Белый варвар

— Как это понимать?!

— Как плату за свое спасение.

— Но Ваша милость...! — она отступила в угол комнаты и сжала кулачки. — Я вас тоже пару раз выручила, но ничего не потребовала. И еще три года выручать буду!

— Вот сейчас взаимозачет проведем. И следующие три года будем честными друг перед другом.

С предвкушающей улыбкой он медленно двинулся к ней. Кричать девчонка не собиралась, но и бездействовать не думала. Кинулась через кровать и там же была схвачена. Он легко притянул ее на край, заставил стоять по стойке смирно.

— К слову, зови меня Стафордом.

— Что вы делаете?!

Объяснять он не собирался. На охоте и в бою, оборотни обязаны быть предельно внимательными, сдержанными, подвластными контролю сознания и, лишь получив добычу в свои лапы, они могут дать волю зверю, живущему внутри. В игре же опасности нет, жесткий контроль не нужен и все желания внутреннего волка становятся предельно ясными и легко выполнимыми, если не противоречат условиям игры. Захотел добычу поставить перед собой на кровати, поставил. Пожелал уткнуться лицом в ее грудь, уткнулся. Появилось охота ухватиться пониже девичьей спины, ухватился. И млеешь, пока можно. Наслаждаешься медовым запахом, бархатистостью кожи и приятной упругостью молодого тела, пока она не понимает, что это всего лишь игра, что оборотень свое слово сдержать обязан, потому что сам дал. И не тронет, как только что пообещал.

К сожалению, немощь была сообразительной. А потому, не знавшая, куда деть глаза и руки и неподвижно отстоявшая одну минуту, она постепенно начала успокаиваться и ровнее дышать. А затем и злиться, и возмущенно подбирать подходящие слова.

— Ваша ми-ми-ло-ость... — прошептала девчонка в замешательстве, еще не решив, может ли она касаться его, чтобы оттолкнуть или это неуместно.

— Ммм? — губами приник к девичьей плоти, вызвав волну возмущения.

— Барон! — взвизгнула она, упираясь в его плечи кулачками. — Стафорд, отпустите меня!

— Где именно отпустить?

— Спину..., мои бедра. И... и отойдите.

— Я не за бедра держусь, — хмыкнул потеревшись щекой о ее кожу.

Девчонка вспыхнула и от намека и от действия. И не нужно острого нюха, чтобы учуять, как волна смущения изменила ее запах, достаточно ощущать температуру девичьего тела. А малышка красиво краснела, грудью и щечками.

— Барон, вы... меня поняли, — неподдельное негодование слышится в каждом оброненном слове.

Волк сжал ее еще крепче:

— Повтори, как ты ко мне обратилась.

— Ста-т-афорд ты же все понял, — пролепетала девчонка, сбитая с толку. И попыталась своими ручками отодрать его лапищи. — Пусти...

— Хорошо, — в мгновение ока ее ладошки оказались зажатыми в его руке. — Отпустил.

Ответил, все так же уткнувшись носом в вырез платья.

— Это не честно.

— Честно. Пришла моя очередь играть.

Замерла, удивленно и нерешительно спросила:

— Вы... Ты... мстишь, за... — она прерывисто вздохнула, облизнув губы, — за то, что села рядом и обняла колено?

— Это не месть, а... возмещение.

Услышав такое, Ариша мелко задрожала, вот-вот в обморок опять упадет.

С игрой придется завязывать, понял он.

Барон с легким сожалением от добычи оторвался и поднял к ней лицо, подмигнул, как Дерек умеет и весело прищурился. Мол, шутил всего лишь, и ничего такого делать не думал, совсем. Почти...

Дрожать прекратила, вздохнула свободнее и мелодично рассмеялась.

— Боже! Умеете, же вы страху нагнать... — рукой стерла подступившие слезы. — Простите Ваша милость, а я себе такого уже напридумывала, стыдно признаться.

— Чего такого? — поинтересовался, продолжая удерживать ее по стойке смирно на краю кровати.

