Вера вновь побеспокоила медведя.
"Понял тебя, сова", — пришло от него сообщение на новый адрес электронного почтового ящика.
"А как дела с продвижением работы?"
"Глухарь..." — отобразилась на мониторе очередное послание от хакера.
"Неужели всё так плохо?"
"Ещё бы! Меня пытались зацепить и пробить адрес! Да я вовремя уловил слежку, и пришлось временно обрубить все концы. Так что не беспокой меня! Чревато! И не мне тебя говорить чем! До связи, сова! Впадаю в спячку на день-два! После вновь попытаюсь разобраться с твоей "птицей" по иным каналам. Есть зацепка одна. Придётся влезть в засекреченную систему, и какую — в курсе! Так что сама не тревожь меня по пустякам. Если что нарою — получишь тотчас!"
— Час от часу нелегче! — проступила паника в голосе Веры.
— Что-то случилось?
— Нет, Серафим! Хотя... уже и давно! Нас — мою семью — преследуют неприятности с того самого момента, как мы нашли и приютили тебя.
— Значит, я должен покинуть вас! Нет, обязан оставить в покое!
— Ни в коем разе! Не придирайся к моим словам! Просто мне как женщине порой свойственно проявлять слабость хотя бы на словах. Ведь тяжело одной без мужчины тащить всю семью — одних баб. Порой не хватает мужского плеча — и не в том плане: грубая мужская сила, а кому бы можно было высказать все свои проблемы. Своего рода излить душу — поплакаться в тряпочку по-женски. И кто бы понял, принял, простил и приголубил. А ты как раз такой мужчина.
— Какой?
— Идеал моей мечты — кроткий, спокойный, рассудительный... до определённого момента. Но пока рассудок — память — окончательно не вернулись. Придётся поработать над этим!
Вера предложила Серафиму взглянуть на рисунок и напрячь память — воображение.
— Ты уж постарайся. Вдруг что-нибудь всплывёт — какая-нибудь деталь, или иная зацепка, чтобы мы по крупицам могли собрать твою прошлую жизнь, и, нащупав клубок, распутать его. Добро?
Серафим сосредоточился на рисунке, а после по совету Веры закрыл глаза, откинувшись головой на спинку мягкого кресла.
— Расслабься, — подсказала она.
Серафим пребывал в подобном положении минуту, две, три. Время для Веры тянулось мучительно долго, а ей как женщине, проявлявшей любопытство и нетерпение, хотелось, чтобы всё происходило куда быстрее.
По прошествии пяти минут она взглянула на часы, и дала себе зарок продержаться ещё столько же времени для пользы делу. Результат остался прежним.
"Ладно, — подумала она про себя. — Последний — третий — раунд! И баста!"
— Ну, чё там? — побеспокоила стряпуха шпионку, замершую у двери в кабинет мамы.
— Т-с-с... — приложила Надя указательный палец к устам.
— Не томи!
— Тихо...
— Это ты мне, внучка?
— ...там!
— И давно?
— Порядком. Минут десять с той поры прошло — не меньше, а может, и больше.
— Ого! И чё они там притихли — делают, а? Ну-ка, пусти меня!
Бабуля желала взглянуть в замочную скважину, у которой крутилась Надя.
— Да не боись, ба! Не целуются! Иначе бы я услышала чмоканье и шёпот — объяснение с признанием в любви.
— А стоны были? Мебель не скрипела?
— Скажешь тоже! Они ж не дети малые прыгать по ней!
— То-то и оно: взрослые люди, а ума у обоих — кот наплакал.
У двери началась возня. Шорохи с шумами достигли слуха Веры и Серафима. Он открыл глаза.
— Ну что? — поинтересовалась Вера. — Вспомнил чего-нибудь?
Ответ был неутешительным — отрицательным.
— Это переходит все границы, — повысила Вера голос, дабы её могли слышать родные. — Невозможно работать в таком шуме!
Диверсантки притихли.
— Мы раскрыты, — осталась недовольно Надя. — А всё из-за тебя, ба! Ты выдала нас! А ещё бывшая партизанка! Как же ты пряталась в тылу врага во время войны?
