| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Развлекаешь гостей?
Роза Анатольевна поднялась, вышла на кухню, и оттуда послышался ее голос:
-Ребята, ваши вещи выстирались, а обувь я уже помыла. Сейчас включу сушилку, и через полчаса можете одеваться...
-...А пока мы поужинаем, — завершил за нее муж.
Скоро они сидели за накрытым сервированным столом. Закуски, в основном, были приготовлены собственными руками из даров щедрой природы, однако, их разнообразие и специфический вкус каждой, свидетельствовал о самобытном мастерстве хозяйки.
-Хобби у нас такое, — улыбнулся Петр Дмитриевич, — Я приношу, а Роза Анатольевна совершенствует свой кулинарный талант.
-Вина отведайте, — предложила хозяйка, указывая взглядом на стоящую на столе бутылку, — Настоящее Шардоне, дочь из Франции привезла.
Петр Дмитриевич наполнил бокалы.
-За нашу встречу, — сказал он, поднимая свой.
Все чокнулись, и Толик ощутил во рту приятную вкусовую гамму. Ему невольно вспомнился заставленный мисками стол, за которым они сидели утром, и 'очищенная на меду' в мутной бутылке, возведенная в ранг 'истинного русского напитка'. Сейчас с трудом верилось, что это тоже здесь, рядом, на этой же земле.
-Что сказал Алехин? — поинтересовалась Роза Анатольевна, обращаясь к мужу.
-В понедельник съезжу в район, потолкую с новым руководством в лице преемника Смирнова. Алехин утверждает, что с ним можно договориться, в отличие от того. Испокон веков дороги на Руси миром строились, но грейдер, хотя бы, он может выделить? Вот так... — Петр Дмитриевич повернул голову к ребятам,— На заслуженный, как говорят, отдых с Розой приехали, а покой нам только снится.
Они выпили еще: и за устроение дел, и за гостеприимных хозяев, и за гостей, и за всех присутствующих сразу.
На горячее было подано тельное из рыбы, а на десерт — клюквенный мусс.
-Клюкву тоже сами собирали? — спросил Гена
-Было такое дело, — улыбнулся Петр Дмитриевич, — А вы надолго в наши края? Можем вместе сходить. Сейчас самый сезон тихой охоты, да и погода пока благоприятствует.
-Да нет... Мы это...— смешался Гена, отводя взгляд.
-Ну, была бы честь предложена, — не смутился хозяин, — А за сегодняшнюю помощь спасибо.
Он протянул и пожал им каждому руку.
-Может, довезти вас до станции? — предложил Петр Дмитриевич, но сам осекся на последнем слове.
-...И начнем все сначала, — завершила Роза Анатольевна.
Все засмеялись.
-Да, две вечные российские беды на букву Д, — покачал головой Петр Дмитриевич, — От них нигде не скроешься.
-Не переживайте за нас, мы через лес короткую дорогу знаем, — успокоил его Гена.
-Поторопитесь, время к вечеру.
-Будем рады видеть вас вновь, — приветливо улыбаясь, сказала Роза Анатольевна, — В любое время. Петри может отъехать по делам, но я всегда дома.
-Спасибо, — искренне сказал Толик, опять пожимая руку хозяину.
-Не застревайте больше, — добавил Гена.
На скамейке за воротами сидели два местных мужика в ватниках. Поздоровавшись, они с любопытством посмотрели на них. Ребята ответили и пошли по направлению к дороге.
-Не бросай, — услышал Толик за спиной, — Роза здесь каждое утро метет.
В ответ послышался скабрезный смех.
-Эх, Гоза, п...зда ее с могоза! А бабенка хогоша, хоть и стагая, скажи? Я б ее тгахнул. А ты бы тгахнул?
-Так она тебе и дала... Она — другого поля ягода.
Толику вдруг показалось, что ему в лицо опять полетели комья грязи, как тогда, в овраге, из-под колес. И еще вспомнилось обещание, данное когда-то тренеру. Он не даже не обернулся, только почувствовал, как в карманах куртки сами собой до боли сжались кулаки.
