И при этом, ещё и разговор поддерживать успевает. А разговор-то у нас с ней вышел и вовсе непростой. Зацепили мы тему промышленного и финансового развития Пруссии, о слабости которого Катерина постоянно долбила своего покойного папочку, вынося ему мозг о необходимости реформ в стране.

Вот тут-то и выяснилось, что уважаемая принцесса Прусская в экономике и финансах мне очков триста форы дать может. Через час мы уже забыли — кто мы..? Где мы..? Её Высочество уже в пылу спора, негодуя на мою безграмотность, изволила несколько раз даже каблучком на меня притопнуть.

Но тут уж и я сподобился девушку сильно удивить, рассказав о нескольких схемах банковских афёр. Как она смеялась ! Чистый, звонкий голос, разносился колокольчиком по тюремным аппартаментам.

Господи, и вот это чудо я должен лишить жизни ? Вот эту женщину, о которой только может мечтать мужчина, я должен убить ?

Я, конечно, прожил далеко не самую праведную жизнь и уже давно соскучился считать сколько раз в этой самой жизни я сделал "нехорошо", но тут у меня даже в голове не укладывалось, что вот эту девочку, от которой у меня аж дыханье спирало, я должен отправить на смерть.

Беседа наша затянулась до вечера, за зарешёченными окнами уже начало темнеть и вестовые принесли нам несколько подсвечников, предварительно быстренько растопив камин.

Вдруг Екатерина осеклась, и закрыв глаза, будто в холодную воду шагнула, тихо произнесла — " Леонид, можно я Вас так сегодня буду называть, прошу Вас — останьтесь сегодня со мной. Поймите меня правильно, я не прошу никакого снисхождения. Просто я хочу, чтобы в последнюю ночь моей жизни рядом со мной находился понравившийся мне мужчина.

Жизнь, как оказалось, полна нелепостей — ну почему бы нам с Вами не встретиться где-нибудь пару лет назад ? Ведь, я же вижу, что я Вам нравлюсь.

Подарите мне ночь, Лёня. Завтра я отправлюсь на встречу с Богиней Смерти Мореной, так пусть хоть у меня останется память об этой ночи.".

Я встал перед ней на колено, прижав её руку к своим губам — " Катя, я клянусь — я буду с Вами до последней минуты...". ..................................................................................................................................................................................................................... Его милость граф Анри ди Альмейда, полковник, заместитель командира бригады вольных наёмников................................................................................................................................................................................................................................................................................................... Пули рвали воздух над моей головой. Время от времени из рядов гренадёр батальона майора Шлихта, больше известного в бригаде, как майор Штырь, плотно закупоривших выход с моста своими рядами, выпадали тела раненых и убитых.

У противника оказалось пару десятков стрелков с дальнобойными штуцерами — вот они и методично прореживали ряды батальона, засевши в гуще прибрежного кустарника на другой стороне реки.

Поле перед мостом уже было завалено горами трупов, а литовцы, не считаясь ни с какими потерями, пёрли и пёрли к предмостью, решив просто напросто задавить нас количеством.

Уже пулемёты из прикрытия батальона перешли на скупые короткие очереди, экономя патроны, да и у бойцов в патронных сумках уже показалось дно.

В задних рядах батальонного построения уже кое-кто крепил на стволы штыки. Чего греха таить, проспали мы литовцев.

Никто из нас не ожидал от них такой прыти. Все помнили, что Радзивилл такой же великий полководец, как и Потоцкий, да вот забыли, что у него в заместителях ходит Януш Сапега, который всю жизнь свою, сукин сын, воюет.

Начал свою карьеру рядовым гусаром в 15 лет от роду, а уже в двадцать один год командовал полком. Воевал и с турками, и с ногаями, и с австрийцами, и со шведами с германцами.

Короче, к своим пятидесяти точно знал с какого конца за саблю хвататься надо. Числил в своём послужном списке несколько великолепно проведённых военных компаний и пару дюжин блестяще выигранных крупных сражений.

А мы явно расслабились, убаюкавшись лёгкими победами, чем Сапега и воспользовался в полной мере.

Моя вина — мы считали, что литовцы заняты внутренними дрязгами в восьмидесяти верстах от нас, а Радзивилл с Сапегой, оставив казачьи полки в лагере, двумя дневными переходами, вырезав наши дальние разъезды, как гром с ясного неба, обрушились на наш лагерь.

Хорошо, хоть секреты и караулы вовремя подняли тревогу, а то совсем бы было худо. Литовская конница умудрилась переправиться через реку двумя частями — вверх и вниз по течению, ударив по нашим флангам, а по центру на мост попёрла литовская пехота.

Два пулемёта дежурной роты заставили воинство Радзивилла отхлынуть от моста, оставляя кучи трупов, и дали возможность гренадёрам Генриха Шлихта занять позиции напротив моста, которую они и удерживали уже минут сорок, отбивая одну атаку за другой.

Ещё чуть-чуть и у них начнут заканичиваться патроны и тогда ВСЁ — уж больно противник нас численно превосходит, штыками не отобьёмся.

