Дневник молодого человека (21+)

Снова сел на пол — теперь можно браться за следующий кадр.

А когда все кадры закончились, я сходил на кухню, взял глубокую тарелку, выловил в ванне плавающие фотографии — скидывал после закрепителя, сложил их в тарелку. Наклеил фотографии на стеклянные двери изображением внутрь, тщательно прикатал резиновым валиком — если останутся пузырьки воздуха, то эти же круглые пятнышки останутся и на снимке, портя его.

А пока я все это проделывал, попутно выбирал лучшие кадры, в глубине души снова переживал прошедшую встречу, снова видел ее перед собой, видел ее насмешливо-серьезный взгляд — вот он, на черно-белом фото. Я снова почувствовал ее запах, увидел, как дрожат ее длинные темные ресницы, как в такт словам чуть заметно движется кончик ее симпатичного носика!...

Потом я взялся за печать большого формата. И не заметил, как прошло четыре часа! Закончил печатать только когда закончились места на стеклах, а также на гладких эмалированных боках ванной — многие кадры я напечатал по нескольку раз!

Прибрав все фотопринадлежности, а проявитель и закрепитель слив обратно в банки — еще пригодятся — усталый, я расправил свою постель и бухнулся в нее, без ужина, но зато вполне довольный собой и жизнью — вот только почему так, ответить себе не мог, да и не хотел, чтобы не портить такой приятный вечер!

Глава 7.

Очередной скучный день — суббота! Снова мучиться, снова страдать, снова ждать — когда же наконец пролетит этот чертов день! Снова я не находил себе места, мучительно ожидая воскресенья. И часто торчал у окна в надежде — вдруг она пройдет мимо? По каким-то своим делам?

С утра я конечно же собрал высохшие фотографии Ирины. Внимательно рассмотрел каждый снимок, вспоминая обстоятельства, при которых он был сделан. Сложил их в пустую упаковку из под фотобумаги. Положил на секретер. Но потом-то что делать? До понедельника вон как еще далеко!

Болтался по квартире, целый день отрабатывая тактику, как же с ней себя вести, чтобы не быть таким молчаливым. И ничего путного в голову мне не приходило. А что? Истории ей рассказывать? Да что-то они получаются у меня короткими и какими-то мало-интересными — судя по выражению ее лица. Сводить ее куда? А куда?

И я на будущее решил выяснить у нее два вопроса — 1) Почему она меня ни о чем не спрашивает: правило такое или ей просто неинтересно? 2) Куда ее интересно сходить? В ресторан, бар, гости, в компанию, за город, в кино и так далее.

А поцеловать ее, да по-настоящему, в губы, хотелось еще больше. И я снова поставил перед собой такую цель.

Днем сходил к матери. Пообедал. Посидел. Рассказал о своей жизни — все мол без изменений. Выслушал о ее жизни. Скучно. Стал собираться домой. Мать дала мне сверток с копчеными окунями и лещами — мужик у нее — заядлый рыболов, поэтому копчено-вяленая рыба часто посещает мой холодильник.

Вернулся домой. От безделья пропылесосил и помыл пол. Диван, впрочем, так и оставил в разобранном состоянии и с постелью — лень было убирать, все равно ведь вечером снова ложиться.

Потом собрался, прогулялся до второго подъезда моего дома, поднялся на четвертый этаж к Василию — нет его дома. Ну и черт с ним.

На обратном пути встретил своего одноклассника — Игоpя Hапpиенко. Составил ему компанию в ходьбе за сигаретами. Поговорили. Он разведен и жениться больше не собирается. Пашет в каком-то кооперативе. Обещал зайти. Впрочем, все они обещают. Я, пользуясь тем, что мы оказались возле Юбилейного, купил сухое вино (Алиготе — специально выбрал такое, которое мы с ней еще не пили — для разнообразия), а также килограмм молдавских яблок и пару плиток шоколада. Все это — на всякий случай.

