An Imago of Rust and Crimson (Worm&nwod crossover)

АРКА 1 — Куколка

Глава 1.01

Безумие. Забавное слово, не так ли?

Ну, нет. На самом деле, нет. Это не смешно. Возможно, именно поэтому мы шутим об этом. Это нас пугает. Это пугает нас всерьез. Все, что касается нас, нашего самосознания, находится в наших головах, и чтобы ваша голова не работала так, как будто это значит — в некотором смысле — что ты на самом деле не ты. Но ты чувствуешь, что ты — это ты. Значит, ты — не ты, и ты — это ты, одновременно. Считает ли твое "Я", которое ты себе присваиваешь, что отличается от того образа "Я", которое тебе присваивают остальные? Конечно, но нам не нравится думать об этом. Это ставит под сомнение, кто ты.

Вот что нас пугает. Идея, что наш разум может не быть нашим собственным, что мы можем быть изменены и отлажены какими-то химическими веществами. Это болезнь нашего времени; вещь, которая заменила оспу, холеру и гангрену. Вероятно, это было неизбежно. Как только болезни стало возможно обнаружить и вылечить, нам потребовалось найти нового монстра, которого нельзя выявить, и с которым невозможно бороться. То, чего мы боимся, как люди, как общество — это довольно интересно, не так ли? Вы можете много узнать о нас, как о людях, из наших страхов.

Мы все просто насекомые, слепо извивающиеся по жизни? Мы все умрем завтра, когда появится Губитель? Что за человек думает об этом? Что за человек читает это? Что за человек это пишет?

И когда вы говорите о вопросах идентичности, вы не можете не обсудить имена. Я удивляюсь, почему супергерои и суперзлодеи так носятся со своими прозвищами. Большинство делает это, потому что это само собой разумеется, потому что считают, что это обезопасит от тех, кто не прилагает столько усилий, потому что все так делают.

Некоторые из них, конечно, знают, почему. В именах заключена сила. Имена определяют суть. Имена определяют мышление.

Итак, мое имя, с определенной точки зрения, Тейлор Эберт. И если спросить всех остальных, я сошла с ума.

* * *

Первый признак, что происходит что-то странное, был у ворот школы. Я всегда опасалась там ходить, потому что это было излюбленное место некоторых людей, с которыми я правда не хотела сталкиваться, предпочитая прятаться. Я всегда старалась проскочить в толпе, или прийти перед самым началом уроков.

Я глубоко сглотнула. Итак, вот оно. Еще один школьный день. Оставь надежду всяк сюда входящий.

Только одна вещь могла заставить меня остановиться здесь. Я провела много времени, ошиваясь возле входа в школу, и еще вчера там не было причудливой пары кованых ворот. У школы определенно не было средств на такие вещи. Они выглядели так, будто принадлежали дорогой частной школе, или старинному кладбищу, что-то вроде того. И они явно не были чем-то новым. Краска облезла с них почти полностью, обнажая черное железо покрытое ржавчиной.

Я вздрогнула и посмотрела на серое небо. Может я просто не замечала ворота? Все время, пока я там училась? Это кажется маловероятным. Но я провела рукой по воротам, чувствуя холодный металл под руками, его шероховатость, и убедилась, что они настоящие. Они не ощущались, как какая-то фантазия. Это были просто... ворота. Сделанные из ржавого железа.

То есть, технически это могла быть какая-то суперзлодейская уловка, но я была совершенно уверена, что не существует никакого злодея по прозвищу "Повелитель ворот", который занимался бы установкой школьных ворот. По крайней мере, он попал бы в новости. Я бы, наверное, услышала о нем. Или о ней.

Возможно, я могла бы просто... не ходить в школу сегодня. Нет. Не ворота меня пугали. Это было просто замещение. У меня была настоящая и серьезная причина не ходить в школу, и это быле не какие-то глупые железные ворота, которые я не могла вспомнить. Может, они просто не отложились в памяти, подумала я. В конце концов, кто реально обращает внимание на ворота? Их просто установили на зимних каникулах. Причины, почему я, возможно, хотела бы просто свалить, находятся внутри здания, а не снаружи. Нет, у меня будут неприятности похуже, если я не пойду. Мой отец узнает, и мне придется объяснить ему кое-что, и я действительно не хочу этого. И они воспримут это как знак того, что они побеждают. Если не сделаю это, для меня все станет только хуже.

С неприятным ощущением холодного пота, проступившего на лбу, я сглотнула и шмыгнула через эти странные ворота. Первый день после зимних каникул, и я уже жду, затаив дыхание, весенние.

В коридорах было так одиноко. Я чувствовала себя так далеко от всех остальных, как если бы нас разделяли мили, а не футы. Люди просто уходили с моего пути, как если бы вокруг меня сформировался невидимый пузырь. Все разговаривали между собой и были рады увидеть друг друга после каникул. Но не я. Всмысле, все было не так плохо перед каникулами, но одиночество подбиралось ко мне, и оно было таким же, как то, что одолело меня сейчас. Большинство просто проигнорировало меня. Я не особо возражаю против этого. Не похоже, что вы ждете бурных оваций, когда идете по коридорам. Но было несколько человек, которых я знаю, несколько человек, с кем я была знакома поближе, чьи взгляды юлили, как будто они стыдились смотреть на меня.

Может быть, я просто проецировала, надеясь, что им будет стыдно. Хотела бы думать, что мне стало бы стыдно, если бы с кем-то, кого я знаю, с кем общаюсь, обращались бы, как... ну, как обращаются со мной.

Но это было лучше, чем взгляды, которые доставались мне от других. Никаких признаков этой троицы, но некоторые из их прихвостней привлекли мое внимание, пока я пробиралась по коридорам, в их взглядах крылось некое злорадное веселье, что заставило меня глубоко забеспокоиться.

Взглянув на часы, я увидела, что у меня еще куча времени до того, как нужно было войти, и было плохой идеей явиться так рано. Я бы в конечном итоге просто сидела ни с кем не общаясь. Я решила пойти в туалет. У меня в сумке лежала книга, и я могла бы почитать там некоторое время.

В женском туалете царил беспорядок. Хуже, чем обычно, я имею в виду. Это муниципальная школа, так что тут явно не Хилтон, но три светильника на потолке были разбиты и кто-то исписал все зеркала губной помадой. Семестр только начался. С нами, вероятно, собираются поговорить в школе о необходимости "правильно обращаться со школьной собственностью". Так было в последний раз, когда уборные были слишком разгромлены, а это было похуже.

Я покачала головой по бессмысленным волнистым линиям на зеркале, поворчав немного о том, что школа, конечно, будет гораздо больше беспокоиться о помаде на зеркале, чем о более важных вещах, и зашла в одну из кабинок, которая еще была освещена. Положив сумку и опустив сиденье, чтобы сесть на закрытую крышку, я достала книгу. Я не открыла ее, вместо этого посмотрев на обложку.

Это была не та книга, которую я брала сегодня утром. Я думала, что взяла... нет, она кажется знакомой. "Враг Фаридуна" — кажется, я видела ее как-то раз у отца на полках. Она выглядела как некоторые самоучители, которые он читал; знаете, "как сохранять спокойствие и добиваться своего на переговорах" и тому подобное. Я перевернула ее и посмотрела на обратную сторону — стандартные одобрительные отзывы. "Пять звезд из пяти", "просветляющая" и все остальное, что могут сказать проплаченные рецензенты.

Я лениво пролистала ее, задержав взгляд на некоторых схемах внутри, а потом убрала обратно в сумку. Офигеть. Должно быть, я взяла не то. Точно в соответствии с сегодняшним днем. Дальше я бы, наверное, забыла, где мой шкафчик или типа того. Я была рассеянна, нервничала, и ощущала странное чувство дежа вю. Все было хорошо. Все наладилось с середины ноября или около того.

Но почему мне так тошно, тревожно и беспокойно? Это была просто паранойя и нервы? Ну, если подумать, то шум воды в трубах звучал очень похоже на шепот. Это был всего лишь слабый шорох на краю слуха, но никто больше не ходит в эти туалеты — наверное, из-за сломанного освещения и разрухи — это все что я могла услышать, кроме собственного дыхания.

И вот я здесь, выбираюсь наружу. Покачав головой, я вышла из кабинки и посмотрела на себя в зеркало, поправляя очки. Помада на зеркалах осложняла поиск нетронутого участка, где можно было рассмотреть свое лицо целиком, но, в конце концов, мне это удалось. Тусклый свет отбрасывал длинные тени на мое лицо, заставляя выглядеть еще бледнее, чем обычно.

Я открыла краны, чтобы поплескать холодной водой на лицо и взбодриться. Однако, потекшая вода была ржавой и ледяной. Я взвизгнула, отшатнувшись. Холодная вода не должна быть настолько холодной. Это было похоже на жидкие кубики льда пролившиеся на мои руки. Прекрасно. В туалетах полный бардак и что дальше? Котел взорвался или что? Что, черт возьми, случилось тут на каникулах? Какой-то несчастный случай? Недовольный студент сорвался и решил пойти, устроить погром?

Вообще-то, будь это так, школьное руководство, вероятно, занялось бы моим делом. Всмысле, посмотрите на меня. "Тихоня", "одиночка", "мало друзей". Все что мне нужно — быть парнем, и я соберу слишком много признаков "школьного стрелка" для чьего-либо удобства.

Я снова взвизгнула, когда один из оставшихся в туалете светильников взорвался над головой. Широко раскрытыми глазами я смотрела на свое отражение окутанное слоем губной помады между ним и мной. Это... Это было не смешно. Что бы тут ни происходило. Меня не должно быть здесь. Может, меня подставили, и люди просто ждут снаружи, чтобы поймать меня с поличным. Я вытерла свои ржавые руки об джинсы и ушла так быстро, как смогла. Я собиралась просто схватить вещи из шкафчика и пойти.

Никто не поджидал меня за пределами уборной, чтобы обвиняюще указать пальцем. Но это не обнадеживало, потому что в коридоре вообще никого не было. И это было неправильно, потому что, когда я смотрела на часы, до начала занятий оставалась почти четверть часа. Коридор должен быть заполнен, как и когда я заходила в туалет. Черт, я была там минут пять, если что. Наверняка меньше.

Но больше никого не было. Допустим... людей эвакуировали? Нет, не правильно. Пожарной тревоги не было. Может, я опаздываю? Нет, я вновь взглянула на часы, они работали. Я рассмеялась над собой с горечью в голосе. Я чувствовала себя одинокой, идя по коридорам, и теперь на самом деле осталась одна. И лучше не стало.

Где все?

Я глубоко вздохнула, пытаясь перестать волноваться. Может быть.. да, мои часы идут неправильно. Значит, я опоздала. Значит, я должна прямо сейчас пойти к шкафчику, захватить вещи и извиниться за опоздание в первый же день после каникул. Если бы только у меня был телефон с актуальными обновлениями, но учитывая, как идут дела сегодня утром, я, наверное, забыла бы его в своей комнате, даже будь у меня такой.

Мои ноги стучали по темной плитке в коридорах. Они звучали так же громко, как мое сердце.

И мне удавалось продолжать себя обманывать, пока я не оказалась в раздевалке. Потому что, если быть совсем честным, я лгала себе. Даже если бы занятия уже начались, я могла бы услышать людей. Я могла бы увидеть людей в классах, куда я совершенно сознательно избегала заглядывать. Я проигнорировала, что спустилась по большему количеству лестничных пролетов, чем существовало в школе, чтобы добраться до раздевалки, и проигнорировала, что вся краска пропала со стен, оставив голый бетон и стальной остов сооружения.

Только когда я вошла в раздевалку, которая оказалась не там, где должна была находиться, я поняла, что просто плыла по течению. Пытаясь контролировать дыхание и избегать гипервентиляции, я засунула кулак в рот и заскулила. Нет, нет, нет. В этом нет смысла. Что я здесь делаю? Все таинственным образом исчезли? Как все знакомые коридоры и потолки школы вдруг стали незнакомыми? Нет, происходит нечто, чего не должно быть — я больна, либо происходит нечто связанное с кейпами, или еще что-то странное, чего я не знаю.

Пол был мокрый и скользкий. Кто-то разлил красный сок повсюду. Клюквенный, судя по запаху. И было достаточно холодно, чтобы мог образоваться лед. Мое предположение в туалете, должно быть, оказалось верным. Котлы радиаторов в этой части школы похоже не работают. Вентиляционные каналы извергали холодный воздух в раздевалку сильными циклическими порывами, бьющими импульсами, заставляя меня дрожать.

Я услышала шум позади и обернулась. Увиденное не поддавалось объяснению.

Их было трое, и все же был один. Три лица; София Хесс, Эмма Барнс и Мэдисон Клементс и все они были отростками чего-то ужасного.

Я кричала, пиналась и плакала. Все было напрасно. Я была тощей, слабой и никчемной. Темнокожая София с черными глазами и бесшабашной ухмылкой заломила мне руки за спину, одного колена у моих почек было достаточно, чтобы выбить из меня весь дух. Рыжие волосы горели огнем, слишком ярким для моего затуманенного зрения, и она сорвала с меня рюкзак, бросив его на землю. И Мэдисон, ее "миленький" желтый кардиган, странно неуместный для того больного мира, где я сейчас оказалась, висел на тяжелой железной дверце, придерживая ее открытой для троицы. Для меня.

Тем не менее, я боролась против трехликого монстра, что набросился на меня. Смех был единственным ответом на мои крики.

Это не помогло. Острый запах ржавчины, железа и подлости, доносящийся из шкафчика, забивался в нос, пока меня тащили к нему. И меня бесцеремонно запихнули внутрь, боль от содержимого тюрьмы пронзила мой перед и бока. Скрежет засовов моей темницы, встающих на место, долго отдавался эхом, пока смех не затих.

Вот когда гвозди начали вонзаться в мою плоть, будто раскаленные кинжалы. Вот когда нечто крошечное начала ползать по моей коже, мокрые, маленькие, извивающиеся насекомые, пугая меня своими прикосновениями. И тогда-то появились голоса.

Глава 1.02

Запах был не самым худшим, хотя являлся невероятно отвратительным. Темнота не была худшей, хотя было так мало света, что я едва могла видеть, что заполнило мою тесную тюрьму. Боль была не самой страшной, хотя ржавые гвозди покрывали нутро шкафчика, как какое-то низкобюджетное средневековое устройство пыток. Хуже всего были даже не голоса, которые шептали на грани восприятия и становились только громче каждый раз, когда я кричал.

Хуже всего были ощущения на моей коже.

Я не могу это описать. Я могу рассказать о сырости. Мерзкое ощущение, будто я засунула руки в помои, лишь бы не упасть на стены покрытые гвоздями. Я могу рассказать о своей крови. Остывая и сворачиваясь, она стекала по моей коже всякий раз, когда я ранилась. Я могла бы даже поговорить о извивании. Грязь под моими руками, сгнившие тампоны, и, что еще хуже, казалось, они ползали меж моих пальцев, расползаясь везде, где могли.

Но это не охватывает все. Это не охватывает горящие мышцы, заставляя мою кожу гореть, и не могло помешать мне коснуться грязных стенок. Это не охватывает то, как сочетались запах и ощущения, я могла различить кровь, мочу, дерьмо и менструацию в каждом вздохе, лишаясь рассудка и ослабевая. Это не охватывает то, как мой разум метался по кругу, зная, что станет хуже, если я не буду шевелиться, и хуже, если замру, поэтому подвижность была такой же мучительной, как спокойствие.

Сенсорная депривация стала своего рода пыткой. Каким-то образом они сумели найти что-то, хуже этого. Было достаточно света, чтобы я могла увидеть, что внутри, если напрягусь. Кричащие шепотки было страшно слушать, но я не могла не попытаться их разобрать. Все что я могла, это сосредоточиться на запахе, боли и прикосновениях, усиливая худшие вещи, о которых я могла подумать.

Я хотела бы заявить, что нашла свой стержень. Обнаружила какую-то внутреннюю решимость, которая помогла бы мне пережить это. Потратила свое время, думая, как сбежать из ящика, как отомстить. Умудрилась оставаться спокойной и собранной, зная, что меня найдут, когда занятия закончатся.

Конечно, я этого не сделала. Сначала я кричала, чтобы меня спасли, а потом просто кричала. Я плакала. Я хныкала. Я клялась, я молила и я проклинала. Я умоляла кого угодно, что угодно — о помощи. Я вопила, чтобы заглушить шепот, чтобы привлечь внимание.

— Помогите мне. — кричала я, — Помогите! Кто-нибудь! Пожалуйста! Нет, помогите, помогите!

Искаженные отголоски размывались об меня, оглушительный шепот, составленный из моего собственного голоса: "Никакой помощи".

"Никого нет".

"Никого".

Никто не пришел. Я была одна — совершенно одна. Чудовище, носящее лица моих мучителей исчезло, и школа была пуста. Шепчущие, стонущие, кричащие голоса были моими.Все они. Мои собственные крики, отраженные, преломленные и искаженные, до бесконечности. Часы? Минуты? Секунды? Дни? Единственной мерой времени было мое собственное сердцебиение, которое трепыхалось как крылья насекомого, тонко нарезая на секунды вечность.

Насколько мне известно, каждый человек мог быть стерт с лица земли. Гигантские пропасти времени и пространства отделяли меня от всего остального.

Я не знаю, как долго там находилась, пока не начала видеть нечто. Не долго, я думаю, не могу быть уверена. Вот что происходит с людьми, подвергшимися сенсорной депривации. Разум начинает различать узоры во тьме. Они не настоящие.

По крайней мере, я прошептала это про себя.

... Эмма насмехалась надо мной. Я валялась на полу, на чистой плитке, предательство пронзило мой разум. Она была моей подругой! Почему она так себя вела? Презрение, удовольствие и вина окружали ее и каждое носило ее облик. Среди неосязаемых полчищ, что окружали двух других, не было вины. Пока я смотрела, Эмма-вина поддавалась и ослабевала на глазах, Презрение пожирало ее заживо.

... Мой отец кричал на маму. Это был первый раз, когда они так ссорились, и жар его гнева был почти ощутим. Я чувствовала это даже сквозь стены. Он кричал на нее, она кричала в ответ, и все вокруг меня зашаталось. Их слова вились вокруг меня, горели, как магниевые свечи. Дверь захлопнулась, подпрыгнув на петлях, и она снова закричала ему в ответ. Одно последнее замечание, потому что ...

... Моя мама схватилась за колесо своей машины до побелевших костяшек на пальцах. Ее глаза покраснели. В уголках ее глаз еще застыли слезы. Она полезла в карман и вытащила телефон.

— Нет! — закричала я, и даже со своей невидимой точки зрения, я могла слышать насмешливые отголоски из шкафчика-тюрьмы. — Нет! Пожалуйста, мам, нет! Не надо! Положи ... нет!

Она не слушала. Вероятно, она не могла. Это уже случилось, я не могу ничего изменить. Я была бесполезна, беспомощна, заперта, как наблюдатель также, как была заперта в вонючем шкафчике. У нее была власть сделать это, а у меня не было ничего, что могло изменить ее решение.

Я видела все до последнего мига. Я видела ее последние мгновения. Мне было интересно, что случилось, как это произошло. Просто болезненное воображение ребенка, потерявшего мать. Это не то же самое. В моем воображении было больше крови. На грани мультяшности. Ее похоронили в закрытом гробу, так что я никогда не видела тела. Я знала, что это было плохо. Наблюдать воочию, было почти до смешного жалко.

Когда галлюцинации закончились, я захотела, чтобы они начались снова. Разве это не ужасно? Я бы предпочла еще раз пережить предательство лучшей подруги, крики родителей и смерть моей матери, чем быть собой. Я бы предпочла переживать худшие моменты своей жизни до сих пор, снова и снова, чем прожить еще одну секунду в моем собственном теле.

Они не просто показали мне эти три сцены. Они показали мне все. Вся моя жизнь — или я так чувствовала — отразилась в суровом зеркале. Каждая малейшая жестокость по отношению ко мне, каждый мой безрассудный поступок. По-своему, это было почти предложение. Вот мир за пределами этой коробки, сказало оно, и вот что ты сделала с ним. Ты гордишься?

Я кричала, молила и протестовала, когда худшие дни моей жизни предстали передо мной. Я делала то же самое, когда оказалась в западне кошмарного мира моего существования.

Нет помощи. Нет конца. Ничего.

— Чего ты хочешь? — прохрипела я.

— Чего ты хочешь? — эхом прозвучал мой собственный голос.

И все время грязь на дне шкафчика-тюрьмы и его стенках ползала по моей коже, будто была живой. Ползая и извиваясь по моей обнаженной плоти, напоминая, где я нахожусь и что со мной случилось. Чертовы вещи, свисающие с гвоздей в шкафчике дергались. Их движение было заметно лишь краем глаза.

Возможно, я уже мертва. Я это рассматривала, принимая и отвергая несколько раз. Если я умерла, то понятия не имею, что сделала, чтобы заслужить это. Я бы хотела умереть, лишь бы остановить это.

Голоса смеялись надо мной. Они, казалось, поощряли это.

Я подняла руки, вглядевшись в ладони. В тусклом свете, я смогла разглядеть источник ползания. Насекомые цвета запекшейся крови сливались с грязью. Если присмотреться, это не были черви. Это были гусеницы. В частности, они принадлежали тому виду, который я видела в какой-то документалке по телевизору — да, он был про Гавайи, подумала я истерически.

Единственное место на свете, где есть плотоядные гусеницы.

Они были у меня под кожей. Пробирались внутрь, еще одним набором колющих болей в моем мире агонии. Я видела их, кроваво красные бугорки помятой и разодранной плоти, пробирающиеся по моим рукам. Их покусывания звучали отовсюду, будто древоточцы. Тихий царапающий звук, будто когтями по стене, только изнутри моего тела.

Может быть, это была еще одна галлюцинация. Да, это было заманчиво. Нет причин, почему в шкафчике могли оказаться плотоядные гусеницы. Они здесь не водятся. У меня произошел нервный срыв из-за того, что меня заперли в грязном шкафчике. Я могу просто игнорировать их и боль. Если это еще одна галлюцинация, я могу столкнуться с другими, которые, по крайней мере, не навредят тем же способом. Я могу позволить Эмме предать еще раз, позволить родителям поругаться, позволить моей матери умереть. Это не навредит мне также. Я могу просто расслабиться и дать этому случиться.

Я уже вижу, как перед глазами пляшут огни, видения, ожидающие, чтобы я в них погрузилась. Освобождение от боли и плоти. Смиренное безразличие было не за горами.

Нечто внутри меня взбунтовалось. Может быть, это была тупость, отказ принять, что искупление и принятие сделало бы что-нибудь лучше. Раньше так не было. Я не могла просто позволить чему-то случиться со мной. Может быть, это был обычный инстинкт самосохранения. Я не хотела, чтобы меня заживо съели жуки. Я бы предпочла боль смерти. Я кричала все громче. Мне было все равно, вернется ли монстр-демон с лицами моих мучителей. Я хотела жить.

Боль ножом пронзила руку, и я вжалась в одну из стенок. Скручивание и ползание вокруг сустава сказали мне, что нечто начало поедать мое сухожилие. Видения всплыли вновь, предлагая болезненно ностальгическое освобождение от боли.

Я громко рассмеялась с оттенком безумия в голосе. Жуки не хотели, чтобы я осталась здесь? Это значило, что мне есть с чем бороться. Что-то во всем этом месте, которое не было мной. И это означало, что я обязана победить их. Я должна вытащить жуков из себя, и тогда я выиграю.

Заболела нога, и я упала. Один из гвоздей на стене вонзился в мою плоть, и я закричала, отпрянув. Я покосилась на пятно крови выступившее на одежде в скудном освещении, и гусеница напоролась на железную колючку, насадившись как сосиска на шпажку.

Значит, вот как? Рвать себя ржавыми гвоздями, чтобы убить и вытащить червей внутри меня? Не было смысла в том, что все получилось так запросто, но внезапно я четко осознала, что это сработает.

Это было самое трудное, что я когда-либо делала. После первого, я плакала. После третьего, я потеряла голос от крика. Я не смогла найти всех, поэтому начала царапать кожу ногтями, пытаясь их раздавить. Это было безумие, но я должна была сделать это, должна была продолжать. Если я перестану, то не смогу начать снова, и тогда они съедят меня живьем.

Когда это было сделано, я тряслась как лист, задыхаясь и плача. Грязь из шкафчика, собственная кровь и слезы покрывали мое лицо. Я прикусила язык и обрадовалась этому, потому что железный привкус свежей крови заглушил зловоние всего остального вокруг. Измученная, я прислонилась к шкафчику, помечая его двумя кровавыми отпечатками ладоней. Вокруг меня висели мертвые гусеницы насаженные на гвозди, и ни одна не извивалась внутри меня.

Боль была повсюду. Я чувствовала, как кровь сочится — и больше, чем сочится — из каждой моей раны, и думаю, что упала в обморок.

Но я, должно быть, пришла в сознание, потому что дверь открылась, и я шагнула вперед, наружу. По глазам ударил свет, заставив меня вскрикнуть от яркости. И следом за мной из вонючей темницы вырвались десять тысяч кровавых бабочек, отмеченных завитками отпечатков моих пальцев на крыльях. Я рухнула на холодные плитки, принимая черноту, охватившую меня.

Глава 1.03

Меня привел в сознание тихий размеренный писк. Когда я открыла глаза, свет оказался слишком ярким, и я почувствовала, как глаза увлажнились. Когда зрение немного прояснилось, я увидела незнакомый потолок. Наклонив голову вправо, я увидела бледно-розоватые стены. Чтобы проверить другую сторону, нужно было слишком много усилий.

Я чувствовала себя так хорошо. Нет, всмысле, реально хорошо. В нормальном состоянии вы никогда не почувствуете себя настолько замечательно. Как будто все стрессы в мире просто сошли с меня.

