Возвращение

Глава 1. Один шаг навстречу

Глава 2. Ценный приз

Глава 3. Черта

Глава 4. Лонгард

Глава 5. Сила традиций

Глава 6. Память

Глава 7. Меньшее зло

Глава 8. Десять дней до катастрофы

Глава 9. Хаос и разрушение

Глава 10. Рокировка

Глава 11. Место под солнцем

— ...Мы уже проиграли, это очевидно. Для них наша добровольная капитуляция — вопрос престижа, для нас — выживания. У нас еще есть шанс восстановить гильдию и начать все с нуля. Мы можем спасти наши семьи. Мы можем выторговать жизнь хотя бы для учеников, еще не прошедших второе посвящение.

Но для этого всем собравшимся здесь придется умереть. Не столь уж высокая цена, не так ли?

Часть I

Глава 1. Один шаг навстречу

Хора, пограничные территории, двенадцать лет спустя. Где-то посреди ничего

Если существует на свете вещь, которую я по-настоящему ненавижу, то это безвыходность.

Нет, говоря откровенно, есть еще множество других замечательных вещей. Целый список, ненавидь хоть по пунктам, хоть скопом, но... какой смысл делать хоть что-то, если от этого ничего, совершенно ничего не изменится? Серый — цвет неба в окне из переплетенных веток, серый — цвет облетевших рощ и замшелых валунов, серый — вечные зыбкие сумерки, туман, сырыми мохнатыми лапами заползающий в душу и смотрящий на мир через мои глаза. Иногда хочется лечь и не двигаться — или просто шагнуть с обрыва — но останавливает мысль, что в этом тоже нет смысла.

Очередной безымянный город — три дома, два трактира, шлагбаум — выглядел так, словно на него сошел сель. Ничего страшного, это всего лишь Хора, буферная зона, наши северные границы, которые теперь никому не нужны. Низкие горы, где всегда идет дождь, или снег, или все вместе, города, медленно умирающие вместе с тем, как истощаются шахты, и люди, давно махнувшие рукой на все, включая самих себя.

То, что началась улица, отмечали только разливы грязи, поверх которых кто-то кинул тонкие доски. По большому счету, мне было не интересно, куда я попал в этот раз — последовательность действий затвержена до автоматизма. Найти приют, пережить еще одну ночь, а завтра... завтра все начнется заново. Есть принципы, есть совесть, а есть такая штука, инерция, и я живу с ней в полном согласии.

Знакомая речь заставила сбиться с шага, а сердце замереть в предчувствии беды. И, преодолевая малодушное желание зажмуриться, я поднял взгляд, уже зная, что увижу.

Сбитый шлагбаум валялся на обочине, но дорога за него отомстила. Древняя самодвижущаяся повозка проехала буквально пару метров, завязнув колесом в глубокой луже, и водитель, высунувшись по пояс, переругивался с таможней. Взаимопониманию не помогала плохая погода, плохое настроение, упрямство сторон и то, что говорили они на разных диалектах. Но страсти кипели довольно вяло — все понимали, что договариваться придется.

Двое пассажиров стояли у лужи и курили. Плотные накидки, боевые цепи, черные семилучевые звезды магов... Я спокойно прошел мимо, опустив голову и не прибавляя шага. Хотелось спрятаться, но ползущий в тени домов человек обязательно привлечет внимание. И ладно внимание — там утонуть недолго.

Темной гильдии Аринди меня не поймать — если только я сам не решу им сдаться.

Размокшая дверь поддалась с трудом. В лицо пахнуло теплом, дымом и прогорклым запахом еды; жировые свечи на большом колесе скорее чадили, чем освещали, но уж лучше так, чем промозглая хмарь за стенами. Пауки с потолка не падали, рокот голосов мерно бился о стены, но даже взрывы смеха, какие-то придушенные и натужные, не скрывали повисшего в воздухе напряжения. Люди не смотрели, старательно не смотрели в дальний угол, где в плотных тенях, за широким пустым столом устроились двое — в покрытой узорами одежде и расшитых налобных повязках.

Я помедлил на пороге и осторожно двинулся вперед, стараясь никого не задеть. Гончие — далеко не самые опасные существа, призванные из другого мира, но самые упертые и прилипчивые. Наивно думать, что они меня не заметили; это первое, что они сделали. Ну что же, мне не придется их искать.

— Добрый вечер, — мокрый плащ полетел на скамью, и я дружелюбно кивнул Призванным, садясь напротив. — Тхиа.

Левая фигура угрожающе дернулась и затихла, повинуясь короткому жесту соседа. Командир гончих наклонился вперед, сверкнув рдяно-красными искрами в глазах и на удивление ровно спросил:

— Кэрэа. Ты издеваешься?

Шепот за спиной стих, и я практически почувствовал, как посетители навострили уши, ловя каждое слово. Гончая предупреждающе сощурился поверх моего плеча — люди мгновенно притворились, что крайне заняты и не обращают на нас ни малейшего внимания — и чуть понизил голос:

— Долго ты еще собираешься шататься за нами по пятам?

Стальные загнутые когти постукивали по столу, отбивая неровный ритм. Я едва не брякнул, что у гончих хотя бы есть цель — после этого меня точно выгонят на улицу, в холод, дождь и непогоду.

— О, прости за навязчивость.

— Сидеть! — Тхиа резко хлопнул по столу, и чуть мягче добавил: — Всегда приятно тебя видеть. Хоть убедиться, что ты действительно существуешь, и мы не охотимся за призраком.

— Даже и не знаю, что на это сказать.

— Лучше ничего, — кисло признал собеседник и откинулся назад, подзывая трактирщика. — Эй, ты, человек за стойкой! Тащи сюда...

— Никакого вина и крови, в любых пропорциях. Тут нет ни того, ни другого, а то, что есть, лучше так не называть.

— ... травяную бурду со жгучей отравой. Что бы со мной сделали дома за такую встречу?

Хозяин постоялого двора шел к нашему столику как на эшафот, разом уверовав во все слухи о заарнах сразу. Гончие, как и многие другие Призванные, были заарнами; заарны назывались так из-за своей родины, Заарнея, а Заарней назвался так, потому что так выговаривали люди. Хотя для меня этот набор звуков всегда звучал как Хсаа'Р'Нэа или что-то вроде того, но на двух апострофах никто язык ломать не будет.

— Мята, корица, имбирь, — расшифровал я с извиняющейся улыбкой. — И, Тхиа, к желанным гостям ты и я не ближе, чем к твоему миру.

— Большое спасибо...

— Вашему нанимателю?

Заарн бессильно отмахнулся.

Тепло медленно расходилось по телу. Не хотелось никуда идти, ни о чем спорить — просто молчать, наслаждаясь похищенной у судьбы минутой покоя, и слушать, как в трубах завывает ветер. Или не в трубах, или не ветер, так ли это важно? Гораздо больше гармонию нарушал спутник Тхиа, совсем еще юный, с едва начавшими темнеть волосами нелюдь, от чьего голодного немигающего взгляда хотелось спрятаться за бронированной дверью непременно с серебряными шипами.

— Новичок?

— Это... — гончая подцепил младшего за подбородок, с долей брезгливости заглядывая в лицо: — Это Ингви. Прислали вместо.

— С Хэльджи все в порядке? — я почти не ждал ответа, и ответа не последовало. — Ну, ты хотя бы его не убил и не выпил душу, как у вас принято.

Тхиа равнодушно передернул плечами, показывая, что традиции есть традиции, а он сам себе поражается.

— Это же тот самый... — на этот раз новичок таращился на командира, с недоумением и злой обидой. Цель сидела совсем рядом, до цели можно было дотянуться и цель нельзя было тронуть — подобные противоречия оказались за гранью его понимания.

Где же моя вежливость? Наверное, издохла еще тогда, когда был зачитан первый смертный приговор. С тех пор ее воскрешения выглядят так себе.

— Да, Тсо Кэрэа Рейни. Это я.

Про приятное знакомство говорить не буду. До такой степени лицемерия даже я еще не докатился.

— Последний магистр светлой гильдии, — с каким-то садистским наслаждением закончил Тхиа.

— При мне она перестала существовать, так что гордиться тут нечем.

Как сказать, как сказать. Не всем такое удается.

— Вот именно его мы ловим уже восьмой год.

— Семь лет и четыре месяца...

— ... пятнадцать дней.

— Ты тоже считаешь?

— Отмечаю. Крестиками, — с ненавистью процедил собеседник, до полусмерти перепугав подошедшего трактирщика. — Жду, когда по твоей милости можно будет поставить крест на всем остальном.

Я с наслаждением вдохнул ароматный пар; холод окончательно ушел, и глаза сами собой начали слипаться. Когда нужно идти вперед несмотря ни на что, нельзя останавливаться; но у меня просто не осталось сил.

— В городе темные.

— Не называй это городом, — Тхиа перегнулся через стол и с отвращением глянул на листья, плавающие в воде: — Надеюсь, они тоже за тобой. Пусть хоть кто-то будет мучаться так же, как мы. Эй, Кэрэа, как ты способен это пить?

Почему нет? Я все равно не чувствую вкус.

Движение Ингви, все это время изображающего невидимку, я не уловил. Вот он маячит напротив — и вот он уже скорчился на скамейке, прижимая к себе выбитое запястье, а Тхиа брезгливо щурится. Я поднял кружку и тепло предложил:

— Я объясню, хорошо? — и, дождавшись согласного кивка, обернулся к яростно зыркающему новичку. — Ингви, ты действительно думаешь, что твой командир сидит здесь и мирно разговаривает со мной от хорошей жизни? Мой дар — мгновенное перемещение. Ты можешь меня схватить, но он все равно сработает быстрее.

И меня не спросит, что показательно.

Повинуясь непонятному мне жесту, младшая гончая выскользнул из-за стола и сгорбившись двинулся к лестнице. Он мне не поверил, я это знал, и он обязательно попытается — пускай, это все равно ничего не изменит.

Тхиа подпер голову рукой и тоскливо произнес:

— И не надоело?

А вот это слово вообще реальность не передает.

— Сдайся, а?

— Отступитесь?

— Тебе никогда от нас не скрыться.

— Вам никогда меня не поймать.

— За безнадежность!

— За бессмысленность! — мы стукнули кружками и почти с сочувствием переглянулись.

Есть некая гармония в этом равновесии. Хотя о чем это я? Им-то за это платят.

Нам всем, светлым, необходимо ощущать чужие эмоции. Необходима поддержка, необходима привязанность. Нет ничего хуже, чем одиночество. Разумеется, это не оправдание разговоров с врагом, но кому нужны оправдания? Не мне и не теперь.

— У нас контракт, — с отчаянной надеждой напомнил гончая. — Кэрэа, сдавайся уже по-хорошему. Все равно ты рано или поздно ошибешься. Мы тебе ничего не сделаем, обещаю, просто довезем до Лонгарда и сдадим на руки Лоэрину, и забудем как страшный сон. Только надень это, и все, уберемся уже из этой гнилой дыры!

Я провел пальцем по гладкой поверхности и взял ошейник со стола. Широкий, с атласной мягкой подкладкой внутри, с перламутровыми чешуйками и тонким серебряным узором; от места касания пробежали переливающиеся волны, и белоснежная змейка сонно зевнула, показывая длинные алмазные клыки. Один укус — и полная блокировка способностей к перемещению. Творения Лоэрина раз от раза становились все прекрасней.

— А прошлый был проще.

— Тебе лучше не знать, сколько стоил даже тот.

— Мои глубочайшие сожаления. Наверное, его еще можно достать... ну, из той пропасти, куда я его закинул.

— Кстати, Лоэрин посылает тебе письмо, — не стал пререкаться Тхиа.

Я вяло посмотрел на толстый конверт, заверенный печатью.

— Сулит златые горы?

— Златые горы были в прошлый раз.

— Он уже начал писать мне целые романы. Оставь, я все равно не буду это читать.

— Слушай, Кэрэа, он ведь не отвяжется. Передай хоть пару слов. Должно же существовать хоть одно условие!

— Трон гильдии. Тогда, быть может, я подумаю.

— Понять не могу, чего ты добиваешься, — недоверчиво протянул собеседник. — Что ты дальше собираешься делать, Рейни?

Эти вопросы слишком сложные, я отвечать не буду.

— Сколько можно поминать прошлое? Война давно закончилась, твою гильдию реабилитировали, светлых больше не преследуют, все! Там полно других проблем, о вас уже забыли. Тебе предлагают идеальные условия — что тебя не устраивает, в конце концов?!

Что самое печальное, он был прав. Почти.

Лоэрин Дэлла Гефаро был исследователем, гениальным мастером и нейтралом, то есть достаточно богатым, чтобы откупиться от гильдии. В отличие от других, он желал получить секреты и светлого дара, и, по-моему, он желал слишком многого.

Мир чуть дрогнул, смазываясь, и я привычно скользнул на Путь, легко проходя между прозрачными лепестками, окружающими гостиницу со всех сторон. Они смыкались, готовясь заключить здание в непроницаемый шар; еще десяток секунд, и я бы оказался заперт внутри, полностью во власти гончих, а так...

Как обычно, в общем.

— Опять меня обвинят, что я забираю чужие артефакты, — я потряс рукой, но обвившаяся вокруг запястья змейка только насмешливо сверкнула глазками-бусинами и ласково боднула ладонь. Оживленные ошейники всегда испытывали ко мне неразделенную симпатию и подозрительную тягу.

Наверное, я выкину этот тоже. Или отдам обратно. В конце концов, мне давно надоело играть во вражду.

Едва прикрытая листьями грязь чавкала под ногами. Вновь начался дождь, заволокший даль серой пеленой с мелькающими то тут, то там желтыми и красными пятнами. Гладя артефакт, уютно свернувшийся на руках, я шел вглубь рощи без особой цели. Дар перемещения работал только на короткие расстояния, но в пределах туманного ничего я был полностью свободен. Проблема лишь в том, что другие долины ничем не отличались от этой.

Если рассказывать, что случилось... пожалуй, я смогу сделать это кратко. История стара, как мир. Жили-были две гильдии, не слишком мирно, потом поссорились, и одна гильдия уничтожила другую. Начиналось все глупо и бестолково, когда все уже готовы были сражаться, но никто не знал — с кем конкретно и как, а закончилось быстро и кроваво. В любой войне есть победители и побежденные. Нам не повезло.

Светлая гильдия перестала существовать. Сородичи бы сказали, что нельзя поддаваться отчаянию, но мы слишком далеко друг от друга. Им повезло чуть больше — они мертвы, а я нет.

"Шеннейр".

Я перекатил на языке намертво затверженное имя, цепляясь за него, как за якорь, и вздрогнул. Обрыв был всего в полушаге — наверное, я бы переместился прежде, чем свалился на камни, но, возможно, и нет. Жить у меня все равно не получалось.

Инстинкт опасности сработал безошибочно. Междумирье приняло меня как родного, оставив одинокой точкой висеть в пустоте; я с легким удивлением перевел взгляд на разорванный на груди плащ, с опозданием понимая, что кто-то пытался напасть. И почему не столкнуть меня с обрыва? Зачем вырывать сердце? Плащ был теплым и удобным, и его оказалось очень жаль. Если это Тхиа, то ему же и придется покупать новый.

Но призрачный поток вовсе не собирался уносить меня прочь. Ни вдохнуть, ни пошевелиться; ни верха, ни низа, только рваные пылевые вуали, трепещущие нити чужих путей и вязкое серое безвременье, в котором я застрял как муха в янтаре. Неотвязные кошмары, мучившие меня с получения дара, становились реальностью — а ведь могли бы сбыться и раньше, и не мучать так долго. Достойное завершение короткого, бестолкового и бессмысленного существования.

Вопреки надеждам, бестолковость существования прекращаться не спешила. Сквозь серость проступил багрянец; под ногами захрустела скользкая стеклянистая галька, дымчатой пустыней тянущаяся до горизонта, а над головой раскинулось чужое небо в лиловых сполохах. Чужое небо чужого мира. И, что самое худшее, враг перемещался вместе со мной. Хотя, конечно, почему нет — этот мир был для него родным.

— Рыбка попалась.

Незнакомец был бледен, страшен и выглядел почти как заарн — разве что слишком короткие неровно обрезанные волосы и слишком фиолетовые глаза. А еще у него была широкая самодовольная ухмылка и не совсем дружелюбные намерения.

— Простите, вы точно желали убить и точно меня? — неуверенно уточнил я, морщась от плотных дымчатых крючьев, впившихся в тело. — За что?

— И это угроза для нас? Рыбка слишком близко подплыла к поверхности и ее заметили, — почти промурлыкал противник, даже не вслушиваясь в слова, и притянул сеть еще ближе. — И поймали. Рыбка может попрощаться со своим миром...

Ясно.

Сеть мешала убежать, но переместиться ему за спину — нет. Серебряный ошейник легко сомкнулся на бледной шее; нелюдь покачнулся и рухнул на колени, цепляясь за нежданное украшение, и врата захлопнулись, обрывая нити.

В знакомой роще ничего не изменилось — или это была уже другая роща? Я беспомощно оглянулся в поисках известных примет, пнул корягу и смирился с тем, что выбираться придется пешком, по старинке, не полагаясь на опасный дар.

Я ждал знак, что делать дальше? Можно радоваться, дождался.

* * *

У магов не так много строгих-престрогих запретов. На деле, всего два: не играй с тектоникой и не открывай врата в Заарней. Каждое открытие врат приближает тот миг, когда соседний мир сольется с нашим. Но люди открывали врата постоянно и, наверное, с нетерпением ждали этого момента. Заарны с охотой приходили к нам, заключали контракты и служили наемниками, убивая по приказу и без приказа. Но людей в свой мир они не вытаскивали — их источники давали меньше магии и не позволяли расходовать ее зазря. Наверное, сейчас что-то изменилось. Или изменилось только для меня — потому что если существовала беда, которая еще не свалилась на последнего светлого магистра, то она была обязана это сделать. Еще один опыт, который я бы не хотел приобретать. Мой опыт, он весь такой.

Ощущение мелких крючьев под кожей никак не желало исчезнуть, сколько я не убеждал себя, что это лишь самовнушение. Надеюсь, сеть успела разорваться вовремя и я не вытащил того заарна-Призывателя в наш мир. Хотя в нашем мире и без того дополна дряни.

Заросший травой разбитый тракт уводил в стремительно темнеющую даль, такой же унылый и заброшенный, как и эта придорожная гостиница. Деревянное строение одиноко мокло под дождем, почерневшее и просевшее на один угол, и только огоньки в заросших грязью слюдяных окошках подсказывали, что оно все еще обитаемо. Идти туда не хотелось, но я уже сделал это один раз, а значит, смогу и во второй.

Внутри было пусто, сумрачно и почему-то сыро, отчего гнилая солома хлюпала под ногами; двое мужчин у стойки одновременно попытались подняться, смотря на меня, будто и не чаяли больше увидеть.

— Итак, — я с сомнением оглядел небритого тощего типа, еле-еле стоящего прямо, пытаясь не замечать ни взглядов в упор, ни перешептывания высунувшихся в общий зал девушек в синих передниках. — Очевидно, вы доктор?

— Это... вы все-таки вернулись... — отмер хозяин гостиницы, и куда бодрее продолжил: — Мессир Густав, лучший цирюльник на всю округу.

— Нелюдя не возьму, — сипло возвестил тот, придвигая мне оставленные заранее деньги. — Две монеты — за вызов.

Я с дрожью оценил грязные каемки под обломанными ногтями, инстинктивно прислушиваясь к шушуканью служанок:

— Заглядываю — а он глазищами из угла так и сверкает! Думаю — щас бросится...

— И как?

Ответ прозвучал почти разочарованно:

— Не бросился...

Я повернулся к болтушкам, сдерживая рвущиеся с языка слова, но так ничего и не сказал. Бесполезно.

— Сколько вы хотите?

Мессир Густав с сожалением развел руками:

— Не возьму, не проси. А вдруг тяпнет?

Проблем уж точно будет меньше, чем если кого-нибудь укусит тот же цирюльник. У гончих хоть слюна стерильна.

— Тьфу, только душу губить. Дождешься с этих тварей, чтобы сами подохли, — влез трактирщик с несомненно личным опытом. — Не ходил бы ты туда, парень.

... Красные капли на белом снегу. Красноглазая тварь с распоротым животом, все еще цепляющаяся за жизнь и огрызающаяся на любые попытки приблизиться...

Да, дохли твари с трудом.

— Он просто ранен.

Мужчины переглянулись и, словно это оправдывало все, хором произнесли:

— Так ведь нечисть же!

А может, и оправдывало.

На кухню я даже заглядывать не стал — хватило прошлого раза — и трактирщик догнал меня уже на лестнице, узкой и скрипучей.

— Это... вы сами-то справитесь? Может подождать и уже потом... того... по частям продать... я людей-то знаю, к кому обратиться...

Я посмотрел в умильные глазки и с улыбкой уверил, что как-нибудь справлюсь сам. Что самое странное, он действительно хотел помочь и искренне беспокоился за меня. Потемки чужих душ порой заводят в тупик.

Заарны ужасно относятся к своим раненым. Даже темные поддерживают друг друга; заарны с радостью добивают неудачника и забирают его силу себе. Призванные вынуждены держаться вместе, и нравы у них мягче, и Тхиа просто заботливый папаша, а не командир, раз бросил своего не посреди дороги, а в гостинице. Хотя разницы в принципе никакой.

Лестница вела на чердак, в маленькую вытянутую комнату, душную и темную из-за закрытого окна. Кроме дряхлого стола, колченогого стула и кровати с ворохом тряпья внутри не было ничего, зато по сравнению с предыдущим посещением здесь хотя бы прибрались. Я кинул рюкзак на стол и распахнул ставни, впуская свежий осенний ветер.

Из-под груды одеял донесся мученический стон:

— Опять ты.

— Кто же еще? — я потянул краешек ткани на себя, заставляя спрятавшегося под ней заарна пошевелиться. — Я думал, ты уже пожаловался Тхиа.

И тот в засаде поджидает, что ли. Хэльджи намертво вцепился в одеяло, не собираясь отдавать ни пяди, и огрызнулся:

— Это был дурной сон, просто дурной сон.

— Положительный настрой — это хорошо, — я с беспокойством отметил бледно-розоватую радужку с россыпью белых точек, красные капельки на запястьях и отслаивающиеся ногти. Скоро кровь выступит на губах, веках и ладонях, потом будет сочиться через каждую пору... Хэльджи, самый спокойный и дружелюбный из гончих, был мне симпатичен. Жаль, что пострадал именно он. Это была обычная встреча, перешедшая в обычные догонялки, и никто не подозревал, что паучье логово совсем рядом с той рекой.

Помощи от местных ждать не стоит — из меня целитель лучший, чем из них доктора. Пользы тоже немного, зато вреда нет. Поиски бинтов плавно перекинулись на первый этаж, и на материал для перевязки пошла простыня — после моего первого прихода тут действительно появилось нечто чистое. Иномирник завернулся в отвоеванное одеяло, враждебно глядя из кокона, но его хотя бы не пришлось кормить силком. Определенно, жертве моих экспериментов стало лучше. Удивительные вещи творятся.

— Что это?! — почти паническое восклицание нагнало меня уже у дверей. Хэльджи смотрел на маленькую ложечку так, словно стекающий с нее мед собирался на него наброситься.

— Тебе. Ешь.

— Он же сладкий!

— В этом и суть.

— Ты мне мстишь, да?

— Угадал.

Я нашел у кровати кривой меч — ятаган? — и принялся кромсать простыню на полоски, прикидывая, удастся ли уговорить нелюдя на перевязку, или придется привязывать его к кровати. Тот уже тянулся к оружию и шипел, требуя отдать.

Раненые заарны — ужасные существа. Ведут себя как дети.

— Я понял, — мрачно сказал гончая, следя за мной мутным нехорошим взглядом. — Вас, светлых, привлекают боль и смерть, и поэтому ты со мной возишься.

От смеха ятаган сорвался, попав по руке. Я замотал царапину последним обрывком ткани и подступил к кровати, положив оружие на место и придвинув тазик с горячей водой:

— Мне нравится эта теория. Есть в ней... что-то эдакое.

Края раны, идущей по животу от ребер, почернели и вздулись. Выглядело это плохо; с другой стороны, я не знал, что это значит для иномирников — они поразительно живучи и уязвимы одновременно.

— Я все равно уже мертвец, — упрямо заявил Хэльджи. Он даже не морщился, когда мокрая ткань касалась кожи, но хотя бы не мешал перевязке. Или был слишком слаб, чтобы мешать.

— И что, я зря трачу на тебя время? — я пододвинул ближе позаимствованную у хозяина гостиницы жаровню.

— Это ненормально.

Как будто я обязан следовать каким-то правилам. Это единственное, что я приобрел — возможность не оглядываться ни на кого.

— Я свободный человек и делаю то, что хочу. Мне даже родная гильдия не указ, потому что ее больше нет.

Маленькая печка быстро согревала воздух, но гончая все равно кутался во все теплые вещи, которые нашлись в комнате. Параллельные миры — далеко не самое приветливое место.

— Мне все равно, зачем вы, людишки, друг друга убиваете, — с запинкой начал заарн, и становилось ясно, что ему непривычно говорить на такие темы. — Но как вы, ты и такие, как ты, в это влезли?

Мы это начали. И у нас неплохо получалось.

— Когда я учился, было принято ненавидеть темных. Говорили, что они готовятся напасть на нас, мы тоже готовились напасть в ответ, а потом как-то все произошло... в городе начались стычки, появились жертвы, потом темные ударили по одному из наших светлых источников, и покатилось.

Я мало что помню из первых дней; помню страх, но суматохи не было — все знали, что делать. Нельзя назвать неожиданностью то, к чему так старательно готовились.

— На разведчика небось учился, — прокомментировал собеседник, но мне нечем было его порадовать:

— Фольклористика и этнография, — уловив замешательство, я пояснил: — Традиции.

— У вас есть военные традиции? — фыркнул Хэльджи. — Смешно.

— Мы не хотели воевать. Просто для того, чтобы жить в мире, надо было уничтожить всех темных.

Серый сонный вечер сменился промозглой синевой сумерек, укрывших улицу и двор. Солнце медленно умирало, оставляя осколки себя в опавших листьях, путаясь в черных голых ветках, и никто не мог ничего с этим поделать.

Скоро последний осенний праздник. В этот день темный и светлый магистры вместе проводили торжественный ритуал, провожая старый год, и все праздновали, встречая зиму... Интересно, радуются ли темные, что теперь делают это одни.

— Знаешь, почему Тхиа меня не убил? Он знал, что ты не выдержишь, и будешь крутиться где-то рядом.

— Молодец Тхиа, — равнодушно отозвался я, вырываясь из воспоминаний.

— И он скоро будет здесь.

— Ничего, я подожду.

— Убирайся! — гончая с трудом повернул ко мне потемневшие узкие глаза цвета засохшей крови и вцепился отросшими когтями в боковины кровати. На бледной шее вздулись темные вены; он кусал губы, не в силах выдавить ни слова, зачем-то сопротивляясь магическому договору...

Но в этом смысла было не больше.

— Разве ты не должен за мной сейчас следить и радоваться, что я попадусь, а не гонять?

— Я больше не в команде, ничего я не должен, — пораженчески отозвался заарн, уткнувшись в подушку и с бессильной злобой воткнув когти в матрас.

Вот она — главная беда тех, кто работает за деньги, а не за идею. Я обошел кровать, заставив иномирника прижаться к стенке, обнимая свой ятаган.

— Тогда мы просто подождем Тхиа здесь. Я уговорю его взять тебя с собой. Ты мне веришь?

Он поежился, отползая еще дальше:

— Ты страшный. Ты заставил людишек впервые за все существование этой халупы сделать уборку...

Незримый барьер на этот раз двигался куда быстрее, заращивая щели, но для того, чтобы прижаться спиной к стене, держа в поле зрения дверь и окно, не понадобилось много времени.

— Тхиа! Я тут собираюсь добровольно сдаваться, не надо мне мешать!

Надеюсь, я его не переоценил.

Лепестки замерли и прекратили сжиматься, и дверь стремительно распахнулась. Я с трудом подавил желание сползти на пол, потому что ноги внезапно отказали. Это был даже не первый шаг, а его намерение, но к нему вели семь лет... семь далеко не легких лет.

Отступать больше некуда.

— Луна вошла в созвездие Весов, в городе объявились темные, а меня чуть не убил заарнский мутант-Призыватель. В общем, я все взвесил и решил вернуться в Аринди. Можете праздновать, ваши муки закончились.

В этой последовательности был некоторый смысл. Я ждал вопроса про звезды, но не того, что мне не поверят вовсе.

— Монетку бросал? — скептически осведомился Тхиа. — И когда передумаешь?

— Но не сейчас. Оставьте меня в покое хотя бы до рассвета, — я сел рядом с кроватью, грустно глядя на Хэльджи, и пообещал: — Я буду здесь.

— Спасибо, — тихо прошелестел он.

Где-то там, в пустоте, заскрежетали ржавые шестерни, с лязгом приводя в движение сложный механизм, и давно остановившаяся стрелка перескочила на следующее деление. Можно верить в новый день, но мы оба знали будущее. Все, кто меня окружал, умирали.

* * *

Аринди. Далеко отсюда

Иногда ему казалось, что он уже умер, и теперь расплачивается за все, что совершил.

Пусть даже он плохо помнил, что именно...

Он не знал, сколько времени прошло здесь. Дни и ночи сливались в одну нескончаемую пытку... дни и ночи ничуть не отличались друг от друга. Он давно привык к боли, голоду и ненависти. Холодной и отстраненной или жгучей и яростной — неважно. Ненависть смешна, когда скрывает страх. Тело — это всего лишь оболочка для духа.

Но тьма множеством маленьких пиявок впивалась в сознание, клубком червей копошилась в голове, доводя до исступления. Обрывки памяти рассыпались черным пеплом, разрушая то, что составляло его суть, и даже там, где раньше был его дар, зияла открытая рана. Иногда ему казалось, что он сходит с ума, и что осколки его "Я" мечутся в агонии, пока их медленно пожирает ненасытный безбрежный мрак...

И лишь тихий зов, доносящийся откуда-то издалека, словно из иного мира, путеводной нитью звучал в темноте. Иногда он казался лишь наваждением, бредом, но этот голос возвращался снова и снова. И тогда он жадно вслушивался в каждый звук, как одержимый цепляясь за последние крохи разума.

У них не выйдет его сломать.

Никогда.

Глава 2. Ценный приз

...Черный шпиль рассекал небо на две части, нависая над раскинувшимся далеко внизу городом. Он был не так уж страшен и, говоря честно, плохо различим — длинная полоса от пола до потолка.

Поднималось и опускалось солнце, наползали с севера тучи, расчерчивали темноту разломы молний, струились по стеклу потоки дождя — он все так же высился напротив, как нечто незыблемое и неизменное. Ничего не менялось.

И ничего не изменится.

Линия, которая разделила мир пополам. Граница, разбившая жизнь на "до" и "после".

Между ложью и истиной.

Между жизнью и смертью.

Или между сном и явью...

Что ведь только не лезет в голову.

Несколько мгновений я спокойно рассматривал противоположную стену, а потом медленно поднял руку. Провести по шершавой поверхности стола, по пыльному подоконнику, съехать на оконный косяк... возможно, это реальность. А может, и нет. Мир полон иллюзий.

Там, за разводами грязи на стекле, осеннее утро плавно перетекало в осенний вечер. Дыхание вырвалось изо рта клубами пара, когда я открыл окно, впуская розовую морозную дымку. Лужи покрылись тонким ледком, застывшая грязь с отпечатками ног пошла волнами, и вмерзшие в нее желтые кленовые листья приобрели пушистую бахромку из инея. Багровое распухшее солнце висело над лесом; я потянулся вперед, зачерпнув густой цвет, позволяя ему свободно литься сквозь пальцы, и бессильно уронил руку.

Бродящий по двору Ингви завертел головой, подозрительно уставился в закат, ничего не углядел и целеустремленно двинулся к деревьям. Юный гончий не наигрался в охоту, и душа его требовала подвига.

Свет блеклым пятном ложился на вздувшиеся обои. Пустая комната, кровать с ворохом одеял, тазик с мутной водой, бинты... я поднял с пола уже начавший ржаветь ятаган и положил на подоконник. Еще одна жертва, которой бы не было, если бы я сдался хотя бы на неделю раньше.

Темнота — секундное оглушение — удар и обжигающая боль, словно на кожу плеснули кислотой — падение, и я вновь стою в комнате, в двух шагах от заарнки с малиновыми глазами.

— Прости. Это рефлекс.

И проклятый неконтролируемый дар. Барьеры не для того строятся, чтобы их было приятно прошибать с разбега.

Фаррен, единственная в команде создательница пространственных ловушек, с осуждением рассматривала поднос, лежащий у ног:

— Это завтрак.

— Ничего страшного, — я опустился на пол, собирая осколки.

— И это должны делать слуги.

— Слуги забились в самые темные углы, вооружились вилками и с нетерпением ждут нападение плохих заарнов. Они тебя не поймут и расстроятся.

Она встряхнулась, словно выходя из транса, и опустилась рядом, с сожалением признавая:

— Но их там нет...

— Уже и из гостиницы выжили?

То ли слишком сильно зашугали, то ли местные и сами предпочли убраться от иномирной заразы. Хотя чего на самом деле они боялись — слухов и сказок? Прорывы, приходящиеся на Хору, были слишком давно.

Зато раньше врата открывались только здесь. По-моему, у иномирников уже генетическая ненависть к дождливым предгорьям.

Я проследил, как добровольная помощница раз за разом пытается сложить чашку из осколков — разумеется, те мгновенно рассыпались — и под конвоем отправился за веником. Внутри у каждого живет свое маленькое чудовище, и если оно довольно такой малостью, то стоит его поберечь. Но Фаррен выглядела расстроенной, и я даже мог сказать, почему:

— Тактика измора — это тоже хорошая тактика. Вы победили, радуйтесь.

Она мгновенно вскинулась, гневно раздув ноздри, и ткнула мне длинным когтем в грудь:

— Ты — нарушаешь правила, — и с абсолютной уверенностью в своей правоте, до которой темным еще ползти и ползти, с грохотом спустилась по лестнице.

Кажется, моя добровольная сдача оскорбила охотников до глубины души. Они семь лет гонялись за мной по самым диким местам и имели право надеяться, что поймают добычу самолично, а не добыча сама выйдет к ним с поднятыми лапками. Надежды, они такие, бывают весьма забавны.

Я прошел за Фаррен, с удивлением отмечая отсутствие пыли, грязи и паутины, открывшие истинный цвет стен — заплесневелый пятнистый. Все было так реально, что даже хотелось поверить... Но страх никуда не исчез; страх, что пальцы вновь уткнутся в стекло, а дерево обратится в камень. Нет смысла бежать, если я все равно остался там, в камере на высоких этажах Вихря.

Прошлое пустило корни слишком глубоко, не позволяя вырваться из хоровода видений. Возможно, если я повстречаюсь со страхами лицом к лицу, этот круг наконец разомкнется... или выйдет на новый виток. Вряд ли у "хуже" есть конечная стадия, пусть мне и кажется, что я ее достиг.

— Солнце, — потихоньку бухтела гончая, огибая лучи, падающие из окон, на ходу натягивая защитные очки-консервы. — Снег! Дождь! Ветер! Кто еще может жить в этом неправильном мире?

Любить свой дом пришельцы начинали только побывав в нашем. У ветеранов прорыва даже песенка есть "не покинем Заарней — места нет его милей!" или что-то в этом духе. Идеология сплошная, этот прорыв, а то все "грабежи, убийства"...

— Я поймал сообщника, — Ингви промаршировал на середину общего зала, вытянув руку. За шкирку он держал обвисшую рыженькую белку; я уже приготовился полюбоваться, как Фаррен будет объяснять новичку особенности чужой фауны, как гончая серьезно предупредила:

— Слишком маленькое... шпион? Разведывательный зонд? Ядовитый киборг-убийца? Не спускай с него глаз, они тут все такие!

Белка очнулась и возмущенно зацокала, и храбрый охотник разжал пальцы, одним махом отпрыгнув через несколько столов. Фаррен потянула из ножен клинок; я прикинул, разрешится ли ситуация мирно, и пошел спасать гостей из другого мира от страшного зверя. Перепуганная белка сиганула на руки и намертво вцепилась в плащ, словно уговаривая не отдавать ее красноглазым монстрам.

— Смотри, смотри, он подчинил это! — донеслось со стороны восхищенных зрителей.

Рыжее пятно стрелой унеслось к лесу. На чужой земле опасности подстерегали пришельцев со всех сторон, и совсем неважно, были ли они мнимыми, если в них верили.

Компания торчала в гостинице вовсе не ради моих прихотей; все ждали, пока зарядятся батареи эфирного транспортника, который перекинет нас прямиком в Лонгард. Невероятно сложная и дорогая вещица, и разве что Лоэрин Дэлла Гефаро мог это себе позволить. Его уникальный дар — создавать артефакты.

По праву старшего Тхиа занял покои хозяина гостиницы, и сделал это зря. К моему удивлению, там оказалось не чище, чем в доме, а скорее наоборот; похоже, человек решил, что моя просьба относится только к гостевым комнатам. Ясный источник, забери меня домой.

У покрытого толстым слоем пыли стола мялся на длинных лапах призрачный почтовый журавль. Увидев меня, создание Пути с облегчением выпустило из клюва перевязанный бечевкой сверток и, нервно взмахнув широкими крыльями, кануло в дымке перехода. Оно даже не задержалось, чтобы удостоверить личность получателя; такая поспешность была примечательна, словно призрак отчего-то боялся долго задерживаться по эту сторону.

Я поднял письмо с гербом Лоэрина и новый ограничитель дара. Металл, кожа, серебряные нити, ни хрупкости, ни вычурного изящества прежнего, но почерк мастера угадывался без труда.

— Разве мы не договорились?

— Лоэрин не в курсе, — Тхиа встал рядом, так, словно опасался, что я сейчас сгрызу ошейник без соли, а командиру гончих опять придется просить у нанимателя новый. Меня уже не удивляла скорость, с которой Гефаро клепал свои артефакты. Только интересно, когда в перерывах он успевал ваять такие длинные послания? — И лучше ему там и не быть.

Стальная змея недовольно шевельнулась, подняв узкую голову; чешуя скользнула под пальцами, и ядовито-зеленые глаза затянула белесая пленка, напряженное тело обмякло, превращаясь обратно в металлический обруч.

Спи спокойно, творение, и мы поладим.

— Я думал, ты до сих пор наверху сидишь и страдаешь, — цинично заметил гончая.

— На моих глазах умерло столько людей, что я давно сбился со счета. Одним больше. Одним меньше. Просто, — я выпустил артефакт, не став разводить конфликт на пустом месте. — В смерти нет ничего хорошего.

Командир охотников с сомнением посмотрел на меня и вздрогнул от раздавшегося за стенами рева.

— Там, там темные! — в комнату влетел Ингви. За его спиной маячила вооруженная Фаррен; парочка сияла от азарта, готовясь принять участие хоть в одной нормальной схватке.

Тхиа брезгливо покачал головой:

— Видишь, Рейни, во что мы превращаемся, оставаясь в этом мире?

— Вас никто не приглашал... о, нет, все было именно так. И сколько же пришло сюда ради свободы и охоты на слабых людишек, не думая о возвращении?

Все.

— А ты злопамятный.

Еще бы. Я знаю, благодаря кому выиграли наши враги.

... Снаружи, на узком пятачке двора, пытались развернуться сразу две повозки. Случайно снеся ветхий сарай и проехавшись по остаткам околицы, два железных зверя, которых дороги Аринди не видели лет пятьдесят, остановились, недружелюбно перемигиваясь красными фарами. И в каких запасниках гильдия откопала такую древность? Я уж не спрашиваю, что у них вместо топлива — что поймают, на том и ездят.

Хлопнула дверца, и главарь прибывших спрыгнул на землю, скинув капюшон с белой окантовкой. Светловолосый мужчина, на лице которого отчетливо читался вопрос, почему он, такой хороший, вынужден торчать на задворках мира, был решительно незнаком. И это плюс: на знакомства среди темных мне не везло.

Предгорья пили магию с той же охотой, что и волю к жизни. Его спутники выглядели расплывчатыми серыми пятнами, позволяя абстрагироваться от касания иной силы, агрессивной, чужой и враждебной.

— Эй, красноглазики, — голос был таким же блеклым, как и хозяин. — Даю вам минуту, и чтоб тени здесь вашей не было.

Не поделили свободные номера? Остальные маги расползлись вокруг машин, с ленцой поглядывая на гостиницу.

— И человека оставьте, — посоветовал кто-то и хихикнул, — если там еще что-то осталось.

Создавалось полное впечатление, что оставшись без последнего врага — светлой гильдии — темные порядком... расслабились, что ли.

Кажется, постояльцы преодолели вечное хорское безразличие и наняли отряд, чтобы выгнать захватчиков. И заодно вырвать невинную жертву из лап кровавых нелюдей. Свет, я и не думал, что один разговор будет настолько разрушителен.

Фаррен любопытно выглянула из окна, придерживая за капюшон рвущегося вперед новичка. Но расстояние все еще было слишком велико: боевым магам требовалось пространство для маневра, потому что в ближней схватке люди заарнам не противники.

— Сдаться им, что ли? — прикинул я и, натолкнувшись на злой взгляд Тхиа, громко крикнул: — Ладно, ладно, не надо, мне и так неплохо!

Главарь равнодушно пожал плечами, показывая, что каждый сам кузнец своего счастья, а он сделал все, что мог. Тяжелая боевая цепь шевельнулась, шлепнув по земле шипастым навершием, и воздушная волна ударила в дверь, вынося ее с куском стены. Здание содрогнулось от крыши до фундамента, колесо светильника сорвалось с крюка, проломив пол, и хаос начал победное шествие.

— А в чем, собственно, дело? — я шагнул из укрытия, показывая, что безоружен. — Мы уже уходим, и не думаю, что за разрушения вам заплатят.

Если только владелец постоялого двора не сообразил, что он за тела иномирников два таких отстроит.

Темные уставились на меня, давно уже отвыкнув, что с ними кто-то пытается разговаривать. Тхиа рывком втащил меня обратно, но поздно; светловолосый нахмурился, явно что-то припоминая, а его сосед медленно поднял руку и абсолютно нечеловеческим голосом взвыл:

— Ты-ы!

Ну почему из всех привилегий магистров мне досталась настолько печальная слава?

— Отдайте светлого и... мы вас отпустим, — напряженно потребовал главарь. Впрочем, последней части явно недоставало уверенности и того факта, что совсем недавно заарнов обещали отпустить просто так.

— Какие чудные новости, — задумчиво отметил я, оценивая варианты. Меня узнали, это плохо; всех разом уже не прихлопнут, уже лучше. Численный перевес не на нашей стороне. — Вы семь лет знать меня не хотели, и дальше обойдетесь.

— Тебя кто спросил, светленький? — с ненормальной радостью донеслось снаружи. — Шевелитесь там!

Фаррен зарычала и вскочила, скаля клыки:

— Не-ет, вы его не затыкайте. Кто так бросает вызов? Кто так не по регламенту бросает вызов, я спрашиваю?! Это мы семь лет за ним гонялись! Мы! Наша добыча! А вы думаете — пришли на готовенькое?

— Знакомьтесь: темная гильдия. Она всегда так делает.

— Не смейте спорить с тем, кто вас призвал, — от чужой наглости маги очнулись быстро. — Все маги принадлежат гильдии — все светлые наши!

— В искажение вашу гильдию, — единодушно порешили детишки иного мира, обрубив переговоры на корню.

— Тхиа, уводи катер, — я не стал дожидаться ответа, глубоко вдохнув и шагнув вперед.

Шаг — раскаленная дуга пронеслась перед самым лицом, каким-то чудом свернув в сторону, и влепилась в ограду. Шаг — звенья цепи ударяют прямо по боку машины, оставляя глубокую вмятину. Шаг — и двое магов едва не попадают друг по другу, лишь в последний миг разводя удары. Дымка искажения, стремительные бесшумные пассы, летящие куда попало заклинания, сверкающие вспышки, хаос и полная неразбериха.

— Простите, — я едва не влепился в черный балахон, нырнул на Путь, вынырнул, снова налетел на кого-то... — Простите, простите, извините...

В принципе, я прекрасно знаю, за что меня так ненавидят.

— Замри!

Я послушно застыл на границе незримого барьера, и легко поклонился светловолосому магу, отдавшему отряду единственный верный приказ. Самое опасное в мерцании — случайно попасть под удар, но маги искренне старались по мне не попадать, и теперь пожинали последствия.

— Приятно было познакомиться... — и без всяких ухищрений переступил границу.

Переход тянулся невероятно долго; врата маячили вверху, как пятно света на поверхности воды, и я рвался к ним, выбиваясь из сил и срывая дыхание.

Маленькая искорка посреди безбрежного фиолетового океана... я не имел права сдаваться.

...Приземистый холм опоясывал круг из серых гладких валунов с полустертыми календарными знаками, а на верхушке поднимался старый дуб с раскидистой кроной. Вдали, над облетевшей рощей, курился дым — гончие все-таки подожгли гостиницу, следуя своим странным ритуалам. Разумеется, с оплатой, что народной любви им не добавляло; простой разбой люди бы еще поняли, но вот это — не-е-е, никогда. Землю плотным слоем покрывали бурые волнистые листья и рассыпанные желуди. Я смахнул их с каменной плиты с выбитой датой, проверив, нет ли трещин, завернулся в плащ и рухнул сверху, больше не сдерживая смех.

Но вспышка эмоций быстро прошла, оставив невесело глядеть на бледное небо и ждать. Таких мест в Хоре множество, и я, наверное, знаю их все. Когда-то с этого места начался один из прорывов, а потом, после его окончания, здесь посадили дерево в надежде, что оно не даст вратам открыться вновь.

Возможно, миров множество, возможно, они никак не контактируют друг с другом, но нам не повезло. У нас оказался сосед. Когда сходятся звезды, когда рождается проводник, называемый гельдом, появляется мост в Заарней, мертвый мир, враждебный мир, мир-паразит. Рано или поздно мы сольемся воедино, и тогда наше солнце погаснет, а темный источник сожрет все остальное.

Ах да, и еще через врата ломятся всякие наглые твари. От соседей, как обычно, одни проблемы.

Наглые твари вывалились из леса часа через два, и вел их Ингви — как я понял, новый поисковик в группе. И потому монотонная рутина интереса к работе еще не отбила.

— А можно я его поймаю, пока снова не сбежал? — в рубиновых глазищах горело чистое и неразбавленное желание принести пользу обществу. — А давайте в этот раз его еще нормально свяжем? А давайте...

Фаррен обдергивала кисточки на рукоятке ятагана и просительно смотрела на меня снизу вверх, ожидая, какой из все более изощренных вариантов станет решающим. Вряд ли мой внезапный уход прибавил гончим спокойного сна и крепких нервов.

— Убегать? Вы сейчас серьезно? — я встал и, не делая резких движений, пошел им навстречу, на всякий случай огибая увлекшегося Ингви и обращаясь к насупленному командиру: — Тхиа, я все еще надеюсь, что вы меня довезете.

— И почему ты еще не в Лонгарде, Кэрэа? — обреченно поинтересовался тот.

Хм, потому что есть причина? Расстояние прямо пропорционально погрешности, и если я рискну переместиться, то Лонгард — это единственное место, куда я точно не попаду. Занесет еще к Вихрю, а там разное... флуктуации поля... расщепит и не заметит. Но и за такой дар темные ненавидели меня до дрожи, и даже назначение магистром не смогло сделать их отношение хуже.

Это было бы даже забавно, если бы не так травматично. Но пребывание в тюрьме практически его уничтожило, сделав нестабильным. Раньше я мог проводить с собой других людей... Нет, я все еще мог это сделать. Если не волноваться за их сохранность.

— Но ведь путешествовать в компании — это же так... весело.

Судя по спутникам, они таких понятий не признавали.

— И безопасно.

И тоже не им, но что поделать.

— Ай-й-й, ультрафиолет с вами, — заарнка оборвала последнюю кисточку и расстроенно отвернулась.

Граница проходила рядом, но расстояния в горах — это путь от точки до точки максимально окольным путем. Поблизости находилось крупное поселение, где можно переждать стремительно холодеющую ночь и, если повезет, зарядить-таки катер. Вот только при одном взгляде на контингент единственной гостиницы я пожалел, что мы не остались на улице.

Народ здесь был простым, прямым и иноземную нечисть не привечал. А уж про совершенно инородные технологии лучше даже не упоминать.

— Глянь-ка, упыри! — с нездоровым оживлением донеслось из-за дальнего стола. На широкой лавке разместилась целая компания суровых мужиков в ватниках и с топорами. Артель лесорубов отдыхала после тяжелого трудового дня и как раз дошла до того состояния, когда страх уже потерян, а координация движений — нет.

Насупившиеся упыри гордо прошагали к стойке. Зря заарны в свое время считали, что если истинное название их расы, как и имена, для людей непроизносимый набор букв, то это проблема людей, а не заарнов.

Сквозь набившийся в тепло народ приходилось буквально протискиваться, что красноглазые и делали, вызывая раздражение и далеко не ласковые взгляды. Сгустившееся напряжение болезненной дрожью отдавалось в теле. Голоса становились все громче, все злее, кружки все сильнее стучали об стол, заставляя иномирников дергаться и хвататься за оружие, заводя настроившихся на драку посетителей еще больше.

... Дощатый пол, залитый кровью. Изуродованные тела, глубокие рваные раны, две гибких фигуры, застывшие посреди бойни спиной к спине. И яростное человеческое море, раззявленные в крике рты, выпученные безумные глаза, скрюченные протянутые руки...

Они считали, что если накинутся на заарнов всем скопом, то порвут врагов на клочки. Они были правы.

Но некоторые лишь частично.

Я расцепил сжавшиеся на краю стойки пальцы и попытался выровнять дыхание. Это просто. Сгладить острые углы, выровнять перепады, найти среди диссонанса звуков чистые и ясные ноты и позволить именно им вести мелодию...

Стол лесорубов сотряс взрыв хохота. Парни ржали над шуткой одного из своих, поднимая кружки в его честь. О заарнах благополучно позабыли, словно те превратились в невидимок; лица сидящих в зале людей посветлели, то ли от осознания, что опасность прошла стороной, то ли от того, что исчезла та тяжелая атмосфера, наточенным топором нависшая над головой мирного обывателя. Это будет хороший вечер, а завтра будет лучший день.

Кто-то назовет эту способность благом. Чушь. Мало удовольствия оттаскивать человека от пропасти. Результат — может быть, но не процесс, нет.

— Кэрэа? Что с тобой?

Я не смог выдавить и звука, и Тхиа тревожно нахмурился, быстро кивнув младшим.

Всерьез скрутило уже на лестнице, так что в комнату спутники меня уже затаскивали.

— Тебе холодно? Жарко? Что-то болит? — наугад перечислила Фаррен три основные состояния заарна. Несчастный народ. Я стиснул ее ладонь, формируя якорь среди бушующего океана воспринятых эмоций, и заарнка внезапно скорректировала гипотезы на другой менталитет: — Боишься, что те красномордые нападут? Не бойся, мы сильнее.

Хорошо, что люди и заарны общаются не слишком часто. Человечеству лучше не знать, как их называют вечно бледные существа. Принцип равновесия, все закономерно.

Иномирка без труда освободилась, даже не заметив этого, и вернулась с универсальным лекарством, которое заарны нашли в этом мире — одеялом. То, что нас не убивает, делает нас сильней. Одеяла, в отличие от множества других вещей, красноглазых не убивали.

Бояться? Озверевшая толпа вызывала самые разнообразные ощущения, но страха среди них не было. Просто встречаться с ней так же приятно, как окунаться в грязь.

Чем отличается темный дар от светлого — тем, что темный дар можно хоть гвоздить кувалдой, и ничего ему не будет, а светлый переменчив и хрупок. Для него жизненно необходимо спокойствие, теплая дружелюбная атмосфера, поддержка, отсутствие волнений...

Короче говоря, отсутствие темной гильдии. Печально, что война началась именно ради этого.

Искра дара лихорадочно мерцала, не в состоянии уловить эмоции окружающих, не давая сосредоточиться на деталях. Ощущения плыли, сворачиваясь в тошнотворный водоворот красок; вот Ингви — неровное красное мерцание, азарт и любопытство, Фаррен — колючие черно-белые всполохи, раздражение и беспокойство, Тхиа...

Холодные пальцы приподняли голову, и шею обхватило что-то жесткое. Серая вспышка, дурнота, головокружение, и мир умолк, словно где-то щелкнули переключателем.

— Без обид, Кэрэа, но я не собираюсь рисковать. С тебя станется передумать в последние пять секунд и исчезнуть на пороге Лонгарда.

Я провел по гладким чешуйкам и горько усмехнулся. Ну что же, справедливо. Они почти честно дожидались удобного момента, и не их вина, что он настал так рано. Я могу ошибаться в событиях, но никогда не ошибаюсь в людях.

* * *

В покрытом копотью очаге плясал огонь, бросая на бумагу красноватые отсветы. Автоматическое перо бессмысленно скользило по листу, выписывая кривые петли и причудливые узоры; я пытался составить послание Лоэрину, но ничего путного не складывалось. По его письмам я так и не уловил, что он от меня хочет — но удавалось же как-то вести переговоры с гильдией, те тоже не могли определиться.

Вот нашел же, о чем вспомнить.

Весь день гончие шли вдоль границы, пытаясь выгадать время и отвязаться от темных, темные, почуяв избавление, упорно тащились следом, но в непогоду и слякоть происходило все это грустно и медленно. Возмездие свершилось, и не его вина, что не к месту и невовремя. Весь день лил дождь, и когда ближе к ночи отряд наткнулся на рассеянное по холмам поселение, то просто вломился в первый же дом, пригрозив вырезать жильцов.

Сейчас обитатели дома — женщина с девочкой лет пяти — испуганно жались в дальнем углу. Мать крепко прижимала ребенка к себе и успокаивающе рассказывала, что злые нелюди их не тронут, потому что еда у них с собой, вон у огня сидит.

Змея, обвившая шею, вяло шевельнулась, и я уже привычным движением коснулся ошейника, оттягивая его от горла. Особых неудобств он не доставлял, но все-таки был символом — символом унижения для любого мага. Не думал, что это заденет настолько сильно. Раз уж мне все равно, то должно быть все равно во всем — вот так и выясняется, что интерес к жизни все еще бродит где-то рядом.

Все подчиняющие артефакты отнимали что угодно, кроме эмпатии. Потому... потому. Воевать с ней слишком уж весело.

Подошла и села рядом Фаррен, выжидательно смотря снизу вверх. Так, наверное, смотрят хищники — пристально ловя момент.

— Ты какой-то странный, — наконец сказала она. — Ты все время молчишь.

— Все в порядке, — я ответил на автомате, не вдумываясь. Все, что должно быть произнесено, уже произнесено, а остальное — игра слов.

Тоска, чуть отступившая после встречи с гончими, снова взяла верх. Я как будто вынырнул на поверхность, увидел солнце, а потом черная пелена вновь сомкнулась над головой. Не хотелось ничего делать, не хотелось ни о чем думать и ничего доказывать, и пока была возможность, я ей пользовался.

Я бы мог объяснить, что решение командира гончих было предсказуемо, и ничего не предпринимая в ответ я фактически предоставил ему право так поступить... но в объяснениях нет толку.

Распахнулась дверь, и в комнату из сеней вместе с запахом мокрых листьев ввалился Ингви, который с важным видом тащил за крыло дохлую ворону; м-да, патруль прошел не зря.

— Это следило за нами, — новичок сгрузил добычу Фаррен как признанному специалисту. Пока та не выдала что-то о дельтапланах-шпионах, пришлось забрать комок перьев себе. Вопреки расхожему представлению, к животным как к еде заарны относились с определенным предубеждением. К людям, которые хотя бы были на них похожи — гораздо лояльнее.

— Что такое "Шеннейр"? — ловчая вытащила у меня из рук бумагу и недоуменно уставилась на нее. Вместо нормального текста лист от края до края заполняло одно слово, написанное разными почерками. Мелкими буквами, крупными, с разными наклонами, разборчиво и нет — одно и то же имя.

— Человек, — я забрал испорченное письмо, смял и кинул в огонь.

— Ты пытаешься его запомнить? — выцепила из памяти что-то о людском обучении Фаррен, не особо представляя, куда это пристроить.

— Я пытаюсь его не забыть.

Листок корчился в пламени. Все чувства — всего лишь пепел.

Позабытая ворона встрепыхнулась и заскребла когтями по полу. Заарны разом отшатнулись, и я поспешно накрыл птицу ладонями, чувствуя, как мерцает искра дара, посылая сознанию волны тепла. Неужели пробуждаются целительные способности? Бред, я и до войны ими, мягко говоря, не блистал.

В доме вновь повисла тишина. Признавшая поражение в диалоге Фаррен подкармливала пламя щепками, завороженно глядя на переливы цвета, а Ингви принялся бродить по дому, бесцеремонно шаря по углам, роясь в шкафах и заглядывая в каждую банку. Случайно или нет, но его маршрут постоянно пролегал мимо хозяев дома, все ближе и ближе, и без того забитые люди каждый раз вздрагивали, но упорно смотрели куда угодно, но только не на него. Чужаку нравилась эта игра, и мне не хотелось гадать, до чего он дойдет.

— Ингви, — рубиновые глаза яростно полыхнули, но я так и не отпустил очередную банку, продолжая удерживать его внимание. — Ты знаешь, что у нас тоже есть существа, которые как заарны строят себе убежища и впадают там в спячку? Ты можешь пройти мимо и не узнать, а они совсем рядом...

Новичок прорычал что-то ругательное, потом про то, что это невозможно, а потом поставил банку на место и придвинулся к очагу. История про клыки, когти, рушащиеся деревья и свирепые зимние метели лилась как вода, и никто особо не заметил, как поселянка встала и по стеночке выбралась наружу.

— ...и как только день равняется с ночью, они выбираются из своих лежбищ и выходят в лес, движимые голодом... — я обнаружил, что повесть из жизни бурундуков внимательно слушают не только оба заарна, но и мелкий ребенок, и закончил на оптимистичной ноте: — Но потом приходят охотники и их ловят.

Но девочка только таращила черные глазищи и даже не моргала.

— А у нас тоже охотничьи отряды отправляются на поверхность! — внезапно выпалил Ингви. — А там тоже такое живет!

— Кэрэа, прекрати воздействовать на окружающих, — не дал дослушать про таинственный другой мир — надеюсь, не в том ключе, в котором выдавал информацию я — Тхиа. — Выходим.

— Только не вздумай извиняться, — кисло добавила очнувшаяся Фаррен. — Человек, ты убиваешь мой мозг.

Я прикусил язык, поймав себя именно на этом желании, но на сегодня с нелюдей явно было достаточно. Я не должен был с ними разговаривать, но я не мог этого не делать.

Транспортник уже ждал у открытых ворот. Больше всего он напоминал катер с надстройками, как и ожидалось, в цветах Лоэрина — белый с серебряной окантовкой. Иногда мне казалось, что Гефаро ловит меня исключительно потому, что я тоже подхожу под его герб.

В Аринди транспорт ходил по специально выделенным линиям, которые в Хору никто не проводил. Обычно на обоих концах линии ставились передатчик и приемник, которые и тянули кабину через искажение, но сейчас мы собирались прыгать только с навигатором — большой антенной из белого металла, которая ловила свет зажженного далеко в Лонгарде маяка.

Тхиа поправил антенну, смахнул невидимую пыль с бортика, и с коротким вздохом подошел ко мне, подцепив когтями ошейник:

— Не изображай трагизм, Рейни, это не больно. И ничего тебе за пару дней не будет.

Вот заарны меня еще не жалели.

— Я отправляюсь к своим врагам беззащитным. Я должен радоваться?

Вполне разумный аргумент на командира гончих впечатления не произвел:

— Да кому ты там нужен, если тебя отпустили?

Да, тоже странный эпизод. Отпустили — громко сказано; просто в один прекрасный миг меня вытащили из камеры и пинком выставили за ворота тюрьмы. Без извинений, без пояснений, без малейшего намека, что теперь делать и как жить дальше. Уже потом доходили слухи, что в стране начались беспорядки.

Белый катер оторвался от земли и плавно начал движение. В обычных транспортниках делают полностью закрытые кабины, чтобы не пугать людей — но здесь все были привычные. Для меня перемещение по искажению напоминало полет — полет по ночному небу, где на черном фоне расступаются перед светом маяка похожие на тюль рваные облака, а мы скользим прямо по его лучу. Надеюсь, впереди меня не ждет препараторский стол — пусть я знаю не так много, но все же больше, чем Лоэрин. Глупо заботиться о тайне знаний, когда они вот-вот готовы исчезнуть, хотя темный, вздумавший изучать светлые искусства, вызывал здравое недоумение.

— ... и поэтому в дуальном противостоянии тьмы и света и состоит космическая гармония... — я очнулся и потряс головой, поняв, что смысл потерялся где-то среди завитушек еще на прошлой странице. Лоэрин растекался мыслью по бумаге, пространно философствуя на тему зла, добра, бытия и диалектики противоречий. На каком-то этапе нашего общения я просто перестал понимать, что он имеет в виду.

— Как ты стал вашим главным, если не умеешь сражаться? — вернулась к наболевшему вопросу Фаррен. Похоже, ее мысли ходили по кругу.

— Я не сражался. Меня выбрал предыдущий магистр, Ишенга.

Ловчая нахмурилась, не в силах уловить связь:

— А как ты сражался с остальными, пока тебя не признали?

Я внезапно осознал, что вся троица прислушивается к разговору со вниманием, никак не подходящим для существ, считающих себя эталоном эволюции.

— Мы светлые. Мы не устраиваем бои без правил, военные перевороты, интриги, заговоры и не травим соперников ядом — или что там еще делают в этом случае. И это не тайна. Я был в группе, сопровождавшей Ишенгу, и мне повезло единственному выжить.

О, пресветлый источник, единственное нам оправдание тоже вполне типично — у нас не было выбора.

— Он передал тебе знамя...

— Да, знаки власти. И недели через три наша гильдия погибла.

Закономерно, что уж там. Тхиа равнодушно хмыкнул, не отрываясь от антенны:

— Когда погибает гельд, прорыв прекращается, даже если уцелело знамя.

— Не говори, что вы тоже сдались, — вполголоса пробурчала Фаррен.

— Ну да. Мы сдались.

Гончие переглянулись со знакомым выражением, означавшим "этот дикий, дикий мир".

— Ар-р-р, — заарнка пнула бортик катера, чуть сдвигая его с траектории. — Это нарушение, это полное нарушение, и я не знаю, как это терпеть! Как тебя пускают обратно?!

Уловив непонятный мне жестовый сигнал, она съежилась и поспешно замолчала. Я вновь прикусил язык, едва не начав выдавать полную раскладку по ситуации на конец войны — пришельцы из иного мира не имели к моему комплексу вины никакого отношения — и лишь невесело хмыкнул:

— Знаете, о чем я жалею? Что моя выпускная работа так и сгинула. Мог бы и не начинать.

Столько времени на нее убил. Интересно, что с ней сделали темные? Наверное, спалили сразу, когда брали штурмом нашу гильдию — там не было ничего для них интересного...

Катер резко тряхнуло. Свет фонаря пересекла тень, заставив транспортник затрястись мелкой дрожью, потом еще одна, а следующая раскрыла перепончатые крылья и в один присест слопала путеводный маяк.

Антенна погасла, и мы с ветерком понеслись в бездну.

Тхиа тревожно свистнул, перебрасывая управление Ингви. На борт обрушилась бурая плеть, увлекая хлипкую конструкцию за собой, но один удар ятагана заставил ее отдернуться. Впрочем, с другого бока уже неслась вторая... Прямо под нами раскрывалась гигантская водяная лилия, вытягивая длинные разветвленные побеги к проплывающей мимо песчинке.

Водяная лилия Заарнея мирно росла на потоке, ожидая, пока в ее щупальца не попадется еда. Вот только выбирала она местом жительства крупнейшие транспортные артерии, и кормилась теми, кто по ним летает.

— Пригнись! — не дожидаясь реакции, Тхиа заставил меня чуть ли не распластаться на скамье, замерев рядом с ятаганом наперевес и прикрывая танцующую Фаррен.

Со стороны казалось, что ловчая то ли впала в транс, то ли ее настиг припадок. Она то крутилась на месте, совершая мелкие почти неразличимые движения, то застывала, извиваясь так, будто у нее отродясь не было костей. Но любая насмешка пропадала, стоило заметить, как откликается на каждый жест Путь, как отдергиваются щупальца, переплетаясь друг с другом и завязываясь узлом, открывая нежный центр цветка.

Две сверкающие дуги от ятагана Тхиа попали прямо в сердцевину, и обиженная лилия мгновенно втянула отростки, исчезнув с Пути. Но рядом с ней, одна за другой, уже расцветали другие, и весь обзор загородил целый лес колышущихся стеблей, на фоне которых мы выглядели не более чем крошечной точкой. Одна лилия еще могла случайно попасть в наш мир и укорениться, но целая колония?

— Уводи назад! — рявкнул командир на водителя.

— Н-не хватает... мощности... — Ингви повернул антенну к себе, что-то там подкручивая, и с ужасом уставился на оторванную деталь. — Уходим в свет...

Я приготовился переместиться сам и почувствовал, как ошейник затягивается мертвой петлей. Он действительно попал ко мне в самый нужный момент. Как и всегда.

Многоцветная реальность ответила жестким ударом и ослепительной вспышкой в голове, стремительно тающим ощущением спутников, жухлым тростником, качающимся прямо перед глазами, и серебряными обломками...

А потом весь мир закрыли чьи-то сапоги.

Не то, что я хотел бы увидеть напоследок, но ничего не поделаешь.

* * *

...Темнота.

Белая вспышка бьет в глаза, выжигая сетчатку. Не отвернуться, не пошевелиться, не сбежать: оковы держат слишком крепко. А тьма все еще здесь, шепчет на разные голоса; гнев, страх, ненависть... клубок склизких щупалец, свернувшийся в груди, мерзкий привкус магии, от которого едва не выворачивает наизнанку. Проклятый дар эмпатии, корчащийся в агонии и умоляющий вырваться, сделать хоть что-нибудь с источником этой отвратительной муки...

Жесткие пальцы вцепились в подбородок, заставляя открыть рот, и к губам прижалось металлическое горлышко. Я шарахнулся в сторону, уже зная, что за этим последует; но последовал плеск и неразборчивый возглас.

Каменный мешок растаял, сменившись натянутым на кузов грузовика тентом, какими-то тюками на полу и мрачно смотрящим оттуда молоденьким темным. Игра в гляделки закончилась полной победой светлой стороны; маг оскорбленно поджал губы, резко поднялся, заворачивая пробку на фляжке, и выбрался наружу, хлопнув тентом, и оттуда завопил:

— Эршенгаль!

Я прислонился к какому-то тюку, пережидая головокружение, и облизнул пересохшие губы, с сожалением глядя на разлитую по полу жидкость. Горячая боль копилась в затылке, волнами расходясь по избитому телу, вызывая дурноту и дикую жажду. Эй, тот маг же еще вернется? Обо мне же не забудут? Уж лучше решить все сразу, чем ждать и мучиться неопределенностью.

Я не хотел думать о Тхиа и о том, что случилось с гончими. Если они выжили, то меня найдут; если же нет — я ничего не могу с этим сделать. Они враги, они заарны и они на свободе, а не здесь.

