Изгой

АННОТАЦИЯ: Что делать, если ты ангел, к тому же падший? И мало того, что тебя лишили крыльев, так ещё и прокляли. А тут в наказание ко всем бедам ссылают на грешную землю, и даже вроде бы дают шанс на исправление больше подобный на срок в сорок дней. А непременно требуется уложиться. Вот только тело досталось какого-то оборванца, да памяти лишили о том, кем являлся в прошлой жизни. И смотрителя удружили в лице заклятого врага — крылатого демона, у коего в подчинении бесовское отродье. И все как один настроены против тебя. Шанс на искупление невелик, а и выжить даже в теле человека ещё мизерней. Но деваться некуда. Судьба — пришёл час платить по долгам.

И кому же задолжал, уже бывший ангел-хранитель? Случаем не тому, кого оберегал при жизни в бренном теле? Вопросов тьма, а продолжает сгущаться. Да лучик света в тёмном царстве — Вера, а с ней Надежда. Да и без Любви никуда. И снова закавыка: они — люди, а не святая троица. Хотя как знать...

СЕРГЕЙ МИХОНОВ

ИЗГОЙ

"АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ"

ВСЕМ ДЕТЯМ БЕЗВРЕМЕННО ПОТЕРЯВШИХ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ

И РОДИТЕЛЯМ, ПОТЕРЯВШИХ СВОИХ ДЕТЕЙ — ПОСВЯЩАЕТСЯ...

ПРОЛОГ

Каждому из нас дан свой крест

и нести его придётся в одиночку...

(от автора)

...И разверзлись хляби небесные...

По дороге шёл человек. Он едва держался на ногах. Его походка оставляла желать лучшего. Сложно было определить: был он пьян или у него просто не осталось сил, и его одолевали телесные муки. Да и вид оказался не совсем обычен и приемлем для нормального земного создания. Одним словом — бомж.

Так казалось всем водителям иномарок, что проносились по скоростной автостраде в жуткий ливень, не взирая на безопасность в виду неблагоприятных погодных условий, и преднамеренно старались досадить оборванцу на обочине, специально подрезали, стремясь обдать грязью из многочисленных луж, устраивая фонтаны брызг. Сигналили. И со смехом и бранными изречениями катили дальше, получая неслыханное удовольствие от содеянного поругания над беззащитным. Так продолжалось довольно долго.

Человек не роптал. Для него дождь являл силы и был с одной стороны спасителен. Живительная влага действовала отрезвляюще для него, а с иной стороны — он спотыкался и скользил. Раз упал, вывалившись в грязи, затем ещё и ещё. Однако вставал и брёл своей дорогой, продолжая ведомый только ему путь, словно нёс крест и не свой. Не роптал на тяжёлую судьбу, забросившую его на грешную землю. Он не понимал — не осознавал до конца, что с ним произошло. И возможно ли это? А не странное видение, случившееся с ним по воле Всевышнего.

Он продолжал идти — идти, не сбиваясь с дороги по намеченному пути искупления.

Вскоре поток машин уменьшился, как и потоки дождя. Сейчас уже не лило как из ведра, но продолжали полыхать молнии и греметь гром. Гроза не затихала, наоборот её лучи продолжали озарять небо и землю, посылая смертоносные заряды для всего живого, точно предупреждение для всех. Но явились знаком для одного — того, кто шёл неотступно по дороге на обочине, не обращая внимания на смертельную опасность.

Тень кружилась над главой поверженного, предвещая беду. Призрак продолжал витать, досаждая путнику. Это он настраивал водителей против заблудшей души, с настойчивостью достойной беса допекал его.

Вот гроза — луч — ударил по земле в удалении от путника, и на обочине воспламенилось отдельно стоящее дерево. Путник не поднял головы. Он продолжал брести. Тело плохо слушалось его, и силы стали покидать, а он до сих пор не мог приноровиться к повседневности обыденной жизни на земле. Что-то давило его — терзало душу, а в голове продолжался хаос и затмение. Он бредил. Болел. Душа его была не на месте. Терзания только усиливались, как и телесные муки. Но он ничто не брал в расчёт. Даже когда перед ним в непосредственной близости сверкнула гроза. И на дорогу рухнул знак-указатель. Человек не минул его, получив разряд. Крика не последовала, как и проклятия в таких случаях.

В свете молнии мелькнула очередная машина, съехавшая с дороги на обочину. Водитель стремился остановиться и переждать разыгравшуюся не на шутку стихию, слишком поздно узрел во вспышке света силуэт подобный на человека.

Последовал удар. И всё в тот же миг скрыла тьма. Водитель не сразу опомнился. Он поверил, что сбил кого-то и возможно человека, огляделся, не покидая машины, поскольку дождь хлынул с новой силой как из ведра. А через открытое окошко ничего не удалось разглядеть. Стояла сплошная стена воды. Водитель решил: место проклято. Поспешил удалиться — покатил медленно и неспешно своей дорогой далее.

Сколько времени прошло с того момента — неизвестно. Дождь утих, а затем и вовсе прекратился. Рассеялись тучи. И, наконец, выглянуло солнышко. Луч скользнул по сырой земле, коснувшись бугорка в грязи, на котором расположилась птичка. Что-то спугнуло её, и она, расправив пёрышки на крыльях, стряхнула влагу и подалась прочь.

Вновь мелькнула незримая тень прежде преследующая неотступно путника. Покружила — недолго. И покинула бренное тело на грешной земле...

1. ОБОРВАНЕЦ.

По автостраде вновь понеслись вереницей машины. Одни люди спешили покинуть город, иные — напротив стремились назад.

На обочину заехала иномарка. Модель была спортивной и за рулём сидела женщина. Она оказалась красоткой. И тело её было под стать "железному коню". В машине помимо неё находился ещё один пассажир, располагаясь на переднем сидении. В силу возраста и роста его не было видно. К тому же он являлся ребёнком.

— Сиди, Надя, и не крутись! Иначе нам придётся останавливаться ещё не раз из-за тебя! Я не могу вести машину, когда ты донимаешь меня! Успокойся и хватит бузить! Нечего дуться! Тебе это не к лицу!

— У-у-у... — остался ребёнок букой, продолжая раздувать щёки и обижаться на маму.

Как вдруг она отстегнула ремень безопасности и бросилась в открытое окно.

— Надя-А-А... — только успела крикнуть женщина.

Дочь исчезла.

— И что ты будешь делать с ней — непоседой, — бросилась женщина из машины, открыв дверцу со своей стороны, и чуть не угодила под колёса несущегося по трассе джипа.

Её обдало из лужи грязью с головы до ног вместе со спортивной машиной.

До дочери донёсся вопль негодования:

— Ну, попадись только мне, дрянная девчонка! Я не знаю тогда, что сделаю с тобой!

Надя и не думала убегать, а тем более скрываться от мамы. И та застукала её сразу за поваленным знаком на дороге...

Дочь, спрыгнув с обочины в кювет, оказалась на островке посреди огромной лужи.

Мать внимательно пригляделась к тому, на чём располагалась дочь, и та ещё ни разу не видела её такой удивлённой и озадаченной. Выражение лица говорило само за себя.

— Сейчас же иди сюда-а-а... — сорвалась женщина на крик. И устремилась к дочери, оказавшись по колено в грязи в своём великолепном и дорогом одеянии.

Дочь не шелохнулась. Ей некуда было бежать. Мать протянула к ней руки. Надя не возмутилась и не оттолкнула её от себя, напротив сама была рада покинуть тягучую хлябь.

— Ты когда-нибудь угомонишься, Надежда? — спросила с надеждой в голосе женщина у дочери.

— Уже, — заискивающе произнесла девчонка. — Я больше не буду, мамуля! Честное-пречестное! Веришь мне?

— Тебе — себя не уважать! Только надеюсь, ведь и имя соответствующее дала при рождении — Надежда!

Женщина поставила дочь на насыпь, сама не спешила покинуть хлябь, увязнув по колено.

— Туфли не потеряй! — напомнила дочь.

— Не это главное в жизни, Надя...

— А что, мамуля?

— Не деньги и не вещи — ценность в нашей жизни, а сама жизнь!

Она и дочь признали в "островке" тело, и оно по всем признакам принадлежало человеку. Оставалось лишь выяснить: тот жив или...

Женщина решила позвонить. В руке у неё оказался дорогой мобильный телефон. Набрала номер скорой помощи, она так не дождалась ответа.

— Вот так всегда! — с досады молвила она. — Когда кто-то нужен — недоступен!

— Неужели, мамуля, мы вне зоны доступа сети? Что если тебе выбраться на дорогу? Всё будет выше! — выдала дочь.

— Ага, ты б ещё, Надька, предложила залезть на дорожный знак!

— Так он упал, ма!

— Всё, хватит! Не доставай и не донимай меня! Мне требуется сосредоточиться!

Женщина ещё раз попыталась дозвониться до скорой помощи, и вновь ничего путного из её затеи не вышло.

Выбора не было. Следовало срочно осмотреть человека. О чём она уведомила ребёнка.

— Неужели, ма, ты не боишься его — покойника! Вдруг он труп?

— И что из того? Бояться надо живых, а не тех, кто отошёл в мир иной! — без тени сомнения и смущения приблизилась женщина к бездыханному телу.

Человек находился лицом в грязи и по всем признакам не мог выжить в подобной ситуации. Однако тело не окоченело и не отвердело.

— Распухло, — решила женщина: всё потеряно и её потуги ни к чему не приведут.

Вдруг уловила дрожь.

— Ой! — раздался неожиданно крик.

— Что случилось, мамуля-А-А... — отреагировала дочь. — Тебе плохо или этот мертвец напугал тебя-а-а...

— Успокойся, родная! Без паники, Надежда! Она в нашем случае умирает последней!

— Чего, ма?!

— Ну не ты же! Кажется, человек ещё жив.

— То-то ты и-и-испугалась его, — проступила вновь паника в голосе ребёнка.

Её мать пыталась перевернуть человека лицом вверх. Не получилось. Грязь засосала его, и женщина упала сверху на него — ещё больше перемазалась.

— Вот беда, так беда-А-А... — застонала она.

— Да, мамуля. Теперь не получится сделать репортаж. Вид у тебя, как у бомжа, — отметила дочь.

Его — путника — и стремилась спасти женщина. Тщетно. Ноша оказалась тяжела и непосильна.

— Надя-А-А...

— Да, мамуля, — откликнулась та на призыв.

— Помоги-и-и...

— Чё — я?! — несказанно удивилась девчушка.

— Не сама! Останови авто — проголосуй!

— Ты чё, мамуля, а? Совсем того! Я ж не достигла совершеннолетия и не имею права голоса!

— То на выборах, а то на дороге! Скорее!..

— Уже! Но ничего обещать не стану.

— Только будь осторожна! Не вылезай на дорогу! Стой на обочине, и держи как можно дальше руку от асфальтового покрытия!

— Ага, я мигом, мамуля-А-А...

Надежда едва не влипла. Её, как и мать, чуть не подрезала машина.

Скрипнула резина колёс, и из крутой иномарки выскочил тип в солнцезащитных очках и золотой цепью, как у собаки в виду размеров и толщины.

— Дяденька-А-А... — бросилась к нему поначалу Надя. — Помогите...

— Ты куда прёшь, пигалица? Вот я тебя-а-а...

И далее в исполнении водителя последовала нецензурная брань.

— Ах, так! — решила ответить тем же Надя. И в мужика — в живот — ударился ком земли.

— Ты что делаешь, замухрышка? — взревел мужик. И только видел девчушку.

Та закрылась от него в машине мамы, подняв стёкла на окнах.

— Выходи, зараза! — продолжал беситься бесноватый мужик.

— А вот и не выйду, — показала Надя язык.

— Тогда пеняй на себя, соплячка! — ударил мужик ногой по двери, и на машине — гладкой и отполированной до блеска поверхности — образовалась вмятина.

— Помогите... — услышал следом мужик голос из-за спины принадлежащий женщине. Оглянулся.

— О, а это чё за кикимора?

— Моя мама, — подала голос Надя.

— По дочери и мать, — сморщился брезгливо мужик.

— Тут человек! Его надо спасти — вытащить из грязи-и-и... — продолжала кричать женщина.

— Тебе надо — ты и вытаскивай! А мне некогда! У меня дела! — задумал тотчас смыться мужик. Главное — уже отомстил девчонке за обиду — испачканную рубаху — помял ей в машине дверь. И только его видели.

— Нахал! — выдала Надя. — Мне дальше голосовать или голосить?

— Сиди уж в машине и не высовывайся! Только ничего не трогай! — вспомнила женщина: оставила ключи в замке зажигания, а дочь давно клянчила у неё брелок с них. Им и заинтересовалась.

Женщине пришлось покинуть тело мученика в кювете, и она объявилась подле машины, побеспокоив дочь постукиванием пальца по тонированному стеклу.

— Я всё вижу! Оставь в покое ключи-и-и...

— Ай! — убрала дочь руку от брелка.

— Открой мне дверь! Живо! Я кому сказала!

— Ещё обивку в машине испачкаешь, мамуля!

— Не твоего ума дело! Делай, что я сказала!

— Уже! Заходи, гостьей будешь.

— Подвинься.

— Ты разрешила мне сесть за руль?!

— Нет, перебраться на заднее сидение.

— Не получится. Ты же не положишь живого человека в багажник? Да и он не поместится там!

— А кто тебе сказал: мы возьмём его в машину...

— Неужели бросим?

— Нет, но я даже не могу перевернуть его, не говоря о том, чтобы вытащить на обочину, а тем более перетащить в машину! Я ж тебя и посылала голосовать на дорогу!

— Ну, извини, ма! Сама видела: Бог подаст, но никак не люди!

— Знаю, но надеялась...

— На меня или людей, ма?

— Даже и не знаю.

— На чудо что ли? Так сама оно у меня!

— Ой, человек! — вспомнила женщина: надо спасать его, и непременно это сделать. И почему — сама не знала ответа на сей неоднозначный вопрос. Её тянуло к нему. Её — красавицу и умницу, которую мечтали носить на руках сильные мужи мира сего, а она отказывала им, в итоге променяв на какого-то оборванца с обочины у дороги.

Дочь сама недоумевала.

— Ну, мамуля, ты даёшь! Я не узнаю тебя!

— Я сама — себя, — отреагировала та, вновь припав к телу в хляби, и приложила максимум усилий — и даже сверх того, сподобившись на надрывный крик.

Надя снова выпрыгнула из машины, подавшись к маме.

— Тебе помочь, родная?

— Сиди уж, где сидишь! А лучше стой и не двигайся-а-а...

Женщине удалось повернуть тело вверх лицом, и как — она сама не знала, не помнила, да и не понимала. Последовал вздох облегчения. Но никак не от тела путника.

Женщина поспешно отёрла лицо человеку. Оно не было озлобленным или оскаленным от перенесённых мук и боли, но и покойным лик не совсем покойного был странен. Словно у него проступило недоумение.

— Чёрт! — выдала женщина.

— Кто, ма? Он?

— Нет! Не сказала бы! — была сердита на себя женщина за необдуманно произнесённое слово.

Последовал очередной тяжёлый вздох. На этот раз он явился знаком того: человек ожил.

— Дышит... — сорвалась женщина в очередной раз на крик, но от чувства большой радости.

— Ма, ты бы не могла реагировать чуть тише и спокойнее, а то испугается бабуля! — укорила дочь.

— Что? Кто? Как? Откуда она тут взялась?

Дочь воспользовалась своим мобильным телефоном, отреагировав на звонок.

— Скажи бабушке, что...

— Мы нашли тело бомжа на обочине дороги, и ты перемазалась вся в грязи, спасая его? Так, да? А не боишься, что ба сама откинет тапочки, услышав от меня это, испугавшись за нас обеих?

— Да, ты права.

Дочь сбросила вызов, и мать попросила её позвонить другу семьи.

— Извини, не могу!

— С чего вдруг?

— Батарейка сдохла! — заверила Надя.

— Что?

— Разрядилась...

— То-то! А то, что это за выражение?

Женщина вновь склонилась над телом, принявшись обтирать лицо путника салфетками из сумочки, которую ей подала дочь, бросив в грязь — и испачкала. Но мама больше не замечала её огрех, поскольку бросить человека на произвол судьбы был больший грех. И дочь согрешила. Надя соврала. Просто не хотела звонить другу семьи. Он не нравился ей. Она не могла его переносить на дух — чувствовала: тот использует маму, и является к ним в дом, когда что-то требуется ему, а до той поры от него ни слуху, ни духу.

Женщине пришлось в который раз приложить нечеловеческие усилия. Подхватив тело путника сзади под руки из-за головы, она поволокла его к насыпи дорожного полотна, пока сама не завалилась телом на песок с камнями.

— И как мы дальше поднимем его без посторонней помощи? — вопросила дочь.

— Не спрашивай, — не было у матери ответа.

Она послушала, прильнув к груди путника. Стук сердца не удалось уловить, как и пульс давления на запястье руки не прощупывался.

— Ох, не к добру это...

— Что, ма? Что мы нашли его или...

— Помолчи, балаболка! — поднялась мать к машине и установила её поперёк дороги, создавая аварийную ситуацию, услышав вдали приближающиеся отзвуки завывания, посчитав: они исходят от скорой помощи или пожарных.

Как назло машина принадлежала гаишникам. Послышался скрежет тормозов, а в продолжении отборная нецензурная брань, где даже отсутствовали предлоги "в" и "на", употребляемые для связки слов.

— Вот это да! — округлились глаза у Нади. — Вроде наши люди, а говорят непонятно!

— Это тебе, но не мне, — взяла женщина кошелёк вместо прав на авто, и крики тотчас прекратились.

Гаишники узрели "зелень" — доллары. Взяли и... удалились восвояси, не оказав должной помощи.

— Козлы-ы-ы... — бросила им вдогонку Надя.

— Да, ты права, доча, они и есть эти самые животные, — согласилась мама. — И питаются исключительно "зеленью".

Она наконец-то придумала, как вытащить тело из ямы. Прикрепила к путнику на груди трос одним концом, иным — к машине, и тело оказалось на обочине. А следом при помощи дочери, женщине удалось уместить путника в салоне на задних сидениях.

— Быстро в машину! — приказала мать дочери.

Надежда повиновалась беспрекословно, закрепив на себе ремень безопасности, но крутиться, как и прежде не перестала, поглядывая на путника дорогой.

— Не юли! — приметила мама на дороге пост ГАИ.

В ответ дочь открыла окно со своей стороны и показала им язык.

Гаишники не могли снести оскорблений в свой адрес, а тем более нарушения. Ребёнок не имел права находиться спереди. И хоть это был тот самый наряд ДПС, с которым женщина расплатилась за не оказанную помощь, они всё одно не уступили. Сказался эгоизм — один из семи смертных грехов, как и ещё один — сребролюбие — жажда до денег.

Включив сирену, они помчались вослед.

— Ты зачем это сделала, Надя?

— Теперь нам будут уступать дорогу, ма, едва водители впереди следующих авто заслышат или увидят в зеркалах заднего вида злобных ментов.

Женщине пришлось ускориться. И вскоре гаишники отстали.

— Чуть притормози, а то они не успевают за нами, — дала дельный совет дочь.

Так и поехали они дальше под вой сирен и вопль гаишников, доносящийся из динамиков громкоговорителя.

— Они опять говорят на странном языке, ма, точно инопланетяне какие-то, — усмехнулась Надя.

— А ты не слушай, и лучше закрой окно со своей стороны, да уши, чтобы не слышать мата.

— А это чего такое — типа автомата? — приметила Надя данный вид оружия в руке у одного из "преследователей". И мама поспешно ускорилась, утопив педаль газа в пол до упора.

Больше гаишники не донимали женщину с ребёнком на спортивной иномарке. Те умчались от них как от стоячих.

...Женщина смотрела с надеждой на знаки, ища тот, который бы указал, сколько километров ехать до больницы, и где искать.

— Сворачивай, — подсказала Надежда, приметив указатель военного госпиталя.

На пути возник шлагбаум. Благо из дерева. Иномарка протаранила его. Мать едва успела крикнуть дочери — пригнись, а вот убрать крышу не совсем.

— Подумаешь у нас всё одно кабриолет, — заметила Надя.

— Ты цела? — опомнилась слишком поздно женщина.

— Я — да, пы-порядок, мы-мама! — чуть заикнулась Надя. — А сама как?

— Лучше скажи, что с человеком?

— А что ему будет. Он лежит. Так что его не могло зацепить.

Женщина продолжала нестись к госпиталю. И на пути у них возникла новая более серьёзная преграда, нежели чем когда они таранили деревянный шлагбаум.

На дороге находился блокпост с железным заграждением поперёк и колючими шипами.

— Тормози! Не тормози-и-и... — подсказала дочь маме.

Послышался визг тормозов и повалил дым из-под колёс от палёной резины.

На КПП зашевелились. Из кирпичного строения выскочил дежурный.

— Солдат, — отметила женщина. — Где офицер? Спит? И это на посту?

Солдат оказался огорошен заявлением женщины, что имела не совсем презентабельный вид — её облик оставлял желать лучшего.

Та поняла всё и протянула документы. Солдат взглянул на них.

— Читай! — потребовала незваная гостья. — Прочитал?

— Угу.

— Тогда дай доступ! Ну, быстро-быстро!

— Без пропуска и одобрения офицера я на это пойти не могу! Не имею права!

— Тогда свяжи меня с начальником госпиталя! И немедля-а-а...

На крик женщины явился офицер.

— Где был? — обрушилась незнакомка на него.

— В туалете, — подсуетилась Надя.

Офицер немного смутился. Она угадала.

— Ну и армия у нас! Всё на свете просрёте! — подхватила далее мама.

— В чём дело, рядовой? — не желал офицер общаться с женщиной.

— Да вот пытается наглым образом проникнуть на военный объект. Она член-корреспондент...

— Журналюга!

— И не только журналист, но ещё и пресс-секретарь одной правящий партии в стране, — присовокупила незваная гостья.

— Что-то не больно похожа ты на себя — фото в документе, — признал особу офицер.

— Ты хочешь, чтобы на всех центральных полосах изданий СМИ вышел заголовок статьи: Армия неспособна спасти одного человека, так какая речь может идти о защите всех граждан страны! А государство состоит из людей, солдафон!

— Я — офицер!

— Тогда где твоя честь? А долг перед Родиной — людьми — мной, как женщиной и ребёнком, а также тяжелобольным! Нам требуется ваша помощь — докторов в госпитале! И у нас тяжёлый случай!

Женщина дала возможность военным заглянуть в салон на заднее сидение, и офицер резко переменился в лице. Злоба исчезла, и проступила невозмутимость.

— Подними шлагбаум и убери ежи, рядовой! — последовал приказ в его исполнении к солдату. А сам он связался по мобильнику кое с кем вместо иного прибора связи на КПП, затем забрался в машину на переднее сидение, взяв ребёнка женщины на руки.

— Я не такая, но и не совсем жду трамвая, — выдала Надя.

— Чего?! — изумился офицер, не разобрав подоплёки.

— Не падкая до мужчин! И не всегда разрешаю первому встречному заговорить с собой, не говоря о том, дабы позволить взять себя на колени!

— Ну и семейка! — не знал офицер: можно смеяться или злится.

Он указывал дорогу к главному зданию госпиталя, где их уже ждала бригада с главврачом-хирургом и начальником в одном лице.

— Полковник... — приветствовал его офицер.

— Отставить субординацию, капитан. После! Что произошло? — адресовал тот вопрос женщине.

— Вот... — указала та на заднее сидение.

Бойцы-санитары в белых халатах приняли тело оборванца на носилки и скрылись вместе с начальником.

Офицер предложил женщине привести себя в порядок. Та не отказалась. Когда она покинула туалет, одежда выглядела ничуть не лучше, чем прежде, а сама она — лицо было чисто, и косметика только подчёркивала, а нисколько не портила природную красоту гостьи.

— А-а-ага-а-а... — едва молвил капитан.

— Ты на чужой каравай свой рот особо не разевай, — подначила Надя офицера.

— Замужем?

— Нет, но имеется друг семьи.

Он и позвонил — не вовремя.

— Ты где пропадаешь, Вера, а? Я устал тебя вызванивать? Где находишься?

— В военном госпитале...

— Где? Чего ты там забыла? Или тебе плохо стало?

— Не мне...

— А кому — дочери?

— И с ней, слава Богу, всё в порядке.

— Тогда ничего не пойму! Чего тебя понесло туда?

— Это не телефонный разговор! Всё сразу и не объяснишь.

— Ладно. Понял. Скоро буду. Никуда не уезжайте!

Появился врач — один из ассистентов главврача. Он вышел из отделения реанимации, где на операционном столе лежал путник.

— Как дела? Что с ним? — подскочила Вера.

Врач на мгновение замер.

— Вы кем приходитесь ему — женой?

— Нет, но...

— Родственница — дальняя?

— Пусть будет так...

— Ясно. Он не жилец!

— Что?!

— Его раны несопоставимы с жизнью. Тут даже Бог бессилен! Чего уже говорить про нас — медиков! Мы врачи — обычные люди! Так что смиритесь, и примите всё, как есть!

— Нет! — воскликнула Вера.

Её голос оказался настолько пронзительным, что достиг операционной сквозь закрытые двери. Вздрогнула вся бригада врачей, а с ними и пациент.

— Сердце забилось! — уловил анестезиолог.

— Работаем! — подхватил главврач. — Ещё не всё потеряно!

После нескольких часов он лично предстал перед женщиной с ребёнком.

— Я сделал всё, что было в моих силах, и поверьте на слово: немало! У нас оборудование подстать и у меня практика, поскольку данный госпиталь предназначен для высшего командного состава Армии. Тут пациенты — генералы да адмиралы. Но...

Явился "друг семьи". Начальник госпиталя признал в нём большую "шишку".

— Короче, что вы намерены делать — оставить больного нам или...

— Нет, я не сдамся! — заверила Вера.

Друг пожелал прояснить ситуацию, и Надя выдала ему краткое повествование, обрисовав ситуацию в двух словах.

— Что... я слышу! Вы притащили сюда какого-то бомжа? — растерялся друг. — Я не ослышался, Вера?

— Нет...

— Тогда я не понимаю тебя!

— А тут и понимать нечего, друг, — снова вставилась Надя. — Он в сто, нет, тысячу раз лучше тебя!

— Кто — труп?!

— Сам — он! И он ещё пока живой!

— Так, спокойно, дамы! Я берусь уладить ситуацию. Путнику окажут президентские почести после генеральских! Согласны?

— Да, но поеду я вместе с ним! — настояла Вера.

— А я с мамой, — присовокупила Надя.

— А мне что делать? "Горит" репортаж! Все ждут только нас! Опомнись, Вера! Я всё сделаю! Буквально всё! Ты же знаешь меня!

— Нет!

— Это твоё последнее слово?

— Твоё, друг! Вали! Мы больше не нуждаемся в твоей помощи! — залепила Надя.

Мать не стала попрекать дочь.

— Как знаете! Вам жить! — молвил "друг" и удалился.

— Сейчас позвонит, — не удержалась дочь от очередного изречения, глядя с верой на мать.

На мобильном телефоне — экране — высветилась надпись: "Друг".

— О, а я что говорила! Он не может жить без нас, а вот мы без него — вопрос!

Мать не стала перечить дочери, и во второй раз повелась, не приняв вызов.

— Отключилась, чертовка! — рассердился друг семьи, и бросил свой телефон на сидение, а затем ударил руками по рулю. Не стал особо кричать и горевать. — Ничего-ничего! Посмотрим, как ты заговоришь какое-то время спустя после разрыва связей со мной! Никуда не денешься — вернёшься — сама! А так и будет! Вот только я не уверен: приму ли назад!

Надежда прильнула к окну в коридоре, выходящему во двор и применила машину друга семьи с спецсигналом на крыше. Он не включая его, укатил на скорости со двора, оставляя дым, вырвавшийся из-под колёс.

— Уехал, — констатировала факт дочь.

— Я могу вам чем-то помочь ещё? — робко вопросил капитан.

— Нет, спасибо, — тихо молвила Вера, и посмотрела на главврача.

— Могу я повидаться с ним?

С кем — уточнять не требовалось. Всё и так было понятно.

— Разумеется, но...

— Что? — вставилась Надя.

— Держите рот на замке, женщины! И накиньте халаты!

Главврач подал женщине свой, а её дочери накинули простыню.

— Я призрак — приведение, летящее в ночи! Я-а-а...

— Прекрати, доча! Сейчас не до твоих дурацких выходок!

— Да ладно, ма. Просто я пыталась отвлечь тебя.

— От чего — действительности?

— Вы идёте, дамы? — открыл главврач перед незваными гостьями дверь реанимационного отделения.

— Уже... — снова Надя опередила маму, как по мысли, так и действию. — А у вас тут светло.

— Разумеется. Операционная — не морг!

— Типун тебе на язык, дядя, за такие слова! А ещё доктор — врач! — показала Надя ему свой. И замерла при виде операционного стола. Там не всё было цивильно — убрано — остались следы крови и не одно ведро с ватками, бинтами и тампонами того же цвета. — О-о-он жи-жив-Ой...

— Не смотри! — закрыла Вера рукой лицо дочери.

— И не буду — не думала! — отреагировала тут же Надя, а сама, пересилив страх, пыталась выглянуть хотя бы одним глазом из-под пальцев мамы.

— Не крутись!

— Ты мне нос зажала! Дышать нечем!

— А рот тебе на что? Дыши им, а не болтай почём зря!

— Тихо! В операционной должна быть гробовая тишина! — напомнил врач, где находятся гостьи, и что посторонним вход сюда строго воспрещён.

— Сам же сказал: тут операционная, а не морг! И потом: кто чужой! Тут все свои! Ведь Библия гласит: все люди — сестры и братья! — выдала Надя.

— Хм! Умная девочка! Развита не по годам! — отметил врач на словах, стремясь отвлечь Веру.

Та стояла как статуя при виде оборванца и была бледна.

— Я ж невиновата, дяденька, что у тебя не хватает ума даже для моего возраста, и ты не знаешь таких простых вещей!

— Ну, всё! Хватит! — молвил в продолжении главврач. — Пора...

— Чего? Куда? Как в анекдоте — в морг? — продолжала тараторить девчонка. — Так клиент скорее жив, чем мёртв?

— Конечный диагноз всё одно поставит, в конечном счёте, патологоанатом!

— Что за врач? Откуда?

— Оттуда, откуда даже и не хочется говорить!

— Мы забираем его, — опомнилась Вера.

— В таком состоянии? Это невозможно! Недопустимо! — отреагировал главврач. — Не мучайте больного! Оставьте его нам!

— Чтобы соответствовать крылатой фразе поговоркой: "Иных уж нет, других залечим!" — вновь ляпнула Надя.

— Сразу видно: кто твоя мама — кем работает.

Вера взялась за мобильный телефон и сделала один-единственный звонок в обход "друга семьи" к его непосредственному начальнику.

— Боже! Кого я слышу! Верунчик! Неужели ты соблаговолила приветить меня? Я просто не верю своему счастью!

— Реально доставить прямо сейчас к госпиталю генштаба реанимобиль?

— Гм, — осёкся олигарх. — Задачка не из лёгких. Да ладно. Что-нибудь придумаю! Дай время!

— Нет его у нас!

— А что стряслось? Кому-то плохо? Уж не тебе ли? Так не говорила со мной! Никак с дочерью беда?

— Она пока, слава Богу, жива и здорова! Просто одному человеку нужна помощь...

— Кому — конкретно!

— Если бы я знала, а то...

— Что? Не понял! Ты разве не делаешь репортаж?

— Его сделает мой бывший бой-френд!

— А, так вы расстались с ним? И давно?

— А разве у меня что-то было серьёзное с ним? Достанешь реанимобиль?

— Скажи: уже, — вмешалась Надя.

— Верно, ребёнок, — согласился телефонный оппонент. — Твоими устами глаголет истина! И эта притча во языцех! Так не будем и мы нарушать золотое правило!

— Даже и не знаю, что вам на это сказать, — развёл руками главврач и начальник военного госпиталя в одном лице.

— А ничего и не надо говорить, — выдала Вера.

— И дался вам этот...

Врач не знал, как правильно назвать своего пациента, а обзывать не собирался, поскольку боролся за его жизнь, как прежде власть имущих мужей сильного мира сего.

— Человек, — ввернула Надя.

— Вот-вот. Не мучили бы его. Оставили б у нас.

— Смысл? Сами говорили: бессильны. А я не сдамся!

— Мы, — прильнула Надя к маме.

— Вот именно!

— Ну что я могу на это сказать — лишь одно: мир и впрямь спасёт женская, но не красота, а добродетель!

А после небольшой паузы прибавил:

— Держитесь! И верьте в чудо, ибо я — грешен! У меня много раз "уходили" пациенты на операционном столе, когда я в бытность обычным полевым хирургом пытался спасти израненных солдат в зоне боевых действий и локальных конфликтов!

— Да мы нормально, дядя! То ли дело наш новый друг семьи, — снова выдала Надя.

Как явился иной — тот, что стремился занять, казалось, пустующее место. Но не ведал того: уже занято неким оборванцем, коим занялась бригада реанимобиля, и не просто врачи, а светила науки в области медицины. Они тут же справились о состоянии дел больного у главврача госпиталя, и один из них — старший — при взгляде на олигарха отрицательно покачал головами.

Вера уловила его мысленный посыл, заявила:

— Доставьте его ко мне домой!

— Ну, ма, ты даёшь! Бабуля сама ляжет рядом с ним, решив: мы сбили этого человека по дороге.

— А так и было? — заинтересовался олигарх.

Вера не стала его разубеждать и говорить, всё как было на самом деле. И врачи приняли на веру её точку зрения, поскольку того действительно зацепило машиной.

— Удачи, — молвил на прощание главврач, проводив гостей на улицу.

Вера поспешила занять место в реанимобиле.

— А я? — опешила на миг Надя. И тут же выдала в своём излюбленном репертуаре: — Неужели, ма, ты доверяешь мне свою тачку в управление?

И для придания словам убедительности закрутила на пальце связкой ключей.

— Я пригляжу за ней, — заверил тот, кто набивался наглым образом в новые друзья семьи.

— Я уже давно немаленькая! Сама справлюсь!

— Это с чем же? Уж, не с управлением ли машины?

— А хоть бы!

— Ты до педалей дотягиваешься — газа и тормоза?

— Газ и рукой запущу, а тормозов и так полно! Например, ты!

— Хи-хи! Смешно! Очень...

— А мне — нисколько! У нас с мамой человек на руках, и он умирает. А ты... ржёшь как жеребец!

Олигарх притих.

— Иди ко мне в машину, я завезу тебя домой.

— И не подумаю! У нас с мамой имеется своя машина! — упиралась Надя.

— Понял, — дал знак олигарх личному водителю, чтобы тот не ждал его. — Тогда разреши мне управлять вашим авто?

Надя продолжала крутить ключами, делая вид, будто думает над данным предложением.

— А подаришь мне точно такой же брелок, что висит у меня на маминых ключах?

— Хм! Тебе — хоть точно такое же авто с полным багажником идентичных брелков и салоном конфет! И всего остального, чего ни пожелаешь!

— Тогда я хочу мороженое и прямо сейчас!

— Прямо сейчас не могу, а вот столько, сколько захочешь в ближайшее время — не вопрос! Не проблема!

— Вот, уже проблема! А говоришь: их нет у тебя, и ты всё решишь на раз! Не волшебник!

— Конечно! Олигарх — только учусь! Поехали...

— Считай: уговорил. Но я сяду на переднем сидении и не стану пристёгиваться ремнём безопасности!

— Нет базара! Зуб даю!

— Я запомню, и если что — возьму в качестве вознаграждения в случае обмана и повешу на верёвку в качестве амулета-оберега.

— Добро, — ухмыльнулся новый "друг семьи".

И покатил вслед за реанимобилем, а перед ним на его машине с включенным спецсигналом понёсся водитель.

2. КВАРТИРАНТ.

Так и "летели" они по дороге до столицы, пока не свернули с главной дороги в проулок, и затем въехали в просторный двор фешенебельного района высоток на Москве-реке.

Бригада реанимобиля переместила тело оборванца в грузовой лифт с соответствующим оборудованием, а затем проследовала за Верой в её просторную квартиру.

Бабуля не сразу отреагировала на возвращение родных.

— Это вы, девчонки? — вопросила она, очнувшись ото сна, задремав у экрана включенного телевизора в ожидании репортажа дочери. Вдруг узрела то, чего никак не ожидала. — Ой-ё-о...

— Спакуха, ба! Мы с мамой целы и невредимы!

— Вижу! А это кто? И что с ним?

— Может нам уколоть её? — предложил старший из бригады реанимобиля.

— У нас бабуля старой закалки! Обходится без иглы! — вмешалась Надя.

— Как знаете.

Врачи удалились, объяснив, что надо делать, пообещав прислать в качестве сиделки иного своего сотрудника — и как минимум — кандидата наук.

— И желательно женщину, — бросил напоследок олигарх.

— А это кто?! — удивилась несказанно старуха гостю.

— Неужели не признали меня? — ответил тот любезностью.

— Я не в том смысле, что рожа незнакомая, а очень даже, но какой статус у тебя у нас в доме?

— Это спросите у своей дочери?

— Типа новый хахаль? — выдала старуха вперёд той.

— Кто их нынче разберёт, ба. Одно слово — мужики!

— Я пойду, Вера! Дела! Но ты, если что, сразу звони, даже если я буду на приёме у самого — ну ты знаешь у кого! Надо отогнать ему его авто.

Олигарх намекнул на президентский реанимобиль.

— И чё? — выдала старуха-мать. — Ты намерена мне всё объяснить? Я к тебе обращаюсь, дочка! Что у тебя на уме, Верка? Не будь сердючкой!

— Не трогай её, ба, — взяла ту за руку Надя. — Пойдём, я всё тебе расскажу, как было. Не трогай маму. Не надо. Ей сейчас тяжело!

— А кому легко, внучка! Когда тут такое — и в доме, да ещё среди бела дня! — желала знать старуха: кого укатали в гипс, точно памятник ещё при жизни да всё тело разом. — Одно слово — статуя!

Вера осталась одна подле незнакомца, прислушалась, стараясь понять: тот дышит — жив или...

Послышался крик. И тут как тут явились её родные и близкие.

— Кто кричал, ма? — точно знала дочь голос милый её сердцу, и он не совпадал с тем, какой услышала она с бабулей.

— Тебе плохо, дочка?

— Не мне. Ему-у-у... — пустила Вера слезу, прильнув к телу незнакомца.

— Неужели он пришёл в себя? — пыталась Надя приблизиться к телу в каталке, подключённому к аппаратам жизнеобеспечения.

Бабуля не пустила.

— Чего испугалась, а? Да ещё на старости лет? Неужто смерти?

Вокруг квартиры женщин кружила невидимая тень, и металась, не имея возможности проникнуть внутрь. Что-то не пускало её — ни в дверь, ни в окно. Словно кругом находились невидимые запоры.

Последовал очередной крик, вырвавшийся из груди незнакомца, и он открыл глаза.

— Где я? — последовал в его исполнении странный вопрос. А следом иной. — Кто я?

— Вот это да, — скорчила Надя гримасу удивлёния.

— Да, дела, — согласилась бабуля.

Вера молчала. Их всех троих и приметил незнакомец. Глаза его округлились. И он ещё раз озвучил:

— Так, где я-а-а...

— На планете Земля... — только и нашлась, что ответить Надя, поскольку ни мать, ни бабушка, вообще не знали, как должно реагировать в данной непростой ситуации, и что говорить. И следует ли вообще.

— Неужели, правда?

— А ты точно вчера свалился с луны, дядя.

— Я?!

— Ну не я же! У меня земная прописка, как у любого нормального человека. Или ты не из их числа — псих?

— Кто я? Как ты назвала меня? И кто сама? Что за существо?

— Во гость даёт, — наконец прорезался голос у бабули. — Тоже мне птица! Ещё тот орёл, да не тот, что в небе, а клюёт кое-что с земли, подбирая крошки!

— Вы — люди?

— Аллилуйя! — опять вставилась Надя. — Он прозрел!

— Не совсем! Что я делаю здесь?

— Здесь — это где?

— На вашей бренной и грешной земле?

— А ты уже побывал там — на небесах?

— Да...

— И как там? Жить можно или...

— Надька, помолчи! — остановила её мама. — Не видишь: человеку плохо!

— Ему? Хм! А как мне кажется: с ним полный порядок — по здоровью, но явно не с головой.

— Цыц!

— Нет, ты слышала, ба! Мы в своём доме, а он — гость!

— Кто я? — вновь заинтересовался незнакомец.

— Человек! Этого достаточно?

— Я?!..

— Не слушайте вы мою проказницу, — показала Вера кулак Наде.

— Это она кому, ба? Мне или тебе? А то и вовсе обоим?

— Да тихо ты, пигалица! У нас больной в доме, а ты создаёшь шумиху, когда требуется покой!

— Так не в морге!

Незнакомец продолжал коситься в недоумении на женщин, а после повернул головой в одну сторону, затем иную. Всё было реально — материально.

Надя притихла, принявшись наблюдать за действиями незнакомца.

— Вера, — окликнула старуха. — Тебя можно на два слова?

— Идите. Не беспокойтесь за меня, — мгновенно отреагировала Надя.

— Я больше боюсь за него — покидать на тебя.

— Да не боись, ма. Не сломаю его. Чай не статуя в музее — лапать не стану.

— Ловлю на слове.

Не успели мать и бабушка удалиться, последовал грохот, и они тотчас вернулись в комнату. Надежда суетилась вокруг тела незнакомца, заключённого в гипс, что лежал лицом вниз на полу, рухнув с каталки.

— Я же тебя просила не приближаться к нему-у-у... — устремилась Вера к незнакомцу.

— Я не хотела — не собиралась, ма, — принялась оправдываться дочь. — Он сам упал! Я даже пальцем его не коснулась!

— Ты — с трудом верится!

— Ну, хоть ты, дядя, заступись! Оправдай!

— Ай... — почувствовал он боль, когда женщины — все втроём — перевернули его.

За данным занятием их и застукала "сиделка".

— Я вижу: не вовремя. Вы тут "делом" занимаетесь.

— Ага, — молвила Надя. — Больной совсем больной. И на голову! Решил: умеет летать. И полетел, только со всего маху телом на пол.

— Ясно.

— Что? — вопросила старуха. — Он — того — псих?

— Нет, но всё может быть. Я уже в курсе его предварительного диагноза — у меня документы с заключением на руках из госпиталя и бригады правительственного реанимобиля.

— А вы кто, тётя?

— Я — врач, и буду следить за данным пациентом денно и нощно, пока он...

— Что? Не оживёт? Так уже! И пытался ходить, — усмехнулась Надя.

— Вот это и странно. Меня заверили: он — нежилец. А как я вижу: выздоравливает и не по дням, а по часам.

На лице зарубцевалась рана, и кровоподтёк под глазом исчез.

— Вы видели это?

— Что?

— Изменения с больным. У него затягиваются раны на лице!

— Какие раны?! — удивилась Вера. Их не осталось, хотя она помнила: точно были. А где и какие — уже не осознавала.

— А что если нам избавить его тело от гипса? — не удержалась Надя.

— Как? Зачем? Для чего? — окончательно растерялась "сиделка".

— Чтобы больной мог ходить и нормально передвигаться — сам.

— Что?

— Слышала, тётя Мотя!

— Я — Мария!

— Магдалена? — выдал больной.

— Точно больной! Значит это не розыгрыш!

— Так я несу инструмент? — продолжила Надя в том же духе.

— Что ты подразумеваешь под ним, деточка, а?

— Мотолок...

— Молоток?

— Ага. И долото с зубилом! И дрель с перфоратором...

— А отбойный молоток есть? — пошутила "сиделка".

— Сделаем. Не вопрос! Хоть бригаду строителей на дом вызвать! Достаточно одного звонка новому другу семьи. Верно, ма?

— Угу... — кивнула та.

— Люди-и-и... — пытался осознать это незнакомец.

— Он зовёт нас? — отреагировала "сиделка".

— Земля-А-А...

— Ему плохо! Оставьте нас!

— Нет, — воспротивилась Вера. Она хотела знать: — Что вы намерены предпринять?

— Для начала ещё раз обстоятельно осмотреть больного и убедиться: правильно ли ему поставили диагноз мои предшественники.

— Тогда мы останемся! У себя дома!

— Хорошо! Только просьба: создайте тишину.

Врач занялась осмотром. Она уловила пульс на шее, приставив палец к артерии.

— Сердцебиение в норме. И давление 120/80. Странно! Очень странно и непонятно!

— Так что будем делать с гипсом — снимать?

— Я сама! — настояла сиделка.

— А может не стоит извлекать тело из "панциря"? — отметила бабуля. — А то он опять упадёт с кровати и его снова придётся закатывать в гипс.

— Не мешайте!

— Мама, помолчи, — попросила Вера.

Старуха демонстративно прикрыла рот рукой. То же самое сделала и Надя.

— Обезьяна, — покачала Вера недовольно головой на дочь.

— И вас попрошу обойтись без лишних слов, — заявила сиделка, попросив горячей воды. Кипятком и принялась размачивать и разламывать гипс.

Незнакомец странно косился на действия людей и никак не мог сообразить, что они хотят от него — делают, избавляя бренное и чужое тело от оков, мешающих ему двигаться.

— Вы — Божьи помощники?

— Практически, — заверила "сиделка". — Я — доктор — лечу людей в силу своих знаний и медикаментов.

— Неужели?

— Я давала клятву Гиппократу...

— Кому? Какому существу?

— Я вам больше здесь не нужна. Я — нейрохирург, а тут иной случай! Вызывайте психиатра, и чем скорей, тем лучше и не только для вас!

— Ага, — кивнула Вера.

"Сиделка" ещё раз внимательно осмотрела больного и послушала.

— Никаких отклонений от нормы нет. Просто чудо, если это не подмена, и диагноз записан на данного клиента, ибо он уже не наш пациент.

— А чей?

— Ваш, милочка, — усмехнулась "сиделка", взяв с Веры подписку о том, что её гость в полном порядке. Удалилась.

— И чё терь, девчонки? — вопросила бабуля.

Вера не дала ответа. Она глядела на незнакомца и не верила в то, что спасла его — соответственно была в ответе за него, приняв его крест на себя.

— Чё-то, ба, точно. А там время покажет, и всё расставит по своим местам.

— Хотите сказать, девчонки: у нас появился новый квартирант?

— Пока да... — подала голос Вера.

— Ой, доча! Ты хоть понимаешь, что творишь? Даёшь себе отчёт в сложившейся ситуации?

— Абсолютно!

— Чё?

— Ну, типа — однозначно, ба! Так понятно?

— Не сказала бы. Не совсем!

— И не надо. Не страшно!

— Вам? А мне — уже! Этот человек не совсем такой, как все.

— Но и не псих, пока это не установил психиатр.

— А когда он обещал заглянуть к нам?

— Тебе это зачем? Не боишься: ещё признает саму за...

— Кого — дуру?

— Нет, ба, это ты наговариваешь на себя.

— Ещё не надоело, родные мои? — повысила голос Вера. — Создайте тишину!

Незнакомец продолжал пребывать в трансе, и не мог осознать — принять — окружающую действительность. Реальность казалась ему миражом — бредом.

— Люди! Земля... — продолжал твердить он.

— Так ведь не черти и ад, — не удержалась в который раз Надя.

Незнакомец замер на миг, а затем, схватив руками голову, зажмурился. А ещё спустя миг и вовсе сорвался на безудержный крик.

— Господи-и-и...

— Ого!

— За что-о-о...

— Ага!

— Из-за чего-о-о...

— Угу!

— Ради чего-о-о...

— Ну, хватит! — прильнула Вера к нему.

— Я так больше не могу-у-у...

— Я тоже! — вторила старуха незнакомцу.

Дело было уже вечером, и за окном начало смеркаться. Как вдруг ни с того, ни с сего задребезжало стекло, словно кто-то невидимый бился о него. Тщетно. Невидимая тень осталась, как и прежде за пределами квартиры Веры, где жили три женщины, и все обладали именами общепринятых добродетелей. Бабулю звали Любовь.

Она и поспешила оградить себя и свою семью от беспокойного незнакомца, как ей казалось: одержимого бесами — крестным знамением. А затем и того окрестила разок. Гость тут же притих, отвалившись телом на пол, и даже показалось: уснул.

— Получилось! Вы видели: у меня это получилось! Он успокоился-а-а...

— Мама, не кричи, а то вновь потревожишь ненароком.

— Угу, ба, она дело говорит, — согласилась Надя.

— Да молчу я, но хочу отметить: вот что делает крест животворящий! Теперь поняли: в церковь надо ходить, а не только развешивать по дому иконы, и разбрасывать молитвословы с библией и псалтирь, как и носить бесцельно нательные кресты! Вера творит чудеса!

— Наша ма, ба? Согласна! Она спасла этого человека, даровав ему жизнь! Осталось надеяться на исцеление ума, — выдала Надя.

— Духа, — поправила Люба.

— Да не всё ли равно.

— Конечно, у него душа не на месте.

— А где?

— В теле, но не успокоилась. Что-то терзает его. А что — вопрос!

— Не вопрос. Я поняла! Узнаю, что мучает незнакомца.

— Неужели он безымянный?

— Пока да.

— При нём не было документов, Верка?

— Нет.

— А ты проверяла — сама?

— Военные медики. И если бы что нашли — не стали утаивать. Люди чести! Во всяком случае, достоинство, какое-никакое сохранили.

— Ой, ли?

— Я тому свидетель, ба!

— Ты ещё маленькая, Надька! И по своему определению и статусу не можешь являться им.

— Люди-и-и...

— Ну вот, опять началось!

— Земля-А-А...

— Спи, родной! Пусть будет спокойна твоя душа, — бросила Люба на незнакомца в очередной раз крестное знамение.

Наступило временное затишье.

— Надо обязательно молитву прочитать за него — во здравие и за упокой души. Жалко имени не знаю!

— Ничего страшного, мама. Читай! Тот к кому ты обращаешься с верой, всё видит.

— Ой, неужели поверила, доча? Сама?!

— Как тут не поверишь, когда твоя правда, ба, — согласилась даже Надя. Она вытащила нательный крестик из-под платья и поцеловала. — Господи! Если ты есть и слышишь меня, спаси и сохрани душу этого дяденьки, который дорог нашей семье. И даруй ему просветление ума!

— Я знаю, что надо делать, родные мои, — отреагировала Вера. — Его следует в церковь сводить. Тем более что завтра воскресенье!

— Суббота, ма! Заработалась ты у нас! — подсказала Надя.

— А всё равно пойдём. Поможешь, ма?

— Конечно, Верка, — порадовалась старуха за дочь с внучкой. — Может и впрямь этот ваш незнакомец — дар Божий. Знак от него нам. А то у нас мужчин в семье нет. Одни бабы!

— Ты о чём это, ма, а?

— Да, ба! Колись! Чего задумала?

— Ничего такого. Просто...

— Ой, ба! Не всё так просто!

— Конечно, внученька. Ведь твоя мама и моя дочь на олигарха не обратила никакого внимания, хотя тот стелился и изворачивался передней точно аспид, да всё напрасно. А она, как сами говорили мне: глаз не отводит от оборванца. Ой, прости, Господи! Незнакомца! Вот бы имя узнать сего славного человека, что ты послал нам. О, пусть батюшка в церкви и наречёт его! Окрестим божьего человека новым именем, и глядишь: он дарует ему новую жизнь в отпущение прежних грехов, заставивших его умирать на обочине у дороги.

— Здорово, ба! Только можно я сама придумаю ему имя, а? Ну, пожалуйста!

— Это не ко мне, а к маме!

— Ма! Ну, ма! Ты слышишь меня — свою дочь? Ау! Ты где — на Земле вместе с телом или твоя душа улетела в небеса?

Надя щёлкнула маму пальцем по серьге в ухе, и та опомнилась.

— А! Что?

— Ку-ку, — выдала дочь. — Я говорю...

— Помолчи! Лучше спать идите! Отведи её в детскую, ма.

— Это чё значит? Я домашний арест не потерплю! — забеспокоилась Надя. — Я — свободный человек, пусть и ребёнок! У нас эта, как её — дермократия победила!

— То-то и оно, что ты правильно выразилась, — усмехнулась бабуля, взяв внучку за руку. — Дай маме побыть с мужчиной наедине. Ночь на дворе!

Надя подскочила к окну, а тень резко отпрянула с иной стороны от стекла. Девчушка закрыла шторы.

И вновь забренчало стекло.

— Наверное, порыв ветра. Передавали штормовое предупреждение, — молвила к слову бабуля.

— Ну, явно, что не птичка, и не хулиганы кидаются камнями.

— Пошли, Надька...

— Я — Надежда!

— Уговорила. Только угомонись!

— А ты надейся и верь, бабуля, однако я ничего обещать не стану.

— А что мне остаётся делать, только радоваться и благодарить Бога: ты есть у меня — моя отрада всей жизни, да дочь — Вера.

Та осталась наедине с незнакомцем, пыталась положить его на кровать. Не получилось. Силы истощились. Тогда она взяла подушку и одеяло. Рано поутру их и застукала на полу Надя, заглянув утайкой от бабушки к ним в комнату. Но и та застала её на месте "преступления", и на пару с внучкой — дочь подле незнакомца, что лежал на ковре и подушке головой под одеялом, а Вера подле него, скрутившись калачиком, и не выпускала руку, оказавшуюся под щекой.

— Я-а-а...

— Т-с-с... — зажала бабуля внучке рот. — Ни звука больше! Уходим!

— Угу... — только и смогла промычать та в ответ.

Они завернули на кухню.

— Ночь тихой была...

— Ты спрашиваешь это у меня, ба, или утверждаешь?

— Не спала, внучка?

— А сама? Когда ворочалась ночь напролёт да ходила по комнате из угла в угол.

— Я?!

— Ну не я же!

— А кто в туалет бегал и не раз порывался заглянуть утайкой в комнату к взрослым из любопытства, дабы подглядеть, чем они там занимаются.

— Ой! Можно подумать: ты не желала того же! Признайся! Ну, признайся, если не мне, то себе!

За спором их и застала Вера.

— Чего расшумелись, родные мои?

— Ма?! — не ожидала Надя: та явится к ним на кухню.

— Ты ли это, дочка?

— Я, как видите.

— И как спалось... с ним?

— Скажете тоже! Одно слово — сплетницы! Если вы заметили: он спал под одеялом...

— Но ты же рядом, ма! И под твоей щекой находилась его рука!

— Всё-то ты видишь, Надька!

— И я не слепая! И тоже, кроме того, что вижу многое — понимаю! Факт! У тебя отпечаталась на лице рука незнакомца!

— Ой... — закраснелась Вера и подалась в ванную, а затем, не заглядывая на кухню — в комнату к "квартиранту".

Тот сидел, а не лежал как прежде, рассматривая обстановку фешенебельной квартиры. Но даже при всём благолепии убранства, она казалась ему тюрьмой — застенком, в котором было тесно телу, а в нём — неприкаянной душе.

Он вновь произнёс при виде Веры два "излюбленных" своих слова, повторяя, как заезженная пластинка:

— Люди. Земля...

— Всё ещё не можешь успокоиться, родной мой, — умилённо молвила Вера.

— Человек...

— Я — женщина, а ты — мужчина! Мужик! И это тебя ко многому обязывает! Соберись! Хватит пускать нюни! Пора привести себя в порядок, а то ты взъерошенный весь и лохматый. Айда в ванную — мыться и бриться! Я помогу.

Вера протянула руку к незнакомцу. Тот резко отшатнулся. Он почувствовал прикосновение. Сие чувство не было для него ново, но он никак не мог привыкнуть к данному ощущению.

— Чего испугался, дурашка? Я не враг тебе, а друг! Мы с дочерью спасли тебя, когда ты лежал в грязи на обочине дороги и умирал.

Вера пыталась приблизиться к незнакомцу. Тот выскочил из-под одеяла, в чём мать родила, и прильнул к стене. Она встала у него непроходимой преградой на пути бегства, и он отвалился на спину.

На грохот в комнате и отреагировали внучка с бабушкой, влетев туда впопыхах.

— Ой-ё-о... — округлились глаза у ребёнка.

Ещё бы! Да и не только у неё, бабуля сама мало чего понимала сейчас. Картина в комнате была подобна: мы припёрлись, а нас не ждали!

Вера прильнула устами к лицу нагого незнакомца.

— Господи! Срамота-то какая! Совсем обезумела-а-а...

Рука старухи легла внучке на глаза.

— Погоди, ба! А чё это они такое делают?

— Рано тебе ещё о том знать! Вот когда подрастёшь, тогда всё и поймёшь!

Она порывалась выставить Надьку за дверь. Внучка упиралась.

— Это не то, что вы подумали, родные мои, — выдала Вера на одном дыхании, отпрянув от голого незнакомца.

— Да тут и думать не приходится! И так всё видно, как и ясно, чем ты тут с ним занимаешься! Хотя бы дочери постыдилась, если не меня! Прикрыла б что ли "причиндалы" хахаля!

— Мама! Ты в своём уме?

— Я — да, Верка! А вот ты — не сказала бы!

Вера быстро опомнилась, и на низ живота незнакомца легла подушка.

— То-то!

— Да что ты возомнила, мама! Я не бросалась на него!

— Ну и не он на тебя! Он находился под тобой, когда мы с Надькой вошли!

— Влетели — ворвались!

— Ещё бы! А тут такое...

— Ничего, а тем более такого и в помине не было! Я делала ему искусственное дыхание рот в рот!

— В засос! Ну, ты и пиявка, дочь!

— МА-А...

— Я — бабушка и уже давно, если на то пошло!

— Да ему стало плохо...

— С чего это вдруг, когда всё вроде было хорошо?! И "сиделка" заверила нас: он здоров! На нём нет ни царапины!

Зато красовался синяк с шишкой на лбу после удара о стену.

Вера и пояснила в двух словах:

— Он пытался пройти сквозь неё, и сами видите, что из этого вышло.

— Что ничего, — наконец успокоилась Люба, поверив Вере на слово. — Псих и есть!

— Так будем его лечить? — подсуетилась Надя.

— Будем, внучка. Обязательно!

— А, как и чем?

— Сначала приведём его в порядок — внешний вид. А то он как был бомжом, так до сих пор остался оборванцем без своих лохмотьев!

— Вы идите на кухню, родные мои...

— А ты, Верка, что будешь делать? Дальше обхаживать этого мужлана. Поди, теперь ещё больше понравился тебе в своей неприкрытой природной наготе, — отметила Люба: тело у незнакомца выглядит достойно, как у спортсмена-атлета.

Вера смутилась. Как тут же захлопотала над больным. Она намеревалась протереть влажной салфеткой кровоподтёк и положить её на гематому — шишку, но не успела опомниться, а всё уже исчезло бесследно.

— Мистика!

— Скорее фантастика, ба, — понравилось Наде. — Он — высшее существо.

— Ага, ещё скажи: типа мутант.

— Точно, ба! Зуб даю!

— Ой! Где ты таких слов нахваталась?

— От нового друга семьи.

— Его что ли? — кивнула старуха на незнакомца.

— Нет, от того, кто помог нам доставить его сюда на каталке из катафалка.

— Реанимобиля! — поправила Вера дочь.

— Господи! Вроде пристойно выглядел этот ваш олигарх, а говорит и ругается, как сапожник! Одно слово — безбожник! Ничего святого не осталось в людях!

Незнакомец открыл глаза, заслышав шумы — людские голоса.

— Люди! Земля...

— Ну вот, опять одно и то же, — возмутилась Вера.

— Ладно, Надька. Не будем мешать им.

— Да кто мешает, кто мешает, ба!

— Угомонись! Пошли... — потащила Люба внучку за руку, а та упёрлась, схватившись за аналогичную деталь двери. И всё же очутилась за пределами комнаты. Силы были заведомо неравны. Старуха победила ребёнка.

До Веры донёсся недовольный крик дочери. Однако она сосредоточила своё внимание на незнакомце. Тот вновь подскочил.

— Не бойся меня! Успокойся! Если не хочешь, я не буду беспокоить тебя — прикасаться.

Незнакомец не внял её словам, и кинулся к шторам. Они оказались мягкими в отличие от твёрдой стены. И ему на миг показалось: он может пройти сквозь них. Не тут-то было. Он влетел в окно, когда точно видел открытое пространство. Как и невидимая тень снаружи, узрев свою прежнюю жертву, устремилась к нему.

Стекло содрогнулось, и вновь послышался грохот.

— Ты слышала это, ба? — подскочила Надя.

— Да! И что с того? — не пустила она внучку к маме.

— Как — что! Кому-то нужна помощь! И ты в курсе кому!

— Там и без нас во всём разберутся. Ведь взрослые люди!

— Ага, взрослые! А ведут себя, как маленькие!

— Сядь, проказница!

— У-у-у... — обиделась внучка на бабулю.

— Будешь конфету?

— Хочу! Но не подлизывайся! Я не сдамся!

3. СЕРАФИМ.

Вера продолжала хлопотать над телом незнакомца, запутавшегося в шторах.

— А вот и одежда, — улыбнулась хозяйка. — Почти что римская тога.

Незнакомец вновь пришёл в себя.

— И снова — люди и Земля, — улыбнулась ему приветственно Вера. — Ещё не надоело биться головой о стены и окно, точно рыба об лёд? А то пошли...

Она указала незнакомцу на дверь.

— Выход там. И я открою его для тебя, если пообещаешь мне: впредь вести себя нормально.

Как — незнакомец не знал. Ему всё было в диковинку. Он ничего не понимал, и то: куда попал.

— Дай руку, — вновь протянула Вера свою конечность к нему. — Я не причиню тебе вреда, ибо спасла. И теперь в ответе перед Богом и людьми.

Незнакомец колебался буквально одно мгновение, а после подался, но руку не подал. До него не доходило — ума, чего от него добивалась женщина. А тут ещё он в коридоре натолкнулся на зеркало и узрел собственное отражение в полный рост — отшатнулся с криком, и вновь налетел, но не на стену, а дверь, оказался в спальне. Где их и застукали Люба и Надя.

— И что ты теперь мне скажешь на это всё, Верка? — выдала серьёзно бабуля, требуя вразумительного ответа. — Опять ничего не было, когда уже до постели добрались!

— Да погоди ты, ма!

— Чего годить? В церковь пошли!

— Неужто под венец, ба? — заинтересовалась Надя.

— Чего-о-о... — едва устояла та на ногах, да и то благодаря внучке.

— Мама-А-А... — заверещала та.

— О, Господи-и-и... — кинулась Вера к ним. — И чего они падают, точно специально и по очереди!

— Благо не разом, — заявила Надя. — А я ведь предупреждала тебя, что так и будет! А ты ещё не верила мне, и не хотела слушать!

Она подала тапочки бабуле.

— Ну, ты как? — обдала следом водой, предварительно набрав в рот.

— Хорошо-о-о...

— В смысле?

— Ещё воды-ы-ы...

— Сделаем, — заверила внучка, и опрокинула на бабулю кружку.

— Ты в своём уме, Надька-А-А...

— Тебе не угодишь, ба! То просишь воды, то захлебнуться боишься! Мы на суше!

— Ой! — опомнилась та при виде незнакомца. — Римлянин!

— Нет, скорее неандерталец в шкуре из ткани, — отметила Вера: уровень его развития умственных способностей. — А то и вовсе питекантроп.

— Петя — кто? Как ты назвала его?

— Обозвала, ба.

— А ну да! Бывает...

— Но не у всех проходит, — мгновенно ввернула внучка.

— Короче, девки! Купаем гостя и — сами знаете, куда собрались! Поторопитесь!

— Ага, поторопись-ка, ма!

— Кто?

— Ну, не незнакомец же, ба! А ты что подумала?

— Не знаю! Но то, что ты сказала...

— Поторопись-ка?

— Ага, она у него ого-го какая.

— Чего? Это ты про что?

— Уже сказала: когда вырастешь, тогда и поймёшь.

Вера не удержалась от смеха.

— О, кобылица! Ишь даёт! Чё ржёшь? Делом займись! Мужик в доме, а ты сама ничуть не лучше его выглядишь!

— Так в церковь собрались, ма, а не на выставку и не на подиум!

— Так и чё? Страшилищем ходить! Хочешь батюшку в Божьем храме испугать!

— Типун тебе на язык, ма! А ещё верующий человек!

— А чё-то случилось? — напомнила Надя, из-за чего они оказались в прихожей, а затем и спальне.

— Вы не поверите: он испугался собственного отражения в зеркале.

— Ща проверим, — подсуетилась Надька. — Слышь, голодранец, глянь-ка сюда!

Она противопоставила ему своё зеркальце. Послышался крик.

— Надька, прекрати! — возмутилась мама.

— Действительно псих, — выдала бабуля. — Боюсь: одна церковь тут бессильна.

— А что если...

Надя скрылась.

— Куда это она понеслась?

— Я откуда знаю, ма.

— Ты же её мать.

— А сама — бабка!

Надька вернулась, держа в руках икону.

— Ты чё задумала, проказница?

— Дядя, глянь, чё покажу-то.

При виде лика на иконе тот успокоился, и даже заинтересовался.

— Понравилась "картинка"?

— Надя! Ты что такое говоришь?

— Побойся Бога, внучка! — вторила старуха дочери. — Опомнись!

Незнакомец протянул руку к иконе. Надя уступила её ему. Гость улыбнулся, и лик его на мгновение просветлел, а затем на глаза навернулись слёзы.

— Вы видите: он плачет!

— Довела-таки до слёз человека, проказница, — погрозила бабуля указательным пальцем внучке.

— Подурачилась и будет! Надо меру знать! — присовокупила мама. — Идём, красавчик!

Он не упирался, и они проследовали в ванную, откуда до Любы с Надькой донёсся очередной истошный крик. И грохот.

— Опять чего-то испугался! Уж не зеркала ли?

Они застукали незнакомца под душем.

— Кипятком облила или холодной водой обдала? — молвили наперебой бабуля и внучка.

— Да нормальную вроде пустила — не горячую и не холодную.

— Неужели он боится воды?

— Так мы нашли его после ливня в луже на обочине, — изумилась Вера.

Незнакомец прятался за шторой в ванне, закрываясь от душа, и с опаской поглядывал на воду.

— Он как ребёнок из пелёнок, — отметила Надька. И оказалась права.

— Ничего! Не привыкать! — заявила бабуля. — Я вырастила твою мать...

— Не ругайся, ба!

— И не думала, внучка! А затем ещё и тебя вынянчила, когда она училась, а затем работала. И этого уму-разуму научу. Всё проще — взрослый! Сам ходит, и на горшок садить не придётся, как и кормить.

Ошиблась. После ванной — душа, гость оказался на кухне, закутанный в полотенце. Его усадили за стол и подали еду.

— Завтрак, — пояснила Вера, продемонстрировав, что следует делать и как употреблять пищу.

— Я бы на твоём месте не стала давать ему вилку, а тем более нож, — убрала бабуля острый предмет. — С него вполне достаточно будет и одной ложки.

— Ага, а то и вовсе предложи руками кушать, — возмутилась Надя.

— Помолчи, проказница! Не встревай в разговор меж взрослыми людьми!

— И с кем мне тогда общаться, коль в этом доме я единственный ребёнок! С самой собой, что ли?

— Нет, но не всегда надо качать свои права!

— А что я сказала?

— Умного — ничего! Ешь и помалкивай! За столом не принято разговаривать!

— А сами чем занимаетесь, как не болтовнёй!

— Ешь! Кушай! Это вкусно, — молвила Вера, глядя на незнакомца.

— Тебе понравиться, — вновь вмешалась Надя.

Для начала незнакомец потянул носом запах, исходящий от еды в тарелке, и несказанно удивился собственному обонянию. Придвинулся лицом к завтраку.

— Ой! Вроде не пил! — подскочила бабуля.

Незнакомец воткнулся лицом в тарелку.

— Класс! — зашлась от смеха Надя. — Во дядя даёт! Отпад! Обалдеть! Кому рассказать — не поверят!

— Поэтому тебе сказали: молчи, — помогла Вера отнять голову гостю от еды, но не успела вытереть.

Тот облизнулся. Затем ещё раз — и не раз.

— Хм, похоже, что ему понравилась наша стряпня, — ухмыльнулась бабуля.

— Кто бы сомневался. Поди, проголодался, — отпустила Вера улыбку.

Как незнакомец вновь ухнул лицом в тарелку с едой.

— Питается как свинья, — не удержалась Надя от данного язвительного выражения. — И это взрослый человек!

— А тебе завидно?

— Скажешь тоже, ба! Хотя...

Надя сама повторила действие незнакомца.

— Вау! Супер!

Ей понравилось, а вот маме — не очень.

— Тоже мне курица нашлась! Вот так клюнешь носом иной раз и расквасишь!

Она взялась следом за гостя — усадила того, как должно, и дала ложку в руку, помогая ему зацепить на неё еду и поднести ко рту.

Незнакомец прильнул к ней вместо того, дабы просунуть в рот.

— Он неисправим, — снова хихикнула Надя.

После завтрака незнакомцу вновь пришлось наведаться в ванную. Вера умыла ему лицо и вымыла руки.

— Не мешало бы побрить, — вставилась Люба. — А то он зарос как лесников собака!

— И как ты себе это представляешь? Он лезвием пользоваться не умеет, как и бритвенным станком! Ещё испугается жужжания!

— А придётся рискнуть, ма, — подсуетилась Надя. И принесла механическую бритву.

— Ну, мужик! Докажи нам, бабам, что ты не хлюпик — не боишься бритвы!

Вера вставила штекер в розетку, и началось...

Незнакомец точно обезьяна прыгнул на перекладину штор в ванной и повис.

— И кто сказал, что он Петя тот или этот? — вопросила Надя.

— Питекантроп?

— Угу, ма. Когда только недавно с пальмы слез. И хвост я видела у него, но не сзади, как принято, а спереди! Одно слово — атавизм!

Бабуля не удержалась. Её обуял дикий приступ смеха.

— Ой, не могу! Уморила, внучка! Ах-ха-ха...

— Чего это с ней, ма, а?

— Видать, тоже плоха на голову стала.

Вера выключила механическую бритву.

— Падай вниз, макака, — поманила Надя незнакомца на грешную землю. — Я хоть и маленькая в отличие от тебя, однако, не боюсь этой жужжалки! Она не кусается! Это ж "BOСSH", от него не скроется ни одна твоя вошь!

— Это точно, — пришла в себя бабуля.

Они схватили незнакомца и принялись брить.

— А он оказывается, не умеет даже драться при таких-то телесных данных! Не мужик! — заключила Надя.

— Помалкивай, проказница! Это дело наживное! Стоит только показать и...

Докончить мысли вслух бабуля не успела. Незнакомец вырвался, и был таков.

— Теперь ищи ветра в поле!

— Ничего, ма! Найдём! Зато хоть в прятки есть с кем поиграть, — обрадовалась Надя.

— Хм, и то верно, внучка, — подмигнула бабуля. — Всё дело!

— Ох, — устала Вера.

Она не знала: радоваться ей данном подарку судьбы в лице незнакомца или плакать. Подалась со всеми.

— Ау, дядя! Ты где? Отзовись! Покажись! Мы не тронем больше тебя! Честное-пречестное! — звала Надя.

Тщетно. Он не подавал голоса. Они уже облазили всю квартиру.

— Не мог же он покинуть её. Дверь закрыта! — принялась старуха успокаивать дочь. — Надо ещё раз внимательно осмотреть все шкафы.

— О, а я моль нашла, — подала голос Надя. — И довольно крупную! Ишь жиры по шкафам подалась нагуливать!

— Чё-о-о...

Ей оказался незнакомец. Перепутав дверь шкафа с дверью в комнату, был там точно покойник в гробу — ни жив, ни мёртв, спав с лица.

— Бедненький, — подалась Вера к нему.

— Скорее бледненький, — вставилась старуха.

— В церковь пора! Самое время!

— В какой храм поедем тусоваться? — тут же заинтересовалась Надя.

— Молится, проказница! И на коленях!

— Чё, правда? Там и в угол ставят, ба?

— Если слушаться не будешь!

— Уже, — присмирела внучка.

Невидимая тень за пределами квартиры оживилась, заслышав: за пределы квартиры подались люди, и переместилась на дерево во дворе, а затем крышу, взирая вниз с антенны.

— Погодите! — остановилась бабуля. — Перекреститься забыли!

Девчонки повиновались.

— Вот теперь пошли на выход. С Богом!

Незнакомец замешкался, и процессия, хлопнув дверью, так и не вышла. Снаружи послышался грохот.

— Обана! Вот это да! — выглянула Надя утайкой за дверь.

На асфальте лежала огромная антенна, на которой сидела миг тому назад невидимая тень.

— А не задержись мы по воле незнакомца — всё — поминай, как звали!

Вера переглянулась с Любой, а затем обе женщины разом перевели взоры на незнакомца.

— Он спас нас!

— Ага, ма. Можно сказать: квиты с ним.

— Дальше предлагаю ехать, — вмешалась дочь.

И они побежали, а не пошли, спустившись на подземную стоянку — гараж для машин.

Тень потеряла их из виду, снова заметалась в бесконечных поисках заблудшей души, заглядывая на дороге в мимо проезжающие машины. То и дело случались ДТП. И их пока удавалось избежать женщинам с незнакомцем. А когда невидимая тень узрела беглянок, было слишком поздно что-либо изменить. Они проследовали за врата, ограждающие храм. Минуть их она при всём своём желании не смогла, как ни крутилась и не старалась. Все усилия пошли прахом.

Незнакомец остановился прямо напротив входа в церковь.

— Ну, чего опять случилось? — заинтересовалась Вера.

Тот обернулся назад. Тень отпрянула от ограждения и спряталась за одну из машин на платной стоянке.

— Не забудьте перекреститься. И ты, коль идёшь с нами в храм Божий! — заявила старуха. — Повторяй за мной! Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!

Незнакомцу показались знакомыми данные слова, и последовавшее за ними троекратное крестное знамение. Однако он колебался.

— Не загораживай проход иным прихожанам!

Пришлось пройти внутрь церкви.

Тень заметалась среди машин на стоянке, и они принялись греметь противоугонными сигнализациями.

— С чего это вдруг?! — изумился охранник.

Не было ни порыва ветра, ни тем более живой души. Он находился там один и без собаки, что сидела у входа на привязи. Перекрестился.

Тень шарахнулась от него прочь и угодила в салон авто, принадлежащего Вере. Притаилась. Но, обнаружив иконки на панели управления сбоку, пулей выскочила наружу, пронёсшись огненным вихрем над охранником.

Видеть её тот не мог, зато ощутил жар.

— Свят-Свят-Свят, — ещё раз перекрестился он, обнаружив: его сторожевой пёс забился в угол и дрожит, не подав голоса при виде хозяина. Сам закрылся в "бытовке".

...Незнакомец со спутницами очутился в храме перед царскими вратами у иконостаса. Голова резко закружилась, и ему стало не по себе.

— Ой! — послышался крик. — Человеку плохо! Помогите!

Вера с мамой и дочерью не сразу опомнились, а лишь, когда узрели у ног тело незнакомца.

— Скорее, кто-нибудь, вызовите "скорую"!

— Не надо! Лучше позовите батюшку! Похоже, человек одержим бесами!

— Скажете тоже, — обступили спутницы незнакомца, никого не подпуская к нему, пока не явился настоятель церкви.

— Отче... — обратилась бабуля к нему. — Спасите грешную и заблудшую душу!

— Расступитесь, женщины! Не толпитесь! Дайте воздуху!

Священник прильнул к телу незнакомца, и проверил пульс, а заодно уловил дыхание, исходящее из уст.

— Всё в порядке! Он жив!

— А мы в том и не сомневались, — выдала Надя. — У него раны заживают прямо на глазах! Мои мама и бабуля тому свидетели!

Те закивали в такт словам ребёнка, говорящего непреложную истину.

Священник подхватил незнакомца под руки и потащил к себе в комнатушку при храме, куда проследовали три спутницы. Он прочитал над телом мужчины заступные молитвы и одарил крестным знамением, касаясь лба, рук и живота серебряным крестом, а затем положил его на него.

Послышался вздох облегчения.

— Ну, слава Богу! Обошлось! Не одержимый бесами, но душа его неспокойна! Что-то тревожит подспудно его разум и сознание.

— Уже заметили, батюшка, — заверила старуха.

— А теперь расскажите мне более подробно его историю.

— Да тут и рассказывать-то особо нечего, — продолжили Вера.

И Надя ляпнула:

— Мы нашли его вчера на обочине дороги в грязи и подобрали. Он умирал, а мы спасли его, а потом он сегодня нас, остановив. И антенна — хрясь!

— Помолчи, проказница, — приструнила ту бабуля.

— Ясно, — заключил священник.

— Неужели, батюшка, можно было что-либо понять из невнятного и несвязанного разговора этой балаболки?! — изумилась бабуля.

— Разумеется. Ведь устами ребёнка глаголет истина. Вы подобрали заблудшую душу, и теперь его крест — ваш крест! Вы в ответе за него!

— И что это означает? — заинтересовалась Вера.

— Должны... Нет, неправильно! ...Обязаны помочь ему всё вспомнить и разобраться в себе.

— А как вы определили, что у него нелады с головой? — удивилась Вера.

— До того, как стать священником, я успел поработать психиатром в...

— Психушке? — ввернула Надя.

— Доме скорби и душевнобольных. У вашего спутника вид лица блаженного.

— Значит он всё-таки псих? — заключила Люба.

— Не спешите делать скоропалительных выводов! Я лично этого не говорил! Возможно, что у него амнезия! Ведь любой человек, пережив какое-либо потрясение, теряет память!

— Да, точно! А его сбили машиной, но не мы! — вновь затараторила Надя.

— Верю! Тебе...

— Ну, слава Богу, — перекрестилась бабуля. — Помогите, батюшка! Нареките безымянного раба Божьего и даруйте ему христианское имя для начала новой жизни. Станьте для него крестным отцом.

— Быть посему, — согласился священник.

— Ой! Храни тя Господь, отче! Ты не зря носишь рясу и свой сан! И дай Бог здоровья на многие лета!

— Аминь... — не удержалась Надя.

Мама пожурила её, а священник в ответ улыбнулся.

— Всё правильно. Верьте в Святую церковь и обрящите Царствие Небесное! Но помните: его не так просто заслужить! Предстоит претерпеть муки и страдания, как и стойко их перенести! Вы готовы?

Женщины оробели на миг. Ожил незнакомец, подав голос. Из груди вырвался вздох облегчения. И они опомнились.

Начался обряд крещения, и после него незнакомец обрёл имя. Его нарекли...

Священник предложил на выбор своему крестнику ряд имён. Тот остановил свой выбор на двух.

— Так Сергий или Серафим?

Оба имени были знакомы не понаслышке незнакомцу из прошлой жизни, и он колебался, делая окончательный выбор.

— Не тормози, — настояла Надя. — Что так будешь сокращённо называться Серым, что иначе...

Тут уж священник пожурил словоохотливую девчонку. Той не следовало мешать и вмешиваться в выбор человека.

— Се...

— Ну-ну-ну...

Взгляд незнакомца устремился на иконостас, и ему на глаза попались крылатые серафимы и херувимы. Выбор был сделан окончательно в пользу второго имени. Человек получил некое озарение свыше. Именем Серафима его и нарёк священник, выступив в роли крёстного отца. На том посещение церкви не закончилось. Вновь названный со своими спутницами отслужил, отстояв божественную литургию, а затем причастился, одаряемый святой водой и просвиркой. И ему на душе сразу стало покойно и хорошо. Лик его просветлел, а вот разум оставался затуманен. Что-то по-прежнему давило на него изнутри, какая-то неведомая скорбь по утраченному безвозвратно времени.

— Не сразу всё прояснится, — дал понять священник: не стоит уповать только на одного Господа Бога. — У него нас множество, а он у нас един! Некоторые свои проблемы придётся решать самим. А иначе для чего нам дарована Им жизнь на грешной земле в бренном теле! Не для одних же утех и услад! Вспомните заповеди, и грехи, особенно семь смертных! И помните о них, как и том, что я вам сказал, да и писано в Библии, Псалтыри и молитвословах!

Получив напутствие на новую жизнь, крестник священника со спутницами не спешил покидать храм Божий, продолжая разглядывать и изучать иконы — лики святых мучеников, апостолов и Святой Троицы, как и серафимов с херувимами.

— А вы видели их?

— Кто — мы?

— Люди.

— Так и ты один из нас — человек, — молвила Вера. — У тебя руки, ноги, голова — всё, как у нас!

— За исключением маленькой детали в виде атавизма — хвоста, что растёт у тебя спереди, — залепила Надя.

— Скажешь тоже, внучка, — едва сдержала улыбку бабуля, прикрыв лицо рукой — улыбку на нём. — Да ещё маленькая деталь! У него, как у мужика достойный детородный инструмент! Ой! Прости меня, Господи, за сии грешные слова и дурные мысли, произнесённые не к месту и не ко времени! Внучка, а не бес, попутала! Проказница она у меня! Маленькая ещё...

— А вот и нет!

— А вот и да! Сама порой не ведает, что говорит, как и грешит! Так и ей прости!

— Тогда уж и маме, и дяде! И заступись!

— Спаси и сохрани, — присовокупила Вера.

Осмотрев церковь, и подглядев то, как молятся люди в ней, принося Господу молитвы и дары на поминальный стол, да ставя свечи во славу Господу и за здравие и упокой души — себе и своим родным и близким, а также почившим сродникам — осознал: всё это ему ведомо из прошлой жизни и знакомо. Но не более того. Озарения не было. Просто происходило временное просветление затуманенного подсознания, и тогда намечался проблеск — короткие и незначительные промежутки времени, длившиеся не больше мига.

Зазвонили колокола на звоннице. Послышалось хлопанье крыльев птиц. В небо поднялись стаей голуби.

— Божьи создания, — пояснила Вера.

— И почему у людей нет крыльев... — не то спросил, не то пытался понять Серафим.

— Потому что даже в Библии записано, — ввернула старуха. — Рождённый ползать — летать не может!

— А разве я был рождён человеком?

— А то!

— Неужели у меня есть мать и отец?

— Возможно, что и семья, — смутилась вдруг Вера, и взгрустнула.

— А что такое семья?

— Мы и есть она для тебя, Серафим, — молвила Надя.

Она больше не желала называть его дядей.

— Ничего не поделаешь, внучка. Жизнь очень сложная штука, и порой тяжёлая! Кому, что Богом дано, то и сбудется всяк в свой срок! И мы не вправе противиться Божьему проведению!

— Но и роптать не должны! Верно, ма?

— Конечно, Наденька, — прижала Вера к себе дочь — обняла и поцеловала.

Серафим посмотрел странно на них, словно на него вновь снизошло некое прозрение сродни мгновению озарения. Перед глазами встала на миг картина: мать и ребёнок. Он держит её на руках, а она без сил навалилась на него всем телом. Но слёз нет. Они счастливы, ловя сей миг, хотя их лица преисполнены скорби и печали. И вновь перед глазами: Вера с дочерью и старуха.

— У-у-у... — застонал Серафим.

— Что с тобой, Серый?

— Но не убогий, — не понравилось маме очередное высказывание дочери.

И они, обступив единственного мужчину семьи, пошли на стоянку к машине, оказавшись за пределами не только церкви, но и забора.

Вновь мелькнула невидимая тень, узрев свою жертву, и подалась навстречу, неся погибель. Не тут-то было. Она не смогла поразить его как прежде на обочине у дороги. Что-то помешало — не дало на поругание. И повторные действия с её стороны ни к чему не привели. Всё осталось как прежде. Виной, а может, и даром Божьим явился нательный крест на груди под одеждой у вновь наречённого. Потуги бесплодного темника не оправдались. Он оказался вдруг бессилен предпринять что-либо против прежде заблудшей души, неподвластной его поруганию. Взвился ввысь, но не покинул бренной и грешной земли, продолжая неотступно следовать за Серафимом.

Тот со спутницами сел в машину. Вера, вставив ключ в замок зажигания, не сумела запустить двигатель.

— Это что значит, ма? — забеспокоилась Надя.

— Не молчи, дочка, — присовокупила Люба.

— Кажется, приехали, — заявила Вера.

— Уже? Так быстро? — не поверил Серафим, и выглянул из машины. — А, по-моему, как мне кажется, мы находимся всё ещё там же.

— Конечно. У нас двигатель накрылся — не запускается, — ляпнула Надя.

— Скорее аккумулятор накрылся, — поправила Вера дочь.

— И чё намерены делать, девки? — обеспокоилась бабуля.

— Ехать домой.

— Как, Верка? На чём? Неужели на общественном транспорте?

— А придётся, — ввернула Надя.

— Нет! Вы решили угробить меня на старости лет? Ведь маршрутки лётают по городу с такой скоростью: гоночные болиды Формулы-1 не идут в сравнение с ними, как и ваш спортивный автомобиль! Я ещё хочу жить — пожить! И как можно дольше! Верно, Сима? Или ты предпочитаешь, дабы я называла тебя Фима?

— Серафим я.

— И точка! — присовокупила Надя.

— Да ладно, я не настаиваю.

Вера тем временем пыталась завести машину — завелась сама.

— Нет, ну это бред полнейший! Машина новая! Она должна работать!

— Да ты чё, ма! Ведь в курсе: в нашей стране никто не хочет работать, а вот отдыхать — другое дело! И техника у нас подстать нам!

— У нас иномарка, Надька!

— И чё? Но в наших руках! Факт!

— Успокойтесь! — стремилась старуха разнять девчонок.

— А нельзя ли попросить помощи у кого-нибудь? — вдруг молвил Серафим.

— Это можно, а толку! Только за деньги, — заверила Надя.

— Точно! — опомнилась мама. — Следует вызвать техпомощь!

Она принялась названивать по мобильному телефону для вызова соответствующей службы.

— Хм! Странно! Связи нет! Мы почему-то вне зоны доступа! — удивилась Вера.

— Ясно. У нас не только тачка "палёная", но и "труба" у тебя!

— Какая труба, внучка? Выхлопная?

— Если только у тебя, ба! Телефон мамин!

— Ну, ты сказала!

— Не я! Сама!

— А что если попробовать отбуксировать машину на тросе, — задумала Вера попросить помощи у иных автолюбителей на стоянке.

У них не нашлось для неё времени даже за деньги, хотя не будь при них — у мужчин семей — не отказались бы, как и после взять телефончик.

Тогда Вера попыталась воззвать к женщине за рулём и призвать к солидарности. И тут вышел облом. Та сама была с семьёй — мужем и детьми. Тот загляделся на Веру, восхищаясь природными данными её тела — открыл рот.

— Пончик! В машину! Я кому сказала, сладкий мой! — рявкнула женщина в приказном тоне.

— Уже бегу, моя пышечка, — отреагировал тот, передвигаясь со скоростью черепахи раздавленной грузовиком, неся своё тучное тело — тряс жирами.

— Ну и чё? — спросила Надя у мамы по возвращении.

— Ничего! Обломись!

— Ясно. Птица удачи отвернулась от нас, зато явилась иная — обламинго!

— Чё-чё?

— Просьба, ба, покинуть салон! Поезд дальше не идёт — рельсы закончились!

— В смысле, внучка? Бензин?

— Нет, но деньги тоже не помогли.

— Только не маршрутка!

— Тогда муниципальный транспорт, — заявила Вера, намекнув на автобус.

— А нельзя ли придумать ещё что-нибудь, девки? Скажем: звонок другу семьи и...

— Вот сама ему и звони, если хочешь! Как и расплачивайся потом! — выдала Вера.

— Поругалась с ним?

— Нет, ба. Просто рассталась и почти полюбовно — мирно, — заступилась Надя за маму перед бабулей.

— Ой, беда! Так беда! И чё ж терь делать будем?

— Есть у нас в запасе один вариант — олигарх.

— Вчерашний гость, внучка?

— Ага. Однако я не уверена, что ма согласится вновь встретиться с ним после того, как провела ночь с Серафимом.

— Да, спала с ним! Но не более того! Между нами ничего не было, как между взрослыми людьми, когда они остаются ночью одни и без свидетелей!

— Чё?

— Подрастёшь — поймёшь, — залепила бабуля.

— Уже, и давно немаленькая! Но он был голым! Я это видела! Как и то: вы целовались с ним!

— Надька! Что ты такое говоришь? И потом — я была одета!

— Значит, успела одеться!

— Нет!

— Да...

— Я не раздевалась!

— Извините, что помешал... — начал издалека Серафим. — А вы бы не хотели прогуляться по городу без машины?

— С тобой?! — грянули разом в один голос женщины.

— А что тут такого?

— Действительно! — выдала Надя.

— А ты не забыла, что было утром? Его реакцию на окружающий мир? Вам мало проблем в жизни?

— Нет, Верка! Просто не хватает в семье мужчин, — заявила старуха-мать.

— Ох, смотрите, родные мои! Не я это предложила, а сами! Поэтому если что — пеняйте на себя!

— И приодеть его надо, — заметила к слову Надя. — А то он одет у нас во всё женское — рубаху и брюки из твоего гардероба, ма! Одно слово — гей!

— И кто он? — заинтересовалась бабуля. — Разве уже не псих?

— Нет, хуже!

— Ой! А что может быть хуже?

— То, что все окружающие воспринимают его как сексуальное меньшинство — голубого!

— Нет, он розовый, — сморозила бабуля.

— То-то и оно: весь в розовом!

4. ЧЕХАРДА.

— Уже уходите, девчонки?! — удивился охранник автостоянки.

— Да. Машина не заводится. Сломалась, — отреагировала Вера, заплатив за вынужденную стоянку дополнительную сумму взноса.

А вот Надя возмутилась:

— Среди нас мужчина!

— Я в курсе, что являюсь им, — усмехнулся охранник.

— Не ты, а Сима! — вмешалась бабуля. — Ой, Фимка! То есть Серафим!

— Кто?

— Он, — указала та охраннику на "квартиранта".

— Хи-хи! Не смешите меня! Мне по долгу службы не положено! Если он мужчина, то кто же тогда я?

— Кобель, как и твоя собака! — показала Надя язык.

— Сами вы — сучки-и-и... — порывался охранник отомстить.

Ничего не получилось. Женщины с Серафимом оказались по иную сторону стоянки.

— Куда? Сидеть! — присовокупила бабуля. — Охранять!

— Тьфу, на вас... — не сдержался охранник, не имея иной возможности досадить женщинам.

— О, а говорил: мужик, — усмехнулась Надя. — Когда ведёшь себя точно баба — плюёшься от бессилия! Ха-ха...

— Подурачилась, проказница, и хватит — меру надо знать, — взяла Вера дочь за руку, а иной — Серафима под руку.

Бабуля тоже не стушевалась, и прильнула к нему с иной стороны. Так и пошли они по тротуару в направлении бутиков на главной площади. Тень подалась вслед за ними, принявшись кружить.

Поднялся ветер. Порыв усилился.

— Хм, а синоптики обещали безветренную погоду, — заметила бабуля к слову.

— Им верить — себя не уважать, ба! Они хоть раз угадали с погодой?

— Что-то не припомню.

— Вот и я, — согласилась Вера. — Только бы дождь не пошёл.

Его и накликали женщины на свои головы. С неба стали падать крупные капли.

— Того и гляди: повалит град, — подсказали они тени.

И по асфальту загремела ледяная крошка.

— Скорее! В укрытие! — крикнула Вера, увлекая родных и близких людей в местную забегаловку, оказавшуюся пивной, где находились исключительно мужчины, и большей частью футбольные фанаты, готовясь к предстоящей игре за кубок страны — догонялись, и не только хмельным напитком.

— О, девчонки-и-и... — послышались радостные возгласы.

Те порывались податься назад на улицу, но град усилился и повалил стеной. Зёрна льда увеличились и были уже размерами с бобы, а не как прежде — горошины.

Отступать было некуда. Гостьям пришлось занять круговую оборону. Они обступили Серафима, закрывая от насмешек людской толпы, проследовали к стойке бара.

— Тут имеется чёрный выход? — вопросила сходу Вера у бармена-мужчины.

— Да... — кивнул он в сторону него.

Но там уже стоял начеку болельщик.

— Окружили, — заявила бабуля.

— Ага, обложили, — согласилась Надя.

— Гляньте, пацаны: среди дамочек затесался гей, — крикнул кто-то из завсегдатаев.

— Он — гой! — поправила Вера крикуна.

— Я — изгой?! — удивился Серафим.

— Голубой! — поднялись отдельные фанаты. — А раз так — динамовец!

— Конец! — обмолвился бармен.

Он бросился к телефону и набрал номер из двух цифр.

— Стоим насмерть, девки! — заявила бабуля. — Где наша не пропадала!

— Нет, мы болеем за "Спартак"! — крикнула Вера. — И вот ещё что — всем по бокалу хорошего пива! Самого дорогого!

Она хлопнула по стойке рукой, и бармен узрел купюру достоинством в сотню в иностранно валюте.

— Я с голубыми не пью-у-у... — заревел какой-то провокатор. — Это пародия на болельщика! Истинный спартач никогда не будет педиком!

— Ещё как, если посмотреть, как нынче играет наша команда! Одно слово — срамота! — обмолвился иной фанат.

— Бей голубых! — подхватил третий.

— Охолонитесь, мальчики! — плеснула старуха из бокала пивом в лица тех крикунов, что явились зачинщиками назревающего погрома.

— Ой! — спрятался бармен под стойку.

— Сейчас чё-то будет, — догадалась Надя. И подала бабуле очередной бокал.

Та запустила им в тех, кто стремился на разборки с ними.

— Господи! Только бы не убить и не покалечить, а вразумить дурней! — перекрестилась она. И схватилась за стул у стойки, выставив вперёд ножками. — Не подходи, а то забодаю!

Сквозь рёв послышался смех.

— Во девки дают, оберегая своего хахаля. Ах-ха-ха...

Погрома на время удалось избежать. Бармен не поверил тому, что услышал, и выглянул украдкой из-под стойки.

— Ты будешь сегодня обслуживать нас и зал или как? — залепила Вера.

— Ага. Ща! Один сек!

Хмельное зелье полилось рекой.

— А сока не будет?

— С мартини?

— Просто! Мне для дочери и мамы.

— Сделаю. А вам что?

— А мне как раз то, чего сразу предложил. И оливок!

Бармен подал заказ.

— А что будет ваша... спутница или он всё-таки ваш спутник?

— Тоже что и мои родные!

— А какой он предпочитает сок — яблочный, цитрусовый или смешанный?

— Нектар, хотя можно и амброзию.

— Я не ослышался? — кашлянул бармен.

— У вас есть разбавленный сок — нектар? — подсказала Вера.

— Найдётся.

— Вот и давай.

— Сколько — стакан или бокал?

— Гляньте, пацаны! А голубой пьёт пойло для идиотов — сок! — заржал очередной подстрекатель в среде фанатов. И некоторые из них подавились пивом.

— Нет, это переходит все границы! — раздался новый призыв к погрому. — Доколе мы будем терпеть этот позор? Что скажут наши конкуренты? Что мы пили вместе с голубым!

Стол тотчас был опрокинут на пол вместе с бокалами. Вкупе с грохотом послышался звон битого стекла.

— Вот теперь беды не миновать! — вновь схоронился под стойкой бармен.

— Вооружаемся, девки! — схватила бабуля за горлышко бутылку с мартини со стойки на манер гранаты, но не стала бросать. — Не подходи, пузырь! Хуже будет!

— Давай, ба! — вскочила Надя на стул, а затем с ногами перебралась на стойку. — Дай ему по рогам!

Фанат находился в рогатой шапке болельщика.

— Ишь чёрт! Получи-и-и... — разошлась бабуля, спровоцировав беспорядки. Она уложила одним ударом сразу трёх фанатов.

Получив бутылкой по голове, здоровяк рухнул назад, подмяв собственным тучным телом двух более щуплых болельщиков. И началось...

— Бежим! — закричала Вера.

— Куда, ма? Сюда? В окоп! — приметила Надька, где хоронится бармен.

Туда и шмыгнули женщины с Серафимом.

— Ага, испугались! — окружили фанаты стойку.

И тут послышался новый призыв.

— Бей голубых!

На место происшествия явился патрульный наряд милиции — два ППС-ника. И были сами тому не рады. Им противостояла целая толпа фанатов.

Явилось очередное подкрепление в лице иного наряда на патрульно-постовой машине. И пешие ППС-ники бросились в салон авто, едва успели закрыться. Как на них нахлынула бесчинствующая толпа фанатов, и опрокинула автомобиль.

Наряд принялся просить подкрепления, передав сведения о бесчинствах на вверенной им территории.

— Кажись, пронесло, девки, — молвила старуха, выглянув из укрытия.

— Тебя, ба? Или уже нас? — затараторила Надя.

— Ой! — прильнула к полу та. — Беда!

— Подставила себя и нас? — дошло до Веры.

Серафим ничего не понимал, как и не мог взять в толк, что заставило людей выйти из себя и стать злыми.

— Неужели я всему виновник?

— А то кто же, — заявил бармен.

— Молчи, — погрозили ему кулаком спутницы Серафима.

— Милиция-А-А...

На крик бармена отреагировал один из вновь прибывших сотрудников правоохранительных органов. Спутницы Серафима огорчились, а он напротив радовался и улыбался.

— Так ведь дали машину и едем!

— Ага, дали. Как же! Ещё и не начали, — обиженно произнесла Надя. — Нас менты загребли в свой "бобик". Теперь посадят за решётку в "обезьянник"!

— Вот и погуляли, — прибавила бабуля.

— Ага, — согласилась Вера. — Как и обещал священник: муки только начинаются.

Она точно в воду глядела. Их загнали в одно КПЗ с фанатами той троицы, которую оприходовала одним ударом Люба.

— Ой! Ох... — признали они их.

— А, явились, — порадовался верзила, выступая среди временно задержанных паханом "обезьянника". — Пора платить по долгам!

— А может, удастся откупиться? — предложила Вера деньги. И даже драгоценности. Но нет — фанат жаждал мести — крови.

Тут и закричал Серафим истошным голосом подобным на вопль. То был крик души, рвущийся наружу из-за вопиющей несправедливости. И затряс прутья решётки, став в одночасье невменяемым.

— Да он бешенный! — отскочил верзила от женщин, боясь заразиться.

— И не только, а ещё псих, — припугнула вдобавок Надька. — Куси их, Серафим! Куси-и-и...

Тот упал на пол и забился точно умирающий в предсмертных конвульсиях.

— Испугались! — продолжала донимать девчушка фанатов.

— Надька, прекрати! — бросилась Вера к Серафиму. — Что с тобой, родной мой? Успокойся! Я здесь — рядом! С тобой! И моя семья! Мы не бросим тебя — не оставим! Поможем всё пережить! Ну же, уймись! Угомонись!

Вера обняла Серафима — голову руками — и прижала к груди, поцеловав в лоб. Тот прекратил трястись, и просто нервно дрожал.

— Похоже, припадок прошёл.

Пришёл надзиратель.

— Чего шумим? Мало вам вломили? Ещё хотите? — ударил он резиновой дубинкой по прутьям решётки.

— Это не мы, сержант! А они! Это всё бабы-ы-ы... — зароптали фанаты.

— Будет заливать!

— Это голубой — провокатор!

— Что? Кто? Я не ослышался? Это кто кого обозвал голубым? — ударил ещё раз сержант дубинкой для острастки по решётке, добиваясь желаемого результата. — Чтоб ни звука мне! А то мешаете смотреть кубок страны по телевизору!

— А какой счёт и тайм идёт? — робко вопросил верзила.

— А, спартач!

Фанат промолчал.

— Дуют ваши, а наши им задают жару! Кубок наш! Не сомневайся! Не зря же мы победили вас перед началом поединка! То был знак свыше!

Сержант удалился.

