Наёмник. Сэр Чудак-2

СЕРГЕЙ МИХОНОВ

НАЁМНИК

"СЭР ЧУДАК"

Книга-2

ВОЖАК

"Кто не с нами — ну и зря!"

(Чудак)

Глава 1

Косогорье. Лагерь легендарного корпуса.

На вершине отвесного холма, в тёмном воинском облачении, стоял человек. На голове шлем, а под ним маска, скрывавшая лицо. Взгляд человека был цепким, хотя со стороны казалось: ему совсем безразлично действо, разворачивающееся у подножия холма.

То и дело до слуха долетали отдельные громогласные выкрики — свои лужёные глотки на гвардейцев срывали мастера и бригадиры, реагируя на приказы от командиров.

Зрелище для мрачной личности обыденное и заурядное. Но будь здесь невольным зрителем Чудак, непременно бы отметил про себя: именно этот тип и является в этом мире тем, кем он при встрече обозвал варвара.

Позади человека тёмным шлейфом развивался плащ, словно некий демон расправил крылья, решив посетить сей, забытый Богом, мир.

Подле него суетился мальчишка.

— Марк... — проронил впервые мрачный тип за всё время наблюдения за тем, что творилось в Косогорье, обращаясь к подростку.

— Гвардия навсегда! — выкрикнул тот по заведённой традиции легендарного корпуса в ожидании последующего приказа.

Распорядитель замешкался, выдерживая непродолжительную паузу, решал: какую же именно команду трубить юному горнисту, нервно сжимающему рог в своих ручонках, готовому исполнить тотчас его волю.

— Последи за тем, как будут разворачиваться фланги и... — удивил неимоверно распорядитель подростка, — ...после доложишь мне обо всех недочётах боевого построения!

На паренька напал "столбняк". Ещё бы — ему вменялось в обязанность проконтролировать действия когорты, соответственно в будущем сделать замечание командиру. Что по меркам не то что корпуса, но даже легиона — неслыханная дерзость.

— Не слышу слов радости?

— Гвардия навсегда! — проронил паренёк заученные назубок слова.

С данным рёвом легендарный корпус всегда вступал в бой. Во всяком случае, так ему рассказывали ветераны, коих легко было узнать по "гривам" на шлемах, в отличие от простых гвардейцев. И ветеранов не трогали, зато иных гвардейцев гоняли до изнеможения.

— Уже лучше... — покинул паренька одного на вершине распорядитель, а сам, тем временем, заторопился по пологому и длинному спуску холма вниз.

Последнее, что уловил подспудно парнишка — ухмылку, отпущенную в его адрес распорядителем, заставляя его собраться и взять себя в руки.

Рог повис, и вместо него в руках паренька возникла подзорная труба. Теперь он будет следить за каждым шагом когорты, колонны и даже бригады — не сомневался распорядитель. После чего доложит всё, как есть.

Паренёк радовал распорядителя своим умением увидеть то, что порой даже ему не сразу удавалось — готовил в будущем приемника, иначе бы не стал возиться с ним, играя в "солдатики", припоминая себя в его возрасте.

— Эх... — вспомнились ему славные времена, а всегда, когда он оставался наедине, не выказывая слабину при подчинённых. Таких моментов у него было совсем немного, и длились, как правило, не дольше мига, не позволяя ему в полной мере насладиться ими.

— Командор! — отрезвил голос особы, подкравшейся к нему, как всегда бесшумно сзади, проверяя реакцию.

Ответом ей послужил щелчок ножнами — распорядитель задвинул назад высунутый наполовину клинок.

— И это всё?! — удивилась амазонка.

— Я тоже рад тебя видеть, а не только слышать, валькирия, — развернулся он к ней, застыв в ожидании: та опять начнёт высказывать ему претензии, поскольку с них обычно и начинала. Вот как сейчас. — Что там у тебя? Вернее у твоих амазонок не так? Гвардейцы пристают — прохода не дают?

В ответ воительница самодовольно оскалилась, продемонстрировав ему красивые зубки — съехидничала.

— Говори прямо — на чистоту, Киринэ!

— Как скажешь, Атрий! Как скажешь...

— Это приказ!

— Ах, так! Вот ты, значит, как! — взбесилась валькирия.

И было из-за чего.

В корпусе, да что в корпусе, когда даже в Гвардии, особо бесстрашные личности, а чаще бесшабашные, поговаривали: меж командором легендарного соединения и предводительницей валькирией имеет место быть любовный флирт. Ну, как флирт — связь уж точно, поскольку их что-то связывало. Ведь недаром же Кесарь дозволил (неслыханное дело!) амазонкам влиться в ряды легендарного корпуса Атрия. Где они и состояли поныне, занимая должности ратников-лучников и егерей-всадников. И не по тому ли Кесарь пошёл фавориту на уступки, что мужикам иной раз не хватало женщин, поскольку ни для кого не секрет, кого собой представляли воинствующие амазонки, просто как воительницы, они были незаменимы в корпусе. Вот Кесарь и решил рискнуть, благоволя Атрию — дозволил провести эксперимент. И тому пока не приходилось жаловаться — лучше воинов, чем амазонки, ему не найти ни то что в Империи, даже в Гвардии.

Теперь уже Атрий ответил любезной ухмылкой на реакцию Киринэ.

— Ладно, моя ненаглядная валькирия, давай сразу к делу!

— Девчонки... Ой... — смутилась Киринэ. — Воительницы засиделись...

— Хм, — не удержался Атрий. — Если бы только твои красавицы, а то и мои добры молодцы! Мне приходится гонять их от рассвета до заката и от заката до рассвета, чтобы ни о чём другом не думали, как об отдыхе! Вот и ты погоняй амазонок, как я — вояк!

— Не боись — сноровку не растеряли!

— Не сомневаюсь...

— Тут охота поохотится, — сощурила хитро глазки Киринэ, заставляя смутиться Атрия — заигрывала с ним.

— Вот придёт "пополнение"... — последовал намёк на новобранцев, — тогда и будет вам охота!

— А раньше никак нельзя?

— Дались вам эти псы?

— Шакалы они! — намекнула валькирия: кого собрались достать амазонки.

— Эко куда хватила! Ну и размечтались же вы! Я и то подумать об этом даже не смею!

— В этот раз всё будет по иному — мы немного разведали шакальи земли! Ну же, Атрий! Что тебе стоит заслать весточку Кесарю, а?

— Сам, который день, жду от него сиих известий...

— Месяц прошёл! — напомнила Киринэ.

— И ещё неделя, да пару дней... — тяжело прибавил командор легендарного корпуса.

Ему казалось: он пустил корни, точно дерево на холме, да вот снизошёл до тех, кто обитает у подножия внизу.

По такому случаю Киринэ затеяла устроить экзекуцию Атрию.

— А слабо стенка на стенку?

— Ты в своём уме, чтобы мужики рубились с вами, женщинами?!

— Да твои тяжеловесы до нас дойти не сумеют! Одно слово — увальни! Так, как насчёт разминки?

— Ну что же, валькирия, ты сама напросилась — будет вам разминка!

— Ой-ой, как страшно! Я уже испугалась! Пойду девкам скажу: уже можно дрожать и бояться! Ха-ха...

— Быть посему!

— Гвардия навсегда...

* * *

Земгор. Ставка Кесаря.

По каменным коридорам башни эхом гулко разносились одинокие шаги. Стражи стремительно расступалась перед фигурой спешащей наверх в покои триумфата, раздвигая скрещенные пилумы* — молча пропускали, не требуя назвать пароля. Шагал завсегдатай здешних коридоров размеренным и уверенным шагом, мелькая тенями плаща, развивающегося позади него ровно до той поры, пока не встал у двери в покои Кесаря.

* пилумы — тяжёлые метательные копья с трёхгранными наконечниками.

Здесь уже стражи располагались внутри, а не снаружи, да и то, сразу их не разглядишь.

— Слово и дело... — грянул гость с порога, понимая: промешкает, и его вынесут отсюда вперёд ногами.

Вспыхнул огонь — сначала в виде очей в кромешной тьме, затем в масляных чашах — и кто-то недовольно заворочался в постели под покровом одеяла.

Уловка прошла на ура — гость не сразу заметил силуэта, возникшего позади него, и, реагируя на тень, соизволил обернуться.

— Гвардия навсегда, сир! — чуть наклонил голову гость.

— Мой верный слуга, — Кесарь приветствовал личного советника. — Что привело тебя ко мне? Какая надобность?

— Послание, сир! От Кукумэ!

— Ш-ш-ш... — зашипел Кесарь. — Даже у стен есть уши! Или забыл, мой верный слуга?

— Не сносить мне головы, сир!

— Всегда успеется! Послание...

— Я тут позволил себе сделать перевод... — советник протянул тонкий кожаный свёрток.

Приняв его, Кесарь не разворачивая, отправил прямиком в чашу с горящим маслом.

По покоям потянуло тлетворным зловонием сжигаемой плоти.

— Оригинал! Живо...

— Вот... — припал на одно колено советник и недрогнувшей рукой протянул скруток.

Схватив его, Кесарь в мгновение ока изучил донесение от шпионки, не удержался от выражения эмоций:

— С ума сойти!

— Я сам, когда увидел, не поверил, сир, поэтому и позволил себе непростительную ошибку перевести, опасаясь: неправильно интерпретировал, — утрировал советник. — Но если и вы подтвердили, то...

— Молчи, ничего не говори, мой верный слуга! — Кесарь незамедлительно отправил обрывок в чашу с горящим маслом вслед за переводом.

У него появился не просто прекрасный, а реальный шанс избавиться от одной извечной проблемы раз и навсегда — морфов можно было поприжать, да так, что больше горные орды не рыпнуться, и ему вроде удалось стравить их с равнинными сородичами.

"М-да, прав был дорн Балдрик насчёт сэра Чудака. Прав, как всегда и во всём! — подумал про себя Кесарь. — Ну что же, поможем там ему справиться с угрозой нашествия морфов! И дабы не было скучно, двину туда корпус Атрия! Глядишь, и гвардейцы немного разомнутся на морфах, прежде чем вновь столкнуться с шакалами в бою!"

— И ещё, сир... — заметил к слову советчик.

— Ну, говори, что там ещё у тебя за новость... неприятная? — догадался Кесарь.

Её обычно советник оставлял напоследок.

— Диктатор...

— Иерарх?!

— Да, Ир-ра-Рих собственной персоной, изъявил желание посетить наше скромное обиталище, сир.

— Этот неженка отважился покинуть пределы Империи и покататься по Окраинам? Ну что же, будет ему экскурсия! Я лично выступлю гидом для этого гада!

— Ш-ш-ш... — напомнил советник: стены всё слышат, даже здесь у них в Земгоре**.

** — при виде этого знака — смотрите Мир Сэра Чудака (путеводитель по Окраинам Треклятой Империи).

Намёк на соглядатаев и шпионов Ордена.

— Да плевать! — Кесарь загремел костяшками пальцев, разминая суставы. — Пора браться за дело всерьёз! Но решать и действовать быстро! Даже где-то стремительно!

— Слово и дело, сир, — откланялся советник.

Оставшись в одиночестве, Кесарь прошествовал на балкон, откуда открывался прекрасный вид на окружающий ландшафт реки и...

Уловил тень, мелькнувшую в небе. Стражи прозевали её. Да он не стал их журить. Они, в отличие от него, не имели амулета-оберега, коим обладал ещё один тип во всей Империи, и стремился к нему.

Лишь когда раздался клекот больше подобный на писк и одновременно рык в исполнении небесной твари, рухнувшей камнем вниз, появились стрелки с арбалетами наизготовку.

— Гвардия на все времена... — выдал вновь прибывший.

— Навсегда, — Кесарь поправил его, подняв руку с раскрытой ладонью над головой. Жест триумфата был красноречив: с лазутчиком он расправится при необходимости сам. Отпустил охрану. — Явился...

— Ага, ты не поверишь, брат, соскучился!

— Ха-ха... Смешно!

— Ну так... — подтвердил диктатор, слезая с дракха**. — А будет ещё веселее! Хочешь, рассмешу?

— А то, присаживайся!

— И это правильно... — усмехнулся Иерарх Ордена. — Сидят только у нас — в околотке!

С обменом любезностями было покончено до поры до времени.

— Как там Империя? — нарочно спросил Ил-ла-Рих.

— Стоит, куда ж она денется, — парировал Ир-ра-Рих.

— Без тебя долго не устоит — развалится... на диктатории!

— А Хир-да-Рас на что? И Император-Тиран?

— Кстати, как там дядя и батя? А поживает младшенький?

— Вот об этом я сей же час и поведаю тебе — одну забористую небылицу! Садись, то есть присаживайся, а то упадёшь со смеху, брат!

— С нетерпением жду, братец! Давай, режь правду-матку!

— Ну, тогда слушай, и не говори, что не слышал, а мой намёк не понял про то самое...

— Да не томи — начинай уж!

— Повествую, брат, — хихикнул диктатор. — Значит, просит Иб-ба-Рих у Императора:

"Пап, дай монету*, я сброшу её с парадной башни, и на одного счастливого человека в Империи станет больше!"

"А больше ничего не хочешь?" — вопрошает Тиран с серьёзным видом у сына.

Подумал-подумал Иб-ба-Рих, да и говорит:

"Нет, пап, дай лучше мне десяток деньги* — и я сделаю десять человек счастливыми!"

"Ты уверен, сын мой?" — продолжает Тиран пытать Иб-ба-Риха.

Тот ещё раз подумал хорошенечко и заявляет:

"Пап, дай мне лучше сто грош* — и я осчастливлю сотню человек в Империи!"

А Тиран отвечает на это сыну:

"Нет у меня мелочи! Иди у дяди подаяние проси!"

Иб-ба-Рих бежит к Хир-да-Расу и что же слышит на своё требование:

"Ты, племяш, лучше скинь Тирана с башни — и все люди в Империи станут счастливыми!"

* монета — золотой, равен десяти деньги или ста грош.

* деньга — серебро, равна десяти грош.

* грош — медяк.

Ил-ла-Рих покатился покатом от смеха, а Ир-ра-Рих вместе с ним по столу, хотя сколько раз не рассказывал, сам заходился от хохота до коликов в боках.

Когда эйфория прошла, триумфат предложил диктатору отметить данное событие.

— И кто же сочинитель сей небылицы? — заинтересовался Кесарь у брата. — Уж ты-то должен знать — на то и Иерарх Ордена!

— Ты не поверишь, но эту небыль поведал мне дядя.

— Хир-да-Рас?!.. Хотя... Он может... — продолжал ещё клокотать смех внутри Кесаря, но уже не так как прежде. — Жаль, что не узник из твоих застенков, а то я бы купил для него "вольную" и принял в Гвардию!

— Хм, так бы я тебе и продал сего смельчака! Сам бы сделал магистром диктатории — не меньше! Ну или хотя бы цензором! — расплылись в язвительно ухмылке уста Ир-ра-Риха.

— А что же Тиран, то бишь, наш всеми любимый Император и младшенький?

— Не поверишь... — прозвучала избито-излюбленная фраза из уст диктатора.

— Уже ... — ждал с нетерпением продолжения Ил-ла-Рих. — Дальше!

— Промычал что-то, дескать: ему на это, как у тебя, брат: нас — рать, а врагов — орда! Принцип тот же, а мне потом вешать и сажать!

— Сам согласился на Орден, тогда как я на Гвардию! Хотя ещё не поздно поменяться. Ты как, согласен?

— Вот уж спасибо, хотя...

Кесарь намерено выводил гостя на чистую воду.

— ...А почему бы и нет! Есть у меня заветная мечта — взглянуть на твой корпус! Столько наслышан про твои боевые соединения!

— И что говорят? А какие слухи ходят по Империи?

— Мол: один твой невзрачный корпус, коих у тебя пять, способен уничтожить не один легион Армады! Это правда?

— Да брешут, аки псы, а ты веришь! Что такое корпус — три тысячи воинов, да и то стрелками там при них — бабы! Куда это годится? Иначе бы не прибегали к услугам наёмников, братец!

— Что-то бы темнишь, брат! Амазонки у тебя там, а не бабы! Валькирии!

— А ты хоть видел их в глаза? Или только слышал?

— И видеть доводилось, и даже слышать... на дыбе, как они орали!

— Враньё!

— Вот, а говоришь: они — бабы! — подловил диктатор на слове триумфата. — Ну, так как, брат, продемонстрируешь мне во всей красе свой легендарный корпус? Мне хотя б одним глазком взглянуть на него!

— Потом не говори: я не предупреждал тебя, если что пойдёт так — тебе натянут его на то самое место! А какое — догадался уже, поди!

— Договорились, брат! По такому случаю, я расскажу тебе ещё одну небылицу!

— Такую же, как и предыдущую?

— Угу.

— Тогда проси, чего хочешь, братец! Всё сделаю, а во всём уступлю!

— Многого не попрошу — одну когорту сопровождения! А то я знаю Окраины — одни халдеи кругом, да враги Короны!

— Вот те раз! А я думал: ты со свитой из Ордена?

— Да я инкогнито, брат.

— Вот те два! А чего так?

— Да, дела... надоели, вот и решил немного развеяться.

— Считай: повезло! Будет тебе всё и по самое оно!

— Тогда слушай и запоминай, будешь потом на военных собраниях легатам рассказывать, поднимая в легионах Гвардии боевой дух, — уселся поудобнее Ир-ра-Рих. — Продолжение следует — предыдущей небылицы.

...После того, как младшенький скинул Тирана с башни, тот предстал перед Создателем.

"Куда ты хочешь попасть — в Рай или Ад?"

"В Рай, конечно!" — отвечает Тиран на одном дыхании.

"Не торопись с ответом — подумай. На экскурсию сходи", — предлагает Создатель сделать правильный и рассудительный выбор.

Тиран соглашается, первым делом заглядывая в Рай. Там всё чисто, красиво, ухожено, но как-то обыденно и скучно для него. Вдруг видит изъян — дыру в ограде, а там Ад — праздник, веселье, вино льётся рекой, девки голые резвятся...

Снова предстаёт перед Создателем и на его прежний вопрос отвечает:

"Хочу в Ад — и только!"

"Ну, в Ад, так в Ад, — уступает ему Создатель. — Так тому и быть!"

Заходит Тиран в Ад через парадный вход и видит: черти суетятся, везде кипят котлы, а в них кровь, трупы и повсюду разносятся душераздирающие вопли со стонами.

Тиран в испуге.

"А где то, что я видел?!"

"Так это пропаганда Ордена!" — отвечает дьявол.

— Ха-ха-ха... — зашёлся Ил-ла-Рих в очередной раз, хватаясь за бока от коликов. — Ну, уморил! Смерти моей хочешь? Сейчас сдохну от смеха! Ха-ха...

Придя в себя после очередной небылицы, Кесарь совершенно по-иному взглянул на брата. Диктатор он и есть — с него, как с гуся вода.

— А я-то думаю, откуда столько народу — и все желают непременно вступить в ряды Гвардии на добровольной основе, когда у нас, на Окраинах, выживает один из ста, да и то из ума!

— Хи-хи... — дробно соскалился Иерарх Ордена. — Можешь не благодарить меня, брат. Стараюсь для блага Империи. На том стоим, и стоять будем!

"Хм, что ж ты задумал, братец? Двойную игру — и нашим, и вашим — не иначе! И меня решил втянуть? Ну-ну... — подумал про себя Ил-ла-Рих. — Посмотрим, кто кого — чья возьмёт! Мне не впервой тягаться с тобой — Гвардии с Орденом!"

* * *

Тундра. Север Окраин Империи.

Я стоял как ошпаренный кипятком с головы до ног, и в этом постаралась моя желанная донна. Что же она со мной творит? А делает такое, что нет слов, чтобы выразить те чувства, которые она заставила меня испытать.

— Желанна... — вырвалось с криком её имя у меня.

Как ты могла! — хотелось прибавить, да голос заняло — дыхание в груди спёрло. Едва не задохнулся — кашлянул.

— Донна... — исправился я при виде Крата позади неё.

Его вытянутое лицо с раскрытым ртом и челюстью до земли, ярко продемонстрировало мне то, как я сам выгляжу в глазах окружающих — провёл ладонью по подбородку, где у меня к этому времени пробилась козлиная бородка.

Нет, челюсть, слава Богу, не отвисла, и не упала. Хотя чего это я славлю Его? И почему именно Его должен за всё то, что случилось со мной?! И что ещё, Он приготовил мне с теми, кто заслал меня сюда? И к кому обращаться, а высказывать претензии — тёмному или светлому? Хотя по-прежнему не желаю видеть обоих! А кого — та едва не убила меня! Взяла, и собственноручно надела кольцо на палец!

— Что ж ты... — выдавил я с досады из себя, и махнул рукой. — А...

Картина Репина: "Приплыли"!

Нет, намёк я сразу уловил: теперь нас с ней только смерть разлучит! Но зачем же так резко было делать телодвижения — ход "конём" с прыжком в сторону? Ведь "индульгенция"! Теперь она достанется Желанне! Кому же ещё! Я так решил — мужик! Мужик решил — мужик сделал!

Мне оставалось сказать...

И снова Желанна убила меня — во второй раз подряд — сунула заветный "клочок" в руки той, с кем дралась из-за меня на "ножах".

Кукумэ довольно сверкнула глазами в мою сторону и приняла сей дар.

Отдай!!!

Это я вслух или всё-таки про себя? Проверил рукой подбородок — даже провёл пальцами по устам — сомкнуты. Да мог и сквозь зубы процедить.

Гляжу на Желанну — пристально. Той хоть бы хны. Перевожу взгляд на Кукумэ — та улыбается мне — глазами. Зыркает ими так, будто теперь от неё зависит моя жизнь. Да и ладно бы только моя, а то и Желанны!

Или я, Чудак, каких свет не видывал, или чего-то недопонимаю? А этих баб — подавно! Их логика, она же интуиция — хуже бреда сумасшедшего человека. Как чего-нибудь вытворят или сотворят, — а с завидным постоянством творят, — так хоть стой, хоть падай! А лучше сразу помирай! Хотя опять же толку — всё без толку — и на том свете достанут! И эти — на этом! А ведь иной и есть для меня, Чудака!

Так, пора писать кое-что и кое-куда, а примерно то, что казаки с ещё одной небезызвестной картины крымскому хану. Дескать, так, мол, и так: собака ты этакий! Пёс смердящий! И прочее, и тому подобное, а так далее! Да что-то из нормальных слов остались исключительно предлоги, но и те все из нецензурной брани.

Лучше б я сдох на поле брани!!!

Смотрю: на меня всё больше смотрят подопечные и диву даются. Я впрочем, сам, что со мной не так?

Кажется, понял, что именно выдаёт меня — мои глаза!

Чешу бровь, а сам тычу себе в глаз, определяя его размеры: не фары, но раскрыты почти на максимуме. Перебираю в уме всё, что произошло здесь сейчас — и каков же итог? Стараюсь подвести его, а кто подвёл меня, и почти под монастырь — Желанна! Да уж лучше бы под венец, чем так, как удивила не только меня, но и бродяг с людьми Крата. Морфы ни в счёт. Им что — когда, что естественно, то небезобразно!

Удур отвлекает меня, мычит, точнее, рычит, что-то там своим сородичам — пытается усмирить. Не выходит. Обращается ко мне за помощью.

Слушаю. Точнее пытаюсь вникнуть в то, что он требует от меня — его сородичи через него? Новость многообещающе-удручающая! Им тоже побрякушки нужны — и не бусами, а кольцами! Явно не соображают, чего хотят заполучить. Тогда Империя заполучит их в качестве наёмников, а я пополню поредевший отряд бродяг.

Кстати, я ж атаман! Точнее голова, два уха — главарь! А по меркам этих йети — вожак! Ну, раз Желанна удивила меня, то настала моя очередь удивлять тут всех! Не людям же Крата совать мне кольца — не возьмут! Они, видите ли, слуги Империи, а не рабы, как мы!

Я, конечно, не фанат Спартака (футбольного), но восстание поднял бы прямо сейчас против этой рабской зависимости! Да только ряды моего будущего легиона всё больше напоминают кучку сброда.

— Которые тут охочи до благ цивилизации? — изумляю я Удура. — И желательно чтоб они все, как один, являлись вожаками — не иначе! Иначе ничего не выйдет!

И из моей затеи.

— Ага... — кивает понятливо Удур.

Хотя я сомневаюсь, чтобы морф понял меня, Чудака, когда я сам порой себе удивляюсь, почти так, как нынче удивила Желанна.

Да где наша не пропадала — чудить, так до конца! А до какого — там, куда я с завидным постоянством отсылаю СМС-послания — знают не понаслышке!

— Тумаг... — рычит Удур, представляя мне сородича.

— Чего? Кто? — показалось мне: я ослышался или нет?

Требую повторить.

Удур рычит почти по-человечьи, но с явным акцентом присущим этим йети равнин.

Одно слово — тундра!

— Тумаг? — переспрашиваю я.

Влезает гном — Яр-Гонн — и поясняет в чём подоплёка с именем морфа.

— Тум — он, а Аг — вожак!

Вот так всё просто оказалось, а мне показалось: этот морф... Ну в общем и Удур теперь не совсем он, а много круче — Удур-Аг. Это если по буквам и слогам, но русский язык таков: слышится одно, а пишется другое.

Ладно, раз они сами такие, то пусть и обижаются на тех, на кого и я с завидным постоянством. И это я снова сбрасываю короткий СМС на номер оператора сети из "вне зоны доступа". Кто там нынче дежурит — светлый? Хотя вряд ли — скорее тёмный! Ещё потолкуем при встрече, а непременно свидимся! Не сомневайтесь, черти полосатые!

Гляжу на тех, кто мохнатые.

— Поздравляю! — жму я лапу Тум-Ага. Знал бы тот: во что вляпался, а, как и я!

Теперь понимаю тех, кто повстречал меня здесь, вспоминая одновременно и добрым, и недобрым словом. А также понимаю и то: пока я здесь занимаюсь чёрти чем, они там погибают на заставе.

Не дело ты затеял, сэр Чудак! Да чего уж терять, когда нечего! Хотя стоп! А Желанна? Вот она — стоит передо мной! Надеялась: Кесарю не удастся разделить нас — заслать меня с очередным невыполнимым заданием, а её оставить при себе в качестве вдовы! И готова выть, чтобы я обратил на неё внимание!

А тут ещё Кукумэ!..

Кумекаю, и понимаю, что ничего не понимаю. Да и что тут понимать... твою!

Одаряю очередного морфа кольцом и также жму ему лапу, а он на радостях трясёт меня, едва ли не отрывая с ногами от земли. Чисто звери! Одно слово — эти, как их... Ах да — йети...ть их! И меня вместе с ними! А ещё этот мир и...

— Удур...

Не откликается друг закадычный. Почему? Быстро догоняю.

— Удур-Аг...

О, реагирует!

Что тут скажешь: был Удур, а стал Удур-Аг. Да это уже не мои проблемы — его. Сую ему охапку колец, снятых с погибших бродяг — сам знает, кому "дарить" их — лучше меня разбирается в вожаках. Тогда глядишь: под моим началом окажется орда этих самых йети. И пускай тундры, да с каменными топорами и молотами, зато столько "мяса" — задавим, и как водится: интеллектом. А кого — после разберёмся, едва я поговорю с Желанной.

Беру её за руку и веду в сторону. Сильно сказано. Тут от этих йети нет проходу. Углубляюсь в берлогу, ловя в спину укол от Кукумэ — мысленный.

Ревнует шпионка Кесаря, решила: я тащу Желанну в берлогу с одним-единственным намерением — подмять под себя.

Тот же взгляд и от Удур-Ага. Он и есть, а ничего больше и не добавишь. Пускай себе скалиться с такими же точно братьями "меньшими" по разуму, потом им всем сюрприз будет от сэра Чудака. В том числе Кесарю и... Не всё ли равно кому ещё! Тут жизнь рушится — семья, не создавшись, разваливается, и отношения трещат по швам.

Не успеваю ничего сказать, как мои уста увлажняют губы Желанны. Отстраняться не спешу, хотя понимаю: ещё один миг промедлю и...

Силой отрываю.

Баба, что с неё взять! И орёт главное на меня, когда это я должен был на саму за ту выходку с кольцом, но она опередила меня!

Даю ей выговориться (выкричаться), а затем сам беру слово:

— Ты всё сказала? А теперь послушай меня, как своего главаря-атамана! Будешь делать, что я велю и... ни слова больше, а ни шагу от меня!

Почему так сказал? — прочитал я вопрос во взгляде любимой и желанной женщины на этом свете. А вот не скажу ей! Потому что люблю — и всё тут! И слова тут ни к чему! Какая ни есть, а желанна мне, и стала ещё больше! Хочу её, а не могу себе этого позволить, притом, что нас никто не тревожит!

Ну, это вообще верх наглости! Я главарь или где?

— Мы ещё с тобой поговорим — в другом месте и при иных обстоятельствах!

— Если ты решил: я стесняюсь или не готова к тому, к чему обычно женщина с мужчиной по любви — то зря! А и без любви...

— Давай не будем, Желанна! Давай? А если будем, то...

Нас потревожил заморыш — детёныш морфа. И как я не приметил его сразу — вопрос. Желанна — понятно. А вот я дал маху, так дал. Он же не коврик у входа! То-то я споткнулся, но не упал, а навалился — почувствуйте, что называется, разницу!

— Собака!..

В берлогу, реагируя на мой крик, ворвались бродяги — и те, и эти, которые теперь при нас из числа йети. Они-то подумали: я наткнулся на пса — лазутчика-шакала, а это всего лишь заморыш. Но смеяться с меня и Желанны не стали. Зато Кукумэ осталась довольна. Это она ворвалась первой к нам в берлогу морфов, притащив Яр-Гонна и Крата с Удуром и иже Ага-вожаками.

— Ага... — приветствовал я их.

Те закивали: дескать, понимают и на обычном человеческом наречии — не стали рычать.

— Голова...

"Два уха!" — это я про себя. И объяснил: им лучше величать меня — главарь. Хотя можно и вожак.

Чем они удивили меня, как вожака:

— Кого порвать?

— Если только на коврик у входа в берлогу... — взглянул я на заморыша.

Его схватили.

— Да вы что! Я вовсе не его имел в виду! Сейчас же поставьте ребятёнка на землю!

Заморыша уронили. Морфы — одно слово, а йети...ть их — и есть. Пора дрессировать!

Я сказал — дрессировать? Или подумал? Надеюсь про себя?! А то... Что это за артель такая получиться у меня из них — и впрямь "напрасный труд"!!!

* * *

Скала. Замок Деспота.

В помещении без окон и дверей сидел человек. И человек ли? Он сам уже не помнил, кем являлся на самом деле, а уж во что превратился — подавно. Всё его естество было сосредоточено на чудовищных событиях стремительно разворачивающихся за пределами раскачивающегося острова-скалы, нависающего над пропастью и прихваченного прочными цепями, покрытыми заклятьями в каждом окольцованном звене, к шпилям горной гряды в самом сердце Треклятой Империи.

Он вознамерился отследить ситуацию с морфами в северной диктатории. Всё ли идёт так, как он спланировал? А игру, в которой некоторые пешки, метя в дамки, должны были сгинуть безвозвратно.

Творить магию не было никакой нужды, он сотворил её много раньше, надарив родным и близким необходимые ему подарки. Даже безделицы являлись магическими предметами, а точнее существами. Не говоря уже про тех существ, которые денно и нощно стерегли его покой, являясь неусыпными стражами, не ведающими ни устали, ни страха перед любыми врагами, на то и бездушные, и пустые болваны из числа истуканов с гарганами.

Уже ни раз и ни два к нему засылали, как шпионов, так и наёмных убийц, едва ли не все известные враги в Империи и за её пределами, да сами того не ведали и не подозревали: являются марионетками в его театре, а он поочерёдно дергает их за ниточки, заставляя исполнять те или иные телодвижения — даже Император-Тиран (его родной брат) или Иерарх Ордена (один из трёх племянников), отправленный им в качестве соглядатая к Кесарю при Гвардии (иному племяннику). Но больше всех его удивлял без сомнения престолонаследник ("младшенький" племяш). Он, то ли, в самом деле, идиот, то ли прикидывается умело им. Так пока толком и не выяснил. Да не это было главным для него, а то, что затеял — избавиться от одних врагов за счёт иных. И родственные узы тут скорее мешали, нежели помогали, спутывая иной раз все планы.

Вот и нынче на Окраинах Империи объявился некий Чудак, а, по сути, сопляк. И начал мешать ему. Хотя если разобраться, и разыграть очередную комбинацию ходов с ним, Хир-да-Рас мог поиметь немалую выгоду. Возможно, ему и не хватало подобной разменной фигуры для опустошения "игрового" стола от иных, кои в точности повторяли перечисленных выше марионеток.

Кто и во что решил сыграть с ним? Неужели Ил-ла-Рих заигрался с тайным братство "Изгоев"?

Вот Деспот и спустил на них диктатора, затеяв столкнуть лбами Орден с Гвардией. А потом преподнесёт Тирану всё так, что оказал ему, таким образом, необходимую "медвежью" услугу. Пока претенденты за Трон и Корону ссорятся меж собой, он и дальше будет править беззаботно Империей под неусыпным оком братца, отказавшегося от притязаний за власть в пользу Рих-да-Раса.

Наложив костлявую конечность на одну из фигур, Хир-да-Рас проникся её духом, входя в тело. Глазами и ушами ему послужил амулет на теле марионетки. Она показала ему всё, что он жаждал узнать — даже более — сверх меры. И успехом не назовёшь — на то Хир-да-Рас и Деспот. От него ничто и никто не ускользнёт — никогда! Так было, и так будет всегда! Как любил говаривать самый замкнутый племяш — навсегда! А иной — скрытный: ты не поверишь!

И ведь все в Империи, и за её пределами, верили: им не тягаться с Хир-да-Расом. К тому же его имя было нарицательным — пугали всех и вся. Наверное, страшнее и ужаснее него, простым обывателям казались только хирды. Да и то сумели отгородиться от них, как и от прочих врагов в лице морфов и шакалов — Окраиной.

То была его заслуга — Хир-да-Раса. Это он проделал титаническую работу по возведению сторожевых башен (смерти), а, по сути, гнездовью гарган и рассаднику истуканов, придав им нюхачей и слухачей.

Одна такая безделица-статуэтка и ожила незаметно, вникая в слова, обронённые при ней беспечными собеседниками.

* * *

Северная диктатория. Владения Ордена.

— Вы желали видеть меня, мой господин? — предстал тип с кольчужными перчатками пред иным скрытным оппонентом, также скрывающим свою истинную внешность под распространённым одеянием в Ордене.

— Слушай и вникай, собака! — молвил грубым голосом цензор.

— За что... — рухнул перед ним на колени предводитель халдеев.

— На дыбу захотел, пёс?

— Уж лучше казните меня, но только не бросайте в Шакальих Землях! Умоляю...

— Боишься этих тварей, больше чем Ордена? Но они далеко, а мы близко — ты находишься на расстоянии вытянутой руки от меня!

— Я готов на всё! Но что угодно, только не это...

— Держи... — вытащил цензор кое-что из-под полы и сунул халдею. — Это позволит тебе беспрепятственно добраться до места — без особых проблем...

— Выходит, они будут?

— Могут возникнуть, но не у тебя! Поверь мне на слово — сделай милость!

Её и требовал халдей от цензора.

— Ты хочешь отомстить за брата — смыть позор с семьи кровью нечестивца поднявшего руку на слугу Ордена? А занять его место?

Вопрос требовал неукоснительного ответа.

— Да... — пролепетал дрожащими устами халдей.

— Тогда слушай и больше не перебивай, Хват...

Глава 2

Косогорье. Лагерь легендарного корпуса.

Атрий не спешил подниматься на вершину кручины, где вместо него остался Марк, командору достаточно подать сигнал пареньку, и тот заиграет необходимую ему команду.

Направив солнечный луч, пойманный на наруч, начищенный до зеркального блеска, он заставил откликнуться горниста-оруженосца.

Получив бликом в лицо, Марк зажмурился, решив: с ним заигрывает Кайярэ — младшая среди амазонок, желающая стать в один ряд с валькириями, но по возрастным, и не только критериям, пока могла лишь мечтать о том, как и он, стать истинным и настоящим гвардейцем; тотчас опомнился.

— И что ты будешь делать с ней... проказницей, — повернулся Марк, грозя кулаком — заробел, обнаружив "сигнальщика".

Атрий не подал и вида, будто смутился, как впрочем, и усмехнулся про себя, не издав при этом ни звука, не выдавая эмоций и прочими действиями.

— Это он сейчас кому?! — не осталась в стороне Киринэ.

— Кому надо — не тебе! Иди, готовь своих девиц для схватки с моими парнями! И если что... по её окончании пойдёт не так — пеняйте сами на себя! Мы пленных не берём!

— Мы тоже! И служим в Гвардии!

Одно слово — валькирия! Ни в чём и никогда ещё ни одна амазонка не уступала гвардейцам корпуса Атрия. А и ученица-подросток среди них — совсем ещё девчонка — также с завидным постоянством задевала самолюбие Марка.

Традиция что ли такая у них? Или просто женская солидарность? А может непредсказуемость или ещё что? — подумалось Атрию.

Наконец Марк заиграл отход, тренирующейся когорте. Гвардейцы из первой линии поспешили строем вернуться в лагерь за стены Косогорья. Недолго длилась их радость — ровно столько, пока их командир, Детрий, "гостил" в шатре у командора.

Атрий озадачил, поставив вполне серьёзную и в то же самое время боевую задачу: силами трёх когорт из числа латников обрушиться на амазонок — они должны были имитировать противника, выступая в роли псов и шакалов.

Новость прямо-таки удручающая.

— Что не так? Боитесь не совладать... с эмоциями или с девицами? — укорил Атрий триумвират когорты.

Детрий промолчал. Он был младшим среди трёх командиров когорт, уступил право высказаться первым командиру ветеранов — третьей линии. И Октавий подстать ему.

Сорокалетний воин в латном панцире, в точности повторяющем мускулатуру хорошо развитого атлета, кашлянул, уставившись без всякой покорности на командора. Они с ним начинали боевой путь вместе, ещё детьми, пройдя огонь и воду, даже горнило Ада, если такой существовал за пределами Окраин Империи — не раз ходили и на морфов, и на псов, а разок, помнится, сделали вылазку в земли Скверны на хирдов. Вдвоём тогда и уцелели, потеряв колонну всадников на серангах**, после чего к ним примкнули амазонки в лице валькирий.

Вот и теперь эти несносные соратницы по оружию придумали какую-то только известную им забаву.

— У них нет ни малейшего шанса одолеть нас, — деловито зачал ветеран.

— Думаешь взять их числом и окружить? — спросил в лоб Атрий.

— Я встану с ветеранами в центре, а Детрий с Октавием на флангах!

— Учтите: резерва не будет, — напомнил Атрий. — Как и стрелков! Даже турагов**!

— А амазонки, стало быть, тоже не будут стоять на месте? У них преимущество в серангах?

— Да, я разрешил им воспользоваться зверьём для создания равенства сил, поскольку их втрое меньше вас! Так справитесь с ними или как?

— А кто из нас четверых тут командор? — вставил Гектрий.

— Пытаешься втолковать мне, что и Киринэ не останется в стороне простой наблюдательницей, и также будет руководить своими валькириями?

— Нет, но будет утайкой подавать команды со стороны, тогда как кое-кто вместо того, чтобы следить за нешуточным боем, станет глазеть на неё, а на нас — мальчишка!

— Так вот оно что, старик, — в свою очередь не удержался Атрий. — Завидуешь мне? Когда я давно предлагал тебе походатайствовать перед Кесарем и выбить должность равную мне! Или даже легата в одном из десяти легионов!

— Да он издевается над нами, мужики, вместе с валькириями! — взревел Гектрий, обращаясь к Октавию с Детрием. — Разговаривать нам больше не о чем! Пошли! Уходим!

Оба командира не пошли у ветерана на поводу — в очередной раз прошли проверку.

— Гвардия навсегда... — выкрикнули они разом.

— А, подсидеть затеяли, да? — Гектрий всё ещё продолжал терроризировать их.

— Ну, хватит, старик... — пожурил его для красного словца Атрий. — Теперь серьёзно поговорим — о предстоящем деле! Оно и впрямь непростое! Что-то эти амазонки затеяли! Это и надо уяснить до схватки с ними!..

Марк меж тем стоял у шатра на входе рядом с охраной, и как заправский мастер следил за тем, кто, чем занимается в округе. Шпионов в Косогорье не опасались, даже лазутчиков извне — это исключено в принципе, но кто знает, на что могли пойти враги, и не за пределами Империи, в которую входила Окраина, а внутри неё. Ведь всякое могло случиться. Поэтому гвардейцы на посту денно и нощно оставались на страже — халатность была недопустима и наказуема изгнанием из корпуса в легион, а то и вовсе в наёмники. Что было большим позором, ибо попасть в любой из пяти корпусов было невероятно сложно — для этого требовалось выжить одному легионеру из сотни, в то время как иные девяносто девять гибли у него на глазах на поле брани с врагами, а он, после тяжёлых ран и увечий, попадал лишь в первую колонну передовой линии, и о второй даже нечего мечтать, а уж на третью "ветеранскую" и вовсе не стоило загадывать. Там на одного ветерана приходилось до тысячи погибших соратников по оружию.

Если не брать в расчёт постоянно крутившуюся подле него Кайярэ, то опасаться некого.

— Шпионишь? — окликнул её Марк.

— Хм, ещё чего, — скривила недовольно лицо юная воительница. — Делать мне больше нечего!

— Тогда почему не со своими?

— А ты? Тоже мне — командир! Даже на порог шатра не пустили! — посмеялась Кайярэ в отместку над Марком.

Паренёк насупился, раздув ноздри.

— Смотри, не лопни, — отпустила очередную колкость Кайярэ — и была такова.

— Куда она запропастилась? — стреножил Марк охрану у шатра, состоящую сплошь из ветеранов.

— А ты куда смотрел? — и не думали сознаваться они: также упустили её из виду — на то и амазонка — будущая валькирия. А уже сейчас ничем не уступала истинным валькириям — охотницам ночи.

— Эх вы...

— А сам? — предложили ветераны заняться "шалопаю" поисками пропажи.

— Я ж не пёс, чтобы брать след! — огрызнулся паренёк. — И не шакал, чтоб следить за ней!

— Марк... — окликнул его, высунув голову из шатра командора, Детрий.

— Гвардия навсегда! — вытянулся паренёк перед ним по струнке.

— Зайди...

Паренёк не поверил своему счастью — неслыханное дело — его зовут на совет командиров. Он угадал: Атрий объяснил ему, какие команды в будущем предстоит играть при виде того или иного скрытого жеста, которые станет подавать командор.

— Иначе нам не одолеть валькирий — только и можем: попытаться перехитрить!

Выбор был сделан в пользу закрытости схватки с ними.

Покинув шатёр, командиры живо окликнули мастеров, а те бригадиров, и уже через пару мгновений колонны латников, гремя доспехами и щитами, двинули дружно на "арену", где к тому времени уже разминались валькирии — одни гарцуя на серангах, иные в меткости стрельбы на спор: кто дальше запустит стрелу и точнее к чурбану — центральному столбу.

— Вы готовы? — побеспокоил Атрий Киринэ.

— А сами? — отпустила презрительный взгляд валькирия командору подстать ответу, но наигранный, что было очевидно даже со стороны.

— Думаешь перехитрить меня, бестия? — не собирался командор отвлекаться на неё от схватки. — Тогда твои усилия напрасны!

— Это мы ещё посмотрим, как и: кто кого!

Подняв руку, Атрий дал отмашку. Марк заиграл боевое построение, и колонны, по обыкновению, выстроились в три полновесные линии, где в каждой было ровно по шесть сотен — впереди Детрий со своими латниками, в середине — Октавий со своими, а резерв и третью линию составили ветераны Гектрия.

— Ничего нового я не увидела, — высказалась самодовольно Киринэ. — Классический, а неизменный, вариант построения! Не опасаешься проиграть, командор? Это вам не с нами воевать, а против нас!

— Не спеши с выводами, — окинул Атрий пристальным взглядом ряды амазонок.

Они также выстроились, но в две линии — впереди лучницы, а позади — всадницы на серангах.

— Начали...

Грохот смыкаемых щитов в построении латников, превратил их в непробиваемый для стрел "панцирь" — это разом и "черепаха" и фаланга — они могли медленно, но верно двигаться к позиции противника под градом стрел и даже камней пращников, и давить, давить всех и вся, кто окажется у них на пути.

Манёвр гвардейцев не стал сюрпризом для быстрых и стремительных амазонок.

— Надеюсь, наконечники у стрел замотаны?

— Опасаешься, командор, что моим девчонки попортят твоим латникам физиономии?

— Ну не шкуры же! Мы не псы! Да и вы, вроде как решили выступить в их роли, к тому же шакалов!

— О, как высокомерно!

От колкостей соперники перешли на обмен любезностями.

— До первой крови или...

— Или, командор! И никак иначе!

Валькирия воткнула в землю перед собой клинок — это был скрытый знак амазонкам: пора начинать.

На восемнадцать колонн трёх неполных когорт гвардейцев ринулись воительницы на серангах, распадаясь на три сотни, и далее на турмы**, закружили, мельтеша перед линией Детрия, не думая атаковать.

— Ну, прямо как шакалы... — живо уяснил Атрий, чего конкретно затеяли противницы.

Пока валькирии отвлекали когорты гвардейцев, к ним уже неслись амазонки, подступив ближе — не все, а лишь треть. И залегли.

Подать бы Марку сигнал и... Это было бы нечестно.

Ладно, пущай сюрприз буде! — уступил он Киринэ.

Обождав какое-то время, Детрий двинул вперёд колонны на сближение с воительницами. Те только этого и ждали — мгновенно отсекли их от колонн Октавия с Гектрием. Но и гвардейцы не лыком были шиты, да и не пальцем деланы, а кое-чем подпоясаны.

— Давай... — кивнул Гектрий Октавию.

Командиры решили захлопнуть ловушку, заманивая в неё воительниц.

— Каково? — поинтересовался Атрий мнением у Киринэ.

— Глупцы! — ничуть не изменилась внешне валькирия. — Вы уже проиграли сражение с нами!

— Скорее сами! Мы лишили вас преимущества — всадниц на серангах!

Одновременно с данной фразой Атрия, вокруг воительниц образовался полукруг как с одной, так и с иной стороны. И тут же прорехи с флангов замкнули четыре колонны ветеранов Гектрия. Он дал возможность двум неполным когортам сомкнуть кольцо окружения, после чего вышел с ветеранами на передний край, прикрывая гвардейцев Октавия и Детрия от девяти колонн лучниц, тогда как одна из них оказалась в непосредственной близости с ними — атаковала, поднявшись с земли.

Внезапность нападения была идеальной, однако валькириям противостояли ветераны — мгновенно оказали достойный отпор, метнув град пилумов, и также без наконечников, заменённых на древки.

— Что ж мы творим!? — вскочил Атрий, опасаясь за амазонок Киринэ.

Подставив спины с круглыми щитами, они поспешно бросились к шести колоннам резерва.

Гектрий не удержался и погнал за ними три свои колонны, возглавляя их, а гранд-мастеру* наказал оставаться на месте до тех пор, пока Октавий с Детрием не "покончат" со всеми воительницами до одной, чего бы ни случилось с ним самим.

*гранд-мастер — старший среди мастеров — заместитель командира на поле боя.

— Да что ж он творит? А ещё ветеран! — укорил Атрия боевого друга, понимая: это западня.

Часть амазонок попадала под ударами пилумов, не в силах подняться, но как только первые ряды трёх колонн брошенных в контратаку Гектрием настигли их, к ним повернули и бежавшие.

— Сомкнуть ряды! Держать строй! — понёсся крик от Гектрия к мастерам, а от них к бригадирам.

Поздно, слишком поздно. Град стрел накрыл нестройные ряды латников, и на телах с доспехами появились яркие отметины — кровь с намоченных наконечников, замотанных в тряпицы. Амазонки не пощадили даже соратниц, имитировавших отставших или убитых — "постреляли" их вместе с гвардейцами.

По законам жанра "убитым" полагалось валиться наземь и больше не вмешиваться в баталию, а молча взирать, подстать невольным зрителям, за развитием дальнейших событий, что развивались весьма и весьма неожиданно и стремительно.

Латники лишились разом не только трёх колонн ветеранов, но и Гектрия. А вот амазонки потеряли что-то около сотни воительниц. Размен неравнозначный и радоваться нечему. Пока воительницы на серангах отвлекали две трети корпуса Атрия, уцелевшие восемь колонн амазонок, двинули на три ветеранские в прикрытии. Гвардейцы закрылись щитами от них, просунув в пазы пилумы, теперь амазонкам не растащить и не разбить их, даже если станут прыгать у них по головам — кругом щиты, и нет ни единой щели, а если и имелись таковые, то оттуда торчали наконечники пик, либо просовывались короткие клинки.

— Что теперь? — поинтересовался Атрий.

— Смотри, и не говори, что не видел своего поражения! — радостно возвестила Киринэ.

Подле трёх ветеранских колонн осталось ровно столько же лучниц. Осыпая градом стрел гвардейцев, они не давали им возможности высунуть не то что головы, но и носа из-под щитов, и осмотреться. А иные пять пошли в тыл когортам Октавия и Детрия.

— Нет... — не поверил Атрий в то, чему стал свидетелем.

— Да... — ликовала Киринэ.

И вдруг трубный призыв об атаке неприятеля с тыла.

— Марк, молодчина парень! — порадовался Атрий. — Какой глаз, а ум!

Не тут-то было — им занялась...

— Кайярэ, моя девочка! — перебила Киринэ командора.

Валькирия возликовала. Ещё бы — её ученица выбила у горниста рог, зацепила и его. Однако Марк продолжал орать тем, кто был ближе всего к нему: им в тыл заходят лучницы.

Под градом стрел и умолк, но сделал своё дело выше всяческих похвал.

Первым опомнился Октавий, и нисколько не сомневаясь, разорвал круг, выпустив воительниц наружу. В схватке с ними, гвардейцы "потеряли" пару колонн с Детрием, но и сами "повалили" одну — спешно перестраивались, отходя на прежний рубеж.

— А твои побежали, — не скрывала радости валькирия.

— Не побежали, а отошли на исходный рубеж, — настоял Атрий, не выказывая смущения.

— Отступили... — не уступала Киринэ.

В итоге бой закончился ничьей. Хуже и придумать нельзя, но и дольше изувечивать друг друга тоже не дело.

— Мир, — подал Атрий первым руку сопернице.

— А мы не торопимся? — кивнула Киринэ на "арену".

— Пожалей девчонок!

— Скорее это ты пожалел своих мужланов, командор!

— Да не всё ли равно! А вдруг завтра в поход? — возникло у него подспудно чувство на грани интуиции, и ещё ни разу не подводило.

— Труби отбой, — уступила валькирия.

Даже ничья была почётна для амазонок, а они по-прежнему рвались в бой, как впрочем, и гвардейцы из когорт Детрия, Октавия и даже Гектрия, хотя ветеранов осталось всего ничего.

Получив сигнал извне от командора, Марк ожил в то же самое мгновение — заиграл негромко и нестройно.

— Что с ним? Он ранен? — не сдержался Атрий, задержав недобрый взгляд на той, за кого бы при иных обстоятельствах в настоящем бою, не задумываясь ни на миг, отдал бы жизнь.

— А что ты хотел? Кайярэ — моя ученица, и лучшая за последние годы, — парировала Киринэ.

"Драчунов" в лагере Косогорья ждала уже свежая еда. Настало время обеда, плавно перетекающего в ужин, поскольку кормили в корпусе утром и вечером.

— И что у нас сегодня в меню? — удивил Атрий незатейливым вопросом стряпуна.

— Как всегда, командор! — рапортовал тот, втягивая в себя живот.

— Опять сырная похлёбка и лепёшка, да вода?

— А что? Завтра в поход? Гвардейцам необходимо усиленное питание?

— Как знать... — пожал плечами Атрий. — А наверняка бы...

* * *

Тундра. Север Окраин Империи.

Выбравшись из берлоги, я снова оказался в толпе морфов. Моих бродяг среди них почти не заметно. А чего я хотел, когда нас тут — капля в море. Никакой тебе маскировки, словно и не бродили по тундре злобными сворами и кодлами с оравами горные джигиты!

Не порядок! Пора уже навести порядок!!!

Я объявил всеобщее собрание-совет. Удур-Ага предстояло растолковать сородичам, что это такое, но как ни странно, окольцованными из них были исключительно вожаки, и поняли меня с полуслова.

Дрессировка началась, а я и сам не заметил этого.

Нет, надо будет навестить этого Хир-да-Раса, где бы он ни обитал, и кого бы собой ни представлял. Уж больно мне охота взглянуть на него, хотя б одним глазком и поговорить с ним с...разу в глаз!

Я дал разгон на совете Ага. Вожаки быстро уяснили мои требования, мне даже не пришлось объяснять, что к чему, и почему так надо. А раз надо — нет проблем!

— Удур... — окликнул я старого закадычного друга. Братом по-прежнему не мог назвать, а если и обозвать, то только "меньшим". Но уж очень он большой, если на то пошло. И нам с ним дальше на пару придётся валить горных горилл.

Не откликнулся — зазнался!

— Удур-Аг ты или как там тебя!?

— Голова...

— Два уха — и сам! Ты кто есть такой?

— Наёмник.

— Вот! А уж потом морф и вожак сородичей! Так что соизволь соотносить себя к мастеру-атаману, как Дэрг, Кукумэ, Ахор и Ульф! Ну и кто там ещё, кого мы с тобой на пару окольцевали?

Удур-Аг принялся загибать пальцы, перечисляя имена всех двух десятков новобранцев — на лапах рук закончились, и он взглянул на ноги.

— А по второму кругу слабо? И я не к тому: ты сбился со счёта, а... Да и ладно, неважно! Короче, тут такое дело, атаманы...

Те столпились вокруг меня — в их числе и Яр-Гонн с Кратом.

— Будем учить морфов ратиться по-человечески, и добывать нормальное железное оружие с доспехами! Но для начала надо бы справиться с первой загвоздкой сего дня!

Атаманы посмотрели на меня как на Чудака, а не как на главаря артели "напрасный труд".

— Я понимаю: это будет трудно сделать! Но у нас нет иного выхода! Учиться всему придётся на ходу! Для начала отберём самых лучших воинов среди этих йети!

Теперь уже атаманы-мастера заострили своё внимание на Удуре.

— Ага... — намекнул я ему на то самое недвусмысленно.

— Сколько воинов надо?

— А сколько не жалко и сколько сможем прокормить! Кстати, чем питаться думаете?

— Врагами! — не то рявкнул, не то рыкнул Удур-Аг.

Я аж закашлялся.

— Горными собратьями?

— Они нам боле не сородичи!

Вот и поговорили. А я — о дрессировке! Звери они — эти йети...ть их! Ну, такие мне наёмники в моей артели и нужны, а в будущем в легионе. И пусть лохматые и клыки у них торчат наружу вместо зубов, а на шее висят из них же амулеты-обереги — кому какое дело! Важно сделать дело — избавить тундру и заставу от нашествия горных джигитов. Но их там много, очень много, и равнинным морфам не тягаться с горными... было раньше. А нынче ещё поглядим: кто кого, и за что возьмёт!

Желанна стояла в сторонке, зато Кукумэ жалась ко мне. Ну уж нет, так дело не пойдёт.

— Идём, телохранительница!

Донна просияла лицом, ответив улыбкой укора шпионке Кесаря. Но та тоже не упустила момента и ехидно оскалилась. Мол, игра не окончена, да и счёт пока меж ними равный — один-один. И я — один, а их двое! Но одна за меня, а иная против! Что тут добавишь, разве только: одно слово — женщины. Бабы и есть!

При повторном выходе из берлоги на поверхность, я удивился шустрости с виду неуклюжих и неповоротливых увальней, коими казались на первый взгляд морфы равнин. Они исчезли все до одного и при этом бесследно.

— То-то же, — проронил я с опаской в голосе, в надежде покосившись на Удура: ведь далеко не ушли — всего-то под землю? — Ага...

Тот понял меня. На его зов откликнулись вожаки-наёмники. А когда заревели сами, появились воины. К каждому Ага примкнуло по ватаге. Я приказал четвёрке мастеров при мне учесть их точное количество и доложить.

— Шесть сотен с небольшим, — расстаралась Кукумэ.

— Мало! Даже на ораву по меркам братьев "меньших" не набирается! Дополнить ватаги до полусотни морд или рыл! — не знал я, как правильно обозвать их, а назвать иначе пока не поворачивался язык — и не только у меня.

Таким образом, я довёл численный состав морфов в артели "напрасный труд" до оравы.

— Их тыща — без нас, — рапортовал на этот раз Ульф — наёмник-ветеран и мастер-атаман по совместительству.

— Ну, тыща, так тому и быть, — остался я удовлетворён количеством, но никак не внешним видом и моральным обликом возросшего воинства на службе у Треклятой Империи при мне.

Цирюльника бы сюда, и в его лице не мешало б Зверева напустить на этих зверей, а то заросли! Хотя с другой стороны, всклокоченная и слипшаяся комками шерсть — естественный защитный покров для морфов — тоже своего рода доспехи, а та ещё броня.

Ладно, пускай остаются зверями — и не только с виду. Займёмся дисциплиной.

Я придал Удуру с вожаками свою четвёрку атаманов с бригадирами, им и предстояло на собственном примере обучить их азам примитивного построения. Крат также отправился с ними по просьбе Желанны. Донна, даже "окольцованная", имела на него влияние. То ли всадник отказывался принимать во внимание то, что свершилось, то ли отвечал головой перед вздорным стариком за неё независимо от её нынешнего статуса — и последующего.

Стараясь отвлечься от дурных мыслей, я занимался тем, что больше всего ненавидел в предыдущей забытой и закрытой для меня жизни. Здесь — не там, и тут — всё иначе. И я — наёмник! И жизнь наёмника — битва, а удел наёмника — смерть!

Последнее словосочетание всё больше нервировало меня.

— Ты зря волнуешься за меня, Чудак... — это Желанна мне.

Неужели вслух? Я не ослышался?

Гляжу — и вижу: говорит со мной — уста шевелятся. И смотрю на них, а не ей в глаза. Она завораживает меня.

Встряхнул головой, гоня прочь от себя наваждение. Одним словом — любовь, и такая, а какая — и сам не понял до конца. Право-слово — ответная, но такая, что лучше бы сразу безответная!

Улыбаюсь, во всяком случае, стараюсь не подавать вида, что по-прежнему злюсь на ту, на кого ещё и сержусь, но при этом при всём люблю, и души не чаю. Даже больше прежнего обожаю мою Желанну. Такая боевая подруга тут по жизни мне и нужна.

— Я... и волнуюсь!?.. — летят у меня обрывки фраз — я запинаюсь едва ли не на каждом слове. Хорошо ещё, что не перешёл на разговор по слогам, а Желанне впору было читать по устам, чего я говорю ей или всё больше себе? Пытаюсь поверить в то, во что отказывается верить даже командир её свиты — Крат. — Да... с чего ты взяла?

— Я сумею постоять за себя, Чудак!

"И полежать?"

"И даже так, если будет угодно тебе, как и мне — уединится с тобой в укромном месте!"

"Желанна!"

"Чудак!"

Я замычал про себя, стараясь больше не думать, забыв, что она также читает мои мысли, как и я — её, или почти любого в артели "напрасный труд" за исключением Крата с амулетом, да гномов при Яр-Гонне.

— Ну не в берлоге же! Мы ведь люди — не звери мы! Да и морфы — наши братья меньшие по разуму!

Чувствую: не то я говорю, и не о том. А больше ни о чём думать не могу, как о той, кто мне дороже жизни и бродяг.

"Даже так! — расцвела Желанна. — Вот как!"

"Только — т-с-с — никому! Угу?"

— Ага... — кивает она мне, а затем в сторону тех, кого так зовут — вожаков с их сородичами.

— Построились, наконец-то, черти полосатые! Звери и есть, а как ни крути! — понял я: настала очередь пройтись вдоль линии развёрнутого строя.

Рядом со мной моя свита из телохранительницы и атаманов-мастеров.

— Неплохо-неплохо... — твержу я вслух, а про себя: "Плохо и очень плохо! Никуда не годится! Толпа сброда — и только! Щитов — ёк*! Шлемов — ёк! Нормального оружия — тоже!.."

В-общем всего, чего ни коснись.

* ёк — нет.

Повторный смотр закончен. Собираю вновь тех, кто "Ага".

— Ага, — кивают они мне.

С них и начинаю дрессировку равнинных морфов. Всё-таки наёмники, пусть это пока для них ещё большой сюрприз — они не до конца понимают, во что вляпались по собственной недальновидности.

Удур-Аг принимается гонять их с Ульфом и Кукумэ. Дэрг с Ахором не отстают, подсказывают, и не только на словах. Но затычек пока не раздают, всё больше грозят.

У вожаков йети железное оружие — досталось от погибших бродяг. Убиваем на них часа два времени — не меньше, чтобы их не поубивали джигиты в первой же схватке. Вроде заучили азы — и довольно быстро. Теперь их черёд вставлять в клыки своим ватагам численностью в полсотни каждая.

На "дрессировку" уходит ещё пара часов.

Осталась самая малость, но главнее некуда — научить двигаться точно также построением общим скопом и строиться в три линии по-боевому.

Чем не легион... преисподней? — подспудно лезет мне в голову подобное сравнение. Но также понимаю: с одним битву, нам с горными джигитами, не выиграть. Долго им что ли вновь заполучить лидеров касты? Небось, уже разнеслись сии отрадные известии для их извечных конкурентов? А раз так, пора воспользоваться неразберихой меж ними и под видом оных из претендентов заявиться в их земли, а по дороге спустится в катакомбы за гномьим арсеналом.

Отзываю Яр-Гонна — у меня к нему есть приватный разговор. Рядом только Желанна. Но ей дозволяю подслушать нас, а вот Кукумэ не дозволяю — всё-таки шпионка Кесаря. А оно мне надо, чтобы она знала больше, чем ей положено, как мастеру-атаману? Потом сюрприз будет, и не неожиданный — как пить дать, едва повернём в горы, а не ко граду с засевшей там ратью герцога — тотчас отпишет "писюльку" Кесарю. Да поздно будет что-либо уже изменить.

Не скрываю от гнома свою истинную затею, и вопрошаю:

— Сдюжишь отыскать то, что в свою очередь Ёр-Унн?

— На кой?

— Раз говорю, значит надо! А нет — не держу, брат!

Намёк ему на клеймо "изгоя".

Гном фыркает недовольно и принимается теребить бороду, невольно завязывая её в косичку.

— Риск велик, брат Чудак...

— Ещё бы! Но в первый раз при вылазке в горы нас было всего ничего! А тут целая орава — и этих йети! Чем они отличаются от горных? А если ещё вырядим вожаков в доспехи лидеров касты горных джигитов? Кто посмеет бросить тень сомнения на них, а?

— И верно — никто! — просветлело лицо у гнома. — Ты убедил меня, брат! Право-слово — Чудак! А голова — два уха! Ха-ха...

Чуть поостыв, гном попытался удивить меня, да не сумел застать врасплох, скорее я своим ответом на его вопрос:

— А мы, каким боком туда попадём? И в качестве кого?

— Пленников — рабов!

Надо было видеть лицо Яр-Гонна, когда он услышал такое от меня — замычал, прямо как я иной раз про себя, вставляя ту самую букву вместо заглавной при слове Чудак.

— И это всё, что ты хотел мне сказать, Яр-брат?

— Надо бы посоветоваться с мастерами-атаманами и этими новоявленными зверями при нас — ага?

— Угу, — сказал я так, а никак иначе, опасаясь: тут же объявятся, и тогда тайна будет раскрыта. А оно мне надо пока? И вообще? Пускай потом сюрприз будет — всем без исключения! Ведь обещал им приключения — так получите! На то я и сэр Чудак!

Да, кстати, тем, кто не забыл здесь про меня: смотрите, и не говорите, что не видели, а ещё такое увидите — не пожалеете! Усмехаться будете, пока не околеете! Это я, сэр Чудак, вам гарантирую!..

"Молодец, Чудак!" — кивает Желанна мне.

Ещё бы сказала — мужик!..

* * *

Пустошь. Шакальи Земли.

Дорога была трудной не по тому, что преодолеть предстояло огромное расстояние, просто земли, в которые отправился небольшой отряд халдеев, имели дурную славу на Окраинах Империи, и лежали за её пределами.

Полноводную реку кое-как преодолели едва ли не вплавь, стараясь не брать с собой большие тюки, но всё же на горбулях тащили кое-какие мешки, а в них что-то довольно тяжёлое.

— Поспешай... — то и дело огрызался атаман на кучку халдеев. — Шевелитесь, увальни!

Подельников при нём было что-то около чёртовой дюжины, и все облачены в доспехи, как настоящие легионеры — не гвардейцы, но всё же лучше, а прикрытие что надо — но на этой стороне Окраины, с иной — голая и безжизненная степь-пустошь, если не знать, что такое псы с шакалами, и на что они способны.

— Собаки...

— Где? — завертел головой атаман, вместо того, чтобы вжать её в плечи и повернуть конвой вспять — назад к реке.

Брод вроде бы перешли без особых изъянов, и с маршрута не сбились — всё, как того требовали обстоятельства и одна одиозная личность, имевшая непосредственную принадлежность к Ордену.

"Цензора бы сюда самого!" — подумалось Хвату. Когда сам не понаслышке знал: подними он всех своих халдеев, ему всё равно не выполнить поставленную перед ним задачу. Тут, как минимум, требовался легендарный корпус Атрия, если не вовсе с пятью легионами Гвардии сверх того. Да и то переходить с обозом** от лагеря до лагеря, составляемого из возов ведомых турагами**.

Впору было утонуть при переправе. Да в брод пошли. Хотя иной раз некоторые "умельцы" и в кружке пойла тонули, захлёбываясь собственной кровавой слюной.

Не отрывая подзорную трубу от лица, Хват сверлил пространство пустоши вокруг себя и группы поддержки.

— Шакалья вольница... — процедил он зло сквозь зубы.

И нигде никаких следов этих самых псов, даже намёка на то, что это их земли, и здесь они полноправные хозяева, пока не наткнулся на один такой "дорожно-пограничный" указатель — кол со скелетом на нём в проржавелых доспехах.

— Чу...чело! — вскрикнул атаман, заставляя ватагу халдеев застынь подобно истуканам Хир-да-Раса и окаменеть.

— Вот что ждёт нас здесь всех, — зашептались и зашушукались чуть погодя все халдеи без исключения.

Им уже не требовались золотые горы Ордена, щедро одарившего их авансом, выделив Хвату порядка десятка монет на каждого халдея при нём. А ему так и вовсе отвесили сотню. Тогда как он схитрил, раздавая ватажникам гроши, пусть и в туго набитых мошнах*.

* мошна — кошель-мешок.

— Вот я вас самих, собак! — брызнул едкой слюной Хват.

Его вперёд гнала не столько жажда наживы, сколько чувство мести. Да и потом у халдеев при себе имелись прекрасные дары для шакалов. Уж себе-то он точно купит за них жизнь. А был ни раз наслышан о том от престарелых халдеев и торгашей, как некоторые из них имели немалую выгоду при "общении" с кровожадными псами.

"Если они, конечно, не наврали, и в том есть хоть малая толика правды — ещё не всё потеряно... для меня!" — твердил Хват как "Отче Наш" сию фразу, используя на манер молитвы в качестве оберега и заговора одновременно.

Отмахав прилично вглубь шакальих земель от реки, халдеи намотали порядка десятка вёрст, и уже покрыли второй, когда решили остановиться и заодно осмотреться: не идёт ли кто следом по их пятам? Тогда смысл продолжать изначально никому не нужный путь. В Ордене можно было соврать: дескать, собаки словно вымерли, не подпуская к себе на обзор подзорной трубы. Но одно дело думать так здесь, и совсем иное — набраться смелости там, в застенках околотка Ордена, где из тебя в любом случае и при любом раскладе вытянут правду вместе с кишками и жилами.

Расправив палатку, Хват пожелал уединиться там вместе с мешками-дарами, сунув приспешнику подзорную трубу.

— Смотреть мне в оба, — поднёс он кулак ему под нос. Зря только старался и грозил, все ватажники при нём понимали, чего им всем будет стоить недогляд. Хотя с иной стороны, смысл, если псы пожалуют сюда к ним. На то и собаки, а шакалы есть, были и останутся ими до скончания века каждому из заклятых врагов.

Остановившимся на привал, впору было вывешивать белый флаг, или Хвату подать иной сигнал — условный — и оговоренный заранее с цензором.

— Чтоб его! И того, из-за кого я полез в эту задницу! — приспустил Хват поножи*.

* поножи — штаны.

За голый зад его и взяли те, кого прозевали халдеи. Снаружи также раздался щелчок хлыста*. И на шее стража-ватажника затянулась удавка, свалив его наземь. Напарник тоже рухнул, не сумев подать сигнала. Да и вообще никто из халдеев не успел закричать. А если бы и попытались, их голоса всё одно потонули бы в лае, больше похожем на рыки с воплями.

*хлыст — плеть длиной в три метра, сплетённая из прочной и эластичной кожи с утяжелителем на конце, как у кистеня.

К ним пожаловали хозяева Пустоши, карая нарушителей, перешедших все допустимые границы, а не только ареала обитания псов.

— Агр-ры... — раздался злобный рык. — Гладкомордые...

Глава 3

Узилище. Застенок Ордена.

До слуха донеслись отзвуки мерно приближающихся шагов. Идущий не таился и был уверен в том, куда шёл и к кому. Та, кто была схвачена и заточена в темницу, напряглась, готовая вскочить и вцепиться своему мучителю в лицо, вдруг поняла: не заметила стягивающих пут на руках и ногах. Про боль в голове даже не вспоминала, хотя та постоянно напоминала ей об этом: она — пленница — чья-то заложница. В чём не приходилось сомневаться, как и то, что на такую подлость с ней, а точнее хитрость, могли пойти исключительно сподвижники или слуги Ордена.

Запор на двери с иной стороны щёлкнул с характерным металлическим отзвуком при отпирании, и она отварилась безо всякого скрипа.

Для начала узница желала знать: где она? А уж потом и всё остальное: почему здесь, и всякое такое, что взбрело ей в голову момента, как очнулась, придя в сознание.

На пороге возник силуэт надзирателя, покрытого кожаными доспехами с металлическими пластинами, его лицо до носа месте с глазами скрывал капюшоном. Единственное что смогла разглядеть отчётливо узница — зловещую ухмылку.

— По какому праву... — вскричала она, — меня заточили сюда?

— Заткнись, тварь, иначе мне придётся воткнуть тебе кляп в пасть!

— Да как ты смеешь разговаривать в подобном тоне со мной? Ой...

Получив удар ногой в живот, узница скорчилась и застонала.

— Добавка нужна?

Узница заскрежетала зубами, стараясь не всхлипывать, в то время как на глаза навернулись слёзы. Вот их она уже не могла сдержать при всём желании.

"Погоди, мерзавец! Ты ещё поплатишься — сразу, как только до тебя доберётся..."

"И не надейся!" — оборвал надзиратель узницу.

— Это мы ещё посмотрим! — выдала вслух она.

— Будешь вести себя разумно и подобающим образом — исполнять всё в точности, что я велю тебе — мне не придётся прибегать к телесному наказанию!

— Не дождёшься!

— Тогда сама дождёшься у меня! — сверкнул зубами надзиратель, и вышел, не удосужившись развязать путы на руках и ногах узницы.

Та сама занялась ими, пустив вход зубы — и толку — они оказались основательно затянуты, и так просто их не ослабить, да и не перегрызть — внутри находилась тонкая стальная нить. Но ей всё равно надо было чем-то занять себя, дабы изначально не сойти с ума. Вот узница и решила помучиться немного для начала.

Некоторое время спустя надзиратель вновь проведал подопечную, и снова язвительно ухмыльнулся.

— Зря стараешься, — выхватил он кривой клинок, заставляя узницу вжать в страхе голову в плечи.

Нет, перехватывать в горячке длинную и красивую шею гордячки, он не торопился, она требовалась ему живой, иначе бы её сразу пустили в расход — ещё при захвате.

— Зачем я потребовалась вам? — молвила узница, затаив дыхание, едва с рук спали путы, перерезанные одним резким взмахом клинка надзирателя, убравшего его в ножны.

Срезать путы с ног, он пока не собирался, делая намёк: всё одно не сбежишь — даже и не пытайся — оставь надежду!

Вместо этого надзиратель молча грохнул на пол кадку с жидкостью и вышел.

Проводив его испепеляющим взглядом, узница ринулась к вожделенному источнику влаги. Повеяло тлетворными зловониями.

— Мерзавец! — зашлась неистово она, не видя и не слыша, как надзиратель, удаляясь по коридору, усмехнулся самодовольно про себя, притащив ей вместо воды кадку мочи.

Узница едва не развернула её в сердцах, спохватилась, понимая: зальёт пол, и тогда негде будет лежать. В узилище даже подстилка отсутствовала как таковая — ни в одном углу на полу не было даже сена или сухого мха. Да что там — намёка на охапку. Она оказалась заперта в каменном мешке без окон, а потолок терялся во тьме замкнутого пространства.

На узницу снова нахлынуло уныние, доведя её до отчаяния. Некоторое время спустя она собиралась завыть, когда вновь открылась треклятая дверь, и на пороге объявился истязатель.

— Уже умылась?

Не ожидая ничего хорошего, узница не удосужилась поднять на него ни то что голову, но и глаза.

На пол опустилась что-то твёрдое. И дверь затворилась. Шаги надзирателя стали удаляться. На мгновение узнице показалось, что с издёвками покончено, подползла к новой посудине.

Рука угодила в липкую и тягучую массу. Истязатель подсунул ей нужник*.

*нужник — горшок.

Что ещё можно было ожидать от него — не миску же с едой! Ведь от неё добивались покорности. Ну что же, она сделает вид, будто уступила им — он сломал её — и только-то, не более того. А дальше...

Дальше будь, что будет, но она не останется тут, и при первой же возможности попытается бежать, даже если эта попытка окажется в последствии сущей пыткой и её ждёт дыба — значит, так тому и быть! Она не сдастся, не сломится, будет драться, даже царапаться и кусаться, если понадобиться — пойдёт на всё, лишь бы стать вновь свободной. Даже если свобода в случае с ней — смерть!..

* * *

Земгор. Ставка Кесаря.

— Собирайся, полетели! — услышал неожиданно диктатор от триумфата.

— Вот так сразу?! — изумился Иерарх Ордена на предложение Кесаря.

— А чего тянуть кое-кого за то самое? Ты не у себя в Ордене и не в цивилизованной части Империи, здесь Окраины — промедление означает смерть! — напомнил Ил-ла-Рих, не позволяя братцу осмотреться у себя в Земгоре и ненароком подсмотреть кое-что, чего не следовало бы вообще когда-либо узреть в будущем. — Дождись меня — никуда не исчезай!

— Да куда я денусь, братец, — усмехнулся Ир-ра-Рих наиграно, ожидая удобного момента остаться в одиночку в покоях конкурента за абсолютную власть в Империи.

Кесарь лишний раз затеял проведать братца на вшивость: как тот поведёт себя?

Едва он покинул его одного, тот завертел головой по сторонам — уставился на постель. Там кто-то прятался.

Диктатора разобрало любопытство. Одёрнув покрывало, Ир-ра-Рих отскочил стрелой к стене, оказавшись загнанным в угол.

— Тва-а-арь... — услышал Кесарь вопль, разнёсшийся по коридорам башни.

Встретить захра вместо наложницы-телохранительницы в постели у Кесаря, Иерарх Ордена точно не ожидал, как и то: брат занимается скотоложством.

Намерено задержавшись подольше подле стражей, Кесарь посмеялся на пару с ними над Иерархом Ордена.

— А ежели зверюга порвёт диктатора? — спросил сквозь смех ветеран.

— Если бы... — вздохнул тяжело Кесарь, — а то самую малость и... Корона не дождётся от него наследников Трона!

— Ха-ха... — зашлась громче прежнего от гогота разудалая команда стражей.

Посмеявшись с ними больше для виду, Кесарь торопился к советнику, желая отписать шпионке при Чудаке послание с требованием задержать его на день-два до прибытия Атрия. Ведь именно из-за него в Северную диктаторию и примчался на дракхе диктатор, вознамерившись навести шороху на Окраинах Империи. Соответственно ему тоже кое-что требовалось от него, а что именно — Кесарь не сомневался, также рассчитывая самолично на это же.

Вскоре терпение братца закончилось, и он попытался привадить цепную тварь Кесаря — сунул руку за пазуху и... захр сомкнул на клыки на уровне паха.

— А... а... — застонал от испуга Иерарх, опасаясь стать евнухом. — Хо-о-орошая собака-А-А...

— Как-как, ты обозвал его? — услышал Иерарх голос Кесаря.

— Что за издевательства, Ил-ла-Рих, а? — мгновенно изменился голос и тональность произношения у диктатора. — Сей же час убери от меня сию тварь!

— А она не моя — подослали...

— К-кто?! — полезли глаза на лоб у Ир-ра-Риха.

— Я так думаю: враги!

— Мне не гони!

— Сам! Что ты тут вынюхиваешь, а?

— Ничего! Просто стало интересно, что за прелестница согревала тебе ложе?

— Теперь убедился, что она представляет собой?

— Выворотня**?!

— Ты думаешь: она с тобой заигрывает — собирается облизываться, исходя слюной от постельных игрищ? Когда голодна, и ничего не жрала два дня!

— Мама!

— Не поминай её имя! Она недостойна того, чтобы ты осквернял её, как наш отец в своё время!

— Тогда бы мы не появились с тоб...Ой на свет, братец! Убери её! Оттащи! Смилуйся, ради родственных уз!

— Ты пойми меня правильно, братец: она всё равно урвёт от тебя кусок — так или иначе! На то захр — тварь, как ни крути, а отхватит всего-то самую малость! Никто ничего и не узнает: я — могила!

— Ты раньше загонишь в неё меня-А-А...

Уяснив, что с Иерарха будет вполне достаточно сего поучительного действа на данный момент, Кесарь уже готовил ему очередной сюрприз.

— Брысь! Кыш! — прикрикнул он на цепную тварь.

Та исчезла, забившись под ложе, откуда продолжала злобно сверкать очами, наблюдая за гостем с хозяином.

— А полетели, — поспешно согласился Ир-ра-Рих на предложение Ил-ла-Риха. — Только у меня вопрос — куда?

— В шакальи земли — куда же ещё! Ты ж хотел поглазеть на легендарный корпус Атрия, а там и базируется — на границе с ними!

— А это неопасно, брат?!

— Отнюдь — ничуть! Я гарантирую твою безопасность и даже полную неприкосновенность!

— Как здесь, сейчас, или...

— Или, брат! Помчались!

— Пожалуй, что я рискну, Ил-ла-Рих. Но если что...

— Так бате и отпишу: мол, пал смертью храбрых наш неугомонный Ир-ра-Рих! Хи-хи...

— Не смешно! — вздрогнул Иерарх Ордена.

— Да это я так... для поднятия настроения, — соврал Ил-ла-Рих, и глазом не моргнул.

Клёкот дракхов, встретившихся столь же неожиданно, как и братьев, заставил их поторопиться к ним. Оседлав крыланов, они помчались на перегонки в направлении шакальих земель, принадлежащих псам-шакалам, особо не задумываясь о последствиях в дальнейшем. Для диктатора было важно то обстоятельство, что триумфат дал слово, а значит, сдержит его любой ценой, даже собственной жизни.

* * *

Косогорье. Лагерь легендарного корпуса.

Зачерпнув руками холодной водицы из родника, Атрий плеснул на лицо, не стянув маски-колпака, за что и получил своё прозвище — палач. И не только среди гвардейцев легендарного корпуса и Гвардии, но и всех, кто, так или иначе, сталкивался с ним или был наслышан на Окраинах и за её пределами. Именно по этой самой причине он заинтересовал в большей степени гостя Кесаря.

Атрий и впрямь был легендарной личностью, как впрочем, и его корпус. Всё, что касалось нововведений в Гвардии, прежде проходило проверку на пригодность у него — любое новшество — и почти всегда на ура.

— Тебе нежарко? — поддела его Киринэ, пристроившись к роднику напротив командора — оголила руки по локоть, затем шею, и немного грудь, смущая открытыми участками тела мужественного гвардейца.

— А вот глазеть не надо! — уколола его в очередной раз валькирия. И озорно брызнула в Атрия новой порцией воды, вместо того, чтобы умыться самой, да не удержалась, проявив эмоции больше присущие девчонке, нежели грозной и рассудительной предводительнице воительниц-амазонок.

Её радость была понятна ему. Ещё бы — гвардейцам не удалось одолеть амазонок; предложила в будущем реванш.

— Давай лучше только мы — ты и я!

— Дуэль?!

— Да! А что не так, валькирия?

— Ты не боишься проиграть мне?

— Я... — взвился Атрий, распрямляя плечи, заставив развиваться плащ позади себя точно знамя.

— Врага будешь пугать своим парадно-маскарадным костюмом, а не меня! И не думай, что я испугаюсь увечий на твоём лице, если когда-нибудь увижу! Мне тоже в своё время досталось — и немало! Так что я тоже красавица лишь с виду!

— Смерть шакалам! — заскрежетал зубами Атрий.

— Вот и я о том же: скоро переменится ветер и подует в сторону шакальих земель — самое время совершить набег, но прежде поджечь сухую траву, иначе все лавры достанутся "пополнению"! Мы не можем допустить, чтобы их перебили псы!

— То не нам решать — Кесарю! На то он и триумфат Гвардии!

— Вечно ты какой-то... безынициативный!

— Инициатива наказуема, и сумасбродство недопустимо! Корпус, такая же точно часть Гвардии, как и легионы!

— Гвардия навсегда... — пробурчала Киринэ.

Ей не удалось пронять "палача", тот остался непоколебим. Вот если бы собаки пожаловали к ним, тогда иное дело, а так — предпочитал дожидаться известий извне от Кесаря.

— И где дракхи с серангами носят посыльных? — проявил он нетерпение, не скрывая истинных чувств относительно бездействия корпуса.

Командиры не то что бы жаловались: оружие начинает ржаветь, а гвардейцы тупеть от безделья, и сколько их не гоняй на плацу — толку мало. Повседневная муштра не заменит им кровавой схватки с врагами Империи. Боевую форму необходимо поддерживать в битвах — хотя бы локальных стычках. А пока что всё дело ограничивалось обычными дозорами, в которые в основном отправлялись турмой** валькирии на серангах. Правда, порой Атрий седлал дракха и кружил с Киринэ в небе над землями Пустоши, выискивая стойбища шакалов.

Костры псы, в отличие от "гладкомордых", не жгли, предпочитая обходиться сырой пищей и свежей кровью.

И, наконец, первое, не совсем отрадное, известие. Хотя, смотря каким образом воспринять новость, принесённую амазонками из дозора.

— Есть... — порадовалась Киринэ. — Свершилось!

— Да что? — уставился Атрий вопросительно на неё.

— Слово и дело, командор! — Валькирия официально обратилась к нему.

— Говори же! Ну...

— Шакалы...

— Где?

— Напали на заблудившихся халдеев в землях Пустоши, и всего-то в паре десятков миль от нас! Отдай приказ прямо сейчас и — не пожалеешь — мы накроем их всех! Ни одна тварь не уйдёт живой!

— Смахивает на западню, Киринэ!

— Нет же! Дозволь мне сходить в набег с воительницами! Мы быстро — и притащим на куканах выводок ничтожных выродков! Грех упускать такую возможность! Ведь шакалы — не псы!

— Одних вас, я не пущу!

— Там нечего делать с обозом!

— Но хотя бы прикрою когортой!

— Парой колонн — не более, Атрий! Иначе грохоту наделаем — сам понимаешь!

— А мы исключительно на турагах без возов — только наездники и ратники!

— Ты заставишь гвардейцев оставить в лагере щиты с доспехами?! — усомнилась Киринэ в словах Атрия. — А кто мне постоянно твердит: инициатива — наказуема, и сумасбродство недопустимо!?

— Или так, или никак!

— По рукам, командор! Гвардия навсегда! — радостно возвестила валькирия. — Или на все времена? А?

— Ты не в Ордене! — проникся её подколкой Атрий, ухмыляясь про себя. — Даю на сборы малый песочник*!

* песочник — песочные часы. В зависимости от размеров и вместимости отмеряемый промежуток времени удлиняется. Самый малый, что-то около четверти часа.

— Нам хватит и половины! — выскользнула валькирия из шатра командора.

— Марк... — Атрий окликнул паренька. — На два слова!

Ему вполне хватило их, и он затрубил всеобщий сбор.

Парой минут спустя в шатёр влетели, как ошпаренные, командиры когорт.

— Гектрий, остаёшься вместо меня командором корпуса!

— Но, Атрий...

— Никаких возражений! Это приказ! Исполнять!

Октавий с Детрием надеялись: уж их, он точно пригласит в шакальи земли, ибо новость, принесённая из дозора амазонками, не была тайной в Косогорье.

Но их также ждало разочарование.

— Я возьму две колонны и турагов!

— Решил прогуляться с валькириями к псам в Пустошь? Один — без нас? — злился Гектрий на командора.

— Приказа о вторжении не было! Должны понимать меня! На то и командиры! — коротко объяснил ситуацию Атрий.

— А если это западня, командор?

— Знать тебе повезёт, старик, останешься и дальше командором легендарного корпуса вместо меня! Думаю, Кесарь поддержит тебя на этой должности! Соответствующее прошение от меня давно уже храниться у него в тайнике!

— Да уж лучше я пойду простым гвардейцем, но с тобой туда, где вместе и ляжем костьми!

— Не в этот раз — и вернусь! Так что не надейся на повышение по службе!

— Очень на это надеюсь, командор!

— Гранд-мастер, — поправил Атрий, напоминая: у него будет всего две колонны под началом, пусть и на турагах.

По выходе из шатра с командирами, их боевым строем встретили две сотни гранд-ветеренов при четырёх десятках турагов — треть ящеров оставалась в Косогорье. К ним примкнули ещё три сотни валькирий на серангах и что-то около стаи дракхов с дозорными, ведомые Киринэ.

— Вот и всё... — возникло у Гектрия нехорошее предчувствие. Но он не показывал виду: и у него сердце не камень. — Упорхнул наш командор от нас!

— Да... — согласился Октавий.

А Детрий промолчал. Но ему всё равно досталось, как и старшему командиру от новоявленного командора в лице Гектрия.

— Не понял! Чего стоим и ждём? За дело! Все по местам! Лагерь переводится на осадное положение! Выслать в Пустошь авангард для обнаружения разъездов псов и шакалов! Это приказ! Исполнять сей же час!.. Но без шума и лишнего рвения, — прибавил под конец командир-ветеран.

— Повиновение! — грянули разом Октавий и Детрий, покидая Гектрия у шатра. — Гвардия навсегда!

Взгляд ветерана выхватил из толпы гвардейцев паренька.

— Марк, — призвал он горниста. — За мной!

— Командир... — пареньку было, что сказать ему.

— Знаю, и испытываю те же чувства! Поэтому молчи — ничего не говори!

Его — Гектрия — точно верного пса, бросил хозяин в лице Атрия. Однако ничуть не злился за это на него. Как командор, Атрий поступил верно — корпус не должен оставаться без командующего!

— Мы поведём с тобой несколько колонн в авангарде! Пойдёшь со мной, парень?

— Гвардия навсегда! — проступило неприкрытое ликование в голосе Марка.

Ещё бы — ведь Киринэ прихватила с собой свою воспитанницу. Уезжая на серанге, Кайярэ показала ему язык — дескать: она едет в Пустошь за хвостами шакалов, а он оставлен командором в лагере, значит, Атрий не доверяет ему, как ей предводительница валькирий. И тут такая новость от "старика". Да не одна.

Не прошло и двух поворотов ручного песочника, в небе замаячили две точки, увеличиваясь в размерах, приближались с иной, а не той стороны, куда помчались стаей на дракхах Атрий с Киринэ и иже с ними воительницы и гранд*-ветераны.

* гранд — лучший (старший) среди равных.

— А это там кто? — спохватился Марк.

Гектрий уже знал наверняка, всё же подстраховался, приложившись к подзорной трубе. Ахнул. Что было несвойственно ему.

— Ну-ка ты глянь своим острым оком, Марк, — перекочевала труба к пареньку от новоявленного командора легендарного корпуса. — Что ты видишь?

— Ке-са-ря... — еле справился с волнением Марк, твердя по слогам.

— А кто там ещё, рядом с ним?

— Не ведаю, дядька! Но в одеянии Ордена!

— Иерарх, чтоб его! Собственной персоной, подлюка!

— И что нам делать, дядька? Ведь командор... Атрий... без приказа подался в Пустошь!

— Сам ведаю! И что это за тон, а жаргон, горнист? Какой я тебе дядька?!

— Виноват — исправлюсь!

— Виноват — накажем!

Марк готов был понести любое наказание, лишь бы оно состоялось до возвращения Кайярэ, а то и после него узнает ведь, плутовка, и задразнит. Но сейчас он думал о другом: чем может быть полезен Гектрию, и уж тем более Атрию?

— Я это... скакну за нашими, а, командор?

— Я те скакну, скакун! — сунул Гектрий кулак Марку под нос. — Стой, где стоишь!

Ещё б добавил, как любил говаривать во время битвы: и умирай достойно гвардейцу!

Меж тем наездники на дракхах уже были различимы невооружённым глазом для всех обитателей Косогорья без исключения.

— Ну, вот мы и на месте, почти что, — заорал Кесарь, стараясь докричаться до Иерарха — при заходе на посадку в ушах стоял свист от ветра.

Возле белёсого пятна с признаками шатра, и опустились наездники, спрыгнув с дракхов.

— Триумфат... — припал Гектрий на одно колено, предварительно отвесив полновесный подзатыльник пареньку, и тот также склонил голову, но упал на оба колена.

— А мне здесь определённо нравится, — соскалился Иерарх. — Почти также как в Ордене!

Намёк на рукоприкладство. Но даже сии телесные наказания Кесарь не приветствовал в Гвардии. И абы кто сюда не попадал, тем более в корпус.

— А это ещё что за юное дарование? — позволил он подняться обоим гвардейцам — ветерану и юнцу.

— Марк... — опередил парнишка Гектрия.

На что ветеран лишь кашлянул. Мол, не дело вперёд старшего говорить, тем более представляться.

— Полно тебе, старик, — знал не понаслышке Кесарь, как того величают в корпусе. — Кстати, где палач? Поди, лютует как всегда, гоняя собак по их же степям?

— Ага... — снова не удержался Марк, поймав на себе недобрый взгляд Гектрия.

Наряд вне очереди он заработал, а то и два. Теперь будет вычищать сорную яму* от дерьма.

* сорная яма — отхожее место, практически туалет типа сортир, но с множеством "дыр" на краю.

— Это радует, — обескуражил Кесарь. — Мы, с Иерархом Ордена, как раз за тем сюда и пожаловали к вам! Так сказать: на охоту, — хитро сощурился Ил-ла-Рих и незаметно подмигнул Гектрию, растапливая сердце старика, а то парнишке и впрямь достанется от него на шиши.

— Да-да... — подтвердил поспешно диктатор. — Решил вот немного развеяться, а заодно размяться...

— То дело, — еле сдержался новоявленный командор легендарного корпуса, стараясь не рассмеяться в лицо заклятого врага не только Гвардии, но и всех, кто ненавидел больше лютой смерти шакалов. Ведь не зря поговаривали в корпусе Атрия: собаке — собачь смерть! А псу — шакалья! И только шакалу — твари!

Вот и диктатор был удостоен аналогичной "чести". Правда, об этом никто не решался говорить открыто ему вслух, зато порой такие слухи ходили по Гвардии, но тогда в дело вмешивались трибуны*, и всё заканчивалось трибуналами.

* трибун — соглядатай Ордена в Гвардии и одновременно экзекутор-палач.

— Так я снаряжу турагов в путь-дорожку, триумфат? — поинтересовался Гектрий у Кесаря.

— На кой, и смысл? — изумил Ил-ла-Рих. — Нам будет достаточно указания точного маршрута следования и время, которое уже потратили при вылазке дозоры!

— Дык... мимо не пролетите... — слетело с языка у Марка. — Их там почитай полтыщи двинуло в степи!

— Покажешь, Марк? Сопроводишь нас? — затеял триумфат выручить паренька, а то Гектрий одними глазами грозился вогнать его в землю по шею и оставить на солнцепёке в наказание за длинный язык.

— Это уж как командор прикажет, — понуро склонил голову Марк.

— Совсем от рук отбился, — не сдержался в свою очередь Гектрий. — И слушается токмо командора!

— Тем более, он должен быть там с ним, а не тут с тобой грызться, старик... — спустил всё на шутку Ил-ла-Рих.

— Куда прикажете, триумфат? — растерялся вдруг Марк.

Своего дракха он не имел, даже серанга.

— Садись на моего, если, конечно, подпустит, — обескуражил Кесарь.

— А как же вы, сир?

— А что я? И не Бог вовсе, тоже человек, как и все! Верно, диктатор?

— Не Боги горшки обжигают, а тоже, поди, справляют нужду!

— Так вот откуда дожди берутся, — рассмешил Марк гостей.

Старик и то не удержался, понимая: ему лучше будет поскорей избавиться от протеже Атрия.

— Исчезни с глаз моих, Марк!

— Повиновение! Гвардия навсегда!

— Хм... — хмыкнул многозначительно диктатор. Уж больно похожие рапорты отдавались слугами в Ордене, как тут, в Гвардии. И кто, кого пародировал, а кто, кому подражал — загадка. Но не тайна! А эта, и не только, будет, в конечном счёте, разгадана им! Тогда и выставит счёт Кесарю и Гвардии.

* * *

Тундра. Север Окраин Империи.

Разговор у меня с Яр-Гонном затянулся. Слишком дотошным оказался предшественник Ёр-Унна. То, это ему не так, то, то не этак. Короче, достал он меня своей подозрительностью и скрупулёзностью. Ему, видите ли, арахнов** не хватает, точнее не достаёт для полного комплекта переодетым вожакам равнинных морфов для точной имитации вождей касты горных джигитов, вот и достаёт меня.

— Да посадим их на твоих козлов, что бараны, а такие же вы сами, гномы! И нет проблем! Никто не заподозрит подвоха с подменой! Где нам взять их — этих твоих членистоногих гигантов? Только не говори: знаешь одно такое логово поблизости.

Гном довольно крякнул в бороду.

А чтоб тебя, недомерка! Ишь чего удумал, полукровка! Да после того, как я положил два десятка бродяг в схватке с ними и ещё эти йети равнин ораву — и думать пускай не смеет, а забудет.

"Он дело предлагает!" — вмешалась Желанна.

"Да что он понимает!" — мысленно ответил я ей.

"Много больше тебя, Чудак!"

"Да, я такой — чудной, но гном, вообще мутный какой-то! И если я — Чудак, то он..."

Я промычал, заставляя Желанну улыбнуться. Поняла меня. Впрочем, что-то и Яр-Гонн уловил, что не красило в первую очередь меня, а затем и его — подслушал. Но как?

— Так как, чего скажешь, брат?

— Да что тут можно толковать — только одно: если что — я тебя самого засуну в эту дыру с логовом, а в твою — шашку, и подожгу!

— То-то же, а то упёрся, точно козерог и...

— Поговори у меня...

Мы едва не схлестнулись с гномом.

— Мальчики, не ссорьтесь!

— Хэх, мальчики! Сама ещё девчонка!

Желанна повергла в шок меня. И ладно бы только меня, Чудака! А то отчебучила сейчас такое, на что бы даже я сам не сподобился — ударила гнома перчаткой, запустив ему ей в лицо.

Это что ж получается — дуэль?!

Нет, я запрещу — не допущу, как и в моём мире, дабы не гибли достойные воины перед битвой с врагами. У меня этот фортель не пройдёт!

Яр-Гонн поступил много умней и мудрей.

— Мы втроём пойдём за арахном!

Шарахнул, так шарахнул — пусть и на словах.

— По-моему здесь я — голова...

— Два уха! — хмыкнул Яр-Гонн.

Бунт! Это уже слишком!

— Как я скажу, так и будет, а никак иначе! Моё слово — закон! Ну и приказ соответственно! Кто-то что-то хочет ещё сказать или оспорить, а? Не слышу радостных возгласов и рукоплесканий!

Конфликт практически удалось урегулировать, сведя нервозность перепалки на словах до уровня плинтуса, кои, кстати, не были предусмотрены в берлогах морфов. А ещё люди, эти йети...ть их, когда право-слово — нелюди! Да лишний раз убедился: ими проще управлять, чем даже себе подобными, из числа бродяг. А тут ещё эти названые "братья".

Короче, я стал собираться, пихая за ремень шашки, изъятые частично у бродяг атаманами-мастерами по моему настоянию. И огнестрел с подзорной трубой зарядил, в том числе пистоль, показавшись себе, как и своим помощникам — Рэмбо местного разлива, поскольку на терминатора точно не тянул, хотя и был облачён в доспехи. Даже в шутку изобразил из себя робота.

— Доспехи жмут или скрипят от ржавчины? — переполошился Яр-Гонн, подумав: я намерено бросил камень в его огород. Но у меня и мысли такой не было.

Не мог же я сказать ему правду — всю, какая есть: мол, дурачусь, а по жизни чудю.

Вспоминаю про тех, кому обещал зрелище, отписывая в СМС. Вот и сейчас отсылаю на свой номер, как абонент 256-19-76 из "вне зоны доступа": зрелище будет — аж закачаетесь. А, поди, уже заждались? Так что не говорите потом при нашей встрече, будто не видели — не поверю! Второй раз я этот смертельный номер повторять не собираюсь, да и вряд ли получиться — сдохнуть два раза подряд! Иначе уже сам не пойму вашей шутки! Или это ухмылка судьбы — злодейки? Так сам покажу ей, и всем, кто против меня — зубы!

Ваш сэр Чудак! Он же голова — два уха! И два глаза — пока! А гляну в логово арахна одним, ну и как водится, шарахну "динамитом"! Чай не рыба, а паук, да больно громадный! Иначе не оглушу!

* * *

Пустошь. Шакальи Земли.

— Не замай! Не зам... Ай... — закричал Хват, глядя на то, как шакалы рвут халдеев.

Опутав одного из них за руки и за ноги хлыстами, они закрепили их на поводьях шакров** — рванули в разные стороны.

Хруст разрываемой плоти и вывернутых костей из суставов, а также брызги крови фонтаном в разные стороны, заставили Хвата умолкнуть на мгновение. И он снова заорал вне себя от испуга:

— Слово и дело! Мы притащили для вас хабар! Переговоры! Я требую переговоров!

Шакалы ответили ему на это в свойственной им манере — перебили ещё одному халдею конечности, чтобы рождённый ходить, мог ползать на пузе точно червь и грызть в беспомощности зубами землю с травой. Затем кто-то из шакалов вбил в землю кол, и на него насадили третьего халдея.

Что происходило далее, Хват уже не видел, но слышал, как орут его люди, забиваемые шакалами до полусмерти, заставляя испытывать их неимоверные муки.

— Смотри, гладкомордый, что мы делаем с теми, кто без дозволения вторгается в наши земли, — прорычала сука**, верховодившая в стае шакалов.

У них царил матриархат.

Хвату пришлось открыть глаза, пока эта тварь не отрезала ему веки, грозя проделать сию экзекуцию с ним, после чего переговорить с глазу на глаз, лишая дополнительно ещё и ока.

Как говориться: око за око, а глаз за глаз. У самой не было одного — мохнатую морду прикрывала повязка.

— Что ты хошь? Токмо скажи! И получишь тотчас! Я всё сделаю для тебя! И я знаю тебя: ты — Шака — предводительница шакалов! Я узнал тебя!

— Значит, ты в курсе, чего ждать от меня!

Когда последний из халдеев за исключением Хвата был изувечен и забит до смерти, Шака заговорила несколько иначе с "парламентёром".

— Добей моих людей, — потребовал Хват, — дабы никто из них не ведал, о чём мы станем толковать с тобой! И своих шакалов отведи!

— Жаждешь сразиться со мной — один на один? — подумала Шака: гладкомордые подослали к ней наёмного убийцу, что ни раз пытался проделать Орден.

А тут ещё соответствующая находка — знак отличия. И...

— Откуда у тебя это? — заинтересовалась Шака ярлыком*.

Вот сука! — подумал Хват про себя: его ждёт незавидная участь.

* ярлык — глаз, выбитый на металлической пластине, и заключённый в треугольный символ Ордена.

— Не скажу до тех пор, пока мы не останемся одни!

Гыркнула на нелюдском наречии шакалам, Шака заставила их добить тех, кого они изначально стремились покинуть калеками до скончания века, и умчаться — недалеко.

— Меня к тебе направил Орден! А зачем — самой виднее!

Хват совсем позабыл про дары, прихватив в мешках шакалам живой товар в лице девиц, коих ему преподнёс Орден. Они подслушивали, затаив дыхание, старались не дышать: одна по причине не хватки воздуха задохнулась, а иная, пребывая в полуобморочном состоянии, готовилась последовать за соратницей по несчастью, уловила в бреду, о чём шептались, огрызаясь друг на друга, халдей и сука шакалов. Она требовала у посланца Ордена точную карту местности, но не той, где нынче базировался корпус Атрия, перекрывая прямой доступ псовым ордам из шакальих земель на Окраину Империи, а много севернее — тундры с горными массивами в вотчине морфов.

— На кой вам сдались эти нелюди?!

— Поговори мне, и не уйдёшь живым! А без увечий всё одно не отпущу!

— Сам знаю, что придётся немного пострадать, но я готов пролить свою кровь тут, и даже ей скрепить наш союз, Шака!

— Гр-р, — огрызнулась сука. — Гладкомордое ничтожество! Даже и не мечтай о союзе! Так и передай своим "обезьянам" в Ордене! Договор — и токмо — и ничего боле! Не поможете вы — это сделают морфы!!!

— Договорились, — согласился Хват на выдвинутые условия, лишь бы поскорее покинуть шакальи земли и вернуться на Окраину живым, а что невредимым не получится — и без того очевидно, как и то: из воды не выйти сухим. — Но я сам нанесу себе раны!

— Даже хлыстом отметину? — не удержалась Шака и одарила его ударом по лицу.

— Сука-А-А... — взвыл Хват, не взирая на то, чем могло это закончиться для него.

Та показала клыки, бросив напоследок:

— Не прощаюсь, ещё свидимся, гладкомордый гамадрил!

— Чтоб тебя... твои же шакалы задрали во время гона*, сука...

* гон — брачный период у псовых видов животных.

Глава 4

Застава. Ущелье "Горные врата".

Проводив Чудака, Ёр-Унн не находил себе места. Сразу, по виду, этого и не определишь, но брата не провести.

— Тормози... — молвил Брех-Унн. — Мы оба знали, на что шли!

— Рано собрался нас хоронить, Брех!

— Не рано — в самый раз! Я бы собрал ватагу отъявленных бродяг и вышел за стены заставы, покуражившись ещё разок напоследок над морфами! Чтоб их... будь им пусто!..

— Морфы... — прорычал Эй'Грр. — Штурм!

— Что-то йети припозднились, — ехидно заметил Брех-Унн. — Чудака уже давно нет на заставе!

— Займись стрелками, брат, — вернулась былая удаль к Ёр-Унну при виде новых орд нелюдей надвигающихся лавиной через ущелье к полуразрушенным стенам первого яруса обороны заставы. Уцелели лишь бастионы. — А я — орудиями!

Подле мастера столпились особо отъявленные бродяги — Чичух, Грош и иже с ними. Один их вид разил наповал, а уж запах — подавно. И сами были ничуть не лучше морфов — тоже своего рода звери, а убийцы, каких среди горных джигитов ещё поискать.

— Слушать меня, — грянул раньше орудия мастер-атаман, — мои команды!

Те же приказы торопливо раздавал Брех-Унн. Оба гнома-брата держались вместе, и к ним старалось примкнуть как можно больше народа, даже из числа вольных поселенцев, коих не пустили в крепость, откуда с одной из башен продолжал взирать за баталией вздорный старик.

Дорн Балдрик время от времени припадал к подзорной трубе, стараясь разглядеть, когда же в прибывающих реках горных йети образуется обрыв, но они всё стекались и стекались сюда кодлами, оравами и ордами. Морфам не было числа, и подсчитывать их поголовье также казалось занятием бессмысленным.

По прикидкам командора заставы у гарнизона было где-то день-два до полного уничтожения — при худших раскладах, а если постараться, и очень, то можно попытаться продержаться с недельку, во всяком случае, дня три-четыре — определённо.

Данной целью и задался изначально старик.

— Не сдюжат, командор, — отметил Клавий — старый ветеран, оставшийся при хозяине, пройдя с ним долгий путь от обычного оруженосца при нём, до гвардейца, став, в конечном счёте, грандом; получил право выбора, вот и остался с Балдриком. — Не сдюжат!

— Сдюжат — и ещё как... — нисколько не сомневался дорн. — Деваться-то им всё одно некуда — в крепость не пущу! Пущай и не мечтают!

Спорить с ним, Клавий не помышлял, а кое о чём своём, как гранд-ветеран; сказал витиевато:

— Поживём — увидим! А подольше — узнаем побольше!

Про донну ни словом, ни намёком. Клавий понимал: сердце старика не выдержит долгой разлуки с ней, знать пришёл их черёд погибать. А раз так, то прежде чем морфы ворвутся в крепость, он станет плечом к плечу с дорном Балдриком, и оба, укрывшись привычно круглыми щитами, выставят сариссы* и примут последний бой со словами: "Гвардия навсегда!". Это будет прекрасная смерть — ни о чём лучшем и мечтать нельзя — награда найдёт своих героев.

* сарисса — копьё с наконечниками с обеих сторон древка.

Рассчитывать, что у герцога заиграет совесть, тем более под нажимом магистра северной диктатории — даже не стоило. Должно случиться из ряда вон выходящее событие, чтобы Ромуальд погнал рать к заставе через тундру как ошалелый. Если, конечно, не постарается Кесарь. А он способен заставить его выполнить свои обязательства перед Империей, ибо присягал на верность Короне. Но одно дело говорить, и совсем иное — делать. У герцога как раз слова расходились с делом с завидным постоянством — на него большое влияние оказывал Орден, нежели Гвардия во главе с Кесарем — для него диктат был превыше всего. А если знать наверняка, что он состоял в родстве с магистром Ордена северной диктатории, то и вовсе надеяться можно разве что на чудо.

Клавий чувствовал боль Балдрика — старик опасался за племянницу больше, чем за всё остальное на свете.