Плен у темных. Будь это в прошлом, я бы испугался. Будь это в прошлом, сбывался бы мой самый худший кошмар. Но сейчас... утрачена новизна впечатлений, так сказать.

Ожидание тянулось невыносимо долго. Но вот тент снова откинулся, и тот же апатичный белобрысый тип, что общался с заарнами у гостиницы, встал напротив и заложил большие пальцы за ремень, покачиваясь с пятки на носок и разглядывая меня сверху вниз. Он то и дело порывался что-то сказать, но в последний момент обрывал себя, и я не спешил тоже, рассматривая его в ответ.

Ежик белых волос, рассеченная бровь, потрепанная походная одежда, простенькая цепь с серебряным навершием у пояса — типичный боевой маг невысокого статуса. Но я искал злость и агрессию, натыкаясь на тишину. Обычно у каждого человека внутри есть огонь, который освещает путь, дает силы двигаться дальше, невзирая ни на что. Надежда, или вера, или иные вещи... огонь этого человека потух. Он двигался, говорил, дышал, но внутри у него была пустота.

Апатия в водянистых рыбьих глазах сменилась на ощутимую муку, и Эршенгаль двинулся вперед, доставая изогнутый нож. В груди трепыхнулось нечто, напоминающее страх — так у лягушки с оторванной головой продолжают дергаться лапки — заставляя отползти, вжаться в пол, следя за каждым движением противника. Обычный рефлекс избегания боли — я устал от нее тоже.

Темный схватил меня за плечо, разворачивая и поддевая веревки на руках, а потом сунул фляжку, скучным тоном велев:

— Даже не пытайся устраивать голодовки, изображать ваше "не приму помощь из рук врага" и так далее, что вы там любите изображать. Малолетних идеалистов я навидался достаточно, поэтому пей и не выделывайся.

...так меня давно не оскорбляли.

Внутри оказалась не вода, а какой-то лечебный состав с мятным привкусом. Даже не их любимая наркотическая дрянь? Не сыворотка правды? Не подавляющее волю зелье? Куда мир катится. Наконец сумев оторваться от фляги, я нерешительно тронул повязку, обхватывающую голову, ощущая себя уже не в кошмаре, а в какой-то бредовой галлюцинации. Маг все так же стоял напротив, явно не представляя, о чем можно разговаривать со светлым. Равно как и я. Если война закончилась, то... что делать-то?

— Заарны? — наконец ткнул он пальцем в ошейник. Дождавшись кивка, Эршенгаль забрал фляжку и в прежнем молчании вознамерился уйти, мгновенно приведя в чувство.

— Могу я узнать, кто вы такие?

— Гильдия, — лаконично ответил он, не оборачиваясь.

Информативно.

— Зачем я вам?

Боевик остановился, взявшись за тент, и равнодушно бросил:

— Слушай, светлый, у меня приказ. Предвещая твои вопросы — да, мне плевать, зачем. Единственное, что я хочу — выбраться из этого Тьмой забытого места как можно скорее, даже если придется терпеть кого-то вроде тебя.

Ого, тут, оказывается, героическая драма. И он просто оставит меня здесь, несвязанного? Без опасений, что я смогу убежать? Ну, то есть если бы я мог убежать. Глупый вопрос.

Я потер глубокие рубцы от веревок, удобно легшие поверх старых, и осторожно выглянул наружу: близилась ночь, темные развели костер и что-то готовили, вероятно, еду. По виду не скажешь, но мало ли. Судя по цепям и укороченным посохам, здесь собрались исключительно боевики, боевые маги — это их оружие. Вряд ли они действительно знали планы гильдии; не иначе как там нашли штуку, что без светлого мага не включается. Мне не хотелось думать о том, что гильдия всего лишь собирается доделать то, что не доделала тогда.

Белобрысый маг прихватил с собой тарелку, сделал лицо кирпичом и пошел к грузовику. Наверное, он был командиром, и потому брал на себя самые сложные задачи.

— Вам нужен любой светлый?

С моим появлением напряжение на поляне выросло раза в два. Я тщательно вслушивался в фон, ловя малейший диссонанс — угрозу надо знать заранее, а не когда тебя попытаются удавить в уголке — но темные слишком хотели убраться из Хоры и были готовы пойти и не на такое.

Когда-то в Хоре было множество источников; но на их месте заарны наоткрывали свои порталы, и с тех пор здесь одинаково плохо как светлым, так и темным, да и обычным людям не лучше. Магически нейтральная территория, нулевой баланс. А для темных... для них прошло двенадцать лет, целых двенадцать мирных благополучных лет, и не стоит об этом забывать.

— Все равно, — наконец неохотно буркнул Эршенгаль, прикинув, чем это повредит гильдии, и решив, что ему без разницы.

Тогда их послали сюда навечно. Рядом со мной хотя бы маячат гончие, а заарны в Хоре — явление нечастое.

— Чего ты с ним цацкаешься, Эршен? — незримое касание темной магии тупой иглой воткнулось в череп вместе с удушливой волной ненависти. Стоящий поодаль боевик с ожогом на щеке криво усмехнулся. — Ты ведь знаешь эту тварь.

Еще один, застрявший в прошлом.

— Потому что знаю, — безразлично отбил командир. — Странно отыгрываться за всю светлую гильдию на ее портативном телепорте.

Второй раз. Кажется, я знаю, за что белобрысого сюда сослали. Там еще осталось что-то от моего самолюбия, по чему он не проехался? Ах да, магистерская тема.

— А это точно он? — выразил кто-то общие сомнения, и бесцветный взгляд вновь переместился на меня:

— Я представлял тебя иначе. Тсо Кэрэа Рейни, светлый магистр...

Свершилось. Окружающим доставляет удовольствие постоянно в это тыкать.

— ...тот, кто предсказал падение темной гильдии и нашего главы.

Тишина на поляне после этого заявления стала просто образцовой.

— Когда? — осторожно спросил я, судорожно перелистывая страницы памяти. Половины явно не хватало, а в остальных зияли дыры. Ладно, признаю, сложные у меня отношения с прошлым.

— На суде, — ничуть не удивился темный.

А, наверное, это было из разряда "чтоб вы все сдохли!". Что, простите, я еще должен был сказать, в кандалах стоя перед высоким собранием? Пожелать им здоровья и долгих лет жизни? А было бы забавно. Чисто для эксперимента, все равно бы никто не поверил.

— Судя по тому, что вы сейчас стоите передо мной и глядите с такой укоризной — хреновый из меня пророк.

Он продолжал стоять и молчать, и в душе зашевелилось сомнение.

— Что-то не так с вашим, — в груди медленно сжимался болезненный ком, — магистром?

— Его больше нет.

— Сильнейший темный маг...

— Ишенга дотянулся до своего убийцы даже с того света, — Эршен смотрел почти с удивлением, но я уже не обращал внимания ни на его слова, ни на удивленные взгляды, опустившись на землю и вцепляясь в волосы.

— Не может быть. Не может...

Прекрасная и четкая картинка мира рушилась, вновь оставляя впереди пустоту. Эй, кому же мне теперь мстить?

... Грунтовка, которая выглядела такой надежной и ну совсем чуть-чуть скользкой, таковой только выглядела. Ползущая со скоростью больной черепахи повозка затряслась, неумолимо съезжая вниз, и темные засуетились вокруг, наперебой давая водителю советы. Серпантин впереди снова поворачивал, а потом снова, и снова, напоминая скорее причуду природы, чем творение рук человеческих.

Пользуясь единственной привилегией пленника — ничего не делать — я свесился из кузова и присвистнул, наблюдая, как мелкие камушки скачут по склону. Одно колесо повисло над пропастью; горная речушка отсюда казалась не шире волоска, и лететь до нее было ой как неблизко.

Ветер метался по узким долинам, бросая вихри брызг то спереди, то сбоку. По-хорошему стоило бросить транспорт и выбираться пешком, но главный недостаток в том, чтобы быть темным — руководство у тебя тоже темное, и человеческие жизни ценит куда ниже артефактов. Вся философия боевых магов направлена на преодоление: если усилий недостаточно, надо приложить больше усилий. Это был вопрос времени — когда им в голову придет блестящая идея расширить дорогу.

Набалдашник посоха ударил в скалу, и я с интересом проследил, как широкая трещина змеится вверх. Темная гильдия очень опасна. Ибо не ведает, что творит, даже когда стоило бы.

Ну и горы для жителей долин — место кругом загадочное и непознаваемое.

Огромный валун снес машину как пушинку вместе с куском карниза и упрыгал вниз, открывая путь каменному потоку и отрезая путь назад.

— Ослеп?! — в последний момент выдернувший меня из-под обвала Эршен сиял перекошенной физиономией, переволновавшись за судьбу билетика в благословенные земли, и явно не находил слов: — Ты сам шевелиться будешь?!

Я смахнул с плаща мелкое крошево и честно ответил:

— Нет.

Зачем? Захватили — их проблемы.

А когда Эршенгаль проявляет эмоции, то почти похож на нормального человека.

Мокрый известняк крошился под пальцами. Так странно: еще миг, и я бы оказался внизу, похороненный под многотонным завалом. Наверное, так было бы лучше.

Темные встретили меня без радости, но и без особой враждебности. Не стоило при всех проявлять такую скорбь по их ненаглядному магистру. Он был жестоким руководителем, безжалостным и безумным, не считающим потери — но простые маги его любили.

Мы тоже любили Ишенгу.

Зато мы полностью сошлись во мнении о высшей элите — видел, знаю — и что кровавый мясник хотя бы держал свое слово. Правда, я не стал упоминать, что эта же хорошая черта была и последней.

— Вы приехали сюда летом.

— И? — недовольно откликнулся Эршен в смутном намерении поскорее от меня отвязаться. Я прикинул, стоит ли сообщать, насколько их подставила родная гильдия, или они и так это понимают.

— И выехать вы сможете только летом. Бросайте машину, на ней не выбраться.

Я не хочу тут зимовать, серьезно.

— Тебе-то откуда знать? — вылез кто-то из молодняка. — Что, светлячки ссылали своих подмастерьев в Хору?

Кто-то из магов скептически хмыкнул. Теперь к разговору прислушивались уже все; по крайней мере, это было веселее, чем биться над вопросом, как проехать по безнадежно раздолбанной дороге.

— При чем здесь ссылка? Светлая гильдия посылала сюда исследователей. И я не подмастерье, в конце-то концов.

Я не успел им стать, но это не важно. Не знаю, во что они не поверили больше.

Вторая машина проехала пару метров и неожиданно заглохла. Если бы я считал мир одушевленным, то решил бы, что Хора не желает отпускать владеющих даром; но древние механизмы на то и древние, а дороги в приграничье не ремонтировались по тайному оборонительному плану.

Дождь бился о стены ущелья, покрывая все поверхности корочкой льда. Еще одно преимущество пленника — пока все прыгают снаружи, можно забиться в расщелину, закутавшись в плащ, и вязать узелки на длинном шнурке, отстраненно отмечая, как плохо гнутся пальцы. Холод? Всего лишь реакция тела, и ничего больше.

Светлые привязаны к миру множеством нитей. Страшно чувствовать, как они начинают рваться одна за другой; цепляться за оставшиеся, пока не останется ничего, что бы держало тебя здесь. Сначала это больно, невыносимо больно — когда пустота пожирает тебя изнутри. И боль не проходит, нет; ты просто привыкаешь. Ты говоришь себе, что все в порядке, ты притворяешься, что все в порядке, а она не прекращается, не смолкает ни на секунду; потом нет сил даже на ложь, но это не помогает, это совсем не помогает... Сложно открывать глаза, сложно подниматься, сложно заставлять себя жить — потому что не можешь понять, зачем это все.

Охранник маялся у входа и мерз, то и дело поглядывая наружу, и явно обрадовался сменщику. Темные перебросились парой слов, и маг с ожогом остался, прислонившись к стене и уставившись на меня. Я устало вздохнул, завязывая новый узел. Что-то да намечается.

Маг прошелся вдоль стены, закурив сигарету, бросил и тотчас достал новую. Его раздражение смешивалось с горьким отравленным торжеством, и ему нужен был лишь повод — но он нашелся быстро.

— Что это ты делаешь?

Видит Свет, как же мне все надоело. Неужели так сложно оставить меня в покое? Я не мешаю, не пытаюсь сбежать, никого не злю — неужели так сложно просто меня не трогать?

Кажется, до меня пытались донести важную мысль, которая благополучно прошла мимо, и следующей была пощечина:

— Отвечай мне!

Уверен, по закону подлости чувствительность к темной магии исчезнет самой последней. Раньше владеющие даром так определяли близость Заарнея, понимаю, полезно для выживания, но теперь — сплошная морока. Как с кем-то общаться, если у тебя от него сильнейшее ментальное отторжение? Но хотя бы удалось сконцентрировать внимание и даже выстроить из букв осмысленное слово:

— Зачем?

О, неправильный вариант. Раздражение вскипело ядовитой пеной, и цепь вскользь прошла по плечу — в расщелине не размахнешься — опрокидывая на пол, и перед глазами закачался почти готовый шнурок:

— Что. Это?

— Составляю послание гончим. Неожиданно, правда?

Маг зло оскалился, поднося к щеке зажженную сигарету и понижая голос до шепота. Ему не нужен был ответ; злость, что копилась внутри, требовала выхода, и неважно, что послужило причиной.

— Помнишь бойню на источнике Эр-11? Помнишь, что вы там устроили?

Темными ночами он сочинял обвинение, в красках предвкушая, как выскажет кому-нибудь в лицо, но когда пришел час, нужные слова вылетели из головы. Обидно, м-да.

— Не помню. Много их было.

Перчатка сжалась, с силой вдавливая огонек в кожу. Какая скука.

— Ну как тебе, светлый? Знать, что все твои приятели передохли, и что ты остался один, в руках врагов — ненавидишь меня, а?

Я наконец посмотрел ему в лицо и неожиданно для себя честно ответил:

— Мне все равно.

Так хотелось свернуться клубком, закрывая голову руками — но куда мне деваться от проклятой эмпатии? Поэтому я не двигался, наблюдая, как боевик хватается за цепь, и с ленивым интересом отмечая, что сейчас он мог бы и не остановиться... но темная фигура, выросшая за спиной, легко перехватила поднятую руку, одновременно зажимая рот и впиваясь в открытую шею.

Я подхватил металлические звенья, не позволяя им зазвенеть о камни, и пожал плечами:

— Не тебе говорить мне о потерях, но... к мертвецам у меня претензий нет.

Мелкие камешки шуршали под ногами, скатываясь вниз. Дождь укрыл скалы размытой завесой, и насквозь промокшие листья прилипали к сапогам, толкая на неверный шаг. Вода стекала по волосам прямо за шиворот, но надеть капюшон не давала стягивающая запястья цепочка. Первые пять минут конвоир считал ее мощными оковами; потом — страховкой на крутом спуске.

Во втором случае наши надежды полностью совпадали. Оставшись без дара перемещения, я на опасность банально не среагирую — не успею. Или не замечу. Но понимание, как обычно, наступило позднее; а тогда он медленно приближался, надменно смотря сверху вниз и легко стискивая пальцы на горле:

— Так-так. Приветик, заклинатель. Ты же не думал, что сможешь от меня убежать? — когти шкрябнули по металлу, и в раскосых фиолетовых глазах отразилось искреннее изумление.

Со мной поздоровались? В самом деле? Я вскользь отметил потрепанную одежду с вышитыми узорами, налобную повязку, белую полоску ошейника, и тоскливо подтвердил:

— Да, да, да. Если бы я мог его снять, я бы снял свой. Так я все же вытянул тебя в наш мир? А ошейник заблокировал способность открывать Путь? О, это... неприятно. Сожалею.

На самом деле нет.

Удивление сменила ярость, и заарн с замогильным хрипом вцепился в мои плечи:

— Верни меня обратно!

Я пошатнулся, едва не сорвавшись со скалы, и намертво ухватился за него в ответ, скороговоркой выпалив:

— Ошейник размыкает специальный ключ. Ключ у создателя артефакта. Можешь попытаться добраться до него и уговорить. Или можешь меня убить — и с чистой совестью подохнуть здесь.

Он колебался. Заарней требовал моей смерти и вряд ли предполагал отступление; но его посланник не сделал этого сразу, его посланник заговорил со мной. Иной мир был слишком далеко. Жить хотелось здесь и сейчас.

Наконец он принял решение, склонившись почти к самому лицу — красные разводы на бледной коже, красные следы, оставшиеся на плаще от его ладоней, прошу, уберите от меня этот кошмар — и вкрадчиво предложил:

— Но ты же будешь послушным и отведешь меня к нему?

— А ты будешь меня охранять и защищать от всех бед? — я осторожно перебрался на тропу, вглядываясь в туман. Места смутно знакомые, значит, где-то рядом еще одни закрытые врата, а уже от них по старым меткам можно добраться до границы. — Договорились.

Люблю конструктивные диалоги.

Заарн недоверчиво сощурился и проинформировал:

— Ты жалок.

Я попробовал устыдиться, но потом плюнул на бесполезное занятие. Телепорт накрылся, грузовик накрылся, все-таки придется тащиться в Аринди пешком, но убегать по обледенелой верхотуре? Спасибо, в другой раз и не в этой жизни. Выглядел противник как полутруп, и еле держался на ногах, но это не помешало ему убить уже одного темного — а может быть, не только его. Для того, кто впервые попал в наш мир, он протянул уже очень долго, а значит, это все его проблемы.

— Настолько, что мы сейчас собратья по несчастью. Кстати, как к тебе обращаться?

Он только презрительно усмехнулся.

— Тогда я буду называть тебя "Матиас". Ведь это не играет никакой роли, верно?

В конце концов, мне всего лишь нужно довести свою фишку до края доски. Остальное — такие мелочи.

...Дар телепортации искажал расстояния... скажем так, немного, и с этим немного мы блуждали по предгорьям до самого вечера. Даже мой спутник разговорился — точнее, последнюю часть пути он беспрерывно шипел что-то на заарнском, выражая беспредельную грусть о столь внезапно и скоропостижно покинутой родине. Но даже суровые реалии иномирья не подготовили его к границе.

Трехгранные столбы уходили по склону и влево, и вправо, и соединяющая их плотная паутина негромко гудела, черными расплывчатыми линиями рассекая сумерки. Между короткими щупами, торчащими из опор, то и дело проскакивали искры, а трава на склоне облезла, открывая крошащийся камень. При одном взгляде на преграду начинали слезиться глаза, а в сердце нарастала давящая боль; ее поверх старой защиты в свое время сочинили темные, испугавшись, что остатки нашей гильдии сумеют бежать.

Светлые не бросают своих. И при учете ситуации это выглядело как отсроченное самоубийство.

— И это — знаменитая черта невозврата? — прозвучавшего презрения хватило бы, чтобы стереть всю северную границу, навеки спаивая Аринди и Хору в единое целое. Но линия стояла крепко, и Матиас с неохотой принялся цеплять на паутину клеммы. Финальным штрихом он вытащил украшенные рунической резьбой кусачки, еще раз подтверждая, что тот мир хорошо знал наш. Они знали о том, где меня искать; знали о барьере, хотя нам век от века твердили, что такая связь невозможна.

Разрезанные нити загибались в стороны, не меняя тона. Песок с тихим шуршанием пересыпался из одной половинки часов в другую; я обернулся на сумрачные склоны, с которых неспешно стекал туман, и каменная осыпь поехала вниз, заставив неловко упасть на бок, ободрав локоть. Цепочка натянулась и рванула в сторону, и я скорее ощутил, чем увидел, как из-под лопнувшей кожи струится кровь.

— И это — угроза для Хсаа'Р'Нэа? О, Лорды, знали бы вы, кого боитесь, — бледное лицо рассекла злорадная ухмылка, и иномирник смолк, заметно развеселившись.

Зона отчуждения тянулась и тут, и лишь через десять шагов начали встречаться пучки сухих колючек. Нелюдь шел рядом, на сей раз контролируя каждый шаг; лучше поздно, чем никогда — я-то в темноте не вижу. Лес из мертвых белых деревьев тянулся, покуда хватало взгляда, и опавшая ржавая хвоя пружинила под ногами, устилая дно пересохшего ручья.

— Чем я могу быть опасен для Заарнея?

— Чем? — эхом отозвался он.

— Нет идей? — я так и не дождался ответа. — Как печально все время общаться с исполнителями.

Призыватель ощущался как-то странно: то ярко и отчетливо, то едва различимо, изрядно действуя на нервы. Видеть и не чувствовать — такое эмпатический дар принимать отказывался, и когда невидимый образ вновь начал мерцать, я потянулся следом, заставляя его звучать в прежнем тоне. Пусть эта ходячая аномалия хотя бы ведет себя нормально. Сроду не видел у заарнов коротких волос, а с их зацикленностью на чистоте генов фиолетовая радужка — вообще дикое уродство.

— Ты — гельд?

— О да, гельд, — хрипло хохотнул спутник.

Да быть не может.

— Правящей крови?!

Он дергано повернулся, рывком притягивая к себе цепочку, и прошипел прямо в лицо:

— Ты действительно считаешь, человечек, что кто-то будет тратить чистую кровь на эксперименты? Гельд — идеальный шедевр, и неважно, сколько подохнут, чтобы он существовал. Гельд — наше знамя. А я, — Матиас оскалился с какой-то болезненной гордостью, — его последняя — удачная — пробная — версия!

Белые точки в радужке уже сливались в пятна; заарн пытался протереть слезящиеся глаза, только сильнее размазывая грязь, и брезгливо отшатнулся от протянутой руки. Я отступил, успокаивающе подняв ладони, и раздражение угасло так же стремительно, как вспыхнуло. Люблю невероятные вопросы. Большинство с готовностью принимается объяснять, где же ты не прав.

Логично: если заарны создают своих гельдов, то надо же на ком-то отрабатывать методику. Странно, что мы еще не сталкивались с пробными вариантами, хотя... открывающий врата — фигура символическая, как у нас магистры. Знамя должно быть одно. Интересно, каково быть черновым образцом чего-то великого? Пилотной версией символа? Наверное, именно гельдовские способности позволили Матиасу пережить эти два дня.

У него не было шансов. Я мог просто подождать, но раненый зверь опасен и непредсказуем, и у него хватит сил перед смертью забрать меня с собой. Он тоже остался один — и без надежды на помощь.

— Разве Аринди для вас не закрыта? Древняя магия и все такое?

Почему-то все ранние прорывы приходились на Хору, сметая ее в ноль. Приграничье так и не смогло подняться, но пока Аринди защищала единая гильдия, ни один чужак не мог переступить ее границы.

Потом темные открыли врата прямо посреди страны. И ничего, живут как-то.

— Магия? — Матиас, явно рисуясь, взмахнул рукой, собирая густые черные тени. Для только что призванного он был действительно очень силен; правда, не стоило при этом шататься, сплевывая на землю сгусток крови. — Какая магия? Все, что было, давно выдохлось. Сила Заарнея уже пропитала ваш мирок, чтобы поглотить его быстро и без пробле...

Словно что-то почуяв, враг попробовал пошевелить пальцами, потом рукой, потом пошевелиться сам, и уже осознавая, что происходит, с усилием провернул ладонь, и темный росчерк дымным пятном повис в воздухе. Разорванные нити паутины мгновенно стянулись в плотную сеть, и во все стороны метнулись выросшие из темноты многолапые тени, оставив неудачливого собрата кататься по земле, скребя по хвое перебитыми ножками.

Сигнал тревоги наконец дошел до хозяев. Границы Аринди все-таки охраняют, что радует. Может быть, они среагировали на разрыв паутины или на заарнскую магию, и ранить себя, проливая кровь, было вовсе не обязательно, но перестраховка никогда не помешает. Идея добираться до Аринди на перекладных мне уже разонравилась. Я бы предпочел доехать в компании гончих, быстро и без проблем, на крайний случай, вместе с темными, медленно и с проблемами, но идти на своих двоих с этим ненормальным? Н-нет, это не очень хорошо.

— И кого же это мы поймали такого красивого? — радостный вопрос от фигуры в шапочке с пером так и повис в воздухе. — ...эй, спокойно. Не делай резких движений. А теперь медленно отойди от смертокосца...

— Не волнуйтесь, я не причиню ему вреда, — паук наконец прекратил изображать единый комок и потянул ко мне длинные тонкие лапки, позволяя выправить хотя бы одну. — Вы все неправильно поняли.

Повисшая тишина стала немного опечаленной. Эх, родина. Всего полчаса, а ностальгии как не бывало.

* * *

Аринди, замковая долина. Все еще не близко

Просторный кабинет кутался во мрак, как и в тяжелые синие портьеры, закрывающие стены. Тонкие свечи на причудливых высоких подсвечниках едва освещали сами себя, а за портьерами все равно прятались не окна, а камни — впрочем, небрежно развалившегося в кресле хозяина дома такие мелочи не волновали.

— ...и, переходя к главному на этот день вопросу...

— Вильям, опять вы про это, — простонал мужчина, стоящий у книжных полок, и тот, кто говорил, резко повернулся к нему, взмахивая бокалом:

— А что, мы нашли посох?

— Его не первый год ищут. Оставьте уже эту палку. Быть не может, что ей нет замены.

— Это великий светлый артефакт! Попробуйте другие способы!

— Неужели я слышу сомнения в моих способностях? — холодно перебила неподвижно застывшая во втором кресле женщина. Впрочем, вряд ли кого-то из собравшихся могла смутить надменность. Маги, близкие высшему кругу — из тех, кто выжил — редко обращали внимание на подобные мелочи.

— Нет, ни в коем случае, Гвендолин, — делано ужаснулся Вильям, поправляя манжеты на серой шелковой рубашке. — Но представьте только, как можно будет диктовать свою волю остальным, когда мы его получим!

— Зная того, к кому он попал — никогда.

— Ваш оптимизм Миль, как обычно к месту, — раздраженно прервал торжественную тираду маг.

— Я реалист, Вильям...

— Последние, кто видел посох светлого магистра — Шеннейр и Тсо Кэрэа Рейни, — в голосе женщины наметился интерес. — Кого вы имеете в виду?

— А, Шеннейр молчит и будет молчать, — отмахнулся хозяин дома, ухитряясь так и не пролить из бокала ни капли. — Тут нам не повезло...

— Тсо Кэрэа, — сквозь зубы процедил Миль, но маг только легкомысленно рассмеялся:

— Да бросьте. Светленький ничего не сказал даже под пытками, и это только доказывает, что он ничего не знает. А теперь вернемся к делу...

Слушатели обреченно переглянулись, и лицо того, кого называли Миль, исказилось в кривой ухмылке:

— А вы хоть раз с ним встречались? Нет? Ваше счастье.

Глава 3. Черта

— Добивать поверженных — это неблагородно.

Я прекратил гладить серебристую шерстку и повернулся к источнику революционной идеи, изумленно приподняв брови. Большего от меня и не требовалось: Михаэль Наро, чернявый аристократ-южанин в щегольской шапочке с пером, был сам себе прекрасным собеседником. А еще он был командиром отряда пограничной службы — что вторично, выверт злой судьбы, козни врагов и все в таком роде.

Катер плавно летел над дорогой, спускаясь по узкому белому серпантину. Залитые солнцем багряно-желтые террасы ступенями поднимались к небу, высокому и прозрачно-синему. Укутанные облаками низкие горы оставались за спиной, скрывая в тумане тоску и вечное межсезонье; долина в самом расцвете осени лежала у ног. Звенящий прохладный воздух с еле заметной горчинкой дыма...

Аринди... горечь дыма, печальная мелодия увядания, алые леса, вспыхнувшие в прощальном буйстве красок.

Я ненавидел эту страну, но это уже совсем другая история.

— Если мыслить стратегически, в чем была выгода полного уничтожения светлой гильдии? После гибели магистра она и так прекратила существовать. Простите мою прямоту, Тсо Кэрэа, но исход был предрешен с самого начала. Достаточно было поставить остатки под протекторат темной, встроить в систему, а не устраивать травлю и суды...

Я ответил вежливой улыбкой. Мнение о произошедшем я не спрашивал, но мнение у Михаэля было, и он жаждал им поделиться.

Мотоцикл Наро лихо скользил по самой кромке обрыва, оторвавшись от разодетой свиты. Понятия не имею, зачем столько охраны — но по внутренним ощущениям эти люди просто хотели съездить до города с красивыми флагами. А Михаэль был очередным темным, не угодившим высшей элите. Мотивационным пинком отправлен в Хору, но благодаря древности рода и изяществу манер сумел зацепиться за границу. Логично, не в столице же опальных держать.

— Неосмотрительные решения нашего прежнего магистра, — посетовал мой спутник. — Но кто бы решился с ним спорить?

Сидящий рядом Тхиа издевательски хмыкнул из-под маски. Это не его картину мира цинично ломали, это гибель не его гильдии называли ошибкой. Впрочем, а почему бы и нет? Угроза исчезла, можно изобразить раскаяние. Наш прошлый магистр был страшной злой бякой, но мы-то хорошие.

Мертвецы — такие удобные существа.

Фаррен и Ингви кутались в плащи, натянув маски, и старались держаться от меня как можно дальше. Заарны появились почти вовремя: ворвались в сторожку, когда мы с Михаэлем пили чай и обсуждали вести из-за границы. Точнее, я рассказывал, что слышал в Хоре о соседях за горами. Тамошний люд охотился на магов, и им тоже было не скучно.

Я оглядывался по сторонам, словно в поиске чего-то. Но дорога была ровной и, похоже, новой, а поля — ухоженными и аккуратными. Ну там ни рвов с грязной водой и трупами, ни скрипучих виселиц, стай воронья и выжженной земли... Травка зеленела, солнышко светило, и мир так ничего и не заметил.

С другой стороны, странно обижаться на мир. И на то, что остальным не плохо, когда плохо мне.

Мимо проплыла деревушка — белёные домики, вышка связи — и вновь потянулись поля, на которых люди в соломенных шляпах жгли зеленые и желтые стебли, сваленные в большие кучи. У края дороги подпорки еще держали побуревшую лозу и налитые гроздья ягод, уже начавшие подсыхать.

Когда-то Аринди была знаменита как страна виноградников, цветущего побережья и лазурного моря. Я уже не помнил, действительно ли она была такой.

— Почему они сжигают виноград?

— Кто разберет эти загадочные крестьянские умы, — отмахнулся Наро, но все же повелительным жестом поманил людей у ближнего костра: — Эй, человече! Чем это вы занимаетесь?

Один из мужиков неохотно приблизился, исподлобья глядя на процессию, и буркнул:

— Бурая ржа, господин.

Почтения в его голосе было куда меньше, чем угрозы в острых вилах, но Михаэль так же небрежно отправил крестьянина обратно, оборачиваясь ко мне:

— Вот видите, бурая ржа. И что бы это значило?..

Действительно. Все это не имеет никакого значения.

Я покосился на задумавшегося аристократа и решил задать давно мучающий вопрос. Наро, Наро... эта фамилия казалась знакомой.

— Южная ветвь Наро, ссылка на Острова?

На породистом лице промелькнула тень:

— Без права переписки. Не думайте, что я недоволен, — поспешно исправился Михаэль. — Ведь могли бы казнить, там повышен коэффициент рождения светлых магов, и только в милости своей гильдия изменила решение...

В своей милости. А как же. Но я вновь не стал спорить:

— Они живы, Михаэль. Даже на Островах можно выжить.

До Хоры не доходили вести о том, что вулканы снова проснулись, а значит, колония могла существовать до сих пор. Надежда — это все, что остается.

Ноша на руках зашебуршалась, уловив тревогу, и я снова пригладил серебристую шерстку, осторожно передвигая членистые лапки так, чтобы не задеть острых крючьев. Фаррен позеленела, отодвигаясь еще дальше, спихнула Ингви с места и придушенно зашипела:

— Кэрэа, убери уже... это.

— Мне нравятся пауки. Они красивые.

— Да знаю я, что ты ненормальный! Убери эту мерзость!

Я вздохнул и с трудом оторвал смертокосца от себя, передавая подъехавшему пограничнику. Бегать несчастное создание сможет еще нескоро, но хотя бы сможет, и тащить его с собой будет верхом безответственности. Особенно с такими агрессивными и неуравновешенными спутниками. Так, тот паренек в обморок не упал? А, нет, не упал. Все хорошо.

Дорогу преградил шлагбаум, и Михаэль отправился вперед, дав возможность перекинуться парой слов без лишних ушей:

— Вы встретили тех магов?

Тхиа не двинулся с места, но я ясно почувствовал, как исчезает ленивая расслабленность:

— Видели. У нас отрыв в сутки.

— Надо было убить их всех, — кровожадно пробормотал Ингви, и я автоматически возразил:

— Не стоило.

Красные глаза насмешливо блеснули, и Тхиа осведомился:

— Насилие порождает насилие, да, Кэрэа?

— Бездействие тоже его порождает. А если результат один, зачем зря стараться?

И если гильдия не желает видеть Эршена в Аринди, я не стану ей помогать.

Крошечный городок Тамариск начинался прямо от шлагбаума, и объехать его не было никакой возможности. Вдоль широкого и единственного проспекта стояли симпатичные двухэтажные домики с узорчатой резьбой и коньками на крышах. Порой — заброшенные, с забитыми дверьми и белыми лентами, крест-накрест пересекавшими черные окна. Редкие прохожие поглядывали на процессию без особой радости, но кроме запустения в городе не было ничего зловещего.

Я видел злую иронию в том, что приходится возвращаться именно через него.

От брошенных домов веяло холодом: дыры в цветной и безмятежной картинке, ведущие совсем в иную реальность. Сбоку мелькнул непонятный монумент, и я спрыгнул на мостовую, чувствуя, как с каждым шагом идти становится все тяжелее.

Небольшая, выложенная белым камнем площадь; посередине — черный обелиск с рядом выбитых имен, а перед ним — свежие цветы. Лиловые, белые, синие... астры.

Знакомый город, знакомая площадь. Одна из самых массовых казней.

Михаэль Наро смотрел куда-то в сторону; впрочем, вся его свита смотрела в сторону, и только заарны не понимали, что случилось. Я так и остался на месте, не в силах подойти. Наверное, это было... странно.

— Это что, светлые? — Тхиа обошел обелиск кругом, читая имена.

— Ученики. И те, кто их укрывал, — я отвернулся. — Сам же город их выдал.

Наверное, это было даже смешно.

Спутники что-то увидели в моем лице и больше не приставали с болтовней до самой городской управы — благо, та стояла на той же площади.

— Вам нужно получить подорожную — без нее остановят на ближайшей заставе, — нарушил молчание Наро, и предупредительно распахнул двери: — Свободный прием через неделю, но я договорился, и вас примут в порядке льготной очереди.

Очередей, равно как и работников, внутри я не заметил. Общую тишь и благодать нарушали лишь печати на бесконечных дверях и те же кресты, на этот раз черные. Пожилой чиновник, сидящий в дальнем кабинете, усердно полировал стол; при виде заарнов он резко вскочил, со вспышкой ужаса чего-то ожидая. Не дождался, и уже безо всякого рвения полез в сейф:

— Реабилитированы посмертно... — на стол грохнула толстая папка и еще одна, гораздо тоньше, — реабилитированы... Тсо Кэрэа Рейни — это один человек?

Я кивнул, и чиновник начал неторопливо заполнять бланки, с опаской поглядывая на красноглазых. Такое отношение удивляло — заарнов боялись, что есть, то есть, но чтобы это делали представители власти? Среди людей иномирники были никем.

Сесть нам никто не предложил. Жужжала муха под потолком, время тянулось, кабинет разнообразием не отличался, кроме, разве что, картины в аляповатой позолоченной раме. Когда-то что-то на ней было нарисовано, а потом закрашено черной краской, так, что еле-еле проглядывали контуры. Хм, загадка...

— Кто тут изображен?

Скрытое заклинание? Или картина — неизвестный мне боевой артефакт? Или это просто черный прямоугольник в рамке?

— Откуда вы явились? — брюзгливо отозвался собеседник. — Это же Темный Лорд!

Я могу ошибаться, но уже по названию это какая-то подозрительная и не внушающая доверие личность.

— В самом деле? — я с сомнением присмотрелся к мутным разводам. — И какая его часть?

Хозяин кабинета отодвинулся, окидывая картину взглядом ценителя:

— В полный рост. И в тронном зале.

— А почему лица не видно?

— Спиной стоит, — с раздражением огрызнулся он, и размашисто подписал последнюю бумагу: — Все, запрос в центр я отправлю. Связь, конечно, плохая, но за месяц ответ получим, потом закажем бланки, подтвердим в дорожной инспекции...

А вот и ты, знаменитая ариндийская бюрократия. Тхиа взмахом руки остановил вскинувшихся гончих и медленно, крадучись обошел стол, нависнув над макушкой человека:

— Ваша отзывчивость достойна удивления, — зловеще промурлыкал нелюдь. — Целый месяц в этом замечательном городке. И чем же мы можем вас отблагодарить?

— То есть через месяц будет постоянная регистрация, а сейчас я, конечно же, дам временную, — мгновенно сориентировался тот и с грохотом поставил печать на маленькую карточку.

Я со смутным ощущением повертел пластиковый прямоугольник в руках. До сих пор не верилось, что меня всерьез пропускают обратно, а из-за двери не выскочит стража с обвинениями и кандалами. Но из-за двери никто не выскочил: выскочили из-под лестниц.

Два сосредоточенных молодых человека в незнакомой темно-серой форме преградили путь и вежливо потребовали пойти с ними. Оценив активированные боевые жезлы, я уже приготовился... не драться, разумеется, пожалеть, что гильдия оказалась чуть расторопней, чем ожидалось, как выяснилась причина.

Оскорбление власти. И ты тоже здесь, бюрократическая мстительность. Но развить тему не получилось: Тхиа только-только провел когтями по ятагану, Фаррен — потребовала предъявить полномочия, а Ингви — засветился от счастья, что ему наконец-то дадут кого-то убить, как служители закона мило извинились перед заарнами и так же внезапно сгинули.

Если бы они вкатили Лоэрину штраф, я бы не расстроился. Печально, но с его деньгами Лоэрин не расстроился бы тоже, поэтому стоит ли сожалеть?

Примчавшийся на выручку Михаэль только и успел процедить что-то недовольное и невнятное незнакомцам вслед, и позвал нас за собой. Последний вопрос требовал решения, так или иначе.

Штаб-квартира пограничной службы пряталась рядом, в переулке. Лестница в подвал была крутой и мрачной, подвал — просто мрачным, из-за еле-еле чадящих керосиновых ламп, развешанных случайным образом. Ламп. Керосиновых. На них я и таращился, позабыв обо всем. Такое ощущение, что гильдия ограбила музей и раздарила экспонаты как дико секретные и важные артефакты.

— Перебои с электричеством, — философски прокомментировал Михаэль. — Да вы не беспокойтесь, дольше месяца они еще не длились. Вы точно не желаете забрать это себе?

Посередке подвала стоял деревянный саркофаг, а внутри, по традиции — хрустальный. Точнее, из прозрачного прочного материала; внешняя оболочка защищала от солнца, а внутренняя — позволяла убить заарна, не прикасаясь к нему и не освобождая. И пусть часок на солнышке в стеклянном гробу ничего с красноглазыми фатального не сделает, но послушания прибавит.

Заарн-Призыватель лежал неподвижно, и кровь на лице уже засохла, превратившись в бурую маску. Может быть, Наро собирался продать его гильдии или черным хирургам из Хоры? Стоило признать, что для Заарнея он был всего лишь пешкой, которую без колебаний сбросили с доски. Там перенаселение. Жизни неудачников никого не заботят.

Пустоте было все равно. Хотя...

— Мне он не нужен. Можете выставить на солнце. Или свяжитесь с Лоэрином Дэлла Гефаро. Это маг из Лонгарда, нейтрал, он даст хорошую цену за такой подопытный образец.

У каждого должен быть свой шанс.

... Распрощались мы там же, у межевых столбов. По контракту пограничники не могли удаляться от Хоры — хороший метод контроля, да и отступать в случае нападения им некуда. Хотя в последний раз воевала Аринди очень давно — соседи не стремились лезть через горы. А вот контрабанда процветала, что ей оставалось.

— Может быть, вы останетесь хотя бы на охоту? — Михаэль Наро смотрел с надеждой, но я покачал головой:

— Не люблю убийства зверей ради развлечения.

Его свита все еще маячила рядом, и всеобщее внимание уже начинало доставать.

— Что вы, Кэрэа Рейни! Разве мы дикари? Гонять невинное животное по полям, мешая крестьянам собирать урожай? Люди, поверьте, самая интересная добыча!

Я посмотрел в чистые искренние глаза и понял, что хватит с меня общения.

Второй раз нас перехватили на выезде. Пока люди в серой форме пытались куда-то дозвониться и ругались с Фаррен, я обратился с вопросом к стражнику с боевой сферой.

— Комендантский час. Движение после заката запрещено, — отчеканил тот, пристально разглядывая катер сквозь стеклянный шар.

— Да вот оно, ваше солнце! — донесся до нас раздраженный вопль заарнки. И правда, оранжевый круг только-только коснулся горизонта.

— У нас ввели чрезвычайное положение? Зачем?

— У нас его не отменяли, — страж порядка покосился на иномирников, и наклонился ко мне, понижая голос: — После заката нелюдям дано право на свободную охоту. Не знаю уж, почему ты это не знаешь, но подумай, парень, куда тебя везут...

— И они еще будут говорить мне о правилах! — ловчая прошла мимо, обдав шлейфом раздражения, и шлепнулась на сиденье. — Кэрэа, прекрати доставать несчастных людишек. Задолбали протоколы.

Мы ехали, пока крыши Тамариска не скрылись из виду, и после свернули с дороги. Мне не хотелось оставаться в городе ни единой лишней минуты.

...Мне очень хотелось вернуться и стереть его с лица земли.

Но я уже привык к таким мыслям и понимал, что в них мало пользы.

* * *

Лучше бы в свое время я бросал монетку. Может быть, тогда в этом путешествии хоть что-то прошло без проблем.

— Ничего не понимаю, — я прошелся по бетонной плите туда-сюда. — Источник должен быть здесь, но я его не чувствую.

— Я тоже, — подтвердила Фаррен. Тхиа доламывал катер, Ингви отправился на поиски приключений, а ловчая выполняла самую ответственную работу — таскалась за мной по пятам.

— Ты уверен, Кэрэа?

— Сложно забыть. Тут был дом одного из наших, смотрителя заповедника. Тут ведь был заповедник...

И все экспедиции, следующие в Хору, останавливались именно здесь. Я помню озеро, березовую рощу на его берегах и цветущие тамарисковые холмы до самого горизонта. Сейчас высохшую впадину затянула трава, из которой торчал тростник и камыши, а на месте источника лежала плита с вплавленными рунами. Не просто же так она здесь валяется, верно? Нечто подобное я видел в Хоре — двери, закрывающие старые врата.

— Пойду поищу, — Тхиа выдернул из разъема погнутую отвертку, плюнул и растворился в темноте. Ночь приносила иномирникам прилив сил, но лишь на время.

Я лег на опавшие листья, запрокинув голову и рассматривая звездное небо. В сгустившейся темноте заарны напоминали призраков: ночью нелюди сильно мерзли, но я почти не ощущал холода — точнее, лишь вскользь отмечал его присутствие, отстраненно наблюдая, как он пробирается под одежду, мурашками пробегает по коже.

— Здесь был светлый источник. Потом темные переделали его в свой, а потом закрыли. Зачем?

— Переделать — это как?

Я поморщился, прогоняя привкус крови на языке. Я хорошо помнил это место.

— Есть способы. Например, если на его месте убить хранителя.

— Ну и чего с источниками? — без интереса переспросила Фаррен, натягивая вязаные варежки.

— Это редкость. У нас есть целая долина — на западных предгорьях — так там давно все поделено, и на каждом построено по замку. Резиденции высших. У столицы всего три источника: один в гильдии, второй был светлый, но это уже далеко за городом, и третий в Лонгарде, у вашего нанимателя. Но он довольно слабый...

Она встала рядом, напряженно уставившись на небо:

— Что видишь? Кто-то летит?

Я протянул руку, касаясь сверкающих капель, и тихо выдохнул:

— Звезды. Только в Аринди они такие яркие.

Только в Аринди на небе хоть что-то видно. Заарнка посмотрела на меня, потом вверх, потом снова на меня, задумалась и достала из сумки вторые рукавицы.

— И чего?

— Звезды — они могут многое рассказать. Скоро полное солнечное затмение. Прямо на Осенний праздник. Все потемнеет...

— Оно ж не навсегда затмится, чего радоваться.

Лиричности в Фаррен не было ни на грош.

— Вы бы хотели вернуться в свой мир?

Ловчая с досадой дернула плечом, и тихо произнесла, кутаясь в шарф:

— Тоскливо там. И голодно. Человек, ты меня бесишь. Почему ты не пытаешься сбежать?

— Зачем?

И чужие разбитые надежды — не моя проблема.

— Я так не могу! — заарнка от души пнула молоденькую осинку, отчего та мелко затряслась, сыплясь круглыми листочками.

Я промолчал, впитывая звездный свет, и чувствуя, как пульсирует и разгорается искра дара. Этот миг — всего лишь одна песчинка, как наша жизнь — блик солнца на лезвии гильотины. Но мир таков, каким мы хотим его видеть, и в беспроглядной черноте с хрустальным перезвоном двигались небесные сферы, выстраивая в ряд планеты как декорации для предстоящего спектакля.

На лицо шлепнулся второй шарф, и Фаррен сквозь зубы велела:

— Вставай и только попробуй простудиться. С-светлый, чтоб вас всех, как вы и живете-то?

— И то верно, — Тхиа подошел неслышно, и в раскосых глазах еще тлели рдяные угли. — Дом видел. Там еще памятник поставили. Пойдешь?

Я молча покачал головой. Я уже давно не хочу ничего вспоминать.

— Твое дело. Кэрэа, Фаррен, пока темно, поехали потихоньку, а утром разберемся. Фон здесь повыше, может быть, батареи и без источника зарядятся.

Аринди — не глухая Хора. Леса у нас хилые, особо в них не спрячешься, а выезжать на дорогу гончие не хотели. Ни общаться с заслонами, ни делиться с темной гильдией.

— Сюда! — взъерошенный Ингви вынырнул из леса, переполошив всех, и призывно замахал рукой. — Там такое...

Такое неслось за ним, низким вибрирующим гулом выползая из-под полога леса. Катер вильнул в сторону, и сквозь облетевшие ветви просочился отблеск фонарей; дальше мы летели в тишине, пока не выбрались к опушке.

Сразу за лесом начиналась вспаханная полоса, а за ней — высокий забор с колючей проволокой и сторожевыми вышками. Над зубчатой кромкой высились странные конструкции, залитые ослепительным электрическим светом.

— И что это? — тихо клацнула зубами Фаррен.

За стеной вновь заработал непонятный механизм, и по земле пошла дрожь. Стоило признать, что за прошедшее время Аринди немного... изменилась.

* * *

Аринди. Те же, там же

— Многоуважаемые собратья, с глубоким счастьем вынужден сообщить, что гильдия эффективна, как никогда!

— Говорите уже свою гадость, Миль.

— Потому что когда нам единственный раз за всю историю понадобился светлый — хоть какой-нибудь! — в стране не оказалось ни одного!

— Как ни одного? — Вильям от удивления убрал ноги с подлокотника кресла и уселся прямо. — Мы же кого-то ловили... и даже отпускали на свободу... Отпускали же? В чем проблема?

— Высшие и основной состав казнены, ученики и подмастерья... что остались... в ссылке, — после паузы все же снизошла до собеседников женщина в зеленом бархате. — А заключение никто не пережил. Почему-то.

— Слабаки, — презрительно вставил Миль.

— Мы и на Рейни вышли потому, что на него до сих пор заключен контракт с гончими.

— Рейни. Опять вы про Рейни. Забудьте этот вариант — он худший! Лучше столкнуться с островной акулой, чем с Тсо Кэрэа Рейни. Видит Тьма, даже с Ишенгой...

— Он не худший, он единственный, — холодно поправила Гвен.

— Я ценю вашу отвагу, дорогой друг, но этого психопата, который Ишенга, мы воскрешать не будем, — вернул себе добродушный настрой хозяин замка. — А чем вас не устраивает Рейни? Тихий бесталанный юноша. Мы же все понимаем, что посох достался ему по чистой случайности. Какая редкостная удача — для нас — только представьте себе, собственный карманный магистр! Кстати, а где он сейчас?

— Где-то.

— А конкретней?

— Учитывая его дар — это и есть самое конкретное местоположение.

— В данный момент светлый магистр Тсо Кэрэа Рейни вместе с заарнами покинул Тамариск и направляется... — Гвен с предупреждением посмотрела на собеседников, и те не решились перебивать. — ... в Лонгард.

— И откуда вы все знаете?

— Я все еще глава информационного отдела, Вильям.

— В гильдии есть отдел? Отделы? — изумился маг и, поймав мрачные взгляды собратьев, решил не ворошить былое. — Вот видите, друзья, стоило собраться вместе, и все проблемы сразу решились. Так что там с Лонгардом?

— Лоэрин поставил на свой замок такую защиту, что за всю войну к нему даже светлые не пролезли. Придется обращаться к Лорду, чего этот урод и дожидается.

— Надеюсь, вы имели в виду Лоэрина, а не нашего правителя... Миль, как же хорошо, что вы это предложили! Я немедленно выпишу грамоту делегата от гильдии. Уверен, остальные наши собратья не откажут вам в этой чести.

— Еще бы. Сомневаться в темной гильдии... всегда было недопустимой роскошью.

Глава 4. Лонгард

В Лонгард мы прибыли почти по расписанию, так и не найдя источник, зато напоровшись на патруль. Что делали эти люди в полночном лесу, дышали свежим воздухом по эту сторону колючей проволоки или защищали государственные интересы, так и осталось тайной.

— У тебя, Кэрэа, вроде родня перемерла? Значит, по тебе тоже страдать никто не будет, — с оптимизмом напутствовал Тхиа, включая почти разряженные батареи. Прыгать на такое маленькое расстояние по мощному маяку было почти безопасно. Маяк был хорошим, маяк нас вытащил, а то, что мы в него врезались — небольшая погрешность.

Из разбитого фонаря медленно вытекала светящаяся жидкость. Реальность проступала с трудом: покореженная вышка, ровная площадка из белых плит, обрывающаяся в пропасть. Переход затянулся на один бесконечный миг, а потом фиолетовая пленка лопнула, впуская холодный ветер и голоса.

На краю разрушенной башни метался человек в лабораторном халате и орал на заарнов. Справедливости ради, выходило не очень впечатляюще.

— ...я же посылал вам сообщение! Телепортация на территории страны запрещена, за-пре-ще-на! Что вам непонятно в этом слове? А если бы маяк вас не вытянул? А если бы вы посеяли в искажении мой единственный на всю Аринди уникальный катер?! — Тхиа смотрел сквозь него, и Лоэрин Дэлла Гефаро обессиленно припечатал: — Тупая нелюдь.

Гончие стояли за спиной командира, и алые глаза недобро горели. Эмоции стягивались в колючий узел; бумажные фигурки готовы были рвать друг друга за пустые слова... еще одна кровь в еще одной глупой войне в этом пустом и бессмысленном мире.

— Похоже, почта у вас тоже не работает, — мирно предположил я.

— У нас все работает. Просто не всегда, — патриотично возвестил маг и натолкнулся на остатки катера. На секунду я испугался, что сейчас Лоэрина хватит удар, но тот всего лишь хватанул ртом воздух как выброшенная на берег рыба. Его самочувствие меня не волновало, а вот реакция замка — вполне.

— Если вам было что-то дорого, то за мной это отправлять не стоило, — равнодушие все-таки прорвалось, и я пинком загнал его обратно. Обычно беседа приводила светлых в чувство, но Гефаро настолько задолбал дистанционно, что общаться с ним вживую уже не тянуло.

Нейтрал наконец повернулся ко мне и чуть вздрогнул. Он походил на выцветшую белесую фотографию, которой стать ярче не помогали ни драгоценности, ни серебряное шитье. Жители материка могли бы принять нас за близкую родню — островитяне для них на одно лицо.

— А вы ничуть не изменились, Тсо Кэрэа.

И он туда же — напоминать о моей ущербности. По общему мнению магистерский посох дарит владельцу невиданные силы и прямое подключение к Источнику нашего мира, но мне, судя по эффектам, попалось что-то не то.

Вышка накренилась и со скрежетом рухнула с башни, с мясом вырывая провода. Лоэрин страдальчески сморщился, но раздувать скандал не стал, махнув в сторону лифта. Встреча была провалена настолько, что проще ее забыть, чем переигрывать.

Вообще говоря, нейтралы, "серые", не были неким отдельным классом магов. Все маги получают дар в гильдиях, темной или светлой, и тот, кто сумеет сбежать, пока ему еще дают сбежать — тот нейтрал. Но гильдии не собирались растить врагов, и до второго посвящения, после которого путь назад становился перекрыт, ничему серьезному не обучали. Я тоже не закончил обучение, так что могу говорить с уверенностью — ни один нейтрал полноценному магу противостоять не может. Знания, сложные заклинания и, чего скрывать, поддержка системы оказывались им недоступны, и никакой погоды серые не делали. В большинстве случаев.

Официально Лоэрин Дэлла Гефаро прошел инициацию в темной гильдии. И ничем там не запомнился, кроме того, что на занятиях вместо учебы складывал бумажные самолетики. Чудом выжив после первых испытаний, юный маг быстро понял, что тут ему не место, и перешел в нейтральные артефактные мастерские. И вот там особый дар сумел развернуться. От темного в Лоэрине осталось немного — подозрительность, вывернутая этика и нелюбовь к магам вообще.

Вряд ли темная гильдия долго кусала локти от того, какой талант потеряла. Когда к Лоэрину пришли бывшие товарищи и сказали, что он будет на них работать и иметь всякие обязанности безо всяких прав, он не смог отказаться. По старой памяти, отчего же еще.

Прозрачная кабина неспешно поехала вниз, открывая вид на склон, поросший густым ельником. Раньше я видел Лонгард лишь со стороны — крошечный белый замок на холме. Игрушечные стены, игрушечные волшебные башенки, самая мощная защита во всей Аринди. Мы планировали здесь диверсию, так что знаю не понаслышке, увы. Даже сейчас я чувствовал, как защитное поле мягко и бережно обнимает хрупкое здание, залечивая раны, и как гудят глубоко под фундаментом четыре огромных накопителя. Ходили слухи, что источник Лоэрина светлый — а после войны убивали и за меньшее, и тем более нейтралов — но хозяин замка яростно опровергал клевету. Еще яростней клевету опровергали деньги, и проверять никто не стал.

Серая липкая муть плавала в воздухе, отгораживая меня от спутников. Аринди, мой дом, лежала вокруг, и искра дара сияла все сильнее, призывая собратьев откликнуться, гореть вместе, поддерживая друг друга... но в ответ звучала лишь тишина. Я действительно остался один.

— Вы ведь хранитель, Кэрэа? — слова не сразу пробились сквозь плотную пелену.

— Чего хранитель? — насторожилась Фаррен. Но хозяин замка не стал возмущаться, почуяв повод обрушить на собеседника всю бездну своего совершенства. Все-таки он был вспыльчив, но отходчив.

— Я объясню, доступным, так сказать, языком. Боевые маги — это как верховой пожар, сильный, быстрый и быстро гаснущий. Но под землей огонь может тлеть годами, незаметный, но практически неуничтожимый. Так и заклинатели, которые могут годами готовить одно заклинание, а потом накрыть им целый город...

Эмпатическое эхо подсказывало, что иномирники уже жалели о вопросе. Ассоциации с огнем им вообще ни о чем не говорили.

— Разделение по боевым качествам, — кратко пояснил я. — У темных — заклинатели и боевики, у нас — хранители и защитники. Гефаро, что у вас случилось с телепортами?

— А, авария на транспортной линии, — отмахнулся тот. — На одной станции вагон исчез, на другой не появился. Продержало два часа в искажении вместо расчетных пятнадцати секунд и выбросило на километр южнее.

Вряд ли стоит уточнять, что случилось с пассажирами.

— Технический сбой?

— Технический, — скептично отозвался маг. — То-то по всей стране телепорты отключили.

Простите, а вы хоть раз с момента установки их ремонтировали?

Под рассуждения, что скоро как в седую древность придется раскатывать по обычным дорогам на обычной технике, лифт плавно опустился на мощеный двор. Заарны нетерпеливо уставились на Гефаро, игнорируя многозначительно распахнутые ворота, и маг спохватился и зашарил по карманам:

— Я, Лоэрин Дэлла Гефаро, подтверждаю исполнение обязательств по контракту, — золотистая печать вспыхнула в воздухе. Тхиа с каменным лицом прикрепил ее к одному из браслетов, и нейтрал не удержался от укола: — Невероятно, это все же случилось!

Такую выдержку заарнов я видел впервые; не иначе как боялись нарваться на новый контракт и провести в охоте за призраками остаток жизни.

Наверное, мне стоило с ними попрощаться. И наверное, это было не самое блестящее прощание:

— Я бы хотел назвать вас чудовищами, Тхиа. Но уже не получается.

— Да и ты для вашего кошмарного светлого мирка не так уж и плох, — великодушно ответила Фаррен. Ингви протестующе фыркнул, но промолчал.

Тхиа коротко кивнул и пошел прочь, и его подчиненные поспешили следом, на ходу неуверенно оборачиваясь. Ворота бесшумно закрылись за их спиной, ставя финальную точку в моем затянувшемся изгнании. В нем не было ничего, о чем стоило бы жалеть, но предчувствие подсказывало, что скоро найдется.

— Вот твари, — с чувством произнес Лоэрин. — Чтоб я еще раз связался с заарнами. Люди не лучше, но — то хоть люди.

— Лучше всего механизмы?

— Именно! — маг нежно погладил завиток на стене, и замок радостно затрепетал, приветствуя владельца. Эмоции столь большого и неживого существа сбивали с толку, но Лонгард был предан творцу до последней кисточки на гардинах и никогда бы не позволил причинить ему вред.

Не то чтобы я собирался это делать.

Кабинет Гефаро оказался под стать всему остальному — вычурный и бестолковый. Какие-то фарфоровые вазы, статуэтки, картины в позолоченных рамах, гобелены и прочий заколдованный хлам занимал буквально все пространство; маг плюхнулся в кресло, попросту сбросив то, что там валялось, смахнул со стола кипу бумаг с расчетами и схватился за термос. Подумав, наполнил вторую кружку и подтолкнул ко мне.

Нейтрал выглядел осунувшимся и помятым — так, будто примчался к маяку прямо из лабораторий и уже успел смириться, что там что-то взорвалось без присмотра. Я осторожно присел на поручень второго кресла, стараясь ничего не задеть и не зная, с чего начать разговор.

— А где у вас изображение Темного Лорда? Черная такая картина?

Секунду Лоэрин с недоумением смотрел на меня, а потом залился искренним хохотом. От неожиданности я все же отхлебнул из кружки и на полном серьезе начал планировать отобрать у мага термос, а потом устроить ревизию на кухне. Такой дрянью не стали бы травиться даже в Хоре.

— Нет-нет, не примите на свой счет... — собеседник вытер кружевным платком выступившие слезы. — Это не картина черная, это прошлого правителя так закрасили. Тут после войны правители менялись каждый месяц, Кэрэа, и каждый то монеты чеканил, то статуи ставил, то изображения всюду вешал. Вот и малевали одного поверх другого, а так как Нормана никто в глаза не видел, то пришлось изворачиваться.

— И как ваш... Лорд к этому относится?

— По-моему, ему без разницы, — легкомысленно отозвался нейтрал. — Но картины все равно оставили. По привычке.

— Весело у вас.

— Сейчас у нас все отлично, — согласился он.

В сгустившейся тишине громко тикали старинные напольные часы. Лоэрин выглядел спокойным, сам не замечая, как нервно комкает салфетку, быстро и ловко складывая из нее оригами.

Я провел пальцем по ошейнику и тихо произнес, глядя прямо на мага:

— Это оскорбительно — держать меня в оковах словно пленника, а не гостя.

Нейтрал подался вперед, так же серьезно смотря в ответ:

— Простите, Кэрэа, но у меня нет выхода. Ваши способности, они поразительны... но лишают шанса на сотрудничество. Я столько лет пытался вас найти, светлый магистр — неужели вы меня не выслушаете?

— Ну, если рассматривать ситуацию под таким углом... — пальцы сжались почти до хруста. — В чем ваша выгода?

— Не моя. Наша. Я писал вам — знания светлых...

— С чего вы взяли, что я стану ими делиться?

— Потому что они исчезнут, — твердо сказал он. — Вы хранитель, вы магистр и вы последний. Вы должны понимать, что если вы умрете, не оставив преемника, то светлые уйдут в забвение вместе с вами.

Часы глухо ударили, отбивая пять утра, и с каждым ударом пустота внутри становилась все больше. Я остался один. Теперь уже навсегда.

— За мной охотится гильдия. Им что, тоже нужны знания?

— Вы же знаете, у темной гильдии семь пятниц на неделе, — Лоэрин с недоумением уставился на сложенного из салфетки журавлика и запустил его на подоконник. Там уже выстроилась целая армия: дар творца требовал творить, и неважно, когда и что. — Вчера они вас уничтожили, сегодня об этом жалеют, а завтра вернут обратно, потому что скучно жить.

Упаси Свет от таких благодеяний.

— Не время для шуток, Гефаро. Мне нужна защита.

— Темные... — небрежно начал маг, и внезапно совсем другим тоном продолжил: — Конечно, темные опасны. Но я даю вам клятву гостеприимства — взамен на помощь в небольших исследованиях. Пока вы в Лонгарде, вы в безопасности. Вы же хранитель, Кэрэа. Вы знаете, как важно не дать разрушить то, что уже почти исчезло.

Хотя скрыть неприкрытую алчность он не смог. Но Лоэрин был прав — если бы мои знания не ограничивались стандартным курсом обучения и умением в полевых условиях изготовить взрывчатку. Умение было полезным, но вряд ли тайным и особо светлым.

— Согласен.

В конце концов, все уже давно предрешено.

С трудом удерживая маску серьезности, нейтрал достал пергамент и торжественно произнес:

— Я, Лоэрин Дэлла Гефаро, хозяин Лонгарда, гарантирую светлому магистру Тсо Кэрэа Рейни убежище и защиту, — повинуясь древнему ритуалу, на пергаменте вспыхнула золотая печать. — И да падет кара на меня и мой дом, если я нарушу слово. А сейчас...

— Сейчас я отправляюсь отдыхать, — я улыбнулся собеседнику почти с сочувствием. — Вы ведь приготовили гостевые покои?

В гостевых покоях было хорошо. Там можно было ходить почти не запинаясь, а роскошная кровать казалась чудом, к которому боязно прикоснуться.

Где-то там, на изнанке мира, гигантский часовой механизм тикал, отсчитывая часы и минуты. И под мерный звук я проваливался в черную пустоту, где наконец-то не было ни снов, ни воспоминаний, ничего.

* * *

Наутро хозяин замка уже жалел, что вчера распустил язык, и попытки прояснить ситуацию в стране разбивались о непререкаемое "я нейтрал, меня не касается". Но причину запустения в управе Тамариска я узнал: наш новоявленный правитель провел радикальное сокращение штатов. Оставшиеся не работали абсолютно так же, зато денег на них тратилось меньше.

— Какие виселицы, Кэрэа Рейни, все уже давно убрали! — не выдержал Лоэрин у дверей лабораторий. — А Лорд Норман никого не вешает.

Звучало хорошо. Слишком хорошо для правды.

— А что он делает?

— Тьма знает. Наверное, скармливает преступников заарнам. Должны же твари чем-то питаться.

Под эту лабораторию выделили один из залов замка — или в Лонгарде не было других помещений. Стены в пастельных тонах, роспись на потолке и мраморные скульптуры девушек по углам. Одна из нимф так и притягивала взгляд: то ли лирической меланхолией на лице, то ли ювелирно выточенными болтами, ввинчивающимися в кудрявую голову. Вдохновению не прикажешь.

— Вы не представляете, какая великая удача, что вы все же откликнулись на мое приглашение, — нейтрал чуть ли не приплясывал на месте. — Светлая магия — крайне интересный объект...

— Светлая магия слаба и бесполезна, — повторил я давно затверженные фразы. — Поработайте лучше с темными.

— Темных в Аринди как грязи, — в глазах исследователя появился маниакальный блеск. — А вы, Кэрэа — вы уникальны.

Я принялся сосредоточенно разглядывать украшенный резьбой шлем из слоновой кости, тянущиеся к нему золотые провода и изящную гравировку на датчиках. Всю свою уникальность я бы отдал за возможность стать обычным светлым среди других светлых. Но собеседник не заметил паузы, продолжая бормотать какие-то свои теории и предположения:

— Светлые магистры должны синхронизироваться с Источником нашего мира. Но если вы перемещаетесь по искажению, то есть в междумирье, значит ли это, что синхронизация каждый раз прерывается и потом восстанавливается вновь?

— Эм... — в переводе на человеческий это означало "куда девается ваша связь с миром, когда вы исчезаете из этого мира", но даже хорошее настроение, стойко державшееся после нормального сна, не помогало мне сказать то, что я не знал. — Может, у меня просто нет синхронизации?

И что это такое?

— А вот это надо проверить, — Лоэрин устроился за пультом управления, который больше напоминал белоснежный рояль, и пробежался по клавишам. — Но для начала продемонстрируйте что-нибудь... что-нибудь светлое...

— Пожалуйста. Я знаю, что план испытаний вы составили еще семь лет назад, и тогда же придумали все проверки. Не притворяйтесь.

Он поморщился:

— Эмпатия — часть синхронизации, несомненно. Но идет фоновым шумом и совершенно неразличимо, когда вы ее применяете, а когда нет... Но все верно, — лепестки на постаменте в центре комнаты раздвинулись, и нейтрал с тщательно скрываемым волнением предложил: — Пожалуйста, возьмите это.

Я сощурился на узловатую палку, лежащую на бархатной подушке, и уточнил:

— Светлый. Взять чужой темный боевой посох. Я вам точно дальше еще нужен?

Лоэрин поднял на меня лихорадочно светящиеся глаза:

— Я слышал, что во время войны светлые подчиняли враждебные артефакты. Но почему-то никто из светлых не согласился мне это продемонстрировать. Ваши собратья, не в укор будь сказано, вовсе не шли на контакт...

И с чего бы пленники не стали сотрудничать с тем, кто испытывал на них подчиняющие ошейники и новое оружие? Чудеса.

Увитая датчиками рука зависла над посохом, и нейтрал подбодрил:

— Не волнуйтесь. Если он на вас нападет, то я успею это зафиксировать.

— Надеюсь, вы и спасти меня успеете.

Посох был стар и не раз бывал в битвах. Отполированное прикосновениями дерево рассохлось и пошло трещинами, но он все еще помнил упоение боя, трепещущую злость и жажду крови, то, как он вгрызался в тела врагов, и то, как смерть унесла его владельца. Я помедлил и коснулся дерева, позволяя темной силе захлестнуть сознание, и неторопливо сжал рукоятку.

Посоху хотелось убивать. Мы отлично понимали друг друга.

— Потрясающе! — со стороны пульта управления донесся грохот. — Я был прав! Стойте-стойте, я сниму слепок фона... Структура темной и светлой искры ничем не отличается друг от друга! Дело в обучении... или в личности владельца... но почему при пересадке искры носители погибают? И при перековке из светлого в темного? Но это значит, что...

— И что? — без интереса переспросил я.

