Возвращение

Их быт стал наполняться атрибутами времени. На день рождения Виктора Лёня подарил ему мобильный телефон, а тот ему, в свою очередь, компьютер, хотя подарками пользовались сообща. Да и вообще у них все было общее — от одежды до еды, а текущие расходы делились на двоих как бы сами собой. Виктору еще ни с одним человеком не приходилось так легко, как с Лёней. Навещали и Татьяну Викентьевну, которая всегда принимала их радушно. К Виктору она уже не относилась с предубеждением. Лёня заметил, что отношения с родителями, судя по письмам и переговорам, у него значительно потеплели, и предполагал, что это влияние тетки.

Скоро для Лёни поступило предложение работы по специальности от как бы мужа Викторовой сестры, заинтересовавшегося его познаниями в области информационных технологий. По достоинству оценив их, он предложил хороший заработок. Однако, проработал Лёня у него недолго, поскольку, как он объяснил Виктору, он, возможно, и тянет на хакера, но крэкером становиться не желает.

Виктор обеспокоился, как бы он не потерял в связи с этим и другую работу, но сестра, унаследовав отцовский характер, успокоила, сказав, что ее Лёня вполне устраивает, а больше ей никто не указ.

Вопрос о работе неожиданно решился сам собой. Лёниным сменщиком в пельменном цехе был пожилой учитель истории из соседней школы. Долгое время будучи знакомы лишь заочно, поскольку работали каждый в свою ночь, они однажды сошлись вместе по какой-то производственной необходимости и с первого взгляда понравились друг другу. Лёня обрел в лице учителя интересного собеседника, а тот — источник непредвзятой информации, которая его интересовала. Причем, он проникся такой симпатией к Лёне, что пообещал устроить его с сентября в свою школу преподавателем информатики, что бы это не стоило.

-Но ты в курсе, что в школе будешь получать весьма скромно? — поинтересовался Виктор, когда тот поделился с ним этой радостной вестью.

-Вил, я уже усвоил, что в России, если честно, значит — мизер, и отношусь к этому, как ты учил. В конце концов, за все в жизни надо платить. Вопрос в другом — до сентября еще три месяца...

-Отдохни, — улыбнулся Виктор, — Я поработаю из выходного побольше, а в свободные дни будем вместе выбираться на природу, попутешествуем по Подмосковью.

-Я покажу тебе места, где вырос, — оживился Лёня.

-А я тебе. Может, где-то наши пути и пересекутся...

-Жаль, у нас нет машины.

-Осилим, это становится доступным, а пока обойдемся скотовозкой.

-Чем? — не понял Лёня.

-Я так электрички называю. Убедишься, что это недалеко от истины.

Так прошло лето. Они побывали в дачном поселке, где прошло детство Виктора. Дача теперь принадлежала сестре, но хозяйничать продолжала мама. Виктор познакомил ее с Леней, представив, как и сестре, племянником уважаемой им женщины. Мама угостила их обедом, стала рассказывать о соседях. Виктор давно тут не был, и послушать было интересно, особенно о своих бывших приятелях, но сведения были самые скудные.

Игоряшка больше не появлялся здесь после того лета, как и его бабушка, поскольку зять продал дачу. Володька по стопам отца стал военным, Лешка закончил МИМО и стажировался где-то за границей.

-А Сережка как? — поинтересовался Виктор.

-Сидит, — ответила мама, — Ты же помнишь, что это был за ребенок? Мать его жаль. Из последних сил растила, душу вкладывала.

-За что?

-Ограбил и изнасиловал кого-то. Причем, — мама понизила голос, — сделал это на глазах малолеток, а те стояли вокруг и смотрели, раскрыв глаза,

Виктору невольно вспомнились их забавы с Сережкой на чердаке, и сразу стало тяжело на душе. Вспомнились и обидные Сережкины слова:

"У тебя одно на уме... С тобой пидором станешь..."

"Теперь станет", — подумал он, зная, какая судьба на зоне у тех, кто осужден по этой статье.