— Как думаешь, дружище, — обратился он к оруженосцу. — Я поступил разумно, отправив донну с сэром Чудаком?

Намёк на клеймо — вне всякого сомнения.

— Думаю, дорн, мы этого уже никогда не узнаем, — обескуражил поначалу ответ Клавия. Однако он и не думал останавливаться. — Но одно знаю наверняка: парень — не промах! Она с ним точно не пропадёт!

— Уверен? — возникло у Балдрика нехорошее предчувствие.

— Голову даю на отсечение, командор!

Легче от этого дорну не стало.

— Погоди её терять — ещё пригодится мне здесь — да и тебе!

Разговор получился довольно короткий, морфы снова пошли на штурм заставы и немалыми силами, действуя по принципу: задавим "мясом", да пока что-то у них получалось не очень. Но на этот раз подготовились основательно. Случилось нечто невероятное, раз они решили, во что бы то ни стало, именно сейчас смести заставу с лица земли, и опрокинуть гарнизон в пропасть, стремясь в земли равниной части северных Окраин Империи все как один.

— А вот это уже серьёзно!.. — сомкнул забрало дорн Балдрик, и опёрся не на двуручный меч, а боевой топор гвардейца.

Подстать ему сейчас выглядел Клавий, сорвав парадное убранство со шлема, и нацепил гриву гранд-ветерана.

— Давай, как в старые времена, Балдрик...

— Гвардия навсегда! — грянули они разом. И напоследок прибавили: — Гвардия умирает, но не сдаётся!

* * *

Пустошь. Шакальи Земли.

Дракхи неслись подобно вихрю, оставив позади себя вдалеке турагов с гвардейцами, зато валькирии на серангах держались на небольшом удалении, хотя и казались с высоты птичьего полёта, скачущими блохами по лохматому телу громадного зверя.

Плащ позади Атрия не развивался, как это было всегда с завидным постоянством, когда он стоял крепко ногами на земле, в небе — это непозволительная роскошь — может запутаться сам в нём или дракх крыльями. Поэтому был облачён исключительно в нагрудный панцирь, и без щита, зато "юбка" из кожаных полосок с металлическими пластинами-заклёпками и наручи с наголенниками при нём, стянутые ремнями. И шлем, но безо всякого изъяна. Он ничем не отличался от гвардейца, за исключением золотого обрамления, присущего исключительно командору корпуса не знавшего поражений, если не брать в расчёт то первое и единственное, но тогда он был простым легионером и выжил в схватке с теми, как и Гектрий, кому сейчас мчался мстить.

По совету Киринэ, валькирии с Атрием на дракхах летели от солнца, оставаясь незаметными для псов и шакалов, тогда как валькирии на серангах разделились на три колонны: центральная рассыпалась длинной шеренгой, а крайние — на турмы, охватив большую площадь, сжимали тиски, почуяв близость добычи, едва наткнулись на следы, оставленные беззаботными халдеями. Нисколько не сомневались: это разбойники, пусть и переодетые гвардейцами.

Лазать по Пустоши меньше чем турмой, в дозоре запрещалось, за это обычно следовало наказание — изгнание из корпуса безо всякой возможности остаться на службе легиона.

А когда удалось обнаружить следы шакалов, валькирии центральной колонны не сдержались, понимая: позади них идут две колонны гвардейцев на турагах, и им тоже нечего мешкать, если они желают добыть трофеи, а в качестве них то, что принято называть у наёмников хабаром. Затеяли соревнование меж собой: кто, сколько хвостов добудет.

В том, что охота будет славной, никто из "охотников" не сомневался — ни валькирии на дракхах с Атрием, ни воительницы на серангах, ни тем более гвардейцы на турагах. Шакалы никогда не бежали от битвы, и всегда принимали бой, другое дело: предпочитали нападать из укрытия внезапно. Но не сейчас — сейчас преимущество на стороне загонщиков.

— Вон они... — сорвалась в крик Киринэ, бросив дракха в крутом пике камнем вниз.

— Стой! Остановись! — закричал Атрий, да словами предводительницу валькирий не пронять, даже если они будут означать приказ. Чувство мести у любой амазонки впитывалось с молоком соплеменниц, куда по слухам (не проверенным) добавлялась кровь врага. Прямо как у псов и шакалов. Отсюда у них такая ненависть друг к другу.

И отмазка со стороны Киринэ после свалки с "собаками", не прокатит — дескать: ветер в ушах свистел, поэтому не услышала.

Стараясь не отстать от валькирий, Атрию пришлось приложить немало усилий, да и то он плёлся за ними в хвосте. Однако под ним не простой дракх, а сам — командор корпуса — не только нагнал их, но и предводительницу; поравнялся. Вместе они и обрушились на стаю шакалов.

Шакалы взвыли, не сразу заметив противника, обрушившегося им на головы смертоносным градом стрел. Каждая из валькирий, будь то на дракхе или серанге, имела на своём вооружении короткий лук. Впрочем, и гвардейцы на турагах также нынче были вооружены ими. Всё-таки это была охота, а не полноценное вторжение, которое даже набегом назвать нельзя — обычная в таких случаях карательная зачистка Пограничья. И только-только началась, а результат уже на лицо — шакалы бросились без оглядки кто куда, разбегаясь от смертельного врага.

Атрию не пристало гоняться за шакалами, и как гвардеец, он предпочитал честный и открытый бой — спрыгнул на землю с дракха, в то время как валькирии продолжили носиться за шакалами. Он же расправил хлыст и щёлкнул в воздухе над головой, бросая вызов любому шакалу, что видел или слышал его.

Соперник нашёлся быстро, откликнувшись боевым кличем — зарычал и завыл одновременно. Валькирии не тронули шакала: отныне он добыча Атрия. Хотя, кому как повезёт. Если шакал ненароком совладает с командором легендарного корпуса, ни одна из них не тронет его по закону чести — даже из чувства мести.

Хлысты при ударах сплелись, и началось самое настоящее перетягивание "каната". Соперники проявили не только удаль, но и заурядную стойкость — Атрию попался молодой шакал, но прыткий. Поймать ему его на клинок не удалось — тот увернулся, избавившись от хлыста — вновь прыгнул на противника.

— Собаке — собачья смерть! — поймал "пса" на остриё со второй попытки Атрий, пробив грудину — повалился. Шакал оказался не только здоровым, но и тяжёлым.

Командор совершил кувырок через себя, выталкивая поджатыми ногами в коленях шакала — встал победно над ним, почувствовав чей-то злобный взгляд в спину. Обернулся.

— Сука! — не сомневался он: завалил её кобеля.

Но тоже, в свою очередь, не стал торопиться. Если прав: она сама найдёт его и у него будет возможность добраться до неё; всё внимание перенёс на валькирий.

К тому моменту, как он закончил схватку с шакалом, принявшим вызов, на горизонте, от края и до края, смыкаясь кольцом, показались воительницы на серангах, и лишь затем, немного погодя, с грохотом пожаловали тураги.

— И впрямь напрасно ящеров сгоняли, — почувствовал Атрий: ни сегодня-завтра им отправляться с обозом в поход.

Интуиция не подвела — в небе, с западного направления, появились две тёмные точки и заходили на них не от солнца против всех правил "охотников". Знать посыльные, и с особо-важным донесением, раз подались на его поиски в шакальи земли, рискуя жизнями.

Предпочтя ладонь подзорной трубе, Атрий приставил её к маске, прикрывая глаза от слепящего солнца; вгляделся в посыльных.

Ошибка относительно первоначального суждения о посыльных стала очевидна — ими оказались (кто бы мог подумать, а он и подавно, хотя знал Кесаря, как себя) триумфат с диктатором. И Марк с ними в качестве сопроводителя.

— Хм, нашли, кого брать — мальчишку. Безумцы! — услышал Кесарь от него.

Ответил любезностью:

— Командор...

— Триумфат, — воин в маске и позолоченном панцире приветствовал его.

— Диктатор, — не понравилось Иерарху Ордена: смельчак намерено проигнорировал его, когда прежде надлежало привечать гостя, а затем уж непосредственного начальника. Но в Гвардии свои законы и субординация.

Марк молча отстранился, понимая: ему не стоит вмешиваться — любое слово или высказывание сейчас обернётся против него. Ему вполне достаточно и того, что теперь сам сможет дразнить Кайярэ, ибо сопровождал Кесаря! Её и выискивал глазами, а она словно нарочно пряталась от него за валькирий.

— Он и есть, тот самый легендарный командор, — представил Ил-ла-Рих Атрия Ир-ра-Риху.

Руки воин не подал диктатору, делая вид: клинок ему важнее напыщенной особы из цивилизованного мира Империи; вытер от крови и сунул в ножнах.

— Слово и дело, триумфат!

— Не спеши, мой верный гвардеец! У тебя будет возможность поговорить со мной о делах, но после нашей охоты с диктатором на псов! Верно?

Иерарх Ордена как раз разглядывал пса, заколотого Атрием — пнул ногой, и его сердце едва не выпрыгнуло из груди, грозясь провалиться значительно ниже.

— Шакал! — выкрикнул Атрий, ударив недобитого противника хлыстом.

Не он один — подоспели валькирии, также опутывая хлыстами конечности шакала, замершего и повисшего в воздухе с раскрытой пастью перед лицом диктатора, одарив его слюной.

— Собака... бешена!.. — воскликнул от испуга Иерарх Ордена.

— Эх, если бы... — язвительно вставился Кесарь. — А то у него слюна даже не ядовитая!

— Ты... ты... в своём уме, брат? Ещё сожалеешь, что эта скотина не вгрызлась мне в глотку?! — раззявил свою во всю ширь диктатор.

— Ну, полно тебе, братец! Мы не в Ордене! И потом, ничего же страшного не произошло — ты жив, а этот шакал... Ведь это и вправду шакал? — отвлёкся триумфат от диктатора на командора, и получив в качестве подтверждения кивок одобрения, продолжил: — ...просто бешеная собака! Недолго и на цепь посадить, да приручить не получиться — прикормить с руки — по локоть отхватит, если не вовсе жизни лишит!

— Лишить его жизни! — продолжал срывать злость диктатор на ком угодно, лишь бы не выглядеть беспомощным младенцем в глазах чуждых ему людей.

— Это проще простого, братец, — напомнил Кесарь. — А мне помниться: кто-то намеривался поохотиться на них!

— Ты решил отпустить этого шакала?!

— Ну, зачем же его мучить — мы ж не звери, как эти псы! Люди мы! Вот ты и прирежешь его!

— Как?!

— Очень просто — перехватишь горловину и... Не изгваздайся в крови! Хотя чего я, и кому, коль даже младенец с пелёнок знает: у вас все в Ордене по локоть в крови!

— Не обобщай — я не такой!

— Диктатор — и крови боится!? — не прекращал насмехаться триумфат над братом.

— Ещё чего... — выхватил Иерарх Ордена парадный клинок из ножен и... перепачкался в крови, плюясь — не ожидал: у шакала из раны фонтаном брызнет кровь — и вся на него. — Воды-ы-ы...

— Извини, братец, но мы в Пустоши! А сказать, почему так называется?

— Ничего боле не желаю слышать! Возвращаемся! — разорался громче прежнего диктатор.

— Так быстро? А как же охота? Или тебе больше неохота охотиться на шакалов?

Отерев плащом кое-как лицо от крови, диктатор брезгливо избавился от него, пропустив мимо ушей то, о чём Атрию сообщила Киринэ, также приветив Кесаря.

— Мы наткнулись на халдеев...

— Где?

— Я покажу. Тут недалеко — один прыжок на серанге...

Ход конём и сделали валькирии вместе с гвардейцами и залётными гостями. Один из разбойников оказался живым.

— Кто таков? — обрушился Атрий на него.

— Хват... — не стал бродяга скрывать истинного имени.

— Ах ты... халдей! — поспешил сорвать на нём накопившуюся злость диктатор. — Ты у меня пожалеешь, что вообще родился на свет! Я иначе с тобой потолкую, в застенках Ордена!

— Вообще-то он — добыча Гвардии, — вмешался Атрий.

— Была! Теперь мой — и только! Или кто-то захотел под трибунал?

Пытливо-вопросительный взгляд командора устремился на Кесаря. Тот кивнул утвердительно ему, дозволяя уступить Иерарху Ордена. И даже сдвинутые брови Атрия не проняли триумфата. Тот сам ответил ему аналогичным образом: "Делай, что велю!"

Повинуясь, Атрий отступил от халдея.

— Связать его! — настоял диктатор.

— Вот сам и вяжи, коль принадлежит Ордену, а не Гвардии...

— Бунт! — вскричал диктатор. — Измена?

Кесарь отвернулся, и как ни в чём не бывало, засвистел про себя наигранно — мол: ничего не видел и ничего не знаю — разбирайтесь сами. Я на отдыхе, за тем и отправился в Пустошь на охоту.

— Как это всё понимать... вашу, а?! — безостановочно срывал диктатор голос.

Валькирии первые отреагировали адекватно непростой ситуации — поскакали прочь.

— Куда это они? — спохватился диктатор.

— А я что — их командир? — мгновенно обернулся триумфат. — Вон у него и спрашивай!

Последовал кивок в сторону Атрия, как командора корпуса, к которому были приписаны амазонки.

— Чёрт знает что, брат! И твориться у тебя в Гвардии!

— Я же не лезу в дела Ордена, диктатор! Вот и ты не лезь ко мне со своим уставом! Здесь тебе не монастырь благородных девиц! Тут люди гибнут — сотнями! Да что там сотнями — тысячами — и всё во славу Империи!

А когда уже и гвардейцы на турагах развернулись вспять, и опять без приказа со стороны командора корпуса, диктатор перестал кричать, сменив гнев на милость.

— Хорошо, я уступаю тебе, брат. Ты прав, как всегда! Что-то я погорячился не к месту и ко времени. Но должен понять меня: не каждый день приходится встречаться с шакалами нос к носу!

— Ага, только в кандалах и в околотке Ордена, где вы истязаете их!

— Вы тоже не херувимы!

— Мы — воины! В отличие от некоторых палачей!

— Кстати, — уставился диктатор не без красноречивого намёка на Атрия. — А это не его прозвали палачом?

— Его... его, — подтвердил кивком Кесарь.

Меж тем командор доказал прозорливость диктатора, вогнав во второй раз клинок в грудину шакала, понял, в чём заключался его просчёт — сердце у этой твари оказалась не там, где обычно у псов, а чуть в стороне.

Диктатора едва не стошнило. В ноздри ударил трупный запах мёртвой плоти, к тому же пахучей от природы. Мылись псы, в виду недостатка воды, редко, и обычно дело у них с ней ограничивалось, как правило, водопоем.

— Мерзость! — сморщился Иерарх Ордена, накинувшись в очередной раз на халдея. — Чего встал? А ну пошёл у меня! Шагом марш в околоток!

— Не надо в околоток, — упал на колени Хват. — Я всё... всё расскажу!

Диктатор перебил его ударом ноги, оставляя отпечаток каблука с сапога на скуле; лишил сознания.

Кесарь заподозрил неладное. Брат и впрямь затеял что-то против него, но что — вот в чём вопрос! Хотя и без того очевидно: Гвардию ждала очередная бойня — но с кем? Врагов у Империи на Окраинах хватало — тех же шакалов или морфов, а водились ещё и хирды! Да мало ли кого можно вспомнить при желании! Решил не торопиться с выводами, и понаблюдать за диктатором.

— Слово и дело, — грянул Атрий.

Командор наткнулся на мешки, а в них — на девиц.

— Одна мертва, другая...

— Что другая? — диктатор опередил с вопросом брата.

— Вроде тёплая — не остыла ещё! Не бросать же её шакалам на растерзанье?

— Ладно, и её заберу в околоток.

— Вот уж не угадал, братец! Я не отдам тебе такую красавицу, — взглянул Кесарь на заложницу.

И его умысел был также очевиден Иерарху Ордена, чего он никак не мог допустить. Девица могла стать невольной свидетельницей заговора Ордена против Гвардии.

— Хорошо, но если выживет, тогда — твоя! — настоял Кесарь.

— А может я её того... — предложил Атрий, чуть обнажив клинок с характерным намёком на избавление девицы от мук.

— Хм, тоже мне пожалел! — скривился Кесарь в лице. — Одно слово — палач!

Укор триумфата подействовал на командора легендарного корпуса.

— А почему он не ломит передо мной шапку? — диктатору было интересно взглянуть Атрию в лицо.

— Это маска, а не колпак палача, — пояснил коротко Кесарь, не позволив брату глумиться над верным ему гвардейцем.

— А ты сам-то видел его в морду?

— С меня вполне достаточно и тебя, братец с Иб-ба-Рихом и Хир-да-Расом!

— А батю почему не вплёл? Слабо?

— Так всё одно донесёшь: дескать, так и было!.. Возвращаемся! Охоте край!..

— Вот тут я полностью с тобой солидарен, брат, — поддержал диктатор. — Хватит, нагулялся я в шакальем крае! Домой пора!

— Мы не успеем вернуться в Косогорье дотемна, — озадачил Атрий.

— Почему? — изумился диктатор. — В чём проблема?

— В них... — уяснил на раз Кесарь, указав братцу на девицу с халдеем, выясняя: насколько он готов рисковать головой из-за них.

— А шатёр найдётся?

— Костёр разожжём, — пообещал Атрий.

Зная, что собаки пуще смерти боятся огня, диктатор согласился перетерпеть ночь в Пустоши под прикрытием турагов с гвардейцами. Постель ему заменила груда наваленного хвороста, используемая для костра. Однако от нападения шакалов это не застраховывало, тем более что Атрий вновь почувствовал спиной тот самый жутко-леденящий взгляд, уставившейся твари на него.

Сука была рядом, ожидая удобного момента для нападения на спящих гвардейцев, пусть и в полглаза, и вполуха остающихся всегда начеку.

* * *

Тундра. Север Окраин Империи.

Как я выяснил у Яр-Гонна: дорога нам к логову арахна предстоит неблизкая, поэтому не мешает основательно подкрепиться. Заодно узнал, чем питаются морфы, поскольку припасы наши канули в обозе — их втоптали в землю, смешав с грязью, арахны горных джигитов, управляющих прежде ими. Но за это же и поплатились собственными жизнями.

В меню оказалось два блюда, и от первого я отказался наотрез, когда узрел, что предстояло зажевать, к тому же в сыром виде — внутренности с потрохами тех йети, коих убили эти при мне, а йети...ть их — и всех вместе взятых!

А вот вторым оказались арахны.

Тут уж гномы расстарались, обещая мне из них славную похлебушку, притом, что от варева разило аж за версту. Запах, а аромат, как на скотобойне, точнее — на скотобазе.

Деликатесом там оказались глаза. Мне, как главарю, и подсунули их в глиняной плошке.

— Что не так? — заинтересовался Яр-Гонн, уплетая свою порцию похлебушки за обе щеки, вытирал жирные пальцы о бороду.

— Да вот, что-то аппетита нет... — сорвал я. — Не нагулял ещё.

— Погодь, Чудак, Желанна враз тебе нагуляет его, аки тока загуляешь с ней, — посмеялся гном надо мной и ей заодно.

Кстати, моя ненаглядная и желанная особа ничуть не брезговала варевом полукровок.

Выловив глаза, я предложил их в качестве "бонуса" Яр-Гонну за то, что он выручил нас тогда с бродягами, шарахнув по арахнам из пушки, установленной в кибитке.

— Хм, как знаешь, — хмыкнул гном, и проглотил пару глаз целиком, а последнее око облизал и высосал.

Боже, с кем только доводится жить бок о бок, а с нелюдями. И нас, людей, мало, а этих нелюдей, особливо из числа морфов, как саранчи! Да и саранча у них — арахны! А они — чисто рептилии сродни динозавров, но все сплошь в костяных панцирях!

Похлебав кое-как похлебушку, я занял желудок работой. Зато мозги продолжали меня донимать — мысли, возникавшие при одном упоминании об облаве на арахна — сводили с ума.

Когда вожаки морфов узнали, куда мы собрались, также подрядились с нами всей оравой.

К чему бы это? Уточнить не получилось — потом сюрприз будет, как обычно, для вас, сэр Чудак! Однако и я подготовился основательно, если что — сойду за камикадзе* или шахида*.

* камиказде, * шахид — смертники. Первый — японский лётчик, идущий на таран (смерть), второй — с поясом, набитым взрывчаткой.

Прыгаю на бесхозного горбуля, так как мой скопытился много раньше подо мной. И этого непременно ждёт встреча с арахном, и возможно так же, и тем же, может для него закончиться нелёгкий и тяжёлый путь по землям равнинных морфов.

Хотя б узнать: в какую сторону придётся скакать?

Не в горы, а к гряде, ничем не уступающей горным вершинам — пониже будет, но там карстовые отложения — целый лабиринт с каменными отрогами непохожими на привычные пологие холмы тундры.

— Приехали... — озадачил меня какое-то время спустя Яр-Гонн.

— Уже! — очнулся я, научившись дремать на скаку в седле горбуля. А что — очень удобно — и укачивает в самый раз на сытый-то желудок. — Так быстро?

Двигаться дальше предстояло пешью. Хотя почему сразу ноги бить? И потом, я здесь главарь — соответственно отдаю приказы и раздаю команды.

Тратим время на поиски арахнов — и нигде ни одной паутины не находим. Знать перевелись — вымерли, аки динозавры.

Моё ликование длилось ровно до возвращения Удур-Ага. А и впрямь стал им — настоящий — иначе не скажешь. А ещё друг закадычный! Чтоб он сквозь землю провалился!

Кстати, там он этих арахнов и нарыл с иными такими же "одноимёнными" вожаками, как и сам. Арахны, оказывается, тоже прячутся по норам, ну прямо как морфы по берлогам.

Так вот почему братья "меньшие" подались охотиться с нами на них — их жилища понадобились, а заодно и пища!

М-да, сколько морфа не корми, а всё мало будет! Что уже говорить про горных йети...ть их... всех под одну гребёнку! Ох, чую: и огребём мы тут проблем выше крыши!

Беру, как всегда, инициативу на себя, хотя и помню, а понимаю: она в моём случае наказуема. Да деваться некуда, на то и назвался Чудаком, да сэром представился! И почему не сразу представился, а попал именно сюда, едва представился там, в прежнем мире? К этому всё никак не приспособлюсь! Да зря кривлю душой и жалуюсь — уже приспособился, просто не заметил — не поверил до конца!

Прикуриваю фитиль от динамитной шашки и несусь на горбуле среди нор арахнов. Сейчас шарахну, так шарахну — мало никому не покажется. Если эти "морские деликатесы" и впрямь живут под землёй, напоминая мне крабов, только ну очень громадных — нам несдобровать, сами послужим им тремя блюдами в меню: гномы с Яр-Гонном сойдут за закуску, морфы за второе, как основное блюдо, ну а я с бродягами и Кратом при турме всадников за десерт.

Позади меня грохочет взрыв — один, второй, третий — и ничего существенного не происходит. Похоже, морфы ошиблись — совсем нюх потеряли, ну прямо как мы, стали, людьми. И главное замашки такие же точно — бьются теперь против своих же родичей — горных джигитов.

Не тут-то было. Это скорее было затишье перед бурей. Появились-таки "крабики" — небольшие, но жутко много. И хлынули волной со всех сторон на меня, да горбулю подо мной всё это только в радость — столько деликатесов, и сами лезут ему в лапы, набиваясь ещё в клюв.

Ничего не понимаю, а толком и вникнуть не пытаюсь. Оно мне надо, когда выжить, и даже согласен из ума, да понимаю: лиха беда начала.

Земля содрогнулась под горбулём. Как скакун устоял, а я усидел на нём — сами недоумеваем. Впрочем, и в отношении взрыва земли. Вроде бы никто ничего больше не швырял взрывоопасного в норы к арахнам. Так кто же это шарахнул, и чем?

Ответа долго ждать не пришлось — на поверхность из недр земных выбралось чудовище. Иначе и не скажешь — это надо видеть — этого арахна. Гном против него, что блоха, а я, как человек на горбуле, обычная козявка.

Пришпоривать скакуна ногами в бока мне не пришлось, он сам рванул прочь от того, чего вылезло наружу, оставляя за собой в земле настоящий кратер. Прямо как на ночном спутнике в моём мире, но не в этом.

Тут без пушки нам эту "зверушку" не выдрессировать!!!

Над головой летит ядро, я слежу за его полётом и окончательным маршрутом — зажмуриваюсь. Попадание точное. Да тут если честно, промахнуться сложнее, чем попасть.

Раздвинув желваки, арахн проглатывает ядро, как горошину.

Право-слово — огорошил, так хуже некуда, а уж Яр-Гонн меня — на словах не передать. Но морфы и не думают уступать, напротив идут за Удур-Ага на захват чудовища.

А вот и первое блюдо на один зуб подоспело — как раз вовремя.

Орава морфов осыпает арахна градом камней, откатывается на позицию к гномам, где их прикрывает Крат с моими бродягами. Я также присоединяюсь к ним.

Что дальше? Неужели опять наша очередь наступила?

Ошибочка вышла — из наших рядов выскочили гномы на козерогах. А по мне, так чисто бараны они — их скакуны, да и сами недомерки! Ну, куда они на рогатых "блохах" подались? Чем собрались удивить арахна — то бишь, чем затеяли ратиться с ним? Не пистолями же? Этому гиганту железные пули, что воздушному шарику конфетти из хлопушки.

Вскидываю огнестрел и прилипаю к подзорной трубе, используемой мной на оружии в качестве оптического прицела. И что же вижу? А интересного?

Ого...

Гномы удивили меня — запрыгали, точно блохи на козерогах у арахна на голове, точнее головогруди! Там всё тело такое — одна большая голова — с двумя отверстиями. То, что спереди, и прикрыто желваками — пасть, а вот клоаки, я пока не заметил у него. Хотя будь, где такая дыра — даже сзади — не сомневался бы — ...опа и есть!

А едва не приключилась с гномами! Допрыгались недомерки — назад подались! И лишь Яр-Гонн, упёртый как козерог, остался там, в гордом одиночестве.

Ловлю на себе пристальные взгляды артели "напрасный труд", больше подобной на дружину вражин, и понимаю: они ждут от меня того, на что я обычно способен созвучно прозвищу как Чудак. Мол, ваша очередь подошла, сэр, а возможно и жизнь к финалу! Да повторять прежних ошибок в столкновении с арахнами не спешу. У меня верёвка, её за один край с утяжелителем и раскручиваю, а затем начинаю кружить вокруг арахна, зацепив за одну из конечностей этого членистоногого гиганта, пока он не понял, что я не убивать его собираюсь, а пленить. Но когда он срывает меня с горбуля, я понимаю: это он раскручивает меня, а не я опутываю его.

Гнома не вижу, зато землю. В неё и вгрызаюсь зубами — плююсь. И тут вдруг такой грохот, как тогда, когда при выходе арахна-гиганта на поверхность содрогнулась земля. Аж подскочил — не сам, но зато встал на ноги без посторонней помощи, успев выставить их в привычном положении, сбалансировав тело по приземлении.

Ах, вон оно что — членистоногий гигант скопытился. Это кто ж его завалил — Яр-Гонн или я? Если недомерок — толку от меня дальше, как от главаря будет не больше, чем от надоедливого паразита.

Меня окружает ликующая толпа лохматых собратьев по "разному", нежели по разуму. Хотя я всё больше уподобляюсь им, и тупею, а продолжаю дуреть, в том числе и от себя, как сэр Чудак.

— Нет, есть арахна, мы не собираемся, — предупреждаю я на всякий случай. — Вроде бы кататься собрались на нём.

И не мы, люди, а эти нелюди из числа йети этих, но пока что для них большой сюрприз.

Не добежав до "добычи", морфы неожиданно повернули вспять и не для моего поздравления или качания на руках. Нет, подкинуть желали наверняка, и как можно выше, чтобы потом не поймать.

Да что там опять не так, а?!

Постарался недомерок. Оседлав арахна, Яр-Гонн помог чудовищу избавиться от пут стягивающих его членистые конечности.

Нет, ну куда это годиться? Я старался, опутывал этот гигантский комок нервов, чтобы сей недомерок выпустил чудовище на свободу, вот так почём зря!?

И снова я оказался неправ, чего не желал признавать даже про себя, как главарь или вожак этих и тех, а всех вместе взятых бродяг заодно.

Яр-Гонн лихо управлялся с арахном.

— Но...— донеслись до меня отзвуком эха слова недомерка. — Пошла скотина!

Действительно она — и в первую очередь он!

Я даже не заметил, как морфы принялись ловить выводок этого гиганта, и не для выращивания в будущем до таких размеров, чтобы потом можно было разъезжать вальяжно по северу Окраин Треклятой Империи кичась своей силой. Этим равнинным йети лишь бы утробу набить, да в берлогу завалиться.

Ну никакой дисциплины! И зря только её добивался от Удур-Ага, Тум-Ага и иже с ними Ага.

А так ли мне нужны эти морфы? Нет, — уяснил я, — всё-таки необходимы... пока, а там уж время покажет, кто был прав, а кто виноват. Но то, что именно я, как сэр Чудак, останусь крайним и буду за всё в ответе — сомневаться не приходилось. Да вроде бы привык — с одной стороны, а с иной — да пошли вы все! И кто — сами в курсе? Не дождётесь от меня СМС — и без него могу послать так, а пока и сам не ведаю: как, и куда зашлёт меня судьба-злодейка!

Глава 5

Застава. Ущелье "Горные врата".

Морфы накатили лавиной, разбившись в очередной раз о стены бастиона первого уровня защиты небольшого гарнизона. Всё-таки застава — не град, но несколько тысяч вояк насчитывалось, а все, кто так или иначе умел держать оружие, были в строю. И пока в основном гибли наёмники с поселенцами, отдавая каждый свою жизнь, как можно дороже. Если подсчитать убитых и изувеченных йети в пропорции относительно погибшего народа на заставе, то их приходилось больше чем один к десяти, много больше. Вот и теперь защитники положили около оравы нелюдей, но это стоило им доброй половины воинов.

Наёмникам не удалось отразить всеобщий навал, на полуразрушенных стенах крепостного вала завязалась ожесточённая свалка. Держались исключительно башни-бастионы, напоминая собой небольшие и редкие рифы посреди бушующего океана горных йети.

Один из таких рифов удерживался гномами.

— Ха-ха, а здорово, братуха! — брехал Брех-Унн, подбадривая Ёр-Унна. Стрелкам бригадира было не до ружейных залпов, даже ручные гранаты, как гренадёры, почти все раскидали, оставив парочку "бомб" напоследок, решив подорвать себя, когда и их постигнет та же участь, что и собратьев по оружию, сгинувших безвременно в горных массивах дикого северного края. — Сколько "хабара"! Я раньше об этом и мечтать не мог! Озолотимся с тобой так, что не придётся искать "заначку" клана, припрятанную в пещерах на чёрный день!

Не ответив ничего братцу, Ёр-Унн продолжал орать на расчёт орудия. Толку — всё без толку — они не слышали его, даже гном-мастер собственного голоса, потонувшего, как и многие иные, в оре морфов.

Йети продолжали неистово напирать на защитников заставы, и теперь их обстреливали уже воины дорна Балдрика, руководимые его верным помощником — Клавием, проявившим себя сейчас, а до этого, пока при командоре находились Арн и Крат, предпочитал скрывать талант гранд-ветерана в должности командира когорты легиона. До гвардейца корпуса он так и не дослужился, оставшись верным до конца дорну Балдрику, всё же получил в последний момент перед отставкой от Кесаря столь значимое звание.

Сбить навал морфов не удалось. К заставе хлынули тысячи нелюдей, да что там тысячи, когда десятки тысяч, даже сотни тысяч, если не вовсе больше тысячи тысяч, а гарнизон заставы уменьшился ещё на сотню-другую.

Злобные йети задавили поселенцев "мясом". Да и какими бы грозными противниками для них не являлись наёмники, отныне их участь была незавидна — не выстоять и до вечера, как и после не продержаться до утра, если им вдруг улыбнётся удача, но скорее окажется оскалом судьбы-злодейки.

Брех-Унн махал направо и налево боевым топором, как страж подземного воинства, сгинувшего бесследно вместе с его кланом. Те жалкие крохи родичей, кои он представлял вместе с братом, да ещё Яр-Гонном с прочими соплеменниками, не могли в полной мере восполнить былые утраты гномьих кланов.

— За братьев по оружию... — снёс Брех-Унн голову показавшемуся из-за края стены бастиона морфу-воину. — За жён!..

Очередной удар пришёлся чуть раньше обухом иному морфу по голове со спины.

— За детей!..

И снова удар Брех-Унна не пропал даром. Вокруг него образовался завал из тел, порубанных морфов.

— За стариков...

И тишина — страж-бригадир затих, как и его стрелки.

— Братуха! — слишком поздно опомнился Ёр-Унн, раздавая "зуботычины" двусторонней секирой врагам — вскочил на нагромождение из тел морфов, выискивая глазами Брех-Унна.

Родич пропал.

— А-а-а... — прыгнул гном на морфа-вожака, подставившегося под его сокрушительный удар, и рассёк надвое; двинул дальше, очищать край стены бастиона, откуда возникали злобные морды горных йети. — Йети...ть вас всех в такую-у-у...

— Я ж говорил: не сдюжат, командор! — укор Клавия дорну Балдрику.

К замковой части крепости, в центре заставы, отскочила небольшая группа бродяг с поселенцами и загремела по воротам с требованием открыть.

— Дезертиры! — проигнорировал вздорный старик заявление бывшего гранд-ветерана Первого Легиона Гвардии. Хотя бывшими, ни один гвардеец никогда не был, тем более ветеран; сделал вид, будто пропустил мимо ушей столь нелицеприятное высказывание. — Не пускать! Повелеваю: пущай подыхают, где стоят!

Знакомые в свою очередь слова для Клавия.

Ну что же, так тому и быть — он не станет прекословить Балдрику, на то дорн и командор заставы, пускай и надуманного Северного Легиона одноимённой диктатории.

— Проклятый Орден! Всё из-за его слуг и борьбы за власть в Империи и на Окраинах! Чтоб им пусто было! И в первую очередь Иерарху!

Балдрик с укором оглянулся на ветерана.

— Теперь уже можно говорить открыто об этом, командор! Всё одно подыхать — здесь и сейчас!

Трибун при них — обычное явление. И это правило неизменно даже в легионах Гвардии. Да что там, когда при всех пяти корпусах Кесаря! И это не столько прерогатива Ордена, сколько инициатива одной тёмной личности, имя коей было нарицательным даже в землях заклятых врагов, а не только на Окраинах Великой Империи.

— Хир-да-Раса бы сюда этого! Деспоту с диктатором тут самое! Сразу бы перестали истязать "дезертиров" покинувших без приказа поле боя в виду потери командира! — прозвучали слова из уст гранд-ветерана укором дорну Балдрику, нежели привычным ругательство в адрес тех, кого больше всего все ненавидели — и им уже никогда не достать их.

— Поговори у меня! — отвлёкся командор на помощника.

За зубья крепости зацепились крюки, особо прыткие наёмники лезли на приступ стены с одним-единственным намерением — укрыться за толстыми и высоченными стенами от лавин морфов, прорвавших и наводнивших первый уровень обороны заставы.

— Рубить верёвки! — махнул с разворота топором по одной такой рядом с крюком дорн Балдрик.

Один из наёмников полетел с криками от досады вниз, угодив под раздачу к морфам — затих.

— Нелюди... — взвыл Ёр-Унн.

Секира мастера-атамана застряла в пробитом доспехе очередного морфа, и гном пожалел: не вооружён тяжёлым боевым молотом. Зато некто из заклятых врагов опустил его на него, сминая иглы, торчащие из него как из ежа или дикобраза, смягчив удар врага.

— Держаться! — срывал голос дорн Балдрик, раздавая приказы воинам гарнизона.

Толку было от стрелков при нём. Да, они поражали цели с завидным постоянством — ни один болт или стрела не пропадали даром, попадая в плотные ряды заклятого врага, но морфы не замечали убитых, представляющих и составляющих собой каплю в их бушующем море-океане. Орды горных йети хлынули в прорыв, оставляя позади себя крепость на заставе — не все — все не уйдут, подле защитников в осаде останется карательный отряд в пару орд, и пока нелюди не покончит с ними, не двинут за основным воинством горных джигитов, в то время как те будут резать и убивать всех и вся на своём пути — и в первую очередь достанется дальним сородичам из числа равнинных йети. Эти мерзавцы-перебежчики ещё поплатятся за своё предательство.

— Беда... — ругнулся Клавий про себя.

— Ты хотел сказать — позор, — назвал всё, как есть, дорн Балдрик. — Мы проиграли! Это поражение!

Старясь напоследок избежать позора вздорный старик закричал:

— Гарнизон — слушай мой приказ — стройся у врат!

На устах Клавия заиграла довольная ухмылка.

— Гвардия навсегда! — выдал уверенно он.

— Гвардия умирает, но не сдаётся! — подхватил дорн Балдрик.

Сегодня они впишут свои имена в легендарную летопись гвардейцев Кесаря, и никому из бывших соратников по оружию не будет стыдно за них — они умрут с честью на поле брани, стремясь выправить то, что уже давно непоправимо, а не загнуться от дряхлости в келье на постели, делая под себя.

— Открыть врата!.. — отдал очередной, и, пожалуй, последний приказ вздорный старик.

— За честь и отвагу! — грянули ратники с латниками при нём с Клавием, двинув колонной наружу за пределы крепостных стен.

* * *

Пустошь. Шакальи Земли.

Марку не спалось, да и как вообще можно было дрыхнуть беззаботно посреди Пустоши, когда ты точно знаешь: тебя сверлят во тьме злобными очами шакалы. Или это ему казалось в силу юного возраста и жажды приключений? О страхе, в случае с ним, речи ни шло: он — гвардеец, а не какой-то там вояка-легионер — состоит на службе у Кесаря, и тот нынче сам располагается рядом с ним, а он при нём не то оруженосец, не то телохранитель. Уловил тень.

Кто-то метнулся в их сторону.

Резкое сокращение руки в локтевом суставе и... взмаха не последовало — на предплечье паренька легла иная цепкая конечность.

— Ш-ш-ш... — зашипел на ухо до боли знакомый голос.

— Кайярэ?! — не поверил Марк в то, кого услышал, прежде чем увидел. — Тебе чего здесь надобно? Ты что замыслила, мерзкая валькирия?

— Дело есть...

— К кому — к Кесарю?!

— Нет, к одному дураку...

Намёк пареньку — и очевидный.

— Умнее ничего соврать не могла?

— Ш-ш... — снова настояла юная амазонка на разговоре шёпотом, а даже не в полголоса, не говоря уже о повышенных тонах.

— Завидно стало, да?

— Марк...

— Ну чего тете? — уступил он наконец-то ей.

— За нами следят.

— И это всё, что ты собиралась мне сказать? Так в курсе!

— Что шакал один?

— Почему один?!

— Остальных мы перебили, — съязвила Кайярэ.

— Мы — это кто? Намёк на себя и своих валькирий?

— Завидуешь?

— Ещё чего! Я приставлен к Кесарю, и в мою задачу входит его охрана!

"Вот же неугомонные сопляки! — недовольно подумал Атрий. — Ещё спугнут мне суку, уж я им..."

Командор лежал и сопел, имитируя похрапывание — претворялся.

"И не угомонятся никак!"

— А я что тебе предлагаю, Марк...овка ты этакая! Как то самое — захватить эту тварь живой! Ну, так что — и скажешь мне? — требовала Кайярэ ответа.

— Иди спать!

— Дурак... — юная амазонка показала язык, скрываясь из виду.

— От такой же слышу! — чуть повысил голос и тон Марк.

"Вроде бы притихли, — прислушался непродолжительное время спустя Атрий, щуря глаза, стараясь не вызывать у суки сомнения: спит, а не следит за тем, как она кружит вокруг них. — Ну же, давай — нападай!"

Тогда как сам прекрасно понимал: атака последует в предрассветный час, когда стражей окончательно одолеет холод и сморит дремота. А тут ещё туман, и взялся непонятно откуда, окутывая место стоянки гвардейцев, но никто из стражей на посту не удосужился подкинуть хвороста в догорающий костёр — первый признак того, что самое время для внезапной атаки.

Шорохов приближающегося шакала, Атрий не уловил, прозевав момент атаки. По шлему шаркнула когтистая конечность. Сука метила ему в лицо вместо горловины — мстила тупо и рьяно. Командору всё равно досталось от неё, но и он сумел достойно ответить налётчице.

Схватка закончилась в одно мгновение, и не совсем так, как на это рассчитывал легендарный командор корпуса. Его удивлению не было предела, когда из-за рухнувшей с лап шакалихи возник силуэт паренька.

— Марк!? — не скрывал своего удивления Атрий.

— Командор... — выпалил он вместо: "Гвардия навсегда!".

Практически тут же, подле них, возникли ещё две фигуры: первая — низенькая и хрупкая, вторая — чуть округлее в бёдрах и грудях, но такая же невысокая — среднего роста.

— Валькирии!? — настал черёд удивляться разом с командором ещё и Марку.

— Сука... — толкнула ногой юная особа в спину шакала, выдернув из него стрелу, выпущенную со снайперской точностью. Хотя Киринэ могла поспорить с ней о точности.

Предводительница валькирий отметила промах ученицы.

— Да я намерено не стала убивать эту тварь, — заявила Кайярэ в своё оправдание.

— Шака... — признал Атрий одноглазого шакала. То была его давняя отметина ей.

— Что происходит, а? — продрал руками глаза Иерарх Ордена, и в свете подкинутой охапки хвороста кем-то из стражей, прозевавших момент атаки, узрел лицо того, кого прежде с неизменным постоянством скрывала кожаная маска. — А-а-а...

Диктатор переполошил не только людей на стойбище у костра, но и прочую живность в округе, наверное, на пару вёрст.

— Ты чего?! — взъелся Кесарь на братца.

— Хи-и-ир-р-рд... — прокричал и одновременно прорычал диктатор, сдирая сомкнувшимися в кулак пальцами руки дёрн земли, загнав под ногти траву.

Атрий поспешно прикрыл лицо куском оборванной маски.

— Тьфу ты... Ну ты... — не нашлось у Кесаря иных слов укора в адрес брата; пожелал узнать, из-за чего в столь ранний час поднялся переполох. — Что тут у вас?

— Мы завалили предводительницу шакалов, — подал голос Марк вперёд остальных.

— Мы!? — обозлилась Кайярэ на него. — Когда это я достала суку стрелой, а уж потом ты своим тупым клинком, да и то плашмя!

— Так ведь сама предлагала мне взять её живой в плен!

— Ещё подеритесь из-за суки, — вставилась Киринэ.

— Хорошая мысль, — поддел Кесарь. — Остыньте! И эту тварь, если она жива — свяжите по лапам, чтоб боле не рыпалась!

— Да-да... — подал голос диктатор, но всё ещё говорил на повышенных тонах — страх не прошёл до конца, продолжая клокотать в нём, а также злоба на всех и вся. — Завтра же!.. Нет, уже сегодня, — понял он: светает. — Я с трибунами разберусь с ней! Это сука получит, что заслужила! Её участь будет незавидна!..

Он ударил Шаку ногой в брюхо. Шакалиха огрызнулась, не имея кляпа в пасти, когда её следовало заключить в намордник.

— Кусаться вздумала, шалава! Вот я тебя... — не удалось диктатору добавить ещё раз. — Сука-А-А...

Шака вгрызлась в сапог Иерарха Ордена.

— С паршивой собаки хоть шерсти клок, — посмеялся Атрий над незадачливым братом Кесаря.

— Гладкомордые! Вы все уже трупы! Я порву вас! А тебя, Атрий, последним из всех! И твоя смерть будет мучительней остальных — когда у меня появится новый выводок, я вспорю тебе брюхо, и мои выродки полакомятся вывалившиеся из тебя потрохами с кишками, ещё у живого! В то время как сама буду методично и медленно стягивать с тебя кожу, подрезав сначала на лапах, и скатаю в мешок на морде! — забрызгала бешеной слюной Шака.

Командор прервал её ядовито-алчные излияния души ударом рукояти клинка по затылку.

— Слово и дело, триумфат! — настоял он.

— Говори, мой верный гвардеец, — уступил ему на этот раз Кесарь.

— Пора возвращаться, а то неровен час, сюда пожалуют ордой стаи шакалов!

Добыча и впрямь была славной и неожиданной, так что терять её, а с ней и свои головы в новой схватке с шакалами в Пустоши, им было не с руки.

— Быть посему! — заключил Кесарь.

— Эта тварь моя! — настоял диктатор.

— Ну, разумеется, братец! А то как же! Иначе и быть недолжно! — сделал вид Ил-ла-Рих, будто уступил нажиму Ир-ра-Риха, как Иерарху Ордена.

Дорога назад, в Косогорье, не заняла много времени, гвардейцы с валькириями впервые в жизни улепётывали из Пустоши, понимая: промешкай они, и то, что их предводителям обещала Шака, неминуемо ждёт всех без исключения. А то, что орды шакалов и псов придут, не мешкая, в движение, и Пустошь оживёт от края и до края — сомневаться не приходилось.

Их отступление не было бегством, а разумным решением, принятым самим триумфатом. И долг гвардейца, даже будь то валькирий, повиноваться безоговорочно и беспрекословно его приказам, какими бы неверными не казались им.

С восходом дневного светила, в небо поднялись стаей дракхи, отражаясь гигантскими тенями на поверхности Пустоши, а под ними скачками, неслись серанги, на них — валькирии, и даже тураги редко когда пускаемые вскачь гвардейцами — лишь в особо случаях, да и то при грандиозных баталиях — неслись, что дурные, ревя громогласно в свои лужёные глотки.

Шакалы появились, как всегда, неожиданно, но нагнать вторгшихся внезапно гладкомордых тварей, не сумели при всём желании, и потом, наездники на летающих порождениях отвлекли их от наземной группы, осыпав стрелами. Шакалы ответили им, однако достать или попасть, не сумели — это было выше их сил, и потратили немало на преследование. А вот у необозначенной границы остановились и завыли так, что стало жутко даже ветеранам-гвардейцам с валькириями.

Гладкомордые едва унесли ноги, убравшись восвояси.

"Что-то тут нечисто! — подумалось мимоходом Кесарю при заходе на посадку в лагерь легендарного корпуса. — Смахивает на измену!"

В Косогорье было объявлено осадное положение, поэтому карательную экспедицию на границе в Пустошь, встретил отряд Гектрия в составе нескольких колонн в полном боевом снаряжении. Едва они минули врата, — вслед за всадницами на серангах и всадниками на турагах, — массивные створки, сбитые из толстых брёвен, закрылись за ними. А на вышках зажгли чаши с маслом, и в небо взмыли чёрными клубами столбы дыма.

Кесарь окончательно уверовал в предательство диктатора, когда узрел пополнение в лице рыцарей Ордена — в лагерь легендарного корпуса без приглашения прибыл конный разъезд жнецов.

"А братец основательно подготовился!"

Турму жнецов, численностью в три десятка, возглавлял Болингар. Для Ордена это была такая же точно легендарная личность, как Атрий для Гвардии. Он же по совместительству и магистр Ордена, но не диктатории, а воинского подразделения.

"Знать, диктатор, и впрямь затеял обскакать меня!"

Что и подтверждала довольная ухмылка оскала на лице брата. Жнецы окружили его, держа чудовищные "молотилки" в боевом положении, готовые сами ответить на любую провокацию со стороны гвардейцев, если таковая последует в их исполнении.

"Никак готовят провокацию — очередную?"

Атрий был уже на взводе, и только ждал команды от Кесаря, не желая подчиняться воинам Ордена, раскомандовавшимся в его лагере — ревностно относился к этому.

— Спокойно, мой верный гвардеец! Давай постараемся обойтись без крови и смертоубийства! Я не братоубийца! — охладил триумфат боевой пыл легендарного командора, а то вокруг жнецов свои ряды сомкнули щитами гвардейцы из числа ветеранов, и выставили сариссы, а гвардейцы второй линии занесли над головами пилумы. И валькирии, тут как тут — встали на подхвате, готовые обрушится на иже с ними всадниками на турагах.

— Слово и дело, брат! — понял диктатор к чему всё идёт.

— Говори, — дозволил Кесарь.

— За стенами лагеря, всего в одном переходе, стоит развёрнутая когорта жнецов!

— Дальше можешь не продолжать — кровопролития не будет! И бунта не дождёшься!

— Я так и знал, — не стал диктатор спешно покидать Косогорье. — Поэтому ещё немного задержусь тут у тебя, брат, и разберу несколько дел лично, которые мне готовы передать трибуны? Ты не будешь против?

— Отойдём-ка, братец, — взял Кесарь бесцеремонно Иерарха под руку, и силой затянул в шатёр Атрия, пожелав остаться там с ним с глазу на глаз.

Что там происходило, и о чём коротко потолковали меж собой родичи, не стало большой тайной для невольных зрителей с обеих сторон, поскольку все и так были наслышаны о семейных разборках в любых уголках Империи, в том числе и на Окраинах ни для кого не секрет: любовью тут и не пахнет, а неприкрытой враждой за власть и Трон с Короной.

Свитки с делами, переданные диктатору трибунами, полетели в горящую чашу с маслом, отправленные туда собственноручно Иерархом Ордена. Но зато он отстоял право забрать с собой всех, кого гвардейцы захватили в землях Пустоши.

— Всенепременно, — хрустнул костяшками кулака, вправляя пальцы триумфат.

В то время как диктатор прикрывал скулу, потирая рукой ушибленное место.

— Если что — заглядывай почаще, братец, буду рад лицезреть тебя у себя в Гвардии!

— Посмотрим, как ты заговоришь, когда я встречусь с Тираном!

— Тогда передай бате от меня всего самого наилучшего! Кстати, как там его здоровье?

— И не надейся — здоров аки морф!

— Стало быть, и ты не особо жалуешь его, коль сравнил с этим презренным и жалким йети! Бр-р-р... — поморщился больше для виду Кесарь, уяснив: диктатор преподнесёт свои слова Тирану, как его собственные.

"Да и хирд с ним!"

Жнецы взяли в плотное кольцо походный шатёр, подготовив его специально для отдыха диктатору, куда попутно упрятали халдея и суку-шакала. У них для неё даже клетка нашлась под рукой. А вот девицей-пленницей занялись валькирии — целительница из их числа.

Даритэ, осмотрев тело девицы, раздетое ей догола, уже омывала, обрабатывая разными травами, когда к ним пожаловали гости — Кесарь и Атрий.

— Вы что! — рассвирипела целительница. — Как посмели войти без приглашения? Сюда нельзя! Вон! Прочь!..

— Ого, — не ожидал триумфат подобной реакции от амазонки.

— Ничего нового всё равно не увидели, — дал понять командор: не извращенцы — пялиться на голое тело девки не станут с ехидными ухмылками на устах.

Разговор предстоял серьёзный.

— Она выживет?

— Вопрос — как — из ума или...

— Или! — настоял Кесарь, не удержавшись, и ещё раз одарил вниманием девицу.

Прикрыв поспешно интимную часть тела пациентки, Даритэ всё же удивилась про себя, уяснив на раз: Кесарь, оказывается, неровно дышит к красавице. Что и пытался скрыть, да не получилось, проявив несвойственные прежде ему эмоции.

Знать и его поразила в самое сердце стрела пернатого баламута.

— Скорее всего, да обещать не берусь — всякое может случиться!

— А если не выживет вдруг?

— А надо? — мгновенно уяснила Даритэ всю подоплёку с вопросом.

— Желательно, но чтобы потом ожила — обязательно, иначе...

— Как прикажет, триумфат, так и будет! Гвардия навсегда! — напомнила целительница: она — валькирия.

— Да и ты уж постарайся, Атрий! Смотри, также не подведи меня, когда придётся устроить представление для братца и его палачей!

— Внемлю вашим словам, триумфат!

Через час оба уже стояли подле шатра диктатора в ожидании его выхода, в окружении шеренги* жнецов.

* шеренга — десяток в Ордене.

Иерарх задерживался, приводя себя в порядок.

— Да ладно, будет ему! Чай не девица, и мы не влюблённые в него юноши, — не удержался Кесарь и поддел братца на словах, молвив намерено громко, дабы услышал не только тот, кому адресовалась сия фраза, но и гвардейцы из числа стражей при них с Атрием. Как водится, прыснули, в то время как жнецы заскрежетали зубами — у них на каменных лицах заходили ходуном желваки.

И снова всё обошлось без мордобоя. Диктатор почтил своим вниманием "недостойных".

— Кланяйся, его светлости, — Кесарь продолжал изображать из себя шута, а заодно делал им легендарного командора. — Не соизволит ли сия светоносная личность, удостоить нас, сирых и убогих, своим почтением выслушать то, что мы намерены передать ей?

— Прекрати паясничать, Кесарь! — зашипел зло Иерарх Ордена. — Это что ещё за цирк?

— Сам устроил сей маскарад с переодеванием, диктатор!

— Сразу видно: одичал ты на Окраине Империи, брат!

— Короче, слушай, и не говори, что не слышал или не понял — девка издохла!

— И всё?.. — опешил диктатор. — Что ты жаждал мне сообщить?.. А не лжёшь?

— Атрий...

С плеча командора к ногам диктатора рухнул палас*, распахнувшись — оттуда вывалился белёсый труп нагой девицы.

* палас — ковёр.

— Узнаёшь её? — не стал делать подмены Кесарь.

— Фу, брат! Что за манеры? И замашки хуже, чем у халдея, нежели наёмника! — сморщился брезгливо Иерарх Ордена.

— Надо бы проверить, диктатор, — пробасил Болингар, усомнившись в искренности слов Кесаря.

— Атрий... — окликнул триумфат верного гвардейца.

— Дуэль!? — переполошился диктатор.

Обошлось без неё. Кесарь со своим "палачом" поступил куда проще и в то же самое время жёстче.

Выхватив клинок, бесстрашный командор и бровью не повёл на то, что магистр Ордена при Иерархе, замахнулся на него "молотилкой"; проткнул тело девицы, вогнав край лезвия под ребро.

— Уезжаем! Немедля... — разорался Ир-ра-Рих.

— Скатертью дорожка, братец! — остался доволен демонстрацией силы Кесарь.

Собрав в одно мгновение шатёр, жнецы, не выпуская Иерарха Ордена из плотного кольца окружения, выехали через западные врата Косогорья, увозя с собой халдея и суку-шакала, направившись в ближайший околоток диктатории, принадлежащий им.

— Даритэ... — подозвал Кесарь валькирию-целительницу. — Как там девка? Атрий несильно задел её?

— Нет, — просунула амазонка пальцы в рану и ощупала — ни один внутренний орган не задет, даже кишки целы. Она воздала ему должное. — Удар великого мастера!

— Хвала Вышнему, — порадовался триумфат. — Теперь узнаем наверняка, что же затеял Орден против Гвардии!

Кесарь не обособлял себя и брата от тех, кто служил им верой и правдой, отдавая дань уважения.

* * *

Тундра. Север Окраин Империи.

Яр-Гонн удивил меня несказанно, хотя это обычно моя прерогатива изумлять всех и вся, на то я и Чудак, но что ещё мне оставалось делать — лишь аплодировать. Да, я похлопал, но себя, отряхивая пыль и грязь с доспех. А курам на смех, то есть здешним птахам — тоже, блин, воин из меня!

Ты, сэр, Чудак на иную букву, — замычал я про себя.

Но ни мог не отметить: гном пошёл на определённую хитрость, намеренно поддев меня, как главаря. Знал, недомерок, каким образом легко и непринуждённо обратить дикое чудовище в послушного зверька, и пусть не такого пушистого, как йети подле нас, но всё-таки — и камень бросил в мой огород.

Так и я не аграрий ему!

Оглянулся по сторонам, желая знать: о чём думают артельщики? Те, что вошли невольным образом в дружину из числа морфов, ловят деликатесы, а уже начали хороводить вокруг гиганта. Ещё бы — наверное, подумали: мы, наёмники, позволим им зажевать его.

Хрен им в зубы, когда у них клыки — подавятся. И чем пускай давятся — мелкими деликатесами.

Я сам отвлёкся на один такой, что вцепился в меня жвалом и надавил сапогом.

Хм, раздавить не получилось! Ну что же, тварь, получи! — применил я клинок, рубанув сплеча. И толку-то!

Вот так новость, а и впрямь неожиданная. Хитиновый панцирь "крабика" оказался довольно прочным. Я проверил его ещё раз на прочность по отношению к моему клинку — пробил панцирь лишь с третьего раза, а с четвёртого удара добил, но не перерубил.

А вот и броня этим йети...ть их! Чем не щиты, а заодно и едовые наборы в качестве мисок внушительных размеров. И жвала-челюсти сойдут за острые и колкие предметы. Ну и членистоногие конечности — за наконечники от дротиков, если не вовсе копий.

Ай да я! Ай да... атаман! Точнее голова — два уха! На то и главарь, а ещё — сэр Чудак! Чудить, так чтоб потом самому обидно не было вспоминать — моим собеседникам слушать приятно, а мне испытывать гордость вместо стыда!

Подзываю мастеров-атаманов. Ну и куда ж без Желанны. Моя желанная донна при мне — на то и отрядил её в телохранители себе.

— Короче, — раздаю я коротко распоряжения. — Когда эта орава морфов нажрётся до отвала, накажите гномам с Яр-Гонном заняться делом — смастерить из этого... — Я ткнул "крабика" клинком, — ...щиты и панцири для них! Засим всё!

Мы с Желанной на пару пожелали изучить нору арахнов, вдруг найдём с ней там ещё кого, а какие-нибудь отличия с берлогами морфов.

Отнюдь — ничуть. Нам там снова попался всё тот же заморыш морфа. Или они все для нас с ней были на одно лицо? И что самое интересное: "мелкий" был окольцован.

— Как звать — величать? — пришлось мне отвлечься на него от моей желанной донны.

— Жих!

— Ага?

— Ага, — подтвердил заморыш.

— Нет, на Ага — ты не тянешь, скорее на Вжиха!

Так его и прозвал. То-то заморыш обрадовался. Морф, что с него взять, а йети, как ни крути, и их иже с ним! На то и братья "меньшие" эти нелюди — нам людям. Поди, решил: я повысил его, поставив главным среди Ага. Чем удивил ещё и Удур-Ага, а он — меня, когда застукал нас с Желанной за тем самым желанным нам обоим занятием.

Вот только донна оказалась верхом на мне, а я — под ней. И сказать морфу: дескать, мы это... боремся — также не с руки. Иначе выйдет, что меня, мужика, подмяла под себя баба.

— Чего тебе, Удур-Аг?! — научился я на раз быстро и правильно выговаривать его новое имя. — Опять не можете обойтись без меня, как главаря?

— Я это... того...

"Евгений Леонов — один в один! А тот ещё джентльмен удачи!"

Сам себе показался им.

— Ну? Слушаю тебя, маймона*!

* маймона — обезьяна по-грузински.

— Вжих...

— А, ну понятно, откуда ноги растут! И что этот заморыш учудил, Удур-Ага? Говори, не стесняйся, я слушаю тебя очень внимательно!

— Твердит, будто он — главнее Ага!

— Ага... — то есть. — Угу...

Сам себе ухмыляюсь.

— Раз сказал, значит, так оно и есть, — поспешил я избавиться незатейливым образом от друга закадычного.

Вместо этого морф остолбенел.

— Да шучу! Я ж Чудак — почудил малость, а этот малый не понял меня — всё по-своему! Ну, ты уж подыграй ему, Удур-Аг? Ага?

— Ага... — поняли мы друг друга с ним.

И я остался с боевой подругой, что удивила меня не меньше, а даже больше Яр-Гонна и Удур-Ага. Вроде и не венчались, а с другой стороны тоже не монашка! Этот дядька — вздорный старик дорн Балдрик — держал её взаперти аналогичным образом. Вот моя желанная и ненаглядная донна сорвалась с цепи как та, о ком я вспомнил неожиданно. И решил поговорить меж делом о псах.

— Это что за собаки такие, и с чем их едят... йети при нас, если толком разобраться?

Ответ оказался односложным.

— Да шакалы они...

И на том спасибо. Мы продолжили заниматься тем, ради чего спустились в катакомбы арахнов, пока нам вновь не помешали эти членистоногие твари, ну и те, что йети, а ...ить их всех!

Тем более что как мне удалось выяснить ещё у Кукумэ: каждому вожаку, такому как я, положена наложница-телохранитель. Вот её должность при мне и заняла Желанна, помешав амазонке оказаться на данном месте. И как я понял — и надеюсь — правильно: пусто не бывает, ибо свято.

Что ещё могу добавить от себя? Ах да — верх блаженства! Так бы и не вылезал из логова арахнов, если бы не появились эти гады, а одно слово — твари! И также принялись тыкать в нас с донной своими членами!

Ну и мы понатыкали им, выскочив довольно быстро на поверхность к большому удивлению морфов и бродяг.

— Уже отстрелялись? — соскалился Яр-Гонн. — Что-то больно быстро!

— Да "крабики" помешали! — Арахны и впрямь расплодились. — Пора вооружать до зубов этих йети...ть их, и валить к тем, кого давно пора завалить!

Я не сразу заметил небольшие, но всё же разительные перемены в космато-лохматой дружине — у некоторых морфов, помимо вожаков, появились щиты и панцири. Гномы работали быстро, и если необходимо, не покладая рук. А как я уже понял: мастера на все руки. И, поди, знай: вдруг каждый также атаман в прошлом, или как минимум страж клана.

Знать и мне негоже пренебрегать ими. Всё ж таки братья по тайной отметине на предплечье. Ожог зачесался не к месту и не ко времени. Надеюсь, заражение крови мне не грозит, — рана изначально была подвержена термической обработке, — а то не хватало ещё в самый неподходящий момент слечь. Я ж главарь и вожак в одном лице. На мне отныне не только бродяги, но и эти равнинные йети.

Вот я и дал морфам возможность отвести душу и набить их ненасытные утробы наперёд, дозволяя разжиться под шерстью жирком. Сало на боках тоже способно спасти их от серьёзных увечий, — вспомнились мне почему-то гладиаторы. А их также откармливали ланисты* перед бойней, устраиваемой на аренах.

* ланиста — владелец гладиаторов (школы). По сути, отправляющий их на верную смерть за деньги.

Им в полной мере и ощутил себя, поскольку знал: бойня неизбежна. Её и жаждал устроить разом обоим расам этих йети. Иначе не мог поступить, ведь жизнь наёмника — битва, а удел наёмника — смерть. Так какая разница, когда встречать смерть? Важно — как! И в нашем случае, наёмников, достойно!

Я хоть и сэр Чудак, но далеко не дурак и не м... Ага...

Глава 6

Узилище. Застенок Ордена.

Узница вздрогнула, едва до слуха донеслись посторонние шумы — извечно донимающие её мерно постукивающие шаги при ударе каблуков сапог надзирателя по каменному полу.

Она ждала его с нетерпением, уставившись на дверь, не тупо и бездумно, припасла мучителю кое-какой сюрприз. Только и мечтала: отвариться дверь и...

Взметнулась, приготовившись к встрече.

То, чего сотворила в следующее мгновение узница, и впрямь застало надзирателя врасплох. Он не ожидал, что узница обрушится на него с кадкой на голову, выплёскивая мочу в лицо, а затем, ещё затыкая рот дерьмом из иной "посудины", добавила ногой промеж его, заставив биться от беспомощности в бессилье что-либо изменить.

Выхватив у надзирателя из ножен клинок, узница избавилась от пут на ногах, не удержалась и замахнулась на мучителя, в последний момент ударила рядом с ним в каменный пол, выбивая каскад искр. Убить человека оказалось неимовено тяжело, даже такого мучителя, как надзиратель. Зато припасла для него очередной сюрприз. Ей потребовалось его облачение.

Сколько времени оставалось у неё на переодевание — не ведала; заторопилась. Сейчас ей дорог каждый миг. Она ничуть не смутилась, впервые раздевшись перед мужчиной, и неважно, что тот пребывал в бессознательном состоянии, поскольку будь рядом её прежний распорядитель в лице душеприказчика, выслушала бы от него не только аннотации по своему непристойно-недостойному поведению, но ещё была бы наказана куда страшней, чем могли наказать здесь, в околотке Ордена. А она нисколько не сомневалась: стала невольной заложницей Ордена — тайных интриг диктатора.

Добавила для верности ещё раз рукоятью клинка по голове мучителя, чтоб наверняка, разбив до крови. Надеялась про себя: не убила, не желая брать грех смертоубийства на душу. Не монашка, но приучена к манерам, присущим достойным леди Империи. Да не тот случай, чтобы жеманничать и спрашивать разрешения на тот или иной род занятия, недостойного её; занялась надзирателем, оставив его в исподнем. Портки не тронула, а вот его поножи натянула на себя, и кожаный наряд — доспех кое-как, что болтался на ней, как кадка на колу.

Плащом не воспользоваться — он пропитался мочой с дерьмом.

Узнице бы связать мучителя, да время дорого — бросила его, не став облачать в свои платья, лишь прикрыла ими тело на полу, и затворила за собой дверь на засов.

До свободы ей оставалось всего ничего — выбраться за пределы околотка и...

На пути по винтовой лестнице вниз замаячили стражи.

"Что же делать? — мелькнула подспудно предательская мысль. — Мимо них с моим милым женским личиком ни за что не пройти!"

Да и ростом узница была значительно ниже своего мучителя, и телесными габаритами в значительной степени уступала ему! Ну не обладала она мускулами достойного атлета. Что поделаешь — женщина! Не валькирия! Хотя и они не шли ни в какое сравнение с её надзирателем! Там детина была, так детина! Об лоб зашибить козерога — только скотину мучить! И как ей удалось его оглушить — сама не понимала до сих пор! Зато уяснила кое-что другое наверняка: сбежать легко — не получиться!

Резкий разворот на 180 градусов, и узница устремилась наверх узилища, быстро сообразив: находится в башне. Важно, чтоб не оказалась центральной, а составной частью крепостной стены, а под ней ров, и желательно с водой вместо частокола кольев, иначе толку от её усилий при побеге — свернёт себе шею и поминай, как звали — пойдёт на корм захрам.

Околоток охранялся клыкастыми тварями. С улицы, до слуха беглянки, эхом докатились их злобные рыки. И ладно бы только твари оказались на её пути, много раньше ей повстречался очередной страж, дежуривший снаружи башни в полном боевом снаряжении при арбалете. Другое дело, что стрелковое оружие стояло в стороне от него, а вояка опирался на копьё, обняв руками, мерно посапывал. Но приближающиеся шаги — грохот, исходящий от железяк на девице — заставил его нервно вздрогнуть и очнуться.

Перед лицом стража мелькнул клинок, коснувшись лезвием горла.

— Не вздумай пикнуть — прирежу, аки захра! — обескуражил суровый голос девицы.

Он впервые видел перед собой столь юную и столь опасную особу — поверил на слово. Лицо девчонки было страшным в гневе — её глаза пылали ненавистью к нему.

Страж убрал руки от копья, и... оно посунулось на девицу, однако она увернулась, позволив грохнуться на каменный пол.

Обманный манёвр удался стражу на славу — одно движение, и у него в руках уже взведённый арбалет. Оставалось взять противницу в прицел, как перед лицом во второй раз мелькнул клинок и... из гортани вырвался хрип. Страж харкнул кровью на соперницу.

Та сама не ожидала, что именно всё так и закончится... для стража. Она впервые убила человека — стояла и смотрела в растерянности на агонию ещё живого противника, зато в следующий миг он перестал бить ногами, стараясь зажать руками на горле широкую рану, заливая пространство пола вокруг себя багровыми струями крови, хлеставшими фонтаном из него.

В остекленевших глазах стража запечатлелось остервенение, перекочевавшее к узнице-беглянке. Поступить иначе она не могла — у неё не было иного выбора. Этим она старалась оправдать грех смертоубийства, павший на неё несмываемым пятном позора. Не так она была воспитана, чтобы убивать людей налево и направо. Она донна — леди, а не истинная воительница из числа валькирий — не охотница за головами врагов. Однако страж в свою очередь стремился покончить с ней, и на ней нет большой вины в случившемся, сама могла оказаться на месте стража с пробитой головой. На миг представила себе, зажмурившись: из прекрасного личика торчит край болта*, обезобразивший её природную красоту — отринула всякие сомнения. Она узница — беглянка. Ей надо думать не о том, чего натворила, а бежать, иначе, если её сейчас поймают слуги Ордена — несдобровать — последует куда более суровое наказание, чем прежде.

* болт — стрела от арбалета, самострела или самопала.

Перешагнув уверенно через труп стража, беглянка замерла на краю зубчатого выступа башни, глянула вниз. Как и предполагала — внизу располагался ров, и на её счастье с водой, поросшей сверху плавунами*.

*плавун — плавающее растение с широкими листьями без цветков.

А до рва ещё следовало допрыгнуть, поскольку стены околотка Ордена не подступали впритык к воде — где носились голодные захры.

Чтобы перемахнуть их, беглянке надлежало разбежаться, иначе послужит прекрасной добычей цепным тварям.

Одна из них завыла, клича беду, являясь предвестником смерти — получила свою мзду. Заметая следы преступления, узница столкнула труп стража вниз к вящему удовлетворению захров. Твари накинулись на него, устроив вакханалию — рвали его, и друг у друга, на части.

Затерев кое-как накидкой стража следы крови, беглянка отправила её в ров. А затем разбежалась сама и зажмурилась, стараясь не смотреть вниз; рухнула с высоты в добрый десяток саженей* в стоячую воду, подняв фонтан брызг, угодив меж плавунами. Захлебнулась...

*сажень = 2,01 метра.

* * *

Косогорье. Лагерь легендарного корпуса.

Открыв глаза, бывшая пленница халдеев приготовилась узреть их похотливо-злобные рожи, но вместо них перед ней предстали лица — женское, мужское и... третье было скрыто маской как у палача.

Пленница вздрогнула от ужаса, посчитав: её дни сочтены — Орден добился своего.

Не тут-то было. Первым заговорил мужчина — шёпотом, обратившись к женщине:

— Могу я поговорить с ней? Расспросить кое о чём?

— Если захочет ответить, но и то недолго!

Женщина провела рукой по лицу пленницы, покрывшемуся испаринами пота, пучком сухого мха, используемого вместо ваты — не думала оставлять её одну на мужчину и палача.

— Не бойся нас, красавица, — заявил мужчина. — Мы не причиним тебе вреда! Напротив, ты нужна нам целой и невредимой! Знай: тебе у нас ничего не грозит!

— Где я? — прошептала пленница, с трудом пошевелив устами.

Слова дались ей тяжело.

— В Косогорье, — чуть повысив голос, рапортовал "палач". — Среди гвардейцев легендарного корпуса!

На глаза пленницы навернулись слёзы радости.

— Тебе и впрямь повезло, деточка, — прибавила сердобольная женщина, облачённая в кольчугу из тончайших железных колец.

Стало быть, она воительница — амазонка — валькирия. Они отбили её у...

— Халдеи... — выдала девица.

— Убиты шакалами, а эти твари — нами, — подал голос видный мужчина.

Что-то знакомое было в нём, и родное.

— Ну, хватит! — вмешалась амазонка. — Довольно!

— Даритэ... — молвил с мольбой в голосе мужчина. — Это очень важно — и настолько: ты даже себе не представляешь!

Бывшей пленнице халдеев и впрямь было о чём поведать гвардейцам — заговоре против них.

— Орден послал к шакалам доверенного... — выдала девица на одном дыхании, и вдруг умолкла. В боку под сердцем кольнуло. Рана, нанесённая ей Атрием, не прошла даром — кровоточила.

— Всё, я сказала! — зашлась валькирия, готовая с оружием в руках выгнать мужчину и палача из шатра. — Хватит!

— Нет... — девица осадила её, собираясь с силами, продолжила: — Шакалы потребовали от шпиона Ордена добыть им точную карту местности...

— Ясно, готовится вторжение псовых орд, — присовокупил палач в качестве веского аргумента к словам девицы.

— Не здесь... — снова озадачила она.

— А где? Где? — вставился видный мужчина.

— На севере... Морфы... — фыркнула девица и закрыла глаза. Её лицо прорезали морщины от нестерпимой боли.

— Вон... — закричала Даритэ.

— Уже... — схватил Кесарь за руку командора корпуса. — Уходим.

Тот не торопился покидать шатёр целительницы. Лицо бывшей пленницы халдеев показалось ему знакомым по детским годам, когда у него была семья. Он превратился в статую, которую не сдвинуть с места, и подстать дуку*, пустил корни глубоко в землю.

* дук — дерево, почти наш дуб или бук.

— Как твоё имя, дева? — не удержался Атрий от вопроса, мучившего его всё это время при общении с ней. — Назови себя!

— Не... Не... ждана-а-а... — простонала тихо-тихо девица.

На зов Даритэ откликнулись валькирии у шатра на страже, да применять силу против мужчин не пришлось, те сами вышли, услышав каждый из них то, что и желал.

— Почему ты спросил у неё имя?! — удивился Кесарь, тогда как ему при общении с ней самому следовало поинтересоваться об этом в первую очередь. — Уж не по этому ли, мой верный Атрий?

— Нет...

— Тогда в чём причина — объясни?

— Она напомнила мне...

— Кого? Не молчи! Ну же, говори, коль начал! — настоял Кесарь.

— ...матушку.

— Пытаешься сказать мне: она — твоя...

— Очень похожа на сестру, но не стану утверждать: она и есть! Хотя...

У Атрия сжалось сердце, подсказывая: он прав, как никогда. И не могло врать, как и совесть.

— Всё ясно, — заключил Кесарь. — Дальше можешь не продолжать!

Рука командора легла на рукоять боевого клинка, выхватив из ножен наполовину.

— У тебя будет такая возможность поквитаться с теми, кто достоин смерти! Собирайся, поднимай корпус!

— Гвардия навсегда!

Проводив Атрия взглядом, Кесарь повернул к палатке целительницы. На входе, а не по краям от прохода, как ранее, стояли, примкнув плечо к плечу, валькирии на страже; не расступились даже перед ним.

Спорить или ссориться с ними — себе дороже. А тут ещё одно известие и столь же долгожданное от шпионки. Кукумэ доводила до сведения Кесаря о дружине морфов численностью в ораву, вооружённую сэром Чудаком, озаботившимся их "дрессировкой", обучая примитивным азам тактики и стратегии ведения боя. Так что у Кесаря был день в запасе — не больше, максимум два, а потом, если не поторопиться, ищи этого Чудака с его бродягами из артели "напрасный труд" посреди бескрайних равнин тундры и горных массивов до одурения.

— Пора! — уяснил Кесарь: медлить больше нельзя. Да и корпус Атрия застоялся без дела. Самое время начать действовать расчётливо и наверняка.

* * *

Граница Северной и Восточной Диктаторий.

Снаружи кибитки дружно грохотали копытами кони, закованные в броню, как и жнецы, сопровождая когортой Иерарха Ордена. Он сидел внутри кибитки, а рядом с ним магистр, халдей и шакалиха. Её и сверлил злобным, недоверчивым взглядом Болингар. Та отвечала ему взаимностью. Он следил за тем, чтобы тварь не вырвалась и не сбежала, натворив при этом кучу таких дел, что потом аукнется всему Ордену. А не сомневался: могла напасть на диктатора при любом удобном случае.

Тот как раз допрашивал халдея.

— От того, что ты сообщишь мне, разбойник, будет зависеть твоя дальнейшая участь! Не жизнь, а именно участь! Жизнь, ты пока не заслужил! — стращал Иерарх.

Изъяв собственноручно кляп изо рта у халдея, диктатор услышал:

— Я сделал всё, как того требовал цензор от меня — не больше и не меньше — а в точности, — выпалил на одном дыхании Хват. — И как было оговорено с ним — взял в Пустошь "залог" и...

— Какой ещё залог?!

— Двух девок, дабы откупиться от шакалов! Ведь меня к ним, — кивнул Хват на Шаку, — отправил цензор! Или вы не в курсе?

— Твоё какое дело, халдей! — прикрикнул диктатор на Хвата.

— Мне нет никакого дело до этого, сир! Я выполнял свой долг... Кровный долг перед роднёй!

— Отправился мстить — шакалам?!

— Нет, за брата...

— Что-то я ничего не понимаю, что ты лопочешь тут мне, халдей!

— Моего брата, Хвана, убил сэр Чудак, а его имущество сжёг вместе с ним! Цензор знал об этом и...

— Дальше можешь не продолжать... о кровной мести, — выхватил диктатор кривой клинок из ножен.

Халдей содрогнулся. На лице проступил пот. Он побледнел. Да диктатор не стал его резать, напротив избавил от пут, стягивающих ему руки — ноги были свободны от них. А раз так, знать Хват пока требуется Ордену живым.

Потерев затёкшие кисти, халдей язвительно ухмыльнулся.

— Эта тварь, — снова указал он тем, чего мог запросто лишиться, — требовала от меня карту северной диктатории!

— Почему не восточной? — уставился пытливо диктатор на шакалиху, дозволяя магистру снять с неё намордник.

Шака огрызнулась, грозя перегрызть глотки всем собравшимся подле неё в кибитке.

— И это мне в знак благодарности за то, что я спас тебя от неминуемой смерти, сука?! — обескуражил Иерарх Ордена присутствующих. — Да-да, я не оговорился, а вы не ослышались!

Диктатор продолжил изъясняться в том же духе:

— Болингар срежет с твоих лап путы, но ты, сука, обязуешься делать всё, что я тебе велю! Я помогу тебе покончить с корпусом "палача" — разобраться с ним раз и навсегда! Но не только! Мне самому осточертела Гвардия! Пора уже проредить ряды легионов Кесаря! Что на это мне скажешь, бешеная ты тварь? Готова пойти со мной на компромисс? Мы можем договориться?

— Враг моего врага — мне не враг!

— Но и не друг!

— Любой враг всегда — недруг!

— Будь, по-твоему, шакалиха, — уступил ей диктатор, а она — ему. — А всё одно будет по-моему!

— Что мне надлежит сотворить?

— Для начала уничтожить корпус и два легиона Гвардии! Справишься с поставленной задачей?

— Легко... — огрызнулась Шака.

— Вот так запросто?! — не поверил диктатор. — А силёнок хватит?

— Не сомневайся, гладкомордый!

— Но-но, не очень-то... — положил жнец руку на боевой топор. По необходимости он иной раз выступал палачом, приводя приговор, вынесенный трибуном на трибунале в исполнение. — Думай, чего, и кому рычишь, сука!

— Извини, гладкокожий гамадрил, — язвительно оскалилась Шака, выставив напоказ клыки.

— Вы закончили? — последовал укор им от диктатора. И не дожидаясь ответа, которого не требовалось ему, прибавил: — Тогда я продолжу!

В ответ немой знак согласия.

Знай Кесарь, о чём болтали в кибитке заговорщики, и имей на руках доказательства, а не домыслы с догадками, поскольку слова простушки никто не примет во внимание, напротив любой трибун с подачи цензора Ордена обвинит её в клевете направленной против них, и прилюдно казнит в назидание иным бунтарям — сам бы возглавил корпус Атрия и нагнал когорту жнецов, перебив всех до одного. А затем бы двинул легионы на зачистку Окраин от иных прислужников и приспешников Ордена — во всех диктаториях. Но, чему быть, того не миновать. Судьба испытывала не только его, а всех и вся. Выжить на Окраинах удавалось немногим и необязательно сильнейшим, чаще хитрым и прозорливым, таким как диктатор, копируя и подражая во всём дядьке. И не знай, Кесарь Тирана, мог бы решить: Ир-ра-Рих сын Хир-да-Раса, а не его родной брат.

— Прибыли... — постучали в дверь кибитки снаружи, привлекая внимание "пассажиров".

Выглянув наружу, Болингар узрел знакомые очертания внутреннего двора одного из бастионов Ордена, разбросанных по землям диктаторий, и в каждой было по два или три таких, — где базировались отряды жнецов, ведя скрытный образ жизни, — способных вместить конную когорту при Иерархе.

Диктатор вылез следом за магистром.

— Здесь и содержится узница, — заявил ему, между прочим, магистр.

— Правда? А мне везёт как дураку в "лохушку", — припомнилась диктатору игра, пользующаяся небывалым успехом среди разного сброда, наведывающего таверны и корчмы по всей Империи, и пытающего своего счастья по выигрышу злата, где за грош можно стать счастливым обладателем деньги или монеты — а ни одной! Пропаганда Ордена и здесь постаралась на славу (во свою славу), обещая лёгкий заработок тем, кто готов обогатиться за счёт выигрыша. Но чаще люди проигрывали, оставляя в заклад портки, отправляясь восвояси с голыми задницами, или вовсе в кабалу, принимая на себя бремя долгового обязательства. — Пожалуй, я не откажусь взглянуть на столь желанную особу в северной диктатории.

Возле диктатора с магистром объявился распорядитель бастиона в лице гварда*.

* гвард — начальник бастиона и одновременно гарнизона в Ордене, равный мастеру (сотник) в Гвардии Кесаря.

— Сир, — склонился он перед ним и магистром. — Сэр...

— Веди нас в узилище, — удивил Иерарх.

Гвард в недоумении уставился на него округлившимися очами.

— Тебе два раза надобно повторять, — рявкнул военный магистр.

Реплика Болингара проняла гварда.

— Как будет угодно, — заторопился тот в следующий миг. — Сюда, за мной, пожалуйте, сир и сэр. Тут ступеньки очень круты и потолки низки! Так что смотрите под ноги, и не забывайте про головы!

Высокородным гостям пришлось склониться, вжимая головы в плечи, следуя за поводырём.

— Вот здесь заточена узница, — указал гвард на дверь темницы.

— А стража где — надзиратель? — уличил магистр охрану околотка в безалаберности несения службы.

— Наверное, у себя сидит или кого-нибудь истязает, — постарался отбрехаться гвард на словах.

— Что-то не слышно, чтобы кто-то орал!

— Да полноте, Болингар, — осадил его диктатор. — Мы не за тем сюда ноги били, чтобы заниматься муштрой! Уважь! И изволь раздавать зуботычины без меня!

— Орден превыше всего, — подчинился магистр воле Иерарха; всё же не удержался и прикрикнул на гварда: — Чего стоишь, как истукан? Дверь открыл — живо!

— Уже, сэр, — засуетился гвард, распахнув дверь.

Из узилища пахнуло зловониями.

— Чем это так воняет?! — заткнул рукой поспешно нос диктатор. — И почему узница валяется на полу прикрытая платьем? Кто посмел обесчестить её вперёд меня, а? Где надзиратель? Подать его сюда!

Гвард сделал ход конём — прыгнул в сторону и был таков. Магистру пришлось исполнить его роль при диктаторе — он вошёл в узилище и сорвал платье с узницы.

— Да это не девица, а мужик...

— Как — мужик?! — влетел диктатор в каморку, позабыв о брезгливости.

— Надзиратель и есть, — неожиданно вырос гвард позади гостей. — Побег!!!

— Проклятье! За девкой не смогли уследить? — взревел диктатор. — А что если она доберётся до Кесаря?

— Не доберётся, сир, — заявил магистр. — Доверьтесь мне! Я разыщу её и притащу вам живой или...

— Вот только не надо — или! Живой — и точка!

— А ну-ка пойдём — выйдем, — схватил магистр по ходу движения гварда, сгребая в охапку — и выволок за собой.

Диктатор тем временем ударил надзирателя ногой в бок и... тот накинулся на него с кулаками, не сразу поверил своим глазам, когда уяснил: кто перед ним.

— Нет... — отказывался он поверить. — Не может быть!

— Трибуна сюда-А-А... — заорал вне себя от злости и ярости диктатор.

Участь незадачливого надзирателя была незавидна — ему не сносить головы. Приговор был приведён в исполнение тотчас безо всякого зачтения приговора, и его тело полетело вниз за пределы узилища к захрам, но твари не бросились рвать его на части.

Как удалось выяснить по горячим следам магистру: твари были сыты по причине исчезновения не столько беглянки, сколько стража околотка наверху.

— Нет, что угодно, но только не это!? — отказывался поверить диктатор: узницу-беглянку могли сожрать цепные псы при бастионе.

Хотя это даже лучше, чем, если бы она сбежала от них. Да не мог успокоиться, вожделея ту, которая не досталась ему, предпочтя смерть бесчестию.

— А что делать с халдеем и сукой, сир?..

— Ах, оставь меня, Болингар! После! Дай время придти в себя! Не сегодня — завтра! Всё завтра!

— Завтра будет поздно, сир!

— Перечишь мне — своему диктатору?! — напомнил собеседник: является Иерархом Ордена.

— Никак нет, сир... — исчез магистр, предварительно откланявшись. И наказал гварду рыть землю, и ров с водой перевернуть вверх дном, но найти любой след от беглянки. Захры не могли полностью уничтожить следы узницы, если она попала к ним или в ров с водой. — Пошёл вон...

* * *

Тундра. Север Окраин Империи.

Дисциплина! И ещё раз дисциплина! — решил я для себя.

Орава морфов меня не прельщала ни внешним обликом, ни тем более своим названием. Вожаки — куда ещё ни шло, а звучало, но как Ага — не катили. И я поставил вопрос ребром — называть всё своими именами.

На рать, орава морфом не тянула, зато на дружину лохмато-косматых нелюдей вполне. Поэтому я изначально наказал привыкать вожакам называть ораву именно так. И это был первый шаг в достижении поставленной мной цели перед собой как главаря сброда этих йети...ть их!

Мне было неимоверно сложно сдержаться от скрытого выражения чувств, и как Чудак, я выражал их открыто. На то мы и наёмники — всё одно рано или поздно подыхать! Так чего нам стесняться? Правда мне было кого — при мне Желанна, но донна изменилась как надела на себя кольцо, коим обладал не только я, но и всякий наёмник при мне или в иной части Окраин.

О времена, о нравы!

— Слушай мой приказ, атаманы!

— Ага... — закивали те, кто так называл себя, прибавляя к своим именам в качестве знака отличия.

Им предстояло обучить мою дружину ратиться подобающим образом, но прежде нам самим, атаманам-вожакам, продемонстрировать им, как это должно выглядеть на деле.

Мы разбились на три шеренги, вооружившись тем, чем нынче обладали морфы при нас — хитиновыми половинками панцирей от арахнов и их же конечностями в качестве грозного оружия. Ну и камнями за неимением луков со стрелами и арбалетами.

Всё лучше, чем ничего.

Я принялся командовать, забравшись с ногами на голову...грудь чудовищного арахна. Моя Желанна — при мне. Чем не султан? Да сидим с ней не на ковре, а на твёрдой основе чудовища.

Чудовище послушно лежит. А чего ему не лежать — я не дёргаю его за поводья, коими служат сцепленные узлом, за говологрудью, усищи, как у какого-нибудь таракана.

Мы обозначаем противником груду арахнов побитых морфами, являя собой примитивный продовольственный склад.

Я ору вожакам:

— Залп!

Первая шеренга метает камни и тут же отступает за две последующие.

— Ещё залп!

Вторая ватажка, оказавшись на переднем крае, также отметалась, и отступила назад за две иные шеренги.

— Третий залп! — скомандовал я.

Всё повторилось, как и было условлено. И всё можно было начинать сначала. Да я командую вступить в рукопашную схватку.

Передняя шеренга, укрывшись щитами из арахнов, делает рывковые движения руками со жвалами, словно рубит незримого врага, а вторая шеренга прикрывает их с воздуха, защищая головы щитами, третья же, с задней линии, снова делает залп.

— Ну, понятно? — следует от меня вопрос дружине морфов.

Эти не говорящие по-человечьи йети чего-то там ревут и рычат. Да мне их всё одно не разобрать. То не моя забота, как главаря, а вожаков при мне — пущай сами их Ага и пытают.

— Без стенки на стенку — не поймут, — твердит Желанна.

Тоже мне — дрессировщица морфов нашлась!

Не обиделась, хотя я не сомневался: прочитала мои мысли. Уступаю ей, но не как женщине, поскольку мужик — не подкаблучник. И потом, совет необходимо проверить — всё-таки она в первую очередь телохранительница при мне, ну и как водится, наложница. Но не женщина! Стараюсь сейчас не думать об этом и о том, что было меж нами в норе арахнов.

Обращаюсь к Кукумэ, Дэргу, Ахору и Ульфу.

— Придётся вам, родные мои, сымитировать горных джигитов!

Наёмники ухмыляются. Им, моя забава, не кажется чем-то опасным, поскольку вооружены прилично — доспехи и оружие из железа.

— Да, и вот ещё что — морфов не калечьте — пожалейте братьев наших "меньших", — настаиваю я. — Всё-таки не такие уж они и нелюди, пускай и тупиковая ветвь развития человечества, как сказал бы Чарльз Дарвин!

Ну и я сказал так, как сэр Чудак. Да с меня спрос невелик, всё равно никто из морфов на моё замечание не обидится — ума не хватит. А если и да, то Ага в любом случае скорее умрут за меня, чем дадут кому-то на растерзание. Этим и пользуюсь нагло. Иначе нельзя — чревато смертью.

Всё просто и в то же самое время довольно сложно. Как и мне смотреть на то, что творят эти Ага.

Наёмники сначала просто стояли, а эти йети осыпали их камнями и палками, кто во что горазд, безо всякого вразумительного построения в шеренгах среди полусотенных ватаг, а когда ринулись ратиться врукопашную, дело закончилось мордобоем. И ладно бы только меж теми, кого тренировали мои наёмники. Так в драку полезли и иные...

— Нелюди! — пришлось мне разгонять их при помощи Яр-Гонна и арахна-гиганта. — Будем дальше дрессировать, но уже исключительно меж собой!

Я выстраиваю вожаков, в их задачу входит имитация противника — горных джигитов. Пускай привыкают, поскольку в дальнейшем им и придётся косить под них. Зато если что пойдёт не так, достанется от тех, кем придётся и дальше командовать — всё не так обидно моим истинным наёмникам, ну и мне. Да и для дисциплины полезно. Хотя...

Всё закончилось очередным рукоприкладством, при этом два десятка Ага избили свои ватаги, а те даже не стали защищаться от них, и дрались вяло, метая камни, стараясь не попасть, а бросить мимо.

Моя ошибка была очевидна не только мне.

— Придётся добыть настоящих врагов, — озадачил я всех и вся, кто находился в дружине при мне.

— Ага, — ответили вожаки-морфы.

— М-да уж, Чудак ты, сэр! А голова — два уха, — это мне мои мастера-атаманы.

— На то и главарь! — выдал я в свою очередь им.

Подчинились.

Меж тем я попутно уловил: Кукумэ уже отписала Кесарю про всё, что я творю в тундре близ горной гряды. И даже ответ получила. Я выяснил имя того, кого Кесарь собрался отправить ни сегодня-завтра сюда по мою, и не только, душу.

Что это за Атрий такой? И что вообще представляет собой некая легендарная личность?

В разговор со мной, на уровне мысли, завела Желанна.

"Палач!" — коротко намекнула она, что в дальнейшем ждёт всех нас.

"Как — палач? Почему? За что? И я такого натворил, что меня, сэра Чудака, ждёт неминуемо встреча с ним?"

И почему бы мне ни разминуться с ним?

"Сколько не бегай, а от него, и его корпуса, не скрыться нигде и никому! Тем более от валькирий при нём! Вот кто страшней даже его гвардейцев на поле брани!"

"Что ты такое говоришь, моя желанная донна?"

"Я-то, как раз молчу и даже не мычу, а вот ты, Чудак!.."

Что ещё я мог сказать? Точнее подумать? Вот и промычал про себя по обыкновению, как всегда. Но одно понял: плохи наши дела. Нам самое время сниматься с места и идти в горы к горным йети — знакомиться с ними поближе, как прежде с равнинными сородичами, что также жаждали их крови, как и они нашей, людей. И будь, что будет! Ведь от судьбы не уйти — эта злодейка везде достанет! Ну и я не останусь в долгу, и если смогу, а нисколько не сомневался, то отплачу той же звонкой монетой.

— В дорогу — в путь! — уподобился я — В. И. Ленину. Когда хотелось уподобиться иному Ильичу, толкающему речь по бумажке, а не с броневика, как я здесь сейчас с арахна: "Идём на гов... на гов... — нога в... ногу!"

На меня посмотрели, как на Чудака, а не на главаря-вожака. Да плевать! Всё одно никуда не денутся!

— Кто не хочет, может остаться тут и дожидаться когорту Атрия вперёд горных джигитов!

Мои подопечные зашевелились, да что там — забегали, как ужаленные все в одно и то же самое место.

Мне даже стало интересно, что за личность такая этот палач? И почему его прозвали так, а никак иначе?

"Есть у него одна отличительная черта — она же особенность, — снова пояснила мне мысленно Желанна. — Он носит маску на лице, из-за чего выглядит как настоящий палач!"

И в этом всё его сходство с ним?

"Если бы..."

Всё — больше ничего не хочу слышать о нём — даже мысленно!

"Испугался? Страшишься, Чудак? Бежишь от него?"

— Ещё чего! — выдал я вслух. — И ни от кого я не собираюсь бегать! На то и наёмник, как все здесь, за исключением дружины этих йети! И уж страшнее тех, кто ожидает нас в горах, сложнее себе представить врага! А то Гвардия Кесаря и т.д. и т.п.! И что, что их там рать, а нас практически орда!

Дружина, пусть из морфов равнин, тоже немалая сила. А с такой оравой мне ратиться бок о бок ещё не доводилось. И если их вооружить огнестрелами из арсенала гномов, и научить обращаться с ними, то... проще самому застрелиться!

Всё слишком просто в уме, а на деле всегда непросто. Но я не привык отчаиваться и унывать, потому что Чудак! И если уж моя судьба сгинуть в этом жутком крае, так чтоб надолго запомнили меня здесь все, кому я перешёл дорогу в данном мире.

И я не Спартак — про футбольный клуб, и его фанатов, речи не веду, а про гладиатора, устроившего в Древнем Риме хорошую взбучку рабовладельцам из числа патрициев*. Но и заканчивать аналогичным образом свои дни, также не собираюсь — ещё повоюю. А пока что в подполье уйду — не в Одесские катакомбы времён Великой Отечественной, а много глубже — в пещеры гномов. Их арсенал манит меня пуще злата. И как понимаю всё больше: не меня одного, а многих, кто жаждет заполучить абсолютную власть в алчном мире.

* патриций — знатный гражданин (знать) Рима.

* * *

Северин. Северная Диктатория.

— Сэр, — окликнул герцога один из лордов свиты, приставленный сегодня для охраны покоев.

— Эдвард, — дозволил Ромуальд заговорить ему с собой.

— К вам магистр Ордена, сэр!

— Пропустить — немедля! — повысил голос герцог на нерадивого лорда.

Стража сменил гость.

— Какая встреча, твоя милость, — приветствовал Ромуальд магистра Ордена. — Чем обязан твоему визиту?

— Чудак, именуемый сэром, но являющийся при этом наёмником...

— Где он? — проявил нетерпение герцог.

— ...покинул заставу, тогда как там гибнет гарнизон...

— Изменник! Дезертир!

— Вот и я о том же... — продолжал магистр, перебитый герцогом в который раз на словах.

— Я немедля отправлю за ним всадников из числа верной мне знати, и они притащат сюда этого заносчивого гордеца в Северин! Я вздёрну его прилюдно у врат крепости на главной площади града в назидание иным недовольным! Надеюсь, Орден, в лице трибуна и цензора, поддержит меня, как это делаю я всегда с завидным постоянством, служа верой и правдой Ему, а уж потом себе и Империи в лице Тирана?

— У меня послание от Иерарха, сэр Ромуальд!

— С этого и надо было начинать, твоя милость, — пригласил герцог к столу магистра северной диктатории отведать яств. — Не побрезгуй моим гостеприимством!

— Есть более неотложные дела, сэр Ромуальд!

— Ах, оставь ты этот официоз для кого-нибудь другого, твоя милость! Мы с тобой ведь нечужие друг другу люди, чай породнились детьми! И тебе должно быть тоже выгодно достать этого пройдоху Чудака? Ибо он пригрел у себя эту змею — шпионку Кесаря! Как там её зовут, эту гадину?

— Кукумэ, с вашего позволения, сэр, — поддел магистр герцога. — И она — валькирия!

— Бестия она! — жаждал мести Ромуальд. — И мне нужна её голова!

— Ордену также, но мы не мелочимся по таким пустякам...

— Ничего себе пустяк! У нас с тобой под носом творится такое, о чём, если узнает Тиран — не сносить обоим головы! И даже Иерарх Ордена не посмеет перечить ему!

— Кстати, о диктаторе: он направляется в Северин, и будет здесь со дня на день!

— Хотелось бы мне встретить его вперёд Кесаря, а то чего доброго вместо него, сюда к нам, по наши головы, пожалует "палач"!

— За это не беспокойся, родственничек, — прильнул наконец-то к столу, предварительно прилипнув к стулу, магистр северной диктатории. — Иерарх отвлечёт корпус Атрия с легионами Гвардии в Пустоши псами да шакалами, а мы и дальше останемся здесь с тобой полноправными хозяевами!

— Очень на это надеюсь, а также: заполучить головы всех врагов, — примкнул герцог к гостю и поднял кубок во славу диктатора. — Орден превыше всего!

— Воистину... — поддержал магистр.

Глава 7

Бастион Ордена. Северная Диктатория.

Нахватавшись воды, беглянка постаралась оттолкнуться от илистого дна, задрыгала беспомощно руками и ногами, запутавшись в длинных стеблях-стволах плавней, пустивших корни. Осталась у дна. На поверхности пошли пузыри. Ни одна из цепных тварей не отреагировала на них, остались безучастны к участи узницы. Сегодня они были сыты благодаря беглянке, чтобы самой рисковать собственной жизнью, и даже охотится на обитателей водоёма, что иной раз подбирали за ними те жалкие крохи, кои оставляли захры — и всё больше мослами.

Вот и теперь одно из "водоплавающих" проявило себя во всей красе, нырнув за вожделенной добычей — схватило и потащило в подводную нору-дом.

Воздух заставил, уже посиневшую девицу расшириться грудь, и из неё толчками, при работе легких, стала вырываться вода. Беглянка закашлялась, приходя в себя, продолжала плеваться, хотя ещё ничего толком не понимала и не осознавала за исключением: осталась жива невероятным образом. Словно её спасло чудо, а не то чудовище, что уставилось на неё, сверля очами в полумраке норы.

Беглянке показалось: наступила ночь. Ошибка в её суждении очевидна — пытаясь привстать, она зацепила головой свод, услышав в ответ недовольный писк обитателя норы, а затем нечто подобное на имитацию рыка.

Выставив руки, беглянка стремилась на ощупь отыскать выход, шаря ими вокруг себя и над головой, когда ей следовало искать дыру на полу, застланном сухими водорослями; наткнулась на кого-то ещё, кто запищал пронзительно.

Обнаружив кладку "водоплавающего", беглянка едва не передавила вылупившееся потомство.

Час от часу нелегче! Но всё лучше, чем оставаться на дне запруженного рва. Снаружи вплотную занялись её поисками.

Из врат бастиона высыпало порядка трёх десятков вояк Ордена во главе с гвардом, осматривая тщательно вокруг околотка каждый клочок земли. Даже сети, по такому случаю, вытащили, и принялись ловить на дне рва всю обитающую там живность. Но чего наловили — всякой дряни, которую и уловом обозвать с большой натяжкой нельзя — брезговали питаться столь непристойной живностью, продолжив поиски далее среди обленившихся захров с лоснящимися от сытой трапезы боками.

Цепным тварям досталось от гварда, собственноручно вспоровшего нескольким из них утробы, и ничего интересного не обнаружил, за исключением обмундирования сгинувшего стража.

— Мерзавцы! Да как вы допустили! И кого упустили — девку! Вот я вас... — набросился гвард на стражей, расширив район поисков беглянки в удаление от бастиона в поле, что оказалась у них под носом — точнее под гвардом, расположившимся на небольшой возвышенности, являющейся верхом норы "водоплавающего", откуда девица искала выход, зацепив свод головой. Её участь ещё не была решена — и завидной не казалась. Она толком не ведала, чем закончиться для неё побег из околотка — готова была сдаться гварду, лишь бы не видеть перед собой горящие очи в полумраке.

Рука наткнулась на палку, как показалось девице, не признав в нём обломок кости. Её острым краем и ткнула наобум в очи, а угодила в раскрытую пасть, проткнув "водоплавающего" насквозь, вогнав обломок в мозг.

Предсмертный рывок и... "водоплавающий" распрощался с жизнью. Тише в его норе не стало, почуяв запах крови, выводок с писком ринулся к нему, а вскоре облепил беглянку, приняв её за сердобольную мамашу.

Не выдержав царившей вакханалии в норе "водоплавающего", гостья в истерике принялась срывать с себя облепивших её "паразитов" и швырять в разные стороны, а они вновь и вновь липли к ней точно пиявки, заставляя пятиться, пока не провалилась куда-то — снова погрузилась в воду рва, вынырнула за пределами норы "водоплавающего" в зарослях подле берега, едва не нарвалась на гварда, не обратившего внимания на всплеск воды, устроенной ей, сам поливал её, приспустив поножи.

Беглянке в очередной раз досталось — её облили тем, чем предварительно стремился надзиратель искупать в узилище, подсунув в кадке мочу.

Впору было завыть подстать "водоплавающему", но вместо этого девица вновь погрузилась с головой в воду и вернулась в нору, где её заждались "паразиты". Снова облепили.

Деваться некуда, пришлось смириться. Участь беглянки по-прежнему была незавидна. Сейчас её кинулись искать на поверхности, и поиски, по-видимому, затянутся, поэтому ей лучше будет переждать тут какое-то время, а затем, под покровом ночи бежать без оглядки, куда глаза глядят, лишь бы подальше от околотка Ордена.

— Нигде ни одного следа, сэр, — предстал гвард перед военным магистром.

Болингар нисколько не сомневался в подобном ответе — следил за поисками пропажи с высоты башни околотка — сейчас развалился в кресле у камина, подкидывая туда поленья, собственноручно нарубив боевым топором для поддержания тонуса мышц; попутно затеял ещё немного размяться.

Не рассчитывая послужить ему грушей для битья баклушей, гвард открыл дверь на пол плашмя.

Над ним столпились стражи.

— Ты, завтра зайди, тогда и поговорим, — единственное, что услышал гвард от магистра.

И уже от него, в свою очередь, досталось стражам в карауле у двери. Гвард заставил их восстановить её, поспешив за пределы бастиона, решил продолжить поиски беглянки — и до тех пор не возвращаться, пока не разыщет — а на деле просто затеял переждать, пока магистр с диктатором не покинут околоток. Тогда — и только — он вернётся. Если, конечно, для него всё ещё обойдётся. В чём сильно сомневался, подавшись топить свои печали в ближайшей корчме, где заправлял хорошо знакомый ему Чмырь.

* * *

Косогорье. Лагерь легендарного корпуса.

— Всё готово, триумфат, — рапортовал командор, представ перед ним.

— Ш-ш-ш... — удивил Кесарь, поманив Атрия придвинуться к себе поближе, шепнул на ухо: — Не забывай про трибунов! Кстати, где они?

— Как и всегда — у себя — держатся обособленно от корпуса, подчёркивая свою особенность от Гвардии и принадлежность к Ордену, — коротко пояснил командор.

— Ну-ну... — порадовался Кесарь. — Мы с тобой сей же час наведаемся к ним в гости и...

Он кивнул Атрию на амфору с вином.

— ...по дороге заглянем к Даритэ. Надеюсь, у целительницы найдётся необходимая травка?

— В качестве чего?

— Отвара, а не отравы! Неужто подумал: я собрался травить трибунов?!

— Нет, сир, но тогда какой смысл нам от неё?

— Идём, по дороге всё узнаешь, мой верный гвардеец!

В лагере было тихо, казалось, гвардейцы разбрелись по палаткам и спят, а не сидят молча во тьме в боевом снаряжении в ожидании соответствующего приказа от командора. Но пока такой команды к ним не поступило ни от мастеров, ни тем более от бригадиров. Командиры почему-то мешкали, а возможно лично командор в угоду триумфату.

В последний раз их видели направляющимися к шатру валькирий с амфорой. Никак решили покутить напоследок этой ночью, прежде чем отправиться в поход?

— Вам чего? — стреножила Даритэ гостей с порога — не жаловала их.

— Нам бы дурман-травы, — заговорщицки прошептал Кесарь, и, не удержавшись, любопытствуя, взглянул на Неждану.

— Дымить собрались али...

— Нам бы её истолочь в порошок, — подсунул Кесарь амфору Даритэ.

— Кого усыплять собрались? — заинтересовалась валькирия.

— Шакалов, кого же ещё, — вставился Атрий.

Кесарь не удержался и хохотнул.

— Да, ты не зря носишь прозвище "палач"!

Хоть стой, хоть плач.

— Будет вам порошок, — догадалась Даритэ. — И противоядие к нему для вас!

— Слушай, Атрий, откуда они всё знают, а?! — покосился Кесарь на командора.

— На то и ночные охотницы! Одно слово — валькирии! Ты подумать не успеешь иной раз, а они уже несутся выполнять ещё не озвученный тобой приказ!

— Хм, ну надо же, — отметил Кесарь. — Повезло тебе с ними!

— Не спорю, иначе жизнь проспорю.

— Мне бы таких, как они — побольше, а то одной Кукумэ недостаточно!

— Она не принадлежит к нам — изгнана, — шикнула Даритэ. — Недостойна носить высокое звание соплеменницы амазонок!

— За что ж вы её так, а?

— Тебе, сир, лучше не знать, иначе не сможешь спать по ночам без дурман-травы!.. Вот вам противоядие, — сунула две приготовленные фляжки Даритэ. — Станете вослед запивать ими вино из амфоры, иначе забудьте про поход — оба!

Некоторые особо резвые гвардейцы, следили за действом, разворачивающимся в сумерках в лагере, делая вид, будто выбегают порой из палаток до ветра, отметили: что-то уж очень быстро командор с триумфатором покинули валькирий. Похоже, им не обломилось покутить с ними, вот и наведались следом в гости к трибунам.

Новость оказалась невероятной, и показалось таковой бригадирам и мастерам, но не командирам. Те уже были осведомлены: после того, как командор с триумфатом выйдут из гостей от трибунов, корпусу предстоит сняться и спешно, но тихо, под покровом ночи, продвигаться в направлении столицы северной диктатории. Куда вперёд них, быстрым маршем умчатся воительницы на серангах, иные амазонки из их числа останутся при гвардейцах, и также двинут с обозом при турагах.

— А вот и мы! — воскликнул Кесарь.

— Не ждали, — прибавил басом Атрий.

Трибуны и впрямь не ожидали в столь поздний час гостей, тем более тех, кто заглянули к ним.

— Ага, сами нарушаем дисциплину в корпусе — ну-ну! — покуражился Кесарь. — Да и мы не с пустыми руками! Есть повод выпить!