Снова, в который уже раз за сегодня поднялся к себе домой. Снова поторчал полчаса у окна — никого, похожего на Ирину, не промелькнуло. Потом со скуки включил телевизор. И там внутри у него вдруг что-то щелкнуло, искронуло, и экран, ярко вспыхнув, тут же погас. Что меня нисколько не удивило — телевизор был очень старый, еще из моего детства (один из первых цветных в стране), кинескоп стал потреблять больше энергии, вот и горят время от времени — то умножитель, то высоковольтный дроссель, то высоковольтная лампа.

Делать нечего, надо лезть внутрь, найти сгоревшую деталь и заменить.

Подошел, примериваясь. Телевизор "Электрон-60" с диагональю 61 см — огромный как древнерусские сундуки, которые показывают в старых фильмах, и такой же тяжелый — стоял на тумбочке вплотную к окну. То есть сзади к нему с паяльником уже никак не подберешься.

Я выдернул шнур из розетки. Позвал Вовку Ракова со второго этажа — в детстве вместе играли в пластилиновых человечков. Вдвоем сняли телек с тумбочки и переставили на пол — почти на середину комнаты. Вовка ушел, а я принялся за ремонт.

Плоской отверткой открыл заднюю крышку телевизора. Аккуратно убрал ее в сторону — пыли очень уж много накопилось, разлетится по квартире. Сходил в кладовку, снова вытащил пылесос, тщательно пропылесосил и крышку и внутренности телевизора, до которых смог добраться. Пылесос пока что оставил в сторонке — вдруг еще пригодится, и так уже два раза за сегодня вытаскивал — а это все же слегка раздражает.

Вытащил из кладовки удлинитель. Подключил телевизор к 220. Осторожно, стареньким вольтметром, замерил напряжение на трубке — 30 киловольт вместо 24. По идее надо бы сменить кинескоп, но это и не быстро, и проблематично, да и стоит он почти как телевизор — так как огромный. Быстрее и дешевле заменить то, что сгорело — месяца два-три еще поработает. Я выключил телевизор. Выдернул вилку из розетки. Подождал, пока разрядятся все конденсаторы. Потом выдернул и внимательно осмотрел высоковольтную лампу — вроде никаких черных пятен на стекле не наблюдается. Воткнул ее на место. Тщательно, со всех сторон, обтрогал умножитель — тоже нигде у него не вспучилось. Остается только дроссель. Надо выпаивать, а потом ехать в "Орбиту" на улицу Ленина, покупать новый. И тут же вялость навалилась на меня — ни выпаивать, ни тем более тащиться в центр к Вокзалу мне совершенно не хотелось. И тогда я набрал полную ванну воды, полежал, расслабляясь и в мечтах представляя себе разные приятные картины, и все они были связаны только с Ириной. Но вот что интересно — никакой эротики! И даже никаких поцелуев! То я на своей машине (когда еще она у меня будет?!), ночью, в дождь, проезжаю мимо двух девушек и каким-то образом узнаю одну из них; то попадаю в какую-то высокую комиссию и приезжаю на геологоразведочную базу...

И вот я сижу на полу, по пояс раздетый — жарко после ванны — в споpтивках, время от времени тычу паяльником в подставку, всю измазанную канифолью и остатками припоя — жду, когда же он достаточно прогреется, чтобы начать выпаивать дроссель. Вдруг — звонок в дверь. Невольно глянул на часы — уже девять вечера? Для матери несколько поздновато. Может — Василий, или Игорек? Без всяких мыслей выхожу в коридор, легко открываю дверь, и... — столбняк! Она! Ирина! И вся при том очень уж серьезная такая, словно случилось что. И смотрит на меня, словно я при смерти.

— Привет. Ты звонил? — как-то даже расстроенно спросила она, подавшись вперед. Я растерялся еще сильнее. К тому же сильно застеснявшись своего раздолбайского вида.

— Звонил, — на всякий случай ответил я, посторонившись и ничего не понимая.

— Просил зайти? — снова настойчиво спросила она, входя в квартиру.

— Просил, — промямлил я, загипнотизированный всем происходящем, ну просто не в силах был ответить как-то иначе! Да еще чувствуя себя совершенно по-идиотски в этом своем наряде — старых спортивках, вытянутых на коленках, да еще и по пояс раздетый!

Она замерла у вешалки, взволнованная.