И опять ему подумалось, как часто люди оказываются жертвами того, что предрекают другим.

-В общем, кого пристроили родители, те более менее, а остальные — сам видишь как, — завершила рассказ мама, — Как Наташа Иванюк. Ночная бабочка теперь...

Съездили на Николину гору, где раньше была дача у Лёниных родителей, проведя весь день на берегу Москвы реки. Но больше всего им понравилось место в окрестностях Звенигорода, куда они повадились ездить каждую неделю. Пологий, поросший травой берег спускался к быстрой и довольно широкой реке. От станции ходил автобус, но они им не пользовались. Прогулка через лес с напоенным хвойным ароматом воздухом как бы предваряла и завершала каждую поездку. Приезжали рано, досыпая после работы в электричке. Загружались в магазине возле шоссе едой и напитками, а потом, спустившись с крутого откоса к речке, валялись весь день на траве, нежась под лучами жаркого солнца. В рабочие дни народа вокруг почти не было, лишь ближе к вечеру появлялись прогуливающиеся вдоль берега больные из близлежащей больницы.

Они плескались в воде, а потом переходили вброд на противоположный берег, где простиралось большое, поросшее высокой травой, поле. Тут вообще не было ни души, а каждый приближающийся прохожий был виден за километр, как на ладони. И здесь они давали волю своей страсти, а потом брели вдоль берега, даже не надевая плавок, если на горизонте никого не было видно. Один раз зашли в видневшийся на пригорке километрах в двух лес и долго бродили там голышом, ощущая единение с природой.

-Может, вернемся? — спросил Виктор, когда забрели довольно далеко.

-Пойдем дальше, — не унимался Лёня.

-А если наши вещи украдут?

-Бог убережет, не украдут, а не убережет, никто не убережет. Поедем в Москву так... — он слегка прогнулся, — Представляешь, если так зайдем в электричку?

-Озорник, — обнимая его, отозвался Виктор.

Они предались страсти прямо на земле, и это было уже не впервые.

-Мы с тобой стали первобытными людьми, — засмеялся Лёня, поднимаясь, — Идем по дороге, захотелось, встали рачком, пофакались, пошли дальше...

Они вернулись на свое место почти к вечеру, сильно проголодавшись. Вещи оказались целы.

-Уезжать не хочется. Почему мы не живем здесь все время и не целый год лето? — мечтательно проговорил Лёня.

-Да, лето у нас короткое, — отозвался Виктор, — А знаешь, я не согласен с твоей тетей, что пьянство на Руси — это привнесенное. По-моему, это заложено укладом крестьянской жизни. Единственное короткое время, когда можно почувствовать жизнь, мужик вкалывал, а весь год валялся на печи. Как тут не сопьешься?

-Нет, Вил, — не согласился Лёня, — Нельзя оправдываться прошлым, надо всегда стремиться к лучшему. Самоуважения здесь людям не хватает.

Ездили они и на канал, и на водохранилища, а то и просто на пару часов уходили в лес рядом с домом, прихватив подстилку и влажное полотенце.

Наконец, настал день, когда самолет унес их на берега Средиземного моря. Виктор вспомнил как, впервые услышав это название в раннем детстве, стал допытываться у бабушки, что это такое? Ему не представлялось, как море может быть посреди земли.

"Вырастишь, съездишь и посмотришь", — ответила бабушка.

И вот оно плескалось у его ног. Виктор наконец-то увидел воочию заграницу и первое, что поразило его, были открытые улыбающиеся лица. Он заметил, что и на его устах, как у Лёни, появилась постоянная улыбка. Он почувствовал полное раскрепощение и желание быть самим собой, почему-то будучи уверенным, что здесь его не поймут превратно.