— То, что светлый или темный — это личный выбор, а не врожденное качество. И такая чушь, как коэффициенты светлости, не имеет права на существование, — гордо возвестил общеизвестные факты Лоэрин. — Даже если все потомки идут в светлые, это не делает светлым род. Все равно, что подсчитывать, сколько в семье родилось военных или врачей...

Я скучающе убрал руки за спину:

— Тот закон был принят не ради светлых, а для того, чтобы темная гильдия могла конфисковать имущество у аристократии. Только они ведут списки кровного родства на десять поколений.

— Но он неверен в корне!

— Работающие идеи не обязательно должны быть истинными.

Сбитый на взлете исследователь с возмущением повернулся ко мне:

— Вы слишком циничны для светлого.

— Возможно, — равнодушно повторил я. Некоторых людей страдания возвышают и делают чище, добрее, но я к ним не принадлежу.

Беседу прервал сигнал тревоги, и Лоэрин неохотно вернулся к пульту, выводя на боковую панель данные внешних систем слежения. Я приблизился, на ходу сдирая шлем и датчики и любуясь жемчужной окантовкой дисплея. Об обстановке Лонгарда можно было говорить что угодно, но все эти предметы хозяин замка сделал своими руками. Может быть, он бы с радостью отказался от этого сомнительного счастья, но особые дары не подчиняются людям. Они подчиняют.

Панель отразила ворота и стоящего у них человека, нетерпеливо оглядывающегося по сторонам. Словно уловив наблюдение, он безошибочно повернулся в нашу сторону и отчеканил:

— Лоэрин Дэлла Гефаро. Немедленно выдайте находящегося на вашей территории светлого магистра Тсо Кэрэа Рейни. Приказ гильдии.

Одежда выдавала в нем заклинателя: плотная мантия, закрывающая все тело, длинные перчатки, воротник под горло. В таком виде по горам не поскачешь. Широкий капюшон был откинут на спину, и маг недовольно кривился от солнца.

— Миль, вы там всем составом с крыши гильдии рухнули? — ласково поинтересовался Гефаро.

На бледном костистом лице посланника ясно высветилось облегчение от того, что переговоры он завалил и больше стараться не надо.

— То есть вы отказываетесь исполнять свой гражданский долг? — почти с радостью осведомился темный, но Лоэрин уже хлопнул по кнопке связи, обрубая канал.

— Восхитительная наглость.

— Вы не боитесь? — для любого, пережившего войну, его спокойствие показалось бы диким. Я знал Миля на десяток неудавшихся покушений. Он был замечательным темным, настоящим мастером проклятий, крайне живучим типом и никудышным дипломатом. Если бы гильдия хотела добиться результата словами, то не прислала бы его.

— Мой дом — моя крепость, — Лоэрин самодовольно похлопал замок по стене, и тот чуть ли не замурлыкал под его рукой. — У гильдии нет права мне приказывать. Лонгард — нейтральная территория...

Звук удара совпал с воем тревожной сирены. Не было никаких сложных заклятий; тупая темная мощь ударила прямо в магический купол, прогибая до земли, сдавливая как ореховую скорлупу.

— Крепость? — я с интересом следил, как хозяин разумного замка судорожно цепляется за кристалл управления. По коже шли мурашки; чуждая, давящая воля ломилась напрямик, неотвратимо, сминая защитные оболочки одну за другой.

— Это не гильдия, — его голос прозвучал неожиданно надломленно и слабо. — Это Норман. Проклятый Норман, он же обещал не вмешиваться в дела магов!

— В вашем возрасте, Гефаро, странно верить в сказки.

Особенно от человека, которого зовут Темным Лордом.

Второй удар оказался сокрушительным. Барьер лопнул с надрывным хрустом, и под свист невидимого оружия стены содрогнулись до основания. Со стороны южной башни послышался грохот; вдогонку магии по игрушечной крепости влепили из крупного калибра. Лоэрин схватился за голову, но беззвучный крик потонул в стоне искалеченного замка.

— Хватит! Я все сделаю, не трогайте Лонгард! — артефактор навис над консолью и повернул ко мне мертвенно-бледное лицо. Наверное, он мог бы взять меня в заложники и начать торг. Или снять ошейник и позволить бежать. Но он был всего лишь нейтралом, который всю войну просидел в безопасном убежище. — Простите, Кэрэа Рейни.

Может быть, я действительно приношу одни беды. Зато с точки зрения симметрии Лонгард точно выиграл.

Теперь северной башне не было скучно — южная башня лежала в разрухе вместе с ней. Симметрию накрывал мыльный пузырь; накопители работали на полную мощность, пытаясь восстановить защиту, но теперь купол не пропускал лишь комаров да мошек. Лонгард болезненно дрожал, посылая волны обиды и страха, но я упрямо выпихивал его из сознания. Иди, жалобься владельцу. Это он тебя построил, он и штукатурит.

Мой дом уже мертв, Лонгард, и потому я не желаю тебя слушать.

Посланник гильдии торчал у ворот, с удовлетворением разглядывая содеянное в бинокль.

— Это произвол! Вы не имеете права! — напустился на него Лоэрин, впрочем, не спеша высовываться дальше порога.

— Можешь еще пожаловаться, — ехидно подсказал темный. — Нашему Лорду Норману. Может быть, он даже извинится, что твой миленький замок уже не такой миленький.

Нейтрал скрипнул зубами, наконец осознавая, что он находится в Аринди.

— Тьма тебя забери, Миль, как ты это провернул? — было видно, что он уже смирился с поражением: жил столько лет без уникального подопытного кролика, столько же и проживет. Зато в замке.

— Надо было слушать, что я говорю про гражданский долг. В самом деле, Гефаро, ты не представляешь, от чего я тебя избавил, — Миль панибратски похлопал его по плечу и резко сжал руку: — Запомни, серый, светлые — дело темной гильдии. Не нейтралов, не людей, не красноглазых — гильдии. Рейни, а вы что там стоите? Нужно особое приглашение? Давайте-давайте, не бойтесь, гильдия так и не вняла моему предложению вас казнить.

Эх, ностальгия. Есть вещи, которые не меняются, и это отношение Миля ко мне.

— Жаль, что вам придется нарушить клятву гостеприимства, — я с сочувствием кивнул Лоэрину. — Выдать гостя врагу — вряд ли клятва поймет обстоятельства.

Нейтрал оглянулся на разрушенный замок, на расплывшегося в насмешливой гримасе темного, и тут до него начало доходить:

— Вы... вы должны были предупредить, что за вами охотится гильдия!

— Я предупредил.

— Но... не так! Не Норман! Вы... — наверное, он хотел сказать что-то еще. Но слова уже давно ничего не решали, и потому Гефаро лишь окатил меня яростью и метнулся обратно в замок.

Темный заклинатель понимающе хмыкнул, и я ответил ему душевной улыбкой.

— Здравствуйте, Миль. А я так верил, что вас уже прикончили.

Улыбкой Миля можно было пугать островных акул.

— Какое совпадение, Кэрэа. Я тоже так думал про вас.

Но мы всегда ладили.

— Вот видите, как хорошо, что мы все друг друга знаем! — незнакомый маг выскочил сбоку, пиявкой вцепившись в мою руку и начав ее трясти. Скорость реакции и отсутствие перчаток говорили, что это боевик; мантия была небрежно распахнута, и за поясом небрежно торчал магический жезл. Судя по внешнему виду — для красоты. Слова я оценивать даже не пытался, сосредоточившись на надежде, что это не тот самый Норман. — Тсо Кэрэа Рейни, светлый магистр? Я так давно мечтал с вами познакомиться!

— Вильям, вы еще об этом пожалеете, — с той же мерзкой гримасой пообещал Миль.

Миль не доверял будущему. За глаза его считали пророком.

Неизвестный Вильям предупреждению не внял и так же бодро упрыгал к стоящему неподалеку катеру. Его эмоции читались настолько просто, что диву даешься — боевик был доволен жизнью и до крайности доволен самим собой.

Катера летали то ли на антигравитации, то ли на воздушной подушке или энергии искажения — я никогда не вдавался в детали. Но для них требовались специальные дороги, которые колесные фуры и грузовики мгновенно разбивали в хлам. А после открытия телепортов все междугородние пути зарастали сорной травой. Так и остались катера дорогими игрушками аристократии и богачей.

Катер Вильяма был огромен, черен и пафосен; иначе истолковать торчащие отовсюду шипы, фигурную пасть впереди и черепа на лобовом стекле я не мог. Явно красуясь, маг совершил изящный разворот и подвел машину вплотную, распахивая дверцу, и с внезапно вспыхнувшей ревностью уставился на замок.

Из ворот боком выползал огромный серебряно-белый краб. На его фоне блек не только катер, на его фоне блек сам Лонгард, который был обычным строением, а не бредом воспаленного воображения. Но куда сильнее внешнего вида Вильяма задели орудийные башни, которыми краб был просто перегружен. На лице Лоэрина Гефаро было написано отчаяние приговоренного к расстрелу: но у темной гильдии бывало хорошее настроение, а у кары за нарушенную клятву — вряд ли.

— И что делает с людьми жадность... — Миль плюхнулся на кожаное сиденье, и не думая браться за руль — плох тот заклинатель, что не сумеет перевалить грязную работу на боевого мага. Катер мягко тронулся с места, и Лонгард наконец заткнулся, оставив легкое эхо обиды. Глупо злиться на разумный ручной замок, но я уже давно устал поступать правильно.

Ели пролетали мимо, приветствуя нас взмахами ветвей; краб подъехал ближе, и Лоэрин прошипел:

— Если гильдия выпустит вас живым, Кэрэа, я буду препарировать ваш мозг, пока не докопаюсь до вашего дара.

— Лоэрин, прошу вас, не надо угроз, — мягко попросил я.

— Иначе что? Что вы мне сделаете?

— Скажу, что мы родственники.

— Вы родственники? — изумился прослушавший вступление Вильям. — Точно, то-то вы так похожи...

Гефаро резко бросил краба в сторону, но было уже поздно. Семена лжи посеяны, и завтра новый слух узнает вся гильдия.

"Вы семь лет гоняли меня по Хоре не давая передышки. И вы думали, что я это забуду"? — хотелось сказать мне. Но мстительность — это плохо, и поэтому я промолчал.

На горизонте уже мелькали крыши Полыни, столицы Аринди. По кромке неба растеклась облачная муть, знаменуя приближение тюрьмы Вихря, и там, где-то рядом, черной чертой высилась Шэн, башня темной гильдии. Я пока не видел ее, но уже мог представить, но так и не мог почувствовать страх. Все эмоции остались далеко в туманных предгорьях, и сейчас мне просто хотелось, чтобы все скорее закончилось.

— Так я правда нужен темной гильдии?

Маги повернулись разом.

— Лично мне вы нужны как чума, мор и глад, и не глядите так, я их предупреждал, — открестился Миль.

— А вы не слишком молоды для магистра? — невпопад спросил Вильям, и заклинатель безнадежно закатил глаза. Как настоящего пророка, его никто не слушал. — Да, вы нужны нам, как маг и гражданин Аринди. И я рад, что сумел вас встретить. Вы ведь вернулись после стольких лет, в почти незнакомую страну, где вам требуется поддержка и...

Как же меня достали громкие слова. Чем они громче, тем большая подлость за ними кроется.

— Сократим церемонии, — со скукой перебил Миль, и я отодвинулся, с опаской ожидая реакции его спутника. В той гильдии, что я помнил, ни один темный заклинатель не посмел бы заговорить с боевым магом в подобном тоне. Хотя это же Миль. У него и тогда дух противоречия побеждал здравый смысл. — Где посох, Кэрэа?

Начинается. Это же самое меня спрашивали тысячу раз — неужели они надеются, что тысяча первый все изменит?

— Вы правда ждете ответ?

— Никто не собирается его отбирать, поверьте! — вмешался Вильям, окончательно бросая управление на автоматику. — Вы нам нужны, так сказать, в комплекте. Охота на светлых давно закончилась. Сейчас вы крайне ценны, Тсо Кэрэа Рейни.

Я прикинул, что могу рассказать, чтобы от меня отвязались, и ограничился кратким:

— Посоха у меня нет. И я не знаю, где он. Все остальное можете прочитать в стенограммах допроса.

— Но там ни слова...

— То есть вы думаете, темные, что я молчал столько времени ради этого момента? — искренне изумился я. — Воля ваша, думайте дальше.

Боевик взъерошил волосы, открывая круглое симпатичное лицо, и с искренним любопытством произнес:

— Перефразирую. Конкретная судьба посоха и обстоятельства его потери настолько важны, что требуется их скрывать?

Свет. Я его недооценил. С другой стороны, в этом тоже не было секрета.

— Если что-то происходит, значит, у него есть смысл, — согласился я, переключаясь на пейзаж за бортом катера. — Возможно, мне просто хочется вас позлить.

Но мои спутники не злились. Они были хорошими людьми — хорошими людьми под прицелом орудий серебряного краба.

...Чистое небо затянули облака. Роща сменилась пригородами; Вильям снизил скорость, и чем дальше, тем сильнее становилось предчувствие беды.

Улицы были пусты. Ветер гонял по дороге пыль и черепицу; бежевые двухэтажные дома смотрели на нас разбитыми стеклами и облупившейся штукатуркой. Кое-где виднелись отчетливые следы разрушений: сорванные крыши, рассыпающиеся стены, завалы из кирпичей и досок — и я не мог почувствовать в округе ничего живого.

— В столице не шли бои. Что вы с ней сделали?

Миль явно наслаждался моим смятением, не став торопиться с ответом:

— Дышите спокойно, светленький. Столицу перенесли в южные предместья. Подальше там... от Вихря.

Катер вывернул на проспект, и я застыл в потрясении. Столица лежала в руинах: от ближних домов остались одни стены, а все остальное погреб под собой гигантский пылевой смерч.

У каждого города есть свой символ. Жители Полыни давно привыкли, что знаменитая магическая тюрьма видна отовсюду. На самом деле Вихрь стоял далеко на пустошах, потихоньку вращался против часовой стрелки и никого не трогал. Маги знали, что он постепенно расширяется.

И точно знали, что до города он никогда не дойдет.

— А он вырос, — выбрал я самое нейтральное определение.

Темные промолчали.

— Кто-нибудь в курсе, оно выключается?

— Вас больше ничего не волнует, Рейни? — огрызнулся Миль. — Соскучились по своей камере?

Понятно, нет.

Вильям накрыл катер прозрачным колпаком, и окрестности заволокла охристо-серая мгла. На фоне облачной стены от земли до неба темная гильдия казалась тонкой спичкой, и лишь вблизи вырисовывались ее истинные размеры. Башня Шэн приближалась и приближалась, распухая и поднимаясь все выше, нависая базальтово-черной гладкой поверхностью. Я с облегчением убедился, что хоть тут с электричеством все в порядке: гильдия сияла множеством огней, но неживой резкий свет едва рассеивал пыльный сумрак.

Виски заломило от чудовищной подавляющей силы, и я с трудом повернулся к Милю, еле-еле сумев выдавить:

— Блокиратор.

Надо же было так отвыкнуть. Соваться к главному темному источнику без подготовки — это... это... короче, нет у меня оправданий.

— А вы не обнаглели ли?

— Вы прекрасно знаете, что без него я даже приблизиться к вашей гильдии не смогу.

Заклинатель потянул паузу, дождавшись, пока мы подъедем вплотную, и бросил мне на колени блистер с капсулами. Он готовил их заранее, но обойтись без представления не мог.

— Это настолько важно? — Вильям смотрел на меня с искренним детским любопытством. С тем же любопытством он мог бы отрывать крылышки мухам.

— Мы с трудом переносим темную магию, — горькая капсула хрустнула на языке, и все ощущения будто отгородила прозрачная стена. Блокиратор придумали светлые. Перед боем наши глотали его горстями, и зелье работало. Правда, взамен вызывало почти мгновенное привыкание, но не все же до него доживали. — Это... неприятно.

— Светленькие неженки, — с явным удовольствием дополнил Миль. Я никогда не понимал, почему он так не любит со мной общаться, если это доставляет ему сплошные положительные эмоции.

Катер плавно подкатил к высокой лестнице, на вершине которой уже стоял высокий маг. Строгая одежда ничем не отличалась от обычной формы заклинателей, кроме, разве что, тонкой алой каймы и рубина в центре семиконечной звезды.

То, что меня здесь абсолютно не ждали, я понял сразу.

Встречающий глядел на нас так, будто желал медленной и мучительной смерти после долгих пыток. Но гримаса мелькнула и исчезла, и он ровно произнес:

— Приветствую вас в Аринди, светлый магистр Тсо Кэрэа Рейни. Признаться, я не ожидал, что вы решитесь вернуться.

О, этот знакомый взгляд сверху вниз. На воспоминания, давно похороненные в глубинах души, словно пролился луч света; я до боли стиснул кулаки и столь же спокойно произнес:

— Мое почтение, Алин. Или стоит сказать — темный магистр Алин?

Маска безразличия на красивом бледном лице не дрогнула, но неожиданную вспышку раздражения уловил бы любой эмпат.

— У нашей гильдии нет магистра, — холодного презрения в голосе Алина хватило бы, чтобы почувствовать себя полным ничтожеством. Но я уже давно отвык чувствовать себя хоть кем-то. — Но вам позволительно это не знать.

Нет магистра? Старого довели, я помню, но куда нового-то дели? Уже повернувшегося к арке входа заклинателя остановил громкий скрежет — серебряный краб упорно карабкался по ступеням, нарушая всю торжественность обстановки. Уловив всеобщее внимание, Лоэрин с надрывом мученика возвестил:

— Тсо Кэрэа Рейни — мой гость, и я обязан его защищать.

Миль быстро шепнул что-то Алину, и тот безэмоционально приподнял брови:

— Защищайте.

Тем же тоном он мог бы сказать "рискните".

Липкая тьма мазнула по лицу, и арка пропустила нас внутрь. В темной гильдии царила тишина и пустота, и лишь грохот шагов от ползущего позади краба эхом отдавался в сумрачных залах. Башня Шэн была огромна: было время, когда здесь хватало места и светлым, и темным, и обязательной буферной зоне. Гильдии со скандалом разъехались еще на моей памяти, и мы обосновались за городом, говоря объективно, гораздо лучше, чем темные, но осадок остался. Ведь отступили снова мы, и пришлось уйти именно нам. О, этот комплекс неполноценности, отравивший не одну чистую душу, кхм.

Алин не останавливаясь прошел в следующую арку, и я затормозил, изумленно глядя на прислонившегося к стене Миля:

— Миль? Вас снова не приняли в совет? Да как вы ухитряетесь постоянно пролетать мимо кресла высшего?!

Заклинатель скривился, не собираясь открывать секрет. Для единственного выжившего мастера проклятий подобная невезучесть была поистине волшебной.

Зал собраний я мог бы описать с закрытыми глазами. Высокие своды все так же терялись во мраке, все так же мерцали длинные свечи и стояли на полукруглом постаменте кресла высших магов. Сейчас большинство кресел были пусты: на экстренный совет успели прибыть лишь четверо и Алин, который с каменным лицом занял центральное место.

— Не бойтесь, я на вашей стороне, — объявил Вильям и преспокойно устроился в крайнем кресле, над которым мгновенно развернулся черно-серый штандарт.

У меня есть какая-то сторона? Забавно... Подождите-ка, этот тип — высший?! Я не помнил его ни в прежнем составе совета, ни в наших списках особо опасных врагов, и вопрос, откуда гильдия набирает такие кадры, вставал во всей красе. По правилам место должен был занимать Миль. Я удивлен, что боевик еще жив.

Лоэрин встал рядом, скрестив руки на груди и излучая полностью нейтральную враждебность. Темные не спешили начинать, брезгливо рассматривая меня как экзотическое насекомое.

Древняя старуха Бронна. Заклинатель. Разработка ядов на человеческом материале. Ледяная красавица Гвендолин. Заклинатель. Глава таинственного информационного отдела. Райан, грузный мужчина, единственный из собравшихся в соболиной мантии — заклинатель, автор законов против светлых и страстный коллекционер наших артефактов. Мэвер, боевик. Палач. Я знал их всех, и кого-то даже ближе, чем хотелось бы.

Время словно повернулось вспять. Как будто я вновь стоял перед советом, ожидая приговор и ощущая стальные оковы на запястьях. Ожидая, когда высшие решат мою судьбу, пока высшие изо всех сил пытались ничего не решать. Всего лишь очередное маленькое унижение. Гильдия, быть может, и перейдет к делу, но сначала как следует вытрет о меня ноги и потратит кучу времени.

Магистр тоже сидел напротив совета, и пусть его кресло прямо позади меня, занимать его как-то... как-то слишком вызывающе. И я просто забрался на клешню краба, устроившись на сгибе и послав в бездну всю вежливость.

— Обойдемся без церемоний, — даже самый тихий голос раздавался в зале громко и четко. — Что за беда случилась в гильдии, если вы ищете светлых?

Вступление совету определенно не понравилось. Но ответил Алин; может быть, правая рука бывшего магистра не стал магистром сам, но явно руководил в этой шайке.

— С чего вы так решили, Рейни?

— Магическая защита, прикрывавшая Аринди, практически исчезла. В предгорьях неурожай. Телепорты не работают. Вихрь сожрал полгорода. Знаете, мне не кажется, что у вас все хорошо.

Собеседников перекосило; похоже, высшие уже начали прикидывать, не пора ли поставить зарвавшегося светлого на место, но...

— Вы правы, — Алин неспешно сошел с постамента и остановился рядом, все равно возвышаясь надо мной почти на голову. — Что вы знаете об Осеннем празднике, Тсо Кэрэа Рейни?

— Осенний праздник отмечает начало штормов, — я замешкался и зло одернул себя. Что бы я ни сказал, наших отношений это не испортит, а потому какая разница? — Гильдии объявляют перемирие, а темный и светлый магистр торжественно делают вид, что не хотят друг друга убить. Ну, еще проводят какой-то ритуал, который должен обеспечить Аринди защиту и процветание на следующий год.

То есть если в праздник продержимся и войну не начнем, то следующий год страна как-нибудь протянет.

— Не стоит легкомысленно относиться к ритуалам. Магистры отдавали все свои силы, чтобы светлые и темные источники не угасали, питая Аринди энергией, — холодный голос усилился, громко разносясь под сводами. — Темная гильдия тратит все силы на поддержание баланса, но ее усилий недостаточно. Ради нашей страны мы готовы обратиться к светлым. Сейчас у нас одна цель.

Я потер переносицу, не зная, смеяться или нет. Я бы мог предсказать каждое слово еще тогда, двенадцать лет назад, но от этого они не стали... не стали менее безнадежными.

— Отдавали все силы, говорите? И двенадцать лет этого не происходило. Что-то маловато у меня шансов это пережить. Давайте подведем итог: у вас намечаются глобальные проблемы, и вы хотите, чтобы я принес себя в жертву ради общего блага и блага конкретной темной гильдии в частности?

— Вы же за этим и вернулись, не так ли? — радостно подхватил уже успевший задремать Вильям.

Часть II

Глава 5. Сила традиций

Две недели до Осеннего праздника.

Стоило признать, что за изгнанием и прочими жизненными неурядицами я упустил одну вещь. Больше войн, больше взаимных подлостей темная и светлая гильдия любили переваливать друг на друга обязанности и ответственность. В те времена, разумеется, когда они еще делали что-то полезное. А было это... было давненько. Мне многое хотелось высказать в ответ, мне хотелось просто рассмеяться совету в лицо.

— Польщен вашей уверенностью в моих силах, — аккуратно ответил я.

— Как может быть иначе? — так же воодушевленно отозвался Вильям. Не знаю, издевался он или нет, но ему это удавалось.

Райан нахмурился, а старуха Бронна поджала губы, ясно давая понять, что не дело пускать боевиков в приличное общество. Темных поведение собрата не вдохновляло; заклинатели предпочли бы решать проблемы в своем тесном уютненьком кругу. Мэвер не в счет — он никогда не лез в чужие интриги.

— Я покажу вам кое-что, — Алин положил ладонь мне на плечо, разворачивая к боковой нише. Его прикосновение обжигало даже сквозь одежду, но маг не заметил отвращения.

Нишу закрывала привычно-черная тряпка с алым сигилом. За тряпкой пряталась темнота, постепенно сменившаяся размытым коридором, и я понял, что башня Шэн выводит на стену изображение со своих внутренних глаз.

— Наш бывший магистр, чье имя проклято в веках и вычеркнуто из летописей, совершил много ошибок, — Алин негромко хмыкнул. — Если нарушение древних законов можно назвать ошибками. Я рад, что темная гильдия сумела вырваться из-под власти этого безумца. Мало того, что на нем кровь светлого магистра Ишенги, но он открыл врата в Заарней...

Дайте мне платочек, сейчас расплачусь от умиления. Рады они. А вот раньше гильдия чествовала своего магистра как спасителя. Но благодарность темных всегда имела странные формы.

Изображение стало четче, и я пошатнулся, не в силах скрыть дрожь. Я помнил этот коридор из грубого камня, мерцающий свет факелов и окованные бронзой двери. Волшебные печати лепились поверх них, поверх друг друга, яркие, тусклые, уже погасшие, но створки едва держались в пазах, изъеденные мраком. Темный источник гудел за ними, хищный, яростный и жестокий, но теперь к нему добавлялась новая нотка — липкий серый туман искажения.

Чужая рука с силой сжала плечо:

— Отступник открыл врата прямо на месте темного источника и даже не удосужился их закрыть. Грань между мирами слаба, как никогда. Мы держим ее который год подряд, но вы представляете, что будет, когда врата откроются? Аринди первая окажется на острие удара. И если ваше участие в Осеннем празднике позволит отвратить этот миг, я готов принять вашу помощь.

Я раскусил еще одну капсулу, позволяя стене между собой и миром вновь стать прочной, и пробормотал:

— О. Это плохо.

Теперь я бы не сказал, что у темных проблемы. Теперь им стоило собирать вещи и валить, пока не поздно. Но вот бежать из Аринди было действительно некуда.

— Все, что от вас требуется — постоять с посохом перед толпой, — Алин говорил доверительно, но я не спешил поддаваться этому тону. Прежде всего передо мной стоял заклинатель и глава совета, и ни один из этих фактов не предусматривал искренности. — Взамен вы получите нейтральный статус, собственный дом где-нибудь в тихой местности, содержание. Разумеется, о возрождении светлой гильдии речь не идет, но в остальном вы вольны заниматься, чем хотите. Вы же так молоды, Кэрэа — неужели вы хотите хоронить себя заживо?

Хоронить? Меня похоронили уже давно. Осталась лишь тень. Призрак. А призрак должен бродить в тумане, прятаться на затянутых паутиной чердаках и ненавидеть живых. Но я не мог не представлять себе маленький дом с резными наличниками, зеленые луга, синие горы на горизонте... место, где не нужно будет бояться. Место, где появятся те, кого я вновь смог бы полюбить. Алин был жесток.

— Где вы видели у меня силы и посох?

— Детали оставьте нам, — высший отпустил меня и безразлично вернулся на свое место. — Но вы можете отказаться. Принуждать вас смысла нет, ритуал основан на добровольности. Вы можете вернуться в Хору — но вам же невыносима мысль быть ненужным, да, светлый магистр?

Иногда мне казалось, что темные — латентные эмпаты. Им слишком нравилось чужое унижение.

Я опустил глаза, рассматривая ровные плиты. Совет не смог казнить меня тогда, не сможет и сейчас. Убивать магистра — плохая примета, а высшие слишком осторожны, чтобы рисковать. Да, любой из них легко способен превратить мою жизнь в кошмар, но главный рычаг давления — угроза для других светлых — они уже потеряли. Я бы мог отказаться; я бы мог вовсе остаться в Хоре, наблюдая за агонией тонущей в собственных ошибках гильдии, но этот путь никуда не вел.

Я мысленно улыбнулся сам себе. Я был учеником, которому случайно достался посох, я был магистром, при котором светлая гильдия погибла, я был слабым и я был проигравшим. Никто из них не принимал меня всерьез.

— Я согласен. Но у меня будут условия.

Если есть на свете вещь, которую я люблю больше всего, то это безвыходность. Та безвыходность, когда выбора нет у других — даже если они об этом пока не знают.

* * *

...Мозаика на потолке рассыпалась на множество цветных осколков, которые никак не складывались в единую картинку. В глазах кололо от усталости, но я продолжал лежать, бездумно закинув голову на бортик. Вода плескалась вокруг, черная и вязкая; светильники горели еле-еле, только усиливая гнетущую обстановку.

Гильдия выделила мне роскошные покои: с антикварной мебелью, гобеленами и коврами, плотно закрывающими пол, сквозняками и давящей мрачностью. Либо темный источник, совсем случайно, был рядом, либо моя чувствительность снова возросла в разы, но я отчетливо слышал его дыхание. Поэтому не тешил себя надеждой уснуть, и оставалось только бродить по комнатам без окон, напоминающим мавзолей, до бесконечности прокручивая в голове события дня.

Багровый порфир холодил ступни. Я бы пролежал в ванне дольше, но вода давно остыла; вода мне нравилась, наверное, в память о детстве, о котором я помню немного. Бирюзовое море, шелест волн и черная громада горы, нависающая над крохотным островком. Когда мне было десять, она начала дымиться.

Остров, где я родился, ушел под воду вместе с десятком других. Светлая гильдия едва успела провести эвакуацию, да и то Ишенге пришлось почти сутки держать на вулкане усыпляющую печать. Понятия не имею, где были темные. Наверное, они не занимались такой ерундой.

Завтрак и одежду уже принесли, и я с нарастающей злостью уставился на черный балахон и черные перчатки. Ткань даже на вид выглядела дорогой, но мешал один пустяк: для формы темного заклинателя не хватало только семилучевой звезды. Еще одно тонкое оскорбление. С трудом удержавшись от того, чтобы бросить мерзкие тряпки на пол, я натянул старую одежду, в которой бродил еще по Хоре. Да, походный потрепанный плащ не соответствует торжественной обстановке, да, на нем пятна крови, но это же такие пустяки.

В дверь постучали, когда я пытался впихнуть в себя хоть немного еды. Больше всего хотелось наглотаться блокиратора и завалиться спать, но память с готовностью подбрасывала последствия такого поступка.

Лоэрином Дэлла Гефаро можно было вместо лампы освещать комнату и разгонять тучи в хмурый день, и на его фоне плохое настроение стало еще хуже. Удивительно, как нейтрала снова пропустили в штаб гильдии, но деньги порой делают волшебные вещи.

— Я признаю, что в сложившейся обстановке не способен вас защитить, — объявил он с порога. — Но я нашел вам защитника, который всюду будет следовать за вами!

Стоящий за его спиной заарн наградил меня взглядом убийцы в десятом поколении. Я не ожидал увидеть здесь его, и все больше убеждался, что стеклянный саркофаг подходил Матиасу гораздо больше, чем свобода.

— А по его лицу и не скажешь.

Лоэрин снисходительно протянул мне медальон на серебряной цепочке:

— Не волнуйтесь, Тсо Кэрэа. Берите, это подчиняющий артефакт... можно отдавать прямые приказы, — рубин на медальоне вспыхнул, и заарн дернулся, схватившись за висок, и неровным шагом, словно механическая игрушка, прошел в комнату. — А можно встраивать сложные поведенческие программы. Я написал инструкцию... Великий Источник, Кэрэа, вы не представляете, как долго я мечтал это испробовать!

Его энтузиазм вызывал отвращение, но исследователь не ощущал в себе ничего неправильного. Или, быть может, это и есть норма? Я захлопнул дверь и привалился к ней спиной, оставаясь с нейтралом наедине:

— А теперь признавайтесь, что за неликвид вы мне подсовываете. Никогда не поверю, что вы откажетесь иметь в подопытных крысах беспризорного заарна.

— Скорей уж неликвид подсунули вы, — возмутился тот. — Между вами связь, и я это понял только тогда, когда эта тварь едва не сдохла прямо на операционном столе!

Я стукнулся затылком об дверь. Этого еще не хватало.

— Кто он мне?

— Паразит. Питается вашей энергией. Но вы подумайте, насколько это полезный стимул — без вас он долго не протянет...

— Сколько?

— Несколько часов. В трансе — дольше, — слегка оторопело отозвался Лоэрин. Он явно удивлялся, почему я не спешу преклонять колени перед его светлым гением. — Это удивительный род связи. Вы как будто сами держите тварь в этом мире; я бы сказал, что это похоже на сказочную некромантию, связь между мастером и поднятой нежитью, так чудно...

Вот спасибо. Я много кем себя считал, но до некроманта-рабовладельца дело не доходило.

— Но вы же не упустили возможность вшить ему датчики, которые будут записывать и связь, и заклинания управления, и заарнскую биометрию? Удобно. Снимете данные даже с трупов.

— Все ради науки, Тсо Кэрэа Рейни. Берегите себя, вы мне нужны целиком. И инструкцию берите, берите. Пригодится.

К моему приходу Матиас уже занял самое роскошное кресло и сидел там с гордым и несломленным видом борца за свободу. Наверное, вчера я должен был выглядеть перед темными точно так же. Но гордость и несломленность... смешно об этом говорить.

Медальон в моей ладони почти обжигал. Сейчас рубин был похож на сгусток засохшей крови, от которого тянулись тонкие багровые щупальца, плотно оплетающие ауру заарна; иногда они шевелились как живые, и тогда нелюдь с болезненной гримасой тянулся к виску. На белом ошейнике появились красные линии, они же татуировкой переходили на лицо и заканчивались перебинтованной головой. Я знал, что Лоэрин давно разрабатывает подчиняющие артефакты, и знал, для кого и на ком он начал это делать. Мы так и не смогли пробиться в его замок. Мы так и не успели никого спасти.

Иногда я сожалел, что темные приехали в Лонгард слишком рано. Я бы не отказался провести с этим человеком немного больше времени. Но он глубоко ошибался, если считал, что все закончилось.

— И что теперь? Мне называть тебя "господин"? Или "хозяин"? — язвительно осведомился заарн. Фиолетовые глаза горели вызовом и презрением, но сквозь всю браваду ясно проступал страх. Скрытый, странный страх, больше похожий на панику.

Я меланхолично потыкал вилкой в пудинг, наблюдая, как он трясется от одного прикосновения, но так и не пересилил себя. Никаких связей и прочей зависимости я не видел, но от того она вряд ли исчезла. Если в искажении ауры наложились друг на друга, а потом я сам вытянул заарна в наш мир, то возможно, они так и слиплись. Светлые умели объединять ауры, к примеру, чтобы вылечить больного, или поделиться эмоциями, или когда было скучно и одиноко. Тонкие манипуляции с жизненной энергией считались высшим уровнем магии, но для того, чтобы сотворить грубую кривую ерунду, не обязательно быть мастером.

— Учитывая, как быстро ты завалил свое первое и единственное задание, то охранник из тебя будет такой же, как из меня магистр. Фиктивный, — я подбросил медальон на ладони и перекинул его нелюдю. — Есть дело, которое ты всегда хотел сделать, но не хватало силы воли? Теперь можно себя заставить.

Я планировал, что Лоэрин заключит контракт с Тхиа. И теперь вместо нормальной команды рядом со мной будет отираться бесполезное существо, которое меня ненавидит. Это... закономерно, что тут добавить.

На лице Матиаса вспыхнуло потрясение, быстро сменившееся злостью. Но меня не занимали его метаморфозы: я воевал с пудингом и крушением планов.

— И ты не боишься, человек? — холодные пальцы обхватили шею сзади, с силой сжимая. Я с холодным любопытством запрокинул голову:

— Тебе нужен личный контакт для подпитки энергией?

В конце концов, он был всего лишь несчастной озлобленной жертвой.

— Мне мерзко даже пачкать о тебя руки, низшая тварь, — с отвращением сообщил заарн.

— Пожалуй, я переведу это как "я не причиню тебе вреда". Надеюсь, ты подслушивал, и я почти уверен, что ты не самоубийца. Давай договоримся: ты мне не мешаешь, а я разберусь с делами и попробую разорвать связь.

Не бывает бесполезных существ. Бывает их неправильное применение.

Миль вломился без стука, вытаращился на живописную картину и начал медленно отступать.

— Я зайду позже? — с надеждой предложил он, в мечтах уже видя мой хладный труп, но заарн вернулся к гобеленам. — Рейни. Во что вы одеты, скажите на милость? А это что, и откуда вы его взяли? Абсолютно светлая привычка — тащить в дом всякую дрянь. И почему оно так выглядит? Оно больное? Заразное? Урод? Мутант?

— Это контрактник, которого нейтрал Лоэрин подрядил меня охранять, — скучно пояснил я. — Миль, это Матиас, Матиас, это Миль. Несмотря на длинный язык и мерзкий характер, Миля не трогают даже магистры. Его специализация — посмертные проклятия, это так, для справки.

— В отличие от всех, я говорю правду. Чего никто не любит, — с мрачным удовольствием отрекомендовался Миль. — Ну и что вы расселись? Или вам не хочется вернуть свой посох?

А еще у него было замечательное умение всюду оказываться крайним. Именно поэтому он здесь.

Спускались мы окольными путями, по узким серым лестницам и безлюдным залам. Гильдия казалась вымершей, а двое заклинателей, встреченные по дороге, в глубоком шоке вытаращились на меня, явно не представляя, почему светлый ходит по их башне без конвоя. Никаких признаков подготовки к надвигающейся катастрофе я не заметил, и нарастало подозрение, что темные о ней вовсе не знают. Или их это не волнует.

В ангаре было просторно и пусто. Механизмы спали под тентами, и лишь у самых дверей стоял внедорожник. А может, и нет — я плохо разбирался в древней технике. Знакомый белобрысый маг дремал, навалившись грудью на руль и уткнувшись в сложенные руки. Судя по всему, опала Эршена стала только серьезней, потому что другой причины использовать боевика из старой гвардии в качестве водителя я найти не мог. Заклинатели обожают многоступенчатые сложные планы и в психоз впадают, когда там что-то ломается. Сказано сидеть в Хоре до лета — значит, сидеть.

— Подъем, — Миль стукнул в окно и без приглашения забрался на переднее сиденье. Боевик с трудом разлепил мутные глаза и хрипло спросил:

— Чей упырь?

Заарн изобразил презрение ко всему живому. Миль не заметил:

— Это домашний зверек нашего светленького. Все светлые любят зверюшек.

— Упырь? — с тусклым сомнением повторил Эршенгаль и вновь тупо уставился перед собой.

— А где все боевые маги? — выразил я давно тревожащие сомнения. Раньше гильдией верховодили именно боевики, а заклинателей, мягко говоря, держали на вторых ролях. Похоже, Алин решил переставить систему с ног на голову.

— Охраняют границы нашей родины от фанатиков из загорья, — пафосно процитировал Миль. — Вот что Алин сделал хорошего, так это нашел недоумкам дело. Хотя все, что они могли, они уже развалили.

Эршен промолчал. Я сам не был идеалом жизнелюбия; я часто ощущал себя простым зеркалом, в котором отражается мир, но страшно хотелось сделать что-то, чтобы вывести этого человека из равновесия. От противника в равновесии немного толку.

Выцветшее небо и сухой ветер показались глотком свободы. Гильдия вымотала меня морально и физически, так что я радовался возможности вырваться из нее хоть на пару часов. Внедорожник шел неровно, поднимая клубы пыли и то и дело объезжая развалины, и в кабине царило молчание. Матиас терзал цепочку от медальона, притворяясь, что находится здесь по своей воле, Миль дергался, косясь в его сторону, а Эршену было ровным счетом безразлично.

Мы делали крюк по предместьям, и скоро по обеим сторонам дороги замелькали пыльные низкие домики, сменившиеся длинными однотипными бараками. Появились и люди, довольно шустро прижимающиеся к домам при появлении машины; Эршен и не думал сбавлять скорость.

— Куда мы едем?

— В хорошо знакомое вам место, — с ненастоящей радостью объявил Миль. Порой мне казалось, что он просто не умеет ее испытывать. — Мы едем в Вихрь. Надеюсь, вы успели соскучиться.

Обожаю заклинателей. В отличие от боевиков, они бьют словами, а не по морде.

— Сочувствую вам, Миль. В отличие от вас, я успел к нему привыкнуть... Осторожней!

Кто-то едва успел выпрыгнуть из-под колес. Миль поперхнулся пылью:

— Не говорите, что вас заботят люди. Вы, Кэрэа, светлый, но не настолько.

— Каждый человек может стать магом.

— Может-то может, — хохотнул собеседник. — Но кто ж позволит?

Жилые кварталы закончились длинным забором со сторожевыми вышками. Над ним со знакомым гудением двигались строительные краны, в которые Миль обвинительно ткнул пальцем:

— А вот это Лорд наш, Свет его забери, Норман. Гробит народ на стройках. С удовольствием посмотрю, как вы будете искать у него несуществующую совесть и пафосно рассказывать... ну о чем вы там рассказываете? О морали? Милосердии?

— Что Норман гильдии-то сделал?

— Правит же, — лаконично объяснил заклинатель и закашлялся.

Вихрь приближался. Почти исчезнувшую дорогу отмечал лишь ряд маячков; фары едва разгоняли клубящийся серо-коричневый сумрак, в котором то и дело мелькали разряды молний, то дальше, то ближе. Гроза была беззвучна, но я вздрагивал от каждой вспышки.

Под колесами мелькнуло высохшее русло реки, и впереди медленно проступили контуры башни, тонкой, похожей на дерево с перекрученным стволом и кроной, расползшейся по небу. Чудовищная и печальная картина. Потому что Вихрь — это не тюрьма. Вихрь — это первая в мире живая электростанция. И последняя. Он был совсем крошечным, когда впервые попал сюда; по плану, Вихрь должен был качать энергию из земли и воздуха и отдавать людям, а часть тратить на свой рост. Тогда еще Единая гильдия гордилась своим творением... пока не поняла, что не знает, как его остановить. В Аринди такое случалось.

Размышления прервал панический крик Миля, и машину резко бросило в сторону. Внедорожник накренился, я ударился локтем об дверцу, и с неба сорвалась огромная разветвленная молния.

...Сначала я услышал хлопок двери. Потом — шорох шагов, дверь снова хлопнула, и Эршен равнодушно произнес:

— Маяки переставляли.

— Н-нас же не пытались сбить с дороги и убить? — там, где мы только что ехали, спекшаяся земля поблескивала глянцевой коркой. Страх накатывал запоздало; не предупреди Миль об опасности, там были бы мы...

— Безопасные тропы постоянно меняются. За ними не уследишь, — хладнокровно отозвался заклинатель. — Или нас пытались убить. Все возможно.

На одиннадцатом покушении оно уже утрачивает новизну.

— Удивительно, что вам так не везет, Миль, если вы видите будущее.

— Я не вижу будущее, — невесело хмыкнул тот. — Я знаю, что все будет плохо, потому что глупо рассчитывать на иное.

Дальше мы едва ползли, зато без приключений. Задержка образовалась у самой тюрьмы, когда Миль достал светящуюся печать и поставил мне на руку татуировку. Вихрь сам распознавал, кто в него попадает, и сейчас я был гостем. Матиас дернулся вслед за мной и остановился, делая вид, что происходящее его не касается. Я тяжело вздохнул, чувствуя, как заарна захватывает ярость и паника. Благодарю вас, Лоэрин Дэлла Гефаро. Это предсказуемо, что с вашим даром будет столько мороки.

— Передайте Алину, что для моего спутника тоже нужен допуск.

Миль склонился над переговорным браслетом и хмыкнул:

— Рейни, не наглейте. Вам двери открыли не для того, чтобы вы притащили с собой приятелей и знакомых.

— Это не приятель. Это мой внешний биоимплантат, — выразительно продекламировал я. — Отдельно не функционирует. Кто возместит убытки, если он без меня загнется?

— Алин требует, чтобы я высказал вам глубокое порицание. Но мне лень, и потому просто идите вы в Хору, Рейни, с вашими запросами.

Я пожал плечами и сел на горячий песок, прислонившись к стене. Неужели Алин полагает, что хоть один, хоть со спутником я представляю опасность? Забавно. Но если он будет думать достаточно долго, то получится даже задремать.

Печать вспыхнула снова, и заклинатель изумленно произнес:

— Алин подтверждает двойной допуск. Чему я всегда поражался — как быстро вы ухитряетесь садиться другим на шею.

На самом деле это считалось благом для любого заклинателя, будь то светлый или темный. Трагедия Миля состояла в том, что он этого делать не умел.

Внутри башня притворялась обычной крепостью. Сплошной камень, выцветшие штандарты со знаками Единой гильдии, никогда не гаснущие факелы... Искра дара лихорадочно вспыхнула, обдавая горячечным жаром, и Вихрь с жадностью запустил в нее незримые щупальца. Я плохо помню, как сумел продержаться здесь столько лет. Но даже к тому, что тебя потрошат и пожирают заживо, можно привыкнуть.

Если у магов и были каноны утилитарности, то Вихрь отвечал им в полной мере. Ему не требовались ни охранники, ни палачи; он сам по себе был и охранником, и палачом. С каждым шагом горечь все сильнее подкатывала к горлу; я знал каждого, кто был приговорен к заключению здесь, и все еще чувствовал... Отзвуки боли, ненависти, отчаяния и смерти, и тихий шелест призрачных голосов.

Они знали меня. Они приветствовали меня.

— А где Вильям?

Миль недовольно дернул плечом, показывая, что он не в восторге ни от меня, ни от того, где ему приходится из-за меня быть:

— Срочный вызов в имение.

— Я его не помню. Как он получил место в совете?

— Купил! — раздраженно всплеснул руками маг. — Война для идиотов, Рейни. Пока темненькие и светленькие друг друга резали, он подгреб под себя все горные предприятия. А когда мы остались на развалинах, то протянул руку помощи, вот так...

Ну что же. Я никогда не питал иллюзий, кем мы были.

Алин ждал в моей бывшей камере. В Вихре было множество помещений, но они выбрали именно ее — наверное, чтобы я не чувствовал себя потерянным в знакомой обстановке. Я сглотнул вязкую слюну и заставил себя переступить порог. Тот же каменный мешок, то же панорамное окно, где сквозь клубы пыли все еще проступал стройный силуэт темной гильдии. Как вечное напоминание. Как будто ничего не изменилось. Как будто я так и остался тем учеником, который мог только мечтать вырваться на свободу.

— Зачем я здесь?

Я и забыл, насколько изобретателен этот маг. Он всегда предпочитал ломать жертву постепенно.

— У гильдии есть один пленник, и я рассчитываю, что при вас он будет разговорчивее, — наконец ответил Алин, удовлетворившись эффектом.

Теперь мы спускались все ниже, коридоры становились все темнее и уже, а громада Вихря давила все сильнее. Высший шел уверенно, словно не в первый раз, и я в последнюю очередь стремился узнать, кого темная гильдия считает своим врагом теперь. Но темная гильдия существовала вовсе не для того, чтобы делать мою жизнь лучше.

— То, что вы сейчас увидите, является государственной тайной. Надеюсь, вы не станете о ней болтать, — Алин остановился у мощной двери, закрытой печатью. Красный глаз в переплетении маслянистых черных линий моргнул и закрылся, узнавая хозяина, и я кинул на язык еще одну капсулу блокиратора. Мой дар не предназначен для подобных мест.

— Знаете, Алин, у вас нездоровая склонность заставлять меня наблюдать за пытками. Никак не могу понять, к чему бы это?

— Потому что вам, светлым, полезно увидеть, какая жизнь на самом деле, — пробормотал Миль за спиной, — иначе засахаритесь между розовых единорогов.

Общаться с Милем порой было забавно, но Алин Милем не был, и потому просто не стал отвечать:

— Вы ведь хотите вернуть посох, светлый магистр? Ну же, Кэрэа. Вам понравится то, что вы увидите.

Никогда бы не подумал, что у Алина такое специфическое чувство юмора. Особенно по отношению к эмпатам.

Высший активировал еще одну печать, и темницу залило ярким светом. Я неохотно скользнул взглядом по человеку, сидящему у дальней стены, и застыл.

Этого не могло быть. Ни в мечтах, ни в бреду я бы не мог представить это.

— Вы сошли с ума.

— Наш бывший магистр совершил много ошибок, и был осужден советом, — почти торжественно сказал Алин. — Рядовым членам было объявлено, что он мертв, и это единственная уступка, которую пришлось сделать в дань традиции. Звание магистра не должно оскверниться... от одного паршивого отродья.

Пленник не двигался. И даже в мощной сковывающей печати не было нужды; от стены к нему тянулось множество нитей, проникающих под кожу и оплетающих все тело. Где-то они почти скрывались под рубцами, свежими, затянувшимися, синяками, ожогами и следами маленьких магических печатей. Но даже сейчас, беспомощный, в оковах, он казался опасней нас всех. Он все еще оставался магистром; я был жалок, он — нет.

— Я не так представлял нашу встречу, Шен... Шеннейр.

— Не подходите близко, — предупредил Алин, но я его не слышал.

Шеннейр.

Я бы выжег это имя из памяти каленым железом, но продолжал повторять его снова и снова, цепляясь за него, как за последнее спасение. Человек, которого я ненавидел. Человек, которого я боялся. Человек, который отнял у меня все.

Тот, ради кого я жил.

Бывший магистр поднял голову, незряче смотря сквозь меня. Его глаза затягивала белая пленка, и я почему-то вспомнил, что те лампы, что горели в камере, тоже были творением темных заклинателей. Их свет мог вовсе ослепить; темная магия любила калечить даже больше, чем убивать.

— Они меня боятся, — насмешливо произнес он. — Все еще боятся. Стоило оказаться здесь, чтобы узнать, что моя гильдия состоит из предателей и трусов.

Его голова мотнулась от удара; Алин брезгливо вытер перчатку, и Шеннейр ухмыльнулся разбитыми губами:

— Боятся даже сейчас. Но я слышу знакомый голос: вы рады, светлый магистр?

Вряд ли эмоции, что захлестывали меня с головой, можно было назвать этим словом. Я стиснул кулаки и твердо сказал:

— Да.

Пусть это была ложь.

— И вы хотите узнать, где же ваш посох?

Я наклонился ближе, впитывая каждую черточку изможденного лица, каждую линию уродливого клейма, расплывшегося по щеке. Я хотел его убить, я мечтал его убить, но не чувствовал торжества, и это было даже обидно. Враг не был сломлен; он смел говорить со мной так легко, словно ничего не случилось. Слишком спокойно, слишком...

Сильная рука вцепилась в волосы, рванула вниз, и темный маг лихорадочно зашептал прямо на ухо:

— Я уничтожил его, как уничтожил твоих сородичей, как убил Ишенгу. Бедный, бедный, бедный светлый. Что же у тебя осталось?

Я бессильно царапал ногтями камни, задевая сковывающую печать. Шеннейр мог бы легко свернуть мне шею, но он лишь усилил хватку, с сочувствием просюсюкав:

— Но не плачь. Этому миру все равно придет конец.

Алин наконец активировал заклинание. Пленник скорчился на полу, захлебываясь кровью и хриплым смехом, и я с ужасом отшатнулся.

— Совершенно безумен, — прокомментировал высший. — Что ж, позвольте выразить соболезнования, Тсо Кэрэа Рейни. Светлым действительно больше не подняться, но это не ваша вина. Вы ничего не могли сделать.

И, пока мы поднимались, издевательский хохот несся нам вслед. И все бы ничего — но бывший темный магистр Шеннейр только что солгал.

Глава 6. Память

— Привычка темной гильдии оставлять врагов в живых не доведет до добра, — зловеще предрек Миль.

Я кивнул, продолжая отбивать на дверце машины сложный ритм. Произошедшее никак не желало укладываться в голове, слишком... неожиданно. Ошеломительно. Но Миль не был удивлен — скорее наоборот. Более того, магические печати на теле заключенного имели слишком знакомый почерк. Подозреваю, Миль участвовал в заговоре с готовностью и радостью; о том, что темный магистр Шеннейр и мастер проклятий не ладят, были в курсе даже те, кто в курсе быть не хотел.

Внутри зрело глухое недовольство. Мой заклятый враг был совсем рядом, а я не сделал ничего. Я просто оставил его за спиной, и сейчас память о тех, кто погиб по его вине, медленно разъедала сознание. Я бы уничтожил его, если бы это помогло, если бы это хоть что-то изменило.

Не изменит.

Ничего не изменит.

— Начать со светлых. Которых били-били и не добили. Вот скажите мне, Рейни, каким образом, как, имея на руках все карты, можно было этого не сделать?! — заклинатель обессиленно взмахнул рукой. — Позволить вам, я имею в виду конкретно вам, жить... я не могу этого понять.

Щадить врагов — изначально порочная стратегия. Но цели системы не всегда совпадают с целями ее винтиков.

— Кара Источников, Миль. Опасно убивать магистров.

Или, может быть, высшим показалось зазорным казнить ученика. Или зазорно показывать страх пред столь слабым противником в кругу собратьев. Я слишком плохо их знаю, чтобы утверждать точно.

— Весь мой опыт говорит, что лучше иметь дело с проклятием, чем с живыми людьми, — отвращение на последних словах Миль даже не пытался скрыть. Но в честь равновесия мира живые люди платили ему той же монетой. — Я не хочу представлять, что начнется, если этот монстр вырвется на свободу.

— Вы боитесь? Вы ведь предали его, Миль.

— Шеннейр никогда мне не нравился, — ничуть не смутился тот. — Война, кровь. Кровь, война. Война, война, война. И еще раз война. Я не предатель, но я хочу жить. А под конец он чокнулся совершенно, Рейни. Приказал перекрыть наши источники, от главного до тех, что в замковой долине. Вы явились к нам из ниоткуда, в своем белом плащике, и думаете, что можете судить?

Темный маг обвинительно уставился на меня, словно ожидая, что я взаправду начну корить его за плохое поведение. Странно, что он решил выговориться именно сейчас, хотя, с другой стороны, кто еще стал бы это слушать? Я никто и я смертник, и меня не стоило опасаться.

— ...И сделайте что-то со своей одеждой, вы, светлый магистр! Вы что, в ней кого-то зарезали?

— Так вот в чем дело. Покушение на личные источники маги не перенесли, — последний вопрос я решил оставить открытым.

— Маразм высших растет и крепнет, и мир с ним катится в пропасть, — подвел итог Миль, и я все же задал невинный вопрос:

— А вам часто достается за критику начальства?

Остаток дороги прошел в молчании.

О моем прибытии, видимо, уже знали все, и обратно Миль вел напрямик, через парадные залы. Теперь, когда не надо было торопиться и нервничать перед встречей с Вихрем, я мог спокойно вертеть головой, наслаждаясь обстановкой места, куда при других условиях вряд ли мог попасть. На мой взгляд, здесь было слегка... мрачновато. Да, окружающая местность красотой тоже не блистала, но башня Шэн даже на ее фоне выглядела унылой. И внутри куда унылей, чем снаружи. Тьма их знает, кто и как здесь жил. В сотый раз повторенное Милем "вы светлый, вы ничего не понимаете" не сделало жизнь проще, и больше я не перебивал, вникая в повествование о минувших днях.

Восхитительная история про то, почему трон гильдии пустует до сих пор, была восхитительной. Не секрет, что светлый и темный магистры, Ишенга и Шеннейр, делали все, чтобы превзойти друг друга. И если Ишенга выбрал наследником меня — плохая идея — то Шеннейр далеко его переплюнул. Когда его обвинили, он сломал посох об колено и проклял место магистра на десять поколений. И остались темные без посоха, без магистра и без наследника. Наверное, они тоже надеялись, что после уничтожения светлой гильдии будут жить весело и счастливо, но пока получалось только весело.

Красные ковры засохшей кровью покрывали пол. Стены уходили куда-то вверх, то ли черные, то ли фиолетовые, кое-где прикрытые полотнищами с неразличимым рисунком. Не помогало и то, что свет горел только на главных магистралях, еле-еле, оставляя боковые переходы во мраке. Похоже, темным и без того хватало места; раз за разом мелькали запечатанные залы, закрытые двери, и толстый слой пыли говорил, что к ним давно не приближались. И здесь было тихо. Ненормально тихо.

— Где сейчас остальные высшие? — с тревожным предчувствием спросил я, и, судя по реакции Миля, вопрос опять был глупым.

— В личных поместьях. Где, по-вашему, они должны быть?

Простые маги нам все же встречались. Останавливались, с неохотой освобождали дорогу и провожали долгими взглядами. Но интерес их был интересом хозяев к неведомо как забредшему на огонек светлому — не более. Ладно высшие, но здесь не было ни учеников, ни даже подмастерьев.

Не спорю, у нас магом быстро не стать. После инициации идет испытательный срок, за который тебе дают какую-то нормальную профессию и буквально самые основы, и только потом следует настоящее, второе посвящение. Тот, кто выдержал, чья искра не погасла, становится подмастерьем, и настоящее обучение начинается именно отсюда. Пусть у темных были тяжелые потери, но за столько лет и со всем, что они у нас нахапали, можно не только натаскать неофитов, но и завоевать соседей. Но все сидят смирно и никто ничего не делает. Заклинатели в башне, боевики в Хоре, и ждут Осеннего праздника. И чего ждут — непонятно. В моей памяти все должно было быть иначе.

Я ожидал встретить могущественную организацию, ведомую сильным лидером, а не аморфное нечто. И я не чувствовал себя последней надеждой. Я ощущал себя пятым колесом в телеге, которая при этом давно сломалась и стоит на месте.

— Послушайте, Миль... вы по-настоящему верите, что я проведу Осенний праздник, и все сразу наладится?

— Я вам что, светлый, чтобы верить в такую чушь? — развеселился тот.

— То есть вы предполагаете самый худший исход, — я стиснул пальцы, пристально разглядывая их в тусклом свете. — Что ничего не получится, не сработает, что источник Шэн выйдет из-под контроля, что врата откроются, но... почему никто не готовится?

Заклинатель раздраженно посмотрел на меня сверху вниз:

— Что вы ко мне прикопались, Рейни? Идите, капайте на мозги Алину. Мы все равно сдохнем, поэтому какая разница?

Я помедлил, осознавая глубину мысли, и пошел туда, куда послали.

Высшие маги всегда были слишком заняты, чтобы читать законы полностью, и потому в гильдию Алин перешел телепортом. После пустой прохлады залов его покои показались душными и давящими, быть может, из-за алых тонов, горящего камина и множества свечей. Хозяин что-то писал за столом, бросив через плечо:

— Нелюдя оставьте за дверью. То, что я позволяю твари бродить по моей гильдии, не означает, что я желаю видеть это здесь.

К моему удивлению, Матиас не стал возражать, хоть вряд ли заарн, выросший в Заарнее, был привычен к такому отношению. Алин запечатал конверт, оборачиваясь ко мне:

— Что вам нужно, Рейни?

Я еще сильнее стиснул пальцы, вновь ощущая свою полную бесполезность. Как будто не меня притащили сюда, а я нагло заявился сам и теперь отвлекаю окружающих от несомненно важных дел.

— По пути я не заметил ни одного ученика. Они обучаются где-то еще?

— Нет, — Алин вернулся к бумагам, словно потеряв ко мне интерес. Я припомнил слова Миля о людях, пустую гильдию, и решился продолжить:

— Как долго гильдия не проводила посвящений? Как долго не появлялось новых магов?

— Магов в Аринди вполне достаточно, — отрезал собеседник.

— Но раньше посвящения проводились каждый год, и принять в них участие мог каждый...

— И потому в гильдии принимали кого попало, — резкий росчерк пера заставил вздрогнуть. — Я не собираюсь допускать этого в дальнейшем. Маги — это элита, и все наши проблемы от того, что мы забыли это.

Как понятие элиты сочеталось с продажей мест в совете осталось для меня загадкой. Но я светлый и могу не понимать таких сложных вещей.

— Жаль. Я бы сейчас не отказался от армии боеспособных магов, пусть и темных. Те маги, что я видел... я не хочу сказать, что они не готовы к сражению, но все же... — я случайно пересекся взглядом с Алином и оборвал фразу, тихо спросив: — Они вообще знают?

И по его глазам прочел ответ.

— Но почему? Какой смысл держать это в секрете?!

— Вы хотите паники? — холодно осведомился высший. — Каждый должен заниматься своим делом. И если вы собираетесь кричать об этом на всех перекрестках и будоражить народ, я не стану это терпеть.

— Но...

— С чего вы взяли, Тсо Кэрэа Рейни, что ваше мнение что-то стоит? — с пугающими интонациями спросил он. — Помнится, ваша гильдия продержалась под вашим правлением ровно три недели. А потом вы сами ее сдали. Все ваши товарищи погибли из-за вас, светлый магистр. Или не так?

Перед глазами потемнело; я вцепился в спинку кресла, и голос Алина отдалился, словно пробиваясь через толстую пелену:

— Все, что от вас требуется — принять участие в празднике. Все. Не думайте, что я не смогу вас заставить. И мне не обязательно даже причинять вред вам; вы ведь по-прежнему эмпат, Кэрэа. Но пока с вами говорят по-хорошему, так что не испытывайте судьбу.

— Как жаль, что все мои товарищи мертвы, — я слабо улыбнулся темному магу. — Как жаль, что вам некем меня шантажировать, правда?

Прошлое, это прекрасное прошлое. Если бы они могли меня заставить, они бы давно сделали это. Мне было не так просто этого достичь, но все же. Теперь мы смотрели друг на друга — мой вопрос был опасен, более того, бесполезен, ведь я уже узнал все, что хотел — но Алин и не стал отвечать:

— Это не относится к делу. Вас ждут в архивах. Прошу вас прекратить тратить мое время и заняться тем, для чего вы здесь.

* * *

В архивах меня ждали не особо, но я уже начал привыкать. Худой заклинатель с изумрудной лентой через плечо — Информационный отдел? — неохотно выдал стопку бумаг и, после короткого препирательства, ключи от хранилища. Доступ к архивам был одним из моих условий; ничего особенного, потому что я просто искал любую информацию о ритуале. Я, конечно, видел его со стороны, но Ишенга и Шеннейр просто стояли рядом и трепались.

Создавалось впечатление, что Информационный отдел запихнули в самый дальний угол запутанного лабиринта. Официально инфоры вели учет магов, по нашим данным — следили за ними, но дальше мои знания кончались. У гильдии же должно быть множество внутренних служб, чтобы поддерживать в Шэн порядок, поставлять еду, одежду, материалы, вести бухгалтерию, лечить... что там еще? И опять множество людей, о которых я не имею ни малейшего понятия.

— Мы собрали все, что вам нужно, — занудно произнес над ухом проводник.

— Но ритуал берет начало во времена Единой гильдии. Мне нужен доступ к старым записям, чтобы знать причины и как оно работает, — Свет знает, зачем я это говорил. Спутнику было фиолетово.

— Мы собрали все. Но если Алин так решил... — маг с сомнением открыл дверь. Его скептицизм стал понятен сразу: маленькую комнату сплошь занимали стеллажи, доверху набитые папками, и картонные коробки, громоздящиеся друг на друга. Судя по всему, архив переезжал, а потом его свалили в одну кучу, не став разбирать. А я надеялся на каталог. Наивный я.

— Что здесь за бардак?

— Был пожар, многое пострадало. Нет времени, — сухо ответил заклинатель и ушел, оставив лампу.

И огонь любезно уничтожил все, что гильдия посчитала лишним. Или не захотела отдавать светлым, хотя в итоге мы все равно не получили ни странички, когда переехали.

Разумеется, ни к чему важному и тайному меня не допустили. Рядышком лежали гроссбухи с рядами невнятных цифр, отчеты без начала и конца, хозяйственные списки, какие-то приказы и жалобы, но лучше было провести ночь здесь, чем вновь бессмысленно лежать и смотреть в потолок, пытаясь уснуть. Поэтому я прошелся между стеллажами, наугад вытаскивая документы и зачитывая случайные строчки:

— О, снова жалоба. Нарушение техники безопасности... жертвы... Отдел Контроля требует прекратить эксперименты с объектом "темный источник"... А что, был шанс?

Как я помню, темная магия с самого начала применялась для военки, а то, что в Аринди идет на военные цели, запрещенным быть не может в принципе. Отпечатанные на машинке буквы почти выцвели от старости, и я быстро сунул папку обратно, решив к той коробке больше не прикасаться. Всегда подозревал, что Единая гильдия разделилась на светлую и темную из-за ерунды, но не хотел найти подтверждение.

— Матиас, может быть, ты знаешь, как с этим разобраться? — все это время заарн простоял у стенки, по-моему, даже не шевелясь. — Разве тебя не готовили на шпиона?

— Какого шпиона? — наконец отреагировал нелюдь.

— Ты же пробная версия гельда. А гельд переходит между мирами. То есть Заарней может засылать к нам экспериментальные образцы, чтобы те изучали обстановку перед вторжением.

— А ты зна-а-аешь, что у нас убивают контрактеров? — насмешливо протянул заарн. — Тех, кого призывали ваши маги?

— И... при чем здесь это?

— Гельд — наше знамя, — в голосе Матиаса болезненная гордость мешалась с ядовитой злобой. — Он единственный, кто ведет вторжение и кто должен пройти между мирами, даже если не только он может это сделать. Все остальное — святотатство.

— То есть те, кто перешел границу сами по себе, не с гельдом, уже не могут вернуться назад? — я дождался кивка, и искренне посочувствовал: — Понятно, профессия разведчика так популярности не получит. И у вас традиции заменяют здравый смысл?

И это закономерно. Замкнутое статичное общество на вечной грани вымирания.

Заарн двумя пальцами поднял листок, подержал и отпустил, позволяя тому спланировать на пол. На этом энтузиазм иномирника и закончился; я ожидал признания в том, что он ничего не желает знать о людях, но прозвучало иное:

— Что за толк от этих бумажек?

Приходилось признать его правоту. Когда я готовил диплом о Хоре, то работал со старыми архивами, и наивно посчитал, что без труда в них разберусь. Но Информационный отдел выбрал спорный метод защиты знаний: если здесь и есть нечто полезное, то у меня мало шансов случайно на него наткнуться.

— Хотя бы это. Распределение энергии Вихря, год... неважно, еще до войны... десять процентов — темной и светлой гильдии. На все полигоны, лаборатории, мастерские и защитные экраны, — зачитал я заранее отложенный листок. — Сейчас, как я узнал у Миля, гильдия и Норман делятся по-братски, пополам. А Норман, если ты не понимаешь, это вся Аринди. Это транспортные сети, связь, больницы, заводы... горные заводы Вильяма, насколько я понимаю, тоже получают энергию отсюда... стройки. И пятьдесят процентов гильдии. При том, что никаких исследований они не ведут — сейчас, по крайней мере — башня Шэн снабжается поскольку-постольку, а врата, на которые стоило бы потратиться, держатся на соплях и хилых печатях. Вопрос — куда девают прорву энергии, на которую год живет целая страна, десять человек из высшего совета?

Я торжествующе уставился на заарна. Керосиновые лампы оставили мне жестокую психологическую травму; я их раньше не видел и надеялся, что больше не увижу.

Матиас долго молчал, переваривая величие идеи, и наконец произнес:

— И что?

Я схватился за голову и пожаловался:

— Меня сильно беспокоит пофигизм окружающих.

И правда — что? Я действительно прибыл из ниоткуда и не мог судить.

Тишина вновь заполнилась шорохом страниц. Матиас долго разглядывал пальцы, которыми брал бумагу, а потом судорожно начал вытирать их об одежду. Я искоса следил за ним, не в силах сосредоточиться: голова гудела от усталости и буквы расплывались. Инфоры постарались, собрав все упоминания Осеннего праздника, но сам механизм ритуала для темного магистра относился к высшей запретной магии. Не думаю, что сам Алин знал детали.