'А может, я неправ? — неожиданно подумалось Толику, — Может, в его понимании, это самое сильное выражение симпатии Розе Анатольевне? Ведь тот, про которого я где-то читал, что был расстрелян за то, что спел частушку:
Эх, калина-мАлина,
Х... большой у Сталина,
Больше, чем у Рыкова
И у Петра Великого,
тоже, может, считал, что делает комплимент любимому вождю?'
Теперь, когда схлынули эмоции, ему показались наиболее значимыми слова другого мужика:
'Она — другого поля ягода...'
И еще показалось, что ему пришло время твердо определить, наконец, в этой многообразной жизни свое 'поле'. Определить самому для самого себя окончательно и бесповоротно.
Начали сгущаться сумерки. Хотелось поговорить, но у Толика возникло ощущение, что природа вступила с ними в состязание — кто кого? Они быстро и сосредоточенно шли друг за другом, стремясь скорее выбраться из погружающегося во мрак леса. На пригорок у деревни вышли уже в полной темноте, а к дому подходили, подсвечивая себе дорогу Гениным Айфоном.
Окна в доме еще светились, но дверь была заперта. Гена громко постучал в дверь, потом в окно, однако прошло несколько минут, пока послышался стук отпираемого запора. Гена распахнул дверь и увидел спину удаляющегося Тимофея.
Они вошли в сени. Гена щелкнул выключателем у двери, и под потолком вспыхнула болтающаяся на проводе яркая лампочка.
-Геннастый, — сказал Толик, обратив внимание на довольно широкую дощатую лавку вдоль стены, — Давай здесь будем спать. Ляжем головами в разные стороны, шапки натянем, вторые свитеры, ноги покрывалом накроем — не замерзнем. В лом мне туда идти...
Он кивнул на дверь, ведущую в дом.
Гена подумал немного и пошел один. Скоро он вернулся, таща, помимо рюкзака, заплатанную ватную подстилку.
-На печке валялась, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Толика.
Гена поднес ее к лицу, и понюхав, добавил:
-Вроде не обоссанная.
-Чего они там? — спросил Толик, кивая на дверь.
-Мамка упилась в сиську, спит, — ответил Гена, — а этот сектант, тоже в хлам, сидит, Библию читает. Чего он там видит — не знаю. На меня даже не посмотрел.
-Ладно, давай спать, — сказал Толик, беря у него из рук подстилку и расстилая ее на лавке.
Они натянули вторые свитеры, вязаные шапочки и соорудили себе постель, приспособив под головы оставшиеся в рюкзаке мягкие вещи.
-Предусмотрительный ты, Толясь — уважительно сказал Гена.
-А еще ругал меня за это покрывало.
-Правда что... Можно подумать — ты, а не я в деревне вырос.
-Все, спим, Геннастый. Утро вечера мудренее, — улыбнулся Толик, обнимая его и крепко целуя в губы.
Гена улегся головой к двери в дом, а Толик, щелкнув выключателем — к входной двери, и оба укрылись по локти покрывалом. Над деревней стояла тишина, нарушаемая лишь перестуком колес проходящего где-то в отдалении поезда. Но вот затих и он...
Толик лежал на спине и слушал тишину. Он раньше не знал, что тишину можно слушать. А может быть, он ее просто не слышал? Ведь то, что было раньше, всегда нарушалось какими-то, пусть слабыми и незаметными, но звуками. Здесь же тишина была мертвой, и он прислушивался к ней, как открывая для себя нечто новое.
Уже много открытий сделал для себя Толик после того, как они уехали из Москвы, и сейчас ему казалось, что прошло не четыре дня, а целая вечность. В его сознании проносились беспорядочные обрывки впечатлений, сливающиеся в беспросветный черно-белый визуальный ряд, среди которого мелькали яркими цветными вспышками то доброе лицо Нины, то смеющиеся глаза Маришки, то приветливые лица Петра Дмитриевича и Розы Анатольевны, а чаще всего — изменчивое, но неизменно милое и ставшее дорогим лицо Гены.
Толик погрузился в полудрему и увидел березу на окраине леса, покачивающую своими плакучими ветвями, сиреневый сад с белыми дорожками и бассейном, в котором плескались золотые рыбки, увидел себя в детстве, гуляющего с мамой и бабушкой в Нескучном саду, где-то в глубине которого звучала музыка и слышался бархатный голос Розы Анатольевны...
