Новатерра-2. Часть 1. Целитель

— Юрчик, я тебя надолго не задержу...

— Отчего же, можем и посидеть, — устало улыбнулся бывший контрразведчик из 'Большого Дома' на Литейном в Питере.

— Можем, конечно... Только не сегодня!

— Что у тебя случилось, Саня?

— Беда, дружище, страшная беда... Ты прав, у меня лично. Уж прости, я не буду вдаваться в подробности. Во-первых, это тяжело для психики, а во-вторых, даже у стен, как говорят, есть уши, а я бы не хотел, чтобы о беде узнала... хм, тот, кого она уже коснулась лично. Извини!

— Ничего, я не в обиде. Главное: узнала тот!.. Кстати, Саня, у твоих стен ушей нет, мы с Карапетом проверяем каждую неделю. Слушаю тебя!

— Ах, да... Короче, действуй по своему плану. Добавлю одно — сегодня случайно получил информацию. Есть в хозяйстве Андрейца некий Колька-КамАЗист, я не знаю фамилии. Этот подонок требует деньги с наших сограждан за грузовые перевозки.

— Бесплатные перевозки! — проворчал Коробицын, делая пометки в толстом, вычурно отделанном блокноте.

— Вот-вот, бесплатные, за счёт государства. Недавно запросил с пенсионерки Марфы Антоновой несколько сотен долларов за доставку вещей её сестры из Новогорска.

— Помню такую, мы подписали бабке вид на жительство... И что, получил деньги?

— Юрчик, я не знаю. Сплетница Федоровна ляпнула так, между прочим, а я не стал выпытывать подробности, просто отметил для себя информацию. Кстати, через некоторое время обеспечь старушенций транспортом, если у них тогда не 'срослось'. А с Колькой разберись! Причём в масштабе всего автохозяйства. Если это была единичная попытка подзаработать, выводи на Большой казачий круг, пускай братва сама решает. Если имеются оконченные прецеденты — под уголовный трибунал! И вне зависимости от приговора он должен отработать материальный ущерб. В карьере бутового камня! Именным кайлом! И отработанные деньги приказываю направить не на возмещение ущерба горе-потерпевшим, а в детский сад. Взяткодателям же — моё первое и последнее предупреждение! Не хрен тут разводить коррупцию!

— Коррупцию... — задумчиво повторил пристав. — Слушай, брат, а не сам ли наш Витёк..?

— А ты думаешь, для чего он парится в приёмной?

— Проведём дружескую беседу по душам? — улыбнулся пристав, плотоядно потирая руки. — Кучинского позовём? Он мастер на такие 'разговоры'...

— Не превращайся в бериевского палача! Сам после побеседуешь, если будут веские основания, — гетман потянул к себе микрофон громкой связи. — Наталья Ивановна, пусть войдёт Андреец!

Старшина новоросского автохозяйства, крепкий мужик с одутловатой, отдающей синевой физиономией, в засаленном комбинезоне, простецки улыбаясь, плюхнулся на стул.

— Чего хотел, Саня?

— По башке тебе настучать!

— Это за что такое?!

— За то хотя бы, что уж на заседание Генерального Уряда мог бы и переодеться! Денег мало платят? Обмундированием не обеспечивают? Скажи только, сошьём тебе пару смокингов за счёт казны, будешь похож на лорда.

— Да мы — люди простые...

— Мы тоже — не графья! Но есть определённый этикет. Нормы нашего с тобой поведения должны стать для потомков традицией политической культуры, живой связью со сгинувшей цивилизацией. Так что нечего щеголять простотой — это раз. А второе — нормы санитарии. Ты мне, блин, стул изгадил, а вычищать его Наташке Хуторской!

— Так я ж работаю, Саныч... — Витёк чуть поумерил свой игривый тон.

— Знаю я, как ты работаешь! В пятницу с замом налакались водки до потери сознания, слесаря вас по домам разносили. Да ещё споили дежурного диспетчера!

— Так на троих же принято...