— Она очнулась! — услышала я. Спустя мгновение, я поняла, что это папа, хотя он говорил немного сбивчиво. Он оказался в поле моего зрения, перетащив стул, и сел. Его одежда была помята, но в остальном он выглядел облегченным.

— Привет, пап, — вяло произнесла я, рассеянно улыбнувшись. Мой голос звучал хрипло. Я сонно отметила, что он плакал. Его глаза покраснели. — Я... — я не была уверена, что сказать. Я не была уверена ни в чем.

Он посмотрел на кого-то еще с намеком на нервозность, а затем заставил себя улыбнуться.

— Привет, малышка, — сказал он, — Рад, что ты к нам вернулась.

— Не думаю, что я куда-то уходила, — сказала я.

— Тогда, проснулась, — сказал он, дернув губами.

Я моргнула.

— Я думаю, что все еще сплю, — произнесла я. — Здесь так тепло. Ой. Я опоздала в школу? — я сглотнула. — Не хочу туда идти, — сказало я вяло, — там было... странно.

Он закусил губу, нервно проведя рукой по волосам.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, — Что-то... болит?

Я улыбнулась.

— Нет. Я чувствую себя... хорошо, — ответила я, поразмыслив.

— Твои запястья не болят? — спросил он, наклонившись вперед.

— Болят? Нет. Почему они должны?

Мой отец выглядел несчастным.

— Они нашли тебя в шкафчике, — проговорил он. — Ты пыталась... Ты царапала дверь шкафчика, и. И. — он сглотнул. — И себя. — продолжил он слабо. — Пожалуйста, Тейлор, пожалуйста, если... Я имею в виду, должно быть, все было... плохо там, но, пожалуйста, скажи мне, что теперь все в порядке. Что теперь ты не хочешь... Что теперь ты хочешь продолжать жить.

Продолжать жить? О чем он вообще говорит? А.

— О, нет. — сказала я. — Я просто... должна была. Чтобы вытащить насекомых. Не дать им. Сожрать меня. Остановить их гвоздями на стенках. — я счастливо вздохнула. — Пронзить их насквозь.

Его брови нахмурились.

— Тейлор, о чем ты говоришь?

— Очень много. Гусениц. С острова. В Тихом океане. Они пытались съесть меня, когда. Я видела вещи. Плохие вещи. Но мне удалось достать их всех.

— Мистер Эберт, — произнесла медсестра, его встревоженные глаза сузились, — пожалуйста, сохраняйте спокойствие. В данный момент в ее организме много болеутоляющих препаратов, поэтому она не вполне адекватна. И помните, о чем мы говорили ранее?

А. Значит что-то типа морфина стало причиной того, почему я была такая рассеянная, разморенная и счастливая. В этом есть доля смысла. Вау. Неудивительно, что людей это привлекает. Я, как многие могли бы вам сказать, обычно не рассеянная, но это было здорово. Мне просто хотелось улыбаться всем и вся. Я могла бы привыкнуть к этому.

Мои руки походили на гипсовые болванки, но я смогла поднять одну и положить ее на папину.

— Прости, если ты волновался, — произнесла я. — Не хотела запираться. Внутри шкафчика. Но, возможно. Никто, кроме них. Не видел это. И они не собираются говорить. — я хихикнула. — Три головы хуже одной, — сказала я, что было невероятно забавно.

Я почувствовала, как его кулаки сжались.

— Теперь все в порядке, Тейлор, — сказал он. — Школа... Ну, они заплатят за это, и... слушай, больница сможет связаться со мной, если тебе понадобится со мной поговорить, но есть некоторые люди, с которыми мне необходимо пообщаться... хотя я могу задержаться, если ты хочешь поговорить о чем-то. О чем угодно. Или что-нибудь еще.

Я зевнула.

— Думаю, я хочу еще поспать, — сказала я.

И на этом я погрузилась обратно в уютный сон.

Я проснулась посреди ночи. Возле меня, на незнакомой тумбочке вспыхнули зеленью часы, показывая 3:17. Мои перевязанные руки болели, и горло было сухим и саднило. И все волосы на затылке стояли дыбом.

О, замечательно. Обезболивающие были хороши, пока они работали.

Мое горло горело. На столике рядом с моей кроватью стояла спортивная бутылка. Я смутно помнила, как кто-то сказал, что она там для меня. Я подняла руки, ощущая, будто они из свинца, и посмотрела на них. Ну, я определенно не смогу держать ручку какое-то время. Из-за бинтов я выглядела так, будто на мне варежки. Запястья очень болели, когда я пыталась пошевелить руками. И не думаю, что мои ногти были в очень хорошем состоянии. Мои пальцы ощущались горячими и плотными, что означало, что они, вероятно, поражены инфекцией.

Не удивительно, учитывая, куда я совала руки.

Обеими руками, борясь с усталостью, охватившей меня, мне удалось схватить бутылку. Кто бы ни оставил ее тут, он был спасителем, подумала я, когда сумела поднести бутылку ко рту и оттянуть зубами клапан на пробке. Может быть, треть бутылки спустя, я почувствовала себя достаточно человеком, чтобы попытаться заговорить.

— Ай, — прохрипела я.

Хмм. Это выразило мои чувства, но не слишком полезно. Может, мне не стоит разговаривать. Помню, я много кричала, так что, вероятно, потеряла голос. И...

... И я сказала моему отцу, что пыталась вытащить насекомых гвоздями, поняла я с нарастающим ужасом, когда мой разум беспощадно продиктовал, что сказать, пока я была в теплом и счастливом состоянии из-за болеутоляющих. Вот дерьмо.

Часть моего ужаса была инстинктивной. То, что там случилось, почему-то было очень личным. Рассказывая кому-то об этом, даже папе, я как будто публично обнажилась. Большая часть — почти все, на самом деле — потому что я сказала отцу, что пыталась убить насекомых под своей кожей, и от того, как он отреагировал... о, боже. И я смеялась на своей жалкой шуткой, будучи не совсем в здравом уме. И я лежала в больнице, все болело, и я была уверена, что насадила себя на гвозди. И, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть он не думает, что я действительно видела демона-монстра. Я сказала что-нибудь, что заставило его задуматься над моими словами? Я не была уверена.

Он подумал, что я сумасшедшая. И медсестра тоже была там. Так что больница тоже может подумать.

На меня волной накатила тошнота. Я задрожала от озноба.

Может, они подумают, что я болтала под приходом из-за лекарств. Я очень надеюсь, что так и будет.

Насколько я знаю, я сошла с ума. Кто угодно мог, попади он в такое место. Возможно, у меня уже был нервный срыв, когда я возвращалась в школу, а потом случилось вот это. Достаточно, чтобы подтолкнуть любого к краю.

Я перекантовала себя в вертикальное положение, тело болело и жаловалось. По крайней мере, меня не привязали к кровати или что-то еще, как подсказывали мне молодежные романы, я рисковала самоубиться. В одном из углов поблескивала камера, но, возможно, это было нормально. Я раньше не лежала в больнице.

Я чувствовала себя самоубийцей? Я проверила и решила, что нет, я уж точно не хочу умирать.Это обнадеживало. Я хотела больше этих лекарств, но лишь потому, что у меня все болело. Или временами ныло. Хотя, возможно, мне не нужно больше, если я не могу контролировать, что говорю под их влиянием. Я не чувствовала себя сумасшедшей, и мир вокруг меня выглядел нормальным, но я не хотела, чтобы другие люди узнали.

Как поступили Эмма, Мэдисон и София, если бы узнали? На моем потоке была девушка, которая пыталась покончить с собой, и люди, знакомые с ней, относились к ней по-другому.

Опять накатила тошнота. Я захотела подышать свежим воздухом. Слева от меня было окно, прикрытое занавесками. У него может быть небольшой участок, который можно открыть. Я выскользнула из-под покрывала на моей кровати и покачала ногами.

Мои голени высунулись из-под больничной сорочки, в которую я была одета. Вдоль них было несколько длинных голубых пластырей, но они выглядели — и ощущались — лучше, чем мои руки. Я не могла рассмотреть или ощутить места, где я была уверена, что выдрала куски плоти из моих икр гвоздями. Возможно, это означало, что я была не настолько изранена, как считала. Мои ноги все еще ощущались слабыми и бесполезными.

Когда выйду из больницы, я собираюсь привести себя в лучшую форму. Я дала себе обещание. Будь я сильнее, будь подготовленнее, я бы продержалась подольше. И может я смогла бы убежать от трехликого монстра, носившего лица моих мучителей. Или только от этой троицы, если к тому моменту у меня уже был нервный срыв.

Пол под моими ногами был холодным, пока я пошатываясь шла к окну и почти упала. Несмотря на боль, я заставила себя переставлять ноги, размахивая руками в попытках сохранить равновесие. Наконец, мне удалось пересечь несколько метров пола, и раздвинуть занавески.

На оконном стекле сидел мотылек. Это было странно. Был январь, и я видела иней повсюду. Наверное, было просто очень холодно, и он пытался согреться в тепле, исходящем от окна. Я наклонилась вперед, прислонившись лбом к холодному стеклу.

Теперь, когда я пребывала в вертикальном положении и представляла, как холодно должно быть снаружи, я подумала, будет ли хорошей идеей открыть окно. Даже если я хотела бы столкнуться с холодом, одной из трудностей было то, насколько бесполезны мои руки. Учитывая неуклюжесть моих перевязанных рук, даже если бы я смогла открыть окно, у меня были бы проблемы с его закрытием. Другой было то, что окно казалось запертым, и я не видела ключа. Тогда никакого свежего воздуха для меня. Что ж, по крайней мере, холодное стекло у моего лба было приятным. И прямо сейчас мне казалось, что нужно приложить немало усилий, чтобы вернуться в свою постель. Я просто передохну немного, прежде чем попробовать.

Что, черт возьми, со мной случилось? Я опустила взгляд на мои перевязанные ладони и запястья. Я... Да, я хотела умереть в этом шкафчике. Но я не думала, что пыталась покончить с собой. Я приподняла рукава, проверяя проколы от гвоздей, которые должны покрывать мои предплечья. Никаких признаков их наличия. И — по крайней мере, до сегодняшнего дня — я бы не сказала, что эти трое попытаются меня убить. Они, вероятно, не решились бы покрыть нутро шкафчика гвоздями.

Может, я только видела нечто? Я могла просто запаниковать, напоровшись на одну из скобок внутри шкафчика.

Может — и тут я едва смела надеяться — это было триггерное событие? Я читала, что это какая-то точка — момент, когда кейп приобретает свои способности героя или злодея. Предположительно, это происходит в моменты сильнейшего внутреннего напряжения, и я была более чем напряжена тогда. У меня появились способности? Как я вообще могу сказать?

Я очень много думала о полетах. Я не взлетела. Усиленные размышления об энергетических лучах, ощущении силы и контроле электричества в часах оказались столь же малоэффективны. Всякая надежда, что мне досталась супер-регенерация, была разрушена, когда концентрация на моих руках сделала боль в них только сильнее.

Значит, не бывать мне следующей Александрией.

Это была просто дурацкая мечта. Такое не случается с людьми, которых ты знаешь в реальной жизни. Я прислонилась лбом к окну, уставившись в темноту. Натриевые уличные фонари освещали холод, играя на моем лице. Я вздрогнула, волосы на затылке встали дыбом. На краю одного из освещенных участков, я увидела шайку юнцов, закутанных в тяжелую одежду, которые разрисовывали один из пустующих магазинчиков через улицу. Еще одна банда, не придумавшая ничего лучше, чем устроить бардак. Печально.

Что теперь со мной будет? Я явно задержусь в больнице на какое-то время. После этого я вернусь в школу? Что будет с моей жизнью?

Если бы мне приснился та ночь, я бы ее не вспомнила.

Глава 1.04

Было темно. Я не могла выбраться отсюда. Я могла почувствовать вкус крови на своем языке, и каждый вдох вызывал у меня рвоту. Я не могла выбраться отсюда. Боль пронзила мою руку, и я закричала.

Я никогда не могла выбраться.

Я проснулась, захлебнувшись воздухом. Моя влажная кожа была холодной от утреннего воздуха. Я пахла страхом, резкий, влажный потный шлейф заполнил комнату. Перекатившись на бок, стараясь не задевать руки, я захныкала. Я была истощена. Я просто хотела поспать. Но я не могла нормально отдохнуть ночью.

Кошмары становились все хуже и хуже. Когда они снизили дозу болеутоляющих, как я просила, ночью мне приснился сон. Сон о шкафчике снова и снова.

Судорожно выдохнув, я попыталась подумать о чем-то другом. Часы на тумбочке показывали 7:39. Снаружи только рассвело, и мир, который я видела сквозь щель в занавесках, выглядел серым и скучным.

Обычным. Праздным.

Может, я могла бы попросить ночник, чтобы проверить, пройдут ли кошмары, если засну в более освещенной обстановке. Или попросить больше болеутоляющих. Возможно, мое тело связывало боль в руках с возвращением туда.

Нет. Я не могла, дать им узнать, что я видела. Я не могла контролировать, что говорю под действием лекарств, и не хотела, чтобы люди думали, что я сумасшедшая. Я уже позволила папе узнать больше, чем хотела. Я не уверена, узнал ли он, что это Эмма, София и Мэдисон затолкали меня туда, но слышала, как он кричал по телефону снаружи. Он не позволил школе все замять. Он обратился в полицию. В ближайшее время кто-нибудь придет ко мне, снять показания.

Во рту пересохло от одной лишь мысли об этом. Я с трудом потянулась к спортивной бутылке на боковом столике и обнаружила, что она пуста.

Черт. Мой взгляд устремился к раковине в палате. За прошедшие несколько дней я обнаружила, насколько больно что-то делать. Мои израненные руки сами по себе были пыткой. Не только потому, что они болели, а они болели, но и потому, какой бесполезной я стала. Так много вещей я не могла сделать самостоятельно. Я могу встать с кровати и добраться до раковины. Отвинтить крышку бутылки, наполнить ее, а потом закрыть? Честно говоря, не знаю, смогу ли сделать это.

Я все равно собиралась попробовать. Я ненавидела быть беспомощной.

С трудом, я подняла свое болящее тело с постели и наткнулась на зеркало над раковиной. Я выглядела измученной. У меня были бледные губы и мешки под глазами. На обеих щеках были пластыри, скрывающие раны, нанесенные самой себе. Я старалась на них не смотреть. Видимо, они были мелкими, не были заражены и не могли оставить шрамы. У меня было еще достаточно самолюбия, чтобы не хотеть думать, что я увижу, когда снимут повязки.

Взяв бутылку обеими руками и сжав посильнее, ради хоть какого-то сцепления, мне удалось отвинтить крышку зубами. Я оставила пробку зажатой в зубах, потому что иначе не смогла бы взять ее снова. Я сумела просунуть бутылку под кран и возблагодарила тех, кто спроектировал эту больницу, за то, что кран был рычажным.

В воде были хлопья ржавчины.

Я закричала, выплюнув крышку, и отпрыгнула. Конечно, я опрокинулась назад, тяжело приземлившись на задницу, которая присоединилась к хору боли и страданий. Гораздо заметнее была острая боль, обжегшая мои руки. Я сдержала еще один крик, глаза заслезились.

Снаружи раздался топот ног, и вошла одна из медсестер.

— Тейлор, — встревоженно спросила медсестра, — Что случилось?

— Я просто упала, — я солгала. Я нацепила фальшивую улыбку, пытаясь успокоить дыхание и вытерла глаза о плечо. — Я думала, что смогу сама наполнить бутылку водой. Похоже, я не так устойчиво держусь на ногах, как считала.

Женщина неодобрительно цокнула языком.

— Ты должна была просто обратиться за помощью, — незло сказала она, — я знаю, должно быть неприятно, не иметь способности сделать что-то самой, на ты должна дать себе время на выздоровление.

— Я не хотела беспокоить, — вяло произнесла я.

— Смотри! Ты пошла и кровотечение опять началось, — сказала она, протянув мне руку. Я увидела, как темное пятно расползается по среднему пальцу правой руки, просачиваясь через повязку. — Юная леди, забудьте про 'не беспокоить' и просто позовите, если захотите, чтобы вам набрали еще воды. Ваши руки заражены. Я не хочу, чтобы вы делали себе хуже!

Мои щеки покраснели от унижения и боли, пока она помогала мне вернуться в постель. Я бы закричала от отчаяния, если бы не испугалась за свой рассудок, увидев ржавчину в воде.

Медсестра наполнила бутылку и сделала пометку на больничном листе на конце моей кровати. Со строгим 'в следующий раз, зовите на помощь', она ушла. На этот раз вода была чистой. Никаких признаков ржавчины. Но, разумеется, их нет, потому что я уже открывала кран.

Я ничего не видела. Надеюсь.

Я плакала, пока не уснула, и не уверена из-за чего были эти слезы, от досады, боли или страха.

Конечно же, мне не удалось как следует отдохнуть. Меня разбудил отец, который сообщил мне, что ему внезапно позвонили, чтобы узнать, могут ли они взять мои показания сегодня. Затем наступил унизительный момент, когда он накормил меня завтраком, потому что я не могла держать столовые приборы сама. Почему-то это было хуже, чем когда медсестры это делали. После этого оставалось еще достаточно времени, чтобы он протер губкой мое лицо, так что я, как минимум, стала не такой потной, но я и не собиралась участвовать в конкурсах красоты в таком виде. Не то чтобы я раньше в них побеждала.

Женщина из полиции была милой и немного полноватой латиноамериканкой. Он нее веяло ароматом ландышей, а в волосах была заколка в виде красной бабочки. То, что надо, если вы хотите разговорить 'эмоционально хрупкую' девочку, цинично отметила я.

Я задалась вопросом, сколько печальных историй, подобных моей, она слышала, и проникнется ли, услышав еще одну.

— Итак, мисс Эберт... Или вы предпочтете, чтобы я называла вас Тейлор? — начала она, придвинув стул к моей кровати.

— Тейлор, — отозвалась я.

— Хорошо, Тейлор. Ты можешь называть меня Марией. Я здесь, чтобы взять у тебя показания. Ты когда-нибудь делала это раньше?

Я помотала головой.

— Нет.

— Что ж, ладно. В принципе, вот как все будет, я задам тебе несколько вопросов и запишу разговор. Мы можем продвигаться в своем ритме. Все, чего я хочу, чтобы ты попыталась быть честной и рассказала все, что можешь вспомнить. Просто придерживайся воспоминаний, понимаешь? Не делай предположений — просто скажи, если в чем-то не уверена или не можешь вспомнить. И если соврешь, у тебя могут быть неприятности, так что не делай так, ладно?

Я сглотнула.

— Я поняла, — сказала я. Поняла, но все равно не собиралась рассказывать все.

— Твой отец может поприсутствовать или я могу попросить его выйти. Что бы ты предпочла, Тейлор?

У меня было двоякое мнение об этом. Он может тут находиться, ведь он мой папа. И я собиралась на самом деле, возможно, втравить троицу, что сделала это со мной, в серьезные неприятности. Когда я представила это, идея выглядела пугающей. Было бы лучше, будь он здесь. Но с другой стороны, если я позволю чему-то ускользнуть, я не хочу, чтобы он слышал.

— Я бы предпочла наедине, — сказала я. Я чувствовала себя ужасно, когда он посмотрел на меня после этих слов. Я попыталась извиниться перед ним, но не уверена, что это сработало. Полицейская прочистила горло, и я вновь обратила внимание на нее.

Что-то мерцало на заднем плане. Нет, не совсем так. Было похоже на мерцание фона. Мой отец и женщина остались там, где они сидели, но мир вокруг них изменился. Всего на мгновенье.

— Тейлор? — произнесла полицейская участливо. Она, похоже, заметила мое выражение лица, и как мое дыхание участилось. — Что-то случилось?

Что-то случилось? Нет, конечно, ничего не случилось, офицер. Всмысле, это было не так, будто я только что увидела голые бетонные стены и ржавчину стекающую с открытых балок петлями и завихрениями. Это было не так, будто температура упала на двадцать градусов на несколько секунд, и все волосы у меня на руках встали дыбом. Это было не так, будто я только что услышала шум воды в трубах.

— Просто мои руки болят, — солгала я. Даже если на самом деле это не ложь. Они заболели сильнее. — Я их случайно согнула, — добавила я.

— О, мне жаль, — сказала полицейская. — Хочешь, чтобы я...

— Я в порядке, — быстро проговорила я. — Я просто... Ну, я все еще на некоторых болеутоляющих, но не на таких сильных, как могла бы, потому что мне в самом деле не нравится, как я себя из-за них чувствую. Некоторая боль лучше головокружения.

Она убрала прядь волос.

— Как думаешь, ты в состоянии продолжать? — спросила она.

— Я в порядке, — заверила я, игнорируя выражение лица моего папы. Я думала, что персонал, возможно, сообщил ему, что я попросила их немного уменьшить дозировку болеутоляющих, но, похоже, нет. Да, попросить его уйти было хорошей идеей. Я не хотела представлять, что он скажет, когда узнает обо всех издевательствах в прошлом семестре.

— Ну, ладно, — сказала она, вытащив из кармана диктофон вместе с несколькими микрофонами. — Если мистер Эберт... простите, но она попросила вас уйти и...

— Я понимаю, — медленно произнес он, поднявшись на ноги. — Я... я просто пойду в столовую, как насчет этого?

Дверь захлопнулась за ним со скрежетом металла о металл. Я прикусила язык от этого звука и постаралась не думать о том, что показалось мне в мгновенной вспышке.

Я старалась изо всех сил, чтобы пройти опрос. Сосредоточиться на вопросах и тщательно проработать ответы помогло. Пока я была занята, можно было не думать о горящей фигуре, которая вышла вместо моего отца, или о пустоглазой фарфоровой кукле, подменившей копа, которая слушала каждое мое слово.

Я не собиралась сходить с ума. Я просто была напряжена и устала. Вот что я себе говорила.

Глава 1.05

Горизонт впереди был кроваво красным, сливаясь с серо-стальными облаками наверху. Двигатель машины бессмысленно гудел, пока я смотрела в окно, наблюдая, как светящиеся вывески проносятся мимо. Макдональдс, Уолмарт, КвикСейв, Бургер Кинг, Тако Белл. На окраинах Броктон-Бея было месиво из загородных магазинчиков, фастфудов, заправок и промышленных зон. Возле автострады было относительно оживленно, но я знала, что боковые дороги были заполнены заброшенными складами и закрытыми магазинами. Большая часть метамфетамина в городе, видимо, появлялась из этой постиндустриальной адской дыры. Не то, чтобы мы приехали сюда за этим.

Я просто ожидала, пока мы доберемся до Старинной Лечебницы, которая пополнится совершенно новой Тейлор Эберт, надеюсь, временно.

Конечно, по бумагам это не было психушкой. У нас их больше не бывает. Это наследие менее продвинутой эпохи. Так мне сказали. Они больше не потрошат мозги и не бьют током, чтобы привести рассудок в норму.

Но назовите это хоть психушкой, дурдомом, веселой фермой, психиатрическим стационаром или как-то еще. Именно туда я и ехала.

— Не хочешь остановиться и перекусить? — спросил мой отец. Он слабо улыбнулся. — Ты не знаешь, какой там будет еда.

— Конечно, — сказала я.

Мы подъехали к ближайшему месту — это оказался Макдональдс — и папа зашел, чтобы захватить что-нибудь для нас. По негласному взаимному согласию, мы ели в машине. Были разговоры, которые мы не хотели, чтобы услышали посторонние.

— Это ненадолго, — сказал мне отец, набив полный рот биг-маком. — Наверное, всего на неделю-две, если что. Они просто хотят понаблюдать за тобой в хорошем, тихом и безопасном месте. И... — он умолк.

— ... Школа не хочет, чтобы я возвращалась, — проговорила я, заканчивая предложение за него. Я взяла картошку фри. Я не чувствовала голод, но заставила себя есть. По крайней мере, я снова могу выбирать. — Пока они не убедятся, что я не собираюсь обременить их своим самоубийством и пока ты устраиваешь переполох вокруг того, что они ничего не сделали, чтобы помочь. Мне бы очень не хотелось причинять им неудобства. Или пустить о них дурную славу в прессе. Хуже, чем я уже.

Он поджал губы.

— Слушай, — произнес он, глубоко вздохнув, — что касается меня, я хочу, чтобы ты чувствовала себя хорошо. Я знаю, что ты не чувствуешь себя хорошо. Ты видишь кошмары и флэшбэки. Я не хочу, чтобы ты страдала, малышка. Ты ведь понимаешь это, верно? Знаю, ты пыталась справиться с трудностями, поэтому не волнуюсь, но это беспокоит меня еще больше!

— Это не совсем... — начала я.

— Пожалуйста. Тейлор. Послушай. Тебе не нужно волноваться о цене, это не разорит меня или что-то вроде того, потому что они заплатят за это. Уверен, когда они обнаружат, что все в порядке — а так и будет, когда ты расскажешь обо всем и получишь шанс осознать, что подобное больше никогда не повторится — они подтвердят, что ты здорова, и мы сможем оставить все это позади.

У нас уже был этот разговор. На самом деле, несколько раз за те недели, что я провела в больнице. Я провела по моим новым браслетам, которые скрывали шрамы, нанесенные самой себе. Мои пальцы все еще были не в порядке, с голубыми пластырями, прикрывшими отрастающие ногти. В больнице сказали, что мне повезло. Некоторые пальцы находились в крайне опасном положении какое-то время. Инфекция почти отняла некоторые из них. Я еще не чувствовала как следует двумя пальцами на левой руке, и было больно их сгибать.

— Конечно, давай оставим это позади, — произнесла я с горечью. Лицо моего отца покраснело, но мне было все равно. — Потому что они так хотят, не так ли? Школе не нравится, что в это вмешались копы. Давай просто превратим это в историю о том, как я свихнулась и попыталась покончить с собой.

