Погодите. Могу. Я глубоко вздохнула, переключила чувства на Другое Место и нахмурилась. Просто было кое-что, что я обнаружила за прошедшие две недели, пока упражнялась — ладно, играла — со своей силой. Это все еще было нелегко. Так, что мне нужно сделать? Какую конструкцию мне надо построить?
Я буду влиять на себя, поэтому я посмотрела в грязное зеркало. Я обнаружила, что легче копировать уже увиденное, чем начинать с нуля в воображении. Спустя мгновение концентрации, я выдохнула, мой близнец из зеркала стоял передо мной. Она была пропитана кровью — это все, о чем она могла думать — что делало ее похожей на Кэрри. Ее лицо застыло в гримасе, похожей на... нет, на само деле это и была театральная маска, вроде тех греческих, сделанных из какого-то чистого белого материала. Оно было не тронуто кровью, за исключением двух дорожек, стекающих из уголков глаз. Она выглядела так, будто плакала от ужаса.
Я вдохнула и выдохнула, долго и медленно, и она вздрогнула, лицо в маске заметалось из стороны в сторону. Отлично. Конструкция не распалась, как некоторые, что я пробовала. Она сможет выдержать то, что я делала раньше. Я создала вокруг нее стальные цепи, схватив так, что она едва могла двигаться, а затем ее форма размылась, когда я вдохнула ее. Она завертелась, как вода, утекающая в отверстие, и я почувствовала, что беспокойство просто уходит. Закончив, я улыбнулась. Отлично. Я не могу позволить беспокойству все мне испортить сегодня.
Я сменила свою ночную пижаму на хожу-в-ней-днем пижаму, а затем поняла, что мне действительно нужно принять душ. Собрав вещи, я направилась в душевые. Мне повезло; из-за раннего пробуждения, не пришлось ждать своей очереди.
Душевые могли быть смутно покровительствующими в том, что они явно были спроектированы так, чтобы не дать нам сделать что-либо, кроме как войти и открыть кран, но было тепло и это все что мне было нужно. Мои сорванные ногти начали отрастать, но мне все равно пришлось надеть латексные перчатки, потому что они не должны были намокать. Новая розовая кожа была везде, но, хотя бы, она не была поражена инфекцией. Думаю, я должна следить за этим. Не хотелось бы потерять палец.
К тому времени, как я закончила, можно было услышать, что другие люди тоже зашевелились. Я высушилась и пошла в столовую на завтрак. Просто скромный завтрак. Надеюсь, это последний, который я съем здесь, и он не бы достаточно хорош, чтобы я хотела им насладиться. Тост на вкус был как картон. Было достаточно ужасно, чтобы я нырнула в Другое Место, но удалось лишь добавить к картону металлический привкус. Немного помучилась от позывов в уборной, но меня так и не вырвало, так что я вернулась в общую комнату в Уилсоне.
Сэм и Лия проснулись и сидели рядом на диване. Кажется, они забрали завтрак и съели его здесь.
Иногда мне казалось, что между ними что-то происходит. Не уверена, однако, они пытались разговаривать со мной о мальчиках — это был довольно короткий разговор, потому что мне особо было нечего сказать, кроме как 'Мальчики по отношению друг к другу, кажется, не так ужасны, как девочки'. Это смущало, и было бы реально неловко подглядывать, так что я изо всех сил старалась ничего не замечать.
— Волнуешься? — спросила Лия, обернувшись, чтобы посмотреть на меня.
Я молча кивнула.
Сэм кивнула мне, изучая сегодняшнюю газету. Сегодня ей удалось получить одну из копий на завтраке.
— Не испорти все, — сказала она. — Будет очень неловко, если ты вернешься сюда вся в слезах.
— Постараюсь этого не делать, — сказала я, вяло улыбнувшись. — Я не хочу находиться здесь дольше, чем должна, — я остановилась. — Не то, чтобы я хотела избавиться от вас, но...