— Я вам, блядям, на троих одну камеру на гауптвахте выделю! Будете там соображать... Тебе не кажется, братец, что ты злоупотребляешь моим добрым отношением? Я, наконец, забуду, что мы с тобой со Дня Чумы одно горе мыкали, последним куском делились. Отхерачу плёткой — забудешь, как на заднице сидят... Ладно, всё! Короче, так: мы завтра уезжаем где-нибудь на месяц-полтора, Нинка твоя едет с нами. Что касаемо тебя... Можешь работать дальше, можешь взять отпуск, дострой дачу, воспитывай Алёшку, благо он у вас уже не сопливый пацанёнок... Только не пей! Это приказ!

— Я понял, — буркнул Андреец, потупив взор. — Подумаю...

— Насчёт водки?

— Насчёт отпуска... Слушай, а что случилось? Отчего Нинка..? Она молчит как рыба!

Гетман знал, что между Нинкой и Виктором давно уже отнюдь не всё благополучно, поэтому не удивился бы даже её отъезду безо всякого предупреждения.

— Потому, что я так велел. Цель поездки — государственная тайна, а ты, уж прости, не входишь в число посвящённых. Во всяком случае, пока не входишь. Так что не лезь с расспросами.

И тут его впервые уколола совесть. Да ещё как! Целью поездки был, по существу, фантом спасения его любимой, чужой для всех, полтора месяца назад случайно оказавшейся в станице девушки. Проверка старой осетинской сказки о целительном источнике? Бредятина! Мираж! Фата-моргана! В залог же отдавались судьбы старых боевых друзей, с которыми бок о бок столько лет... Да не в залог — в расход!

— Всё будет нормально, Витёк, она скоро вернётся живой и здоровой, а если исполнятся наши замыслы, авторитет её среди людей вырастет на порядок.

— Ой, да пусть катится, мы с Лёхой хоть немного отдохнём! Только и знает, что... Как, блин, домой притащится, так сразу же...

— Нет уж, не надо! Да, ворчит она, ругается — со мной, кстати, тоже, да ещё как! — но когда ты в июне валялся с ножом в груди, она не отходила от твоей постели. Она-то в душе добрая, Витёк, просто устаёт на работе, ответственность на ней огромная... А ты бухаешь как сапожник, твою мать!

— Выпил бы граммов восемьсот для аппетита, и достаточно, — с усмешкой вставил пристав.

— Ой, Юрчик, ты хоть помолчи! — вскинулся Андреец.

— Нет, Витёк, Юра как раз молчать не будет. С завтрашнего дня в твоём хозяйстве работает комплексная инспекция, и господин Коробицын её возглавляет. Попробуй только не оказать ему потребной помощи, не подчиниться его указанию либо вставлять палки в колёса! Любое его распоряжение — мой приказ! Усёк?

— Усёк... А что у меня не в порядке?

— Там видно будет... Можешь считать, что это моя блажь. Пристав и сам не в курсе, что 'нароет', то — его... И последнее: свяжись со старшиной конезавода и немедленно готовь к маршу до среднего течения реки Оскол все фуры под тентами для перевозки лошадей. Выезд — в ночь. Завтра к обеду табун в сорок лошадей должен быть там, конечный пункт Богачёв покажет на карте. Всё, господа, моё время на исходе. Витёк, не обижайся! Но я тебя предупредил... Будьте здоровы!

— И ты тоже!

— И все вы!..

Учитывая, что Серёга с Костиком взвалили на себя практическую подготовку экспедиции, гетман ближе к пополудни в двояком — приподнятом и мрачном — настроении направился домой. Алёнка ни о чём ещё не знала. Ох, хоть бы так было и дальше!..

А в доме гулко. Пусто. Никого. Притихший водолаз. Неразговорчивые рыбки. Одинокий муравей на подоконнике. Молчунья муха. Сумеречный Божий взгляд из красного угла гостиной...

— Конечно, сумеречный. А чего ты ожидал, сынок? Веселье и печаль — не суть удел, хм, Господень, они лишь людям свойственны. Как все высокие эмоции, слияние которых в человеческой душе рождает самое загадочное и великое людское качество — Интуицию! Предвидение. Озарение. Предвосхищение. Инсайт...

Вздохнув, величественный седовласый старец потянулся к чайнику, долил горячего отвара в глиняную плошку. Снова вздохнул. Но, правда, вряд ли из сочувствия. Скорее, из-под гнёта многих сотен лет...

— Не буду отвлекать вас, детки, собирайтесь! Путь для вас неблизкий...

