Лепила-2

В общем, правильнее всего, в данной ситуации — тактика поведения сбитого в уличной драке: не пробуй сопротивляться — запинают с еще большим ожесточением, лежи, уворачивайся от наиболее опасных ударов, и защищай жизненно важные органы, пропуская сколько угодно ударов во все остальные части тела. Скоро они устанут и оставят тебя в покое,тогда тихонько уползай зализывать раны, и не вздумай провоцировать нападающих хоть чем-нибудь!

Я предвижу недоуменную, а у кого-то — и возмущенную реакцию: преступники — и "идите работать"??? Штраф им, многомиллионный! Посадить, лет на десять!! Расстрелять публично!!! И, уж конечно, гнать из врачей самой поганой метлой. Навсегда.

Самое интересное, я понимаю людей, которые призывают к подобному, особенно если у них по нашей вине случилось горе. Вот только выполнить их требование — нереально. Штраф врачу, конечно, влепить можно, но уж отнюдь не многомиллионный, не Америка, чай, откуда у простого сельского лепилы — миллионы. Ему и гораздо меньшую сумму — невподъем выплатить, а для родственников приговор насмешкой звучит — за сына СТОЛЬКО? Посадить — а работать в той дыре, откуда его забрали на посадку, кому? Я уж не говорю про расстрел... И если наша система поработает по таким вот законам с десяток-другой лет — с удивлением обнаружат жаждущие крови граждане, что лечить-то их и некому — кто сидит, кто под расстрельной стенкой лежит, кто, от греха подальше, нафик из страны сбежал, а насмотревшись на все подобные страхи, в медицинские институты поступают либо любители экстрима, либо блаженные. Их что-то немного, а потому весь набор составляет человек 20 от силы — как во времена Гиппократа, да и тех быстренько или расстреляют или посадят — каждый врач допускает ошибки. " А вы учитесь лучше, сукины дети, и работайте аккуратно, без ошибок!" — слышу я гневную отповедь. Тоже правильно, вот только без ошибок работать не может никто — самый опытный плотник, самый распрекрасный слесарь, когда-никогда на миллиметр стружку снимет лишнюю, и тем самым, деталь запорет. Самый опытный прграммист при составлении программы ошибется, и она глючить начнет. Что слесарь сделает? Испорченную гайку в ведро выбросит. Что программист сотворит? Ошибку в программе исправит, а не получится — плюнет, сотрет, и новую напишет. "Сравнили тоже — гайку и человеческую жизнь!"-хмыкнет кто-то. .Так-то так, несравнимые это вещи, а вот способность ошибаться, причем часто в экстремальных условиях (часто ли токарь гайку вытачивает, к примеру, без чертежей на неизвестной раньше ему марке станка, с завязанными глазами?) у человека — что токаря, что врача — одинакова. И не придумали еще специальных инкубаторов, где бы выращивали медицинских работников — не способных ошибаться. Все из одного места получаемся, что врачи, что дворники... Каждому, кто на что-нибудь сетует — на образование ли, медицину или милицию, или даже на качество изготавливаемых промышленностью игрушек "Чебурашка плюшевый", следует понять — мы живем в это время, в этой стране, при этой реальности. А в Зимбабве — нет еды. А вЧаде — нет воды. У нас лучше, чем там, но хуже, чем много где. Без смены всей реальности, не получится смены ее части. Либо меняй реальность здесь, либо уезжай туда, где реальность более соответствует твоим взглядам на ее правильность. Только подойдешь ли ты под ту реальность, будешь ли соответствовать нормам ее правильности. Ну, а ситуация-то с медициной, как раз вроде более лучшей становится, нежели со всеми другими сферами. Вон, старая медсестра рассказывала, что лет так с пятьдесят назад писали в справках о смерти просто и бесхитростно: "Умерла от родов", "Умер от поноса" — и никого, включая ...здравы всех мастей, это не удивляло и не волновало — бывает, дескать, чего там... Сейчас такое напиши — точно расстреляют, хоть и от поноса, и от родов человек и сейчас помереть может.Только вот по способности калечить, заражать, да и просто убивать человеческое тело общество продвинулось куда как дальше, чем медицина — делать обратное этому, одна военная наука чего стоит.

