Квартал второй. Живая мёртвая девочка

Я сделала глубокий вдох и выдох.

"Если во мраке на горб к вам заскочит "жокей" и начнёт разворачивать в другую сторону, — говорил Осенев, прохаживаясь вдоль парт, — то будьте уверены, что встретили папоротниковую сироту, которая пытается предостеречь вас от очередной глупости. Два светящихся во тьме глаза, которые целую секунду не пытаются жонглировать вашими почками — тоже она".

Значит то, что делала бабушка Холдер, не было детской игрой.

Бьягга не хочет, чтобы я покидала приют — это очевидно. Скорее всего, она лучше понимает, что и куда меня тянет. Давние молоко и творог возвращались сторицей, или, может быть, только та порция, которую я выставила у стены дома перед визитом негатива Сью.

Странное дело: я никогда не сомневалась в существовании бьягг — и вообще всего, о чём говорил Осенев — но до теперь не верила, что маленькие духи действительно лопали наши угощения. Иначе бы спросила у преподавателя, что делать, если тебе решили вернуть должок.

Заклинание, жесты, слова?

Ну, вообще-то, надо просто не делать того, от чего предостерегают.

— ... я просто схожу к ограде посмотреть, — с трудом выдавила я из себя. — И вернусь обратно... а тебе утром оставлю молока с творогом. И сметаны.

Жёлтые глаза моргнули и пропали. Вряд ли она меня поняла или поверила, просто с её стороны сделано достаточно. Сам факт её появления уже говорит о многом.

Я постояла около минуты, пытаясь прийти в себя. Никогда в жизни мне ещё не приходилось иметь дело с духами, даже младшими.

Не скажу, что опыт приятный.

Амулет начал остывать, и я перекинула его за спину под волосы, чтобы обезопасить себя на случай повторного наскока — мало ли, что стукнет бьягге в несуществующую голову. В солнечном сплетении настойчиво проворачивался штопор, сгибая меня пополам.

Надо идти.

Я почти бежала, ломилась через кустарник, отмахиваясь от лезущих в лицо веток, и наконец выбралась на край обрыва — намного дальше того, на что я рассчитывала. Роман-Сити раскинулся передо мной пожаром блуждающих огоньков, заманивающих путников в дремучий лес или трясину. Пройдя в сторону ещё несколько метров, я подняла взгляд и замерла.

Длинная толстая ветка одного из деревьев вытянулась над ограждением, и на ней, сложив перепончатые крылья, вниз головой висела летяга. Запрокинув голову, она внимательно рассматривала меня, открывая и закрывая острозубую пасть. Длинные тонкие уши время от времени вздрагивали, ловя звуки.

Вот чёрт. Говорила же себе: вляпаюсь и свалится мне на голову не-мертвец.

Сглотнув, я медленно прижалась спиной к холодным прутьям и впилась в них пальцами. Кажется, в какую бы сторону я ни двинулась: вперёд или обратно — просто так уйти не удастся, а мне совершенно нечего противопоставить этой твари. Да и вообще я не знаю, что с ней делать: Осенев обошёл вниманием этот тип, когда рассказывал о самообороне.

Летяга висела справа от меня, дыра в ограде осталась слева, и вот к ней я начала медленно отодвигаться. Пытаться спуститься вниз равносильно самоубийству, но если я скроюсь под кронами деревьев, у меня появится шанс. По крайней мере, по треску можно определить, когда не-мертвец бросится на меня — а в том, что он бросится, не осталось ни малейших сомнений.

Расстояние сократилось всего на метр, когда до моего уха донёсся чуть слышный шелест кустов. Кто-то пробирался сюда из приюта, и я не хочу думать, кто именно. Ещё больше я не хочу отводить взгляд от летяги, которая навострила уши и оживилась.

Из лазейки выскользнула человеческая фигура — мне хватило одного взгляда, чтобы узнать молочные волосы, прикрытые сползшим капюшоном.

Мать его, Эдуард.