— О, избавь меня от этого, — протянула она. — У меня тоже будет аттестация на следующей неделе, если следующий анализ крови будет в порядке. Если ты свалишь, у меня будет с кем поговорить, — она поморщилась. — Это было бы славно. Это Лия довела себя до болезни, что... ээ, выбесило меня. Так что пройди ее, и мы сможем повидаться в выходные после следующей или еще как-нибудь.
Такой была жизнь в краткосрочном-и-среднем-крыле отделения, судя по тому, что я видела и слышала. Был постоянный поток новых лиц. Эмили уехала несколько дней назад, и, за то время, что я тут нахожусь, появились новые девушки, Тори и Хенна.
— Интересно, когда у Кирсти следующая аттестация? — проговорила я.
Сэм оторвалась от газеты.
— У кого? — спросила она, рассеянно.
— Кирсти. Следующая аттестация?
— Кто? — она нахмурилась, на ее лице появилось глупое выражение.
Я также глупо посмотрела на нее в ответ.
— Кирсти. У нее шрамы на лице. Хуже, чем у меня. Четвертая комната.
— А! У нее, — Сэм моргнула, хотя все еще выглядела глупо. — Без понятия, — сказала она. — Я с ней не общаюсь.
— Я не могу вспомнить, чтобы она говорила с кем-нибудь хоть раз, — влезла в разговор Лия. — Просто... — она отследила линии на ее лице, и поморщилась, взглянув на меня. — Прости, — быстро проговорила она, — твои, хотя бы, просто... розовые. Не как у нее.
Я пожала плечами. Нет, Кирсти не разговаривала с людьми. Она просто сидела в своей комнате. Также, я не видела ее ни на одном из сеансов. Я записалась на многие, потому что, Боже милостивый, скука была хуже всего. И еще это означало, что я проявляла увлеченность и готовность активно контролировать свое благополучие, и все остальное, что Ханна, как куратор нашего крыла, говорила, что мы должны делать.
Я поставила перед собой цель, что выберусь отсюда как можно скорее. И если сегодня все получится, то я справилась всего за семнадцать дней.
Я была бы довольно горда из-за этого.
Я посмотрела на часы.
— Что ж, — сказала я. — Осталось около двух часов. Я... Думаю, я готова. Я просто хочу, чтобы все закончилось.
— О, боже, нет! — воскликнула Лия, окинув меня хмурым взглядом. — Ты не можешь явиться на аттестацию в таком виде!
— В каком виде? — смутившись, спросила я.
— Таком виде! — она встала, уперев свои слишком тонкие руки в свои слишком тощие бока. — Ты пойдешь со мной, и я уложу твои волосы как надо!
— Они не позволили мне взять расческу или фен, — запротестовала я. — Я знаю, что они не выглядят здорово, но это лучшее, что я смогла сделать.
Она улыбнулась.
— Не лучшее, что я могу сделать. Позволь мне попросить их у Ханны.
Я улыбнулась в ответ. Это было странно. Я так скучала по таким вещам. Мы с Эммой были как сестры. У меня не было настоящих друзей больше года.
— Технически, это не нарушение правил, — добавила она. — В конце концов, я единственная, кто ими пользуется. Так что у меня даже не будет неприятностей, — она сделала паузу. — Надеюсь.
Да, это беспокоило. Потому что я была одной из пациенток в крыле, с пометкой о риске самоубийства в личном деле, и были кое-какие совершенно бытовые мелочи, которые мне запрещались. Но, надеюсь, я скоро выберусь отсюда.
И когда я уеду отсюда, я смогу нормально вести заметки о том, что могут мои способности, без необходимости волноваться о медсестрах, читающих это, и беспокоиться о законности Я не доверяла им настолько, чтобы считать, что они не прочитают ничего, что я напишу. Я была уверена, что они читали мои домашние работы. Особенно, мое домашнее задание по науке, с которым мне помогала одна из медсестер. Отчего-то, я была просто уверена, что они неправильно поймут совершенно невинные и точные записи, такие как: 'Доктор Сэмюэлс раздутая, с гниющей плотью вокруг губ. Сильно пахнет алкоголем вперемешку с бензином. Пятна крови на пальцах'.