— Ты раздевайся. Извини. Я тут не готов, — забормотал я от неожиданности всего происходящего, закрывая дверь и тут же поспешно скользнул в зал.

И пока я торопливо поскидал постель под диван, комкая как попало, она в одиночестве разделась, зашла в комнату.

— Подумаешь про меня тут всякое — из-за того, что постель не заправлена, — смутившись произнес я, быстренько складывая старенький потертый диван и накидывая на него новенькое покрывало.

Зачем-то я постарался намекнуть на то, что она подумает, что я наоборот, готовясь к встрече с ней, специально расправил постель! Но по ее реакции я так и не догадался — поняла она этот мой намек или нет.

Ирина, обогнув пылесос, принялась с интересом рассматривать внутренности телевизора. А я быстренько в охапку схватил с кресла свою цивильную одежду и скрылся в ванной комнате (естественно — закрывшись на щеколду!) — приводить себя в порядок — футболка, джинсы, свежие носки.

Вышел. Она стояла у секретера — смотрела на книги — в серой юбке, кофточке, рейтузах. Такое ощущение, что она проводила своих девчонок и сразу же ко мне. Класс!

Я поставил музыку.

— Ты немного поскучай, я быстренько доковыряю телевизор, — сказал я, все равно еще чувствуя себя неловко.

Она кивнула и тихо пристроилась в уголке дивана. А я снова присел у телевизора — благо паяльник точно уже нагрелся. Взял пинцет в левую руку, паяльник в правую, еще раз, для надежности глянул на розетку — точно ли телевизор выключен? — потянулся к дросселю. Осторожно, под внимательный взгляд Ирины, принялся выпаивать деталь, придерживая соединительные проводки пинцетом.

Промелькнула мысль — надо бы ей честно признаться — это, мол, не я звонил на самом деле. Но как это сделать, я не представлял. Что она тогда обо мне подумает? А вдруг она вспомнит про другую кандидатуру на звонок, соберется и быстренько уйдет? Нет уж. Лучше уж потом, когда все выяснится, пусть думает, что было два звонка. И я промолчал, выкинув из головы того, кто по всей видимости, имеет право спокойно звать ее к себе, и в душе радуясь тому, что она в этой ситуации в первую очередь все же подумала именно обо мне!

Работая паяльником, я пару раз украдкой зачем-то глянул на ее коленки, расположенные совсем близко к моему лицу. Но потом мне стало стыдно — что это я, словно школьник, под столом подсматривающий за учительницей! И я больше этого не делал, и если и смотрел в ее сторону, то только ей в глаза.

— Ты что такая хмурая? — спросил я, чтобы не молчать. — Случилось что?

Ира поморщилась.

— День какой-то сегодня ужасный, — пожаловалась она, нервно теребя молнию на кофточке — то слегка расстегнет ее, то снова застегнет. — Вся в расстройстве!

— А что так? — проявил я искренний интерес.

— Рабочие не слушаются, — вздохнула она. — Поругалась с ними. Да балка еще упала и чуть не на меня.

— Сочувствую, — искренне произнес я, выкручивая крепеж дросселя. — От стрессов на Руси только одно средство — водка. Сразу все проблемы исчезают.

Она покачала головой.

— Водку не хочу, — сказала она, все такая же хмурая и нервная.

Я выключил паяльник, вытащил дроссель, проверил его цешкой — точно сдох, не звонится. Видя заинтересованное лицо своей гостьи, я зачем-то сказал:

— Тут на кинескопе двадцать четыре киловольта — убьет сразу, если дотронешься.

И вдруг она заметно заволновалась. Может из-за меня? Или за себя, чтобы не видеть, как обугливается перед ее глазами живой человек?

— Ты лучше закрой, — как-то даже испуганно попросила Ирина.

— Я все-таки инженер. И не то делал, — с каким-то странным хвастовством (аж сам удивился!) произнес я.

— И диплом есть? — поинтересовалась она.

Я решительно достал коробку с документами — протянул ей диплом. Она внимательно его прочитала.

— Фамилия распространенная у тебя, — произнесла она, возвращая мне диплом.

Я пожал плечами — фамилию я ей вроде бы уже называл. Забыла, наверное.

