Ответ

— Садитесь, Игорь Юрьевич, — сказал начальник Следственного управления СБ Скворцов начальнику отдела внешних операций Никитину. — У меня к вам вопрос по Березину и Волкову. Им приказали вывезти из Англии детей Третьяковых и Вершинина.

— Они подтвердили получение приказа, — ответил полковник. — Это было за два дня до начала войны. Сами понимаете, что мы не могли их предупредить даже по закрытому каналу. Если бы они вылетели до уничтожения спутников связи, мы получили бы сообщение, поэтому я считаю, что наши люди с детьми покинули Лондон сразу же, как только узнали о волне цунами. Время у них было. К сожалению, не работает выделенный им резервный канал связи. Спутника, который его обеспечивал, нет на орбите.

— Неужели сбит? — удивился генерал.

— Скорее, нештатно отработали двигатели коррекции. Это версия научного отдела. Я могу узнать, с чем связан ваш интерес к нашим агентам?

— Ко мне уже второй раз обратился Вершинин, — поморщился генерал. — Отпустил дочь, а теперь делает всё возможное, чтобы её вернуть.

— Мы ничем не можем помочь. Посылать кого-либо бессмысленно, остаётся только ждать.

— Сэр, парни не хотят больше ждать! — сказал Деррик лейтенанту Бенсону. — Мы даже не знаем, сможем ли отсюда выйти! Прошло достаточно времени, чтобы было безопасно в костюмах. Сидеть здесь ещё...

— Не возражаю, — ответил Дэвид. — Доставайте костюмы и хорошо упакуйте оставшееся продовольствие и воду. Скорее всего, мы не получим никакой помощи и будем выбираться на своих запасах. Их нужно сохранить по возможности чистыми.

Он сам надел костюм радиационной защиты и упаковал несколько пайков в специальный контейнер. Когда открыли первые двери и подошли ко вторым, оказалось, что через этот выход не получится выбраться из убежища.

— Там завал или покорёжило дверь, — сказал лейтенант. — Идём к резервному выходу.

Он не мог из-за масок видеть лиц своих подчинённых, но знал, что они бледные и искажённые страхом, такие же, как его собственное. Дэвид трясущейся рукой нажал на кнопку, и заработавший от накопителя двигатель сдвинул массивную дверь, вызвав хор восторженных выкриков. Ступени за дверью были засыпаны битым камнем, но это не сильно мешало. Выбравшись наружу, лейтенант осмотрелся.

Видимо, ядерный заряд взорвался на большой высоте над базой, а эпицентр взрыва был в районе казарм, где образовалась неглубокая воронка. База превратилась в свободную от зданий и техники площадку, покрытую потрескавшимся бетоном. На взлетно-посадочных полосах не осталось даже обломков стоявших до взрыва самолётов. На западе, в километре от них, были видны дымящиеся развалины немецкого городка. Всё это в сочетании с грязно-серым небом вызвало страх даже у самых тупых. Глянув на закреплённый на запястье дозиметр, Дэвид быстро подсчитал уровень облучения с учётом защиты костюмов.

— Быстро идём к шоссе! — глухо из-за маски сказал он. — Радиация не очень большая, но лучше здесь не задерживаться!

Через несколько минут Бенсон остался один, а его подчинённые обогнали лейтенанта и бегом устремились к городу. Он не стал за ними гнаться, просто прибавил шагу. В надетом поверх формы защитном костюме и так было жарко, не хватало ещё в нём бегать, тем более без необходимости. Наверное, эти идиоты уже мокрые от пота. Напрямую до границы с Францией было сорок километров и ещё тридцать — до Меца. Если идти по дорогам, расстояние удваивалось. На пути должны были встретиться два немецких города: небольшой Хомбург и более крупный Саарбрюккен, и лейтенант пока не решил, зайдут они в эти города или их придётся обходить.

— Мы готовы, господин президент! — подтвердил готовность к записи оператор.

