Белый варвар

Белый варвар

Нет невинно белого,

И низменно черного нет.

Только серый до глупого

Прямолинеен и сед.

1.

Битва в зимнем лесу стихла с последним стоном графа Драво. Потеряв вожака, братство черных оборотней, скуля и завывая, отступило к холму. С позволения победителя, они унесли за собой обезглавленный труп, оставляя на снегу кровавые росчерки. Тоскливый вой еще несколько дней будет проноситься над этой поляной, убитый на собственной земле оборотень должен быть похоронен полностью, но Стафорду было плевать.

Своим волкам он отдал приказ, закопать человеческие трупы, а оставшихся в живых спустить к ближайшей деревушке. Потери в стае, он не ощущал и был этим более чем доволен, злило другое, тупой королевский отпрыск, развязавший войну между братствами оборотней, жив. Поганец, не пожелал издохнуть при стычке с черными. Они гнали его трое суток, заставляя терять лошадей и людей, устраивая засады и ловушки не только в лесу, но и в деревнях. А он все же перебрался на территорию белого братства и взмолился о помощи.

Помощь... Стафорд рыкнул, вспоминая слова этого мальца.

Не будь принц Гаро сыном Гневного Табира IV лежал бы уже с перегрызенным горлом. И еще не ясно, кто бы первым его загрыз преследователи или "помощники". Но нет, договор о защите рода проклятого короля все еще в силе, и помощь пришлось предоставить. Теперь в клане черных нет вожака, и назревают бунты, а на шее белого наглое отродье человеческого изувера.

И отродье еще смело улыбаться, сидя у костра и хлебая горячий настой ромашки. Стафорд фыркнул. Истинный вожак, не смеет рассиживаться в то время, как его бойцы сражаются. Он должен биться наравне со всеми или не показывать своего носа из дворца.

Завидев главаря белых оборотней, принц с трудом поднялся. Худой бледнолицый щенок с гривой соломенных волос и гадким голубоглазым взглядом взирал испуганно, хоть и старался этого не показать.

— Все кончилось? — проблеял он.

— Как видите, я обезглавил вашу проблему. — Волк бросил трофей к ногам его Высочества. Паренек опасно покачнулся, но устоял, его помощник — хромой старец, поспешил поддержать королевскую кровиночку и сам чуть не упал.

Оборотень брезгливо скривился. Глупый щенок и калеку повел за собой в леса оборотней. Надо же какая прихоть, даже в дальнем походе пить приготовленный помощником ромашковый отвар!

— Не надо... — принц выпростал окровавленную руку из-под плаща и гордо выпрямился. — Я сам.

— Уверен, собираясь на охоту в наши леса, вы тоже самое говорили отцу. — Язвительно произнес Стафорд. — Могу я узнать, как вы теперь намерены веселиться? В вашем распоряжении осталось лишь семь человек: трое искалечены, четверо в силу усталости двигаться не могут. — Подойдя ближе, предводитель белых оборотней хищно улыбнулся. — Куда далее ведет ваш праздный путь? В горы? Или к мертвому озеру?

— Я прибыл к вам.

От принца несло кровью. Он ею истекал, но продолжал стоять.

— Интересно, — оборотень оперся о дерево, с насмешкой спросив, — зачем?

— Для подписания нового договора о защите рода проклятого короля. — Ответил малец и, сглотнув, хрипло признался. — Отец скончался три дня назад.

— Проклятье! — прорычал глава белой стаи, почтительно склоняя голову. — Ваше Высочество, простите мою дерзость...

— Забудьте, — отмахнулся будущий правитель Дакартии, — до коронации я могу не дожить.

— В таком случае, зачем вы ринулись в долгий путь через леса? — осклабился глава белых. — Не пожелали отправить доверенное лицо с посланием или хотя бы почтового голубя?

— У меня нет таких лиц. Те, кто был — казнены или заключены в темнице указом королевских советников.

— У кого ключи?

— У начальника стражи. — Ответил старец.

Выходит и дворцовая стража подчиняется предателям. Оборотень вскинул хмурый взгляд, спросил рычаще:

— Как умер Табир IV?

— Не своей смертью и не в своей постели. — Принц Гаро потупился. — В спальной комнате моей невесты, герцогини Валери Осорской.

Стафорд хмыкнул, от такой красотки, как Валери, отказаться сложно даже в угоду сыну. Но посетить ее в своем доме. Гневный Табир спятил или перепил? И если в первое верится с трудом, то второе возможно. Сколько же нужно было выпить, и кто наполнил кубок?

— Как вы понимаете, после скандала моя мать королева Паниа отошла от дел, я слишком молод для коронации, а супруга почившего брата неделю назад разродилась мальчиком.... — принц перевел дух. — Не нужно семи пядей во лбу, чтобы понять, кого пророчат регентом при дворе.

— Вашего двоюродного дядю, и моего личного врага. — Произнес Стафорд. Яснее ясного, вначале чистка пройдет внутри дворцовых стен, а затем переместится в леса, и мало какой оборотень останется в живых. — Где герцог Равии находится сейчас?

— В столице.

— Уже в столице? — недоверчиво переспросил оборотень и только сейчас заметил, что принц не может стоять ровно.

— Гостил недалеко, узнав о несчастье, прибыл на похороны.

Досадно поморщившись, глава стаи приказал:

— Сядьте. — Гаро не двинулся с места. Барон видя его глупое упрямство, пренебрежительно фыркнул: — Старик, помоги ему.

Калека тут же поспешил к своему господину и неловко его усадил, подал новую чашу с ромашковым настоем.

— Выпейте еще.

— Спасибо. — Одними губами прошептал малец.

И тот так же тихо ответил ему:

— Держитесь Ваше Высочество. Белый варвар крут нравом и скор на расправу, но так же мудр, как сед весь его род.

Принц стрельнул в него предостерегающим взглядом, на что старец лишь покачал головой, успокаивая, похлопал по руке:

— Присказка стара, как мир, но все еще правдива. — Прикоснулся рукой к его лбу, — а вы горите. Надо бы прилечь.

Бледный изможденный Гаро ничего не ответил. В это время к Стафорду подошел его друг и правая рука, поклонился, стал рядом: — Распоряжения выполнены.

— Хорошо. — Барон указал на свой трофей. — Распорядись, чтоб вернули. И возвращайтесь в замок.

— Будет сделано. — Оборотень исчез вместе с кровавой "посылкой".

В полузабытьи принц едва шевелил губами, но все же спросил: — А мы?

— Спустимся в деревню. Волчье племя выздороветь не поможет, скорее загрызет...

* * *

Вначале послышался стук у входной двери, а затем бойкие шаги, и в мою маленькую комнату наполнил резвый голосок:

— Ариша!

Севуне нет еще восьми, но прыткий мальчуган уже год на побегушках в деревне и, как толковый посыльный, знает все и обо всех. Новые вести приносит, а старые забирает.

— Ариша...! — его голос звенел недовольством. — Поднимайся.

— Мне и лежа слышно хорошо. — А так хотелось исчезнуть сейчас, накрыться с головой теплым одеялом и раствориться. Жаль, подобное мне не подвластно. — Говори, зачем пришел, и беги себе дальше. — Ответила, стараясь не сипеть после долгих слез.

Кутаясь в тяжелый полушубок, он прошел к койке с серьезным видом. Подбоченившись, как это делает его грузный отец, спросил: — Ревела опять?

— Нет. — И чуть не шмыгнула носом, опровергая ответ.

— Так тебя же Варос бросил вчера. — Напомнил маленький посыльный, он ручонкой сдвинул шапку на затылок, чтобы лучше меня видеть. — А матушка его еще три часа ругалась с моим отцом.

— Почему ругалась?

— Говорила, что ты девка порченная и куда тебя брать такой... Батя сказал, что врет она все и хочет чтоб Варос в жены взял Огейку.

— Что и следовало ожидать. — Прошептала я и прикусила губу.

Рыженькая Огейка хороший выбор и младше меня на три года. Дочь покойного мясника не чета дочери деревенского старосты, к тому же если порченная. Горько усмехнулась про себя, а то, что сам сынок испортил, это не считается. Чистота превыше всего.

— Севуня, ты не должен был этого слышать.

— А ты и вправду испортилась? — прошептал ребенок. — Очень испортилась?

И что тут скажешь, и не объяснить. Я лишь кивнула в ответ: — Болею я, очень-очень болею, и это не лечится.

— Ариша! — в слезах он кинулся обнимать меня. Вот-вот сам расплачется.

— Эй, я помирать не собираюсь. Это как крапивница твоя, она есть, и в то же время ее нет. Вот замуж выйду, и все пройдет. — Постаралась как можно ярче улыбнуться, хорошо, что сердечные раны лишь в глазах видны, а там их можно улыбкой перекрыть. — Ну, кто тебя ко мне прислал, рассказывай.

— А! Так там, там... барон оборотень наш явился. Людей мертвых приволок.

— Мертвых к нам не волокут. — Прошептала я. — Не первый раз людей после волчьего клана латаем, все живыми должны быть.

— А ну да, — покивал Севуня, — некоторые их них еще дышат. Вот тебя к дышащим в дом старосты и позвали!

— Все. Поняла, я бегу. А ты оставайся дома, поздно уже. Еда на печи, а перед сном помыться не забудь.

— Забудешь с тобой, — пробурчал мальчонка, направляясь в общую комнату.

Быстро собрала свои запасы в мешок: порошки для отвара и жилы с иглой для глубоких ран. Оделась и, пройдя через сени, вышла в черную зимнюю ночь. Холодно. На небе ни звездочки. Снег скрипит под ногами, в лесу ухает филин, и где-то вдали завывают волки. Оборотни, поправила саму себя, в лесах кланов простые хищники не водятся. Видимо битва была между черными и белыми, теперь хоронят своих под братские песни, обещаясь покарать врагов. Лютый народ, лютые нравы, но спускаясь в деревню проще думать о них, чем о Варосе. Матушку его я понять могу, добрая мать своему ребенку желает лучшего. Но он неужто не понял, что лучше в руках уже держал? Не отстоял меня, не защитил, смолчал.

А ведь говорил, что любит, не обидит, потому что нет никого ценнее меня, нет и не будет. Как же "не будет" уже есть. В груди опять закололо.

Хоть бы не повстречать их сегодня ни его, ни ее. А лучше век их не видеть. Я подошла к дому старосты с подветренной стороны, а потому хорошо слышала, о чем толкуют на пороге.

— Где она? — сердитый рык донесся глухо, не иначе сам вожак стаи со старостой говорит.

— Ваша милость, я уже послал за ней... мальчонку-гонца.

— За ней посылали более получаса назад!

— Должно быть задержалась.

-У зеркала? — усмехнулся барон глумливо.

— Ночь на дворе, скользко, опасно...

Его оборвали:

— Самые опасные здесь мы. А приживалке охотника стоит поторопиться, чтобы было чем приживаться.

Вот тут я вышла из-за угла к мужчинам, стоящим у входа.

— Доброй ночи.

— Доброй. — Ответили мне. Двое наших, четверо их. Оборотней сразу видно по одежде, осанке, грации движений.

— Опаздываете. — Добавил брюнет, ближе всех стоящий ко мне. Барон. Белый варвар.

Повторила слова старосты:

— Ночь на дворе, скользко, опасно... А приживаюсь я руками и головой. — Подняла взгляд в упор на него и спросила. — Хотите оторвать их за задержку? Дерзайте.

Шумный вдох перепуганного старосты и глухое молчание оборотней, стало мне ответом. Глупо с ним цапаться, но что мне терять? Из родных здесь только Севуня и дядя по материнской линии, в чьем доме я шестой месяц живу, а близких уже никого. Приблудная сирота, еще девка порченная и бесприданница. Из золотого только руки, как дочь мясника крови не боюсь и любые раны штопаю. А что до головы, от слез она у меня пустая, поэтому стою перед оборотнем, не опуская взгляда, и не боюсь.

— Дерзайте? — переспросил он глухо.

Следовало отступить и извиниться, а я стою с гордо поднятой головой. Отсчитываю последние секунды своей жизни: первая, вторая, третья...

— Ариша! — с порога дома меня окликнула Ола. — Что ж ты в гляделки играешь! Тебя в доме ждут! Простите Ваша милость! — с поклоном жена старосты оказалась подле нас. — Я ее заберу, потом потолкуете.

— Было бы о чем. — Усмехнулся оборотень.

— И я о том же. — Сказала чуть слышно и последовала за хозяйкой дома.

Ола увела меня на кухню, там выдала миску глиняную, пару ведер с горячей водой и холодной, и пока я мази готовила и жилы промывала, она отчитывала меня, а я отвечала совсем тихо.

— Ты что совсем глупая, что себе позволяешь?

— Ничего...

— С бароном силой мериться только смертники желают.

— И я...

— Он же тебя, как тростинку сломит и не заметит.

— А может и к лучшему...

— Дурында молодая, сама себя не обрела, а уже на тот свет собралась. — Хлопнув передо мной чистыми полотенцами, Ола уперла руки в крутые бока. — Родишь, успокоишься! А до тех пор и думать перестань о скорой кончине.

Чуть не расхохоталась в голос. Как же рожу... в мои-то двадцать. Кому я нужна порченной, и кому я нужна бесплодной? Полгода прошло с кончины родителей, и все это время Варос в чувствах клялся и с любовью своей приставал. А я повелась. И что теперь? Не зачала и не замужем.

Тяжело вздохнула:

— Ола, оставь эти разговоры. Страждущий где?

Она провела меня наверх в хозяйскую спальню, у дверей обернулась, сказала тихо: — Ты аккуратней с ним, большой человек. Сам барон на руках нес.

— Постараюсь. — Я толкнула двери и вошла. Думала там толстяк неподъемный лежит, какой-нибудь богач, переевший на обеде у оборотней. А оказалось совсем молодой парнишка, моего возраста, а может и чуть старше. Худой осунувшийся, бледный. На ноге рана кровоточащая, на руках глубокие царапины когтей. Если обед и был, то уж точно не мирный.

Завидев меня, парень улыбнулся, решился сесть: — Доброй ночи.

— Лежите, не поднимайтесь. Зовут как?

— Я Гаро.

— Очень приятно, Гаро. Я Ариша.

Ко мне навстречу из темноты шагнул хромой дедок, седой со скрюченными от старости пальцами и удивительно добрыми глазами. — Дайте вам помочь.

Он все с моих рук забрал, придвинул стул к кровати, предложил присесть.

— Я постою, а вы еще света у Олы попросите. И пусть ведра принесут, что на кухне остались. — Дедок поспешил исполнить, я же в шутку пожурила молодого. — Что же вы со зверушками по лесу играть вздумали?

Его одежду я окончательно разрезала, оставив лишь в белье, остальное сбросила на пол в углу. И принялась за очищение ран.

— Это не я с ними, а они со мной. — Прошипел парень.

Старалась быть аккуратной и вместе с тем быстрой. Чтобы не мучить его, дала ему настой из успокаивающего разнотравья, но по лицу вижу — ему хуже. Проворно повернула парня на бок, отеки промазала мазями, ссадины присыпала порошком и, не теряя времени, взялась за иглу и жилы.

— Вы хоть сдачи дали или вам было не до того?

Промолчал, а вот от двери послышалось насмешливое:

— Дал. Три десятка солдат оставил в снегу.

Оборачиваться не имело смысла, я узнала этот голос. Бросив взгляд на молчаливого Гаро, поняла, он в забытьи. Что ж оно и к лучшему, не будет дергаться от иглы.

— Барон, зачем вы пришли?

— Воды принес. — Двинув ведра ногой, оборотень прошел в комнату. Некоторое время следил за моими действиями, а затем обрадовал с толикой ехидцы. — И детали прояснить.

— Какие детали?

— Подле него и тех, кто останется жив, ты просидишь до полного выздоровления.

— Неделя, месяц...?

Рыкнул грозно:

— Сколько надо, столько и просидишь.

Ола говорила, что помимо "большого" господина раненных в деревне семеро. Двое из них одной ногой в могиле, двое мечутся в бреду, трех других трясет не переставая. И лежат они в разных домах, тут еще побегать надо.

— Я одна не управлюсь.

— А завтра пришлю своих бойцов. — Продолжил просвещать барон, не обратив внимания на мой лепет.

— Есть раненные?

Недоверие в голосе скрыть не успела, он расслышал. Усмехнулся.

— Придут в помощь. И присмотрят за тобой.

Говоря это, оборотень шагнул к кровати, и кожей чувствую, стоит, прожигая черным взглядом. Ну и пусть. Мне не впервой, работать под присмотром, и даже под женские слезы и мужской рев — все одно. Лишь бы меня не дергали и под руки не лезли. Принялась стягивать края самой глубокой раны Гаро, и неожиданно парень вздрогнул, застонал и дернулся, раз за тем еще раз.

Хоть бы дедок пришел или хозяйка дома заглянула. Не могу я оборотня о помощи просить. Не могу. Закусив губу, продолжила штопать, а рана кровоточит, что с ехидцей заметил глава белой стаи.

— Руки-крюки. Кто тебя учил?

— Сама.

— На гусях к обеду?

Ему не ответила, прижав Гаро к ложу за плечи, позвала Олу на помощь. А молодой в бреду заметаться по постели, тревожа раны и уничтожая швы. В коридоре послышались шаги, я с надеждой оглянулась на двери, никого.

Застряли где-то, побоялись войти или вовсе не услышали? Что же делать?

— И чего ты медлишь? — рыкнул барон. — Зашивай.

— Успокаивающий отвар еще не набрал силы, и мазь кровь не закупорила... Шить нельзя. — В отчаянии я закусила губу.

— Да неужели. Крови боишься?

Неприкрытая издевка меня отрезвила. Бросив на оборотня пристальный взгляд, холодно попросила:

— Усыпите его.

— Спеть балладу?

— Надавите где надо, вы же умеете.

Барон склонился ниже, медленно потянулся к шее Гаро и вдруг спросил с ехидной ухмылкой:

— Зачем?

— Чтобы он не мучился от боли. Пожалуйста... — попросила сипло.

В следующее мгновение судорожно выдохнув под рукой оборотня, парень затих, дыхание его стало спокойным и глубоким, а оборотень продолжил надо мной глумиться.

— Чтобы он не мучился, мне стоит надавить сильнее.

— С ума сошли?! Отойдите...

— Я только пришел, — напомнил невозмутимо. На лице кривая улыбка, а в глазах лед. И словно бы не смотрит, а выжидает, как поведет себя добыча.

— Детали вы уже прояснили. Выйдите вон.

Смерил тяжелым взглядом, но я глаз не отвела. Хмыкнул и вышел, оставив в комнате морозный запах леса. Хозяйка дома не заставила себя ждать, влетела в спальную, заламывая руки и причитая тихим голосом:

— Ариша! Кто же так с Его милостью говорит...?

— Я говорю, потому что он сам мне позволил... — осмотрела раны Гаро, прицыкнула языком. Швы в нескольких местах разошлись, для скорейшего выздоровления их придется переделать.

— Тебе что же, как предупреждение нужен удар по щеке или волчья пасть, вцепившаяся в шею? — возмутилась она.

— Он ни рыком меня не остановил ни взглядом. Волк играется с ежом, только и всего. Не гневайся, лучше помоги мне. — Указала на рану. — Руки помой и вот здесь подержи.

— Как? — зашептала перепуганная Ола. — Ничего не вижу. Я Огейку позову, она поможет.

— Не нужно... Сами справимся.

Вскоре и дедок подоспел со свечами, взялся помогать. За час я зашила все раны, кровь смыла, холодящими мазями ушибы и отеки обработала. И с улыбкой обнадежила старика:

— Теперь Гаро можно укладывать. Он выживет и еще не одно девичье сердце разобьет.

Саир, так звали шустрого старца, устроил парня на подушках, тихо повторяя: "Утром проснетесь бодрым и веселым. Завтрашним утром"

— Наговор? — спросила Ола.

— Напутствие, — улыбнулся он. — На ночь я останусь рядом. Если позволите, сам за ним прослежу.

— Позволю. — Я указала на травяной настой, в кувшине на столе и поставила рядом деревянную кружку. — Если Гаро до утра проснется, дадите попить. А начнется жар, позовете меня.

— Где вас искать, Ариша?

— Я буду...

— Спать в этом доме на первом этаже. — Ответила за меня Ола. — Постелю в гостевой, которая возле кухни. Комната маленькая, но теплая, кровать удобнее скамьи...

Остановила ее взмахом руки:

— Если и лягу, то подле остальных раненных. Моя ночь еще не началась.

— Ты к ним сейчас? — встревожилась хозяйка дома. — Ты же на ногах не стоишь! Бледная, круги под глазами...

— Да, истинная красавиц, — я медленно собрала свои склянки и порошки.

— И все равно пойдешь?

— Да.

Улыбнулась Саиру и вышла из комнаты, прихватив с собой одну зажженную свечу.

Супруга старосты спустилась за мной, отговаривая:

— Что же ты одна туда пойдешь? Ночь, темно, холодно...проводить некому, мужики мои на охоту сбежали, как только барон ушел. А вдруг поскользнешься, упадешь! Кто тебя ловить будет? Не ходи.

— Не беспокойся, фонарь дашь и все на том.

Спустилась вниз, взялась за свою подбитую мехом куртку.

— Ариша, не стоит... там Тимофия приглядывает за несчастными и Тайкири ...

Я помотала головой:

— Жены наших славных охотников не то, что за детьми, за домашним скотом присмотреть не могут. Куда им подле раненных сидеть?

— Что правда, то правда не доглядят, — согласилась Ола со вздохом. Она обошла меня, заглянула в глаза и прошептала. — Но послушай, трое дрожащих у Тимофии, тех, что в бреду, у Тайкири оставили. А двух других, с которыми совсем плохо, разместили в доме Вароса. Ты ж помнишь, наверняка, его сестра училась у нашего травника Захара.

Руки дрогнули, в горле пересохло, но ответить я смогла:

— И что с того? Я к страждущим иду. А не к нему в гости.

— Так как же... — она зашептала быстро-быстро. — Вы ведь... И матушка его... Такие слухи. Сплетни черные подняла...А там, верь не верь... Вы вместе были часто... И когда дядька твой на охоту уходил, Варос к тебе наведывался... И потом скандал!

Выдохнула, распрямляя враз ссутулившиеся плечи:

— Вы знаете?

— Знаю, — призналась она, отведя глаза. — Вся деревня знает.

Вспомнились слова волчьего барона, и сердце кольнула догадка:

— "Приживалкой охотника" Агафья меня назвала?

— Да.

Больно слышать, больно. Теперь я не чистая для всего деревенского люда. Быстро же мать Вароса к пропасти меня подвела, слишком быстро. Сплетница она знатная, такую не заткнешь! День прошел, а меня уже втоптали в несмываемую грязь, чтоб неповадно было на сына ее заглядываться.

— Спасибо, за предупреждение. Дойду сама. — Свечи я не взяла, фонаря тоже, вышла в морозную ночь, зажмурилась.

Не будет мне тут жизни, не будет.

Прошла по дорожке мелкими шажками вниз по улице, свернула к резному крыльцу, поднялась по ступеням. Все это время со слезами боролась, а стоило постучать в добротный дом торговки и ее сыновей, так на меня злость накатила. Дородная, черноволосая Агафья распахнула двери с улыбкой, которой привыкла встречать гостей, а завидев меня, помрачнела.

— Зачем пришла на ночь глядя? Тебе что, вчерашнего не хватило? Или решила совсем сына моего опозорить?! Что ты за дура, девка, если еще не поняла — не твой он! Слышала, грязная чертовка...

Сзади послышались шаги, и голос ее стих до шипящего шепота:

— Проваливай отсюда, пока взашей не погнала!

— Матушка, кто там? — из-за ее плеча показался Варос. Темноволосый, кареглазый с сильными руками и доброй улыбкой, которые не раз согревали. Еще два дня назад он светился при виде меня, а теперь остолбенел. — Ариша?

— Я к раненным пришла, — сказала ровно, а у самой сердце в груди колотится.

— Как же! — взвилась Агафья. — Кому ты тут нужна! Доча моя за ними присматривает, вознаграждение за труд ей достанется. Поняла? Искать тебе здесь нечего!

Стоит ли удивлять расчету торговки, если "большой человек" в доме старосты так похож на младшего принца Дакартии и полы его одежд золотом оторочены.

— А вы все надеетесь за помощь золотых содрать?

— Ариша, не смей... — заступился Варос за мать.

Вчера так же ее защищал, а не меня. Но Агафье помощи не нужно, сама за себя постоять может:

— Что ты мелешь!

— А вы на правду обиделись?

— Думаешь, самая умная, — ткнула в меня пальцем и прищурилась, — самая чистая, и помыслы твои, как первый снег?!

Раньше я молчала бы, чтоб никто в деревне не знал о грехопадении. А сейчас чего бояться и молчать? Я кисло улыбнулась ей, и торговку от этого перекосило.

— Утверждать не буду. Только спрошу — отблагодарят ли вас, если скончаются раненные? Они не сами к вам пожаловали, их волки Белого варвара принесли...

По лицу ее вижу, дрогнула торговка. Глава белой стаи крут на расправу и очень вспыльчив. Жить подле их территории тихо и спокойно, потому что остальные стаи боятся. Но и сам ты трепещешь и в лесах их не охотишься.

Агафья сына в сторону оттеснила, на меня глянула злобно:

— Проходи, чего стоишь! Дом мерзнет.

Тихо прошла в общую с печкой и обеденным столом посередине, это единственная комната в их доме, где достаточно тепло, сухо и свободно, но раненых здесь не было.

— Где они?

— В погребе, где им еще быть, — скривилась торговка, — стонут так, что уши закладывает...

— И дочь ваша с ними? — прищурилась я.

— Для чего? — дружелюбный голос невозмутимого Вароса ножом полоснул по сердцу. — Снадобье дала и спит наверху. Ночь как, никак.

Дальше не слушала, прошла к стене, раскрыла двери в погреб. Тяжелый запах крови, пота и мочи ударил в нос, прищурившись в тусклом свете, рассмотрела солдат. Они лежат на земляном полу без подстилки, даже соломенной, один еле дышит, второй душераздирающе стонет, вот-вот на тот свет отойдет.

— Ночь говоришь? — о собственной боли позабыла мгновенно, и прямо посмотрела ему в глаза.— Зови брата, вдвоем аккуратно поднимите их оттуда.

— И чего их поднимать? — скривился он.

— Потому что разместим их в общей комнате.

— Здесь?! — запаниковала Агафья, еле сдерживая ругань. — Чтобы тут смрад и срач был!

— Или сюда поднимаете или в дом Олы переносите! — отрубила непреклонно. — И дочу вашу позовите.

— Зачем?

— Хочу узнать, чем она их поила! — сказав это, я со свечой спустилась в душный погреб. Торговка ругалась, проклинала на чем свет стоит, не заботясь ни о сне дочери, ни о собственном горле. Но я не слушала, осмотрела раненных и чуть сама не заругалась. Изверги! Кто же так поступает! Я напоила и одного и второго успокоительным отваром, благо ума хватило перелить немного в бутыль и взять от Олы с собой.

— Да что бы я...! — кричала торговка, а Варос тихо пытался ее вразумить. — Да ты...!

Хлопнула входная дверь, голос мамаши вдруг захлебнулся.

— В-вы к-куда?

В ответ послышалось глухое:

— Ариша, дочь мясника где?

— Здесь. — Поднялась с колен, махнула рукой.

Видимо из-за смрада оборотень не учуял меня. А завидев, в мгновение ока оказался рядом. Волк высокий и слишком стройный какой-то, даже, гибкий. Волосом светлый, как и большинство в белой стае, губы тонкие сжаты, глаза сверкают.

— Вы мне в подмогу?

— Приглядывать.

— Одно и то же, — отмахнулась я. — Соорудите носилки, хоть из крышки стола, хоть из лавки, и поднимите солдат наверх. Мы забираем их в дом старосты.

— Зачем? — спросил точь-в-точь как их барон, кажется вечность назад.

— Чтоб я не бегала, а вам приглядывать было проще.

Осклабился, но вопросов больше не задал.

— Ты один пришел?

— Нет.

— Хорошо. По пути укажу еще два хозяйства охотников, оттуда так же заберете раненных на носилках. — Последнее подчеркнула. — Раненных не встряхивать и не ронять.

Выбралась из погреба и оказалась лицом к лицу с еще тремя оборотнями.

— Указания дала, исполняйте.

Тут же послышался треск хозяйской мебели — оборотни чужого имущества не жалеют. А я из вредности указала на лавки и стол, незачем было с людьми вести себя, как со зверьем.

У окна на полу сидит белая Агафья, рядом с ней стоит такой же взъерошенный младший сын и Варос с перебитым носом. Он видимо территорию свою сунулся защищать. Один из раненных, пуще прежнего застонал, душераздирающе, а их младшенькую Ароки крик несчастного не потревожил.

— Доча ваша на удивление крепко спит, — заметила я. — Вы ее хоть звали? Или мне самой пойти?

Родня ее мне не ответила. Зато все трое шумно засопели, когда оборотни из погреба вынесли раненного на носилках. Тот из волков, что шел сзади, гадко улыбнулся и шепнул:

— Не стоит звать. Сюда слышно, как ее в сарае сын ростовщика портит.

— Стой! — бесстрашная ухватила его за рукав, кивнула в сторону торговки. — Она знает?

Он многозначительно улыбнулся:

— А кто, по-твоему, пустил?

