Квантунская рапсодия - 2

— Все это так, ваше императорское величество, но предложение адмирала Макарова так неожиданно, корабли не могут выйти в поход немедленно — заговорил Авелан, но Николай ничего не хотел слышать.

— Разве мы уже полгода не находимся в состоянии войны с Японией и все эти полгода, не идет подготовка отправки эскадры на Тихий океан? Разве вы не понимаете, что немедленная отправка броненосцев поможет нам полностью переломить войну на море в свою пользу? Мне это понятно. Наместник Алексеев также считает, что посылка части броненосцев приемлемый выход из создавшегося положения. Вице-адмирал Рожественский готов выполнить свой долг перед Отчизной.

Говоря по телефону, император испытывал большой душевный подъем. Не видя перед собой министра, который в сознании Николая олицетворял его дядю великого князя Алексея Александровича курировавшего флотские дела, он мог свободно диктовать ему свою августейшую волю. При этом, государь имел возможность в любой момент прервать разговор с Авеланом, повесив телефонную трубку, и тем самым оставив за собой последнее слово.

— Вы говорите, что корабли не готовы выйти в поход немедленно? Хорошо, десяти дней для устранения всех недостатков вам надеюсь, хватит? — вопрос был поставлен весьма категорично и дай Авелан иной ответ чем "да", он бы публично расписался в собственном бессилии как министр.

— Да — произнес Федор Карлович голосом человека идущего на плаху, чем очень развеселил Николая.

— Вот и прекрасно — как свершившийся факт констатировал император и от радости, что у него получилось принять важное решение, он милостиво подсластил министру горькую пилюлю.

— В честь рождения цесаревича, мы хотим разделить радость с нашими верными подданными. И мне будет очень приятно подписывать указ о присвоении вам звания генерал-адъютанта Федор Карлович, осознавая какое большое дело мы с вами свершили ради одержания победы над дальневосточным супостатом.

Услышав о столь высокой монаршей милости Авелан, залился соловьем, и вопрос об отправке 2-й тихоокеанской эскадры был решен.

Приятные известия из Петербурга адмирал Макаров получил перед самым обедом, который он собирался разделить со своим начальником штаба и бывшим командиром "Цесаревича", а теперь старшим флаг-офицером штаба, которого за удачный рейд "Лены" командующий представил к Станиславу I степени с мечами. Рейд вспомогательного крейсера наделал большого шуму, как в самой Японии, так и вокруг неё и адмирал к высокому неудовольствию наместника смог представить Семенова к столь высокой награде.

Посыльный с телеграммой перехватил Макарова у самых дверей адмиральского салона, где его ждали Матусевич и Семенов. С трудом сдерживая волнения, он развернул телеграфный бланк и, не сдержав чувств, воскликнул: — Виктория!

— Виктория, господа! — торжествующий адмирал протянул телеграмму изумленным морякам. — Авелан сообщает, что 25 июля эскадра под командованием Рожественского в составе четырех броненосцев и трех крейсеров покидает Кронштадт и следует предложенному нами маршруту.

— Поздравляю вас, Степан Осипович, — Матусевич радостно потряс руку адмиралу. — Значит до наступления зимы, мы успеем собрать во Владивостоке крепкий кулак и сможем побороться с японцами за господство на море. Может быть, и в Порт-Артур вернемся. Вот для Григоровича неожиданность.

— Да, с новыми броненосцами мы не только сможем на равных сражаться с врагом, но и одержать над ним победу. А что касается Артура, Николай Александрович, то не будет торопить события. Как говорит пословица — загад не бывает богат.

— А что остальные корабли? Когда намечен их выход? — спросил Семенов, быстро переварив радость одержанной победы и теперь жадно смотрящий дальше.

— Думаю, что выход 3-й эскадры следует ждать не раньше начала следующего года. Все упирается в готовности "Славы" и "Александра II" выйти в море, а без них Федор Карлович не даст добро, даже если его попросит об этом сам государь — обрисовал ситуацию Макаров, которая была недалека от истины.

— "Славу" можно заменить "Потемкиным", а "Александра II" — "Георгием Победоносцем", — моментально предложил Семенов. — По-моему равноценные замены.

— Согласен. Осталось только уговорить турок и нашего министра иностранных дел Ламздорфа. Он до смерти боится сделать какое-либо движение, чтобы не дать повода Англии вступить в войну на стороне Японии.

— Что за глупость, — возмутился Семенов, — британцы всегда привыкли воевать исключительно чужими руками и нынешняя война тому пример. Вооружили японцев современными кораблями и натравили их сначала на китайцев, а потом на нас. Если британцы и вступят в открытый конфликт с нами, то только в случае если мы сами на них нападем.

— Увы, у министра иное мнение и государь с ним полностью согласен. Если нам, что и удастся перебросить через Босфор, то это наверняка будет только один из перечисленных вами броненосцев. Большего туркам не разрешит британский посол в Стамбуле — авторитетно заявил Матусевич, и Семенов не стал с ним спорить.