Из окна номера их отеля с одной стороны просматривалось море, а с другой они каждый вечер наблюдали, как садилось за горы солнце. Прямо под балконом располагался бассейн с морской водой, джакузи и каскадами, который они непременно посещали два раза в день, не считая морских купаний. Они ездили на экскурсии, посетили музей Сальвадора Дали, где Виктор, не искушенный в изобразительном искусстве, вдруг неожиданно для самого себя застывал перед каким-нибудь полотном, охваченный неизвестно откуда появившимся чувством и воспоминаниями, казалось бы ничем не связанными с тем, что там было изображено. Да и изображено-то было непонятно что.

-Сам Дали никогда не объяснял смысл своих картин, — сказал Лёня, — Он говорил, что каждый должен видеть в них то, что видит.

Виктор не мог словами рассказать, что увидел он, но что внутри все замирало, это был факт. И еще он подумал, как много ему на четвертом десятке лет недоступно, прошло мимо него, и как преступно убивать жизнь, заботясь только лишь о насущном.

Несколько раз они садились на электричку, проходящую мимо их отеля, которая, почти бесшумно скользя по рельсам, мчалась по побережью, а потом ныряла в метро. Они выходили прямо в центре Барселоны и отправлялись в путешествие по городу. Гуляли в парке, наслаждаясь творениями Гауди, восхищались его неповторимым собором и до темноты бродили по таинственным улочкам готического квартала. Вечерами гуляли по набережной их курортного района, катались на велосипедах, смотрели на танцующих возле отелей людей, зайдя напоследок в свое любимое кафе под открытым небом, выпить неизменный коктейль.

Лёня сразу обратил на себя внимание женской части отдыхающих, особенно после того, как исполнил фламенко на танцевальном вечере возле бассейна. Таких аплодисментов кроме него не удостоился никто. Даже профессиональные артисты, что вели шоу, смотрели с интересом. Однако сам Лёня воспринимал свою популярность спокойно, лишь одаривая каждого, кто хотел заговорить с ним, своей лучезарной улыбкой и вниманием, с той же улыбкой уходя от попыток завязать более тесные отношения, что получалось у него абсолютно естественно. Он вообще был своим на этом празднике жизни, который Виктор воспринимал, все-таки, как гость.

Соотечественники, которых здесь тоже отдыхало немало, выделялись не только речью, но и еще чем-то, что было у них в глазах. Это позволяло Виктору безошибочно определять их на улице, но он почему-то не чувствовал желания отождествлять себя с ними. Его буквально покорила группа немецких бабушек и дедушек, поселившаяся спустя несколько дней после их приезда. Группа состояла из девяти человек, четверо из которых составляли супружеские пары. Всем было уже, наверное, за семьдесят, однако их жизнелюбию и задору можно было позавидовать. Они ходили вместе повсюду — в ресторан, на море, в бассейн, постоянно о чем-то громко, но не крикливо, беседуя друг с другом. Наряды менялись каждый день и каждый вечер. Причем, не только одежда, но и соответствующие аксессуары, и ювелирные украшения. Отдыхая, бабушки не забывали пополнять гардероб, как правило, демонстрируя друг другу обновы в ресторане за завтраком. Вечером их постоянное место было возле бассейна на танцевальном шоу. Одни сидели с бокалом легкого вина в руке, наблюдая, а другие так лихо отплясывали на подиуме, что становилось весело, только лишь взглянув на них.

Виктор вспомнил Татьяну Викентьевну, маму, соседей по дому в таком же возрасте, и у него невольно защемило сердце. Он отогнал эти воспоминания, почувствовав, что если дойдет в них до трамвайного депо, то у него потекут слезы.

-Как ты думаешь, они из очень богатых? — спросил он однажды Лёню.

-Не думаю, — пожал плечами тот, — В Америке они тоже так веселятся. Пенсия в тысячу долларов при реальной социальной поддержке позволяет. Да и кого там можно удивить богатством, если число миллионеров давно перевалило за миллион?

"Да, — подумал про себя Виктор, — В России так не будет никогда, уже хотя бы только поэтому..."

