подавив последний очаг сопротивления, он с полным знанием этого дела подхватил стройные ноги и начал энергичное освоение вожделенного тела.

— Что ты делаешь!? — продолжала шептать Анхен, широко раскрыв свои миндалевидные глаза, но не от ужаса и негодования, а от неожиданного возбуждения охватившего все ее тело. От столь необычного и бесцеремонного к себе обращения, она заводилась все больше и больше к своему огромному удивлению. Привыкшая сама диктовать условия близости со своими мужчинами, она теперь безропотно исполняла все то, что желал от нее Нефтех, яростно прижимая жрицу к мраморному постаменту статуи.

Анхен не замечала боли от трения своего нежного тела о грубый камень, на котором она, распластавшись, постанывала от любви человека, которого жрица презирала всей душой. Хрипло дыша и громко постанывая, Анхен напоминала собой хищного зверя, который занят любимым делом, но в любую минуту может броситься на своего партнера.

Не удовольствуюсь полученным наслаждением, Нефтех властно спустил послушное тело на землю и, оперев его всеми конечностями в драгоценный плащ, пристроился сзади. Анхенсенамон что-то хрипела, но жрец властной рукой ткнул в мокрую спину, и она покорилась. Процесс шел быстро и интенсивно, Луна, в очередной раз, выйдя из-за туч, ярко осветила, измученное любовью тело и красивые черные кудри, распластавшиеся на спине.

Движимый каким-то инстинктом, Нефтех обеими руками намотал их и сильным рывком резко дернул на себя. Женщина взвилась вверх, удерживаемая крепкой рукой подобно взнузданной лошади. Так продолжалось до самого конца, и только освободившись от семени, жрец отпустил тело, которое обессилено, рухнуло вниз.