— "Подключаются к Источнику Мира, чтобы сбалансировать разнонаправленные потоки..." Чего? Какой Тьмы это обозначает?! Какие потоки, к кому подключиться, зачем? — я отшвырнул папку и запустил пальцы в волосы. Или темные считают, что, получив посох, человек поймет это интуитивно?

В соседней методичке мелькнули схемы. Наверное, я бы смог в них разобраться, если бы относился к темной школе и был бы хотя бы подмастерьем. Но я просто не успел достичь такого уровня, и чем дальше, тем сильнее понимал, что у меня не только не хватает толку и сил — я банально не пойму, что от меня надо.

— Почему ты позволяешь так к себе относиться?

— Кому? — не сразу вник я в суть вопроса.

— Им, — со злостью повторил Матиас. — Всем. Они — твои враги. Ты тратишь время, пытаясь помочь этим неблагодарным тварям, а они вытирают о тебя ноги. Зачем?

— Потому что... — я откинулся на спинку стула, наблюдая, как колеблются тени на стене, и внезапно рассмеялся: — Потому что это не играет роли... ни-ка-кой.

— Что тут веселого? — раздраженно осведомился заарн, зачем-то ковыряя подчиняющий амулет. — Эй, эй, человек, хватит. У вас что, все магистры не в ладах с разумом? Это не передается по ментальной связи? Отвечай мне, я не хочу заразиться!

— Шеннейр? Нет, нет, Шеннейр нормальней нас всех, — веселье пропало в один миг. — Но он желал править один, а высшие считали, что он ошибался. Он был полезен, пока у гильдии был враг, но когда он спас гильдию от врага, то сразу перестал быть нужен. Как иронично.

— Конечно, нормальней, он хотя бы под замком, а ты на свободе гуляешь, — тихонько вставил иномирник. Я резко встал и прошел по комнате, ловя ускользающую мысль:

— Понимаешь ли, просто убить соперника Алин не может, потому что никто его после этого не признает. У нас тоже есть традиции, и они отличаются от заарнских. Ему нужно просто подождать. Еще пара поколений, все привыкнут, что он главный... и уж тогда-то он начнет набор неофитов, преданных только ему. Зачем ему сейчас сильные маги? Зачем конкуренты? Проблема лишь в том, куда он денет остальных высших, — я замер, уставившись в пространство, и тихо повторил: — И правда. Куда?

— Ты когда-нибудь угомонишься? — недовольно прошипел заарн, сбивая мысль. — Нам говорили, что вы, люди, тоже спите. Очень мало, но спите. Иди и спи.

Озарение, только что казавшееся таким ясным и четким, рассыпалось на бессвязные осколки. Шли третьи сутки без сна, но меня захватила непонятная активность, требующая куда-то мчаться и что-то делать. И чем бодрее чувствовал себя я, тем более усталым выглядел спутник; казалось, еще немного, и он вырубится прямо тут.

— Извини, — я спохватился, что вновь начинаю терять концентрацию. — Конечно же...

До моих комнат Матиас еле дошел, плюхнувшись на единственную кровать и без колебаний заняв ее всю. Ассимиляция в чужом мире требовала куда больше времени и отдыха, чем ему досталось; я сел рядом, выискивая в его лице признаки скорой гибели, а потом просто следил, как замедляется дыхание и как искра чужой жизни мерцает все более тускло и плавно. Часы пробили четыре утра; связь между нами теперь стала видна, тонкая, еле уловимая, и я быстро провел костяшками над бледным лбом, передавая по ней всю накопленную усталость, и весело пропел:

Баю-баю, баю-бай,

Поскорее засыпай.

Кошка спит на теплой печке,

И волчонок спит за речкой,

Даже филин ни гу-гу,

Спят заарны на лугу:

Мы придем сейчас с дубьем —

Разом тварей всех убьем!

М-да, для заарнов это звучит не так мирно, как для людей. Жертва вздрогнула и попыталась вырваться из наведенного сна, но я быстро запихнул ее обратно, уже по инерции продолжая:

Тихо над морем шуршит камыш,

Тише, тише, что ты не спишь?

Акулы играют на песчаном дне,

И спит вулкан... при полной луне...

Горло сдавило, и я поспешно замолчал. Надеюсь, транс уже достаточно глубок, чтобы отсрочить гибель этого существа. Пусть мне предстояли долгие объяснения, но место, куда я собирался направиться, я хотел посетить один.

Я бесшумно прикрыл дверь и тихо начал спускаться по лестнице, тихонько мурлыкая затверженные с детства слова:

— Луна сияет над морем как прежде, и море укрыло развалины дома, и мы никогда не увидимся снова, не стоит верить пустой надежде, и скаты играют на песчаных рифах, и спят тайфуны за кромкой неба... хм, а ведь там вправду все умерли. И как я раньше этого не понимал?

Я знал, что делать, и то, что мне это не нравилось, ничего не меняло.

Сначала я, припомнив обучение, пытался найти Эршенгаля, ориентируясь на искру его дара, а потом просто спускался вниз, понадеявшись, что мимо ангаров не пройду. В предрассветные часы даже темных не тянуло шастать по округе, и до места удалось добраться без приключений.

В ангарах было безлюдно, и я запоздало задумался, что делать, если Эршен не днюет и ночует здесь. Можно было поискать других темных и поспрашивать у них, но это тоже была игра на выбывание — кто-то, по статистике, будет адекватен, а кто-то, по ней же, нет. И тот, кто приближался ко мне, принадлежал к последним. Я почувствовал его задолго до того, как увидел, но нырять под машины и устраивать прятки на пересеченной местности... я просто слишком заторможенно реагировал на мир, чтобы делать это.

— И все же, почему Алин с тобой так возится? — спросил сам себя высший маг Мэвер.

Какая-то железяка врезалась в спину. Темный протянул руку и потрепал меня по щеке, задевая старый ожог; меня передернуло, и сожаление, что спрятаться бы стоило, стало яснее. По всем выкладкам он не должен был причинить мне вред. Но это же Мэвер. Не факт, что он поступит логически.

— Со светлыми легко иметь дело. В свое время мы неплохо общались, не так ли? — хватка стала жестче, но голос высшего остался таким же непринужденным: — И я не понимаю, с чего ты, маленькая тварь, так быстро решил, что можешь не повиноваться приказам.

— Вы не можете мне приказывать, — я пытался сказать это твердо. Действительно пытался.

Он разочарованно закатил глаза:

— И опять все с начала! Поговорим об этом? Какие же вы, все-таки, глупые и слабые твари. Проще убить, чем добиться толку.

— Это было весело? — тихо спросил я. — Те, с кем я учился... те, кто был рядом... те, кто были моими родителями — весело было мучать беззащитных?

Мэвер изумленно пожал плечами:

— Ничуть не менее, чем остальных, — он оборвал сам себя и обернулся. Стоящий позади него Эршен молчал, не угрожал, но аура безнадежности и уныния отбивала желание находиться с ним рядом даже у темных. — Встретимся после Осеннего праздника, светленький.

— Если кто-то его переживет.

Он лишь рассмеялся и в отличном настроении пошел прочь. Я выдохнул и неуверенно обернулся к Эршену:

— Мне разрешено покидать гильдию?

Беловолосый маг смотрел сквозь меня, и я решил, что если он меня пошлет, это будет значить "нет".

— Я бы хотел увидеть поместье Иншель... резиденцию светлой гильдии. Я могу это сделать?

Ничего, по сути, не поменялось. Теперь он смотрел на меня, а потом молча двинулся обратно. Я решил, что это согласие, потому что порой и меня настигала вера в лучшее.

И за прошедшее время темная гильдия окончательно меня достала.

Небо хмурилось. Я не знал, зачем возвращаюсь туда, где остались только развалины; в свое время темные постарались раскатать Иншель по камешкам. Не лучше ли было запомнить ее такой, какой она была раньше? Но что-то тянуло меня домой, как тянуло в Аринди; наверное, бессмысленная ностальгия. Прошлое не хотело меня отпускать.

Дорогу загораживали железные ворота, за которыми начиналась выгоревшая роща. Я спрыгнул на траву и пошел дальше пешком, закрыв глаза и пытаясь ощутить... хоть что-то. Но то место, что всегда было полно жизни и света, теперь было холодно и пусто. Я не мог ощутить даже сожалений — все эмоции словно перегорели. Мне было тоскливо, но мне всегда было тоскливо.

Здравствуй, дом. Я вернулся. Ты не рад?

Тут я едва не влепился лбом в бетонную плиту и понял, что вряд ли. Огромные саркофаги наглухо закрывали остатки зданий, и пусть их загораживали деревья, я бы их заметил, если бы смотрел вперед.

— Это Норман, — сказал Эршенгаль, и это была первая фраза, что он вообще произнес. И, судя по настрою боевого мага, последняя.

Я пораженно потыкал пальцем в полустертую печать на плите, отмечая, что в моем возвращении в Аринди есть несомненный плюс. Закуклиться в своих переживаниях тут мне никак не давали. Пусть темная гильдия впала в летаргический сон, зато Темный Лорд развил бурную деятельность. Хотя направление я так и не улавливал, но уже осознавал, с кем тут стоит пообщаться в первую очередь. Но ни я, ни внутренние разборки магов не были ему интересны — пока.

— Вы знаете, где похоронили казненных светлых? — я думал, что будет сложно произнести эти слова. Но я повторял их в мыслях столько раз, что они превратились в бессмысленный набор букв.

— Там ничего нет, — не сразу ответил Эршен, и я повторил:

— Но вы же знаете место? Прошу, мне необходимо его увидеть.

Теперь мы ехали долго. Я уже начал беспокоиться, что боевик собирается завезти не туда, как он завез на пустырь, заросший кипреем и чертополохом. Травы шелестели под ногами, когда я забрался на какой-то пригорок и растерянно огляделся. Что я здесь искал? Что хотел увидеть? Знак? Подсказку? Скорее всего, тела просто свалили в одну яму, и темная гильдия предпочла забыть об этой части истории. Неужели все должно было закончиться так?

— Вам правда так нужна была эта война? — спросил я.

Был бы мир без темных лучше?

Был бы он реален?

Или мне стоило спросить: "Почему вы оставили меня одного?" Я зло отвернулся и пошел к машине. Бессмысленно требовать ответа от мертвых.

— Аринди действительно ждет катастрофа?

Я вздрогнул от неожиданного вопроса, уже привыкнув к молчанию спутника. Хотелось бы знать, что он думал в этот момент.

— Я не знаю, Эршенгаль. И никто не знает точно. Есть плохие предзнаменования, но они были всегда. Светлые чуют их лучше, чем темные, поэтому паникуют раньше, — я потер виски и вновь растерянно усмехнулся: — Я вижу признаки беды повсюду, и это сводит с ума. Но я не знаю, откуда она придет, и когда. Сейчас, или через год, или через две недели... Просто что-то сломалось, что-то идет не так.

— И ты сможешь это исправить?

— Не знаю, — повторил я. — Но я попытаюсь. Это очень действует на нервы.

Я не удивился, когда боевая цепь холодной тяжестью легла на плечи, пригибая к земле. Внутри Эршена была пустота, а пустота толкает на странные вещи. Ей кажется, что они помогут ее заполнить.

— Почему? — я спокойно встретил его взгляд. — Потому что я — враг?

Боевик поморщился, отводя глаза:

— Дело не в светлых. Но если твоя гибель приблизит катастрофу — пускай, — теперь в его голосе ясно прозвучала злая радость. — Пусть эта проклятая страна умрет. Я хочу видеть, что будут делать эти предатели сейчас.

Миг я недоуменно смотрел на темного мага, а потом расхохотался, громко и от души. Теперь я понял, что не давало ему покоя, давило и раскрашивало мир в серый цвет. Вина. Ситуация была печальна, но, о пречистый источник, до чего же она была забавна.

— Ах, вот оно что! Вы хотите отомстить? Гильдии, предавшей вашего магистра и вас самих? Тех, кто лицемерно называет убийцами своих спасителей? Я могу вас понять. Но в смерти нет проку. Скидывая фишку с доски, ты всего лишь лишаешься возможности использовать ее вновь.

— Почему заклинатели так любят трепаться? — тоскливо спросил Эршен. Я утер слезы, сдерживая все еще клокочущий в груди смех. Да, я слаб, я не тот камешек, который вызовет лавину, в одиночку мне никогда не расшевелить такую огромную и неповоротливую махину, как темная гильдия.

Но я знаю человека, который сможет.

— Можно и короче. Как вы смотрите на то, чтобы освободить темного магистра Шеннейра?

* * *

Магическая тюрьма Вихрь была знаменита своей неприступностью. Знаменита на печальном опыте — напуганные собственным детищем маги долго и безрезультатно пытались его уничтожить, а потом долго и с увлечением испытывали новые виды вооружений. Артефакт был неразборчив и пожирал все. Он был умен; достаточно умен для здания, и в него на самом деле нельзя было проникнуть ни силой, ни хитростью — только по официальному разрешению. И здесь все было просто. Даже слишком просто.

Подготовка к откровенно нахальной авантюре заняла от силы пару часов. Дольше я убеждал Эршена, что полностью серьезен и что его боевая цепь слишком тяжелая, чтобы с ней так долго стоять. Я не был ни тактиком, ни стратегом, но я видел механизм событий, и шестеренки его крутились в нужном направлении.

Или все это существовало лишь в моем воображении. В таком случае было довольно, э-э-э, занимательно втягивать в него остальных.

С Матиасом мы объяснились мирно. Я гордился собой, наблюдая, как медленно он освобождается от заклятия, пока до меня не дошло, что заарн дрыхнет сам по себе, и все его устраивает. Кое-как усадив жертву прямо, я щелкнул пальцами перед его лицом и деловым тоном осведомился:

— Желаешь сотворить нечто мерзкое и несущее окружающим страдания?

Нелюдь долго и бессмысленно смотрел в пространство, раскачиваясь на месте, а потом отчетливо выдал:

— Тебе — да.

По-моему, он так и не проснулся.

— Сойдет. Ну же, пора начинать, — я вышел из комнаты, с удовлетворением отмечая невнятные ругательства, донесшиеся из-за двери. — Забудь про покой и отдых, пока ты связан со светлым магистром.

Жаль, но веселья в этой фразе получилось куда больше, чем сочувствия. И куда больше истины, чем мне хотелось.

...— Но, Тсо Кэрэа Рейни — зачем вам это?

День клонился к закату, мы ехали по дремучему лесу, аккуратно объезжая деревья, заброшенные деревни и натыканные то тут, то там кордоны. Половина кордонов тоже стояла пустой, а на другой половине дежурили друзья Эршена, встречающие нас с радостью людей, которым до одури надоело торчать в глуши и пялиться на елки. Я лежал на заднем сиденье и смотрел на небо; хотелось сказать, что нет нужды в скрытности, но кто я такой, чтобы мешать человеку играть в диверсантов.

— Что они в принципе тут делают? — очередной пост даже не пытались спрятать. Или маленькая черная крепость с серебряными решетками на окнах маскировалась на фоне ночного неба.

Эршенгаль поморщился:

— Иногда ловят рабочих, сбежавших со стройки. В основном... охраняют.

— Кого?

На лице мага отразилась болезненная гримаса:

— Никого. Потому что надо. Вы ответите на мой вопрос?

Похоже, он думал над ним все это время, но не решался задать, справедливо опасаясь услышать ответ. Я поднял руку, задумчиво разглядывая вытянутые пальцы:

— Хотите, для разнообразия расскажу правду? — боевик подозрительно примолк, но останавливать меня было поздно. — Я не выношу это имя, Шеннейр. Я бы с радостью оставил его в камере. Но нам грядет трындец, увы. Или вы думаете, что всех спасу я? Алин? Ваш Лорд? Не смешите. Они-то выживут, им плевать. А я не собираюсь разбираться с этим в одиночку. Не люблю невозможные вещи.

Это действительно была правда. Одна из них.

— Как я понял, тот тип дви-и-и... двинутый, — грузовик тряхнуло, и очнувшийся заарн решил попринимать участие в собственной судьбе. Хватило его ненадолго.

— Начнем с того, что даже двинутому типу хочется жить, — безмятежно возразил я. — Но риск есть всегда.

Я никогда бы не стал рисковать ради потерявшегося в собственных страданиях безумца. Но Шеннейр сказал Алину неправду, прекрасно отдавая себе в этом отчет.

Эршен обернулся, смерив меня взглядом, в котором читалось глубокое сомнение:

— Напомните мне, кем вы были до того, как стали светлым магистром?

— Учился на этнографа.

— Этнограф, — обреченно повторил боевой маг. По-моему, это не придало ему уверенность в благополучном исходе. — А мы еще считали авантюристом Шеннейра.

— Разве? Ладно, неважно. Это хороший план. Он сработает, потому что кому-то выгодно, чтобы он сработал.

— О чем вы? — теперь собеседник смотрел цепко и серьезно, и я тяжело вздохнул, готовясь сообщить неприятную новость:

— Все просто, Эршенгаль. Все очень грустно и очень просто. Матиас... Матиас! — тот вяло поморщился, затыкая уши, и я ухватил ледяное запястье, задирая рукав и показывая серебристый рисунок. Точно такой же, что был у меня. — Да, вы понимаете правильно, это печать входа в Вихрь. И она еще работает. Я могу предположить, что Алин не отменил ее, потому что забыл, недосмотрел, но какова вероятность, что высший темный заклинатель совершает такие просчеты? А теперь представьте, Эршен, что вам показывают вашего заклятого врага, закованного в цепи, и оставляют дверь открытой. Мне не станут мешать, потому что нынешнему магистру Алину не нужен бывший магистр Шеннейр. И случись это раньше... я бы не удержался.

Я тихо и мечтательно улыбнулся, с трудом возвращаясь к делу.

— Если я убью Шеннейра, Алин сможет мне угрожать. И спокойно отдать под суд, когда пройдет Осенний праздник. Если же нет... он ничего не потеряет. Мне не нравится, что меня пытаются использовать. Но если мы без проблем доберемся до Вихря, а потом до камеры, это так. Но какой нормальный человек подумает, что я стану спасать Шеннейра, а не мстить?

Даже обидно. Для того чтобы темные посчитали меня обычной пешкой, мне достаточно было испуганно смотреть на собрание и не спорить.

Лицо боевого мага окаменело:

— Почему я должен вам доверять?

Он тоже был нормальным человеком.

— Кто сказал о доверии? Либо я спасаю Шеннейра, либо нет. Либо я, либо никто. Или вы думаете, что гнить в тюрьме лучше, чем умереть? Или вы считаете, что у вас есть шанс вытащить магистра без меня? Нет, не лгите сами себе. Если бы вы могли, вы бы сделали. Но вы ничем не лучше, чем остальные предатели, потому что вы знали и стояли в стороне.

Я бы продолжал дальше, но боевик резко затормозил, раздраженно врезав по рулю:

— Ненавижу ваши заклинательские интриги.

Я его понимал. Но мы были уже у стен Вихря, и нас никто не встречал; возможно, Алин даже не подозревал о том, в чем я его обвинил. Возможно, я ошибался. Но истина всегда имела мало шансов против веры, а Эршенгаль мне уже поверил. Забавно, как быстро и ненавязчиво он перешел на "вы".

Кое-как растолкав заарна, я спрыгнул на песок, открывая протянутую коробку, и с удовлетворением кивнул, пересчитывая черные ампулы. Как и рассчитывал, зелье, усиливающее эмпатический дар, в запасниках у темных еще осталось.

— Вы уверены, что это необходимо? — в глазах Эршена мелькнуло нечто странное, мгновенно вызвавшее лютое бешенство. Уж в чем я не нуждался, так это в его жалости. — Я видел, что эти штуки делают с вашими.

— Какое счастье, я видел тоже. Матиас... — я запнулся, и расстроенно признал: — Свет, мне уже совестно тебя дергать.

Эршен молча взял иномирника за шкирку и поставил рядом со мной, прислонив к стене, и вежливо осведомился:

— Это точно вам нужно?

— У него очень важная роль, — торжественно объявил я, замирая на пороге. — Вы меня везете, он тело тащит.

На самом деле мне было страшно.

Как и ожидалось, Вихрь пропустил нас легко. Алин, как мне кажется, нарисовал бы мне и план нижних уровней со стрелочками, но в любом деле должен быть элемент преодоления. Камеру с таким допуском я тоже открою, но вот на гибель заключенного или на обрыв с ним связи разумное здание поднимет тревогу. У меня было несколько идей на этот счет, но если они не сработают, то остается только хватать Шеннейра в охапку и надеяться на скорость и удачу. Не те вещи, на которые должен полагаться светлый хранитель.

— Хаос, — ни одна потусторонняя сила не помогала Матиасу держать глаза открытыми, и потому он брел вслепую. Вряд ли это составляло для заарна проблему. — Это должен быть хаос.

На хаос, правда, светлый хранитель тоже не должен полагаться. Но эта мысль поддерживала моего спутника, поэтому я не стал возражать.

— Давно хотел спросить — тебе как, нормально на солнечном свету?

В отличие от гончих, днем кутающихся в десять слоев, Матиас стойко игнорировал и повязку, и очки. Но его в общем мало что волновало, кроме отношения окружающих.

— Нас... у нас выводили иммунитет, — сумрачно промямлил он. — С-свет, серебряный раствор под кожу, глаза... выжигали, пока... привычка н-не появлялась...

— Какой ты по счету эксперимент?

— Трех... у меня был трехзначный номер.

Угробить столько народу чтобы создать одного гельда, который откроет врата между мирами, проведет армию, чтобы здесь ее угробить. За что окружающие и не любили заарнов. Но если все время паразитировать на чужой энергии, ни к чему хорошему это по определению не приведет.

Потом отвлекать себя посторонними мыслями стало уже невозможно. Я с трудом переступил порог и вошел в свою камеру, отгоняя непрошенные воспоминания. Спасибо Алину, что указал путь.

Препарат, усиливающий эмпатию, придумали темные. Худшего оружия они создать просто не могли, потому что с этой мерзкой смесью самих темных переносить было просто нереально. Оно использовалось для пыток, поэтому не удивлен, что Эршен сумел его достать; и проблема даже не в его действии, потому что мне действительно требовалось усилить способности, а в том, что препарат точно просрочен. Надеюсь, он не приобрел никаких... новых свойств. Мелькнуло желание использовать все ампулы разом и покончить со всеми бедами; но это была бы слишком мучительная гибель, чтобы предпочесть ее всем остальным.

— Останови меня, если я уйду слишком далеко, — напоследок попросил я и надавил на поршень. Вихрь, огромный и голодный, жадно рванулся ко мне, и на этот раз я не стал сопротивляться, с готовностью распахивая сознание.

Добро пожаловать. Ты помнишь меня?

Что ты видишь? Пустоту? Страх? Отчаяние? Пять лет на краю безумия, на грани растворения в чужом разуме. Помнишь, как светились искры моих собратьев, в соседних клетках, на соседних уровнях, как мы пытались поддержать друг друга — и как они гасли одна за другой?

Пока я не остался один.

Ах, тебе не нравится? Откуда-то со стороны пришла волна боли, но я продолжал вспоминать, с ненавистью вырывая из памяти похороненные там картины и пичкая ими Вихрь. Подавись. Я не справлюсь с ними, но ты не справишься тоже. Объединение выходило из-под контроля... но к чему останавливаться? Шепот голосов стал громче, и я провалился в них, как в пропасть.

"Тсо Кэрэа Рейни", — меня окутал теплый мягкий свет, сменившийся лавиной эмоций. Недоверие, узнавание, радость, эйфория... — "Наш магистр".

"Наше солнце".

"Наша жизнь".

"Мы сделаем ради тебя все".

Это была иллюзия, но это все равно было больно.

Я почти растворился в потоке красок, когда нечто мерзкое и злое вклинилось в сон, схватило и потащило за собой, возвращая в холодный и пустой мир. Матиас с жутковатым интересом склонился надо мной; он выглядел как размазанное красное пятно, довольно неприятное, если к нему присматриваться.

— Поймал, — он ухмыльнулся, и мне захотелось его ударить.

— Ты упоминал, что маг, — преодолевая неприязнь, я подтянул ближе сумку и вытащил ритуальный заарнский кинжал. Он был не так крут, как рунические кусачки, но тоже неплох. Уж не знаю, что там со слухами, что боевики коллекционируют оружие убитых нелюдей, но это Эршен достал без проблем. — Хаос нам не помешает. Колдуй все, что умеешь, хоть открывай портал в искажение. Чем больше Вихрь получает информации, тем больше шансов, что он нас не заметит.

Как любая сложная система, он легко ломался изнутри. Всего лишь на мгновение я вмешался в разум Вихря и подменил его восприятие своим, и теперь бедняга пытался понять, откуда в нем столько людей, путая настоящее с прошлым. Возможно, при этом он страдал затяжной депрессией и десятком фобий с комплексами, но нечего лезть в чужую душу, когда не знаешь, что там внутри. Шелест голосов все еще звучал на краю сознания, и мне все еще казалось, что мозги потихоньку вскипают, но я старался не обращать на это внимания. Что привычно, то терпимо.

Матиас шел следом и увлеченно рисовал на стенах кривые знаки, мгновенно начинающие шевелиться и истекать черным дымом. На лестнице он задержался, вычерчивая полноценную печать, и я вживую наблюдал, как тонкие линии прорывают реальность, сквозь прореху струится серый туман и лезет нечто бледное и с тонкими лапками, похожими на спицы.

— Что это? — я едва удержался, чтобы не прикоснуться. Оно было симпатичным.

— Не знаю, — заарна как-то тряхнуло, и приказы он отдавал уже вполне бодро: — Обратно мы тут не пойдем.

А если это вылезет полностью, я смогу его погладить?

Дверь Матиас сломал, сначала новой печатью, а потом воткнув кинжал прямо в нарисованный глаз. Она бы открылась и так, но вдохновение такое вдохновение. Пленник с трудом пошевелился, поднимая голову; и я чувствовал лишь торжество, когда в его глазах мелькнула надежда, дикая, невозможная, существующая лишь потому, что человек до последнего цепляется за жизнь.

— Пришла пора расплаты, Шеннейр.

Хорошо, что оставленный снаружи Эршен этого не слышал. Надежда погасла, и я испытал внезапное разочарование; мой враг не чувствовал страха — лишь привычную усталость и радость, что все это наконец закончится.

— Так ты солгал? — Матиас подобрался сбоку и без изысков воткнул ему в шею шприц с сонным ядом. — И правильно.

— Что? Нет, мне всегда хотелось это сказать. Когда еще получится, — я попробовал пересчитать нити, тянущиеся к темному магу от стен, и сбился. Их тут пилить — не перепилить, и если они соединены с нервной системой напрямую, то у объекта все шансы откинуться от болевого шока.

— Издевательство. Почему сразу не вырезать ему печень?

— Оставь нас, — негромко попросил я; заарн хотел возразить, но вовремя поймал мой взгляд.

Отрава уже начала действовать, и я опустился рядом с пленником, тоскливо вглядываясь в стремительно теряющее краски лицо, синие тени под глазами и слипшиеся от крови ресницы:

— Знаете, Шеннейр, я много лет мечтал вас убить. Представлял, как сделаю это собственными руками, как буду наслаждаться вашей агонией... — я тихонько рассмеялся. — Наверное, мне стоит вас поблагодарить. Именно эти мысли позволили мне выжить.

Теперь я понимал злодеев, которым необходимо выговориться перед жертвой. Но я позаботился о том, чтобы жертва меня не услышала.

— Но Алин прав. Смерть не искупит ни одного из ваших грехов.

Цепи, связывающие пленника с Вихрем, уже бледнели и истончались. Ждать дольше было опасно; Вихрь немного двинулся, но скоро придет в себя. Я перерезал первую нить, пережимая сочащиеся кровью обрывки, и еле уловимо прошептал:

— Я ненавижу вашу гильдию, Шеннейр. Но один человек беспомощен против системы. Мне нужно оружие, и это оружие — вы.

Снаружи успело стемнеть. Сильный ветер свистел в ушах, поднимая маленькие смерчи из камешков и пыли. Молнии били почти непрерывно, образуя вокруг башни сияющую корону, и освещали незнакомый грузовик, стоящий рядом с машиной Эршена. Я уже успел перепугаться, когда уловил обрывок разговора:

— ...успеть до ночи, пока упыри не выползли. Я возьму твой грузовик, уведу дальше, если на нем маячок.

Двое магов с повязками на лицах отобрали у заарна драгоценную ношу и поволокли в кузов. Я запрыгнул следом, отпихнув какого-то типа, явно страдающего над бездыханным телом бывшего магистра, и вновь прижал ладони к исцарапанным в кровь вискам. Чужой разум представлялся мне тусклой слабой точкой, почти поглощенной жирной черной тьмой. И, отзываясь на неслышный призыв, искра дара в груди вспыхнула, зажигая золотистые огоньки на кончиках пальцев. Держать связь было не столь уж сложно, но требовало постоянной концентрации, обеспечивать которую мне никто не собирался. А в остальном... все жутко. Я не знал, что останется от личности Шеннейра, когда он очнется.

— Эй, ты сможешь ему помочь? — взволнованно спросил один из магов под одобрение остальных.

Раздражает. Бесит до невозможности. У меня не было ответа, и потому я приподнял брови и спокойно произнес, глядя ему в глаза:

— Я — светлый магистр.

Тип неожиданно смутился и отвалил. Интересно, когда мне аукнется то, что я уже успел наговорить?

Общее состояние я бы выразил, как полная растерянность. Боевые маги воспринимали изменения куда лучше, чем заклинатели, но даже для них случившееся было слишком внезапно. И растерянность слышалась в разговоре, что звучал за тентом:

— Мы приготовили для вас старое убежище, Эршен, а потом переправим ближе к Хоре...

Снова? Нет уж, увольте. Я не стал слушать дальше:

— Убежище? Во-первых, вас выследят раньше, чем вы успеете до него добраться, а во-вторых, ни одно укрытие не выстоит перед высшим советом.

— Что вы предлагаете? — все же спросил Эршенгаль с той стороны. И это было маленькой, но победой.

— Есть тут один красивый замок. Почти рядом, почти с идеальной защитой. Его хозяин будет нам рад.

Хотя кто его спросит, в самом деле.

Глава 7. Меньшее зло

— Наш шанс — это не скрытность. Наш шанс — максимальная огласка, — слова размеренно звучали в тишине. Шум мотора отошел на второй план, затерявшись в сумраке, скользящих по тенту тенях и бликах от фар. Я не видел собеседников, только бесформенные безликие силуэты, но знал, что они смотрят на меня; я удерживал их внимание безо всякого труда и боялся лишь зацепить водителя. Грустно разбиться в самом конце пути, и, главное, еще никто не поверит, что случайно получилось. — Чтобы любой маг в этой стране знал, что Шеннейр жив. И чтобы ни у кого не возникло сомнений, кто будет виновен в его гибели, если та произойдет. Высшие захотят провернуть все тайно — нельзя это позволить.

Засохшая кровь покрывала руки и одежду. Не моя — Вихрь до последнего цеплялся за пленника, и путы пришлось вырезать чуть ли не из живого тела. Темная магия раскаленными спицами втыкалась в голову, неотступно, все время, пока эти люди были рядом, но я принимал боль как должное. Почти с радостью. Она почти заглушала то, как из глубин души, прорывая слабую оболочку из сомнений, страхов и несбывшихся надежд, появляется что-то чудовищное, полное злобы и ненависти. Оно было сильнее, чем я, и более живым, чем я, и оно имело куда больше прав на существование. Связь постоянно слабела, но я вцепился в нее намертво, погружаясь в водоворот чужой боли, бессильной ярости и дикого, сумасшедшего желания жить. Темный магистр Шеннейр не собирался сдаваться, но, в любом случае, я не собирался его отпускать. Эта тварь очнется, даже если мне придется лично вырвать его душу из плена теней. Слишком много потерь, чтобы добавлять к ним смысл существования.

— Стоит ли им знать всю правду? О предательстве гильдии? — серьезно спросил уже знакомый тип по имени Бретт. Кажется, он руководил одной из застав, мимо которой мы проезжали по пути в Вихрь.

— Пока нет, — я мысленно порадовался, что никто из окружающих не умел читать эмоции или мысли. Они увидят лишь то, что я им покажу; а притворяться так просто: — Не стоит загонять высших в угол. Пока у них будет возможность избежать войны, они не так опасны. И... оставим это дело Шеннейру.

Собеседники понимающе усмехнулись.

Гильдия сама себе вырыла яму, когда не выдвинула официальные обвинения. Я понимал Алина: он не хотел раскола, потому что немалая часть темных встала бы на защиту магистра, да и не все высшие решились бы выступить открыто. Вдруг та сторона победит? А нет повода — нет стороны. Эх, были бы рядом мои собратья, такую великолепную информационную войну можно было бы организовать, что никто в жизни не разберет, где правда, а где ложь, а эти... боевые маги, одним словом. Но что есть, то есть.

— Какова вероятность, что они нападут сейчас? — Эршен спрашивал так, будто считал, что я знаю ответ.

— Я — ваша гарантия безопасности, как ни странно. Высшие побоятся меня задеть.

Возможно. Или сейчас я обрекал этих людей на смерть. И какая-то часть меня хотела ощутить их гибель, хотела, чтобы началась война, чтобы Аринди вспыхнула в огне, и чтобы прошлое сгорело в нем.

Но они мне верили. Так смешно.

Идея приютить опального темного магистра у Лоэрина Делла Гефаро вдохновения не вызывала. Мягко говоря, она вызывала у него ступор, ужас и полное отрицание реальности. Он был нейтралом; по мнению Лоэрина это означало, что его ничего не касается, а по мнению остальных — что ему никто не поможет. Я мог сделать для него только одно — выслушать, но как будто у меня были варианты.

Эршен, как и обещал, начал собирать знакомых. У ворот уже стояло несколько машин, и каждый приехавший считал своим долгом подойти, полюбоваться на дражайшего магистра и позадавать вопросы о его здоровье. Отойти почему-то никто не думал, и потому все толпились рядом. Я беззвучно твердил себе, что недостойно для светлого срываться и орать на окружающих, даже если очень этого хочется.

— Вы, Гефаро, конечно же, можете нас не пускать, — наконец прервал я нытье Лоэрина. — Вполне справедливо. Эту выходку темная гильдия мне не простит. Но угадайте, кого назначат виновным в моем появлении? Кто притащил светлого магистра в мирную Аринди? Кто самый сильный нейтрал рядом со столицей, у кого такой красивый замок, множество артефактов и денег? Уверен, они еще сделают это поводом для всеобщего наступления на серых.

Собеседник сорвался на крик:

— Как будто этого не будет в другом случае!

— Очнитесь, у нас на руках целый темный магистр. Официально — глава темной гильдии, никто его с этой должности не снимал. А вы как лояльный союзник, чтящий традиции, предоставляете убежище.

— Да вы представляете, что с ним стало после заключения?!

— А это уже ваше дело — привести его в чувство.

Наверное, мне даже было его немного жаль. Немного.

— Так это правда? Ты правда собираешься свергать власть, Тсо Кэрэа Рейни? — Матиас встал рядом, обдавая каким-то детским ощущением восторга. — Ты собираешься погрузить эту ничтожную страну в хаос, залить ее кровью и разрушить до основания?

По-моему, ему не нравилась идея порядка и стабильности в принципе. Заарнские Лорды правили вторую тысячу лет без перерыва; всяких отщепенцев и маргиналов унылое постоянство жизни сильно напрягало.

— Н-нет, — я обернулся, проверяя, не слышал ли кто, и понял, что слышали все. И объявленная стратегия их устроила. Чем дальше, тем сильнее мне казалось, что я выбрал какую-то не ту компанию. Хотя я ее не выбирал — я ее собрал.

— Вы нас всех убьете, — объявил мертвенно-бледный Лоэрин, открывая ворота замка. — Будь проклят тот миг, когда я с вами связался.

Я не стал напоминать, что его предупреждали.

— Пока паникуете здесь исключительно вы. И, по вашему мнению, как поступят эти симпатичные люди, когда их магистр погибнет на пороге Лонгарда из-за того, что вы так медлите?

— Скорее он откинется из-за того, что ты так много треплешься, — хихикнул за спиной Матиас. Хоть кто-то здесь счастлив.

Симпатичные люди уже успели заехать во двор и разбрестись кто куда. Несколько магов соорудили носилки и помогли дотащить своего магистра до зала с медицинской капсулой и серебряным солнцем на потолке, и даже Гефаро наконец заторопился, осознав реальность угрозы.

— За столько лет его мозги превратились в кашу, — нейтрал говорил шепотом, косясь то на Шеннейра, то на вставших у дверей боевиков, и оставалось загадкой, кто пугал его больше. Но действовал он быстро и профессионально, хотя я подозревал, что некоторые приборы, которые он подключал к капсуле, к лечению не имели никакого отношения.

— Я пробыл в Вихре почти столько же, — немного оскорбленно напомнил я.

И никто вокруг меня хороводы не водил, когда вышвырнули из камеры. Свет, даже обидно.

— Это многое объясняет...

— Что? — Матиас лег на крышку и внимательно уставился на нейтрала. — Рейни может говорить, что угодно, потому что он тут главный — а кто тебе давал слово, человек?

Свет знает, зачем заарн решил за меня вступиться, но Лоэрин поспешно перевел тему:

— Будто вы не знаете, что чем сильнее маг, тем быстрее он сгорает. Вам еще повезло, что искру хранителя так просто не потушить, что у вас такой слабый дар, и что вас не считали не то, что опасным — стоящим внимания. Вы же просто ученик! Будь на вашем месте любой из высших светлых — не осталось бы... — он говорил все медленнее и медленнее, — у светлых маги...

— Не осталось бы у светлых магистра, — устало повторил я. — Какое везение, правда?

Ишенга передал мне посох, потому что у него не было выбора. Но я никогда не понимал, почему темные решили, что я остался магистром только потому, что светлые не смогли найти никого лучше.

Я бросил последний взгляд на лицо Шеннейра, наблюдая, как связывающая нас золотая нить слабеет и тает в воздухе, а забытье переходит в глубокий сон, и закрыл крышку капсулы. Забавные выверты психики. Я столько лет мечтал его убить, но сейчас, когда у меня была возможность, это оказалось бы действительно трудно.

— Вытрите, у вас кровь на лице, — Лоэрин бросил мне накрахмаленный платок, и требовательно сложил руки на груди: — И что дальше? Мне собирать вещи и ждать, когда сюда явится Темный Лорд Норман и разнесет Лонгард по камешку?

— Норман, — я щелкнул пальцами и согласно кивнул. — Это проблема. Замечательный у вас правитель — никто его не видел, но все боятся. А лед у вас есть?

— Какой лед, Кэрэа?! — придушенно взвыл нейтрал. — Норман!

— Быт мешает думать о великом, — я прижал платок к носу, запрокидывая голову. Н-да, если ты не замечаешь, что с тобой что-то не так, это вовсе не значит, что все в порядке. — Ладно, Гефаро, соедините меня с Милем. Придется как светлому хранителю обеспечивать благополучный исход.

В прошлый раз он выдал меня по первому требованию, но сейчас даже такое послушание не спасет замок. Может быть, я выбрал Лонгард именно ради его владельца.

— Миль не станет вам помогать, — из чистого упрямства заявил Лоэрин, протягивая белый браслет для связи.

— Вы тоже так думали, — мягко улыбнулся я, и собеседник почему-то не стал спорить.

Мастер проклятий ответил сразу, как будто ждал звонка. Судя по фону, он был сейчас в лаборатории: темнота и загадочно поблескивающие оттуда реторты. Я почти не сомневался, что заклинатель уже знает о произошедшем и что он никому не передаст наш разговор. Он всегда стоял в стороне.

— Вы окончательно съехали по разуму, Кэрэа, — поприветствовал меня душка Миль. — Вы что творите?

И действительно. Как я буду объяснять случившееся темным? Это Эршена или Бретта больше интересовала судьба магистра, чем поиск причин, а остальные задумаются. Ладно, на крайний случай скажу, что мне стало жалко несчастного пленника, томящегося в застенках. Как хорошо быть светлым. Любая глупость сойдет за правду.

— Вы представляете, что сейчас начнется? — вопреки словам, в голосе собеседника звучало предвкушение. В своих мечтах Миль уже представлял, как произносит любимое "а я предупреждал".

— Ничего. Объявите, что Шеннейр тридцать лет и три года пролежал в хрустальном гробу, заклятый коварным светлым проклятием, а потом пришел я и его освободил. Все. Точка. Пожалуйста, передайте браслет Вильяму.

— Это ваше последнее желание? Так уж и быть, — он обернулся и крикнул: — Вильям, идите сюда, тут ваш Рейни на связи.

Вильям производил впечатление человека, которого только что выдернули из кровати и сразу загрузили мировыми проблемами. Судя по помятому лицу и размытому взгляду, он все еще пребывал на грани сна и яви, но к делу перешел без вступлений:

— Вы в сложной ситуации, Кэрэа Рейни, — неторопливо заговорил высший, ероша короткие волосы. — Но не все так плохо. Я подумаю, что можно сделать. Пожалуй, я могу тайно вас переправить в Вилленсхольм...

— Вы можете устроить мне встречу с Норманом?

Лоэрин поперхнулся. Вильям конкретно завис, а потом с той же медлительностью продолжил:

— Лорд не любит появляться на поверхности, и магов не любит еще больше...

Справедливая жизненная позиция. Этот способ связи не был идеальным, но я знал, что единственный раз, когда Норман проявлял себя, он делал это в помощь Вильяму. И, что важно, владелец горных предприятий не чувствовал себя обиженным властью.

— Если вам все еще нужна моя помощь — убедите его не вмешиваться, — я склонился к браслету и с нажимом произнес: — Прошу вас, передайте Норману, что темная гильдия будет вынуждена отомстить за убийство темного магистра. Даже если — особенно если — оно было совершено по чьей-то просьбе.

Кажется, теперь до него дошло.

— Я понял, — быстро сказал Вильям, разом растеряв всю сонливость. — Держитесь.

И отключился.

— А я нет, — мрачно буркнул Лоэрин. — Гильдия только обрадуется, если Норман прибьет их бывшего магистра. И сами не при делах, и проблемы нет.

Я прислонился к стене, мечтая сползти на пол и уснуть прямо тут. А еще содрать с себя измазанную в крови одежду и залезть в теплую воду.

— Шеннейра обвинили в убийстве Ишенги не потому, что высшие любили Ишенгу. А потому, что крайне не любили Шеннейра. Нет, я не думаю, что гильдия изначально планировала подставить Нормана, но такой шанс... такой шанс упускать грешно.

Можно будет официально его свергнуть. Или затаить обиду и напоминать о ней при каждом случае. Хотя, конечно, еще можно представить все как операцию спасения Шеннейра от темных заговорщиков, обязательно с непредвиденными жертвами... или напасть на Лонгард и изобразить все так, будто виноват Норман... я понял, что начинаю путаться в собственных мыслях, тщетно попытался вспомнить, сделал ли все, что нужно, а потом бросил бесполезное дело.

— Ваш Темный Лорд же не безмозглый злобный истерик, который не выходит из бункера и казнит всех, кто ему не нравится? — молчание в ответ вовсе не обнадеживало. Я снова прижал платок к лицу, останавливая кровь, и объявил: — Я пошел отдыхать. Делайте что угодно, но не будите и не давайте Шеннейру очнуться раньше времени. Встану, разберусь.

Теперь все решало время. И пока оно работало на меня.

* * *

Проснулся я в удивительно ясном сознании, сразу отчетливо вспомнив, что было вчера.

Воспоминания угнетали, если честно.

Просроченные нейропрепараты — однозначное зло. Меня с них тянет кого-то спасать. И это ладно, пусть я спас несчастную тюрьму Вихрь от обосновавшегося там злого мага Шеннейра, но ведь теперь этот маг поселится в Лонгарде. И то, какая свистопляска начнется в гильдии после возвращения ее главы, утешает слабо. Разница одна, зато колоссальная. Темные далеко, а я с ним на одной жилплощади. А теперь мне придется вставать и общаться с этим чудовищем, а это не внушает никаких оптимистичных перспектив.

Мы уже общались, всего раз, и было это печально. Он спросил "Рейни, а вы вообще по жизни кто?" и долго хохотал, услышав ответ. Конечно, настоящий светлый обязан договариваться с кем угодно, и падение светлой гильдии началось с того, что Ишенга нарушил традицию. Но такое подозрение, что я пойду по его стопам.

Вокруг царила удивительнейшая тишина. Никто не шумел, за окнами не грохотало сражение, меня не пытались растолкать с дурацкими, но невероятно важными вопросами, и утро внезапно показалось хорошим. И казалось долго, почти до тех пор, пока я не открыл глаза и не попробовал оторвать голову от подушки. Но вряд ли я проживу долго, чтобы всерьез беспокоиться о здоровье.

Я выбрал ту же комнату, в которой останавливался в прошлый раз, и почему-то посчитал ее своей. Оказалось, она нравилась не только мне. Матиас и Лоэрин Делла Гефаро мирно сидели рядышком, передвигая по полу разноцветные кубики и явно состыковавшись на почве общих интересов. Точнее, Лоэрин сидел в светящемся черном круге и вряд ли мог его покинуть. Это выглядело настолько странно, что я даже не стал спрашивать, что они делают.

— Так поздно, и никому я не нужен? — я покосился на окна и изумился еще сильнее.

Заарн молча толкнул дверь, и человек в темной форме возмущенно вытаращился с той стороны. Высказаться лично мешала клейкая лента, опутавшая беднягу по рукам и ногам.

— И еще тебе звонил какой-то урод в красном, — отчитался иномирник, не отрываясь от увлекательного занятия.

Алин? Судя по обломкам связного браслета, беседа закончилась ко всеобщему удовлетворению. Лоэрин попытался что-то сказать, но быстро глянул на соседа и передумал.

— О, Матиас. Пойдешь ко мне в секретари? — умиленно предложил я. — Охранник из тебя никакой, но нежелательных посетителей ты распугиваешь неплохо. И за что такая забота?

— Мне надоело, — хмуро отрезал заарн. — Я устал. Они тебе что-то скажут, ты опять куда-то помчишься, а мне придется тащиться за тобой.

Надеюсь, там не было ничего срочного. Было бы нужно — пробились бы. По-хорошему, стоило развязать парня, но прощай тогда те мгновения покоя, что у меня остались.

— Вы даете этой твари слишком много воли, — не выдержал Лоэрин, и я автоматически потер ошейник, разом показавшийся тесным. Чужая свобода уже давно стоила мало, и я не знал, когда маги превратились в то, во что превратились.

— Кстати, Гефаро, вам не кажется, что пора уже снять ограничители? Мы теперь в одной лодке.

Ответная вспышка эмоций оказалась полной неожиданностью:

— Смыться хотите? — озлобленно поинтересовался нейтрал. — Бросить Шеннейра на меня? Не кажется. Вы в ответе за тех темных, что сюда притащили, и я не собираюсь объяснять им, куда вы пропали.

И почему оставил их, сиротинушек.

— Магик, даже и не думай, — нервно посоветовал Матиас. — Я не хочу в искажение. Я там не один такой — тебя вытащат в Заарней, и оттуда ты уже не вернешься.

Точно сговорились. Я оценил аргументы, свою неспособность контролировать перемещения, и разочарованно взмахнул рукой:

— Ладно, Гефаро, идите уже. Матиас, отпусти его.

Иномирник пожал плечами, гася черный круг, но Лоэрин даже не подумал вставать, явно решив сегодня пойти против системы:

— Мне и здесь неплохо.

— Лонгард оккупировали темные и вас домой не пускают? Снаружи штурм?

— Хуже. Шеннейр очнулся.

Я зажмурился, не в силах осознать услышанное, и схватился за голову:

— Я же просил!..

Лоэрин выразительно обвел рукой вокруг:

— Что я мог сделать? И ваш цепной зверек предупредил, что свернет мне шею, если я издам хоть звук. Кстати, та целительная капсула была в единственном экземпляре!

Матиас строил косую башенку, что-то мурлыкая себе под нос. Я скрипнул зубами и процедил:

— Как тогда узнали?

— Так он заглядывал, — в спокойствии нейтрала я ошибался; он вел себя как человек, которому пообещали смертную казнь и в последний момент помиловали. — Сказал, что не будет вас будить, и ушел.

— Несколько часов. Все, что мне было нужно — несколько часов отдыха, — я сполз с дивана, подавляя желание закутаться в одеяло и спрятаться от стремительного вала проблем. — Почему бы им не пройти спокойно?

— Судьба, — со смирением объявил Гефаро.

— Даже не пробуй убегать, — с угрозой предупредил заарн. — Я тебя все равно найду.

— И заодно проверим дальность связи...

Матиас и Лоэрин помахали мне на прощанье и вернулись к кубикам. По-моему, это все же схема защитных систем.

На первый взгляд в Лонгарде царили красота и порядок. Искомого не оказалось ни внутри, ни во дворе, ни на стенах, а встречные маги каждый раз указывали разное направление. Под конец я начал подозревать, что бывший магистр успел не только выбраться из капсулы, но и оббежать весь замок, проверить посты и теперь организовывал остальных. Оставалось сосредоточиться на самом сильном источнике темной энергии и идти куда-то в том направлении.

Среди наших Шеннейр славился как непредсказуемый, жестокий и неуравновешенный правитель, который держал гильдию в ежовых рукавицах. Именно это позволило ему выиграть войну; именно за это его не любили. Наверное, это не значило, что он сожрет меня живьем, но все же...

Темные проводили планерку в одной из уцелевших башен. Точнее, Шеннейр говорил, а остальные слушали, ловя каждое слово. Это напомнило о совещаниях, которые вел Ишенга, и где я тоже бродил рядом, ожидая, пока очередная группа выйдет на задание, и так же чувствовал себя лишним. Ишенга и Шеннейр были удивительно похожи, и в том, как ладили с людьми, и в действиях. Хотя мне никогда не нравилось это признавать.

Он стоял спиной, в окружении собратьев, и никак не мог меня заметить; но все равно обернулся, и я обреченно встретился лицом к лицу с тенью, что преследовала меня долгие годы.

Темный магистр Шеннейр не был монстром. У него не оказалось зверского выражения убийцы на лице, безумной ухмылки, рук по локоть в крови и того ореола ужаса, что успело наделить врага мое воображение. Он выглядел обычным человеком; несломленным, полностью уверенным в своих силах, и только черное пламя, горящее где-то в глубине глаз, не давало забыть, кто передо мной.

Долгий миг он смотрел на меня безо всякого выражения — Эршен и Бретт тревожно переглянулись и зачем-то придвинулись ближе — а потом склонил голову в вежливом приветствии:

— Доброго утра, светлый магистр. Позвольте выразить благодарность за помощь. Это было очень своевременно.

Я молчал, не зная, что ответить; боевые маги молчали, явно успокоенные; а Шеннейру и не требовалась чья-то реакция. Кажется, то, что он признал меня как равного, что-то да значило, и у меня были дурные предчувствия на этот счет.

— Рад, что вы здесь. Нам нужно многое обсудить, — так же легко продолжил он, и безо всякого перехода повелительно бросил Эршену. — Остаешься за главного.

И осознание катастрофического просчета накрыло меня с головой. Сменять тихий и осторожный совет высших на их полностью разумного и деятельного главу... не каждому удается такая глупость.

Подобного рода вещи всегда получались у меня фантастически хорошо.

Шеннейр шел по замку как по своим владениям, небрежно отвечая на приветствия и иногда перебрасываясь со встречными парой слов. Так же неторопливо он прошествовал в один из залов, закрыв за нами двери, и привалился к стене, словно разом лишился опоры.

— Знаете, что меня всегда привлекало в светлых?— бледно усмехнулся темный маг. Я недоуменно потянулся к его эмоциям и инстинктивно отдернулся; меня словно окунули в кипяток, одновременно прижигая нервы раскаленными щипцами, и было совершенно невероятно, как в таком состоянии можно разговаривать и притворяться, что все в порядке. Но Шеннейр был магистром; магистры не имеют права на слабость, и лишь черное пламя в его глазах разгоралось все ярче: — То, что у вас не принято бить в спину. Забавно складывается судьба, не так ли, Тсо Кэрэа Рейни?

...Судя по прочувствованному монологу о том, что ломать медицинские капсулы может каждый, а делает их в Аринди только один человек, Лоэрин Гефаро действительно подкрутил настройки защиты и теперь никого не боялся. К Шеннейру он относился со сложной смесью опаски, брезгливости и жадного любопытства, и я бы не дал гарантию, что отказ в обезболивании вызван врачебными причинами, а не желанием исследователя получить полную клиническую картину. Но даже темному магистру полезно испытать, каково это — когда твоя жизнь зависит от чужого произвола, безалаберности и сочетания планет.

Шеннейр сидел на кушетке, закрыв глаза и касаясь повязки на груди. Я терялся в догадках, почему он позволяет видеть свою слабость; либо меня допустили в ближний круг, либо смертнику все можно.

— Для начала я еще раз хочу вас поблагодарить, — негромко произнес он, когда Лоэрин ушел за результатами исследований, несколько раз повторив, что все оборудование уникальное и дико дорогое. — Это был неожиданный и странный поступок.

— Не ради вас, Шеннейр, — я не стал скрывать неприязнь. — Вы знаете, что происходит?

— Уже, — невесело подтвердил он.

— И про Осенний праздник?

— Алин дотянул до последнего. Поступи они, как нужно... но что не сделано, то не сделано, — оборвал Шеннейр сам себя. — Осенний праздник будет, и вы по-прежнему принимаете в нем участие.

Темный маг вновь замолчал, явно ожидая, что я поведу диалог и раскрою свои намерения. Я рассматривал плитки на полу и, когда пауза стала затягиваться до неприличных размеров, все-таки произнес:

— Странно, — и пояснил в ответ на вопросительный взгляд. — Странно говорить так просто с темным магистром.

Он нетерпеливо взмахнул рукой, едва не сшибив один из дорогих и уникальных артефактов со столика:

— Конкретно с вами, Тсо Кэрэа, мне делить нечего. При всех ваших талантах, вы не Ишенга. С его стороны было довольно жестоко передавать власть хранителю — вы не работаете в критических ситуациях.

Ну-ну. А остальные сработали прямо блеск.

Начавшуюся беседу прервал Дэлла Гефаро. Я кивнул на папку, которую нейтрал протянул Шеннейру, и спросил:

— Если коротко — что?

Лоэрин отступил к двери, разводя руками:

— Внешние повреждения излечимы. Но столь длительное заключение в Вихре... для боевого мага... Вы слышали о "гашении искры"?

Гашение дара оставляло жизнь, но убивало саму суть мага. Еще один способ казни, и Шеннейр был с ним превосходно знаком; правда, он всегда был тем, кто подписывал приговор.

— Не то, — я резко качнул головой. — Я чувствую его силу.

— Я и не говорил, что это именно оно, но результат схож, — огрызнулся нейтрал, отходя еще дальше, словно готовился выскочить за дверь: — Необратимое поражение всей структуры. У вас останутся все навыки и часть способностей, но вам больше никогда не достигнуть прежнего уровня.

Шеннейр выслушал приговор с мрачным спокойствием. Он хорошо держался для человека, в одночасье потерявшего все.

Хотя такого исхода бывший магистр Шеннейр, бывший сильнейший боевой маг Аринди, был полностью достоин.

— Можете идти, Гефаро, — жестко приказал он. — Составьте список расходов, я оплачу. И, примите мой совет — не стоит подслушивать чужие разговоры.

И Лоэрин повиновался. Хотя что еще он мог сделать против главы гильдии, пусть и бывшего, и толпы его сторонников?

— Серые крысы. На словах все свободные и независимые, а как мы их прижали — оказалось, поголовно в глубине души поддерживали темную гильдию, — задумчиво произнес Шеннейр, щурясь ему вслед. — Как бы там ни было, вы спасли мне жизнь, Рейни, а я не привык быть неблагодарным. Назовите ваши условия.

Я холодно усмехнулся. Условия? О, они у меня были. Но стоит начать с малого:

— Список тех, кто проводил казни. Я не собираюсь мстить темной гильдии; это бессмысленно. Но я не могу допустить, чтобы убийцы остались жить.

Список у меня есть, но я хочу знать, насколько Шеннейр будет откровенен.

— Всех? — ровно уточнил темный магистр.

— Половину. Разумеется, всех.

— И вы предлагаете мне пойти и убить кого-то из магов, что сейчас находятся в Лонгарде, у всех на глазах и без причин?

— Без причин?!

Он поднял ладонь:

— Спокойно, Кэрэа. То есть вы действительно хотите уничтожить в преддверии войны верных мне — и вам, кстати — магов, которые сами пришли под наши знамена? За то, что двенадцать лет назад они исполнили приказ?

Шеннейр говорил с искренним интересом. Или как взрослые говорят с детьми, выясняя, что за невероятную чушь те предлагают.

— Вы предлагаете мне простить и забыть?

— Я предлагаю вам вести себя как магистр и думать о последствиях. И, если вам нужно кого-то обвинить, правильней обвинить меня. Я — глава гильдии, и я отвечаю за все, что сделали мои подчиненные.

— Лучше не напоминайте мне, — меня начинало трясти от злости, и Шеннейр жестко ответил:

— Я не отрицаю того, что сделал. Но — я спасал свою гильдию, с которой Ишенга поступил бы ничуть не лучше. Шла война на уничтожение, Кэрэа Рейни. И ваш Ишенга — не святой мученик, а человек, который вел ее и проиграл. Ваши сородичи тоже убивали, пытали, и невинной крови на них ничуть не меньше. И им это нравилось. Вы были с ними до самого конца, и видели, во что они превратились. Я удивлен, как вы сумели продержаться с теми высшими, что я знаю, целых три недели. Но светлые всегда хорошо относятся к светлым, и, верно, потому вас не тронули...

Мир поблек и расплылся, оставляя нарастающий звон в ушах. Я провел ладонью по лицу, с удивлением отмечая, что по щекам текут слезы.

Некоторые вещи не должны возвращаться из небытия.

— Я слышал, хранители не могут ни принять, ни понять саму концепцию войны. Это в вас не заложено природой, — с сожалением добавил Шеннейр, останавливаясь у дверей. Видно, каким-то десятым чувством понял, что следующие несколько часов я буду бессмысленно пялиться в стенку, полностью неспособный к диалогу. — Списки будут. Но разберитесь, кем вы хотите быть — мстителем, магистром или несчастной жертвой. Это не последняя неприятная вещь, с которой придется мириться.

* * *

После обеда Лонгард окончательно стал напоминать военный лагерь. С поправкой на фарфор и позолоту — лагерь мародеров и дезертиров на развалинах разграбленного дворца. Боевые маги вели себя настолько смирно, насколько могли, явно мечтая оказаться в подземелье с каменными стенами, факелами и полумраком, а не в этом зефирном кошмаре. После нескольких скандалов с сервизом и деревенскими пасторалями темные просто выгребли из нескольких залов весь хлам подчистую и устроились там; может быть, и к лучшему. Как признался мне сам Лоэрин, он плохо помнит, что именно создает в порыве вдохновения. Где-то среди расписных тарелочек и плетеных кресел затерялись артефакты с запертыми внутри заарнейскими тварями, и лучше бы ничего не ломать, чтобы их не выпустить.

Но со стен творящийся беспорядок выглядел лучше.

Я наблюдал, как над замком смыкаются щиты и как гудят наспех собранные накопители, заключая его в правильную гексаграмму. Народ продолжал прибывать; боевые маги работали сосредоточенно и быстро, превращая Лонгард в маленькую крепость. Но со стен меня скоро согнали, вежливо предложив не отсвечивать на прицеле вероятного противника. Лучшее занятие для хранителя в формулировке Бретта прозвучало как: "иди, я не знаю там... поделай что-нибудь".

В итоге я устроился в самой дальней комнате вместе с конфискованным переговорным браслетом. Пусть все идет так, как идет, а потом... кто знает, будет ли оно вовсе.

Гораздо больше беспокоило отсутствие реакции от заинтересованных сторон. Норман до сих пор не отвечал: либо его совсем не волновала возня магов, либо у Аринди крайне своеобразный правитель. А гильдия, она же должна... не знаю, официально связаться с Лонгардом, послать ноту протеста? Хотя в чем? Что у нас их якобы умерший магистр? От бесконечного перебора вариантов и попыток проследить все цепи событий трещала голова. Контролировать все и сразу я физически не мог; оно все равно пойдет не по плану, и придется импровизировать на ходу, увязая все глубже.

— Вы здесь несколько дней, а уже развязали гражданскую войну! — как создатель Лонгарда, Лоэрин Дэлла Гефаро нашел меня без труда. Если у нейтрала и была вещь, за которую он готов был сражаться, то это его замок; его беспокоила серьезная подготовка к осаде, но темных он, похоже, окончательно достал. И я разобрался, на какой почве спелись Лоэрин и Миль — оба были теми еще паникерами.

— Что вы дергаетесь, Гефаро? Я три недели вел переговоры с темной гильдией, и за это время не было ни одной жертвы.

— А это не благодаря тем диверсиям, которыми вы угрожали?

А темная гильдия угрожала убить всех заложников. Эх, веселое было время.

— Да не будет никакой войны. Она никому не выгодна, по крайней мере, в открытую. У Шеннейра толком сил нет, а высшие сначала проведут десять совещаний. Темные не станут вступать в бой, если не уверены в победе.

Исследователь никак не уходил, и долго мялся, прежде чем наконец спросил то, для чего он меня искал:

— То, что вы говорили про наступление на нейтралов — это так?

— Откуда мне знать? — я продолжал гипнотизировать браслет, но вставки из горного хрусталя и черного опала были по-прежнему пусты. — Меня никто не посвящал в свои намерения. Но я точно уверен в одном, серый маг Лоэрин Делла Гефаро — вы больше не стоите посередине. Теперь, когда светлых нет, вы на противоположном краю. Когда нет света, за свет сойдет и тень, а темные не станут долго терпеть магов, которые им неподконтрольны.

— Свет, — с омерзением выплюнул нейтрал. — Тьма. Их же нет. Их не существует, вы их придумали, вы сами-то это понимаете?

— Да, — меланхолично согласился я. — Зато красиво получилось.

Они считали, что гармония — в вечном противостоянии. Я не имею никакого права думать иначе.

— Алин собирает высший совет, — ожил переговорник голосом Вильяма. — Нас не пригласили, но мы приедем.

— Отлично, — я защелкнул браслет, отметая все возражения. — Лоэрин, не желаете послушать, что там о нас скажут?

Сейчас я шел по тонкому льду, но чем дольше мы сидим в Лонгарде, тем больше времени выигрывает Алин для того, чтобы вывернуть ситуацию в свою пользу. Маги должны увидеть своего правителя: то, что он действительно жив, и то, что он не самозванец.

— Предсказать нетрудно. Надеюсь, хоть Шеннейр вас образумит, — вздохнул Лоэрин. Он так плохо знал Шеннейра.

Брать меня с собой Шеннейр не собирался, но и возражать не стал. По крайней мере, я был гарантией, что мы случайно не встретимся по пути с дальнобойным проклятием. Что ведь только не случается на дорогах, верно?

В башню Шэн нас пустили — хотя было бы странно, будь оно иначе. Встреча произошла без цветов, но и без оружия, в атмосфере всеобщей растерянности и легкого страха. Темные — никогда не видел их столько — скромно жались к стенам, пялились на ходячего мертвеца и шептались. Вопрос на тему "как теперь жить" так и витал в воздухе; большинство вообще не понимали, что происходит, но что спокойным временам пришел конец, осознавали все.

Темный магистр уверенно шел вперед, окидывая окрестности хозяйским взглядом. Четверо магов, что Шеннейр взял с собой, играли скорее роль почетной свиты, чем охраны. Еще он откуда-то выкопал боевую цепь — старинную, с крупными позеленевшими звеньями, по которым то и дело пробегали искры. Я покосился на шипастое навершие, раскачивающееся от резких движений, и решил уточнить:

— Шеннейр, вы же помните, что мы идем договариваться?

— Не волнуйтесь. Все будет в порядке, — отмахнулся темный от меня точно так же, как я отмахивался от Лоэрина, и с ноги распахнул дверь в зал совещаний.

Сегодня совет проводился в полном составе. Всего высших было десять — красивое и круглое число — и все они смотрели на нас с брезгливым недоумением.

— А, Шеннейр, — без всякого интереса бросил Алин. — Какая удача, что вы пришли. Но, к сожалению, от посоха магистра вы сами отказались, место ваше проклято, а больше свободных нет. Подождите за дверью.

Шеннейр улыбнулся.

Мне захотелось убраться обратно за двери и крепко их запереть, но один из сопровождающих положил руку на плечо, удерживая на месте. Даже высшим стало не по себе под пристальным оценивающим взглядом. Только Вильям продолжал улыбаться в ответ, но он, по-моему, вообще не от мира сего.

Быстрее всех среагировал Мэвер. Он был боевым магом; я только успел заметить, как сверкнул боевой посох, но противник успел раньше. Взметнулась цепь, сдергивая высшего на пол, массивные звенья полыхнули синим светом, жертва изогнулась в судороге и с тошнотворным хрустом обмякла.

В зале совета повисла тишина. Соседи Мэвера оцепенели, не решаясь даже вытереть забрызгавшие их алые капли; я смотрел на расплывающееся по полу кровавое пятно, не в силах справиться с накатившим опустошением.

Минус один.

С позиций простого счета это уже было неплохое начало.

Шеннейр хладнокровно оттолкнул тело и устроился в кресле, закинув ногу за ногу, и весело произнес:

— Приветствую благородное собрание. Не буду указывать, что вы натворили за мое отсутствие — это и так очевидно. Да, светлый магистр, прошу прощения, что вам пришлось лицезреть эту безобразную сцену. Внутренние разногласия.

Темные зашуршали, переглянулись и решили, что совещание идет в штатном режиме. Я пожелал Шеннейру удавиться на собственной цепи; не знаю, какие цели он преследовал, привлекая ко мне внимание, но явно не мои. То, что он устроил обычную проверку — это ясно. Кто сорвется первым — тот виновен больше всех. Остальные наверняка тоже виноваты, просто у них нервы крепче.

— Нам осталось хорошее наследство, — как ни в чем не бывало отозвался Алин. — И, Тсо Кэрэа Рейни, может быть, вы нам объясните — зачем?

Или наглости больше.

— Ну, вы тут все слишком хорошие, — я растерянно развел руками. — Я не должен думать так о темной гильдии. А теперь как посмотрю на него — так прямо злоба берет, и все правильно.

Больше у меня ничего не спрашивали.

Интересно посмотреть, как будет оправдываться именно Алин, тот, кто всегда был рядом с Шеннейром. Хотя есть дурное предчувствие, что они так и продолжат улыбаться друг другу и делать вид, что ничего не произошло.

Но я ошибался.

— Но это ведь вы открыли врата, Шеннейр, — вскользь заметил Райан.

— И втянули гильдию в братоубийственную войну ради собственных амбиций, — укоризненно пропела рыжая магичка. — Или жажды крови? А когда мы, совет, выразили вам свое недоверие, вы даже не пожелали нас слушать. Уничтожили древнейший артефакт, прокляли гильдию, лишили темный источник нового воплощения. Как назвать магистром того, кто настолько ослеплен властью? Вы уже нарушили все традиции и все законы, но чем считать это, как не предательством своих сородичей?

Малахитовые глаза по-змеиному блестели в темноте, и среди высших прошел ропот. Ну, покатилось. Сейчас Шеннейру выскажут все реальные, мнимые и выдуманные прегрешения, да еще свои приплетут до кучи. Этому была лишь одна причина — они уже знали, что темный магистр лишился своей силы.