Одна надежда на Дэниса, который бегом готовит контрудар за нашими спинами, спешно разворачивая основные силы бригады.

А на флангах совсем грустно. На левом фланге Поморский драгунский полк вырубили весь начисто, но он дал время Поморскому пехотному сбить строй копейщиков, из-за спин которых, как сумасшедшие, работали арбалетчики.

Литовская конница валом накатывала на копейщиков, оставляя перед рядами полка после каждой атаки сотни трупов. Полк держался, но таял, как мороженое под солнцем.

На правом фланге всё смешалось в одну кучу — там шла бешеная конная рубка. Запорожцы дорого продавали свои жизни.

Оттуда нёсся дикий ор, лязг сабель и вопли порубанных. Часть спешенных козаков выкатили на валы лагеря пушки и лупили в толпу прямой наводкой картечью и залпами самопалов.

В общем, казаки осатанели и начинали потихоньку теснить литовцев, не взирая на их численное превосходство.

Ко мне пордбежал посыльный и потребовал срочно прибыть к командиру бригады. Я бегом подбежал к ла Гварди, стоявшему под знаменем бригады, откуда в разные стороны разбегались офицеры бригады и посыльные.

Чуть правее строя егерского батальона Франсуа де Ланси сбивались в атакующую колонну, под прикрытием пулемётных фургонов, наши кавалеристы. Прямо в строй пехоты выкатывались полевые пушки, а перед строем прямо на руках втаскивали пулемётные фургоны роты огневой поддержки Васи Зацепы.

К левому флангу на руках тащили свои бомбомёты ребята нашего математического гения, перед ними выстраивалась рота обозных отморозков Штуккера и сапёрная рота Ларсена.

За ставкой генерала разворачивались обе гаубичные батареи. Первая готовилась открыть огонь по наступающей неприятельской пехоте, а вторая готовилась открыть огонь в глубину строя, наседающей на козаков литовской кавалерии.

На ла Гварди смотреть было страшно — бригада впервые несла потери. Сказать, что он был в бешенстве — так это просто промолчать.

Я, как представил, что я от него услышу про действия нашей разведки, мне захотелось в атаку на всё литовское воинство в одиночку сходить. Обычно уравновешенный, граф разговаривал сплошным рыком.

И вдруг по на левом фланге заработали бомбомёты, сразу накрыв волну атакующей литовской конницы. Кошмар наяву — уже торжествующую массу конников накрыло сплошным ковром разрывов, а передние ряды начали выкашивать сплошным ружейным огнём подошедшие две наши роты обозников и сапёров.

Литовцы даже удрать — и то не могли. Сзади сплошной вал разрывающихся мин, сразу наваливший курганы тел, спереди — стена огня.Это уже был не бой, а просто полное уничтожение.

Литовскую конницу на левом фланге просто напросто множили на ноль. Безостановочная череда разрывов, вой, бешенное ржание лошадей... и залпы.., залпы.., залпы...

Что началось на правом фланге лучше было не видеть. Надо честно признать то, что делает разрыв фугасно-осколочного гаубичного снаряда в плотных порядках кавалерии, невозможно назвать эстетичным зрелищем.

Каждый разрыв сопровождается появлением чуть ли ни сотней лошадиных и человеческих трупов, со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Литовцы попытались рассыпаться и уйти из-под огня, но у осатаневших козаков на этот счёт было абсолютно другое мнение. Началась повальная рубка разбегающихся литовцев.

Генерал, обнажив саблю и левой рукой выхватив револьвер из кобуры, начал проталкиваться в первые ряды построения батальона егерей. За ним шаг в шаг, как приклеенный, торопился Тотлебен, держа в руках знамя бригады.

Ну и понятное дело, вокруг них кольцом двигалась полусотня охраны во главе с неусыпно бдящим Лацисом.

Я встал за плечом ла Гварди, обнажив клинок шпаги и достав револьвер. Взвилась ракета и батальон гренадёр Шлихта, разделившись пополам бегом бросился на фланги построения, открыв фронт литовской пехоте, которая взревев кинулась в атаку всей своей массой.

Генерал взревел "Огонь !" и десяток пулемётов ударил по накатывающимся литовцам, выкашивая их целыми рядами. Залп батареи полевых орудий Джованни картечными зарядами в упор напоминал покос пшеницы. Пехота противника ложилась рядами.

Пулемёты работали длинными очередями на расплав ствола и не жалея патрон. Орудия перешли на беглый огонь, постепенно перенося огонь на тот берег реки, так как на этом берегу стрелять уже было практически не в кого.Горы трупов и разбегающиеся литовцы.

В это время по построению литовского пехотного резерва беглым огнём ударили обе наши гаубичные батареи. Там и вовсе открылся филиал христианского ада — среди разрывов разлетались части тел и обозных телег. Литовцы кинулись кто куда, подальше от этого ужаса смертоубийства.

