Кукушонок

  Когда Херви затих, голову мою заполнил целый шквал мыслей. Почему он так твёрдо держался? Зачем признал свою вину? Почему не выдал меня? Сотни зачем и почему. Существенно позже я узнал правду: Херви был бастардом Викора Орла. В замке об этом знали всего несколько человек: сам Херви, граф, графиня, старшие дети. Остальные могли догадываться, но не знать. Добросердечный папаша пригрел ребёнка на груди, назначил его слугой и окружил вниманием наравне с прочими слугами. А потом жестоко пытал и убил.

  Конец первой части книги.

  День тридцать шестой.

  Мы вошли в лес, только изображая слаженную команду, но опасности сразу же заставили нас сосредоточиться и забыть всё, что было до этой минуты. Признаюсь, что я несколько исказил действительность, хоть и ненамеренно. Мой страх в то время так заслонял мне всё остальное, окрасив всё в собственные серо-зелёные цвета в воспоминаниях, что моя история выглядит несколько однобокой. Думаю, что сам я вёл себя намного бодрее, чем об этом рассказываю. Видели ли окружающие мой страх? У них было вдосталь собственного. Все мои спутники боялись этой экспедиции, и от этого чувства мы сильнее сжимали оружие — нашу единственную надежду на спасение.

  Все мы были вооружены копьями и щитами. Егеря несли дротики, воины дополнительно вооружались мечами и кольчугами. Спины всех участников экспедиции сдавливали коробы с имуществом, обшитые вываренной в воске кожей. Такая кожа не пропускала воду, не гнила. Из похожего материала нам пошили и одежду. Признаюсь, что я чувствовал себя под всей этой сбруей не слишком хорошо, но идею придать нам повышенную плавучесть я одобрял.

  Как бы мы не пытались двигаться тихо, лес хрустел и скрипел под нашими ногами. Каждый звук заставлял нас вздрагивать, но от минуты к минуте всё меньше. Страх и ожидание опасности — очень выматывающие чувства. Примерно через половину часа мы перестали озираться от малейшего шороха. Я шёл в серёдке нашего построения рядом с Денкелем. Егеря рассыпались полукругом спереди, а воины встали за нами. Экспедиция тихо переговаривалась между собой. Компания — это великая сила, в коллективе любые неприятности переносятся проще, если горе и радости делятся вместе.

  В пёстрой растительности показались первые разрывы — мы пришли к Болоту. Вода редкими лужицами проглядывала сквозь заросли камышей и лиан, отдельные мохнатые кочки и мангровые деревья. Из прочитанного фолианта я знал, что половина местных растений — ценнейшие ингредиенты для алхимиков. Прямо здесь мы могли набить свои карманы золотом, но нас послали за сокровищами Топи, и это всё усложняло. Егеря споро нарубили слег и раздали нам что-то вроде широких лыж на толстой подошве. Защита из болотоступов и плотной проваренной одежды предназначалась для того, чтобы свести к минимуму контакты тела с плававшими вокруг комьями болотной плоти. В сравнении с тем, что показывал маг, эта субстанция была исключительно активной. На моих глазах неосторожная цапля задела комок лапкой. В несколько мгновений эта дрянь сожрала её.

  — Страшное дело, — пробормотал Бокли.

  Мы забросили щиты и копья на спины, сохраняя возможность вооружиться за секунду, или две, и вошли в болото. Егерь вёл нас запутанными путями, но довольно быстро. Когда он терялся, мы доставали бумаги и прокладывали путь между островками, руководствуясь примерно десятком карт, сравнивая изменения глубин и перемещения островков в разное время с нынешним моментом. Только увидев плывущий в болоте островок, я понял, что наше положение существенно хуже, чем кажется. Ещё на Земле я слышал байки о многослойных болотах, где слои ила и влажного грунта чередовались со слоями воды. Все местные островки просто плавали на поверхности до тех пор, пока не становились слишком тяжёлыми. И тогда они тонули. Это объяснение нисколько меня не успокоило. Все мы привыкли ходить по твёрдой земле, и подозрение в том, что под нами километр пирога из воды и ила я оставил при себе. Большая часть островов казалась твёрдой частью суши, дрейфуя слишком медленно и слишком высоко, чтобы местные могли понять истинную природу Болота.