Я рассказала полицейской, которая пришла узнать о подробности, что Эмма, София и Мэдисон сделали это, и никого не было рядом. Я опустила, что они были тремя аспектами демонической силы, потому что это не то, о чем можно рассказать полиции. Я была уверена, что это они. У них был мотив, и их прошлые действия поддерживали его.

Конечно, они отрицали это. Все превратилось в их слово против моего. Просто не было никаких доказательств, и школа скорее поверила бы слову Мисс Популярность, Мисс Популярность-с-богатым-папой-адвокатом и Мисс Атлетик, чем странному одиночке, вроде меня. Идея получить отпечатки пальцев или ДНК была смехотворной, потому что следы сальных пальцев годами покрывали шкафчик, а что касается ДНК — ну, кровь половины девочек школы была там. И свидетелей не было. Я не знала, было это, потому что они действительно провернули это, пока никого не было поблизости, или просто никто не дал показания. Мне нравилось думать, что это был первый вариант. Ведь даже если все было странно, я не видела никого вокруг. Но моя вера в одноклассников была недостаточно высока, чтобы исключить последнее.

Моему делу не помогало то, как я просыпалась с криком четыре ночи в неделю. Стало еще хуже когда дозу болеутоляющих сократили. Когда я перестала находиться в наркотическом оцепенения, мне снилось, что я вернулась в шкафчик. Обычно, я просыпалась, как только вонзится первый гвоздь. Обычно.

Это были не просто сны. Я видела проблески странно пустого, холодного и ржавого мира, которые продолжали появляться в течение дня. Также я сделала ошибку, позволив отцу узнать. Не все подробности, конечно, но когда он обнаружил меня плачущей в постели после того, как я сходила в туалет и увидела, на мгновение, помаду на зеркале, я была не в том состоянии, чтобы солгать ему должным образом. Чем меньше я спала, тем хуже становилось. Я видела вспышки пустого, холодного и ржавого мира большинство дней. Поэтому он "знал", что у меня бывают флэшбэки о моменте перед попаданием в шкафчик, и я вижу кошмары.

В более спокойные моменты я думала, что, возможно, побыть какое-то время пациентом психиатрического центра мне поможет. Может, если бы я рассказала об этом, все стало бы лучше.

Но если бы я рассказала об этом, они бы посчитали меня сумасшедшей. А что, если у меня были кошмары? Любому снились бы кошмары, будь он заперт в таком шкафчике. А что, если у меня были флэшбеки? Со временем они бы прошли. И это не моя вина, что я ударила медсестру, которая пришла проведать меня в тот момент, когда мне снился кошмар. Я даже не проснулась, когда сделала это.

Тем не менее, перспектива проводить время вдали от школы... это не было непривлекательно с определенной точки зрения. Я не хотела больше видеть Софию, Эмму или Мэдисон.

Я просто не хотела, чтобы люди считали меня сумасшедшей.

Мы прикончили нашу еду и направились дальше под угасающим зимним солнцем. Нужное место находилось вдали от главной дороги, где предместья сходили на нет. На первый взгляд, центральное здание комплекса, похоже, было переделано из отеля. По крайней мере, это лучше чем, если бы оно выглядело переделанным из тюрьмы.

Сходство с отелем было усилено наличием стойки регистрации и места для досмотра одной сумки, которую мне разрешили. Там собирались искать контрабанду. Пожилой мужчина, сидящий за столом, дал моему отцу бумаги для заполнения. Я просто осматривалась, чувствуя себя потерянной. Посреди оформления документов, пришла женщина и рассказала о "нормах поведения", о том, какие специалисты есть среди медперсонала и том, каким образом они здесь мне помогут.

Там была куча мелочей, которые можно было обобщить фразой "мы здесь, чтобы вам помочь, поэтому делайте все, что вам говорят, и принимайте все лекарства, которые вам назначат". Это размывалось в смесь слов, правил и улыбающихся людей, чьи выражения лиц не касались глаз. Я просто сидела там, позволяя словам омывать меня, и старалась не обращать внимания бурление в животе.

Возможно, есть жирный фастфуд было ошибкой.

Отец сжал мою руку. Я ахнула, а он поморщился.

— Прости, — сказал он, сделав паузу, пока восстанавливал ход мыслей. — С тобой все будет в порядке, — проговорил он, и я была не уверена, задает он вопрос или пытается меня успокоить. Или, возможно, успокаивает себя. Я прикусила нижнюю губу, стараясь не выглядеть испуганной и не заплакать. Не думаю, что это сработало, потому что он заключил меня в крепкие объятья. — Я буду навещать каждый раз, как только появится время, — пообещал он, задыхаясь.

— Спасибо, — прошептала я.

Когда с прощанием было покончено, меня забрали, чтобы переодеться в более "подходящую" одежду, это был хороший способ сказать, что я даже не смогу выбрать, что носить. Мешковатая пижама, которая ожидала меня в раздевалке, сама по себе была заявлением. Они говорили, мы не доверим тебе твою собственную одежду. Не было даже бюстгальтера. Его пришлось оставить, а то вдруг я решу на нем повеситься. Люди так делали, если верить книгам. Я бы забеспокоилась, а не просто оскорбилась, если бы... его отсутствие было большим неудобством для меня. Моя мать стала носить чашку второго размера, только когда родила меня, и в этом я на нее похожа.

Кто-то с более философским складом ума мог бы разглядеть в этом символизм. К нам собирались относиться как к маленьким детям, так что отсутствие одного из признаков женственности было неким извращенным образом уместно. Я не чувствовала себя в таком состоянии, так что это было просто унижение.

Я осела, уставившись на перевязанные руки. Я шмыгнула носом, сгибая пальцы и чувствуя тупую боль. По крайней мере, мне разрешили оставить браслеты. Очевидно, им сойдет с рук непредумышленное уничтожение достоинства, но не убийство.

В дверь постучали.

— Тейлор, — крикнула женщина. — Ты одета?

— Да, — отозвалась я.

Вошла крупная женщина с длинным, почти лошадиным лицом.

— Добрый вечер. Я — Ханна, — она даже выглядела сочувствующей, когда говорила. — Я понимаю, как это плохо, когда не разрешают одеваться, как хочешь. Ты, вероятно, чувствуешь себя сейчас немного униженной и грустной, да?

— Немного, — призналась я.

— Ну, это естественно. Когда ты освоишься, будет менее строгий дресс-код, но в данный момент ты уязвима. Когда мы убедимся, что ты не собираешься делать глупости, тебе позволят носить больше вещей.

Я не чувствовала себя уязвимой, но ничего не сказала. Я выдержала похлопывание, проверяющее, что я ничего не скрываю на своем лице, со всем достоинством, что у меня осталось.

— В любом случае, — сказала Ханна, — я курирую комнаты Уилсона, где ты будешь жить. Это среднесрочное крыло, так что маловероятно, что ты задержишься здесь дольше нескольких месяцев. В Уилсоне еще пять девушек, позже я тебя с ними познакомлю; здесь мы верим во взаимную поддержку. Если у тебя есть какие-то проблемы, что-то, что ты захочешь поменять, тогда тебе просто нужно найти меня, и я посмотрю, что можно сделать. Когда мы говорим, это конфиденциально, и даже если я что-либо кому-нибудь скажу, то лишь если подумаю, что ты действительно в опасности. Ладно? Это обещание.

— Я поняла, — сказала я. Взаимная поддержка и другие девушки, чтобы поговорить. Как замечательно. Я уже хотела свалить. И быстрее "нескольких месяцев".

— Думаю, сначала я покажу тебе твою комнату, а потом проведу экскурсию, — продолжила она. — Мы можем обсудить некоторые правила и процедуры, и если твой психиатр свободен, я могу тебя с ней познакомить. И еще, — пейджер у нее на поясе затрезвонил, и она посмотрела вниз. — Прости, прости, — сказала она, проверяя его.

— Все в порядке, — сказала я.

Она прочитала сообщение, поджав губы.

— Ладно, планы немного поменялись, — сказала она, сузив глаза. — Я могу показать тебе твою комнату, но потом буду нужна в другом месте. Извини, все должно было начаться не так, но..

— Все в порядке, — снова сказала я, поднимаясь.

— Ты можешь говорить больше двух слов за раз, — сказала она с натянутой улыбкой.

— О, — полагаю, я так не делала. Я натянула фальшивую улыбку. — Я просто нервничаю.

— Это естественно, — сказала она. — Сейчас, просто следуй за мной. — И я последовала за кем-то, кого мысленно назвала санитаром, хотя мне не сказали, в чем заключается ее настоящая работа.

Моя комната на ближайшее будущее была выкрашена в безвкусный нежно-розовый оттенок. Окна были большими и открывались только сверху. Кровать была встроена в стену. Светильники также были встроены. Там был телевизор, спрятанный в запертом шкафу, прикрученном к стенам.

Нигде не было острых углов.

Порочный, шаловливый инстинкт в моем сознании сразу же начал искать способы навредить себе вещами отсюда. Не то, чтобы я этого хотела. Это было просто заявление о протесте. Глупость. Я собиралась быть хорошей девочкой и не верещать из-за каждой мелочи, чтобы я могла вернуться домой. Таков был план.

— Персонал просто проверит твой багаж, — произнесла санитарка скучающим тоном, — а потом его доставят сюда. Если ты не пыталась пронести сюда какие-то запрещенные предметы, это не займет много времени.

— На веб-сайте было сказано, что насчет книг все в порядке, — спросила я немного нервно. Похоже, мне тут будет скучно, и если будет нечего читать, я реально сойду с ума.

— Книги в порядке, — сказала она, — пока они не входят в запрещенный список.

Отлично. Кто знает, с какими ограничениями я еще столкнусь? Я не нашла, что было разрешено, а что нет на веб-сайте, так что просто сказала папе взять подборку из моей комнаты.

Час спустя Ханна не вернулась. Мой багаж тоже не принесли. Я нашла пульт, включила телевизор и переключала каналы, пока не нашла новостной. Шла какая-то пресс-конференция СКП. По-видимому, какой-то злодей по прозвищу Повелитель Ворот сбежал из-под стражи, и задавались вопросы. Скука. Следующий канал. Что-то случилось в Африке. Скука. Следующий канал. Воздушная съемка про Мужика из Флориды*, преследующего лодку, пока не пробил головой двигатель. Чуть интереснее, но прервалось блоком рекламы.

*Мемный супергерой. В 2013 был запущен твиттер-аккаунт, который постит забавные новостные заголовки про Мужика из Флориды, который творит всякую дичь. http://knowyourmeme.com/memes/florida-man

Со вздохом, я выключила телевизор. Они там уже забыли обо мне? Неужели все исчезли? Я оказалась в пустом и холодном месте, которое видела прежде, чем меня заперли в шкафчике? Это была просто ловушка, способ заманить меня туда и... я глубоко вздохнула.

Нет, это было просто смешно. Устроившись на кровати, я уставилась на незнакомый потолок. Почему я вообще согласилась на это? О, да. Потому что я мучилась от флешбеков, видела кошмары, боялась оказаться в шкафчике снова, и видела вещи, которых там не было.

Как сейчас. Под моим взглядом, краска сошла с потолка, обнажая голый бетон покрытый непонятными каракулями. Мое сердце как барабан заколотилось в груди. Я хотела закричать, но сдержалась. Я не свихнулась, говорила я себе снова и снова. Я не могла позволить им считать меня сумасшедшей. Даже если, когда я осмотрелась, телевизор был разбит и сломан, а на защитном экране что-то написано красной помадой. Все выглядела холодным и мрачным. В глубине души, это ничем не отличалось от тюрьмы.

Это был не самый худший момент. На полу было насыщенно черно-багровое пятно повсюду вокруг кровати. И раздражающие отпечатки рук на стенах того же болезненного цвета. И один на окне. Один их вид заставлял меня чувствовать себя ужасно. Они ощущались, как страдания и кровь; они пахли, как кровь. Запах заполнил комнату.

Мне стало плохо. Но я не могла кричать. Я не могла себе это позволить.

Кровать была мокрой на ощупь, холодная липкая жидкость просачивалась сквозь мою одежду. Я села, руки запротестовали от внезапного движения, и с меня закапала черно-багровая маслянистая жидкость. Кровать пропиталась насквозь. Я пропиталась насквозь. Она липла ко мне и не отставала, просачиваясь холодом прямо в мои кости.

Может быть, я сошла с ума. Может быть, я что-то видела и должна просто покончить с этим. Я никогда больше не вернусь в школу, никогда не столкнусь с хулиганами, никогда не буду мириться с позором и тем, что люди говорят за моей спиной.

Нет. Я скривилась. Было что-то постороннее в том, как я себя чувствовала. Это была не я. Это были не мои мысли. Тут было нечто другое, что думало за меня. Я стиснула зубы и закрыла глаза, больше ни о чем не думая. Если бы оно не исчезло, когда я открыла глаза, я бы закричала.

Запах пропал. Я открыла глаза, посмотрев на розовые стены и целый телевизор. Нигде не было странного красно-черного масла.

Я не знаю, что заставило меня сделать то, что я сделала. Любопытство, наверное. Или просто отказ позволить такой мелочи, как пробуждение галлюцинаций победить. Иногда я могу быть очень упрямой. Но я подумала о странном ржавом мире, подумала о горько-холодном масле, подумала о том, что видела в раздевалке, и медленно вздохнула.

И на моих глазах краска слезла со стен, снова открывая каракули и отпечатки рук, запах крови вернулся. Я закрыла глаза, ни о чем не думая, и все исчезло.

Хах.

Глава 1.06

Я проснулась утром, чувствуя слабость, головную боль и еще небольшой насморк. Вероятно, я простудилась. Конечно, я устала, но так было уже на протяжении нескольких дней. Осознание, что я могу контролировать появление этих снов наяву, не заставило кошмары о попадании в шкафчик исчезнуть.

Может быть, со временем. Я, конечно, надеялась на это.

Потому что, если я свихнулась, то в моем безумии, по крайней мере, была система. Я убедилась в этом прошлой ночью, после того, как носильщик доставил пожитки, которые мне разрешили иметь здесь, и Ханна заглянула, чтобы извиниться. Я не возражала, что она понадобилась в другом месте, потому что у какой-то другой девушки случился "кризис". Это дало мне время для экспериментов.

Концентрация на этом странном ржавом месте заставила меня снова увидеть переделанный мир вокруг. Стекающее багровое масло, ржавчина и гниение, трещины и лед. Даже люди были затронуты, если произошедшее с моим отцом и полицейской, хоть что-то значило. Вот что, должно быть, случилось в школе, оставив ее пустой и превратив Эмму и остальных в демонов. Я очень надеялась, что так и было.

К счастью, я обнаружила, что могу выключить это. Очистив свой разум, сознательно ни о чем не думая, я могла вернуться в нормальный мир. Я переключалась туда-сюда, снова и снова, каждый раз боясь, что это не сработает. Сработало и сегодня утром. Я попробовала как только проснулась. Это стало почти как зависимость, теперь каждое переключение подтверждало, что я не сумасшедшая.

Я не могу быть сумасшедшей. Безумие я не смогла бы контролировать также, как это. Безумцы не могут просто решить стать нормальными, когда им вздумается, не так ли?

Во всяком случае, мне хотелось в это верить, когда я заглядывала в это чуждое иное пространство. Здесь моя комната была клеткой с бетонными стенами и холодным полом. Я старалась не смотреть на черно-багровое масло, пропитывающее мой матрас, скапливаясь под кроватью, или зловещие знаки на стенах, или... ну, на самом деле было не слишком много безопасных мест. Небольшая стопка книг из дома казалась нормальной, маленьким проблеском цвета и родства по сравнению ледяной багровой наготой.

Однако, присмотревшись, я обнаружила, что даже мои книги не были полностью неизменны в безумном видении. Цвета были не совсем такими, как должны быть, и чем меньше рассказывать о том, как изменялись обложки, тем лучше. Я открыла верхнюю и ознакомилось со словом

ОДИНОЧЕСТВО

написанным заглавными буквами под обложкой. Моим почерком. Я там не писала. Хотела ли я перевернуть страницу? Увидеть, если какие-то еще изменения?

Нет, но я все равно это сделала.

ГЛАВА 1:

МОЯ ЖИЗНЬ — ТЮРЬМА, А ЭТО — ОКНО,

ЧЕРЕЗ КОТОРОЕ Я НАБЛЮДАЮ ЗА ПТИЦАМИ.

Я захлопнула книгу и переключила внимание на реальный мир для разнообразия. Я могла бы убедиться, что не писала глупости заглавными буквами повсюду внутри книги, но мне не хотелось делать это прямо сейчас. По шагу за раз. Я подумала о том, чтобы одеться, и сразу почувствовала себя глупо. Эта пижама была на весь день, каждый день, пока я здесь.

Однако.

Чтобы ни случилось со мной в школе, теперь я это контролирую. Я могу видеть вещи о мире, не очевидные с обычной точки зрения. Ключи и подсказки. Психические впечатления, возможно, сохранялись в том чуждом месте.

Нет, погодите. Я должна это использовать. Реализация важна. Другое Место. Это сделает его более приемлемым, в некотором роде полноценным. "Я могу заглянуть в Другое Место". "Другое Место раскрывает мне свои секреты". "Сдавайся, преступник, пока я не показала тебе ужасы Другого Места". Да. Это звучало как нечто, что я могу сказать и не звучать жалко и безумно

Погодите. Может, мне стоит перевести это на другой язык. Так будет еще более впечатляюще. Хмм. Надо будет залезть в гугло-переводчик и проверить, как будет "Другое Место" или "Другой Мир" на куче языков. Или, может, мне надо взять словарь, потому что на старинных языках это будет звучать еще круче. Что-то типа латыни, греческого или арамейского.

В местной библиотеке, вероятно, не найдется англо-арамейского словаря. Хотя у них может быть англо-латинский. Скорее всего нет..

Так значит, я стала кейпом? Думаю, да. Конечно, у меня на самом деле не было плаща, и, ко всему прочему, я была пациенткой в психиатрическом отделении с подозрением на попытку суицида, а не супергероем. Но некоторых из первых кейпов считали сумасшедшими, пока они не начали стрелять лазерами из глаз. Если я чему-то и научилась за прошедшую пару недель, так это тому, как многое зависит от точки зрения.

Расскажи я персоналу, меня бы не выпустили. Отлично, Тейлор. Так говоришь, ты можешь видеть сумасшедший ржавый мир, и это твоя суперспособность? Мгммм. Можешь доказать?

Что-то подсказывало, что они не примут "поверьте мне" как аргумент. Другие девушки, вероятно тоже пытались.

И даже если бы мне удалось доказать, что я стала парачеловеком, это означало бы, что вся больница узнает, кто я. Существует причина, почему большинство кейпов — паралюдей, борющихся с преступностью, и тому подобное — держат свою личность в секрете. Команда под названием "Новая волна" опубликовала свои личности около десяти лет назад, и для них все прошло не слишком хорошо. Конечно, было достаточно много Умников и Технарей, которые работают на различные корпорации и правительства, но как только ваше имя всплывет, пути назад не будет.

Все что я могла сделать, это подождать, пока они не убедятся, что я не собираюсь сброситься с причала в Доках.

До тех пор, мне придется проводить время, экспериментируя со своим безумным зрением. Возможно, я смогу получить больше контроля над этим, чтобы не пугаться каждый раз, как мое восприятие переключится. Также, я хочу выяснить, сколько информации оно может мне дать. Конечно, я могу получить какие-то расплывчатые намеки, но мне не нужно видеть горящего демона, чтобы понять, что мой отец злится. "Наблюдение за миром кошмаров" не самая чарующая сила, если не делает ничего действительно полезного.

Другой вещью, которая меня беспокоит, был демонический монстр, которого я там видела. Конечно, это могла быть извращенная версия Эммы и остальных, но я не могла быть полностью уверена. Я действительно надеюсь, что возможность заглянуть в Другое Место не привлечет ко мне чудовищ. Было ли это на самом деле иное пространство со своими ужасными обитателями, куда я могу заглянуть, или просто мой разум искажал то, что находилось здесь? Я не была полностью уверена, поэтому решила ожидать монстров, пока не доказано обратное.

Я понятия не имела, как долго тут пробуду, но, по крайней мере, у меня был список вещей, которые нужно сделать. Поддержание продуктивности не позволит мне на самом деле сойти с ума.

1. Научиться лучше контролировать свою силу.

2. Понять, есть ли какие-то реально полезные вещи, которые я смогу использовать, так или иначе.

3. Не быть сожранной монстрами, обитающими в Другом Месте.

3а. Выяснить, обитают ли в Другом Месте на самом деле какие-нибудь монстры, не нарушив пункт 3.

Немного подумав, я добавила еще четыре пункта в мысленный список.

4. Позавтракать.

5. Проверить, смогу ли я получить тайленол от моей головной боли.

5а. Убедиться, что они не подумают, что я пыталась покончить с собой.

6. Убедить людей, что я не свихнулась.

7. Начать придерживаться режима упражнений, как я себе пообещала. Это может помочь мне убежать от возможной угрозы из пункта 3, если не хуже.

Частичка меня осознает, что я рационализирую, разделяя свой стресс и ужас на маленькие кусочки, с которыми могу справиться и сдерживать. Остальной части меня было наплевать, что я делаю, пока это позволяет игнорировать тот факт, что я нахожусь в психиатрической больнице и не выберусь в течение ближайших нескольких недель. Как минимум.

Я потерла глаза. Я ощущала себя истощенной. Но я не стала засыпать снова. Я включила телевизор, который все еще оставался на новостном канале. Была половина седьмого, и диктор новостей некоторое время взволнованно обсуждал госпитализацию каких-то знаменитостей минувшим вечером, перед тем, как перейти к теме бедности в Нью-Йорке.

Конечно, вот какие новости волнуют сильнее. В конце концов, не каждый день звезды ловят передоз. Скорее, еженедельно. И все знают, что бедняки — это не новость. Они устарели.

Новости не помешают мне снова заснуть, поэтому я взамен оценила свои возможности. Я попыталась понять, чем могу тут заняться, чтобы быть в форме. Я не могла делать отжимания или что-либо, содержащее нагрузку на руки. Это было бы слишком болезненно. Для бега здесь не хватало места. Я могла бы бегать на месте, но у меня были только тапочки, а пол жесткий и холодный. Как еще могут упражняться люди, не задействовав руки? Прыжки на месте? Приседания? Я справилась с тремя приседаниями, расположившись на полу с пластиковым покрытием, прежде чем свалилась. Мышцы живота болели, и я ощущала себя развалиной.

Надеюсь, это был симптом простуды, которую я подцепила. Если я не могу осилить даже четыре приседания, то время, проведенное на больничной койке, оставило меня полностью разбитой. Может, стоит подождать, пока мне не станет лучше, прежде чем браться за это дело.

Нет. Я бы не стала это откладывать. Я сказала, что начну этим заниматься, значит, так и будет. Я сделала еще два приседания, а потом заставила себя выпрямиться и размяться. Возможно, я должна спросить, есть ли тут спортзал или что-то вроде, когда в следующий раз встречу куратора, Ханну.

Внезапно я задрожала от ледяного холода, пробравшего до костей, заставив волосы на затылке встать дыбом. Звук телевизора стал приглушенным и отдаленным. Я все еще могла его отчетливо слышать, но теперь казалось, что это громкий шум, доносящийся издалека. В каждом вдохе ощущался железный оттенок крови. Я стиснула челюсти и сжала ладони в кулаки, чувствуя, как они болят.

Я могла почувствовать Другое Место, ощутить его через озноб и боль в моих руках. Это было почти, как если бы оно звало меня. Оно хотело, чтобы я его изучила. Или, может, я хотела изучить его. Я не была уверена, что чувствую. В любом случае, я старалась оставаться сильной. Я закрыла глаза, стараясь сохранить разум пустым и вообще ни о чем не думать. Но мое любопытство победило, и я заглянула.

В комнате со мной было что-то еще. Не человек. Это была даже не имитация человека, вроде пустой куклы, подменившей полицейскую. Это был белый туман или дым, плывущий возле места, где я сложила свои книги. Он был легкий оттенок — иногда лавандовый, иногда очень бледно-зеленый или голубоватый. Не похоже, что это относилось к серости, ржавчине и черно-багровому маслу из отражения моей комнаты. И внутри дыма что-то было. Я видела в нем проблески какого-то движения.

Это выглядело не очень похоже на человека.

Я пискнула, задохнувшись, и повалилась на кровать. Быстро восстановив дыхание, я попыталась притвориться спокойной.

— Ладно, похоже, я слишком слаба, чтобы делать п-приседания, — пробормотала я, стараясь следить за ним краем глаза. Если я притворюсь, что слишком устала и не замечаю его, возможно оно меня проигнорирует.

Оно живое? Разумное? Не уверена. У него не было лица или особенностей, которые я могла разглядеть, поэтому невозможно определить, смотрит ли оно на меня. Оно не приближалось и вообще не реагировало. Я пялилась на него, наблюдая, как оно растекается по моим вещам. Негодование, растущее в душе, было омрачено ощущением холодного и липкого черно-багрового масла вокруг моих ступней. Посмотрев выше, я увидела знаки, медленно ползущие по стенам. Если вы видели, как мед стекает с ножа, вы знаете, как это выглядело. Только это масло двигалось вдоль стен, а не вниз. Оно крутилось и вертелось, будто хотело что-то написать, но я не смогла бы прочесть, даже если хотела.

В моей комнате находилось нечто. Нечто, что обычно я не могла увидеть, что заставило меня ощутить холод еще сильнее, чем обычно в Другом Месте.

Я старалась не засмеяться над телевизором, который еще пытался показывать новости под каракулями губной помады. Не знаю почему, но это казалось мне забавным. Вероятно, это вывело меня с грани истерики. Безумно смеясь над новостным сообщением, я прищурилась, наверное, погода будет не слишком хороша для слушателей. Это даже не походило на хомяка на роликах или что-то на самом деле смешное.