Артур Девид Камбелл посмотрел на текст и, придав лицу выражение трагизма, обратился к населению Соединенных Штатов Америки:

— Соотечественники! Вас давно и неустанно предупреждали о подлой сущности русских варваров и о вынашиваемых ими агрессивных планах! И вот свершилось! Второго августа русские без объявления войны коварно обрушили на защищавших нашу свободу американских солдат и европейских союзников Соединенный Штатов дождь ядерных бомб, а возле наших берегов были взорваны заряды, которые вызвали гигантскую волну! Она погубила два миллиона наших граждан и нанесла громадный ущерб! Такие же разрушительные последствия мегацунами испытали и многие народы Европы! Как Главнокомандующий армией и флотом я приказал нанести России ответный удар! Это было сделано, и русские заплатили большую цену за своё коварство! К сожалению, волна и последующее за ней землетрясение повредили много ракетных шахт и самолётов стратегической авиации, а флот был почти полностью потоплен, поэтому ответ оказался слабее того, на который мы рассчитывали. Враг понёс ущерб, но он не уничтожен. Мы не можем сейчас продолжать борьбу. Нужно бросить все силы на помощь пострадавшим и восстановить то, что уничтожила вода! Надо показать всему миру, что американский народ не сломлен! Мы по праву были первыми в мире и должны опять доказать своё первенство! Я верю в то, что отражаю желание Конгресса и народа, когда утверждаю, что мы не только восстановим разрушенное, но и сделаем всё, чтобы подобное никогда не повторилось! Мы объявляем, что увеличиваем свои территориальные воды до ста морских миль и построим флот, который сумеет их защитить! Мы создадим совершенную противоракетную оборону, чтобы быть спокойными за судьбу наших детей и внуков! И я говорю вам, что мы ничего не забудем! Современные войны слишком разрушительные, поэтому мы не будем воевать с Россией, но приложим усилия для полной изоляции этого государства! Оно должно быть изгнано из всех международных организаций, включая ООН, с ним не будут торговать, а для его граждан закроют границы! Все виды блокады, включая информационную, отбросят россиян в прошлый век! Если чиновники правительства Мурадова покинут пределы России, их задержат и будут судить как военных преступников! Обещаю, что буду добиваться этого от наших друзей и союзников! А день второго августа объявим Днём Гнева! Я призываю вас к терпению и упорному труду на общее благо! Доверие к власти и безграничное упорство народа обеспечат наш успех — и да поможет нам Бог! Знайте, что я скорблю вместе с теми, кто потерял не только имущество, но и своих близких. Пусть эта скорбь и гнев придадут нам силы! — Он сделал знак рукой, показывая, что закончил.

— Прекрасная речь, сэр! — одобрил находившийся в студии государственный секретарь. — Надеюсь, что она многих встряхнёт и направит их злость не на нас, а на русских.

— Я тоже на это надеюсь, Дилан, — сказал президент. — Завтра буду отчитываться перед Конгрессом, и демократы, несомненно, воспользуются и проигранной войной, и недовольством народа. Если я не получу у них поддержки, займусь мемуарами.

Президентский конвертоплан сел в сотне метров от развалин. Винты подняли в воздух облако пыли и пришлось ждать, пока её сдует ветром.

— Зря вы это затеяли! — неодобрительно сказал Мурадову сопровождавший его генерал. — Эта прогулка даже в защитном костюме не прибавит здоровья! И что вы хотите там увидеть? Мы отсняли фильм...

— Мне мало фильма, — глухо из-за маски отозвался президент. — Хочу посмотреть сам. Когда вы закончили эвакуацию?

— Вчера, в шесть вечера, вывели людей из последнего уцелевшего убежища. Сто тысяч вывезли до начала войны и в два раза больше эвакуировали из убежищ после взрыва. Трудно работать из-за завалов. Вблизи эпицентра это вообще невозможно. Если там кто-то и уцелел, мы до них не доберёмся. Уцелевшие уже не жильцы, а у меня могут быть потери в спасателях.

— Сто тысяч человек, — сказал Мурадов, — даже больше.

— Примерно половина наших потерь, — подтвердил тоже надевший маску генерал. — Единственный город, в который попали по-настоящему. В некоторых районах даже сохранились дома, но центральная часть полностью разрушена. Мы сели в километре от эпицентра.