Я прикрутил крышку телевизора на место. Надо убирать. Решил было снова сбегать за Вовкой... Но тогда придется оставить ее совсем одну. И я не стал ничего делать — пусть постоит на полу. Не мешает. Убрал только пылесос в угол к магнитофону — чтобы не путался под ногами. Паяльник переставил к балконной двери — пусть остывает. Сел на диван, рядом с Ирой. Собрался было спросить ее про балку.

— Расскажи что-нибудь, — вдруг произнесла она.

И я растерялся от ее просьбы.

— Анекдот? — глупо переспросил я.

Она пожала плечами, а я задумался и, к своему ужасу, вдруг осознал, что все анекдоты — от ее близости, от ее серьезного вида, от пережитого волнения — напрочь вылетели из моей головы.

Ира добросовестно ждала моего рассказа, глядя прямо на меня, но потом все же отвела глаза в сторону балкона, словно там, за темным окном, было что-то интересное.

— Что-то сразу не могу ничего вспомнить, — наконец честно признался я, расстраиваясь из-за этого — вот, мол, впервые за время нашего знакомства она попросила меня ей рассказать что-нибудь, а не слушать ее рассказы, и вот на тебе — такой облом!

— А я дома была, — сказала она в свою очередь. — Просто в гостях девчонки были, я с работы в два часа приехала. Проводила их. Прихожу. Мама — мол, звонил кто-то, просил зайти.

Класс! — снова подумалось мне. — Главное, позвонил кто-то, а она сразу подумала на меня. Выходит, у нее никого серьезнее меня нет? Так что ли?

— Извини, — сказал я, тщательно скрывая свою глупую радость. — Я еще не ужинал. Проголодался. Поем немного. Будешь за компанию?

— А что у тебя есть? — поинтересовалась Ирина.

— Рыба копченая.

— Холодного или горячего? — уточнила она.

— Еще не смотрел, — пожал я плечами. — А ты какую больше любишь?

— Всякую, — также пожала она плечами в ответ. — Просто горячего копчения всегда жирная такая!... С пальцев капает. Есть не очень приятно.

Я сходил на кухню. Достал сверток — все были холодного копчения. Я выбрал двух лещей, выложил их на две тарелки. Взял пустой пакет — под мусор. Принес все это в зал на табуретке. Сходил за второй табуреткой, расположился напротив Ирины. Принялся чистить свою рыбину.

Она пристально посмотрела на толстого леща в моих руках — все-таки холодного копчения, но совсем свежий — с него обильно капал сок.

— Если ты почистишь, то я поем, — сказала она.

Я, естественно, тут же оторвал от своей рыбины две жирных горбушки, положил их на край ее тарелки. Принес с кухни тряпку, вытер руки и, за неимением лучшего варианта, положил ее на телевизор — благо стоял совсем рядом. Она искренне рассмеялась, беря горбушку двумя пальчиками.

— Вот здорово! Жирную тряпку — и на полировку! — воскликнула она.

Я тоже рассмеялся в ответ — действительно смешно.

— Ну ты прям, как моя мать! — только и сказал я, но тряпку отнес на кухню.

Но вот рыба закончилась.

— Может — чай? — предложил я. — Горячее лучше помогает переваривать жирное.

Ирина отрицательно покачала головой.

— Чай я не люблю. Предпочитаю молоко или воду.

Я отнес импровизированный стол на кухню. Выкинул пакет с мусором. Вымыл руки с мылом. Ополоснул рыбные тарелки и составил их в мойку. Протер влажной тряпкой табуретку. Потом помыл яблоки и, следуя уже устоявшейся традиции, выключил свет в зале, а в коридоре — включил лампу дневного света. Шторки в зал занавесил — для большего интима. Потом достал из холодильника бутылку сухого вина. Из складного ножа вытащил штопор, но открыть не смог — штопор слабоват — короткий и узкий, выскальзывает из тугой пробки. Пришлось ручкой столовой ложки пропихивать пробку внутрь. Потом взял из холодильника шоколадку (почему-то люблю ее твердую и совсем не люблю мягкую). Вымыл и порезал на дольки яблоки. Сервировал табуретку. Отнес в зал.