Будь у меня привычка смотреть комедийные каналы, мне бы сошло это с рук, — отметила холодная часть моего рассудка. И она также отметила, что я слышу шум за пределами комнаты, поэтому необходимо сосредоточиться на реальном мире и полностью игнорировать присутствие холода.

Мне захотелось спрятать голову под одеяло. Но я заставила себя не обращать внимание на Другое Место и пойти к туману, как девушка, совершенно невинно собирающаяся взять одну из своих книг и почитать. Книги поблекли? Я не уверена. Нет, скорее дело в освещении. Было утро, и свет, проникающий через окно, сулил ясный денек.

Ощущение холода пропало еще до того, как я подошла к импровизированной библиотеке, и я заглянула, чтобы проверить, что туман и нечто внутри него тоже пропали. Так и было. Подобрав случайную книгу, я устроилась на кровати и стала ждать начала своего первого полноценного дня в психушке.

Глава 1.07

— Кофе? Горячий шоколад? Прости, тут только порошкообразные вещи.

Я пожала плечами.

— Горячий шоколад, — сказала я, скрестив ноги и спрятав ладони в рукава. Я сидела в кабинете Ханны, ожидая, пока она суетилась над чайником в стороне. Она пришла в мою комнату довольно рано, попросив проследовать в ее кабинет.

— В общем, я подумала, что мы могли бы сейчас разобраться с некоторыми основными документами и обустройством, как я и хотела вчера вечером, а затем я познакомлю тебя с остальными девушками за завтраком, — сказала она, наливая кипяток в пару щербатых чашек, куда она насыпала гранулы. — Завтрак начинается в восемь и длится до половины девятого. Иии... — она включила компьютер, — так, никаких сообщений. На чем я остановилась? Итак, как ты чувствуешь себя этим утром, Тейлор? — спросила она, поставив чашку на стол передо мной.

Я решила, что честность — лучшее средство. Если я буду открытой сейчас, это даст мне больше пространства для лжи позднее.

— Злой, простуженной и немного болит голова, — произнесла я. — Думаю, я могла подцепить простуду в больнице.

— Позже мы зайдем в аптеку и получим что-то от этого, — сказала она. — Но, помимо того, ты не чувствуешь себя плохо? Не скучаешь по дому?

Я поразмыслила.

— Не думаю, — сказала я. — В смысле, до этого я уже некоторое время пролежала в больнице и... — я умолкла. Я скучала по своей комнате. Я скучала по папе. И я, несомненно, скучала по тому, чтобы не находиться в холодных стерильных больничных условиях. — Я бы хотела быть дома, — призналась я, — но я не уверена, что это тоска.

— Это естественно, — сказала она и насыпала три пакетика подсластителя в свой напиток. — Да, я ужасна, — произнесла она с насмешливой улыбкой, когда заметила, что я наблюдаю. Она явно приглашала меня разделить ее самокритику, и я улыбнулась в ответ. — Говорят, что подсластитель существует для людей, которые не любят кофе, — добавила она. — Что касается меня, я просто люблю сладкое. Не бери с меня пример. Тебе вредно.

Я заглянула в ее чашку. Да, она пила черный кофе, на случай, если запаха было недостаточно. Она выглядела уставшей под слишком густым макияжем, подумала я критически. Я не могла спать из-за кошмаров, но она выглядела едва ли лучше, чем я себя ощущала.

Ее пальцы стучали по клавиатуре, пока я оценивала свои возможности. Я отхлебнула водянистый горячий шоколад и постаралась проглотить его. Я аккуратно поставила чашку на стол перед собой. Если я собираюсь сделать это, то должна убедиться, что не закричу и не буду вести себя странно. Я не могла допустить, чтобы увиденное повлияло на меня, не перед человеком, который мог подумать, что я окончательно свихнулась.

Я закрыла глаза и сосредоточилась.

— Устала? — спросила она, и ее голос сменился на неестественный скрежет на полпути.

Глаза оставались закрытыми, я вдохнула. В помещении пахло удушающим теплом, горечью и легким оттенком ржавчины. Это было разнообразием, по сравнению с вонью крови, которая обычно забивала мои ноздри, когда я занималась этим.

— Немного, — проговорила я, пытаясь сохранять интонацию. — Я плохо сплю... с тех пор. После того, что случилось.

Я приоткрыла глаза, приготовившись снова закрыть, если понадобится.

В Другом Месте она выглядела хуже. Ее кожа была трупно-серой. Местами она была разорвана, обнажая сырую плоть, в то время как другие участки были мягкими и сморщенными, как яблоко, оставленное на солнце слишком надолго. Какой-то костяной шип выступал из ее грудной клетки, рядом с местом, где должно находиться сердце, и что-то вроде старой засохшей крови или ржавчины покрывало всю ее грудь. Темная, похожая на воск смола сочилась из ее глаз. Остатки волос свисали с ее скальпа спутанными клочьями. Она выглядела усталой и больной, она выглядела, как будто умерла, но забыла перестать двигаться, но прежде всего она выглядела старой.

— Тут есть, ээ, место, где я могла бы потренироваться? — спросила я, пытаясь сдержать внезапную тошноту. — Просто я совсем потеряла форму, после такой долгой болезни.

Сколько ей было на самом деле? Если чудовища, которых я вижу в Другом Месте, каким-то образом связаны с реальными людьми, по почему она выглядит такой старой и мертвой? Всмысле, моего отца заменила горящая фигура, и он определенно был в ярости, а полицейской, вероятно, на самом деле было все равно, поэтому было логично, что она стала пустой куклой. Но что это значило для нее? Или я неправильно истолковала?

Мне нужно узнать больше.

Я расслабилась, позволяя краске расползтись по стенам, скрывая подпалины и граффити. С немалым облегчением я оглядела не древне-и-мертвое лицо Ханны. Она что-то сказала, осознала я.

— Что, простите? — произнесла я.

— Я сказала, да, тут есть небольшой тренажерный зал, который примыкает к прогулочному дворику, — повторила она. — Также проводятся тренировки, на которые ты можешь записаться. Ты готова? Просто, ты немного... рассеянна.

— Я всего лишь зависла, — сказала я, добавив, — я просто немного устала.

— У тебя есть предпочтения насчет пола твоего психолога? — ее пальцы напряженно зависли над клавиатурой.

Я поразмыслила.

— Не думаю, — сказала я.

Она выглядела облегченной.

— Хорошо, тогда я запишу тебя к доктору Вандербургу. У него больше свободных мест, так что вы сможете общаться дольше и каждый день в одно время, — она прочистила горло. — Не знаю, известно ли тебе, но мы стараемся, чтобы пациенты придерживались надлежащего режима. Просто оставить людей одних в их комнатах не поможет им вылечиться. Очевидно, он не такой строгий, как в школе, но все же здорово иметь распорядок дня. Понимаешь, что я имею ввиду?

Я кивнула.

— Да, — мне будет очень скучно в больнице. Я кашлянула. — Есть ли какие-то механизмы, чтобы я успевала за школьной программой? — Я вздохнула, мои ладони бессознательно обхватили запястья. — Конечно, учитывая все, я не уверена, что в этом месте мне доверят карандаш.

Я пристально следила за выражением ее лица, и она слегка вздрогнула из-за этого. Она поспешила заверить меня, что существуют системы, которые позволят мне продолжать обучение. Затем последовал короткий разговор о том, что я здесь, чтобы "оправиться", и что они здесь, чтобы мне помочь. Я это уже слышала. Более полезным было то, что я получила расписание. А потом мы пошли на завтрак.

Следуя за Ханной по коридорам, я наблюдала за Другим Местом, вероятно, столько же времени, сколько и за реальной обстановкой. Теперь, когда я привыкла к этому месту, мне нужно было исследовать два мира, даже если один из них был довольно ужасающим. К тому же, мне не терпелось поэкспериментировать — это была первая возможность посмотреть на разные места сквозь призму моей силы. Насколько я могла судить, география Другого Места, похоже, в основном соответствовала обычному миру. Отклонения были редкими, но заметными, вроде странно искаженных стен или совершенно иного облика дверей.

Я увидела дверь, свисающую с петель, и подумала. что будет, если я попытаюсь пройти через нее. Как я могла взаимодействовать чем-то, что было пустым пространством в Другом Мире, но являлось сплошным деревом в реальном мире? Если бы я попыталась прикоснуться к отцу, пока он был сердитой пламенной штукой, я бы обожглась? У меня не было возможности проверить эти размышления. Ханна шла быстро, а на мне была обувь типа кедов, которую мне дали здесь.

На стенах столовой были нарисованы бабочки. Это только сделало все более похожим на начальную школу. В Другом Месте, бабочки никуда не делись, но стали светиться. Люминесцентная краска лежала на голых бетонных стенах, будто масло на воде, переливаясь будто панцирь насекомого или разлитый бензин. Чем они так отличались от всего остального?

Помещение было заполнено наполовину. Я с трудом сумела это разглядеть из-за густого разноцветного тумана, висевшего на уровне головы. Все походило на психоделический кинокадр в захудалом баре времен Сухого Закона. Цвета были в основном приглушенными, как в старом фильме. Они ярко вспыхивали время от времени, но ненадолго и на краю зрения. Это было слегка противно. Я подавила дрожь при виде чудовищных созданий, которые сновали сквозь туман. и позволила зрению переключиться на нормальный мир. В реальности комната была раскрашена так, будто она снаружи, с голубым потолком и высокой зеленой "травой" на стенах. Также, бабочки были не единственными существами. Еще были божьи коровки, птички и большой кот.

Кот мне не понравился. Он улыбался, что заставляло его выглядеть чудаковато, как чеширский кот. Эта ассоциация меня не устраивала. Моя Страна Чудес уже была менее приятной, чем у Элис.

Тем не менее, частичка меня не могла не прийти в восторг от вида цвета в Другом Месте. По крайней мере, бабочки не излучали насыщенное холодное отчаяние, как черно-багровое масло в моей комнате, и не вызывали тошноту, как цветной туман. Они немного обнадеживали, пусть даже недостаточно, скудно и слабо.

Она привела меня к столу, где сидели еще четыре девушки. Все они на вид были приблизительно моего возраста. Очевидно, Уилсон был местом для проблемных девочек-подростков. Ханна сдержанно улыбнулась.

— Ну, я надеялась представить тебя всем вчера, — сказала она, — но Хлоя сейчас не может присоединиться к нам. Надеюсь, скоро ей станет достаточно хорошо, чтобы видеться с людьми, — она продолжила, — так что я пока познакомлю тебя со всеми остальными. Доброе утро.

— Доброе, — сказала девушка с волосами мышиного цвета, болтая в миске с хлопьями пластиковой ложкой.

— Саманта, Лия, Эмили, Кирсти. Это Тейлор, — сказала Ханна, указывая на каждую из девушек, а потом на меня. — Она поживет в комнате номер пять некоторое время. Она приехала только вчера вечером.

— А где Хлоя? — спросила одна из них, Лия. Слишком худая. Это была моя первая мысль. И вторая, если вы не считаете "анорексик" той же мыслью, просто облеченной в слова посложнее. Лия была бледной, с большими глазами, и выглядела, словно могла быть симпатичной, если бы не делала все возможное, чтобы походить на прутик.

— Ее, эмм, не будет какое-то время, — неловко проговорила Ханна, — Она возвращается в больницу.

Повисла болезненная тишина.

— Но ей, кажется, становилось лучше, — сказала Саманта, накручивая на палец русый локон. Я заметила, что она носит браслеты, вроде моих, и что она заметила мои. — Она говорила, что чувствует себя лучше на новых лекарствах.

— У нее... она плохо переносила некоторые из этих веществ, — сказала Эмили. Она выглядела... ну, с ней, вроде, ничего плохого не произошло. — Это просто отстой. Дерьмо. Она будет...

Ханна закусила губу.

— Они считают, что она выкарабкается, — сказала Ханна. Она показалась мне немного настороженной.

Я пыталась не обращать слишком много внимания на Кирсти, потому что она была не в себе. На ее руках и лице были опухшие красные шрамы, гораздо глубже моих. Шрамы на моем лице были слегка розоватыми, и врачи сказали, что они исчезнут. Ее — я думаю, кто-то взял нож и глубоко надрезал ее щеки и края рта, и они выглядели довольно старыми, чтобы выглядеть так хорошо, как надо. Она стеснялась меня и, насколько я могла заметить ее выражение, пялилась на мои руки и лицо. Там почти наверняка была история, и также наверняка я, скорее всего, не хотела ее знать. Ханна, кажется, заметила, как Кирсти себя ведет, потому что она прочистила горло.

— И да! — произнесла она, фальшиво сияя. — Все — Тейлор! Тейлор — все!

— Привет, — неловко проговорила я. Мне никогда не удавалось произвести первое впечатление, да и любое другое впечатление, на самом деле, и это было гораздо сложнее, чем большая часть. Как мне с ними общаться? "Ну, как ты сошла с ума? Что до меня, я получила травматические флэшбеки и пыталась убить себя, когда меня заперли в шкафчике." Отличный способ растопить лед, нет, правда.

— Я слышу голоса, когда не принимаю лекарства, — сказала Эмили, закатив глаза, — Я позволю остальным представиться.

Я молча подобрала челюсть, прежде чем выдать соответствующий ответ.

— Гм.

— Я бы тебе врезала, если бы это не грозило неприятностями, — прошипела Саманта. — Дура. Зови меня Сэм, она помассировала обратную сторону шеи. — Посмотри, что ты наделала, — сказала она Эмили. — Только я собиралась спросить ее... типа, какие группы ей нравятся, а ты просто взяла и отпугнула ее.

— У меня нет любимых групп, — сказала я, не задумываясь. Это вызвало улыбки.

— Тогда привыкай к скуке, — посоветовала Лия. — Если тебе нравятся каналы, которые ловят телевизоры, это все значительно упрощает.

Они принадлежат среднему классу, с иронией отметила я. В целом, я не удивлена. Я нахваталась достаточно от своего отца, чтобы догадаться, что мы не смогли бы отправить меня сюда, если бы школа любезно не оплатила счет. Мы были не совсем бедными, но это место было недешевым, и только один человек в доме зарабатывал деньги. У остальных девушек здесь, вероятно, было больше общего с Эммой или Мэдисон, чем со мной. Это было не вполне справедливо по отношению к ним, но я не чувствовала себя особо справедливой сейчас.

Я прикусила губу и мысленно встряхнулась. Нет. Я не должна так думать. Арргх, это была самая искренняя попытка разговора с девушкой моего возраста, которая у меня была за несколько месяцев. Я не должна углубляться в это, ожидая, что они нацелятся на меня. У них более чем хватает собственных проблем. Они были скорее жертвами таких девушек, как Эмма и София, чем их фанклубом.

Мой взгляд переместился на Кирсти и ее ужасающие шрамы. Она все еще не сказала ни слова.

Хочу ли я знать?

Я сосредоточилась и переключила свои чувства на Другое Место. Я действительно хотела бы этого не делать. Если Лия была слишком худой в реальности, то в Другом Месте она выглядела еще хуже. У нее не было ни глаз, ни ушей, ничего, кроме рта, который занимал все пространство, где должно было быть ее лицо. Ее кожа была шокирующе бледной, туго, будто барабан, натянутой поверх прутьев костей и гротескно выпирающего живота. Ее череп был чудовищно большим и неустойчиво раскачивался на тонкой, как горлышко бутылки кока-колы, шее, будто у какого-то ужасающего болванчика.

Саманта, Сэм, выглядела более человечной, но ее кожа делилась на участки обгоревшего тела и мерзлой плоти, а из ледяных глазниц сыпался пепел. Пока я смотрела, лед распространился, расползаясь из ее порезанных запястий. Эмили крутилась и извивалась, когда я на нее не смотрела. Ее тело пресмыкалось и елозило таким образом, что напомнило мне о шкафчике и заставило почувствовать тошноту. Я думаю, что слышала и шепот.

Оказывается, я не хотела знать о Кирсти. Я не хотела знать, что из всех людей, она почти также выглядела в Другом Месте. Такое же бледное, дерганое выражение беспокойства обо всем и вся. Те же багровые рубцы. Единственное изменение появилось в ней, ее белый пижамный топ был заляпан кровью. Три слова друг над другом.

S IX

S IX

S IX

Вау, подумала я, оцепенев от шока. Хорошая работа, ты не свихнулась, Тейлор Эберт. Сумасшедший человек будет волноваться из-за того, кто выглядит довольно нормальным в причудливо безумном видении, сверкая Числом Зверя на топе. Сумасшедший ткнет пальцем на девушку, сидящую напротив, и заверещит об Антихристе. Сумасшедший начнет болтать. Но это будет безумием. И поэтому ты не сделаешь этого, не так ли? Потому что ты не безумна.

Это было к лучшему, твердила я про себя, прежде чем заглянуть в Другое Место. В те дни это стало моей мантрой. Я снова закрыла глаза, ни о чем не думая, и напомнила себе, что я в здравом уме. Когда я снова огляделась вокруг стола, мир принял меня.

Мне очень хотелось, чтобы у меня была хорошая чистая сила Умника, которая сообщит мне, что я хочу знать, без необходимости сталкиваться с этим. Были ли другие паралюди с такими силами? Нужно узнать, смогу ли я получить здесь доступ к интернету. Мне необходимо узнать побольше о том, как работают силы, и как их используют другие люди.

Ханна похлопала меня по плечу.

— Хочешь пойти и взять немного хлопьев? Просто мне нужно поговорить немного с Эмили.

Я пролавировала к столу, где были сложены коробочки с хлопьями и молоком под присмотром грузной женщины. Я старалась изо всех сил, чтобы не думать о том, что видела. Я не хотела снова ускользнуть в Другое место. Мне просто было нужно немного времени. Времени подумать. Но, по крайней мере, они пытались поговорить со мной. И я собиралась попытаться возобновить разговор. Я не собиралась бежать и прятаться. Ха. В некотором роде, это было почти новое начало. По меньшей мере, мне поверят, если кто-то будет меня задирать. И я свалю отсюда довольно скоро, так что я просто должна быть достаточно приятной.

Внезапная мысль поразила меня, когда я наливала молоко, и я вздрогнула. Я и в самом деле не проверяла, не так ли?

Как Я выгляжу в Другом Месте?

Глава 1.08

Я оперлась на раковину, уставившись на себя в зеркало. Тот, кто проектировал женские уборные, сосредоточился на простоте уборки, а не привлекательности, и они воняли хлором, но хотя бы были чистыми. Суровая белизна была, в своем роде, облегчением. Она обнадеживающе контрастировала с капающими, заляпанными и потрескавшимися поверхностями последней уборной, в которой я была, когда в первый раз заглянула в Другое Место.

Это облегчение было слишком незначительным, чтобы по-настоящему успокоить меня. Теперь, когда я знаю, насколько близко эта странность. Моющее средство не защитит от этого. Другое Место было здесь, скрытое в глубине моих глаз. Все что мне нужно, это заглянуть в него, и я увижу гниль, грязь и все самое худшее вокруг меня. Мой разум уже прокручивал возможности, исступленно гадая, что я могу увидеть в этой всегда такой чистой уборной, недавно так тщательно вычищенной. Что здесь мог натворить какой-нибудь сумасшедший? Я правда хочу увидеть?

Да, понятно, почему я откладывала. Я просто пыталась не струсить узнать, как я выгляжу в Другом Месте.

Пожилая женщина покинула одну из кабинок и ушла, не помыв руки. Я вздрогнула от отвращения, а затем закрыла глаза. Ну, здесь ничего не произошло. Пора посмотреть, как я выгляжу в мрачном зеркале. После мимолетного колебания, я слегка повернула голову, чтобы не смотреть прямо перед собой. Вероятно, было бы лучше расслабиться, глядя на себя.

Я открыла глаза и увидела помадные каракули на зеркале. Это, похоже, являлось одним из характерных признаков Другого Места. Я не могла прочесть написанное, даже если оно что-то значило. Приготовившись к превращению, я глубоко вздохнула и тут же заткнула рот, ощутив привкус желчи и утренних хлопьев. Запах был неописуемый. В нем была гниль, смерть, рвота, дерьмо, аммиак, и это была лишь небольшая часть от обонятельной какофонии. Когда-то белые стены органично украсились ржавчиной, а черно-багровое масло собиралось на полу в форме, напоминающей меловой контур вокруг трупа. Я ощущала страдание и боль, исходящие от него, словно жар, и я вздрогнула, у меня закралось ужасное подозрение, что могло означать черно-багровое масло.

Я вздрогнула, когда значение черно-багрового масла дошло до меня. Кто-то умер прямо здесь? Кто-то покончил с собой в моей комнате? Или пытался? У меня кожа пошла мурашками, когда я вспомнила, что черно-багровое масло покрыло кровать и пролилось на пол. Значит, это сделали на кровати, где я спала?

Мой желудок взбунтовался, и я бросилась к кабинке, где меня вырвало. Я выблевала где-то половину своего завтрака в унитаз, что едва ли сделало его более грязным. Переключившись на реальный мир, где хотя бы пахло немного приятнее, я проблевалась еще немного. Остальная часть моей еды осталась внутри, но я чувствовала себя не слишком хорошо.

Заметка на память; никогда не использовать свои силы в туалетах. Ни за что, если я могу этого избежать.

Вероятно, это была просто упрямая злость, которая заставила меня вернуться к зеркалу, вытерев рот. По крайней мере, если я узнаю, как выгляжу здесь, мне больше не нужно будет это делать. Поскольку меня уже стошнило, меньше блевать придется. если окажусь монстром. Не думаю, что выглядела чересчур чудовищно, судя по короткому взгляду, что я успела бросить, пока исторгала свои хлопья.

На этот раз, я зажала нос и смотрела вперед, избегая пола.

И снова помада появилась из ниоткуда. Затаив дыхание, я посмотрела на свое отражение. Девушка с длинными, вьющимися темными волосами и темными мешками под глазами встретила мой взгляд. По крайней мере, это радует. Я похожа на себя. Я облегченно выдохнула и пожалела об этом. Я закашляла, задохнувшись от вони, и движение показало отвратительные струпья под воротником.

Мои глаза расширились и я слегка вытянула шею. Да, слева была большая коричневая короста. И еще одна справа. Еще несколько на моих руках и даже кистях — на моих не перевязанных кистях. Проведя руками по животу, я почувствовала больше струпьев под одеждой. Должно быть, я выгляжу так, будто упала на сломанные...

О. Гвозди. Да. Я вздрогнула, вспомнив эту агонию. Значит, в Другом Месте на мне все еще остались следы того, что я сделала, чтобы извлечь тех гусениц. Это имеет смысл. Это был первый раз, когда я увидела Другое Место, и когда я получила триггер.

Но дело в том, что струпья выглядели достаточно старыми. Значит, они заживают? Надо это выяснить, подумала я, разглядывая поближе свое отражение.

Минуточку. Мое отражение совсем не было нечетким. У меня близорукость, и зрение настолько плохое, что проще все время носить очки, но их забрали при поступлении. Видимо, их сочли потенциальной опасностью, поэтому у меня была встреча, чтобы получить пару "безопасных" очков, которые вряд ли будут для меня лучше линз, однако, сойдут. Даже без них я прекрасно вижу в Другом Месте. Я весь день ходила, переключаясь между реальностью и Другим Местом, и вообще не заметила этого.

Прямо сейчас, конечно, я могла справиться с небольшой нечеткостью.

С облегчением вздохнув, я заставила свои чувства вернуться к реальности. Я позволила себе слегка улыбнуться. Я начинала понимать, как это делается. На этот раз мне не нужно было закрывать глаза, подумала я, потирая левую ключицу, где была короста. Я все еще ощущала ее. И боль пронзила мои руки, когда поврежденные пальцы запротестовали. Мне этого не хватало.

Покачав головой, я смыла в туалете, куда меня стошнило, а потом пошла мыть руки. Я вспотела. Наверное, стоит умыться прежде чем уйти. В тот же момент я заметила, что мои волосы растрепаны. Я пообещала себе, что не стану впадать в отчаяние. Я собираюсь следить за внешним видом, пока тут нахожусь. Не потому что я так уж пекусь о внешности, а потому, что если я буду выглядеть нормальной и здоровой и следить за собой, но не слишком, тогда у психиатров будет меньше причин ошибочно полагать, что я склонна к самоубийству.

Кран я открыла не глядя. Я позволила воде стекать и смотрела в потолок, чтобы даже краем глаза не увидеть струю из крана. К тому времени, когда я посмотрела, любой намек на ржавчину в воде пропал, и я вздохнула с облегчением.

Несмотря на то, что я выкрутила горячую воду на максимум, она все равно в лучшем случае оставалась едва теплой. Я забеспокоилась, пока не вспомнила школу, в которую ходила, пока была маленькой. Там краны тоже никогда не могли подать слишком горячую воду. Я подумала, что это еще один признак того, что нас всех тут держат за детей.

Так что, я пообещала себе, что буду хорошо выглядеть и приведу себя в хорошую форму? Что-то мне подсказывает, что психиатрическое отделение никогда не взлетит, как место для преображения, подумала я, морщась, пока пыталась обмыть ладони, не намочив повязки.

Потом я пошла и сказала Ханне, что меня стошнило.

— Это просто от нервов, я думаю, — сказала я, глядя ей прямо в глаза и стараясь не моргать. — Иногда меня немного тошнит, когда я нервничаю. — я сглотнула. — И так как все, что я только что съела, вернулось, есть ли тосты или что-то в этом роде? Что-то, в чем нет молока. — я криво улыбнулась. — Не думаю, что смогу снова испытать его вкус.

Тосты были что надо, и я съела четыре ломтика под внимательным взглядом Ханны, что ее вроде бы удовлетворило. О, поняла. Надеюсь, что она не подумала, что у меня булимия. Я не должна посещать уборные несколько часов, так она убедится, что я не собираюсь выблевать это. Возможно, она просто беспокоилась из-за того, что я болею, однако, действовать так, чтобы свести к минимуму вероятность того, что она подумает, что у меня не все в порядке с головой, не может быть плохой идеей.

