| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А коли так... предположим — нагло врет московский агент Фуше, продался русским или подсунули ему заведомо ложную информацию, а Жозеф и клюнул сдуру. Тогда очень может быть, по каким-то ему одному известным признакам Жавер сумел найти 'тех самых', как-то они себя выдали случайно, опыта старой ищейке не занимать, всю столицу в свое время в руках держал. Почему же он их сразу не арестовал, или не сдал русских полиции позднее прямо в Париже? Почему и еще раз почему... вопросы остаются без ответа... Постойте, что там Щучка толковал про русские деньги, миллион франков, это сколько же по весу серебра выйдет, целый обоз? А вдруг да комиссар сразу нацелился на них, нашел и собирается шантажировать того самого Фигнера? Очень может быть, от казны ему максимум тысяч двадцать пожалуют, известное дело сулят золотые горы, а как доходит до расчета, то... плакали денежки. Предателю из роялистов, выдавшему властям убежище Кадудаля примерно столько в награду и отвалили, вряд ли Жаверу дадут больше, он же на службе, как ни крутись.
Утром он еле поднялся с кровати, сонный и злой на весь мир и самого себя в придачу... но теперь у него появилась новая Великая Цель, ради которой стоило вложиться по-полной, или грудь в крестах или голова в кустах! Если удастся 'сорвать куш', то можно смело послать подальше всех начиная от ненавистного ему Булочника и кончая самим горячо любимым всеми парижанами Фуше. С большими деньгами его примут хорошо везде, даже в далекой северной полудикой Москве, куда он впрочем не собирался и в мыслях даже.
Может показаться въедливому читателю странным, что о предпринятой комиссаром Жавером операции знали не менее сотни человек, а правильные выводы сделал лишь один единственный. Есть этому явлению объяснение, во-первых не стоит забывать о роли личности, Видок — отнюдь не рядовой исполнитель и он это доказал блестяще и в нашей реальной истории. Во-вторых парижские полицейские уже успели изрядно разочароваться в 'ловле русских террористов', многие и вообще считали к тому времени Фигнера мифом, уловкой, придуманной Жозефом Фуше в попытке удержаться на посту министра полиции. И наконец третий пункт, влияние которого не стоит отрицать — свежий и незамыленный взгляд, Эжен сыском занялся недавно и ярмо профессиональных предрассудков и норм над ним не тяготеет. В армии, в тюрьме и на каторге он прошел хорошую жизненную школу, познакомился со многими интересными людьми и поэтому рассуждает он и делает выводы совсем не так, как обычный рядовой служака из префектуры, чья задача в основном сводиться к тривиальному 'держать и не пущать'.
Глава 17. Пока без названия.
-Стой!!! Б...ть... -в последний момент Александр успел схватить за шиворот работавшего рядом с ним на крыше француза, опоздай он на долю секунды и от кровельщика Андре-Жака остались бы одни воспоминания. Здесь так... текучесть кадров большая, да только уходят люди не на другое место, а зачастую прямо на небеса.
19-й век, о технике безопасности никто и не слышал, а тут еще и предательский, невероятно скользкий металл под ногами, чуть зазеваешься и тебе конец — 'вжик' и готово, очередные поминки. В этот раз французику повезло, ноги до колен уже над пропастью улицы у него были, когда Сашка спохватился. Вроде бы и не высоко с формальной точки зрения, да только четвертый этаж здесь почти как седьмой в ХХ-ом веке — потолки необычайно высокие, а внизу тебя ждут голые камни мостовой. Фигнер не обманул, и в самом деле работа у них выходит 'близко к небу', даже слишком и в прямом смысле и в переносном. Им то с Самойловичем еще терпимо, выручают заокеанские туристические берцы, синтетика по металлу не скользит, а вот натуральная кожа из которой сделаны подошвы ботинок у остальных рабочих идет как по льду, сколько гвоздей туда не набивай.
Если по уму, то следовало бы дождаться лета, когда можно разуться и работать босиком, да только такие соображения не для подрядчиков, крыши на зданиях меняют или ремонтируют круглый год без перерыва, тепло или холод — хозяину наплевать. Профсоюзы запрещены добрым Бони, никаких страховых взносов работодатель не платит и никакой ответственности не несет, погиб у него рабочий — ничего страшного, на его место сразу же приходит другой. Кругом правит бал капитализм в чистом виде, незамутненный никакими вредными социалистическими извращениями. Сюда бы наверх кое-кого из 'творцов перестройки' и поклонников рынка 90-х поднять, что запомнились Александру — вечно как не включишь 'ящик', там какой-нибудь хмырь Явлинский проповедь толкает, расписывает в красках какой рай наступит, если дать волю частному предпринимателю. На свежий воздух бы их, теоретиков кабинетных, пусть оторвут задницу от мягких кресел и возьмут в нежные ручонки молоток кровельщика... Холодный апрельский ветерок очень способствует прояснению головы и трезвой оценке обстановки, но удивительное дело — люди быстро привыкают и к таким жестким условиям. Уже через неделю Александр как-то не замечал совсем 'вопиющих нарушений ТБ', а поначалу было сильное желание сделать рукопашное 'внушение' распорядителю работ.