— Почему так далеко?

— Для экскурсии достаточно! Хотите переломать ноги или попасть под обвал? Я так потерял два десятка парней!

— Ладно, хватит и этого, — согласился президент. — Да не волнуйтесь вы так, Сергей Владимирович, не собираюсь я ломать ноги и лазить по развалинам. Просто пройду по улицам. Это мой родной город, с ним нужно проститься. Сами говорили, что на окраине невысокий уровень радиации, так что ничего со мной не случится за какой-то час.

Надевшие защитные костюмы телохранители открыли дверь и спрыгнули на усыпанную битым камнем землю. Для Мурадова из днища конвертоплана выдвинули трап.

— Их я не могу оставить, — кивнул на парней президент. — Они меня просто не послушают. Но вам там делать нечего! И так, наверное, уже порядком облучились. И не спорьте, этим вы только нас задержите.

Генерал остался, а Мурадов с тремя телохранителями приблизился к развалинам и минут через пять скрылся за наполовину разрушенными домами.

"Что это за улица? — думал он, обходя места, через которые было трудно пройти. — Должны были сесть в Ленинском районе, а в нём я знал каждую. Может, не по названиям, тем более что их меняли, но по внешнему виду — точно. А сейчас это только груды битого камня и остатки потемневших стен не выше второго этажа. Здесь ещё можно пройти, а со строительной техникой и проехать. И радиация совсем небольшая. Сколько пришлось выслушать ругани в свой адрес! Я настоял на своём и, наверное, зря. Ничего не могу узнать! Но хоть прощусь перед тем, как авиация сравняет здесь всё с землёй. Когда-нибудь построим мемориал для погибших горожан. Знаю, что не виноват в их смерти, но как же тяжело!"

Президент всё-таки нашёл улицу, которую узнал из-за очень характерного дома.

"Точно улица Фрунзе, — думал он, рассматривая развалины, — во всяком случае, её так называли во времена моего детства. Интересно, что о моей экскурсии думают парни? Хотел от них избавиться или взять одного Владимира, но ничего не получилось. Хватают теперь рентгены вместе со мной. Немного, но всё равно неприятно. Пожалуй, нужно возвращаться. Жене точно сообщат. Я потрепал нервы им, а она теперь будет трепать мне. Наверное, я многих удивил сентиментальностью. Это хорошо: удивлять полезно. Пусть гадают, чего ещё можно от меня ждать".

— Дядя, появилась связь, и я соединилась с отцом! — крикнула вбежавшая в комнату Сандра. — Он вернулся из Европы и служит недалеко от Бирмингема!

В этой небольшой комнате студенческого городка, рассчитанной на двоих, их жило четверо. Молодая женщина с грудным ребёнком, который полночи не давал спать, сейчас гуляла, и Грант решил воспользоваться их отсутствием и немного подремать. Он включил комм и один за другим набрал несколько кодов.

— Связь только у нас, — сказал он племяннице. — С Францией и Штатами она отсутствует. Ты сказала отцу об Алис?

— Конечно! И о маме, и обо всех остальных. Он был возле убежища и решил, что мы погибли, поэтому обрадовался, несмотря на мои слова о смерти мамы. Сказал, что немного послужит, а потом уволится и прилетит к нам!

— Он не пострадал? Там взрывались атомные бомбы, а у него и так была большая доза.

— Я не спросила... — растерялась Сандра. — Сейчас позвоню!

— Я сам, — остановил Грант. — Беги хвастать кавалеру.

"Кавалером" был некрасивый, но крепкий парень лет шестнадцати, с которым познакомилась племянница. Он выяснил, что её ухажёр из хорошей семьи и живёт в кампусе с матерью и младшей сестрой, поэтому не препятствовал их общению.

— Здравствуй, брат! — сказал Грант, когда их соединили. — Рад, что ты жив. Извини, что не смог сберечь...

— Не говори глупости! — перебил его Джон. — Тут такое творилось, что вы все могли погибнуть. Я так и подумал. Решил выждать, пока высохнет грязь, а потом раскопать убежище и заняться похоронами. Наверное, там бы и умер. Мне уже неинтересно жить для себя.