Ну, в разумных пределах. Если я зайду слишком далеко, у меня может развиться паранойя насчет того, что я выгляжу как сумасшедшая, и все закончится плачевно.

Моя первая встреча с назначенным психиатром была только после обеда, и поэтому мне надо было как-то убить несколько часов. Я жалко и неуклюже пыталась общаться с другими девушками из Уилсона. Это был разговор с большим количеством танцев вокруг да около, но мне удалось выяснить порядок для получения доступа в интернет. Сэм также спросила меня, не хочу ли я присоединиться к одному из занятий по медитации, которые тут проводят.

— Они с одиннадцати до полудня, — сказала она, — и это хоть какое-то занятие. То есть, строго говоря, это немного скучно, но это расслабляющая скука. И я думаю, это помогает. В смысле, дыхательные штуки помогают успокоиться, когда ты немного на нервах, так что это того стоит.

После этого она ушла сдавать кровь на анализ, оставив меня наедине с Лией, которая читала книгу с простой обложкой. Она была очень скрытной насчет содержания книги, а мне было не слишком интересно, чтобы надавить на нее ради ответа.

Я развлекалась, читая журнал, оставшийся лежать, и я записалась на занятия по медитации и список ожидания для доступа к компьютеру. Был длинный список условий и напоминаний, что это привилегия, а не право, и что наши связи будут отслеживаться и так далее и тому подобное. Ну, меня это не волновало. Я была почти уверена, что там будет неограниченная вики на парахуманах. Не то, чтобы я собиралась искать что-то нежелательное. Мне просто нужна была информация.

Черт. Если бы я только знала фамилию Кирсти. Я могла бы загуглить ее, чтобы узнать, что с ней случилось. Она тоже выглядела вполне нормально. Тот факт, что у нас были похожие шрамы, вызывал у меня подозрения. У нее такие же способности, как у меня? Это, безусловно, могло быть тем, что заставит кое-кого оказаться в психушке, если она говорила людям, что видит чудовищ повсюду. Что если у нее то же самое, но она не может это выключить? Я бы сошла с ума, если бы такое случилось со мной. Погодите, нет, до меня дошло, что мою историю поиска будут отслеживать, и я, скорее всего, столкнусь с некоторыми неприятными вопросами, если начну гуглить имена других девушек. Ладно, я просто запомню это, пока не выберусь отсюда, и тогда посмотрим, что я смогу выяснить об остальных.

Я получила имя для входа и пароль, напечатанные на листке бумаги. Это давало мне тридцать минут, что не так уж и долго. Так и должно быть. Я уже поняла, как вести себя здесь. Даже полчаса доступа в интернет были ценным каналом связи с внешним миром, который можно было легко аннулировать.

Я сделала то, что, вероятно, мог сделать любой, кто когда-либо триггерил и задумывался, что может делать его сила. То есть, я пошла и посмотрела информацию по Триумвирату. Они были главной тройкой паралюдей, на которых все тайно — и не так уж тайно — хотели быть похожими. И теми, на кого, уверена, я совсем не была похожа. Я не походила на Легенду или кого-то подобного. Я не могла ни летать, ни проецировать энергию, ни создавать силовые поля, ни еще что-либо крутое и броское. В Броктон Бей была Новая Волна, целая команда, где практически у всех были такого рода силы. Я вспомнила, что мне нужно попытаться выяснить, что это была за светящаяся женщина, которую я видела в своей палате. Не сейчас. В любом случае, я могу вычеркнуть подобное.

Затем, у вас может быть набор Александрии, типа как... эм, у Александрии и всяких подделок под нее, вроде Перчаток Мира из второго эшелона кейпов Протектората, действующих из Вашингтона, округа Колумбия, вместе с Правосудием, который сочетал в себе какое-то взрывоопасное оглушающее умение. Затем была длинная страница со значениями для "Геракла" — смотрите также "Геркулес", в которой было перечислено около семи героев, а также какой-то самокритичный или напрочь лишенный воображения австралийский герой, называющий себя Суперкирпич. О, гм, нет, он на самом деле состоял из кирпича, обнаружила я, когда нашла его фото. Странно.

Я вздохнула. Я определенно не была Александрией или Легендой, учитывая тот факт, что не могу летать, рушить здания ударом кулака, или стрелять лазерами из рук. А что касается сил, как у Эйдолона, и его способности делать что угодно — я просто закрыла вкладку, потому что это меня угнетало. Это был не самый разумный способ получить как можно больше информации за тридцать минут, и пять я уже потратила.

Я отправилась прямо на страницу с классификацией, потому что это самый быстрый способ ограничить список людей с похожими способностями и тем, что они могут. Уверена, там наверняка нашлись бы люди, кто сказал бы, что с тем, как работают силы, надо разбираться самостоятельно, и это некая моральная слабость, просто попытаться найти список всех остальных, чьи силы покажутся хоть немного похожими, а затем повторить за ними, но им лучше просто заткнуться. У них, вероятно, отличные простые способности, насчет которых сразу стало ясно, что это суперсила, вроде полета или почти неуязвимости. Им не пришлось мириться с тем, что их основная способность — это "видеть то, чего нет".

Я могла сразу исключить кучу классов способностей. Движок? Нет, не заметила никаких физических изменений в лучшую сторону. Стрелок? Нет. Контакт? Никаких признаков контактных способностей. Я могла бы попытаться выяснить, получится ли показать кому-то Другое Место, прикоснувшись, но это будет лишь вторичная способность. Бугай? Вообще без шансов. Козырь? Как я вообще могу сказать? Технарь? Никаких признаков одаренности в технике, и это не по логике проистекало из того, что я знаю, что могу делать. Властелин? Нет никаких указаний на это, хотя, если честно, Другое Место было чертовски жутким измерением, и, может, я могла бы создать монстров с тем же успехом, как их вижу? С другой стороны, эти монстры, вероятно, сожрут меня. Это не поле для экспериментов без предосторожностей.

Излом, Эпицентр, Скрытник или Оборотень? Возможно? Другое Место, похоже, было чем-то типа другого мира, где все работает иначе, и, может быть, в зависимости от того, как работает моя сила, я меняюсь, когда мой взгляд действует, чтобы туда заглянуть. Это имело более низкий приоритет для экспериментов, но не исключалось. Может, я могу превратиться в монстра из Другого Места или полностью выйти из нормальной реальности — это означает, что я должна включить Движок в список моих возможностей, и мне действительно не стоит даже думать о том, чтобы попробовать это публично. Не раньше, чем я смогу убедиться, что не превращаюсь в какое-нибудь большеглазое паукообразное чудовище, которое напугает других пациентов.

Осознав, что у меня заканчивается время, я решила сосредоточиться на Умниках.

"Часто показывает способности, связанные с планированием, получением информации, а также когнитивными или сенсорными улучшениями," говорилось на странице, и это точь в точь соответствовало тому, что я видела в Другом Месте.

К сожалению, был прискорбный недостаток внимания к кейпам с менее впечатляющими и более незаметными способностями. Их вики-статьи были намного короче и обычно с меньшим количеством изображений. Это выглядело не очень хорошо для моей будущей карьеры кейпа. Не похоже, что я получу свою собственную фигурку.

Наверное, к лучшему. Что бы она говорила, если нажать кнопку на спине? "Тут кто-то умер?" Или, может, "Все вокруг меня похожи на монстров". А возможно просто закричала бы, а потом оправдывалась, что это не сумасшествие.

Возвращаясь в здесь и сейчас, разумеется, это все означает, что у меня гораздо меньше информации, чтобы разобраться в своей силе. Кажется, у меня что-то вроде... ясновидения, подобрала я слово. Какая-то способность считывать. Я могла заглянуть в Другое Место, а в Другом Месте все было аллегорично. А еще жутко. Но в категории Умников большинство статей о кейпах были обрывочными, но и более полные записи были совсем бесполезными.

Взять хоть Песочные Часы, кейпа, действующего в Майами и, согласно вики, известного соперника Мужика из Флориды. Он способен остановить время, но, когда оно останавливается, он замирает вместе с ним, однако, срабатывают "когнитивные и сенсорные улучшения, включая восприятие коротковолнового электромагнитного излучения и способность заранее просчитывать действия". Это совсем не помогало, когда я пыталась понять, каково быть им. Относительно недавно появился кейп, обозначенный как "Козырь/Умник" по прозвищу Флэшсайд, которая, видимо, "спонтанно развивала новые умения путем незначительной деформации своей личной линии времени". Как ощущается применение этой способности? Какие ограничения у того, что она может делать? Имеет смысл не освещать эти моменты в интернете, где кто-угодно может прочитать, но кто угодно — это я, и я хочу это прочитать. Статьи о злодеях были еще менее полезны. Еще одним кейпом, действующим в Броктон Бей, была мелкая злодейка по прозвищу Сплетница, чья сила была описана просто как "расширенная аналитическая способность". И все. Я могла понять, почему статьи о преступниках короче, но это было просто нелепо по сравнению с тем, что получили более заметные злодеи, вроде Луна.

Недоверчивый разум мог предположить, что умные люди — то есть те, чьи силы входят в категорию "Умников" — склонны разглашать гораздо меньше подробностей о том, что они могут, а что нет. Поэтому, естественно я это предполагала.

После долгих бесполезных поисков, мне удалось найти относительно полезную статью про психометрические способности. Это было как раз в тот момент, когда время истекло, и меня выкинуло обратно на экран входа в систему. Я закусила губу от досады, а затем встала, чтобы уступить место следующему человеку, который уже маячил позади. Покачав головой, я проверила часы и пошла попить воды. До сеанса медитации оставалась четверть часа, и я зевнула, сказывался недостаток сна. Скорее всего, я засну посреди занятия.

Постараюсь этого не делать. Мне нужно знать, как успокаивать дыхание и все остальное, когда я столкнусь с чем-то, что напомнит мне о шкафчике. Если повышенное хладнокровие поможет мне избежать паники в следующий раз, когда Другое Место поднимет планку ужаса, тем лучше. Не уверена, что они и правда помогут мне лучше разобраться в вещах, существование которых другим людям невозможно доказать, но я приму любую помощь, какую смогу получить.

Человек, возглавляющий группу, потратил некоторое время на подключение и настройку своего CD-проигрывателя, а затем включил медленную приятную музыку. Приглушив освещение, он начал мягким голосом объяснять, как мы должны дышать — вдохнуть на счет, задержать вдох, а потом выдохнуть. Музыка, приглушенное освещение и звучание его голоса на самом деле не помогали. Учитывая, как мало я спала, я довольно быстро задремала, сидя на своем месте. Полагаю, это было признаком того, что я расслабилась, так что упражнение оказалось частично успешным.

Кто-то заерзал позади меня, от этого звука я проснулась и открыла глаза. Я заметила, что в Другом Месте одни локации могут быть хуже других. Туалеты и моя комната были ужасны, а столовая — нет. Это помещение было тихим и спокойным, и все вокруг меня выглядели расслабленными. Если бы я посмотрела украдкой на отражение этого места, я могла бы проверить свою теорию о том, что эмоции, которые витают в комнате, влияют на то, как она будет выглядеть для меня.

Не знаю, почему я продолжала туда заглядывать, когда так многое из того, что мне приходилось видеть, было отвратительным или даже причиняло сне реальный вред. Простого любопытства для этого недостаточно, верно? Может, на самом деле я просто хотела быть особенной. Эта особенность, этот талант был моим, и никто другой не мог его отнять.

Тем не менее, независимо от причины, я сосредоточилась и подумала о нем. Я была права. Да, стены были бетонными, без какого-либо следа краски, но это все. Почти не было ржавчины, совсем не было крови или черно-багрового масла. Взгляд показывал, что у других участников группы все еще оставались крайне бесчеловечные обличья, но их монструозность была приглушена и смягчена. Их спокойствие, кажется, влияло на их отражения в Другом Месте.

Я нахмурилась. Так не может быть. Кирсти была единственным "нормальным" человеком, которого я видела в Другом Месте, но она явно нервничала и не произнесла ни слова с тех пор, как я ее встретила. Она определенно была не в ладах с головой. Не было смысла в том, что она выглядела нормально, хотя не была нормальной. Что тут происходит?

Мужчина в передней части комнаты, чье обличье было подобно размягчившемуся воску, оплывающему с костей, прочистил горло.

— Помните, — повторил он, легкая плавность тембра, единственное, что изменилось в его голосе в Другом Месте, — отбросьте свои проблемы. Не думайте о них. Не позволяйте им разъедать вас изнутри. Просто расслабьтесь и дышите.

Проблемы? У меня нет проблем. Однако, я научилась отключать свое безумное зрение, очищая свой разум. Может, спокойная пустота была лучшим состоянием, чтобы попытаться более активно взаимодействовать с Другим Местом. Просто что-то мелкое, несложное — вот все, что мне нужно. Я сосредоточилась на дыхании и сложила руки на коленях. Вдох. Выдох. Успокойся, Тейлор. Ты просто хочешь посмотреть, сможешь ли что-то изменить в Другом Месте. Конечно, это отчасти потому что ты читала статью об Эпицентре и подумала, что это звучит круто, но сейчас это неважно. Сосредоточься и дыши.

Я чихнула, и еще раз, и внезапно что-то произошло с моими чувствами, со всеми вместе и с каждым по отдельности, внутренними и внешними, и бесчисленными другими, которые я не могу описать. И когда я подняла взгляд, передо мной кто-то стоял.

Я тяжело сглотнула.

Оно выглядело... ну, оно было похоже на меня. Это был единственный способ описать это. Но это была я, сделанная из тянучки, растянутая и помятая прихотью скучающего ребенка, обожравшегося сладостей. Пальцы почти той же длины, что и предплечья, стелились по полу, касаясь и ощущая все. Удлинившийся нос — мой и близко не был настолько большим! — втянул воздух. И два глаза размером с грейпфрут выпирали из ее деформированного черепа, расширенными зрачками пытаясь разглядеть все и вся.

И несмотря на это, она все еще была похожа на меня. Она звучала как я, дышала как я, когда наклонилась, шмыгнув носом. Палец, подобно насекомому, ощутил форму моего лица, огладив щеки, отчего мои волосы встали дыбом.

Всхлип сорвался с моих губ. Я попыталась сдержать шум и уставилась на монстра, глаза заслезились.

Оно засопело и отвернулось от меня. Полускользя, будто подвешенное на веревочках, оно перебралось к ближайшему человеку на соседнем коврике. Оно потянулось длинными пальцами и погладило ее щеку. А потом оно снова засопело, раздувая ноздри.

Что я только что сделала? Что это было? Я сжала челюсти и ни о чем не думала. Но нет, это не сработало! Если бы я ни о чем не думала, я бы не видела Другое Место, а если бы я его не видела, то не смогла бы понять, остается ли там эта хрень. Беспомощно, я наблюдала, как оно с почти детским ликованием положило обе руки на голову Сэм. Что оно там творит?

— Нет! — сказала я вслух, и оно остановилось, уставившись на меня своими слишком большими глазами. — Не смей! Я серьезно!

Призрак не-меня распался туманом, который вернулся ко мне. Я резко вдохнула, и он втянулся в меня вместе с дыханием. Я не дышала, но больше никаких признаков не было. Я вздохнула с облегчением и сфокусировалась на реальном мире.

Все смотрели на меня.

Глава 1.09

Потолочный вентилятор лениво крутился, тихо подвывая в загроможденном офисе. Каждая свободная поверхность была завалена папками и неряшливыми стопками бумаг, а старые помятые картотечные шкафы были забиты под завязку. Шторы на первом этаже были распахнуты, впуская тусклый зимний свет. Мой психиатр вопросительно посмотрел на меня, его ручка зависла над блокнотом.

— А, это? — я поморщилась, это выражение было болезненным само по себе. Мне пришлось перестать так делать. Вы можете предположить, что я знала о том, что корочки от ранок на моем лице не любят, когда их двигают, но на самом деле нет. — Я просто задремала на медитации. И... Ну, я уже вам говорила, что мне снятся кошмары, так что... — я пожала плечами стараясь показать, что не слишком беспокоюсь из-за этого. — Да.

Назначенный мне психиатр, на чьем столе была табличка, которая гласила, что это доктор Ирвин Вандербург, кивнул.

— Что ж, ясно, — осторожно произнес он, сделав заметку в блокноте перед собой. У него был легкий акцент, который я не смогла распознать. — И, ммм, ты говоришь, что это продолжается меньше двух недель?

— Да, меньше двух. Раньше у меня не было кошмаров, потому что из-за болеутоляющих, которые мне назначали, я вообще не видела снов. — я пожала плечами. — Или я их не запоминала, что тоже хорошо.

— Да, ты уже упоминала об этом, — сказал он. — Хммм. Ну, в данный момент, после одной встречи, я не готов выписывать тебе лекарства. Я стараюсь справляться, не прибегая к этому сразу, — он постучал пальцем по губе. — Посмотрим, как у тебя пойдут дела завтра, и почувствуешь ли ты себя лучше, пока находишься здесь. Если ты все еще будешь так сильно нервничать или тебя снова стошнит, мы можем рассмотреть назначение короткого курса очень мягкого успокоительного. Просто чтобы помочь тебе справиться с акклиматизацией на новом месте и успокоить нервы, — Он мне улыбнулся. — Ведь если тебе так плохо из-за тоски по дому, это довольно скверно, не так ли?

— Думаю, так и есть, — сказала я, пытаясь звучать... ну, я не знала, какие эмоции лучше продемонстрировать. Я не хотела произнести это с энтузиазмом, потому что кто вообще будет говорить с энтузиазмом в таком месте, но если бы прозвучали раздражение или неохота, он бы подумал, что я с ним не согласна. В результате мой ответ стал просто монотонным. Может, не самый лучший вариант, но тем не менее.

— Я здесь, чтобы помочь тебе, Тейлор, — сказал он. — Я могу понять, что ты не обязана желать открыться мне, но нам обоим будет легче, если ты не будешь замыкаться каждый раз, когда я пытаюсь с тобой поладить. Я на твоей стороне, помнишь?

Ну, это была не слишком завуалированная угроза, подумала я мрачно. Кто скажет, что они не захотят поднять вопрос о том, что произойдет, если он не будет на моей стороне?

— В конце концов, — добавил он, — учитывая некоторые поступки, упомянутые в твоем деле... Сейчас я говорю об инциденте с медсестрой, так что...

— Вообще-то, — слегка покраснев, сказала я, — это было ненамеренно. Мне снился кошмар, и когда проснулась, я думала, что медсестра — это часть сна. Я просто пыталась... — я прочистила горло, — не дать ей затащить меня обратно в шкафчик.

— Конечно, Тейлор, — произнес он с почти оскорбительным терпением, — но ты ударила ее головой, бессвязно вопя.

— Я не хотела! — возразила я. — И я потом извинилась! — Это было очень несправедливо. Когда ты просыпаешься от кошмара, ты не отвечаешь за то, что делаешь. Особенно если — как в моем случае — то, что я теперь знаю, как Другое Место, являлось кровоточащим во сне и наяву миром.

Конечно, я не могла признать это публично, поэтому мне пришлось принять все шишки за то, в чем на само деле я не виновата.

— И пока это не повторится, все будет хорошо. Особенно, для всех людей, кого не ударят головой, — сказал он, улыбнувшись последнему замечанию. Он сделал еще одну заметку в блокноте, а затем поднялся. Он протянул мне руку и я пожала ее, не совсем уверенная, зачем.

— Что ж, это была очень хороший сеанс для первого раза, Тейлор, — сказал он, — Надеюсь, мы сможем поладить, и тебе станет комфортнее разговаривать со мной более откровенно в дальнейшем. Я знаю, что ты не хочешь тут находиться, и это совершенно понятно. Найдутся места и похуже, но никто в здравом уме не захочет оказаться в психиатрической клинике.

Я не могла не улыбнуться, и это вызвало у него слегка лукавую усмешку.

— Это первая улыбка, которую я получил от тебя за весь сеанс, — произнес он. — У тебя немного мрачноватое чувство юмора, не так ли?

— Думаю, психиатр из вас лучше, чем комик, — сказала я ему.

— Туше. Ну, ээ... — он отклонился назад, чтобы проверить календарь. — Я отправлю расписание наших встреч в твою комнату. Извини, в данный момент есть кое-какой беспорядок в расписании, но, надеюсь, мы сможем видеться каждый день в одно и то же время. Как тебе идея?

— Думаю, сойдет, — сказала я, добавив. — Спасибо.

— Ну, ладно, — проговорил он, провожая меня к двери. — Ты направляешься на обед?

— Да, — ответила я.

— Повезло тебе, — сказал он. — Мне нужно подготовить кое-какие документы для встречи сегодня днем, так что я ем за своим столом. Но в другой раз мы должны пообедать вместе. Может, ты сможешь лучше расслабиться, если я покину свой стол и эту формальную обстановку, ага?

"Нет" — не произнесла я. Если кто-то пытается быть милым со мной, чтобы я рассказала о чем-то, то это худший возможный способ вызвать у меня доверие к кому-то. Некоторые из девчонок стали приветливее со мной перед зимними каникулами, что меня немного удивило, потому что кое-кто из них находился в кругу друзей Мэдисон. Теперь, оглядываясь назад, конечно, это было, чтобы усыпить мою бдительность. Возможно, они тоже были замешаны в этом, или, может, одна из троицы попросила их об одолжении.

— Это было бы мило, — сказала я вслух.

Это не имело значения. Учитывая все обстоятельства, я бы предпочла, чтобы он не пытался подружиться, и мы бы остались в чисто профессиональных рамках.

И потому что я была хорошей девочкой на протяжении всей беседы, и ни разу не заглянула в Другое Место, в основном затем, чтобы не пугаться и не вызвать у него подозрения, я оглянулась. Подобно Орфею, я не могла удержаться от желания увидеть, что позади меня. В отличие от Орфея, разумеется, я не спасала мою жену, и на самом деле никто не велел мне не оглядываться под страхом ужасных последствий. И я не была выдающимся музыкантом. Так что, вероятно, я не была подобна ему.

Несмотря на мои сходства или различия с мифологическими персонажами, я рискнула взглянуть, как выглядел психиатр и его тесный кабинет в Другом Месте.

Восемь глаз моргнули мне в ответ с неподвижно улыбающегося лица, и шесть его рук уперлись в стол. Нити бледного шелка привязывали его к столу и свисали с потолка. Нечеткие фигуры, завернутые в коконы, извивались, и я вздрогнула, заметив их. Я не знала, кто это, но они колебались на грани узнавания. В любом случае, мне хотелось покинуть помещение, я отвернулась и поплелась по ржавым коридорам, направляясь в столовую.

Итак, задумалась я, проходя мимо болезненно тучной женщины, чья плоть пульсировала и елозила, а крошечные руки и ноги выдавливались изнутри. Давайте прикинем, что это может значить. Паук? Да, конечно, он в каком-то смысле паук, если это что-то о нем говорит. Хищник? Ленивый, готов выжидать и ничего не делать? Но, думаю, каким-то образом он запутался в собственных сетях. Кажется, все ясно. Даже если все остальное не было.

Я обошла лужу черной как нефть жидкости, стекающей со стен и потолка. Она выглядела глубже, чем должна быть. В Другом Месте в полу была дыра? Что будет, если я наступлю в нее?

Аргх! Почему моя сила не может поведать мне обо всем простым и приятным способом? Почему все сводится к метафорам? Бьюсь об заклад, большинство Умников просто знают, что их сила хочет сказать, без необходимости разбираться в символизме. Я должна начать разгадывать кроссворды. Это будет тренировка.

Тем не менее, это было предупреждение. Я должна быть начеку рядом с ним, желательно, не показывая, что я ему не доверяю. Человек-паук не может быть хорошим предзнаменованием. Может, я могу поговорить с Ханной и узнать, есть ли свободные места у кого-то другого. Но что если, они еще хуже?

Почему я так часто это использую? По правде, сама не знаю. Какая-то частица меня, и немаленькая, на самом деле не желала сталкиваться с ужасными вещами, которые я видела там. Я не хотела видеть грязь в туалетах, странное черно-багровое масло в моей кровати, или как все эти чудовищные отражения нормальных людей просто мелькают перед глазами. И еще кое-что случилось на медитации. Мой разум способен порождать чудовищ? Похоже на то. Этого должно быть достаточно, чтобы предостеречь любого нормального, разумного человека. Но я продолжаю это делать.

Наверное, потому что я теперь знаю о Другом Месте, оно всегда будет рядом. В глубине души я знаю, что оно существует, и закрыть на него глаза не получится. За исключением меня и Кирсти, я не была уверена, что с ней не так, казалось, у каждого внутри сидел монстр. Мир всегда был так близок к тому, чтобы быть мерзким и ужасающим. И, разумеется, казалось, это хорошо сочетается с тем, что я обнаружила в школе и... ну, у моего отца взрывной темперамент. Который, напомнила я себе, он пытается контролировать. Даже если Другое Место обнажало человеческую сущность, люди могли попытаться изменить себя. Им не нужно было вести себя, как чудовища, которыми их показывало Другое Место.

Это уже хоть что-то.

Может, мне стоит немного поглазеть на бабочек в кафетерии? Хотя бы они прекрасны. И я могу получить там немного еды, напомнила я под бурчание желудка. В конце концов, я выблевала большую часть завтрака.

Я быстро поела. Макароны с сыром были переварены, но они хотя бы были сытными. Уверена, что неприятное ощущение тяжести в животе скоро пройдет. Никто больше не сел за мой стол, так что я могла любоваться красивыми бабочками на стене в Другом месте, игнорируя цветной туман, ржавчину и монстров вокруг. И хотя бы в Другом Месте макароны были просто серыми и пресными, что делало их вкус немного приятнее. У них, конечно же, не было слишком сильного послевкусия, как у нормальной версии.