— Хватит считать количество кораблей и калибры пушек, господа. Сам факт выхода в море 2-й эскадры Рожественского имеет большое моральное значение, как для нас, так и наших противников, — перевел разговор в иную плоскость Макаров.

— Настрой и уверенность нижних чинов и офицеров в окончательной победе над врагом важен для нас в не меньшей, если не большей степени, чем все силовые расклады. Без людей любой корабль это груда дорогого железа и только. Именно люди, в конечном счете, одерживают победу над врагом, а не пушки и снаряды.

Экипажи артурских кораблей уже почти закончили процесс превращения из плавучего табора в боевую эскадру. Владивостокские экипажи только-только начали верить в свою способность сражаться с врагом на равных. Мы, конечно, постараемся боевыми походами привить чувство, что их дом корабль, а не квартира в городе в этом, но это процесс времени, а известие о выходе 2-й эскадры поднимет их боевой дух сейчас.

— Боюсь, что вслед за владивостокскими крейсерами, нам придется приводить в состояние боевой готовности и экипажи эскадры Рожественского — высказал опасения Матусевич, но Макаров с Семеновым не поддержали его.

— Я хорошо знаю балтийцев! Это элита нашего флота, верная главному девизу русских моряков "Вексель к оплате"! Многие с началом войны рвались в Порт-Артур на любые должности, чтобы только воевать с японцами и им всем отказали, говоря, ждите выхода 2-й эскадры — обиделся на Матусевича Семенов, знавший это дело не понаслышке.

— Я говорю не о духовном настрое офицеров кораблей, а об боевой готовности нижних чинов. Зная огрехи нашего адмиралтейства можно не сомневаться, что половина экипажей броненосцев — новобранцы. Начиная от механиков и кончая комендорами — уточнил Матусевич.

— Когда шел вопрос о подготовки экипажей броненосцев, мною неоднократно поднимался вопрос о включении в них опытных моряков с Черноморского флота. Авелан обещал мне, что решит эту проблему всеми имеющимися у него силами.

— Дай бог, дай бог, Степан Осипович, — смиренно произнес Матусевич, явно оставаясь при своем мнении. — Ничего не хочу сказать в адрес Федора Карловича, однако боюсь, что ему не по силе переломить нашу российскую тенденцию сделать все скорее, а там видно будет. Авось пронесет.

— Неисправимый вы пессимист, Николай Александрович. Эскадра Рожественского, наконец-то вышла в море, радоваться надо, а вы ищите в этом событии недочеты — покачал головой Макаров, чем вызвал негодующий протест со стороны Матусевича.

— Как внесший свою лепту в это великое дело человек, я искренне радуюсь этому известию. Однако как человек желающий получить лучший результат, я пытаюсь разглядеть подводные камни на этом пути и по возможности обойти их.

— Лучшее — враг хорошему — не преминул философски заметить Семенов, но Матусевич не стал лазить в карман за ответным словом. — Не стремясь к лучшему не получишь и хорошего.

— Браво, господа острословы, но за горячими спорами мы рискуем получить остывший обед. О делах потом, прошу садиться — сказал адмирал и, подавая пример остальным взялся за спинку стула. Он заправил за отворот мундира салфетку и приготовился попробовать крабовый салат, но тут же нарушил свой приказ и заговорил.

— Мне понятны ваши опасения относительно экипажей кораблей, Николай Александрович. Корабли новые и даже опытным комендорам необходимо притереться к своим орудиям. Согласно планам похода у Зиновия Петровича должны быть учебные стрельбы в Индийском океане, однако меня беспокоит другое. Владимир Иванович, — обратился адмирал к Семенову, — когда должны состояться показательные стрельбы на полигоне?

— Согласно резолюции вице-адмирала Безобразова в чьем ведомстве находится полигон, стрельбы пройдут в конце этой недели, господин адмирал — отрапортовал флаг-офицер.

— Безобразие, — возмутился Макаров. — Стрельбы к концу недели. На разбор результатов и вынесения решения по поводу состояние взрывателей ещё две недели, потом месяц отчет письмом в Петербург, там месяц, а то и два обсуждения письма. Затем принятие решения и высочайшее соизволение к концу года и столько же на согласование исправлений, плавали — знаем. Нет, так дело не пойдет. Передайте Петру Алексеевичу, что я требую проведения стрельб завтра и прибуду на полигон лично.

Зная энергичный и деловой характер адмирала можно было не сомневаться, что будет именно так, как он сказал.

— Будет сделано — заверил командующего Семенов, прекрасно понимая, куда тот клонит. Ведь в случае если стрельбы подтвердят проблему с взрывателями, получалось, что все корабли тихоокеанской эскадры вместо бронебойных снарядов имели фанерные мечи против японских фугасов. Однако кроме взрывателей имелась ещё одна снарядная проблема, которую Владимир Иванович не преминул озвучить.

— Если наши подозрения относительно взрывателей у крупнокалиберных снарядов подтвердятся, то это ещё полбеды. Для их замены можно в экстренном порядке изъять нужное количество у черноморцев из старых запасов и отправить их транспортами через Босфор. Меня больше беспокоит, как скажется воздействие тропической жары и субэкваториальной влажности на состояние пироксилиновых зарядов наших кораблей.

