Венец Венеры

— Не надо убивать девочек, даже таких поганок, — спокойно запретил операцию легат. Потом он кивнул ординарцу на постель и сам присел на неё, удобно устроившись перед тем, как все рассказать другу. — Старые либрадоро решили, что без нас легко обойдутся. Колизей построят. Плохая мысль, хорошая для них, но плохая для Атлантиды. Не надо им мастерство мечного боя развивать. Пусть как прежде мастерами личными обходятся. Ты отменного мастера ухитрился положить.

— Повезло, — честно признался Ник. — Он меня чуть не прикончил. Мне повезло.

А дело было прикольное, вот уж прикольней не бывает, пришлось приколоть троих отменных мастеров фехтования, которые славились своим искусством на всю Венецию. Ник первым насобирал на себя вызовов. Но он был в своем праве и просто прибил пару недоумков содомитов, и парочку недотеп борзых сынков читтадини покалечил. С молодыми он осторожно провел бои — чего смеяться, он был убийца, а они сосунки. И вышел тогда скандал — отцы платили золотом, мальчики учились фехтованию и что? Приезжая шушера телохранитель всех их ставит в интересные позы! Мастер Антонио Баффини решил навести порядок, восстановить репутацию. И вышло некрасиво — убил его Ник на поединке. Правда сам еле увернулся — все видели — чудом только ухитрился увернуться телохранитель, и почти случайно убил мастера. Но мальчики легата решили навести немного баланса, и пару других самых лучших мастеров подвели к порогу Смерти ловко, красиво там все обставили — прибавилось работы мастерам дознания ди нотти, когда они расследовали парочку убийств. А резвые парни легата Алекса внесли в картотеку инструкций еще пару пунктов: мастеров фехтования аккуратно изводить по всей Европе — не надо европейцам этого, не надо лишних знаний. Короли и знать пусть учатся мечом махать, а обычным аристократам — не надо. Обойдутся одними солдатскими и простыми рыцарскими приемами своих родственников и друзей.

— Это они решили тебя убить. Нас перерезать, все наше себе прикарманить, ловко, молодцы, — улыбнулся Николашка. — А с Фаворити делла Морте они сделают просто. Не надо им всякой дури паучьей. Они своих мальчиков будут против слабых противников прогонять. Все равно там по лезвию клинка пройтись придется, поцеловать пальчики Госпожи. Ох, хитрые мерзавцы. Это как в картине "Гладиатор" — отравить бойца и выставить против слабого сыночка — мерзкие рабовладельцы и торгаши!

— Ох, ты ж ёжики в лесу, ох и козлики в горах, а ты хорош! Моя школа, — самодовольно улыбнулся Лешка и принялся рассказывать новый план действий. — Есть одна идея! Есть у нас одна идея — мы им то, что в Париже не доделали, подсунем. Белого слона! Они замаются дукаты зарабатывать, чтобы справиться с содержанием нашей хитрой пакости.

На все просьбы Николаса рассказать ему подробности Пачино отговорился только распоряжениями команде ординарцев:

— Хитренький какой, все ему расскажи — сам думай. До утра спокойно развлекайтесь, завтра в бой. Утром сели с парнями в гондолу и домой, на Повелью, там ждете меня. Если все пойдет по худшему варианту и вас убивать приплывут — никаких глупостей! Заперли поместье, и по подземному ходу скрылись — там на лодки и на побережье, на каракку и в Атлантиду. Но я постараюсь — всё выйдет как надо! Думать буду, думать надо. Иди отдохни, Ник. Утром я с советом разгребу косяки и сматываемся — пошалим с капитаном нашим, достала Венеция. Тупые они, хоть и правильные, но надоели уже своими простыми вторжениями в нашу жизнь.

И Пачино еще немного порассуждал, прикинул варианты и всякие важные и первостепенные доводы в своих рассуждениях, прилег и заснул до утра. Не хотелось ему напрягать венецианскую стражу — не надо лишний раз к Повелье внимание привлекать, а то повадятся кататься на остров, там и все страхи начнут пропадать, если не станет никаких последствий от визитов всяких надоед.