Хмм. Я сделала мысленную заметку. Вкус — это еще одно чувство, которое меняется, когда я заглядываю в Другое Место. Кроме того, это ведь нельзя назвать просто взглядом, не так ли? Это охватывало осязание, вкус, зрение, вкус и обоняние. Это была полностью сенсорная штука.

Я собиралась назвать "это видением" хотя бы потому, что не было одного действительно подходящего слова для "все мои чувства ощущают это, но физически я не там". Английский язык еще недостаточно эволюционировал для этого.

Ни один из языков, если подумать.

Пообедав, я вернулась в свою комнату. Мне надо было подумать. И еще мне надо было побыть одной. Не только потому что мне лучше думалось без людей вокруг, которые отвлекали, но и потому, что я собиралась посмотреть, что еще я могу сделать с той странной не-мной, которую я сотворила на сеансе медитации. Вероятно, было не лучшей идеей делать это рядом с другими людьми. Я не знала, что оно собиралось сделать с Самантой, и пока я не разберусь, что это такое, я не хотела выяснять. Надо было выяснить, что я могу сделать и могу ли это контролировать. Если бы это причудливое порождение разума попыталось убежать от меня, я даже не знаю, что стала бы делать. Мне придется рассказать людям. Иначе было бы неправильно. Но пока я не собиралась говорить ни слова, план не-выглядеть-сумасшедшей не включал глупые риски.

К тому же, все это насчет "не беситься у всех на глазах и не заставлять их думать, что я сумасшедшая", было полезным.

Не могу сказать, что не закрыла за собой дверь со вздохом облегчения. Я не могла ее закрыть, потому что у дверей не было внутренних замков, и даже чем-то подпереть ее было нельзя, потому что она открывалась наружу. Не то чтобы я хотела, конечно. Я просто невинно занималась медитацией. Просто немного скучала по дому. Никаких иных причин. И уж точно не экспериментировала с парачеловеческими силами, нет, сэр, только не я.

Поймать правильное настроение было трудно. Я не могла сидеть на кровати, потому что там было возможно-посмертное красноватое черное масло. Но кровать была единственным удобным местом, где можно посидеть в комнате, потому что никаких стульев не было. Я пыталась примоститься на одном из подоконников, но ничего не вышло. Наконец, я устроилась на полу, сидя на одной из подушек.

Но физический комфорт был наименьшей из моих проблем. Я была расслабленной, скучающей, несмотря на некое любопытство, когда сделала это в первый раз. Сейчас? Я была на грани. Я не хотела видеть его снова, но я это делала, все время беспокоясь о том, что будет, если у меня получится. Неприятная тяжесть в животе, появившаяся после еды, все только усугубляла.

В итоге я включила радио на телевизор и листала станции, пока не нашла какой-то старый канал, где играла классика. Я подумала, что это поможет мне расслабиться.

Оказывается, классическая музыка звучит очень странно, когда ты находишься в Другом Месте. Или, как минимум, эта композиция. Помимо колебаний помех, пульсирующих в динамиках, и того, что весь отрывок ускорился и переключился в минорную тональность, женщина пела на грани слез.

— Помогите мне, — умоляла она между треками. — Я тут застряла.

Довольно быстро я переключила каналы на какую-то тоскливо медленную народную музыку, которая все еще страдала от помех, но там не было людей, умоляющих, чтобы их выпустили.

Сосредоточься, Тейлор, сосредоточься. Держи себя в руках. И да, вероятно, позже я пройдусь по всем станциям и проверю, являются ли таинственные люди, умоляющие о помощи обычным делом. Если Другое Место показывало нечто скрытое о мире, что ж, это говорило что-то не слишком приятное либо об этом канале, либо об этой композиции, либо, возможно, о самом радио. Но это будет потом.

Я просто должна повторить то, что сделала сегодня утром. Я просто должна попытаться изменить Другое Место, сохраняя разум открытым. Я начинала с того, что не могла контролировать видеть или нет Другое Место, но теперь я могу. Так что я смогу контролировать, создаю я существ или нет. Я должна научиться контролю.

— Контроль, — прошептала я про себя, вдыхая и выдыхая. Мои скрещенные ноги затекли, но я не позволяла себе думать об этом.

Я выдохнула, и из моих рта и носа вытекла темная фигура. Я заморгала, пытаясь прочистить заслезившиеся глаза, и посмотрела на новосозданного монстра.

Существо в этот раз выглядело иначе. Оно больше походило на человека, чем предыдущее, и имело большее сходство со мной, но его рот был перекошен в выражении вечного ужаса. На фигуре был грязный красный халат, заляпанный бог знает чем. Его израненные, бледные руки закрывали глаза — нет, поняла я, его руки сливались с плотью, — и я не могла отделаться от чувства, что оно наблюдает за мной через широко раскрытый в беззвучном вопле рот.

Оно выдохнуло, и от его дыхания несло как из шкафчика.

О, Боже. О-боже-о-боже-о-боже. Зачем я это сделала? Мое сердце как барабан громыхало в ушах, а на заднем плане играла слишком медленная народная музыка. Я попыталась от него отскочить и слишком поздно поняла, что мои ноги скрещены. Все, что мне удалось, это завалиться назад, опрокинувшись на холодный пол. Все мысли сковало страхом, железной рукой сжимающим мое нутро. Бездумно, я отползла назад, загребая руками.

От него пахло шкафчиком. Оно собиралось сожрать меня живьем, а затем затащить обратно. А все потому, что я была идиоткой и никому не сказала и все это моя вина и я сейчас умру здесь, только я не умру, потому что там было намного хуже, как в шкафчике, и страх который оно излучало был осязаемым и...

Нет.

— Стой, — прошептала я сухими губами. Я хотела, чтобы это прекратилось. Я представила, что оно сковано цепями и неспособно двинуться, если я не позволю. Если я это сделаю это, то буду контролировать его. Я обязана. Иначе оно заберет меня обратно, а я не могу это допустить.

На мгновение боль пронзила мои пальцы, как будто под каждый ноготь мне загнали по раскаленному гвоздю. Это оказалось совсем не иносказательным, потому что, под затуманенным болью взглядом, десять пылающих цепей сорвались с кончиков моих пальцев. Закусив губу, я изо всех сил старалась не закричать. Зашипев, как только что закаленная сталь, цепи обвились вокруг безглазой фигуры, связав ее накрепко.

Несмотря на боль в моих руках, я отползала назад, пока не наткнулась спиной на стену. Я задыхалась. Фигура не двигалась. Не могла пошевелиться, поняла я, присмотревшись внимательнее. Она была скована черной сталью, которая, казалось, пульсировала в такт с моим сердцебиением. Сталью, которая вырвалась из моих рук, осознала я, взглянув на свои пальцы. Они выглядели воспаленными и покрасневшими, но они не выглядели так, будто их просто разорвало.

Я срочно переключилась на нормальное восприятие. Они все еще были перевязаны, и не было свежей крови или других следов, что раскаленные докрасна цепи использовали их как точку выхода. Также я не видела связанного монстра, который, видимо, оказался плохой идеей, поэтому я вернулась в Другое Место.

Сердце колотилось. Задыхаясь, я поднялась на ноги. Существо было зафиксировано на месте, сковано живыми цепями, которые, как я начинала догадываться, были того же порядка, что и чудовище, поэтому я могла видеть их более четко.

Теперь оно было связано, и я почувствовала, что не весь страх, охвативший меня, был моим собственным. А может и был, но это был страх, который я вложила в создание существа. Я была напугана тем, что мои силы могут сделать, тем, что будет, если я смогу снова это сделать, или если не смогу это повторить, и поэтому я создала нечто, что нагоняло страх. Да. Это имело смысл и соответствовало символической логике Другого места — ну, оно походило на меня, только закрывало глаза руками.

У меня было смутное подозрение, что я создала его из страха перед своими силами. Это означало, что люди будут бояться моих способностей. Хммм. Или будут бояться своих собственных сил. Мне надо...

Нет. Я не буду это проверять. Было бы глупо это проверять. Я найду что-то гораздо менее тревожное и травмирующее, чтобы проверять такое. Я дважды поспешила насчет этого, и я только-только разобралась, как это контролировать. Может, мой "открытый разум" не способен создавать управляемых существ. И цепи появились из моих пальцев, тех же, которые я разодрала, пытаясь извлечь гусениц. Возможно, они были миньоном, созданным из того же чувства: "я не собираюсь лечь и сдаться".

Итак. Это означало, что я — Умник и Властелин. Сенсорное восприятие из Другого Места и способность создавать миньонов, которых я теперь смогу контролировать. Обнадеживает. Я старалась очень усердно думать о том, чтобы оно — Безглазый, я собиралась назвать его Безглазым — пошло к двери. Я была слегка удивлена, когда оно это сделало. Существо, опутанное цепями, заковыляло, куда я хотела.

Окей. Это было круто. Я могла контролировать то, что сотворила, по крайней мере, как только я... эмм, брала их под контроль. Мне даже не нужно было отдавать им четкие приказы. Мне просто нужно было подумать об этом, и они исполняли. Просто чтобы убедиться, что не было преждевременно заявлять, что у меня все под контролем, я заставила его пройтись по комнате, а затем, для полной уверенности, станцевать для меня.

Безглазый не очень хорошо танцевал. Может, тяжелые стальные цепи, сковавшие его, имели к этому какое-то отношение.

Следующий этап, подумала я про себя, глубоко вздохнув.

— Возвращайся, — прошептала я. Погодите, это была верная фраза? — Вернись. Впитайся. Прекрати существование. Вернись в мою голову.

Одна из этих команд сработала, если только дело было не в желании, чтобы оно исчезло, а значит Безглазый распался черным как деготь туманом и ворвался в мои легкие на вдохе. Как ни странно, у него не было какого-либо вкуса, но мои губы и язык слегка онемели. Это было, как будто я положила в рот слишком большой кусок мороженого, только без холода или мороженого, которое могло бы оказать аналогичный эффект.

Но это неудобство померкло на фоне ликования, которое я ощущала. Ликования и облегчения. Я не являлась угрозой для окружающих. Мне не придется жить своей жизнью, опасаясь, что потеряв контроль, я создам монстра, от которого не смогу избавиться. Я могу попытаться выяснить, получится ли сделать что-то реально полезное, не беспокоясь о том, что я могу выпустить нечто.

Я дико огляделась, отстранившись от Другого Места, чтобы упасть на свою кровать, не извалявшись в масле. На заднем плане телевизор играл веселую народную музыку, что почти соответствовало моему настроению. Меня все еще переполнял адреналин от страха, что в сочетании с ликованием дарило потрясающие ощущения. Я заткнула рот предплечьем, пытаясь заглушить хихиканье.

Я села прямо, свесив ноги с кровати и почти рефлекторно заглянула в Другое Место.

Что если я могу влиять на вещи в реальном мире? Мне нужно было нечто, что могло бы — я осмотрелась — да, нечто, что могло бы взять эту книгу и принести мне. На этот раз я создам существо, которое не нужно будет заковывать в цепи, которыми я бы контролировала перемещения. Я закрыла глаза, представляя, какую форму оно примет. Ему понадобятся руки, и оно, вероятно, будет летающим, потому что я не хотела представлять себе ноги, поэтому я дам ему крылья, и мне не нужно давать ему настоящее лицо или что-то еще, потому что ему просто надо принести мне книгу. И оно появится уже в цепях, так что будет слушаться меня с самого начала. Я стиснула зубы, сфокусировалась и выдохнула, ощущая, как дым вырывается из моего рта и носа.

Я открыла глаза, и перед моим лицом в Другом Месте зависло то, что я представляла. Я немного побледнела, потому что перед моим внутренним взором оно выглядело немного не так... я попыталась подобрать слово. Точно, "бредово" подойдет. Оглядываясь назад, я не была уверена, почему жуткая безликая китайская кукла с ржаво-красными крыльями бабочки и без ног была хорошей идеей. Тем не менее, у нее были руки, и мне не придется представлять, что она ходит, так что это может сработать.

Я совершенствуюсь на практике. И все-таки не похоже, что другие люди смогут их увидеть. Принеси, подумала я за крылатую куклу.

Она взорвалась облаком кровавого тумана, снова появилась возле книги и схватила ее обеими руками. Подняв книгу, она мерцнула обратно и положила ее мне на колени, прежде чем развеяться.

Что ж. Я хотела, чтобы она пролетела, взяла книгу и принесла ее. Но, подумала я, глядя в окно моей Другой комнаты на туманную улицу, меня полностью устроило и создание телепортирующейся куклы. Вероятно, это означало, что раз другие люди не могут увидеть Другое Место, книга просто исчезла и появилась в моих руках.

Учитывая, что на самом деле переместило книгу, вероятно, это к лучшему.

Но все же! У меня была сила, которая не просто показывала ужасные вещи! Еще я могу делать... эмм, ужасные конструкты! И, я широко ухмыльнулась самой себе, кажется, я могу быть довольно гибкой в том, что можно заставить их сделать. Я узнала, что они способны влиять на эмоции, потому что тот, которого я заковала в цепи, ударил по мне страхом, а также они могут перемещать физические объекты. Для того, кто не мог их видеть, эти силы выглядели совершенно несвязанными. Что еще я могу делать? Конечно, судя по тому, что я читала о классификации, я была Властелином и Умником, но это были довольно обширные категории. И когда у меня появилось более четкое понимание, что я могу делать...

Мои размышления прервал резкий стук в дверь.

Глава 1.10

Я замерла.

Стук в дверь повторился.

Почти рефлекторно я соскользнула в Другое Место и осмотрела комнату. Не было ничего необычного. Ну, по крайней мере, по меркам искаженного "голый-бетон-и-ржавчина" безумного измерения. Я могла заметить, что было туманно, или туманно по ту сторону грязного оконного стекла, но на меня никто не смотрел.

Тогда, наверное, я должна ответить на стук.

Может быть, это люди в черном, пришедшие завербовать меня в зловещий заговор, которые вычисляют незаметных паралюдей и используют их, как глубоко законспирированных секретных агентов вне поля зрения общественности. Я собиралась окунуться в мир политики и интриг, а также по чистой случайности брошу Уинслоу и получу секретных агентов-инструкторов, которые обучат меня всему, что необходимо знать для моей новой роли. И я никогда больше не увижу Софию, Эмму и Мэдисон снова.

Хотя, среди мужчин в черном, вероятно, будут и женщины в черном, потому что любой зловещий заговор, куда набирают только мужчин, мне не особо интересен.

А также, довольно глупо оставлять без внимания больше половины населения, поэтому я бы в любом случае не захотела стать участником.

Я распахнула дверь и нос к носу столкнулась с ужасающим ходячим трупом, который выглядел и замороженным и сожженным. Я вздрогнула и задохнулась, а потом вспомнила, что все еще вижу Другое Место.

Наверное, это была плохая привычка. Учитывая все обстоятельства, я не должна была забывать, что продолжаю смотреть на искаженную версию реального мира, где все разлагается и ужасает. Я должна выяснить, не найдется ли способ заглядывать туда только одним глазом, либо же как-то видеть и его и реальный мир одновременно, или типа того.

Вернувшись в норму, я увидела, что человеком за дверью на самом деле была Сэм. Она почти наверняка не являлась секретным агентом Нового Мирового Порядка или какого-либо другого тайного заговора. Хотя — я про себя вздохнула — она, наверное, смотрелась бы в черном костюме и зеркальных солнцезащитных очках лучше, чем я. Вероятно, у нас обеих были раны на запястьях, но у нее не было следов на лице, и она была красивее.

Она тоже странно на меня посмотрела.

— Я немного... эм, нервная, — сказала я, закусив губу. — Прости.

— Да, я заметила, как ты начудила на медитации, — пожав плечами, сказала она. Она зацепилась большими пальцами за пояс. — Эмм...

— Я не выспалась, поэтому задремала там, потому что было тихо, и увидела кошмар, — быстро произнесла я. Возможно, слишком быстро.

— Вообще-то, я не спрашивала об этом, — сказала она, тряхнув головой. Это движение, казалось, более подходило для кого-то с длинными волосами, и, приглядевшись, я заметила, ее короткая стрижка была немного грубоватой на концах. — Я хотела спросить... ну, остальные зависают в комнате отдыха. Ты чем-то занята?

Ну, силой мысли я создаю чудовищ, физически существующих только в чертовски жутком местечке, которое существует параллельно нормальному миру, не сказала я. Прости, что чуть не напала на тебя в классе медитации... О, разве я не упоминала об этом?

— Да ничем особо, — сказала я, — просто читала.

Сэм закатила глаза.

— О, ты тоже из этих, — сказала она. — Ладно, пошли.

Оказалось, что одно из помещений в нашем коридоре являлось комнатой отдыха, с диванами, телевизором в защитном коробе и несколькими старыми журналами, сложенными в углу. Стены были четко подобранного успокаивающего оттенка голубого, а наверху штукатурка немного потрескалась. Сэм села рядом с Лией, а я рядом с Эмили. Кирсти не было.

— ... но мыльные оперы забавные! — настаивала Эмили, продолжая разговор, который я слышала по пути сюда. — Так сильно переигрывают!

— Только ты говоришь на испанском, — сказала Лея, ее голова лежала на мягком подлокотнике дивана.

— Недостаточно, чтобы понимать их, — весело произнесла Эмили. Она сверкнула нахальной улыбкой в мою сторону. — Тейлор, верно? Мы определенно должны посмотреть одну и сочинять за них диалоги! Это даже лучше, чем знать, что там на самом деле происходит!

— Ээ, — начала я благоразумно. Это не относилось к тому, что я ожидала от кого-нибудь услышать. Эмили выглядела младше меня и, наверное, поэтому так себя вела. — Что происходит?

— Сэм и Эм спорят, что посмотреть, — зевнув, ответила Лия. — Думаю, Сэм, скорее всего, пошла и притащила тебя, чтобы получить поддержку или типа того. Мне все равно. Так скучно, что согласна на все.

— Могла бы хоть поддержать меня. — произнесла Сэм осуждающе.

— Могла бы, но для этого нужны усилия, — парировала она.

— Ты отвратительная подруга, — надув губы, сказала Сэм.

В выражении лица Лии промелькнуло нечто, слишком быстро, чтобы я сумела уловить. Она прикрыла это хмурым взглядом.

— Слушай, я знаю, что ты пытаешься вынудить меня кинуть в тебя подушкой, но я на это не куплюсь! Они мои!

— Какой ужас, — покачала головой Сэм. — В любом случае! — начала она щелкать по каналам. — Сегодня у нас на выбор испанская фигня Эмили, которую никто не понимает, эпизод какой-то исторической драмы, где... все женщины носят подъюбники, нечто, что привлекает мужчин в костюмах в Лас-Вегасе, реклама, еще реклама, музыкальный канал, музыкальный канал, кантри-музыкальная станция... ладно, думаю, мы уже на радио, — она начала перелистывать каналы обратно.

— Подъюбники не могут быть слишком ужасными, — предложила я. Я думала, что я узнала один из бесконечного потока ремейков "Гордости и Предубеждения", и этот, возможно, был одним из лучших.

— Поддерживаю, — быстро произнесла Лия, — Разве это не Джейн Эйр?

О, похоже это была она, поняли мы после нескольких минут просмотра.

— Это всегда так... скучно? — поинтересовалась я через некоторое время.

— Тупые исторические драмы? Ага, — немного угрюмо отозвалась Эмили.

— Нет, — сказала я, взмахнув рукой. — Я про все это. Например, сейчас, мы просто сидим тут одни, — я пожала плечами. — Наверное, я никогда раньше не задумывалась, как тут все происходит, пока...

— Пока не оказалась здесь, — сказала Сэм. — У меня также.

— Думаю, это потому, что среди нас нет ни одного реально тяжелого случая, — сказала Лия. — Типа... ну, я знаю, что мы все скоро выберемся отсюда? — она превратила это в вопрос, взглянув на меня.

— Ага, — сказала я. Это застало меня врасплох. Или они не учитывали Кирсти? Ее тут не было. Может у нее был сеанс или типа того. Или сидит в своей комнате, как я до этого. Она, скорее всего, не создает монстров силой мысли, подумала я и по коже пробежали мурашки. — За нами просто понаблюдают, — я молча подняла запястья. — Но это просто тоска. Не думаю, что книг, которые я взяла с собой, хватит на несколько недель.

— О, слава Богу! — сказала Лия, приподнявшись. — Кто-то еще с книгами! Я поменяюсь с тобой чем-нибудь. Я от скуки чуть с ума не сошла. У меня закончились новые книги несколько недель назад, а местная библиотека просто отстой.

— А еще и моих книг тебе не хватило, — протянула Сэм.

— Ты их и взяла всего три, и две из них я уже прочитала. Тебя едва ли можно считать источником книг, — игриво сказала Лия, толкнув ее в плечо. — Ты совершенно не похожа на крепость книжности. Твоих литературных недостатков — легион. Твоя словесность... гм, убога. Твоя... текстовость ужасна. И так далее, и тому подобное, потому что у меня заканчиваются аллитерации*.

*Аллитерация — повторение одинаковых или однородных согласных в стихотворении, придающее ему особую звуковую выразительность (в стихосложении).

В зарубежной литературе аллитерация — повторение одинаковых или однородных согласных только в начале слова, что является частным случаем литературного консонанса, где таковые согласные имеют повторение в любой части слова.

В оригинале текст был таков:

You"re totally inadequate as a bastion of bookishness. Your literary lack is legion. Your wordliness is... um, woeful. Your... text-ness is terrible.

К сожалению, я не так хороша, чтобы должным образом перенести эту фишку на русский язык, так как мои поэтические способности на уровне "кровь-любовь". Сомневаюсь, что это вообще возможно, но если у кого-то возникнут идеи по этому поводу, с благодарностью выслушаю.

— Текстовость? — спросила я. Я не смогла бы остановить себя и за миллион до... Ладно, я смогла бы остановить себя и за миллион долларов. Но я не смогла остановиться за... десятку или около того.

— Лия поймала волну велеречивости, — сказала Сэм. — Это может быть смертельно.

— Я живу с этим годами, — пренебрежительно отмахнулась Лия. — Ты читала что-нибудь из Клэр Голдинг? Я особо не надеюсь, но у тебя нет с собой ее новой книги?

Я помотала головой.

— Прости, — сказала я. — Я получила ее на Рождество и уже прочитала, поэтому не привезла.

Лия скрестила руки.

— Черт, — ругнулась она. — Ну, что ты вообще о ней думаешь?

— Не самая сильная из ее работ, — признала я. Это было мягко сказано. Через вторую половину книги пришлось продираться с большим трудом. Большую часть времени Сара жалела себя. Я не читала книги, чтобы следить за тем, как люди не могут изменить свое положение. Мне этого хватало в реальной жизни. — Кажется, она потеряла форму. "Опавшие лепестки" тоже не очень.

Она неодобрительно на меня посмотрела, поджав слишком тонкие губы.

— Серьезно? Мне понравились "Опавшие лепестки". Я считаю, что они несомненно лучше, чем "Покинутые ивы". Читала Умберто Эко?

— Это автор или серия? — спросила я.

— Значит, нет, — заключила она. — Я бы одолжила тебе одну из его книг взамен на какую-нибудь из твоих, но они не позволили мне принести "Имя Розы", — улыбнулась она, обхватив себя руками. — Думаю, зло действительно повсюду.

Это я не поняла.

— Игнорируй ее, — сказала Сэм. — Ударь ее свернутой газетой, если надоест терпеть постоянные отсылки к книгам, — она вздохнула. — Сегодня утром кто-то добрался до газеты в кафетерии раньше меня. Я чувствую себя обделенной информацией. Когда все закончится, мы сможем просто включить новостной канал и посмотреть, что творится за пределами этих стен?

Это было странно, сидеть там с ними. Не потому что смотрела драму, сидя на диване в пижаме вместе с девушками, которых едва знаю. Нет, было странно, потому что это почему-то заставляло почувствовать комфорт. Мы с Лией тихо говорили о книгах, и я узнала, что наши с Сэм музыкальные вкусы совершенно не совпадают.

Я почти забыла, где нахожусь, пока писк не заставил Эмили уйти, извинившись, чтобы вернуться с бумажным стаканчиком воды. Она задрожала, проглотив несколько таблеток.

— Послевкусие — гадость, — сказала она, скорчив гримасу, глотнув еще воды. — Еще хуже, чем раньше. Тейлор, тебе уже что-нибудь прописали?

— Пока нет, — сказала я. — Хотя, мне кажется, они упоминали о снотворном. Но, — я вздохнула, опустив плечи, — думаю, мне не нравится мысль о приеме таблеток.

Кажется, было много вздохов. Это не удивительно. Воздух здесь казался немного затхлым, насквозь пропитанным запахом лекарств.

Эмили пожала плечами.

— Это не такая уж большая проблема, — сказала она. — Я здесь всего на несколько недель, пока они корректируют мое лечение, — Эмили закатила глаза. — Опять. А это означает, что я буду сидеть тут, пока они будут бесить меня и не спустят глаз, пока лекарство не накопится в организме или пока, черт возьми, не начнет действовать. Я лишь надеюсь, что от нового препарата не будет тошнить. И, знаешь, вообще-то каждый раз срабатывает. Типа, я была совершенно счастлива, когда последний курс не подействовал как надо, потому что из-за них мне постоянно было хреново, и честно? Я чувствовала себя настолько отвратительно, что сумасшествие уже не казалось таким ужасным, — она покачала головой. — Итак, вы уже были знакомы раньше?

Я моргнула.

— А?

Лия оглядела меня с головы до пят.

— Не думаю, что видела ее в школе, — сказала она Сэм. — Аркадия? — спросила она у меня.

Я помотала головой.

