Венец Эпикоридов (1-14)

— Ты вел пони, сзади шли два легионера. А в нужный момент вы трое оробели. Вы, румеи... Вас было трое, а убийца был один.

Виспрот взглянул с ненавистью. На столе, руку протянуть, — меч, и терять ему нечего... Нуба с Маснисой придвинулись к Аристону.

Вдруг патриций-слуга закрыл глаза ладонью и заговорил, давясь словами со стыда:

— Да не оробели мы. Затмение нашло, что ли... Нет, ты не понимаешь, афарянин! — Он взглянул с вызовом. — Я свои фалеры в бою заслужил, а не потому, что при принце столько лет. Кровью заплачено... И перед Эпикоридами я не лебезил, не кланялся, чтобы в замок попасть.

Знаешь, как я стал дядькой Джефриса? Мой легион, Пятый Румейский Безупречный, стоял в Сервиде. Кнорп тогда взял Фригию, а дальше не получалось чего-то. Кнорпу были нужны союзники из местных, и он задумал Бренердина с царевной каппадокийцев оженить. На свадьбу Генриетта отправилась с Джефрисом, а было ему семь лет. Меня назначили в конвой. Когда мы пересекали Исварский перевал, на нас напало горское племя. Все кинулись спасать Генриетту, лишь я прикрыл Джефриса... Генриетта так и оставила меня при Джефрисе. А ведь могла приказать обезглавить, ее-то чуть не убили. За тот случай я получил свою первую пару фалер. Вот эти, с львиными мордами, видишь? — Виспрот, блестя мокрыми щеками, сжал кулаки. — Так ты понял, афарянин? Я не был трусом никогда!

— Что же случилось на улице Колёсников? Ты плохо выспался накануне? Или старость?

— Старость? Да, я старый, — с раздражением согласился Виспрот. — Но тут не старость причина. У меня голова пошла кругом, как и у Марка, и у Авла... Там было какое-то колдовство... Если бы Аверс Авригат был жив, он бы доискался.

— Если бы Аверс Авригат был жив, все говорили бы, что это он убил принца, — сказал Аристон. — Но Аверс Авригат давно как мертвец. Чего о нём вспоминать попусту? Да и почему тебе пригрезилось какое-то колдовство? Очень часто колдовством объясняют обыкновенную трусость.

— Запах... там был странный запах... — медленно проговорил Виспрот. — Этот запах смутил нас. Как объяснить тебе? Ночные цветы и море, сирень и мёд... Наверное, в Садах Светозарных пахнет так, — там, где сейчас Луций. Я начал чувствовать его у арки Аррунция Гордого. Потом он сделался сильнее, у меня заложило в ушах и потемнело в глазах ...

Виспрот сдвинув брови, помолчал, махнул рукой:

— Да уж, расскажу. Я вышел из арки, солнце ослепило, и ещё этот запах... И я увидел ее.

Старик смотрел на Аристона остановившимся взором.

— Ты увидел убийцу? — уточнил Аристон. — Это была женщина?

— Нет, — покачал головой Виспрот. — Она никого не убила. Она была прекрасна как богиня и желанна, как юная порна... Она смотрела только на меня одного, она... А потом она исчезла. Нет, не растаяла, просто свернула за угол, на улицу Гончаров... Как будто я и не видел ее никогда. А потом я услышал крик Авла. Принц падал с седла... Я успел, подхватил. Подумал, — обморок, от этого проклятого запаха. Луций, Луций... Его кровь потекла у меня между пальцев.

— Так ты совсем не видел убийцу? А как же маска Лиса?

— Маска Лиса? Не было никакой маски Лиса. Я наврал про маску Лиса. Никто из нас троих не видел убийцу, мы пялились на эту красивую тварь... Авл сказал, что заметил какую-то тень, и всё.

— Значит, высокий рост, сухощавое телосложение, быстрые движения — всё это вранье?

— Движения, наверное, были быстрые, — сказал Виспрот, рассматривая мраморные плитки пола.

Аристон задал ещё несколько вопросов, но больше не добился ничего путного. Когда он собрался уходить, Виспрот попросил, потупив взор:

— Пришли палача, афарянин, сделай милость. Может, именно для этого Джефрис дал тебе свой медальон.

"И вовсе не для этого, много чести", — подумал Аристон, но не стал разочаровывать старого слугу.

— У тебя есть меч, румей, — сказал грубо, — какой ещё тебе палач.

Он направился на выход. Нуба и Масниса — за ним. "Надо помочь старому человеку", — проговорил Нуба. "Только прикажи, господин", — сказал Масниса, хотя они с Нубой далеко не всегда сходились во мнениях.

Аристон промолчал, и вскоре убедился, что правильно сделал. У него за спиной раздался звук падения. Послышалось бульканье, словно кто-то дул в воду через тростинку.

Он вернулся.

Нумерий Виспрот, патриций румейский, лежал, подогнув колени, на сером, с красноватыми прожилками, мраморе атрия.

Всмотревшись, Аристон потемнел.

Виспрот завершил себя не вполне удачно: удар пришелся гораздо выше сердца. Лезвие меча пронзило легкое, а сердце не задело. Конечно, Виспрот — уже не жилец: рассечены крупные сосуды. Кровь пенилась в ране, и с каждым выдохом Виспрота над раной поднимался маленький красный фонтанчик. В горле у него клокотало, на губах — пена и кровь.

— Господин... — Масниса обнажил кинжал.

Из бокового прохода в атрий выбежала знакомая старуха-привратница. Видно, не один Аристон настороженно ловил каждое движение Виспрота.

Он подал Маснисе знак повременить.

Старуха опустилась на колени перед Виспротом. Воя, обхватила седую старую голову. Тут Аристон заметил ещё двоих, — двух слуг, одетых в одноцветные туники, — женщину лет сорока и юношу лет пятнадцати.

— Кто она? — спросил Аристон у служанки, показывая глазами на старуху.

— Домния Алевсина, супруга моего господина, — сказала женщина тихо, и ещё тише добавила: — Они полгода как поженились.

"Чего только не учудят на старости лет", — с раздражением подумал Аристон.

Виспрот пробормотал:

— Алевсина, Алевсина... Мы должны были раньше... раньше пожениться... Полвека я, дурень, томил тебя... А теперь... кто это?

Он попытался приподняться. Старуха, рыдая, помогла ему.

— Афарянин... — Виспрот всё-таки увидел Аристона. — Рука дрогнула, проклятье на мою голову! Надо умирать молодым, когда рука тверда... Больно-то как, чтоб всех вас побрали Эрвинии... Подмоги, афарянин...

Аристон смолчал.

Тело Виспрота выгнулось дугой, он вздрогнул — раз, другой... Но он ещё был жив. Он задыхался, он кашлял кровью, и кровь текла у него изо рта и раны...

— Алевсина, меч, — попросил Виспрот.

— Нет, нет... — она вытирала ему подбородок, целовала руки.

— Меч... — просил умирающий.

Юноша, оруженосец Виспрота, оказался умнее. Он вложил рукоять меча в ладонь хозяина, свёл в кулак пальцы, поросшие пегим волосом.

Но Виспрот выронил меч, как только попытался поднять.

— Душно... нет воздуха... помогите, молю... — простонал он. Он дрожал, метался на мраморе пола, он задыхался, кашлял алой пеной, не в силах ни жить, ни умереть.

Старая Алевсина попыталась приподнять его. Патриций испустил протяжный стон.

— Ну что же вы, господин? — старуха, тряся головой, бешеными глазами взглянула на Аристона. — Что же вы?

Аристон покачал головой, жестом останавливая жалостливого Маснису.

Виспрота уважали в замке. От Аристона ждали смертного приговора для него, но как только узнают, что Аристон убил его, злопыхательствам не будет конца. Вмиг припомнят, что Аристон — выскочка, афарянин, а Виспрот — чистокровный румей. Среди бела дня афарянин убил румея, да это же в голове не укладывается!..

Нумерий Виспрот прикусил губу, чтобы не стонать. Кровь хлынула у него из волосатых ноздрей двумя тугими струями.

— Вот и кончено, — проговорил Нуба.

Но это был не конец.

Когда кровавый фонтан иссяк, обнаружилось, Нумерий Виспрот был ещё жив. "Да из железа, что ли, сделаны эти илийцы", — раздраженно подумал Аристон.

— Алевсина... — прошептал умирающий. — Его кожа в местах, свободных от крови, была пепельно-серой. — Алевсина, ради нашей любви...

Старуха опять взглянула на Аристона. Он отвёл взгляд. "Ээх...", — громко выдохнула старуха, схватила с земли меч возлюбленного и ударила Нумерия в сердце.

Этот удар был точен: старый патриций и раза не вздохнул.

Меч с чавкающим звуком вышел из раны.

— Пусть Гекаса даст ему доброго коня, — произнёс Аристон обычное напутствие умершему и направился к дверному проёму.

— Чтоб вас сожрали Эрвинии, проклятые! — крикнула ему вослед старуха и дико зарыдала.

Он не оглянулся.

* * *

Возвратившись в город, Аристон, первым делом, направился к арке Аррунция Гордого. Нумерий говорил про какой-то колдовской запах, будто бы свёдший с ума его и двух других телохранителей маленького принца. Не помешает расспросить жильцов соседних домов про этот странный запах.

Румяный бакалейщик с округлой рыжей бородой никакого запаха не почувствовал. То же сказали две старушки, болтавшие у фонтанчика, но одна подсказала: бранилась прачка Мальвация, всё белье у нее два дня назад провоняло дрянью какой-то. Аристон попросил показать, где живёт Мальвация. Старушки взялись проводить.

— Да, сиятельство, так оно и было, — басом заговорила дебелая Мальвация, могучими руками тиская бельё в широкой кадке. — Это ничего, что я — при деле, а? Сыночка принца нашего насмерть зарезали, жалость какая! Пусть Яргос Царь покарает убийцу, чтоб не было ему покоя ни на этом свете, ни на том! Чтоб его в клочки разорвали Эрвинии! А запах был сильный, да... Цветочный запах, говорите? Нет, ваша светлость, нет... Запах был гнили, как из болота потянуло... Водяной гнили, покойницкой... Я уж подумала: ахти мне, пропало белье! Но нет, нет, сумела отстирать, смилостивилась Мать Боката...

— Значит, грязного белья у тебя не осталось? — уточнил Аристон. — С тем болотным запахом?

— Нет, мой господин, нет! Я — баба чистая, — прачка ловко сморкнулась мимо кадки. — Как запах учуяла, сразу за дело принялась, всё перестирывать пришлось...

Аристон вышел на улицу хмурый. И что проку, что он узнал от Виспрота про какой-то запах? Одно хорошо, маски никакой искать не надо. Не было маски совсем. Пожалуй, зря он поторопил Виспрота с исполнением долга румея. Останься Виспрот жив, его можно было бы допросить ещё раз, а то и не раз.

Вдруг Аристон увидел: над аркой висело полотнище с цветами Эпикоридов, красное с золотым. Краска уже порядком выцвета, полотнище висело здесь давно...

— Нуба, ты пообезъянистее будешь, — сказал Аристон. — Видишь то полотно?

Скоро он мял в руках материю, принюхивался к запаху.

Запах от полотна шел такой, словно его сутки продержали в бочонке с дохлой рыбой. Аристона чуть не вывернуло. Подставляя лицо свежему воздуху, он подумал, хоть здесь не соврал Виспрот. Или — соврал? Виспрот говорил про приятный цветочный запах, сравнивал его с благоуханием небесных Садов Светозарных. А здесь?

И. главное, что ему делать с этим вонючим полотном? Отпугивать им дорогих гостей?

Ещё Виспрот сказал: Аверс Авригат помог бы. Может, и помог бы, не гори он сейчас в аду. Но если хоть крупица правды была в том, что там, у арки Аррунция Гордого совершалось колдовство... тогда без колдуна не обойтись.

Аристон решил наведаться к древнему Хабрию Хилону, придворному колдуну ильского замка. Посмотрим, что старец знает об убийстве маленького принца, ведь у колдунов имеются и собственные источники, всякие хрустальные камни показывают им быль и небыль, а иногда, если верить слухам, они могут разглядеть истину в огне.

* * *

Многие румейские князья держали при себе колдуна, чаше — ради пущего блеска, чем из необходимости. По пути к колдуну Аристон, получивший прекрасное образование, вспомнил слова Дементия Мудреца, двадцать первого румейского императора, — единственного румейского императора, к памяти которого с уважением относились в Афарах. Дементий Мудрец сказал: "Колдун при дворе — это мальчик с факелом, — по большей части бесполезен, потому что найдутся факельщики и лучше его, иногда — смертельно опасен, мало хорошего в баловстве с огнём, но иногда ребенок способен забраться туда и осветить то, чего иначе не увидишь".

Благодушествовал старик, — подумал Аристон, вспоминая про мудрого Дементия. Колдуны умели не только случайно поджигать хозяйские замки. Аристон на своём "Попутном Ветре" избороздил Эфатрикское море вдоль и поперёк, бывал он и у Разбитых Оков, или просто Оков, как говорили моряки.

Полуостров Разбитые Оковы — это всё, что осталось от перешейка шириной в сотню миль, соединявшего основную часть материка с древней Хетрозией. Шесть веков назад колдун Нумитор Бледный силою волшебства сотряс весь эфросийский материк, разрушил перешеек, и Хетрозия из единой земли превратилась в архипелаг из полутора сотен островов. Так были обращены в ничтожество старинные враги румеев — хетрозы, перегонявшие своих страшных медноногих быков в Эттинею по злополучному перешейку.

И по сей день любого, кто видел берег Разбитых Оков, охватывало изумление, не избежал этого чувства и Аристон. Всякий раз, проплывая мимо, он не спускал глаз с суши. Сам полуостров был равнинный, здесь не было даже холмов, не говоря про горы или вулканы, но берег полуострова на протяжении сотни миль представлял собой серое вулканическое стекло.

Что же за пламя породил Нумитор Бледный? Наверное, оно лизало самое небо, сравнимое с огнем горна Богов Кузнецов.

Впрочем... Аристон улыбнулся. Все эти чудеса с перекраиванием материков — не для местного колдуна.

К этому времени Хабрий Хилон был уже ветхий старик. Одни говорили, что он был ровесником Аверса Авригата, другие махали рукой, — ещё старше. Свой год рождения он сам не помнил, но, на всякий случай, минувшей весной отпраздновали его столетие. Тогда в замке вспоминали, — в молодости Хилон умел кое-что, хотя, конечно, ему было далеко до Нумитора Бледного.

Особенно вспоминали время Сервия Тёмного, возвратившего под власть небесной колесницы Кирену.

В смутные годы Вороньих Войн власть в Кирене захватил князь Тит Бассиан, принявший царское имя "Герон Третий". Золотоносные реки Кирены помогли изменнику привлечь наемников со всех концов света, так что, когда Сервий высадился на побережье Кирены, по численности его армия уступала армии киренского князя.

Сервий, опытный воитель, не стал затягивать с битвой.

Враги сошлись у деревеньки Замры.

Когда началось сражение, дисциплинированная румейская пехота стала быстро теснить разношерстые толпы Бассиана. Киренцам не избежать бы быстрого разгрома, если бы не сам Бассиан.

Этот "Герон Третий" ростом и статью был настоящий великан. Рассказывали: если его шлем использовать вместо котла, похлёбкой можно было бы накормить целую центурию. Несмотря на превосходную выучку имперских легионеров, там, где появлялся Бассиан, его наёмники восстанавливали ряды, а то и сами начинали теснить имперских драконов. Не известно, чем закончилась бы битва, если бы не Хабрий Хилон.

В течение битвы Бассиан дважды менял коня, — даже тяжеловозы мирмитонцы не в состоянии были долго выдерживать вес великана и его доспехов. Когда же и третий конь под Бассианом покрылся хлопьями пены и околел, великану пришлось сражаться пешим.

Неожиданно оруженосцы Бассиана разглядели в гуще сражения прекрасного вороного без всадника — точеная фигура, какие бывают у фессалийских коней, ростом — подстать великорослому князю. Конь ходил по ратному полю в полной сбруе, как будто только что оставил своего всадника. В этом не увидели ничего удивительного, коней без всадников на поле битвы хватало.