— Ну, как... вы же Белай варвар, — всплеснула она руками, словно это что-то да означает. — Такое прозвище не просто так в войну дают. Слухи о вас в селениях ходят неимоверные. А вы как разгневаетесь, так все сплетни подтверждаете. Вот и я испугалась, что все...

— Что все? — не отпуская ее взгляда, спросил оборотень.

— Довела. Разозлились.

Она с недоумением посмотрела на руки оборотня, а затем выразительно на него самого. Дала понять, что стоять вот так, тесно прижатой к мужчине, ей неудобно и довольно давно.

— Было бы из-за чего злиться, — Стафорд, отпустил ее с неохотой и пошел к столу. — Садись, рассказывай, что задумала?

Не могла она просто так подставить незнакомца и обернуть против него всех гостивших в доме бесеков. Учитывая прошлые ее выходки, тут должен был быть хитроумный план или скрытая многоходовка.

Но вопреки всем ожиданиям, Аришка опустилась на кровать, степенно сложив руки на коленях:

— Ничего. Я жду.

Оборотень, настороженно обернулся к ней:

— Отравила?

Сложно было не поинтересоваться, он только что набрал полную тарелку угощения и уже решил с чего начнет сытный ужин. С мяса. У Датога его превосходно готовят.

— Нет, не травила. И не смогла бы. Жизнь любого человека очень дорога.

— Даже гнилая жизнь бесека?

— Мне могут не нравиться его убеждения или вера, но это еще не повод травить. Разве что сонным зельем опоить, и то временного действия. — Пролепетала кареглазая, нервно хихикнув. Хмурый взгляд барона на кувшин с вином и наполненную кружку, она заметила с тихим — ой.

— Что, "ой"?

— Я этого не сделала, не думайте...

Опять испугалась меня и моего гнева, а горных, выходит, совсем не боится. И спрашивается, зачем примчался спасать?

Стафорд помотав головой, изумленно спросил:

— Ты ничего не предприняла?

— Зачем?

— Для своего спасения, — прорычал он.

На что дочь мясника пожала плечами и посмотрела в окно:

— Бесеки сами все сделали.

— Интересное замечание, и что оно значит?

— К тому же, — продолжила она в раздумье, — все мои поспешные решения обернулись против меня и в прошлый раз и в позапрошлый. Пусть я осталась жива и невредима, но рисковать сейчас не хочу.

Аришка вскочила с места и прошлась вдоль кровати по кругу, разглагольствуя вслух:

— У меня есть обязательства перед принцем Гаро и перед тобо..., то есть вами, Ваша милость. К тому же тете нужна помощь, и вот Ола говорила, что я еще не нашла себя...

Надкушенный кусок мяса, оборотень отложил, а всю ее тираду пропустил мимо ушей, дабы позже обдумать. Если вспомнится. Сейчас его занимал иной вопрос:

— Что значит, сами все сделали?

— Отравились сами, — добродушно пояснила она.

— Как?!

Под тяжелым взглядом Стафорда она спряталась за кресло у окна и, запинаясь, поспешила объясниться:

— Я ничего никому не подсыпала. Они ожидали, что в угощенье будет отрава и пили противоядие.

— Ты поэтому ничего не подлила?

— И не собиралась, — девчонка сложила руки на груди и назидательно произнесла, — потому что жизнь человека ценна.

— И какова ее цена? — поинтересовался, якобы шутя, но прожигая черным взглядом.

— Я не о том! Поймите...

Возмущение хитрюги оборвал тихий стук в дверь.

— Кто? — громко спросил оборотень и поднялся из-за стола.

— Простите, барон. Отец Аришку зовет. Она у вас?

Тихий лепет из коридора был хорошо слышен, как и позвякивание ножа на бедре красотки, и запах страха исходящий от нее самой. Молодец, защитница явилась. Дрожит, чертовка, хоть и прячет тонкий клинок в правом рукаве, а в левом метательные лезвия. Вооружена не хуже Сурового.

Дверь от его рывка с грохотом отворилась, дочь Суро, стоящая за нею поежилась от страха, но плеч не ссутулила и не отступила.