Это было очень несправедливо.
Я пришла к выводу, что это могло означать проблемы с алкоголем, которые он пытался скрыть, либо же он сбил кого-то сев пьяным за руль. А, может, все сразу. Я не была уверена, что означают гниющие губы. Может, что-то связанное с романтическими отношениями, типа 'он лжет, когда говорит, что любит своего партнера' или 'его губы гниют, потому что он хронический лжец'. Или, может, просто рак ротовой полости. Но я могла лишь предполагать.
Вот в чем мог помочь блокнот, куда я смогла бы записывать свои наблюдения. В символике прослеживались некоторые общие элементы. Например, у другой девушки из другого крыла была тоже была анорексия и их с Лией образы имели сходство. Поэтому, если бы я смогла составить список схожих элементов, это помогло бы мне понять, что каждый из них означает.
Тупая бесполезная идиотская способность, которая не давала мне прямых ответов.
Моя аттестация была назначена на 10:15, и, помимо того, что в течения часа у меня крутило внутренности от волнения, я чувствовала, что готова. Мои волосы были вымыты, высушены и причесаны, я провела некоторое время перед зеркалом, чтобы убедиться, что не выгляжу как сумасшедшая, и я практиковала ответы на некоторые вопросы, которые задавали Сэм и Лии раньше. Не уверена, к чему все это могло привести, но я подготовилась настолько, насколько смогла.
Я обозначила для себя несколько основных правил для этой встречи. Не заглядывать в Другое Место. Не отвлекаться, когда я должна слушать. Никаких слез или чего-то подобного. Я собиралась вести себя наилучшим образом. Папа ждет меня, и я не хочу его подвести.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, перед самой комнатой, где все должно было проходить. Это было первое, что он сказал.
— Волнуюсь, — призналась я.
— Ты будешь в порядке, — сказал он, пытаясь меня обнадежить. Заглянув в Другое Место, я видела, что его пламя было затухающим, колеблющимся и мерцающим. В огне, я могла видеть образы, танцующие как пепел. Если объединить большинство из них, он будто смотрел в пустоту. Думаю, он скучал по мне. И я по нему тоже скучала.
— Я постараюсь, — вяло произнесла я, вернув зрение в норму. Он обнял меня, и я обняла его в ответ.
— Удачи, — пожелал он.
Войдя в комнату, я увидела доктора Вандербурга, Ханну и еще нескольких человек, чьи имена я не могла вспомнить, или просто не знала. Там был один из врачей, которого я видела в разных местах, женщина в аккуратном черном костюме и очках, похожая на администратора, и которая, вероятно была тут от школы, пытаясь вытащить меня отсюда как можно скорее, если только она не была от Людей В Черном, или кого-то еще.
Я села прямо. Я постаралась выглядеть вежливой и улыбаться. Я была совершенно уравновешенной и нормальной девушкой, у которой случился нервный срыв, когда она была заперта в шкафчике, заполненном гнилыми тампонами. Что было, если подумать, абсолютно естественной и понятной реакцией.
Честно говоря, я была удивлена, что это не травмировало меня сильнее. Думаю, оно могло бы, не случись та фигня с насекомыми и гвоздями, что отодвинуло мирские проблемы на задний план, а также дала мне еще кое-что, на что можно было отвлечься. Ну и что, если мне снились кошмары? Я могла с этим жить.
Я подумала, что было бы, не появись у меня сверхспособности из этого опыта. Это было бы, пожалуй, просто хуже всего. Ого. Это было бы просто ужасно. Эмма и Ко, почти наверняка, не стали бы этого делать, если бы знали, что подарят мне психометрию и способность создавать невидимых монстров, подчиняющихся любому моему приказу.
Ну, они это сделали. И теперь я здесь. Большая удача, что я хороший человек, подумала я про себя. Будь я такой же плохой, как они, я, вероятно, могла бы сделать их жизнь очень неприятной, и они бы даже не знали, что это я.
Поэтому им лучше больше не пытаться что-то мне сделать.