— Сильно досталось?

— Из всех, кого послали в помощь американцам, вернулся один я. Там было небольшое бомбоубежище, но не от такого мощного взрыва. Может, кого-то не было на аэродроме и ему повезло уцелеть, но на сборных пунктах так никто и не появился.

— Облучился?

— Недостаточно сильно, чтобы умереть, но дозы хватит для увольнения по состоянию здоровья. Я не писал рапорт, потому что пригрозили отобрать машину. Дали место в казарме и кормят, поэтому я подожду несколько дней, а потом освобожусь, и ты за мной прилетишь. Попробуем раскопать убежище. Если в нём сохранилась хоть часть запасов...

— Чем сейчас занят?

— Патрулированием и доставкой продовольствия. Ладно, обо мне поговорим в другой раз. Расскажи о вашей жизни, а то я не добился от дочери ничего вразумительного.

— Вершинин слушает, — подтвердив соединение, сказал Алексей.

— Здравствуйте, Алексей Николаевич! — поздоровался с ним голос из комма. — Я полковник Никитин. Звоню по поручению генерала Скворцова. Стали известны кое-какие подробности о вашей дочери. Наши люди вывезли её и детей Третьякова из Англии, и вчера утром они почти пролетели Польшу...

— Почти? — спросил он. — Что-то случилось?

— Они летели на двух машинах, и одну из них обстреляли поляки. Никто не пострадал, но машина полностью вышла из строя. Вторая приземлилась рядом для оказания помощи, но стоило нашему агенту и посланному вами с дочерью телохранителю выйти, как её угнали.

— Ничего не понял! — взволнованно сказал Алексей. — Кто мог угнать? Поляки? Неужели ваш человек бросил открытой дверь и не отключил управление?

— Дверь он закрыл, а управление действительно не заблокировал, потому что спешил помочь. В машине остался наш соотечественник со своей дочерью, которых они спасли по дороге. Вот он и угнал. Белорусы начали разбираться и применили контроль. Теперь его ждёт суд, а мы должны надеяться на профессионализм наших агентов. От Варшавы до границы с Белоруссией всего сто пятьдесят километров, но мы не знаем, какая там обстановка и сколько времени они будут выбираться. Посылать туда кого-либо бесполезно, потому что они почти наверняка разминутся. Но пограничников предупредили. Если будет нужно, они окажут содействие. Это всё, что я хотел вам сказать.

Давид Липман отдыхал после обеда в выделенных ему комнатах, когда ожил комм.

— Дорогой друг! — печально обратился к нему племянник короля. — Ваш сын сильно меня огорчил, а я вынужден огорчить вас! Он со своими головорезами перебил нашу охрану, перенёс в грузовик ваше золото и доехал до порта Джидда. Там золото перегрузили на ваш корабль и поплыли в Египет. Мне сообщили, что при досмотре египетскими пограничниками ваш сын и его наёмники оказали вооружённое сопротивление и были убиты. Поскольку о золоте не сказали ни слова, я думаю, что не было никакого сопротивления, а их просто убрали, чтобы им завладеть. За всю свою немалую жизнь я не встречал ни одного порядочного египтянина! Воры и мздоимцы, да покарает их Аллах! Но для вас главное, что вы больше не увидите ни своего неразумного сына, ни золота!

— Неужели его не остановил мой брат? — воскликнул поражённый старик.

— Я не знаю, был у них разговор или нет, — едва не плача, сказал собеседник, — а теперь не у кого и спросить! Наши солдаты увидели своих убитых друзей и пришли в ярость. Я очень сожалею, мой друг, но вашей семьи больше нет! В утешение могу сказать, что они умерли очень быстро и никто не подвергался издевательствам. Мы, конечно, накажем виновных за горячность, но это не вернёт вам семью. Хочу заверить, что эти прискорбные события никак не отразятся на нашей дружбе. Вы здесь в безопасности, а ваше золото, хвала Аллаху, надёжно хранится!