Утром он проснулся, улыбнулся солнышку, перекусил в компании девочек и без всяких глупостей отправился в район Дукале, дворца дожей, где его и приняла под белы рученьки довольная команда арсеналотти. Пачино на этот раз не дурил, дел было много на день запланировано, дорога предстояла неблизкая, поэтому тихо и скромно прошел под конвоем к одному из кабинетов, где и увидел ответ на старый вопрос: "А судьи кто?"

Ночью Лешка понял, что зря так обострил одновременно в нескольких направлениях, тем самым, поставив себя в положение окруженной стороны. На него с нескольких сторон насели противники, а поддержка, была только с двух сторон. Но это была никчемная поддержка. Его новые торговые партнеры бросят его сразу, пригоршня дукатов не стоит спокойствия и величия Серениссимы. А благородные матери либрадоро — что с них? Женщины нелегкой судьбы, что поделать, до феминизма им еще четыре сотни лет жить и терпеть. Потерпеть надо, да и глупости это! Птички в золотой клетке. Тихие. Грустные птички в золотой клетке. Подумаешь, какие ущемления прав и свобод у несчастных благородных венецианок! Мало веселья и секса и мало супружеского внимания — глупости какие. Не в монастырях живут — могут и со служанками шалить и вообще, зря и недостойно воображать, что женщины прикроют спину воину в бою. А тарантийцу предстоял бой. Аль Пачино к нему подготовился. Венец Венеры он не стал повязывать на голову — хоть и волосы уже отросли значительно, почти до лопаток, и все не было времени укоротить до плеч свою черную гриву, хоть и было какое-то неосознанное желание, тяга какая-то пристроить ленту на голову. Но Зубриков медитировал. Тупо сел в уголке и почитал мантры восточные — а дело это он со старых времен знал и уважал, ему, странному психу берсерку, помогало. Вот и на этот раз отпустило. Ленту он все же достал из коробочки и повязал на запястье правой руки. Неизвестно, это сила волос Венеры флюиды распускала, или виновник своим поведением потрафил стражникам, но арсеналотти улыбались Пачино как старому знакомому, и даже подмигнули несколько раз: "Не бойся, дуришка, нашалил — готовь кошель. Расплатишься и на свободу с чистой совестью".

И компания отцов семейств во главе с Франческо Фоскари вели себя странно. Дож сразу выразил свое осуждение поступкам апулийца. Мол, так нельзя! Он ведь не апулиец теперь, а почти читтадини — претендент на гражданство Сиятельнейшей Венеции, а он такой нехороший, такие гадости вытворяет. Злом платит за предоброе! И забавно было видеть Лешке, как менялось выражение глаз и лица у этого прожженного политика, жестокого убийцы и коварного интригана, расчетливого торгаша и умудренного опытом десятков лет работы бюрократа, — стоило Лешке вякнуть только пару никчемных слов в свое даже не оправдание, а так — для поддержания беседы. С каждым словом Пачино словно несколько морщинок разглаживались на суровом лице дожа, и бледность проходила и окрашивались румянцем щеки, и тонкие губы прибавили крови и ожили. Даже глаза прибавили яркости и стали сверкать грозно, но не страшно своей небесной синевой — на сцену вышел добрый дедушка, который совсем не страшно журил напроказившего внучка за его проделки. И либрадоро не шуршали злобными змеями и пауками — стали покашливать снисходительно и бурчать нечто бодрое, поддерживая слова дожа, но, казалось, подбадривая виновника ранней утренней неурядицы: "Не боись! Дож ребенка не обидит!"