Отец-командир в очередной раз угадал, оружие им тут не к спеху пока, пистолеты после посещения в первый и последний раз площади Вольтера так и остались во временном тайнике. Что до остального... коллектив попался хороший, ни 'крыс', ни 'особо хитрых' не заметно, нормальные работяги, почти как в той жизни у нашего современника. Они с Фигнером сразу нашли общий язык с этими парнями, тут оценивают в первую очередь не язык или внешность, а что ты можешь сделать руками. Он в далеком будущем успешно сдал норматив на промышленного альпиниста, а его напарнику и подавно 'сам черт не брат', тот успел уже полазить по корабельным мачтам и высоты не боится ничуть. Скорее всего Фигнер этим и 'подкупил' их нового работодателя, так или иначе им все время поручали самые опасные работы, от которых отказывались остальные члены бригады. Например — установку водосливных труб и прочей арматуры на стенах здания. Тут уж вертеться приходилось даже не на крыше, где есть хоть какая-то опора под ногами а за ее пределами.
Структура самого коллектива у французов оказалась почти такая же как везде, есть 'старший' — мастер, он держит ответ перед подрядчиком в том числе и материальная ответственность на нем, остальные все рабочие — рядовые исполнители.
Их мастер, пару слов о нем... Франсуа-Дени Морa, солидный мужик, одни густые с благородной сединой баки у него чего стоили, судя по фамилии — предки из Голландии. И как заведено, обращались к нему все 'папаша' только на удивление дальше шло не первое имя, а последнее — папаша Мора.
В первое время между ними и новыми товарищами по бригаде было некоторое заметное 'отчуждение'. Естественный процесс, люди присматривались и оценивали на предмет 'что за черти'. Вскоре случилось одно происшествие, в другое время его бы отнесли к категории ЧП, но права народная поговорка гласящая, что 'не было счастья, так несчастье помогло'. После этого события можно было и оружие при себе носить под одеждой, как они и поступали раньше. Случись новым друзьям заметить, хоть особо они старались пистолет и револьвер и не 'светить', у Фигнера и Сашки необычные 'стволы', то стопроцентная гарантия — местная полиция по прежнему осталась бы в неведении.
Солнечный апрельский денечек, весна идет, весне дорогу... так и тянет на природу к свежей зелени и юную подругу бы еще в придачу. Война или работа побоку, если время — обед, час и в этой реальности отводиться на прием пищи. Бригадир у них семейный, ему еду приносит дочка, а вот остальные 'бойцы' — молодые еще парни и холостые. Заметное отличие от России, где у иного крестьянского семнадцатилетнего 'мужика' уже жена и двое детей, а на 'бобылей' в деревне смотрят косо. Традиция неукоснительно поддерживается и насаждается сверху помещиком, вплоть до принуждения при вступлении в брак. Молодая семья — 'тягло', ее уже можно серьезно обложить оброком или эксплуатировать на барщине. Французы с таким порядком расстались еще в прошлом веке, крепостное право последнее столетие существовало у них скорее на бумаге, повсеместно вытесненное экономическими методами эксплуатации.
Куда податься парижскому пролетарию? Нет, не клошару убогому — точному аналогу бомжа века ХХ-го, а нормальному наемному работнику, что имеет вполне стабильный доход, не в ресторан же идти, да и нет их еще в Париже, кругом одни кофейни. Выбор невелик, или покупай что-то съестное у торговцев-разносчиков прямо на улице или к твоим услугам харчевня в подвальчике неподалеку, маленькое и немного грязноватое 'заведение', как раз и рассчитанное на рабочий люд низкого и среднего достатка. В российской империи подобные места общепита известны под названием 'чайных', хоть и чай там обычно не пьют никогда, широким массам он еще не доступен, его место занимают квасы, различные кисели, сбитни, кислые щи и совершенно вымерший в ХХ-му веку народный слабоалкогольный напиток — полпиво.
Покушать французы любят и толк в еде понимают, этого у них не отнять, недаром все изыски кулинарии в Россию пришли от них в основном. Все как положено — первое и второе и на десерт — настоящее вино, а не так называемое 'снятое', что подают беднякам в 'обжорках'. Последнее производят по нехитрой технологии, это просто вода оставшаяся после промывания винных чанов или бочек. Есть и свои особенности, так 'говядина', что идет в жаркое в свое время скорее ржала, чем мычала, местная специфика — французская кухня широко использует конину и в колбасы идет и просто так. Но особых претензий нет, мясо приготовлено искусно и специфический вкус и запах учует только профессиональный дегустатор. Чай, кофе и сахар в дешевых заведениях не подаются, нет их и в помине благодаря Наполеону, сумевшему полностью 'убить' импорт. Если е придираться, то питание у местных рабочих на уровне хорошей заводской столовой, сходство усиливается тем обстоятельством, что обед хозяйка заведения отпускает в кредит.