  В прошлый раз я не заметил большого количества живности, но теперь Болото шумело непрерывно. На кочках квакали лягушки и стрекотали насекомые, выше шумели птицы, а в мутной воде, покрытой ряской плескалась разная живность от рыб и змей до совершенно немыслимых на Земле видов. Мы прошли несколько островов без неприятностей в пути, если не считать облака мошкары над нами. С собой мы взяли очень эффективный репеллент, и я впервые искренне восхитился местным алхимикам. Дойдя до крупного островка, мы решили сделать привал.

  Бокли с егерями искал что-то рядом с берегом. За время пути мы добыли какую-то целебную плесень и несколько семян ядовитого растения, но ничего особо ценного. Экспедиция не тратила время на сбор растений, мы настойчиво продвигались вперёд. Теперь же егеря решили воспользоваться моментом и собрать все более-менее ценные растения и грибы. Пока остальные разводили костёр, я успел переодеться в сухое и стал прогуливаться по нашему острову, правда, не выпуская из рук оружия.

  Солдаты негромко переговаривались:

  — Чего это он?

  — Молчи, не видишь почуял что.

  — А меченные они все так?

  — Мне почём знать?!

  — Лучше приглядеть за ним.

  — И то правда.

  Меня что-то влекло к восточному краю нашего пристанища. Тяжело описать это чувство. Какой-то компас внутри, действующий на эмоции. Повернёшься на запад, чувствуешь какое-то раздражение, на север, или на юг — нетерпение, а лицом на восток ощущаешь умиротворённость. Я проследовал за внутренним ориентиром и под большими листьями куста обнаружил с десяток жёлтых шаров на тонких ножках. Из справочника я знал это растение. 'Солнце радости' — сильнейший антидепрессант. Каждый шарик шёл по десятку золотых, превращаясь в руках умелого алхимика в снадобье стоимостью в сто-двести золотых. Будь мы свободными людьми, с такой находкой развернулись бы на месте и потопали домой. Я показал шары Денкелю, он вздохнул и сказал, что без артефакта граф не успокоится.

  Подошли егеря, они тоже насобирали разной всячины.

  — Хороший улов.

  Бокли разложил находки и принялся считать. Вышло на три сотни золотых, не меньше. Все понимали, что с таким уловом мы уже выполнили задачу минимум, но нас послали за сокровищами.

  Мы высушились, привели снаряжение в порядок и поели. Под удивлённые взгляды я разрезал одно из солнц. Из него брызнул сок, который мы тут же добавили в своё питьё. Толика оптимизма нам сейчас не повредит. Остатки я залил спиртом, чтобы ценный продукт не испортился. Чуть более бодрые, чем были до того, мы пошли дальше. Дважды на нас нападали мелкие и не слишком хищники. Первый раз из воды выпрыгнула какая-то помесь змеи и рыбы, но ловкий егерь с криком 'берегись!' нанизал её на копьё, а во втором случае из кустов набросился необычайно крупный раскер. Его убили несколькими ударами копий и дротиков.

  Я узнал, что болотные твари — сами по себе источники ценностей. Из рыбозмеи егеря надоили яда, после чего осторожно вырезали зубы, ядовитые железы и желчный пузырь. Раскеру срубили голову и взяли печень. Я продолжал идти в центре, окружаемый в широких местах солдатами, или идущий в связке у края омута. Чаще всего, глубины не превышали колена и единственной неприятностью оставались насекомые и крайне злобные, но безвредные болотные пиявки. Пиявки тоже ценились, и мы собирали их в маленькие кувшинчики живьём. Пару раз мы шли по грудь в воде. Однажды вода подступила мне к горлу и я запаниковал. По счастью через несколько шагов начался подъём.