Выходит: Агафья решилась с местными богатеями старым добрым способом породниться. И звучит он так, испортил — женись, пока не округлилась. Иначе греха не оберешься. И что дозволено одним, запрещается другим.

Больше я ничего не спрашивала, взяла свой мешок и вышла из дома вон.

2.

Из столицы Белый варвар вернулся через две недели, уставший от долгой дороги в тесной карете, но довольный результатами поездки.

Приверженцы королевской были власти выпущены им на свободу, как и кишки главы дворцовой стражи. Поганец решил противостоять оборотню, напав со спины. Не захотел мирно уйти, как ему было сказано, решил оставить последнее слово за собой. Продажный идиот не учел нескольких моментов, волк чувствует эмоции подшкурно, нутром; он может не видеть, не чуять и не слышать, но об опасности будет знать. И повернувшись спиной к врагу, сын ночи чаще всего проверяет степень его идиотизма. Руперт Бемз оказался не только абсолютным кретином, но еще и трусом, не умеющим биться до конца. Когда нож из его рук был выбит, падая на колени, глава стражи взмолился о прощении. Точнее сказать, заикнулся и не успел договорить.

После наглядного наказания за непослушание остальные стражи глупостей не делали, сдали не только оружие, но и людей плативших Бемзу. Шестерки-посредники быстро сдали своих заказчиков, а те подельников. Найти и переговорить с последними не составило труда. Стафорд и два десятка волков провернули это за сутки. Самых настырных просили покинуть пост силой, и после двух-трех оплеух, пинков или ударов, те быстро понимали что к чему, о менее стойких любителях власти думать не пришлось. Почуяв беду, прощелыги скрылись из столицы в неизвестном направлении. Хотя, к чему лукавить, с отсрочкой в три-четыре дня с ними так же были проведены воспитательные беседы.

После глава стражи и весь гарнизон дворца были заменены волками стаи. Под эгидой молчаливого Лерфа они проверили персонал на вшивость, выявив "зараженных" быстро заменили их. Так что, как только Гаро поправится, его сопроводят ко дворцу и оставят под надзором — в полной безопасности. И если ничего нее изменится, можно считать, что долг перед принцем погашен, и просьба о помощи исполнена.

На подъезде к территории белых оборотней он вышел из душной "клетки" и обернулся в волка. Не ползая, как это делают другие, не кувыркаясь и не выжидая момента, когда солнце окрасит серое небо рассветом, он вдруг сорвался с места. Подгоняемый ветром, бежал не жалея сил, не сохраняя дыхания. Быстрее наверх, к скале, откуда открывается бескрайний вид на территорию его стаи. Туда, где лес уже не делился на две половины: белую и черную, и сейчас принадлежит только белым.

Глупость принца Гаро, выкосила верхушку правящей семьи в стае черных. Защищая свою территорию и жизнь нового короля, белые оборотни их растерзали без зазрения совести. И теперь оставшись без вожака и его заместителей волки противоборствующего клана попросились к сильнейшим под бок. Стафорд оценил их выбор покровителя, а графиня Драво — нет. Чтобы защитить себя и обезопасить первенца, волчица Экхея подалась в бега. Несомненно, через годы она вернется и потребует обратно весь свой род, но до тех пор в лесу будет мир и покой, а в стае белых молодое пополнение.

Свобода!

Стоя над пропастью, пронизываемый северным ветром, он встретил кроваво-красный шар солнца. Проследил за его восходом, пока пожелтевший гигант не скрылся в серой дымке неба. Много после оборотень прошел в ельник и припал к снегу. Вдыхая морозный запах хвои, главарь стаи довольно зарычал. Большой снег выпал месяц назад и до сегодняшнего дня не предвиделся. Ночью будет буря. Но сейчас запахи, словно тысячи историй раскрылись перед волком, призывая к охоте. Вот олень прошел, размером с лошадь, след свежий, запах дурманящий добычей. Глухари из снега выбирались тоже недавно, токуют, пока позволено. А лисица на этой скале пробегала месяц назад поймала мышь полевку. Из интереса пройдя немного по ее следу, он резко остановился, вздыбил шерсть, принюхиваясь.

Девчонка. Он запомнил ее запах с медовым оттенком чайной розы и карие большие глаза. Ариша. Она должна была приглядывать за Гаро, безвылазно сидеть в деревне и лечить раненных, а не отвлекаться на прогулки. Неужели она здесь была, на скале, совсем недавно?

Не веря, тряхнул головой, спустился ниже, еле улавливая тонкий аромат. И возле колючего куста шиповника остановился, ее запах исчез. Так она здесь была или не была? Непонятно. Но если была, то, как забралась? Тут хода от ее деревушки двое суток, и не всякий мужик доберется. Но следов нет, только запах. Оглянулся и заметил на раскидистом дереве маленькую красную ленточку. Стафорд в три прыжка оказался на ветке, и сорвал зацепившийся лоскуток. А вот и разгадка запаха без следов.

И как занесло сюда? А еще интереснее, от какого предмета одежды ленточка оторвалась? Из такой ткани портнихи только лишь фривольные вещицы создают, хмыкнул он про себя.

Огромный белый волк спускался вниз, не спеша, прислушиваясь к проснувшемуся лесу и первым громким звукам. Он отстраненно заметил, что до сих пор принюхивается в поисках тонкого медового аромата, этот запах преследовал его и теперь. И то ли мерещился, то ли действительно присутствовал. Стафорд поднял голову от снега, прищурился, оглядывая деревья, и нашел еще один кусок ленточки. Снимать ее не имело смысла, определенно он источал запах Ариши. Дальше барон двигался, осматривая снег и деревья, и чем ближе путь был к деревне, тем больше лоскутов находил. Из леса послышался вой.

Дерек, правая рука и друг призывал его в замок.

Барон улыбнулся.

Уже узнали о моем приезде — хорошо, но почему они не в деревне?! Его и еще троих он подрядил девчонке в подмогу. Услышав их отчеты в первый раз не пожалел, что взял человека в помощь и оставил на ее попечение раненных. В лечении больных она была непреклонна, как скала.

Ненароком вспомнились последние слова девчонки. Перед отъездом Стафорд посетил дом, где она со стариком-калекой врачевала. Всех своих подопечных она собрала под одной крышей и окружила заботой. Прошло пять дней, а солдаты и сам Гаро все еще были живы. Удивительно редкое явление. Здесь, вдали от столицы люди с ножевыми ранениями всего мрут, как мухи, и вдруг такой успех. Правда, на фоне выживших сама дочь мясника выглядела немощной, но оттого не менее боевой.

Завидев главу белой стаи на пороге старосты, она сжала кулаки и шагнула барону навстречу.

— Вы мне нужны.

— А ты мне нет.

Насмешка девчонку не смутила, наоборот, она в ней усмотрела удачный выход и тут же воспользовалась им:

— Хорошо, тогда вас не обидит моя просьба в связи со скорым отъездом.

— Уезжаешь?

— Да, — ответила тихо, потупилась, пряча красные глаза. — Нужно уехать и как можно быстрее.

— Исключено, — он потянул воздух носом и сердито фыркнул, — я отсюда чувствую, раны людей не зажили.

— Заживут! — пообещала плутовка, вскинув блестящие глазищи. — Ей Богу заживут!

— Как скоро?

— Через три дня, — ее голос дрогну и она опять потупилась.

Соврала.

— Уйдешь, когда они смогут на ноги подняться.

Казалось бы, ответил непререкаемым тоном, но эту немощь не проняло. Взмолилась, подняв карие глазищи:

— Ваша милость, заберите в свой замок принца и его людей. Я позабочусь, чтобы они осилили дорогу, и смогу остаться в замке еще на пять дней. Раны заживут у всех, даю вам слово.

— Нет.

Внутренне зарычал, как она смеет перечить? Срок врачевания увеличила, а от своего замысла не отказалась.

— Уехать ей надо, — усмехнулся, глядя сверху вниз, — а по какой причине?

Не ответила, попросила тише:

— Тогда хотя бы принца в свой замок заберите...

— Уединиться, хочешь? Зачем, ты и так к нему ближе всех.

Краснеет и не знает, что придумать. Подсказать ей, что ли? Подумал он и осклабился еще сильнее:

— Его пытаются отравить? Удушить? Ты видела слежку черных оборотней?

На все подсказки отреагировала отрицательно, бровью не повела, глаз не опустила. Что ж еще такого можно предположить?

— Или девицы ваши к высокородному повадились?

— Если бы только девицы... — пробурчала она, сцепив худые руки в замок.

Вот значит как! Территорию свою метит, а беречь не в силах. Так это ее проблемы, не мои, решил он. Белый варвар повел плечами, шагнул к лестнице:

— За мужиков не бойся. Он не по этой части.

— Заберите принца в замок.

В голосе нет просьбы, теперь звучит предупреждение, отметил он, кисло усмехнувшись про себя. Мелкая немощь не боится своих слов и реакции на них от оборотня. Возомнила себя неприкасаемой, так я это быстро пресеку.

Черной тенью оборотень метнулся вниз и ощутимо сжал тонкую девичью шею.

— Или что?

Стоит не шелохнется. Словно бы окаменела.

— Ну? Чего молчишь?

— Я все равно уйду, — ответила чуть дыша. — Заберите принца.

-Уйдешь? — прищурился, испытывая колким взглядом. — А кто отпустит?

На всю деревушку единственная врачующая с головой на плечах и сбежать хочет. Без видимых причин не отпущу, решил он, как впрочем, и с видимыми. Пусть лечит и не рыпается. А чтобы не пыталась убежать, в тот же день Стафорд дал четырем волкам распоряжение приглядывать за ней, но не трогать.

И теперь чутье подсказывает — здесь что-то не так. В деревушке и окрестностях слишком много медового запаха девчонки и кареглазая Ариша мерещится в каждой второй жительнице, но самой ее здесь нет. Растерзали или...?

Упустили девчонку! Проклятье!

Барон стремительно поднялся в замок. Что для вожака белой стаи семь километров вверх между скалами, если на кону честь его братства: мелочь. А для взбешенного, вообще, ничто. Через десять минут он уже стоял на мощенной дорожке внутреннего двора. След девчонки здесь так же остался, но запах был легок, как у первого найденного лоскутка. Значит ушла не сегодня и даже не вчера.

Стафорд гневно поджал губы и тяжелыми шагами направился во дворец. Всего час назад, он был доволен, а теперь зол и мрачен, словно буря, что надвигается с севера.

Как девчонке удалось обойти его братьев, уйти из-под носа сильнейших и, что таить, хитрейших из них? Дерек не просто так зовется Лисом, да и Тарон совсем не простак, что уж говорить о братьях близнецах, любителях подстав и розыгрышей. Таких обмануть не так-то просто, а человеческая немощь смогла. Но как?

Барон поднялся в свой кабинет, через несколько мгновений явился встревоженный Дерек:

— Ты быстро. Что произошло?

— Где его Высочество и уцелевшие солдаты?

— В замке. Разместили в восточном крыле, Ариша просила.

— И почему они здесь? — рыкнул глава стаи. — Отвечай!

Его друг и правая рука дрогнул и тихо ответил:

— Чернухой переболели.

— Она заразила?

— Нет! — выступил вперед Лис. — Принц гостинцами от деревенских не брезговал и подхватил... Пришлось изолировать и от гостинцев и от людей. Волки чернухой не болеют, сам знаешь, поэтому их сюда перенесли.

— Теперь понятно, чем ей мой замок приглянулся, — хмыкнул оборотень, — а прямо сказать не решилась.

-Возможно, испугалась твоего гнева. Его опасаюсь даже я. — Улыбнулся друг и занял кресло напротив стола.

Ведет себя, как ни в чем не бывало, а девицы в замке нет. Отметил про себя Стафорд. Братья потеряли всякую надежду найти? Или надеются, что не замечу?

— И каково состояние венценосного?

— Он ходит.

— Остальные? — глухо поинтересовался барон.

— После чернухи ослабли очень, еще лежат.

Можно сказать, она с заданием справилась, а можно сказать — не справилась толком и нарушила договоренность. Кулаки сжались, выпуская когти, но внутреннее рычание он все же удержал.

— А девчонка куда подевалась?

— Уже знаешь? — под тяжелым взглядом главаря друг потупился. — Да, вопрос не из лучших. Барон, она исчезла в ночи.

— Давно?

— Пять дней назад. В Ночь Ледокола отпросилась в деревню на свадьбу. В ту ночь семь пар обвенчались. Так мы на подступах к долине потеряли ее. Запах есть, следов нет, а сама она не отзывается. Ариша к охотничьему дому не дошла и обратно не вернулась.

Белый лис выудил сундук из-за кресла, водрузил его на стол. Перед глазами оборотня появилась сотня тонких ленточек и обрывков багряной алой и нежно розовой ткани.

— Искали до зари, вот все что осталось и еще пара тряпок из простого сукна.

Лоскуты. Некоторые пахли медом чайной розы резко и пьяняще, другие еле-еле дарили аромат девичьего тела. Определенно это была одежда для сна, и она касалась молодой кожи, но остается вопрос: как эта вещица попала к дочери мясника.

— И откуда эти клочки ткани у деревенской девки?

— Откуда они у Аришки? Никто не знает. — Лис, произнес имя кареглазой мягче, чем надо бы. А поймав взгляд барона, виновато потупился. По всему видно, приживалка времени зря не теряла, и с ним успела хвостом вильнуть.

— Спрашивали у кого? — прищурился Стафорд.

— В деревне у баб.

— Дерек, а в деревне такая блажь откуда?

— Из торгового обоза. Он ежегодно едет из Вереды в сторону Адара и тут недавно проходил. Привез оружие, снасти, крупы и бабский товар, увез звериные шкуры и мед. Таких тканей у него не было.

— Ткань мог и не привезти, а вот девчонку забрать сумел бы. Обоз догнали?

— И догнали и обыскали, не нашли в нем ничего и никого, — пояснил Дерек, что не дурак и такой ход предвидел. — Двоих подрядил последовать за обозом к перевалу. Вдруг девчонка из лесу к нему подойдет.

— Подошла? — Лис помотал головой в ответ. — А спуск к реке проверили?

— И спуск и тропы. Два отряда по лесу рыщут. — Отчитался Дерек.

— Только по лесу? — рыкнул грозно.

— Не только, но вряд ли она через реку перешла. Осенью ее родители на льду провалились. Течением вниз снесло. Их не спасли.

— Другие родственники есть?

— Дядька охотник по материнской линии и сын его Сева. Ари... Хм, она у них последние полгода жила, пока мы с раненными не явились.

— Вот тебе и приживалка, — Стафорд, закрыл сундук и отодвинул от себя подальше. — А что дядька? Знает где она или нет?

— Не знает, и мы не говори. Свадьба как-никак...

— Свадьба, — согласился глава стаи и поднялся. — Пусть мне стол накроют...

— Вина, ванну, волчицу из нежных... — продолжил светлоголовый оборотень по устоявшемуся порядку, а еще в надежде усмирить главаря, уставшего с дороги.

— Волчицу не нужно. Лошадь.

— Странный выбор, — ухмыльнулся друг.

— Оседлать! — фыркнул барон и вышел из кабинета.

Шагая по гулким коридорам и кивая встречным братьям, он размышлял. Положим, откуда тряпочки, понятно. Оттуда же насыщенность аромата девичьей кожи и медовый флер. Но как она разнесла свой след по округе и как скрылась? Вот это узнать важно и за этой тайной он шел в восточное крыло.

Дверь в покои Гаро открыл без стука. Принц, игравший со старцем в шахтыри, удивленно улыбнулся. Здоров, набрал в весе, моего появления не ожидал, насторожился, отметил про себя оборотень и прошел в комнату:

— Ваше Высочество в счет чего вы отдали девчонке подарки вашей невесты?

— Бывшей невесты. — Поправил его принц и неожиданно весело улыбнулся. — Мы поспорили...

Не сдержался. Схватил мальца за горло и выдернул из-за стола.

— Условия спора, живо.

— Спо... — спорили на пятнадцать монет, — пропищал щенок, вцепившись в мою руку и тщетно пытаясь ее разжать, — что она за... пять дней к пере-е-евалу не доберется.

— Спорили? — рявкнул барон. — Вы спорили, что она обойдет волков?!

— Ваша милость, пустите его, — старик-калека слезно взмолился, — задохнется же... Задохнется!

Принц перестал вырываться, теперь он за руки скорее цеплялся и молча белел.

— К какому перевалу? — прорычал Стафорд, ослабляя хватку. — Куда она пошла?

— Мы не знаем. — Старец выдернул принца из рук оборотня с небывалой силой и оттащил того в сторону. — Ни куда пошла, ни как ей это удалось. Ариша ничего не говорила, но общалась со всеми.

Скрытная плутовка информацию собирала по крупицам, а планов своих никому не выдала. Понял барон.

— У вас, Саир , чем она интересовалась?

— Спрашивала, чувствую ли я непогоду. У меня к снегопаду ноги крутит, бурю за неделю предвидеть могу. — С причитаниями калека уложил мальца на кровать, и мокрую тряпку водрузил на его высокородный лоб. — Ваше Высочество, очнитесь...

— По щекам дайте. — Рыкнул оборотень и сам двинулся к принцу. Две хлесткие пощечины быстро привели его в чувства, а кулаком за его наглость, как хотелось въехать, так и хочется.

— Очнулся? — прорычал барон.

— Д-да...

Видимо желание избить парня с особой жестокостью в глазах читалось открыто. Гаро дрогнул и отполз к изголовью, а старик поспешил его заслонить собой:

— Не гневайтесь, Стафорд, больше нам ничего не известно.

— Подарки невесты, что именно вы дали ей?

— Сорочки... три штуки. — Прошептал малец, комкая руками простынь. — Масла для тела...

Барон нюхом чуял, принц не все сказал. Врет и боится признаться. Знает щенок, что его на клочки за правду порвать могут.

Грозный волчий рык потряс комнату:

— Что еще дали?

— Свечи белого воска, кушак у одного из раненных и рваную куртку с мехом у другого. Она в замке мерзла. — Поспешил сообщить старец и взмолился. — Барон, больше ничего Богом клянусь.

— Клянитесь сколько хотите! — оборотень отодвинул Саира в сторону от кровати и, удерживая его, навис над принцем. — Гаро, что еще вы дали ей в дорогу, ну?!

— Нож...

— Какой? Говори прямо.

— От-отцовский клинок из серебряной стали. Ге... — он собрался с духом и, дрожа всем телом, произнес сбивчиво. — Ге...ссссбойро.

Голову барона пронзило острой болью, в глазах пошли круги. Реликвия, обязавшая стаю белых оборотней защищать род проклятого короля, в руках глупой девчонки. У немощи, которая в преддверии бури бредет к одному из переходов и вряд ли останется живой!

— Наш клановый клинок, — тихо повторил оборотень, оскаливаясь и покрываясь белой шерстью. — Наш!

— Лучше ей, а не черным! — вскричал щенок, вскочив на кровати. — Где гарантии, что в вашем замке я останусь жив?

— В моем замке вас еще никто не тронул.

Кроме меня, но это мелочи. Припугнул только и всего, подумал барон и прищурился.

— С трудом верится. Либо вы убьете, — принц махнул рукой в сторону дрожащего калеки-помощника, а затем на дверь. — Либо они. Тридцать моих солдат оборотни черной стаи уже перебили! Что им стоит оставшихся отравить?

Если подойти к делу правильно — ничего не стоит.

Барон недоверчиво прищурился. Пацан напуган, говорит в запале, но не врет.

— Уже пытались? — удерживая зверя на грани, оборотень медленно разогнулся и отпустил старца. — Они приходили?

— Приходили с дружественным визитом, — успокаиваясь, произнес принц. — Ариша сказала при них ничего не трогать, не есть и не пить. А после потребовала новые комнаты для моих солдат и меня.

Предусмотрительная оказалась девчонка и на удивление скрытная. И только один вопрос гложет. Обманчиво доброжелательным тоном варвар поинтересовался:

— Ваше Высочество, и как клинок вернется к вам?

— Для меня важнее, чтобы он не попал к черным. О ценности реликвии для вашей стаи знают только избранные. — Принц спустился на пол. — И я не был уверен, что вы вернетесь, барон.

— Договаривайте, — потребовал оборотень.

— Отдав ей клинок, я защитил мать и племянника. В столице находится не один мой противник. Зная на что давить, они могли получить Вас в союзники...

— Вот оно как? — Стафорд хищно улыбнулся. Малец был прав, подобные предложения поступали и не одно. Однако...

— Ваше Высочество, я оборотень, а не предатель.

— Вы Белый варвар и презираете людское племя.

Услышав слова молодого наглеца, старец охнул, но принц скрытому предупреждению, не внял, продолжил изъясняться:

— Разорвать договор, вот чего вы хотели, как только услышали мою прочьбу в тот кровавый вечер...

— И не только договор, — прорычал глава белой стаи, подтверждая опасения Гаро. — Реликвия вынуждает нас подчиняться, вопреки нашим желаниям.

— И ради нее вы бы согласились на все условия моего дяди, — обвинительно заключил принц

— Верно мыслите.

Лукавая ухмылка барона для Гаро была неожиданной. Он замер недоверчиво глядя на главу белой стаи:

— Что вы хотите этим сказать?

— Через доверенное лицо сэр Густав Огюро герцог Равии предлагал мне сделку.

— Вы согласились? — малец вновь побледнел.

— Нет. Ваш двоюродный дядя явно не знал, где клинок.

В комнате повисло напряженное молчание.

— Но теперь благодаря вам, мой принц... — ехидная улыбка оборотня заставила Гаро вздрогнуть. — Я одним махом верну в стаю реликвию и девку.

Дверь за ним с грохотом захлопнулась.

3.

Пятый день уже был на исходе, а я все еще с перевала не ушла.

Правду говорят страх, глаза затмевает, не боялась бы погони, давно бы нежилась в кровати на постоялом дворе деревеньки Ог. Так нет же, поднималась параллельно дороге к перевалу, у каждой пересекающей тропы обходные пути искала и, как дядя учил, путала след. Две теплые ночи спала на снегу под тяжелыми лапами ельника, а в последние две ночевала в полуразрушенных охотничьих сторожках. После обвалов ими года три уже никто не пользуется, только мелкое зверье время от времени посещает. Я и сама, как пугливый зверек, туда явилась — переночевать или отлежаться без сна, тревожно прислушиваясь к ночи. Огня не развести, горячего не поесть, все всухомятку.

Могла ли я не уходить?

Нет, не могла. Да и теперь пробираясь через перевал сокрушаться поздно. Нет мне дороги назад, нет.

До заката еще два часа, а в лесу уже стремительно темнеет. Вековые сосны под напором ветра гнутся и скрипят, обламывая ветки, роняя хвою. Страшно, но нужно идти вперед. В белом снегу серые стволы видны отчетливо, чего не скажешь о провалах среди скал. Северный перевал — гиблое место. Здесь обозы не проходят, только лишь пешие охотники в особенно снежные зимы, когда стада оленей уходят за пропитанием на север к теплым берегам источника Чот.

Зацепившись ногой за корневище, я упала и больно забила правую руку. Уговариваю себя подняться, вопреки непогоде продолжать идти вперед. Встаю с трудом, кисть саднит, но это терпимо, хуже было, когда я день назад ногу подвернула, до сих пор болит:

— Ничего, заживет, — говорю сама себе, еле сдерживая слезы. — Ты выживешь, и рана заживет.

Только бы спуститься или хоть здесь, в ущелье, вьюгу переждать. А что потом? В снегу выше пояса уйду недалеко, околею. Так что сейчас скорее вниз к деревне Ог, повезет встречу их охотников, а может быть и деревенского с санями полными дров.

Мне должно повезти, как и раньше везло. Удачу за хвост держала и сама того не ведала.

Агафья сплетничать взялась, потому что дядя мой Морат с охотниками к дальней гряде отбыл. Надеялась чернявая, что молодчики ко мне повадятся и звание грязной девки подтвердят, да не угадала. Барон в тот же день раненных в деревню принес и оборотней за мной закрепил.

А как только Варос за Огейкой приударил, так Ола его быстро спровадила. Но первый красавец на деревне отчаивался недолго, сразу в Марийке рыжей пошел. А так как родители у нее строгие, а до Ночи Ледокола еще жить и жить, он мне у колодца предложение сделал.

Подошел сзади, сообщил с улыбкой:

— Мать за бараниной уехала, я к тебе сегодня приду — погреться.

От неожиданность вздрогнула и обернулась. Он поймал мой гневный взгляд и не на шутку удивился:

— Ты что же, против?

— Против. Грейся у Марийки.

— Что ты куксишься? Тебе ж хорошо было, — ехидно усмехнулся он, заступая мне дорогу, — так понравилось, что Огейку от меня отпугнула.

— Уйди в сторону.

— Или к оборотням потянуло, а? — глумливо осклабился. — Как у них... хвосты большие?

— С глаз уйди! — оттолкнула с силой, а ему хоть бы хны.

— Нет, погоди ты... — за руку меня дернул, прошипел злобно. — Если белым даешь, то почему мне отказываешь?

— Пусти... — громко потребовала я.

Он руки мои нехотя освободил, но с места не сдвинулся. Взглядом прожигает и выговаривает:

— Помни, Ариша, они уйдут, а ты останешься. И не надейся за мужицкое плечо спрятаться. Под венец тебя не возьмут...

А по глазам видно, уж он постарается, чтоб не взяли. Вот теперь в нем материнская порода проснулась — гниль торговая. Теперь я ни взглядам косым, ни шуткам гадким не удивлялась. В тот же день попросила Дерека — Белого лиса и за дядиным домиком приглядывать, чтобы Варос от пустых угроз к делу не перешел.

Он не перешел, перебежал — подкрепил сплетни о приживалке, мол не девочкой взял, и сама далась, чтоб сравнить с более зрелым мужчиной. Стыд и позор! Теперь к колодцу за водой я подходила одна, потому что остальные расходились. Кто-то себе под ноги воду лил, чтоб срамота не прицепилась, а некоторые меня осеняли божественным перекрестом от мракобесья. Я глотала обиду стойко и набирала воды, пусть плюются вслед, только от колодца не гонят.

Точно знаю, дядя с охоты вернется и все успокоятся. Он вдове пахаря предложение сделал, и краснощекая белошвейка наша согласилась. В Ночь Ледокола в селении справят сразу же несколько свадеб. Накроют столы, устроят танцы. Раньше я видела себя с венцом в окружении незамужних девиц, а теперь буду девицей подле брачующейся. И то хорошо. Когда Рата хозяйкой в дом войдет, сплетни сами по себе исчезнут.

Но зря я себя обнадеживала.

В тот же вечер Гаро чая попросил, я спустилась в кухню и застыла перед дверью столбом. Из-за щели голоса отчетливо слышались белошвейки нашей и Олы, моей доброй заступницы.

— ... не хочу!

— Почему? — спросила жена старосты тихо. — Ты с Севуней в ладу. На Мората заглядываешься, да и он при тебе расцветает. Отчего нет?

— Не пойду я за охотника, покуда его племянница в доме живет.

— Рата,... что ж ты веришь!

— А что такого?

— Сплетни все это, — отрубила Ола и заговорила еле слышно. — Сама подумай! Варос своего мог не получить, а теперь наговаривает.

— Сплетни, говоришь? А от Огейки своей ты его сразу отвадила.

— Мне язык его гнилой не по нраву. О доброй девушке такое чешет, уши сворачиваются, что ж он скажет о жене и детях.

Но Рата с обидой в голосе воспротивилась:

— Если б невинной была, прямо бы людям и сказала. К повитухе на проверку пошла бы. А так... позор! Полгода под одной крышей и все это время...

— Он ей дядя по крови!

— Да не о том я. — пришикнула белошвейка. — А о сыне Агафьи, что полгода к девчонке ходил. Знаю, Морат не глянул бы на девку, по годам мала и худосочна.

— И я о том, — Ола попыталась говорить примирительно. — Так что ты ему ответила?

— Сказала прямо, что сор из дома выносить надо. Я в грязь не войду.

Они еще говорили и спорили между собой, а я стояла перед дверью и не могла ни уйти, ни войти. Оцепенела.

Лис из братства оборотней неожиданно оказался рядом. Прислушался, прищурился:

— Эй! Аришка... Хочешь, я с этой недалекой курицей с глазу на глаз поговорю?

Помотала головой. Мне заступничества оборотня не надобно, сама разберусь, как смогу. В противном случае, пройдет время, оборотни уйдут, а память о том, что волки меня защищали останется. За что защищали, деревенские долго думать не будут, еще раз грязью обольют.

— ..., а еще с Агафьей и ее выродком сыном? — сделал новое предложение Дерек.

— Хочу... — прошептала, подумав о принце.

— Хорошо, — согласился он.

— Хочу другого...

— Кого другого? — переспросил недоверчиво.

— Чаю для Гаро сделай. И наверх принеси, — попросила невнятно и на крыльцо пошла.

Оборотень вновь преградил мне дорогу:

— Ты куда?

— Домой.

— Подожди меня, вместе пойдем.

В тот вечер Дерек меня к охотничьему домику в первый раз провел. Расспросил о моей жизни, о родителях и детстве, о дяде с Севуней, а сам лишь на некоторые мои вопросы ответил. От предложенного ужина Лис отказался, ушел спать на соседском сеновале — его очередь домик охотника сторожить.