...Годы промчались седыми нас делая
Где чистота этих веток живых?
Только зима да метель эта белая
Напоминают сегодня о них...
Проснулся Толик внезапно и не мог понять от чего. Что-то тяжелое навалилось на ноги и постоянно ёрзало, а в темноте раздавались странные звуки, напоминавшие то ли хрип, то ли стон на фоне тяжелого дыхания.
-Ну, что ты кочевряжишься, пидорюга? Думаешь, никто не знает, кто ты есть? Давай... Давай, хорошо будет, — послышался страстный шепот.
Толик моментально вскочил на ноги и включил свет.
Первое, что он увидел, была голая задница, торчащая из-под некогда черных выцветших брюк с расстегнутым ремнем. Только длинные, вьющиеся на концах волосы, довели до его сознания, что она принадлежит Тимофею. Сам же он, навалившись всем телом на лежащего Гену, прижимал локтями к скамье его руки, зажав одной ладонью рот, а другой пытался расстегнуть ему ремень на джинсах. Гена сопротивлялся и изворачивался, хрипя и задыхаясь под широкой ладонью.
Не колеблясь ни секунды, Толик подскочил, оторвал Тимофея за плечи от Гены, швырнул его на пол и с размаху ударил ногой в пах. Тот застонал и скрючился, изрыгая проклятья и мат вперемежку со старославянскими словами.
-Геннастый, ты как? — наклонился Толик к Гене.
-Сука... бл..дь... пидор вонючий, — проговорил Гена, сморкаясь и вытирая тыльной стороной ладони губы, — Во сне набросился.
-Геннастый, собирайся и пойдем отсюда, — твердо сказал Толик.
-Сейчас, ночью?
-Сейчас. Лучше в поле спать, чем под одной крышей с этими...
Сзади послышался шум. Взглянув через плечо Толика, Гена широко открыл глаза и отчаянно вскрикнул:
-Толясь!
Толик обернулся. Прямо на него шел с зажатым в руке топором Тимофей. Штаны его болтались у колен, волосы и всклокоченная борода торчали во все стороны, как у какого-нибудь сказочного злодея, а глаза буквально горели уничижительным гневом.
-Христопродавцы... Содомиты... Антихристово племя... — хрипел он, приближаясь.
Толик резко шагнул навстречу, сделал несколько стремительных телодвижений, и топор грохнулся на пол, а рядом рухнул, как подкошенный, Тимофей.
-Очухается... Но не сразу, — сам присев и морщась от боли, проговорил Толик.
Последствия драки в райцентре еще давали о себе знать.
Гена встал на ноги и посмотрел на Толика:
-Опять ты меня спасаешь...
-Пошли, Геннастый, — сказал Толик, — Ты говорил, тут станция близко.
-Близко-то близко, но пассажирские там не ходят.
-Ну, что-то там ходит? Я слышал стук колес, когда засыпал. В метро на сцепке катался, а здесь стремаешься?
Гена слабо улыбнулся и взял в руки рюкзак.
Они вышли из дома, опять подсвечивая дорогу Айфоном. За калиткой Гена остановился, и повернувшись назад, тихо сказал:
-Прощай, отчий дом. Теперь уже навсегда.
Толик подошел и встал рядом, прижавшись к его плечу.
-Ты помнишь, что мы говорили с тобой сегодня у березы? — спросил Гена твердым голосом, и Толику показалось, что он сейчас видит в темноте его пристальный и суровый взгляд.
-Помню, — ответил он.
-Мы с тобой навсегда!
6.
Едва они поднялись на пригорок, как из-за туч показалась луна, осветившая все вокруг мягким матовым светом.
-Красиво, — сказал Толик, оглядывая уже знакомые ему окрестности.
-Классная здесь природа, — отозвался Гена, кладя в карман Айфон, которым освещал дорогу, поскольку необходимость в этом исчезла вместе с появлением луны, — Жаль, пропадает все почем зря...
-Нашу березку видишь?
Они приостановились и посмотрели в сторону леса. Береза стояла на самом краю, и плакучие ветви придавали ей в лунном свете вид склоненной головы с длинными волосами.