  По пути мы нашли ещё несколько ценных растений и грибов, выудили несколько комьев болотной плоти. Набрав её примерно с ведро. Всё это были ценные находки, но экспедицию посылали не за ними, а за Дарами Хозяек. С этим у нас обстояло плохо: артефакты вне Топи почти не встречаются. Выбравшись на очередной остров, я ощутил изменение в воздухе. Если до этого Болото разрешало нам погулять, то теперь явственно чувствовался запрет. Живое и весёлое Болото заканчивалось. Вместо красок и буйства жизни дальше шла мёртвая чёрная вода, местами бурлившая, с теми же кочками, камышами и манграми, что и прежде, но теперь всё казалось, безжизненным, почерневшим, бесцветным. Я будто смотрел чёрно-белый фильм. Отчаявшись понять, что происходит впереди, я решил жить сегодняшним днём и подошёл к костру.

  Мои спутники останавливались на этом острове прежде, и примерно представляли дальнейший путь из рассказов тех несчастных, кто против своей воли ходил на Болота. Чёрная Топь была всё тем же Болотом, только злее и смертоноснее. Я спрашивал их, но они ничего такого не видели. Для них топь выглядела продолжением Болота.

  — Среди Чёрной Топи островов и кочек не меньше, но многие тонут. Был человек рядом, мгновение назад ты с ним разговаривал, а теперь он бредёт в самый омут и никого не слышит.

  Я поворошил угли в костре. Дальше мне предстояло идти первым, сталкиваясь со всеми опасностями. Денкель буркнул, и разговоры сменились на обычный набор солдатских и охотничьих баек пополам с мечтами и хотелками.

  — Если достанем из Топи артефакт, то часть трофеев себе возьмём, — сказал Бокли, и Денкель кивнул в знак согласия.

  Солдаты затянули песню. Впервые за долгое время мне захотелось просто поговорить.

  — Денкель, я за этот месяц со многими успел поговорить, но не с тобой. Как вышло, что ты служишь Викору Орлу? — спросил я, отпивая из бурдюка.

  Вояка поморщился и ответил:

  — Всё из-за этой Топи проклятущей. Викор сюда узников посылает, как и его отец делал. А я ходил с ними на Болото. Однажды, когда удачливый смертник почти вернулся, я решил ему помочь. Тащил он что-то очень тяжёлое. Слышно его было хорошо, я и пошёл к нему. Дурак был.

  Денкель прервался на секунду, собираясь с духом:

  — И сотни шагов в Топь не прошёл, а его твари болотные схватили. Я бежать, твари — за мной. На самом острове отбиться смог, ранили меня, — он прикоснулся к отсутствующему глазу — и тогда прежний Орёл меня спас. Службы не лишил, лекаря нашёл. Сайгир Орёл человеком был, не то, что сынок его. Но мот большой. Уж прости, если я папашу твоего хаю, только нет у меня никакого желания возвращаться в Топь. Не для людей это место.

  — Ну его в пекло, — ответил я.

  Я вытащил из своего короба дневник и принялся записывать историю прошедших дней в неровном свете костра. Для окружающих это выглядело какой-то причудой на грани чародейства, а колдовство здесь ценили и уважали. Мне предстояло заполнить подробностями гнетущий пробел, чтобы окончательно похоронить прошлое. Путь через Болото оказался проще, чем мне виделось, и я смел надеяться на удачный поход в Чёрную Топь. Впервые за этот месяц, не кто-то решал моё будущее, а я сам. Если же быть к себе строже, то срок этот можно существенно увеличить. Угодив в трясину жизненных обстоятельств, привыкнув к нашему развитому обществу, где всё требует планов, согласований и договорённостей, я забыл простую истину: спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

  День тридцать седьмой.