Но сейчас не хотелось думать ни о чем мрачном. Он был просто счастлив тем, что оказался здесь и разделяет эту радость. И еще он понял, что это был самый счастливый отдых в его жизни хотя бы потому, что рядом был любимый человек. Две недели показались одним мигом, и вот опять самолет и Москва, встретившая хмурыми неприветливыми лицами. Перепад был настолько ощутимым, что Виктору не хотелось смотреть по сторонам. Всю дорогу от аэропорта — сначала в электричке, а потом в метро, он глядел в пол, вспоминая Барселону.

Радость не покинула их по возвращении — на следующий день позвонил учитель и сказал, что Лёню ждут в школе.

Прошло около двух недель. В тот сентябрьский день, как будто вернулось лето. Температура поднялась почти до двадцати пяти, а в по-осеннему прозрачном небе ярко светило солнце.

Виктор рано закончил вечернюю смену и оказался дома еще до полуночи.

-Еще не спишь? — спросил он Лёню, сидящего за компьютером.

-Надо доделать к завтрашним урокам кое-что, — отозвался тот.

-Ужинал?

-Я чаю с тобой попью...

Виктор переоделся, принял душ, засунул в микроволновку тарелку с ужином, включил чайник и вернулся в комнату.

-Все, — улыбнулся Лёня, — Сейчас только по форумам пробегусь...

Неожиданно он замолк на полуслове и уставился в монитор.

-Что ты там увидел? — спросил, подходя, Виктор.

-Какой-то бред... — пробормотал Лёня, — Катастрофа... Приезжайте к нам в Печатники... Рухнул целый дом...

-Не обращай внимания, — сказал Виктор, — Кому-то пошутить захотелось среди ночи. Пошли, все готово.

Они вышли на кухню.

-Как успехи? — поинтересовался Виктор, — Ученики не достали?

-Они меня постоянно достают, — улыбнулся Лёня, — Мне повезло. Мой предмет, пожалуй, единственный, который их на самом деле интересует.

-Ну, так это им в новинку. Да и на самом деле интересно, по себе знаю.

-Ну уж тебя-то я научу. Ты у меня хакером станешь.

Поужинали быстро, и Виктор начал мыть посуду.

-Не засиживайся. Я отосплюсь, а тебе завтра на работу, и в ночь потом еще пельмени замораживать, — сказал он в спину выходящему из кухни Лёне.

Но буквально через минуту услышал его взволнованный голос:

-Поди сюда.

-Сейчас, — отозвался Виктор.

-Иди срочно!

Войдя в комнату, он увидел, как Леня с напряжением щелкает мышкой, уставившись в монитор:

-Это правда. Посмотри...

На мониторе мелькали слайды с места происшествия: разорванный пополам девятиэтажный дом, середина которого была превращена в груду строительного мусора.

-Где? — спросил Виктор.

-Улица Гурьянова.

-Печатники. Значит, правда. Когда?

-Час назад. Чудовищно. Там же под обломками люди... В чем они виноваты? Как так можно?

Виктор молчал. Он отдавал себе отчет, что все, что он мог сказать, будет сейчас неуместно. Да и от одной мысли, что так же могло произойти здесь и сейчас, становилось жутко.

-Джихад? — спросил Лёня, придя в себя.

-Скорее всего. Продолжение Волгодонска. Докатилось и до Москвы.

-Что же будет дальше? Почему все молчат? Почему ничего не делает правительство?

Виктор не узнавал всегда спокойного и улыбчивого лица Лёни.

-Не горячись, Малыш. Ты не в Калифорнии. Здесь все иначе.

-Как — иначе?! Как вообще могло случиться такое? Здесь нет спецслужб? Нет полиции? Ведь взрывчатка не сама собой там материализовалась. Ее привезли и заложили. Полтонны, не меньше. И этого никто не видел?

-Могли привезти под видом сахара или картошки. А того, кто призван проверять, можно запросто купить за мешок этой же самой картошки. Сейчас каждый угол в любом подвале сдается за деньги.