— Зачем зовет?

— С бесеками неладное творится... — пролепетала рыжеволосая.

— Что там с горными? — это уже немощь из-за его плеча выглянула и вперед прошла.

Встревожилась сердобольная за наемников, как за родных, словно поганой сути их не знает.

— Трясет племенных, некоторых выворачивает.

— Кровью или желчью рвет? — задала девчонка новый вопрос.

Неужели побежит спасать несчастных?

— Крови нет. Но сама я не видела, Борб не пустил. — Патайя внимательно осмотрела Аришу, затем проницательным взглядом вперилась в волка.

Сильная чертовка искренне переживает за немощь, как за сестренку. Отрадно знать, что дочь мясника прижиться может где угодно и независимо от обстоятельств.

— Мы сейчас, — заверила девчонка и, дождавшись, когда хозяйская дочь уйдет, встревоженная повернулась к барону. — Помогите.

— Вот это наглость, так наглость, — фыркнул он. — Кому помогать? Наемникам...?

— Помогите мне.

8.

Видя, с каким выражением на лице Белый варвар держит очередного вырывающегося бесека, в сотый раз подумала, как сглупила. Его нужно было не прямо о помощи попросить, а, как мама учила, заходя с десятой дороги по десятому кругу. Так, чтобы барон уяснил степень женкой беспомощности и сам вызвался разделить тяготы врачевания. Но, нет, попросила прямо и мне теперь приходится пожинать плоды.

С сожалением вздохнула и напоила горного наспех приготовленной настойкой. Вкус омерзительный и первые минуты боль от нее невозможная, зато действие бесподобное — к жизни возвращает. А потому я оборотня прошу не только подержать наемника, чтоб не вырывался, но и усыпить прикосновением к шее. И если первое барон проделывает, фыркнув, то второе с глухим рыком. Будь его воля, он бы всем племенным головы оторвал, а мне открутил.

До сих пор от его взгляда мороз по коже, а ведь всего лишь обратилась с маленькой просьбой, не убивать отравившихся, а спасти. Возьми я Борба или двух Датогов, они бы поняли, не кривились и не рычали. Но что таить, и помочь мне они бы не смогли — с разъяренным от боли горным наемником мало кто сладит. Не говоря о том, чтобы одним прикосновением усыпить.

Гладя на действия барона, я тихо его позвала:

— Ваша милость, аккуратнее.

— Что?

Глаза несчастного в его руках закатились, кожа побелела. Да он же его сейчас убьет!

— Прошу вас не давите так сильно на шею!

— Ну, что ты! — усмехнулся оборотень, откидывая бесчувственного племенного. — Он ничего не ощутит, когда проснется.

— А проснется? — с опаской спросила я и отступила в сторону.

— Это уже от тебя зависит, — сын ночи сделал значительную паузу, заставляющую подумать, что угодно. А затем посмотрел с усмешкой. — Не я их отпаивал.

— А вот вы о чем, — только сейчас поняла, что ожидая ответа, перестала дышать. — Не переживайте, настойка целебная не наоборот.

— По мне, так лучше бы наоборот.

— Как вы так можете?!

— Могу, — произнес он сердито.

— И слишком легко это у вас получается, — мой укор, вызвал новую вспышку неподдельной ярости.

— Это отродье топить надо при первой же возможности! — он ногой двинул ложе, на котором лежали трое неподвижных бесеков. — Убийцы, предатели, насильники и изуверы... Рожденные в черной жестокости и в черной жестокости воспитанные.

— Барон!

Оборотень вскинул гневный взгляд, от которого я пошатнулась.

— Что, Ариша? Что ты так смотришь? Или совсем не знаешь, кого отпаиваешь?

— Знаю.

— Тогда в чем дело? Трудно отпустить эту падаль к их Богу?

— Вы бы их не отпустили, а отправили.

— И что с того? — прошептал с намеком. — Одним бесеком больше, одним меньше.

