Спартак

Желая иметь дополнительную информацию о планах врага, Помпей обратился за помощью к авгурам, но и те не смогли сказать ничего определенного. Воинское счастье по их приметам продолжало идти за победоносными знаменами Гнея, но тайные козни вождя восставших рабов могли очернить его блеск.

Испортившаяся погода стала дополнительным знаком богов о нависшей над его легионами опасности, и Помпей не отдал приказ войску покинуть лагерь. Весь день легионеры провели в ожидании нового нападения кавалерии Спартака или появления его войска, но ничего не произошло. Для обсуждения положения дел, вечером в своей палатке, Помпей собрал военный совет.

К этому его подтолкнуло не только неблагополучные результаты гадания, но и вполне реальные опасения главнокомандующего. Все дело заключалось в том, что армии Помпея и Спартака подошли к точке на карте, переход через которую имело решающее значение. В этом месте начинались две большие дороги, одна из которых вела на север в Умбрию, Этрурию и Галлию, а вторая — через горы шла в Лациум, к Риму.

Именно здесь должны были стать полностью понятными намерения Спартака. Продолжит ли вождь восставших позиционную игру с Помпеем в кошки-мышки на полях Умбрии и Этрурии или повернет свои легионы на Рим. И то и другое решение имело свое логическое обоснование и полководцу требовалось как можно быстрее разгадать намерения противника.

На военном совете, мнения помощников Помпея, как он и ожидал, разделились. Одни упрямо доказывали, что Спартак продолжил свой поход на север, так как это его единственный шанс попытаться одержать вверх над римлянами в затеянной им позиционной войне.

— В Этрурии и особенно в Цизальпийской Галлии у Спартака по-прежнему имеется множество тайных союзников и сторонников готовых поддержать его. С их помощью он в прошлом году смог увеличить численность своей армии и наверняка намерен сделать это и на этот раз, — уверенно излагал свою мысль легат Котта. — Сейчас мы превосходим числом своих воинов войско рабов и Спартак, попытается исправить это опасное для себя положение. Двигаясь по дружественным землям, он соберет нужное количество людей, чтобы потом на равных по Сенат пытаться одержать победу над нашей армией. Будь я на месте гладиатора, я бы поступил именно так.

Сидящий рядом с Коттой квестор Назика и трибун Рулл согласно закивали головами, но Пизон и Магниций имели другое мнение.

— Мы слишком сильно оторвались от войска противника и точно не знаем, что он сейчас делает. Будь мы, где ни будь в ином месте Италии, подобное положение дел не вызывало бы у меня особого беспокойства. Однако сейчас Спартак имеет возможность повернуть на Соляную дорогу и направить свою армию на Рим. Согласитесь, что у него есть благоприятный момент для того чтобы внезапно напасть и захватить нашу столицу. Я бы на месте фракийца поступил именно так и никак иначе — апеллировал Котте Пизон. В его словах была своя истинна и поддерживающий его Магниций, решил развить мысль претора.

— Выиграет фракиец у нас сражение на севере Италии или нет, по большому счету это не так важно. Пока жив Рим, жива Республика, которая сможет набрать новые легионы и продолжить борьбу с рабами до прихода Метелла или Лукулла. Так было во время нашествия галлов, так было в войне с Ганнибалом и в войне с тевтонами и кимврами. Спартак это хорошо понимает и потому, рано или поздно должен будет нанести удар по Риму, чтобы одержать свою главную победу в войне с нами.

Котта считает, что гладиатор намерен идти на север, чтобы пополнить свою армию новыми бойцами и там разбить наши легионы. Да, это логичное предположение, но он забывает о том, что в этом случае у фракийца мало времени, чтобы полностью переломить ситуацию в свою пользу. Пока он будет собирать бойцов в Этрурии и Галлии для решающего сражения из Испании подойдет Метелл, в Брундизии высадится Лукулл. И все его попытки одержать в войне победу пойдут прахом. Поэтому у Спартака остается только один шанс — это ударить по Риму, захватить его и тем самым внести хаос в управление Республики.

— Прекрасная речь, взвешена и разумна — ядовито усмехнулся Назика, намекая на главную профессию Магниция юриста. — Я был бы полностью согласен с ней, если бы не некоторые "но". Да, используя фору во времени, Спартак может повернуть на Соляную дорогу и направить свои легионы на Рим, но вот только эта дорога не прямая как стрела, а кривая и извилиста. Быстрого броска к нашей столице, позволяющего захватить её врасплох у Спартака никак не получиться. О том, что рабы двинулись на Лациум, обязательно станет известно в Риме и как бы, не быстро шли их легионы, они все равно уткнутся в закрытые ворота.

Также Спартаку наверняка известно, что для защиты Рима в самое ближайшее время должны подойти легионы претора Эмилиана и легата Агенобарба. Этих сил вполне хватит, чтобы отразить натиск врага и дождаться прихода нашей армии. Ведь глупо предполагать, что узнав о том, что Спартак пошел на Рим, мы не поспешим вслед за ними.

— Ты говорил о том, что у фракийца мало времени и поход на север Италии, в конечном счете — это его стратегический проигрыш, — поддержал Назику трибун Рулл. — Однако если он повернет на Соляную дорогу, он лишиться не только времени, но и возможности тактического маневра. За три года войны с нами Спартак показал себя грамотным воином и опасным врагом, не потерпевшим ни одного поражения. Все его действия просчитаны и вряд ли он станет затевать такую сложную и опасную комбинацию, с риском в любой момент оказаться между двух огней.

— Фракиец всегда одерживал победу тогда, когда наши силы были разъединены — вступил в спор трибун Манлий Ципион. — С поворотом на Рим у него есть маленький, но шанс разгромить наши армии поодиночке.

— И насколько этот шанс мал? Настолько или настолько? Покажи! — набросился с усмешкой на трибуна Котта, но тот сохранил полную серьезность при обсуждении столь важного для судьбы Республики вопроса.

— Я говорю в первую очередь о тех сторонниках Сертория, что находятся сейчас в Риме. Все мы знаем об их существовании, и закрывать глаза на эту проблему я считаю преступлением перед Римом и Сенатом.

Старый воин знал, о чем говорил. Когда Помпей разгромил Перпену и захватил лагерь испанских сепаратистов, в числе трофеев ему достался архив убитого Сертория. Никто кроме полководца не разворачивал свитки, что были доставлены к нему в палатку в превеликом множестве.

Оставшись один на один с этим страшным наследством, Помпей принялся их читать и от открывшейся ему правды у него волосы встали дыбом. Полководец не подозревал, сколько знакомых ему сенаторов и всадников поддерживали связь с Серторием, которого они на людях громко называли преступником и врагом Рима.

Какие планы строили они с ним. Какие предложения обсуждали они в этих письмах с Серторием, какую тайную помощь ему оказывали. Благодаря попавшему в его руки архиву, Помпей совсем по-другому стал смотреть на последние события в Риме и Италии и в первую очередь на восстание Спартака.

Имея в руках такие неопровержимые доказательства измены, Гней Помпей мог многое потребовать от авторов этих писем, включая верховную власть, но он не стал заниматься шантажом. Имея свои стойкие идеалы, Помпей не стал брать в руки столь дурно пахнущее оружие. Утром следующего дня он приказал развести большой костер и собственноручно сжег опасное наследие Сертория все до последнего свитка.

В своем письме к Сенату, он упомянул о том, что в его руки попала переписка Сертория, но для успокоения сенаторов написал, что не читал его и лично сжег эту мерзость. Ципион, как и многие из офицеров Помпея догадывались о содержимом писем и потому посчитал важным, напомнить на совете о существовании тайных друзей Сертория.

При упоминании об испанских письмах, Котта метнул на Ципиона гневный взгляд. Возможно, ему было просто неприятно напоминание об этом опасном инциденте. Возможно, в числе неназваных друзей Сертория были его друзья или родственники, но легат явно не желал продолжения разговора на эту тему.

— Если тебе известны имена сторонников предателя Сертория и имеются доказательства их измены, то назови их нам. И мы немедленно отправим гонца в Рим, чтобы Сенат назначил расследование и обезопасил столицу от внутренней угрозы — потребовал Котта у Ципиона, прекрасно зная его ответ.

— У меня нет имен и доказательства измены, но я твердо знаю, что такие люди в Риме есть и они представляют серьезную опасность для Республики.

— Подозревать и твердо знать это совершенно разные вещи, не так ли Магниций? — вступил в разговор Назика у которого также как и у Котты был свой интерес в прекращении обсуждения этой щекотливой темы.

— Да, это так, — подтвердил Магниций. — Подозревать мы можем любого, но для предъявления обвинения нужны твердые доказательства. На основании только одних подозрений нельзя решать судьбу римского гражданина.

Оказавшись в одиночестве, трибун с надеждой посмотрел на Помпея, ища в нем себе поддержку, но главнокомандующего предпочел не ворошить столь опасную для всех тему. Свой главный выбор он сделал в Испании, и отступать от него не собирался.

Во время этих бурных обсуждений, он не проронил ни слова, ожидая известия от жрецов гаруспиков которые должны были совершить новый обряд жертвенного гадания. Приказ им был отдан более час назад. Гадатели уже должны были давно заколоть своих баранов и узнать скрытую от глаз простого смертного волю бессмертных богов, но почему-то они так и не появились в палатке полководца.

Помпей уже хотел послать центуриона, чтобы узнать, почему жрецы так долго медлят, но в этот самый момент полог распахнулся и перед Гнеем предстал долгожданный гаруспик. Помпею было достаточно одного взгляда на его встревоженное лицо, чтобы понять, что и это гадание для него ничего хорошего не сулило.

— Говори! — потребовал от гаруспика Помпей, смело шагнув навстречу грядущим неприятностям.

— Согласно твоему приказу мы принесли жертву и вынутая печень, не сулила никаких бед. Однако когда мы положили её на алтарь, вдруг откуда-то появилась змея и объела края печени. Испугавшись, мы закололи ещё одну жертву. Её печень также не сулила бед, но когда мы положили печень на алтарь, вновь появилась змея и объела её края. Мы в третий раз совершили обряд жертвоприношения, и в третий раз появилась змея и объела края печени — рассказал Помпею гаруспик, с большим трудом сдерживая волнение.

— И какова воля Юпитера? — каменным лицом вопросил у жреца полководец.

— Такого случая никто из нас не помнит, — честно признался жрец. — Для того чтобы понять волю великого Юпитера нам пришлось смотреть священные книги, но и там ничего подобного не оказалось.

— Так какова воля великого бога!? Вы можете сказать мне её!? — в голосе Помпея прорезалась нотка нарастающего гнева.

— Да, можем. Боги предостерегают тебя от большой беды, которая связана с хитростью и обманом со стороны врага — выдавил из себя жрец, и скорбно склонив голову, покинул палатку полководца. Озабоченный Помпей обратился за помощью к авгурам, гадание которых также не дало ясного ответа о воле богов.

Следуя своим гадательным канонам, авгур в первую очередь стал искать непосредственное проявление воли Юпитера в виде молнии, но хмурые небеса за все время гадания остались немы. Даже противный дождь, донимавший римлян, затих, едва жрец сел в свое гадательное кресло под широким зонтом.

Не дождавшись голоса бога, авгур приступил к наблюдению за птицами, и эта часть гадания выявило явную опасность для легионов Помпея. В благоприятной для римлян части горизонта жрец увидел только одного коршуна, тогда как во враждебной половине был слышны голоса, по меньшей мере, четырех различных птиц. Всего говорило, что боги явно отдавали предпочтение восставшим рабам. С горьким сердцем авгур приступил к третьей части гадания и приказал выпустить из клеток священных птиц, и здесь дело обстояло для римлян гораздо благополучнее. Цыплята клевали зерно с такой охотой и желанием, что ни у кого не могло быть сомненья, чью сторону взял Юпитер громовержец.

Все это, обладатель кривого жезла расценил больше как положительные приметы для дел римского полководца, который должен проявлять максимальную осторожность при их проведении.

Когда волю богов и трактующие её приметы были объявлены Помпею, пришел его черед принимать решение. Тревожная тоска беспокоила душу полководца. Уж слишком соблазнительной была возможность поворота спартаковской армии на Рим, но и доводы, приведенные Назикой и Руллом, тоже имели свой вес в этом непростом споре.

Помпею было крайне трудно прийти к окончательному решению и госпожа Судьба, решала эту трудную задачу за него. Когда все помощники полководца сверлили его требовательным взглядом в ожидании вердикта главнокомандующего, полог палатки распахнулся и вошел центурион.

— Ты просил докладывать об изменении погоды, господин. Дождь уже полностью закончился и подул хороший восточный ветер. Знающие люди уверяют, что к сегодняшнему вечеру земля высохнет, и можно будет пускать кавалерию.

— Отлично! — обрадовался Помпей. — Скажи Габинию, чтобы готовил отряд разведчиков. Пусть этой ночью они двинуться вперед и попытаются найти рабов.

Приказ главнокомандующего несколько озадачил центуриона. Как правило, римляне не проводили ночных разведок, считая темное время суток неблагоприятным для себя временем. Однако приказ был получен, и его следовало исполнять.

— Будет исполнено, господин — центурион глухо ударил себя в грудь ручкой своей трости и удалился.

Результаты разведки перевесили чашу спора в пользу Назики и Котты. Разведчики обнаружили на засохшей земле многочисленные следы ног и конских копыт, что вели прямо на север. Следуя им, римляне достигли места разветвления дорог и, исполняя приказ Помпея, повернули на Рим с целью обнаружения на ней следов прохождения по ней легионов Спартака.

Добросовестно проскакав по ней на протяжении одного дневного перехода, они не обнаружили ничего, что могло указывать на прохождение по ней армии восставших рабов. Всего говорило о том, что фракиец не сворачивал на Соляную дорогу, а продолжил движение на север в Умбрию. Подтверждением этого стала засада, в которую угодил конный отряд римлян гораздо дальше поворота на Соляную дорогу.

Она была организована по всем правилам военного искусства, и конникам Габиния удалось вырваться из неё ценой больших потерь. Желая наказать коварного противника, Помпей бросил против него всю свою кавалерию, но его удар пришелся в пустоту. Противник ожидаемо отступил и как не желал Габиний смыть позор со своих знамен кровью восставших рабов, этого не случилось. Единственное что удалось римским кавалеристам — это обнаружить лагерь Спартака, однако помня печальную судьбу консула Лукулла, Габиний воздержался от внезапного нападения на него.

Узнав об обнаружении потерявшегося противника, Помпей обрадовался и воспарял духом. Он уже начал вынашивать планы атаковать врага, но Судьба жестоко перемешала все его намерения.

Нехорошие предчувствия полководца и предостережения гадателей о большой беде для римского войска связанной с обманом и хитростью, сбылись.