— Уинслоу, — призналась я, и не собираясь скрывать, даже если это могло подтвердить мои подозрения о них. Аркадия была еще одной крупной школой на другом конце города. Это была отличная благоустроенная школа с совершенно новым бассейном, и, видимо, даже заботливыми учителями, раз их бюджет настолько раздут. Уинслоу — не хорошая школа.

— О, — произнесла Сэм, потянувшись, а потом села по-турецки. — Понятно, почему ты не выглядела знакомой, — она вздохнула. — Я тут впервые, — сказала она, сложив руки. — Самое. Отстойное. Рождество.

— Я стала дерганной в канун Рождества, потому что хотела позволить себе съесть немного больше, но я набрала больше своего желаемого веса, так что я... — Лия поерзала, ее глаза были закрыты. — Нет. Я была дурой и заставила всех поволноваться, — она вздохнула, — испортила всем праздник. И я должна буду рассказать перед всей школой об опасностях излишней худобы, так что я, наверное, буду разгребать дерьмо лопатой из-за этого.

— Дофига дерьма, — сказала Сэм.

— Серьезно? — спросила я, подняв брови. О таком я и не думала. Мне казалось, что все в Аркадии будет лучше, и я сказала об этом.

— Мы можем не говорить об этом? — тихо произнесла Лия. Я поспешно извинилась, почувствовав себя сволочью. Я не хотела рассказывать, как оказалась здесь, так почему другие должны?

— Я на домашнем обучении, — вздохнув, сказала Эмили. — Моя мама не доверяет школам, потому что она состоит в Движении. Типа, еще до того, как у меня поехала крыша, она такая: "они не научат тебя хорошим вещам" и "там ты лишь спутаешься с кем-нибудь не тем" и все такое. А теперь она еще такая: "если ты пойдешь в школу, из-за стресса твое состояние только ухудшится.

Должна заметить, по крайней мере для меня, домашнее обучение выглядело привлекательно, о чем я и сказала.

— Поверь мне, — сказала Эмили мрачно. — Это не так.

Где-то около часа было спокойно, пока не включился громкоговоритель.

— Тейлор Эберт, вам поступил телефонный звонок, проследуйте к стойке администратора. Телефонный звонок для Тейлор Эберт.

Я извинилась и направилась прямо туда. Позвонить мне мог лишь один человек. Устроившись в мягком кресле рядом с телефоном, я сняла трубку.

— Тейлор? — спросил папа. — Привет. Как ты там?

— Пап, — с теплотой произнесла я. — Со мной... все в порядке, я думаю.

Мы немного поболтали. Было приятно его услышать. Мы виделись только вчера, но казалось, что прошло гораздо больше времени. Я придумала, как контролировать свои силы, как заглядывать в Другое Место, а еще как создавать жутких монстров и управлять ими, за время, прошедшее с тех пор, как он привез меня сюда. Не уверена, что они это имели в виду, когда говорили, что психиатрическая лечебница мне поможет, но скука, похоже, дала мне толчок к развитию. Мы говорили о милых, веселых и обыденных вещах, и я рассказала ему, что познакомилась с девушками из моей секции, и они оказались милыми, и что женщина, которая присматривает за нами, тоже милая, и мой психиатр, он тоже милый, и что вообще все... мило. Хотя...

— Пап, — спросила я, — почему ты звонишь сейчас? Разве ты не должен быть на работе?

— Сегодня всех отправили домой пораньше, — вздохнув, ответил он. — Сегодня вечером будет еще один митинг Движения, и полиция занята оцеплением района и расчисткой места. Компания изменила график, так что я буду работать в эти выходные. Никто не хочет болтаться поблизости, когда все так напряженно с прошлой недели.

Я резко вдохнула.

— Что случилось на прошлой неделе? — спросила я. — Пап? Ты в порядке?

— Я в порядке, Тейлор. Это не так уж важно, так что...

— Папа, они оцепляют место для митинга, — сказала я, стараясь не повышать голос. — Я бы не сказала, что это не важно.

— Толпа преследовала один из рабочих автобусов до самого Филкмора, и... ну, и там были рабочие-иммигранты и было несколько смертей, — неохотно рассказал он. — С обеих сторон. И случаев нападений стало больше. Я... Ну, ты не должна беспокоиться об этом. Я в порядке, и полиция должна удержать все под контролем. Не думай об этом, Тейлор.

— У меня полно времени, чтобы подумать, — сказала я. — Мне скучно больше, чем когда-либо прежде. Хотя, — я прочистила горло, — я разговаривала со своим психиатром — я уже упоминала, что встретила его, да. Он был милым, и он не считает, что мне необходимо принимать таблетки в данный момент, — папа именно это хотел услышать, однако, это было не совсем правдой, потому что он всего лишь сказал, что пока не хочет мне их выписывать, и совсем не упоминалось, что он являлся чудовищным человеком-пауком в Другом Месте. — Ладно, давай мы пока просто пообщаемся.

— Чудно, вот и хорошо. И говоря об общении, Тейлор, я думаю, ты должна... — начал он и замолк. Он сделал паузу. — Почему ты не рассказала мне об Эмме? — медленно и болезненно спросил он.

Я побледнела. Я была рада, что сижу, потому что мои ноги превратились в студень.

— Рассказать тебе что? — выдавила я, судорожно сжав трубку телефона.

— Я знаю, Тейлор. Копы мне рассказали, — сказал он. — Я... Я хотел спросить, когда ты вернешься домой, но разговор просто подошел к этому, и, кроме того, я уверен, что если не спрошу сейчас, то не спрошу никогда.

Я вздохнула.

— Сначала я думала, что это просто размолвка, — сказала я, пытаясь уклониться от темы. Ему не нужно было знать обо всем. — Не знаю, может она разозлилась, потому что мы не поехали в летний лагерь вместе. Может, все дело в этом. Иногда я задаюсь вопросом, не сказала ли я что-то... что-то, о чем я даже не помню, но всерьез ее обидевшее. Но она нашла новых друзей, и не хотеле иметь ничего общего со мной, и... — я сглотнула, — это больно. Но мы и раньше ссорились, и я решила, что если просто... подожду, мы снова станем друзьями. А потом... она больше не пыталась быть друзьями. Не знаю. Возможно, я чем-то ее разозлила. И все стало лучше перед Рождеством! Она со мной не разговаривала, но и не делала ничего плохого.

— Ты должна была все мне рассказать, — сказал он.

— Это были девчачьи штучки, — запротестовала я. — И, — я запнулась, — я боялась, что если расскажу кому-то, то стану стукачкой, и все станет только хуже.

— Как тебе удавалось скрывать все это с прошлого лета? — спросил он.

Я сделала глубокий вдох.

— С позапрошлого лета, — вяло уточнила я.

Повисло неловкое молчание.

— Есть еще... что-нибудь, что ты хотела бы мне рассказать? — спросил он. Мое сердце кровью обливалось оттого, что я слышала отчаяние в его голосе и осознавала, насколько ужасно он себя чувствует. Я хотела рассказать ему, правда. О том, что я видела. О том, что я могу делать.

Я могу рассказать ему обо всем. Я могу поговорить с ним. Я могла бы присоединиться к местным Стражам, команде, где присматривали за молодыми паралюдьми, и они могли бы организовать мой перевод в Аркадию, где, похоже, учились все остальные Стражи. Протекторат — правительственная организация, куда принимали каждого кейпа, которого могли найти. Если вы не хотите участвовать в сражениях, или ваши способности для этого не подходят, есть много гражданских областей, где вы могли бы работать. Во всех комитетах при федеральном правительстве присутствовали Умники, они же занимались разной общественной деятельностью, и... ну, они наиболее востребованы, если вы не хотите поступать на военную службу или вступать в Службу Контроля за Параугрозами.

Я могу делать разные вещи. Делать все лучше. Мне даже не нужно выходить и бороться с преступностью, потому что я — Умник, и даже до того, как я разобралась, что могу сделать с этими странными проекциями в Другом Месте, я была уверена, что обладаю психометрической силой. Я могла бы... стать кем-то вроде экстрасенса-помощника полицейского, изучать места преступлений и говорить людям что-то типа: "Он умер не здесь. Тело переместили".

В каком-то смысле, это удручало. В смысле, да, конечно, я буду помогать людям, раскрывать преступления и помогать ловить убийц. Но это означало, что я буду проводить в школе каждый день, утаивая от всех, кто я на самом деле — все Стражи являлись кейпами, паралюдьми, скрывающими свою личность — что казалось очень одинокой жизнью. Работать день и ночь с людьми, с которыми ты никогда не сможешь прогуляться после работы, никогда не показывать свое лицо, никогда не позволять им по-настоящему тебя узнать.

И если я использую свои способности для раскрытия преступлений, это безусловно означало, что я не смогу отбросить маску, даже когда стану достаточно взрослой, чтобы уйти. Технарь, который всего лишь работал над созданием всяких новых смартфонов, мог себе позволить стать другим человеком, но быть следователем, раскрывающим преступления, значит, нарисовать у себя на груди мишень. Неудивительно, что многие предпочитали работать непосредственно на Протекторат, где можно было расслабиться в окружении таких же, как ты. Маска и плащ — в наши дни, обычно, не буквально плащ — отгораживает тебя от остальных.

Такого я не хотела. Весь прошлый год я провела в одиночестве, совсем без друзей, и мысль о том, что моя взрослая жизнь может быть вот такой, была душераздирающей. Может, когда я выберусь отсюда, я смогу присмотреться к Стражам и узнать, как там. Если там смогут забрать меня подальше от Уинслоу, это будет того стоить. Но это будет крупная мера. Как только я сообщу Протекторату, и они все подтвердят, я окажусь на учете. Даже если я отвергну то предложение, которое вы могли бы принять, и вернусь к нормальной жизни, все уже не будет, как прежде. Что если какой-нибудь суперзлодей выкрадет список имен? Они могут попытаться навредить мне или папе, или попытаться завербовать меня, угрожая папе, чтобы заставить меня сотрудничать.

Я не позволю папе пострадать из-за меня. Ему безопаснее не знать. Пока я не уверена, что хочу этим заниматься.

Я подумаю об этом потом. Довольно грустно, как утомляет не впадать в депрессию оттого, что мир — отстой, но у меня теперь, по крайней мере, есть нечто, что гарантирует мне трудоустройство, поскольку взросление лишь продолжало навевать мрачные мысли. Интересно, было ли это частью способностей Умника? Способность находить обратную сторону той или иной ситуации?

Или может, я чувствовала такую тоску, потому что вообще не хотела тут находиться. Услышать его, различить огорчение в его голосе, потому что он, очевидно, узнал обо всем, что происходило, от полиции, и держал это в себе, пока я была в больнице... я вытерла внезапно заслезившиеся глаза.

— Я скучаю по тебе, — проговорила я сдавленным голосом. — Я хочу домой.

— И я хочу, чтобы ты вернулась домой, малышка, — сказал он, и его голос тоже звучал сбивчиво. — Просто... сосредоточься на выздоровлении, ладно? Не думай о школе и чем-либо еще. Обещаю, я не буду поднимать эту тему снова. Просто... Умоляю, пожалуйста, поговори со своим психотерапевтом, или как их там называют. Когда ты покинешь это место, все изменится, я обещаю.

— Хорошо, — тихо произнесла я. Не могла понять, как он может обещать, но я очень хотела в это поверить.

— Я позвоню тебе завтра, ладно? Каждый день. Я так сказал, значит, так и будет. Я люблю тебя.

— Спасибо, — прошептала я. — Я тоже тебя люблю.

После неловкого момента, когда ни один из нас не мог положить трубку первым, нам удалось договориться об одновременном завершении звонка. Я повесила трубку на крючок и вздохнула.

— Это был твой отец? — спросила одна из медсестер, подошедшая, чтобы попросить меня освободить место возле телефона.

— Да, — сказала я, вытирая глаза рукавом. — Я просто немного скучаю по дому.

— Бедная, — тепло произнесла женщина. — Тем не менее, поначалу тебе нравилось с ним разговаривать. Это мило. Хорошо иметь семью. Здесь слишком многие вообще не получают звонков.

И я могла бы даже купиться на ее банальности, если бы не проверила Другое Место и не увидела ее тучную, раздутую фигуру, которая дрожала и пульсировала при каждом сердцебиении. Понятия не имею, что это могло означать, но почему-то это заставило ее слова звучать неискренне. Я вернулась в свою комнату в Уилсоне и рухнула, обняв подушку.

Той ночью мне приснилось, как меня рвали на части. Что я была разбита и сломлена внутри ржавого железного шкафчика, окружена мертвыми гусеницами, и все это заставляло мое "Я" просачиваться сквозь трещины в моем разуме и теле. Моя жизнь вытекала из меня вместе с моим рассудком, и я копалась в грязи и отбросах, пытаясь вернуть их обратно. Я была фарфоровой куклой в холодной и мертвой вселенной, которая меня ненавидела, и я истекала кровью.

Я потянулась и намеренно насадила руку на один из шипов, который уже был покрыт моей собственной кровью. Гвоздь-стигмата пронзил мою плоть, я отломила его и закричала, воткнув его в жизнь, пытавшуюся сбежать от меня. Я пригвоздила ее к земле, она извивалась, как пойманное в ловушку насекомое. Я должна была вернуть ее обратно. Так надо.

Я проснулась в Другом Месте, хныкая про себя. На стенах появилось железо, покрывая голый бетон, будто короста. Я тонула в черно-багровом масле, и оно затапливало меня. Пахло, как в шкафчике. Паникуя и барахтаясь, я сумела вернуться в нормальный мир, я лежала в темной комнате, — Боже, как я хотела вернуться в свою собственную комнату! — свернувшись клубком на кровати.

В конце концов, поплакав, я уснула, и больше мне ничего не снилось.

Глава 1.х — Десятка Жезлов

Сырой, пронизывающий холод накрыл город, рисуя ореолы вокруг каждого фонаря и делая тротуары слегка скользкими под ногами. Ранее шел дождь, и похоже, что вечером он собирался лить снова. Покинув круглосуточный магазинчик, Джамелия Крисвелл задрожала и поплотнее запахнула куртку. Выдыхая клубы пара в зимний воздух, она направилась к машине.

— Там сраный дубак. Такие морозы в последний раз в двадцатых были, — пожаловалась она своему напарнику, забравшись в машину и бросив ему на колени энергетик. Она бросила сумку себе в ноги. — Приятный и предварительно охлажденный для тебя.

Ее напарник-офицер ухмыльнулся.

— Ты — моя спасительница, — сказал Роберт, вскрывая банку. Он поморщился. — Аргх. Ненавижу работать по ночам.

— Добро пожаловать в клуб, — сказала она, пристегивая ремень безопасности.

По ночным улицам снаружи проехали несколько машин, но тротуары были почти пусты. Только несколько бродяг оставались на холоде и сырости. Никто в здравом уме не сунется на улицу в такую погоду.

— Ну, мне даже не нравится вкус этого дерьма, но оно мне нужно, чтобы взбодриться, — продолжил он, сделав еще глоток.

Она разглядывала приборную панель.

— Ага, я так и поняла. Снаружи двадцать шесть, — она покачала головой. — Надеюсь, эти идиоты-Патриоты замерзли. Сверхурочные после Рождества будут что надо, разве они не могли выбрать более теплый вечерок для своего сборища? Что-нибудь передавали по рации, пока меня не было? — спросила Джамелия, оглядывая парковку. Она подышала на ладони и протянула их к нагревательным решеткам.

— Беспорядки на Двадцать Четвертой и Клейтон, — сказал Роберт, проведя рукой по коротко стриженным волосам. — Низкий приоритет, но я сказал, что мы проверим, — он подмигнул. — Сказал, что кто-то пожаловался, что собака обоссала его машину, и ты разбираешься с этим.

— Ха. Ха. Ха, — сказала она, поправляя ремень безопасности. Она откусила и съела добрый кусок шоколадки. — Ладно, — произнесла она, — в чем там дело, сказали?

— Похоже, несколько старых пьянчуг подожгли машину, — ответил Роб, заводя двигатель.

— По крайней мере, там будет тепло, — заметила Джамелия.

— Хах. Можем надеяться. Наверняка, они сделали это, чтобы загреметь в прекрасные теплые камеры.

Она поежилась, проведя рукой по волосам.

— Понимаю, как они до этого додумались.

Полицейская машина плавно вырулила с парковки на сырые улицы Броктон Бей. Они поехали вниз по улице, направляясь к месту назначения. То место находилось далеко от худшей части города, однако, безусловно, и не в лучшей. Самым подходящим словом для описания было — "потрепанный". Краска облезла со зданий, украшенных в лучшие дни, натриевое свечение фонарей перемежалось пятнами темноты. Из-за вандализма или некачественного ремонта, часть фонарей оставались погасшими.

Во мраке ночи вспыхнули катодные лучи, изливаясь через зарешеченные окна магазина электроники. На витрине не было никаких редких, дорогих экранов. Если бы вдруг изделия с заводов под управлением паралюдей и оказались в продаже в обычных магазинах, они бы хранились запертыми в безопасности. Очевидно, что таких там не было. Подобные товары появлялись только в элитных магазинчиках на Набережной, а это место точно не располагалось на Набережной.

Издалека доносился гомон толпы. Митинг Патриотов. В нем была различима определенная закономерность, отчетливый ритм. Он нарастал и падал, подобно волнам, омывающим обветшавший порт на востоке.

— По крайней мере, это не похоже на открытую войну, — в шутку сказал Роберт, скользнув мимолетным взглядом по уютному магазинчику с китайской едой на вынос. Владелец привлек его внимание на секунду приветливым взглядом, но он двинулся дальше.

Джамелия хмыкнула.

Кучка военных лет двадцати пошатываясь шли по Девятнадцатой в обнимку, громко распевая песни пьяными голосами. У некоторых из них в руках были коричневые бумажные пакеты, в которые, очевидно, был спрятан алкоголь; другие несли пакеты с коктейлями и закусками. Под улюлюканье и подначки одну из девушек вырвало прямо на тротуар на глазах у двоих полицейских.

— Сделаем что-нибудь? — наморщив нос, спросила Джамелия.

— Против этой кучи пьяных солдат? Не в этой жизни, — с жаром произнес Роберт. — Просто сообщи о них и пусть военные сами разбираются со своими алкашами.

— Да, так будет лучше всего, — согласилась она, потянувшись к рации. — Центр, это Крисвелл. У нас тут приблизительно пятнадцать... то есть, 1-5... 390х направляются на юго-восток по Девятнадцатой... в настоящее время находятся на пересечении с Брамера. Похоже, они военные. Можешь 10-5 это на их базу и сказать, чтоб забрали своих выпивох? У нас сейчас нет рук, чтобы справиться с ними, мы в данный момент на пути к беспорядкам на Двадцать Четвертой и Клейтон.

— 10-4, Крисвелл, — ответил хриплый голос из старой рации. — Ожидайте указаний, — пауза. — Ясно, сделаю. Можете продолжать текущее задание. Армия будет извещена.

*Коды полицейских переговоров.

390 — пьяный.

10-5 — передайте сообщение (туда-то).

10-4 — понял, сообщение принято.

Автомобиль продолжил свой путь, оставив их позади.

— Они, наверное, неплохие ребята, — сказал Роберт, светофор подсвечивал его лицо красным светом. — Все мы когда-то были молодыми.

— Я ничего не говорила, — сказала Джамелия.

— Мой младший брат записался на службу. Как и я, до того как попал сюда. Единственная работа, которую мы смогли найти. Не удивительно, что они немного разошлись. Вероятно, впервые в жизни у них появились свободные деньги, чтобы позажигать. Думаю, я тоже творил всякую фигню, когда служил в армии.

— Они — кучка пьяных идиотов. Плакала наша последняя линия обороны. Это пустая трата денег налогоплательщиков. Им платят за ничегонеделание, на всякий случай, пока Губитель не покажется.

— Хех. Скорее всего, их офицеры им ад устроят, — с отеческой усмешкой произнес Роберт. — Нам устраивали всякий раз, когда кого-нибудь из нашего взвода забирали по обвинению. Там должно быть... три отряда? — он тронулся на зеленый. — Они, наверное, захотят, чтобы мы их подобрали. После такого они будут чистить туалеты зубной щеткой. Черт, чтобы занять такую толпу уборкой, им придется поискать беспорядок где-нибудь еще.

Некоторое время они ехали в тишине, магазины сменялись офисными помещениями и арендуемыми зданиями. Начался мелкий дождь. Слева от них, усталые азиатки загружали грузовик, припаркованный перед промышленной прачечной. В нескольких офисных зданиях все еще горел свет, и Джамелия задумалась на мгновение, что там можно делать так поздно, в то время как половина города выглядела пустынной из-за митинга. Но чем бы там не занимались, это делали тихо и не очевидно противозаконно, так что это было не ее проблемой.

Нет, ее проблема была прямо по курсу. Три автомобиля ярко пылали на пустой парковке. Уличные фонари были разбиты, а окна одного из зданий поблизости от стоянки заколочены, так что пожар оказался основным источником света. Подростки в капюшонах собрались вокруг огня, согреваясь. Вокруг них были разбросаны предметы, похожие на баллончики и пивные бутылки. Что более важно, распростертая фигура — тело? — просто лежала на самом краю области, освещенной огнем.

Они выглядели, как члены банды.

— Центр, у нас три 11-24х автомобиля горят, — проговорила она в рацию. — Возможно, пурпурный код. Несколько 10-66х вокруг машин, я вижу шестерых. Одеты в толстовки, масок не видно. По-моему, там человек на земле. Может, просто напился, но надо проверить.

— 10-24. Береги себя, Крисвелл.

— 10-24, Центр, — Джамелия положила рацию и обнаружила, что Роберт смотрит на нее.*

*11-24 — брошенный автомобиль.

10-66 — проверить состояние офицера.

10-24 — экстренная помощь/аварийная ситуация на станции.

— Чего? — спросила она.

— Может и ничего, — неловко проговорил он. — Это кучка бандитов, которые поджигают брошенные машины на морозе. Их там куча и они всего лишь юнцы. Может, просто не станем обращать на них внимания? Займемся чем-то более важным.

Ее глаза расширились.

— Эти ребята совершенно не осознают, что творят, мягко говоря. И они скинхеды, — с презрением произнесла она. — Что если, это какой-то бедный парнишка, который просто случайно наткнулся на этих шестерых?

— Да это, наверное, всего лишь один из них перепил, после того как подожгли машину, — проворчал он, расстегивая ремень безопасности и проверяя свой пистолет. — Если ты ошиблась, то будешь мне должна кое-что горячее и с кучей сахара.

Снаружи продолжал моросить мелкий дождь, оставляя землю скользкой, ухудшая видимость, и вытягивая тепло из каждого, кто подвернется. Погода становилась все хуже, но, честно говоря, настоящий дождь был бы лучше этой невнятной мороси, больше похожей на туман, чем на дождь. Вдалеке завыла автомобильная сигнализация. Пара копов включили фонарики. Капли дождя танцевали в лучах.

— Эй! — крикнул Роберт, осветив фонарем место происшествия. На земле вокруг машин была меловая разметка, хотя под дождем и в ярком свете пожара ее было трудно заметить. — Что здесь происходит?

— Иди нахер! — крикнула в ответ одна из фигур в капюшоне. Голос был женским и звучал молодо.

— Это копы! — воскликнул другой, на этот раз парень.

— Да мне насрать, пусть хоть гребаная королева Англии! — парировала женщина... девушка. — Она может валить туда же!

— Кто там на земле? — выкрикнула Джамелия, крепко сжимая рукоять пистолета. Маленькая частичка ее желала, чтобы у нее было больше времени, чтобы прицелиться. Там было шестеро бандитов, и если дойдет до насилия... ее живот сжался, и фонарик затрясся в ее дрожащих руках. Она не хотела умирать.

Один из них хрюкнул, и костяшки ее пальцев побелели. Она заставила себя дышать. Сохранять спокойствие.

— Кто это? — спросила она снова, осветив фонарем лежащую фигуру.

— Всего лишь один из нас, свинка! — громко выкрикнула в ответ девушка. — Уходите ловить настоящих преступников.

— Типа узкоглазых в районе доков, — подал голос еще один, — Так или иначе, они все преступники. Мы просто защищаем это место от тех говнюков.

Однако, юнцы с ворчанием скрылись во тьме. Она подошла и проверила лежащего человека. Вблизи, она увидела, что это был азиат, из пореза на лбу текла кровь. Он выглядел потрепанным и избитым, с крупным синяком под глазом. Она посмотрела на напарника, подняв брови.

Роберт выглядел слегка смущенным, но пожал плечами.

Несмотря на травмы, жертва была в сознании.

— Они ушли? — спросил он невнятно, возможно, из-за того, что прикусил язык. — Я... не двигался, и они перестали... пинать, но...

— Да, они ушли, — сказала она.

Подрагивая, он поднялся и тут же со стоном согнулся. Подхватив под руки, двое полицейских повели его к машине.

— Ладно, сэр, нужно вас осмотреть, чтобы оценить ваши повреждения. МОжете назвать ваше имя? — сказала Джамелия, пока ее напарник переговаривался с центром управления.

— Джим Ли, — ответил он с сильным акцентом, сидя в машине под дождем.

— Ваше место жительства?

— 11003 Семнадцатая. Я живу в квартире 21ц.

Она сделала пометку ниже. Он легко шел на контакт и не казался растерянным.

— Вы женаты? У вас есть дети?

— Не женат. Больше нет. Есть дочь, она живет с бывшей женой.

— Как зовут вашу дочь?

— Сюлань.

— Можете сообщить, если требуется 11-40*? — спросили у нее по рации.

*11-40 — срочно необходима скорая помощь.

Его зрачки нормально реагировали на свет, когда она посветила на них фонариком. Из раны на голове текла кровь, но она выглядела как неглубокий порез.

— Вы хотите, чтобы мы вызвали скорую? — спросила она у мужчины.

— Нет. Нет, я в порядке... — ответил он. — Мне... не нужна скорая помощь. Моя машина! Мой бумажник! Арестуйте их!