— Час от часу нелегче, — готов был перегрызть прутья решётки верзила. Но вместо этого зарыдал словно малое дитя.

— Не плачь, — приблизилась к нему без боязни Надя. — На вот — держи...

Она протянула ему конфету.

— Спартак, — счёл верзила название с обёртки.

— Это хороший знак, дядя. Твоей команде ещё повезёт. Ведь я — Надежда!

— Пы-правда?

— Я же просил тишины! — явился сержант. Он был злым.

— А чё случилось? — заинтересовалась Надя, приняв удар "тюремщика" на себя, веря: её, как ребёнка, он не тронет. — Ничья?

— Погодите у меня! Я ещё поквитаюсь с вами! Сейчас перерыв. Но после "Динамо" порвёт "Спартак", а я — вас здесь всех!

— Вот это да, — удивился несказанно фанат. — Спасибо, деточка. Ты и впрямь подарила надежду.

— А то! Не зря же моя мама меня ей и нарекла, а бабуля её — Верой, а сама — Любовь!

На том дрязги, казалось бы, и улеглись. Но нет — по истечении часа — окончания финальной игры за кубок по футболу — явился сержант темнее грозовой тучи с лица.

— Кубок наш! — обрадовался фанат "Спартака". — Я сохраню твою конфету на память о тебе и твоих родных, Надежда! А взамен подарю...

Верзила на миг призадумался, чем бы таким отплатить ребёнку, и нашёлся. Он снял с себя майку "Спартака" и одарил ей...

— Эй, голубой!

— Я-а-а... — взревел сержант.

— Не ты!

Верзила подошёл к Серафиму и надел поверх женской рубахи свою майку.

— Носи и помни мою доброту. Если ты мужик — то негоже ходить в бабских тряпках!

— А у нас иных и не было, дядя. Мы ж подобрали его на дороге. Он бомжом был, — заверила Надя.

— Так-так... — порадовался сержант.

Теперь он знал, как мог достать людей в КПЗ. Не тут-то было. Вера заступилась за Серафима.

— Кто в участке старший? Позови офицера, сержант!

— Чё...

— Слышал! — ввернула старуха-мать.

— Если не хочешь проблем! — завернули фанаты.

— Ща! Будет вам офицер!

Явился следователь. Ему Вера и продемонстрировала свои документы.

— Почему ребёнок за решёткой? — заорал тот на сержанта, признав в женщине знаменитую личность, которая — её имя — не сходило с первых полос СМИ, и мелькала часто на телевидении перед экранами телезрителей.

Сержант не нашёлся, что ответить. И следователь приказал ему освободить всех, кто находился в "обезьяннике".

— Мы в долгу перед вами, дамы, — заметил в продолжение верзила. — Теперь просите, чего хотите.

— У вас имеется машина? — подсуетилась Надя.

— Сделаем, — заверили фанаты. И позвонили по мобильному. К РОВД подкатили байкеры на мотоциклах.

— Господи! — перекрестилась бабуля. — Опять нехристи! Вот черти рогатые!

— Прошу вас, — взял её верзила под руку и усадил в коляску, подав шлем.

— А без рогов есть?

— Только каска.

— Немецкая?

— А вы, стало быть, воевали с ними.

— Нет, против фашистов!

— Понял. Тогда обойдёмся шлемом танкиста.

— Другое дело, — отлегло у старухи на душе.

— А можно мне сесть за руль? — поинтересовалась Вера.

— А то! Ведь этот стальной конь — байк — мой! — заверил верзила.

Надя прыгнула к бабуле в коляску, а Серафим расположился позади Веры на заднем сидении.

— Айда с нами, девчонки! Обмоем кубок!

— Нет, мы домой.

— Не проблема! Заедем!

Верзила оказался лидером байкеров. И кавалькада мотоциклистов устремилась за женщиной.

— Класс! Вот это прогулочка получилась у нас! — радовалась Надя.

— Угомонись, проказница! А то опять в отделение милиции загремим!

Но нет — водители им уступали дорогу, а гаишники и вовсе делали вид, будто слепы. Они знали: лучше пропустить кавалькаду байкеров, чем связываться с ними.

Всю дорогу они сигналили и дурачились, поднимая передние колёса мотоциклов и пуская дым с рокотом и рёвом из выхлопных труб без глушителей, пока не доставили по назначению спутниц с Серафимом.

— Бывай, Надежда. И вы, Вера, Любовь и...

— Серафим, — подсказал тот, назвав своё имя.

— А отчество?

— Спартакович, — присовокупила Надя.

— Ты ж после священника в церкви окрестил его майкой во второй раз.

— Удачи вам, женщины. И тебе, мужик! Оставайся им в любой ситуации! И держись!

Верзила подмигнул напоследок, и, заняв место с иными своими двумя подопечными на байке, погнал кавалькаду мотоциклистов праздновать победу любимой футбольной команды в кубке с надеждой заполучить ещё и чемпионский титул.

— Я думала: блаженный только Серафим. А оказывается ещё и Фома.

— Как ты его назвала, Надька?

— Его именем. Он сам мне о том по секрету сказал. Не зря же не верил, что его команда выиграет. А я дала ему Надежду. И вон как всё вышло: лучше и придумать нельзя.

Поблизости вновь промелькнула невидимая тень. Ей не удалось досадить прежней жертве. Серафим при помощи своих заступниц сумел выйти сухим из воды. Оглянулся по сторонам, точно чувствовал присутствие бесплотного духа, витающего над ними. Не мог осознать до конца происходящего действа.

— Ну, вот мы и дома, — облегчённо выдохнула Вера.

— Да, прогулочка у нас получилась ещё та, — согласилась бабуля. — Закачаешься!

— Чего и говорить — отпад, — выдала Надя.

— А тебе как, Серафим?

— Нормально, — пытался заверить он. Хотя было видно: что-то всё-таки тревожило и беспокоило его. Это и пожелала выяснить Вера, предложив уединиться.

— Лучше бы для начала умылись с дороги, поросята, а затем пообедали, а то время к ужину подходит, — вмешалась бабуля, настояв на собственном мнении.

Вера не хотела перечить маме, уступила.

— А с Серафимом пока я посижу. Угу? — предложила Надя.

— Если пообещаешь не донимать его и не приставать.

— Не буду, ма!

— Поклянись!

— Чем?

— То, что тебе дороже всего на свете!

— Не могу.

— Почему?

— Потому что ты с бабулей дороже мне всего на свете. И подвергать ваше здоровье риску не собираюсь!

— Ясно. Задумала очередную проказу?

— Нет.

— Хорошо. Поверю. Буду надеяться, ибо больше ничего не остаётся.

— Вот и ладненько, — помахала ручкой Надя. — До встречи, бабоньки.

И хитро улыбнулась.

— А может пускай, Сима, то есть Фима, посидит на кухне, пока мы будет заниматься приготовлением еды?

— Сама же, ба, говорила: нож — опасная вещь, и вилка, — вмешалась Надя. — Что если он захочет воспользоваться ими? И мало чем ещё! Например, кипятком!

— Да ну тя, проказница!

— Ура-а-а... — подпрыгнула Надька.

Она осталась одна с Серафимом. Тот стоял у стены в старой комнате и трогал руками твёрдую поверхность.

— Чего задумал, мужик? Пройти сквозь неё? Так не получится! Мы — люди, а не ангелы — бесплотные создания, и не призраки! Телесные существа!

— А... — откликнулся Серафим.

— Б...

— Что ты сказала?

— Я? Ты про что?

— Про бесплотных существ.

— А, мы — не ангелы, люди мы! Человеки! Я — девочка, а ты — мужчина...

— И что это означает?

— Хм, сказала бы я тебе как любит отвечать мне бабуля: когда подрастёшь — узнаешь! Да и так взрослый человек на вид, а по уму — даже и не знаю.

— Что?

— Сказать тебе. Видать и впрямь амнезия!

Гость придвинулся к шторам и окну, ударился о прозрачную основу стекла.

— Невидимая преграда!

— Ага, — подтвердила Надя, поясняя, что такое стекло, и: оно бывает разным — разных цветов.

— Цветы?

— Нет, цвета — оттенки. А цветы — растения с бутонами, и мы, женщины, любим, когда мужчины вроде тебя дарят нам их в букетах. Вот бы и подарил один "веник" маме!

— Ой... — вдруг воскликнул Серафим, схватившись за живот.

— Тебе плохо?

Ответ Надя получила незамедлительно. Серафим заметался по комнате в поисках укромного места, очутился за шторой.

— Ты хочешь в туалет? — догадалась Надя.

Серафим не понимал, о чём идёт речь. И Надя силой завела его туда.

— Спусти воду в бочке. Нажми кнопку и закрой сверху крышкой унитаз.

Серафим растерялся.

— Ты хоть штаны надел? — сначала вопросила Надя, а после того, когда новый друг семьи сорвался на крик, боясь: его замуровали; выпустила. — А ты вообще-то снимал их?

— Что происходит, родные мои? — подала голос Вера.

— Учимся ходить на горшок в туалет, ма. Приспичило ему.

Надя зажала нос и наведалась в уборную комнату. Зашумела вода.

— Всё в порядке, Серафим? Моя проказница не донимает тебя? Ещё не допекла?

— А ты — еду? — отреагировала Надя, уловив запах пирога в духовке.

— Ой... — опомнилась мама. И удалилась.

А Надя занялась инструктажем, объясняя Серафиму, что такое туалет и для чего предназначен, как и все предметы там.

Вновь появилась Вера.

— Еда готова. Прошу всех к столу.

— Давно бы так, — поспешила дочь в ванную мыть руки, а Серафим замешкался, пытаясь умыться из сливного бочка. Всё-таки начудил.

Надя с бабулей застали Веру с веником в руках.

— Это чё, а? — заинтересовались они.

— Вроде сама к столу звала, ма, — продолжила дочь. — А как я вижу: прибраться собралась?

— Да нет, — растерянно ответила мама.

— Тогда веник для чего взяла?

— Не я — не сама...

— Чего?! — не дошло до её родных — бабули, что произошло.

А вот Надя кое-что смикетила.

— Только не говори нам: его тебе вручил Серафим!

— Ага.

— Ой, не могу! Ух-ху-ху... — зашлась дочь от смеха.

— Чего это с ней, Верка? — продолжала недоумевать бабуля.

Когда Надя успокоилась, то всё объяснила — подоплёку с веником.

— Это ж я голословно в общих чертах обозначила букет цветов. И объяснила, что их дарят женщинам мужчины, и... всё на этом!

— Неужели? — уловила Вера: дочь утаила от неё кое-что и не договорила, соврав.

— Ну, почти.

— Колись, проказница, — настояла бабуля.

— Сказала просто так — без задней мысли к слову ему: было бы неплохо, если б Серафим когда-нибудь в будущем подарил маме цветы.

— Ох-хи-хи... — зашлась бабуля. — Ой, не могу! Ух-ху-ху! Сейчас от смеха помру-у-у...

Вера повела себя несколько иначе. У неё навернулись слёзы на глазах, и она побагровела.

— Я не хотела обидеть тебя, доченька! Прости меня дуру старую и грешную! Ну, прости и извини! Я больше не буду! Хочешь куплю цветы — настоящие — и дам Симочке, чтобы он подарил тебе их от своего имени? Ну, будет, девочка моя!

Вера вдруг улыбнулась.

— Успокойся, ма. Действительно глупо получилось с этим веником.

Серафим не знал, как реагировать, осознав: хотел сделать как лучше, но получилось, как и всегда в таких случаях...

— Хуже некуда, — отметила Надя.

— Ничего, бывает. На ошибках учатся. Идёмте к столу, — позвала Вера.

Стол оказался праздничным. Главным блюдом на нём явился пирог.

— По случаю чего праздник, бабоньки? — проглотила Надя слюну.

— По случаю крещения Симы, — выдала бабуля. — Разве не повод?

— А то! И ещё какой!

Надя обожала мамин пирог, и ту научила печь бабуля. Однако Вера превзошла её в данном кулинарном изделии. Надя готова была вкусить мамино кондитерское изделие, но вместо выпечки пришлось для начала хлебать щи.

— По старой русской традиции, — заметила бабуля, поясняя Серафиму.

— Нет, — воспротивилась Надя, отодвинув тарелку. — Это я не ем! Я не козёл!

— Конечно, козочка моя, — придвинула Вера тарелку к дочери. — Щи свежие — из свежей капусты! И очень полезны для здоровья и фигуры.

— Скажи это какой-нибудь толстой дуре или бабуле... — всё ещё упиралась Надя.

— Чего?! — отреагировала старуха-мать. — И кто дура в доме у нас?

— Не ты, ба! Это я не про тебя — так к слову ляпнула не подумавши!

— А ну сейчас же хлебай щи, иначе не получишь десерт в виде пирога и сока, — настояла мама. И принялась обхаживать Серафима — подала хлеб со сметаной. — Ешь, родной мой. Кушай.

— Ага, а то не получишь пирога, — заворчала Надя, гоняя ложкой по тарелке капусту. — Я человек, а не морская свинья!

Вере надоело слушать нытьё дочери, и она подала ей второе блюдо.

— Это чё — макароны?

— Нет, спагетти, — завернула бабуля, подав кусок сдобы — батона.

— А мясо где?

— В пироге!

— А я думала: там тоже макароны.

— Нет, твоя любимая капуста, — отыгралась Вера.

— Чё, правда?! — растерялась Надя.

— Нет, шучу. Ягоды...

— А какие?

— Когда получишь десерт, тогда и узнаешь — не раньше!

— Ничего, я терпеливая — подожду.

Вера подала дочери соус и котлеты.

— Ну вот, другое дело. Теперь можно и поесть.

Надя принялась наматывать спагетти на вилку. Получалось это у неё не ахти как, и она принялась их глотать, втягивая в рот по отдельно взятой длинной макаронине.

— Не чавкай, как свинья!

— Сами это животное! Оно не ест макароны, а вот как вы капусту в щах — будь здоров!

— А я не чихал, — вдруг молвил Серафим, вызвав усмешки на лицах женщин.

— Наш человек, — отметила бабуля.

— Ага, с юмором у него полный порядок. А вот в голове — чехарда, — согласилась Надька.

— Ничего страшного, — заверила Вера. — Поможем. Научим жить по-человечески, а заодно и память восстановим.

Праздничную трапезу, как и семейную идиллию, нарушил неожиданный звонок в дверь.

— И кого это принесло не вовремя?! — покосилась бабуля на дочь.

Вера понятия не имела.

— Я гляну — одним глазком, — улучила Надя момент и сбежала из-за стола, желая оставить как можно больше места для маминого пирога, являющегося фирменным блюдом стола.

— Стой, проказница! Куда-а-а...

Было поздно. Надя уже находилась в прихожей. Она повисла на ручке входной двери, глядя, как и обещала одним глазом в глазок. Её взору предстал роскошный букет цветов, состоящий из полсотни длинный красных роз.

5. ВЫЯСНЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ.

— Ого! — послышался голос дочери.

— Ну что там — кто? — заинтересовалась Вера, так и не встав из-за стола.

Ответом послужило открытие Надей защёлки и двери.

— Здравствуйте, — послышался мужской голос, оказавшийся до боли знакомым.

— А, друг семьи, — усмехнулась бабуля.

На кухню его и привела Надя.

— Я не вовремя?

— Ну почему же, как и всегда — в самый раз, — отреагировала Вера. — Мириться пришёл?

— Не сам.

— Не поняла! А цветы тогда чего принёс?

— Не от себя...

— Вот как? А от кого же? Посыльным заделался? Курьером подрабатываешь?

Гость молчал.

— Кажется, я догадываюсь, ма, кто тебе их через него передал и набивается на его место, — озвучила Надя. — Его босс.

— Олигарх? — вопросила бабуля.

— Да, — вручил гость букет Вере.

Та едва удержала его.

— Вот какой должен быть настоящий "веник", Серафим, — улыбнулась озорно Надя. — Учись! А то в следующий раз подаришь швабру, так моя мама прогонит ей тебя.

— Не дождётесь, — заявила Вера. — Этого не будет — никогда!

— О, да я смотрю: у вас тут семейная идиллия, — отпустил ухмылку злорадства гость. — Не стану мешать. Уже удаляюсь!

— Нет, погоди, — пыталась Вера остановить его. — Не спеши уходить! Присаживайся к столу!

— Угу. И чё у вас на первое?

— Твоя любимая еда, козёл! — ввернула Надя. — Щи из капусты.

Гость подавился ими, и вновь подался на выход.

— Спасибо — накормили...

— Чё хамить-то? — не отстала Надя от него, сумев закрыть дверь.

— Ты по делу пришёл или просто передать от босса цветы? — очутилась в прихожей Вера.

— Разумеется, не просто так, как посыльный, — вновь вмешалась дочь.

— Надя, помолчи!

— Пожалуйста, — подалась она на кухню, открыв дверь, прикрытую мамой.

— Ну, чё там, внучка? — заинтересовалась бабуля.

— Ой, чё творится-то! Чё творится! На словах и не передать! — спровоцировала Надька бабулю. И та подалась с кухни. А той только этого и надо было.

— Кончай хлебать щи, Серафим. Мы люди, а не скотина! Хочешь маминого пирога?

Тот кивнул, уловив приятный аромат, сводивший его с ума.

— Тогда не сиди — режь пополам, коль иные наши родные уже поели, — подала Надя нож.

Он взял его, а что делать — не знал. Надя пыталась объяснить — научить, как пользоваться им. Вот тут вдруг и послышались крики в прихожей.

— За мной, крестник, — подалась Надя туда за бабулей.

И они объявились в прихожей в самый разгар словесной перепалки.

— Мы не помешали? — выдала Надя впопыхах.

Гость остолбенел, хотя прежде размахивал руками, обвиняя Веру во всех смертных грехах. Умолк. Ещё бы! Перед ним стоял Серафим и держал в руке нож. А он помнил, при каких обстоятельствах тот попал в дом к женщинам.

— У-у-убивают... — заорал гость далее.

— И даже не режут пока, — заявила Надя.

Последнее слово в её исполнении и принял как знак расставания прежний друг семьи, выскочил за дверь, сумев открыть. Осмелел на лестничной площадке.

— Не думайте, что это вам сойдёт с рук! А тем более тебе, Верка! Я всё боссу доложу — как вы встретили меня, и что ты отринула его, променяв на какого-то дикаря с дороги!

Серафим порывался остановить гостя и вразумить. Ничего путного из его затеи не вышло. Тот оказался прирождённым спринтером.

— Это что сейчас такое было в твоём исполнении, Серафим? — едва сама Вера нагнала его с семьёй лестничным пролётом ниже.

— Почему у тебя в руке нож? — продолжила Люба. — Кто тебе его дал? Ведь не сам взял!

— Ну, чего вы пристали к человеку? — вмешалась Надя, стремясь перевести разговор в иное русло. — Если бы не мы с Серафимом — вам не удалось избежать беды!

— Ага. Значит это твоих рук дело, проказница, — дошло до мамы с бабулей.

— Да вы чё! Мы с Серафимом собрались вкусить пирога, а вы заорали, вот нелепость и вышла — по чистой случайности.

— Ох, врёшь, проказница! Как пить дать!

— Могу принести воды, ба.

— Не надо. Я ещё в силах сама себя обслужить!

— Тогда пошли домой — к столу, — напомнила Вера: у них праздник по случаю крещения Серафима. — Есть пирог.

— Давно бы так, ма, — порадовалась Надя.

И пир продолжился, не взирая ни на что. Потуги бесплотной тени пошли прахом. Но она продолжала строить козни женщинам, ставшими в одночасье достойными соперницами, защищая жертву, отданную ей на заклание Ангелом смерти; заглядывала в окна, кружа вокруг квартиры Веры, пока не застала её семью в полном составе за столом на кухне, и закружилась в вихре от злости.

Тут как тут раздался телефонный звонок.

— Опять он — неугомонный, — определила Надя на слух по мелодии мобильника — кто звонит.

— Это что за надпись?! — вопросила у неё мама.

Вместо "друга семьи", красовалась иная — в одно слово: "вдруг".

— А что, — усмехнулась бабуля. — Правильно написала, внучка! Разве это друг, когда является ни с того, ни сего вдруг, и то по работе! О любви не может идти речи!

— Не принимай звонок, ма, — попросила Надя.

Вера в укор дочери поступила наоборот, поскольку не договорила с непосредственным своим начальником.

— Ты лучше скажи, Верка: намерена работать у меня или мне уволить тебя?

— А как хочешь, так и поступай, — отключилась она.

"Вдруг" позвонил вновь.

— Ну, чё те, друг? — послышался в ответ голос бабули.

— Могу я поговорить с вашей дочерью, тётя Люба?

— Какая я тебе тётя, сопляк! Не звони сюда больше! Понял или ещё не совсем?

Последовал обрыв связи.

— Вот шальные, как пули! Одно слово — бабы! — бросил гость мобильник на сидение, и схватился за руль, рванув с места. Далеко не уехал. И в третий раз позвонил, но уже в дверь.

— Обана! — предстала перед ним Надя с надкусанным куском пирога в руке. — Опять друг! С чего это вдруг?

— Я не доел щи!

— А, ну заходи, козёл. Нам как раз в доме и не хватало скотины. Хотя я давно просила маму завести собачку или кошку, раз она не хочет мне рожать братика или сестричку. Я ж не знала, что ты ей в том не помощник!

Гость готов был сбежать в очередной раз, да опомнился.

— Так чё случилось, а?

— ЧП...

— Чи-что? — принялась Надя жевать мамин пирог, дразня гостя — распаляла аппетит.

И тот сдался, пройдя в прихожую.

— Кто там, проказница?

— Сюрприз, бабоньки.

— Чего? — подались они к ним.

— Вот так-так... — молвила Вера. — Тебя, каким ветром к нам занесло, вдруг?

— Машину занесло на повороте.

— Разбился, значит?

— Почти, тётя Люба. Извините, а! Простите...

— Бог простит, а подать и мы сможем. Пошли к столу.

— Так по случаю чего праздник? — заинтересовался гость.

— По случаю крестин Серафима.

— Стало быть, узнали, как его зовут?

— Нет, просто назвали иным именем — батюшка в церкви, дав возможность ему самому сделать данный выбор.

— А, понятно, как и занятно, — усмехнулся гость. — Значит, завели себе игрушку вместо очередного ребёнка или зверушки?

— Ну, ты! Не очень-то, вдруг!

— Чего?

— Был друг, а стал — вдруг, — пояснила Надя.

— Не понял!

— Не всем дано, дядя. Лечись, хотя всё одно не поможет! В твоём случае медицина бессильна!

— А как насчёт него? Что говорят врачи?

— Здоров он. А так — амнезия, — продолжила Вера.

— Ясно. Не стали показывать психиатру. Ну что же, могу пособить. Хотите, им займутся светила науки в данной области медицины и вернут память в два счёта?

Вера призадумалась над предложением гостя. Тень извне прильнула к окну, стараясь подслушать.

— Я подумаю, — заявила она.

— Конечно-конечно. Завтра воскресенье — выходной день. А вот в понедельник я договорюсь с кем надо и...

— Хорошо, уговорил. Я согласна.

— А вы это у Серафима спросили? — возмутилась Люба. — Согласен ли он?

— Ну, ба! Ты порой и даёшь! Городишь такое: психи отдыхают! — ввернула Надя. — Человеку память вернётся, и он станет нормальным.

— А по мне, так он и сейчас лучше любого мужика.

— Сделали из него марионетку — подкаблучника — и рады, — заявил гость, проявив мужскую солидарность. — И потом он у вас не зарегистрирован!

— Ничего, зарегистрируем!

— Вот как, Верка! Неужто пропишешь у себя?

— Да...

— На каких правах — очередного члена семьи?

— А хотя бы!

Гость подавился пирогом.

— Скорее дайте воды-ы-ы...

— Получи-и-и... — не пожалела Надя по такому случаю сока и облила гостя.

— Вот спасибочки! Умыли, так умыли! — вскочил он из-за стола.

— Не уходи! Посиди ещё с нами, дядя. С тобой весело.

— Прямо до смерти! — подался гость на выход.

— Ну и вали!

Вдруг остановился.

— А вот и не уйду! — вернулся он к столу.

— Интересно? — удивилась Вера.

— Что? Выгоняешь?

— Нет, но...

— Я ведь тоже в прошлом друг семьи, как ныне настоящий — Серафим! Может, выпьем чего крепче сока, как мужики? Обмоем твоё крещение, мужик? Ты мужик или как?

Гость приметил из-под спартаковской майки женские брюки из гардероба Верки. В нём взыграло самолюбие, и он решил отомстить.

— А вот теперь — скатертью дорожка!

— Не угадала, родная моя! Я ещё посижу у твоей самодранки, — продолжилась перебранка.

— Ты чего молчишь, Сима? — попросила бабуля у него защиты. И сунула в руку нож.

Тот воспользовался им, принявшись нарезать остатки пирога в блюде.

— Ха-ха... — дошла до гостя вся подоплёка. — А я, дурак, ещё испугался его! Ох-хо-хо...

— Конечно, дурак! А кто же ещё! — поддержала Надя родных. — Ты, Серафим, лучше гостя порежь на куски.

— Чего? Как? — отреагировал он.

— Ножом в бок пырни разок. Но несильно и неглубоко, а то ещё помрёт и раньше от страха, наложив полные штаны! Ты, вдруг, памперсы прихватил?

— Вы чего это, девки? А? А-а-а... — выскочил гость из-за стола, и, миновав прихожую, закрылся в туалете.

Ему не понравилось, что Серафим отреагировал на него со слов девчонки поворотом головы, не слышал того, чего он молвил.

— Грех резать человека — один из семи смертных! А ещё в церковь ходите и Богу молитесь!

— Да ты чего? Мы ж пошутили! — стремилась Вера унять его.

— Наша проказница пошутила. Озорничает она так на словах, — подхватила бабуля.

— А вы в курсе: убить можно и словом, как и делом.

— Ой-ё-о... — перекрестилась старуха-мать. — Да ты говоришь как наш батюшка из прихода! Уж не святым человеком был в прежней жизни — скитальцем? Поди, монахом или аскетом-затворником от мирской суеты?

— Не знаю, не помню, — положил Серафим нож на стол и пошёл прочь с кухни.

— А куда это он? — не смогла встать со стула Вера. Ноги отнялись.

— Я прослежу — одним глазком. Ага, ма? — подсуетилась Надя.

— Угу, — кивнула ей вместо неё бабуля. — И-иди-и...

Серафим остановился подле двери в уборную комнату. Там его и застукала Надя, когда он постучал в дверь.

— Выходи, мил человек.

В ответ тишина, которую нарушило звучание мобильного телефона. Прежний друг семьи куда-то звонил. Надя пыталась поспешно предупредить маму с бабулей о том, услышала звонок в мобильнике у мамы. Друг, что нынче вдруг, трезвонил ей.

— Вот ненормальный, — обмолвилась Вера, приняв вызов. — Ты где? Куда запропастился?

— Где-где! В твоём доме! В туалете!

— Ему там самое место, засранцу, — заметила к слову старуха-мать.

— Чего закрылся? От кого — от нас? Ну и дурак!

— Не я, а вы — ваш квартирант! Он ломится ко мне в дверь! Если не усмирите, я вызову милицию и скорую помощь. И сдам его в психушку! Этого хотите? Так получите!

Связь оборвалась.

— Ой... — кинулась Вера к туалету, набрав номер гостя. Тот не отвечал. Произошёл сбой вызова. Его телефон был занят. Он куда-то звонил. И куда — Вера знала.

— Открой, псих! — загремела она по двери. — А то я сама сдам тебя в психушку! Скажу: ты вломился ко мне в квартиру, и прочее в том же духе! Так что угомонись! И прими мой вызов!

Гость отключился.

— Верка, давай просто поговорим — без истерик.

— Ну, давай. Чего надо от меня, а? Успокоиться не можешь — мстишь мне за то, что я оставила тебя, а не ты — меня?!

— Да будет тебе! Кто старое помянет — тому глаз долой!

— А кто забудет — два! — вставилась Надя.

— Не мешай, проказница, — вмешалась бабуля. — Не встревай в серьёзный разговор между взрослыми! Уймись!

— Вот-вот, — подхватил гость. — И Серафима своего угомоните! Закройте его от меня!

— Мы в своём доме — хозяева!

— Да будьте же благоразумны, тетя Люба! Люблю я вашу дочь, иначе бы не пришёл сюда сам!

— Так не сам — сказал: босс послал, — выдала Вера.

— Это с одной стороны, а с другой...

— Поздно! Поезд укатил! Пирон опустел, — залепила Надя. — У нас новый проводник в вагоне по жизни! Поэтому не суетись почём зря! Верно, Серафим?

Тот промолчал. Ему нечего было сказать.

— Ну, ты хоть подай голос — заступись за нас перед захватчиком!

— Обманом благому делу не поможешь, только больше навредишь и всё окончательно испортишь.

Гость покинул временное укрытие, сообразив: новый друг семьи ему ни только не причинит зла, но и не соперник. Просчитался, и не в отношении насилия.

— Ну что скажешь мне, Верка?

— На что?

— На моё предложение выйти за меня замуж? Отдаю руку и сердце!

— А к ним что-нибудь ещё прилагается? — вставилась Надя.

— Кошелёк и прочие блага нашей цивилизации.

— Спасибо, конечно. Но мы пока не бедствуем! Любовь не купишь! — продемонстрировала Вера прежнему другу кукиш.

— Получил, — влепила на словах старуха-мать.

— И всё равно, дамочки, не спешите с выводами! Как и ты, Верка, давать окончательный ответ. У тебя есть время...

— Помню — до понедельника.

— Я не про то — не про психа твоего. И готов жить в будущем с ним, если тебе угодно. Приму как ещё одного члена твоей семьи, кем бы он ни был. Пусть даже братом названным!

— А как насчёт любовника? Что на это скажешь?

— Что не его надо вести в понедельник к психиатру, а тебя! Совсем рехнулась? Истеричкой стала!

— От тебя набралась!

— Хватит! Квиты! Сколько можно об одном и том же? Давай лучше поговорим...

— Так вроде уже говорим...

— Как нормальные люди!

— А ты, стало быть, ненормальный?

— Верка!

— Я в курсе, как зовут меня! Чё те надо, а?

— Уже сказал: выходи за меня замуж!

— Ты хорошо подумал?

— Да...

— Сомневаюсь. Просто с дуру ляпнул, испугавшись потерять меня, как своего самого лучшего и исполнительного сотрудника! Босса испугался — олигарха? Можешь "тёплого" места под солнцем лишится? Так не боись! Больше не подведу! Выйду на работу! Не брошу...

— Меня?

— Работу! Жить-то за что-то надо!

— Давно бы так! Я тут даже подумал и решил: увеличить тебе жалование в...

— Сколько?

— ...двое...

— И всего-то?! А конкуренты больше предложили.

— Втрое! Согласна?

— Подумаю на досуге, но обещать ничего не стану.

— И как долго?

— До понедельника сойдёт?

— А ну да, разумеется.

— На этом всё или есть ещё что сказать?

— Да-да! Моё предложение руки и сердца остаётся в силе!

— И мой ответ!

— Почему, Верка?

— А зачем ты моей маме сдался по частям! Ты ж не донор, а она не больная! Живи! — ввернула Надя.

— Всё! Свободен! — не дала Вера времени гостю на обдумывание.

— Так значит, я завтра зайду?

— Завтра только воскресенье, а понедельник после! Не забыл? Ещё не разучился считать дни недели?

— Хорошо, Верка. Пойду.

— Пока-пока, — помахала ему рукой Надя.

— Нет, уж лучше до свидания!

— Не жди! И не надейся! Не будет его у нас! Только встречи на работе и по работе! — бросила напоследок хозяйка.

Гость ничего больше не сказал, хлопнув входной дверью.

— А где Серафим? — опомнилась Вера, поглядев вопросительно на дочь. — Кто ушёл?

— Вдруг, — заверила она. И подалась в ту комнату, где ночевал Серафим. Его там не оказалось.

Женщины застукали его в комнате у бабули. Он сидел молча перед иконами и смотрел — не на них, а сквозь них куда-то в неведомую даль за гранью доступную уму разумного человека.

— Не будем мешать ему, — сказала бабуля. — Пускай немного побудет наедине. Может память вернётся.

Вера согласилась, и женщины переместились на кухню наводить порядок, за исключением Нади.

— Я тут подежурю — на посту. А то мало ли что, — убедила она мать и бабку; заглянула украдкой к Серафиму.

Тот не заметил её присутствия, и не отреагировал, когда она села подле него на кровать, а после задремала, прижавшись к нему. И Серафим положил сверху на неё свою руку — инстинктивно.

Перед его глазами встала картина в виде дымки. Видение снова повторилось. Взрослый сын у постели немощной умирающей матери. Они оба молчат и ничего не говорят, только смотрят один на одного, и понимают друг друга без слов по одному взгляду. И вновь обрыв. Видение улетучилось словно мираж.

Перед взором Серафима предстал образ Святой Троицы с иконы, и иные лики святых с иных. По лицу покатилась слеза, упав на щёку ребёнка. Надя вскрикнула от неожиданности. На её крик явилась мама и бабуля. Они не сказали ни слова — молча заглянули и молча удалились, но от двери не отошли, оставаясь в коридоре.

— Не мешало бы и впрямь принять предложение друга, доча.

— Выйти за него замуж, ма, и испортить — ему, себе и вам — жизнь?

— Типун тебе на язык, Верка! Я про психиатра — вернуть человеку память, чтоб он не мучился и не страдал, а мы вместе с ним.

— А мне хорошо с ним. Как увижу, да ещё с дочерью своей на руках, становится спокойно на душе. Словно он не человек, а...

Вера осеклась, не докончив начатую мысль вслух.

— Кто? Что за существо? На кого намекаешь? Думаешь, как и я, что он — монах?

— Если бы, а то бери выше!

— Священник?

— Нет.

— А кто тогда? Чё-то я не пойму тебя! Не папа же Римский! То есть митрополит!

— Скажешь тоже, ма!

— Не я, а сама! Вечно ты не договариваешь, Верка! Вот и приходится думать не Бог весть что!

— А ты не думай! Живи проще!

— А сама?

— Уже. Или незаметно?

— Заметно, что...

— Что?

— Рехнулась!

— Разве? Когда мне на работе станут платить втрое больше прежнего! А там психов не держат.

— Они — твои боссы! Ведь всем известно? Дуракам везёт!

— Нет, ма, это обычное заблуждение всех малоимущих людей! Ибо дурак не заработает миллионы! Деньги так просто в жизни не даются, а на определённые цели!

— Так какая у тебя цель, коль нам обломилось такое счастье в троекратном увеличении твоего жалования?

— Расходы на содержание в виду увеличения семьи.

— Квартиранта что ли? Так по логике вещей тебе должны были предложить двойную оплату, а не тройную! Или погоди! Ты беременна?

— Что ты, мама! Нет!

— Ой, не ври! Ведь всё равно откроется тайна, когда живот не спрячешь! — Старуха-мать покосилась дочери на талию. — О, уже выпирает!

— Это потому что я поела вдоволь, забыв про диету! И раз в неделю могу себе позволить поесть от души! Не всё себя и вас голодом морить, да питаться йогуртами с бифидокефиром.

— Ты потребляешь данную отраву, заражённую бактериями? Чтоб моей внучке эту гадость не покупала! Лучше пить обычную простоквашу из натурального молока!

— Но там большой процент содержания жиров, ма! Они вредны!

— Тебе, а не внучке! У неё растущий организм!

— Чего ссоритесь? Из-за кого — меня или нас? — появилась Надя в дверном проёме в сопровождении Серафима.

— Мы не помешали вам? — прибавил он.

— Ой, скорее мы — вам, — опомнилась бабуля.

— Нет, всё нормально. Могу я быть, чем-нибудь полезен вам?

— Это интересно, — переключилась Вера на Серафима. — А что ты умеешь делать?

— Не ведаю, но если покажете — всё смогу и одолею. Любую науку.

— Тогда реши за меня математику и прочитай чтение, а заодно напиши домашнее задание по языку, — тут же нашлась Надя. — Справишься? Или не знаешь, что такое Букварь и таблица умножения?

Мама с бабушкой улыбнулись.

— Пущай поиграют в уроки, — подмигнула бабуля дочери.

— Пускай, а мы с тобой наведаемся в магазин: ты — за продуктами, ну а я — за вещами, — прикинула Вера на глаз размер одежды Серафима. — А заодно разберусь с машиной.

— А я как же? На чём поеду в магазин?

— На такси! Не жалей денег, ма. Я ж теперь получать стану втрое больше.

— А, ну да, ну да. Блажен, кто верует!

— Так ведь сама! И в церковь ходишь, — остались квиты женщины.

Серафим наведался в комнату Нади, знакомясь с квартирой своих спасительниц.

— Вот учебники, — показала она. — Читать умеешь сии письмена? Буквы и цифири ведаешь?

— Писано странно, но язык знаком, — заключил Серафим.

— Погоди!

Надя выглянула из комнаты. Бабули уже не было, как и мамы. Они остались одни. И воспользовавшись положением полноправной хозяйки, пусть и временно, Надя притащила Серафиму "подарок".

— А сие прочитать сумеешь?

— Псалтирь.

— Точно. И писан на старославянском языке. У бабули есть ещё на том же языке Библия с молитвенником.

Серафим взглянул и на них.

— Да ты и впрямь священник. Ишь как читаешь "Отче наш"! Батюшка в храме и то не идёт в сравнении.

— Это я по памяти.

— Выучил? Когда?!

— Не знаю, не помню.

— А что ещё можешь прочитать наизусть?

За данным занятием их и застала бабуля по возвращении из магазина, вернувшись домой с посыльным.

— У вас тут типа секта? — зароптал носильщик.

— Я верующая — православная христианка!

— А, ну-ну. Будь, по-вашему. Так я пойду?

— А деньги? — крикнула ему вдогонку бабуля, забыв расплатиться.

— Вот... — бросил посыльный то, что оказалось у него в кармане — мелочь.

И наступила тишина.

— Ой... — опомнилась Надя, стремясь скрыть следы "преступления" — шмыгнула с книгами на старославянском языке к бабуле в комнату.

— Ты что это делала у меня там, проказница? — догадалась бабуля. — Воруешь?

— Ты чё, ба! Я и у тебя? Да за кого ты держишь меня! Чай родственники! Так чего нам делить?

— А кто брал Библию и псалтирь?

— А их Серафим по памяти читал, как и молитвы.

— Неужели?

— Сама спроси.

Надя попросила помощи у него. И он не выдал её.

— Во даёт! Ишь как шпарит! Точно священник! Значит, проказница, быть твоей маме попадьёй — не иначе!

— Думаешь, ба: он — поп?

— Ну не певец же! Хотя голос у него звонкий, и слухом не обделён!

— Чем вы тут занимаетесь, родные мои? — явилась домой Вера с весёлым видом.

— Починила машину, ма?

— Сама завелась с пол-оборота.

— Вот это новость!

— Да ну! То ли дело Серафим, — выдала бабуля.

— А что он учудил?

— Ты не поверишь, ма...

— Уже! Дальше подробнее!

— Читай молитвы — отче, — подмигнула бабуля ему.

И Серафим не подвёл.

— Я ж говорю: он — поп!

— Но не певец, — прибавила Надя.

Вера растерялась на миг, а после призадумалась.

— Да не боись, дочка! Священники — не монахи. Им можно женится.

— А ты уверена, что он священник, а не монах?

— Чё, боишься в девках остаться?

— Нет, вот оставлю вас, и сама в монастырь уйду!

— Ну-ну.

— Если только мужской, ба.

— Ох, и проказница же ты у меня, внучка!

— Так что будем делать с ним? — кивнула Вера в сторону Серафима.

— Пускай сам и решает. Не можем же мы его силой заставить идти на приём к психиатру. Вдруг тот и впрямь признает его невменяемым. И что тогда?

— Всё одно не бросим! — заявила Надя.

— Да конечно, доча, — заверила Вера, попросив, чтобы её оставили наедине с Серафимом.

— Опять раздевать его будешь? — хитро спросила Надя, приметив мужские вещи в сумках у мамы.

— Чтобы тут же одеть.

— Ну-ну! Только не затягивай с примеркой, Верка! А то и впрямь забеременеешь!

— Ну, ма!

— Тогда я хочу братика! — ляпнула в продолжение Надя.

— А почему не сестричку?

— Можно и её, но лучше сразу двойню, ма!

— Тогда уж тройню!

— Ой, сдурела, Верка!

— Спокойно, родные мои! Ничего не будет. Обещаю. Так что не бойтесь!

— Это все говорят, а потом в ЗАГС под венец спешат! Не соблазнись и не соблазни! Грех! Ведь убогий человек!

Когда Вера приодела Серафима и представила на обозрение родным, бабуля взяла свои слова обратно.

— Вот это красавчик!

— А то — убогий, ба, — посмеялась Надя. — Аки спортсмен! Мужчина хоть куда! И маме нашей подстать!

Серафим взглянул на себя в зеркало и не признал — поклонился, протянув руку к собственному отражению для приветствия.

— Кто ты, мил человек?

— Сам, — усмехнулась Вера, став рядом, давая Серафиму понять: это они отражаются в зеркале.

— Я?!

— Да, и сильно изменился — стал краше, чем прежде.

6. КОШМАР.

Дело было уже поздним вечером и на улице стало темнеть.

— Пора спать, — заметила бабуля.

— Надя, иди к себе в детскую, — сказала мама.

— Я-то пойду, и бабуля к себе в комнату, а вот ты куда?

— Да, — заинтересовала старуха-мать.

— В спальню.

— Это нам понятно.

— А что же тогда вам непонятно, родные мои?

— Одна или с ним?

— Ну, не положу же я его на полу, как и в больничную койку. Это дурной знак!

— А с собой, значит, хороший?!

— Это сейчас в порядке вещей, ба.

— Помолчи, проказница! Я не с тобой сейчас разговариваю, а с мамой!

— Вообще-то я, ба, затронула данную тему.

— А чего вы боитесь, женщины? — спросил Серафим. — Неужели меня — того, что я причиню зло вашей семье? Так неспособен на вред!

— Ты — нет, а вот моя дочь Верка... — сомневалась в ней — её разуме старуха-мать, — может таких дел натворить!

— Клянусь всем тем, родные мои, что дороже мне всего на свете, — заявила она. — Всё будет пристойно!

— Чем — нашим здоровьем или Симы, что Фима, а?

— Спокойствием в родном доме. Не позарюсь на него — красавчика.

— А глазки-то, глазки заблестели, хитрунья! Ну да Бог с тобой, дочка! Взрослая женщина! Одно прошу — не порти мужика!

— Не буду, ма.

— Вот теперь верю, Верка.

— Идите спать!

— Но учти: я буду начеку!

— И я, ма, — присовокупила Надя.

— Хорошо, родные мои, значит, я могу спокойно спать и не опасаться за Серафима.

— Да чего со мной может произойти? Я ж не этот, как вы говорите...

— Псих!

— Нет, внучка, он — божий человек! Я в том лишний раз и убедилась сегодня. Поэтому наши опасения на его счёт беспочвенны и напрасны. Он — святой!

— Типа как блаженный, что являлся юродивым на Руси?

— Опять, тебя, внучка, понесло не туда.

— Идите спать! Я кому сказала! — настояла Вера, засыпая на ходу. Она зевнула, прикрыв рукой рот.

— Что, не терпится уединиться? — ещё раз язвительно улыбнулась старуха-мать над дочерью.

— Да сколько уже можно подначивать одним и тем же на одну тему! Самой ударил бес в ребро на старости лет, ма?

— Это точно. Ты права насчёт бабули, — засмеялась Надя, подмигнув маме. — Так держать!

— А ну марш спать! — ухватилась бабуля за ту. — Я к тебе обращаюсь, проказница!

Надя показала язык бабуле и была такова, укрывшись в детской комнате.

— То-то же, — порадовалась бабуля, подмигнув в свою очередь дочери.

Вера особо не обратила внимания. Она предложила Серафиму пройти в спальню, где по обыкновению спала сама — и последнее время одна.

— Располагайся, красавчик. Не стесняйся. Все свои. Кровать двуспальная — места нам обоим хватит! Да не бойся меня! Я не трону тебя. Я на самом деле устала за эту неделю и хочу спать — отоспаться в последний свой выходной, а то с понедельника на предстоящей неделе опять начнётся на работе чехарда, да и с тобой предстоит разобраться — помочь. А дальше как Бог даст.

Серафим молча повиновался. Он завалился на кровать с одного края в том, чём был одет.

— Вообще-то у нас принято снимать одежду, — заявила Вера.

— Я всё слышу, доча, — подала голос старуха-мать из-за двери.

Вера приоткрыла дверь из комнаты в коридор.

— Если хочешь — спи с ним, а я займу место в твоей комнате!

— Класс... — мелькнула Надя из-за проёма детской. — Ничья! Пока...

И скрылась, закрыв дверь, прячась от бабули.

— Вот я тебя, пиписька ты этакая!

— Просьба не шуметь, родные мои, — попросила в шутку Вера. — Ночь на улице! Кругом люди спят! И я желаю того же!

Она закрыла дверь спальни и повернулась к кровати. Глаза у Веры округлились и полезли на лоб.

— О-о-ой... — тихо выдала она, так, чтобы не слышали родные.

Серафим стоял обнажённым.

— Ты что делаешь? — не могла опомниться Вера.

— Сделал то, что ты сказала мне, — ответил он вполне спокойно.

— Сейчас же оденься! — зашептала Вера. — Пока нас вновь не застукали мои родные! Особенно тебя в костюме Адама!

Вера едва удержалась от соблазна примерить самой наряд от Евы. Зажмурилась.

— Спокойно! Я хочу спать! Просто спать...хотела!

Она поняла: ночь будет тяжёлой. Ей удалось объяснить Серафиму, что на нём всегда должны быть трусы.

— А майка — это уже твоё личное дело. Мы не нудисты! У нас не принято выставлять напоказ полностью обнажённое тело!

Только тут Вера вспомнила, что сама последнее время спала под одеялом без одежды, дабы тело отдыхало. А тут гость! И ночной рубашки у неё не было.

— Не смотри! Отвернись! — попросила она у Серафима. — Живо!

Тот исполнил указание в одно мгновение. И всё же Вера услышала, оставшись в нижнем белье, его реакцию на то, что делала сама.

— О-о-о...

— А-а-ай... — обернулась она. И поняла причину воздыхания Серафима. Вера была у него как на ладони, поскольку он видел её не по своей воле в большое зеркало перед лицом. Она отражалась в нём.

— Чёрт! Забыла... — опомнилась Вера.

Тень за окном забилась в окно, но не прошла сквозь невидимую преграду — стекло, услышав призыв.

— Зажмурься!

— Как?

— Закрой глаза!

— Ты предлагаешь мне спать стоя, Вера?

— Нет, Серафим, — улыбнулась озорно она. — Ложись в кровать. И накройся одеялом.

Серафим исполнил в точности её указания — закрыл глаза.

Вера не спешила выключать свет бра, покосилась на гостя.

— Спишь?

— Угу... — отреагировал Серафим.

Вера вновь усмехнулась.

— Ну-ну, спи, друг.

И выключила свет. Сон не шёл. Она лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок. Вид тела обнажённого мужчины взбудоражил её.

Веру тянуло к Серафиму.

"Похоже, права была мама. Нельзя мне больше оставаться наедине с ним, да ещё в преддверии ночи в одной постели. А то так недолго и согрешить! Чёрт, а так хочется, что хоть вой как волчица!" — стиснула Вера зубы, дабы и впрямь у неё из груди не вырвался стон в ночи.

Серафим опередил её. Он нервно заворочался в постели. Вера насторожилась. Ещё бы! Его рука, откинутая резко в сторону коснулась её груди.

"Вот тебе, ма, и святоша! — подспудно подумала Вера. — Не монах! А может и не священник вовсе, а какой-нибудь сектант! Только его мне в доме и не хватало!"

Серафим сжал руку — ту, что лежала на груди у Веры.

— Господи, прости-и-и... — готова была она предаться греху.

Не тут-то было. Серафим вскрикнул.

— Тихо, дикарь! Услышат! — не желала этого Вера.

Было поздно. В коридоре послышались шаги.

— Вот шпионки! — откинула Вера руку Серафима с груди, и сомкнула поспешно глаза. Она уловила: старуха-мать стоит у двери, затаив дыхание, и ловит на слух шумы.

Серафим не подкачал. Он вновь застонал.

— О, Господи! — перекрестилась старуха-мать.

— Пресвятая Богородица, Заступница, Дева Мария, спаси и пронеси!

— Ну, чё там, ба? — потревожила ту Надя, молвив заспанным голосом.

— Т-с-с, проказница, — зашептала бабуля. — Не шуми!

— А чё так? — очнулась в тот же миг Надя и услышала стоны. — Ох, ты! А чем это они там занимаются? Только не говори: подрасту — узнаю! Я и так знаю...

— Что?

— Догадываюсь, чем они могут там заниматься!

— И чем же, когда спят?!

— Неужели, ба! Сама меня всегда учила не врать!

— Да кто врёт, кто врёт! Там ничего не происходит!

— Спорим?

— Чё?

— Проверим?

— Нет!

— Да... — повысила Надя голос.

Бабуля сдалась.

— Стой здесь, а я в разведку!

Приоткрыла дверь. Надя всё-таки сумела просунуть голову в щель между бабулей и дверью.

— Странно...

— Вот и я о том же, ба, — согласилась Надя.

Мама лежала спиной к Серафиму, а тот стонал тихо сквозь сон.

— Вроде всё пристойно-о-о...

Бабуля не заметила, как прижала внучке голову.

— Ты чё, ба! Казнить меня задумала? Из ума выжила на старости лет?

— Цыц, проказница! Не шуми! Сама виновата!

Они отступили от двери, подавшись по своим койкам. Вера не удержалась и хихикнула в подушку, а после мгновенно отреагировала на стон Серафима. Он в его исполнении усилился.

— Вот где дура! Ему плохо, а я решила: он — сексуальный маньяк! Сама одно слово — нимфоманка! И по делом мне, что сюда заглянули мои родные! Иначе бы и впрямь совершила глупость!

Вера включила бра. Серафим не очнулся. Он продолжал лежать с закрытыми глазами и стонать, дёргаясь нервно время от времени.

Вера не знала, что делать. С одной стороны ей хотелось избавить его от мук и разбудить, а с другой — не желала прерывать видение подобное на кошмар.

— Вдруг утром он вспомнит его, и оно будет о его прошлой жизни!

Так и было. Серафима одолевал внутренний страх, затаённый далеко в тайниках его заблудшей души, только сейчас всплыл наружу.

Кошмар усиливался. Это Вера осознала по тому, как он заметался по кровати.

— Во даёт! — дошло до Веры: пора будить. Она навалилась всем телом сверху на Серафима. — Очнись! Проснись! Не спи! Подъём!

Тут как тут наведались "шпионки", застукав на месте "преступления" близких людей.

— Я так и знала, — заявила старуха-мать. — Что ты не удержишься и соблазнишься!

— Я уже давно не ребёнок — взрослая женщина! И у меня самой ребёнок!

Надя и заглянула, просунув голову у бабули меж ног.

— А чем это вы тут занимаетесь, ма, с Серафимом?

— Бужу я его! Понятно!

— Посреди ночи?!

— Да! А что тут такого?

— То-то и оно, что люди по ночам спят, ма!

— Тут иной случай!

— Вот искусительница! И это моя дочь! — возмутилась бабуля. — Ай-яй-яй...

— Вы неправильно поняли меня! Я будила его потому, что он стонал, а после стал кричать и бушевать! Серафиму приснился кошмар!

Он подтвердил слова Веры — вскрикнул, схватив её за лицо, и очнулся.

— Не верю! — выдала бабуля крылатую фразу, принадлежащую великому режиссёру — Станиславскому, когда он корил актёров за халтурно сыгранную роль. — И всё тут! Хоть убейте!

— Что с тобой, Серафим? — испугалась Вера. Ей было больно. — Отпусти-и-и...

— Ой! Простите меня-а-а — опомнился он и разжал руки.

— Ты мне чуть шею не свернул. А мог и голову оторвать!

— Неужели, правда? — поверила на этот раз старуха-мать словам дочери. — С ним и впрямь надо быть осторожными! Вдруг он бандит с дороги — маньяк... раскаявшийся, и подался в паломничество замаливать свои грехи!

— Угу, — согласилась Надя. — Я помогу маме — постерегу его ночью.

— Спать иди, проказница! Толку от тебя, как от комара, собравшегося завалить в одиночку слона, да расшибшегося об его зад, а тот и не почувствовал даже укуса!

— Это кто слоняра — Серафим?

— Я — человек — изгой! Сами говорили, — опешил он.

— Так-то оно так, да не совсем так, — подхватила Вера. — Давай говорить прямо — на чистоту. Что тебе приснилось?

— Не помню.

— Ладно. А почему в КПЗ случилась истерика? Что тебя там вывело из себя — решётка или замкнутое пространство? Уже приходилось сидеть?

— Так у него нет наколок на теле, ма! А зеки без них не выходят. Аксиома!

— Значит не в тюрьме, а временно в КПЗ. Точно? Я права?

Серафим пожал плечами.

— Не знаю. Не помню. А врать не хочу! Не могу!

— Хорошо. Бог с тобой...

Тень отшатнулась от окна спальни и закружилась в неистовом вихре. Понеслась прочь. Недолго отсутствовала. И вновь вернулась по прошествии небольшого промежутка времени.

Скандал в доме у женщин удалось унять, и все вновь подались спать.

— Если что, дочка, мы с Надькой рядом, — заверила старуха-мать. — Будем начеку.

— Только свистни, ма, и будем тут как тут, — присовокупила дочь.

— Я не умею свистеть.

— И не надо, дочка! Не слушай ты эту проказницу. А то денег в доме не будет!

— Это всё суеверия, ба! И в старь на дорогах свистели разбойники, грабя путников. Поэтому с той поры и пошло данное поверие.

— А теперь что ли не так, когда на дорогах всё равно свистят, но не разбойники, а милиция — ГАИ.

— Хм, сравнила хрен с редькой! Эти гораздо хуже! Отнимут всё, и ещё придётся выкуп внести — штраф платить! — вмешалась Вера в разговор родных.

На том они и угомонились.

— Тогда если что — кричи! Не будь дурой — не молчи! Хотя бы мычи! Ну, ты поняла меня, Верка?

— Ага, мама, — заверила она.

— Неужели я столь опасен для вас?! — удивился Серафим. Он не мог поверить в то, что про него говорили женщины. — Это на меня не похоже! Я не такой!

— А какой же ты? — заинтересовалась Вера, ища зацепку.

— Другой...

— Это какой? Конкретно!

— Не злой...

— Но и не добрый!

— Неужели недобрый человек?

— Нет, не разбойник, хоть и нашли мы тебя у дороги. Просто устал, да и сон дурной приснился, вот и начудил. Угомонись, и спать ложись. А я постерегу тебя. Угу.

Серафим вновь лёг на кровать, но глаза не спешил закрывать.

— Не спится? — поинтересовалась Вера.

— Даже и не знаю.

— Это твоя любимая фраза? Нравится прикидываться дурачком, как это делали на Руси шуты и юродивые при царях, являясь умнейшими людьми своего времени?

— Не знаю.

— И что ты заладил — не знаю, да не знаю! А пора бы уже разобраться в себе!

— Я согласен.

— На что?

— На посещение в понедельник психиатра.

— Неужели? Это твой окончательный выбор, поскольку я не собираюсь давить на тебя! Просто так получилось всё нелепо! Можешь отказаться.

— Нет, я это делаю не только и не столько ради вас, просто на самом деле хочу разобраться в том, кто я, что за человек, и вообще ли человек.

— Что? — сообразила Вера: Серафим кое-что скрыл от неё. Он явно помнил кошмарный сон — видение — во всяком случае, отдельные отрывки из него, иначе бы уснул тотчас. А он продолжал бодрствовать. — Договаривай, коль начал.

Серафим закрыл глаза.

— Не претворяйся, будто собрался спать. Ведь боишься: вновь приснится кошмар. А ты запомнил его отчасти! Ну же, говори! Что видел? Чего собой представляло видение? Не молчи!

Серафим зарыдал. Вера придвинулась к нему, стремясь утешить и успокоить. Её словно обожгло при соприкосновении, и она вдобавок поцеловала Серафима в лоб. Потом ещё раз и не раз, опускаясь вниз по лицу. И так добралась до груди и ниже — живота, вдруг остановилась. Опомнилась.

— Боже! Что я делаю? Сама с ума сошла! Вот ненормальная! Человеку плохо! А я туда же! Фу-у-у...

Серафим уснул. Ей всё-таки удалось его расслабить. И вскоре вновь повторилось прежнее действо с ночным кошмаром.

Тень у дома насторожилась, как и хозяйка квартиры. Она беспокоилась — не за себя, а за душевное состояние Серафима. Вновь не знала, как лучше поступить.

— Будить или...

Серафим сам очнулся, услышав собственный глас, сподобившись на пронзительный крик. И вновь на посту очутились ночные охотницы.

— Опять кричал? — заглянула старуха-мать.

— Не опять, а снова, — ввернула Надя. — Вы дадите нам сегодня спать или нет?

Её качало, и она не могла толком открыть до конца глаза, валилась с ног — чуть не упала, переступив порог спальни. Бабуля ухватила внучку за одежду — ночнушку — со стороны спины и увлекла за собой, подавшись в первую очередь в детскую комнату, а затем и свою, сделав крюк, и заглянула в спальню к дочери.

— Иди спать, мама. Всё более или менее привычно уже. Обошлось без рук и хватания за голову!

— Ладно, дочка, но если что — в курсе.

— Угу, спокойной ночи, ма.

— Хотелось бы верить, а то самой уже спать охота. Вот и боюсь: тебе потребуется моя помощь, да не смогу встать — буду спать.

— И хорошо. Скоро уже утро, — взглянула Вера на часы.

Шёл третий час ночи.

— Надеюсь, утром свидимся.

— Верь, ведь я не внучка, не Надежда, а дочь — Вера.

— Угу. Тогда что я могу вам сказать от своего лица, как Люба. Только одно: совет вам, да любовь! Ты уж не подведи, Серафим.

— Вот как заговорила, мама! Неужто благословляешь нас на ночь греха, когда ещё совсем недавно говорила обратное, требуя — ни-ни!

— Да ну вас к лешему! Спать пошла! На этот раз окончательно! Разбирайся со своими мужчинами сама, а нас с внучкой не втягивай в свои взаимоотношения с ними!

Серафим ничего не понял из того, о чём судачили женщины.

— Это бабские заморочки, — усмехнулась Вера. — И тебе, как мужику они ни к чему. Лучше спать будешь. Спокойно!

Но нет — Серафим снова узрел кошмар, донявший его в третий раз подряд за ночь. На этот раз Вера долго не колебалась и собственноручно разбудила его.

— Что помнишь? — спросила она прямо в лоб. — Кого из своего сна — чертей или людей?

— Даже и не знаю...

— Опять?!

— С чего начать...

— Тогда сначала и подробно!

Серафим хотел рассказать, что-то сказать, взглянул в окно. И ему отшибло память.

— Нет, ну это уже издевательство-о-о... — воскликнула Вера.

Дочь не явилась, а вот старуха-мать едва приползла.

— Я не помешала вам? — ввалилась она в спальню.

— Нет, мама. Мы всё равно не спим.

— Знать чем-то занимаетесь?

— И не тем, о чём ты могла подумать в меру распущенности своего ума! Между нами всё было пристойно, пока...

— Что?

— Я не побудила Серафима, когда он закричал сквозь сон, ударом руки по лицу.

— Скулу не свернула ему, каратистка?

— Кто?

— Да. А ты что думал, Серафим! Если к женщинам попал, то в рай? Нет! Верка у меня мастер спорта международного класса по каратэ! У неё и чёрный пояс есть!

— Я не каратистка, мама.

— А кто же ты у меня, дочка?

— Я айкидо занималась.

— Чего? Чем? Это чё за борьба такая?

— Там людей кидают.

— Типа как меня иной раз на базаре частники-спекулянты, тыча корками индивидуального предпринимателя?

— Почти. Только физически.

— Ладно, проехали. Чё звали? Ведь звали — кричали.

— И снова Серафим.

— Ясно. Утром с ним и поговорим, — хотела спать старуха-мать.

— Так уже шесть часов, мама.

— Сегодня воскресенье. Значит, спим как минимум до обеда!

— А как же завтрак? — удивился Серафим.

— Вот ты его нам к обеду и приготовишь!

— Это как?! — покосился он в недоумении на Веру.

Та сама отвалилась на кровать.

— Время придёт, тогда и объясню — не раньше!

Уснула. А вот Серафим остался бодрствовать. Он часа два пытался осознать, что ему сказали женщины. И тщетно. На удачу в начале девятого проснулась Надя. И первым делом, минуя ванную и туалет, она устремилась прямиком на кухню. Загремела кастрюлями.

— Ты что здесь делаешь? — услышала она из-за спины неожиданно голос Серафима. Испугалась.

— Ой! Чего крадёшься как разбойн-Ик! Так недолго стать заикой! И это в лучшем случае, а худшем — отдать Богу душу! Как говорит моя бабуля.

— Ты не ответила мне на мой вопрос, Надежда.

— Ага, помню. Хотя уже нет! Есть хочу! Ты умеешь готовить ему?

— А сама?

— Если бы, то не спрашивала у тебя, а накормила! Вот и ответь мне взаимностью на взаимность — накорми!

— Чем?

— Хм, странный ты человек, Серафим! Едой!

— А где её берут?

— В холодильнике! Это тебе надо открыть дверцу вон того гудящего и гремящего шкафа на привязи за шнур у розетки. Соображалка работает?

— Чего?

— Делай, что говорю, а не задавай глупые вопросы провокационной направленности!

— Слушаюсь, — повиновался Серафим.

Наде понравилось командовать взрослым человеком.

— Не держи открытым холодильник просто так!

— А как? Закрытым?

— После, как наберёшь еды!

Надя заглянула внутрь.

— Да, а бабуля не подвела... практически.

В холодильнике находились в основном овощи.

— А где фрукты? И колбаса?

Мясо оказалось сырым.

— Да. Ну не привыкли мы потреблять в пищу полуфабрикаты с ней! Лучше бы мама сходила в магазин. Йогурта купила, или кефира на худой конец, — поняла Надя: на завтрак реально соорудить чай с булкой и в лучшем случае пожарить яйца или сварганить омлет. — Короче, Серафим. Будем питаться, чем Бог послал!

— Неужели это он нам всё дал?

— Ага, жди! Догонит и ещё добавит! Это бабулины дары! Её початки с базара! Она у меня — базарная баба. Питается там у торгашей тем, что они ей впарят! То мы и находим с мамой, а теперь с тобой в холодильнике!

Надя взяла яйца, а молока не нашла.

— Ты готовить умеешь их? Или только сырые пить? — сморщилась Надя. — А то и вовсе глотать со скорлупой?

До Серафима не дошло.

— И ладно. Разберёмся по ходу приготовления завтрака, но чувствую: это будет не сегодня, а завтра. Чай умеешь варить? А воду парить до пузырящегося состояния?

Серафим на все вопросы качал отрицательно головой.

— Понятно! Будем учиться вместе. Заодно попотчуем завтраком мою мамулю и бабулю, чтоб они в следующий раз и всегда вставали вперёд нас и кормили человеческим завтраком, а не на словах, и не тот, который сготовим сейчас мы. Сготовим? Сумеем? Серафим! Ответь что-нибудь, не молчи! Или промычи!

Надя, не дожидаясь ответа, принялась крошить булку в рот. С Серафимом случился очередной приступ — видение. Тот человек, что сидел с умирающей матерью на руках, кормил с руки птиц, но при этом не испытывал радости, отдавая дань памяти и уважения по ней на сороковой день.

— Серафи-и-им... — закричала Надя.

Он потерял сознание, рухнув к ногам ребёнка.

— Вот и позавтракали!

Надя не растерялась. Ни бабуля, ни мамуля не откликнулись. Они обе спали беспробудным сном, и она знала: хоть из пушки стреляй — толку не будет — не встанут. Бросилась к раковине и набрала в кружку холодной воды, а затем в рот, собираясь вылить на лицо Серафима, как тот сам открыл глаза.

Надя подавилась, и едва не захлебнулась. Серафиму пришлось спасать её, и принять на руки, когда та подалась в его направлении телом к полу.

— Что с тобой?

— Со мной... Ой! — очуняла Надя. — Это с тобой что-то не то! Ты чего вдруг хлопнулся на пол?

— Не помню, не знаю.

— Опять ты заладил! Одно слово — амнезия! А может, просто прикидываешься? Понравилось у нас...

— Ага...

— ...жить на халяву?

Серафим обиделся.

— Зря! — отметила Надя, снова принявшись "крошить" булку.

Серафим посмотрел на неё округлившимися глазами.

— Что-то не так?

— А где птицы? Ты их собралась кормить — Божьи создания?

— Ещё чего! Я сама голодная! И они не покормят меня, если я это не сделаю сама! Лучше помоги: воды в чайник набери и поставь на плиту.

— Что сделать? Во что набрать воды? Откуда? Где колодец?

— Ну, ты... и сам чайник! — дошло до Нади: завтрак — чай — они сделают ещё не скоро.

Пришлось всё объяснять.

— Вот этот предмет с крышкой, ручкой и носиком — и есть ты — чайник! А воду мы берём вот из этого колодца, что раковина с краном для подачи холодной и горячей воды. Понял?

— Угу.

— А запомнил?

— Ага.

— Тогда пойдём дальше, — переместилась Надя к плите. — Ставишь чайник вот на эту округлую возвышенность и поворачиваешь вот эту ручку, а никакую другую! Это электрическая плита, а есть ещё газовая! Но у нас эта для безопасности жилища! Дошло?

— Не совсем.

— И не надо — не обязательно. Теперь будем ждать, когда чайник засвистит.

— Как разбойник?

— Скорее как мент на дороге.

Так и произошло, как обещала Надя. Серафиму это было видеть в диковину.

— А вот самоварами мы не пользуемся! Это прошлый век, — пояснила Надя. — Теперь осторожно налей воду из чайника в чайничек и закрой крышкой.

Когда заварка натянулась там и вода окрасилась в приемлемый цвет, приняв насыщенный оттенок, Надя налила заварку в две кружки, попросив то же самое сделать Серафима, но из чайника.

— Я просила разлить кипяток в кружки, а не на стол, как это сделал ты!

— На этом всё? Завтрак готов?

— А яйца! Я не питаюсь одним хлебом. Не умею!

— А что яйца?

— Будем жарить на сковороде.

— Будем...

— А то, — усмехнулась Надя. — И никуда не денешься!

Она подала сковороду.

— Чего ждёшь? Сам включай электроплиту. И бей яйца-А-А...

Серафим так и сделал, бросив их в скорлупе на сковородку без масла.

— Ну, ты зверь!

— А говорила: я — человек — изгой.

— Вот последнее слово и характеризует тебя красноречиво! Скорлупу следовало отделить от белка с желтком. Вытаскивай её! Да не руками, а ложкой или вилкой, пока не поздно ещё-о-о...

Яйца начали подгорать.

— Всё! Хватит! Выключай сковороду!

— Как?

— Ну, плиту! Будем пить чай с батоном, а яичницу оставим мамуле с бабулей.

Те поднялись ближе к полудню.

— Доброе утро, — молвила Вера, застукав дочь с Серафимом на кухне.

— Разве? Когда уже давно день! — удивился друг семьи.

— А у нас, когда человек встаёт, пусть даже вечером, а то и посреди ночи ото сна, тогда и утро, — заулыбалась Надя. — Верно, ба?

Та следом и наведалась к ним, явившись на запах, доносящийся с кухни.

— Признавайтесь, девки! Чё горит?

— Ничего, ба! Есть будешь — завтракать?

— Не отказалась бы.

— Тогда отведай яичницы аля-Серафим. Тащи её на стол со сковородой.

— Ой! — не понравилось бабуле: Серафим установил сковороду на скатерть без подставки.

— И вилку подай. Обслужи дам, — подсказала Надя в продолжение.

— А хлеб — батон? — потребовала бабуля.

— Нет его — съели.

— Кто и когда?

— Мы с Серафимом, гоняя чай на завтрак.

— А почему же яичницу есть не стали? — заинтересовалась мама.

— Вам оставили. Знали: встанете голодными.

— Что-то тут не то, Верка, — смикетила бабуля. И поняла сразу, едва попробовала на вкус стряпню внучки и друга семьи. Мало того, что яйца оказались сильно подгоревшими снизу, так на зубах ещё захрустела скорлупа.

Надя поспешила успокоить бабулю, заверяя:

— Сама же всегда твердила мне, когда порой подпаливала еду: полезно для желудка. А скорлупа — кальций! Тоже необходимая вещь на старости лет тебе для поддержания организма!

— Ха-ха... — не сдержалась Вера от смеха. — Молодец, дочка! Отомстила бабуле разом за всё!

— Это грех, — заметил Серафим. — Мстить!

— Вот ты за меня и согрешил. Ведь яичница — творение твоих рук.

— Ясно. И хорошо, что он еду соорудил. Ты бы, внучка, и вовсе отравила-а-а...

У бабули случилось несварение желудка, и она подалась с криками в туалет.

— Ой! Убили! Уморили! Жизни лишили-и-и...

— Я не хотел! Я не знал, как правильно готовить еду-у-у... — бросился Серафим вдогонку, прося прощение в отпущение грехов.

— Уйди, убийца-А-А... — закрылась бабуля в туалете от него.

— Да всё в порядке, Серафим, — заверила Надя. — Подумаешь: бабулю разом с треском пронесёт — делов-то!

— Так грех думать, а тем более говорить! Нельзя желать зла ближнему своему, как и радоваться его несчастью!

— Надо же, опять как священник заговорил, — вмешалась Вера. — А кто меня чуть ночью не задушил!

— Так в беспамятстве, ма! Его бес попутал!

— Нет, батюшка в церкви клятвенно заверил: он не одержим ими! Тут что-то другое, но что...

— Может, расскажешь, Серафим, или подскажешь, что с тобой происходит — твориться на душе? — ввернула Надя, поведав попутно маме про падение на кухне.

— Странно! Что-то странное происходит с ним!

— Завтра же ведём его к психиатру, девки! И точка! — выдала бабуля из-за двери туалета, подслушав мимоходом, о чём те беседуют, всё ещё боясь выходить.

Серафим продолжал просить прощения, стоя перед дверью на коленях. О чём и сообщили старухе родные.

Та сжалилась над ним и простила.

— Не у меня проси прощения, а у Бога перед иконами. Вдруг он простит тебя.

Бабуля это сказала в шутку, а Серафим принял на веру её слова.

— Вот и думай, кто он такой! Днём, как святой — прямо ангел во плоти, а ночью — точно чёрт. Одно слово...

— Разбойник, ба?

— Нет, внучка, псих! Этого и боюсь, что психиатр упечёт его в психушку, когда ещё не всё потеряно. Так чё делать станем с ним, Верка?

— Будет день — будет пища для размышлений и действий! Поживём — увидим! Жизнь сама подскажет нам решение данной проблемы. Что лично для меня не проблема. Я хоть знаю, на что и когда способен Серафим. То ли дело, что у него на уме.

— Ага, потёмки! И батюшка не просветил, хоть и озарения начались. Однако...

— Амнезия, — вставилась Надя, перебив бабулю.

— Да. Хоть ты возьми и тряхни его хорошенько. Не зря же говорят, девки: клин клином вышибают!

— Предлагаешь нам, ба, сбить его машиной?

— Ты что такое несёшь, Надька? — забеспокоилась Вера. — Не дай Бог!

— Всё, молчу, дура, — поняла дочь: взболтнула лишнего и не к месту.

Серафим продолжал произносить молитвы, стоя в комнате старухи на коленях перед иконами, и бил время от времени поклоны головой в пол. Разок перестарался, и женщины застали его на полу без сознания.

— Вот вам и клин клином вышибают, — сообразила Вера: Серафима переклинило и довольно серьёзно. Они обнаружили шишку на лбу. Но едва он пришёл в себя, открыв глаза, она с синяком исчезла бесследно.

— И как тебе это удаётся, а? — не могла взять в толк Надя. — У меня синяки с ссадинами долго не проходят и болят так, что порой просто жуть — выть хочется!

— Не знаю.

— А ты иное выражение знаешь?

— Не помню.

— У-у-у... как всё запущено, — затянула бабуля. — Всё-таки, как ни крути, девки, а к психиатру придётся наведаться, дабы установить окончательный диагноз с ним! Псих он или у него действительно амнезия.

Серафим ничего не сказал, он молча взирал на женщин.

— Ну, что скажешь? Опять ничего путного — ничего не помню и ничего не знаю, что видел? Ведь опять что-то видел? — догадалась Вера по виду — взгляду на Серафима.

Он пребывал в растерянности.

— Лицо...

— Чьё?

— Человека...

— Так-так-так! Уже кое-что, но не совсем хорошо. А подробнее! Запомнил его?

— Угу, — кивнул Серафим.

— Осторожно! Не ударься! А то опять приключиться провал памяти с амнезией! — подсуетилась Надя с бабулей.

Как и Вера далее.

— Сможешь по памяти воспроизвести лицо? А я попытаюсь при помощи твоих подсказок — со слов — нарисовать его карандашом на бумаге.

— Попробую, но обещать ничего не стану — не берусь.

— Вот увидишь, Серафимушка, у нас это получится! Главное — будет реальная зацепка — факт, запечатлённый на листке. А там глядишь — глядя на лицо с рисунка — и память начнёт возвращаться о прошлой жизни, — порадовалась Вера с одной стороны, а с иной — не знала, что и думать — к добру это или... Не могла оставить всё как есть. Раз уж взялась помогать человеку, взвалив его крест на себя, то решила идти до конца, чего бы ей и её семье это не стоило, поскольку выбор был сделан ещё на обочине у дороги дочерью, когда та наткнулась на бездыханное тело измождённого путника в грязи на последнем издыхании жизни, даровав ему новую, как и надежду. Теперь уже веру, а в будущем кто знает, возможно, что и любовь.

7. ПИКНИК.

— Тогда осторожно встаём, — взяли женщины Серафима под руки. — И идём.

Они завели его к Вере в комнату, являющуюся рабочим кабинетом и усадили на кресло напротив стола, где обычно сидели гости или любила находиться дочь подле мамы.

Вера села на стул за свой рабочий стол, взяла чистый лист бумаги формата А4 и карандаш.

— Начали, Серафим. Для начала опиши на словах облик человека, чтобы я была в курсе его приблизительных характеристик и черт лица, дабы рисунок получился правдоподобным и был схож с оригиналом — по нему могли узнать человека.

Серафим вновь кивнул головой.

— Ты не куляйся, — предупредила его бабуля.

— Лучше говори, — подсуетилась Надя. — Что за рожу видел — мордатую или не очень?

— Лик у человека...

— Точно — у человека? — вопросила Вера.

— Да, человека — и был светел притом, что сам он внешне хмур. Но глаза не могут врать и лгать. В них запечатлена глубина его чувств — души. А они светились. Отсюда можно сделать вывод: он добрый человек.

— Ну и описание. С него не сделаешь автопортрет, — уведомила Вера.

Серафим не знал, как надо правильно — по-иному — описывать характеристики лица человека.

Вера подсказала.

— Коль уж ты завёл речь о его глазах, то скажи мне: какого цвета они были у него? И формы?

— Глаза?

— Глаза, глаза, — подтвердила Вера.

— Вот они, — указала Надя на них рукой — ткнула пальцем — и вскрикнула.

— Повредила, проказница?— мгновенно отреагировала бабуля. — Вот непутёвая!

— Да нет, — улыбнулась озорно Надя. — Пошутила! Ха-ха...

— И что ты будешь делать с ней!

— Надя, прекрати! — возмутилась мама. — Сейчас не до игр — не до твоих идиотских шуточек провокационной направленности! Угомонись!

— Да ну, я хотела вас отвлечь — развеселить, а ты...

— Считай: тебе это удалось. Но учти: ещё одна подобная выходка и я буду вынуждена выставить тебя за дверь!

— Тогда лучше бабулю!

— А почему меня, проказница? — выдала та недовольно.

— Обед приготовишь.

— Вот уж нет! С завтраком справилась с горем пополам, знать и с обедом как-нибудь разберёшься!

— Тогда могу предложить салат из капусты, но в кочане, и майонез к нему в пакете!

— Помолчи, — пригрозила мама выполнить своё обещание в отношении дочери.

Наде пришлось повиноваться.

— А я что? Я ж ничего! Это всё бабуля начала!

— Вот пройдоха! Одно слово — проказница! Ходячая неприятность!

— Не я, а Серафим...

— Хватит, а то выставлю обоих за дверь! Вы мешаете нам с ним работать!

— Ага! Так значит, решила сделать крутой репортаж в своём издании? Я так и знала — подозревала! — не удержалась Надя.

Вера указала дочери на дверь. Та в ответ зажала демонстративно руками рот. И мама продемонстрировала вдобавок кулак. Дочь безмолвно обещала ей больше не мешать, как и бабуля.

И Вера продолжила беседу с Серафимом.

— Так на чём мы остановились?

— На глазах, — подсказал он.

— Ах да! Чуть не забыла! — усмехнулась глупо Вера. — Какими они были — цвета и формы?

— Голубыми и круглыми...

— Почему круглыми?

— Потому что больной, — ляпнула Надя. — Или был чем-то испуган?

— А то и вовсе удивлён, — не осталась в стороне бабуля.

— Я не у вас спрашивала о том, родные мои! Помолчите! Серафим, отвечай!

— Не знаю.

— Издеваешься?

— Нет, говорю, как есть. А почему — не помню!

— У-у-у... — хлопнула Вера себя ладонью по лбу. — Ладно, продолжим. С глазами более или менее разобрались. Теперь давай поговорим об иных частях лица. Нос, каким был?

— Человеческим...

— Понятно. С горбинкой? Прямой? Тонкий? Толстый? Или...

— Вытянутый.

— Как у Буратино или Пиннокио? — ввернула Надя.

— Чего? У кого? Это кто? — округлились глаза у Серафима.

— У одного полена! Ты что, сказок в детстве не читал? Только не говори: у тебя не было его?

— Надежда...

— Да, мамуля.

— Рот закрой на замок!

— Чего?! — ещё больше прежнего изумился Серафим. — Это как?

— Мамуля просит меня стиснуть зубы — держать язык за зубами. Понятно?

— Теперь да.

— Вот видишь, ма, с ним надо общаться просто и доступно — детским языком и как можно проще. Тут же всё объясняя и поясняя на ходу. И без меня тебе не справиться. Так что никуда не уйду и если что — помогу.

— Уже! Свободна!

— Но, ма!

— Нет, я сказала! А как сказала, так и будет! Ты же знаешь меня и то: я слов на ветер не бросаю! А бабуля присмотрит за тобой, чтобы ничего не натворила, оставшись одна без присмотра! — удалось Вере остаться наедине с Серафимом. И она продолжила разговор с ним, выясняя черты лица из видения, получила необходимые характеристики, уточняя нюансы. Однако лист бумаги по-прежнему оставался чист.

Бабуля не ушла, она замерла у двери в рабочий кабинет дочери — приложила ухо, взявшись за ручку, готовая в любой момент нагрянуть к ним. Не заметила, как Надя поступила умнее её. Она вышла на остеклённую лоджию и остановившись у окна, оказавшись у мамы за спиной.

Серафим приметил проказницу, но та приставила указательный палец к устам. И он внял мольбам ребёнка. Не выдал. Однако Вера предугадала действия родных.

— Одну секунду, Серафим, — попросила она. — Оставайся на месте — в кресле. Я мигом.

Для начала Вера "застукала" дверью старуху-мать. Резко открыла. И та получила ей.

— Я же просила не мешать! — возмутилась дочь. — Подслушивала, старая партизанка!

— Нет, хотела спросить...

— Что?

— Не видела ли ты проказницы?

— Нет, но, кажется в курсе, где засела она. Одну секунду, мама, — заверила Вера.

Надя тем временем смеялась не в силах сдержать себя над провалом бабули. Как мама в свою очередь достала её.

Вера резко открыла окно и выплеснула из стакана воду, угодив прямо в лицо дочери. И та следом захныкала.

— Вот так новость, — отреагировала мама.

Ту словно ветром сдуло. А Вера вернулась к Серафиму.

— Значит так! Теперь поговорим о форме лица. Оно было подобно на круг, вытянутый овал или из-за скул и широкого подбородка на квадрат?

Серафим из трёх вариантов выбрал второй.

— Отлично. С лицом закончили. Тогда перейдём к волосам. Какого цвета они были у видения и прямые, коротко стриженные или крученные в завитушки? А может, он был вовсе лысым или бритым наголо? А то плешивым?

— Нет, волосы были, и белого цвета.

— Ясно. Внешность по всем признакам славянская. А ещё что-нибудь было?

— Что?

— Ну, скажем: родинки, папилломы или шрамы?

— Были...

— Где? — требовала Вера точных сведений.

Серафим не подвёл.

— Уверен? На все 100% плюс ещё один?

— Да.

— Ошибки быть не может?

— Не должно.

— Вот и чудно.

Докончив рисовать портрет со слов Серафима, Вера продемонстрировала своё изобразительное художество.

— Ну и как? Похож он на твоё видение из сна, а не приведение?

Серафим взял рисунок и внимательно всмотрелся в лист.

— Если что не так, можем исправить. Я ведь не художница — журналист. Но могу свести со специалистом, и тот выведет все черты с оригинала, нарисовав настоящий портрет. У меня есть на примете подходящий специалист. Компьютер не ошибается. Он работает на нём. Добро?

Этого делать не потребовалось. Сходство было идеальным.

— Это он, — подтвердил Серафим.

— Ну, слава Богу! Хоть что-то! — порадовалась несказанно Вера. — Хвала небесам! Есть зацепка! Теперь будем её пробивать.

— Покажи-и-и... — ввалились в комнату через дверь бабуля и внучка, толкая одна другую.

— Не троньте лист — порвёте! — остановила их Вера. — Сначала я размножу его через копировальный аппарат. Тогда и получите — не раньше!

— Я помогу, — подсуетилась Надежда, вставив вилку в розетку от шнура "ХЕROХ". И запустила.

— Лист! — потребовала в продолжение она.

— Я сама! — настояла мама.

Появилась первая копия, за неё и ухватились разом её родные — мать и дочь. Чуть не подрались. Обошлось. Следом появилась ещё одна копия, и далее не одна.

Вера размножила их на всякий случай в избытке.

— Чтобы не потерялись, — пояснила она свои действия.

— А я думаю: решила устроить поиски! Уж, не через объявления ли? А то проще обратиться в милицию — уголовный розыск, дабы они повесили твой рисунок в разделе "Розыск"?

— Как преступника?

— А чё тут такого, ма?

— Главное ведь найти человека. А с твоими связями — начальством — это будет сделать несложно, — предложила Надя.

Бабуля заняла нейтральную позицию в этом отношении.

— Я — пас, — заявила она.

— Тогда я по своим каналам найду его.

— Я так и знала: затеяла журналистское расследование, ма?

— Это как? Что это значит? — заинтересовался Серафим. — Чем это всё грозит человеку с листка? Я не желаю ему зла и не хочу вмешиваться в его личную жизнь — бередить воспоминания о прошлом, котором возможно он хочет забыть! Это грех!

— Уймись! Всё будет пристойно! Никто на этого человека в будущем не собирается давить! Просто нам — тебе — жизненно необходимо встретиться с ним, дабы уточнить эпизоды из своей прошлой жизни, а не быть потерянным!

— Он чего-то боится, — заметила Надя.

Могла и не говорить. Всё было очевидно и без её слов. Веру данная ситуация только больше распалила. В ней заговорило призвание. Снова захотелось на работу и не завтра, а прямо сейчас. Она воспользовалась услугами мобильной связи.

В руке оказался телефон. Она сделала первый звонок, но не в издательский отдел на работу, а одному человеку.

— Проснись, медведь! Это сова! Подъём! Есть работёнка для тебя!

— Чего? Кому она звонит? Что за животному? Неужели и впрямь медведю? — изумился Серафим.

— Нет, — заверила Люба.

— Не боись, — продолжила Надя. — Медведь — вовсе не животное в нашем случае, а кличка сродни второму имени у нас — у людей. И подпольная. Он — хакер. Взламывает через Интернет базы данных различных учреждений государственного толка — когда банков, а когда и правоохранительных структур. И таких людей как он, взломщиков называли исстари медвежатниками. А он к тому же и по имени Михаил.

— Как главный архангел архистратиг, — отметил Серафим.

— Точно, — согласилась бабуля. — Вот и считай это знамением свыше. Мы на верном пути!

— Время нас и рассудит, родные мои, — отвлеклась Вера.

— Хорошо коли время, а не эти самые правоохранительные органы, — заметила далее старуха-мать.

— Да не боись, ба, — подмигнула хитро Надя. — Отмажемся! Впервой что ли! Уже знаем, что такое КПЗ.

— И то верно.

Серафим насторожился. Он больше не хотел за решётку. Воспоминания о прошлом — прежней жизни — вновь нахлынули на него. Но этого никто не заметил. И дочь, и мать сосредоточили внимание на Вере.

Та вела телефонный разговор с хакером.

— Короче, медведь, я сканирую на компьютер рисунок, а затем закидываю тебе на твой почтовый ящик в Интернете, а дальше не мне тебе говорить, что следует делать.

— В курсе. Оплата какая, и когда будет произведена? Предоплата в виде задатка намечается?

— Нет, не хочу светиться.

— Понял, сова. Тогда расценки будут максимальны. Расходы приемлемы?

— Вполне. Заплачу втрое больше, если ты сделаешь свою работу чисто и быстро, медведь.

— Договорились, птица.

— Ну, тогда бывай, лохматый. Надолго не впадай в спячку в своей берлоге. Как только пробьёшь портфолио, сразу звякни.

Вера скинула ему рисунок, и получила подтверждение от хакера. Тот скинул ей "глухаря" на мобильник.

— Ну вот, полдела сделано. Осталось набраться терпения, и завтра, а то и послезавтра мы будем владеть достоверной информацией на человека из твоего сновидения, Серафим, и знать о нём то, о чём он сам давно позабыл.

— Копаться в чужой жизни и ворошить прошлое — грех!

— И что ты заладил, Серафим! То нельзя, это нельзя! Грех! А что тогда можно? — возмутилась Надя. — Ты — человек, как и мы, и ничто человеческое нам не чуждо! Ты на грешной Земле! И тут хочешь, не хочешь, а согрешишь! Ну, понял? Или опять скажешь: так негоже жить и поступать — грех?!

— Вот именно.

— Да, ба, ты была права. Завтра же тащим его с тобой и мамой к психиатру, а то он понадобится всем нам — троим, и боюсь: раньше, чем Серафиму!

— Успокойтесь! Хватит! — вмешалась Вера. — Всё уже позади! Дело сделано — начато. И раз сегодня воскресенье, давайте воспользуемся удобным случаем и...

— Предлагаешь поездку за город на пикник?

— Угадали, родные мои.

— Ура-а-а... — запрыгала Надя. — Здорово! Класс! Едем в лес на природу!

— Кормить кровососущих паразитов, — забурчала бабуля.

— А ты дихлофос возьми, а ещё лучше свои духи. И они будут облетать тебя за километр! А повезёт — и гаишники шарахаться по дороге! Только, чур, заедем по пути в магазин и затоваримся толковой "жрачкой"!

Так они и поступили. Столько изобилия, как в гипермаркете Серафим ещё не видел. Он казался ему частичкой рая на земле. Глаза разбегались сами собой, а изо рта текли слюни.

— О-о-о... — только и слышалось от него. — А-а-а...

— Нравится здесь? — усмехнулась озорно Надя.

— Ага-А-А...

— Вот бы где на халяву пожить?

— И не говори. А разве нельзя?

— Можно, но для этого надо стать директором гипермаркета — своего рода богом здесь. Я понятно объясняю? Доступным языком?

— Не мели им, доча, пустое, как помелом, — отреагировала Вера, накладывая в тележку с полок фрукты и полуфабрикаты. Навалила целую гору, а затем встала в очередь у кассы.

— Это ещё зачем? — заинтересовался Серафим.

— Следует получить пропуск на выход с данными дарами, — пояснила бабуля, не уточнив: за них ещё следует расплатиться.

О том и спросила продавщица у Веры.

— Как оплачивать собираетесь покупки — наличностью или в кредит?

Вера подала пластиковую карточку. И их пропустили.

— Надо же, как всё просто и легко, — удивился Серафим, неся к машине продукты.

— Не скажи! Знаешь, как порой приходиться вкалывать, дабы питаться подобным образом.

— А причём тут это?

— А притом, что деньги любят счёт.

— Дяденька! А, дяденька! — послышался голос какого-то мальчугана. — Подайте, Христа ради. Пожалуйста.

— Попрошайка, — поморщилась брезгливо Надя. — Гуляй отсюда!

— Погоди, не прогоняй его. Грех!

— Опять ты за своё, Серафим?

— Нельзя отказывать в милостыни просящему. Кто знает, вдруг самой когда-нибудь точно также придётся ходить с протянутой рукой.

— Мне при моей маме — вряд ли!

— Не зарекайся от сумы и тюрьмы!

— Точно, в последнем месте уже побывали и всё благодаря тебе, Серафим. А теперь и вовсе решил по миру пустить?

Так почти и случилось, как сказала Надя. Не успел Серафим предложить мальчугану яблок, налетела целая ватага попрошаек, и у него со спутницами остался пирожок, который держала в руке Надя, да и тот оказался надкусан иным мальчуганом со спины, когда она спрятала его от иных.

— Да подавись ты им! — уступила Надя ему свою "добычу".

— Нельзя так говорить!

— А как, Серафим? Приятного аппетита?

— Да.

— Может, ещё и поблагодаришь за то, что они у меня всё забрали?

— Разумеется. Одаривать людей ещё надо уметь. И тебе это в будущем зачтётся.

— Глупый вопрос можно?

— Но не нужно, — сообразила Вера, куда клонит дочь.

— Конечно, — угодил Серафим Наде.

— Где?

— На небесах при даровании вечной жизни.

— Вот спасибо! Мальчишек от голодной смерти спас, а нас, можно сказать, обрёк на неё!

Из еды у спутниц Серафима осталась жвачка, да и та в единственном числе и в кармане у Нади.

— Никто не хочет? — спросила она, а затем у Серафима: — Я правильно поступила?

— Да.

И получила отказ на своё предложение. Хорошо, что бабуля подсуетилась заранее и прихватила с собой в корзину продукцию из холодильника. Салат из овощей с чёрным хлебом пошёл на ура.

— И стоило выезжать на природу, дабы грызть эту ботву? Её и дома могли отведать, — всё же осталась недовольна Надя.

Ей хотелось чего-нибудь вкусненького. И она порывалась с поляны в лес по ягоды.

— Опасно! — предупредила бабуля. — Тем более одной!

— Не боись, ба, не заблужусь.

— Я с ней пойду, — предложил Серафим помощь.

— Тогда и я, — побоялась старуха за внучку.

А Вера осталась загорать на поляне подле машины, охраняя её. А то мало ли что.

Как случилась неприятность. Тень решила наставить ей козни. Рядом расположилась развесёлая мужская компания...

Мужики, возвращаясь в город с выходных, решили напоследок гульнуть. И поначалу выпили пива, а затем нашёлся напиток покрепче и не вино. Они предложили его Вере.

— Эй, девушка! Красавица! Присоединяйся! Угостим, чем Бог послал!

Вера не отреагировала. Мужчины не отстали от неё, проявив настойчивость.

— Почему отказываешься? Нехорошо поступаешь, да!

Они все обладали кавказской внешностью, являясь горячими парнями, и вид полуобнажённого женского тела распалил их. Поэтому они проявили незаурядную настойчивость. Подошли и обступили.

Вера едва успела накинуть на себя полотенце, на котором загорала.

— Вам чего, мальчики?

— Составь компанию, красавица. Не пожалеешь, озолотим! Пошли! — протянул к Вере грубую волосатую руку один из них.

— Руки убери, нахал!

— Ты не очень-то, красавица! Будь поласковей, не то силой возьмём, да-а-а...

Кавказец сорвался на крик. Вера пустила в ход зубы, едва он пытался схватить её за волосы.

— Ах ты, сука! Кусаться вздумала! Вот я тебя-а-а... — вскрикнул во второй раз подряд кавказец, получив удар туда, куда никто не ожидал, даже он сам.

Вера произвела запрещённый приём, угодив ногой со всего маху в пах.

Кавказец спал не только с лица, но и зарылся им в траву. Двое его подельников не собирались оставаться в долгу.

— Стой! Куда бежишь, красавица? — подались они вдогонку за Верой. — Не убежишь!

Не тут-то было. Вера не собиралась отступать, совершив обходной манёвр. Очутившись на краю леса, она резко остановилась, прильнув спиной к дереву, и набросила полотенце на того типа, что стремился её схватить за него.

Потеряв обзор, он не заметил, как влетел в дерево, и отвалился на спину.

— Ну, всё, красавица! Молись!

— Я тебе не Дездемона, а ты не мавр, черножопый, — не помышляла Вера бежать от него.

— Правильно. Душить я тебя не собираюсь, а вот "поиграть", да!

— А сам молился?

— Чё-о-о...

Вера бросила третьего кавказца через себя, проведя приём из айкидо, что и подтвердил нападавший, сорвавшись на крик.

— А-а-ай...

Вера порывалась его добить. Не успела. На поляну выскочили её родные. Они и занялись кавказцем. Бабуля нахлобучила ему корзину на голову, а Надя боднула в низ живота. И кавказец во второй раз упал, а когда поднялся, перед ним стоял Серафим.

— Нехорошо поступаешь, — укорил он насильника.

— Извините! Я не знал, что этот женщина ваша жена.

— Да нет, мы просто хорошие знакомые.

— Ах, вот оно что, — расхрабрился кавказец, сообразив: соперник — ему не соперник. Не станет мстить. И улучив момент, подобрал собрата по несчастью. С ним они кинулись к иному у машины Веры. И напоследок отомстили, проткнув колесо.

— Ну что ж ты, Серафим! А ещё мужчина! — возмутилась Надя.

— То-то и оно, что не мужик, — вздохнула бабуля.

— Ничего страшного, родные мои. У меня имеется "запаска", — заверила Вера. И подалась менять колесо.

— А что случилось? — не мог взять в толк Серафим.

— На маму напали бандиты, а ты отпустил их! Грех! — выдала Надя.

— Или собрался подставить вторую щёку? — процедила сквозь зубы бабуля. — Как записано в Библии!

Ответа не получила. К ним в поле с дороги устремились две машины.

— Похоже, это за нами — по наши души, ма, — молвила Надя.

Вера разогнулась в полный рост, держа в руке монтировку. Дочь оказалась права. Её устами, как ребёнка, глаголила истина.

— Свят-свят-свят, — перекрестилась бабуля.

Из машины вылезли люди.

— Кавказцы!

— Вернулись горные козлы, — сжала Вера крепче монтировку.

— Спаси, Господи, и пронеси, — продолжала стенать старуха.

— Бегите, родные мои!

— Куда, ма? В машину?

— В лес!

Бабулю порывало туда по нужде. Она обделалась со страху.

— Постойте, — вмешался Серафим. — Я поговорю с ними.

— Нет, они не поймут тебя-а-а... — закричала Вера, схватившись за мобильный телефон, набрав номер друга, а наладить связь не сумела, оказавшись вновь как назло вне зоны доступа сети.

Толпа окружила Серафима.

— Не троньте его! — бросилась Вера с монтировкой на кавказцев, спеша заступиться за Серафима. Не успела. Того ударили, и он почувствовал резкую боль.

Тень заметалась, закружив вокруг него.

— Уходим! Эта баба сумасшедшая-А-А... — закричал подстрекатель.

Кавказцы разбежались по машинам, дав задний ход, а Вера прильнула к Серафиму, увидела на своих руках кровь. И вдогонку бандитам послала монтировку, угодив в лобовое стекло одного из двух авто. Разбила. И только всё ещё больше усугубила.

Кавказцы остановились, желая отомстить — заняться её авто с тем же успехом. Вышли.

— Не подходите! — встала Вера в боевую стойку.

— Не спеши-и-и... — подал голос Серафим. — Я сам разберусь с ними!

— Уже! И что из этого вышло-о-о...

— Ничего, — заверил он, — страшного не произошло.

Рана затянулась.

— Смотрите, он встал?! — удивились кавказцы, резанув прежде Серафима в живот ножом. Задумали добить.

Один из них махнул ножом в область груди. Серафим перехватил за лезвие холодное оружие. Порезался. Хлынула кровь. Ни один мускул не дрогнул у него на лице от боли, и морщин не появилось.

Кавказец в конец опешил. Зароптал.

— Отдай! — выхватил Серафим нож у него. — Нехорошо поступаешь!

Ему противопоставил аналогичное оружие — другой тип. И ситуация вновь повторилась.

— Да он не человек — зомби-и-и... — сорвались кавказцы на крик и с мест, стремясь к машинам.

Над головами просвистели ножи, воткнувшись в колёса.

— Приехали, мальчики, — усмехнулась Вера, больше не опасаясь за жизнь Серафима.

Как им противопоставили пистолет.

— Ложись! — упала она.

А вот Серафим остался стоять. Прогремело несколько выстрелов. Одна пуля угодила Серафиму в грудь. Он пошатнулся. Кавказцы осмелели, решив добить его. Приблизились.

Серафим по-прежнему стоял, шатаясь на ногах. Кавказец пожелал посмотреть, куда ранил соперника — рванул рубаху на груди, и не увидел входного отверстия.

— Мазила! — укорили его соплеменники.

— Нет, — произвёл он очередной выстрел в упор.

— Господи-и-и... — закричала Вера. — Что же вы наделали, изверги-и-и...

— Она — свидетель, — намекнули подельники "стрелку" на то: её следует убрать заодно.

Он поднял оружие на неё, и в этот же миг поднялся Серафим с земли, схватив бандита за руку.

— Не дури-и-и...

Кавказец дрогнул и промахнулся.

— Да ударь же ты его-о-о... — настояла Вера. — Это не грех защищать людей — беззащитных — даже с оружием в руках!

Серафим, наконец, внял мольбам спутниц. И пистолет от бандита перекочевал к нему.

Кавказцы бросились вновь к машинам. Засвистели пули, попадая по колёсам. И те бросились врассыпную.

— Здорово! Класс! Супер! — послышался голос Нади. — Выходи, бабуля! Не прячься! Наша взяла! Мы победили! Тачки наши! Айда бомбить их!

Бабуля не отреагировала. Она затаилась в кустах.

— Ты чё там делаешь, ба? Жива? — заглянула Надя. И напугала ту ещё раз. Люба обделалась в очередной раз от страха.

— Да будет тебе дуться, ба! Хватит! Айда бомбить авто нерусских!

Бабуля медлила.

— Ну, как знаешь!

Когда Люба явилась на поляну, дочь занималась тем, что осматривала Серафима на предмет обнаружения ран со слов.

— А я думала: раздеваешь его по иному поводу.

Надя тем временем проникла в автомобиль к кавказцам через разбитое лобовое окно, вскрыла бардачок.

— Ого-о-о... — послышался её возглас. — Вы только гляньте, бабоньки, чего я нашла тут!

— И чё? — тут как тут объявилась бабуля.

— Ты не поверишь, ба, — продемонстрировала Надя деньги — доллары в пачках. — Бабки-и-и...

— А что ещё?

— Какой-то мешок с порошком.

— Поди, мука.

— Ну, ты даёшь, ба! Это ж наркота!

— Уходить нам надо, внучка!

— Ты чё! Тут есть ещё сумка! Глянь, чё я там нашла! Зацени! Ну и как я выгляжу?