— И кто у нас зловещая пифия, что ищет недочеты в радостном событии?— торжественно воскликнул Матусевич, но адмирал пропустил его вопрос мимо ушей.

— Да, действительно, есть над, чем поломать голову, — загрустил Макаров. — Если учесть результаты наших прежних походов, то случаев самовозгорания пороха при прохождении тропического пояса не было и это как-то успокаивает. Однако мы можем только предполагать, как будет воздействовать влажность экватора на и так уже увлажненный пироксилин. Боевых стрельб в подобных условиях мы не проводили, только на Балтике и на Дальнем Востоке и может так случиться, что в нужный момент будет воспламеняться только сам взрыватель, а не сам заряд.

— Без выходных ситуаций не бывает. На каждую загадку есть своя разгадка, Степан Осипович, — поспешил утешить адмирала Семенов. — Посиди, подумаем и обязательно найдем выход из создавшегося положения. Ведь недаром наш Левша английскую блоху сумел подковать, что-нибудь и мы придумаем.

— Подумать обязательно надо и чем раньше мы решим эту проблему, тем будет лучше. Не забудьте, Владимир Иванович — приказал адмирал своему флаг-офицеру. В окружении навалившихся на него забот, ещё не отошедший от ранения, Макаров боялся упустить из виду важную деталь дела и очень надеялся на Семенова.

— Степан Осипович, вы приказали на время забыть о делах. Давайте поднимем рюмки за благополучное плавание 2-й эскадры и чтобы у них, всегда было семь футов под килем — провозгласил тост Матусевич, которому не хотелось пробовать остывший борщ и остывающие котлеты.

— В добрый час. С Богом — откликнулся на его адмирал и три рюмки дружно чокнулись над обеденным столом.

Говоря о том, что выход 2-й эскадры имеет большое значение, адмирал Макаров был совершенно прав. Известие о начале похода вице-адмирала Рожественского напугало не только японцев, но и их союзников англичан. После несчастья с крейсером "Адзума", гибели броненосцев "Фудзи" и "Микасы", с большой натяжкой можно было считать, что силы двух противоборствующих сторон примерно равны друг другу. Такое утверждение давало гордым британцам возможность считать, что в противостоянии на море России и Японии, со временем может измениться в пользу Токио.

Сообщение о том, что русские корабли покинули Либаву и двинулись во Владивосток, взорвало министерство иностранных дел и Адмиралтейство Великобритании. Привыкшие в первую очередь считать количество кораблей и их калибры, англичане пришли в ужас, так как в случае соединения 1-й и 2-й тихоокеанских эскадр, даже в урезанном виде, делало дело адмирала Того проигранным.

Ещё большего ажиотажа в обозначенных министерствах добавляло сообщение британского посла в Петербурге, что русские собираются отправить на Дальний Восток и 3-ю тихоокеанскую эскадру. И хотя в её состав входили корабли, которые британские адмиралы гордо называли "старым плавающим хламом", возможность его появление в Тихом океане вызывало у них чувство злости и страха.

Последней каплей переполнившей чашу терпения "владычицы морей" стало известие о прибытие в Париж адмирала Абазы с "тайной миссией". Для обладающих солидной агентурой в любой европейской стране британских дипломатов не составило труда выяснить суть миссии личного посланий русского императора.

Когда доклад британского посла во Франции лег на стол заместителю министра иностранных дел у того зашевелились волосы на голове. Он также привык считать и согласно его расчетам, даже если бы Абазе удалось закупить хотя бы половину кораблей из числа перечисленных в списке, Японию ждало неминуемое поражение в войне с Россией. Нужно было предпринимать немедленные действия против губительного коварства русских, и англичане пришли в действие, энергично засучив рукава.

Самым простым и эффективным методом уравнивания сил своего союзника англичан виделось в поставке японцам двух броненосцев взамен погибших, но этот вариант был неосуществим. Заказанные японцами эскадренные броненосцы "Кашима" и "Катори" строились на верфях Армстронга в Эльсвине, и ускорить их процесс было крайне трудно. Строители твердо держали ранее заявленные ими сроки — май 1906 год и соглашались сдвинуть их только в случае дополнительного финансирования, что для японской казны было нереально.

Также нереальным было предложение о передаче двух британских броненосцев Токио в обмен на "Кашима" и "Катори". Хотя ради своей выгоды нейтральная Англия могла наплевать на международные договоры и соглашения, все имело свой предел. Как бы британцы ненавидели Россию как соперника в Большой игре и как истинные джентльмены время от времени невозмутимо гадили ей, где только могли, Петербург был им необходим в качестве сдерживающего фактора против растущей как на дрожжах Германии.

Британский лев мог позволить себе время от времени громогласно рычать и трясти гривой на своих континентальных конкурентов, но в условиях мирного сосуществования, он действовал исключительно в тех рамках, каких ему позволяла действовать обстановка. И открытое выступление на стороне японцев, грозило конфронтацией не только с Россией, но и с Францией и с Германией. К этому Лондон был не готов, и следовало искать другие пути спасения своего дальневосточного партнера.