Следующим утром к Огейке дочь торговки с девчатами пришла, на оборотней посмотреть и Гаро гостинчик передать. В первый раз я их от дверей воротила, во второй не доглядела. Вот и вышло, что день затишья и новая забота. Пока я братика кормила и по хозяйству разбиралась, поели мои подопечные баранины и запили ее сырой водой с патокой медовой. А дурехи малолетние мясо не дожарили и воду им не вскипятили. И хоть бы корень хрона дали, так нет, давай раненных ягодами мороженой ежевики кормить. На мое счастье и на мою беду хромой помощник гостинцам не препятствовал.

А за ночь до этого многое передумала и на благо всех решила уйти. Лишь бы успеть пройти через перевал и спуститься к деревеньке Ог до вьюги. Последняя зимняя метель самая лютая и яростная, на месяц другой закрывает нашу долину в снежном капкане, и ни обоз сюда не проедет, ни охотник не пройдет. Время наступает голодное и холодное. Зверье непогоду чует, уходит из долины, а мы в снежных окопах последние запасы открываем, чтобы пережить Весеннюю Тосу. Одна беда, к перевалу дней десять хода, а от него тете моей еще десять. Итого двадцать дней и первые десять до бури и у меня их нет, потому что вьюга девица коварная. Хочет, придет пораньше, а захочет и опоздает на неделю или две.

Тетя Варрия с отцовской стороны давно к себе приглашала, а я все не решалась. Мечтала, что в ночь Ледокола Варос под венец позовет. И Севуню с дядей покидать не хотела, привыкла к ним. А теперь оставаться нечего, уходить надо. И решив так, на следующий день встретила Белого варвара в доме Олы. Мощный, грозный, в плаще, отороченном черными шкурами. Его движения плавные, взгляд хищный, с таким в толпе встретишься, десятой дорогой обойдешь. А я к нему шагнула.

Затаив дыхание и сжав кулаки, попросилась через три дня из деревни уехать.

Решила, что дам указания Саиру и Оле, как за раненным приглядывать, перевязывать, чем поить и кормить. Через три дня мужики наши с охоты вернутся, а с ними и Захар-травник от дальнего гребня придет. Втроем они справятся.

Решить решила, но свое оправдание ничего придумать не успела, а варвар и не позволил.

— Уйдешь, когда они смогут на ноги подняться...

Пусть так. Останусь, а Тосу в охотничьей сторожке переживу. Для меня важнее из дома дяди уйти, а потом и из деревни скрыться.

— Ваша милость, заберите в свой замок принца и его людей.

Три дня на подготовку к переходу в замок, два дня на объяснения с Захаром. Вдвоем с Саиром они справятся.

Не согласился Белый. Усмехнулся:

— Уехать ей надо, а по какой причине?

И что тут скажешь? Ничего.

— Тогда хотя бы принца в свой замок заберите...

Рак так... семерых солдат оставлю на попечение Олы и Захара, когда тот явится. А я с Саиром за принцем пригляжу. С ним мороки больше, раны глубокие, то в жар бросает, то в холод. И, как маленький, ест все, что предложат.

Оборотень своим уходом сказал — нет. А и у меня выхода нет. Уже не прошу, предупреждаю:

— Заберите принца в замок.

— Или что?

Как метнулся вниз, как за шею схватил, не заметила. Смотрю в черные глаза оборотня, а вижу Вароса и деревенских с грязными ухмылками, баб брезгливо оборачивающихся и Рату, что за дядю моего замуж не пойдет...

— Я все равно уйду. Заберите принца.

— Уйдешь? А кто отпустит?

Он и не отпустил.

Барон в тот же день уехал в столицу, дав указ Лису — с меня глаз не спускать. Думала, везение от меня отвернулось, оказалось — нет. Первые пятна чернухи у раненных солдат и Гаро появились к вечеру, озноб и судороги возникли вскоре. И все что подопечные мои съели и выпили, они всю ночь сплевывали. Пока старец и оборотни болезных мыли и ведра подставляли, я варила травы для прочищения и молилась, чтобы не помер никто. Чернуха болезнь страшная, через посуду и еду передается, сильного на ноги поставит, слабого в гроб заведет.

Обошлось. Принц в себя через два дня пришел, солдаты чуть позже. К тому времени мужики наши с охоты прибыли. Захар-травник осмотрел солдат и Гаро, поддержал решение об их переезде в замок белой стаи. Волки чернухой не болеют, это все знают. Не думала, что молодым дурехам благодарна буду за их "гостинцы", и вот оно как вовремя оказалось. А дальше что ни час в замке стаи, то новое знание. По крупице собрала, порадовалась, есть возможность уйти до Тосы. Для дяди камнем на шее не буду, грязь в его дом не принесу и тряпкой красной для деревенских мужиков не стану.

И вот, там не осталась, теперь могу остаться здесь в снегу, на северном перевале.

Вьюга воет, подкрадываясь к перевалу мягкими снежными шагами, обманчиво медленно, хотя давно зависла в вышине, нагнетая тучи, и просто ждет удобного момента, чтобы завалить долину сугробами.

— Я дойду! — говорю себе громко и голоса своего не слышу. — Дойду...

Вот впереди чернеют камни, за ними между скал есть спуск.

Дерек говорил, что тропа эта видна не сразу, он и сам ее распознал, когда поскользнулся и кубарем покатился вниз. Тогда оборотень еле-еле выжил, с перебитым хребтом, лежал три месяца, пока он обратно не сросся. Я человек, мне такое не под силу, поэтому тропку ищу сразу. Пригнувшись ниже к снегу и перебарывая порывы ветра, медленно дошла до камней. Цепляясь за их острые выступы, пустилась на двадцать шагов и радостно выдохнула, есть дорожка, есть! Укрытая скалами без снега и наледи, она уходит вниз по склону и тает в темноте. Если ветра внутри не будет смогу, зажечь фонарь, а с ним спущусь быстрее. Я ступила по навес скал и нерешительно замерла. Просто не верилось в такую удачу. Здесь было тихо, безветренно и тепло. На тропке есть наледь, но нет глубокого снега. Если она спускается к самой деревушке, мне несказанно повезло.

И ради Бога, пусть так и будет!

* * *

Быстро расправляясь с завтраком, барон вызвал к себе оборотней, так называемых надсмотрщиков. Оглядел понурых и с усмешкой предложил рассказать, о что у них немощь человеческая спрашивала. И как сказал старец, так и вышло. Ариша задержалась в замке, потому что вьюга к долине шла неспешно. А за это время девчонка многое у оборотней разузнала.

Лис ей поведал, что к северному перевалу братство белых волков использует более короткий путь, и спуск с него существует безопасный, по тропинке под навесом скал. У Тарона, выведала, что есть у реки самый узкий участок, спрятавшийся под скалами замка. И какая неожиданность, братья близнецы за ее благосклонность соревновались в меткости на этом самом участке. Ирт и Лер взахлеб рассказали, как дочь мясника им задания усложнила — к арбалетным стрелам привязывались веревки, и в дерево на противоположном берегу нужно было попасть так, чтобы второй оборотень стрелу выдернуть не мог. Ради поцелуя кареглазой они безвылазно три дня на том берегу провели и с заданием справились. Победителю поцелуй, проигравшему поднос медовых оладий, а чтобы увековечить подвиг оборотня Ирта немощь предложила веревку на берегу укрепить.

Что ж ее уму можно было порадоваться, перейдя на ту сторону, она не срезала веревку и не оставила следов. Через двадцать минут после расспросов Стафорд лично убедился в этом. Держа лошадь под уздцы, принюхался: медового запаха нет, только стойкий полынный, как у настойки, которой девчонка натирала принца. Молодец. Оборотень криво улыбнулся. Пусть Дерек и далее говорит, что немощь реки боится как огня, и северный перевал проверять бессмысленно, но барон знает, она неспроста для побега Ночь Ледокола выбрала. Когда горная река осмелевшими потоками срывает с себя ледяной панцирь, ни один зверь, ни один оборотень к берегу не подступится. А немощь не только подошла, она по ней перебежала, цепляясь за крепкую веревку, благородно растянутую белыми.

Ныне река ревя и бушуя несется через долину беспрепятственно, нет на ней ни мостов ни плотин, а до ближайшей отмели четыре дня хода. До заката осталось меньше двенадцати часов, и приближающаяся буря отчетливо ощущается в порывах ветра. Любой другой решил бы, что погоня бесполезна. Вот только Белому варвару известно, что под рекой есть подземный ход, ведущий прямо к перевалу. Пришпорив лошадь, оборотень устремился вниз по течению, продумывая, что он сделает, когда девчонку найдет. Если Ариша успеет пройти перевал, глава стаи белых заберет только клинок, не успеет — он и ее сцапает.

— Хитрая немощь встречается редко.

Проехав несколько километров, он свернул в лес и спешился. Спуск в пещерную глотку извилист и крут, в нем легко свернуть шею и переломать все кости, но только не для оборотня. Лошадь Стафорд отпустил, через час другой она сама вернется в стойло. Он же неспешно поднялся вверх по крутым скалам и мягко соскользнул к незаметной расщелине. Несколько мгновений стоял перед ней, стараясь развеять давние воспоминания. И обернувшись волком, шагнул вниз. Знакомые выступы, знакомые трещины, здесь ничего не изменилось. Пусть наверху ежегодно бушуют бури и грозы, ревет река; раз в десятилетие смещаются пласты пород и происходят оползни. Под землей время протекает медленно и незаметно.

Сырой запах ударил в нос, рассказывая о горных породах, что залегают внизу, напоминая о потерях, оставивших белый снег на серой шкуре. Пещера знакома оборотню не понаслышке. Пятнадцать лет назад здесь он скрывался от преследования собратьев, прятал сестру и мать, зализывал раны и мечтал умереть. Дорогих сердцу волчиц в живых уже нет, но воспоминания все так же тревожат душу. В пещере мерещится запах крови и мокрой шкуры, но он знает — это оплот его воображения, который стоит развеять, похоронить. И потому, не останавливаясь, волк стремится вниз мимо скал, каменных обвалов, петляя меж клыков, растущих в пещерной глотке сверху и снизу, мимо озер с чистой водой, вверх по лестнице из уступов. Годы прошли, а он помнит пещеру наизусть, словно бы еще вчера в поисках выхода излазил ее всю вдоль и поперек. А выбравшись, попал на территорию белой стаи. Тогда от отчаянья он прорвался вперед, пролетел мимо белых стражей, ворвался в замок, пролетел в верхний зал, где находился глава.

Щенок из серых, всего семнадцать лет, но отступать нельзя, сзади последние родные сестра и мать.

— Примите меня в стаю!

— Зачем?

В пещере померещилось рычание грозного Дарга, прежнего главы. И волк остановился, переводя дух.

Как наяву перед глазами видится огромный оборотень, темный зал с высокими потолками, слышится волчий рык и сучий смех. В ребрах тут же заломило, туда пришелся первый удар главы стаи, там не осталось целых костей, но щенок не чувствовал боли. За одну лишь надежду, что родные волчицы будут в новой стае и останутся живы, он мог и раньше умереть. Еще в травле, где пали брат и отец. Но только не тут, среди белых, не сейчас, когда есть шанс на спасение...

Барон прогнал видения кровавого боя с вожаком Даргом, сбросил с себя оцепенение и, фыркнув, устремился дальше, вперед. Он выжил в бою и получил место в стае, привел в замок белых волков мать и сестру. Долгие годы тенью ходил за ведущим альфой и участвовал во всех сражениях волков во имя Гневного Табира IV. Он не был белым, но он им стал. И хоть клинку сам не подчиняется, ради мира и покоя в стае, барон должен его вернуть.

Стафорд давно лишился веры в людское племя, и подтверждение тому кабальный договор с проклятым королем. Только что надежды на мирное соседство с черными были уничтожены. Будь они неладны, но проникнуть в замок белых барон им более не даст. А потому он не намерен вверять клинок и судьбу своей стаи в руки немощи. Девчонка может быть сколь угодно умной и прозорливой, но уйдя от одних оборотней, обязательно попадет к другим.

И если тайна реликвии раскроется белым несдобровать. Клинок — проклятая игрушка некроманта!

Сжав челюсти, барон летел по пещерной глотке, подгоняемый картинами возможных событий. Если она попадет в другую волчью стаю вместе с клинком и тайной своего исчезновения от оборотней, братству белых долго не жить. Пусть за последние пятнадцать лет стая окрепла и усилилась. Она может дать отпор любому братству оборотней, но против реликвии она не пойдет. Белые волки слабы перед реликвией и не в силах противиться безоговорочной покорности, которую она вызывает.

Он выскочил из пещеры и ринулся к тропе, уходящей вверх по склону. До заката оставалось три часа, но стемнеет намного раньше из-за бури. Огромный белый волк остановился.

Вряд ли девчонка шла к северному перевалу проверенным путем. Наверняка, боясь погони, поднималась сбоку параллельно тропе охотников. Возможно, она посещала охотничьи сторожки, что разрушились несколько зим назад. Пусть съестных запасов там не осталось, но на ночлег укрыться можно. Одна из сторожек, как раз должна быть тут, совсем близко.

Барон нашел ее спустя несколько минут, следов не заметил, выходит, она ходила по скалам.

Молодец, подумал он, но от меня не скроется.

Прошел в сторону и припал к снегу, стараясь учуять горьковато полынный тон, каким пахла веревка на реке. Запахи вновь раскрыли перед ним книгу с тысячей историй.

Вот лисица, лось, кабан из крупных... и поросята, четверо. Оборотень подавил голодный рык и продолжил принюхиваться, синицы, перепелка, мышь пробегала за ней куница... да мышке не повезло. А вот и тонкий запах горечи. Нашел! Принюхался, определяя время. Ариша здесь была не более двух дней назад.

Сюда дошла, плутовка! Кто бы подумал! Девчонка, и добралась, не заплутала.

Подгоняемый чувством охоты волк сорвался с места. Тонкий запах полынной горечи вел его меж сосен, и скал, вверх, параллельно тропе, идущей к северному перевалу. У второй сторожки, он оказался еще через два часа, замерзшей девицы в снегу не обнаружил, усмехнулся. Здесь она была в прошлую ночь, спускалась тяжело, на крыше виднеется след маленькой ладошки, а в полуразрушенной сторожке остался резкий запах настойки из какой-то мелкой горной травки и подорожника. Такую настойку не пьют, выходит, обрабатывала вывих или рану.

Теперь сомнений не было, он найдет ее до перевала, зареванной, а может быть и замерзшей в снегу. Клинок вернется в стаю, а тело девчонки придется передать ее дяде, чтобы неразумное дитя похоронили, как требуют того людские обычаи. Жаль если так, красивые были глаза у немощи.

Но чем дальше он бежал, тем очевиднее становилось — Ариша северный перевал достигла и перешла, и быть может, еще дышит. Хотя, это невозможно в непроглядной бушующей тьме, где небо смешалось с землей, а снег залепляет глаза и уши. Стафорд, рыча и скалясь, сам с трудом добрался к нужным скалам.

Что ж если у нее хватило ума дойти сюда, наверняка и каменной тропкой девчонка воспользовалась, а если нет, то он найдет ее на склоне, где из снежной тьмы выступают острозубые скалы.

Оборотень быстро спускался сверху, время от времени заглядывая за выступ на тропку, прислушивался и принюхивался. Но зря, полынный запах здесь если и был, то не улавливался толком. Мерещился, но что не померещится, если ты желаешь найти девчонку и отобрать клинок. Под навесом скал было тише и суше, а вскоре появились первые капли застывшего воска. С фонарем спускалась, молодец. Но вот уже деревенька Ог показалась из-за холма, ее плавные очертания видны оборотню хорошо, здесь до нее пару километров — рукой подать, а девчонки нет.

Неужели спустилась ниже? Или сорвалась?

Думая так, он перевоплотился. И на скале уже стоит барон Стафорд в плаще, отороченном черным мехом с капюшоном надвинутом на грозно сверкающие глаза. Он легко взмыл вверх и проскочил между скалами на тропку. Разогнулся, прислушиваясь. Присутствующая здесь относительная тишина настораживала, отсутствие запахов бесило. Здесь кто-то был помимо мелкой сумасбродки и этот кто-то все еще таится среди скал. Человек или зверь, пока не разобрать.

Разбитый фонарь и огарок свечи барон нашел через минуту, поднял, почувствовав на пальцах вязкие капли, поднес к лицу, принюхался. Кровь... густая, замерзающая и не ее... животного. Завидев копошение за следующим выступом, он уверенно шагнул вперед.

— Ариша?

— Рррррав! — здоровая обезумевшая собака бросилась к оборотню и тут же схлопотала по морде, раз, другой. Сын ночи грозно рыкнув поднял ее за горло. И псина жалобно скуля, повисла. Разобрала, облезлая, на кого кинулась. Сожалеет. А пожалеет еще больше, потому что разит от нее не только собачьей кровью, но и горечью полыни.

— Девчонка, отзовись!

— Ааааааааа — ях... — раздалось где-то ниже, совсем тихий звук, с радостью съеденный бурей.

— Еще жива. — Стафорд откинул облезлую дворнягу в сторону и ринулся вниз.

Совсем рядом упала сосна, со стоном и скрипом рухнула, разметав под собой камни и снег, засыпав каменистую дорожку огромными осколками. Оборотень летящие на него скальные осколки не заметил, в три прыжка оказался за пределами тропки и белым волком продолжил опасный спуск. Здесь в одну из бурь Дерек перебил себе хребет. В другую, умер под завалом камней Тарис. Гиблое место, слишком много расщелин, и непрочных уступов, а девчонка все еще ходит на своих двоих.

Барон увидел е барахтающейся в снегу, незадолго до того, как сам оказался рядом. И ожидал он чего угодно только не нападения. Как во времена войн в крестьянских поселениях, она кинулась на него с дубинкой, заголосила:

— Фу! Плохой пес, плохой! — замахнулась для устрашения, ничего толком не видя, — Уйди с дороги...

— Я оборотень, — он выбил из ее рук дубину, ответил с громким рыком. — С дороги не уйду.

— Ваша милость? — пискнула девчонка, опадая в снег. — В-вы?

Волков подзуживать на стрельбу из арбалета не побоялась, через реку перешла, и под покровом бури с перевала спустилась, а встретив меня, дрожит. Он досадливо фыркнул. Девчонка!

4.

Проснулась и долго прислушивалась к тишине, изредка нарушаемой треском дров. Темно. Тепло. Пахнет сушеным яблоком и настойкой для растирания. Неужели, мне опять грезится, что я смогла спуститься к деревеньке Ог, а на самом деле замерзаю там, на каменной дорожке? Или в снегу..., а вокруг ревет вьюга, и сосны падают со стоном, разметая груды камней. Кисти и стопы не чувствую, пальцев словно бы нет. Отморозила? Лучше так, чем стать добычей, той обозленной псины. Тупая боль плывет от поясницы к самой шее. Если чувствую, слава Богу, хребет себе не перебила. Губы пекут, голова раскалывается, на плечах болезненные синяки и ссадины. Но оставаться в снегу нельзя, нужно идти, идти вниз, к людям, к теплу. Я не просто ушла из родной деревеньки, я еще и сбежала от братства белых волков, прихватив с собой их реликвию на хранение...

Нельзя останавливаться, нельзя.

Вставай, вставай... приказала сама себе, вставай.

Я должна дойти, должна.

Ничего не видя и не слыша, выбралась из колючего снега и упала на скалу. Кисти вспыхнули огнем:

— Боже...! — стон и тихий всхлип. Закусив губу, попыталась встать с четверенек и распласталась на каменном плато. Стопы словно покрытые волдырями не слушаются.

— Ааааах...

Послышались шаги и скрип дверей. Но этого не может быть! Мне кажется, мне это кажется, вставай! Ты в снегу, ты замерзаешь!

Шаги приближаются. Скрип. И вдруг пространство вокруг меня заполняется желтым светом, а где-то наверху, надо мной слышится знакомый голос:

— И куда ползем?

Сильные руки отрывают меня от скал, поднимают вверх. Смешок с саркастическими нотками:

— Какая прыть...

Я знаю этот голос, я знаю кто он! Еще толком не разлепив глаза, прошептала:

— Барон.

Довольный хмык. Меня уложили обратно в колючий сугроб, и укутали снегом. Или это шкура оленя грубая и колючая, если ее настойкой борки пропитать? Только сейчас вспомнила, что он нашел меня в снегу и пообещал вернуть в деревню. Молила, Боже, как я его молила не возвращать меня обратно, к дяде.

К горлу подкатил комок, спросила сипло:

— Где я?

— В деревеньке Ог. В доме повитухи.

— Но вы сказали: "возвращать".

— Я и вернул. Ты на несколько километров спустилась ниже деревни.

— Спасибо, — прошептала еле слышно, погружаясь в беспросветную тьму.

И опять липкий сон о буре, о ветре, ускользающем времени и о бешенной собаке, напавшей на меня. Очнулась, ничего не вижу, но слышу, в комнате я не одна. Облизав пекущие губы, попросила воды.

— На стуле подле тебя, — последовал ответ оборотня.

Он здесь. Сторожит?

Повела рукой направо, потом налево, но кружки или ковша не ощутила.

— Сейчас опрокинешь, — заметил Белый варвар сердито.

— Не вижу, и руки... совсем не чувствую. Позовите кого-нибудь...

— Рррр, я сам.

Поднял, взяв за больное плечо, поднес питье к губам, расплескав половину, благо по зубам деревянным ковшом не стукнул, иначе осталась бы без них.

— Пей.

Пила много с жадностью до дна.

— Еще?

Я кивнула, а он что-то прорычав, вышел. Когда вернулся, не знаю, уже спала крепко и на этот раз без тягостных сновидений.

А проснулась от приближающегося раздраженного рычания, скрипа двери и перепуганного женского лепета:

— Боже помоги мне!

Повитуха, видимо она, накрыла меня тонким одеялом, затем шкурой и погладила по руке, когда барон влетел в комнату. Раздраженный, еле сдерживающий рык, он потребовал ответа.

— Что нашла?

— Ваша милость, на ней нет того, что Вы ищите...

— Все проверила?

— Д-д-да, — заикаясь, прошептала она. — Шкуры вытряхнула, кровать перестелила...

— Под кроватью, в полу, между каменными плитами? — продолжил допрос оборотень.

— Барон, полы вымыла, комнату проветрила, как просили. Нооо-ожа не нашла. Бо-богом клянусь! — и едва различимым шепотом: — Может быть, в сапогах?

— Думаешь? — сыронизировал Белый варвар, от чего повитуха испуганно ойкнула. Он рыкнул. — Выходи.

Повторять перепуганной женщине не пришлось, извинившись перед его милостью, она выскочила вон и тихо прикрыла двери. Стул или что-то тяжелое тут же полетело в угол, барон разъярен и не скрывает этого.

— Вставай. Я знаю, ты не спишь...

— В вашем присутствии это невозможно, — ответила я хрипло и с трудом разлепила глаза. В комнате уже серо, за окном раннее утро.

— До этого сурком спала.

— Я о том, чтобы встать.

Посмотрела на свои руки, лежащие поверх шкур, тряпок на ладонях нет, и одежды на теле я не чувствую. Вставать не буду. Перевела взгляд на барона, вздрогнула.

Он скривился:

— Ни рожи, ни кожи, одни глазищи остались.

— Лучшая часть меня.

— Сомневаюсь.

Оборотень грохнул об стенку котомку, которую я взяла с собой. Из съестного в ней уже ничего не осталось, а вот склянки с настойками звонко разбились, и комнату заволокло запахами трав.

Я вздрогнула:

— Что вы хотели найти?

— Клинок, — варвар приблизился к кровати, прожигая меня черным взглядом.

Проверяет на ложь, принюхивается.

— Я возвращаю его в стаю.

— Вы не заберете Гессбойро... Оборотень это волк, а не предатель. Слово, данное Главой стаи — закон...

Белый варвар злобно прищурился:

— Сделаем исключение.

Я знала, что шансы на спасение ничтожно малы, и все же шла вперед, теперь же их вовсе не осталось и идти некуда. Обернувшись в одну из шкур, медленно встала с кровати и с трудом расправила плечи. Тело все еще ноет, но это ненадолго. Вскоре придет облегчение, барон мне его даст сам. И пусть оно будет мгновенным, не хочу плакать и просить о смерти. А потому слова произношу четко и с запалом, пусть убьет сейчас.

— Исключайте. Пока я его не соберу, Вы клинка не увидите!

Ожидаемо подлетел, схватил за шею, замахнулся. Напугал до дрожи, но я не плачу, мне терять нечего. Все что я могла потерять, было утеряно в деревне. Пусть удушит, пусть загрызет...

— Сломала?! — взревел барон, покрываясь белой шерстью, и острые когти выступили на мощных руках.

— Разобрала... Иначе, не смогла бы унести. — Говорю, леденея от страха, и крепче цепляюсь за шкуру.

Вот сейчас, его глаза стали непроницаемо черными, исчезла радужка и белок, в нечеловеческом оскале проступили волчьи клыки, убьет, слава Богу, быстро. А что потом? Разобранный клинок он не увидит, значит, так никогда реликвии своей и не найдет. Гордый глупец и поделом.

Я зажмурилась, ожидая сокрушительного удара, но он не последовал.

— Упрямая девчонка! — оборотень отшвырнул меня на кровать, как матерчатую куклу.

Ударилась больно, но не настолько, чтобы умереть. Жаль. А он навис сверху прорычал сдавлено:

— Где клинок?

— Останется со мной.

Оскалился. В состоянии полу-оборотня, это выглядит ужаснее, чем в ипостаси волка. Взбешенный человек со звериной ухмылкой, сверхсильное разумное чудовище. Именно такими они уходили на войну под предводительством Табира IV, именно такими их запомнили жители захваченных городов и разоренных селений.

— От тебя самой сейчас ничего не останется, — оглушительно тихо пообещал барон, клацнув зубами у моего лица.

— Как и от вашей стаи... — прошептала я, отползая к изголовью кровати. — Думаете, черные просто так примкнули к братству? Уверены, что хорошо защищены и в замке угрозы нет?

— Ариша...

Утробное рычание волка, который вот-вот вцепится в мое горло, предостерегало от дальнейших слов. Но мне терять нечего:

— Очнитесь! Они не только вошли в ворота, они и в комнату Гаро пробрались. Незамеченными!

— Замолчи... — произнес он предупреждающе, но я уже не слышу.

— Не доверься принц мне, герцог Равии сейчас вытирал бы ноги о вашу шкуру! Привезите в замок любой другой клинок, назовите Гессбойро и вы увидите, как быстро он окажется в руках врага!

И грозный рык меня не остановил.

— Оставьте реликвию у третьей стороны... После коронации я его верну Гаро.

— Клинок наш!

По лицу Барона пошли судороги, в следующее мгновение на меня взирал оскалившийся белый волк. Огромный с вздыбленной шерстю и горящими черными глазами.

Моя смерть будет мучительной и долгой, поняла я. И от осознания этого, взор заволокло серым туманом.

— Б-б-боже...

— Никаких обмороков! — проорал барон.

Пощечина обожгла щеку, но лишь ускорила мое падение во тьму.

Перед следующим пробуждением я пролежала неподвижно очень долгое время. В комнате уже темно, трещат дрова в печи, пахнет все теми же сушеными яблоками. Выходит сумку уже убрали и разлитые настойки с мазами тщательно смыли. Даже запаха не осталось. Сколько же времени прошло?

Правая рука затекла и сейчас колит неимоверно, особенно в плече. И спина саднит, все же оборотень силен, швырнул так, что стену всем хребтом прочувствовала. Сейчас лежу, боюсь дышать. Губу от боли прикусила, а двигаться не посмела. Барон все еще тут. Следит. Нутром чувствую, хоть и не вижу его из-под ресниц.

— Кого ищешь? — горячее дыхание опалило ухо. — Не меня ли?

А вот и сам барон, сидел все это время сбоку от меня на сундуке. Вздрогнула, попыталась встать, но мужская рука за плечо пригвоздила к кровати.

— Лежи. И не смей реветь... — зло предупредил он, заглянув в мое лицо сверху.

— Тогда плечо отпустите, — я поморщилась от тупой боли, и руку он забрал.

— Рубашка и штаны на кровати, оденься. И поговорим. — Оборотень размашистым шагом направился к двери.

— Я сама не сумею, позовите...

— Повитуха сегодня у сестры гостит. Из всех помощников только я. — Он ухмыльнулся, прожигая взглядом, и белая улыбка сверкнула на смуглом лице.

Таких помощников мне не надо!

Сглотнула, прежде чем тихо произнести:

— Справлюсь.

— Так и думал.

Уходя, грохнул дверью так, что крынки на печи мелко зазвенели, а вернулся тихо, ровно через пять минут. Я в это время держала рубашку в руках, не зная как ее надеть. Штаны со слезами на ноги натянула, но вот с рубашкой сладить не смогла. Плечи болят, левая рука не поднимается, правая огнем горит.

— Не справилась... — произнес барон, неожиданно оказавшийся за моей спиной. — Помочь?

Его рука опустилась на ноющее плечо, от страха и боли я отпрянула в сторону:

— Не нааа-до!

Но он вернул меня обратно, резко дернув на себя:

— Ужин стынет, а ждать еще я не намерен.

— Так не ждите... — прижала рубашку к груди, расправляя так, чтобы голого тела видно не было. Обернулась. — Ступайте себе.

— Одному скучно. А ты раздетой за стол не сядешь.

От такого заявления щеки заалели, а барон погасил свечу и в кромешной тьме рубашку потянул на себя.

— Что...? — оставшись без прикрытия, схватила шкуру, но барон со смешком и ее у меня отобрал. — Что вы делаете?

— Я ускоряю твое облачение.

Повернулась спиной, грудь руками закрыла, возмутилась с укором:

— Но вы видите в темноте!

— Чего я в темноте только ни видел.

— Так это вы... чего только ни видели! То есть... я хочу сказать...

— Так и не возникай, — отрезал он. — Одевайся.

Быстро помог одеться, затем сказал, что под кроватью тапки меховые и вышел. Накинув шкуру на плечи, пошла за ним, медленно стараясь не шипеть от боли на каждом шагу. Вхожу в кухню, на столе мясо жаренное и домашние колбасы и картошка с фасолью, барон неспешно расправляется с едой. Даже грациозно как-то, с вилкой и обычным кухонным ножом.

— Доковыляла? — хмыкает оборотень и придвигает ко мне тарелку. — Садись. Ешь.

— Зачем?

— Голодные обмороки ни к чему.

Тут он прав, есть хочется, в животе урчит, и в то же время боязно. Согласился барон с моим предложением или нет? А если нет, тогда зачем меня перед смертью кормить?

— Но что вы решили? — спросила, медленно-медленно присаживаясь рядом.

— Ешь.

Больше не спорила, набрала себе картошки, к ней мяса, потянулась за хлебом. Барон движение заметил, блюдо с кусками подвинул.

— Спасибо.

Кивнул, указал рукой на молоко в крынке, которое ближе ко мне стоит. Других пояснений не потребовалось, поднялась за чашками, что на полке стоят.

— Ты куда? Так дай.

— Из чашек удобнее, я и себе налью.

— Сядь! — разозлился. — Тебя только за смертью посылать.

Сам встал, выбрал чашки, со стуком их поставил на стол, затем разлил в них молоко так, что часть расплескалась.

— Бери.

Пока ели старалась помалкивать и глаз не поднимать, вдруг озвереет. За столом он теперь уже был быстрым, резким и каким-то громким. Слова не сказал, чтобы нарушить молчание, и все равно громкий.

Когда я ложку отложила, он щедро накладывал себе вторую порцию.

— Поела? — спросил, отрезая большой кусок колбасы.

Как по мне, так с таким аппетитом волчьим, лучше бы не мелочился, сразу все колечко сцапал и вместо небольшой тарелки картошки весь казанок взял.

— Да.

— Неси клинок, — приказал он.

— Что вы решили?

— Ничего не решу, пока сам не увижу Гессбойро, — последовал ответ. — Принеси и собери.

Под стол руки спрятала и сжала в кулаки:

— Дайте мне слово волка, что не отберете его у меня. Поклянитесь.

— Слово ни к чему, — произнес оборотень, прищурившись. — Сейчас не отберу. Но позже...

— Вплоть до коронации Гаро, — потребовала я.

Об этом меня просил принц, об этом предупредил старец Саир, да и мне так будет легче, не придется у сердца держать клинок. А барон в ответ с ухмылкой:

— Я подумаю...

— Решите сейчас.

Неожиданно кухонный нож, который он в руке держал, пролетел в нескольких сантиметрах от меня. Не дрогнула и ухом не повела. Смотрю на оборотня, глаз не отрывая, а он улыбается и в руке вертит еще один нож. Проверяет, сдамся или нет.

— За три года может многое произойти: в лесу заболеешь, где-нибудь на перевале шею свернешь... И что ты скажешь, бесстрашная?

Издевается Его милость, как пить дать, издевается. А вот не сдамся, хода назад у меня нет и если жива до сих пор, то более перед ним не струшу.

— Скажу, что вокруг вас опасностей больше. А я доживу, и клинок попадет в королевский дворец в срок.

Второй нож пролетел вблизи меня и срезал локон. Испугалась чуток, но дрогнуть не успела. Подумаешь, ножи метает, на волосы мои покушается! Жил бы с моим отцом, понял бы, что такие уловки бесполезны.

— Ваше слово?

Прищурился злобно, но произнес:

— Ты вернешь клинок в белую стаю.

— Я верну его Гаро в вашем присутствии. И, если пожелаете, в вашем замке.

Прожигая меня черным взглядом, он думал минуту, потом медленно и глухо произнес.

— Хорошо, даю слово.

— Ваша милость, полную клятву.

Душа уходит в пятки от звериного немигающего взгляда. Руки трясутся, зубы, чуть ли, не стучат. Но что я глупая, что ли, на такое слово соглашаться? Простецкой клятве цена малая. Он ее даст и за мной другого волка пошлет.

* * *

Что за бес в нее вселился? Полную клятву подавай!

На перевале спас, здесь одел и накормил. Хватит с нее и простого слова. Но нет. Сидит напротив, как каменная, смотрит выжидательно, осторожничает где не надо. И ведь, чувствую: девчонка, то задрожит, то вспыхнет. Боится немощь, но отступать не собирается и ножей не боится.

Затянувшееся молчание она поняла по-своему, поинтересовалась невозмутимо.

— Вы клятву помните?

Волк помнит все. И мне до старости далеко, нахмурился Стафорд.

Уверовала в свою безнаказанность. А вот это зря, я подобных выходок не прощаю. Возвращаю в нужный час в двойном размере.

— Увижу клинок, вспомню.

— Так не пойдет, — заартачилась, как маленькая. Глазищи огнем полыхнули.

— Сильно хочешь, получишь, — Белый варвар улыбнулся.

Дав свое слово, он его не нарушит, если пошлет Дерека по запаху полыни. И никуда девчонка не денется.

— Я Стафорд Серый сын волка, брат человека даю тебе слово оборотня, что не посмею отобрать клинок, пока не выйдет нашей сделки срок.

Девчонка клятву слушала с недоверием, а под конец прищурилась сердито.

— Что не по нраву, немощь?

В ответ она пролепетала:

— Забыли упомянуть о братстве волка и лесах оборотней, которых призываете в свидетели клятвы.

Всю клятву требует до единого слова. А не много ли просит?

— И зачем тебе свидетели? — барон улыбнулся, как зайцу русаку, который не успел скрыться в кустах и вскоре будет съеден волком.

— Чтобы вы не послали оборотня по моим следам.

И об этом знает. Кто ж натаскал?

— Умная?

Она поежилась от простого слова, но взгляда не отвела:

— Ученая.

— Учиться тебе еще и учиться, — Белый варвар хитро прищурился. Что ж волка по следу не пошлю, направлю рысь. И не спрячется от нее Аришка, не схоронится.

Подумав так, барон поднялся со скамьи. И возвышаясь над столом и притихшей девчонкой, произнес полную клятву:

— Я Стафорд Серый сын волка, брат человека призываю в свидетели братство Белого Волка и леса оборотней и даю тебе, Ариша — человеческая немощь, слово оборотня, что не посмею отобрать клинок, пока не выйдет нашей сделки срок.

Комнату осветила белая вспышка и осыпалась мелкими искорками над немощью.

— Спасибо! — неожиданно возликовала она. — Слова вашего, милость вашу не забуду. Богом клянусь, клинок будет при вас передан Гаро сразу после коронации.

Теперь пришла очередь оборотня с недоверием смотреть на искреннее счастье дочери мясника. Она чуть ли не вприпрыжку помчалась в комнату, а вернулась с сапогами в руках и рваной курткой, которую у одного из раненных солдат взяла.

Неужели, помешалась за бурю и с головой теперь не дружит? Я ее одежду трижды прощупал, просмотрел, сапоги измял, нет там клинка.

Стафорд нахмурился, прорычал:

— Ты что, дура?

— Дура, немощь, тварь человеческая... пустое это все, — отмахнулась она, как от надоедливой мухи. — Вы слово дали, теперь немного подождите.

Одежду на скамью сгрузила, руки уперла в бока.

— Нож где?

— Сзади.

Помешанная, как есть, с сожалением подумал барон, глядя на ее метания.

Девчонка, нож из стены выдернула и на курке начала пуговица отпарывать. Здоровые, металлические. Такими застегнуться сложно, а она упорно их срезает. Вслед за пуговицами с ремня куртки была срезана бляшка. Далее очередь дошла и до сапог, с них застежки отстегнула. Одежду отложила на скамью, пуговицы и ременные бляхи сгрузила на стол, смотрит на добытое железо, улыбается.

— Вот Гессбойро.

— Белены объелась? — взревел оборотень, отшвыривая тарелку. — Или головой стукнулась?

— Терпение, — ухмыльнулась немощь, и пуговицы с застежками начала воедино собирать.

Горло оборотня от удивления сдавило, когда в ее руках блеснуло лезвие клинка, а затем и эфес, украшенный красными камнями. Через минуту Ариша передала в руки оборотня серебристый клинок с зеркальной поверхностью лезвия.

— Вот.

Выходит, два дня подряд Гессбойро был рядом. Но откуда знания у девчонки?

— Как...? Кто...?

— Саир научил, — прошептала она, поглядывая с опаской. — Старец был хранителем вашей реликвии еще при Табире IV.

На себе носил, понял оборотень и нахмурился. Выходит, правда все, до единого слова.

— Стая черных... Говори что знаешь.

* * *

Прямо сказать, что знаю мало и лишь догадываюсь, не смогла. А потому начала говорить, что в замке белых оборотней холодно, в коридорах темно и от окон дует.

— Я не о том спросил.

— А я веду к тому, что из-за холода собачьего пришлось всех солдат настойкой полыни растирать и горячим вином поить, чтоб не заболели. Мне ни того ни другого было нельзя...

— С чего вдруг?

Вот сейчас взяла и рассказала! Обойдетесь, Ваша милость, без моих секретов. Я продолжила говорить:

— Взяла у раненных куртку на меху и кушак. А в день, когда черные прибыли переговорить с Гаро, я осталась в его комнате у камина...

— Долго тянешь. Черные когда пришли? — рыкнул он.

— Явились через несколько минут. Один все осматривает и обнюхивает, второй чем-то прозрачным натирает: столбики кровати, поверхность стола, сундук, дверную ручку, даже горшок...

Барон брезгливо поморщился и кивнул на накрытый стол:

— Нашла когда говорить.

— Извините...

— Что дальше? — оборвал он мой лепет. — Тебя заметили?

— Если бы заметили, меня бы в живых не было.

— И кто спугнул?

От его холодного взгляда я плотнее закуталась в шкуру, и все равно не помогло. Покрылась мурашками от пят до макушки.

— На лестнице в коридоре послышались шаги, они оборотней и спугнули.

— Черные ушли, так тебя не заметив? — недоверчиво переспросил он, вновь принимаясь за завтрак. Тарелку новую не взял, придвинул к себе казанок. — Глупость.

— Правда.

— Сказки рассказываешь, немощь, — недобро прищурился оборотень. — Сказки.

— Не хотите не верьте!

— А я и не верю.

— Слушайте вы...! Я не двигалась, и они меня не учуяли, потому что стойкий запах настойки в тот день не только комнату, весь этаж заполонил. — Бухнула по столу рукой и отвернулась. — И благодаря ему я в Ночь Ледокола скрылась незамеченной.

Глава белой стаи что-то прорычал сердито, то ли по имени позвал, то ли проклял. Ну и пусть!

— А знаете, вы правы. Уж что-что, а побег девицы от белого братства оборотней это сказка из сказок. Такое уж точно никто выдумать не мог...

Решила встать, но он меня за руку схватил, приказал сесть обратно. Села, смотрю на оборотня, а он мне с гадкой улыбкой:

— Молодец. Хвалю. Настойка полыни твоя?

— Моя.

— Принеси.

— Нечего нести, вы все разбили, — прошептала, опять коченея от ужаса перед его черным взглядом. Неужели он сейчас скажет, что склянки такой там не было? Но пронесло. Не сказал, правда, утробное рычание оборотня заставило поежиться: — Она в моей сумке была, и пока не выльешь хоть каплю настойки, полынью не пахнет.

По лицу барона прошла судорога, руки сжались в кулаки и ложка, которую он держал, со скрипом и треском осыпалась щепками на стол.

— Только не оборачивайтесь, — попросила пискляво и закашлялась. — Доказать свою правоту, как с клинком, у меня не получится.

Не услышал, оскалился. Я вскочила с места, готовая в любой момент бежать без оглядки. И пусть синяки и ссадины все еще болят, убегу, как здоровая, потому что страх большой.

— Барон, силой вы ничего не добьетесь, я правду говорю.

— Силой я многого добиваюсь, — он опять застыл в приграничном состоянии оборотня, говорит спокойно, а сам злющий. — Но раз уж встала, ложку дай.

Ложку нашла на полках, дала.

— Иди, досыпай, — рыкнул барон и принялся есть.

— А но...?

— Утром договорим.

Я уже шмыгнула к двери и схватилась за ручку, как слышу сзади:

— Из дома ни шагу.

Не оборачиваясь, кивнула и ушла.

Сон не шел. Я сидела на кровати и ждала, стараясь унять дрожь в руках. Жаль, занять их было нечем, потому что свечу и клинок, не разобранный, я оставила там, в кухне. Чего ждала, сама толком не знаю, барон слово дал, сдержит. И все же боялась, прислушивалась и дрожала... Ничего, так и не дождавшись, уснула в предрассветный час. В сером морозном утре слышался лай собак, скрип шагов по снежному насту и далекий стук топора, почти как дома.

Вот только дома через час после рассвета меня из кровати никто за шкирку не выдергивал и не рычал:

— Встань. Руку дай.

Спросонья не сразу поняла, кто и что явился спозаранку. Руку вперед вытянула, и в нее ткнулся чей-то нос, потянул запах с ладошки, начал подниматься выше к локтю. Стою, хмурясь вспоминаю, что я в доме повитухи в деревеньке Ог, что попала сюда не одна, и вот тут поняла, что это злобный Белый варвар сейчас мою шею обнюхивает.

Укусит!

Глаза открыла и встретилась с его черным пронизывающим взглядом. Вздрогнула.

— Не шевелись, — приказал он с улыбкой и, принюхиваясь, вниз к груди спустился, коснулся губами ложбины, спустился ниже.

И когда только рубашку у горловины развязать успел? Дернулась, прикрыться. Так он в ответ рыком:

— Руки убери, — и рубашку мою задирает.

— Ч-ч-то вы делаете?

— Тихо, — ручищей мои штаны опустил ниже пояса и стал на колени.

Боже... Раньше с девчонками в деревне мы часто шутили, каково это подчинить себе оборотня, видеть, как он опускается перед тобой на колени. Сейчас поняла, это жутко страшно!

— Ваша милость!

Снова утробный рык:

— Руки убери.

— Ба-барон!

— Не надругаюсь я над тобой, — носом вокруг пупка провел, вызвав мурашки на спине, а затем фыркнул и разогнулся, отпуская меня. — Пушистая.

Усмехнулся, потерев нос, и смотрит вопросительно. Ждет.

С болью вспомнила, как Варос в шутку волосатой называл и слишком смуглой, а этот... Красная, как маков цвет, отдернула рубаху, завязала горловину и грозно взглянула на оборотня.

— Вы чего хотели?

— Запомнить запах.

— Зачем вам мой запах?

Переступила босыми ногами и только сейчас поняла, что стою не на каменном полу, а на шкуре. Спасибо ему за предусмотрительность, позаботился о здоровье нового хранителя.

— Нужен, — он указал на стол, где лежит разобранный клинок, сам, выходит, справился. — Пришьешь.

— Хорошо, — потупилась стыдливо. Отойти некуда, комната узкая и длинная, чтобы удалиться от белого можно лишь на кровать стать.

Не знаю, как понял, что мне подле него не уютно, сам отошел к сундуку, сел и оперся спиной о бревенчатую стену. Я вздохнула с облегчением:

— Так зачем вам мой запах?

— Каждый месяц после бани будешь писать мне. Сама собственной рукой. И без всяких масел на коже.

— Отправлять как? — спросила, не поднимая глаз.

— С голубем. Путь ко мне ему знаком. — Глава белой стаи указал на клетку, стоящую в углу, а там сизокрылый с красной ленточкой на лапке.

Обидно. Не все птицы из отцовской голубятни покинули долину перед бурей. Один голубь к замку оборотней прибился, вот меня и нашли.

— Что, не оправдались твои расчеты? — ехидно спросил барон, правильно истолковав мой взгляд на птицу.

— Вышло лучше. Не киньтесь вы по следу, меня бы в живых не было.

— Тоже верно.

И молчит. От его молчания в мороз бросает не хуже, чем от взгляда. Поежилась, взяла еще одну шкуру на плечи:

— Что в письме вам отправлять?

— Пиши: "Ваш сын все еще болен" и подпись короткая "А".

— Накаркаете. Писать буду, что он жив и здоров, — я прямо посмотрела на оборотня. — И к чему мне писать о сыне? Уж лучше о погоде.

— Возможно, — он хитро прищурился. — Ты в свою деревушку вернешься?

— Нет.

— А новости из Ог туда быстро дойдут, — сказал с намеком и внимательно смотрит на меня.

— Еще и приживалкой оборотня стану...?

— Барона, — поправил он.

— Как хотите, так и называйте. Все одно — позор! Такого в деревне не прощают.

— За прошлые тоже не простят.

С кривой улыбкой поднялся, медленно подошел.

Слова его, как по сердцу ножом. Слезы обиды подступили к глазам, пусть не прощают, главное ушла. Теперь им всем вольготнее заживется без меня. Соленые капли обиды стерла рукавом, губу прикусила, чтобы не расплакаться.

— Вы что-то хотели... еще? — спросила тихо.

Обнюхал, унизил, что еще?

— Пятнадцать монет на столе.

— Что?

— Ты выиграла в споре. Немощь.

Пять минут, как ушел, а я все еще стою истуканом. Вспоминаю, как Белый варвар меня в лоб поцеловал. Горячим дыханием лицо овеял, теплыми губами прикоснулся, и растаял, как не бывало.

Показалось.

Через минуту, а может и час в комнату влетела раскрасневшаяся повитуха Ирия, женщина средних лет и огромных возможностей. Матушка моя с ней дружила, письма друг дружке писали, делились рецептами мазей. Люблю ее за характер добрый и человеческое отношение к больным. За кого она не возьмется всех на ноги поднимет, от младенчика, до старика.

— Ариша, жива! — она подскочила ко мне, крепко меня к себе прижала. С мороза в полушубке холодная и колючая, но я ей рада, как родной, обняла, поцеловала.

— Здравствуйте!

— А я уж думала, не дождемся! — Ирия отстранилась. — Белый злющим на тебя был, все искал тонкий нож. И никак не мог успокоиться, рычал что-то о чучеле из немощи... — взялась разуваться и вдруг остановилась. — Он не тебя ли имел в виду?

— Я цела и невредима.

— Какой невредима! — воскликнула Ирия. — Рыбця, я же, как тебя с ним на полчаса оставила, так на спине твоей новые ушибы появились, а сама ты двое суток проспала. — Она всплеснула руками и начала раздеваться. — Уж думала, все, не очнешься. Комнату убрала повторно, тебя вымыла, сумку твою почистила. И как есть, пообещала белому ироду, что башку его волчью седую на твою могилу положу. А он знаешь что?

— Что?

— Убегая, сказал, что у тебя есть дело незавершенное, мол ради него ты с того света вернешься. И не ошибся... — спрашивает деловито. — Ты ела?

— Только поднял..., поднялась.

— Тогда пошли, стол накрою. Знала, что ирод в хате не растопит, горячего с собой принесла.

Она прошла на кухню, я за ней следом иду неторопливо, чуть ли не кряхтя.

— А Белый варвар уходил?

— Убегал волчара. Двое суток отсутствовал, пока ты спала. Вернулся злее прежнего и с голубем в клетке. — Она махнула рукой в сторону комнаты, где я спала, и из корзинки горшочки глиняные достала, ложки, кружки, крынку с молоком. — А меня к сестре отослал и нагрубил напоследок, сущий варвар

— Ирия, а сколько я у вас уже... гощу?

— Пятый день пошел.

Пятый? Мысленно подчитала время и ужаснулась. Только бы повезло, только бы успела вслед за ними из деревеньки Ог уйти!

Схватила женщину за руку, спросила тревожно:

— Обоз с дровами в сторону селения Ажуг уже ушел?

— Этим вечером только поползет, — она меня за стол усадила аккуратно, плечей и спины не касаясь, придвинула ближе горшочек с вареной крупой и луковой зажаркой, соленья из помидор. — Снега много навалило, они два дня назад ехать не решились.

— Это хорошо, — даже вздохнула с облегчением. — Слава Богу.

Женщина прищурилась, прицыкнула языком:

— А ты у меня не останешься?

— Нет.

Нельзя мне здесь оставаться, нужно уходить и чем дальше, тем лучше.

— Ариша! — воскликнула она сердито. — Кто ж в Весеннюю Тосу за обозом идет?

— Я иду.

— Как идешь?

— Пешком, — ответила с улыбкой. — По их следам пойду. Так надо.

— Что за дурь?! Сиди у меня до весны... Родителей нет, так ты хоть дядьку твоего пожалей и Севуню, как они без тебя, а?

— Им без меня должно быть очень хорошо. Женился дядя на белошвейке в эту Ночь Ледокола.

— Счастье-то какое! Рата согласилась и в дом его вошла?

— Согласилась. Вошла. — Глянула уверенно, а голос не сдержала, слезливо просипела на последнем слове.

— А ты что, не прижилась? — вглядываясь в мое лицо, Ирия с тревогой спросила. — Или для дядьки твоего белошвейка дороже племянницы?

— Не дороже, я решила жить от них вдали.

— А как же Варос, парень твой?

— Женился... — голос стал совсем глухим, слова обрывистыми. — На Марийке рыжей.

— Девчонка из Княжих? — ошеломленно переспросила Ирия. — Ей же всего пятнадцать лет!

А я вспомнила, как Варос ею хвастал меж друзей и все-таки тихо всхлипнула:

— Зато у нее грудь большая, бедра широкие, кожа, как молоко и косища толщиной с кулак, а еще приданное. Пусть не дочь старосты, но тоже из семьи торговцев и под венец голой не пойдет, с... с... с приданным она.

Тяжко вздохнула и шмыгнула носом:

— А то, что молодка, ему на руку. Такая слово поперек сказать не посмеет, к тому же нетронута...

— Ариша, — хозяйка дома оказалась за моей спиной, обняла, по голове погладила, — ну что же ты, что же ты плачешь? Пусть и живет себе кабель блудливый с рыжей курвой.

— Ирия, как можно так о девочке?

— Можно, еще как можно, — она села подле меня, обняла крепко. — Я что ли семьи этой не знаю? Девчонка хоть и молода, но нрав у нее, как у ослицы упрямый, а кровь горячая. Варос сам вскоре взвоет. И из приданного не получит ни гроша. Зря, что ли чета Княжих в своем дворе дом построили? Сейчас переманят на готовое зятька и будет он на их семью пахать, как вол. Не свой, такого не жалко.

— Если так, то пусть идет! — махнула рукой и улыбнулась. — Спасибо, Ирия.

— Вот! Умничка. Улыбайся чаще и плохого в голову не бери.

Она села напротив и за все время завтрака глаз от меня не отвела. То пальчиками по крышке стола стучала, то молоко в чашке громко помешивала. Знаю, спросить хочет и не решается. Выходит вопрос барона коснется. Не беда, чтобы не спросила, краснеть не буду, отвечу.

Отложила ложку и поблагодарила за еду.

— Рыбця, тебя более ничего не тревожит, а?

Тревожит, но... Не хочу рассказывать о том, как сын торговки меня окучивал. Как полгода опылял, говорить не желаю вовсе. А признаваться в том, что я пустоцвет совсем не хочется. Повременю, проверю еще раз с другим..., вдруг получится.

— Здорова, как лошадь, — ответила я.

— Лошади тоже болеют, — отмахнулась повитуха. Губы поджала, подумала немного и все же вопрос задала. — У тебя с бароном что?

— Договор.

— Какой договор?

— Я за иглами к тете еду.

И за иглами тоже, можно считать не соврала.

— Он видел мою работу с рваными ранами, пожелал таких игл штук пять приобрести. Так что я по его поручению еду. Закажу у мастера, подожду, пока изготовит.

— А вернешься когда?

— В начале осени.

Главное, не говорить в каком году.

— А вот оно что, а я уж думала... — женщина смущенно глаза отвела и вздохнула протяжно. — Эх, напридумывала себе с три короба, а тут все просто. Жаль.

— Что? Ирия, что там с бароном?

— Ну как что... Молодой, холостой, своих детей с волчицей какой не имеет. Так хоть бы с женщиной завел. Вокруг вон деревенек сколько, незамужних пруд пруди. И хоть бы с одной за пятнадцать лет-то. Глухо. А тут буря, и он с тобой на руках. Красиво, хоть и злой явился, а ты замерзшая и в крови... все равно в душе кольнуло — нашел Белый варвар свою отдушину.

— Найдет, — прошептала в ответ. И подумала, что такой все найти может и даже голубя с красной ленточкой.

До сих пор не могу понять, как он успел меня догнать. Пусть голубя нашел и о моих планах догадался, но как догнал? В Ночь Ледокола барон все еще был в столице или на пути из нее. Значит, в погоне за мной должен был от замка спуститься к переправе. А это четыре дня пути вниз по течению, затем столько же обратно. Для оборотня данное время и расстояние короче вдвое, тогда два дня туда и два обратно, плюс за двое суток короткий путь от реки к северному перевалу. И все равно не сходится. Не мог он успеть, никак не мог.

А теперь вторая загадка...

Предвидеть мой отпор барон был не в силах. Ему все подчиняются, и поперек слова не говорят. Так что либо поверил мне еще тогда, а это маловероятно, либо проверил. Но как? Неужели он за двое суток добежал к замку и вернулся обратно с голубем? Возможно ли, что есть еще более короткий путь? Или где-то за перевалом на подступах к долине находится еще одно стойбище оборотней? Если так, то одну меня барон не отпустит, обязательно кого-нибудь пошлет по следу. Но и в этой защите есть своя прореха.

То, что охраняют белые очень скоро заинтересует и черных. Неровен день, они меня найдут и убьют. И, как приживалку варвара, обезглавят, чтобы передать кровавый подарок Его милости.

Решено. Из Ог уйду сама средь бела дня, и с обозом встречусь за селением Ажуг ровно через сутки. Сумею договориться они меня за серебряный к самому городку тети довезут.

— Ариша, вижу, ты решилась остаться, — заулыбалась довольная Ирия.

— Нет. Я сейчас же ухожу.

5.

Стафорд смотрел на записку от немощи с толикой одобрения и внутренней усмешкой — опять перехитрила. На тонком клочке бумаги было всего две строчки.

"Ваш сын жив и здоров. И очень боится идущих по следу волков"

Бумага пахла Аришей, тонкий девичий аромат переплетался с запахом сена, сушеных грибов, красной глины и металла. Стальные капканы. Их кровавый вкус оборотень ни с чем не спутает и он знает, где такие продают. Вот так легко оборотень определил, где ждет своего голубя хитрая девчонка. В свете данных сведений сообщение от Дерека выглядело довольно-таки смешным.

"Ог, Ажуг, Ратар, Лобра, Шак девчонки нет. Обоз ушел пустым"

Белый Лис остался без добычи, потому что не проверил охотничью сторожку возле Ажуг. Опять прошляпил. Человеческая немощь догадалась о слежке и сбежала раньше, чем планировала. Возможно сразу же после ухода барона. Хитрюга.

До сих пор Стафорд был уверен, что затея с клятвой волка и клинком решится быстро. Теперь же получалось, что маленькая инсценировка затянется. И ведь он предвидел сложности и перестраховался. В первый же день своей погони, дал указание обманутой четверке оборотней, спуститься к переправе и следовать через северный перевал к деревеньке Ог. Пока они были в пути, а Ариша в бессознательном состоянии, пришлось вернуться в замок. Сокол принес дурные вести: калека, сопровождавший Гаро в побеге из дворца, сорвался со скалы. Якобы Саир пожелал спуститься к реке и упал со скального уступа.

Несчастный случай или нападение? И если второе, тогда кто так рискнул: свои, чужие?

Раненных солдат не тронули, Гаро так же, а в комнате принца явно кто-то был и что-то искал.

Когда Стафорд вернулся в замок, бледный малец сидел у кровати старца и уговаривал его остаться в живых. Мальчишка, перепуганный маленький щенок. Он не имел здесь власти, и не имел опоры, жался к единственному верному человеку и скулил, боясь потерять его.

Глядя на принца, барон неожиданно вспомнил себя и мать. Ведь в свои двадцать лет так же просил не оставлять его... Не вышло, со смертью не поспоришь. А сейчас, что он может сделать сейчас? Если Саир крепок духом он останется, если же нет, уйдет. И это не во власти барона. Но отвести следующих удар от старого хранителя он может. И вместо допросов с пристрастием, барон устроил ловушку. Воспользовался идеей Ариши, и за реликвию стаи выдал другой клинок. И подложный Гессбойро, был выкраден черными той же ночью.

Похвально для упрямой немощи, она оказалась права.

Больше глава белой стаи на счет нее и клинка не раздумывал. Прихватив голубя с красной лентой и пятнадцать монет от принца, он вернулся в Ог. Какого же было его удивление, когда упрямица потребовала полную клятву оборотня и в свидетели призвала стаю и лес. Да, уж теперь за ней придется не просто присмотреть, а проконтролировать, чтобы в другие неприятности не вляпалась.

Создать удаленный контроль — именно так он сказал четверке обманутых, когда встретил их на перевале: " Шкуру спущу с каждого, если с девчонки упадет хоть волосок. На глаза ей не попадаться, держаться в стороне". Тогда ему ответили хмурыми взглядами — троица волков и потаенной улыбкой — Дерек. Теперь же хмуриться и улыбаться может он. Простофили, опять упустили немощь, и не догадываются, что все это время она шла позади них.

Стафодр держал записки в руках и улыбался, когда в дверь постучали. С позволения в комнату вошел молодой Аго:

— Барон, к вам гости. Просят принять безотлагательно.

— Как, даже не гонец?

— Процессия. Говорят важно.

— От кого?

— От герцога Равии...

Белый варвар задумался и спросил:

— Скажи, Аго, они что-нибудь особо ценное привезли?

— Золотом не пахнет, — отрапортовал оборотень с улыбкой. — Прятать ничего не прячут, а вас тревожно ждут.

— Гонцы с плохими новостями, — произнес барон вслух и прищурился.

Подложного клинка с собой не взяли, хотят выманить в столицу и уже там сделать выгодное предложение в обмен на мертвого Гаро. Но кто сказал, что после этого белые получат "клинок"? Скорее уж нового хозяина с грандиозными планами.

Если они хотят игры, я тоже поиграю, решил он.

— Проведи в общий зал. После переговоров проследишь, чтобы хорошенько выпили и расслабились, приготовишь гостям надлежащие комнаты...

От его интонации паренек поежился, но все-таки спросил:

— Ваша милость, комнаты в подземелье или в башне?

— В башне, — Стафорд хищно усмехнулся. — Самые лучшие.

Подземелье они посетят во вторую встречу с волками, когда уверуют в свою безнаказанность.

— Исполняй.

— Да, барон.

Предвкушающая улыбка коснулась его губ, и Стафорд быстро написал на бумажных листках два коротких послания.

"События набирают ход. Возвращайтесь".

"Волки уйдут. Пиши о природе".

* * *

Сотый раз про себя повторяю: "Мне повезет", а сколько не повторяй, все равно не верится. И вишу я с подветренной стороны и молюсь, чтобы оборотни обыскавшие сторожку меня не заметили. С белыми спорить сложно, но возможно, с черными — мне слова сказать не дадут, убьют, ничего не спрашивая. А это они пришли, я точно знаю и потому злюсь.

Какой бес дернул барона посылать за мной группу Дерека?

Отпустить было сложно? Дать фору недели три, потом кого-нибудь из братьев прислать для проверки. Но нет. Теперь по следам белых идут эти. Медленно идут, все перепроверяют, во все внюхиваются. А на скале висеть все труднее и трудней. Пусть сумки легкие, но тело нестерпимо ломит еще от прошлого путешествия.

Если черные не уйдут через две-три минуты, я сорвусь.

— Полынью... несет, — голоса из-за скалы долетают ко мне обрывками.

Ему ответили насмешливо:

— Богару... после логова белых... везде мерещится.

— Заткнись... Я знаю, о чем говорю. И вот белый голубь с красной ленточкой... оттуда.

Неужели, барон уже ответил на мое послание? Быстро же он. А может это другой голубь, из сизокрылых, ведь в голубятне отца были и такие. Я прикусила губу, чтобы не всхлипнуть от боли в плечах, и прислушиваюсь к обрывкам фраз.

— Если он белый..., еще не значит, что от белых... прилетел.

— Но с ленточкой! — рокочуще ответил второй.

Моя голубка. Боже спаси и сохрани! Только бы они ее не поймали, только бы не поняли от кого, не начали рыскать по скале. Я же из последних сил держусь.

Ответ шутнику не расслышала, зато слова третьего долетели кое-как:

— Да, разит полынью... голубей... Я после бури таких не видел... Проверить.

— Вот следы... ведут... — согласился так называемый Богар и предположил. — Раненный охотник.

— С маленькими стопами? — поинтересовался шутник наигранно весело. — Ив, что скажешь?

— Искомая... девка, — последнее слово третий оборотень выплюнул.

— И что, по-твоему,... она со скалы сиганула?

— После варвара... могла. От него... сбегали. — Поддержал Богар и пнул дерево. Отчего с ветром ко мне прилетели пушистые снежинки.

Красиво. Но не хотелось бы, чтобы это было последним, что я увижу. Продержаться, главное продержаться еще несколько минут, из-за сильного ветра не учуют. Под навесом скалы сверху не заметят, плюс каменный хребет от спуска меня скрывает, так что какое никакое, а все же убежище. Только терпи и держись, и по возможности не всхлипывай.

— Говорят, и нашей... лапы на спину заки... — Шутник, словно бы не мог нашутиться, во всяком предложении подковырку ищет. — С тех пор... она... волков ненавидит?!

Их гадкие смешки, оборвал злобный третий:

— Графиня... всех ненавидит... Но за нее и... Герцог Равии всем... оторвет. — Оборотни присмирели от его рыка. — Ты поймай голубя,... проверь скалу.

Нет! Только не голубя!

Послышалось хлопанье крыльев и протяжный птичий крик. Сокол. Кажется, теперь послание пришло к черным, но главный Ив не спешит отзывать соплеменников. Неужели вдумчиво читает зашифрованное послание?

О голубице я волнуюсь зря, она может улететь куда угодно. Мне же лететь только вниз. А оборотень уже спускается. И затаив дыхание остается только ждать, когда он обогнет нависающий уступ и заглянет за хребет. Вот камешки сыплются, слышится скрежет когтей о скалу, тяжелое дыхание и рык.

— Здесь нет никого, — и уже тише. — Но все так же, разит... полынью.

Что мне сейчас слезы от выкручивающей боли и немеющие руки, боюсь вдохнуть лишний раз или всхлипнуть. Пусть мне повезет, пожалуйста!

— Богар! Что ты там завис?

— Запах...

Как запах? Откуда! Запаха быть не должно!

Когтистая рука вцепилась в каменный хребет перед самым моим лицом. Если он подтянется...!

— Поднимайся, — прозвучало сверху, — мы возвращаемся.

— Почему?

Я видела загривок оборотня, прильнувшего к отвесной скале, слышала его тяжелое дыхание сквозь собственный гулкий стук сердца и молилась.

Боже умоляю, пусть он меня не заметит!

— Клинок в нашей стае, — сообщил Ив, — у девчонки нет ничего.

Оборотень еще некоторое время раздумывал, и затем его лапа скрылась из виду. Он быстро поднялся наверх, а я еле сдерживая вздох облегчения, вцепилась зубами в ворот куртки, горький от полыни. Удивленно замерла. Вот откуда запах! И ведь привыкла к нему настолько, что не ощущала. Теперь ясно, как меня нашел Белый варвар.

— Шут, спускаемся, — последовал приказ второму, и соколиный крик вторил ему.

Уходят. Хорошо. Когда шаги оборотней стихли, я попыталась подняться на онемевших руках. Но тщетно, все болит, словно ножом распорото.

Держись, только держись...

Свобода никому не дается легко, право следовать своим путем никогда не стоило дешево. Вперед и только вперед, страх останавливает, но он же, и дает загнанной добыче силы на борьбу. Сжав зубы, оттолкнулась ногами от скалы. Рывок, еще рывок, и рукам уже легче. Шипя, повела плечами, посмотрела вниз, где расходится дорога. На мое счастье оборотни решили обойти скалу справа, а не слева. Поэтому для них я еще некоторое время буду неуловима, три минуты или пять. Но стоит им выйти на дорогу, и мое убежище раскроется, как на ладони. Проклиная недоверчивого барона и черных преследователей, я кое-как перебралась на хребет и подтянулась.

Получилось сейчас, получится и дальше.

Уговаривая себя, заставила сделать еще несколько рывков и, добраться до отвеса. Через минуту получилось.

Молодец. А теперь еще чуть-чуть, еще совсем немного и как можно скорее. Черные уже внизу!

Животный ужас подстегнул меня не хуже отцовского окрика: 'Ариша, подойди сюда!'. Не разбирая куда наступаю и на что опираюсь, выкарабкалась наверх незамеченной и без сил повалилась в сугроб. Спор оборотней о том, что с вершины скалистого обрыва вдовое сильнее веет полынью, я уже не слышала. Беззвучно захлебывалась слезами, закусив мокрый ворот куртки, и лежала не шевелясь.

Спасена, но надолго ли?

Я очнулась, через несколько часов в темноте. Замерзла, ослабла, выплакалась и, пошатываясь, вернулась в сторожку, где мало что сохранилось от прежнего быта. Оборотни разнесли все, не забыв проломить мебель и выбить окно. Маленькая печурка уцелела, но я ее сейчас вряд ли разожгу. Сбросила сумки у входа и, с трудом переставляя ноги, добралась до лежака. Сорванный со стены, он теперь валялся на полу под выбитым окном, не лучшее место для ночлега, но сил, чтобы сдвинуть его в сторону, попросту нет.

Время потекло сквозь пальцы, как полгода назад, когда похоронная процессия ушла за двумя пустыми гробами, и я часами бродила по ледяной реке. Надеялась найти тонкий лед и провалиться. Не успела, тогда за мной пришел дядя. Сейчас прийти некому, а я словно бы все на том же льду, пронизываемая холодом, потерявшая смысл жизни и надежду на светлое будущее.

Несколько раз уплывала в липкий сон из видений прошлого и возвращалась в гнетущую реальность, отстраненно подмечала снег заносимый ветром в уже светлое окно, голубку, воркующую под потолком и звук стремительно приближающихся шагов.

— А! Попалась?!

Громкий оклик Дерека от двери мне явно почудился, как голоса родителей, которые всю ночь говорили со мной, просили потерпеть, дождаться.

Дождалась... больных видений.

— Ариша?

Нет, его здесь быть не может. Это не он бережно поднимает меня с пола, не он, глядя с нежностью, зовет по имени.

— Малыш, что произошло?

Свист, приправленный хрипом, вот все что получилась ответить.

— Да уж! — усмехнулся Лис, — погоди с объяснениями, я вначале растоплю.

В моем видении он стремительно наводил порядок в сторожке, заколотил чем-то окно, поставил на петли двери и растопил печурку. Вскоре в маленьком пространстве сторожки стало теплее. Оборотень вышел, и где-то там за пределами тепла послышались голоса. Их было несколько, разных, а вернулся один лишь Лис с загадочной улыбкой. Бестелесный призрак бредового состояния снял с меня куртку и сапоги и предупредил серьезным голосом.

— Аришка, сейчас я тебя раздену и разотру.

— Не надо, — прошептала почти беззвучно, но он услышал.

Улыбнулся, потрепал по волосам:

— Стесняться не надо, считай, что меня здесь нет.

— Тебя и так нет. Уйди... — всхлипнула и просипела. — Я всего лишь замерзла...

— На "всего лишь" не похоже, — ответил призрак и потянулся ко мне.

Странное видение, волк из братства белых раздевал меня с улыбкой, попутно задавая простые вопросы. Я отвечала не чувствуя ни смущения, ни рук оборотня, ни рубашки на онемевшем теле.

— И где ты мерзла?

— Тут на скале...

— Ты там оставила шапку?

— Нееет... — мой тихий смех превратился в хрип с натужным кашлем. — Шапка... в Ог, на спуске у ручья.

— Что ты там делала?

— Написала барону, чтобы он вас отозвал, — прошептала сипло.

— А перчатки? — не унимался призрак.

Я следила за тем, как руки несуществующего оборотня скользят по моим ногам, касаются пальчиков, потом забираются под рубашку к груди, переходят на плечи, видела оставшийся на коже влажный след какой-то мази, но не чувствовала ее.

— За Ажуг, когда уходила от черных с прямой дороги...

— Это ты кубарем летела по сугробам? — хмуро спросил призрачный Дерек и стал за мою спину. — Опасный маневр.

Кивнула, соглашаясь:

— Зато... без следов.

Волков черного братства я заметила с опозданием и то, нечаянно. Обхитрив группу белых, отошедших далеко вперед, я перестала заметать следы и чуть не попалась в лапы их врагов. Впереди открытая местность, слева скалы и чахлый лес, справа крутой берег оврага, уходящего обратно к деревне. На раздумья времени не было, чтобы не попасться, спрыгнула вниз. Счастливица, не свернула себе шею у первой же скалы и, скатившись по склону, упала в глубокий сугроб. От преследователей скрылась на два часа не более. И все это время, как умалишенная искала оторвавшуюся часть Гессбойро. А пока нашла, окоченела.

Вспомнив те поиски в снегу, зажмурилась и вздрогнула.

— Тихо-тихо, не бойся, — они уже ушли. Плохое закончилось, начинается хорошее. — Ободряюще прошептало видение светлоголового оборотня и поинтересовалось. — Скажи, а кушак твой где?

— В озере. Тут недалеко...

— Провалилась, — понял он.

Моя рубашка поднялась до груди. Спину промазывает, догадалась я. Какой заботливый призрак, если встречу Дерека еще раз, обязательно ему об этом расскажу.

— Теперь яснее ясного, почему ты пришла сюда, — и воскликнул тихо, — сушиться!

— Догадливый.

Рубаха опустилась и улыбчивый призрак сел передо мной на корточки.

— Не хочешь узнать, как мы тебя нашли?

— Х-хочу...

— Случайно, — потрепал меня по щеке и приказал непререкаемым тоном. — Ложись. Сейчас мазь подействует, предупреждаю сразу, будет жечь.

— И я умру?

Лис весело рассмеялся:

— Ты поправишься!

* * *

Верхний зал замка белых оборотней медленно погрузился во тьму.

Стафорд запретил зажигать свечи и сам потушил камин, чтобы в полной мере ощутить восход ночной королевы — луны. Ночь. Одно из самых совершенных созданий божественной силы. Черная глубокая или ясная звездная, она прекрасна в своей первозданной чистоте и, как женщина, изменчива. Жрица тьмы может быть: невинной, смущенной, страстной, разгоряченной, нежной, терпеливой, как шальная разбойница ветреной, игривой, как бесстыдница обнаженной или как монахиня закрытой, умиротворенной.

Свечи и костры, горящие во тьме ее покрова, смешны. Это жалкая попытка вернуть сияние солнца после заката лишь подтверждает человеческую немощь, куриную слепоту и недоверие. Оборотни же истинные сыны ночи, верят ей, молятся на нее. За что получили дар оборота и невероятную звериную силу, способности видеть во мраке черной красавицы, слышать ее шепот и ощущать тончайшие ароматы.

Вот только сейчас барон усомнился в своем даре, приближение Лиса он скорее ощутил по движению воздуха, а затем по звуку, но запаха оборотня не почувствовал.

— Вы опоздали.

— Доброй ночи, Ваша милость, — улыбнулся Дерек и с усмешкой исполнил приветственный поклон. — Мы выполняли задание, поэтому задержались.

— Все-таки нашли девчонку.

— Нам повезло встретить ее, спасти и сопроводить к городку Берит, как было приказано.

— Повезло? — разозлился Стафорд. — Сбежала, спряталась, обманула. Что еще она учудила, чтобы вам повезло ее встретить?

— Чуть не лишилась жизни.

Теплая улыбка помощника не оставляла сомнений, в этой встрече четырех оборотней и девчонки что-то было не так.

— Рассказывай.

— Только после того, как нас покормят и напоят, мой барон, — шутя раскланялся проказник.

— Дерек...

Грозное рычание нахального оборотня ничуть не смутило, наоборот позабавило. Лучший друг и первый заместитель, сел в широкое деревянное кресло и закинул ноги на подлокотник.

— Путь сейчас же подадут еды и вина.

— С чего вдруг такая уверенность?

Лис пожал плечами и состроил наивную рожицу:

— Иначе я буду приставать с расспросами о том: как ты учуял малышку, почему сторожил ее, как сумел за двое суток преодолеть путь из Ог во дворец и обратно, а главное... зачем.

— У нее есть то, что мне нужно.

— Не о самой ли девчонке ты говоришь?

— Нет, — голос барона тверд и грозен. — О том составе, который кроет твой запах. Что это?

— Секрет от Ариши, — ухмыльнулся оборотень. — Как я уже сказал, нам крайне повезло ее встретить. Но... — Дерек жестом остановил следующий вопрос барона, — все расскажу после сытного ужина.

— Обязательно расскажешь, — Стафорд позвал Аго и отдал распоряжение.

Стол накрыли в закрытой кухне, натопленной и сладко пахнущей розмарином и жареным мясом с кровью. Четверо самых отважных из волков его стаи утоляло голод быстро, а потому отвечали коротко, один только Лис юлил и в своей халатности не признавался:

— Мы вернулись в Ажуг до того, как нас настиг сокол с твоим посланием.

— Не может быть! — развеселился барон, — только в пятой деревне поняли, что девчонка так далеко уйти не могла?

Оборотни потупились, но продолжили есть. Дерек же сморщил нос и отмахнулся:

— На самом деле могла. После бури из деревень в разные стороны поползли торговые обозы. — И произнес с намеком на некоторые условия присмотра за девчонкой. — К сожалению, мы не знали, как она пахнет... было бы намного проще.

Белый варвар тихо усмехнулся:

— Каждому свое.

Немощь и так хлебнула горя с деревенскими, не хватало еще и от оборотней хлебнуть. А был бы Дерек умнее, понял бы, что после долгого общения с раненными от кожи лекаря веет настойками, в случае с Аришкой, полынными. И сколько не три, запах остается.

Тарон оторвался от бараньей ножки и оскалился:

— Было бы проще, не будь тамошние торговцы настолько перепуганы. Увидели оборотня, сели в снег и трясутся. Слова не вытянешь, а страхом от них разит за версту. Приходилось самим все сани проверять.

— А сторожки и деревни, — подхватил Ирт. — В наших селениях волка приветствуют, как почетного гостя, там же, как вора.

— Доходило до глупого, — кивнул второй брат близнец. — Закрывались, требовали, чтобы уходил, иначе пожалуются Белому варвару.

— Почему мне?

На вопрос барона братья ответили в один голос.

— Их грабят. Исходя из сбивчивых признаний, это черные.

— Ясно, — кивнул барон, стараясь унять широкую улыбку. Приятно знать, что твоим грозным именем пугают распоясавшихся волков. — Так как и где нашли дочь мясника?

— Случайно. В охотничьей сторожке под деревенькой Ажуг. — Ответил Тарон. — Мы телятину купили в дорогу, решили поесть, как люди, в тепле.

— Поднимаемся... — Ирт перехватил нить повествования и сделал таинственную паузу. — Свежих следов вокруг сторожки натоптано множество, а запаха нет.

Глухое рычание Белого варвара наполнило кухню дребезжащими звуками, дрогнувшей утвари:

— Что еще?

— А в разгромленной сторожке Аришка замерзает на полу, — вздохнул Лер.

Барон сжал кулаки. Глупая девчонка, трудно было обождать с очередным побегом!

Дерек, разливающий терпкое вино в деревянные кружки, язвительно улыбнулся:

— Она была жива, в отличие от голубя с красной ленточкой на лапе. В записке, которую он нес, было твое послание нам: "События набирают ход. Возвращайтесь".

— Проклятье! — от рыка главы стаи зазвенели стекла, волки затихли.

Лер понял недовольство барона по-своему, поспешил сообщить:

— Наш посланник опоздал, но долетел.

— Это радует! — глядя на друга в упор, барон спросил. — А немощь что, была не в силах растопить?

— Хорошо сказано, — развеселился Лис, — после встречи с черными Аришка действительно была не в силах.

И молчит, с любопытством взирая на Стафорда.

В тягучей тишине раздался треск дерева. Все посмотрели на кружку в руках Белого варвара, сам же он и бровью не повел, продолжает сидеть расслаблено, спокойно.

— И?

— Сбегая от них, она спрыгнула в овраг, затем провалилась в озеро, а настигли они ее у сторожки, где малышка хотела согреться.

— Что значит "настигли"? — белую шерсть и выпущенные когти на своих руках глава стаи заметил с удивлением, а светловолосый друг-умник с очередной саркастической ухмылкой. Подавляя звериную сущность, Стафорд рыкнул:

— Договаривай...

— Ничего не значит. Счастливая она. Все время их визита, провисела под скалой. И осталась незамеченной.

Варвар надолго замолчал, погрузившись в раздумья, он прокручивал в руках пустую кружку. Казалось, даже огонь в печи затих, ожидая его реакции. Но обошлось, он ни одним словом, ни жестом не проявил своего бешенства. Вот только настороженности у оборотней, сидящих рядом, не убавилось.

— Замерзла, — буркнул Тарон.

А братья близнецы одновременно добавили:

— Зато узнала много нового.

— Что узнали?

— Между герцогом Равии и графиней Драво есть связь, — молвил Дерек.

— Родственники, — предположил барон, скривив губы.

Жаль, что он ранее об их связи не знал, не отослал бы от себя страстную волчицу Экхею еще год, а то и два, чтобы позлить самодовольного осла с высоким титулом.

— Или партнеры в сговоре. Вряд ли он с ней спит, оборотней милорд ненавидит. — Лис произносил слова четко, но к сознанию барона она проходили, будто бы через подушку, глухо. — Одного из черных оборотней, побывавших в нашем замке, зовут — Богар. За Аришей он шел с каким-то Ивом и шутником.

— Как я понял, у последнего рот не затыкается, — добавил Тарон, — а таких в стае черных немного.

Братья близнецы обрадовались:

— Найдем легко!

— Искать не нужно, — Белый варвар говорил натужно, но отчетливо. — С некоторых пор они уверились в том, что украли нашу реликвию.

Оборотней дернувшихся встать Дерек остановил с улыбкой:

— Несомненно, они уверились в этом с позволения нашего барона.

— Именно, — резко кивнул глава стаи и тяжелым взглядом посмотрел на каждого волка. — В ближайшее время Герцог Равии ожидает получить голову принца в обмен на клинок.

— И как скоро он ее получит? — спросили братья.

— Голову никогда.

— А неприятности? — подался вперед Тарон.

— Как только мы обоснуемся в столице, — улыбка варвара обрела хищный оскал. — Выезжаем завтра утром. Собирайтесь. А ты... — он перевел тяжелый взгляд на ухмыляющегося друга, — останься.

Когда оборотни оставили их наедине, Дерек позволил себе довольный смешок и теплое подзуживание:

— Я знал, что ты печешься о ней не просто так!

— Уймись! — оборвал его барон, сел ровнее и устало повел плечами. — Почему вы не отправили мне птицу?

— Мы оставили сокола Аришке. Думаю, вести от нее куда важнее наших. — Он выудил из рукава маленькую склянку и поставил ее на стол. — Например, о той горной травке, что скрывает запах оборотня. Это ирд.

— И как немощь догадалась?

— Сложила дважды два, — Лис мягко поднялся из кресла, пересел ближе к главе стаи. — Первое: раствор, которым она натирала ушибы раненных, второе: травяной состав, который проявляется синевой на когтях оборотня.

— Вот и весь секрет? — глава стаи шумно выдохнул. — Она ускользнула благодаря настойке, которой лечила.

— А поняла она это, только лишь сбежав от нас.

Дерек с улыбкой взирал на руки барона, и таинственно молчал.

Выжидает. Понял Стафорд, но не спешил разрушить тишину. Долго обдумывал, услышанное прежде, чем задать следующий вопрос.

— Как долго она останется в Берите?

— До лета.

— Это точно?

— Так же точно, как и то, что она жива, здорова, все так же хороша, как и прежде.

В ответе оборотня слышится улыбка, а сам он с серьезным видом по-дружески советует:

— Отставь волнение.

— Это мне не свойственно, — надменный голос барона отразился от стен и пространство комнатки опять зазвенело.

— До сих пор я тоже так думал, — дождавшись, когда кухонная посуда перестанет дребезжать, хитрый Лис выхватил кружку из рук главы стаи и поставил ее на стол. — Но сдается мне все не так просто, как кажется.

Он прикоснулся к деревянной ручке, и громоздкая утварь осыпалась мелкими щепками.

— Показательно, не думаешь?

— Нет.

Барон скривился, словно бы это не его рук дело.

— А что произошло? — поинтересовался Дерек, отходя подальше. — Очередной обмен любезностями или она тебя опять приложила?

— Попридержи язык. Девчонка дура...

— Не скажи. Ты дур, может быть, и спасаешь, но не стережешь.

Глава белой стаи поднялся так стремительно, что к стене отлетел стол и разлетелись стулья. И его плотоядный взгляд заставил Лиса зажмуриться, но не замолчать.

— Только не ссылайся на Гессбойро в ее руках. Видит Ночь, я не поверю. — Друг приложил руку к груди и словно бы клятву произнес. — Клинок слишком важен, чтобы отдавать его малышке, — он открыл один глаз и весело прищурился, — а она слишком хорошенькая, чтобы просто так ее отпускать.

Наперекор всем ожиданиям друга Стафорд тихо рассмеялся и под недоверчивым взглядом светлоголового оборотня ответил.

— Не верь...

6.

Берит всегда славился своими ремесленными мастерскими, а потому от прочих городков предгорья отличался самобытностью каменных строений, декоративных украшений и общим устоем города. Улицы здесь от центральной площади расходятся лучами, кварталы же кольцами и чем дальше от центра кольцо, тем больше лучей его пересекает. За чистотой люди следят, потому что градоправитель, хоть и не оборотень, но очень грозен. Датог Суро — в простонародье Суровый, со всем что ему не по нраву разбирается быстро и легко: постройки сносит, людей изгоняет. А то, что нравится — весь вынужден оберегать, иначе пощады не жди — выдворит за городские стены.

Говорят, несколько веков назад еще в бытность свою молодую юный скиталец за этот город душу продал дьяволу. И с тех пор жизнь его зависит от того, насколько в Берите дружно, чисто и светло. Красивая легенда о долгожителе, но как сказал мне Дерек, в семье градоправителя Суро вот уже несколько столетий первенцев независимо от пола называют Датог. Но все они, как и древний их прадед, трепетно относятся к родному городу, и прозвище Суровый каждый зарабатывает сам и за дело.

Уговаривая оборотней отпустить меня одну, снова уверилась, что прозвища им, как и людям, не просто так дают. Хитрюга Лис кивал и весело щурился на мои разглагольствования о свободе и постоянном везении, но до города все же сопроводил. К стенам Берита мы подошли все в месте, к дверям тетиного домика только я и он. Черная ночь на улице, снег светится и скрипит, из печных труб поднимается дым, слышатся людские разговоры. Я счастлива, как весенняя капель, все же добралась, а Дерек серьезен, словно в дальний путь собирается.

— Аришка, береги себя и в новые истории не попадай.

— Да куда я денусь. Из дома до лета носа не высуну.

— Ну, смотри, прибегу в июне проверю, — клетку и перчатку для сокола в руки дает. — Птицу оставляю с тобой, держи связь с бароном и как обещалась, пиши ему.

— А тебе? — спросила с надеждой в голосе. Кто-кто, а этот оборотень поймет, если я попрошу с дядей Моратом связаться.

— Мне тоже пиши, малышка, — по волосам потрепал и, вручив сумку, подтолкнул к дому. — Не болей.

Обернулась, чтобы пожелать хорошего пути, а он уже исчез. Подумала, что услышит и все-таки крикнула:

— Удачи!

Как же я ошибалась, считая, что с приездом к тете многое решится само собой. Ничего не решилось. Маленькая деревня мало чем отличается от большого города, потому что люди везде одинаковые.

Недели не прошло, соседушки за расспросы взялись. Кем я тете прихожусь, где родилась, кем воспитывалась, есть ли приданное за мной и куда это прошлые женихи смотрели, раз такую красу проглядели. Выделялась я на фоне светлокожих, светлоглазых, что правда, то правда, но вот красавицей средь них не была. Оттого и обидно, что даже в простом вопросе подковырка имеется, хотят знать порченная я или болезная.

На что могла тетя Варрия отвечала, а в основном отмалчивалась, мол, сама толком ничего не знаю, племянница не рассказывает. Для мирных жителей и такого ответа достаточно, сплетницам же детали подавай. Потому и вышло, что на десятый день моего пребывания в Берите языкатые кумушки не стыдясь сами с расспросами подошли. Самые несдержанные и самые язвительные — две товарки с охотничьего ряда. Одна звериными шкурами торгует, вторая добротно выделанной кожей. Обе холенные, здоровые, улыбчивые будто бы не они за этот день шесть часов на морозе отстояли. Глядят на меня, хитро щурятся. Чует мое сердце, что здешних торговок я тоже невзлюблю.

— Доброго дня, Ариша.

— Доброго, — я спустилась с крыльца тетиного дома и поправила на плече сумку.

— Спешишь? — полюбопытствовала Упа, та из них, которая говорить умеет складно и порченную шкуру может продать дороже прочих.

— К кузнецу иду, свой заказ забрать.

— Случаем, не за поясом ли верности идешь?

Ах, это они похохмить пришли, видели, как я молодого плотника от себя спровадила, а первому красавцу улицы Зеленый Буг на улыбку улыбкой не ответила. За одно лишь это еще месяц косточки перемывать будут. Уверена, что говорить будут так, девка цену себе набивает и в руки здешних парней не идет. В городе я не первый день, отчего цепляются? Неужели других дел нет? Если и дальше так пойдет, плакать будут слезами горькими. Уж больше не отступлю и в душу плевать не позволю. А потому плечи расправила и отвечаю.

— Я за иглами. Но если нужно взять и ваш заказ, так прямо и скажите, заберу и его.

Упа смешком своим подавилась, растеряно переглянулась со второй. Матрена за товарку вступилась, подбородок вперед выдвинула, руки в боки уперла и с шипением пошла на меня.

— Ты что, девка, охамела?

— Как можно? — удивляюсь искренне, смотрю удивленно. — Подсобить, решила.

И уже к Упе обратилась с вопросом:

— Так вы его не заказывали? А я поняла...

— Поняла она! — фыркнула вторая. — За языком следи. Не маленькая, чтобы такие заявления отпускать. По головке никто не погладит.

— Постараюсь, — кивнула я и пошла своей дорогой.

— Смотри, на глаза не попадайся!

На такую заяву обернулась и ответила с улыбкой:

— Так вы сами пришли.

Отошла на добрые двадцать шагов и в спину полетело злобное:

— Шарка беззубая, а уже кусается!

Как не называйте, а я себя отстаивать буду. Мне стыдиться нечего, плохого не думала и не делала, сама от чужих хлопот пострадала. Там гордость не позволила с грязью семьи Вароса тягаться, здесь же я грязь к себе близко не подпущу. И Дерек меня во всем поддержал, сказал, чтобы себя отстаивала смело, как и раньше. А будут сложности, он их решит.

По заснеженным дорожкам к кварталу мастеров я поднялась быстро, завернула к кузнечной лавке и, остановилась, как вкопанная. Мой давешний ухажер — городской плотник со своими друзьями стоит у самого входа в лавку и тихо переговаривается. Поджидает кого-то, зубы скалит, гогочет через слово. Не меня ли ждут? Не хочется ссоры. Но если задела гордость своим отказам, пусть простит. Потупившись со скромной улыбкой глупышки, подошла ближе.

— Добрый день.

И не дав им слова ответить, залепетала возмущенно:

-Что же вы на холоде стоите? Замерзнете и заболеете. Кто потом лечить будет?

В ответ удивленное молчание, один Савелий чуть ли не рычит. Правильно, я же его уловку использовала. Это он по причине крайнего холода ко мне обниматься полез, согреть решился. Подножку получил и на снегу разлегся, как так и надо. Сейчас, видимо, вспомнил детали двухдневной давности, покраснел, желваки на щеках заходили, ноздри гневно раздулись.

— Ой, что это я! Видно же, жарко. Красный вот весь, явно любовь греет с утра до ночи. Счастливый...

Взгляд с молодого плотника перевела на его друзей: — А вы не знаете, кузнец еще принимает? Или нет?

Опять слова вставить не дала, торопливо залепетала.

— Я так спешила, так спешила, боялась к нему не успеть... Если договорились встретиться, так надо вовремя. Люди работящие ждать не любят, каждую секунду ценят, и каждый час. А я вот иду к нему за иглами по специальному заказу. Смешно звучит — спец заказ. Сразу и не понять о чем речь идет, а ведь дело хоть и хитрое, но простое. Всего-то изготовить иглы изогнутые с толстым ушком.

Изумленно молчат, я дальше продолжаю:

— Как кузнец сказал, тут такими мало кто интересуется, в основном шило заказывают. И не одно, а множество и совершенно разные. Ну, так это для животной шкуры, мне ж для человечьей кожи...

По мере моих слов лица у молодых вытягиваются, а глаза от удивления увеличиваются. И уже не столько на меня смотрят, сколько на Савелия недоуменно косятся.

— Пока в Берите гощу надо чем-нибудь руки занять. Так вот шить буду. Только не платья и не платочки всякие с цветочками и ленточками, а раны рваные, порезы, проколы. Если кто-нибудь в капкан наступил или с дерева рухнул, брюхо вспорол, или ноги изрезал, но жив остался, так это ко мне. Но на примерки не напрашивайтесь. — И с шальной улыбкой добавила. — Мне в руки лучше не попадаться. Целее будете. То есть не из-за меня, а от... ну вы же поняли.

Дождалась их рассеянных кивков и радостно переспросила:

— Ну, так что принимает кузнец или нет?

— Принимает.

— Какая радость! Я все же успела. А то думала, что в этом часу уже...

— Принимает-принимает, — ответили поспешно, лишь бы тараторить перестала, и дорогу мне уступили. — Иди, а то не поспеешь.

— Да? Ой, ну тогда ладно, поспешу. — Руками замахала и с улыбкой поблагодарила.— Спасибо. Доброго дня вам.

Я в лавке скрыться не успела, слышу, как парни у плотника спрашивают:

— Это она?

— Она, — Савелий в ответ чуть ли не прошипел, — дурой прикидывается.

Пусть и дурой, зато лишних претензий не появится. Что с наивной глупышки взять? Ничего.

Поначалу думала, что зря я им про иглы рассказала, потом просчитала свои возможности заработка и пустила слух через торговок, что в помощницы к повитухе с радостью пойду.

Двух дней не прошло, врачевательница Людора меня к себе позвала среди ночи. Известник, прибежавший ко двору моей тети, был бледен и напуган. Сразу поняла, что дело серьезное не разговаривать зовут. Все свои травы и настойки взяла, иглы, жилы и тряпки, какие имелись, мазей намешать еще не успела, но и к ним ингредиенты прихватила.

К дому повитухи шла пешком, оттого опоздала и встретила Людору около ее дома. Видимо беда не в один дом постучалась, если бойкая Людора уже запыхалась и измучалась. Ей было за шестьдесят, такие помнят войну, видели, как в наше предгорье пришли оборотни и знают неспокойную жизнь без звероподобных. Худая, статная и уже седая, как белый снег, она смотрела на меня пристально, словно все еще не решилась принять помощь.

Но вот я стала напротив и прямо посмотрела в ее глаза. И пусть не знаю войны так, как она, но за жизнь биться умею. Женщина, оглядев меня, улыбнулась, кивнула своим мыслям и сразу к делу перешла:

— Я к роженице, живет тут через дорогу. Девчонка вторые сутки никак не разродится. Худая как щепка, а зачала от богатыря. — Кутаясь в тонкий плащ на меху, она протяжно вздохнула: — Ты едешь в дом нашего градоправителя.

— К Суро?

— А других градоправителей в Берите и нет.

Повитуха прошла к калитке, тяжело ее открыла и пропустила вперед меня:

— Не пугайся, не одна ты там будешь, у него уже трое лекарей. Но шить, как сама знаешь, не могут, предлагают тряпками стягивать.

Значит там работы на час или полтора, промыть и зашить, если дело не серьезное.

— А что случилось?

— День назад младший сын Датога Суро в пещерах прятался под городом Черхи. Что там, да как не знаю, не видела. Только сегодня мальчонку домой привезли. Лекари сказали, что ноги правой больше нет и ходить он не будет.

— Отрезали?

— Датог не позволил, ищет помощи.

Вспомнила, как то же самое дядьке моему говорили, когда он в расщелину упал. И не сбылось ничего. Захар с отцом моим к его ногам жгутами палки прикрепили, и на вытяжку к изножью зацепили. Морат полгода в постели провалялся, зверел, как оборотень, рычал не хуже рыси, за время своей неподвижности всех поубивать обещался, но встал. Коленями погоду чувствует, если в пути долго, то чуток прихрамывает, а все-таки ходит, на своих двоих ходит, а не поленом не печке лежит.

— Ты костей раздробленных не боишься? Крови, кожи?

— Куда мне бояться, не одну скотину с отцом разбирала.

— Ка-какую скотину? — удивилась она.

— Животную, человеческую только шила. Я дочь мясника и травницы.

— Вот оно как?! — женщина с облегчением выдохнула. — А я уж подумала..., ну да ладно. Дашь старшему Датогу сразу при встрече. Она передала мне послание, сложенное вчетверо и поспешила вниз по улице.

— Людора, стойте. Как к Суро быстрее добраться?

— Сюда сейчас сани подъедут. Дождись! — крикнула она.

— Дождусь. Быть может, и к вам на подмогу успею.

— Вряд ли.

Поспешила я с выводами, ой как поспешила. Сани не приползли, как это часто бывает в маленьких селениях, а прилетели, возница меня вместе с сумкой одним рывком на них втащил и, дав лошадям плетей, помчался дальше.

От центральных кварталов мы ехали к периферии, в сторону самого высокого участка к скрытой скале, как ее назвала тетя Варрия. Почему обитель градоправителя находится на отшибе и за скалой, я поняла лишь, когда мы завернули за угол. Огромный каменный особняк там попросту прятался. Скалой он был защищен от лавин и оползней, обрушивающихся на город с юга каждые три четыре года. Можно было бы сказать, что первый Датог Суро трусил, но в отличие от других построек Берита только его дом с крепостными стенными по краю, нависая над обрывом и пешей тропой, веками защищал город от незваных гостей из степи. С приходом оборотней в предгорье визиты грабителей из равнины Нариви прекратились. Но этот дом, как и люди старшего поколения все еще помнят те страшные времена.

Сани промчались через ворота и, разметав сугробы, затормозили у дверей заднего входа. Здоровый возница легко спрыгнул с козел, и меня на каменный двор опустил. Из-за мехового воротника, шапки и шарфа лица его я не видела, но по голосу поняла человек он не простой.

— Людора, вы дорогу знаете.

— Я не...

— Отставьте разговоры, ему нужна помощь, — он за руку завел в дом и, грохнув дверью, оставил меня одну в натопленной кухне.

То, что помощь нужна я поняла уже там. Некогда просторная и чистая кухня и добротными шкафами и столом, была завалена грязными окровавленными тряпками, кастрюлями и чашками с пахучими составами, железными инструментами врачевателей и битой стеклянной тарой, от которой кое-где вверх поднимался голубоватый дымок.

— Эй, кто-нибудь есть?

Ответом мне был грохот где-то наверху и громкие споры:

— Я сказал, что это поможет! — протяжный говор южных морей я услышала впервые за семь лет. Так Захар травник раньше говорил, пока наши напевы не перенял.

— Вы не имеете права так утверждать... — а это говорил северянин, у них голоса резкие, и после каждого слова, словно бы наступает пауза.

— Помолчите, я уже использовал свою настойку, вскоре жар спадет. — О! А вот это уже наше наречие. Выходит местный лекарь тут тоже есть. Но двое других ему менее всего рады.

— Что?!

— Как вы посмели!

— Датог, позволил, — отрезал тот, чем несказанно позабавил лекаря с юга.

— Ваша трава была вымочена в вине, вы сами его недавно лакали.

— Пьянь! — грубо заявил север. — Отойдите от мальчика!

Исходя из послышавшихся возгласов и оскорблений, столкновения светлым головам не избежать. Сейчас север устроит свару с местным и юг, если будет умнее пойдет лечить сам. Я поспешила наверх. У лестницы встретила еще троих, мужчину среднего возраста и двух женщин. Прислуга или жильцы, были смущены происходящим, но не спешили разоравшихся врачевателей унять. Они стояли у дверей в ярко освещенную комнату и глазели на кавардак происходящий внутри.

— Доброй ночи, — поздоровалась я. — Давно здесь так?

— Вторые сутки, — ответила мне женщина постарше.

— А с мальчиком что?

— Ничего хорошего, — слезливо выдохнула она и указала в угол, где среди кровавых простыней свернувшись в клубок лежит маленький человечек.

— Боже мой! — я ухватила за руку грозного вида мужчину, выведя его из оцепенения. — Заберите отсюда ребенка. В новую комнату, натопленную, немедленно.

— Торома сказано не двигать, — заметил он, буравя меня взглядом. — И вы не Людора...

— А вы не столб, сделайте, как прошу. С ребенком плохо, двигай не двигай, если не вмешаться, умрет. — Посмотрела прямо и твердо. В Берите глазам верят больше чем словам, вот и я глаз не отвела, когда он злобно прищурился.

Хмыкнул, оценив мой напор, и все-таки вошел в душную комнатушку, где трое лекарей уже избивают друг друга всем, чем ни попадя. Я же даю команду притихшим женщинам:

— Нужна комната чистая, свечей побольше, растопленный камин, кровать без перин, твердая.

— Но... — попыталась воспротивиться старшая из них.

— Твердая, — повторила непререкаемым тоном. — А еще теплая вода ведро. Лучше два или три... и быстро!

Когда в дверях появился мужчина с мальчиком на руках, он кивком головы указал, назад как бы спрашивая, а с этими что делать?

— Закроете, пока не угомонятся или не поубивают друг друга, — процедила я, ощупывая лобик раненного. — Горит. Быстрее перенесите.

На ходу стянула с себя шапку и куртку, вещи отдала удивленной молодой женщине. Пройдя за мужчиной в комнату, я освободила сумку от поклажи и на столе развернула иглы и жилы.

— Воду принесли?

— В углу, — ответила женщина, пряча мои вещи в шкаф.

— Хорошо, вот, — я вручила ей мешочек с травами и объяснила, как их заварить и остудить. — Зовут как?

— Кого?

— Всех вас.

Сняла с ребенка рубаху, осмотрела ушибы на теле..

— Я Элия, моя мама Мирта мы на кухне готовим и по дому прибираемся, Борб, — она указала на стоящего в углу мужчину за двор отвечает. Еще возница Орбас, он сейчас болеет. А лекарей я не помню как зовут, зато их звания...

— К бесам лекарей и их звания! — прорычала, осматривая волдыри ожогов от соприкосновения двух сильнодействующих мазей. — Лучше настой сделай. Все беги, Элия.

Аккуратно стянула, а кое-где и соскребла с маленького Торома все травяные компрессы и составы, попросила Мирту мальчишку помыть. Она, всхлипывая, взялась стирать с детской кожи грязь.

— Маленький, бедненький, солнышко наше светлое...

Послушав ее испуганные охи и ахи, поспешила впечатлительную женщину предупредить:

— Он вскоре забудется сном, дышать будет очень-очень тихо. Так как слаб и крови много потерял, кожа может чуток похолодеть. Не пугайтесь, живой.

Настой Элия принесла вскоре, поставила аккуратно на столик, по моей просьбе дров в камин подбросила, новые свечи зажгла и вышла. Борба и Мирту попросила я ранее отправила из комнаты, позову, если понадобится помощь. Так они в коридоре остались стоять. Но дальше я на них не отвлекалась, хоть и краем уха слышала, что я для повитухи слишком молода, нахальна, напориста, и что хозяин, вернувшись, будет зол, как врачеватели орут в закрытой комнате, тоже слышала, но не вслушивалась. Для меня важнее вот этот несмышленыш, которому в пещере повезло больше, чем дома. Не будь лекари так заняты своими доводами в пользу методик, давно бы ребенку помогли. Но, нет. Каждый кулик свое болото хвалит, а каждый врачеватель его еще и кулаками отстаивает.

Проделывая промытые жилы в иглы, дала указания грозному Борбу:

— Тряпки и простыни, оставшиеся в кухне, спалить, склянки и все те мази, что использовали лекари собрать в одну корзину и вынести. Травы и порошки не использованные, поднять сюда.

— Что с их приборами делать? — спросила Элия из-за двери.

— Тоже ко мне принесете, но на отдельный стол или вот на подоконник поставите, — я указала в сторону окна.

— А если перепутаются, смешаются и не понять будет — где чей?

— Мне все равно, а им... — махнула головой в сторону грозных воплей, — чем не повод для новой драки.

— Так дрались уже, — шепнула кухарка и пошла.

Долгое время было тихо. Я, ощупав ноги ребенка, проверила состояние кожных покровов и костей. Да, случай сложный, но излечимый. Сейчас зашью, где надо, потом поставим на вытяжку и закрепим.

В процессе шитья меня прервали, холодный голос, раздавшись над ухом, потребовал объясниться:

— Ты кто такая? И что тут делаешь?

— Ариша. Шью я. Не отвлекайте.

Он и не отвлек меня совсем, зато громко потребовал ответа у Мирты:

— Кто пустил?

— Вы, — ответила она дрожащим голосом.

— Я не мог!

— Вы от Людоры меня забрали и перестаньте кричать, лучше плотника привезите.... — сказала, не поднимая головы и не отрываясь от работы. И совсем забыла, что плотников у них к больным и раненным только для изготовления гробов приглашают. Напугала мужика.

— Что?! Зачем плотника?

Огромные руки сжали мои кисти, заставив выпустить иглу, а то, что она впилась в ладонь мужчины, он и не заметил, в отличие от меня.

— Отойди от него. Богом клянусь... Убью не глядя, если еще один стежок сделаешь!

Из-за рыка его, я чуть ли не оглохла, а мальчик дернулся и тоненько захныкал. И как по закону подлости в комнате, где были заперты лекари, раздались совсем уж душераздирающие крики.

— Кто там? — прорычал перепуганный.

— Бестолковые врачеватели. Надеются, что их выпустят.

— Так выпустите!

— Позже, — я медленно разогнулась и позвала Борба из коридора.

— Зачем тебе он? — рявкнул взбешенный мужчина, вызвав новый всхлип ребенка. — Ты меня слышишь? Зачем он тебе?

— Слышу, но очень плохо, особенно когда на меня орут, — ответила тихо почти шепотом, чтобы и он был вынужден снизить громкость собственного голоса. — Отпустите меня. Стежка не сделаю, вам и так игла впилась в руку.

— А плотник? — спросил, сжав мои ладони еще сильнее. Вот же, вцепился мертвой хваткой, не отстает. А прислуга молчит и с места не шелохнется. Неужели я с хозяином говорю? Боже правый! Записку от повитухи я сейчас ему точно показать не смогу, не успею. На кусочки порвет и явно меня.

Если он такой недоверчивый, то придется каждый шаг объяснять.

— Не позову, — медленно выдохнула, собираясь с мыслями.

Он отпустил, и я отступила. Объяснять я люблю, но этот же при людях не позволит сделать втык. А растолковать что к чему надобно. И потому я решила его вывести не только из себя, но и из комнаты просто и легко:

— Плотника сами позовете.

И шмыг в коридор, точно зная, что после моих слов любящий родитель кинется к притихшему ребенку. Прикоснется к холодной коже и дыхания его, понятное дело, не услышит. Оно же у мальчика очень медленное сейчас и совершенно тихое. Стой я рядом, Датог бы слова сказать не дал, убил на месте. А потому бегу я вниз, в надежде оказаться от комнаты подальше.

Но как думала, так и получилось. Разъяренный хозяин дома далеко от лестницы убежать не дал, ручищей к стене припечатал, а я в ответ на резкость стесняться в выражениях и не подумала.

— Датог Суро, как Вы позволили себе испугаться? Вы же, градоправитель в Берите!

От такого напора он остолбенел, но все еще пребывал в гневе.

— Уму непостижимо! Как можно было вызвать трех лекарей с разными методами лечения?

— Что?!

— То! — выдохнула я. — Вы что думали, они взвесят все решения и найдут выход?

Мужчина удивленно замер, ведь ситуация развивается не по первоначально заданному сценарию

— Да каждый в отдельности давно бы помог ребенку. Но ради того, чтобы выслужиться перед вами врачеватели, сцепились, как собаки. — Я отодрала его ослабевшую руку от себя и указала наверх. — И как вы слышите, до сих пор грызутся!

— Слышу, — с досадой буркнул он.

— А Ваш сын сейчас в беспамятстве.

— Потому что ты их закрыла! — рявкнул, не хуже оборотня, так, что я дрогнула.

— Не выпускайте, — прошипела в ответ. — Если вы подпустите к ребенку хоть одного из них, этот врачеватель из чувства превосходства сделает все, чтобы доказать свою правоту. А правых там уже нет, — он попытался, что-то ответить, но я не дала, — и не будет. Ребенок в бреду, на коже ожоги из-за мазей, раны до сих пор не стянуты и вы меня от процесса затягивания отвлекли!

— Что...?

И раньше видела, как простые мужики свирепеют, но то, что произошло с его лицом, напугало втрое больше прежнего. Может он и не оборотень, но есть в нем что-то от волчьей ипостаси, что-то звериное. Весь подобрался, глаза из светло-голубых превратились в непроницаемо черные, подбородок выступил вперед, скулы, скрытые щетиной, вдруг стали более рельефными, а рыжие волосы вздыбились, как шерсть на волчьем загривке. И казался он, не Суровым, а Безжалостным.

От такого вида лишь одно желание возникло — бежать. Бежать без оглядки, куда глаза глядят, лишь бы подальше.

— Убью! — он ринулся наверх, но я, вопреки страху, схватила мужчину за руку и потянула на себя.

— Стойте! Потом выпустите... разберетесь, если пожелаете. Сейчас мне нужен плотник.

— Повтори, — Суровый окатил меня уничтожающе презрительным взглядом.

— Бог с Вами, Датог, плотник нужен не для замеров гроба. Чтобы Тором через год или полгода смог самостоятельно ходить, ему нужны детали для закрепления ног и перевязки к ним.

— Он сможет...?

— Да, — заверила с улыбкой. — Можно было бы использовать и просто палки, но лучше, если мастер изготовит сразу несколько дополнительных деталей. Тогда мы меньше его ногу потревожим и кости срастутся быстрей.

— Срастутся? Он ходить сможет? — все еще не верил отец мальчика.

— И даже бегать.

В эти мгновения я видела, как отчаяние уступает место надежде, как лицо мужчины разглаживается, а в глазах загорается совсем другой огонь, теплый.

— Плотника... Сейчас будет плотник! — решительно заявил он и двинулся на выход.

— Датог... — я выскочила за ним, остановилась на пороге. — Только помните, нам хватит одного плотника.

— Понял.

* * *

В дороге из замка оборотней в столицу оборотни белой стаи были уже третий день. Двигались проверенными тропами быстро и легко вписывались во временные рамки переезда. Так, что частые просьбы остановиться, звучащие из саней с принцем и его верноподданным старцем, не раздражали. Забавно было наблюдать за Гаро, бегающим по кустам в поисках подходящего укрытия. И весело было слышать, как он, провалившись в снег по пояс, поминает бесов.

Зато урок усвоит, думал про себя Стафорд. Гостинцев от деревенские в рот больше не потянет и чернухой нечистоплотной не заразится. Да и торговка Агафья в деревне отныне не появится. По его указу, она с младшим сыном и дочерью теперь к черту на кулички переедет. И уже где-то там готовкой своей молодцев травить начнет. Вот так одним пирожком с черникой оборотень двух зайцев убил: одного научил, другую проучил. И нет ничего страшного в том, что вчерашнюю выпечку торговки барон чуток настойкой сдобрил для скорейшего результата. Все-таки для пользы дела старался.

Точно так же в своей полной капитуляции он старался уверить "добрых" вестников от герцога Равии. Напоил, накормил, все их доводы и разглагольствования выслушал и позволил малые шалости с опытными волчицами. Затем спать уложил, а поутру свободно выпустил из замка. Свободно... О том, что за ними белые оборотни неделю следят неотступно, вестники догадались лишь, когда направили герцогу письмо с радостным известием: "Белый варвар со всем согласился".

Слово не воробей, вылетит, не поймаешь. Что уж говорить о быстром соколе с тайным донесением. Он был уже очень высоко и далеко, когда белые волки взяли в плен наглецов и перенаправили в стойбище оборотней. Вот так уверенность герцога Равии в том, что по прибытию в Адар Белый варвар отдаст голову королевского отпрыска, освободила оборотням дорогу в столицу. Никто не преследовал и никто не нападал.

Скучно, даже когтей не выпустить.

Со стороны сэра герцога было глупо не затребовать кровавый трофей сразу же. Видимо среди вестников, которых он подослал в замок, был кто-то очень ценный, подумал Стафорд. Тот, кто не должен был попасть в пыточную, заикнись они получить голову Гаро. Интересно, кем он так дорожил?

Когда достигнем крепости Тардош, нужно будет свернуть к логову, посмотреть на пленников и допросить их по-своему. Вполне возможно, старый Вастар потерял былую хватку и уже не так скрупулезно вырывает правду из вражеских уст. Размышляя об этом, барон недоуменно посмотрел на светловолосого друга, который вот уже минуту читает письмо, радостно оскалившись.

— Чему ты так мило улыбаешься?

— Аришка рассказывает, как на новом месте устроилась, — Лис с сожалением оторвал взгляд от строчек.

— Она тебе пишет?

— Да. А еще, — светлоголовый оборотень коварно прищурился и сделал таинственную паузу, — она интересуется здоровьем принца и передает наилучшие пожелания моим парням. Волки, вы слышали?

Тарон с братьями близнецами одновременно ответили:

— Да!

— Присылает с другой птицей? — поинтересовался глава стаи, приноравливая свою лошадь к шагам коня Дерека.

— С той же.

— Почему я его не видел?

— Потому что первым делом сокол прилетел ко мне. Как мой воспитанник, а потом уже к тебе, как твой подчиненный. — Подмигнул сын ночи. — И предвосхищая следующий вопрос, скажу, что пишет малышка много и весьма образно.

— Я не это хотел узнать, — Стафорд недовольно фыркнул, — да и она не малышка...

— Ты тоже это заметил? — с язвительным удивлением воскликнул друг, продолжая увлеченно читать. — А я был уверен, что у вас сугубо деловые отношения.

— Деловые, — подтвердил барон, делая обманный маневр.

Попытку вырвать письмо из рук, Лис легко отбил и отъехал подальше:

— Не разевай роток, на чужой листок! Она тебе тоже пишет. Довольствуйся своим.

— Там всего лишь две строчки.

— Да? И как у них с природой? — хохотнул светлоголовый.

— Она пишет о сыне.

— Удивительное дело! — протянул оборотень, похохатывая, и сложил листок. — Когда я ее в последний раз видел, она на сносях не была. И когда только успела?

Варвар пристально на него посмотрел, прежде чем утвердительно произнести:

— Ты видел мое послание ей, но Арише ничего не передал.

— Вначале я разузнал систему ваших оповещений, мой барон. Понял, насколько она уникальна и решил оставить все как есть. — Здесь он сделал паузу и с залихватской улыбкой закончил. — Видимо судьба ей от тебя родить!

— Повтори...

— Зачем? — продолжает, потешается друг. — И так понятно, что глядя на девчонку, ты подспудно думаешь о сыне.

— Глупости.

— Как сказать... Не знаю в курсе ли ты, но чего просишь, то и получаешь. — Взглянув куда-то вдаль, друг продолжил размышлять вслух, — не сразу, конечно. Но к тому времени она как раз подрастет.

— Растолстеет! — фыркнул глава стаи и все-таки выдрал письмо из рук Лиса. —

Так-так-так почитаем...

Запах шедший от бумаги был Аришин, тонкий, медовый, нежный, но к нему примешивался и запах иной. Он был мужским тяжелым и терпким, не оборотень, но что-то в нем было запоминающееся звериное.

Письмо девчонки кто-то вскрывал или прикоснулся, дав бумагу, или стоя за ее спиной поглаживал нежную девичью руку?

Стафорд неожиданно дернул лошадь и заставил ее остановиться. Еще бы, этому способствовали первые строчки письма: "Дерек, неприятно сознаваться, но ты был прав. Новые истории долго ждать себя не заставили".

Пока Белый варвар читал, хмурясь и скрипя зубами, вереница саней медленно проползла мимо, оставив позади глубокие следы полозьев. И, пусть Лис продолжает ехидно улыбаться, глядя на него, барон все-таки спросил:

— Что значит, живу в доме Датога Суро? У ее тетки крыша протекает или у немощи другого рода течка?

— Ариша ухаживает за младшим сыном градоправителя, ее тетя здесь ни при чем.

— То есть там еще и старший выро... сынок, — процедил оборотень сквозь зубы. — Быстро же она приживается.

— Ты не справедлив, — Дерек уже не улыбался, смотрел с осуждением. — Суровый относится к ней, как отец к дочери. Он прекратил все поползновения со стороны местных ухажеров. А их, как ты понимаешь, не так уж и мало.

Они тронули лошадей, и быстро нагнали сани.

Да уж... — вспомнив кареглазую Аришку, Стафорд скривился, — теперь у нее неприятности другого рода.

Перечитав строчки еще раз, он пристально посмотрел на друга и прищурился. Если он знает о Суровом, значит это...

— То есть это не первое ее письмо? — утверждая, спросил барон.

— Нет.

— Что было в первом?

— Рассказывала о тете и сплетницах-торговках...

Уже цепляются, понял глава белой стаи. Что ж за жизнь у девчонки, неприятности находит, не выходя из дома. Или это они за ней по пятам?

Дерек же продолжил припоминать, что было написано в ее первом письме:

— ... о том, что куртку свою и сапоги спрятала в старый сундук и на деньги, щедро данные Суровым, купила новые вещи.

Варвар фыркнул. Умненькая немощь! Догадалась, что он потребует ответа о пуговицах и ременных пряжках, как только узнает, куда ее бес занес. Предупредила.

— ..., а еще попросила дядьку своего навестить, рассказать, как он поживает. И передала пятнадцать серебряных монет Севуне. — Продолжил рассказывать Лис.

— Почему ему? За что?

— А это он из голубятни мясника три дня подряд выпускал крылатых посланников с красной ленточкой на лапке. Он же Аришкину одежду в снегу вокруг деревни закапал, и раздал молоденьким красавицам ароматные масла от принца.

— Это он сам тебе рассказал? Или из него душу пришлось вытрясти?

Лис усмехнулся. Да уж, этот оборотень руки марать не любит, действует хитро, но обязательно чисто.

— Сам. Я спросил, за что он получил монеты.

— И он ответил... — Белый варвар сердито поджал губы. — Что ж ты мельтешения сорванца раньше не приметил?

— Потому что он мельтешил по делу. Севуня в деревне на побегушках. — Говоря это, светловолосый оборотень покосился на друга. — Прыткий сорванец, головастый, как сестра.

— Вряд ли. Сестра у него безголовая...

Дерек его оборвал обвинительно:

— Ты сам в это веришь?

— Верю, — усмешка Стафорда была кривой. — Она поселилась в доме, где радушно принимают бесеков.

— Горные гостят у Сурового? — недоверчиво переспросил друг, приостанавливая свою лошадь.

Вот теперь он начал понимать, что к чему и во что встреча с племенными может вылиться для немощи. Насторожился.

— Ежегодно. Весной. Крепись дружище, быть старшим братом девчонке не так-то легко. — Усмехнулся Стафорд и похлопал его по плечу.

Уж если взял под свое крыло, пусть теперь объясняет, чем чревато ее проживание в доме Датога Суро.

7.

Бесеки — наемники с горных вершин. Особое племя людей, взращенное в черной жестокости ко всему инородному. Они всюду ищут свою выгоду, и данного слова не держат. Словно бы суть их заключена в их же кредо: "Прав тот, кто платит больше". В период войны с ними не пожелал связываться даже Гневный Табир IV — гроза степных, завоеватель крепостей. Дабы обезопасить тыл, проведя через перевалы племени свои войска, король по двойной ставке купил всех горных наемников, но в бою так и не использовал. Правда, и противника к ним не подпустил.

Так он уберег себя от ножа по рукоять вогнанного в спину, но по возвращении домой получил плевок в лицо. Племенные, прознав о ратных делах королевских войск, подняли ставку своей преданности. Потребовали золото или несколько сотен девиц. Наемники знали, когда просить, а Табир знал, почему просят. Казна пуста, а вдов и незамужних хоть отбавляй. Но женщины в руках жестоких испокон веков гибли как мухи, а те, что выживали, уже не могли родить. Холод и бесправие уничтожали их добрую суть.

Чтобы избежать восстаний в поселках и предательства в горах, правитель Дакартии решил издать указ о том, что всех женщин, пожелавших уйти за бесеками, он облагодетельствует золотыми монетами и шкурами. А чтобы согласные уйти имели хоть какой-то выбор, с наемниками он подписал договор, что воин имеет право лишь на ту девицу, которая на застолье сядет слева от него.

Жаль временные рамки этого договора проклятый король не обговорил.

В ту пору победу Табира праздновали долго. И в горы многие ушли, кто с детворой, кто с матерями, не по одной и не в зимнюю пору, а потому хоть и бесправные, но все же, в племени порядок тихо навели. Загодя до холодов племенные отстроили теплые домики, еще через год прорубили новые спуски к воде, а потом и скалы вокруг селений укрепили. К четвертой зиме, скрипя зубами, обзавелись пушными козами. Якобы с перевалов уже не те деньги возьмешь, а вот с зеленых горных склонов еще возможно. Поначалу их стада были малочисленны и худосочны, а вот потом на рынках низины поселков процветать неожиданно появилась новая пряжа и сыр. Наемники с этой торговли потихоньку стали преуспевать. Живите себе спокойно. Но нет... Двенадцать лет прошло, а племенные, видя свое процветание и рост, все не остановятся. Где бы их на застолье не приняли отовсюду "невест" забирают. И не важно: знала, не знала, села сама или силой привели и посадили, все одно — согласилась. Принимают бесеков теперь не многие, а если кого к столу и зовут, то исключительно в мужской компании, чтобы уберечь сестер и дочерей от распоясавшихся "женихов".

Узнав в чьем доме я поселилась, Дерек в письме доходчиво объяснил, что от гостей Сурового держаться нужно подальше. Датог же объяснил, что наемников с горных вершин он принимать у себя вынужден — по просьбе свободных горожанок. А потому Мирта подсказала, как из дома выйти через потайные двери, Орбас показал, как уйти со двора, а Элия шепнула, что покидать хозяйский дом надо в брюках. Это чтобы бесеки края юбки не заметили и даже шуршания ее не услышали.

И все бы хорошо, вот только явились горные не днем, а среди ночи.

Я только-только закончила перевязку Торома и добрела до своей кровати и свалилась на нее, не снимая платья, как вдруг во дворе забили в колокол, а затем ритмично застучали по металлической ковке ворот. Красивая мелодия, подумала я, не придавая значения хору мужских голосов и грохоту их кулаков. Через минуту восходящий шум со смешками и отрывистым говором плавно переместился в дом. Почти сразу же моя дверь распахнулась, и обеспокоенная дочь Датога ощутимо потрясла меня за плечо:

— Ариша! Вставай, бесеки явились.

Я не оторвала головы от подушки, а потому спросила глухо:

— Кто явился?

— Племенные!

— Степняки? — предположила со вздохом, переворачиваясь на бок.

— Горные! — прошипела Патайя.

За руку выдернула меня из кровати и вывела в коридор к другим женщинам дома.

Истинная Суро. И у нее пусть глаза синие, а не светло-голубые, как у отца, и волос не такой медный, как у братьев, но силы в девице немерено. Такая и лошадь на плечах перенесет и любому мужику в городе кулаком рот закроет. Но видимо горных наемников она боится до одури. А как еще пояснить, что стоит она передо мной не в платье, как Мирта и даже не в штанах и рубахе, как Элия, а в тонкой сорочке с рюшами на голое тело.

— Чего смотришь? — спросила она.

— Тебе бы одеться, холодно на улице.

— Поздно, — она взяла меня за руку и потянула за собой.

Мы быстро преодолели коридор, освещенный лунным светом, и на ощупь спустились по лестнице к потайному ходу. Кухарка завозилась с ключами, тихо ругаясь.

— Не открывается! — запаниковала Элия. — Заржавел.

— Не должен был, недавно смазывали, — прошептала Патайя и прошла вперед. — Дай мне.

— Держите, госпожа.

Замок ей тоже не поддался, но гроза Беритских парней поражения за собой не признала и в два удара с шипением сорвала и замок, и петли. Уж лучше бы мы лежали в своих комнатах по койкам или же мерзли на темной лестнице, потому что на ее грохот и отборную ругань во внутренний двор явились не жильцы, а и гости. И все потому, что бесеки чувствуют себя в гостях лучше, чем дома. Жители гор обступили нас со всех сторон. Их было пятеро, высокие, худые и сильные, как вековые сосны, произрастающие на склонах гор. В куртках с острыми воротниками и приталенных штанах даже самые плотные из них смотрелись стройными.

— Ой! — голос перепуганной Суро, попытавшейся прикрыться мной, потонул в довольном мужском хохоте.

Наемники долго рассусоливать не стали, зажгли факелы и осветили нас.

— И кто это сбежать пытался? — поинтересовался ближе всех стоящий к нам.

— Это наши, — прогремел голос Сурового.

— Что ж... — наемник в куртке с множеством железных застежек, не сводя взгляда с дочери градоправителя, ядовито улыбнулся, — забирайте по одной.

Всем известно, что племенные признают права других мужчин только лишь на жен, а потому не удивительно, что со стороны домочадцев послышала сущие небылицы:

— Невеста, — Борб, накинул на дрожащую Патайю свой плащ, и спрятал ее за спину. Наемникам, попытавшимся сказать что-либо против, мужчина ответил грубо. — Беременна. За золото не отдам.

— Жена, — старший сын Суро стал рядом с Элией, и молодая женщина благодарно улыбнулась.

— Супруга, — хозяин дома притянул к себе крупную Мирту и уверенно обнял.

А я стою, как неприкаянная и забрать меня некому, потому что возничий все еще болеет и на своих двоих не стоит.

— Ариша осталась.

Слова всхлипнувшей Патайи были тихими, как легкий ветерок запутавшийся в вершинах сосен, но хозяин дома их расслышал. И только после этого возмущенно оглянулся.

— Где наш...?

— Орбас?! — рявкнул младший Датог, женщины от его зова дрогнули, бесеки скривились, но никто вслед за зовом во дворе не объявился.

Вовремя они о четвертом мужике вспомнили, да только не явится он никак и свои права на меня не заявит. Я лично его с грелкой уложила в натопленной комнате, предварительно дав крепкого успокоительного отвара. Вот и получилось, что уснул возница крепко, шума не услышал и на помощь ко мне не пришел.

Стою, под хищным взглядом улыбающегося главаря, и понимаю, что просто так меня не отпустят. Золотом не откупиться, да и имущества у меня нет, чтобы ростовщику заложить. Разве что можно припугнуть строптивых, вдруг получится.

— Стало быть ничья, — молвил главный, делая ко мне плавный шаг.

— Болезной лучше быть ничьею, — ответила тихо, но твердо.

— Нам и такая... сойдет.

Он попытался взять меня за руку.

— Не смей соглашаться, — еле слышно прошипел градоправитель, а я и сама уже руки спрятала. Потупилась скромно:

— По договору я имею право выбора.

Бесек что-то неразборчивое прорычал на наречии горных. Затем схватил меня за плечо и дернул на себя.

— Сегодня, — заявил он непререкаемым тоном.

Сразу видно — жестокий, как оголодавший хищник и упертый, как баран. Пусть Патайя ему больше приглянулась, но этот согласен на любую. Даже думать не хочется, отчего он такой непривередливый. Убьет, забавы ради, только в руки попадись. Но скольких бы ты, ирод, не сгубил, меня не получишь.

Я ответила таким же испепеляющим взглядом и поставила свое условие:

— Вечером.

— Хорошо, — главарь группы натужно рассмеялся, рукой коснулся моей шеи и пальцами погладил по щеке и, позволив себе вольность напоследок, коснулся моих губ. — Вечером меня выберешь.

Прикосновение само по себе нежное, но по коже ползет мороз, потому что взор мужчины полыхает ненавистью. Либо с головой не дружит, либо болен тяжело. Если так, то до вечера с ним переговорю о лечении и договоримся иначе. Я ему дам жизнь без болей, а он мне жизнь на воле.

От руки его отшатнулась.

— Раз все решено... — зевнув в кулачок, рукой махнула в сторону дома. — Пойду, досплю.

И под ошарашенными взглядами одних и недоверчивым прищуром других направилась прямиком в дом. Затем вверх по лестнице и в свою комнату. Пока шла, подумала, что надо бы Дерека предупредить о нежелательном, но возможном повороте событий. Вроде бы обещался помочь в сложном случае. Суть проблемы описала в нескольких строчках и выпустила сокола в лунную ночь. Опять легла в одежде и сразу же уснула. Кажется, ко мне заходила причитающая Мирта и ревущая Элия, а еще Патайя над ухом гремела возмущенно, чтобы я немедленно слово свое у наемника забрала. На что Датог старший, стоящий здесь же, приказал ей успокоиться и выйти.

— Оставь ее. Утром поговорим.

Но стоило его дочери закрыть двери, Суровый сел на сундук подле кровати и растормошил меня:

— Ты что, сбежать решила, Аришка?

— Договориться, — я подушку обняла, ответила сонно. — Расскажу, что делать, чтобы он не болел в обмен на свою свободу

— Не глупи, — прошипел мужчина. — Лекарей у них в племени нет. После такого тебя без слов заберут.

— А у меня сил на побег нет.

— Но если...

— Нет, — оборвала его предложение на полуслове. Все равно со мной сейчас каши не сваришь, да и убегать... От бесеков не убежишь, на то они и наемники.

— Но на маленькую хитрость остались, — сладко зевнула. — Объясню им, почему с травницей спорить нельзя, они поймут и без слов оставят в покое.

— Живой оставят? — осторожно уточнил Суро.

— Там посмотрим...

Ответила и почти сразу же погрузилась в пленительный сон. Правду же говорят, утро вечера мудренее. Да и устала я настолько, что ничего детального придумать не смогла.

А утром, будь неладен бесек и все его племя, любая попытка поговорить с главарем группы была отклонена категорическим: "нет", а затем приправлена противоречивым: "вечером". И не понять толком — он согласится на мои условия вечером или вынудит рассказать все вечером, как только меня посадят рядом с ним, по левую сторону.

Проклиная барана, одарившего этого упрямца своим характером, я отправилась на кухню. Села, и шумно сопя, взялась чистить рыбу.

— Травить будешь? — спросила тихо Мирта.

— Нет.

— Опоишь? — это уже Элия присев рядышком и кивком головы указала на кувшин с вином.

— Нет.

Дверь кухни грохнулась о стену, в комнату ворвалась дочь Суро:

— Ну и в чем твоя хитрость?!

— В терпеливом ожидании, — последовал мой ответ.

Патайя схватилась за сердце:

— Ты в своем уме?! Тебе бежать нужно!

— Они тоже так думают. А потому давно готовы и к травле, и к моему побегу.

Все это я говорю уверенно, потому что все перепроверено. Не зря меня отец глазастиком называл и приговаривал, что Аришка все по кругу видит и далеко вперед заглядывает. Хорошим подспорьем было и то, что я наречие горных знаю. Услышала, о чем говорят, подметила, что едят и пьют, как охрану меняют у ворот и ничего не предприняла. Потому что, знаю — все выпитое и съеденное бесеками, без противодействия яду, само станет отравой.

Я улыбнулась, и приободрила женщин:

— Подождем вечера, а там посмотрим — что к чему.

* * *

Завершив получасовой допрос с "верными подданными" герцога Равии, оборотень вернулся в свои покои и, чертыхаясь, смывал с рук и лица кровь.

Чтобы узнать всю предысторию заговора против принца Гаро и его семьи, наглым вестникам не пришлось выпускать кишки. Он даже ноги им не переломал, всего лишь чуть-чуть повредил пальцы.

Старые сопляки! А ведь, как хвастались на застолье в родовом замке белой стаи. Любо дорого было слушать о ратных подвигах герцогской семерки прихвостней. Во имя короны и короля они прошли войну с Табиром, исползали вдоль и поперек скалы некогда вражеской Ларвии, выжили в штормовом море Оттари, но так и не научились держать удар? Чушь! Напыщенные увальни, если и посетили соседнюю страну в период войны, то лишь в надежде разбогатеть на мародерстве. Чтобы потом, в мирное время благодаря окровавленному золоту занять достойное положение при королевском дворе. И это им с блеском удалось, стоит лишь посмотреть на перстни, которые пришлось снимать с их пальцев. Сапфиры, рубины, изумруды, белое золото, черный жемчуг...

Дорогие изделия на дешевых людях.

Все они не знали слов чести, что уж говорить об обете молчания. Хранить его толстяки не умели, хоть и пытались. Надо отдать должное старому волку Вастару он хорошо с ними поработал, можно сказать — искусно избил и оставил в живых, но нужные вопросы не задал. Барон же осведомлен был лучше, а потому получил ответы быстро и легко. Даже обидно стало, что стародавний друг владетеля Равии долго не продержался. Омот Фиргус выболтал все ему известное, как только увидел расплющенные пальцы своей правой руки. Испугался, убогий, что не скоро сможет поставить роспись в учетных свитках.

Который день в пути и ни одного маломальского боя, с сожалением подумал барон. А я так надеялся размяться...

В коридоре раздались тихие шаги, в комнату робко постучали и произнесли из-за двери:

— Милорд, прилетел ваш сокол. Он с посланием.

— Наконец-то хоть какое-то движение! — не вытирая рук и лица, оборотень вышел из ванных комнат в спальню. Забрал птицу у помощника и освободил ее от письма.

Послание наверняка от Лиса, думал белый Варвар с улыбкой, несомненно, с просьбой как можно скорее прибыть в крепость или, захватив два отряда белых, прикрыть тылы на спуске, или...

Он развернул письмо, вдохнул его аромат и замер. Послание было тревожным, но не от волка, писала Ариша.

"Встретилась с бесеками лицом к лицу. Вечером придется сесть по левую сторону от наемника. Передай барону — если с горными не слажу, слово все равно сдержу".

Не успела.

Веселый смешок вырвался из горла оборотня.

Строчки были выведены девчонкой, ее чуть дрожащей рукой. Но запахи, исходящие от бумаги, настораживали не хуже слов и прыгающих строчек. Настойка с полынью, дерево, пропитанное смолой, ржавый металл и запах мужчины. Прежде чем написать послание, она прикасалась к потному телу какого-то здоровяка. Кого? Если выбор ее будет сделан вечером, отчего же этот тюфяк толстокожий так вспотел? Болеет или...?

Стафорд отогнал ненужные мысли. Еще раз прочитал две короткие строчки от Ариши к Дереку и теперь рассеянно поглаживал сокола по темному оперению.

Везет немощи, как утопленнице. И как она хочет с наемниками сладить? Сбежать попытается или устроиться к ним лекарем? Кто не знает горных, решит, что это выход, но все одно — схватят и не отпустят. Пусть за последнее десятилетие племя бесеков стало более гибким в торговле, но оно все так же закрыто для посторонних. И кто бы за это время ни ушел в горы жить, в долины никто более не вернулся.

Сокол протяжно крикнул, возвращая оборотня в реальность. Он словно бы напомнил, о том, что второе логово белых к Бериту ближе, чем крепость Тардош, а холодное весеннее солнце неумолимо клонится к закату, и время девчонки истекает по секундам.

— Не зря я тебя в прошлый раз прикормил, — барон криво улыбнулся, погладив пернатого вестника. — Дочери мясника везет и как утопленнице, и как святой.

Проверить что ли, как она с наемниками разберется? Заодно переговорю с горными. Надо им передать, что проклятый король уже месяц, как умер, а значит, договор не действителен...

* * *

К ужину в доме Датога Суро оборотень прибыл с опозданием, а хозяина дома, вопреки всем традициям гостеприимства, встретил во дворе.

— Барон, вы?!

— Я, — волк приблизился и приветственно хлопнул мужчину по плечу. — Слышал, к тебе бесеки заглянули. Хочу с ними переговорить.

На лице градоправителя отразились недоверии, неясная надежда и наконец, уверенность в положительном исходе дела. Он чего-то боялся, но вот появился главарь белой стаи и Суровый расправляет мощные плечи и перестает хмуриться. Справимся, читалось в его стальном взгляде, теперь точно справимся.

— Так и есть. Вы вовремя!

— Могу себе представить, — глухо отозвался Стафорд и, щурясь, осмотрел двор. Судя по утоптанному снегу, сохранившимся кое-где сугробам и остаткам сена, здесь совсем недавно убирали. Расчищалась площадка для свадьбы или же для драки? И если второе, значит ли это, что Суровый ждет поддержку из города?

— Пройдемте в дом, — позвал Датог и повел дорогого гостя к входной двери.

Барон шел за ним, все больше раздражаясь. От человека несло вином, словно он был в отчаянии до сих пор и пытался напиться. Случилось непоправимое.

— В чем дело, говори.

— У меня есть девочка... — Суро запнулся на этом слове и тише произнес. — Не дочь. В услужении. Прекрасный лекарь, но...

— От бесеков не успел ее спрятать?

— Как и всех женщин моего дома, — с трудом сознаваясь в своем бессилье, он качнул головой. — Глупо попались. Троих мы "обелили", если вранье можно так назвать, а ее — нет. Нужен заступник.

Такой заступник, которого бесеками не спугнешь, звучало между строк, и барон это понял. Теперь ясен повод для пьянства хозяина и его пребывание в собственном дворе. Ожидал кого-то из города, в помощь.

Что ж, если Ариша сама с вопросом не справится, то запасной план будет ей, как нельзя кстати. Раздеваясь в прихожей, оборотень ответил на молчаливый вопрос: "согласен стать заступником или нет".

— Сядет подле меня, я ее прикрою.

— Спасибо, Ваша милость, — мужчина смотрел с искренней благодарностью во взгляде.

— Пустое, — хмыкнул Стафорд. — Она может согласиться и уйти.

— Вряд ли, не тому она пришлась по вкусу, чтобы уходить. Поэтому Вашу спину прикрывать буду я и мои люди. Если они поспеют...

— Многообещающее начало вечера, — улыбнулся оборотень в предвкушении драки.

Вот где волк затекшие мышцы разомнет и вдоволь порезвится. Бесеки — это не слабый низинный люд, а более стоящие противники. Обозленные и разъяренные они становятся сильнее и быстрее втрое. Таких двумя ударами не прогнешь и в этом их ценность, как наемников.

Войдя вслед за Суро в просторный зал с накрытыми столами, оборотень понял, что попал на развлекательную часть. Действительно, вовремя. Как раз к тому моменту, когда наемники играют в добрых малых и, толкая друг друга локтями, смотрят, к кому сядет бледная жертва в строгом сером платье. К слову о несчастной, это была не Аришка, да и выглядела она не удрученной, а тщательно присматривающейся к горным. Только бы не прогадать, читалось в ее лице, и взгляд зеленых глаз придирчиво скользил по статным фигурам горных. На Стафорде он так же заинтересованно остановился, но ровно до тех пор, пока варвар не мотнул головой.

— Кто это? — барон глухо осведомился у хозяина дома, стоящего рядом.

— Вдова. В эту зиму осталась без мужа, — Датог принялся пояснять, что к чему, — ради нее и еще нескольких женщин моего города, я и пригласил...

— Понял, — оборотень оборвал его на полуслове. Он уже увидел тех счастливиц, которые пожелали связать свою судьбу с племенными. И с каких пор наемники в чести? Или за те двенадцать лет с момента подписания договора многое изменилось

— Изменения были. Они теперь торгуют шерстью и сыром...

— Это еще не значит, что присмирел горный народ, — холодная усмешка Белого варвара слабо отразилась в его голосе. — Знают ли твои горожанки, что Табир IV мертв?

— Знают, это было их решение.

Честный ответ Суро позабавил оборотня:

— Тогда какие вопросы к девчонке, если она против?

— В ее случае настаивают бесеки.

Стафорд презрительно фыркнул.

— Годы идут, а горные не меняются, как не разбавляй им кровь.

— И все равно одеяло на себя тянут и курку выбирают, пожирней, — согласился Суровый и без улыбки намекнул, кто на девчонку позарился, — ведь, аппетиты их главарей безмерны.

О том, кто тут подобной наглостью обладает, долго думать не пришлось. Светлоголовый наемник, сидящий во главе стола, был здесь самым главным и самым взбешенным. Пусть свою злобу он временно затаил в дурмане вина, но агония ненависти, которой пылает бесек, ощущалась даже на расстоянии.

Выходит, и его прыть немощь искусно остудила. Отрадно, подумал Стафорд. Да, спасать девчонку нужно, иначе она будущего вождя племени до белого каления довела.

— Посади меня напротив Увыра Хотского, — посоветовал оборотень хозяину дома.

— Да, барон.

Пятеро женщин уже тихо сидели подле своих избранников, шестая с выбором долго тоже долго не затягивала и пошла навстречу своей судьбе. Столы накрыты, почти все места заняты, где же девчонка?

Его вопрос своеобразно озвучил светловолосый Увыр, сидящий напротив:

— Моя девка где?

— Какая? — Датог легко разыграл из себя простака.

— Кареглазая.

— Сейчас...

Хозяин усадил Стафорда с поклоном, но не успел уйти, как в комнату вошли женщины этого дома. Их счастливый смех оборотень слышал еще на лестнице. Но стоило им переступить порог, как зал наполнился выжидающей тишиной, а сами женщины смолкли.

— Сядь, — приказал бесек Датогу и тот был вынужден занять свое место.

Не дай градоправитель обещания своим горожанкам, вышвырнул бы за ворота этого наглеца, а барон бы ему помог. Хотя... кто знает, быть может, именно так поступить и придется. Потому что не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кому хищно улыбается главарь группы, на кого с жалостью смотрит Суровый и чего так жадно ждут остальные.

Аришка. Оборотню нет нужды следить за ней глазами, если есть слух и нюх, а образ серьезной девчонки полноценно запечатлен в сознании. Она медленно двинулась вдоль стола, раскладывая блюда, что держала в руках, с улыбкой предлагая долить гостям вина. Но все они отказались. Не доверяют и злятся, ее это лишь позабавило. Освободив руки, девчонка остановилась в нескольких шагах от оборотня и радостно потерла ладошки.

— Что ж если более никому ничего не надо, то... — обращалась она к хозяину дома, но говорила всем, — мы пойдем...

— Отужинай с нами, — слова Увыра прозвучали с нажимом.

— Спасибо, я уже успела поесть.

Невинный ответ девчонки, вызвал неприкрытый гнев светлоголового:

— Тогда посиди с нами.

— Где? Все места заняты.

И сколько наивности в голосе, словно бы не видела, как по знаку главного все воины подле которых были свободные места, сдвинулись, так что сам барон остался сидящим на краю, зато по левую руку от взбешенного наемника пустует целая скамья.

— Твое место, подле меня.

— Вы ошибаетесь, — в голосе звучала лукавая улыбка, но кулачки девчонки нервно сжались. — Я недостойна столь высокой чести.

— Это мне решать!

— Не спорю, но только я вправе согласиться или отказать.

И сколько металла в голосе, из такого впору клинки на армию ковать.

— Подойди... и сядь, — потребовал Увыр, грохнув кружкой по столу, но так ничего и не добился. Она не сдвинулась с места, продолжая улыбаться ему.

Презрительно сощурив глаза, бесек обратился к едва сдерживающемуся Датогу:

— Прикажи ей, иначе...

От недосказанной угрозы Суровый сжал зубы и кулаки, медленно поднялся со своего места, говоря всем своим видом, что за Аришку он будет драться насмерть, не отдаст.

Крепко к ней привязался или же причислил к семье, как родную. Отстраненно подумал варвар и покосился на дочь мясника. Неужели немощь и здесь прижилась или только собирается? Все же старший сын градоправителя еще не женат...

Но не успел Суро и знака девчонке подать, чтобы она немедленно уходила, потому что других вариантов быть не могло, как невозмутимая кареглазка со вздохом согласилась исполнить приказ:

— Хорошо. Подойду и сяду...

И вместо того, чтобы сесть подле настойчивого гостя, она уселась на пол по левую сторону от Белого варвара. Елейным голоском с неприкрытой ехидцей спросила:

— Надеюсь, теперь вы довольны, дорогой гость?

Последние два слова она произнесла с почтением, потому что не подчиниться его требованию, не вызвав скандала, не могла. Желания гостящих бесеков исполняются беспрекословно, но кто сказал, что их нельзя править по своему усмотрению.

Под желчную ругать вскочившего наемника и общее удивление: "Как посмела?" маленькая плутовка, оперлась о колено барона и погладила его и прильнула к мужскому бедру щекой, как домашняя кошка.

— Я исполнила все, что вы пожелали, разве не так? — спросила она, искусно играя глупышку.

— Так? — усмехнулся Стафорд, по-хозяйски, прикоснувшись к ее волосам.

Аришка дрогнула и медленно отодвинулась, чтобы только сейчас поднять на него свой настороженный взгляд. Узнала не сразу, несколько раз удивленно моргнула, а уверившись, что перед ней не призрак, улыбнулась. Радостно и облегченно.

Что же это получается? Со спины не узнала и, рискуя жизнью незнакомца, села рядом? Да еще и его ногу обняла! Или это было спланировано Суровым?

Глава белой стаи мельком глянул на не менее удивленного Датога и только сейчас почувствовал мелкую дрожь изящных девичьих рук. Он тихо выдохнул, понимая, что свою уловку дочь мясника ни с кем не обсуждала и решилась на нее в последний миг. Отважная. Подставила под удар самого Белого варвара, интуитивно решив, что такой и за себя, и за нее постоит.

Постоять, постою, усмехнулся про себя оборотень, но в обмен что-нибудь тоже затребую.

— Приветствую, — прошептала она и убрала свои руки подальше от его колена.

— И я тебя.

То, что в этот момент произносил наемник, проигнорировать было непозволительно. Барон поднял на зарвавшегося взгляд черных глаз и произнес, четко разделяя каждый звук: "Ургвысур нар!". В переводе: "Сядь и заткнись". И тому пришлось заткнуться, а сел он после того, как Ариша, вскинув взгляд карих глаз миролюбиво добавила: "Рарико унгва уто-орша". Что означало: "Бессмысленно возражать моему покровителю".

Краснеющий лицом, Увыр перенес свой гнев с девчонки на барона:

— Кто такой?

— Стафорд Серый глава стаи белых оборотней.

В комнате раздался шепоток, бесек поморщился:

— Белый варвар? — прозвище с военных лет в устах этого слизня резануло слух. — Что привело сюда волка?

— Мой талисман... — произнося это, барон коснулся румяной щеки девчонки, а затем рыкнул. — И ваше племя. Я с посланием от будущего короля.

Пусть принц еще не знает о самом визите, но этот племенной народец на место ставить требуется уже сейчас. И чем не повод.

Увыр возмущенно фыркнул:

— Табир мертв! Принц Гаро еще молод...!

Распоясались, Стафорд надменно прищурился. Забыли, кто кому быстрее глотку перегрызет. Оборотень, предупреждающе рыкнул.

— Перед тобой его регент, — сказал, как отрезал, и в зале стало совершенно тихо. — Завтра обсудим детали, чтобы не портить праздник ни ваш, ни мой. — И следующими словами он обратился к Суровому: — Пусть накроют в комнате.

— Да, Ваша милость. На втором этаже, последняя дверь слева.

Оборотень медленно поднялся со своего места, Аришка же удивленно вскинула глаза и тут же потупилась, нерешительно прикусив губу. Опять испуганно затрепетала, заволновалась и словно бы заиндевела.

В ее руки и голос вернулась легкая дрожь. Прошептала:

— Там-м-м не м-моя ко-комната...

— Станешь моей гостьей.

Знала бы она, что от одного лишь перепуганного взгляда огромных карих глазищ, на волю рвется волк, чтобы защитить, обезопасить, перестала бы бояться. Но ведь не скажешь, не объяснишь. Да и, ни к чему ей эти знания? Еще пользоваться начнет бездумно и оборотней меж собой стравливать.

— Не трону, — шепнул оборотень, пряча коварную улыбку. А она, глупышка, от испуга побелела и вовсе забыла, как дышать.

Правильно, Аришка, усмехнулся он про себя. Не верь простой клятве и ничем не подкрепленному слову. Тут, в этой комнате оборотень может и не тронет, а вот там, кто знает.

Он поднял девчонку с пола, как пушинку, и безмолвную вынес на руках. Одним лишь этим жестом раз и навсегда перечеркнул все поползновения бесеков, никто больше не позарится. Прошел в конец коридора, нужную дверь толкнул, опустил добычу на пол и задвинул засов. Девчонка вспыхнула, как маков цвет, задышала быстро, залепетала про свою признательность и благодарность, ровно до тех пор, пока не заметила, что стол уже накрыт, а кровать расстелена.

— Как это понимать?!

— Как плату за свое спасение.

— Но Ваша милость...! — она отступила в угол комнаты и сжала кулачки. — Я вас тоже пару раз выручила, но ничего не потребовала. И еще три года выручать буду!

— Вот сейчас взаимозачет проведем. И следующие три года будем честными друг перед другом.

С предвкушающей улыбкой он медленно двинулся к ней. Кричать девчонка не собиралась, но и бездействовать не думала. Кинулась через кровать и там же была схвачена. Он легко притянул ее на край, заставил стоять по стойке смирно.

— К слову, зови меня Стафордом.

— Что вы делаете?!

Объяснять он не собирался. На охоте и в бою, оборотни обязаны быть предельно внимательными, сдержанными, подвластными контролю сознания и, лишь получив добычу в свои лапы, они могут дать волю зверю, живущему внутри. В игре же опасности нет, жесткий контроль не нужен и все желания внутреннего волка становятся предельно ясными и легко выполнимыми, если не противоречат условиям игры. Захотел добычу поставить перед собой на кровати, поставил. Пожелал уткнуться лицом в ее грудь, уткнулся. Появилось охота ухватиться пониже девичьей спины, ухватился. И млеешь, пока можно. Наслаждаешься медовым запахом, бархатистостью кожи и приятной упругостью молодого тела, пока она не понимает, что это всего лишь игра, что оборотень свое слово сдержать обязан, потому что сам дал. И не тронет, как только что пообещал.

К сожалению, немощь была сообразительной. А потому, не знавшая, куда деть глаза и руки и неподвижно отстоявшая одну минуту, она постепенно начала успокаиваться и ровнее дышать. А затем и злиться, и возмущенно подбирать подходящие слова.

— Ваша ми-ми-ло-ость... — прошептала девчонка в замешательстве, еще не решив, может ли она касаться его, чтобы оттолкнуть или это неуместно.

— Ммм? — губами приник к девичьей плоти, вызвав волну возмущения.

— Барон! — взвизгнула она, упираясь в его плечи кулачками. — Стафорд, отпустите меня!

— Где именно отпустить?

— Спину..., мои бедра. И... и отойдите.

— Я не за бедра держусь, — хмыкнул потеревшись щекой о ее кожу.

Девчонка вспыхнула и от намека и от действия. И не нужно острого нюха, чтобы учуять, как волна смущения изменила ее запах, достаточно ощущать температуру девичьего тела. А малышка красиво краснела, грудью и щечками.

— Барон, вы... меня поняли, — неподдельное негодование слышится в каждом оброненном слове.

Волк сжал ее еще крепче:

— Повтори, как ты ко мне обратилась.

— Ста-т-афорд ты же все понял, — пролепетала девчонка, сбитая с толку. И попыталась своими ручками отодрать его лапищи. — Пусти...

— Хорошо, — в мгновение ока ее ладошки оказались зажатыми в его руке. — Отпустил.

Ответил, все так же уткнувшись носом в вырез платья.

— Это не честно.

— Честно. Пришла моя очередь играть.

Замерла, удивленно и нерешительно спросила:

— Вы... Ты... мстишь, за... — она прерывисто вздохнула, облизнув губы, — за то, что села рядом и обняла колено?

— Это не месть, а... возмещение.

Услышав такое, Ариша мелко задрожала, вот-вот в обморок опять упадет.

С игрой придется завязывать, понял он.

Барон с легким сожалением от добычи оторвался и поднял к ней лицо, подмигнул, как Дерек умеет и весело прищурился. Мол, шутил всего лишь, и ничего такого делать не думал, совсем. Почти...

Дрожать прекратила, вздохнула свободнее и мелодично рассмеялась.

— Боже! Умеете, же вы страху нагнать... — рукой стерла подступившие слезы. — Простите Ваша милость, а я себе такого уже напридумывала, стыдно признаться.

— Чего такого? — поинтересовался, продолжая удерживать ее по стойке смирно на краю кровати.

— Ну, как... вы же Белай варвар, — всплеснула она руками, словно это что-то да означает. — Такое прозвище не просто так в войну дают. Слухи о вас в селениях ходят неимоверные. А вы как разгневаетесь, так все сплетни подтверждаете. Вот и я испугалась, что все...

— Что все? — не отпуская ее взгляда, спросил оборотень.

— Довела. Разозлились.

Она с недоумением посмотрела на руки оборотня, а затем выразительно на него самого. Дала понять, что стоять вот так, тесно прижатой к мужчине, ей неудобно и довольно давно.

— Было бы из-за чего злиться, — Стафорд, отпустил ее с неохотой и пошел к столу. — Садись, рассказывай, что задумала?

Не могла она просто так подставить незнакомца и обернуть против него всех гостивших в доме бесеков. Учитывая прошлые ее выходки, тут должен был быть хитроумный план или скрытая многоходовка.

Но вопреки всем ожиданиям, Аришка опустилась на кровать, степенно сложив руки на коленях:

— Ничего. Я жду.

Оборотень, настороженно обернулся к ней:

— Отравила?

Сложно было не поинтересоваться, он только что набрал полную тарелку угощения и уже решил с чего начнет сытный ужин. С мяса. У Датога его превосходно готовят.

— Нет, не травила. И не смогла бы. Жизнь любого человека очень дорога.

— Даже гнилая жизнь бесека?

— Мне могут не нравиться его убеждения или вера, но это еще не повод травить. Разве что сонным зельем опоить, и то временного действия. — Пролепетала кареглазая, нервно хихикнув. Хмурый взгляд барона на кувшин с вином и наполненную кружку, она заметила с тихим — ой.

— Что, "ой"?

— Я этого не сделала, не думайте...

Опять испугалась меня и моего гнева, а горных, выходит, совсем не боится. И спрашивается, зачем примчался спасать?

Стафорд помотав головой, изумленно спросил:

— Ты ничего не предприняла?

— Зачем?

— Для своего спасения, — прорычал он.

На что дочь мясника пожала плечами и посмотрела в окно:

— Бесеки сами все сделали.

— Интересное замечание, и что оно значит?

— К тому же, — продолжила она в раздумье, — все мои поспешные решения обернулись против меня и в прошлый раз и в позапрошлый. Пусть я осталась жива и невредима, но рисковать сейчас не хочу.

Аришка вскочила с места и прошлась вдоль кровати по кругу, разглагольствуя вслух:

— У меня есть обязательства перед принцем Гаро и перед тобо..., то есть вами, Ваша милость. К тому же тете нужна помощь, и вот Ола говорила, что я еще не нашла себя...

Надкушенный кусок мяса, оборотень отложил, а всю ее тираду пропустил мимо ушей, дабы позже обдумать. Если вспомнится. Сейчас его занимал иной вопрос:

— Что значит, сами все сделали?

— Отравились сами, — добродушно пояснила она.

— Как?!

Под тяжелым взглядом Стафорда она спряталась за кресло у окна и, запинаясь, поспешила объясниться:

— Я ничего никому не подсыпала. Они ожидали, что в угощенье будет отрава и пили противоядие.

— Ты поэтому ничего не подлила?

— И не собиралась, — девчонка сложила руки на груди и назидательно произнесла, — потому что жизнь человека ценна.

— И какова ее цена? — поинтересовался, якобы шутя, но прожигая черным взглядом.

— Я не о том! Поймите...

Возмущение хитрюги оборвал тихий стук в дверь.

— Кто? — громко спросил оборотень и поднялся из-за стола.

— Простите, барон. Отец Аришку зовет. Она у вас?

Тихий лепет из коридора был хорошо слышен, как и позвякивание ножа на бедре красотки, и запах страха исходящий от нее самой. Молодец, защитница явилась. Дрожит, чертовка, хоть и прячет тонкий клинок в правом рукаве, а в левом метательные лезвия. Вооружена не хуже Сурового.

Дверь от его рывка с грохотом отворилась, дочь Суро, стоящая за нею поежилась от страха, но плеч не ссутулила и не отступила.

— Зачем зовет?

— С бесеками неладное творится... — пролепетала рыжеволосая.

— Что там с горными? — это уже немощь из-за его плеча выглянула и вперед прошла.

Встревожилась сердобольная за наемников, как за родных, словно поганой сути их не знает.

— Трясет племенных, некоторых выворачивает.

— Кровью или желчью рвет? — задала девчонка новый вопрос.

Неужели побежит спасать несчастных?

— Крови нет. Но сама я не видела, Борб не пустил. — Патайя внимательно осмотрела Аришу, затем проницательным взглядом вперилась в волка.

Сильная чертовка искренне переживает за немощь, как за сестренку. Отрадно знать, что дочь мясника прижиться может где угодно и независимо от обстоятельств.

— Мы сейчас, — заверила девчонка и, дождавшись, когда хозяйская дочь уйдет, встревоженная повернулась к барону. — Помогите.

— Вот это наглость, так наглость, — фыркнул он. — Кому помогать? Наемникам...?

— Помогите мне.

8.

Видя, с каким выражением на лице Белый варвар держит очередного вырывающегося бесека, в сотый раз подумала, как сглупила. Его нужно было не прямо о помощи попросить, а, как мама учила, заходя с десятой дороги по десятому кругу. Так, чтобы барон уяснил степень женкой беспомощности и сам вызвался разделить тяготы врачевания. Но, нет, попросила прямо и мне теперь приходится пожинать плоды.

С сожалением вздохнула и напоила горного наспех приготовленной настойкой. Вкус омерзительный и первые минуты боль от нее невозможная, зато действие бесподобное — к жизни возвращает. А потому я оборотня прошу не только подержать наемника, чтоб не вырывался, но и усыпить прикосновением к шее. И если первое барон проделывает, фыркнув, то второе с глухим рыком. Будь его воля, он бы всем племенным головы оторвал, а мне открутил.

До сих пор от его взгляда мороз по коже, а ведь всего лишь обратилась с маленькой просьбой, не убивать отравившихся, а спасти. Возьми я Борба или двух Датогов, они бы поняли, не кривились и не рычали. Но что таить, и помочь мне они бы не смогли — с разъяренным от боли горным наемником мало кто сладит. Не говоря о том, чтобы одним прикосновением усыпить.

Гладя на действия барона, я тихо его позвала:

— Ваша милость, аккуратнее.

— Что?

Глаза несчастного в его руках закатились, кожа побелела. Да он же его сейчас убьет!

— Прошу вас не давите так сильно на шею!

— Ну, что ты! — усмехнулся оборотень, откидывая бесчувственного племенного. — Он ничего не ощутит, когда проснется.

— А проснется? — с опаской спросила я и отступила в сторону.

— Это уже от тебя зависит, — сын ночи сделал значительную паузу, заставляющую подумать, что угодно. А затем посмотрел с усмешкой. — Не я их отпаивал.

— А вот вы о чем, — только сейчас поняла, что ожидая ответа, перестала дышать. — Не переживайте, настойка целебная не наоборот.

— По мне, так лучше бы наоборот.

— Как вы так можете?!

— Могу, — произнес он сердито.

— И слишком легко это у вас получается, — мой укор, вызвал новую вспышку неподдельной ярости.

— Это отродье топить надо при первой же возможности! — он ногой двинул ложе, на котором лежали трое неподвижных бесеков. — Убийцы, предатели, насильники и изуверы... Рожденные в черной жестокости и в черной жестокости воспитанные.

— Барон!

Оборотень вскинул гневный взгляд, от которого я пошатнулась.

— Что, Ариша? Что ты так смотришь? Или совсем не знаешь, кого отпаиваешь?

— Знаю.

— Тогда в чем дело? Трудно отпустить эту падаль к их Богу?

— Вы бы их не отпустили, а отправили.

— И что с того? — прошептал с намеком. — Одним бесеком больше, одним меньше.

Смотрю на него и каменею от страха, от боли, от горечи. Боже, спаси и сохрани! Глава белой стаи когти выпустил и в плечах чуток увеличился. Только бы совсем не разозлился и полуживых наемников собственными руками не придушил. С него еще станется, на живых кожу содрать, ведь и такое о в деревнях говорили об оборотнях в послевоенное время.

Подступила ближе, попыталась вразумить. Тихонько, коснувшись ладошками его груди, отодвинуть от ложа:

— Говорите о них, словно и не люди, а ведь они живые.

Он сделал назад только шаг, больше не подался и рыкнул грозно:

— Бесеки — грязь. Горная болячка.

Как смеет барон? Не уж то забыл, что сыновей ночи в свое время и похуже называли лишь за то, что инородные, другие. Не похожие на нас, а значит звери. Та же грязь. Но король Табир запретил их трогать, сослался на помощь в войне, в защите территориальных границ и был бесспорно прав.

В другой раз я бы от одного рыка Белого варвара съежилась и постаралась спрятаться, сейчас же во мне поднялась волна возмущения. Где руки на его груди держала, там в кулаки его рубашку и взяла.

— Мой барон, так что же никто до сих пор не очистил горные склоны от этой заразы? Может быть — это полезная грязь. Своеобразная прослойка, защищающая Дакартию от врагов, — почти прошептала, — такая же, как оборотни.

— Каких врагов, идущих через горы? Вряд ли. — Ответил глухо и решительно разжал мои кулачки.

Убьет, он всех их сейчас убьет! По глазам вижу, не пожалеет.

Бесстрашная или глупая до безрассудства я ухватила его руки, сбивчиво залепетала:

— А если это политически обосновано? Вреда от них не так уж много, особенно сейчас. Посмотрите на прошедшие годы. Кровь им уже разбавили, новые устои через женщин привили. Бесеки в кои-то веки отстроили теплые дома, а еще сыром и шерстью начали торговать.

— Все равно, — рыкнул оборотень и шагнул вперед.

Отшатнулась, как от прокаженного и посмотрела на него, словно бы в первый раз. И это наш благородный барон? Оборотень, которому рады во всех пятнадцати деревнях долины? Глава стаи, что без жертв захватила четыре города под столицей Ларвии?

Не знаю, что в моих глазах увидел, но вдруг добавил злобно:

— Это гнилое племя.

— В любом случае, я не хочу брать грех на душу, — произнесла сдавленно и сглотнула горький ком. — То, что сделали они на их совести, то, что сделаю я — на моей.

Потупилась под его прожигающим взглядом, но все же, сказала:

— А я не могу оставить людей умирать, зная об их излечении. И...

— Что?

— И вас прошу мне не мешать.

Рассмеялся тихо и совсем не весело:

— Забыла? Я здесь помогаю.

— Помню. Надеюсь, вы об этом тоже не забудете.

— Надейся, — ответил в непринужденном тоне, как будто бы погоду обсуждали до сих пор.

— И не нужно на убийство меня подбивать.

— А что взамен, Аришка?

Я вздрогнула:

— О чем вы? Кому взамен, вам или им?

— Тебе, — он осмотрел меня с ног до головы и едко улыбнулся. — Ты, что рассчитываешь получить в счет спасенных жизней, помимо черной неблагодарности?

— Нет. Я вообще об этом...

— А ты подумай, — оборотень неожиданно оказался стоящим вплотную и, схватив за подбородок, властно заставил смотреть на него. Глаза в глаза. — Как тебе отплатят горные, если посчитают, что опоила их все-таки ты?

— Но я... я ничего не подливала! Это они противоядия перепили.

Голос сел, а сердце остановилось, потому что я знаю, что племенные делают с провинившимся, знаю. Отец с Захаром травником много лет назад нашли тело женщины меж скал. Я нечаянно услышала, что они обсуждали, когда пытались залить вином ужас увиденного. Слышала и до сих пор не могу забыть.

— Ситуация говорит об ином, — продолжил Белый варвар, проведя пальцем по моей скуле. — Они ели то, что было тобою приготовлено, и заставить тебя отужинать с ними Увыру не удалось.

Слова прозвучали отрезвляюще, как пощечина. Он отпустил меня.

— Теперь поняла?

Поняла, но произнести в ответ ничего не сумела. Глядя на бесчувственных бесеков, лежащих вдоль комнаты на полу и на кроватях, я содрогнулась от ужаса. А ведь они могут! Могут все понять именно так, как сказал барон.

Барон же не пожалел деталей для моего полного просвещения:

— В скором времени или с небольшой отсрочкой настигнут и убьют. Быть может, помучают для начала, изнасилуют всем скопом потому, что девка молодая, а затем... — зловеще продолжил он и был прерван.

— Воды...!

Услышав зов, словно бы вышла из оцепенения и отогнала видения расправы над собой. Барон хмыкнул, и с мужеством встретила его черный прожигающий взгляд.

— Спасибо за предупреждение. Но от своих слов я не откажусь.

Будущего вождя племени я водой поила, стараясь не смотреть с жалостью.

Очнулся первым потому что первым мою горькую настойку получил. Несчастный, из-за действия травяных брусков и чаев, которые они для противоядия пили, он вновь познал силу разрывающей головной боли. Как Увыр метался по комнате, раскидывая, мучающихся соплеменников, я уже не помню, куда ярче в памяти сохранилось, как его барон успокоил и парой ударов к полу пригвоздил. Поэтому и страдает бесек больше прочих.

— Пейте мелкими глотками. Не спешите, воды достаточно и я никуда не ухожу.

После этих моих слов и действий барон вылетел из общей комнаты, напоследок грохнув дверью. На столах, которые мы еще не убрали, зазвенела посуда, а на лестнице что-то грохнулось и тяжело бухая, по ступеням покатилось вниз. Я поежилась, наемник в моих руках содрогнулся.

— Тихо-тихо, все хорошо, — убрала светлые волосы с его лба, еще раз убеждаясь, что правильно определила его источник боли. Голова. — А будет еще лучше, если позволите мне помочь.

— Спасибо... — он с трудом прохрипел слово благодарности и посмотрел на меня подбитым глазом. Второй был закрыт и слезился.

— Пока нет за что, — постаралась улыбнуться. — Поблагодарите, когда на ноги станете.

— За то, что убить не дала.

Слышал! Боже правый, если он слышал только конец, то мне не жить, а если середину...

Хотела отодвинуться, но он не дал, схватил меня за руку, потянул на себя.

— Ты права. Права! Мы изменились.

Говорить ему тяжело, каждое слово произносится с хрипом. Уж лучше бы горло поберег, а он все порывается еще что-то важное сказать, чтобы не дать мне передумать.

— Изменились давно и окончательно. Наше племя... не грязь..., не горная болячка...

Все слышал. Я невольно поежилась, закусила губу, чтобы не начать из его захвата вырываться. Бесек заметил, поспешил заверить.

— Не тронем... Жизнью клянусь! Слышишь, Аришка?

— Слышу.

Но не верю, страшно такому доверять, он убийца, бесчестный и безжалостный, рожден таким и умрет таким. Подавив дрожь в голосе, попросила:

— А теперь отпустите меня.

— Зачем? — он сжал руку крепче, прорычал сквозь зубы. — К варвару побежишь? Рассказать!

— Не глупите, Увыр, — посмотрела на него с упреком и кивком указала за спину на тихо постанывающих наемников. — Ваши люди потихоньку приходят в себя, им тоже воды нужно дать. Ну же, отпустите.

Несколько мгновений он недоверчиво вглядывался в мои глаза, затем разжал пальцы:

— Иди.

Трудно было поить остальных бесеков под немигающим взглядом их главаря. И приближаясь к следующему наемнику, я все думала, что Увыр мне не доверяет. Но все оказалось прозаически проще, он следил, чтобы очнувшиеся не попытались перерезать мне горло. Поэтому тех, кто слишком резво тянулся к кружке, будущий вождь племени предупреждал всего лишь одной фразой:

"Ыргиб уллар!", что в переводе значит: "Наша сестра!"

Когда все были напоены, двадцать горных наемников одновременно назвали меня доброй сестрицей и поклялись в братской верности. Сестра племени, сестра каждого племенного. Высокое звание для неприкасаемых и оберегаемых наемниками. Таких "родственников" у горных было лишь двое:

Дядя — лекарь, заплутавший в горных цепях более тридцати лет назад. Спасенный ими от смерти, он остался с племенем до конца своих дней.

Мать — пожилая женщина, пришедшая в их селения за дочерью в первый набор невест.

А теперь третьей стала я — сестра, не посетившая их поселений и оставшаяся на свободе.

— Это честь для меня, — тихо произнесла в ответ на их клятву. — Спасибо.

— Родная всем нам, ты обязана погостить в моем доме, — непререкаемым тоном сообщил Увыр. Он заметил мой недоверчивый прищур и с кривой улыбкой добавил. — Сможешь приехать, когда пожелаешь, и уехать, когда посчитаешь нужным.

Я кивнула. Знаю, этим словам можно верить, но в поселение их не въеду никогда. Поберегусь.

— До утра осталось лишь несколько часов. Спите, боли больше не потревожат вас.

Тихо вышла из комнаты и закрыла двери.

Оборотня, оказавшегося за моей спиной, я не увидела, скорее ощутила. Обернулась в черном коридоре, тихо спросила:

— Что?

— Не верь ни единому слову, — рыкнул он. — Обезглавят и обесчестят.

— Хорошо, если в этой последовательности, а не в другой.

— Что?!

Уставшая от волнений и душевной встряски, я лишь пожала плечами и обошла его:

— Ничего.

Спускаясь вниз, с удивлением отметила, что меня охраняли всем домом. Борб сидел в коридоре у двери, Патайя у окна напротив, пятнадцать мужчин во главе с Суровым оказались в соседней ярко освещенной комнате, а младший Датог на ступенях лестницы. Он там хорошо устроился с подносом полных орешков и книгой. Теперь понятно, что с грохотом катилось по ступеням, когда оборотень вылетел из комнаты.

— Все хорошо. Ложитесь спать.

Сообщила я своей многочисленной охране, и забрала свечу у хозяйского сына.

Прошла сквозь кухню, чтобы спуститься во двор через задний вход, на соседнюю террасу. Там мне в последнее время очень нравится сидеть, и там меня не сразу увидят и вряд ли услышат. Хотя, как сказать, меня, правильнее будет выразиться — нас. Идущего за мной барона, я, может быть, не слышала, зато его сердитое сопение в шорохах дома, различала. А потому наперед знала, что сейчас последует, и почти была к этому готова. Почти...

Весна была все еще морозной и снежной, но холода я не чувствовала и вышла не одевшись.

— Как же жить хорошо, — взойдя на террасу, поставила свечу на перила и посмотрела в звездную даль неба. — Прекрасно... Просто замечательно!

Сзади раздался смешок и едкое замечание:

— Так ты поила трусливых сопляков или сама напилась?

— Они не сопляки, и вы это знаете, — я резко обернулась. — А напиться стоило. Тогда бы додумалась раньше, почему вы тот разговор затеяли и, как с цепи сорвались...

— С цепи? — прорычал он.

— Да! — обняла столб и неожиданно расхохоталась. — Вы и с цепи...

Представила огромного белого волка с ошейником, расхохоталась еще громче.

— О, Боже... правда, смешно!

— Не очень? — скривился и досадливо фыркнул. — Прекрати.

Что ж, если он того хочет. Стараясь унять подступающую истерику, я помахала ладошками на лицо и вернулась к сути разговора.

— Вы... это специально, наговорили мне там, наверху! Чтобы будущий вождь племени услышал, осознал степень опасности и запомнил на будущее. У вас ведь слух звериный, вы легко определили, кто и когда очнулся.

— Не может быть, — протянул оборотень издеваясь.

— Увыр теперь трясется при одной лишь мысли о встрече с вами.

— Не знал.

Я не обратила внимания на его слова, пусть говорит, что вздумается. Главное уяснила. Белый варвар хорошо контролирует себя и своего волка, все остальное не более чем игра на нервах непосвященных. Так что больше на слова его не поведусь и пугать себя не позволю.

— А как вы провозгласили себя регентом при старшем принце, так он и понял, что судьба всего племени в ваших руках. А значит, спорить особо не стоит.

— Умная немощь.

— А потом ваши слова, — я тихо вздохнула, — они напугали меня до легкой дрожи.

— До полуобморочного состояния, — поправил он и с усмешкой поинтересовался. — Тебя пожалеть?

— Не надо. И не умна, раз не поняла вашего хода сразу. И ведь знала, что во всех деревнях нашей долины на главу белой стаи люди молятся...

Он хмыкнул и от слов моих, словно бы отмахнулся.

— Да, деревенские сплетни слушают, собирают и любят, приукрасив, пересказать. Но все равно молятся. А оборотни стаи, — продолжила говорить, погладив столб. Дерек вспомнился и тройка его подчиненных, бесстрашные волки, которых мне временами не хватает. — Они готовы душу отдать за своего вожака и лишиться ипостаси. Что уж говорить о принце Гаро, для него вы почти герой...

Повернулась к внимательно смотрящему на меня оборотню и произнесла, не скрывая усмешки:

— Правда, когда не рычите и не обещаете растерзать.

— Ошибаешься, — тяжелый взгляд черных глаз засветился.

— Нет, — заявила упрямо, — и я разделяю мнение принца.

Он неожиданно оказался стоящим передо мной, оскалившийся и грозный в полуобороте:

— Врешь!

— Барон, — придав голосу твердости, я подняла голову, чтобы прямо посмотреть в почти звериные глаза, — вашей неконтролируемой злости я больше не поверю.

— Даже так? — звериная бровь заинтересовано приподнялась.

— Да, и не буду дрожать.

— Я бы поспорил.

В следующее мгновение свеча погасла, а я оказалась прижата к каменному столбу горячим и твердым телом оборотня в человечьем обличье. Судя по его глазам, наступило самое время слезно молить о пощаде и сознаваться во всех моих грехах, мыслимых и немыслимых. Вот только день и без этого выдался неспокойным и насыщенным, силы давно на исходе, а сама я почти что сплю. Не вовремя он меня к столбу прижал, совсем невовремя.

Поэтому с усталостью глядя на грозного барона, тихо попросила:

— Прекращайте меня пугать.

— Я только начал... — решительно ответил он.

Поцелуй был яростным и ненасытным.

Протестуя, замычала, но его угрожающий рык заставил смолкнуть. Еще немного и оборотень меня в клочья порвет, а ведь Ола предупреждала, нельзя играть с волком, даже, если я для него колючий ежик.

Догадалась бы, как он меня наказать захочет, молчала бы в тряпочку, послушно кивая на каждое слово. И чтобы не чувствовать осознанную грубость, звериную силу и его злость, согласилась бы со всем сказанным и даже повторила. Нужно было молчать, а еще нужно было обозвать его зверем, двуликим и бесчестным, на что он явно надеялся. Но что потом? Была бы разыграна сцена, происходящая сейчас или хуже нее?

Это уже не важно. Я здесь, он здесь, и мне не нравятся варварские методы подчинения. Углубить свой натиск ему не удалось. Еще бы, сопротивлялась изо всех сил, повторяя про себя, что не сдамся. Так он сдавил мою челюсть и нажал на подбородок, заставив подчиниться. Застонала не столько от боли, сколько из жалости к себе. Противостоять силе сына ночи не могу, идти на поводу не хочу, но чтобы прекратить это, нужно его огорошить. Как? Чем? Чего он ждет?

Ясное дело — полной капитуляции и слез. А чего ожидать не может?

Знаю!

Решение пришло неожиданно, и в то же мгновение было воплощено. Руками до сих пор висевшими, как плети, я обвила торс барона и на ярость оборотня, ответила нежностью. Закрыв глаза, чтобы не выдать себя цепким взглядом, начала посасывая смаковать застывшие горячие губы. Первая секунда, вторая третья... Он не движется и, кажется, не дышит. Но стоило коснуться его неба языком, я руками ощутила крупную дрожь напряженного волка.

— Проклятье! — рыкнул, отступая.

— И не говорите... — не осталась я в долгу, с остервенением вытерла пекущие губы.

Пусть не думает, что подобное могло понравиться, не в нашей ситуации и уж точно не с ним. Стойко встретила рассерженный взгляд и ощутила новую волну его злости. Негодует, но от идеи не отрекся, решил все же, устрашить. Зачем я и так дрожу испуганная его напором. И что на этот раз придумает? Пообещает загрызть при первой же возможности?

— Еще раз встречу раньше срока... — начал барон хриплым голосом.

— И что?

— Простым поцелуем не отделаешься!..