У Сашки сохранилась полезная привычка со времен службы в СА — не засиживаться долго за столом, если конечно не какой-нибудь праздник, освободился он одним из первых. Полчаса он таким образом себе выкроил на праздное ничегонеделание, пустячок, а на душе приятно. Можно не торопясь прогуляться, движемся тихим шагом и пути разглядываем, все что попадается. Вроде бы и живет он тут уже полгода, но каждый день что-то новое для себя открывает. И сегодня заметил нечто, на что раньше внимание не обращал, оказывается в Париже домохозяйки сами на рынок за продуктами практически не ходят и прислугу не посылают, к их услугам многочисленные разносчики-посредники. С одним из таких мелких коммерсантов Александр только что разминулся, работенка у них не из легких, потаскай-ка день деньской на своем горбу огромную корзину с овощами. Деловая жизнь в Париже так и бьет ключом, несмотря на все титанические усилия императора, да только не в нужном направлении процесс идет, явный перекос в сторону разной мелочной торговли и посредников-перекупщиков. Но с другой стороны есть и свои плюсы, так захотелось Сашке утолить жажду, и вот — пожалуйста, на встречу как на заказ идет мужик в мятой шляпе с внушительным бурдюком за спиной и целым арсеналом медных кружек на груди и на поясе, блестит на ярком весеннем солнце все это его снаряжение. Достаточно сделать знак рукой любому уличному продавцу, и ждать долго не надо, минута и захлопали речитативом деревянные сабо по мостовой, чуть ли не бежит он уже к новому клиенту. Куда им деваться — с розничных продаж только и живут, тут еще не так забегаешь, когда дома жена и семеро по лавкам ждут.
-Что там у тебя приятель? Лимонад... пойдет. Дай самую большую кружку! -сделал выбор Александр, вина он за обедом почти не пил, лишь пару глотков, и потому испытывал если не муки жажды, то настоятельную потребность 'промочить горло'. Пять сантимов или одно су за скромное удовольствие, не сказать, что дешево по местным меркам, но российская казна от такой суммы не обеднеет. При желании на улице можно и кое-чего по крепче перехватить, точно в таких же кожаных емкостях торговцы с собой носят и водку в разнос. Скорее всего, та рябая баба неподалеку в некоем подобии казакина — оказывается носят такую одежду и в Европе, что сейчас с надеждой смотрит в сторону Александра, как раз горячительным и торгует, у нее тоже кружки висят на поясе, целая батарея, да только все емкости подозрительно мелкие.
Он отвлекся на минуту от смакования лимонада, посмотрел налево — в глубине двора один из его новых приятелей успешно 'клеит' девицу, на вид 'мамзелька' — не то белошвейка, не то из прислуги. Серенькое платье, цветная косыночка, что-то еще у нее такое-эдакое, Сашка и не знает, как эти элементы женской одежды называются, обычная парижская девица из низов. Любовь и флирт почти на рабочем месте? Для местных аборигенов — нормально, даже не поймут если отнестись иначе, тут вообще нельзя в одной бригаде собрать представителей обоих полов, вместо работы будет такое сплошное... цензурного слова не подобрать. Вот и этот, как его там Пьер или Поль, всех новых коллег Сашка еще не запомнил по именам, подцепил девушку прямо во дворе дома, на чердаке которого они и трудились в данный момент. Такое впечатление, что этот парень вообще знакомится со всеми смазливыми представительницами женского пола подряд, чем больше 'пикапов', те лучше — глядишь какая-нибудь и даст. Похоже, что в этот раз надежды молодого кровельщика-ловеласа оправдались полностью, девушка улыбается, и на щеках у нее зацвел румянец. Мадемуазель дешевый полотняный платочек достала и кокетливо поднесла к губам, еще один элемент любовной игры, сейчас уронит его и Поль кинется подбирать, рыцарь криворукий и косолапый — но еще тот. Откуда только девчонка взяла, откуда вытащила носовой платок, для нашего современника загадка, которую он так и не разгадал за время пребывания в Париже. Карманов на платьях нет, и как женщины умудряются носить при себе столько различных мелких и не очень предметов?
О чем они там 'чирикают' Александр не прислушивался особо, просто пропускал мимо ушей, как фоновый шум. Внутренний двор дома как 'ухо Дионисия' усиливает и выдает на центральную улицу любой звук, не без искажений передача, но разобрать можно. Какой смысл вникать, ясно же, сплошное непрерывное 'бла-бла-бла' — набор разного рода любезностей, благоглупостей и почти бессмысленных фраз, что так нравятся юным дурочкам, да еще и язык чужой вдобавок, понимаешь сказанное через раз. Французским разговорным Александр так до конца и не овладел, постоянно путался и зачастую смешил собеседников.
Глоток, еще глоток из луженой литровой кружки... приятная все штука местный лимонад, жаль совсем без углекислого газа, технологии пока не позволяют. Просто лимонная настойка на родниковой воде с какими-то травками и специями для вкуса. Неожиданно Александр почувствовал, что рядом — во дворе что-то резко переменилось, только что девчонка щебетала как птичка певчая и Поль-Пьер ее уговаривал на 'любовь', и в друг разом оба замолкли, словно обрезало. У Сашки даже мысль мелькнула, что парочка вдруг да перешла от слов к делу... место только у них неудачное прямо под окнами стоят, всем на обозрение.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