— Ну, чего замялись, аки девки? — ухмыльнулся язвительно "палач". — Гулять, так гулять!

У трибун отлегло на душе. О подвохе никто подумать не смел, возможно: Гвардия в иной части Окраин одержала важную победу, и сие отрадное известие принесла, на хвосте дракха, валькирия.

Триумф стоило отметить.

Никто из трибунов не обратил внимания на то, что вино, льющееся по кубкам рекой, запивалось гостями исключительно из походных фляжек. И вскоре уже трибуны начали валиться на боковую один за другим в отличие от гостей, продолжавших спаивать иных из них, пока не уложили всех штабелями.

— Дело сделано, — отметил Атрий.

— Славно, очень славно, — поднялся, как ни в чём не бывало Кесарь, и вышел из шатра не совсем подышать свежим воздухом.

У шатра трибун, его поджидал трубач командора.

— Марк!

— Я здесь, триумфат! — откликнулся парнишка.

— Труби поход! Но коротко! И тихо!

На мгновение паренёк замешкался — слишком сложную задачу поставил ему Кесарь. Всё же справился с ней.

— Пора... — разнеслись шёпотом довольные голоса гвардейцев в палаточном лагере корпуса.

К Косогорью, им на смену, уже подошёл железный корпус, являясь резервным, дабы трибуны по пробуждению утром не сразу заподозрили подмену, а к тому времени Атрий с валькириями будет уже в Северине, да и гвардейцы с обозом чуть погодя там же, ближе к полудню.

И если из лагеря в северные врата колоннами на марше потянулись когорты легендарного корпуса Атрия, то в южные напротив входили когорты железного корпуса.

Командоры поприветствовали один другого, встретившись по заведённой традиции всего лишь на миг, вновь расстались.

— Удачи тебе, Атрий, — проводил Кесарь взглядом его. — Не подведи Гвардию! На тебя вся надежда сейчас! И держи меня в курсе — отныне Кукумэ твоя шпионка!

— Понял, — заверил напоследок при расставании Атрий, — сделаю.

Подмена прошла успешно — трибуны дрыхли в шатре вповалку, и никто из них ни ухом, ни рылом о том, что легендарный корпус Гвардии начал движение в направлении Северина, стремясь обойти когорту жнецов диктатора.

Вперёд в качестве авангард корпуса вырвались валькирии на серангах, а их, в свою очередь, обогнали стаей соплеменницы на дракхах, ведомые Киринэ с Атрием, в то время как командиры командовали когортами.

Обоз представлял собой сцепленные по четыре в ряд возы, которые спереди тащил тураг, иной из пары тем временем тащился сзади на привязи, ожидая своего часа, пока что отдыхал. А внутри возов — в каждом — располагалось порядка двух с половиной десятков гвардейцев. Амазонки же предпочитали оставаться с луками на крышах — не столько избегали общества мужчин, сколько несли дозор. Хотя в землях диктаториях, вплоть до Северина, это было ни к чему.

Застоявшиеся тураги шли ходко, таща за собой многотонные возы в сцепках, преодолевая в среднем за большой песочник порядка десятка вёрст. И никто их не подгонял. За ночь при их скорости передвижения, корпус преодолеет порядка семидесяти-восьмидесяти вёрст, а ещё за пару иных песочников в светлое время суток к полудню окажется у стен Северина, где уже будут хозяйничать воительницы на серангах, а много ранее их там объявится Атрий со стаей дракхов и валькирий Киринэ.

По окрестностям Окраин то и дело разносился грохот колёс от возов, смазанных заблаговременно, и топот турагов с редко сопровождающимися рыками, означавшими: тягловый устал и пора его менять с бредущим на отдыхе.

Что и происходило каждый большой песочник по времени.

Восточная граница одноимённой диктатории осталась позади, когда корпусу при обозе на марше пришлось сделать первый крюк, обходя бастион Ордена стороной, где на отдыхе, вместе с диктатором, пребывала когорта жнецов, ещё только собирающаяся покинуть стены околотка ближе к утру и двинуть к Северину, чтобы заблаговременно попасть туда до наступления новых сумерек. А пока беззаботно спали, отдыхая, в то время как гарнизон стоял на ушах.

— Чего у них там твориться такое?! — отметил мимолётом про себя Атрий, промчавшись много раньше на дракхе над одним из оплотов Ордена, являющегося перевалочным пунктом.

Киринэ тотчас завернула одну из валькирий, покинувшую стаю — устремилась к иным соплеменницам, следующими за ними тремя колоннами на серангах.

Получив сообщение, главенствующая — там среди них — воительница, отрядила с данным донесением уже свою подопечную предупредить обоз корпуса: придётся сделать немногим больше крюк, чем планировалось ранее, и дополнительно обойти стороной населённый пункт с корчмой.

Распоряжение Атрия было выполнено в соответствии с требованием. Минув беспрепятственно стороной заселённый клочок Окраин, в обозе увеличили скорость. Подле турагов объявились погонщики, и последующая смена меж ящерами произошла раньше обычного.

Гвардейцы по-прежнему располагались внутри возов, отдыхали, мерно посапывая в пол-уха и полглаза; беззаботно дремали, не тратя силы на переход, поэтому полные сил могли в любой момент вступить в бой с врагами. Да и развернуть лагерь посреди открытой местности им — пара пустяков. Для этого лишь требовалось завернуть турагов и сцепить возы меж собой привычным квадратом, после чего откинуть и поднять с наружной стороны сцепные стенки, и получится крепость на колёсах высотой стен в четыре метра. В чём ни раз — силе корпуса — убеждались шакалы.

Это псам не против легионов Гвардии сражаться на марше — корпус совершенно иное боевое соединение и довольно грозная сила, с которой приходилось считаться любым врагам Империи. И внезапностью налёта, их не застичь врасплох. Корпус — боевая машина смерти, способная в одиночку противостоять огромному количеству врагов, исчисляющему ордами. Один раз Атрию даже удалось выстоять против многотысячной орды шакалов. С тех пор его корпус и получил своё название — легендарный, как и сам командор.

Помимо легендарного корпуса, Гвардия имела на вооружение бесстрашный, бессмертный, несгибаемый и железный, корпуса. Всего пять, но они стоили всей Гвардии вместе взятой, даже легиона жнецов при Ордене и Армады Императора. Вот только сталкиваться им с ними пока что не было никакой нужды, Кесарю прежде надлежало очистить Окраины Империи от внешних врагов, и только за тем уже заняться внутренними.

* * *

Северин. Северная Диктатория.

Застолье в покоях герцога было в самом разгаре, когда к нему примкнули графы. Лордам с баронами тут делать нечего, они располагались по соседству и несли службу по их охране; также пили и гуляли, а кто отдувался за них — рыцари с урядниками. Их и гоняли, а те ещё меж собой выясняли: кто кому должен подчиняться и служить. В общем, как всегда, когда собиралась рать, ничего хорошего ждать обитателям тех мест, где они останавливались на время похода, не приходилось. Впрочем, и рассчитывать на благосклонность разудалого войска Великого и Ужасного герцога Ромуальда. Бабы потом тяжелели и брюхатили, а мужики отлёживались по полатям, зализывая раны. Ну и детишки со стариками голодали. Смертность возрастала неимоверно и без нападения заклятых врагов. Зато кто наживался на войне — барыги и халдеи, урывая свой кусок с ополченцев.

Прилично хватив бражки, герцог храбрился, что лично отрубит голову шпионке Кесаря, а тот при этом будет взирать на казнь и даже не пикнет. Затем он вздёрнет Чудака за одно место, и под конец экзекуции забьёт до смерти "палача".

— Так и будет — сразу, как мы погоним морфов в горы! И у нас будет столько хабара, что опустеет казна Империи, даже... Нет, у Ордена хватит богатств рассчитаться с нами! Я надеюсь, родствен-Ик...

— Даже не сумлевайси... — отнял тот голову от миски, слизывая и пихая в рот налипшие на щёки яства.

Один граф Роланд был трезв, хотя и пил наравне со всеми, глуша боль и злобу на тех, о ком твердил отец. Пусть герцог говорит за столом, что угодно, но он раньше него доберётся до них и поквитается со всеми: с Кукумэ за то, что превратила его в евнуха, с Чудаком за то, что пригрел её у себя, и ещё посмеялся над ним с отцом, когда наведался в Северин с заданием от вздорного старика дорна Балдрика. Кстати, донесение магистра порадовало графа: с заставой было покончено. Трибуны Ордена отплатили командору за их унижение сполна. И это не было изменой — она не казалась им таковой — всё было заранее обусловлено и спланировано самим диктатором. Они все, исключительно выполняли его волю, не имея возможности перечить при всём желании.

Герцог то и дело хлопал графа по плечу. Тот долго терпел, пока раз не отмахнулся локтем, и Ромуальд угодил носом в стол, присоединившись к магистру Ордена северной диктатории в одну лохань с ним, чем вызвал громогласную волну хохота.

Вакханалия входила в завершающую стадию. Знать, изнурённая и измученная сладкой жизнью, бездельничала, развлекаясь тем, что иной раз собиралась вместе и отправлялась за хабаром по Окраинам, преследуя врага повернувшего в свои земли. А раньше и носа не казали из града или крепости, отсиживаясь с завидным постоянством за крепкими каменными или бревенчатыми стенами, медленно, но верно спиваясь. В то время как Роланд не мог сидеть без дела, жаждал мести, желая упиваться кровью всех и вся своих врагов — задумал обойти отца, и плевать при этом хотел на особый указ Ордена — не встревать в бойню с морфами, пускай с ними ратятся легионы и корпуса Гвардии.

К моменту застолья, он уже переманил на свою сторону добрую часть рыцарей из числа знати. В основной массе это было нищие бароны или бедные лорды, влачащие не столь уж жалкое существование, но готовые подзаработать на войне больше других. Ну и халдеи соответственно — разбойники обещали выступить проводниками, и также представляли собой немалую силу. Что уже было отмечать про постоянно прибывающих в Северин по реке ватаг наёмников на шлюпах.

Имперские приставы исполняли свой долг исправно, и во граде уже не было свободных мест даже в тавернах и корчмах, как и на прочих постоялых дворах. Все подворья были переполнены. Вот и наступил момент истины.

По подсчётам Роланда — его верных людей — он мог выехать сегодняшней ночью в сумерках через северные врата, выведя в равнинную часть морфовых земель что-то около порядка трёх с лишним тысяч рати. Сила, по меркам Окраин, немалая, но и сводки Ордена сообщали о повальном нашествии горных орд. Зато вроде как равнинные сородичи устроили бунт.

Грех было не воспользоваться удобным моментом, и прорваться к заставе. Там он сможет восстановить численность гарнизона на должном уровне и порушенные стены бастионов, пока трибуны отсиживаются в крепости, точно мерзкие грызуны по своим норам.

Встал из-за стола.

* * *

Застава. Ущелье "Горные врата".

— За мной, ребята! — грянул дорн Балдрик, восседая верхом на скакуне, покрытом чалдаром* с головы до копыт.

Не жнец, но всадник.

* чалдар — броня, состоящая из металлических пластин, нашитых на конский покров.

Вздорный старик возглавил колонны гарнизона крепости при заставе.

Клавий стоял рядом с ним, но в пешем строю, ожидая своего часа. Прежде в атаку на морфов должны ринуться всадники, и разрубить их клином, а затем в столпотворение злобных йети дополнительно вклиняться колонны латников, в то время как ратникам и дальше предстояло осыпать заклятого врага со стен крепости "болтами" из арбалетов, самострелов и самопалов.

— За честь и отвагу! — скомандовал дорн Балдрик. — Во славу Империи!

Перед ним отварились врата, и в тот же миг турма, возглавляемая им, смяла кодлу морфов поблизости.

— За командора! — возвестил Клавий. — За погибших соратников!

Ему также позволили покинуть с колонной пределы крепости, и позади них, по приказу трибунов, с грохотом опустилась массивная решётка, преграждая путь иным турмам всадников и колоннам латников наружу. А затем со скрежетом задвинулись ещё и внутренние врата. Створки подпёрли брёвнами и стали заваливать всяким барахлом. Трибуны наказали забаррикадироваться, не позволяя в будущем морфам проникнуть в крепость через них, усиливали посты на стенах, загоняя туда латников.

Никакого смятения в рядах тех, кто оказался отрезан своими же от крепости, не возникло, пускай за стены их вышло чуть менее полторы сотни воинов гарнизона заставы, зато они остались преданными командору до последнего вздоха.

Будь под началом дорна Балдрика все те латники и всадники, с коими планировал вступить в битву с морфами, непременно бы сумел расчленить их и отбить очередной штурм, а затем ещё и восстановить на какое-то время стены меж бастионами первого уровня защиты — но чему быть, того не миновать.

— Измена! — донеслось до Клавия с задних рядов колонны. — Предатели!

— Вперёд! — повёл он колонну латников в проём меж двух бастионов — туда, где образовалась наибольшая брешь в обороне заставы на первом уровне. — Построение — "панцирь"!

Укрывшись щитами с головы до ног, латники встали стеной у бреши, позволив турме Балдрика отступить за них.

— Мерзавцы! — погрозил вздорный старик трибунам.

И поплатился — от главного среди них поступила команда к залпу из арбалетов. Стрелки растерялись, они не могли стрелять по своим. Но трибуна уже не остановить — он сам выхватил у одного арбалет, надавил на спусковой механизм. Болт ударил в коня под командором заставы. Промах был очевиден. А с другой стороны, трибун сделал всё правильно — теперь никто не обвинит его и Орден в том, что он совершил должностное преступление.

— Чтоб не бежал, как трус и дезертир! — пояснил трибун на словах стрелкам, отдавая очередной приказ. — По коням всадников турмы — пли!

Но даже это отказались выполнять стрелки.

Трибун опасался: старик завернёт их к дальнему кордону и доложит об измене Кесарю. Оставалось надеяться: морфы перехватят его людей, либо ополченцы герцога или воины Ордена.

Жить защитникам за стенами крепости на заставе, оставалось всего ничего. Морфы накинулись на колонну Клавия при дорне Балдрике с турмой со всех сторон — со стороны ущелья ордой зашли те йети, что не успели проскочить заставу при уничтожении наёмников с поселенцами, а с тыла ударили те из них, кто повернул вспять от равнины. Тогда как стрелки не имели права вести обстрел по ним — трибуны запретили им дразнить морфов; взирали молча на то, как гибла элита гарнизона заставы во славу тех, кто предал их.

* * *

Тундра. Север Окраин Империи.

Смеркалось. Я принял решение разжечь костры, и даже не спускаясь в катакомбы арахнов, снова щёлкнул пальцами, превращаясь в великого и ужасного мага, коим меня посчитали морфы.

К подобным фокусам в моём исполнении по применении зажигалки, иные бродяги привыкли, а вот для равнинных йети всё было в диковинку. Ну и славно — быстрее поверят: им лучше слушаться меня беспрекословно и стараться всё выполнять в точности, копируя моих бродяг, если хотят покрыть себя славой, убивая врагов из числа горных джигитов налево и направо, а не чтоб я покрыл их, и, как водится, матом!

Яр-Гонн сам изъявил желание пообщаться со мной, и даже не стал таиться, говорил прямо и открыто.

— Зачем нам рисковать раньше времени, Чудак?

Приставку "сэр", он опустил.

Ну и ладно, не столь суть важно для меня, а помниться: оба "братья" по несчастью, как и клейму.

— Мы можем двинуть катакомбами арахнов к Угольму.

Новость многообещающая и столь же удручающая. Ещё не факт, кто опасней — йети горные гамадрилы или "крабики", достигающие размеров гигантов. К тому же валиться с ними в подземелье после парочки логров повстречавшихся нам в прошлый раз там, у меня отпало всякое желание. И там они — эти твари, монстры и чудовища — у себя дома, а мы для них — чужаки.

Я, конечно, Чудак, и даже порой дурак, но не на букву "М", чтобы окончательно терять голову. Она мне ещё самому пригодится на плечах, а то неровен час, её изымут у меня. Взять того же палача, коего призвала Кукумэ с намерением отомстить мне за то, что я выбрал Желанну вместо неё в качестве фаворитки на должность наложницы-телохранительницы.

Ну и кто она после этого? Одно слово — баба, а даже не женщина! Бестия! И без неё, я как-нибудь уж обойдусь, а вот без головы — вряд ли!

Однако не перечу гному, мне интересно выслушать мнение бывшего обитателя горных массивов, пускай и подземной её части. Он единственный мой проводник там. И что это за Угольм такой? А поселение гномов?

— Град, некогда отличающийся своим великолепием настенных фресок...

— Ага, сродни наскальной живописи подстать морфам, как неандертальцам или кроманьонцам? — заставил я оскалиться этих милых и пушистых йети при нас из числа вожаков.

Поняли мой намёк, как впрочем, и Яр-Гонн, да стерпел, пускай и заскрежетал зубами, кряхтя при этом при всём недовольно в бороду.

— Тебе нужен наш арсенал, сэр Чудак? Или как?

О, я уже вновь стал сэром! Давно бы так! Нет, гордость с завышенной самооценкой мне не грозила, просто предстояло провернуть нешуточное дело, а без мордобоя с врагами никуда — поэтому и субординация соблюдаться должна неукоснительно, иначе беда — с панибратством далеко не уйдём и много не навоюем, только шеи себе напрасно свернём.

И как я раньше ненавидел армейский устав и казарменную жизнь, теперь понимал: дисциплина превыше всего — приказы должны исполняться тотчас, а не обсуждаться. Аксиома или закон выживания, пусть многим он покажется из ума. А я и дальше — Чудаком. Но останусь сэром и главарём в одном лице.

— Жизненно необходим, Яр-брат, — уступил я ему для красного словца. — Но и сам должен понять: рисковать, кем бы то ни было почём зря, даже братьями нашими "меньшими", я не намерен! Если б не они, и не Удур-Аг, где бы мы сейчас были? Как мне кажется там, где сейчас арахны у морфов — в желудке... чудищ касты горных вожаков!

— Не спорю, главарь...

О, я уже голова — два уха! Чего ещё услышу дальше интересного от гнома?

— Ты прав, но и я ведаю, что предлагаю тебе!

— Угу, я помню аналогичную ситуацию с Ёр-Унном, когда мы пошли за ним, толком не ведая сами, куда, и за чем, а когда выяснили...

— Разве не порадовались, Чудак?

— Ну, я-то — совсем другое дело! И потом — не дело водить своих за нос!

— Да я и не собирался, брат...

Разговор у нас с Яр-Гонном затянулся, гном ходил всё вокруг да около.

— Короче, ближе к делу, мастер!

— Ещё успеешь сыграть свою роль, как Чудак и как раб, а морфы при нас — джигитов возвращающихся в Югорм с добычей!

— А Югорм — это что такое? Ещё чьё-то поселение? И опять ваше, гномье?

— Нет, варваров — их, некогда знатная, столица!

— Только не говори мне: воевали с ними, когда на ваши исконные земли в горы пришли эти йети?

Ответа не последовало. Выходит: я прав.

— Да ладно, брат, не расстраивайся ты так! У каждого в чулане имеются грабли и все наступают на них одинаково, как и скелет в шкафу — есть что скрывать друг от друга! Вот только не тот у нас сейчас случай! Если не станем доверять один другому — не проще ли здесь сложить головы? А с кем — тоже неважно! Важно — как! И я — наёмник в отличие от тебя, поселенца! У тебя есть выбор, тогда как у меня нет его!

— Ха... Ха-ха... — прыснул гном в бороду. — Ну и рассмешил ты меня, Чудак! Ха-ха...

— Да что я опять не так и не то сказал!? — возмутил меня сей недомерок.

— На Окраинах Треклятой Империи, ты можешь называться как угодно, и кем угодно, но всё одно, как сам заметил верно: никому не сносить головы! То лишь вопрос времени! И враги у нас с тобой — одни и те же! А будет ещё и Орден!

— Орден?!

Очередная новость — и ещё та. Типа местная инквизиция? Неужто я также заинтересовал их? Хотя можно нисколько не сомневаться: мной заинтересовались многие силы неизвестные мне, что существуют во внутренней части Империи и внешней на Окраинах извне.

— А чем ещё удивишь? Давай, повествуй, пока есть время — нас не застукали вблизи катакомб арахнов никакие враги — внешние или внутренние!

— В своё время узнаешь, Чудак, а пока не мешало бы отлежаться всем в катакомбах, нежели мелькать на поверхности, привлекая внимание тех, кто рыщет, поди, сейчас в поисках нас всех вместе взятых!

— А ты чем займёшься, Яр-Гонн?

— Полажу по катакомбам арахнов и поищу вход в подземелье горных собратьев.

— Я с тобой! — едва я не сказал чуть иначе: "Возьми меня с собой!"

Скажи я это и — всё, сэр Чудак — попал бы ты впросак, что поздно говорить в своё оправдание что-либо ещё.

Но зато это стало доступно Желанне.

— Не смотри на меня так, моя ненаглядная донна! Тебе это послышалось!

— Что? — не уловил подвоха Яр-Гонн.

— Да это мы так — о своём — по семейному, угу?

В ответ мне, Желанна нахмурила брови.

— А так ты мне ещё больше нравишься, моя прекрасная злючка!

— Так мы идём или как? — проворчал Яр-Гонн.

Гном торопился. Ну и я решил последовать его примеру. Мой приказ ничуть не изменился, исключительно направление — мы двинули под землю, тем более что морфам к этому не привыкать — привыкли проводить там половину жизни. Ну и мне, сэру Чудаку, как их вожаку-главарю следует привыкать к подобному времяпрепровождению. Чай, командую дружиной этих йети...ть их. Ну и, как водится, обрастаю, пока что пушком на лице, что даже на бороду не тянет в сравнении с гномами. Однако начало положено. Мне лишь осталось положить на тех, кто объявил охоту на меня. И потом, если они не в курсе, то охотиться сподручнее всего с огнестрелами в руках. Тогда и поглядим, чья сторона возьмёт, когда у меня в дружине даже морфы будут вооружены ружьями да бомбами, как сам сейчас огнестрелом с динамитными шашками.

Глава 8

Косогорье. Лагерь железного легиона.

— Триумфат... — командор железного легиона замер на пороге шатра.

— Докладывай, — дозволил Кесарь, оставаясь лежать на жёсткой скамье, имеющий двойное предназначение — нынче использовалась им под кровать.

— Железный корпус сменил легендарный корпус в Косогорье. Гвардейцы первой когорты несут службу по охране границ Окраин Восточной диктатории в должной мере — разосланы дозорные посты общей численностью в три колонны! Остальные отдыхают с дороги!

— То всё? — поинтересовался Кесарь, глядя на мерцающие языки пламени в глиняной чаше, тускло освещающей шатёр изнутри, что позволяло обитателю скрывать: бодрствует или спит.

— Если коротко — да, — закончил доклад командор железного корпуса.

— В таком случае, более не задерживаю, Терний!

— У триумфата имеются какие-то пожелания или приказы?

— Нет-нет, всё как обычно, командор, — не желал подниматься Кесарь.

Им овладела хандра — сразу, едва расстался с Атрием, в то время как лично желал возглавить поход в северную диктаторию Окраины, и надавать по мордам зазнайке герцогу, да ещё дать хорошего пинка под зад диктатору Ордена. Северин манил его своей простотой: там тихо и спокойно — половину года, зато вторую — есть, где развернуться Гвардии. Но врагов у Империи хватало по всем Окраинам, а тут и Орден с братцем — хуже и придумать нельзя. Теперь вот приходилось бездельничать для вида и ждать сводок из Северина: как там обстоят дела у корпуса Атрия и его неугомонных валькирий?

Спать Кесарь не мог — думы, занимающие все его мысли, одолевали, мешая задремать — поэтому предпочёл прогуляться по Косогорью, выбрав привычное направление — двинул по уже проторенной им дорожке до шатра, где по-прежнему находилась одна весьма симпатичная особа, привлекающая и манящая его, точно сирена, заплутавшего в дальнем плавании моряка.

Валькирии больше препятствовали ему заглянуть к ней, их на посту сменили гвардейцы Терния, и стерегли по его приказу, как зеницу ока. Головой за бывшую пленницу халдеев отвечал командир, а не мастер или бригадир — выставил в охрану ветеранов из числа грандов.

Грянув пилумами по щитам, стражи не успели открыть рта, приветствуя триумфата.

— Ш-ш-ш... — опередил их Кесарь. — Не шумите, братцы!

Воля триумфата — закон для них. Они расступились, давая ему возможность минуть их. Внутри шатра, подле девицы, хлопотала некая женщина, выполняющая ту же обязанность, что и Даритэ при корпусе Атрия.

— Кто такая? — вопросил Кесарь.

— Фебра, — поклонилась почтительно женщина.

— Вот что, Фебра, а скажи мне, как поживает моя подопечная?

— Она очень слаба, сир.

— То понятно, — кивнул он утвердительно. — Меня интересует: когда она сможет ходить?

— Того вам никто не скажет, сир! Как и то: когда сможет сидеть сама! Со слов моей предшественницы я поняла: Неждане досталось. Так что наберитесь терпения, сир, и будете вознаграждены! Девка и впрямь хороша! А крепкая — и справная! — уяснила всё на раз Фебра.

— Могу я помочь?

Кесарь не сказал "чем", а взял мокрый кусок ткани из рук целительницы, и сам прикоснулся дрожащими пальцами к лицу Нежданы — провёл по лбу, смахивая крупные испарины.

— Не изводитесь, сир, и девку не мучайте, — перехватила Фебра руку Кесаря. — Всё будет ладно — вот увидите!

— А больше валькирия, тебе ничего не говорила? Ну, там, скажем: девица в бреду звала кого — отца, мать, брата или... — осёкся Кесарь, — ...жениха?

Фебра чуть заметно усмехнулась, поспешно прикрыв ладонью уста, старалась не выдать себя, дабы Кесарь не подумал ничего плохого в отношении неё.

— Тогда бы у неё, сир, на руке имелся плетёный браслет.

— На какой руке? — спохватился Кесарь, оглядывая обе кисти.

— Да не венчана она — молодуха ещё, не изведавшая женской доли, сир! Идите! Идите-идите... — еле держалась от смеха Фебра. — Не мешайте ухаживать за донной!

— Ты сказала: за донной? Почему? Она знатная особа?!

— Нет, но не сомневаюсь нисколько: будет ей вскоре, — всё-таки не сдержалась Фебра и отпустила ехидную колкость в адрес ночного гостя. — Утром приходите, сир, когда Неждана очнётся. Сами и поможете ей сесть — ладно?

Ответом целительнице послужил тяжёлый вздох и резкий разворот.

Очутившись за пределами шатра, Кесарь устремил взор на небо — туда, где на дальнем горизонте обычно вставало дневное светило, но пока что не было ни малейшего намёка на утреннее зарево.

— Эх, — снова не удержался Кесарь. — Знал бы ты, Атрий, как мне сейчас не хватает тебя! И кто знает, может случиться и так, что тебе не хватает того же, чего и мне — семьи — своей собственной! А не той, которую породил мой отец! И меня! Что же я за человек такой, что меня окружают одни мужики? Да и те видят баб реже, чем шакалов?.. Постарайся выжить, Атрий! Не ради Гвардии или меня, своего Кесаря, а ради той, кого назвал сестрой!..

* * *

Северин. Северная Диктатория.

В небе над городом, скрытым беспроглядной пеленой ночи, возникли тени. Разглядеть их среди звёзд можно было исключительно в подзорную трубу, при этом освещая местность маяком. Тогда как в башнях, и то над вратами, горели редкие факелы, да в руках подрёмывающей стражи, что позволило ночным гостям беспрепятственно проникнуть за стены Северина, спешно заходившим на посадку в направлении крепости, где в одной из башен хватало света.

До слуха крылатых тварей донеслись пьяные выкрики и звон кубков с посудой. Гульба шла знатная и подходила к логическому завершению, когда в одном из окон возникла грозная тень дракха.

Кому-то из пирующих, хищный крылан показался приведением из кошмарного сновидения, но только не графу. Роланд уже встал из-за стола, когда внутрь проник наездник, облачённый в тёмные доспехи подобно жнецу Ордена, однако не являлся посыльным диктатора, скорее триумфата Гвардии.

— Чу... — отмахнулся от него магистр северной диктатории, словно изгонял злого духа, пожаловавшего по его грешную душу.

И в следующий миг в иное окно проникла очередная тварь, а с ней и та, кого она принесла сюда на крыльях.

— Изм... м-м... — замычал Роланд.

Его выкрик оборвал щелчок хлыста, затянувшегося на шее. Граф ещё пытался сорвать его с себя, вцепившись руками, не устоял на ногах, завалился на бок и упал, не видя, как в покои герцога стали проникать иные грозные тени охотниц ночи. Кто знает, для чего они явились сюда? Если за головами знати, то их жертвам несдобровать.

— Кто-нибудь проголодался? — грянул басом Атрий, хозяйничая в крепости у магистра с герцогом.

Удар хлыста, и с блюда исчезла зажаренная лапа изысканного зверя, перекочевав к одной из валькирий, что махнула в довесок кривым клинком, разрубая добычу надвое, ещё успела отправить одной из спутниц; сама насладилась тончайшим вкусом нежного мяса.

— Мы не за тем сюда явились, Атрий, — напомнила Киринэ: дело, прежде всего, а превыше, как Орден для слуг диктатора.

— Но согласись: воевать на пустой желудок — чревато!

— Хм, интересно узнать: с кем мы собрались воевать, командор? Морфы пока что далеко, а...

Кто-то всё-таки позвал стражу.

Со стороны входной двери в покои герцога отзвуками эха проникли приближающиеся шаги.

— По местам! — скомандовала Киринэ, не дождавшись ответа от Атрия, также не стала дожидаться соответствующего приказа, сама знала, что надлежит сделать наверняка — устроила засаду на противника. Пока командор не скажет: ополченцы им не враги; только тогда и перестанет думать иначе.

Створки двери распахнулись, и на пороге замерла толпа народа. Кто-то из вояк герцога сжимал обнажённый меч, кто-то копьё, кто-то что-то ещё. Были и арбалеты. Их и вскинули стражи, целясь в мрачную фигуру ночного гостя. Ему было достаточно обернуться на них и...

— Палач... — выкрикнул кто-то.

...вся толпа стражей в страхе отступила назад.

— Что тебе здесь надобно, убийца? — выкрикнул очередной провокатор. — Кто именно?

Толпа не выдала его, стоя в раздумьях — попросту бездействовала.

— Все вы, — обвёл рукой Атрий толпу от края и до края, заставляя стражей содрогнуться.

— Да он издевается над нами! Убейте его!

Применить стрелковое оружие арбалетчики не позволили валькирии, возникшие ниоткуда, и ударами хлыстов разоружили их. Останавливаться на достигнутом результате очные охотницы и не подумали, продолжая разоружать воинствующую стражу герцога, избавляли её от всего, что они противопоставили командору легендарного корпуса.

Толпа пришла в движение, но те, кто подпирал передние ряды сзади, не видел, что происходит на переднем крае, напирали. И так просто их не остановить.

— Айя-А-А... — вскочила Киринэ на дракха и взмыла к потолку для атаки на толпу стражей с воздуха.

— Валькирия-А-А... — зашлись в неистовом крике стражи, и побежали — вояки в передних рядах смели тех, кто подпирал их сзади.

— Что с них взять? Одно слово — ополченцы! — Атрий наказал амазонкам баррикадироваться, а то неровен час, сюда полезут многосотенной толпой уже не просто стражи, а рыцари из числа знати — бароны и лорды, защищая графов с герцогом и магистром.

— Чёритэ, Шатарэ, — Киринэ позвала парочку валькирий-телохранительниц.

— Воительница, — откликнулись амазонки.

— Отправляйтесь к южным вратам и встречайте воительниц!

— Гвардия навсегда! — выдали валькирии по заведённой традиции корпуса и выскочили за пределы башни на дракхах.

— Вон они, бестии! — донеслись гулким эхом выкрики стражи снаружи до Атрия с Киринэ. — Стреляйте!

— Будет весело, — порадовалась бесстрашная валькирия.

— А скоро и вовсе жарко, — не сомневался легендарный командор.

Они отвлекали рать ополчения на себя от тех, кто уже стоял под южными вратами.

— Упустили... — досадовали стражи Северина.

Валькирии прильнули к земле, скрываясь в узких улочках града среди чёрных кварталов, и стражи потеряли их из виду. Теперь, попробуй, найди, где спрятались ночные воительницы, и на каком именно чердаке подворий?

Про дракхов ходило немало слухов, дескать, эти твари особо опасны и прожорливы. Одна такая может разом зажрать свору захров и не подавится, а то и завалить горбуля, высосав из него всю кровь без остатка. В чём-то отчасти были правы: в корпусах Гвардии на вооружении состояли исключительно кровожадные твари с монстрами. До чудовищ там пока не дошли.

В Северине, ещё до наступления, утра поднялся переполох. Люди не могли понять, что происходит, им казалось: на них напали морфы, вот стражи на одной из сторожевых башен и забили в набат; в то время как совершенно на противоположном краю Северина, у южных врат, сейчас и разворачивалось основное действо.

— Слыхал... — толкнул урядник напарника в карауле.

— А... — шевельнулся тот сквозь полудрёму.

— Да ты спишь, бисово отродье! Вот я тя ща... — размахнулся урядник, метя кулаком по открытому забралу вояки, да так и замер, приметив движение у врат за крепостной стеной. — А это кто ещё там? — были последними его слова.

На него, камнем с воздуха, рухнула крылатая тварь, достав следом иного стража.

— Вон там, Чёритэ, ещё двое, — указала в их сторону Шатарэ; сама не осталась без дела, помогая воительницам на серангах взобраться на крепостную стену — вдвоём, амазонкам на дракхах, не под силу сдвинуть огромные врата. Тут требовалось приложить немало усилий.

— Кто здесь? — выглянул из будки страж в латах городского старшины. Также притих, развалившись у входа, точно захр.

— Отдохни, служивый, — процедила сквозь зубы Чёритэ.

Наконец, врата открылись, и внутрь разом хлынули три колонны воительниц на серангах, рассыпаясь и распадаясь на турмы, двинули дальше боевым порядком с диким гиканьем.

К этому моменту на улицах Северина стало людно не только от простых обывателей. Среагировав на набат, спешили стражи, двигаясь нестройными рядами ко всем вратам во граде для усиления дозоров и караулов.

Не желая сталкиваться с ними, воительницы вламывались в дома, следуя на чердаки, откуда перескакивали на крыши, и мчались дальше в направлении крепости.

— Да вон же они! — закричали переполошённые жильцы таких домов, тыча вверх над головой, слонявшимся по улицам стражам.

Пока те соизволили поднять взоры к небу и завертеть головами, воительниц и след простыл, они и дальше продолжали срывать черепицу с крыш, обрушивая на головы иных зевак.

— Обстрел! — закричали в одном из кварталов вояки, когда им на головы посыпалась черепица. — Ложись! Хавайся! Разбегайся!..

Теперь уже им, вместо воительниц, неслись ругательства, посылаемые от жителей Северина на головы вслед за черепицей.

— Ах, так!.. Бунт!..

Уловка воительниц прошла на ура — никто из стражей улиц даже помыслить не мог: переполох во граде устроили они, а не халдеи, затеяв массовые грабежи с разбоями.

И началось.

— А я что говорил, — кивнул Атрий Киринэ на то, как в южных кварталах Северина вспыхивают огни факелах и светильных чаш. — Будет ещё жарче, когда подтянутся обозом гвардейцы на турагах!

Он точно знал, что последует дальше, просчитав наперёд все действия вероятного противника. В крепости в боевую готовность был приведён весь гарнизон, и не самая малая часть двинула к вратам на выход для наведения порядка в городских трущобах, где уже вспыхнули массовые и стихийные беспорядки.

Едва они проследовали за стены через врата, в закрывающиеся створки, с крыш близлежащих домов, посыпались воительницы на серангах.

— Ва-а-алькирии-и-и... — закричала стражи у врат крепости — и только.

Амазонки смели их — все три сотни, в одно мгновение, оказались за вратами в крепости, заперев за собой.

— Осталось зачать переговоры, — усмехнулся довольно Атрий.

— Переговоры!? — изумилась Киринэ.

— Конечно, моя бесстрашная воительница. Иначе никак! Люди — нам не враги, даже те, кто пытался предать! Они ещё пригодятся нам... живыми!

— Что ты затеял, Атрий?

— Увидишь, и даже услышишь собственными ушами!

— То намёк на наше отличие?

— Ни в коем случае! Даже подспудно такой мысли не возникало — обидеть вас! И чего бы я делал сейчас без вас в подобной ситуации?

В зале задвигалась одна из фигур гуляк и заворчала недовольно сквозь полудрёму:

— Кто шумит? Почему орут люди, как эти... — никак не мог вспомнить он, как иным образом называют морфов все, кому ни лень, тогда как у него не ворочался должным образом язык. — Стража!

— Кхе-кхе... — подыграл ему Атрий.

Отнявший голову от лохани с яствами, смахнул прилипшие деликатесы с лица, и очумелыми очами уставился на материализовавшееся видение, ещё не столь явственное и пока расплывчатое.

— Нет... — отказался поверить гуляка тому, кого узрел.

— Да... — настояло видение, произнеся чётко.

— Да ну... — по-прежнему не согласился гуляка.

— Ну да... — не уступало оно ему.

— Стража! — снова воскликнул гуляка, и от боли, пронзившей мозг, схватился руками за голову.

— Я за неё, — выдал тот, кого меньше всего желал узреть подле себя... — герцог!

— Па-Па...

— Даже не мать твоя!

— ...лач? — хоть стой, хоть плач. А именно такое чувство сейчас испытал Ромуальд, протрезвел в то же самое мгновение, стараясь выпрыгнуть в окно, не взирая на то, что наверняка бы разбился. Да путь к отступлению ему преградила... — А-а-а! Валькирия-А-А...

Бежать было некуда, как и деваться.

— Магистр-р-р... — затряс его герцог, рыча.

— Ню фто?! — фыркнул недовольно тот, аки маленький ребёнок, лишь бы его оставили в покое и больше не кантовали.

— На нас напали! Эти...

— Йети?! — уставился одурманенными глазами магистр на родственника.

— Хуже... — озадачил герцог.

— Ик... то может быть хуже их!?

— Они... — указал ему тем, чего мог лишиться в любой последующий момент Ромуальд, на мрачную личность в собственных покоях.

— Па-а-алач!!! — вскричал магистра северной диктатории.

— Поговорим, — спокойно молвил Атрий, садясь за стол напротив них с герцогом. Но оба гуляки вскочили, отшатнувшись от стола, валя на пол скамью и тех, кто также полусидел-полулежал на ней вместе с ними после застолья. — Чего такие невесёлые, а? Ведь гуляем! Или осточертело?

— Нам... нам... — магистр подбирал подходящие слова. — Пора...

— Позвольте полюбопытствовать — куда? — смахнул Атрий шлем и грохнул им о стол, демонстрируя во всей красе маску.

Он и её бы снял, если бы всё пошло не так, как требовалось ему, но пока что и одного его вида в ней хватило застращать до полусмерти побледневшего магистра с герцогом, и довести их до белого каления.

— Куд-куда нам надо было? — закудахтал магистр, точно домашний птах, глядя с надеждой на герцога.

— Туда и двинем прямиком! — подтвердил тот.

— Хм, интересно, неправда ли, Киринэ?

— Очень, командор, — подыграла ему воительница.

— Так мы это... пойдём? — спохватились герцог с магистром.

— Ага, но далече не уходите — и оставайтесь у меня в поле зрения, — предупредил Атрий.

Выскочив из апартаментов, гуляки выбежали во двор и пожалели, что не остались подле палача с валькириями, явившимися на драках, поскольку угодили в столпотворение воительниц на серангах; натерпелись столько всего и сразу, что нашли их вновь по приказу Атрия в отхожем месте, выудив из прорезей в полу.

— Мы будем жаловаться с магистром на вас! — не вытерпел Ромуальд.

— И кому же, если не секрет? — соскалился легендарный командор, упредив с ответом магистра. — Диктатору Ордена?

— Нет, Тирану Империи!

— Даже так?!

— Можешь не сомневаться, палач!

— Как и сами: в город, с минуты на минуту, войдёт мой корпус при обозе!

— На... на... турагах?! — спохватился герцог.

— Вообще-то эти рептилии — ящеры.

— С ними нельзя в Северин! Они же монстры! Указ диктатора предписывает держать их подальше от любых населённых пунктов!

— А Иерарх Ордена нам не указ, мы подчиняемся Кесарю, — ахнул Атрий ладонью в железной перчатке по столу, заставив опуститься подле себя мимо скамьи магистра на пару с герцогом. Со стороны могло показаться: они прячутся от него под столом, словно нашкодившая детвора, не знавшая, что делать им дальше, и как себя вести с тем, кого боялись больше смерти. — На то и Гвардия!

— Да от нас-то что требуется, сэр?

— Обеспечить корпус продовольственным запасом и вспомогательными войсковыми соединениями!

— Ко... Ко... Когда выступать? — Ромуальд снова уподобился домашней птахе.

— Вчера! — не переставал Атрий стращать собеседников. — Сегодня уже поздно!

— Как прикажете, сэр...

— И смотрите мне — оба! — погрозил им напоследок Атрий, прежде чем дозволил валькириям выставить их в шею за двери из апартаментов, так они вытолкали их ещё и за пределы крепости в город.

— Нет, я этого так не оставлю! — поднялся герцог и отряхнулся. — Ему это не сойдёт с рук!

— Поддерживаю, — согласился магистр. — Я сей же час доложу диктатору, что... О-о...

Со стороны южных кварталов донёсся громогласный ор турагов при обозе. Корпус достиг Северина в полном составе.

— Поздно, — осознал Ромуальд. — Мы обречены, твоя милость! И по милости Ордена из-за диктатора!

— Ты, главное, продержись немного в тундре, а я тем временем доберусь лично до диктатора и...

— Сбежать затеял, собака! Переждать набег этих йети? А как же я, и мой сын, граф Роланд? Он, кстати, твой зять! Или решил сделать родную дочь вдовой ещё при нём живом, недоносок?

— Ты это... того!.. Думай, чего городишь, хер ты такой, а не сэр!

Герцог с магистром едва не подрались.

— Ты только глянь на них, Киринэ, — остался доволен увиденным зрелищем Атрий. Всё шло так, как и было спланировано им, и пока проходило без сучка и задоринки: объявившийся корпус с гвардейцами на улицах Северина, тотчас выдавит колоннами когорт всю рать ополченцев через северные врата. Так что деваться им и впрямь было некуда, как бежать впереди них и указывать дорогу вплоть до заставы дорна Балдрика, иначе, если вздумают свернуть в сторону, то заодно и шеи себе.

* * *

Северная Диктатория. Корчма.

— А... — подскочил гвард от стола, почуяв дрожь, исходящую от земли. Явление в здешних краях необычное, поэтому переполошился и корчмарь.

— То что? — вопил Чмырь.

— Цыц... — прикрикнул на него гвард, кинувшись к окну.

Снаружи было темно.

— Никак враги? Псовые орды?

— Типун те на язык, Чмырь! А договоришься у меня — лишу его, и самого упеку в околоток за клевету! Чего напраслину наводишь?

— Тогда что это, а?

— Ща и узнаем...

— Нет, я из корчмы ни ногой!

— Поговори у меня, и впрямь упрячу в узилище! Айда за мной, Чмырь!

Деваться хозяину корчмы некуда, вдвоём и вышли они — иные постояльцы отсутствовали, опасаясь того, что в итоге и озвучил Чмырь, покинув много раньше Пограничье.

— А если взаправду, шакалы? Да гончие? Что тогда?

— Сымай портки и... не отсвечивай! — наказал гвард затушить факел.

Пока они копошились, дрожь земли прекратилась, и найти того, кто устроил её, до наступления утра, не представлялось возможным.

— Никак обошлось? — Чмырь настоятельно звал гварда вернуться в корчму, и по такому случаю оприходовать разом бочонок самого крепкого пойла.

— Ежели шо: отсидеться в погребе — не судьба! — шмыгнул носом гвард. — Помирать, так уж сразу!

— А я бы помучился...

— Ага, помучаешься, — уверил гвард. — Оно, конечно! Но у меня в околотке! Вот я тебя...

Чмырь заткнулся, и гвард на пару с ним продолжил блуждать в ночи, совсем позабыв: у корчмы его караулили вояки. Да, похоже, упились или вовсе сбежали — трусы.

Ситуация с ночным переполохом прояснилась с рассветом.

— Обоз прошёл! — воскликнул гвард.

— И чавой? — не сразу сообразил Чмырь.

— Как чавой!? — разорался гвард на подельника. — Обоз прошёл!

Корчмарь продолжал тупить.

— Корпус Гвардии при ящерах!

— На тур... тураг... Ах?!

— А диктатор не в курсе! — рванул с места в карьер гвард.

Чмырь растерялся, не зная, куда бежать — за постояльцем или в корчму и закрываться? Вдруг на Окраины и впрямь пожаловали псовые орды; предпочёл для начала напиться и забыться, а там будь, что будет — он свою корчму не бросит. Она одна отрада у него, как бутылка у хорошего пьяницы. Сам гонит, сам пьёт, так ещё и продаёт — ничего более и не жаждал от треклятой жизни на Окраине Империи, ибо заполучить надел за внутренними границами в центральных диктаториях, не светило при всём желании даже знати, ни то что ему — безродному поселенцу.

* * *

Катакомбы арахнов. Север Окраин Империи.

Я с Желанной бреду за Яр-Гонном, как в бреду. Куда ведёт нас этот гном, а ещё заведёт? Уж не туда ли, где я окончательно сойду с ума?

— Стоять! — шикнул недомерок на нас.

— Бояться! — и не думал я. — Что тут у тебя за клад?

— Скорее склад...

— И чего?

— Вот... смотри... — гном указал мне на кладку яиц.

— Отлично, — удивил я Желанну с гномом. Те не сразу поняли меня. Пришлось им пояснить. — Сколько дохлый "крабик" времени не портится?

— Да эти йети его и тухлым зажрут!

— А мы, люди и полулюди? — озадачил я больше гнома, чем донну. — И чем питаться собираемся в горных подземельях?

— Короче, Чудак!

Короче, так короче, хотя уже некуда — а чем сам гном — никто и быть не может по определению. На то и недомерок!

— Продовольственный запас — и не портящийся до момента вылупления!

— Вона чё, — смикетил Яр-Гонн. — Ну, ты и голова, сэр Чудак!

— На то и главарь, брат, чтобы думать за всех разом и заботиться не токмо о себе и собственной выгоде! Все в одном... Ну ты в курсе: в чём — и по макушку!

Меня интересовал момент вылупления арахнов из кокона: сколько времени у нас будет, пока появится еда — не рано ли или не поздно?

— Да её и в таком виде готовить самое оно, — подсказала нам с гномом решение насущной проблемы Желанна.

— Неужто правда?

— Ну да, — подтвердил Яр-Гонн.

— Вообще здорово! То, что нам и требовалось всем — здоровое и свежее питание в походе!

Оставив очередную пометку в катакомбах арахнов, чтобы по возвращении назад заглянуть сюда, мы продолжали бродить по лабиринтам нарытых ходов этих членистоногих в поисках входа в подземелье горных недомерков.

— Время, — напомнил я про него Яр-Гонну.

Тот следил за малым песочником и чётко отсчитывал промежутки.

— Есть ещё!

Я не сомневался, но всё же на то и главарь, вот иной раз и напоминал, кто есть кто. А то мало ли что. При этом при всём ни за себя, ни за Желанну не опасался. Гном умел обращаться с арахнами так, что те тотчас становились ручными, едва он прикасался к ним.

Скрытый подвох со стороны ушлого и хитрого недомерка, мне пока не удалось раскрыть. Ну да тем интереснее мне было с ним, поскольку я совсем ничегошеньки не знал о подгорном народе — кто такие гномы, и что представляют собой? А чего ещё можно ожидать от них? Всё-таки не люди, но и не нелюди! Одно слово — недомерки!

Бредём дальше или это уже я один — и брежу? Вот и брешу мысленно про себя на Яр-Гонна. Желанна усмехается иной раз, поглядывая на меня лукаво. Уж лучше пусть смеётся с меня, Чудака, чем рыдает. Ещё успеется — всё самое "интересное" у нас впереди. В этом ни я, никто подле меня, не сомневается. Даже йети из числа Ага. А сразу смикетили: я столь же необходим им, как и они — мне. Что доказали уже ни раз друг другу. На доверии и держалась моя дружина. А та ещё рать: на словах и не передать — какая. А белая и пушистая, прямо как та, кого принято спрашивать: "Ты кто такая?.. Горячка!.. А почему серая, а не белая?.. Пока дошла, извалялась вся, Ик-а!.."

— И где твой вход в закрома, мамаша? — не сдержался я.

— И кто я?

— Ну, папаша, — исправился я. Не хватало ещё, чтобы гном обиделся. Как я меж делом выяснил: он шуток не понимает. Зато Желанна заливается от смеха — улыбка ни на миг не сходит с её лица.

Потеряться нам, что ли с ней ненароком, или гнома потерять, как малое дитя?

Донна снова расцвела. Моя шутка в отношении него пришлась ей по душе.

— Будет дурковать, Чудак!

— Да я ещё и чудить, Яр-брат, не начинал!

— Тогда почему донна постоянно скалится, глядя на тебя?

— Так ведь не на тебя, а на меня!

Моя отмазка не проканала, мы доконали гнома.

— Не будь ты тем, кем являешься, я бы взгрел тебя, Чудак!

— Я — за, — требовался мне спарринг-партнёр, а соответственно боевой навык. И потом, если что пойдёт не так у меня в схватке с недомерком — никто ведь не узнает. Яр-Гонн никому ни слухом, ни духом, да и Желанна — могила. Хотя мне и так эти катакомбы арахнов кажутся склепом. — Не пора ли выбираться на поверхность и...

— Держись, Чудак! — набросился гном на меня, размахнувшись секирой.

И где прятал её? Неужто за пазух...

— Ой... — я еле успел отскочить в сторону, но не выхватить клинки.

Выручила Желанна, отбив очередной выпад гнома на меня.

— А... — зашёлся недомерок в приступе гнева. — Двое на одного!

— И что тут такого? Всё по-чесноку, брат! — ухватился я за клинки.

Своевременно. К нам в гости пожаловали иные "мутанты", что также любили иной раз полакомиться арахнами. И как я понял: обитали у границ, являясь стражами, как цепные твари, но всё же были монстрами.

— Логры-ыр-ры-ы... — зарычал я, уподобившись вожаку этих самых йети.

Нам противостоял один циклоп, а не два, как тогда, когда вспомню, аж вздрогну.

Доходились, бродяги!

Уворачиваюсь от лапищи сжатой в кулак. Удар логра сотрясает стену, обрушивая сталактит ему же на голову. Таким тараном только замковые врата крушить или стены. С нашим оружием логру даже шкуру не попортить — ручным. А как насчёт взрывоопасного при мне?

Прикуриваю и бросаю логру шашку в пасть. Монстр смыкает клыки и в следующий миг его утроба вздувается — бока расширяются, и — он одновременно довольно отрыгивает и — гадит позади себя, вырвавшимся языком пламени, в то время как из пасти клубиться столб чёрного дыма.

— Пришли! — уяснил я: бежать бессмысленно.

Не тут-то было — логр остолбенел, хотя как мне показалось: заработал несварение. Однако в следующее мгновение его сдуло ветром. А чуть погодя в удалении отзвуком эха до нас донёсся грохот.

— Готов, — решил я: логр упал замертво.

В лицо пахнуло сквозняком.

— Нашёл... — обрадовался Яр-Гонн.

— Чего ещё? — насторожился я.

— Проход в подземелье!

И точно — на месте тупика образовался проход, проделанный логром. Я не сомневался: больше этот монстр не станет нам в дальнейшем преграждать тут путь. А раз так, то самое время поднимать ораву морфов, то есть, лохмато-косматую дружину этих йети при нас, наёмниках, и топать в гномий град Угольм за хабаром.

— Чего стоим, а кого ещё ждём в гости? — отвлёк я от недоступных мне дум Яр-Гонна.

Что ещё затеял этот недомерок, а такого, чтобы проверить лишний раз меня, сэра Чудака? А то братом назвался!

— Да-да, — согласился гном. — Возвращаемся!

Нас заждались. И мы в полной мере оправдали ожидания всех бродяг без исключения. Мы не только сделали проход в подземелье гномьего царства, но и раздобыли жратвы. Нам оставалось разжиться достойным оружием и вплотную заняться заклятыми врагами, а там поглядим, кто послужит нам ими, всенепременно перейдя дорогу.

— В дорогу! — возвестил я на все катакомбы. — За мной!

Пускай знают все твари с монстрами и чудовищами в этом подземном мире: у них объявился достойный противник. И им лучше не попадаться нам на глаза, иначе послужат деликатесами в похлебушке для моих ручных зверушек. Хотя и недомерки, как я выяснил, также падки на них.

* * *

Северная Диктатория. Бастион Ордена.

— Какая тварь посмела потревожить меня? — взревел диктатор спозаранку.

Настроение у него с утра всегда соответствовало выражению палача-профессионала: и скучно, и грустно, и повесить некого.

В покои заглянул магистр.

— Ах, это ты шумишь, Болингар! Я же просил тебя не усердствовать! Ты мешаешь мне отдыхать!

— Некогда отдыхать, сир! Дела... — напомнил магистр про Шаку.

— Какие ещё дела? Потом, после! Не сейчас!

— Сей же час, сир!

За ним показался гвард.

— А, явился! — Иерарх Ордена изменился в лице. — Нашлась пропажа?

— Нет, но я нарыл кое-что лучше, сир!

— Не понял! Он издевается надо мной, Болингар? — не сомневался диктатор, кого сегодня заставит болтаться из-за его длинного языка на виселице, а именно гварда и ждала сия незавидная участь.

— Беда, сир!

"Ещё хуже для него же", — подумал диктатор.

— Нас опередили, — заступился магистр за гварда, хотя ещё вчера грозился скормить его захрам или утопить во рве околотка при бастионе.

— Кто? И что происходит? — опешил диктатор. — Объясните толком!

— Гвард утверждает: мимо бастиона, всего в паре вёрст, ночью прошёл корпус Гвардии.

— С чего он взял это, висельник?

— Я сам видел — своими очами, сир...

— Их?

— Нет, но их следы и... Вот...

— А я-то голову себе ломаю: откуда так разит, — уставился диктатор на ком дерьма в руке гварда.

— Это срачь турага!

— Правда? — выхватил диктатор у него срачь, и сам убедился: именно такие комки в обозе гвардейцев валили ящеры.

— А что посыльные? — уставился диктатор вопросительно на магистра.

— Подтверждают: нас обошли!

— Ну, братец! Ну, погоди... — сдавил диктатор пальцы на сраче ящера, и разбил о стену, швырнув в гварда, увернувшегося от него. — В погоню! По коням! Выступаем сей же час, не мешкая, в Северин!

— Бессмысленно, сир, — обескуражил магистр.

— Почему, Болингар?

— Они уже там!

— Кто?

— Атрий — больше некому!

— А почему трибуны при его корпусе ничего нам не сообщили?

— Скоро узнаем наверняка!

— Как же так, а?! — растерялся на миг диктатор, а затем собрался, взяв себя в руки. — Подать эту суку сюда! Пора ей уже делом заняться!

И наказал Болингару снарядить (отдельно от когорты) турму жнецов с особо-важным заданием. Им предстояло сопроводить шакалиху в Пустошь и передать в лапы шакалам. Диктатор намерено жертвовал ими, понимая: без жертв — никуда. На то и Окраина.

Глава 9

Застава. Ущелье "Горные врата".

Колонна Клавия приняла на себя основной удар извне заставы, а до того, как на них со стороны гор нахлынули орды морфов, он ещё успел прокричать:

— Отходи, дорн! Ты должен выжить!

Вздорный старик сделал вид, будто не слышит. Их, вперёд злобных йети, настиг громогласный ор.

Выступая в ранге гварда при колонне, Клавий обратился с приказом к бригадиру:

— Имя?

— Торгл, гранд!

— Звание?

— Бригадир!

— Вот что, Торгл, — толкнул его плечом в плечо по-дружески Клавий, — а возьми-ка ты свою бригаду и встань возле дорна! Когда эти твари накроют нас, сделай всё что угодно, но Балдрик не должен погибнуть! Ты понял меня, мастер?

— Я — бригадир, гвард!

— Отныне — мастер! Я так сказал — Клав, — озвучил гранд своё истинное имя. — Так и передашь тем, если сможешь выжить, кто первым найдёт тебя на заставе!

Клавий ещё раз толкнул бригадира, заставляя покинуть строй, и вместе с Торглом от края колонны отделилась шеренга в девять латников. Они прикрыли собой дорна Балдрика, загородив от турмы.

Вздорный старик разорался на них, но никто из латников ничего не слышал — их накрыла волна ора морфов, и следом сами злобные йети.

Всадники в последний раз вклинились в столпотворение заклятого врага, сбивая наступательный порыв передних морфов, и больше дорн Балдрик не видел их — их смели, а затем и бригаду Торгла.

В последний момент, бригадир успел подцепить старика древком пилума за ногу и повалить, сразив какого-то морфа, сам рухнул на командора заставы, а сверху на него повалила целая гора тел.

Приказ был выполнен. Видеть этого, Клавий не мог, продержавшись с колонной чуть дольше. Морфы попросту задавили их массой, прыгая сверху на щиты латников, топтались по головам, выискивая щели с прорехами меж них. Но что самое удивительное, сами натыкались на оружие защитников. Так, своими телами, йети и раздавили латников на глазах у гарнизона крепости под командованием трибунов. Но ни один из них даже палец о палец не стукнул для исправления ситуации с гибелью соратников по оружию — приказали вывесить белое полотнище.

Нет, крепость не сдавалась, и трибуны не собирались вести переговоры с морфами, просто давали им знак: больше не станут препятствовать йети, следовать в земли тундры — требовали того же отношения к себе с их стороны.

Не тут-то было — буквально каждый морф считал своим долгом мимоходом отплатить людям тем же, чем они им много ранее: кто-то яростно рычал, кто-то неистово плевался, а кто-то и вовсе кидался, чем попало, стараясь достать защитников.

— Того и гляди: к стенам крепости подступят логры, — накликал один из трибун беду.

— Монстры... — закричали из донжона*.

* донжон — башня в центре крепости (выше остальных), служит смотровой.

Туда и помчались гурьбой трибуны — окаменели. Трёх— и четырёхметровые гиганты, вышагивая среди толп йети, удерживаемые ими на тяжёлых и массивных цепях, рычали неистово, стараясь задеть любого из них, да мешали кандалы, спутывая им нижние конечности, из-за чего еле переставляли ими, делая короткие и небольшие шаги. Но даже под ними, от их топота, содрогалась земля, одновременно заставляя содрогаться стены крепости и трибун на башне с вояками гарнизона заставы, предавших командора.

Вот она — расплата им, за все их грехи!..

— Мы не сдюжим! — зароптал провокатор-трибун.

— Сдюжим... как-нибудь, — настаивал подстрекатель-трибун.

— Нам не устоять!

— Устоим! Главное удержать врата!

Трибунам показалось: их мало укрепили. И они наказали остаткам гарнизона продолжать заваливать всем, чем только можно, и было возможно найти внутри крепостных стен казарменного типа со сторожевыми и смотровыми башнями.

Некоторые особо ретивые и ревностно относящиеся ратники к трибунам, не обращали на них, и их приказы, никакого внимания, занимались учётом поголовья кодл, орав и орд горных морфов — сбивались со счёта, но всё равно с завидным упорством сходили с ума, стараясь подбить приблизительное количество извечного врага Империи.

— То немыслимо! Невообразимо! — твердили про себя даже ветераны, устоявшие ни раз против морфов в былые набеги с нашествиями. — Столько этих йети...ть их, ещё никогда здесь не видывали!

А йети и дальше не было числа, они безостановочно стекались лавинами в ущелье, откуда огромным потоком, растекались по равнинной части севера Окраин Империи, и маршировали, правда, не совсем победным маршем, но заставу миновали уже многие.

Когда, уцелевшим защитникам показалось: так и уйдут, не тронув их — двинули на приступ крепости, дождавшись подхода логров, используемых морфами в качестве замены стенобитных и метательных механизмов.

— К оружию! — призвали трибуны гарнизон.

И толку — всё без толку. Дисциплина была основательно подорвана изменниками, отныне каждая группа, сбившаяся по интересам, билась за себя, поскольку все понимали: долго им не продержаться, а при любом, даже самом оптимистичном раскладе, не устоять.

Десантироваться с воздуха даже в Гвардии не научились, а те небольшие войсковые соединения в бригаду или несколько, были ни в счёт — наездники на дракхах малочисленны, и все как один, занимались исключительно диверсионно-наблюдательной деятельностью.

* * *

Земли Ордена. Северная Диктатория.

Беглянка очнулась от содрогания земли, ей показалось: по её голове прогрохотали колонной, в полном боевом снаряжении, жнецы. Она уже смирилась с мыслью, что деваться всё одно некуда, как и бежать дальше пока не удастся, тогда как "зубастики" — выводок выродков "водоплавающего" — проголодались, и начали недовольно попискивать, невольно таращась хищными глазёнками на девицу, как на будущую добычу.

И впрямь сожрут, если она задержится тут ещё на сутки.

А что же там, на верху? — мысленно попыталась проникнуть беглянка, пробиваясь сквозь толщи земли, служащие крышей в норе здешним обитателям.

И вновь на макушку посыпалась земля. Похоже, ещё одна колонна жнецов покинула околоток бастиона. И снова. Так повторялось порядка десяти раз с небольшими промежутками по времени.

Сидеть и ждать неизвестно чего, было страшно и жутко. В какой-то момент беглянка прильнула спиной к потолку, дополнительно упёрлась ещё руками, опасаясь: и впрямь обрушиться на неё, и погребёт вместе с выродками "водоплавающего" — тогда ей точно не жить — их нора послужит могилой им всем. А так хотелось жить — нормальной человеческой жизнью — любить, дарить новую жизнь, испытать всё то, что присуще любой женщине. Ведь она ещё не знала, что такое любовь и уж тем более семья — своя собственная, и дети! Постоянно придумывала себе мужа — нет, не принца, хотя и сама была голубых кровей. О чём ей постоянно намекали служанки, но помалкивали, держа язык за зубами. И вот, когда казалось, дождалась своего принца — людей от него, он оказался ничуть не лучше халдея — выкрали, доставив в узилище околотка, принадлежащего Ордену вместе с бастионом.

Теперь о чём могла думать, исключительно о мести. Она обязательно выживет, и докопается до сути истины. А сейчас пришлось откапываться самой, покидая нору, пока свод окончательно не обрушился на неё, и толщи земли не погрёбли её под собой.

Часть выродков из выводка "водоплавающего" подалась за ней, иную, промедлившую придавило толщами земли.

Пустив пузыри, беглянка вынырнула на поверхности рва, а рядом с ней, маскируя её, мерзопакостные преследователи; ещё больше убедилась: не отстанут до тех пор, пока она не удалится на приличное расстояние от водоёма. Поскольку без воды — естественной среды обитания — им долго не выжить.

— Кыш! Брысь! — стремилась она отпугнуть их, выбравшись на противоположный берег от околотка, зарываясь в срубленный людьми гварда тростник во время её поисков, так и не увенчавшихся пока успехом.

Взгляд беглянки скользнул на стены. Из отдельных зубчатых проёмов бастиона торчали головы стражей, но все они были повёрнуты в направлении севера, куда спешно удалялась когорта жнецов во главе с Болингаром. Эскорт у диктатора оказался что надо.

Бежать, и как можно дальше, а быстрее отсюда, — заторопилась беглянка, свернув совершенно в иную сторону, подалась в западном направлении, надеясь попасть в центральную часть Империи, где ей будет проще затеряться на время среди таких же точно беглецов-поселенцев в виду ожидания набега псовых орд и злобных йети. Иначе бы слуги Ордена не двинули в направлении севера столь большой и грозной силой, отправив также совсем уж небольшой отряд на восток.

Беглянка отказывалась поверить своим глазам: жнецы сопровождали пса, а возможно даже шакала — стала невольной свидетельницей заговора. И если ей удастся добраться до попечителя, то участь изменников будет незавидна, Орден в том случае ждут тяжёлые времена, и, скорее всего Он, как и его люди, закончат своё существование.

По дороге беглянке попалась корчма, она не удержалась и заглянула на подворье в поисках пищи и воды, а также любой живности, на которой передвигаться куда быстрее, чем идти самой пешком. Да и наличка имелась в потайной подкладке, обнаруженная ей в одеянии стража — стала счастливой обладательницей пары деньги и чуть большего количества грошей. Не монеты, но всё же лучше, чем вообще ничего.

— Эй, есть тут кто живой? — подала голос с порога беглянка, приоткрывая противно заскрипевшую в петлях массивную дверь. — Хозяин! Ты где, любезный?

В ответ гробовая тишина, словно тут не корчма при дороге, а склеп мертвецов, приходящих в движение с наступлением тёмного времени суток.

Не желая мешкать, беглянка решила немного похозяйничать — заглянула за барную стойку, выискивая, чего бы попить.

— Кто здесь? — стреножил её неожиданно раздавшийся грубый и пропитый мужской голос.

Сердце бешено забилось в груди. Беглянка обернулась и замерла.

— Гвард? — ещё усомнился барыга при виде одеяния воина Ордена.

— С-С-Страж-ж-ж... — пролепетала беглянка.

— Чего надо, а?

— Попить...

— Корчма закрыта!

— А почему дверь открыта?

— Твоё какое дело? Вали! Здесь я хозяин! И мне плевать, что на тебе бляха... Акха... Ордена! Так и передай гварду!

— Я заплачу — щедро! — продемонстрировала беглянка деньгу.

— Да хошь две — всё одно не налью!

— А так... — загремела беглянка горстью налички, вытащив из неё ещё одну деньгу.

— Ведь дал же себе зарок: всё — лавочка закрыта!

— Да я и не спорю — пусть так, но меня напоследок уважь!

— Больно голос у тебя девчачий! Недавно что ль в околотке, сопляк?

— Ага... — тяжело вздохнула беглянка.

— На... — Чмырь сунул ей собственный кубок, наполненный наполовину. — И вали, чтоб я тебя не видел здесь больше! А то ходят, и ходят! Токмо шакалов приваживают!.. Ещё кого увижу тут — спалю корчму!..

Сомневаться в словах пьянчуги не приходилось. В руке он сжимал факел — и это днём. Знать из погреба.

— А у вас, случаем, не найдётся живности для транспортировки?

— Чего?!.. — изумила беглянка корчмаря.

На роже Чмыря проступило недоумение. Он, наверное, ещё бы день или два пытался понять, о чём его спросила гостья, если б не подсказала сама:

— Мне бы скакуна какого-нибудь. Ну, там, скажем: горбуля или серанга, — не рассчитывала она заполучить коня.

— Аху... ёй-о... — окончательно сошёл с ума Чмырь.

— Что-что, любезный?

— Кто, любезный? И где? — завертел в непонятках корчмарь головой по сторонам.

Допился — у него начало двоиться в глазах.

— Куда толпой! Закрыт я! Сказал ведь уже одному из ваших! Прочь! Вон!..

Уступая силе, беглянка выскочила во двор.

— Халдей, ей-ей... — недовольно проворчала она про себя. Принюхалась к жидкости в кубке, и не стала пить, — вылила, зачерпнув воды из криницы, — чем несказанно удивила Чмыря.

— Да ты баба — переодетая в муж-Ик-а!..

Расправив длинные волосы, беглянка собрала их в хвост, желая умыться, да лапа здоровяка схватила её за него и притянула к себе.

— Отпусти, не мешкая, иначе... — вскрикнула гостья.

— Что? — оскалился противно Чмырь.

— ...вот... — она ткнула его коротким клинком в пах.

— А-а-ах... ты-ы-ы... — заорал вне себя от боли Чмырь, схватившись за больное место, и отступился.

Во двор корчмы ворвался выводок выродков "водоплавающего", почуяв кровь.

— Кыш! Брысь! — пытался он отмахнуться от них одной рукой — да где там — мерзкие твари обнажили острые клыки и кинулись гурьбой рвать его на части.

Беглянка инстинктивно отвернулась. Её едва не вывернуло на изнанку, да тошнить было нечем — желудок пуст, как кадка, из которой напилась воды, окунувшись с головой, и бросилась к сараю, откуда до неё донеслось ржание скакуна.

Им оказался...

— Горбуль! — обрадовалась беглянка.

Оседлала его и была такова, не обращая внимания на то, что творилось в подворье постоялого двора. А там, толпа мерзостей продолжала рвать на части Чмыря — не в силах отбиться от них, смирился со своей незавидной участью.

Хотя и заслужил её — халдей.

* * *

Косогорье. Лагерь железного корпуса.

— Как спалось? — услышал один из трибун, покинув орденский шатёр.

И что за "умник" решил поиздеваться над ним? — Он не сразу поднял на него глаза, как и голову, повесив на грудь — была столь тяжела после вчерашнего, что добрёл до нужника и едва не окунулся в него, приводя себя в порядок.

Почему кадка с дерьмом в потребном месте? Кто посмел поменять её местами с кадкой для помывки?

Не обращая внимания на головную боль, трибун оторвал взор от земли, уставившись глазами, налившимися крови, на одного из стражей, что наглым и неподобающим образом, в нарушении всякой субординации, обратился к нему — трибуну.

— Вот я тебя... — опешил трибун.

На щите гвардейца красовалась эмблема железного, а не легендарного корпуса.

— То что такое? Издеваетесь!

На крик трибуна из шатра выглянул иной соратник по несчастью, страдая похмельным синдромом с утра пораньше. Чего с ними обычно не случалось, а тут вдруг такой непредвиденный конфуз, словно они пили не нектар, а лакали кадками самое дешёвое пойло из корчмы.

— Э-э, я не понял... — выдал иной трибун, поддержав первого. — А где это мы?

— В Косогорье, тати! — грянул страж-гвардеец.

— А вы, как тут очутились? Вы ведь из железного корпуса?

— Да, славного командора Терния! — присовокупил чётко гвардеец.

— И какого вы... тут делаете?

— Не то, — встрял первый трибун, осаживая иного. — Где легендарный корпус?

— Дак, кто их знает... Ежели токмо триумфат!

К Кесарю и заторопились трибуны, поднимая всю свою братию — двинули к нему делегацией для разборок.

— Не велено пущать! — преградили гранд-ветераны пилумами со щитами доступ трибунам к триумфату.

— Слово и дело! — выдали они наперебой, стараясь докричаться до него.

— Нет его, — не уступили стражи. — Проваливайте! Ну...

— А где он? Куда запропастился? Часом, не вместе ли с легендарным корпусом Гвардии?

— Та не, здеся он, в Косой Горе... — посмеялись стражи над трибунами.

Те погрозили им — и только — ушли ни с чем, подавшись на его поиски, отдельно друг от друга, понимая: если в ближайшее время не выяснят, куда Кесарь отправил корпус Атрия, Болингар им собственноручно порубает головы! Только так они и увидят диктатора — точнее он, засвидетельствует их недобросовестное отношение к делу Ордена.

Сейчас бы никто из них не отказался от хорошей порции чего-нибудь хмельного — даже самого дешёвого пойла из корчмы, но розыск Кесаря с последующим поиском корпуса Атрием, нынче для них дело всей их жизни, которой вскоре могли лишиться без права на помилование при вынесении приговора магистром. Только он, а не цензор, вправе решать: жить им или сдохнуть во славу Ордена!

Гвардейцы не особо жаловали трибун, да и за что их было жаловать им, когда они являлись экзекуторами для них, поэтому никто толком не знал (не сказал), где надлежит искать Кесаря.

Трибунам невдомёк, что для них, он — триумфат, а это как с морфами (горными и равнинными) — две большие разницы.

Наконец, один из трибунов услышал голос Кесаря, доносившийся из шатра целительницы.

— Куда? — опять возникли стражи у него на пути.

По мнению трибуна, гвардейцы в последнее время совсем обнаглели.

— Страх потеряли?

— Пущать запрещено!

— Кем? Кесарем?

— Нет, триумфатом!

— Тьфу, йё-о... — плюнул недовольно незваный гость. — Слово и дело!

Кесарь слышал его, но и ухом не повёл; сидел подле той, кто лежала перед ним, и не мог налюбоваться её красотой — поглаживал своей рукой по предплечью девицы.

— А вот и я, Неждана, — улыбнулся он натужно. — Не ждала меня?

Девица смутилась. Чего это он пристал к ней — убогой и немощной?

— Расскажи мне про себя...

Зачем это ему?

— Очень тебя прошу — сделай милость...

Хм...

Девица уступила.

— Из Империи я, — ответила она — не с Окраины — разница, и большая. Не согласиться нельзя. Однако и впрямь оказалась простолюдинкой. — Нас в семье было пятеро ртов — я и братья. Потом одного не стало, когда я ещё не родилась, и моя матушка была на сносях...

— Помер-то что ли брат? — замерла рука Кесаря — пальцы сдавили запястье девицы.

— Та не — забрали...

— Кто? Куда? А посмел? — перенервничал Кесарь.

Боль девицы для него была как своя.

— В рекруты...

— И что с ним стало? Не знаешь?

— То не ведаю. Хотя...

— Говори — отыщем твоего брата! Слово даю!

— В Гвардию приняли — легионером... — молвила девица.

— Так уж и легионером... сразу!?

— Ни, не сразу, но имя получил...

— Какое?

— Чудное какое-то, заковыристое... сразу и не припомню, — сморщилась девица от боли — разговаривать ей было нелегко, она не отошла ещё от хворобы, свалившей её и подорвавшей силы.

— А ты не торопись, я ж не гоню тебя... — Кесарю самому не терпелось услышать имя.

Девица почувствовала это по дрожи в его руке.

— А... А... — зачала она.

Подскочила Фебра, и захлопотала подле неё, ворча тихо про себя, но так чтобы слышал Кесарь: ему пора убираться.

— Я и не думала кричать, — пояснила девица: пыталась выговорить имя брата, коего ещё ни разу в жизни не видела в глаза. И доведётся ли вообще когда узреть его, как теперь триумфата Гвардии — не знала.

— Не думай, будто он погиб! А вдруг жив? — настаивал Кесарь. — Имя?

— Ар... Ари... ий... — старалась девица, но пока что у неё не получалось выговорить его.

— Может, Атрий? — подсказал Кесарь, ухватившись руками за ладонь девицы, сжал у себя на груди.

— Да-да, как-то так и твердила постоянно матушка. Всегда...

— Почему твердила? Что с ней — и не так? — заинтересовался Кесарь её судьбой, будто она была его близкой роднёй.

— Её больше нет, — взгляд девицы стал отчуждённым.

— Хорошо, мы больше не станем говорить о плохом, поговорим лучше о хорошем, даже радостном для тебя событии... — удивил Кесарь несказанно девицу. — Жив твой братец! Даже больше скажу: одно его имя заставляет содрогаться в страхе заклятых врагов Империи на Окраинах и далеко за её пределами! Суки... Ой, прости!.. Шакалихи, пугают свои выводки одним его упоминанием! А шакалы при виде него, поворачивают орды вспять, поднимая столбом хвосты — только задние лапы сверкают, вырывая из земли когтями комья земли!

— Неужели это всё — правда? — ухватилась в свою очередь девица за руки Кесаря, и приподнялась чудным образом на локтях, сумев сесть не без его помощи.

— Да, и твой брат — командор корпуса — легендарная личность!

У девицы на лице проступила восхитительно-трогательная улыбка.

— Но и это ещё не всё, — продолжал Кесарь. — Он — мой верный слуга, почти правая рука! Я без него, как без неё! А теперь ещё и без тебя, Неждана!

Если бы не трибун, неистово рвущийся в шатёр целительницы, ругаясь со стражами, Кесарь вероятнее всего прямо сейчас бы сделал девице предложение о руке и сердце.

— Могу я увидеть его?

— Нет, извини, Неждана, — немного смутился Кесарь. — Он отправился на север...

Трибун подслушал неожиданным образом:

— Как — на север! Когда?

Кесарь поспешил откланяться:

— Выздоравливай, Неждана, я буду с нетерпением ждать, когда ты сможешь гулять со мной и... Надеюсь, что с братом тоже, когда он вернётся...

— С севера?

— Да-да, — не уточнил про поход триумфат, обозвав себя мысленно захром. А потом и круче выругался. — Хирд!

Под горячую руку ему подвернулся трибун.

— Убрать его!

— Насовсем? — обрадовались стражи.

— С глаз моих долой! Выставить всех ищеек Ордена из Косогорья! И вообще из прочих лагерей корпусов и легионов! То приказ! Известить всех тот же час!

У трибуна отнялся дар речи, когда он услышал всё это; поспешил донести сие известие об измене до диктатора — опоздал на целую ночь.

* * *

Северин. Северная Диктатория.

— Марк, — довольно молвил командор, признав трубный призыв, разнёсшийся по корпусу у южных врат.

В то же самое мгновение из возов обоза выскочили гвардейцы, а валькирии перебрались с крыш на их места, занимая стрелковые позиции внутри.

Атрием было заранее оговорено с командирами когорт: войдя в Северин, Гектрий двинет с ветеранами прямиком к крепости, а Октавий с Детрием со своими когортами пойдут левее и правее от него, отрезая население града от восточных и западных врат.

Вот по этому гвардейцы легендарного корпуса входили в Северин, как истинные завоеватели. Да только воевать оказалось не с кем. Едва ополченцы завидели гвардейцев на улицах града, поспешно попрятались, забиваясь по разным углам. В суматохе заметалась исключительно знать, не зная, куда деваться — её и теснили гвардейцы к северным вратам.

— Смотри, командор, — указала ему Киринэ на то, как нестройными рядами, сбившись в кучи, к северным вратам устремились всадники из рати герцога, позабыв поднять стяги со штандартами.

— Давно бы так, а сразу... — заскрежетал зубами Атрий.

Не ожидай они массированного вторжения морфов, он без сожаления вздёрнул бы показательно парочку баронов и лордов, а графов бы высек прилюдно. Ну и герцогу не забыл бы бросить перчатку в лицо, делая вызов на поединок, который бы тот проигнорировал, жуя сопли и дрожа от страха. А потом бы стал жаловаться диктатору через магистра на притеснения его и людей со стороны Гвардии Кесаря. На что бы триумфат убедительно заметил: Ромуальд вправе принять сатисфакцию командора корпуса. Чего бы никогда не сделал, или сразу бросился под разъярённого турага, поскольку не дурак и не самоубийца.

Киринэ получила от Атрия новое задание.

— Бери своих ночных охотниц, и давайте к заставе! Ты прямиком со стаей, а твои воительницы через кордоны — ближний, серединный и дальний! Поднимайте всех, кто укрылся там от морфов! Я и без тебя управлюсь тут к вечеру! Диктатор с когортой жнецов всё одно не успеет нагнать нас!

— Гвардия навсегда! — бросила Киринэ напоследок.

— Да, и вот ещё что, — осадил её командор. — Если узнаешь чего про Чудака и Кукумэ...

— Ты узнаешь об этом первым — и как только, так сразу!

— Надолго не исчезай, а и не пропадай! Я буду ждать тебя, валькирия!

— Айя-А-А... — вскричала она, подав боевой клич телохранительницам, и выскочила в окно.

Дракх чуть позже присоединился к ней, сорвавшись с потолка, где висели иные крылатые твари, принадлежащие валькириям при предводительнице, и уже у самой земли воссоединились с ними.

Атрий проводил взглядом бесстрашных амазонок, и как всегда с затаённым дыханием. "Шалости" валькирий порой "убивали" его. Сердце в груди едва не выпрыгнуло. Ещё бы — он не представлял себе жизни без Киринэ. И давно привык к её издёвкам.

Стараясь не думать о ней, командор примкнул к гвардейцам, занимавшим колонной крепость вместо валькирий на серангах, погнавших за врата знать, заплутавшую в проулках у них на пути к северным вратам, лишь ускорили исход рати из Северина.

— Славно... — порадовался Атрий их действиями, лично постаравшись ускорить процесс вступления сбродного войска в равнинные земли морфов, выдавливая разрозненные отряды ополченцев из постоялых дворов. Откуда наёмники выбирались сами, подгоняя также их, помогали гвардейцам, понимая: подыхать за этих трусов им как-то не с руки. То ли дело на поле брани, где не такого ещё услышат от них — вывели всех и вся — и из себя.

* * *

Катакомбы. Подземелье гномов.

Началось! Точнее и не заканчивалось! — предвкушал я предстоящее развитие событий. Здесь, в подземелье гномов, горным йети не достать нас. Они сейчас все повылезли из пещер в горах и хлынули лавиной в земли тундры. А после того, как я взорвал пару бочонков с порохом тогда там, у заставы, нелюди побояться потревожить нас здесь снова. Зато мы — без проблем. Шашки под рукой имелись, и не то что бы их много при мне, и моих бродягах, но попугать хватит даже чудищ, если таковые повстречаются нам. Когда я очень надеялся: гном знает, куда нас ведёт. Хотя, если вспомнить Ёр-Унна, а за тем и то, куда нас всех в итоге завёл Яр-Гонн, то лучше не думать — ни о чём плохом.

Пребывать на позитиве куда проще — с одной стороны, а с иной — чревато тем, чего я пока избегал — смерти.

Мы не идём, а тащимся, даже, как мне кажется: ползём. Ходы гномов рассчитаны на таких же недомерков, как и они сами, а не на нас, людей, и этих йети в лице морфов при нас. Если мы, люди, сгибаемся, и, сгорбившись, идём, то морфы фыркают недовольно, но не ревут, и временами переступают на четвереньках. Так мы ещё и горбулей толкаем.

Долго это продолжаться не могло, я собрался изменить маршрут движения, когда застрял арахн-гигант при нас и принялся желваками-жвалами обрушивать узкий проход, делая в нём более широкий ход — вбирал в себя куски монолитных глыб, что в измельчённом состоянии выходили у него из утробы сзади.

— Эврика! — воскликнул я.

— Где она? — удивила меня Кукумэ.

— Кто?! — не понял я её.

— Эта валькирия, имя которой ты провозгласил?

Однако стало весело — мне, как тому, кому я довожусь головой два уха, а всем при мне без исключения — главарём.

— С чего ты взяла? Это я призвал удачу! — отчебучил я, чудя по обыкновению для тех, кто меня не понимал, а до сих пор удивлялись мне и моим изречениям. Ну да, я ж сэр Чудак — выходец из иного мира, а тут проездом или пролётом — точно не скажу! Сам понять пытаюсь, а узнать об этом непременно хочу.

Долго объяснять ничего никому, как всегда, не собираюсь. Добираемся до развилки, и дальше я пускаю вперёд арахна-гиганта, за ним и иду, ведя за собой разномастно-разношерстную дружину.

Яр-Гонн ворчит, но больше для приличия. Я понимаю его: завидует моей прозорливости и своей непроходимой тупости. Нет, как вояка он, и как мастер кузнечного дела — просто незаменим. Да только свои мозги в чужую голову не вставишь. И потом, пускай знает своё место... при мне. А то слишком много взял на себя, да ноша для него одного оказалась тяжела, вот я и перехватил её у него вместе с инициативой. Привычка, что ли у меня такая? Сам порой себе удивляюсь, когда в очередной раз во что-нибудь влипаю. Ну и как водится: язык мой — враг мой! Одних доводит куда надо, мой же, и меня порой сводит с ума.

А камни-то, выходя булыжниками из арахна, не очень-то и пахнут тем, во что их превращает чудовищный гигант. Да я, если честно, не отказался бы от респиратора — использую в качестве него ладонь, зажимая рот и нос, поскольку мечтать тут о противогазе вовсе не стоит. Не те тут технологии. Тогда как гномы способны удивить меня. Взять хотя бы их клад, оказавшийся арсеналом огнестрелов. А вдруг и не только их сооружали в своё время?

Нет, на карабин или пулемёт, я не рассчитывал, а вот вертушке, мечущей шрапнель, точно рыба икру, порадовался бы, как самый настоящий чудак. Эх, услышали бы меня там, куда я обычно с завидным постоянством, как абонент 256-19-76, отсылаю из сети "вне зоны доступа" СМС-сообщения. Да особенно-то и не рассчитываю на них, как и бонусы заполучить. Мне нынче важно не их качество, а количество, поскольку девиз в землях морфов прост до безобразия, точно также как и они, эти йети...ть их: "Не получится задавить интеллектом — задавим мясом!"

Вот и я о том же самом: мне бы сотню-другую огнестрелов, да бомб на манер гранат и — где там враги? А ну покажитесь! Вы, есть окружены! Выходить по одному с поднятыми руками в гору!

А что? Да, я такой — чудной! И здесь мне всё можно, чего нельзя было ранее! Я так решил, а кому не нравиться — валите своей дорогой — прочь с моей! Чудак идёт, и войско лохматое ведёт! Вожак я или кто? А... вспомнил: голова — два уха! Ещё не смешно? Вот и мне тоже не до смеха! Кругом враги, не считая Желанны! И мы с ней уже вроде как "породнились". Ну, как породнились? Узнал бы вздорный старик, что было меж нами, заставил бы меня немедля жениться на ней или напротив избавил бы от мучений в этом мире, отправив к тем, кто меня сюда!

А что, я бы потолковал с ними, как тут давеча с этими йети поначалу! Да пока ещё не завершил наш с ними разговор, поэтому, пожалуй, что продолжу в том же духе, роде и толке! А будет толк или нет — посмотрим! Хотя опять же: на что тут смотреть? Не на этих же йети, которые ещё из них идут за мной в гости к иным! А тоже нечужим нелюдям!

Дорога по подземельям вымотала меня, да и арахн нажрался на всю оставшуюся жизнь вперёд за всех своих сородичей — не иначе — остановился и затих.

— И чего терь? — заинтересовался у меня с умным видом, не скрывая своего ехидства Яр-Гонн, скаля зубы, выглянувшие из-за густой бороды. — Почему остановились, Чудак?

— Это я должен спрашивать у тебя, а не ты узнавать у меня! Кто из нас двоих погонщик "краба", брат?

— А кто придумал пустить его вперёд нас?

Намёк мне от гнома на то, что я и так сам без его подсказки назвался изначально Чудаком.

М-да уж, тут бы глянуть за арахна одним глазком, да куда, и лезть придётся — страшно подумать — а не хочется. Достаточно вспомнить логров и...

— Кирку в руки, шахтёр, и давай стране угля!

— Чего?! И кто я?

— Ну, тот, кем являлись по жизни все твои родичи, как и сам, — пояснил я на доступном языке Яр-Гонну: кто такие шахтёры, и что работают в забое.

— Чтоб я ещё когда-нибудь послушал тебя, Чудака, — заворчал гном недовольно на себя, и взялся за дело с бригадой недомерков, пробив проход сбоку арахна.

— Ну что там? — прокричал я, едва ли не в открывшееся вновь отверстие арахна, стоя чуть в стороне от него.

Гном изрыгнул на словах мне то, что чуть ранее чудовище из утробы. Если перевести на доступный человеческий язык — то словесный понос в чистом виде. Он так меня понёс, что я и сам понял всё: пришли — это тупик. Дальше, похоже, не удастся пробиться — ни самим, ни за счёт арахна.

Так и есть — заблудились мы, бродяги, и эти йети с нами. А никто пока ничего кроме нас с Яр-Гонном да атаманами-вожаками не понял, посчитав: мы объявили привал.

— Как выбираться думаешь, Яр-брат? И куда? — озадачил я в очередной раз недомерка.

Тот посмотрел на меня с родичами так, что я понял: не будь при мне за спиной Желанны с Кукумэ и Ахора, Дэрга с Ульфом, не избежать мордобоя. Причём я, вроде как, должен был превратиться в грушу сродни баклуши.

Я с их слов стал тем, когда аналогично думал на себя, мыча своё здешнее прозвище. А вот это уже серьёзно, и тянет на оскорбление. Должен ответить... кто-то! И не я, а Яр-Гонн за свои слова мне!

— Что-то мы погорячились, — вмешалась Желанна, выступив в роли мирового судьи. — Не поторопились ли с выводами?

— А ты что, ведаешь лучше гнома подземный край моего народа? — заворчал Яр-Гонн.

— Нет, но раз дует ветерок...

— Точно — сквозняк! — воскликнул я на радостях.

Яр-Гонн на это лишь стукнул себя увесистым кулаком по шлему и обозвал тем, кем чуть ранее меня.

— Отвык я от родного края, брат-Чудак! Ты уж не серчай на меня, м-м...

— Да ладно — проехали! Как говориться: кто старое помянет — тому глаз враз! А ежели забудет — оба на деликатес!

— Хо-хо... — захохотали недомерки.

Что-то мы взаправду расслабились. Нам вновь пришлось собраться и продолжить путь.

Глава 10

Восточное Пограничье. Окраина.

Турма жнецов неслась во весь опор, окружив плотным строем шакалиху, от коей шарахался конь. Ещё бы — сия тварь, восседала на нём — он чувствовал её и не мог перебороть себя, постоянно норовил взбрыкнуть, стараясь сбросить, и затоптать при первой же возможности. Да тварь сидела цепко, вдобавок огрызалась. Родная степь приближалась. Конный отряд Ордена мчался в сторону Пустоши, где уже пришли в движение шакалы, поднимая псов, готовились к набегу. Даже собак не погнушались привлечь к предстоящему нашествию, ведь неслыханное дело: они, в преддверии новой схватки с гладкомордыми двуногими, потеряли предводительницу; стремились отбить её у них живой или мёртвой, а заодно отомстить — выжечь дотла и сравнять с землёй все их поселения.

Жнецы обходили стороной возникавшие на пути аванпосты, блокпосты и форпосты. То же самое касалось и разъездов в дозоре. Никто из гвардейцев и легионеров Гвардии не преследовал их, однако можно было не сомневаться: их засекли, и вскоре Кесарь будет знать наверняка: боевая турма Ордена вторглась в пределы Пустоши.

Следовало торопиться, и своевременно вернуться в околоток или иной перевалочный пункт Ордена, где их не достанут ни легионеры, ни гвардейцы триумфата. Жнецы неслись, не обращая внимания на то, что впереди их ждала, куда большая опасность — обитатели степных пустошей.

До слуха отряда смерти донеслись первые отдалённые отголоски псов.

— Шакалы! — не сомневался декурион*.

* декурион — командир строя**.

Жнецы вооружились, выхватывая по его команде "молотилки" из-за спин — завертели, размахивая, кто над головами, кто по бокам от себя с открытого края турмы. Они защищались ими, создавая вращательными движениями непробиваемую защиту.

Своевременно.

Звякнул металл, перерубая стрелу, пущенную шакалом. На отряд жнецов со всех сторон обрушились псы на шакрах**, срывая глотки в рык и вопли — победно заулюлюкали и завыли, призывая иных сородичей по оружию.

— Засада! — осознал декурион: без боя назад не вернуться, если вообще судьба.

Им противостояла целая свора псов на шакрах при стервах**. Крылатые твари стремились атаковать жнецов, отвлекая от шакалов.

— Держать строй! — отдавал команды одну за другой декурион.

Жнецы встали стеной вокруг Шаки. Зря, она всё равно выскочила наружу из кольца окружения, и, оседлав шакра, поскакала, и не прочь, — как было условлено с диктатором: поднимать псовые орды собак, — а вокруг турмы.

— Сука...

Теперь она не успокоится, пока не отплатит гладкомордым двуногим за собственное унижение и плен.

— Да она обманула нас... — последнее, что прокричал декурион.

Град стрел, летящих стеной, пролился смертоносным ливнем на турму, а вслед за ними и стервы внесли свою лепту вместе с шакрами и псами на них, разбивая и растаскивая строй. Но жнецы не сдались, и повалить их было непросто, а уж убить — и вовсе. Они дрались, разрубая и рассекая шакалов, а те пока что отвечали им увечьями, нанося удары хлыстами, старались растащить и завалить поодиночке.

Шака первой применила кривой клинок, метнув в спину одного из жнецов, зацепила в шею. Срубить голову не удалось, зато сбила жнеца с коня, и шакалы опутали его по конечностям хлыстами, как давеча её саму гвардейцы при триумфате с диктатором.

— За что?! — не мог взять в толк жнец.

Псы не стали союзниками им. На то и шакалы. В чём лишний раз и убедился небольшой отряд Ордена. Диктатор понимал: если они не вернуться, то дело сделано — шакалы с псами и собаками обрушаться ордами на Косогорье с восточной диктаторией, отвлекая Кесаря на себя, и непременно подступят к Земгору, сковывая действия Гвардии, в то время как он обойдёт его в северной диктатории. Но для чего шакалам потребовалась карта севера Окраин Империи — загадка? Хотя и очевидна: шакалы стремились добыть то же, что диктатор и триумфат. Их всех интересовало оружие, с которым в руках ратились наёмники под предводительством некоего выскочки сэра Чудака.

Отступать жнецы не привыкли, позор для них — хуже смерти, вот и полегли в Пустоши все до одного, зато их жизнь стоила шакалам немало славных воинов. Три десятка жнецов покрошили почти три сотни шакалов.

Убиваться Шака не стала — размен вполне приемлем: у псов куда больше поголовье в Пустоши, чем у гладкомордых двуногих на Окраинах. К тому же они лишили их турмы закованных в железо всадников смерти.

Вокруг неё собрались вожаки шакальих стай, принявших непосредственное участие в вылазке к Окраинам Империи.

— Самое время отомстить, госпожа, — прорычал Клык — один из самых жестоких шакалов помимо неё и Рыка, да того, кого она ранее держала при себе в качестве кобеля, пополняя время от времени ряды шакальих стай, как иные суки, такие же, как и она, но псами, не обладая правом производить на свет шакалов. Шакалами собственного помёта* и окружала себя.

* помёт — роды у псовых (и прочих) видов живности.

— У нас есть дела поважней, Клык! — отказала Шака.

Кобель повыкобенивался, однако, ничего поделать не мог: слово Шаки для шакалов — табу. И кто нарушит табу, тому лучше самому отгрызть себе лапы и когтями вскрыть глотку, иначе его участь, в том случае, незавидна. Потребовал насладиться хотя бы местью, упиваясь кровью гладкомордых двуногих из числа жнецов.

Их "чучела" шакалы подсунули гвардейским дозорам. Неспроста. У Клыка была надежда: обезьяномордые захотят отомстить, тогда у него появится повод вступить в смертельную схватку с ними.

Шака также понимала это, но перечить не стала — на своих землях любой вожак из числа шакалов её стаи обязан защищать любого щенка от заклятого врага — буде те посмеют вторгнуться в степной край.

* * *

Косогорье. Лагерь железного корпуса.

Ожидая известий извне, Кесарь получил первое сообщение, касающееся действий Ордена и не в северной диктатории, а в восточной у себя под носом.

В лагерь корпуса явился посыльный из аванпоста в дозоре у пограничья с Пустошью.

— Докладывай, — уставился Кесарь с нетерпением на гвардейца, примчавшегося на серанге.

— Отряд жнецов, численностью в турму, проследовал в Пустошь.

— Проследили за ними?

— Да, триумфат!

— И?

— Боле мы не видели их — след теряется в шакальих землях!

— Что ещё видели, а слышали? Лазутчиков в разведку засылали? Кто-нибудь кружил там на дракхе?

— Этого не потребовалось, триумфат...

— А что так — и там пошло не так, что вы, гвардейцы, побоялись пересечь Пограничье с Пустошью?

— Чучела!

— Сколько их?

— Вся турма во главе с декурионом!

— Это всё?

— Нет, триумфат! Псы изрядно поиздевались над ними, демонстрируя нам: не страшатся Гвардии!

— Короче, что они сотворили с людьми? — Кесарю уже было неважно, что слуги Ордена — воины диктатора, ибо преступление произошло на территории подконтрольной Гвардии, и как триумфат, он по долгу службы обязан принять адекватные меры — организовать самую настоящую карательную экспедицию в Пустошь, выжигая всё и всех на своём пути вплоть до разлома, изгоняя за него псовые стаи шакалов. — Выкололи им глаза?

— И это не самое жуткое издевательство, которое им пришлось пережить, триумфат!

— Шакалы отрубили им конечности?

— Даже это не столь суровая пытка, коей подверглись жнецы Ордена, триумфат...

— А что же?

— Их лишили гениталий, затолкав в глотки на манер кляпов, и... Я так думаю: шакалы изначально поиздевались аналогичным образом над ними, затем насадили на кол и порубали конечности, затягивая срезанную кожу мешками на головах, заставляя задохнуться.

— Собаки! Псы!! Шакалы!!!

На крик триумфата отреагировали стражи. Через проём, внутрь шатра, заглянул гранд-ветеран, выясняя: всё ли в порядке — не оказался ли заслан посыльный врагами Гвардии и Кесаря?

Обошлось. Триумфат был жив, но его вид разил наповал.

— Командора сюда! И легатов! Всех! Не мешкая!

— Гвардия навсегда, — откланялся гранд-ветеран.

Полученный приказ от триумфа означал объявление войны шакалам.

Используя дракхов, в считанные часы в шатре, ставшим штабом Гвардии в восточной диктатории Окраин Империи, собрались все, кого пожелал видеть у себя ещё сего дня Кесарь.

— Триумфат, — приветствовали они по мере появления перед ним и занимали свои места, согласно уставу Гвардии.

Ближе всего к Кесарю находился Терний — командор железного корпуса. С ним в первую очередь он и обсуждал действия карательной экспедиции, в состав которой заранее оговорили включить его корпус и, как минимум, два легиона, а в качестве резерва в Косогорье оставить "новобранцев", не заслуживших звания легионера.

— А почему бы нам не подключить наёмников, триумфат? — посоветовал вновь прибывший легат Пятого Легиона.

— Ещё ополченцев предложи оставить тут! И тогда по возвращении, от Косогорья с Земгором, ничего не останется — вплоть до внутренних границ Империи! — отмёл на раз Кесарь довод легата.

Ему, как и иному легату Седьмого Легиона, также готовящемуся принять участие в вылазке в шакальи земли, пришлось выслушать от триумфата оглашение окончательного решения действий в карательной экспедиции:

— Железный корпус станет основной ударной силой и одновременно авангардом Восточной Армии. Пятый и Седьмой Легионы — вспомогательными войсковыми соединениями, следующими вслед за корпусом, когортами и колоннами на удалении в версту друг от друга. И так вплоть до разлома зачистим всю Пустошь, дабы впредь стала таковой — безжизненной степью! Всем, всё понятно?

— Гвардия навсегда! — грянул каждый легат.

— В таком случае, почему здесь без своих легионов? Они быть должны на марше в Пустошь уже вчера, сегодня поздно! А завтра будет бессмысленно вторгаться в земли шакалов! Сии кровожадные и беспощадные твари будут ждать нас, приготовив западню!

Следуя приказу триумфата, легаты умчались в легионы на дракхах. Удар по Пустоши планировалось нанести силами корпуса с наступлением ночи, притом, что псы отлично ориентировались во тьме. Зато Терний с гвардейцами стянет на себя основные силы шакальих стай, и вот тут, с наступлением, утра ударят оба легиона, поддержав железный корпус.

Кесарь рассчитывал на молниеносный удар, после чего зачистка Пустоши вплоть разлома, представляла бы собой простую формальность. И довершить разгром псовых орд удалось бы за считанные часы, а не дни.

* * *

Тундра. Земли равнинных морфов.

Три колонны валькирий неслись на серангах по землям извечных врагов Империи во главе с Кугурэ. Их воительница от предводительницы отличалась не менее жёстким нравом в отношении заклятых врагов, именно поэтому выбор Киринэ пал на неё. Кугурэ уже ни раз отличалась в схватках против шакальих стай, теперь же ей, и воительницам при ней, предстояло новое испытание — противостояние с морфами. И кто такие йети, амазонки толком не знали, зато были наслышаны про огромных лохматых нелюдей, обладающих куда более суровым норовом, нежели шакалы — ратились толпой, передвигаясь пешью. А раз так, то их проще будет расстреливать из луков на дистанции до подхода основных сил корпуса.

За каких-то три больших песочника, воительницы добрались до ближнего кордона. Морфов тут не застали. Те вовсе не собирались воевать с людьми. И то, что услышала Кугурэ от начальника кордона, отказывалась поверить: как такое вообще возможно?

Новость больше удивила, чем порадовала: равнинные морфы не желали воевать против них — попрятались по своим берлогам, зато горные продолжали лютовать где-то в пределах дальнего кордона близ заставы.

Дав передышку серангам в малый песочник, а, заодно получив за это время необходимые сведения от гарнизона ближнего кордона, воительницы во главе с Кугурэ совершили очередной марш-бросок к серединной заставе за аналогичный промежуток времени. Там повторилась та же история — морфы, словно сквозь землю провалились. И так ли это или не так, выяснять у воительниц, не было ни времени, ни желания. На то они и валькирии — неукоснительно исполняли приказ предводительницы, исходивший от Атрия, передаваясь им через неё от него.

Пока, наконец, по пути при переходе к дальней заставе им улыбнулась "удача" — воительницы наткнулись на лохмато-косматую ораву, окружившую ополченцев.

— Айя-А-А... — вскричала Кугурэ.

Её воинствующий призыв был подхвачен каждой воительницей. Они все без исключения знали, что надо делать, и оговаривать действия эскадрона в предстоящей схватке меж командирами звеньев, Кугурэ не пришлось.

Распавшись на колонны, амазонки двинули волной скачущих серангов на морфов, рассыпаясь на звенья одной большой цепи, закружили близ оравы нелюдей. В морфов с дальней и средней дистанции полетели стрелы. Несколько залпов, произведённых воительницами, выкосили треть оравы йети, заставили их отказаться от задумки истребить всех ополченцев до одного, как и от намерения сделать то же самое со странным противником на невиданных доселе существах, прыгающих разом на пару метров в высоту и столько же при этом в длину.

Морфы отступили, держась одной огромной толпой, и дальше не стремились распадаться на небольшие группы, тогда как воительницы продолжали настигать их и не только стрелами — сближались с ними, пуская в ход хлысты или кривые клинки, заострённые с внутренней, а не внешней стороны, как это было привычно для ополченцев.

Среди них особенно выделялся своей статью...

— Наёмник!? — удивилась Кугурэ.

Ещё бы — он представился лордом. И ему подчинялся — что было необычно в нарушение всех правил военного дела — отряд ратников с арбалетами.

Их командир назвался:

— Рангир!

А вот наёмник:

— Логриф!

— Вы-то хошь мне объясните: чего тут твориться? — пытала их Кугурэ — пока на словах.

— Равнинная нелюдь вдруг исчезла, подавшись куда-то на северо-восток своих земель к катакомбам, зато горная нелюдь ордами выбили нас с дальнего кордона, — рапортовал лорд-наёмник — Рангир и дальше уступал ему пальму первенства при общении с грозной амазонкой; рассматривал её наглым образом, пока она не одёрнула его.

— Дезертиры! Вот я вас...

— Я посмотрю на тебя, когда ты увидишь лавину косматой нелюди, идущую от края и до края обозримого горизонта, и им невидно ни конца, ни края! То нашествие! И затворившись в Северине, от них никому не спастись! Отсидеться за стенами града — не получиться!

— Разумеется, трус! Они попросту не дойдут туда!

— Ты либо чокнутая, либо не ведаешь, о чём талдычишь!

Придержав воительниц, пожелавших ответить ратнику — и не на словах — Кугурэ сама выдала:

— Ты, слыхал про Гвардию, дезертир?

— Ну, слыхал! И чаво?

— А про легендарный корпус Атрия?

— Палача!? — встревожился Рангир.

— А про валькирий?

— Так это взаправду всё?!

— А мы кто, по-твоему, — распалилась воительница.

— Свят-свят-свят... — зароптал Рангир.

— И всё равно, — вмешался Логриф. — Я бы советовал отступить к ближайшему кордону и там встретить во всеоружии нашествие горных морфов! Если правда, что равнинные морфы вдруг стали союзниками, а я бы сказал: врагами наших извечных врагов — этим стоит воспользоваться — дать им возможность передраться меж собой! Тогда и ударим всеми силами разом, собравшись в Северине!

Валькирия ничего не желала слышать, у неё был приказ продвигаться вперёд, пока это возможно, а затем отвлечь морфов на себя и держаться до подхода корпуса.

— В таком случае, — огрызнулся Рангир, — нам не по пути!

— Проваливайте, — поспешила Кугурэ избавиться от них. — Мы и так задержались здесь из-за вас! Знали бы: и впрямь окажетесь дезертирами — оставили бы на растерзание йети!

Воительницы погнались за недобитой нелюдью.

* * *

Катакомбы. Подземелье гномов.

Факел выручил нас — отклоняющиеся языки пламени при сквозняке, помогли нам отыскать еле различимое отверстие в стене. Осмотрев его, мы пришли к выводу: за ним располагается пещера, если не вовсе грот. Иное дело: сколько у нас уйдёт времени на то, пока мы пробьёмся туда — вот в чём вопрос!

Арахн-гигант при нас по-прежнему отказывался двигаться туда, словно чувствовал: ничего хорошего нас там по определению не ждёт. Да нам деваться некуда — повернуть вспять мы не могли при всём желании — тем более я, как главарь.

Мне и предстояло сделать выбор, тогда как Яр-Гонн совершил ход конём с прыжком в сторону. Ну да, а что я хотел, когда он посредник при мне во всех моих начинаниях — гид больше смахивающий на гада. Ведь сам завёл нас сюда — в эти свои катакомбы гномов!

Делать нечего, беру в руки кирку — тоже оружие приличное, а не только как орудие труда — и превращаюсь в шахтёра, отваливая пласты довольно податливой породы приличными кусками себе под ноги.

Эх, кем я тут только не работал — и грёбаным гребцом, и даже бурлаком в артели "напрасный труд", а теперь вот ещё и шахтёром заделался. Одно слово — наёмник. И сумели же нанять меня безо всякого интереса. Поскольку чтобы выжить, наёмнику необходимо добыть себе хабар, а хабар сам в руки не даётся, и ещё дерётся.

Стиснув зубы, я продолжаю рубиться сквозь отвал туда, куда стремлюсь исключительно сам, в то время как мои спутники остались на месте и не торопятся присоединяться ко мне с аналогичным инструментом даже как с орудием труда, скорее держат его при себе в качестве оружия.

Интересно, и чего они испугались, а? Что я лезу к кому-то в логово? Не к дракону же? — усмехнулся я про себя, и неожиданно почувствовал жар, исходящий от податливых пластов отвала.

При новом ударе кирки, с последующим обрушением, из расширившегося пролома вырвался пар. Хорошо, что не огонь — но не для меня. Я падаю и уже готов кричать — воды! Но кому, когда некому — позади меня пусто! И когда только успели слинять мои сотоварищи — для меня остаётся загадкой.