Надя предстала с двумя пистолетами в руках.

— А ну сейчас же брось их! Положи-и-и...

Надя никогда не слышала, чтобы бабуля кричала подобным немым голосом, нервно дёрнулась, произведя неосознанно выстрел. В крыше авто образовалась пробоина.

Бабуля залегла на миг, а когда подскочила, то кинулась к внучке.

— Ты цела, проказница?

— А? Чё-о-о... — оглохла та.

— Вот контуженная-а-а...

Бабуля собственноручно рванула внучку на себя и следом рванула машина, взлетев на воздух. Спутницы Серафима вновь залегли. Их бросило ударной волной на землю, как и Веру на него.

— Ты глянь, ба, чё они делают — чем занимаются среди бела дня и не только у нас на глазах! — стремилась Надя перевести стрелки.

Не вышло.

— Ты что натворила, проказница?

— Я — ничего?! Просто мне понравилось одно колечко, ну я и дёрнула его, — продемонстрировала Надя чеку от гранаты на пальце. — Нравится?

— Дура! Ты чуть не угробила нас!

С неба за обломками на землю полетели доллары.

— Лови их, ба! Они теперь ничейные!

Та повелась. Внучка сумела загладить перед ней, таким образом, свою вину.

— Чтоб вторую тачку не трогала! И пальцем к ней не прикасалась, террористка!

Пока они собирали "манну небесную", Вера установила "запаску" на место пробитого колеса, и кликнула своих родных с Серафимом.

— Живо в машину и отчаливаем, пока нас не загребли менты с потрохами!

— Да погоди, дочка! Когда ещё задарма нам выпадет целая куча "бабок"! — разошлась бабуля.

Вдали послышалось завывание сирен, и на дороге показались две милицейские машины.

— Ой! — опомнились диверсантки.

— Деньги в окно! — приказала Вера.

— Нет!

— Да... — настояла она.

Её послушались родные, но не сразу, а чуть погодя, когда на хвост сели гаишники, и на лобовое стекло им полетели охапками доллары в тот момент, когда те стремились записать номер беглянок. Резко затормозили.

— Козлы! — признала их Вера.

Это были те самые продажные гаишники. Они принялись набивать карманы долларами. После чего занялись второй машиной кавказцев, обнаружив в багажном отделении взрывчатку.

8. КАМЕНЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ.

— Вот так поездка выдалась за город, — вздохнула облегчённо Вера, закрыв за собой дверь. — Одно слово — Пикн-Ик...

— Правду сказала, — усмехнулась довольно Надя.

Не успели они придти в себя, у мамы зазвонил телефон.

— "Вдруг"?

— Угу? — заверила Вера. — Я ж просила тебя не беспокоить меня до понедельника!

— Ты чё! Тут такой репортаж намечается! Сенсация! Одним словом — бомба! И я выбил его у шефа для тебя! Можешь даже не благодарить! Квиты! Забудь о прошлых обидах!

— Ладно, проехали. Что там у тебя, калека? То есть, коллега!

— Под городом гаишники случайно напали на след террористов, собравшихся произвести теракт в столице. Соображаешь, к чему клоню?

— Угу...

— Требуется срочное журналистское расследование по горячим следам.

— Нет. Не могу! Завтра поговорим о том, — дошло до Веры: они и есть те самые "герои" данной сенсации.

— Не будь дурой, Верка! Это шанс! И выпадает раз в жизни! Действуй!

— Ладно. Я что-нибудь придумаю.

— Будет поздно! Надо уже!

— Убедил. Но не гони коней! Конкурентам нас не обскакать!

— А ты не слишком высокого мнения о себе?

— Нет, поскольку в курсе события, и принимала в нём непосредственное участие.

— Да иди ты!

— Вот если не веришь, завтра заодно у твоего экстрасенса-гипнотизёра это и проверишь, когда свезём к нему Серафима.

— Ну и ну! И умеешь же ты влезать туда, куда не следует! Ладно, убедила. До завтра, а завтра что-нибудь и придумаем сообща. О чём и передам шефу.

— Фу-у-у...— выдохнула Вера в очередной раз. — Не могу сказать: и на этот раз пронесло, но...

— Что? Не молчи! Объясни всё толком! — настояли дочь с мамой.

— Влипли мы с вами и Серафимом, родные мои!

— По уши?

— Если бы, а то кто знает. Будем разбираться...

— С ним? — кивнула Надя в сторону друга семьи.

— Несомненно.

— А когда — завтра у врача или сейчас?

— Вы угомонитесь, родные мои, а то мне надо кое о чём поразмыслить и непременно побеседовать с Серафимом. Договорились?

— До чего?

— Когда проясню всё и уточню, тогда и сообщу. Угу?

— Ага, — кивнула бабуля.

— Тогда займитесь ужином. Я есть хочу!

— Это у тебя нервное, дочка. Нервы! Они, кстати, у меня самой ни к чёрту!

— Не чертыхайтесь, — молвил Серафим.

— В курсе: грех, — подначила Надя.

— Всё, родные мои. Расходимся! — присовокупила Вера.

— Так уже, ма. Или мало того, что устроили за городом на пикнике?

— Помолчи, Надька! Не мешай! Иди на кухню с бабулей!

— Это наказание — наряд? Но за какую провинность?

— Просто обычная повинность! Уяснила?

— Нет.

— Так надо, доча. Пожалуйста, пойми и прими всё как есть. Ну же, будь умницей, моя красавица.

— Хорошо, — сделала Надя вид, будто согласилась на уговоры мамы.

И та, пригласив Серафима в свой домашний кабинет, закрылась.

— Короче, ба, поступим с тобой по-умному.

— Это как, внучка? Обмануть меня решила? Не выйдет! Я дольше тебя пожила, и пока ещё не выжила из ума окончательно!

— Ты не ершись раньше времени! Лучше послушай меня. Я тебе одну умную вещь скажу, да ты не обижайся. Кто-то один из нас займётся ужином, а другой...

— А что будет делать другой?

— Не перебивай, ба! А другой — займётся подслушиванием и подглядыванием.

— И что говоришь! И кто, что делать будет?

— Ты ужином займёшься, а я — шпионажем.

— А почему не наоборот?

— Провала хочешь? Из меня стряпуха, ба, как из тебя шпионка! Поэтому пусть каждый из нас займётся своим делом! Ну, поняла?

— Не совсем, внучка!

— Цюрюк на кухню, и — арбайтен! А я тут покараулю маму — в засаде! Яволь, бабюшка?

— У ты какая!

— Яя. Дастишь фантастишь!

— А ты в курсе, что Гитлер — капут? И давно!

— Шуток не понимаешь, ба! Ну, всё — разбежались по углам!

Вера тем временем села за стол и активизировала компьютер, вышла в Интернет, просматривая электронную почту в ящике. Она ожидала с нетерпением известий от медведя. Их не было. И она сама послала ему извещение.

— Работаю, сова! Напряжёнка вышла! Не мешай — не отвлекай!

Вера призадумалась, поглядев на Серафима. Тот сидел и крутил головой по сторонам, изучая рабочую обстановку в комнате, где на фотографиях была запечатлена хозяйка квартиры с известными людьми в стране и далеко за её пределами — зарубежом.

Тут Вере на ум и пришла прекрасная идея.

— Боже! И как я сразу не догадалась до этого? А ещё журналистка — профессионал — ас своего дела, как все считают меня! И совершила такой детский промах! Ошибка не простительна для меня!

Она взяла в руки цифровой фотоаппарат и подключила напрямую к компьютеру.

— Серафим, посмотри на меня. И, пожалуйста, не крути головой, как и просьба: не моргать глазами и не улыбаться и что-либо говорить. Замри!

Он повиновался. Вера ослепила его фотовспышкой. Серафим сощурился, прикрыв лицо рукой.

— Получилось, — порадовалась Вера.

Что именно — Серафим не знал, а Вера щёлкнула его ещё раз в профиль. Затем поманила к себе и продемонстрировала ему снимки на экране монитора.

— Узнаёшь себя?

— Ага. А как я там поместился?

— Не столь суть важно.

— А что?

— Сейчас я дам объявление в Интернете под твоими фото. Ты согласен?

— С чем? С тем, что ты говоришь?

— Разумеется.

— А тебе это для чего необходимо?

— Вдруг кто-то опознает тебя из посетителей моего сайта. Ведь паутина Интернета охватывает весь мир. И пользователей данной системы — миллионы, а то и миллиарды. Неужели не хочешь как можно скорее узнать: кто ты — своё настоящее имя и есть ли у тебя родственники?

— Хочу! Очень хочу! — согласился Серафим на провокацию.

— Тогда я запускаю твои фото в Интернет. А скоро, и очень скоро придут нам на электронный ящик первые сообщения.

Их поначалу не было вовсе, а после стали приходить, но не те, на какие рассчитывала Вера. Люди интересовались, с какой целью его разыскивает и кто.

Вера не спешила давать ответа. Она думала и очень напряжённо.

— Зря я поторопилась. Мне не стоило этого делать. Теперь твоё фото не изъять. А на него могут выйти те бандиты, с которыми мы столкнулись сегодня! Не дело сделала!

Вера поспешила изменить адрес почтового ящика, дабы террористы не вычислили её по нему. Вовремя. Они послали ей наживку, но она не клюнула. И они временно остались ни с чем, затаив кровную обиду. Не могли простить унижения, и желали непременно найти и отомстить.

Вера вновь побеспокоила медведя.

"Понял тебя, сова", — пришло от него сообщение на новый адрес электронного почтового ящика.

"А как дела с продвижением работы?"

"Глухарь..." — отобразилась на мониторе очередное послание от хакера.

"Неужели всё так плохо?"

"Ещё бы! Меня пытались зацепить и пробить адрес! Да я вовремя уловил слежку, и пришлось временно обрубить все концы. Так что не беспокой меня! Чревато! И не мне тебя говорить чем! До связи, сова! Впадаю в спячку на день-два! После вновь попытаюсь разобраться с твоей "птицей" по иным каналам. Есть зацепка одна. Придётся влезть в засекреченную систему, и какую — в курсе! Так что сама не тревожь меня по пустякам. Если что нарою — получишь тотчас!"

— Час от часу нелегче! — проступила паника в голосе Веры.

— Что-то случилось?

— Нет, Серафим! Хотя... уже и давно! Нас — мою семью — преследуют неприятности с того самого момента, как мы нашли и приютили тебя.

— Значит, я должен покинуть вас! Нет, обязан оставить в покое!

— Ни в коем разе! Не придирайся к моим словам! Просто мне как женщине порой свойственно проявлять слабость хотя бы на словах. Ведь тяжело одной без мужчины тащить всю семью — одних баб. Порой не хватает мужского плеча — и не в том плане: грубая мужская сила, а кому бы можно было высказать все свои проблемы. Своего рода излить душу — поплакаться в тряпочку по-женски. И кто бы понял, принял, простил и приголубил. А ты как раз такой мужчина.

— Какой?

— Идеал моей мечты — кроткий, спокойный, рассудительный... до определённого момента. Но пока рассудок — память — окончательно не вернулись. Придётся поработать над этим!

Вера предложила Серафиму взглянуть на рисунок и напрячь память — воображение.

— Ты уж постарайся. Вдруг что-нибудь всплывёт — какая-нибудь деталь, или иная зацепка, чтобы мы по крупицам могли собрать твою прошлую жизнь, и, нащупав клубок, распутать его. Добро?

Серафим сосредоточился на рисунке, а после по совету Веры закрыл глаза, откинувшись головой на спинку мягкого кресла.

— Расслабься, — подсказала она.

Серафим пребывал в подобном положении минуту, две, три. Время для Веры тянулось мучительно долго, а ей как женщине, проявлявшей любопытство и нетерпение, хотелось, чтобы всё происходило куда быстрее.

По прошествии пяти минут она взглянула на часы, и дала себе зарок продержаться ещё столько же времени для пользы делу. Результат остался прежним.

"Ладно, — подумала она про себя. — Последний — третий — раунд! И баста!"

— Ну, чё там? — побеспокоила стряпуха шпионку, замершую у двери в кабинет мамы.

— Т-с-с... — приложила Надя указательный палец к устам.

— Не томи!

— Тихо...

— Это ты мне, внучка?

— ...там!

— И давно?

— Порядком. Минут десять с той поры прошло — не меньше, а может, и больше.

— Ого! И чё они там притихли — делают, а? Ну-ка, пусти меня!

Бабуля желала взглянуть в замочную скважину, у которой крутилась Надя.

— Да не боись, ба! Не целуются! Иначе бы я услышала чмоканье и шёпот — объяснение с признанием в любви.

— А стоны были? Мебель не скрипела?

— Скажешь тоже! Они ж не дети малые прыгать по ней!

— То-то и оно: взрослые люди, а ума у обоих — кот наплакал.

У двери началась возня. Шорохи с шумами достигли слуха Веры и Серафима. Он открыл глаза.

— Ну что? — поинтересовалась Вера. — Вспомнил чего-нибудь?

Ответ был неутешительным — отрицательным.

— Это переходит все границы, — повысила Вера голос, дабы её могли слышать родные. — Невозможно работать в таком шуме!

Диверсантки притихли.

— Мы раскрыты, — осталась недовольно Надя. — А всё из-за тебя, ба! Ты выдала нас! А ещё бывшая партизанка! Как же ты пряталась в тылу врага во время войны?

— Не пряталась, а воевала — поезда под откос пускала и мосты взрывала!

— Ты, ба?!

— Я, внучка!

— Ну, ты даёшь!

— А то! Давала врагам пороху понюхать! У меня и медали есть, только я ими никогда не хвасталась!

— Почему?

— Не хотела бередить душу и вспоминать войну. Не приведи, Господь, пережить такое кому-то ещё раз, а тем более вам! А тут эти бандиты-террористы! Фанаты! Всё один к одному! Словно нас преследует злой рок. И с того момента, как у нас в доме появился Серафим!

— А я всё слышу, — выглянула Вера из-за двери комнаты. — Чего столпились? Подслушиваете?

— Нет, хотели проконсультироваться на счёт ужина.

— Дабы я утвердила ваше меню?

— Угу, — кивнули разом дочь и старуха-мать.

— Где список? Почему без челобитной?

— А на словах уже нельзя?

— Можно, но...

— Короче!

— Ужин будет готов, тогда и позовёте! А теперь свободны! Обе! Кругом и шагом марш!

— Ну, ты чё, ма, — возмутилась Надя. — Не в казарме! Или вводишь военный режим?

— Неужели переходим на осадное положение, Верка?

— Почти угадали, родные мои. Стоит быть внимательнее чем прежде, а то мало ли что!

— Хорошо-хорошо. Будь спокойна. Я не дам вас в обиду.

— Ого, ба! Ну, ты и сказанула! А чё ж тогда на пикнике притаилась вместо того, чтобы заступиться за нас?

— Местность изучала, внучка.

— Для чего?

— Обходного манёвра.

— Шарахаясь по кустам, и хоронясь там?

— Ну да! А что тут такого?

— Ничего, — улыбнулась озорно Надя.

— Тут иное дело — мы дома! А как говорят немцы: мой дом — моя крепость!

— У русских, то есть у нас, она измеряется в градусах и не менее сорока!

— Вот проказница! И тут поддела! Вся в мать пошла!

— А она в кого, как не в тебя, — снова озадачила внучка бабулю.

— Ещё одна журналистка на мою голову! Я с вами с ума сойду!

— Теперь мы не одни и у нас появился Серафим — мужчина! Если что — защитит, как на пикнике.

— Мужчина, как же! На вид, а по уму — горькое и несмышлёное дитя!

— Недолго ему осталось быть им, завтра и вправим мозги у психиатра!

— Посмотрим...

— Что?

— Кто кому их вправит: он — Серафиму или наоборот, тот сведёт его с ума! Тут бабушка надвое сказала!

— Давай заключим пари, ба, а мама будет свидетелем?

— Делом займитесь, бездельницы! Хватит того, что я в дом деньги приношу, так не хватало, чтобы ещё и еду готовила! На кухню!

— Уже, уходим, ба, — отпрянула Надя от мамы, и, выждав минуту, снова устремилась к двери в кабинет.

Мама объявилась тут как тут.

— Не ждала?

— Ой... — растерялась дочь на миг. — А я вообще-то мимо иду — в туалет!

— Ну-ну! Удачи! Только не смойся... по трубам.

— Не смешно!

— И мне! Как и надоели до чёртиков, шпионки!

Вера вернулась к Серафиму.

— Я, может, пойду?

— С чего вдруг и куда?

— Не хочу надоедать, как и мешать. Тебе и впрямь надо побыть одной. Устала. Отдохни.

— Глупости не говори, родной мой! Я привыкла работать в подобном экстремальном режиме. Это моя жизнь — работа! Я по призванию журналист. Лучше скажи: так ничего и никого больше не вспомнил? Где мог видеть это лицо, когда и при каких обстоятельствах?

— Если честно, Вера, то я и не помню его.

— Я так и знала. Хорошо ещё вовремя спохватилась и запечатлела его на бумаге. Ну, ничего! Прорвёмся как-нибудь с Божьей помощью! Всё будет хорошо. Просто замечательно. Ведь когда-то должна закончиться чёрная полоса жизни и начаться светлая. Это аксиома — закон нашего бытия.

— Неужели всё настолько плохо?

— Я этого не сказала. Напротив всё просто замечательно.

— Значит, будет плохо.

— Нет, не говори так! Это грех — уныние! И один из семи смертных!

— А я и не унывал, просто поинтересовался.

— Интересный ты человек. Знаешь Библию, псалмы из псалтири, молитвы. Раны на тебе заживают прямо на глазах. Ты точно человек?

— Вы это мне сказали.

— Ну, правильно! А что должны были, коль у тебя две руки, две ноги, голова — все черты и тело человека, а вот душа...

— А что душа?

— Потёмки! Загадка! Неразгаданная тайна! И надеюсь: только до завтрашнего дня. А после приёма у врача-психиатра твоя жизнь начнёт налаживаться — возвращаться память. Ведь ты попадёшь ни к какому-нибудь шарлатану из объявления в газете, которых развелось неимоверное количество, а к настоящему экстрасенсу-гипнотизёру. Верь мне! Он излечит тебя от амнезии, проникнув в самые глубинные тайники твоей души — подсознания, и заставит вспомнить всё, как и прожить в один миг прежнюю жизнь во время сеанса гипноза.

— Хорошо, коли так. Я буду только рад этому.

— Знать не уйдёшь от нас, хотя бы до завтра? Не сбежишь? — уловила Вера: Серафим настроился оставить их — её семью — в покое и вновь отправиться в странствие по свету в поисках лица с листка бумаги формата А4.

Они оба взглянули на лик неведомого человека с него. Он являлся для них обоих камнем преткновения.

— Ничего, Серафим, всё нормализуется. Прорвёмся! Верь мне, ибо я — Вера, моя дочь — Надежда, а мать — Любовь. Мы как три человеческие добродетели поможем тебе на достижении поставленной цели.

— Я знаю: вы посланы мне небесами. Там помнят меня — знают — и не бросили, — вновь странно заговорил Серафим, напугав Веру.

Та не подала виду, скрыв внутренний страх. И снова у двери в комнату послышались шумы.

— Я же просила! — застукала она там старуху-мать вместо дочери. — Ты?

— Я! А что?

— Ничего! Тебе чего, мама?

— Ужинать пошли! Сама же просила: как приготовлю еду, сразу звать всех вас к столу. Вот и говорю: кушать подано...

— Садитесь жрать, — выскочила Надя из туалета.

— И откуда она таких слов набралась? Ты совсем, дочка, не занимаешься воспитанием моей внучки!

— Да это всё твои фильмы молодости — комедии! В них она и нахваталась подобных выражений!

— Учтите, бабоньки! Кто не успел — тот опоздал!

Надя обнаружила омлет.

— С мясом, ба?

— Нет, с цветной капустой.

— Я те что — гусеница? Где мясо?

— Пост нынче.

— По календарю?

— Нет, у нас в доме по случаю отсутствия денег на более приемлемую еду — колбасу.

— Ясно. Поняла. Завтра будут, — заверила Вера. — Раскручу босса на задаток по случаю горячего материала.

— Всё-таки решила сама взяться за это дело?

— А у нас нет иного выбора, родные мои. Я попытаюсь замести следы нашего участия в террористической истории с пикником.

— Решила убить двух зайцев одним выстрелом?

— Трёх! Заодно и босса...

— Ой!

— Нет, угодить ему, но так, чтобы он больше не донимал нас, и я осталась бы лучшей сотрудницей издания.

— Ох, Верка! Смотри! Не потеряй хватку! Серьёзное дело предстоит!

— А я трудностей не боюсь, ма! Они для того и нужны, чтобы преодолевать их, и радоваться победе в первую очередь над собой — своим страхом!

— Всё, девки! Баста! Ужин стынет! Прошу всех к столу!

— Кажется, ма, я начинаю понимать, почему ба в последнее время с появлением в доме мужчины кормит нас впроголодь. Это для того, чтобы мы ни о чём другом не могли думать, как о еде, не замечая его. Особенно ты, что он — мужчина, а сама — женщина. И не могли сблизиться!

— Вот проказница! Мстишь мне за капусту? Ну, ничего! Ещё спасибо скажешь в будущем за своё здоровье, когда твои сверстники растеряют его на хот-догах и газировке, да конфетах — зубы!

Когда с ужином было покончено, Вера не спешила уединиться с Серафимом в спальне.

— Даже как-то странно это видеть и слышать, дочка, — удивилась старуха-мать. — Вы случаем не поссорились с ним?

Бабуля тут же вопросительно покосилась на внучку.

— Нет, я ничего такого не слышала, — выдала Надя.

— Понятно. А сама, чего молчишь, дочка? Я к тебе обращаюсь, Верка!

Та мыла посуду, задумавшись, как всегда о чём-то своём — находилась на своей волне, да шум воды перекрывал голоса родных. Опомнилась.

— Вы о чём?

— Мы — о ком — о Серафиме! Почему не с ним?

— Пусть немного побудет один — наедине сам с собой и своими мыслями. А то мы мешаем ему каждую минуту и не даём сосредоточиться.

— Вот это заява! А спать ляжешь с ним, или как?

— Посмотрю ещё.

— Неужели останешься в кабинете, ма?

— Да, скорее всего. Немного поработаю. Следует подготовиться к завтрашнему дню — сляпать статью для репортажа по-умному. Так чтобы в ней можно было обойтись без нас и выставить героями "доблестную" милицию.

— Этих козлов-гаишников?!

— Помимо славы им достанутся проблемы. Пусть сами разбираются с бандитами. На то они и правоохранительные органы — милиция! Не всё бездельничать, да "грабить" людей на дороге!

— Правильно, дочка! Пусть эти разбойники меж собой и разбираются! — вставилась бабуля.

И всё-таки Вера не утерпела и проведала Серафима. Она обнаружила его в той комнате, где до сих пор находилась больничная каталка и бинты с гипсом.

— А порядок-то я забыла навести, — поманила она дочь и мать. — Отвлеките его.

— Поняли, — кивнули девчонки.

— Серафим, а Серафим, — потревожила его бабуля. — Подь сюда, чего скажу-то.

Старуха заманила его к себе в комнату.

— Ты смотри, ма, а то ба отобьёт у тебя мужика, — примчалась Надя к той, когда Вера занялась наведением порядка в комнате.

— Неужели?

— Да, я правду говорю.

— И что же они делают, чем занимаются?

— Православные книги нараспев читают и это — молятся.

— Ну, это не страшно.

— Не скажи! Бабуля больше тебя прожила и знает, как охмурить мужика! Главное найти с ним общий интерес, и он не всегда секс!

— Чего... ты сказала?!

— А чего? Вроде правду! Всё, как есть! Серафим ведь необычный человек, а соответственно и мужчина! У него свои наклонности и пристрастья.

— Я не про то, а про секс! Ты где таких слов набралась, доча? У кого?

— В фильме — любимой комедийной киноленте. Там один герой прямым текстом и заявил, что у нас в стране секса нет!

— А что есть?

— Это как его же он сказал? А! Руссо-туристо! Облико-морале! Что по-итальянски и означает то, о чём мы с тобой говорим.

— Вот проказница! — усмехнулась мама.

Дочери удалось развеселить её. И она вновь подалась в разведку, а Вера занялась работой на компьютере, застучав пальцами по клавиатуре, не заметила, как засиделась допоздна, а её родные и близкие улеглись спать. Она отвлеклась лишь, когда услышала стон Серафима за стеной, и влетела в спальню.

— Опять началось! И всё сначала!

Будить его Вера не стала. Она легла рядом с Серафимом и взяла за руку.

— Не бойся, родной мой, — зашептала в продолжение на ухо тихо-тихо. — Я с тобой — рядом! И не дам на поругание!

Её уверенность передалась Серафиму, он перестал стонать и нервно вздрагивать сквозь сон. Однако по пульсу на запястье Вера уловила, сколь учащённо бьётся у него сердце и скачет давление. Так и уснула, а проснулась с восходом солнца одна. Серафима не было рядом.

— Ой! Ушёл... — растерялась Вера и побежала его искать, заглядывая во все комнаты подряд, пока не наткнулась на него у себя в рабочем кабинете.

Серафим сидел с листком в руках, но с закрытыми глазами. Казалось, дремал. Это было не так. Он старался вспомнить то, о чём его просила ещё вчера Вера.

Ничего не получилось. Память более не выдала никакой информации относительно лика.

— Спишь? — отвлекла Вера Серафима от затаенных мыслей. — Или дремлешь?

Он открыл глаза, взяв непродолжительную паузу.

— Нет, пытаюсь вспомнить прошлое.

— И как?

— Никак.

— А что ночью приснилось?

— Разве?!

— Да, ты опять стонал и дёргался, а я сумела успокоить тебя.

— Не знаю. Не помню.

— Знакомая фраза. Остаётся верить: после сеанса гипноза ты по-иному заговоришь.

Ровно в восемь часов утра раздался звонок от "вдруга".

— Ты, почему не на работе, Верка? Неужели забыла, о чём мы договорились?

— Нет, а вот ты, похоже, да! Открой ящик на своём ноутбуке! Я закинула тебе на него свой репортаж.

— Погоди секундочку! Я сейчас!.. Ага, вижу. Молодец, справилась!

— А ты? Устроил встречу с психиатром?

— Почти. Сейчас я заскачу к шефу с твоими набросками статьи, а после вновь созвонимся. Но будь готова! Обязательно заеду в ближайшее время.

"Вдруг" как пообещал, так и сделал. Он прикатил на машине шефа и в сопровождении шофёра.

— А где твоя тачка? Только не говори: в ремонте? — вспомнила Вера: в субботу, когда он заглянул к ним в гости на праздничный стол, сказал, что разбил. — Неужели, правда?

— Ага. Так едем или как? Чего молчишь, Верка?

— Да, — заверила она, отпрянув от окна квартиры, выходящего во внутренний двор, общаясь с непосредственным своим начальником при помощи мобильной связи.

— Ждите! Спускаемся.

Она явилась со всей семьёй. Начальник сам открыл ей дверь, а вот водитель — иным женщинам.

— А где сядет Серафим?

— В багажник ляжет, — пошутил "вдруг".

— Сам там окажешься у меня, дядя, — выпалила Надя и не только на словах, выстрелив из пистолета, благо игрушечного. И в лоб начальника её мамы воткнулась стрелка с присоской.

— Ну, Верка! Ик-а! И шуточки! Ик-и! У твоей мартышки!

— Сам бабуин!

— Нет, бабуин — женщина! Твоя бабушка!

— Молчи, неандерталец!

— Вот и поздоровались, — заключила Вера, уняв бучу.

Она расположилась с родными в задней части салона лимузина олигарха, а её босс подался к водителю вперёд, не помышляя дорогой убирать разделительную переборку. Надя могла вновь чего-нибудь ещё отмочить, а в ДТП он желал попадать, да тем более на машине шефа. Было бы чревато для него и его карьеры. И сделал это, когда они остановились.

— При-при-приехали-и-и... — отнял он очередную стрелку с присоской ото лба.

— Два раза одно и тоже — это уже несерьёзно, проказница, — отобрала бабуля у внучки "табельное оружие" с боеприпасами.

— И не смешно, — присовокупила Вера. — Мы не дома, а он — мой босс!

— Чего — вдруг? Ну и что! Так и не на работе!

— Это точно, — отдал он Вере обе стрелки.

— Дальше попрошу обойтись без глупостей. Тот к кому мы идём — человек серьёзный, и его время очень дорого стоит!

— Поняла. Я расплачусь как-нибудь, — отреагировала Вера.

— Успокойся, это тебе презент от нас с шефом за счёт издания — аванс за продолжение работы.

— Вот как! А я надеялась поправить финансовое положение семьи, рассчитывая на получение денежных средств в ином виде — наличностью!

— Не беспокойся. Всё уже заранее продумано и предусмотрено. Лучше при первой возможности проверь сумму на пластиковой карточке у себя, — дал понять босс: за ценой они не постоят. И уже оплатили статью по горячему материалу по тройному тарифу, как и было оговорено обеими сторонами.

9. СЕАНС ГИПНОЗА.

— Ну-с! Где ваш больной и кто? — поинтересовался низенького роста мужичок и худощавого телосложения да в возрасте, о чём красноречиво свидетельствовала залысина на голове.

— Вот, — указал босс на Серафима.

— Какой же он больной, когда выглядит вполне пристойно! Мне б его здоровье в свои годы!

— Так не по внешнему виду больной, а на голову!

— А вы, стало быть, врач, молодой человек?

— Нет, я вообще-то редактор крупнейшего издания в стране.

— Вот и дальше занимайтесь тем, в чём компетентны. А я — своим делом, — взял старичок со сморчок пациента за руку.

— А вас попрошу остаться, — усмехнулся он иным гостям. И препроводил клиента в свой рабочий кабинет, где оказался один стул и кресло.

Психиатр указал гостю на кресло, а сам расположился напротив него на стуле.

— Начнём со знакомства. Вас как звать, молодой человек?

— Серафим.

— Чудное имя. Оно дано вам при рождении или...

— Когда меня крестили в церкви.

— А как давно?

— В субботу.

— Какую?

— Эту.

— Значит намедни. Уже кое-что. Это всё, что вы можете мне сказать, или есть дополнительная информация? На что жалуетесь?

— На потерю памяти. Я совершенно ничего не помню из своей прошлой жизни. И мне всё тут в диковинку.

— Конкретно — где?

— Здесь — на этой грешной и бренной земле.

— Вот как, — составлял доктор для себя словесный портрет о пациенте соответствующими наводящими вопросами. — Это интересно! Даже очень! И неужели ничего не помните? Точно напрочь отшибло память? Видения с кошмарами не мучают по ночам или среди бела дня?

— Донимают...

— А вспомнить не можете?

— Пытался и...

— Как? Тщетно?

— Не совсем.

— Есть зацепка?

Серафим продемонстрировал сложенный лист бумаги, который держал при себе в кармане.

— Это чей портрет? — заинтересовался доктор. — Чьё лицо? Хорошего знакомого, друга, или врага?

— Просто видение из прошлой, а возможно и будущей жизни.

— Ясно.

— Что, доктор?

— Что ничего не ясно! Но это ничего — не страшно! Для того ты и находишься у меня в гостях, дабы мы вместе общими усилиями установили истину о твоей прежней жизни, и ты всё вспомнил.

— Так уж и всё, доктор?

— Обещаю, ибо все мои клиенты и прочие пациенты — даже психи — прозревали на моих сеансах гипноза. И если понадобится, он будет не один. А успех я гарантирую! У меня большой опыт в подобных делах — соответствующая практика имеется, как и индивидуальный подход к любому человеку.

— Мне это все твердят, что я — человек.

— Ну не псих же! Хи-хи... — позволил себе психиатр немного отступить от плана работы с клиентом. Так могло показаться со стороны, а он напротив стремился подготовить пациента к сеансу предстоящего гипноза — расслабить. И это ему пока не удавалось. Чувствовалось напряжение.

Доктор продолжил обработку клиента.

— Положи руки на подлокотники, Серафим, и откинь голову назад на спинку, а ноги вытяни — и расслабься. А теперь закрой глаза и слушай, что я буду говорить далее, но особо не вдавайся в подробности. И молчи — ничего не спрашивай и не задавай вопросов. Прими всё, как есть. Главное — расслабься!

Серафим ловил голос врача, каждое его слово. Иначе и быть не могло. Тот наклонился над ним, шепча на ухо.

— Я говорю: раз — и ты отключаешься — твоё сознание. Два — и ты паришь. Твоё тело бесплотно! Душа покинула его. Три — и полетели! Полетели туда, где ты жил прежде. Четыре — воспоминания приходят на ум сами собой. Пять — ты возвращаешься в прежнюю ипостась. Шесть — и... — доктор запнулся. Что-то пошло не так. Случилось некое непредвиденное обстоятельство. Он видел отчётливо: клиент в отключке и молчит — губы сомкнуты, но он также отчётливо услышал его глас, не тот — не человеческий, а иной — неведомый из неведомого мира. Сам едва не отключился и не погрузился в транс, опомнившись, когда почувствовал удар и резкую боль. Отпрянул от пола и подался на выход из кабинета. Дверь не сумел открыть. Её заклинило. — Помогите! Кто-нибудь! Выпустите!

— Серафим, — бросились на помощь спутницы. И кого узрели в открытом дверном проёме... — Психопат?!

— Да! То есть, нет! Я пси-псих-иатр-р-р...

— Приехали, док, — вмешался босс Веры. — Стоять!

— Как прошёл сеанс гипноза?

— Ой! Я не закончил его! Я сейчас — мигом! Только дверь плотно не закрывайте!

— Это он ударил вас? — приметила Вера шишку на лбу у старика и пот, проступивший крупными каплями на лице.

Врач вспотел так, словно на него вылили ушат холодной воды. Одежда местами прилипла и промокла насквозь.

— Нет, я сам! Са-а-ам...

— Действительно психопат, — заключила Люба.

— Зря мы приехали сюда, — согласилась Надя, утайкой выудив у бабули боеприпасы с пистолетом, задумала очередную диверсию. — Я в разведку, ма!

— Куда? Стоять! Ни с места! — схватила Вера дочь за руку, и в недоумении покосилась на босса. — И это твой гений — светила науки в области психиатрии? А ещё экстрасенс-гипнотизёр!

— Я разберусь! Сейчас всё уточню! Проконсультируюсь по поводу доцента.

— И кто он — додик? — ввернула старуха-мать. — Ну, тогда мне всё понятно. Можешь больше ничего не объяснять! Надо спасать Серафима, дочка! Пора прервать сумасшедший сеанс, пока этот додик не сделал из него настоящего психа! Ишь, психопат!

— Нет, стойте! Не мешайте ему! — встал начальник Веры у двери в рабочий кабинет врача парапсихолога и расставил руки.

Женщины не послушались и навалились гурьбой. Больше всех в том преуспела естественно Надя, получив прекрасную возможность поквитаться с прежним другом семьи за все затаенные на него обиды.

В ход пошло оружие. В лоб босса вновь ударилась стрелка.

— Улыбочку, "вдруг", — подала голос Надя.

Тот не успел открыть рта, как туда влетела очередная стрелка с присоской, и он подавился.

— Разойдись, бабоньки! Расступитесь! Мой выход! — требовала Надя доступа к телу тюфяка.

Те не могли совладать с ним, уступая ему разом все трое в весовой категории.

Надя поспешила прибрать инициативу к своим рукам. В запасе имелись боеприпасы — две стрелки. И тут же одна из них угодила в глаз босса мамы, а затем иная — в другой.

— Ай! Ой! О-о-ох... — последовали крики от боли и выдох.

Босс, лишённый зрения был атакован Надей. Та пошла на него врукопашную, боднув головой туда, куда смогла достать. И достала соперника, произведя излюбленный запрещённый приём в пах.

— А-а-ах... — вскрикнул тюфяк и упал на колени, а затем рухнул на живот. И по нему как по перекидному мосту в замок — к двери в кабинет врача-психиатра — устремились спутницы Серафима, спеша на выручку. Поняли: помощь требуется заодно и врачу.

Тот лежал на полу без признаков жизни, а Серафим — без чувств, откинувшись на кресле.

— Ой, беда, девки! — зароптала бабуля.

— Не беда, — отреагировала Вера, прильнув к Серафиму, а Надя соответственно занялась доктором.

— Я давно мечтала выступить в роли патологоанатома!

Она приоткрыла веко у старика и посмотрела ему прямо в глаз.

— У-у-у! Страшно?

Человек на полу не реагировал.

— А так? — крикнула следом Надя ему на ухо.

Реакция осталась прежней.

— Ну, я так не играю, — села она от обиды на него — на живот.

Последовал выдох.

— О, кажется, получилось! Пациент скорее жив, чем мёртв! Хотя с какой стороны посмотреть! Ведь я играю в патологоанатома! Значит он — труп! Его следует доставить в морг!

— Эй, проказница, — окликнула бабуля внучку. — Брось ты этого додика-психопата, и дуй к нам! Работа есть!

— Уже, — замерла Надя подле той, мамы и Серафима.

— Неси воды, — молвила Вера.

— Будет сделано, бабы, — кинулась Надя в коридор, и зацепилась за тело босса на полу. Буркнула. — Валяются тут всякие!

Как вновь появилась подле него со стаканом из пластика в руках, где вместо воды было налито горячее кофе из автомата по раздаче напитков. Снова споткнулась и пролила его на тюфяка.

— Вот увалень! И свалился же ты на наши головы, "вдруг"!

Тот очнулся, придя в себя. Встал.

— Опять проход загородил, — схватилась Надя за пистолет. Стрелки закончились, и сейчас их — с глаз — руками отнял "вдруг".

— Ты-ы... — приметил он воочию дочь Веры.

— Лучше с дороги свали, толстомордый, иначе пожалеешь, что остался жив, и я не добила тебя! А следовало валить и наверняка!

— Вот пигалица! Да я тебя-а-а.... — не успел тюфяк опомниться, как Надя подскочила к нему, снова идя врукопашную, чуть накренив вперёд голову.

Соперник поспешно скрестил руки внизу, блокируя удар девчушки головой туда, куда уже пропустил раз.

— Ага, — обрадовался он ликуя. Её номер не прошёл — первый приём. — Попалась!

Надя применила иной, когда не проходил первый — топнула ногой по пальцам стопы босса мамы, а затем прыгнула на иную ногу, и поспешно отскочила в сторону.

Крики за дверью сменил грохот, и настала тишина.

— Ну, ты скоро там, Надька? — послышался мамин голос.

— Чё творишь, проказница? — поинтересовалась дополнительно бабуля. — Поди, опять озорничаешь?

Надя опомнилась и во второй раз подряд подалась к автомату. На этот раз она "затоварилась" охлаждённой газировкой в банке, очутившись подле тюфяка.

Тот приподнялся к тому времени на четвереньки, и узрел ходячую неприятность. Надя замахнулась на него баночкой, и тот без слов всё понял, отскочив в сторону с прохода.

— То-то же! — показала Надя язык, и скрылась за дверью в кабинет врача.

— Ты где так долго пропадала?

— Где-где, — передразнила Надя бабулю. — Где надо!

— Тебя только за смертью посылать! Принесла воды?

— Газированную. Иной не было.

Надя протянула баночку маме, та вскрыла незамедлительно и... пригубила.

— Ё-маё! — опешила дочь. — Я-то думала: вода предназначалась Серафиму, а ты...

Мама не подвела. Она не собиралась пить газировку, брызнула ей в лицо Серафима, а затем ещё раз и принялась хлестать его ладонями по щекам.

— И вы ещё хотите привести его в чувство подобным зверским способом, лишая окончательно сознания?!

— Помолчи, проказница, — выдала бабуля.

— Тогда его лучше током ударить, как это делают врачи в реанимации.

— Слышь, Верка, а внучка дело говорит. Врачи-реаниматоры нам бы сейчас не помешали.

— Да где их найти?!

— Сделаю, ма, — заверила Надя, выскочив пулей из кабинета.

— "Вдруг", — приметила она тюфяка.

Тот уже стоял на ногах, опираясь о стену.

— Чё-о-о... — отшатнулся он нервно от испуга от дочери Веры.

— Если хочешь выжить и не из ума — живо бригаду из реанимации сюда, не то она понадобиться тебе и гораздо раньше, чем ты можешь себе это представить!

Надя подобрала стрелку с пола и зарядила в пистолет.

— Ну же! Пошевеливайся! Шевели батонами, толстозадый!

Стрелка и угодила ему в одну из ягодиц, придав должное ускорение.

— Ждите, — объявилась Надя перед родными. — Ща явятся врачи — те, каких заказывали.

Тюфяк не подвёл, и минуту спустя в кабинет влетела бригада с каталкой и реанимационным электрошокером.

— Отойдите! Расступитесь! — скомандовал главный в бригаде врачей по вызову. И потребовал от своих подопечных: — Разряд!

Когда аппарат был готов, он дотронулся двумя клеммами груди Серафима.

— Ещё! — последовал призыв. А затем прислушался. — Ожил!

И занялся иным — телом соратника на полу. Тот очнулся после первого удара током, и осмотрелся растерянно по сторонам, оценивая ситуацию.

— Перестарался, доцент? — усмехнулся коллега в звании профессора.

— Ага-А-А... — схватился тот за голову. Она раскалывалась у него от боли.

— Прими таблетку, — протянул ему обезболивающее средство оппонент.

— Да иди ты-ы-ы...

— Как скажешь, поскольку мы здесь больше не нужны.

Бригада реаниматоров скрылась за дверью, и там, в проёме застыл, заглядывая утайкой, босс.

— Тебе чего? — только глянула на него исподлобья Надя. И дверь закрылась сама собой.

— Тихо, доча, — попросила мама.

— Помолчи, проказница, — присовокупила бабуля.

— И ты тоже не встревай!

Вера убедилась, что Серафим дышит — жив, придвинулась к доценту, желая прояснить ситуацию с незадавшимся сеансом гипноза.

— Что случилось? Почему ничего не получилось? Ведь так — я права?

Доктор в ответ кивнул головой, вновь обхватил её руками от боли.

— Да, история! Тяжёлый случай!

— А, по-моему, девки, как мне кажется: он претворяется больным на голову и просто не хочет ничего говорить!

— Неужели, ба! Когда сама заверяла нас: он — додик — психопат.

— Нет, он доцент — психиатр! И что-то настойчиво пытается скрыть от нас! Я это вижу по его глазам! Благо практика в своё время хорошая была, когда партизанила. Вот как сейчас помню: взяли мы "языка"...

— На заливное? — облизнулась Надя.

— Нет, внучка! Не мясной продукт для еды, а пленного немца, дабы выбить из него необходимые сведения о дислокации войск противника и...

— Чё?

— Не перебивай, проказница! А то с мысли собьёшь — и всё — забуду!

— Так чё дальше было, ба?

— Может, поговорим о том в другой раз, родные мои?

— Другого раза, Верка, может и не быть!

— Почему?

— Потому что тот немец оказался нашим, гад!

— Чего, ба? Кем?

— Полицаем, вражина! Мы крутили его и так и этак, вопрошая по-немецки, а он ни слова по ихнему! Пока дело до расстрела не дошло! Тогда всё и выложил начистоту!

— И чё?

— Всё...

— В смысле? С полицаем?

— И с историей.

— Класс! Рэмбо отдыхает! — взяла Надя себе данную уловку на вооружение, и доцент узрел у неё в руке игрушечный пистолет, но он-то о том не знал, и издалека оружие в руке ребёнка выглядело как боевое.

— Только не добивайте меня-а-а... — запаниковал он. — Не убивайте! Я всё расскажу, если в дальнейшем больше не свидимся.

— Помереть вздумал?

— Нет, напротив, жить хочу, а вас — не видеть больше никогда!

— Ладно, уговорил. Зажмурься! — настояла Надя, наставив пистолет на доцента-психиатра.

И тот повёл себя как додик-психопат — повиновался.

— Теперь так лучше? Сойдёт?

Врач боялся открыть рот и ещё больше усугубить и без того плачевное положение.

— Не молчи! Промычи что-нибудь толковое в ответ, коль хочешь жить!

Врач украдкой приоткрыл один глаз.

— Я могу встать?

— Валяй, не всё же валяться в ногах, — угодила ему Надя, идя на компромисс.

— А сесть на стул?

— Угу.

Врач резко кинулся мимо него к входной двери.

— Убивают... — схватился он за ручку и рванул на себя. В проёме очутился босс Веры. Старик столкнулся с ним и отвалился на пол.

Надя чуть с опозданием выстрелила, и стрелка в третий раз подряд приклеилась присоской в лоб тюфяка. Тот вновь превратился в увальня, повторив манёвр доцента.

— Кончай озорничать, проказница, — решила бабуля заняться доктором. Она замахнулась рукой для удара по лицу. Тот открыл глаза, и снова закрыл, получив удар.

— Ну, ба-а... — укорила внучка. — Сама ничуть не лучше меня!

— Бывает...

— Но не у всех проходит!

— Не бейте больше меня! Я умоляю вас! Ваша взяла-а-а... — сдался доцент, застонав, не открывая глаз.

Внучка с бабулей подняли его с пола и усадили на стул.

— Только дёрнись, — предупредила Надя.

— И тогда сам знаешь, что ждёт тебя, — присовокупила Люба.

Доктор открыл глаза. Перед ним предстала Вера, а чуть поодаль от неё — Серафим.

— Ты что сделал с ним, психопат?! — возмутилась она.

— Я — доцент в области психиатрии!

— Додик ты, — заявила старуха с левой стороны.

— Психиатр я!

— Психопат ты! Вот кто! — молвила справа Надя.

— Говорить только по существу! — продолжила Вера. — Я задаю вопрос, ты, вражина, отвечаешь!

— А то! Он нам за всё ответит! — вставилась дочь.

— И в первую очередь за Серафима! — добила бабуля.

— Говори, что сотворил с ним? — настояла Вера.

— Ввёл в гипнотическое состояние — транс...

— И... дальше что?

— Случилось нечто непредвиденное...

— Что именно? Конкретно! Говори по существу!

— Он заговорил со мной, общаясь не по средствам рта и языка, а при помощи мысли — на подсознательном уровне.

— Это плохо?

— Невероятно, но факт! Такого быть не должно! Это первый случай в моей практике! И...

— Что ещё? Он говорил о чём-то с тобой? О чём?

— Вы не поверите, женщины...

— Уже! Дальше, пожалуйста, подробно!

— Я могу лишь сформулировать его мысли в общих чертах. Он говорил о каком-то там измерении подобном на параллельный мир, где обитают бесплотные духи...

— Мистика, — выдала бабуля.

— Ага, фантастика, — согласилась Надя.

Доктор продолжал, не обращая внимания на их замечание.

— У них там их мир делится на две части — светлую сторону и тёмную. И там, как и мы, предполагаем здесь, существуют добрые духи и не очень...

— Злые? — уточнила Вера.

— Угу.

— Как он их назвал? Ведь охарактеризовал.

— А-а-а...

— Не ори!

— ...ангелы-ы-ы... — выдал доцент. И зажмурился, словно чего-то испугался, боясь прежде произнести данное слово вслух, констатируя факт.

— На этом всё или как? — продолжила Вера беседу.

— И-и-или-и-и... — всё ещё никак не мог успокоиться доктор.

— Воды? — предложила Вера.

— А-ага-а-а...

— Можно я подам её ему? — попросила Надя, хитро подмигнув маме.

Та уступила дочери.

Надя вылила старику остатки содержимого банки на лысину.

— Очухался? Пришёл в себя? Или ещё дать чего кроме воды? Типа прикурить? У кого-нибудь имеются спички, бабоньки? А зажигалка?

— Если только у стража на дверях, — напомнила мама про босса.

Тот порой баловался сигарами.

— А прикурить не желаешь?

— Не-ат... — согласился продолжить беседу доцент. — Только не мучьте! Пожалейте меня, старика, и мою седину!

— Тогда сиди, да! И не дёргайся, плешивка! — хлопнула Надя ладонью по лысине доцента.

— Хватит, проказница!

— Не переигрывай и не заигрывайся, доча, — настояла Вера.

— Да я ж хотела прихлопнуть паразита!

— Чего? Кого? Его?

— Почти. Комар... — показала Надя.

— Ик... — присовокупил доцент. И едва не ушёл со стула.

— Сидеть! — тряхнула его бабуля.

— Так на чём мы остановились, женщины?

— На ангелах! Ты что-то там говорил про них. Мол, тебе о них поведал Серафим, — подхватила Вера.

— А-ага-А...

— Не кричи! В больнице! — напомнила Надя. — А тут должна быть гробовая тишина!

— Это в морге у патологоанатома!

— Ещё одно возражение или возмущение, и сам окажешься у меня там! — махнула Надя пистолетом.

— Как и в мире духов, но не парфюмерия, что одеколон! — выдала бабуля. — Всё понял?

— Угу-у-у... — кивнул доцент тем, пока было чем.

— Тогда продолжим, — подхватила Вера. — Что тебе стало известно про них со слов Серафима?

— Они реальны там, как и в нашем мире. И мне — конец!

— Да ладно, лысый, — усмехнулась Надя. — Не тронем тебя.

— Не вы — они меня за то, что их тайна открыта.

— Какая?

— Их существования и...

— Чего ещё? — заинтересовалась Вера. — Ты про него?

Она кивнула в сторону Серафима.

— Кто он — человек или...

— Вы не поверите...

— Уже!

— Да я и сам ещё не верю, что он...

— И кто он? Не тяни! Говори!

— Не тот, кем себя выдаёт, и считаете вы!

— А конкретно!

— Не скажу!

— Не знаешь или скрываешь, док?

— Лучше пристрелите, но не мучайте! Всё одно больше ничего не скажу! Хоть убейте!

— А живи, — выдала Надя.

— И мучайся угрызением совести, — не оставалась в стороне бабуля.

— Вот именно, — согласились Вера. — Тогда хотя бы верни Серафима в реальность из гипноза!

Доцент боялся пациента.

— Ну же, — последовала угроза в исполнении женщин.

— У-у-уговорили-и...

— В таком случае действуй, додик!

— Я — доцент! Психиатр!

— Психопат ты, лысый!

— Я говорю: раз — и всё...

— Как всё?!

— Не мешайте мне работать! — перебил доктор проказливую девчушку. — И прошлое остаётся в прошлом! Два — и мы переносимся в наш мир! Три — и душа вновь возвращается в своё тело! Четыре — и нет больше преград. Тело оживает. Пять — глаза открываются. Шесть — сеанс окончен!

Серафим очнулся.

— Жив-Ой... — порадовалась Вера, не в силах сдержать слёз.

— Вы чего, дорогие мои? — изумился Серафим. И покосился вопросительно на доктора.

— Чуть не забыл! Но обойдёмся на этот раз без гипноза. Вы не видели меня, а я не встречался с вами! Договорились?

— До чего? — возмутилась Надя.

— До того, что я озвучил! Согласны?

Дверь открылась в кабинет, и на пороге предстал босс Веры. Поймав на себе взгляд её дочери, поспешил скрыться.

— Смотри, лысый! Если что утаил от нас — я тебя! — пригрозила Надя "оружием".

— Понял-понял. Готов о том поговорить при случае с твоей мамой и кое-что уточнить. Но только по телефону. Его — мой номер — возьмёте у толстяка. И забудьте сюда дорогу.

— Значит Серафим не псих? — заключила Люба.

— Абсолютно с вами согласен.

— И это мне говорит психо...

— иатр — я, а не — пат!

— Не угадал. Мат! Партия! Игра окончена! — ввернула Вера. — Уходим, родные мои.

— Куда, ма, к тебе на работу или домой?

— Для начала отсюда, а там разберёмся по ситуации.

— Начальника я беру на себя. Он у меня вот где, — сжала Надя кулачок.

— "Вдруг"! Ты где? — позвала она его, когда они покинули кабинет доцента.

Тот затаился и не отвечал.

Вера вычислила его по мобильному телефону — позывным звонка — и застукала в туалете в тот момент, когда он намеревался утопить собственный мобильник в унитазе.

— Решил смыться?

— Я? Ну, ты скажешь, Верка! Куда едем? Может на работу?

— Ты же в курсе: я — журналистка! Мой рабочий кабинет — вся планета.

— А дом?

— Он один — и это квартира!

— Значит, туда и поедем.

— А ты догадливый, босс.

— А то! Как-никак твой непосредственный начальник, и в курсе, чем дышат и как живут мои подчинённые. Работа такая и должность подстать.

— Не очень-то, вдруг, — стреножила его Надя. — Веди нас в машину!

Босс Веры повиновался её дочери, и, сложив руки крестообразно за спиной на пояснице, побрёл вперёд с опущенной вниз головой точно пленный.

— Как прошло лечение? — вопросил водитель олигарха. И поймав на себе взгляд его зама, умолк на время. — Куда катим?

— По старому адресу.

— На работу или... — требовалось уточнение водителю лимузина.

— К нам домой, — молвила Надя.

— Правда?! — переадресовал вопросительный взор водила на соседа.

— Ещё сомневаешься?

Ответом послужили действия, которые предпочёл водитель лимузина словам. Поездка затянулась. В столице был час-пик. Транспорта на улицах города в обеденное время оказалось столько, что образовались пробки на многих перекрёстках кольцевой дороги.

— Во везёт, — ухмыльнулась старуха. — Уж лучше бы заказал у шефа вертолёт!

— Им он никому не даёт пользоваться, — предупредил босс.

— Это нереально!

— Да успокойся ты, жирный!

— Я не жирный!

— Знать коррумпированный.

— Нет!

— Да...

— Надька, прекрати! — надавила на ту мама. — Сколько уже можно?

— Столько, сколько будет нужно!

Босс закрылся с водителем от них перегородкой, этого женщины и добивались от них, тут же занявшись Серафимом — стали расспрашивать его о том: не вспомнил ли он чего интересного — факты из прошлой своей жизни.

— Имей совесть, Сима! Мы потратили на тебя столько времени и сил, что ты обязан нас посвятить в свои тайны! — заявила Люба.

— Бабуля права. Мы же одна семья! Или я не права? Тогда скажи о том моей маме?

— Ты не хочешь говорить с нами о том, чему стал свидетелем и очевидцем на сеансе гипноза у врача? — поинтересовалась Вера. — Если не хочешь, можешь не отвечать. Но долго не сможешь скрывать то, что терзает твою душу. Расскажи и увидишь: тебе станет намного легче. Словно камень отвалится с души.

— Я подумаю, — взял паузу Серафим.

— До дома, а там придётся колоться.

Тень закружила вокруг машины. Она не могла допустить прояснения ситуации с жертвой, и ей следовало всё сокрыть в течение определённого времени. Чем она и занялась. Для начала лимузин со спутниками Серафима угодил в ДТП.

— Ты как? Ничего не забыл? — первое, что спросила Вера после того, как убедилась: все живы и здоровы. Они отделались лёгкими ушибами и царапинами.

Авто пострадало серьёзнее пассажиров.

— Шеф нас убьёт, — впал в транс водитель.

— Нет, просто уволит без выходного пособия, и вдобавок заставит выплатить убытки по ремонту машины, — озвучил свои опасения босс.

— Не беспокойтесь, мальчики, — вмешалась Вера. — Я сама об этом поговорю с ним. И всю вину возьму на себя. Мне-то он ничего не сделает. Правда?

— Не знаю. Не уверен, — молвил босс.

— Вот сейчас и узнаем.

— Ты что задумала, Верка? Не звони-и-и...

Было поздно.

— Чего там мой зам кричит как недобитый псих? — раздался голос олигарха в мобильном у Веры.

— Беспокоится за меня и моих родных.

— Случилось что?

— На этот раз угадал...

— Что? С кем? С тобой и родными?

— С нами — порядок. Мы уже в норме, а вот...

— С помощником?

— Нет...

— Водилой беда?

— С лимузином...

— Что? А что с ним? — спал с лица олигарх.

— Немного помяли в ДТП и всего-то. Ремонт предстоит пустяшный... для тебя. Капля в море по твоим финансовым возможностям.

— Ну, Вера-А-А... — вскричал олигарх, взяв паузу. — Сама-то как, и семья, а?

— Говорю же — в норме.

— А не врёшь? Встретиться сможем?

— Даже и не знаю, шеф. Мне сейчас самой необходим, как и твоему лимузину косметический "ремонт".

— Я всё устрою. Тебя осмотрят нужные врачи прямо на дому, а если потребуется — подлечат в любой клинике зарубежом, а после мы отдохнём там с тобой и даже твоей семьёй на каком-нибудь фешенебельном курорте.

— Уговорил, противный.

— Фу-у-у... — вспотел босс, обтирая лицо рукавом. — Ты и даёшь, Верка-а-а...

— Мы сегодня попадём домой или чувствую: зря покинули частную клинику. Следовало бы оставаться там и заночевать!

Наконец они добрались без происшествий до фешенебельной многоэтажки, где жила Вера с семьёй. И надо же такому было случиться: лифт остановился на полпути.

— Я ж говорила: перебор! Нас пятеро, а лифт вмещает четыре человека! — возмутилась Надя.

Помимо её родных и Серафима с ними подался "вдруг". Его и укусила Надя в живот, поскольку тот упирался им ей в лицо.

— Ты — не в счёт! Ребёнок ещё!

— Молчи, жирный! Ты один стоишь всех нас вместе взятых! Для таких как ты предназначен грузовой лифт! Так чего в пассажирский подался?

— Прекратите, — настояла Вера.

— Что, ма? Когда мы ещё и не начинали!

— Будет тебе, проказница! Угомонись! — вмешалась бабуля. — Всё равно ничего не изменишь!

— А что если вызвать диспетчера? — предложил виновник поломки лифта.

Она не отвечала.

— Наверняка на обед ушла!

— И чё терь, умник?

— А что если самим попытаться открыть створки лифта? — предложил Серафим.

— Сильный, да! Тогда давай, а я не Самсон!

— Ага, ты — Геракл, который много ел и мало какал, — укорила Надя босса мамы. — На большее и неспособен! Толку от тебя, а вот говна...

— Надька!

— И чё, ма? Разве я не права?

Серафим не встревал в перепалку, приложил усилия, и у него получилось едва заметно приоткрыть створки лифта. В щель и устремилась первой Надя, за ней мама вдогонку и бабуля.

— Проскочили! — не поверил своим глазам босс.

— Помоги, и мы выберемся с тобой... — попросил Серафим помощи.

Как лифт оборвался и со скрежетом металла подался вниз, а вслед за ним по лестнице и спутницы тех, кто оказался внутри — взаперти.

В подвальном помещении подземного гаража они и застали их.

— Живы?

Серафима могли и не спрашивать. На нём не было ни царапин, ни ссадин.

— А ты как, босс? Заглянешь на обед?

— Вот спасибо, в прошлый раз накормили так, что машина в ремонте, а теперь ещё и шефа лимузин проследует в оном направлении. Ой! Как и сам чувствую: пора лечь в больницу и на время впасть в спячку точно медведю.

Вера вспомнила про одноимённого хакера, заторопилась домой.

— Ну, как знаешь! Моё дело было предложить, а твоё — отказаться!

— Эй, погоди! Не уходи, Верка! Помоги! Неужели и чаем не угостишь?

Надя решила подсластить пилюлю боссу мамы.

— Держи, — вставила она ему в зубы жвачку. — Не конфета к чаю, ну так ведь и чая нет!

Убежала.

— Тьфу! — выплюнул "вдруг" жвачку. Зря. Она приклеилась к ботинку. — Вот зараза! Этого мне только для полного счастья и не хватало! Ну, и семейка у Верки! Не квартира, а дурдом! И лифт подстать этому дому-у-у...

Он упал, зацепившись о выемку на выходе из лифта — испачкался, порвав костюм.

— Нет, на работу мне в таком виде появляться никак нельзя.

И покатил со двора на лимузине шефа.

10. ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ.

— Уехал, — улыбнулась Надя, отвлёкшись. И отпрянула от окна. Подалась к бабуле.

Та замерла точно мышь у двери, приложив ухо к поверхности, пыталась уловить то, чем занималась дочь у себя в кабинете с Серафимом.

— Чего они там говорят — о чём? — шепнула внучка.

— Хм! Странно, даже как-то. Молчат, точно рыбы набрав в рот воды и, похоже, даже "жабрами" не шевелят.

Надя подалась в обход, совершив манёвр по лоджии, увидела утайкой в окно, что происходило в кабинете у мамы.

Вера сидела за компьютером и пыталась выйти на связь с хакером через Интернет. Тот молчал.

— Действительно впал в спячку, — констатировала она явный факт, когда и по мобильному телефону не удалось достать.

В трубке голос передавал: "Абонент временно недоступен и находится вне зоны доступа к сети!"

— Отключился от внешнего мира. Интересно, что же заставило его затаиться?! Ведь он не боится правоохранительных структур из числа силовых ведомств, ибо неуловим для них, поскольку я точно знаю: частенько работают на них, "бомбя" секретные сайты коллег из-за рубежа, а то и вовсе качает деньги с электронных счетов!

"Медведь, отзовись! Ау! Это сова беспокоит тебя! Пора просыпаться! Ты нужен мне! Срочно!" — послала Вера по электронной почте сообщение, и отключилась от всемирной сети.

— Раз с хакером не получилось поговорить про личность из твоего прежнего сновидения, Серафим, придётся завести новый разговор о том, что стало тебе известно после сеанса у врача.

Вера взглянула на него — ему в лицо — и узрела: оно покрылось крупными каплями пота.

— Ой! Да тебе плохо! У тебя жар! Лоб горячий, — определила она это при прикосновении рукой к его телу. — Ты весь горишь!

Тут как тут объявились родные. Бабуля с пустыми руками, но советами, а дочь не подвела, держа аптечку.

Мать приняла у неё и взглянула: имеются ли в наличии жаропонижающие средства.

— Аспирин.

— Упса.

— Где взяла? У кого отобрала?

— Ну не у собаки же, ба! Просто так шипучая таблетка называется.

— Чё, проказница?

— Лучше принесите воды.

— Сметнись, бабуля.

— Чё?!

— Поторопись-ка.

— Сама — она! Я не в том возрасте, чтобы быть на побегушках! А вот ты давай — действуй!

— Ну, ба! Я тебе этого так не оставлю! — погрозила Надя, однако принесла воды.

— Одними таблетками делу не поможешь, — заверила бабуля дочь. — Тут требуется народная медицина! Спирт! На худой конец — водка! Будем его растирать ей.

— Неужели, ба, и то самое место?

— Ты про что, проказница?

— У нас нет спирта. Только водка! А ты сама сказала: её используют на худой конец, что хвост у Серафима в виде атавизма, как у обезьяны, но растёт спереди, а не сзади.

— Много ты понимаешь, поторопись-ка ты этакая!

— О как обозвала! А раньше всё проказницей звала.

— А теперь выгоняю! Рано тебе глазеть ещё на голого мужика!

— А когда можно будет?

— Когда вырастишь?

— А когда это будет?

— Когда взрослой станешь!

— А сейчас я какая?

— Маленькая ещё для участия в том, что здесь намечается.

— А что? Что-о-о...

Надю силой выставили за дверь, и она объявилась у окна со стороны лоджии, чего увидела — закрытые шторы.

— Сговорились! Вдвоём на одного! Это нечестно!

— Ты про себя или Серафима? — подала голос мама.

Надька не ответила. Она обиделась.

— Кабы чего не натворила, проказница.

— Вот иди, мама, и проконтролируй её, а за меня не бойся! Не согрешу! Серафим не в том нынче состоянии, чтобы думать не Бог весть о чём!

— Точно! А то смотри! Одно дело слова, а как останешься с ним одна, делая массаж голого тела мужика с растиранием, тогда точно не устоишь!

— А я трусы не стану снимать.

— С него или с себя?

— Мама!

— Всё! Уже ушла! Но помни, Верка: ты обещала вести себя пристойно и держать в руках...

— Что?

— Да так — ничего! Вспомнила чего завернула внучка с моих слов про водку и ху-ху-худой конец, — засмеялась бабуля не в силах сдержаться. И вышла. — Ох, одно слово — проказница! Вся в мать пошла! Ты где, Надька? Отзовись! Не злись! Квиты! Мама тоже прогнала меня и заперлась с Симочкой одна! Как бы чего не устроила!

— Я или она? — откликнулась внучка.

— Обе!

Женщины с нетерпением ждали: она окликнет их в ближайшее время, сели на трюмо подле двери и приткнулись друг к дружке.

— И как он там? — вздохнула бабуля.

— Ага, — подстать ей молвила с вздохом внучка.

Неизвестность угнетала.

...Вера хлопотала подле Серафима — открыла бутылку водки и понюхала.

— У-у-ух... — ударили ей в лицо пары спиртного. И она одурманенными глазами взглянула на тело Серафима в одних трусах. Коснулась рукой. — Горячий!

Жар усиливался. Вера плеснула водки на руки и принялась растирать его, затем ещё раз льнула и ещё — вошла в азарт. Страсть вновь захлестнула её. Прикасаясь к телу обнажённого мужчины, она возбудилась, ощутив жар внутри себя, но не такой, какой одолевал путника. И разошлась.

Один раз едва сама не пригубила водки. Опомнилась. Помогли родные. Ручка щёлкнула на двери и повернулась. Образовалась щель в дверном проёме. Вера обернулась и всё стало на свои места.

— Ну, чё там, проказница? Чего увидела?

— Ничего, ба! Мама занимается Серафимом.

— Что она делает ему — массаж или ещё что-то типа искусственного дыхания рот в рот?

— Да нет, скачет...

— По нему?! — вскочила бабуля с трюмо.

— Пока только вокруг...

— Вот проказница! — схватилась бабуля за сердце, и вновь опустилась на трюмо.

— Тебе плохо, ба? Дать воды?

— Не мешало бы.

Надя помчалась на кухню. Улучив момент — разыграв внучку — бабуля повторила её манёвр с подглядыванием, и тут же заняла прежнее место. Надя заметила обман, явилась чуть с опозданием.

— Принесла-а-а... — застонала бабуля.

— Ага.

— Тогда скорее дай воды-ы-ы...

Надя облила бабулю из кружки.

— Ты что делаешь? С ума сошла-а-а... — подскочила она.

— О, встала! И бегать можешь! — подалась Надя в бега в поисках укрытия. — А то — больная! Носишься как кобыла-А-А...

Вера не отреагировала на шумы родных. Она продолжала растирать Серафима. Жар не спадал, и потоотделение усиливалось. Он начал дёргаться нервно, пока не закричал. Тут и опомнились родные Веры, забыв все склоки, явились к дочери и маме в одном лице.

— Как он? — вопросила бабуля.

— И вообще обстоят дела? — вставилась Надя. — Идёт на поправку?

— Бредит.

— Вот как. Неужели его невероятные возможности по самоисцелению закончились?

— Вероятно. Он — человек, а не волшебник!

— А я думала: ангел во плоти.

— Не говори ерунды, проказница! Надо вызывать скорую и...

— Пока она приедет, ба, нам потребуется уже не каталка, а катафалк!

Бабуля не стала корить внучку. Она наступила ей на стопу. Та открыла рот от боли, и тут же дополнительно получила скомканный платок в качестве кляпа.

— А по-иному ты не понимаешь, проказница, — присовокупила бабуля, поднеся кулак к носу внучки.

Та зажмурилась... на миг. На больше Надю не хватило.

— Что делать, родные мои? — запаниковала Вера.

— Берём Серафима и тащим в спальню, — продолжала бабуля, — затем открываем кран с холодной водой, наливаем таз или ведро и мочим простыню, а потом — его.

— Здорово, — усмехнулась Надя. — Будем мочить Серафима!

— Наоборот, к жизни возвращаться, а не добивать!

— А жаропонижающие будем давать, мама?

— Нет, Верка, лучше лимон с мёдом в блендере перетрём, и будем разводить с водой и поить.

— Ух, ты! Газировку делать! Здорово!

— Ты не стой, и варежкой не хлопай, проказница, а займись подносом воды к больному и тащи две простыни! Живо!

— Это чё получается: я — санитарка, мама — медсестра, а ты — врач типа доктора? Не много ли берёшь на себя, ба?

— Надя...

— Уже бегу, ма, — сорвалась дочь с места, и в ванной в следующий миг полилась вода из крана.

Когда Надя явилась в спальню, Серафим уже лежал на кровати и без нижнего белья.

— Почему мокрая вся сама? Вспотела, проказница, пока таз с водой дотащила сюда? — заинтересовалась бабуля.

— Почти. Я тут решила в прихожей типа пол помыть.

— Чего? — оказалась озадачена мама.

— Простыню давай, пойду воду убирать, а заодно мочить для Серафима-А-А...

Мать и бабушка проследили, куда уставилась Надька.

— Ой-ё-о... — выдала разом все трое, и проказница продолжила:

— А вам не кажется, бабоньки, что атавизм — хвост — у Серафима немного вырос?

Вера поспешно прикрыла его одной простынёй, а иную — кинула дочери, дабы та удалилась поскорей.

— И всё-таки, я бы обратилась к хирургу и удалила у него этот нарост в форме атавизма. Ни к чему он ему. Человек — не обезьяна!

— Иди уж, проказница, — едва бабуля сдержала улыбку рвущуюся наружу.

— Кошмар, — всплеснула Вера в дополнение руками.

— А святоша наш и впрямь мужик — хоть куда, — заглянула бабуля под простыню.

— Ну, мама! Ты хоть не начинай — не подначивай! Спасать его надо, а не кастрировать!

— Ещё чего! Ого...

— Хватит издеваться надо мной! Сколько уже можно?

— Больше не буду. Мочим простыню.

— Ох! — явилась Надя. — Вы что сделали с ним?

Она узрела Серафима закутанного в простыню, словно младенца в пелёнку.

— Му-му...

— Не коси под Герасима, Надька!

— ...мумиюу-у-у...

— Нет, не кремировали.

— А чё — бальзамировали?

— Лечим, а не калечим!

— Ой, ли, ба?

— Да-да. Кто здесь врач, а кто — просто так...

— Я не просто так, ба!

— Конечно. Ты — санитарка по своему статусу, проказница!

— Это ты так решила, а я стану врачом!

— Кем — каким?

— Хирургом.

— Хи-хи-хирургом? Ой, не могу! Конец мужикам! Она им всем тогда ампутирует "хвосты"! — прыснула бабуля от смеха.

Вере было не до того. Серафим продолжал бредить. И она рассердилась на родных.

— Прекратите сейчас же эти дурацкие шутки провокационной направленности! Человек в агонии!

Послышался крик. Серафим кого-то звал.

— Я бы даже сказала: призывает, — зашептала бабуля.

— И кого? — подсуетилась Надя, вопросив шёпотом.

— Господа Бога. Требует, чтобы он выступил для него свидетелем, а для тех, кто оклеветал его — судьёй, а не наоборот, как было, видимо, прежде при его прежней жизни.

— А-а-ангелы-ы-ы... — наконец сумели разобрать спутницы в стонах и криках, что он пытался произнести ранее.

— К чему это всё? — расплакалась Вера, решив: он призывает их: своего хранителя данного ему Богом при жизни и двух иных архангелов: Михаила — божьего архистратига, и Гавриила.

— А может, Рафаила? — призадумалась Люба.

— А он кто, ба?

— Тоже архангел — один из двенадцати на службе у Господа Бога нашего, и является врачевателем душ и телес наших — людских.

— Так давай ему помолимся. К нему есть молитва?

— Разумеется, моя ты умница, — погладила бабуля по головке внучку, и попросила: — Принеси молитвенник.

Надя мгновенно обернулась, и бабуля, открыв священное писание на нужной странице, стала молиться над телом Серафима, призывая Божьих заступников — Ангелов Света и Святые Силы заступиться за их раба Божия.

Вера не верила, что это может помочь больному, как вдруг жар стал спадать, однако бредить Серафим не переставал, продолжая стонать, а не кричать как прежде, взывая к кому-то на небесах.

— Не виноват... — уловила раз Вера, прочитав по его губам сие высказывание. А затем иные: — Меня оклеветали. Подставили-и-и...

И многое прочее в том же духе в виде обрывков фраз, которых набралось порядком. И Вера все записала их, как себе в блокнот, так и на диктофон.

Когда страсти немного улеглись, а Серафим выдохся и угомонился, Вера попросила родных присмотреть за ним.

— Если что — стучите! Я буду за стенкой в своём домашнем кабинете!

— Чего задумала, ма?

Вера не ответила дочери. Удалилась.

— Закрылась, — уведомила внучка бабулю.

— Действуй, разведчица, — перевела её та из санитаров в шпионки.

— Давно бы так, ба, — порадовалась Надя.

И каждая из них занялась своим делом.

...Вера включила компьютер и задействовала программу дешифрирования голоса, пытаясь восстановить пробелы в речи Серафима — те шумы, которые было сложно различить при восприятии на слух. Ничто от неё не ускользнуло после обработки. И воспользовавшись наушниками, она принялась прослушивать полученную информацию в исправленном виде. То, что она услышала, заставило её измениться внешне и внутренне, и в первую очередь в лице. На нём отобразилось не то удивление, не то изумление.

— Не может быть, — выдала Вера.

Она не могла поверить в то, что услышала — чему стала свидетельницей пусть и со слов Серафима.

То, о чём ей поведал доцент-психиатр, имело продолжение — подтверждение.

— Серафим не псих! Психиатр раскрыл его, и сам теперь тому не рад. С ним следует переговорить!

Она отложила наушники и отключила голосовую программу на компьютере; побеспокоила врача.

— Да... — раздался его голос в телефоне, и тишина.

— Это я, — ответила Вера, не назвав имени. — Узнали?

— Да... — вновь последовало прежнее слово в качестве ответа.

— Мне необходимо с вами поговорить, и сами знаете о чём — ком.

— Да...

— Но это не телефонный разговор. Давайте встретимся. Где?

— Нет...

— Да. Нам есть, о чём поговорить. Не отказывайтесь! Иначе мне придётся подключить иных людей, а они как свидетели нам с вами ни к чему.

В телефоне наступила тишина. Пауза затянулась.

— Всё останется в тайне — только между мной и вами. У меня есть кое-какой сюрприз для вас. Не пожалеете, если встретимся.

— Где?

Вере удалось зацепить доцента.

— При выходе с работы. Я буду ждать вас в машине.

Вера назвала марку и номер.

— Подойдёте и сядете на заднее сидение, и мы прокатимся в любом удобном для вас направлении. Договорились?

— Да... — заявил доцент, и последовал резкий обрыв связи, сопровождаемый короткими гудками.

— Надя, — кликнула Вера дочь. — Заходи! Я знаю, что ты сидишь под дверью.

Та взяла паузу.

— Звала, ма? — заглянула она. — А то мы с бабулей занимались Серафимом.

Соврала и глазом не моргнула.

— Тогда скажи мне: как он там?

— Пойди и посмотри. Я не связная!

— Конечно, ты не разведчица, а шпионка.

— Нет, не доносчица, — выкрутилась дочь, не поддавшись маме на провокацию.

"Моя школа, — улыбнулась Вера. — Врёт так, будто правду говорит! И стоит на своём до конца! Наша порода — бабская!"

Серафим больше не стонал, он просто хватал воздух губами — шевелил ими. Так думали и верили в это его спутницы, а он продолжал возносить мольбы, взывая к тем, кто предал его, отдав на поругание.

— Мне необходимо отлучиться, родные мои, — заявила Вера.

— И куда ты собралась, дочка, если не секрет?

— То-то и оно: секрет! Всё после...

— Чего, ма? Встречи с кем-то запланировала?

— Не скажу, Надька! Не имею права! Это не моя тайна!

— А чья?

— Наша общая. Поэтому держите со мной мобильную связь.

— Проверим? — предложила Надя.

Получилось.

— Ну, всё, мне пора, — выскочила мама.

— Ушла, — констатировала дочь, обращаясь к бабуле, а следом прибавила, отпрянув от окна: — А теперь ещё и укатила!

Подалась спешно в кабинет к маме. Дверь оказалась закрыта. И Надя забралась на лоджию, прильнув к окну. Оно не было плотно закрыто благодаря одному ухищрению, которое использовала она, вкладывая стирку в паз. И рама не закрывалась до конца, хотя казалось при повороте ручки — закрыта.

Надя навалилась на одну из двух створок окна всем телом, открыла. Пробравшись в комнату, она, не останавливаясь у стола, замерла напротив двери, и... в проёме очутилась бабуля.

— Т-с-с...

— Да мы одни, проказница. Верка укатила. Сама говорила.

— А Серафим?

— Он сейчас ни в счёт. Ему не до нас! Спит он.

— Тогда ничего здесь не трогай, иначе мама просечёт, что мы в её отсутствие находились тайно в кабинете. Не стоит быть беспечными!

— Уговорила, внучка.

Та села за мамино кресло на колёсиках, и придвинулась к столу — включила компьютер.

— Смотри, не напортачь, а то испортишь маме настройки, тогда жди беды!

Надя открыла мамину папку с интервью и репортажами.

— Не то!

— А что мы ищем, внучка?

— Увидишь, ба. Точнее услышишь.

Повозившись немного времени, Надя нашла, что искала — программу голосового набора и исправления — для очистки шумового искажения. Она по времени вычислила нужный ей документ и запустила, включив звук не через наушники, а колонки.

— Ой, Сима кричит! — рванула бабуля с места в карьер.

— Стой, ненормальная, — пыталась Надя унять бабулю и вразумить, переключила звук с колонок на наушники. — Тебе это послышалось.

— И действительно стало тихо.

— Просто мама записала его голос на диктофон, а после скинула на компьютер и обработала.

— Для чего?

— Когда послушаем — узнаем, не раньше! Как и поймём!

— Что?

— Всё, что задумала мама.

— А что?

— Слушай и молчи, а не задавай ненужных вопросов.

Надя поделилась с бабулей наушником, который та, как и внучка вставила себе в ухо.

— Ой, кажется, опять Симочке плохо!

— Не тупи, ба! Это запись его голоса!

Голос Серафима в обработке был чётким и выразительным. То, что услышали иные его две спутницы по жизни, как и Веру, заставило изменить взгляд на мир и на него самого.

— Неужели он сам Бо-о-о...

— Цыц, проказница! Этого не может быть! Он человек!

— Так-то оно так, да не совсем так, ба. В тело заключена не душа, а бесплотный дух неведомого существа из параллельного мира.

— Всё! Хватит слушать этот бред! Отключайся! Уходим!

— Это не бред, ба, — настаивала Надя.

— Как же не бред, когда Серафим бредил! Факт и остаётся им! Будешь спорить?

— Да!

— Тогда сделаем это в ином месте, пока твоя мама и моя дочь не вернулась, и не застукала нас здесь разом.

— Ага, уговорила. Считай: убедила. Но не в том, о чём мы спорили!

Люба вышла в дверь, защёлкнув её на замок, а Надя — в окно. И вновь встретились в спальне.

Серафим больше не потел и даже не шевелил губами.

— Ой, да он похолодел, — выдала бабуля.

Тело оказалось едва ли не ледяным, но при этом ещё не отвердело.

— Ну и доктор из тебя, ба! Патологоанатом отдыхает! — выпалила Надя.

— Звони маме! Пусть срочно мчится домой!

— Угу, — отреагировала внучка.

А бабуля принялась укутывать Серафима в одеяла, куда стала пихать бутылки, наполненные горячей водой.

— Что, доча? — отреагировала Вера с ходу на её звонок.

Она уже встретилась с доцентом, и тот находился у неё в салоне авто. Они ехали по указанному им маршруту, как Вера повела себя неадекватно — ускорилась и понеслась не туда, куда стремился попасть пассажир. — Как окочурился? Уже? Совсем! Нет! Этого не может быть! Дай бабушку! Живо-о-о...

Доцент скукожился весь и вжал голову в плечи, боясь проронить слово. Да что там — издать какой-либо звук ненароком. Он испугался женщины за рулём, и того, что ДТП в их случае — её состоянии — с ними неизбежно.

— Что с Серафимом, мама-А-А... — закричала Вера в трубку бабуле.

— Ничего... страшного. Жив он пока. И пульс есть и давление — правда слабое, и другое всё.

— Поняла. Лечу к вам с доктором.

— Я психиатр, а не терапевт и не фельдшер со скорой помощи.

— А какая разница, доцент! Ведь ты — он, а не додик! Медик — одно слово. Что-то должен знать и уметь.

— Только в общих чертах — не более!

— Этого вполне достаточно для Серафима. Я вам главной тайны не открыла связанной с ним. На нём любые телесные раны заживают как на собаке. Да что там — прямо на глазах. Сами в этом убедитесь скоро.

— Если не угодим из-за вас на больничную койку-у-у... — завопил доцент. — Не гоните, дамочка-А-А...

— Да я ещё и не ускорялась. Это моё обычное вождение — в привычном повседневном режиме.

— Ны-неужели-и-и... — покосился доцент на спидометр скорости. — Мы-меня обманывают мои глаза — зрение подводит?

— Ну, 140 км/час! И что тут такого? Это ещё далеко не предел.

— По городу? Когда мы промелькнули мимо знака с указанием скорости в 50 км/час!

— Разве? Не заметила! Как и вы первой цифры трёхзначного числа. Там было 150 км/час.

— Тогда если даже всё так, как вы пытаетесь заверить меня, почему у нас сейчас скорость 170... Нет уже 180... Ой, все 200 км/час!?

— Потому что я ошиблась на счёт 150 км/час. Там вместо единицы была двойка! И мы идём по скоростной кольцевой дороге.

— Ничего себе идём — летим! У вас не машина, а какой-то реактивный самолёт! Да и вы дамочка не шофёр...

— А кто?

— Явно не стюардесса, а пилот!

Доцент зажмурился. Перед глазами всё плыло, и он не мог выдержать напряжения. Машины впереди, которые Вера обходила на скорости, мелькали точно назойливые мухи. Как вдруг произошло резкое торможение, и доцента не спас даже ремень безопасности. Он впился зубами в бардачок. А когда отпрянул, оказалось: челюсть у него вставная.

— Ой! А мы приехали! — выдала Вера.

— Шо... — зашамкал доцент беззубым ртом, и, приметив пропажу, вернул на место, — вы говорите?

— Правду!

— Кажется, я слышала рёв мотора маминого "болида", — подскочила Надя к окну. И не застала его во дворе. Вера проследовала в подземный гараж под домом.

Не прошло и пяти минут, входная дверь открылась, и она объявилась в квартире с гостем.

— О, додик пожаловал!

— Я — доцент! — остался недоволен гость приветствием и приёмом, оказанным хозяевами данного жилища. — Где больной?

— Сюда... — сопроводила его Вера в спальню.

Доцент сел подле Серафима и положил руку на лоб, затем опустил ниже на нос, после чего приоткрыл веки глаз, осматривая зрачки.

— Ну что, док?

— Пациент скорее жив, чем мёртв. Но не стоит обольщаться вам на его счёт. Тут нужен не врач, а священник с псалтырем и...

— Много ты понимаешь, додик! — вступила с ним в спор бабуля.

— Да! И я — доцент! Всю жизнь свою учился!

— Но так и ничему не научился!

— Да я! Да я...

— И что ты? Что?

Серафим открыл глаза.

— Люди. Земля...

— Он ожил! Очнулся, ма! — подпрыгнула Надя. — Смотрите!

— И, правда, — округлились глаза у доцента. — Неужели обман зрения?

— По-моему, док, — усмехнулась Вера, — у вас проблемы не только с зубами, но и глазами. Они случаем не искусственные — один или оба?

— Никак додик — терминатор? — заинтересовалась Надя.

— Нормальный я — глаза у меня.

— Значит с контактными линзами! Угадала? — ввернула Вера.

Доцент промолчал. А после непродолжительной паузы выдал:

— Вы специально привезли меня сюда — заманили?

— Нет, но это даже хорошо, док, что вы оказались у нас. Одно дело слова и совсем иное — факты.

Вера пригласила его в свой домашний кабинет, и включила компьютер, запустив звуковую программу голосового набора, предложив доценту наушники.

Прослушав запись, гость поник и спал с лица. Рот открылся сам собой.

— Не потеряйте челюсть, — вернула Вера его в реальность данным заявлением. — Пора выходить из транса! Я говорю: раз — и сознание возвращается. Два — и душа вновь обретает бренное тело. Три — и всё позади! Вас приветствует земля и люди в моём лице. Я — Вера! А вы — доцент!

Она щёлкнула дополнительно пальцами у него перед лицом, и гость нервно дёрнулся.

— Продолжим наш с вами разговор.

— А на чём мы остановились?

— На прослушивании записи в исполнении Серафима.

— Бред это всё и не более того! В бреду любой, даже, казалось бы, на первый взгляд самый обычный и нормальный человек может такого нагородить! Поэтому не верьте ничему — ни единому слову из вашей записи! И мой вам профессиональный совет, как психиатра: не заморачивайтесь, а то не заметите, как сойдёте с ума и окажетесь в дурдоме! А чтобы этого не произошло, принимайте, как и я вот эти пилюли, — поделился доцент целой пластиной. — Сначала одну таблетку в день, а когда перестанет помогать — по две. Но можно довести приём и до трёх! Больше — ни-ни — иначе всё — психбольница и уколы — сильнодействующие психотропные препараты внутримышечно и внутривенно.

— Нет, спасибо, док, — отказалась Вера напрочь от таблетки — транквилизаторов. — Обойдусь! А вам самому пригодится. Вы лучше скажите мне, что выяснили во время сеанса гипноза?

Доцент робко осмотрелся по сторонам, изучая обстановку кабинета Веры на предмет подслушивающих устройств.

— Не беспокойтесь о том. Я чем вооружена — диктофоном и мобильным телефоном. Но уже отключила их. Если не верите, можете проверить. В мобильном нет сим-карты, а в диктофоне — флеш-карты.

Доцент для приличия поупирался, а после под напором обаяния собеседницы сдался. Вере удалось его обольстить и охмурить, втеревшись в доверие. Сказался профессиональный навык журналиста и незаурядная хватка. Доцент попался на уловку, заговорил. Вера не перебивала его и слушала, записывая от руки, интересующие её сведения. Получился целый список личностей — начиная от ангелов, и заканчивая бесами с демонами и дьяволом.

— Как интересно!

— Как посмотреть. Если это не бред, а реальность — нам с вами грозит большая опасность!

— Ерунда! Боятся надо живых людей, а не духов!

— Ну, смотрите! Моё дело вас предупредить по долгу службы и роду занятия, как психиатра, а вам в дальнейшем с этим жить! Но учтите: не вздумайте никому ничего говорить обо всём этом — пропадёте! Сгинете! Залечат и искалечат не только тело, но и душу!

— Но мы ж не психи, док, — я, а вы — психиатр, а не психопат!

Тот проглотил капсулу с транквилизатором.

— У вас ко мне на этом всё?

— Практически.

— Тогда мне пора домой.

— Я подвезу вас.

— Ни-ни! И даже не уговаривайте! Я пешочком, а там на метро! Всё для здоровья не так опасно и полезно. Тем более в моём возрасте. И просьба: давайте больше не встречаться. Я вам не консультант в том, чём вы пытаетесь разобраться. Я — врач телес человеческих, а священник — душ. К нему и обращайтесь за подсказкой и помощью. Это в его ведении — епархии, а не моей компетенции. Я узкий специалист — ставлю диагноз! Всё, честь имею!

Доцент откланялся и поспешил на выход. Вера не успела его проводить, как он покатил вниз на лифте. Она подошла к окну, выходящему во двор, желая проводить старичка хотя бы взглядом. Он задержался в здании, не появляясь на улице.

— Не случилось бы чего с ним, а то у нас лифт неисправен, — вдруг опомнилась Вера. И хотела уже бежать на выручку, как старик объявился на улице.

— Фу! Это нервное! Нервы ни к чёрту! Совсем расшатались за последнее время у меня!

11. ПРОВОКАЦИЯ.

Тень отлучилась от квартиры соперниц и подалась за гостем — кружила над ним, не теряя в толпе людского потока. Дождалась, когда он перешёл дорогу, чуть не угодив под машину. То был знак ему.

Доцент спустился в подземное метро. Тень проследовала туда за ним. Доцента охватил страх. Он словно почувствовал: кто-то его преследует. Но нет — люди не обращали внимания на него, спешили по своим делам, уезжая на поездах в разных направлениях. Доцент замешкался и остался один, но не сразу заметил этого, а когда опомнился, в лицо ему ударил ветер. Он решил: сквозняк. Как порыв усилился и закружил вихрь, подтолкнув его к краю платформы, и увлёк вниз на рельсы.

Послышался крик. Голос принадлежал не доценту, а иному посетителю метро в лице женщины.

— Человек упал за перрон!

Сама резко потеряла сознание. Явился подвижный состав. Оттуда вышли люди, как ни в чём не бывало. И укатил.

Женщина очнулась в растерянности, и сама бросилась к краю перрона, не обнаружила тела на рельсах. Вот тут, откуда ни возьмись, раздался чей-то грозный голос и столь ясно и явно, что женщина перекрестилась и попятилась назад, покинув станцию метро, выскочила на улицу, решив ехать далее общественным муниципальным транспортом. Фразу она запомнила на всю оставшуюся жизнь, что и сейчас даже в автобусе звучала у неё безостановочно в голове: "Только пикни, и сама окажешься на рельсах, подобно Анне Карениной или Берлиозу!"

Это невидимая тень побеспокоила её, а затем вновь занялась доцентом — подхватила вихрем и понесла по подземному туннелю в глубь путей сообщения метрополитена, сводя его с ума. Доцент ничего не соображал, но отчётливо слышал одну угрозу за другой, что отбивались болью у него в голове. А вскоре всё в тот же миг прекратилось, и он очутился в кромешной тьме.

На какое-то мгновение показалось даже: угодил в ад, как узрел неяркий и едва заметный свет в конце туннеля, подался спешно на него, спотыкаясь о шпалы. Загудели и загремели рельсы под массой приближающегося подвижного состава. Только тут доцент опомнился. Вовремя. Услышав гудок машиниста, сумел отпрянуть и прижаться к стене. Его обдало воздухом со свистом. Он зажмурился, а пришёл вновь в себя, когда воцарилась гробовая тишина.

Поезда больше не беспокоили его. Машинист по прибытии на станцию сообщил: на путях находится человек. И ветка метро данного направления тотчас была перекрыта, а движение приостановлено. За чудаком подались рабочие ремонтной бригады, и довольно быстро обнаружили не состоявшегося самоубийцу по полученным сведениям от машиниста, сообщившего: на каком километре участка едва не столкнулся с ним.

Доцент вновь уловил приближение света в туннеле, поначалу спал с лица, решив: движется очередной состав. Грохота и гула рельс не последовало. Вместо них послышалась речь — голоса. Они принадлежали рабочим метро.

— Люди-и-и... — несказанно обрадовался доцент. — Я здесь! Сюда-а-а...

— Ты чего забрался сюда, псих? И как? — ополчились они на него вместо оказания помощи — схватили под руки и потащили на выход из метрополитена. — Одно слово — психопат!

— Нет, я — психиатр! Доцент я!

— Додик ты! И это установят твои коллеги по работе, калека!

— Нет, я действительно доцент в области психиатрии!

— Хи-хи... — посмеялись спутники. — Уговорил. Даже убедил!

Однако сдали бригаде скорой помощи. И фельдшер, не теряя времени на пациента, убедился: тот клиент психбольницы, сдал его там дежурному врачу, как пропажу.

— У нас все психи на месте, — заверил тот коллегу.

— Тогда новенький. Сам в этом убедишься, когда перекинешься с ним парой слов.

Старичок не подкачал, и хоть шамкал невнятно беззубой челюстью, лишившись протеза в метрополитене, достал дежурного психиатра. Тот решил: он обозвал его психопатом, и сделал соответствующую запись в журнале о прибытии новых пациентов, оставив сведения для главврача — при каких обстоятельствах вновь прибывший клиент появился у них, и откуда его привезли, уточнив то, что ему на словах передал фельдшер скорой помощи, а тому в свою очередь — рабочие метрополитена.

— Я не пшихопат, а пшихи-хи-атр! И доцент, а не додик!

— Как скажешь, калека. Поселим тебя в палате с профессором и академиком. Договорились?

— Не-а-ат... — пытался вырваться старик и бежать.

— Да-а-а... — вызвал дежурный врач санитаров. И те усмирили клиента, заключив тело старика в смирительную рубашку.

— А будешь кусаться — зубов лишим!

В ответ доцент ехидно улыбнулся беззубой полостью рта, и продемонстрировал язык.

— Опошдали! Хи-хи...

— Ну точно псих... опат, — ещё больше поверил в это дежурный врач психиатрической клиники.

...Устранив проблему в лице одного свидетеля неземного происхождения — корней Серафима — невидимая тень подалась вновь к нему и его спутницам чинить очередные препоны на достижении той цели, с которой его в наказание лишили прежнего статуса, сослав на грешную землю, заключив в бренное тело человека, в чём больше не сомневалась Вера, собирая с каждым новым днём всё больше подтверждений, убеждаясь в том всякий раз. И чем дальше, тем больше, поверив в существование мира бесплотных духов.

Это не стало новостью или неожиданностью для её родных.

— Ма, а ма, — побеспокоила Надя.

— Что, доча? Серафиму плохо?

— Может быть — не в курсе, как и ба, а кое-чего иного...

— Чего... именно?

Надя поманила маму к себе пальцем. Та наклонилась к дочке, подставив ухо.

— А Серафим действительно не человек...

— Как мне тебя понимать — ты задала вопрос или утверждаешь?

— Пытаюсь понять, ма, и с твоей помощью.

— Можешь не скрывать, Верка, — явилась старуха-мать. — Мы не слепые и не глухие — всё видим и слышим. Говори!

— Что?

— Это так или как?

Вера взяла паузу.

— Только честно! Мы ведь тебе нечужие люди, как нам теперь Серафим. Просто должны знать: с чем столкнулись в его лице, и как нам дальше жить?

— Жить, как жили. И всё! А время покажет...

— Что, Верка?

— Правильно ли мы поступили, не оставив его на обочине дороги в сточной канаве.

Тень уже находилась на посту и прислушивалась к тому, что происходило в жилище женщин, обнаружив их всех троих в одной комнате; заглянула в окно иной — той, где лежал Серафим. Не удержалась и попыталась проникнуть. Вновь, как и прежде ничего путного не получилось. Заметалась, а после успокоилась, и снова занялась подслушиванием с подсматриванием.

Женщины продолжали совещаться, говоря о житие-бытие, вырабатывая общий план стратегии. Вера вновь заострила внимание на листке с рисунком неведомого человека, которого не мог вспомнить Серафим — кто он и где виделся с ним, но и забыть — память отчётливо запечатлела его образ, отбившийся в голове на подсознательном уровне.

"Погодите, человеческие отродья! Вы у меня ещё поплатитесь! Я устрою вам ад на земле, а после окажетесь там же, но у меня в соответствующем измерении!" — не удержался лукавый демон, послав мысленный посыл трём соперницам.

Никто ничего из них не уловил. Его мысли, как и он, сам не могли проникнуть в их жилище. Оно было защищено образами икон и православной литературой, к тому же намолено.

Пока Вера искала выход из сложившейся ситуации, темник ада занимался решением аналогичной проблемы, анализируя и сопоставляя факты — выбирал те личности людей, которые бы не составило труда совратить и переманить на свою сторону, ибо сроки поджимали. Его "подопечный" находился на бренной земле четвёртый день из сорока отпущенных для исправления грехов или напротив их увеличения. Решалась судьба падшего ангела, коего должны были оправдать и вернуть на небеса, либо низвергнуть во тьму и мрак на вечные времена. И за него боролись не только тёмные силы зла, но и добра. Однако делали это по принятым правилам, отдав его душу людям, а вот тёмные силы всегда и при любой возможности нарушали их, чего не могли позволить соперники.

Лукавый демон решил лукавством одолеть Веру, Надежду и Любовь, поскольку они были всего лишь люди — женщины. И он задумал противопоставить им мужчин, зная: слабый пол, коим являлись они, не смогут устоять перед сильным мира сего. Занялся делом, как и Вера.

Она закинула удочку хакеру.

"Пора вставать, лежебока! Сколько можно спать? Выходи из анабиоза! Заканчивай со спячкой! Это сова! Привет..."

Ответа через Интернет не последовало. Как раздался звонок.

— Это я, — послышался голос хакера.

— У тебя есть то, что интересует меня?

— Уже. Но это не телефонный разговор.

— Отлично. Где и когда встретимся?

— Давай у тебя.

— У меня нельзя! Мы же договорились вести все переговоры и всегда только на нейтральной территории.

— Ситуация изменилась.

— Не поняла тебя, Торопыжка. Что всё это значит?

— Хочешь овладеть информацией, тогда соглашайся на мои условия. И точка!

— А тебе деньги уже не нужны, медведь?

— А тебе информация, как я понял, сова? — не остался в долгу хакер.

— Я сказала: дома — нет! Назови иное место встречи!

— Тогда условие...

— Какое?

— С тобой должна быть твоя семья.

— Зачем?

— Для моей безопасности. Тогда я буду знать: мне ничего в том случае не грозит.

— Я не узнаю тебя, медведь! Что ты хочешь? Неужели превратился из домашнего зверька в шатуна?

— Ты готова получить информацию от меня на выдвинутых условиях или как?

— Рисковать семьёй я не намерена!

— А я собой ради денег! Жизнь дороже!

— Вот ты как заговорил! Неужели всё настолько серьёзно?

— Если бы, то не стал звонить, а просто исчез на время.

— Ага, значит, деньги нужны для данной цели, мишка?

— Вот именно, сова!

— Ладно, я подумаю над твоим предложением.

— У меня, как и у тебя, нет времени! Я в курсе, где ты живёшь...

— Чего?!

— Слышала! И давно вычислил твой адрес, и то: кто ты. Поэтому соглашайся, птица! Это в твоих же интересах, как и моя безопасность.

— Короче, зверь! Мне потребуется час.

— Добро...

— Отключился, — не ожидала Вера подобного подвоха. А вновь дозвониться не получилось. Последовал банальный до простоты ответ: "Абонент находится вне зоны доступа!"

— Что делать будем, родные мои? — вопросила Вера у дочки и мамы.

Они всё слышали — состоявшийся телефонный разговор.

— Что-то надо... — начала бабуля.

— А вот что, — подхватила дочь, продолжив.

— Решу сама! — заключила Вера.

Никто из родных не сомневался: она именно это и скажет, а никак иначе.

— А Серафим? Чего будем делать с ним? Одного ведь нельзя оставить — бросить, ма!

— Вот и я о том же, — вставилась бабуля.

— А он как?

— Да пока никак.

— А это как?

— Не лучше и не хуже — лежит пластом.

Вера решила взглянуть на него. Она села подле Серафима на кровать в спальне и прильнула рукой ко лбу, а затем вдруг припала устами, выявляя более точно температуру.

— Вообще-то я в одной книге читала про то, как принц на белом коне, а не мерседеса, поцеловал спящую красавицу в хрустальном гробу, и она ожила. А тут, ма, нестыковка выходит. Ты — женщина, а он — мужик.

— Да помолчи ты, проказница! Сказку читала, а самой сути и не уловила!

— Разве, ба?

— Да!

— И какая же там суть?

— Любовь способна творить чудеса.

— Так любовь, а не вера!

— Вот и с верой та же история...

— С мамой?

— Нет, кто верит в то, что возможно — обычно добивается поставленной цели.

Вера добилась, чего желала. Серафим очнулся неожиданно и потянулся, точно спал, будто его вовсе не охватывал жар и он не кричал, а отдыхал.

Перед глазами предстала...

— Вера, — улыбнулся он ей, как и при виде далее её родных.

— Ты как? — расцвела она — лик засиял от счастья.

— А сами, женщины?

— Порядок. Мы — в норме, — показала Надя это жестом — пальцами рук. — Всё чики-пук! А сам? У нас тут поездка намечается. Готов к новым приключениям? Или как?