— Полное уничтожение светлой гильдии было бессмысленным, — заклинатель с белой повязкой на рукаве, по воле рока оказавшийся рядом с Шеннейром, резко встал и сделал несколько шагов в сторону, зажигая над собой бледно-фиолетовую печать.

— И теперь мы как самые крайние делаем то, что они должны были делать, — тихонько вставил его сосед.

Да не врите. Ничего вы не делаете.

— Не заметил, Олвиш, что вы сильно беспокоились об этом, когда публично отрекались от своей семьи, — с любопытством повернулся к магу с повязкой Шеннейр. Тот дернул щекой и вызывающе заявил:

— Ну а что? Можете и меня убить. Не знаю, чем вы запугали этого светлого, чтобы он помог вам сбежать из камеры — но там вам было самое место.

Вот и готовый суицидник. Словно дождавшись сигнала, высшие загомонили все разом, вскакивая со своих мест и зажигая печати. Затаенная злоба была готова выплеснуться наружу; страх и ненависть — гремучая смесь. Спокойными оставались разве что сам Шеннейр, да Алин, созерцающий творящийся беспредел с расстроенным выражением лица, словно говоря "ну как же так-то? Хорошо же сидели?". Охранники задвинули меня за спины, и оставалось только сесть на ступеньки, ведущие к трону, и подвести итог, что конструктива на этом совете будет еще меньше, чем в предыдущем. Это раньше у темных была причина держаться вместе, а сейчас они друг другу только мешают.

— Магистр, вы бы могли не так часто умирать и воскрешаться? Между прочим, переоформление всех сведений отнимает много времени, — вклинилась Гвендолин, выиграв мгновение бюрократической оторопи, в которое хорошо вписался ленивый презрительный голос:

— И это — элита? — Матиас развалился на троне магистра, перекинув ноги через подлокотник и подбрасывая ритуальный кинжал. — А мне твердили: "Аринди то, Аринди се, Аринди нам не по зубам, Аринди — запретная земля, которую охраняют великие маги". Да что тут завоевывать-то?

Только общий шок от того, что кто-то посмел занять это место, уберег заарна от немедленной расправы.

— Кто приволок сюда эту мерзость? — проскрипела Бронна. — Ах, светлый ублюдок, кто же еще. Теперь придется делать новый трон.

— И плитку на полу менять, — грустно подтвердил я. — Где он ходил. Я раскаиваюсь, правда.

— Вот не надо! Бабушка, ну что вы так невежливо? — Матиас обиженно взмахнул ритуальным кинжалом, прорезая в воздухе узкую щель, из которой моментально начал сочиться липкий туман. Заарн спокойно поймал бледную светящуюся нить и начал неторопливо наматывать на руку. — Вам уже немного осталось, чтобы о мирском беспокоиться. Заарней сметет вашу страну во мгновение ока. А ваш безымянный мирок будет пятым... или шестым?

Чистейший источник, что он несет?

— Это не из нормановских. Там таких не было, — осторожно заметил кто-то. — О чем он говорит?

— Прорыв не может начаться на землях Аринди, — возразили ему. — Опять Хоре не повезло.

— Но я-то пришел сюда? Начнется, — судя по длине нити, Матиас вытягивал с той стороны нечто большое и пушистое. — Гельд уже готов объявить призыв...

— Чушь! — гневно бросил Райан. Одна из печатей, искрясь, сорвалась с места, но Матиас чудом извернулся, накидывая на нее петлю. Существо из искажения жадно втянуло магию в себя и исчезло; несколько искр упали на пол, расплавив камень. Ох, Тьма, кажется, это сборище точно сейчас передерется.

— Он говорит правду.

Огоньки свечей дрогнули, испуганно прижимаясь к полу, и печати погасли, словно стертые невидимой рукой. Вскочившие маги скривились и опустились обратно в кресла; ощущение темной силы пропало, и я мысленно зажмурился, приготовившись к новому приступу боли, потому что не может быть иначе...

И замер в восхищении. Щиты вошедшего были идеальны: все, что я слышал, были пустота и благословенная тишина.

— Норман, — страдальчески просипел кто-то, и я поспешно обернулся к дверям, готовясь узреть человека, который захапал себе власть и теперь не отдает.

Не отдавал он не зря.

Если Шеннейр напоминал мне безудержный вихрь, сметающий все на своем пути, то Норман был несокрушимой ледяной крепостью. А еще у него был расписной балахон, узорчатая повязка на голове, короткие темные волосы и раскосые багровые, почти черные глаза. Темный Лорд Норман был миниатюрен, жутко древен и к людям не имел никакого отношения.

— Вот свезло так свезло, — еле слышно прошелестел Матиас над ухом, потихоньку сползая на пол. — И тут эти уроды. Ну что ж такое-то, а...

— Потрясающе, — я недоверчиво покачал головой. — Только не говорите мне, что в Аринди правят заарны.

Потустороннее существо замедлило шаг, чуть повернув голову и уставившись на меня двумя бездонными черными дырами. Боевики из сопровождения дернулись вперед, явно собираясь первыми попасть под удар — вряд ли они что-то могли сделать против этой силы.

— Хаос. Нарушение контрактных обязательств. Пришлось вмешаться, — как-то совсем буднично пояснил правитель Аринди и двинулся дальше.

Миль, проскользнувший в двери следом, светился тихим счастьем человека, подставившего всех.

Даже если бы темные в полном составе раскаялись и предложили мне стать главой их гильдии, я бы поразился меньше, чем этим словам. Если Темный Лорд Норман окажется нормальным, то не знаю, на что и полагаться в этой жизни.

— Норман, вам не кажется, что вы превышаете полномочия? — вежливо осведомился Алин.

Голос противника был сух и холоден:

— Алин. Вам не кажется, что вы обещали наладить поставки энергии еще год назад?

Замешательство темных подсказало, что вопрос имел место. И им действительно нечего возразить.

— Мы работаем над этим, — дипломатично ответил высший, и я понял, что обещанного Норман может ждать еще столько же. Он мог быть кем угодно; темные не боялись никого, кроме, разве что, своего магистра.

— Я постоянно решаю ваши проблемы, — ровно произнес заарн, смотря почему-то исключительно на собрата. То ли ему было приятно увидеть среди людей сородича, то ли в целом не нравились гельды, но Матиас уже жалел не только о том, что выбрался в Шэн, но и о том, что покинул родину.

— Но вы же наш правитель, — почтительно напомнил Алин.

Судя по всему, темная гильдия вспоминала об этом только в самых особых случаях. Я мысленно решил, что Лорд Норман точно не истерик — для того, чтобы выдержать с темными бок о бок столько лет, у него должно быть безграничное терпение.

— Лорд, а что с правдой? — бесцеремонно влез Миль. — Нам правда всем будет плохо? Та сторона проснулась? Клинки точат булатные, хотят всех нас зарезати?

— Эксперименты завершились успехом, гельд существует, прорыв будет, Заарней жаждет реванша, — монотонно перечислил тот. — Защиты у Аринди больше нет. Проводите свой праздник, делайте, что хотите, но обеспечьте бесперебойные поставки. Иначе я пересмотрю наш договор.

Казалось, после его ухода даже воздух стал теплее. Почти минуту маги сидели в гробовой тишине, а потом Райан вытер пот со лба и выдохнул:

— Алин, ты можешь сделать так, чтобы наш драгоценный правитель сюда больше не таскался?

— Он все время сбивает тонкую структуру Шэн, — как обычно о своем пожаловалась Гвендолин. — Информационному отделу некогда этим заниматься.

Я тихо млел от восторга. Замечательный глава у нашей страны. Пришел, послал темную гильдию, ушел. И откуда маги выкопали этого монстра?

— Лорд Норман поступает так, как велит ему долг правителя, — под всеобщее изумление Алин распахнул двери из зала совещаний и, на виду у толпы магов, собравшейся с той стороны, повернулся к Шеннейру и изобразил церемониальный поклон:

— Все это время по мере моих скромных сил я заботился о благе гильдии. Той гильдии, которая оказалась в скорби и полной разрухе. Но раз наш магистр, — сладкого яда в его голосе хватило бы, чтобы отравить половину страны, — вернулся и вновь желает взять дела в свои руки, то я с радостью уступаю ему эту честь. А теперь позвольте мне удалиться.

Шеннейр смотрел ему в спину с чистой ненавистью, но ничего не мог поделать.

... Нормана я догнал на выходе, когда он уже подходил к броневику, рядом с которым дежурили два существа в защитных масках и расшитых узорами одеждах.

— Подождите! — наверное, он бы даже не остановился, если бы я не позвал на заарнском языке. — Могу я узнать, на что идет энергия? Что вы строите? Возле Полыни, Тамариска, других городов?..

На этот раз выдержать этот взгляд оказалось уже легче. После возвращения в Аринди на меня давили все, кому не лень, и я давно привык. Но эмпатическое эхо улавливало отзвук удивления, такого сильного, что пробилось даже сквозь щиты. Кажется, к Норману вообще никто и никогда нормально не обращался.

— Убежища, — ответил он так, словно это подразумевалось само собой. — Когда Заарней откроет врата, на поверхности никто не уцелеет.

Глава 8. Десять дней до катастрофы

Темный магистр Шеннейр вызывал ненависть, как может вызывать ненависть человек, который в четыре часа утра бодр, весел и полон фантастических проектов.

— Сейчас мы будем делать из вас великого светлого мага! — объявил он, не принимая возражений.

Пока я тер глаза, пытался проснуться, подбирал слова, которые помогли бы не тащиться среди утренних сумерек через половину замка на вершину угловой башни, было уже поздно. Хотя Шеннейр был из того рода людей, которые если вбивали себе в голову очередную дурь, то она не выбивалась никакими способами. С другой стороны, тем приятней будет созерцать его провал — если бы у меня получалось испытывать это чувство.

На крыше уцелевшей башни оказалось промозгло и сонно. По сложному многоугольному рисунку бродил с фонариком Миль и дрожащими руками дочерчивал последнюю линию. На осунувшемся лице отчетливо читался внутренний протест, не имевший ни малейшего шанса перейти во внешний; вряд ли Шеннейр дослушал до конца хотя бы первый аргумент, который Миль считал логичным. Он и был логичным. Только не работал.

В чистом остатке, все отличие светлой и темной гильдий сводилось к тому, что либо ты тащишься на верхушку башни и всю ночь чертишь там линии из чувства долга и солидарности, либо тебя заставляют это сделать силой и угрозами. Но — если судить по результату — разницы действительно никакой.

— Как все просто, когда каждый знает свое место и задачу, — довольно промурлыкал бывший магистр, явно намекая на неизвестные мне обстоятельства.

— Шеннейр, знаете, чем вы отличаетесь от Ишенги? — громко произнес Миль в пустоту. — Он сделал для своей гильдии одну хорошую вещь. Он сумел героически погибнуть.

Темным магам хорошо работалось только в напряженной и враждебной обстановке. Она их вдохновляла, и я не мог не внести свой вклад:

— По-моему, это темная печать...

Заклинатель швырнул уголь под ноги:

— Вам нарисовать белую-белую белыми-белыми мелками? А это Шеннейр, темный магистр, а это я, темный заклинатель, а это замок, принадлежащий темному магу, а это Аринди, в которой правит темная гильдия, так что заткнитесь, становитесь на рунную ось и не мелите чушь.

Миль всегда умел выразить простую мысль максимумом бесполезных слов.

Смирившись с необходимостью бесполезности, я переступил внешний круг и, обходя узловые точки, двинулся к центру. Магия несильно колола кожу и пока ощущалась так, как будто через меня пропускали слабый ток — не больно, но неприятно. Обычно действует правило, что чем сложнее печать, тем сложнее понять ее предназначение. Эта была крайне сложной.

— Как вы собрались проводить Осенний праздник, Кэрэа? — Шеннейр по-прежнему витал в заоблачных высях и мелкие неурядицы оттуда не замечал. Для главы темной гильдии он слишком верил в лучшее; хотя в темной гильдии только верить и оставалось.

— Я не напрашивался на эту роль. Магистр здесь — вы.

На холодный ответ собеседник только оценивающе прищурился. Шеннейру нравилось быть здесь и нравилась абсурдность ситуации. Для темного мага все было увлекательной игрой; но иначе он бы не выдержал то, что ему пришлось пережить.

— Ритуал довольно прост. Все магистры выражают волю Источника — ощутите его, подчините его и заставьте его силу наполнить Аринди. Главное — ни на секунду не ослаблять контроль, иначе он поглотит вас в два счета...

Я грустно следил, как его искра неровно вспыхивает, создавая темный ореол. Даже после заключения Шеннейр оставался сильнее, чем я. Да все маги в Аринди сильнее.

— Это познавательно, но мой дар изначально слабый. На обучение хранителя тратятся годы, не знаю, что возможно сделать сейчас... и возможно ли сделать что-либо.

За несколько дней можно научить человека держать боевой посох. И даже чуть-чуть им сражаться — потому что бить ближнего своего деревяшкой по башке дело нехитрое. Но не больше. Именно поэтому гильдии сейчас бесполезно набирать неофитов — пустая трата времени и расходное мясо для заарнов.

Темный магистр нетерпеливо отмахнулся:

— Всем пофиг, что было раньше. Теперь вы — магистр, ваша искра — отблеск Его пламени.

— Но...

— Так заставьте ее гореть сильнее!

— Я не...

— Да хватит уже, — неожиданно спокойно отрезал он. — Нет ничего невозможного.

Точно выверенное боевое проклятие развернулось вплотную, ударяя прямо туда, где тускло светилась искорка светлой магии, почти угасшая, почти не дающая тепла. Вцепилось когтями, выкручивая, казалось, ломая ребра в крошку, легко продавливая слабую защиту. Линии печати изгибались под ногами; я сжал голову, не в силах сосредоточиться, избежать злые и точные удары — или это были приказы, требующие встать, бороться, идти до конца...

— Времени нет. Либо вы сражаетесь, либо умираете.

Темнота была вокруг меня — ни единого просвета. Мне бы хотелось, чтобы все закончилось так просто.

...— Шеннейр, я вас поздравляю. Вы только что чуть не избавили Аринди от последнего светлого мага — замечу, единственного светлого мага.

Утро оставалось сонным, Миль оставался недовольным и всего немного торжествующим. Стоял он в паре шагов в обнимку с нашатыркой, но судя по тому, что до меня он ее не донес, предназначалась она исключительно для заклинателя. В конце концов, ему приходилось за нами наблюдать.

— Какой Тьмы, Кэрэа? — Шеннейр резко всплеснул руками, теряя наигранное легкомыслие. Вокруг еще мелькали черные всполохи отмененного заклинания — боевая магия видела цель и не хотела от нее отказываться. — Вы должны были обратиться к силе Источника и ударить в ответ!

— Да? — я аккуратно поставил ладонь на камни, отметив, как чудно она сочетается с плитами из слоновой кости, и попытался опереться. — А я думал, вы пытаетесь от меня избавиться и не хотел вас расстраивать.

Отношение к ученикам в темной гильдии было простым: чтобы научить плавать, их бросали в воду. Выплывших топили, и так снова и снова. Но кому-то везло. Кому-то это даже приносило удовольствие.

— Даже если бы я пытался от вас избавиться! — сейчас бывший глава гильдии был действительно в бешенстве. В его системе координат отказ от борьбы приравнивался к преступлению. Будь здесь темный маг, Шеннейр легко довел бы его до озверения, заставил бы использовать скрытые резервы, и наступило бы всеобщее счастье. Но.

— Светлый Источник нельзя заставить. Он болен, и ему нужна помощь. Угрозы и страх... они не вызывают сопричастность. Они ожесточают. И для того, чтобы использовать магию, мне нужны как минимум тишина и покой.

Боевой маг спрятал лицо в ладонях и нецензурно выругался. Миль отсалютовал нам нашатыркой:

— Светленькие и их идеи. Как же давно я этого не слышал. Шеннейр, вы хоть помните, что они со своих учеников пылинки сдувают?

— Зато у вас гигантская смертность среди неофитов, — уточнил я.

— Зато те, кто остаются, умеют выживать в этом мире.

— И зачем творить мир, в котором можно только выживать?

Заклинатель посмотрел на меня с жалостью, как на безнадежно больного, и вместо ответа повернулся к собрату:

— Это вы из светлого хранителя хотите сделать человека?

— Проехали, — Шеннейр надавил на переносицу, словно его заранее мучила мигрень. — Раз уж вы сами неспособны связаться с Источником, объедините свое сознание с моим. Покажу, что делать. Это-то вы умеете?

— Нет.

Он обернулся ко мне, все еще не желая верить услышанному:

— Это умеет каждый светлый, прошедший второе посвящение.

— Но я не проходил второе посвящение.

На миг мне показалось, что сейчас он сорвется, но каким-то чудом Шеннейр сумел сдержаться.

— Да чему вас учил Ишенга, Рейни?!

— Ничему, — легко признал я. Главы гильдий не тратят время на каждого рядового слабого мага. А мой магистр не только не успел меня научить — он не успел ужаснуться перспективе. — Шеннейр, вы как бы его убили.

Повисшая после этого пауза была напряженной и странной. Если в Миле еще могла проснуться чуткость, как обычно вместе с чутьем на неприятности, то теряюсь в догадках, отчего молчал Шеннейр. Должно быть, еще раз переживал этот знаменательный момент.

— ...М-да, нехорошо получилось, — наконец сделал он вывод. — И что вы предлагаете?

— Пойдем пить чай? — с надеждой отозвался я. Темные ответили зверскими взглядами и решили страдать дальше.

— Снова проехали, — темный магистр отступил к краю рисунка, поправил манжеты на куртке, воротник, и сунул руки в карманы, словно пытаясь не тянуться к оружию. — Раз уж я прикончил вашего учителя, то я ваш должник, не так ли?

О светлой магии Шеннейр имел представление давнее и крайне смутное. Нет, он искренне старался быть терпеливым и объяснять все подробно и по нескольку раз. Потом терпение заканчивалось, и темный маг начинал злиться и выходить из себя. А я не мог избавиться от мысли, что слушаю врага, пусть этот враг говорит полезные вещи. И так в полной гармонии мы пробились несколько часов над заумной хренью, которую самозваный наставник называл "каким-то вашим элементарным контуром взаимодействия".

Когда с таким трудом построенная золотистая печать вновь рассыпалась в воздухе, Шеннейр воспринял это с обреченным спокойствием. Таким вымотанным он не выглядел даже после встречи со своей гильдией.

— Ничего, Кэрэа, не расстраивайтесь. Года через два у вас получится.

— Сдаетесь? — презрительно хмыкнул Миль, и темный магистр посмотрел на него с глубоким удивлением:

— Я не разбрасываюсь обещаниями.

И ушел в глубокой задумчивости, оставив меня сидеть в центральной рунной пентаграмме и грустить. Меня напрягали подобные намерения, но лавину уже не остановишь.

— Не будь ситуация так серьезна, я бы решил, что вы издеваетесь.

Я тоскливо посмотрел на заклинателя, недреманной совестью вставшего над душой и полностью загородившего пейзаж. Предположения — это не доказательства.

— Что вы здесь делаете, Миль? Я думал, вы будете держаться как можно дальше от событий.

Кажется, я задел больную тему. Собеседник поморщился, но счел нужным просветить:

— Не то чтобы мне давали право голоса... Но словам Нормана я склонен верить. И меня не прельщает перспектива отдавать свою судьбу на произвол светленького недоучки.

— Хорошо. Спасибо, что пришли. Мне очень не хватало вашей поддержки.

— События — это вокруг, — собеседник явно желал высказаться, и мое нежелание роли не играло. — Здесь — око урагана. И вы сидите в его центре, сложив руки, и делаете вид, что это к вам не относится.

Внутри легонько царапнуло раздражение. Множество куда более сильных и талантливых магов делали то же самое. Но я же был светлым, а значит, на меня можно свалить любую проблему.

— Какие у вас образные сравнения, Миль, — я смирился с помехой и лег на камни, устремляя взгляд вверх. В который раз небо закрывала облачная пелена, размытая, такая знакомая и умиротворяюще-серая. — Норман-Норман-Норман. Почему вы отдали человеческую страну нелюдям?

Всего Эршен насчитал десять переворотов, Лоэрин утверждал, что их было одиннадцать. Пусть у гильдии иммунитет к хаосу, что творится в стране, но это уже перебор.

— Да кому оно нужно? — философски вопросил маг и, предупреждая мои вопросы, скучно пояснил: — Вы же слышали, в чем обвинили Шеннейра — что он сделал, чтобы победить светлых — призвал с той стороны заарнского князька со свитой. Выгнать обратно не получилось, и все понадеялись, что в нашем климате они сами передохнут. А они все не дохли и не дохли, не дохли и не дохли, и последний правитель Аринди — кретин, как и предыдущие — первым же приказом повелел возвести себе памятник на главной площади и уничтожить тварей.

— "Очистить землю от мерзкой нечисти"?

— В точку. История умалчивает, чем Нормана не устроил памятник, но одной ясной ночью он пришел в столицу, вырезал всю верхушку и сказал, что раз люди — неблагодарные сволочи, то он будет править сам.

Таких подробностей я не знал. Среди наших ходили слухи, что темный магистр открыл Врата, но даже те, кто верил, считали, что он призвал отщепенцев, одиночек, группы наемников вроде команды Тхиа. Смешно, что мало кто верил. Шеннейру было плевать на методы, ведущие к победе.

— Правда?

— Или подумал. Мне без разницы.

— Восхитительно, — тихо заметил я.

А скажем еще прямее: последний правитель Аринди прищемил хвост не только заарнам, но и гильдии. И темные поддержали переворот, в обмен на широкие привилегии, разумеется. Вопрос в том, почему маги при всей страсти к халяве сами не претендовали на власть. Норману стоило бы задуматься над этим.

— А за что его так назвали? С чьей легкой руки это ушло в народ? Это же не титул, это приговор.

— Вы и это понимаете? Определенно, Рейни, вы меня радуете. Суть в том, что никто не любит заарнов.

— Но я слышал, что до него в Аринди была разруха.

По-моему, Норман вообще единственный, кого реально заботит ее благополучие. Хотя бы потому, что ему деваться некуда.

— Ну и что? Он все равно нелюдь.

Облака спустились с холмов, заполнили долину, окутали замок, и скоро не осталось ничего, кроме клочка каменного пола и белесой пелены, сожравшей весь мир. В ней пропал и Миль — я пропустил момент, когда он ушел, погрузившись в привычный полусон-полуявь. День угасал, так и не успев родиться, и грань, отделяющая его от сумерек, размывалась, становясь все тоньше.

Интересно, что чувствуют заарны, зная, что они так и умрут на чужбине? Даже больше — что они обречены умереть. Потому что Миль прав, и никто не потерпит правителя из другого мира. Рано или поздно Норман сделает ошибку — а он сделает, потому что чужак, это надо понимать — и гильдия с радостью объявит, что была против этого тирана, и свалит на него все грехи. Поэтому никто не станет ему помогать, ни сейчас, ни потом, что бы ни случилось.

— Мне сказали, что оставили тебя час назад на этом самом месте. И ты все еще тут.

— Постоянство — это уже неплохо, — я с трудом повернул голову, наткнувшись на крайне сосредоточенного Матиаса. Мы не виделись с прошлого вечера, точнее, прошлый вечер начисто стерся у меня из памяти, не оставив даже намека на то, что там происходило. Такое ощущение, что окружающие устроили дежурство, следя, чтобы я не сотворил ничего непредсказуемого. Когда все эти люди успели договориться?

— Ты давишь. Прекрати, — потребовал иномирник, и в ответ на удивление обвел рукой вокруг: — Это все делаешь ты. Прекрати делать мир таким.

Я не нашел в этой фразе смысла, и снова закрыл глаза. Но вновь погрузиться в оцепенение помешал сильный рывок, и я согнулся от кашля, с удивлением чувствуя боль в груди. Темнота отступила, и сквозь туман проступил и замок, и дорога, уводящая вдаль, но ничего особо не изменилось. Потому что влияй я на мир, однажды утро не настало бы вовсе.

Заарн плюхнулся рядом, подобрав ноги, и принялся протирать тряпочкой ритуальный кинжал. С ним он не расставался ни на миг — ну хоть кто-то в этой истории приобрел нечто близкое и родное.

— Что-то случилось?

— Лорды, — ответ прозвучал как ругательство. — И тут эта зараза.

Похоже, Норман не привел его в восторг. Впрочем, Норман никого в восторг не приводил — наверное, потому что не здоровался при встрече.

— Любите вы своих правителей.

— Да за что ж их не любить? — душераздирающе вздохнул иномирник, на пробу проводя по воздуху кинжалом, за которым тянулась тонкая дымная линия. — Только и делают, что энергию тянут, и все им, проглотам, мало.

Я кивнул за компанию и замер. Значит, Лорд Норман — это не просто имя, а реальное обозначение иномирного правителя? Одного из тех, кто второе тысячелетие ведут свой умирающий мирок то ли к вершинам, то ли к окончательному развалу?

Лордами заарнские правители назывались потому, что это было короткое и емкое слово. Их настоящий титул звучал настолько длинно, сложно и страшно, что никто из людей так и не смог его перевести. Можно было назвать их Повелителями или Владыками и не путаться, но ариндийским магам оказалось лень. Что касается происхождения Лордов... оно уходит далеко в глубь веков, к тому печальному моменту, когда иномирные ученые решили, что генетическая специализация — это блестящая идея.

Уже не важно, на каком этапе эксперимент пошел не так. Нас что, уже тупо захватил Заарней?

На мое восклицание Матиас взял длинную паузу, явно поражаясь, как можно не понимать элементарных фактов, а потом веско объявил:

— Всего Лордов четыре.

— И?

Это действительно ничего не объясняло. Я их не считал.

— А Номмейни'дхег... Норман пятый.

— Нарушает священную числовую гармонию?

— Он лишний, — серьезно ответил иномирник, и заговорил медленно, отрывисто, словно подбирая слова: — Наши Лорды... они очень древние. Они правят много лет, и соперники им не нужны. Тех, у кого включаются нужные гены, они находят и уничтожают сразу, не давая войти в силу. Норман, он... он прятался на дальних рубежах. Там опасно, но к нему переметнулось несколько сильных магов, а потом стали бежать те, кто недоволен...

Иномирник грустно посмотрел на меня и добавил:

— На самом деле все не так.

Я хлопнул в ладоши и радостно потребовал:

— Давай дальше. Обожаю такие поправки.

— Наш Источник гаснет, — безнадежно прошелестел он. — Нам его не хватает. Мы должны забирать чужую жизнь, чтобы жить самим. Но в Заарнее нет врагов. А враги нужны.

— То есть Лордам нужны войны, Лорды войны получают, заодно собирают бунтовщиков в одном месте, чтобы прихлопнуть разом? Хорошая стратегия.

Главное — не прохлопать ушами, когда ситуация начнет выходить из-под контроля. Ах да, они уже прохлопали. Норман перехватил призыв, открыл врата и со всеми сторонниками сбежал к нам. Туда, где у него был шанс. Махонький такой, крохотный шансик.

— Они растят себе еду, — буднично добавил Матиас. — Поэтому примерно раз в столетие они выращивают себе маленького Лорда, а потом бросают жребий, кто его сожрет.

Высокие, высокие нравы. То есть Норман приложит все старания, чтобы закрепиться в Аринди и не пускать сюда сородичей. Не столь приятно, что мы союзники, пусть меня и восхищают его щиты. Пусть он не раздражает меня так, как остальные.

— Ты видел, как те людишки испугались, когда я сказал про вторжение? — с вернувшейся насмешкой процедил заарн.

— А зачем ты про него сказал? Ты же не знаешь, когда оно начнется и где.

Кинжал с силой воткнулся между камней:

— Потому что они испугались.

Я вздрогнул от неожиданности, и Матиас поспешно выдернул кинжал, начав нервно прокручивать его в пальцах:

— Ваш мир, он такой живой, он такой... светлый. Свободный. Почему кому-то достается все, а другим ничего?

— Ты нас ненавидишь.

Лезвие неловко соскользнуло, оставляя глубокий порез. Кровь часто закапала на камни, оставляя ярко-алые разводы.

— Лучше бы ты меня убил тогда, когда вытащил в ваш мир, человек, чем жить так... на привязи.

Я тяжело вздохнул, проникаясь общей драмой. Признаться, я уже и забыл, зачем когда-то мстил ему за покушение — это был всего лишь рядовой эпизод среди других эпизодов.

— И чего ты хочешь? Свободы?

— А ты дашь мне уйти, светлый магистр Тсо Кэрэа? — невесело усмехнулся он.

Теперь я впервые видел соединяющую нас нить — скорее много тонких нитей, переплетенных, как паутина. Некоторым личностям проще дать то, что они просят — иначе они так и продолжат винить тебя во всех своих обидах, потому что надо же кого-то винить.

— Вернуть тебя в Заарней я не могу, повернуть время вспять — тоже. А вот насчет собственного источника энергии, чтобы ты не зависел от моего... — я забрал кинжал и перехватил заарна за ладонь, рассматривая рану. Закрыть ее не получилось, но кровь идти перестала. — Ты не светлый. Ты мне не нужен.

И стиснул его запястье, позволяя искре ярко вспыхнуть, отражаясь в чужих глазах.

Чистая энергия струилась по венам, жгла пальцы, заполняя новый сосуд и вспыхивая там чистым бушующим пламенем. Оно не погасло, как я боялся — оно разгоралось все ярче, и новорожденный маг зачарованно смотрел в пустоту.

— Посвящения, инициации — это мишура. Внутри нас горит огонь, и мы можем поделиться им с другими, и от того он не станет больше или меньше. Но будет ли гореть новая искра или сразу погаснет, будет она светлой или темной, будет она искрой хранителя, или боевого мага, или еще неведомо кого — зависит только от того, за счет чего она будет гореть...

Матиас вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна, и практически стащил меня с печати — с непривычки они действительно пугают — и прижался к зубцам. Словно пытаясь спрятаться от ставшего внезапно огромным, безразличным и пустым мира, и я с интересом склонился к нему, заглядывая в чужое сознание:

— Это пройдет. Темная магия — а твоя магия будет темной — не предусматривает необходимость кого-то еще. Если не дашь искре погаснуть, то выживешь.

И ударил по возникшей между нами связи, обрывая ее начисто. Мне незачем тащить кого-то за собой.

— И что мне делать? — беспомощно спросил он, не поднимая головы.

— Что хочешь. Это называется свобода, — я мысленно усмехнулся, начав спускаться по бесконечной винтовой лестнице. — Можно пойти куда угодно... если тебе есть, куда идти.

Становление нового темного мага интересовало меня в последнюю очередь.

Устав от нападок на свой белый замок, Лоэрин вновь поругался с шеннейровскими сторонниками и заперся на нижних уровнях, перекрасив все стены в черно-розовый цвет. Вырвиглазная гамма переходила даже на мебель, и, видимо, теперь предполагалось, что я должен идти и его успокаивать, но мне не хотелось.

За одной из дверей гомонили вернувшиеся со стен боевые маги, слышался смех, и эмоции мягко и тепло переливались в воздухе. Я молча прошел мимо, не в силах избавиться от внезапных сомнений — а стал бы хоть кто-то из светлых разговаривать со мной, если бы встретил сейчас?

* * *

Шеннейр вломился без стука, когда я только завалился на кровать в обнимку с подушкой, приготовившись погрузиться в размышления о прахе, тлене и бренности бытия. Подобное состояние не то чтобы на меня накатывало — я жил с ним постоянно — но иногда оно заглушало все остальные мысли. Как сейчас, когда часовой механизм тикал без моего участия, а темный магистр должен был наводить порядок.

Увы, начал он с меня.

— Хватит бездельничать, Кэрэа, на вас смотрит вся страна! — незваный гость ураганом ворвался в серость бытия, перемолов ее в кашу и ударяя по натянутым нервам своим энтузиазмом и не терпящей неподчинения волей. Я знал, что это неприятно, но мне было все равно. Прекрасное состояние.

— Смотреть всей страной — это бесцеремонно, но я проявлю вежливость и сделаю вид, что не заметил.

— Что за настрой? — магистр отдернул шторы, и я зажмурился от яркого света, тихо пробормотав:

— Какой есть. Было бы проще, если бы я знал, зачем это все.

— Чтобы спасти Аринди? — предположил он.

— Зачем?

— Потому что я так хочу, — весело объяснил темный маг и хапнул со стола упаковку с блокиратором. На живом лице мелькнуло раздражение, и Шеннейр смял таблетки в кулаке: — И забудьте об этой отраве.

Безразличие слетело вмиг, и я резко сел на кровати, хмуро осведомившись:

— Шеннейр, а вы не переходите границы?

— Во-первых, вы магистр, а магистр должен быть свободен от зависимостей, — наставительно ответил тот, постучав меня костяшками пальцев по лбу. — Во-вторых, неужели вы думаете, что ваша верхушка сидела на препаратах? Темная и светлая гильдия жили в одной башне, Рейни! И лично я понятия не имею, с чего вы начали ныть, что вам, видите ли, это внезапно плохо и невыносимо. В-третьих, все границы — только в нашем разуме, так что бросайте свои отговорки и начинайте привыкать.

Что-то подсказывает мне, что фраза "вы магистр, вы должны" скоро станет у окружающих любимой. Но я не стал спорить: незачем спорить, когда можно промолчать, а потом сделать так, как считаешь нужным.

Шеннейр продолжал кружить по комнате, кинув мне дорожную сумку, плед и еще какие-то вещи, что примечательно, не мои:

— Эршен предупреждал, что вы чудовищно инертны, но это не беда. У меня половина гильдии таких, а стоило пригрозить... кхм... но это должно сработать. Всегда приятно вернуться в знакомые места, не правда ли?

Я спустил ноги на пол и вновь замер, разглядывая узор на ковре. Слова шли ровным шумом, не трогая ничего внутри, и оставалось ждать, когда темному магистру надоест его затея, и он перейдет к действительно важным вещам. Поэтому следующее сообщение показалось ведром ледяной воды, вылитой на голову:

— Возрадуйтесь, Кэрэа, мы едем на побережье!

Может быть, в Аринди не творилось бы столько странного, если бы мы не жили практически в изоляции, зажатые между водой и камнем. Северные горы Хоры, невысокие, скалистые, покрытые дремучими лесами, холмистые туманные предгорья, равнина и побережье. Цветы, солнце, лазурное море, откуда приходят сокрушительные ураганы, россыпь островов, а дальше только океан.

Машину — опять древний раритет — вел Эршен. То ли он был единственным, кто умел это делать, не разбивая механизм в хлам за пару дней, то ли единственным, кому темный магистр доверял чуть больше, чем остальным. Перед отъездом Шеннейр, явно гордясь собой, кинул мне на колени древний гримуар едва ли не из человеческой кожи, сказав, что это учебное пособие. С полчаса я уговаривал себя прикоснуться к книге, решив, что она нехило учит выдержке, так что путь проходил в тренировках и преодолении.

Мы ехали долго, и еще дольше по кромке берега, по бескрайним пустошам и оливковым рощам почти до самого вечера. Моросил дождь; море, свинцовое и беспокойное, билось о скалы и уходило к горизонту, сливаясь с низким небом. Приземистые башни волноломов стойко сопротивлялись стихии, удерживая магические щиты многие, многие километры. Потому что сезон штормов в Аринди — это не шутки. Маги не разговаривали; Эршен не отвлекался от дороги, а темный магистр хмуро следил за строчками, всплывающими на отполированной поверхности переговорного браслета. И так же, без внешнего сигнала, машина свернула вбок, туда, где берег позволял проехать почти вплотную к воде, и остановилась.

Шеннейр молча вышел из машины и раскинул руки, подставляя лицо соленому ветру. Должно быть, после стольких лет, проведенных в камере, наслаждался свободой, вдали от тех, перед кем он в любом случае должен быть несгибаемым лидером. Но меня беспокоило то, почему мне позволено это видеть.

— Море ощущается вовсе не так, вы замечали? — внезапно спросил он, и я кивнул, вслушиваясь.

Ветер трепал волны, срывая с них белую пену. Море действительно было иным — бесформенным и хаотичным, равнодушным, а где-то далеко в океане, там, где еще светило солнце, зарождался новый тайфун, готовясь обрушиться на острова.

Те мысли, что я упорно гнал все это время, появились вновь. Кто теперь предупреждает о погоде, успокаивает шторма и следит за вулканами? Последнее извержение было недавно, по меркам вулканов, но никто не знает, что произойдет на разломе в следующий момент. Если все это скинули на темный информационный отдел, то неудивительно, почему инфоры такие замученные.

На самом деле, у гильдий были свои обязанности, которые они худо-бедно выполняли. Когда еще маги вместе обитали в Шэн, светлые занимались всякими внутренними вещами, вроде жизнеобеспечения, предотвращением катастроф и контактами со внешним миром. На темных висели исследования, военка и дальняя разведка. Но все это было давно.

— Я вырос там, где скалы всегда закрывают небо. Необычно видеть открытый горизонт, — с неожиданной искренностью добавил магистр. Шеннейр и Ишенга были родом из предгорий. Даже Хора когда-то не была такой заброшенной и безлюдной, как сейчас.

— Там, в камере — почему вы сказали, что забрали посох? — задал я давно напрашивающийся вопрос. Почти личный, но чего уж там, раз дело дошло до воспоминаний юности.

Собеседник пожал плечами:

— Хотелось позлить Алина. От вас бы он добился правды, от меня... — он неприятно усмехнулся и не стал договаривать. — Я даже не стану требовать от вас ответ.

Точнее — не сейчас. И вряд ли темный магистр будет действовать благородней, чем его ближайший сторонник.

— Успокойтесь, Шеннейр. У меня нет посоха. Я забрал его после гибели моего магистра, ушел в искажение и там оставил.

— Вы — что? — вкрадчиво переспросил он, и я развел руками:

— Вы правы — артефакт бы у меня отобрали. А наши не дали бы мне его сломать. Светлая гильдия не должна была лишиться хоть чего-то среди всего, что она лишилась... возможно, рано или поздно кто-то найдет посох и станет истинным магистром. Или нет.

Шеннейр нахмурился, уже вызывая сожаление в собственной откровенности, а потом расхохотался:

— Тьма, как же жаль, что магистром был Ишенга, а не вы! С вами было бы веселее. Выбросили, ну надо же...

Разумеется, жаль. Тогда и воевать не надо было — Шеннейр легко бы смял светлую гильдию, потому что руководитель из меня... не стоит таким людям становиться руководителями. Но мы с ним, конечно, одного поля ягоды.

— Но две большие разницы — когда символ власти уничтожает сам магистр, чтобы отомстить своей же гильдии, — казалось, собеседник рассуждает сам с собой, — и когда символ власти исчезает, не попав в руки врага, оставаясь легендой.

На берегу сразу стало холодно и неуютно. Я сделал вид, что в упор не понимаю намеков.

Темный маг покачал головой и с чувством произнес:

— Тсо Кэрэа Рейни. Вы ведь были первым в моем черном списке, знаете? Прежде всех, прежде Ишенги.

— Все меня так ценили, — я грустно вздохнул. — А я и не подозревал. Так вы взяли с собой мешок и цемент?

— Девять из десяти лабораторий потеряны в первые дни! — Шеннейр действительно достал из багажника мешок и вытащил из него термос. — Каждый второй заклинатель. И все благодаря вам, Рейни. Человек, который способен переместиться в любое место и прихватить с собой остальных... Я завидую Ишенге.

От признания, сделанного совершенно спокойным и искренним тоном, мороз прошел по телу.

— Вы были послушным оружием, — темный магистр протянул мне дымящуюся кружку, и я благодарно улыбнулся в ответ.

Для чего он говорил мне это? Доказать, что жизнь — глупая и мерзкая вещь? Я знал это и без него.

Шоссе обогнуло холм и начало по серпантину спускаться в узкую бухту. Внизу уже блестели мокрые крыши небольшого города — как я помнил, Оливы — когда ветер донес тревожный звук набата.

С каждым ударом колокола ледяной ком в груди становился все больше. Я знал, что это случится.

На скалы у входа в бухту налетело рыболовное судно. В сумраке и из-за расстояния было не рассмотреть деталей; кораблик накренился, и волны перехлестывали через него, кипели между верхушек острых камней, и я скорее чувствовал, чем видел людей, мечущихся по палубе. Среди волн мелькали лодки, оранжевый катер береговых спасателей, но они не могли подойти ближе, боясь разбиться сами. А рыбаки не могли выбраться из кипящего котла. Внезапный шторм, слишком ранний для осени, высокая волна, сумерки, неопытность рулевого. Люди гибли буквально в сотне метров, на виду у всех, но остальные были бессильны им помочь.

А я здесь для того, чтобы увидеть их смерть.

Машина плавно въехала в город, крадучись двинулась между низких домов, и свет фонарей серебрил капли дождя, скользящие по стеклу. Темный магистр повернулся ко мне; во мраке его глаза блестели живо и азартно:

— Я все взвесил и решил, что вам действительно не хватает мотивации. Но раз уж собственная жизнь вас не волнует, то, может быть, другие... — он не договорил, но простой и жестокий план проступил во всей красе.

— Зачем я вытащил вас из камеры, Шеннейр? — помертвевшим голосом спросил я.

Разумеется, это не он заставил корабль налететь на рифы. Заклинатель уровня Миля вполне мог предсказать подобный исход, с точностью до места и времени. Это был просто... удобный случай.

На пристани толпились люди — в основном женщины в черных платках, проплывающие за стеклом размытыми силуэтами. Грохот прибоя заглушал крики; кто-то потянулся к подъехавшей машине, но, увидев семиконечную звезду гильдий, отвернулся.

— Ишенга успокаивал вулканы, — бодро напомнил темный маг.

Эмоции были как вода: холодные и соленые. Они бились о стены, наспех возведенные вокруг сознания, они переполняли его изнутри, полные страха, ужаса, бешеного желания выжить... надежды... и паники, паники, паники. Я сполз с сиденья, пытаясь защититься, укрыться, и прошептал:

— Я не Ишенга.

— Это уже слишком, — неуверенно вмешался Эршенгаль. Его магистр цепко вгляделся в мое лицо, а потом легкомысленно пожал плечами:

— Нет — так нет. Поехали отсюда.

Внедорожник развернулся, и я со злостью рванул дверь, спрыгивая на мостовую. Эмоции слиплись, смерзлись в единый ком, оставляя после себя...

Пустоту.

Утих ветер, замерли люди и даже дождь, кажется, прекратился. Или это мне только так казалось? Не чувствуя собственного тела, я приблизился к краю пристани и потянулся к воде, ласково приглаживая вздыбленные волны, вплетая в них собственную мелодию. Вокруг лишь покой ...

И море покорно легло у моих ног.

... покой, пустота и смерть.

Что-то с шорохом опустилось сверху, накрыло голову, и какой-то человек принялся вытирать мне лицо платком, придерживая за плечи. Я с недоумением следил, как белая ткань быстро становится красной, и как собственные пальцы трясутся от холода, пытаясь поправить соскальзывающий плащ. Море до самого горизонта застыло, словно в полный штиль, и в зеркальной поверхности отражались темно-синие тучи. Ровную гладь нарушали только следы от катеров: рыбаки уже покинули тонущий корабль, и до берега им оставалось всего ничего.

— Это было слишком, магистр, — резко повторил Эршен, но Шеннейр лишь рассмеялся, останавливаясь рядом с нами:

— Видите? Все просто.

Я молча посмотрел на него, а потом равнодушно соскользнул дальше, окутывая столпившихся на пристани людей уверенностью и спокойствием. Все хорошо... все будет хорошо. Слабое удивление с трудом пробилось сквозь пелену, призывая неохотно повернуть голову.

Море с шорохом отступало от берега, быстро обнажая каменистое дно. Издалека донесся слабый гул, и на границе воды и неба появилась темная, стремительно приближающаяся полоса.

— ...вы все умеете.

— Теперь я умею вызывать цунами? — озадачился я. Хорошо, что магия еще действовала, мешая людям вновь запаниковать, так что они просто стояли и пялились вперед. Плохо, что у меня совсем не осталось сил, даже на то, чтобы обрадоваться или испугаться. — Но, темный магистр, вопрос к вам. Бежать некуда, но вы же всех спасете?

* * *

...Мутные ручьи бурлили между домами и стекали обратно в море, унося с собой листья, ветки и прочий сор. Где-то вышибло стекла, где-то ободрало крышу и залило подвалы, и пасторальная Олива разом посмурнела, являя типичное зрелище городка, который не в добрый час посетили маги.

Хотя, если сравнивать с остальными примерами, от которых оставались груда обгорелых обломков, маги крайне вежливые и мирные. Раньше бы сказали, что море разгневалось, не получив жертву, но, скорее всего, волна стала ответной реакцией на магическое вмешательство. Поменялся ветер, поменялись течения, где-то потоки разомкнулись, где-то сместились, и вот результат. Светлые останавливали шторма только в крайнем случае, предпочитая уводить в сторону еще на этапе зарождения. Но Шеннейр и не собирался усмирять шторм, равно как кого-то спасать.

Стихия ударила о щиты, снесла их начисто и, порядком ослабленная, задела город лишь краем. Остатки черных башен уныло торчали из пены, внося в сердца жителей разлад и печаль, и люди уже потихоньку собирали вещи и уходили к холмам. Если защита не выдержала одну волну, скажем честно, не самую высокую, то первый же осенний шторм сотрет Оливу со всех карт. Мне было удивительно, что нас не пытались обвинить; может быть, они понимали, что такова цена за спасенные жизни. Или боялись злить темного магистра, который в отместку за неблагодарность мог утопить рыбаков обратно.

Он и так был слегка на взводе, когда забрал попавшийся под руку катер и умчался к волноломам, не дожидаясь, пока море успокоится. Хотя, на мой взгляд, там уже нечего было восстанавливать, но заниматься этим все равно придется темной гильдии. Что ж, такова их судьба.

— ...Кэрэ! Тсо Кэрэ!

Я обошел груду водорослей, скрипящих под ногами, и свернул в переулок, по направлению к беспорядочным крикам, в которых звучал страх.

Этот уголок берега выглядел печально, но оживленно. Люди толпились на одном пятачке, нерешительно тыкая палками и гарпунами во что-то темное, похожее на чернильное пятно с белыми пятнышками у глаз. Волна выкинула на берег маленькую островную акулу; на матовой коже уже виднелись кровоточащие ранки, но глупая рыба только беспомощно раздувала жабры, не торопясь прыгать на мучителей. А окружающие так ждали.

— Близко подобрались, — сплюнул мой сосед и повернулся ко мне, явно ища поддержки. В море уже мелькали хищные черные плавники, подбираясь все ближе и ближе. — Ишь, злятся, что ничего не досталось. Чтоб вы подавились, колдовские твари...

Я молча оттолкнул гарпуны и поднял гладкое тело с песка.

Рыбина оказалась хоть и маленькой, но тяжелой, гладкой и неудобной. Детеныш; взрослую было бы не утащить. Счастье еще, что не пыталась дергаться и залепить мне плавником, усыпленная целительной магией. Я еле доволок эту тушу до воды, не успокоившись, пока не забрел почти по пояс, и только тогда опустил ее в волны.

Ветер доносил с берега обрывки криков. Острые плавники закружили рядом, задевая ноги; старшие толкали мелкоту дальше от берега, окутывая волнами симпатии и радости, а потом потащили за собой, быстро скрывшись за мысом. Островные акулы — хорошие эмпаты. Они всегда сбиваются в стаи.

— Нужны вы им, — я отвернулся и устало побрел на сушу. Люди стояли молча, опустив гарпуны, и я надеялся, что меня хотя бы не утопят, как колдуна.

Что примечательно, не утопили. Странных событий в моей жизни становилось все больше.

— М-магистр! — вместо жаждущей крови толпы на пирс выбрался человек в форме служащего городской управы — блеклый, светлоглазый и светловолосый. От удивления, что меня даже не покусали, он позабыл, что хотел сказать, вместо этого брякнув: — В-вы с островов?

— Маро Раэту, — я неохотно кивнул, признавая земляка. Неудивительно. На побережье нас множество: дети смешанных браков и беженцы, особенно беженцы.

В глазах собеседника сверкнула радость:

— Это тот, который ушел под воду? Я с Киину, нас вывезли, когда началось извержение... А вы — наследник самого Ишенги?

Встретиться с сородичем оказалось неожиданно приятно, как и слушать почти позабытый мягкий акцент. К нам присоединились какие-то люди, спрашивающие, далеко ли уплыли акулы и скоро ли придет новая волна, глава Оливы, живо интересовавшийся, зачем сюда понаехало столько магов, капитан с разбившегося кораблика, неожиданно решивший сказать спасибо, и вихрь беседы затянул в себя, даря слабое ощущение жизни.

Обитатели Оливы собирались устроить палаточный лагерь на холмах, и я поневоле почувствовал вину. Если бы щиты рухнули потом, то без жертв бы не обошлось, но рухнули-то они сейчас. Скоро сезон штормов, дожди, холод и болезни, а местный глава — далеко не Норман, который способен столицу переселить за неделю.

Внезапная идея становилась все более и более привлекательной. Зачем мудрить, если рядом есть почти готовое убежище, рассчитанное на долговременное проживание людей?

— Лорд Норман рядом ничего не строит?

Собеседники переглянулись, разом помрачнев, и глава Оливы, мэр Конрад, наконец выдавил:

— Этот... строит.

— Мы строим, — со скрытым протестом буркнул капитан. — Сами себе тюрьмы.

На него посмотрели косо, даже отодвинулись, но не возразили.

— Какие тюрьмы? — переспросил я, наткнувшись на всеобщее молчание, пока выходец с островного Киину не пояснил грустное:

— А вы думаете, для чего все это? Там уже места хватит, чтобы всю страну загнать под землю.

Так, спокойно. То есть милейший правитель Аринди даже не удосужился объяснить, что он делает и зачем. Конечно, никто у него не спрашивал, но...

— Нелюдь, — обвинительно припечатали из задних рядов.

Я на мгновение зажмурился, глубоко вдохнул и со спокойной обреченностью посмотрел на столпившихся вокруг людей. Они ждали, и я, светлый магистр, должен был дать ответ.

Дать ответ, найти машину, добраться до убежища, достать охрану, отыскать среди нее главного. Если окружающие думали, что полчаса ругаться с красноглазым комендантом по-заарнски, убеждая связаться с Норманом, а потом убеждать Нормана — это сложно, то они никогда не были в Хоре. Гораздо труднее оказалось заставить горожан спуститься под землю, и если бы не эмпатический дар, я бы вовсе не взялся за это дело. И, видит Свет, лучше им не знать, что вместо главного аргумента я пообещал Норману тестирование систем жизнеобеспечения на человеческом материале. Та еще практичная личность.

Убежище Оливы явно перешло в разряд долгостроя, и те помещения, что заарны со скрипом согласились открыть, красовались пустотой и аскетизмом. Зато здесь было тепло и крыша над головой. Мокрые и уставшие люди устраивались прямо на полу, пришибленно глядя на стоящих у стенки заарнов, а заарны глядели на них с абсолютно теми же эмоциями. Вера в происходящее пробивалась в сознание жителей с трудом; потом несколько человек куда-то сбегали, приставили к стене знакомый черный портрет в трогательной траурной рамочке, и им стало лучше.

Заарнам лучше не стало, но кому какое дело.

Я бродил по открытому сектору, краем уха прислушиваясь к жалобам Конрада и борясь с желанием начать ругаться. Как, скажите мне, можно было запороть такое начинание? Да при грамотном подходе эти люди сами бы убежища строили, бесплатно, да еще благодарили Лорда Нормана за милость! Пусть появятся неудобные вопросы — а от кого мы защищаемся? Ах, вторжение Заарнея? Караул, помогите... то есть мы все умрем? Но если Норман собирается жить в человеческом мире и дать своему народу шанс на то, чтобы их хотя бы не считали безмозглыми опасными тварями, то необходимо что-то менять. На одном страхе и терроре далеко не уедешь.

— Море с каждым годом все злее...

— Тайфуны? — уточнил я. — Что говорят острова?

И вновь тишина. Я стиснул зубы, со страхом ожидая ответ.

— "Песчаный скат", последний большой корабль, разбился в позапрошлую осень, — с горечью сказал киинец. — А Лорд... отказался его чинить.

Перед глазами начало темнеть. Разумеется, Норман не станет строить корабли. Он даже близко не знает, что это такое и для чего нужно, потому что в Заарнее нет морей. А еще в Заарнее нет других стран, и потому нынешнему главе Аринди фиолетово, что творится за ее пределами. Он готовится к войне с иным миром. И навсегда впишется в историю как тиран, а не спаситель — потому что дурак.

— Уже которое лето мы не можем добраться до дальнего архипелага. Иногда ловим сигналы их маяков... Магистр, с вами все в порядке?

Я почувствовал, как меня подхватили под локоть, и заставил себя стоять прямо. С изгнанниками нет связи много лет. Неизвестно, живы ли они вовсе. И я не смогу вытащить их при любом раскладе, не потому, что кто-то против, не из-за козней врагов, а потому... потому что так получилось. Если бы я появился раньше, если бы я начал действовать тогда...

Но я бы не начал. И это так.

— Все хорошо, — я мягко улыбнулся встревоженным людям. — Это решаемо.

Я слишком дорого заплатил, чтобы смерть для всех пленников заменили ссылкой. И эта плата не пропадет зря.

В мелодию эмоций вплелись скрежещущие ноты диссонанса, и я развернулся на пятках, готовясь встретить новую неприятность. Но это оказался Шеннейр, как всегда действующий по принципу, что если кто-то не убрался с его пути, то виноват сам.

— Стоит вас оставить на минуту, а вы уже перезнакомились со всем городом и отхапали себе целый бункер. Узнаю светлую гильдию, — весело попенял темный магистр, хватая меня ледяными влажными пальцами за многострадальный локоть и оттаскивая в сторону. Но я не был настроен шутить, и его следующие слова были уже серьезны, пусть и сказаны вполголоса: — Волноломы в хлам. Ремонтировать бесполезно, только ставить новые. И это еще остальные не проверяли.

Он не стал продолжать, но нам обоим были ясны последствия. Волноломы стояли у берега цепью, и если один ломался, нагрузку брали соседние. А вот если выйдет из строя половина, то рухнет вся цепь. Оставить побережье без защиты перед сезоном штормов — все равно, что остаться без побережья.

— Но я так и не понял момент с акулой — вы спасали город от нее или ее от города? — вновь беззаботно уточнил боевой маг. Я поморщился, махнул Конраду, подзывая ближе, и терпеливо объяснил:

— Шеннейр, островные акулы — они маленькие. И, как и у всех морских хищников, сухопутные люди в их рацион не входят. А то, что они мстят рыбакам, которые их сетями вылавливают и убивают — это объяснимо. Их выводили как умных стайных хищников с сильными кровными связями. Но они не зло, и не жестокость, они просто рыбы.

— Раз вы так говорите, — легко согласился он.

— Светлая и темная гильдии пошли на примирение? — спросил кто-то из свиты Конрада. Я замешкался, не зная, как это объяснить, и твердо сказал:

— Да.

— Слава Источникам, — выдохнул глава Оливы, складывая пальцы с крупными перстнями-печатками в замок, и деловито осведомился: — Так вы скоро почините береговые щиты?

Из города мы вырвались уже глубокой ночью, большей частью из-за заарнов, за компанию тоже внезапно решивших на что-нибудь пожаловаться. Слабая попытка была замечена и вызвала у людской части громкое негодование, перешедшее в ругань и километровые списки претензий. Эршен мне сочувствовал, бывший магистр чуть ли не хохотал, а я пытался отделаться от роли посредника, которого каждый тянет в свою сторону. Но, хотя бы когда мы уезжали, Конрад и комендант подземной крепости Нил'Хатлоа вели нечто, похожее на диалог — хотя кто их знает.

— Это не помогло мне поверить в свои силы, — ожесточенно повторил я. — Ваши эксперименты бесполезны.

Шеннейр только усмехнулся и покачал головой:

— Как сказать, Тсо Кэрэа, как сказать.

Путь обратно я проспал, понадеявшись, что на свежую голову все будет выглядеть не так плохо, как сейчас. Растолкали меня по приезду, исключительно для того, чтобы доказать, что этот сумбур ничем не отличается от того.

Лонгард сиял в ночи множеством огней, и внутренний двор был забит народом, который чему-то бурно радовался. Как нехарактерное для моей жизни состояние, это вызывало исключительно недоумение и опаску.

— Наш магистр вернулся! — передал кто-то из передних рядов задним, и градус радости поднялся еще на несколько пунктов. Стоп, то есть мог и не вернуться?

— Мы уже вас похоронили, — расстроенно сообщил Миль.

— То есть на побережье не нахлынуло цунами высотой с десятиэтажный дом и не снесло города подчистую? — подозрительно спросил Лоэрин Гефаро.

— Они слишком живучие для такой мелочи, — уныло поправил его мастер проклятий и убрался обратно в тень.

— Заклинатели злобствуют и сожалеют. Прямо как дома, — сказал мне Шеннейр и ушел общаться со своими. Боевики волновались не без причины — магистр гарантировал возвращение былого влияния, а погибни он — ссылкой бунтовщики уже не отделаются.

Я смотрел ему в спину, забавляясь иронией ситуации. Зачем конфликтовать, давить, притворяться, что я знаю, что делать? Шеннейр сильнее и опытнее, и не терпит соперников. Но стоило опустить руки, как он сам готов расшибиться, но отдать мне то, чего я бы не добился никаким другим способом.

Слишком много людей, эмоций, слишком много темной магии — и вспышку ненависти совсем рядом я заметил слишком поздно. И не увернулся, не смог, вместо этого завороженно отмечая, что подошедший вплотную человек мне уже встречался, на заставе Бретта...

Правый бок взорвался болью, и совсем юный маг выдернул тонкий рунный стилет из раны, с сумасшедшей улыбкой втыкая его себе в горло. Безграничное счастье — то, что он чувствовал сейчас. И оно было прекрасно.

Глава 9. Хаос и разрушение

...Черный шпиль рассекал небо на две части, нависая над раскинувшимся далеко внизу городом. Море крыш, строгие линии проспектов, зелень парков...

Нет. Все должно быть не так.

Небо — охристо-серое за пыльной пеленой. Вместо домов — груды камней, вместо парков — высохшие скелеты деревьев. И только темная гильдия по-прежнему возвышается над мертвой столицей. Величественная и неизменная. Вечная.

"Незыблемая".

Я прислонился лбом к холодному стеклу, не оборачиваясь на прозвучавший укор. Тени стояли за спиной, и мне не нужно было смотреть, чтобы узнать каждую из них.

Тени ждали.

Тени умели терпеливо ждать.

— Будет много жертв.

"Жертвы — это плата. Кровь уменьшит боль. Кровь принесет покой. Здесь холодно, здесь очень холодно и пусто. Мы тоже не хотели умирать".

— Я ничего не забыл.

Я закрыл глаза, не зная, продолжают ли тени говорить, или слова звучат в моем сознании. Так холодно и пусто. Если твой дом разрушен — так ли сложно начать строить новый? Или страшно потерять и его? Стрела, посланная в цель, не умеет сомневаться. Нас определяет память. Память и прошлое, от которого не сбежать.

"Мы верим", — тени подступили вплотную. Тени не собирались уходить. — "Возвращайся. Все будет хорошо. Мы никогда тебя не покинем. Мы всегда будем с тобой, наш магистр".

...— Почему он не просыпается, Миль? Вы говорили, что он скоро очнется!

— В течение трех-четырех часов — это не значит "немедленно".

— Как вы можете быть настолько спокойны? Вы хоть представляете, что с нами сделает Шеннейр...

— А вот об этом надо было думать, когда вы его сюда тащили, Вильям.

Громкие голоса ввинчивались в голову, вырывая из сонного забытья. В памяти замелькали отрывистые воспоминания: кровь на камнях, склонившийся надо мной темный магистр, крики, ослепительный свет... Я поморщился и с трудом разлепил глаза. Здравствуй, этот нелучший мир.

Под потолком гудели желтые лампы. Меньше всего помещение походило на больничную палату или роскошные покои гильдии — скорее на технический чулан. Мечущийся по небольшой комнатке Вильям облегченно выдохнул, заставляя гадать, что привело легкомысленного мага в такое состояние. Самочувствие темных меня не волновало, но то, что окружающие после нашего общения все чаще становятся невротиками — факт. Как эмпат, я предпочел бы иметь дело с тем, кто испытывает чуть меньше эмоций.

У кровати с пресным лицом и книжкой сидел Миль, в противовес товарищу абсолютно спокойный. Я перевел взгляд на капельницу, тянущуюся к руке, и прошептал классическое:

— Где я?

В комнате не было решеток, потому что не было окон. Когда мы были врагами, все было намного проще, и темные, дежурящие у моей постели, не вносили душевный разлад.

— Вилленсхольм, личное поместье Вильяма, высшего мага ближнего круга, — ядовито продекламировал заклинатель.

— Очень рад вашему визиту, — запоздало добавил Вильям. Он стоял у двери и, кажется, даже дышать старался через раз.

Я оценил голые стены и трубы под потолком и издал задумчивое "гм". То ли ради светлого магистра так расстарались, то ли поместье переживало не лучшие времена.

Миль со стуком захлопнул книжку и пристально уставился на меня. Верно, сейчас я должен был что-то понять и даже раскаяться, и я с интересом начал смотреть в ответ. Темные маги, пытающиеся использовать чисто светлые фишки, искренне умиляли.

— Ваша неадекватная оценка ситуации поразительна, и закономерно возникает вопрос, за какую милость источников с вами рядом оказываюсь я, — наконец на одном дыхании выдал заклинатель, и, не получив реакции, чуть повысил голос: — Вы почему отпустили заарна, скажите мне?

Слова застревали в пересохшем горле, да и мне, по большому счету, нечего было ответить. Выслушивать порицание от врагов было странно, но кроме врагов меня никто не окружал.

— Что вы на меня так смотрите, Рейни? На Шеннейра так смотреть будете. Заарн вас охранял, или делал вид, что охраняет. Пока с вами рядом был нелюдь, то ни один ненормальный не рискнул бы приблизиться. Реакция тварей лучше, чем человеческая.

С такой позиции наш договор с Матиасом я не рассматривал. Но когда ты начинаешь слишком верить в свою неприкосновенность, попытка покушения хорошо приводит в чувство.

— Кто?..

От неловкого движения тело прострелило болью. Миль закатил глаза:

— Героический мститель-одиночка. На девяносто девять процентов идиотов всегда найдется один буйный.

По своему обыкновению, проценты темный маг отсчитывал от населения в общем.

— Вроде бы, светлые грохнули у него невесту... то есть не сами светлые, а ваша диверсия... Случайная жертва. И ничего лучшего, чем прикончить светлого магистра, он не придумал. И плевать, что со всеми нами будет, если вы умрете, — он зло скривился. — Самый мерзкий тип людей. Сдохни все, зато я в белом. Можно было успеть поймать его душу и привязать к телу для допроса, но один недоумок снес этой сволочи голову. У боевиков рефлексы работают быстрее мозгов.

Я прикусил губу и откинулся на подушки. Уже неважно, задумывал тот парень нападение сам или его подтолкнули. Удивительно то, что он был единственным. И за что, по мнению Шеннейра, я должен любить войну?

— Вильям, больному плохо. Подите уже отсюда.

— Это мне плохо, — пробормотал хозяин Вилленсхольма.

— Так подите отсюда и лечитесь.

Вильям растерянно кивнул и не осмелился ослушаться. Сразу после его ухода в комнату заглянул еще один маг, но на раздраженный жест Миля быстро скрылся. Кажется, во всем, что касается меня, заклинатель приобрел непререкаемый авторитет.

— Охрана, — кисло уведомил он, поднося к моим губам стакан с синей жидкостью. Это было неприятно, но выбирать я не мог.

— Почему я здесь, а не в Лонгарде и не в гильдии? — лекарство убрало боль, взамен подарив шум в голове и все усиливающуюся сонливость.

— Лонгард сейчас что проходной двор. А гильдия... я же говорю, вам сильно повезло, что рядом оказался я.

Миль был талантлив, в чем у меня не имелось сомнений — как и в том, что это не приносило ему ни пользы, ни радости.

— Я вам благодарен, честно. Но, может быть, вы расскажете все по пунктам, чтобы я знал, за что возносить вам хвалу до конца жизни?

— Тьфу. И зачем я со светлым разговариваю? — спросил сам себя мастер проклятий, и сам же понял, что просто больше никто не разговаривает с ним. — Вас травили. Яд в ткани, в воде и пище. Все ваши покои в гильдии буквально пропитаны им, но в таких крошечных дозах, что сложно выявить. Не смертельно, но, накапливаясь в организме, тяжелую длительную болезнь яд бы обеспечил. Вам повезло, что вы так быстро оттуда съехали.

Вот стал бы я там долго задерживаться.

— Бронна? — быстро предположил я, и сам же возразил. — Нет, слишком явно. На нее подумают в первую очередь...

— Рейни, — прервал меня Миль. — Вы же такой чудный повод. Шеннейр сильно обижен на высший совет. А он умеет быть мелочным, наш магистр. Бронна — не Бронна, правда — неправда, какая разница?

Он принялся поправлять иглу от капельницы, и мне стало тоскливо и тошно от этой заботы. Пришлось уставиться в потолок, преодолевая отторжение, и утвердительно произнести:

— Это еще не все.

— К вам привязали небольшое проклятие, — голос заклинателя чуть потеплел. Проклятия были его стихией, но заниматься ими в мирное время было не так просто. — Смешное такое. Экзотическое. На эмоции. Ослабляет хорошие, усиливает негативные, пробуждает плохие воспоминания. Не опасное, но даже самого жизнелюбивого человека доведет до отчаяния.

— Вы его сняли?

Миль изобразил какую-то невнятную гримасу:

— Да оно на вас не подействовало. Так что убить вас не хотели, но лишить сил — вполне. Шеннейр сразу перевернул вверх дном Лонгард, а тут вылез Вильям со своим предложением помощи... — сквозь подступающий сон я почувствовал, как маг поправил подушку и подоткнул одеяло. — Отдыхайте. Завтра будет хуже.

Когда я проснулся в следующий раз, обстановка изменилась мало: Миль все так же сидел у кровати и читал, зато капельницу убрали. Теперь я разглядел, что за серебристые линии ветвились по стенам: комнату густо уляпывали магические печати, и самая крупная простирала лучи прямо над кроватью. В теле ощущалась слабость, и рана под повязкой ныла, но в целом я чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы наконец вырваться отсюда.

— Сколько дней осталось до Осеннего праздника? — задал я самый важный вопрос, и заклинатель, не отрываясь от чтения, коротко бросил:

— Пять.

Пять дней?! Я резко сел на кровати и согнулся; по ране словно полоснули острым когтем, и тупая боль почему-то отдавалась в сердце. Одеваться пришлось аккуратно, но мысль об упущенном времени подгоняла сильнее.

— Мне уже можно уйти?

Миль смотрел неодобрительно, но не мешал, поэтому спрашивал я исключительно для проформы. Заклинатель тяжело вздохнул и встал, пряча книгу:

— Я специально не будил до этого момента. Но если швы разойдутся, и вы за углом в крови захлебнетесь, я предупреждал.

На темных я наговаривал зря. Палата оказалась не заперта и вела в точно такой же коридор, похожий на технический тоннель с проводами и трубами под потолком. Стоящие у двери боевые маги вежливо поздоровались и пропустили меня вперед; оставлять их за незащищенной спиной было страшно, и я вчитывался в чужие эмоции с удвоенным усердием. Но, по-моему, боевики считали, что у них отпуск.