Потихоньку этак философтсвуя, хоть и не думаю, что старый отшельник взял бы меня в ученики,я переоделся в гардеробе, после чего добрался до отделения областной реанимации,куда на данную неделю я был приписан, дабы постичь всю глубину и мудрость Высшего Разума. Глас Высшего Разума доносился из палаты. Высший Разум матерился.

-Ты куда смотришь, ...! Его же интубировать надо. Он у тебя вот-вот станет, или не слышишь, как хрипит?. Давай трубу пихай быстрее!

Это мой однокурсник, а ныне заведующий отделением Виталик Попов негодуя, обрушивался на хлопающего глазами салагу — по всему видать, интерна. Подойдя к ним, я с любопытством воззрился на койку., где лежал очередной инсульт. по всему своему виду он ни капли не отличался от всех тех бесчисленных геморрагических и ишемических инсультов, что перебывали у нас в отделении. Здоровый мужик, точь-в-точь наш Колбасенко, наверняка — гипертоник. Ладно, болезнь-то мы знаем, а вот чем же их тут лечат...

— Здравствуйте, Виталий Николаевич, прибыл в ваше распоряжение.

— А, Димыч, привет. Ну, как дела там у вас, в Лесногорске?

— Какие дела, все дела у вас, у нас так, делишки. Живем в лесу, молимся колесу — вот и все дела наши.

— Ну, не скажи. Вы же теперь у нас — нечто вроде мафиозного центра. Местная Сицилия пополам с Колумбией. Вон, Денис у вас побывал — рассказал на цельный роман, хоть сейчас пиши.

— Таланту нет. Кстати, как он там?

— В 1-й городской.— пожал плечами Виталик.— Нормально вроде все. Залетов нет.

-Ну, и слава Богу. Ладно, давай выкладывай...

-Что?

— Как что? Адреса, явки, пароли. Вернее, рассказывай про секретные лекарства, которых мы не знаем, и показывай АППАРАТУРУ.

-Вон стоит моя АППАРАТУРА , — хмыкнул Виталик, кивая головой в сторну ржавой, убитой "рошки", каковым словом мы в просторечии, аппарат "РО-6" зовем. Аппарта бодро пыхтел, вентилируя очередного бедолагу-коматозника.

АППАРАТУРА — это такое волшебное слово, которое очень любят родственники наших больных. "Доктор, а можно его в город отправить?— А зачем?— Ну, там ведь АППАРАТУРА!" Начинаешь спрашивать, какая аппаратура, мол, — не знают, но на тебя начинают смотреть неприязненно — не хочет доктор послать родимого пациента туда где есть АППАРАТУРА. Аппаратура бывает разная — диагностическая, лечебная и следящая. Следящая у нас абсолютно не отличается от здешней — те же мониторы "Санрайз". Главное в мониторах — не то, что они показывают, а как за этими показаниями следят. Судя по тому, что у пациента, по поводу которого Виталик материл интерна, показатели насыщения организма кислородом снизились до 78, при норме не ниже 90 процентов — по крайней мере, у этого врача — слежение не на уровне. Диагностическая? Иногда, кой какие штуки нам бы оказались действительно полезными — компьютерный томограф, к примеру, чтобы не наобум в голову лезть, подозревая там гематому. Только не так уж много таких экстренных состояний, которые надо было бы подтверждать какими-то супер-пупер-навороченными штуками: если у человека нога на полуоторванных мышцах болтается — что нам еще компьютерный томограф вдогонку скажет, пока мы его в операционную волокем? Даже если беда "внутри" организма случилась — инфаркт тот же или инсульт — достаточно бывает пациента выслушать, а иногда — просто на него посмотреть. чтобы определить, что у человека стряслось. Можно, конечно, человека ну очень круто обследовать с тем же инфарктом— провести ему, к примеру, пробу с радиоактивным технецием — ввести специальный радиоактивный препарат, который избирательно накапливается только в омертвевших тканях миокарда и зону этого инфаркта определить с точностью до миллиметра. Только на кой ляд это надо? До процедуры знали мы что зона инфаркта расположена в области перегородки сердца, а после пробы — что таки-да, она — там, и площадь ее — 3,6 на 0, 68 мм. А дальше что? Лечить — все равно надо одним и тем же, по тем же принципам. Можно и от совершенно крохотного инфаркта дуба дать, и со здоровенным — неплохо оклематься. Я не говорю, что подобные исследования не нужны в принципе — они не нужны подавляющему большинству наших пациентов. Вот только как это родственникам объяснить. С лечебной аппаратурой — та же петрушка. Хорошо, конечно, когда есть высококлассный дыхательный аппарат, и ряд наших пациентов в нем действительно, нуждается. Попробуй ту же тяжелую пневмонию без специальных режимов дыхания вытяни! Но не всем ведь и аппарат нужен. Кому-то достаточно просто отлежаться от операции, дождавшись, пока трудолюбивые клетки не восстановят повреждения. Но, глянув на бледную жену ( а чего вы хотите, после внематочной беременности и часового наркоза?) обеспокоенный муж категорически настаивает на переводе в область, к "аппаратуре". Еще и то надо учитывать, что не каждого и переведешь, в связи с состоянием, как бы этого порой не хотелось и нам самим. и еще: областные больницы — не безразмерные, а в городе, между прочим, и свое население имеется, и не маленькое, которое тоже болеет. А районов у нас в области — 26, начни всех тяжелых пациентов в города возить — захлебнется город, никакой аппартуры не хватит. Один из этого выход — надо, чтобы в каждом районе было не хуже, чем в области, хотя бы в плане тех же дыхательных аппаратов. Хотя у нас, к примеру, "рошка" еще и получше выглядит — всего на всех не хватате даже в областной больнице. Но это мы возвращаемся к разговору о сравнении Чада и нашей страны, а также реальности бытия и своего представления о его правильности... Или тот же кардистмулятор...Кстати, надо проверить почву на предмет перевода нашего ветерана с инфарктом. Несмотря на все наше лечение, блокада проводящих путей у него сохранялась, так что Сергей, вместе с заведующим терапией настоятельно просили меня уточнить возможность перевода пациента Сидоровича. Ну, или пусть бы лично приехали, временный бы ему поставили. Надо будет в течение дня в кардиохирургию заглянуть. Пока же мы ждали обхода.

"Меня сам профессор Н смотрел!" — с гордостью заявляют порой наши больные, вернувшиеся к нам на долечивание из города. Некоторые, по-видимому ссо скрытой манией величия, говорят даже:" ...лечил!" Процесс смотрения-лечения професорско-доцентским составом в областной больнице выглядел следующим образом: Толпа , в добрых две дюжины человек, двигалась по палатам отделения реанимации (а в ней, между прочим, человек 40 пациентов!), останавливаясь возле каждой койки минут на пять. Большую часть этих пяти минут занимало монотонное бормотание дежурного реаниматолога: "Пациент такой-то.... , травма тогда-то..., оперирован такого-то..., анализы..., кардиограмма..... получает такие-то препараты...,в целом динамика — положительная (отрицательная)..." Професссорско -доцентский состав благожелательно внимал данному бормотанию, снисходя изредка до тыканья пальцем в брюшную стенку пациента, либо приоткрывания века и всматривания в недра зрачка (как правило, одного). Выслушав порцию информациии, светила переглядывались, и в случае "положительной" динамики глубокомысленно изрекали: "Ну, что же, хорошо, продолжайте лечение." В случае если динамика была "отрицательной", болезному уделялось чуток больше времени: "А поменяйте ему шило на мыло, и пригласите к нему:-кардиолога

-эндокринолога

-стоматолога (пусть проверит, нет ли у него кариознызх зубов, и не оттуда ли зловредный сепсис начался!)

