Возвращение

— Что за толк от этих бумажек?

Приходилось признать его правоту. Когда я готовил диплом о Хоре, то работал со старыми архивами, и наивно посчитал, что без труда в них разберусь. Но Информационный отдел выбрал спорный метод защиты знаний: если здесь и есть нечто полезное, то у меня мало шансов случайно на него наткнуться.

— Хотя бы это. Распределение энергии Вихря, год... неважно, еще до войны... десять процентов — темной и светлой гильдии. На все полигоны, лаборатории, мастерские и защитные экраны, — зачитал я заранее отложенный листок. — Сейчас, как я узнал у Миля, гильдия и Норман делятся по-братски, пополам. А Норман, если ты не понимаешь, это вся Аринди. Это транспортные сети, связь, больницы, заводы... горные заводы Вильяма, насколько я понимаю, тоже получают энергию отсюда... стройки. И пятьдесят процентов гильдии. При том, что никаких исследований они не ведут — сейчас, по крайней мере — башня Шэн снабжается поскольку-постольку, а врата, на которые стоило бы потратиться, держатся на соплях и хилых печатях. Вопрос — куда девают прорву энергии, на которую год живет целая страна, десять человек из высшего совета?

Я торжествующе уставился на заарна. Керосиновые лампы оставили мне жестокую психологическую травму; я их раньше не видел и надеялся, что больше не увижу.

Матиас долго молчал, переваривая величие идеи, и наконец произнес:

— И что?

Я схватился за голову и пожаловался:

— Меня сильно беспокоит пофигизм окружающих.

И правда — что? Я действительно прибыл из ниоткуда и не мог судить.

Тишина вновь заполнилась шорохом страниц. Матиас долго разглядывал пальцы, которыми брал бумагу, а потом судорожно начал вытирать их об одежду. Я искоса следил за ним, не в силах сосредоточиться: голова гудела от усталости и буквы расплывались. Инфоры постарались, собрав все упоминания Осеннего праздника, но сам механизм ритуала для темного магистра относился к высшей запретной магии. Не думаю, что сам Алин знал детали.

— "Подключаются к Источнику Мира, чтобы сбалансировать разнонаправленные потоки..." Чего? Какой Тьмы это обозначает?! Какие потоки, к кому подключиться, зачем? — я отшвырнул папку и запустил пальцы в волосы. Или темные считают, что, получив посох, человек поймет это интуитивно?

В соседней методичке мелькнули схемы. Наверное, я бы смог в них разобраться, если бы относился к темной школе и был бы хотя бы подмастерьем. Но я просто не успел достичь такого уровня, и чем дальше, тем сильнее понимал, что у меня не только не хватает толку и сил — я банально не пойму, что от меня надо.

— Почему ты позволяешь так к себе относиться?

— Кому? — не сразу вник я в суть вопроса.

— Им, — со злостью повторил Матиас. — Всем. Они — твои враги. Ты тратишь время, пытаясь помочь этим неблагодарным тварям, а они вытирают о тебя ноги. Зачем?

— Потому что... — я откинулся на спинку стула, наблюдая, как колеблются тени на стене, и внезапно рассмеялся: — Потому что это не играет роли... ни-ка-кой.

— Что тут веселого? — раздраженно осведомился заарн, зачем-то ковыряя подчиняющий амулет. — Эй, эй, человек, хватит. У вас что, все магистры не в ладах с разумом? Это не передается по ментальной связи? Отвечай мне, я не хочу заразиться!

— Шеннейр? Нет, нет, Шеннейр нормальней нас всех, — веселье пропало в один миг. — Но он желал править один, а высшие считали, что он ошибался. Он был полезен, пока у гильдии был враг, но когда он спас гильдию от врага, то сразу перестал быть нужен. Как иронично.