Но и это ещё не всё — вслед за парами следует очередное обрушение, вызванное выбросом огненной струи.

И взаправду...

— Дракон! — ору я.

Но меня неслышно из-за того, кого побеспокоил сам. Сначала я отполз назад, а затем и вовсе побежал, как и мои бродяги с йети. Им не захотелось становиться жарким у огнедышащего чудовища, тогда как меня распирало любопытство, и непременно хотелось увидеть столь мифически-загадочное существо хотя бы одним глазком. Я даже готов был пожертвовать им ради такого зрелища, для чего мне всего лишь следовало побороть страх в себе, но он был столь силён, что меня словно ветром сдуло из забоя.

Ну да, я не герой! Чудак — это понятно, но не дурак и не м... Кто я там ещё, как не голова — два уха! Можно было ухахатываться, да отпало всякое желание — выжил, и даже не из ума, знать со мной полный порядок! А то, что бежал последним, как главарь, откуда вперёд меня мои бродяги, всё одно не красило меня. Почестей и похвалы всё же не заслужил. Но и бездумно складывать голову также не торопился.

Так что же там такое было?

Этот мысленный вопрос и прочитала Желанна вперёд гнома.

"Не заморачивайся!"

Да я и не стал, хотя, чему быть, того не миновать. А нам следовало как можно быстрее добраться до гномьего арсенала в Угольме.

— Короче, гид такой... — озадачил я очередным заявлением Яр-Гонна. — Веди нас иной дорогой туда!

— Опасно, брат. Придётся выбираться на поверхность и... Там морфы! И не этими йети при нас, а куда злей и кровожадней!

Настал черёд нам, бродягам, воспользоваться моим планом. Заодно и узнаем: был я прав или...

Вот об этом "или" не хотелось думать, но голову распирало от одной мысли о возможном провале. Что если морфы предадут нас? Кто мы им, люди? Они же нелюди, как и их горные сородичи! И чего им водиться с нами? Мы ж хабар для них, как ранее они для нас являлись им! Вот и сейчас, сдай мы его какому-нибудь барыге-меняле в Северине: не побрезгует "пятаком" равнинного йети.

Желанна повторила мне то же самое, что я мысленно услышал от неё при общении с Яр-Гонном.

Хм, скажет тоже: не заморачивайся! Да тут голову свернуть, и морфам нам в виду их десятикратного превосходства над нами — раз плюнуть! Никто ничего и понять не успеет, как они отплатят нам той же звонкой монетой, из-за которой мы полезли в их земли за дорном Балдриком!

Кстати, как там нынче поживает этот вздорный старик? Что стало с ним и гарнизоном заставы? Горные йети минули их или до сих пор ещё "скучают" там подле них? Хотя сомневаться не приходится: там сейчас весело, как нам здесь.

Ищем выход из тупика.

А вот и поверхность! Выбираемся туда затемно. Не знаю: плохо это или хорошо. Нам везёт или тому, кто везёт, а кто едет — не очень, поскольку придётся платить. Вот и мне предстоит расплатиться с гномом, и каким образом — загадка. С недомерком, оказавшимся ко всему ещё моим названым братом, не всё так просто.

И куда ты полез, сэр Чудак? А туда, куда и носа не кажет ни один дурак! Знать ты и впрямь... — мычу я про себя.

Опять я заморачиваюсь со слов Желанны. Она по-прежнему желанна мне, но не меньше гномьего хабара. Похоже, ревнует к их оружию, тогда как сама старается скрыть свой интерес к арсеналу. Наверное, жаждет вернуться с ним — и со мной — к заставе и вытащить дядю из беды. Всё-таки родственники. Ну и я вроде как почти стал им, этому вздорному старику. То-то потом сюрприз будет. А вроде бы помниться: он сам благословил нас с ней.

Ладно, потом всем, кто находится там, у заставы, сюрприз будет. Или я не Чудак!

На небе светит луна и звёзды. По ним и ориентируется сейчас наш гид — гном идёт по ним, как авто по навигатору. Одно слово — лунатик. А вдруг я прав? И что тогда? Заведёт нас в пропасть и поминай, как звали.

Стараюсь больше не отвлекаться на то, что лезет мне всё время в голову, нынче кручу ей вокруг себя не только по сторонам, но и вверх-вниз, стараясь рассмотреть сильно изрезанный ландшафт местности в горах. Ничего нового или необычного не увидал: бредём посреди острых вершин и таких же смертельно-опасных кручин — оступись на тропе и сорвёшься вниз. Куда с завидным постоянством и грохотом летят камни.

Врагов из числа горных йети пока в глаза не видим, а что в них: куда ступает твой предшественник. Так, цепью поодиночке, и бредём, как в бреду. Или это я брежу? Понять не пытаюсь. Тут как в пословице: утро вечера мудренее. А уж мудрёнее Яр-Гонна, гнома во всей Треклятой Империи с её Окраинами не найти.

Чаще срываемся в крик. С обрыва в пропасть пока никто не стремится. Жмёмся друг к дружке и всё больше к отвесным стенам, понимая: если горные морфы заметят нас, тогда и полетаем, а раньше сами — ни-ни — нам это не с руки. И у нас руки, а не крылья. И рождены мы двуногими, хотя я, сэр Чудак, чтоб сказку сделать былью, если раньше меня не превратят в пыль враги, стирая с лица земли этого мира.

Хочется отписать очередное послание тем, кто послал меня сюда, а круче некуда. Похоже, что меня услышали, и тёмный, там, а не светлый. Из-под моей ноги в пропасть срывается камень, а следом и я, но меня хватает...

— Удур-Аг... — рад я ему, и назвать его так вслух. — Чтоб я делал без тебя?

Дальше идти опасно — без страховки — вне всякого сомнения. Я предлагаю связать не только свою судьбу с морфами при нас, но и их. Если кто сорвётся, то, даже полетев вниз с обрыва, не разобьётся.

Коль уж падать, то всем разом, дабы никому не было обидно.

— То добре, — соглашается Яр-Гонн.

Оказывается, так гномы и лазали в прошлой жизни у себя по горам боевыми кланами.

А нас не мог заранее предупредить, гид ты этакий? А гад такой!

Идём-бредём за ним все повязанные одной верёвочкой, а как пленные — все до одного — и морфы с нами. Сейчас самое главное не попасться раньше времени на глаза горным джигитам.

Гномы порывались полазать верхом на козерогах по кручинам в горах, да я запретил им светить нас, уяснив: было бы проще — им, но не нам на горбулях и конях. Как впрочем, и захрам**, что ещё остались при нас.

Животные хрипят, им тяжелее, чем нам, хотя также недоумевают, за каким ражном мы полезли в земли к горным морфам? А за тем самым! И оно ждёт в первую очередь их, едва мы завладеем гномьем арсеналом.

Не могу сказать: мы всё ближе к нему, даже если и движемся верной дорогой "товарищи". А так и хочется закричать по Задорнову: "Товар ищи!", то бишь гномий хабар в качестве арсенала!

Чего и говорить — артель "напрасный труд". И растёт день ото дня. Такую ораву морфов при мне ещё попробуй прокормить, а вооружить и вовсе сложнее некуда. Но пока что слушаются меня, как своего вожака. А то, что я там какой-то ещё главарь и наёмник, как и сами их вожаки — чихать они хотели. Здесь их земли и свои неписаные правила.

Гном правит нами, а не я. Мы сворачиваем за ним, благо не шеи себе. И то спасибо. А говорить не спешу. Продолжаем спешить, и, скорее всего, на свою погибель.

У меня появилось желание устроить привал, и не при падении на дно пропасти. А заснеженных вершин кругом — неимоверное количество — целые лабиринты. И плутать нам там вроде как не с руки. Вот и месим тут снег ногами — много выше, грохоча по крыше мира.

Горные морфы нас пока не слышат, или тут некому услышать нас, как мы топаем у них по головам. Если и впрямь все двинули к заставе, то тут, в лучшем случае, и худшем не столько для нас, сколько для них, остались бабы, подростки да немощные старики.

Но даже с ними воевать нам не с руки. С ними всегда успеется, важно с теми, кто являет собой горных джигитов на деле, а не на словах.

Яр-Гонн твердит нам на словах: мы с каждым шагом всё ближе к хабару — Угольму, а не Югорму, где с его слов обитают горные морфы.

У меня возникает естественный вопрос с подозрением: почему горные морфы, предпочитающие селиться в пещерах, как их братья меньшие среди нас в берлогах, неожиданно выбрали варварский град в качестве столицы, а не гномий? В чём подвох?

И с этими недомерками при нас?

Не знаю уже кого и в чём подозревать, но компашка у нас собралась ещё та, и также по интересам, как тогда, когда я двинул сюда ватагой. Нынче же при мне орава, и не только равнинных йети.

Светает. Мы выбились из сил, тогда как нам необходимо идти безостановочно к своей цели. Я, то и дело, прикладываюсь к прицелу от огнестрела — прилипаю одним глазом к подзорной трубе и вглядываюсь в окружающий ландшафт местности. Если морфы не дураки, а мне помнится: они — нелюди, то, как медведи, могли не все сменить зимний прикид на летний — боевой раскраски. Тогда подкрадутся к нам незаметно, сливаясь со снегом и — жди беды.

Мне всё больше кажется: мы углубились в горы, минув арсенал, поскольку плутать тогда в горах долго с Ёр-Унном не стали. Выходит, Яр-Гонн и впрямь темнит — манит нас не туда, куда мы шли изначально.

Ну и за чем это всё ему?

Не сознаётся, недомерок, стоит на своём: дескать, ведает куда ведёт. Тут он гид. Когда гад — вне всякого сомнения.

Ну, братец, смотри, чтобы я не сделал тебя ещё меньше, укоротив на одну ненужную конечность. А то ведь впрямь потеряешь у меня голову. Я хоть и Чудак, но далеко не дурак! И рука не дрогнет, если прознаю о предательстве! А никому этого не спущу!

Наконец-то останавливаемся на привал, при этом Яр-Гонн стремиться покинуть нас — якобы оглядеться.

Я по-прежнему не доверяю ему, поэтому присоединяюсь, как впрочем, Желанна и Удур-Аг. Тогда как морфу следовало бы присмотреть за оравой сородичей.

Мы обнаруживаем, насколько я понимаю: нужную нам пещеру, и лезем внутрь. Она — центральный, а возможно и парадный — вход в Угольм.

Будем надеяться на лучшее, не забывая о худшем варианте развития событий для нас, как и заклятого врага. Всё-таки интересно, что нас там ждёт и... кто!

Нарвались! Засада!

Бежать бессмысленно — этих йети тут больше чем нас, и уже обступили, окружив толпой. Мы пришли в одно связке, так что мой план в действии.

— Удур-Аг... — обращаюсь я к закадычному другу, надеясь: не подведёт.

Он что-то там ревёт этим йети при нас. А ведь сразу договаривались: мы — его рабы, если что, и пойдёт не так. Тогда как у нас при себе оружие. Мы не разоружились.

Мне интересно: кем он представит нас в таком случае? Своими рабами или...

Гладиаторами — удивил он меня. Это что же получается: нам придётся биться друг с другом?

Гном напоминает мне о несостоявшемся поединке в катакомбах арахнов. И Желанна не судья нам, а некий горный заморыш подстать равнинному Жиху при нас, которого я обозвал чуть иначе.

Мне остаётся надеяться: нас услышат наши же на привале — лязг и звон металла при скрещивающихся ударах оружия. О чём недвусмысленно намекаю гному. Недомерок соглашается на словах, а не деле изрядно мучает меня. Остаётся надеяться и свято верить: тренирует.

Я не сразу понял: он теснит меня к выходу из пещеры. Сам отступаю туда. Но Желанна! С ней Удур-Аг — и они всё дальше от нас!

Нет, так дело не пойдёт! Теперь уже гном отступает от меня — я тесню Яр-Гонна вглубь пещеры. Недомерок недоумевает, стараясь понять: чего я творю?

Бой меж нами становиться настоящим без поддавков. Мы уже оба поглядываем на Удур-Ага с Желанной. У меня одна надежда на неё: она поймает мой мысленный посыл, обращённый к ним, и заставит его сделать что-нибудь. Например, захватить власть над горными йети, прибив заморыша, который даже на морфа не тянет — равнинного, ни то что на йети этого горного, как джигит. Всё одно издохнет, если его родитель-вожак не вернётся, и его племя или род сородичей отойдёт к более сильному и кровожадному конкуренту. А так и будет вскоре — им предстоит междоусобица за выявление лидера. Каста истреблена нами — и в частности перебита мной, Чудаком.

Ждать приходится долго. Помимо этой надежды, у меня затеплилась ещё одна: атаманы-мастера при мне, и уж тем более Кукумэ, должны обеспокоиться нашим долгим отсутствием — если на то пошло, и явиться сюда на поиски. Да тоже что-то не больно торопятся. Никак я достал их, вот они и затеяли избавиться от меня, Чудака, сменив лидера?

Если так, то я не завидую им. А и моя нынче участь незавидна. Хотя мне некому завидовать, да и нечему. Веду бой и жду, что кто-то наконец-то соизволит вмешаться.

Дождался, и чего, лучше бы не ждал. Гном достал меня, так достал, ну и я ответил ему тем же. Мы повалились. Нас осталось добить. А ни он, ни я, не можем подняться. Зато поднимается Удур-Аг, чем порадовал меня. Но когда я понял по настроению зрителей в мордах горных йети, чего они требуют от него, неожиданно уяснил: ещё прибьёт ненароком.

Вон, выхватил железное оружие, и грозит им, а кому — вопрос на засыпку, и остаётся открытым. Пока его не закрыли для меня вместе с выходом для горных йети те, что оравой скучали при мне.

То-то будет весело. Однако геноцид и участие в нём, меня не привлекает. Отныне у нас будет своё прикрытие — пленные, а не сами мы, наёмники, изображать их для горных йети, попадись нам вновь они, как здесь и сейчас.

У меня прорезается голос. Я, как главарь артели "напрасный труд", оглашаю приказ:

— Никого не убивать! Всех брать исключительно живьём!

Мои морфы повелись, наверняка решив: после получат куда больше удовольствия, когда я разрешу им помучить их.

Пусть пока думают так, чем иначе. Потом сюрприз им будет от меня. Я ж Чудак, если кто запамятовал. А могу напомнить — мне это недолго — сделаю враз... любого противника!

Глава 11

Косогорье. Лагерь железного корпуса.

Кесарь остался в лагере. Не дело триумфата ратиться в поле, как простому воину, на то у него имеются командоры при корпусах и легаты при легионах. Хотя иной раз возникало неистребимое желание двинуть за пределы Окраин вглубь Пустоши, уничтожив раз и навсегда стаи шакалов с гончими. Про последних он был наслышан мало, как и встречались они редко, но сталкивающиеся с ними ветераны из числа грандов-гвардейцев поговаривали: жуткое зрелище — сии твари ничего не страшатся, они, как наёмники, призваны умирать, и смерть для них — наивысшая награда, а смысл жизни. Кто они, и какую именно угрозу собой представляли, и желал выяснить Кесарь, наказав напоследок Тернию: коль столкнётся с ними и буде возможность притащить гончего к нему — можно даже дохлого. Но желательно постараться захватить в плен.

Одно гвардейцы и легионеры Гвардии знали точно: коль тебе попался коцаный шакал с обрубком вместо хвоста — то и есть гончий. А именно так и выглядела смерть для них.

Ночь прошла для Кесаря в мучительных раздумьях — спать не мог, его мучила бессонница — и, дождавшись утра, он поспешил на свет. Взгляд триумфата устремился туда, где обычно всходило дневное светило: вместо утреннего зарева на дальнем горизонте в небо поднимались беспроглядной пеленой клубы дыма от пожарища, устроенного гвардейцами железного корпуса.

Как и было условлено — Терний жёг земли Пустоши. Ветер сопутствовал, задувая на восход. А раз так, псы и прочие собаки, укрывшиеся по своим норам, долго не усидят там, как и шакалы, поскольку эти твари не признавали жизни под землёй — кочевали стаями по Пустоши.

— Шибко зачнётся побоище, — не сомневался Кесарь.

— То да, триумфат, — откликнулся страж — гранд-ветеран.

Кесарь понимал его: он, так же, как и сам, сожалел о том, что ему пришлось остаться в Косогорье, а не идти походным маршем в развёрнутом боевом строю колонны и добивать обгорелых псов и шакалов.

— Славное нонче выйдет жаркое из ентих собак, — прибавил иной страж-ветеран.

— Ещё навоюетесь, — нисколько не сомневался Кесарь, ожидая сообщений от Атрия.

Стараясь отогнать дурные мысли, он направился в шатёр к Фебре, озаботившись здоровьем её подопечной.

— Как она сегодня? — взглянул Кесарь на Неждану, задавая вопрос целительнице.

Он оставил Фебру при себе, тогда как место целительницы было при корпусе. О чём она тут же и заявила.

— Не беспокойся, — заверил Кесарь, — я распорядился доставлять в Косогорье всех, кто получит серьёзное увечье в сшибке с псами!

— Не дело затеял, сир! — получил он в укор от целительницы.

Раньше бы Кесарь ответил ей: не твоё дело! Но сейчас, в присутствии Нежданы, изменился, и не сказать: в лучшую сторону. Как триумфат — проявил мягкотелость. Это ещё хорошо, что при создании той или иной территориальной армии, её обычно возглавлял командор корпуса. Ныне же Восточную — Терний, а легаты подчинялись ему. Что было немыслимо в Великой Империи или в Ордене. Там всё чётко. На то и был расчёт у Кесаря — на хитрость. Он, таким образом, обманывал всех и вся.

Неждана села при виде гостя, поднявшись, сама на локтях, свесила ноги.

— Прогуляемся, — не удержался в свою очередь Кесарь, подставляя ей крепкую и натруженную руку боевым оружием в тренировочных поединках с мастерами. Но иной раз и в деле с врагами, когда появлялся такой шанс, или обычно, когда их доставляли ему в качестве пленников. Хотя не сказать: их участь, в том случае, была незавидна. Да, многих ждала смерть от его руки, однако это был поединок чести — всё по-честному — объявлялось: если пленнику удастся победить триумфата на арене, будет отпущен, а нет — смерть.

Но пока что Кесарь одерживал маленькие победы над своими врагами в дуэлях. И гончий потребовался ему в качестве достойного противника, как и ещё кое-что, о чём он был наслышан — непробиваемой броне из кожи дракона, покрытой чешуйчатыми пластинами. Братья из тайного общества "изгоев" пообещали добыть её для него и смастерить доспехи.

Ему лишь оставалось дождаться разом сиих известий, что указания выполнены в точности, тогда он станет непобедим — ещё с оружием, изрыгающим гром и молнии, заставляя содрогаться не только противника, но и землю. Едва это случиться — врагам Гвардии недолго останется топтать Окраины Империи, кем бы они ни являлись — чудовищными тварями, нелюдями или людьми.

Ко всему прочему, Кесарь успел уже присмотреть себе ту, кто нарожает ему наследников.

Ухватившись за руку триумфата, Неждана коснулась ногами пола. Первый шаг не задался, да если честно, она не собиралась делать его, просто попытка встать изначально превратилась в пытку — покачнулась и едва не упала.

Реакция Кесаря была незамедлительной. Он прижал её к себе, помогая удержать равновесие, вытащил из шатра.

Свежий воздух — вот что требовалось Неждане.

— Что это там?! — изумилась она при виде стены дыма на восходе.

— Пустошь горит, — пояснил коротко Кесарь.

Чего означала сия фраза в его исполнении, знали не понаслышке все обитатели восточной части Окраин Империи от мала и до велика — началась масштабная карательная экспедиция, как минимум силами корпуса и двух легионов, истребляя всё живое на своём пути вплоть до разлома.

На глаза Нежданы навернулись слёзы.

— Ты плачешь? — не поверил Кесарь.

— Да... — смутилась она.

— От счастья?

— Нет... — был неожиданным ответ.

— Почему? — изумился Кесарь. — Что не так?

— Ведь мы, люди, убиваем сейчас не только взрослых псов, но и их детёнышей!

— А кто, по-твоему, вырастает из щенков, как не эти же самые псы, шакалы и гончие!

Неждана утратила разом остатки сил, лишилась сознания, и Кесарю пришлось заканчивать с прогулкой — он внёс её на руках в шатёр, положив аккуратно на ложе.

— Головой мне отвечаешь за неё, Фебра! — бросил зло Кесарь и вышел.

* * *

Северин. Северная Диктатория.

Атрий получил первые сообщения от посыльных когорт Октавия и Детрия — они выдавили из восточных и западных кварталов всех, кто так или иначе мог держать оружие, и если не сражаться, то уж точно умирать на поле брани. А с честью или без — решать самим. Тогда как Гектрий уже присоединился к нему в крепости.

Оба располагались на площадке смотровой башни, возвышающейся над градом, следили за действиями корпуса.

Обитатели Северина ничего не могли противопоставить турагам, боевые монстры гвардейцев одним своим устрашающим видом заставляли обращаться всех вспять и бежать без оглядки туда, где не было их — надвигались лавиной по узким улочкам, закоулкам и проулкам в каждом квартале, сопровождаемые колоннами гвардейцев.

Исход из града ещё не был завершён, когорты только-только вступали в северные кварталы, когда командор получил известие с южного направления.

— Выступила когорта жнецов с Болингаром, — уточнил Атрий для Гектрия. — Диктатор спешит. У нас осталось времени на пару их переходов — точнее уже один!

— Следует поторопиться?

— Нет, Гектрий, в том нет никакой нужды. Когда мы покинем Северин и будем в одном переходе, тогда — не раньше — сюда пожалуют вояки Ордена, — довольно ухмыльнулся Атрий сквозь прорезь в маске, сделанной на устах.

Командор ждал с нетерпением больше известий с севера, и там пока что было подозрительно тихо. Неужели застава выстояла? — сомневался он.

По сведениям, полученным от шпионки Кесаря: нашествие горных морфов не способна была остановить вся рать герцога Ромуальда в Северине вместе с прибывающим туда постоянно пополнением в лице ватаг наёмников со всей северной диктатории. А если так — она права — корпус ждёт настоящее испытание. Но даже если полягут все без исключения гвардейцы с амазонками, Атрий не отступит. Воля триумфта превыше всего — даже их жизней. И если она такова, то они умрут за него без страха и смущения.

— Пора, — направился командор к проёму с винтовой лестницей ведущей вниз, водрузив на ходу на голову боевой шлем, и наткнувшись на паренька, заявил: — Марк, труби походный марш!

Его сигнал подхватили иные горнисты из других соединений корпуса.

— Развернуть штандарты! Выступаем! — бросил напоследок Атрий, вскакивая на дракха — закружил над крышами домов.

То и дело до его слуха долетали эхом отголоски горожан:

— Смотрите! Вон там, в небе! То он — палач!..

И затихали — люди в страхе прятались по углам. Атрий не сомневался: они выгнали исключительно рать ополченцев с наёмниками, и всего-то малую толику поселенцев. Основная их масса укрылась в глубоких погребах-тайниках — в их числе и халдеи. Разбойники не стремились умирать бездумно, а раз так, то назад пути у легендарного корпуса при любом раскладе нет — диктатор поднимет их и устроит охоту на гвардейцев, удерживая Северин когортой жнецов. Уж что-что, а у Ордена хватит сил отстоять столицу северной диктатории, отбив нашествие морфов. А это уже хорошо: пострадает много меньше народа. На то и была создана Гвардия и призвана защищать Окраины Империи от злейших и заклятых врагов извне.

За пределами Северина уже толпилась многотысячная рать герцога Ромуальда. Приметив его стяги, Атрий направил дракха туда. Его заметили там, и поспешили прочь от града не в северном направлении, а стремились обойти с иных, но с восточной стороны путь беглецам преградила полноводная река, которую так просто не преодолеть ополченцам вплавь, а с иной, из западных врат, на них надвигалась колонна ветеранов — всего одна, но даже её хватило для устрашения.

Заметавшись по сторонам, рать устремилась за герцогом к ближнему кордону.

— Свершилось, — не сомневался Атрий, когда из северных врат града показался Гектрий с передовой колонной когорты ветеранов. Гранды среди гвардейцев представляли собой грозную силу, о чём ведал с пелёнок каждый обитатель Окраин.

Теперь самое главное — не дать ополчению оторваться от корпуса, иначе морфы и впрямь передавят их в первой же стычке.

Самая лёгкая часть миссии легендарного корпуса была выполнена в точности и в сжатые сроки, а вот в дальнейшем гвардейцам предстояло суровое испытание горными морфами. Атрию спешили сообщить о них. Командор узрел, как, пробившись сквозь разрозненные отряды рати, к корпусу Гектрия устремилась воительница на серанге — перехватил её.

Из донесения амазонки следовало: Кугурэ столкнулась с оравой горных йети при подходе к дальнему кордону. Что означало — застава пала — гарнизон во главе с дорном Балдриком не удержал её. Морфы прорвались с гор на равнину.

И снова заиграл горн Марка. Две когорты из трёх, превращаясь в обоз, устремились вперёд, обгоняя отряды рати, тогда как когорте Детрия вменялось в обязанность через день-два довести ополчение до места сшибки корпуса с морфами у дальнего кордона.

Восемьдесят возов из ста двадцати двинули обозом на север, а иные сорок по-прежнему тащили развёрнутой цепью тураги арьергарда.

Основная сила корпуса умчалась на соединение с авангардом амазонок на серангах.

* * *

Горы. Пещеры морфов.

Схватка с отбросами общества, если так можно обозвать тех, кого собой являли горные морфы, а также бабы, заморыши и хрычи для нас, закончилась толком и не начавшись. Один устрашающий вид равнинных йети при нас, бродягах, заставил разбежаться тех, кого было принято обзывать джигитами. А они оказались трусливее любого грызуна в этом мире. Но всё же многие не ушли — мои морфы догнали их, кто, чем сумел, и так, что всё-таки часть хрычей побили, метая в них булыжники.

— Хабар... — ликовали вожаки.

Я не сразу уяснил подоплёку с их заявлением, в чём мне пособил Удур-Аг, хотя я собирался наорать на него за то, что он промедлил с оказанием помощи мне, своему главарю — а это не дело! Но когда услышал: мои морфы собрались пожрать горных сородичей — у меня пропал дар речи.

Ещё чего удумал, Удур-Аг ты, со своими нелюдями!

У меня был расчёт: мои мысли воплотит в реальность на словах Желанна. На то и приставлена ко мне телохранительницей, а уж потом наложницей. Нынче мне думать о том, что обычно бывает меж мужчиной и женщиной не с руки — мы пришли сюда ратиться с этими горными йети...ть их, а заодно и моими "ручных" при мне. И ведут они себя, как гранаты без чеки, вот и сорвались, а дорвались до тех, кому мстят нынче!

Донна мысленно удивляет меня, заявляя: я не о том думаю, как главарь! Мне следует озаботиться тем, что сбежавшие морфы горного племени обязательно доберутся до иных соплеменников, и тогда нами займутся всерьёз — станут искать.

— Яр-Гонн... — прорезался у меня голос.

Ищу глазами недомерка. Куда запропастился этот гид?

Ага, нашёлся. Точнее его выловили и притащили ко мне вожаки, оторвав от земли.

— Что за манеры!? — фыркнул недовольно гном в бороду.

— Ты нарочно завёл нас сюда, брат? Не отпирайся, говори всё, как на духу! Ну... — грожу я ему.

— И не думал!

— А о чём же? — требовал я откровенного ответа.

И дождался:

— Когда увидишь сам, своими очами, тогда всё поймёшь!

— А раньше — на словах?

— Ни-ни — они пустой звук, как...

— Понятно: лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать, как ты сотрясаешь, портя воздух, — уел я на словах недомерка.

Заслужил — так получи.

Объявляю по дружине: с привалом покончили. Нам сейчас не до отдыха и жратвы. Опасность столкновения с горными морфами велика, и нам больше не удастся застать их врасплох, как здесь и сейчас, поскольку нам в будущем, возможно, будет противостоять регулярное соединение, состоящее из опытных воинов, ну или охотников. Что для нас не меняет сути — если всех не поубивают за раз, то они изрядно пощиплют нас, сокращая наше поголовье, насколько это будет возможно.

Грожу Яр-Гонну: если он отмочит ещё что-то в этом роде, как тут с этими морфами на главном входе в Угольм — ему несдобровать — я тотчас забуду, что он один из нас, а мне ко всему и названый брат из-за клейма.

— Надеюсь, тебе всё понятно?

Гном ворчит в бороду. А больше ему ничего не остаётся, я ж главарь и вожак — у меня орава морфов, да несколько ватаг наёмников, ну и Крат с тремя десятками вояк, тогда как гномов всего кучка, а такая, которая воняет, и постоянно оказывается под ногами в ненужном месте и в самый ответственный момент.

Дальше нам идти много проще — главный вход в Угольм представляет собой огромную пещеру, а местами и вовсе грот — настоящие коридоры, но зато безо всякого пафоса из наскальной "живописи" в виде фресок или гравюры с резьбой по камню. Хотя я ожидал чего-то более, да куда уж более — и не надо. Как и то, что нависает над нашими головами.

Сталактиты озаботили меня. Если один такой каменный нарост грохнется вниз, кое-кто из моей артели "напрасный труд" окажется навечно погребён под завалом. А я никому не желаю такой участи, и себе в том числе.

Жжём факелы, и дым не застилает нам глаза, поднимаясь высоко вверх под основание свода массивного гномьего подземелья, и всё же чувство опасности — и скорой — не покидает меня. Гном приготовил нам очередной сюрприз, поскольку мы всё чаще натыкаемся на беглецов. Горные морфы предпочитают сдаваться на милость равнинных сородичей, при этом я не сомневаюсь: точно знают, что те способны сотворить с ними. Значит, чего-то опасаются, больше чем нас? Вопрос — кого — на засыпку!

Я спешу присоединиться к гиду и выкладываю ему свои мысли вслух. Послушаем, что недомерок ответит мне?

— Хм, подумаешь, дракхи, — ухмыляется Яр-Гонн. — Всего-то! Сами напугаем их!

— Погодь, гноме! — восклицаю я. — А это что за твари? И с чем их едят? А кем, сами питаются? Плотоядные, аки ящеры?

— Птахов видал? — удивляет меня Яр-Гонн.

— Ну... — киваю я.

— А драконов? — озадачил гном.

— Приблизительно имею представление о них.

— Так вот дракхи — птахи подобные на драконов.

— И где водятся, а обитают?

— В подземельях у нас — туточки.

— И ты говоришь об этом так спокойно, брат!?

— Да чего их бояться, когда и опасаться не стоит! Дикие они, пугни и — разлетятся!

— Стало быть, держатся не у пола, а у свода?

— Ну да, — указал мне гном на один такой сталактит, что вдруг шевельнулся.

Я узрел огоньки злобных очей твари, стрельнувшей ими в меня, и сам не удержался от аналогичного действа со своей стороны — засветил, как водится, из того, что оказалось у меня под рукой. Вдруг понял слишком поздно: лучше бы не делал этого — не стрелял из огнестрела.

Свод над нашими головами пришёл в движение и...

— Ух! Воздух! — заорал я.

Что означало: укрыть головы щитами. Да морфы не сразу услышали меня, ну и не поняли.

Избежать трагедии удалось, однако мы все познакомились поближе, узрев воочию, кто такие эти дракхи. А ничуть не лучше захров. И отличаются от них наличием крыльев, да тем, что предпочитают висеть головой вниз, обвивая хвостами сталактиты, вдобавок цепляются задними лапами, тогда как передние представляют собой крылья с когтями по всей длине и ширине.

Жуткое зрелище — доложу я вам. Но ничего, сдюжили, и дальше пошли, уже никого не опасаясь. Гном заверил: самый опасный участок прошли, и на встречу с драконом можем даже не рассчитывать.

Ужас, какие страхи нам говорит недомерок. А явно накручивает. И зачем это всё ему — не пойму! То ли дурачиться, потешаясь над нами, то ли намерено издевается, с каким-то своим, известным только ему, умыслом? Или возможно просто проверяет на вшивость: не слабаки ли мы? Да такие сюда со мной не двинули бы, даже среди равнинных морфов. И йетим своим сородичам наподдали. Их в основном у нас и потаскали дракхи, удовлетворившись предложенной нами им мздой.

Дальше идём-бредём, и факелы жжём, используя в качестве них наросты в виде сталагмитов. Да они не соляные вовсе, и состоят из экскрементов дракхов — насколько понял я — точнее из дерьма.

Сам держу одна такую гору-кучу, и нос морщу. Запах, типа аромат — не передать на словах. Короче, задохнуться и не жить! Но терплю, деваться некуда, не я один такой с этим... говном иду — все так или иначе, но палят его исключительно атаманы-вожаки.

Теперь я точно понимаю, за каким мы ... сюда тащились — вот и притащились. И сколь ещё много нам потребуется горючего из этого "добра", дабы добраться до хабара, и не того, на который я рассчитывал изначально — остаётся теряться в догадках.

Гном перехитрил меня изначально, так и я не останусь в долгу, как только, так сразу же при первой возможности припомню ему это, и не только, а всё и сразу!

Останавливаемся, уже ни первый раз, а с завидным постоянством. Хотя ход у нас один, и сворачивать некуда — отрогов невидно. Да если честно, вообще ничего — хоть глаз коли. Свет от "факелов" практически не распространяется в кромешной тьме гномьих подземелий.

У меня возникает очередной вопрос, и как всегда на засыпку: что служило ранее гномам в качестве системы подсветки в подземельях? Не сталагмиты же эти вонючие? Название Угольм говорит само за себя! Или шахта с углём иссякла?

Спрашивать о таких пустяках по мелочам, и отвлекать Яр-Гонна, нет ни малейшего желания — в будущем возможно, но не сейчас. Сейчас самое главное добраться до подземного града недомерков и наконец-то организовать первый настоящий привал. А дальше решим, какой выберем себе режим продвижения по катакомбам.

Приключения продолжаются, если так можно выразится. Морфы — горные — больше не попадаются. Вымерли они что ли? Как впрочем, и дракхи. А я-то размечтался: чем глубже в подземелье, тем больше их. А то вскоре орава морфов проголодается, но нам попробовать на вкус этих крылатых тварей похоже не судьба — и злодейка такая — дальше испытывает нас, а гном — моё терпение. Не лопнуло оно пока что у меня, и я сам, а уже желудок распух от голода и урчит так, как обычно гном ворчит.

Вновь остановился.

— Пришли? — вопрошаю я всякий раз у него с завидным постоянством.

Гном постоял немного, и снова, ничего не сказав, двинул, насупившись, дальше, как и я. У нас с ним одна забота — добраться до Угольма, и чем раньше тем, лучше для нас. Но и не только, а явно для кого-то ещё — вспомнилось мне тайное братство.

Да и флаг им в руки. Не до них мне сейчас, как и разбираться с ними. Здесь бы разобраться — и то за счастье. Тогда как меня пока поджидают одни несчастья, если не брать в расчёт Желанну. Моя желанная и ненаглядная донна рядом со мной идёт — прикрывает со спины, зато Кукумэ стреляет в нас с ней злобными очами, не скрывая своего отношения к нам. Да ни разу не предала, не считая тех посланий, кои передала Кесарю, нынче же его палачу — Атрию.

Не беспокойся, шпионка, и я не подведу тебя. Вот только оружием разживусь и тотчас встречусь с ним, тогда и решим кто прав, а как всегда тот, на чьей стороне сила. И вскоре будет немалая у меня. И без огнестрелов мне нет отсюда хода.

С нетерпением жду узреть то, что мне пообещал гном, и слышать ничего не желаю: нам, бродягам, ещё предстоит побродить по этим гномьим катакомбам, кои больше напоминают не столько пещеры, сколько гигантские гроты, поскольку давно не видел никаких стен со сводом над головой.

Яр-Гонн постоянно смотрит себе под ноги, и не по тому, что боится потерять равновесие — сдаётся мне: он выискивает там какие-то потайные знаки — по ним ориентируется в кромешной тьме. Они для него своего рода навигатор.

Мы приближаемся к неведомой мне цели конечного пути для гнома, ибо у меня запланирована ещё одна остановка у арсенала. Да Яр-Гонн прерывает меня, возвещая: наши старания вознаграждены — мы дошли.

— Уже, так быстро? — не удержался я от язвительного замечания. — Осталось добыть больше света и...

Гном поджигает груду камней, изумляя морфов при нас. Но не меня. Что я, угля в своей жизни не видал, когда даже в руках держал! Не шахтёр, но топить печь доводилось.

Вскоре в гроте стало не только светло, но и тепло. Сырости как не бывало, воздух прогрелся, и мне стало веселей. А нутром чую: дальше будет веселее некуда.

Гном ведёт меня куда-то ещё, пока морфы расположились на привал, и начинают пожирать коконы арахнов — хрустят ими точно сахарной ватой, заставляя глотать меня слюни, но я иду у гнома на поводу.

Что опять задумал сей недомерок?

— Вот, — указывает он мне на то, ради чего мы тащились сюда всей нашей разномастной оравой.

— За какой-то шкурой?! — не выдерживаю я.

— То не просто шкура, а дракона! — восклицает Яр-Гонн.

— Вообще-то я думал: драконы — это такие чудовища размерами с летающий дом! А этот больше смахивает на выкидыша дракха!

Гном кашляет. Я, видите ли, раздосадовал его! Когда сам много больше меня!

— То не выкидыш, а детёныш дракона!

— Короче, насколько я понял: овчинка выделки не стоит! — не унимаюсь я.

Яр-Гонн соответственно мне:

— Гляди, сэр Чудак!

И намёк мне: мол, я тот, что мычит гном уже про себя, тараща на меня выпученные зенки.

Следует выстрел из пистоля в шкуру дракона, и... пробить её круглой пулей гному не удалось. А затем он рубит её секирой — и снова никаких царапин. А я-то думал и свято верил: порубит на куски.

Удивил он меня — на словах не передать. Да что там — порадовал так, что и в мыслях не передать.

— Из этого можно смастерить доспехи? — вопрошаю я.

— Для тебя, Чудак, — опережает гном по мысли меня на словах. — Запросто!

И это ещё не всё, чем он готов меня удивить. Из костей дракона сделано оружие — арбалет, а наконечниками стрел к нему послужили клыки. Даже шлем из черепа обещает смастерить.

Представляю себя в том виде, котором непременно престану в будущем перед своими врагами — человек-мутант — из пасти черепа дракона торчит моя голова, словно он проглотил меня, а я решил подышать свежим воздухом. Такое забрало мне непременно подойдёт, тогда я точно стану настоящим вожаком равнинным морфам. Удур-Аг обзавидуется, как и прочие вожаки при нелюдях. Да и горным джигитам будет сюрприз: среди них я и появлюсь в качестве вожака, восседая верхом на арахне-гиганте.

— Лучше на дракхе, — твердит мне Желанна.

— Добудем и его для Чудака, — обещает мне с её подачи Яр-Гонн.

Мои старания вознаграждены, точнее гномов. Я прощаю братьям "меньшим" в лице недомерков всё, что думал о них плохого по принципу: если кому чего должен — не обессудьте! На то я и сэр Чудак!

А раз мной объявлен привал, я предлагаю Желанне уединиться самим. Она, как ни странно, рада моему предложению — опережает меня. А куда это она? Нашла где в жмурки играть — здесь взаправду недолго зажмуриться раз и навсегда.

Иду её искать, мою желанную и ненаглядную проказницу. Зову, а она не отзывается. Никак и в правду случилась беда? Если так, до конца дней своих себе этого не прощу, даже если вновь верну. И нахожу — ждёт меня, моя проказница — уже расположилась, выбрав укромный уголок для нас, где мы можем, никого и ничего не опасаясь, поваляться всласть.

Ага, размечтался я, Чудак. Не дошли мы с Желанной ещё и до игры в раздевание, нас стреножил гном.

— Тебе чего, Яр-Гонн? Уматерить что ли?

Желанна рассмеялась. Гном фыркнул. А я ожидал достойного ответа.

— Броня готова, вожак, — сунул мне её Яр-Гонн, присоветовав натянуть на голое тело.

— Чурка! — вспомнился мне чукча.

— Сам ты он, брат! — обиделся гном.

— Да это я не тебе — себе, — было интересно мне посмотреть на свой новый прикид, выглядевший скорее как маскарадный наряд какого-нибудь повелителя ужаса на данном уровне, коего представлял собой сам в подземелье гномов.

И нигде никакой отражающей поверхности — даже воды в качестве зерцала.

— А... так найдётся оно, — уверил Яр-Гонн.

Взглянул я на себя в это самое зерцало.

Отпад!

Так думала Желанна, но не я.

— Ихтияндер, блин! На суше! А засушенный!

Ну да, не тяжелоатлет, и мускулами достойными ему не обладаю, скорее напротив легкоатлет. И мой новый доспех, он же драконий бронежилет, висит на мне как тряпка на швабре, требуя основательной подгонки.

Гном обещает исправить ошибку, допущенную им на глаз, тогда как я не люблю этого — всего, что делается на глаз. И обычно в такой ситуации у меня всегда чешется кулак.

Да где наша не пропадала.

— Сам что-нибудь придумаю.

Облачаюсь как прежде и натягиваю поверх шкуру дракона. Вот, другое дело, уже лучше, но не совсем то, на что я рассчитывал. Подкачаться бы. Да где там — живём мы, наёмники, впроголодь. А такое порой жрём, что... палим тут в вотчине гномов, используя в качестве факелов. И не уголь!

Да и ладно — сойдёт. Осталось дождаться подгона шлема под голову и...

То, что я себе представлял, в итоге и получил — меня проглотили — живьём, а я пытаюсь вылезти из того, чего нынче являю собой. Одним словом — жуть. А ужас! Кощей Бессмертный в одном флаконе с ихтиандром! Весь в костях, кои представляют собой оружие!

В таком "непристойном" виде и предстою перед оравой йети...ть их, а как глянули на меня, Чудака, так шарахнулись по углам в разные стороны.

Ну, коли реакция, что надо — у них на меня — стало быть, есть, за что благодарить Яр-Гонна.

— Что ты хочешь за свои услуги от меня, Яр-брат?

— Очистить горы от морфов! — заявляет мне искренне гном.

— Даже от этих, что при нас?

С этими (равнинными) он смирился, но не с горными — и никогда не смирится! Знать придётся нам немножко подсократить их поголовье, как и договаривались при походе сюда: наша цель — арсенал.

— Да и туточки найдётся кое-что из него — и много лучше, — удивил меня в очередной раз гном.

— Яр-брат, да что может быть лучше огнестрела, а?

— Бомбарда.

— Вот это да! — поразил он меня, прямо как Пуговкин в киноленте "Свадьба в Малиновке": бац-бац и... мимо! — Да это уже ручная пушка! Или я не прав?

"Тогда кто-нибудь, ущипните меня!"

Желанна исполнила моё пожелание — проказница.

Я теперь не убиваем, как терминатор. А с бомбардой в руках точно сойду за нечто такое в этом мире. И столь же неустрашим — до тех пор, пока имеются боеприпасы к тому, что увидел. А и точно — ручная пушка. Огнестрел и рядом не стоит.

— Стреляет?

— Проверим? — предлагает гном рискнуть мне здоровьем.

— А то, — ещё спрашивает он меня. Я за чем сюда шёл с ним, как не за этим самым оружием, способным валить врага наповал за сотню-другую шагов.

— Тогда держись!

К чему это он сказал мне — не сразу уловил я подвох с его стороны, лишь, когда выстрелил. Отдача опрокинула меня.

М-да, Чудак ты, право слово! Гномы помельче будут, и пошире, соответственно устойчивее тебя — два в одном!

Но всё равно здорово.

Бомбард немного, да нам много и не требуется — всё-таки бомбарды, как пушки — ручная работа. А гномов при нас еле дюжина набралась — своего рода отряд истребителей. Они даже таким количеством способны нанести урон при залпе кодле и рассеять ораву. А если ещё и морфы дадут залп из ружей при нас — всей оравой — побежит уже орда этих горных йети, какими бы джигитами они себя не обзывали.

Осталось разобраться с боеприпасами. Их и взваливаем на гужевой транспорт при нас — горбулей и коней. Козерогов не впрягаем, гномы сами садятся на них, ну и захры нам нужны цепными тварями.

Привал окончен, отдых в том числе. Орава морфов успела перекусить, а мне приходится давиться тем на ходу, что недоели они. Куда идём, больше не спрашиваю, и не сомневаюсь, куда надо, туда гномы и заведут. А, пожалуй, что не совсем туда, куда собирался, но напоследок при выходе к заставе обязательно заглянем. Уж больно охота проверить бомбарды в действии и в бывшей столице варваров — Югорме.

Надо бы посмотреть, что за град сей такой? Вдруг в будущем нам, наёмникам, самим подойдёт в качестве убежища? А то мне надоело умирать за чужого дядю. В пору вам, сэру Чудаку и главарю-вожаку, помимо дружины заполучить свою крепость. И в горах будет в самый раз.

Кукумэ снова собралась сообщить, теперь уже Атрию, об оружии — и не только — коим овладели мы, и я. Выходит, не только и не столько оно интересовало Кесаря. Да его корпусу не тягаться с моей дружиной. Вооружу морфов при мне, как себя, и — где враги? Подать сюда! На первое — горных джигитов! На второе — вояк Окраин! А на третье — он же десерт — этого, как его?.. Ах да — Хир-да-Раса!.. Будем посмотреть на него, что за такое оно, и с чем его употреблять лучше всего! А пущай все враги катятся к чертям, коих здесь почему-то принято обзывать какими-то ещё хирдами**! Ну и хирд с ними со всеми этими обитателями Окраин! У нас теперь не пищали оружием в руках, а бомбарды, и к ним ядер гора!

* * *

Пустошь. Шакальи Земли.

— Поднять гончих, — зарычала Шака.

— Наконец-то, — услышала она довольные вопли шакалов.

Псы при ней рассчитывали: она бросит их в бой против гладкомордых двуногих, вторгшихся в их земли, а она направилась вместе с ними и вожаками к северным границам Пустоши, держа курс в горы к морфам.

Никто ничего не понимал, что именно затеяла сука. Но на то и предводительница шакальих стай, понимала: те псы, что обитали меж Пограничьем гладкомордых двуногих и разломом — обречены. С них будет вполне достаточно и орды Клыка, тогда как Рык получил от неё необычное для шакала задание возглавить стаю гончих.

Неужели Шака затеяла напасть на земли Окраин с севера, пройдясь по вотчине нелюдей очень схожих с гладкомордыми, но также являющихся их врагами? И там люди не будут ожидать ответного удара, да и обороны после нашествия морфов не останется никакой.

В это — и только — верили шакалы при Шаке, тогда как гончим было всё равно кого рвать, для них был важен сам процесс умерщвления. На то и смертники — с момента рождения воспитывались бесстрашными к смерти и заклятому врагу — отрезали себе хвосты, дабы после их гибели они не стали хабаром алчным гладкомордым порождениям. Месть для них являлась наивысшим смыслом жизни, а смерть — наградой за перенесённые муки.

Глава 12

Бастион Ордена. Северная Диктатория.

— Умчались! — Гвард отказывался поверить своему счастью.

Диктатор в сопровождении военного магистра Ордена и когорты жнецов столь стремительно покинули околоток, что позабыли наказать нерадивого слугу. И гвард на радостях, отправился в корчму.

— Чмырь! — проорал он на подходе к подворью корчмаря.

Сегодня гвард надеялся подольше задержаться у него и устроить себе, на пару с ним, славную попойку — будет пить до тех пор, пока хватит мошны. А когда закончится — продолжит пьянствовать в долг.

В ответ гробовая тишина.

— Вымерли там что ли все? — подивился гвард.

Он рассчитывал: его встретят, как полагается статусу важного гостя, ибо гвард Ордена — звание и сан в здешних землях немалый — от него зависел уклад жизни любого поселенца, будь то даже переселенца-полукровки. А то, если кто не приглянётся, со света сживёт — по его навету примчится цензор с прелатами или приорами, и нерадивый поселенец окажется в околотке у гварда.

— В холодную захотел? В узилище наведаться, Чмыть ты этакий! Ну, хмырь, держись... — Гвард ударил ногой по вратам, выбивая калитку.

Дверь со скрипом распахнулась настежь, и он узрел двор, залитый кровищей. В ней копошились омерзительные твари — поначалу не обратили на него никакого внимания, тогда как гвард выхватил клинок из ножен и сорвал с себя плащ.

Шаг вперёд, и мелкие пакостники запищали и заверещали на гостя, разевая угрожающе пасти — продемонстрировали клыками.

Первая же мерзопакость прыгнувшая на гварда, угодила в плащ. Он ударил её каблуком сапога — раздавил.

На хруст плоти мерзости отреагировали иные твари, ринувшись на гварда. Теперь только держись — осознал он, шмыгнув назад за калитку, закрыл за собой.

Не помогло — твари мгновенно отыскали лазейку, протискивались под врата. Пару из них, он раздавил, как и первую, а четвёртую нанизал на клинок. Пятую разрубил, но этих мерзостей всё равно было много. Очень много.

В пылу схватки с ними, гвард ненароком вспомнил: где-то видел их? А где — пока не удавалось вспомнить. И отвлекаться ему сейчас не с руки — если б не кольчуга, мерзости погрызли бы уже его, а так лишь ломали клыки об неё; всё же прокусили толстые и прочные кожаные поножи.

Казалось, ещё немного и мерзости завалят гварда, да он неистово продолжил отбиваться от них уже всеми доступными средствами, пустив вход конечности — махал руками и ногами — бил тварей то сапогами, то перчатками, покрытыми с наружной стороны металлическими пластинами; постоянно отступал от корчмы.

Часа не прошло, как его заприметили издали страж, и забили тревогу. На его призыв из бастиона выскочили до десятка вояк и добили мерзостей, нанизывая на рогатины.

Возвращаться в околоток гвард не помышлял, в его обязанности по службе входило разобраться с тем, что случилось в корчме. К тому же, если эти мерзости порвали Хмыря, он может славно поживиться там до прибытия цензора. А в любом случае придётся звать его сюда с приорами и прелатами, и соответственно чем-то потчевать и угощать.

— За мной! Бегом... — сорвался гвард стремглав.

Десятник предложил вооружиться дополнительно факелами.

— Я не позволю сжечь подворье, даже если оно окажется рассадником всяких там мерзостей! — наотрез отказал гвард.

Окружив корчму с постройками хозяйственного предназначения, стражи во главе с гвардом подступили к высоченному забору больше напоминавшему добротный частокол. Сразу видно: хозяин в прошлом военный человек или халдей поныне. Но, поди, докажи — поймай его, когда у него всё куплено и схвачено — и в первую очередь имеется негласный договор с людьми Ордена. Они давали ему защиту за определённую плату. Да гвард не доглядел. Однако жаловаться оказалось некому.

— Чмырь... — не мог поверить гвард в то, что от закадычного дружка-поселенца остался окровавленный труп, обглоданный до костей — с него лохмотьями свисала мышечная ткань, а не одёжа.

По ней и признал его.

— Следы, гвард, — окликнул урядник. — Ещё чьи-то помимо его и...

— У него увели скакуна, — рапортовал иной страж-воин Ордена. — Предположительно горбуля!

— Приказывай, гвард? — ждал урядник дальнейших распоряжений.

— Догнать халдея, и притащить в околоток ко мне живым или мёртвым! — остался гвард для ревизии погреба корчмы. Вдруг ещё чего-нибудь интересного нароет, а такого, чем и впрямь можно поживиться прилично. Где-то же Чмырь прятал свой законный — и не только — заработок. Иначе, если и впрямь халдей — тёмной ночкой к нему пожалуют подельники и изымут все его "богатства".

Устроил засаду.

Спустя всего песочник, из-за стен бастиона, по следам преступника, двинуло звено всадников Ордена — самые матёрые ловцы халдеев. О чём красноречиво свидетельствовали маски, скрывающие их лица, чтобы никто не мог узнать их и отомстить родным, а достать слуг Ордена иным образом — руки коротки.

* * *

Северин. Северная Диктатория.

К южным вратам, неспешным шагом и неровным строем, приближалась когорта жнецов на загнанных в конец конях. Диктатор рвал и метал, ничего не желая слышать от военного магистра Ордена, что так, они по собственной вине затянут преследование корпуса Гвардии, и им придётся потратить много больше времени на погоню за ними, нежели планировали. Чем всё в итоге и закончилось — они едва добрели до Северина.

— Град, сир, — чуть приоткрыл дверцу в кибитку Болингар.

Дорога вымотала диктатора точно так же, как жнецы — коней. Теперь они ни скоро сможет отправиться в дальнюю дорогу, тогда как им предстояло поторапливаться.

Магистр не сомневался: гвардейцев Атрия в граде уже нет...

Он знал соперника, что называется в лицо — то, как командор выглядит без маски — и представляло собой жуткое месиво. То была метка, оставленная легендарному командору гончими. Но и шакалам досталось от него — они не ушли — никто живьём. Он до сих пор мстил им, лично истребляя среди них гончих, если таковые попадались в карательных вылазках гвардейцев в земли Пустоши или когда псы шли в набег на Окраины Империи через Косогорье в восточную диктаторию.

...Что лишний раз и подтвердило отсутствие должного количества стражей на вратах. Их не спешили открывать им. Нет, стражи имелись, но в основном у северных врат, тогда как у южных парочка стариков, непонятно как до сих пор влачивших на себе проржавелые от времени доспехи, кои никак не удавалось очистить им. Ржа проела их насквозь.

— Хирды! — выругался Болингар на них. — Шевелитесь или я не ручаюсь за себя!

Если бы не топот табуна коней под жнецами и их недовольно-усталое ржание с хрипами, никто бы не услышал военного магистра Ордена. Впрочем, и не увидел невооружённым глазом.

Припав уцелевшим оком к подзорной трубе, страж исполняющий обязанности урядника, уставился на вновь прибывших, очень долго разглядывал, изучая их.

— Кто там? — заинтересовался напарник, заскрежетав доспехами.

— Вы трупы! — неслось эхом им из-за стен подле врат.

— Не могу понять, — отреагировал "глазастый" страж на вопрос напарника. — То ли опять служки Гвардии, то ли Ордена.

— Так ить... отворять врата? Ась?

— Калитку... — наказал урядник выглянуть стражу за неё — не более того.

Едва это произошло, высунувшийся страж влетел спиной во врата — Болингар наехал на него, подняв на дыбы рысака, неожиданно сам рухнул, как и конь под ним.

— Проклятье!

Скакун под ним пал.

— Дохлятина!

Проверив самочувствие стража, магистр удостоверился: того даже не стоит допрашивать, да и целительница тут бессильна; кинулся к иному стражу с подзорной трубой, пообещав вставить ему её в иное место, и туда же натянуть единственное око — вызнал всё, что происходило в Северине за последние сутки.

— Опоздали, сир, — чуть погодя услышал диктатор от магистра. — Корпус палача с ратью герцога по-прежнему находится в одном переходе или двух от нас на севере.

— Ничего, достанем, Болингар, — не стал впадать в истерику диктатор. — У Ордена длинные руки — в своё время достанем! А пока вступаем в Северин и занимаем град!

Иерарх Ордена изъявил делание остановиться в околотке у магистра северной диктатории. Там ему будет спокойней, чем даже в крепости, занимающей господствующее положение в Северине.

Зато там с когортой разместился Болингар.

А вскоре поступили долгожданные известия. Первой пришла весть об уничтожении шакалами турмы при сопровождении суки.

— Ничего удивительного, — отметил спокойно Иерарх, тогда как магистр Северина опасался: сорвёт на нём накопившуюся злость за то, что он не сумел удержать рать герцога во граде — стоял перед ним чуть склонившись, страшась потерять с даром речи кое-что ещё, что никогда до сих пор не мешало ему на плечах.

— Как это пошло лишать человека головы! Я ж не дровосек, а ты не чурка, — взглянул диктатор на магистра Северина. — Очень на это надеюсь: не ошибся в тебе?

— Мне вздёрнуть его, сир? — откликнулся Болингар.

— И что подумают люди об Ордене? Что мы вешаем своих?

— Понял! Я всё понял! Мне утопить его — камень на шею и в воду? Угу?

— Да никого я убивать не собираюсь! Во всяком случае, сего дня, и тем паче людей Ордена! Врагов — да! И только!

У Болингара чесались кулаки, он был военным человеком, и ему не пристало надолго засиживаться на одном месте — подолгу спать и бездельничать — являл собой достойного мясника. Такой человек, в качестве главного помощника, и требовался диктатору. Иерарх Ордена не мог нарадоваться на него, но иной раз Болингар донимал и его своей кровожадностью с беспощадностью к кому бы то ни было.

Да очередная новость не то порадовала, не то шокировала диктатора. Весточку заслала...

— Шельма! — не удержался Иерарх, наказав покинуть его совершенно одного в покоях, и не тревожить, чего бы ни случилось, пока он сам не призовёт кого-то из них, если понадобиться вскоре.

Каменная статуэтка за пазухой встрепенулась. Диктатор спешно выхватил её. Она расправило крыло, свернув трубочкой на манер уха. К нему и припал диктатор. Слухач** сообщал то, что ему передавал иной, в руках шпионки. Она доносила Иерарху о долгожданной находке: бродяги при сэре Чудаке с оравой морфов и гномов набрели на Угольм, а там, на шкуру дракона и оружие из него (костей), плюс громобои. С последующим уточнением: не путать с огнебоями!

А в качестве дополнения к донесению, шпионка Ордена уведомила диктатора: Атрий уже в курсе благодаря шпионке Кесаря — Кукумэ.

Шельма ждала распоряжений от диктатора, желая знать: как ей быть дальше?

— Жди! — использовал диктатор в свою очередь слухача по назначению. — Распоряжения последуют чуть позже! Дай нам день-два! А лучше три! Я что-нибудь придумаю за это время! Но ты и дальше держи меня в курсе всего, что непременно случиться там у вас!

Слухач снова окаменел. Подарок Хир-да-Раса племяннику пригодился как нельзя кстати. Он уже ни раз пользовался им, и всегда знал всё, что затевается его врагами, где бы те ни находились, подсылая к ним шпионов, коих до сих пор никому пока не удавалось раскрыть.

— Болингар!

— Сир, — военный магистр откликнулся с привычным рвением и нетерпением на призыв диктатора.

— Радуйся, ты дождался, чего так жаждал! Во граде ты нескоро понадобишься мне, а вот за пределами Северина — уже!

— Мне выступать на север, сир?

— Да, и сразу, как только сможешь, — понимал диктатор: без коней от жнецов мало толку.

— Орден превыше всего! — вмешался магистр Северина, стараясь задобрить диктатора с Болингаром. — У меня найдётся здесь добрая сотня!

— Тогда я возьму строй**, а остальные пять колонн пускай подтягиваются на кордоны по мере восстановления сил скакунов, — понимал военный магистр: не может оставить Северин без защиты, как и диктатора. А на перекладных домчится в горы довольно быстро.

— Всё, все свободны, — вновь пожелал уединиться диктатор.

— Изволите опочивать, сир? — залебезил магистр Северина перед ним. — Подать вам девиц?

— Сначала жратвы! — оголодал в дороге диктатор. — А уж опосля и их на закусь!

* * *

Застава. Ущелье "Горные врата".

Киринэ впервые видела столь огромную прорву заклятого врага Империи. Окраинные земли севера напоминали бушующее море — морфы бесчисленными ордами схлынули с гор в долину на равнину и текли, текли, вливаясь реками в этот бескрайний океан.

Что корпус против них, даже такой легендарный, как и их командор — они не больше чем чёлн с безумцами, двинувшими в шторм на покорение стихии.

Бедствие Окраинам предстояло нешуточное. Будь предводительница валькирий командором региона, приняла бы решение собрать в Северине всех, кто способен держаться сам на ногах, и каждому раздала бы оружие, загнав на крепостные стены, обнеся их заблаговременно рвами с частоколами, а перед ними устроила бы немало ловушек. Но и тогда бы вряд ли удалось остановить продвижение морфов.

Застава пала. Сомневаться не приходилось. Они были всё ближе к ней, и когда, наконец, подобрались вплотную, затаились на высоченном шпиле.

Взгляд на заставу через подзорную трубу и — удручающее зрелище повторилось вновь. Застава пала, но не сдалась: защитники ещё держались, являя собой, отдельные очаги ожесточенной схватки с морфами. И были замечены валькириями исключительно в пределах второй линии обороны. Да толку — всё без толку. На стенах повсюду валялись груды трупов, как йети, так и защитников. И лишь в башнях ещё укрывались разрозненные силы гарнизона, сражаясь обособлено одни от других.

Изучив досконально ситуацию на месте сражения, Киринэ приняла волевое решение перебраться в донжон, стоявший обособлено.

— Его там и станем удержать! — заявила она, седлая дракха.

— Айя-А-А... — валькирии поддержали её, набросившись пикирующим звеном на косматых чудищ, выпуская стрелы.

Их появление стало неожиданностью для морфов, но внести перелом в исход битвы за заставу, они не сумели. Зато отвлекли на себя внимание нелюдей, позволяя тем воинам, кто ещё держался на ногах в крепости, отступить под защиту стен донжона. Однако не всем защитникам удалось пробиться туда самим, валькирии по возможности перетаскивали их в лапах дракхов по одному и сбрасывали на верхнюю площадку башни.

Йети внизу ревели, но ничего поделать с валькириями не могли. Застава по-прежнему держалась, представляя собой и далее в будущем плацдарм заклятому врагу в тылу у морфов.

Нелюди оказались не столь тупыми, как это казалось людям в виду звериной внешности йети, быстро просчитали, что к чему, по-прежнему стремились овладеть заставой полностью — уже захватили крепость за исключением одной-единственной башни — тащили тараны.

Забаррикадировавшись изнутри, защитники отдыхали, тогда как стрелки и валькирии выбивали морфов одного за другим, а йети и дальше отказывались замечать потери — и были для них незначительны.

— Ещё немного, Киринэ, и у нас иссякнут стрелы, — предупредила предводительницу одна из валькирий.

Да та сама всё видела.

— Где командор? — требовала амазонка встречи с ним.

Перед ней предстал человек в облачении Ордена.

— Я за него!

— Уже нет, — взяла на себя валькирия его полномочия.

Трибун воспротивился, и зря — вывалился не по своей воле за пределы донжона.

— Кто ещё желает занять его место?.. Там, внизу!

Больше трибуны не выказывали своего превосходства. Соперничество меж Гвардией и Орденом продолжилось даже здесь на заставе, в непростой ситуации.

— Тогда всем слушать меня, и мои приказы! Кто ослушается, лучше пускай сам сигает на головы морфов! Два раза я не намерена повторять! Гвардия навсегда! — И валькирии было плевать, что трибуны скорее удавятся, чем подхватят её призыв. Принадлежность к Ордену даже на словах — для них не пустой звук.

* * *

Угольм. Град гномов.

Как нам, бродягам, не хотелось покидать подземелье, приютившее нас, но пришлось. Задержись мы тут дольше, и кто знает, вдруг сюда пожалуют горные йети, тогда как нам лучше самим побеспокоить их, и сделать это внезапно. Эффект неожиданности ещё никто в бою не отменял, а это залог успеха к победе.

У нас бомбарды, и в качестве бомбардиров в моей дружине — гномы. Мы — сила, и немалая по здешним меркам при наличии массового исхода горных джигитов на равнину. При этом я не сомневаюсь: Югорм обладает хорошим гарнизоном. Все морфы без исключения, способные держать оружие, не могли отправиться в набег, кто-то ведь должен охранять границы с иных краёв горных хребтов. Или горный массив упирается в бушующие воды мирового океана этого мира?

Мне пришлось уточнить, и как всегда у Яр-Гонна. Жду, что мне ответит на мой вопрос гид-недомерок. Мои наихудшие опасения подтвердились: морфы граничат с землями Пустоши, где обитают шакалы и прочие псы с собаками. Но как ещё выяснил: они не особо-то жалуют здешние края. Горы не привлекают равнинных обитателей. Запасы провизии здесь скудны, да труднодоступны, а врагов Империи ничего кроме жратвы никогда не интересовало. Всё банально до безобразия и во время него. Цель нелюдей очевидна: набить досыта брюхо. И жилищный вопрос здесь не столь актуален — в качестве места обитания приемлема любая нора с берлогой или пещера. Нелюди неприхотливы, на то и морфы — покрыты с головы до ног косматой шерстью, под которой скрывается жирок — когда жрут досыта, а когда нет — звереют в конец.

Мои при мне йети...ть их, в ораве, пока вроде не голодают, но и сказать я: пухнут от еды — тоже не могу. А чтобы ни о чём другом не думали, как о мести, и иду дальше за гномами в Югорм, интересуясь у гида: что означает Югорм?

— Ежели в переводе с варварского наречия... — Вот как, а даже не языка, со слов недомерка — наверняка, завидует, принижая достоинства варваров — и в первую очередь из-за высокого роста, — ...то шапка мира! А ежели на гномьем языке — горбатая гора!

Ну да, этих недомерков даже могила не исправит, а жили же когда-то все по своим подземельям в катакомбах, завидуя тем, кто ходил у них по головам. Отсюда и вытекают у них все проблемы с морфами, а затем ещё возникли и у людей, когда гномы с варварами перессорились и передрались меж собой.

Я вновь оказался прав, хотя Яр-Гонн не желал изначально признавать, что угадал. Но в итоге сдался.

— А чем вас, гномов, так привлекает бывшая столица варваров? — насел я на гнома-проводника.

Он опять предложил мне поглазеть на неё, прежде чем что-либо услышать на словах.

Уговорил, точнее уболтал — или я его? У меня нашлось ещё, о чём поговорить — множество вопросов, коими я засыпал всех недомерков без исключения. Заплутать нам тут, при всём моём желании, не судьба — выход один, и мы движемся беспрепятственно с приличной скоростью в его направлении, не опасаясь стычек под землёй с горными джигитами. Даже тварей здешних не страшимся. Но и устраивать обвалы при их обстреле из бомбард, также не спешим. Правда, пару раз я дал им прикурить, подпалив от зажигалки фитили шашек — и никаких проблем в дальнейшем у нас также не предвиделось. И подранок-дракх не мог их создать нам.

Крылатая тварь заинтересовала меня. Пробить её покров, мне не удалось — пули прошли навылет через перепончатые крылья, да и то не разорвали их, а именно пробили.

Дракх шипел и хрипел, не подпуская нас к себе — запугивал.

А что если мне проверить в деле с ним шкуру дракона — как она на мне сидит?

Лезу к подземному птаху и получаю клювом по черепу — не своему, а тому, что служит мне шлемом. Клыки сомкнулись на нём, служа забралом, и теперь я взираю на дракха через полые глазницы черепа.

У меня отпало всякое желание пытаться приручить тварь, зато появилось иное — пристрелить, зарезать, убить и... всё остальное сотворить с ним исключительно в том же духе.

Дракх дерётся, шаркая по мне когтями перепончатых лап-крыльев, в довершение подсёк меня хвостом, куда-то потащил. И я не слышу, чтобы за мной бросились мои бродяги — ни те, что люди при мне, ни те, что нелюди из числа этих йети. А в такую их всех.

Дракх оглушил меня, зацепив о сталагмит. Очнулся я уже в кромешной тьме и гробовой тишине.

— Эй, ты где, тварь? А ну покажись, и ещё раз со мной сразись! Вот я тебя... — вдруг понял я: у меня нет оружия — клинки выпали из рук, и я потерял их, а огнестрел изначально оставил Желанне. И желанна она мне сейчас не меньше оружия.

Натыкаюсь на клык в форме клинка из дракона. А дракх по-прежнему не показывается. Скорее всего, забрался на сталактит и висит там себе, зализывая раны, не обращая на меня внимания? Или вовсе сбежал, избавившись от меня дорогой сюда?

Стало быть: это я зацепился за него, а не он меня цеплял хвостом?

Что-то не сходится. Да и наплевать! Сейчас важно вернуться к бродягам. Не хватало мне ещё потерять их!

Кричу им, и вдруг слышу: кто-то чем-то гремит. Приближаюсь на стук, и точно — с иной стороны, сквозь твердь ко мне, пробивается некто. Остаётся надеяться: бродяги ко мне, а не кто-то иной извне.

Я решил помочь — вогнал клык дракона в то, что неожиданно растрескалось и рассыпалось как карточный домик.

На меня из тьмы уставились два светящихся огонька.

Ё-маё! Это ещё что такое? Только ёлупня мне здесь не хватало! — вспомнил я одного такого во время своего перехода до Северина, когда работал гребцом в грёбаной артели "напрасный труд" или уже тогда бурлаком? Точно не вспомню! Зато это накинулось на меня, как тот дракх.

Стало быть, детёныш крылатой твари, а я — его жратва. Ага, щаз! Как бы не так — не на того напал!

Нас с ним, качающихся по полу, и застали мои бродяги, тогда как я уже и не надеялся вновь встретиться с ними.

Я думал: гномы озаботятся целостностью моей шкуры, а чем в итоге — драконьей на мне в качестве доспех.

Ну и кто они после этого — эти недомерки? Не наёмники — поселенцы. И нас, бродяг, им не понять, а нам — их! Я уже про морфов молчу, и даже про себя не мычу!

— Вот, решил добыть себе дракха, как сами же мне и предлагали, — напомнил я: кто в дружине вожак. И я — сэр Чудак. А на то и он: не могу без чудачеств. Хотя это в меньшей степени зависит от меня, поскольку не только я проявляю интерес к тем, кого вижу постоянно впервые, но и эти твари, реагируя на меня аналогичным образом.

— Пригодится, — соглашается Яр-Гонн. — Редкий птах в землях Окраин! Ежели не сгодится тебе, Чудак, то откупит все затраты! Озолотишься!

Ага, а тогда почему сами не стали искать злата в Угольме? Или его всё до вас вынесли ваши предки или варвары? — закралась у меня сия предательская мысль.

Что-то ведь заставило гномов топать в Югорм с бомбардами в руках. И нас, бродяг, прихватили с собой оравой морфов неспроста. А то, что будет сюрприз — Яр-Гонн не стал скрывать, пообещав небывалое зрелище.

Покинув гнездовье дракха-подранка, мы снова вернулись на прежний маршрут и зашагали как прежде — я с гномами и наёмниками впереди, за нами морфы оравой, а за ними, замыкая строй, всадники Крата.

Компашка та ещё, а всегда такая собиралась у меня — по интересам. Я даже прислушиваться не стал к тому, что кому чего от меня потребно. Главное что мне от всех них вместе взятых! А каждый из нас цеплялся за свою жизнь. Та же Кукумэ, например, хотя и не в пример всем нам. На то и шпионка Кесаря — получила первое известие от "палача", пообещавшего за три перехода от кордона к кордону добраться до заставы.

Всё-таки какое-то подспорье там этому вздорному старику с гарнизоном, значит, нам и впрямь туда нечего торопиться, заглянем по дороге в Югорм, и если сделаем небольшой крюк в приличное количество вёрст — тоже ничего — лишняя экскурсия по достопримечательностям сего мира определённо не помешает мне для расширения кругозора.

Мы вышли из подземелий.

Да сгинет тьма, и воцариться свет! — пророчествовал я про себя. Хотя снаружи как в аду — но похолодало. Ага, вот и она — эта шапка мира — горбатая гора, возвышающаяся над облаками, скрывающими от нас всё то, что располагается ниже их фронта.

Ощущаю себя покорителем вершин. Одно слово — эйфория. Эмоции захлестнули меня, но не бьют криком через край. Зато я ликую про себя: "Где тут те самые, кому я давеча посылал СМС-сообщения? Я уже на пороге врат к вам туда! — не сомневался я. — Сейчас достучусь, как и обещал! И прошу не путать с дятлом! Я вам не долба...шлёп!"

Шлёпаю дальше, утопая по колено в снегу. Снежный наст проваливается под тяжестью тела и брони. И там где мне по колено, гномам по самое оно. Но идут, торя себе дорогу. А когда я проваливаюсь по пояс, гномы пересаживаются на козерогов. Да я всё равно выше их — подо мной горбуль, и под иными бродягами. Зато морфам хоть бы хны, на то все при нас как на подбор в сажень ростом, а то и выше.

Движемся дружиной по горной вершине всё выше и выше, а уже давно гремим по этой самой крыше мира кто, чем, и во что горазд — копытами, когтями и прочими конечностями.

Солнце слепит нас, отражаясь бликами от ледника. Снег закончился, дальше сплошной каток. Температура падает, воздух становится разреженнее, дышать неимоверно тяжело. Похоже, это потолок — далеко так не уйдём, подозревая всё больше про себя: скоро, и очень, начнётся падёшь скота — и не только под нами, а и среди морфов при нас. Да и мы, бродяги, продержимся не дольше, чем йети. Если вообще не произойдёт всё с точностью наоборот.

Эх, дать бы сейчас задний ход и, не скользя на горбуле вниз хвостом. Скакун подо мной шипит, шаркая когтями лап по льду, и тащиться за копытным транспортом гномов. Козерогам что — они подкованы — металл на скаку примерзает ко льду. Вот и выбивают его из-под копыт в крошку, торя для нас всех дорожку.

И какой дурак тут может жить, да и смысл? До звёзд рукой подать — они здесь видны даже днём, не взирая на яркое дневное светило. И спутн-Ик-и...

Не один, и не два, а целая россыпь. Парад планет какой-то — и все завязаны на данной планете. Зрелище — закачаешься. А уже качаюсь и трясусь от холода и недостатка кислорода.

Всё, мы на вершине — покорили, но не Югорм. То ли мимо прошли, то ли и впрямь ледник сковал бывшую столицу варваров.

Как мне кажется: мои догадки верны — гномы ползают по наледи, выискивая за ней тёмные очертания. И... неужели нашли? Рубят секирами лёд на куски, и мы проваливаемся — летим. Я на дракхе. Эта тварь подхватила меня — я всё ж таки какая-никакая ему добыча. И впрямь пригодилась. Но даже при этом при всём не могу назвать своё приземление мягким. Что уже отмечать про гномов. Похоже, что эти "отморозки", и я, став точно таким же из-за них, отбили себе "нижние" полушария, тогда как верхние чуть ранее отморозили.

Куда ж это мы провалились по их вине? — кручу-верчу я головой по сторонам вокруг себя, пока её никто не пытается открутить мне с тем же успехом.

Опять в подземелье? А подозреваю: снова или вновь. Что далеко не новость!

Но здесь светло. Свет проникает сквозь толщу ледника. И здесь всё также покрыто наледью и толстым слоем инея.

— Дальше что? Куда?

Я надеялся: град варваров окажется снаружи, а не внутри горбатой горы.

— Идём, — отвечают мне гномы. — До Югорма ужо рукой подать!

Чтоб вас, — злюсь я про себя на них. А нисколько не сомневаюсь: специально издеваются, недомерки! Хотя я обзываю их про себя много хуже — недоносками, сродни варварских выкидышей. Однако молчу и лишь мычу. Ничего, потом сюрприз им будет, как и мне, который устроили всем нам — и даже морфам, а не только моим бродягам.

Спуск для дружины через пролом в ледяную пещеру затягивается, зато дальше мы спускаемся как Суворов в Альпах на французов, съезжая на задней точке опоры.

А вот и Югорм!

Во всяком случае, в этом меня пытается уверить гном.

Что же я вижу — в подзорную трубу — стараясь разглядеть крепостную стену: то ли она состоит изо льда ледника, то ли она из камня и покрыта наледью? Потом сюрприз будет всем нам.

Одно мне очевидно: приступом Югорм не взять. Разве что хитростью удастся проникнуть туда. И бомбардами особо не навоюешь — недолго устроить сход лавин — толщ ледника, что неминуемо вместе с нами сорвутся с кручин вниз. А шапку мира сплошь и рядом окружают пропасти с ущельями. И естественнее рва не создать. На то и природа постаралась — мать. Но порадовала — вне всякого сомнения. Тут уж точно меня, Чудака, никто не достанет, если я прихватизирую Югорм у горных йети. А при мне тоже имеются свои морфы с равнин — стоят оравой позади меня и прочих бродяг, и рычат, пока что тихо, но ждут приказа от нас, и тотчас ринуться на приступ шапки мира.

— Чего высунулись? А ну зарылись у меня на время с головой в снег! — заставил я замаскироваться их.

Да тут снегом и не пахнет — кругом лёд — сплошной гололёд.

Собираю консилиум. Мы — вожаки и атаманы — разрабатываем план предстоящей баталии.

— На открытый приступ не пойдём, — заявляю я. — Во всяком случае, без разведки — ни-ни! А вот на хитрость — непременно!

Мой выбор падает на Удур-Ага и вожаков. Они сейчас в доспехах касты горных джигитов, соответственно мы с Яр-Гоном при них сойдём за знатную добычу.

За себя я нисколько не опасаюсь — на мне драконья шкура. Прячу её под одёжей, так всё-таки надежней будет — никто не заметит и не отберёт, а если жизнь захочет у меня — пусть только попробует тронуть, я сам трону его так, что он у меня умом тронется. Уж что-что, а контузию внутри Югорма динамитной шашкой обеспечу.

Договариваемся об условленном знаке, коим послужит бродягам обещанный мной взрыв. И как только откроются, ну или отвалятся при ударной волне врата из ледяного града, сами рванут у меня туда, выручать нас.

— Только так и есть у нас шанс захватить эту шапку мира, братва! — заявил я как вожак-главарь, ну и сэр Чудак в одном "флаконе".

* * *

Окраина. Восточная Диктатория.

Горбуль нёсся во весь опор. Беглянке не пришлось его подгонять — скакун застоялся без дела у хозяина корчмы, вот и не мог нарадоваться свободе. Вывод напрашивался сам собой: стало быть, нечасто он выезжал за пределы постоялого двора на нём.

За довольно короткий промежуток времени они отмахали уже не одну версту, покрыв, наверное, с добрый десяток, разменяли второй, когда беглянка почуяла погоню. Неужели на её след так быстро напали слуги Ордена, а она в чистом поле? Лес уже виднелся издалека, но до него ещё вёрст пять с гаком махать. И ей лучше не рисковать, пытаясь сбить преследователей с толку. Если это жнецы — плохо её дело — они в два счёта настигнут. А если и того хуже — халдеи — тогда ей лучше не даваться им в руки живой. Иначе, сначала сами надругаются над ней, а затем подкинут ещё к псам.

Уж кто-кто, а беглянка слыхала о зверствах творимых разбойниками и шакалами. Но одно дело слышать или знать, и совсем другое оказаться на месте пленницы у тех или других.

Клинок, вот он — под рукой. Она спрятала его в рукаве. Если что, одним движение вскроет себе вены на шее. Но доводить дело до беды раньше времени не торопилась, а куда — скрыться в лесном массиве. Там у неё ещё имелся, пускай и мизерный, но всё же шанс на избавление от преследователей.

Обернувшись назад, беглянка узрела всадников. Так и есть, они облачены в плащи с раскраской присущей Ордену. Уж лучше бы Гвардии. Им она бы сдалась на милость, не задумываясь, но только не слугам диктатора. Даже с халдеями, попадись они ей, готова была драться не на жизнь, а на смерть. Пришпорила горбуля. Скакун захрипел под ней, устав с непривычки.

— Нет! Не сейчас! Не здесь! Не надо! — взмолилась она, замедляя ход горбуля.

До лесного массива оставалось две-три версты без гака. А на последней — скакун под ней перешёл на шаг, встал и...

— А-а-а... — взвыла беглянка не столько от боли, сколько от обиды.

Горбуль рухнул, подмяв её под себя, подломил ногу. Но она всё-таки выдернула её из-под него, хромая заковыляла к столь близкому, и пока что недоступному, лесу.

Грохот копыт скакунов под преследователями усиливался с каждым шагом беглянки, и бежать дальше, бессмысленно, хотя девица уже добралась до опушки леса, ухватилась за ствол дерева и, оказалась внутри него — растительность, покрывавшая его зелёным ковром, расступилась перед ней, и древо явило собой для неё прекрасное убежище.

Преследователи закружили на одном месте, стараясь по следам разыскать беглянку, неожиданно провалившуюся, словно сквозь землю, вдруг повернули вспять, будто за ними погналась сама смерть — и теперь не отвяжется, пока не уйдут на приличное расстояние от лесного массива.

— Спасена... — не поверила беглянка, не ведая, что твориться сейчас снаружи древа. Ведь кто-то же испугал слуг Ордена в лице отъявленных головорезов. И вряд ли бы они повернули вспять, удирая от шайки лесных разбойников. Да не сразу поняла, что вляпалась хуже некуда.

Глава 13

Великая Империя. Тираноград.

Никто не ждал его в столь поздний час, тем паче сейчас, когда казалось: ничто не угрожало жителям столицы Великой Империи. Тираноград процветал, все кварталы сплошь и рядом — даже на окраинах — представляли собой дорогие виллы, и жильцы от безделья соревновались меж собой, у кого больше каменных статуй или наложниц, не говоря уже про невольников, кичились надстройками. Однако строить дома больше чем в три яруса запрещалось. Тогда особо ушлые попытались обойти указ Тирана — стали делать в ярусах высокие потолки. Вот он и укоротил их на головы. И сразу всё встало на свои места. Были разработаны типовые проекты, как мостовых, так и домов, где указывалось точное количество используемых строительных материалов, и даже статуй в домах и садах при них. Подсчёту подлежали даже кустарники и деревья. Висячие сады были повсеместно запрещены, исключение составлял замок Тирана, напоминавший больше крепость, на подступах которой располагались бастионы, скрытые висячими садами от любопытных взглядов. Всё было сделано для того, чтобы не загромождать "цветущий" город. Тогда как достигаемая цель была намного проще и прозаичнее — легионы охраны Тирана должны беспрепятственно проходить по улицам и мостовым, разгоняя массы недовольных, коих никто не видел с той самой поры, как Рих-да-Рас взошёл на Трон, завладев Короной. Так что прятаться лазутчикам-убийцам, в виду отсутствия растительности на улицах Тиранограда и редких деревьев в садах вилл, было негде. Всё предусмотрено в целях безопасности первых лиц государства — Тирана и "младшенького".

Оба стояли на парадной башне, возвышающейся над столицей Великой Империи на горе, и занимались каждый, кто во что горазд. Иб-ба-Рих плевался, стараясь попасть на стражей у врат. Но сия затея ему показалась мелкой и довольно глупой, поскольку он пытался подражать дворцовым птахам, гадившим на головы всех и вся, будь то стража, сановные особы или первые лица Империи. Домашних птахов во дворце не держали, даже красавцев с разноцветным оперением, зато совладать с дикими птахами никак не удавалось стрелкам императорской службы численностью в две когорты* по меркам Армады Тирана. Поэтому Иб-ба-Рих приспустил штаны и...

* когорта Армады Империи равна 500-600 воинам.

— Ты что делаешь, Иб-ба-Рих?! — получил он подзатыльник от Тирана.

Не будь перил, о кои зацепился "младшенький", утром бы по всем провинциям и прочим областям Великой Империи неминуемо бы сообщили: с наследником престола случился несчастный случай — он выпал ночью из башни. И повсеместно был бы объявлен траур — где-то на месяц-другой. Тиран первым бы делом устроил побоище на "Арене", где гладиаторы умирали бы на радость ликующей толпе толстосумов и — в первую очередь ему — своему кровожадному и беспощадному правителю. Но не судьба — и испытывала его дальше в лице "младшенького". Тот захныкал, Тиран погладил его по головке, и вновь отвесил подзатыльник, дабы престолонаследник не привыкал к ласке.

— Веди себя достойно наследнику, Иб-ба-Рих!

— А я что делаю, как поливаю...

— Стражу!

— А чё надо, батя?

— Клумбу!

— А чем они — не она? Их ведь тоже посадили там — вот и растут ногами из земли!

— Поставили!

— Знать статуи — на них тоже гадят птахи! Так чем я хуже их?

— Ты... — запнулся Тиран, занеся руку для очередного подзатыльника отпрыску, и хотел сказать — хуже, в итоге выдал: — ...лучше! Ты — мой сын!

А про себя добавил — сукин!

— А почему мы не летаем, батя? И не как птахи, а как дядя? — задал "младшенький" задачку Тирану.

Да выручил случай.

— Я не помешал? — вклинился в их разговор посторонний голос. И сначала прозвучал, а затем появился тот, кого не ожидали увидеть здесь и сейчас подле себя Тиран и наследник Трона, мечтая о Короне.

— Хир-да-Рас... — обернулся к нему с распростёртыми объятиями Рих-да-Рас. — Мой родной брат! Как же я рад видеть тебя у себя во дворце!

— Задушишь... — подыграл гость Тирану.

— А я думал: тискать можно только бабу?! — вставился Иб-ба-Рих.

— Как дела, "младшенький"? — отреагировал Деспот в свою очередь на наследника престола.

— Не помню, когда вспомню — обязательно забуду.

— Ну-ну...

— А что ещё интересного порасскажешь мне? Желательно из новенького — какую-нибудь небылицу. Ведь ты у нас по части небылиц — мастак!

— Уважь дядю, Иб-ба-Рих, — настоял Тиран.

— А что мне за это будет, батя?

— Ничего плохого — обещаю!

— Поклянись!

— Клянусь!

— Тогда слушайте, и не говорите, что не слышали, — затарахтел наследник. — Итак, небылица:

"Поймал шакал девицу, и привязывает её к дереву, а та орёт:

— Пёс, ты что, распять меня хочешь?!

— Раз пять или десять — я сам решу!"

Стража, укрытая плотными занавесями вдоль стен не удержалась и зашлась от хохота, зато Тирану с Деспотом было не до смеха. Они лишь скривили лица, имитируя улыбки. И один, и другой лишний раз призадумались: наследник престола то ли и впрямь умён, то ли просто дурак, каких свет не видывал! Одно слово — недоносок — родился раньше положенного срока у Тиранэ!

— Понравилось, — просипел Хир-да-Рас сквозь улыбку оскала.

— Очень смешно, — произнёс с аналогичной миной на лице Рих-да-Рас. — А теперь иди, Иб-ба-Рих, погуляй в солдатики, нам с твоим дядей надо кое о чём поговорить серьёзном — тет-а-тет!

— Так идите в туалет! — наотрез отказался "младшенький" уступать им.

— Не желаешь играть в солдатики, тогда я разрешаю тебе и дальше поливать их с башни, приспустив поножи, — уступил ему Тиран в том, за что отвешивал постоянно подзатыльники.

— У-у-у... — надулся "младшенький". — Я хочу с вами играть в солдатики, батя!

— Наиграешься ещё...— уверил Деспот, — ...в своё время!

— Стража, — хлопнул в ладоши Тиран.

Перед ними выросли четыре детины — все как на подбор. И пробор у всех один на шлеме, где обычно крепилась парадно-триумфальная щётка с хвостом. То была им отметина от Иб-ба-Риха при игре в солдатики.

— Уберите его! — указал Тиран на "младшенького". — Поиграйте с ним в солдатики!

— А я могу их убить? — поддался неожиданно сын на уловку отца.

— Ну, разумеется, Иб-ба-Рих, — заверил Тиран. — Ведь всё, что принадлежит мне, в той же самой мере и тебе!

Престолонаследник не знал меры в наказании тех, кому доставалось от него, как прежде от отца.

— Сего дня вы умрёте! — погнал он пинками четвёрку стражей вперёд себя.

— Так ночь на дворе, сир...

Оставшись наедине с Деспотом, Тиран поинтересовался мнением у брата относительно спектакля сына.

— Хм, сложно сказать вот так сразу.

— Да я это слышу всякий раз уже на протяжении двух десятков лет! Ещё год — и он достигнет возраста, когда я стану мешать ему, а он будет вправе отказаться от меня и забрать Трон с Короной!

— Ты забыл: только при твоей кончине, брат, — ухмыльнулся самодовольно Деспот. — Так что одному из вас осталось недолго жить!

— Что ты затеял, Деспот? Колись!

— Кстати, у меня, по такому случаю, есть своя небылица.

Тиран знал: пока Деспот не расскажет ему её, он до тех пор ничего стоящего не вытянет из него.

— Говори, брат, слушаю!

— Стоит старуха у прилавка с дичью и вопрошает у мясника, дымящего дурман-травой: "Сынок, это курица или не курица?"

А тот ей отвечает: "Ты чё, бабка! Это жрёцца! Жрёцца!!!"

— Когда смеяться, Деспот?

— Весь в отца, а и "младшенький" в тебя! — не сдержался Хир-да-Рас.

— Давай по делу! Опять мои легионы Армады понадобились?

— Ну, как тебе сказать, брат...

— Не тяни кошака за то, что у него не является хвостом!

— Скорее это надо тебе, нежели мне! Ведь ты у нас Тиран, а я всего лишь Деспот — и только!

— Кончай...

— С кем?

— Кто враг, мне и тебе, а соответственно Империи?

— Морфы...

Тиран недовольно сморщился.

— Причём здесь эти нелюди? Неужели мои сыновья не совладают с ними на пару?

— Да они скорее передерутся, чем толку добьются, — обрисовал Деспот коротко ситуацию на Окраинах Северной Диктатории. — Насколько я точно знаю, из достоверных источников: морфов нынче пожаловало к Северину — это такая столица северной провинции Окраин — что-то около миллиона!

— Мильёна?! — не поверил Тиран.

— Да, и исключительно горных йети, коих на Окраинах севера принято обзывать "джигитами". Кстати, они обладают железным оружием и доспехами, что досталось им от варваров и гномов, а также было добыто ими при прошлых набегах с нашествиями в наши земли, — продолжил Деспот, производя доклад о сложившейся критической ситуации у Северина. — Так вот им нынче противостоит легендарный корпус Гвардии. А это три тысячи легионеров с амазонками и полусотней турагов! Плюс рать герцога Ромуальда — порядка пяти тысяч. Наёмники, ещё что-то около полторы-две тысячи, и пять сотен жнецов из когорты Ордена. Получается чуть более десяти тысяч или по меркам горных йети — орда, тогда как у них в сто раз больше! Как такой расклад сил тебе, Тиран, там у них вблизи твоей Империи?

— Хреновый! А что же легионы при Гвардии? И запасные когорты жнецов Ордена?

— Легион Ил-ла-Рих бросит не раньше, чем загнётся Атрий с корпусом. Рать ополчения вообще даже за вояк в расчёт не стоит брать. Ну и наёмники сдохнут немногим позже, чем они! И жнецы — капля в море! Северин не устоит при любом раскладе, даже если учесть, что какой-то Чудак орудует в тылу горных морфов с оравой их равнинных сородичей. И их вожаки там у него — наёмники, как и сам!

— Что за новость?!

— А новость сия такова, брат: если вся тундра с равнинными морфами пойдёт за этим самым Чудаком, на севере будет настоящая бойня! И это я ещё умалчиваю об оружии, способном изрыгать огонь. Да что там огонь — даже метать гром и молнии во врага!

— Неужто?! — вспомнились Тирану сказания о том, как ратился ещё его дед с недомерками и верзилами в горах. И тогда ему не удалось задавить числом прежних горных обитателей. Зато морфам посчастливилось сотворить сие с ними. — Ты хочешь, чтобы я возглавил Армаду лично?

— Ну зачем уж сразу Армаду, и самому лезть туда, где тебе определённо свернут шею! Отправь "младшенького" играть в "солдатики", скажем... м-м-м... — взял непродолжительную паузу Хир-да-Рас, — ...с четырьмя легионами, и не самыми лучшими, но также передовыми!

— Ты предлагаешь мне бросить двадцать тысяч легионеров Армады в мясорубку вот так просто от нечего делать?!

— Решай сам, брат! На то ты и Тиран! Что тебе дороже всего — они или целостность внутренних границ у Окраин? Если морфы подступят к поясу башен смерти — мои гарганы с истуканами не справятся с их числом! И потом, придётся долго восстанавливать порушенную оборонительную линию! Да и псы не останутся в стороне — захотят урвать свой кусок земель Окраин у Империи! — напомнил Деспот про шакалов.

— Да, та прав, Хир, — согласился Рих с его доводами. — Что такое четыре легиона для Армады, тогда как есть шанс избавиться от Иб-ба-Риха — если ни раз и навсегда, то хотя бы на время! А то ходит за мной по пятам, аки захр, и высматривает, где чего у меня, а я прячу от него! На этом всё или есть ещё что сказать?

— Хирды... — молвил Деспот одно-единственное слово, заставившее Тирана испытать жуткий животный страх. Он даже речь потерял, хватая ртом воздух. — Не беспокойся, брат! На южной границе Окраин Империи пока всё тихо, но сам должен понимать: эта гробовая тишина там, неспроста, на то и соседствуем с хирдами! Надо бы наведаться к ним и...

— Ты в своём уме? И думать не смей, Хир-да-Рас! А забудь о них до той поры, пока не утрясём проблемы на севере с морфами и псами на востоке!

— А что псы, брат? Ил-ла-Рих уже выжигает Пустошь, направив Восточную Армию Гвардии в составе железного корпуса Терния и 5-го с 7-м легионами до границ разлома! И ветер сопутствует им! Они избавят земли Окраин Империи от набега шакалов, а затем повернут на север в земли морфов!

— Тогда зачем тебе понадобились там легионы Армады, Деспот?

— Твоим легионерам не помешает боевая практика! И...

— А... ага... — смикетил Тиран. — Ты затеял столкнуть разом лбами всех трёх моих отпрысков?

— Я рад, брат, что мы думаем с тобой одинаково!

— Так, один отец был!

— Зато матери разные, — напомнил Хир-да-Рас причину, по которой один из них стал Тираном, заняв Трон и овладев Короной, а иной — Деспотом, выбрав образ жизни аскета на отшибе в гордом одиночестве.

— Скажи спасибо отцу, что он вообще позволил наложнице родить тебя, тогда как моя мать, Тиранэ, требовала убить тебя ещё в утробе матери! Чем тебе плохо на "скале"? Когда я и сам не прочь поселиться в воздушном замке на летающем острове — всё безопасней, чем тут у меня на земле! Ты там сам бог! А я тут всего лишь Тиран — император-узурпатор! Почувствуй, что называется, разницу! И я не неволю тебя — ты волен делать всё, что тебе заблагорассудиться, Хир-да-Рас!

— Прощай, — дал понять Деспот Тирану: больше им не о чем говорить. Дела улажены — формальности соблюдены. А сроки выполнения он сообщит ему чуть позже, отослав в качестве посыльного одну из своих крылатых тварей — гаргана.

— Когда мне снова ждать от тебя вестей, брат?

— Тогда и узнаешь — не раньше!

Тирану самому вспомнилась одна небылица из уже его девства, когда он точно так же, как и "младшенький", был приближен к отцу:

"Пап, а почему мы так поздно пришли в лавку к торгашу за покупками?"

"Не болтай, сын! Пили решётку, а я займусь запором с замком!"

— А с другой стороны Хир-да-Рас прав: пускай там все мои враги поубивают друг друга! А наследники? Что наследники? Долго ли их настругать вновь, обрюхатив какую-нибудь наложницу или... А пойду-ка я спать... с одной из них, пока ко мне опять не нагрянул Иб-ба-Рих, играясь в солдатики с четырьмя стражами! И когда порубает их, я дам ему разом четыре легиона таких же точно закованных в железо болванов! Пущай и дальше себе играется с ними, маньяк-убийца! Я в его годы был не столь кровожадным! Беспощадным — согласен, но не идиотом же, в конце-то концов!..

* * *

Тундра. Земли морфов.

Атрий стоял на вершине холма, рядом шипел дракх. Командор корпуса сделал передышку, давая крылатой твари время на отдых, а заодно себе — осматривал округу в подзорную трубу. На всём обозримом горизонте ни одной живой души. Поблизости были замечены берлоги, но морфы не тревожили его. Хотя он уловил: оттуда исходит тепло. У него на врага было чутьё. Но раз не спешат показываться, значит, не намерены воевать. И на засаду не похоже. Стало быть, там остались заморыши с бабами и хрычи. А коли так, пускай с ними разбираются наёмники или ополченцы. Его цель — застава с горными йети на пути к ней. Вот с ними, он и померяется силой в открытом бою.

Следы амазонок на серангах были повсюду, зато сами воительницы отсутствовали. Иной раз взгляд Атрия натыкался на побитые тела морфов. Обычно в таком трупе торчала стрела — не одна, а парочка. Да голова со стороны затылка была рассечена едва ли не напополам. Но чем дальше он продвигался по тундре к предгорьям, тем меньше ему попадались побитые враги, и пока что нигде ни одной убитой амазонки. С воительницами на серангах, пешим морфам не тягаться. А раз так, значит, всё идёт по плану — скоро северная компания закончиться, толком не начавшись.

Понаблюдав из берлог за человеком при крылатой твари, равнинные морфы осмелели, и теперь украдкой утаскивали у него из-под носа тела горных сородичей.

Атрий не сомневался, что они поедали их.

— Нелюди!

Нет, морфы нисколько не шокировали его, просто иная пища им здесь недоступна. Морфы не умели возделывать болотистые земли тундры, и зверья тут не водилось в избытке. Так что земледелием, нелюди не занимались. Даже скотоводством, если не брать в расчёт свои орды, кои оравами водили вожаки на земли Окраин Империи, пожирая всех и вся на своём пути. Одно слово — людоеды! Не зря же на севере в ходу была поговорка: сколько морфа не корми — всё мало!

Дракх застоялся, принявшись бить крыльями когтистых лап над головой, казалось, хлопает в ладоши, привлекая внимание хозяина.

Подавшись на увещевания крылатой твари, правда, не сразу, Атрий взмыл в небо, держа курс на север, чуть ранее сверился по компасу, корректируя маршрут — немного сбился изначально. Но всё ради того, дабы осмотреть поле битвы воительниц на серангах с морфами. Амазонки покуражились на славу, истребив что-то порядка кодлы — и не одной.

— Знать на ораву наткнулись — не орду! — продолжал легендарный командор поиски морфов. И затянулись. Хотя искать их, на самом деле, ему было нетрудно — Кугурэ с воительницами оставляла ему прекрасные указатели из тел, побитых ими морфов. Ему оставалось нагнать их, что сделать на дракхе проще простого, однако Атрий не торопился, изучая ландшафт местности тундры перед предстоящей баталией. Одно легендарный командор уяснил чётко: стоять лагерем лучше всего будет на холме, и желательно тремя — двумя обращёнными к морфам, а третьим чуть сзади и посередине. Так что, с какой стороны морфы не нападут на них, всегда смогут помочь друг другу — все три разрозненные, в том случае, когорты. А меж ними — внутри треугольника — в качестве приманки, он расположит рать герцога с наёмниками.

Выбор в тактике и стратегии Атрий выработал заранее, но одного плана для боя недостаточно. Второй оказался прост: встать одним большим лагерем и отбиваться до тех пор от морфов, пока хватит сил. В этом случае никто не сможет отступить, даже если и захочет. Дезертирства Атрий не допустит ни при одном плане боя с морфами.

Командору оставалось положиться на Детрия и его гвардейцев: они вовремя подоспеют на поле к началу битвы.

Его и осматривал с воздуха на дракхе Атрий. И всем нравилось ему: по краям располагались заболоченные отрезки суши — с востока и запада, а с юга на север вёрсты две идеально сухого участка с холмами, где можно обустроить три лагеря, и спрятать меж ними вспомогательные силы рати с наёмниками.

Место просто идеальное и иного такого по всему северу пока не удавалось подсмотреть командору. Теперь дело было за воительницами на серангах.

Показалась посыльная турма. Меньшим количеством передвигаться в зоне действия заклятого врага неразумно, иначе донесение не доставить своевременно до командора корпуса.

Он сам спикировал на дракхе к ним, признав воительницу возглавлявшую егерскую турму.

— Татамэ.

— Командор, — приветствовала та в свою очередь Атрия.

— Какие известия, воительница? С чем примчалась?

— Мы нашли морфов.

— И...

— Их там так много, что в жизни никогда столько не видели даже псовых орд в землях Пустоши.

— Ничего удивительного, иначе бы триумфат не послал нас сюда сократить их поголовье, насколько это будет возможно! Ведь нет ничего невозможного!

— Гвардия навсегда!

Валькирия ждала, что ответит ей на это командор, ибо Кугурэ готовилась развернуть воительниц вспять, соответственно ей требовалось точное направление движения — об отступлении или повальном бегстве ни шло речи — они всегда загоняли заклятого врага, увлекая за собой в ловушку.

— Здесь и дадим бой морфам! — указал вокруг себя, проведя рукой Атрий.

Татамэ по достоинству оценила выбранный участок тундры.

— Справа хлябь, слева запруда. То, что надо — морфы не смогут зайти к нам с флангов и в тыл!.. Сколько у нас времени, командор?

— В переходе отсюда, может, чуть меньше, находятся две наши когорты во главе с Гектрием и Октавием. А вот Детрий, подгоняющий рать ополчения, задержится чуть дольше на один переход или даже два! Но мы легко продержимся и силами двух когорт здесь до их подхода! Я нисколько не сомневаюсь!

— И я уверена в силах легендарного корпуса, командор, — повернула Татамэ. — Гвардия навсегда!

Ускакала. А с ней и турма воительниц на север.

Воткнув сариссу в землю, Атрий водрузил на неё шлем, обозначив место предстоящий схватки для когорт корпуса — теперь они ни за что не пройдут мимо, остановятся тут, и будут дожидаться его возвращения, и воительниц.

А пока у него оставалось время, он решил покружить вокруг будущего поля битвы с морфами, желая знать наверняка, как свои пять пальцев, где и как их могут обойти здесь заклятые враги, иначе беда — трагедия неизбежна. Тогда как он не собирался доводить дело до истребления корпуса, как его предшественник, когда Атрий впервые заслужил называться своим нынешним именем — гвардейца-легионера.

* * *

Шапка Мира. Окрестности Югорма.

Холодно. Как же здесь холодно. Кругом лёд и ничего больше. Доспехи из металла настыли так, что кажется: ты сидишь в железной бочке покрывшейся инеем. Холод пробирает до костей. Даже кожа дракона не спасает меня. Изо рта валит пар, как и из сотни глоток лохматой братии, да ещё Яр-Гонна. Мы и дальше изображаем с гномом пленников при Удур-Аге и его морфах.

План сработал отчасти — горные йети подпустили нас к вратам, заприметив арахна-гиганта издалека.

На нём восседает Удур-Аг, а мы с гномом связаны, и стоим в окружении кодлы косматой толпы, увешанной клыками на косичках, свисающих с наших морфов. Что также торчат ещё из их ушей и "пятаков".

В основной массе с нами подались вожаки. Они хотя бы понимают человеческий язык. С ними, нам будет проще взять Югорм — захватить врата. Очень на это надеюсь, а ошибаться не имею права, иначе моя ошибка будет стоить жизни всем нам.

Морфы-стражи что-то рычат вновь прибывшим с нами сородичам. То ли не признают, то ли отказываются — и пускать в Югорм.

Если ещё простоим тут чуток на морозе и на холодном пронизывающем ветру, я вмёрзну ногами в лёд и превращусь в ледяную статую. Ну не чудак ли ты, сэр вожак и главарь? Пожалуй, что много хуже, и даже вовсе не дурак, а м-м-м...

Прислушиваюсь, стараясь понять, о чём столь долго могут препираться нелюди. Может мне впрямь сейчас взорвать врата и...

Чего добьюсь — в лучшем случае наледь с них собью, а нас эти йети из числа стражи просто камнями сверху побьют.

Нет, шуметь раньше времени не стоит, иначе это действительно будет стоить нам жизней — мне, недомерку и кодле морфов Удур-Ага с иными такими же точно вожаками.

Кажется, я уже привык к тому, к чему и к кому ещё совсем недавно казалось невозможно привыкнуть — ведь ратились против них, этих йети, а теперь ещё и они меж собой.

Хм, чудны твои деяния Господи, или как тут принято называть тебя в этом жалком и ничтожном мире чудовищных порождений?

Даже думать об этом не хочу, и обо всём прочем, что ждёт меня дальше. Вздрагиваю, гремя доспехами, и подпрыгиваю, а дальше прыгаю, стараясь разогнать кровь по заиндевевшим конечностям — привлекаю внимание стражей.

Чего там они кричат, тыкая в меня? И хорошо ещё, что просто лапами с расстояния, а ни чем иным более увесистым, что похватали в них. И если одни — булыжники, то иные — валуны.

Не кидать же они собрались их нам на головы? — мысленно я вопрошаю у Удур-Ага, стараясь прочитать мысли морфа при мне.

Вроде бы нет. Ну, так и камни — не снежки! А именно в них со мной и решили поиграть. Да мой друг заступается за меня, говоря: мы с гномом — его законная добыча! И если такого славного воина, как он, не пустят в Югорм, он возьмёт его приступом и провозгласит себя повелителем мира! А имеет право — по землям горных джигитов распространился слух о гибели касты. Однако перевыборов не будет — власть автоматически отходит Удур-Ага, согласно его нынешнему статусу. Отныне он вправе набирать среди вожаков в касту достойных морфов из числа джигитов. Да, похоже, тот, что окопался тут, оказался умнее нас. Ну не нелюдь ли! Всё у них не как у нас — людей — много проще! Кто остался при троне, тот и правит!

Хотя я сам, при таком раскладе по случаю, никому бы не позволил сместить себя. А не прочь поглазеть на трон шапки мира. Вдруг он подойдёт мне в самый раз? Да боюсь: примёрзну тем самым местом к нему. Хотя если сделать дырку и использовать по назначению — отогрею не только его, но и себя.

А уже терпеть нет мочи, и не только она лезет из меня. Я и не думал, что во мне столько дерьма! Да не полярник — с палкой до ветра не спешу, напротив укрыться там, где не продувает горный ветер.

Плююсь — открыто.

Бздынь!

Хм, а слюна взаправду замерзает на ветру. На будущее учту — непременно! А сделаю такую себе зарубку — и не только.

Ещё немного, и сам послужу морфам Удур-Ага при мне ледяным тараном. По другому с меня лёд им не отбить, а защита уже что надо — врагам прежде придётся отколоть наледь, а иначе никому из них не заколоть меня, Чудака.

Когда уже переговоры меж ними сдвинуться с мёртвой точки, а? Неужели сразу, как один из нас тут под стенами Югорма околеет до смерти, и мы вынесем им в качестве тарана врата?

Смотрю на Удур-Ага и не верю тому, что узнаю от него, копошась в его мыслях. Никак нам дали добро на вход — зелёный свет включили? Но не всем, а горстке морфов при мне, и меня с гномом внесли в список, выписывая пропуск — иным нашим морфам досталось камнями. Эти йети...ть их, а по жизни отморозки шапки мира, отогнали их глыбами, разбивающимися под лапами в щебень, и выбивающими лёд.

Делать нечего, приходится уступить. Но далеко морфы Удур-Ага не уходят, им дозволено поскучать подле врат. И то лады — когда всё для нас, могло выйти куда хуже, хотя и так уже некуда. Но так кажется мне, а вот морфам при мне — нет. Знать ничего страшного — переживём. И мне ещё не такое доводилось пережить в своё время. Тогда как я не сомневаюсь: Югорм мы отобьём у джигитов. Если не сами, то Желанна, а долго не сможет пробыть в одиночестве без меня.