— Миль, я вашим способностям доверяю. А Лоэрин и вовсе Шеннейра на ноги за одну ночь поставил.

И это хорошо, что на меня напали в набитом магами волшебном замке, а не посреди глухого леса. Нелогично развивать технику и не развивать при этом медицину.

— А вы себя с темным магистром не сравнивайте. Ему даже Ишенга повредить не смог.

Идущие вслед за нами охранники разулыбались. Упоминание своего главы в контексте "неубиваемый мерзавец" им льстило.

Вильям сидел в столовой и чах над переговорным браслетом. Заметив нас, высший тотчас же отодвинул его в сторону и засуетился, накрывая на стол и извиняясь за все сразу. Судя по тому, что вместо еды был бульон, готовили тут только для меня, а остальные жрали то, что дают.

— ... и Норман передает вам приглашение в свой штаб, — самое важное сообщение хозяин Вилленсхольма оставил напоследок, чуть не забыв.

— Внезапно, — я прекратил разглядывать печати на полу, на столе, на стульях и на тарелках, и перешел к печатям на столовых ложках. Устроившиеся напротив охранники подбодрили, что все печати проверенные, безопасные и прочные, наводя на разные грустные мысли.

— А что вы хотели? Вы отобрали у него целый бункер, — Миль, как обычно, не ел, зато отбивал аппетит у остальных. — А наш добрый Лорд магов под землю принципиально не пускает. Не пускал. До вас. Но и бункер у него раньше не отбирали.

Еще бы. Гильдия неровно дышит к подземельям, которые подходят для жизни и сделаны не ими, но непременно для них. А настоящие обитатели подземелий — это преходяще.

— Вильям, мы ведь в замковой долине? — уточнил я, меняя тему. Замковая долина — это такое сакральное место, где все давно делено-поделено. За каждый источник идет жесткая борьба, и далеко не каждый высший маг способен тут поселиться. Но сейчас я не чувствовал магии; наоборот, колдовские печати словно блокировали любое влияние извне. Но я бывал в долине обычно с диверсиями, поэтому ничего кроме взрывов и горящих замков толком не помню.

Темный заметно смутился:

— Это не само поместье, это старые выработки. Настоящий Вилленсхольм внизу, в долине.

Это многое объясняло... да чтоб вас. Ничего это не объясняло.

— Что с ним произошло?

Смятение, вызванное столь быстрым приближением праздника, уже отступило. Раз уж гильдия продержалась столько дней, то подождет еще несколько часов. А вот вопрос, почему именно Вильям так ратовал за мое возвращение, требовал ответа. И другое — у меня был свой интерес в долине замков.

— Я бы мог вам показать... — он неуверенно покосился на Миля, и уже тверже произнес: — Наверное, я должен вам показать?

Выход из старых шахт закрывала двойная стальная дверь. Снаружи на первый взгляд защищаться было не от кого: солнце сияло, небо синело, длинное ущелье уходило вдаль. Буковые рощи на склонах холмов оделись в золото, и опавшие листья с шорохом разлетались в стороны, когда катер проносился над дорогой. Боевые маги бодро ехали следом на гибридном раритете из танка и мотокомбайна, Вильям безоблачно улыбался, Миль сидел мрачнее тучи. По-моему, никто еще толком не осознал, сколько всего у нас накрылось вместе с телепортами.

— Как себя ведут? — я кивнул на спутников, и Вильям оптимистично объявил:

— Могло быть и хуже. А снаружи вас еще заарны охраняют. Дальше хоть потоп, но пока вы с Норманом не повидаетесь, он вас тоже будет беречь.

Приятно, когда твоя жизнь настолько не безразлична окружающим.

Заарнов я не увидел, но, возможно, в высокой траве они были. Мелькнул аккуратный поселок с подсолнухами в огородах, жители которого нас стойко проигнорировали, группа рабочих в комбинезонах, идущих по обочине, заградительные щиты и ржавые ворота.

К Вилленсхольму вела старая липовая аллея. Дорожка из гравия петляла между деревьями, становясь все более заросшей, а парк — все более заброшенным. Хозяин поместья с любопытством вертел головой, словно не был здесь долгое время, и я приглядывался к нему, отмечая занимательный факт. Обычно маги не могут удержаться и обращаются к искре, просто чтобы ощутить силу, которую она дарует, даже если в этом нет нужды. Но с момента нашей встречи Вильям ни разу не использовал дар, и даже его искра казалась тусклой и подернутой пеплом. Он к ней не обращался, в ней не нуждался, и магия ему только мешала. Редко, но такое бывает.

Поместье действительно переживало, а скорее доживало времена печальные и тревожные. Когда-то роскошное большое здание теперь напоминало древнюю развалюху, вросшую в землю. Листья с деревьев опали, слипшись в ржавые комки, земля высохла и растрескалась, и все это великолепие покрывал тонкий белесый налет. Я старался ни к чему не прикасаться, отмечая, что даже небо над домом поменяло цвет: из чисто-голубого до фиолетового. Дыхание искажения ощущалось всей кожей.

— Ну и гадюшник, — честно выдал один из охранников, и я с ним согласился:

— Вилленсхольм прокляли? Кто?

За войну я видел и не такое, но встретить порченую землю в мирное время, в замковой долине — оч-чень странно. Вряд ли поместье Вильяма атаковали заарны, чтобы здесь так фонила их магия.

Высший маг неопределенно повертел рукой:

— Нет проклятия. Я сразу вызвал Миля, когда началось... все это. Разрушения, болезни, несчастные случаи...

— Предохранители на источник поставлены? — продолжил допытываться охранник. — Утечек в накопителе нет? Все контуры замкнуты?

И откуда же он взялся, такой умный? Вроде бы я видел этого человека вместе с Эршеном еще в Хоре, и уже не оставалось вопросов, за что он попал в ссылку.

— Ничего общего, — ледяным тоном перебил Миль, меряя незваного советчика высокомерным взглядом. — Берите пример со светленького — он не лезет с советами туда, где ничего не смыслит.

Темные темным меня ставят в пример. Дожил.

— Так то ж светлые. Им не нужно, — недобро хохотнул второй охранник. — А мы как зачищать полигоны, так вас устраиваем.

Напряжение между заклинателем и боевыми магами свербело в ушах сотней безмолвных обвинений и раздражения друг другом. Но то, что боевики вновь осмеливались высказывать подобное вслух, было серьезным признаком.

— Товарищи, не надо спорить, — Вильям спихнул с порога мумифицированый трупик птички и отомкнул амбарный рунический замок. — Мой источник... немного взбесился.

От такого определения маги выпали в осадок и цапаться действительно перестали. То, что имел место какой-то конфликт, сам Вильям даже не подозревал.

Порча глубоко въелась в разум Вилленсхольма, отравив, растворив в болезненных видениях, оставив от волшебного замка ветхую оболочку. Но подвальные перекрытия, мощные и крепкие, еще держались. Винтовая лестница вела на уровень примерно минус второй, и печати ажурной сетью покрывали все поверхности. Они не столько блокировали магию, сколько распределяли ее в пространстве, не позволяя сконцентрироваться и стать по-настоящему опасной. Ювелирная работа.

Еще проще было выжечь источник начисто и заключить место в бетонный саркофаг, но какой же маг на это согласится? Это все равно, что отрубить себе больную руку, когда есть надежда на излечение. Или голову. Отношение к источникам такое, индивидуальное.

Ничего особенного в ритуальном зале не было — точнее, тут ничего не было, кроме широких каменных плит и дрожащего воздуха над ними. Восприятие сбивалось, утверждая, что там пляшет черное пламя — неровное, подернутое серым пеплом и пронизанное бледными нитями. Я осторожно потянулся к нему, пытаясь найти отклик, и огонь успокоился, плавно вытянувшись к потолку. Так, еще ближе... но темный источник яростно полыхнул, как дикий зверь бросаясь на прутья клетки, и Вильям разочарованно отвернулся, теряя к происходящему интерес.

Он же не ждал, что я сумею вылечить источник? Меня начинает восхищать огромное количество людей вокруг, до сих пор верящих в чудо. Зато Миль с боевиками продолжали шипеть друг на друга, занимаясь не мечтами, а полезным самоутверждением. Влезать было даже как-то неловко, но задерживаться здесь мне не хотелось совсем:

— Я ценю, что вы посвящаете меня в тонкости своих взаимоотношений, но объясните уже, в чем дело?

— Заражение, — Миль ухитрился заткнуть оппонентов первым. Похоже, подобные стычки были для магов не в новинку, и вынужденное сосуществование они разнообразили как могли.

Я коротко вздохнул:

— Чем?

Мне было не слишком приятно вести беседы с темными. Но, с другой стороны, вряд ли темным было просто вести беседы со мной.

— Нет сомнений, что темная магия сильнее светлой, — нараспев повторил заклинатель, и на сей раз никто не стал с ним спорить. — До светлого источника не дозовешься, а темный пни посильнее — и заработает. Но темный источник силен потому, что для нашего мира он враждебен. Мы, скажем прямо, отхапали у Заарнея часть силы и привили на своей почве. И Лорды на нас до сих пор сильно злы.

— Они вымирают без нее, — тихо уточнил я.

Миль зачерпнул темное пламя, не без злорадства наблюдая, как оно кусает пальцы, не в состоянии причинить вред. Пожалуй, с такими заклятыми кольцами можно было совать руки даже в кислоту:

— Медленно вымирают, я так скажу. Которую сотню лет, и вымереть не могут. Да, было бы неплохо пристыковать к нам Заарней и его завоевать, но что-то не склеивается... стоп, Рейни, вы светлый, вам это не должно быть интересно. Не надо на меня так смотреть.

Мне — нет. Но то, что Миль считает пустой фантазией, темный магистр Шеннейр воспримет как руководство к действию. И переубедить его сможет разве что пуля в лоб.

— Заарней бесперспективен, — отмахнулся Вильям, прекратив с самоуглубленным видом колупать стену. — Зачем нам их проблемы? Радиация, опять же...

— То есть Заарней сохранил связь с темной магией, и теперь может влиять на наши источники? — я сжал начавшую раскалываться голову, пытаясь собрать мысли воедино. Общаться с людьми, которые говорили каждый о своем и слышали только самих себя, было тем еще испытанием.

— А вы как думали — зачем наш драгоценный магистр устроил ритуал призыва в главном источнике гильдии? Нет, не сохранил. Но эти сотни лет заарнские колдуны не бездельничали. Это мое мнение, — подчеркнул Миль таким тоном, словно не сомневался в его истинности.

Я убрал руки и хмуро сделал вывод:

— Каждый темный источник — потенциальные врата.

— А светлых у нас не осталось, — заклинатель стряхнул призрачное пламя с ладоней. — И что теперь, без магии сидеть?

Обратно мы ехали медленней и по другой дороге. Вряд ли магов мучили тревожные мысли — они уже привыкли и к отравленному источнику, который, несмотря на порчу, все же давал энергию для единственного накопителя, и к вечной угрозе. Здесь давно ко всему привыкли. Если захотеть, то можно научиться закрывать глаза на многие вещи.

Я тоже хорошо это умел.

Ущелье вилось дальше, глубоко прорезая землю, и на соседнем склоне показался дальний замок — почти настоящий, с высокой стеной, дозорными башнями и развевающимися флагами. Отсюда он казался крошечным.

— Райант, — враждебно буркнул Миль, поймав мой взгляд.

— Мы с Райаном соседи, — беззаботно пояснил Вильям.

А если сказать точнее, эта часть долины — земля Райана, а Вильям живет с краю. Жаль, что в свое время мы сюда не добрались. Райан не казался... особо значимой целью. Из тех, за кем шла настоящая охота, выжили только двое: Шеннейр был удачлив, Миль предугадывал опасность наперед.

А Райан сумел развернуться потом.

— У него все в порядке?

— Десять накопителей в фундаменте, Тсо Рейни, если вы в курсе, что это значит, — презрительно процедил Миль. — Перетащил к себе из замков светлых. Он может открывать портал в Заарней, и ничего ему не будет. Элементарнейшие щиты, немеряно силы, и ни капли мастерства.

Впрочем, зависть, звучащая в его голосе, была вполне объяснима.

Замок приближался, как будто вырастая из земли, угрюмым колоссом нависая над дорогой. От него тянулись длинные тени — холодные и сырые, и я чувствовал, как за внешней каменной оболочкой гудит магия, закручиваясь в вихри. Для того чтобы наполнить десять накопителей, нужно огромное количество энергии. Источник Райана даже вполовину не был столь силен.

— Вы потому настаивали на моем возвращении?

Вильям шутливо поднял руки:

— Магистр, ваши высшие материи для меня недоступны. Я знаю, что меня считают выскочкой, купившим себе место, и, Тьма в свидетели, так и есть. Но я бываю на советах, и я вижу, что в каждой ситуации, которая требует действий, раз за разом гильдия предпочитает не делать ничего. Я не говорю, что они поступают неправильно... или во вред... но мне непонятен такой подход.

Случайно попав в высший круг, Вильям избрал простой способ выживания — прикинулся полным идиотом. Хотя все равно оставался вопрос, почему высшие его терпели. И с чего он взял, что Алин должен править? Он же не магистр.

— Вильям, а как вам до сих пор позволяют оставаться в долине?

— А Вильям у нас общается с заарнами, — ехидно сообщил Миль. — У него дипломатическая неприкосновенность. Хотя интересно, почему при таком раскладе к Норману вечно должен обращаться я...

Вильям с недоумением пожал плечами. Первое правило темной гильдии он уже постиг: было бы дело, а тот, на кого его перевалят, всегда найдется.

— Я вам плачу.

Миль скривился. Напоминание о подчиненном положении не приносило ему удовольствия, и остаток пути прошел в недовольном молчании. В таком же молчании катер остановился в ангаре, и темные последовали дальше, отчетливо не собираясь сегодня никуда лететь.

— Простите за беспокойство, но когда мы выезжаем в Шэн?

Закономерный вопрос им не понравился.

— Но вы еще недостаточно... — Вильям обернулся к спутнику в поисках поддержки, — восстановились?

— Что случилось? — маги вновь переглянулись, и я повторил с нарастающей тревогой: — Почему я не могу вернуться в гильдию?

Хозяин шахт, заводов и проклятого Вилленсхольма рассеянно растрепал волосы, словно не зная, как донести печальную новость, и брякнул как есть:

— Там Шеннейр с катушек слетел.

— Он не слетел, он всегда таким был, — скучно возразил Миль, прислоняясь к стене. -Просто вон, для светленького притворялся. Рейни, вы спрашивали, почему вас отправили в Вилленсхольм? Чтобы не стенали над душой, когда он начнет резать тех, кто его предал.

— Казни? — похолодев, уточнил я. — Но Шеннейр не хотел...

Он говорил мне сам, что магистр не имеет права следовать своим желаниям. Но, и я не мог этого отрицать, публичные кровавые убийства — именно то, на что этот человек был способен.

Мастер проклятий драматично возвел руки к потолку:

— Великая Тьма, убереги меня от подробностей! А вы думали, что мы все помиримся, возьмемся за руки и будем делать общее дело? Он этого не хотел, он об этом мечтал все дни, что провел в тюрьме, и тут у него появился повод!

— Казни, — обескураженно подтвердил Вильям, привычно не реагируя на вспышку эмоций. — Когда вас ранили, Шеннейр был в ярости. Он и так нестабилен, а теперь вовсе... Похоже, ваше присутствие его сдерживало...

Пресветлый источник, стоило мне выйти из игры на пять дней, все полетело кувырком. Страх полезен, но темных нельзя загонять в угол. Загнанные в угол люди способны на многое, а нам нельзя ввязываться в войну, в которой нет гарантии выиграть.

— Я должен немедленно возвращаться.

Миль покачал головой и открыл книгу, показывая, что в разговоре он больше не участвует.

— Я вам не запрещаю, но... — его наниматель ненавязчиво перегородил мне дорогу. — Тсо Кэрэа, будьте благоразумны.

— Какого... — я провел ладонью по лицу, стирая лишние эмоции, и спокойно продолжил: — Как я отсюда проведу Осенний праздник?

— Вы не сумеете его провести, — маска легкомысленного мага трескалась, открывая вторую, холодную и расчетливую. — Вы слишком слабы.

— Есть варианты? Другие светлые?

— Аринди обречена, — Вильям признал это без лишних эмоций, как уже сложившийся факт, и положил ладони мне на плечи, с жаром убеждая: — Вам не нужно никуда ехать. Оставьте гильдию Шеннейру, темное темным, магию магам. Пусть сами расплачиваются за свои ошибки. Норман гарантировал мне и моим людям место в убежище. Выиграют те, кто переживут прорыв, Тсо Кэрэа Рейни.

— Выживут единицы.

— Вот видите, как хорошо мы друг друга понимаем, — подхватил он. — Эти единицы будут творить мир. И на развалинах нам как никогда понадобятся светлые.

Злость затмевала разум, мешая контролировать себя. На Шеннейра, который ломал мой замечательный, давно расписанный план. На этого жалкого человечка, который посмел встать у меня на пути. На всех, кто мешал мне достичь то, ради чего я еще жил.

— Вы препятствуете светлому магистру?

В его глазах на мгновение мелькнул страх; высший попятился, и немного неестественно рассмеялся:

— Признайте сами, вы не Ишенга. Вы просто вчерашний ученик, на которого свалилось слишком многое. В том нет вашей вины. Это не ваша война.

Эмоции звенели вокруг, и я впервые подумал, что это, должно быть, прекрасное ощущение — чувствовать чужую боль.

— Хорошо, — я смирился с его правотой, и повернулся к своим охранникам: — Вам не приказывали удерживать меня в Вилленсхольме?

— Абсолютно нет, — осклабился первый, и его товарищ с преувеличенной заботой добавил:

— Вас здесь держат, светлый магистр?

— И вы можете спросить у Шеннейра, будет ли он рад меня видеть?

— Без проблем, — первый поднял переговорный браслет повыше, демонстрируя его собравшимся. — Темный магистр Шеннейр ждет вас с нетерпением.

Боевые маги с готовностью перехватили возможность отыграться за то, что все это время их принимали за безгласное приложение к оружию.

— Вильям, — я вновь повернулся к хозяину поместья, внимательно глядя ему в глаза: — Я очень устал. Пожалуйста, не мешайте мне делать то, что я должен сделать.

Кажется, он вполне живо представил, что будет, если зло и мрак по имени Шеннейр заявится сюда самолично. И безумца не остановят сомнительные статусы и привилегии. Но миг колебаний прошел быстро, и Вильям упрямо свел брови, не собираясь отступать. Охранники не шевельнулись, но я сумел уловить, как внешняя расслабленность переходит в готовность к драке.

Неизбежную стычку боевых магов прервал демонстративный зевок:

— Вильям, да не встревайте вы между светлым и его сверхценной идеей. Он же к высшему благу по трупам пойдет. Пусть едет и сам поглядит, что за монстра выпустил на свободу.

— Вы и меня считаете чудовищем, — напомнил я, и Миль равнодушно согласился:

— Вы и есть чудовище. Но пока совсем маленькое.

Сравнение немного покоробило, и я не мог сказать, в какой именно части.

— Шеннейр нормален, — твердо сказал я, отгоняя сомнения. — Я светлый, и я не ошибаюсь в этом.

— А я темный, и я вижу все плохое, что ждет впереди. Вы уже ошиблись, — Миль закрыл книгу и повернулся к нам спиной: — Рейни, я на вас нагляделся на жизнь вперед. Как вы мне надоели. Вы, все, я ко всем обращаюсь, дорогие гости. Убирайтесь уже.

Башню Шэн и замковую долину соединяла старая скоростная трасса, уже местами заросшая и потрескавшаяся. Сейчас высшие предпочитали путешествовать через личные порталы — маги и зашевелились только тогда, когда система мгновенного перемещения рухнула. Двигатель прогресса в Аринди — исключительно лень. Если в гильдии отключатся лифты, то мне и вовсе луну с неба пообещают. Там этажей под сотню.

— Я стараюсь поддерживать дорогу в порядке, — Вильям то и дело бросал на меня настороженные взгляды. Словно возможность оказаться в одной лодке со светлым магистром уже не казалась ему такой привлекательной. — Не слишком доверяю телепортам...

— Сложно верить телепортам после того, как поговоришь о них с Милем.

— Вы не верите Милю?

— Для него мир непроглядно черен и переполнен ужасами. Я не говорю, что он неправ, но это лишь одна сторона.

Заклинатель пожелал нам проваливать и гордо остался в поместье. Он придумал мир, полный чудовищ, и теперь жил среди них — не каждый так сумеет.

Деревья по сторонам дороги превратились в размазанные полосы. Ярость свернулась в тугой узел, перехватывая горло, и приходилось дышать медленно и размеренно. Я ведь был уверен, что Шеннейр полностью вменяем. Мог ли он сорваться? Или притворялся с самого начала? Резня в гильдии — это последнее, что мне нужно. Я не мог так ошибиться, настолько ошибиться...

Развалины промелькнули в один миг, и я очнулся только тогда, когда увидел черные ступени, поднимающиеся к угрюмой башне. У входа дежурили боевые маги, которые скорее не выпускали тех, кто внутри, чем охраняли гильдию от вторжения. Вильяма и сопровождающих вежливо оттерли в сторону — хотя высший и не думал протестовать — и с готовностью расступились передо мной:

— Вы как раз вовремя, — радостно поприветствовал один из дежурных. — Магистр будет рад. Он надеялся, что вы найдете время посетить хотя бы одну казнь.

Страх, пропитывающий башню, горчил на языке. Я не запоминал путь: магов казнили тут же, на нижних уровнях, ближе к источнику, и это было единственное место в Шэн, которое я знал досконально. После принятия титула магистра подобные места стали сплошь близки и знакомы. Гильдия затаилась, как затравленный зверь, и только на лицах встреченных боевых магов горело мрачное торжество. Кажется, власть поменялась даже без сопротивления.

— Наконец предатели получат по заслугам, — проводник остановился у зала казней, явно предлагая разделить с ним момент триумфа, и распахнул двери.

Было бы замечательно с грохотом ворваться внутрь и сразу воздать правым и виноватым чем потяжелее, но створки открылись бесшумно. А потом я затормозил сам, не справившись с воспоминаниями — все слишком похоже... слишком. И медленно пошел вперед, чувствуя, как накопленные эмоции волной катятся по рядам собравшихся:

— Шеннейр. Вижу, вы нашли занятие себе по душе.

О, меня заметили. На меня смотрели. Ко мне оборачивались, и среди темного клубка чувств появилось одно новое: надежда. Потому что вламываться на чисто темный междусобойчик и устраивать там тарарам было для светлых магистров вполне в порядке вещей.

Зрительные места амфитеатром спускались к небольшой арене. Казнь была в полном разгаре: большой механизм, напоминающий саркофаг, уже запустил иглы в пленника, высасывая магию. Сначала — магию. Темный источник с готовностью поглотит жертву целиком. Незнакомый заклинатель не двигался: как я знал, иглы втыкались и в нервные узлы, не давая приговоренному навредить себе. Но он был все еще жив, и часы вновь начали отсчет времени, плавно и неторопливо набирая ход.

— Вы имеете что-то против, светлый магистр? — лениво спросил Шеннейр. Он сидел на прежнем месте, на возвышении, и за его спиной стояли двое: какой-то хилый высший без кровинки на лице, едва держащийся на ногах, и как всегда невозмутимая Гвендолин. На ступенях я не без удивления заметил Матиаса, жадно ловящего каждую деталь, но темный магистр демонстрировал скорее пресыщенность и скуку.

— Мне следует напомнить, что казни не должны проводиться без подробного расследования? Сейчас каждый маг на счету.

Я считал шаги, и путь казался бесконечным. Сколько раз я был там, на возвышении, рядом с Шеннейром, и мечтал задушить его цепью от оков. Или чтобы хоть кто-нибудь ворвался в зал и остановил происходящее... Разумеется, такие вещи слишком сказочны, чтобы случиться.

— Это не ваша гильдия, Тсо Кэрэа Рейни, — властно напомнил собеседник.

— И не ваша тоже, — я вскинул руку, отдавая неслышный приказ Шэн, и между нами рухнул прозрачный барьер. Боевики, стоящие у арены, дернулись вперед, но вспыхнувшие под ногами синие круги не дали сдвинуться с места.

— Как это знакомо — и опять светлые лезут туда, куда не просят! — темный магистр преодолел преграду легко, кривясь в издевательской усмешке. Переход от спокойствия к гневу был почти мгновенен, но взрывной характер Шеннейра был известен далеко за пределами гильдии. — Знакомо и предсказуемо. Что, решили защищать темненьких? Я еще даю вам шанс отступить. Отойдите в сторону, Тсо Кэрэа Рейни, ради собственного блага...

Я отрицательно покачал головой и мельком отметил, как освобожденного мага поспешно уволакивают с арены, как заклинатели колеблются, готовые сражаться. Довольно интересное ощущение — находиться в поворотной точке. Бунт мог бы начаться отсюда: хаотичный, кровавый и достаточно бесполезный.

— Оставьте нас, — мягко попросил я, вкладывая в слова все способности к внушению.

— Все вон, — синхронно рявкнул Шеннейр, и боевые маги неохотно проследовали за остальными.

Линии, окольцовывающие зал, замкнулись, и двери исчезли, исполняя дуэльные правила. Теперь никто не мог проникнуть сюда извне — и отзвуки магического сражения не выйдут за пределы стен. Магическое сражение в первую очередь опасно для тех, кто на него смотрит. Те, кто сражаются, обычно лучше знают, на что идут.

— Вы очень вовремя, светлый магистр. Как я и думал, не смогли остаться в стороне, — темная волна поднялась над головой, грозя раздавить, сломить, смять. И обрушилась вниз, окружая меня широким выжженным кругом. Шеннейр небрежно затушил огни, довольно жмурясь, и расхохотался: — И мерзкое чудище выпустило жертву, устрашившись праведного гнева... Простите, Кэрэа Рейни. Я уже боялся, что все впустую.

— Они считают, что мы тут друг друга убиваем, — темный магистр насмешливо кивнул в сторону дверей. — Признаю, ваше появление было эффектным. Пусть даже... неблагоразумным. При любых других условиях вам бы это так легко не сошло.

В любых других — но не в этом. Я обвел взглядом пустые ряды, затертые пятна крови на плитах, механизм для казней, покрытые багровой коркой иглы, и терпеливо спросил:

— Что вы делаете?

Для эмпата нет проблемы отличить искреннее намерение убивать от притворного. Но притворство сбивает с толку; я умел заглядывать за маски, и то, что видел там, вряд ли нравилось больше.

— Избавляю Аринди от тех, кто ей мешает, — темный маг как ни в чем не бывало подошел к небольшой дверце, прячущейся за местами наблюдателей, и поманил меня за собой: — Я думал над нашим разговором, и признаю, что был неправ. Я ценю свою жизнь достаточно высоко, чтобы отказывать вам в такой небольшой просьбе. В конце концов, каждый имеет право на месть...

Я окончательно перестал понимать, что происходит, слепо идя следом. Шеннейр толкнул очередную дверь и посторонился, пропуская меня вперед:

— Кажется, вы просили головы тех, кто проводил казни светлых? Я немного добавил от себя. Эти люди давно меня бесили. Но, надеюсь, вы не будете против.

Здесь пахло кровью и гнилью, почти незаметно, потому что печати мороза на стенах мешали разложению. Головы тоже были здесь — лежали на полу аккуратной горкой, повернув ко мне обескровленные лица и пустые, покрытые инеем глаза.

— Ну же, Кэрэа, теперь вы довольны? В определенном роде вы говорили верно — светлому магистру незачем воевать. И нет необходимости убивать. Вокруг уже достаточно людей, которые сделают это за вас, — Шеннейр по-прежнему дружелюбно улыбался, и это было гораздо страшнее. И он был прав. Разве не к этому я стремился? Разве не для этого я вытащил его из тюрьмы? Мне нужен был палач, нужен был тот, кто стал бы делать за меня грязную работу. Оружие.

— Зачем... зачем все это?

— Я же кровавый монстр, который разрушает только для своего удовольствия, — обескураженно развел руками темный магистр. — Мнение сложившееся и порой лестное. Мне с этим ничего не поделать, да я и не собираюсь. А вы будете благородным спасителем и защитником. Должен же хоть кто-то им быть.

— Шеннейр, это не развлечение.

— Не будьте столь серьезны! У вас получится. Я буду вам подыгрывать. Соглашайтесь, Кэрэа, это будет весело.

Безумие пылало в его глазах, искажало черты, превращая лицо в гротескную маску.

— Каждому защитнику нужен свой монстр. Вы же хотите стать светлым магистром? И, клянусь, вы им станете.

* * *

— И, раз вы наконец здесь, я могу отправиться на полигоны и пугать кого-нибудь там. Спокойно, Кэрэа, в умеренной степени. Я уже думал, что просижу в этой проклятой башне до Осеннего праздника.

— Простите. Моему прибытию немного мешало то, что я был без сознания.

— При смерти вы были всего несколько часов, а потом могли бы и поторопиться, — порадовал заботой темный магистр, и обессиленно махнул рукой: — Да не берите в голову. Как вспомню, что совет сделал с гильдией, так и хочется убивать... Представляете, эти ненормальные пустили Нормана к власти!

— Это плохо?

— Бессмертная нежить во главе страны?

И то правда. Соседи будут счастливы. Они давно ищут повод объявить Аринди оплотом тьмы и потихоньку уничтожить. Проблема, в общем, что в одиночку им страшно. Не слишком приятно нападать на страну, которую обвиняешь в применении запрещенного оружия, когда она действительно его применяет. Вряд ли даже при многочисленных талантах темной гильдии маги успели разбазарить все запасы. Нет, я не уверен... и все-таки вряд ли. Но вот правитель-заарн... на заарна ополчатся даже те страны, которые о нас и наших проблемах слыхом не слыхивали. Никто не будет разбираться; инстинкт толпы — древний инстинкт.

Как оказалось, собеседник имел в виду несколько другое:

— Он же Лорд, Тсо Кэрэа! Генетическая программа. Он всех угробит, чтобы власть удержать и расширить.

Судя по описанию, Норман был типичным человеком.

Больше всего мне хотелось спросить у Шеннейра, что за хрень он творит; но это не тот вопрос, который задают магистрам — тем более темным магистрам. Гораздо приятнее для нервов считать, что это тонкая продуманная стратегия, которая предусматривает выживание участников. Стратегия, да, а не спонтанное насилие ради развлечения. И даже в том, чтобы считать меня светлым магистром — ах да, простите, делать вид, что он считает меня светлым магистром — тоже есть смысл.

Определенно, я вовсе не уверен в этом. Зато теперь я знаю, за что заклинатели не переносили собственного главу.

— Вы столько лет выбивали из темных инициативу, и теперь удивляетесь, почему они ничего не способны сделать без указки сверху?

— В светлой гильдии массово промывали мозги, но даже какой-то ученик вроде вас еще способен соображать, — без сожаления и отрицания ответил он.

— Если вы считаете, что разделять чужие цели можно только с промытыми мозгами — мне вас жаль.

Хотя я не считал, что человек, которому фанатично верили сотни магов, вообще имел право высказываться по этому поводу.

— Ну-ну-ну, — почти с сочувствием протянул Шеннейр. — Мне тоже жаль разрушать ваши идеалы. Кстати, поздравляю с полезным приобретением. Из вашего заарна получился толковый эмпат. Помог выявить некоторых... Вы же просили список?

Я осторожно забрал густо исчерканный свиток, как никогда ощущая себя жалким. Начать с того, что я вовсе не просил; и это не должно было случиться именно сейчас и именно так. Я вообще не предполагал, что условие будет выполнено. Но темный магистр вполне доступно показал, как аккуратно следует обращаться со словами.

— И чем мне придется расплачиваться за подобную щедрость?

Хотя какая разница. Я все равно ничего делать не собираюсь.

Шеннейр смотрел на меня со снисходительной усмешкой. Клеймо на щеке практически его не уродовало.

— Что бы обо мне ни говорили — я не забываю ни хорошего, ни плохого. Итак, список. Это полная версия — за исключением тех, кто уже присоединился к нам. С ними, кем бы они ни были, я буду разбираться самолично. Дальше. С теми, кто зачеркнут, я уже закончил. Остальные в вашей власти — можете карать, можете миловать, можете отпустить на волю. Некоторые даже будут вам благодарны. Неблагодарных я отсеял сразу — от помощи им нет никакого прока. Вот ключи от камер...

— Ставите эксперименты?

— Так вы отказываетесь? — связка разноцветных печатей повисла в воздухе. — Я рад, что не придется тянуть с казнями. Лишний десяток душ на моей совести ее не омрачат.

Я забрал ключи и отшатнулся, когда маг оборвал фразу и резко ухватил меня за подбородок, оттягивая веки и рассматривая зрачки.

— Вызову Миля в гильдию, — подвел итог осмотра он. — Не прибью, так помучаю. Предупреждал же насчет блокираторов. Кстати, к Лоэрину можете не обращаться — мы уже с ним все обсудили.

Интересно, нейтрал еще жив?

— Оставьте Миля. Он мне нужен.

— Да забирайте, мне не жалко, — слегка изумился собеседник. — Потом. Как вы его выносите?

Миль знает много и не умеет лгать. А еще он мой враг, и он несчастен. Этого достаточно.

— Но третьего предупреждения не будет, — Шеннейр сильнее стиснул пальцы, разом отбросив прежний тон: — Мне нужны адекватные союзники. Поэтому завязывайте с этим, или я вас заставлю.

Мне тоже нужны адекватные союзники, а дело приходится иметь с ним. И что теперь, на людей бросаться?

— Вам все это нравится, правда?

— Вы знаете, что такое — быть магистром, Тсо Кэрэа Рейни? — неожиданно спокойно спросил Шеннейр, и остановился посередине зала, раскинув руки: — Вытаскиваешь эту беспомощную толпу из болота. Защищаешь. Приносишь ей победу. Темная гильдия была одной из сильнейших гильдий на материке, неподконтрольных государству. Я убивал ради них, я уничтожил светлую гильдию ради того, чтобы они сидели в своих уютных креслах и говорили мне в лицо, что я — чудовище.

В остановившемся взгляде не было ни капли безумия — только застарелая злость. Не только мне было больно вспоминать.

— Они хотели монстра — они получат монстра, — Шеннейр резко усмехнулся, словно опомнившись, и прошел мимо: — Жду вашего решения. Не унывайте, Кэрэа! Смутные времена все спишут. А от тех, кто против, мы избавимся.

Я безмолвно наблюдал, как блокирующие линии на стенах разомкнулись. Как и обычно, общение с главой темной гильдии оставило после себя хаос в мыслях и полностью испорченное настроение. Он даже помогать ухитрялся так, что после хотелось вешаться; хотя, может быть, вешаться мне хотелось просто так, независимо от обстоятельств. И по какому праву он начал мне указывать? То, что я не могу размазать темного магистра Шеннейра по стенке сейчас, не значит, что я не смогу этого сделать вовсе. Что не отменяет факта, что темный магистр Шеннейр мне полезен, и избавляться от него — верх глупости. И Шеннейр об этом знает, и знает, что я об этом знаю...

Но в одном я уверен точно — гильдии не стоит надеяться на прощение.

Почерк у Шеннейра оказался размашистым и беглым. Я растянулся на скамье, рассеянно проводя пальцами по строчкам и ощущая только опустошенность. Имена, выжженные в памяти, остались линиями на бумаге. Ни злорадства. Ни радости. Пустота.

Их было много; больше, чем я предполагал, и оставшиеся счастливчики были разбросаны без видимой системы. Но даже вершителем судеб представить себя не получалось; скорее это было странно... очень странно — держать чужую жизнь в своих руках. Я подбросил ключи от камер на ладони и беззвучно повторил:

— Смутное время... что может быть лучше смутного времени?

Смутное время, которое творишь ты сам?

Вариантов, к кому обратиться, было немного. Учитывая, что Вильям не вникал в то, что не касалось его самого — оставался ровно один. Я тронул браслет и закрыл глаза, формируя образ зала казней; Миль не стал тянуть с ответом — подозреваю, ему нечем было заняться в Вилленсхольме, кроме как ждать вестей.

— Опять вы, — заклинатель обернулся, оценивая обстановку и особо останавливаясь на пятнах крови и сломанной пасти механизма. Разумеется, это место существовало лишь в воображении; такая связь была затратной, но давала надежду, что разговор не перехватят. Хотя я бы не стал давать гарантий. — В целости и невредимости. Прекрасное место для разговора. Вы меня специально позвали именно сюда?

— Конечно же. И не стоит сожалений, Миль. Когда я буду умирать, я тоже вас позову. Подождите немного.

— О, вы умеете воодушевить, — вернул любезность он. — Как раз насчет вашего благополучия я не сомневался. Но я надеялся, что вы свалите окончательно и будете доставать Шеннейра. Серьезно, Рейни, почему бы вам не достать Шеннейра? Вы светлый, он темный...

— Вы тоже темный.

— А он магистр, он темнее. И он убил вашего учителя. Отомстите ему.

— Как объект психологического измора, Шеннейр страшен, — с сожалением признал я. Миль посмотрел очень мрачно, и продолжил уже обычным тоном:

— Я скучаю по старым добрым временам, когда магистры без изысков рвали друг другу глотки. Поздравляю, вы теперь официальная последняя надежда темной гильдии. Вильяму уже пересказали вариантов десять вашего появления. Кстати, вы мешаете Шеннейру из принципа?

То есть моя должность живого щита, который встанет между главой темной гильдии и его жаждой крови, уже всех устраивает. Но я все равно не мог этого понять.

— Почему я? Почему не совет? Почему не Алин, в конце концов?!

— Видите ли, гильдия делится на магов с замками и неудачников, — темный маг сел рядом, откинувшись назад, и со скукой продолжил: — Кое-кто из высших пытался обратиться к Алину. Алин выразил соболезнования и ответил, что ничем не может помочь, так как Шеннейр магистр, а он удалился в изгнание, и никто этому не препятствовал, и прочая, прочая, прочая. Никому неохота связываться с толпой сбрендивших фанатиков... и это все.

— Проще подчиниться сбрендившим фанатикам?

— Успокойтесь уже. То, что светлые за это время успели бы три раза поднять бунт и проиграть, и так всем ясно.

То есть высшие выжидают. А так как из особо значимых событий на горизонте маячит только вторжение Заарнея, то поневоле напрашивается мысль, что помыслы их чисты и невинны. Никакого насилия. Вторжение уничтожит Шеннейра, а они пересидят в укрытии. "Выиграют выжившие", не так ли?

И это бы радовало. Но. При таком раскладе вовсе не нужно вторжение останавливать.

— В этом есть какая-то логика? — я вырвался из круговорота мыслей и протянул Милю список. Маг быстро пробежался глазами по строчкам и усмехнулся своим мыслям:

— Шеннейр расчищает вам дорогу.

Ну что же, сам темный магистр говорил то же самое.

— Олвиш? — я дошел до конца списка и удивленно приподнял брови: — Он же высший?

— Ну вы даете, Тсо Рейни, — изумился мастер проклятий. — Вы хотя бы Шеннейра спросили, чем расследование закончилось.

И чего ради лезть во внутригильдейские разборки? Что бы ни двигало исполнителями, тех, кто стоит за ними, не найдут. Или не тронут, что одно и то же.

— Помните, мы едва не попали под молнию на подъезде к Вихрю? Маяки указывали неверное направление. За безопасной дорогой в числе прочего должен был следить Олвиш. Но вы же понимаете, что настоящая причина в том, что ему взбрело в голову высказаться на прошлом совете.

Что не дает ответа, почему из всех высших под раздачу попал именно он. И почему темный магистр именно ему позволил жить. Хотя Шеннейр мог бы сделать это просто так — просто чтобы посмотреть на мои действия.

— Знаете, что мне это напоминает? — неожиданно развеселился собеседник. — Когда дикие звери учат детенышей охотиться, они приволакивают добычу. Не мертвую, а подраненную.

Я внутренне передернулся:

— Ваши ассоциации, Миль.

— Олвиш... странный, — неохотно добавил он. — Не двинутый, как Шеннейр, а именно странный. У него вся семья была из ваших, светлых, и это повлияло. Определенно повлияло. Он их вырезал своими руками. Теперь, как обычно, половина гильдии обвиняет его в том, что он это сделал, а другая — что он об этом жалеет.

— Он жалеет?

Заклинатель со странным выражением лица пожал плечами:

— По-вашему, я эмпат, чтобы мне было это интересно? Рейни, вы осознайте один факт. Если бы вас хотел убить Олвиш, то от вас бы даже пыли не осталось.

Да осознаю я свою никчемность по сравнению со всеми вами, осознаю. Поехали дальше.

Миль умолк; я терпеливо ждал, пока он каким-то неровным дерганым движением потянулся и с преувеличенным энтузиазмом объявил:

— Полчаса назад Вилленсхольм подтвердил лояльность Шеннейру. Не передать, как я счастлив этому факту. Снова работать на этого психопата. Великая Тьма, Тсо Рейни, как я вас ненавижу.

— Миль, а вы пробовали ему не хамить?

— Рейни, а вы пробовали не лгать и не притворяться? Попробуйте, вдруг понравится.

Совет был столь прекрасен, что у меня не нашлось возражений. Действительно. Зачем скрывать, что я растерян, зол, что мне страшно ошибиться и страшно не выдержать? Меня обязательно поймут и поддержат.

Светлые магистры не испытывают подобных эмоций. Никому не нужна искренность.

— Вы собираетесь вернуться в гильдию?

— Нет, — непререкаемо отказался темный. — На меня здесь даже стены давят.

— В сравнении с остальными вы неплохо держитесь, — осторожно заметил я. На фоне общей подавленности и хаотичных метаний Миль демонстрировал отменное смирение с судьбой.

— Мне худо от одной мысли, на кого приходится полагаться. Но такими темпами через четверо суток нас уничтожит Заарней, и зачем волноваться о дне сегодняшнем... Но, надо думать, все будет хорошо... все будет хорошо.

Вряд ли самовнушение Миля хоть когда-нибудь работало.

Связь оборвалась, привычно оставив легкое головокружение. В зал для казней заглянул Эршенгаль и с облегчением уточнил:

— Вы живы.

Судя по новенькой боевой цепи, легкой броне и перчаткам с рунными пластинами дела у боевого мага шли в гору. Но особенно счастливым он не выглядел.

— Сам не рад, — я со вздохом поднялся. После встречи с Шеннейром мне больше не хотелось никого видеть, но дальше игнорировать Нормана было наглостью. Все-таки Норман — наш правитель, наша надежда, опора, наказание и кара небесная, к которой я сам напросился на встречу.

Хорошо? Что за смешная надежда.

— Спасибо, что остановили Шеннейра, — сказал Эршен, не глядя на меня, ошарашив на весь остаток пути.

— Тяжело видеть, как те, в кого ты веришь, творят подобное?

К счастью, он не стал отвечать.

Посланников Нормана в башню не пустили, оставив мерзнуть на осеннем ветру. Ночью заметно похолодало, и рядом мерзли боевые маги, с лестницы обсуждая, сдохнут ли заарны, если с них стащить защитные маски, и сразу становилось видно, как дружно живут в Аринди разные народы.

Но, по правде говоря, это единственная страна, где люди и нелюди действительно жили вместе.

Заарны походили на самих себя: десять слоев одежды и непроглядно-черные щитки шлемов. Броневик, очевидно, ехал по эхолокатору, обходясь без окон, и мне оставалось только разглядывать спутников, гадая, гуманоидны ли они. Даже эмпатический отклик этих существ звучал необычно. Интересно, свита Лорда состоит из отдельных разумных или обладает единым сознанием?

Главный вход в подземелья находился в бывшей администрации Полыни, от которой остались одни оплавленные стены. Сам Норман разумно обитал где-то дальше — по крайней мере, сначала мы спустились на лифте, а потом долго ехали на подземном монорельсе. Шпионаж не задался с самого начала: вокруг царила радикальная темнота. Иногда за стенами я ощущал скопление живых существ, но провожатые двигались все дальше, пока не вывели... пожалуй, в тронный зал.

Представление о тронных залах я имел смутное — монархии в Аринди не было никогда — но достопамятный черный-черный портрет не врал ни капли. Стены, потолок и что тут еще было терялись во мраке; светился лишь тусклый узор на полу, позволяя различить контур стоящего передо мной существа.

Черные глаза глядели сквозь меня, холодно и безразлично. Лорд Норман был невысок, пожалуй, на полголовы ниже, но поднятые щиты создавали впечатление чего-то неизмеримо огромного. Разумеется, причина встречи была вовсе не в убежище Оливы, но впечатление, что я здесь для суда и наказания, становилось вполне отчетливым.

Шумный живой мир исчез, отделенный незримой чертой; я вслушался в могильную тишину и умиротворенно произнес:

— Норман, вы научите меня ставить такие щиты?

Стоило бы задвинуть умную мысль о геополитике, но я вполне четко представлял, куда меня пошлют с такими советами. В данный момент.

— Обычно людям тяжело находиться рядом со мной из-за них, — голос заарна был таким же безэмоциональным, но давление действительно уменьшилось.

— Странно.

Мне всегда тяжело.

Я смотрел на древнюю нечеловеческую тварь и тоскливо размышлял, что сделки с совестью приобретают все больший масштаб. С такими, как Норман, вообще не следовало бы вести переговоры. Но он — единственная в Аринди реальная сила. И поэтому я стою здесь, именно поэтому я закрою глаза на все его грехи — потому что мне нужна его поддержка.

— Вы знаете, что пятьдесят процентов энергии Вихря, которые получила темная гильдия, идут на снабжение замковой долины?

Заарнский лорд чуть склонил голову, показывая, что готов меня слушать. До тех пор, пока ему это не наскучит.

— Почему вы это позволяете?

— У нас пакт о ненападении и невмешательстве, — неохотно разомкнул он губы. — Я не могу нарушить условия контракта.

Как вредно иметь принципы.

Головокружение становилось все сильнее, и я пожалел, что конвоиры ушли, оставив нас в одиночестве. Можно было к ним прислониться; а так приходилось силой воли держаться на ногах, продолжая говорить:

— Хотите, я расскажу вам о будущем? Перед вторжением Заарнея на ваших укреплениях будет диверсия — достаточная, чтобы нападающие смогли пробиться в подземелья. Вы ведь сами не уверены, что победите — потому что вас не забыли на родине, пятый Лорд. А высшие поднимут щиты личных замков и без проблем попадут в прекрасный новый мир. Аринди без нелюдей. И без людей, но жертвы того стоят. Маги не станут вам помогать, Номмейни'дхег'тайла.

И в этом причина, почему они не воюют сейчас — а вдруг щиты поцарапаются и в самый ответственный момент откажут? Норман оставался спокоен; я не сказал ничего, что бы он не знал.

А, в общем-то, я вовсе не был уверен, что это правда. Но это могло бы быть правдой.

— Я уже понял, что люди — бесполезные ленивые никчемные существа, — размеренно произнес заарн, и я внезапно ощутил, что мои шансы вернуться живым стремительно падают. — А маги — худшие из них. Удивите меня.

— Но я буду вам помогать.

— Вы? — сквозь щиты отчетливо пробилась насмешка. Норман смотрел на меня как на забавную зверюшку; зверюшку, забавность которой вовсе не помешает смахнуть препятствие с пути, когда придет время: — Меня раздражает активность магов, начавшаяся после вашего приезда, Тсо Кэрэа Рейни. Если выбирать из вашего действия или бездействия, я бы предпочел, чтобы вы больше не возвращались на поверхность. Что вы скажете на это?

Он предлагает мне казнь или вид на жительство? Переговоры дошли до угроз. Как приятно ехать по накатанной дорожке.

— Скажу, что это глупо.

— Потому что вы — светлый магистр? Ваши... странные традиции?

Да кто бы возникал. На свои посмотрите.

— Я никто, — устало ответил я. — Но я уже обеспечил вам поддержку Шеннейра и его сторонников — если вы с ним не разругаетесь до этого момента. И я гарантирую, что к началу вторжения гильдия тоже будет на вашей стороне. Может быть, я не самый лучший союзник. Но я не бесполезен.

— Гильдия? Неужели? — ментальные щиты впервые дрогнули, обжигая холодом. Теперь бездушные черные глаза смотрели в упор, и я не отвел взгляда, открывая сознание:

— Убеждение и отсутствие выбора творят чудеса. Норман, я от вас тоже не в восторге. Но мне некуда идти. Это — моя страна, и я надеюсь сделать ее немного лучше... лучше, чем теперь. Я устал от смертей. Я не хочу войны. Здесь и сейчас — я вам не враг.

А насчет там и потом уговора не будет.

— Но что хотите вы сами?

Я расширил эмпатическое поле, захватывая зал, подземелья, край развалин города, всюду натыкаясь на пустоту, и просто ответил:

— Я собираюсь восстановить светлую гильдию. И мне нужны гарантии, что вы не вырежете моих сородичей как в прошлый раз.

И пусть у них будут принципы, гордость и все такое прочее. Мне абсолютно без разницы, на что для этого придется пойти.

Норман молчал.

Обрыв связи был почти незаметен — пожалуй, я понял, что меня больше не читают только тогда, когда щиты вновь отодвинулись, выстраивая вокруг владельца ледяную крепость. Из темноты вынырнули фигуры в масках, давая понять, что аудиенция окончена, и я очень понадеялся, что они выведут на поверхность, а не куда-нибудь еще.

— Простите за мой интерес, но... Лорды действительно собираются отомстить Аринди за использование темного Источника?

Конвоиры остановились, и Норман медленно поднял руку, подзывая летающих вокруг светляков:

— Чужой мир всегда враждебен, — искры на его ладони закружились, образуя сияющий шар. — Чужой мир сопротивляется вторжению. Для любого мира его Источник — светлый, а все другие — темные. Но Хсаа'Р'Нэа питается мирами. Он делает инъекцию...

Большой черный паук оплел шар длинными лапами, и искры одна за другой начали гаснуть, оставляя пустую оболочку.

— Сначала заразить. Растворить. И поглотить, — раздувшийся паук шлепнулся на бледную кожу и растворился, впитавшись в нее. — Для Нэа не имеет значения, куда идет эта магия. Не имеет значения, используете ли вы ее или нет. Заарней уничтожит вас — это решено. Отдайте мне гельда, Тсо Рейни.

— Гельда? — я запнулся, но быстро припомнил, кто в окружении подходит под описание. — Он мне не принадлежит, чтобы я его отдавал.

— Так значит — нет? — не дал возможности увильнуть Норман. Я стиснул зубы, помянув Тьму. А ведь все закончилось почти хорошо.

— Нет. На данный момент Матиас нужен в гильдии. Он — важный элемент плана.

Отказ правителю Аринди не понравился, и это сулило крупные неприятности. Возможно, стоило согласиться, но мысль о том, чтобы так легко распоряжаться разумными существами, мне претила.

Или стоило сказать по-другому — я не жертвую своими фишками просто так?

Путь назад показался бесконечно долгим, хотя небо еще только начинало светлеть. Возвращение в Шэн я уже воспринимал с радостью, но новые лица рядом с пропускным пунктом подсказали, что даже оно откладывается.

Стоящий рядом со внешней охраной заарн поднял руку, отправляя конвоиров восвояси, и сам пошел рядом. Похоже, его статус предполагал безоговорочное подчинение: то ли кисточек на повязке было больше, то ли узоры на одежде богаче.

— Привет, Тхиа, — поприветствовал я, ничуть не удивляясь встрече. — Тебя поздравить с повышением?

— С добрым утром, Кэрэа. Лучше не надо, — с мягкой насмешкой отозвался незнакомец, стягивая маску. — Я был за то, чтобы тебя отпустить.

— Мы против, — угрюмо возразила Фаррен, бесшумно выступая следом за ним. Ингви промолчал, всем своим видом выражая согласие.

— У вас еще бывает разница во мнениях?

— Тут много чего бывает, — неопределенно ответил командир гончих. Он почти не изменился с нашей последней встречи — только по правому виску, захватывая глаз, вилась черная татуировка. — От кого только не нахватаешься привычек.

Я смотрел на старых знакомых, испытывая острое сожаление. Они могли бы быть полезны... но Норман успел раньше. Поэтому я никогда не был для него неизвестной величиной.

— Что вы обо мне рассказали?

— О, не сомневайся, — понимающе уверил он. — Все.

У администрации подозрительно кучковались темные маги. Прислонившись к первой машине, стоял и меланхолично курил Эршенгаль, и картина стала ясна: я пробыл в подземельях дольше, чем они предполагали, а так как Шеннейр уехал по делам, то остальным заняться было нечем.

Тхиа миновал напряженную охрану, пройдя чуть дальше, и я спросил, кивнув на его спутников:

— Кому они подчиняются?

— Мне. А я подчиняюсь Лорду, — он с бледной ухмылкой потер татуировку. — Выбор, как видишь, невелик.

— Ты как будто не слишком рад, что вернулся.

— Как будто... — заарн обернулся на вход в подземелье. Создавалось впечатление, что ему вовсе не хочется спускаться. — Пока я гонялся за тобой по Хоре, то успел забыть, от чего бежал из Заарнея. Теперь тут то же самое.

Они тоже надеялись на лучшее? Ах да, у них же был настоящий бунт против системы с Норманом во главе. А теперь... теперь он сам — система. Не об этом мечтали, верно?

— Интересно, как теперь он будет поступать с теми, в ком проснулись опасные гены? С такими же, как он. С новыми Лордами. Будет устранять как конкурентов? Или даст время, сделает вид, что отпустил на свободу? Как ты думаешь, Кэрэа?

Я покачал головой, и заарн опустил голову, печально усмехнувшись.

Переговоры с предположительно-враждебной стороной темным не пришлись по душе, и напоминать про ее предположительную враждебность опять отправился Эршен. Ему вечно доставалось все самое сложное.

— Зачем вы приехали, Эршенгаль? — осведомился я, замечая за его спиной Матиаса. Призыватель цепко оглядывался, наматывая на руку серебряную цепочку, и был здесь ну полностью не к месту.

— Если бы вы не вернулись из подземелий, Шеннейр бы объявил Норману войну, — доступно, как несмышленому ребенку, объяснил боевой маг.

— Он не стал бы, — скептически поправил я. — Это невыгодно.

— Не все же измеряется выгодой.

Я решил, что мне послышалось.

— Матиас, ты-то что здесь забы...

Заарны отступили от собрата синхронно, прижимаясь к стене. Трогательное единодушие затронуло даже охрану, впервые вызвав у нее какие-то эмоции; впрочем, это не был страх.

— Не разговаривай с ним! — первым сорвался Ингви, как тот, кто стоял дальше всех.

— Человек, ты не... не надо, — на красивом личике Фаррен застыла гримаса омерзения. — Это неполезно... вредно... неправильно для статуса.

— Потому что он на вас не похож?

— Внешность — это индикатор, Кэрэа, — оборвал нытье гончих командир. Он казался спокойным; выдавали только дрогнувшие пальцы, потянувшиеся к ятагану. — Как только появляется вредная мутация, она сразу видна. Так сделано специально, чтобы выбраковывать порченых еще на выходе из инкубатора.

— Вы сами сделали меня таким! — огрызнулся Матиас.

— Это опасно и должно умереть, — сказал мне Тхиа на прощанье. — Отдай это Норману. Такие вещи не стоят ссоры.

То, что вокруг меня постоянно концентрируются всякие люди и нелюди, еще можно понять. Но почему каждый считает своим долгом ездить мне по мозгам, что делать, а что нет? И, что примечательно, через раз из самых лучших побуждений. Я схватил все еще злобно шипящего на сородичей недо-гельда за рукав, потянув за собой, и кратко посоветовал:

— Не маячь перед Норманом. И перед сородичами в целом. Ты вроде бы должен был уехать с Шеннейром?

Похоже, кроме меня так никто не считал.

— Я могу видеть тебя по эмпатическому отклику, — потерянно ответил он. Я забрался в машину и равнодушно похвалил:

— Молодец. Так и до светлого докатишься. Чем дольше развиваешь эмпатию, тем сложнее от нее избавиться.

Машина слишком резко тронулась с места, сразу прокатившись по выбоине, и я уткнулся лбом в переднее сиденье, жалея о том, что так самонадеянно сорвался из Вилленсхольма, решив, что какая-то рана мне нипочем. Ошибки, сплошные ошибки. Не сомневаюсь, что в Шэн есть лекари, но доверия им никакого, а Миль в гильдию не поедет. На крайний случай придется обращаться к Эршену — среди прочих он казался самым вменяемым и сдержанным человеком. Настолько, что я совершенно не хотел ничего узнавать о его прошлом.

Черный шпиль Шэн уже ярко выделялся на посветлевшем небе, а это значило, что до Осеннего праздника оставалось четверо суток. Ничтожный срок. Конечно, Аринди сильна. Конечно, в Заарнее регресс, но никто и не требует от паразита быть гениальным. Паразит должен уметь делать хорошо только одну вещь. И если вторжение начнется, то мы его не остановим.

— За все время существования вашего мира, Матиас — кто-нибудь пытался открыть портал и напасть на Хсаа'Р'Нэа?

Не касаясь темы, кому оно надо и кто туда добровольно полезет.

Эршен заложил крутой вираж, едва не съехав с дороги, и с каменным лицом продолжил вести машину. Матиас изумленно вытаращился на меня и покатился со смеху:

— Да они же... они же отсталые! Они даже не знали, что другие миры существуют, — веселье стихало вместе с осознанием, что я не шучу. — Такого не бывает, магик. Жертва не нападает на охотника.

И то верно — никто не станет тратить колоссальные ресурсы только ради того, чтобы пробить дверь в иные миры, когда нет причин. Лучше потратить ресурсы на оружие — оружие не бывает бесполезным. Я полюбовался, как сверкают молнии в гигантском пылевом облаке, окружающем Вихрь, и отметил:

— А вот это — серьезное упущение.

Путь в Шэн прошел благополучно, что скорее действовало на порядком истрепанные нервы, чем радовало. Чтобы не расслабляться, в пути я пробовал связаться с Шеннейром: связь пять раз сбивалась, а на шестой тот ответил трехэтажным матом.

— Простите, Рейни, это не вам. Потом поговорим, — буркнул темный магистр в перерыве и отключился. Сделаем вывод — до полигонов он добрался.

В ангарах, несмотря на ранний час, было многолюдно. Большой кран грузил ящики на летучие платформы, а наблюдал за этим высший маг Райан. Неприятности приходили и уходили, а совет продолжал стойко держаться за нерушимые основы: пофигизм и невмешательство. Нас высший предпочел бы проигнорировать, но уйти от прямого вопроса не смог:

— Надеюсь, вы не растаскиваете имущество гильдии? — он медленно обернулся, и я в извинении склонил голову: — Простите за резкость, Райан, я просто вспомнил, какой интерес у вас вызывали светлые замки. Вы же не собираетесь делать с Шэн то, что сделали с Иншель?

Несколько секунд высший разглядывал меня из-под набрякших век, поражаясь, почему я вообще смею к нему обращаться, а потом брезгливо поморщился:

— Ты наглеешь с угрожающей быстротой, светлый. Это мой заказ для мастерских. Я не собираюсь терять голову, пока вы наводите панику.

— Панику? — я удивленно окинул взглядом ангары и группу сонных магов с нашивками пятой артефактной мастерской, контролирующих погрузку. — Я не представляю, что нужно сделать, чтобы заставить вас наконец шевелиться.

Эршенгаль расправил боевую цепь, и Райан с неохотой погасил атакующую печать, отворачиваясь. Впрочем, мне и самому не хотелось продолжать беседу. Забавно: я светлый — но за мной стоит Шеннейр, а значит, передо мной даже будут оправдываться. Через силу, с презрением, но будут.

— Тебя и его жизнь волнует? — Матиаса буквально трясло от злобы, и я попросил у высшей силы терпения добраться до какого-нибудь укрытия и просто лечь.

— Разумеется, Матиас. Больше, чем ты можешь представить.

В комнате, куда привел Эршен, оказалось панорамное окно, но хотя бы выходило оно на противоположную от Вихря сторону. По сравнению с домом Нормана штаб боевых магов был... обычным, пустым, но, по крайней мере, безопасным. Мне не особо хотелось знать, кто тут жил раньше и куда он делся.

— Это не опасная мутация, — заарн по-прежнему стоял над душой, мешая смиряться с неизбежностью обращения к темным за помощью. Хотя, конечно, если сородичи тебя не то что ненавидят или боятся, а шарахаются как от чумного, и так всю жизнь, то это поневоле начнет напрягать. — Изменения из-за высокой степени приспособляемости к вашему миру.

— Я верю.

— Они сказали, что я эмпат... — фразу прервал разговор на повышенных тонах за дверью. Матиас что-то невнятно прошипел, отступая в тень, и Эршен впустил в комнату невысокого бледного человека в мантии высшего. Именно по бледности я его и узнал: именно он присутствовал на казни вместе с Гвендолин. И если не на месте казненного, то в качестве вразумления.

— Нэттэйдж, глава Внутренней службы, — незнакомец вежливо поклонился, ни словом, ни жестом не выдав ничего, кроме этой самой вежливости. — Позвольте выразить вам благодарность, светлый магистр, что вы остановили казнь...

Судя по имени, предки Нэттэйджа приехали со стороны дорогих соседей. Сейчас Аринди закрыла границы, что, в принципе, типично для страны, в которой много лет то гражданская война, то ерунда в подобном духе.

— Да? — я устало потер веки, прекрасно понимая, что не выгляжу и не чувствую себя магистром. Хотя перед темной гильдией я и раньше не выглядел, поэтому нечего начинать. — Спасибо. Можете сразу перейти к делу.

Эршенгаль и Матиас разом переглянулись, очевидно, вспомнив манеру главы темной гильдии. Вести себя как Шеннейр я не планировал, но выслушивать славословия от высших — тоже. Но посетитель перестроился быстро:

— Я пришел просить за своих подчиненных...

В окно со стуком влепился почтовый журавль, размазываясь бледным пятном. Таинственный начальник таинственной службы не дрогнул, и только погасил защитную печать, которую вызвал на чистых инстинктах:

— Кто-то вызвал, когда по связи опять пошли помехи. В шторм летают только почтовики, — словно оправдываясь, пояснил Нэттэйдж, и порывисто шагнул ко мне: — Я не отрицаю свою вину за то, какой опасности вы подверглись в Шэн. Но все причастные к этому вопиющему событию уже казнены, также знакомые виновных и те, кто ничего об этом не знал и, несомненно, виновные именно в этом. Я ничуть не сомневаюсь в справедливости решений нашего магистра. Но, прошу вас, помилуйте тех, кто сейчас дожидается казни! Это хорошие специалисты и верные гильдии маги, и я клянусь, что они не помышляют принести вам вред. Они будут полезны и они сделают все необходимое, чтобы загладить свой проступок...

Я смотрел, как по стеклу растекается фосфоресцирующая кровь, и чувствовал, как ум начинает заходить за разум. Вот и сработали пробелы в списке. Со мной пришли договариваться.

— А моя благодарность будет велика.

Эмпатическое эхо Нэттэйджа было искренне и прекрасно. Он волновался за своих, и он отлично осознавал, что волнение за своих товарищей придется светлому по душе. То был настолько замечательный повод, что если бы его подчиненные не попадали в список, им следовало туда попасть.

А еще он без колебаний задушил бы их собственными руками, если бы это принесло ему пользу. Я ощутил себя на месте Нормана — тот случай, когда к тебе приходят всякие мутные типы с предложением сотрудничества, а тебе хочется их послать.

— Я подумаю об этом, Нэттэйдж.

Он покорно склонил голову, не выразив ни знака недовольства. Промедление не входило в его планы, но высший понял, что давить сейчас опасно.

— Позвольте один вопрос. Вы действительно уверены, что прорыв придется на этот Осенний праздник? — он бросил на Матиаса выразительный взгляд, достаточный, чтобы быть замеченным. Заарн достал ритуальный нож и начал подбрасывать его на ладони, делая вид, что ничего не заметил. — Не подумайте, что я сомневаюсь в ваших словах. Не в ваших. Но кто в Заарнее стал бы рассказывать о дате вторжения перебежчику? Мы предполагали, что у нас есть фора...

Лампы погасли плавно и ненавязчиво. Стекло лопнуло уже в темноте, впустив в комнату холодный ветер, и свет зажегся снова.

— Гвен, изолируй блок АЕ один дробь шесть, — Нэттэйдж без всяких признаков паники коснулся стены браслетом, подключаясь к внутренней связи. Осколки непробиваемого стекла лежали вдоль ровной линии, ограниченной выросшей от пола до потолка синей печатью. Впрочем, Шэн восстановила подачу энергии, и разбитое окно уже затягивала переливающаяся пленка.

— Это ведь не совсем хорошо, да? — я потихоньку сдвигался к выходу, отодвигаясь от бледных трещинок, неуклонно расползающихся от окна.

— Все хорошо, — успокаивающе проговорил Эршенгаль.

— Все в порядке, — повторил высший, закрывая за нами дверь. Кажется, он очень хотел оставить Матиаса внутри, но не получилось. — Шэн — очень старое здание. Некоторые ее структуры настолько древние, что начинают отмирать. Сейчас поставим на карантин, восстановим...

В соседнем помещении коротали время боевые маги и двое заклинателей в серой форме. Нехорошие взгляды, которыми они обменивались, ясно говорили, что от кровопролития стороны сдерживает исключительно прямой приказ. Ну и то, что спутники Нэттэйджа были в явном меньшинстве.

Серая ткань не вызывала приятных ассоциаций; вряд ли внутренняя служба занималась мирным снабжением гильдии. Скорее, вместе с заарнами, обеспечивала порядок и покой на просторах нашей родины. То есть, вместе с ними же, занималась запугиванием и террором.

— Кэррен. Ринвель, — представил спутников высший. Я безразлично кивнул, задержавшись взглядом на втором маге, на лице которого еще остались синяки от игл, и оцепенел.

Ринвель.

Гребаная Тьма. И поспешность. И глупость. Тьма хохотала голосом Миля, узнавшего, кого именно я вытащил с почти совершенной казни. Мне хотелось завыть в голос и побиться головой о стену, но отменять решение было уже поздно.

Я досчитал до десяти, прикрыв глаза, и сухо произнес:

— Если бы я знал, кого спасаю, я бы не торопился. Наверняка убивать светлых хранителей было куда веселее, чем сражаться с темным магистром, не правда ли?

Маг подался назад от неожиданности, и я искренне пожалел, что никогда не умел пользоваться боевой цепью. Но глупо винить окружающих в своих ошибках. Нужно просто думать, прежде чем делать.

Хотя я давно запутался в чередовании дня и ночи — все равно спать приходилось тогда, когда получится — но перед рассветом в гильдии становилось почти выносимо. Когда маги спали, почти получалось спутать их с людьми. Только темный источник сегодня был особенно надоедлив, давя на виски и раздражая неровным ритмом, и я удивлялся, как еще был способен что-то ощущать, кроме него.

— Нэттэйдж, а почему вы не в своем замке?

Высший не протестовал, чтобы вся компания шла за ним — хотя куда было ему деваться, если он не хотел получить отказ. Я уже начал понимать, в чем была суть списка.

— А вы не помните?

— Я должен?

— Даже не знаю, расстраиваться мне или нет, — в дружелюбии проводника прозвучала едва уловимая нотка фальши. — Хотя его уничтожили за день до начала войны.

Когда объявили начало войны, были уже десятки жертв с обеих сторон. Что тут второстепенные поместья.