-когулопатолога

— и еще пару-тройку ...ологов.

И опять просветите его от ушей и до пяток разными лучами и волнами."

Все эти консультации и обследования, в подавляющем большинстве случаев носят одну единственную цель: когда такие же проверяющие спросят — а это вы сделали? — гордо ответить: сделали! Вот на то у нас и бумага есть! Данные обходы, как правило, — пустая формальность, крайне редко дающая какую-нибудь сколько-нибудь значимую помощь пациентам,и "серьезные" профессора их тихо ненавидят, потому как понимают всю их абсурдность: что, в действительности, может сказать самое пристальное наблюдение за пациентом в течение пяти минут? Наблюдают, а следовательно и лечат пациентов— как раз такие вот простые работяги — дежурные доктора. Именно они оценивают те изменения, зачастую — слабо уловимые в течение первого времени — в ту или иную сторону. Когда видишь, что сутки назад у тебя больной разговаривал, а сегодня что-то без сознания — и ежу понятно. что с мозгами у него что-то не того. Только вот это — поздно частенько, и поэтому надо "вытаптывать" больного — прислушиваясь, если это надо, к оборотам его речи, интонации, задержке между фразами, чтобы вовремя оценить сдвиг, изменяя, если надо параметры аппаратуры, дозы препаратов. И с анализами тоже, и с консультациями. Ну, сделают анализы, ...ологи посмотрят — кто все это интерпретировать будет? Профессорский состав? А ты поди, побегай, поищи этот состав спустя несколько часов по всей больнице. Когда профессора по н а с т о я щ е м у кого-то лечат — а бывает, бывает такое, случается иногда засада. когда надо напрягаться в с е м — собирается не этот базар-вокзал, а всего-то трое-четверо реальных пацанов, включая, конечно, заведующего отделением, и того, кто смотрит за пациентом по-настоящему. И сидят они часами, и курят, и пьют кофе, и выбегают то и дело посмотреть: а как же там дела, а часто и не отходят от постели, тихо переговариваясь между собой, обсуждая, что бы еще такое больному ввести, и снова курят. И не нужны им консультации всех этих "ологов-олухов", разве что для отмазки, потому как н а с т о я щ и й профессор и так знает, как оценить динамику D-димеров или вираж тропонинового теста. (Про димеры, я кстати, не просто так сказал: очередной ученый муж, коих за последние годы расплодилось — как кроликов в Австралии — спросил у лечащей докторессы, кивнув в сторону больного: "А D— димеры у него какие?". "Нормальные!" — бойко ответила его собеседница. "Светило", благосклонно кивнуло, и продолжило, заложив руки за спину, обход... Я удивленно смотрел ему вслед. Тут вот ведь какая штука: уровень этого самого показателя, D-димеров, сам по себе значит мало что. Говорить о них так, как говорили эти двое — мягко говоря, некорректно. Показатель этот имеет значение только тогда, когда отслеживается динамика процесса — растет уровень D-димеров в крови, снижается, или остается на одном месте. Может и в норме этот поазатель. а завтра подрастет Оценив динамику, можно к о с в е н н о судить о том, есть ли у человека тенденция к повышенному тромбообразованию. Какое это имело отношение к человеку с разлитым перитонитом— мне было не совсем ясно. Никаких предпосылок к тромбоэмболиям, у него судя по докладу врача, вроде, не наблюдалось. Так что, скорее всего, ввернул " умный" термин данный лекарь так, ради того чтобы показать, насколько он умный — даже D -димеры, вон, знает! Остальная ученая братиятоже побрела к другому больному, не обратив ни малейшего внимания на данный эпизод. я немного подумал, не вставитть ли своих "пять копеек", потом пожал плечми и пошел за остальными. Из собственного опыта я знаю, что подобного рода "профессора", как-то болезненно воспринимают критику в свой адрес....)