-Прощается с нами, — тихо проговорил Толик.
-А правда, Толясь, есть что-то такое, что ощущаешь только здесь, где вырос, — так же тихо сказал Гена, — Я это почувствовал, не смотря ни на что...
-Научиться бы жить, чтобы чувствовать только это, — задумчиво сказал Толик, — Или, хотя бы, никогда не забывать.
Они свернули на тропинку, ведущую к станции. Сначала она вилась по оврагу, потом пошла вверх, и скоро перед глазами ребят открылось заросшее бурьяном поле, за которым виднелись далекие огоньки.
-Вот и станция, — указал на них Гена, — А на этом поле мы колоски собирали, когда тут еще колхоз был.
-Ты еще застал тут колхоз? — спросил Толик.
-Совхоз. Да какая разница? Был тогда еще... Ну, когда я еще совсем мелким был. Ферма еще даже была. Валера Быстров ей заведовал. Алкаш, каких свет не видел. Образование четыре класса, а заведующий. Да грозился еще все время — уйду, уйду, тогда узнаете... Как накаркал. Вот и ушел. Теперь ни его, ни фермы.
Разговаривая, они приближались к огонькам, и вот уже начали проступать из темноты строения.
Самой первой стала заметна белая церквушка, как бы оживившая собой мерцающий в лунном свете ночной пейзаж.
'Как умело строили тогда церкви, — подумалось Толику, — Прямо самое подходящее место находили, как притягивает к себе...'
-Здесь, что ли, наш проповедник душу спасает? — кивнув на храм, спросил Толик.
-Здесь, другой тут нет, — мрачно ответил Гена, — Вместе с дядей Витей полудурком. Ты бы видел его раньше... Батюшка! Куды бечь?
-Так, где же здесь другого найдешь? — пожал плечами Толик,— Не пьет, не курит, небось, да по бабам не бегает — вот и нашли праведника. Да чтоб еще что-нибудь народное задвинуть мог, раз учить поздно. Лишь бы поскладней, да почудней.
-Как это ты всегда угадываешь? — повернул голову Гена, — Это он, правда, всегда мог. Им тут, наверное — чем чуднее, тем святее кажется.
-Догадаться не трудно. Удивительно, что такое воспринимают. Правильно Роза Анатольевна сказала — воинствующее невежество...
Незаметно они уже подошли вплотную к станционному поселку.
-Спонсор? — кивнул Толик на стоящий недалеко от храма двухэтажный коттедж.
-Похоже. Благодетель. Вроде моего, наверное. Домишко-то не хилый себе выстроил.
-Обоюдовыгодный союз, — усмехнулся Толик.
-В смысле? — не понял Гена.
-В смысле — за церковную землю платить не надо.
Поселок был совсем крошечный. Пройдя мимо двух темных домов, ребята увидели замерший на пути грузовой состав. Куда он направляется, и долго ли еще будет стоять, они не знали. Можно было, конечно, пойти разузнать в маленький домик из кирпича, где помещалась станция, но идти было далековато, да и неизвестно, чем бы это для них обернулось. Толику стало казаться, что встречи с людьми на этой земле несут для них в себе одни невзгоды. Да так оно, пожалуй, и было, за исключением Нины да гостеприимной супружеской четы.
Их взгляды одновременно сошлись на приоткрытой двери одного из вагонов. Не сговариваясь, они подошли, заглянули туда, и Гена осветил его изнутри, насколько это было возможно, Айфоном. На полу валялись стружки, какой-то мусор, но сам вагон был пустым.
-Полезли? — шепотом спросил Гена.
-А что это за линия, ты знаешь? Куда мы приедем? — тоже шепотом отозвался Толик.
-До Торжка отсюда ездили, — неуверенно сказал Гена.
Толик окинул взглядом спящий поселок, примыкающие к линии мрачные постройки, отбрасывающие в лунном свете длинные тени, и что-то ему вдруг почудилось настолько зловещее в этой картине, что пустой вагон показался самым желанным убежищем. Ни слова не говоря больше, он начал карабкаться внутрь. Гена влез следом. Они навалились вдвоем на тяжелую дверь, и она закрылась, огласив громким скрежетом спящую округу.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