Выродок замер и уставился на не-мертвеца, но подобно спугнутой птице тот сорвался с ветки и, шумно хлопая крыльями, понёсся в сторону Старого Города — его силуэт быстро растаял в зареве ночных огней.

Но ведь в той стороне ни одного кладбища.

— Что случилось?

Вздрогнув, я посмотрела на ублюдка как на говорящего осьминога: зачем ему понадобилось спрашивать о таких вещах?

Хотя, стойте, он же, наверное, меня не узнал.

Надо идти.

Отвернувшись, я скорым шагом направилась к зигзагообразному спуску.

Да не туда!!!

Я злилась на себя, но не могла ни остановиться, ни успокоиться. Без ножа и фонарика, с амулетом и содержимым сумочки-тсантсы — куда я вообще собралась? Выгляжу так, что ко мне захочет прицепиться любой полицейский, а ребята говорили, что теперь они вообще цепляются ко всем подряд.

И, кроме того, я же обещала майору никуда не ходить!

Кейни, остановись, мать твою, и подумай, вспомни этого человека, вспомни зоаморфа, от которого он тебя спас, вспомни Лал, от которой тебя спас шагающий за твоей спиной выродок!

... бесполезно.

Это свыше моих сил.

Я спускалась вниз так, словно куда-то опаздывала, но, к счастью, нашлось ещё одно препятствие, которое могло меня задержать: последняя часть спуска. Ни мокасинам, какими бы удобными они ни были, ни платью я не доверяла, и карабкаться вниз по прорубленным ступенькам казалось не самой лучшей идеей.

Да, вот так. Здесь я развернусь и пойду обратно.

Я дала слово и собираюсь держать его до завтрашней ночи.

Медленно, почти в полусне мои ноги сделали шаг назад.

— Браун, не создавай пробок.

Не узнал, да?

Самоконтроль лопнул как мыльный пузырь.

Внизу штормовым морем ревела тьма — ветер играл ветвями густого кустарника и без устали шептал моё имя. Город вторил ему — голос вибрировал в самом холоде воздуха. Боль, вцепившись за диафрагму, тянула вперёд, туда, далеко-далеко в зачарованный мир электрического света.

Это свыше моих сил.

Я раздражённо покосилась на Эдуарда, а потом обмотала край подола вокруг ремешка сумки, забросила на плечи длинные края рукавов и начала спускаться вниз с привычной быстротой. Ветер холодил спину, от склона пахло старой землёй. Если Мажуа со своим бестиарием ухитрились ни разу ещё здесь не сорваться, то уж я в саване и подавно справлюсь.

— Почему ты одна? — донёсся до меня вопрос.

Запрокинув голову, я увидела, что ублюдок переставляет по ступеням руки и ноги всего парой метров выше.

— Не твоё кошачье дело.

Если в процессе спуска меня грызли сомнения и муки совести, но как только под ногами появилась твёрдая почва, я оправила саван и устремилась в нору зарослей барбариса. Пальцы правой руки касались стены шершавых стеблей и колючек. За спиной вспыхнул фонарик выродка.

Возможно, рыба, пойманная на крючок, чувствует себя точно так же.

Но мне всё казалось неправдоподобно естественным.

14.

— Они не пропустят нас.

Я погрузила ногти в чужую руку и убрала её со своего плеча.

— Без тебя знаю.

Мы едва успели попятиться за телефонные будки, когда на улицу из метро поднялись два полисмена и остановились у дверей с видом искусствоведов, попавших в старую, хорошо знакомую обоим картинную галерею. О чём-то переговариваясь, они время от времени важно посматривали влево, вправо, себе под ноги, вверх, и металлические кокарды на их касках неярко вспыхивали в свете фонарей. У нас не было шанса проскользнуть на ту сторону и воспользоваться вторым спуском, разве что мы решим потягаться с полисменами в скорости, чего мне делать очень не хотелось. Увязший в солнечном сплетении крючок окислял мышцы слабостью, позволяя лишь покорно плестись туда, куда тянет чужая воля.

О том, чтобы вообще не идти, не было уже и речи. Это казалось абсурдом.

Хотя... постойте, я сказала "мы"?

— Можно пойти через дворы в обход, — спокойно произнёс Эдуард, — до станции "Бьернской" полчаса пути.

Я сглотнула и кое-как распрямила плечи: неприятные ощущения заставляли сутулиться и сгибаться пополам.

— ... ты знаешь дорогу? — неохотно спросила я, кое-как отлепив язык от нёба.

— Конечно.

Так уж получилось, что я и выродок шли вместе от самого приюта — прежде всего потому, что это единственная короткая дорога. Впрочем, мне было всё равно: с каждым шагом я всё глубже увязала в каше ирреальности, когда делаешь, но мало задумываешься о смысле, а ублюдка явно не смущало моё присутствие. Он спокойно подстраивался к моему шагу, вначале торопливому, а потом утомлённо-ковыляющему. Редкие прохожие посматривали на нас удивлённо: мой внешний вид точно не вписывался в понятие "стрит-стайл", а выродок в заношенных джинсах, худи и грязных кроссовках наверняка в моём присутствии казался не собой, а кем-то другим.

Королева зомби, как назвал меня в компании панков тот, кого вместе с пивом везли в тележке супермаркета "Ари".

Королева зомби и её ублюдочный припевала.

— Идём?

Обернувшись, я кое-как сфокусировала взгляд на выродке. В тени высаженных по обочине яблонь можно рассмотреть только его подбородок и рот с опущенными вниз уголками. Остальное прятал капюшон.

— Ты, — уточнила я, — теперь до конца жизни будешь таким добреньким?

— Нет.

Это славно.

— Знаешь, — добавил он, обернувшись, — ты совсем не умеешь использовать людей.

— В жертвоприношениях, что ли?

Дальше мы шли дворами и переулками, и бывали моменты, когда во мраке я не теряла ублюдка лишь потому, что ощущала его инаковость — слабо, очень слабо, но этого хватало, чтобы идти следом. И стоит ли говорить, что я споткнулась о каждый бордюр, который осторожно перешагнул Эдуард.

Мы вышли из двора в пятно кислотно-сиреневого света, источаемого вертикальной вывеской "Ирида". Здесь выродок остановился и, щурясь, посмотрел на неоновые трубки, сплетающиеся в буквы и цветы ириса — его окрашенное ядовитым свечением лицо выражало что-то, похожее на боль, как если бы свет выжигал глаза. Всего секунда — и он уже отвернулся, направившись к перекрёстку, где горела в снежно-белом ободке зелёная буковка "М".

На этой станции, выложенной бледно-болотным мрамором, кроме работников метрополитена не оказалось ни одного человека в форме. Впрочем, служащие откровенно скучали в ночной смене и явно дожидались четвёртого часа, когда подземку закрывают на техработы. До нас им не было дела даже несмотря на мой дикий видок. Мы спустились на платформу за минуту до прибытия состава, и лишь когда я устало хлопнулась на потёртое сиденье вагона, мне удалось расслабиться.

Я не знала, куда ехать. Очень редко я отправлялась куда-то ещё кроме Кварталов: в Новый и Старый центры, а так же всего раз на Млечные острова, где находятся зоопарк, аквариум и несколько пляжей.

Впрочем, сейчас, стоило мне только об этом подумать, я осознала, что меня тянет не в Кварталы... или, может, не просто на север.

К чёрту.

Откинув назад голову, я прикрыла глаза. Рядом внимательно читал газету молодой белокурый вампир — то есть, молодым он был, когда умер, а сколько с тех пор прошло, я не знаю. Впрочем, по ощущениям — не очень много. Погружённый в чтение, он то и дело поправлял очки в чёрной оправе, слишком грубые для его нежного, почти детского лица. Вьющиеся волосы перехватывала тёмно-синяя лента, а одежда напоминала, скорее, о чопорных джентльменах, которые пьют чай в пять вечера и посещают на выходных яхт-клубы.

За окном мелькнули огни, предупреждающие о станции, но поезд не сбавлял скорость.

— Уважаемые пассажиры, — зазвучал в вагоне голос машиниста, — по не зависящим от нас причинам мы не будем совершать остановку на станции "Флоренс Брейт". Просим вас сохранять спокойствие и ни в коем случае не выглядывать из вагона. Повторяю...

Разумеется, все головы тут же начали поворачиваться в сторону окон, которые выходили на платформу. Поезд пронёсся на такой скорости, что колонны, рекламные плакаты и карты метрополитена смазались в одну невнятную картину.

А вот что оказалось неожиданно хорошо видно — десять застывших на краю дальней платформы тел в окровавленных одеждах. Перемолотые колёсами руки, грудные клетки, мясо, осколки костей, обрубки шей — в посмертном костюме за белой линией стояли, держась за руки, все подростки, прыгнувшие когда-то здесь под колёса состава.

Мы пропустили ещё несколько станций, на одной из которых я различила чёрных кошек и женщин в плащах с капюшонами.

Люди в вагоне занервничали.

— Уважаемые пассажиры, — вновь раздался голос машиниста, — в связи с чрезвычайной ситуацией мы вынуждены приостановить работу Красной линии до тех пор, пока сотрудники Ночного Иллюзиона не решат проблему. Конечная остановка — станция "Градостроителей", мы убедительно просим вас покинуть метрополитен и воспользоваться услугами наземного транспорта. Приносим свои глубочайшие извинения. Пожалуйста, берегите себя и не забывайте свои вещи. Повторяю...

Почему я не осталась дома? Давно бы уже спала в постели.

Резкая боль в диафрагме заставила меня согнуться пополам.

Хотя нет, не спала бы.

Больше всего я боялась — или наоборот, надеялась — что на станции окажутся патрульные Псы, которые будут следить за эвакуацией. Я могла бы подойти к одному из них, отдать грош и попросить связаться с майором, потому что... к кому мне ещё обратиться за помощью? Я не справлюсь с этим сама, я продолжу идти дальше, потому что попытка повернуть назад превращается в ад.

Как и первые здания Нового Центра, станцию "Градостроителей", выполнили в стиле монументального ар-деко и украсили мозаикой с изображением самых старых высоток — такой себе Метрополис Ланга. Впрочем, все эти чудеса архитектуры располагались возле Старого Города, а остальную часть района, отделённую небольшим каналом и сквером, захватил неофутуризм. На фоне кофейного и жемчужного мрамора я не увидела ни одной тёмной фигуры — здесь не было ни Наблюдателей, ни даже полисменов. Под присмотром работников метрополитена ручейки людей спокойно вылились на платформу и собрались в единый поток близ эскалаторов. Я позволила им увлечь себя вверх по движущимся ступеням, но там, где все направились к ближайшему выходу на улицы города, Эдуард свернул вправо. То ли потому, что туда тянул рыболовный крючок, то ли потому, что я бессознательно старалась держаться последнего раздражителя, способного вернуть к реальности, я поплелась следом за выродком. Шла я куда медленней и быстро отстала, а вскоре нас разделили несколько углов и поворотов, отделанных монотонным рисунком жемчужных стен.

Я осталась одна.

Почти.

Шипя и выгибая спину, коричнево-полосатая кошка преградила мне дорогу. Пронзительно-белый свет трапецевидных светильников не создавал тени под её фигурой, а в жёлтых глазах не оказалось зрачков.

Бьягга.

Сердце забилось чаще.

Бьягга или у меня уже едет крыша.

Я сжала руками голову и несколько раз с силой шлёпнула по щекам, пытаясь вернуть чувство реальности.

Метя хвостом плиты тёмного мрамора, дух неожиданно обполз меня по кругу и выдал звук новой тональности: хриплое завывание. В этот момент невидимая леска, которая тянула крючок, с силой дёрнула обратно к платформам.

Кошка сделала пару шажков вперёд, как бы оттесняя меня дальше, в сторону выхода.

Что происходит?

Светильники моргнули с тихим тревожным звуком.

Пожалуй, я не хочу этого знать.