Это ещё одна моя уловка, о которой я никому ничего не стал распространяться, поскольку в моём прежнем мире издревле известно: женщина — самое безобидное существо, от которого не возможно спастись! И если она чего-то хочет, ей надо это непременно дать, иначе она возьмёт сама — силой! Но тогда никому несдобровать!

Как говориться: от добра, добра не ищут. А что же я нашёл из-за гнома в Югорме? Стараюсь понять при проходе за врата.

Та же ледяная архитектура повсюду — снаружи. А что же внутри жилищ, какая там теплиться жизнь у горных йети?

Заглядываем внутрь и...

Ё-маё — всё тот же ледник — только на стенах вместо наледи иней. Вот и всё отличие дома от улицы.

И как тут можно жить? А выжить, даже из ума — не представляю, себе я, как Чудак!

Морфы удивили — и это ещё не самое страшное.

Гном не реагирует на меня, крутит тем по сторонам, что ему пока не открутили джигиты.

Ага, чего-то ищет!

— И чего же? — вопрошаю у него я.

Недомерок по-прежнему игнорирует меня. Мне же игнорировать его не с руки. Я распускаю руки — стучу кулаком гному по шлему: есть кто дома, али нет? У тебя мозги там али токмо мякина? Так меня на ней не проведёшь, Чудака! Чай, я не дурак!

Гном озирается на меня, как на... — мычит про себя недовольно, выпучив свои зенки.

Эко тебя, а, гноме! И чего не так? Ведь договаривались? Или ты снова затеял какую-то свою, сугубо личную игру, а я при тебе как балласт, от которого намерен избавиться в скором времени? Или нет? Отвечай!

Недомерок молчит, точнее мычит, фыркая недовольно в бороду.

— Говори, я слушаю, Яр-брат. Что не так?

— Всё — морфов тут мало!

— Значит отсюда ушла вся джигитова знать, уведя с собой свои ватаги с кодлами в земли тундры!

— Если бы, а то попрятались.

И как я понял: не в домах. Много глубже.

— В ледниках?

— Шибко сам всё узришь — своими очами, Чудак!

Хотелось бы.

Нас повели под конвоем дальше, и когда мы проникли в дом, очень схожий с турецкой баней при использовании в них термальных источников, сразу же отогрелись.

— Далече токмо жарче буде, — ликовал гном, разительно переменившись в лице.

— Ничего не понимаю, Яр-брат! Толком объясни, — изумил он меня.

А дальше — ещё больше.

— Мы на вулкане.

— Как так?! А чего ж тут холодно-то?

Вулкан, со слов гнома, оказался спящий.

А, ну да, чего это я, Чудак, затупил — всё ж очевидно! Сам мог догадаться, да новость не просто потрясла меня, а ошеломила, и дальнейшая от гнома, когда он недвусмысленно намекнул мне: нашего заряда, из-за которого оба напоминали шахидов с поясами смертников с ног до головы, должно хватить разбудить силы природы и обрушить гнев гор на йети!

Яр-Гонн, оказывается, выполнял священный долг перед предками, следуя точно словам пророчества, предрекавшим: ежели гномам уготована судьба утратить исконные земли — они не должны достаться врагу.

— Вообще никому?! — таращу я глаза на него.

— Угу, — подтвердил гном мою догадку.

Вот только я не собирался записываться в герои посмертно. Я — Чудак, а не... Ну да, что ещё можно было ожидать от тех, кто окружал меня?

— Баб пожалей, и детей! — попытался я надавить на жалость Яр-Гонну.

— Желанну что ль с Кукумэ? — хмыкнул язвительно гном. — Поди, обрюхатил обеих?

Нет, ну он нарывается, чтобы я взорвал его и себя много раньше. Видимо по этой самой причине недомерок смотрел на меня тогда так, когда я железной перчаткой мял ему шлем, едва ли не высекая искры. И нам здесь с ним стоило держаться подальше от термальных вод, а не только от открытого огня.

Час от часу нелегче. А сам сию кашу заварил на пару со смертником-недомерком. И хорошо, что не с узкоглазым, но кто знает, чего ещё придёт или прилетит в голову гному. Когда и так родился с ядром в голове вместо мозга!

Убийца, а не самоубийца. Я ж-то в смертники не записывался! Мог ведь предупредить меня по старой дружбе? А то братом стал, а оно вон, как всё оказалось: я записался в смертники, когда мне ранее казалось, что наёмники и есть они, и быть ими, уже ничего не может хуже.

Снова ошибся или опять, а постоянно.

Нет, пора мне выбираться отсюда. Да только кто подпустит меня к вратам? Прежде камнем получу вдогонку — и не раз. Тогда точно рвану — эти йети...ть их, выбьют из меня искру, и всё, сэр Чудак, срок вашего действия, как абонента 256-19-76, и лицензии за неуплату долга, прекращён. Вас изымут из числа счастливчиков, обладающих картой "вне зоны доступа" и...

А не пошли бы там эти операторы в лице светлого и с рожей тёмного? Сами ими не вышли! Так просто я вам не сдамся — ещё повоюю! Я буду, не я, ни сэр Чудак! А обещал достучаться до небес — так что не обессудьте, если самих из-за меня забросит ещё куда! Засим не прощаюсь — не камикадзе, хотя иду туда, где меня не станут использовать в качестве тарана, разве что только гном изъявит желание пободаться со мной! А он такой же, как и его козерог — упёртый! Ну и я упартый! Что ни говори, а нашли друг друга! Прямо как я — Желанну, ну и она — меня, Чудака! А два сапога — пара!

* * *

Восточная Диктатория. Дикий лес.

Тихо! Почему так тихо? — изумилась беглянка, погрузившись во тьму, и не заметила, как уснула, выбившись из сил. Они покинули её в тот самый момент, когда преследователи повернули вспять от леса, задав стрекоча. — И где это я?

Очнувшись, беглянка привычно расставила руки в поисках стен, наткнулась на деревянную основу ствола. Ощупала мох, коим поросло изнутри древо и земля под ногами, напоминая мягкий ковёр.

На рукотворную берлогу или нору, укрытие непохоже. Знать её сотворила сама природа-мать. Но могла оказаться и мачехой, как и дальнейшая судьба беглянки — незавидной.

Желудок предательски заурчал. Беглянка проголодалась страшно. Но ей самой было страшно от одной мысли: услышат из-за орущей утробы те, от кого бежала.

Прислушалась. Снаружи по-прежнему тихо. Лес словно вымёр. Ни тебе трели или верещания птиц, ни жужжания назойливо-противных букашек и прочего лесного гнуса — вообще ничего.

Куда же она залезла на свою беду, не желая верить: заодно и на погибель. Оставалась и дальше в бреду и неведении того, что ждало её снаружи. Да сидеть во тьме после узилища околотка Ордена и норы "водоплавающего" дольше не желала. Хватит с неё — намучилась. И будь, что будет! Если снаружи ничего хорошего её ни ждёт, то и в укрытии дерева — вне всякого сомнения.

Медленная и голодная смерть в муках не для неё. Она сделала изначально свой выбор в момент побега, и пока что не могла сказать: удачного.

Выглянула утайкой наружу.

Глава 14

Северин. Северная Диктатория.

С наступлением нового дня, настроение диктатора улучшилось, он наконец-то мог осесть на одном месте и нежиться в апартаментах Ордена, достойных его, как Иерарха. Уж что-что, а магистр севера Окраин постарался на славу. Да, не Болингар, ну так ведь и не военный магистр — его цели и задачи совсем иные: выслушивать, вызнавать, допрашивать, вешать, карать нерадивых поселенцев.

Вспомнив об этом, диктатор мгновенно переменился в лице. Дела, опять эти неотложные дела, как будто если он один день не станет заниматься ими — Империя развалиться. Окраины под надёжной защитой корпусов и легионов Гвардии. Да и пять когорт самого Ордена постоянно находились в боевой готовности: четыре в диктаториях, а одна резервная всегда с ним. И это на Окраинах, не считая ещё пяти когорт в запасе в землях Великой Империи, поделённых Тираном на провинции.

Диктатор уже подумывал: а не подвести ли ему в Северин ещё одну-другую когорту — на всякий случай?

За этими думами его и застал с докладом о положении дел в северной столице Окраин магистр Северина. Приотворилась дверь, и на пороге объявился слуга Ордена, облачённый в парадную мантию-плащ.

— Дозволите, сир?

Как ни хотелось диктатору отослать его долой с глаз, еле сдержался. Ему и впрямь не стоит вести себя беззаботно, а то неровен час, окажется окружён нелюдями с гор. И кто знает, чем тогда окончится для него осада Северина.

— Бумаги! — приказал Иерарх.

— Что прикажете отписать, сир, и куда, а кому? — мгновенно отреагировал магистр.

Диктатор призадумался. Беспокоить Кесаря, ему претило самолюбие, тогда брат зазнается и поймёт: имеет силу не только над ним, но и Гвардия над Орденом! Отринул данную мысль как неприемлемую для него — диктатора и Иерарха Ордена. Задумался об отце-Тиране, прикидывая, как сам будет выглядеть в его глазах, если также затребует помощи. Отмёл сию мысль, как и предшествующую. Третья пришла на ум сама собой.

— Поднять две когорты жнецов в северной и восточной провинции Центральной Диктатории Великой Империи и немедля направить сюда, в мою ставку! — объявил Ир-ра-Рих в качестве неё Северин.

— Будет исполнено, сир! Что ещё прикажете или пожелаете? Кого увидеть или чего? — проявил показное рвение по службе магистр Северина. — Может, заглянете в здешний околоток и поглазеете на то, как у нас томятся перед казнью халдеи? Или сами изъявите желание принять участие в иной экзекуции или при казни?

— Ты сказал — халдеи? — вспомнил ненароком диктатор про одного такого разбойника с Окраин.

— Да, сир, — подтвердил магистр, ожидая благосклонного ответа.

— Где Хват?

— Кто-кто, сир?

— Мой пленник! Куда вы подевали его? — опасался диктатор: с ним обошлись круто — и либо военный министр, умчавшийся ещё вчера к горам следуя к кордонам, либо этот здесь перед ним.

— Не извольте беспокоиться, сир! Отыщется — сей же час! Пропасть бесследно он не мог, тем паче у меня в Северине!

— А ну веди меня в свой околоток, палач, — осознал диктатор: ему придётся взяться всерьёз за дела, иначе, если пустит их на самотёк, беда неминуема — расплата последует тотчас.

— С радостью, сир, — не переставал лебезить магистр. — Стража!

Диктатора в сопровождении с магистром за пределами покоев окружили арбалетчики во главе с гвардом. Всего десяток, но это при них, а ещё не меньше сотни топталась на всём протяжении их не такого уж длинного пути. Застенки околотка располагались в подвальной части дворца, что было очень удобно. Зато в нос с порога ударил смрад. Диктатор сморщился, прикрыв лицо. Не помогло — вонь не отступала. Он уже не думал о том, что вся одежда на нём пропахнет вонью, и он сам, но дышать здесь было невыносимо. Его подташнивало.

Ладонь у носа сменил платок.

— Вы б прибрались здесь что ли... — выказал диктатор своё недовольство магистру.

— Сей момент, сир, — сопроводитель хлопнул в ладоши.

Его жест для здешней "публики" был красноречив, и для диктатора не стал чем-то необычным.

— Э-э... — возмутился он, когда понял, что ждёт разбойников в застенках околотка. — Я не это имел в виду!

Они требовались ему живьём, и то, что он задумал сотворить с ними, заинтересовало магистра.

— Просветите, сир!

— Не святоша! — сказал диктатор, как отрезал. И закричал: — Хват...

Закашлялся, хватив зловонного воздуха подземелий.

Магистр сам подхватил:

— Хват! Ты где, разбойник? Отзовись, халдей!

Засуетились надзиратели и экзекуторы.

— Сюда! Он здесь! — прилетело эхо из дальнего конца застенок околотка.

— Прошу за мной, сир, — залебезил магистр, указывая дорогу, и то, где надо кое-что переступить — лужу крови или кучу дерьма, а иной раз и неубранные обрубки конечностей, даже внутренние органы и прочие потроха, вынутые из охальников, поносящих Орден и Иерарха.

— Хват!? — не поверил диктатор своим глазам, наткнувшись на тело разбойника, подвешенного за рёбра на крюке. Ну и куда же без кандалов на руках и ногах.

При взгляде на него, диктатор разом позабыл про всё, что у него вызывало отвращение.

— Снимите его — сей же час!

Истязатель дёрнул за рычаг, и узник рухнул на каменный пол в лужу крови с нечистотами вперемежку.

— Он живой? — Диктатор злобно уставился на магистра.

— Отвечай, дубина, когда тебя вопрошает Иерарх Ордена! — сорвался в свою очередь магистр в крик на мучителя халдея.

— Да я ешо не зачинал ево пытать, аки след... — постарался оправдаться истязатель.

— Вот я тебя... — погрозил магистр ему кулачком, наказав привести пытаемого в чувство.

— Хват, — диктатор вновь обратился к нему. — Ты слышишь меня, халдей?

Разбойник застонал, не спеша открывать глаза.

— Жив, бродяга! — затарахтел магистр. — На воздух его — тащите во двор и отливайте водой!

Попутно пригласил туда пройти диктатора.

— Вам не след здесь доле оставаться, сир!

— Никого больше не мучить, пока я сам не прикажу! — бросил напоследок диктатор, задыхаясь. И уже на улице внутреннего двора заливал не только рот, но и нутро обычным крепким пойлом — проглотил добрую порцию. Ему это посоветовал сделать магистр — сам всегда поступал аналогичным образом, тем и спасался от отравления трупными запахами и быстро забывал о страхах, творящихся и царящих в застенках околотка.

— Полегчало, сир?

— Где... разбойн-Ик?

— Здеся он — вон...

Хват лежал на брусчатке совершенно голый, аки младенец после родов — его отмыли и отчистили от крови — фонтанировал, изрыгая из себя потоки воды.

— Тащите его сюда, — не закрывался рот у магистра. — Да шибче! Шибче...

— Си-и-ир... — проорал халдей при виде диктатора. — Почто меня заточили в околоток?

— Неужели? А, по-моему, мы на улице, — хитро сощурился Иерарх Ордена.

— Не мучьте меня, сир! Я — ваш верный слуга! Токмо прикажите и...

— Умрёшь за меня и Орден, халдей?

— Я не халдей, сир! Я...

— Мне не гони, разбойник! Но таким ты с собратьями по оружию и нужен мне, — призвал диктатор их всех к оружию. — Сослужишь мне верную службу и — считай: я миловал тебя, и всю вашу братию! Я доступно изъясняюсь?

— Ты понял, что тебе предложил Иерарх Ордена? — прикрикнул магистр на халдея.

Диктатору не понравилось, что он перебил его, но зато порадовался тому: разбойник внял им обоим.

— Землю грызть буду, а послужу Ордену верой и правдой!

— Так уж верой и правдой послужишь? — мгновенно уличил магистр в обмане халдея.

— А за тугую мошну — и не одну набитую монетами? — знал диктатор, на что подцепить Хвата. — И потом, кто-то мне что-то заикался о мести? А месть — дело чести!

— Это всё в корне меняет, сир! — осознал Хват, о ком с ним повёл речь диктатор — чья именно голова понадобилась Иерарху Ордена. — Я сделаю это бесплатно для вас, но вот ребятам при мне потребуется достойная оплата!

— Получишь всё, разбойник, что заслужил, — снова влез магистр.

На том и сошлись.

— Созывай всех халдеев, какие прячутся по Северину! Каждому, кто примкнёт к тебе, обещай по две монеты сразу и ещё по три по возвращении — кто вернётся живым, а и мёртвым заплатим, если у них имеются семьи или дальние родственники!

— А коль такого народа наберётся много, сир?

— Чем больше, тем лучше, Хват!

— Понял, сир! Я всё понял!

— Не уверен, — взял слово магистр. — Тех, кто не умеет ратиться, неча и тащить сюда! Я обмана не потерплю, и каждого проверю самолично! И если выявлю обман — отправлю на дыбу!

— Будьте уверены, сир: я не подведу!

— Уж постарайся, — вновь ответил магистр за него, — от этого зависят ваши жизни и родни!

Орден не прощал обид, и дела, рассматриваемые его слугами, не имели срока давности — за провинность отца, ответит сын или дочь, а нет, тогда мать или отец. Иной раз страдала вся родня до третьего колена — мужиков отправляли на каторгу, а баб с детьми ждало рабство.

— Шевелись, — напутствовал диктатор главаря-халдея.

* * *

Великая Империя. Тираноград.

— Младшенький!.. — разнёсся эхом по дворцу глас Тирана. — Эй, мелкий!.. Малой!..

В ответ ни звука от него — вообще никакого и ни от кого. Все, кто слышал Тирана, старались убраться у него с пути и лишний раз не попадаться на глаза, что грозило обернуться для всех и каждого большими неприятностями. Рука у правителя Великой Империи была тяжела, а сам он скор на расправу. И обычно, когда он скучал или грустил, беда настигала слуг внезапно, как впрочем, и смерть.

— Ты где, Иб-ба-Рих? Это я — твой отец! Батя...

"Младшенький" затаился. Неспроста. Тиран опасался того же, чего обычно устраивал сам ему иной раз, как и слугам — нарвался на засаду.

При открытии очередной двери ногой, на него сверху рухнуло тело.

— Ты труп! — закричал он.

А кому — возможно, тому, кто уже по определению являлся им, и куда его затащили иные стражи по наказу "младшенького", опасаясь сами оказаться на месте зверски забитого стража.

Скинув труп с себя, Тиран зарычал подстать захру.

— Ну всё, малец! Только попадись мне, и я... Не знаю, что с тобой сделаю!

Колыхнулась штора.

— Ага, попался, паразит! — рванул её на себя Тиран.

На этот раз, на него обрушилась статуя, подаренная ему с "младшеньким" Деспотом — раскололась при ударе о пол.

— Бры-ыр-ред какой-то! Сумасшествие и только! — затряс головой Тиран, скидывая обломки каменной статуи, вдруг понял: запутался в шторах.

— Валите его! — раздался, наконец, голос "младшенького". — Добивайте!

Тиран схватился за клинок, разрывая и разрезая им шторы, а затем ещё стражу.

— Что ты наделал, папа-А-А... — захныкал "младшенький" точно малое дитя от обиды. — То были мои солдат-Ик-и... А ты-ы-ы... Ты поломал их!

— Ничего страшного, получишь взамен других...

— Не хочу других! Хочу этих!

— Сначала дослушай, а затем перечь, отцу! А никогда... Слышишь! ...никогда не перечь мне — своему Тирану! Я дам тебе взамен четырёх стражей четыре легиона Армады! Что ты теперь мне на это скажешь, младшенький?

— Правда! Не обманешь, папа?

— Да разве я когда обманывал тебя, сынуля, а?

— Могу напомнить, — приготовился загибать пальцы "младшенький", припоминая все огрехи отца по отношению к нему.

— Да ладно тебе — будет озорничать! Я ж не сержусь на тебя за то, что ты едва не убил меня, играясь в солдатики!

— То я не охотился на тебя, устроив, засаду, па! И потом, ты сам виноват!

— Я?!

— Ну да, я же охотился на... — у "младшенького" полезли глаза на лоб при виде силуэта, возникшего позади Тирана.

— Кого?

— ...него, Па-А-А...

Тиран едва успел обернуться, реагируя на злобный рык из-за спины. На него набросилось то, что выпустил сын из клетки зверинца; бежал, бросив отца на растерзание "ручного" чудовища.

Если бы не реакция и военная практика с добротной выучкой, схватка с барсагом** стоила бы Тирану не только Трона с Короной, но и жизни. А так, он забрал жизнь у чудища, пронзив его в сердце — окончательно уяснил: пора ему избавляться от "младшенького", иначе тот сам избавиться от него за оставшийся неполный год до престолонаследия.

— Четыре легиона Армады! — метался по дворцу на радостях "младшенький", твердя вслух про себя, словно боялся спугнуть удачу.

По мере продвижения по комнатам, он искал парадную одежду, раздавая стражам указания, сделать то-то и то-то, и подать ему тотчас, иначе им не сносить головы. Отныне он стал полководцем — Тиран выделил ему свою, пусть и небольшую, но всё же Армию.

— Ы-ы... Четыре легиона Армады! Это будет... — пытался "младшенький" сосчитать их, — ...очень много солдатиков!

— Двадцать тысяч легионеров, сир! — заявил страж.

Иб-ба-Рих застыл на мгновение подле него.

— Кто таков? Чьих будешь? Имя, солдат!

— Страж дворца, я — декан**, сир! А моё имя, вам ни о чём не скажет!

— Говори, декан! И станешь декурионом**, а заодно моим личным знаменосцем-оруженосцем!

— Тараний, сир!

— Где штандарт моего войска, Тараний? — изумил "младшенький" стража. — За мной!

Декан дворцовой стражи подыграл ему, решив: Иб-ба-Рих продолжает играть в солдатики. Но когда их во дворе встретил один из легатов Армады, поверил: это не шутки.

— Ура-А-А... — запрыгал "младшенький". — Мы отправляемся на войнушку!!!

— Тиран велел вам выделить четыре легиона Армады, сир, и разрешил самим сделать необходимый выбор, — удивил ещё больше легат стража при Иб-ба-Рихе.

— Коня мне и моему декуриону! — распорядился престолонаследник.

Его указания исполнялись так, будто исходили лично от Тирана, тогда как Рих-да-Рас наблюдал за действом, разворачивающимся во дворе дворца, застыв на парадной башне. Так там и оставался до тех пор, пока отпрыск не скрылся из виду под охраной турмы всадников.

— Неужто свершилось!? — Тиран отказывался поверить в то, что избавился от него. Ему казалось: стоит отвернуться, и он услышит конский топот турмы повернутой вспять Иб-ба-Рихом.

"Младшенький" мог запросто отмочить что-нибудь в этом роде, например, отказаться играть в войнушку с четырьмя легионами "солдатиков" и потребовать много больше легионов, а то и вовсе всю Армаду.

— Да ну его к хирдам! — осознал Тиран: отпрыска с Деспотом надлежало отправить к ним. — Как-то не подумал! Ну и ладно, если вдруг вернётся с севера, отошлю его на юг — и вся проблема, а будет решена на раз-два!

* * *

Тундра. Земли морфов.

Марк шёл в передовой колонне обоза, возглавляемой Гектрием. Они уже минули центральный, или как было принято называть серединный, кордон, следовали точным курсом на север к предгорьям дальнего кордона, куда вперёд них умчались воительницы на дракхах и серангах, а также командор на крылатом исчадии.

Паренёк постоянно выискивал его глазами в небе, сидя на крыше воза подле амазонок, следящими за окружающим ландшафтом местности — и пока нигде ничего интересного для них. Нет, отдельные морфы из равнинных, попадались им на глаза, но тратить стрелы на них и время, они не собирались. Вот когда йети соберутся с силами, тогда — и только — померяются ими с ними — не раньше.

Центральный кордон остался далеко позади обоза, а дальний становился всё ближе и ближе, но до сих пор не был виден издали. Что не столько заботило и тяготило гвардейцев легендарного корпуса, сколько то, что они пока так не нашли отметки, обозначающей: здесь и следует им встать лагерем, готовясь к предстоящей битве. Пока, наконец, на горизонте у одной из берлог не мелькнул знакомый шлем командора с чёрно-красной щёткой-хвостом поперёк него.

— Он там! — вскричал Марк.

— Кто?! — уставились амазонки в недоумении на парнишку.

— Командор! Я видел его! — спрыгнул Марк вниз на ходу с воза, и чуть не подвернул ногу, понёсся сломя голову к логову морфов.

Амазонкам на крыше пришлось проследовать за ним.

— Ненормальный!

Они отвечали за горниста командора головой перед Гектрием — застукали подле заморыша. Оба качались на земле в грязи, и рвали один у другого шлем командора. На миг амазонки оторопели. Ещё бы — они-то решили: с Атрием покончено. Но быстро опомнились: не таков легендарный командор, чтобы дать убить себя этим жалким йети.

Схватили морфа, оторвав от земли.

— Где командор, животное? Ты слышишь меня, нелюдь? — замахнулся Марк шлемом Атрия на заморыша.

— Он не понимает тебя, — вмешался Гектрий.

— Командир! — вытянулся парнишка по струнке перед ним.

— Шлем верни, горнист!

Марк замялся. Это всё, что осталось ему на память от Атрия.

— Сейчас и разберёмся во всём, — уверил гранд-ветеран.

Забрав шлем у Марка силой, Гектрий ткнул им в морду заморыша, заставляя того отыскать то место, где нелюдь наткнулась на него.

Морф зафыркал и зарычал.

— Бестолочь! — огрызнулся командир-ветеран на заморыша, наказав гвардейцам рассыпаться по округе и дополнительно искать сариссу.

Оружие командора нашлось в одной из берлог, и у гвардейцев появилось огромное желание насадить её обладателя на неё, как на кол, да им строжайше запрещалось зверствовать — равнинные морфы больше не значились врагами, но и союзниками их обозвать также пока никто не спешил, разве что — нелюдью.

Сопоставив район поисков, и осмотревшись на местности, Гектрий на пару с Октавием пришли к выводу: где-то здесь и был командором выбран клочок тундры в качестве предстоящего поля битвы. В чём и убедились, когда мастера донесли о небольших заболоченностях в западном и восточном направлении.

— Порядок! — уверовал Гектрий, наказав Октавию стать лагерем с его когортой по соседству на ближайшем холме у восточной заболоченности, тогда как сам выбрал границу западной для собственной когорты.

На создание лагерей — составление возов квадратом, и обустройства из них крепостной стены четырёхметровой высоты — ушло времени в малый песочник. Торопиться гвардейцам некуда, иначе бы уложились куда быстрее по времени и в разы; ожидали подхода Детрия с ополчением и наёмниками. Следили за северным направлением, откуда в любой момент мог примчаться авангард валькирий на серангах. Ну и сам Атрий.

Марк и здесь проявил сноровку. Спать ему не хотелось. Да и как тут уснёшь, когда ни сегодня-завтра начнётся бой. Да что там бой — настоящее побоище с морфами. А что собой представляли здешние нелюди, уже убедился воочию, рассматривая по дороге сюда побитые тела горных морфов. И каждая такая нелюдь имела косую сажень роста и такую же в плечах.

Тяжко придётся гвардейцам с ними, даже в построении "панцирем" за стенами лагеря. Тут и тураги увязнут, если этих йети тут не одна орда. А на кордонах поговаривали — тьма-тьмущая.

Нашествие — одним словом.

* * *

Шапка Мира. Югорм.

Пытаю гнома о его затее с подрывом Югорма, понимая: Яр-Гонн пришёл сюда не столько уничтожить ненавистный ему прежде град варваров по былым временам, сколько горных морфов. Да и то это ещё мягко сказано мной, поскольку расчёт у недомерка явно на катаклизм в масштабе горной страны. Не ядерный же взрыв он затеял устроить с обычным чёрным порохом? Когда его заряда у нас не хватит даже на сотворение гейзера, не говоря уже про пробуждение спящего вулкана.

Когда мы ещё подходили к шапке мира, я сразу обратил внимание на размах горбатой горы. Если бы не облака снизу, скрывающие вершину, шапку мира было бы видно с заставы. Да что с заставы — из Северина или много дальше, а, вне всякого сомнения, с любой точки северных Окраин.

Гном молчит и больше не мычит. Его мысли мне не прочитать — закрылся, шахид. Чтоб его! Хотя не стоит, тогда и меня с ним ожидает та же незавидная участь смертника. А так хочется жить — ещё немного пожить, и с Желанной. Если б не она, я, быть может, согласился сдохнуть здесь и сейчас, поскольку без неё у меня терялся всякий смысл к жизни, но когда ты любишь, и любим — осознавать это невыносимая мука. Поэтому я сразу отмёл мысли о неминуемой кончине. Не из таких ты, сэр Чудак, ещё выбирался передряг! Достаточно вспомнить встречу с похожим недомерком на Яр-Гонна и варвара при нём. А затем, после реки с "рыбалкой", ещё лес и охоту халдеев на нас и слизняка-мутанта. Да и всего прочего в том же роде и духу по смыслу. Так что я буду бороться за нас с Желанной и тех, кто с нами до конца, а кто против — пускай пеняют сами на себя — их конец очень близок.

Иду дальше за теми, кто ведёт нас всё глубже и глубже — в самое жерло вулкана. Там уже не просто тепло, а жарко и душно. Дышать тяжело из-за жара, тогда как ещё недавно я продрог до костей от холода. И если так дальше дело пойдёт — будет увеличиваться температурный режим — мы с гномом детонируем, как бочонки с порохом раньше времени.

Эх, взять бы и сбросить... всё лишнее, а годков этак пять, когда я только-только окончил школу и занялся бегом, но не в качестве спортивного интереса, а от ухажёров тех девиц, которые предпочитали меня им.

Надо же — вспомнил что-то из прошлой жизни! И лишь небольшой кусок, да и то в общих чертах.

Чертыхнулся про себя. Ещё бы — нашему взору открылся кратер вулкана изнутри. Мы находились на вершине главного яруса.

Да это же настоящий муравейник: кругом нас огромное количество пещер — целый разветвлённый лабиринт.

Так вот где родина этих горных йети. Настоящий инкубатор по воспроизводству чудищ из числа нелюдей.

— Смотри... — толкнул меня в бок гном, едва не столкнув вниз с уступа.

Я глянул и ахнул. Знакомые до боли бочонки, составленные пирамидой. А почему ни цепью? Ведь так проще обрушить свод жерла потухшего вулкана вниз и — катаклизм в масштабах горной страны обеспечен здешним йети...ть их, и гномов вместе с ними, да варварами!

— Я думал: морфы уничтожили их, когда пришли сюда, — удивил меня Яр-Гонн.

— Выходит, вы заложили их ещё со времён вражды с варварами?

— Ну да, хотели обрушить их столицу — уничтожить Югорм — да не срослось.

— А может и сейчас не надо, Яр-брат? — напомнил я себе Федю (Смирнова) из киноленты "Напарник" А. Гайдая.

Как впрочем, и гном при мне сыграл роль Шурика (Демьяненко) на все 100%:

— Надо, значит, надо... Чудак!

И это не обсуждается.

Вот только у меня не было детишек — не успел я завести их. Да и смысл меня перевоспитывать? А уж мне гнома — подавно. Горбатого только могила исправит! А тут эта гора — шапка мира — одноимённая! И где-то ещё мне встречалось подобное название — горбатая гора? Да не припомню! Тогда как и незачем мне забивать такими глупостями себе голову. Мой мозг и без того работал сейчас на полную катушку.

— Слушай, Яр-брат, а если нам расставить бочки по винтовому спуску в жерло цепочкой? Предложим здешним морфам через Удур-Ага сказочный фейерверк в честь победы нелюдей над людьми у Северина? Глядишь, у нас и появится шанс избежать погибели?

— Трухнул, брат, так и говори, а за себя, — уел меня гном.

— Да что не так — и я такое предложил? Ведь дело говорю! Ну...

— Слишком долго...

— Чего — помирать придётся? Так давай помогу, — предложил я столкнуть Яр-Гонна вниз. — И твоя смерть окажется самой быстрой, какую себе можно только представить...

В этом мире мне.

— ...и главное: безо всяких мук и угрызения совести! Ведь кругом нас — бабы, заморыши и хрычи!

— И что? Прежде всего, они — заклятые враги! Представь себе заморыша взрослым, а хрыча в прошлом таким же, и баб рожающих новые орды йети! Вот и сейчас они убивают и рвут на части всех на своём пути! — не прошла злоба у гнома на них.

Тут я с ним полностью согласен — мир нелюдей не изменить. Хотя стоп, машина! А как же Удур-Аг при нас и ещё десяток вожаков? Ага!

Моя идея тут не проканала. Гном доканал меня. За спорами с препирательствами, мы с ним не заметили, как нас завернули в одну из пещер, и там мы наткнулись на тех, кого уже успели доставить сюда эти йети, а не сомневаюсь: вели ещё, таких как мы, но не под видом пленников, а на самом деле.

Морфов обслуживали прежние хозяева гор, являясь их рабами, а в голодные времена ещё и харчем.

Яр-Гонн впервые узрел, до какого состояния могут дойти не только люди в заточении под шапкой мира, но и его родичи с варварами — являли собой живые ходячие мумии, больше смахивающие на ожившие скелетоны из аркад.

— И ты хочешь подорвать здесь всё вместе с ними? — ухватился я как утопающий за соломинку.

На Яр-Гонна напал "столбняк". Он лишился дара речи. Поди, признал кого-то здесь среди своих, кого не ожидал узреть живым, словно столкнулся с приведением или призраком, пожаловавшим по его жалкую и тёмную душонку, как маньяка-убийцы, так ещё и самоубийцы.

— Чу... — единственный звук полусловом, какой выдал он, замахав руками перед собой, рухнул на колени и...

Я не ожидал от него преклонения.

...ударился лбом о пол, не отрывая головы до той поры, пока я не помог ему сесть здесь же.

Теперь с Яр-Гонном можно было обсудить мою затею относительно диверсии — покатить сверху бочонком вниз всё то, к иным в пирамиде, что мы прихватили с собой, навешав на себя гирляндами взрывоопасные шашки.

Гном уступил мне тотчас безо всяких раздумий. Вот это как раз и заинтересовало меня: то, кому он пал в ноги? Я думал: это вожак над гномами. А всё оказалось куда банальней: гномом — гномиха.

— Баба!?

И не просто баба, а...

— Мать?!

— Жана... — добил гном окончательно меня.

— Может, жена? — уточнил я.

Но нет, Жана — имя, как и призвание гномихи при живом муже.

Вот так история, а любовная — закачаешься. А раз так — пора выбираться на свежий воздух из этой париловки, иначе ожоги с последующим подрывом нам с Яр-Гонном обеспечены.

Предупреждать о нашей затее Удур-Ага и иных Ага при нём, нам не пришлось — всё было условлено давно и сразу: как только рванёт боезапас при нас — придётся не врываться в Югорм, а улепётывать отсюда, куда глаза глядят, главное подальше.

О нас вспомнили очень быстро, вместо равнинных морфов к нам пожаловали горные сородичи, и погнали нас ещё ниже — ближе к огнедышащему жерлу.

— Никак им потребовался там металл для ковки оружия? — спросил я между делом у Яр-Гонна.

— Ага, как бы не так — жаркое для обогрева на поверхности, — напомнил он мне про костры на ледяных горках-башнях. Там и остывала лава, а затем морфы отливали из неё крепостные стены, как до них это делали варвары. У них и переняли данный безотказный способ.

То-то гномы не могли взять Югорм штурмом, а соорудили подкоп в жерле спящего вулкана, и арсенал, состоящий из пирамиды бочонков с порохом. Да только подорвать не успели или не сумели.

— А что если нам сделать ход конём с прыжком в сторону? — намёк гному от меня про тайный лаз.

— Да его, поди, завалило, — пояснил он коротко: там запросто может оказаться тупик.

Действительно — затупил я, Чудак. Очень похоже на меня. Но и гном тоже не хуже меня — дурак!

Будем геройствовать по шаблону, ведь тот, кто выжил, и даже из ума, если и сбежал с поля боя — всегда герой, а кто погиб — дурак. Особенно, если напрасно.

Вниз к огнедышащей лаве летит железная кадка, и, раскалившись докрасна в ней, поднимается вверх по цепи. Кто-то из пленников хватает её на крюк и тащит наверх. Мы следующие.

Только бы не взорваться.

На меня накатывает жар, исходя от раскалившейся добела кадки, а тут ещё недомерок путается под ногами. Я спотыкаюсь, но иду как заводной наверх, страшась упасть или оступиться лишний раз.

Меня всё больше терзают смутные сомнения относительно арсенала гномов. Что если бочки давно пусты?

Гном ухмыляется, предлагая проверить — опрокинуть мою кадку на них.

Хм, а почему не свою? Хотя чего это я? Если там чёрный порох — рванёт так, что живым отсюда никто из нас не выберется. Другое дело, если с пленниками в цепочке, тянущейся за нами, договориться и всем разом разлить кипящую в кадках лаву — всё одно никому несдобровать. Остаётся оставить подле пирамиды "долгоиграющий" заряд. Или действительно найти самоубийцу — того, кому терять нечего и ему осточертела его жизнь так, как мне хочется жить.

Этот выбор казался мне самым трудным в моей жизни, но на поверку оказался куда проще — один из пленников упал, и никто не стал сталкивать его в жерло вулкана.

Ясно — сгодится в качестве пищи оголодавшим морфам. И добивать его, они не спешат. Чего еде портится раньше времени? Вот когда придёт её срок — время обеда или ужина — используют его.

А почему бы ни нам с Яр-Гонном?

Мысль чудовищная, но мне очевидно: помочь бедолаге, я уже ничем не смогу, только всё дело похерю! На войне, как на войне — без жертв никуда! А лучше одну жизнь — отдать положить на алтарь победы — чем сотни или тысячи!

Я озвучиваю свою затею Яр-Гонну, гном опять соглашается довольно быстро.

Заходим на второй круг, следуя вниз — немного охолонулись, так что теперь я не опасаюсь: порох в шашках может отсыреть. Да внизу на раз просохнет и пригодится нам, когда пойдём таранить врата и взрывать при бегстве отсюда.

Яр-Гонн чуть задерживается, переговаривая с немощным пленником. Тот оказался его родичем, а не сородичем-варваром мне. Нагоняет и одобрительно кивает.

Я быстро решаю, каким образом "герой" подпалит пирамиду. Зажигалку отдавать ему не спешу — обойдётся лужицей кипящей лавы, которую мы сделаем подле него, а уж он придумает, как зачерпнуть её и плеснуть на бочку. Всё-таки дерево — на раз займётся.

— Надеюсь, ты предупредил его, чтобы он взрывал порох не раньше, чем мы окажемся наверху в Югорме?

— Угу, — уверяет Яр-Гонн.

Выплёскиваю чуток кипящей жижи из кадки подле него по дороге наверх и... едва не разливаю больше туда, куда мне не стоит пока — и вообще; следую, как ни в чём не бывало, дальше.

Нам до поверхности ещё топать и топать, когда вниз, мимо нас, пробирается стража. Морфы засуетились. С чего бы вдруг? Никак проголодались?

Удур-Аг подтверждает мои мысли, выглядывая по соседству из пещеры с иными вожаками.

Ага, — даю я понять им: валить пора, родные мои, иначе всем каюк — ща шапка мира рухнет нам на головы.

Выскакивают как ошпаренные и кидаются за нами бегом.

Началось — понял я, и упал. Сейчас главное переждать момент взрыва, и желательно на противоположной стороне от места подрыва.

Гляжу на тех морфов, кто мчится вниз к пленнику у пирамиды, а не на иных, кто к нам с аналогичным намерением перебить всех.

Нет, не могу я смотреть на то, что сотворил "герой" — он руками зачерпнул лавы из лужи и...

Жду взрыва. Детонации пока не происходит. Возможно, дерево не прогорело. Зато крики усиливаются — орут как йети, мчащиеся на нас, так и на героя. Он также орёт от боли.

Боже, зачем я только взглянул на него? У него вместо рук торчат обугленные обрубки!

И вдруг ослепительная вспышка, а за ней оглушительный взрыв. Жерло вулкана содрогнулось, вниз обрушилась площадка, на которой были составлены пирамидой бочонки с порохом. Наверное, морфы решили: это сокровище прежних хозяев, поэтому и не тронули. А оно вон как всё вышло.

Я подрываюсь — не сам, а с места, и вся ватага равнинных морфов со мной, да и Яр-Гонн поднимает иных пленников. Они не бегут, и даже не идут, а скорее плетутся, еле переставляя ноги — тащатся.

Повсюду грохочет. Трещины разрастаются, превращаясь в разломы. Вниз свергаются громадные глыбы.

Представляю себе, что сейчас твориться снаружи в Югорме. Наши пошли на приступ. Там, должно быть, развалились не только врата, но и стены с башнями ледяного града.

Нам достаётся. Кого-то придавило обвалом. А мы, счастливчики, лезем по нему дальше вверх и выбираемся наружу.

Тут ничуть не лучше, чем внизу. Если там, в жерле, откалывались каменные куски оснований шапки мира, то здесь, на поверхности, с аналогичным успехом ледяные глыбы. И трещины размерами в разлом продолжают расти.

А вон и пролом вместо врат. И таких тут уже несколько.

Как я и чувствовал, а нисколько не сомневался — наши пошли на захват Югорма.

— Назад! — ору я им. — Все назад!

И не только я, а все, кто при нас.

Ну и кашу ты заварил, сэр Чудак, а и впрямь придётся расхлёбывать всем, кто оказался не только тут со мной, но и в горах.

Глава 15

Восточная Диктатория. Дикий лес.

Снаружи было тихо. Ни одно животное, ни одна птаха, ни один паразит — не донимал беглянку. Они словно растворились в лесном массиве, следя утайкой за каждым её шагом. Да ей всё равно, главное сумела уйти от погони — глянула туда, где простиралась равнина, покрытая сплошь и рядом холмами.

Опасаясь быть замеченной, беглянка опустилась на колени и к вящей радости наткнулась на плодовитую растительность.

— Ягоды... — обрадовалась она пусть столь скудной, но вкусной пищи — не замечала, насколько кислыми оказались они. Она срывала их и пихала в рот, глотая, почти не жуя; больше ни на что не обращала внимания.

Сколько времени она уже не ела, не помнила и сама, объявив тогда голодовку не по своей воле, а истязателя. Знай, беглянка наверняка, что сталось с ним, наверное, искренне порадовалось, но воспоминания заточения из памяти улетучились быстро — она на воле. Беглянке хотелось кричать на весь лес — СВОБОДА. Ах, как упоительно это осознавать. Лучше ничего на свете и желать нельзя, теперь она вольна делать всё, что ей заблагорассудится, поскольку раньше, даже оставаясь донной, не могла себе позволить побыть наедине, с ней постоянно находилась прислуга — и либо служанка, либо стража — и без разрешения родни не сделать и шагу. Здесь же она чувствовала себя уверено. А какие ароматы источал лес — деревья, кустарники и травы — они просто пьянили и дурманили.

Похватав ягод и прибив чувство животного голода, беглянка растянулась на мягком лесном ковре из благоухающих и цветущих трав — откинулась на спину и от удовольствия закрыла очи. Нежилась. Здесь она бы с радостью прожила остаток жизни — такой вот дикаркой — девой леса.

Но едва до слуха долетели отдалённые шорохи, кисло-сладкий привкус свободы сменился напряжением. Беглянка встрепенулась. Шорохи издавал кто-то довольно громоздкий.

Вскочив, беглянка насторожилась, выискивая очами приближающуюся к ней украдкой опасность. И кто мог являть её — не ведала, стремясь обнаружить прежнее убежище. Да, поди, найди его, когда лесные древа похожи одно на другое и сплошь покрыты вьющейся растительностью.

Рука беглянки инстинктивно коснулась рукояти кинжала. Ещё одно движение, и она бы выхватила его, да мимо неё пробежало ничем неприметное существо — недовольно фыркнуло и скрылось в норе.

Так вот оно что — беглянка валялась на неприметном входе, не заметив его, а неказистая животность спешила домой; вспомнила "водоплавающих".

Нет, ей стоит держаться подальше от этих милых и в то же самое время настырных зверушек. А то мало ли что? Опыт имелся, и не совсем удачный, но, кто знает, чем в итоге может закончиться знакомство с лесными обитателями. Человека, они не жаловали. Да и преследователи, достигнув леса, повернули вспять, уносясь на равнину, как можно подальше. А это верный знак: здесь также обитают те, кто способен обидеть её.

Но ведь она не сделала тут ничего никому плохого. Да, поела ягод, насобирав две или три пригоршни. Ведь на то и лесные дары, и доступны всем, а не только ей, и никого вроде бы не обделила. Или всё-таки та живность фыркнула на неё неспроста — беглянка покусилась на её запасы, лишая пропитания?

Нет, не думать больше ни о чём плохом! Дальше всё будет только лучше! Хотя куда уж лучше — ей удалось сбежать. Теперь её могут разве что искать — Орден объявит тайно в розыск, и о ней, как о беглянке околотка, будут осведомлены исключительно соглядатаи со шпионами, да и прочие слуги диктатора.

Как не хотелось вспоминать беглянке о плохом, всё же пришлось. Нет, лес самое укромное местечко для неё. Здесь она нашла себе убежище. А это тоже знак! Оставалось найти какую-нибудь заброшенную берлогу или нору, и...

Нет, лезть на рожон к хищнику — чревато. Она сама построит себе жильё — и не на земле, а на древе. А если повезёт, то отыщет там заброшенное дупло.

Одно такое ей попалось на глаза, и забраться туда можно было исключительно по свисающим лианам и вьющимся ветвям. Из них, в случае чего, в будущем попробует сплести лестницу, как в детстве, когда она утайкой ночами выбиралась из кельи и гуляла по крепостному замку, а служанка спала. Но один раз попалась страже, и её, в наказание, продержали неделю взаперти. Так что зря её закрыли в околотке слуги Ордена, они ведь не знали, что она способна сбежать из заточения.

Всё, хватит, забыть всё плохое — оно осталось позади.

Девица лезла вверх к дуплу. Восхождение давалось тяжело, но она не сдавалась, боролась, проявляя незаурядную силу воли на достижении к поставленной цели; не обращала внимания, что натрудила руки до кровавых мозолей, всё же забралась туда.

Как здесь хорошо — тепло, темно и тихо. Настоящее убежище, и здесь её никто не достанет и не найдёт. Она станет настоящей амазонкой, о коих была много наслышана, но ни разу не видела. И пока ещё лето, она будет питаться ягодами и прочими дарами леса — дикими плодами с древ, а по осени запасёт их на зиму. К тому времени она надеялась научиться ориентироваться сносно в лесу и вооружиться луком со стрелами. Кинжал, конечно, хорошо, но лук и стрелы, а даже рогатина, ей точно не помешают, и не столько пригодятся для охоты на живность, сколько в качестве оружия самообороны от хищников.

Она не замечала или не хотела видеть того, как её по пятам преследовала грозная тень лесного хищника. На его следы и наткнулись преследователи беглянки, признав в них барсага, перепугались, ведая, что это за тварь такая, и на что способна — в одиночку порвать их всех, а они её даже ранить не сумеют, поскольку будет нападать тайком из укрытия всякий раз, выбивая поодиночке.

Однако беглянку сейчас не запугать никаким хищным животным, она решила обосноваться здесь на какое-то время и переждать шумиху, связанную с её поисками Орденом. А когда там решат: она сгинула в диких краях, возможно, вернётся к нормальной жизни в цивилизованный мир, тогда её врагов будет ожидать малоприятный сюрприз — они все поплатятся жизнями. Уж что-что, а своё заточение она припомнит им.

Вновь забылась — её сморила дремота — злую шутку сыграли необычные лесные ягоды.

* * *

Великая Империя. Лагерь Армады.

— Открыть врата! — закричали стражам ещё издалека воины эскорта сопровождения Тирана. Да узурпатора-императора среди них никто так и не заметил, поэтому-то старший стражи проявил незаурядную смелость с безалаберностью — вышел поинтересоваться вновь прибывшими.

— Кто посмел поднять штандарт Тирана? — уставился он на эскорт сопровождения без него.

— Я... — подал голос "младшенький".

— То аще за щенок?

— Иб... Ак-ха... — перехватило дыхание у него, и он закашлялся.

— Как ты смеешь, жалкое отродье, разговаривать неподобающим тоном с престолонаследником Трона и Короны!? — взревел новоявленный декурион по имени Тараниус.

— Так то, сир?! — ничуть не изменился голос и вид у стража врат.

— Кха-кха... — подтвердил очередной порцией кашля Иб-ба-Рих: мол, я это! А кто же ещё? И один такой в своём роде — единственный и неповторимый.

— Титаний, — представился начальник стражи западных врат лагеря Армады — одного из многих, но основным являлся этот, и был обустроен в десяти лигах* от Тиранограда.

* лига — мера длины, равная 800 метрам.

Тиран и не подумал, что "младшенький" может заглянуть сюда и взять свои четыре легиона. Но здесь стояло всего два, и все легионеры тут были сплошь и рядом ветеранами, прошедшими не одну победоносную войну с врагами Великой Империи, пока не образовалась Окраина и там не осел Кесарь с Гвардией, сменив их на прежнем посту.

— Звание, солдат!

— Легионер, — Титаний поправил Тарания. — И ветеран!

— Короче, легионер!

— Центурион я, с вашего позволения, декурион!

Тараний покосился на "младшенького".

— Воды-ы-ы... — прохрипел престолонаследник.

— Найдётся, — уверил Титаний. — Пройдёмте, сир. За мной, пожалуйте. Вот сюда.

Они прошли в калитку, ветеран не позволил им въехать парадным кортежем — и неспроста. Тараний раскусил его, но ничего не стал сообщать Иб-ба-Риху. Ему понравилось бесстрашие центуриона, дозволив макнуть собственноручно "младшенького" в кадку головой.

— Ты что... — прорезался голос у Иб-ба-Риха. — На дыбу захотел?

— Сир, — вмешался Тараний. — Сир!

— Декурион.

— На два слова, сир, — изъявил оруженосец желание переговорить с "младшеньким". — Кажется, мы нашли полководца вашей Северной Армии, сир!

— Где? — оглянулся Иб-ба-Рих.

— Да вот же он — перед вами, — указал кивком головы Тараний на Титания.

— Издеваешься?!

— Как можно, сир! Он — тот, кто нам нужен, а просто жизненно необходим и незаменим — настоящий полководец!

— А кем тогда буду я при Армии?

— Как и положено вам, сир, согласно вашему статусу — престолонаследником.

— Чего-то я ничего не понял из того, что ты наговорил мне тут, декурион, но... будь по-твоему, — уступил "младшенький", заинтересовавшись в свою очередь: — А он согласится?

— Сир, вы поражаете меня всё больше и больше!

— Надеюсь, с лучшей стороны?

— Ну, разумеется, сир, — слукавил Тараний, и глазом не моргнул, не считая: подмигнул Титанию. — Подойди, центурион! Хотя нет, легат!

Шуток страж не понимал, вот и приложил декуриона.

— Какой удар! — открыл рот от изумления "младшенький".

Тараний не сразу пришёл в себя, а когда открыл глаза, перед ним стояло, склонившись разом два престолонаследника.

— Не может быть! Вас двое, сир!?

Иб-ба-Рих оглянулся. Позади него возвышался Титаний, ростом косая сажень, и в плечах, а кулаки — пудовые или скорей двухпудовые гири — не иначе, а не меньше. Так приложить по шлему декуриона, тогда как он сам не уступал телесными габаритами драчуну.

— Не ушибся? — протянул ему руку (помощи) центурион.

— Ни... ни... нисколько...

— Чего изволите, сир? Посмотреть лагерь или... — спросил Титаний у "младшенького", дозволив стражникам открыть врата и впустить эскорт сопровождения престолонаследника.

— Мы изволим набрать четыре легиона согласно негласному указу Тирана в свою Армию!

— Как же, как же, сир, наслышан про вашу игру в солдатики, — угрюмо молвил Титаний

— Ага, пойдёшь играть в них со мной на север Окраин с морфами?

— Без ножа режете, сир! Предлагать такое ветерану, когда мы не вправе выступать из лагеря по устному приказу Тирана! От него должно последовать предписание грамотой лично за его печатью власти! То такой перстень с печатью у него на указательном пальце, сир! Может, видели?

Иб-ба-Рих недвусмысленно покосился на легата в эскорте сопровождения.

— Ты ещё здесь? Когда должен быть уже у папы, и взять у него сию грамоту! Ну! Чтоб одна нога здесь, а иная там — у меня! Иначе так и будет, если не поторопишься!

Легат ускакал от греха подальше, зато примчался командир лагеря, и также легат.

— Лапий, сир! Командир ветеранского лагеря Тирана! Чего изволите?

— Твои легионы, — состроил миловидно-невинное личико "младшенький".

— У вас имеется при себе — на руках — предписание от Тирана, сир?

— А я кто? Издеваетесь, что ли все надо мной? Вот я вас! Доболтаешься ты у меня, Лапий! На виселице!

— Как прикажете, сир! А будет предписано Тираном!

— Да они что — бессмертные здесь все, аки истуканы дядьки? — Иб-ба-Рих обижено уставился на декуриона.

— Ветераны, сир, — пожал плечами Тараний.

— Всего-то? Так ведь не в отставке!

Спорить с легатом, согласно уставу Армады, декурион не мог — тот был старше его в звании.

— Что тут у вас за легионы? И сколько? — перевёл "младшенький" разговор в иное русло.

— Всего два, сир! И оба ветеранских! Один стальной легион, второй — славный! — рапортовал Лапий.

— Славно, — порадовался "младшенький". — Их численность?

— Обычная, без вспомогательных соединений резерва.

— Чего-чего? — "младшенькому" требовались пояснения.

Играть в "солдатики" по-настоящему Иб-ба-Рих толком не научился.

— Пять тысяч воинов, сир! И все — легионеры!

— Чего? Это как? — покосился "младшенький" вопросительно на декуриона.

— Состоят из триариев** и ауксилии**.

— А это кто такие?

— Триарии — элита тяжёлой пехоты, а ауксилия — лёгкой! Но вам, сир, лучше самому их увидеть — в полном боевом облачении и построении, — присоветовал Тараний.

— А, смотр войска произвести, — настоял на нём "младшенький".

— Всего или отдельных соединений, сир?

— Никаких — или, Лапий! Всех под копьё! Живо! И два строя — один напротив другого!

Заиграли букцины*. Горнисты трубили боевое построение. Казавшийся вымершим лагерь, ожил — люди забегали по территории, как мураши, и вскоре все уже были в строю на плацу в полном боевом снаряжении с развёрнутыми штандартами, готовые выступить в поход. Им оставалось указать: где враг — и непременно атакуют.

*букцины — труба в виде круга-спирали, сделана таким образом для удобства горниста — ложится на плечо.

— Здорово! — порадовался "младшенький". — Собрались, как на пожар!

— Ну так, сир, — твердил ему в такт декурион, — на то и ветераны!

— Ещё будут распоряжения, сир?

— Отвали, Лапий, пока я сам не отвалил тебе голову с плеч, — убрал его с дороги "младшенький", интересуясь у декуриона. — Где твои триарии с ау... ау...

— ...ауксилией, сир!

— Вот-вот! А то как в лесу — народу много, и толку, когда всё без толку!

— Вот он, сир, — ауксилий, — ударил Тараний кулаком в щит воина на переднем краю построения легиона. — Два шага вперёд из строя!

Ветеран послушно вышел, и прореха за ним была устранена тотчас иными — воины сомкнули строй по-боевому, не оставляя разрывов, что являлось отличительной чертой любого легиона, будь то Армады Тирана или Гвардии Кесаря.

— Повернись, — не желал "младшенький" обходить ауксилия — из-за вытянутого овального щита ему ничего не было видно за исключением, торчащего сверху шлема, а под ним глаза ветерана, и снизу — сандалии. Теперь же Иб-ба-Рих узрел странную рубаху едва ли не до колен, составленную из колец.

— Это что за сеть такая на нём?

— Кольчуга, сир, — торопливо объяснил декурион. — А на голове...

— Котелок! Угадал?

— Практически, сир, — кивнул декурион. — Но у солдат называется — шлем!

— Да какой же это шлем, когда котелок!

— Желаете откушать, сир?

— Успеется! Где тут триарий? Который из них?

Вызвали и его. Отличия меж ним и ауксилием заключались в доспехах — броня вместо кольчуги у него имела вид панциря.

— Ударьте его по нему, сир, — присоветовал для сравнения Тараний.

— Ай... — отбил себе кулачок "младшенький".

— Да не рукой, а клинком, сир!

— Зарублю! А потом продам дороже мяснику! — выместил "младшенький" злобу на триарии, высекая клинком искры при ударах о панцирь.

Ветеран не дрогнул.

— Каково, сир?

— Триарий круче ауксилия! Первых будем брать, а вторых и даром не надо! Распустите их!

— Сир!

— Ну, чего тебе ещё, декурион?

— Нам без ауксилии на севере никак! Они ведь не зря в кольчуге — легки и маневренны — незаменимы на труднопроходимом участке поля боя!

— Не тонут говоришь, как "оно"? И прыгают по горам, аки козлы?

— Вроде того, сир!

— Ладно, беру и тех, и других! Заверните легиона четыре... — взял паузу "младшенький", и неспроста — ...на север!

Посмеялся.

* * *

Северин. Северная Диктатория.

— Халдеи, сир! — ворвался, а не вошёл, магистр в покои диктатора.

— И чего так орать, а? Словно эти разбойники решили овладеть твоим градом? — отреагировал вполне спокойно и обыденно Иерарх Ордена.

— Но, сир! Ведь халдеи! Разбойники они, как ни крути!

— И что же? Пущай токмо попробуют устроить мне тут бунт, я быстро их раскручу на дыбе — каждого! А затем и всю их родню вырежу! — усмехнулся диктатор. — Где Хват?

Выглянув за дверь, магистр окликнул халдея.

— Тебя ждёт диктатор, разбойник ты этакий, — погрозил он ему кулаком. — Поторопись! И смотри мне: веди себя пристойно! Всё понял?

В ответ Хват оскалился (и только), пройдя молча в покои к диктатору.

— Ну вот, совсем другое дело, — приветствовал Иерарх Ордена бывшего наёмника.

Хват предстал облачённый в кожаные доспехи, под коими скрывалась лёгкая кольчуга. И оружие при нём — кривой клинок с ножом, да круглый щит за спиной, скрывающий колчан с луком и стрелами, именуемый как саадак.

— С чем пожаловал? Если жаловаться на магистра — и слышать ничего не желаю!

— Я за жалованием, сир, — напомнил Хват про негласный уговор.

— Ах ты, разбойник! Вот где халдей! — вскричал диктатор, замахав руками.

Магистр отреагировал мгновенно, призвав стражей.

— Да дуркую я, — посмеялся он над ними всеми. — Подать сюда казну Ордена!

Магистр не сразу уяснил подоплёку слов Иерарха: рассчитываться придётся ему с халдеями, а не диктатору.

— Не извольте беспокоиться, сир. Приказание будет исполнено!

— Ты меня удивляешь, магистр!

Монеты нашлись быстро, всё-таки находились во дворце Ордена в Северине.

— Сколько отвешивать, сир?

— Ты не у меня, а у него, халдея, вопрошай.

— Дозвольте проверить его слова, сир, и убедиться в недобросовестности этих разбойников! А то я знаю их — любят они преувеличить, и так, что обберут до портков! Да что там до них — и портков не оставят! Одно слово — халдеи!

— Три сотни нас, бродяг, — доложил Хват.

— Хм, что-то мало!

— Ничего себе — мало, сир! Это ж каждому положи по две монеты ни за что! А после ещё по три — живым, — возмутился магистр.

— Всем трём сотням, — напомнил об условии Хват.

— А где ж остальные разбойники? — заинтересовался диктатор у него. — Никак застращались морфов? Или цена непомерно мала?

— Цена приемлема, да многие бродяги ушли на восток, вслед за Восточной Армией Гвардии.

— Ах, они халдеи! Мародёрствовать? Вот я вас! — разорался диктатор не столько на Хвата и его людишек, сколько на триумфата. И тут брат обскакал его. Ну, да ничего, ещё обойдёт его сам в свою очередь. Только дай срок! А будет у халдеев, ежели они не выполнят его задание!

Оплата Ордена могла стать кровавой и для родных халдеев. В чём они не сомневались, поэтому немногие подписались на свою погибель и своих близких.

— Держи... — сунул магистр тугую мошну Хвату.

Тот при одном прикосновении взвесил её, и тут же заявил:

— Не достаёт ста монет! Здесь не более пятьсот, сир!

— Пошёл вон, разбойник!

— Довесь ему, магистр, — посмотрел диктатор на слугу так, что если не довесит, сам ему столько же ударов плетью по одному месту, коим он держался за кресло и должность магистра. — Ну...

— Уже! Не извольте беспокоиться, сир! — сунул магистр Северина малую мошну в сравнении с предыдущей Хвату. — Расхититель! Одно слово — грабитель!

Халдей довольно оскалился, и, с язвительно ухмылкой на устах, покинул апартаменты диктатора.

— Ой, не доверяю я ему, сир! Халдею обмануть, что плюнуть! — указал магистр на пол, где остался плевок, на который утайкой сподобился Хват.

Магистр бы вздёрнул его только за это — непокорность Ордену.

— Успеешь ещё, а всех вырезать! Так что не скупись! — уверил диктатор. — А если у них там всё выгорит, на севере, как у братца на востоке Пустоши — Орден станет доминирующей силой не только на Окраинах, но и в Империи!

— Я тут это, — замялся в продолжение магистр.

— Чего? Говори — не таись!

— Послание, сир, из центральной диктатории от равного мне по званию!

— Ну...

— Младшенький, сир! Ой, простите! Иб-ба-Рих...

— Что он — этот недоносок — и натворил? Тирана свергнул?

— Нет, тот выслал его из столицы Империи и...

— Как выслал! Куда?

— На войну...

— С кем?

— Достоверный источник, сир, уверяет: с морфами! И "младшенькому".... Ой, простите, сир, за оговорку!.. Иб-ба-Риху предписано выделить четыре легиона Армады в его полное распоряжение!

— Доигрались! А он — в солдатики! Ну не идиот ли?

— Кто, сир? "Младшенький"? Ой, Иб-ба-Рих?

— Хуже — Тиран!

— Но, сир...

— Не перечь мне — Иерарху Ордена! Я знаю, что говорю! Этот... Иб-ба-Рих... обманул всех нас! И меня в том числе, а не только отца, дядьку и Ил-ла-Риха! Столько лет косил под идиота, а оказался самым умным, заполучив вот так запросто двадцать тысяч хорошо обученных легионеров Армады! Что ему здесь надо у нас, а?

— Вам виднее, сир, — пожал в недоумении плечами магистр Северина, вжимая в страхе голову в плечи, опасаясь за собственную жизнь.

— А что со вспомогательными когортами северной и восточной провинции? Где они, я тебя спрашиваю?

— Вот-вот двинут сюда к нам на Окраину, сир!

— Вот-вот — это через год?

— Нет-нет, сир! Через...

— Месяц?

— Уже, сир! Ни сегодня-завтра, и будут у нас!

Не сказать, что магистр унял воинствующий пыл диктатора, взыгравший в нём неожиданно, продолжил:

— Чего-то ещё прикажете, сир? — ждал он дальнейших распоряжений с наставлениями.

— Да, — решил не скупиться в кои-то веки Иерарх Ордена — на то и пополнял свою казну, а не Короны, денно и нощно. — Начать повальный набор рекрутов в Орденскую рать!

— Но, сир!

— Никаких возражений на сей счёт быть недолжно! То приказ! Выполнять тот же час!

— Какова заявочная цена для рекрута, сир?

— Для лопатника — десять грош, для всадника — столько же деньги.

— А за монету кого наймём, сир?

— Знать, что сумела избежать набора в ополчение! Такие найдутся в твоей диктатории? А и в восточной также начать спешно набор! Даже в центральной — внутренних провинциях Империи! Мне нужна большая, нет, огромная армия народа!

— Но толку от неё, сир?

— Не скажи, магистр, — затеял очередную авантюру Ир-ра-Рих, обозначив сборный пункт для них у Северина.

— Будет исполнено, сир, — спешно откланялся магистр, пока диктатор не спустил на него, и не навешал, всех "собак".

* * *

Горбатая гора. Вулкан.

Что же творят эти йети...ть их, и мои из числа дружины? Несутся оравой на приступ разваливающейся некогда славной столицы варваров.

Югорм в одно мгновение превратился в руины, а вскоре и развалины исчезнут с лица шапки мира, угодив в бездну образующегося кратера — разломы, характерная черта, вскоре здесь всё уйдёт у нас из-под ног, и если мы не поторопимся, окажемся во власти клокочущей и бурлящей огненной стихии.

Из-под трещин и разломов вырвались пары газа и вопли усилились. Морфы, прежде являющие собой обледеневшие статуи, мгновенно теряли шерстяной покров, взрываясь изнутри кровавыми брызгами и кусками разлетавшейся в разные стороны плоти.

Я представил себя на миг на их месте. И почему ты, Чудак такой, до сих пор не избавился от арсенала? Срываю его с себя и разбрасываю, куда попало не глядя, а кому-то ещё попало из-за меня, ибо слышу, как взрываются, то ли новые гейзеры, образуясь среди многочисленных разломов в несуществующем уже Югорме, то ли мои боеприпасы с тем же успехом.

Гном пока не следует моему примеру, зато скачет лихо за мной по пятам. Ну не идиот ли? Избавиться бы от него сейчас, а потом что мне делать без него, как проводника? От катаклизма не уйти, накроет нас лавой из вулкана. А уже взвились в небо первые огненные всполохи фонтанами брызг.

Началось. Вулкан пришёл в движение. Катастрофа неизбежна — в масштабах горной страны этих йети...ть их, и нас вместе с ними за то, что мы тут натворили. А такое: на словах не передать — вот-вот свернём горы и повернём огненные реки вспять!

Ну и кто ты после этого всего, как не Чудак!? — мычу я про себя.

Желанна!

Она влетает в меня или я в неё. Короче столкнулись — остальное неважно. Я вновь подрываюсь, хватая её, и тащу за собой! А она — баба такая, да и дура ещё та — отказывается бежать с поля битвы за мной. Наверное, думает: мы победили — победа у нас в руках — а я, как Чудак, неожиданно отказываюсь от "подарка" судьбы, что, скорее злодейка — и подкарауливала нас тут.

Объяснять мне некогда. Кричу Удур-Ага, чтоб взвалил её на себя и дальше держался меня, но подальше от гнома.

Яр-Гонн пристал, как ракета, наведённая на цель, и следует неотступно за мной по пятам.

— Да сбрось ты взрывчатку с себя, недомерок! — ору я ему.

Он сбрасывает, но не её, а доспехи, и прыгает на козлорога своего! Я же на горбуля, и мы мчимся дальше без оглядки на то, что стало с Югормом.

Новый грохот из недр вулкана с подземными толчками заставил задрожать шапку мира, ледник пошёл трещинами, и, мы оказались на одном из айсбергов посреди разбушевавшейся огненной стихии.

Лёд быстро тает под нами, уходя под лаву. Она всё ближе. Огненные языки облизывают нашу не такую уж отныне гигантскую льдину.

— Прыгаем на иную, — указываю я на ту, что сталкивается с нашей.

Мы бежим. Желанна рядом. Удур-Аг по-прежнему держит её, а она визжит аки хряк, тогда как мы боремся не только каждый за свою, но и её, жизнь.

Я больше не думаю сейчас о том, что стало с моей дружиной. Тут бы самим выбраться из катаклизма и...

— Водопад!

Впереди нас обрыв, мы летим к нему стремительно с шапки мира вместе с потоками бурлящей и кипящей лавы. Пропасть не наполнилась до краёв, вот сами её и заполним. Да глыба соскальзывает, и, расколовшись при ударе о край, летит не в пропасть, а дальше на иной её край. И мы летим на ней. Жаль не птах, а то мне кажется: я машу руками, точно крыльями; зацепился ими за выступ и повис.

Недопрыгнул подо мной горбуль до вожделенного и безопасного клочка суши, зато козёл гнома легко и непринуждённо. И это при наличии копыт на ногах вместо когтей, как у моего скакуна.

Но эта скотина подо мной цепляется (за жизнь), и мы выбираемся из пропасти. Неужели... и все напасти позади!?

Ага, размечтался, наивный. Край пропасти с иной стороны шапки мира содрогается от ударов айсбергов в бушующей лаве и также начинает обрастать трещинами, превращающимися стремительно в разломы.

Не останавливаться, бежать, пока хватит сил у горбуля подо мной, а затем и самому на своих двоих, если понадобиться. Даже если мне придётся ползти, важно не сдаваться и не останавливаться.

Хотя куда бежать и зачем — непонятно до конца! Поскольку конец — вот он — близок! Стихия разбушевалась, и скоро не успокоиться, а никому и ничему её не остановить.

Наверное, я возомнил себя если не богом, то мессией уж точно! Одно слово — Чудак! И зачем только вновь полез в горы? На экскурсию потянуло — за новыми приключениями! И к чему привело меня моё любопытство — всем очевидно при мне, а кто много дальше — вскоре также узнают обо всём. Огненный поток не уменьшается, наоборот растёт.

Мы спустились ниже облаков, и нам невидно, что твориться на шапке мира. Наверное, уже и столб чёрного дыма сменился огненным выбросом, что вот-вот прольётся огненным дождём нам на головы.

Проклятье, накаркал! Меня услышал тёмный, а не светлый там, куда я бы отослал одно большое и многосложное СМС посланием с матерным и нецензурным предписанием в постскриптуме, больше смахивающем на некролог: жил такой-то чудак в этом мире, и так начудил, что родилась легенда-предостережение потомкам, этого, то есть такого как я, подонка: "Не суй в жерло вулкана носа всяк чудак с боеприпасами — рванём почище всякого ОМП* из числа ядерного оружия!"

* ОМП — оружие массового поражения.

И кто сказал, что его нельзя сотворить в этом нетехнологичном мире? Достаточно "щепотку" простецкого чёрного пороха в кашу из лавы — жерло вулкана — и расхлёбывайте всем миром.

На шлем с шипением упала огненная капля, иная угодила на щит.

— Чёрт, а вот это уже серьёзно!

Один из морфов подле нас угодил под огненные капли и задымил, а после вспыхнул и свалился в пещеру, куда мы устремились за ним, где он послужил нам факелом и — мог запросто жарким некоторым сородичам. Но они и не думали пировать.

Да, Югорм пал — столица горных джигитов, она же инкубатор по их воспроизводству — накрывшись лавой. И в этом немалая заслуга моя, Чудака. Я мог считать себя диктатором или богом. Ибо диктатором объявляли того, кого убивали за его злодеяния, а богом — кто и дальше никому не был доступен.

Кощунственно — согласен! И для меня! Но на войне, как на войне — либо ты, либо тебя! И горные морфы — враги! А уж, каким образом мы совладали с ними — пускай судят наши потомки. И меня в том числе! Хотя у меня, они пока что даже не значились в проекции!

В моей проекции мелькнула Желанна. Наконец-то она добилась своего — добила Удур-Ага.

Я и не думал, что морфу можно отбить голову, даже такому, как вожаку при шлеме. Но донна быстро справилась с ним, и теперь он валялся у неё в ногах, а она восседала на нём победно.

— Оставь животное в покое, родная моя! Сия скотина ещё пригодится нам! И нам без неё — никуда! — вспомнил я, что сам вожак оравы этих йети при нас.

Мы, неожиданно для себя, сделали привал, и не по тому, что лезть в глубь катакомб подземелья гномов было опасно в виду обвалов — даже тут изрядно трясло, — но всё же здесь разрушений много меньше, чем на шапке мира. И лишь когда струйками стала просачиваться лава, превращаясь уже не просто в огненный дождик, а настоящий ливневый поток с небес, мы заторопились.

— Рассчитайся, — приказал я.

Нас оказалось мало, даже много меньше, чем я предполагал. Но одно знал точно: встретиться с теми, кто выжил, также как и мы здесь, отныне можно исключительно у заставы. Там, в случае чего, и был объявлен мной сборный пункт, если вдруг штурм Югорма не задастся изначально.

Мне, как и всем остальным тут, оставалась надеяться на лучшее, не забывая о худшем.

Гномы почти не пострадали. Знать, расчёт бомбард у нас в наличии. А как насчёт боеприпасов к ним? Не оскудели ли?

Выяснил и понял: растеряли дорогой.

— Идём в Угольм на второй заход?

— Нет, — наотрез отказался Яр-Гонн.

— А куда тогда? В какие ещё края подземелья?

— К тайному арсеналу у заставы, — порадовал меня в кои-то веки недомерок.

— Ну, пошли, что ли, родные мои, — был я рад тому, что всё же пару кодл из оравы ручных йети в лице равнинных морфов уцелели при мне. Теперь уж точно вооружу их огнестрелами с громобоями, и появлюсь на заставе — надеюсь до того, как туда доберётся огненная стихия. А насколько я понял: заливала все провалы с пропастями и ущелья на своём пути. Но лава быстро остужалась ледниковыми шапками, сходящими с гор вниз.

Что-то будет ещё, а дальше — непременно сюрприз. Надеюсь: приятный. В горах появятся широкие дороги, по коим можно будет водить уже равнинные орды таких же точно йети, что нынче "пасутся" при мне.

* * *

Тираноград. Столица Великой Империи.

— Тиран! — предстал пред ним посыльный от "младшенького".

— Легат?! — Хозяин дворца признал его, и едва не обозвал — гадом. — Где "младшенький"? Что стало с ним? Свернул себе шею, сверзившись с рысака?

— Нет, сир! Иб-ба-Рих требует ваши два легиона в лагере Лапия?

— Ах, он требует?!

— И не только — настаивает, сир, — склонился легат, встав на колено.

Пошумев для приличия, Тиран удивил посыльного.

— Да... пущай забирает, и играется себе в солдатики столь, сколь ему вздумается, — осознал Тиран: зато избавится от него. Когда, похоже, не судьба — от "младшенького" начинают являться посыльные. Тогда как сам послал его — и куда подальше. Вот и сейчас хотел, чтобы он был от него как можно дальше. — Засим всё?

— Так точно, сир! — заверил легат. — Грамоту Лапию отпишите!

— А может мне сразу отдать печать "младшенькому", а заодно уступить Трон с Короной?

— Да вы что, сир! Никак решили погубить Великую Империю в междоусобной войне меж отпрысками?

— Зачем же сразу уничтожать Империю, когда и Окраин будет вполне достаточно!

Тиран нарочно подписал ещё одну грамоту на два иных легиона, памятуя: обещал Иб-ба-Риху четыре.

— А какие захочет заполучить, нехай сам и запишет! Прочь...

Откланявшись, легат бегом покинул дворец, а затем с аналогичной скоростью, но рысака, направился в лагерь Лапия, удаляясь от Тиранограда.

Тиран приказал закрыть все врата во дворец и больше никого не желал видеть, кроме гарема наложниц, отметив про себя:

— Что-то заработался я сего дня! Надо меру знать!..

Глава 16

Восточная Диктатория. Дикий лес.

Беглянка очнулась от жуткого чувства животного страха, почувствовав кожей опасность — не видела от кого исходила. Однако ощущение близкой смерти не покидало её. Погибель была близка как никогда, она находилась на волосок от смерти. Этот зловонный запах рядом и зловещее сопение подавили силу воли, беглянка не нашла в себе мужества пошевелиться. Страх сковал члены, словно какая-то жуткая тварь гипнотизировала её.

Спасение пришло неожиданно — до слуха беглянки донеслись отголоски извне. Голоса принадлежали людям, и оба — мужчинам в летах. Они оживлённо шушукались меж собой, стараясь не шуметь без надобности.

Оцепенение с беглянки не спало, зато страх понемногу начал утихать — тварь, пожаловав в дупло, переключилась на иных двуногих. И как беглянка ни старалась разглядеть тварь во тьме укрытия, ничего не получалось — свет вокруг хищника рассеивался.

Его злобное дыхание стало медленно, но верно отдаляться от неё. Это единственное, что она различала явственно. И кричать не могла, спасая людей. О себе она сейчас не думала, считая обречённой на смерть — стоит ей открыть рот, и тварь рассечёт ей когтистой лапой горло, или вовсе пустит в ход клыки — и она, хрипя, зальётся кровью.

Ничего подобного — дар речи отнялся вместе с конечностями. От обиды у беглянки по щекам покатились слёзы. Но опять же она ревела не навзрыд, а безмолвно.

Голоса людей усиливались, став различимыми — сначала отдельными словами, а затем и целыми фразами.

Беглянка прислушивалась к ним, впрочем, и невидимый хищник по соседству в дупле. Она нисколечко не сомневалась: сейчас он располагается у прохода, но по-прежнему оставался незаметен.

Кто же это такой, и может представлять собой? — пыталась она взять в толк и представить себе лесную зверюгу.

Наконец, та проявила себя — на беглянку угодила слюна — всего одна капля, однако заставила содрогнуться девицу на грани лишения рассудка.

Беглянка пребывала в полубреду. Ей казалось: она бредит всем, что слышит, а видеть пока не может.

На неё накатил новый приступ отчаяния.

— Шевелись ты... — прикрикнул, шепча, один халдей на другого.

Нормальным людям из поселенцев, здесь делать нечего. Выходит, они разбойники — и неспроста притопали сюда — их цель очевидна: дупло использовалось ими для чего-то? И чего — догадаться было несложно: либо в качестве временного убежища от тех, кто гнался за беглянкой по пятам до леса, либо в качестве тайника, куда они прятали награбленное. И то, и другое можно непременно проверить в будущем, да только оно виделось беглянке в багрово-кровавых тонах застилающих ей и халдеям глаза.

В этот самый момент беглянка узрела два ярко-красный огонька злобных очей жуткого порождения подле себя, что наконец-то обрело очертания — тёмный, точно тень, силуэт, стрелой выскочивший наружу из дупла.

— А ты уверен: барсага в логове нет?

Халдеи устроили тайник прямо там у него — и надёжнее во всех Окраинах не сыскать.

— Разумеется, — подтвердил первый. — Его никогда нет в это время там! Проверено мной лично — и не раз!

— А... А-а-а... это кто-о-о... — вскричал иной и захрипел.

Заржал их скакун — горбуль. И иной такой же точно иноходец.

— Твою... — заткнулся и первый разбойник.

А вот затянул уже барсаг.

— У-у-у...

Преследовать горбулей, лесной хищник не стал, с него нынче вполне достаточно и двух блюд в меню из халдеев. А десерт сам забрался к нему, и ждёт его в дупле, не имея возможности пошевелиться.

Мама...

Беглянка увидела кровавую картину: одно обезглавленное тело фонтанирует, вздрагивая в предсмертных конвульсиях рефлекторно наличествующими конечностями, а второе выглядит не лучше и пытается втолкнуть в себя вывалившиеся из распоротой утробы потроха, ещё не осознало, что уже умерло.

У беглянки закружилась голова, и она сама не заметила, как упала, погрузившись в бессознательную тьму. Сколько времени пробыла в ней — понятия не имела, и то, что ждало её впереди.

Придя в себя, она вновь ощутила присутствие чужака подле себя, обнаружив по соседству те самые алчные до крови очи чудовища. Сейчас они излучали совсем иной свет, источая ярчайшую желтизну.

Нет...

Беглянка закрыла лицо руками, и что-то липкое коснулось их.

Мозоли...

Барсаг вылизывал кровоподтёки на них, свисая над беглянкой головой вниз, продолжал изучать и рассматривать ту, кто не побоялась его — хищника, о котором слагали легенды в Великой Империи, и сбегать от него от одной мысли, что он где-то рядом с тобой и охотится — не считалось зазорным.

Плакать беглянка разучилась. Возможно, не осталось сил на проявление эмоций, а возможно, и слёз. Она забыла, когда последний раз пила — икнула.

Барсаг не ожидал этого от неё — резко отшатнулся. Его очи порозовели, сменив окрас, всё же не стали багровыми как тогда, когда он порвал халдеев в мгновение ока.

Беглянка удивилась сама себе. Ещё бы — ведь пугнула, никого не будь, а барсага, едва ли не обратив вспять. Вот так новость. Снова неожиданно икнула для себя, и для хищника.

Его очи вновь поменяли оттенок, в цветовой гамме стал преобладать жёлтый окрас.

И всё повторилось ещё раз.

Ик... ик...

Что было удивительно и невероятно — барсаг заинтересовался странной незнакомкой. Она покорила лесного убийцу, обычно не тратившего времени на разглядывание добычи, что требовалась ему исключительно в качестве пищи. Но нынче её у него в избытке — и подле логова — жри, не хочу. Вот ему и расхотелось убивать, а тем паче поедать беглянку. Хотя её мясо гораздо нежней, чем у халдеев.

Барсаг попытался приблизиться к ней, да новый приступ икоты, вырвавшийся из груди девицы, в который раз заставил его шарахнуться от неё.

Повторив ещё ряд бесплодных попыток приблизиться к беглянке, барсаг окончательно поменял окрас очей — они стали изумрудными, подстать драгоценным каменьям — и словно потеряв к ней всякий интерес, хищник подался осматривать добычу.

Страх оказаться растерзанной, улетучился у беглянки сам собой. Она победила его — барсага своим непредсказуемым поведением. Однако нисколько не сомневалась: хищный зверь не оставит её в покое. Он рядом — и будет с ней до тех пор, пока она не сбежит от него.

И ещё уяснила один очень важный аспект: она интересна ему живой, нежели мёртвой и обезображенной.

Не влюбился же он в меня? — подивилась беглянка сама на себя. — Я — человек, а он — зверь! Кровожадная нелюдь!..

Но эта самая кровожадная нелюдь притащила ей дары, добытые в схватке с разбойниками, и свалила к её ногам, разомкнув пасть, полную острых и кривых клыков; снова удалилась безо всякого икания со стороны беглянки.

Спасибо — мысленно поблагодарила она обретённого неожиданно защитника.

Кто бы мог подумать: столь страшный зверь вдруг заступиться за неё; принялась потрошить мешок халдеев, выворачивая наизнанку. Первым делом схватила кожаную фляжку и пригубила, сделав большой глоток — закашлялась. Сплёвывать крепкий спиртосодержащий напиток было поздно — проглотила. И... напилась.

Икнула ещё раз, и снова забылась долгим, беспробудным сном.

* * *

Великая Империя. Лагерь Армады.

От Тирана с донесением прибыл легат.

— Слово и дело, сир, — молвил он, спрыгивая с взмыленного рысака, хрипящего и исторгающего пену.

Легат загнал его в конец.

— Депешу! — потребовал "младшенький". — Ну! Гони грамоту!

— Вот, сир, — припал на колено легат перед Иб-ба-Рихом, притягивая ему её.

— Эй, грамотей! — удивил "младшенький". Он оказывается, не разбирался в каллиграфии, или попросту прикидывался неграмотным, требуя прочесть то, что сообщалось в грамоте за личной печатью Тирана.

Им выступил Тараний.

— Могу я взглянуть на неё, сир?

— Молви, что писано в сиих каракулях?

— Отец... Простите, сир, оговорился!.. Тиран выделяет Вам требуемые два легиона ветеранов Лапия!

— Не понял: ты оговорился или это накарябано каракулями в грамоте, грамотей?

— Ей-ей, сир! Ежели не доверяете мне на слово, пущай сии письмена прочтёт Лапий!

— Эй, Лапоть, — окликнул его, таким образом, нарочно "младшенький". — А ну прочти!

— Всё верно, сир. Я с легионами поступаю в ваше распоряжение. Какие будут указания?

— Уже озвучил! Заверните мне четыре легиона...

— На север, сир? К морфам на Окраину?

— Во-во, — подтвердил "младшенький" Лапию.

— Дозвольте поинтересоваться, сир?

— Короче, Лапоть! Чего там у тебя ко мне за вопрос?

— А что вы знаете о морфах, сир?

— Что они эти, как их...

— Йети, — подсказал Тараний.

— Ага, нелюди!

— А ведаете, сир, как выглядят эти самые нелюди?

— Как нелюди! На то и не люди! Всё ж очевидно!

— Ясно — стало быть: не видели.

— Разумеется, их не было в моём зверинце! Но это не беда, по возвращении с охоты с севера у меня появится сия нелюдь — парочка — кобель и сука.

— У них нет таких определений, сир.

— Нет, значит, введу в обиход такое понятие! А так, они как подразделяются — на кого?

— Мужиков и баб, сир.

— Хм, прямо как у нас — у людей. Забавно, не правда ли, Тараний?

— Да нам там будет не до забав, сир, — смутился декурион.

— Вы уже меня заинтриговали, а заинтересовали этими самыми, как их?..

— Йети, сир.

— Во-во, морфами. Айда ловить их!

— Прикажете выступать, сир?

— Вот ты лапоть, Лапий! Я что, говорю на непонятном для тебя языке? Или у тебя в родне встречаются нелюди?

— Никак нет, сир! И всё же...

— Ну, чего тебе ещё, лапоть?

— ...что вы знаете о морфах?

— Издеваешься, ле...гад такой?!

— Нет, сир. И в мыслях ничего дурного не было на ваш счёт!

— Тогда слушай, лапоть, и не говори: не слышал, — вспомнил одну небылицу про морфов "младшенький", решив поднять настроение в легионах перед предстоящим походом с добором ещё двух таких же точно соединений по пути на север в земли Окраин Империи. — Поймали, значит, эти йети двух ополченцев — одного в красных одёжах, иного в зелёных. И один другому говорит: "Чур, мой красный!"

Второй обалдевает: "Почему?"

А первый ему на это резюмирует: "Ну, просто зелёный ещё недозрелый, я думаю!"

— И всё, сир?

— Ну, ты и лапоть, Лапий! Как и твоих два легиона — лапотники! Вы что — тупые? Небылиц не понимаете? Разве не смешно?

— Зная морфов — нет, сир!

— И кого нам подсунул, папик, а? — покосился в недоумении "младшенький" на декуриона. — Да я помру в походе от скуки с ними!

— Вдруг нам повезёт с иными двумя легионами, сир? — нашёлся с ответом Титаний.

Тараний не ошибся насчёт центуриона стражи. Выручил.

— Где тут север? А эти...

— Йети, сир.

— Да не перебивай, декурион! Я запомнил: они — морфы! За мной!

— Север там, сир, — повернул Тараний в нужном направлении голову "младшенькому".

— Ты что!? — вскричал Иб-ба-Рих.

— А что не так, сир? — испугался декурион.

— Чуть голову мне не свернул!

— Так ведь не свернул, сир.

— Смотри у меня, а то сам потеряешь голову... на плахе! Кхе-кхе... — снова перехватило дыхание у "младшенького".

— Вы часом не хворы, сир?

— Да я самый здоровый на голову во всей Империи! — напомнил "младшенький": является престолонаследником. — А не идиот!

Вот тут с ним могли поспорить многие. Да что там многие, когда все в лагере без исключения — тот же Тараний.

Лапию надоели склоки Иб-ба-Риха с декурионом, и он возглавил Северную Армию Армады, покидая лагерь с легионерами двух легионов под их шумок.

* * *

Северин. Северная Диктатория.

Не успел диктатор насладиться уединением после приёма халдея, его снова проведал магистр Северина.

— Никак соскучился, слуга? — предчувствовал диктатор: последует пренеприятное сообщение.

Магистр пал на оба колена, вместо одного.

— Дурное известие, сир!

Диктатор переменился в лице до неузнаваемости:

— Дальше!

— Трибуны, сир...

— Подробнее!

— Их изгнали из Гвардии, сир...

— Кто поспел? — выкрикнул на эмоциях диктатор, хотя уже знал ответ на собственный опрометчивый вопрос.

— Кесарь, сир. Ваш брат...

— Он боле мне не брат! Предатель! И я докажу его вину: затеял бунт — разжигает вражду! Ну, я ему...

— А с трибунами что же, сир? Как с ними быть — им в этой ситуации?

— Собираться здесь, подле меня, Иерарха Ордена в Северине!

— Уже бегу рассылать им ваше приказание, сир, — заторопился магистр поскорее скрыться, опасаясь получить взбучку от диктатора.

— Погодь, — застал его окрик в дверях. Магистру не хватило всего мига для избежания наказания, диктатор вернул его. А это дурной знак.

— Пущай оне и набирают рекрутов за деньги в наказание!.. Да командуют ими!

— Уже бегу, сир, исполнять вашу волю!

— Исчезни... — метнул диктатор вдогонку магистру первое, что подвернулось ему под руку. Предметом — первой необходимости (и важности) — оказалась статуэтка слухача.

И прежде чем диктатор осознал, какую глупость совершил, магистр избежал очередного наказания.

— Какой же я дурак! Идиот!! Кретин!!! — продолжил диктатор погром в покоях магистра, сокрушая и ломая всё, что только удавалось разбить и повалить.

Слыша это, магистр сообразил: нескоро сам изъявит желание предстать перед Иерархом Ордена, пока не получит благоприятное известие, например такое, которое заставит сменить диктатора гнев на милость.

* * *

Подземелье гномов. Катакомбы.

Мы позорно бежали, но ничего поделать с этим не могли. И бежали не от заклятого врага, а от разбушевавшейся стихии, устроив катаклизм едва ли не в планетарном масштабе. Да пока ещё толком сами не поняли, чего в итоге сотворили, но уже расхлёбывали последствия разыгравшейся трагедии.

Чем глубже мы уходили в лабиринты подземных пещер гномов, тем меньше трясло и случалось обвалов. Если поначалу завалы грозили погрести нас здесь заживо, то ныне замертво. На головы, то и дело, срывались сталактиты, и кое-кому из нас не поздоровилось прилично. У нас появились раненые на голову, а по сути пришибленные или недобитые. Я сам раз угодил под остаточное явление сталактита, когда в шаге от меня сверзилась одна такая глыба и задела волной развалившихся осколков размерами не все с булыжники, а и валуны. Но мне хватило и шального булыжника, отскочившего со звоном от шлема, иначе не сносить головы.

— Ты как, Чудак? — Желанна первой озаботилась моим здоровьем.

Затем Яр-Гонн, как ни странно, Удур-Аг и прочие атаманы с вожаками.

Сказать: как-то не очень — банально. Пришлось встать не без помощи моей ненаглядной донны и оскалиться имитацией улыбки для приличия, демонстрируя: меня ничуть не пришибло. Да и пришибить не могло, я ж по жизни такой — герой на голову. На неё и страдаю. Однако дальше со всеми иду.

Мы уже довольно долго бродим по подземельям, и выбираться на поверхность не спешим — там бушует стихия. А здесь... А что здесь — здесь у гномов всё в порядке — они строили свои подземелья на века, и рыли глубоко. Но как только ход стремиться вверх у нас возникают неприятности, возрастая в арифметической прогрессии.

Да прогресс — это довольно сложный процесс. И я поторопился тут с ним. Нет, огнестрельное оружие нам жизненно необходимо, но пользоваться им надобно с умом, и давать в руки тем, кто сможет должным образом обращаться с ним. Ведь не игрушка, может и своего обладателя убить, как нечего делать.

Нам тут тоже делать особо нечего, мы всё больше слоняемся, ну, на то и бродяги — бродим, а кажется: впустую и бесцельно.

Не выдерживаю и интересуюсь у Яр-Гонна: сколь долго нам тут ещё блуждать впотьмах? Когда, наконец, мелькнёт лучик света, и надежды, в конце нескончаемого туннеля тьмы?

Мелькнул, но не порадовал нас, напротив серьёзно насторожил и огорчил — в подземелья к гномам просочилась лава. А раз так, то, чего опасались, осуществимо. Нас тут может ей затопить, а не погрести заживо.

Делаем ход конём — и дальше уже бежим со всех ног, а не идём. И силы появились неожиданно, да и дыхание открылось — не скажу: второе, скорее третье или уже четвёртое! А давно сбился со счёта.

Никак заблудились?

Мой вопрос читается в моих глазах при взгляде на Яр-Гонна. Однако гном невозмутим. Да и где ж ты рассмотришь эмоции на его лице, когда он оброс бородой, точно морф шерстью с головы до лап.

Ещё надеюсь: всё обойдётся — не пропадём. Это же самое мне твердит гном, а затем и я твержу остальным бродягам при нас.

— Первый раз что ли!

А как будто увидели меня, узнав только-только, что я — Чудак!

Поиски, выхода из тупиковой ситуации, а не только арсенала гномов, продолжаются. Мы последовательно изучаем карту подземных лабиринтов катакомб. Экскурсия — что надо. И гид у нас подстать ей.

А один раз мне показалось: ожил один сталактит и...

Нет, то не был дракх. Дракха я, что ли не видел, когда вот его детёныш — при нас. А там какая-то хреновина, и как мне показалась: умеет каменеть и становиться незаметной, сливаясь воедино с ландшафтом подземелий.

Я рассказал о своих догадках Желанне с Яр-Гонном. Так они оба заявили мне: всё это домыслы.

Но не из-за страха! С этим я не могу согласиться! Хотя, наверное, мои глаза и впрямь выдавали меня. Вместо того чтобы щурить их, я наоборот раскрыл широко. Ведь для меня тут — если на то пошло — всё в диковинку.

Дальше идём, бредём, иной раз ползём, пробираясь там, где казалось бы и вовсе никогда не пробиться сквозь толщи горных пород, не до конца добытых жадными недомерками.

Беру на пробу образцы. Вдруг пригодятся в будущем? Ведь нисколько не сомневаюсь: у меня будет будущее, и пусть не таким светлым, но и тёмным, как сейчас, тоже сомневаюсь. Хотя по-прежнему беспросветно, как и настоящее.

Если бы не сталагмиты, давно бы брели в кромешной тьме по царству мрака и мне бы повсюду мерещились черти, бесы, да демоны, а моим спутникам та же живность, но на свой лад в этом мире, пугаясь гарганов с истуканами.

Я заинтересовался оными сущностями. Таковыми они со слов Яр-Гонна и оказались. А как мне показалось: именно гаргана и видел я, как недомерка сейчас, взглянув разок в глазок подзорной трубы на оружии, используемой мной в качестве оптического прицела для увеличения отдалённой вражеской цели.

Даже пальнул.

— Ты что, Чудак...

Такой и разэтакий — наехал Яр-Гонн на меня.

— А что? — заинтересовался я у него. — Коль снова видел эту сущность, как тебя! И на этот раз она не померещилась мне!

— А ну тя, Чудака! Что с тобой спорить... м-м-м... — замычал гном в бороду.

Да и флаг ему в руки, и барабан на шею вместо камня, и шарик из "аптечки" — в зубы, дабы не мучили глисты, а то он заскрежетал ими на меня.

Ну и я, как ни в чём не бывало, зарядил огнестрел очередным зарядом. Не дело, когда оружие простаивает без дела.

Кто-то ещё что-то из морфов сотворил, и также уверял на своём нелюдском наречии: видел окаменелое существо.

Похоже, оно преследовало нас небесцельно. И умысел имелся, и видел я его в том: завалить кого-то из нас, и, как водится, пожрать.

— Ежели енто гарган, — всё же гном уступил мне. — Утащит живьём!

А куда, и зачем — не уточнил.

Ладно, потом сюрприз будет, мне Чудаку. Да и опасаюсь я не за себя, а за Желанну. Моя жизнь мне без неё ни к чему. Вот и весь сказ. А мой рассказ продолжается. Жаль, не могу записать, а описать то, что иной раз иным образом все мы, и морфы понятно — делают пометки. Для них запахи первостепенны, как для собак. Легко найдут выход. На то и нелюди, нечета нам, людям. Тут мы не соперники им, и фора у них.

Яр-Гонн суетиться всё больше и больше. Ну, точно — заблудились! А он по-прежнему всё отрицает. А тут ещё Удур-Аг потревожил нас. Послушаем, чего нам скажет этот морф по-человечьи.

Ревёт, дескать, мы тут не одни. Конечно, нас тут три сотни бродяг. Да он твердит не о сущностях, а о совершенно реальных тварях и...

— Псы...

— Уверен? — опережает меня с вопросом гном.

— Шакалы... — твердит Удур-Аг.

Яр-Гонн и обзывает его так, называя по имени, как обычно это делаю я. Но морф стоит на своём мнении и сородичей, что также из числа вожаков толпятся за ним.

— Гончие...

— Да идите вы, йети...ть, — взрывается гном ругательством. — Сами знаете — куда! Покуда не послал дальше!

Хотя дальше уже некуда — север — край света! Или не в этом чудном мире полном не только тварей и монстров, как успел уже убедиться я на собственной шкуре, а и чудовищ с чудищами?

Морфы предлагают проверить.

— Каким образом? — заинтересовали меня.

Мне охота пополнить коллекцию памятных картинок умозрительно и записать на головной мозг с извилинами очередной автопортрет этих самых псов-шакалов.

— Как себе хошь, Чудак, но с гончими нам не тягаться, — изумляет Яр-Гонн.

Да он никак страшится этих шавок?!

— Хм, шавок, говоришь, Чудак! Ну-ну...

Запугать решил? Да не на того напал!

— Вот когда нападут, а настигнут — шибко сам застрелись! И Желанну не забудь пустить чуток раньше в расход, иначе они пустят её по кругу, превратив в суку!

Недомерок нарывается, жаждет получить от меня в бороду "хуком" — ногой снизу — и не по кадыку, а по тому, что мешает ему переставлять его кривые толстые ножки, цепляясь по полу.

Да Желанна изумляет меня не меньше Яр-Гонна, твердя как "Отче Наш": он прав.

С нашим-то оружием — при наличии огнестрела у меня и пистолей у гномов, да ещё бомбардами?

— Даже глазом моргнуть не успеешь, как зрения лишишься в том случае!

Да что же это за собаки такие?!

— Одно слово — псы, а те ещё шакалы — гончие среди них!

Ничего-ничего, и с ними как-нибудь на досуге разберёмся, поскольку нынче мне не до них, сначала эти йети, что не с нами, а против нас!

Идём дальше, озираясь по сторонам, попутно не забываем о том, что твориться у нас над головами и под ногами. Опасность может исходить оттуда, откуда меньше всего её ждёшь. Аксиома — и не только для этого мира — по жизни, если тебе дорога она. Тогда как мне уже до чёртиков в глазах надоело блуждать и бегать в потёмках катакомб. Но понимаю: умереть проще простого, а выжить, и не из ума — великая наука.

Баженова бы мне сюда — Тимоху! Вот кому понравится тут изучать местную фауну и флору! А сам всё больше ощущаю себя им. И как ещё до сих пор выжил, и не из ума, Чудак ты, загадка такая же и для меня, как и моих окружающих.

Мы непросто петляем, а с каким-то умыслом. Хотя я засомневался поначалу, наткнувшись на знакомый след — запах пороха при том выстреле, который сам же и совершил опрометчиво. Или нет, и взяли чей-то след?

Морфы зафыркали, морщась до омерзения.

— Псы! Шакалы!

Короче, собаки тут взяли наш след, а мы в свою очередь их. И только их нам здесь для полного комплекта тварей Окраин и не доставало — а достали все неведомые и ведомые мне враги.

— Будем валить?

— А то как же, ежели успеем, — подмигивает мне довольно Яр-Гонн.

Ну что ж, будем вести отстрел этих шавок на шапки. С наступлением зимы на севере Окраин, а и там, где мы побывали, нам точно не помешают сии головные уборы. Остаётся надеяться: папахи из них, получатся что надо, бурками-то я не разжился, хотя если горных йети пустить на них — почему бы и нет. Сойдут и за шубы, а я за них, поскольку вожак этих йети...ть их — должен соответствовать и внешне им.

Кстати, про "динамит" я тоже не забыл. У меня давно его нет, а вот у Яр-Гонна в избытке. Так на кой ему излишки? Изымаю их у него, да прикуривать от зажигалки не спешу — всегда успеется. Тогда как гном и дальше твердит: будет поздно, если столкнусь нос к носу с шакалом.

Да я сам ему напоминаю про их хвосты — и собираемся крутить этим псам-шакалам на хабар нам, наёмникам.

Гном снова стращает меня тем: посмотрит, каково будет моё мнение после встречи с гончими.

Мы не заметили, как эти твари подкрались к нам, но зато почуяли их резкий запах — и с тем, как воняют морфы — при всём желании не спутать.

Я инстинктивно выстрелил наобум, и схватился вместо пистоля за шашку — не успел поднести зажигалку, её выбили у меня, ударив больно хлыстом по руке.

Странно, чтобы у собак, и плеть?!

Мне прилетело ещё и по голове, да выручил шлем с бармицей, а то бы задушили меня, Чудака, и я бы даже не понял когда. По-прежнему жаждал узреть этих шакалов, коих морфы, также как и я, обозвали псов, навалившихся на нас.

Схватка вышла молниеносной. Гончим не удался навал на нас, и они умчались восвояси. А мы решили выяснить: кто у нас пропал?

Морф, не наёмники, из моих бродяг при мне. Хотя не скажу: и то хорошо! Плохо — и поставил себе, Чудак, сию отметку! А зарубку мне хлыстом сделал шакал, и не только на руке, но и лице.

Я не сразу заметил рассечение на щеке, и кровь, залившую доспехи.

— Таперича псы найдут тебя по запаху крови, Чудак, где бы ты ни хоронился от них, — отметил довольно Яр-Гонн.

А Удур-Аг в свою очередь заверил: морфы сами легко возьмут их след — и также кровавый, оставленный шакалами нам.

— В погоню! — изумил я в свою очередь гномов.

— Из-за морфа?! — сморщился Яр-Гонн, словно его хватила зубная боль.

— Да, — не желал я терять даже йети — и чем дальше, тем меньше становилось их у меня.

— Так он же нелюдь, Чудак!?

— А ты, в таком случае, тогда кто, полукровка? И кто тут голова — два уха?

— Будет сполнено, главарь!

То-то...

Мы бросаемся в погоню за гончими, не надеясь нагнать их, ибо эти псы на то и шакалы — бегают на четырёх лапах, да не сами. Но и у нас козероги с горбулями. На них и мчимся верхом открыто.

Что, не ожидали, собаки? — застигли мы их врасплох, и сами навалились, стреляя из громобоев — изрядно побили, ну и как водиться, накрошили.

Одна тварь осталась в живых, а вот морф, взятый ими, оказался не совсем мёртвым, задыхаясь в мешке затянутом у него на голове из собственной же шкуры.

Выстрелом из пистоля я прекратил муки бедолаги. Его кровь на мне — потеря славного воина-морфа на моей совести.

"Не кори себя, — уловил я мысленный посыл от Желанны. — Ты правильно поступил, Чудак!"

То же самое подтвердил Удур-Аг на пару с Яр-Гонном. Морфы, да и гномы, ещё больше зауважали меня. Зато мне не стало от этого ни на грамм легче. Тут бы напиться и забыться... беспробудным сном. Да разлёживаться некогда.

— Эти шакалы были не единственные стае — есть иные, — зарычали вожаки. — Их стая велика!

Да нам гоняться тут дольше за ними было некогда, наши соратники по оружию и несчастью, а также сородичи морфов, гибли сейчас сотнями, если не тысячами под навалами бесчисленных орд горных йети. Вот я и запретил носиться за шакалами, пообещав: в своё время сами заглянем в их земли, а заодно и в злобные очи, выясняя, чего они стоят, шакалы!

Месть состоялась, а зачинать с ними войну нам ныне не с руки, раньше ноги протянешь с иными врагами, прежде чем наживать новых.

Да задержались, но привал делать не стали. Я изучал шакалов.

— Гончие... — подтвердил Удур-Аг.

— Псы, как ни крути, — согласился я с ним. И выглядели подстать им, эти шакалы. Лапы с когти на них. Пасть и клыки. Холка на загривке, и хвост! Кстати, раз речь зашла о хабаре, то помнится, ты — наёмник, сэр Чудак. И хабар — твоя лепта за труды. А лишний грош мошну не тянет, тем более при наличии Желанны, быстро опустеет.

Я почему-то вспомнил разговор на эту тему с отцом, когда речь зашла о деньгах: откуда их берёт мама с завидным постоянством? Не печатает же она их? Заодно узнал от отца, что такое спонсор, и им в нашей семье выступал отец, потому как кошелёк у мамы, а деньги для него она брала у него. Но бывали и исключения в иных семьях, когда отцы не приносили в дом денег или мало, тогда их жён (наших мам) спонсировали чужие мужья (папы), называемые дядями, наставляющими оленьи рога неудачникам, а им в свою очередь мстили иные такие же точно — "олени". Короче, круговая порука, как здесь у нас.

Вот я и не желал оказаться таким же нелюдем в этом безжалостном мире. Тем более что этих йети хватало при мне, но им не хватало того же, чего и мне — мирного сосуществования с нами, людьми, и иными сородичами. А ведь известно, в любом мире: хочешь мира — готовься к войне. А раз имеется оружие, то ему всегда найдётся применение. Да мы пока, прежний арсенал, понравившейся мне, не нашли — точнее не дошли до него. Но это уже вопрос времени. И актуальнее данной темы быть не может, в чём лишний раз нас всех убедили шакалы: против громобоев с огнестрелами даже у них нет шанса в противостоянии с нами, а до схватки с ними, все при мне, думали иначе. Теперь же свято верили: нам по силам свернуть не только горы. Что мы, собственно говоря, и сотворили, а и дальше намеревались сотворить ещё не такое. На то я, сэр Чудак, и вожак у этих йети...ть их!

Им понравилось ратиться со мной бок о бок, а мне с ними. Морфы неприхотливы и доверчивы. Да и потом не люди — лишними вопросами с расспросами не лезут в душу. Если вожак сказал — морф сделал. Как в армии — никто не возмущается, а беспрекословно выполняет приказ командира, будь он заведомо смертельно опасен для жизни. Думать морфы не привыкли — это за них делают вожаки. Поэтому и я в ответе за тех, кого приручил. Морфы при мне стали совсем уж ручными, прямо как гранаты. Так что злить их лишний раз тоже не стоит — ну и им меня. На том и сошлись — друг без друга нам никак и некуда деваться. Вот и не стали больше разбредаться, как у шапки мира.

* * *

Окраина. Таверна Ордена.

В дальнем углу за изгородью покрытой плотной тканью собрались трибуны и напивались молча до одури, глуша в себе обиду, затаенную на Гвардию и Кесаря — жаждали вернуться в Косогорье в составе когорты жнецов и расправиться с каждым десятым гвардейцем; мысленно придумывали пытки при предстоящих экзекуциях, неистово веря: Иерарх Ордена так этого не оставит. Но также понимали: случится это, ой как нескоро. Если вообще случиться, а то, что обязательно — вне всякого сомнения. И они сами окажутся в первых рядах на месте палачей.

Плотная ткань разошлась, к ним заглянул хозяин таверны.

— Чего изволят, господа?

— Господа изволят ещё пойла! — исторг один из трибунов одновременно смачную отрыжку.

— По-моему, господам достаточно, — удивил барыга.

— Холоп... — метнул в него глиняной кружкой иной трибун.

Барыга проворно поймал сосуд вместо того, чтобы поспешно увернуться и дать задний ход, по-прежнему стоял, загораживая собой проход.

— Господа явно не поняли, с кем имеют дело, — указал барыга тем из них, кто ещё мог разглядеть то, чего он продемонстрировал им.

— Бляха... — выдал третий трибун.

— И не пряха, — оказался у барыги знак отличия слуги Ордена, а сам он — цензором.

С пьянством было покончено — попойка остановлена. Трибуны получили приказ приводить себя в порядок, иначе "барыга" обещал каждого окунать собственноручно головой в кадку с водой до тех пор, пока оный пропойца не протрезвеет или не захлебнётся.

Делом срочной важности явилась повальная мобилизация всех структурных подразделений Ордена, и в такие моменты требовались люди со стороны. О наёмниках речи ни шло, а о тех, кого можно было купить за деньги — и обычно "мясо" для подачи заклятым врагам, пока истинные воины Ордена будут стягивать главные силы для решающего удара, собирая в железный кулак.

— Вам пора! — молвил настоятельно соглядатай.

Кто сумел, тот откланялся "барыге", а кто нет, клюнул носом расшибив лоб о стол, остался здесь же, и не все на скамье, некоторые под ней и столом на полу. Сиих нерадивых слуг цензор решил оставить, и, хорошенько проучив, поставить к утру на ноги, поскольку загулявшие трибуны не поняли до конца, с кем имеют дело.

Ими занялись прелаты, исполняющие при нём роль вышибал при харчевне; сбросили трибун в погреб, вместо тесных келий на втором ярусе и полати*.

* полать — ложе подобное тюремным нарам.

Глава 17

Восточная Диктатория. Дикий лес.

Пробуждение было приятным, в кои-то веки беглянка чувствовала себя в безопасности, отсюда и беззаботность, пока не уловила присутствие странного и не изученного ей до конца лесного хищника. Барсаг, как заправская цепная тварь, стерёг её покой, не сводя с неё изумрудно-пронзительных очей.

Взглянув на него, беглянка, приветливо улыбнулась.

— Ты здесь, мой спаситель. Не устал следить?

Ей требовалось выйти, а барсаг закрывал собой проход, по-прежнему был плохо различим, в полумраке дупла-логова его выдавали исключительно светящиеся очи.

Как ни в чём не бывало, беглянка потянулась к нему рукой, желая коснуться гривастой головы. Холка на барсаге вздыбилась, зверь принял устрашающий вид хищника. Не привык он к ласкам, и ему казалось: прикосновение человека бывает исключительно убийственным.

— Хм... — хмыкнула всё с той же умилительно-обезоруживающей улыбкой беглянка. — Да ты страшишься меня! Вот уж никогда бы не подумала! Я ведь не собиралась причинить тебе вреда, моя ты зверушка!

И послала воздушный поцелуй.

— У-у-у... — заурчал удивлённо барсаг, стараясь понять, что же такое сотворила самка двуногого существа, ходящего прямо на задних лапах. К чему сей жест?

Она снова протянула к нему руку с раскрытой ладонью, демонстрируя: ничего не сжимает и не прячет в ней, соответственно не пытается причинить ему вреда.

Барсаг недовольно фыркнул, поведение самки человека не изменилось. Беглянка проявила настойчивость несвойственную столь изворотливому существу, к роду коих принадлежала сама. Лесной хищник привык: изворотливее и лживее, а кровожаднее существа, чем люди, не встречал до сих пор в своей жизни. И вдруг такое неожиданное преображение — самка человека заигрывала с ним — пыталась, да он пока не позволял, не подпуская к себе, пресекал все её попытки. И были тщетны с обеих сторон, пока, наконец, девица не дотронулась до него и ощутила дрожь — они оба друг друга.

Меж ними произошло нечто недоступное и непонятное им, заставив в корне изменить отношение одного к другому.

— Хороший... — нежно провела беглянка рукой по носу барсага и далее, дотронувшись пальцами клыков. — Какой же ты всё-таки милый и забавный...

Барсаг фыркнул предупредительно, и одновременно, едва различимо, прорычал.

— Точно! — воскликнула девица, пугнув хищника. — Я буду звать тебя — Фыр!

Барсаг вновь ничего не успел предпринять, застигнутый девицей врасплох — она накинулась на него, и обхватила за гриву, притянула, но не стала рвать зубами за шею или крутить голову, впрочем, и пасть раздирать, напротив, сама зарылась лицом в гриву, и звонко, по озорному, засмеялась.

Выставленные барсагом из лап когти, медленно исчезли, словно он и не выкидывал их и не собирался рвать самку человека на куски; сам проявил несвойственные столь кровожадному и беспощадному хищнику эмоции — лизнул беглянку в щеку.

Та ещё звонче засмеялась, издавая непонятные для него звуки, но источала приятные флюиды безудержной радости; что-то бормотала на непонятном говоре для барсага.

— Как я рада, что повстречала именно тебя, Фыр! Ты просто подарок судьбы! Чего бы я делал без тебя?

Беглянка вдруг призадумалась: ей будет тяжело расстаться с ним — своим защитником — должна его отблагодарить. Но каким образом — пока не знала, как и того, что станет делать дальше. Ей было хорошо здесь — нравилось в лесу на природе. Она на свободе! И вольна делать всё, что ей заблагорассудиться. Да и бояться больше некого — никто не посмеет сунуться в лес, где обитает барсаг, а тем более напасть на неё — он защитит её одним своим присутствием или видом, гоня прочь любого халдея или служку Ордена.

Зарывшись повторно в гриву барсага, беглянка стала нашёптывать ему на ухо нежные слова, а хищник в свою очередь заурчал довольно, иной раз продолжал лизать лицо девицы и мозолистые ладони, стёртые ей до крови.

Так и просидели они до сумерек, пока девица не вспомнила: толком не осмотрелась в логове барсага. Ведь что-то тут прятали халдеи, используя в качестве тайника. Это её и интересовало сейчас больше всего на свете.

Барсаг следил за странными и по-прежнему непонятными действиями самки человека — за тем, как она нагло хозяйничала у него в логове, не предупредив, даже разрешения не спросила — всё же уступил, проявив несвойственную заинтересованность.

Перевернув вверх дном настил, беглянка раскидала его в стороны, опять заговорила громко на эмоциях:

— Я нашла скарб!

Обозвать кладом, заполненный бочонок разным барахлом с тугой мошной мелочи, не поворачивался язык. Еды здесь естественно не оказалось, зато кое-какое оружие имелось.

Прикоснувшись к инкрустированному кинжалу, беглянка заставила барсага показать клыки, но и не только — у него на лапах проступили когти.

— Глупенький Фыр! Я вовсе и не думала причинять тебе боль, — убрала поспешно в сторону беглянка холодное оружие. — Видишь! Мир?

Барсаг фыркнул по обыкновению недовольно, и нехотя согласился с доводом самки человека. Она лишний раз доказала ему: не намерена воевать с ним.

Отыскала ещё кое-что, что сначала примерила на себя, а затем протянула барсагу.

На шее хищника оказалась странная на вид удавка. Барсаг злобно зарычал, словно его — вольного обитателя лесных трущоб — посадили на цепь, одарив ошейником.

— Какой же ты глупенький, Фыр, — беглянка не переставала разговаривать с ним. — То тебе подарок от меня!

Не желая слушать увещеваний лживой самки человека, барсаг сорвал удавку и порвал.

— Ну не хочешь, и не надо, — не обратила беглянка особого внимания на изменившееся поведение барсага в отношении неё. — А вот это нравится?

Она сунула ему очередную невольничью отметину.

— То браслет, и надевается на руку — в твоём случае, Фыр, на лапу! Вот так, — она застегнула один такой предмет у себя на запястье правой руки, а иной протянула ему.

Если так, он уступит ей, поскольку не тупой хищник, и не обычный зверь, скорее разумная нелюдь, предпочитающая вести скрытый образ жизни вдали от людских глаз и селений — никогда сам не нападал на них без нужды, исключительно, когда они охотились на его, сугубо исконной, территории — охранял от непрошеных гостей. Но эта незнакомка поразила его до глубины души, растопив лёд хищной сущности барсага. Зверь по-прежнему не видел врага в её лице, а она продолжала смеяться и умилять его своим трепетным отношением к нему — говорила и говорила без умолка. Пока он не унял эту балаболку, рыкнув разок для приличия, дабы самка человека поняла: надо знать меру — во всём.

— Спать пора, да? — поняла его по-своему беглянка.

Она-то выспалась в отличие от барсага, предложила ему поменяться ролью:

— Ты спи, Фыр, а я покараулю. Угу? Не сомневайся, не сбегу!

Быстро собрав барахло халдеев в бочонок, беглянка сменила барсага у выхода из логова, беззаботно свесила ноги вниз с дерева и принялась болтать ими, как и что-то ещё мелодично бормоча про себя, поглядывала на звёзды с ночным светилом.

Покрутившись на раскиданном настиле, подминая его удобно под себя, барсаг наконец-то устроился на лёжку, то и дело бросал косые взгляды на самку человека, а та по-прежнему сидела к нему спиной, как ни в чём не бывало, и продолжала жужжать подобно назойливому гнусу.

Под её мелодичные звуки барсаг уснул, а когда вскочил, ближе к утру, то обнаружил самку человека подле себя. Она прижалась к нему, свернувшись калачиком, и мерно посапывала.

Коснувшись кончиком влажного и шершавого языка её лица, барсаг побудил девицу.

— С добрым утром, Фыр, — подмигнула ему озорно беглянка, и в свою очередь чмокнула его в нос.

Барсаг фыркнул по обыкновению, а самка человека снова что-то затрещала на своём говоре.

— Айда наружу, Фыр, прогуляемся немного, заодно я насобираю себе ягод, — предпочла она их вместо свежего мяса тех, кого задрал вчера барсаг; брезговала смотреть на то, как он рвал мясо, хрустя жилами и костями.

Барсаг, как был хищником, так и дальше оставался им, а беглянка — человеком. Кое в чём они всё-таки были несовместимы, но терпели недостатки друг друга по мере необходимости и безысходности собственного незавидного положения.

Расставаться барсаг с самкой человека уж точно не спешил, как и она с ним, шатались по лесу вместе бок о бок — хищник, осматривая целостность собственных владений, а беглянка просто наслаждалась красотой сколь дивного, столь и девственного леса, куда не захаживали ни охотники, ни дровосеки. Да и халдеев тут прежде шастала на свою погибель парочка, лишь разнообразив собой меню барсага.

Хищник постоянно менял окрас, подстраиваясь под окружающую цветовую гамму, искусно маскировался, из-за чего беглянка порой теряла его на ровном месте, а он всякий раз неожиданно возникал перед ней ниоткуда, чем только радовал, а не пугал.

Так и гуляли они, слоняясь, казалось бы, бесцельно по лесу.

* * *

Окраина. Таверна Ордена.

Приходя понемногу в себя, трибуны в подвале рыскали в потёмках в поисках выхода из замкнутого пространства, больше смахивающего на застенок узилища в околотке. Но дверь отсутствовала, как таковая, а поднять голову, было выше их сил, когда и веки трудно разлепить без помощи рук. Пока наконец-то на их стоны не отреагировал надзиратель-экзекутор, застучав сапогами над головами.

Скрипнула половица, и там, с грохотом в сторону, распахнулась дверь. В проёме возник силуэт.

— Барыга-А-А... — не то застонал, не то закричал один из трибун, хвативший вчера лишка.

Слова отбились болью в голове, словно кто-то стучал там у него молотом.

— Прочухались, ухари, — огрызнулся тот, кто вчера представился цензором.

Но никто из "постояльцев" в погребе не помнил о том. И ему вновь пришлось всё повторить.

— Воды-ы-ы... — захрипел иной трибун.

С подачи "барыги", их там и затопили "вышибалы", окатив из кадок — спустили лестницу.

— А ну марш на выход, ухари! Ну, живо, живо! Я кому говорю, — продолжал цензор наседать на трибун.

Те точно пленные повинно двинули наружу. Свет причинял им нестерпимую боль.

— Пожалуйте сюда, господа, — принял цензор облик барыги ещё и на словах, препроводив трибун в огороженное помещение со столом, где их дожидалась горячая, наваристая похлёбка и различные соления.

Отведя душу, трибуны вновь уставились на "барыгу", заглянувшего к ним, и убравшего в сторону плотную завесь.

— Пора и честь знать, господа, — удивил он их ещё больше, когда на стол вместо грязной посуды им была брошена тугая мошна — да не одна, а две. В одной оказались гроши, а в иной — деньга. Монеты отсутствовали. — Раз вы ещё ничего не поняли, то напоминаю: ваша цель — рекруты для Ордена!

Трибунам предстояло зазывать постояльцев таверны к себе в укромный уголок и за определённую плату временно нанимать наёмников в рать.

— Лапотникам отсчитывать медяки, а дородным и благородным посетителям — серебро! Всё ясно?

Слышать трибунам такое, даже от цензора, было выше их достоинства. Да он не спроста посрамил их, указав ещё вчера на их место — заставил отрабатывать вложенные в них Орденом деньги.

— И брать всех без разбора! Главное, чем больше народу, тем лучше! А какого — без разницы!

— Даже калек? — заинтересовался один из трибун у цензора.

— Лишь бы передвигался без посторонней помощи, а то что, хромой или косой, или даже с костылём на одной ноге — всё едино!

Со слов цензора трибунам стало очевидно: Орден затеял провернуть немыслимую афёру — либо диктатор решил нагреть руки на рекрутах, с намерением взыскать с казны Короны в будущем завышенную плату, либо имелся совершенно иной умысел, но также позволявший обогатиться Иерарху и не только. Кому-то он, таким образом, намеревался отомстить.

— Уж не гвардейцам ли? — обрадовались трибуны и взялись с неистовым азартом и рвением за дело, выступая в роли зазывал сборных пунктов, коих хватало в избытке по всем Окраинам Великой и необъятной Империи.

Никто поначалу не желал обогащаться подобным образом — принять плату от Ордена, означало сунуть голову в петлю или попасть в кабалу с пожизненной зависимостью. Даже на небольшой срок никто не хотел подписываться. Но когда цензор использовал подставных лиц — калек из числа соглядатаев — дело сдвинулось с мёртвой точки. Платил Орден нынче щедро, и трибуны в роли зазывал сборного пункта отнюдь не скупились. Цену называл едва ли не сам "наёмник", торгуясь с ними, и не на снижение, а на повышении цены, ведь он закладывал жизнь. И такие "счастливчики" тут же пропивали оклад наёмника цензору в таверне, играя на интерес в лохушку, сгребая охапками глиняные катышки, в которых вместо обещанной звонкой монеты оказывались металлические кольца — некоторые настоящие, сотворённые Деспотом. По этой самой причине, когда дурман от пьяного угара проходил, "счастливчики" оказывались в том же финансово-незавидном положении, в каком и нанимались временно в наёмники — да не совсем. Служки Ордена умело провели их, окольцевав необычным образом. И теперь у наёмников, по сути, не было выбора, как умереть — важно: где и кем — халдеем или тем, на что сами же и подписались, получив в итоге скудную плату, заложив собственную жизнь за медный грош.

* * *

Тундра. Земли морфов.

Атрия много раньше настиг ор многотысячной толпы горных йети, чем он, шествующих по равнине непроходимой лавиной от края и до края всего обозримого горизонта, морфов. Зрелище было настолько жутким, что заставило даже такого легендарного командора, как он, испытать ни с чем не сравнимое чувство животного страха. Противостоять джигитам изначально неполной когортой — смерти подобно. Одно дело ратиться в Пустоши с шакальими стаями и небольшими ордами, и совсем иное здесь на севере с морфами.

Йети не побегут, им просто некуда деваться в том случае — те, кто напирает сзади на передние ряды, будут и дальше гнать их на верную смерть, поэтому не остановятся ни перед чем — ни перед гвардейцами легендарного корпуса, ни тем более перед ратью ополченцев, ни даже перед жнецами Ордена. Северин обречён, и жители там, а также за его пределами — вся северная диктатория.

С подобным бедствием в виде столь необычного повального нашествия заклятого врага, Гвардия сталкивалась впервые, и прочие нашествия нынче казались Атрию обычными набегами. Морфы преподнесли людям Великой Империи чудовищный сюрприз. Того и гляди: вот-вот прорвутся в восточную диктаторию и хлынут дальше на юг к хирдам. А и шакалы не останутся в стороне. Заклятые враги просто сметут Окраину и разорвут Великую Империю. Даже башни смерти с гарганами и истуканами, по мнению Атрия, не остановят столь широкомасштабное и повальное нашествие северного врага.

Отвлёкшись, командор не сразу заприметил: к нему устремилась небольшая кучка, которую собой представляли воительницы на серангах. У них уже давно закончились стрелы, и они подбирали их на обратном пути — старались заманить часть орд морфов в западню, приметив в небе дракха с наездником.

Он и должен указать им точное направление.

Впереди трёх колонн мчалась сотня воительниц. Останавливаясь подле тел морфов истыканных стрелами, они наскоку выхватывали их из трупов заклятого врага, тогда как две иные сотни, пуская в ход хлысты с утяжелителями на концах, донимали передовые орды косматой нелюди.

Одно Атрий точно уяснил: пробиться к заставе — не судьба — даже бессмысленно пытаться сейчас. Тут бы задержать этих йети на том клочке, который он выбрал в качестве поля битвы с ними и отписать Кесарю обо всём, что ожидает в дальнейшем север Окраин. Пускай триумфат заранее готовит резервные два легиона и ведёт один лично в Северин. Тогда ещё есть шанс избежать повальной трагедии с утратой северной части Пограничья, а там глядишь: и Армада Тирана вступится за них.

Не опоздать бы!

Покружив немного над морфами, Атрий убедился в том, что и без того было очевидно — йети здесь почти миллион, и все воины, способные держать оружие, а не бабы и хрычи с заморышами, обычно примыкавшие к набегу для создания массовости в качестве устрашения.

На этот раз всё было серьёзно как никогда.

— Айя-А-А... — пробивались изредка сквозь неимоверный ор орд морфов гортанные выкрики валькирий.

Воительницы на серангах выкосили порядка двух орав йети — одну стрелами, иную хлыстами — сами понесли потери в живой силе, но не бросали убитых и раненых соплеменниц на растерзание морфам, а тащили с собой в подсумках*.

*подсумок — глубокая складка впереди серанга (как у кенгуру, но несоизмеримо больше в виду массы тела здешнего животного).

Командору впору было самому кричать нечто подобное на боевой клич охотниц ночи, но несколько иначе по смыслу содержания: Ай-яй-яй. Также понимал: ратиться с заведомо превосходящими силами противника, гвардейцам не привыкать. Жизнь и так коротка, тогда чего за неё держаться? Умирать с достоинством гвардейцы учились ещё в бытность легионерами.

Знать и их черёд настал — легендарного корпуса. На то воля триумфата — и будет исполнена.

Атрий искал среди воительниц глазами Кугурэ. Наихудшие опасения подтвердились: она оказалась в подсумке серанга. И рана её была тяжела.

Беда не приходила одна. Примчалась посыльная от Киринэ на дракхе — Кайярэ. И назад её, Атрий уже не отпустил. Воспротивиться приказу командора корпуса, воспитанница валькирий не имела права.

— Сёстры не справятся там без меня! — едва ли не рыдала слёзно Кайярэ — сдержалась, хотя глаза юной амазонки и увлажнились, но слёзы не полились.

— Справятся, верь мне, Кайярэ. Ты нужнее нам здесь — принесёшь больше пользы корпусу! Да и Марк места себе не находит — рвётся вперёд с передовой колонной обоза при Гектрии. Совсем загонял ветеранов, мальчишка!

— Что мне Марк, — не подала виду Кайярэ: он небезразличен ей, — когда там, на заставе, гибнут люди и... валькирии! Мой долг быть там, а я...

— У тебя ещё будет возможность поквитаться с морфами, и даже умереть! Чего и дальше делать не советую! Это проще всего! А ты попробуй выжить, Кайярэ! Всё поняла, юная воительница? Ты — меня?

— Я — валькирия! Айя-А-А...

Юная амазонка обрушилась на морфов, погнавшихся оравой за воительницами на серангах, пускала в них стрелы одну за другой — не успокоилась, даже когда опустел колчан. За что едва не поплатилась — её саму обстреляли камнями и дротиками, по применение ей хлыста против них.

Атрий еле успел к ней на выручку.

— Себя не жалеешь, бестия, — было лестно услышать в свой адрес Кайярэ от Атрия сие сравнение. — Так дракха пожалей!

Крылатые твари ценились дороже золота на вес. А их жизнь вообще считалась бесценной. Столь высоко себя не ценил даже легендарный командор.

Однако обошлось — и то хорошо, а лиха беда начала. Морфов и впрямь — десятью тысячами воинов сброда, возглавляемых Атрием — не остановить. Овчинка выделки не стоит. Но тогда хотя бы в соответствии с иной поговоркой: с паршивой твари хошь шерсти клок урвать — и то за счастье! А тут такое несчастье...

* * *

Великая Империя. Северная Армия.

Переход давался "младшенькому" нелегко, если легионеры шли ровным строем без разрывов и быстрым шагом, чётко следуя в указанном направлении не зная устали, то Иб-ба-Рих выбился из сил на втором десятке лиг — у него заболело "седалище". Он остановился, а с ним и оба легиона. Но объявлять привал, по мнению Лапия, было рано.

Выход нашёлся быстро — Тараний смастерил для престолонаследника походный паланкин.

— В нём, вас будет меньше всего трясти, сир, и вам будет легче переносить тяготы походной жизни, — коротко пояснил декурион, отвечая на вопрос "младшенького": почему ему не подали воз?

Однако по прошествии легионами двух десятков лиг и заходе на третий, Иб-ба-Риха с непривычки укачало даже на паланкине, и вырвало на носильщиков.

Стало ясно: поход будет короткий, а намечающийся внеочередной привал — длительным.

Легионам пришлось остановиться — Лапию скрепя зубами, прекратить продвижение Северной Армии к внешней границе Великой Империи, и озаботиться добором недостающего количества легионеров.

— Куда это дезертировал лапоть? — возмутился Иб-ба-Рих. — И как вообще посмел сбежать без моего на то приказа?

— Он отправился за новыми легионами, сир, — выдал Титаний, став неожиданно для себя легатом и попутно помощником Лапия при управлении Северной Армией.

— Этот лапоть мог ведь и сам предупредить! Ну ужо я ему устрою показательную порку, возвернётся он ко мне... один!

— А коль с легионами, сир? — заинтересовался Тараний. — Наградите?

— Ага, так, что мало никому не покажется, — лежал Иб-ба-Рих на животе, поскольку не мог ни только стоять, но и сидеть.

Наступили сумерки, и всем в Северной Армии Великой Империи стало очевидно: ночь они проведут здесь, дожидаясь возвращения Лапия.

Поутру заиграл горн, заставив подскочить от неожиданности "младшенького".

— Кто посмел будить меня в столь ранний час?!

На глаза возмущённого престолонаследника попался...

— Лапоть! Опять ты! И чего творишь? Я тебя спрашиваю! Отвечай, иначе...

— Армия в сборе, сир, и насчитывает четыре легиона, общей численностью в двадцать тысяч легионеров!

— Тараний! — окликнул Иб-ба-Рих декуриона. — Паланкин мне — да поживее!

На нём "младшенький" и отправился осматривать вновь набранных легионеров в собственную армию.

— То что такое? Кого подсунул мне этот лапоть? Что за лапотники "солдатиками" завелись у меня в Армии? — запротестовал "младшенький".

— Они не лапотники, сир! Это велиты** и гастаты**, — заявил Тараний.

— Сам вижу, что... лапотники! Почему они не триарии или хотя бы ауксилия?

— Сии лапотники, сир, как соизволили вы обозвать их, будут незаменимы нам на севере, — вмешался Титаний. — Там ведь горы, а не только тундра!

— М-да? Как интересно? А что такое тундра?

— Равнина, сир, но покрытая сопками с холмами и сильно заболочена местами.

— Фу, какая мерзость! И как там могут жить эти...

— Йети, сир!

— Я сейчас не про них, Тараний, а про поселенцев на Окраинах Империи!

— Живут же, сир, пока что там, и не изволят жаловаться!

— Вот как? Даже так! Варвары они там все, что ли?

— И таковые поселенцы имеются среди них, а ещё гномы и...

— То такие маленькие люди?

— Полукровки они, сир!

— Хм, забавно, очень презабавно! Говорят, они тоже славные воины? Вот бы с кем поиграться в солдатики!

— Прикажете выступать, сир? — надоело Лапию выслушивать чудовищные бредни престолонаследника.

— Чего-чего?!

— Прокатимся, сир? На паланкине? — выручил Тараний.

— У-у-у... — запротестовал "младшенький", капризничая. — Не хочу-у-у...

— Я справил вам мягкую постилку, сир! Вот, сами попробуйте лечь на неё. Даже сесть...

— Лёжа поеду!

— Как прикажете, сир!

Северная Армия Иб-ба-Риха двинула в поход. Сего дня Лапий запланировал наверстать упущенное вчера время, поэтому сегодня легионам предстояло покрыть порядка пяти десятков лиг, ибо в день обычно, в походе, легионеры проходили до четырёх десятков лиг. А вчера едва осилили три, да и то не полностью.

* * *

Подземелье гномов. Катакомбы.

Яр-Гонн не обманул меня, и моих ожиданий, мы наконец-то попали туда в уменьшенном на треть составе, куда и ради чего, подались в горы, а за гномьим хабаром. Я узнал знакомые места. Ещё бы — сам тут такое творил, правда, в миниатюре, чего потом на поверхности в куда большем масштабе. Мне вспомнился подрыв яруса у арсенала, а затем ещё и обрушение лавин в ущелье. Видимо мне тогда было мало того катаклизма, вот и устроил новый, куда более широкомасштабный в планетарном масштабе. А и дальше намерен был творить такое, за что самого мало было пристрелить. И за что меня терпели тут те, кто заслал в этот мир? Когда сам себе удивляюсь и по-прежнему изумляюсь. Одно слово — Чудак. И дальше не могу без чудачеств, поскольку они — моё единственное предназначение по жизни и одновременно состояние души. Вот видимо такой, я нужен кому-то в этом мире, кто также забавляется со мной, наблюдая со стороны.

Да роль шута не для меня, пускай я и превратил Корону Империи на знамени в колпак, дурачиться не собирался, как и умирать просто так от нечего делать.

Заваливаемся внутрь того, что я толком не разглядел в прошлый раз, и заходим в арсенал без морфов и прочих наёмников. При мне исключительно атаманы, гномы и Удур-Аг в единственном лице, как представитель братьев наших "меньших".

Огнестрелы на месте. Их первым делом и заставляю учесть, производя повсеместную опись. То же самое касается бочонков с порохом и круглыми, как шарики, пулями.

Пока их считают гномы Яр-Гонна, я с ним, прочими атаманами и Желанной, иду дальше, освещая подземелье тусклым светом кристаллов. Они, конечно, не карманные фонари, но всё лучше, чем жечь факелы, иначе одним кратером, но спящего вулкана, в горной стране нелюдей станет больше, а нами всеми тут присутствующими — меньше.

Оно мне надо, как и моим подопечным? Когда, что именно — исключительно оружие, прямо как мирный атом... в анекдоте из прошлой, забытой мной жизни: "Ты кто?.. Мирный атом!.. А почему с топором?.."

Вот так и мы, бродяги, решили вооружиться тем, чем кто-то там нам послал! А и самим недолго всех своих врагов!

— Опаньки! А енто чё такенное? — заинтересовали меня у стен знакомые рога — и как мне кажется: козерогов гномов.

Ими и оказались, имея вид больших луков.

— Как — луки?! — выпучил я глаза на Яр-Гонна. — Они ж метра два, а вы, гномы, много короче?

— Да то трофейные — варварские луки, — оказались запасливыми гномы.

И то хорошо — сгодятся. Если не нам, бродягам, то морфам при нас.

— Сосчитать и также описать! Будем брать! А всё заворачивать, что сгодиться в бою! Стрелы к ним имеются?

— Угу.

— А эти луки далеко бьют?

— У варваров стрелы летели на лигу.

— А если перевести на иной язык мер? Сколько будет от версты?

— Вдвое меньше, Чудак!

Хм, восемьсот метров — не хухры-мухры! Выходит, что эти луки будут пострашней огнестрелов, а куда действеннее на дальней дистанции. Да и морфа легче из него научить пулять — тянуть за тетиву, чем заряжать огнестрелы шариками, на которые они смотрели в растерянности, поскольку не разгрызались и были несъедобны на вкус.

Нашлись и арбалеты.

— Берём! Лишним ничего не будет!

Атаманы всё учитывают, а их люди всё заворачивают следом. Сами мы столько добра, конечно же, не унесём, да горбули нам на что — также имеются в наличии. За гужевой "транспорт" нынче и сойдут нам. Как и кони всадников послужат им же в дополнение.

Крат сражён богатством оружейной гномов. Арсенал впечатлил его.

— Да тут можно армию снарядить! Легион — несомненно!

— Вооружим, — заверил я, вот только не уточнил: чей, и какой, а также то, на чьей стороне выступит наша сила.

И пословица здесь: мы хорошие ребята, жаль, патронов маловата — не про нас. У нас тут этого добра навалом, а вот вояк как раз наоборот — недобор. Но это, насколько я понял, проблема решаемая.

Продолжаю бегать, а мои спутники орать вслух то, что я про себя: неужели это всё моё, то есть, наше, общее?!

Кукумэ отстала, и мне понятно причина её отлучки. Ну, сучка! А и Желанна вместе с ней! Наверное, подалась следить за ней! Ох, и не завидую я шпионке Кесаря — достанется ей от моей донны! — предвкушаю я предстоящее событие. И понимаю: как бы их очередная стыка не закончилась кровопролитием. И потерю амазонки уж как-нибудь переживу, а вот Желанну — не собираюсь.

— Хватит, и того, что уже забрали! Всё одно до последнего огнестрела и лука с арбалетами не унесём. А имеется всё — и гномье — боевые топоры, двусторонние секиры, щиты, доспехи, и прочее, прочее, прочее. Как знали недомерки, запасая веками всё это на чёрный день. Вот и наступил он с моим приходом сюда, сэра Чудака и вожака.

Это я понял со спутниками, когда мы вновь оказались на поверхности. Огненная стихия приближалась — вдали текли огненные реки, впадая в ущелья и пропасти, а в небо струились тёмными клубами столбы дыма.

М-да, тут работы с хабаром гномов непочатый край — придётся всё перетаскивать и прятать выше. А лучше заставы на плато — места не найти. Но надо поискать чего-то ближе.

Мы действуем по принципу: найти и перепрятать, чтобы никто не мог найти — даже сами. Сомневаться не приходится: Кукумэ уже отправила донесение о гномьем арсенале палачу.

Я сам не прочь её отправить, и много дальше, чем она своё послание, шпионка!

А где Желанна?

Ору вне себя от дурного предчувствия, вспомнив про шакалов. Морфы из горных джигитов ни в счёт, после того, что мы устроили им тут с их равнинными сородичами — не беру в расчёт.

Появляется моя ненаглядная и желанная особа.

— Ты где была, а? — злюсь я на неё, и одновременно на себя. — Куда пропала?

— По надобности отошла, — смутилась она.

— И что это за надобность такая?

— Нужда!..

Заставила.

— А... ну тогда понятно. Однако не — ладно! Чтоб одна больше по нужде не ходила, а брала с собой... — Гляжу на Кукумэ, и кумекаю: с ней, Желанне, лучше не оставаться тет-а-тет из-за "шерше ля фам", и останавливаю свой выбор на жане Яр-Гонна. — Вот её!

— Хорошо, Чудак. И чего ты разорался так... как вожак?

Ну не дура ли, а? — вопрошаю я сам у себя.

"Тогда кто ты, мой милый чудик?"

И что ты будешь делать с этой непоседой? А ведь понимаю её: просидеть столько времени взаперти на заставе — сам себе кажусь уже её дядькой — этим вздорным стариком. А ревную — и к кому? А к чему? Сам к себе! Ну, точно Чудак, а тот ещё... м-м-м...

Пора брать себя в руки, но один поцелуй от Желанны — и в щёку — заставляет меня потерять самообладание.

Нет, я не бабник и не подкаблучник! И так считаю я, а как моя желанная и ненаглядная?

— Вожак, — отвлекает Яр-Гонн.

— И? — отвлекаюсь я на него, поскольку дело превыше всего. — Есть тут у меня одна пещерка на примете, но...

— Там обитает дракон?

Я почти угадал. Ну, надо же! Что неудивительно для меня. Однако гном всё же постарался удивить меня.

Тамошним чудищем оказались логры, а пещеркой — их логово.

— Здорово! Посадим их на цепь, как эти горные йети, они и перетащат весь наш арсенал туда сами! — даю я понять: гном не на того напал.

Чего выпучил свои зенки на меня? Удивил я тебя, Чудак? Ага...

Со мной соглашаются вожаки. И мы идём к лограм в гости. Те рады видеть нас — ещё бы — "еда", в нашем лице, сама идёт к ним в пасть. Да получили у нас по клыкам, а бить в глаз этих "циклопов" мы не стали — я запретил. Просто поговорили с ними с глазу на глаз, объяснив: кто в горах хозяин, и они согласились со мной, Чудаком, и моим не менее чудаковатым воинством. Потом ещё благодарны будут нам за то, что мы воспользовались их услугами. После нас к ним двинет столько желающих за нашим арсеналом, что только успевай открывать шире пасть, да знай себе, набивай брюхо. И тут этих логров не парочка, как тогда, что повстречалась нам с гидом в лице Ёр-Унна. Яр-Гонн оказался проворнее него. Логров здесь, как морфов в берлоге. Так что милости просим не проходить мимо нашего арсенала всех, кому так же интересен, как и нам.

А нам пора туда, где давно заждались любой помощи извне.

— К заставе! — радостно возвестил я.

Соратники по оружию, поди, заждались нас там, а если и нет — всё одно сюрприз будет — вот-вот вновь встретимся. Тут уже рукой до них подать, ну и горным йети, как водится, наподдать.

А уже появились, и никак с хабаром — пленных ведут!!!

Глава 18

Восточная Диктатория. Дикий лес.

Беглянка устала, да и делянка ягод, найденная ей, пришлась по душе. Здесь уже не пришлось наклоняться столь низко за ними и собирать в траве, ими были усыпаны кусты. Но подобраться к ним легко не получилось — имелись шипы.

Обколовшись по неосмотрительности, беглянка всё равно по достоинству оценила вкус прекрасных, не только на вид, ягод. Удовлетворительно затянула:

— У-у-у... какая вкуснотища, Фыр! Ты себе даже не представляешь! Настоящая вкуснятинка! Ням-ням...

Барсаг отвлёкся, прислушиваясь к посторонним шумам, о которых самка человека не имела понятия, продолжая беззаботно чувствовать себя в смертельно-опасном лесу. У них появился достойный противник, и также явился сюда полакомиться плодовитой растительностью густого кустарника на опушке леса. И вдруг столь неожиданная и малоприятная встреча.

Беглянка и ухом не повела на то, что барсаг встал в боевую стойку, оскалился, вздыбив холку на загривке, и затаился, подпуская поближе противника на расстояние прыжка.

Когда непрошеный зверь взревел при виде самки человека, барсаг раскрылся, совершив стремительный прыжок на гиганта лесных трущоб, впился в шею сверху, но даже с его клыками попортить шкуру дикого турага было проблематично, не то что загрызть — вонзил когти. Сам получил увесистый удар лапой, полетел наземь.

— Мама... — обернулась девица и рухнула в колючий кустарник — ноги подкосились сами собой. Такого страшилища она ещё не видела — слышать, слышала, но видела впервые столь огромное и массивное тело, покрытое шершавыми наростами, из которых торчали короткие и толстые шипы-закорючки, зато у морды настоящие бивни. — Тураг!

Дикий мастодонт отвлёкся от барсага на неё, что позволило хищному спутнику самки человека совершить новую атаку. Однако барсагу и на этот раз не удалось застать турага врасплох. Зато вновь отвлечь на себя, а затем, имитируя подранка, Фыр увлёк дикого турага за собой, спасая беглянку от неминуемой смерти.

При преследовании барсага, тураг зацепил несколько древ, даже не заметил их на своём пути, вывернув одно с корнем, а иное просто повалил, переломив у земли.

Очнулась беглянка от чувства жгучей боли в теле — саднила кожа на оголённых участках лица и рук.

— Хм, поела ягодок, дурёха! — приподнялась она, выдёрнув несколько шипов из рук — один нашла на щеке. — Вот ты и стала настоящей уродин-Ой! И кому теперь будешь нужна такая, кроме лесного зверья? Да и то в качестве добычи!

Беглянке хотелось выть от обиды, но близость дикого турага, и возможность нового столкновения с ним, не позволяло ей расслабиться — ноги сами несли её прочь с той треклятой делянки. Да, ягоды были очень вкусными, но не стоили той цены, которую она заплатила, заработав шрамы на лице и руках. И потом телесные раны в сравнении с душевными — ничто, ведь она распрощалась с барсагом. Фыра ей было жалко даже больше чем саму себя. И деваться некуда — вряд ли она сумеет найти его логово на дереве в дупле — удивилась сама себе, когда встала напротив него и без каких-либо усилий предпринятых ей прежде перед покорением данной высоты, заработав тогда кровавые мозоли, сейчас попросту взлетела наверх и рухнула без сил на сбитый настил.

По лицу беглянки покатилась слеза, угодив на открытую рану, защипала. Но она не обратила на это никакого внимания, все её мысли занимал Фыр.

Как она могла бросить его там одного? Или он — её? Лучше бы умерла вместе с ним в схватке с лесным монстром!

Ведь у неё имелся клинок стража! Почему она не воспользовалась им? Почему?!

Тоже мне, называется, отплатила добром за добро Фыру...

У-у-у... — затянула беглянка.

Ответ пришёл незамедлительно. Она признала иной, такой же точно, заунывный голос, принадлежащий барсагу.

— Фыр! — выглянула беглянка на радостях из дупла. — Ты вернулся, мой хороший!

Барсаг больше не скрывал истинного внешнего облика, еле переставлял лапами, хромая на одну, был в крови.

Ничуть не задумываясь об опасности встречи с его преследователем, беглянка спрыгнула вниз, оторвала от одежды кусок ткани, и молниеносно замотала барсагу перебитую лапу.

— Ложись, мой хороший. Не бойся, Фыр, я не дам нас в обиду!

Она хлопотала подле барсага, причиняя ему не меньше боли, чем дикий тураг, но зверь понимал: самка человека старается ради него — пытается залечить раны, как умеет. Другое дело, что получается плохо, и делает всё неприемлемо — ему требовалось пожевать определённой травки — учуял её по запаху подле себя, стал рвать языком.

— Я поняла! Я сей же час, Фыр, — заметалась беглянка по соседству с барсагом, нарвав охапкой всяко-разной травы. — Вот, держи! Кушай, мой хороший! Лечись, Фыр! — осознала беглянка: только он сам сможет помочь себе.

Выбирая среди растительности нужную траву, барсаг затаскивал её языком в пасть и жевал однородной массы — зализывал ей раны — те, что доставал языком, а где не мог, мазала своей рукой самка человека, соскребая без боязни с клыков раскрытой пасти лекарственный состав.

— Ничего, ничего, Фыр, скоро ты поправишься, и мы снова заживём с тобой прежней жизнью. А с турагом, мы ещё разберёмся — в другой раз! — знала кое-что об охотничьем искусстве беглянка; сама видела раз, как её родня, взяв с собой на охоту, поймала в яму с кольями похожего гиганта.

Вот в будущем и надеялась вырыть нечто подобное в своём роде на ловушку, да сама угодила в неё, когда отправилась на поиски источника влаги, провалилась под землю, не дойдя до водопоя всего ничего — каких-нибудь пару шагов.

Как же ей было обидно, что она такая неумека и к тому же ещё калека — снова перепачкалась в грязи и расцарапала о колья на дне руки и даже ногу.

Один острый кол прорвал поножи.

— Халдеи-и-и... — захныкала беглянка.

Силы в который раз покинули её, и она окончательно смирилась со своей незавидной участью, понимая: если охотничью яму установили халдеи — те самые два, коих погрыз барсаг — умрёт голодной смертью, а если иные — из поселенцев — сдадут Ордену, как нечего делать, или хуже того, сами попользуют. Тогда она уже точно никому не будет нужна такая, и ей останется лишь наложить на себя руки.

Сколько времени она так просидела в яме, изводя себя мысленно, ей было всё равно, и, заслышав людскую речь, ничуть не обрадовалась.

— Посмотрим-посмотрим, что за зверь очутился у нас в закутке, — раздался голос одного из охотников.

Охотничья яма, прежде искусно замаскированная сверху травой на тонких и хрупких жердях, была вскрыта, что означало: туда угодил некто. И попадись туда человек вместо зверя, всё одно не выберется, даже имей он при себе холодное оружие. Стены ловушки были обустроены хитро — нависали, сужаясь кверху — поэтому попытка жертвы выбраться наружу, лишь усугубит и без того её незавидное положение — завалит себя толщами земли.

— Ух ты... — выдал второй охотник.

А среди них был и третий. Но по именам называть друг друга они не спешили. Будь там, в яме, зверь, возможно бы открылись, а раз при виде человека, не стали, то ничего хорошего ожидать беглянке от них не приходилось.

— Да на нём одёжа служки Ордена! — плюнул презрительно третий из охотников вниз.

— Добить бы яво, а? — присоветовал второй.

— Погодь, енто завсегда успеется, — выдал первый. — Надо поглазеть, шо за птах!

Беглянка потянулась к клинку.

— Даже не вздумай, — натянул тетиву от лука охотник, грозя повредить руку беглянке.

— Хватайся,— прикрикнул второй охотник на неё, скинув верёвку. — Ну...

И на пару с третьим, вытащили добычу наружу.

— Как расплачиваться думаешь, а? — требовали они награды у беглянки, не признав в ней девицу. — Ходють слухи: Орден содержит своих служек в достатке!

Разговаривать с ними, беглянка не торопилась, понимая: выдаст себя девичьим голосом; сорвала мошну и бросила одному из охотников прямо в лицо.

Малый и коренастый мужичок оказался прытким — поймал добычу налету и заглянул, что за металл позвякивал внутри.

— То гроши!

Оплата охотникам показалось недостаточной.

— А ну сымай портки, служка! И прочую одёжу! — затеяли охотники забрать у беглянки всё, что было можно, и раздеть догола.

Она снова выхвалила клинок, но лапотники отняли и его у неё, ударив сзади по голове колотушкой — оглушили.

Придя в себя, беглянка поняла: её участь и впрямь незавидна — охотники скрутили её, связав по рукам и ногам. Даже кляп в рот вставили.

Пропала ты, девка, а пропала — ни за грош...

* * *

Окраина. Таверна Ордена.

— Куда запропастился Олаф? — ворчал "барыга". — Где его носят хирды? Никак опять решил спытать удачу в Диком лесу?

— И не один, — родсказал "вышибала". — Взял с собой подручными двоих завсегдатаев, прощелыга!

— Совсем от рук отбился! Ну, я ему, разбойнику! Доиграется у меня сей халдей! Ей-ей! С самого шкуру с живого спущу, как он со своих охотничьих трофеев! — ворчал "барыга" больше для приличия, ведь Олаф частенько поставлял необходимую Ордену живность, которую в свою очередь диктатор доставлял в зверинец Тирану, радуя "младшенького", теша себя тем, что какая-нибудь из зверюг, вырвавшись на свободу из заточения, порвёт престолонаследника, ну или отца, и тогда он сможет открыто заявить свои права на престол — Корону и Трон. Впрочем, и триумфат Гвардии! Но Кесарь на Окраине, и его гвардейцы, тогда как у Иерарха Ордена в центральной диктатории имелись жнецы. Пары когорт вполне достаточно, чтобы захватить Тираноград с дворцом и взойти на престол. Конечно, междоусобицы вряд ли удастся избежать, зато внешние враги Империи не позволят Ил-ла-Риху всерьёз рассчитывать на победоносную компанию против Ордена.

Так что заговор зрел, как тлеющая искорка, ожидая момента, когда, наконец, угодит на сухие дрова и превратиться во всепожирающее пламя, сжигающее дотла всё, до чего дотянуться огненные языки.

Пошумев немного, "барыга" зашёл к трибунам, задвинув за собой плотную ткань, заглянул в списки и недовольно поморщился.

— Сплошные убытки! Ни от кого нет ни малейшей пользы!

Снова приврал, поскольку пока ещё ни один грош или деньга не ушли из таверны "Развесёлого дядюшки Фарба", как именовался постоялый двор, являющийся прикрытием для цензора, где проворачивались грязные делишки Ордена.

Трибуны потребовали накормить их.

— Трапезничать изволите, господа? Ну-ну! Вот я вас ща и попотчую!

— То что? И такое?! — проступило удивление с недоумением у трибун на лицах при виде того, чего им подали к столу.

— Требуха! Ха-ха...

— Да как ты смеешь, Фарб!?

— Смею, — цензор сверкнул бляхой Ордена. — И ещё не то, а такое с вами сотворю... Жрите, что дают! Выготавливать вам здесь никто ничего не станет! Не заработали ещё себе на сносную жратву!

Про пристойную, и вовсе речи не вёл. Да и пойло подали не только отвратительное, но ещё забродившее и скисшее.

Всё это "барыга" списал на не добропорядочность поставщиков из числа поселенцев, у коих производит закупки — попросту наживался за чужой счёт, уводя часть заработанной суммы у Ордена, откладывая себе на чёрный день. А то, что он рано или поздно наступит — смута — знал не понаслышке, подготавливая её нынче лично.

Отсюда и пополнение в Ордене в виде сброда завсегдатаев его таверны.

* * *

Тундра. Земли морфов. Кордон.

Рати герцога Ромуальда потребовалась очередная остановка. Ополченцы устроили себе привал. Детрий рвал и метал, негодуя, но ничего поделать не мог, сборное войско, являющееся временным боевым соединением не имело профессионального статуса и такой же точно выучки, как у гвардейцев корпуса. Ополченцев нельзя было сравнить даже с легионерами Гвардии. Да что там, когда и с рекрутами — они вообще ничего не умели и не знали, а и знать, или слышать, не хотели — собрались не столько воевать, сколько собирать хабар, который сам шёл к ним в руки — морфы нашествием, наводнив земли северных Окраин.

Ничего, когда столкнуться с ними, сразу же изменят своё отношение к ним, вот только эти йети в свою очередь — вряд ли. Тогда им будет поздно слушать то, что нынче пытался не столько втолковать, сколько вбить командир когорты легендарного корпуса.

— У себя в Гвардии будешь командовать, — огрызнулся герцог.

Ромуальд опасался исключительно Атрия и валькирий, а вот гвардейцев, при наличии в рати пяти тысяч ополченцев — не особенно. К тому же прибыл его верный слуга, точнее сына — графа Роланда. С ним он и пожелал переговорить, а не с тем, кто постоянно донимал его в походе к предгорьям в земли морфов.

— Логриф, сэр, — припал на колено, покачнувшийся наёмник в доспехах лорда, о чём красноречиво свидетельствовал родовой герб, изображённый на панцире, и заляпанный грязью, как и его обладатель.

— Короче, — вмешался Роланд. — Ты сделал, о чём тебя просили?

— Пока нет, сир и дорн, милорды... — воздал Логриф дань уважения всем собравшимся в шатре герцога — графам и лордам. Бароны отсутствовали, и не входили в узкий круг заговорщиков Ордена.

Им также требовалось оружие гномов, о коем они были наслышаны не меньше диктатора, а в свою очередь Ромуальд от него самого. Да и отомстить лишний раз Кесарю и его гвардейцам благодаря шпионке, было за что.

— Ей не сносить головы, сэр! — клятвенно заверил Логриф.

— Слова! Пустой звук, как из утробы! Не более! — посрамил герцог лорда. — Ты более не один из нас — наёмник! Пошёл вон, раб!

— Уходите, сэр, и уводите рать в Северин! — остался невозмутим Логриф. — Вам не выстоять в предстоящем побоище с морфами! То будет бойня, которую йети устроят здесь нам, людям!

— Я был прав в отношении тебя, обозвав рабом! Ты не слуга, ты — жалкое отродье! Убрать его с глаз моих долой!

Логрифа вытолкали из шатра как безродного и бездомного бродягу. Чудак бы с ним так не поступил, хотя и знал: кто он, и кем является на самом деле. А этот зазнайка-герцог ещё поплатится головой за свою высокомерность. Морфам всё едино кого убивать и пожирать, лишь бы в жестяной ёмкости — доспехах — было побольше мяса и поменьше костей.

— Эй, наёмник! — окликнул его ещё некто. — Подь сюда!

Логриф вытащил наполовину клинок из ножен, когда заприметил воина побеспокоившего его. Им оказался гвардеец, да не простой ветеран, а командир когорты.

— Ваша честь, — убрал он руку с рукояти клинка, заставляя звучно вернуться в ножны.

— Ты, по дороге сюда, часом не встречал корпус с гвардейцами?

— Обоз был, ваша честь, и вдвое больше вашего.

— Далеко?

— В одном переходе — вашем, но не рати ополчения, — говорил уверенно наёмник.

— Из благородных?

— Уже неважно, а то, что я раб — наёмник, — продемонстрировал Логриф средний палец с кольцом.

Жест можно было расценить и за наглую насмешку с вызовом на поединок, но Детрия данным зрелищем не смутить, он и вовсе одарил бродягу деньгой.

— Лови...

Логриф не пошевелился, позволив серебряному кругляшу угодить под ноги в грязь. Надменно втоптал.

— Хм, чудак ты, бродяга, — пожал плечами командир-гвардеец.

— Нет, но ратился бок о бок с одним таким чудаком, — решил Логриф вернуться к нему. — Вам, часом, проводник не нужен?

— Уж точно бы не помешал. А та деньга — считай: моя предоплата тебе за услуги проводника!

— Другое дело, — поддел Логриф заляпанную деньгу носком сапога, и ловко поймал в перчатку. — Тогда поспешай, братцы!

Детрий приказал трубить общий сбор, а Логриф тем временем влился в ряды наёмников, пожелавших узнать от него побольше про сэра Чудака, о котором ходили слухи по северным Окраинам Пограничья, обрастая уже легендами; затерялся среди них.

Они и выступили вперёд рати, которую вновь пришлось гнать впереди себя колонне Детрия силой — гвардейцы тратили столь драгоценное время на ополченцев вместо того, чтобы уже давным-давно воссоединиться с передовыми частями корпуса и дать бой морфам. Однако приказ командора превыше всего. Они неукоснительно следовали ему, сжав зубы до треска эмали едва ли не каждый.

* * *

Великая Империя. Северная Армия.

— Привал! При-и-ива-а-ал... — стенал "младшенький" с трудом перенося тяготы походной жизни даже лёжа на животе в паланкине на тюфяке набитом сухой травой и сбившейся под ним, из-за чего ему казалось: он подпрыгивает на камнях. Стёр себе все бока.

Привал Лапий объявил не раньше, чем четыре легиона под его непосредственным командованием отмахали ровно два десятка лиг.

— Тараний... — не переставал стенать Иб-ба-Рих.

— Да, сир! — вырос тот перед ним, едва паланкин "младшенького" коснулся земли — носильщики опустили его, выбившись из сил сами.

— Готовь плаху-у-у...

— Угу, сир! Как прикажете! Кого будем казнить?

— Тебя-А-А...

— Меня, сир? За что?!

— Было бы за что — сразу убил! А так выпорю, чтоб почувствовал, каково мне теперь из-за тебя-А-А...

Тараний хлопнул себя полбу.

— Вот я дурак! Забыл вам сменить в дороге тюфяк, сир! Сей же час взобью и...

— Я сам тебя побью, декан!

— Вы же сами повысили меня до декуриона, сир? Али запамятовали?

— А теперь понизил — до легионера! Встать в строй, солдат!

— Есть, сир!

— Титаний! Ти-и-ита-а-аний...

Тот не сразу отозвался.

— Я здесь, сир.

— Почему я должен звать тебя два раза? Когда ты обязан сразу откликаться на мой призыв!

— На будущее учту, сир.

— Смотри, а то у тебя, может и не быть его, как у Тарания!

— То-то я смотрю: он встал в строй аки заправский легионер.

— Ах, тебе смешно, центурион!

— Понял, сир. Разрешите также встать в строй?

— Нет, постой, декурион!

— Как прикажете, сир.

— Ну, хорошо, легат, — остаёшься им!

— А как же Тараний?

— Дался тебе этот декан?

— Декурион, сир! В Армии так просто не наказывают!

— А я не просто, а за то, что он не тянет на декуриона при мне! Я лежать не могу из-за его глупой выходки с тюфяком!

— Не извольте беспокоиться, сир, я мигом поставлю вас на ноги и...

— Хочешь, чтобы я стоптал их себе ещё сего дня по самые уши, как мои легионеры — сандалии?

— Надо привыкать, сир, ежели хотите сами управлять Армией, чтобы она была послушна вам, как ручной зверь!

— Не учи меня, центурион, как приручать скотину! Я пробовал раз задабривать пряником и — вот! — продемонстрировал Иб-ба-Рих шрам на руке, закатав рукав. — А когда отходил кнутом, сразу стала ручной!

— С легионерами у вас показательная экзекуция не пройдёт. У нас, то есть, у вас, сир, в Северной Армии исключительно ветераны! Они к наградам привыкли за боевые заслуги, и не подведут, даже если что-то пойдёт не так, нам судьба уготовала проиграть битву!

— Я никогда не проигрываю! Слышишь меня, центурион!

— Так точно, сир! Разрешите приступить к своим непосредственным обязанностям?

— Мерзавцы! Вы все — мерзавцы! Я уничтожу вас! — разошёлся Иб-ба-Рих.

— И останетесь без Армии, сир, — вмешался Лапий.

— Молчи, лапоть! Иначе я и тебя превращу в декуриона!

— Не извольте беспокоиться на мой счёт, сир, то вам будет сделать не под силу, ибо я подчиняюсь Тирану!

— Но Он передал мне все права на свои четыре легиона! Или я не прав?

— На легионы — да, но не на меня, как полководца! И полководец здесь я, а вы, сир, балласт!

— Ах, так! Ах, вот ты, значит, как! Да я... тебя...

— Извольте следовать с Армией, сир! Мы выступаем! Привал окончен для всех без исключения особ!

Лапий наказал трубить общее построение с походным маршем, дабы не слышать больше надрывный голос капризного престолонаследника, потонувшего тотчас в грохоте сорока тысяч сандалий и лязга оружия о доспехи и щиты.

Северная Армия двигалась ускоренным маршем к внутренним рубежам Великой Империи, не покрыв и половины намеченного пути — до Северина оставалось три дня пути, а до башен смерти на один меньше. Там и намеревался сделать основательный привал перед вступлением в земли Окраин Пограничья Лапий, а до тех пор неукоснительно следовать согласно походному уставу легионов Армады.

* * *

Горы. Ущелье смерти.

Я не мог ошибиться насчёт пленников у горных йети, положившись не только на собственные глаза, но и на подзорную трубу с огнестрела в качестве оптического прицела — лишний раз убедился: моя догадка верна. Одновременно злился и радовался на себя, понимая: мы спасём бродяг, чего бы это нам не стоило.

Горные морфы не заметили нас, наёмников, и равнинных сородичей при нас. Я заставляю притаиться их, возле натоптанной тропы в ущелье, которое прежде сам завалил лавинами, погребя орду заклятого врага. А сейчас добавлю туда ещё кодлу — и не одну. На ораву эти йети, там внизу, не тянут, но их примерно столько же, сколько нас тут наверху.

— Устроим засаду, Чудак? — ворчит Яр-Гонн.

— И как ты догадался, брат?

— Без бомбард?

— Даже без применения огнестрелов! Шумиха нам ни к чему — застава под боком — обойдёмся арбалетами с луками. Ну и камнями при случае! А без завала нам никуда, — дал я понять: придётся им перекрыть доступ в горы этим йети внизу.

Сам по-прежнему лежу и не отсвечиваю, наблюдая сверху в подзорную трубу с огнестрела за тем, как идут "джигиты" и кого ведут.

— Наших, — признал я наёмников с воинами гарнизона вздорного старика.

Ни меня одного одолевают нехорошие предчувствия — и все относительно заставы. Неужто пала, а её защитники не все смертью храбрых? Вон, некоторых же повязали эти звери там при них, и гонят к шапке мира — не иначе, иначе и быть не может. Сам побывал там, и всё воочию видел.

Но это нам даже на руку — тремя кодлами у "джигитов" сейчас станет меньше, и тех, кто уже не надеялся на удачу, ещё заполучат хабар "пятаками" своих же надзирателей.

Подпускаем "джигитов" ближе, и я даю отмашку атаманам с вожаками. Одни держат наготове арбалеты, другие пока толком и не брались за луки — сталкивают камни вниз.

Обвал у нас получился на загляденье, и не скажешь, что кто-то сотворил его помимо природы. Десятка два "джигитов" на переднем крае оказались погребены под камнями, а там, насколько я понял, шествовали вожаки. Нам же лучше, а этим йети там, внизу под нами, только хуже. Столпились и не знают что делать. А мы тем временем устраиваем им очередной завал, отрезая путь к бегству в направлении заставы. Кто знает, на что хватит ума у этих йети. Нам лишние проблемы ни к чему.

Мы обнаруживаем себя для врага, и продолжаем вести обстрел с применением арбалетов и камней. До стрел со стороны наших морфов ещё не дошло — они не дошли своим умом, как стрелять из них.

Та ещё проблемка — придётся их учить уму-разуму — и показывать, как тянуть лук за тетиву, а не за палку, треская себя по носу.

Командую обрушиться на головы врагу врукопашную, пока "джигиты" от безысходности не побили пленников. Но они тоже не стоят и не ждут, когда мы освободим их — уже дерутся с ними.

Мы подоспели вовремя, валя "джигитов" налево и направо — побили их изрядно, ну и они кое-кого зацепили из нас. Да мне к потерям уже давно не привыкать. Воевать, так воевать, а бояться этих йети — в горы не ходить.

Теперь у нас оказались пленные. О чём мне радостно возвещает Удур-Аг.

Ну не дурак ли, а? А ещё принято считать им меня, Чудака.

— И на кой ляд они сдались нам? Что нам делать с ними? Куда денем этот балласт?

Вроде бы с ними надо также кончать, как и с теми, кого уже оприходовали оным образом при сшибке, но мы ж, наёмники, не звери, скорее полулюди, поскольку среди нас всё больше этих самых йети. А в конец озверели от крови и трупов.

— Да и пёс с ними... — решаю я кинуть их здесь без оружия.

Если выживут, и не из ума, возвращаться назад к нам на заставу не заходят, в курсе, что их ждёт тогда — я и моя ватага. Стреляю из огнестрела, пугая безоружных "джигитов", они разбегаются, куда глаза глядят на свою погибель. Не я им судья, а тот, кто постоянно следит не только за мной, а всеми в этом мире.

— Чудак... — сделал мне очередное замечание Яр-Гонн.

А что ещё он мог сказать мне? Ведь я прав! На то и вожак-главарь — у меня здесь больше, чем у кого-либо прав!

Тех, кого я узнал, сразу же признали меня, а вот тех, кого не очень — из гарнизона заставы — отреагировали на меня при озвучении моего имени гномом-гидом.

Новость для всех них, пленников, неожиданная.

— Ёр-Унн! Эй'Грр! Братья! — приметил я их. — Ха-ха...

Мы обнимаемся — братаемся. Недолго — долго нам некогда. Новость, удручающая для нас, как бы нам весело не было при новой встрече — застава не устояла. Нет, там держалась часть гарнизона с трибунами, но они предали вздорного старика.

Я отвлекаюсь на Клавия.

— Что ты сказал?

Его уже допрашивает, а не опрашивает Желанна. Ещё бы — всё-таки дядька родной.

— Бал-да-Рас, больше не с нами, — заключает Клав.

— Кто-кто? Какой ещё Бал-да-Рас?! — изумляет меня его верный слуга.

Как тут же выясняется во всех подробностях: дорн Балдрик нарочно взял себе имя и звание графа, тогда как приходился кровным братом Тирану Империи и даже Деспоту. У них, у всех, оказывается, отец был прежним императором-узурпатором, а вот матери разные. У того, что нынче тиранил — Рих-да-Рас — мать Тиранэ, законная жена, а вот у Хир-да-Раса — наложница, тогда как родила двойню — деспота и командора с заставы.

Вот так новости — и поразили меня до глубины души. Выходит, я породнился с роднёй здешних властителей благодаря Желанне? Если вдруг донна забеременеет, то у нас с ней родится едва ли не престолонаследник?

М-да, Чудак! Начудил ты так, что и сам не ведал до сих пор, как именно! И эта новость будет покруче той, которая имелась у нас относительно известия о разгроме шапки мира — столицы горных "джигитов".

Меня еле вернули в этот грешный мир чудовищных реалий.

— Эй, вожак! Главарь! Чудак! — понеслось с разных сторон.

Спасённые моей чудаковатой дружиной, желали вновь стать под моё знамя, как и Клав, заявив: является гранд-ветераном, и к тому же гвардейцем!

Ну вот, ещё одной проблемой в его лице у меня стало больше. А оно мне надо всё?

Хочется застрелиться — всё больше, и эта мысль становиться настойчивее, но пока не является назойливой или навящевой до неприличия. Как и иная такая: сдался тебе этот мир? Что мне делать с ним? Зачем менять то, что не изменить, не уничтожив! А новое ещё попробуй создать! И вряд ли получиться! Нет, я не Создатель! И эта роль не для меня, Чудака! М-да, история! А начинает обретать реальные очертания. Если так дальше дело пойдёт, то я и впрямь стану сэром и не надуманным, а самым что ни на есть взаправдашним здесь!

Лады, уговорили, бродяги! Куда я без вас, а вы без меня! Будем дальше разбираться с теми, кто пожелал с аналогичным успехом с нами!

— К заставе! — изрёк я избитый уже клич.

Долго бродить нам туда окольными путями не пришлось. Застава предстала перед нами, как на ладони. Плато насколько хорошо просматривалось в подзорную трубу огнестрела, настолько же прекрасно простреливалось. Из луков уж наверняка.

— Значит так, — командую я. — Всем слушать меня!

Четыре сотни вояк — это уже не хухры-мухры, а сила при наличии тех, кто способен держать в руках огнестрелы и громобои. Бомбардиры у нас владеют исключительно гномы. Наёмники же из числа людей — стрелки, а вот нелюдь или морфы — лучники. Мы все вооружены тем или иным стрелковым оружием. Его остаётся применить, а тактику боя я давным-давно выработал. И в горах она куда более действенна, чем на открытой местности. Хотя маневренность будет похуже, но если правильно расположить отряды стрелков, никто и близко к нам не подойдёт, а мы можем спокойно вести перекрестный огонь, прикрывая друг друга, и валить этих самых "джигитов" если не ордами, то уж кодлами и оравами без проблем.

Ох, и попрыгают же они у нас!

Пока я раздавал указания бродягам при мне, и они проходили короткий инструктаж у Ёр-Унна в овладении огнестрелами — как их правильно заряжать, стрелять из них и чистить их, а затем снова заряжать и стрелять — несколько гномов Яр-Гонна отправились в разведку с целью приблизительно подсчёта "джигитов" у заставы.

Там осталось где-то две или три орды. Не две или три сотни орд, как прежде, но тоже что-то порядка двадцати и более тысяч рыл.

— Сдюжим, — уверил я.

Ещё бы — у нас две сотни стрелков с огнестрелами и столько же морфов Удур-Ага с луками. Да гномы с бомбардами — дюжина и пушка. Так чем не батарея? Этим йети у заставы нас хватит за глаза, а близко не подпустим.

Время уходит, и на подготовку стрелковых позиций. Устраиваем там завалы, если что, а также учитываем пути отхода, и новый, уже всеобщий, сборный пункт.

— Пора, — замечаю я на сходке вожаков и атаманов.

Деваться нам некуда — позади бушует огненная стихия, вырвавшаяся наружу из недр земли, а впереди ещё один чудовищный океан, состоящий из злобных йети. Но и мои при мне не пальцем деланы и не лыком шиты, а тоже кое-чем подпоясаны.

У нас, бродяг, вышло четыре застрельно-расстрельных отряда в сотню каждый, и обозвали с подачи ветерана — колоннами. Пусть так, по-военному, я не против, напротив "за". В каждой такой колонне полсотни стрелков из числа людей, и столько же морфов лучниками, что всё меньше мне кажутся нелюдями. Стрелять из луков научились — поняли, с какой стороны надо тянуть, и что именно тетиву, а не древко на себя.

Беру общее командование на себя, забравшись на самый высокий шпиль близ заставы. Подле меня Желанна, да заморыш по имени Вжих. Будет при мне посыльным, типа Вжика — одна пара лап тут подле меня, Чудака, а иная там, где будет нужнее всего.

Первый выстрел за мной. Выискиваю цель в "оптический" прицел, припав к подзорной трубе на огнестреле. Разукрашенных морд у заставы, навалом, но они все ко мне спиной. По затылкам не разглядишь: вожаки они или просто нелюдь. А по иным признакам — ниже — понятия не имею. Они все тем местом как на одно "оно".

— Дерьмо, — ругаюсь я про себя.

Пора стрелять. Промазать не боюсь, как и попасть, поскольку я этих злобный йети сюда не звал, сами явились нашествием к заставе. Вот и получите!

Я наконец-то произвёл долгожданный выстрел, и перезаряжать огнестрел не тороплюсь, взирая сквозь призму подзорной трубы, как йети подле заставы начали падать, точно подкошенные — десятками.

С тыла на них обрушился свинцовый град, а сверху дождём пролились стрелы.

Врагов полегла кодла, а пока до этих там йети дошло, что к чему, и они попытались перестроиться в задних рядах для отражения атаки с тыла, мои бродяги положили ещё почти столько же их.

Итого уже две сотни. А их там тысячи — десятки тысяч — и начинают поворачивать оравами вспять.

Гномы ждут. Бомбарды применять слишком рано. Вот когда эти йети попрут на нас оравами, тогда и пошумим из них.

К нам двинуло около тысячи тамошних морд или рыл, но мы быстро охладили их воинствующий пыл. Десяток взрывов, прокатившихся по нестройным рядам "джигитов", рассеял их вместе с дымом.

Мы положили ещё что-то около полторы кодлы. И новый дождь из стрел с градом пуль, завернул остатки оравы к заставе.

Горные "джигиты" только теперь осознали: с наскока нас не выбить в горах; принялись искать обходные пути, выставив заградительный щит в лице очередной оравы, которую мои бродяг не переставали истреблять кодла за кодлой.

— Не дело, — заметил я обходной манёвр "джигитов", стремившихся зайти к нам с флангов.

Вжих легко справился с ролью посыльного, да и мне было проще посылать заморыша равнинного морфа, чем мою ненаглядную и желанную донну, она всё-таки телохранитель при мне, ну и, конечно же, наложница. Я не неволил её, сама пошла за мной по доброй воле и выбрала себе обе должности при мне, выбив ещё у Кукумэ.

То-то будет дальше, — замер я в предвкушении кровавой бойни, устроенной нами, бродягами, этим злобным йети, что прежде сами тут нам, когда пожаловали бесчисленными ордами.

Не привык я оставаться в долгу, вот сейчас и навешаем заклятым врагам по пятакам — за всё и сразу — дабы иным неповадно было совать их, куда не след. Понял я: оставлю и сам здесь, в этом мире, свой след, как Чудак, а уже так наследил и начудил, что надолго запомнюсь всем без исключения.

А будут ещё приключения — вне всякого сомнения.

Глава 19

Окраина. Таверна Ордена.

От осознания безысходности у беглянки наворачивались слёзы на глаза, когда казалось: она в кои-то веки заполучила свободу, и вдруг всё переменилось в один миг. Её схватили — и неизвестно кто. Хотя чего скрывать, тем более от самой себя: её участь незавидна. Эти охотники хуже халдеев, и непременно поимеют с неё двойную выгоду, если не вовсе тройную, а те, кому продадут, сдерут с неё три шкуры.

Нет, она не станет послушной рабыней в руках знатного извращенца или притона, коих хватало по всем тавернам Окраин Империи. Она слышала краем уха о рассадниках разврата, когда её родственнику доносили о них, и он отписал об этом Кесарю. Но вряд ли что-то в корне изменилось — Орден на всё, что приносило немалый доход, наложил свою жадную лапу.

Да и это ещё не самое страшное, что может случиться — с ней сотворить в будущем те, кому окажется продана — был шанс вновь оказаться в узилище орденского околотка и...

Тряска прекратилась, охотники остановились. Кажется, они приехали на постоялый двор. До слуха беглянки донеслись голоса на разный лад.

Кричать она при всём своём желании не могла — во рту кляп, и видеть тоже — на голове мешок. Зато слышала всё, что происходило кругом.

— Явились! Они явились, — закричал громогласно какой-то мужик, скрипнув массивной дверью на железных петлях. — С добычей!

— Где тебя носило, Олаф? — услышала беглянка имя заводилы охальников, схвативших её.

Она запомнит это имя — халдея — надолго, и при случае воздаст ему должное в будущем — по его заслугам. А непременно отомстит всем, кто, так или иначе, повинен во всех её бедах.

— Хм, — удовлетворительно хмыкнул Олаф. — Как и всегда, в Диком лесу.

— Добыл чего, а кого раздобыл? Что за зверя?

— Трофей, что надо, дядюшка Фарб, и придётся тебе по сердцу. А может и ещё по чему иному, — гоготнул Олаф.

— Это ещё что такое, разбойник? Ты кого скрутил, халдей?

— Смотри, — Олаф сорвал мешок с головы беглянки.

— Девка!?

— Ага, дядюшка Фарб, и в орденском облачении стража, — подтвердил Олаф.

— Что это значит?!

— Тебе лучше знать. Но если хошь, могу и я спытать её — мне это запросто, — последовал намёк Фарбу от Олафа на то самое, чего больше всего опасалась беглянка.

— В тайник её, — настоял Фарб, прикрикнув на халдеев. — Ну, живо! Чтоб не видели лишние глаза! Пошевеливайтесь, ухари!

Беглянку подхватили и куда-то потащили, а затем кинули на холодный каменный пол. Ну вот, она опять в узилище, и снова узница непонятно кого.

На какое-то время про неё словно забыли — и избавить от повязки на глазах с кляпом во рту и путами на руках с ногами — да беглянке не привыкать к подобному обращению со стороны тех, кого не считала людьми. Они в её сознании были хуже нелюдей — заклятых врагов Империи.

Ничего, скоро им всем воздастся по их заслугам — рано или поздно, хотя возможно она этого никогда не увидит. Зато их в иной жизни при встрече рассудит Высший Суд, где выступит обвинителем против них за все их грехи.

Смутные мысли, одолевающие беглянку в неволе и одиночестве, улетучились без остатка при приближающихся шагах и голосах.

— Отворяй, Олаф, — явился с ним тот, кого халдей назвал дядюшкой Фарбом.

Вслед за откинутой дверью над головой девицы, вниз с грохотом опустилась лестница и, скрипя по ступеням, к ней в узилище спустились её новые надзиратели-истязатели.

Звякнул клинок, выхваченный рывком из ножен. Беглянка не вздрогнула. Для неё всё это было уже привычно. Она не боялась смерти, исключение — бесчестие.

— Я бы не стал ей развязывать руки, Фарб, — жила какое-то время в лесу, аки дикая тварь!

— Заткнись, Олаф, я как-нибудь сам разберусь с ней!

— В таком случае, что я здесь делаю?

— Работаешь на меня, разбойник! И не только! От меня зависит твоя жизнь и твоих халдеев!

Выходит этот Фарб — служка Ордена? — мгновенно сообразила беглянка. А если так, у неё нет ни малейшего шанса откупиться от них. Денег при себе у неё оказалось недостаточно, вот если бы достать тот бочонок из дупла в логове барсага?

У беглянки родилась прекрасная идея, а с ней появлялся шанс на очередной побег из нового узилища.

Едва с лица беглянки спала повязка, закрывающая глаза, и изо рта был извлечён кляп, она выдала:

— Сколько вы хотите за мою свободу, господа?

— Вона чё, и как! — подивился Фарб. — А сразу?

— Да какие деньги, когда мы извлекли у неё из мошны одни гроши, — предупредил Олаф.

— Халдей, — возмутился Фарб, — а ты мне ни слухом, ни духом о хабаре!

— Могу заплатить и деньгой, если даруете свободу тотчас, — настаивала пленница на освобождении для начала рук и ног от пут. — Я сдержу своё слово!

— А царапаться и драться не станешь?

— Я что, по-вашему, похожа на полную дуру?

— Нет, но сдаётся мне: я знаю тебя, — показалось Фарбу знакомым лицо пленницы. Её бы умыть и причесать, а привести, как должно девице, в порядок, обогатился бы за её счёт — от знатных постояльцев, желающих заполучить её к себе в келью на ночь, не было бы отбоя.

— Не доверяй ей, дядюшка. Лучше спроси: откуда на ней шмотки стража околотка?

— Да, откуда!?

— Вам это ни к чему знать, лучше будете спать и дольше жить, — изумила пленница.

— Ты только глянь на неё, Олаф, она ещё запугать нас пытается! Ха-ха...

— Ага, — загоготал халдей, реагируя на заявление Фарба. — Нашла, кого, и чем, пугать!

— И ничего я не пыталась вас запугать! Моя цена такова — всё, что есть у меня, и спрятано в Диком лесу — ваше! Я покупаю свою свободу и хорошего скакуна!

— Вот так всё сразу, да? А больше ты ничего не хошь? Например, заполучить сюда мужика, да не одного — толпу разом? Тогда как заговоришь? — оскалился Фарб.

— Решать вам — всё или ничего!

— Это она про что, дядюшка?

— Закрой пасть, разбойник, — решил взять время на раздумья Фарб, а заодно выяснить, что за "пташка" попалась в его сети. — Глаз с неё не спускать! Отвечаешь мне головой за неё! Всё уразумел, разбойник?

Ответа Фарбу не требовалось.

Дождавшись, когда этот самый дядюшка покинет их, беглянка решительно уставилась на Олафа.

— Так что ты скажешь мне, бродяга? Желаешь обогатиться, чтобы больше не батрачить на своего душеприказчика? Я дам тебе столько денег, что надолго хватит кутить по подворьям на Окраинах.

— Да я и так неплохо тут живу, — скривил халдей рожу в язвительно ухмылке.

— Подумай, у тебя есть время до наступления сумерек! И потом, я не выдам тебя! Ты понравился мне — своим бесстрашием к тем, кто носит одёжу Ордена! Хочешь послужить мне — в будущем своей госпоже?

— То-то у тебя говор, как у донны!

— Решайся же, Олаф, — всё или ничего! Выбор за тобой! Но знай: я всё равно, с тобой или без тебя, заполучу свободу! А хочешь узнать, что стало с тем, кто отказался, точно так же, как и ты помочь сбежать мне из околотка Ордена?

— Ты сидела в бастионе, халдейка?!

— Верно заметил, халдей: сидела, но недолго!

— Назови себя — своё имя!

— Оно тебе ни к чему!

— Ты — шпионка? Я прав? Но чья?

— Всему своё время, Олаф, — подыграла ему беглянка. — Так ты со мной или с Фарбом?

— А много платишь? И постоянно деньгой?

— Смотря кому, и за что, — дала беглянка понять: у неё найдётся в будущем энное количество монет. — Для начала обойдёшься со своей ватагой бродяг и бочонком деньги!

— Я не верю тебе — ни единому слову!

— А хочешь проверить?

— Ну...

— Мой схрон в Диком лесу, и его охраняет барсаг.

— Да иди ты, — изумила беглянка Олафа.

— Я скажу, где отыскать его логово, если тебе, конечно, не жалко своих разбойников.

— А тебе свою цепную тварь?

— Моя жизнь мне дороже барсага! Решайся же, Олаф! Ну, а то я больше не стану предлагать тебе работать на себя — найду другого пособника и куда за меньшую плату, что свернёт тебе шею и твоему дядюшке Фарбу!

— Ох, гляди, ежели обманула, сука, я поимею тебя первым, а потом ещё и мои ребята!

— Поторопись, Олаф!

Оставшись одна, беглянка больше не сомневалась: поймала на крючок халдея. Всё-таки испугалась, и не столько за себя, сколько за барсага.

— Прости меня, Фыр! И держись, мой хороший! — теплилась у неё надежда: зверь отомстит этим разбойникам за неё, как прежним. — Иначе я не могла поступить! Отомсти им за меня! Пожалуйста!..

* * *

Великая Империя. Северная Армия.

С наступлением сумерек, Армия под командованием Лапия совершила второй и, как думал он, последний на сегодня привал. Легионы Иб-ба-Риха отмахали положенные им за день сорок лиг, когда пришло тайное известие от Деспота. Хир-да-Рас требовал увеличить скорость продвижения Армии на север к Окраинам, и уже к завтрашнему вечеру быть у внутреннего рубежа Великой Империи с поясом башен смерти.

Зная точное расстояние, полководец вычислил количество лиг, кои им придётся покрыть ещё и за ночь, вместо того, чтобы дать легионерам отоспаться, как следует, и набраться сил. Также уяснил: стремительный поход вымотает легионы Армады, и толку тогда от них, если они измождённые от бессилья вступят в схватку с морфами.

Лапию в своё время, ни раз и ни два, доводилось ратиться против них, и он помнил сколь кровожадны, столь и беспощадны эти нелюди, называемые на иной лад — йети.

За ночь легионам требовалось пройти порядка двадцати лиг, а затем днём ещё что-то около шестидесяти. Итого за три дня намотать почти сто шестьдесят лиг, когда такое расстояние покрывалось в лучшем случае за четыре дня, и считалось максимальным. Но приказ, есть приказ, и от Деспота, как и лично Тирана, не обсуждался, а неукоснительно исполнялся в соответствии с предписанием, начертанным собственной рукой Хир-да-Раса.

Едва свёрток был вновь скручен, Лапий избавился от него, зная, чем всё закончится, если промедлит.

По лагерю повеяло палёной плотью — кусок тончайшей кожи воспламенился сам собой.

— Фу-у-у... — застонал "младшенький" не переставая стенать всю дорогу с самого начала пути Северной Армии за пределы внутренних границ Великой Империи.

На него больше никто не реагировал — ни прежний декурион, коего он разжаловал в легионеры, ни тем паче центурион.

— Тараний! Тараний...

В ответ тишина.

— Титаний! Титаний...

И снова никакого ответа. Привал для всех был одинаков, и означал отдых. Вот оба бывших начальника и набирались сил, вдруг заслышав отзвуки заигравшей букцины. Новость обескуражила. Они снова должны выступать в поход, но пока ещё имеется какое-то время на то, чтоб придти в себя.

— Кто посмел трубить? А без моего на то приказа?

И вновь никакой реакции от легионеров на крики "младшенького".

Поднявшись кое-как на четвереньки, Иб-ба-Рих злобно сверкнул очами на носильщиков паланкина.

— Живо взяли меня и доставили к лаптю! Ну, я кому велю! Жить надоело?

Выбившись из сил, легионеры и ухом не повели. Их сейчас было проще добить, чем заставить подняться с земли.

— Ах, вы... — схватил Иб-ба-Рих первое, что подвернулось ему под руку, и запустил в легионеров. — Вот вам за это!

Носильщики мгновенно ожили, устроив делёж нежданного подарка судьбы. В них, впервые в жизни, кидали мошной, туго набитой монетами. Они не могли поверить, что им на глаза попались золотые — спешили ощутить их в руках.

Плата оказалась достойной, носильщики вновь откликнулись на призыв "младшенького" и шатающейся походкой доставили его к Лапию.

Иб-ба-Риха укачало, и он излил "душу" прямо под ноги полководцу.

— Придётся набраться сил, сир, — пожурил полководец престолонаследника. — И стиснув зубы, вместе с легионерами, покрыть нынешней ночью ещё двадцать лиг!

Что и собирался покрыть, а точнее кого, Иб-ба-Рих — исключительно Лапия, обозвав его лаптем, а легионеров — лапотниками.

— Можете кричать, что угодно, сир, но я получил приказ от вашего дядюшки! Он предписал нам быть к вечеру следующего дня на Окраине.

— Чего стряслось-то, лапоть?

— Не ведаю, сир! Возможно, завтра всё сами и узрим — своими очами этих йети!

— Етить их! — взвыл Иб-ба-Рих.

Даже в собственной Армии ему не подчинялись его "солдатики". Это никуда не годиться. Но ничего, при столкновении с морфами, он непременно избавиться от этого лаптя, отправив с заведомо невыполнимым заданием на верную погибель, а его заменит тем, кто будет слушаться беспрекословно.

Уже наметил сию кандидатуру.

— Тараний! Тараний! Декурион, ко мне!

— Я здесь, сир! Чего изволите, а прикажете?

— Тараний, мой верный легионер, — обрадовался ему Иб-ба-Рих. — Отныне ты назначаешься командиром когорты!

— Трибуном, сир?!

— Лапий подтвердит твоё назначение.

— Не извольте беспокоиться, сир, — уступил полководец престолонаследнику в его маленькой слабости-шалости.

— А придёт время, Тараний, я сделаю тебя легатом!

— Одного из легионов, сир?!

— Может даже и... — запнулся "младшенький". — После поговорим на эту тему, трибун! Сделай мне новый тюфяк!

— Не извольте беспокоиться, сир! Уже... — имелся у Тарания в наличии запасной. — Будет неудобно, сир, сразу же сообщите мне, и я поменяю вам матрац в паланкине!

— Быть тебе легатом, трибун! То говорю я — престолонаследник! И скоро, а очень, моё слово станет законом для всех в этой жалкой и ничтожной Империи, не говоря уже про Армию с Армадой!

— Рад вам служить, сир!

Заиграли букцины об окончании привала, и Северная Армия в составе четырёх легионов, толком не расположившись на ночлег, поднялась, а парой мгновений спустя уже чеканя шаг, устремилась в прежнем направлении на север Пограничья. Полночи у них уйдёт на третий переход за эти сутки, а оставшаяся часть ночи на отдых, что не позволит им восстановиться в полной мере, и завтрашний день превратится в сплошную муку.

— Да не трясите вы меня-а-а... — запричитал со старта Иб-ба-Рих, стеная и проклиная носильщиков паланкина.

— За что вам только сир заплатил звонкой монетой, бездельники?! — прикрикнул на них для пущей убедительности, а заодно придания себе веса в связи с новым статусом трибуна, Тараний, входя в роль фаворита при "младшеньком". И чем дальше они уходили от столицы Империи, тем выше ставился его чин. А начинал с декана при Тиране, и вот уже не просто центурион или декурион, а настоящий трибун — командир пешей когорты в пятьсот легионеров.

Здорово.

И что "младшенькому" плохо, то ему хорошо, а легионерам при них — сущее наказание.

* * *

Косогорье. Временная ставка Кесаря.

— Известие, триумфат, — заглянул в шатёр Кесаря командир пополнения, сменившего в Косогорье железный корпус.

Сам он был легионером, не ставшим по каким-то причинам гвардейцем, но зато лучшим среди равных себе в легионах Гвардии, дослужившись до почётного звания командира тех, из кого ему предстояло лепить легионеров. И таковых под началом у него несколько тысяч.

Приняв послание, Кесарь мгновенно изучил. Донесение с одной стороны обескуражило, а с иной — нечто подобное он предвидел заранее.

Атрий настаивал — в срочном порядке — вести в Северин по меньшей мере легион Гвардии. Морфов оказалась столько, что легендарный командор не надеялся больше свидеться когда-нибудь с ним.

Почему он намекнул на это ему — триумфату? Неужели из-за сестры?

К Неждане и направился Кесарь без караула — новички понятия не имели: обязаны сопровождать триумфата, где бы он ни находился, в том числе, если изъявит желание уединится в отхожем месте.

Кесарь слышал, как командир новобранцев распекает стражей, не думал останавливаться, а исключительно о той, с кем шёл попрощаться в свою очередь. Сегодня он покинет Косогорье на дракхе и вернётся в Земгор, откуда поведёт быстрым маршем легион численностью в десять тысяч легионеров в Северин.

Мешкать нельзя — легион, не корпус — на переход уйдёт три-четыре дня, если двигаться по суше, тогда как он затеял совершить иной манёвр.

— Неждана... — не ожидала она услышать, и тем более увидеть в столь поздний час Кесаря, оказалась неодета для подобной встречи.

— Ой... — вскрикнула она.

— Т-с-с... — попросил Кесарь тишины. — Ты разбудишь, Фебру.

А он не хотел этого — им ни разу не довелось побыть наедине, как впрочем, и сейчас по большому счёту. Он приблизился к её ложу и, схватив за плечи, притянул к себе, прижимая к груди.

— Ничего не говори и слушай!

— Ты уходишь, сир? Покидаешь меня?

— Да, но обещаю вернуться, как только, так сразу — и не один! Да что там — клянусь! Даю слово чести триумфата! А оно кое-что да значит в Гвардии!

— Зачем я вам, сир?

— Не называй меня так, мой нежданный подарок судьбы! Я возьму тебя в жёны! Слышишь! Только дай срок — небольшой! И как только я отобью север Окраин от морфов, и с победой из Пустоши вернётся Восточная Армия, мы сыграем с тобой свадьбу! А засвидетельствует наш союз: с моей стороны — Гвардия, а с твоей — брат!

— Ты сказал — брат?!

— Да, и ему потребна моя помочь! Я иду выручать его самого, и корпус при нём!

— Тогда поторопись, сир, — не хотела Неждана, чтобы он тратил на неё столь драгоценное время — и считала недостойным этого — его самого.

— Возьми, — Кесарь протянул ей перстень, принадлежащий его матери — Тиранэ, а взамен попросил всего лишь один поцелуй. — Ничего не бойся, Неждана! Всё плохое в твоей жизни — позади!

— Поспешай, триумфат, — ответила ему взаимностью девица. — Поспешай...

И одарила его тем, что ей в свою очередь досталось от собственной матери — тоже кольцом, но медным.

Кесарь без промедления надел подарок на палец.

— Ну вот, мы, вроде уже и обручились, Неждана, — последнее, что услышала она от Кесаря, прежде чем он покинул её с Феброй в шатре.

— Ох, девка, — прикидываясь спящей всё это время, целительница не удержалась. — Не скажу: повезло тебе.

Фебра предвидела смутное время. Ожесточились не только внешние враги, но и внутренние против Кесаря и Гвардии.

— Таперича токмо держись! А придётся набраться сил! Ну да ничего, ты девка справная, сдюжишь, а я пособлю! Даже не сумлевайся! Не каждый день знатный жених, тем паче голубых кровей, выбирает себе в жёны простолюдинку!

Что, несомненно, должно было стать большим потрясением для Великой Империи. Кесарь, таким образом, отказывался от Трона с Короной в пользу иных претендентов. Так что дуэль Иерарху Ордена предстояла с обладателем Северной Армии в лице "младшенького". И за ним — Иб-ба-Рихом — скорее всего, пойдёт Армада, тогда как за Ир-ра-Рихом — Орден да халдеи с наёмниками.

Силы заведомо неравны и несопоставимы, поэтому Гвардию при любом раскладе не оставят в покое обе противоборствующие в будущем стороны, и Кесарь не останется безучастным, ему придётся сделать выбор в чью-то пользу — одного из братьев — станет главным оружием в борьбе за Трон с Короной после кончины Тирана, а здравствовал поныне и пока не собирался подыхать.

* * *

Горы. Ущелье близ заставы.

Заряжаю огнестрел, чтобы оружие не простаивало без дела, и сам, хотя мне не стоит светиться лишний раз. Но на мне, помнится, шкура дракона. И арсенал неплохой — куча ядер от бомбард, в которые я затолкал фитили. С Желанной да заморышем, можем такого тут натворить при желании — а бьёт у меня через край.

Ну не могу я смотреть на то, как вот-вот начнут вновь умирать те, к кому я уже привык, и терять не хочу, да и не имею права. Уж лучше я "потеряю" пару бомб и несколько бочонков пороха.

Лавину устраивать в ущелье не собираюсь — морфам хватило и прошлого раза. Поэтому обойдёмся нынче камнепадом с обвалами.

Вжих мечется с бочонками меж скал — один установил, второй вот-вот поставит там, куда я указал ему — а как раз на флангах, где показались грозные морфы.

Целюсь в один из бочонков с порохом — промахнуться не боюсь, скорее промедлить со вторым выстрелом, поскольку мне предстоит перезарядить огнестрел и снова повторить выстрел со снайперской точностью по иному бочонку, который со слов Желанны, наблюдающей сейчас за Вжихом, и установил прыткий заморыш.

Подпускаю "джигитов" поближе к скале, и как только они поравнялись с ней, стреляю. Огнестрел исторгает клубы сизого дыма, застилающие мне видимость, но смотреть туда мне нет никакого смысла, я чётко уловил на слух взрыв. Бочонок рванул, обрушивая скалу на головы грозных и злобных йети.

Поворачиваюсь, вычищая на ходу огнестрел и заряжая вновь, снова припадаю к подзорной трубе, как оптическому прицелу, и целюсь.

Чуть опоздал, завалив новым взрывом скалу на хвост, прорвавшийся кодлы морфов моим в тыл. Но это ничего — они у меня с Желанной под боком — мы с ней в центре четырёх стрелковых позиций бродяг при нас; прикрываем тем, что имеется под рукой. Разом прикуриваем с ней от зажигалки фитили к бомбам и вручную метаем их вниз, подальше от собственной скалы.

Грохнуло внизу звучно, впрочем, и эти кровожадные йети там заревели подстать, отреагировав на нас. Да нам это и требовалось изначально.

А тут ещё Вжих показал им тропу, вернувшись к нам на вершину скалы. Журить заморыша не собираюсь: во-первых, некогда, а во-вторых, на то и нелюдь из числа всё тех же йети, что лезут за ним уже к нам.

Толкаю бочонок с порохом вниз — он катиться, подпрыгивая на неровностях тропинки, и как только в очередной раз подскакивает высоко, стреляю в него.

В воздухе вспыхивает огненное облако. Угодив под вспышку, джигиты дрогнули, представляя собой бегающие внизу у подножия скалы огоньки — перепугали тех, кто шёл за ними.

Мы рассеяли их. Дело осталось за малым — перестрелять их иным бродягам со своих позиций. Да где там — они увлеклись. И нам с Желанной снова приходиться дать прикурить врагам — метаем в них ещё пару ядер.

Кажется, отбились. Но ненадолго — вслед за двумя кодлами с флангов уже идут, сюда к нам, две оравы. А вот это уже серьёзно. Придётся повоевать — и неслабо.

Я снова отсылаю Вжиха с донесением к ближайшему расположению стрелков. Оттуда в нашу сторону направляется десяток, за ним ещё один от иной, и прочих два.

— Следи за тем, что творят йети у заставы, — оставляю я Желанну вместо себя на вершине скалы, послужившей мне, как главарю-вожаку, наблюдательным пунктом, а сам, придав ей парочку стрелков, отправляюсь с остальными четырьмя десятками туда, где вскоре должны соединиться в момент прорыва йети, скопившихся орав у нас на флангах. Нелюди ведь тоже не дураки и быстро засекли все наши стрелковые позиции — решили выбивать по одной. Вот там, мы и встретим их, устроив засаду.

— Действуем по-старинке, — обрадовал я Ёр-Унна. — Стрельба ведётся десятками попеременно.

— То есть безостановочно, — соглашается гном со мной.

— Всё верно, атаман, — подмигиваю я по привычке тому, с кем прошёл воду, если вспомнить реку, из которой он выудил меня с варваром, а нынче и огонь — огненные реки, растекающиеся позади нас в тылу, оттеснив к заставе.

По той же причине и сами, в свою очередь, тесним этих йети тут, поскольку деваться особо-то и некуда. Лишь бы на шакалов не нарваться. Да мы, как нагнали одну из стай гончих и всю положили, больше не сталкивались с ними.

Будем надеяться на лучшее, не забывая о худшем. А сами загнали себя в угол.

Морфы появились быстро и неожиданно.

— Орава! — закричал Ёр-Унн.

— Тихо ты! — шикнул я на него. — Чего шумишь?

Да нас всё одно никто кроме самих и не слышал, из-за грохота устроенного бродягами с огнестрелами в руках, ну и гномами при громобоях.

— Слушай мою команду, бродяги: залечь всем и ничем не выдавать себя!

Я с Ёр-Унном выдал каждому из них по последнему заряду шашки, и мы залегли.

— Подпустим врага поближе, на расстояние броска, и начинаем валить — сначала "шашками" наголо, затем из огнестрелов, и если что, а пойдёт не так — сами пойдём на них врукопашную!

К нам прорвалось около шести кодл, одну положили стрелки слева от нас, а ещё три кодлы повернули вспять, отвлекая их внимание на себя.

— Как знал, — зашептал я про себя, затаив дыхание, понимая: шестьсот морфов против сорока бродяг при мне, даже с "динамитом" и огнестрелами — сила немалая, а мы против них даже с нашим оружием — ерунда.

Однако этой самой ерундой, мы сбили наступательный порыв шести кодл, положив шашками при метании в них разом две кодлы, из которых только половина была убита, а иная получила раны различной степени тяжести.

Оставалось ещё четыре, и залпы огнестрелов по десятку за раз большого успеха нам не принесли, мы сумели уменьшить численность прорвавшегося врага ровно наполовину, зато иная — остервенело ринулась на нас.

Мы отступили в узкую часть ущелья, встав в отроге плечом к плечу. Я естественно с Ёр-Унном на переднем краю, и мы выиграли немного времени, но его хватило на то, чтобы вновь произвести стрельбы попеременно. На этом всё, запал у нас, как у стрелков, иссяк, и злейшие враги настигли нас.

Состоялась рукопашная сшибка, больше подобная на бойню, нежели побоище.

Вот и всё, Чудак, не быть тебе полководцем в этом мире — твои дни сочтены, а грехи подсчитаны (все какие совершил) и вот-вот предстанешь перед Высшим Судом.

Йети бы раздавили нас, не появись Желанна, устроив с заморышем и двумя стрелками при ней, завал, обрушивая на головы врага огромную глыбу.

Чуть промедли или промахнись, рухнула бы прямо на нас с Ёр-Унном, а так приземлилась точно на расстоянии вытянутой руки.

Я даже потрогал её, отказываясь поверить собственным глазам. Но нет, глыба оказалась реальной, послужив врагам естественным препятствием.

Мы отскочили немного назад, разрывая дистанцию с йети. При мне осталось два десятка бродяг, успевших зарядить огнестрелы. Вот она выучка со смекалкой — у нас даже свободные огнестрелы не оказались лишними, и также зарядили их в момент передышки — пальнули в две руки.

Йети не побежали — деваться им было некуда, они изначально знали, на что шли, вот их со всех сторон нынче и отстреливали — решили прихватить нас с собой напоследок туда, куда мне было ещё рано — я не отбил у них заставу.

В моих руках снова блеснули клинки, а передо мной оружие йети. Меня зацепили по черепушке... дракона — неслабо так, но я устоял на ногах. Голова лишь просела в плечи, и позвонки не хрустнули, всего-то затрещали, а я заскрежетал зубами.

Мля, достали!..

И я достал того, кто чуть ранее меня, кроша на фарш.

— Э... главарь! Вожак! Мужик! Чудак...

Ёр-Унн с наёмниками едва оттащил меня от йети, которого я нашинковал клинками до неузнаваемости. Вот и мои бродяги не признали меня — прежнего. Да я и сам себя не узнавал — во мне что-то сломалось, и порой превращался в маньяка.

— А ну смотри на меня, — недомерок влепил мне звонкую пощёчину. — Глаза в глаза!

— Ну и... — уставился я на Ёр-Унна, — ...что дальше?

— Что у тебя с глазами?

— А что у меня с ними не так? — заинтриговал меня гном. — Кровью налились?

— Если бы, а то наполнились ей, но так, как у...

— Кого?

— ...дракона!

Сколь необычная, столь и неожиданная новость, заставила меня призадуматься: неужели это приключилось со мной из-за шкуры дракона? Надо будет выпытать о ней у Яр-Гонна, едва доберёмся до заставы и войдём туда победителями, сняв осаду йети.

Я по-прежнему жаждал их крови, и ничем не отличался от любого наёмника в лице бродяг при мне. Тем более что к нам сюда пробилась очередная орава с иного фланга, а отбиваться нам тут с моей ватагой было некем, пусть и было с чем. Да сами огнестрелы, без наличия стрелков, не стреляли.

Кому сказать — не поверят. То было плохо, когда у меня в отряде не хватало огнестрелов, а теперь их в избытке, зато из-за отсутствия стрелков мы снова в убытке.

Ну, ни чудно ли, а? И всё всегда не так, как надо мне, Чудаку!

Выручил Вжих. Кто бы мог подумать, что заморыш проявит инициативу. На его призыв откликнулись стрелки с удалённой позиции, послужив нам резервом. Хотя я и накричал на них — точнее на Кукумэ при них, чтобы она кумекала тем, чего обещал лишить её вперёд йети, если ещё раз поступит подобным образом без моего на то приказа. Но шпионка Кесаря уверяла: раз посыльный примчался к ним с дурным лицом, знать наше дело тут плохо — следует идти всей колонной на выручку.

— Да какое у морфа лицо, когда морда! Тем более у заморыша!

— На свою посмотри, Чудак, — озадачила Кукумэ.

Мне надо её благодарить, а не сношать при бродягах на словах. Грешным делом я ощупал языком рот на наличие клыков среди зубов. И вроде бы пока не прорезались там у меня, и скулы не вытянулись, хотя дышать стало тяжело, и мне было жарко.

Никак всё из-за шкуры дракона? Надо бы мне поскорей снять её с себя — избавиться от неё.

Я снова решил: сделаю это не раньше, чем окажусь на заставе, стараясь отсрочить то, что сделать нынче было бы разумнее всего — и впрямь сбросить с себя драконью шкуру. Но йети там, у заставы, не позволили нам тут в ущелье придти в себя — шли новыми оравами в лобовую атаку. И отступать нам также некуда — стена тёмного дыма надвигалась на нас вместе с огненными реками по ущельям и пропастям.

— Эх, — выдохнул я. — Пропадай твоя головушка, сэр Чудак! Идём в прорыв!

Если повезёт, а обычно тому, кто везёт — везёт по жизни — прорвёмся, сделав неожиданный ход с манёвром.

Я снимаю ещё один отряд стрелков, и мы выстраиваемся в ущелье меж двумя иными на скалах — они и прикроют нас в случае чего. Хотя, что такое полторы сотни против нескольких тысяч йети, идущих умирать в схватке с нами, уже убедились, а страшная сила. Схватка с ними давно превратилось в побоище, больше смахивающее на бойню до победного конца. И конец у нас всех один — погибель.

Пару мгновений — и у меня новый план созрел, а спустя ещё несколько, о нём осведомлены уже все бродяги.

Приняв на себя удар йети в лоб, мы заставляем их замедлить наступательный порыв — бежим, отвлекая внимание от тех, кто расположился наверху.

Моя ловушка сработала — врата смерти захлопнулись — оравы йети отрезаны от орды у заставы, и мы методично истребляем их, нанося урон разом с трёх сторон.

Йети обескуражены, они не столько бьются с нами, сколько мечутся в поисках выхода, да из каменного мешка им нет хода, только через нас, но мы, не переставая, валим их с дистанции при применении всего стрелкового арсенала у нас в наличии. Даже камни метаем в заклятого врага. И когда понимаем: йети сломлены и подавлены, окончательно разбиваем их, уничтожая врукопашную, поскольку держимся одним большим отрядом, зато нелюди не предпринимают никаких попыток отказать нам достойного сопротивления.

Мы сломили их боевой дух. Йети больше не мечутся и не пытаются бежать без оглядки — сдаются ватагами. И мы не можем бросить их, как прежних йети, надеясь: настигнет кара в лице шакалов или разбушевавшейся огненной стихии.

А она уже здесь, накатывает на нас. И мы сами лезем туда, где обустроили себе стрелковые позиции иные наши две колонны стрелков. Это больше не бойня, а нечто такое, чему нет объяснения на словах. Хотя одно будет звучать соизмеримо красноречиво — катастрофа.

М-да, сэр Чудак, ты сам знаешь, кто по жизни. А, похоже, и её уже потерял, благо ещё голова на плечах, но такая, что врагу не пожелаешь. Прямо классический вариант — горе от ума! И кого можешь посылать — исключительно себя, а не тех, кто дал тебе второй шанс при обретении жизни в этом мире. Себя и кори за всё, что натворил или ещё успеешь натворить.

В чём лично я не сомневаюсь.

Глава 20

Окраина. Дикий лес.

— Погодь, Кун, — осадил его подельник.

Разбойники шли к водопою, там, где у них была обустроена ловушка для диковинного зверья, высоко ценившегося в Империи, будь то живым или мёртвым. И за живых тварей платили исключительно серебром, иной раз перепадало и злато, а вот за мёртвые туши расплачивались медяками — простолюдины, зато шкуры шли на ура служкам Ордена. Так что проверить охотничью яму лишний раз не помешает: вдруг в неё опять угодил некто из местной фауны?

— Ну и жадный же ты, Кум, — огрызнулся иной разбойник.

Халдеи шли по кромке воды полноводного ручья, не желая оставлять следы на суше, опасались: лесное зверьё выследит их. А оно им надо? Нет, зверьё — конечно, а вот то, что может застать халдеев врасплох — ни к чему.

Оба были в считанных шагах от ловушки, когда поняли: она нетронута. Теперь самое главное самим не угодить туда, поскольку служила ориентиром. От неё, им требовалось пройти где-то сотню саженей с гаком на восход до логова барсага, обустроенного в дупле одного из деревьев.

Задачку задал Олаф ещё ту, но с его слов, она стоила им немало деньги, так что риск казался оправданным. Ну и "охотники" естественно притопали в трущобы не с пустыми руками, вооружились до зубов — у обоих по ручному арбалету, не считая кинжалов на поясе, и прочие короткие засапожные ножи, кои держали каждый из них ещё в рукавах. Да и куда без тяжёлого оружия. У Куна — секира, у Кума — топор. Но ни тот, ни другой, не дровосеки. На них вместо шапок — шеломы с бармицей, прикрывающей шею, и маски на лицах подстать забралу, из-под которых торчали их злобно-напуганные глаза. Тела разбойников покрыты кольчугой, соединяющейся на руках с такими же точно перчатками. А поверх кольчуги надета нагрудная пластина, заменяющая панцирь, и наплечники с наручами. На ногах же толстые кожаные понижи с нашитыми пластинами, и наголенники. И это, не считая сетей и цепей.

Разбойники надеялись скрутить барсага, коли хищная тварь окажется у схрона пленницы.

— Я вот что подумал, Кун, — зашептал еле слышно Кум на ухо подельнику.

Тот прислушался к напарнику.

— А что ежели нам не возвращаться к Олафу?

— Никак собрался подыхать тут, Кум? — оскалился язвительно Кун.

— Почто шибко подыхать? Ежели там изрядно деньги, нам проще сделать ноги, а вместо себя подкинуть пару лапотников: дескать, нас подрал барсаг?

— Хм... — озадачил напарник Куна. И тот в свою очередь решил озадачить Кума: — Не дели шкуру убитой твари! Хабар ещё у неё, а не у нас!

На том и порешили: станут действовать по ситуации.

Оба шли держась ближе к земле, и пробирались вперёд выверяя каждый последующий шаг, чувствуя приближение опасности, не сомневались: схватка с барсагом у них впереди. Тем более что посунулись в Дикий лес с наступлением сумерек, чего никогда бы в иной ситуации не сделали. Да жадность манила их за, казалось бы, сколь лёгкой, столь и доступной наживой. И потом, им следовало лишь уточнить: логово твари в том месте, на которое Олафу указала пленница? Всего-то, а не лезть к хищнику на ужин!

...Самка человека ушла и не возвращалась длительное время, барсаг решил: она покинула его — обманула и бежала, как трусливый грызун. Неожиданно уловил приближающиеся шаги — человечьи — и ни с чьими иными не спутать. Он хорошо знал, как передвигаются двуногие порождения. И то, что это они, и крадутся к нему утайкой — а двое — нисколько не сомневался.

Раны больше не беспокоили его: нет, разодранная кожа на боках саднила, но это не повод для барсага опрометчиво продолжать валяться на месте, подпуская к себе опасного противника. Люди частенько охотились на него, да пока что никому из них не удавалось совладать с ним — он ловко обходил их ловушки с капканами, куда обычно попадали его же лесные враги, и либо сам разбирался с ними, либо уступал двуногим приматам.

Эти же сейчас пожаловали именно к нему и шли прямо к логову.

Неужели самка человека предала его — навела их на него, поскольку барсаг учуял: от "охотников" исходит её запах, и ни с каким иным не спутает. Приготовился к схватке.

— Смотри, — донеслись шушуканья людей до барсага. — Эта тварь лежала здесь — довольно долго.

— Да она ранена, — подтвердил подельник догадку напарника. — Знать далече не ушла! И ежели жива, запросто разживёмся помимо деньги ещё и монетами, Кун!

— Да-да, ты прав, Кум, злато нам не помешает!

Прикрывая один другого со спины, халдеи наконец-то добрались до логова барсага на дереве.

— Вот там, — указал один другому. — Дупло...

Халдеи отвлеклись, и у барсага появилась прекрасная возможность атаковать их с наскока.

— Ку-у-ун... — вскричал подельник.

Барсаг прыгнул халдею на спину, и, ударив когтистой лапой, поспешил скрыться. Своевременно. Вдогонку ему полетел "болт", пущенный из арбалета, впившись с характерным звоном в ствол, всё-таки зацепив краем шкуру матёрого хищника.

Барсаг огрызнулся — и только — снова растворился в зарослях.

— Ты как, Кум?

— Бежим отселя-А-А... — не унимался подельник.

Ему досталось — кольчуга была распорота на спине, и не будь на разбойнике толстого рубища* из той же кожи, из который у него были сшиты поножи — ему не жить. А так отделался лёгким увечьем с небольшими ранами, но они могли загноиться, и разбойник загнуться вскоре от заражения крови.

* рубище — рубаха до колен.

— Да стой ты, пришибленный! — не удалось Куну вразумить Кума.

Тот стартовал с места, улепётывая без оглядки по направлению к водопою, в первую очередь омыть раны, а во вторую — бурлящий полноводный ручей служил прекрасным ориентиром в Диком лесу — следуя вверх против течения можно очень быстро выбраться из трущоб.

— А чтоб тебя... барсаг задрал! — пришлось повернуть Куну за ним.

И новый оголтелый крик подельника, больше подобный на предсмертный выкрик, перекрытый хищным рыком барсага.

— Тварь! — ускорился Кун, выскочив к водопою, где наткнулся на охотничью яму. Она была вскрыта. И вопрос — кем — оставался открытым.

Глянув мельком туда, Кун содрогнулся. На дне ямы лежал Кум с торчащими у него из спины кольями, и вздрагивал в предсмертных конвульсиях.

Вылазка к логову барсага за хабаром пленницы стоила одному из разбойников Олафа жизни. Иной пока не собирался расставаться с ней, кинулся стремглав в ручей.

Барсаг оказался тут как тут, и снова увернулся от болта пущенного в него из ручного арбалета халдеем.

— Скотина! — метнул Кун в довесок в хищника метательным ножом, и дал дёру, уходя по воде. Но толку теперь ему было заметать следы, барсаг продолжал преследование вплоть до окраины Дикого леса, и дальше не остановился, подкравшись к людскому подворью с наступлением сумерек, желая знать наверняка: самка человека предала его или с ней случилась беда?

Он всё ещё сомневался, что она могла поступить с ним подло (подослать убийц) — была обязана ему жизнью. Или все двуногие приматы лживые порождения недостойные снисхождения?

* * *

Окраина. Таверна Ордена.

— Вы где пропадали столько времени, ухари?! — вызверился Олаф на Куна, прежде чем понял, что случилось у них в Диком лесу. — И почему ты один? Где Кум? Что с ним?

Сорвав с головы шелом с полумаской и бармицей, подельник выглядел живым мертвецом.

— Хирд, — выругался он.

— Ты встретился с ним... в наших краях?!

— Нет, атаман, но кое с кем, кому не совладать даже исчадию!

— С барсагом?!

— Да, атаман! Ну и зверюга, доложу я тебе...

— Выходит, вы с Кумом нашли логово этой твари?

— Да, но внутрь заглянуть не успели.

— Я этого и не требовал от вас! А что было дальше?

— Барсаг напал на нас, зацепив Кума, — говорил возбуждённо Кун. — И Кум обезумел от ран, нанесённых ему хищной тварью!

— То был точно барсаг, а не хирд?

— Я слышал его рык, как ныне твой голос, атаман!

— Знать саму тварь не видел?

— Даже стрелял два раза из арбалета, и нож кидал — всё тщетно! Изворотливая она! Нам не забрать у неё из логова хабар без девчонки — ни за что!

Кун ждал, что ему на это ответит Олаф.

Атаман нервно поскрёб гладкую бороду, недовольно хмыкнул.

— Знать бы, что эта сучка не обманула нас, иначе грош цена тогда нашим жизням! Нас, в этом случае, ждёт участь Кума!

— Решайся, атаман, — настоял Кун. — Всё или ничего!

Он жаждал отомстить за Кума — тот приходился ему родным братом. И месть для него — дело чести! Во всяком случае, он не успокоится пока не достанет барсага или хищник его.

— И что мне с тобой делай, Кун, ума не приложу!

— Я бы рискнул, атаман! Девка не соврала — я обнаружил там останки двух наших предшественников! Сдаётся мне, что хабар, о коем тебе заикнулась девка, принадлежит нашему дядюшке.

— Фарбу?!

— Ш-ш-ш, атаман... — почуял опасность Кун.

Разбойнику померещилось: некто подглядывает за ними. Скрытый взгляд леденил кровь в жилах.

— Барсаг!

— Где? — схватился Олаф за арбалет.

— Я не вижу его, но чувствую опасность, как тогда, там, в лесу!.. Тварь явилась за мной!

— Не суетись, мы тут на своей территории — одолеем, — постарался Олаф унять подельника — для начала на словах.

Но Кун потерял в страхе голову ещё до того, как барсаг вознамерился снять ему её с плеч, забыв спрятать под шлемом с полумаской и бармицей — завертел по сторонам.

— Держи, — Олаф сунул ему факел, вооружился сам, сжимая по-прежнему иной рукой ручной арбалет.

Разбойники встали спина спиной в ожидании нападения хищной твари, а она и дальше обходила их стороной.

Внимание барсага привлекли не столько они, сколько запах самки человека, с которой он провёл некоторое время, деля собственное логово, а в нём ложе. Она была рядом, и её запах исходил из человеческого логова. На его крыше и расположился, выискивая вход туда. Человеческое логово запиралось, зато лесной зверь предпочитал держать своё открытым, и в случае опасности мог запросто выскочить, избежав трагедии.

— Ты видишь сию скотину, Кун? — заговорил шёпотом Олаф, не в силах унять дрожь в руках и коленках (и случилась с ним впервые в жизни), знал, чем обычно заканчивается встреча даже хорошо вооружённого человека с барсагом — летальным исходом для родича.

— Нет, но чую запах... смерти, — с дрожью в голосе выдал подельник. И закричал: — Тварь там!

Кун метнул факел на крышу узилища пленницы.

— Ты что, — взревел Олаф на него, и не удержался от рукоприкладства, забил тревогу. — Пожар! Горим!

Из таверны толпой вывалились люди, они были безразличны барсагу, его цель не они, а их самка. И нисколько не озаботились её судьбой — забегали, стремясь затушить возгорание. Да крыша быстро занялась, и потушить разгорающийся пожар уже не удастся.

Наконец, кто-то из них кинулся внутрь, распахнув массивную дверь, куда за ним и скользнул тенью барсаг.

— Кто здесь? — уловила беглянка грохот над головой, оставаясь и дальше в погребе под замком — не поверила, услышав до боли знакомый рык и шарканье когтистых лап по половицам. А вслед за ними удар топора, разбившего в щепу одну из досок на полу.

Метя болтом по барсагу из арбалета, Олаф промахнулся, и вновь не сумел зацепить хищника при ударе топора.

— Я здесь, Фыр! Здесь! — заголосила пленница из пролома в полу. — Спаси меня-А-А...

Самка человека вопила из ямы на манер охотничьей в лесу. Значит, эти двуногие приматы также её враги, как барсага. Теперь он вытащит её отсюда, даже если это будет стоить ему жизни.

Крыша, объятая пламенем, затрещала над головой Олафа.

— Руку, — кинулся разбойник к пролому в полу, обращаясь к пленнице. — Давай руку! Кому говорю! Жить надоело?

Терять ему, кроме собственной жизни, и впрямь больше нечего. Барсаг приготовился к броску, да девица оказалась меж ними, послужив естественной преградой.

— Сюда, за мной, — и не думал выскакивать в распахнутую дверь халдей, куда наружу валили клубы сизого дыма, вновь обрушившись с топором, и на этот раз на окно — вышиб его обухом, и вывалился сам, а за ним вслед девица с барсагом.

Промедли они, и крыша, обрушившаяся внутрь постройки сложенной из толстых и мощных брёвен, погребла бы их там заживо.

— Чего лежим? — вскочил Олаф. — Ходу! Бежим!

Все трое, не сговариваясь, устремились к лесу, сбежав под шумок, пока Фарб со своими людьми и постояльцами занимался тушением пожара; не ведал, что кое-кто позарился не только на пленницу, но и скарб, нажитый им "непосильным" трудом и припрятанный в Диком лесу.

* * *

Тундра. Земли морфов.

Следуя точно на юг, Атрий узрел знакомые очертания походного лагеря корпуса, разбитого на два небольших, и установленных на вершинах холмов. Туда же за ним неслись воительницы на серангах преследуемые горными морфами — оторвались, когда стало очевидно: йети двинут дальше по их следам, и не собьются с указанного ими маршрута.

— То он — командор! Атрий! — возликовали гвардейцы на страже.

Оба лагеря ожили, приветствуя бравурными выкриками военноначальника.

— А кто это там, с ним? — заинтересовала паренька наездница на дракхе по соседству.

Ему бы подзорную трубу, как у Гектрия — и хотелось выхватить её у командира когорты из рук, да устав не позволял. Оставалось ждать, что наездницей окажется...

— Кайярэ, — подтвердил Гектрий догадку Марка.

— Хвала небесам, — не сдержал эмоций юный горнист.

— Ты чего стоишь тут и бездельничаешь? — прикрикнул командир на него. — А ну труби боевое построение!

Марк спохватился, но сыграть надлежащим образом необходимый сигнал не смог — перехватило дыхание.

— То аще такое, горнист?!

Получив от Гектрия рукой по спине, Марк пришёл в себя.

— Вот, уже лучше! — вдобавок погрозил командир кулаком горнисту. — Смотри у меня, парень, чтоб больше не подводил!

Вслед за наездниками на дракхах, приземлившихся внутри крепостных стен одной из двух когорт, туда же за ними пожаловали воительницы на серангах.

— Кайярэ, — приветил Марк в первую очередь юную амазонку, и лишь затем Атрия. — Командор!

Оба были угрюмыми и что-либо говорить гвардейцам, не имело смысла, всё и так очевидно — по их поведению и лицам.

— Когорта готова к битве, командор! — рапортовал Гектрий.

— Рад слышать, командир, — не проступило ни малейшей нотки радости в голосе Атрия. Да и лицо командора оставалось по-прежнему хмурым и озабоченным. Он полностью сосредоточился на предстоящей битве.

— Сколько этих йети там, идёт к нам, командор? — не удержался Гектрий, полюбопытствовав.

— Много, очень много... — ответил с запинкой Атрий, что было необычным — он раздосадован. — И столь много, что вряд ли сдюжишь вообразить!

— Зато сколько хабара, командор! Гвардейцы враз обогатятся!

— Мы не наёмники, Гектрий!

Радоваться и впрямь было нечему, разве что Марку, как ребёнку — ему было достаточно увидеть вновь подле себя Кайярэ — живой и невредимой — и больше ничего не надо.

— Да отстань ты от меня, дурак! — выплеснула амазонка накопившуюся злость на паренька.

— Сама ты дура! — не сдержался Марк.

Оба понимали: предстоящая битва охладит их пыл друг к другу. Но чем закончится, не ведал даже командор легендарного корпуса.

— Детрий ещё не подошёл с ополченцами и наёмниками, — насколько понял Атрий.

— Никак нет, командор! Но это даже хорошо — мы одни вступим с йети в бой, а когда он подойдёт с ними, послужат нам отменным резервом!

— Выводите турагов! Строится колоннами меж укреплёнными обозами!

Тот же самый приказ получил Октавий. С донесением от командора к нему примчался Марк. Неполный корпус заполнял пространство меж холмами, выстраиваясь в три заградительные линии. На переднем краю встали пешие амазонки численностью в три колонны, тогда как три иные расположились в третьей линии на турагах, а меж ними во второй — гвардейцы составили двенадцать квадратов в излюбленном построении фалангами, и трансформировались необходимости в "панцирь".

Ожидать долго морфов не пришлось, нелюди явились на поле предстоящей битвы, по меньшей мере, ордой.

— В самый раз для начала, — заявил Атрий.

— Ага, разомнёмся, — Гектрий опустил забрало, подавшись быстрым шагом к своим шести сотням гвардейцев, а Октавий молча к своим.

— Труби, Марк, — дал отмашку командор.

Заиграл горн. Три сотни лучниц на переднем краю получили сигнал. Противник находился на расстоянии лиги, когда они произвели первый залп. Стрелы ещё не достигли морфов, а амазонки дали повторный залп, затем ещё один — и далее не один — в одиночку выкосили порядка оравы горных йети, отступили за вторую линию обороны, двинув на стены укреплённых лагерей. Отныне в их задачу входило прикрывать корпус с флангов, продолжая вести отстрел морфов с дистанции.

Меж тем гвардейцы ощетинились рогатинами, выставив в направлении морфов, коих по-прежнему выбивали, но уже на короткой дистанции, амазонки на турагах, производя в упор один залп за другим.

Сколько ещё морфов полегло, пока в дело вступили колонны гвардейцев, никто не обратил внимания. Йети не устоять против корпуса — сейчас гвардейцы сомнут колонны и опрокинут врага вспять. Так считал, и верил, каждый воин или воительница в легендарном корпусе.

Поначалу всё так и было, но затем, когда образовалась стена из тел побитых морфов, их сородичи полезли по ним, прыгая и дальше на рогатины гвардейцев.

Отступить колонны не могли, сзади их подпирали тураги с воительницами.

— Труби построение "панцирь"! — наказал Атрий, опустив забрало. — И держись меня, Марк! Не отставай!

Морфы гремели по головам гвардейцев, укрывшихся щитами, а их продолжали расстреливать амазонки, как на турагах, так и с укреплённых лагерей на флангах.

— Труби сигнал к смене позиций! — затребовал Атрий от Марка.

Едва он заиграл, его призыв подхватили иные горнисты, и гвардейцы стройными рядами колонн, отступили за турагов.

Морфы столкнулись с чудовищами, обрушившимися на них, и несущими на своих хребтах заклятого врага, продолжающего бить их из луков, а грозные существа бивнями, втаптывая массивными ногами-столбами в грязь.

— Хорошо пошли, — очутился рядом с командором один из командиров.

— Ага, шибко двинули, — подтвердил Атрий, реагируя на заявление Гектрия — наказал идти колоннами и добивать морфов, пока нелюди не пришли в себя и не набросились на амазонок с турагами с тыла.

Орда йети, обращенная вспять, дрогнула и побежала.

— Ура! — грянули гвардейцы. — Победа!

Командор не позволил им насладиться ей в полной мере, Марк трубил с его подачи отход на прежние рубежи.

Возвращаясь, гвардейцы подбирали стрелы и оружие, добытое в бою с морфами, лишали его нелюдей, восполняя собственные боеприпасы и воительниц.

Учтя огрехи корпуса при первой сшибки, Атрий подкорректировал тактику ведения боя с морфами. Первым делом он приказал построить в шашечном порядке в две линии двенадцать колонн неполных когорт, расположив за ними три сотни лучниц на турагах, тогда как воительницам на серангах предстояло ударить с флангов, выскакивая из укреплённых лагерей, и иные три сотни лучниц станут их прикрывать со стен (возов обоза).

На этот раз Атрий затеял истребить очередную орду морфов полностью, да к ним пожаловали разом две — ту, что не добил корпус в сильно усечённом составе, и новую.

— Да сколько же этих йети там?! — занервничали гвардейцы.

С псами ратиться было куда сподручнее, раз отбив их навал, те больше не нападали на них стаями, а старались делать небольшие вылазки-набеги, а тут одна волна морфов накатывала за другой, и новая — страшнее предыдущей.

— Где же Детрий и ополчение? — осознал Атрий: ещё одна такая атака морфов за этой — и им не устоять.

— Прикажешь отослать к нему гонца? — вмешался Гектрий, вклинившись в раздумья командора.

— Да не мешало бы!

Выбор Атрия пал на Кайярэ. Дракх летал быстрее, чем скакал серанг, и потом в небе ни один морф не достанет амазонку. Так что это самый быстрый и безопасный способ доставить послание командиру недостающей когорты легендарного корпуса. А если учесть, что и ополченцев с наёмниками там порядка 5-7 тысяч, то сила немалая. На что-нибудь Атрию и его легионерам сгодятся здесь — они хотя бы получат возможность на передышку в битве, грозившую затянуться не на одни сутки по самым оптимистичным прогнозам командора, а по пессимистичным — морфы опрокинут их сего дня.

— Держаться! Ни шагу назад! Драться за каждую пядь земли! — получили легионеры последний приказ перед новой сшибкой с морфами от командора; приготовились к смерти, уяснив: больше им не свезёт так, как в прошлый раз — изначально сомкнули щиты, скрепляя их зацепами, и вбивая в землю пилумами — вооружились рогатинами, готовясь при случае схватиться за боевые топоры — выстроили естественную преграду.

Амазонки снова принялись палить, посылая из больших луков град стрел с дальней дистанции, выкашивая кодлы злобных йети, да только численность к моменту новой стычки была десять к одному в пользу морфов.

— Приготовились! — дал отмашку Атрий.

Тураги мерным шагом устремились в прорехи меж гвардейцами, воительницы на серангах замерли у врат в укреплённых лагерях, понимая: даже если атака будет успешной, назад вернуться немногие. Йети в сшибке с ними обозлились до предела, напоминая собой кровожадных зверей.

На то и нелюди!

* * *

Горное плато. Застава.

Неизвестно чем бы всё закончилось, — наше столкновение с горными "джигитами", — не накрой нас всех в ущелье огненная стихия. И я имел в виду не тех йети, которых мы пленили тут, не зная куда девать, а целую орду у стен заставы.

Посмотрим теперь, как запрыгают эти нелюди там? А самим бы попасть туда! Но как? Не по воздуху же — летать не умеем!

Я снова залёг с подзорной трубой от огнестрела на самом высоком горном шпиле близ плато у заставы, и увидел нечто, что поразило меня до глубины души. С заставы в воздух взмыли крылатые рептилии и устремились в нашу сторону.

— Не стрелять! — гаркнул я. — Без моего на то приказа! Исключительно по моей команде!

Повременил, разглядывая тех, кто нёсся к нам, бродягам, на крылатых тварях.

— Валькирии, — озадачила меня неожиданным высказыванием Желанна.

И пока они не достигли нас, я спросил у неё:

— Это кто такие?

— Воительницы на дракхах, и принадлежат одному из корпусов Гвардии Кесаря.

— И чем могут быть опасны для нас?

— В принципе ничем.

— Хм, и откуда у тебя, моя ненаглядная донна, такие познания?

— Благодаря дядюшке, — напомнила мне Желанна про него.

Её слова подтвердил его слуга — Клав.

Валькирии закружили над нами, и морфы при нас недовольно зафыркали и зарычали — ещё бы, они на собственной шкуре знали, чего стоят воительницы на дракхах — сами были неприятны им.

— Если они заодно с нами, бродягами, то почему не спускаются? — заинтересовался я тем, что было очевидно.

— Морфы, — уведомил Клав.

— Ах да, — пожурил я себя молча, Чудака. Промычал. — Сюда! Здесь все свои! Даже йети при нас! Они наши морфы — ручные, аки братья меньшие! Больше не нелюди!

Одна из валькирий отделилась от стаи и спикировала на меня, сделав это нарочно, чтобы я отскочил от неё и упал. Да я не собирался отступать, даже узрев перед собой то, что превратилось в раскрытую пасть дракха, и едва не оглох, когда крылатая тварь закричала на меня.

— Орало закрыло, пока я тебе самой не залепил его! — услышала в свою очередь от меня не только крылатая тварь, но и наездница.

— Киринэ, — представилась валькирия.

Ну и я ей:

— Чудак.

— Заметно, — нисколько не смутила меня своим заявлением валькирия, всё ещё недоверчиво косилась на морфов при нас, особенно заострив своё внимание на Удур-Ага.

Его и представил ей согласно имени с приставкой вожака, заставив валькирию рассмеяться.

И я понимаю её — сам прошёл через это. Но ничего, скоро привыкнет вместе с иными валькириями.

— Чего зря в небе кружите, падайте все к нам сюда, — поддержал я разговор с Киринэ.

Мои бродяги обрадовались при виде амазонок. Ещё бы — все наездники на драках, без исключения, являлись женщинами. А нам как раз и не хватало их. Вот бродяги и одичали в конец. Но ни у нас, ни тем более у них, не было ни времени, ни желания праздновать снятие осады с заставы.

— Куда там подались эти горные йети? — озадачил я валькирий.

— Решил погоняться за ними, Чудак? — снова задела меня на словах Киринэ.

И Желанна не спешила заступаться за меня, как прежде, когда дралась точно кошка с Кукумэ. А ведь шпионка Кесаря встретилась с соплеменницами. Те обступили её, выспрашивая про то, как она попала к нам, и что мы на самом деле представляем собой всей своей разношерстной толпой?

Я прислушался. Кукумэ не подвела — не соврала ни на грамм, рассказав всё, что пережила вместе с нами. Но даже её скомканный рассказ показался нереальным валькириям, в особенности упоминание о шапке мира: дескать, проявление катастрофы здесь в виде огненной реки текущей лавы по ущелью — наших рук дело — артели "напрасный труд" под моим началом, сэра Чудака.

Вот тут уже во всей красе и проявила себя Желанна. Ага, приревновала! Мгновенно придвинулась ко мне, и обняла, давая понять: я занят, так что неча разевать "орало" на чужой каравай — недолго и схлопотать от неё по нему.

Ну-ну... — рассмешила она меня.

За что я получил от неё укол взглядом, и на деле.

— Никак прирезать решила от ревности, родная моя? Стало интересно узнать: какого цвета у меня кровь? — уяснил я: если бы не шкура дракона, одной раной на теле было бы больше — и не самой большой, но довольно обидной и досадной. Да ладно, коль ничего страшного не случилось ещё.

Меня заинтересовало: кто уцелел на заставе?

— Предатели, — изумила Киринэ.

— Кто... такие? — справился я в свою очередь с волнением на словах.

— Трибуны — служки Ордена!

Клав подтвердил слова предводительницы валькирий, рассказав, как он пошёл с дорном Балдриком из крепости в прорыв, ведя гарнизон колоннами для заделывания бреши в обороне заставы на первом ярусе с бастионами, и за ними затворились врата.

— Короче, насколько я понял: вы не стали брать на себя ответственность за их гибель? А ещё валькирии! Ждали меня, Чудака, чтобы я столкнулся с ними и всех порешил? — уяснил я: мне предстоит решить спор с трибунами и малой кровью не получиться. Орден — сила, а нам сталкиваться с ним, наёмникам, не с руки — недолго оказаться на плахе и лишиться головы. — Поступим проще и в то же самое время умнее всего — оставим их там, а сами двинем в тыл заклятым врагам!

— И все лавры достанутся им! — возмутился Клав.

— Не достанутся, старик. Скорее им самим достанется от шакалов!

— Они здесь? Вы видели псов?

— Гончих, — уточнил Яр-Гонн для валькирий.

Их предводительница отказывалась поверить.

— А это что? — продемонстрировали мои бродяги хвосты, взятые в качестве трофеев с них на хабар.

— То не гончие — гончие с рождения отгрызают себе хвосты, — шокировала Киринэ.

— Тогда кто же они?

— Шакалы, как изначально заметили правильно сами.

— Вот псы! Одно слово — твари! Нелюди... — раздосадовались мои бродяги — и я в том числе.

Зато на будущее нам всем хороший урок, если когда-нибудь ещё доведётся столкнуться с ними — больше не проведут нас вокруг хвоста.

— Мне нужны люди, — заявил я Киринэ, — а то у нас в кои-то веки оружия валом, зато стрелков недобор!

— Огнестрелы, — заинтересовалась она ими.

— Да, но исключительно наше оружие — наёмников! Тем, кто не носит рабское кольцо, будет выдаваться временно — и только так, а никак иначе! Условия, я ни при каких обстоятельствах не изменю!

Чудак я или где?

К тому же моим бродягам требовался отдых, и как все помнили при мне: именно заставу я и объявил всеобщим пунктом сбора. Соответственно вскоре должны подтянуться иные разрозненные ватаги из дружины равнинных морфов, выживших после катаклизма у шапки мира.

— Привал! — объявил я его для артели "напрасный труд" на заставе.

Туда мы двинули окольными путями, ведомые валькириями — им сверху лучше видно, где нам проще всего перескочить через огненные потоки лавы, и поскорее добраться до заставы — проникли в проломы, а не через врата. Куда уже подступала огненная стихия, медленно, но верно, затихала и затухала.

Не останавливаясь на постой среди полуразрушенных стен бастионов, мы быстро собрали весь причитающийся нам, наёмникам, хабар (кольца и оружие с доспехами), затворились в крепость, тогда как первый ярус обороны заставы превратился в ров, заполненный огненной лавой.

С одной стороны — защита, что надо, а с иной — мы, в крепости заставы, как в осаде.

— Где враги? — озадачил я трибун, вышедших встречать нас. — Это они — предатели?

Клав подтвердил.

— Да как ты смеешь, Клавий! Бунтовать вздумал, старик? — пригрозили они ему околотком Ордена.

Я поступил с ними проще, чем они могли в будущем с нами, бродягами, обвинив во всех смертных грехах — и глазки алчно загорелись при виде огнестрелов у нас — прочитал их мысли.

Ах, так! Вот, значит, вы как! Ну, держитесь, предатели!

И предложил им сделать непростой выбор, предоставив два варианта развития событий в их короткой и незавидной жизни:

— Либо сами надеваете на себя кольца, либо прыгаете в огненную реку за стенами крепости!

— Ты кто таков, разбойник, чтоб решать нашу судьбу?

— Чудак, — озадачил я больше прежнего трибун. — На этом всё или мне собственноручно макнуть каждого из вас головой в лаву?.. Удур-Аг...

Фигура грозного морфа при мне заставила их пойти на то, что много раньше я сам по незнанию, и Желанна, не желая покидать меня.

Дядю она потеряла — не сомневалась изначально, покидая заставу, а теперь окончательно, как и я многих бродяг, тела коих сейчас пожирала лава. Лучших почестей, чем мы устроили им, и придумать нельзя — отдали дань уважения, стащив головные уборы.

— Ну, я жду! — прикрикнул я на трибун. — И не думайте: став наёмниками, сможете обратиться в будущем в халдеев! Самолично сдам вас вашим бывшим уже соратникам по оружию! Тогда вам точно несдобровать!

Деваться им некуда, хотя я мысленно уловил: надеялись, что в будущем им выпишут каждому по индульгенции от Хир-да-Раса. Наивные. Но мне это лишь на руку — сами приведут меня к этому деспоту, рано или поздно. И тогда я такого тут так начудю: мало никому не покажется в этой Треклятой Империи.

Я ж чудак... такой, а какой — и сам толком не знал, впрочем, и на что ещё способен. А был уверен: на многое!!!

Горы, можно считать: уже свернул, точнее, покорил шапку мира. Так неужели и реки вспять на равнине не поверну?

Кто-то ещё сомневается?

Тогда как я — нисколечко — ни на малую толику...

Глава 21

Окраина. Дикий лес.

Добравшись до дебрей на одном дыхании, беглецы остановились. Халдей не торопился вступать в Дикий лес, ещё раз обернулся на огненное зарево, осознав: назад у него пути нет — только вперёд — и чем закончится для него — не сомневался. В Ордене, с подачи цензора, его объявят в розыск по всем диктаториям Окраин. Поэтому в первую очередь им следовало замести следы, хотя бы на какое-то время.

— Пойдём по ручью, — взглянул он на девицу. — Надеюсь, и твоя скотина двинет с нами?

Олаф не желал оказаться растерзанным барсагом, но это уже не завесило от него, а всецело от той, кому доверился, сам толком не ведая почему. Данный вопрос и терзал его душу во время побега.

Рука халдея не выпускала топор, он держал его при себе, и не на плече, а, перехватив посередь рукояти — так проще передвигаться с ним — бегать.

Взгляд человека и хищника встретились, барсаг недовольно оскалился и рыкнул, а разбойник хмыкнул.

— Ну, вы ещё подеритесь, — возмутилась девица. — Нашли место и время!

Оба противника уставились на неё, ожидая, чего ещё она скажет им. Олафу показалось: барсаг понимает её с полуслова. Да что там с полуслова — по одному взгляду, словно читает мысли.

— Скажи этой скотине: я — вам не враг!

— Но и не друг — пока что, — адекватно отреагировала девица.

— Ты уразумей, девка: халдею важен хабар! И я — не исключение! Вот увидишь: шибко изменюсь — и в лучшую сторону, аки у меня в мошне зазвенит обещанная тобой деньга! И нет проблем, а любая — будет решена на раз! Слово даю!

— Разбойника? Я не верю халдеям! Вы только и можете, что грабить и убивать!

— Знать плохо ты знаешь нас! Совсем не ведаешь, кто мы такие!

— Надобно торопиться, — напомнила девица. — Веди, разбойник!

Олаф уступил, изначально условившись: половину пути до логова барсага он ведёт их, а затем девица с ним уже его самого.

— И смотри без глупостей, девка!

— Сам, разбойник!

Переведя дух за время препирательств на окраине Дикого леса, беглецы углубились ещё и в воды полноводного ручья. Вода оказалась не просто холодной, а ледяной. Девица мгновенно продрогла, но стерпела, хотя и стучала зубами, но не от страха. В ночи по зарослям Дикого леса она не боялась бродить — рядом барсаг, ну и разбойник. Оба спутника вооружены до зубов: барсаг — клыками и когтями, а халдей — топором и ручным арбалетом; также держал руку на нём — и был заряжен болтом.

— Кажись, притопали, — осветил Олаф окрестности ручья вблизи водопоя.

Топор перекочевал за спину, а вместо него халдей взялся за факел, понимая: от огня будет больше толку в его руках, нежели от оружия. Даже барсаг скалился и рычал время от времени, страшась огня.

— Да заткнись ты, скотина... — шикнул разбойник на хищную зверюгу.

— Вы опять? — вмешалась девица.

— Нет, снова! И ты туда же! Ш-ш-ш...

Олаф уловил кое-что, что много раньше учуял барсаг, поэтому и вели себя оба нервно. Не зря — охотничья яма, на дне которой Кун оставил мёртвого Кума, оказалась ещё одна...

— Зверюга! — не сдержался разбойник при виде лесного мастодонта.

В яму провалился дикий тураг, его привлёк запах падали, послужившей приманкой, иначе столь осторожный хищник никогда бы не рискнул приблизиться к ловушке двуногих приматов.

Олаф остолбенел. Ещё бы — он явно продешевил. Но идти на попятную слишком поздно и нынче невозможно, во всяком случае, сей же час — решил немного повременить.

— Неча глазеть на то, что не приручить, а и деньги таперича не выручить! Айда грабить награбленное, девка!

Сняв с себя накидку, отдалённо напоминающую плащ, разбойник швырнул в яму к турагу.

— Что ты задумал?! — насторожилась девица.

— А нехай дядюшка Фарб думает, будто меня пожрал дикий тураг. А Кун подтвердит: то моя там накидка! — ехидно соскалился Олаф. — Тебе, кстати, девка, тоже не мешало бы сбросить сюда кое-что, а желательно всё, что скрывает твою природную красоту!

— А боле ты ничего не хошь?

— Деньгу гони, и таких кралей аки ты, у меня будет полна келья в первом же постоялом дворе!

— Ах ты, старый развратник! Одно слово — халдей! Ей-ей!

— Ну же, не томи душу, девка! Пошли — шибче! И скотине своей вели, шоб держалась от меня подальше! А то когда я вижу хабар, у меня чешутся кулаки!

Стянув с себя плащ служки Ордена из околотка прожжённый местами, девица швырнула его в яму с диким турагом.

Гигант взревел, и барсаг не удержался, ответил ему тем же. На том беглецы расстались с турагом.

— Ничего личного, девка, — заявил Олаф дорогой до логова лесного хищника. — Но что далече? Каждый сам за себя или твои слова в силе: нанимаешь меня за определённую плату?

— Доберёмся до гвардейцев Кесаря, там и поглядим, — озадачила девица разбойника донельзя.

Ему не следовало соваться к ним, он был халдеем, а с ними, разбойниками, вояки триумфата поступали проще, нежели служки Ордена. Но раз дал слово, а она — оплатить его труды; сделает всё, что будет зависеть от него. Уж больно ему хотелось насолить цензору и добраться до схрона.

— То где мы, девка, а?! — Разбойник завертел головой по сторонам. В свете факела, поднятого над головой, Олаф наконец-то разглядел дупло. — Енто то, что я подумал, девка?

— Ага, — заверила она. — Подсади!

— Взять тебя на руки — енто я завсегда, — хмыкнул язвительно халдей.

— Не вздумай распускать их, разбойник! — взвизгнула девица.

Её возмущённый выкрик перекрыл злобным рыком барсаг.

— Ты глянь: скотина ревнует тебя ко мне! Никогда бы не подумал, что она способна на енто! Ха-ха...

Забираться в дупло, Олафу не пришлось.

— Держи, — скинула ему бочонок девица, предпочла остаться наверху, опасаясь предательства со стороны халдея.

Воткнув факел в землю, Олаф ухватился за кинжал и сковырнул вбитую крышку с бочонка.

— Деньги... — не поверил он своим глазам и одновременно счастью. — Много деньги!

Его очи заблестели алчным светом.

— Да я богатей! Ей-ей...

Олаф уже не обращал внимания ни на девицу, ни на барсага, а хищный зверь только ждал от самки человека сигнала, и тотчас порвёт разбойника, оставив его себе на завтрак.

— Нам надо уходить отсюда, — напомнила девица.

— Да-да, ты права, девка, — не сразу опомнился Олаф. — А то дядюшка Фарб будет вне себя от ярости, когда обнаружит: мы лишили его хабара! Ха-ха...

— Разве это его добро?!

— А то чьё же, по-твоему, девка? И ты расплатилась им со мной сполна! Сваливаем!

Олаф надеялся: барсаг останется у логова и встретит здесь цензора. Но хищник и не думал покидать девицу на разбойника — по-прежнему не доверял ему.

— И чего сия скотина увязалась за нами, девка? Ведь не ручная, — уяснил халдей: была не приручена. Зато послушно брела за ними, поглядывая искоса на него. И соседство с барсагом, мягко говоря, ему не нравилось. Он чувствовал постоянно опасность и страх, заставлявший содрогаться его от одной мысли: один неверный шаг или действие с его стороны, и барсаг вонзит в него клыки с когтями, добираясь до потрохов. — Али защитника нашла в морде ентой зверюги? Часом не бешена?

— На себя погляди, разбойник!

— Ты права, девка! След сызнова двинуть по ручью! Тогда наш след и захры служек Ордена не возьмут!

* * *

Окраина. Таверна Ордена.

— Кто устроил поджёг? — набросился барыга с кулаками на Куна. — Говори, халдей, иначе я не ручаюсь за себя! И куда это запропастился Олаф? Ну, не то хуже будет!

— Он там... — указал дрожащей рукой подельник сбежавшего атамана в сторону очага возгорания.

Фарб покосился на выгоревшее изнутри массивное бревенчатое строение: двери были открыты, точнее лежали на дощатом полу и по-прежнему дымились. Пожар удалось затушить, но не локализовать до конца возгорание в полной мере.

— Девка! — опомнился цензор, кинувшись туда, и едва не провалился под пол — нога угодила меж досок. — Чего уставился? Помоги!

Кун вбежал следом за ним. Цепкий и ловкий глаз разбойника мгновенно определил: Олаф исчез, словно сквозь землю провалился, впрочем, и девица подполом. Ну и зверюга естественно.

— Какая ещё скотина?! — вызверился Фарб на Куна.

— Хи-хи...

— Смеёшься, разбойник! Надо мн-Ой!? — Цензор подвернул ногу.

— ...хи-хищная... — еле совладал с волнением халдей.

— Бежали, бродяги! Найди мне их, Кун! Слышишь! Достань, хошь из-под земли!

— Я, кажется, знаю, куда они подались, дядюшка...

— Веди меня туда — живо! — поднял Фарб на ноги трибун с отрядом новоявленных наёмников.

Они двинули за халдеем в сторону Дикого леса с горящими факелами в руках, следуя по берегу полноводного ручья, послужившего им и дальше ориентиром — быстро добрались до охотничьей ямы, оказавшейся к тому времени заполненной до краёв водой и наткнулись на следы дикого турага.

У Фарба сдавило грудь (защемило сердце) и не из-за страха столкновения с лесным гигантом — здесь у него находился схрон. Туда, к нему, он и кинулся вперёд Куна. Халдей намерено взял паузу, иначе бы цензор догадался: тоже замешан в том, на что всё-таки осмелился Олаф.

Процедил сквозь зубы злобно, чтобы никто не слышал его:

— Ну, атаман! Погодь у меня! Я ещё доберусь до тебя! И тебе не провести меня!

Он, как и подручные цензора, также обратил внимание на ошмётки одёжи, принадлежащей Олафу с беглянкой. И если цензор со своими людьми двинул прочь от ручья, то Кун заторопился в прежнем направлении вдоль берега, затушив факел на свой страх и риск.

А вскоре до него, отголосками эха, донёсся безудержный крик Фарба.

— Что, дядюшка, тебя самого поимели, — порадовался в глубине души Кун. — Не всё ж тебе обирать нас, сирых и убогих! Что заслужил, то и получил!

— Ку-у-ун... — заставил содрогнуться халдея новый отголосок эха, донёсший до него вопиющий глас цензора.

Фарб бросал ему вызов, наказав искать бесследно исчезнувшего разбойника.

— Найдите мне сего халдея — сей же час! И притащите живым или... — запнулся дядюшка. — Нет, токмо живым! Идите и ищите его!

Трибуны задёргались больше прежнего, раздавая наёмникам вперёд приказов на словах тумаки и затрещины, не забывали и про пинки ногами, грозясь пустить в ход клинки.

— Ага, ищите ветра в поле, — огрызнулся Кун, насмехаясь про себя в адрес тех, кого на него спустил цензор. — А халдея в лесу!

Ускорился сам, гонясь за теми, кто подставил его, непременно желая настичь обидчика и отомстить.

* * *

Внутренняя граница Великой Империи.

Продвижение Северной Армии под командование Лапия прекратилось.

— Привал, — обрадовался "младшенький", не надеясь: дождётся его сего дня вновь. У него не осталось сил даже лежать и трястись в паланкине на тюфяках набитых травой — сбивал их боками, а бока сбивая об них. И доспехи не помогали — слишком поздно натянул их на себя с подачи трибуна. — Неужели привал, Тараний?

— Вроде того, сир, — рапортовал оруженосец.

— Не понял! Ты издеваешься надо мной, трибун?

— Никак нет, сир! Взгляните туда и...

— Мама, роди меня обратно! — вскричал Иб-ба-Рих не в силах сдержаться.

Ему на глаза, как и всем легионерам четырёх когорт, попались, так называемые врата ужаса — две башни смерти с истуканами и гарганами. И без дозволения Хир-да-Раса им ни за что мимо них не пройти.

Предстояло выбрать жертву. Кто-то должен был умереть.

— Где этот лапоть? — окликнул "младшенький" полководца. — Подать его сюда!

— Я здесь, сир, — откликнулся, немного замешкавшись, Лапий. — Чего изволите?

— Отправить тебя первым через врата ужаса меж башнями смерти!

— Одного, сир, или вкупе с легионами?

— Сам решай, кому предстоит издохнуть первым! В противном случае самого накажу!

— Вы предлагаете мне найти "героев", сир?

— Ну, или тех, кто несведущ о том, что чудовищам башен смерти необходима свежая кровь! Иначе сам ведаешь: нам не пройти за них! Точнее из-за них!

— А почему бы вам ни потревожить, дядю?

— Я думал: у тебя с ним всё на мази, коль он отдаёт тебе приказы через голову Тирана, игнорируя, в том числе, и меня — престолонаследника!

— Не извольте беспокоиться, сир! У меня найдётся, что предложить чудовищам Деспота!

Лапий ещё на подходе, при последнем переходе к Окраинам, отдал распоряжение Титанию наведаться с центурией в ближайший населённый пункт и там разжиться стадом мелкорогатого скота.

Пригнав небольшую отару, центурион с легионерами погнал её к башням смерти, тогда как упартая и убарогая живность упиралась, отказываясь идти на заклание. Однако деваться некуда — легионеры пустили в ход пилумы, нанося лёгкие раны скоту, тыкая в бока, добились желаемого результата, и сами, с затаённым дыханием, подались туда, куда больше никто не рискнул, а они, исполняя приказ.

Иб-ба-Рих на раз забыл о тяготах походной жизни, привстал на паланкине, схватившись за подзорную трубу.

Укрывшись щитами, легионеры медленно, но верно приближались к проёму меж башнями. Среагировав на них, ожила одна из окаменелых статуй. С неё осыпалась каменная крошка, и она расправила крылья.

— Гарган! — слетело с уст "младшенького", и в следующий миг он выронил подзорную трубу.

— Чего там твориться, сир? — Тараний сменил престолонаследника на дозорном посту, подобрав подзорную трубу.

— Дай сюда, — отнял её у него Иб-ба-Рих, справившись с волнением. И снова взглянул на ситуацию у врат ужаса меж башнями смерти.

Гарганы ожили, закружив стаей над отарой с легионерами — напоминали собой воронку смерча — выхватывали одну скотину за иной, не забывая атаковать легионеров, укрывающихся щитами от них.

Перестроившись, воины Титания сомкнули плотно ряды, применив построение "панцирь", ощетинились лесом пилумов, медленно пробирались в земли Окраин Великой Империи, призывая последовать их примеру всем легионам Лапия.

— Да они озверели! — не сдержался в очередной раз Иб-ба-Рих.

— Кто, сир? — занервничал не меньше "младшенького" Тараний. — Исчадия Деспота или...

— Или-и-и... — затянул престолонаследник.

— Боевое построение! — наказал Лапий привести легионы Северной Армии в боевую готовность — двинул их на преодоление преграды.

Пока гарганы пожирали мелкорогатый скот, у них появилась возможность пробиться за башни смерти с наименьшими потерями.

— А я? — завопил Иб-ба-Рих. — Что делать мне?

Престолонаследнику пришлось спуститься на грешную землю и проделать пять лиг пешком под щитами легионеров, что, также укрывшись ими, пробивались когорта за когортой сквозь башни смерти. Иной их раз атаковали гарганы.

— А где же истуканы, Тараний? — спохватился Иб-ба-Рих.

— Не каркайте, сир!

— Это ты мне?!

— Истуканы-ы-ы... — разнеслось гулким эхом по стройным рядам когорт Северной Армии.

— Я же предупреждал, просил вас, сир! А вы... Эх, сир! — с печалью и растерянным голосом выдал новоявленный трибун.

Вслед за гарганами на щиты легионеров обрушились каменным градом булыжники и валуны. Истуканы-стражи обстреливали их с дистанции, оставаясь вблизи башен. И каждый такой удар камня по щитам над "младшеньким" отбивался у него отзвуками головной боли. Даже зажав уши руками, Иб-ба-Рих не сумел заглушить грохот от камнепада — потерял сознание.

— Сир! Сир... — стараясь докричаться до него, Тараний тряс его за плечи. — Вы как, сир?

— Ещё не понял... — простонал Иб-ба-Рих.

— Что, сир?

— Жив-Ой я-а-а... — вскрикнул престолонаследник. — Или... хир-р-рд!!!

— Да мы не на юге Окраин, сир, а на севере — пробились! Можете прыгать и ликовать!

— Голову бы тебе, Тараний, оторвать! Не ори на меня! И вообще ни на кого, — требовалась Иб-ба-Риху полная тишина — даже где-то гробовая.

Он и впрямь уподобился хирду.

— Вам надобно отдохнуть, сир! Полежать!

— Рядом с вратами ужаса и башнями смерти — ни за что! Вперёд! И только вперёд! На морфов... — вновь вырубился Иб-ба-Рих.

Легионы при нём понесли небольшие потери и по большей части изувеченными легионерами, но были и без вести пропавшие, хотя ветераны старались подбирать побитых соратников по оружию, да некоторых всё же погребло под каменными завалами.

Истуканы взяли с них кровную плату.

* * *

Тундра. Земли морфов.

— Быдло! — неслось эхом от гвардейцев легендарного корпуса. Дразня йети, они заставили их опрометчиво наброситься на себя, подготовив контрудар.

Заиграл горн Марка, и в то же мгновение за колонны гвардейцев пробились тураги, ринувшись по центру поля битвы, а с флангов, прикрывая их, из-за врат укреплённых лагерей, выскочили иные воительницы на серангах, и ещё одна треть пеших, продолжала натягивать тугие луки, осыпая градом стрел йети.

Нелюди не видели, как следом, сомкнув ряды, двенадцать колонн гвардейцев устремились стеной на них, прикрывая с тыла амазонок, явивших собой не менее грозную силу, чем их взбесившееся зверьё.

Не удержавшись, Атрий прильнул к подзорной трубе. Марк подстать командору взирал со стороны за картиной разворачивающейся битвы, прикрыв глаза от дневного светила, уходящего за дальний горизонт на заход. Гвардейцам следовало поторапливаться и ещё до наступления сумерек опрокинуть новые орды морфов, иначе с наступлением тьмы, им придётся укрыться в укреплённых лагерях и держать осаду, отбиваясь от нападок космато-лохматого быдла, что двинет дальше мимо них к стенам Северина.

Но даже с наступлением ночи, Атрий припас очередную уловку для нелюдей. Битва не завершилась с наступлением сумерек, и по его новому сигналу три колонны амазонок в укреплённых лагерях, выпустили в тёмное небо огненный дождь, поливая йети подожжёнными стрелами.

Эффект воздействия превзошёл все ожидания — морфы повернули вспять, боясь огня не меньше шакалов. Навал быдла удалось отбит, гвардейцам оставалось подсчитать потери. Ночь, они выиграли, поскольку морфы отказывались наступать на разожжённые во тьме костры, хотя до расположения легендарного корпуса и доносились их злобные рыки — попросту пугали, не позволяя гвардейцам перевести дух. Да те ещё и не к такому шуму были привычны, и спали везде и в любом положении.

Оседлав дракха, Атрий полетал над морфами, выяснив: к ним прибыло очередное пополнение.

— Ежели к утру Детрий не подоспеет, мы обречены! — услышали от него столь удручающее известие командиры и гранд-мастера.

— И это я слышу от командора легендарного корпуса, — наиграно ухмыльнулся Гектрий. — Да я не верю своим ушам!

— Зато с рассветом поверишь своим глазам! Этого быдла там сейчас, по меньшей мере, орд пять или десять! А прибывают всё новые и новые! Уже пытаются пройти мимо нас стороной с флангов, да вязнут в болотах и тонут в топях!

— Да это не равнинные йети, а горные! С ними куда проще, — заявил Октавий.

— Много ты понимаешь, — повысил Гектрий голос на него.

— Много ни мало, а тоже кое-что!

— Отставить ссору! Что вы за командиры такие? А ещё легендарного корпуса!

— Так кто начал, командор, когда сам! — напомнил Гектрий, ухмыляясь.

Атрий понял всё без лишних слов: старый боевой друг намеренно устроил небольшую склоку, заставляя его придти в себя.

— Поднять когорты! Возводить заступы! Будем окапываться!

— Давно бы так, командор, — повеселел Гектрий.

Гвардейцам, за остаток ночи, предстояло вырыть ров и построить цепь редутов-бастионов в форме протяжённого земляного вала.

Корпус перешёл к обороне.

С наступлением утра, едва на дальнем горизонте восхода занялось зарево, морфы устремились в прорыв.

— Быдло! — закричали стражи. — Йети лезут!

Атрий спохватился первым.

— Марк, труби!

— А... Что?.. — очнулся паренёк.

— Ты спишь?! — изумил он командора.

Ответом ему послужил сигнал. Юный горнист поднял всеобщую тревогу.

— К оружию! — разнеслись крики мастеров, поддержанные бригадирами.

Установив на краю огромного вала, протянувшегося на пару лиг от края и до края на флангах укреплённых лагерей, щиты, и сомкнув ряды колонн, гвардейцы приготовились к отражению навала нелюдей, рассчитывая исключительно на собственные силы.

Йети накатили лавиной, заполонив неглубокий ров телами, лезли друг у друга по головам на приступ вала.

— Они прорвались, командор! — растерялся Марк, отказываясь поверить глазам, как впрочем, и Атрий.

— Труби колоннам отступление на фланги под защиту укреплённых лагерей!

— Но это же... — не сдержался Марк, — равнозначно поражению, командор!

— Делай, что велю, мальчишка! Труби, я кому говорю! То приказ! Исполнять, горнист!

Не успел Марк приложиться устами к горну, как Атрий услышал совсем иной сигнал, и исходил не от его горниста, а от иного при Детрии.

— Он всё-таки успел! — не поверил командор. — Пришёл с пополнением!

— Так что мне трубить, командор?

— Ты ещё спрашиваешь, Марк?

Больше юный горнист не сомневался, и заиграл на радостях, подхватив призыв горниста из когорты Детрия. Вместе с ним стеной двигались наёмники с ополченцами в количестве примерно одной орды морфов — обрушились на нелюдей общим скопом, и опрокинули.

— Победа, командор! — не стал сдерживаться Марк. — Ура-Ра-А...

Над ними промелькнула тенью Кайярэ, обрушиваясь на нелюдей с неба.

— А мы чего стоим, командор? — порывался Марк в гущу битвы.

Атрий еле удержал его подле себя, схватив за плечо.

— Ты думаешь: на этом всё — с быдлом покончено?

— Неужели нет, командор?! — изумился Марк.

— Погоди немного, и сам всё узришь — сколько их в сравнении с нами пожалует сюда в дальнейшем!

Тогда как от трупов морфов уже некуда деваться. Ими и занялись ополченцы с наёмниками, потеряв всякий интерес к бегущему врагу. Зачем гоняться за хабаром, когда он валяется прямо под ногами целыми "пятаками" и не только медяками.

— Да что ж они творят!? — выругался Атрий про себя при пареньке, подавшись разбираться с ополченцами — предводителем рати — герцогом и графами при нём.

Марк ещё раз взглянул на Кайярэ, заторопился, следуя за командором.

* * *

Горное плато. Застава.

Разобравшись с трибунами, я занялся осмотром гарнизона. Отныне он подчиняется мне, Чудаку, и даже предводительница валькирий не стали оспаривать моё безоговорочное лидерство — сама ждала от меня приказа. Что удивило, и где-то обескуражило меня, но я постарался не подавать вида: мне льстило внимание с её стороны, иначе Желанна не удержится и устроит очередную драку уже с Киринэ вместо Кукумэ.

Моя ненаглядная и желанная донна не оставила нас с ней наедине, когда я пожелал расспросить её о дракхах. Меня заинтересовало, что это за крылатые твари такие, и как они управляются с ними? Ведь у самого была одна такая, правда мелковатая. Но когда подрастёт, я должен всё знать про неё.

— А мне удастся полетать на дракхе? — озадачил я своим вопросом Киринэ.

— Вне всякого сомнения, Чудак, — заявила предводительница валькирий.

— Но не здесь и не сейчас — я прав?

Ответом послужил пристальный взгляд мысленным посылом, который помимо меня уловила Желанна.

"Не вздумай закрутить с ней! Я и тебе хвост подрежу!"

"Желанна! Что ты такое несёшь?"

"Не то, что ты подумал! Я не птаха — яйца не могу!"

"Всё, молчу, моя хорошая! Даже мысленно умолкаю!"

"Я посмотрю... на тебя и послушаю!"

— Фу-у-у... — выдохнул я, и не сказать, облегчённо. Моя донна напрягла меня не по-детски. И тот давешний укол я надолго запомню.

"Ну и ревнивица ты у меня, красавица!"

"Ты понял меня!"

"Разумеется! И обещаю: не буду приставать к той, кому я безразличен! Ведь она думает не о нас тут, а о... Ого!.. палаче!!!"

"Наконец-то ты уразумел, с кем имеешь дело. Ведь она — не просто валькирия, а их предводительница!"

"М-да уж, что и говорить: Чудак я! Спасибо, Желанна, ты вернула меня в реальность, прочистив мне мозги! Мозгоправ ты мой желанно-ненаглядный!"

Мы остались с Киринэ наедине.

— Хм, — хмыкнула амазонка. — Я уж думала: этого не произойдёт!

— А что ж ты хотела, — усмехнулся я ей в ответ. — Одно слово — любовь!

— Зла — полюбишь и козерога!

— Ты читаешь мои мысли?!

— Как и сам — мои.

Вот так новость, и — что-то мы быстро обменялись любезностями.

— Ну, извини! И я это искренне!

— Не суетись, Чудак, ты и впрямь интереснейший экземпляр.

— Сама ты — экспонат! — рассмешил я валькирию, когда думал: она набросится на меня, и — пропадай моя буйная головушка.

— А ты взаправду интересный собеседник.

Я ответил Киринэ мысленно взаимностью. Мы поняли друг друга без слов, перейдя на недоступный для чужих ушей разговор посредством пристальных взглядов, тогда как со стороны казалось: пожираем один другого, испытывая неприязнь.

"Чего ты хочешь от меня, Чудак?"

"А сама? И если бы только сама, но и Кесарь!" — напомнил я Киринэ про Атрия.

"Почему он смущает тебя, и ты называешь его — палач?"

"Ведь явился за мной! А вы сюда в поисках меня, Чудака!"

"То, правда, но недоступная тебе! Ты думаешь: мы — твои враги! А это не так!"

"Докажи!"

"Уже! Будь мы врагами — утащили бы тебя на дракхах! Однако остались, чтобы ратиться и дальше бок о бок с тобой и твоим сбродом, который ты, почему-то обзываешь странным образом — артелью "напрасный труд"!"

"А тебе ли не всё равно?"

"Нет, я хочу понять, что ты за человек такой, коль за тобой пошла нелюдь!"

"Морфы — не нелюди, они такие же люди, как и мы, но со своим укладом жизни!"

"Как братья наши меньшие?"

"Опять ты копаешься у меня в голове, больше чем я дозволил это тебе, Киринэ?"

"Сам", — последовал ответ любезностью.

"Квиты", — согласился я.

"Тебя хочет видеть Кесарь, Чудак!"

"Не скажу, что это у нас с ним взаимно, как у меня с Желанной, но..."

"Она — его кузина!"

"Не новость, а... Короче, валькирия! Ближе к делу! Что ты хочешь предложить мне, Чудаку? А может Кесарь? Когда я и так самодостаточен! Мне и здесь, с морфами, живётся ничуть не хуже, чем там вам под боком у псов!"

"Ты — наёмник! А Кесарь намерен предложить тебе стать легионером Гвардии, и не рядовым воином, а как минимум командиром когорты!"

"А почему не сразу командором корпуса или легатом легиона?"

"Может быть — а всё, коль согласишься встретиться с ним!"

"Ну, это уже зависит не столько от меня, сколько от тех, кто является нашими общими врагами! Кстати, я ничего не знаю про Орден и диктатора основавшего его!"

"Узнаешь, Чудак, в своё время — а всему придёт!"

"Вот не люблю я этого — потом! Предпочитаю — всё и сразу!"

"А ты не мелочишься!"

"Уж какой на свет уродился!"

"И что значит — на этот, в том числе?!"

"Прекращай рыться у меня в голове, Киринэ! Иначе мы с тобой не договоримся, во всяком случае, ни до чего хорошего! Согласна?"

"Вполне — предложение приемлемое!"

По завершении сеанса "связи", как я обозвал состоявшийся на уровне мыслей разговор с предводительницей валькирий, принялся незамедлительно раздавать указания соответственно своему прежнему и новому статусу, а был один у меня, как у Чудака, и на то я явился таким сюда благодаря тем, кто не без интереса следил за мной.

Самому бы поглазеть на него! Ну да ладно, Бог с ним, и даже таким, каким Он представлялся мне. Значит, зачем-то я понадобился кому-то здесь? Да и мне тут не приходилось скучать (приключений — выше крыши) — только успевай "радоваться". И этой радости порой у меня были полные поножи, как и у тех, кто ратился со мной против иных, кому я не нравился в лице наёмника.

А тут ещё это тайное братство — и нашло меня в лице валькирий. Хотя я особо-то не таился и не скрывался ни от кого, всё по той же самой причине: Чудак я, каких свет не видывал. И этот свет здесь, с его обитателями, увидел меня впервые. Надеюсь, я не подвёл ни чьих ожиданий? Соответственно и дальше постараюсь чудить так, как умею, а, получается: судить ни мне, а тем, кто послал меня сюда, тогда как я их — много дальше и не раз, да снова бы не отказался.

— Где же наши йети, а? — озадачил я Удур-Ага, наказав ему выслать дозоры за пределы заставы, предложив валькириям принять участие в поисках пропажи. Сам же с Ёр-Унном занялся обучением стрелковому искусству из огнестрелов возросшее войско, а вот Яр-Гонн забрался в крепостную кузню с подмастерьями и принялся лить бомбы с моей подачи.

Отныне мне, в моей маленькой гвардии, требовались не просто стрелки, а гренадёры. Пора было усовершенствовать своих вояк, делая для них "апгрейты". И бомбы — ручные, аки гранаты подстать огнестрельному оружию — самое оно. Иначе нам не пробиться толпой на восход.

— А почему не на заход?! — удивил я Ёр-Унна.

— О, брат, ты многого не знаешь! Хотя достаточно взглянуть на Удур-Ага с морфами и всё станет понятно!

— Ты стал их вожаком, главарь?

— На то и голова — два уха, а сэр Чудак!

— Может ты и прав, — гоготнул Ёр-Унн. — Не пропадать же хабару!

А то всё грустил, потеряв в очередной раз братца. Вот и мне не доставала Брех-Унна — некому больше доставать меня, как это обычно любил делать я сам в отношении окружающего меня сброда.

Мы, так и не нашли его среди погибших. Что если эти йети утащили стража гор, и не в горы, а на равнину?

У меня под рукой имелся самый настоящий батальон стрелков, а скоро я превращу их в гренадёров, ну и соответственно в шкуродёров "пятаков". И это люди, когда хуже равнинной нелюди. Те дрались за свободу против ненавистных им горных сородичей, тогда как мы — ради наживы. Вот и получили здесь, на Окраинах севера то, что заслужили — нашествие горных морфов.

Я лично побеспокоил Яр-Гонна, пока Ёр-Унн гонял две сотни стрелков на стены и к вратам, заставляя имитировать стрельбы, поскольку до них ещё не дошли — стрелки сбивались, путая команды. Вот и старались избежать трагедии, иначе бы перестреляли друг друга, а заодно и нас.

— Бомбы готовы? — понадеялся я озадачить мастера-кузнеца, а это он — меня, указав на отлитые к этому времени формы.

И я не думал, что их будет так много.

— Откуда столько? А железа раздобыл?

— За крепостью, под стенами, какого хошь железа — бери, не хочу, — намёк мне от него на лаву.

Выглянув за стены наружу, я порадовался больше прежнего: лава твердела, остывая. Значит, дальше заставы, стихия не двинет. С одной стороны хорошо, а с иной — теперь рассчитывать мы, бродяги, можем исключительно на себя, ну и на мою смекалку, как Чудака и вожака в одном лице.

— А морда не треснет? — заржал Яр-Гонн.

Тоже читатель мыслей, похлещи меня и амазонки.

— Сам не лопни! Давай уже ядра! Мне бомбы нужны!

— Пущай твои стрельцы шибко научаться палить из огнестрелов!

Получилось не у всех, и не сразу. Но это нормальное явление. Мы указали им на ошибки, и стрелки исправились. Я даже не жалел, что мы израсходовали почти тысячу пуль. Гномы быстро отольют новые из отвердевающей лавы. Да и пороха у нас в избытке. Так что мы, бродяги, не в убытке, скорее враги, и понесут большие потери, когда нагрянем к ним с тыла.

За время муштры в крепости стрелков Ёр-Унном, и моими похождениями меж ним и Яр-Гонном, валькирии доставили к нам пополнение в лице лохмато-косматых рыл сородичей Удур-Ага.

— Ага, — взглянул я на них.

Не все морфы оказались равнинными, среди них попадались и горные джигиты. Таковых йети я одарил, как и трибун, кольцами, и теперь разговаривал с ними на одном языке — они с нами по-человечьи.

— А ты говоришь: они — нелюдь! — уел я лишний раз Киринэ.

Парировать ей было нечем, вот и назвала меня по имени этого мира.

— Чудак...

Да я этого никогда и не скрывал.

Глава 22

Окраина. Дикий лес.

Беглецы остановились, прислушиваясь к возникшим шумам.

— Кто это? — не удержалась девица.

— Знамо кто — преследователи, — живо сообразил Олаф. — Худо дело, девка!

Он готов был предложить ей разделиться, но, взглянув на барсага — в его зловещие очи, горящие красными огоньками — понял: не стоит об этом даже заикаться. Сбежать от хищника не удастся, как и провести вокруг носа. Барсаг доказал это делом, когда наведался на постоялый двор дядюшки Фарба.

Сейчас цензор гнался за ними с трибунами и наёмниками.

— Кун, — догадался Олаф, кто мог привести их в Дикий лес. — Бродяга! Ну, уж я ему — подвернётся он мне под руку! Чего встали? Бежим! Шибче!

Не обращая внимания на поднятую шумиху, беглецы зашумели сами — из-под ног полетели брызги во все стороны.

— Держитесь ближе к берегу, — требовал Олаф.

Там было мельче, и переставлять ноги гораздо проще. Но знали бы они, что их ждёт впереди, давно б свернули с намеченного пути.

— Что это? — прислушался Олаф набегу к странному грохоту, нарастающему с каждым шагом.

Девица не знала ответа, здесь она с барсагом ещё не хаживала. Дикий лес умел удивлять, а порой изумлять непрошеных гостей — бродяг на каждом шагу поджидала смертельная опасность.

Даже сквозь каскады брызг и шлепков ногами в ручье, беглецы всё явственнее слышали нарастающий гул, переросший вскоре в грохот, и только усиливался.

Лишь когда они приблизились к нему вплотную, поняли всё тотчас. Течение полноводного ручья усилилось, обрываясь вниз с приличной высоты, разбивалось каскадом брызг о камни.

— Водопад! — Олаф заскрежетал зубами от досады, столкнув камень с порога вниз.

Посланный с обрыва булыжник отскочил с грохотом от иных в каменной насыпи внизу, взвился рикошетом вверх.

Та же картина обрыва наблюдалась по обе стороны от водопада.

— Какой же я идиот! — взвыл Олаф. Он не мог поверить, что здесь нет нормального спуска вниз, но искать его в ночи с факелом, не было ни времени, ни возможности. Стоит беглецам запалить факел, и — они обречены — преследователи быстро отыщут их, реагируя на огонь во тьме. — Нашёл, кому довериться — девке!

В ответ барсаг предупредительно зарычал, если вдруг разбойник предпримет попытку избавиться от них — отомстит.

— Скажи своей скотине: нехай покажет нам тропу вниз, а не звереет в конец, и не злит меня, — не собирался Олаф расставаться с богатством дядюшки Фарба, понимая: тот не оставит их в покое, и будет гнать своих людей, пока не нагонит. — А то неровен час, сюда ватагой пожалуют разбойнички похлещи меня, и спустят с нас ещё живых шкуры, а не токмо с твоей зверюги! Уразумела, девка?

Та утвердительно кивнула.

— Так чего стоишь? Действуй! Ну...

Обняв барсага, девица принялась приглаживать вздыбившийся загривок хищника ладонью — уговаривала. Вмешиваться Олаф не помышлял, ему хватило, что столь хрупкое создание, как девица, вообще способна без боязни прикасаться к тому, кого он страшился больше смерти. И дядюшка Фарб с головорезами из Ордена не шёл ни в какое сравнение.

Хладнокровие девицы заслуживало должного уважения и отдельного внимания, вызывая у халдея благоговейный трепет. Барсаг ещё разок огрызнулся на него для приличия, в итоге поддался на уговоры девицы.

— Да у тя никак получилось, девка! — готов был биться Олаф скарбом Фарба об заклад, с кем бы то ни было.

Чутьё разбойника не подвело — барсаг живо отыскал нужную им тропу, хотя назвать её тропой даже с большой натяжкой нельзя.

— Тут шею свернуть — шо плюнуть, — едва не навернулся Олаф с кручины вниз. И лететь пришлось бы прилично. Путь вниз оказался неблизким и напоминал серпантин. Но можно и сократить, вот только костей при этом не соберёшь. А тут ещё бочонок с серебром от кое-чего предстояло избавиться, иначе спуск для халдея мог закончиться летальным исходом.

Первым делом Олаф ссыпал деньгу в мешок, и затянул его, перекинув через плечо на спину, дополнительно перехватил поясом, а вторым — взял в руки топор, используя в качестве дополнительной точки опоры для лазания по звериной тропе.

Если барсаг передвигался без напряга стремительно скачками, то девица скатывалась, а разбойник напротив делал небольшие шажки, под конец спуска не удержался и, подбив девицу, скатился на спине вниз.

— Да слезь ты с меня! Ишь прицепилась, девка! Нашла место и время для баловства... — застонал Олаф, намяв бока. Спину также саднило. И ладно бы её, когда помимо неё, он стёр себе ещё одно место, про которое срамно заикаться. Потёр его рукой. — Ой-ё-о...

Но злился разбойник больше всего из-за топора — при падении вниз, он выронил его. А без него, он как без рук — не халдей. Топор являлся их основным оружием. И без него в лесу беглецам придётся худо.

— Ищите топор! Живо! И ты, скотина этакая! Я те порычу на меня! Отвали, падаль!

Девица рассмеялась.

— Не понял! Я что-то не то сделал или сказал, девка? А может ты трахнулась головкой о камешек при спуске?

— Нет-нет... — стараясь унять смех, беглянка указала Олафу на то, на что вперёд неё ему барсаг, пытаясь сказать — рычал, сомкнув клыки на деревянной основе рукояти оружия разбойника.

— Топор! — подскочил Олаф, сцепившись с барсагом. — Отд-Ай... — полетел он, получив его назад. — Скотина-А-А...

— Поднимайся, — протянула ему руку помощи девица. — Пошли.

— Ага, — почуял Олаф: преследователи приближаются. — Бежим!

Эхо, долетающих отзвуков, стало громче и звучнее. Преследователи настигали их, сокращая расстояние.

Беглецам следовало торопиться.

— Жаль нас мало, а то бы неплохая вышла заманушка, — не прочь был Олаф устроить людям Фарба тут заварушку и подсократить их численность.

Накаркал. Кто-то сверзился к ним с тем же успехом, как и сами беглецы из-за Олафа.

— Попались! — радостно возвестил...

— Кун, бродяга! — признал его по голосу Олаф. — Наконец-то явился!

— Нехорошо поступаешь, атаман! Ой, нехорошо! Кинул меня одного у Фарба! Знаешь, как это называется — предательство!

— Отнюдь, — парировал невозмутимо Олаф. — Ты ведь знал, что я предприму, иначе бы не свиделись тут вновь с тобой! Идём с нами, Кун, хабар Фарба со мной! Я поделюсь им с тобой по-братски!

— Ой, ли!?

— Девка со своей скотиной — свидетели: не дадут соврать, а нам — сбежать!

— Ясно, не сдюжите удрать в одиночку? Помощь потребна? — догадался Кун.

— Нонче лишние руки не помеха, а с оружием — вдвойне!

— На войне, как на войне!

Барсагу не понравилось, что разбойников стало вдвое больше, и неровен час, подкараулят их с девицей, тогда разом пропадут — привлёк её внимание рыком.

— Пасть заткни, скотина! — огрызнулся в свою очередь Олаф на барсага.

Кун подивился смелости подельника. Но на то Олаф и атаман, а не сам.

— Круто ты с этой тварью!

— То он не тебе, девка, а твоей скотине, — торопливо пояснил Олаф, кого Кун имел в виду. — Прячьтесь!

Повторять ему два раза беглянке с её живностью не пришлось, зато Кун не торопился укрываться среди камней у водопада. Заросли тут отступали от края образовавшегося водоёма, и они были как на ладони — стоит преследователям скинуть вниз факел, и оба послужат их стрелкам прекрасными мишенями.

— А ты чего стоишь, Кун?

Подельник затребовал предоплаты.

— Нашёл время для дележа, — осознал Олаф: деваться некуда. — На...

Он швырнул ему собственную мошну.

— Мало, атаман! Овчинка выделки не стоит, чтоб я подыхал за тебя с девкой и тварью!

— То задаток! — Олаф еле убедил Куна. — Оторвёмся, тогда и поделюсь, аки след!

Наверху у обрыва с водопадом возникли всполохи факелов и разбойники, не сговариваясь, шмыгнули в тень камней, насчитав больше десятка преследователей, а к ним присоединялись всё новые и новые персонажи, следуя к водопаду с обеих сторон обрыва.

— Беглецы где-то здесь, — раздался до боли знакомый голос цензора.

— А вот и дядюшка, — не удержался Олаф, стараясь высмотреть его среди толпы народа — целился в них из ручного арбалета.

— Не делай этого, атаман, — зашептал ему на ухо Кун. — Фарба нельзя убивать, иначе служки Ордена перевернут Окраину от края света и до края, но не успокоятся, пока не отыщут нас, и вздёрнут даже мертвыми, превратив в чучела!

— Не лезь под руку, не то самого зацеплю, — огрызнулся Олаф, толкнув подельника локтём в живот. — Прикрой меня!

Кое-кто из преследователей уже спускался по звериной тропе, вдруг сорвался с криком вниз, и, достигнув каменного основания на дне обрыва, затих в тот же миг.

— Один готов, — порадовался Олаф, намереваясь отправить вслед за ним очередного преследователя с кручины вниз. — Ага, а вот и дядюшка!

— Нет... — толкнул Кун в последний момент перед выстрелом атамана.

— А-а-а... — взревел Фарб. Болт пробил ему плечо. — Они здесь — эти халдеи! Ну, я вам устрою, разбойники-и-и...

Трибуны оттащили его от края обрыва, и вниз полетели стрелы, выпущенные из луков и арбалетов.

— Да слезь ты с меня, Кун! — заворчал еле слышно Олаф, сбросив подельника с себя. — Я ж не девка, шоб ты лапал меня!

Подельник не реагировал на ворчание атамана.

— Кун... — двинул его несильно по роже Олаф. — Чтоб тебя!

Подельник получил стрелу в голову, и будь она прикрыта у него шлемом с полумаской и бармицей, возможно, что ничего страшного с ним бы не случилась. А так, оставив кровавый след на лбу, из глаза торчала стрела с оперением.

— Вот бродяга!

Не забыв обыскать Куна, Олаф вернул себе мошну, и, подхватив его ручной арбалет со стрелами, сунул девице.

— Держи! Надеюсь, ты умеешь управляться с оным оружием?

— Не хуже некоторых, — выдернула она стрелу из ноги.

— Да ты ранена! — Олаф в очередной раз подивился хладнокровности девицы.

— Ерунда, — сказала она так, словно ей было не привыкать к боли, и оказалась ранена не в первый раз. — Переживу!

— Ну, гляди, девка! Ежели шо — я не потащу тебя на себе, а твоя зверюга! И я это к тому: кто-то должон прикрывать нас с оружием в руках!

Преследователи залегли у обрыва наверху, продолжали вести наобум обстрел тех, кто прежде обстрелял их, вскоре поняли: беглецы оставили их в покое и бежали дальше.

— Достаньте мне их! И Олафа необязательно живым, — орал Фарб так, чтоб разбойник слышал его, — лучше всего мёртвым! А вот девку — токмо жив-Ой...

— А тебе везёт, девка, — довольно усмехнулся Олаф, — со мной!

Беглянка захромала, и чем дальше, тем больше. Халдей не сомневался: скоро она не сможет идти; размышлял о том, как ему быть дальше — поступить с ней и барсагом? Да и хабар Фарба следовало бы спрятать, понимая: если так и дальше всё пойдёт, преследователи не отстанут от них — Фарб непременно отправит, если не уже, посыльного к околотку Ордена с требованием у гварда выслать ему команду стражей с захрами. Тогда от цепных тварей им ни за что не сбежать, и ручей, превратившийся уже в настоящую речку, всё одно выведет их на преследователей в ближайшем поселении или постоялом дворе, а все без исключения принадлежали негласно Ордену, и там у них были свои глаза и уши.

— Ну и вляпался ж я из-за тебя, девка, так, шо никогда ещё в своей довольно длинной жизни халдея! Ей-ей! Ежели выберемся из ентой передряги, пойду за тобой хошь на край света к хирдам!

— Смотри, Олаф, а то вдруг твои слова окажутся пророческими, — остановилась девица и повалилась без сил.

— Тьфу-тьфу-тьфу... — сплюнул разбойник через плечо.

Зарычал барсаг.

— А по клыкам, скотина!

Разбойник взвалил девицу на хищника.

— Тащи, животное! Шустрее перебирай лапами, Фыр... — вспомнил Олаф, как давеча девица называла барсага.

Зверюга уступила ему, потащив её на себе.

— Хм, надо же... — подивился халдей. — Никогда бы не поверил, коль услышал бы такое от кого, а тут увидел воочию! Что-то аще буде — не сойти мне с ентого места, а с ума! Ха-ха...

* * *

Пограничье. Окраина Севера.

— Сир! Сир... — орал Тараний. — Мы сдюжили, сир! Врата ужаса с башнями смерти позади нас!

Новоявленный трибун прыгал и скакал точно маленький ребёнок от счастья. Гарганы кружили в стороне от них, и там же грохотали истуканы, собирая кровавую добычу.

И откуда только силы взялись у легионеров Северной Армии, даже у "младшенького" — он разом забыл про все свои болячки. И ни ему, ни кому-то ещё больше не требовался отдых как таковой — все спешили уйти подальше от пояса внутренних границ Великой Империи.

— Хи-хи-хи... — зашёлся дурным смехом Иб-ба-Рих про себя. Его трясло изнутри, и дрожь передалась на руки — пальцы дёргались непроизвольно, из-за чего ему никак не удавалось сцепить их на устах.

Выручил Тараний. Видя, что у "младшенького" случился приступ эпилепсии, новоявленный трибун двинул его по затылку, а затем нагло поинтересовался у него состоянием здоровья.

— Сир, вы как?

Покосившись затуманенным взором на трибуна, Иб-ба-Рих, лёжа на паланкине, ничего не ответил.

— Вам надо немного полежать, сир. Для вас сейчас самое главное успокоиться, — хотя сам Тараний оставался взвинчен.

Не он один.

Отмахав ещё пару лиг, легионеры Армады начали падать. Падёж в Северной Армии носил повальный характер. Никто не остался на ногах, все полегли в один миг, и Лапию не пришлось объявлять привал. Сей указ, терял всякий здравый смысл, который много раньше утратили все без исключения легионеры. Не каждый день им приходилось проходить сквозь башни смерти, и тем паче не каждый сезон, им вполне хватало и раза в году. А если учесть, что рано или поздно придётся возвращаться, то вовсе не хотелось жить — проще было сдохнуть в битве на Окраинах Империи с нелюдями. Для этого им оставалось разыскать орды йети, но никто никуда не торопился, и до утра Лапию никого не удастся поднять, даже если пригрозит расправой. Хуже того, что нынче прошли легионеры, им казалось, уже не может случиться с ними — и смерть ныне для них покажется истинной наградой за перенесённые муки.

Лишь с рассветом Лапию удалось отправить Титания с центурией в разведку, пока легионеры догрызали остатки сухарей и допивали последние капли из плодовых фляжек, стряхивая их на ссохшиеся и растрескавшиеся губы.

— Пи-и-ить... — простонал Иб-ба-Рих.

— Нет воды, сир, — откликнулся Тараний. — Закончилась.

— Найди! Достань хошь из-под земли-и-и...

— Её здесь негде брать, сир! Вот доберёмся до Северина, там воды будет — река! И такая широкая, а глубокая, что хоть залейся — всю не выпить даже морфам!

Ругаться у Иб-ба-Риха не осталось сил, и он попытался отомстить новоявленному трибуну плевком, но во рту не оказалось слюны. Застонал беспомощно.

— Крепитесь, сир! Нам осталось совсем немного походной жизни, — увещевал Тараний. — До Северина уже рукой подать — всего день пути, максимум два и...

— Уйди...

Тараний уступил престолонаследнику, поход и ему давался нелегко, он отвык от походной жизни, после того, как его перевели в дворцовую стражу Тирана.

А тут ещё довольно быстро вернулся Титаний с центурией, и заявил во всеуслышание:

— Морфы...

Ратиться с нелюдями сейчас у легионеров попросту не осталось сил. Тут бы просто отбиться, не думая от наступлении, а и об обороне речи ни шло — Северная Армия оказалась вымотана быстрым переходом на Окраины, представляя собой жалкое зрелище.

И это легионы Армады Тирана!

* * *

Тундра. Земли морфов.

Началось самое настоящее мародёрство, которое всеми силами избегали командиры в Гвардии, будь то в корпусах или легионах, и строго каралось вплоть до телесных наказаний с последующим изгнанием с позором безо всяких регалий. Но что гвардейцу-легионеру плохо, то ополченцу или наёмнику — хабар. Вот и продолжали зверствовать, вырезая из морд побитых морфов (и не всегда ещё мёртвых — добытых) "пятаки".

— Прекратить безобразие! Сей же час! — отдал на ходу приказ Атрий.

Его слова игнорировались, хотя каждый, кто попадался ему на пути, узнавал в нём "Палача", но до этого ни разу не видел в жизни, зато земли Окраин полнились слухами о нём, и внешний облик совпадал с описанием.

— Ромуальд! Герцог! — обрушил Атрий свой гнев на него.

— А почему сразу я — и виноват!? — осадил знатный дворянин коня, споткнувшегося под ним при виде человека с кожаной маской на лице, точно под ней свою чудовищную личину скрывал хирд.

— Сделай же что-нибудь, иначе я прикажу наказать твоих людей! — не унимался командор легендарного корпуса.

— А что я могу? Ополчение — это тебе не регулярные войсковые соединения! И люди вступают в него ради хабара — пятаков морфов! Что уж говорить про наёмников, когда пятаки — цена за их жизни! Тем и живут!

— Ах, так, да! Вот ты, значит, как!.. Марк... — Атрий окликнул юношу.

— Гвардия навсегда! — отозвался горнист.

— Труби атаку!

— А где враг, командор? — не видел его Марк, глядя во все глаза на поле битвы — пропустил мимо ушей всё, что кричал Атрий всем, пока нагонял его, отстав из-за Кайярэ.

— Перед нами! — Атрий указал ему на наёмников с ополченцами, что вели себя нынче хуже халдеев.

— Но они же люди, командор!

— Вот-вот... — соскалился довольно Ромуальд. — Сопляк прав!

— Нелюди они! И хуже их! Труби, Марк!

— Гвардия навсегда!

Заиграл горн. Корпус Атрия пришёл в движение. Гвардейцы построились, но не сразу уяснили: против кого им ратиться — двинули на поле брани.

Ополченцы дрогнули и побежали, отступая на фланги, вязли в зыбкой почве среди болотных топей, зато наёмники двинули впереди корпуса.

Только так и удалось прекратить мародёрство в объединённой Армии под началом командора легендарного корпуса Гвардии.

— Больше я зверства не потерплю! Как и не выполнения моих приказов, герцог!

Крыть Ромуальду было нечем, вот и ждал, когда же, наконец, здесь объявится военный магистр Ордена. Болингар задерживался, прислав весточку: будет скоро на месте; украдкой следил со стороны за всем, что творилось при их столкновении с нелюдями.

Рядом с ним, у подножия холма, в укрытии располагался строй**, и каждый жнец имел при себе ровно по два скакуна — часто меняли их, стараясь сохранить и не загнать до смерти.

Вскоре, по расчётам магистра, сюда к нему явиться в десятки раз больше жнецов, и он не собирался влезать с ними в побоище с морфами, где, похоже, основательно увязли объединённые силы защитников Северных Окраин. Он получил послание от шпионки диктатора, и требовался ей в горах. Поэтому изначально решил обойти стороной основные силы йети, но с одним строем ему ни за что на свете не пробиться туда. Вот и приходилось набраться терпения и ждать, когда у него под рукой окажется достаточно сил на совершение обходного манёвра.

И новое известие с юга. В донесении из Северина, лично от Иерарха Ордена, сообщалось: помимо пятисот жнецов, Болингар получит три сотни халдеев на горбулях.

— А разбойники мне на кой?! — не сдержался магистр, и прочитал постскриптум, где всё уточнялось.

Диктатор настаивал не светиться в предстоящей вылазке в виду преступных действий ложившихся на плечи Хвата и его людей. Болингару предписывалось сопроводить их в горы, а после выполнения миссии главарём халдеев, он был обязан избавиться от них, и замести следы; не забыв явиться с добытым хабаром к диктатору в Северин. Тогда как Болингару было проще вступить в неравную схватку с врагами, чем окольными путями, точно алчным разбойникам, вредить тем, кто выполнял их же работу, очищая Окраины Великой Империи от заклятых врагов.

Но ничего, ему не привыкать, вскоре, когда явятся основные силы с халдеями, он сорвёт свою злость на йети, что попадутся ему — в нетерпении отослал разъезд шеренгой** для скорейшего получения информации о тех, кого не мог ждать долго и при этом бездействовать, ведь враг — вот он, как на ладони. И эти йети снова что-то затевали.

В подзорную трубу магистру было хорошо видно, какой силой нелюди хлынули вновь на узкий участок меж болотистой местностью на союзные силы Империи, живо просчитал ситуацию там: едва морфы выбьют гвардейцев, следом без особых усилий опрокинут рать ополчения с наёмниками, и тогда он со жнецами окажется у них на пути.

Нервничал Болингар ровно до той поры, пока до него наконец-то долетели отголоски грохота, устроенного полутысячей жнецов. Если бы не йети, обрушившиеся с боевым ором только что на корпус Атрия и рать Ромуальда, их бы наверняка засекли.

В сей самый решающий момент битвы, Болингар уяснил: йети нашли в топях тропу, обходили "союзников" с фланга оравой.

— Одна тысяча, две, три... — вёл Болингар подсчёт нелюдей.

Миссия оказалась под угрозой срыва — халдеи ещё не добрались до них — и ему пришлось раскрыться не столько для заклятого врага, сколько для "союзников".

Развернув боевым строем колонны жнецов, Болингар повёл их за собой.

До Атрия, со стороны захода, донёсся шум битвы. Поначалу командор не поверил своим ушам, зато глаза, вооружённые подзорной трубой, не могли обмануть.

— Ты видишь то же, что и я, Марк?

— Там кто-то ратиться с морфами, командор, — подтвердил паренёк. — Мне б подзорную трубу, и я точно скажу: кто!

— Ну же, Марк!

Паренёк получил желаемый предмет от Атрия.

— Это... это... служки Ордена, командор! Там жнецы! Колонна, две, три... — счёл он живо их количество. — Меньше когорты, но не меньше половины!

— Болингар, — не сомневался Атрий: на поле битвы с морфами примчался военный магистр Ордена. — Неужто диктатор спустил с цепи ручную тварь!

Марк сросся с подзорной трубой.

— Что ты ещё видишь? — Атрий не переставал интересоваться у паренька ситуацией с йети там, у Болингара. — Им нужна помощь или...

— Сдюжат, командор! Уже... — повеселел Марк. — Они сделали это — нелюдей там!

— Славно! — уяснил Атрий: Болингар неспроста примкнул к ним, и не зайди йети с фланга, стремясь к ним в тыл, вряд ли бы показался перед ними, обнаруживая силы Ордена, и заинтересованность в том, что происходило здесь. — Ответь им, Марк!

Горнист заиграл призыв, но слуги Ордена игнорировали союзников, держались обособленно.

— Так и есть, — осознал Атрий. — У них своя миссия в отличие от нас! И долго здесь не задержатся!

Командора раздосадовало не столько предстоящее предательство Ордена, сколько осознание того, что ему придётся снять часть сил с основного направления удара нелюдей и перебросить ещё куда-то в самой разгар битвы. Затыкать брешь в болотах гвардейцами, он не имел права, они требовались ему здесь вместе с воительницами, как и наёмники, поэтому подозвал Ромуальда и отправил его к месту прорыва нелюдей с тысячей всадников.

Не скрывая своей радости, герцог ответил на приказ командора легендарного корпуса язвительной ухмылкой ехидства, и умчался.

— Заговорщик! — бросил ему вдогонку Атрий без тени сомнения, а заодно Марку: — Глаз с него не спускай!

Оставил пареньку подзорную трубу.

* * *

Горное плато. Застава.

Итак, что мы имеем в возросшей артели "напрасный труд", а ты сам, сэр Чудак? Итого кой-чего, но не совсем то, на что рассчитывал изначально. Хотя тоже неплохо, и могло давно закончиться плачевно для тебя тут в горах, а не только под стенами заставы, тогда как ты, уже занял её с бродягами, и не только. Короче, батальон стрелков, так пока не ставших гренадёрами, затем морфов с пол-оравы, из коих половина вооружена самострелами, самопалами и луками, а арбалетами иные воины уцелевшего гарнизона заставы. Все остальные послужат латниками.

Равнинным морфам непривычно таскать на себе столько железа, но деваться некуда, и как говориться: захочешь жить ещё и не туда залезешь. Гномы заталкивают их в панцири и закрывают, превращая в черепах. Морфам не пристало таскать на себе то, что им неудобно, из-за чего всё больше мне напоминают собой неваляшки, но кеглями. Стоит одному отклониться в сторону другого и повалиться, рушится весь строй, как домино.

Стараясь сдержаться от дурного смеха, я понимаю: оным цирковым номером нам не запугать заклятого врага. Хотя позицию стрелкам открыли изумительно.

Гляжу я на этих йети при мне, ручных, аки гранаты, и дальше поражают меня своею безалаберностью — нервно дрыгают лапами, раскинув в стороны, как черепахи, перевёрнутые на спину, и далее "барахтаются" утробами кверху.

Подзываю Яр-Гонна, и высказываю сему халтурщику всё, что думаю о нём и его подмастерьях.

— То никуда не годится!

— Согласен, — ржёт аки жеребец себе в бороду гном.

Сам уподобляюсь ему, когда понимаю: дикий смех отольётся нам в будущем горькими слёзами, если ничего не предпримем сейчас.

Гном предлагает навесить на морфов разновесы латками на латы и панцирями.

— Ага, ещё предложи прокачать, аки колёса на шиномонтаже при замене зимней резины на летнюю, — удивляю я Яр-Гонна.

— Чаво?!

— Ничаво! Всё одно не поймёшь, что такое апгрейт!

— Ап... ап... чавой?

— Ап... стену головой! Дошло?

А что я ещё мог сказать гному, глядя на то, чего продолжали вытворять морфы?

Кликнул Удур-Ага, прямо как мышкой от компьютера.

— Иди сюда... — такой-сякой — зову я его к себе, и даю нагоняя. Попутно достаётся гному — заставляю его привести в равновесие кодлу этих... "громозек".

Убиваем не один час времени, а эти йети и дальше убивают меня от смеха. Но это пока, и смеяться дальше не могу — от боли ломит бока.

Видеть их больше не могу, зато Желанну хочу — и чем дальше, тем больше. Даю себе время на отдых, поскольку ратиться нам с горными джигитами на равнине не с руки — морфы в доспехах неуправляемы.

Желанна всё больше болтает, чем занимается со мной тем самым, на что я рассчитывал: согласится с радостью.

О, женщины! И почему вы все такие любознательные болтушки? До этого самого, с вами необходимо говорить, и после этого, ещё не меньше! Почему любите нас, мужиков, больше ушами, нежели иными органами, предназначенными для этого от природы?

Короче, "размножением" мы так толком и не занялись, остановившись для меня, Чудака, на самом интересном этапе.

— Ну, ты даёшь, Желанночка! — изумила она меня. — Нам без латников — никак и никуда! И лучше чем морфы, никто нам, в качестве них, не подойдёт!

— Почему?!

Вопрос на самую больную тему и по самому больному месту.

— Златовласка ты моя, — сравнил я мысленно её с блондинкой. — И всё-то ты хочешь знать, а понять! Когда я и сам, Чудак, себя не всегда до конца понимаю! Просто действую по наитию, как вы, женщины, полагаясь на интуицию! Угу?

— Ага...

— Я не звал тебя, Удар-Аг! Проваливай! Не мешай... разговаривать!

Морф озадачил меня, промычав: его латники готовы у бою.

— Как — готовы? Уже! Так быстро? Пойдём, глянем, что ли на твоих поваляшек!

Мы вышли, расположившись на смотровой площадке башни. Внизу под нами, стройными рядами, стояли две кодлы морфов, сомкнувшись друг с другом за счёт сцепки локтей.

— А если расцепить — поваляться?

Я решил проверить.

— Хм, стоят!

Хотя чувствовал подвох. Приказал атаковать, а морфам в доспехах и дальше стоять, сомкнув строй, укрываясь щитами.

Роль противника исполнили стрелки.

— Что и требовалось доказать, — узрел я, как морфы вновь рухнули на спины, опрокинутые людьми. — Без третьей ноги, как дополнительной точки опоры, они ни на что негодны!

Да и в стоячем положении передвигались, опираясь на рогатины.

— Так-так! Как же мне научить вас удерживать равновесие? — призадумался я, задержав невзначай взгляд на Киринэ. — О, точно!

У меня созрел авантюрный план, по которому на раз заставлю морфов в должной мере овладеть доспехами латников.

— Шутки закончились, братья мои меньшие! Пора уже выяснить, чего вы стоите в бою!

— Выступаем, Чудак? Уже? Так быстро?

— Нет, — озадачил я атаманов и вожаков. — Пока что сам выступаю в гордом одиночестве перед этой космато-лохматой публикой!

И наказал воительницам на дракхах накинуться на "громозек" с воздуха, разрешив забрасывать их камнями ещё и стрелкам с крепостных стен заставы.

На две кодлы морфов в панцирях градом обрушились камни. И нелюди, в мгновение ока, укрывшись по наитию щитами, в совершенстве овладели римской "черепахой".

Но Желанна обозвала сие построение сброда внизу под нами "панцирем".

Да мне без разницы, главное, что морфы дружно двинули колонной за врата наружу из крепости.

— Давно бы так, а сразу!

Я дал бойцам Удур-Ага передышку, а они заслали вожака ко мне с намерением узнать: сколь долго им ещё придётся жить в железных раковинах подобно моллюскам?

— До конца жизни! — озадачил я их всех без исключения своим новым чудным заявлением. — И короткой или длинной — кому как повезёт!

Тогда как морфы считали: им со мной уже не повезло — я превратил их в жалкое подобие арахнов.

Мне пришлось объяснить им на примере с одним из них, почему я унизил их, как они считали — собственноручно закидал камнями морфа в доспехах, а затем наказал гномам снять с него "железо". Вновь замахнулся камнем, и морф инстинктивно укрылся щитом, хватаясь за панцирь.

— Надеюсь: это до всех дошло? И мне не придётся повторять сию экзекуцию в отдельности с каждым собратом меньшим?

Подействовало. Морфы в латах стали практически ручными, а заводными, точно игрушки.

— Где бомбы?

Яр-Гонн откликнулся мгновенно, ведь я в качестве безотказного средства общения использовал рупор на манер примитивного "матюгальника". И в горах орать в него, всё равно, что пытаться уснуть под колонками, включенными на максимуме децибел звучания. Про иное средство передачи информации, такое как мобильная связь, даже не заикался, хотя и не сомневался: те, кто больше не отвечал мне, как абоненту 256-19-76 в сети из "вне зоны доступа", скоро начнут заикаться сами. А нет, то мои враги! Их, я намеревался отправлять уже не кодлами или оравами, а ордами, чтобы они там поняли, с кем тут связались, заслав меня в этот чудовищный мир. И тогда о мире пущай не заикаются! Я ещё только-только начинаю воевать здесь по правилам моего мира, а не этого!

— Вот, Чудак, — доставили гномы ящик с боеприпасами.

Я взглянул на бомбы и фитиль, торчащий из них, на мгновение представил, что будет, если бродяг вооружить ими и не обучить (как давеча морфов) правильно воевать ими — подорвут и себя, и всех вокруг себя без разбора.

Моя артель "напрасный труд" не зря носила благодаря мне сие название, поскольку мы, наёмники, как ни крути — все смертники — обречены на погибель.

— И много у нас такого добра, Яр-брат?

— Не скажу: навалом, ибо совру, но...

— Понял, используем камни в качестве учебного пособия, а дальше поглядим, чем всё закончиться.

Мои опасения подтвердились. И это люди, из числа стрелков, коих я видел уже гренадёрами. А хуже морфов в доспехах при нас.

Меж стрелками осталось до пары десятка камней — некоторые при замахе назад умудрились зацепить за головы тех, кто располагался за ними.

Мне пришлось достучаться до самосознания бродяг и объяснить им, как должно воевать с бомбами, и что метать их потребно попеременно — точно так же, как и были обучены стрелять из огнестрелов.

Дело сразу сдвинулось с мёртвой точки. Отныне обвёрнутые верёвками камни поджигались стрелками и метались за стены в остывавшую лаву.

И снова не все справились с простейшим на первый взгляд заданием.

— Те, кто ещё раз ошибётся, полетит у меня со стены головой об лаву вниз сам! И если сразу не загнётся, иным подельникам накажу добить, швыряя сверху "бомбы"!

Получилось.

Настал черёд потратить немного пороха — и не совсем впустую.

С моей подачи, гномы засыпали в глиняные шары по щепотке пороха, и следом по моему приказу раздали стрелкам, а каждому бригадиру по факелу.

Паре будущих гренадёров досталось, но они хотя бы остались живы, и от радости у них были полные поножи.

С новой попытки исправились и они.

— Аллилуйя!

"А это кто такая?!" — Желанна удивила и одновременно рассмешила меня.

"Не беспокойся, отнюдь не соперница тебе, моя ненаглядно-желанная донна! — подмигнул я ей в ответ на её мысленный упрёк мне. — Всё будет хорошо! Только давай обойдёмся без лишних склок! Пора уже выступать в поход, любимая златовласка!"

Глава 23

Окраина. Дикий лес.

— Дядюшка Фарб... — бросился к нему один из "вышибал". — Дядюшка...

— Ну... — ждал он с нетерпением сообщения от прелата.

Слуги Ордена перерыли место, откуда предположительно стреляли в Фарба.

— Мы наткнулись на мёртвого халдея со стрелой в голове, дядюшка...

— То Олаф?

— Нет, наш проводник...

— Кун?!

— Да.

— Чтоб его барсаг задрал!

— Кстати, дядюшка: халдей был не один...

— Нашли ещё чьи-то следы? Олафа?

— То неведомо, дядюшка, но барсага — имеются.

— Тварь! А ей здесь чего надобно?

— Ведомо чего, дядюшка, — человеческая плоть и кровь, — молвил утвердительно прелат. — Без стражей гварда и захров нам боле неча делать в Диком лесу, ежели хотим разобраться тут, что к чему!

— Ты ещё здесь, когда должен быть в околотке Ордена! — Цензор не собирался прекращать погоню за беглецами, вовсе вознамерился устроить облаву. — Под мою ответственность!

Последнее, что услышал от него, убегая "вышибала".

— А ты чего стоишь? За ним! — наказал Фарб двигать приору за прелатом, а то мало ли что — всё-таки Дикий лес и ночь — одному тут делать нечего, а у двоих есть шанс: кто-то из них сумеет проскочить. Ручей послужил им путеводной нитью, превратившись на дне обрыва в полновесную речушку. — Не уйдёшь, разбойник! Я достану тебя даже из-под земли, аки хирда!

Плечо по-прежнему кровоточило, и Фарб наказал прижечь рану. Один из слуг Ордена подставил лезвие клинка под пламя факела, и, раскалив, сунул цензору.

— Чего скалишься-А-А... — взревел Фарб, двинув его кулаком по скулам. — Поди, давно мечтал, заговорщик, воткнуть в меня клинок?

— Выпейте, дядюшка, — сунул ему кожаную фляжку с хмельным зельем прелат.

Сделав пару глотков, Фарб промочил рот, а затем выплеснул остатки на пойла на прижжённую рану, снова вскричал не в силах сдержаться от боли.

— Поделом тебе, — порадовался Олаф про себя, признав голос цензора, разносящийся громогласными выкриками эха по округе. — А лиха беда начала!

За беглецами гнались трибуны с наёмниками, ведомые ищейкой Ордена, подмечавшего то подмятую местами траву, то подломленную ветку с кустарника или древа. И как ни старался Олаф с барсагом, всё равно оставляли следы — зверь из-за тяжести непосильной ноши, волоча на себе самку человека, а разбойник из-за мошны размерами с мешок за спиной, где у него позвякивала деньга. И зверь, и халдей понимали: пешью от преследователей с тяжёлой ношей им далеко не уйти. Поэтому решили перебраться вплавь на иной берег реки, и на время сбить преследователей со следа. Предпринятая попытка не увенчалась успехом, они едва не распрощались с жизнями, нахватавшись речной воды, снова выбрались на берег; и если барсага тянула ко дну девица, то халдея — мешок с хабаром.

Олаф покосился на древо, сжимая топор. При ином раскладе он непременно бы срубил им древо, но не сейчас — стук топора услышат раньше, чем он завалит древо на иной берег в качестве переправы, а затем по нему же их найдут и нагонят преследователи. Сразу отринул сию идею, как неприемлемую, неистово перебирая в голове всевозможные варианты бегства.

И ловушку обустраивать служкам Ордена, не было времени.

— Вставай, скотина! Ходу! Шевелись! — забурчал халдей на барсага.

Хищник зарычал ему в ответ.

— Хм, какой же ты Фыр, когда скорее Гыр — постоянно рычишь! Отныне так и буду обращаться к тебе! Привыкай, скотина ты этакая! Похоже, нам с тобой уготована одна судьба — сдохнуть разом из-за девки! А хороша, зараза! Я б с такой загулял! Ей-ей...

Барсаг огрызнулся.

— Но-но, не очень-то, — погрозил разбойник в свою очередь зверюге топором.

Преследователи нагоняли их, стремительно сокращая расстояние. Олаф понимал: если им на пути преградой встанет отрог или приток реки — хана. Без брода, вплавь, они не преодолеют водную преграду — потонут — в худшем случае, а в лучшем — примут последний бой.

Несколько раз Олафу приходилось прорубаться сквозь чащу с топором, разбойник старался особо не шуметь, всё равно оставлял следы для ищейки преследователей.

Прелат не сомневался: они почти нагнали беглецов. Стоит преложить ещё немного усилий, и будут непременно вознаграждены.

Награда оказалась приличной, путь наёмникам с трибунами преградил дикий...

— Тураг! — вскричал не в силах сдержаться ищейка.

Его первым и подмял под себя лесной мастодонт, втаптывая в землю, не обращая внимания на тех, кто также пытался убить самого, расстреливая из луков и арбалетов. Дикому турагу было всё нипочём — бугристые наросты кожи отвердели, подобно хитиновому покрову арахнов, и он не чувствовал боли — болты отлетали от него, точно камни от доспеха.

Разобравшись с одним из двуногих отродий, тураг ринулся на иных, державшихся толпой на свою погибель.

— Чу... — замер Олаф, прислушиваясь к рёву и грохоту в удалении.

Барсаг притих вместе с ним, также слышал всё, что творилось всего-то в каких-то сотне-двух шагах.

— Мастодонт, — довольно оскалился Олаф, признав лесного гиганта.

Отныне беглецам можно не торопиться, преследователям не минуть турага, и пока гигант не покончит с ними, не успокоится, а им ни за что не убить его, если не заманить в охотничью яму, где загнётся разве что от голода.

Немного передохнув, беглецы двинули дальше неспешным шагом, осознав: о преследователях стоит забыть, они нескоро побеспокоят их как прежде.

Знал бы Олаф, что посыльный Фарба уже выбрался из Дикого леса, и, оседлав покинутого на опушке горбуля, помчался к ближайшему околотку Ордена — бежал бы дальше сломя голову без оглядки. Но упустил время, тогда как посыльный цензора вскоре уже стоял под стенами бастиона, требуя от стражи открыть врата и вызвать гварда. Дождался. Стражи вышли к нему и схватили, доставив к гварду.

— В застенок захотел, мерзавец? — загремел тот кандалами.

— Послание от цензора! — продемонстрировал посыльный орденский знак.

— Прелат?

— Цензор требует выслать к нему, для захвата парочки беглых халдеев, команду стражей! А к ним — свору захров! Лучше две! И одна — требуется на северной окраине Дикого леса подле ручья, а иная — на южной, откуда вытекает река! Да пошевеливайтесь, цензор зол — разбойники зацепили его "болтом" в плечо!

Выругавшись, гвард наказал поднять три шеренги стражей — две возглавил лично, а третью получил прелат со сворой захров, двинув к южным окраинам Дикого леса.

Все стражи мчались на горбулях. Началась самая настоящая облава.

— Захры... — прохрипел и одновременно проревел Олаф, вскакивая на ноги после очередного привала.

Он отказывался поверить своим ушам. Его догадку подтвердил барсаг, привычно зарычав еле слышно про себя.

— Вставай, девка, — Олаф затряс её за плечи. — Нам надо идти!

Выпустив когти, барсаг встал в боевую стойку.

— Уйди, скотина! Не до тебя мне ща-А-А...

Барсаг ударил лапой халдея по спине скорее для демонстрации собственных намерений, нежели изначально желал вступить с ним в схватку не на жизнь, а на смерть — распорол ему рубище, из-под коего проступила крепкая и добротная кольчуга.

Отпустив девицу, Олаф схватился за топор, и, перекидывая играючи с руки на руку, готов был уже ответить хищнику — услышал вздох спутницы.

— Девка, — толкаясь, прильнули к ней разом оба спутника.

Та лежала, открыв глаза, и смотрела в просветлевшее небо. Разбойник со зверем загородили его собой, выставляя напоказ: один рожу, иной морду.

— Идти сдюжишь, краля? — озадачил её сходу Олаф, и барсаг, лизнув девицу в щёку.

— Не уверена, но попробую-у-у... — застонала она.

Нога болела, рана треснула и закровоточила.

— Хана! Ща зде нас порвут на ошмётки захры! — не сомневался Олаф, приберегая в рукаве последний шанс на спасение, но решил прибегнуть к нему только теперь, оставляя на крайний случай.

— Тьфу... тьфу... — плюнул халдей на ладони и снова взялся за топор, обрушив на древо у берега реки.

— Ты чего затеял, разбойник? — процедила девица сквозь зубы от боли.

Олаф не слышал её, увлечённо орудуя топором, в мгновение ока завалил древо, а затем подрубил у верхушки.

— Чего зыркаешь, скотина? Давай, помогай, Гыр!

Вцепившись клыками в верхушку древа, барсаг на пару с халдеем затащили его в реку.

— Ползи к нам, девка! — заставил Олаф шевелиться ещё и её.

Беглецам предстоял сплав по реке.

— Не утоним, всё одно помрём, — гоготнул довольно разбойник. — Крепче держись за сучья, девка!

Вбив топор в древо, Олаф подал ей руку. Вода оказалась не просто холодной, а ледяной. Вот и барсаг намочив лапы, недовольно фыркнул, присоединившись к двуногим спутникам, но не по тому, что не желал расставаться с ними, просто ему не справиться в одиночку со сворой захров, и не уйти от них. А с беглецами появлялся, пускай мизерный, но всё же шанс — воспользовался им.

— Отчаливаем... — оттолкнулся Олаф ногами от дна, позволяя течению речушки подхватить обломок верхушки древа.

Беглецов понесло на юг за пределы Дикого леса.

Преследователи припозднились, выскочив на берег у срубленного древа. Фарб негодовал, еле держась на горбуле.

— Не изволь беспокоиться, дядюшка, — заверил цензора один из двух посыльных — тот, что был оправлен следом за первым к околотку — и нынче с ними здесь находилось около двух десятков всадников, возглавляемых гвардом при своре захров. — Они не уйдут от нас! Внизу, по течению реки, их ожидают наши люди, и также при захрах!

— А реку они сдюжат перекрыть?

— Ежели токмо в брод.

— Вот! — сомневался Ферб: вряд ли им удастся обнаружить его.

Наказал продолжать преследование и при первом же визуальном контакте стрелять из арбалетов.

— Даже по девке?

— Всех на дно! — не изменил цензор принятого решения, хотя далось оно ему тяжело — понимал: если у Олафа его хабар — также пойдёт камнем на дно вместе с халдеем.

Да это мелочи жизни для него — сколотит себе новое состояние рано или поздно. Он, благодаря гварду, признал в девке особу, сбежавшую из Ордена, а диктатор требовал найти её и доставить к нему живой или... просто заметал следы собственного преступления, опасаясь: не дай бог, о нём узнает Кесарь. Тогда конфликт неизбежен, и неприкрытая вражда выльется в междоусобицу.

* * *

Пограничье. Окраина Севера.

— Строиться! — разносились шёпотом среди легионов Северной Армии Иб-ба-Риха приказания, исходя от легатов к трибунам, а от трибун к декурионам, и далее от них к центурионам, и деканам.

Легионеры пришли в движение, и как бы не стремились делать всё тихо, гремели неимоверно латами, оружием и щитами, выстраиваясь в боевом порядке.

"Младшенький" отвлёкся на них, радуясь, словно малое дитя. Ещё бы — сейчас он начнёт играть по-настоящему в "солдатики", надеясь: сам будет отдавать приказы им, заставляя атаковать морфов.

Не тут-то было. Приказы исходили исключительно от Лапия.

— Тараний, — подозвал Иб-ба-Рих трибуна.

— Я здесь, сир, — ждал тот соответствующих приказаний от него, поступивших незамедлительно.

— Лапия сюда, ко мне! Живо!

— Прощу прощения, сир, но вряд ли он внемлет вашим словам.

— Что... я слышу? И от кого, Тараний!

— Полководец готовится к схватке с морфами, приводя легионы в боевую готовность!

— Как он посмел, когда вся Армия принадлежит мне — и только!

— Да, сир, но командует легионерами в бою полководец!

— А что делать мне, Тараний?!

— Наслаждаться зрелищем, сир. Будем верить: Лапий одержит победу и одарит вас триумфом!

— Поглядим, что он там натворит, — процедил зло сквозь ссохшиеся губы Иб-ба-Рих. — И если впрямь натворит — не сносить ему головы! Так и передай, Тараний: для него будет лучше, если морфы отвернут ему голову, нежели я!

— Как прикажете, сир, — трибун покинул поспешно престолонаследника, опасаясь за собственный титул и жизнь.

Отступать легионам Северной Армии некуда — позади них башни смерти с исчадиями Хир-да-Раса, а впереди — морфы. Смерть кругом — и поджидала легионеров Лапия на каждом шагу. На то и Окраины, а не цветущие и благоухающие провинции Великой Империи.

Иб-ба-Рих безотрывно следил за тем, как чётко в четыре линии выстраиваются все легионеры Северной Армии без исключения: впереди велиты, за ними сомкнув щиты, встали гастаты, позади них в третью линию выстроились принципы, и замыкали построение триарии. На флангах же расположились всадники, а ауксилия вошла резерв.

— Красота, — понравилось "младшенькому" боевое построение собственной Армии. Лишь одно досадное обстоятельство удручало его: не сам командовал ими, а Лапий. Но также понимал: победителей не судят. Как впрочем, и полководец-легат: проиграет битву, и ему не сносить головы, а всем легионерам при нём без исключения. Даже "младшенькому". До него только теперь дошло: это была самая настоящая подстава со стороны Тирана — он бросил их вместе с Иб-ба-Рихом в мясорубку. Но не сам, чувствовалась рука Деспота.

— Хир-да-Рас... — проклял его про себя Лапий.

Наткнувшись оравой на вооружённых людей, морфы не сразу полезли на них, да легионеры умело скрывали свои истинные силы — на переднем крае из-за возвышенности были видны исключительно велиты с гастатами. Ни принципов, ни тем более триариев, рассмотреть злобным йети не удалось. Будь у легионеров Армады на вооружении лучники, рассеяли бы ораву морфов издали с расстояния в лигу — подпустили слишком близко, но до залпа было ещё далеко — велиты метали дротики за редким исключением на сто шагов.

Зато йети обрушились на них градом камней.

— В укрытие! — раздался призыв Лапия, подхваченный иными командирами подразделений велитов.

Они отступили под защиту гастат.

Переждав залп морфов, Лапий наказал атаковать врага. Вперёд выступили четыре манипула гастат, поддерживаемых четырьмя центуриями велитов. Сократив дистанцию для броска дротиками, они выскочили вперёд, и, обстреляв морфов, вновь отступили за гастат, сомкнувших строй щитами и ощетинившись пилумами.

Не удержавшись, морфы ревущей оравой ринулись на них, идя на верную погибель. Прежде чем нелюди добрались до четырёх манипул гастат, велиты произвели ещё два залпа, осыпая дротиками морфов — выкосили порядка кодлы. Однако бой только разгорался. Центр гастат намерено прогнулся, заставляя морфов поверить: они вот-вот разорвут и порвут строй людей — оказались зажаты с флангов, а замкнули окружение уже велиты, укрываясь небольшими круглыми щитами, орудовали длинными кинжалами.

— Ура! — сорвался Иб-ба-Рих в крик. — Победа!

Вернулся Тараний.

— Мы одолели их — этих йети!

— Сомневаюсь, сир, — озадачил трибун "младшенького". — То был отряд разведки!

— Да сколько же этих зверей обитает на Окраинах?!

— Много, сир! Дюжа много!

Таранию не пришлось никуда указывать, основные силы морфов чуть ранее отреагировали на грохот побоища устроенного их предшественниками с легионерами Северной Армии, показались из-за холмов.

— Да их там орда-А-А... — запричитал Иб-ба-Рих.

— И не одна, сир, — заметил к слову Тараний.

Подбирая дротики, велиты отступили под прикрытие.

— Их больше чем нас! — было видно Иб-ба-Риху и без подсчёта поголовья морфов на глаз, как и любому легионеру в Северной Армии.

Ветераны приготовились к смерти, осознав: им не добыть победу в схватке с сотней тысяч морфов.

— Сир, пока не поздно, отступим с одним легионом из четырёх к Северину, — предложил Тараний пойти в прорыв всеми силами, но Иб-ба-Рих желал повернуть вспять к башням смерти и вновь попытаться пробиться за врата ужаса сквозь исчадий Деспота.

Всё испортил Лапий, заявив: легионы Армады Тирана не отступают, предпочитая умирать на поле брани! Сам услышал в ответ на собственное заявление от "младшенького" столько и такой отборной брани, что если бы морфы не заглушили его ором многотысячной толпы, прибил бы престолонаследника раньше них собственноручно на радость Рих-да-Раса.

Теперь уже морфы окружали легионы, обходя их с флангов, зажимая в тиски. Северной Армии пришлось занять круговую оборону, выставив на переднем крае триариев с принципами, а за ними расположились гастаты с велитами, ауксилия и всадники с "младшеньким".

Тараний всё ещё тешил себя и Иб-ба-Риха надеждой: с всадниками они сумеют пробиться сквозь орды морфов и добраться до Северина.

— Вы должны выжить любой ценой, сир!

— Даже из ума?! — перепугался "младшенький", заставив язвительно оскалиться Тарания про себя.

— За это не беспокойтесь, сир! Я ручаюсь: вам это больше не грозит!

Зато легионеры подле них зашлись хохотом, благо не покатом.

— Чего это с ними, Тараний? Они никак сошли с ума — все!

— Да-да, сир, — трясся сам от смеха трибун, зажимая одной рукой рот, а иной удерживал трясущийся щит над "младшеньким", видя: морфы вот-вот начнут закидывать их камнями.

* * *

Тундра. Земли морфов.

Морфы двигались лавиной, сталкиваясь с людьми на небольшом участке суши посреди болотистой местности. Все их попытки пробраться и ударить с тыла, не увенчались успехом. Едва одной из орав удалось выбраться из болот, на них обрушились колоннами жнецы, опрокинув назад в топи. Однако морфы продолжали тешить себя надеждой, обойти основные силы ополчения.

В одном из жесточайших сражений на севере Окраин потери несли обе противоборствующие стороны. И если люди в столкновении с нелюдями теряли сотнями лучших воинов, то заклятые враги — тысячами. Но даже в этом случае размен был не в пользу защитников Великой Империи. Одну орду морфов сменяла иная, а ту третья, и так далее — йети получали необходимый отдых, тогда как людей в противостоянии с ними было слишком мало, и боевые тураги легендарного корпуса уже не могли внести решающего перелома в битву — вязли в телах убитых морфов и болотах, преследуя их.

Наихудшие опасения Атрия подтвердились незамедлительно, а вестей от Кесаря он до сих пор не получил, не ведая: внял триумфат его посланию или нет? Командору оставалось надеяться: ведёт спешно легион из Земгора, и не по суше, а воде. По реке на барках передвигаться было немногим легче и быстрее — на вёслах можно менять одну команду гребцов на иную. Об этом он и указал ему в послании постскриптум. Но даже если и доберутся вскоре до Северина, всё равно не успеют явиться к ним на поле битвы с морфами, поскольку вести дальше легион посуху — смерти подобно. Осаду надлежало держать за крепостными стенами, поднимая всё прибрежное население по ходу своего движения. Да и псы на восходе могли вмешаться не вовремя в затеваемую морфами заварушку, тогда ни северной, ни восточной диктатории не устоять под натиском бесчисленных орд нелюдей — они разорвут Окраину на части

Жнецы Болингара по-прежнему оставались на месте. Атрий сам увеличил силы Ордена за счёт всадников Ромуальда, не отказался бы узнать, о чём сейчас там трепался герцог с магистром.

— Заговорщики! — не удержался он от очередного высказывания в их адрес.

— Так и есть, сир, — откликнулся Марк.

— Что ты видишь там? Говори!

— Халдеев, командор. Провалиться мне на этом самом месте, коль я лгу!

— Точно? Уверен? Не попутал их с наёмниками?

— Да что я, наёмников в глаза не видел! Их там немало — сотни три будет — и все на горбулях! Никак за хабаром — мародёрствовать явились?

— То всё, Марк?

— Нет, командор. Они уходят!

— Кто, конкретно? Халдеи?

— И жнецы Ордена с ними — окружили их и... Предатели! ...они бросили нас, командор! Об этом надо не мешкая доложить Кесарю!

— Вот ты сообщишь, Марк!

— Нет, командор! Я останусь с тобой!

— Молчи, мальчишка! То приказ! Исполнять!

— Хошь убейте меня, командор, но я и с места не сдвинусь!

— Бери моего дракха и дуй с Кайярэ в Северин! Там с ней и ждите в тайне Кесаря! Да не попадитесь служкам Ордена! Ты понял меня, Марк? — намекнул Атрий: смертельная опасность будет грозить им во граде в той же мере, какой всем людям здесь при сшибке с морфами.

— Прости, командор, я сам не ведаю, что на меня нашло!

— Ничего, мой бессменный горнист. Ты истинный гвардеец, Марк! Я сам был таким же вспыльчивым и импульсивным в твоём возрасте. Но это — и только — помогло мне выжить тогда там, откуда не возвращаются даже мёртвыми! Поторопись!

— Гвардия навсегда! — Марк стукнул себя кулаком в грудь.

— Да! Гвардия умирает, но не сдаётся! И не отступает! Так и передай, триумфату! Так и передай...

Дракх командора признал Марка, иного гвардейца он ни за что бы на свете не подпустил к себе и заклевал, а пареньку позволил оседлать себя.

Подняв его в воздух, Марк закружил, выискивая несносную амазонку.

Юная валькирия скакала на своём дракхе едва ли не по головам морфов, нанося им не такой уж большой урон, зато на её счету было не меньше побитых врагов, нежели у соплеменниц на серангах и турагах.

— Кайя-А-А... — закричал Марк. — Кайярэ...

Никакой ответной реакции. Смазливая амазонка увлеклась битвой, и близко никого к себе не подпускала, размахивая хлыстом с утяжелителем на конце, чуть не зацепила Марка.

На неё с дракхом опустилась тень, и она не сразу отреагировала, совершив резкий разворот в сторону с обходным манёвром.

— Бестия... — уподобился Марк Атрию, обозвав Кайярэ про себя так, как тот обычно Киринэ. Что ни для кого в корпусе не являлось секретом.

Сама спикировала на него.

— А где командор?! — уловил он на слух изумлённый выкрик озабоченной амазонки.

— Отослал меня забрать тебя с собой. Мы возвращаемся в Северин!

— Нет! Этому не бывать!

— То его приказ нам, Кайярэ! У меня к Кесарю донесение — я обязан передать его на словах! И ты будешь сопровождать меня!

— Охрана потребовалась? От кого, трусишка?

— От предателей из Ордена!

Ради стычки с ними, юная воительница не задумываясь, покинула поле битвы с морфами в то же самое мгновение, следуя рядом с Марком в южном направлении.

— Ну, гляди, ежели обманул... — пригрозила она.

— И я люблю тебя, — не удержался Марк.

* * *

Горное плато. Застава.

Лава остыла, и теперь мы могли покинуть пределы заставы в любом направлении. В горы мы больше не стремились, наш путь лежал на равнину, и мы, бродяги, не спешили раньше времени ратиться там с горными йети. Прежде я решил пробиться на восход, куда и двинули равнинные сородичи Удур-Ага, избегая повального нашествия джигитов. Те бы не пощадили их за предательство, хотя много раньше сами предали их, заставляя нападать на нас, людей, так ещё забирали заморышей, превращая в джигитов. О чём нам поведали некоторые из них. В них и признали равнинных морфов сородичи при мне.

Значит, новоявленное пополнение не предаст нас при столкновении с джигитами, к тому же я одарил их кольцами. Не пропадать ведь добру — нескольким сотням колец, ещё совсем недавно принадлежавших наёмникам, погибшим на заставе. И я надеялся отомстить джигитам за их смерть.

Но всё же одно обстоятельство беспокоило меня — морфы в латах не научились ратиться с применением рогатин. И я не сомневался: они пригодятся нам не только для защиты, укрывая стрелков собой со щитами, но и в качестве боевой фаланги с выставленным частоколом рогатин наперевес.

Да и ладно, потом сюрприз для них будет, как впрочем, и для заклятого врага.

— Пора! — махнул я рукой, покидая стремглав площадку смотровой башни.

Моя артель "напрасный труд" возросшая до когорты, двинула через врата крепости за пределы заставы колоннами.

— Веди нас окольными путями с валькириями, Киринэ, — не желал я сталкиваться с большими подразделениями горных джигитов. — Оравы и те будем обходить по возможности.

— А кодлы?

— А вы на что, и стрелки из числа лучников и арбалетчиков при нас? — напомнил я: шуметь нам и дальше не с руки.

Ратиться с ордами горных джигитов можно было только таким же точно количеством равнинных морфов, кои как воины, в сравнении с заклятыми врагами, никакие. Сам помнил, что они представляли собой, и их оружие — с дубинами и камнями против джигитов с железным вооружением и бронёй, им долго не устоять. Вот и рассчитывал: когорта дружины при мне внесёт необходимый перелом. И потом, не мы одни собирались воевать с джигитами — союзные силы Гвардии и ополчения с иными наёмниками, должны были давно вступить в битву с ними. А может кто-то ещё, о ком я пока ни слухом, ни духом, но не сомневался: в стороне от побоища с морфами никто не останется. Это ж столько дармового хабара — пятаков — и не грошами, а деньгой.

Застава осталась позади, плато мы минули без особых проблем, джигиты, снявшие осаду в виду приближающейся огненной стихии, бежали без оглядки. Но я не сомневался, когда придут в себя и поймут: катастрофа миновала, повернут вспять. Иначе им оторвут головы вместо нас свои же сородичи, когда наткнуться на нас у заставы.

Да мы перехитрили их.

Валькирии приметили несколько орав джигитов, стремительно повернувших вспять, однако мы успели прошмыгнуть мимо них, не заботясь о том, что так просто пришлось отдать им заставу, в битве за которую сложили головы мои наёмники и вздорный старик с воинами гарнизона.

— Ты не забыл про сюрприз, Яр-брат? — спросил я у мастера, с опозданием примкнувшего к нам с подмастерьями на козерогах.

— Даже не сумлевайси, — хмыкнул гном в бороду, при этом довольно поглаживая её.

— Очень на это надеюсь!

— Шибко сам всё услышишь!

Мы шли очень быстро, покидая горную гряду, и мне пришлось устроить привал, пока валькирии прочёсывали с неба предгорья тундры земель равнинных морфов. И это с одной стороны, а с иной — я ждал чего-то более — почти знака свыше. Но пока ничего мне обещанного Яр-Гонном не происходило.

Желанна быстро уяснила, что за сюрприз мы приготовили на заставе нашим врагам.

"Ты в своём уме, Чудак!?" — взглянула она на меня так, будто я недалёкого ума, сравнив меня с морфом.

"Ну, как тебе сказать, моя златовласка, чтоб не обидеть? Чудак я и есть, а ты..."

Я запнулся — неспроста. Имелся повод. Где-то далеко в горах грохнуло гулко, правда, не так, как на шапке мира, но тоже зычно. И в небо поднялся столб дыма и пыли, принимая вид растущего гриба.

— А неслабо рвануло, — отметил я: Яр-Гонн справился с заданием. А если быть честным до конца — во многом превзошёл мои ожидания. — Как тебе это удалось, Яр-брат, а? Раскрой секрет — продай талант!

— Хабара не хватит! Да и зачем тебе это, Чудак? Всё одно не поймёшь!

— Кто-кто, а я — можешь даже не сомневаться, Яр-брат.

— Ну, там, лава не вся остыла, и сера нашлась... — тянул гном резину.

Время нам было дорого, и я поднял когорту артельщиков, заприметив в небе валькирий, указывающих нам верное направление движения. Мы подались за ними, пока сюда вновь не нагрянули джигиты. А то, что кинуться в погоню — после того, чего мы устроили им благодаря гномам Яр-Гонна на плато — нисколечко не сомневался. И мне желательно было, чтоб они нагнали нас не раньше, чем мы соединимся с основными силами равнинных морфов, поскольку я оставил им там пару вожаков, возложив на Тум-Ага обязанности предводителя орд равнинных морфов вместо Удур-Ага временно убывшего со мной в горы.

Мне оставалось лишь проведать его там, и повести орды морфов при мне на горных йети и померяться силой — кто кого, а чья возьмёт.

А ещё мы возьмём с собой арахнов — непременно. Эти чудовища мне больше нравились ручными, как у валькирий — дракхи. Сам поглядывал на его птенца, что достался мне по чистой случайности. Хотя в случайности с недавних пор я больше не верил, на раз уяснив: они скорее закономерности. И судьбу намерен был изменить — да не только отчасти, и свою, но ещё и обитателей этого мира, а уж насколько получиться — тем, кто наверху — видней. Как сейчас валькириям при нас: где враг.

* * *

Восточная Окраина. Земгор.

— Поспешай, робяты! Поспешай! — кричал мастер на легионеров колонны, поднимающихся стройными рядами на борт барки**, куда легко помещалось до половины когорты. И барок у причалов Земгора на иных островах хватало.

За погрузкой следил Кесарь, взойдя на ту самую, куда мастер гнал колонну. Едва его сотня закончила с погрузкой, подошла иная в сопровождении своего мастера, и все команды, даже слова, повторились сызнова — не говоря уже про интонацию с произношением — словно мастеров штамповали под копирку, как и легионеров, поднимающихся колоннами при погрузке на речные судна.

Не будь у них штандартов, Кесарю ни за что не отличить одну колонну от другой, как и когорты меж собой. И это легион — не корпус. Но легионеры тоже достойно служили в Гвардии Кесаря, как и гвардейцы.

— Погрузка завершена, триумфат, — рапортовал командир когорты. — Обе барки заполнены!

— Приготовиться к отплытию, — отдал Кесарь очередное распоряжение.

— Навались робяты! — огласил командир когорты.

С барок в воду опустились массивные вёсла, гребцы одной из пяти сотен легионеров налегли на них, заработав в такт отбиваемым ударам бубна и командам, подаваемым мастером с бригадирами.

— И-раз, и-два...

Двигаться на вёслах против течения оказалось нелегко: барка — не шлюп, но и гребцов тут много больше, и меняться они могли довольно быстро, не позволяя никому выбиваться из сил. Да и харчи взяли в дорогу знатные — в основном сухари, а к ним — солонину. А ещё каждому легионеру в дорогу выделили по малой фляжке бодрящего пойла. И всем сразу стало ясно: путь предстоит неблизкий. К тому же шли ходко на север. Знать их ждали в Северине защитники, осаждённые морфами.

— Увеличить темп, — наказал Ил-ла-Рих.

— И-раз, и-два, и-три... — затянул мастер, а бригадиры подхватили, работая на вёслах наравне с легионерами без чинов и прочих сопутствующих званий с регалиями.

Кесарю всё равно казалось: они не плывут, а еле тащатся по реке, раскинувшейся от края и до края всего обозримого горизонта, простиравшегося перед ним.

Водные просторы реки казались безграничными, тогда как возможности гребцов оказались ограниченными.

— Ещё быстрее, — требовал Кесарь увеличить темп гребцам.

Ему уступили в последний раз.

— И-раз, и-два, и-три, и-четыре...

А затем первую сотню легионеров сменила вторая, её — третья, третью — четвертая, и настал черёд пятой работать гребцами.

Оглянувшись назад с подзорной трубой, Кесарь насчитал порядка двух десятков барок. Все десять тысяч легионеров Десятого легиона плыли конвоем на север. А с наступлением сумерек на барках зажгли факелы, и цепочка огней продолжала двигаться по реке в прежнем, северном, направлении.

— Ваш ужин, триумфат, — подал командир приличный кусок солонины Кесарю.

Есть Ил-ла-Риху не хотелось, как впрочем, и пить — кругом воды и без того в избытке, и на палубу, то и дело, летели брызги от весёл гребцов. Даже спать он не мог, и думал о том, как там Атрий и его легендарный корпус. Ждал с нетерпением от него новых известий. Да пока что никаких вестей. Зато с западного берега эхом донёсся топот копыт. Там, в одном направлении с ними, двигались когорты жнецов.

Орден также стягивал силы к Северину. А раз так, то Кесарю обеспечена новая встреча с братцем. То-то он удивит Ир-ра-Риха, когда прибудет туда в составе Десятого легиона.

— Навались! Вот я вас, сонные тетери! — подхватил мастер посыл командира, а его поддержали бригадиры.

Гребцы заработали на пределе сил, и вскоре топот стал удаляться. Естественной преградой жнецам послужила лесная речушка, впадавшая в Великую реку, по которой шли конвоем на барках легионеры Гвардии.

— Служки Ордена отстали, триумфат, — надеялся командир: Кесарь пощадит легионеров на месте гребцов.

Ничего подобного.

— Не снижать темп!

И хорошо ещё, что не требовал наращивать — стоял и теребил на пальце медное кольцо, непонятно откуда взявшееся у него.

Глава 24

Окраина. Дикий лес. Река.

Беглянка больше не чувствовала ни рук, ни ног, продрогнув до мозга костей, держалась за спасительную верхушку древа, как утопающий за соломинку. Пару раз она могла уйти на дно, соскальзывая ненароком с бревна, но цепкий глаз и крепкая рука халдея, всякий раз возвращала её на прежнее место.

— Держись, девка! Не сдавайся! Сражайся... — бурчал в такие моменты Олаф.

Преследователи не отставали, захры рычали, чуя запах поживы. Стражи Ордена мчались на горбулях за ними.

— Твари... — приметил их Олаф. — Терь токмо держись, девка!

Наткнувшись в предрассветный час на топляк в реке, один из преследователей приложился к подзорной трубе.

— Там беглецы! — разорался гвард. — Не дайте им уйти!

— Проклятье! Нас засекли! Хоронись, девка! — разбойник собственноручно макнул её головой в реку.

Хватив воды, беглянка вновь оказалась на воздухе, закашлялась, привлекая внимание преследователей. В сучковато-ветвистое бревно, рядом с ней, воткнулся болт.

Один из стражей применил арбалет.

— Похоже, мы боле не требуемся им живыми, — уразумел Олаф.

В подтверждение слов халдея, по беглецам открыли стрельбу из самопалов и самострелов все без исключения преследователи на горбулях.

— Шоб вас, поганцев, — огрызнулся Олаф.

Не все болты пришлись в бревно, некоторые ударились о воду, разминулись с беглецами. Но зато их осыпало выбитой щепой. Один кусок жадно впился в рожу бродяги.

Выдернув его, Олаф с опозданием заметил: ладонь обагрилась.

— Всё, девка, ща нам достанется, — ведал халдей наверняка, о чём девица пока ни слухом, ни духом.

Барсаг и то предпочёл подставиться под летящие в них болты от арбалетов и самопалов, нежели плыть, держась клыками за одну из веток верхушки древа, и барахтаться лапами в реке.

Олаф пожалел, что не прихватил с собой щит, укрылся лезвием топора, выставив его плашмя, старался отбивать летящие болты, снова отвлёкся на девицу, выуживая из реки.

— Ноги подбери, ежели не хошь превратиться в калеку и лишиться их!

Девица вздрогнула. Разбойник говорил такие ужасы, что она была не в силах себе представить: какое речное чудовище вот-вот наброситься на них.

Угадала.

Со стороны преследователей от бревна из воды в небо поднялся огромный фонтан брызг.

— Дождались, — наказал Олаф девице править на иной берег, куда их сносило течением — на пути замаячил поворот реки, и беглецам грех не воспользоваться представившимся шансом на спасение, иначе второго такого нескоро получат.

Теперь уже стражи стреляли в речного монстра, поскольку чудовище мешало им расправиться беглецами — загораживало собой и фонтаном брызг.

— Давай, греби, — старался Олаф править сучковатое бревно к противоположному берегу, работая топором, точно веслом, загребая в сторону вожделенной суши.

И новый фонтан брызг.

Не обращая внимания на болты арбалетов, речной монстр всплыл не ради развлечений с недоступной добычей на берегу, кинулся на беглецов.

— Прыгай, девка... — зашёлся Олаф, противопоставив гиганту речных просторов топор — рубанул, но рассёк волну, накатившую на бревно, сам полетел в реку.

Что-что, а покидать бревно в отличие от девицы с барсагом, разбойник не торопился. Мешок с деньгой зацепился за сучья, и местами прорвался, теряя драгоценную поклажу.

Приняв серебряные кругляши, сверкающие в воде, за стаю мелкой рыбёшки, речной монстр поглотил их.

Новый залп преследователей, снова ударил градом по бревну и вокруг. В голову больно стукнуло. Не обращая внимания на полученные увечья, разбойник бросился на бревно, вновь зацепился топором.

Рука халдея коснулась прохудившегося мешка.

— Не-а-ат... — взревел Олаф.

Девица с барсагом больше не интересовала его, а то, что он заполучил от неё — рванул мешок на себя, и остатки серебра достались речному монстру.

— Девка... — понял Олаф: нынче она потребна ему как никогда; оттолкнулся от бревна и подался к берегу, выискивая её глазами. Но попробуй, узри, кого бы то ни было в сгустившемся тумане. Халдею пришлось полагаться на слух, надеясь: она с барсагом пошумит. Но шумели исключительно преследователи на противоположном берегу в поисках брода, вытаптывая прибрежную полосу реки, не опасаясь столкновения с подводным монстром.

Увязнув в болотистом берегу, Олаф позвал беглянку:

— Девка! Краля! То я, халдей!

Чавкая по колено в грязи, и опираясь на древко топора, разбойник окончательно выбился из сил, шлёпнулся в хлябь — перемазался. Вовремя. Поблизости, реагируя на его шумы, появились захры и...

— Стражи... — зашипел бродяга про себя сквозь сжатые зубы.

Служки Ордена устроили облаву.

Олаф лежал и не шевелился. Захры приближались, и ему пришлось пустить пузыри при погружении в хлябь с головой.

Цепные твари прошли мимо едва ли не по голове у разбойника. Одна замешкалась, учуяв человечий запах, но, так и не обнаружив источника, подалась дальше.

Промедли тварь немного, и вряд ли бы разбойник всплыл, а если б — вцепилась ему в глотку. Но обошлось.

Вынырнув из хляби, разбойник подался дальше ползком на пузе, пока не наткнулся на клочок суши, а там на девку.

— Пропажа... — не удержался Олаф.

Подле девицы дежурил барсаг.

— Стало быть, ты вытащила её, скотина! Ну, здорово, Гыр, — не думал Олаф: будет рад когда-нибудь вновь столкнуться с хищной зверюгой нос к носу. — Эй, девка...

Разбойник толкнул её, причинив боль. Она застонала.

— Тише ты! Кругом нас враги!

Ручного арбалета Олаф лишился, как впрочем, и мешка серебра, зато имелся у девки. Им он и предпочёл вооружиться, заткнув топор за пояс.

Отдохнув и осмотревшись, Олаф выбрал направление движения. К реке, он больше не стремился, напротив, подальше от неё, ведь там сейчас с захрами рыщут служки Ордена, и неровен час, повернут вспять, напав рано или поздно на их след. А пока этого не случилось, снова взвалил девицу на барсага и потащил их за собой.

Они очутились на южной окраине Дикого леса, где их в засаде поджидали люди Фарба.

— Что, дядюшка, — посмеялся Олаф про себя. — Обломался, да! Думал напасть на меня, на халдея? Ха-ха! А хрен те — и в зубы!

Рано радовался разбойник, одна из цепных тварей отстала от своры, столкнувшись с ними. И если бы не девка, барсаг порвал бы захра, не позволив пикнуть, а так цепная тварь завыла, получив в бок болтом из ручного арбалета от разбойника, ещё и взвизгнула под ударом топора.

— Хана... — нисколько не сомневался Олаф: им не уйти от преследователей.

Шеренга стражей уже мчалась за ними по пятам, повернув горбулей вспять — пустила вперёд свору захров. И снова река — её приток, встал препятствием у беглецов на пути. Им пришлось плыть, теряя остатки сил.

Топор тянул разбойника на дно, как и прочее "железо". Однако Олаф предпочёл скинуть шлем с головы, затем наручи и наголенники, по-прежнему захлёбывался, стараясь удержаться на плаву, поспешно расстался ещё с кольчугой, но топор не выпускал из руки. Да всё равно не мог плыть — тонул. И как не хотелось разбойнику, но пришлось сделать нелёгкий выбор в пользу арбалета — распрощался с топором раз и навсегда.

Эх, сколько он, в свою бытность, порубал им врагов, и вот расстался с самым ценным в своей жизни — жизни халдея. Ему самому оставалось распрощаться с ней, и больше ничего не держало бы его в этом столь ненавистном ему мире.

Пытаясь достать беглецов, преследователи загнали захров и горбулей в реку, но едва один из стражей пустил пузыри, двинув в доспехах камнем на дно, повернули вспять, продолжив преследование по берегу, следуя в одном направлении с течением.

Барсаг плыл рядом с разбойником и постоянно фыркал, избавляясь от воды, набиравшейся в пасть, грёб лапами, как заводной. Силы хищника были не безграничны, зверь выдохся, но разбойник уже не видел этого, сам, в очередной раз, хлебнув воды, отключился в беспамятстве.

* * *

Пограничье. Окраина Севера.

Град камней заставил легионы Северной Армии укрыться щитами. Грохот падающих булыжников на легионеров нарастал с каждым новым броском всё прибывающих йети.

Выбивать пращников у нелюдей, легионеры не торопились, понимая: перебить их, когда закончатся камни, не проблема. То ли дело иные йети со щитами и железным оружием в лапах, а были вооружены и облачены в доспехи, кто во что горазд — наконец устремились на сшибку с двадцатью тысячью легионеров, ощетинившихся сариссами и рогатинами, не забывших про тяжёлые пилумы.

Первый залп дали принципы, и в образовавшиеся прорехи в построении орд нелюдей устремились триарии. Строй подле принципов сомкнула ауксилия, пока триарии бились с морфами насмерть.

— Ну что там? Как битва? Кто побеждает — мы или морфы? — ничего не видел "младшенький".

Тараний опекал его точно малое дитя, не позволяя высунуть даже носа из-под щитов, послуживших ему прекрасной защитой от булыжников — морфы сумели докинуть даже до них.

— Терпение, сир, — не переставая, убеждал Тараний, — и будете вознаграждены! А все мы! Битвы не выигрываются в считанные мгновения, иной раз длятся не один день!

Единственное, на что мог реагировать Иб-ба-Рих — трубные сигналы, подаваемые легионерам. Например, сейчас играли отступление.

Не выдержав натиск орд нелюдей, триарии отступили на прежние позиции, выдавливая ауксилию. Прикрывая их, ауксилиты обрушили на головы многочисленных орав йети лёгкие пилумы, упреждая прорыв боевых порядков легионов Армады.

И снова в легионах затеяли перестановку: ауксилию сменили гастаты с велитами, также обстреляли морфов, укрытые рядами триариев и принципов, продолжавших стоять на смерть, сдерживая навал космато-лохматых орд злобных йети — изрядно подсократили их численность, а нелюдям и дальше хоть бы хны.

— А теперь, трибун? — еле расслышал Тараний пронзительно-вопросительный глас "младшенького".

— И теперь ничего нового и интересного! Мы пока держимся, сир! А дальше... Кто знает, что будет дальше! Но лично бы я пошёл в прорыв — самое время ударить всадниками, и вывести легионы из окружения!

— Командуй, Тараний!

— Не могу, сир, без приказа от полководца!

— К хирду, Лапия! Нашёл мне полководца! Лапоть он, а не легат! Отныне я командую! — заорал престолонаследник.

Тараний глянул на декуриона: командир когорты всадников, не скрывая своих эмоций, был смущён проигрываемым побоищем.

— Я сделаю это, сир! Вы будете спасены, чего бы то ни стоило мне и вашей Армии, — уверил Тараний Иб-ба-Риха.

Новоявленный трибун добрался до Лапия.

— Полководец!

— Слушаю тебя, трибун.

— Сир! Его надлежит спасти — вывести из окружения, устроив прорыв! Дайте мне всадников с ауксилией — и обещаю: приведу сюда легионы Гвардии!

— Ауксилию не дам, и не проси, трибун!

— А всадников, полководец?

— Они твои, трибун! И только они!

— Я не подведу тебя, Лапий!

Собрав в кулак для удара манипулы ауксилии и когорты гастат, полководец наказал подготовиться к прорыву. Разомкнув плотные ряды, принципы с триариями выпустили их, и вслед за ауксилией с гастатами, сминая морфов, в южном направлении устремились когортой всадники,

Тараний держал рыска Иб-ба-Риха рукой за поводья подле своего, они мчались прочь без оглядки, не обращая внимания, как ради них двоих гибли десятками, сотнями и тысячами легионеры.

За окружение орд нелюдей прорвалось что-то около двух манипулов всадников, тогда как иные полегли, и часть гастат с ауксилией. Прорыв, устроенный для престолонаследника, стоил Северной Армии потери легиона, иные ещё держались, вновь сомкнув плотно ряды, укрываясь щитами с копьями.

— Вы спасены, сир, — ликовал Тараний.

Зато Иб-ба-Рих сердился, лишившись целой армии "солдатиков" — подле него брела жалкая полутысяча всадников. Но даже им вновь пришлось вступить в бой, едва они нарвались на иные орды морфов, шествующие в направлении Северина.

К стенам столицы северной диктатории пробился один-единственный манипул всадников из Северной Армии Армады Тирана, тогда как четыре легиона остались в тундре и гибли, окружённые бесчисленными полчищами нелюдей.

* * *

Тундра. Земли морфов.

Пешее ополчение дрогнуло, отступая за уже три укреплённых лагеря — Детрий установил свою часть обоза на некотором удалении от двух иных на флангах корпуса, преграждал путь к отступлению дезертирам колоннами.

И немудрено, что "лапотники" побежали, а и наёмники не устояли — морфы бросили цепных чудовищ в битву с ними.

— Логры... — разнёсся по полю брани многоголосый ор пешей рати.

Атрий прирос к подзорной трубе, изучая ходячие нагромождения. Цепные гиганты нелюдей в передних рядах были "закованы" в железяки, кои йети навешали на них спереди в качестве защиты подобно чешуйчатым доспехам — наказал заманить их на укреплённый лагерь Детрия и расстрелять амазонками из-за стен иных укреплённых лагерей на флангах с тыла.

Не тут-то было — морфы прежде заставили цепных гигантов таранить обозы Гектрия и Октавия.

Осыпая монстров градом стрел в упор, амазонкам не удалось остановить логров. Добравшись беспрепятственно до защитников, чудовища принялись крушить каменными глыбами составленные возы, разбивая крепостные стены.

Выдержав паузу, и заставив логров увязнуть там, Атрий спустил на них уцелевших к этому моменты битвы турагов.

Почти из шестидесяти боевых монстров корпуса после предпринятой Атрием контратаки на логров, выжило чуть более дюжины. Но и заклятым врагам досталось, больше они не подпускали логров близко к укреплённым лагерям, заставляя чудищ метать в защитников с дистанции каменные глыбы.

Живые ходячие механизмы смерти нелюдей впечатляли, единственным их уязвимым местом являлись очи, но были прикрыты подобием масок с забралами из металлических сеток.

— Не выбьем их, они выбьют нас из укреплений, — осознал Атрий.

Да внести перелом в битву не мог — ратиться в открытом поле командору было некем. Остатки когорт Гектрия и Октавия укрылись за возами, куда также забрались наёмники с ополченцами, и больше мешали гвардейцам держать оборону, нежели помогали им.

От Октавия с донесением явился посыльный — амазонка на серанге доставила Атрию пренеприятное известие: ещё немного и правый фланг союзной армии будет сметён, а когорта уничтожена.

Вводить резерв — когорту Детрия — Атрия не торопился. Несколько колонн гвардейцев с амазонками не внесут необходимого перелома в битву, тогда как нелюдей здесь больше сотни тысяч, и численность их орд не уменьшалась, а напротив возрастала. Корпус Атрия оказался на направлении главного удара йети, рвущихся через тундру к Северину.

Не успела до Октавия домчаться его воительница, к Атрию примчалась иная от Гектрия. Зря, командор видел всё сам, следя за уже проигранной баталией в подзорную трубу. И она умчалась с наказом к гранд-командиру корпуса отводить остатки сил к лагерю Детрия для последней решающей сшибки в сражении с нелюдями.

Добравшись во второй раз до укреплённых лагерей на флангах людей у заболоченных участков, логры сокрушили дубинами возы, и всех, кто не успел оттуда отойти, атаковали морфы.

Взгляд Атрия в последний раз устремился на всадников герцога. Сдерживая морфов в болотных топях, Ромуальд не позволяя им ударить с фланга в тыл союзной рати. Командор видел: ещё один навал, и Ромуальд повернёт с всадниками к Северину, и даже амазонками на серангах, Атрию не удержать их от повального бегства. А больше не сомневался: уже никто и ничто не остановит то, что вот-вот произойдёт, и нелюди рано или поздно дойдут до столицы северной диктатории, громя по дороге кордоны с малочисленными гарнизонами.

Сменив подзорную трубу на клинок, и укрывшись щитом, Атрий встал рядом с Детрием и Гектрием, еле державшимся на ногах, а вот Октавий не вернулся из битвы.

— Гвардия навсегда! — вырвалось у Атрия из груди.

Боевым клич командора подхватили все уцелевшие к данному моменту битвы гвардейцы с амазонками.

Ополченцы с наёмниками просто молча взирали, как на них накатывают новые орды морфов с лограми, возвышающимися, над ними подобно рифам в бушующем море.

— Нелюди...

* * *

Горы. Ущелье близ плато.

— Вожак, — предстал лазутчик перед шакалом. — Приматы покинули оплот в горах и отступили на равнину!

— То всё что ты видел, гончий? — Рыку требовалась подбородная информация о том, ради чего они забрались в вотчину горных морфов, и пока что серьёзно столкнулись с людьми, а не со здешними нелюдями — те бродили в беспорядке, натыкаясь на шакалов, и гончие быстро кончали с ними, иной раз пытали, вызнавая необходимые сведения.

Сопоставив прежние сведения с вновь полученными, Рык пришёл к выводу: люди устроили схрон оружия в логове диких логров.

— Ты сам видел, как приматы затаскивали туда огнебои и громобои? — зарычал Рык на лазутчика.

— Да, — прорычал гончий в ответ. — Даю голову на отсечение, вожак!

— Ты первым войдёшь в логово логров, шакал!

— С превеликой радостью, вожак! — взвыл презрительно гончий, поднимая стаю.

Рык двинул вслед за гончими, отметив ещё одну характерную особенность про себя: там, где протекали реки огненной лавы, вырываясь из недр вулкана, образовались прекрасные тропы, пролегающие сквозь горы. Передвигаться по ним было столь же легко, как и по степным тропкам в Пустоши, где сейчас гибли их сородичи вплоть до разлома под ударами Восточной Армии Кесаря.

Едва шакалы овладеют оружием низкорослых приматов, предпочитающих обитать ранее под землёй, люди поплатятся собственными жизнями за все прегрешения против них, — не сомневался Рык.

На это и был расчёт у Шаки: он станет её кобелём, а она ему — сукой, и обзаведутся собственной стаей, которой не будет равной среди иных псов, претендующих на безоговорочную власть в землях Пустоши. Вожаки не простят Шаке, что она позволила приматам безнаказанно убивать сородичей стаями близ разлома.

Рык также не сомневался: подомнёт сию суку под себя — заполучив огнебои с громобоями, Шака признает его власть над собой — соответственно он получит в своё распоряжение всякого пса и шакала; лично возглавит их, и поведёт мстить приматам, вырезая поголовно всё население Окраин от северного и до южного края, пока не упрётся во внутренние границы Треклятой Империи с поясом башен смерти, где поговаривали: обитают жуткие чудовища.

Дикие логры, посаженые приматами на цепи, оказали гончим достойное сопротивление, но силы заведомо были на стороне шакалов. Лишая логров зрения, они перебили их поодиночке — пировали, когда на место побоища к ним пожаловал Рык, убедившись лишний раз: с гончими даже шакалам не по пути. Но пока не стремился избавляться от них. Как лазутчики — они незаменимы.

— Это и есть те самые огнебои? — прорычал громогласно Рык.

В нос шакала ударил едкий запах пороха, непереносимый псами. Рык фыркнул, сморщившись.

Как пользоваться огнебоями, псы не ведали, но не сомневались: обязательно узнают. А непременно выпытают у тех из приматов, кто умел ратиться с ним в руках.

И вновь гончие получили от Рыка непростое задание — добыть пару приматов, ушедших недавно на равнину к землям Пустоши на восход. А сам, не желая рисковать добытым арсеналом, проложил свой путь назад в степи через застывшие реки лавы, используя в качестве троп, удобно подходящих шакалам для стремительного и безостановочного набега.

Пара смен тьмы на свет, — не сомневался Рык, — и опрокинет воинствующих приматов в разлом; сам двинет бесчисленные стаи псов в набег на земли заклятого врага.

* * *

Предгорье. Окрестности тундры.

Я взирал на построение дружины и ни мог не нарадоваться. Ещё бы — всё настоящее — стрелки, латники, лучники и всадники. Немного, но сила грозная, если учесть, как мы двигались.

Впереди дружины шли колонной в сотню морфы в латах, ведомые Удур-Ага, за ними сотня стрельцов под командованием Ёр-Унна, следом две колонны лучников из морфов, за ними сотня гренадёров, и замыкали вновь сотней латников всё те же морфы под предводительством иного вожака, а я, возглавлял один из двух отрядов всадников, иной по левую сторону от дружины — Крат. С неба нас прикрывали стаей на дракхах валькирии Киринэ. И к нам не просто приблизится, враг будет замечен много раньше и, я надеялся: уничтожен.

С одной стороны мне очень хотелось проверить дружину в деле, а с иной — понимал, какой трагедией может обернуться для нас любая стычка. Морфы изредка ходили по тундре оравами, а в последнее время всё чаще попадались ордами.

Сигналом к беспокойству нам послужило резкое пикирование одной из амазонок камнем вниз.

— За нами идут... — выдала она, не позволив дракху приземлиться — удерживала в воздухе на лету.

— Морфы? — уточнил я.

— Нет, псы!

— Ах, они — собаки!

— Там, среди них, даже не шакалы...

— Гончие?

— Коцаные выродки! — подтвердила валькирия. — Каковы будут распоряжения?

— Не показывать и виду, что мы знаем о них, — заставил я и дальше следить валькирий за нашими неожиданными преследователями, ожидая: за нами погонятся морфы. А тут эти псы! Одно слово — собаки! Ну и как говориться: собаке — собачья смерть!

Всё равно нас, наёмников, рано или поздно отправят ратиться с ними, после того, как мы разберёмся тут с морфами — горными, за счёт равнинных.

Обскакав лично всех атаманов-мастеров и вожаков, я предупредил их и бригадиров о псах. Надо было видеть, как перекосило морды у морфов при одном упоминании о наших преследователях.

Яр-Гонн предложил мне пойти на хитрость.

— Ты хочешь разделить силы дружины на два отряда?

— Да!

— И что мы будем с этого иметь?

— Заманим псов в западню и устроим на них облаву!

— Хм, — заставил он призадуматься меня серьёзно. Да чего тут думать мне, Чудаку, когда сам был обязан догадаться, как вожак дружины. Но поступил по-своему — без чудачеств с моей стороны не обошлось. А без них мне никак и никуда, ведь я ж Чудак! Вот и решил напомнить всем об этом лишний раз — и соратникам, и врагам.

Сначала от дружины отделились всадники со мной, а затем распалась и основная часть пешей дружины на две.

— Собаки! Псы! — заворчали наёмники и всадники Крата подле меня, ожидая с нетерпением сигнала о вступлении с ними в схватку, а я тем временем следил за передвижениями гончих в подзорную трубу, и меня самого подрывало нажать на курок и подстрелить одну из злобных зверюг.

Что собой представляли шакалы, мы уже знали, столкнувшись с ними в подземельях гномов. Теперь же нам противостояли гончие, и я больше не сомневался: ни одной твари из них не уйти здесь от нас. Вдруг уяснил: они обнаружили нас.

Над моей головой заверещал хищный птах, спущенный с лапы гончего, восседавшего верхом на неком подобии захра.

Гончие раскрыли меня, и я подал сигнал, сподобившись на выстрел. Да промахнулся.

— Стерва! — обозвал я птаха гончего.

Крылатая тварь оказалась прыткой — накинулась на меня.

— Получи, — добавил я ей из пистоля. Но она всё равно добралась до меня, шаркнув когтями по шлему, застряла ими в бармице, защищающей мне шею — по-прежнему стремилась достать, да я ударом пистоля по клюву сбил её наземь и затоптал ногами.

Даже тогда тварь огрызалась и клевалась.

Я несколько отвлёкся от гончих на неё, вновь взглянул на них сквозь призму подзорной трубы с огнестрела: гончие мчались прочь из кольца окружения сжимавшегося вокруг них.

Морфы при луках, как я с Ёр-Унном и учил их, первыми обстреляли с дистанции гончих, заставив рассыпаться и мчаться дальше сломя головы, куда глаза глядят. Вот тут и появились стрелки, дав гончим "прикурить" из огнестрелов, а их разгром уже довершили бомбардиры. И всё равно мы побили не всех тварей.

Мне пришлось отправить всадников во главе с Кратом под прикрытием валькирий с воздуха, преследовать их, стараясь не дать уйти ни одной собаке.

— Гончие, — ворчливо молвил Ёр-Унн.

Морфы стаскивали шакалов и тварей при них в одну кучу. Меня заинтересовали их твари:

— А это что за захры у псов?

— Шакры, а крылатые — стервы, — пояснил Яр-Гонн чуток припозднившись, также отправив своих гномов на козерогах преследовать псов без хвостов.

— Что стервы — сразу заметил, — вспомнил я ту тварь, которую мне не сразу удалось прикончить. И не будь на мне доспех, а под ними драконьей шкуры, сейчас бы не стоял тут с гномами и морфами, и не ухмылялся бы в такт им. На что мне мысленно указала Желанна.

Я посоветовал ей не напрягать ни меня, ни себя по пустякам. С меня вполне хватило и собак.

Кстати, морфы уже поглядывали на них, облизываясь с недвусмысленными намерениями. Оголодали. А что ж я хотел, Чудак, от них — на то и нелюди, а не люди, как мы. И тоже хороши.

Удур-Аг заявил: даже у равнинных морфов принято пожирать заклятого врага, в число коих входили псы.

Ну что же, а я мог сказать им на это, разве только, о чём давеча подумал при виде гончих: собакам — собачья смерть! Я не звал их сюда — сами напали на нас, тогда в горах, и здесь бы непременно, не заметь их чуть раньше валькирии.

Вернулась Киринэ. Вид предводительницы удручал.

— Чем опечалена, амазонка? — озадачила она меня.

— Засада!

— Какая ещё засада? Кто на вас напал?

— Не на нас, а на всадников Крата, — изумила меня в продолжение предводительница валькирий.

— И?

— У нас потери, Чудак.

— Большие?

— Нет, но эти твари утащили пару бродяг, захватив живьём!

"Представляю себе, что они сделают с ними", — прикинул я мысленно.

"Это вряд ли, — озадачила меня больше прежнего Желанна. — Псы насадят их на колы, превратив в чучела!"

Мне сразу вспомнился застреленный мной один из наших морфов, поскольку всё одно бы издох в нескончаемых муках из-за телесных ран, кои ему нанесли...

— Шакалы!

— Гончие — много хуже их!

Поворачивать вспять дружину я не имел права, иначе мы потеряем не только время, но и ещё кого-то из вояк. Меня разрывало на части, и я не мог сделать правильный выбор.

— Не кори себя, вожак, — заявил Удур-Аг.

Да что он понимал, нелюдь! Посмотрел бы я на него на месте тех, кого живьём у нас утащили псы!

— Надо идти, брат, — услышал я от Яр-Гонна с Ёр-Унном.

Опять это тайное братство! И куда названые братья ведут меня, а ещё заведут? Не столько уступаю им, сколько выбор мне самому и без их подсказок очевиден.

Идём дальше на восход, не ожидая больше нападок со стороны преследователей, коль псы получили от нас что хотели, утащив пару бродяг, знать и морфам досталось от них — тем, кто уцелел после подрыва заминированной, гномами Яр-Гонна, заставы.

Следовало торопиться, но оказалось: уже некуда и бессмысленно — мы натолкнулись на орды равнинных сородичей морфов при мне.

— Никак Тум-Аг? — подозвал я Удур-Ага.

— Ага, — подтвердил тот, признав сородича-вожака.

Проявил-таки инициативу, решившись сам — без нас — атаковать орды горных джигитов. И причина мне очевидна: зверства, сотворённые злобными йети над теми, кто попался им по пути к Северину.

С ними, я и двинул дружиной на заход вдоль заболоченного на многие вёрсты пути участка тундры. И нигде никакой тропки не удалось найти. Да и ладно — зайдём джигитам в тыл, тогда посмотрим на этих йети гор.

Вот только жаль, с коцаными псами дали маху, но больше я не допущу промаха — ни с ними, ни с прочими врагами.

* * *

Окраина. Великая Река.

Скрывая всякую видимость, достигавшую не более десятка саженей, туман окутывал барку, и стоя на носу, не разглядишь, что творилось на ином краю. Факелы не спасали, рассеять дымку мокрой взвеси огнём не удалось. А гребцы, меж тем меняя друг друга сотнями ночь напролёт, налегали на вёсла до тех пор, пока не зацепили отмель, сломав пару весёл. И дальше их пришлось им использовать как шесты и править в сторону с отмели.

Не хватало ещё сесть на мель в тумане. И как Кесарю не хотелось отдавать приказа бросить якорь — всё одно пришлось, едва с барки по соседству донеслись оголтелые крики и ругань в сопровождении треска ломаемых вёсел.

Соседи угодили на мель, засев основательно.

— Так и знал, — негодовал Кесарь.

Рядом с ним, раздавая приказы налево и направо мастерам, суетился командир когорты.

По его приказу за борт спустили шлюп с буксирной командой, доставившей канаты на барку, севшую на мель.

— Навались, робяты! Все разом — дружно! И-раз, и-два, и-три...

Канаты натянулись и затрещали, но выдержали, как и жилы у легионеров на месте гребцов — на вёслах их сидело порядка четырёх сотен, и старались не одни, им помогали также легионеры с барки, севшей на мель, отталкиваясь от вязкого дна реки вёслами.

Один из канатов лопнул, но неприятность с соседями миновала, команда Кесаря сняла их с мели — всё-таки обе команды на барках принадлежали к первой когорте Десятого легиона.

— Обошлось, триумфат, — доложил командир. — Прикажете встать на якорь?

Кесарь одобрительно кивнул, не проронив ни звука, снова покрутил на пальце медное кольцо, словно она жало ему. Но нет, он думал о Неждане, не забывая об Атрии и легендарном корпусе.

А тут до Северина ещё день пути.

— Человек за бортом! — неожиданно вернул его к реалиям похода по Великой реке выкрик одного из наблюдателей барки.

Каким образом легионер сумел разглядеть тело в воде, окутанное туманом, как и борта барки — непонятно. Наверное, среагировал на стук.

По бортам загремели багры.

— Осторожней, — появилась у Кесаря надежда: человек за бортом ещё живой, а не являет собой труп распухшего утопленника поднявшегося со дна.

— Ба, да то дева! — выдал мастер.

Его голос перебил хищный рык, донёсшийся из-за борта.

— Там тварь, командир!

— Давай и её сюда, — отвлёкся Кесарь от кольца.

— Ещё человек! — обнаружили легионеры очередное тело в реке.

— Поднимать на борт всех, кого удастся отловить!

Командир пытался придержать Кесаря, выяснив: тварью оказался лесной хищник.

— Барсаг, триумфат!

Но того больше зверюги интересовала девица. В груди защемило — сердце, словно подсказало ему: взгляни на неё.

— Несите её в каюту, — задержался Кесарь подле мужчины.

Легионеры у него откачивали воду из лёгких.

— Халдей! Ей-ей, — не сомневался мастер. — Не очухается — не беда!

Они стояли близ устья лесной речушки, впадавшей в Великую реку.

— А с девой что?

— То мне неведомо, триумфат.

Открыв дверь в каюту с грохотом о стену, Кесарь прокричал с порога:

— Она жива?

Узрев её лицо, он с удивлением молвил:

— Мираж!

Она бормотала подстать ему, уставившись безвольно на человека в дверном проёме раскачивающейся кельи.

Если глаза врали, то уши не могли.

— Ты-ы-ы... — простонала донна.

Кесарь признал голос кузины.

— Желанна?!

— Ил-ла-Рих... — выдохнула она, закатив глаза.

— Нет, не умирай! — желал понять Кесарь, что случилось с ней, и на заставе у дорна Балдрика. — Слышишь! Ты должна жить! Во имя всего святого! Желанна, очнись!

За спиной Кесаря раздался рык, и топот тех, кто упустил барсага.

— Держи скотину!..

Легионеры опоздали, барсаг чуть раньше прыгнул на обернувшегося Кесаря, встав на защиту беглянки.

Глава 25

Окраина. Великая Река.

— Река, дядюшка, — озадаченно молвил прелат.

Фарб негодовал:

— Ищите челны!

Стражи довольно быстро выполнили приказ цензора, отыскав рыбацкую хижину поселенца на берегу, но он уже спустил чёлн на воду — подстраховался, двинув на островок, где обычно укрывался от разбойников. Сейчас же его побеспокоили слуги Ордена — один, размахивая бляхой, матерился, на чём свет стоит, заставляя рыбака причалить к берегу, и взять стражей на борт челна, обещая в случае неповиновения объявить вне закона, как халдея, и с камнем на шее отправить на корм рыбам.

Для острастки прелат дал отмашку стражам гварда, по челну ударили два болта: один угодил чуть выше ватерлинии, пройдя сквозь оба борта, иной — значительно ниже. В чёлн просочилась вода, и рыбаку пришлось уступить силе слуг Ордена. Ох, зря. Упустив беглецов, они были вне себя от ярости, а тут ещё вольный поселенец вздумал идти им наперекор — поплатился жизнью.

Прелат лично покончил с ним, столкнув за борт, и лишь когда отплыли, понял: чёлн пробит — вода прибывала с неимоверной скоростью. Стражи предприняли попытку заделать течь, но у них ничего не получалось. Да и народу набилось в чёлн слишком много — и чёлн, не ладья — тут всего два весла.

— След править к берегу, дядюшка, — осознал прелат: неровен час, потонут.

В тумане преследователи не заметили, что вместо притока обычной речушки угодили в воды Великой реки, налетели на риф, оказавшийся бортом военной барки.

Сверху опустились багры, ими застучали легионеры, цепляя, как они думали: халдеев. Но когда подняли на борт, то поняли: перед ними предстали слуги Ордена. Тогда как те, признали в них вояк Гвардии. И кто попал — ещё большой вопрос.

— Попался, разбойник! — не удержался цензор, узрел Олафа. — Вот я тебя, халдея!

— Нет, дядюшка!

Прелату не удалось удержать Фарба. Цензор наскочил на сомкнутые перед ним пилумы — ими занялся мастер, в виду отсутствия командира кинувшегося в трюм за барсагом.

Зацепив когтями вскользь Кесаря, и опрокинув на спину, хищник встал подле самки человека в боевую стойку.

— Триумфат! — закричал командир.

— Да живой я... живой, — вскочил Кесарь без посторонней помощи, и уставился на зверюгу, преградившую ему собой кузину, признав в ней цепную тварь, но без ошейника, зато с браслетом на лапе, идентичным тому, какой красовался на запястье донны.

— Не стрелять! — опасался Кесарь: легионеры могут зацепить, не столько хищника Желанны болтом из арбалета, сколько её саму. — Я сам... Сам разберусь!

Да вновь крики о новых людях у них на борту.

— Разберись там, командир!

— Слушаюсь и повинуюсь, триумфат! — подчинился тот, затворяя дверь в каюту за собой. — Все назад! — выгнал он из трюма легионеров, выбравшись следом на палубу. — Что тут у нас, а кто попался? Ух ты, служки Ордена! Никак разбой на реке учинили?

— То произвол! — взыграло уязвлённое самолюбие у цензора. — Сей разбойник — наш!

Фарб указал на Олафа.

— Неужели? — молвил саркастично командир когорты. — Тогда почему он у нас? И сами, а?

— Я не обязан тебе отвечать! Да и вообще: кто ты такой?

— Командир 1-й когорты 10-го легиона Гвардии!

— А я — цензор Ордена Восточной диктатории!

— То добре — признание смягчает степень наказания, но не участь! И будет незавидна, коль и далече станешь упираться! А неровен час, выпадешь с камнем на шее за борт в реку и... заодно передашь привет рыбёшкам!

Легионеры дружно загоготали.

— Вы не посмеете! — взялся гвард за оружие.

Не тут-то было — легионеры в то же мгновение обезоружили слуг Ордена, наставив на них пилумы.

— Вам не сойдёт это с рук! — не унимался цензор, желая встретиться с легатом легиона.

— А как насчёт встречи с Кесарем? — озадачил командир настолько Фарба, что, если бы сказал проще и короче — удавись — ничего бы ровным счётом не изменилось.

Слугам Ордена впору было самим прыгать за борт с барки, да где там — к борту не подойти — их окружили плотным кольцом легионеры, наставив копья — двинешься, и напорешься на них.

— Желанна... — предпринял Кесарь попытку приблизиться к кузине, но барсаг не подпустил его к ней — грозился загрызть.

Девица в первую очередь откликнулась на хищный рык.

— Фыр...

Зверь ответил ей, фыркнув. И снова зарычал на Кесаря.

— Уйми его, кузина, — уловила она голос кузена.

— Спокойно, Фыр, здесь все свои, — говорила Желанна на пределе сил.

Кесарь проверил реакцию барсага — хищник недовольно оскалился, не делая преждевременно резких движений, пока в каюту не влетел мастер, и... был опрокинут им на пол, как давеча триумфат.

Барсаг вонзил клыки в забрало легионера.

— Фыр, нет! — привстала Желанна с лежака. — Назад!

Кесарь придержал её, не позволяя рухнуть.

— Срочное донесение, триумфат, — запричитал мастер. — Я от командира!

— Ну что там у вас ещё?

— Мы поймали служек Ордена, триумфат!

— Что?!

— Кого?! — подхватила Желанна.

— Один представился цензором, иные при нём — прелатом, гвардом и...

— Это они... — заняло дыхание у кузины, — ...гнались за мной!

— Ах, они... разбойники! — побагровел Кесарь.

— Не выйдет, триумфат, при них орденские бляхи!

— Украли — у служек Ордена, а их — убили! Халдеи они!

— Прикажешь камень на шею и...

— Погодь, я сам разберусь с ними!

— Как прикажешь, триумфат, — поспешил мастер прочь из каюты, получив вдогонку от барсага злобный рык.

— Ты как, кузина? Пособишь мне разобраться с цензором?

— Почту за честь, кузен! — Чувство мести заставило её вскочить с ложа. — Фыр, за мн-Ой...

Кесарь помог кузине взойти на палубу.

— Я прикрою вас, дядюшка, — шепнул прелат на ухо цензору.

— Поздно отступать, — отважился принять бой Фарб.

При выходе на палубу, Желанна успела пояснить Кесарю ситуацию со слугами Ордена.

— Они схватили меня, а я бежала из околотка...

— Дальше можешь не продолжать, кузина, — процедил гневно Кесарь. — Диктатор заплатит мне за всё сполна! И в первую очередь его слуги!

Он бросил им обвинение, на которое ни мог не ответить цензор, приняв вызов на бой.

— Поединок чести — так тому и быть!

Но поступил хитро, переадресовав вызов кузине. Та имела право выставить защитника. Её выбор пал поначалу на барсага.

— А меня, ты не берёшь в расчёт, девка? — напомнил Олаф про себя.

— Придержи язык, халдей! — огрызнулся Фарб.

— А вот енто ужо оскорбление! Я — вольный поселенец! Дозволь, триумфат, мне поквитаться с ним?

Прелат прикрыл цензора. Зато гвард не торопился погибать за него.

— Смотри, разбойник, не подведи, — предупредил Кесарь: ему не сносить головы, если проиграет бой.

— Мне бы топор, твоя милость, — подтвердил лишний раз Олаф: триумфат не ошибся на счёт него.

— Найдётся.

— И желательно двуручный — мне с ним будет сподручнее.

Получив желаемое оружие для битвы с прелатом, Олаф с одного удара покончил с "вышибалой", припомнив ему, как тот один раз обошёлся некрасиво с ним, с пьяным — проломил голову.

— Уфф... — фыркнул от удовольствия халдей.

— А кровищи-то сколько! — занервничал гвард.

— Кто следующий? — Олаф перекинул играючи топор с руки на руку. — Может быть ты, дядюшка?

Желанна выставила барсага против него.

— Вот так хреновость... — посмеялся разбойник. — Прощевай, дядюшка, боле мы не свидимся с тобой!

— Размечтался, я буду ждать тебя в Аду-у-у...

И барсаг в мгновение ока закончил схватку с цензором, перехватив когтями горлянку — не удержался, огрызнувшись на гварда.

— Сдаюсь, — выронил тот, предложенное ему Кесарем оружие, и пал на колени. — Я невиноват! То всё диктатор! И я выполнял свой долг по охране и защите узников Ордена!

— Да неча с ним сюсюкаться, — заворчал Олаф. — Камень на шею и — дело с концом — река примет его и таким, смыв грехи!

— Не много ли ты болтаешь для висельника, халдей? — уставился на него грозно Кесарь. — А то смотри — доболтаешься у меня на виселице!

— Я свой долг сполна оплатил — вернул вам девку! И защитил!

— Тут уж не поспоришь, но сам ведаешь, как мы, в Гвардии, поступаем с разбойниками!

— Ясен пень, триумфат, считай: уговорил — я согласен послужить легионером! Но с условием: при донне!

— Да, ты прав, легионер, — Кесарь уступил Олафу, — хороший страж не помешает кузине! А лучше тебя, мне и в Гвардии не сыскать!

Барсаг напомнил рыком про себя.

— И зверюгу не забудь поставить на довольствие, — выдал Олаф не без удовольствия, пообещав стеречь гварда, как давеча кузину триумфата.

И снова закричали мастера, срывая лужёные глотки на легионеров с подачи командира, а тот — Кесаря:

— Навались, робяты! И-раз, и-два, и-три, и-четыре...

По воде, в такт отдаваемым командам, ударили вёсла, и барки вновь стронулись с места — шли быстрее обычного в виду увеличившегося вдвое количества гребцов. Скорость значительно возросла, и расстояние до Северина стало стремительно сокращаться.

Когорты жнецов Ордена окончательно отстали от Десятого легиона Гвардии — остались далеко за кормой барки, замыкающей конвой.

* * *

Тундра. Земли равнинных морфов.

Болота, кругом болота. Мы не идём, а ползём, пробираясь иной раз едва ли не на брюхе. У меня одно желание — скорее выбраться на сушу и вступить в бой с врагами, но вместо этого приходится следить, чтобы порох в бочонках не замочили, который мы взвалили на горбулей, а огнестрелы несём сами, держа над головами, иной раз, проваливаясь по пояс в хлябь.

И почему морфы не люди, как мы — не научились выставлять вешки, по ним легче искать дорогу в болотах восточной части тундры. А мы всё ближе к центральной части. Места вроде бы уже знакомые мне — с одной стороны, а с иной — все земли одинаковы в тундре.

Никак суша? Ей оказался небольшой островок. Делаем привал. Вся дружина не помещается там. Морфы Тум-Ага не останавливаются в отличие от нас.

Я гляжу заинтересованно на Удур-Ага.

— Сдюжим пробиться на юг за болота?

— Да... — рычит вожак.

Но как выясняется: не всей толпой — ордами не пройдём.

— А нашей дружиной?

Вроде можно. Я соглашаюсь рискнуть. От меня следует очередной приказ валькириям, а заодно наказ — высматривать среди топей островки.

— И чем больше, тем лучше, — не желаю я, чтобы моя дружина распалась, как тогда на шапке мира, и я вновь собирал её по крохам, как после у заставы. И если там этих йети было две орды, то тут они бродили уже не десятками тысяч, а сотнями тысяч.

Всё равно растянулись и значительно.

Принимаю решение собрать передовой отряд, и лично возглавляю его. Подле меня что-то около сотни "дружинников". А и в самом деле, все, кто состоит в моей дружине, ими и являются, поскольку мы призваны зачистить земли тундры от горных джигитов.

Натыкаемся на них, но исключительно на мёртвых.

Интересно — мне: кто это их тут, а?

Желанна удивляет меня, и чем дальше, тем больше.

— Жнецы!

— Да как они вообще тут очутились, и в таком количестве?!

Поскольку моя ненаглядная и желанная донна, следом уверила: прошло тут этих самых жнецов прилично — и не одной колонной.

Но следов не оставили. Хотя убитые джигиты, чем не они? И порублены так, что собрать нереально — повсюду валяются их отрубленные конечности и разрубленные тела.

Всё ж очевидно.

Опять я не догадался сам! — укорил я себя. — Пора уже самому всё подмечать на глаз! А то и сам не замечу, как схвачу в глаз — камень или стрелу.

Валькирии указывают нам на остров посреди болотной хляби. Заставляю их покружить там и выяснить: нет ли этих самых жнецов? А то всякое может случиться: вдруг у них там лагерь обустроен или у каких-нибудь ещё разбойников? Про халдеев я не только наслышан, но и сталкивался с ними — появляются там, и неожиданно, где ты их вовсе не ждёшь.

Накаркал, Чудак. Разведчицы Киринэ донесли: там жгут костры какие-то люди и не обращают на воительниц никакого внимания.

А раз так, то я иду к ним на переговоры сам, взяв с собой людей, из нелюдей при мне только Удур-Аг, чтобы показать им: и морфы могут быть заодно с нами — тоже ручными, как гранаты, но не на взводе. Хотя я сам на взводе. Как бы чего не вышло? Непонятки нам в болоте ни к чему. Будем надеяться: тамошним островитянам также!

И что там за аборигены? — мне по-прежнему интересно узнать.

Я стою и разглядываю их издалека в подзорную трубу, и закреплена у меня на огнестреле, а вот вожак островитян держит её в руках.

— Ей-ей, халдеи! — восклицаю я. — К гадалке не ходить!

И что-то уже расхотелось идти к ним на остров. Да проявлять осторожность мне, как вожаку, не к лицу, ещё сочтут за трусость. Снова чудю, а поступить иначе не могу, не то моя дружина не поймёт меня, Чудака.

— Приготовились, — предупредил я об опасности. Всё-таки халдеи. А сразу почувствовал, прочитав мысли у того разбойника, что пялился на меня в подзорную трубу, как я на него. И имечко больно знакомое — Хват!

Оно и вертелось у меня на языке, но слишком поздно уяснил, с чьим оказалось созвучно, а он к тому же был схож лицом с тем, кого я не мог забыть.

У меня едва не вырвалось из гортани — Хван. Никак брат? Мстить, разбойник, явился мне за него?

И мысли у него нехорошие, подстать моим.

— Хват, — подтверждает островитянин мои наихудшие опасения.

Со мной не больше полсотни бродяг, да Удур-Аг, иные пока увязли в болотах по дороге сюда, зато островитян в разы больше — их сотни.

— Чудак, — представляюсь я.

— О, какие люди, — начинает заговаривать мне зубы разбойник.

Ага, — додумываю я про себя. — И без охраны... практически.

— Откушаете-с...

Хват просто сама любезность.

— Вашей отравы? — вырвалось ненароком у меня, Чудака.

— Ха-ха... — заржал Хват, дескать: ему, душегубцу, пришлась по душе моя шутка.

Да хрен он обманет меня, ведь жаждет одного — отомстить. И я нужен ему скорее мёртвым, чем живым. Хотя, стоп! Никак решили захватить меня, разбойники?

Озираюсь неспешно по сторонам, водя головой, и понимаю: островитяне обступают нас не просто так, из любопытства, а окружают с явным умыслом.

— Что-то не так, Чудак? — тянет ко мне руки Хват. И пока без ножа, но ему не провести меня — спрятан в рукаве.

Я демонстративно опускаю правую руку на рукоять одного из двух клинков, не собираясь желать здоровья тому, кто вот-вот готов меня лишить его, а в иной — сжимаю огнестрел.

Разбойник косится на ружьё.

— Ого, огнебой гномов, — продолжает Хват заговаривать мне зубы, подавая тем временем своим разбойникам один скрытый сигнал за другим.

Чёрт! Что я делаю, а? Вот Чудак! У меня ж гранаты! И нужной системы! Как и гренадёры при мне! Зажигалку надо было хватать мне, а не рукоять клинка, да вместо огнестрела — бомбу с фитилём!

— Держи... — неожиданно сунул я огнестрел Хвату к удивлению всех.

Тот ухватился за него, а я за бомбу. Даже каким-то чудом запалил. А, как, и когда — сам не уловил, действуя неосознанно на инстинкте самосохранения.

Бомба взмыла у меня на вытянутой руке над головой, и я заорал на весь остров:

— Не двигаться, халдеи! Всем оставаться на своих местах! Иначе вам край, разбойники!

Ну не Чудак ли?

Так показалось всем, кто окружал меня. Да раньше меня начудил Хват. Этот разбойник сумел выстрелить из огнестрела — и жаль, не в себя, а...

Он зацепил меня, Чудака!!!

Я упал, получив болезненный удар пулей в грудь, понадеялся во второй раз сдохнуть уже в этом мире. Ага, щас-с-с! Так меня и отпустили отсюда те, кто засадил! Проклятая драконья шкура выдержала удар пули, но не железный доспех пробитый насквозь.

Ё-маё! А что с бомбой?

Ой-ё-о...

Я обнаружил её взмывшей в воздух. Там, над головами разбойников, и рванула, послужив сигналом гренадёрам при мне, применить свои. Но, поди, ещё подпали, когда огонь недоступен. Выручила Кукумэ, швырнув бомбу в костёр. От него и запалила.

Её примеру последовали иные бродяги при нас, и остров погряз в разрывах.

— Что же мы натворили?! — сидел я, зажимая уши ладонями от полученной контузии.

А столько народу контузили, и ещё больше побили.

— Не жалей о разбойниках! Халдеи — не люди, они хуже нелюди! — заявила Кукумэ.

Ну да, кто бы говорил мне об этом, только не шпионка Кесаря. Хотя вернула не только меня к жизни, но и огнестрел мне, выдрав из рук Хвата.

Разбойник был ещё жив — захлёбывался от крови.

— За что ты хотел лишить меня жизни? — спросил я у умиравшего разбойника, заставив ответить мне мысленно.

"За брата... Хвана..."

Но и не только, как я уяснил. Что-то ещё проскользнуло у него в голове. И та его шальная мысль натолкнула меня на диктатора и...

— Кто таков Болингар? — побеспокоил я следом Желанну.

Та в недоумении плечами пожала — соврала. Зато Кукумэ не стала.

— Военный магистр Ордена. А что? Порубленные джигиты — их рук дело?

— Да, но двинули туда, откуда мы пришли сюда.

— Хм, и чего им понадобилось в горах? — удивилась искренне Кукумэ. — Когда мы здесь!

— Сдаётся мне: то, из чего в меня стрелял Хват.

— Да им ни за что не пробиться туда! Но ежели удастся — арсенал всё одно не найти! И потом, там его стерегут дикие логры, — напомнила Кукумэ.

Она говорила правду, ничего не тая от меня. Орден шпионке Кесаря самой был поперёк горла, как нам здесь эти халдеи.

И что они за люди такие — эти разбойники? Неужели не понимают: мы, люди, должны ратиться все вместе против заклятых врагов! Когда это уяснили даже равнинные морфы!

А тут ещё этот Орден с диктатором!

Нет, пора мне возвращаться в Северин и разбираться с теми, кому я перешёл тут дорогу, а они — мне!

— Живой, Чудак, — обеспокоился Яр-Гонн. — А я думал: тебе хана, брат!

— Ага, если бы на мне была только моя шкура да доспехи — несомненно, а то драконья — и спасла меня! Для чего она, и я, понадобились диктатору Ордена? — озадачил я гнома.

— Ну, ты сказал, брат Чудак! — Он обозвал меня ходячей легендой. — Вот всем шибко интересно поглазеть на тебя — и не токмо, а понять, что ты представляешь собой! И пока что угрозу — реальную!

— Теперь мне понятно, почему Кесарь решил переманить меня на свою сторону.

Кукумэ, не желая этого, подтвердила мою догадку, озвученную вслух специально для неё, что позволило мне прочитать её мысли.

Зато Желанна закрылась от меня.

Да что с ней опять такое твориться — и непонятное для меня, Чудака? Что со мной не так? Или с ней? Не беременна ли?

— Надо поспешать, Чудак, — спустилась с небес Киринэ.

Амазонки вновь выручили нас, постреляв из коротких упругих луков особо резвых халдеев, не сумевших оказать нам достойного сопротивления. Зато их харчи пошли у нас на ура. И меня не выворачивало на изнанку при виде побитых тел людей, раскуроченных бомбами. Я попросту оголодал и одновременно озверел, а очерствел ко всему безобразию, творимому в тундре не только нелюдями, но и людьми, как и мной собственноручно.

Нет, шкура дракона не по мне! И мне всё больше казалось: я превращаюсь из-за неё в кровожадное порождение. Огонь и то источаю — не из пасти, но при взрыве бомб от зажигалки в моей руке — вне всякого сомнения.

Что же мне делать дальше? Неужто и впрямь покончить разом со всеми джигитами и заглянуть в Северин?

Благодаря шпионке Кесаря я узнал: он направлялся туда в составе Десятого легиона, тогда как от Атрия уже давненько не было никаких известий. Поэтому Кукумэ отправила очередное послание триумфату вместо командора-палача.

Надо обязательно заглянуть мне, Чудаку, туда к Атрию, хотя б одним глазком.

Решено — идём на главное поле битвы с джигитами!

* * *

Северин. Северная Диктатория.

— Сир, сир! — ворвался с криками магистр в покои диктатора.

— Чего тебе? — выглянул тот из-под одеяла, пряча там наложницу.

— Вы ещё спите, сир?!

— Да что стряслось, магистр?

— У нас гости, сир!

— Кто? — подскочил на постели Иерарх Ордена, и замычал. — М-М-Морфы?

— Хуже, сир!

— Да кто может быть хуже их? — перенервничал диктатор. — Гвардейцы Кесаря?

— Нет, легионеры Армады Тирана! И стоят у северных врат манипулом всадников, сир!

Набросив на себя плащ, диктатор прихватил с собой подзорную трубу, выскочив на смотровую площадку башни Ордена, откуда открывался прекрасный вид на Северин со всеми его кварталами и близлежащими окрестностями.

— Какие будут указания, сир?

— Немедля открыть северные врата, магистр!

— Но, сир! Град находится на осадном положении!

— А если там Тиран!?

— Непохоже, сир!

— Всё одно, лишними ни одни воины не будут, когда к нам пожалуют морфы!

Магистр убежал, а диктатор остался следить за теми, кто вскоре проскочил через северные врата в Северин, направляясь спешно к крепости.

— Не может быть! — отказался поверить Ир-ра-Рих в то, кого увидел среди всадников Армады Тирана. И не ошибся. — Младшенький! Иб-ба-Рих, сукин ты сын! А тебе что понадобилось на Окраинах?

Примчался магистр.

— Беда, сир!

— Ну...

— Ваш брат, Иб-ба-Рих, выступил на север Окраин против морфов с Северной Армией Армады Тирана в составе четырёх легионов и...

— Короче!

— Он бросил их, а сам пробился ко граду, сир!

— Мерзавец! Загубил двадцать тысяч легионеров!

— Его соглядатай говорит: они вроде бы ещё держатся там. Легиона два, с его слов, уцелели!

— Плевать! Нам самим пока что здесь воевать некем! Где мои когорты жнецов, а? Я тебя спрашиваю, магистр!?

— Уже справлялся, сир. И...

— Опять ты тянешь, магистр! Что там у них не так, а задержало их в дороге?

— Не поверите, сир.

— Уже!

— Кесарь, сир. Он направляется к нам, в Северин, в составе 10-го легиона, и движется с конвоем барок по Великой реке.

— О небо! За что мне это всё, а? Час от часу нелегче, — раскричался диктатор.

И от Болингара с Шельмой пока никаких известий — во всяком случае, приятных — ни один, ни другая, не выполнили свои миссии до конца.

— Ладно, сначала проведаю "младшенького", — собрался с мыслями Иерарх Ордена. — Коня мне! — потребовал Ир-ра-Рих, и эскорт сопровождения.

В крепости его встретил трибун, назвавшись Таранием.

— Прочь с дороги, челядь! — досталось ему от Иерарха Ордена. И "младшенькому". — Тебе нет оправдания, братец! Ты загубил целую армию! Тиран не простит тебе этого! Что ты за престолонаследник, если не смог выиграть битву с нелюдью? А знаешь, сколько таких врагов у Империи — все Окраины кишат ими! И морфы, не самые страшные среди них, а псы! Хотя, что псы, в сравнении с хирдами! Это тебе не игра в "солдатики"! Тут гибнут люди! А в Империи ресурс населения небезграничен, как и возможности ограничены!

— Я всё папе расскажу-у-у... — затянул "младшенький", кося под дурачка. — Пожалуюсь Тирану на тебя-а-а...

— Вот и проваливай из Северина, чтоб я больше не видел тебя — никогда, иначе пеняй сам на себя! — Ир-ра-Рих старался избавиться от Иб-ба-Риха до появления в Северине Ил-ла-Риха.

Ему почти удалось — "младшенького" от поспешно бегства остановил Тараний, закричав в от радости на всю крепость:

— Наши, сир! Лапий с легионами! Он пробился!

— Прочь! — устремился диктатор за пределы крепости, убирая трибуна в сторону с дороги.

— Ура-А-А... — ликовал ему вдогонку "младшенький".

В Северин прорвался один легион из четырёх, входя через северные врата, а в южном направлении, следуя конвоем барок по Великой реке, показался Десятый легион Гвардии во главе с Кесарем.

— Проклятье! — рвал и метал диктатор. — Где же когорты жнецов?

Ему не хватало их, а барки Гвардии уже приставали к пристани и оттуда стройными колоннами в город шли легионеры триумфата, продвигаясь, квартал за кварталом, к башне Ордена.

— Они направляются к нам, сир! — зароптал магистр

— Что ему надобно от меня?

Шипение дракха за спиной и голос наездника явились достойным ответом.

— Сейчас узнаешь, диктатор! — грянул Кесарь.

— А, братец! — распростёр перед ним свои объятия Иерарх Ордена.

— Не прикасайся ко мне, предатель, иначе я не ручаюсь за себя! — пригрозил ему неминуемой расправой Кесарь.

— Да что с тобой твориться такое, брат мой Ил-ла-Рих?!

— Сир, легионеры Гвардии... — приметил магистр внизу колонны первой когорты Десятого легиона.

— В чём ты обвиняешь меня, братец? Я хочу услышать это от тебя сей же час! В противном случае, изволь убрать своих вояк из владений, принадлежащих Ордену! Ты нарушаешь мораторий!

— Арестовать всех — без исключения! — распорядился Кесарь при виде командира когорты.

Диктатор сожалел, что некрасиво обошёлся с "младшеньким". Сейчас бы его помощь — легиона Лапия — пришлась бы ему как нельзя кстати.

— И где же жнецы?!

— Они готовы к битве, сир! Ждут на улице! Все четыре колонны и строй! — доложил магистр.

— Хм, — порадовался Иерарх Ордена. — Что ты на это мне ответишь, братец?

— Мои когорты сомнут их на раз, диктатор!

— А что ты скажешь мне, братец, когда в Северин, с южных врат, примчатся две тысячи жнецов в составе пары когорт, а? И "младшенький" здесь — будет свидетелем: ты затеял вражду в преддверии появления у стен града морфов!

— Считай, что тебе пока повезло, диктатор! Но не думай: я всё так оставлю! Спуска больше не будет! Мы поговорим с тобой обо всём позже!

— Буду ждать с нетерпением, братец!

Иерарху Ордена чудом удалось избежать трагедии.

— Да, и вот что, магистр, — опомнился он.

— Чего изволите, сир?

— Засвидетельствуй моё почтение "младшенькому".

— После того, как вы устроили ему разнос, сир?!

— Да, задобри его!

— Но как, сир?!

— Мне ли тебя учить, магистр!

— Будет исполнено, сир!

Оставшись в гордом одиночестве, диктатор призадумался над обстоятельством, заставившим Кесаря едва не схлестнуться врукопашную с ним? Неужели беглянка добралась до него?

О поисках Желанны не было никаких известий. И Шельма медлит! Почему она медлит? И жнецы резерва? Где их всех носит? А Болингара с халдеем? Когда этот разбойник должен был добыть для меня драконью шкуру с убитого Чудака!

В ней бы диктатор, не задумываясь, принял вызов Кесаря и сразился, зная наверняка: братцу ни за что не убить его, зато сам враз покончил бы с ним!

Первым приятным известием стало появление когорт жнецов, а неприятным — беглянку упустили окончательно у Великой реки.

— Ну что же, — отметил лишний раз про себя диктатор. — Настал мой черёд сделать ход в партии!

Отправил весточку Шельме.

* * *

Равнина. Центральный кордон.

Горные морфы праздновали победу. Им удалось сломить сопротивление легендарного корпуса с ополчением, и разгромить под стенами очередного кордона всадников герцога Ромуальда, увеличивая число пленных, используемых ими в качестве всегда свежего и непортящегося мяса.

Пир нелюдей напоминал вакханалию. В башне кордона собрались вожаки орд, им приводили пленников, и что там вытворяли с ними эти изверги, все знали не понаслышке — йети отрывали им головы и прочие конечности, иной раз сбрасывали потрошёные тела вниз ненасытным оравам.

Очередь всё ближе подходила к парочке пленников, пригнанных на кордон от заставы — йети посчитали их паршивым хабаром — оставили на закуску. И сегодня, похоже, они пригодятся. Для старика с недомерком настал чёрный день.

Седовласого воина звали — Балдрик, а гнома — Брех-Унн. Гном брехал с завидным постоянством понося нелюдей, на чём свет стоит.

Первым не выдержал дорн.

— Будь человеком, Брех-Унн, заткнись!

— Ха, гном — и человеком! Ну, ты даёшь, старик! Ещё шутить изволишь в предсмертный час! Ха-ха... Лучше б мне руки развязал!

Что и старался сделать гном, стачивая зубы о путы командора заставы — сам шутил ничуть не хуже.

— Говорят у нас сегодня на ужин — живые йети, и не просто джигиты, а их вожаки! Хи-хи... Захаваем их самих, старик? Что скажешь? Да не молчи, человече!

— Чтоб тебя... первым пожрали, Брех-Унн!

— Шибко на это надеюсь — тогда путы порвут, и ужо я-то йетим нелюдям покажу, чего стоит страж гор даже без оружия!

— А где ты был, когда оно имелось при тебе?

— Ха, так тогда мы оказались зажаты на открытой местности, а тут в башенке — есть шанс задержаться подольше в нашем мире, и прихватить с собой напоследок ещё чуток космато-лохматых выродков! Ты как, со мной, старик?

— То уж кого первым нелюди пожелают видеть пред собой!

— А ты бы пропустил меня вперёд, старик! Уважь, а! — брехал гном без остановки.

Меж ними сейчас и выбирал морф, кого подать первым объевшимся вожакам, поскольку иные джигиты — попроще — воевали впроголодь, частенько не вынимая лапы из пасти — сосали с неё грязь с кровью врагов побитых на поле брани.

— Чего уставилась, зверюга? — цеплял гном намерено его. — Меня тащи, бестолочь! Я-то крупнее буду, хошь ростом не вышел! Да и мясо у меня найдётся! А у старика одни кости и остались!

Брех-Унн договорился — морф замахнулся на него его же топором, и гном удачно подставил руки с путами, почувствовал долгожданную свободу — вцепился в родное его сердцу оружие.

— Кто так машет топором, горилла ты этакая? Дай, покажу, как надо! Вот так... — подсёк страж гор снизу морфа, заставляя согнуться в три погибели — снёс голову.

— Айда валить нелюдей, старик! За мной, командор! — устремился Брех-Унн наверх башни. — Мясника звали, твари?

Нелюдям досталось от недомерка.

— А это вам на второе, нелюди! — столкнул Брех-Унн вниз с башни оголодавшим йети их же вожака.

И следом полетел ещё один, а далее не один.

— Смотрите, не подавитесь ими!

Балдрик не последовал за Брех-Унном, а занялся освобождением иных пленников. С ними и отбил у морфов башню, пока гном в одиночку лихо расправлялся с их вожаками наверху.

Освободившись, пленники забаррикадировались в башне.

— Как звать-величать? — пожелал вздорный старик знать по именам тех, с кем ему вновь предстояло умирать бок о бок с оружием в руках.

— Грох... — молвил один наёмник.

— Чичух... — прибавил иной.

— Барон... — заявил третий. — Феррион...

Помимо наёмников, в плен к горным морфам угодили знатные ополченцы рати герцога.

— А я, вы, наверное, знаете: дорн Балдрик — командор заставы и всего северного региона! Слушать меня и мои команды, бродяги! Вот вам мой первый и последний приказ: умирать там, где стоите! Ни шагу назад!..

Глава 26

Северин. Северная Диктатория.

— Марк, лежебока, — влетела Кайярэ в хлев, распахнув дверь с грохотом о стену, чуть не пришибла спутника. — Ты где?

— Здесь я, — откликнулся он нервно из-за спины юной амазонки. — Ещё б чуть-чуть и...

— Кто ж прячется у стены со стороны двери, а?

— Я... — обиженно молвил Марк. — Чего разоралась, шальная?

Он опасался служек Ордена.

— В Северин вошёл Десятый легион Гвардии, — просияла лицом юная амазонка.

— Без дураков?

— Сам выгляни.

Они снимали сарай у поселенца, заплатив за постой, как за келью в небедном постоялом дворе, отсыпав прилично деньги — не скупились. Но о том, что остановились у него — наказали помалкивать. А если кто любопытный спросит, велели говорить: они — его родня — дети брата или сестры.

Взлетев по лестнице на чердак, Марк замер подле узкого окошка, подобного на прорезь. По дороге колонной, сомкнув щиты, шли легионеры Гвардии.

— И впрямь Десятый легион! — признал паренёк передовую когорту. Заторопился. — Полетели!

— Куда тебя несёт, Марк?

— К триумфату, Кайярэ! Или запамятовала: мы должны сообщить ему о корпусе! Вдруг ещё не всё потеряно, и нам удастся спасти хотя бы твоих соплеменниц!

Юная амазонка еле сдержалась, пересилив себя, стараясь не разрыдаться, но глаза всё равно увлажнились, да соврала Марку: в них попала пыль. А затем, когда наткнулись они на легата легиона Гвардии, молвила: дескать, от ветра прослезилась.

— Слово и дело! — затребовал Марк немедленной встречи с триумфатом. — Мы с донесением от командора легендарного корпуса!

— Ждите, — озадачил легат. — Триумфат занят, разбираясь в данный момент с Иерархом Ордена!

— Нет времени! Корпус с ратью ополченцев гибнет меж кордонами!

— Терпение, гвардеец!

Марк уже хотел намекнуть недвусмысленно легату: вот именно — он-то как раз гвардеец, и пусть совсем мальчишка, зато командир легиона всего-то легионер.

Покинув башню Ордена, Кесарь отреагировал на шум.

— А, посланец, — поманил он паренька.

— Гвардия навсегда, триумфат! — переметнулся к нему мгновенно Марк, прикрытый Кайярэ со спины — юная амазонка выхватила хлыст, грозя применить на деле.

— Уберите оружие! Сей же час! — настоял Кесарь.

— Триумфат, прикажите легиону выступать — не мешкая, — требовательно заявил Марк. — Корпус и рать на грани гибели!

Кесарь знал, на что посылал Атрия с корпусом, тешил себя надеждой — обойдётся. Ан нет, это было посмертное известие, его предвестниками легендарному командору в лице юного горниста и столь же юной амазонки, послужили оба посланца, отказываясь поверить в то, что было очевидно всем, кто слышал о чём они говорили, настаивая на немедленной отправке Десятого легиона в тундру к дальним кордонам.

Покрутив медное кольцо на пальце — подарок Нежданы — Кесарь чуть слышно молвил про себя:

— Простите меня...

— За что, триумфат?! — уловила Кайярэ.

— Тебе послышалась, воительница! Я ничего не говорил, — ничуть не смутился Кесарь.

— Я — валькирия!

— Легат...

— Триумфат, — ждал он приказа от Кесаря.

— Прими обоих гвардейцев на довольствие!

— Гвардия навсегда!

— Нет, не делайте этого, триумфат! — воспротивился Марк.

В покой к "младшенькому" вбежал трибун.

— У нас гости, сир! — запыхался Тараний. — Прикажете впустить?

— Ну кто там ещё? — возмутился Иб-ба-Рих. — Коль Ир-ра-Рих — гони прочь! Видеть его больше не желаю, и слышать о нём!

— Кесарь Гвардии, сир!

— Впусти!

В дверном проёме покоев престолонаследника, вслед за скрывшимся трибуном, возникла иная фигура.

— Рад тебя видеть, Иб-ба-Рих, — обнял Ил-ла-Рих "младшенького".

— И ты пришёл играться в "солдатики", — ответил тот в свойственной ему манере.

— А как же, на то я и триумфат Гвардии. Предлагаю тебе вместе со мной поиграть с морфами в войнушку. Что скажешь мне на это, брат?

— Их много, Ил-ла-Рих. Очень много! Ты даже не представляешь себе насколько много! Я просто чудом вернул себе легион, потеряв при этом три! А ты предлагаешь мне вновь выйти в поле за стены Северина!

И снова ворвался Тараний.

— Слово и дело, сир... и сир! — отреагировал он разом на обоих братьев. — Морфы! Нелюди у стен града! Их притащил сюда за собой Лапий! — Трибун ждал дальнейших распоряжений. — Что прикажете?

— Занять позиции у северных врат, — наказал Кесарь. — Удержишь их, Иб-ба-Рих?

— Постараюсь, Ил-ла-Рих, но... ничего обещать не стану!

— Вот и договорились, а я тем временем атакую нелюдей с реки — зайду к ним на барках в тыл, тогда как Ир-ра-Рих не удержится и ударит через западные врата когортами жнецов с другого фланга!

При упоминании имени диктатора, "младшенький" сморщился так, словно у него разболелись зубы.

— Не прощаюсь, брат, ещё свидимся, и разберёмся с Иерархом Ордена!

"Младшенький" сразу повеселел.

— Чего стоишь, Тараний? На стены! Весь легион этого лаптя! И смотрите там у меня, не то я вас всех положу в битве с нелюдью!

— Слушаюсь и повинуюсь, сир! Будет исполнено! — исчез Тараний вслед за Кесарем.

Марк стоял у борта барки, следя за неприятелем на восточном берегу Великой реки — Кайярэ рядом с ним. Их дракхи находились в трюме по соседству с крыланом Кесаря и барсагом донны. Желанна по сию пору пребывала в келье и не выходила на палубу, глотая без конца отвары целебного зелья — чувствовала себя уже много лучше — к ней вернулись утраченные силы.

— Страшно, молодёжь? — пробасил Олаф, не надеясь спуститься на берег по трапу, зато четыре колонны из пяти, ждали, когда гребцы завернуть барку к суше по сигналу горниста.

Трубить Марк не торопился, ожидая подачи соответствующей команды от Кесаря. Ил-ла-Рих лично взял командование Десятого легиона на себя, наблюдал в подзорную трубу за ордами морфов, подступивших к Северину с северо-запада.

— Отнюдь — ничуть, — ответила Кайярэ любезностью Олафу. — Нелюди не страшнее тебя, халдея!

— А, юная воительница, — ухмыльнулся страж донны. — Ну-ну! Удачи вам, молодёжь!

— Что, самому страшно стало? Испугался?

— Ага, за мою донну! А то бы я с радостью двинул со всеми за хабаром!

— У тебя ещё будет такая возможность, — не сомневался Марк, памятуя, сколь много морфов шло к Северину, напоминая сошедшие лавины с гор.

— Залп! — грянул сверху Кесарь.

Марк затрубил, подавая команду стрелкам. С барок полетели стрелы, пущенные когортой лучников, стоящей на вооружении Десятого легиона, не считая арбалетчиков, добавивших перед самой высадкой латников, когда барки достигли берега.

На сушу с грохотом опустились помосты, и легионеры Гвардии, стройными колоннами, вступили в битву, обрушившись с востока, зайдя от Великой реки во фланг ордам горных джигитов, увязших у северных врат. Со стен и башен града их обстреливали легионеры Армады под предводительством Лапия, тогда как с западных врат выскочили две с половиной когорты жнецов. А были среди защитников Северина и стражи с поселенцами, также взявшимися за оружие.

— Открыть врата! — наказал Лапий, выводя за стены Прославленный легион.

Легионеры Армады двинули на морфов стеной, выставленных щитов и частоколом пилумов, а со стен нелюдь и дальше осыпали стрелами стражи с поселенцами, сменив там легион.

— А здорово у них там получается, правда? — ликовал Иб-ба-Рих.

— Пока да, сир, — согласился Тараний, видя: морфы вот-вот дрогнут под ударами с флангов жнецов Ордена и легионеров Гвардии — соединились; и если Десятый легион повернул к Северину, сжимая кольцо окружения, в котором оказались десятки тысяч йети, то иных погнали обратно в горы, преследуя жнецы, усеивая свой путь разрубленными телами заклятого врага.

Битва ещё не была выиграна за Северин, и не поторопись Лапий, кто знает, чем бы всё закончилось для Десятого легиона Гвардии.

Вот теперь Тараний нисколько не сомневался:

— Победа, сир!

— Ура-А-А... — закричал "младшенький".

Однако радость едва не сменилась разочарованием. На смену разбитым ордам джигитов с севера следовали новые, ведомые... бродягами...

* * *

Тундра. Земли равнинных морфов.

Болота не закончились, но мы всё же выбрались на клочок суши, устланный грудами обглоданных скелетов не только морфов с людьми, но и прочей живности. Больше других меня заинтересовали останки, напоминающие мне доисторических рептилий из мира динозавров. Одни принадлежали лограм, иные турагам. Спасибо за пояснение гномам, поскольку валькирии носились по "кладбищу" и выискивали останки тех, в ком старались узнать соплеменниц и гвардейцев.

— Опоздали! — злился я на себя так же, как и они.

Горные джигиты прорвались к центральному кордону, и мы немного разминулись с ними.

Гнаться за врагами дружиной, нам не с руки, недолго самим оказаться на месте тех, кого не узнать здесь, а в их останках — людей.

— Хирды... — то и дело срывались амазонки в крик, обзывая горных джигитов именем неких жутких врагов Треклятой Империи. Не псами и шакалами, а хирдами, о коих я пока ничего толком не слышал, тогда как с шакалами, и даже с гончими, успел познакомиться чуток поближе, хотя валить нам их пришлось издали — близко эти собаки не подпускали нас к себе. Но у нас оказалось преимущество в оружии.

И захоронить останки тел, не было времени — поджечь, ещё, куда ни шло, как обычно поступали мы, наёмники, с собратьями по оружию.

В тундре посреди болот запылал гигантский костёр, напоминая издалека пожарище. Заодно послужит своеобразным маяком ордам Тум-Ага.

— Будет убиваться, — призвал я валькирий отыскать врага, занявшись вместо них осмотром тел, отправляемых в костёр. Один из трупов оказался изуродован, но не обглодан до кости. И мне показалось: он дышит. Я уловил: от него исходят бессознательно мысли.

— Палач, — Желанна выхватила клинок и замахнулась.

— Нет, — упредила Кукумэ, отбив её выпад — защитила Атрия.

— Это он — легендарный командор одноимённого корпуса?! — удивили меня спутницы.

Я склонился над истерзанным телом гвардейца и едва не поплатился: его рука вцепилась мне в горло, заставив сожалеть, что не позволил его спалить.

Меня еле оторвали от него.

— Ты что творишь, Атрий!? — тряхнула его шпионка Кесаря.

— Кукумэ?!

Ага, знакомы — и не только заочно, — уловил я их мысли. И благодаря Атрию всё то, что здесь произошло. Он подтвердил мои наихудшие опасения — его корпус полёг здесь в полном составе, как и рать ополчения, а вот герцог дезертировал со знатными всадниками, ускакав на ближайший кордон.

Всё, дольше я бездействовать не мог, подняв дружину, и мы двинули на юг, не сомневаясь: Тум-Аг с ордами равнинных сородичей не собьётся с пути — костёр ещё долго будет пылать, служа прекрасным ориентиром для них, распространяя зловонные запахи палёной плоти и костей всех, кто полёг в бойне с джигитами посреди тундры.

Я почти загнал своего горбуля, когда мы наконец-то достигли центрального кордона, и картина там, у каменной башни, напомнила мне ту, когда я с ватагами бродяг точно также отбивал дальний кордон. Да здесь были исключительно горные джигиты, и численность их переваливала далеко за сотню тысяч.

Подзорная труба с огнестрела выручила меня в очередной раз — я разглядел там кое-что такое, во что отказывался поверить. Кто-то очень знакомый до боли рубил на смотровой площадке башни морфов, сбрасывая их головы вниз к ногам джигитов.

— Гном! — не сойти мне с этого места, а если и да — то сразу с ума.

— Да, — откликнулись разом Яр-Гонн с Ёр-Унном.

— Я не вам, а... Сами гляньте!

— Брех-Унн...

— Брешешь, Ёр-Унн! — усомнился я в искренности его слов — мне казалось: он выдаёт желаемое за действительное.

Но в действительности всё так и оказалось.

— Его работа — стража гор! Никто акромя Брех-Унна не сдюжит орудовать подобным образом с боевым топором!

— Если не вмешаемся, ему там, с иными бродягами, не устоять, — засуетился Яр-Гонн подстать Ёр-Унну.

Всё с вами ясно, недомерками, — подбиваете меня на опрометчивую атаку сходу? Ну-ну! А ведь я сам сейчас вас удивлю! Но не только вас, а кое-кого ещё.

— Атакуем, как ранее касту на арахнах! — напомнил я.

И тогда у нас были при себе шашки, нынче же ручные бомбы. Да и бомбардиров дюжина среди гномов на козерогах наберётся. Они первыми обстреляли джигитов с дальней дистанции, заставляя повернуть несколько орав к нам. А нам только этого и надо — мы забросали йети бомбами, повернув горбулей вспять. И морфам нас не догнать. Оторвались. Их снова обстреляли бомбардиры Яр-Гонна. Вовремя, как и подошла дружина в полном составе. Разгром орав довершили лучники, а затем добавили стрелки, и мы пошли всем скопом на орды заклятых врагов, не обращая внимания на то, что их в сотни раз больше.

— Сдюжим, — не сомневался я: пробьёмся на кордон.

Там, за стенами из частокола, и окопались, проторив себе туда дорогу в многотысячном столпотворении джигитов, в ожидании Тум-Ага.

Я рассчитывал: горные джигиты подтянут дополнительные силы с окрестных земель тундры и Тум-Аг с равнинными морфами накроет разом с нами их всех здесь.

Теперь нам самое главное было продержаться, а этому Тум-Ага не подвести нас и своих собратьев во главе с Удур-Ага.

Пробившись к башне, я постучал в дверь, закричав:

— Свои!

— Люди! — обрадовались забаррикадировавшиеся там бродяги. — Наши!

Обана, кого я вижу! Знакомая рожа — и не одна!

— Это ты что ль, старик!?

— Где донна, Чудак?

— Со мной, — указал я ему себе за спину, где обычно располагалась Желанна.

— Ты что с ней сотворил, разбойник? — зашёлся вне себя от гнева дорн Балдрик. — Во что превратил?

Ну да, а что ещё мне следовало ожидать от вздорного старика?

— Да это не я её — она сама изъявила желание стать вровень со мной наёмницей!

Я не заметил, как Ёр-Унн прошмыгнул мимо нас, и уже обнимался на вершине башни с братом — радостно закричал:

— Морфы!!!

— К оружию! — отвлёкся дорн Балдрик от меня.

— Да то наши морфы — равнинные, и почти ручные, как гранаты, — подкинул я на руке бомбу гномов.

— Думай, чего городишь, Чудак!

Спорить с выжившим из ума стариком было бесполезно, поэтому я дал ему возможность самому разобраться во всём, а Тум-Ага при равнинных сородичах с горными джигитами.

Гномы первыми оценили преимущество стрельбы из бомбард с башни — внесли, куда большую сумятицу в ряды злобных йети, к тому же обезглавленных — вожаков собственноручно порубил Брех-Унн. И окончательный разгром орд джигитов у кордона довершили стрелки. Я лично командовал ими с Ёр-Унном и его братом Брех-Унном.

Разобравшись с джигитами, я захотел побыть немного в уединении... с Желанной, стараясь больше не попадаться на глаза вздорного старика — вместе с ней.

Едва я стянул с себя шкуру дракона не без помощи донны, она напала на меня — моя ненасытная тигрица и...

— Пыталась убить, — подкараулила нас за этим самым занятием Кукумэ.

— Идиотка! — уставился я на неё, выпучив глаза. — Ты что натворила?

Она оглушила Желанну.

И вдруг всё понял: подмена очевидна. Та, кто прикинулась Желанной, нанесла мне серьёзную рану.

Вот и всё — закончились твои мучения в этом чудовищном мире симпатичных нелюдей, Чудак, пора тебе возвращаться к истокам бытия.

Похоже, что меня ждали там те, с кем я всё время моего пребывания тут, желал встретиться с ними с глазу на глаз и поговорить по душам.

— Не, Чудак не помрёт, — озадачил меня своим заявлением один из недомерков.

Почему???

— Рана не смертельна!

Я ещё надеялся: она загноиться и кровь воспалиться — пришёл в себя уже под стенами Северина, очнувшись в одной кибитке с пушкарями и...

— Палач!? — не сдержался я, вскрикнув от неожиданного соседства.

Передо мной, с маской палача на лице, сидел тот, кого я не позволил сжечь — так ещё и рассмешил его, Чудак.

Он скалился, улыбаясь сквозь свою маску — палач.

— Атрий, — протянул он мне руку... помощи.

Я заметил на ней кольцо.

— Ты — наёмник?!

— Имеешь что-то против этого, Чудак?

— Но как... наёмник может стать гвардейцем?! — изумил он меня.

— То мне неведомо, зато гвардеец при желании способен стать наёмником, — доказал он мне, сделав выбор в мою пользу.

И опять этот мысленный посыл утайкой о тайном братстве.

— Где это мы? Куда нас везут? И кто? — спешно выглянул я наружу из кибитки, узрев новое поле битвы, усеянное горами трупов горных джигитов, а за ними, чуть в удалении подле реки, стены Северина.

Прознав, что я пришёл в себя, подле меня собрались атаманы-мастера и вожаки не только дружины, но и орд морфов равнины.

Надо же, сколько времени я пролежал без сознания. А где Желанна? Точнее та, кто была схожа с ней, как две капли воды.

"Не суетись, — ответил мне также мысленно вздорный старик. — Шибко всё узнаешь и узришь, Чудак!"

К нам, для переговоров, явились представители Треклятой Империи. А я и не думал, что стал объектом всеобщего внимания.

От Иерарха Ордена прибыл магистр, от Армады Тирана — Лапий, а от Гвардии — лично Кесарь и...

— Предательница! — обвинил я не со зла ту, кто действительно оказалась донной Желанной, а не изменницей, совершившей её подмену.

— Чудак, — услышал я в свой адрес аналогичную любезность.

Надо же, обиделась на меня. Когда ещё большой вопрос: кто, и на кого должен обижаться? Как и то: кто, кому и чем обязан?

Кесарь потребовал у меня выдать ему изменщицу, обозвав Шельмой. Вот тут я был полностью согласен с ним. Зато магистр Ордена настаивал не рубить с плеча и разобраться во всём основательно. Решающее слово осталось за легатом Армады Тирана, пожелавшего соблюсти интересы всех сторон.

Как я понял: у диктатора был расчёт на поединок чести. И я, Чудак такой, в очередной раз подвёл Желанну — ей предстояло схлестнуться со шпионкой Ордена в открытом бою.

— Не переживай ты так, — уверила меня Кукумэ. — Желанэ сдюжит с Шельмой!

— Как — Желанэ! Она что, тоже амазонка, как ты и валькирии?

— Воительница с рождения!

Ну да, что это я, Чудак, а? Ведь меня использовали все, кому не лень.

По правилам поединка чести, на нём должны были присутствовать все заинтересованные стороны — и не только. Желающих оказалось в избытке, и центральная площадь града перед стенами крепости не могла вместить всех любопытных поглазеть за смертоубийством двух воительниц, которое закончится лишь, когда одна из соперниц падёт от рук иной. И схватку меж ними пришлось перенести за стены Северина в поле.

Я не мог помыслить, что стану свидетелем бойни меж собой тех, кто был дороже мне собственной жизни. А когда обе мои бывшие спутницы оказались на импровизированной арене, и вовсе растерялся, не понимая: где та самая моя ненаглядная Желанна? Соперницы будто нарочно подшучивали надо мной, Чудаком, и прочими заинтересованными сторонами со зрителями, выбрав одинаковые доспехи и оружие.

Я наотрез отказался смотреть на то, что одна вот-вот убьёт иную. А тут ещё, как всегда, в самый неподходящий момент у меня закралась предательская мысль: а если они убьют друг друга? Что тогда мне делать без той, без которой я не мог жить дальше, а ни раз и ни два, каждая из них спасали меня, Чудака!

Выбор был нелёгкий и больше не зависел от меня.

— Бой! — огласил Кесарь.

— На смерть! — подхватил Иерарх.

Я живо уяснил, что он задумал: если погибнет Шельма — никто не узнает, что замыслил Орден против Гвардии, а если Желанна — всё равно не будет в накладе.

Одно слово — диктатор! И я отныне для него враг N1, впрочем, и сам для меня! Я затаил на него кровную обиду, как и он, ещё до встречи со мной.

Начался поединок и...

Шельма оказалась выворотнем**...

* * *

Горы. Плато.

— Сэр, — обратился легард** к магистру. У Болингара осталось чуть больше половины жнецов — из пяти колонн и строя, уцелели три колонны. Но слуги Ордена дошли до заставы, обнаружив на её мести развалины, и трупы, разорванных в клочья, горных морфов. — Кто-то применил против них громобои!

— Арсенал нашли?

— Никак нет, сэр! Шельма упоминала про логово логров! Ищем...

— Ищите шибче! — опасался Болингар не столько нового столкновения с заклятыми врагами, сколько впустую потратить силы и время.

Двинул дальше от заставы по ущелью.

— Логово, сэр! Мы нашли его, — вновь рапортовал легард. — Но...

— Что там? И не так? — дрогнуло сердце у бесстрашного слуги Ордена, проложившего себе путь к вершине славы по горам трупов, вот и сюда устлал дорогу ими.

— Логры перебиты — все до одного! Похоже, здесь до нас побывали псы, сэр!

— Шакалы!!!

Они увели из-под носа жнецов Болингара огнестрельное оружие арсенала Чудака.

— Мы ещё сдюжим нагнать их, сэр! Следы, оставленные псами, свежие — трупы логров не подвержены гнили!

— За ними — шакалами! — бросил боевой клич Болингар, пустив рысака вскачь, и все три колонны жнецов устремились за ним по застывшим рекам лавы.

* * *

Скала. Замок Деспота.

Получив сигнальный вызов от Тирана, Хир-да-Рас был спокоен и непоколебим точно так же, как и его каменные чудища. Властитель Великой Империи желал видеть Деспота у себя во дворце — и немедля.

— Ты звал меня? — раздался глас Хир-да-Раса.

— А... — свалился Тиран с ложа, а наложница, ублажавшая его, бросилась сломя голову нагой из покоев при виде ожившей статуи Деспота. — Это ты, Хир?

— Да, — ответило изваяние, и с треском откалывающейся каменной крошки, сошло с пьедестала. Тело Деспота осталось в Замке на Скале, а его душа вселилась в статую. — Чего ты жаждешь услыхать от меня?

— Как там "младшенький" и... — запнулся Тиран. — Что вообще твориться на Окраинах Великой Империи?

— Всё идёт по плану, властитель, — уверил Деспот.

— Неуверен! Мне донесли: Иб-ба-Рих сговорился с Ил-ла-Рихом и Ир-ра-Рихом против меня — Тирана! И они, все трое, вот-вот объединят усилия! — намекнул Рих-да-Рас брату об угрозе начала гражданской войны за Трон и Корону.

— Этому не бывать!

— Но они раздавили морфов!

— Ты забываешь про шакалов и хирдов, Тиран, — напомнил Деспот. — И пока я стану заниматься вторыми врагами, первыми — они! Так что не изволь беспокоиться, властитель, и беспокоить меня из-за всякой ерунды!

— Ерунда — говоришь, братец!?

Статуя Деспота вернулась на место — отвердела.

— Чтоб тебя, истукана! — швырнул Тиран от досады в Деспота утраченный кусок — им он и прирос вновь.

— Дело сделано, — потёр Хир-да-Рас занемевшие конечности, снова обретя своё обычное тело. — Ты — мой, Чудак! Тебе не уйти от меня! Скоро мы встретимся с тобой лицом к лицу! Я с нетерпением буду предвкушать нашу встречу!..

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

253