— Как скажете.

— Неужели можешь ходить? — не поверила бабуля.

— Ещё сомневаешься, мама? — укорила Вера, доказав: вера способна творить чудеса.

Серафим поднялся, и Надя потеряла дар речи, как и её родные. Серафим оказался нагим, а они забыли об этом.

Надя хотела напомнить им про его "атавизм", но ей даже не дали открыть рта. Бабуля вышла с ней из спальни, покинув Веру один на один с Серафимом.

— Ты бы приоделся, что ли, — смутилась она. — А то ходишь голышом. У нас это не принято! Тело следует прикрывать!

— Для чего и от кого? Ведь что естественно, то не безобразно!

— Одно слово — срамота! Безобразие и есть! У нас на земле свои правила приличия!

— Ты что имеешь в виду, говоря: у нас на земле? Словно я не человек! Когда сама твердишь: две руки, две ноги, голова и... атавизм.

— Нет, не слушай ты мою проказницу. Она сама не знает, чего порой говорит. У тебя всё в порядке и на месте. Ты — мужик, а я — женщина. И...

— Что? — заинтересовался Серафим подробностями.

— Ну, как тебе это объяснить.

— Что?

— Всё... о нашей жизни — людей. Как мы живём тут — рождаемся, любим, умираем и так далее и тому подобное.

— И чего?

— Не смущай меня! Прикройся! Оденься!

Вера бросила Серафиму трусы. Тот не спешил воспользоваться ими, настаивая на пояснении всех тонкостей связанных с его телом.

— После объясню...

— Чего?

— Одного дела, если появится на это время. А теперь, как говорит моя дочь-проказница: поторопись-ка, иначе я не смогу сдержаться. Она и смущает меня.

— Что?

— Поторопись-ка.

— Ты это мне?

— А кому же ещё — не себе же! Нас здесь двое — ты и я!

Серафим поторопился, прикрыв нижнюю часть тела трусами, а после с тем же успехом разобрался с брюками, рубашкой и носками.

— Вот, — заметила Вера к слову. — Совсем иное дело.

Серафим взглянул в зеркало на собственное тело в одежде.

— Оно стало другим.

— Таким, каким ты должен ходить по улице, а дома...

— Нагим?

— Только в душе — ванной.

— И всё?

— Пока да. В спальне ещё рано — не время!

— А когда оно настанет?

— Я тебе о том скажу сама, точнее подскажу.

— Ну, вы скоро там? — послышались голоса родных. — Время!

— Уже, — появилась Вера с Серафимом.

— Быстро уложились, — лаконично заявила Надя, глядя на часы. — И ничуть при этом не вспотели!

— Глупости не говори, проказница!

— Сама, ба.

Вера позвонила хакеру.

— Я согласна на твои условия. Где встречаемся?

— Где-то, — ответил тот. — По дороге сообщу. Сначала проверю: нет ли за тобой хвоста, и выполнила ли ты иные условия нашего договора. В машине должна быть ты и твои родные — дочь и мать!

Вера занервничала, покосившись на Серафима. Она не могла бросить его одного, да и не собиралась этого делать.

— На этом всё?

— Да. До встречи, сова.

Связь оборвалась. Хакер отключился.

— И чё намерена делать с ним? — кивнула дочь на Серафима. — Где прятать — в багажнике?

— Нет, в салоне! У нас стёкла тонированные. Он не увидит его, поскольку бабуля сядет со мной впереди, а ты, Надька, сзади! При этом Серафим ляжет на всякий случай!

— Нормально, — повеселела дочь в лице, когда мать боялась: начнёт бузить. Обошлось.

— Одно слово — проказница, — ввернула бабуля. — Смотри мне, внучка: не отбей у мамы его!

— Сама не уведи! — остались квиты они.

Серафим понятия не имел, почему пользовался таким успехом среди женщин, а виной тому был его "атавизм", и то, что он мог без комплексов расхаживать нагишом по квартире, плюс спас их, закрыв грудью от пуль, и был не просто человеком во плоти, а неведомым существом. Иное — его соперник — наставлял козни, устроив ловушку.

Темник спланировал всё до мелочей, сумев выманить женщин из квартиры, но никак не рассчитывал на то: и Серафим покинет её вместе с ними. Не мог проследить за ними, находясь в ином конце огромного мегаполиса, носясь с сумасшедшей скоростью и мечась среди нужных ему людей, души коих удалось совратить без малейших усилий с его стороны. Они сами шли у него на поводу, едва он забрасывал им удочку, и они хватали тотчас наживку, попадаясь на крючок.

Хакер был одним из них, и не единственным, сам являлся затравкой в качестве необходимой наживки для Веры и её родных.

Она катила по городу, спеша на указанное место встречи, которое изначально озвучил "медведь", обращаясь к ней как к сове — сам позвонил. А потом ещё раз, когда Вера не застала его в указном месте для встречи, и поменял координаты стыковки. Затем ещё раз и не раз, водя за нос.

— Что-то мне не нравится всё это, — отметила бабуля.

— Ага, — согласилась внучка. — Нас дурачат, ма! Это ловушка — западня! Твой медведь решил ограбить нас! И машину прибрать! Не зря же хотел, чтобы мы катались по городу одни, да по таким районам, которые значатся как бандитские кварталы и находятся на отшибе.

— Точно! Квартиру грабит! Он же говорил: знает твой адрес! — догадалась бабуля.

Вера нажала на тормоза.

— В милицию, что ли позвонить?

— Лучше своему шефу, ма, — подсказала Надя. — Пусть он натравит своих "барбосов". Они быстро среагируют, и если что... Ну, поняла?

— Кажется. Сказать ему: я жду его у себя?

— Точно. Сделай сюрприз, — усмехнулись родные.

Вера поспешно набрала номер олигарха и защебетала столь сладко, что тот заверил её в ответ — будет через час у неё.

— А раньше? Я не вытерплю! И пока одна дома.

— А где дочь и мать?

— В магазин ушли. Так что у нас всего час! Не больше и не меньше! Поторопись!

— Тогда через полчаса буду, птичка моя.

— И что мы успеем сделать за полчаса?

— Понял. Уже вылетаю-у-у...

— Есть! Клюнул! — порадовалась Надя, едва мама закончила телефонный разговор с шефом.

Тут и позвонил хакер.

— Я заждался вас.

— Мы тоже, — отреагировала достойно Вера. — Либо конкретно говори: где находишься, либо не пудри мозги! И я отменяю заказ! Аннулирую!

— Не получится, сова! Тогда я сдам тебя тем, кто охотится за мной.

— Чего? Кто?

— При встрече уточню! Всё...

Последовал обрыв.

— Приготовьтесь, родные мои.

Надя вытащила пистолет со стрелками, где вместо наконечников из присосок оказались иголки от шприцов.

— Не боевое оружие, — заметила она. — Но уже и не игрушка!

— Да, — поддержала бабуля. — Мне бы мину, или на худой конец гранату, я бы...

— Чё, ба? Куда гранату?

— Никуда! Шашку с тротилом в форме динамита, и медведь не уйдёт от нас.

— И так никуда не денется! Я ж смазала иглы...

— Чем? Ядом?

— Нет, снотворным.

— Фу-у-у... — успокоились родные.

— Проверим?

— В деле, если что! А сейчас некогда мучить невинных животных! — рванула мама с места в карьер, утопив педаль газа в пол до упора. И они объявились во вновь указанном месте через десять минут.

— Ну и кто тут медведь? — осмотрелась Надя, не покидая машины, как бабуля, мама и Серафим, прячась в салоне за тонированными стёклами. — И какой он?

— Если бы я знала, а то его тут может и вовсе не быть.

— А ты позвони, — подсказала старуха-мать.

Серафима они заранее предупредили, попросив молчать, и не встревать до тех пор, пока им с их слов не понадобиться его помощь.

— Раньше — ни-ни!

Вера сбросила "глухаря". Медведь не откликнулся. Тогда она запустила демонстративно двигатель, и резко тронулась с места, провоцируя хакера. Уловка прошла. Он тут же звякнул. Родные Веры с её подачи принялись изучать, кто из посетителей в открытом кафетерии болтает по мобильному.

— Не угадаете, — шепнул Серафим. — Он может воспользоваться наушниками или блютуз.

Женщины — все трое — в одно мгновение отреагировали на него.

— Надо же, как заговорил, — выдала первой Надя.

— Т-с-с... — попросила мама тишины, и приняла вызов хакера.

— Ты где, медведь?

— Здесь я — на месте. Выходите и садитесь семьёй за столик. Я сам подойду к вам.

Вера пыталась заговорить с ним — кое-что уточнить. Вновь последовал обрыв.

— Выходим, девочки.

— А он, ма? — кивнула дочь на Серафима.

— А "багаж" останется в машине. Мы же условились!

Свободных столиков не оказалось, и женщины подались к тому, где сидел один клиент.

— Мы не помешаем вам, мужчина? — молвила бабуля, заходя издалека на словах.

— Случаем не Михаил? — вставилась дочь.

— Занято! — отреагировал он.

— Нами! — включилась внучка в игру. — Так что свалил!

— Я буду жаловаться!

— Кому и на кого?

— На вас хозяину заведения.

— Вот и вали к нему!

— Нет, вы займёте мой столик!

— А кто тебе сказал, что он — твой, когда общий, — села Надя, как и мать с бабулей на три свободных стула.

— Что вы себе позволяете? Сейчас придёт моя девушка! — запаниковал мужчина. — И что она подумает?

— То, чего боишься ты, если, конечно, не Михаил! Тогда вали!

— Да как вы смеете — как можете...

— Ещё и не это, — выставила Надя свой пистолет напоказ.

Подошёл официант. Он подал мужчине заказ и тут же удалился, хотя посетитель старался задержать его. На словах не получилось, как и схватить за руку.

— Ой! Еда-А-А... — обрадовалась Надя, демонстративно облизнувшись.

— Это мой десерт!

— Уже нет, — запустила она наглым образом руку в мороженое, предназначенное для девушки клиента. А то, что он заказал себе — разобрали мама и бабуля.

— Пиво моё! Тебе, Верка, нельзя! Ты за рулём!

— Один бокал можно!

— Лучше закусывай вместо меня — щёлкай орешки.

— Это переходит все границы-ы-ы... — подскочил мужчина из-за стола.

— Встал — и правильно сделал. А теперь иди! Мы сами ждём мужчину! А если хочешь — оставайся. Сдалась тебе твоя подружка? Нас три! Это втрое круче! И моя мама не замужем! У неё есть помимо меня и бабули, крутая тачка и квартира в соответствующем месте — центре города.

— Ненормальные, — отскочил клиент от стола — недалеко.

— Сам псих!

Он столкнулся с официантом.

— Уже уходите? — решил тот предъявить ему счёт.

— Нет. Мы не всё заказали, — вступила бабуля в перепалку на словах. — Дайте нам меню! Гулять, так по полной программе, пока не разденем клиента догола!

Тот подался в бега.

— Тогда вам придётся платить, — заявил официант, приблизившись к женщинам.

— Легко. И мы не торопимся.

— Понял, — подал официант меню. И поспешил к иным клиентам уличного заведения.

Женщины переглянулись и оглянулись.

— Ты где, гризли? — побеспокоила Вера хакера. — Тебя долго ждать?

— Уже нет. Ща буду! Один сек!

— Он прошёл.

— А я пришёл!

Перед столиком вновь замер официант.

— Михаил?

— Что изволите, дамы? Счёт?

— Валяй, — догадалась Вера. — Но прежде гони информацию по клиенту!

— А вы ещё раз внимательно прочтите меню — то, что там написано между строк карандашом.

Там значился адрес почтового ящика в Интернете.

— Ясно. Значит, перевод получишь по почте.

— Только при условии предоплаты сможете воспользоваться данным сервером. Иначе будет блокирован, а при вскрытии уничтожен, коль не последует соответствующий перевод. И скопировать информацию не удастся. Я всё предусмотрел.

— Ладно. Убедил. Счёт, пожалуйста.

— Пожалуйста, — предоставил его официант.

— И всего-то, — усмехнулась Вера.

— Не в рублях, а валюте — евро.

— Вот значит, куда на лёжку собрался — в еврозону.

— Но никак не в иную зону! Если наличности нет, гони "кредитку". Обналичу!

Вера предоставила её хакеру. Тот вставил электронную карточку в какое-то самодельное устройство и скачал необходимую сумму, продемонстрировав изъятое количество денежных средств на табло.

— Нажмите кнопку — ввод, чтобы не было обид.

— Всё?

— Да, я вас больше не задерживаю.

Официант перестал реагировать на запросы клиентов.

— Я задержу его, — выхватила Надя пистолет. — Один выстрел и...

— Нет, проказница!

Надя не послушалась. Стрелка вылетела из пистолета, угодив в ягодицу официанта. Тот споткнулся и упал на ровном месте.

— Ой! Человеку плохо! Кто-нибудь! Помогите! — спровоцировала далее Надя панику.

Она бросилась заметать следы "преступления" в поднявшейся суматохе.

— Ты чего натворила?

— Ничего, ма. Просто усыпила медведя.

— Как животное, проказница?

— Спокойно, бабоньки. Как человека! Он спит!

— Ты уверена?

— Ага.

— А что использовала в качестве "яда"?

— Порошок, добытый из капсул додика-психопата — развела с водой один к одному и макнула иглы. Всё!

— Точно?

— Валим, девки, пока не явились менты с подачи хозяина заведения.

— А с ним что — медведем? Пусть спит или как?

— Он хотел у нас побывать, — напомнила Вера. — Вот и побывает.

— Берём и несём?

— Угадала, мама.

— В багажник? — подсуетилась Надя. Открыла. И только их видели.

12. ЗАПАДНЯ.

Тем временем у них в квартире объявились гости, и не те, каких ждали они. Вперёд "барбосов" олигарха туда наведались взломщики по наводке темника.

— Ищите! Он где-то здесь! Информация достоверная! — заверил главарь, проследовав в спальню.

Кровать оказалась пуста, как и под ней никого и даже в шкафу.

— Это мы удачно зашли, да, — порадовался подельник. — Тут дорогостоящей аппаратуры, шмоток, мебели...

— Заткнись, кретин! Ничего не брать! Даже денег и драгоценности! Всё оставлять на своих местах!

— Поздно. Парни не утерпели.

— Убью! Всех...

Налётчики бросились всё раскладывать и распихивать по местам. Дополнительно главарь потребовал вывернуть карманы. Подельники беспрекословно подчинились.

— Пусто! Того, чью голову нам обещали за вознаграждение — нет! Твой "источник" — лажа! Нас кинула на "бабки"!

— Уходим, — поспешил главарь на выход, и замер у двери.

В квартиру Веры позвонили и не посредством домофона.

— Засада, пацаны-ы-ы... — запаниковали налётчики.

Главарь посмотрел в глазок. На площадке стояли люди в костюмах с иголочки. Однако их вид был обманчив.

— Конкуренты или агенты безопасности? — призадумался он, положив руку на оружие.

На лестничной площадке мелькнул тип. Его лицо показалось знакомо главарю налётчиков. Он догадался: люди в чёрном — его охрана. А тут ещё один из оппонентов выскочил из домашнего кабинета Веры, держа в руке ксерокопию с рисунка того человека, лицо которого вспомнил Серафим.

— Глянь, командир, чего я раздобыл! Узнаёшь?

Тот схватил листок.

— Уходим. Без пальбы! Ищите иной выход.

Люди на лестничной площадке оказались нетерпеливыми, и ещё раз позвонили, а потом ни раз.

— Порядок, командир. Крыша рядом. Можем линять.

Налётчики подались наверх, открыв окно застеклённой лоджии, и вновь на крыше столкнулись с людьми олигарха подле вертолёта на площадке.

Встреча оказалась неожиданной. Одни решили: это нападение, иные — западня. Выхватили оружие. Произошла перестрелка. "Барбосам" олигарха удалось отстоять вертолёт ценой ранений. Не лучше обстояли дела и у налётчиков. У них зацепило командира. И они спешно подались вниз по лестнице, где вновь завязалась перестрелка, поскольку часть "барбосов" подалась на выручку к собратьям по оружию на крышу.

Налётчикам удалось прорваться сквозь них, и они покатили со двора, едва не угодив в ДТП с владельцем спортивного авто на выезде из подземного гаража.

— Носятся тут всякие как сумасшедшие, — заметила Вера.

— Не ты ж одна лихачка, — заметила к слову старуха-мать.

— Смотрите! Нас встречают, — признала Надя "барбосов" олигарха.

— С оружием в руках!? — нажала Вера во второй раз подряд на тормоза.

Его люди заглянули к ним в салон машины — вытащили и доставили домой, где их гостеприимством временно воспользовался шеф.

— Я вижу: не вовремя! Тебя нет дома, зато меня ждали люди с оружием в руках!

— Что это значит, шеф?

— Не дури, Верка! Была стрельба! Подставила, зараза! Сдать решила? Сколько тебе заплатили за мою голову и кто?

— Скорее кто-то покушался на меня, если на то пошло!

— Не стыковочка получается. Ты звонишь мне и говоришь, будто ждёшь. Я лечу сюда, а тут засада! И мои люди ловят тебя в гараже в машине! Свалить пыталась?

— Наоборот домой возвращалась!

— Не верю!

— А придётся! Я ведь Вера! Как и выслушать меня, дабы мы могли разобраться с тобой!

— Со мной?!

— Я в том смысле, что...

— Чего?!

— Хорошем смысле! Решить наши общие проблемы! Не гони пургу, шеф! Выпей и успокойся, а я поведаю тебе свою историю.

— Зубы будешь мне заговаривать?

— Нет, представлю факты.

— Какие — улики?

— Ага. У меня в багажнике человек. Он — ключ — к разгадке тайны — тех событий, в которые и втянул нас.

— Проверьте, — скомандовал олигарх своим "барбосам".

Те приволокли хакера. И тряхнули. Он не очнулся.

— Что с ним? Он хотя бы живой?

— Да, шеф, спит!

— Как спит?

— Как все люди. Моя проказница постаралась. Она стрельнула в него иглой со снотворным.

— Из чего?

— Из своего пистолета, — продемонстрировала Надя, оказавшись под прицелом иных, что противопоставила ей охрана олигарха.

— Прикажи им убрать оружие от моей дочери. Сейчас же! Иначе я не ручаюсь за себя!

— А по-хорошему ты не понимаешь, Верка!

— Ты не очень-то, пузырь, — вступилась старуха-мать за родных. — С нами Серафим! Он, если что, в два счёта разберётся с твоей бандой!

— Он? — кивнул олигарх на того, кого прежде видел больным.

— Да! А что тут такого?

— Ничего... — зашёлся олигарх смехом. — Очень смешно.

— А мне — нет, — заявила Вера. — Будем разбираться?

— Уже. Вот я и думаю, что сделать с тобой и со всей твоей бандой, и другой — кавказцами.

— Погоди! Кавказцы у меня устроили засаду на тебя? — смикетила Вера, что к чему. — Так это, наверное, из-за репортажа!

Она соврала, но была недалека от истины. Темник с помощью хакера навёл террористов на её квартиру.

Олигарх прикинул в уме и пожелал получить подтверждение слов сотрудницы на деле. На его звонок явился тип, иначе незваного гостя сложно было охарактеризовать, как и обозвать.

— Сотрудник спецслужб, — буркнула Надя.

Тот посмотрел грозно на девчонку. Та не убоялась, показав язык.

— Слишком длинный он у тебя! Смотри, никому о том, что здесь будет, не говори, иначе отвалится при нашей следующей встрече.

Тип сделал укол хакеру, и тот очнулся.

— Вы ввели ему "сыворотку правды"? — испугалась Вера за жизнь человека.

— Нет, просто побудили, — заверил тип.

Хакер испугался. Он решил: его накрыли.

— Я невиноват! Это всё она — сова! — указал он на Веру.

— Ну вот, что и требовалось доказать, — заключил олигарх.

— Враньё! Он не в курсе того, что здесь произошло!

— Вот как, Верка! А заверила: всё наоборот.

— Нет, шеф! Ты не понял, — поспешила Вера всё объяснить — ситуацию с хакером.

Один из "барбосов" принёс листок с изображением того типа, информацию по которому пробил хакер. Ему позволили вскрыть электронный ящик, созданный им специально для Веры. В нём имелись сведения относительно лица с листка о прежней жизни, а то, что происходило в последние годы — пробел.

Тип шепнул олигарху, чтобы тот уничтожил сайт хакера, а того отдал ему.

— Это в наших общих интересах. Мы установим истину.

— Надеюсь, иначе прекращу финансирование твоей "фирмы"! Я вам деньги плачу за работу, а не бездействие! Меня сегодня чуть не убили из-за Верки!

— Чуть — не считается, — выдала она.

— Отдайте её нам, шеф.

— Ещё чего! Пускай искупает свою вину передо мной сама!

— Работой?

— И работой в том числе, птичка моя! Будет тебе твой крутой репортаж, когда возьмут террористов. А после — заслуженный отдых, — подмигнул олигарх.

— Ага, — оказалась озадачена Верка.

Её участь была незавидна. Золотая клетка ей не нравилась. Она привыкла к самостоятельности. А тут подрезали крылья.

— Из дома ни шагу! Тебя будут стеречь мои люди день и ночь, чтобы с тобой и твоей семьёй ничего не случилось, а заодно из-за тебя и со мной, — сказал олигарх, подавшись на выход, а за ним все гости — званые и незваные.

— Серафима не троньте! — вступились за него родные Веры, и сама она.

— Да. Оставьте его в покое. Он больной, — ухмыльнулся олигарх. — А заодно и они с ним. Похоже, у него болезнь какая-то заразная. С ума не сойдите!

— Сам, шеф, от такой жизни! А то чуть не порешил меня с семьёй.

— Не унывай. Исправлюсь. С тебя статья, а с меня — факты к ней для материала, и отпуск! Помни и не забывай, что работаешь на меня, а не против меня на конкурентов!

— Отличная идея. Переметнуться что ли?

— Только попробуй, птичка! Хм, сова! Курица ты, Верка!

— Ну и сам далеко не орёл! В первой переделке испачкался от страха. Ха-ха...

— Не очень-то, а то я могу резко изменить своё отношение к тебе! И не мне говорить, чем это всё чревато будет твоей семье, как и иным близким людям, а заодно и самой!

Ушёл.

— Вот и думай, что хочешь, — ввернула старуха-мать.

Надя молча покосилась на мамулю с бабулей, а затем и Серафима.

— История, — выдохнула она.

Верка призадумалась. Что новый день сулил им — какие перспективы — она не знала, а ситуация усугублялась день ото дня.

— Если ты и впрямь ангел во плоти, Серафим, то кому-то очень сильно досадил в своём неведомом нам измерении, что тебя не оставляют даже здесь на грешной и бренной земле в покое, а заодно и мою семью, принявшей опеку над тобой. И видимо, не к добру! Вероятно у тебя здесь какая-то миссия. Я права?

— Скорее всего, — согласился Серафим.

У него не шёл из головы лик с рисунка, вырисовываясь в подсознании всё отчётливее и не во сне, а наяву.

— Я должен... Нет, обязан повидаться с ним, чего бы мне это не стоило в будущем, пусть даже жизни!

— Ладно, я что-нибудь придумаю.

— На голодный желудок не получится, ма, — заметила Надя.

— Ты никак голодная?

— Разве незаметно?

— А кто мороженое съел в кафетерии?

— Одной порцией не наешься.

— И пивом! — присовокупила бабуля. — Это ты, Верка, как белка в колесе. Орехов наелась — и довольна!

— То-то и оно, что белка и в колесе! Мечусь по кругу, а всё без толку. Пора делом заняться и всерьёз! Позвоню-ка я боссу.

— Чего вдруг? Сдался нам твой прежний друг!

— После объясню.

— Ясно, ма. Как и то, ба: если не покормим сами себя — это никто не сделает для нас!

— Покупки делать надо!

— Вот и дуйте в разведку, родные мои.

— Деньги гони, ма!

Вера выдала дочери кредитку, и та в мгновение ока очутилась у входной двери в прихожей.

— Ну, ты где, ба? Шевелись!

Надя прильнула к глазку. На лестничной площадке было пусто, но едва они оказались там, перед ними словно из-под земли вырос тип — человек из охраны олигарха.

— Шлагбаум, — обозвала его Надя. И была права.

Он задержал их. Не надолго. Она разобралась с ним в два счёта — кольнула в ногу иголкой со стрелкой, и тип не успел возмутиться, как осунулся по стенке на пол.

— Вот проказница, — порадовалась бабуля. И переступила через тело охранника вслед за внучкой.

Прежде чем покинуть подъезд, они внимательно осмотрели двор на предмет непрошенных и залётных гостей.

— Машина, — акцентировала Надя внимание бабули на том, где могут скрываться противники.

— Угу, вижу. Прорвёмся!

— Уговорила. Пошли.

Внучка с бабулей зашагали быстро мимо авто, но открылись дверки и оттуда выскочили три человека.

— Не охранники, ба-а-а... — закричала Надя.

Она успела применить оружие против одного из налётчиков, другой выбил у неё игрушечный пистолет, и схватил. Не тут-то было. Надя не растерялась, и укусила налётчика за пальцы, когда он пытался закрыть ей рот. Тот сам взвыл от боли, и выпустил Надю.

Внучка не спешила убегать, подалась на помощь бабуле. Но та сама разобралась с третьим налётчиком. Ударила по голове сумочкой пару раз, и налётчик упал, не в силах устоять. Старушка нокаутировала его.

— Чем, ба? Что у тебя в сумочке? Неужто носишь кирпич?

— Нет, проказница, лучше.

— Гантель?

— Библию.

— Сильная вещь!

— А то! Ей спасалась и...

Не раз. Тот налётчик, которого укусила Надя, взбесился и выхватил оружие. В руке у него оказался пистолет.

— Живо в машину, женщины!

— Мужлан! — показала ему язык Надя. — Бежим, ба!

— Стоять! Я буду стрелять!

Соперницы не послушались его, отступив. Налётчик выстрелил. Пуля угодила в сумочку. Вновь Библия спасла жизнь бабуле и внучке. Она прикрывала ту собой, а себя — грудь — сумочкой.

— Ой!

Вера насторожилась. Ей, как и Серафиму показалось: на улице идёт перестрелка. Она бросилась к окну. В квартире появился телохранитель олигарха, и потребовал отойти в глубь комнаты, и не высовываться.

— Что происходит? Кто стреляет? Кавказцы? — засыпала Вера вопросами незваного гостя. — Серафим, помоги-и-и...

— Лежите оба тихо! Ни звука! — прильнул телохранитель к окну. И открыв, произвёл пару выстрелов.

Послышался визг колёс. Во двор влетела машина с подкреплением. Налётчиком пришлось отступить.

— По колёсам надо было стрелять, а не по стеклу, — выдала недовольно старуха. — Тоже мне стрелки! И чему вас только обучают в охранном агентстве?

— Вы лучше скажите, как минули заслон? — вопросил охранник, дежурящий во дворе.

— Да спит он — твой слон, — отряхнулась Надя.

— Как спит?!

— Как все люди — лёжа, но как животное — на полу.

— Ничего не понимаю!

— Сейчас объясню, — воткнула Надя и ему иглу со стрелкой в ногу.

Охранник осунулся. Однако беглянки не ушли за пределы двора. Явились иные телохранители и препроводили их силой домой.

— Порядок, начальник, — рапортовал один из них тому, что находился в квартире у Веры, неся дежурство на крыше.

— Потери?

— Два бойца.

— И как же это вас угораздило их потерять, а?!

— В том виноваты они, — указал телохранитель на тех, кого оберегали по приказу шефа.

— Не понял!?

Охранник продемонстрировал начальнику две стрелки, изъятые из тел пострадавших сотрудников.

— Они с чем — ядом?

— Если бы, — усмехнулась виновато Надя. — А то со снотворным.

— Ну, знаете! Так дело дальше не пойдёт! Вы в курсе, что за вами ведётся охота! И это не шутки! Сами убедились в этом лишний раз наяву!

— Угу-у-у... — приметила Люба: в сумке дыра, а пуля застряла в Библии. И потеряла сознание.

Когда она очнулась, в квартире остались родные и близкие ей люди, плюс начальник охраны у двери в прихожей. Но отлучался время от времени в туалет, выглядывая по пути с края из-за штор, которыми были закрыты все окна в квартире.

— Мы на осадном положении, девки?

— Хуже, ба, как на зоне строгого режима. Пайку и ту приносят. А из дома без надзора — ни шагу. Не выпускают!

— Это правда, Верка?

— Реальность, мама.

— А где Серафим?

— Разглядывает картинку с лица.

— Память вернулась или...

— Кто его знает. Но больше не сходит с ума. Я тут подсуетилась. Если повезёт — получим послабление.

У начальника охраны в наушнике портативного переговорного устройства раздался голос дежурного на лестнице. Он сообщил: явился помощник шефа — босс Веры.

— Пропусти, — последовал приказ.

— Свободен, — выдал гость вместо приветствия ему.

И они поменялись местами. Начальник охраны покинул квартиру.

— Вдруг! — обрадовалась Надя. — Помоги нам, а мы не останемся в долгу.

— Как идёт работа? Материал готов? — обратился он к Вере, не обращая внимания на её дочь.

— Почти. Мне нужна информация о террористах. Вы задержали их? Кого-нибудь — хоть одного?

— Нет. Но их поиск ведётся.

— Меня это не устраивает! Могли пострадать мои родные!

— Уже в курсе очередной перестрелки. Но шеф заверил меня: больше не будет.

— А сказать почему?

— Знаю! Он сказал: они к вам на пушечный выстрел не приблизятся.

— Потому что взорвут вместе с домом!

— Не взорвут. Вас перевезут...

— Куда?

— Это конец, ма. Мы будем там под надзором как пожизненно заключённые в зоне строгого режима! Не соглашайся!

Вера не столько послушалась дочь, сколько голоса разума.

— Я из дома ни ногой!

— Разумеется, красавица. Тебя на руках понесут.

В квартиру снова заглянул начальник охраны олигарха, и не один. С ним явились толпой его "барбосы".

— Уходим! Быстро! Пока не опомнились враги! — озвучил он. И не спрашивая разрешения у хозяек, выдворил их за пределы занимаемой жилплощади. Внизу в подземном гараже их ждали машины и почти все со спецсигналами, кроме одной. В ней и разместилась Вера со своими родными и близкими, да босс с начальником охраны олигарха.

— А для чего понадобился эскорт?

— Для отвода глаз, — пояснил начальник.

И они подались с задержкой во времени, когда машины со спецсигналами унеслись прочь...

— Чисто, — последовала команда от охранника снаружи.

— Работаем.

Начальник охраны лично повёл авто. Рядом с ним на переднем сидении расположился босс Веры, а сама она с дочерью, мамой и Серафимом — сзади. Их везли на Рублёвское шоссе, а потом свернули, и поехали лесом, минуя ограждение с колючей проволокой и шлагбаумом на дороге.

— Неужели и впрямь зона-А-А... — испугалась Надя: её слова сбываются наяву.

Обошлось. Просто территория дачи олигарха по периметру была обнесена двойными рядами колючей проволоки, где также находились вышки, и бродила военизированная охрана с собаками, а сам дом выглядел вполне пристойно, и на подступах к нему также встречались пикеты с охраной, но уже в цивильной одежде — костюмах с иголочки.

— Сложно сказать: это рай или ад, — выпалила Надя на словах.

— Загон, — почувствовала себя Вера скаковой лошадью, точно бегала по кругу.

Рядом находилась конюшня — две: одна скаковых жеребцов, иная — для машин.

— Приехали, птица...

— Не начинай, мама! Не подначивай! — попросила Вера.

Босс сопроводил их в резиденцию шефа, обнесённую бетонным забором, внутри которой находился сад подобный на загородный какой-нибудь императрицы.

— Живут же люди, ма, — подмигнула Надя. — Это рай! А коли так, то нас быстро изгонят отсюда. Вспомни из Библии Адама с Евой. Устроим тут небольшой разврат — и всё — свободны!

— Ты чего задумала, проказница?

— Увидишь, ба! И не только, поскольку мне потребуется твоя помощь, ибо маме с Серафимом будет не до того.

Что и подтвердил на словах босс Веры.

— Располагайтесь и чувствуйте себя тут как дома, но не забывайте, что находитесь в гостях! Поэтому просьба: вести себя соответственно — подобающим образом! Ничего не трогать — это, значит, не ломать!

"Вдруг" покосился на Надю. Та как раз пыталась поймать золотую рубку в бассейне с фонтаном, перегнувшись через поребрик, угодила в воду с головой.

— Ура! Я всё-таки поймала разукрашенного карася! Знать будет уха! Ха-ха...

— Сейчас же отпусти золотую рыбку шефа-А-А... — запаниковал "вдруг".

— Чё? В самом деле? Здорово! Слышь, карась, если хочешь жить, а не угодить в рыбный суп — исполни три моих самых заветных желания, или я съем тебя! Ну, понял? Отвечай, а не хлопай жабрами!

— Верка-а-а... — сорвался "вдруг" на очередной крик. — Уйми свою дочь! Эта рыба стоит огромных денег! И если шеф узнает, что его любимиц пустили на уху, он сам пустит нас на колбасу-у-у...

— Отпусти рыбку. Не мучай её, Надька!

— Сразу, как только она булькнет, что настоящая золотая рыбка, а не подделка!

— Конечно подделка! Ведь её так называют, а сама она — её чешуя — не золотая!

— И точно, красная как медь, — брезгливо поморщилась проказница. — Заржавела!

И вылезла из фонтана.

— Облажался олигофрен.

— Он — олигарх.

— Если бы являлся им, не купил у япошек карасей цвета медь под золотых рыбок, а настоящих!

Надя недолго горевала, переключившись на птиц, и погналась за ними — целой стаей.

— Гляньте! Жар-птицы!

— Это павлины-ы-ы... — подался за ней вдогонку босс Веры. И догнал с опозданием.

— Зацените, бабоньки! — воткнула Надя себе в волосы перо, вырванное из хвоста павлина. — Я похожа на индейку?

— Скорее курицу!

— Сам петух, "вдруг"! А ещё друг семьи! — укорила Надя. — Не дал поймать жар-птицу!

— Это были павлины!

— Я и говорю: жар-птицы, потому что их жарят олигарху в качестве дичи.

— Нет, они предназначены для красоты.

— Да ладно. Мне не гони! А то из "пруда" рыбу не ест, и птиц из "курятника" тоже. Святой он, что ли у тебя? Одним воздухом питается?

— Прекрати дурачиться, ребёнок!

— Сам дурак! И шуточки у тебя дурацкие!

— Верка, ну ты хоть повлияй на свою дочь! Если шеф прогонит нас отсюда, то и из фирмы! Ты же не хочешь этого?

— Что-что? Звучит заманчиво.

— Ну, ты-то чего? Я понимаю твоя дочь!

— А мы одного поля ягоды, — вмешалась старуха.

— Тётя Люба! Я вас не узнаю! Будьте же благоразумны! Берите пример со своего...

"Вдруг" не знал, как назвать Серафима — не ведал его статуса и положения в семье у Веры. Запнулся.

— ...напарника.

Тот на всё смотрел широко открытыми глазами. Данный клочок бренной земли и впрямь показался ему райским местечком.

— Небеса Обетованные...

— Но не Царствие Небесное, а всего лишь муляж, — заметила Вера. — Тут обитают осязаемые телесные существа. И это бесспорный факт!

Появился дворецкий, встретив гостей на лестнице ведущей к дворцу, а не дому.

— Нехилая хибарка у олигофрена. И выкрашена в жёлтых тонах вся. Психушка что ли?

— Нет, бывший дворец императрицы Екатерины Второй! Вторая половина 18-го века.

— Как вторая! А где первая? Заныкали?

— С тобой невозможно говорить, ребёнок!

— Это с тобой, "вдруг"! От дворца осталась половина. Хочешь, чтобы потом твой шеф предъявил нам претензии по исчезновении первой части дворца? Так я не вандал, а этот "психушник" не Рим! Да и "жареные" птицы не гуси-и-и...

Тут только Надя увидела с вершины лестницы перед выходом, очутившись на площадке с колоннами лебедей, что плавали по озеру.

— И как их удалось удержать? На цепь что ли посадили с якорем на конце, закрепив к лапе каждой особи?

— Нет. Едой. Кормят их тут на убой.

— Вот браконьеры!

— Я это голословно.

— А я — уголовно наказуемо! Всё в милиции при случае расскажу. И то, как нас самих привезли сюда насильно!

— У шефа, да и у вас, не было иного выбора. Поймите же это и примите.

— Почти убедил. Пошли осматривать царские хоромы.

— Императорские — императрицы!

— Ну, что я могу сказать, — выдала Надя под конец экскурсии по дворцу. — Не Кремль — однозначно! Но жить можно. Попробовать точно. А уж как получится — другой вопрос, как и тема разговора. Надеюсь, тут посуда из золота, а не серебра, и не напольная — не подделка? И кувшины — не бронза?

— Конечно из бронзы! Раритет! С них ещё вкушали римляне, ну или, в крайнем случае, византийцы!

— Чё, "вдруг"? Неужели твой шеф настолько скупой, что не мог прикупить хотя бы одноразовой посуды? Неужто боится разориться?

— Это она так шутит, — усмехнулась Вера, поясняя дворецкому, у которого зарплата была как у миллионера.

— Ага, — подтвердила старуха-мать. — Она ж у нас одно слово — проказница! Что с неё взять — ребёнок!

— Чертёнок она...

— Не богохульствуй, "вдруг", — молвил строго Серафим.

О нём уже забыли, как он напомнил о себе.

Дворецкий пригласил гостей за стол... переговоров. Так про себя окрестили его все, кто присутствовал в тот момент за трапезой.

И тут Надя не упустила случая достать личного шеф-повара олигарха.

Он подал меню.

— Посмотрим-посмотрим, как тут питаются, и чем. Что это за ахинея?

— Где?

— Вот! В меню! Это чё за морепродукт?

— Осьминог.

— Фу, какая гадость! Ты бы ещё каракатицу или кальмара предложил! Икра есть?

— Какая — чёрная или красная?

— Зелёная!

— Чего? Какая?

— Кабачковая!

— Нет. Разве такая икра есть?

— Есть!

— Тогда почему нет такой рыбы?

— Потому что её добывают из овоща — кабачка! Темнота! А то — шеф-повар! Где тя кулинарии учили, стряпун?

— За границей.

— Тогда вопрос — чему?

— Всему.

— Угу. Специалист широкого профиля?

— Ага.

— Знать ничему так толком и не научился! Я ж говорю: дурдом, а не дворец, да и тот наполовину — без первой части! Хи-хи...

— Так что заказывать будете?

— Да что заказывать, коль у тебя ничего нет!

— Есть всё, кроме кабачковой икры.

— И яйца Фаберже всмятку? И шуба из рыбы в каракулевой начинке из песца?

— Неужели сейчас так готовят?

— У нас — да! А за границей — вряд ли! Отстают они там от нас и жизни! Мы уже давно обогнали их тут и перегнали!

— Извините! Может, ещё что-нибудь назовёте из еды? Вдруг у нас это окажется.

— Вдруг не бывает, коль сразу не научился. Манка есть?

— Нет, только овсянка, — предложил взамен шеф-повар.

— Я — человек — ребёнок, а не жеребёнок! Лошадей на конюшне будешь овсом кормить, стоит только мне пожаловаться маминому хахалю!

— Кому?

— Олигофрену одному, что твой хозяин.

— Олигарху.

— Ха, олигарх! Живёт в психушнике да ещё с такими психами как ты, значит сам ничуть не лучше вас! Одно слово — олигофрен!

Шеф-повар всё-таки попытался угодить "знатной гостье", боясь: и впрямь сошлют на конюшню, где придётся выгребать ещё и навоз из стойла вместо мытья посуды.

— А давайте я предложу вам еду на свой вкус? Вот увидите: вам понравится.

— Так и быть — рискни. Но помни: сапёр ошибается один раз в жизни! Если что — я тебя...

— Помню — конюшня.

— Угадал, догадливый.

Шеф-повар принёс салат из экзотических фруктов, а также всевозможные десерты.

— Здорово! — принялась уплетать яства Надя за обе щёки. — Класс!

— Угодил, — порадовался шеф-повар.

— Почти. На первый раз прощаю!

Затем он занялся обслуживанием иных гостей, принимая заказы. Бабуля больше налегала на морепродукты, а Вера — на рыбу и зелень. А вот "вдруг" заказал мясо с кровью. И у Серафима приключился приступ. Ему стало плохо.

— Упырь! — укорила Вера босса, сообразив из-за чего Серафим лишился сознания.

— Да он загнулся у вас от голода! Кормить надо было мужика, и как следует, а не травить ботвой точно гусеницу!

— Урод, — не осталась Надя в стороне, и окончательно испортила трапезу. Она запустила десертом в обидчика.

— Что это было-о-о... — пытался осознать "вдруг".

— Мусс. А сейчас ещё чем-нибудь подобным попотчую! — махнула Надя очередным блюдом. И разбила его.

Шеф-повар прильнул к осколку от блюда в форме полумесяца.

— Это же... это же...

— Что? Тарелка?

— Была-а-а...

— Не плачь и не сокрушайся. Я тебе иную подарю — железную или на худой конец одноразовую.

— Что я шефу скажу-у-у...

— Что блюдо разбилось. И всего-то!

— Да оно стоит сумасшедших денег!

— Правда?

— Это посуда конца 17-го века!

— Ха! Давно устарела! Обычно столько не хранится. Её давно следовало списать в утиль!

— Верно, внучка! На кой вам это ломьё со старьём! Одно слово — антиквариат!

— Это ты она — в тапочках!

— Чё? — схватила Люба свою тарелку с намерением разбить о голову шеф-повара, но сделала это несколько раньше. Под горячую руку угодил "вдруг". И шеф-повар сообразил: пора подавать горячие блюда.

— Нет, хватит! Сыты по горло вашим гостеприимством! — вмешалась Вера.

— Да, мама права. Как говорится: в гостях хорошо, а дома лучше!

Шеф-повар и дворецкий были только рады избавиться от шумных и непредсказуемых гостей, однако помощник шефа — босс — был иного мнения.

— Никто никуда отсюда не уйдёт и не уедет...

— Знать улетим, — заверила Надя.

— ...даже я, — продолжил босс. — Шеф приставил меня к вам.

— И что ему надо от меня — репортаж или я сама?

— Всё разом! Ты же знаешь, Верка: олигарх не разменивается и не берёт по частям, а только целиком и за ценой не постоит!

— Тогда пусть для начала достроит первую половину дворца 18-го века! — выдала Надя.

— Не коси под дуру! Я в курсе: умна не по годам! В мать пошла!

Вера взглянула на Серафима. Подле того хлопотал личный врач олигарха.

— Ничего страшного не произошло, — заверил он её и родных.

— А никто и не сомневался! Серафим у нас круче Брюс Ли! Тот пули животом ловил, а он — грудью! И хоть бы хны! Мы и нашли его на обочине дороге и грузовик. Так машина вдребезги, а он живее всех живых, — присовокупила Надя, приврав для красного словца.

— Надо же, как интересно! Он у вас — иллюзионист?

— Он у нас ангел во плоти!

— Надька!

— Проказница! — вторила бабуля Верке. — Замолчи!

— А вот и не замолчу!

— Тогда ешь свой десерт, пока мы находимся за столом! — решила Вера провести переговоры с боссом. — Я готова помочь тебе, если ты в свою очередь кое-чем и кое в чём посодействуешь мне.

— Проси всё, чего хочешь — по возможности сделаю.

— Тогда, чтобы у нас с тобой для шефа получился крутой репортаж о террористах во всех мельчайших подробностях, мне необходима вся достоверная информация, как по кавказцам, так и по хакеру, и "конторе"! Даже охране шефа! Но всё следует узнавать и делать так, чтобы никто о том и ничего ни слухом, ни духом! Понял?

— Не совсем. Ты что затеваешь?

— Уже сказала — бомбу — крутейший репортаж в истории и не только нашей страны, но и мире! Ты готов?

— Всегда, как пионер, — отхлебнул вина "вдруг".

— Смотри, чтобы ни как пьяница! Не переборщи!

— С вином или...

— С тем, о чём мы с тобой договорились!

— Чего? А о чём мы договорились?

— Ты помогаешь мне, а я — тебе! Услуга за услугу!

— Ага, ты ещё скажи: око за око или зуб за зуб, чтобы я лишился всего этого — зрения и зубов со здоровьем? Нет уж, уволь!

— Легко! Один звонок шефу и ты, как тебя называет моя дочь, станешь "вдруг"!

— Нет, Верка! Не делай этого! Я столько сделал для тебя!

— Себя! Ведь я работала на тебя всё это время — пахала как рабыня Изаура! Но настал и твой черёд! Долг платежом красен! Пора тебе оплатить долги передо мной и моей семьёй!

— За что, Верка?

— За всё то хорошее, что было между нами!

— А разве что-то было?!

— Неужели не было — притворялся?!

Босс побледнел.

— Отхлебни вина и успокойся. Делать будешь то, что я тебе скажу! Понял?

— Это приказ?

— Считай, что да!

— А кто из нас босс — я или ты?

— Это всё уже в прошлом, "вдруг"! Нынче мой статус изменился!

— А с ним и ты, Верка! Надо же какой стала. Была акулой пера, а теперь по жизни! Начала на людей кидаться!

— Пока ещё нет, как и жертв на мне. Но ещё не всё потеряно. На тебе и стану учиться!

Босс вслед за бокалом пригубил вино из бутылки, припав к горлышку литровой ёмкости. Осушил.

— Как "компот"? — узрел он дочь Веры перед собой.

— А где...

— Кто?

— Мама...

— Я за неё!

И крик в исполнении босса Веры повторился, только более протяжно на конце.

— Не ори! Люди легли спать! — воткнула Надя кокос в рот босса. — Понял меня?

Тот выхватил лохматый орех.

— Я-я-яблока не могла дать закусить?

— Мякоть кокоса полезней.

— Вот сама его и грызи!

— Только пикни, и я затолкаю его тебе туда, на чём ты больше не сможешь сидеть до и после хирургического вмешательства!

— Хорошая девочка-А-А... — пытался "вдруг" погладить Надю, как хищника и укротить.

Та в ответ щёлкнула зубами.

— Не подлизывайся! Я не ручная!

— Да ты скорее граната! Чуть что — взрываешься, как и твоя мать! Одно слово — осколок... от неё-о-о...

По полу полетели осколки. На звон битого стекла явился шеф-повар и дворецкий.

Надя предстала перед ними с отбитым горлышком разбитой бутылки о голову босса мамы. Они застукали её на месте "преступления". О чём и уведомили.

— А вы в курсе, мужики: свидетелей убирают первыми, — выпалила в ответ Надя и пока на словах, предложив компромисс. — Спишем погром с битьём дорогой антикварной посуды на него перед шефом. Ведь утром этот охламон после выпитой бутылки крепкого вина ничего не вспомнит.

— С этого и надо было начинать разговор, — повеселели дворецкий и шеф-повар, что не из их зарплаты удержат стоимость битой посуды, а босса.

— Тогда не стойте как статуи, зовите охрану. Она всё и засвидетельствует, — бросила напоследок Надя, и поспешила сделать ноги.

Утром на босса имелся компромат. Когда он услышал обвинения в свой адрес, то сподобился на мат.

— Он — тебе! Партия! — заглянула Надя в комнату к нему.

— Ты-ы-ы...

— И не одна.

— А с кем?

— Мама, заходи. Твой босс рад видеть нас.

— Согласен на моё предложение или как? — напомнила Вера про вчерашний разговор за столом "переговоров".

— А у меня есть выбор?

— Нет, как и альтернативы! Моё предложение остаётся неизменно и в силе! Будешь помогать?

— Шпионить для тебя?

— Это ты так считаешь, но я выполняю свою работу, и у тебя прошу лишь свежую информацию из достоверных источников — не больше и не меньше!

— Могу я подумать на досуге?

— Можешь, только недолго. У меня времени в обрез!

— А может, ма, я сбегаю за обрезом? Глядишь и "вдруг" тотчас согласится.

— Я сама, — подала голос бабуля из-за двери, подслушивая.

— Обложили-и-и...

— Нет, это ты прислугу матом. И они поспешили за охранником с автоматом.

— Правда-А-А...

— Нет, шутка! Ха-ха... — поддела Надя.

— Это не террористы они, а вы! С вас впору самих делать крутой репортаж, а лучше книгу написать!

— Успеешь — в мемуарах, когда выгонят из издания — шеф!

Босс этого не хотел. Он боялся: не сможет прожить на воле и дня.

— Загнётся, — пояснила Надя маме. — Он же прирученный.

— Скорее затравленный, — согласилась она.

— Не мучайте меня! Умоляю вас, ради Христа!

— Вот поторопись-ка! О Боге вспомнил — заговорил! Молчи, грешник! Одними мольбами не искупить все твои грехи! Делом докажи! — вновь подала голос старуха.

— Убедили-и-и... — застонал босс. — Я приминаю условия твоей игры, Верка-а-а...

— Тогда ноги в руки и за стол к завтраку. Обещал быть сам... Ну ты понял о ком речь идёт!

— Угу. Мне бы глоток вина.

— Похмельный синдром?

— Ага-А-А... — раскалывалась голова у босса.

— Компотом обойдёшься, — выдала Надя.

— Это в ваших же интересах — заговора!

— Ладно. Я ща — мигом, — скрылась дочь Веры и обернулась довольно быстро. — Пей!

— Угу, — пригубил "вдруг". И сморщился недовольно. — Это что за гадость ты мне принесла-а-а...

— Мочу жеребёнка.

— Тьфу-у-у... — изрыгнул её босс.

— Шутка!

— Чё-о-о...

— Рассол, дурень! А ты поверил!

Пить его он больше не стал, попросив минеральной воды.

— Сода с солью у шеф-повара закончились, как и вода в кране, но могу набрать в бассейне у рыб. Правда с их шехуйнёй!

— Нет! Не надо! Спасибо-о-о... — подался босс в уборную комнату.

— Вот засланец! — возмутилась бабуля. — Чуть не уронил меня!

— Но ты отомстила ему, ба?

— Конечно.

— И чё сделала?

— На спину плюнула. Успела! — похвасталась она.

— А почему за Серафимом никто не смотрит? — упрекнула Вера родных.

— Как — никто? А личный врач олигарха? И он — мужик, а не баба — не совратит!

— Ты его манеры с замашками видела, мама?

— Неужели голубой?

— Скорее маньяк, доча!

— Точно — патологоанатом!

— И чё? И кто? — побежала бабуля за родными. — Стойте, девки! Меня обождите!

13. ЧЕРТОГИ ЧИСТИЛИЩА.

— Что за шум без драки? — встретил их в гостиной олигарх, где по соседству с ним находился Серафим и его личный врач, сообщая о странностях связанных со здоровьем гостя.

— Это нонсенс!

— Ты сам — эскулап! Где взял такого сатрапа, дядя олигарх? — вмешалась Надя, отвлекая их от обсуждения Серафима. — Наш сосед — человек. Даже больше скажу — мужик! У него две руки, две ноги, голова и атавизм спереди в форме хвоста!

— Ха-ха... — прыснул хозяин. — Клёвая у тебя дочка, Верка! Жаль, у меня нет такой!

— А ты удочери меня. И будет!

— Проще твою маму "уматерить", — подыграл олигарх.

— А мне — тебя, — вставилась Люба.

— Не будем отвлекаться, — взяла слово Вера. — С чем пожаловал, шеф?

— К себе домой! Можно?

— Если только осторожно, — подначила Надя.

— А твоя семья, Верка, мне нравится всё больше и больше. Особенно дочь.

— Чего ты зациклился на ней — педофил?

Босс как раз и явился к развязке.

— Кто?

— Ты, зам!

— Ви-ви-виноват... — завизжал он как свинья. — И-и-исправлюсь!

— Попался, — подхватила Надя. — Вы все свидетели!

И вновь произошла нервная развязка. Послышался смех. Неприятности улеглись. И Надя ещё раз — специально для олигарха — прикололась над шеф-поваром и его стряпнёй, после чего досталось дворецкому — в хвост и гриву.

И олигарх это дело — утеху — сбрызнул игристым шампанским, которое допил — бутылку — босс.

— Вероятно, я что-то пропустил. У вас тут вчера было весело? — догадался олигарх по состоянию помощника.

— Как и всегда в нормальных семьях — без мордобоя и битья посуды не обошлось, — залепила Надя.

— Экхе-эхе... — закашлялся босс, подавившись остатками шампанского.

— Вот как! Это становится интересно! Расскажешь? И желательно подробно!

— Я не могу. Не видела. Меня увели родные. А вот босс — легко. Он и являлся главным виновником "торжества" при нашем заселении в твой дурдом!

— Понял. После поговорим — на работе. А сейчас о деле.

— О моём репортаже? — заинтересовалась Вера.

— Да. Его не будет.

— Почему? Что случилось?

— Ничего. Всё хорошо. Это дело больше не подлежит огласке. Работает "контора" — собирает улики и не только. А вот когда всё закончится — дело — там решат: стоит хвастаться и чем или нет. Дело государственной важности и проводится под грифом "совершенно секретно"!

— Ведь обещал!

— Ну, мало чего я обещал! Не забывай, Верка, в какой стране мы живём. И у нас, сама в курсе: обещанного три года ждут! Подожди немного, я что-нибудь обязательно придумаю для тебя.

— Ты сам-то в курсе, что к чему? А то тот тип из "конторы" вёл себя очень подозрительно. Взял всё сразу на себя, и меня едва к рукам не прибрал. Он что-то знает о террористах и скрывает! Не исключено: они работали по чьей-то наводке. Учти: контору могут "подкармливать" и твои конкуренты, а не ты один. Не зря же тип испугался параллельно уголовному журналистского расследования. Тебя, как пить дать, заказали! Мешаешь кому-то. И кому — спроси у своего типа! Только не скупись — оплати ему услуги с издержками. Дай сразу столько денег, чтобы он призадумался.

— Над чем?

— Над тем, а стоит ли всё скрывать. Может, есть информация, которую сможет отработать твоя охрана и разобраться с данной проблемой. А он будет вроде и ни при делах — чист!

— Ты соображаешь, Верка, что говоришь и кому? — встрял помощник в беседу сотрудницы с шефом.

— В отличие от некоторых не пила!

— Может ты и права, — молвил озадаченно олигарх. У него пропала вся охота пребывать на даче. Общение с Веркой не принесло ему радости и удовлетворения. А он собирался уединиться с ней. Не получилось. Вера всё предусмотрела, и одним махом решила обе проблемы — избавилась от домогательств шефа на ближайшее время, а заодно заставила его быть в курсе расследования о покушении на них. А соответственно и помощник, как советник олигарха получил доступ к необходимой информации для журналистского расследования.

— По коням, зам, — поднялся шеф с дивана.

— Ура! Будем на кониках кататься-а-а... — обрадовалась Надя.

— Вы — да, но без меня, — откланялся хозяин перед гостями и удалился.

— Слава Богу, — выдохнула облегчённо Люба. — Обошлось.

— Ага, — обмахнула Вера влажной салфеткой вспотевшее лицо. — Могло быть хуже.

— Да хуже уже некуда, ма! Будем выбираться?

— Обязательно! Следует осмотреться. А для этого отправиться на конную прогулку.

Дворецкий, как сторожевой пёс подался вместе с ними на конюшню.

— Чего вдруг? — поинтересовалась Надя у него. — Ты ж помниться — дворецкий!

— Да.

— Знать твоё место во дворе! Вот и сиди там!

— Но кто-то должен вас сопровождать и ублажать. А это как раз и входит в мои обязанности.

— Как и гостей встречать! Что если явится шеф или босс, а тебя нет во дворе — ты гуляешь с нами?

Дворецкий кликнул охранника.

— Сведёшь их с конюхом, — сказал он при всех — гостях. А затем шёпотом добавил, так, чтобы они не слышали: — Глаз с них не спускать! Смотреть в оба!

Телохранитель повиновался, выполняя в точности все указания дворецкого. Он вызвал конюха, и тот поинтересовался способностями наездниц.

— Да моя мама ещё та гонщица, — выдала Надя. — У неё под капотом мотор с целым "табуном" лошадиных сил! А тут ей будет дана всего одна коняка! Справимся, дядя кобылятник.

— Я — конюх!

— Типа как кентавр? — заглянула нему сзади Надя. — Лишних ног нет, и хвоста. Спереди его прячешь? В штанах?

Она махнула демонстративно ногой. Испугала. Конюх резко отскочил от неё, поспешно сведя руки крестом внизу живота.

— Проказница она у нас, — уведомила бабуля.

— Заметил.

— Так, где кони? — не заметила Надя их. — И это — чтоб без телеги! Обойдёмся без повозки... пока! А там посмотрим.

Конюх выпустил коней в загон.

— Выбирайте.

— Мне вон того, — указала Надя на самого ретивого скакуна.

Вместо него конюх предложил ей прокатиться на пони.

— Чё-то я не догоняю! Ты издеваешься? Что за конь — лилипут? Болел в детстве, поэтому не вырос?

— Это карликовая порода.

— Не, на собаках я не катаюсь!

— Да если хочешь знать: монголо-татары воевали на низкорослых лошадях. Они более выносливы и неприхотливы. С помощью них захватчики обскакали полмира, положив к своим ногам!

— Мне полмира не надо. Я частями не беру и на половину не размениваюсь. Мне нужно всё и сразу! Я доступно объясняю?

— Ага. Тогда проверим ваши возможности со способностями сначала в загоне. А там подберу коней для прогулки.

Вера согласилась, приструнив дочь.

— Пони, так пони! Но я живу не в Японии! — заявила недовольно Надя. — Где тут что, кент...авр?

— В смысле?

— Руль, педаль газа и тормоз, который ты!

— Поводья и стремена.

— А сидение?

— Седло.

— Понятно. А как запускается этот четырёхкопытный транспорт? Куда ключ вставлять?

— Не ключ, а хлыст! Но в вашем случае, а особенно твоём — лучше обойтись ударами ног по бокам в стременах.

Конюх продемонстрировал всё сам, оседлав поджарого рысака.

— Я так тоже смогу, — заверила Надя. — Внимание! Смертельный номер!

И прыгнула на пони — повисла, перегнувшись.

— Чё стоишь, кляча? Поехали! Заводись!

Пони не завелась, а вот наездница — мгновенно. Она упала, не удержавшись.

— Ах, ты ещё и брыкаться вздумала!

Пони просто наклонилась к земле, принявшись щипать траву. Надя хлопнула её ладонью по крупу и получила в ответ хвостом по лицу.

— Это чё было?

— Пони отмахнулась от тебя, — пояснил конюх. — И хорошо, что хвостом, а не копытом, приняв за мелкого и назойливого паразита!

— И кто я? Как ты обозвал меня? Вы все это слышали? Вы — мои свидетели! Сам — кентавр!

Так могло продолжаться ещё довольно долго, пока в дело не вступил Серафим. Он подался к самой ретивой кобыле — Буране.

— Нет! Что он делает? — испугался конюх. И бросился вдогонку.

— Только не это-о-о...

Серафим без боязни подошёл к Буране. Та заржала, попятившись, и встала на дыбы. Серафим не свернул с пути, посмотрел кобыле в глаза.

— Успокойся, красавица. Я не причиню тебе вреда.

Он протянул руку. В ней — на открытой ладони — оказалось лакомство — конфета без обёртки.

Бурана опустилась и приняла дар. Серафим погладил её по холке, и она окончательно успокоилась.

Тут и подоспел конюх.

— Как тебе удалось укротить её? Ты дрессировщик?

— Нет, лучше, — объявилась Надя и её родные — мама и бабуля.

— Всё в порядке? — спросила Вера.

— Ваш спутник — волшебник, — заверил конюх. — Я сколько ни пытался совладать с Бураной — всё без толку! Она не слушалась и не подпускала меня к себе. Чего я только не делал и не предпринимал, как ни старался уговорить. А тут ваш друг с одного взгляда укротил.

— Если бы только её, — ухмыльнулась хитро Люба. — А то разит всех баб наповал. Верно, Верка?

— Ну, мама! Прекрати эти свои дурацкие шуточки с подколками!

Осталась узнать: Серафим прирождённый наездник или...

Оказалось в седле ему нет равных. Он погнал Бурану на ограду, и только их видели. Они перемахнули и подались прочь от загона.

Конюх подался за ними на любимом рысаке.

— А мы как, бабоньки? Пешком или по коням? — засуетилась Надя, взглянув на пони.

— Эх! — выдала бабуля. — Сюда бы тачанку да тройку в неё впрячь!

— С бубенцами?

— Ага, ма. Вместо спецсигналов с сиреной, — пошутила Надя.

Она сумела со второй попытки забраться кое-как на пони и задом наперёд. Увидела перед собой хвост. Вновь ударила рукой по крупу. И ситуация повторилась, только на этот раз во время скачки. Пони ударила её хвостом.

Мама с бабулей стали уменьшаться, оставшись вдалеке, и их изображение прыгало перед глазами Нади.

— Ой! Я еду! Скачу-у-у... — не то испугалась, не то обрадовалась она. — Мама-А-А...

— Проказница-А-А... — закричала Вера и Люба в один голос.

Охранник при них связался с иной охраной, а затем конюхом, сообщив о происшествии. Тот мгновенно изменил маршрут следования, а подстать ему и Серафим, уловив краем уха крики с воплями в исполнении Надежды.

Та уже была не рада. Она едва держалась на пони, продолжая скачки вслепую — не могла видеть, что делается впереди, зато отчётливо, что сзади.

Появились преследователи. Они стремительно приближались. Серафим шёл вровень с конюхом, но тот не желал уступать пальмы первенства в скачках заезжему гостю. Они были на корпус от Нади, когда пони резко бросилась в сторону и понеслась вдоль колючего ограждения в направлении опущенного шлагбаума.

Беда была неминуема. Крылатый демон кружил над жертвой, и на этот раз в качестве неё он решил выбрать не Серафима, а ребёнка, дабы досадить ему и отомстить, стремясь сломать его волю.

— Осторожно-о-о... — закричал конюх незадачливой наезднице. — Пригнись! Голову к лошади прижми-и-и...

— Стойте! — выскочил охранник на дорогу, стараясь отпугнуть наездников, только всё ещё больше усугубил, пугнув рысака под конюхом. И тот отстал. Вперёд вырвался Серафим. Он увидел шлагбаум и то: если не убережёт Надю, она со всего маху ударится затылком об него.

Казалось всё. Но... он успел выкинуть вперёд руку и сорвать Надю с пони.

Пони прошла, зацепив лишь гривой шлагбаум, и как ни в чём не бывало, понеслась дальше, а за ней собаки с охраной.

Серафим же видя: ситуация критическая, успел расстаться с дочерью Веры — кинул на охранника. И тот принял на руки дитя.

Бурана перемахнула шлагбаум, а Серафим не удержался в седле и полетел на землю.

Крылатый демон отомстил ему за непокорность судьбе.

На КПП примчались женщины без коней на своих двоих.

— Надька! Проказница-А-А... — бросились к ней мама и бабуля.

— Да я в порядке. А вот Серафим...

— Ой! Что с ним? — опомнилась Вера.

— Я уже вызвал врача шефа, — заверил охранник.

Когда тот примчался на машине минуту спустя, то отогнал женщин от Серафима и не обнаружил ни одного стоящего увечья — даже ссадин с царапинами.

— Не может быть, — не поверил конюх. — После такого падения обычно люди становятся инвалидами, прикованными к постели до конца дней своей жизни!

— То люди, а то Серафим, — выдала Надя.

— А он что — не человек?

— Он...

— Надька! — отняла её мама у охранника. — Прекрати! Лучше скажи: где болит? Испугалась?

— Если бы, а то не успела. У меня штаны сухие! Вот, смотри! Хотя, где тут туалет? Могу я отлучиться вон в те кусты-ы-ы... — стремилась она за колючее ограждение, пытаясь обмануть охрану. Не вышло. Они не повелись.

— Вот вредители! Это же ребёнок! — вмешалась бабуля.

— Не имеем права! И охраняем вас!

Крылатый демон осознал: их так просто ему не удастся достать. Он являлся бесплотным духом, и не мог в одиночку справиться с ангелами-хранителями Веры, Надежды и Любови. Они у них оказались сильны, поскольку женщины держались вместе. А соответственно и ангелы-хранители противостояли ему дружно.

"Погодите! Я найду на вас управу! Бесов натравлю!"

Их он и принялся созывать для вселения в тела тех людей, которых мог без труда искусить. Подался на их поиски.

...Серафим не помнил, что с ним произошло. Доктор подсуетился и ввёл ему успокоительное лекарство со снотворным на свой страх и риск, предупредив об этом спутниц.

— Зачем вы это сделали?! — возмутились они.

— Для его же блага. Пусть человек поспит. Ему станет легче, — заверил доктор.

Ошибся. Серафим начал стонать и кричать сквозь насильственный сон. Он видел то, что прежде не давало ему покоя. Перед ним предстало Чистилище — мрак и более ничего. Тьму время от времени прорезали истошные вопли и крики. Это души грешников томились в аду, взывая о пощаде и помиловании. Но их никто не слышал кроме истязателей, и тех, кто, так же как и они попали сюда впервые.

Бесплотный дух встрепенулся. Крылья не слушались его. Они не были опутаны, но сильно подрезаны. Он не мог лететь, да и не знал куда. Мрак и тьма скрывали всё пространство. Ангел был слеп, не принадлежа данному миру. Ад явился для него тюрьмой. Он стремился вспомнить, как и почему оказался низвергнут из света во тьму. Что-то мешало. Кто-то лишил его памяти.

Во тьме мелькнул огонь. Ангел подался к нему, но тут же отпрянул, уловив жар.

Явился истязатель — огненный демон. Он ликовал.

— Попался, проклятый!

— Что? Кто меня проклял? За что?

— Узнаешь в свой срок, небесная тварь! Мы не выпустим тебя отсюда!

— А как же суд Божий? Вы не вправе отменить его!

— Нет, но после ты окончательно будешь принадлежать нам!

— Неужели я низвергнут в ад?

— Да-а-а...

— Я — падший ангел?

— Почти. Поэтому у тебя есть выбор — принять наш мир и стать наравне с нами, или будешь томиться и мучаться здесь во веки вечные, как души грешников с бренной земли! Выбор всецело за тобой! Бог покинул тебя! Оставил! А мой господин готов поддержать тебя, и одарить благами своего мира. Ведь мы — праведные судьи, а не Бог со своими Светоносными Ангелами! Это они — твари, а не мы! Мы же стараемся очистить все миры от скверны, и наказать неверных! А вы пытаетесь заступаться за убийц, насильников и самоубийц! Подумай и хорошенько! У тебя есть время! А чтобы ты принял правильное решение, я и приставлен к тебе в качестве надзирателя. Готов к путешествию?

— Нет. Мне подрезали крылья.

— Ничего, отрастут! А я тебе помогу.

Огненный демон протянул свою лапу к Ангелу Небесному, и тот ощутил жар и боль.

— Это только начало, если и дальше будешь противиться нам, а станешь на нашу сторону — всё тотчас исчезнет бесследно, и ты заслужишь у господина почёт и уважение. Он ведь и сам когда-то, как и все здесь мы, был Ангелом Небес, но ему не понравился уклад небесных сил, то, как они вели дела. О чём я уже тебе говорил. И захотел очистить миры от скверны, как и подобает, дабы воздать всем по их заслугам. Если праведник — иди в рай, а коли насильник и тать — дорога в ад! И никак иначе! Он за справедливость — праведный суд — не больше и не меньше! А то, что же получается порой: жертва в будущем вновь встретится на Небесах Обетованных со своим земным мучителем после отпущения ему его грехов! Так какой же это рай? Насмешка и издевательство над теми, кто действительно достоин рая! Как и те, кто заслужил ад! Или я не прав? Ты готов опровергнуть меня, Ангел Небесный? Отвечай!

— Не время! И не тебе! А на суде!

— Глупец! Ты всё ещё веришь в справедливость? Тебя оклеветали и низвергли к нам во мрак, лишив Небес! И не бес, а твои же соплеменники! Мы — падшие ангелы — истинные хранители веры, и поборники справедливости! Нас оклеветали здесь всех, как и тебя! Ведь пойми: если кому-то хорошо, значит кому-то обязательно плохо! И им там, на Небесах — хорошо — наплевать на тебя! Никто не явился за тобой сюда, и не узнал, каково тебе тут. Боятся, и не нас, а того, что ты обвинишь их, а знать им не будет дороги туда, откуда они низвергли тебя! А вот мы ничего не боимся и никого! Даже Самого! Поскольку живём в аду! Привыкли! И сослать нас уже некуда! Понял?

Ангел Небес молчал, но не роптал на судьбу, пытаясь понять — почему с ним это произошло — в чём его ошибка — вина?

Огненный демон продолжал совращать его на свою сторону, сбивая со света во тьму.

— А вот ещё один характерный пример. Что счастье для одного, то обязательно несчастье для другого! Богатеям даруется иной раз рай, а нищим — ад! Где справедливость? Если человек мучался при жизни на грешной и бренной земле, стало быть, достоин рая! А его в ад! И за то, что он пытался спастись — украл мелочь у богача, а тот, нажив богатства за счёт людских страданий, спекулянт, идёт в рай, вовремя сумев замолить грехи! Построил церковь Богу на земле — и искупился! А нищий и немощный страдалец загнулся от голодной смерти, не отмоленный, забытый и позаброшенный всеми! И мы его обязаны приютить — это наш долг! Но богача так и не простил, как и мы! Сумели доказать ценой невероятных жертв и усилий, дабы его низвергли в ад, изгнав из рая. И теперь тот, кого он мучил — его надзиратель-истязатель. Это ли не справедливость? Истина!

Ангел не сдавался, не поддаваясь на увещевания и уговоры огненного демона. Но тот не прекращал досаждать ему.

— А вот ещё! Сколько не делай людям добра — в ответ всё равно только ненависть и злоба! И это так! Привожу пример! Человек безгрешен и непорочен, а на него злые языки наводят навет — вешают ярлыки и приписывают на словах то, в чём он невиновен при жизни. Но Небеса — Небесная Канцелярия Спасителя — собирает всю информацию, порой, не проверяя данные сведения. И что же! Праведник оклеветан. И за него некому даже заступиться! Суд Божий ссылает его в ад! Вот как, например, это произошло с тобой — и не грешной душой из бренного мира, а Ангелом Небес! Какой-то человек бросил в сердцах тень на тебя — твоё светлое имя ангела-хранителя. И всё — ты у нас — практически низвергнут! Тебе одна дорога в ад — отныне тьма и мрак твой дом и мир. Где справедливость? О чём можно говорить? Не молчи, а то я расценю это немым знаком согласия! Я прав?

Ангел Небес не сдался и не поддался на провокацию огненного демона.

— Я имею своё мнение относительно всего происходящего и верю в Спасителя! Он истинный Судия, и видит всё посредством Всевидящего Ока!

— Оно слепо! И видит только то, что выгодно! Тебя осудят! Вот увидишь! А сказать почему?

Демон не стал дожидаться ответа.

— Чтобы иные ангелы боялись и почитали Бога, а не пытались свергнуть его, как мой хозяин и мы с ним! Мы — за справедливость, как и ты! Ты с нами?

— Я против вас был всегда, и это будет неизменно, где бы ни находился!

— Глупец! Ты ещё наивнее, чем я думал! Простак! Тебя не выпустят отсюда, и не мы! Мы-то готовы отпустить, но там — на Небесах — знают: мы откроем тебе истинную правду. Они уже боятся тебя, сослав к нам! Ты не нужен им! Тебе больше не найдётся места на Небесах! На тебе пятно! Если хочешь, я выжгу его, и ты, возможно, будешь прощён, но с условием: сделаешь кое-что в ответ для меня там!

— Нет! Я не поддамся! Тебе не совратить меня, окаянный!

— Простая наивность! Я не обольститель! Он у нас здесь один — мой господин! Но для слуг он равный, а вот для грешников — Сатана! Они заслужили этого! Но не ты! Прими его дар от меня!

— Не искушай, искуситель! Я узнал тебя! Ты сам — он — первородное зло! Не огненный демон! Слуги твои неспособны на подобные увещевания! Мстишь Спасителю за то, что он попрал тебя и отправился к Отцу на Небеса?

— Тварь! — изменился голос у демона. Он воспламенился, разрастаясь и увеличиваясь в размерах, освещая геенским огнём ад. — Смотри, что ждёт тебя, как и души тех грешников, которые томятся в моём царстве мрака и тьмы! Зри все ужасы моего мира, который вручил мне Бог! Он неспособен на любовь! Иначе бы не было меня и этого адского места!

Отовсюду послышался невыносимый и нестерпимый ор. Бесплотная душа ангела затрепетала, разрываясь на части. Все грешники просили у него об одном и том же, как у заступника от имени Бога дать им прощение или хотя бы шанс для искупления грехов.

— Видишь! Слышишь! Им не нужен рай, а вновь их бренные тела на грешной земле! И ты думаешь: они там одумаются и исправятся?

— Да...

— Нет, вновь бросятся с головой во все тяжкие грехи. Будут мстить вам — Ангелам Небес — за то, что вы покинули их — не дали рая, а сослали в ад. Ведь это они начинают войны там, в бренном и грешном мире. Из-за них гибнут целые народы ни в чём неповинных и мирных людей, души которых стремятся на Небеса, а зачастую оказываются у нас, ибо являются грешниками, поскольку, стремясь спасти жизнь, грешат и сильно из-за того, что не ведают ничего о наших мирах! Не верят в Бога! Считают: он покинул их! А ведь Он говорит и повторяет: любит их как родных детей. Так зачем же мучает? Проверяет? Не верит им? Сомневается? Разве это справедливо? Почему Око молчит? Ах да, забыл: оно всё видит — и только! А говорят за него в Небесной Канцелярии, и не только Ангелы Небес, но и падшие — из тьмы! А мои слуги алчны и злопамятны. Они не могут простить, что Бог отвернулся от них, не дав возможности искупить свою вину перед ними за бунт! Да, они стремились свергнуть Его! Но виноват я — один! Они же марионетки! Не разобрались, что это была обычная борьба за власть! И победи я — всё могло повернуться иначе!

— Нет, ибо ложь, как и измена — наказуема! Зло никогда не победит добро! — выдал Ангел Небесный.

— Простая наивность! У меня скоро будет столько душ, что не хватит места в аду, и тогда я заставлю Бога дать мне на откуп часть вашего мира. Небеса погрязнут со временем во мраке! Их поглотит тьма!

— Нет! Бог умеет миловать и прощать! Сам говорил: Он способен принять грешника и простить ему всё ради одного доброго деяния даже под конец жизни лежащего на смертном одре. Для этого и существует чин исповедания в грехах — их признание и покаяние перед Его Божественным Ликом!

— И что это за рай, коль душе окаянного даруются Небесные Блага и Вечное Царствие, как и жизнь в нём? Опять — где справедливость? Ведь иной человек всю жизнь живёт по законам Божьим, а раз оступившись, и сам того не заметив, попадает к нам в ад!

— Мы говорим с тобой на разных языках, искуситель.

— Но об одном и том же! Согласись?

— Нет! Ты не ведаешь, что творишь!

— Не я, а твой хозяин! Тебя запятнала грешная душа, заключённая в бренное тело! И Он отвернулся от тебя, как и его слуги — твои сподвижники и друзья! Вот она цена расплаты за чужие грехи, а не свои!

— Нет, чужих грехов не бывает! Я виноват, ибо недоглядел, не сумел защитить данного мне Богом человека, превысив свои полномочия!

— Всего лишь один раз! И то по воле и зову души, молящей о пощаде. И при этом при всём праведницы! Ты не мог поступить иначе, ибо Бог отвернулся от неё. И в том постарались мои слуги. Они у меня такие старательные, что из кожи вон лезут, и готовы вывернуться на изнанку, не то, что у Бога на службе в Небесной Канцелярии. Для них это работа, а моих слуг — призвание души! Но я готов извиниться перед тобой за них, и просить прощения, предлагая взамен свою помощь. Ибо ты достоин большего! И не ада! А вот готов ли твой хозяин простить тебя, не говоря уже о том: признать свою неправоту — вопрос на засыпку! Хотя ответ прост. Он на это неспособен!

Ангел Небесный остался при своём сугубо личном мнении.

— Хватит порочить и поносить имя Бога при мне, окаянный! Он такой же и твой Хозяин, как и Мой!

— Да. Но ты пресмыкаешься перед ним, а я — нет! Я с ним общаюсь на равных, просто не подаю вида, пусть Он думает при этом иначе. Но это не так! И это знают все мои слуги, и даже Его в Небесной Канцелярии — приближенные к нему. А такие как ты — хранители человеческих душ — рабы, о том даже не задумываетесь! У вас нет на это времени. Вы спасаете своих подопечных, коих гнобят бесы и демоны. И нас — тьма, а наш дом — мрак! Вам не совладать с нами! И ты не один такой падший ангел...

— Пока нет!

— Знать в будущем. Ибо есть иные с тех незапамятных времён, как и я сам был низвергнут сюда. И я дам тебе время и возможность общения с ними. Отправляйся назад в Чистилище к соседу, что точно так же как и ты, отныне будет дожидаться Божия Суда в надежде на оправдание. Но его случай — дохлый! Как и сам он!

— Почему?

— Мне некогда! Сам об этом спросишь у него при встрече.

Огненный демон исчез, растворившись неожиданно во тьме, и ангел встрепенулся. Крылья не удержали его, и он полетел в невидимую пропасть, стремясь вниз в чертоги адского отчаяния, когда душа рвалась наверх к Небесам, и куда были обращены все его помыслы.

Падения он не ощутил, зато услышал голос соратника по несчастью.

— Кто здесь? Демон или бес?

— Ангел я, и как ты — небесный.

Они встретились, отреагировав на голоса один одного, излучая тусклый едва заметный свет в царстве мрака и тьмы, замерев едва ли не впритирку. Осмотрелись. Они не были знакомы, но сомнения в том: оба являются Ангелами Небес — не было.

— Ты кто?

— Я — хранитель.

— И я! Вот так удача, брат! Давай держаться вместе?

— Я готов, но вряд ли у нас это получится. Мы в Чистилище и не для грешных душ, а Чертогах для падших ангелов. Тебя тоже оклеветали, как и меня? Или есть провинность?

— А у самого?

— Взял грех, — вспомнил ангел, общавшийся с искусителем. — Спас подопечную мне душу больше чем позволено нам. Демоны с бесами словно ополчились и не на грешную душу в бренном теле, а на меня. Похоже, ими ведётся целенаправленная охота на нас. Их хозяин стремится истребить нас. Ты этого не заметил — не почувствовал, брат?

— Да-да. У меня возникало данное чувство с ощущением и не раз. Они наваливаются и не по одиночке, а целым скопом, и сложно отбиться и удержать подопечного от совращения. Что я мог, как и ты, сделать в одиночку! Нынче люди разобщены — не верят один одному, а защитить их против своей воли — подопечных — не можем, даже когда у них просят об этом родственники — и тогда не протягивают руку помощи, а насмехаются, злорадствуя! Люди разучились прощать обиды. На бренной земле балом правят бесы!

— И не говори. Поэтому я сделал всё что мог — дозволено! Три раза спасал тело и душу подопечной, а пришлось это сделать ещё и в четвёртый! И что же получил в ответ...

— Что?

— Проклятье!

— От иного человека?

— Если бы только от него, а то он наградил меня тёмным пятном, несмываемого позора, и на меня пала тень подозрения! Так я оказался в Чертогах Чистилища в ожидании Божьего Суда.

— Вот и у меня почти аналогичная история. Только ты своего подопечного от смерти спасал, а я своего — от грехов. Бесы совсем замучили. Они сделали из него сначала убийцу, а затем самоубийцу или наоборот! Уже точно и не скажу, что было первично! Кажется одновременно.

— Как так? Разве это возможно?

— То-то и оно: оклеветан! Если бы мой подопечный убил родных преднамеренно и сам после этого покончил жизнь самоубийством, а то произошла авария — случилась катастрофа! Он разбился с семьёй на машине, сидя за рулём. А ведь катастрофу подстроили бесы в сговоре с демоном. Они сделали так, что их подопечный нарушил правила. И погибли люди!

— А что же хранители семьи твоего подопечного? Неужели они не заступились за тебя?

— Они напротив обвинили меня — моего подопечного во всех смертных грехах.

— Как? Почему?

— Бесы с демоном постарались — подставили. Мол, недоглядел за подопечным — не смог удержать от желания приобрести автомобиль. Это вменили ему в алчность, а затем упрямство получить права, и то не с первого раза. Но это бесы заставили его дать взятку заблудшей душе в милиции. Их подопечный специально гнобил моего.

— Понятно. Практически одно и то же в общих чертах.

— Если бы! Тебя ещё могут оправдать, а меня...

Явился демон, выскочив из мрака точно чёрт, держа в косматой лапе пылающий факел.

— Надзиратель, — заверил тот ангел, что беседовал с искусителем. — Ты за кем явился, окаянный? За мной?

— Нет, за твоим напарником.

— Уже забираешь? — встрепенулся оппонент.

— Почти! Смотри и мучайся, хранитель!

Демон выставил напоказ душу человека — водителя.

— Его не оправдали, а значит, и тебе отсюда нет пути! Чистилище станет твоим пристанищем, а адский Чертог — домом!

— Не-а-ат... — пытался заступиться хранитель за оклеветанную душу подопечного.

Лукавый демон противопоставил ему факел. Опалил. Ангел воспламенился.

— Не дай погибнуть моему подопечному, брат! Замолви за него слово на Суде перед Спасителем! Мне уже не поможешь, но ему-у-у...

Адское пламя геенского огня пожрало ангела-хранителя. И вновь наступила тьма. Как вдруг мелькнул свет и...

14. СУДИЛИЩЕ.

...Серафим очнулся. Перед ним предстали до боли знакомые лица людей — три женщины и один мужчина — врач олигарха. Он был бледен, а на лице проступил пот, плюс складки прорезали лоб, заменяя извилины мозга.

Врач спал с лица, а не его подопечный, пытаясь подняться с кровати.

— Лежи! Я прописываю тебе постельный режим!

— С чего вдруг? Всё хорошо. Я чувствую себя вполне сносно — нормально!

— И это ты говоришь мне, ненормальный! Хи-хи... — занервничал больше прежнего доктор. — Нет, ну это надо же! Вы только послушайте, что он говорит!

— Правду, — ляпнула Надя.

— И о чертях с привидениями из параллельного мира? Так вы сами ничуть не лучше его! Заодно! Сговорились! Вам всем следует дать успокоительного!

— Ага, ты ещё скажи: ввести сразу лошадиную дозу, — буркнула Люба.

— Точно! Не мешало бы!

— По-моему, кто из нас немного не в себе — это вы, доктор, — подхватила Вера.

— Нет!

— Да...

— Нет, я сказал! И не спорьте со мной, женщина! Я — врач! И это в первую очередь, а во вторую — мужчина!

Пока мама с бабулей обрабатывали врача олигарха на словах, заговаривая зубы, Надя предпочла действовать. Она заглянула в саквояж врача, и обнаружила там ампулы снотворного — вскрыла их и набрала в шприц.

— Думаю, десять кубиков будет в самый раз!

— А в глаз? — отреагировал врач, заметив воровство медикаментов. Слишком поздно. Он схватил Надю, стремясь отнять шприц, почувствовал укол в область передней части бедра. — Ты что наделала-а-а...

Хватка врача ослабла. Он отпустил Надю, и осунулся, на кровать, заняв место Серафима.

Воцарилась тишина. Надя прильнула поспешно к двери — прислушалась, а Люба к окну — осмотрелась.

— Порядок, девки. Мы одни.

— Работаем, бабоньки.

— Не стоит спешить, родные мои, — заверила Вера, взглянув на Серафима. — Ты как — не врал, когда заявил, будто в норме? Точно: ничего страшного не случилось?

Серафим молчал и не отвечал Вере, не реагируя на вопросы. Он остолбенел. Вера мгновенно определила причину его временной растерянности с рассеянностью. Серафим вновь узрел собственное отражение телесной оболочки человека в зеркале, которой был наделён при низвержении на бренную и грешную землю за грехи прошлой жизни.

— Это же ты! Неужели забыл? Что с тобой, Серафим?

— Я-а-а... — приблизился он к зеркалу, продолжая рассматривать свой лик, отражённый в нём. — Не я-а-а...

— Ты — человек! Или забыл? У тебя две руки, две ноги, голова и как любит повторять моя дочь — атавизм в форме хвоста спереди! Ты — мужчина!

— Нет...

— Да-а-а...

— Не кричите, — отреагировали на них разом Надя и Люба.

— Не я... — то ли ответил им Серафим, то ли продолжал бредить наяву.

Вера осознала: он, похоже, докопался частично до истины — своей прежней жизни и не в теле человека, а...

Боялась о том подумать, не говоря, чтобы произнести вслух. Она не хотела его потерять, прикипев всем сердцем и душой.

— Ты это! Ты! А то кто же? И ты — Серафим!

— Нет, не шестикрылый вестник Спасителя, а двукрылый ангел.

— Прекрати! Сейчас же!

— Ты же сама хотела, чтобы я вспомнил всё — докопался до истины! И вот — это случилось!

— Нет! Это всего лишь дурной сон! Кошмар! Не более того! — продолжала упрямиться Вера.

— Погоди, дочка, — вмешалась Люба. — Ты не права!

— Да, ма, — согласилась Надя. — И как не прискорбно нам это признавать — придётся когда-нибудь расстаться с Серафимом. У него своя жизнь — семья, а у нас — своя!

— Нет, Надя! Исправься! Скажи: это не так! — испугалась Вера: словами дочери, как ребёнка глаголет истина. — Не лишайте меня единственной отрады в жизни!

— А как же мы? Разве мы тебе не нужны?

— Что ты такое говоришь, Надька? Ещё как! Но и без Серафима я больше не могу жить! — вдруг призналась Вера в том, чём раньше бы сама и первой никогда. А это было своего рода признание в любви к мужчине.

Серафим только телесно являлся им, а в душе оставался ангелом-хранителем.

— Ты возбудилась — перенервничала, — приблизился он к Вере. И та сама обняла его, заключив в свои тёплые объятия.

— Конечно! Я схожу с ума! Я всё делаю для тебя! Забросила работу! Да что там — даже семью! Пустила всё на самотёк! Неужели не видишь — не чувствуешь: я готова ради тебя на всё — жертвую собой, не задумываясь! Сгораю, а ты... мужик! Все вы одинаковы! Даже ангелы!

— Ты права. У нас нет полового разделения.

— Это там — на Небесах, — вмешалась Люба. — А тут у нас на грешной земле у тебя всё в норме. Я бы даже сказала: чересчур.

— Верно, ба! Атавизм у него — ого-го какой!

— Надька! Мама! Ну, сколько можно об одном и том же?!

— Столько, сколько будет нужно! — грянули они разом в ответ.

— Побойтесь Бога, искусительницы!

— Сама! Ишь прилипла к Серафиму точно пиявка, и не оторвать! Хорошо ещё, что не присосалась!

Вера постаралась отомстить маме за её слова на деле — чмокнула Серафима в щёку, а затем ещё раз в лоб и... уста.

— Ой! Чё делается-то среди бела дня-А-А... — схватилась Люба рукой за грудь. Ей стало плохо — с сердцем.

— Разврат — одно слово, — подхватила Надя. И подсказала: — Ба, сердце слева, а не справа!

— Вот проказница! Оно в груди! А уж где и у кого болит — не твоего ума дело!

— Ты что-нибудь почувствовал, Серафим, ко мне? — спросила Вера после поцелуя в губы. — У тебя изменилось отношение ко мне? Готов остаться у нас в семье — не поменял решения? Не собираешься в ближайшем будущем покинуть меня и мою семью?

Серафим молчал, продолжая смотреть безотрывно в зеркало на отражение данного ему на бренной земле тела грешника. Он признал его, и ошибки быть не могло. Сон являлся видением из его прошлой жизни, поскольку та душа — водителя, которого оберегал один из двух низвергнутых Ангелов Небесных, была подобна во всех мельчайших тонкостях — на него сейчас телесно. Ибо душа при расставании с бренным телом какое-то время являлась зеркалом человека при жизни на момент расставания с ним и ничего не могла утаить, как и скрыть, пока не представала на Суд Божий.

— Я — он...

— Кто? Что с тобой, Серафим? Опомнись! Уймись! Отдышись!.. — уловила Вера: пульс учащён — удары сердца. — Мы обязательно поговорим с тобой о том, что ты вспомнил.

— Я вспомнил...

— Что? — подсуетилась Надя. — Всё или...

— ... как я был ангелом.

— Т-с-с... — вмешалась бабуля. — Кроме нас о том никому больше ни слова. Чревато! А то и впрямь упекут в дурдом!

— ...но не всё, — продолжал говорить Серафим, и его было уже не остановить. Он хотел выговориться. Ему позволили — Вера. — ...А только ад — Чертоги Чистилища! И...

Серафим запнулся.

— Что там с тобой произошло? Ведь что-то было — случилось? Может быть, это и есть разгадка твоей тайны появления на земле? — засуетилась Вера.

— Говори! Не молчи! — принялись настаивать её родные.

— Я встретил там... искусителя!

— Де-де-демона-а-а... — едва выговорила Люба от испуга.

— Он представился им, но я раскусил подвох. Это был сам...

— Ди-ди-диавол?

— Сатана!!!

— О, Господи! — припала старуха на колени и принялась креститься. — Боже! Спаси нас грешных и сохрани! Не дай на поругание тёмным силам зла! Заступись, Матушка! Пресвятая Богородица! Не покиньте нас наши ангелы-хранители! Примите под своё крыло архангелы — Михаил и Гавриил! Оградите от напасти-и-и...

Люба принялась бить поклоны лбом о пол.

— Ба, — растерялась внучка. — Ты как, а? С тобой что-то не то! Успокойся! Хочешь конфету? Ну, прекрати! Сладкое снимает стресс и успокаивает нервы! А они сейчас у нас у всех ни к чёрту!

— Больше так не говори! Никогда! Ты призываешь его! А нам этого не надо! Зря я, что ли молилась?!

— А, так ты уже опомнилась, ба?

— Ну да, — поднялась она.

— Что тебя смущает, Серафим? — решила выяснить Вера, желая выслушать повествование подопечного до конца. — Тело человека?

— Да. Мне достался подопечный собрата, которого тот не уберёг, и которого низвергли в ад, как и нас с ним. Но я здесь, а он...

— Что стало с ним?

— Его допекли...

— Кто? Черти? — вставилась Надя.

— Опять ты, внучка, призываешь их! Не смей!

— Адский темник-истязатель — крылатый демон, — заявил Серафим.

Невидимая тень встрепенулась, уловив его посыл.

"Вспомнил, проклятый! Дождёшься ты у меня! Я сгублю не только твою душу в теле грешника, но и заберу души тех, кто отныне встанет на моём пути — твоего совращения и возвращения в Чертоги Чистилища-А-А..." — взвился крылатый демон. Он понял: Ангел Небесный лишь приоткрыл завесу тайны — не более того. Но это становилось опасно для тёмных сил зла. Их заговор мог открыться, а они не могли этого допустить, боясь: Небесная Канцелярия ополчится за это на них, и потребует от Спасителя провести ревизию в Чертогах Адского Чистилища, где томилось бесчисленное множество душ оклеветанных праведников.

Бесы, заслышав истошный вопль неизреченного гласа демона, кинулись к нему отовсюду, бросив все свои прежние дела. Их явились толпы.

— Мои сладкие и славные послушники, — обрадовался демон. — Вы явились ко мне!

И он поставил перед ними новую задачу, указав, кого следует травить — души каких людей захватить и чьи сгубить.

— Исполнять! Немедля-а-а...

Теперь уже содрогнулся Серафим, уловив в ответ посыл от крылатого демона.

"Держись, странник! Твой земной путь окончен! Я доберусь до тебя! И никто больше не поможет тебе! Не сможет противостоять тьме бесов! Они идут к тебе — за твоей бесплотной душой! Ад — твоё пристанище, а Чистилище — дом, где Чертог — темница! Так было и так будет! Ибо это заявляю я — крылатый демон — наместник Диавола на земле!"

— Что с тобой, Серафим? — уловила Вера дрожь его тела. — У тебя озноб? Ты действительно болен?

— Нет, всё хорошо.

— Точно?

— Будет. Мне надо отлучиться...

— Уже? Так быстро?

— Нет, я не собирался покидать вас...

— Это правда? Ложь тебе ни к лицу! Ведь ангелы не врут?

Серафим смутился.

— Он — падший, ма, — напомнила Надя.

— А я всё равно верю ему на слово. Ибо я — Вера!

— Ну-ну, надейся и верь!

— Проказница! Вот я тебя! — погрозила бабуля внучке указательным пальцем.

— Хм, испугала, — вооружилась та в ответ шприцом со снотворным и кого уколола в очередной раз — Серафима.

— Что ты наделала, Надька-А-А... — испугалась не на шутку Вера. — Это настоящее предательство по отношению к нему с нашей стороны-ы-ы...

Серафим не сказал ни слова в ответ, лишь пытался улыбнуться, заверяя таким образом, что подтвердила на словах Люба.

— Чему быть — того не миновать! Кто знает: правы мы или нет! Время покажет, а Бог рассудит! Остаётся надеяться: он нам — Свидетель, а врагам — Судья! А не наоборот!

Серафим вновь погрузился во тьму. Сновидения снова нахлынули на него. Это почувствовал крылатый демон.

"Жалкие людишки! Неугомонные грешники! Гореть вам в геенском пламени ада! Я сам доставлю вас туда и назначу тех истязателей, с которыми вы встретитесь ещё здесь при жизни! И этот кошмар никогда не закончится для вас! Я уничтожу вас телесно — тела, а после души-и-и..."

Серафим бредил. Видения охватили его с новой силой. Он оказался там, где уже побывал наяву — в Чертоге Чистилища в ожидании Судного Часа.

Он томился там и мучался, а истязатели — демоны — допекали его, продолжая совращать на свою сторону. На бесплотной душе не осталось больше светлого пятна, но ангел не сдавался. Свет практически не излучался. И когда окончательно угас, он услышал глас надзирателя:

— Пора! Тебя ждут там, куда ты стремился — на Суд Божий! Только не жди, что тебя отпустят за твои грехи! Мы постарались! У тебя нет ни малейшего шанса на искупление! Ты — наш! Отныне и навеки — раб! Мой хозяин — твой! А для меня ты — слуга! Подчинись и покорись!

Ангел Небесный не отреагировал, он находился в забвении.

— Отлично! — явился соглядатай, дозволив представить подопечного Небесной Канцелярии Спасителя.

Тьму сменил яркий свет, заставивший очнуться низвергнутого ангела-хранителя временно в ад. Но он уже не мог снести его, как и вынести очередных мучений.

Демоны несли его, а он не чувствовал прежней боли от прикосновения их огненных лап. Зато свет убивал его. Ангел был не в силах открыть глаза. И ему помогли.

Суд для него происходил как в тумане. Разум не слушался его. Он "плыл".

Перед Небесной Канцелярией Верховного Судьи выступил обвинитель — Ангел тьмы весь в чёрном — с головы до ног и крылья, да хвост. Он заявил:

— Вашему вниманию представлен ангел-хранитель! Ему в вину вменяется превышение полномочий! Он трижды спас подопечную грешницу, а затем это сделал в очередной — четвёртый — раз, возомнив себя Богом, веря в то, что ему всё дозволено!

— Ясно, обвинитель, — молвил один из судий Небесной Канцелярии. — Нам понятно, в чём конкретно обвиняется Божий слуга! Теперь мы готовы выслушать заступника. Что нам скажет на это — твои скверные слова — он!

В защиту небесного хранителя выступил Ангел Света — весь в белом.

— Мой подзащитный не мог поступить иначе, вняв мольбам праведницы...

— Грешницы! Ибо она женщина, а знать, уже грешна по своему происхождению и не только! Это бесспорный факт! Аксиома! Закон жизни в бренном мире бесконечных грешников! — вмешался обвинитель.

— Я не давал тебе слова! — встрепенулся судья — Херувим — весь в красном, как и его крылья. — Если и дальше будешь встревать — перебивать — лишу слова! Я должен выслушать доводы обеих сторон, дабы после по Весам Правосудия определить, чего достоин виновник Божьего Суда!

— Он уже виновен, поскольку его дело — дело ангела-хранителя — дошло до Суда! И прощения не может быть!

— Это так, — согласился судья с доводами обвинителя, как и заступник.

— Но сейчас мы говорим об искуплении вины!

— Нет! Он не заслужил его! — вновь нагло заявил обвинитель. — Ибо проклят! На него легло пятно позора! Взгляните на хранителя! Он — один из нас! Стал такой же, как и я — цветом! И ничуть не очистился от скверны, напротив его душа стала темна! Отдайте его нам! Он наш! Больше не ваш слуга, а мой! Раб моего хозяина и господина!

— Это установит Суд! — постановил Божий судья.

Обвинитель не умолкал, продолжая поносить всех и всё.

— Где же справедливость? Куда смотрит Всевидящее Око? Это произвол! Я буду жаловаться Самому! Я заставлю Его внять нам, и явиться на Суд! Ангелы не люди! И это их он в первую очередь должен судить — слуг, а не детей!

— Дети — ближе! — вмешался заступник хранителя. — Он Сам прожил земную жизнь!

— Что он несёт? Мы живём в ином мире! И по иным законам!

— Можешь говорить, что угодно, — заявил в продолжение заступник. — Но решение принято Судьёй. Дело за Небесной Канцелярией! Нам остаётся лишь ждать окончательного постановления от них. Они и вынесут приговор!

— Нет! Я настаиваю на продолжении процесса! — требовал обвинитель дать ему слова для дополнительного выступления в Суде. И добился своего. Но особо изменить уже ничего не мог, поэтому куражился, дабы при зачтении приговора для хранителя не было сделано поблажек в виде ряда исключений, как ангелу. — Помните, Судьи: он — проклят! Запятнан! И сам это сделал — по доброй воле! Никто его не принуждал! Нарушил главную заповедь — не нарушать принятого уклада между мирами. Спаситель сам при помощи иных слуг трижды призвал душу, а в четвёртый раз тот уже сам по личному желанию воспротивился ему! Что возмутительно и недопустимо! Наглости хранителя Небес нет предела!

— Уж не потому ли ты куражишься, чертяка, что хранитель заслуживал повышения, а никак не понижения — стать не просто Ангелом Небесным, а защитником людей в ряд иных — двенадцати Архангелов — 13-м! Ведь это место прежде принадлежало твоему господину — искусителю! Неужели он боится: сей ангел достоин места, которое он занимал прежде, и станет надсмотрщиком над ним?

— Уже нет, — огрызнулся обвинитель. — Порочен! Проклят! Запятнан! И наш — мой слуга, и раб моего хозяина!

— Не спеши с выводами, чертяка окаянный! Бес тебе в ребро, а шлея — под хвост! — пригрозил судья. — На этом всё!

— Да-а-а... А-А-Ад... — запричитал обвинитель, скандируя. — Тьма и мрак Чертогов Чистилища-А-А...

— Нет! Искупление! — настаивал в свою очередь заступник. — Так записано в уставе Небесной Канцелярии даже при рассмотрении дел душ усопших рабов Божьих, как и Его слуг! Ангел-хранитель достоин этого, как никто другой из нас! Говорю это с упованием на Божью милость и справедливость!

— Что? И это, по-вашему, справедливо? Мы и мой хозяин оказались в аду по той же самой причине, за что отныне милуют! Абсурд! Небесная Канцелярия — фарс! Небеса покроют себя несмываемым позором, если предатель не будет низвергнут к нам! О том узнают все! Даже Сам Он, когда наш хозяин будет удостоен чести лицезреть Его. Мы этого так не оставим! Он разгонит вас! И тогда мы станем вашими судьями, и не ждите от нас пощады! Каждый получит то, чего заслужил — Ада-А-А...

Судье надоело слушать вопли обвинителя, и он применил против него силу — метнул сгусток энергии, заставившей замолчать чёрта. Тот онемел.

— Получил, — и не думал насмехаться над ним заступник ангела-хранителя.

У обвинителя забегали глаза.

— Ты что-то желаешь сказать? — наклонился заступник к нему. — Сейчас не время. Судья огласит решение, которое принял окончательно по делу моего подзащитного! И уже никто и ничто не изменит его!

Судья выдал:

— Виновен!

— Ка-а-ак?! — опешил заступник. — Этого не может и недолжно быть!

— Но прощён! — продолжил судья.

— Что это значит? Как понимать? — в свою очередь засуетился заступник точно так же как прежде его предшественник — обвинитель.

— Ангел-хранитель получит возможность искупления! Ему предстоит отправиться на грешную землю и просить прощения у того, кто проклял его за то, что он не уследил за подопечной — Бог принял её, видя муки, а хранитель не понял Его, воспротивившись воле по вине бесов одолевших праведницу под конец бренной жизни! И даровал Царствие Небесное, поселив в навечно Райских Кущах. Так тому и быть! Иначе и я бы не поступил!

Судья вновь даровал чёрту возможность говорить.

— Нет, вы это слышали!? Признали вину и оправдали! Разве это суд? Что за наказание — ссылка на землю? Я требую для хранителя ада! Настаиваю!

— Ещё слово — демон, и сам отправишься у меня туда! — продолжил судья.

— Так! Это уже интересно? Неужели есть работёнка для меня? — порадовался обвинитель.

А вот заступник насторожился. Судья решил пояснить — разъяснить вынесенный приговор по делу хранителя.

— Его душа будет заключена в бренное тело человека в наказание и назидание, чтобы он мог на собственном примере осознать каково это быть им! И каково противиться воле Всевышнего и Его Сына, как бы этого не хотелось впредь!

— Вот это я понимаю! Другое дело! — засуетился обвинитель. — Могу я с данной целью предложить вам для него подходящее тело грешной души, что оказалась у нас в аду?

— Нет, — воспротивился заступник.

Но уже ничего не в силах был изменить. Судья заинтересовался высказыванием — предложением — чёрта. Обвинитель напомнил про дело ещё одного ангела-хранителя обвинённого по трём самым злостным статьям при недогляде за своим подопечным — человеком. Ему вменялось в вину убийство, самоубийство и проклятье!

Обвинитель сообщил: тело реально вернуть к жизни и исцелить.

— Мы специально оберегали его. Оно не опознано и находится в морозильной камере при крематории. Мы всё подстроили так, Судия, что по документам он будет сожжён, а на деле — отпущен нами! Пусть тот, кто со слов заступника заслужил прежнее место нашего хозяина, заодно искупит, таким образом, и душу грешника, коему не светит прощение Спасителя. И если ему удастся справиться и с тем и с другим наказанием, как для себя, так и грешника — не станем больше препятствовать его возвращению на Небеса. И сами заявим перед Спасителем: впредь достоин стать в один ряд с его двенадцатью слугами всем в назидание, а нам в наказание!

Заступник требовал снисхождения, дабы с его подзащитным ничего не случилось на земле в отведённое время для искупления, в которое тот был обязан уложиться, как и душа, попадая в их мир до окончательного вынесения решения на Суде Божьем представ перед очами Спасителя, чтобы Он мог призвать его в свой срок, а не раньше, видя: подопечный не справляется.

Судья даровал хранителю исцеление по настоянию заступника, а обвинитель потребовал лишить его памяти о прежней жизни, как ангела-хранителя, так и человека, а заодно скрыть истинную причину миссии. Только то лицо, которое помнил Серафим, и мысль об искуплении грехов, а перед кем — обязан выяснить!

— Это невозможно осуществить за сорок дней даже ангелу-хранителю в бренном теле! — продолжал возмущаться заступник.

— Реально! — настаивал обвинитель.

Суд затягивался, а дел на рассмотрение Судье не уменьшалось, напротив росло. Старались черти. И он, дабы поскорее закончить слушание, постановил:

— Быть посему!

— А кто нас рассудит? — напомнил заступник. — Кто станет спутником моему подзащитному на бренной и грешной земле?

Речь шла о стороннем наблюдателе.

— Херувим или Серафим?

— Оба! Первый — наблюдатель, второй — помощник!

— То есть? Это как? Вы, Судья? — вставился обвинитель. — Нонсенс! Абсурд!

— Отнюдь! Серафим будет сообщать мне обо всём, дабы я в будущем мог представить сие дело на Суд Божий лично Спасителю!

— Ну и ну! Это нарушение!

— Нет, поскольку имею право на отпуск — раз в жизни! А это дело стоит того!

— Но сразу после того, как разберёте иные дела! К вам выстроилась огромная очередь! Грешников не уменьшается! — препятствовал крылатый демон, требуя, чтобы и ему дозволили следить за телом грешника.

— А тогда мне — за хранителем! — настоял заступник Ангела Небесного. — Ведь я тоже Херувим!

— Убедили, — поддался судья на их уговоры. И прекратил процесс, занявшись рассмотрением иных дел.

Паритет сил сохранился. Ни обвинитель, ни заступник не одолели один одного и борьба между ними за ангела-хранителя, как и грешника только началась. Предстояла схватка века даже по меркам параллельного мира неведомого людям.

Заступник спустился со своим подзащитным в адские Чертоги Чистилища, куда явился шестикрылый Серафим и крылатый демон с бесами.

— Давай сразу договоримся, Херувим, о правилах игры. Хранителю будут дарованы Небеса. Мы сведём сами его с тем, кто его проклял, а он будет претендовать на место хозяина. Даже отпустим душу грешника. И не одного! Каково?

— Что-то я не пойму тебя, демон! Ты темнишь! Играй в открытую! Решил окончательно совратить Ангела Небесного? Хочешь, чтобы он стал вашим шпионом — исполнителем воли искусителя на службе у Спасителя, заняв место 13-го Архангела, имя которое изъято из числа архангельской братии на вечные времена и предано Анафеме!

— Да! Она его истинная мать! И небесная, а не земная, как была у Спасителя. И Сам Он! Факт бесспорный!

— Так значит это обычная ревность! Вот в чём дело! Поэтому-то не может успокоиться твой хозяин! Что его — падшего ангела — Он низверг в Чертоги Чистилища, а вместо него возвеличил Сына — пусть прежде и земное существо во плоти. И Тот милует детей Своих! За это твой хозяин и очерняет их перед Ним?

— Короче! О деле! Тебе не одолеть нас, Херувим! Что ты можешь со своим Серафимом, пусть шестикрылым вестником? А нас — тьма! У меня бесами кишит бренная земля! Неужели надеешься на ангелов-хранителей грешных людей? Так они тебе не помощники!

— Спорим?

— На что?

— А на что твоей тёмной душе угодно! Только учти: проиграешь — цена с твоей стороны будет немалой!

— Конкретно скажи: о чём завёл речь?

— О ревизии! Я гляжу: тут помимо грешников томится бесчисленное множество праведников.

— Это несправедливо!

— А, по-моему, в самый раз! Ведь на кону место 13-го Архангела!

— Чёрт тебя побери, Херувим! Умеешь ты убеждать! Тебя бы к нам сюда!

— Да я и так здесь! Чё надо?

— Твоя бесплотная душа, как и ангела-хранителя с Серафимом!

— Согласен!

— Вот и договорились, — порадовался крылатый демон. — Встретимся на Праведном Суде у Спасителя. Но никак не на земле, иначе пожалеешь! Хотя уже наверняка жалеешь о сделке! Тебе с твоими подопечными не одолеть нас! Ха-ха-ха....

Слуга Диавола зашёлся диким и жутким смехом, и его ором поддержала тьма бесовского отродья, перекрыв крики грешников в аду.

Это всё, что помнил ангел-хранитель, и вспомнил Серафим в бреду, пока не очнулся.

15. ДУРДОМ.

...В глазах стоял туман. Изображение плыло. Зато голос был слышен и сносно.

— Серафим, — звал его кто-то знакомый.

— Ну, Серафим, — последовал голос иной тональности.

— Сима! Ты слышишь меня, Фима? — послышался третий глас.

А затем вновь первый в исполнении женщины.

— Очнись! Проснись! Хватит спать и бредить! Это я — Вера! Мы на земле! Ты в теле человека! И мы стараемся помочь тебе!

— Ма, может ему ещё чего вколоть, дабы он окончательно пришёл в себя?

— Я те уколю, доча! Самой в то место вставлю ремнём! Заслужила!

— Люди. Земля-А-А... — застонал Серафим.

— Ой! Он пришёл в себя! Воды-ы-ы...

Надя не подвела и обернулась в мгновение ока, очутившись перед родными с вазой в руках; выбросила цветы, а воду вылила на постель, окатив разом с Серафимом ещё и врача.

Тут как тут объявился дворецкий.

— Вазу верни-и-и...

— Не ори! Тут больные! И, похоже, один из них ты! — занесла Надя вазу над головой.

— Ай! Нет! Что угодно, только не это-о-о...

— Раритет?

— Ага! А-А-антиквариат!

— Какой век?

— 16-й, а может и 17-й...

— Конкретно!

— Вторая половина 16-го века или начало 17-го-о-о...

— Ну, коль так, винить придётся только себя! Раз сказал: половина в двух частях, в таком виде и получишь вазу!

Надя грохнула её о пол. По комнате понесся звон битого фарфора вкупе с криком дворецкого. Надя добилась одним махом всего — добила дворецкого, вазу, а заодно подняла на ноги охрану и весь дом, в том числе и Серафима с врачом.

— Ты что натворила-а-а... — рыдал дворецкий.

— Я? Когда он! — ткнула Надя пальцем в сторону доктора.

— Ны-неужели? Ны-не может быть? Я на такое неспособен! Я не псих!

— Разве? А кто говорил про чертей и приведений?

— Он... — кивнул доктор на Серафима.

— Молчи, — шепнула ему Вера. — Ничего не говори!

— А почему я должен скрывать правду? Это так! Да, я не человек!

— Ну и не мутант, — усмехнулся дворецкий.

— Я — ангел в теле человека — грешника...

— А вот это уже не смешно! Правда, доктор?

— А то! Псих! Об этом следует предупредить шефа! И немедля! Я этим и займусь!

— Точно! Они все здесь психи, — согласился дворецкий, желая избавиться от ненавистных ему гостей, от которых он терпел унижения, а хозяин — убытки.

Они ополчились на них.

— Их следует держать взаперти! — заявил он с подачи врача.

И у дверей в комнату гостей выставили охранника с автоматом.

— Давно бы так! — остался доволен дворецкий собственными действиями.

Получил, услышав предательский голос Нади из-за двери:

— Слышь ты, козёл безрогий! Думаешь: одолел? Победил нас, беззащитных и безоружных баб? Ну и кто ты после этого? А ещё мужик! Но рано радуешься! Мы не сдались! Стоит моей маме сделать всего лишь один звонок шефу и сообщить, где ты держишь нас, сам окажешься под охраной взаперти, но в твоём случае — комнате — будет окошко в клеточку, а одежда — в полосочку! И еда — баланда! Съел! Получил!

Дворецкий переменился в лице. Гости переиграли его на словах. Однако и он не собирался сдаваться. Ответил.

— А звоните! — заупрямился он. — Я уже вызвал специалистов в области психиатрии. А врач — сообщил лично шефу, что с вашим подопечным случился припадок, и то: он бешенный и становится невменяемым в беспамятстве. Я сказал: он разбил его любимую китайскую вазу!

— Действительно козёл, — согласилась бабуля с внучкой.

— Молодец, Надька, — подмигнула мама. — Это то, что нам надо!

— Разве? У нас заберут Серафима!

— Не заберут! Мы поедем вместе с ним в больницу!

— В дурдом?!

— Да! А что?

— Дурдом!

— Можете что-то взамен предложить? Это шанс оказаться на свободе! И мы будем вольны делать, что нашим душам заблагорассудится!

— Сказка!

— Явь!

Врачей долго ждать не пришлось, они явились на винтокрылой машине, поскольку наземное сообщение было невозможно. Дороги перекрыли усиленными постами охраны, и на проверку ушло бы много времени. А вертолёт шефа знали все.

Дворецкий с врачом и встретил коллег, объяснив по дороге ситуацию с одним из гостей.

— Поглядим, что за псих, — отреагировал академик.

В комнату к гостям открылась дверь, и туда наведались очередные гости в сопровождении постояльцев — дворецкого и эскулапа.

Женщины встали грудью на защиту Серафима — все втроём как на подбор — в центре Надя, а по краям: слева мама, а справа бабуля, держа её за руки.

— Не подходите! — взбрыкнула она, оторвав ноги от пола, и метнула сандалиями.

Пришлось позвать охрану во всеоружии.

Надя поспешила принять боевую стойку. Она закрыла грудь, приставив кулачки с торчащими пальцами.

— Ни фига себе! — приметил академик фиги у девчушки. — И кто это тебя этому научил?

— Бабоньки!

— Кто-кто?

— Ма и ба!

— Чего?

— Мамуля и бабуля, додик!

— Нет, я академик, а не доцент!

— Класс! Тоже психопат, как доцент, что додик?

— Нет. Психолог я, плюс психиатр.

— С тобой всё ясно, дядя. Зачем пожаловал? Лично мы тебя не звали! Наслушался бредней швейцара с ветеринаром?

— Я — дворецкий!

— А я — врач! Терапевт!

— Тера — кто? Типа как динозавр? Так вы вымерли давным-давно!

— Ну что я вам говорил, академик. Они все немного того — со сдвигом.

— Изыди! — противопоставила старуха иконку, и выставила нательный крест. — Чур, меня!

— О, ещё одна чокнутая на религиозной почве!

На очереди была Вера.

— А это вообще бешеная особа! Никого не подпускает к своему мужику! Маньячка! Одно слово... нимфоманка, — шепнул последнее слово врач олигарха на ухо коллеге — академику.

— Ясно! Случай действительно тяжёлый. Не исключено, что у ваших гостей может оказаться тяжёлая болезнь. И вероятно бешенство! А нет — дадим им успокоительного и вернём в целости и сохранности.

— Нет! — был против дворецкий. — Шеф не разрешил вывозить их за пределы дачи!

— Успокойтесь! Сами не суетитесь, а то полетите с нами!

— Я готов!

— Ты кто, дворецкий?

— Не швейцар!

— Вот и сиди в своём дворе с дворцом! С нами полетит доктор!

— Дело, — согласился тот сам, желая прихватить охрану.

Академик не воспротивился. Но как выяснилось: они не поместились все в вертолёте. И охрана двинула к психиатрической клинике наземным транспортом.

— Получилось! — подскочила Надя.

Вертолёт оторвался от земли, взмыв ввысь с посадочной площадки, оказавшись за пределами территории дачи олигарха.

— Вырвались!

Академик с врачом переглянулись и улыбнулись. Зря. Надя предложила:

— А давайте захватим вертолёт и угоним?

Силы были заведомо неравны — трём женщинам с Серафимом противостоял пилот, но он был ни в счёт, ведя вертолёт, и академик с коллегой — врачом олигарха.

— Психи! Я ж говорил, а вы ещё сомневались — не верили!

Академик заговорил с ними как психолог, взывая к их благоразумию.

— Это опасно! Может случиться авиакатастрофа, и мы все погибнем!

— Нет, не все...

— А кто? Только мы? Но мы не сдадимся без борьбы!

— Нет, Серафим. Он не человек!

— А кто же он, деточка?

— Они считают его сверхчеловеком, — пояснил врач академику.

— Вроде мутанта?

— Сами вы они, эскулапы! Одно слово — сатрапы! Вы не лечите людей, а калечите!

— Надя, помолчи! Хватит! Достаточно! Заканчивай этот цирк!

— А я ещё и не начинала, ма!

Вера решила прибрать инициативу к своим рукам.

— Мы специально разыграли вас, поскольку олигарх насильно заточил нас в своей крепости!

— Дворце второй половины 18-го века принадлежащего некогда Екатерине Великой?! — удивился академик. — Хи-хи! Что вы такое говорите?

— Я ж говорю — того — психи, — покрутил доктор пальцем у виска.

— На себе не показывай, дядя! Чревато! И чем — ни мне тебе объяснять! — выдала Надя.

— Понятно, — заключил академик. — Тогда сделаем так.

— Это как?

— Мы проверяем вас, и если выясняется: вы в здравом уме и памяти, я отпускаю вас на все четыре стороны!

— Нет! — воспротивился доктор.

— Да! Я умею держать данное слово!

— Но мой шеф! Он убьёт нас!

— Меня — всемирно известного академика? Не посмеет — побоится! — толкнул он в бок локтём коллегу, едва не сделав калеку, дополнительно подмигнул, давая понять: выигрывает время.

Вертолёт тем временем под управлением пилота пошёл на снижение. Надя прильнула к иллюминатору, как и все, кто находился в салоне.

— Ну, вот мы практически и дома, — ухмыльнулся академик, признав с высоты птичьего полёта очертания психиатрической клиники.

— Дурдом!

— Кому как.

— Засада!

Состоялось приземление. Охраны олигарха не было ещё на месте, зато явились санитары, ничем не уступая им, а то и превосходя по телесным габаритам и силе.

— Мы обойдёмся без посторонней помощи — сами, — предупредила Вера.

— Сами так сами, — согласился академик, указав в каком направлении, следует пройти.

Гости замешкались. Они задержались при виде одного постояльца клиники, попавшегося им на глаза, и показался знаком с лица. Тот держался за решётку открытого окна второго этажа.

— Глянь, ма! Это ж психопат!

— Точно, додик, — подтвердила бабуля заявление внучки.

— Иных не держим, — отметил в свою очередь академик.

— И давно он у вас? — заинтересовалась Вера.

— Для чего спросили?

— Просто так — из чистого любопытства.

— Нет, всего лишь второй день. Очень тяжёлый пациент. Кстати, он может оказаться соседом вашего спутника.

— Доктора?

— Нет, Серафима!

— С какой стати?

— А с той: тот тоже бредит чертями и призраками!

— Серафим ничего такого не утверждал! Это всё врач! — перевела стрелки Вера на коллегу академика.

Как вдруг псих со второго этажа закричал немым голосом, и принялся расшатывать прутья решётки в оконном проёме. Он сам признал бывших подопечных, из-за которых по нелепой случайности попал сюда.

— Уймите его! Сейчас же! — потребовал академик, общаясь с санитарами, как главврач психбольницы.

И двое из четырёх подались в здание в палату к душевно больным.

— Вы считаете, доктор: эти люди душевно больные? — продолжила далее Люба. — А церковь утверждает: одержимые бесами!

— Вот вам, академик, ещё одна пациентка, — усмехнулся врач.

— Это не я утверждаю!

— Ну, коли так — другое дело. А верите? — проверил, провоцируя, главврач.

— В Бога, как и все прихожане. А сами разве нет? Когда даже президент страны приходит на Пасху в церковь к самому митрополиту, а?

— И крест нательный имеется!

— Не о том говорим, — подхватила Вера. — Отпустите нас! Не мучайте! А то я про вас здесь такой репортаж напишу: пожалеете, что сразу не отпустили, а затащили сюда на свою погибель!

— Это угроза?

— Нет, предупреждение. И пока ещё есть время...

— Уже нет, ма, — приметила Надя: на территорию клиники въехали охранники на джипе и хаммере, поспешно направились к ним. — Бежим, бабоньки! Ты с нами, Серафим?

Надя спровоцировала беготню — не более того, поскольку за ней по цепочке подались все родные и близкие. Далеко они не ушли — дальше фонарного столба вблизи высокого бетонного забора, на который прыгнула Надя, оказавшись на уровне лица взрослых.

— Далеко собралась? — усмехнулся ей ехидно в лицо врач олигарха.

— Нет, родственную душу нашла! Вот и обняла!

— А вы давно за ребёнком не следите? Когда были последний раз у педиатра? — заинтересовался главврач у Веры.

— У кого? Что за педи...а? — вставилась Люба. — Что за оно? Типа как педофил?

— Скорее просто "голубой", ба! — улыбнулась озорно Надя, спровоцировав конфликт.

— А ну уберите руки от моей внучки! Педиатры-ы-ы...

Примерно то же кричала Вера, защищая Серафима. Силы были неравны. Однако урон понесли обе стороны. И если охранники с санитарами отделались ушибами и пощёчинами, то смутьянок пленили, заключив в смирительные рубашки — Веру и Любу, Серафим же не упрямился, а вот с Надей пришлось повозиться.

Она поднялась выше по фонарному столбу.

— Слазь! Не дури! Кому говорю! Иначе хуже будет! — пригрозил врач олигарха.

— Так ничего не добьёшься, коллега, — отметил главврач. — Только всё ещё больше усугубишь!

И сам обратился к девчушке.

— Разобьёшься! Сломаешь себе при падении что-нибудь! Будет больно — и очень! Ты же не хочешь этого?

В ответ Надя показала язык.

— О, а хочешь десерт? У нас сегодня на полдник предусмотрен компот и кисель! Ты что будешь?

— Сок!

— Найдётся! И даже конфета!

Главврач вытащил из кармана карамельку, на которую обычно "клевали" психи, успокаиваясь, точно малые дети, получая сладость.

— Я ем исключительно шоколад!

— Да чё с ней возиться, — подсказал врач. — Лестницу приставить и снять!

— Верно, — согласился главврач.

По его приказу санитары притащили стремянку. Не тут-то было. Надя поднялась значительно выше, забравшись на самый верх. И до неё при всём желании не удалось добраться ни санитарам, ни охране олигарха.

— Ладно. Обождём, — заявил главврач.

— Чего? Когда она оттуда сама свалится? — усмехнулся врач.

— Нет! — закричала Вера. — Надька, слазь! Немедля-а-а...

— Не могу, ма. Боюсь! Помогите!

— Ну вот, началось!

— А, по-моему, коллега, и не заканчивалось. Вы знакомы с ними пару часов, а я уже пару дней и чувствую: ещё немного и самому потребуется помощь психолога! И это в лучшем случае, а худшем — психи-хи-атра!

Врач олигарха не вытерпел и закричал:

— Падай вниз! Я словлю тебя!

— А где батут? — отреагировала Надя.

— Живо матрасы сюда... с пружинами, — скомандовал главврач.

Их выстелили вокруг фонарного столба в считанные минуты.

— Не бойся! Прыгай! — стали скандировать подопечные в адрес верхолазки.

— Смертельный номер! — озвучила Надя. — Впервые в моей жизни! И надеюсь последний раз!

— Нет...

— Спокойно, ма и ба! Я это в том смысле: больше не буду лазать по столбам — не дура-А-А... — прыгнула Надя вниз, зажмурившись.

— Ловите её! Хватайте! Не дайте уйти! Не упустите! — запричитал врач.

Ему вторил главврач. Как случилось нечто непредвиденное. Надя сама того, не желая, взмыла ввысь. Матрасы пружинили её, и санитары с охраной столкнулись меж собой, не сумев ухватить ребёнка.

— Здорово-о-о... — понравилось Наде.

У неё захватило дух от трюка, и она повторила его снова.

— Вот проказница, — посмеялась бабуля. — И что ты будешь делать с ней, Верка!

— Ага, она неисправима.

Надя допрыгалась, и вылетела за пределы импровизированного батута, угодив в кусты. И только её видели.

Началась охота с облавой. Санитары с охранниками не застали её там.

— Не сквозь землю же она провалилась, — заметил врач олигарха крышку люка на земле.

— Не могла, — заверил главврач. — Она весит порядка 50 килограмм, а ребёнок вдвое меньше!

— Да ну, ребёнок! Одно слово — чертёнок!

Надя объявилась сама.

— Ку-ку! А я здесь! — раздался её голос из-за спин у преследователей. Ей понравилось играть с ними в прятки, а теперь ещё задумала поиграть в догонялки. — Ловите меня-а-а...

— Дурдом! — выдохнул в сердцах врач.

— Нет, психиатрическая клиника, — заявил главврач.

— Да будет заливать, академик! С ребёнком не можешь справиться вместе с санитарами!

— А сам с телохранителями! — остались они квиты.

Беготня продолжилась. Надя оказалась юркой и изворотливой. К тому же рост позволял ей проходить и пролазить там, где не могли её достать взрослые преследователи. Да пряталась мастерски.

— Ну и где ребёнок? Потеряли? — наехал врач на охрану олигарха.

— Нам бы собаку, мы б в два счёта её нашли!

— Вот "барбосы"! Я представляю, чтобы осталось от ребёнка любовницы шефа! То же самое бы он сделал с нами! Ищите! Она не могла далеко уйти!

Надя находилась за спиной у врача.

— Да... — вдруг выдала она, испугав его. И вновь подалась в бега.

— Господи-и-и... — сорвался врач на крик, а заодно и с места в поисках туалета.

Ему показалось на миг: сердце оборвалось и провалилось в штаны.

Дверь туда оказалась заперта изнутри.

— Занято, — последовал дополнительно предательский голос, принадлежа проказнице.

— Пусти-и-и...

— О, а я думала: скажешь — попалась! А оказывается сам!

Врач забегал вокруг туалета в поисках иного укромного места, юркнув за угол, где его и схватили, что называется за зад подопечные. И он с очередного испугу испачкал их.

То-то смеху было. Даже Надя не удержалась и выглянула. Её и накрыл санитар смирительной рубашкой, как подоспел иной, и возникла толчея.

— Поймали-и-и... — обрадовались они, а на деле оказалось: кота в мешке. — Ми-ми-мист-Ик-а...

— Из разряда фантастики, — присовокупил главврач, прекратив всякие поиски ребёнка. Он повелел доставить её родных и близких к себе в кабинет.

— А как же девчонка? Что будет с ней? — запаниковал коллега.

— Никуда она не денется. Сама явится к нам. Куда она без них.

— Гениально, академик!

— На то я и он — учился, а ты, коллега, всего лишь врач!

И просчитался. Надя не появлялась ни час спустя, ни два. А прошло уже три.

— И где моя дочь? — требовала Вера её выдачи.

— Не знаю. Может среди психов, — растерялся главврач.

Ему было трудно признать, а тем более осознавать: он и его подопечные не сумели совладать с ребёнком, что бросало тень на его репутацию, как и подразумевало несоответствие с занимаемой должностью.

Чего уже было говорить про "барбосов" олигарха. Они сбились с ног, но поиски так и не дали положительного результата. Хотя они один раз напали на след ребёнка на кухне, где пропала палка колбасы у повара и связка с сосисками.

Он говорил о какой-то чертовщине. Будто на кухню в форточку проник чёрт.

— Наглый такой и нахальный. Схватил колбасу и, обвешавшись сосисками, ещё пригрозил: пикнешь — пожалеешь — самого пущу на колбасу!

— Точно чёрт? — заинтересовался главврач.

— Вот те крест, начальник, — перекрестился повар. — У него и рога были!

— Может, это ветки кустов застряли в волосах? — подсказал врач олигарха.

— Стану я врать!

— Небось, сам всё сожрал, а списал на мою дочь, толстый, — вмешалась Вера.

— Конечно! Не от голода же у него морда лоснится, и сам пухнет! — ввернула Люба.

— Нет, он не врёт. Во всяком случае, сейчас, — заверил Серафим, взглянув в глаза повара.

— Утверждаешь? — спросил главврач. — Тогда подскажи нам, где ребёнка искать? Или ещё какую-нибудь пропажу?

— На счёт неё не скажу, а вот то, что спрятал повар...

— Я?!

— Да, три кило сарделек...

— Навет! Поклёп!

— ...в ведре из-под мусора, и прикрыл картофельными очистками...

Главврач решил проверить слова пациента. Они оказались правдой.

— Не я! Невиноват! Скорее всего, это подсобный рабочий!

— Уберите его с глаз моих долой! — приказал главврач санитарам.

Академика заинтересовал Серафим — его прозорливость.

— А что ещё ты видишь?

— О том лучше не говорить. В свой срок узнаете! Но остерегайтесь...

— Кого? Тебя?

— Нет, врач, того, кто явится к тебе после нас и захочет узнать всё обо мне и моих спутницах! Но ты молчи и моли Господа Бога о прощении и помиловании! Покайся, пока не поздно!

— Псих! Я ж говорю — ненормальный!

— Тогда и мы заодно с ним! — настояла Вера.

— Не получится! Вы просто перенервничали, — не согласился главврач.

— И всё равно я отсюда ни ногой, пока не найдёте мою дочь и вернёте!

— Будем искать, женщины! А сейчас успокойтесь! Это в ваших же интересах помогать, а не мешать нам.

Главврач покинул их в своём кабинете на личного врача олигарха. И тому досталось от них. Он закрылся в шкафу. По возвращении главврач не обнаружил коллегу.

— А где он?

— Кто — псих?

— Врач.

— Твой калека, чем коллега?

— Ну да.

— В шкафу.

— А что он там делает?

— Сам спроси! Но если мне не изменяет память — под моль косит. Любовник!

Главврач поверил женщинам и постучал в дверцу шкафа.

— Ты там?

— Занято! — последовал ответ.

— Не бойся, выходи. Это я! Чертей нет!

— А женщины?

— У меня в кабинете, где же им ещё быть!?

— Тогда не выйду!

— Открой!

— Не открою!

Главврач решил применить силу — дёрнул за ручку и опрокинул шкаф на себя.

— Ой! — подскочили женщины. Но опомнились. Они не стали оказывать помощь врачам. Те не заслужили её от них.

— Спасаем Серафима, мама, а затем кличем Надьку — и бежим!

— На словах всё складно, Верка, а как на деле получится — одному Богу известно!

— Если Серафим — его слуга — не выдаст!

Их подопечный оказался в одной палате с доцентом, и точно в таком же незавидном положении, как и тот — оба в смирительных рубашках и кляпами во рту. Переглянулись. Доцент уже немного наловчился, избавляясь от кокона, точно гусеница. Он языком вытолкнул кляп, а затем пустил в ход зубы — разорвал ими "путы" и добрался до Серафима. Взглянул в глаза ещё раз. Они светились у него неестественно — никак у обычного человека. Однако о гипнозе не шло речи.

— Ты кто? — вынул доцент кляп у него. — Только не ори, иначе явятся санитары и усыпят! А я этого не хочу!

Серафим согласился с ним — его доводами.

— Развяжи, мил человек.

— Я-то человек, а вот ты — кто? — повторил свой вопрос доцент.

— Тебе это ни к чему! У тебя и так возникли проблемы из-за меня, а будешь упрямиться и настаивать — погибнешь!

— Уже мог, но пока попал сюда. И не сам! На меня напал кто-то невидимый! Налетел вихрь и утащил в метро на пути.

— Это был крылатый демон.

— И кто? Что за существо?

— Наместник Диавола на земле. Людские души здесь находятся в его ведении. Их он и населяет бесами. Но ты пока не поражён ими. Значит, до сих пор не был нужен им!

— И как мне быть?

— Молись! А лучше в церковь сходи — очистись!

— А поможет?

— Обязательно. Ангел-хранитель узрит: ты достоин его защиты, и он уже никогда и ни при каких обстоятельствах не покинет тебя и пойдёт с тобой до конца, куда бы после грешной земли не отправилась твоя душа — в рай или ад!

— Как интересно и в то же время страшно!

— А ты не бойся! Борись со страхом! Вера способна творить чудеса! Главное — надейся, а сам не плошай! И помни: этот мир спасёт любовь. Жить надо хотеть — уметь! И не забывать заповеди Божьи, как и грехи, особенно смертные, дабы не совершить их и не оступиться! А оступишься — проси пощады! И будешь помилован!

— Стало быть, я не псих.

— Разумеется, — заверил Серафим, но ещё не убедил.

— А ты, — заключил доцент. — Я так и знал! Иначе бы ни я, ни ты здесь не встретились!

— Опять глупости говоришь!

— Ты... — не унимался доцент. — И зачем только свалился на мою голову, а с тобой — неприятности?!

— Так помоги мне выбраться отсюда и будешь избавлен от них.

— Пошли.

— Куда?

— Увидишь, — поманил доцент Серафима к иной кровати, где лежал ещё один псих, уставившись в окно, и смотрел, не отрываясь и не моргая в небо.

— Эй, ас! Дело есть, — толкнул его в бок доцент.

Тот не отреагировал.

— Слышь, пилот! На территории психушки находится вертолёт.

— Где? — сел тот, отвернувшись от окна.

— На заднем дворе, — подтвердил Серафим.

— Хочешь полетать?

— Издеваетесь, психи? — обиделся ас. — Ведь пилот без неба, что ангел без крыльев!

Его фраза врезалась в память Серафима.

— Вам меня всё одно не понять!

— Ещё как! Это как полёт души! Ты паришь и ни о чём не думаешь! Ощущение свободы манит...

— Точно! — вновь изменил положение тела ас.

— Рискнём, мужики? — предложил доцент пойти на отчаянный шаг. — Когда нам ещё улыбнётся удача! А это шанс! И может быть единственным в жизни! Нельзя его упустить! Потом жалеть будем — кусать локти!

Ас откинул подушку. Там у него оказался шлем пилота.

— Я готов, — прильнул он к окну.

— Собрался прыгать, псих? Без парашюта?

— А что предлагаете взамен? Прорываться с боем через дверь в коридор и далее на улицу? Но там пост — санитар!

— Риск в нашем случае оправдан, мужики, — настоял доцент. У него имелся ключ от палаты, который он увёл у санитара, что прежде усмирил его с напарником.

Открыл дверь и выглянул утайкой.

— Тихо. Это подозрительно, — отметил он.

Вдруг услышал грохот, донёсшийся до палаты со стороны дежурного поста, и не заметил там санитара.

— Кажется, ушёл. Нам везёт и при этом чудовищно! Вдруг он оставил ключи, подавшись по нужде в туалет?

Ошибся. Они застукали его на посту и не совсем спящим. Во рту санитара торчала одним краем варёная колбаса на манер затычки-кляпа, а сам он лежал на полу и был связан, что удивительно — лентой сосисок.

Ас не утерпел и прильнул зубами к иному краю колбасы, оголодав.

— Не время, псих! Нас ждёт вертолёт! — отнял силой доцент с Серафимом того от санитара, испугавшегося и вероятно решившего: псих пытается его загрызть.

— Где ключи? — ударил доцент ногой в ягодицу санитара. — Покажи!

— Ах, это вы, — объявилась Надя из укрытия. — Серафим! И додик с тобой!

— Ты-ы-ы... — признал он дочь Веры, — ...что здесь делаешь?

— Вам помогаю.

— Неужели?

— Да.

— Так санитар твоя работа, Надька?

— Угадали, мальчики. И у меня ключи. Но в одиночку нам не прорваться к вертолёту. Стоит выпустить иных психов и поднять переполох в дурдоме!

— Верно! И как я об этом не подумал — не предусмотрел! А ещё доцент — психиатр!

— Додик ты, дядя психопат!

Тот больше не перечил девчонке. И та раздала им ключи.

На улицу выскочили психи.

— Что происходит? — опомнилась Вера и Люба, замерев у окна.

Им на глаза попалась дочь, Серафим, доцент и ещё один псих в шлеме лётчика. И всё сразу стало ясно. Они подались за ними на улицу к вертолёту.

Едва они очутились на площадке, их обдало вихрем. Псих запустил двигатели, и винт на крыше замахал лопастями.

— Скорее! Сюда-а-а... — появилась в открытой части борта вертолёта Надя.

Вслед за женщинами — её мамой и бабушкой — объявились охранники, забарабанив по иллюминатору на двери, закрытой перед их носом.

— Взлетаем! Живее! — потребовал доцент, заняв место штурмана подле пилота, коим выступил псих по кличке "Ас".

И тот не подвёл. Вертолёт под его управлением взмыл в небо, и он заложил крутой вираж, описав круг над территорией психиатрической клиники.

— Ура-а-а... — обрадовались все, кто находился на борту винтокрылой машины, а поначалу испугались. Псих мог действительно оказаться им, и его могли просто прозвать асом. А он на деле оказался лётчиком — бывшим боевым офицером, у которого за плечами было множество горячих точек и тысячи боевых вылетов, как и несколько контузий с катастрофами. О чём он и заявил.

— Давай обойдёмся без них! Сумеешь посадить вертолёт? — заинтересовался доцент. — Не забыл, как это делается?

— Нет! Всё помню! Было бы где? А это не проблема!

— Всё! — вдруг выдала Вера. — Ухожу от шефа с работы и перехожу к конкурентам! Он этого заслужил!

— Давно пора, Верка!

— Так держать, ма! Тем более у нас имеется на руках горячий материал в качестве репортажа о побеге психов на вертолёте из дурдома! — подсказала Надя.

— Ага, — поспешила Вера воспользоваться мобильной связью. И сделала звонок главному конкуренту шефа. — Максим?

— Да. Он у себя, — ответила секретарша. — Что ему передать? Кто звонит?

— Верка! И я согласна на его предложение поработать на него. Скажите ему: у меня имеется сенсация! Репортаж — бомба! И не один, а сразу два, а то и три!

— А что это там такое у вас гремит? Почему плохо слышно?

— Это я в вертолёте. Лечу с психами. Мы совершили побег из дурдома-А-А...

Связь оборвалась.

— Ну, ма! Кто ж такое говорит, да ещё по телефону секретарю крутого издания, — укорила Надя.

Вера вновь позвонила.

— Это снова я! И нахожусь на месте событий...

Связь в очередной раз прервалась.

— Ни тебе здасьте, ни насяру! — ввернула бабуля.

— А ты позвони в третий раз, — подсказал Серафим.

— Точно, ма! Бог троицу любит!

Вера подалась на уговоры родных.

— Позовите, Макса, иначе я не отстану от вас!

Секретарша не послушалась. Однако босс сам поинтересовался у неё странными звонками.

— Любовник донимает?

— Нет его у меня!

— А я?!

Последовал четвёртый телефонный звонок. Босс сам решил принять его, перехватив инициативу у секретарши. Услышал знакомый голос.

— Верка! Ты ли это?

Секретарша покраснела. Она приревновала её к нему. Босс это сразу просёк. И отомстил.

— Я слушаю тебя, красавица. Ты где? Что это за грохот?

— Узнаешь первым и все подробности, если берёшь меня на работу...

— Уже! Хоть сегодня! Даже задним числом! Считай: работаешь на меня с понедельника! Устраивает?

— Да.

— Так что там у тебя за сенсация? Репортаж крутой обещает быть, как сама?

— Ты же знаешь меня.

— Понял. Плачу в три раза больше, чем твой прежний шеф!

— Не торопись, Макс! Он поднял мне зарплату и тоже втрое! Так что тебе это влетит в копеечку!

— Ерунда! Ты что — сама летишь?

— На вертолёте.

— Ведёшь его?

— Нет.

— Жаль!

— Не говори так. Ты не поверишь, кто со мной находится на борту вертолёта, и откуда мы летим — сбежали...

— Из Чечни — чеченского плена?

— Типун тебе на язык! Из дурдома с психами!

— Откуда? Чего-о-о...

— Да-да! С ними! И оттуда!

— Ну, Верка! Ты истинная психопатка! Я это всегда знал, но чтобы настолько — класс! Мне нравится твоя затея! Репортаж и впрямь — сенсация! Жду тебя у себя и чем скорей, тем лучше!

— А то! Придётся отмазываться и не только от "барбосов" моего прежнего шефа, но и ментов!

— А что так?

— Психи со мной угнали его личный вертолёт.

— Вот так новость! Обалдеть! Плачу в десять раз больше тебе за любой последующий репортаж, Верка! Но учти: от меня уже никуда не сбежишь! Я не отпущу тебя! Придётся подписать долгосрочный контракт с жёсткими обязательствами!

— Вот те на! Сменили золотую клетку на платиновую! — выдала Надя. — А может ну его, дядю Макса?

— Пока нельзя. У нас нет выбора! Нам жизненно необходима его защита!

— Как скажешь, Верка, — заверила старуха-мать. — Ведь ты у нас глава семьи — главная добытчица и кормилица! А без тебя мы пропадём!

— Не пропадём, родные мои. Денег срубим за репортаж о психушке и я займусь иным — проблемой Серафима!

— Чего, ма?

— Я не поняла тебя, Верка?

— А тут и понимать нечего, родные мои. Во-первых: следует докопаться до истины: почему тип из "конторы" изъял рисунки лица, которое вспомнил Серафим. Во-вторых: освободить хакера! В-третьих: отомстить шефу! Ну, а в-четвёртых — сами знаете что!

— И что же, ма?

— Да, Верка! Не говори загадками! — согласилась бабуля с внучкой. — Мы хотим доподлинно владеть тем, что у тебя на уме, дабы реагировать адекватно!

— Серафим! Поможем ему разобраться с его земными проблемами — миссией! Ведь это очевидно, как и то: у него время ограничено!

Вера точно в воду глядела, оказавшись права. И откуда она это взяла — узнала — осталось загадкой для Серафима, как и явилось полной неожиданностью. Он поверил: они действительно ниспосланы ему Небесами как три общепринятые добродетели в бренном мире, так и ином — Вера, Надежда, Любовь. И дарили ему всё разом, доказывая на деле: всё у него — у них — получится: истина восторжествует, и зло будет наказано! Но пока говорить о том и думать было рано.

16. ПРЕДАТЕЛЬСТВО.

Темник ада, набрав душ, занялся местью. У резиденции олигарха появились люди, и не мирные граждане. Их маскировка и защитная экипировка военного образца, как и вооружение, ничуть не уступали охране, а то и превосходили.

— Чисто, командир, — рапортовал помощник, вернувшись из разведки перед началом налёта. — Я проверил лично — мин нет! А вот собаки — собаки — на месте!

Он продемонстрировал прогрызенный ботинок и тушу животного в стороне.

— Ерунда! Не военная база "федералов". Обычный объект под охраной салаг без соответствующей практики участия в боевых действиях. Мы перещёлкаем их как орешки! Работаем! Только без лишнего шума — скрытно! — махнул рукой главарь банды боевиков.

В дело вступило подразделение зачистки. Два боевика объявились подле вышки. Последовал одиночный приглушённый хлопок, и охранник перегнулся телом через поребрик.

— Вертухай снят, — заявили диверсанты, расчищая проход в колючем ограждении под напряжением. Но они всё предусмотрели.

Главарь банды боевиков проводил группу бойцов в бинокль. Они минули второе колючее ограждение и устремились в сгущающихся сумерках короткими перебежками в направлении бетонного забора дачи.

— Глянь, — выронил сигарету один из пары охранников пикета в костюмах с иголочки. — Кусты зашевелились! Там кто-то есть!

— Какие кусты? Ты чё? Обкурился "травы"? Тут даже она скошена под корень! Здесь газон! — усмехнулся напарник.

— Сам посмотри, если не веришь!

— Действительно кусты! Откуда они тут взялись? Когда успели вырасти-и-и...

— Я ж говорил! А ты мне ещё не вери-и-ил... — упал он сам вслед за своим подопечным, ощутив жгучую боль в груди.

Кусты зашуршали подле охранников и скрыли их. Подались к бетонному забору. Полетели кошки на концах верёвки, и растительность объявилась на бетонной основе третьей по счёту ограды.

Дворецкий вышел подышать перед сном свежим воздухом, и его внимание привлекли шумы. Они исходили от КПП у леса. Там объявилась машина.

— Шеф, — заметался он в пижаме, и юркнул во дворец срочно переодеваться, захлопнув дверь перед носом ожившей кустарниковой растительности. И чуть припозднился.

Олигарх вместе с охраной подался из машины.

— Швейцар! Ты где? Отзовись! Почему темно во дворе? Где свет? Кто посмел выключить? Почему не встречаешь меня, как подобает? И что это за растительность? Кто разрешил высадить кусты на мраморной лестнице? Поцарапаете мне горшками-и-и...

Они ожили — пришли в движение.

— Это что за новость?!

— Засада-А-А... — крикнул кто-то из личной охраны олигарха. Иной прикрыл его собой, и получил удар в грудь, завалился на шефа.

Последовали приглушённые хлопки.

— Ты как, шеф? — спросил шёпотом начальник охраны.

— Жив-Ой?!

— Да. Могло быть хуже. Но меня спас бронежилет! Не двигайся, шеф, пока я не скажу.

К машине приблизились кусты — два боевика. Они не ожидали встретить сопротивления, как их подстрелил охранник.

В ночи прогремело два выстрела. А затем раздался крик:

— В машину!

Шеф повиновался. Начальник охраны подался вслед за ним, прикрывая собственным телом со спины, получил ряд сильных ударов от пуль, расплющившихся о бронежилет. Едва успел закрыть дверь. И по бронированной основе забарабанил свинцовый металл.

— Спокойно, шеф! Ситуация под контролем! — перебрался начальник на место водителя. — Держитесь! Будет немного трясти! Поэтому пристегнитесь для своей же безопасности!..

— Они уходят! — послышался голос одного из налётчиков.

— Проклятье! Задержите их!

— Без паники! Они мои! — раздался голос главаря банды боевиков в портативном переговорном устройстве помощника. — Не суетись, Ахмед! Работай!

— Есть, командир!

Растительность проникла во дворец, столкнувшись с дворецким.

— Господи-и-и... — упал тот. У него подкосились ноги. Вовремя. Иначе бы оказался сражён пулей наповал. — Муть-танты-ы-ы...

— Не ори, — получил он прикладом по голове. А затем последовала пощёчина для приведения в чувство. — Ты — швейцар?

— Не в Швейцарии-и-и...

— Отвечай!

— Дворецкий я-а-а...

— Т-с-с, — пригрозили налётчики. — Где гости?

— У-у-улетели-и-и...

— Как! Куда?

— В дурдом!

— Думай, что говоришь и кому, псих!

— Вот те крест, — перекрестился дворецкий. — Не вру! Говорю как перед Богом!

— Я исповедую иную веру! Мой Бог — Всевышний — Аллах!

— Акбар! — подхватили налётчики подобные на мутантов.

— Не убивайте меня-а-а...

Дворецкий почувствовал острую и нестерпимую боль. На пол — мрамор — закапала кровь.

— Уходим! Нам здесь больше нечего делать! — приказал помощник главаря банды боевиков.

А тот приказал иным своим головорезам, что остались при нём, разобраться с олигархом. Те свалили дерево на проезжую часть. В ствол на дороге и влетела машина на полном ходу. Тут как тут объявились налётчики. Они обнаружили два тела в машине, взяв то, которое располагалось на заднем сидении.

— Бесполезно, командир. Олигарх мёртв. Он — труп!

— Ещё слово, Ахмед, и сам окажешься на месте олигарха!

— Озолотишь, командир? — не убоялся тот угрозы, являясь его личным телохранителем. Пытался шутить. Не вышло.

Главарь оказался искушённым знатоком чёрного юмора — выстрелил. Ахмед упал. Боевики не могли поверить, что это явь.

— Кто-то ещё что-то хочет мне сказать против?

В ответ тишина, как немой знак согласия.

— Тогда взяли оба тела и за мной!

Тот из двух бойцов, что подхватил Ахмеда, проверил пульс. Его не было. А вскоре тело похолодело и начало коченеть.

— Его следует предать земле, командир, — набрался боевик смелости.

— Отныне я для вас хозяин! А вы все — мои рабы! Кто против?

— Слуги — куда ещё ни шло-о-о... — заявил некто. И оказался рядом с Ахмедом.

— Да что с тобой, команди-и-ир... — свалился третий боевик.

Иные промолчали. Как вдруг убитые встали.

— Кто мёртв? Они? — промелькнуло нечто страшное и ужасное во взгляде главаря банды наёмников.

— Это ты, командир?

— Нет, хозяин! Рабы-ы-ы...

На его зов откликнулся Ахмед и ещё двое подстреленных.

— Зомби-и-и... — зароптали террористы. — Одержимые!

— Угадали-и-и... — зарычали они.

В ночи послышались истошные вопли с криками сопровождающиеся пальбой.

Крылатый демон получил новые жертвы.

— Ну и работа у меня, похлещи, чем у Ангела смерти!

Он не спешил с бесами покидать лесной массив близ дачи олигарха. Его тело находилось у него, и он размышлял над тем: стоит ли тратить своё время на него.

— Подымите его! Я обращаюсь к вам, бесы! Не стойте как каменные истуканы в телах человеческого отродья!

Олигарх открыл глаза преисполненные ненависти и злобы ко всему живому, узрел главаря банды боевиков.

— Хозяин...

— Да, мой верный раб! Предстоит работёнка не из лёгких! Найди мне тех, кого я потерял по твоей вине, когда ты был человеком! Разыщи их или тебя ждёт адское пламя геенского огня в Чертогах Чистилища на вечные времена — твою душу, которую я отдам на откуп огненному дьяволу и чертям! Не будь балбесом!

— Понял. Уже занимаюсь этим, хозяин, — подался олигарх назад к машине. А Ахмед за ним, выступив в роли нового личного телохранителя.

— Шеф... — очнулся начальник охраны, отняв голову от руля. На лице у него запеклась кровь. От удара была рассечена бровь. Но всё уже обошлось. — Вы живы? Целы! А это кто с вами, что за головорез?

— Мой новый личный телохранитель!

— А кто же тогда я?

— Бывший начальник охраны, а теперь его зам! Знакомься! И поехали!

— Куда?

— К чёрту на кулички!

— Куда-куда?

— Домой на дачу! Будем искать беглецов!

— Да чего их искать, шеф. Смысл? Когда они, скорее всего у вашего конкурента! К нему и переметнулись. Тут иного варианта развитий не дано!

— Поехали, — выдал Ахмед.

— Хм, ну ты и моджахед, — ухмыльнулся подозрительно уже бывший начальник охраны. И прикатил машину к крыльцу дворца с парадного входа, где уже убрали тела пострадавших охранников в перестрелке с боевиками.

Не все были убиты. В большинстве своём ранены, как и дворецкий. У него оказалось пробито лёгкое, и ртом шла кровь.

— Ахмед, — бросил брезгливо олигарх. — Помоги ему.

Тот выхватил пистолет.

— А можно я, шеф? — попросил начальник.

— Валяй.

Тот воспользовался саквояжем врача — снял с капельницы клапан, вставив в рану на груди, закрепив пластырем крест-накрест. И перекрыл.

— Будешь открывать каждые десять минут колпачок и выпускать кровь. Всё понял, дворецкий?

Тот кивнул одобрительно головой. Ещё бы! Начальник предварительно ввёл ему шприцом обезболивающие лекарства — лошадиную дозу. Сказывалось военное прошлое в Афгане.

— Ничего. Будешь жить! Никуда не денешься! А теперь иди и поприветствуй босса.

Они подались к нему вместе, и застали в гостиной за столом. Рядом с шефом суетился личный повар. Тот изучал меню.

— Мне мясо и чтоб с кровью! Да побольше!

— Иначе я воспользуюсь твоей как кетчупом! — ввернул Ахмед.

— Будет сделано, шеф, — заверил повар. И подал мясо, запечённое на углях. Оно не понравилось ему.

— Я тебя убью! Я что просил?

— Мясо-о-о...

— С кровью, а не кетчупом! Где она?

— Ща сделаю!

— Позволь мне, шеф, я его уделаю, — вмешался Ахмед.

— Из-за такой ерунды? — заступился начальник за повара. — Когда у нас сырым мясом завалена морозильная камера размерами с контейнер!

— Где она? — разом отреагировали они. Глаза загорелись, а рты оскалились. Взгляд у шефа был подобен как у дикого хищника из мира природы или маньяка.

Начальник сопроводил их вместе с поваром и дворецким до морозильника, и олигарх с боевиком набросились разом на одну и ту же тушу телёнка — разорвали на части и принялись пожирать, отрывая куски сырой плоти, не жуя, глотали их.

— Может, чего запить принести, шеф? Например, красного вина? — подсуетился повар. Зря.

— Да! Неси нам крови-и-и... — отреагировал олигарх, перемазавшись мёртвой плотью.

— И побольше! — отвлёкся Ахмед.

— Вампиры, а не упыри, — обмолвился дворецкий.

— Скорее зомби, — зашевелились волосы на голове у начальника, хотя он в жизни — Афгане — повидал сцены куда ужасней, чем эта — пытки душманов. И всё равно по телу пробежал холодок. Он видел: с шефом твориться нечто невообразимое. — Если так дальше дело пойдёт — уйду от него, не раздумывая!

— И я! Спасёшь меня от них, а?

— Обязательно! Это не жизнь под одной крышей с маньяком-кровопийцей!

— Где питьё-о-о... — обожрались сырым мясом олигарх с боевиком.

— Думаете, легко найти свежую кровь, — выдал дворецкий. Зря. Они ополчились на него, пытаясь использовать в качестве донора.

За того заступился охранник. Вовремя. На шум явился повар. Он подал, что просил хозяин и гость.

— Ты где раздобыл кровь — как? — заинтересовался начальник охраны.

— Секрет!

— Мне о том можешь сказать. Я — могила!

— Ага, чувствую: она всем нам, — перевёл дух дворецкий, глядя на двух "кровопийц", утоливших голод и жажду. Вовсе не собирались спать.

— Свиную печёнку перекрутил, да с водой развёл. И этот "кисель" подал им.

— Молодец, кок.

Шеф краем уха уловил, что сказал повар, заявил:

— На завтрак я хочу печень в сыром виде!

— А я — сердце! — подхватил Ахмед.

— Будет сделано, шеф, — заверил начальник охраны. — А сейчас пора угомониться и ложиться спать!

— Ночью?

— Ну не днём же!

— Отныне переходим на новый график жизни! День — это ночь, а ночь — день! Ищи беглецов! Где врач? Куда он повёз их?

— В психиатрическую клинику, — выдал дворецкий.

Сию информацию олигарх передал через Ахмеда главарю банды боевиков. И тот перехватил его по дороге, обстреляв в машине с охраной.

Врач плохо соображал, что происходит, оказался контужен. Налётчики применили гранату против них, подорвав разом хаммер и джип.

Какие-то люди вытащили его из разбитой машины и поволокли в лес. Больше он ничего не помнил, потеряв сознание. Оно вернулось к нему, когда он узрел того, о ком его предупреждал, предостерегая Серафим. И не сразу осознал, а лишь во время допроса.

— Где твои подопечные? — молвил нечеловеческим голосом боевик.

— Кто? Конкретно! О ком идёт речь?

— О женщинах и одном типе при них.

— Вы о псих-Ах... — получил врач удар.

— Ответ неверный! Я о трёх человеческих добродетелях заключённых в именах женщин и их подопечном! Будь они прокляты во веки вечные, ибо достойны Ада-А-А...

— Хорошо-хорошо. Как скажете. Будь, по-вашему.

— Так, где они?

— Бежали на вертолёте шефа. Но я невиноват! За ними недоглядела охрана!

— Не беспокойся за них. Они уже наказаны!

— Пы-правда?

— Убиты!

— У-у-ух! Но я — не они! Я готов помочь всем, чем могу! А я многое могу!

— Например?

— Даже и не знаю. Однако буду полезен.

— Если только в качестве еды.

— Господи! Спаси и сохрани! Заступись! — вскрикнул врач.

— Он не слышит тебя! Не поможет! Земля — моя вотчина! Тут я хозяин, а ты — мой раб, человеческое отродье! На колени-и-и...

Врач стал креститься. И даже поцеловал нательный крест. Всё оказалось бесполезно. Бесы находились в телесной оболочке, и не боялись христианских реликвий, используя тела проклятых исповедующих иную веру.

Один из боевиков выстрелил.

— Собаке собачья смерть! — прибавил он на словах. — Что прикажете сделать с ним, хозяин? Проклясть или использовать в еду?

— Да он жив!

— Не может быть! — приблизился боевик. — И действительно!

Сделал контрольный выстрел.

— Ты всё равно не убил его, раб, — заверил демон. — Ангел-хранитель с ним! И уже дважды спасал, даруя ему жизнь!

— Понял, — сделал ещё один выстрел бес.

— А добить?

— Неужели, хозяин, Ангел Небесный всё ещё с ним?

— Да. Он охраняет его — стережёт душу подопечного, чтобы сопроводить к Спасителю и даровать рай!

— А почему не ад?

— Потому что мы сделаем его мучеником!

— Тогда уж лучше на земле, чтобы он проклял своего спасителя!

— А ты соображаешь, бес! Как твоё имя? Я хочу знать его!

— Гаргуль, господин.

— Погоди-погоди! Я знаю тебя? Это ты помог мне опорочить того самого ангела, за которым мы охотимся сейчас?

— И не только, господин, но ещё и ряд иных небесных хранителей, в теле которого — подопечного — одного из них — и находится проклятый!

— Славно, что ты откликнулся на мой призыв, Гаргуль! Ты заслуживаешь большего нежели быть бесом! Поможешь мне со святошей, и я сделаю тебя чёртом — своим личным помощником. А то один уже не справляюсь, а ты лукав, братец! Такой мне и нужен!

— Теперь мы и впрямь не можем добить человеческое отродье, господин, дабы хранитель при нём не мог донести на нас Спасителю при сопровождении его души к нему на Суд Божий!

— Разумеется, Гаргуль! Обрати его в нашу веру — надели достойным бесом!

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин!

Гаргуль кликнул их, и тот, кто оказался сильнее и проворнее всех, овладел телом врача, а хранитель остался в стороне, являясь отныне сторонним наблюдателем, дабы в будущем выступить перед Спасителем в качестве свидетеля и замолвить словечко за душу грешника, как и себя, ибо не справился с поставленной задачей — оберегать душу подопечного все дни и ночи напролёт на грешной земле в бренном теле.

— Кажется, у нас в аду появится ещё один, проклятый ангел, — ухмыльнулся Гаргуль.

И на лице боевика, одержимого бесом проступила улыбка злорадства.

Крылатый демон готовился основательно к схватке с Херувимом за низвергнутого ангела в лице Серафима. Он желал опорочить его имя в бренном мире людей. Чем и занялся.

— Я доберусь до него и превращу в маньяка! Заставлю прикончить тех, кто приютил его и оберегает! Я их всех накажу — прокляну! И они попляшут у искусителя в аду! Я сам туда явлюсь и подберу мучителя — всем четверым! — негодовал главарь банды боевиков, разослав своих подопечных бесов на поиски пропажи, что вскоре объявились — их следы.

Утром многие газеты и журналы пестрели заголовками на главной странице о побеге психов из психиатрической клиники.

— Славный репортаж, Верунчик, — сидел за столом Максим, развалившись в кресле, и держа ноги на его поверхности.

Сама же виновница скандального репортажа располагалась напротив него и также в кресле. А дочь с мамой и Серафимом на диване под пледом.

Доцент же с пилотом на полу. Они все дремали.

— Т-с-с... — попросила Вера. — Не шуми!

— Ты глянь, — указал дистанционным пультом управления босс своей новой сотруднице на плазменный монитор, по которому шла лента новостей.

— Я слышу! Поэтому не стоит увеличивать громкость! Как и вижу!

По бегущей строке промелькнула сводка о её статье под заголовком: "Побег из дурдома!"

— Ты клад, Верка! Золото! Мы с тобой столько денег заработаем, что... Ух! Захватывает дух! Даже представить себе не могу!

Телефон у секретарши, оставшейся на ночь на работе рано утром разрывался от звонков. И она, дабы ей и боссу не мешали спать, отключила аппарат. Тогда посыпались факсы. И его она обесточила. Но тут стали надоедать курьеры, выстраиваясь в очередь в приёмной издания от иных конкурентов, желая узнать подробности нашумевшего дела.

Репортаж Веры на самом деле оказался бомбой и превзошёл все ожидания, как и рейтинги. Вера в один миг стала самой популярной особой в столице. Её желали видеть телемагнаты в своих программах — на каналах — и брать интервью.

— Погоди! Это только начало, — заявила Вера новому боссу.

— Тебе верю. Ведь имя подходящее! О чём будет следующий репортаж? Мы не можем занижать планку! Не вправе! Иначе нас не поймут! От победы — триумфа — до поражения — низвержения — тонкая грань — один шаг — ошибка! А я не желаю краха!

— Значит, не будет! Следующий репортаж я планирую сделать о террористах!

— Никак собралась в Чечню — на Кавказ?

— Ещё чего! Мне и в столице хватает бандитов! Я ж первоначально и планировала сделать его про них, оказавшись случайной участницей столкновения с ними, а прежний мой шеф зарезал его на корню.

— Чего-то я тя не пойму, Верка! Это правда?

— Вспомни сводку в новостях про гаишников, обнаруживших на подъезде к столице машину с взрывчаткой в багажнике.

— Ну, помню. А ты тут причём?

— Притом, что мы поехали на природу всей семьёй, а эти чурки пристали к нам.

— Не может быть?!

— А говорил: веришь!

— Докажи!

— Легко! Хотя...

— Что?

— У меня есть свидетель — хакер, которого забрал особист при налёте боевиков на мою квартиру.

— Соседи это смогут подтвердить?

— Не знаю. Но перестрелку должны были слышать.

— Этого недостаточно! Нужны настоящие свидетели. И обязательно улики! Неопровержимые факты!

— Разве что "барбосы" олигарха — те, что пострадали во время перестрелки.

— Их реально найти, Верка, и раскрутить на интервью?

— Положись на меня, Макс.

— Чё, прямо здесь и сейчас? Так я с радостью!

— Обломись, — буркнула Надька. — Я не сплю и всё слышу!

— И я! — подала старуха-мать голос в защиту взрослой дочери.

А Серафим просто встал молча и осмотрелся на новом месте, приблизился к окну. Ему открылся прекрасный вид из офиса босса издания на столицу с высоты птичьего полёта.

— И почему люди не летают? — обмолвился он.

— Летают, — заворчал сквозь сон пилот. — Главное для этого иметь летательный аппарат и топливо к нему.

— А ещё лучше парашют, — присовокупил доцент.

— Зачем?

— Чтобы не разбиться при падении! Мы на земле!

— А давайте махнём в загородный аэроклуб к одному моему знакомому частнику? — предложил Максим. — Заслужили отдых, но только на сегодня. А завтра, Верка, займёмся сбором информации для твоей новой сенсации о террористах!

— Я — за, — подскочила Надя.

Доцент воздержался. Бабуля воспротивилась. А Верка не знала, что ответить — посмотрела вопросительно на Серафима.

— Мы полетим на Небо?

— Ага, — кивнул утвердительно Макс.

— Я готов рискнуть!

— Отлично. Тогда на сборы отводиться пять минут! Время пошло!

Макс вышел в приёмную к секретарше, и узрел столпотворение народу, вызвал охрану. Пока он занимался решением организационных вопросов по предстоящему отдыху, Веру побеспокоил...

— "Вдруг"! С чего вдруг? — распознала Надя мелодию его звонка, который мама установила на бывшего друга семьи.

— Ты где, Верка? Что это значит? — приняла она звонок, и услышала голос прежнего бой-френда. — Почему молчишь? Я требую объяснений! Шеф вне себя от злости! Маньяк в сравнении с ним сейчас просто шаловливый младенец в колыбели! Я ещё ни разу в жизни не видел его таким! Он требует встречи с тобой! И хочет предложить тебе новые условия контракта! Я видел твой репортаж и статьи к нему! Не будь дурой! Таким людям как мой шеф не перечат и не отказывают! Он предлагает тебе личный контракт с годовым гонораром в миллион долларов!

— Нет...

— Хочешь в евро — не вопрос! Только скажи, где ты, и я тотчас явлюсь к тебе с контрактом от него! Иной — если уже заключила с конкурентами — аннулируем! Выплатим им неустойку! Ну же! Ты где?

— На планете Земля! Ответ устраивает?

— А конкретней нельзя?

— Пока ещё в столице.

— Собралась в бега податься? Не глупи! Вернись! Я и шеф простим тебя — простили! Будь человеком, Верка-а-а...

— Можно мне трубку, ма? — попросила Надя. — Я скажу ему всего два слова!

Мать уступила дочери.

— Иди в жопу!

— Это три слова, обманщица, — улыбнулась бабуля.

— Два, бабоньки! А третье — предлог!

— Точно, журналистка растёт, Верка! Ещё одна на мою голову! И за что мне это беспокойство на старости лет? Не пойму!

— Готовы? — объявился Макс. — А то у меня уже — обо всём договорился. Как говориться: время — деньги!

— Погоди мелочиться, дядя, — выдала Надя. — Нам тут с мамой прежние хозяева предложили перезаключить контракт. Знаешь, сколько они дают?

— Я больше!

— Ты послушай.

— Ну и...

— Мильён...

— Чего — рублей?

— Почти?

— "Бакинских"?

— "Еврейских"!

— Шекелей?!

— Евро!

— О-о-о...

— Ну так чё? Потянешь?

— А то! На отдыхе и поговорим — уточним все детали контракта.

— При условии: их буду диктовать я, — заявила Вера. — И работать по свободному графику! А оплата будет вестись сугубо за каждый в отдельности взятый репортаж. Скажем — раз в две недели! И цена порядка 10 тысяч евро, плюс расходы!

— В двойном размере! — присовокупила Надя

— Это выходит порядка полмиллиона в год?

— Угадал, Макс. Ведь не миллион, как предлагает мой прежний босс!

— Лады. Условия приемлемы. Только и с моей стороны будет оговорка! Контракт заключим по системе "1+1". Первый год тебе в любом случае придётся отработать от и до, а следующий — если ты и твои репортажи будут не менее сенсационны, чем с психушкой, и не будешь против сама — работаем дальше по той же схеме с перезаключением контракта "1+1".

— Тогда где шампанское, Макс?

— На взлётной полосе аэроклуба! Машина уже ждёт внизу!

— Хм, скажешь тоже — машина, — усмехнулся пилот-псих. — Когда у меня на крыше вертолёт припаркован! Летим!

— Действительно! Чуть не забыл! От него впору избавиться, а то улики на мою голову! Другу и сдадим, а он передаст пропажу владельцу, сделав вид, будто наткнулся во время полёта, — задумал Макс замести следы "преступления".

Не успели они покинуть на вертолёте здание — оторваться от крыши, секретаршу побеспокоил очередной звонок, едва она включила телефон с факсом.

— Привет, сладенькая, — раздался мужской голос. — Как поживаешь?

— Нормально, — ответила та убитым голосом.

— Точно? А босс?

В ответ тишина, которую нарушили всхлипывания.

— Понятно. Конкурентка объявилась?

— Да-а-а...

— Ну не реви! Я готов помочь твоему горю, сладенькая.

— Как? Сам заменишь мне босса?

— Нет...

— А чего тогда звонишь?

— Помочь хочу.

— Чем?

— Всем, чем смогу! А ведь я могу! Только ответь мне откровенно — на чистоту. Красавица моя у вас? Чего не мычишь? Она переметнулась к вам?

В ответ последовал рёв.

— Ясно. Спасибо за информацию. А ещё могу спросить?

— Угу-у-у...

— Макс заключил контракт с Веркой?

— Не успел. Я готовлю его задним числом.

— Не спеши, сладенькая. Понимаешь... меня? К чему я клоню?

— Ага-А-А...

— Да не реви ты, как недойная корова! Я ж сказал: избавлю от конкурентки! И Макс к тебе же явится утолить свои горести с печалями! Дошло?

— Правда?

— Это я спрашиваю у тебя!

— Конечно. А не обманешь?

— Я? Ты за кого меня держишь? Я не твой босс! Ему ещё его репортаж о дурдоме боком выйдет! Самого в психушку упеку — шеф поможет, иначе за кражу посадят!

— А я?

— А ты будешь навещать его там — передачи носить. И откуда уже Макс никуда не денется, как и от тебя!

— А на хрена он мне будет нужен такой — никакой!

— Уразумел. Значит его не трону! Но ты контракт попридержи.

— Сделаю. То есть не оформлю. И по документам не будет значиться.

— Вот и умница ты ж моя! Я люблю тебя, сладенькая! Обожаю! Ух... — прекратился на том разговор.

— Вот это да! То не одного нормального мужика, то сразу два кобеля и к тому же породистых! — призадумалась секретарша: кого же выбрать. — Обоих не потяну! На двоих меня не хватит! Разорвут!

И не прогадала. Буквально час спустя к ней в приёмную ворвались какие-то люди. Она пыталась их остановить, но они противопоставили ей веский аргумент.

— Пикнешь — изнасилую! — заявил один из налётчиков.

— А не обманешь?

— Понял! Тогда пристрелю! — взял он в руку оружие.

— За что?

— Было бы за что — сразу убил, а так помучаю!

— Изнасилуешь?

— Размечталась!

— Так сам говорил — обещал! Ну и кто ты после этого? А ещё мужик! Хотя не мужик!

— Да закрой ты ей рот, — настоял иной налётчик.

— Сомкни уста! — воткнул ей в рот дуло пистолета первый налётчик.

— Ой! Мама-А-А... — вскрикнула секретарша и осунулась на стенку, а с неё на пол одновременно с дверью в кабинет босса, открытой налётчиками плашмя на ковёр.

— Кабинет пуст! Где гости? Почему баба лежит без чувств? Ты что натворил, Гаргуль?

— Не я! Она сама грохнулась!

— Подними и допроси!

— Уже, хозяин! Как прикажете, мой господин!

Налётчик опрокинул на бедную женщину вазу с цветами, и та очнулась. Блузка намокла, и бес узрел её соблазнительные формы тела.

— Хороша, чертовка! С такой бы в ад! У-у-ух!

— Успеешь! После! Сейчас дело, Гаргуль!

— Где твой босс, стерва? — обрушился он на секретаршу. — Куда он подался?

— Не-не...

— Не знаешь или не хочешь говорить? — противопоставил налётчик пистолет с глушителем — выстрелил, сбив заколку у секретарши с волос, и они распустились у неё.

— Не могу-у-у...

— Так я помогу!

Последовал очередной выстрел в каблук. Секретарша оступилась и рухнула во второй раз с грохотом на пол.

— Больше я не промахнусь, и попорчу твои силиконовые "подушки"! Или лучше лицо?

— Не надо! Они подались за город!

— Они — это кто? Твой босс и его гости?

— Угу-угу.

— Кто они и сколько их было?

— Какие-то психи с вертолёта.

— Из психушки?

— Ага-ага...

— А куда говоришь, полетели, где собрались провести время за городом?

— В частном аэроклубе-е-е... — заблеяла секретарша, точно заблудшая овца. — Не убивайте меня-а-а...

— Если обещаешь не кричать и молчать о нашем визите, чертовка, — обронил напоследок Гаргуль. — А то я вновь наведаюсь к тебе и с удовольствием докажу, что мужик! Убью, а после опорочу. Ух!

— Фу-у-у... — выдохнула секретарша, оставшись одна. И припала к иной вазе с цветами — цветы выкинула, а воду выпила одним махом. — Ну и мужики нынче стали! Одно слово — из-изверги! Нет, хуже — из-изващенцы-ы-ы...

Она всё никак не могла придти в себя и опомниться после налёта, подалась в туалет, где её застукала охрана, явившись на экстренный вызов с опозданием; решили: секретарша в отместку боссу устроила погром из чувства ревности к Вере.

Предупреждать Макса о налёте, она сразу не стала, поспешив привести нервы в порядок — взяла таблетку экстракта валерианы — одну, затем вторую, потом третью. Не помогло даже когда она запила их микстурой Ново-Пассит. Вновь закусила ими, оприходовав платину. И вспомнила о медитации. Села за стол и пыталась сосредоточиться на мысли: всё хорошо — ничего страшного не произошло. Как на глаза попался телефон. Тут только по долгу службы она и вспомнила: следует предупредить босса о налёте. Потянулась рукой к аппарату связи и... не дотянулась. Он вдруг исчез из виду. А всё из-за очередного неординарного события. Секретарше показалось: стол откинулся от неё, а пол наоборот поднялся и резко ударил её. Она отключилась.

17. СМЕНА ОБСТАНОВКИ.

Беглецы снижались. Пилот вёл вертолёт на посадку по указанному маршруту конечного следования. Немного ошибся. К ним прибежали люди в форме военного образца — кто с оружием в руках, кто без — и в их исполнении понеслась нецензурная брань.

— Кажется, мы ошиблись аэродромом, — признал псих в гостях бывших сослуживцев по авиаполку. — Мы не у частника, а на военной базе и похоже закрытого типа.

Мог и не говорить. Кругом располагались самолёты и все как один боевого предназначения с полным боекомплектом.

На носу были армейские учения с применением авиации.

— Мы для них диверсанты.

— Что это значит? И чем нам это грозит? — занервничал доцент.

Напарник по палате не успел пояснить. На них направили оружие.

— Расстреляют, как пить дать, — подняла руки вверх Люба.

— Не боись, ба, — улыбнулась натужно Надя. — Не сразу.

— Почему? — подал голос Макс.

— На аэродроме нет бетонного забора — голое поле с взлётно-посадочными полосами. Так что не поставят к стене за неимением оной!

— И горючее кругом с боеприпасами, — пояснила Вера.

— Оружие убрали, придурки-и-и... — сорвал зло офицер на солдатах. — Куда смотрели? Почему пропустили? И кого-о-о...

— Мы думали...

— Чем?

— ...это явился министр обороны...

— Он не летает, а ездит!

— Ну, мы думали: раз авиаполк, он прилетит.

— Это мне из-за вас влетит!

— Остынь, полкан! Хватить гавкать на своих "барбосов", — подал голос "ас".

— Псих?! — не поверил тот своим ушам, а затем и глазам. — Ты ли это, брат?!

— Я, полкан! Узнал, бродяга!

— Ты где пропадал, ас?

— Где-где! В одном лечебном учреждении.

— Заболел? Ты? Не поверю!

— Что поделаешь — судьба...

— И чем?

— Воспалением хитрости, — вставился доцент.

— А это кто, что за псих?

— Я, между прочим, врач — доцент в области психиатрии!

— Я ж говорю: психопат!

— Это ещё вопрос, кто из нас двоих!

— Разговорчики, гражданские!

— Помолчите, — поддержал ас заявление бывшего боевого товарища.

— Так чё пожаловал с ними к нам — по работе или...

— Или, — вставилась Вера. — А что за учения намечаются?

— Военная тайна!

— Даже для прессы?

— А вы, стало быть, собираетесь освещать манёвры? Журналистами будете?

— Да, — продемонстрировала Вера соответствующий документ, как и Макс.

— А я — её босс.

— А иные люди кто? И почему явились сюда без аккредитации? Кто разрешил? Сейчас на базу явится министр, а тут вы! Что я ему скажу?

— А это не он — ни его машина катит по полю с взлётно-посадочными полосами? Глянь, ма! Кажется, дядина, — выдала Надя.

— И кто он вам? Кем доводится? — оробел полковник.

— Очень хорошим знакомым, — улыбнулась Вера. — Так мы аккредитованы или как?

Босс — Макс — мгновенно просёк: получится очередной крутой репортаж из разряда сенсаций. И не прогадал. Вера утрясла все нюансы. Министр признал её. И она уболтала его, рассказав всё практически без утайки как было.

— Это ваша статья взбудоражила столицу?

— Грешна. Что поделаешь. Кстати, вот они виновники, — указала Вера в сторону семьи — женщин и мужчин.

— Так вы полетать захотели?

— А то, — вставился ас. — Мечта всей оставшейся жизни, как у президента страны! Он и то гонял в Чечню на истребителе!

— То он, а то вы, — заметил министр.

— Так он — ас, — подсуетился полковник.

— Кто?

— Лётчик — экстра-класса. И за его плечами тысячи боевых вылетов. Ему нет равных асов и поныне в нашей стране, а то и мире! И если наберётся — не больше десятка!

— А почему тогда он выглядит как псих — находится в пижаме, а не форме военного образца?

— Разрешите обратиться, господин министр, — рапортовал псих. — Только что из больницы.

— Ах да! Чуть не забыл! Сбежали.

— С врачом. Я — доцент, — представился тот.

— А иные кто будут?

Вера напомнила.

— Женщины — дочь и мать, а мужчины...

Макс представился сам как её босс. А вот Серафим молчал, увлечённо разглядывая самолёты.

— Тоже ас? — сам вопросил министр.

— Ага, — заверил псих с одноимённой кличкой. — Мой второй номер.

— Неужели променял его на меня?! — обиделся полковник.

— Нет, просто ученик. Хотел его натаскать в аэроклубе, да местом посадки ошиблись.

— Никак навык растерял, прохлаждаясь на больничной койке?!

— Если бы, а то работал по непроверенной информации — изначально полученным координатам.

— И кто ж у тебя штурманом был?

— Вообще-то я босс крупнейшего издания в стране, — молвил с повинной Макс. — И летел впервые на вертолёте, а раньше всё приходилось передвигаться на самолётах, да и то в качестве пассажира.

— Тогда понятно, — отвлёкся полковник, обратившись далее к министру. — Начнём учения?

— А смысл? Коль сам сказал: лучший ас на земле и не в армии!

— Я попробую с ним договориться о показательном полёте, господин министр. Он обязательно согласиться. Вот увидите, как и его за штурвалом боевого самолёта в небе. Он такое вам покажет, что нигде и никогда больше не увидите!

— При условии: штурман у меня — он, — кивнул ас на Серафима.

— А я? — обиделся полковник. — А что делать мне?

— Останешься на земле, будешь комментировать мои действия в небе, какие элементы и фигуры высшего пилотажа я буду выделывать там — первый и последний раз!

— Это уж как Бог даст, ас!

— Если бы, а то он покинул меня. Иначе бы я не стал психом и не оказался в дурдоме!

Министр занял смотровую позицию с подопечными на специально предназначенной для этого трибуне, где также находился огромный экран.

— По нему и будет вестись трансляция. После приземления обычно с пилотом и разбираем ошибки по нему, — пояснил полковник.

Он спросил у помощника: готовы ли пилоты к показательному выступлению, и, получив утвердительный ответ, продолжил:

— Программа включает в себя одновременно и выполнение боевой задачи. Но это сюрприз! Увидите: вам очень понравится!

— Серафим, — испугалась Вера за него.

— Нет, мы называли аса про себя за глаза ангелом, — решил полковник: речь идёт про его бывшего боевого напарника. — Гаврила не подведёт. Будьте спокойны!

— Я про его штурмана!

— Вы про молчуна. Это его кличка?

— Имя-А-А... — присовокупила Люба.

— Полетели-и-и... — подскочила Надя.

Истребитель-перехватчик взмыл в небо, не набирая разгона. То был сюрприз даже для министра.

— Вертикальный взлёт. Новинка, — прокомментировал полковник. — Сопла поворачиваются в сторону отталкивающейся поверхности и самолёт в данный момент подобен на вертолёт. Но это только начало. Сейчас увидите, что машина в руках настоящего аса творит в небе — чудеса на виражах! И это испытание проводится впервые. Я в своё время хотел бывшему напарнику предложить работу лётчика-испытателя, но его зарезали на медкомиссии из-за полученных контузий! Одно слово — сатрапы, а не эскулапы! Они даже представления не имеют, чего лишили его — жизни при жизни! Отняли душу у тела! Ведь пилот без самолёта, что ангел без крыльев! Небо — это рай!

Вера уловила посыл полковника. Теперь она имела представление в общих чертах, что испытывал Серафим — какие чувства, утратив способность быть ангелом, заключённым в тело человека. И успокоилась на миг, порадовавшись за него. Он благодаря психу вновь на время обрёл небо — чувство полёта — свободы.

— Ты как? — поинтересовался ас у него. — Сознание не потерял от счастья?

— Нет, порядок, — огляделся Серафим.

— Тогда держись, штурман! Последуют запредельные перегрузки непривычные любителю-пассажиру, коим и являешься ты!

Ас потянул штурвал, и истребитель-перехватчик с реактивным рокотом пронёсся над аэродромом. Зрители на трибуне закрыли уши руками, и полковник с опозданием предложил им воспользоваться наушниками, продолжив комментарий.

— Сейчас вы могли видеть скорость, которую способен развить наш самолёт нового класса пятого поколения, и выполнить со старта мёртвую петлю и бочку-у-у...

Полковник сам не поверил в то, что увидел. Оговорился.

— Вот псих! Что он делает? Угробит себя и машину-у-у...

— По небу соскучился, — подсказал доцент, ничуть не беспокоясь за соседей по палате. Сам оказался им — одним из них.

— Одно слово — психопат! — не могла сидеть спокойно Вера.

— Психиатр я! Доцент!

— Дод-Ик ты-ы-ы... — вторила Люба дочери. — Господи! Только бы не разбились!

— Глупости, бабоньки, не говорите! Серафиму это не грозит! — вмешалась Надя. — Или забыли?

— Конечно, — согласился Макс. — Они же психи! Так что им даже сотрясение мозга при падении не грозит!

Министр засмеялся, оценив по достоинству юмор зрителей, в то время как "комментатор" спал с лица. Оно у полковника покрылось потом, и он смахнул фуражку. Мог выкручивать.

— Что они делают? — заинтересовался министр в продолжение из-за того, что комментарий прекратился и не возобновлялся.

— Хо-хо-хотел бы я знать сам.

Министр улыбнулся в очередной раз на слова полковника.

— Шутка юмора?

— Типа да, — кивнул полковник. — Вот психи! Ей Богу разобьются!

— А как называется тот элемент, что выполнили они сейчас. Может петля Нестерова?

— Несомненно, петля, господи...н министр! Но не Нестерова, а моя!

— Ты её придумал, полковник?

— Почти, а ас... Одно слово — псих! ...превратил её в жизнь, чуть не убив меня! — схватился за сердце полковник.

— Валидолу? — предложила Люба.

— Спасибо. А корвалола не найдётся?

— Если только авиационный спирт, командир, — подсуетился помощник в звании майора. — Кто-нибудь ещё будет?

— Неси!

— А шампанское? — вмешалась Вера.

— У нас не принято его пить!

— Кажется, знаю, — усмехнулся министр. — Чтобы не взлететь на воздух и не испортить в кабине воздух! Хи-хи...

— Точно, — подыграл полковник.

Помощник подал ему канистру и фляжку.

— Прямо как в армии, — вспомнила Люба военные годы.

— Так мы на авиабазе, а не аэроклубе, — напомнил Макс.

— И тут круче! — выдала Надя.

— А то, — согласился полковник. — Возду-у-ух...

Упал. Гости посмеялись. Зря. Над ними вблизи от зрительской трибуны пронёсся истребитель-перехватчик, но они не уловили даже тени, только подрыв осветительной мачты, и вихрь, поваливший их вместе со стульями на трибуне.

— У-у-ураган! Одно слово — торнадо-о-о... — заголосила Вера.

— У-у-угадали, — вторил ей полковник. — Так мы и прозвали данный элемент высшего пилотажа. И частенько применяли его с напарником в горячих точках против врага. На малой высоте реактивный самолёт сложно подбить, а того противника, которого сразу не удалось уничтожить, валили подобным образом с ног, после чего добивали с высоты на повторном манёвре. Ложи-и-ись!

Полковник упал во второй раз, в то время как никто из его подопечных не успел ещё встать.

Вновь пронёсся вихрь. Министру, несмотря на причинённые неудобства, учения понравились — ас со штурманом истребителя-перехватчика. И он продолжил наблюдение за ними по экрану, поскольку с земли их было очень сложно рассмотреть в небе, и то, что они там выделывали, а такое: полковник не мог объяснить, врал, придумывая всё на ходу.

— Спираль!

— Какая? Противозачаточная?

— Зигзагообразная, женщины!

— А, это как в мультике Зигзаг, — подхватила Надя. — Класс! Или Балу-у-у...Ух!

— Угу. Что-то вроде того, — не ведал полковник, о чём говорил ребёнок, как и сам, отхлебнув для смелости авиационного спирта. Продолжил репортаж в прямом эфире.

— Серафим! Эй, штурман! Спишь? — побеспокоил его пилот. — Ты как? С тобой всё путём?

— Я в норме, — ответил спокойным голосом тот.

— Ну, надо же! — изумился "ас". — Из тебя и впрямь получился бы неплохой ученик! Мы как с полковником-то познакомились. Дело было ещё в Высшем военно-лётном училище на тренажёрах. Сели мы с ним за один, а имитатор сломался. И нас давай крутить! Выдержали, пока инструкторам удалось его обесточить. Так после данного инцидента предложили нам переквалифицироваться в космонавты. Но невесомость не для меня. Ты болтаешься в ней, как ни пойми что, а я привык управлять техникой и ощущать: ты ведёшь её, а не она — тебя! То ли дело напарник. Одно слово — балласт! Всю службу просидел у меня штурманом и что же — выбился в люди — он — полковником, а я стал психом! Хотя был им по жизни! И не отрицаю этого! И ты смотрю не робкого десятка! Не желаешь перенять управление самолётом на себя? Я подскажу, что надо делать и как.

— Не делай этого, маньяк! Ты слышишь меня, ас? — отреагировал полковник, уловив то, о чём те ведут разговор.

Он контролировал их с земли — переговоры.

— Это он кому сейчас — нам?! — покосился министр на зрителей.

— По-моему летунам, — пояснил доцент.

— Господи! Спаси и сохрани их грешных! Ибо не ведают, что творят!

— И что творят, — согласился полковник, отреагировав на слова Любы, и точно так же как она перекрестился. — Господи! Не ради удовольствия пью сию отраву, — перекрестил он авиационный спирт во фляге. — А лью как бальзам на раны души! Так пусть он явится лекарством забвения-А-А...

Снова последовал призыв.

— Воздух!

И струя спирта, которую направил полковник себе в рот, минула его. Он пролил всё.

— Да сколько можно выделывать в воздухе одно и тоже, как и выделываться!? — осерчал полковник, желая прекратить показательное выступление двойки асов.

— Серафим, — догадалась Вера: он взял управление истребителя-перехватчика на себя, поскольку и в канистре не осталось ни капли спирта — его вытянуло оттуда, сорвав закрывающийся клапан.

— Безобразие!

— Ага-А-А... — согласилась Надя, глядя на министра.

Тот оказался с головы до ног в том, что пытался оприходовать полковник в одиночку. Занялся им, позабыв про полёт и асов. А когда опомнился, у них закончилось топливо.

— Ой-ё-о... — запаниковал он. — Это конец! Катастрофа-А-А...

Истребитель заходил на посадку с большой высоты и в крутом пике, а не как следовало — на бреющем полёте.

Асы увлеклись и не заметили, что баки к тому времени оказались пусты.

— Катапультируйся, штурман! — приказал пилот, пытаясь спасти самолёт от гибели.

— Вот псих! Сам прыгай! — кричал им с земли полковник.

— Не могу! Грех такую технику загубить!

— Себя-а-а... — вторил ему боевой товарищ. — Машину сделают — ещё не одну подобную на эту модель того же класса и образца, а где такого второго аса возьмут, как ты?

— Меня всё равно назад на службу не берут! А для лётчика нет ничего лучше, чем закончить жизнь за штурвалом самолёта, нежели прикованным к постели-и-и...

— Вот где псих! И что ты будешь делать с ним! И зачем я только согласился доверить ему управление новинки? Испортил всё, что только можно: министру — костюм, себе — карьеру, а теперь ещё и жизнь другу!

— Вдруг всё ещё обойдётся? А ну как не разобьётся? — пытался успокоить психиатр, разряжая и без того нервную обстановку.

— Не уговаривай, додик! Меня не обманешь! Тут один исход — катастрофа! Я ж боевой офицер — сам лётч-Ик...

— Ну и что! — выдала Вера. — Один из них Серафим!

Что она данным заявлением пыталась сказать непосвящённым людям в тайну его происхождения — не успела, как и донести до них собственную мысль. Состоялось приземление.

Истребитель-перехватчик чиркнул шасси поверхность взлётно-посадочной полосы, а затем днищем, клюнув носом, и проследовал в направлении трибуны со зрителями.

Катастрофа и впрямь была неизбежна. Среди сторонних наблюдателей поднялась паника, но они не успели пойти на безудержный шаг, как асы замерли перед ними на истребителе, врезавшись в трибуну.

Открыв глаза, полковник узрел перед собой аса, пытался ему что-то сказать. Не успел. Сработало катапультирующее устройство, и он взмыл в небо, а вместе с ним одновременно и Серафим.

Купол парашюта на время заменил им крылья. Парить в воздухе ему понравилось больше всего. Он снова ощутил себя Ангелом Небесным. Возликовал.

— Серафим, — отреагировала Вера на его глас.

— Жив-Ой... — подсуетилась Люба.

— А то! — не сомневалась Надя в благополучном исходе.

— Ты молодец, штурман, — примкнул к нему ещё в небе ас. — Я бы и то не смог посадить подобным образом истребитель. Ты спас не только меня, но и стальную птицу! Я твой должник, и хотел бы знать: ты кто?

— Ангел... — молвил Серафим.

— Тоже пилот, как и я, но скрывал? Не знал! Обманул! Провёл! И тебе это удалось! Я много раз слышал про тебя, а теперь увидел воочию. И могу сказать одно: превзошёл меня. А я ещё чему-то собирался тебя научить, когда самому впору учиться!

Асы приземлились во второй раз, оказавшись скрыты куполами парашютов.

— Вам не скрыться от меня, — бросился к ним полковник с намерением разобраться. Но тех след простыл. — Как сквозь землю провалились!

— Тут люк, командир, — обнаружил помощник крышку от него.

— Сбежали-и-и...

Как и иные невольные зрители под шумок, объявившись у вертолёта все разом.

— Теперь куда? В аэроклуб? — поинтересовался ас.

— Нет уж! Хватит! Насмотрелись, чтобы ещё участвовать самим в подобном безобразии! — воспротивилась Вера.

— А я предоплату сделал, — растерялся Макс.

— Можешь отменить заказ или ехать туда один. А я — пас!

— Испугалась, Верка?

— Нет, просто появился неплохой материал для крутого репортажа!

— Уговорила.

Они явились на фирму и обнаружили следы погрома — секретаршу под столом на цветах в луже, и дверь в кабинет босса на полу.

Макс при содействии со стороны доцента привёл сотрудницу в чувство.

— Что здесь было? Говори! — потребовал он объяснений.

— Ой, что было! Что было-о-о... — заголосила секретарша.

— Спокойно, — вмешался доцент. — Без истерики!

Он укорил Макса за грубое обращение с подопечной на словах, сам сделал это на деле. В его исполнении последовала пощёчина.

— Ну, ты изверг, додик!

— Я доцент в области психиатрии! А моя подопечная испытала шок! И я знаю, что делаю!

— Одно слово — психопат!

— Нет, внучка. Садист он!

Секретарша перестала реветь.

— Дальше отвечай чётко и кратко — по существу, — продолжил доцент обработку. — Почему дверь лежит на полу, и сама оказалась там?

— Был налёт? Конкуренты явились? — поторопил с ответом босс.

— Не знаю кто, но они из-из-из...

— Изверги или извращенцы? Что они с тобой сделали? Изнасиловали-и-и...

— Если бы-ы-ы... — вновь зашлась секретарша. — А то оказались импотенты-ы-ы...

— Они пригрозили тебя убить, если расскажешь нам о них? — вмешалась Вера, заинтересовавшись подробностями.

Серафим в отличие от неё осматривал следы погрома.

— Они были здесь, — вдруг обронил он странную фразу.

— Кто?

— Наши враги.

— Стало быть, конкуренты, — заключил Макс. — На кого они были похожи с лица, а?

— На гоблинов?

— Чего? Кого? Что за тварей? — снова подала голос Вера.

— Не люди, а черти-и-и...

— Кто?!

— Кавказцы-ы-ы...

— И что им надо было от нас? — настаивал на ответе Макс.

— Можешь не отвечать, — догадалась раньше Вера. — Они искали нас! Кто-то навёл их на наш след. Но кто? Вот в чём вопрос!

— Тебе никто не звонил — не беспокоил после нашего ухода или до? — заинтересовался Макс. — Только не ври, иначе уволю!

— Валяй! Я сама ухожу от тебя! Мне надоело работать у тебя! Опасно!

— И куда уходишь? К кому?

— К тем твоим конкурентам, от которых к нам переметнулась она, — указала секретарша на Веру. Чем и выдала себя.

— А ну стоять! — схватил её Максим. — Вот ты и попалась!

— Руки убрал с бёдер! Я больше не работаю на тебя-а-а...

— Не угадала! Я не давал тебе расчёта! Поэтому отвечай! Кто звонил? Конкурент?

— Вдруг, — подсуетилась Надя.

— Кто?!

— Бывший друг нашей семьи — прежний босс моей мамы. Одним словом — хахаль! Мстит!

— Точно! Его наводка! — согласилась Вера.

— Отвечай! — настоял Макс.

— Да, он звонил мне, — не собиралась сдаваться секретарша, поставив руки в бока, а заодно выставила напоказ грудь. — И чё?

— Не женщина, а склад! — открыл рот псих-ас.

— Клад, хотел сказать? — поправил доцент.

— Нет, склад! Такие "боеприпасы" у неё! Одно слово — бомба!

— Тогда уж — секс-бомба!

— Ага, — сошлись они в едином мнении.

За что её и держал при себе Макс, продолжая удерживать за бёдра.

— Мы с тобой о том после поговорим, сладенькая! Но не жди, что я спущу тебе этот прокол! Будешь у меня пахать и пахать! Отрабатывать убытки!

— Я готова! Где и когда? Может, заглянешь ко мне домой, босс? И прямо сейчас?

— Отличная идея, — заключила Вера. — Потому что к тебе, Макс, нам нельзя. Налётчики, что уже наведались ко мне домой, а после сюда по наши души — моей семьи и Серафима — могут устроить там засаду!

— Уговорила.

— Ничего не получится! — пошла на попятную секретарша. — Все не поместитесь у меня дома! У меня однокомнатная квартира!

— Разве такие бывают?! — удивился Серафим.

— Только в тюрьме — камера, — усмехнулся псих. — Туалет и ванная есть?

— Да.

— А балкон застеклён?

— У меня лоджия!

— И кухня отдельно?

— Разумеется, плюс чулан!

— Вот! Шесть комнату получается! А то — одна! Прямо шестизвёздочный отель! И, поди, Пентхауз?

— Чё?

— Верхний этаж под крышей?

— Угадал! И как?

— После объясню, — предложил ас в последний раз использовать вертолёт. Он всё никак не мог расстаться с винтокрылой машиной. Небо манило его.

Макс "скрипя" сердцем согласился...

— Ну, показывай нам свои "хоромы", — не унимался псих.

— Вот, — открыла секретарша дверь в квартиру.

— Значит так, — постановил он, как бывший в прошлом военный офицер. — Переходим на осадное положение! Женщины и дети располагаются в комнате! Я занимаю лоджию! Там великолепный обзор — просматривается весь двор. Доцент — ванную...

— А почему именно туда?

— А ты где предпочитаешь разместиться — в туалете?

— А можно мне там пожить какое-то непродолжительное время? — приспичило Максу.

— Нет! Это будет общая комната. А сам разместишься...

— На кухне?

— Кок что ли?

— Чего? И кто?

— Готовить умеешь... еду?

— Только есть!

— Ясно. Тогда поселишься в прихожей на коврике у входа!

— Почему?

— Из тебя получится неплохой барбос, босс! На людей в виду должности умеешь кидаться и рычать!

— А Серафим?

— Он — особый случай. Ему я выделяю на выбор — шкаф или антресоль! Где спать будешь — внизу или вверху?

Чулан он отмёл.

— Вот и расселились.

— А я? А что буду делать я, как хозяйка? — возмутилась секретарша. — Где жить? Какая моя комната?

— Кухня!

— Чё-о-о...

— Слышала! Ведь хорошая хозяйка не оставит гостей голодными! Иди, готовь чего на стол!

— Солдафон! Псих! Ненормальный!

— Шевели булками, сладенькая, — проголодался босс. — Я за что тебе плачу? Работай!

— Так ведь я дома, а не на работе!

— То-то и оно, что в рабочее время, а значит, будь любезна отработать его! Ясно? И одним кофе с чаем не отделаешься!

— А я больше ничего готовить и не умею! Я ж секретарь-референт, а не повар-официант в одном лице!

— Короче! Всё, что есть на кухне из еды — на стол! — заявил псих. — Сами разберёмся.

— Ладно. Я помогу, — согласилась Люба разделить наряд вне очереди с секретаршей. — Чтобы работать, а в нашем случае сражаться, необходимо нормально питаться!

Не успели гости разойтись по своим углам, на кухне разошлись стряпухи. Оттуда послышался их крик.

— Тараканы-ы-ы... — влетела первой Надя.

— Ху-ху-ху... — зашлась бабуля, держась за грудь в районе сердца.

— Не ругайся! — попросила Вера.

— ...же! — продолжила старуха-мать.

— Что может быть хуже их? Неужели мыши? — влетел доцент.

— Ещё хуже!

— Крысы-ы-ы... — перенервничал псих.

— Нет!

— А кто тогда? — заинтересовался Макс.

— Чё-чё-чё...

— Чёрт? Ты его видела, ба?

— Нет, не чёрта...

— А кого же?

— ...чё-чёрного кота-А-А...

— И всего-то?! — ухмыльнулся Серафим. — Это суеверия! Грех!

— Ничего себе грех! Эта скотина удрала через форточку на крышу, унеся с собой палку варёной колбасы! Чё есть теперь будем? Батон и тот погрызен...

— Мышами?

— Нет, каким-то ещё одним неопознанным животным!

— Хомяком, ба?

— Морской свинкой, — заявила секретарша.

— Не зверь, а свинья! — подтвердила Люба.

Та и жила в шкафу у хозяйки.

— А кто ещё проживает в этом теремке-зверинце? — заинтересовался доцент. — Есть иные животные?

— Вы что задумали? — встала секретарша грудью на их защиту.

— Свинью на сало пустим, — пошутил псих.

— Кота — на колбасу, — ввернул Макс, приревновав его к секретарше.

— А найдём ещё кого — придумаем очередное блюдо и внесём в меню, — подыграла Надя.

— А у меня больше никого и нет! Только я сама!

— Ну, чё... — молвил доцент озорно. — Съедим её, мужики, или как?

— Или как! — подумали они о своём — мужском.

— Изверги-и-и...

— Скорее в отношении домашних питомцев, — пояснила Вера.

— Тогда извращенцы-ы-ы...

— А вот это уже похоже на правду, — присовокупила Люба. — Одно слово — маньяки!

— Короче, — заключил псих-пилот. — Чтоб без разврата! Дисциплина будет железной!

— И что грозит за провинность — расстрел на месте без суда и следствия с вытекающими последствиями? — усмехнулся Макс.

— Хуже! Виновник останется без еды и будет выставлен в караул на улицу в ночное время!

— И всё? Тогда кричать "караул" я не стану. Просто пойду в ночной магазин и нажрусь!

— Вот гусь!

— Мне записать его в качестве данного блюда в наше меню? — подсуетилась Надя.

— Угу, — подмигнул ас.

— Психи-и-и...

— Спокойно! Шуток не понимаешь!

— Ну и шу-шу-шуточки у вас, психи, такие же дурацкие провокационной направленности, как и сами! Дурдом!

— Так и будем про себя называть явочную квартиру секретарши меж собой.

— Нет, как себе хотите, но жить я тут не собираюсь! У меня имеется собственная квартира в два этажа, — заявил Макс.

— Ладно, босс. Кто-то должен находится из нас двоих на работе, — молвила Вера. — Пока я буду готовить материал о показательных манёврах авиаполка, ты подготовишь мне и соберёшь сведения относительно третьего дела о террористах. Это теперь в наших общих интересах! Пробей информацию по кавказцам у того типа, что заключил под арест хакера и сведения про человека с данного рисунка! Но так, чтобы никто ничего! Особенно наши конкуренты! Ну, понял всё?

— Не вопрос! Сделаю! Сколько у меня времени на всё про всё, Верка?

— Нисколько. Чем скорее всё разузнаешь, тем лучше! Речь идёт о нашей общей безопасности! И ещё! Мне потребуется ноутбук с модемом. Достанешь?

— Уже, — подсуетилась секретарша и предоставила гостье. Её желание было очевидно. Она стремилась избавиться от незваных гостей, и как можно быстрей.

— На этом всё, или будут ещё какие пожелания, сотрудница?

— Только одно: о нас никому ничего! Не в курсе, где мы! Если наедут конкуренты, скажи им: я подставила тебя. Аванс взяла и исчезла. Мол, сам рад найти и... Мне ли тебя учить, что следует врать, и как в таких случаях!

18. ПРОВАЛ ЯВКИ.

Боевики рыскали за городом по всем частным аэроклубам в поисках пропажи, поняли: это займёт слишком много времени, зафрахтовали самолёт, и с высоты птичьего полёта стали искать беглецов — вертолёт олигарха, являющийся прекрасным опознавательным знаком. Но так ничего и никого не нашли, за исключением: пробили информацию о заказе на предоплату услуг сделанных изданием "Максим". Однако никто так и не явился на экстремальный вид отдыха.

— Нас провели! Обманули! Замели следы! — взревел нечеловеческим голосом главарь банды. — Найдите мне виновника пропажи женщин и изгоя! И мне всё равно — живым или мёртвым!

Слуги-рабы повиновались, устроив облаву на Макса, вновь объявившись там, куда пожаловали раз, но никого пока не застали и притаились, устроив засаду.

Справившись с обязанностями по дому, секретарша сделала вид, будто кое-что забыла на работе и не доделала. Удалилась.

— Не нравиться мне это всё, — обмолвился псих. — Выдаст она нас и при первой же возможности!

Оказался прав. Секретаршу вновь застукали боевики — парочка. Не успела она войти в приёмную, как они схватили её и повалили на пол.

— Ах... — вскрикнула она.

И услышала:

— Пикнешь...

— Изнасилуете? А я признала вас, мальч-Ик-и...

— Замолчи! — пригрозили они оружием.

— Поняла! Обещание пришли исполнить! Я готова!

— Размечталась, чертовка, — едва сдержался Гаргуль. — Где босс? Он нас интересует, а не ты!

— Так вы извращенцы? Тьфу! Одно слово — голубые-э-э...

— Не ори! — зажали боевики рот секретарше. — Хуже будет!

Отпустили.

— Обещаете? — сделала она вид, будто ей жарко, и расстегнула блузку, выставив грудь напоказ. — Фу! Ну и духота! А вы горячие, парни! Мне такие нравятся! Я завелась — вся горю-у-у...

— Остудись! — выплеснул на неё воду из графина Гаргуль. — Ты не интересуешь нас ни как женщина, ни как жертва! А твой босс!

— Ой! Что вы намерены сделать с ним? То же что обещали изначально со мной?

— Практически.

— Вот изверги! А не обманете, извращенцы?

— Нет.

— Конечно, скажу!

— Вот как!

— Он заслужил это!

— Молодец, чертовка! Я тебя обожаю!

— Может, уединимся в кабинете босса? — предложила секретарша.

— Давай как-нибудь в следующий раз, а то хозяин с нас головы снимет! У нас времени в обрез! — убрал Гаргуль обрез. — Где мы можем его найти и отомстить за тебя, чертовка моя?

— У меня дома. Он сейчас там и один! — соврала секретарша, решив с помощью боевиков избавиться от непрошенных гостей.

— Адрес подскажешь?

— Даже сама укажу. Поехали, мальчики!

— Вот чертовка-А-А... — не сдержался Гаргуль и хлопнул секретаршу по заду.

— И это всё, на что ты способен, извращенец? А ещё говоришь: он! Всё только слова, а на деле мужиков не осталось!

— Раз обещал тебе: всё будет, значит так и будет! В будущем обязательно покуролесим в аду!

— Зачем так долго ждать? Зря, что ли я согласилась сопроводить вас до дома?

— Одно слово — плутовка, — согласился иной боевик, порабощённый бесом с Гаргулем.

— Только поступим вот как, мальчики: я пойду вперёд, а вы следом за мной чуть в удалении, чтобы у охраны на мой и ваш счёт не возникло подозрений, будто мы заодно!

— Как скажешь, чертовка, — не воспротивился Гаргуль.

А его напарник прибавил:

— Учти, плутовка: если что — я не промахнусь! Убью!

— Договорились, извращенцы! Или предпочитаете, дабы я называла вас — изверги?

Первое определение больше подходило Гаргулю, а иное — напарнику. Их так дальше и стала называть секретарша, различая.

Она шла, изредка оборачиваясь назад. Подопечные не отставали, и она решила подловить их. Свернула за угол и резко наклонилась, делая вид, будто поправляет туфлю, выставив зад.

На него и наткнулся Гаргуль.

— Ой! Ну, ты и впрямь извращенец! Не можешь дотерпеть хотя бы до лифта? Там и уединимся! — отреагировала секретарша.

— Вот чертовка, — загорелся изнутри человек одержимый бесом.

— Ага, плутовка, — положил руку на оружие изверг. — Шевелись!

— Уже, — завиляла далее бёдрами секретарша в короткой юбке, едва прикрывающей пышные ягодицы, сводя с ума боевиков. Вошла в лифт и придержала кабинку для них.

— Нас слишком много, — заметил какой-то очкарик. — Лифт не пойдёт дальше из-за перегрузки!

— Потому что поедет — мы на нём, а ты пойдёшь пешком! — вытолкнули его силой боевики в холл за пределы кабинки.

Помимо него и секретарши там находилась ещё одна женщина.

— А тебе требуется особое приглашение, кикимора?! — гаркнули на неё по очереди бесы.

— Так ведь нас четверо! Грузоподъёмность лифта оптимальна сейчас, — испуганно молвила женщина.

— Да ладно вам, мальчики. Пускай эта извращенка едет с нами. Вдруг вы понравились ей!

Секретарша послала той воздушный поцелуй.

— Нас двое — женщин, и вас столько же, мальчики! Никому не будет обидно. Разделимся на пары. Извращенец мой, а ты, подруга, бери себе изверга!

Только скромницу и видели. Она сама выскочила из кабинки, протиснувшись в закрывающиеся створки кабинки. И была такова.

— Не понял! Чего она испугалась? — удивился изверг.

— Тебя, — посмеялась секретарша над ним. И вновь пыталась спровоцировать на взаимность извращенца, наклонилась и на этот раз передом к нему, выставив напоказ в расстегнутой блузке роскошную грудь.

Тот пустил слюни.

— Вот чертовка!

— Ещё та плутовка!

Из кабинки лифта до охраны донёсся крик. Один из них отреагировал и увидел: оттуда выскочил сначала один тип, затем иной, и вышла секретарша.

Вид у неё оказался потрёпан, но по всему было очевидно: она вышла победительницей в схватке с ними.

— Что-нибудь случилось? — спросил охранник. — Требуется моя помощь?

— Отнюдь. Просто телохранители распоясались. Руки распустили — не удержались! Вот я им и объяснила, как следует себя со мной вести, — заявила секретарша.

Один из боевиков держался рукой за лицо, получив увесистую пощёчину и нос. Та укусила дополнительно его, а напарник — согнувшись в три погибели — за пах, и стонал:

— А-а-ах...

Секретарша пребывала в раздумье, решая окончательно, как ей быть — поступить с налётчиками — сдать охране или действительно воспользоваться их услугами с пользой для себя.

— Неужели босс нанял для тебя этих "барбосов"?

— Сам ты гоблин! — отмахнулась секретарша от охранника, и, приблизившись к боевикам, подставила им руки согнутые в локтях. — Ко мне, мальчики! Цепляйтесь и пошли к машине!

Ей пришлось самой взять их. И если извращенец, получив увечья верхней части туловища, мог сносно идти, то изверг продолжал семенить в согнутом состоянии.

— Не баба, а гром! — отметил напарник охранника.

— Угадал. Такую покорить нереально, скорее Эверест!

В машине инициатива перешла к боевикам. Извращенец сел за руль, а изверг навалился на заднем сидении на секретаршу в отместку за её поведение.

— Ну, давай же, изверг! Докажи мне, что ты на деле являешься им!

Секретарша прижалась к нему грудью, и инициатива резко перешла к ней. Изверг еле успел выхватить пистолет и воткнуть сопернице в живот дуло.

— О! Да ты не изверг, а извращенец! Надо же какой у тебя-а-а... Ой!

Она решила изначально: орган для размножения. Однако последовал щелчок. Изверг взвёл курок. Тут только до секретарши дошло, что произошло.

— Ещё раз дёрнешься, плутовка, и я не отвечаю за себя — свои действия!

— Маньяк! Решил убить, а после изнасиловать? Нет, чтобы наоборот! Глядишь, и убивать не пришлось, а понравилось проводить время со мн-Ой...

Секретарша договорилась. Боевик не вытерпел. Он рванул её блузку снизу вверх и... сделал не то на что рассчитывала обладательница. Он запутал ей руки и голову.

— Ты действительно, изверг, — отреагировал извращенец. — Как же она теперь укажет нам дорогу, или сообщит адрес?

Напарник не подвёл. Он расстегнул одну пуговицу на блузке, обнажив рот.

— Бандит! — выпалила секретарша. — Ишь чё удумал, изверг! Сразу бы сказал, чего хочешь от меня-а-а...

И сексуально облизнулась.

— Адрес! — услышала она от него в ответ.

— И это всё ради чего ты потревожил меня? А я-то размечталась, дура! Думала-а-а...

— Говори! — приставил дуло пистолета изверг к щеке. — Ну же!

Секретарша сдалась окончательно. Боевик остался удовлетворён, застегнул пуговицу на блузке, не желая слышать в свой адрес оскорбления с обвинениями в том, что он не мужик, а импотент. И прочее в том же духе и по смыслу содержания.

Извращенец посмеялся над ним.

— Одно слово — изверг, а она — чертовка! И она — моя! Ты понял меня, Балбес?

Изверг не ответил. Его заботило выполнение задания от крылатого демона, иначе мог изгнать их из бренных тел людей и отправить в наказание в ад, чего он не желал больше всего на свете. Мрак и тьма Чертогов Чистилища не прельщали его, а люди — их души. И ему не хватало чёртовой дюжины, дабы получить повышение и стать чёртом, как и напарнику. Ему о том он и заявил по прибытии на место указанное заложницей.

— У нас гости, — отреагировал псих, занимая смотровую позицию на лоджии. Он признал лицо кавказкой национальности, и позвал Веру. Та была занята, и на его призыв быстрее всех откликнулась Надя.

— Они, — выдала она без тени сомнения.

Боевики покинули машину секретарши, оставив ту в салоне, так и не позволив ей предупредить их, что в квартире не один гость, а толпа народа. Задёргалась.

— Хочет пойти с нами, — усмехнулся Гаргуль. — Не терпеться уединиться со мной. Ну, ничего! Я быстро, чертовка! Только туда с извергом и обратно. Он займётся твоим боссом, а я — тобой! И тогда мы с тобой... Ух!

Гаргуль ни о чём больше другом не мог думать, как о соблазнительнице.

— Остерегайся искусительницы, — не был столь беспечен напарник, держа оружие наготове.

— Все по местам! Боевая готовность! — напомнил псих. — Неприятель на подходе!

— Ага-А-А... — отреагировал доцент, юркнув в туалет, и закрылся.

— Одно слово — психопат! Что ещё можно было ожидать от этого додика, — констатировала явный факт Надя.

— Не высовывайся! — схватила её бабуля и уволокла в комнату к маме.

Женщины притаились, как и мужчины — пилот и Серафим в прихожей у входной двери.

— Ты главное, штурман, не дай своему сопернику выстрелить, пока я буду разбираться с иным. А там если что — женщин кликнем! Возьмём противника хитростью — задавим количеством.

Только псих предупредил Серафима, как в квартиру позвонили.

— Кто там? — отреагировал он.

— Курьеры. Вам пришёл денежный перевод. Откройте!

— Никого нет дома, — последовал ответ.

— Вот псих! Что он несёт? — подслушали женщины.

— А кто в таком случае говорит с нами?

— Дверной автоответчик, — продолжил псих.

— Неужели в квартире нет ни одной живой души? — не собирались уходить боевики.

Один выхватил пистолет и приставил к "глазку" на двери. Псих отпрянул к стене. Вовремя. Вместо глазка образовалась пробоина, а в ней появился глаз боевика. Он окинул прихожую и ту часть квартиры, что открылась его взору — дверь в ванную, туалет, комнату и кухню. Но больше всего его внимание привлекли шумы. Доцент обделавшись лёгким испугом, пустил воду в унитаз из сливного бочка.

Изверг отпрянул от двери, и в дело вступил Гаргуль. Ударом ноги и выстрелами по замку он открыл дверь внутрь квартиры, прибив психа, прятавшегося за ней к стене.

План обороны рушился. Серафим замешкался, не получив от психа своевременного сигнала, остался в ванной в засаде, располагаясь у двери.

Очутившись в квартире, боевики замерли напротив туалета, держа оружие наготове для стрельбы.

— Выходи! Мы знаем, что ты там! — заявили они.

Тут и закрылась входная дверь. Взору налётчиков предстал псих.

— Сдавайтесь, — обронил он одно-единственное слово и рухнул на пол.

Боевики в недоумении переглянулись. Серафим решил: пора — выскочил из ванной, открыв резко дверь, и задел изверга. Тот не устоял на ногах и упал.

— Ой! Что я наделал? Ударил человека! — опомнился он.

— Ты-ы-ы... — не поверил своим глазам — глазам человека — Гаргуль.

Бес признал ангела в бренном теле земного существа.

— Наш выход, бабоньки-и-и... — выскочила Надя в прихожую из комнаты, а за ней впопыхах подались мама и бабуля.

— Стоять! Никому не двигаться! Всем оставаться на своих местах! — противопоставил налётчик оружие.

— Доди-и-ик... — закричала Надя.

Тот не мог оставить без внимания крик ребёнка, позабыл обо всём и поспешил на выход, помня о клятве врача. Сам не понял, каким образом уложил на пол второго налётчика, повторив манёвр Серафима с дверью.

— Класс! Настоящее оружие! — подобрала Надя разом оба пистолета.

— Отдай! Сейчас же! — пыталась бабуля отнять у неё их.

— Не подходите! — дёрнулась внучка, произведя выстрел.

— Холостой! — решила она.

— Нет! У тебя пистолеты с глушителями! — предостерегла Вера дочь от очередных глупостей.

Доцент бросился к психу с намерением оказать посильную медицинскую помощь, когда в первую очередь следовало связать налётчиков, поскольку их тела принадлежали бесам.

Серафим уловил это и поспешил затащить их на лоджию и закрыть.

— Так дело не пойдёт, — заметили спутницы и принялись вязать налётчиков, придумав гениальную вещь.

Когда боевики пришли в себя, то оба оказались в сидячем положении на стульях, сомкнутых спинками один к одному и облачены разом в тесную одежду секретарши из гардероба нижнего белья — сексапильную ночнушку и не одну, а сразу несколько, дабы не могли пошевелить руками и телом — порвать. Пытались, как и встать. Не получилось. На ногах оказались её трусы.

— Попались! — подразнила их Надя.

— Говорите, для чего пожаловали к нам? И с чем? — вставилась Вера.

— Для этого им следует открыть рты, — пояснила Люба. И сняла намордник — один на двоих, коим боевикам послужил бюстгальтер секретарши.

— Вы трупы! Мертвецы, человеческое отродье! — огрызнулись налётчики. — Вам не жить! Мы вас...

— Что вы сделаете нам? — усмехнулся доцент, как и псих. Пилот ожил благодаря ему.

Тут уж занервничал Серафим.

— Они не люди!

— А кто?

— Одержимые бесами!

— Господи! — перекрестилась Люба. — И чё делать, чтобы они не переметнулись в нас?

— Не переметнуться, коль на вас нательные кресты! А вот сбежать могут, покинув бренные тела. Хотя сделать это им будет не так просто! Уж я постараюсь! Хоть это грех! И следовало бы изгнать их!

Серафим воспользовался помадой Веры, нарисовав на лбах боевиков восьмигранные кресты.

— Вот теперь попались, бесы!

— И чё нам делать с ними? Как допросить? Не мучить же из-за них одержимых ими людей?! — растерялась Вера.

— А что если он поможет нам, — указала Люба на доцента. — Помнится: владеет гипнозом! Так и раскрыл ангела в теле Серафима!

— Нет! Что угодно, только не это! Бесы совратят меня! А я этого не хочу! Я не священник! Боюсь! — запротестовал психиатр.

— Они могут, — подтвердил Серафим.

Боевики отказались говорить — отвечать противникам на вопросы, и лишь сыпали проклятья на их головы, заверяя: их хозяин покончит с ними, и они все попадут в ад.

Вере надоело слушать бредни бандитов, и она вернула им "намордник" на лица.

— Будем исходить от противного — размышлять логически. Кого нет с нами — босса и секретарши. Значит, кто-то из них двоих навёл на нас бесов! Вопрос — кто? Один или оба?

— А давайте заглянем в авто секретарши, ма, — напомнила Надя.

— Точно! Это она сдала нас, чертовка! — согласился псих с доводами ребёнка. — Они и вышли из её машины! Кто со мной в разведку?

— Я, — подсуетилась Надя.

— Нет, ты ещё ребёнок! Маленькая! — придержала её бабуля и пыталась оставить на Веру, но та решила иначе.

— Вы с Серафимом останетесь тут, и будете приглядывать за бесами, а мы с асом и доцентом двинем в разведку!

— А почему я? Нельзя ли обойтись без меня? И вообще, вы спросили на то моё согласие! — возмутился психиатр.

— Не бойся! Мы не собираемся подставлять тебя под пули, — заверил псих. — Просто если с нами что — ты доктор! Поможешь! Понял?

— Будешь прикрывать нас с тыла, — присовокупила Вера.

— А, ну тогда другое дело, если всё будет так, как вы говорите.

И только они все трое объявились на улице во дворе, доцент зашуршал кустами.

— Сбежал, психопат, — догадался псих. — Вот предатель! А ещё врач! Клятву давал, эскулап! Одно слово — сатрап!

— Да Бог с ним! Он нам не помощник, а только лишняя обуза, — приметила Вера в машине секретарши тело на заднем сидении.

— Предательница, — заключил псих, и, не освобождая её от блузки на голове, потащил в подъезд.

— Ну, наконец-то, — обрадовалась та про себя, посчитав: боевики решили заняться ей — один из них — извращенец, как и обещал. Каково же было её удивление с разочарованием, когда, кого она узрела перед собой психа и прочих незваных гостей в собственной квартире. Глаза у неё округлились от испуга. В поле зрения дополнительно угодили два захваченных налётчика.

— Что вы сделали с ними-и-и... — заголосила она.

— Не шуми! — пригрозила Люба пистолетом с глушителем. — Предательница!

— Я не предавала вас! И вообще невиновата в том, что произошло! Я сама заложница была у них, а теперь ещё и у вас! Отпустите меня!

— Врёт она всё! — не согласился псих. — Это она навела их на нас! Решила сдать — освободить жилплощадь! Сознавайся! И лучше не ври! Чревато!

Он держал второй пистолет при себе.

— Вот псих! Что он несёт!

— Ты, — настояла Вера. — И тебе лучше выложить нам всё начистоту! Это в твоих же интересах!

— Я ещё раз повторяю: не собиралась подставлять вас, поскольку они схватили меня на рабочем месте и пытали, требуя, чтобы я сдала им Макса!

— Но для чего? Неужели всё из-за денег — им требовался выкуп? Что-то тут не то! Иначе бы один из них не отреагировал на Серафима, признав в нём...

Вера не договорила — кого. Утаила от секретарши.

— Я думаю: босс нужен был им постольку поскольку. А на деле — вы! Но у меня не было выбора! Я подставила их, а не вас! Неужели непонятно? Поставьте себя на моё место! Разве бы поступили иначе? — пыталась извернуться секретарша. И ей это практически удалось.

Спутницы Серафима покосились на своего подопечного, ожидая, что он скажет им на это. С мольбой во взгляде на него посмотрела и секретарша.

— Развяжите её. Отпустите! Она правильно поступила.

— Что-о-о... — воспротивился псих.

— Убедил, родной, — махнула Надя ножом по блузке секретарши, и та по пояс осталась практически обнажённой, если не брать в расчёт бюстгальтер, что и закрывающий — соски. — Но если что — смотри!

Надя погрозила ножом.

— Мы-мама! Мы-маньяки-и-и...

— Чего делать будем? — заинтересовалась Люба.

— Даже и не знаю, — призадумалась Вера.

— Уходить надо, — заявил псих. — Явка провалена!

— Куда? Когда больше некуда!

— А что если нам снять номер в гостинице или квартиру в тихом месте у частника? — подсказала Надя.

— Умница, доча, — похвалила Вера.

— Неужели оставляете нас в покое? — не поверила секретарша. — Меня и босса?

— Нет, у меня есть номер его телефона, — усмехнулась Вера. — Уходим. Действительно пора!

— Бросаете меня одну с этими маньяками?

— А ты вызови милицию, — выдала Люба. — И не слушай бандитов ни при каких обстоятельствах, как и не развязывай! Лучше закрой квартиру на ключ и с милицией позови священника! Тут дело попахивает чертовщиной! Боевики одержимы бесами! Учти!

— Угу-у-у...

Гости не воспользовались вертолётом как прежде. Пилот с тяжёлым сердцем расстался с ним, проводив напоследок взглядом.

— Успокойся, псих. Дай время, — молвила Вера. — И я тебе за помощь нам подарю в будущем лёгкий спортивный самолёт.

— Да ты знаешь, сколько он стоит, женщина? 100 тысяч — не меньше! И не рублей, а евро!

— Всего-то, — усмехнулась Надя. — Это половина маминого гонорара за год. Так что тебе недолго терпеть осталось — примерно шесть месяцев. Обходился же без неба в дурдоме и дольше!

— Убедили — уговорили.

— Так ты с нами до конца, псих? — поинтересовалась Люба.

— Да куда я денусь! Без вас мне одна дорога — в дурдом, как и с вами! Так чего дёргаться? Чему быть, того не миновать! А с вами нескучно! Я ж всю жизнь только и воевал!

Проводив взором с лоджии незваных гостей, скрывшихся за иным домом, секретарша немного успокоилась. И её побеспокоила парочка боевиков. Они задёргались, стремясь освободиться.

— И что мне с вами делать? Может и впрямь в милицию позвонить, чтобы вы оставили в покое меня и моего босса?

Боевики упорствовали.

— Отдайте лифчик! — содрала секретарша "намордник".

— Развяжи, чертовка!

— Делай, что он тебе велит, плутовка! — выдал изверг в более грубой форме.

— Ещё чего! Вы ответите мне за всё — заплатите!

— Легко! Хозяин и рассчитается с тобой за всё!

— За что, когда я ничего не сделала! Я хотела как лучше, но вышло как всегда! И сами виноваты! Не дали мне предупредить вас о гостях!

— Она подставила нас, Гаргуль!

— Кто он?

— Молчи, изверг! Не называй моего настоящего имени, балбес!

— Вы кто, мальчики? Точно люди, а не черти-и-и...

— Посмотри мне в глаза-А-А... — закричал Гаргуль. — Внимательно, чертовка-А-А...

Секретарша повелась. Он применил против неё гипноз.

— Ты сейчас развяжешь нас и...

Она возбудилась.

— Мы с тобой займёмся тем, что давно обещал мне и не раз, да?

— Нам некогда, — вставился изверг и всё испортил.

— Вот балбес! — разозлился Гаргуль на него.

— А зачем мне вас развязывать, когда то, что требуется от вас — освободить ниже пояса! И тогда моя мечта осуществима!

— Вот дура! Нимфоманка-А-А...

— Ладно. Я не трону вас, мальчики! Но с условием: вы не тронете Макса!

— Кого?

— Моего босса! Ведь не он нужен вам, а те, кто покинули меня! Я права? И не отрицайте! Я помогу вам выйти на их след, если пообещаете мне это! По работе выясню у него, где находятся ваши беглецы, когда сами свяжутся с ним. И получите адрес! Договорились?

— Конечно, чертовка, — толкнул Гаргуль изверга.

— Как скажешь, плутовка-А-А... — подыграл тот ему на словах. А на деле вышло иначе.

Почувствовав свободу действий, боевики накинулись на секретаршу и связали.

— Вы опять! Вот маньяки! Изверги! Извращенцы-ы-ы...

— Надоела ты мне! Замолчи! — натянул той на лицо её же трусы Гаргуль, и призадумался над тем, где искать беглецов.

— О них следует сообщить хозяину, — настаивал напарник.

— Ты в своём уме, балбес! Что мы скажем ему: обнаружили изгоя и упустили? Соображаешь, чего он за это сделает с нами? Нам требуется её босс! Его мы и доставим к нему! А дальше не наша забота!

— Почему, Гаргуль?

— Потому что инициатива наказуема, балбес! И зови меня — извращенец!

— Тогда и ты не называй моего истинного имени, а зови как она — изверг!

Секретарша лишь молча хлопала ресницами в недоумении — сходила с ума, осознавая: останется жива — клиника Кащенко ей обеспечена пожизненно, а не работа на прежнем месте у Макса.

Боевики побеспокоили её. Гаргуль содрал у неё с головы трусы.

— Отвечай, чертовка! Где живёт твой босс? Его адрес!

— Не скажу, хоть убейте!

— Изверг.

— Да, извращенец!

— Твой выход.

— Я давно мечтал это услышать. Плутовка осточертела мне! Тебе конец!

— А он у самого-то есть, импотент?! — пыталась секретарша перевести допрос в иное русло, желая напоследок немного помучиться. Не вышло. Изверг взвёл курок.

— Говори, чертовка, или он выстрелит в тебя!

— Ны-неужели пы-правда-а-а...

— Игры закончились, плутовка! Пора платить по долгам!

— Нет, не стреляйте! Не убивайте меня, мальч-Ик-и...

— Согласна помочь нам?

— Ага. Куда ж вы без меня!

— Скорее ты — без нас, — заключил Гаргуль с секретаршей взаимовыгодный союз на словах.

И получил адрес.

— Она твоя, изверг, — бросил он, уходя напоследок. — Поторопись!

— Уже, — не стал тот задерживаться.

Оппонент уловил одиночный приглушённый хлопок при выходе из квартиры. И боевики угнали машину секретарши. Та слышала, как "взревел" двигатель её авто и во дворе стало тихо.

— Неужели всё — я умерла-а-а... — запричитала она. — Стоп! Если слышу свой голос и нахожусь у себя в квартире в собственном теле, значит жива! Ура-а-а...

Радость сменило огорчение. Шок прошёл, и она ощутила резкую боль в груди в районе сердца, куда ей выстрелил боевик, но не убил. Секретаршу спас силикон. Подушка из него в груди лопнула и потекла, а пуля застряла, увязнув.

Взору предстало собственное тело, отражённое в зеркале трюмо, и секретарша в очередной раз зашлась от крика. Одна часть груди — слева — сдулась.

— Вот бандиты! Изверги! Извращенцы! Будьте вы прокляты, черти-и-и...

Крови не было за исключением силикона. А тут ещё она почувствовала: стягивающие путы ослабли из-за уменьшившихся габаритов тела. Секретарша высвободилась от них, и, добравшись до телефона, сделала звонок — не в милицию и не в скорую помощь, а боссу.

— Макс, беги! К тебе едут бандиты! Они совершили налёт на мою квартиру-у-у...

— Ты чего несёшь, моя сладенькая? С ума сошла? Я ж разговариваю с тобой по мобильнику!

— Так ты не дома?

— Я на работе! А то, что ты сказала мне сейчас...

— Правда-А-А... — прокричала секретарша, не собираясь униматься. — Звони ментам и священн-Ик-у...

— А ему зачем?

— За тем, что боевики одержимы бесами! И просто так с ними не справится!

— Ладно. Всё понял — тебя. Успокойся! Я что-нибудь придумаю. Только ты сама никуда из дома не уходи.

— Куда, когда я ранена-а-а...

— И куда?

— Стыдно сказать...

— В зад?

— В грудь. Потёк силикон!

— Ерунда! Сделаем новую пластическую операцию — и у тебя всё будет в норме!

— Уже не будет, особенно после того, что произошло!

— А что?

— Уже сказала!

— Спокойно! Еду! — заверил Макс.

Секретарша поверила, но вместо него к ней наведалась бригада с санитарами и не те, каких она надеялась узреть.

— Вы кто, мальч-Ик-и?! Откуда будете? Из больницы-ы-ы...

— Практически, — заверил дежурный врач.

— Ты — терапевт?

— Нет, психиатр.

— Дурдом! Вы из него?

— Угадала. Оттуда.

— Но я не психопатка-А-А...

— Все так говорят, гражданочка. И вы не исключение. Но когда оказываются там у нас — меняются внешне — успокаиваются и не кричат!

— Хорошо, если бы всё было так, как вы говорите! А то я ранена!

— Неужели? А я думал: неосторожно обращались с искусственной грудью — силикон лопнул и вытек!

— В меня стреляли-и-и...

— И что вы говорите?!

— Правду-у-у...

— И кто? Бандиты?

— Если бы, а то хуже!

— А кто может быть хуже их?

— Только черти!

— Неужели встречались с ними? Уже? Как давно?

— Недавно! И я видела их, как вас здесь сейчас!

— Это становится интересно. Проедемте с нами в больничку. Главврачу понравится ваша история, как и сами — ваши внешние данные. Он выделит вам отдельную комнату со всеми удобствами и даже больше, чем эта у вас — квартира.

— Вы берёте меня к себе на работу?

— Почти.

— А кем? Секретаршей?

— А вы работали ей?

— Почему работала — и сейчас на босса в издании "Максим"!

— Точно! Он нам и позвонил, попросив, чтобы мы присмотрели за вами, пока он утрясёт все дела.

— А после заберёт меня?

— Ну, конечно-конечно. Само собой разумеется! Вас бросить нереально! Ибо встретить такую женщину наяву — сказка! Я вас сам в нашу машину сопровожу. Угу?

Секретарша уступила психиатру, подав руку. Раздался телефонный звонок.

— Это Макс! — догадалась хозяйка.

— Разрешите мне поговорить с ним?

— Нет!

— Это в ваших же интересах!

— Я тоже хочу услышать его голос!

— Обещаю.

Секретарша поддалась на уговоры дежурного психиатра.

— Я слушаю вас, — представился он.

— Как хорошо, доктор, что я застал вас у неё. Попрошу лишь об одном: не особо загружайте её организм медикаментами. Только снотворное на ночь, а на день — успокоительное!

— Ну, разумеется, — отреагировал психиатр, передав трубку секретарше.

— Не бойся, сладенькая! Я с тобой! Не брошу! Просто сейчас так надо для твоей же безопасности! Считай: я дал тебе кратковременный отпуск!

— Ага, ещё скажи: чувствуй себя в дурдоме как дома, или в санатории на отдыхе! Почему сразу в тюрьму не препроводил, псих? — сорвалась секретарша. И всё же напоследок успела сказать успокоившись: — Помни, что я тебе сказала! Не возвращайся домой один! Возьми хотя бы охрану! Сделай вид, будто хочешь ребят угостить — есть повод! А лучше гостей пригласи — толпу-у-у...

— Хватит! — прервал разговор дежурный психиатр. — Поехали!

И силой увёл секретаршу, поднявшую крик. Далеко они не уехали со двора. Им дорогу блокировала машина милиции. Оттуда выскочили омоновцы, и оцепили неотложку из психушки.

— Спасите, мальчи-Ик-и... — услышали они голос женщины. И занялись делом, положив санитаров с врачом лицами наземь.

— Да она больная — психованная! — пытался врач вразумить их.

— Сам психопат! Они хотели силой меня увезти в дурдом! Когда в меня стреляли-и-и...

Секретарша распахнула блузку, обнажив грудь перед омоновцами.

— Убедились, что она наша пациентка, а не ваша клиентка?

— Нет! Я хочу сделать заявление! На меня и мою квартиру напали бандиты! Это были террористы с Кавказа — кавказкой национальности! Получив от меня адрес квартиры босса, посчитали, что убили. А я осталась жива! Надо спасать его! Это засада! Они хотят получить выкуп за него!

— И вы поверите этой ненормальной? — вновь подал голос дежурный психиатр.

Секретарша не унималась.

— Он с ними заодно! Одна шайка! Это банда! Мафия!

Получив информацию, омоновцы не имели права не проверить её.

— Ладно. Но если что, сладенькая, пеняй на себя! — предупредил командир.

— И почему меня все называют одинаково?!

— Потому что у тебя вид соблазнительный — выглядишь аппетитно!

— Извращенцы-ы-ы...

— В машину её! Поехали!

— А что делать с "психами", командир?

— Забираем их с собой! Если баба соврала, сдадим её им, а их отпустим! Нам же меньше проблем!

— Понял. Умно!

— Но неразумно, — настояла секретарша, чтобы её новые подопечные не привлекали к себе внимания и выключили спецсигналы.

Они так и поступили, но на подъезде к дому, где проживал босс "Максима".

Там уже орудовали боевики, устроив засаду хозяину. Один из них переоделся в горничную, а иной — вырядился в повариху.

То-то смеху было, когда их застукали в женском белье.

— Это они — бандиты-ы-ы... — закричала секретарша.

— Я ж говорил: она — того! А вы ещё не хотели верить, — заявил психиатр.

Её отдали ему, отпустив с санитарами. Омоновцы приняли боевиков за "дружков" богатея, а его — нетрадиционной сексуальной ориентации.

Бесы выкрутились, но не успокоились. Гаргуль разозлился на подельника.

— Предатель! Я думал: ты убьёшь её, изверг! А ты...

— Сам извращенец! Я не мог промахнуться-а-а...

— В голову надо было стрелять — и всегда! Контрольный! Без него никак! Заруби себе это на носу, балбес! — оставил Гаргуль ему там отметину, ударив кулаком по лицу. — На будущее урок, если оно будет у тебя и у меня! Чуть не провалились во второй раз подряд из-за тебя! Чтоб больше не было промашки! Иначе сам знаешь, чего ждёт обоих! А-А-Ад...

19. ВЕРБОВКА.

Босс Веры и по совместительству секретарши особо не спешил домой, у него было дел невпроворот. Он пробивал информацию, интересующую её подопечную для нового репортажа. И Вера настояла: получит от неё второй — о манёврах авиаполка — не раньше, чем подготовит ей соответствующий материал.

На столе лежал листок с изображением лица, сделанного рукой Веры. Личность данного человека и являлась своего рода камнем преткновения.

— Я буду не я, если не пробью информацию по этому типу!

Вера уточнила: ей требуется его точный адрес.

— Явно затеяла сделать интервью с ним, — догадался Максим. — Но для чего и зачем? Кто он такой и что в нём прельщает её?

Ответ был очевиден, и на поверку оказался прост.

— Раз по нему не смог получить информацию даже крутой хакер, как заверила Вера, а после их — её и его накрыли террористы со спецслужбами, значит, дело попахивает войной на Кавказе, либо терактом в столице! Чувствую: она влезла в такую авантюру, которая мне выйдет боком! Но это с одной стороны, а с иной — намечающийся репортаж — бомба! Сенсация века! Ох, Верка! Ну, хитруша! Я раскусил тебя!

Ему предстояла встреча с "силовиком". И он легко вышел на него — одного из них — непосредственного начальника того агента, который забрал хакера при олигархе у его "барбосов".

Для Макса было делом чести обскакать конкурентов — и не просто, а добить! Ему мало было того, что он переманил их сотрудницу, ему требовалась её раскрутка под именем собственного одноимённого издания. Он желал прогреметь ни только на всю страну, но даже мир. Макс стремился выйти на международный рынок СМИ. Это было его главной целью жизни последних лет, и он не собирался откладывать реализацию данной затеи в долгий ящик.

— Привет, генерал! Как дела в "конторе"?

— А что так? Тебя что-то беспокоит, газетный червь? Или кто-то? Только скажи, и проблема будет улажена!

— Спокойно, Виктор! Всё пока ничего.

— Тогда что тебя беспокоит?

— Одна история.

— Какая?

— Это не телефонный разговор, тем более с тобой на данную деликатную тему. Надо встретиться.

— Сейчас не могу — работа.

— Понял, друг. Я сам к тебе загляну на Лубянку, если ты организуешь мне спецпропуск и... выпуск.

В ответ послышался приглушённый смех.

— Не боись! Надолго не задержу — лет на пять! Устроит?

— Цифра хорошая.

— Тогда пять минут?

— А как насчёт часов?

— Не более одного — это максимум, Макс, на который можешь рассчитывать и то во время моего обеда.

— Понял. Так я уже еду?

— Поздно! Надо сразу!

— А ты чуть перенеси его, и он будет за мой счёт в ресторане напротив.

— Уговорил, — согласился "силовик".

Там за столиком они и встретились. Макс забронировал его в кабинке за шторами, куда сопроводили гостя и где уже стояли блюда на столе. Генерал первым делом попробовал водки, закусив чёрной икрой, а после занялся сёмгой.

— Не тяни, Макс, выкладывай всё начистоту. А то я поем и назад на работу двину!

— Не пешком же через площадь! Поди, на машине подъехал? Где же конспирация, а?

— И не говори! Прошли те времена, когда я был обычным сотрудником КГБ, а ты — журналистом.

— Да, такое разве забудешь — время! Молоды были, глупы и наивны! Особенно я! Верил в силу пера над властью! И эта власть едва не размазала меня!

— Знать не забыл, как я повязал тебя и привёз на Лубянку, а после последовал развал Союза и свержение с пьедестала Железного Феликса. И ты спас меня тогда от расправы беснующейся толпы! Так что я тебе по гроб жизни обязан! И нынешние погоны ты помог мне заполучить нужными статьями в своём издании!

— Ещё бы! Ведь "крышу" мне дал ты! Вот и сейчас мне необходимо некоторое содействие с твоей стороны — небольшая и в то же время достоверная информация.

— Для репортажа? Я слышал: переманил одну феерическую особу у конкурентов. Так учти: я не меньше, а может, и в большей степени завишу от них. Они содержат мою "контору"! И если что — я в лучшем случае отправлюсь в отставку, а ты — даже не на Канары! Хотя тоже выход!

— Нет, мне пока рано на досрочный отдых заграницу! Помоги, Ген!

Расправившись с сёмгой, генерал отведал кусочек форели. Поморщился. И ему подали устриц с мидиями.

— А лобстеры и омары есть?

— Сейчас подадут, — заявил Макс, нажав кнопку вызова.

Тут же поднесли заказ генерала. И он принялся разбирать их при помощи рукояти пистолета, разбивая панцирь.

— Так мы договорились, Ген?

— Ты — определённо, — усмехнулся он. — Вопрос — до чего? Что тебя конкретно интересует, Мак?

— Сия личность с листка, — подсунул он ему его — лицо с него.

Генерал как-то странно покосился на спутника.

— Знаешь его? Он работает у вас?

Генерал отказался от лобстеров и омаров, что было удивительно, поскольку очень любил их и никогда не отказывался прежде от лакомства.

— Ты на кого работаешь, Максим? Что за дела?

— Неужели этот тип с листка и впрямь агент "конторы"?

— О том знаю только я и...

— Кто ещё?

— Тот, кто ведёт его дело — курирует! Понял?

— Вот с куратором я и хотел бы встретится с глазу на глаз, Ген!

— А в глаз, Мак? Забудь о нём, и то, что между нами было!

— Разве что-то было?!

— То-то и оно: ничего не было, — встал генерал, намереваясь уйти.

— Да погоди ты! Не суетись! Неужели всё действительно настолько серьёзно?

— Ты себе даже о том представления не имеешь, вдруг, а не друг!

— Угомонись! Сядь и успокойся! — предложил Макс выпить по порции водки и закусить икрой.

Генерал не стал мелочиться и, вылив из стакана минералку, налил спиртное, опрокинув залпом.

Подельник решил не отставать и в бутылке — литровой ёмкости — осталось чуть меньше половины.

— Теперь поговорим, только серьёзно, Ген!

— Валяй! Выкладывай, что тебе надо от него?

— Не мне, а одной моей сотруднице.

— Как там её зовут — Верка...

— Но не Сердючка, а Сердюкова!

— Да-да! Ха-ха! Её фамилия Данилова, а не Данилко! Русская?

— Чистокровная славянка! И внешность подстать!

— То-то не смог устоять, — изъял генерал незаметно рисунок со стола и убрал в карман. — Вот бы и мне с ней повидаться, Мак. Устроишь свидание?

— Если только с ещё одним агентом твоей конторы, что увёл у неё добытчика информации.

— Речь идёт о хакере?

— Верно. Неужели дело принимает серьёзный оборот, Ген?

— А то! Тут Кавказ! А там сам знаешь: идёт война — боевики! И эти террористы объявились в столице!

— Понял, — налил Макс себе очередной стакан спиртного, а его остатки в иной — генералу. И они осушили литровую ёмкость на двоих. — Вот и пообщались, Ген.

— Ага, одно слово — пообедал.

— Тогда и ужин за мной! Я свяжусь с сотрудницей?

— Не стоит. Лучше оставь мне её телефончик. А сам впредь будь осторожен!

— И чего вы все боитесь за меня?

— Все — это кто?

— Мои сотрудницы. Сначала журналистка, потом секретарша. Её кстати в дурдом упекли.

— За что?

— Да так, сам попросил. Ради прикола. Кажется она не в себе из-за налёта конкурентов на офис. Говорит, будто это были кавказцы. А после напали на неё в квартире.

— Ладно. Приму информацию к сведению. А сейчас ты куда, Мак?

— Тайна! Ведь они есть не только у тебя, Ген, по долгу службы! Но и у меня тоже своя работа! Не хочу, чтобы информация просочилась к конкурентам, и всплыла сенсация, которую готовим мы с моей новой сотрудницей.

— Про что?

— Не про Чечню. Успокойся!

— Я? Когда сам дёргаешься! А мне по службе не положено напрягаться! Я сам умею людей напрягать!

— Ну, всё, Ген. Мне пора!

— Ага, расходимся, — согласился генерал, закусив напоследок икоркой. И первым покинул кабинку в ресторане, идя уверенной походкой.

А вот Макса повело. Он сел в авто и понял: не может завести — никак не мог попасть ключом в замочную скважину зажигания.

Подошёл милиционер.

— Гражданин, вы собрались ехать в таком состоянии?

— Нет, пешком идти! — пошутил в ответ Макс.

Ситуация была подобна на анекдот.

— Свободен, сотрудн-Ик...

Как ни странно — милиционер уступил. Макс набрал номер Веры.

— Алё-о-о... — услышала она его голос, приняв вызов. Но в ответ молчала. — Алё-о-о...

— Макс?!

— Верунч-Ик...

— Ты пьян?

— Нет, и почти трезвый! Как стёклышко! Даже мент отпустил! Хи-хи...

— Не смешно! Говори, что выяснил?

— Ой, что выяснил...

— Короче!

— Встретится надо.

— Где? Назови место!

— На Лубянке...

— Где?!

— Не в самом здании, а на площади прилегающей к ней. У меня авто заглохло там.

— Или сам?

— Пока не могу разобраться, кто сломался — я или машина...

— Ясно. Жди! Скоро буду! Только никуда не уезжай. Договорились?

— До чего?

— Ты останешься на месте!

— Хорошо-о-о... — боднул Макс головой руль, сильно ударившись из-за потери ориентации в пространстве, и уснул на появившейся надувной подушке безопасности.

Там его в том положении и застала Вера, явившись на встречу одна для конспирации.

— Макс, — села она к нему сбоку на переднее сидение, предназначенное для пассажира. — Ну, Макс!

В ответ ноль реакции, если не брать в расчёт храп, которым разразился он.

— Держись! — разозлилась Вера. И пустила в ход косметичку — ножницы из неё, воткнув в подушку безопасности.

Раздался выбух. Босс очнулся от грохота в ушах, и готов был бежать без оглядки.

— Куда? Сидеть! Это я! — схватила его за руку Вера.

— В нас стреляют! Это конкуренты! Они навели на нас террористов! Секретарша же предупредила меня о том, а я, дурень, не поверил, и упёк туда, откуда ты сбежала с психами, Верка-а-а...

— Да, это я! Я это! Ты не ошибся, Макс!

— Вот как! А что ты тут делаешь?

— Хм, нормально! Сам меня позвал сюда — звонил. Или забыл?

— Нет, почему же, что-то начинаю припоминать.

— Неужели напился и решил пригласить в ресторан?

— Можно.

— Макс!

— Ой! Не ори, Верка-а-а... — схватился он за голову.

— Ясно. Уговорил. Пошли за стол.

— Вам опять отвести кабинку? — заинтересовался официант.

— Конечно, — подсуетилась Вера. И поинтересовалась в продолжение у Макса: — Ты с кем тут пил?

— С одним типом из здания напротив, — недвусмысленно намекнул официант на сотрудника с Лубянки.

— А конкретно? — толкнула Вера в бок Макса.

— Да, — положил он "сотню" на стол.

— Забыл?! — изумилась Вера.

Официант помог вспомнить клиенту, схватив "чаевые".

— Человек с большими возможностями и лампасами на брюках.

— Швейцар?! — выдал Макс.

— Хэх, — ухмыльнулся официант.

— Генерал? — догадалась Вера.

— Я вам этого не говорил, — поспешно принял официант заказ. — Всё как всегда?

— Ага-А-А... — кивнул Макс и встретился лбом со столом. Выключился.

— Свинья! — махнула Вера ладонью по лицу босса, услышав храп подобный на хрюканье.

— Чё? Уже утро? Пора вставать?

— Вообще-то вечер, и пора ужинать, а не завтракать, как и спать!

— Верка-а-а...

— Я это. Я, Макс!

— А тогда кто я?!

— Дурак!

— Чё, правда, Иван?

— Сусанин!

— А, Поляков моя фамилия?

— Нет, Додиков!

— Бывает...

— Но не у всех проходит!

Явился официант с заказом.

— А где Ген?

— Кто? Он человек?

— Да, и генерал из "конторы", — вспомнил Макс про встречу с ним.

— Дальше подробно, — попросила Вера. — Что вы с ним делали?

— Водку пьянствовали!

— Без закуски?

— С Ик-р-р-Ой... — прорычал, заикаясь, Макс.

— Ну и кто ты после этого, как не свинья, босс?

— Ну и вопрос-Ик-и у тебя, Верунч-Ик на засыпку! Прямо не знаю, что и ответить!

— Ты пробил личность с листка, что я дала тебе? Кстати, где он?

— Кто?

— Ну не Гена крокодил, которого ты потерял, алконавт! А мой рисунок!

— Твой автопортрет?

— Нет, лица одного типа!

— А, кажется, что-то начинаю вспоминать...

— Что?

— Не гони, лошадей!

— Я вижу: сел на белого коня!

— Сама! Я только что слез с него!

— Вот пьяница!

— Нет, я не пил! Я просто выпил!

— Сколько — литр?

— Нет, тогда недопил!

— Ты уже перепил!

— Кого?

— Гену своего!

— Точно! Кстати, о нём — о генерале, а не швейцаре! Он мой старый знакомый! И обязан мне по гроб жизни своей... жизнью! О как сказал!

— Дальше! И по существу! О чём у тебя с ним был разговор?

— О том, чего просила разузнать.

— И чего — узнал?

— Да...

— Что?

— Не торопись!

— Не буду. Но ты тоже хорош, гусь!

— Нет, мы дичь не заказывали, только морепродукты! Гена любит икру, рыбу и членистоногих в панцирях! А я терпеть их не могу. Поэтому пил только водку!

— Заметно. Дальше!

— Всё!

— Как всё? А что он сказал тебе по поводу рисунка — лица с него.

— Т-с-с... — приложил Макс палец ко к устам. — Больше о том ни звука!

Пукнул.

— Ну и засранец же ты! — поднялась Верка.

— Не спеши! Чего вы все убегаете от меня, как от прокажённого?

— Так, уже интересно? Это была его реакция на вопрос относительно личности с листка — моего рисунка?

— У-у-угадала... — затянул Макс.

— Не вой!

— Я не Волков!

— Ты — Собакевич!

— Правда? Эта моя настоящая фамилия?

— Отчество! А так по жизни — призвание!

— Не знал...

— Вот теперь узнал! По делу говори! Что он тебе сказал?

— Кто?

— Гена твой?

— Какой?

— Крокодил!

— А, ты про генерала? У него — у Гены — такое орало-о-о... — нырнул Макс лицом в икру и зачавкал точно свинья, хрюкая сквозь сон.

— Вот Храповицкий!

— Кто? — очнулся он.

— Один тип, — выдала Вера.

— Кстати, о типе с листка! Оказывается-а-а... — зевнул Макс.

— Что? Кто он?

— Т-с-с! Агент с Лубянки! И его курирует тот тип, что...

— Ну же!

— ...изъял рисунки у тебя и ха-ха...

— Не смешно!

— Мне тоже! ...ха-хакера!

— Так бы сразу и сказал! На этом всё? Или есть ещё какая-нибудь информация?

— Ген взял у меня твой номер телефона.

— И ты дал ему?

— Таким людям как он — не отказывают и не врут!

— Ясно. Сдал, алконавт, как стеклотару! Пьяница! И с кем только связалась!

— Погоди, Верунч-Ик! Не уходи!

— Ты ещё денег на оплату заказа попроси, босс!

— У-у-угадала. Я кредитки найти не могу-у-у...

Он опять рухнул и мимо стола. Вера не смогла его бросить. Она расплатилась с официантом и забрала Макса в машину.

— Шеф, — очнулся он на миг, пребывая в дурмане — тумане. — Плачу три счётчика! Только довези домой с доставк-Ой...

— Молчи, псих, — обиделась окончательно Вера.

Ответом одобрения ей послужил храп от босса. И она поехала к нему, угодила в засаду.

— Вот так встреча! — открыли ей дверь "гости" — бесы.

Гаргуль схватил Веру, а напарник — Макса.

— Без паники, — предупредили бандиты хозяев.

А никакой паники не было. Вера убедилась: налётчиков всего двое и старые знакомые — занялась делом. Она задела Гаргуля туда, куда тот не ожидал.

— А-а-ах... — схватился он за пах, и упал.

Изверг в отличие от извращенца сбросил тело Макса и противопоставил Вере пистолет, а та ему сковородку, поскольку её и держал прежде Гаргуль. На гладкой металлической поверхности образовался трафарет физиономии налётчика.

Вера во второй раз разобралась с ними, как явилась подмога. И к кому — вопрос!

В квартире у босса объявились люди в чёрном облачении с масками на лицах, из которых — прорезей — торчали только глаза.

— Я знал, что рано или поздно мы вновь встретимся, — заявил один из них, и воспользовался мобильным.

У Веры зазвонил её.

— Ошибки быть не может. Это ты! Генерал дал мне твой номер.

— Так ты тот тип...

Сомнений не было. Гость снял маску, и Вера признала его в лицо.

— Я полковник.

— Полкан!

— Да, можешь меня дальше называть именно так. Это мой профессиональный псевдоним. Поговорим?

— Ну, давай, попробуем, вдруг и впрямь что-то да получится.

— Ты зачем пытаешься пробить информацию относительно моего агента на Кавказе?

— Вот как! Неужели решил поговорить в открытую?

— Практически, но не фактически! Что ты задумала — репортаж о нём?

— Нет, просто его лицо вспомнил один мой подопечный, и хотел бы встретиться с ним.

— Тот тип у тебя в квартире, которого я видел?

— Он — Серафим! Но это его новое имя, данное при крещении. И у него амнезия. Просто я хотела помочь человеку.

— Извини, но ничем помочь не могу. Я пробил по нему всю информацию, и выяснил: его не существует! Нет такого лица по документам! Ты где его откопала?

— То-то и оно: нашла на обочине дороги в грязи при смерти.

— Это уже что-то, но не совсем то, чего хотел бы услышать относительно него. Он случаем не шпион? По-русски говорит без акцента? Иностранные слова не проскальзывают в речи?

— Это что такое? Вербовка?

— Практически...

— А фактически?

— Считай: да, чем нет!

— Вот это номер! Неужели я теперь агент спецслужб страны?

— Скорее и отныне внештатный сотрудник, как и твой босс.

— Так вот оно что! И дальше что? Что за игру ты затеял, полкан? Кого сцапать решил? На кого зуб точишь?

— Тут тобой интересуется один человек, к которому в дом, как к себе стали наведываться боевики с кавказкой внешностью.

— Речь идёт про моего бывшего босса?

— И шефа!

— Олигарха?!

— Да. Он с ними заодно!

— То-то хотел зарезать мой репортаж про террористов!

— И не только его, но и кое-кого ещё...

— Уже догадалась! И не раз! Факт в случае с боевиками на лицо!

— Вот и я о том же! Они пытаются добраться — и как я понял, да и практически выяснил — не до вас, а посредством вас — до Серафима!

— И зачем он сдался им?

— Это я и хочу выяснить.

— Погоди! Если я всё правильно поняла: позволишь ему встретиться с твоим агентом на Кавказе?

— Соображаешь, сотрудница. И у тебя появится возможность сделать очередной сенсационный репортаж, на этот раз о Чечне и порадовать своего босса.

— Макса?

— Ну, так как? Согласна поработать на "контору"?

— При условии: не будете диктовать условий! Я вольная птица!

— Уже осознал это и не раз. Устраивает! Но помни: работаешь под прикрытием! Поэтому не удивляйся, если за тобой будет вестись жёсткий контроль. Это для твоего же блага и семьи. Договорились?

— Практически...

— Нет, фактически!

— Тогда сколько мне будет платить "контора" за мои услуги?

— Нисколько! Расходная статья у нас непредусмотрена на внештатного сотрудника. Все свои издержки и семьи окупит Мак.

— Макс?

— Да. Это его псевдоним под прикрытием. Но учти: прогулка на Кавказ — смертельно опасное мероприятие! Поэтому не будь столь беспечной как прежде. Там мы не всесильны!

— Значит, я могу смело готовиться к командировке туда?

— К экспедиции с заданием — вне всякого сомнения! Как и знай: боевики не оставят ни тебя, ни твоих родных в покое, пока не выясним для чего им нужен Серафим — с какой целью!

— Я разберусь...

— С ними — сама?! Не много ли берёшь на себя?

— В деле!

— Оно слишком запутано!

— Но не для меня, полкан!

— Ты что-то знаешь, но скрываешь, Жуля!

— Как ты меня обозвал?

— Это твой псевдоним, Вера. Запомни! И производный от твоей профессии журналиста — Жу-ля!

— Вот барбос! Одно слово — полкан! Собака!

— Обычно ругательство я расцениваю как комплимент в свой адрес, поскольку все, кого я спас и кому помог, реагируют на меня сразу так, а после, осознав, благодарят.

— Я не из их числа!

— Поэтому я и завербовал тебя, Жуля.

— Я — Вера!

— Для меня — Жуля — и моих агентов. Они запомнили тебя.

— Выходит, на меня не будет заведено досье?

— В том нет необходимости. Нам ни к чему компрометировать "контору".

— Вот как! А я думала: меня, как внештатную сотрудницу!

— То-то и оно: ты — вне штата!

— Понятно. Используете по необходимости в своих целях.

— Практически...

— Уже и фактически!

— Но согласись: это взаимовыгодный союз!

— Не уверена! Поживём — увидим!

— А придётся! Ты нужна нам, как и мы — тебе. Иначе не сможешь выйти на моего агента. Запомни его позывной — псевдоним — изгой!

— Запомнила.

— А теперь забудь!

— Чего?!

— Ничего о том и никому!

— Угу. Я поняла — понятливая.

— Вот и чудно, Вера.

— А почему не Жуля?

— Скоро поймёшь, Жуля.

— Ага, кажется, и уже.

— Тогда не буду больше надоедать тебе и твоему боссу. Готовься к командировке на Кавказ в самое пекло горячей точки на Земле!

— Час от часу нелегче! Куда уж горячее! Даже чем здесь — в столице?

— Разумеется, ибо там открытая зона боевых действий, а тут ведётся подпольная война по правилам цивилизованного мира. Открыто не получится! И там поблажек не будет! Чечня — одним словом!

На том вербовщик удалился, оставив Веру одну с мыслями и боссом.

— Прекрати хрюкать, свинья ты этакая! — раздался голос из мобильного. Пришло СМС-сообщение.

Макс притих.

— Скорее вытаскивайте меня отсюда!

— А-а-а... — очнулся он. — Кто здесь? И где я-а-а...

— Успокойся. Ты у себя дома.

— Ве-Ве-Верка-а-а...

— Всё самое страшное практически позади, Макс.

— А на деле — фактически? — заговорил он, как и его предшественники из "конторы". Это был их отличительный позывной на словах. И теперь Вера знала, как можно распознать сотрудников "конторы" — штатных и внештатных.

— Кто его знает, Мак.

— Чего?

— Как и наших хозяев.

— Они завербовали тебя, Верка?!

— Была ей, а стала Жуля. Так сказал "полкан".

— Кобель! Вот кобель! Ну, кобель! Одно слово — кобель! А ты тоже хороша — су...

— Сам хряк! Допился до чёртиков!

— Кстати! — вспомнил Макс про секретаршу. — Её следует вызволить оттуда! Ведь до сих пор ещё не оформлена — контракт с тобой!

— И, похоже, его придётся заключить надолго — пожизненно! Поскольку "полкан" сказал: все расходы за твой счёт.

— Чё?

— Слышал! Предстоит командировка на Кавказ!

— Ты в своём уме, Верка?

— Да! И туда я лечу как Жуля! Понял?

— Кажется, но не совсем!

— Ты хотел супер-сенсацию. Вот там я и соберу недостающий материал про террористов.

— А...

— Б! Деньги на бочку!

— Сколько?

— А сколько не жалко?

— Хм, сколько надо и сколько не жалко — разные суммы! Конкретно!

— Неужели ты банкир "конторы"?

— Нет, лишь кассир некоторых внештатных сотрудников, как ты.

— Тогда сто...

— Чего — тысяч?

— И не рублей, а евро!

— Чего-чего? Это за что?

— За будущий репортаж — и не один! Считай: аванс на пару месяцев вперёд! Вроде контракт заранее оговорили, и до вербовки, что мой заработок в год составит порядка 500 тысяч! А я прошу всего ничего — 20% от общей суммы!

— Ого!

— Ага! И ты выделишь их мне!

— Откуда? Из своего кармана?

— Ты зубы мне не заговаривай, а деньги гони! И наличкой! Там, куда я лечу — в кредит не берут и не дают! Там люди долго не живут! Всё понял?

— Погоди, Верка!

— Жуля!

— Ща гляну, что есть у меня.

Макс вскрыл потайной сейф. Его там и застукала Вера.

— Ой, напугала! — испугался Макс. — Есть только доллары.

— Жмот! Решил сбить, таким образом, залог до 80 тысяч евро?

— Извини, но и сотни не будет в данной валюте.

— А сколько?

— Полтинник наскребу.

— А нашими? — приметила Вера рубли.

— Мне хоть оставь их на карманные расходы!

— Гони миллион!

— Я тебе не классический подпольный миллионер Корейко, а ты — не Бендер, и не Шура с Паниковским. Хотя и Казлевич есть — Серафим!

— Вот. А они не поймут меня, если я продешевлю! Поэтому миллион — и точка!

— Двести тысяч, Верка!

— Я — Жуля!

— Жулик ты, Верка! Три сотни!

— Нет!

— Четыре с половиной!

— Пять!

— Ну, это ещё по-божески.

— Крахабор!

— Сама хапуга! Расписку гони!

— Но не на сто тысяч евро!

— Ладно, долларов.

— Фиг тебе, Макс! Ровно настолько, сколько выдал и ни копейкой, как и центом больше! Это мой законный гонорар!

— Сначала отработай его, а потом утверждай!

— Как скажешь, босс. Но учти: ты — моя крыша в плане финансирования — не больше и не меньше! А я — вольный художник!

— И чего я купился? Сдалась ты мне, Верка, со своей семьёй и проблемами?!

— Уже покидаю!

— Так быстро?

— Практически.

— А фактически?

— На недостающую сумму гонорара в сто тысяч евро ты зафрахтуешь мне лёгкий спортивный самолёт.

— А где пилота возьмёшь? И денег на топливо?

— Пилот — не твоя забота, а вот баки должны быть полными!

— Нет, ну это верх наглости! У тебя совесть есть, Верка? Или совсем потеряла, как меру с чувством наглости? Побойся Бога!

— Сам, Макс! Всё должно быть готово в кратчайшие сроки! То есть к завтрашнему дню! А утром я позвоню, и хочу услышать, где ждёт меня и мою семью самолёт!

— Ты точно на отдых собралась, а не на Кавказ! Там война! С ума сошла, Верка?

— Не я, а твоя секретарша, — напомнила она ему про неё. — Вытащи бедную женщину!

— А расходы на её лечение за чей счёт?

— Вот ворюга! Десять тысяч можешь взять из моей сотни! Но учти: обязан потратить всю сумму на неё!

— Косметическую операцию по восстановлению груди?

— А что случилось?

— Разве не в курсе? Ей прострелили её боевики — силикон вытек.

— Вот! Всё-таки и в нём есть что-то хорошее, а не только плохое для здоровья.

— А то! Мы мужики пытаемся исправить ошибки природы!

— Ты сам — она, Макс! Такое ощущение, будто у тебя силикон вместо мозга в голове!

— Короче! До свиданья, Верка! Мне необходимо торопиться в дурдом!

— Я в курсе, поскольку тебе там самое место!

20. ПРЕДЗНАМЕНИЕ.

На том они и расстались. Вера явилась ближе к ночи на новую явочную — съёмную — квартиру с целой сумкой продуктов. И не только. В сумочке дочь нашла кипы денег — долларов и рублей.

— Откуда такие богатства, ма? Ты случаем не грабила банк? А то по телику в новостях прошло сообщение: среди бела дня ограблена машина инкассации. У них похитили что-то около миллиона евро.

— Нет, у меня в 15 раз меньше.

— Сколько-сколько, Верка? — подавилась бабуля колбасой.

Как и псих-пилот.

— Порядка шестидесяти пяти тысяч. И это по приблизительным подсчётам, если ещё перевести в доллары полмиллиона рублей.

— А самолёт — купите?

— Обязательно, псих. Но после командировки на Кавказ. А туда мы полетим на арендованном. Справишься с управлением, ас?

— Я — не вопрос!

— А чё мы там забыли, ма?

— Ведь не курорт, доча! Война! Чечня!

— Я в курсе. У меня командировка по поводу дела Серафима. Мне удалось выйти на след лица с рисунка.

Серафим ожил.

— Неужели скоро всё окончательно прояснится?

— Да. Только это нам дорого обойдётся — встанет! Он находится в зоне боевых действий — и агент национальной безопасности. Его псевдоним — изгой!

— Точно! Всё сходится! Как и я! — подтвердил Серафим. — Мы с ним повязаны! Одно целое!

— Хотела бы я сама его увидеть, — заключила Вера. Недолго ждать осталось. Вылетаем завтра!

— Так скоро? Не осталось даже времени на сборы! Это несерьёзно, Верка!

— Всё путём, мама. У нас с собой деньги — наличка! Расходы за мой счёт! Гуляем, родные мои! Сколько той жизни!

— И не говори, ма, — порадовалась Надя. — Шашлыка поедим!

— Смотри, чтобы тебя саму на него не порубили чечены!

— Да будет тебе, ба! Войну прошла!

— Я — да! И не хочу, чтобы ты видела её воочию в мирное время, проказница!

— Да ладно тебе. По телику и так сплошной криминал, а в фильмах — трупы и кровь. Не привыкать!

— То по телику, а то воочию увидеть — разные вещи! И одно дело осознавать, являясь сторонним наблюдателем, и совсем другое — когда принимаешь в этом непосредственное участие!

— Ничего, девчонки, — подмигнул псих. — Прорвёмся! Я ж в прошлом боевой офицер, и мне приходилось не раз бегать по вражеским тылам, когда сбивали. И ваша Чечня для меня, что дом родной!

— Воевал там? — заинтересовалась Вера.

— Не успел. А вот Афган — не забыть! Там тоже горы и те же боевики. Теперь эти наёмники к нам сюда перебрались. Будет с кем поквитаться, если встречусь! У меня к одному из них должок! Из-за него погиб мой закадычный дружок — механик при налёте моджахедов на базу, а затем они подкинули нам его голову. И это ещё полбеды. Один боевик отрезал себе его ухо на амулет, а кожу пустил на ремень и сапоги, изверг!

— Хуже — извращенец!

— Маньяк — изувер! — заговорили женщины наперебой.

Вера призадумалась: а стоит ли рисковать родными и брать их с собой.

— Может, останетесь?

— Здесь не менее опасно, ма, — напомнила Надя про боевиков, как та сама подтвердила: столкнулась с ними у Макса и пострадала его секретарша, угодив в дурдом вместо больницы.

— Хорошо, что не на тот свет, — выдал Серафим.

— Ещё неизвестно, что хуже, — отметил псих. — Дурдом или тот свет, а то и командировка на Кавказ! Ад — везде! Важно даже в плохом видеть что-то хорошее! Рай — в сердце — душе каждого человека! И для меня он — небо, когда я за штурвалом любого летательного аппарата!

— Ну, хватит говорить об ужасах, глядя на ночь, — подвела итог Вера. — Поужинали! Спать пора! Завтра рано вставать ни свет, ни заря! Улетаем, и сами знаете — куда! Следует выспаться! Потребуется выдержка!

— Как скажешь, ма. Только вопрос — денег дашь на карманные расходы?

— На шашлык?

— И пахлаву, плюс фрукты и...

— Вино, — напомнил псих.

— Ты псих?

— Да!

— А кто будет управлять самолётом?

— Я, а то кто же!? Ибо вино — не водка — много не выпьешь! И не такое крепкое!

— Тогда я объявляю — во время командировки на Кавказ — сухой закон! Вот когда вернёмся, тогда и будем видеть: есть повод праздновать и стоит ли вообще!

— Убедила — уговорила.

На том и успокоились все, подавшись по кроватям.

Серафим не мог долго уснуть и ворочался, а когда скрипы прекратились, послышались приглушённые стоны. Он бредил, как раньше и ничего с той поры не изменилось — даже видения. Но на этот раз всё было чуть иначе. Кошмар не был похож на предыдущие два. Хотя также не имел начала и конца. И о продолжении речи не шло. Просто творилось что-то невообразимое и не из прошлой жизни, а какая-то странная зашифрованная информация о настоящем и будущем.

Долго это продолжаться не могло. Серафим без чьей-либо помощи проснулся в холодной поту и подался в ванную — умылся, сделав глоток.

Никто не отреагировал на шумы производимые им. Все спали. Кое-кто сопел, а кое-кто и храпел.

Серафим не стал заострять внимание и заморачиваться на видении, снова лёг, однако с открытыми глазами. Вдруг неожиданно уснул, провалившись во тьму. И снова предался забвению. Вдали мелькнула вспышка света, и всё вновь повторилось. Прежнее видение охватило его подсознание, поборов разум. Он, как и прежде стал свидетелем невероятного столпотворения. Его взору предстали люди в неимоверном и бесчисленном количестве. Они все следовали одной и той же дорогой вверх по склону, который неизвестно где начинался, как и заканчивался.

Склон не был похож на горный посреди хребта с множеством скал, а на не очень широкий проход, и люди толпились на нём, медленно, но верно продвигаясь вперёд. Криков практически не было слышно, хотя толчея и давка была жуткой. Никто не роптал. Все одной безликой массой взбирались наверх к неведомой ни для них самих, ни для Серафима цели.

По дороге случались инциденты. И без них невозможно было обойтись, поскольку ходил слух: где-то далеко-далеко впереди их ждёт неземное счастье и вечная жизнь с райскими наслаждениями и исцелением от всех болезней.

Некоторые люди особо подверженные порокам, пускались во все тяжкие грехи — начинали толкать соседей, и стремиться вперёд, прокладывая себе дорогу силой. Иные напротив стремились обойти соперников по обоим краям обрыва. И когда кто-то терял бдительность, срывался в бездну, как и на безудержный крик.

Люди не роптали, и казалось, не замечали потери в своих рядах, шествуя безмолвно и безостановочно далее.

Вот ещё кто-то упал, но не в обрыв, а в толпе, загородив собой проход. Человек окончательно выбился из сил. Болезни одолели его.

Серафим думал: толпа поднимет несчастного страдальца и понесёт. Так практически и произошло за исключением того, что увидел он в продолжение. Данное событие повергло его в шок. Тело, достигнув края обрыва, было сброшено в пропасть. Однако бездна не забрала его. Страдалец воспарил — его душа.

Какая-то белая дымка отделилась от тела и вознеслась над людьми.

Никто практически не обратил внимания на данное явление. Люди неотступно следовали к всеобщей намеченной цели. И всё же кое-кто замешкался в толпе. Его сбили и не одного — и затоптали, а те, кто оказался на краю, оступились, канув в бездну.

Ужасная картина, захватив Серафима, продолжалась. Видение не было подобно на кино. Он сам являлся непосредственным участником сего действа, но пока сторонним наблюдателем, взирая на людские страдания с мучениями. Сам сострадал и готов был соучаствовать — хотел помочь, и не знал как, поскольку ничего толком не понимал. Пока вдруг не осознал страшную тайну открывшуюся ему.

Его подхватил неведомый порыв и понёс туда, куда стремились людские массы. Он увидел обрыв — конец пути в виде каменной лестницы как на Голгофу. И больше ничего.

Люди приходили к нему на последнем издыхании и не все старики. Среди них встречались юноши, девушки и даже грудные младенцы, которые сами не могли идти, и их несли на руках. Это был апокалипсис.

Какая-то женщина, прижимая к груди ребёнка, не могла расстаться с ним, и упиралась из последних сил. Молодой человек уступил ей место с краю, оказался сам среди людских масс, что увлекли его с обрыва в бездну. И он сгинул во мрак — тело, а душа вознеслась. И не одна. Вкупе с ним отправились иные праведники.

Женщина стояла в растерянности, продолжая прижимать младенца к груди. Ей твердили старики за шаг до пропасти:

— Отпусти его! Дай свободу-у-у...

И падали вниз. А те, кто взирал молча с состраданием и сочувствием на неё и не роптали, стремились ввысь в заоблачные дали.

Но вот кто-то толкнул женщину. Молодой сорванец, не заметив обрыва, сам упал туда, выбив из рук младенца.

Женщина не удержалась, и с криком подалась за дитём. Оно воспарило, а она канула в неизвестность, поступив, как самоубийца.

До Серафима наконец-то дошло: путь у людей один, а конечный выбор они делают сами, как и несут наказание за грехи, содеянные во время трудоёмкого восхождения при встрече с вечностью. И кто поступал бесчеловечно, исчезал навечно, а те, кто преодолевал все трудности пути и не убоялся пропасти, заслуживал вечность.

И вновь он проснулся в холодном поту. Дело было под утро. Серафим вышел на балкон. Солнце ещё не взошло, а на дальней кромке горизонта забрезжил рассвет. Казалось вот-вот ещё чуть-чуть — совсем немного — и наступит долгожданное утро. Мрак рассеется и...

Тьма продолжала править данной частью земного мира.

Серафим посмотрел вниз с высоты того этажа, на балконе которого он находился в съёмной квартире. В память врезалось видение. Он не забыл его и сейчас наяву переживал заново. Вдруг вспомнил некоторые нюансы, которые не сразу подметил. В толпе он видел лица тех, кто сейчас мирно дремал в одной квартире с ним. Вера с родными и близкими людьми. И не только. Но и те люди, с кем он уже успел невольно познакомиться. И кому-то было ещё идти и идти до обрыва, а другим...

Он схватился за голову. Она закружилась у него. Серафим не устоял и упал. Никто вновь ничего не заметил, что творилось с ним, а что-то невообразимое.

Видение в третий раз за ночь охватило его, являясь подсказкой. И пока Серафим так до конца не разгадал вещий сон. Кто-то намерено заставлял внимательно просмотреть и изучить его.

Вновь всё было, как и прежде. Люди нескончаемым потоком восходили на Голгофу, сталкивая и толкая друг друга. И снова падали вниз или возносились.

Серафим опять уловил знакомые лица. Сейчас они были близко один к одному — узрели друг друга. Обрадовались. Воссоединились. И дружно двинули к обрыву, подбирая и увлекая по дороге за собой новых знакомых.

Обрыв был недалеко, а скорость у них велика в отличие от многих людей и большей частью стариков, что безропотно уступали им дорогу, замедляясь. Каждый новый шаг им давался тяжело, и они то и дело останавливались из-за отдышки.

— Стойте! Остановитесь! — пытался докричаться Серафим до своих подопечных — спасительниц. — Туда нельзя! Там пропасть! Это конец вашего жизненного пути! Не спешите! Дорога обрывается! Вас ждёт обрыв! Погибель...

Он сам не понял, каким образом приблизился к ним, и вдруг оказался среди них в общей массе людского столпотворения; схватил Надю за руку, и потащил назад — в обратную сторону.

Вера с Любой не признали его. Они тянули дочь и внучку, увлекая за собой.

— Что вы делаете? — не сдержался Серафим, сподобившись на крик. — Опомнитесь!

— Сам псих! Отпусти! Чего прицепился? Не лишай нас счастья! Кто-нибудь! Уберите его от нас! Помогите!

Из толпы вынырнул прежний друг семьи — вдруг, его шеф, Макс, псих, и даже доцент, а также секретарша. И все они вцепились в Серафима, поняли: оторвать от ребёнка нереально, поэтому увлекли за собой. Как их нагнали ещё пара типов. В них Серафим признал боевиков одержимых бесами. И замелькали иные лица вокруг него, которые он прежде не видел, но осознавал: главные виновники того, что его со спасительницами и близкими людьми ждёт впереди. Сам стал отталкиваться и отбиваться.

На проходе образовалась толчея. И иные люди не обращая особо внимания, принялись обходить их стороной и не все удачно. Кто-то срывался в пропасть и летел вниз или вверх — кто чего заслужил.

Серафим продолжал упираться и отбиваться, слыша собственное имя, звучавшее с каждым разом всё отчётливее и отчётливее.

— Серафим! — прорезало оно, в конечном счёте, его слух в очередной раз, как и глаза — яркий свет.

Он очнулся.

— Ты как попал на балкон, родной мой?! — выдала ему Вера вместо приветствия.

Солнце уже взошло и осветило столицу. Город понемногу оживал. На улицах появились люди, а на дорогах загудели машины.

— Нам пора?

— Погоди! — желала Вера прояснить ситуацию. — Что с тобой творилось? Почему ты звал мою дочь? А когда вместо неё явилась я, стал ругаться и драться! Что всё это значит? Ты кричал сквозь сон и нёс несусветный бред! Объясни, как мне тебя понимать?

— Это было предзнаменование! Сон в виде жуткого кошмара, который я узрел! Нас ждёт беда! Нам нельзя лететь на Кавказ! Там горы!

— И что?

— А я видел...

— Что?

— Дорогу и обрыв по обе стороны, как и впереди на пути! Я стремился вас остановить, но...

— Продолжай!

— ...вы не послушались меня, спеша к нему на свою погибель!

— И что же случилось там с нами?

— Вы попросили помощи у иных людей из толпы. И они пришли к вам на выручку, увлекая к обрыву. А меня совсем не хотели слушать, как и слышать!

Надя подслушала, о чём вёл речь Серафим, и обнаружила газету, а в ней — гороскоп.

— Смотрите, — заявила она, привлекая к себе внимание. — Сегодня четверг! И тут написано: сон в эту ночь, что была, следует трактовать с точностью наоборот! Понятно!

— Ну, вот видишь, Серафим, — ухмыльнулась Люба. — А ты переполошился! Зря!

— Нет, не зря! Всё, что я видел — реальность!

— Мистика! Ты устал! Трудно быть ангелом в теле человека. Твоя душа рвётся на свободу. Но потерпи немного, скоро ты встретишься с тем, кем тебе необходимо. А там глядишь: всё станет на свои места.

— А может не надо — не стоит, Вера?

— Нет, Серафим! Чему быть — того не миновать! Надо! Я не вправе удерживать тебя, как бы мне этого не хотелось! Пора разобраться во всём и со всем, что с нами произошло и происходит! — заключила она.

И побеспокоила посредника "конторы".

— Привет, Макс! Доброе утро!

— Какое на хрен доброе утро, Верка, когда ты позвонила и разбудила!

— Неужто спал? И где? Дома или секрет?

— Ну не в дурдоме же, — заявил он в ответ.

Рядом раздался голос секретарши.

— Пупсик! Ты с кем это разговариваешь с утра пораньше, а?

— С кем надо, сладенькая моя! Это не твоего ума дело! Спи!

Та упорствовала.

— Уже вытащил её из психушки? Когда успел? Одно слово — кобель, — ухмыльнулась Вера.

— Сама су...

— Вот об этом! Обо мне, как о Жуле! Самолёт к отправке готов? Ты устроил, что я просила тебя?

— Да. Можешь отчаливать на Кавказ! Удачи! Жду тебя по возвращении с сенсационным материалом — и не одним! Гонорар придётся отрабатывать от и до!

— У тебя на этом всё, кобель?

— А у тебя, су...

Вера прервала разговор.

— Всё, родные мои! Можем лететь. Готовы?

— Я — да, как пионер, — заявила Надя. — Хотя и не являюсь им!

— И я как пьяница, но трезв! — присовокупил псих.

— Тогда от винта! — вставилась Люба.

— Полетели, Серафим, — молвила Вера.

Он на миг закрыл глаза. Видение ночного кошмара больше не повторилось. И он подался на уговоры спасительниц. Они старались ради него, и он не имел права подвести их. С тяжелым сердцем и камнем на душе покинул съёмную квартиру.

— Ты же мужик! — хлопнул его дружески по плечу псих. — Взбодрись, дружище!

Тем временем на Лубянке в камере изолятора под присмотром охраны в заключении томились два боевика.

— Помоги мне, изверг, — обратился Гаргуль за помощью к подельнику.

— Как, извращенец? Чем? Что я должен сделать?

— Ударь меня!

— Не могу, брат!

— Не бойся за меня — тело человека. Оно сейчас помеха мне, как и твоё — тебе! Нам следует вырваться отсюда, а для этого ты непременно должен убить во мне человеческое отродье! Прикончи его и освободи меня! Это приказ, изверг!

— Ну, ты и извращенец! Настоящий!

— Делай, что я сказал!

— Получи-и-и... — ударил изверг сокамерника.

Тот вскрикнул:

— Чёрт! Больно-о-о...

— Я же говорил: ощущение будет не из приятных! А ты — убей!

— Ну же, бей!

Изверг вновь внял словам извращенца, уложив сокамерника на пол при ударе в голову. И тут как тут в камеру влетели конвоиры, применив электрошокер против изверга.

Боевики — бесы в них — потерпели неудачу. Их ждало разочарование.

— Проклятье... — стонал Гаргуль, ощущая нестерпимую телесную боль. — Добей меня, изверг! Не мучай! Ай...

Тот лежал без сознания.

— Неужели сбежал, гад! Обхитрил меня-а-а...

Но нет — подельник пришёл в себя чуть погодя. И бесы придумали новый план, задействовав второй вариант очень похожий на предыдущий.

Снова из камеры до охраны донеслись шумы — крики и удары. Они влетели к боевикам, и те разом накинулись на них, стремясь овладеть оружием. Его не оказалось при них, и им послужили шокеры.

Охрана применила их против заключённых. Успокоила. Теперь уже сам изверг стонал подстать извращенцу.

Тот придумал очередной план избавления от тел. Изверг не вытерпел. Ему не понравилось то, что предложил Гаргуль. И они сцепились меж собой на самом деле, а, не разыгрывая сцену, как прежде, мстя один другому за ту ситуацию, в которой оказались по вине друг друга.

Охрана в третий раз ворвалась в камеру, и не стала разводить задержанных по углам — изъяла одного и поместила в иную камеру по соседству.

Гаргуль не мог успокоиться, принялся биться головой о железную дверь. Охрана вызвала врача, и тот ввёл ему сильнодействующий препарат — транквилизатор. Не подействовало. Бес бесился в теле человека. И врач увеличил дозу до смертельно опасной.

Двигаться боевик не мог, зато стонал, пытаясь кричать, донимая охрану с требованием, чтобы они добили его.

Те и впрямь готовы были прибить Гаргуля.

От дежурного офицера изолятора Лубянки поступило сообщение о том, что происходит с боевиками. И генерал потребовал у подопечного — помощника — разобраться с ними.

Тот спустился вниз на пару тройку этажей в подземную часть здания. Его и приметил подле себя крикун.

Гаргуль не мог связать и пары слов. Вызвали врача.

Он предупредил полковника:

— Пациент не выдержит допроса. Я и так слишком много ввёл в него лекарства! Сердце может остановиться из-за очередного укола.

— Коли!

— Если только под твою ответственность, полковник! — предупредил в очередной раз доктор.

Боевик оскалился. На лице проступила улыбка злорадства, на которую сподобился Гаргуль в теле человека в ожидании кончины. Как наступило облегчение. О смерти не было речи. Лекарство подействовало отрезвляюще на организм боевика.

Полковник не успел задать и первого вопроса, а заключённый набросился на врача, и пытался задушить.

— Не подходи, человек! Если хочешь спасти жизнь иному — выстрели в меня-а-а...

Полковник внял словам боевика, но убивать его не стал, ранив в руку.

Хватка ослабла. Гаргуль не сдался. Иной рукой он схватил шприц и вогнал иглой врачу в шею.

— Целься мне в голову, человеческое отродье, или я прикончу его-о-о...

Боевик намеревался впрыснуть лекарство и таким образом покончить с врачом. Последовал повторный выстрел и снова в руку, а затем стремительно движение в сторону боевика и удар рукоятью по голове.

Когда бес заставил тело придти в чувство, то осознал: дееспособность его значительно снизилась. Обе руки по локоть оказались в бинтах.

Полковник не отступил от затеи допроса, хотя врач не унимался, держась позади него, отгородившись от бандита, точно живым щитом.

— Почему ты не убил меня-а-а... — взвыл Гаргуль.

— Потому что ты нужен мне живым! И я намерен допросить тебя, боевик! Кто твой хозяин — знаю! Меня интересует цель вашего визита в столицу?

— Ничего я тебе не скажу даже под пыткой, человеческое отродье! Лучше прикончи меня-а-а...

— Как скажешь, — выпалил полковник, и не только на словах.

Пуля оцарапала ногу боевика в районе бедра левой ноги.

— Мазила-А-А...

— Могу повторить, — пригрозил полковник.

— Давай, иначе я не успокоюсь, пока сам кого-нибудь не прикончу здесь из вас!

— Ясно. Смертник.

— Неужели шахид? — перепугался доктор.

— Он нам этого не скажет, а вот его напарник...

К нему в соседнюю камеру и подался полковник в сопровождении врача и охраны.

— Введи ему "сыворотку правды", — приказал полковник.

И получил то, чего желал. Боевик понёс несусветную ахинею.

— Что?! — подскочил генерал из-за стола, когда помощник предстал перед ним с докладом. — Какие бесы? Сам балбес! Чёрти что!

— Они не мне привиделись, а боевикам — смертникам. Их конкретно обработали — промыли мозги. Тут без гипнотизёра не обойтись. Не расколоть их!

— Так задействуй его!

— Кого конкретно из них?

— Мозголома!

— Уже, шеф! — поспешил полковник на выход.

Результат его встречи с боевиками был неутешителен. История с потусторонними силами имела продолжение — повторилась.

Полковник робко заглянул к генералу в кабинет.

— Ну, говори! Что там у тебя? Чего выяснил мозголом?

— Ничего нового. Всё то же подтвердил, что я уже вам докладывал. Они — психи! Душевно больные, генерал!

— Сам псих! Разберись с ними! Пора брать всех и...

— А что с олигархом? Ведь он с ними заодно!

— Придётся мне поговорить кое с кем относительно него в Кремле!

— Понял, шеф. Вам нужны неопровержимые доказательства его предательства.

— Да, оперативная съёмка его общения с главарём наёмников, и досье — криминал на него.

— Давно бы так, шеф! Было бы приказано, а уже исполнено! — обрадовался полковник, предоставив всю необходимую видеоинформацию.

— С Богом, — перекрестился генерал, и посмотрел мельком на портрет у себя в кабине, где был изображён президент страны.

С ним у него и произошла встреча тет-а-тет, стоившая полжизни. Генерал вернулся на Лубянку ни живой, ни мёртвый.

Помощник стоял перед ним по стойке смирно, боясь ни то что проронить слово, но даже издать малейший звук иного толка.

— Ты тут! — не сразу опомнился генерал. — Почему боевики до сих пор на свободе?

— А олигарх?

— Они все должны быть здесь! Работай, полкан, пока в Кремле не передумали, и до них не дошла утечка информации о готовящейся операции по их захвату, но никак не ликвидации!

В небе над дачей олигарха загремел лопастями вертолёт. Охрана дворца не придала его появлению особого значения. Винтокрылая машина принадлежала их хозяину. Кто-то возвращал ему пропажу. Это не понравилось боевикам. И парочка из них подалась навстречу незваным гостям.

Едва вертолёт коснулся шасси посадочной площадки, оттуда выскочили люди в масках, и в мгновение ока положили боевиков. Те упали, получив серьёзные ранения, а налётчики не сбавляя скорости, устремились во дворец.

На глаза полковнику попался дворецкий.

— Где хозяин? Говори, если хочешь жить?

— А что вы намерены сделать с ним — с этим кровопийцей? Если убить — он там!

— А не врёшь?

— Дайте оружие и я докажу вам это делом! — распахнул дворецкий пиджак.

Полковник узрел клапан от капельницы в пробитой груди.

Тут и появился начальник охраны. Он сам сдался, подняв верх руки, и предупредил:

— Сразу стреляйте при входе, иначе вас перебьют, мужики!

— Да что здесь происходит? Чего твориться? — изумился полковник.

— Одним словом — чертовщина!

Он не внял словам оппонентов, как словам разума, и потерял бойцов, оказавшись в западне.

Подле него залегли дворецкий, начальник охраны и даже повар. И все с оружием в руках.

Начальник охраны предложил выкинуть белый флаг. В качестве него послужил колпак повара того же цвета. И был тотчас изрешечён пулями.

Полковник применил газовые гранаты.

— За мной! Ой... — угодил он под шквальный огонь.

Его задело в руку и ногу.

— Хорошо хоть жив остался, — отметили подельники по несчастью. И воспользовались боевыми гранатами.

— Что вы наделали?! — услышал полковник взрывы.

— А иначе их не взять, — заверил начальник, и подался в разведку. Позвал. — Кого берём, полкан?

— Главаря банды и олигарха.

Те истекали кровью, но остались живы. О чём сообщил врач. И он подался с остальными беглецами на борт вертолёта.

— Уходим! — приказал полковник пилоту.

— А как же парни, командир?

— Мы им не поможем!

— А кто?

— Группа штурмового реагирования — прикрытия!

Не успели беглецы подняться в небо, по ним пытались открыть огонь — охрана с периметра колючего заграждения.

Не тут-то было. Из леса показалась бронетехника, и в дополнение раздался голос, донёсшийся до них из динамиков усилителя звука по громкоговорителю.

— Сопротивление бесполезно! Дворец окружён плотным кольцом! Всем сложить оружие! Проводится спецоперация службой национальной безопасности! Поэтому, кто окажет сопротивление, будет уничтожен! Огонь на поражение открываем через минуту! Время пошло! Все, кто хочет жить — на выход с поднятыми руками и без оружия!

Для убедительности в небо взвилась сигнальная ракета. И прогремел выстрел из танка по одной из вышек на периметре.

Охранник едва успел прыгнуть вниз в последний момент, спасая собственную жизнь. И на Лубянке увеличилось число постояльцев в подвальной части здания.

Помимо допроса задержанных, показания давали свидетели. С их слов олигарх оказался сатанистом.

— Неужели боевики — сектанты? — не поверил генерал, выслушав рапорт полковника.

— Выясняю, шеф.

— А надо уже! Президент требует отчёта о ходе следствия! На него нажимают зарубежные партнёры олигарха по бизнесу, требуя его немедленного освобождения! А мы этого не имеем права допустить! Иначе грош нам цена! Он вытащит за собой на свободу наёмников — их главаря!

— И пусть, шеф.

— Ты чего такое несёшь, полковник?!

— Нам проще будет покончить с ними.

— Здесь? Ты в своём уме?

— Нет, в Чечне.

— Чего? Как? Что ты задумал? Выкладывай!

— Я дам им то, что они хотят получить.

— И что же?

— Кое-кого.

— Кого? Конкретно!

— Одного типа моей подопечной, которую я завербовал с вашей протекции как внештатную сотрудницу "конторы" и отправил навстречу к изгою на Северный Кавказ.

— Ничего не понимаю! А твой агент тут при чём?

— Ну, шеф, вы удивляете меня! Вспомните ваш обед с Маком и...

— Его не было!

— Как прикажете!

— Ты по делу говори!

— Я пытаюсь.

— А ты не мучайся, полкан! Выкладывай всё, как есть и начистоту!

— Угу. Уже, шеф. Я сделаю всё так, что они...

— Кто?

— Кто мешает нам — исчезнут разом! И изгой поможет нам в том, — объяснил коротко и ясно практически в двух словах помощник, особо не вдаваясь в подробности предстоящей операции.

— Действуй, — понравилась его затея генералу. — Но так чтобы концы в воду!

— Всю агентурную сеть, задействованную в ходе данной операции?

— Свидетели нам ни к чему, как и лишняя головная боль! Обруби все концы!

— Слушаюсь, шеф, — "откланялся" полковник. И занялся делом, наведавшись к олигарху в камеру.

— Где я? — выдал тот, задав вопрос.

— Там же где и я, барыга! На Лубянке! Только теперь ты у меня гость, словно в горле кость, а не я у тебя в бытность на даче!

— Я скоро выйду отсюда, полкан, и тогда твоя участь, как и всей "конторы" будет незавидна!

— Не рассчитывай на снисхождение, олигофрен! На твой арест дал добро сам... — поднял полковник указательный палец вверх. — И не мой шеф, а его! Дошло?

— Старик выжил из ума! Ему это так не сойдёт с рук! Я устрою ему импичмент! Он отправиться в отставку-у-у...

— Ну-ну! Не горячись! Не на Украине! — усмехнулся полковник. — И Лубянка, не Майдан!

Олигарх пытался встать, вдруг почувствовал боль от ран, упал на нары.

Полковник оставил его, но от камеры не отошёл — подглядел в глазок на двери за действиями заключенного. Тот воспользовался мобильным телефоном. Связи поначалу не было. Однако полковник постарался, и устроил её ему.

Олигарх дозвонился в Кремль и переговорил с нужными людьми. На президента начали давить со всех сторон — парламент и общественность — Государственная Дума и СМИ. И он пошёл на попятную, сделав вид, будто несведущ о том.

Генерал безопасности получил по шапке. Президент приказал отпустить олигарха на волю, а тот в свою очередь настоял, чтобы заодно с ним и главаря банды наёмников с Кавказа, как и всех его подопечных — бойцов.

Это олигарх заявил при повторном свидании с полковником.

— Получил, полкан! Одно слово — собака! Верный пёс своего Отечества! Ха-ха! И чего ты добился? Дурила!

— Погоди, олигофрен! Рано радуешься! Тех, кого ты искал со своими моджахедами, нет в столице! Они свалили из города! Получил! Ха-ха! — ответил любезностью "силовик".

— Где они? Куда подались?

— Секретная информация!

— Скажи! Я заплачу — озолочу! Ведь я содержу твою "контору"! И от меня напрямую зависит твоя зарплата!

— Не дождёшься! Я хоть и пёс, но подачками не питаюсь! Лучше с голоду сдохнуть!

— Тебе недолго осталось, полкан! Не скажешь ты, это сделает генерал! А теперь прочь с дороги, шелудивая псина! Пошёл вон!

— Сам отсюда, — вытолкнул полковник из камеры изолятора олигарха, и тот встретился в коридоре с иным арестантом — главарём банды боевиков, тело коего было порабощено крылатым демоном.

— Мы свободны, господин, — произнёс заискивающе олигарх.

— Молчи! Не слова больше! — уловил тот: полковник их подслушал, и удивился тому, что услышал. — Всё после!

Когда они оказались во внутреннем дворе, узрели вертолёт. На нём и покинули Лубянку, как и столицу, вернувшись на дачу, о чём тут же полковнику доложили связные — новые внештатные сотрудники в лице обслуживающего персонала дворца. Как и передали план их будущих действий.

Демон допекал бесов — Гаргуля корил за провал, а вот его подельника упёк, сослав в ад.

— Даю тебе последний шанс, Гаргуль, иначе отправишься следом за Балбесом!

Олигарх к тому времени уже пробил информацию у генерала с Лубянки: босс Веры — Макс — в курсе, куда она подалась с семьёй и с иными своими подопечными. Вывел на него.

Адрес Гаргуль знал, и наведался к тому в гости во второй раз.

— Вот так встрача-а-а... — зарычал он, повалив хозяина в прихожей на пол.

На его голос отреагировала секретарша, прикрыв свои прелести — наготу — рубахой босса.

— И ты здесь, чертовка! Жаль, нет изверга!

— Ой! — признала она извращенца. — Ты-ы-ы...

— Я-а-а...

— И что тебе надо от меня и моего босса?

— Никак забыла моё обещание? Вот я и пришёл исполнить его, а заодно отомстить за изверга! Я изнасилую...

— Меня?

— Нет, чертовка! Твоего босса у тебя на глазах, после чего убью кое-кого!

— Его?

— И снова не угадала! Тебя, зараза! И на этот раз выстрелю в голову! Я не изверг, а извращенец! Промашки не допущу!

— А может, поступим наоборот? — распахнула секретарша рубаху, продемонстрировав свои улучшенные прелести после хирургического вмешательства — увеличила грудь.

Соблазн не удался.

— Больше тебе не охмурить меня, чертовка! — занялся Гаргуль делом — махнул ножом, и на трусах у Макса лопнула резинка, а зад оголился.

— Не-а-ат... — зашёлся он от крика. — Только не это-о-о...

— Испугался! Боишься! Зря! Вдруг тебе понравится! Чертовка только об этом и мечтает, чтобы я приласкал её как настоящий мужчина, поскольку ты не мужик!

— Что тебе надо от меня-а-а...

— Вот! Уже лучше! С этого и надо было начинать! А теперь уже поздно! Я слово дал — отомстить тебе за изверга!

— Я всё сделаю, кроме этого-о-о...

— Что? Конкретно!

— Всё, что захочешь!

— Вот я и хочу тебя!

— Извращенец! Маньяк! Отпусти его! Лучше возьми меня-а-а... — бросилась секретарша на защиту босса.

Боевик выстрелил в воздух. На истеричку рухнула люстра, а она — на пол.

Гаргуль взглянул на пышногрудое тело обнажённой женщины.

— Ладно. Уговорила!

Та лежала без сознания.

— Сначала займусь ей!

— Нет! Не делай этого!

— Чё? А кем? Тобой? Соскучился, мужик? Или ты действительно не мужик?

— Говори, что надо — сделаю! Только оставь нас в покое!

— Вот это я понимаю! Другой разговор! Где твоя подопечная?

— Кто?

— Не прикидывайся шлангом! Знаешь, о ком идёт речь!

— Улетела...

— Куда?

— На Кавказ.

— Точнее!

— В Чечню, а с ней и все, кто был при ней.

— Для чего?

— По его душу, — продемонстрировал Макс копию, сделанную на копировальном аппарате с рисунка, изъятого у него во время обеда генералом.

Гаргуль прихватил его, однако не торопился уходить, желая покончить с людьми. Ему помешали. В дело вступил полковник, хотя генерал требовал обрубить концы, что подразумевало — те, кого он спас, должны быть мертвы.

Гаргуль сбежал. Так решил он. А его просто не стали преследовать. И бес объявился на даче у олигарха. О чём вновь был извещён полковник завербованным агентом из числа прислуги.

— Отлично! Всё идёт по плану! — остался доволен он ходом спланированной тщательно операции.

— Где ты говоришь они? Куда подались? — заинтересовался главарь подробностями.

— На Северный Кавказ — в Чечню! — заявил Гаргуль.

Им обоим было знакомо эта местность и не понаслышке.

— Не могу поверить своему счастью, — вдруг прыснул со смеху главарь банды наёмников. — Они сами подались к нам в ад на земле!

— Прикажете готовиться к отправке, хозяин?

— И немедля! Вылетаем сию же минуту!

— Кого берём с собой, господин? — залебезил олигарх перед ним.

— Всех наших!

— Понял. Уже!

Подле вертолёта объявилось всего три боевика, в число коих помимо Гаргуля входил крылатый демон.

— И всё? — удивился темник. — А где иные бесы?

— Будут на месте — в Чечне! Их там столько, что и в аду не встретишь, — заверил Гаргуль.

— Может, ещё кого-нибудь возьмём — прислугу? — предложил олигарх.

— Нам в первую очередь необходим пилот! Без него как полетим, ведь находимся в телесных оболочках существ данного бренного мира!

На крик отреагировал начальник охраны.

— Могу я быть полезен чем-то вам, господа?

— Тебе чего, балласт? Пассажиры нам не нужны! — выдал зло Гаргуль.

— А кто вам сказал, что я набиваюсь к вам, да ещё в качестве пассажира? Могу и вертолётом управлять — сам!

— Неужели? Докажи!

— Садитесь по местам — летим!

— Ну, слышали, что сказал пилот? — рявкнул демон. — Или боитесь разбиться?

— Классная шутка чёрного юмора, господин, — посмеялся олигарх — бес в нём. — На этом всё или ещё кого-нибудь возьмём?

— И кого ты предлагаешь, слуга?

— Повара и дворецкого. Нам бы не помешает прислуга там, куда мы собрались.

— Уговорил. Дополнительные тела людей и впрямь не помешают. А то перелёт предстоит длительный, и в полёте всякое может случиться. Если что — послужат в качестве еды!

— Хи-хи... — не унимался олигарх, вновь оценив по достоинству чёрный юмор в исполнении крылатого демона.

И они устремились в направлении Северного Кавказа. До него им пришлось не раз садиться и заправлять вертолёт.

— Не мог приобрести самолёт? — не нравилась медлительность демону, и он корил беса за непредусмотрительность.

— Спокойно, господин! В нашем случае это самый удобный вид транспорта! В горах Кавказа ещё нужно уметь найти необходимую площадку для самолёта. А вертолёт сядет где угодно. В чём уже убедились не раз.

Телохранитель олигарха проложил маршрут по карте от дачи до Кавказа по бензоколонкам, заправляя баки дизтопливом. Один раз недотянул. И они потеряли день, а ночью лететь было опасно, в то время как беглецы проделали его намного быстрее, очутившись вблизи зоны боевых действий, куда их не пропускали через пост военные.

21. ДОРОГА В АД.

— Поймите, гражданочка! Идёт война! — пытался вразумить офицер. — Вам нельзя туда! Это не курорт! Здесь вам не отдых! Жить надоело?

— Тебе! Я журналистка! — продемонстрировала Вера соответствующий документ.

— Но не военный корреспондент!

— Зато имеется соответствующее разрешение на посещение военных баз!

— Вне зоны военного конфликта!

К посту КПП подкатила колонна военной техники в сопровождении БМД и БТРов. Они везли продовольствие в Чечню в расположение полка мотострелков.

— Помогите, мужики! — попросилась Вера к ним. — Подкиньте до базы, а? Ну что вам стоит!

На призыв женщины откликнулся их командир. Он был в звании майора, когда как офицер на КПП в звании старшего лейтенанта.

— А кто там у вас? — заинтересовался он. — И что вы вообще забыли в Чечне? Там война? Стреляют! И даже убивают!

— Надо, — отреагировала Надя. — У нас там дядя! Мы ищем его! А нас не пускают туда!

— Хотите непременно встретиться с ним? — продолжил майор разговор.

— А то! Разве незаметно? — ввернула Люба.

— Мы бы на самолёте проникли, да боимся, потерять, — заявил пилот. — Арендован! Иначе, будь мой, я не стал уговаривать летёху, тёзка!

— В отставке?

— Так точно, начальник!

— Ну и заключил бы контракт!

— Я бы с радостью, да не берут — списали!

— Лётчик?

— Ас.

— Вона как! А с вертушкой справишься?

— Хм, не вопрос!

— Отлично! Айда к нам на броню! Хлопцы, потеснитесь!

— Нет, майор!

— Да, летёха! Это приказ! Открывай ворота, пока я не приказал их сломать!

Чуть с опозданием к колонне бронетехники примкнул танк, и занял место впереди, как главная ударная сила.

Лейтенанту пришлось уступить старшему по званию и подчиниться. Да и что он мог противопоставить ему — пару солдат с блокпоста, у которых из оружия в наличии были автоматы, и не было даже гранат.

— Так кого ищите? По чью душу явились в Чечню? — не унимался майор дорогой до базы, устроив настоящий допрос.

— Кое-кого, о ком никто не должен знать, в том числе и ты, — дала понять Вера: не просто так явилась в зону боевых действий, как корреспондент, а со спецзаданием.

— Вона что! А ребёнок тут причём и старуха?

— Много будешь знать, майор, до полковника не дотянешь, если вовсе не выйдешь в отставку капитаном! Понял?

— Как страшно! Я уже испугался — боюсь, — усмехнулся он. И приказал бойцам: — Не отвлекаться на женщин! Смотреть в оба — по сторонам! Не хватало, чтобы по глупости нарвались на засаду!

— А что — боевики шалят? — заинтересовался псих.

— Если бы, тёзка, а то стыдно сказать...

— Кто?

— Дети.

— Как — дети?! — изумилась Вера, а с ней и Серафим.

— А вот так! Боевики знают: мы не станем по ним стрелять. Дадут такому сорванцу гранату и заплатят десятку баксов. И тот рад с нами повоевать!

— Прямо по курсу селение, комбат! — поступило сообщение от дозорных.

— Чёрт! Стоп машины! Карту мне!

Майор сравнил её с местностью.

— Я так и знал: не туда свернули! Говорил же смотреть в оба, а не глазеть на женщин! Явимся в лагерь я вам...

— Поворачиваем назад, комбат?

— Нет, идём на окраину села. Выясним точно, где находимся, у какого именно населённого пункта, чтобы определить, где база и куда двигаться! Оружие к бою!

Майор пригласил гостей спуститься под защиту БТРа.

— Внутри будет тесно, зато не так опасно.

— Ага, — подтвердил псих. — Если накроет, то всех разом. Никому обидно не будет!

— Полный вперёд! — скомандовал майор.

И колонна на полном ходу влетела на окраину села.

Это был горный аул. На улице не оказалось ни одной живой души. Даже собаки не лаяли.

— Притаились, — констатировал майор.

— Произведём зачистку, комбат?

— Придётся, — согласился тот с помощником. — Бери ребят с БТРами, капитан. А танк оставишь мне. Если что — прикрою.

— Понял, комбат.

— Неужели всё настолько серьёзно?

— А то, красавица! Чечня! Тут война, а не курорт! Кругом боевики, и половина из них косит под мирное население. Чуть зазевался — получи гранату, а то и выстрел в спину — и поминай, как звали. Груз-200 готов, или как минимум груз-300.

Капитан укатил. И вновь стало тихо.

— Не мешало бы самим оглядеться, — заметил псих. — А то стоим на открытой местности!

— Убедил, тёзка, — согласился майор. — С оружием умеете обращаться?

— Разберёмся, — заверила Люба.

— Воевала, мать?

— Ага, партизанила.

Майор выдал пару автоматов и пистолет.

— Если что — знаете, как себя вести! Но из БТРа ни шагу!

— Обижаешь, — расположился псих на месте стрелка у орудия. И крутанулся, окинув беглым взглядом прилегающую местность. — Чисто!

— Пошли, — выскочил майор, а с ним его бойцы — экипаж БТРа. И к ним присоединились иные.

Они пошли подвое, заглядывая в близлежащие дворы.

Послышался лай собак. В домах были дети и старики. Взрослые отсутствовали — даже женщины.

— Ох, и не нравится мне всё это! Уходить надо, и чем скорей, тем лучше, — отметил комбат.

Он махнул водителю БТРа, и тот подкатил к нему — сломав ограду, спрятал технику во дворе.

— Вай, чито сделял, разбойник! — заголосила старуха-чеченка.

— Спокойно, мать! Без паники! Проводится военная спецоперация! Идёт зачистка! Тебе ж не привыкать! — заявил майор. — Процедура известна! Поэтому не будь дурой — иди в лачугу!

— Вах, шайтан! Здесь нет наёмников!

— А где они?

— И не было!

— А куда женщины подевались — в лес или горы подались к мужьям?

— Вас испугались и бежали!

— А ведь врёшь, старая! Попрятались в подземелье? Где оно у вас? — дошло до комбата: там могут находиться боевики или их схорон — оружие, решил он таким образом исправить ошибку. Потребовал связи с капитаном. — Что-то уж больно долго он возится там! Пора возвращаться!

Пока комбат разбирался с данной проблемой, его подопечные подались на улицу, изучая обстановку.

Солдаты рыскали по соседству в иных дворах.

— И здесь живут люди, — молвил Серафим.

— Что поделаешь, — поддержала Вера разговор с ним. — Родину, родителей и религию не выбирают — всё это даётся каждому из нас при рождении.

— Вы чего вылезли? Жить надоело? — не мог майор наладить связь с капитаном. Отправил за ним БМД с экипажем. — Чтоб одна нога тут, а иная — там! Исполнять!

— Смотри, комбат, — указал псих в небо, приметив орла.

Тот взвился над ущельем среди скал, нависающих над селением.

— И чё?

— Его явно спугнули.

— Кто — боевики?

— Ты точно первый день в зоне боевых действий!

— Нет! В селении они нас не тронут. Мы тут в безопасности. Они не станут стрелять по своим родным и близким, а вот когда мы двинем назад, устроят засаду.

— Что это значит?

— Будем стоять здесь!

— До ночи?

— И ночь, если потребуется!

— Тогда нас здесь всех перережут, как баранов!

— А ты предлагаешь, чтобы перестреляли и значительно раньше?

Последовал сигнал от капитана.

— Ну, наконец-то, — узрел майор сигнальную ракету в небе. И был рад этому с одной стороны, а с иной — его худшие опасения подтвердились. — Боевики близко. Мы в ловушке! Придётся вызывать вертушки!

Вскоре на БМД прикатил капитан и доложил:

— Мы заняли дворы на иной окраине селения. Но один шустрый мальчуган сбежал. И нагнать не удалось. Он ушёл от нас горными тропами. Одно слово — козёл! Бесёнок! Жди к ночи гостей!

— Я думаю: они пожалуют раньше.

— А что если нам воспользоваться живым прикрытием?

— Мы не бандиты, капитан! — возмутился майор. — И потом с нами военкор!

Он кивнул в сторону Веры и её семьи с близкими людьми.

На защиту старухи встал её внук, а возможно и правнук.

— Ма, глянь — карапуз, — усмехнулась Надя. — Тебе сколько лет, малыш?

— Молчи, женщина! Я взрослый — мужчина!

— Вот это да! Супер!

— Ты будешь моей наложницей, а женщина — рабыней! Старуху же я продам на невольничьем рынке!

— Чё?..

— Слышала, неверная! А твоим мужикам отрежет головы мой отец или потребует выкуп!

— Ну, ты! Не очень-то! А то я тебе уши надеру! — поднесла Надя кулак к носу карапуза. Он уступал ей в силе и возрасте. Убежал.

— Ага, испугался! — обрадовалась Надя.

Не тут-то было. Прогремел выстрел.

— Началось! — бросился майор на землю. И от него поступил призыв: — Ложись!

Все и без его команды попадали. Огляделись.

Прогремел ещё один выстрел.

— В доме засел кто-то, — указал капитан. И дал по окну очередь из автомата.

— Нет! Отставить! — догадался майор, что произошло — кто ведёт огонь.

И следом из оконного проёма вылетела граната. Прогремел взрыв. На миг стало тихо.

— Никого не задело? — послышался голос майора.

— Старуху зацепило, — увидел подле неё кровь капитан.

Та застонала. И тут же из лачуги выглянул псих с карапузом в руках. Тот отбивался от него. Укусил.

— Ай, чертяка-А-А... — вскрикнул псих. — Это он устроил нам войну! Вот бешеный!

Серафим занялся им, а майор приказал осмотреть старуха.

— Ты видишь, что натворил — кого ранил, — не удержался майор и влепил пощёчину карапузу.

Тот заревел.

— Вас всех убьют и ещё сегодня-А-А...

— Не сомневаюсь, — знал наверняка майор: боевики, заслышав в селении стрельбу, спустятся с гор тотчас. — Уходим! Быстро! Все!

— А как же вертушки, комбат?

— Нет времени, капитан! Один хрен, где подыхать! А тут люди — дети и старики!

— Да они все враги — только и ждут нашей смерти!

— Мы не они, капитан! Люди, а не звери! Отводи свой взвод! Шевелись! Времени нет!

— А может, удержим село, комбат, до подхода наших?

— Идиот! Пожалей пацанов! Я не собираюсь их гробить ради твоей прихоти получить медаль и выслужиться перед начальством! Слишком дорогой ценой она нам всем обойдётся!

— Тогда тебе не стать полканом, комбат!

— Как и тебе — мной, ротный! Укокошат тебя! Помяни мои слова! Не лезь на рожон, если хочешь жить!

Тот укатил, но не спешил возвращаться.

— Неужели он не послушался моего приказа?

— Что делать будем, комбат?

— Оставайся здесь, прапор! А я сам сгоняю за ним и его парнями! И если что — держись до последнего патрона, а после — бойца — до подхода наших! Это приказ! Стоять насмерть!

— Все умеют стрелять или хотя бы оружие в руках держать — держали? — обратился прапорщик к тем, кого они прихватили у блокпоста при въезде в Чечню.

Ответы были расхожими.

— Короче! Мужики берут оружие, а женщины — походные аптечки! И все слушают меня, выполняя мои команды, как приказы, что обсуждению не подлежат! Ясно?

Ответа прапорщику не требовалось.

В удалении — на ином конце горного селения — послышалась стрельба. Началась обычная перестрелка — разведка боем. Боевики стремились выманить "федералов" из населённого пункта, не имея возможности применить более мощное и разрушительно оружие за исключением стрелкового.

— Не высовываться! — приказал прапорщик. — Сейчас снайперы начнут долбить! Так что прячьте свои долбежки, кто не хочет стать дятлом и сыграть в ящик!

Сам упал. В него угодила пуля.

— Прапора зацепило-о-о... — послышался крик среди солдат.

— Спакуха, парни, — лежал тот, не двигаясь. — Жив я! Малость рёбра помяло!

Его спас бронежилет. Но ему всё равно досталось.

— Ищите глухаря! Он не станет менять позицию!

— Серафим, — окликнул того псих. — За мной в БТР!

— Стойте, идиоты-ы-ы... — пытался их задержать прапорщик.

Как вновь грянул одиночный выстрел, и его снова зацепило.

— Проклятье! — упал он, и подкатился под БТР вслед за подопечными.

Те воспользовались люком у дна, забрались внутрь.

— Ты наводчик, Серафим, я — стрелок! Работаем!

— А я кто?

— Ты, прапор, — водила!

— Ты псих?

— Да. Но прежде был майором авиации!

— Тут земля, ас! Горы! Чечня!

— А у меня за плечами Афган! И другие горячие точки на планете зарубежом!

— Понял. Работаем, псих. Я с вами, мужики, — подался прапорщик на уговоры, поскольку вслед за снайпером обстрел повели иные боевики из автоматического оружия, засев в непосредственной близости от селения.

Серафим засёк пару позиций противника, и псих отработал их.

— Эх, добить бы! Раздавить! — отметил пилот.

— Сделаем, — рванул рычаги прапорщик. И БРТ под его управлением покинул пределы села.

— Стой, маньяк! Завалят!

— Не боись, мужики-и-и...

Боевики только этого и ждали. В ход пошли взрывные устройства. Они применили гранатомёт, зацепив гусеницу по правому борту.

— Живьём хотят взять! — догадался псих. — Быстро в люк на полу и наземь!

Он дал пару выстрелов, и сам покинул позицию стрелка. Вовремя. Потеряв пару бойцов, боевики резко изменили свои планы в отношении них. И шарахнули из "мухи" по башне, а затем метнули гранаты.

Серафим, как и прапорщик с пилотом видели наёмников. Те находились в паре десятков метров от БТРа. И не встретив сопротивления, поднялись.

— Собираются нас добить, — ухмыльнулся псих.

— Знать будет сюрприз, — присовокупил шёпотом прапорщик. — Стреляем по моей команде одновременно и бежим к своим в укрытие! Готовы?

— Да, — заверил псих.

— Тогда начали — огонь!

Серафим замешкался. Он не мог нести смерть, являясь ангелом-хранителем, пусть и в теле человека, прикрыл собой отход подельников по несчастью, стреляя в воздух.

— Кажется, оторвались, — свалился прапорщик за ограду.

И к нему туда на землю примкнул псих.

— Обошлось, — выдохнул он.

Тут и появился Серафим.

— Да пригнись же ты-ы-ы... — повалили его наземь соратники по оружию. И видели... — Ранен?

— Ерунда-А-А... — застонал Серафим. И умолк.

Пуля угодила ему прямо в сердце.

— Чёрт! — дал очередь псих.

— Проклятье! — вторил ему прапорщик.

Боевики залегли и стали отползать к лесополосе, отстреливаясь.

— Всё пропало! — схватился за голову псих. — Что я теперь девчонкам скажу? Ведь мы подались сюда из-за него!

— Знать такова его судьба, — смахнул каску прапорщик. За что едва не поплатился. Его отработал снайпер.

На счастье бойца у него сбился прицел. Ранение оказалось касательным. На скуле образовалась царапина. А тут ещё случилось одно невероятное обстоятельство, повергшее в шок напарников Серафима. Он открыл глаза.

— Люди. Земля-А-А...

— Ой, живой... — не поверили они своим глазам. — Фантастика!

Рана исчезла. От неё не осталось даже следа.

— Неужели ты испачкался? Вот поросёнок! — порадовался псих. — А я уж, дурак, решил: тебе могила!

— Ага, — округлились глаза у прапорщика. Они не могли обмануть его. Он видел: ранение было — и в сердце. — Заговорённый ты что ли?

На ответ у Серафима не было времени. Боевики вновь пошли в наступление, и на этот раз с применением миномётов.

— Осторожно, мины-ы-ы... — раздался крик, заглушённый в последствии взрывами.

Боевики обстреливали те дворы, где укрыли от них бронетехнику "федералы", дабы они не могли ей воспользоваться и уйти.

— Теперь у нас одна надежда на спасение — вертушки, — отметил пилот.

Они вернулись на исходный рубеж.

— Вызывай майора, прапор. Не удержим село! Самим бы продержаться до подхода своих!

Сомнению слова аса не подлежали, и тот выполнил их в точности.

— Ты где, комбат? Отзовись!

Вместо него ответил капитан.

— Ранен он. Я теперь вместо него!

— Надо уходить, командир! Мы уже потеряли две машины!

— И всего-то! Я и то — три, и людей! У меня раненые — много!

— А у нас пока с этим порядок — нет проблем!

— Тогда держись, прапор! Вертушки уже в небе! Через час, максимум — два будут у нас!

— Вопрос — есть ли у нас это время! Надо соединится, командир! Иначе по отдельности не устоим! Боевиков много! Полон лес!

— Если бы, а то ими усыпаны горы. Мои бойцы насчитали уже не меньше трёх сотен, а они всё лезут и лезут!

— У нас, их пока что-то около роты. Но думаю: скоро подойдут иные банды — и тогда всем конец!

— Господи-и-и... — кинулась Люба к Серафиму. — Жив, родимый!

— А что мне будет — пули не берут пока!

— Это пока и пули, — заметила Вера. — То ли дело мины!

— Тоже осколки! Мелочь!

— Ну, не скажи-и-и...

Во двор угодила мина, и в доме вылетели стёкла.

— Отходим! — скомандовал прапорщик. — Все!

— Погоди, — придумал кое-что ас.

— Чего тебе, псих?

— Давай устроим боевикам очередной сюрприз!

— Как?

Пилот объяснил всё по-военному коротко в двух словах.

— Лады, — подался прапорщик.

Они подпалили ту технику, что вышла из строя, выкатив предварительно на дорогу.

Боевики ликовали, уверовав в скорую победу, и что сопротивление практически подавлено — "федералы" не окажут им достойного сопротивления, оставшись практически без орудий за исключением танка.

На месте стрелка расположился лично прапорщик, а наводчиком у него выступил пилот-псих.

— Пожаловали, моджахеды! Одно слово — духи! Черти бесплотные!

Не встречая сопротивления, боевики устремились на зачистку села. Грянул орудийный выстрел, и одна горящая бронемашина взорвалась. В ней детонировали снаряды.

Прапорщик угодил точно в баки с горючим. И боевики заметались в пламени, как с иной стороны дороги прогремел очередной взрыв.

Проход оказался скрыт огнём.

— Теперь можем пособить капитану, — ухмыльнулся ас.

— Ну, ты и псих! Но мне это нравится, дружище! Будем знакомы! — выдал прапорщик. — Я — Иван, но не дурак!

— Гаврила! С иными уже знаком.

Рядом с ними в танке находилась Вера с семьёй и Серафим. Им нечего было бояться. Помимо толстой брони, танк обладал системой двойной защиты, увешанный вплоть до гусениц коробками. По ним и забарабанил противник, едва они угодили в из огня в полымя.

Капитан отводил бойцов в беспорядке. Они бежали, а не отступали, и без оглядки.

Боевиков оказалась тьма. И они спускались с гор, пробиваясь сквозь ущелье — горное селение — лавиной людских масс.

— Это конец! — закричал капитан.

— Нет, конец — это всегда начало чего-то нового, — заметил в ответ Серафим.

— А он ещё и философствует!

— Где майор? Куда подевал тёзку? — накинулся псих на капитана.

— Не знаю! Не помню-у-у...

— Предатель!

— Нет! Всё произошло столь неожиданно — налёт. У боевиков в селении имеются скрытые ходы. Они точно черти вылезли прямо перед нами из-под земли и едва всех не перебили.

Те, кто сейчас находился снаружи, не отрывали голов от земли. Пули свистели градом, напоминая свинцовый дождь, а время от времени гремели взрывы... и падали мины.

Вера сидела, держа при себе дочь, закрывая ей уши, сама была не рада, что подалась с ними сюда. И вздрагивала, когда на корпус танка попадала мина.

Броня трещала по швам, но пока держалась.

— В люк! — скомандовал прапорщик, открыв крышку на полу.

Вовремя. Гости успели избежать трагедии, а его с капитаном накрыло взрывом. Из башни повалил дым.

— Наши-и-и... — послышались радостные возгласы солдат, уцелевших в перестрелке с боевиками. Они услышали рокот в небе, а затем узрели винтокрылые машины, налетевшие точно вихрь. И теперь уже боевики подались в направлении "зелёнки" без оглядки. Их обстреливали с неба реактивными установками залпового огня экипажи вертолётов, усеяв местность по обе стороны села, зажатого в ущелье воронками и телами боевиков. Продолжали гнаться за ними, не давая опомниться.

— А куда это они? — занервничала Люба.

— Спокойно, мать, — выдохнул облегчённо ас. — К нам идёт колонна.

Его слова оказались пророческими. С той стороны, с которой они заехали в горное селение, явилась иная колонна, состоящая преимущественно из танков и БТРов. Командиром оказался полковник.

— Вашу мать! Вас куда понесло? — услышали солдаты его крик вместо приветствия. — С ума сошли? Где командир? Кто он?

Никто ничего не мог толком ответить. А тут ему ещё на глаза попались штатские.

— А эти здесь, откуда взялись? И кто?

— А ты не ори! — выдала Вера. — У меня ребёнок! Поэтому попридержи язык за зубами и выбирай выражения, полкан!

— Она права, — заступился ас.

— Ты ещё будешь мне тут права качать, псих ненормальный! Кто здесь главный?

— По всей видимости: мы.

— Издеваетесь?!

— И не думали. Я в прошлом — майор авиации.

— А, отставник? Уже кое-что! Где начальник колоны продовольствия?

— Исчез. Пропал.

— Ясно. А его зам?

Псих указал на дымящийся танк.

— А зам зама — прапор?

— Что-нибудь проще спроси, да!

— Неужели все погибли?!

— Солдаты живы, — приметил псих сержанта среди них.

Тот был контужен. У него из ушей текла кровь.

— Ой! — опомнились женщины. И позабыв про всё на свете, бросились оказывать медицинскую помощь раненым.

— Ну, вы блин даёте, мужики, — молвил чуть спокойнее полковник.

Перед ним остался псих и Серафим. Тот особое внимание заострил на его рубахе. Она была изрешечена, а сам он жив и на нём ни царапины.

— Как такое может быть?!

— Вот и я о том же-э-э... — подал голос прапорщик, вывалившись из танка, попутно вытащив капитана.

К ним бросились их подопечные тушить пламя. С ними в последствии и пытался завести речь полковник о прояснении ситуации с уничтожением продовольственной колонны в горном селении.

— Сбились мы с пути, — заявил капитан. — И виноват в этом комбат!

— Вот гад! Решил спихнуть на него всю вину, — двинул прапорщик капитана кулаком в скулу. И вырубил. — Врёт он всё, полкан! Карта подвела! Неточной оказалась! И если бы не он, предатель, майор был с нами, и иные солдаты, а не полегли здесь из-за капитана! Он решил устроить войну. И не будь с нами гражданских — всем каюк! Увезли бы не как груз-300, а груз-200!

— Неужели? — покосился ещё раз полковник на них. — Зачем пожаловали?

— Это допрос или просто вопрос? — опередил псих с ответом Серафима.

— Пока просто беседа по душам.

— Мы являемся помощниками журналистки и её семьи.

— Ага. Охрана.

— Типа, — подтвердил псих.

— Ну и кто вас сюда направил и с какой целью?

— Вера, — кликнул ту Гаврила. — Подойди.

Она всё и пыталась объяснить полковнику, продемонстрировав документы.

— Что-то я ничего не понял! А где спецпропуск? Почему твой "полкан" не выдал его? Что за игру затеяли "силовики"? Тоже мне подарочек прислали! Внештатных агентов! Мало мне одного штатного.

— Изгоя?

— Да. Тут как раз работёнка для него, — заверил полковник. Майора не удалось найти. — По всему видать: боевики с собой унесли. И лучше мёртвого! Но если живого!.. Господи, спаси и сохрани его! Убереги от пыток и прочих напастей!

— А могу я встретиться с изгоем?

— Хм! Ща! Я сам видел его не чаще чем тебя, гостья! Он — приведение! Одно слово — призрак! Является ночью и уходит во тьму, — выдал полковник, приметив в небе вертолёты из группы прикрытия. — Возвращаемся на базу! По машинам!

Колонна бронетехники устремилась спешно за пределы горного селения. Отход напоминал бегство. Боевики дорогой не тревожили их, зализывая раны, понеся ощутимые потери в живой силе, но всё же остались довольны вылазкой. У них в плену оказался майор.

— Комбат, — заявил наёмник с большими полномочиями. — Он жив?

— Будет жить, — заверил тот боевик, который присматривал за ним — бывший студент мединститута.

— Смотри, если с ним что-нибудь случиться, тебе несдобровать!

У него были свои планы на его счёт. Он мечтал свести счёты кое с кем из "федералов" и через двойного — подставного — агента "слил" информацию о пленном офицере.

— Я так и знал! — не сдержался в выражении эмоций полковник.

На его крики явился особист в звании подполковника.

— Что такое, полковник? Чего кричишь на весь лагерь посреди ночи?

— Работа есть!

— Для кого?

— Угадай с трёх раз.

— В ночное время?

— Да.

— Для изгоя?

— Нашёлся комбат. Он в плену у чеченцев.

— Где?

— Вот в этом районе, — ткнул полковник пальцем в карту, расположенную на столе на манер скатерти, — между базой и местом последней стычки.

— А почему бы тебе самому не нагрянуть рано поутру в данный горный аул?

— И дальше чё? Кричать на всю Чечню — ау! Где вы, боевики? Я пришёл забрать у вас своего подопечного! Чтобы они устроили мне там ловушку, как майору? Этого хочешь — море крови и трупов, особист?!

— Я не хочу рисковать понапрасну своим агентом! Информация проверена? Достоверная?

— Да-а-а... — сорвался полковник в очередной раз на крик. — Источник ещё ни разу не подводил!

— Двойной агент сообщил?

— А может и тройной, как одеколон! Кто ж его знает!

— Ясно. Ловушка! И для изгоя! Я не пущу его туда!

— Тогда знай, полпод: когда сам окажешься в плену, не жди, что выручу! Я запомню твои слова, предатель!

— А я — твои, полкан! Мне следует доложить в "центр" для получения разрешения на проведение спецоперации. Агенту потребуется прикрытие!

— Я дам его! Всё, что хочешь! Даже вертолёт!

— Никто не согласиться управлять вертушкой в ночное время по одним приборам! Ни один псих!

— Неужели? А если я найду такого? — вспомнил полковник про гостя — отставного майора авиации.

— Вот когда найдёшь, тогда и поговорим!

— Уже! — приказал командир полка кликнуть психа. — Справишься с поставленной задачей, ас?

— А вылет боевой?

— А то!

— И пострелять дадите?

— Конечно! Боекомплект будет до упора!

— Тогда я готов!

— Дурдом! — заявил подполковник. — Ты уверен, полкан, что этот псих — не псих — правду говорит? Ведь одно дело угробить вертолёт, и совсем иное — агента! На кону жизнь изгоя! Даёшь себе отчёт?

— Я — ас! — выдал псих, оголив левое плечо, а затем правое, демонстрируя наколки, красноречиво свидетельствующие для сведущих военных то, чего он стоит — где побывал и чего пережил.

— Ну, точно — псих!

— Значит, договорились, особист.

— Гляди, полковник: если что — вина твоя — и ляжет на тебя! Уж я тогда постараюсь!

— Только не очень! А то ещё надорвёшься!

22. ЗАЛОЖНИК.

Псих заглянул в палатку к прежним своим подопечным.

— Чего не спишь? — отреагировал Серафим.

— А сам? Бессонница замучила?

— Нет, один и тот же кошмар.

— Ясно. Бывает, — торопился псих. — У меня аналогичная история приключилась здесь.

— Ты куда, Гаврила?

— Т-с-с. На задание!

— Возьми меня с собой, а?

— Нет, Серафим. Ты лучше за девчонками присмотри, чтобы ничего не случилось. А я мигом! Утром расскажу обо всём, если жив останусь.

— Улетаешь?

— Ага. И такой шанс выпадает в жизни нечасто, а в моём случае и того реже — всего раз! И я не прощу себе, если не воспользуюсь им!

— Тогда удачи! С Богом! — благословил Серафим напарника на ратный подвиг.

И тот вышел из палатки, вскоре занял место пилота в вертолёте, прошёл окончательный инструктаж перед боевым вылетом.

Аса провожал лично полковник, в то время как подполковник посредством спутниковой связи вышел на агента, передав информацию о новом задании.

— У тебя ночь на всё про всё, а утром подберёт вертушка.

В ответ в эфире тишина, как немой знак согласия, и обрыв связи.

Подполковник повторил "звонок".

— Осторожно, бродяга! Это ловушка! Западня! На тебя идёт охота!

И вновь та же история с обрывом связи.

— И что ты будешь делать с ним! Он становится неконтролируемым! А, будь, что будет! Это его проблемы! Совсем одичал в горах! На люди перестал показываться. Одно слово — изгой! Ему там самое место!

Подполковник не услышал рокота вертолёта, притом, что на его палатку налетел вихрь.

— Только ветра не хватала, — посчитал он: разыгралась непогода.

В палатку заглянул полковник.

— Чего скажешь, полкаша?

— Улетел псих.

— Это ты верно подметил. Они с изгоем стоят один другого. Так что мы с тобой ничего не теряем, а повезёт — даже приобретём. Если дело выгорит, считай: орден у тебя и у меня имеется, а может и очередное звание. Ведь изгой так просто этого не оставит. Обязательно поквитается с боевиками. Это правило, чем исключение!

— Вот этого, полпоша, — я больше всего и опасаюсь, что и псих устроит с ним на пару в горах войну.

— Только не говори мне: вихрь — ничто иное, как был взлёт "аллигатора"? Неужели ты доверил ему управлять КА-52?

Полковник промолчал.

— Ты сошёл с ума! Эта техника стоит миллионы! И самое дорогое, что есть у нас в расположении части!

— Техника — металл, а вот люди — не материал, и не пушечное мясо! Должен же был я как-то поквитаться с боевиками за уничтожение колонны с продовольствием. Мы остались на неделю без еды! Теперь хоть самому иди и грабь близлежащие поселения с мирными жителями!

— Ой, дурак! Ну, дурак! Вот где дурак! Одно слово — псих! Кому вертолёт доверил, и какой! Ой-ой-ой...

— Не вой, а то накличешь беду!

— Сам шакал!

Пока офицеры высшего командного состава полка спорили, обвиняя один другого, их подопечные занялись делом.

У заброшенного поселения конца 12-го начала 13-го веков, что представляло собой каменные развалины — у сторожевой башни — мелькнула тень. Шагов не было слышно. И часовому у костра показалось: она привиделась ему. Он махнул себе на лицо воду из горного ручья и испачкал грязью. Кто-то поднял муть.

Боевик не успел опомниться и обернуться, как тень мелькнула позади него, и он, не издав ни звука, опустился всем телом в воду.

Тень изъяла у него автомат, и забрала рожок с патронами, спрятав под камень.

Ей предстояло разобраться с ещё одним часовым на башне. Она быстро вскарабкалась по отвесной стене, и толкнула охранника в бок. Тот очнулся, решив: смена караула, впору самому было бить тревогу и кричать: "караул".

Перед ним находился призрак с указательным пальцем у лица на устах.

— Т-с-с...

— Вах шайтан! — махнул рукой боевик, приняв его за видение.

Мираж не рассеялся.

— Изг-Ой... — пытался закричать боевик.

Тот накинулся на него. В ответ раздался хрип.

— Я говорю — задаю вопрос, а ты, если хочешь жить — спасти свою трижды проклятую жизнь — отвечаешь мне коротко и ясно! И не дай Бог тебе обмануть меня! Окажешься рядом с напарником в водоёме у подножия башни! Понял меня? Если да — кивни!

Боевик дрожал.

— С тобой всё ясно, — ослабил удушающую хватку изгой. И отпустил. Боевик поспешно схватился за автомат — нажал спусковой курок. Последовал щелчок и больше ничего. Рожок оказался в руке у ночного призрака.

— Наказать бы тебя за твоё поведение. А ещё горец! Разве так у вас принято испокон веку встречать гостей? Да твои предки, если б узнали, перевернулись в гробу! Я пришёл к вам с миром. И мне нужен ваш пленник. Кажется он майор. Где вы прячете его? И кто твой командир? Наёмник? Али? Говори!

Боевик схватился за кинжал.

— Не подходи, изгой! Зарэжу-у-у...

— Как страшно, — отреагировал он, метнув на опережение рожком от автомата — угодил бандиту в переносицу. И тот откинулся на спину.

Гость подобрал клинок и осмотрел.

— Булат. Дамасская сталь.

Клинок из неё являлся отличительной чертой тех боевиков, кто воевал с неверными ни в одном поколении и передавался по наследству. Его изгой изъял в качестве боевого трофея, и прыгнул вниз, совершив головокружительный прыжок. Не разбился, воспользовавшись страховочной верёвкой. И подался далее на поиски пленника.

Ему попались на глаза три спящих боевика во временном лагере боевиков наёмника Али Мамаду. Он живо определил: тут только охрана, сама банда ушла в горы за перевал. И опасаться особо было нечего.

Изгой сел у костра и согрелся. Боевики спали и никак не реагировали на него. Тогда он подкинул в огонь патрон. Последовал выбух подобный на выстрел. И все трое наёмников подскочили тотчас. Их взору предстал кошмар. Но и видеть разом один и тот же жуткий сон они не могли, посчитав его реальностью.

— Вах, шайтан-батыр! — схватились боевики за оружие без пользы дела.

Изгой продемонстрировал от них рожки у себя.

— Без паники, головорезы! — предупредил он. — Меня интересует всего один вопрос. Я задам его, и в зависимости от ответа решу: оставить вас в покое или пеняйте на себя!

Боевики выхватили кинжалы. История повторялась, только задача троекратно усложнялась.

— Вот балбесы, — махнул ногой изгой, разметав огонь — угодил в одного из боевиков, и тот объятый пламенем бросился к ручью.

— Сядьте! — приказал изгой двум иным боевикам. Один не послушался, споткнулся о ногу незваного гостя и упал, ударившись лбом о камни.

Третий не стал испытывать терпения изгоя. Тот продемонстрировал гранату.

— Вообще-то я не признаю насилия, как и оружием не пользуюсь, но когда-то вижу: придётся и мне воспользоваться им.

— Нет, не убивай меня, брат!

— И что ты говоришь, Обдул!

— Я не Обдул...

— А я что ли, по-твоему, штаны обдул?

Они оказались мокрыми у боевика.

— Короче! Ты мне за всех ответишь! — пошутил изгой сострив. — Где "борода"?

— Кто?

— Не прикидывайся! В курсе как мы называем наёмников из числа мусульман! Я про Али Мамаду! Видеть его хочу. Говорят: он устроил на меня охоту. Даже ловушку организовал. Так чего тебе смущаться? Говори, где он? И я из Мамаду сделаю какаду. А то в тебя кое-чем попаду!

Изгой подкинул гранату, и она упала на угли.

— У тебя пара секунд!

— В ау-у-уле...

— Каком? Конкретно!

— Там, где была разбита колонна сегодня днё-о-ом...

Изгой выбил ногой гранату из углей, и та угодила к ногам боевика, затушившего на себе возгорание в ручье. Тот не удержался, и воспользоваться подарком судьбы — схватил, и был тому не рад. Счастье обернулось для него несчастьем. Он обжёг руку и выронил гранату.

Угодив в ручей, она зашипела.

— Вот теперь держись! Ложи-и-ись! — последнее, что услышал боевик, прозванный изгоем — Обдул. Как прогремел взрыв, и он остался один. Вспомнил о переговорном устройстве.

Рация лежала на углях и сыпала искрами.

— Вах шайтан-батыр!

— Звал? — появился тот из тьмы точно призрак.

У боевика не нашлось слов. Дыхание заняло, и он схватился за сердце. Упал.

— Какой-то нервный головорез попался, — переступил через него изгой, и устремился к ущелью, оккупированному боевиками, беспрепятственно минул дозорные посты. Те даже не заподозрили, что среди них находится тот, за чью голову Али назначил большую цену. За поимку изгоя он давал 100 тысяч долларов — мёртвого, а живого — в евро — и миллион! Тот доставлял ему — его банде, как и иным полевым командирам-наёмникам — не мало хлопот. И они не скупились, лишь бы избавиться от ночного кошмара, не позволяющего им спокойно спать. А тут уже дело было под утро, суля скорый рассвет.

Изгой видел по небу: выбивается из графика, вдруг уловил позывной. Он принадлежал асу, классифицировавшему себя странным образом как "псих".

— Это становится интересно, — улыбнулся изгой про себя. — И что "контора" придумала новенького для меня? Какой сюрприз? Или боевикам?

Он замер у горного селения, открывшегося перед ним как на ладони. Место было идеальным для снайпера. Изгой не ошибся, обнаружив в траве на земле стреляные гильзы. Подался на дерево.

Там сидел снайпер, и с замиранием сердца ждал приказа от командира.

— На кого окотимся, мужик? — услышал неожиданно боевик голос подле себя и отреагировал поворотом головы с оружием, держа у лица.

Помимо "оптики" на винтовке у снайпера имелась система ночного видения на глазах.

Мелькнула яркая вспышка света. Изгой применил зажигалку против боевика, и тот ослеп на время.

— Не кричи, — зажал он ему рот. — И не дёргайся — упадёшь! Ты же этого не хочешь — свернуть себе шею, дятел? Не сопротивляйся! Кому и сделаешь хуже — только себе!

Когда снайпер успокоился, изгой затеял разговор с ним.

Открыв глаза — прозрев, снайпер обнаружил: противник находится перед ним вниз головой. Боевик поначалу подумал: тот издевается над ним — дурачится, подражая обезьяне, сам оказался в данном незавидном положении — был связан по рукам и ногам, вися головой вниз.

— У тебя есть выбор? — махнул изгой клинком, едва коснувшись верёвки. — Говори или умри!

— Что ты хочешь услышать от меня, при-при-призрак?

— Где твой командир — борода? Она уже отросла у него после того, как я побрил его? — усмехнулся изгой.

— Ты — труп! Он убьёт тебя!

— Я это слышу всякий раз, когда встречаюсь с ним или его людьми. И ты не исключение из правил. Поэтому укажи на дом, где находится он!

— А почему ни пленник?

— Потому что я в курсе: вы устроили засаду — охоту — на меня?

Что-либо говорить ещё изгою не пришлось. Снайпер сдался на милость победителя, и тот покинул его, предварительно вставив кляп в рот, коим послужила рация.

— Не зевай, и рот особо не разевай, иначе не услышишь приказ от Али об открытии огня, когда вновь узришь меня, но уже в селении.

Боевик задёргался, принявшись раскачиваться. Ударился о ствол дерева и лишился сознания. Рация выпала и упала наземь, работая на приём.

Али не находил себе места и без конца терроризировал посты, связываясь с дозорными по рации. Всё было тихо. Данное обстоятельство и угнетало его. Он знал — был уверен на все 100%: изгой явится за пленным майором. Сам подался на улицу проверять посты.

Начинало светать, а от изгоя не было никаких вестей — известий, что его засекли.

Как вдруг Али сам засёк тень — сразу две: одну — от собственного тела, иную...

Резко обернулся и выстрелил.

— Ва-а-ах... — послышался крик.

Али зацепил личного телохранителя.

Поднялась суматоха. К командиру подались бойцы.

— Изгой! Изгой... — зашумели они.

— Где? — отреагировал Али. — Вы видели его?

— Нет, но убит твой телохранитель, хозяин?

— Сам виноват! Я принял его за изгоя-А-А...

Бойцы подались врассыпную, боясь: Али снова в кого-нибудь выстрелит. Обошлось.

Изгой не собирался менять тактику в отношении оружия — его применения даже против отъявленных головорезов, которых собой представляли подопечные Али. И тот уже не надеялся вновь встретиться с ним.

Рассвело. А изгой не объявлялся среди бела дня в расположении противника. Но всё когда-то приходилось делать впервые.

Али подался в туалет — открыл дверь в дощатое строение на заднем дворе — и остолбенел.

— Занято! — выдал незваный гость.

— И-и-изг-Ой... — выдохнул Али.

— Привет, — улыбнулся тот ему и силой втащил в дощак, закрыв дверь.

— Тьфу-тьфу-тьфу... — плевался Али, угодив в дыру на полу, плюхнувшись в жижу.

— Я тебя не узнаю, Мамаша!

— Я — Али! И Мамаду-у-у...

— Угу. Вижу. Решил принять ванну? Во блин гоблин? Или ты Шрэк? Тоже лысый и зелёный от стыда? Или быть может злости, а, Али? Ты слышишь меня?

— Погоди, изгой! Я доберусь до тебя-а-а...

— Ори, не ори — нас здесь всё равно никто не услышит. И потом, вот он я, но руку помощи тебе не собираюсь протягивать.

Вместо неё изгой сбросил наёмнику рацию.

— Не утопи! Это твоё единственное спасение!

— Стой! Куда? Не бросай меня! Хочешь, я скажу тебе, где пленник — майор?

— Зачем?

— Неужели знаешь, где он?

— Найду. Не слепой. День на дворе, а не ночь, — улыбнулся изгой.

— А меня чего искал?

— Хотел справиться о твоём здоровье. Думаю: пора тебе в отставку и лучше самому, чем посмертно. А то в следующий раз обязательно организую.

— Следующего раза не будет! Получи-и-и...

Али закричал в рацию, что в дощаке находится изгой.

— Вот балбес, — бросил напоследок изгой и исчез.

Боевики чуть с опозданием отреагировали на призыв командира — расстреляли дощатое строение, превратив в дуршлаг. Им показалось этого недостаточно, и они применили тяжёлую артиллерию — гранатомёт.

Дощак разлетелся в щепки по двору и взору бандитов предстал человек в куче дерьма.

— Попался, изгой!

— Нет! Я свой! Наш я-а-а...

— Хм, голос как у командира, — удивился его помощник.

— Это обман — уловка изгоя! Он это! Он! И пытается провести нас! — не согласился с ним иной боевик.

Когда всё же Али удалось отряхнуться и обтереть лицо о траву, боевики признали в нём своего командира.

— Где пленник?

— А что, командир?

— Я видел изгоя, как сейчас тебя, Мусса!

— Не может быть, Али!

— Ну не сам же я провалился в дерьмо-о-о...

— Изгой — и днём!? Что-то новое!

— Да! Он изменил тактику! В курсе про ловушку! И сам устроил её нам!

Боевики кинулись в дом, где содержался пленник, спустившись в потайной подвал — сами указали на него изгою.

— Вот глупцы! Одно слово — бараны, — посмеялся он про себя над ними. — Борода ничуть не изменилась! Допрыгается у меня!

Али не мог поверить, что майор находится всё ещё у него в плену.

— Ничего не понимаю!

Он выскочил на улицу и приказал осмотреть селение — дом за домом — каждое строение, будь то дом, сарай или туалет.

— Я точно знаю: изгой здесь! Притаился! Прячется, и насмехается над нами! Делайте, что хотите, но найдите мне его! Хоть из-под земли, а достаньте! — достал Али боевиков.

Неразбериха и суета, граничащая на уровне паники в стане противника, вполне устраивала изгоя. Этого он и добивался, попутно выяснив, где содержится пленник.

Али сам пожелал выступить его надсмотрщиком, подался вниз, а лекаришку выгнал наверх в дом, и тот столкнулся нос к носу с каким-то оборванцем.

— Ты кто? — изумился неопытный боевик, толком не державший ни разу оружия и не умевший обращаться надлежащим образом с ним.

— Дервиш, — пошутил изгой.

— Уходи, оборванец! Иначе...

— Что? Ты хоть в курсе: я — святой человек по здешним меркам — неприкосновенен!

— Кому ты гонишь, бомжара!

— Ну и молодёжь нынче пошла! Совсем от рук отбилась — не уважает традиции предков! А ещё чеченец!

— Да я скорее москвич!

— Вот как! И чего тебя занесло сюда? Неужели денег захотел заработать? В столице не хватает?

— Тебе что за дело, проходимец? Уходи, пока я не позвал командира! Он церемониться не станет и...

— Не кричи! Я всё понял. Пленник с ним?

— Ты кто, муж-Ик... — дошло наконец-то до "москвича", кто перед ним. — Из-из-изг-Ой...

— Т-с-с...

— Мама-А-А...

— А почему не папа? Его звать в данном случае уместней!

— Твою мать...

— Стоять, москвич! Не падать! — подпёр его телом дверь изгой. И дал понюхать нашатыря. — Хочешь вернуться к нормальной жизни, студент?

Он обнаружил у него зачётку.

— Денег решил зашибить на учёбу?

— Угу-у-у... — захныкал тот. — Не у-у-убивайте меня, дя-дяденька-а-а...

— Не буду. Слово даю! Веришь?

— Ага-А-А...

— Тогда не ори, и не подставляй меня, а заодно и себя. Поможешь мне, а я — тебе вновь оказаться в столице, и не как боевику, а студенту мединститута.

— А восстановят? У меня академический отпуск закончился — давно.

— Не вопрос. Ты готов?

— Не знаю.

— Тогда стой у двери и никого не пускай в дом. Скажи: это приказ командира!

— А-Али-и-и...

— Т-с-с...

Изгой оставил его и подался в подвал.

— Кто там? Ты, засранец?

— Сам он, — объявился изгой подле Али.

— А где студент? Ты что с ним сделал? — занервничал наёмник.

— Хочешь, чтобы я сделал то же самое с тобой? — взглянул изгой на майора. — Комбат, очнись!

— Я с тобой разговариваю, изгой! Слышишь, оборванец?

— Сам засранец! Тьфу, на тебя!

Али выронил автомат.

— Не бойся! У меня слюна неядовитая! Я человек, а не змея! Не пресмыкающийся гад, как ты!

— Убью! Зарежу... — выхватил Али клинок.

Изгой противопоставил ему аналогичный трофей.

— Опять захотел побриться, вонючка?

— Сам так-Ой...

Изгой схватил его за бороду — отрезал. А после плюнул и прикрепил на лоб, точно чуб.

— О, а так вылитый хохол, — посмеялся изгой. — И не скажешь, что мусульманин!

Али сам изменил тактику — прильнул к пленнику.

— Я убью его, изгой!

— Только попробуй и та же участь постигнет тебя, лысая хурма!

Наёмник не послушался, и ему в лоб ударился кинжал рукоятью.

— А метать ножи ты не умеешь, — подал голос майор.

— Идти сможешь, комбат? — взвалил изгой на себя Али.

— Обещать не стану, но постараюсь.

— Студент, — окликнул того изгой, показавшись с телом боевика на плече из погреба. — Помоги! Да не мне, а майору!

Тот подхватил его под руку и потащил к выходу на улицу, куда подался изгой и прямиком к джипу.

— Далеко не уйдём, изгой. Нас не выпустят из села. Не прорвёмся!

— Не дрейфь, практикантроп! Я знаю, что делаю, — сел за руль изгой и рванул с места, пустив пыль и песок из-под колёс столбом.

Послышались крики. Кто-то увидел командирский джип, а за рулём — оборванца. Боевики не спешили открывать огонь. Их сбил с толку лекарь.

— Что происходит? Куда это подался командир?

Помощник связался с постом у дома Али, и те заявили: он подался к пленнику.

— Проверьте на месте ли он!

Когда от них поступило экстренное известие об его пропаже вместе с юнцом и пленником, угнанный джип уже находился на окраине горного селения.

— Это изгой! Он увёл у нас из-под носа их!

Раздалась стрельба.

— Прекратись! Сейчас же! Там командир! — сорвался на крик помощник.

— И чего делать?

— В погоню! Машину мне!

...Машины неслись по горному серпантину, когда в небе над ущельем объявился вертолёт. Его никто не видел. Пилот управлял им в бесшумном режиме. Торопиться лётчик не стал, изучая тех, кто находился в машинах. То, что боевики — не вызывало сомнения, как и то: происходит что-то непонятное. Они словно преследовали друг друга — головную машину колонны.

Над дорогой промелькнула тень. Поначалу преследователи не предали значения, думали: солнце накрыла тучка. Не тут-то было. Тень пронеслась над ними вихрем и вновь зашла со стороны солнца.

— Возду-у-ух... — слишком поздно приметили боевики вертолёт, угодив под прицельный огонь.

Один из трёх джипов преследователей полетел в обрыв. Иной остановился, врезавшись в гору, а третий проскочил. Им и занялся ас КА-52.

Боевики ответили наобум. Пользы делу это им не принесло. Их накрыло ударной волной при очередном взрыве.

— Что за псих работает в горах да ещё в одиночку? — изумился изгой бесшабашностью аса.

— Не ты один такой на земле, — заметил к слову студент. — Появился ещё один и теперь в небе!

— Хм, интересно было бы встретиться с ним.

— Тормози, не тормози-и-и... — вцепился пассажир руками в бардачок перед собой.

Изгой успел утопить педаль газа до упора. Послышался скрип колёс. Джип замер в непосредственной близости от вертолёта. Пилот в нём отследил их — сканировал.

— Боевики! — не было у него сомнений на их счёт, как и то: лицо оборванца знакомо и отдалённо походила на рисунок с листка, сделанного рукой Веры. — Изгой!

Тот не успел осмыслить ситуацию, как из вертолёта вылетела ракета и детонировала в удалении от беглецов.

Псих добил уцелевших боевиков, пытавшихся подбить вертолёт из гранатомёта.

— И чё терь? — засуетился студент.

— Кино про Мимино смотрел? — отреагировал изгой.

— Ну и...

— Помнишь, как он корову перевозил?

— Мне другое кино нравиться про охоту в русской национальной традиции, как там данное животное везли в бомболюке.

— Вот и тебе придётся повторить этот манёвр, но на моём месте!

Изгой принял трос от психа и закрепил на носовой части джипа.

Над горами понеслись крики. С ума сходили боевики. Майор в отличие от них был спокоен.

— Теперь будете знать, что с нами — русскими — не следует воевать!

Изгой не полетел, вновь скрывшись в горах, выполнив задание "центра". О чём и передал информацию.

— Встречай гостей, полпод!

И на этом всё. Коротко и ясно.

— Чего? — переспросил полковник у него, задержавшись на ночь, и до сих пор оставался в гостях с восходом солнца, словно ждал завтрак в качестве угощения от хозяина палатки.

Тот покинул его, выскочив на свежий воздух. Базу окутал туман.

— Ты где, полпод? — выскочил вслед за ним чуть с опозданием полковник, потеряв в беспроглядной мгле.

Тот подался на вышку, оказавшись поверх завесы, и узрел далеко в небе точку со стороны гор. Она росла, приближаясь стремительно к ним.

— Псих... — услышал его крик полковник, отреагировав адекватным образом, и сам воспользовался биноклем.

— Ё-маё-о-о... — открыл он в изумлении рот и не поверил в то, что увидел воочию. — Это не сон!

— Не может быть, — вторил ему "силовик". — Он тащит джип!

— Встречаем, — приказал полковник зажечь огни и при помощи них указать место посадки асу.

Первым твёрдой земли коснулся джип, и не колёсами, а крышей, и следом ас посадил винтокрылую машину.

— Зверь, а не вертолёт! Ещё тот хищник! Такую технику мне бы в Афгане, оттуда сюда б не явились боевики! Всех бы там похоронил!

На шумы помимо солдат отреагировали гости.

— Ма, — потревожила Надя родных и близких. — Там на улице такое...

— Что?

— ...на словах и не передашь!

— А где псих? — опомнилась Люба.

— Вернулся, — догадался Серафим по реакции ребёнка.

— Откуда? — не понимала Вера, что и о чём говорит собеседник.

— С боевого задания — ночного вылета.

— Ничего не понимаю!

— Он обещал по возвращении всё рассказать, — заверил Серафим.

Но их не допустили к нему. Солдаты оцепили вертолёт и джип, привязанный за трос ко дну.

— Я корреспондент! Вы не имеет права-А-А... — закричала Вера, требуя доступа и допуска к тому, что происходило.

— Всему свой срок, красавица, — отреагировал полковник.

— Ой, майор! — приметила того Надя, прошмыгнув между ног у солдат в оцеплении. — Живой, бродяга!

— И ты, ребёнок, — обрадовался он девчонке.

При нём находилось ещё два человека в военной форме, но без знаков отличия.

— Боевики, — сообразила Вера.

— Ас, — махнул тому приветственно рукой Серафим поверх головы.

— Я видел его, — отреагировал псих.

— Кого?

— Того, кого ты ищешь! Он здесь — в горах!

— Чего? Кто? — заинтересовалась пуще прежнего Вера.

— Изгой, — улыбнулся Серафим.

— Что происходит? Почему я не в курсе событий, когда журналист!

— Успокойся, ма. Не гони коней!

— Как не гони, когда это моя работа — и не только!? — не унималась Вера, и добилась того, чего желала.

Её пригласили освещать сенсационное событие. Полковник с подполковником принялись ей давать интервью, сообщив о проведённой успешно операции, спланированной ими и осуществлённой без потерь с их стороны. Итогом чего стало освобождение комбата из плена и пленение наёмника — полевого командира.

— А изгой?

— А при чём тут он?

— Ведь это его рук дело? — вопросила Вера.

— Просьба, о нём не упоминать! Он — его псевдоним — секретная информация! И огласке не подлежит!

— Мне не для статьи...

— А для чего?

— Себя! Я хочу встретиться с ним.

— Хм! Ишь чего захотела, красавица! С ним не может встретиться его непосредственный начальник, а ты туда же!

— Голос и тот слышу редко. Два-три слова в ответ, — подтвердил подполковник. — А то и вовсе тишина в эфире, как немой знак согласия.

— С вами всё ясно.

— А нам с тобой — нет! Ты что делаешь здесь?

— Выполняю одно сверхсекретное задание "центра" — конторы!

— Так вроде я тоже "силовик"!

Вера не стала больше тратить время на высший офицерский состав полка, подалась за разъяснениями к психу.

— Вот это да, полкаша! Поди, пойми этих женщин — то, что у них на уме! — удивился подполковник. — Ох, чует моё сердце: доставит она нам со своей семейкой и людьми ещё немало хлопот! Глаз с них не спускай! И с базы — никуда!

— Не под арест же мне её сажать!

— А хотя бы! Приставь солдат на постоянной основе под видом гидов-экскурсоводов. Ну, понял? Мне ли тебя учить, как следует следить!

— Кто из нас двоих особист, полпод?

— Ну, я! И что же?

— Тебе и карты в руки! А мне некогда — у меня боевики в горах! Раз обнаружили, значит, скоро поступит приказ выбить их оттуда и любой ценой! Опять придётся пацанов губить! Так что пусть твой тайный агент пошустрит, а я тем временем допрошу моджахеда!

— Он — мой!

— Нет, мой! Я захватил его!

— Что?

— Мои люди!

— А вот и не угадал — мои — внештатный сотрудник!

Офицеры едва не подрались из-за него, и сошлись во мнении: продолжат вместе допрос, как и разработку плана новой операции по выдворению бандформирований из зоны их ответственности — мотострелкового полка.

Тот отказывался говорить.

— Колись, хурма лысая! — не сдержался полковник. — Каково количество боевиков в моём районе? Кто командует ими? И что входит в ваши планы? Какая боевая задача поставлена в весенне-осеннюю компанию?

Али держался. Недолго. Начал давать показания студент-медик.

— Ваш шайтан! Сын шакала! Падальщик! Я доберусь до тебя — мои люди! Ты труп, щенок!

Со слов раскаявшегося боевика вблизи ущелья за горной грядой находились сотни вооружённых до зубов наёмников.

— И они прибывают каждый день небольшими обрядами по 30-40 человек. И тут же следуют далее по своим квадратам.

— Повзводно — говоришь, — смутился полковник, окинув карту — район ответственности его полка. Они находились на плато, а кругом высотки. Было очевидно: им грозит окружение и полное уничтожение.

— Да ну, глупости, — не согласился оппонент — "силовик". — Непроверенная информация!

— Вот и мне требуются соответствующие разведданные!

— Я больше не намерен рисковать изгоем! Ему необходим отдых! Требуется время! Используй полковую разведку! Или сам не хочешь? Боишься потерять их? Так и скажи! Проведи обычные зачистки в селениях вокруг! Если обстреляют, значит, прав. Будем требовать подкрепление из "центра"!

— Тогда будет поздно! Надо сейчас отходить — эвакуировать базу. Если боевики затеяли нас обложить тут — не станут раскрываться, и не тронут, пока не окружат! А так и будет!

Спор между ними вновь затянулся, и Вере удалось добраться до психа. Того охраняли солдаты.

23. ОКРУЖЕНИЕ.

— Он под арестом? — спросила Вера.

— Нет, но командир запретил нам пускать к нему гражданских!

По соседству находилась медсанчасть. Оттуда на голос журналистки вышел майор, отбиваясь на словах от санитара.

— Да отстань ты со своей клизмой и "уткой"! Я сам справлюсь! Не больной!

— Как же не больной, когда ранен, комбат!

— То-то и оно, солдат: я — он, а ты, стало быть, мой подчинённый! Марш в палатку! Исполнять приказ!

— Я всё врачу скажу! И он равный вам по званию! — упирался солдат-санитар больше для приличия. Всё же поддался и удалился.

— Что, красавица, не пускают к герою? — поспешил майор пособить той — отблагодарить за то, что она взяла психа с собой в Чечню, а он — их. — Вы спасли мне жизнь! Теперь я ваш должник!

Солдаты на страже оказались упорными ребятами — позвали офицера. Явился их комбат, и тёзке по званию пришлось отступить.

— Ну, ты хоть видел его?

— Кого, красавица?

— Изгоя.

— Как тебя сейчас.

— И какой он? Похож на себя? — продемонстрировала та рисунок.

— Практически.

— А фактически?

— Одно лицо, — заверил пилот.

— Псих! — обрадовалась ему несказанно Вера. — Ты как выбрался из палатки? Там же охрана!

— Т-с-с! Не шуми! Захотел подышать свежим воздухом.

— Боишься клаустрофобиком стать? — усмехнулся майор. — Палатку распорол с иной стороны от входа?

— Ага, старая армейская хитрость.

Они уединились в палатке для гражданских, а комбат, почувствовав слабость, поспешил назад в медсанчасть, едва дошёл, и санитар принялся его корить, за то, что он не послушался.

Серафим оживился при виде психа — возвращении, как и родные Веры. Они с нетерпением ждали услышать рассказ о его вылазке в стан противника и встрече с изгоем.

— Какой он?

— Одно слово — герой! Я и то на такой подвиг неспособен. Он — ас на земле, а я — в небе! И в этом мы схожи!

— Ты по делу говори — существу! — требовали точного описания в мельчайших деталях подельники, особенно Серафим.

— Да человек он. Человек! Хотя что-то в нём есть неуловимое — взгляд! Да! Глаза!

— Какие они у него?

— Проникновенные — цепкие! Ощущение такое, будто он зрит тебя насквозь. И тебе ничего не утаить от него — ни мыслей, ни свою сущность! Он как рентген — гипнотизёр! Я бы сравнил его с удавом или питоном, но с хорошей стороны и не как хищника — убийцу, а миротворца. Спокойный, как удав, и цепкий как питон. От него никто и ничто не ускользнёт. Одно слово — изгой! Определение верное для него, как отшельника. Он — аскет! И наш мир ему чужд! Он чувствует здесь себя чужим! Во всяком случае, я именно так решил про него, когда увидел.

— А ты о чём-нибудь говорил с ним?

— Нет, общение происходило на уровне жестов — военных сигналов — обозначений, — окончил повествование псих.

— Мне надо увидеть его, — продолжил Серафим.

— Где ты расстался с ним? — подхватила Вера. — Место можешь указать? А связаться?

— Слишком много вопросов, как и хотите получить, — отметил пилот.

На этом, собственно говоря, и закончилось общение. В палатку к гражданским лицам заглянул офицер.

— Вот ты где, — выдал он при виде пилота. — Пойдём.

— Никуда он не пойдёт! — встала Вера на защиту психа. — Не имеешь права! Он — гражданское лицо, а не военнообязанный!

— Мужик, значит, обязан служить Родине!

— В мирное время?

— Здесь Чечня! И тут идёт война! Ясно?

— Проблемы ищешь?

— Сами! Его хочет видеть комполка!

— Тогда я пойду с ним, — заявила Вера. — Иначе пусть сам идёт к нам в гости!

— Как скажете, — согласился офицер.

Вера подалась на пару с психом в палатку, являющуюся полевым штабом полка.

— Дальше нельзя! — заявил офицер, увлекая психа внутрь.

С улицы до полковника донеслись крики. Голос был женским.

— Ну конечно, корреспондентка на мою голову, — выпалил полковник.

— Наши, — присовокупил подполковник.

Вера не унималась, требуя доступа к командиру.

— Занят он! Не ори, истеричка, — вновь появился офицер-конвоир. — У него сейчас идёт совещание в штабе!

— Относительно чего?

— Военная тайна! Гражданским лицам там не место!

— Вот как! А как же псих? Он демобилизован! Списан! Я подобрала его в дурдоме!

— Это правда?

— Да! Можешь о том поинтересоваться у "силовика"! Пускай подполковник пошустрит!

Офицер во второй раз скрылся в палатке, и кое-что шепнул на ухо подполковника.

— Чего такое? — заинтересовался полковник.

— Зови, — выдал подполковник, обратившись к офицеру.

— Кого?

В палатку заглянула Вера.

— Привет, мальчишки, — улыбнулась она. И смутилась.

— То, что ты сказала относительно аса — правда? — вопросил подполковник. — Он — псих?

— Сам, если поверил мне, — пыталась выправить ситуацию Вера, не желая подставлять того, кто помог им добраться до Чечни и спас жизни.

— Я проверю то, что ты сказала офицеру!

— Ой! А что я сказала? С дуру ляпнула первое, что взбрело мне в голову! Решила: вы накажите психа!

— Кого?

— Ой, пилота! Оговорилась!

— Что-то часто!

— И ничего не часто!

— Тебе чего? — отреагировал полковник.

— Могу я увидеться с изгоем?

— Нет, — был категоричен ответ.

— Почему?

— Потому что ему некогда! У него нет времени на свидание с тобой!

— Я сама могу наведаться к нему!

— Ничего не получится, — вмешался подполковник вновь. — Никто не знает, где он скрывается. У него дом — весь Северный Кавказ, а не только Чечня! Он — вольная птица! Я лишь даю ему информацию к сведению, а он в зависимости от возможностей действует — не больше и не меньше! Так что у тебя ничего не получится! Можешь не обольщаться на его счёт! Хочешь чего передать ему и то на словах — говори мне. Я при очередном сеансе связи передам ему это!

— Точно передашь? Не обманешь?

— Я офицер! Слово даю — слово чести!

— Тогда сообщи изгою: с ним хочет встретиться один человек. И им есть, о чём поговорить — вспомнить. Он нуждается в нём, как и наоборот!

— А короче нельзя и менее запутано?

— Можно! Скажи ему: ждёт сюрприз на базе! И всё!

— Другое дело! Хм, сюрприз! Ты что ли, красавица?

— Это уже не твоё дело, подполковник!

— А вот и нет! Всё, что и кто находится на территории моего полка и введении — касается лично меня, — заявил полковник. — И моего непосредственного помощника! Если у тебя на этом всё, женщина, — свободна!

Как ни странно было, Вера подалась из палатки. И военные вновь стали обсуждать план возможных действий противника. Пилот-псих понадобился им в качестве консультанта-эксперта.

— Скажи, ас: реально произвести разведку с воздуха в горах и над лесным массивом равнины в ущелье?

— Смотря, какая задача стоит, — отреагировал тот. — Боевая или чисто тактического плана без стратегического задания?

— Говорят, местность кишит боевиками, — продолжил "силовик".

— Кто говорит? Изгой или пленные?

— Пленник.

— Юнец или фанатик?

— Не всё ли равно?

— У страха глаза велики. Юнец мог и не Бог весть чего нагородить, лишь бы отмазаться.

— Вот твои глаза нам и необходимы, — снова молвил полковник. — Хочешь полетать?

— А то! Что входит в боевую задачу — обнаружение сил противника и его уничтожение?

— А ты мне нравишься, майор.

— Это в прошлом.

— А в настоящем как? Согласен? — продолжил подполковник. — Что если мне удастся тебя восстановить — завербовать, а?

— Как штатного агента или...

— Пока внештатного!

— И что требуется взамен от меня?

— Расписка, что ты — такой-то — обязуешься соблюдать устав военного времени, и несёшь материальную ответственность за дорогостоящую технику...

— Согласен, — выпалил ас, не дав оппоненту договорить.

— Ты действительно псих!

— Это шутка или...

— Шутка! Подполковник шутит. Он у нас в полку ещё тот юморист, — подмигнул полковник весело психу, а вот помощнику незаметно показал кулак.

— Когда вылетать?

— Ты не спеши — отдохни после ночи. А где-то часа в два или три по местному времени отправишься на задание в сторону ущелья. Думаю: если "студент" оказался прав, к вечеру там обязательно появятся боевики.

Аса сопроводили под конвоем в прежнюю палатку с двумя выходами, где у "чёрного" с иной стороны был приставлен часовой.

Психу не понравился временный арест, но и убиваться он особо не стал. Небо манило его, и ради этого он был готов стерпеть ещё и не такое, как и время, тянувшееся медленно и нудно для него. Секунда тянулись как минута, а минута казалась часом, а час — вечностью. И так длилось уже бесконечность.

Еда не лезла в горло, и чувство голода притупилось.

— Готовься, — заглянул к нему офицер перед обедом. И узрел: полбулки чёрного хлеба и банку тушёнки не тронутыми.

— Неужели еда не по вкусу? Привык на гражданке к иным деликатесам — колбасе и макаронам?

— Нет. Там, где я находился на принудительном "отдыхе", вообще мясом не кормили. Только хлеб и каша, да кисель, а то и просто подобие заварки на чай. И та без сахара. А еда — без соли!

— Ты где так "отдыхал"? Уж не на зоне?

— В дурдоме. Контуженный я — и не раз!

— Вот псих!

Офицер оставил на обед очередную порцию хлеба и банку тушёнки.

— Учти! Скоро и эта еда будет в дефиците у нас! Ведь колонну с продовольствием сожгли боевики! Мне ли тебе о том говорить!

— Вот ими на ужин я и попотчую себя!

— Маньяк! — бросил напоследок офицер и удалился.

Псих поковырял хлеб, а затем, когда за ним пришли, прихватил с собой припасы в качестве НЗ. Сказывалось боевое прошлое. Перед боевым заданием ничего не есть, только пить, чтобы в случае ранения в область живота не было дополнительных проблем. Прихватил попутно целую канистру воды, а не только фляжку.

— А она тебе зачем?

— Военная хитрость, офицер, — отреагировал ас.

Ему вновь предоставили возможность "оседлать" КА-52.

— Мой ты хищник, — провёл пилот рукой по бронированному борту. И сказался готовым к вылету на боевое задание.

Полковник передал ему планшет с картой, на которой были обнесены кружками те места — высоты, которые следовало проверить психу на наличие там боевиков.

— Ты уж не подведи нас, ас... — попросил он напоследок его. — Постарайся. Дело очень серьёзное. Сам всё должен понимать. Если боевики окажутся там, где я указал — нам — полку крышка! А подмоги ждать неоткуда!

— Сделаю, командир. Положись! Боезапас какой?

— Полный и сверх того. Работай!

Вертолёт бесшумно поднялся в воздух и покинул расположение базы, подавшись в направлении горного перевала строго на юг.

Полковник ещё раз окинул горы вокруг долины, и ему на глаза попался подполковник.

— Беда!

— Ты чего это вдруг, полпоша?

— Я выявил диверсантов среди нас!

— Неужели? И кто они?

— Баба со своими подопечными!

— Не городи ерунды!

— Я взял её с поличным у нас в штабной палатке. Она явилась забрать сумочку, которую якобы оставила ненароком и...

— Чё?

— На диктофоне обнаружил запись нашего последнего разговора относительно разрабатываемого нами плана боевой операции! Соображаешь, к чему я клоню?

— Нет!

— Следует срочно отозвать психа! Он заодно с ними!

— Ты уверен?

— Да. Они — одна банда! Он лишил нас вертолёта! И если боевики овладеют им, нам крышка! Атакуют с воздуха! У них будет в небе полное превосходство над нами!

— Скажи, что погорячился!

— Оба! Это засада! Уходить надо! Сам ведь говорил!

— Теперь поздно. Будем стоять до конца, полпод!

— Какого, полкан?

— Время покажет, оно же и рассудит нас — кто прав, а кто виноват!

— Ты как хочешь, а я доложу в "центр" о том, что тут у нас творится!

— Пока ровным счётом ничего! Это приказ! Будем делом заниматься, а не паниковать! Я ещё вполне могу занять пару высоток в северном направлении в случае нашего отхода отсюда! Слышишь, подполковник! Организованного выхода, а не повального бегства! Иначе сам знаешь, что в том случае нам грозит!

— Лучше взыскание по долгу службы, чем оказаться мёртвым грузом в цинковом гробу! И то не факт! Боевики попытаются взять нас в плен живьём! До тебя это дошло?

— Давно! Кто пороху не нюхал, тот не солдат! А ты — офицер! И это тебя ко многому обязывает! Не то самого посажу под арест!

— А что будем делать с диверсантами?

— Да какие они диверсанты! Журналистка она — женщина! Вот и вся диверсия! Работа у неё такая, плюс неуёмное любопытство! Понятно?

— Никак нет!

— Глаз с них не спускать, а я пойду в штаб! Буду держать связь с асом!

Попутно полковник вызвал командиров батальонов.

— Говорить буду откровенно и начистоту! Наше положение незавидно! В зоне нашей ответственности объявились боевики и в приличном количестве. Правда, данная информация уточняется. Но чем чёрт не шутит! Тут как говорится: на Бога надейся, а сам не плошай! Поэтому полк переходит на осадное положение. Следует занять две господствующие высоты в северном направлении от лагеря и удерживать их силами двух рот. Из техники получите по одному ЗПУ, БТРу и танку, не считая БМД и грузовиков. Всё! Время пошло и возможно на минуты, а не часы!

Полковник уточнил, кому из командиров и каких батальонов предстоит занять восточную и западную высоту.

— Перевал придётся удерживать либо до нашего отхода, либо до подхода дивизии с сопредельной территории! Боевая задача ясна? Если да — свободны те офицеры, кто получил задание!

Иные остались в штабе. А когда покинули — лагерь ожил.

Послышался ор. Поднялся гул в сопровождении грохота от рёва моторов, скрежета гусениц и колёс.

— Что происходит? — занервничала Люба.

— Ничего страшного, — заверила Вера.

— Почему полк пришёл в движение?

— Работа у военных такая. Собираются куда-то.

— Все — и мы?

— Нет, явно поедут на зачистку сёл.

— А мы, ма?

— Тебе мало было прошлого раза, Надька? Ещё чего не хватало! С ума сошла!

— А где ас? — спросил Серафим.

— Улетел.

— Куда?

— Мне о том неведомо. Но я через подполковника передала информацию изгою относительно тебя — того, что ты хочешь встретиться с ним!

— И чё? — заинтересовалась Надя. — Получилось? Он ответил?

— Кто?

— Изгой, ма!

— Не в курсе, но подполковник заверил: обязательно передаст ему мои слова при очередном сеансе связи с ним.

— Ё-маё! Тебя обвели, мамуля! А ещё журналистка!

— Теряешь профессиональную хватку, Верка!

— Конечно! Тут идёт война! И я не хочу рисковать вами!

— Уже не рада, что согласилась перебраться сюда из столицы за те деньги, которые получила от Макса?

— Будь они прокляты и тот день, когда я вообще на это согласилась!

— Ты так больше не говори, — приметила Люба: Серафим приуныл. — Он может решить: всё из-за него! А это не так, даже если ты думаешь иначе, чем я! Но факт на лицо! Командировка сюда — твоя прихоть!

Вера сдалась. Она замолчала. Ей стало плохо. И Серафим прильнул к ней, а не она к нему, как было прежде. Он почувствовал: ей необходима его поддержка.

— Не беспокойся за себя и своих родных. Всё у нас получится. Скоро я покину вас, а со мной и все ваши беды с проблемами. Что бы ты ни говорила и кто бы — они только из-за меня! Вы — люди! Вам сложно понять, что идёт незримая война и не только и не столько между вами, сколько из-за нас — представителей света и тьмы в том мире, который вам неведом, но которому вы все здесь так или иначе принадлежите — ваши души. А тела — тлен! Они не более чем оболочка данная временно!

— Для чего?

— Для осознания того, что вы достойны большего! И вопрос — чего — заключён в вас самих — кому рай и небеса обетованные — праведникам, ну а грешникам — ад и чертоги чистилища. Важно не унывать! Это грех — один из семи смертных! И помнить: жизнь даётся каждому из вас с определённой целью — для усовершенствования души, чтобы в будущем стать в один ряд с нами в ином мире, а не быть гостями!

— Так неужели и ты когда-то был одним из нас — человеком, Серафим?

— Я и сейчас являюсь им во плоти, но ангелом в душе! Факт бесспорный!

— Как и бесы? И демоны? И...

— Да. Они получаются из грешников.

— Таких как убийцы, маньяки и кровавые диктаторы?

Ответа не требовалось. Вера раскрыла тайну иного мироздания. Всё-таки сказалась профессиональная хватка журналиста.

— Да, чему быть — того не миновать! Но и всегда и во всём на одного Бога не стоит уповать!

— Ясно, Серафим! Будем действовать. Я придумаю, как нам встретится с изгоем в ближайшее время.

Вера вышла из палатки на свежий воздух. О том сейчас можно было только мечтать. Кругом стоял смок от копоти и гари от выхлопных газов бронетехники. Она вся была приведена в движение. Часть покинула лагерь и подалась колонной в северном направлении в количестве батальона и не просто, а с орудиями — двумя ЗПУ — на грузовиках.

— Неужели воевать?! — спросила Вера у солдата — сержанта, приставленного к ней в качестве конвоира-соглядатая.

— Военная тайна, — ответил тот просто и незамысловато — по уставу.

— И всё же. На зачистку сёл это не похоже.

— Я — сержант, а не офицер! Понятия не имею, что придумали в штабе полка. Вероятно манёвры!

— А ты давно служишь в Чечне?

— Второй год.

— Старик. Дембель скоро?

— Месяц остался, а тут такое...

— Что? Чего-то намечается? Воевать собрались с боевиками?

— Скорее они с нами! Такого переполоха давно не было — с той поры, когда мы пришли сюда почти полтора года назад и заняли данный район, подконтрольный прежде боевикам. Похоже, что теперь они решили сделать ход конём. Зализали раны в ущелье на грузинской стороне, получив пополнение с оружием и деньгами, и двинули к нам в долину мстить! — проговорился конвоир и сам того не заметил.

— И что это значит? Будет жарко?

— Не то слово! Чечня — это ад! А наш район — передовой — настоящее чистилище!

Из расположения лагеря подалась ещё одна колонна бронетехники, но далеко не укатила, расположившись в километре от полка.

— Передовая, — выдал сержант.

Вера поникла в очередной раз за день. А тут ещё возникла неразбериха — стрельба в северном направлении. Колонна в составе батальона угодила в засаду — под обстрел. Комбат сначала пытался атаковать боевиков, решив: их обстреливает банда в составе взвода. Не тут-то было. Против колонны были применены миномёты и гранатомёты.

— Опоздали-и-и... — услышала Вера голос полковника, столкнувшись с ним нос к носу. — Ты ещё тут стала на дороге, корова! Шпионишь? Вынюхиваешь? Хочешь сенсацию заполучить? Так получи! Мы окружены! Теперь сообщение возможно только по воздуху! И первым, кого я отправлю на "большую землю", станешь ты и твоя банда!

— Нет!

— Да!

— Это опасно! Нас могут сбить!

— Это уж как повезёт — днём! А я намерен вас эвакуировать ночью! Вот только вернётся псих! Если конечно вернётся! И я очень на это надеюсь!

Полковник не мог выйти с ним на связь, как ни пытался. Все попытки ни к чему путному не привели. Тот исчез из эфира, точно канул в неизвестность. И с данным заданием была отправлена разведгруппа полка. От них тоже не было никаких сведений за исключением первой колонны.

В небо поднялись клубы чёрного дыма. Следовало идти к ним на выручку.

— По коням! — крикнул полковник.

В небо поднялись два вертолёта, а чуть с опозданием за ними на БМД рота солдат и танки.

Послышалась стрельба. Работали вертушки. Недолго. В небе мелькнули шлейфы крылатых ракет, и из одной винтокрылой машины повалил дым.

— Чёрт-чёрт-чёрт! — закричал вне себя от злости полковник. — Проклятье! Все назад! Окапываемся на тех рубежах, где стоим!

— Ну что я говорил, — подал голос подполковник. — Приехали! В долине боевики!

— Ты хоть замолчи, предатель! Прошляпил со своим агентом целую армию наёмников. Полк угробили!

— Пока только батальон — и ты!

Боевики дали возможность отойти уцелевшим бойцам из прикрытия, поскольку главной задачей на первом этапе было удержание высот и уничтожение техники противника. И танки представляли собой грозную силу. А тут помимо них и ЗПУ подкатила "Шилка", и принялась выкашивать "зелёнку" — валить деревья. Да имелась реактивная установка залпового огня "Град". Но её полковник не спешил вводить в бой, боясь зацепить собственных бойцов.

Вновь появилась работа для изгоя.

— Пусть уточнит информацию по психу и разведчикам. Я хочу знать наверняка, что стало с ними! И есть ли ещё лазейка в горах для эвакуации полка?

— О бегстве заговорил? Я сразу это предлагал, а ты отказался!

— И положили бы весь полк вместо батальона!

— Прорвались бы при наличии той техники, которой обладаем! Прикажи обработать район высот в северном направлении — и уходим!

— Я не собираюсь в пустую тратить боеприпасы. Они ещё пригодятся нам здесь. И вообще пора связаться с "центром"! Без помощи дивизии не обойтись!

Комдив сам опередил комполка, проясняя ситуацию в ущелье с канонадой. Тот обрисовал её в двух словах.

— Полку хана!

— Уточни количество боевиков и сиди на месте — не высовывайся!

— Так точно!

— Ну, что он тебе сказал? — поинтересовался подполковник.

— Что мы — отличная приманка.

— И всё?

— А ты чего хотел, подполковник? Комдив не я — не будет мелочиться, и гоняться с дивизией по горам за одной бандой.

— Это значит, что мы предоставлены сами себе? И надолго?

— Думаю, пока не будет блокировано ущелье. А это за день не сделать при всём желании даже силами полка ВДВ. Они могут занять позиции в горах до подхода основных сил — колонн.

— Пожаловать напрямую к нам?

— Да.

— Бред! Боевики уничтожат нас и уйдут на юг в горы. Десантникам не сдержать их. Это же очевидно! Они больше роты не пришлют, а то и вовсе взвод окажется у боевиков в тылу при отступлении на одном из перевалов! Я лечу в "центр"! Сам доложу обстановку!

— Бежишь, трус?

— Нет! Помочь хочу — спасти полк!

— Ну-ну! Попробуй! Только вертушку я тебе не дам!

— Вот как? А психу и КА-52 не пожалел! Хочешь, чтобы я доложил об этом в "центр" и прямо сейчас?

— Решил добить меня — в спину ударить, полпод! Улетай! Проваливай к чёртовой матери! — предал полковник анафеме подполковника.

Тот предложил заодно прихватить гражданских. Вера наотрез отказалась.

— Дура! Это единственный шанс спастись! И другого такого не будет! Все, кого ты видишь: уже мертвецы! Это тени — призраки, а не люди! И если сама остаёшься, так ребёнка со старухой пожалей!

Подполковнику удалось убедить Веру, и та в итоге подалась на его уговоры.

— Летите, родные мои.

— А ты, ма?

— Не глупи, Верка!

— Я останусь с Серафимом. Вот вам деньги. Тут 50 тысяч долларов. Вам хватит пока на первое время. А я следом явлюсь. Только психа дождусь и...

— Нет его! — заверил подполковник.

— Как! Уже?

— Кто его знает. На связь ни разу так и не вышел. Могли сбить!

— Полетели, мамуля-А-А... — заплакала Надя, пустив слёзы ручьём.

— Не дури, Верка! Внучка права! И Серафим пусть не валяет дурака! Ещё встретится с изгоем!

— Если тот сам, как и мы останется жив — выживет, и в лучшем случае окончательно из ума! А лично я — нормальный! Время-А-А... — настоял подполковник.

Дело было к вечеру, и солнце уже клонилось за горы.

— Необходимо до наступления темноты успеть перемахнуть перевал, иначе беда! Заблудимся-а-а...

Вере удалось убедить родных, что она следующим воздушным рейсом по маршруту: "база-центр" явится сама и вместе с Серафимом, а повезёт так ещё и с психом.

— Сама ненормальная-А-А... — вторила той Люба.

— С Богом, родные мои! Пусть Он хранит вас! — помахала она рукой.

Поднялся вихрь. С земли подняло песок. Вера пустила слезу, прильнув лицом к груди Серафима.

— Ну, будет тебе. Будет...

— Я не плачу. Просто в глаза попал песок, — соврала она, всхлипывая навзрыд.

24. ПРОРЫВ.

— Сядьте, — прикрикнул подполковник на женщин.

Помимо них в вертолёте находился пилот и штурман, а также два солдата охраны и по совместительству — стрелок и подносчик боеприпасов. Оба располагались у пулемёта.

— Вот и всё-о-о... — выдохнул облегчённо подполковник. — Обошлось. Все неприятности позади.

Он приметил в иллюминатор со своей стороны перевал горного хребта.

Они летели уже над горами, в то время как долина в ущелье оказалась скрыта тенью. Лучи солнца не проникали туда.

— Не говори гоп, пока не перелетели, — молвила старуха.

— Не накаркай! Ай... — закричал подполковник.

Пилот подал сигнал тревоги. Замигала красная лампочка в салоне, и зазвучал действующий на нервы сигнал.

— Что это означает? — перепугалась Надя.

Ответить подполковник не успел. Вертолёт сотрясло. И все, кто находился в салоне, упали на пол. По дну забарабанил металл. Местами появились дыры.

Надя прильнула к одной глазом и узрела на заснеженной вершине тёмные пятна. Это были люди.

— Боевики-и-и... — закричал подполковник. — Нас обстреляли-и-и...

— И всего-то, — молвила Люба.

— Нет! Мы падаем!

Салон стал наполняться дымом. Горела проводка. Солдаты поспешно открыли борт и высунули пулемёт. Вместе со свежим воздухом влетели пули градом. Один упал, иной стал стрелять наугад.

Вертолёт пикировал.

— Прыгайте! — появился штурман в салоне.

— Слишком высоко-о-о... — закричал подполковник.

— Вы хотите жить?

— Но там боевики-и-и...

— У нас нет выбора! Прыгайте! Это приказ!

— Я подполковн-Ик, летёха-а-а...

— На земле! А в небе я и пилот старше!

Он схватил девчонку и устремился в открытый по борту проём.

Надя закричала от страха, зажмурив глаза. Штурман не пытался зажать ей рот. Он едва успел оттолкнуть её от себя в сторону до того, как соприкоснулся со снежным настом.

Где-то поблизости упала старуха и подполковник, а солдат-стрелок продолжал вести огонь, привлекая внимание боевиков к вертолёту. Недолго. Прогремел взрыв.

У Нади не осталось сил — заняло голосовые связки. Она осипла, и не только от криков, но и холода, оказавшись одета по-летнему. Прильнула к углублению в снегу и приметила бабулю на дне расщелины.

— Жива, проказница-А-А...

— И сама, ба... — прохрипела та в ответ.

Раздались приближающиеся шаги — у кого-то под ногами хрустел снег.

Ребёнок и старуха притихли. Их всё равно обнаружили — подполковник, свалившись в расщелину.

— А где все остальные? — поинтересовался он у них на счёт экипажа вертолёта.

— Кто из нас военный, полпод?

— И что это меняет?

— Ничего! А ещё офицер!

— Да! И у меня осталась честь!

— А пистолет? — заинтересовалась Надя.

Подполковник положил руку на кобуру. Она была открыта и пуста.

— Раззява! Одно слово — предатель!

— Нет! Я выведу нас! У меня осталась карта!

— Игральная — из колоды?

— Местности.

— Тихо ты, — услышали женщины очередные шумы на поверхности. И вновь обошлось. Объявился штурман. Он не подвёл. Табельное оружие было при нём.

— А как там боевики?

— Пока тихо. Но они не оставят нас в покое, когда обнаружат следы на снегу. Уходить нам надо, и чем скорей, тем лучше!

— В сумерках?!

— Да, подполковник. Это наш единственный шанс на спасение.

— Абсурд! Мы погибнем — разобьёмся! Сорвёмся в подобную глубокую расщелину или со скалы, и поминай, как звали!

— Всё лучше, чем попасть живыми в плен к наёмникам!

— Ну не скажи!

— Что?..

— Можем сделать вид: готовы с ними сотрудничать и...

— Предатель!

— Нет! Ты не выстрелишь в меня! Привлечёшь боевиков!

— Тебя лучше задушить!

— Попробуй, — расхрабрился подполковник.

У штурмана была в крови нога — левая. Он разодрал её о ледяную глыбу — хромал. А может и сломал, но пока не чувствовал боли от шока.

— Учти: я не понесу тебя на себе!

— Значит, это сделаем мы, — вступились женщины за него, отсидевшись в укрытии.

Они подались на поверхность. Боевики не беспокоили их, оставшись довольны тем, что сбили вертолёт, не став в сгущающихся сумерках охотиться на тех, кто уцелел, рассчитывая: те сами явятся к ним, поскольку все тропы на данном перевале контролировались ими.

Надя стучала зубами от холода. Штурман уступил ей куртку и нахлобучил на голову шлем. Но ноги остались оголёнными.

— Извини: взять на руки не могу, — едва шёл он, опираясь на Любу. — У подполковника попроси выступить для тебя транспортным средством передвижения.

— Сейчас! Разбежался! — отреагировал тот.

— А я заплачу!

— Чё?

— Правда!

— Я не такси! Человек, а не машина!

— Я денег дам — много! Валютой.

— Какой?

— Зелёной.

— Доллары? У тебя? Откуда? Неужели и впрямь шпионы-ы-ы...

— Дурак ты, дядя, и шуточки подстать! Мне их мама дала!

— Сколько?

— Сколько надо! Она их получила от босса перед командировкой сюда на два месяца вперёд!

— Значит, порядком.

— Разумеется! Она, как и я не стала бы мелочиться!

— Тогда тысячу гони сейчас, а иную — когда спустимся с гор! И это задаток!

— Вот Крахабор! — буркнул штурман.

— Не скупись, Надя, — молвила бабуля.

И та продемонстрировала пачку.

— Десять штук! Другое дело! — пытался схватить её подполковник.

— Получишь "зелень", козёл, не раньше, чем спустимся с гор! Понял?

— Ага, — взял подполковник на руки Надю. Ещё бы! У неё оказалась сумка набита деньгами, иначе бы всё осталось так, как есть. — Если что — откупимся! И Родину не придётся продавать!

— Решил её по частям разбазарить, полпод?

Сверившись с картой при помощи карманного фонарика в ночи, штурман определил, куда следует идти, предупредил:

— Это очень опасно! Там могут находиться боевики!

Альтернативы не было. Смерть подстерегала их и на заснеженном перевале.

— А не спустимся, тут окочуримся! Выбор за вами, женщины!

— Баб слушать — себя не уважать! А если и слушать, то поступать с точностью наоборот! — заворчал недовольно подполковник.

Они высказались в пользу первого варианта развития событий. И нарвались на засаду.

На глаза попались боевики.

— А я что говорил, — завалился подполковник наземь и придавил собой Надю.

И Люба упала со штурманом.

— Не пройти!

— Прорвёмся, — заверил он своих подопечных. — Я отвлеку наёмников на себя, а вы бегите вниз. Подполковник теперь ни за что на свете не бросит вас с деньгами — выведет по карте к своим!

— А ты?

— А что я — инвалид! Одно слово — обуза — балласт! А так у вас появится реальный шанс на спасение жизни! И не только! Полк находится под угрозой уничтожения! А там ваша дочь и мама в одном лице, да друг! Вы должны выжить ради них! Это ваш долг — прямая обязанность! Слышите! Запомните это! Чего бы ни случилось — следуйте к намеченной цели! И помните всё, что я сказал вам! Удачи!

— И тебе, лейтенант.

— Она больше нужна вам! А я уж как-нибудь. Угу! Ползите в сторону по склону, и когда услышите стрельбу, затаитесь. Едва она начнёт удаляться — вспомните про подвиг Суворова — прыгайте на пятую точку и валите без оглядки вперёд!

— Ну, ты и "герой", штурман! — укорил его подполковник, почесав демонстративно — недвусмысленно — пальцем у виска. И подался с женщинами в бега, а тот принял огонь на себя — выстрелил раз, затем ещё раз и наёмники устремились за ним, покинув занятую позицию.

— Бежим, — поднялась Надя.

Бабуля послушалась внучку, а вот подполковник врос в землю. Тело охватило непонятное онемение.

— Да ну его, ба, — отмахнулась Надя от него. — Толку!

— Стойте! — опомнился подполковник. — Подождите меня! Я с вами! Пропадёте без меня-а-а...

И поспешил следом вниз с горы по склону — нехоженым тропам.

— Кажется, оторвались, — отдышались беглецы, устроив привал, стали прислушиваться.

Стрельбы они больше не уловили.

— Или далеко ушли, или штурман допрыгался, — констатировал подполковник.

Поблизости треснула сухая ветка — не одна — и по склону посыпались камни. Кто-то приближался.

— Боевики-и-и... — впал в истерику подполковник, зажав себе сам рот руками. И рванул на свой страх и риск далее.

— Вот козёл, — отреагировала Надя, порываясь нагнать его и остановить.

Бабуля удержала от опрометчивого шага внучку, и они узрели того, кем обозвала Надя подполковника.

— И точно — козёл!

— Горный?

— Ну не олень же, как один двуногий псих, — заявила утвердительно бабуля.

Появились иные рогатые создания.

— Я хочу есть, ба!

— Ща, проказница. Потерпи.

Бабуля схлестнулась с рогатым животным, и то боднуло её.

— Ой!

— Ты чего задумала, ба? Перебодать козла?

— Нет, проказница. Надоить молока для тебя.

— Куда? И потом это козёл! У него нет вымени!

— Как козёл?!

— Как подполковник! Сама посмотри!

— Действительно козёл! Пошёл прочь!

Не тут-то было. Животное погнало женщин, являясь вожаком стада.

Беглянки не только нагнали подполковника, но и перегнали. Им вновь показалось: они оторвались — все трое. Ошиблись.

Стадо оказалось большим. Подполковник сам хотел есть, поэтому не утерпел. В нём проснулся инстинкт охотника.

— Одно слово — браконьер, — буркнула Люба.

— Ничего, ба. Пускай козлы сделают ему "массаж".

Так по сути дела и получилось. Однако он притащил козу.

— Точно козёл! Сумел-таки уломать родственную душу!

Подполковник не поверил собственному счастью, а оно обернулось для него несчастьем. Не было оружия.

— А кобура!

— А что кобура, старая? Коза — не собака! В качестве намордника не используешь для неё!

— Зато прекрасная ёмкость для молока!

— Точно! Кто за сиськи умеет дёргать, бабы?

— Ты как будто сам не мужик! — укорили те его.

— Так коза не баба, а я — не доярка!

— Да и не мужик!

— А кто я?

— Козёл ты! — вставилась Надя. — И при этом при всём безрогий!

— Не очень-то, а то не дам кобуры!

— Тогда облизнись! Молока не получишь!

Подполковник уступил напору женщин, и Люба принялась доить козу. Она дёрнула за сосок, и та взбрыкнула.

Подполковник стоял слишком близко, получил копытом.

— Да она строптивая, — улыбнулась "доярка".

— Нормальная была-а-а... — взвыл подполковник от боли и упал на колени. — Просто у кого-то руки — крюки! Не оттуда, откуда надо растут!

— Спокойно, козочка моя дрисливая, — повторила Люба трюк.

Животное задрало хвост, и в открытый рот подполковника набилось катышков.

— Тьфу-у-у... — избавился он от них. — Это что за горох такой чёрный и невкусный?!

— Козлиный, почти что икра, — посмеялась Надя.

— Чё?

— Дерьмо!

— Вот дерьмо! Где молоко?

Оно наконец-то полилось в кобуру, и Надя облизнулась. Люба уступила снять пробу первой внучке. Та одним махом всё выдула.

— А я! А мне? Я тоже хочу пить и есть! — был озадачен подполковник действиями спутниц.

— Сам себе нацеди, браконьер!

— И чё?

— Чё слышал, козёл! — появился у Нади живот.

— Ну, пожалуйста-а-а...

— Ладно, уговорил.

Люба вновь принялась тянуть козу за соски, и подполковник получил свою порцию молока. Облизнулся.

— Приятного аппетита.

— Да ну вас!

— Не подавись, — ввернула Надя. Угадала.

Коза вырвалась у бабули и ударила рогами подполковника туда, где у него находился "атавизм" одновременно являясь мужским достоинством и детородным органом. Облился вдобавок.

— Вот коза-А-А...

Надя бросилась на строптивое животное, оседлала.

— Стоять! — ухватила она за рога, и ей удалось осадить его.

— Получилось! Вот проказница! Одно слово — кентавр!

— Убью-у-у... — выбросил полковник пустую кобуру. И женщины — все трое — и коза — подались в бега.

Они минули проволоку на горной тропе, а вот подполковник зацепился за растяжку и упал.

Прогремел взрыв. Бегство прекратилось. Женщины поспешили назад к виновнику. Он сидел и держался руками за голову. Изображение спутниц плыло, и он не слышал их. Оказался контужен.

Надя отпустила козу, подавшись на помощь к бабуле. Они подняли подполковника и потащили, куда глаза глядят, главное как можно дальше от места диверсии.

Вскоре там объявились боевики, и точно так же как и беглецы наткнулись на стадо мелкорогатых животных. Допросили пастуха. Тот указал им в лощину. Туда и подались они за "скальпами".

Зашуршали кусты.

— Нет, ну вот козлы! И чего привязались? — возмутилась Надя.

Она схватила камень с земли и запустила.

— А-а-ай... — раздался крик.

— Ой... — опомнились беглецы.

— Беги, проказница!

— А ты, ба?

— Я старая — своё пожила! Беги, я кому сказала! Мне всё равно когда помирать — днём раньше или днём позже! Судьба...

— Нет!

— Да-а-а... — настояла Люба. — Мама! Спаси её и Серафима, а также полк!

Надя шмыгнула в кусты, и буквально тотчас с иной стороны показались боевики, держа оружие наготове. Они не могли поверить собственным глазам, особенно тот из них, кто временно ослеп на одно око, заплывшее синевой. Он щурился при взгляде на старуху и офицера.

— Сдаюсь! — заявил подполковник, подняв вверх руки.

Люба упрямилась.

— А где ребёнок? — спросил наёмник, владея информацией: беглецов было трое — не больше и не меньше.

— Какой ребёнок? К нам прибилась коза, да и та дрисливая, а поначалу козёл, — принялась Люба заговаривать зубы боевикам. И получила по ним — потеряла.

Подполковник испугался.

— Спокойно! Это вставная челюсть, а не капкан, — заверила старуха, вернув на место пропажу. Вызвала смех у боевиков.

Их командир не унимался. Он приказал отыскать ребёнка. Старуха решила принять удар на себя.

— Ты уж извини, подполковник, ежели чего не так, но так надо сейчас!

Она вдруг ни с того, ни с сего вцепилась в него, и закричала:

— Предатель!

Боевикам пришлось разнимать их вместо поисков беглянки. Последовал удар прикладом в спину старухе, а затем в затылок. Боевик стремился добить её, командир запретил стрелять, как и резать, подался с бандой в село, рассчитывая там застать беглянку. И не прогадал.

Надя сама выдала себя. Она пыталась украсть козу — угнать. Оседлала. Тут и появились боевики. И без стрельбы им при всём желании не удалось обойтись. Однако девчонка и тут проявила незаурядную прыть. Пригнулась.

Рогатое животное потеряло один рог, и Надя не удержалась на нём, упала. А когда встала и отряхнулась, над ней нависла тень боевика с оружием в руках. Её коронный удар не прошёл, как и последующий.

Боевик схватил девчонку за волосы и потащил к командиру. Тот не собирался покидать занятый населённый пункт, расположенный по соседству с дивизией федеральных сил.

— Кто такие? — начал он допрос.

Подполковник не мог ответить, кося под глухого из-за контузии, а женщины — под дур, сделав вид, будто онемели от страха.

Боевик нашёл способ развязать им язык. Он собственноручно освежевал барана на шашлык, и следом махнул в их сторону окровавленным кинжалом, заляпал лица.

— И с вами будет тоже, если продолжите молчать, а не станете говорить — отвечать!

Надя зажмурилась от испуга, а Люба выплюнула вставную челюсть и наступила ногой.

Жест со стороны женщин был красноречив. Они по-прежнему отказывались говорить. Как заговорил тот, кто и сам ни ожидал подобного действа от себя.

— Одно слово — бабы, — залебезил заискивающе подполковник. У него разом прорезался и голос и слух. — Что с них взять! Упрямые создания! И коль обиделись — толку не будет, даже если им при этом отрезать их бестолковки!

— Ты кто? Отвечай! — заинтересовался наёмник военнопленным.

Тот выложил всё — своё звание, должность и регалии, даже заявил: готов на сотрудничество с боевиками.

— Убедил. У тебя будет такой шанс. Для чего потребуется перед видеокамерой убить кое-кого, — ухмыльнулся ехидно боевик.

— И-и-их?!.. — кивнул подполковник в сторону старухи с ребёнком.

— Ты действительно тот, кто нам нужен! Нет...

По приказу наёмника притащили ещё одного неучтённого пленника.

— Штурман... — признали подопечные лейтенанта.

Он был в крови. Боевики во время погони подстрелили его, угодив в правую руку, и он не успел застрелиться.

— Так что ты избавишь его от мук, подполковник, — протянул наёмник ему пистолет лейтенанта. — Учти: здесь всего один патрон! Поэтому используй его с умом! Не вздумай выстрелить в меня, лучше сразу застрелись! Понял, неверный?

— Ага, — кивнул подполковник.

— Аллах... — прибавил наёмник.

— Акбар... — закричали боевики.

— А вот хрен вам, — выдал лейтенант. — Не будь предателем, подполковник! Они не убьют тебя! Ты нужен им живым, как и я — все мы здесь! Поскольку понадобимся им в качестве живого щита. Сюда двинет колонной дивизия. Они — заградотряд — закрывают перевал в долину.

— Не слушай этого, шакала! — ударил боевик пленника. — Стреляй в эту падаль, или я сделаю это вместо тебя, но тогда самого постигнет его участь!

Грянул выстрел.

— Вот предатель, — крикнул в ответ штурман, оставшись жив.

Подполковник промахнулся. Наёмник не поверил, настаивая повторить выстрел.

— Третьего шанса не будет!

Он снова выделил один патрон.

— А почему не обойму? — показал подполковник: у него началась трясучка — руки дрожали от нервного перенапряжения.

— Решил перестрелять нас всех здесь? Ну-ну! Самого сейчас жизни лишу! — выхватил наёмник кинжал и приставил к горлу подполковника. — Не промахнись, иначе лейтенант займёт твоё место — нашего агента!

— Да я ж не боевой офицер!

— Штабная крыса?

— Почти. Червь бумажный! Я помощник комполка — того, чью часть вы окружили в горах близ Аргунского ущелья.

— А не врёшь?

— Да чтоб я сдох!

— Легко!

— Я не то хотел сказать — имел в виду-у-у...

— А я что имею, то в тебя и введу! Зарежу!

— Мы из подбитого вами вертолёта, разбившегося на перевале.

— Похоже на правду. Но что это меняет?

— Многое!

— Например?

— Я владею некоторой информацией на предмет проводящихся спецопераций.

— Каких?

— Всех, что проводились в данном районе, захваченном вами-и-и...

— И что ты говоришь?

— Правду! И только правду! И ничего кроме правды!

— Погоди! Так ты "силовик"?

— Ик...

— Не понял?!

Подполковник не мог говорить — его пробило на икоту, как и кивнуть головой из-за кинжала у горла.

— Воды! — приказал наёмник.

Подполковника окатили из ведра.

— Успокоился, шпион?

— Как скажете — прикажете.

Наёмник ликовал. Улов был знатный. И он продолжил допрос.

— Кто твои подопечные?

Он указал на лейтенанта.

— Штурман вертолёта.

— А ребёнок и старуха?

— Родня корреспондентки из столицы, что осталась в полку со своим любовником.

— А почему она не бежала с вами?

— Упрямая! Хочет, не взирая ни на что встретиться кое с кем.

— Кем? Конкретно!

— Одним моим подопечным.

— Кто он?

Подполковник замешкался.

— Отвечай! — ткнул наёмник ему кинжалом в плечо — пустил кровь.

— А-А-агент мой! Ой...

— Его псевдоним — профессиональная кличка? — повернул наёмник кинжал, причиняя подполковнику нестерпимую боль, добиваясь признания.

— И-изг-Ой...

— Кто? Повтори! — углубил лезвие кинжала наёмник в человеческую плоть пленника.

— Изгой! Ой...

— Это правда?

— Да-а-а...

Наёмник отнял кинжал от подполковника, и тот упал на пол.

Боевики временно покинули их, и вышли на связь со своим начальством, передав информацию о разведке боем. Новость явилась сенсационной. В штабе боевиков захотели встретиться с непосредственным начальником изгоя.

За подполковником явились часовые. Грянул выстрел. Его произвёл штурман, воспользовавшись собственным табельным оружием, изъятым у подполковника, про которое забыл наёмник на радостях. А на иного накинулись женщины. Вдобавок штурман кинул пистолет, угодив в лицо.

— Бегите! Уходите...

Тут уж и подполковник оживился. Штурман бросил ему автомат, один из двух — получил от него удар сзади.

— Преда-а-атель... — осунулся лейтенант.

И наёмник застукал того с оружием в руках.

— Это всё он! Штурман! А я уложило его!

— Где женщины — ребёнок и старуха?

— И это вы спрашиваете у меня-а-а...

Подполковника самого ударили прикладом автомата по голове и повалили на пол.

Боевики собрались уходить в горы, но не могли допустить, чтобы беглянки добрались до расположения дивизии — снарядили за ними погоню, придав снайпера. И когда засекли их, он вступил в дело.

От неминуемой гибели родных Веры спас лесной массив.

Снайпер не мог прицелиться, как следует, и выстрелить наверняка. Мешали деревья и кусты.

Боевики осознали: догнать беглянок иным образом как пулей не смогут. Положились всецело на мастерство подопечного, так как между базой федеральных сил — дивизии — и лесным массивом была полоса открытой местности почти метров триста, а то и все четыреста. И за это время снайпер мог сделать десяток точных выстрелов. Поэтому промашки в любом случае не должно было быть.

Беглянки замерли на окраине леса. Люба понимала: бежать дальше по полю ни в коем случае нельзя. Придержала внучку.

— Стой, проказница! Убьют!

— Не убьют, ба! Я быстрая, как пуля!

— Дура! Ей тебя и догонят — снайпер! Лезь на дерево и сиди там тихо! Поняла?

— А ты, ба? Что будешь делать ты?

— Увидишь, а заодно услышишь.

Старуха принялась кричать, привлекая внимание охраны базы федеральных сил, попутно размахивала носовым платком.

Часовой на вышке не сразу уловил сигналы, исходящие от неё, а лишь, когда подле той замаячили боевики.

— В "зелёнке" противник! — понёсся эхом над базой крик часового. И он дал очередь из автомата в направлении лесного массива.

В лагере началась беготня. Часовой воспользовался биноклем.

— Не успеют! Убьют! — дошло до него. И разрядил очередной рожок автомата, пытаясь отсечь от старухи боевиков.

Как та упала. В неё попали боевики, но и отходить не спешили, словно искали кого-то ещё.

Часовой разрядил очередной рожок. Боевики не реагировали. Стало очевидно: не всё так просто. И в том направлении, котором часовой вёл стрельбу, с базы покатил БТР.

Пользы делу это не принесло. Боевики не отступили. Завязался бой. Противник применил гранату, а федералы — орудие на башне.

И следом в небо с базы взмыл вертолёт. Но даже рокот, исходящий от винта с лопастями ни чуть не повлиял на действия боевиков.

— Да они самоубийцы-ы-ы... — закричал часовой, едва на вышке подле него объявился командир — ротный. В дело вступила его рота, а к вводу готовился уже батальон с бронетехникой. Однако пускать его в дело не пришлось. Хватило взвода.

Боевики были уничтожены. Ни один из них не сдался.

Военные обнаружили тело старухи среди них. Та ещё была жива, но при этом потеряла слишком много крови, что-то бормотала в бреду, ворочая беззубой челюстью.

— Всё ещё надеется выжить, когда уже давно и из ума, — проворчал сержант.

— Нет, Надежда — это женское имя. Она кого-то зовёт. И, похоже, ребёнка, — догадался капитан. Позвал. — Надя!

Та не сразу откликнулась, объявившись на дереве.

— Я угадал! Это ребёнок! Как она и старуха вообще оказалась в зоне боевых действий? И почему боевики охотились на них до последнего патрона и человека?

Ответ могла дать только девчушка. Объявился снайпер, стремясь ликвидировать ребёнка. Вместо неё пострадал капитан, укрыв ту собой — собственным телом. И снайпер применил бронебойный патрон, пробив бронежилет.

Ему ответили. Взвод открыл шквальный огонь по той части лесного массива, где засел боевик. И его дополнительно отработали с воздуха вертолётом — реактивной установкой, дав ракетный залп.

— Жива-а-а... — простонал капитан. У него ртом шла кровь.

Надя ответила криком, потеряв сознание, а когда была приведена в чувство главным врачом дивизии, узрела подле себя человека с лампасами на брюках.

— Лакей?

— Чё? Кто?

— Швейцар?

— Это она кому? — покосился вопросительно генерал на полковника медицинской службы.

— Вам.

— Что-о-о?!..

— Бредит!

— Бред какой-то! Ничего не понимаю! Что происходит? И с полком связь отсутствует! А тут ещё они и боевики в тылу под носом у дивизии орудуют! Какие-то самоубийцы! Одно слово — головорезы!

— Мама-А-А... — подала голос Надя в очередной раз.

— Это она чего сейчас сказала? Испугалась — меня?

— Не могу знать, товарищ генерал!

— А кто, полковник? Кто из нас врач?

— Я...

— Вот и отвечай!

— А может она сама?

— Не перекладывай на ребёнка!

— И не собирался, — отреагировал медик. — Ты что-то хотела сказать нам, деточка?

В ответ Надя моргнула.

— Маму зовёшь — потеряла?

— Она осталась...

— Где? И кто она? — прильнул генерал к ложу дитя.

— За горами-и-и...

— Перевалом — в Аргунском ущелье? Но там полк? Неужели ты оттуда?

— Да. А как бабуля-А-А...

— Жива она. И лежит рядом. Я сделал ей сложнейшую операцию. Но ничего страшного — всё уже позади, — заверил медик.

Генерал желал продолжить разговор с Надей. Полковник запретил.

— После!

— Будет поздно! Дай ей успокоительного с обезболивающим! Этот ребёнок владеет ценной информацией для дивизии! Иначе бы за ней не охотились боевики, идя на верную погибель! Понимать должен!

— Ладно, — уступил он генералу. — У тебя пять минут — и ни секундой больше!

— Да я и в три минуты уложусь, — подмигнул комдив. — Деточка! А, девочка! Что происходит за горами? Расскажи! Всё, что сама видела.

— Война-А-А...

— Ясно. А более подробно — в деталях.

— Вот... — продемонстрировал медик шлем штурмана. — И ещё! У неё кожа на ногах обморожена.

— Сбили вертолёт в горах над перевалом, — догадался генерал. — Значит ситуация и впрямь тяжёлая.

Это подтвердила Надя. Она разжала кулак. В нём оказалась звезда и немаленькая, а большая.

— С вами кто-то летел из старших офицеров? — заинтересовался генерал. — Сколько у него было таких звёзд на погонах — одном?

Надя показала два пальца.

— Подполковник?

Она моргнула в ответ генералу.

— Неужели "силовик"? Где он? Жив или погиб?

Надя отрицательно качнула головой на подушке, и провалилась во тьму.

Её жест генерал рассудил правильно.

— Он в плену-у-у...

И выскочил из палатки медсанчасти.

— Командира ВДВ ко мне! Срочно!

Едва тот попался ему на глаза, получил приказ.

— На перевал! Отвечаешь мне за его контроль головой! Ну, живо-живо! Полетел — Бэтменом!

В небе загремели вертушки. Боевики насчитали порядка трёх винтокрылых машин — две из них грузовых. А затем ещё пять.

Перевал для них был закрыт. Через него они могли прорваться только с боем, поэтому пошли параллельным курсом к иному, следуя в направлении зоны боевых действий. О чём передал комбат ВДВ командиру, а тот доложил комдиву об обстановке под Аргуном.

— Как — ты ещё здесь?! Я же сказал: полетел у меня как вихрь — ураган — торнадо! В конце концов, Бэтменом!

— Я — Бутман!

— Еврей, стало быть! Струсил? А ещё десантник!

— Нет, вылетаю туда к своим! В долине идёт ожесточённый бой. Помощник докладывает: с применением тяжёлого вооружения.

— Отлично! Значит боевиков — тьма! Это как раз работа для меня — дивизии! Сделаем вот что, Бутман! Отправишься к ним на базу!

— Я?!

— Да, ты! И Бэтменом у меня полетишь! Нагрянешь с воздуха как вихрь — ураган — торнадо! Понял?

— Так точно!

— Исполнять!

На помощь к полку вылетела рота десанта.

25. ИСПЫТАНИЕ.

— Наши! Наши... — обрадовались им бойцы полка, обстреливаемые боевиками из миномётов ночь и утро напролёт. Наёмники стремились вывести бронетехнику, сами не появлялись вблизи, продолжая бомбардировку с воздуха.

Палатки давно сгорели, и все, кто находился в расположении полка, перебрались в окопы с блиндажами или залегли под бронетехникой.

— Это ад когда-нибудь прекратится? — требовал полковник подавить огневые позиции боевиков, когда сложно было оторвать голову от земли.

Поверхность базы — её территория, как и прилегающая местность — за ночь покрылась сплошь и рядом воронками от разрывов. Среди убитых потерь не было, зато число раненых росло, как и техника выходила из строя.

В грохоте падающих мин кто-то из бойцов уловил приближение пехоты противника.

— Идут, — заявил Серафим.

— Что за бред сумасшедшего? — не поверил полковник, располагаясь в одном блиндаже с Верой и её подопечным. — Этого не может быть! Обстрел продолжается! Боевики не дураки! Могут положить пехоту!

Как вдруг наступило затишье. Полковник рванул к перископу. Наблюдательный прибор оказался разбит. Пришлось покинуть блиндаж, и снова в нём скрыться.

Серафим был прав. Боевики очутились в расположении базы, применили гранатомёты.

— Врукопашную... — последовал призыв.

Голос показался знаком Серафиму.

— Иван пошёл! Прапорщик!

— Вот дурак! — выпалил подполковник на словах. — Убьют ведь!

Только он это сказал, вновь начался обстрел из миномётов.

Боевики поспешно отступили, расстреляв бронетехнику с близкого расстояния, понеся незначительные потери в живой силе.

Прапорщик оказался везучим. Он успел прыгнуть в узкое окно блиндажа, и обзор скрыло землёй, поднятой в воздух при взрыве.

— Ба, какие люди, — приметил он Веру и Серафима.

Полковник кашлянул, привлекая внимание подопечного к себе.

— И вы здесь, командир!

— Ты чего вперёд батьки в пекло полез? Жить надоело? Хочешь пулю получить вместо ордена? Твоё геройство ни к чему хорошему не приведёт! Ребят положишь — и всё!

— Я ещё ночью предлагал комбатам сделать вылазку на высотки. Подавили бы миномётные расчёты! А теперь вот сидим под землёй как крысы, а боевики делают что хотят! Ходят у нас по головам! Ещё одна такая массированная атака и техники вообще не останется! Тогда хана!

Прапорщик подался из блиндажа наружу.

— Стой! Куда? Вот дурак!

Как обернулся.

— Ты со мной, Серафим?

— Нет, не ходи, — схватила его за руку Вера.

— Ты мужик или как — подкаблучник? Стрелять не будешь, только боеприпасы подносить!

— Людей убивать грех! А тем более в таком количестве, котором предлагаешь ты! — осознал Серафим: это очередное испытание для него.

— Будет строить из себя святошу! Защищать своё отечество от врагов не грех! На это благословляет даже церковь! А иначе нельзя! Тут идёт война религий — православие попирают мусульманские фанатики!

— Ты не прав! Бог один — Един! И у каждого народа он называется по-разному — своим именем!

— Ну и сиди тут с полковником и бабой, святоша!

— Нет, я иду с тобой!

— Мужик!

— Ты кое в чём прав. Мы должны защитить их — защищаться!

— Согласен! Не спорю!

— Серафи-и-им! Не уходи-и-и! Я прошу тебя-а-а...

— Так надо, Вера, — бросил он напоследок.

Та бросилась за ним, но полковник схватил её и повалил.

— Ты хоть не сходи с ума! У тебя ребёнок и старуха-мать! О них подумай — о семье!

Убедил. Вера от бессилия пустила слёзы.

— Ложись, — повалил прапорщик Серафима. Вовремя. Рядом упала мина, и образовалась воронка. В неё они и скатились.

Кругом рвались мины. Сложно было высунуть голову, но прапорщик сумел — улучил момент. Его лишь оцарапало осколками. На нём проступила кровь.

Серафим указал Ивану на это.

— Ерунда! Пустяк! Шрамы украшают мужчин! До свадьбы заживёт!

— Ты не женат?

— А сам?

— Я иной случай.

— При такой красавице? Ты присмотрись к ней, Серафим! Она ради тебя покинула семью — отправила на "большую землю"! Не каждая женщина способна так поступить!

Грохот с канонадой прекратился.

— За мной, — выскочил прапорщик из воронки, а вслед за ним и Серафим.

Они подались к "Шилке", забрались внутрь.

— Отлично! — порадовался Иван. — Полный боекомплект — набита под завязку "жестянка"!

Он проверил. Башня вращалась.

— Значит так, Серафим: я — стрелок, ты — наводчик! Будешь вращать башню вокруг своей оси! Начали-и-и...

Боевики вновь оказались на рубеже базы полка, и на этот раз их встретили шквальным огнём. Им показалось: земля горит под ногами, а это высекались искры при ударе боевых зарядов крупнокалиберной четырёхствольной установки.

Прежде чем боевики осознали, что произошло — и то те из них, кто находился на высотах подле миномётов — отступать было некому. Атака захлебнулась в тот же миг. Боевики потеряли практически сразу батальон.

И вновь полетели мины.

— Ага! Не нравится! Получили-и-и... — ликовал прапорщик. Рано. Они явились прекрасной целью.

"Шилку" следовало выводить из-под обстрела. Но было поздно. Иван еле успел открыть люк на полу и вытолкнуть Серафима, сам выпрыгнул, как бронетехника запылала, объятая пламенем.

— Ничего! У нас ещё имеется реактивная установка залпового огня — "Град"! А дальше, как Бог даст! Взбодрись, Серафим! Чего кислый, точно зуб болит?

— Сколько людей загубили!

— Грешников — наёмных убийц!

— И всё равно. Мы не оставили им шанса на исправление.

— Поздно! Каждый из них получил то, что заслужил! Продались все как Иуда за тридцать сребреников!

— А разве ты воюешь не за деньги?

— За идею! Хотя не скрою: останусь в живых, заработаю неслабо — смогу дом построить, семью завести, собаку, хозяйство...

— И тебе удастся нормально жить со всем этим?

— А что?

— Кошмары не мучают по ночам?

— Некогда мне спать! Идёт война!

— А после?

— Не знаю! Не уверен, что выживу. Это так — только мечты. Гоню ими от себя страх! И не более того!

Иван почувствовал жар, исходящий от горящей бронетехники.

— Ё-о-о... — опомнился он. — Уходим! Сейчас рванут боеприпасы-ы-ы...

Прапорщик кинулся в воронку поблизости, Серафим за ним, и рядом образовалась иная.

Их засыпало землёй. И вновь стало тихо. Боевики добились поставленной цели.

— Ну, погодите, упыри! Одно слово — бесы-ы-ы... — заскрежетал зубами Иван.

Вдруг услышал в небе рокот, исходящий от вертолётов, как и Серафим — долгожданный крик.

— Наши! Наши-и-и...

— К "Граду"! — скомандовал Иван, не желая упустить реальную возможность для ответных действий противнику, развернул установку в северном направлении на пару с Серафимом с намерением пристрелять одну из двух высоток. Пустил ракету.

— Недолёт, — отправил он следом иную, и констатировал: — Перелёт!

Больше не стал тратить ракеты, а отработал высоту, дав залп.

Холм покрылся разрывами. Когда земля с листвой осела, там образовался бурелом.

— Нам дико везёт с тобой, Серафим! Сейчас обработаем вторую высотку и можно докладывать полковнику: путь в горы для планомерного отступления свободе-е-ен...

— Что с тобой, Иван? — упал тот на руки Серафиму. И того самого сразила шальная пуля.

Работал снайпер.

— И-И-Иван! Ты слышишь меня-а-а...

— Прощай, Серафи-и-им...

Прапорщик умолк.

— Не умирай! Не уходи! Не покидай этот мир! — ощутил Серафим себя в роли изгоя, и вспомнил всё: как у того на руках умирала мать, а он являлся её ангелом-хранителем. Боль утраты была велика, но изгой не роптал, напротив, в душе был спокоен и даже в какой-то мере счастлив: её земные мучения закончились в виду чудовищной болезни доставляющей невероятные телесные муки, которые никто не в силах был вынести — ни одно живое существо, даже человек. — Кто же тогда проклял меня? Неужели это подстава? Демон с бесами оклеветал меня! Значит изгой мой свидетель! Я должен встретиться с ним и...

Серафим осёкся.

— Но как он оправдает меня здесь на грешной земле? Это значит: мы должны предстать с ним там — в ином мире — на Божьем Суде! Может так и надо — должно быть? Справедливо? Ведь ас говорил: он, как и я — оба изгои! И чувствует здесь себя чужим! Но сначала я обязан добиться правды и наказать темника с армией земных бесов — заступиться за праведников и дать ещё один шанс грешникам!

Всё это Серафим прокручивал про себя в уме с закрытыми глазами, лёжа на земле, уловил шумы — рокот от вращающихся винтов вертолётов и крики, а также грохот.

Началась высадка десанта под прикрытием трёх боевых вертушек, что кружили над местностью в долине и обрабатывали высотки.

Боевики притихли, спешно покидая позиции. Они не ожидали столь скорого налёта. Их планы временно срывались. Но только временно, пока в небе господствовали вертолёты. Недолго.

Наёмники применили ракетные установки. Им удалось подбить вертолёт. Экипажу не удалось эвакуироваться. И за одним из холмов прогремел взрыв. В небо поднялись клубы чёрного дыма. Иные две вертушки, как и грузовые, находились над базой и на базе.

— Живо всех раненых сюда! — закричал командир ВДВ в звании подполковника.

Его солдаты принялись подбирать тела мотострелков. Среди них попадались и те, кто значился не как груз-300, а — 200. Таковым посчитали и Серафима, поэтому не тронули, оставив подле прапорщика.

— Герои, — молвил майор — комбат мотострелков, успев пройти с ними огонь и воду.

Его вели к вертолёту, а он упирался, не желая покидать поле боя.

— Я ещё способен держать оружие в руках! Я... Ах... — оступился он и едва не упал.

Устоять на ногах ему помог санитар. Однако сам упал. Его сразила шальная пуля.

— Снайпер... — послышался крик. И все попадали наземь.

— Санитар! Солдат-Ик... — пустила слёзы Вера. — Очнись, родимый.

Тот не отвечал. Он был убит.

— Господи-и-и... — взвыла Вера. — Как ты мог это допустить? Взгляни на то, что здесь твориться! Неужели мы все достойны данной участи-и-и...

— Рано или поздно всем придётся покинуть этот грешный мир, — подал голос Серафим.

— Братцы, а гражданский жив! — изумлённо выпалил кто-то из бойцов полка. — Он заговорённый! Его и пули не берут!

Солдат видел, как снайпер сразил его. И к нему бросился медик — разорвал одежду на груди и ничего не обнаружил — даже царапины, не говоря уже о шраме или отверстии.

— Ничего не понимаю-у-у...

— Скорее сюда! В вертолёт! — закричал пилот.

Четыре из пяти грузовых винтокрылых машин поднялись в воздух под прикрытием парочки боевых, и вновь начался обстрел из миномётов.

— Это нам, Серафим, — прильнула Вера к нему. — Бежим! Уходим! Ещё встретишься с изгоем! Сразу, как только долину очистят от боевиков!

Что-либо ответить — отреагировать на её слова — он не успел. Только открыл рот, и...

Кругом стали падать, детонируя мины. Прогремели разрывы. Один перед входом в вертолёт. И пилот, не дожидаясь их, поспешил оторваться от земли. В винт угодила мина. Взрывом срубило его и вертолёт, едва оторвавшись от земли, рухнул, а крестообразные лопасти воткнулись в землю, встав точно гигантский крест над братской могилой на поле брани. И следом одна из мин угодила в салон.

Ад был реален. Положение полка мотострелков ухудшалось с каждой минутой.

Вертушки улетели.

— Мы опоздали-и-и... — голосила Вера. — Не успели-и-и...

— Успокойся, родная. Ещё ничего не потеряно! Всё будет хорошо, — уверял Серафим. — Ты выберешься из земного чистилища!

Он увлёк Веру в блиндаж, закрывая телом от снайпера. Тот не поверил своим глазам, забыв выстрелить. И беглецы вновь столкнулись лицом к лицу с полковником.

— Вы-ы-ы... — отреагировал тот сам на них.

— Почему не улетели? — вторил ему по мысли командир роты ВДВ в звании подполковника. — Вы в своём уме?

— Не сказал бы, помощник, — справился с волнением полковник.

— Как вы попали сюда?

— А сам? Кто предупредил вас? — ответила Вера любезностью десантнику.

— Погодите! Вы и есть та самая корреспондентка, отправившая к нам в тыл дивизии своих родных?

— Что с ними? Не молчи! Говори-и-и... — взмолилась Вера.

— Всё будет хорошо.

— Почему — будет? Значит им плохо сейчас? Что произошло? Что-то страшное или ужасное?

— Что было — прошло! Сейчас и старуха, и ребёнок находятся в госпитале дивизии под присмотром главврача в звании полковника.

— У них проблемы со здоровьем?

— Об этом я как раз и говорил с комполка. Вертолёт попал под обстрел боевиков над перевалом и...

— Они ранены?

— Старуху зацепило, а вот ребёнка...

— Что с Надей?

— Ноги обморозила.

— Как? Почему?!

— Боевики сбили вертолёт...

— Господи! И за что мне эти муки ада — моим родным? Если я виновата в чём-то перед тобой — не наказывай их, а меня! Меня! Услышь меня-а-а...

— Ну-ну, будет. Успокойся, Вера, — обнял её Серафим и прижал. — Сказали же: они выбрались из переделки на перевале.

— Все? Что с силовиком и экипажем? — заинтересовался в продолжение полковник.

— Неизвестно. Вероятно, погибли, а вот подполковника со слов ребёнка захватили в плен боевики. Да и то, как со слов — генерал по её жестам понял это.

— Надя не может говорить? — вскрикнула Вера. — И... мама-А-А...

Упала на руки Серафима без сознания.

— Бывает, — понял гость: ему не следовало это говорить при ней.

— Изгою конец, — обмолвился полковник. — Он сдаст его!

— Кто? — занервничал Серафим.

— Непосредственный начальник. Иначе, какой резон боевикам было охотиться всё это время на него! Кстати, подполковник, не всё так плохо. У меня есть подарок для генерала. Пара пленных наёмников, один из которых известный полевой командир.

— Кто? И где они?

— В соседнем блиндаже.

Десантник желал увидеть их воочию, и что обнаружил там — воронку вместо блиндажа. Все, кто находился там, были либо ранены, либо убиты.

Студент оказался контужен. И толку от него было мало. Допросить так и не удалось.

Десантник спросил у бойца про Али. Тот указал на отверстие в основании потолка.

— Бежал?

— Да-а-а...

— Проклятье! — выскочил десантник. И чуть не угодил под осколки, успев скрыться в отверстии блиндажа. — Долго не продержимся здесь! Надо вызывать авиацию, иначе боевики окончательно раздолбают нас ночью — перережут как баранов!

— А связи нет. Радарная установка взорвана, и связисты погибли, — отреагировал полковник.

— Не беда, — воспользовался десантник переносной системой спутниковой связи и вышел в прямой эфир с дивизией, услышав в ответ голос генерала. — Необходима поддержка с воздуха. Требуется точечная бомбардировка по указанным координатам, комдив.

— Не обещаю её, но чем чёрт не шутит! Вдруг штабные крысы согласятся! Передавай координаты!

— Это высоты вокруг базы полка... — уточнил подполковник, обозначив соответствующие квадраты.

И генерал нанёс их себе на карту.

— Будем ждать ответа.

— Ждите!

На том связь завершилась.

— Думаешь, а в штабе разрешат задействовать авиацию, едва узнают от генерала: боевики "стингерами" завалили уже не одну вертушку? — сомневался полковник в поддержке полка с воздуха.

— Ну не дураки же там! И генерал должен понимать: одной артиллерией не удастся подавить огневые позиции противника!

— Наивный ты человек, десантник! Давно в Чечне?

— Полгода.

— Тогда понятно. Зря роту взял...

— А следовало батальон или сразу весь полк?

— Даже взвод не следовало! Мы все мертвецы! Ночь не переживём, а если кому-то удастся, проклянут всё на свете!

— Почему?

— Потому что завтра... Нет, уже сегодня в сумерках боевики обрушаться на нас всей массой — полезут отовсюду точно черти из-под земли! Со мной уже был подобный случай — год назад. И тогда я являлся ещё комбатом в твоём звании. Так и стал с того момента командовать полком в виду гибели комполка. От моего батальона остался взвод, а полка — батальон! История повторяется!

— Нет! Будет поддержка!

угадал. На связь подполковником вышел генерал.

— Эти крысы штабные не дали авиации! Но ничего, десантура! Я отправил к вам колонну под прикрытием твоих ребят. Скоро мотострелки разместятся с орудиями на перевале и отработают высотки ближе к ночи.

— Будет поздно, комдив! Вряд ли они к тому времени останутся там! И куда придётся стрелять — по нам — вести огонь по базе!

— Неужели всё настолько серьёзно — мясорубка?

— Хуже! Если есть на земле ад сейчас — он у нас! Это настоящее чистилище!

— Дай-ка мне комполка!

— Тебя — генерал.

— Слушаю, комдив.

— Делай, что хочешь, полковник! Но этот день и ночь должны простоять, а там ближе к утру, самое позднее — к обеду — буду лично у вас с дивизией! Ты понял меня? Не слышу ответа — радости в голосе? Подай хоть какой-нибудь звук!

— Угу. Я постараюсь продержаться, комдив. Только обещать ничего не стану!

— А что это за помехи — грохот?

— Канонада, генерал.

— Стреляете по боевикам? Уничтожаете их?

— Напротив — они истребляют нас при помощи миномётов и так, что не может в прямом смысле оторвать головы от земли.

— Откуда у них столько боеприпасов? Когда-то ведь закончатся.

— Скорее бы! Но о том только приходится мечтать. И видно: не судьба!

— Держитесь, братцы! Дивизия уже начала движение! Первые два батальона двинули в сторону к перевалу. Там наши — десант! Подполковник в курсе дела. Дай мне его.

— Я слушаю, комдив.

— Стой насмерть, Бэтмен!

— Я всего лишь Бутман — человек, а не супер-герой!

— А придётся! И получишь звезду героя! Я устрою! Так что постарайся! Не подведи!

— Ну, что тебе сказал комдив?

— Ничего хорошего, полковник. Звезду героя обещал. И чувствую: присвоят её посмертно.

Вновь наступило затишье.

— Неужели у боевиков закончились боеприпасы?!

— Не обольщайся, десантура. Они пошли в атаку.

Комполка оказался прав. Боевики предприняли вылазку, производя очередную разведку боем в оборонительных порядках полка мотострелков. Им ответили не столь организованно, как хотелось бы командирам полка и роты десанта. Но всё же атаку боевиков удалось отбить.

Миномётный обстрел и в самом деле прекратился, зато в дело вступили снайперы.

— Экономят боеприпасы для решающего штурма, — догадался полковник.

Подполковник был иного мнения. Он намеревался в сумерках нанести боевикам упреждающий удар, дал задание своим бойцам выявить место наибольшего скопления противника, и воспользоваться уцелевшей техникой, что была ещё на ходу.

— Эх, мне бы пару танков — всех бы моджахедов гусеницами передавил!

— Даже и не думай! Положишь ребят и сам погибнешь! Геройство ни к чему толковому не приведёт! Вон прапорщик лежит. Тоже геройствовал. В одиночку со святошей одну атаку отбили, положив одним махов более сотни боевиков, а то и две.

— Неужели?! — покосился десантник на Серафима.

— Взяли грех на душу, — не выказал он радости по данному поводу.

— Мужик! Хвалю! Герой!

— Скорее Надя, чем я! Такое перенести не каждый взрослый человек сможет, а тут ребёнок!

— Как она? — очнулась Вера, придя в сознание.

— Будет жить, — заверил подполковник.

— А ходить? Что с ногами и голосом?

— Голос — вернётся, а ноги — заживут.

— А мама? Что с ней? Можно чуть подробней?

— У неё серьёзное ранение в лёгкое. Как уверяет главврач дивизии: раз старуха кряхтит, пердит и кашляет, значит, будет жить — никуда не денется, поскольку пуля прошла в считанных миллиметрах не только от сердца, но и сосуда аорты. Я, как погляжу: вы все тут заговорённые! Смерть вас не берёт!

— Это пока... — знал какую-то тайну Серафим и скрывал. Он почувствовал присутствие своего главного противника.

В Чечню — горы Аргунского ущелья — явился тот из боевиков, имя которого наводило ужас на всех, кто знал или произносил его по обе противоборствующие стороны. А сейчас тело боевика ещё использовал в собственных целях крылатых демон.

— Бес! Бес явился-а-а... — понёсся эхом по горам крик.

— Да как они смеют уничижительно отзывать о вас, мой господин!? — озлобился Гаргуль. — Это я — он, а вы...

— Молчи! Эти примитивные создания не должны знать кто я, что мы используем их, как и тела в свои целях!

— Жаль, а то бы я...

— Ещё успеешь покуражиться, Гаргуль! И в твоём списке прибавиться неимоверное количество порабощённых душ. Я это знаю, а не только чувствую, как и присутствие изгоя!

— Которого из двух, мой господин?

— Обоих!

— Желаете, чтобы их доставили к вам?

— Да. И сначала я хочу видеть человека с данным прозвищем!

— Исполню с радостью, мой господин!

— Не скупись, слуга! Пообещай алчным людишкам золотые горы и в будущем райскую жизнь.

— Угу. Поскольку у них одна дорога, они всё равно окажутся в аду. Ху-ху-ху... — посмеялся Гаргуль.

На зов — появление крылатого демона — отреагировали все полевые командиры боевиков. Для них он являлся бригадным генералом, а Чечня — зоной боевых действий.

Собрался совет в одном из горных поселений в ущелье. Командиры принялись докладывать сложившуюся обстановку, и что ранее поставленную перед ними задачу очень сложно осуществить, но всё-таки возможно, однако с большими потерями.

Главарь бандформирований ничего не хотел слышать в оправдание и требовал прояснения ситуации относительно изгоя.

— Что слышно про него?

— Один из нас виделся с ним, господин.

— Где он?

— Уже вновь с нами.

Крылатому демону представили Али.

— Он захватил меня, но я бежал, мой генерал!

— Ты был в лагере у "федералов"?

— Да...

— Что ты там видел — кого? Может что-нибудь необычное? Говори, не бойся!

— У них сейчас в расположении части царит хаос. Они не продержаться до утра. Им не устоять против нас, если мы ударим все разом ночью. Это бесспорный факт!

— Ты правильно сказал: бесспорный! Бес спорит в тебе и с тобой! Дай ему волю: расскажи то, что он хочет донести мне!

И демон услышал очередное отрадное известие. Голос Али резко изменился, став каким-то грубым и даже загробным — рычащим.

— Я видел тех, хозяин, кто интересует вас! Женщину и её семью с одним типом, и также изгоем!

— Как! Неужели их два? — изумились боевики — полевые командиры.

— Закрыли рты, собаки-и-и... — прикрикнул Гаргуль на них.

Али продолжал:

— Они там! Там, хозяин...

— Все? — не было уверенности у крылатого демона. Он в качестве разведчика использовал проклятый дух — загубленную душу грешника, обращённого в призрака — приведение. И тот донёс ему всю правду.

— Где ребёнок и старуха? Эти искусительные создания с именами человеческих добродетелей!

Али ничего не понял из заявления бригадного генерала, да и полевые командиры. Как к ним в расположение явился ещё один.

— Почему опоздал? — накинулся Гаргуль на него.

— На что? — ответил тот невозмутимо вопросом на вопрос.

— На сходку!

— Делом занимался.

— Каким?

— В тылу противника собирал разведданные!

— И как — собрал?

— Да, — продемонстрировал тот пленника — подполковника. — С помощью него мы выйдем на изгоя.

— Которого — человека или...

— Замолчи, слуга! — приструнил демон беса.

Гаргуль унялся тотчас.

— Как прикажешь, хозяин.

— Лучше займись пленным. Выбей из него всю информацию по интересующей нас личности! Я готов заплатить за изгоя — миллион золотыми слитками в любом из банков мира — и прямо сейчас! Найдите мне его — и ещё сегодня! Озолочу!

— А полк федералов?

— Они никуда не денутся! Искать изгоя, я сказал! Всем! А как сказал, так и будет!

Демон подмигнул лукаво Гаргулю. И бес применил осколочную гранату — да не одну.

Когда телохранители ворвались в дом, командиры изменились внешне — все были в крови, при этом не обращали внимания на раны.

— Ищите обоих изгоев!

26. МЯСОРУБКА.

Снайперы продолжали лютовать, стреляя по всему, что вызывало у них подозрение или напоминало солдат. Некоторые предметы, такие как каски, оказались превращены в дуршлаги.

— Это наш шанс, полкан, — заявил подполковник. — И другого такого не будет! Я предлагаю сделать вылазку сейчас, а ночью свалить всем из расположения лагеря. В ночи боевики не сразу поймут, что случилось. А мы к тому времени приучим их к своим контратакам — запутаем — запудрим мозги!

— Нет! Уймись, десантура! Сидеть подле меня — и ни шагу! Это приказ! Здесь пока я старший по званию!

— Надолго ли? Объявлю дезертиром и...

— Я не трус! Просто знаю, что делаю! И мне это не вперв-Ой...

Полковник слишком увлёкся спором с подчинённым, явился прекрасной мишенью для снайперов. И один из них не упустил представившейся возможности — ранил.

— Что с тобой, командир?

— Чёрт, кажется, меня зацепило-о-о...

Полковник закатил глаза.

— Санитара сюда! Живо! — закричал десантник.

И первый, кто подался к нему на призыв, был убит.

— Больше не смей никого звать! — предупредил Серафим.

Он на пару с Верой помог подполковнику оказать первую медицинскую помощь полковнику.

— О-о-оставьте меня-а-а... — простонал тот на последнем издыхании. — Мне недолго осталось. Спасайте полк — тех ребят, что ещё живы! Выведите их из-под обстрела! Слышишь, десантни-и-ик...

Полковник закрыл глаза, не дожидаясь ответа.

— Ну, вот и дождался, — укорила Вера, пустив слезу.

Подполковник смахнул каску в дань памяти по полковнику и шальная пуля, отскочив от бруствера, угодила ему в голову.

Подполковник даже не шелохнулся.

— Чего молчишь? — глянул Серафим на него, и понял всё без слов. Положил рядом с полковником.

На тела офицеров упала тень от креста — винта вертолёта.

— Мне страшно, Серафим, — окончательно растерялась Вера. — Такое ощущение, будто нас преследует злой рок. Смерть ходит за нами по пятам и словно издевается — насмехается! Когда же настанет и наш черёд?

— Тогда и узнаем — не раньше!

— Это когда, Серафим?

— Когда души покинут на земле бренные тела и отправятся туда, откуда родом я, в ожидании судного часа — и каждый из нас получит по заслугам — рай или ад!

— А сейчас мы, по-твоему, где, как не в аду?! И он на земле! Так неужели есть ещё один — иной — в твоём неведомом мне измерении? Это несправедливо-о-о...

— Успокойся, Вера! Возьми себя в руки!

— Чего кричим? — объявился майор подле них — тот, с кем они познакомились у блокпоста при въезде в Чечню.

— Ты! И не улетел?

— Как видишь, святоша! Не успел...

— Или не хотел?

— Это одному Богу известно. Судьба моя такая! Замешкался! Санитар погиб из-за меня, вот я и остался!

— Решил отомстить?

— Нет, не смог его бросить, как и иных почивших ребят. Не хочу, чтобы боевики надругались над их телами, да и раненых полно! Не бросать же их!

— Вот и полковник этого не хотел, а подполковник настаивал и... Сам видишь, что стало с ними.

— А где иной подполковник — силовик? Что стало с ним?

— В плену он — у боевиков!

— Ой-ё-о...

Тем сейчас занимался Гаргуль. Бес не стал терять времени даром — взял, что называется быка за рога.

— Хочешь жить — сдай изгоя! — молвил он коротко и ясно. — Время на раздумья у тебя нет! Да или нет!

Подполковник лишь взглянул лютому боевику в глаза. Сомнений в том, что он прикончит его, если не получит положительного ответа, не было. Он признал его по голосу. Тот являлся палачом — завсегдатаем при казни на видеоплёнку — их организатором. Решил продлить свою жизнь как можно дольше.

— Да...

— Разумное решение — правильное, — посмеялся Гаргуль. — Продолжим наш разговор. Минуту времени ты выиграл у смерти для себя! Как мне выйти на изгоя?

— Никак! Я это сделаю сам! Дам ему очередное задание и...

— Какое? Что ты задумал?

— Услышишь не раньше, чем предоставишь мне переносную базу спутниковой связи!

Гаргуль удовлетворил запрос предателя на словах, и тот стал им на деле.

— Узнал, изгой, — услышал тот голос подполковника. — Есть работа.

В ответ тишина.

— Спаси меня-а-а... — сорвался вдруг пленник на крик. — Я в плену-у-у...

Изгой казалось, не реагировал.

— Ты знаешь что делать — где меня искать! Вспомни майора-А-А...

Связь оборвалась.

— Что происходит? Кто объяснит? Почему базу вырубили? И кто? — решил подполковник: это сделали боевики.

Но нет — отключился изгой.

— Он придёт — явится за мной! Вот увидите! Это произойдёт скоро — ночью! Я знаю это, как и то, что говорю-у-у... — зарыдал подполковник.

Гаргуль на миг призадумался.

— А, чёрт с тобой, грешник! Ты уже наш — мой — никуда не денешься от нас! Так и быть — не стану призывать Ангела смерти. Дарую жизнь, но только до утра! Если с восходом дневного светила — появлением первого луча — твой подопечный не явится сюда за тобой, ты — труп!

— Господи-и-и... — взвыл в продолжение предатель. — Если ты слышишь меня — мой крик грешной души — спаси и сохрани! Помилуй! Умоляю-у-у...

Гаргуль посмеялся.

— Чудак человек! Не отвлекай Его по пустякам! Он оставил тебя — покинул! Ты мой — раб! Я твой хозяин! И больше не смей упоминать Его имя, иначе я не посмотрю на данное слово тебе — пристрелю, хотя прежде не нарушал обета до обеда! Заруби это себе на носу!

Гаргуль приложил пленника прикладом автомата по лицу, лишил сознания.

Изгой лишь сделал вид: подполковник ему безразличен, а сам взял карту местности и покинул "берлогу". Он определил расстояние по ней до села, на которое ему указал на словах подполковник, понял: потратит времени вдвое больше, чем прежде, поскольку пробираться туда предстояло среди бела дня по территории кишащей боевиками. Наёмники были повсюду.

Недолго думая, изгой пошёл на хитрость, объявившись подле группы боевиков, устроившихся в стороне от боевых действий, и прохлаждались в тени у ручья.

Они готовили еду — шашлыки.

— Кухарки, — отметил про себя изгой, хотя женщин среди них не было. Объявился в расположении отряда.

Заблеяли овцы.

— Волк, — решили боевики, приметив промелькнувший неясный силуэт вдали. И подались за ним.

Поиски результатов не принесли. Все бараны и овцы в стаде оказались целы и невредимы, зато пропал один из числа наёмников и бесследно, словно сквозь землю провалился. А он очутился на дереве, куда его затащил изгой, и бросил в дупле, воспользовавшись его формой, продолжил дальше свой пусть с необходимой скоростью, дабы в сгущающих сумерках явиться на выручку подполковнику.

Вскоре Гаргуль получил информацию относительно изгоя. Кто-то из наёмников напал на след агента национальной безопасности, но на месте его лёжки было пусто. И они организовали засаду.

— Он не придёт туда, — озлобился Гаргуль. И почему — объяснять не стал.

Боевики, заминировав логово изгоя, удалились. А он шёл сам к ним навстречу. О чём Гаргуль и известил демона, явившись с докладом к главарю.

— Это ты поторопился, — ничуть не озлобился тот на верного слугу, проявившего рвение несвойственное прежде ни одному наёмнику. — Атакуйте лагерь федералов! Пора! Ангелу смерти требуются жертвы на откуп за те тела мертвецов, которыми он позволил воспользоваться нам в мире примитивных форм существования.

— А не много ли он требует взамен, хозяин?

— Нет! И это в наших интересах!

— Теперь уже общих, хозяин, поскольку сам с нами заодно! И если откроется наш заговор, ему несдобровать!

— И всё равно! Я не намерен рисковать! Следует уважать интересы союзников и ублажать их! Иначе нельзя поступать! Можем остаться в будущем без них, как и без него! Поэтому займись делом, Гаргуль!

Боевики оживились. В лесном массиве вокруг базы полка послышался шум и гам.

— Четыре часа дня, — посмотрел майор на часы. — Не рановато ли они собрались нанести завершающий удар?

— Кто? Что-то должно случится? — опомнилась Вера.

— Да. Боевики почему-то не стали ждать ночи! Они сошли с ума-А-А...

Упала мина. Прогремел взрыв, послужив сигналом к началу боевых действий со стороны наёмников. И лесной массив вокруг полка пришёл в движение. Отовсюду стали появляться боевики, открыто следуя в направлении оборонительной линии федеральных сил.

— Собираются в кулак! Готовят ударную группу...

— Во всех направлениях? — вопросил Серафим.

Майор осмотрелся под градом пуль снайперов. Те по-прежнему не позволяли высунуть головы. А тут ещё вновь начали рваться мины и в таком количестве да с такой скоростью, что прежнее бомбометание показалось обычной пристрелкой.

— Пока боевики из состава пехоты доберутся до нас, их "артиллерия" закапает нас живьём в землю, — принялся плеваться майор, стряхивая попутно с себя песок, прячась в одной из множества воронок вместе с подопечными увязнув сначала по щиколотку в песке, а затем и колено.

Серафим лежал поверх Веры, прикрывая её собственным телом. И раньше о том она мечтать не могла — в столице, сейчас же ей было не до того даже в мыслях.

Грохот не прекращался ни на секунду. Они тянулись бесконечно долго, как и минуты. Прошло не больше десяти, но показались десятью часами.

Боевики по-прежнему медлили — пехота. И ещё только собирались в ударные колонны в паре километров от базы.

— Да сколько же их, этих чертей! Неужели они и впрямь лезут из-под земли? — негодовал майор, предприняв очередную вылазку на поверхность из воронки, и тотчас съехал вниз. — Чуть не зацепило!

То, что он увидел — количество боевиков — повергло его в шок, однако ничуть не впал в уныние. Ситуация ещё до решающего штурма боевиков была заранее ясна и складывалась не в пользу обороняющихся.

— Я думал: их в долине не больше тысячи. Ну, максимум — полк, как у нас! А их там — дивизия! Не меньше, а может и больше! Здорово! Столько могил придётся копать для них! Чукчи из анекдота про объявления войны Китаю отдыхают!

— Да ты маньяк, комбат!

— Не я, святоша, а боевики! Явились сюда на свою погибель, нехристи-и-и...

Одна мина угодила к ногам майора.

— Ложись!

Его подопечные и так лежали. Прогремел взрыв. Послышался иной тональности крик от майора.

— Ты как? — отреагировал Серафим.

— Ногу зацепило и плечо. Но ничего — бронежилет спас, — указал комбат на осколок внушительных размеров, впившийся на уровни груди в области сердца. — Стало быть, быстрая смерть мне не грозит! Чувствую: придётся помучиться! Это даже радует!

Майор нисколько не огорчился, не подав вида, что ему больно и страшно. Он гнал это от себя при помощи выплеска эмоций наружу.

— Хватит валяться, святоша! Ещё минут пять-десять, и боевики окажутся на расстоянии выстрела, — бросил ему комбат пистолет, а сам взял автомат одной рукой, и дал очередь в воздух, подавая сигнал бойцам готовиться к бою — рукопашной схватке.

Вскоре вновь наступило затишье, нарушенное топотом ног, исходящим от пехоты наёмников. Попутно донеслись их ликующие выкрики.

— Эй, неверные! Вылезайте из нор, шакалы! Рус сдавайся! Будем тебя немножко резать, Иван, как баран!

— Вот стервецы, — ухмыльнулся комбат. — Одно слово — падальщики!

Он подмигнул Вере с Серафимом и крикнул в ответ боевикам.

— Собакам собачья смерть! Но вы даже не они! Твари! Получите!

Выстрелил из подствольника. Где-то вблизи базы прогремел взрыв, и по краю воронки загремели пули.

— Чёртовы дятлы! — достали его снайперы. — Боевики уже в километре! Ещё пару сотен метров и можно будет валить!

Не тут-то было. Кто-то произвёл выстрел из танка.

Майор не удержался от любопытства и подался наверх. Снайпер, пристрелявшийся к нему, больше не донимал.

— Ай, молодцы, ребята! Десантура — мать их в такую — сработала и на 100%! За что и люблю их!

Прогремел ещё один выстрел в южном направлении и в колонне боевиков последовал взрыв. Они бросились врассыпную.

— Ха! Получили, уроды! — ликовал майор.

Последовал третий выстрел, затем четвёртый, а вот пятого не было. Одну из четырёх колонн не удалось рассеять.

— Не понял! Почему притихли? — взревел майор.

— Мужики! Помогите! Снаряды закончились! — закричал десантник, откинув крышку люка, оставшись внутри, не высовывая головы. — Подкиньте боеприпасы!

— Ща, мои хорошие, — рванул комбат на свою погибель.

— Лежи тут, родная, — обратился Серафим к Вере, подавшись за контуженым офицером.

— Помоги, святоша, — схватил тот ящик со снарядами, но из-за ран не мог их дотащить в одиночку.

— Нет! Уходи! Погибнешь! — испугался Серафим: майор окажется на прицеле у очередного снайпера.

Тот уже взял его на мушку, однако не спешил с выстрелом, выжидая чего-то.

— Опомнись, комбат! Это подстава! — догадался Серафим, что должно произойти с минуты на минуту.

Десантники не утерпели и один из них выскочил из танка — схватил ящик, благодаря майора — подался назад. И только он оказался у открытого люка, стремясь просунуть боеприпасы в отверстие, последовал со снайперской точностью выстрел. Пуля угодила в ящик. Прогремел взрыв. Все, кто находились в танке, погибли.

— А-а-а... — зашёлся майор. — Будь ты проклят, наёмник!

Он кинул в его сторону камнем от бессилья, вызывая огонь на себя. И тот ответил. Майор упал.

— Нога-А-А... — услышал Серафим вопль комбата. — Издевается, гад! Хочет в плен взять! Не на того напали! Я так просто не сдамся-а-а...

Майор требовал у Серафима притащить ему гранат.

— Это самое действенное оружие в преддверии рукопашной схватки. Только так можно нанести максимальный урон противнику-у-у...

На этот раз он внял мольбам офицера.

— Твою мать... — открыл тот ящик — гранаты оказались прямо с завода на передовой — их ещё следовало собрать, а времени не осталось. Боевики были на подходе. — Уходи, святоша! И женщину уводи!

Майор поспешил собрать хотя бы одну гранату.

— Нет, — осознал Серафим, что тот задумал — массовое убийство с самоубийством.

— Это приказ! Я не желаю, чтобы со мной погибли вы! Это не ваша война! Бегите! Умоляю! Христом Богом прошу!

— Да внимет Он твоим мольбам, комбат, когда предстанешь в Судный час перед ним, — поддался Серафим на уговоры, боясь не за себя — собственную жизнь, а жизнь Веры — того, что Ангел смерти с подачи крылатого демона отнимет её у него — душу от тела. А предпосылки были.

Боевики объявились в расположении полка, и в обе стороны полетели гранаты, затем началась беспорядочная стрельба и толчея. Завязалась рукопашная схватка. По полю брани понеслись истошные вопли и крики. Люди сошлись друг против друга не на жизнь, а насмерть. Полилась рекой кровь, окропив землю, заваленную трупами.

Серафим не мог смотреть безучастно на творящееся вокруг смертоубийство, успокаивал Веру.

— Ничего-ничего. Бог Милостив! Он спасёт тебя — твою душу, а тело не вечно, зато жизнь духовного начала бесконечна!

Вера больше не лила слёзы. Нечем было плакать, как и сил кричать в беспамятстве. Она просто молчала и если раньше постоянно закрывала глаза, то теперь всё было безразлично — её дальнейшая судьба. Она поняла истинный смысл жизни открывшийся ей здесь и сейчас. Нет ничего лучше на свете, чем разделить с любимым человеком, как радости, так и горести — умереть в один день — покинуть бренные тела на грешной земле и отправиться разом, а куда — не столь суть важно, даже в мир иной.

Серафим понял: не стоит больше что-либо говорить, сам умолк. Тут и явился тот, кого они уже не надеялись встретить здесь при жизни на поле брани.

— Чего притихли? — ввалился в блиндаж через бойницу майор.

— Живой, бродяга, — порадовался Серафим.

— Да вот, святоша, решил: грех вас кидать одних. Куда вы без меня! А так ещё повоюем!

Комбат придумал вещь намного хитрей, чем изначально предположил Серафим: подорвать боевиков и себя с ними, но не сдаться. А майор, собрав гранату, воспользовался проволокой, соорудив растяжку.

На неё и напоролись боевики. Прогремел мощнейший взрыв, и наступательный порыв был погашен.

Боевики залегли, принявшись отстреливаться и отползать назад.

— В атаку-у-у... — не сдержался комбат на словах. — Бей их, ребата-а-а...

Ему удалось поднять солдат, и те пошли в контратаку, обратив в бегство боевиков.

— Получили, уроды! Ха-ха... — ликовал майор. Перестарался. У него открылись раны.

Вера поспешно занялась им, оказывая посильную медицинскую помощь.

— Лучше спирту плесни в кружку, чем на меня, — заверил комбат.

Вера не воспротивилась, но и майор напиваться не стал, скорей принял как болеутоляющее лекарство, а заодно и для храбрости.

— А ты, Серафим?

— Я — пас! Это не для меня.

— Ты и впрямь святоша. Ха-ха! Вот что я тебе скажу: пока боевики переводят дух, полазь по базе — осмотрись. Найди офицеров и скажи им: я жив. Пусть валят с ребятами на новые рубежи — отходят за бронетехнику. Она послужит всем нам естественным оборонительным заслоном! И про боеприпасы не забудь! Всё оружие и прочее в том же духе тащи сюда! Ну, быстро! Работай, святоша! Глядишь: до ночи простоим, а там и ноги сделаем! Пусть хоть у кого-то из нас появится шанс на спасение! Пойдём в прорыв!

— Нет, — заявила Вера. — Как ты вообще до этого времени ходил? У тебя ноги перебиты!

— Жить захочешь, красавица, со страху и не такое совершишь! А иначе подвига не осуществить!

Серафим подался выполнять поручение комбата. Снайперы больше не досаждали. Боевики вообще не донимали. Они издали — полевые командиры — наблюдали за противником, стремясь определить — дать федералам опомниться — и сосчитать их точное количество. Получалось порядком. Хотя многие из солдат были ранены и при том очень серьёзно, а офицеры убиты.

— Неужели я остался один из высшего командного состава на весь полк? — не поверил комбат. — Ротные есть? А взводные?

— Один, — подал голос какой-то лейтенант — совсем юнец.

— Младший?

— Да.

— Здорово, молоденький! А прапорщики есть? Старшины?

— Только сержанты.

— Старшие или тоже младшие?

— Нет, просто сержанты.

— А сколько вообще у нас народу?

— Ещё довольно много. На три-четыре батальона наберётся, но...

— Что, младшенький?

— Из них два, а то и три — раненые.

— А те, кто может держать оружие?

— Роты три, от силы четыре с ранеными, что не могут ходить, но стрелять — более или менее.

— Не беда! А оружие? Боеприпасов хватит отбиться?

— Снаряды имеются, а вот орудий нет! Все разбиты.

— А патроны к автоматам?

— Рожка по два на брата найдётся.

— И то хорошо! Устроим вот чего, парни...

Майор заговорил о круговой обороне. И бойцы, те, что могли более или менее сносно передвигаться сами и выполнять поставленную боевую задачу комбатом, занялись делом.

Гаргуль лично явился в зону широкомасштабных боевых действий на джипе, занял смотровую позиции на одной из вершин.

— Где ты, проклятый? Покажись!

Вдруг увидел толпы народа.

— Почему они до сих пор живы? — сорвался он следом на крик. — Атаковать базу федералов! Немедля-а-а...

— Сейчас! Уже! Только сформируем новые ударные группы! — заверил тот полевой командир, который нёс ответственность за уничтожение мотострелкового полка и руководил ходом боя.

— Всех в цепь! И сами! Вперёд! — не собирался униматься Гаргуль. — Хозяин требует захватить лагерь противника ещё до захода дневного светила!

До заката солнца по приблизительным расчётам оставалось часа полтора-два, и комбат намеревался выиграть данное время у противника, готовил сюрприз. Полтора года в Чечне даже для него — командира продовольственного отряда — не пропали даром. Он имел неплохой боевой опыт в горах, и теперь применил его на деле.

Кругом — по всему периметру базы — были установлены ловушки. Солдаты в воронках оставляли снаряды, присыпая землёй. Противник оставался в неведении, что ждало их впереди, а сами обороняющиеся держали под прицелом "могильники" откуда в их сторону торчали снаряды капсюлем.

— Отлично! Успели! Справились! Теперь есть, как и чем встретить врага!

Кто-то из солдат выскочил и продемонстрировал голый зад, еле успел юркнуть назад в воронку, используемую на манер окопа. И вновь за работу взялись снайперы. Миномётные расчёты молчали.

— Либо мины наконец-то закончились, либо решили придержать для иной цели и явно не для нас, а колонны поддержки, спешащей к нам на помощь!

Майор не прогадал. Лес вокруг базы наводнился боевиками. На этот раз они шли стеной в цепи — наступали рядами — и конца им не было видно.

— Вот это новость, — порадовался комбат. — Пожаловали, уроды!

И без поддержки "артиллерии".

— Без моей команды не стрелять! Это приказ! — закричал в продолжение майор, истекая кровью — слабел прямо на глазах.

Подле него кроме Веры и Серафима находился молоденький младший лейтенант и на вид совсем ещё ребёнок, как и многие солдаты, оказавшись юнцами.

— Господи! И за что ты губишь наших детей? — не утерпела Вера. — Их же пускают как пушечное на прожженных наёмников, воюющих десятилетиями, точно на растерзание стервятникам и хищникам!

— Идут, гиены! Гореть вам всем в огне-э-э... — прохрипел майор.

У него пошла кровь носом. Вера сделала укол одновременно обезболивающий и успокаивающий.

— Ты что наделала-а-а...

— Без паники, молодой! Отныне ты командуешь полком!

— Я не полковник! И всего неделю в Чечне! Не справлюсь!

— Жить захочешь, ещё и дивизию в бой поведёшь, а твои сержанты — полки! Главное помни, чего хотел осуществить майор — следуй неукоснительно разработанному им плану действий! И всё получится! Сам в этом убедишься!

— Мама-А-А...

— Лейтенант! — очнулся на миг майор. — Молоденький...

— Я, комбат!

— Вот и давай, командуй батальоном, сынок...

— Есть! Так точно, командир, — произнёс тот сквозь слёзы.

— Вот, уже лучше, — похвалил Серафим.

— Но не совсем то, что необходимо, — присовокупила Вера. — У меня дочь не убоялась боевиков и сумела выжить после авиакатастрофы в горах да сообщить, как тут у нас обстоят дела! А ты старше её втрое! Дошло?

— Не робей герой! Ты же офицер! Защитник Родины! Присягу давал! Не забыл? — присовокупил Серафим.

— Слушай мою команду, полк, — расхрабрился юнец. — Приготовиться к бою! Пока боевики не окажутся в зоне ловушек, чтоб никто не смел открывать стрельбы! Иначе сам пристрелю паникёра! Собственноручно!

Вера улыбнулась.

— Знать, не всё ещё потеряно, коль неоперившиеся юнцы готовы умереть за своего командира.

Она опомнилась — вспомнила про комбата. Пульс едва прощупывался. Его требовалось доставить в лазарет дивизии.

— И желательно до утра. Иначе может не дожить! Крови потерял много. Очень много! Не понимаю, как он до сих пор выдержал — жив!

— Успокойся, родная, — отреагировал Серафим, и подался наверх, выглянув из блиндажа.

Противник был близко — в паре сотне метров.

— Да они пьяны! Обкололись и обкурились! — констатировал кто-то из сержантского состава.

— Хреново, — заметил другой сержант, у которого был за плечами год в зоне боевых действий. — Будут валить до последнего боевика! А нам всех не замочить!

— Штаны не намочи! Не хватало, чтобы обделался! Здесь тебе не сортир! Ищи его себе в ином окопе! Свободных воронок полно!

— Я не ворона, как ты подставлять свой зад по пули!

— Лезут! Идут! Боевая готовность по максимуму-у-у... — закричал лейтенант совсем ещё детским голосом.

Боевики очутились в пределах базы, но так пока и не встретили никакого сопротивления, решили: передавят остатки полка сапогами, а тех, кто дёрнется, добьют ножами и прикладами. Как вдруг земля содрогнулась под ногами и загудела, заходив ходуном и... разверзлась, точно они забрались не на холм, а действующий вулкан.

По всему периметру загремели разрывы. Боевики на переднем крае понесли ощутимые потери, но их количество было столь велико, как и глубина атаки, что за первой волной и второй, накатила третья, угодив под шквальный огонь.

Вновь очнулся майор.

— Беречь патроны! Не стрелять впустую! Бейте прицельно — одиночными-и-и...

И снова вырубился.

— Не дотянет до утра, — констатировала Вера. — Сердце не выдержит! Сходит с ума! А это первый признак агонии!

— Что творят, черти! Что творят! Одно слово — бесы — одержимые! — съехал Серафим вниз в блиндаж. — Это земной ад! Чертоги чистилища не идут ни в какое сравнение!

Лейтенантик спал с лица, оно стало у него белым, как чистая простыня, а затем и вовсе бледным.

Шла уже седьмая, а то и восьмая атака по счёту — накатывала волна — цепь боевиков. И конца, как и края, им не было видно.

Заканчивались патроны. Солдаты с сержантами расстреливали последние боеприпасы. Некоторые из них уже примкнули к стволам автоматов штык-ножи, готовясь к рукопашной схватке, поглядывая искоса на командира. Тот пребывал в лёгкой растерянности. Буквально миг, показавшийся всем вечностью. Она открывалась перед ними в виду конечности земного пути.

Он схватился рукой за кобуру, выхватил пистолет и поднял над головой.

— В атаку, пацаны-ы-ы...

Сам кинулся в пекло, стреляя вперёд себя. А следом поднялись сержанты и солдаты.

— Ура-а-а... — понёсся над полем брани безудержный крик, потонувший в грохоте битвы.

Вновь полилась людская кровь рекой на землю, и повсюду стали падать тела раненых и убитых.

Шла десятая волна боевиков. В ней и захлебнулись обороняющиеся, отбив две атаки. Отступили.

— Уходим на север в прорыв, — закричал Серафим. — Те, кто ещё может идти!

Лейтенант предстал перед ним с окровавленным лицом — ничего не слышал. Уши заложило. Он получил удар по голове, и они кровоточили у него. От верной гибели его спас сержант, прослуживший год в Чечне. У того была располосована рука — левая, а в правой — он вместо автомата сжимал окровавленный трофей — кинжал, изъятый у боевика.

К ним в блиндаж спрыгнул ещё один герой — в бронежилете и сапёрными лопатками, коими орудовал — махал в стане противника — точно топорами.

— Ну, ты и головорез, ефрейтор! Сколько духов положил?

— Сколько бы не положил, сержант, всё одно мало!

Они наступали. И какая по счёту волна — цепь — накатывала на оборонительные порядки полка мотострелков — все сбились со счёта.

— Уходите! Прорывайтесь на север к своим — в горы! — продолжал настаивать Серафим.

— А как же раненые? Комбат и женщина? — упирался сержант — телохранитель лейтенанта.

— Я останусь с ними!

— Хм, святоша! И что это изменит? Умирать так всем и сразу, чтобы никому не было обидно-о-о...

Сержант метнул кинжал в боевика, появившегося у блиндажа — в бойнице, и выхватил из тела, вновь вооружившись полюбившимся трофеем.

— Мы тоже кое-чему научились, святоша! Как воевать! Хорошую школу жизни прошли! И уяснили: трусы долго не живут!

— Как и герои, — вмещалась Вера.

— Зато память о них вечна!

Сержант был прав. Его заявление не помышлял оспаривать даже Серафим. Ему самому пришлось впервые взять в руки оружие, коим послужила лопатка, одолженная ефрейтором.

— Только смотри: не потеряй!

— А я думал, скажешь: не убей кого-нибудь, и в первую очередь себя, — посмеялся сержант. — Командуй, лейтенант!

Он толкнул его в бок. И тот закричал:

— А-а-а...

— Это что значит?

— Типа — ура, ефрейтор!

— А...

— Ура-а-а... — выскочили они из блиндажа, и кого узрели вокруг себя — толпы боевиков.

— А где наши-и-и... — не слышал молоденький лейтенант, и видел нечётко людей — силуэты, подобные на чертей.

— Закончились, как и наши подвиги! Чай не Боги, и холм — не Олимп, — опустил кинжал сержант, прикрыв собой лейтенанта. И получил удар в живот от наёмника.

Казалось всё: смерть неизбежна. Случилось чудо. Над горсткой бойцов мотострелкового полка нависла тень.

— Гаврила-А-А... — вскрикнул от радости Серафим и его голос потонул в грохоте залпа реактивной установки вертолёта.

Поверхность базы покрылась разрывами. Боевики отступили, поскольку и со стороны горного перевала до них донёсся грохот. На рубежи для стрельбы вышли батальоны артполка, принявшись работать по высоткам.

Боевики заметались между огнём и пламенем. Рассеялись.

— Проклятье! — свалился Гаргуль с дерева. Ветку под ним срубило, и он оказался на земле — лицом в траве.

До захода солнца оставались считанные минуты. Но это ровным счётом ничего не меняло. Полк устоял, отбив все атаки наёмников, а тут ещё позиции боевиков в тылу с северной стороны подверглись массированному артобстрелу. И в небе вновь послышался гул вертолётов. На выручку летели десантники и снова в количестве роты.

Они привезли боеприпасы, а назад отправили раненых.

Серафиму удалось уговорить Веру сопроводить майора до лагеря дивизии в медсанчасть.

— Сейчас ты нужна ему и своей семье там, за горами!

— А ты? Как же ты, Серафим? Что будет с тобой — станет?

— Ничего, родная. Я же заговорённый! Меня смерть не берёт! Со мной ничего страшного не случится, ибо нельзя убить! Это и есть моё наказание, как и крест! Лети-и-и...

Вертолёт оторвался от земли, и Серафим, как и Вера для него — исчезли друг для друга во тьме.

Они расстались. Вера не могла опомниться. У неё появилась нехорошее предчувствие. Она поддалась панике.

— Господи! Не забирай его у меня! Неужели я не заслужила простого человеческого счастья — быть любимой, как и любить! Не отнимай у меня любимого мужчину! Оставь мне его-о-о...

— Что? Мы где, красавица-А-А... — ожил май ор. — Я в гробу-у-у...

Он ощутил металл.

— Нет, мы в вертолёте! Тебя спасут! Всё уже закончилось — позади...

— Неужели? Для всех?

— Нет, только для нас. Мы эвакуировались.

— А лейтенант-Ик... — сморщился майор от боли. — Что с ним?

— Жив молодой. И с ним остался Серафим. Так что ничего с ними страшного не случиться.

— Тебе верю, красавица.

— Потому что я — Вера?

— Потому что любишь! А смерть неспособна разлучить любящие сердца. Это Божий дар! Тут бессильны даже враги-и-и...

— Майор! Комбат! Не умирай! Я прошу тебя! Умоляю-у-у...

Он потерял сознание, и пульс не прощупывался, но кровь продолжала идти.

— Значит, ещё жив, родимый...

27. КРЕСТ.

Серафим недолго стоял, провожая на слух вереницу вертолётов в небе. Было не до того. Во тьме вновь зашевелились боевики. Мотострелки с десантниками явились для них прекрасной мишенью. Останки бронетехники продолжали пылать, и территория базы полка освещалась более или менее сносно.

— Идут, черти! Лезут! — опомнился лейтенантик.

— Кто командир полка? — услышал он обращение от капитана ВДВ.

— Перед тобой, — указал Серафим на молодого офицера.

— Молокосос?

— Я — комполка, капитан!

— Был! Я старше тебя по званию!

— Это ровным счётом ничего не значит и не меняет, десантура! — подал голос ефрейтор.

Теперь он выступал в качестве телохранителя младшего лейтенанта.

— Ладно, — уступил им капитан. — Тогда держи оружие, командир!

Он протянул лейтенанту автомат.

— Говори, что делать? Где мне размещать своих ребят?

— Везде. Сейчас явятся боевики — отовсюду. А дальше действуй по ситуации!

— Да ты анархист!

— Станешь им тут поневоле.

Послышались разрывы. Артиллерия в горах молчала.

— Что происходит? Кто стреляет? — занервничал капитан.

Неизвестность угнетала и обескураживала.

— Один ас, — догадался Серафим: Гаврила и является для них одноимённым архангелом — защищал их от боевиков одержимых бесами.

Он выиграл примерно час времени, а затем и сам явился, посадив КА-52 на базе среди огней, чуть не став очередной жертвой снайперов, получил касательное ранение в руку и плечо.

— А у вас здесь горячо!

— Ты откуда, Гаврила, а? Я думал: всё — больше не свидимся, — обрадовался Серафим. — Где пропадал, бродяга?

— Это длинная история, но я попытаюсь её сократить насколько это возможно, святоша, — отреагировал ас в свою очередь на него. И они обнялись, не удержавшись от всплеска эмоций, заключив один другого в дружеские объятия.

— Откуда взялся этот псих, летёха?! — изумился капитан.

— Угадал. Это он и есть!

— Чё?!..

— Слышал!

— Да что здесь происходит?

— Война! И мы находимся в окружении!

— Вот! И я о том же, летёха! Прорываться надо! За тем к вам и прилетели.

— С ротой солдат и ещё двумя батальонами тяжелораненых бойцов против тысяч боевиков? Их тут дивизия... была — не меньше!

— Сколько-сколько?

— Ну, явно не полк! Ибо мы где-то столько наёмников уже положили! А меньше их не стало, и ко всему ещё разозлили!

— Идут! Идут... — послышались крики, пронёсшиеся эхом по базе.

— Так, короче! История, — спохватился псих. — После того, как я отправился в разведку, наткнулся в горах Аргунского ущелья на нескончаемый поток боевиков, следующих цепью в вашем направлении, принял бой. Место для манёвра не оказалось, и они достали меня, поэтому я решился на хитрость — устроил фикцию — сделал вид, будто они сбили меня, подавшись прочь на площадку, присмотрев заранее удобное место для подобного манёвра. Организовал взрыв и клубы чёрного дыма, будто вертолёт разбился и горит, объятый пламенем. А сам, таким образом, скрыл дымовой завесой от них истинное положение вещей. Когда же боевики прошли по ущелью, использовал в качестве огнетушителя канистру с водой. После чего хотел лететь сразу к вам, да в горах вновь объявились боевики — новый отряд. И так целый день сплошной вереницей до самой ночи. А после уже не стал терять время — подался к вам, и вижу: не опоздал.

— Практически. Полк перестал существовать! Его нет, как и командиров!

— И моего — подполковника? — не поверил капитан. — Где он? Куда подевали его?

— Похоронен он — в братской могиле под крестом, — кивнул Серафим на лопасти от винта вертолёта.

Поблизости раздалась стрельба — сначала подобная на перестрелку, а затем всеобщий грохот.

Боевики не жалели боеприпасов стрелкового оружия, напирали. Мотострелки с десантниками отвечали им, как могли, быстро израсходовав свои боеприпасы.

Ас бросился к вертолёту.

— Ты что задумал, псих? Бежать? — кинулся капитан ВДВ за ним.

— Как бы не так! Не собираюсь такую технику оставлять врагам!

— Неужели задумал уничтожить?!

— И не просто, а с умом!

— Ты псих!

— Конечно. Контуженный я. И пробыл в дурдоме четыре года. Так что Чечня для меня — рай, но ад для тех, кого я не добил в Афгане!

Ас уничтожил взрывом вертолёт. Боевики ликовали. Они остервенели и лезли на свет из тьмы точно ночные мотыльки на свою погибель. Но гибли и солдаты полка с ротой десанта.

До очередной схватки оставались уже не минуты и секунды, а считанные метры. Обороняющиеся боролись за каждую пядь земли не на жизнь, а насмерть.

— Ну, вот и дождался, варвар, — молвил Серафим, обратившись к ефрейтору. — Пробил твой час триумфа!

Тот ринулся на боевиков, пробив брешь среди них. Капитан ВДВ по достоинству оценил умение мотострелка, сам не подкачал. И когда потерял автомат, пустил в ход нож с пистолетом.

Серафим же впервые приложил наёмника лопатой, ударив наотмашь со всей силы, но так, что бы ни дай Бог не убить — плашмя. А не ребром!

Послышался металлический звон, и боевик рухнул к ногам святоши.

— Живой, — проверил Серафим, уловив пульс на шее, приставив пальцы к аорте. И подался дальше.

— Боже! Прости меня грешного! Иначе не могу поступить, ибо сейчас я скорее человек во плоти, нежели ангел в душе! И пойми: обязан защитить слабых...

Он получил удар. Ещё один, а затем и не один, упал. Кто-то схватил его и потащил.

Когда Серафим пришёл в себя, капитан сидел ни живой, ни мёртвый.

— Ты кто? — робко спросил командир роты десанта, оставшись без бойцов в гордом одиночестве.

— Человек...

— И что ты говоришь! А почему тогда до сих пор жив? Ведь получил больше смертельных ударов, нежели ефрейтор!

— А где лейтенант?

— Тут я-а-а... — отреагировал тот на голос Серафима.

— Что делать будем, "полковник"? — обратился капитан к нему, ничуть не льстя. Юнец являл собой для него пример мужества и героизма.

— Связь давай, — застонал младший лейтенант. — А-а-ай...

— Ага! Уже! Один сек! — задействовал десантник переносную базу спутниковой связи.

— Вызывай огонь артбата... или там стоит полк артиллерии в гора-а-ах...

— Куда? По старым координатам?

— Нет. На себя-а-а...

— Но это же... Это-о-о...

— Делай, что я тебя прошу, капитан. Теперь ты — комполка-А-А...

Известие поразило генерала.

— Что? Как? Почему? — отказывался он верить: полк не удастся спасти.

Колонна под его началом — основная часть дивизии — находилась уже в горах на перевале и шла по ущелью, а авангард в составе двух батальонов — спускался на равнинную местность. И к утру они были бы у них.

— Это невозможно! Не может быть! Не должно!

— Что прикажете делать, комдив? У них раненые — много! Боевики порежут их как баранов, если мы...

— Что? Не накроем их сами?

Командир артполка промолчал.

— Хрен с тобой! Стреляй! Слышишь меня, главбух! С Богом! Постарайся обработать территорию квадрата с базой по периметру!

— Сделаю всё, комдив, что в моих силах! Сам огонь скорректирую!

— Уж постарайся! Мы должны — обязаны спасти ещё кого-нибудь! Бог любит троицу! Все вертушки в небо — и вперёд к полку на базу!

— Раньше утра всё одно не доберутся. Пока дозаправятся, оружие на борт возьмут и солдат...

— Работай, главбух! Стреляй! Да так, чтоб боевики зарылись в землю с головой — грызли траву зубами, а ногти срывали о камни, обдирая пальцы!

Артполк старался, но боевики не обращали на бомбардировку внимание. В бой вступили полевые командиры и их помощники, одержимые бесами, прорвались в расположение федеральных сил.

Капитан ещё раз вышел на связь с требованием открыть огонь по базе.

Началась резня. Боевики схлестнулись с теми из солдат, кто лежал на земле и не мог встать без посторонней помощи. Но они не сдавались — сражались — сбивали противника с ног, стремясь лишить оружия и использовать против самих же, ни обращали внимание на раны.

Стоял нестерпимый крик до той поры, пока база полка не покрылась разрывами от артиллерийских снарядов артбатов на горном перевале.

Полк мотострелков перестал существовать. Однако и потери со стороны боевиков были ощутимы.

— Радуйся, Ангел смерти! Ты получил то, что хотел — заслужил! Так теперь ответь мне и моему господину любезностью! Долг платежом красен! Отдай нам изгоя из числа низвергнутых ангелов! Позволь мне схватить его!

Тот словно услышал его призыв. Над полем ожесточённой битвы наступила гробовая тишина. Даже криков и стонов не было слышно.

Командир артполка сам пытался выйти на связь с капитаном ВДВ. В открытом эфире не было ни звука — намёка на то, что кто-то пытается ответить ему на все его призывы.

— Это всё — конец! Полка больше нет, — сел он на ящик со снарядами и снял каску с головы, отдав дань уважения, почтив память погибших в долине, где балом правили бесы.

Гаргуль бродил среди тел убитых, рыская в поисках того, ради кого в жертву Ангелу смерти принёс тысячи и тысячи людей, отдав на откуп души грешников за одного праведника.

— Проклятый! Отзовись!

В ответ тишина.

— Будь ты проклят трижды, святоша-А-А...

Серафим краем уха уловил призыв. Отреагировал. Земля под ногами беса — телесной оболочки — пришла в движение, и он объявился перед ним.

— Архаил! Вот ты и попался! Ха-ха... — обрадовался Гаргуль.

Он схватил за волосы Серафима и приставил кинжал к шее. По лезвию потекла кровь.

— Проклятый! — Услышал тот вновь голос беса.

Гаргуль бесился в теле грешника. Ему не удалось убить небесного изгоя.

— Будь ты проклят! На крест его! Распять! Пусть он остаётся здесь и зрит тела тех, кто положил свою жизнь из-за него! И живёт с этим дальше в муках, если сможет!

Приказ Гаргуля бросились исполнять лично полевые командиры. Прибить святошу к металлу они не могли, поэтому привязали его по рукам и ногам к лопастям колючей проволокой — оставшимися кусками от ограждения базы полка.

Гаргуль разрядил автомат.

— Не подыхает, падаль!

Решил связаться с крылатым демоном и доложил: приказ выполнен.

— Что?! — услышал Гаргуль свирепый глас господина.

— А что? Разве я что-то сделал не так? Так захватил его и всего-то! Правда, сорвал на нём своё зло! Но что это меняет — изменило? А так он хотя бы помучился у меня! Или я был не прав?

— Ты бездарь, бес! И не Гаргуль, а балбес! Связался с ним, а дурной пример заразителен! Контролируй проклятого, а я тем временем займусь иным изгоем. Они не должны встретиться, ни при каких обстоятельствах, а святоша — умереть!

— Не понял? А раньше сами стремились уничтожить его, господин?

— Да, чтобы он не смог осуществить свою земную миссию и искупить несуществующие грехи! А теперь нам — мне — придётся убить настоящего изгоя — земного! Понял?

— Не совсем? Планы поменялись, господин?

— Угадал! Стой насмерть с боевиками там, где стоишь и никого не подпускай к проклятому! Война продолжается-а-а...

Примерно то же самое Гаргуль сказал бесам, а те — своим подопечным — грешникам. И боевики стали окапываться на захваченной территории в ожидании подхода дивизии федеральных сил.

— Ну, ты понял, Ангел смерти, чего желает мой господин? Помоги ему — сделай так, как он хочет! А я для тебя устрою новую бойню — принесу в жертву намного больше народу, нежели ты получил до сих пор от нас!

Неуёмный бес сторговался с тем, в чьём ведении находились судьбы людей — души ныне живущих на грешной земле в бренных телах, которые он изымал из одного мира и отправлял в иной и не всегда по своей воле, а точнее — никогда, торгуясь, то с ангелами за праведников, то с демонами за грешников. Или наоборот. В зависимости от интересов той или иной стороны — света или тьмы.

Изгой тем временем проследовал по хорошо известному ему маршруту, вновь оказался там, где его никто не ждал — часовые. Он приблизился к одному и пугнул, толкнув задремавшего боевика в бок, расположившись у костра. Тот схватился впопыхах за оружие, направив дуло в его сторону.

— Фу-у-у... — выдохнул облегчённо боевик. — Вах, шайтан ты, брат! А я решил: опять изгой пожаловал в гости.

— И не ошибся, — показался знаком до боли голос боевику.

Он взял из огня головешку — горящую с одного края палку — и посветил на гостя.

— Ой! Изг-Ой...

— Тихо! Не шуми! — предупредил тот. — И давай обойдёмся без паники — стрельбы!

Боевик не послушался, нажимая впустую спусковой курок. Следовали щелчки, а выстрела так и не последовало.

— Твои патроны у меня, — продемонстрировал изгой рожок.

Боевик выхватил из кармана иной — приставил к автомату. Ничего не изменилось. Рожок был, а патронов в нём — ни одного. Их изгой подкинул в огонь — котёл с кипящей водой. Куда демонстративно полез черпаком.

— О, ещё не сварились, — продемонстрировал он патроны. — Раз ты варишь их вместо макарон для остроты... ощущений, почему гранату не использовал — лимонку — в качестве соответствующей приправы?

— Че-чего те-тебе ны-надо от мы-меня-а-а...

— Ишь разорался! Зря! Тебя никто не услышит! Мы с тобой тут одни, — предупредил изгой.

— Ны-неужели?

— Уже. Все твои помощники — тебе больше не помощники.

— У-у-успел побеседовать с ними-и-и...

— Но ты — не они! Надеюсь, у тебя хватит ума не сходить с ума и предоставить мне необходимую информацию относительно нового пленника. Я в прошлый раз забрал у вас майора, но вы решили мне отомстить и захватили подполковника! Нехорошо поступаете, поскольку в следующий раз, если конечно вас Бог милует сейчас, в чём я очень сомневаюсь, за полковником явится комдив. А он у нас зверь. И фамилия у него подходящая — Зверюгин! Зверь, а не командир! Ваш бригадный генерал не идёт с ним ни в какое сравнение. Кстати! Он тоже интересует меня, ибо, как я понял: интересуется мной! Они оба — где? В ауле среди ущелья?

В руке у изгоя появилась граната.

— Ты, в каком виде предпочитаешь её к патронам — с чекой или без? Говори!

— Пы-про чи-что?

— Ну не гранату же псих!

— Сы-станешь тут им поневоле!

— Ответишь... за всё, как и на все мои вопросы — свободен!

— Отпустишь?

— Угу. На все четыре стороны.

— А не обманешь?

— Это уже будет зависеть от тебя, "брат"! Слово даю — изгоя! Теперь веришь?

— Угу-у-у...

— Тогда я жду ответа! Ну... — разжал изгой кулак, и граната упала в кипящую воду без чеки. Та — кольцо — осталось на пальце у диверсанта. — Считаю до трёх и... подарок твой.

Изгой подбросил кольцо в воздух. Боевик бросился прочь от места будущего взрыва.

— Трус, — опрокинул изгой котёл и затушил огонь. Во тьме прогремел взрыв. На грохот в горах отреагировали боевики. Даже снайпер очнулся и узрел подле себя тень в свете звёзд и луны.

— Кто здесь? — напрягся наёмник.

— Угадай с трёх раз и тебя ждёт сюрприз — супер-приз!

— Изг-Ой...

— Не ори! — пригрозил он ему, отняв винтовку. — И почему все бурно реагируют на меня? Неужели не рады видеть, зато я вас! Я ж не призрак — человек! Хотя не скрою свои намерения — опять пришёл в гости и снова с пустыми руками. Ну, так и вы меня встречаете не как должно гостеприимным хозяевам. Вечно прогоняете! Нет, чтобы по-человечески поговорить. Вот, например, скажем: подарок сделать — вернуть мне то, что по праву принадлежит нам, а не вам!

— Ты опять за пленником и кем-то ещё-о-о...

— Угадал. Но пока ещё не выиграл супер-приз. У тебя осталось две попытки, — продолжилась словесная пытка.

— И снова решил прихватить полевого командира для прикрытия?

— Молодец! Остался последний шанс! Только не упусти!

Изгой отвёл в сторону руку с винтовкой снайпера.

— Уж не за Али?

— Ошибочка вышла, — готов был изгой выбросить оружие.

— Погоди! Я исправлюсь!

— Ну...

— Неужели тебя интересует бригадный генерал?

— Ай, молодец! — решил вернуть изгой винтовку прежнему владельцу, скрутив незаметно прицел. — Вах, шайтан! Исправился!

— А как же Али?

— Сдался он и тебе! То ли дело бригадный генерал! Должен же я переиграть вас за своего командира! Только о том никому ни звука, — приложил изгой указательный палец к устам. — Иначе вернусь и... Ну, ты понял меня, снайпер! Не придётся щуриться, прикрывая один глаз!

— Угу-угу...

— Вот и хорошо. Спи дальше, "друг"! Назад возвращаться буду, тогда и разбужу.

Изгой приложил его ребром ладони по шее и покинул на дереве, продев винтовку в рукава куртки, и тот повис на ней среди ветвей. А когда очнулся, ощутил невесомость под ногами во тьме, поднял крик.

— Изгой объявился, хозяин, — заявил бес.

И на пару с ним в замешательство пришёл олигарх.

— Уходить надо! Здесь опасно! — опасался он провала.

Бесу понравилось тело олигарха. Он чувствовал себя в нём царём на земле. Но хозяин здесь был один — крылатый демон.

— Заткнись, трус! Будешь делать только то, что я прикажу!

— И что, мой господин?

— Пленника ко мне — живо!

— Уже, хозяин! Как прикажешь!

Олигарх с иным боевиком одержимым бесом кинулся выполнять поручение. Изгой видел суету в поселении, которую устроил специально для обнаружения пленника, как и того, с кем следовало встретиться ему. Тотчас всё и определил.

— Как дети, — ухмыльнулся он, не помышляя прятаться или скрываться, находясь в центре событий, кося под боевика — увязался за двумя, один из коих был в обычной одежде, но из очень дорогой ткани модельного покроя.

— А это ещё кто? Часовой? — заинтересовался незваным гостем бригадный генерал.

— Я тот, кто охраняет пленника.

— Теперь я лично займусь им! Свободен!

— Неужели отпускаешь?

— Что?

— А что?

— Ты кто? И как разговариваешь со мной?

— Да, — вступился бес за демона. — Жить надоело?

— Не мне, а вам. И это бесспорный факт! Если не пожелаете уступить мне, пожалеете!

— Это угроза?

— Пока предупреждение, а там — в будущем — и констатация факта! Ведь я тот, кого вы всегда ждёте, но я прихожу, и оказывается: всякий раз не вовремя!

— Изгой?!

— Собственной персоной.

— Не может быть! Чтобы ты явился к нам открыто на свою погибель!?

— Это он! Он... — обрадовался подполковник, признав по голосу подопечного, а в лицо никогда толком не видел.

— А не врёшь, собака?

— Ему-то, какой резон! Ты здесь за главного?

— Ну, я, и что это меняет? — посмеялся демон. — Взять его!

— Зря, — не стал упираться изгой. — Пожалеете!

— Уже и давно, что сразу не прикончили тебя, когда отняли мать!

— Кто вы? Что за люди? И люди ли? — усомнился изгой, что ему противостоят боевики.

— В своё время узнаешь, но не здесь — ни в этом мире! Ты пришёл к нам на свою погибель!

— Тогда если это так, отпустите подполковника! Зачем он вам — предатель?

— А за тем, что поможет нам в будущем добраться до кое-кого — трёх человеческих добродетелей на земле, заключённых в человеческие тела, как один изгой подобный на тебя, что искал встречи с тобой, да не судьба! Тебя убью — я! И ещё сегодня!

— Когда?

— Прямо сейчас!

— Тогда услуга за услугу. И тебе недолго осталось жить на этой грешной земле. У тебя — по моим расчётам — времени осталось всего ничего — минут десять — максимум!

— Чёрт! У него радиомаяк! — запаниковал олигарх. — Нас атакуют с воздуха! Нанесут точечный бомбовый удар!

— И где бы вы ни находились! Бежать бессмысленно!

Бесы бросились врассыпную.

— Стойте, трусы! Проклятые создания-А-А... — взревел демон. — Прокляну — сошлю в ад!

— Вот мы и остались одни, — ухмыльнулся изгой.

— Тебе не справиться со мной, человеческое отродье! Я не тот, за кого ты принимаешь меня! И тело, которое я выбрал себе — давно принадлежит мертвецу!

Бригадный генерал выхватил кинжал и воткнул себе в сердце. Засмеялся.

— Кидай свою бомбу — и что изменится? Ничего! Только моя ипостась! Я вновь на какой-то миг стану невидимой бесплотной тенью — не более того! Ибо темник Чертогов Чистилища. Я тот — кто доставляет души проклятых туда, а не просто грешников! Ха-ха-ха...

— Ты — дьявол?

— Но не сам он — не Сатана — его верный слуга! Демон я — крылатый ангел тьмы! И все вы — люди — мои подопечные! Вы — рабы! И ты в том числе!

— Нет, я христианин — православный!

— Твой нательный крест не спасёт тебя — твоё бренное тело от тлена! Будешь гнить в земле!

— А ты — гореть в огне, — уловил изгой гул реактивных истребителей-штурмовиков. — Беги, подполковник! Уходи-и-и...

Изгой бросился на наёмника — выхватил из него кинжал и пригвоздил им его за руку к полу в районе кисти, а затем ещё одним и в том же месте, но иной конечности.

— Ты что творишь, изгой? Применил оружие впервые и против человека-А-А... — взвыл демон, не имея возможности встать.

— Ты не человек — мертвец! Сам сказал!

Изгой выпрыгнул в окно, спешно покинув дом, на который пикировал штурмовик.

— Не-а-ат... — раздался чудовищный крик, подобный на рык. И демон освободился, разодрав руки, как волк, угодивший в капкан, отгрызая лапу для спасения жизни. И его отбросило ударной волной, опалив тело.

Изгой посчитал: дело сделано. А подле него со стороны спины объявился темник ада в человеческом обличье — теле — дымился, словно только что явился из преисподней.

— Тебе от меня не уйти, изгой!

Грянул выстрел. В дело вступил снайпер. И не промахнулся, но и в цель не попал. Пуля разминулась с изгоем и угодила в бригадного генерала.

— Чёрт! Что происходит? — опешил стрелок. И повторил выстрел, вновь сбил того, кто, как и он стремился достать изгоя. — Проклятье! Да он заговорённый!

Улучив момент, изгой скрылся из виду у демона. И того снова атаковали с воздуха. На этот раз на том месте, где он стоял, образовалась глубокая воронка.

Сигнал радиомаяка прервался.

— Отличная работа, — дал отбой полковник с Лубянки асам истребителей-штурмовиков. — С одним противником разобрались. Осталось покончить с олигархом!

На них он и охотился, устроив в Чечне резню — пожертвовал полком, и теперь связался со штабом действующей армии, разрешив использовать тяжёлую авиацию. Вовремя.

Дивизия с восходом солнца, спустившись с гор в долину, встретила ожесточённое сопротивление, применив и "Град", и "Шилки", но и боевики ответили плотным огнём из миномётов, поменяв свои боевые позиции. Окружили дивизию.

Вот тут в дело вступила штурмовая авиация, и лесной массив под ударами авиабомб местами был охвачен огнём.

Гаргуль обгорел, но пока ещё не покинул телесную оболочку человека, стремился связаться с демоном по рации, вдруг услышал его призыв.

— Уничтожь изгоя!

— Которого, господин?

— Проклятого!

— Но вы же запретили-и-и...

— Планы изменились! Человек с данным прозвищем бежал от меня, лишив телесной оболочки примитивного создания данного мироздания. Отомсти ему за меня! И ты знаешь как!

— Как, господин? — растерялся бес. — Просветите!

Демон не мог находиться дольше с ним. К месту ада на земле спешило Святое Воинство. Заговор тёмных сил был раскрыт. Шестикрылому серафиму удалось вырваться из западни, устроенной ему демоном, и он принёс известие от херувима.

На поле брани пожаловал сам архангел Михаил, и его собрат Гавриил не заставил себя ждать, как и Рафаил, помогая раненым — всем — и грешникам, и праведникам. А вот Уриил кинулся в погоню за демоном, гоня его назад в ад. Селафиил же призвал к ответу Ангела смерти, и подчиниться того ему заставили иные архангелы Игудиил и Варахаил, а Иеремиил поспешил в Чертоги Чистилища с ревизией, запретив самому искусителю истязать души всех грешников и оклеветанных праведников в аду, как и использовать Чертоги Чистилища по своему прямому назначению. И тот предложил ему на откуп крылатого демона и всех бесов.

— Толку их наказывать, коль они и так обитают, время от времени в аду, устроив его на земле!

— Так значит, Он послал тебя заключить со мной соглашение? Рассчитывает на перемирие в бренном мире людей?

Не дав ответить архангелу, искуситель продолжил:

— Я согласен, если между нами всё останется как прежде! С условием: избавите меня от своего подопечного! Я отдаю его вам — дарю! По-моему это большая уступка с моей стороны и я впервые иду на нечто подобное! Он один стоит тех душ праведников, что томятся у меня, как и иные низвергнутые ангелы-хранители в ад! Ведь вознамерились сделать архангелом — 13-м Ангелом Небесным!

— Ты прав, искуситель, однако не надейся, что всё останется как прежде! Этому больше не бывать! Хотя не скрою: умеешь убеждать — уговаривать. Помни: слово дал!

— И сдержу!

— Знаю. Поэтому открою перед тобой завесу нашей главной тайны. Он явится к тебе в ад...

— Надеюсь, не в качестве наместника — это моё исконное место и я занимаю его по праву! Я — 13-й архангел!

— Был им! А ныне и на все времена — надсмотрщик данного адского измерения. А тот, кто станет в один сонм с нами 13-м архистратижем и архангелом Божьим, будет наблюдать за тем, что твориться у тебя в Чертогах Адского Чистилища и на Земле!

— Не-а-ат! Это подстава! Меня подставили — и сами! Где же справедливость?

— Кто бы о ней говорил! Умей проигрывать, искуситель!

— Ах, Спаситель! Каков хитрец! Ну, ничего! Я ещё поквитаюсь с ним! Бог меня услышит, и ещё разберётся со своим дерзким Сыном, решившим попрать ад! Этого не будет — никогда-а-а...

— Уже! Вот тебе послание от Самого. Его явил шестикрылый серафим — вестник божьих тайн. И Гавриил засвидетельствовал, а с ним — Михаил! Попробуй им сказать, что не устраивает тебя — воспротивиться воле Бога. И они познакомят тебя с нашим собратом — очередным Ангелом Небесным.

Иеремиил покинул адские Чертоги Чистилища, и искуситель тотчас пожелал лицезреть провинившегося демона.

— Даю тебе последнюю возможность исправить всё — все свои ошибки — воспользуйся моей благосклонностью, иначе лишу крыльев! Чёрт тебя побери!

Это означало понижение до данного статуса в аду.

— Выправь ситуацию! Сделай так, чтобы Архаилу не было времени соваться в ад, и он оставался на земле как можно дольше!

— В телесной оболочке — нереально, господин! Мы проиграли! Признайте поражение!

— Уже! И всё из-за тебя! Хотя открою тебе одну маленькую тайну, раб: поражение поражению рознь! Проигрывать ещё нужно уметь на приемлемых условиях! Ведь даже небольшое поражение в будущем можно превратить в безоговорочную победу и не одну, а она залог главной в противостоянии тьмы со светом. Это закон относительности! И его никто не отменял! Проиграв, в следующий раз обязательно выиграешь! И наш черёд настал! Отдай архангелам их соплеменника. Пусть они радуются — носятся с ним и верят, будто одолели нас. Но мы то знаем: это не так! Обманем их опять! Нам не привыкать к этому! Преврати землю в ад, и им — 13-му ангелу — не будет дела до настоящего ада! Мы останемся полноправными хозяевами Чертогов Чистилища, как и прежде на вечные времена!

— Кажется, я понял вас, мой господин, — заюлил крылатый демон.

— Так понял или тебе это кажется?

— Уже нет! В курсе того, чего желаете, господин мой! Исполню с радостью! И отомщу за себя Архаилу, посредством него за вас — Святому Воинству Архангелов! Они думают: раз их больше, а вы один — справятся? Нет, заблуждаются и забывают: у вас есть мы — демоны! И нас гораздо больше — тьма!

— Лети в бренный мир, темник! И помни: промашки быть не должно! В противном случае твоим домом станут Чертоги Адского Чистилища, а на грешную землю я отправлю твоего приемника, — был у искусителя на примете такой слуга, которого он оберегал, скрывая от всех, как в аду, так и тех, кто принадлежал свету в раю. — Ещё ничего не потеряно! Всё только начинается! Земля погрязнет в крови! Я сделаю так, что Спасителю останется без работы! И Богу придётся населить примитивный мир новыми созданиями, которые примут и признают меня, а Его земной Сын с Матерью останутся не удел! Я это сделаю! Отомщу за себя, ибо я — Сатана-А-А...

Ад содрогнулся — души грешников в Чертогах Чистилища, как и их мучители. И он воцарился на земле в том месте, где вновь объявился крылатый демон, побеспокоив преданного слугу.

"Гаргуль... — услышал тот безмолвный призыв. — Пора! Сделай, что должен! Так повелел сам Искуситель при личной встрече со мной!"

На Земле в Чечне близ Аргунского ущелья был вечер. Боевики понесли невосполнимые потери, и лишь небольшая часть бандформирований уцелела в огне, угодив под бомбардировку с воздуха, разбрелись по лесным массивам горной местности, доставляя массу неприятностей федеральным войскам.

У креста от вертолёта и встретились генерал дивизии, полковник с Лубянки и с небольшим опозданием подоспел изгой.

— Ах, черти! Что они содеяли! — выругались они в адрес боевиков. — Бесы! Будьте прокляты!

Они решили: человек на кресте мёртв. Но нет — он оказался жив. Это осознал изгой — земной, приблизившись к оппоненту по несчастью.

— А я признал тебя — узнал.

— И я-а-а... — ответил слабеющим голосом Серафим.

Силы в одно мгновение покинули его, и он ощутил нестерпимую и жгучую боль. Тело больше не было бессмертно, а вот душа... Она ещё — ангел — оставался в нём. И до той поры у людей теплилась надежда: с человеком на кресте всё обойдётся. Он будет жить.

Не тут-то было. Ожил боевик, одержимый бесом, коего поработил Гаргуль. Рядом лежала снайперская винтовка с оптическим прицелом.

Наёмник подтянул её к себе рукой — проверил. В обойме находился один-единственный патрон. Это был шанс, о котором крылатого демона предупреждал искуситель, а тот, в свою очередь, потревожив беса в теле мертвеца.

Гаргуль призвал Ангела смерти, взяв его помощником перед выстрелом.

Грянул выстрел. Серафим получил ранение в грудь, а изгой, снимая его с креста — касательно в плечо.

— Серафим... — раздался истошный вопль. Голос принадлежал женщине. — Господи! За что-о-о...

Кричала Вера. Она не смогла долго оставаться без него, убедившись: с дочерью и матерью более или менее всё хорошо, прилетела первым вертолётом, выступая в роли медсестры на общественных началах. Прильнула к возлюбленному.

Тот ещё был жив.

— Вера-А-А...

— Я, Серафимушка-а-а... — покатилась у неё по лицу слеза.

— Изгой...

— Я здесь, святой. И живее всех живых.

Последовал ещё один выстрел. Его произвёл подполковник. Он расправился с боевиком.

Гаргуль покинул бренное тело грешника. Такова была его плата за призыв Ангела смерти, отомстившего бесу и крылатому демону за то, что они втравили его в свою авантюру, стремился исправиться. И отчасти ему это удалось.

Проклятый ангел потерял зрение — земное, и ему открылось иное — почудилось новое видение — сонм архангелов — и два из них устремились к нему — Михаил и Гавриил.

— Пробил мой час...

— Что-что, Серафим?

— Мне пора... покинуть вас, родные мои, чтобы вновь вернуться в будущем сюда в иной ипостаси. Оправда-а-ан...

— Нет! Не умирай! Не покидай меня, Серафим!

— Что он говорит — бредит?! — подал голос изгой.

— Знайте: я исполнил свой долг до конца-А-А... — продолжал прощаться Ангел Небесный с людьми, коих любил как родных и близких — они все теперь были его дети, а он — в ответе за них перед Спасителем. — Она попала в рай... Ай...

— Кто? — уже не поняла Вера, о чём идёт речь.

— Я верил — знал, что так будет! Она достойна Царствия Небесного и вечной жизни там.

— Кто? — посмотрела вопросительно Вера на изгоя.

— Его ма-а-ать... — подсказал Серафим.

— И не сумев уберечь её, — продолжил изгой, — стремился помочь иным людям. А сделать это проще всего в зоне боевых действий.

— А почему без оружия?

— Убивать людей — грех — один из семи смертных и самый главный, пусть даже и грешников одержимых бесами!

— Ты уж меня прости, изгой, за всё, ибо делал, что было в моих силах как ангела-хранителя, и даже больше, но... не всесилен...

— Всё-о-о... — зашлась Вера неистовым криком навзрыд. — Он покинул нас! Оставил меня-а-а...

— Нет, не покинул... — прильнул изгой к ней, пытаясь успокоить — обнял. Он слышал — услышал мысленный посыл ангела-хранителя: "Не бросай эту женщину и её семью во имя светлой памяти своей матери! И тебе воздастся, как и ей в раю! Помни три человеческие добродетели! И твоя жизнь на бренной и грешной земле изменится к лучшему! Я в том помогу! В чём и клянусь!" — И я...

Что означали последние слова изгоя и кому адресовались — никто не придал значения. И только Вера выдала в ответ:

— Ты не сможешь заменить Серафима! Это нереально!

— Потому что он — святой, а я — изгой! Хотя и имя ношу — Серафим!

Вера удивилась данному совпадению.

— У тебя необычное имя.

— Потому что я — необычный...

ЭПИЛОГ

"Славная работа, Гаргуль, — отметил крылатый демон. — Но это только начало! Всё самое интересное у нас с тобой впереди! Считай: просто тренировались, а вот теперь займёмся делом — людьми!"

"Ими?" — указал бес на тех, кто сидел на коленях у креста над телом мученика.

И получил утвердительный ответ...

Послесловие от автора:

"Важно знать: у Бога все живы! Как и у нас, пока мы помним о своих родных и близких! Ибо память вечна, а жизнь — души — бесконечна!"

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

114