Если источник был сердцем волшебной башни, то пункт управления — как минимум, мозгом. Небольшой круглый зал типично для гильдии был пафосен и мрачен: полутьма, антрацит, змеевик и большие экраны с мелькающей рунной вязью. Почти половина мест у пультов пустовала, но операторов было мало просто потому, что их осталось мало. Гвендолин с нейрошлемом в руках стояла в центре зала — ее должность значилась как Главный оператор Шэн, и башню она практически не покидала. Я терялся в догадках, что заставило волшебницу практически замуровать себя в четырех стенах, но, возможно, это было призвание. По-моему, главе информационного отдела было совершенно все равно, кто стоял у власти и что происходило за стенами ее дома.

— Что там? — Нэттэйдж без стеснения занял одно из пустующих мест, показывая, что он здесь гость частый и привычный.

— Выгорели две печати, — отстраненно ответила Гвен. От шлема и от обода вокруг ее головы к потолку вели переплетенные провода. — Активность источника в критических пределах, но связующее кольцо меня очень, очень беспокоит.

— Источник Шэн проснулся и сжигает ограничители? — с любопытством уточнил я, занимая крайнее кресло. — И часто у вас так?

— Низкий поклон нашему магистру, — объявил Нэттэйдж и зевнул. — Постоянно.

Встреча опасности проходила в дружеской и непринужденной обстановке.

— Не тревожно жить на вулкане?

— А еще мы со светлой гильдией вместе обитали, — припомнил маг.

Кто-то из инфоров уронил со стола кружку. Судя по всему, воспоминания были не слишком теплыми.

Высшие перешли на какой-то свой язык, посторонним непонятный, и я обратился к своей соседке, уловив знакомое сочетание:

— Связующее кольцо?

Инфор прекратила коситься на меня из-под волос и с готовностью пояснила:

— Соединяет печати вместе... — и смущенно умолкла.

— Светлая гильдия была так страшна?

Она закивала, радуясь продолжению беседы, и взмахнула руками:

— Светлые постоянно перехватывали управление, у Шэн начинали противоречить протоколы, и пуфф! Мозги спекались.

Тут заклинательница осознала, с кем разговаривает, и поспешно уткнулась в консоль, делая вид, что полностью погружена в работу.

— ...Нет, меня оно определенно беспокоит, — твердо решила Гвендолин и надела шлем. — Я блокирую внешние порталы и объявляю предупреждение по жилым секторам.

Лампы вновь мигнули, и теперь их свет был куда тусклее. Что-то шло не так, и аура спокойной мощи, окутывающая Шэн, дала трещину; как будто в исправном механизме, в мерном биении сердца начались перебои.

Непринужденной обстановка медленно быть переставала.

— Третья печать, — быстро доложил один из инфоров. — Четвертая.

Высшие тревожно переглянулись:

— Миля нет в гильдии, — непонятно к чему сказала Гвендолин.

Для комплекта — здесь и Шеннейра нет. Почему-то именно эти двое никогда не оказывались там, где положение становилось безнадежным.

— Начинаем эвакуацию, — вяло дал отмашку Нэттэйдж, и застонал: — Шесть утра. Нас повесят.

Кажется, по поводу всеобщей серьезности и оперативности Эршен пребывал в глубоком шоке. Но потрясения боевого мага еще не закончились:

— Пятая мастерская говорит... много что говорит, в общем, отказывается, — окликнул Гвендолин тот же оператор. — Они как раз заканчивают заказ для Райана...

— Райан перебьется, — отрезала волшебница. — Через минуту отключаем их от источника.

— Как у вас с исполнением приказов? — вмешался полный дурных предчувствий Эршенгаль.

— Приказов? — с иронией отозвался Нэттэйдж. — Каких приказов? У нас вообще нет полномочий, но т-ш-ш, это секрет.

То есть они могут объявить предупреждение, но никого не могут заставить ему следовать. Маги — хозяева своей судьбы; хотят оставаться в опасной зоне — и остаются.

Боевой маг кивнул и отошел в угол с переговорным браслетом. Я поднял тяжелый нейрошлем и немного неловко нахлобучил его на голову; ни к чему важному, разумеется, меня бы не допустили, но посмотреть — вполне. Для непосвященных источник Шэн так и выглядел, как описано — черный провал и сверкающее кольцо со стремительно расширяющимися разрывами.

Нет, все же, будет забавно, если Заарней начнет вторжение именно сейчас. Откроются врата, рухнет защита, и иной мир начнет победное шествие. Падет Аринди, падет несчастная Хора, и дорогие соседи в один голос взвоют, что они были правы, и там-там-там — зло и мрак! А потом будут сидеть по домам и плакать, что так хотели уничтожить Аринди, но кто-то сделал это раньше.

Инфорская сеть чем-то напоминала те сети, что создавали светлые. Искусная обманка, механическая и неживая, которую поддерживали нейрошлемы; провода будто лезли прямо в голову, показывая, как защитные печати бесконечный томительный миг истончаются, почти исчезая... и неровно, одна за другой, вновь наполняются силой.

Я уменьшил погружение, наблюдая, как в реальном мире операторы весело переглядываются, обсуждая тормозящие резервные цепи, и как Нэттэйдж непререкаемо вещает:

— ... не буду я отменять эвакуацию, пусть побегают! Спать они хотят. Я третьи сутки на ногах...

Тьма плеснула в глаза; боль вонзилась тупой пилой, прошивая виски, и я с хрипом вцепился в голову. Шлем с обрезанными проводами покатился по полу, и Матиас рывком выдернул меня из кресла.

Антрацитовые экраны блестящими осколками устилали такой же черный пол. В темноте светились только магические печати; операторы растерянно поднимались со своих мест, оглядываясь на тех, кто так и остался сидеть.

— Какая тварь активировала портал? — тихим страшным голосом спросила Гвендолин.

Моя соседка лежала на столе лицом вниз. Под нейрошлемом растекалась кровь, и там, где только что сверкала искра дара, была пустота.

Портал. Чистейший Свет, они врубили портал. Жрущую немеряно энергии опасную штуку, которая нарушает границы между мирами, рядом с нестабильными вратами в Заарней. Они что, думали, раз у меня не получилось в свое время сюда переместиться и всех угробить, так ни у кого не получится? Я никогда не сомневался, что маги гильдии невероятно талантливы.

Тишину сломал стон, идущий из глубины; по стенам прошла дрожь, и пол ощутимо скосился набок. На самом деле ничего серьезного не происходило: практически заражение источника как в Вилленсхольме. Только в сотни раз сильнее и быстрее.

— Уведите светлого! — рявкнула начальница инфоотдела, и ослепительная волна заклинания впиталась в стены, останавливая движение. Маги поднимались и вставали рядом с высшей, образуя круг, объединяя свои печати; темный источник рванул вверх и, получив отпор, откатился обратно. Я потянулся к ним, готовясь поддержать... готовясь попытаться поддержать, но связь грубо оборвали, вытолкнув за дверь.

— Ваша главная цель — выжить, светлый магистр, — жестко сказал мне Эршенгаль и потащил дальше по коридору. — А моя — выполнить приказ Шеннейра. Не мешайте.

— А они?.. — я поморщился от сильной хватки, не пытаясь сопротивляться. Сопротивляться боевому магу — вообще бесполезная затея. Он меня вырубит и так потащит.

— Сами разберутся, — уверенно ответил Эршен. Я бы поверил — но я был эмпатом.

— А ведь ничего не предвещало, — с досадой пробормотал почти бегущий рядом Нэттэйдж. — Алин съехал, Шеннейр убрался, живи да радуйся...

— Успеете?

— Да, да, да, куда мы денемся?! — вызверился на боевого мага Нэттэйдж. — Что у нас, выбор есть?

Лифты в Шэн были полностью автономны и подпитывались от отдельных накопителей. Когда маги ставили на них защиту, они представляли, как в случае беды бегут на своих двоих все сто этажей, и потому искренне старались. Но я все равно предполагал, что с тех уровней, откуда можно спуститься, перемещать не будут.

У ближайшего транспортного узла уже толпились сонные и слегка взбудораженные жители башни. Люди в серой форме запускали внутрь небольшими группами, но было похоже, что с воплями штурмовать двери никто не собирался. Наверное, мешало самосознание. Или боевые маги с активированными боевыми посохами.

— Спасибо, — высший неохотно обернулся к Эршену, и тот передал ему свой браслет:

— Командуйте.

— Все под контролем, всех выведем. Инфоотдел в деле, — Нэттэйдж поднял руки, прерывая поток вопросов от собравшихся, и тихо сообщил нам: — Я наверх. Эршенгаль, светлый на вас.

Стена башни лопнула прямо над дверьми, обсыпав собравшихся крошкой. Заклинатели отреагировали мгновенно, заращивая пролом, но коридор уже очевидно начал смещаться вбок. Кто-то из задних рядов, плюнув на самосознание, начал пробиваться вперед; сверкнула молния, и темные спокойно расступились, обходя тело.

Ну что же, дисциплина в гильдии поддерживалась.

Стены дрожали почти непрерывно. Аварийное освещение то тухло, то ярко вспыхивало, и я всем телом ощущал, какое бешеное количество энергии вкачивает Гвендолин в башню, чтобы та не схлопнулась, и чтобы темный источник не вырвался с нижних уровней.

Один высший маг. Почему здесь нет никого еще?! Ведь был же Райан... ах да. У него же есть личный замок.

— Тсо Кэрэа, прошу вас, — умоляюще прошептал Нэттэйдж. — Здесь девяносто три уровня, мне людей не хватит!

Я до боли сжал ключи, с ненавистью глядя на него, и сказал:

— Тьма с вами, Нэттэйдж. Где камеры?

Изолятор предупредительно находился немногим выше зала для казней. Сам зал уже захватил источник; его значок на панели перемещений горел красным.

Когда-то давно я действительно мечтал нагрянуть на этот уровень и освободить всех узников. Проблема лишь в том, что узники должны были быть светлыми, а не темными, которых обвиняли в убийстве светлых. Что-то в моей жизни шло не так.

Я прикладывал к дверям ключи и шел дальше, не оглядываясь и не смотря на пленников. Все равно запомню. Ринвель, который старался держаться на расстоянии, говорил им, куда идти, и маги, вместо того, чтобы с воплями блаженства мчаться на свободу, реально его слушали.

В общем, это было кругом ужасно.

Последнюю дверь я открыл на автомате, не сразу сообразив, что дальше тупик. Сидящий в абсолютно пустом помещении человек даже не повернул головы, продолжая смотреть на маленькую медитативную печать.

Миль был прав: высший темный маг Олвиш действительно походил на всех своих родственников разом. И он не вырезал их полностью: его сестру казнил Шеннейр. Но Олвиш там тоже был. Олвиш участвовал в штурме Иншель. Олвиш в числе прочих принимал сдачу светлой гильдии. Его сестра, высший светлый маг Юлия, ненавидела брата до последнего вздоха.

Его старшая сестра, боевой маг Юлия, была готова сжигать города ради нас. И она хотела это сделать — но это я тоже не собирался вспоминать.

— Тсо Кэрэа Рейни, поторопитесь! — все-таки окликнул меня Ринвель. И было с чего: из крупных пор на стенах начали сочиться красные капли, и воздух в коридоре потяжелел, став невыносимо жарким и душным. Пленник не шевелился, словно был выше всего происходящего.

— Знаете, Олвиш, я ничего не буду решать, — я подбросил ключ на ладони и небрежно швырнул ему под ноги. — Как смешно, что темные победили только для того, чтобы превратиться... вот в это. Сдохните под обломками. Или примите милость от светлого. Удачи вам выбрать.

— Это что было? — отмер Матиас через десяток шагов. — Зачем?!

— Затем, что он никогда этого не забудет, — я остановился и торжествующе ткнул ему в грудь: — И будет страдать!

Вот Нэттэйдж бы страдать не стал, и большинство из известных мне темных не стали, а этот будет. Гордость — та еще штука.

Каменные плиты лопнули с гулким грохотом, и из глубокого разлома хлестнуло зеленоватое пламя от сгоревших заклинаний. Боевая цепь легла поперек трещины, превращаясь в узкий железный мост, и Эршенгаль молча схватил нас за шиворот, потащив за собой.

* * *

Шэн умирала.

Умирала мучительно, корчась в агонии. Линии печатей составляли внешний скелет, еще пытаясь удержать ее на грани, но башня неуклонно кренилась набок, проваливаясь под землю, и таяла, как подожженная свеча. Верхних этажей уже не существовало; о том, что творилось на нижних, на которых сейчас приходился весь вес огромного здания, не хотелось и думать.

Если я что и понял из окружающей суматохи — когда надо, темные могут работать очень и очень быстро. Маги строили защитные экраны, без колебаний снося мешающие здания и окружая башню сплошной цепью из опор и связующих тросов. Где-то организовали лазарет — как я понял, сильнее всего пострадали лаборатории, имеющие прямое подключение к источнику. Поток выходящих почти иссяк, но истерить и бояться людям не давали, моментально загружая делом. Внутренняя служба вместе с боевиками Шеннейра командовали чуть ли не с упоением, ошалев от собственной крутости и величия. Конечно, им приходилось работать больше всех, да еще следить за остальными, но величие преодолевало любые преграды.

— А как же озверевшая толпа, которая по трупам рвется к спасению? И теперь мне еще показывают, что темная гильдия не состоит из одних сволочей и эгоистов. Как жить после этого?

Эршенгаль поднимал щиты на своем участке, а я стоял рядом, следя за эмоциональным тоном и выравнивая яркие вспышки. Не знаю, насколько это помогало, но давало иллюзию нужности. Механизм, сплоченный единой целью, должен работать без сбоев.

— А еще мы не бросаем раненых, — хмуро подсказал боевой маг. — Откуда вы взяли этот бред? Разве в вашей гильдии было бы иначе? Или не эмпаты — уже не люди?

Обращение к общечеловеческим ценностям типа взаимопомощи звучало бы прекрасно, если бы Эршен не напомнил о гибели Иншель. Куча трупов, реки крови, полное окружение, блокировка порталов и заклинания массового уничтожения. А так — да, в нашей гильдии тоже все прошло замечательно.

— За такое Шеннейр убивал на месте. Пожалуйста, отойдите, здесь опасно.

Предположим. Шеннейра бесили трусы. Потому что у темного магистра чувство самосохранения отсутствовало напрочь.

К нашему участку подъехал грузовик, и я убрался к развалинам. Матиас устроился рядом, кончиком ритуального ножа чертя на песке линии, и зло сплюнул:

— Магик, ты прав. Кто же знал, что тут найдутся такие... благородные, кто останется.

— Что ты сделал с защитными печатями? — мягко спросил я.

— Разомкнул, — он поднял голову и ухмыльнулся. — Всего лишь. У вашего источника даже охраны не было. Эй, насчет порталов, я ни при чем — мы же были внутри!

Я крепче стиснул его за воротник, впечатывая в стену.

— Это же твое последнее задание, — в фиолетовых глазах отражалось искреннее непонимание: — А я его закончил. Шэн должна быть разрушена, темные должны умереть. Ведь этого хотела светлая гильдия?

А за эти пять дней произошло много интересных вещей. Например, кто-то из самых дружеских побуждений показал заарну источник, рассказал, как туда добраться и что произошло тут много лет назад. В общем, я вполне мог поздравить иномирника с тем, что он сделал все так, как хотел Шеннейр.

— Ведь это было твое желание, — растерянно повторил заарн.

Или я. Отрицать нет смысла.

Я разжал пальцы и отвернулся. Тени одобрительно смотрели на нас, уже не прячась. Шэн должна быть разрушена. Они все должны умереть. Почему я тоже все время что-то кому-то должен?

— С вами все в порядке? Тсо Рейни?

Я очнулся, поняв, что стоящий рядом Нэттэйдж спрашивает это уже не в первый раз. Высший с облегчением выдохнул, и криво усмехнулся, кивая на Шэн:

— Вопрос насчет прорыва снимаю.

Слава Свету, до них дошло. И всего-то главному замку темной гильдии пришлось превратиться в руины, чтобы темные потихоньку начали осознавать, что что-то идет не так.

Если бы источник не вырвался из-под контроля, ему бы стоило это сделать.

— Что там?

Нэттэйдж то и дело морщился, касаясь глубокой ссадины на щеке и еще больше размазывая по лицу грязь. От высокомерной маски высшего не осталось и следа, и сейчас он был куда более терпим.

— Инфоры держали защиту, пока все не уйдут. Как и обещали.

— А что будет с ними?

Хотя это изначально глупый вопрос.

— Да, жаль, — маг обернулся на рушащуюся гильдию и кивнул. — Без Гвендолин инфоотдел закроют.

Чтобы остальные жили, кто-то всегда должен умереть.

Молоточки в висках начали отбивать совсем уж дикий ритм. Я пошатнулся и привалился к стене, не в силах совладать со ставшим вдруг непослушным телом. Все было абсолютно не так. Я не знал, что мне делать.

— Вы расстроены? — прозорливо спросил Нэттэйдж.

Мститель, жертва, магистр. Магистр, мститель, жертва. Шеннейр был прав, дело именно в этом.

— Конечно, расстроен! — я яростно вцепился в ошейник, втягивая внезапно загустевший воздух сквозь стиснутые зубы, и нащупал застежку. — Мне впервые в жизни встретились темные, которые собираются пожертвовать собой ради других. И те собрались помереть. Я думал, такого не бывает! Матиас, вытаскивай меня.

И рухнул в искажение, такое знакомое, пустое и серое.

Еще когда я только начинал тренировки, меня предупреждали — дар перемещения, как и любой особый дар, опасен для носителя. Чем чаще я перемещаюсь, тем тоньше становится грань и ближе тот миг, когда я уже не смогу удержаться в этом мире. Но в тот момент меня меньше всего волновало будущее. Какое будущее может быть у смертника?

Из искажения реальный мир казался театром теней. Люди — забавные мечущиеся фигурки на бумажном фоне, источник — большой водоворот, и я позволил утащить себя к самому началу, туда, где нити, свивающие путь, слабели, и рванулся вверх, к сияющему в темноте кругу.

Зал управления Шэн практически не изменился: только стены поплыли, и печати почти погасли, израсходовав силы. Их уже не поддерживали.

— ... не эти жалкие слизняки. Мы останемся верны темной гильдии, — тихо сказала Гвен, и стоящие вокруг заклинатели слушали ее молча и спокойно. Разумеется, они не хотели умирать — никто не хочет умирать, особенно молодые и сильные маги — но они прекрасно знали, на что шли. — Мы сделали все, что должны.

У них были такие вдохновленные лица, что мне было почти стыдно их прерывать.

Я схватил ближайшего оператора за руку, вклиниваясь в инфорскую сеть, и, не давая опомниться, потащил за собой. Сеть вскипела, пытаясь разорвать навязанную связь, но я держал ее крепко, не обращая внимания на темную магию. Искажение сомкнулось над головой, утягивая все глубже; такие группы я не перемещал даже в лучшие времена, когда с той стороны поддерживали связь сородичи-эмпаты. Сквозь серую дымку проступило фиолетовое небо, и иной мир жадно вцепился в пойманную добычу — и на этот раз у меня не хватало сил вырваться.

Зато у меня был якорь. И якорь был гельдом, причем связанным со мной гельдом и кровно заинтересованным в том, чтобы я вернулся. Он сиял в сумерках, как маяк; нити лопнули, не выдержав напряжения, и солнечный свет начал приближаться, постепенно, рывками...

Мы материализовались в криво начерченном заклинательном круге. Кажется, на ногах удержалась только Гвен, по извечной привычке выглядеть соответственно статусу. Матиас так и стоял посреди пентаграммы с ритуальным кинжалом, зажмурившись, а собравшиеся вокруг типы пялились молча.

Хорошая фишка. Нет, Норман точно обойдется.

— Убейте меня... — невнятно простонал кто-то из инфоров и уткнулся в землю, закрывая голову руками. Гвендолин стряхнула пылинку с рукава и чуть надтреснутым голосом произнесла:

— Вы зря рисковали, светлый магистр. Вне Шэн наши способности бесполезны.

М-м-м, мне уже пора сказать "не в выгоде дело"?

Я обвел магов задумчивым взглядом и пожал плечами:

— На Шэн жизнь не закончилась.

Черный источник вырвался из-под земли, столбом взмыв к небу, превращая в пыль все, что находилось рядом, ударил в щиты... И начал опадать, накрытый огромной белой печатью, похожей на снежинку. Высший маг Олвиш стоял на границе круга, все с тем же отмороженным выражением глядя перед собой.

Если честно, все его родственники были сильнейшими магами. Мы отлично ладили, но вечный Свет, как я боялся этих психопатов.

Я поежился и постучал по переговорному браслету:

— Нэттэйдж, у вас есть спецлиния связи с Норманом?

И стоит уже начать придумывать, под каким предлогом я буду выбивать из заарнского Лорда помощь в этот раз.

— Я позову остальных, — оживился начальник внутренней службы. Матиас наконец очнулся и с нечленораздельным рыком кинулся ко мне, но Эршен перехватил его на полпути, связав собственной цепью.

— Все это время вы носили сломанный ошейник? — спокойно осведомился он.

Ну, если совсем без недомолвок... да. Я ведь знал, что этим закончится. У меня было время на подготовку. Светлые еще во время войны научились подчинять чужие артефакты, и мне достаточно было просто несколько минут подержать его в руках. С чего они вообще решили, что светлый магистр вот так запросто поднимет лапки, позволит себя заковать и доставить в стан врага совершенно беспомощного?

Ах, ну да. Всегда нужно верить в лучшее.

— Я же знал, что никто спокойно спать не сможет, пока мою способность к перемещениям не блокируют, — я пожал плечами и застегнул серебристую кожаную полоску обратно. — А еще я не хочу провалиться в Заарней или остаться в искажении навсегда. Мой дар необратимо нарушен.

Матиас все же выкрутился и вцепился мне в воротник, и я тихо засмеялся, наблюдая, как полыхает темный источник, пожирая остатки башни. По крайней мере, я больше не буду видеть ее из своей камеры.

Бывают в жизни приятные моменты.

Глава 10. Рокировка

Три дня до Осеннего праздника

— Это была худшая из ваших идей, — торжественно произнес Миль. Я едва не прослезился от умиления, представляя, сколько чудных открытий его ожидает.

— Вы еще остальные не знаете.

Валяться на голом полу было неудобно, но мне не привыкать. Мне вообще ни к чему не привыкать — разве что к хорошему, но хорошего в моей жизни было неуловимо мало. Но темным магам, учитывая обычно царившую в гильдии роскошь, приходилось намного хуже, и это грело душу.

— Миль, ну не тащить же эту толпу в маленький Лонгард? Или в город? Там люди взбунтуются. Под открытым небом магов не оставишь, Норман в подземелья не пускает, замковая долина далеко и там тоже беженцев не ждут...

— Но это!

— А чем вас не устроил Вихрь? Он поглощает любую магию, в том числе магию Заарнея. Что касается устойчивости — вы вспомните, сколько раз его пытались уничтожить.

Заклинатель сложил руки на коленях, обвинительно смотря на меня:

— Рейни. Вы все годы заключения мечтали запихнуть в тюрьму всю темную гильдию?

— А Шеннейру моя идея понравилась.

Еще бы. Он тоже мечтал.

Сам я считал идею с Вихрем неплохой — не хорошей, а именно неплохой. Как убежище на несколько дней он годился, но потом темной гильдии придется искать новый дом. И не станем упоминать, что в случае опасности Вихрь будет тянуть силу с находящихся внутри людей и при этом неконтролируемо расти. Это грустно.

И мне все равно.

Переезд, как и всякое перемещение неорганизованной толпы на дальние расстояния, вышел сумбурным и хаотичным. И я окончательно осознал, что наглость темных пределов не имеет. Раскрытие истории с ошейником и даром их задело, но немного в ином ключе — прежде всего магов интересовало, не могу ли я перенести их всех прямо к порогу Вихря. Раз уж я использовал перемещение, то почему бы не сделать это еще раз -дцать, ради общего блага, потому что...

На вопрос, почему я должен это делать, собеседники обычно мялись, и диалог затухал.

Потерю древнего замка, имущества и вообще всего маги восприняли куда лучше, чем я ожидал. Кое-что у Аннер-Шэн, ариндийской темной гильдии, было не отнять — потрясающую живучесть. После Шеннейра и светлой гильдии темных не пугало уже ничего.

— Вы просто не знаете, что такое плохо, — обнадежил меня Нэттэйдж и ушел, ласково приговаривая, что бесполезные люди — лишний груз. Но заклинатели и без того сообразили, что место в транспорте ограничено и потому сегодня, так и быть, трудолюбие они проявят.

Все нормальные люди прибыли уже к раздаче, когда Шэн обрушилась, защита выдержала, первая волна суматохи от осознания произошедшего схлынула и началась вторая — из-за прибытия заарнов. Когда объявился Шеннейр, я вместе с Нэттэйджем как раз выяснял, они здесь ради помощи или чтобы добить выживших. Ну а самые нормальные люди, типа Вильяма, опоздали на полсуток. Меня вырубило на самом пороге Вихря, когда отпала необходимость держать контроль; но, насколько я сумел узнать, темный магистр пока вел себя тихо и мирно, то есть зазря ничего не рушил. Потом Миль отобрал даже переговорный браслет, и мне ничего не оставалось, кроме как лежать смирно и внимать его нотациям.

— Шеннейр — это не оправдание, — отрезал заклинатель, прижимая к ране новую целительную печать. Кровь уже прекратила идти, и это не могло не радовать. Неровные стены камеры покрывала тонкая белая пленка; все поверхности блестели чистотой и стерильностью, а выход закрывала прозрачная мембрана. — Почему я опять должен работать в таких условиях? Почему я вообще должен на вас работать? Почему я должен лечить светлого недоумка, который может в любой момент уйти в искажение и разрушить многочасовой труд? И меня при этом обвиняют в непрофессионализме! Я плел ту печать три часа подряд, потратил свои наработки, это было такое прекрасное модифицированное пыточное проклятие...

— Какое проклятие?

— А кто вам сказал, что я лекарь? — поразился Миль. — Мне сказали — закрой рану, и я закрыл. А почему Шеннейр считает, что заклинатель должен уметь все — это к нему вопрос.

— На самом деле Миль хорошо разбирается в лечении, — сдал приятеля Лоэрин Гефаро. — Но не любит признавать. Проклятия и целительство — связанные области.

Нейтрал возился в соседней комнате, устанавливая какое-то оборудование. То ли жестом доброй воли, то ли что-то от меня ему было нужно. Но его слова не стали новостью; наше знакомство с Милем имело длинную предысторию.

— Что может быть хуже живых людей, которых ты делаешь еще живее? — уныло вопросил заклинатель. — Мое существование беспросветно. Тсо Рейни, вы можете объяснить, зачем вас понесло в башню? У вас есть оправдание?

— Помощь лицам темной направленности была совершена мной в состоянии аффекта, а также в качестве милосердия к убогим духом, — послушно признался я. — Прошу учесть в материалах дела.

Миль положил мне на лицо подушку и надавил.

— Воу-воу! Все в порядке? — заглянувший в комнату Вильям вытаращил глаза, убрался обратно и вежливо постучал в стену. — Можно? Я как ни прихожу, у вас что-то странное творится...

— Нет, нельзя. Рейни, не волнуйтесь, это наркоз, — скрипнул зубами Миль.

— А-а-а, — протянул высший. — Вы уверены, что он так выглядит?

— Наркоз влияет на адекватность бреда, который вы постоянно несете, еще сильнее, — маг все же убрал подушку, и я хмыкнул:

— Миль, я не знаю, как так вышло. Отстаньте, я очень сильно раскаиваюсь.

Зато теперь на моей стороне двое высших. Понять бы еще, зачем они мне нужны. Хотя были бы люди, а применение им найдется.

— Ну так что? Перейдем наконец к делу? — Миль щелчком пальцев отправил к двери сигнальное заклинание и принялся с нарочитым шумом собирать инструменты.

— Точно? — растерянно отозвался я. Хорошо, что заклинатель ждал до этого момента — общаться на важные вопросы с медиком, который пытается восстановить целительные печати, никогда не казалось полезной идеей. Когда Миль злился, он срывался на остальных, а он всегда злился, когда разговаривал со мной.

— Где ваша могучая и таинственная сверхъестественная сила, Рейни?

— Я что-то пропустил? У меня есть сила?

— Осенний праздник все ближе. То есть вы реально собрались помирать? — с нарастающим раздражением продолжил он.

— Зато я оправдаю ваши ожидания.

Миль снова взял подушку, оглянулся на дверь и все же ее отложил:

— Рейни, что вы о себе возомнили? Мне уже несколько раз угрожали, чтобы я не повредил вам своим злодейским проклятием, о вашем самочувствии спросил даже клятый Норман, даже Нэттэйдж, даже Гвендолин! Может быть, чувство собственной важности и требует с вас считать, что все поголовно в мечтах видят вашу смерть, но я вас расстрою — большинство в мечтах видит себя и свое спасение, и вы — один из способов.

Ничуть не удивлен, что мной интересуется Норман — после всего, что я уже успел с него стрясти, было бы крайне забавно протянуть ноги, не выполнив ни единого обещания. Но больше Миль повозмущаться не успел — сработала сигналка.

— Кто кого убивает? — в комнату радостно ввалился Шеннейр, оставляя на блестящем полу грязные следы. После разрушения башни и последующих событий его настроение до сих пор парило на уровне эйфории, что приносило темному магистру дружелюбие и практически всепрощение, а его бывших подчиненных приводило в ужас и ступор. Наверное, возвращался от развалин, когда его перехватил Вильям. По общему рефлексу: не знаешь, что делать — зови Шеннейра. Даже если Шеннейр тоже не знает, ему это не помешает.

— Меня. Инфекция, — Миль смотрел на грязь с искренним страданием. — Шеннейр, вы вообще в курсе, что это операционная?

Боевой маг плавно обогнул заклинателя и нетерпеливо махнул мне рукой:

— Тсо Кэрэа, вижу, что с вами все в порядке. Поторопитесь, скоро Совет. Будет интересно.

Я кивнул и начал вяло подниматься, борясь с туманящим голову зельем. Если наркоз действовал до сих пор, то на совете лучше и вправду помалкивать. Миль побледнел, потом позеленел, и встал напротив темного магистра, надсаженным голосом прошипев:

— Вон отсюда.

Шеннейр приподнял брови и просто сдвинул его в сторону.

Преградить путь во второй раз заклинатель не решился, и уже в коридоре за спиной послышался рык, грохот и звон стекла.

— Он порой так странно себя ведет, что даже мне не по себе, — признался мне Шеннейр.

— У Миля пунктик на том, что его старания не ценят.

А еще за ухудшение моего состояния опять влетит ему, хотя как раз Миль сделал все, что мог.

В общем виде Вихрь представлял собой разросшуюся ткань с полостями, поэтому внутри было криво, косо и тесно. Из-за тесноты и из-за того, что все перемещались туда-сюда, таскали ящики или просто бродили с деловым видом, казалось, что людей раз в десять больше. Магическая тюрьма грузилась, путалась от большого количества объектов с неопределенным статусом и то и дело пыталась тянуть ментальные щупальца, вылавливая случайных жертв. Жертвы оттого застывали, и их быстро находили и приводили в чувство, не позволяя впасть в забытье или начать буянить. С разумом Вихря боролся инфорский отдел — с переменным успехом.

— Вас не беспокоит, что я сбегу? — я потер ошейник, решив разобраться с вопросом перемещений сразу. — Не знаю, какие мне дать гарантии.

Внутри Вихря я все равно перемещаться не мог — ни сюда, ни отсюда. Но Шеннейр только хмыкнул, ясно показывая, что этот вопрос его волнует в последнюю очередь:

— Я тоже могу взять машину и уехать, и никто меня не остановит. Но мы оба здесь.

Ну что же, он понимал меня лучше прочих. Хотя, несмотря на все плюсы, я бы предпочел взаимопонимание с кем-то другим.

Столпотворение контролировали маги в сером, которые приветствовали нас с подчеркнутым уважением. Слегка калечной эмпатией я ощущал, что спокойствие магистров успокаивает остальных, и то, что на меня больше не смотрели сверху вниз, заставляло ощущать себя беззащитным. Всеобщее презрение давно превратилось в зону комфорта; а кто вообще желает покидать зону комфорта? Моя тень, мой плащ-невидимка теперь испарились в ничто.

— Что с полигонами? Их же закрыли?

Интерес к его делам пришелся бывшему магистру по душе.

— Закрыли, — Шеннейр наконец замедлил шаг, подстраиваясь под мой темп. — А перед этим оставили подвешенными несколько нестабильных самоорганизующихся проклятий, которые от изменения фона вышли из спячки и начали развиваться.

— Вам не кажется, что это все... продуманное вредительство?

— Кажется?! — весело изумился он. — Я в этом уверен. А вас это расстраивает?

— Может быть, я хотел вернуться и разрушить темную гильдию. Но что делать, если она уже в руинах? — печально вздохнул я, и Шеннейр сочувственно кивнул.

Наши желания совпадали. Впрочем, запинывал побежденных он безо всяких угрызений совести.

А в гильдии все оставалось по-прежнему. Кто-то командовал, кто-то работал, а высшие маги проводили совет. Но к этому времени я уже знал, что на советах порой обсуждаются важные вещи, а некоторые участники даже не играют роль мебели. На Гвендолин с Нэттэйджем было впору вешать табличку "люди, благодаря которым хоть что-то не развалилось". Удивительно, почему они — те, кто всегда был на вторых ролях. Неужели среди магов не нашлось амбициозного толкового лидера?

Хотя начать с того, что амбициозных карьеристов рядом с собой Шеннейр не терпел. Много жизней унесла война, а те, что остались, попали под массовую чистку, устроенную Алином, который избавлялся от ближнего круга прежнего магистра, оформляя это как казнь военных преступников, повинных в уничтожении светлой гильдии.

Для меня это звучало мерзко.

Алин был здесь же, изображая приличествующую случаю скорбную мину, в которой без труда читалось "отъехал на несколько дней, а у вас Шэн в руинах. Да как так-то?". Но в целом дискуссия велась в позитивном русле. Мир и порядок объяснялись просто: на совещание принесло Нормана. Заарн стоял в одном конце комнаты, а люди сгрудились в другом. Совету было плевать на гильдию, но не плевать на свое будущее, поэтому обсуждали меня.

— Да отдайте вы светлому какой-нибудь сильный артефакт и все! — Вильям недоуменно оглядывался, не в силах постигнуть хитросплетение традиций и умение высших все время что-то решать и ничего не решить. — Пусть заменит посох — в чем проблема?

Шеннейр остановился у входа, прислонившись к стене, и указал на место рядом с собой. Похоже, сегодня мы будем наблюдать.

— У меня были артефакты, но... — Нэттэйдж без пафоса сидел на груде ящиков, смотря на собравшихся запавшими покрасневшими глазами. — Они снова под тоннами камня... Меня что, кто-то проклял?

— Райан, вы же их коллекционировали, — беспечной наивности Вильяма можно было только позавидовать, и поименованный маг подарил ему тяжелый взгляд, пытаясь донести, какую глупость он только что сморозил.

Взгляд не сработал.

— Отдать светлому сильнейший светлый артефакт? — намекнул высший.

Вильям просиял:

— Хорошо, что вы так быстро уловили суть!

— Может быть, мы еще магии его будем учить? — вкрадчиво осведомился Райан. — Может быть, мы еще и светлую гильдию восстановим?

— Надо было в свое время вывести светлых под контроль, и никаких проблем бы не возникло... — тоскливо протянул начальник Внутренней службы.

Где-то это уже мелькало. Что за тема с объединением гильдий и почему я не в курсе?

— Спокойно, уважаемое собрание, — тихо оборвал начавшийся ропот Алин. — Без перегибов...

Резко стукнула трость, и Райан остановился в центре зала, с раздражением глядя на собратьев:

— Что за глупость здесь происходит? С чего вы взяли, что вторжение начнется на Осенний праздник? Потому что так сказал светлый — или эта нелюдь?

Ой-ой, кажется, у кого-то сдали нервы. Норман поморщился, но смолчал; я удивлялся, как правитель Аринди до сих пор терпит такое отношение.

— Темная гильдия пляшет под дудку светлого ученичка! Тсо Кэрэа Рейни сказал то, Тсо Кэрэа Рейни сказал это — да кто вообще дал эмпату право голоса? — Райан сжал трость, и развернулся к выходу: — Я не участвую в этом безумии.

Маги зашептались, и я успел заметить, как многозначительно переглянулись Гвен и Нэттэйдж.

— Ключи от порталов были только у высших, — шелковым голосом произнесла глава инфоотдела, привлекая всеобщее внимание. Гвендолин в принципе говорила очень редко. — Во время обрушения Шэн в гильдии были я, Нэттэйдж, Олвиш и вы. Поведайте нам, Райан, зачем вы активировали портал?

Райан не испугался, не возмутился, и вообще выглядел так, что отмахнуться от такой ерунды ему мешает только уважение к собеседнице:

— Я прибыл в Шэн, чтобы забрать заказ из пятой лаборатории. Я заплатил за проект, а не за его осколки.

— Пятая лаборатория полностью уничтожена, — так же мягко напомнила волшебница. — А мои ученики погибли, даже не успев выйти из транса.

— При всем моем уважении, Гвендолин, вас никто не заставлял жертвовать своими учениками ради рядовых функционеров. Порталы были открыты и для вас.

— Вы предполагаете, что я должна была сбежать, бросив наших магов на произвол судьбы? — шелк превратился в хрусткий лед, но Райан только устало поморщился:

— Да хватит играть в моралистов. Когда у нас была проблема с тем, чтобы набрать новых?

Молчание, повисшее после его ухода, было тягостным. Гвендолин плавно кивнула, обводя собравшихся непроницаемыми синими глазами, и подняла изящную руку:

— Прошу слова. Из-за высшего мага Райана мы практически остались на улице. Высший маг Райан отказывается выполнять решения совета. Высший маг Райан поставил под угрозу существование не только магов, но и всей страны, — она сделала короткую паузу, проверяя, до всех ли дошел трагический смысл. — Выношу на обсуждение вопрос об изгнании предателя.

— Поддерживаю, — бросил Нэттэйдж, и вспышка его печати совпала с сиянием другой. Высшие враждебно переглянулись, и Олвиш высокомерно процедил, глядя поверх:

— Темную гильдию спасли архивная служба и светлый. Какой позор.

Сказано неверно, зато от души.

Шеннейр кривил губы, похоже, представляя сейчас совсем иной суд. А я вспоминал, как высшие спорили о моей казни. Хотя последнее слово все равно осталось за темным магистром, а темный магистр сказал: "Да отправьте его в камеру, сам сдохнет. И давайте расходиться, надоело".

— Ах да, конечно, — спохватился Вильям, уловив, что все глядят на него. — Я тоже. Это ведь нехорошо — так поступать?

Четверо против четырех. Неясный расклад. На самом деле такое поведение вполне укладывалось в рамки местной этики — порталами, несмотря на опасность, пользовались все. Но поступить так, как поступил Райан — это не иметь никакого чутья на ситуацию. Совет должен назвать виновника в обрушении Шэн, которое так и так скоро бы произошло.

Хотя вряд ли Райану это повредит, с его-то замком и статусом. Изгнание так изгнание, не воевать же с ним будут. Или...

— Согласен, — ровно произнес Алин, и стоящие рядом маги шокированно уставились на предводителя.

— Вы? — удивленно произнесла Гвендолин.

— За дурость надо платить, — жестко ответил он, и в этот момент судьба была предрешена.

— Единогласно, — чуть нараспев подвела итог Гвен, дождавшись, пока вслед за Алином проголосуют остальные. И повернулась к заарну, прижав руки к груди и согнувшись в легком поклоне: — Лорд Норман, передаем преступника в ваши руки. Я уверена, что наказание будет справедливым.

* * *

У многих вещей есть своя мрачная, зловещая сторона. Темная сторона темной гильдии называлась снабжение.

Вообще-то магистр не должен заниматься этим самолично; жизнь гильдии контролируют специальные замы, но, как глава, он должен знать хотя бы общую схему. В основном, чтобы вовремя дать по зубам тем замам, которые начинали крутить хитрые интриги в этом направлении.

Хотя мне не казалось, что это аргумент, оправдывающий необходимость таскаться за Шеннейром и вникать в детали.

— Это в светлой гильдии все было просто. Тех, кто осмеливался вредить собратьям, судили на закрытых процессах, и живыми они уже не возвращались, — ностальгически вещал темный магистр о славном и былом. — Хорошие порядки.

Протесты, что я враг и всех обманываю, а если не обманываю, нам все равно конец, результата не возымели.

— Помрем мы может и потом, а кушать хочется сегодня, — популярно объяснил Нэттэйдж, который шел вроде бы с нами, а вроде бы и нет. Тут и выяснился второй аспект происходящего: большинство магов и немагов, не принадлежащих к сторонникам Шеннейра, предпочитали общаться с Шеннейром через меня. Может быть, я и являлся врагом, но прежде всего — передатчиком, совмещенным с универсальным фильтром. Конечно, если бы меня не было, они бы сами разобрались, но зачем тратить силы, если есть возможность не тратить?

Сначала была долгая и муторная встреча с городскими старшинами Полыни, переросшая во встречу с заарнами и обсуждение эвакуации столицы, которую стоило начинать уже сейчас. Вопрос обрушения Шэн старались вовсе не поднимать; люди вполне очевидно считали, что маги снова сходят с ума по поводу кадровой перестановки, и к ним лучше не лезть — вдруг заразно. Впрочем, жаловаться горожане не рисковали, и создавалось впечатление, что главное, что интересовало окружающих — не собирается ли темная гильдия вновь устроить войну со светлой. Угроза массового уничтожения из-за чужих разборок как висела над страной, так и осталась висеть.

К счастью для всех, темный магистр был в необычно благодушном настроении.

— Осмелели, — всего-то недобро прокомментировал Шеннейр и продолжил грузить меня информацией. Информация была полезной и, по мнению магистра, еще и простой. Мне хватило нескольких минут, чтобы понять, что я вообще в этом ничего не понимаю.

-...и заклинатели обычно притормаживают, учитывайте это.

— А-а-а... — я вырвался из размышлений. — Простите, что?

— Ах да, вы тоже заклинатель, — спохватился он. — Ничего, будет легче с ними разобраться — на одной-то скорости.

За прошедшее время инфоотдел уже сумел расширить коридоры и объединить некоторые камеры в нормальные просторные помещения. Операционная тоже превратилась в анфиладу залов, и в том, что ей занимались в первую очередь, я видел явный знак от Гвендолин. Пусть в итоге дело было вовсе не в искренней благодарности, а в демонстрации благодарности.

Миль висел в гамаке и бездельничал, и на наш приход вяло помахал гербовой бумагой с печатью:

— Союз городов побережья поздравляет светлого магистра с инаугурацией. После праздника припрутся лично.

— Вы им нравитесь. Побережью льстит островной магистр, — довольно отозвался Шеннейр, и я покачал головой:

— Торопятся.

— Конечно, они торопятся. У них волновые щиты с минуты на минуту слетят, — без всякой жалости согласился он и наконец оставил меня в покое.

Миль с неохотой выбрался из гамака и приложил к моему лбу прозрачный кристалл, наблюдая за переливами цвета:

— Возможно, вы даже заражение не получите, — удивился он. — Хотя кто знает... Тяжело видеть, как кто-то творит монстра своими руками. А Шеннейру весело. Как обычно.

Продолжать мысль он не стал, принявшись рыться по стеллажам и шкафам и что-то готовить.

— Шеннейр считает, что вы абсолютно не похожи на Ишенгу.

— А я похож?

Не думаю, что мне полезно походить на его заклятого врага, которого он убил собственными руками. Шеннейр безопасен ровно до того момента, пока не решит, что я представляю для него угрозу. Тогда никакие смягчающие обстоятельства уже не спасут.

Миль выглянул из-за дверцы шкафчика:

— Не так, как сам Шеннейр. У нас в гильдии ходили слухи, что Шеннейр и Ишенга — разлученные в детстве близнецы. Сначала отбирали друг у друга игрушки, потом гильдии, потом учеников... Но на самом деле Шеннейр просто наивный доверчивый дурак.

Я удивленно екнул, впервые столкнувшись с таким определением. Заклинатель наконец смешал зелье, встряхнул и передал мне:

— Когда-то вы были человеком, Тсо Кэрэа Рейни, но вас просто сломали. Я говорил им, что казнь была бы милосерднее.

Я сел на кушетку, которую за прошедшее время гуманитарной помощью притащили от Нормана, и уставился в кружку. Виски уже начинала привычно ломить разрывающая изнутри боль, которую могло убрать только полное отключение сознания. Похоже, ко всему прочему я получу зависимость еще и от снотворного.

— К чему вы ведете, Миль?

Вечная паранойя порой раздражала, но я все равно был к нему искренне привязан. Когда твоя жизнь превращается в хаос, нужен кто-то, за кого можно зацепиться; Миль был постоянной величиной. Он со мной разговаривал... тогда, и хоть он желал, чтобы я умер, его приказ говорил строго обратное. А Миль не умел не подчиняться приказам.

Воспоминания не требовали его смерти.

Пока этого было достаточно.

— Все наши эмоции для вас — как на ладони. Об этом почему-то никто не думает, — фигура заклинателя уже расплывалась перед глазами, но голос доносился глухо и отчетливо: — Но когда вы будете убивать Шеннейра — просто убейте. Без "мы заключим его в самую глубокую темницу". Просто убейте.

Утро всегда казалось мне лучшим временем. Когда начинаешь день с нового листа и голову не забивает лишний шум, жить намного проще. Мне ничего не снилось, никто меня не разбудил, и умывался я с ощущением грядущей подставы. Покидать временное убежище вовсе не хотелось, но пришлось.

Лоэрин Дэлла Гефаро и Матиас одновременно повернулись ко мне, провожая немигающими оценивающими взглядами. Миль все так же лежал в гамаке, полностью отстранившись от реальности, и рассматривал висящее перед ним заклинание. Маленькие ментальные печати маги использовали, чтобы успокоиться и расслабиться, а иногда наоборот, чтобы повысить концентрацию и убрать усталость. У каждого мага был свой набор.

Заарн и человек полностью блокировали проход, так, что тянуло то ли смыться обратно, то ли позвать на помощь. Не припомню, чтобы меня раньше настолько напрягали эти двое, хотя они вроде бы могли и должны были здесь находиться.

— Мы хотим вступить в светлую гильдию, — торжественно объявил Гефаро.

Я молча показал на выход и пошел рыться по шкафчикам в поисках того, что бы сделало это мерзкое существование более приемлемым.

— У меня такое ощущение, что вы не рады, — прозорливо догадался нейтрал, следуя за мной по пятам. Я достал одну из банок и задумчиво потряс, рассматривая содержимое:

— Лоэрин Гефаро, говорите коротко, что вам от меня нужно. Или я окончательно решу, что это бред, и перестану общаться с галлюцинациями.

Хозяин Лонгарда с торжеством глянул на заарна, и тот зло сощурился в ответ.

— Матиас, с тобой разговор будет долгий и отдельный.

Теперь торжествовал уже призыватель. Великий Свет, они не только спелись, они уже делят несуществующую иерархию в несуществующей гильдии. Дурдом.

— Мне нужна защита от этого психа. От Шеннейра, — без обиняков признался маг. — Все знают, как он относится к нейтралам. А теперь те ограничители, что у него были, и те полетели. И я уверен, что он не забудет, что я видел его в таком плачевном состоянии.

А еще темный магистр припомнит и упреки в поломке целительной капсулы, и исследования, и хамство тогда, когда он не мог ответить.

— А я вам чем помогу?

— Шеннейр не тронет светлую гильдию. Потому что иначе вы будете ныть, а светлого, который начинает ныть, можно остановить только прибив, ну или выполнив то, что ему надо, — прокомментировал из соседней комнаты Миль. — А вообще вы кажетесь ему настолько беспомощным, что вас и бить-то грех.

— Слушайте, вам не кажется, что для темных магов вы слишком приставучие?

Хотя не более чем глава темной гильдии.

— Рейни, отойдите от стимуляторов, — крикнул мне заклинатель. — Они все запечатаны.

— Миль, а вы голодаете, чтобы еще полнее ощутить свою несчастность, или потому, что вам лень готовить? — я достал вторую банку. Вопрос еще в том, зачем самому Милю столько опасных и запрещенных зелий.

Лоэрин сложил руки на груди, явно оскорбленный полным игнором:

— Давайте начистоту. Я — лучший мастер артефактов во всей Аринди. У меня есть свой замок и собственный источник. Половина техники, которой будет пользоваться гильдия, и которой уже пользуетесь вы, сделана мной. Я могу обеспечить вас всеми необходимыми артефактами и — на крайний случай — укрытием. Я могу помочь вам разобраться с вашим даром. Мне не интересны ссоры между светлыми и темными. Мне нужно, чтобы меня оставили в покое и дали работать.

Я убрал зелья, внимательно меряя взглядом собеседника и взвешивая "за" и "против". Любая связь светлой гильдии и изобретателя подчиняющих ошейников вызывала отторжение, но доводы были вполне логичными. Глупо упускать такой шанс. К тому же, если я отвечу отказом, нейтрал пойдет к кому-то другому.

— И вы примете все мои условия?

— Почему я вас убеждаю, в конце концов? Это вы меня в это втянули! — взорвался он, и я недоуменно пожал плечами. А вот этот вопрос надо было ставить в самом начале.

— Но вам оно нужно, Лоэрин.

Иногда гораздо проще работать с обычными нейтральными мастерскими, чем терпеть заскоки пусть гениального, но своевольного и независимого исследователя. Да, Лоэрин был ценен, но отнюдь не незаменим, и он знал это. Но я не стал тянуть до того, что нейтрал развернется и хлопнет дверью:

— Для меня это большая честь. В светлую гильдию я вас не приму — вы не светлый, это факт. Но личную защиту могу обеспечить — насколько это в моих силах, — дождавшись, пока разочарование сменится задумчивостью, а потом согласием, я коснулся его лба: — Я, Тсо Кэрэа Рейни, светлый магистр, беру под покровительство Лоэрина Дэлла Гефаро, нейтрального мага. Уезжайте в Лонгард, поднимайте щиты и не высовывайтесь, пока не пройдет Осенний праздник.

— Да я больше за стены ни ногой. Что мне там делать, — он достал из кармана планшет с высветившейся схемой, и с любопытством поцокал языком: — Незначительный скачок напряженности поля, структурные изменения в одном секторе... Это странно. Может быть, вы повторите еще раз, для сверки данных? Нет?

Бледная печать на его ауре была почти незаметна. При моем уровне силы, да и, чего скрывать, не особых стараниях, она вышла призрачной данью ритуалу. Гораздо больше пользы будет, когда я оглашу решение Шеннейру и остальным. Но не сейчас, а тогда, когда тема сообщения будет далеко. Мало ли.

— Лоэрин, — негромко окликнул я уже собиравшегося уходить нейтрала. — Не думайте, что я что-то забыл.

Миль хрипло расхохотался, и я щелкнул по мембране, разделяющей залы, делая ее непроницаемой. Остальная часть разговора посторонних совершенно не касалась.

Заарн казался спокойным, но я чувствовал легкое ментальное давление, которое отводил на щиты. Видимо, Матиас считал, что пытается читать эмоции, или, даже больше, на меня влиять, но со стороны его попытки выглядели исключительно забавно. Как маг он превосходил меня на голову; как эмпат я был опытней во много раз.

— Ты не можешь мне отказать. Ты меня инициировал, а значит, я тоже светлый, — кинул иномирник пробный шар и остановился, ожидая моей реакции. Я мысленно усмехнулся: зерно истины в его словах было, но не настолько большое, как Матиас успел себе вообразить.

— Уговори Шеннейра перепровести посвящение, будешь темным.

— Но разве ты не обязан...

— Я ничего никому не обязан, — я включил горелку, решив в честь утра соорудить нечто, хотя бы краем напоминающее завтрак. Стоило бы есть хоть иногда, но с этим в обиталище Миля были проблемы. — Посвящение делает тебя магом. И все.

Выбор стороны — осознанное решение. Именно поэтому гильдии открыты только для совершеннолетних; хоть какая-то гарантия, что человек сам сообразит, куда идет и чем ему это грозит. Из магов-детишек при хорошей обработке вырастают отличные послушные болванчики.

— Но я был инициирован как светлый маг, и собираюсь остаться таковым, — аккуратно начал новую попытку Матиас. — Это мое решение. И прошу у тебя помощи, как у своего магистра.

Уже близко и ух как страшно. Магистр я у него, угу.

Норману я не солгал ни на слово: вечно жить среди темных я не собирался. Но стоило помнить, что светлая гильдия мгновенно сделает меня уязвимым. Сейчас мне нечего терять, но сородичи свяжут по рукам и ногам. Те, кто захочет на меня повлиять, будут угрожать им, те, кто захочет ударить по мне, будут бить по ним. Сейчас мое благополучие зависит во многом от переменчивой воли темного магистра; на данном этапе терпимо, но не потом. У меня нет прав восстанавливать гильдию, пока нет уверенности, что я сумею ее защитить.

В этом плане Матиас был даже предпочтительным вариантом — он вполне способен защитить сам себя.

— Зачем? От светлой магии в неспокойное время больше мороки, чем пользы.

— Убивать я и так умею, — воодушевленно ответил он. — Но эта сила... она как будто живая! Ты не понимаешь... хотя как раз ты понимаешь... когда я получил дар, то весь этот мир, он больше не отвергал, не приносил боль, он поддерживал меня!

Ох уж эта эйфория после посвящения. Эйфорическая зависимость. Его искра все еще сияла ярко, но предрасположенность я определить не мог. Чистых хранителей и защитников немного, а пограничное состояние на кого выучат, тем оно и станет.

— Отказаться от такого — все равно, что выколоть себе глаза. Я не понимаю, как у светлых могли быть проблемы, — цинично закончил заарн. — Может быть, воля Хаоса была в том, чтобы мы встретились?

Воля Лордов, которые хотели меня устранить. Я бы мог сказать, что магистр только на словах, что мало чему могу его обучить, что ставлю его под угрозу, но дело было вовсе не в этом. Поэтому я спросил только:

— Почему не Шеннейр? Ты бы мог остаться рядом с ним. Сейчас ты свободен и вне наших дрязг, но со вступлением в светлую гильдию все моментально изменится. Тем более, мы с тобой не слишком ладим.

Заарн отрицательно мотнул головой, потом спохватился, и глубокомысленно спросил:

— Сейчас ты светлый магистр, Тсо Кэрэа Рейни. Ты бы хотел стать рядовым темным магом?

Это из тех, которых высшие без колебаний пускают в расход? Вот же счастье.

— Если я уйду к темным, я стану одним из многих. Не самым лучшим. Не самым талантливым. Если я стану светлым — я стану первым. Места в свите темного магистра уже заняты, но ты свою только набираешь. Мне не нужна власть — но я хочу стоять рядом, стоять у истока. Что касается остального... — он обезоруживающе поднял ладони в драных перчатках: — Был не прав, приношу извинения.

Краем сознания мелькнула мысль, что эмпаты — страшные люди. Хотя переводилось это просто: объекту с трехзначным номером хотелось быть уникальным.

Я обхватил его голову ладонями, восстанавливая связь, и чужая искра дружелюбно вспыхнула, приветствуя родственную силу. Очень приятное, теплое чувство сопричастности... ощущение, что даже в пустоте ты не останешься в одиночестве. Потому что миру надо что-то тебе подарить, прежде чем отнять. Он иначе не умеет.

— Я никого с собой не тащу, и не потерплю недовольства. Это был исключительно твой выбор.

Почти.

Любой эмпат будет автоматически тянуться к другому эмпату. А якорь, любая связь, необходимы мне как воздух. От темных в этом плане мало толку — они если привяжутся, так не отвяжутся вовсе. Но при этом я не должен испытывать к якорю особенных эмоций — чтобы его потеря не ударила слишком сильно. Серьезно, я вытащил из Заарнея настоящего заарнского мага, гельда — с какой стати мне его отпускать? Некоторым существам давать свободу воли не только полезно, но и нужно. Они все равно не знают, что с ней делать.

— Миль, идите сюда, хватит подслушивать! — я разлил варево по трем кружкам и потянулся к переговорному браслету. Если Лонгард отныне светлый замок — мой замок — то темной шушере там делать нечего.

Проблема решилась двумя звонками. Если Шеннейр не был против, то Бретт радостно рявкнул "дождались!" и умчался сообщать своим, что они наконец-то съезжают. Похоже, стены Лоэрин так обратно и не перекрасил.

* * *

На образцово-показательный суд Норман позвал всех, чтобы продемонстрировать, что он будет делать с теми, кто его окончательно достанет. Высшие явились также образцово, чтобы поглядеть на то оружие, какое есть у Нормана.

И вот так диалог между властью и поддаными наконец был налажен.

Солнце светило ярко, делая тени еще глубже. Замок Райант все так же нависал над долиной, и поднятые флаги безмятежно трепетали на ветру. Магам, входящим в свиту Райана, было предложено выйти за стены, но никто так и не появился.

— Почему никто не сдался? Неужели гильдия не выполнила бы обещаний? — я с некоторой оторопью созерцал раскинутые на зеленой травке шатры и безмятежно беседующих темных. В долину я непредусмотрительно ехал вместе с Вильямом, решив отдохнуть от остальных, и всю дорогу слушал про металлопрокат и модели станков. Перейти к бытовым магическим реалиям оказалось не так-то просто.

— Почему нет? Выполнила, — на этот раз даже неприятности окружающих не вызывали у Миля душевный подъем. — А потом инфоры со внутренней службой их бы затравили. А так — есть вероятность, что мы тут постоим, на закрытые двери посмотрим и уйдем. Десять накопителей — это не мелочь.

Нэттэйдж очень корректно улыбнулся и не стал комментировать. Этот тип вызывал во мне подспудное отторжение безо всяких внешних причин; даже эмоции его были бесцветны и так же вежливы. Парочка высших постоянно обреталась рядом, похоже, меня прикрывая. Хотя безопасность на празднике жизни обеспечивал Норман, а ему я доверял куда больше.

— Интересно, сколько накопителей у... — я обернулся на мага в красном, благосклонно внимающему товарищам из совета. — К примеру, в замке Алина?

— У Алина пятнадцать накопителей. Я отдал ему свои.

Нэттэйдж резко развернулся, активируя личную печать, но маг с белой повязкой на рукаве даже не двинулся с места, продолжая глядеть на нас презрительно и свысока.

— Зачем?!

— А захотелось, — выдал Олвиш и ушел.

Нэттэйдж проводил его злобным взглядом и подозвал к себе одного из магов в сером, отдавая какие-то указания. Кажется, отношения между высшими оставляли желать лучшего. Хотя Олвиш легко вызывал раздражение: он приходил, когда хотел, и уходил, когда хотел, и вел себя так, словно выше всей этой возни.

— Время вышло, — Миль скучающе посмотрел на солнце, полностью игнорируя ссору. Замок остался безмолвен. Если нам и показывали со стен фигу, то отсюда не разглядишь. — Это казнь или пикник? Сколько мне еще терпеть это сборище? Не знаю, зачем Шеннейр притащил вас сюда, Рейни, но...

Оружие ударило откуда-то сбоку, расцветив защитное поле яркими вспышками. Щиты прогнулись и выдержали, восстановившись почти мгновенно; от энергетических магистралей замок отрезали сразу, но накопленной энергии Райанту должно было хватить на долгие годы. Серый дымок искажения клубился над местами ударов, расплываясь по золотистой пленке уродливыми кляксами, и между высшими прошел шепоток: свечение становилось тусклее.

Норман стоял на подъездной дороге, равнодушно глядя на замок. Я и различал его только по ледяным ментальным щитам; Пятый Лорд был полностью спокоен и сосредоточен, как спокойна волна цунами перед тем, как нахлынуть на побережье. По правилам, конечно, ему не стоило торчать на линии удара, но это был показательный суд. Демонстрации должны быть наглядными, а не правильными.

Ледяные щиты начали расширяться, захватывая дорогу, поползли по склону, окутали замок и сорвали защитное поле, впитывая его в себя. Одна из стен не выдержала и обвалилась, следом рухнули ворота, и невысокая фигура спокойно вошла в поверженный замок.

— И справедливость восторжествовала, — заключил я, крепко сжимая пальцы и стараясь не слышать, как искры жизней болезненно мерцают и гаснут одна за другой.

Полным отморозком Норман не был, всех защитников сам убивать не собирался, и поэтому послал перед собой чистильщиков. Заарны уже давно пробрались в замок и устранили тех, кто мог помешать Лорду действовать красиво. Другое дело, что все смотрели не на них.

Райан-Райан. Такие правильные мысли, и такой неразумный поступок.

В замок меня не пустили — но я и не рвался. Райант оставался также неподвижен и угрюм, и толстые стены надежно скрывали то, что творилось внутри. Где-то через час туда ушел Шеннейр со своими магами, а потом начали выносить ящики и тела.

— Твоей целью изначально был этот человечишка? — с восхищением спросил Матиас. — Когда ты сказал, что тебя заботит его жизнь?

Я провел по прозрачной крышке ящика, размазывая капли крови. Высший маг Райан коллекционировал светлые артефакты как трофеи, чтобы на них смотреть и радоваться. Некоторые я видел раньше, о некоторых только слышал, а некоторые носили люди, которые были мне близки. Древние волшебные вещи лежали на расшитых подушечках, иногда почерневшие от времени. Иногда погнутые и зазубренные от того, что их снимали в бою с трупов.

Высшие стояли поодаль, не мешая мне выбирать. Или опасаясь брать на себя ответственность за выбор. Далеко не каждый артефакт способен заменить посох — то есть вытянуть слабого ученика до уровня магистра. Вообще была неслабая корреляция между уровнем силы и теми инструментами, которыми маг мог воспользоваться, но я не волновался. Что бы я ни выбрал, оно сделает меня сильнее. Как хорошо, когда некуда падать.

Обычный металлический обруч удобно лежал в руках, но не откликался. Я погладил гематитовые вставки, пытаясь набраться решимости, и быстро надел его на голову. Железо холодными краями впилось в кожу; перед глазами полыхнуло, а следом пришла чернота.

— Уже примеряете корону?

— Миль, а вы не слишком много обо мне думаете? — я беспомощно моргнул и потер веки, с облегчением убеждаясь, что зрение постепенно возвращается. Артефакты, влияющие на мозг, опасны, и слепота как побочный эффект — вполне реальна. Мне было бы тяжело с этим справиться. — Походит на одержимость. Поразмыслите над этим.

— Последний год я общался исключительно с тремя людьми, и каждый из них мог говорить о вас часами. Вас слишком много в моей жизни, — пожаловался Миль, неосторожно опираясь на ящик, и с отвращением потряс испачканной в крови рукой: — Что за... Нельзя было аккуратнее? Не лапать ценные вещи грязными граблями?

— Вы думаете, заарны или боевики стали бы их мыть? Или эти маги — аккуратнее умирать? — я оглянулся на тела, прикрытые тканью, на которой уже расплывались багровые пятна. — Не знаю. Мне кажется, нет.

У заарнов когти и холодное оружие — в узких коридорах и под землей так удобнее. А боевым магам пофиг. Они такие, простые люди.

— Это не мои проблемы, — заклинатель брезгливо содрал испачканные перчатки, швырнув их на землю, и достал из сумки новые. — Рейни, вы заранее договорились с Норманом, чтобы он бил по той стороне, где стоят темные накопители?

Миль, как обычно, знал больше всех. Хотя, вероятно, он просто выбирал худший из вариантов.

— Уговор был на все светлые артефакты. А чем вам накопители, забранные из замков светлых, не светлые?

— А не жирно будет?

Я посмотрел на пикирующие в долину грузовые вагоны, на которые Лоэрин в минуты душевной смуты кое-как прицепил антигравы, и признал:

— Это вряд ли.

Уж несколько накопителей исследователь куда-нибудь прикрутит. Должен же я позаботиться, чтобы Лонгард пережил зиму.

Раздор и смуту в стихийный корпоратив внес Вильям, который с присущим ему тактом объявил, что Шеннейра конечно же любит и уважает, но заочно и по воспоминаниям современников, и вообще, лучше поедет домой, где у него заводы без энергии, люди без работы и конвейер стоит.

— Подождите, — остановил его я. — Вильям, вы же не откажетесь принять гостей в Вилленсхольме? Я имею в виду — в настоящем Вилленсхольме.

Шеннейр посмотрел на выбранный артефакт как-то странно, но ничего не сказал. Вильям растерянно взлохматил волосы:

— Нет, я не против... но зачем? Там не прибрано, и вообще...

— Отдать его на растерзание, — подсказал Миль, и высший облегченно объявил:

— Пожалуйста. Что только не сделаешь для друзей.

Путь к Вилленсхольму, как и путь в долину, был полон страданий. Ни маги, ни заарны не хотели ехать вместе, но дорога была одна.

— ...Лоэрин Гефаро попросил вашей защиты? Молодец, сообразил, — одобрительно кивнул Шеннейр.

Недовольство и дорогой, и промедлением окружающие могли оставить при себе. Темному магистру стукнуло пройтись пешком, любуясь природой и дыша свежим воздухом. Опавшие листья шуршали под ногами, и дорожка из гравия вела вглубь тенистой мертвой аллеи. С серого неба падала мелкая снежная крупа; заражение уже захватило парк, и липы стояли сухие, а на верхушках каркало воронье.

— А что было бы, если бы он не пришел? Если бы я отказался?

— Я бы его убил, — буднично сказал собеседник. — Как и Нэттэйджа. Тоже неплохой расклад. Но вы светлый хранитель, Тсо Кэрэа Рейни, а светлые хранители поступают определенным образом.

По сути, мне вовсе не обязательно было быть кем-то — достаточно тех статусов, что я имел. Удобно.

Норман появился совершенно неслышно, проявив себя только для того, чтобы мы его заметили. Правитель Аринди кинул взгляд на венец и холодно произнес:

— Пляски с бубнами.

Я не выдержал и рассмеялся. Происходящее он определил довольно точно.

— Есть всего две значимых вещи, Норман. Заарней скоро откроет Врата — раз, у нас нет сил с ним сражаться — два. Нам сейчас не нужна победа, нам нужна отсрочка. Если пляски с бубнами вызывают дождь, то неважно, как это работает.

Может быть, шаман просто читал прогноз погоды.

Матиас окончательно постарался превратиться в тень. Пусть сейчас я не боялся, но меня удивляла его уверенность, что прятаться за моей спиной безопасно. Норман всего лишь был в числе тех, кто собирался обглодать мои косточки исключительно после Осеннего праздника.

— Норман, у нас запасы продуктов остались? — по цепочке ассоциаций забеспокоился я. — Аринди зиму протянет?

Или это станет второй печальной вещью после вторжения. Хотя в целом обстановка в Аринди казалась стабильной, а по дорогам массово шарахались не бандиты и беженцы, а заарны с темными магами, и главная опасность исходила именно от них. Но я не думал, что в свое время Норман кого-то убеждал и перевоспитывал. Населения в стране стало определенно меньше.

— У вас когда-то были запасы?

Станет.

Высшие ждали нас у Вилленсхольма, и известие, что лидеры враждующих фракций уже друг на друга не бросаются, вряд ли стало для них подарком. Оно даже для лидеров не стало.

— Уже сговорились с Норманом? — вроде бы спокойно поинтересовался Шеннейр, и я так же ровно ответил:

— Вы сильно расстроитесь, если я скажу, что буду договариваться даже с дорогими соседями? Никому не надо, чтобы они сидели за кордоном и истерили, привлекая к нам внимание.