Над рядами раздался рёв ла Гварди — " Ребята ! На той стороне обоз и бабы. Всё будет наше.. и рыло в крови ! Вперёд, бригада ! Урраа..!". Батальоны рванули в атаку, как наскипидаренные !

Через мост перескочили махом, противник попросту разбегался. Только у шатра Радзивилла Сапега смог остановить несколько частей копейщиков, да выставить личную роту гвардейцев-алебардщиков.

Вот туда-то и рванул наш генерал. Обогнавшие его егеря стрельбой и штыками смели копейщиков и гвардейцев. Дэнис, как чёрт из коробочки, выскочил перед шатром и двумя выстрелами из револьвера отправил Радзивилла на встречу с его покойными родовитыми предками.

Схватившийся за саблю Сапега, не успев даже пару раз махнуть ею, как был чуть ли ни на двое развален генералом с помощью подарка запорожцев, который Дэнис назвал "гадюкой".

Над всем литовским лагерем стоял рёв наших бойцов, где-то ещё постукивали ружейные выстрелы, а по всему полю боя уже сновали наши ребята из хозроты, стаскивая в кучи трофеи.

А наши доблестные кавалеристы Велимира рассыпавшись по округе рубили всех, кто не успевал поднять руки и бросить оружие.

Вестовые подбегали к бывшему шатру Радзивилла, где расположился ла Гварди, получали указания и разбегались, разнося приказы генерала по подразделениям.

Я подошёл к Дэнису, который кивнув мне на соседнее кресло, плеснул вина в кубок — " Анри, я жду от тебя доклада через час о потерях и готовности нашей пехоты к выходу на марш. Пополнить боезапас в батальонах, четыре часа на отдых и лечение раненых.

Батя со своими драгунами и рейтарами скоро закончат сбор пленных и догонят нас на марше. Усиль передовые дозоры перед маршевой колонной.

Ещё раз твоя разведка обделается, как сегодня, выгоню из бригады к чёртовой матери вместе с тобой. Ты меня понял ? Вот и хорошо ! Всё.Больше не задерживаю и жду тебя через час." .

Таким я нашего графа ещё никогда не видел, да и признаться, видеть бы не хотел. Что-то мне подсказывало, что у Великого Княжества Литовского вот-вот начнутся крупные неприятности.

Я дал команду на сбор командиров. При этом уже нетрудно было заметить, что пулемётная рота, бомбомётчики и артиллерийские батареи спешно готовятся к выступлению.

Козаки на своём фланге дружно занимались "мародёркой", обдирая трупы и пуская их на корм ракам в речку. На поле валялось с десяток тысяч трупов в богатой "сброе" при дорогом оружии, бегали уцелевшие кони, чуток подальше виднелись телеги обоза кавалерии литовцев. Понятное дело, что рассчитывать на немедленное выступление козаков на марш и думать нечего.

Добыча для козака — дело святое, да и, надо заметить, что запорожцы народ хозяйственный и обстоятельный, поэтому пока весь "дуван" не соберут — с места не тронутся.

Каково же было моё удивление, когда козаки начали строиться в походный ордер, оставив человек пятьсот для сбора добычи и охраны своих раненых, которыми чуть позже должны были заняться наши лекари-маги.

Творилось что-то непонятное, причиной чего явно являлись задумки нашего командира. Приняв доклады командиров батальонов, я отправился на доклад к командиру. ................................................................................................................................................................................................................... Его милость барон Ратмир фон Змеев, командир разведовательно-диверсионной роты бригады свободных наёмников, кавалер ордена Святовита...................................................................................................................................................................................................................... Явив себя пред ясны очи Его светлости князя Вацлава Четвёртого, я был, признаться, несколько удивлён реакцией монаршьего лица на своё появление. Озадаченным, надо признаться, было это лицо, мягко говоря.

Я ожидал разноса и монаршьего гнева по поводу разнесённого до фундамента кабака, разогнанных патрулей городской стражи и погрома в борделе, а вместо этого был вынужден удовлетворять любопытство и недоумение Князя по поводу побратимства с Рафу.

Оказывается, мой братишка Рафик был известен в княжестве, как один из самых известных военноначальников эльфов и самый их отмороженный головорез. К тому же, как выяснилось, это первый случай в истории этого мира побратимство человека и эльфа и это послужило причиной крайнего удивления Вацлава Четвёртого.

А когда я ему ещё и сообщил, что Рафу заявил, что он категорически настаивает на своём участии в поиске пропавшего гномьего каравана, удивлению князя не было предела. Пожалуй Князь и меня сумел сильно удивить, сообщив, что до сего дня эльфы ВСЕГДА придерживались подчёркнутого нейтралитета и старались НИКОГДА не вмешиваться в человеческие дела, а тем паче в дела гномов.

Что сулило такое резко изменившееся поведение эльфов — оставалось только гадать. Впервые в жизни я был благодарен состоянию жуткого похмелья. Только оно помешало мне в доступной форме подробно обсказать Князю до какого места мне их озабоченность поведением эльфов и куда он немедленно должен отправиться вместе со своей любознательностью.