— Конечно, нормальней, он хотя бы под замком, а ты на свободе гуляешь, — тихонько вставил иномирник. Я резко встал и прошел по комнате, ловя ускользающую мысль:

— Понимаешь ли, просто убить соперника Алин не может, потому что никто его после этого не признает. У нас тоже есть традиции, и они отличаются от заарнских. Ему нужно просто подождать. Еще пара поколений, все привыкнут, что он главный... и уж тогда-то он начнет набор неофитов, преданных только ему. Зачем ему сейчас сильные маги? Зачем конкуренты? Проблема лишь в том, куда он денет остальных высших, — я замер, уставившись в пространство, и тихо повторил: — И правда. Куда?

— Ты когда-нибудь угомонишься? — недовольно прошипел заарн, сбивая мысль. — Нам говорили, что вы, люди, тоже спите. Очень мало, но спите. Иди и спи.

Озарение, только что казавшееся таким ясным и четким, рассыпалось на бессвязные осколки. Шли третьи сутки без сна, но меня захватила непонятная активность, требующая куда-то мчаться и что-то делать. И чем бодрее чувствовал себя я, тем более усталым выглядел спутник; казалось, еще немного, и он вырубится прямо тут.

— Извини, — я спохватился, что вновь начинаю терять концентрацию. — Конечно же...

До моих комнат Матиас еле дошел, плюхнувшись на единственную кровать и без колебаний заняв ее всю. Ассимиляция в чужом мире требовала куда больше времени и отдыха, чем ему досталось; я сел рядом, выискивая в его лице признаки скорой гибели, а потом просто следил, как замедляется дыхание и как искра чужой жизни мерцает все более тускло и плавно. Часы пробили четыре утра; связь между нами теперь стала видна, тонкая, еле уловимая, и я быстро провел костяшками над бледным лбом, передавая по ней всю накопленную усталость, и весело пропел:

Баю-баю, баю-бай,

Поскорее засыпай.

Кошка спит на теплой печке,

И волчонок спит за речкой,

Даже филин ни гу-гу,

Спят заарны на лугу:

Мы придем сейчас с дубьем —

Разом тварей всех убьем!

М-да, для заарнов это звучит не так мирно, как для людей. Жертва вздрогнула и попыталась вырваться из наведенного сна, но я быстро запихнул ее обратно, уже по инерции продолжая:

Тихо над морем шуршит камыш,

Тише, тише, что ты не спишь?

Акулы играют на песчаном дне,

И спит вулкан... при полной луне...

Горло сдавило, и я поспешно замолчал. Надеюсь, транс уже достаточно глубок, чтобы отсрочить гибель этого существа. Пусть мне предстояли долгие объяснения, но место, куда я собирался направиться, я хотел посетить один.

Я бесшумно прикрыл дверь и тихо начал спускаться по лестнице, тихонько мурлыкая затверженные с детства слова:

— Луна сияет над морем как прежде, и море укрыло развалины дома, и мы никогда не увидимся снова, не стоит верить пустой надежде, и скаты играют на песчаных рифах, и спят тайфуны за кромкой неба... хм, а ведь там вправду все умерли. И как я раньше этого не понимал?

Я знал, что делать, и то, что мне это не нравилось, ничего не меняло.

Сначала я, припомнив обучение, пытался найти Эршенгаля, ориентируясь на искру его дара, а потом просто спускался вниз, понадеявшись, что мимо ангаров не пройду. В предрассветные часы даже темных не тянуло шастать по округе, и до места удалось добраться без приключений.

В ангарах было безлюдно, и я запоздало задумался, что делать, если Эршен не днюет и ночует здесь. Можно было поискать других темных и поспрашивать у них, но это тоже была игра на выбывание — кто-то, по статистике, будет адекватен, а кто-то, по ней же, нет. И тот, кто приближался ко мне, принадлежал к последним. Я почувствовал его задолго до того, как увидел, но нырять под машины и устраивать прятки на пересеченной местности... я просто слишком заторможенно реагировал на мир, чтобы делать это.

— И все же, почему Алин с тобой так возится? — спросил сам себя высший маг Мэвер.

Какая-то железяка врезалась в спину. Темный протянул руку и потрепал меня по щеке, задевая старый ожог; меня передернуло, и сожаление, что спрятаться бы стоило, стало яснее. По всем выкладкам он не должен был причинить мне вред. Но это же Мэвер. Не факт, что он поступит логически.

— Со светлыми легко иметь дело. В свое время мы неплохо общались, не так ли? — хватка стала жестче, но голос высшего остался таким же непринужденным: — И я не понимаю, с чего ты, маленькая тварь, так быстро решил, что можешь не повиноваться приказам.

— Вы не можете мне приказывать, — я пытался сказать это твердо. Действительно пытался.

Он разочарованно закатил глаза:

— И опять все с начала! Поговорим об этом? Какие же вы, все-таки, глупые и слабые твари. Проще убить, чем добиться толку.

— Это было весело? — тихо спросил я. — Те, с кем я учился... те, кто был рядом... те, кто были моими родителями — весело было мучать беззащитных?

Мэвер изумленно пожал плечами:

— Ничуть не менее, чем остальных, — он оборвал сам себя и обернулся. Стоящий позади него Эршен молчал, не угрожал, но аура безнадежности и уныния отбивала желание находиться с ним рядом даже у темных. — Встретимся после Осеннего праздника, светленький.

— Если кто-то его переживет.

Он лишь рассмеялся и в отличном настроении пошел прочь. Я выдохнул и неуверенно обернулся к Эршену:

— Мне разрешено покидать гильдию?

Беловолосый маг смотрел сквозь меня, и я решил, что если он меня пошлет, это будет значить "нет".

— Я бы хотел увидеть поместье Иншель... резиденцию светлой гильдии. Я могу это сделать?

Ничего, по сути, не поменялось. Теперь он смотрел на меня, а потом молча двинулся обратно. Я решил, что это согласие, потому что порой и меня настигала вера в лучшее.

И за прошедшее время темная гильдия окончательно меня достала.

Небо хмурилось. Я не знал, зачем возвращаюсь туда, где остались только развалины; в свое время темные постарались раскатать Иншель по камешкам. Не лучше ли было запомнить ее такой, какой она была раньше? Но что-то тянуло меня домой, как тянуло в Аринди; наверное, бессмысленная ностальгия. Прошлое не хотело меня отпускать.

Дорогу загораживали железные ворота, за которыми начиналась выгоревшая роща. Я спрыгнул на траву и пошел дальше пешком, закрыв глаза и пытаясь ощутить... хоть что-то. Но то место, что всегда было полно жизни и света, теперь было холодно и пусто. Я не мог ощутить даже сожалений — все эмоции словно перегорели. Мне было тоскливо, но мне всегда было тоскливо.

Здравствуй, дом. Я вернулся. Ты не рад?

Тут я едва не влепился лбом в бетонную плиту и понял, что вряд ли. Огромные саркофаги наглухо закрывали остатки зданий, и пусть их загораживали деревья, я бы их заметил, если бы смотрел вперед.

— Это Норман, — сказал Эршенгаль, и это была первая фраза, что он вообще произнес. И, судя по настрою боевого мага, последняя.

Я пораженно потыкал пальцем в полустертую печать на плите, отмечая, что в моем возвращении в Аринди есть несомненный плюс. Закуклиться в своих переживаниях тут мне никак не давали. Пусть темная гильдия впала в летаргический сон, зато Темный Лорд развил бурную деятельность. Хотя направление я так и не улавливал, но уже осознавал, с кем тут стоит пообщаться в первую очередь. Но ни я, ни внутренние разборки магов не были ему интересны — пока.

— Вы знаете, где похоронили казненных светлых? — я думал, что будет сложно произнести эти слова. Но я повторял их в мыслях столько раз, что они превратились в бессмысленный набор букв.

— Там ничего нет, — не сразу ответил Эршен, и я повторил:

— Но вы же знаете место? Прошу, мне необходимо его увидеть.

Теперь мы ехали долго. Я уже начал беспокоиться, что боевик собирается завезти не туда, как он завез на пустырь, заросший кипреем и чертополохом. Травы шелестели под ногами, когда я забрался на какой-то пригорок и растерянно огляделся. Что я здесь искал? Что хотел увидеть? Знак? Подсказку? Скорее всего, тела просто свалили в одну яму, и темная гильдия предпочла забыть об этой части истории. Неужели все должно было закончиться так?

— Вам правда так нужна была эта война? — спросил я.

Был бы мир без темных лучше?

Был бы он реален?

Или мне стоило спросить: "Почему вы оставили меня одного?" Я зло отвернулся и пошел к машине. Бессмысленно требовать ответа от мертвых.

— Аринди действительно ждет катастрофа?

Я вздрогнул от неожиданного вопроса, уже привыкнув к молчанию спутника. Хотелось бы знать, что он думал в этот момент.

— Я не знаю, Эршенгаль. И никто не знает точно. Есть плохие предзнаменования, но они были всегда. Светлые чуют их лучше, чем темные, поэтому паникуют раньше, — я потер виски и вновь растерянно усмехнулся: — Я вижу признаки беды повсюду, и это сводит с ума. Но я не знаю, откуда она придет, и когда. Сейчас, или через год, или через две недели... Просто что-то сломалось, что-то идет не так.

— И ты сможешь это исправить?

— Не знаю, — повторил я. — Но я попытаюсь. Это очень действует на нервы.

Я не удивился, когда боевая цепь холодной тяжестью легла на плечи, пригибая к земле. Внутри Эршена была пустота, а пустота толкает на странные вещи. Ей кажется, что они помогут ее заполнить.

— Почему? — я спокойно встретил его взгляд. — Потому что я — враг?

Боевик поморщился, отводя глаза:

— Дело не в светлых. Но если твоя гибель приблизит катастрофу — пускай, — теперь в его голосе ясно прозвучала злая радость. — Пусть эта проклятая страна умрет. Я хочу видеть, что будут делать эти предатели сейчас.

Миг я недоуменно смотрел на темного мага, а потом расхохотался, громко и от души. Теперь я понял, что не давало ему покоя, давило и раскрашивало мир в серый цвет. Вина. Ситуация была печальна, но, о пречистый источник, до чего же она была забавна.

— Ах, вот оно что! Вы хотите отомстить? Гильдии, предавшей вашего магистра и вас самих? Тех, кто лицемерно называет убийцами своих спасителей? Я могу вас понять. Но в смерти нет проку. Скидывая фишку с доски, ты всего лишь лишаешься возможности использовать ее вновь.

— Почему заклинатели так любят трепаться? — тоскливо спросил Эршен. Я утер слезы, сдерживая все еще клокочущий в груди смех. Да, я слаб, я не тот камешек, который вызовет лавину, в одиночку мне никогда не расшевелить такую огромную и неповоротливую махину, как темная гильдия.

Но я знаю человека, который сможет.

— Можно и короче. Как вы смотрите на то, чтобы освободить темного магистра Шеннейра?

* * *

Магическая тюрьма Вихрь была знаменита своей неприступностью. Знаменита на печальном опыте — напуганные собственным детищем маги долго и безрезультатно пытались его уничтожить, а потом долго и с увлечением испытывали новые виды вооружений. Артефакт был неразборчив и пожирал все. Он был умен; достаточно умен для здания, и в него на самом деле нельзя было проникнуть ни силой, ни хитростью — только по официальному разрешению. И здесь все было просто. Даже слишком просто.

Подготовка к откровенно нахальной авантюре заняла от силы пару часов. Дольше я убеждал Эршена, что полностью серьезен и что его боевая цепь слишком тяжелая, чтобы с ней так долго стоять. Я не был ни тактиком, ни стратегом, но я видел механизм событий, и шестеренки его крутились в нужном направлении.

Или все это существовало лишь в моем воображении. В таком случае было довольно, э-э-э, занимательно втягивать в него остальных.

С Матиасом мы объяснились мирно. Я гордился собой, наблюдая, как медленно он освобождается от заклятия, пока до меня не дошло, что заарн дрыхнет сам по себе, и все его устраивает. Кое-как усадив жертву прямо, я щелкнул пальцами перед его лицом и деловым тоном осведомился: