Закат

— Господин?..

Закат поднял голову, посмотрел в такое же усталое лицо шута. Солнце, быстро бегущее зимой, стояло высоко — они не замечали время, занятые лечением Светозара, только сейчас по небу и навалившейся на плечи тяжести понимая — прошел далеко не один час.

— Ишь, расселись, — возмутилась вышедшая на порог Ежевичка тем чудным голосом, каким матери ругают забаловавших детей — вроде и сердится, а вроде и смешно ей. — Чего это вы вздумали у меня на пороге мерзнуть? Идемте я вам воды солью, изгваздались же едва ли не по уши.

В холодной воде еще не присохшая кровь быстро сходила с рук, расплывалась в кадушке кляксами. Странными рывками прыгала картинка перед глазами, будто Закат засыпал, и казалось, что капающее с пальцев алое никогда не остановится. Сколько раз он смывал с себя кровь? И ни разу — вот так, после того, как спас, а не убил кого-то.

Толкнула в плечо Ежевичка, Закат, очнувшись, взял полотенце, вытер чистые уже ладони. Поднял голову, еще не зная, о чем хочет спросить, но бабка догадалась раньше, ответила:

— Лекарем тебе не стать, даже не пытайся. Кем бы ты ни был, ты воин. Можешь защищать жизни, можешь отнимать, но спасать так, как мы с Ро спасаем, не берись. Сейчас помог, молодец, может, и еще поможешь. Но ты так жить не сможешь, сам же видишь. Не должен лекарь от одной зашитой раны уставать.

Он кивнул, признавая ее правоту. Впрочем, еще он мог оставаться Закатом, помощником старой корзинщицы. Это ему нравилось куда больше, чем обязанность быть воином.

В дверь постучали, из сеней высунулся Щука, стаскивая с головы припорошенную снегом шапку. Обрадовался:

— О, нашелся!

— А ну кыш отсюда! Куда в валенках в дом? — Ежевичка замахала руками на уже шагнувшего в горницу Щуку. — Все уже, все, отпускаю я вашего именинника.

Закат приподнял брови. С учетом того, что имя свое он носил меньше полугода, именин у него быть никак не могло, а в какой день какой луны он родился и вовсе оставалось загадкой даже для него самого. Щуку это, однако, не смущало. Дождавшись Заката в сенях и зашагав вместе с ним и Паем к деревне, он объяснял на ходу:

— Ну какая разница-то, когда тебе какой год исполняется? Просто нам тебе кое-что подарить надо, вот и решили считать, мол, именины. А то такое без повода дарить нельзя, примета плохая.

Закат заинтересованно слушал Щуку, уже догадываясь, что увидит дома. И верно — в небольшую горницу Лужи набилась целая толпа. Тут было и семейство старосты, и добрая половина залесинских мужиков, рядом с которыми он косил пшеницу, и даже бывшие разбойники. Пожалуй, изба не лопнула только благодаря тому, что рыцарь с женой и лекарки не пришли, занятые уходом за беспокойным раненым.

Заката вытолкнули в центр комнаты, Медведь сдернул плащ, открывая стоящий на столе подарок. Ткацкий станок. Небольшой, в полразмаха рук, с резными рамами, вкусно пахнущими свежим деревом.

— С первой охотой, Закат, с первым именем! Ты в этом доме мужчина, тебе и ткать зимой, — поздравил-сообщил Медведь.

Закат ничего не понимал в ткачестве, но по довольным лицам вокруг догадывался — подарок в самом деле прекрасный, и отнюдь не только благодаря резьбе.

— Спасибо, Медведь, — тот удовлетворенно кивнул, повернулся было к другим, но Закат сам догадался продолжить: — спасибо, Лист, Гвоздь, Горляна, Щука, и все, кто делал этот подарок. Спасибо, что приняли меня.

Ему подали кружку подогретой браги, как и всем гостям. Закат чокался с ними, стараясь каждому сказать что-то приятное — как хорошо Лист умеет пристроить всех к делу, как ловко подвешен язык у Щуки, сколько удивительных баек знает Редька. Кто-то в ответ приосанивался, кто-то отнекивался, одновременно довольно улыбаясь. Закат услышал тихий разговор Лужи с Горляной — 'Вот уж не думала, что у меня на старости лет второй сыночек появится, да хороший такой' — 'Мам, он же и мне не то сын, не то брат. Да и всей деревне. Посмотри, как на него смотрят!' Закат почувствовал, что краснеет. На него в самом деле смотрели — тепло, дружески. С нежностью, от которой щемило сердце.

Еще полгода назад он подумать не мог, что кто-нибудь будет на него так смотреть.

* * *

Ткацкий станок и в самом деле оказался загляденье — легкий, устойчивый, с прекрасно подогнанными деталями. Широкий отрез ткани на нем, конечно, невозможно было соткать, как и на любом другом настольном станке, но это было не главное. Лужа, усевшись за стол напротив, аж языком цокала от восторга, рассказывая Закату, как все устроено.

— Это ремизки, видишь, нитки на рамы натянуты? В центре каждой пары петелька, туда ты основу проденешь, половину ниток в одну раму, половину в другую. А вот это, на гребень похожее, бердо, им ты нитку к краю ткани прибивать будешь. Потом рамы местами меняешь, вот так, основа перекрещивается наоборот, и новую нитку можно тянуть...

Закат кивал, рассматривая детали, на которые показывала Лужа. Устройство оказалось не слишком сложным, он уже предвкушал завтрашний день, когда вместе со станком пойдет к Медведю и, устроившись с другими в горнице, будет ткать. Это казалось чем-то сродни еще одному посвящению в новую жизнь, которые, как ему казалось, никогда не закончатся. Весной будет пахота и сев, потом выгон скота в луга, сенокос, новая жатва... Закат слышал, как селяне называют луны — после охотничьей началась ткаческая, и хотел верить, что еще не раз он убедится на себе, что просто так тут названий не дают. Раз луна ткаческая — надо ткать. Он надеялся, что ничто не помешает ему спустя двенадцать лун вспомнить этот день и сказать — я все еще здесь, я делаю то же, что и год назад.

Он подспудно сомневался, что все на самом деле выйдет так, как ему сейчас хотелось. Но пока любые иные пути заметала метель, можно было мечтать. Хотя бы до весны.

* * *

— Вы утверждали, что убили этого так называемого Героя, — Темный властелин расхаживает взад и вперед перед троном. Вызванные стражники, испуганные его тоном, кланяются ниже. Командир отвечает почтительно:

— Казнить всех. И пошлите новый отряд на поиски этого Героя! Пусть привезут его ко мне. Я хочу сам убить его.

* * *

Сны приходили редко, такие блеклые, словно и не было той череды, когда они шли один за другим, грозясь затмить его настоящую жизнь. Закат думал, что, похоже, чем проще и размеренней он живет, тем меньше видит снов, зато стоило чему-нибудь случиться — и они нагоняли его, расплачиваясь сразу за все спокойные ночи.

Пока ничего не случалось. Женщины напряли столько ниток, что до сих пор нужно было ткать, а вот сами они уже взялись за иголки, превращая длинные отрезы в одежду. Закат проводил дни то дома у Лужи, то у Медведя, куда набивалось иногда и по пять ткачей. Болтали, рассказывали сказки, редко-редко пели. Сказок и песен Закат не знал, так что его лишний раз не тормошили, но когда он припоминал что-нибудь не страшное из своих жизней и вызывался рассказать, слушали с интересом.

К началу второй луны после охоты Медведь, расспросив все семьи, решительно велел заканчивать ткачество. Хотя ниток осталось много, но в ткани нужды не было — в отличие от дров. Зима выдалась холодная, печи топили жарко, и вышло так, что поленницы перевалили за половину куда раньше середины зимы. Дрова нужно было заготовить заранее, чтобы они успели просохнуть, теперь многие шли в лес за древесиной, а не за дичью. Кое-кто уже отправился в поля, смотреть на снег и решать, где в этот раз что сажать. Все нужно было поменять местами, где были травы да горох должны были сеять пшеницу, а прошлогоднее пшеничное поле собирались оставить на выпас скоту.

Во всей этой работе Закат, однако, почти не принимал участия — Горляна попросила его заняться шитьем, ей рук не хватало на все заботы, да и Лужа одеждой заниматься не могла, глаза были уже не те. Так что в первый день второй луны Закат оказался одним из немногих мужчин, пришедших на старостинин двор, и единственным, отправившимся не в сарай, где Медведь выделывал добытые на охоте шкуры, а в избу. Развернул собственноручно сотканный отрез — не самый равномерный, но вполне годящийся на пошив, разложил заранее заготовленные нити-мерки.

Они с Горляной, Дичкой и Рыбкой ползали по полу, размечая будущие рубашки, юбки и штаны, когда из сеней выскользнула Ро со своей корзинкой, устроилась в незанятом углу с отстраненным видом. Горляна, бросив хитрый взгляд на новенькую, предложила:

— Ну что, все все посчитали? Давайте тогда сказки рассказывать, для раскроя-то по отмеченному голова не нужна.

Никто не возразил, наоборот, Дичка разве что в ладоши не захлопала, тут же вызвавшись рассказывать. Закат ожидал снова услышать о том, как она была в его замке, и не разочаровался. Дичке явно нравилось, что у нее есть собственная история, причем не сказка, а быль. Она даже не приукрашивала ее, разве что очень красочно расписывала, каким огромным и величественным был замок, что, впрочем, можно было списать на невеликий в то время рост рассказчицы.

— Ссадил он меня с седла, значит, едва не до земли свесился. И как посмотрит грозно на всех! Говорит, мол, если что с ней — то есть со мной — случится, убьет! Уехал, а ко мне Крошка наклонилась, спросила, как зовут. А я вспомнить не могу, представляете? Крошка тогда говорит, хочешь Дичкой называться? — девушка на миг замолчала, переводя дух. Улыбнулась широко. — Знаете, я сейчас думаю, по-моему, меня Дичкой и звали. Так что Крошка меня не заново назвала, а угадала! Как думаете, могло так быть?

— Конечно, — серьезно кивнула Горляна. — Имя не грязь и не одежа, его так легко не смоешь и не снимешь. Ну, кто еще сказку или быль расскажет? Может ты, Ро? У тебя жизнь наверняка интересная была.

Ро поморщилась:

— Такая интересная, что лучше о ней не вспоминать. Но могу сказку. — Она помолчала, не то припоминая, не то собираясь с духом. — Жила-была одна принцесса. Не знаю уж, давно это было или далеко, но принцессы в то время еще жили на земле. Вышло так, что еще до ее рождения королева тяжело заболела, едва не погибла, но во дворец зашел бродячий торговец, знавший, как ее спасти. Король предлагал торговцу и серебро, и золото, все королевство готов был отдать, но тот лишь смеялся. Брал он плату судьбами, менял одну на другую, но кого бы из людей не предлагал отчаявшийся король, даже самого себя, никто не устраивал торговца. Однако когда в отчаянии король зарыдал, сказав, что предложил ему всех, кто только живет в королевстве, торговец вдруг заявил, что кое-кого король все-таки забыл. И раз так, торговец согласен взять судьбу этого никем не учтенного человека в обмен на жизнь королевы, если король поклянется в назначенный день три луны спустя сам отдать жертву ему в руки.

Все слушали сказку, только хруст разрезаемой ткани нарушал тишину. Закат аккуратно вырезал будущий рукав по продернутой нитке и думал, что сочувствует королю. Он уже знал, что счастливого конца не будет. Ро, помолчав, продолжила:

— И вот, у выздоровевшей королевы родилась дочка. Спустя три луны после болезни короля пустили в опочивальню, где улыбалась, держа на груди новорожденную, королева. Но их счастье продлилось не дольше мгновения. Распахнулись накрепко запертые двери, вошел торговец, будто и не исчезал никуда. Сказал он, что пришел за тем, что было ему обещано как плата. Испугалась королевская чета, поняв, о чем он, взмолились, прося пощадить их дочь. Затем грозить попытались. Рассмеялся торговец злобно, сказал, что недолго простоит замок клятвопреступников, но и того он ждать не намерен. Назначил новорожденной принцессе срок лишь до ее восемнадцатилетия, после чего она должна была уколоть палец о шип розы и уснуть мертвым сном, пока не явится поцеловать ее принц.

Расширила глаза Дичка, которую угроза поцелуя явно не впечатлила. Вздохнула Рыбка, рассеянно поглаживая ладонью будущую юбку. Закат не отвлекался от работы. Он догадывался, что это далеко не конец истории.

— Конечно, король повелел вырубить все розовые кусты во дворце. Конечно, принцесса жила, не зная о проклятии. И конечно, именно в день ее восемнадцатилетия нищий, постучавшийся в ворота замка, встретил во дворе принцессу, и не придумал, как еще отблагодарить ее за подаяние, кроме как сухой розой, которую принес из дальних земель.

Ро говорила тихо и ровно, почти без выражения, но все равно в этот момент слушательницы ахнули. Перебила рассказчицу Дичка:

— Что же, она так и уснула?

Ро кивнула. Ответила на второй вопрос, уже готовый сорваться с губ:

— И проснулась, когда ее поцеловал принц. Король пообещал выдать ее замуж за того, кто снимет проклятие. Вот и вышло, что она вышла практически за первого встречного. Жила с ним, и тоже понесла под сердцем девочку, и тяжело заболела, и была выкуплена торговцем в обмен на 'неучтенного человека', так как никто ее мужа обо всем этом не предупредил... Одна разница — принцесса, к тому времени давно бывшая королевой вместо своей матери, умерла при родах. И ее дочь повторила ее судьбу, и дочь ее дочери, и дочь дочери ее дочери, — голос Ро опустился до едва слышного шепота. Она выпрямилась, до того совсем сгорбившаяся над тканью. — Вот что бывает, если торговать с незнакомцами. Вот что бывает, если попытаться обмануть бродячего торговца.

Рыбка поежилась, Горляна, подвинувшись ближе к Ро, обняла ту за плечи. Спросила Дичка:

— Но раз сейчас принцесс нет, эта история закончилась?

— Закончилась, — тихо отозвалась сказочница, замерев под теплой рукой Горляны. — Он же обещал, что замок их недолго простоит. Наверное, по его меркам он и правда стоял недолго.

Все замолчали. Скрипнул ставень окна, ойкнула Дичка, от неожиданности уколовшаяся иглой.

— Ну все, попугались и хватит, — решительно тряхнула выкроенной штаниной Горляна. — Закат, у тебя есть какие-нибудь не страшные истории, чтобы эту заесть?

Тихонько фыркнула Ро, Закат тоже оценил — истории Темного властелина как средство перестать бояться. Однако за прошедшую луну он запомнил много разных сказок, и теперь мог рассказать хоть о девушке и волке, хоть о северной королеве и лесорубе, хоть на ходу придуманную Колосом байку про то, как дружили кот с мышью.

Впечатление от сказки Ро сгладилось быстро. Но не забылось.

* * *

Он слушает доклад советника и смеется до колик в животе.