  Ночью мне снилась какая-то белиберда, я тревожно просыпался лишь затем, чтобы убедиться в относительной безопасности и снова заснуть.

  Ещё до восхода солнца мы начали сворачивать лагерь.

  Бокли подошёл ко мне, чтобы напомнить о поведении в Топи.

  — Теперь ты идёшь первым, остальные за тобой. Чуть что не так, останавливайся, замирай и выбирай путь, куда хочешь идти: там безопасно.

  — А если никуда не хочу?

  — Тогда тот путь, где меньше всего неприятностей.

  Он собирался уйти, когда я остановил его сам:

  — Вчера мы убили змеюку и раскера. Я видел их в книгах по охоте — обычные животные Мальвикии, но все называют их болотными тварями и не уточняют. Почему?

  Бокли удивился моей неосведомлённости, он достал клыки рыбозмеи и показал мне:

  — У обычной озёрной змеи пасть раз в десять меньше, но эту Болото не сильно изменило. Она просто стала больше, как и тот раскер. Если же тварь получила какой Дар от Хозяйки, она сильнее меняется. И уже не важно, чем она была до того. Потому и болотные твари.

  Он огляделся вокруг, и сказал мне на ухо:

  — По слухам, скрежетатели — это бывшие люди, злые на весь род людской.

  Наш разговор сам собою прервался, и мы продолжили грызть мясо, запивая его уксусной водой.

  Идти первым оказалось намного сложнее. Я постоянно проверял дно перед собой, погружая слегу в черноватую воду. Моё наваждение никуда не делось, я с большим трудом смог переступить невидимую для других границу. Рука сама потянулась к мошне на поясе. Я так и ходил с деньгами хеглевского градоначальника, сперва просто забыл, а потом решил оставить на удачу. В вещие сны я не очень верил, но как говорится: в окопах не бывает атеистов. Странным образом мы избежали столкновений с голодным зверьём.

  Топь была нам не рада, и это чувствовали все. За следующие три часа мы не нашли ничего, но предельно вымотались. Мышцы горели огнём, и всем была нужна передышка. Я вывел экспедицию на крошечный островок, где мы смогли сесть спина к спине, оставляя ноги в болотной жиже. Усталость была не единственным нашим врагом. Какая-то неестественная апатия захватила всех. Нам уже всё равно было куда идти, дойдём ли мы, или останемся где-то здесь навсегда. Я вытащил настойку Солнца Радости и разлил всем по чайной ложке. Мы сидели на кочке, пока нахлынувшее безразличие не покинуло нас без остатка. Сил хватало только на болтовню.

  — Надо возвращаться, Денкель, — умолял егерь рыцаря.

  — Ты без семьи, что-ли? — спросил командир отряда.

  За минувшую пару дней я слышал, как люди переговаривались за моей спиной. Если я не ошибся, то граф взял семьи участников экспедиции в заложники.

  — Мы рискуем увидеть своих детей в тюрьме, или на виселице, — отрезал один из воинов.

  — Будем искать пока не найдём, или не сдохнем, — добавил другой, кажется его звали Квинти. Тогда я знал их всех по именам, а сейчас с трудом вспоминаю лица.

  Остальные разговоры вертелись вокруг надежд на безопасное возвращение, и я пропускал их мимо ушей. Кое-что интересовало меня сильнее представлений Денкеля о добром отдыхе после тяжёлого ратного труда.

  Я достал кинжал Амаис. Фигуры людей выглядели нелепым цветным коллажем на сером фоне. Наши вещи тоже были наполнены цветом, но приглушённым. Стоило отложить предмет на несколько метров, как он медленно терял свои цвета, превращаясь в такие же чёрно-белые декорации. Но не артефакт. Кинжал сохранял цвета, как бы далеко я от него не уходил. Горькая догадка рассмешила меня, и я хохотал несколько минут, пугая своих сопровождающих истерикой. Сил смеяться больше не было, и я попытался объяснить произошедшее: