Рука наткнулась на палку, как показалось девице, не признав в нём обломок кости. Её острым краем и ткнула наобум в очи, а угодила в раскрытую пасть, проткнув "водоплавающего" насквозь, вогнав обломок в мозг.
Предсмертный рывок и... "водоплавающий" распрощался с жизнью. Тише в его норе не стало, почуяв запах крови, выводок с писком ринулся к нему, а вскоре облепил беглянку, приняв её за сердобольную мамашу.
Не выдержав царившей вакханалии в норе "водоплавающего", гостья в истерике принялась срывать с себя облепивших её "паразитов" и швырять в разные стороны, а они вновь и вновь липли к ней точно пиявки, заставляя пятиться, пока не провалилась куда-то — снова погрузилась в воду рва, вынырнула за пределами норы "водоплавающего" в зарослях подле берега, едва не нарвалась на гварда, не обратившего внимания на всплеск воды, устроенной ей, сам поливал её, приспустив поножи.
Беглянке в очередной раз досталось — её облили тем, чем предварительно стремился надзиратель искупать в узилище, подсунув в кадке мочу.
Впору было завыть подстать "водоплавающему", но вместо этого девица вновь погрузилась с головой в воду и вернулась в нору, где её заждались "паразиты". Снова облепили.
Деваться некуда, пришлось смириться. Участь беглянки по-прежнему была незавидна. Сейчас её кинулись искать на поверхности, и поиски, по-видимому, затянутся, поэтому ей лучше будет переждать тут какое-то время, а затем, под покровом ночи бежать без оглядки, куда глаза глядят, лишь бы подальше от околотка Ордена.
— Нигде ни одного следа, сэр, — предстал гвард перед военным магистром.
Болингар нисколько не сомневался в подобном ответе — следил за поисками пропажи с высоты башни околотка — сейчас развалился в кресле у камина, подкидывая туда поленья, собственноручно нарубив боевым топором для поддержания тонуса мышц; попутно затеял ещё немного размяться.
Не рассчитывая послужить ему грушей для битья баклушей, гвард открыл дверь на пол плашмя.
Над ним столпились стражи.
— Ты, завтра зайди, тогда и поговорим, — единственное, что услышал гвард от магистра.
И уже от него, в свою очередь, досталось стражам в карауле у двери. Гвард заставил их восстановить её, поспешив за пределы бастиона, решил продолжить поиски беглянки — и до тех пор не возвращаться, пока не разыщет — а на деле просто затеял переждать, пока магистр с диктатором не покинут околоток. Тогда — и только — он вернётся. Если, конечно, для него всё ещё обойдётся. В чём сильно сомневался, подавшись топить свои печали в ближайшей корчме, где заправлял хорошо знакомый ему Чмырь.
* * *
Косогорье. Лагерь легендарного корпуса.
— Всё готово, триумфат, — рапортовал командор, представ перед ним.
— Ш-ш-ш... — удивил Кесарь, поманив Атрия придвинуться к себе поближе, шепнул на ухо: — Не забывай про трибунов! Кстати, где они?
— Как и всегда — у себя — держатся обособленно от корпуса, подчёркивая свою особенность от Гвардии и принадлежность к Ордену, — коротко пояснил командор.
— Ну-ну... — порадовался Кесарь. — Мы с тобой сей же час наведаемся к ним в гости и...
Он кивнул Атрию на амфору с вином.
— ...по дороге заглянем к Даритэ. Надеюсь, у целительницы найдётся необходимая травка?
— В качестве чего?
— Отвара, а не отравы! Неужто подумал: я собрался травить трибунов?!
— Нет, сир, но тогда какой смысл нам от неё?
— Идём, по дороге всё узнаешь, мой верный гвардеец!
В лагере было тихо, казалось, гвардейцы разбрелись по палаткам и спят, а не сидят молча во тьме в боевом снаряжении в ожидании соответствующего приказа от командора. Но пока такой команды к ним не поступило ни от мастеров, ни тем более от бригадиров. Командиры почему-то мешкали, а возможно лично командор в угоду триумфату.
В последний раз их видели направляющимися к шатру валькирий с амфорой. Никак решили покутить напоследок этой ночью, прежде чем отправиться в поход?
— Вам чего? — стреножила Даритэ гостей с порога — не жаловала их.
— Нам бы дурман-травы, — заговорщицки прошептал Кесарь, и, не удержавшись, любопытствуя, взглянул на Неждану.
— Дымить собрались али...
— Нам бы её истолочь в порошок, — подсунул Кесарь амфору Даритэ.
— Кого усыплять собрались? — заинтересовалась валькирия.
— Шакалов, кого же ещё, — вставился Атрий.
Кесарь не удержался и хохотнул.
— Да, ты не зря носишь прозвище "палач"!
Хоть стой, хоть плач.
— Будет вам порошок, — догадалась Даритэ. — И противоядие к нему для вас!
— Слушай, Атрий, откуда они всё знают, а?! — покосился Кесарь на командора.
— На то и ночные охотницы! Одно слово — валькирии! Ты подумать не успеешь иной раз, а они уже несутся выполнять ещё не озвученный тобой приказ!
— Хм, ну надо же, — отметил Кесарь. — Повезло тебе с ними!
— Не спорю, иначе жизнь проспорю.
— Мне бы таких, как они — побольше, а то одной Кукумэ недостаточно!
— Она не принадлежит к нам — изгнана, — шикнула Даритэ. — Недостойна носить высокое звание соплеменницы амазонок!
— За что ж вы её так, а?
— Тебе, сир, лучше не знать, иначе не сможешь спать по ночам без дурман-травы!.. Вот вам противоядие, — сунула две приготовленные фляжки Даритэ. — Станете вослед запивать ими вино из амфоры, иначе забудьте про поход — оба!
Некоторые особо резвые гвардейцы, следили за действом, разворачивающимся в сумерках в лагере, делая вид, будто выбегают порой из палаток до ветра, отметили: что-то уж очень быстро командор с триумфатором покинули валькирий. Похоже, им не обломилось покутить с ними, вот и наведались следом в гости к трибунам.
Новость оказалась невероятной, и показалось таковой бригадирам и мастерам, но не командирам. Те уже были осведомлены: после того, как командор с триумфатом выйдут из гостей от трибунов, корпусу предстоит сняться и спешно, но тихо, под покровом ночи, продвигаться в направлении столицы северной диктатории. Куда вперёд них, быстрым маршем умчатся воительницы на серангах, иные амазонки из их числа останутся при гвардейцах, и также двинут с обозом при турагах.
— А вот и мы! — воскликнул Кесарь.
— Не ждали, — прибавил басом Атрий.
Трибуны и впрямь не ожидали в столь поздний час гостей, тем более тех, кто заглянули к ним.
— Ага, сами нарушаем дисциплину в корпусе — ну-ну! — покуражился Кесарь. — Да и мы не с пустыми руками! Есть повод выпить!
— Ну, чего замялись, аки девки? — ухмыльнулся язвительно "палач". — Гулять, так гулять!
У трибун отлегло на душе. О подвохе никто подумать не смел, возможно: Гвардия в иной части Окраин одержала важную победу, и сие отрадное известие принесла, на хвосте дракха, валькирия.
Триумф стоило отметить.
Никто из трибунов не обратил внимания на то, что вино, льющееся по кубкам рекой, запивалось гостями исключительно из походных фляжек. И вскоре уже трибуны начали валиться на боковую один за другим в отличие от гостей, продолжавших спаивать иных из них, пока не уложили всех штабелями.
— Дело сделано, — отметил Атрий.
— Славно, очень славно, — поднялся, как ни в чём не бывало Кесарь, и вышел из шатра не совсем подышать свежим воздухом.
У шатра трибун, его поджидал трубач командора.
— Марк!
— Я здесь, триумфат! — откликнулся парнишка.
— Труби поход! Но коротко! И тихо!
На мгновение паренёк замешкался — слишком сложную задачу поставил ему Кесарь. Всё же справился с ней.
— Пора... — разнеслись шёпотом довольные голоса гвардейцев в палаточном лагере корпуса.
К Косогорью, им на смену, уже подошёл железный корпус, являясь резервным, дабы трибуны по пробуждению утром не сразу заподозрили подмену, а к тому времени Атрий с валькириями будет уже в Северине, да и гвардейцы с обозом чуть погодя там же, ближе к полудню.
И если из лагеря в северные врата колоннами на марше потянулись когорты легендарного корпуса Атрия, то в южные напротив входили когорты железного корпуса.
Командоры поприветствовали один другого, встретившись по заведённой традиции всего лишь на миг, вновь расстались.
— Удачи тебе, Атрий, — проводил Кесарь взглядом его. — Не подведи Гвардию! На тебя вся надежда сейчас! И держи меня в курсе — отныне Кукумэ твоя шпионка!
— Понял, — заверил напоследок при расставании Атрий, — сделаю.
Подмена прошла успешно — трибуны дрыхли в шатре вповалку, и никто из них ни ухом, ни рылом о том, что легендарный корпус Гвардии начал движение в направлении Северина, стремясь обойти когорту жнецов диктатора.
Вперёд в качестве авангард корпуса вырвались валькирии на серангах, а их, в свою очередь, обогнали стаей соплеменницы на дракхах, ведомые Киринэ с Атрием, в то время как командиры командовали когортами.
Обоз представлял собой сцепленные по четыре в ряд возы, которые спереди тащил тураг, иной из пары тем временем тащился сзади на привязи, ожидая своего часа, пока что отдыхал. А внутри возов — в каждом — располагалось порядка двух с половиной десятков гвардейцев. Амазонки же предпочитали оставаться с луками на крышах — не столько избегали общества мужчин, сколько несли дозор. Хотя в землях диктаториях, вплоть до Северина, это было ни к чему.
Застоявшиеся тураги шли ходко, таща за собой многотонные возы в сцепках, преодолевая в среднем за большой песочник порядка десятка вёрст. И никто их не подгонял. За ночь при их скорости передвижения, корпус преодолеет порядка семидесяти-восьмидесяти вёрст, а ещё за пару иных песочников в светлое время суток к полудню окажется у стен Северина, где уже будут хозяйничать воительницы на серангах, а много ранее их там объявится Атрий со стаей дракхов и валькирий Киринэ.
По окрестностям Окраин то и дело разносился грохот колёс от возов, смазанных заблаговременно, и топот турагов с редко сопровождающимися рыками, означавшими: тягловый устал и пора его менять с бредущим на отдыхе.
Что и происходило каждый большой песочник по времени.
Восточная граница одноимённой диктатории осталась позади, когда корпусу при обозе на марше пришлось сделать первый крюк, обходя бастион Ордена стороной, где на отдыхе, вместе с диктатором, пребывала когорта жнецов, ещё только собирающаяся покинуть стены околотка ближе к утру и двинуть к Северину, чтобы заблаговременно попасть туда до наступления новых сумерек. А пока беззаботно спали, отдыхая, в то время как гарнизон стоял на ушах.
— Чего у них там твориться такое?! — отметил мимолётом про себя Атрий, промчавшись много раньше на дракхе над одним из оплотов Ордена, являющегося перевалочным пунктом.
Киринэ тотчас завернула одну из валькирий, покинувшую стаю — устремилась к иным соплеменницам, следующими за ними тремя колоннами на серангах.
Получив сообщение, главенствующая — там среди них — воительница, отрядила с данным донесением уже свою подопечную предупредить обоз корпуса: придётся сделать немногим больше крюк, чем планировалось ранее, и дополнительно обойти стороной населённый пункт с корчмой.
Распоряжение Атрия было выполнено в соответствии с требованием. Минув беспрепятственно стороной заселённый клочок Окраин, в обозе увеличили скорость. Подле турагов объявились погонщики, и последующая смена меж ящерами произошла раньше обычного.
Гвардейцы по-прежнему располагались внутри возов, отдыхали, мерно посапывая в пол-уха и полглаза; беззаботно дремали, не тратя силы на переход, поэтому полные сил могли в любой момент вступить в бой с врагами. Да и развернуть лагерь посреди открытой местности им — пара пустяков. Для этого лишь требовалось завернуть турагов и сцепить возы меж собой привычным квадратом, после чего откинуть и поднять с наружной стороны сцепные стенки, и получится крепость на колёсах высотой стен в четыре метра. В чём ни раз — силе корпуса — убеждались шакалы.
Это псам не против легионов Гвардии сражаться на марше — корпус совершенно иное боевое соединение и довольно грозная сила, с которой приходилось считаться любым врагам Империи. И внезапностью налёта, их не застичь врасплох. Корпус — боевая машина смерти, способная в одиночку противостоять огромному количеству врагов, исчисляющему ордами. Один раз Атрию даже удалось выстоять против многотысячной орды шакалов. С тех пор его корпус и получил своё название — легендарный, как и сам командор.
Помимо легендарного корпуса, Гвардия имела на вооружение бесстрашный, бессмертный, несгибаемый и железный, корпуса. Всего пять, но они стоили всей Гвардии вместе взятой, даже легиона жнецов при Ордене и Армады Императора. Вот только сталкиваться им с ними пока что не было никакой нужды, Кесарю прежде надлежало очистить Окраины Империи от внешних врагов, и только за тем уже заняться внутренними.
* * *
Северин. Северная Диктатория.
Застолье в покоях герцога было в самом разгаре, когда к нему примкнули графы. Лордам с баронами тут делать нечего, они располагались по соседству и несли службу по их охране; также пили и гуляли, а кто отдувался за них — рыцари с урядниками. Их и гоняли, а те ещё меж собой выясняли: кто кому должен подчиняться и служить. В общем, как всегда, когда собиралась рать, ничего хорошего ждать обитателям тех мест, где они останавливались на время похода, не приходилось. Впрочем, и рассчитывать на благосклонность разудалого войска Великого и Ужасного герцога Ромуальда. Бабы потом тяжелели и брюхатили, а мужики отлёживались по полатям, зализывая раны. Ну и детишки со стариками голодали. Смертность возрастала неимоверно и без нападения заклятых врагов. Зато кто наживался на войне — барыги и халдеи, урывая свой кусок с ополченцев.
Прилично хватив бражки, герцог храбрился, что лично отрубит голову шпионке Кесаря, а тот при этом будет взирать на казнь и даже не пикнет. Затем он вздёрнет Чудака за одно место, и под конец экзекуции забьёт до смерти "палача".
— Так и будет — сразу, как мы погоним морфов в горы! И у нас будет столько хабара, что опустеет казна Империи, даже... Нет, у Ордена хватит богатств рассчитаться с нами! Я надеюсь, родствен-Ик...
— Даже не сумлевайси... — отнял тот голову от миски, слизывая и пихая в рот налипшие на щёки яства.
Один граф Роланд был трезв, хотя и пил наравне со всеми, глуша боль и злобу на тех, о ком твердил отец. Пусть герцог говорит за столом, что угодно, но он раньше него доберётся до них и поквитается со всеми: с Кукумэ за то, что превратила его в евнуха, с Чудаком за то, что пригрел её у себя, и ещё посмеялся над ним с отцом, когда наведался в Северин с заданием от вздорного старика дорна Балдрика. Кстати, донесение магистра порадовало графа: с заставой было покончено. Трибуны Ордена отплатили командору за их унижение сполна. И это не было изменой — она не казалась им таковой — всё было заранее обусловлено и спланировано самим диктатором. Они все, исключительно выполняли его волю, не имея возможности перечить при всём желании.
Герцог то и дело хлопал графа по плечу. Тот долго терпел, пока раз не отмахнулся локтем, и Ромуальд угодил носом в стол, присоединившись к магистру Ордена северной диктатории в одну лохань с ним, чем вызвал громогласную волну хохота.