Раньше нелегкое бремя убеждения окружающих, что в Аринди не так мрачно, как им кажется, ложилось на светлую гильдию. Но за прошедшие года все связи разорвались, я с трудом мог вообразить, как именно буду это делать. В Аринди на самом деле было мрачно.

Вилленсхольм напоминал замок из песка: серый, рыхлый и рассыпающийся. Перед глазами все еще плавали пятна, какие бывают, когда долго глядишь на солнце, и мир выглядел непрочным и зыбким. Чужие эмоции то становились яркими, распадаясь на отдельные цвета, то скрывались в мутном тумане. Обычно я воспринимал их как ритм, а не цвет.

— Да ну его, — наконец сделал широкий жест Вильям, — новый построю. Десять этажей, стены, башни, чтобы все как у всех...

Миль начал сворачивать заклинания; поместье буквально таяло под его руками, и источник нетерпеливо прогрызал путь наружу. Но после того, что творилось в Шэн, он выглядел не более чем пламенем свечи.

Я остановился на лестнице, ведущей вниз, и оглянулся на высших. Выбор артефакта должен быть оправдан — если я не справлюсь с одним зараженным источником, не стоит и мечтать провести ритуал на всю страну. Это будет сложно... хотя одно я знал совершенно точно — это будет больно.

Металлический обруч почти вызывал ненависть. Хотя мера всех вещей — полезность, а все остальное не играет роли. Не должно играть. Но в одном я совершенно точно ошибся — больно было вовсе неподходящим словом. Источник мгновенно смял помеху, разорвал на кусочки, и мне оставалось лишь пропустить его через себя, слиться с ним...

Пустоте все равно.

Здесь есть место для всех.

..."Мир — это огромная арфа, на которой играют светлые хранители. Мир — это всего лишь огромный механизм; и он движется по их воле".

Тени стояли за спиной; хотя они никуда не исчезали. Они всегда были рядом — только иногда они хотели, чтобы я их увидел.

На мой взгляд, мир был давно сломанным механизмом.

Люди зависимы от эмоций. Эмоции определяют поступки, определяют мысли. Разум — всего лишь ржавые скрепы, которые далеко не всегда способны удержать чудовищ. На самом деле — очень редко. Чудовища не сидят в клетке и не прячутся в глубине души; это они придумывают себе людей и играют ими как тряпичными куклами.

Венец Та-Рэнэри был сильной штукой, но даже с ним внушать эмоции — опасное и бесполезное дело. Последствия непредсказуемы, и что маг, что обычный человек это распознает. Встречаться с чужими чудовищами я не хотел. Мне хватило. Но эмоции можно пропустить через себя, усилить, ослабить, исказить. Я никогда не был источником — всего лишь зеркалом.

Мои собственные чувства? Наверное, они тоже существовали... когда-то.

— Началась бы война, если бы у светлой гильдии не было такого оружия, как я?

Тени не спешили мне отвечать. Странно требовать ответа от тех, кого не существует.

— А я всего-навсего хотел обычную счастливую жизнь, — с насмешкой сказал я пустоте. Темный источник потерялся в ней, сжавшись в крохотную точку, и я подставил ладонь, позволяя слабому огоньку, похожему на паучка, прижаться к коже. Мне действительно нравились пауки. Мне нравилось все — кроме людей. — И чем все закончилось?

Но крошечный беспомощный источник точно не был ни в чем виноват.

...Я открыл глаза, погрузившись в переливы золотого сияния. Светлый источник заполнял нижние уровни, окутывал остатки здания и плавными волнами растекался над землей, бросая на деревья трепещущие блики. Темные маги вместе с заарнами в едином порыве сбились в кучку на свободном пятачке, с ужасом глядя по сторонам. Кто-то пребывал на грани обморока, кто-то поспешно ставил ментальные щиты, а Вильям сосредоточенно вызывал подмогу из шахт, подозрительно поглядывая на собратьев. Отдавать единственный в стране стабильный источник энергии он не собирался, вплоть до вооруженного сопротивления и отделения независимого анклава имени себя.

Высший совет представлял собой сдержанность и неодобрение. Несмотря на то, что эксперимент завершился успехом. Но я никогда не собирался приносить темным счастье — и у меня получалось. А раз получалось, где-то прятался подвох.

— Ну надо же, — иронично заметил Алин. — Так вас в самом деле готовили на эту роль, Тсо Кэрэа Рейни? Ишенга все же подсунул нам своего наследника, выдав его за случайную жертву обстоятельств. И мы своим решением оставили ему жизнь.

Шеннейр молчал, смотря мрачно и цепко, и высшие потихоньку потянулись на выход. С одной стороны, им хотелось посмотреть продолжение, с другой — что они, своего магистра в ярости не видели?

Я растерянно стянул обруч. Скандалы, драмы, расследования. Алин сегодня в ударе. Приятно иметь дело с темными — сами придумали ответ, сами в него поверили.

— Что я сделал не так?

— Сейчас и здесь — все именно так, Рейни, — со вздохом проинформировал Миль. — Но это не ваш случай. Слишком хорошо для бездарного светленького хранителя. Хотя лично я рад.

Как оказалось, не только Миль. В любом коллективе всегда найдется отщепенец, который не уйдет культурно злорадствовать вместе со всеми. Нет, он будет злорадствовать здесь и открыто.

— Поздравляю твоего ученика с первыми успехами, Шеннейр, — произнес кто-то сухим шелестящим голосом, и по камням скользнула изломанная тень. Бронна смотрела на магистра в упор, поджав губы, и даже источник рядом с ней тускнел, не справляясь с аурой концентрированной злобы.

Хоть кто-то здесь ненавидит не меня. Прямо свет в окошке закрытого на ночь морга.

— Бронна? — я не стал скрывать удивление. — Рад видеть, что причиненное вам беспокойство на вас не отразилось. Я уверен, вы не причастны к той попытке отравления...

— Первые успехи — это важно. Уж я-то знаю. У меня было больше сотни учеников, — глухо продолжила седая волшебница, по-прежнему обращаясь к Шеннейру. — Хорошие, талантливые, многообещающие маги. Заклинатели. И я похоронила их всех. Какой же ты магистр, если твои маги постоянно гибнут?

— Ты пришла сюда, чтобы наконец это высказать? — зло осведомился тот и буквально отшвырнул меня в руки Милю. Я изумленно застыл, когда заклинатель вцепился в плечи, прижимая к лицу ткань с быстро расплывающимся по ней узором заклинания.

— Дышите, — резко приказал он.

Печать серым дымом заполняла легкие, заглушая вспыхнувший внутри огонь. В груди пекло, дым забивал горло, но Миль держал цепко, не убирая ткань и не позволяя согнуться в кашле. Это было даже забавно... если бы не так больно. Но эта жизнь существовала не для того, чтобы мне в ней было хорошо.

— Ты даже не научил его держать защитные печати? — в мертвых рыбьих глазах впервые появился намек на интерес. Бронна глядела на меня как на лабораторную мышку, которой только что вкололи новое зелье и теперь ждут, на какой минуте она забьется в конвульсиях. — А я ведь не прикоснулась к нему и пальцем. Ты совсем не бережешь своего ученика, Шеннейр. Может быть, он тебе не нужен?

Я помахал Матиасу, показывая, что еще могу это сделать, и продолжил наслаждаться. Самым замечательным, несомненно, во всем этом было лицо Шеннейра. Вряд ли за все годы правления темный магистр слышал о себе столько нового, сколько за последние дни. Бронну окружал рой крошечных печатей, похожих на черные точки; какой-то подтип агрессивных динамических заклинаний, которые она даже не подумала притушить, когда рядом находился светлый. Специально не подумала. Страдать не за то, что я светлый, не за то, что я магистр, а за то, что через меня можно задеть Шеннейра, казалось мне на редкость несправедливым.

— Рейни, вы когда начнете думать? — скомканно пробормотал Миль, и я заметил, что его руки чуть подрагивают. Но расплетал враждебные заклятия он с потрясающей быстротой. — Зачем вы лезете под чужие щиты? Если бы не я... хватит ржать!

— Какая жалость. Твой единственный ученик такой слабый, а мир безжалостен к слабости, — сочувствие Бронны так и сочилось ядом. — Бедняжка не протянет и месяца.

— Это угроза? — ровно спросил Шеннейр, и навершие боевой цепи со скрежетом проехало по камням. Высшая презрительно отвернулась:

— Это правда, Шеннейр. Он умрет на твоих руках, и ты ничего не... — и внезапно пошатнулась, неестественно сильно запрокидывая голову и открывая ровный глубокий разрез на горле. Бесшумно выросший у нее за спиной заарн аккуратно опустил волшебницу на землю и принялся наматывать серебряные цепочки обратно на запястья.

— Почему моему магистру постоянно угрожают? — удивленно спросил он в пустоту. — Мне это надоело.

Моральных терзаний Матиас не испытывал. Он не знал, как это делать.

Шеннейр чуть расслабился, одобрительно кивая, и стремительно обернулся. Так некстати вынырнувший из-за угла Нэттэйдж побледнел, быстро отступая:

— Это ведь была дуэль по всем правилам, не так ли? — быстро сориентировался он, и тактично дополнил: — Без протокола, как я понимаю. Ничего страшного. Какой со светлых спрос? Гвен составит бланки. Тсо Кэрэа Рейни, пусть ваш... эм... собрат по гильдии... потом подойдет и подпишет.

* * *

Зелье творило с моими снами странные вещи. Оно их стирало, и вместо видений, вместо отдыха я смотрел в темноту.

Тьма не смотрела на меня, и это задевало.

Нэа выглядел как обычно — спекшаяся земля, фиолетовое небо. Только на горизонте двигалась огромная тень, плавно переступая тонкими длинными лапами. Погибнет много стражей, чтобы ее остановить, но стражи — расходный материал. Как и все остальные.

Куски ткани трепетали на высоких флагштоках. Фигурка рядом с ними казалась крошечной — в белых одеждах с красным знаком на груди. Этот заарн был точь-в-точь похож на Матиаса — вся линейка последнего эксперимента обладала одной внешностью. Я склонил голову к плечу, и он зеркально повторил движение.

— Гельды — это обычные существа. Которых выявляют по высокой чувствительности к искажению, а потом развивают этот дар до максимума. Гельд — это ключ, которым мир открывает другие миры. Цель гельда — открыть дверь...

— ... и умереть, — закончил за ним я.

— Твое жалкое существование тоже обладает некоторым смыслом, — снисходительно кивнул он. — Ты уже послужил ступенькой...

-... потому что только чистая кровь имеет право объявлять войну...

— Милостью Лордов тебе дается право еще раз побыть полезным. Кто-то подошел к двери с той стороны. Ты должен поймать его.

— ... но, Маллеа, разве в других мирах есть свои гельды?

Чужой сон вновь сменился темнотой. Вряд ли Маллеа понравился вопрос. То есть то, что вопрос посмели задать.

Матиас валялся на полу, кинув на него матрас, и неподвижно смотрел на меня. Пустой взгляд был жуток, и я уже решил, что он спит с открытыми глазами, когда услышал вопрос:

— А давай уничтожим этот мир?

Самое то, что нужно спрашивать с утра. Поддерживаю.

— Чем тебя-то он не устроил? — со вздохом отозвался я. Дверь крест-накрест пересекали серебряные ленты, преграждая путь незваным посетителям, но отгородить от негативных эмоций они не могли.

— Тогда Заарней не успеет найти нового донора и тоже умрет, — оптимистично объяснил заарн, и махнул в сторону выхода: — Они давно уже так.

Ругались Шеннейр и Миль.

Я слабо представлял, как Шеннейр может с кем-то ругаться — в моем представлении спор заканчивался уже на втором аргументе противника, а после следовал удар боевой цепью. Но, видно, и такое случалось.

— ... темный магистр Шеннейр удивляется, почему его предала собственная гильдия? — Миль говорил пугающе тихо, то и дело срываясь на свистящие нотки. — Потому что гильдия — это люди. Люди, которые хотят жить и не бояться, что их убьют за случайное слово или за то, что у магистра плохое настроение. Да простит меня Тьма, ты даже Рейни обеспечить защиту не в состоянии — если бы не я, он бы давно уже подох!

Я с досадой прислонился к косяку. Некоторым людям стоило бы научиться молчать.

— У вас есть вся гильдия и вся страна. Серьезно, почему вы орете у меня под дверью?

— С каких пор это ваша дверь?

— А с чего вы взяли, Миль, что нет?

— Эмпатам слово не давали, — отрезал тот, не давая сменить тему. — Но когда темный магистр Шеннейр признавал свои ошибки. Любые жертвы ради очередной блажи. Весь мир существует, чтобы исполнять его желания! Никому не нужен правитель, который способен думать только о своих безумных иде...

Шеннейр побарабанил пальцами по рукоятке боевой цепи, оглянулся на меня, поморщился и легко ударил его по лицу раскрытой ладонью.

— Только благодаря моим безумным идеям ты, ничтожество, способен стоять здесь и разевать свой рот, — негромко сказал он. — Все больше убеждаюсь, что обращался с вами куда мягче, чем вы заслуживаете.

Миль приобрел почти восковую бледность; эмпатическое эхо отразило намерение убийства, и проклятие почти сорвалось с пальцев, но в следующий момент взгляд мага остекленел, словно он разом лишился сил.

— Так ваш уровень позволяет работать с источниками без печатей, Тсо Рейни? — без перехода осведомился Шеннейр, словно не заметив угрозы.

— Учитывая все частности, — я спокойно прошел мимо, забрал со стола переговорный браслет и вернулся обратно. — Я не использую печати не потому, что могу обойтись без печатей, а потому, что я не умею использовать печати.

Боевой маг страдальчески нахмурился, пытаясь вникнуть в нагромождение слов:

— Это неправильное оправдание.

— Это не оправдание, — я остановился напротив, лишив его возможности преградить путь или заставить меня остаться. — Я должен был исцелить источник, и я это сделал. Правило магистра — исполнять то, что он должен исполнить.

Свои слова в моем исполнении Шеннейра не вдохновили. У него они звучали естественней.

— Светлые все время ныли и ныли, что прямой контакт с темным источником так же губителен, как для эмпата — ощущать чужую смерть, — спохватился магистр. — Там с вашим даром ничего не случилось?

С моим даром? Нет. Совсем нет.

— Что с ним могло случиться? — я сосредоточился на противоположной стене, заставляя себя стоять прямо и дышать ровно и размеренно. В последнее время провалы становились все чаще. Ментальная защита не справлялась с нагрузкой. — Сейчас — уже ничего.

— Всегда знал, что это отговорки, — самодовольно заключил Шеннейр и ушел, сказав, что все равно во всем разберется. Какими-нибудь методами.

— Я неправ? — ожесточенно спросил Миль, пытаясь остановить кровь из носа. Удар был слабым, но образ жизни заклинателей никак не способствовал здоровью.

— Вы правы. Ну и что с того? — равновесие постепенно восстанавливалось. Контроль эмоций был со всех сторон прекрасной штукой — за исключением того, что рано или поздно я его не удержу, и это будет жалкое зрелище. — Миль, отвлекитесь на минутку. Шеннейр от вас не убежит, вы еще успеете вытянуть ему нервы и убедить в ничтожности как магистра. Лучше скажите, с каких пор в гильдиях заговорили об объединении?

— С того, как разъединились, Рейни! Что вы вообще об этом знаете? Две одинаковые враждующие организации. Глупость.

— И править должны темные?

— Не тупите. Светлые не удержат власть.

— С тех пор, что я здесь, в темной гильдии то заклинатели шпыняют боевиков, то боевики вытирают ноги о заклинателей. И кто захочет присоединяться к обществу, где все решает сила, чтобы оказаться внизу иерархии?

— И так ваши решили, что будет дешевле остаться одним в прекрасном новом мире, — согласился Миль, брезгливо разглядывая закапанную кровью форму: — Как я могу делать хоть что-то, если в итоге раз за разом вижу свою гибель?

Я не стал говорить, что видел бы гибель даже без особых способностей — если бы стал звать Шеннейра на "ты".

— Я не могу так жить, — объявил заклинатель и убрался в противоположную от магистра сторону.

— Надеюсь, он отравится, — сказал мне Матиас.

Вряд ли на Миля действовал хоть один яд. Я завалился в кресло, с наслаждением решив, что теперь мне точно никто не помешает пошарить по стеллажам в поисках чего-нибудь интересного и еще не найденного.

Миль во многом прав — мертвецам гораздо проще, чем живым.

Последний совет перед Осенним праздником должен был быть знаковым. Общее настроение колебалось от тревожного до приподнятого — в основном радовались те, кто после собрания разъезжался по личным замкам. Потому как жизнь есть жизнь, и незачем рисковать зря.

Спокойствию не помогало и то, что совет вновь вел Вильям, который лучился позитивом и поднимал всякие неудобные вопросы.

— Дорогое собрание, я тут прочитал условия ритуала и обнаружил, что по правилам его проводят сразу два магистра! — жизнерадостно вещал он под всеобщее неодобрение. — Если Тсо Кэрэа Рейни представляет светлую гильдию, то кто будет за темную?

Не касаясь традиций, за темных мог выступить любой высший или хорошо обученный маг. Отчасти позитивный настрой объяснялся тем, что Вильяма на эту роль точно бы не взяли. Даже постоять рядом.

— Я пойду, — хмуро объявил Миль, не давая никому вставить и слова. Он выглядел не бледным, а уже синеватым, и собратья смотрели на него как на самоубийцу. Хотя мелькнуло и сомнение: Миль не участвовал в смертельных авантюрах. То есть он из принципа нигде не участвовал, и разница заключалась в том, сумели его в авантюру затащить или нет.

Миля на совет не приглашали, но ради экстренного случая не выгнали; хотя кто-то недовольно указал, что с каждым разом я притаскиваю с собой все больше и больше народа.

— Отлично! Кто против? Миль, родина вас не забудет! — расчувствовался бывший хозяин Вилленсхольма. — Мне будет вас не хватать.

— Но Миль не магистр, — первой осознанно отреагировала рыжая волшебница, сидящая по левую руку от Алина. — У темной гильдии нет магистра. И мы не можем провести инаугурацию нового, так как так вышло...

— Предали старого, — закатив глаза, перебил Миль. — Который нас проклял.

— Но если мы хотим провести все по правилам — надо что-то делать? — неожиданно озарило ее. Жаль, что озарение опоздало примерно на год.

— И это совсем не проблема!

Надежда совета спокойно посидеть и поговорить без участия Шеннейра вновь провалилась.

— Леди, господа, мое почтение, — как всегда стремительно перешел он к делу. — Знаете ли вы, что такое мозаика?

Неожиданное высказывание высших насторожило. Впрочем, высший совет темной гильдии перевидал немало, и потому их настораживало любое предложение, высказанное бывшим магистром. Но содержание этого никто не понял.

— О, нет, — простонал Миль и сполз со стула, закрывая лицо руками. Ну, кроме него.

— У нас есть гильдия, которая не может выбрать нового магистра, и магистр, у которого нет гильдии. Улавливаете мою мысль?

Судя по общему замешательству, уловленная мысль была слишком дикой для понимания.

— Короче, передаете Рейни власть, и он формально представляет на празднике обе гильдии, — доступно объяснил Шеннейр. — Возражения есть?

— Есть. Я против, — хмуро отрезал я, не дожидаясь общего возмущения на тему "как так можно?!".

И не дождался.

— Вам тут власть предлагают, Кэрэа. Сидите и не рыпайтесь, — зло зашипел Миль.

А если я убегу, догонят и все равно предложат. Жуть какая-то.

— Таки чем вас не устраивает темная гильдия, Тсо Кэрэа Рейни? — заинтересовался разом воспрянувший духом Нэттэйдж.

— Издеваетесь? Хотите за здорово живешь перекинуть на меня все проблемы?

— А вы будете их решать? — очнулся Вильям. — Тогда я "за".

Темным в целом нравились формальные решения. Особенно те, за которые потом не приходилось расплачиваться.

— Как светлый, Рейни, вы не имеете права голоса на высшем темном совете, — с иронией напомнил Алин, прекратив изучать плитку на полу. — Итак, по общему решению темная гильдия объединяется со светлой и выбирает вас своим главой. У нас нет темного посоха и времени на церемонии, но мы в вас верим, а вера — это главное. Миль, не обессудьте, вы идете приложением как носитель темной магии.

— Вы выбираете меня магистром...

— Темным магистром, — резко поправил Олвиш, рассматривая меня безо всякой симпатии.

— Но я светлый, — беспомощно возразил я.

— Исправимо, — отмахнулся Нэттэйдж. — Посудите сами, не странно ли светлому магу стоять во главе темной гильдии?

Ни при каких условиях сон про высший темный совет, пришедший ко мне с радостным требованием "правьте нами всеми!" не казался мне кошмарным.

Теперь казался.

— Свою гильдию я развалил за три недели. Не смущает?

— Ну, — высший посмотрел на Алина, а потом на Шеннейра. — Мы все здесь знаем, что там случилось на самом деле. Да вы не волнуйтесь, это только на праздник, потом откажетесь, если не понравится...

— Простите, но вы очень бредовое сейчас городите.

— Обидно, — кратенько ответил Нэттэйдж, и стало ясно, что высокое собрание это вообще не колеблет.

— Наш новый магистр опять какой-то странный, — грустно подвела итог начальница информационного отдела. — Но это традиция гильдии, а мы следуем традициям.

— Они надеются, что ты не выживешь.

— Это предсказуемо, Матиас.

— Даже если ты переживешь праздник, они все равно попытаются тебя устранить...

— ...чтобы за год найти другого светлого, с которым не будет таких проблем. Да мало ли что случится за год, — меланхолически согласился я. — Все предсказуемо.

Может быть, это будет даже не убийство, а тяжелая болезнь. Болезнь даже более выгодный вариант.

— А что случилось тогда? — любопытство заарна не столько напрягало, сколько напрягало вообще говорить о прошлом. — Я не против, что ты свою гильдию развалил, но чтобы ты ее потом отдал? В это я не верю.

Хотя высшие действительно знали полную картину. Почти полную.

— Заложники, — просто ответил я. — У гильдии было много пленников, после захвата Иншель, и не только. Светлые, обычные люди, семьи, родня, друзья. Маги в вакууме не существуют... точнее, темные, может, и существуют, но не мы. Нападение на источник гильдии вывело Шеннейра из себя, и он пригрозил убивать по человеку в день, если мы не сдадимся.

Если бы у нас был хотя бы один шанс, я бы попытался. Как наследник Ишенги, я бы передал титул магистра дальше. Попробовал бы переместиться туда, где держат пленников, и их освободить. Кстати, держали их втайне и в разных местах, но это не важно. На стороне темной гильдии был Норман, и шанса у нас не было.

Наверное, Шеннейр сам быстро понял, что с заложниками перегнул палку, и что террор такого масштаба — не то, к чему он стремился. Я не знаю. Но он согласился на переговоры и согласился на условия, и он выполнил свою часть сделки, хотя высшие требовали обратного. Магистр темной гильдии держал свое слово.

Алин ждал меня на небольшом балконе. Красивых видов отсюда не наблюдалось — только клубящиеся черные тучи и бесшумные всплески молний. По данным инфоотдела суточный рост Вихря уже ускорился в два раза. Матиас попробовал приблизиться вместе со мной, но окутавшая его дымка сковала заарна по рукам и ногам.

— Мне кажется, ваша тень уже устала повсюду следовать за вами, — чуть насмешливо произнес темный. — Пусть отдохнет. И вы расскажете ему, что убийства — это не тот путь, которым действуют светлые? Если, конечно, это забавное существо действительно собирается стать светлым магом.

Высший маг Алин был куда сильнее, и он мог насмехаться. И высший маг Алин боялся подпускать заарна вплотную, даже когда тот не пытался напасть, что уже о чем-то говорило.

— Спасибо, что пришли, — я будто заново разглядывал стоящего передо мной человека в алых одеяниях. Красный маг Алин был почти мифическим существом. Все знали, что он — правая рука Шеннейра, и что именно на нем держится жизнь гильдии, но он вышел сухим из воды и ухитрился не замараться ни в чем особо кровавом. Официально. — Жаль, что нам не удалось поговорить раньше. Вы же не думаете, что я действительно ваш враг?

— В вас сложно видеть врага, — высший глядел сверху вниз, с ноткой снисходительной жалости. — Вы стараетесь держаться, Тсо Кэрэа Рейни. Но, в конце концов, вы просто светлый ученик, которого бросили в одиночестве.

Он превосходно знал, куда бить. Но это было уже не важно.

— Почему вы не хотите принять власть над гильдией, Алин? Если вы завтра выступите от имени темных, то вам сразу забудут все просчеты. Вам доверяют. За вами пойдут. Ничего еще не решено. Я уверен, что если все соберутся вместе, то сумеют остановить прорыв...

— И будут жить в мире и согласии, — устало продолжил Алин и отвернулся, опираясь на перила балкона. — Эта светлая вера в лучшее. Мне не нужна власть над темной гильдией — потому что я ненавижу темную гильдию.

Хорошо, признаю. Ему удалось меня удивить.

— Бей в спину, иди по головам, вытирай ноги о слабых, пресмыкайся перед сильными, — монотонное перечисление звучало без эмоций. — Союз против общего врага. В мире, построенном на ненависти, без врага не обойтись. Светлые, темные — это не закончится никогда. С меня хватит.

Наверное, я бы мог сказать ему много разных вещей. Но была одна, которая изумляла меня до сих пор — за редкими исключениями темные были самыми обычными людьми.

— А что вы сделали, Алин, чтобы это изменить?

— Вы думаете, что вы измените систему? — с издевкой рассмеялся он. — Нет, Тсо Кэрэа Рейни, система изменит вас. Система вас поглотит, встроит в свой механизм, и вы станете точно таким же, как мы все. Ах да, вы стараетесь ради блага. Принесете себя в жертву, чтобы спасти светлых. Вернуть тех, кто остался на островах. А вы уверены, что они простили?

Он придвинулся ближе, с интересом рассматривая меня, и сам же ответил:

— Они не простили. Вы хотите мира — они нет. Они хотят крови, мести и войны. Что вы сделаете, если ваши сородичи вновь начнут убивать? Добро пожаловать в реальность, светлый магистр.

Реальность черными пятнами разъедала пустоту, и правда проступала за ними — уродливая и неприятная, как и любая правда.

— Реальность — то, что творим мы сами, — сказал я ему вслед. — Но вы сдались.

Высший остановился, словно не зная, то ли снова рассмеяться, то ли разозлиться, и с сожалением покачал головой:

— Мне вас жаль, Тсо Кэрэа Рейни. Я могу уйти. А вы останетесь. С ними.

Слова погасли в тишине, и я прикрыл глаза, впитывая в себя тишину и одиночество. Тени молчали.

— Верить в лучшее. Что за дурость — делать надо, а не верить, — и бросился к заарну, подхватывая его под руки. — Матиас, тебе эмпатия на что — врагов оценивать или фигней страдать?

— Ты реально читал ему мораль? — не оценил заботы тот.

— Да! — радостно подтвердил я. — Надо же на ком-то тренироваться. А то я как не светлый. Мне же перед другими светлыми будет стыдно. Вот спросят меня — а пробовал ли ты хотя бы одного высшего поставить на правильный путь? И что я отвечу?

— Что ты всех унижаешь, говоря, что они неудачники? — озарило заарна, и я оскорбленно поправил:

— Это называется мотивация.

— Но оно не работает...

— Если сработало — тогда мотивация. Нет — тогда они и вправду неудачники. А я не нанимался никого утешать.

Я бы мог понять Алина. Понять очень легко. Но он сделал выбор — очень и очень жаль.

— Вы задолжали мне некоторые объяснения, Рейни, — Шеннейр как ни в чем не бывало остановился рядом, и я мысленно велел Матиасу убраться в тень. Было бы неприятно, если бы темный магистр столкнулся с Алином, и еще неприятней — если бы услышал разговор. Но если у тебя хорошие отношения с оператором волшебного замка, все встречи будут происходить точно в срок.

— Знаю.

Темный маг оперся о стену чуть выше моей головы. Надеюсь, он не пытался угрожающе нависнуть, потому что со стороны все выглядело именно так.

— Я тут вспомнил некоторые детали, — Шеннейр говорил вполне дружелюбно, но холодные глаза смотрели пристально и цепко: — Венец Та-Рэнэри, коллекционная вещица, штучный выпуск. Не усиление магии. Усиление эмпатии и массовое влияние на сознание. Что вы можете соврать, чтобы я поверил?

Ну, это была любопытная постановка вопроса.

— Поймали, — я покосился на него и свесился с перил, заглядывая в бездну. — Я планирую превратить население страны в зомби, а потом поработить.

— Убить вас, что ли? — полушутливо спросил он.

— Как вариант.

Бездна была глубокой, и в ее недрах сверкали молнии.

— Так вы в самом деле ученик Ишенги?

— Нет, — я перекатил обруч в ладонях, и спокойно повторил: — Артефакт, усиливающий эмпатию. Я внушил вам эту мысль.

Не совсем так — я усилил эмоции магов после излечения источника. Про наследника они додумали сами. Если бы я был настоящим наследником, я бы не выдал себя так легко и быстро.

Темные тона в эмпатическом эхе стали еще ярче. В том, что Шеннейр меня убьет, я сомневался — не для того он со мной возится. Но прошлое оставило свое клеймо: бывший глава темной гильдии боялся нового предательства.

Я посмотрел на часы и обернулся к дверям:

— Норман, добрый вечер! Подходите, мы только вас и ждем. Сейчас вы будете выпытывать у меня жуткую правду, а мне лень повторять ее два раза.

Заарн явился в точно назначенное время, и недовольство Шеннейра меня не трогало. Объясняться конкретно с темным магистром не было ни малейшего желания.

— Жуткая правда номер один, — торжественно объявил я, стараясь не улыбаться. Хорошо, не улыбаться слишком широко. — Суть не в том, смогу ли я провести ритуал. Суть в том, чтобы все поверили, что я на это способен.

Глава 11. Место под солнцем

Если бы солнечное затмение началось на рассвете, этим бы все и закончилось. Но оно следовало ближе к полудню, и последние часы были посвящены исключительно тому, чтобы показать Лорду Норману, как быстро и эффективно в последний момент в Аринди решаются проблемы.

Заклинатели не хотели работать с боевиками, люди — с магами и все вместе — с заарнами, но среди них не было ни одного эмпата, чтобы бесконечные конфликты хоть кого-то смущали. Резко вышедшие из спячки темные решили, что участие в истории светлого ученика их глубоко оскорбляет, полагаться на его способности — тем более, и потребовали без извращений долбануть по будущим вратам особо убойным заклинанием и готовиться уже к нормальной кровавой войне на уничтожение. Разумеется, последствия наложения энергий будут катастрофическими, но какого темного мага пугали катастрофические последствия.

Меня тоже ничего не пугало. Сначала эти странные люди должны были переубедить Шеннейра, и им оставалось только посочувствовать.

С верхней площадки Вихря открывался великолепный вид на окрестную разруху и бурную активность среди развалин. Не секрет, что первый удар придется на столицу, и маги поднимали щиты на подходах и рядом с убежищем Полыни. К башне темной гильдии даже не приближались, и озверевший источник упорно грыз сковывающие печати.

— С разрушением Шэн нам повезло.

— М? — Матиас сонно поднял голову, удивленно оглядываясь на меня.

— Врата могли открыться всего в двух местах — в замковой долине или в Шэн. Разница лишь в том, что замковую долину защищали, а Шэн — нет. Но даже если бы я сказал, что они откроются здесь, никто бы меня не послушал, и никто бы не ушел, пока они бы не открылись... А так — получилось наглядно.

Заарн вытянул руки, пошевелив пальцами с выдранными ногтями, и с сомнением протянул:

— Я бы не назвал это... везением. Я же сам ее...

— Теперь называй.

Эвакуация шла и по другим городам, ни шатко ни валко, но все же. Разъяснительная работа принесла плоды, и горожане пришли в убежище, а не начали прятаться по окрестным лесам. Я бы сказал, что главная проблема — выгнать их из убежищ обратно.

— Это первое, что я понял о вашем мире, — Норман держал переговорный браслет на вытянутой руке, как ядовитую змею. — Люди ничего не способны сделать сами.

— Зато все вспомнили, что вы правитель, — с сопереживанием заметил я.

— Я ненавижу эту страну.

— Они опять спрашивают, на сколько оборотов закрывается главная дверь? Не волнуйтесь, они просто боятся что-то повредить.

Генетическая специализация сыграла с заарнами плохую шутку. В условиях неопределенности и сумбура они терялись, и под одобрение всей человеческой диаспоры начинали трезвонить напрямую Норману. Система, которая держится на одном лидере, может, и выглядела удобной, но я бы не хотел оказаться на месте того, кто ее держит.

На площадке было столпотворение. Маги устанавливали артефакты и активаторы для печатей, и некоторые вещи стояли здесь потому, что этого требовал ритуал, а некоторые — потому, что так хотелось темному магистру. Норман и Шеннейр старались не пересекаться друг с другом, но каждый раз, когда они сталкивались, создавалось впечатление, что либо они сейчас начнут выдирать друг у друга власть, либо глотки.

— Делаем ставки, кто кого загрызет? — светски предложил пробившийся сквозь толпу Миль. Строгое ритуальное облачение придавало заклинателю торжественности, но не осознания своей великой миссии. Зато в Гвен и Нэттэйдже скорби и благородного самопожертвования хватало на всю гильдию. В мыслях они, может быть, и корили себя за то, что влезли в эту авантюру, но держали лицо — отступать было поздно.

— Не будьте так пессимистичны. Разумеется, это начало долгого сотрудничества.

Лорд Норман и темный магистр Шеннейр не станут начинать свару, пока их положение слишком шатко. Пока.

Темный маг с отвращением поморщился и перешел к самому животрепещущему:

— Рейни, я осознаю, что у вас без контроля сородичей мораль не мораль и правила не правила, ладно, вы хотите всех убить, но хотя бы древние традиции могли уважать! Что за маскарад?

Меня уже не удивляло, что самое животрепещущее содержалось в церемониале. После всего, на что уже закрыли глаза, можно было закрыть глаза и на это, но за красные символы на ритуальном белом облачении пришлось выдержать настоящий бой.

Никому не важно, что прячется за ширмой, пока ширма выглядит так, как должна выглядеть. Очень удобно.

— А зачем нужен маскарад, Миль? Вы и так все знаете.

— Островная акула, — штандарт магистра он оставил напоследок, вцепившись в него чуть ли не с одержимостью: — Как символ вероломства и жестокости?

— Как символ дружбы и верности, — оскорбленно поправил я.

Островные акулы никогда не бросают своих — в отличие от людей.

— Кто бы сомневался.

— Вы бы переводили разговоры для посторонних, а? — тоскливо попросил Матиас, отрываясь от блокнота. С блокнотом он не расставался со вчерашнего вечера, постоянно что-то записывая. Я подозревал, что не хронику событий, а имена тех, кто смотрел на него косо.

— У нашего светлого магистра на штандарте — его геральдический знак. Тсо Кэрэ — это и есть островная акула, — снизошел заклинатель. — За что вас так не любили родители, Рейни?

— Это нормальное имя. Тсо Кэрэ Рэани — всего лишь "маленькая рыбка".

— Очень... мило, — не сразу нашелся Матиас.

— Они хотели "маленькая рыбка с подобными кинжалам зубами, которыми она вырывает сердца врагов и пожирает живьем", но получилось слишком длинно.

— Вижу, вы не волнуетесь, — подвел итог Нэттэйдж, выныривая откуда-то сбоку. Привычку втихую заниматься неведомо чем и появляться неведомо откуда внутренняя служба явно подхватила от своего главы.

— Про кого это сказано? — саркастично осведомился Миль. — У Рейни эмоциональный спектр на уровне табуретки. Он на вашу агонию будет смотреть с таким же лицом.

Нет, я умею изображать радость. То есть умел.

— Нас всего двое. Отсиживаться в замковой долине, пока остальные будут их защищать... — Гвендолин презрительно смотрела вдаль, как обычно погрузившись в свои мысли. Как организаторы хотя бы части беспорядочной толпы Гвен с Нэттэйджем были незаменимы, но боевые единицы из высших были так себе. — Лучшее, что они смогут сделать после этого — умереть.

Определенная доля романтики была волшебнице не чужда. К списку высших можно было добавить Вильяма, но за пораженческие требования срочно все бросить и спрятаться в убежище того отправили к родным шахтам и заводам. Единственный маг, который волновался по делу.

Нэттэйдж печально склонил голову, выражая полное согласие, и резко подскочил:

— ...какого?! Они не должны здесь быть! Остановите их!

Но остановить на полной скорости вылетевшие к Вихрю внедорожники никто не успел. Или не смог. Машины ломились прямо под молниями, полностью покрытые пылью и круглыми щитами; я привычно дождался, когда наверх поднимется лифт, и приготовился ко второму акту драмы.

— Кто к нам приехал! — Нэттэйдж едва не шипел от злости, разом позабыв о том, как только что сокрушался о неявившихся высших. — Выгнали из Алленталя? Не хватило места?

— Мы приехали сами... — начал оправдываться маг с красной повязкой на рукаве, но его быстро одернули товарищи. Под враждебным вниманием прибывшие посмурнели и потянулись к оружию, но не дотянулись.

— Повеселились — и хватит. Шеннейр, если вы готовитесь встречать Заарней, то какого темную гильдию опять защищает этот светлый? Светлые не умеют воевать. Светлые бесполезны. Бросайте этот бред с ритуалом, убирайте его отсюда, и дайте магам нормально сражаться! — горячо воззвал Олвиш, и я принялся считать, сколько раз слышал эту фразу после того, как о возможном нападении объявили официально. Вообще-то, протестующие были правы — против открытия врат ритуал уже бесполезен, и надо действительно сражаться, но кто им давал право голоса.

Боевики проводили нового смельчака с тоской во взорах и чуть не зааплодировали. До того момента, когда очередные мечты разобьются о реальность, оставались считаные секунды.

— Это перебежчики из свиты Алина, — упрямо повторил Нэттэйдж. — Их могли прислать, чтобы нам помешать.

Я спокойно посмотрел на высшего и пожал плечами:

— Тогда мы умрем все вместе — это ли не счастье?

Все-таки темные были эгоистами. Умирать всем вместе их не тянуло.

— Рейни, вы светлый магистр, проявите оптимизм! — взорвался Миль. — Поддержку, воодушевление, что вы там светлые делаете!

— Я бы мог. Но не хочу.

— И правильно, — жизнерадостно согласился Шеннейр. — Нельзя приучивать окружающих к хорошему. Кэрэа, проверяем связь.

Мне начинало нравиться работать с Шеннейром. Он поддерживал все мои планы.

За связь сегодня отвечали мудреные передатчики, объединяющие абонентов в ущербную нейросеть. Антенной, посредником и усилителем служил Вихрь, я — ведущим сети, остальные — всего лишь приемниками.

— Хватит глазеть, — собеседник щелкнул пальцами перед моим лицом. Правый висок он просто залепил пластырем, из-под которого виднелась запекшаяся кровь. — Как будто вы впервые это видите.

— Ну, в светлой гильдии было не очень принято запихивать человеку в голову железки, а потом отправлять в бой.

Окружающие только развели руками. Мол, чем вы там вообще занимались.

— Я вас слышу, — я спохватился и коснулся пластины на виске, ощущая неровное биение чужой искры. Если бы не Вихрь, воздействие сети было бы крайне неприятным. — Миль, вот вам Шеннейр, он вам покажет оптимизм и дальше по списку. Кстати, а по какому поводу?

— У меня есть причины, — так же радостно отозвался Шеннейр. — Я разбираюсь с этим сбродом в последний раз. А вы, Тсо Кэрэа Рейни, в последний раз тут сидите и отдыхаете.

— А вот это очень нехорошо прозвучало, — грустно сказал я. — Что-то тут не так.

— А вы только заметили?

Миль тоже умел поддержать.

В небо взмыла первая сигнальная ракета, и с площадки наконец-то начал убираться лишний народ. Открылась даже печать на полу, больше похожая на светящиеся соты, а конструкция в центре окончательно приобрела черты стилизованных врат.

Осенний праздник был именно праздником, но сейчас он воспринимался очень тягостно. Может быть, оттого, что ритуальные браслеты оказались очень тяжелыми, ритуальное облачение — неудобным, а ритуальные узоры стягивали кожу. Сейчас уже никто толком не знал, являются ли атрибуты данью традиции или реально помогают, но инструкциям следовали в точности. На всякий случай. Всё проверяли по нескольку раз, потому что в краску могли подмешать яд, артефакты — проклясть, но от меня здесь ничего не зависело.

— Удачи, — Шеннейр нацепил мне на шею не менее тяжелый и ритуальный медальон и отошел к краю печати. Единственный человек, который в меня по-настоящему верил, по совместительству являлся моим злейшим врагом. Вот это не воодушевляло.

Путь к вратам не запомнился ничем, кроме желания повернуть обратно. Зато там я уже понял, почему совет клинило именно на двух участниках — для магистров были предусмотрены две шестиугольные печати, и из-за одного человека вся конструкция неизбежно бы перевесила. Хотя шансы выбраться из сот для случайного участника были невелики. В древности ритуал был проще — среди магов бросали жребий, избранные становились на печати, и печати высасывали из них жизнь, отдавая Источникам.

Затмение близилось, и ветер налетал порывами, задевая высокие знамена. Я ожидал, что на штандарте Миля будет нечто симпатичное, например, скорпион, но заклинатель терпеть не мог животных. Поэтому символ на ткани выражал тайну и могущество и со стороны выглядел как моток пряжи.

— Ваши любимые Острова, — внезапно хмыкнул спутник. — Единственное место, куда вторжение не докатится. Вы поэтому требовали, чтобы тех, кто поддерживал светлую гильдию, сослали туда?

Тени были рядом — молчаливые безликие силуэты стояли в сотах и ждали. Да, это было двенадцать лет назад. Но если я ставлю условия, это ведь не просто так, верно?

— Меня терзает один вопрос — а так ли вам была нужна светлая гильдия? — задумчиво добавил заклинатель. — Она никогда бы не дала вам двинуться дальше.

— Слишком много допущений, Миль.

— Но вы — единственный выживший.

Я посмотрел на призраков и не стал отрицать.

Луна краешком коснулась солнца, бросая на долину сумрачную тень, и молнии притихли, отражаясь в облаках бледными зарницами. Вместо посоха заклинатель держал клубок ниток, которые постоянно распутывались и норовили отхапать ему пальцы, и Миль терпеливо сматывал их обратно.

— Никогда бы не подумал, что это будете именно вы, — искренне признался я. — Ваше добровольное согласие на совете войдет в историю. От кого заразились героизмом?

Мастер проклятий изобразил высокомерную мину:

— Ничего хорошего нас не ждет, я это вижу. И я вижу, что самое безопасное место — рядом с вами. Я не знаю, как вы выпутаетесь в этот раз, но что бы вы там ни думали о себе и ни ныли, что все плохо и бессмысленно — вы живучая тварь, Тсо Рейни, и на самом деле вы совершенно не хотите умирать.

Ну что же, он тоже был искренен. И совершенно прав. Я не видел в своей жизни практически ничего хорошего, и я не понимал, почему после всего, что мне досталось, должен погибать здесь.

— Помните, я спрашивал, Миль — верите ли вы, что светлый ученик способен провести ритуал. И вы ответили, что нет. Почему вы поверили сейчас?

В его глазах все же мелькнуло сомнение, прежде чем смениться раздражением:

— Рейни, хватит прикидываться. Вы знали о вторжении еще двенадцать лет назад вплоть до точного места и времени. Вы последний, кто видел зараженный источник Шэн прежде, чем его запечатали. Я нашел список выпускных работ — до войны вы не просто так шатались по Хоре, вы исследовали признаки приближения прорыва. Так как связаны затмения и врата?

Черный круг наполз на солнце, накрывая долину темнотой. Матиас закрыл лицо ладонями, заглушая смех.

— Они не связаны. Но, Миль, спасибо, что вы это раскопали и вызвались мне помогать. После этого мне окончательно поверили, — я сложил ладони лодочкой и весело добавил: — Кстати, вы правы. Провести ритуал я не смогу.

Как же славно говорить людям приятные вещи.

Не знаю, что хотел сделать Миль, но третья сигнальная ракета не дала ему шанса. Заклинатель что-то беззвучно прошипел и подбросил клубок в воздух; свернутые в нити заклинания стремительно метнулись в разные стороны, сетью опутывая страну и загоняя темные источники в предназначенные им русла. Как ведущий ритуала, Миль превосходно справлялся со своей работой и не церемонился. В отличие от меня.

Соты вспыхивали все ближе и ближе, подбираясь к ногам, вызывая желание зажмуриться. Никаких сопряжений энергий я не ощутил — только ставшие внезапно неподъемными артефакты и полное опустошение, словно все силы вычерпали большой ложкой.

— А если ты ошибся? — тревожно спросил Матиас, поддерживая штандарт.

Ничего страшного. Только жаль, что моей жизни все равно будет мало.

Спящие светлые источники пробуждались, пока еще неуверенно, и моя искра была слишком слаба, чтобы их удержать. Механизм вращался все быстрее, легко перемалывая то, что попало ему под зубцы, и я всматривался в заполняющий все золотой свет, отсчитывая время. Выигрывает тот, кому нечего терять и кто готов пойти до конца.

— Вторжение не должно было начаться сегодня. Но оно начнется. Потому что слишком много людей его ждут. Потому что вдруг случится чудо, я запечатаю врата, и все выживут. И что тогда — учиться сосуществовать вместе? — источник Шэн метнулся вверх, разрывая защитный купол. От горизонта до горизонта прокатилась светящаяся волна, и небо стремительно начало приобретать глубокий фиолетовый цвет; я посмотрел на врата, открытые с нашей стороны, и согласился: — Нет. Это не вариант.

Шестеренки с лязгом остановились. Ритуал должен оборваться прежде, чем его завершат — или прежде, чем он меня убьет, на что я все же надеялся. Ведь если ты зашел в тупик — достаточно одного решения, чтобы получить свободу. Я предполагал, что заарны планируют прорыв не на осень, а на весну — чисто по логике, они не полезут к нам в преддверии холодов — и Алин считал так же. Но Заарней начнет прорыв, если открыть ему путь. Такой шанс они не упустят.

Потом Алин скажет, что врата открылись точно по расписанию, а светлый ученик и обычный заклинатель трагически погибли, пытаясь выполнить то, что доступно только магистрам. Честь, хвала, долгая память. Или в его истории не будет ни бессмысленной попытки всех спасти, ни нас? Свидетелей ведь не останется.

Переговорный браслет потеплел; похоже, с той стороны кричали, но до меня доносились только слабые обрывки:

"...спящее заклинание в ограничи... долина...", — слова превратились в невразумительное шуршание и оборвались. Я щелкнул по одному из камней и поймал нужную волну.

"Заарней почти закончил мост между мирами, — Норман говорил холодно и без эмоций. Он считал нашу затею слишком рискованной и полностью не одобрял. — Совмещение началось. Я буду удерживать Вихрь на границе, сколько смогу. Поторопитесь".

Но провалиться пропадом он не пожелал, что уже было хорошим знаком.

— Вот же выродки, — в голосе Шеннейра слышалось восхищение. Соты уже погасли, оставшись безобидным выжженным рисунком, и он прошел по ним без проблем. — Все-таки решились.

— Шеннейр, да Алин и компания вас дольше не вынесет, — я помахал подошедшему магистру и пятерым боевым магам в масках и полной амуниции, которых Шеннейр тащил с собой, и мысленно тяжело вздохнул. Здравствуй, прошлое. Все боевые группы одинаковы. Куда им столько оружия? Гуманитарная помощь? Обмен технологиями? Пора вводить ограничение по весу. — Не отходите далеко, не нарушайте сеть. Я вас вытащу.

— Снова. Я снова связался с психопатом, — в трансе повторил Миль. — Что в моей жизни не так?

Все добрые поступки наказуемы. Но он не делал их раньше, чтобы это знать.

— Миль, вы испортили такое хорошее намерение своим согласием! — я расстегнул ошейник и протянул заклинателю открытую ладонь. — Я так надеялся, что на ритуал вызовется кто-то другой, и я его здесь брошу.

Принимать добровольно предложенную помощь маг почему-то не торопился. Я глянул на раскинувшуюся внизу желтую равнину и невежливо схватил его за руку, проваливаясь в искажение.

Заарней ждал. Заарней поймал меня сразу — сеть ловчих заклинаний опутала попавших в нее жертв по рукам и ногам, и ледяной крюк вонзился под ребра, вытаскивая на поверхность.

Заарней был восхитительно предсказуем.

На поверхности было жарко и сухо. Яростное солнце отражалось в спекшемся песке, сверкало между молитвенно вскинутых рук, и тонкая фигура в белоснежной одежде почти растворялась в яростном сиянии.

— Последняя копия, — Матиас без изысков сломал двойнику шею и швырнул на землю. — Список закрыт. Кто теперь нежизнеспособный экземпляр?

Алые знаки гельда на ткани были похожи на кровь.

Высокие силуэты в красных мантиях безмолвно смотрели на испорченный ключ к другому миру, лежащий у их ног. Ветер наметал песок у охристых скал, где высилась сложная ажурная конструкция, уже доросшая до второго этажа. Мост соединял врата, и неудивительно, что нас выбросило недалеко от этого места — Вихрь кружил в сотне шагов, похожий на полупрозрачную тень. Со стороны совмещение выглядело очень странно. Именно сегодня заарны врата открывать не собирались и гостей не ожидали, и потому у нас была фора. Небольшое преимущество неожиданности.

Но заарны в красном — жрецы? — даже не спешили нападать, вместо этого расступившись и пропуская вперед невысокую фигурку в песочном балахоне. Я с энтузиазмом потянулся к ней и разочарованно пригасил эмпатическое эхо. Таких замечательных ледяных щитов, как у Нормана, у незнакомца не было.

"Второй Лорд Ирвин, — в голосе Нормана прорезалось напряжение. — По жребию он строит врата".

Какая печаль, что заарны — трудоголики. Ну что им мешает отдыхать в роскошных поместьях, а не торчать на работе? Ах да, у них нет роскошных поместий. Вот их бы и строили.

Жуткий нечеловеческий взгляд скользнул по мертвому гельду и уперся в Призывателя; Матиас посерел и отступил на шаг, еще, но потом пересилил себя и остался на месте.

— Сколько отклонений от эталона. Похоже, ваша генетическая линия ущербна изначально, — резюмировал Лорд Ирвин, и с досадой бросил: — Все равно пришлось бы зачищать ее полностью. Пойдешь на пятнадцатый уровень. Скажешь начальнику смены, чтобы пробы костного мозга брали сразу — я буду позже. Надо же разобраться, где ошибка.

Людей, похоже, он вовсе не принимал в расчет. От тирады я слегка выпал в осадок, но Матиас выпал сильнее — судя по тому, что он действительно намылился куда-то идти. Внушение виделось мне склизкими щупальцами, впившимися ему в голову. Я попробовал оторвать одно — заарн упал на колени, вцепившись в волосы — и без особой надежды воззвал:

— Второй Лорд, пожалуйста, не трогайте моего ученика. Я же не отбираю у вас ваших подчиненных, или кто они вам.

Со светлой магией дело пошло быстрее. Но теперь чужое внимание безраздельно принадлежало мне — и это было до крайности мерзостно.

— Какое занимательное существо. Мне еще такие не попадались, — отметил Лорд, и приказал так же небрежно, отчего Матиас скорчился на песке: — Скоро будет крупное поступление человеческого материала — передашь, чтобы секции два и одиннадцать не занимали. Мне нравится там работать, там творческая атмосфера.

— О чем он говорит? — заинтересовался Шеннейр, поглаживая рукоять боевой цепи. Заарнский язык темный магистр знал, но за годы заключения знания повыветрились.

— Здоровается, — лаконично ответил я. — Радуется. Гостеприимство на высоте.

— Вам мало нашего мира? Зачем вам Заарней? — простонал Миль, только очухавшийся от первого перемещения. — Вы и с ними будете общаться?!

Так, стоп. То есть я — светлый маг, передо мной враги, и мне нельзя с ними общаться? Нет. Это так не работает.

Шеннейр выдвинулся вперед, загораживая нас с Милем, а боевые маги встали по сторонам, заключая в кольцо. Второй Лорд следил за приготовлениями чуть ли не с умилением:

— К чему вы трепыхаетесь, человечки? Вы не становитесь от этого вкуснее, — он сделал крошечный шажок вперед, словно боялся спугнуть нечаянную добычу. — Вы же сами открыли к нам путь. И это правильно, это замечательное решение! Почему вы не делали так раньше?

— А ваш Второй Лорд приветливый и не сноб. Ему скучно и одиноко? — я помог Матиасу подняться и прижал ладонь к его лбу, убирая остатки внушения.

— Ему неинтересно разговаривать с куклами, — со злобой процедил заарн, кивая на жрецов в красном, и вновь согнулся от боли.

Ледяные щиты наконец сумели отгородить нас от враждебной магии, и я вздохнул свободней. Лорд Ирвин вытянулся, поворачиваясь к Вихрю, и воскликнул:

— Номмейни! Ты там? Подожди, сейчас я стабилизирую врата. Вот так. Очень хорошо, что ты вернулся. Зачем было убегать? Ты же знаешь заветы предков. Где родился — там и пригодился. Нет ничего лучше родины, и ты будешь здесь очень, очень полезен.

— Мы тебя с большой пользой ам-ням-ням, — тихонько подхватил я, дождавшись, пока Вихрь приобретет объем и четкость, почти полностью переползая в этот мир, и коснулся его разума, передавая приказ. — О, вы не против, чтобы это тут было, Лорд? И это правильно, это тоже замечательное решение! Давайте знакомиться. Лорд, это Вихрь. Вихрь, это твой заключенный. Властью, данной мне темной и светлой гильдией, приказываю тебе — забирай.

Бушующий смерч взвыл от восторга. Лорд потянулся к нему с любопытством, пока еще не понимая, что происходит, и Вихрь с охотой вцепился в предоставленную силу, заключая жертву в плотный кокон. Волшебную тюрьму строили, используя технологии Заарнея — и ей было абсолютно без разницы, кого есть.

Я на мгновение нырнул в искажение, огибая Шеннейра, и остановился на границе чужих щитов, прижимая руки к груди:

— Второй Лорд, вы не представляете, как я вам благодарен за помощь! Я не был уверен, что сумею пробить дорогу в настоящий другой мир, но вы меня встретили. У вас такие прекрасные врата, я обязательно научусь делать такие же.

Если темный магистр до меня сейчас не дотянется.

В черных глазницах плеснула ярость; Лорд попытался дернуться вперед, но не смог и двинуться с места из-за расцветших на бледной коже множества крошечных печатей. Миль презрительно сморщился и продолжил чертить на песке руны активации. Кажется, я видел подобные печати в камере Шеннейра — они помогали вытягивать энергию и еще раз подтверждали статус пленника.

— Я, светлый магистр Тсо Кэрэа Рейни, объявляю начало прорыва, — стеклянная крошка хрустела под ногами. Я сделал несколько шагов и воткнул штандарт в землю: — Мы не желаем вам зла. Мы просто заберем у вас немного энергии. Но вы же поделитесь?

Знамя вторжения колыхалось на ветру, и красные знаки на белоснежном ритуальном облачении видели все. Я обернулся к спутникам и безмятежно признал:

— Мне кажется, да.

Когда я впервые надел венец Та-Рэнэри, в далеком прошлом, когда мой дар только начали развивать, то решил, что скорее сдохну, чем прикоснусь к этой дряни снова.

А теперь ничего. Бывало и хуже. Мои познания тоже... хм... расширились.

С поверхности отряд пришлось выдергивать прямо из-под выстрелов. Но обычно это происходило именно так. Мелькали странные гигантские механизмы, паутина, множество коконов, страшные твари, шарахающиеся от света фонарей, вспышки боевых заклятий. Внешний оборонный контур. Система жизнеобеспечения. Научный отдел. Инкубатор... Взрывы. Смерть. Боль и непонимание.

Здравствуй, прошлое. Я вернулся.

Хсаа'Р'Нэа уничтожал один мир за другим и не знал печали. Но его обитатели не могли не думать о том, что где-то существуют такие же наглые паразиты, как они. Только чуть-чуть сильнее. И мне этого было достаточно. Страх и смятение звучали слабо и невпопад, но я создавал из них сильную, стремительную мелодию. Сворачивал ужас и бездумную панику в один красочный водоворот, наслаждаясь каждым переливом.

Ненавижу вас всех. Почему я снова должен вспоминать?

Нас было всего девять — ничтожное число. Зато мы тащили с собой гигантскую разумную энергостанцию, и вот это народ, который боролся за крохи энергии, выдержать не мог. Мелькнули разрушенные врата, безжизненные тела в красных балахонах и второй Лорд, насмерть сцепившийся с Вихрем. Лорд был древен, впереди у него была вечность, а еще целых три конкурента. Он не хотел умирать — и уж точно не хотел рисковать и терять силы. Да, мы не могли провести ритуал, не могли закрыть врата. Но сделать так, чтобы их напрочь прикрыли с той стороны — почему нет? Немного традиций, немного информации, немного расчета.

Яркие краски начали тускнеть, и я расхохотался им вслед:

— Стойте! Вы не можете так с нами поступить! Мы так хотели к вам в гости! Вам совсем не жалко наш несчастный мир?!

"Я больше не могу поддерживать мост. Уходите", — голос Нормана начал затихать и отдаляться. Нити, связывающие два мира, беззвучно лопались, давая пойманной жертве хоть немного свободы. Да, скоро заарны придут в себя, поймут, что психанули и больше разрушений причинили себе сами, и начнут отстраивать мост заново, чтобы отыскать наглецов и покарать. Но нам было нужно время — и время мы получили. Немного, всего несколько лет, но несколько лет подготовки — это лучше, чем ничего. За несколько лет возможно придумать, как восстановить защиту против вторжения. Несколько лет можно просто прожить — или угробить друг друга сами. Но это я уже так, в порядке общего оптимизма.

Реальность расползалась под пальцами гнилой ветошью, проваливалась, но я держался за нее столько времени — и выдержу сейчас. Площадку для ритуала окружал неопределенный туман, в котором не было видно ни земли, ни неба; Миль оглянулся, явно прикидывая, что бы сказать приятного о моих способностях, и внезапно с надеждой вскинулся:

— А Шеннейра, вы, как я понимаю, планируете забыть? Прекрасный план, Рейни. Наконец-то он сделает то, что от него требуется — исчезнет, оставив хорошие воспоминания.

Темный маг требовательно протянул руку, и я инстинктивно прикрыл передатчик ладонью.

— Только не говорите мне, что в вас проснулась доброта — у вас никогда ее не было, — короткий смешок быстро затих. Миль придвинулся еще ближе и зло приказал: — Да отдайте же это!

Не дожидаясь реакции, заклинатель вцепился в мое запястье. Но серебряная цепочка, обернувшаяся вокруг его горла, помешала дальнейшему движению; Матиас затянул ее сильнее, с наслаждением прошипев:

— Давно хотел это сделать. Наглый, ничтожный человечек.

Я посмотрел в жестокие фиолетовые глаза и предупредил:

— Не до смерти.

Искусственные нейросети — редкостное по своей кривости творение. Чужие искры больно жглись и, что было для меня в новинку, я начинал чувствовать саму структуру связи — огромного стального паука, глубоко запустившего лапы в разум привязанных людей. Пауки прекрасны, но слипнуться вместе мне все равно не хотелось. И потому первое, что я сделал по ту сторону — сорвал с головы венец, и отшвырнул прочь. Во Тьму дар, во Тьму эмпатию, с меня достаточно.

— Почему ты их вытащил? — Матиас аккуратно опустил жертву на пол. Заарн был идеальным исполнителем — сначала делал, а потом спрашивал.

Я горько зажмурился, отсчитывая десять ударов сердца, и ровно произнес:

— Потому что темный магистр Шеннейр мне не доверяет. Ты бы стал полностью полагаться на человека, которому не доверяешь?

Шеннейр пришел в себя быстрее всех — но на то он и являлся магистром, то есть живучей тварью. Хотя приближающийся силуэт все еще пошатывало; на Миля боевой маг посмотрел без удивления и молча встал рядом, сжав мое плечо. Я равнодушно следил, как по его виску стекает струйка крови.

— И остался последний этап... Возмездие — это не убийство, не так ли?

— Долгожданный этап. Традиции — это важно, Тсо Кэрэа Рейни. Дальше не лезьте. Я все закончу, — темный магистр жмурился, улыбаясь хищно и недобро, и сильнее сжимал пальцы. — Светлым на войне не место. А меня всегда раздражала эта замковая долина. Высшие постоянно там прятались.

И нам нужно было немного — всего лишь причина, чтобы ее уничтожить. Причина, которую поймут и поддержат все. Да, мы втянули в это всю страну и иной мир, но когда следовать традициям было легко?

— Алин и другие не должны выжить, — тихо напомнил я, и Шеннейр усмехнулся одной половиной рта, стараясь не тревожить клеймо:

— Дайте мне три дня. Это гораздо меньше, чем семь лет.

* * *

За то короткое время, что были открыты врата, на нашу сторону уже успело наползти всякой дряни. Защитные печати окружали Вихрь, сияли над убежищем Полыни и, слабее, над соседними городами. Твари чуяли скопление людей и пока ломились напрямую — но лучше так, чем они поползут дальше, где нет защиты. Лови их потом по лесам. Обстановка пряткам только помогала — Аринди глобально перекрасилась в веселенькую черную раскраску. Жадность до добра не доводит. Той темной энергии, что разумная тюрьма вытянула из другого мира, теперь хватало, чтобы от нас шарахались следующую сотню лет.

Долину накрывал густой мрак, который разгоняли постоянные багровые молнии. Вихрь чудовищно распух, подмяв под себя остатки города, а дальше простиралась выжженная равнина — высохшие деревья и глубокие трещины, из которых било черное пламя источников. У кромки неба переливался ядовито-зеленый купол полигонов, а на холмах могильным бледным светом сиял Лонгард.

Если это увидят соседи, нам конец.

Подъемник остановился на уровне с грохотом, выдавая, что Главный оператор Вихря полностью не в духе. На лице Гвендолин и идущего с ней Нэттэйджа ничего такого не читалось, но вот остальные инфоры выглядели слегка пришибленными.

— Охрана? — предположил я, переглядываясь со следующим за ними Эршеном. Его сопровождали незнакомые личности, от эмоций которых по спине прошел холодок.

— Эти господа любезно согласились проследить, чтобы связь с ушедшими не прервалась, и они сумели вернуться, — сухо сообщила глава информационного отдела. — Я бы попросила быть аккуратнее с обвинениями в моей некомпетентности. Тем более, если вы врываетесь без официального постановления туда, где люди работают, и ведете себя как захватчики.

— Мы приносим извинения, — вежливо и явно не в первый раз отозвался Эршенгаль. — Мы рады, что все закончилось благополучно, Тсо Кэрэа Рейни.

Даже не стану спрашивать, какие инструкции они получили, если бы связь внезапно и слишком случайно прервалась с моей стороны. Иногда спокойный сон все-таки дороже.

— От ваших дублирующих заклинаний больше вреда, чем пользы. Потрудитесь их убрать, — высшей хотелось скандалить дальше. Нет, я не против — но не при мне.

— Надеюсь, все маги гильдии знают, что и почему случилось?

Нэттэйдж наконец оторвался от своих бумаг, уставившись с неприкрытым изумлением:

— Разумеется. Мы рисковали жизнями ради спасения страны, а жалкие предатели ударили в спину, чтобы захватить власть. Полностью в стиле Алина. Он ведь и темного магистра Шеннейра предал, помните? А что он сделал с Аринди — нет, вы это видели, да что о нас соседи теперь скажут?!

И вряд ли магам, которые защищали гильдию или городские убежища, понравится новость, что их не просто бросили, а пытались уничтожить. Этот человек хорошо понимал ситуацию.

Высшие помедлили, словно не желая уходить, и Нэттэйдж с сожалением добавил:

— Почему вы не предупредили, что планируете боевой рейд по Заарнею? Мы бы составили список, что оттуда можно забрать.

Пожалуйста, убирайтесь, а?

— У меня такое ощущение, что они считают себя темной гильдией, — Гвен с глубоким возмущением смотрела на боевых магов.

А у меня ощущение, что они еще парочку войн в честь хорошего повода развяжут. Потому что раскол очевиден — что, темные боевые маги уже не гильдия? Сторонники Шеннейра, и сторонники Алина, и те, кто остался здесь, и совсем левые маги носили одинаковую форму и неизвестно, как друг друга различали.

— Оставьте в покое темную гильдию, — устало посоветовал я, надеясь, что они не намереваются устроить праздничные посиделки здесь и сейчас. — Темная гильдия себя дискредитировала. Она развязала войну, делала плохие вещи и едва не привела страну к развалу. Вы хотите, чтобы с вас... с нас спросили за все ее ошибки? Чтобы нас уничтожили за все, что она уже успела сотворить? А мы... скажем, Объединенная гильдия... все учли, исправились... нет, мы вовсе ни при чем.

Я махнул в сторону замковой долины, с пафосом продолжая:

— А там отщепенцы, которые не хотят идти к светлому будущему. Они — плохие, мы — хорошие, они — виноваты во всем. А мы — те, кто об этом расскажет. И те, кто попробует на нас напасть, тоже будет очень и очень плохим. Незачем давать врагам оправдание.

Высшие переглянулись, и Нэттэйдж утвердительно кивнул:

— Сработаемся.

Бой за замковую долину отсюда казался далеким и совсем не страшным. Почти удавалось закрыть глаза и представить, что его нет. Я ненавидел войны, но никто больше не хотел мира.

— Рады? — сипло спросил Миль, ощупывая красную полосу на шее.

— Может быть, — я прошел по площадке, поднимая венец. Не стоит разбрасываться артефактами, не стоит проявлять эмоции. Эмоции — это глупость.

— Я бы сумел разрушить сеть.

— Или нет.

Или Шеннейр слишком полезен, чтобы от него избавляться. Я никто — но вокруг полно полезных людей. И они сделают то, что мне нужно.

— Такого шанса у вас больше не будет, — бесцветно предрек Миль.

Вконец оборзевший Вихрь гудел на краю сознания, жалуясь, что вкусняшку отобрали и жизнь не задалась. И вообще. Если бы у меня был выбор, я предпочел бы иметь дело с Алином, а не с Шеннейром — но высший маг Алин никогда не станет договариваться с каким-то светлым учеником. Он презирал меня и желал использовать и выбросить — и я выпустил из темницы его худший кошмар, я отрезал ему путь назад, я вынудил его ошибиться.

Ну что же — ему тоже придется умереть. Традиции — это важно, и я следую традициям. Как любой нормальный темный магистр, я начинал правление с массовых убийств.

— Лучше бы вы просто уничтожили эту проклятую страну, Тсо Кэрэа Рейни.

— Зачем? Мне здесь жить, — я прикоснулся к его горлу, исцеляя след от удавки, и дружелюбно произнес: — Не торопитесь, высший темный маг Миль. Если вы погибнете, я не смогу сделать вас своим замом. А это будет печально.

Мне очень нужен тот, кто знает хотя бы имена окружающих и вместо завышенных амбиций имеет мозги.

— Или вы не хотите двигаться вперед?

Всего лишь светлый ученик? Ну и пусть. Я построю себе новый дом, и на этот раз никто не посмеет его разрушить. Я безнадежен — но я никогда не говорил, что все безнадежно. Мир, породивший пауков, не может быть плох.