Смотрю на него и каменею от страха, от боли, от горечи. Боже, спаси и сохрани! Глава белой стаи когти выпустил и в плечах чуток увеличился. Только бы совсем не разозлился и полуживых наемников собственными руками не придушил. С него еще станется, на живых кожу содрать, ведь и такое о в деревнях говорили об оборотнях в послевоенное время.

Подступила ближе, попыталась вразумить. Тихонько, коснувшись ладошками его груди, отодвинуть от ложа:

— Говорите о них, словно и не люди, а ведь они живые.

Он сделал назад только шаг, больше не подался и рыкнул грозно:

— Бесеки — грязь. Горная болячка.

Как смеет барон? Не уж то забыл, что сыновей ночи в свое время и похуже называли лишь за то, что инородные, другие. Не похожие на нас, а значит звери. Та же грязь. Но король Табир запретил их трогать, сослался на помощь в войне, в защите территориальных границ и был бесспорно прав.

В другой раз я бы от одного рыка Белого варвара съежилась и постаралась спрятаться, сейчас же во мне поднялась волна возмущения. Где руки на его груди держала, там в кулаки его рубашку и взяла.

— Мой барон, так что же никто до сих пор не очистил горные склоны от этой заразы? Может быть — это полезная грязь. Своеобразная прослойка, защищающая Дакартию от врагов, — почти прошептала, — такая же, как оборотни.

— Каких врагов, идущих через горы? Вряд ли. — Ответил глухо и решительно разжал мои кулачки.

Убьет, он всех их сейчас убьет! По глазам вижу, не пожалеет.

Бесстрашная или глупая до безрассудства я ухватила его руки, сбивчиво залепетала:

— А если это политически обосновано? Вреда от них не так уж много, особенно сейчас. Посмотрите на прошедшие годы. Кровь им уже разбавили, новые устои через женщин привили. Бесеки в кои-то веки отстроили теплые дома, а еще сыром и шерстью начали торговать.

— Все равно, — рыкнул оборотень и шагнул вперед.

Отшатнулась, как от прокаженного и посмотрела на него, словно бы в первый раз. И это наш благородный барон? Оборотень, которому рады во всех пятнадцати деревнях долины? Глава стаи, что без жертв захватила четыре города под столицей Ларвии?

Не знаю, что в моих глазах увидел, но вдруг добавил злобно:

— Это гнилое племя.

— В любом случае, я не хочу брать грех на душу, — произнесла сдавленно и сглотнула горький ком. — То, что сделали они на их совести, то, что сделаю я — на моей.

Потупилась под его прожигающим взглядом, но все же, сказала:

— А я не могу оставить людей умирать, зная об их излечении. И...

— Что?

— И вас прошу мне не мешать.

Рассмеялся тихо и совсем не весело:

— Забыла? Я здесь помогаю.

— Помню. Надеюсь, вы об этом тоже не забудете.

— Надейся, — ответил в непринужденном тоне, как будто бы погоду обсуждали до сих пор.

— И не нужно на убийство меня подбивать.

— А что взамен, Аришка?

Я вздрогнула:

— О чем вы? Кому взамен, вам или им?

— Тебе, — он осмотрел меня с ног до головы и едко улыбнулся. — Ты, что рассчитываешь получить в счет спасенных жизней, помимо черной неблагодарности?

— Нет. Я вообще об этом...

— А ты подумай, — оборотень неожиданно оказался стоящим вплотную и, схватив за подбородок, властно заставил смотреть на него. Глаза в глаза. — Как тебе отплатят горные, если посчитают, что опоила их все-таки ты?

— Но я... я ничего не подливала! Это они противоядия перепили.

Голос сел, а сердце остановилось, потому что я знаю, что племенные делают с провинившимся, знаю. Отец с Захаром травником много лет назад нашли тело женщины меж скал. Я нечаянно услышала, что они обсуждали, когда пытались залить вином ужас увиденного. Слышала и до сих пор не могу забыть.

— Ситуация говорит об ином, — продолжил Белый варвар, проведя пальцем по моей скуле. — Они ели то, что было тобою приготовлено, и заставить тебя отужинать с ними Увыру не удалось.