И под руку с привычным одиночеством прошёлся по избе из угла в угол. 'Красного' угла — с иконами — среди них, конечно, не было...

Прошёлся изо всех углов в углы и гетман Александр Твердохлеб. Когда-то, в прошлой жизни, до Чумы, он вовсе не чурался одиночества. Даже стремился к одиночеству. В своей же собственной семье... Они с женой практически не ссорились, ругались крайне редко, но жили как бы в разных измерениях. Спустя многие годы, трудности, лишения и 'смерть' в ужасном по масштабам Катаклизме, он понял — просто не было любви...

И вот Она пришла! Когда двенадцать лет назад община беженцев решила — надо жить, а значит, строить, он ни о чём так не мечтал, как о квартире: ванной, кухне, чистенькой уютной спальне, свежей постели, плотно запертой входной двери. И чтобы — никого! Только Она и он. Она — Любовь. По имени Алина... Уже двенадцать лет он не был одинок ни дня, ничуть о том не сожалея. Он любил. Главное — был любим!

Прильнув друг к другу зимними ночами давно канувших в Лету лет, они с женой мечтали, как очень скоро совсем рядом, за стеной, заплачет маленький сынок. Санёк. Возможно, Гошка. Или Славик... Да хоть Абдурахман! Нет-нет, Абдурахман — это, пожалуй, слишком уж... Потом он подрастёт, начнёт носиться по квартире, воровать варенье и конфеты, украдкой трогать револьвер, в спешке забытый батькой на трюмо, дёргать в гимназии девчонок за косички, хулиганить, драться, бегать на свидания и дискотеки в клубе. А после, выучившись, станет гетманом. Или врачом. Или учёным. Или знатным садоводом. Или подводником — водителем подводы... Какая, впрочем, разница, кем именно? Лишь бы — с душой да пользой и себе, и людям. Увы, довольно скоро эта тема сделалась для них табу...

Потом Серёга подарил им — кажется, на День Десантника — лохматого щенка. И, вероятно, не без умысла... Невероятно чуткий, верный, ласковый, игривый, безраздельно преданный хозяевам добряк-ньюфаундленд не стал — и стать не мог! — заменой долгожданному ребенку. Он был всего лишь псом. Не более того... Но и не менее!

И вот двенадцать лет спустя у Александра и Алины появилась дочь. И пусть даже они хотели сына, пусть — чужая кровь, пусть — взрослая девчонка, что угодно! Они ведь даже не позвали девушку к себе в семью, но родили её, вырвав из похотливых лап мерзких вонючих нелюдей! Они ей подарили жизнь. Новую жизнь. По счёту — третью... А радоваться новой жизни, светлой и счастливой, Алёнке осталось три недели. Плюс-минус... Что там у нас? Семнадцать с лишним на часах. Уже, считайте, минус один день!..

За две своих не самых лёгких жизни гетман многое и многих потерял. Гибли в боях с чёрными полчищами под зелёными знамёнами Великого Пророка и на фугасах вновь оживших ваххабитов его бойцы, соратники по голубым беретам и тельняшкам. Гибли друзья со звёздами в сердцах и на погонах. В чудовищном, нелепом Катаклизме сгинула семья, а город детства был испепелён кошмарным огненным торнадо. От пуль бандитов, голода, болезней, радиации и ядовитых химикатов в мир иной ушли десятки спутников по новой жизни... Но никогда доселе он не ощущал такой потери, боли и беспомощности! Еще позавчера он мог свернуть и реки вспять, и горы, и башку любому супостату. Ещё вчера за ним стояли верные друзья — старши́на новоросского казачества — и сотни несгибаемых солдат, могучее оружие, союзники, мощь государства, гетманская власть, решимость, воля, деньги, сила, ум. Еще вчера он был готов на дерзкий вызов Богу, сатане, Арнольду Шварценеггеру, клубу 'Ред дэвил', Майку Тайсону в расцвете лет, даже на пару с Роем Джонсом-младшим и Брюсом Ли на подстраховке. Но это было всё вчера...

Что ж, а сегодня следовало бы заняться личными делами. В первую очередь, конечно же, спасением души. Гетман, соблюдая осторожность, извлёк из потайного отделения домашнего сейфа три простеньких нательных деревянных крестика на толстых кожаных шнурках... А почему, собственно, три?! Он считал — два. Впрочем, так даже лучше. Ведь это были не простые, хотя и простенькие с виду крестики...

По утверждению Золотницкого, деньги отнюдь не везде сохранили прежнюю ценность в качестве компактного эквивалента всех прочих видов товара, поэтому гетман запасся в дорогу пригоршней трофейных золотых побрякушек. Но так как хождение денег всё же продолжалось, рассовал в презервативы свёрнутые трубочками купюры и пришпилил их булавками внутрь многочисленных карманов камуфляжа — как повседневного, так и парадного, для неизбежного форсу в пути. На всякий случай, думалось ему. Случаи ведь бывают разными, однако от наличности ещё не отказался ни один! Когда-то, в прошлой жизни, у командира роты, а потом комбата Сашки Твердохлеба была заветная мечта — пуститься в путешествие по миру с одним плотно набитым портмоне. Бедняк, как говорится, думкой богатеет...

Сегодня бедным гетмана считать было бы глупо, но как раз Сегодня путешествовать с одним лишь толстым кошельком — верх этой самой глупости! Такие нынче времена: тогда нельзя было ещё, сейчас — уже... Поэтому довольно обеспеченный наличными полковник, укрыв клеёнкой свой рабочий стол, проверил, вычистил и смазал старый добрый автомат Калашникова (модернизированный специальный, со складной рамкой приклада, известный как АКМС) и полюбившийся за много лет, ни разу до сих пор его не подводивший револьвер 'Че-Зет', что расшифровывается как 'Чешска збройовка', модели 'Гранд', с коротким двухдюймовым стволом под патрон .38special.

Отложив в сторону оружие дальнего и ближнего боя, гетман критично обозрел домашний арсенал и без особых колебаний выбрал очень эффективное средство поражения врага на средней дистанции, единственный в своём роде, по крайней мере, в Новороссии, комплекс СПС 'Гюрза' — могучий дальнобойный пистолет системы Сердюкова с невероятной кучностью стрельбы мощнейшими 9 мм спецпатронами, пули которых способны на сотне метров насквозь прошибать тридцать слоёв кевлара плюс три миллиметра титановой брони, а на семидесяти — блок цилиндров двигателя среднего автомобиля. Недели две назад, когда детально был осмотрен партизанский схрон в лесу, он сам нашёл эту 'змею' среди запасов специального вооружения и вмиг 'прихватизировал', нагло воспользовавшись статусом Великого Вождя. Да, было стыдно! Но — недолго...

Намного дольше он раздумывал над тем, каким оружием снабдить в поход любимых женщин. Алина кое-как стрелять умела, Алёнушка же не любила, да и делала это из рук вон плохо, но... Большое Но! Такие времена: Дантесом можешь ты не быть, но пару Пушкиных убить обязан!.. Поколебавшись, гетман выложил на стол четыре револьвера: два лёгких и весьма изящных 'Смит&Вессона' дамского класса 'Леди Смит' под патрон .32special, вполне пригодных для ношения на поясе, и два без малого килограммовых отечественных 'Удара' для седельных сумок. Последние он зарядил особым способом: по первому патрону, под боёк, — сигнальному и в некоторой степени обескураживающему врага, так называемому 'светозвуковому', а остальные — с крупной дробью, чтобы особо тщательно не целиться. Ибо хоть тщательно, хоть — нет, всё равно без толку!

Разделавшись с оружием, гетман придирчиво проверил снаряжение: бронежилеты, лёгкие защитные шлемы из особо прочного углепластика, наручи и поножи, противогазы, химзащиту, вещмешки. Вернее, рюкзаки десантника — РД. А если быть еще точнее, то РДМУ под завлекательным названием 'Самобранка', образца две тысячи какого-то там года от Рождества Начальника Тыла Министерства обороны приснопамятной Российской Федерации. В которых было много всякого полезного имущества — на чём согреть, чем обезвредить и обеззаразить, заштопать, выстирать, разжечь и потушить, чем быстро вылечить кариес, целлюлит и перхоть, чем после этого на радостях покушать, поковырять в зубах и утереть довольную физиономию. Жаль, слишком мало было предусмотрено того, а что же, собственно, покушать...