"Работает проклятая штуковина! Опасная дрянь, надо от неё поскорей избавиться!" — подумал Аль и, дождавшись дозволения вести разрешенные речи, принялся ковать железо, пока был самый пыл жар:

— Во всем согласен, с вами мужи Серениссимы. Вот она мудрость Светлейшей, помочь советом заблудшему шалуну и глупцу. Я ведь хотел как лучше, а получилось как всегда. Давайте по порядку: я осознал. Непорядок замутил с куртизанками. Так нельзя, это получается, что мое скромное мнение влияет на молодых венецианцев. А это значит, что куртизанки поняли, что им лет через пять — кранты — молодые отцы семейств либрадоро на них не потратят ни дукатика. Это неправильно! Во всем надо умеренность и сдержанность хранить! Чтить достоинство матерей Венеции — это святое. Я прошу прощения у присутствующих, если случайно задел чужие семейные интересы. — И в этот момент Лешка посмотрел на Фоскари и улыбнулся: "Классный он дядька, и жена у него красавица и совсем не злая лицом, а строгая тетенька Катарина. Но прикол потешный! Забавно звучит "дож", но "догаресса" — это совсем несуразно и немного даже как-то по собачьи".

— Я все осознал и готов исправиться и предлагаю вашему достойному вниманию свой ценный план! Это великое дело! Это во славу и к чести и достоинству Серениссимы, и прославит Светлейшую Императрицу Средиземноморья на долгие века!

Аль Пачино замолк и наслаждался моментом славы. Все присутствующие были не на шутку заинтригованы, всем уже плевать было на его вину и всякие мелочи. Всех интересовало только одно — что еще задумал этот, несомненно, маэстро в деле хитроумных выдумок и прожектов. И маэстро каверз и прохиндейства не разочаровал своих недругов:

— Венеции нужен театрон!

И Леша стал внимательно наблюдать за поведением умнейших мужчин этого времени. И они его не подвели. Первым кивнул с пониманием головой Николо Дзорци:

— Ага. Древние забавы Рима и Греции. Это интересно. В великой империи всё служило интересам империи. Эх, нет с нами Марко Бадори! Помните, его фамилия неоднократно просила помощи в подобном проекте? Они очень много времени в Константинополе работают. А вот там традиции Рима и древней Греции сильны. У них есть такие театроны, забава довольно милая. Но я так понимаю, что молодой Пачино понимает кое-что важное.

— Молодой Пачино понимает в этом деле толк, — заверил всех присутствующих Аль и принялся развивать идею. — Посудите сами. Прежде всего, мы построим великое строение, достойное Сиятельной — ведь в него будут вхожи гости со всего света! Которые разнесут молву о славе Венеции по всем своим скромным грязным закоулкам. На этой стадии великого проекта мы, несомненно, оживим экономику столицы. Дворец дожей, как я слышал, и как сам ясно вижу, практически закончен, нет предела совершенству, но мы все понимаем, что украшение дворца это дело мастеров редчайшего таланта. Мы не дадим лентяйничать венецианцам и дадим им новый фронт работы — основная масса поцци и мурри — все строительные цеха снова получат загрузку по полной программе! А какие новые значительные поставки материала предстоят... я сам строил дом — это дело оказалось очень хитровывернутым в Сиятельной, свои тонкости, своя великая особенность есть у нашей красавицы. Продолжим о важном. А вот мы построили величественное строение, и что?

Все продолжали внимать ему, как бандерлоги мудрому Коа, свивающему в танце хитросплетения колец и выверты помутняющие разум. И наш хитроумный змей их не обидел:

— О Высшем! О самом Высшем будем мы вести дозволенные речи в этом театроне. Прежде всего, мы сможем восславить деяния Спасителя и святого Марка, мы сможем прикоснуться к благодати! Это же такие перспективы. А что вы скажет о мастерах со всего мира, которые на коленках будут вас умолять дать им право написать работу, в которой будут воспеты самые славные, самые достойные деяния ваших предков! Ха, да мы такие конкурсы устроим, что им всем придется попотеть — но Венеция получит лучшее — история ваших домов, ваших славных предков — ваши личные дела, основателей первого великого театрона Серениссимы — когда-нибудь будут воспеты на века. Хотя скоро предстоят и волнения с миланцем, неугомонный он типус. Мы ему покажем! Это будут славные страницы истории в летописях Венеции. Но! Не отвлекаемся. Вы осознали отцы-основатели? Это какие перспективы!