— Не пряталась, а воевала — поезда под откос пускала и мосты взрывала!
— Ты, ба?!
— Я, внучка!
— Ну, ты даёшь!
— А то! Давала врагам пороху понюхать! У меня и медали есть, только я ими никогда не хвасталась!
— Почему?
— Не хотела бередить душу и вспоминать войну. Не приведи, Господь, пережить такое кому-то ещё раз, а тем более вам! А тут эти бандиты-террористы! Фанаты! Всё один к одному! Словно нас преследует злой рок. И с того момента, как у нас в доме появился Серафим!
— А я всё слышу, — выглянула Вера из-за двери комнаты. — Чего столпились? Подслушиваете?
— Нет, хотели проконсультироваться на счёт ужина.
— Дабы я утвердила ваше меню?
— Угу, — кивнули разом дочь и старуха-мать.
— Где список? Почему без челобитной?
— А на словах уже нельзя?
— Можно, но...
— Короче!
— Ужин будет готов, тогда и позовёте! А теперь свободны! Обе! Кругом и шагом марш!
— Ну, ты чё, ма, — возмутилась Надя. — Не в казарме! Или вводишь военный режим?
— Неужели переходим на осадное положение, Верка?
— Почти угадали, родные мои. Стоит быть внимательнее чем прежде, а то мало ли что!
— Хорошо-хорошо. Будь спокойна. Я не дам вас в обиду.
— Ого, ба! Ну, ты и сказанула! А чё ж тогда на пикнике притаилась вместо того, чтобы заступиться за нас?
— Местность изучала, внучка.
— Для чего?
— Обходного манёвра.
— Шарахаясь по кустам, и хоронясь там?
— Ну да! А что тут такого?
— Ничего, — улыбнулась озорно Надя.
— Тут иное дело — мы дома! А как говорят немцы: мой дом — моя крепость!
— У русских, то есть у нас, она измеряется в градусах и не менее сорока!
— Вот проказница! И тут поддела! Вся в мать пошла!
— А она в кого, как не в тебя, — снова озадачила внучка бабулю.
— Ещё одна журналистка на мою голову! Я с вами с ума сойду!
— Теперь мы не одни и у нас появился Серафим — мужчина! Если что — защитит, как на пикнике.
— Мужчина, как же! На вид, а по уму — горькое и несмышлёное дитя!
— Недолго ему осталось быть им, завтра и вправим мозги у психиатра!
— Посмотрим...
— Что?
— Кто кому их вправит: он — Серафиму или наоборот, тот сведёт его с ума! Тут бабушка надвое сказала!
— Давай заключим пари, ба, а мама будет свидетелем?
— Делом займитесь, бездельницы! Хватит того, что я в дом деньги приношу, так не хватало, чтобы ещё и еду готовила! На кухню!
— Уже, уходим, ба, — отпрянула Надя от мамы, и, выждав минуту, снова устремилась к двери в кабинет.
Мама объявилась тут как тут.
— Не ждала?
— Ой... — растерялась дочь на миг. — А я вообще-то мимо иду — в туалет!
— Ну-ну! Удачи! Только не смойся... по трубам.
— Не смешно!
— И мне! Как и надоели до чёртиков, шпионки!
Вера вернулась к Серафиму.
— Я, может, пойду?
— С чего вдруг и куда?
— Не хочу надоедать, как и мешать. Тебе и впрямь надо побыть одной. Устала. Отдохни.
— Глупости не говори, родной мой! Я привыкла работать в подобном экстремальном режиме. Это моя жизнь — работа! Я по призванию журналист. Лучше скажи: так ничего и никого больше не вспомнил? Где мог видеть это лицо, когда и при каких обстоятельствах?
— Если честно, Вера, то я и не помню его.
— Я так и знала. Хорошо ещё вовремя спохватилась и запечатлела его на бумаге. Ну, ничего! Прорвёмся как-нибудь с Божьей помощью! Всё будет хорошо. Просто замечательно. Ведь когда-то должна закончиться чёрная полоса жизни и начаться светлая. Это аксиома — закон нашего бытия.
— Неужели всё настолько плохо?
— Я этого не сказала. Напротив всё просто замечательно.
— Значит, будет плохо.
— Нет, не говори так! Это грех — уныние! И один из семи смертных!
— А я и не унывал, просто поинтересовался.
— Интересный ты человек. Знаешь Библию, псалмы из псалтири, молитвы. Раны на тебе заживают прямо на глазах. Ты точно человек?
— Вы это мне сказали.
— Ну, правильно! А что должны были, коль у тебя две руки, две ноги, голова — все черты и тело человека, а вот душа...
— А что душа?
— Потёмки! Загадка! Неразгаданная тайна! И надеюсь: только до завтрашнего дня. А после приёма у врача-психиатра твоя жизнь начнёт налаживаться — возвращаться память. Ведь ты попадёшь ни к какому-нибудь шарлатану из объявления в газете, которых развелось неимоверное количество, а к настоящему экстрасенсу-гипнотизёру. Верь мне! Он излечит тебя от амнезии, проникнув в самые глубинные тайники твоей души — подсознания, и заставит вспомнить всё, как и прожить в один миг прежнюю жизнь во время сеанса гипноза.
— Хорошо, коли так. Я буду только рад этому.
— Знать не уйдёшь от нас, хотя бы до завтра? Не сбежишь? — уловила Вера: Серафим настроился оставить их — её семью — в покое и вновь отправиться в странствие по свету в поисках лица с листка бумаги формата А4.
Они оба взглянули на лик неведомого человека с него. Он являлся для них обоих камнем преткновения.
— Ничего, Серафим, всё нормализуется. Прорвёмся! Верь мне, ибо я — Вера, моя дочь — Надежда, а мать — Любовь. Мы как три человеческие добродетели поможем тебе на достижении поставленной цели.
— Я знаю: вы посланы мне небесами. Там помнят меня — знают — и не бросили, — вновь странно заговорил Серафим, напугав Веру.
Та не подала виду, скрыв внутренний страх. И снова у двери в комнату послышались шумы.
— Я же просила! — застукала она там старуху-мать вместо дочери. — Ты?
— Я! А что?
— Ничего! Тебе чего, мама?
— Ужинать пошли! Сама же просила: как приготовлю еду, сразу звать всех вас к столу. Вот и говорю: кушать подано...
— Садитесь жрать, — выскочила Надя из туалета.
— И откуда она таких слов набралась? Ты совсем, дочка, не занимаешься воспитанием моей внучки!
— Да это всё твои фильмы молодости — комедии! В них она и нахваталась подобных выражений!
— Учтите, бабоньки! Кто не успел — тот опоздал!
Надя обнаружила омлет.
— С мясом, ба?
— Нет, с цветной капустой.
— Я те что — гусеница? Где мясо?
— Пост нынче.
— По календарю?
— Нет, у нас в доме по случаю отсутствия денег на более приемлемую еду — колбасу.
— Ясно. Поняла. Завтра будут, — заверила Вера. — Раскручу босса на задаток по случаю горячего материала.
— Всё-таки решила сама взяться за это дело?
— А у нас нет иного выбора, родные мои. Я попытаюсь замести следы нашего участия в террористической истории с пикником.
— Решила убить двух зайцев одним выстрелом?
— Трёх! Заодно и босса...
— Ой!
— Нет, угодить ему, но так, чтобы он больше не донимал нас, и я осталась бы лучшей сотрудницей издания.
— Ох, Верка! Смотри! Не потеряй хватку! Серьёзное дело предстоит!
— А я трудностей не боюсь, ма! Они для того и нужны, чтобы преодолевать их, и радоваться победе в первую очередь над собой — своим страхом!
— Всё, девки! Баста! Ужин стынет! Прошу всех к столу!
— Кажется, ма, я начинаю понимать, почему ба в последнее время с появлением в доме мужчины кормит нас впроголодь. Это для того, чтобы мы ни о чём другом не могли думать, как о еде, не замечая его. Особенно ты, что он — мужчина, а сама — женщина. И не могли сблизиться!
— Вот проказница! Мстишь мне за капусту? Ну, ничего! Ещё спасибо скажешь в будущем за своё здоровье, когда твои сверстники растеряют его на хот-догах и газировке, да конфетах — зубы!
Когда с ужином было покончено, Вера не спешила уединиться с Серафимом в спальне.
— Даже как-то странно это видеть и слышать, дочка, — удивилась старуха-мать. — Вы случаем не поссорились с ним?
Бабуля тут же вопросительно покосилась на внучку.
— Нет, я ничего такого не слышала, — выдала Надя.
— Понятно. А сама, чего молчишь, дочка? Я к тебе обращаюсь, Верка!
Та мыла посуду, задумавшись, как всегда о чём-то своём — находилась на своей волне, да шум воды перекрывал голоса родных. Опомнилась.
— Вы о чём?
— Мы — о ком — о Серафиме! Почему не с ним?
— Пусть немного побудет один — наедине сам с собой и своими мыслями. А то мы мешаем ему каждую минуту и не даём сосредоточиться.
— Вот это заява! А спать ляжешь с ним, или как?
— Посмотрю ещё.
— Неужели останешься в кабинете, ма?
— Да, скорее всего. Немного поработаю. Следует подготовиться к завтрашнему дню — сляпать статью для репортажа по-умному. Так чтобы в ней можно было обойтись без нас и выставить героями "доблестную" милицию.
— Этих козлов-гаишников?!
— Помимо славы им достанутся проблемы. Пусть сами разбираются с бандитами. На то они и правоохранительные органы — милиция! Не всё бездельничать, да "грабить" людей на дороге!
— Правильно, дочка! Пусть эти разбойники меж собой и разбираются! — вставилась бабуля.
И всё-таки Вера не утерпела и проведала Серафима. Она обнаружила его в той комнате, где до сих пор находилась больничная каталка и бинты с гипсом.
— А порядок-то я забыла навести, — поманила она дочь и мать. — Отвлеките его.
— Поняли, — кивнули девчонки.
— Серафим, а Серафим, — потревожила его бабуля. — Подь сюда, чего скажу-то.
Старуха заманила его к себе в комнату.
— Ты смотри, ма, а то ба отобьёт у тебя мужика, — примчалась Надя к той, когда Вера занялась наведением порядка в комнате.
— Неужели?
— Да, я правду говорю.
— И что же они делают, чем занимаются?
— Православные книги нараспев читают и это — молятся.
— Ну, это не страшно.
— Не скажи! Бабуля больше тебя прожила и знает, как охмурить мужика! Главное найти с ним общий интерес, и он не всегда секс!
— Чего... ты сказала?!
— А чего? Вроде правду! Всё, как есть! Серафим ведь необычный человек, а соответственно и мужчина! У него свои наклонности и пристрастья.
— Я не про то, а про секс! Ты где таких слов набралась, доча? У кого?
— В фильме — любимой комедийной киноленте. Там один герой прямым текстом и заявил, что у нас в стране секса нет!
— А что есть?
— Это как его же он сказал? А! Руссо-туристо! Облико-морале! Что по-итальянски и означает то, о чём мы с тобой говорим.
— Вот проказница! — усмехнулась мама.
Дочери удалось развеселить её. И она вновь подалась в разведку, а Вера занялась работой на компьютере, застучав пальцами по клавиатуре, не заметила, как засиделась допоздна, а её родные и близкие улеглись спать. Она отвлеклась лишь, когда услышала стон Серафима за стеной, и влетела в спальню.
— Опять началось! И всё сначала!
Будить его Вера не стала. Она легла рядом с Серафимом и взяла за руку.
— Не бойся, родной мой, — зашептала в продолжение на ухо тихо-тихо. — Я с тобой — рядом! И не дам на поругание!
Её уверенность передалась Серафиму, он перестал стонать и нервно вздрагивать сквозь сон. Однако по пульсу на запястье Вера уловила, сколь учащённо бьётся у него сердце и скачет давление. Так и уснула, а проснулась с восходом солнца одна. Серафима не было рядом.
— Ой! Ушёл... — растерялась Вера и побежала его искать, заглядывая во все комнаты подряд, пока не наткнулась на него у себя в рабочем кабинете.
Серафим сидел с листком в руках, но с закрытыми глазами. Казалось, дремал. Это было не так. Он старался вспомнить то, о чём его просила ещё вчера Вера.