— Итак, Тейлор, — спросила Ханна. — Как ты себя чувствуешь?
Я надела свою лучшую мину.
— Немного волнуюсь, — сказала я. — Но в целом лучше, кроме этого дня, и, — я развела руками, — всего этого.
— Хорошо, хорошо. Не беспокойся, волноваться это нормально. Мы просто поговорим — я уже показала им свои заметки о твоем прогрессе... который, кстати, очень обнадеживает. Итак, можем начинать?
* * *
— А... ну, что касается этого, — сказал доктор Вандербург. — Я не считаю, что она представляет опасность для самой себя, и поэтому ее можно смело выписывать.
Я не слушала этот разговор. Ладно, очевидно, что я подслушивала. Но я не слушала его обычным способом. Сначала поговорили со мной, а потом вызвали моего отца. Я ждала в приемной и ела печенье, которое оставила для меня одна из медсестер, и запивала горячим шоколадом. Кресло было довольно удобным, даже в Другом Месте, где оно было чересчур набитым и слегка теплым на ощупь. Учитывая погоду, я не возражала против дополнительного тепла. Кровавый дождь в Другом Месте поредел, и большая часть жидкости, льющейся с неба, теперь была водой. Впрочем, это меня не особо заинтересовало. Не когда моя голова была заняты другими мыслями.
Я выглядела очень нормальной, глядя в окно, особенно, если не знать, на что я на самом деле смотрела. Пара маленьких безглазых фарфоровых херувимов держали треснувший телевизионный экран. Я отправила ангела из колючей проволоки с камерой видеонаблюдения вместо головы в комнату, где мой папа встретился с врачами и персоналом, чтобы поговорить о моем будущем.
После небольшой экспериментальной возни, мне даже удалось заставить телевизор показать мне нормальный мир, а не Другое Место.
На самом деле, теперь, когда я об этом задумалась, это выглядело очень многообещающей разработкой. Я только что выяснила, что можно видеть нормальный мир, оставаясь в Другом Месте. Так что, возможно, я смогу наложить нормальный мир на Другое Место, или спроецировать нормальный мир на мои веки, чтобы я могла переключаться между ними, открывая и закрывая глаза?
Обдумаю позже. Для этого мне и нужен блокнот. Сейчас была встреча, за которой мне нужно было шпионить.
— Значит, ей лучше? — спросил мой отец.
Доктор Вандербург поджал губы.
— Мы считаем, что она больше не нуждается в стационарном лечении, — осторожно проговорил он. — Как я уже говорил ранее, я настоятельно рекомендую, чтобы она посещала психотерапевта в течение, по крайней мере, нескольких месяцев. Ее состояние заметно улучшилось, когда я прописал ей мягкое снотворное, чтобы она получала достаточное количество сна — ей снились кошмары каждую ночь, и галлюцинации, видимо, этому способствовали. В идеале, дозы нужно сократить, чтобы не сформировалась зависимость. Они должны быть лишь временной мерой.
Мне не понравилось, как это звучало. Мне нравилось спать. Кроме того, мне стало 'лучше', в первую очередь потому, что я никогда не сходила с ума.
— Она будет нуждаться в вашей поддержке еще какое-то время, — сказала Ханна, сложив руки на коленях. — Здесь все стабильно и спокойно. Добиться этого в повседневной жизни ей будет намного сложнее. Возвращение в школу будет особенно напряженным.
— Я заметил, что у нее проблемы с доверием, — сказал доктор Вандербург. — Она никому не открывается. Мне приходилось уговаривать на каждый крошечный шажок, который она делала навстречу. Я вполне уверен, что она говорит правду о травле, преувеличивая не больше, чем было бы нормально. Долгая систематическая травля могла бы объяснить некоторые моменты, которые я в ней заметил. Это совершенно нормальные реакции, но они мешают ее выздоровлению. Она, кажется, заботится о вас — она довольно много о вас говорила. Вы должны стать для нее надежным пристанищем, чтобы она могла на вас опереться, кем-то, кто не станет осуждать, что бы она вам ни рассказала.