Они осознали, это было понятно и приятно, это было значительной прибавкой к тем прибылям, которые все намеревались получить с дела большого строительства — а строительство предстояло неслабое, на десятилетие можно растянуть, и нажиться очень приятно. Франческо Фоскари лучился изумлением и удивлением: "Я точно буду прославлен в веках. Потому что дож в этом деле всегда впереди всех. Хоть это всего лишь мирская слава, но и она хороша, ничто не мало для Фоскари!"

Но неугомонный Пачино раскрывал перед ними всё новые страницы своего многомудрого проекта, у него много чего было напридумано в деле Ренессанса:

— А кто у нас будет воплощать славные работы мастеров слова? Кто у нас мастерицы и главные претендентки на роль служительниц нового великого храма искусства? Да! Я не забыл о них! Я не брезгую куртизанками — я просто хочу указать им их достойное место. И вот в этом деле им самое место. Их таланты раскроются в новом свете — на службе Великой Императрице. Их чистые голоса воспоют ей славу, их неувядающая и соблазнительная красота станет достойным дополнением к тем изысканным костюмам и декорациям, которые мы найдем. И кстати, именно от вас, дорогие либрадоро, потребуется оказать помощь в постановке — спонсор это важно, это достойно и накладно. Spondeo est pater Prospero — Спонсор отец успеха! Но! Потратить свои дукаты на дело прославления Серениссимы — это вам не парочку новых колечек и ожерелий своей зазнобе прикупить. Простите, опять я за свои глупости. У каждого свои недостатки, кто не без греха, вы продолжите украшать своих красавиц, но ха-ха, вашим сундучкам придется изрядно похудеть. Вы понимаете меня? Вы ведь понимаете, когда траты выгодны и есть, прежде всего, дела выгодного вложения золота в новый оборот.

И все похихикали и покивали головами, такое дело они понимали.

— Вы получите новое развлечение, великое, дополнительное славное времяпровождение к своим часам отдыха от дел. Отмечу, что в данный храм Мельпомены, который будет восславлять чистое и высокое будет уместен для посещения и нашим почтенным матронам. И вы еще меня помяните недобрым словом, потому что на фоне остальных гражданок Венеции вам придется позаботиться о том, чтобы ваши супруги выглядели соответственно вашим родам. Вашей чести. Театрон это не церковь, это цивильное место, в нем должно быть и выглядеть соответственно своему положению в обществе.

И вот ещё забавное я придумал. Во всем гармония и умеренность проявим. И мы возглавим разбор ненужных ссор и склок между нашими куртизанками, ведь они часто переходят границы, нехорошие девочки и ядом балуются, ай-яй-яй. Вы только представьте себе, мы станем проводить ежегодные конкурсы красоты, смотр лучших куртизанок — и не только Венеции! Они будут показывать свои многочисленные таланты — без всяких глупостей, приличные таланты и умения — а вы создадите строгую и беспристрастную комиссию, чтобы их судить и выбрать по итогам состязания победительницу, я не знаю еще, как назвать этот титул "куртизанка года" это несолидно, вам задача придумать название титулу. И надо придумать переходящий приз — этакую не корону, но некий венец, украшенный драгоценностями, чтобы его ежегодно передавать новой победительнице конкурса ума, таланта и красоты. Но вы соображаете главное? Мы всех допустим! Пусть приезжают флорентийки, хотя у них попки толстоваты. Ждем в гости и миланских куртизанок, у них проблемы с зубами — вода там у них в Ломбардии нехорошая какая-то, все болезни зубов от воды, мне так мой врачик, дотторе Стефаниус говорил. Да пусть хоть из Арагона и Константинополя, и даже Фламандии, и вообще со всего света прибывают конкурсантки. Главное — от их стран попросятся в вашу комиссию — чтобы вас ограничить и чтобы своих вытаскивать и поддерживать. Вот оно — "они попросятся" — а значит Светлейшая получит новые рычажки влияния на всякие страны. Они получат свое место в комиссии, но заплатить придется. Как вам такой фокус-покус?