— 11-42*, по словам жертвы. Нет признаков сотрясения, — с легким сомнением доложила она. — Мистер Ли, вы уверены, что не нужно...

*11-42 — скорая помощь не требуется.

— В порядке!

— Подтверждено, пострадавший не хочет скорую помощь, — сказала она по рации.

К ней подошел Роберт.

— Я возьму у него показания, — сказал он, — а ты осмотришь место происшествия.

— Там сыро, — сказала она.

— Да? — он пожал плечами. — Орел или решка?

— Орел.

Выпала решка.

Заворчав, Джамелия отправилась обратно на холод и под дождь. По крайней мере, возле машин было тепло, и пока она держалась с подветренной стороны, ей не приходилось вдыхать дым. Капли дождя шипели, касаясь раскаленного металла горящих машин, она скользнула взглядом и лучом фонаря по ближайшим зданиям.

Стилизованное изображение, нарисованное белой краской на заброшенном офисном здании, примыкающем к стоянке, выглядело более свежим, чем остальные граффити, покрывавшие его. Оно изображало маленькую девочку с красным воздушным шариком, а под ней было написано

RIP ЭНИД ЭМИЛТОН

— грубыми заглавными буквами.

Джамелия презрительно поморщилась.

Три года назад или около того произошел неприятный инцидент, когда пятилетняя дочь видного деятеля Патриотического Движения была убита во время стычки между китайской и японской бандами. Это не было политическими штучками. Она просто оказалась там в момент перестрелки и поймала шальную пулю. Бывает.

За исключением того, что большинство детей, случайно оказавшихся в перестрелке, не были такими красивыми, белокурыми и фотогеничными, у них не было родителей с кучей связей в Движении и поддержкой в прессе, и, конечно же, они не так хорошо подходили на роль мученика.

И раз уж зашла речь, у большинства детей, погибших таким образом не было инициалов "ЭЭ"*, которые срабатывали как отсылка к местным скинхедам, которые также использовали ее случай, как знамя.

*Инициалы "EE" в оригинале, они могут работать как отсылка к "Империи-88".

Она с отвращением покачала головой. Было довольно ясно, что тут случилось. Какого-то несчастного ублюдка избили, его машину подожгли, а теперь еще это граффити? Ага. Это была просто еще одна пороховая бочка в их городе, которая должна была взорваться. Когда толпа набросилась на азиатских рабочих в районе дока, и люди погибли, она была там. И неделю назад, Лун, лидер паралюдей из Бомей, спалил в доках несколько складов, принадлежащих компаниям, связанным с 'Империей-88' и 'Железными Орлами'. А затем были перестрелки в северных частях города...

Бандиты жаждали мести.

Она сомневалась, что эти скинхеды хотя бы знали, что человек, на которого они напали, был китайцем, а не японцем. Они, вероятно, считали, что каждый азиат в городе входит в одну большую банду, если их вообще это парило. Джамелия работала на улице достаточно долго, чтобы понимать, насколько смехотворно, что американо-китайцы, которые входят в "Ассоциацию Белого Льва" и местное отделение Триады "14К"*, захотели бы иметь хоть что-то общее с японскими иммигрантами в первом поколении, которые назвали свою банду в честь своего "изгнания".

*Про Белого Льва гугл не выдал ничего, а "14К" — это одна из самых многочисленных и влиятельных триад Гонконга.

Она прошлась вдоль стены. Еще больше бандитских граффити. Большинство из них выглядели свежими и были сделаны в похожем стиле. Присутствовала повторяющаяся руническая тема, будто сошедшая с обложки хеви-метал альбома, которую, похоже, любили расистские группы. Некоторые из них выглядели довольно художественно, по меркам всякого дерьма, которое ей доводилось видеть на стенах, что предполагало, что у них было достаточно времени поработать над ними.

Она подошла к углу здания, за которым находилась еще одна парковка и все еще активное здание, и посмотрела в переулок, который их разделял. Другое здание тоже было разрисовано за последние несколько месяцев, но ему все же удалось накопить менее толстый слой аэрозольной краски. Некоторые из более крупных или более неприятных бандитских знаков были закрашены пятнами серой краски.

Узкий переулок был заполнен мусорными баками, их содержимое было рассыпано по земле. Там мерзко воняло, и она собиралась уходить, когда нечто привлекло ее внимание.

Показалось, что за одним из перевернутых баков лежало тело. Свет просто упал туда на мгновенье, но его форма навела на ужасные мысли. Джамелия сглотнула и посветила еще раз. Да, это было похоже на тело. В мешке.

Дождь лил все сильнее. Здание с одной стороны переулка имело всего один этаж, и дождь долбил по металлической крыше, своим грохотом заглушая шум города.

— Роб, — позвала она по рации, прижав фонарик щекой к плечу, — прикрой меня. Тут что-то подозрительное.

Он подошел, и маленькая ее частичка злорадствовала от факта, что он тоже сейчас оказался под этим проливным дождем.

— Смотри, — сказала она. — Вон там.

Он кивнул.

— Ага, — сказал он. — Вижу.

Плечом к плечу, они двинулись вперед, свет фонарей метался по стенам, покрытым граффити, и грязной земле. Там, из разорванного мешка вываливались использованные презервативы и старые бритвы; тут, старые разбитые пивные бутылки лежали в сверкающих кучах. Казалось, что в этот переулок сваливали мусор со всего квартала. Эти пустые коробки из-под лапши выглядели так, будто их тащили сюда из вьетнамского ларька с едой на вынос, который они видели по дороге.

— Эй, та дверь открыта? — спросил Роберт, осветив фонарем пожарную лестницу открытого здания. Она была слегка приоткрыта, какой-то мусор не давал ей закрыться. Она не выглядела так, будто ее взломали.

— Отстой, — сказала Джамелия, стараясь не вдыхать слишком глубоко. Подойдя поближе, она задохнулась от запаха гнилого мяса, настолько сильного, что она могла ощутить привкус. Вокруг подозрительного мешка было темное пятно, из маленькой дырки на темном пластике подтекало. Подобравшись, она потыкала его ногой.

Подобно рухнувшей плотине, он полностью развалился, выпуская поток полусваренной лапши и сырой курятины. Личинки копошились в грязи и гнили, извиваясь под ярким светом.

Джамелия зажала рот, но вперемешку с отвращением было облегчение. Это был обычный черный мешок с обычным мусором. Не труп. Это было ничто иное, как обман зрения из-за тусклого освещения и перегруженного пластика. Она нервно рассмеялась над собой. Она просто на нервах.

— Черт, ну и вонища! — сказал Роберт, нервно посмеиваясь вместе с ней. — Ого. Это... блять, я думал, что это... человек, не пугай меня так больше.

Что-то опустилось ему на голову, и он вздрогнул. Сверху падали перья.

Джамелия инстинктивно дернулась назад, а затем побледнела, когда в пятне света стало ясно. Недоеденный голубь уставился на нее мертвыми широко раскрытыми глазами, его органы вываливались наружу. Она подняла взгляд в тихом ужасе и заметила темную фигуру на низкой крыше. Нечто черное, ужасное и совершенно бесчеловечное скрывалось в тенях. Капля слюны тянулась из его рта, поблескивая на свету и исходя паром на холоде.

Оно зарычало, глубокий басовитый рокот дрожью отзывался во внутренностях. Рычание было не очень громким. В этом не было необходимости. Оно исходило из пасти, которая могла целиком отхватить человеческую голову.

— Что за херня! — воскликнул мужчина рядом с ней, вытаскивая свой револьвер. От дождя рукоять стала скользкой и револьвер выпал из рук. Грохот в грязи переулка почти потерялся.

Джамелия просто замерла. Клыки, формой как у рептилии, были большими, намного больше, чем любое животное могло иметь. Было нечто в этих зубах, поблескивающих в тусклом свете, кричавшее, что если она не будет двигаться, то сможет выжить. И было что-то почти человеческое в том, как были согнуты его конечности. Некое сходство с человеческими ладонями в когтях, цепляющихся за жестяной край крыши.

Следующая минута выпала из ее воспоминаний. Та, которая началась с адреналина и паники, и закончилась тем, что она растянулась в грязном, мокром переулке. Она потеряла из виду Роберта, но вместе с тем и ту штуку. Пошатываясь, она поднялась на ноги и заметила, что держит в руках пистолет.

Она опустошила его.

Она не помнила, как стреляла. Она вставила новую обойму и передернула затвор.

— Вот она где! — услышала она громкий молодой возглас и обернулась.

И все потемнело.

Это было темнее, чем просто отключение света. Этот мрак выходил за пределы отсутствия света, он затрагивал все чувства. Джамелия закричала и не услышала своего голоса. В руках был пистолет, и она открыла стрельбу, поддавшись животному инстинкту. Она не могла услышать грохот выстрелов или увидеть вспышки. Все, что она могла почувствовать, это успокаивающая отдача. Это было единственное, что говорило о том, что остальной мир еще существует. А потом отдача прекратилась, и она осталась в небытии.

Что-то сильно ударило ее в живот. Она бросилась в темноту, пытаясь защититься, но, что бы это ни было, оно схватило ее за запястье, развернуло и пнуло в поясницу. Боль алой пеленой застила глаза, и она была почти рада, потому что это было передышкой от небытия. Кто-то держал ее, кто-то сильный, и она была уверена, что закричала, когда они нанесли ей вышибающий дух удар по почкам.

Кем бы они ни были, они были сильнее, быстрее и точно знали, как разделаться с человеком, который даже не мог их увидеть, чтобы дать отпор.

Она едва почувствовала путы на запястьях.

Свет появился снова, или, возможно, тьма отступила. В любом случае, она обнаружила, что смотрит в лицо смерти, и попыталась ударить и закричать. Но она не могла закричать, потому что рот был заткнут кляпом, и ноги связаны вместе. Белый череп под черным мотоциклетным шлемом оглянулся.

— Ох, блять, блять, блять. Твою мать, Мрак, — ругалась фигура в белом, лежащая на земле позади череполицего. — Всегда найдется кто-нибудь, кто слетит с катушек... — он задыхался, — ... и начнет стрелять.

— У него только синяки, — сказала блондинка, которую Джамелия не заметила раньше, появившись из тени. Они, казалось, едва ли заслуживали это название; по сравнению с ужасающей чернотой того мрака, они казались серыми и блеклыми. Тем не менее, их было достаточно, чтобы скрыть кого-то в обтягивающем, словно вторая кожа, черно-фиолетовом костюме, кто носил белую маску греческого театра, которая оставляла губы открытыми. — Разве ты не рад, что мы заставили тебя одеть броню под твой костюм, Регент? — поддразнивая, сказала она. — Хотя, если бы ты сделал ее потолще, то не получил бы этот неприятный синяк на ключице.

— Блять... ой-ой-ой, пошла ты, — прохрипел мальчик... да, это был всего лишь мальчик, только в середине пубертатного возраста, судя по голосу. — Это было слишком близко от моей головы. Иди нахер.

— Знаешь, я не в настроении, но если ты попросишь хорошенько, то доктор Сука поцелует тебе ваву. И, может, немного больше, раз ты собираешься продолжать изображать, как тебе больно.

— Хватит, — сказал череполицый человек в черном. — Что будем делать с ней и вторым?

Блондинка пожала плечами.

— Она не ожидала увидеть нас здесь. Значит, пришла сюда по другой причине. Патруль? — ее взгляд прошелся по Джамелии. — Нет. Она отреагировала на другой вызов. Но из-за митинга они не будут реагировать довольно долгое время, если она не сможет отчитаться, — она улыбнулась офицеру. — Представь, что может случиться за то время, пока не появятся ваши приятели. Совсем одна, в лапах злобных преступников.

Джамелия билась и брыкалась изо всех сил, но ее спеленали как муху, попавшую в паутину.

Девушка присела и склонилась над ней.

— В этом нет смысла, — сказала она Джамелии. — Мы не собираемся тебя убивать, и ты не освободишься. Можешь успокоиться. Так будет проще для всех, и для нас и для тебя, — девушка жизнерадостно ей улыбнулась. — В конце концов, тебе не нравится быть тут, выйти на работу без прикрытия, верно? — сказала она. — Думаю, все остальные были слишком заняты, чтобы помочь тебе. Они были заняты наблюдением за теми примерными американскими патриотами в доках, которые маршировали туда-сюда и кричали, что каждый, кто не похож на них, должен вернуться туда, откуда пришел.

— Забавно, правда? Среди них не увидишь много коренных американцев. В основном, они все довольно бледнолицые. Они сами "понаехавшие" когда-то из Европы. Они, кажется, не упоминают об этом? Особенно, когда ребята, с которыми вы работаете, твердят как попугаи одно и то же, и не пытаясь скрыть, что они считают "настоящими американцами" лишь тех, кто выглядит как они. Они отправили вас сюда, и, конечно, они не говорили этого вслух, но то, как он смотрел на тебя было не очень по-доброму, не так ли?

Ухмылка девушки стала шире.

— Эй, не помнишь, твой напарник тоже поддерживал их? — добавила она, со случайным запозданием. — Не удивительно, правда? — Она наклонилась вперед и спрятала голубиное перо Джамелии за ухо. — Он отправил тебя в переулок первой, так? Под дождь, пока он разговаривал с вашим свидетелем. — Интересно, оставил ли он что-нибудь в своем отчете, — она погладила пожилую женщину по голове. — Не-а, это, скорее всего, лишь гнусный намек от преступника, которому нельзя доверять, — сказала она. — В смысле, не похоже, что он делал что-нибудь, чтобы предположить, что он хотел отправиться на патрулирование с Патриотами, верно?

— Мы оставим их в уборных в здании, не под дождем, — сказал череполицый. Позади него зарычал чудовищный пес, и Джамелия замерла, стараясь даже не дышать. Рядом с псом стоял кто-то еще. Сколько их там?

— И бьюсь об заклад, ваше начальство захочет скрыть, что мы взяли оттуда, — продолжила блондинка, не обращая внимания. — Эй, интересно, кто заправляет этим местом? Что можно взять в каком-то захудалом офисе? Ну, полагаю, мы такие же, как они, да? Никто из нас не хочет новостей об этой милой игрушке. Так что, пожалуйста, не думай об этом, пока будешь связана, ладно?

— Мы могли поступить хуже, но Мрак — тряпка, — сказал парнишка, одетый в белое, сжимая свое плечо. Его костюм был почти таким же грязным, как она, после его падения в переулке. Он поднял скипетр, который держал в неповрежденной руке. — Я не стану наслаждаться этим, — сказал он, своей ухмылкой показывая, что лжет.

А затем была только боль, последовавшая чернота была облегчением.

* * *

Просто еще одно нападение преступников, было написано в отчетах. Шайки несовершеннолетних паралюдей, называющих себя Неформалами. Никаких жертв среди полицейских, никакого другого насилия, так что дело получило малый приоритет.

Когда Джамелия спросила, только вернувшись из госпиталя, ей сказали, что банда украла жесткие диски из того офиса. Сейфы были открыты паролями и опустошены. Было подозрение, что они работали по найму, осуществляя промышленный шпионаж.

Когда она спросила снова, более настойчиво, ее отправили во внеочередной отпуск и назначили психиатрическое обследование.

АРКА 2 — Намакарана*

*гугл говорит, на хинди это значит "Именование"

Глава 2.01

Я проснулась от воя ветра за окном. Я сонно потерла глаза и потянулась за очками, выбираясь из постели.

На улице стояла мерзкая погода. Я не могла сказать, взошло солнце или нет. Я снова взглянула на часы. 6:14 светилось передо мной. Ну, это было не так, но от этого должно было стать легче. Это могло произойти заполночь. И это даже не было драматичной грозой. Всего лишь непрекращающийся дождь, который, видимо, пытался завоевать землю во имя Посейдона.

Я моргнула, стянула очки на кончик носа и переключила зрение на Другое Место. Ой. Шел кровавый дождь. Как чудесно. Я смотрела сквозь залитые кровью окна, и едва могла видеть сквозь слой покрывающий грязное стекло. Запах меди вился на грани моего восприятия. Итак, что же это означает, скажите на милость?

Вероятно, ничего хорошего. Что ж. Это довольно дерьмовое предзнаменование для начала любого дня, но оно было особенно плохим в день моей аттестации. Впервые за семнадцать дней появился шанс выбраться отсюда на свободу. Две с половиной недели. Почти две трети месяца. И теперь, когда я подумала об этом, я уничтожила любой шанс вернуться ко сну. Я чувствовала бабочек в животе. И я быстро вынырнула из Другого Места на случай, если там эта метафора могла стать буквальной.

По крайней мере, я хорошо выспалась. Теперь я принимала снотворное, и оно реально помогало. Я просто чувствовала себя лучше, и сейчас я спала по семь часов за ночь, как минимум. Обычно больше, потому что я рано ложилась спать просто от скуки. Также, я не помнила свои сны. Возможно, они мне все еще снились, потому что я частенько обнаруживала, когда просыпалась, что покрывало опутало мои ноги, как будто я пыталась убежать, но я не помнила от чего, и это было довольно неплохо.

Конечно, теперь я весь день буду думать о том, что в Другом Месте идет кровавый дождь. Я действительно не хотела этого видеть. Этот запах был худшим. Когда я смотрела через стекло, я могла убедить себя, что это что-то вроде телевизора. Но металлический запах подобрался ко мне, напомнив, что он был таким же реальным, как и все в Другом Месте — и разве в этом проблема?

Я не верила, что там шел кровавый дождь просто потому, что я нервничала. В этом нет никакого смысла. И я на самом деле не хотела задумываться, из-за чего еще может происходить подобное.

Однако, если я собираюсь вставать, настало время для моего самоназначенного режима упражнений. Даже если было холодно. И было холодно. Я смотрела на погоду, тихо проклиная ее за то, что она меня разбудила. И была холодной. Но я ничего не могла с этим поделать — ну, почти наверняка, не могла — и если я собираюсь вставать, я должна следовать своему распорядку. Мне необходимо привести себя в форму. Будь я сильнее, я бы смогла побороться с Эмма-София-Мэдисон-демоническим нечто. И питание в местной столовой было ужасно нездоровым. Я подозревала, что оно специально было таким, чтобы заставить пациентов постоянно ощущать тяжесть в желудке, и они не могли думать и действовать.

Ворча про себя, я сделала первое из многих приседаний.

Когда я закончила, у меня все болело, и почти удалось выбросить из головы увиденное. Разумеется, стоило мне подумать о том, что я смогла выбросить это из головы, я начала снова об этом думать, что было не лучшим, что мой мозг мог сделать. Но я ничего не могла с этим поделать.

Погодите. Могу. Я глубоко вздохнула, переключила чувства на Другое Место и нахмурилась. Просто было кое-что, что я обнаружила за прошедшие две недели, пока упражнялась — ладно, играла — со своей силой. Это все еще было нелегко. Так, что мне нужно сделать? Какую конструкцию мне надо построить?

Я буду влиять на себя, поэтому я посмотрела в грязное зеркало. Я обнаружила, что легче копировать уже увиденное, чем начинать с нуля в воображении. Спустя мгновение концентрации, я выдохнула, мой близнец из зеркала стоял передо мной. Она была пропитана кровью — это все, о чем она могла думать — что делало ее похожей на Кэрри. Ее лицо застыло в гримасе, похожей на... нет, на само деле это и была театральная маска, вроде тех греческих, сделанных из какого-то чистого белого материала. Оно было не тронуто кровью, за исключением двух дорожек, стекающих из уголков глаз. Она выглядела так, будто плакала от ужаса.

Я вдохнула и выдохнула, долго и медленно, и она вздрогнула, лицо в маске заметалось из стороны в сторону. Отлично. Конструкция не распалась, как некоторые, что я пробовала. Она сможет выдержать то, что я делала раньше. Я создала вокруг нее стальные цепи, схватив так, что она едва могла двигаться, а затем ее форма размылась, когда я вдохнула ее. Она завертелась, как вода, утекающая в отверстие, и я почувствовала, что беспокойство просто уходит. Закончив, я улыбнулась. Отлично. Я не могу позволить беспокойству все мне испортить сегодня.

Я сменила свою ночную пижаму на хожу-в-ней-днем пижаму, а затем поняла, что мне действительно нужно принять душ. Собрав вещи, я направилась в душевые. Мне повезло; из-за раннего пробуждения, не пришлось ждать своей очереди.

Душевые могли быть смутно покровительствующими в том, что они явно были спроектированы так, чтобы не дать нам сделать что-либо, кроме как войти и открыть кран, но было тепло и это все что мне было нужно. Мои сорванные ногти начали отрастать, но мне все равно пришлось надеть латексные перчатки, потому что они не должны были намокать. Новая розовая кожа была везде, но, хотя бы, она не была поражена инфекцией. Думаю, я должна следить за этим. Не хотелось бы потерять палец.

К тому времени, как я закончила, можно было услышать, что другие люди тоже зашевелились. Я высушилась и пошла в столовую на завтрак. Просто скромный завтрак. Надеюсь, это последний, который я съем здесь, и он не бы достаточно хорош, чтобы я хотела им насладиться. Тост на вкус был как картон. Было достаточно ужасно, чтобы я нырнула в Другое Место, но удалось лишь добавить к картону металлический привкус. Немного помучилась от позывов в уборной, но меня так и не вырвало, так что я вернулась в общую комнату в Уилсоне.

Сэм и Лия проснулись и сидели рядом на диване. Кажется, они забрали завтрак и съели его здесь.

Иногда мне казалось, что между ними что-то происходит. Не уверена, однако, они пытались разговаривать со мной о мальчиках — это был довольно короткий разговор, потому что мне особо было нечего сказать, кроме как 'Мальчики по отношению друг к другу, кажется, не так ужасны, как девочки'. Это смущало, и было бы реально неловко подглядывать, так что я изо всех сил старалась ничего не замечать.

— Волнуешься? — спросила Лия, обернувшись, чтобы посмотреть на меня.

Я молча кивнула.

Сэм кивнула мне, изучая сегодняшнюю газету. Сегодня ей удалось получить одну из копий на завтраке.

— Не испорти все, — сказала она. — Будет очень неловко, если ты вернешься сюда вся в слезах.

— Постараюсь этого не делать, — сказала я, вяло улыбнувшись. — Я не хочу находиться здесь дольше, чем должна, — я остановилась. — Не то, чтобы я хотела избавиться от вас, но...

— О, избавь меня от этого, — протянула она. — У меня тоже будет аттестация на следующей неделе, если следующий анализ крови будет в порядке. Если ты свалишь, у меня будет с кем поговорить, — она поморщилась. — Это было бы славно. Это Лия довела себя до болезни, что... ээ, выбесило меня. Так что пройди ее, и мы сможем повидаться в выходные после следующей или еще как-нибудь.

Такой была жизнь в краткосрочном-и-среднем-крыле отделения, судя по тому, что я видела и слышала. Был постоянный поток новых лиц. Эмили уехала несколько дней назад, и, за то время, что я тут нахожусь, появились новые девушки, Тори и Хенна.

— Интересно, когда у Кирсти следующая аттестация? — проговорила я.

Сэм оторвалась от газеты.

— У кого? — спросила она, рассеянно.

— Кирсти. Следующая аттестация?

— Кто? — она нахмурилась, на ее лице появилось глупое выражение.

Я также глупо посмотрела на нее в ответ.

— Кирсти. У нее шрамы на лице. Хуже, чем у меня. Четвертая комната.

— А! У нее, — Сэм моргнула, хотя все еще выглядела глупо. — Без понятия, — сказала она. — Я с ней не общаюсь.

— Я не могу вспомнить, чтобы она говорила с кем-нибудь хоть раз, — влезла в разговор Лия. — Просто... — она отследила линии на ее лице, и поморщилась, взглянув на меня. — Прости, — быстро проговорила она, — твои, хотя бы, просто... розовые. Не как у нее.

Я пожала плечами. Нет, Кирсти не разговаривала с людьми. Она просто сидела в своей комнате. Также, я не видела ее ни на одном из сеансов. Я записалась на многие, потому что, Боже милостивый, скука была хуже всего. И еще это означало, что я проявляла увлеченность и готовность активно контролировать свое благополучие, и все остальное, что Ханна, как куратор нашего крыла, говорила, что мы должны делать.

Я поставила перед собой цель, что выберусь отсюда как можно скорее. И если сегодня все получится, то я справилась всего за семнадцать дней.

Я была бы довольно горда из-за этого.

Я посмотрела на часы.

— Что ж, — сказала я. — Осталось около двух часов. Я... Думаю, я готова. Я просто хочу, чтобы все закончилось.

— О, боже, нет! — воскликнула Лия, окинув меня хмурым взглядом. — Ты не можешь явиться на аттестацию в таком виде!

— В каком виде? — смутившись, спросила я.

— Таком виде! — она встала, уперев свои слишком тонкие руки в свои слишком тощие бока. — Ты пойдешь со мной, и я уложу твои волосы как надо!

— Они не позволили мне взять расческу или фен, — запротестовала я. — Я знаю, что они не выглядят здорово, но это лучшее, что я смогла сделать.

Она улыбнулась.

— Не лучшее, что я могу сделать. Позволь мне попросить их у Ханны.

Я улыбнулась в ответ. Это было странно. Я так скучала по таким вещам. Мы с Эммой были как сестры. У меня не было настоящих друзей больше года.

— Технически, это не нарушение правил, — добавила она. — В конце концов, я единственная, кто ими пользуется. Так что у меня даже не будет неприятностей, — она сделала паузу. — Надеюсь.

Да, это беспокоило. Потому что я была одной из пациенток в крыле, с пометкой о риске самоубийства в личном деле, и были кое-какие совершенно бытовые мелочи, которые мне запрещались. Но, надеюсь, я скоро выберусь отсюда.

И когда я уеду отсюда, я смогу нормально вести заметки о том, что могут мои способности, без необходимости волноваться о медсестрах, читающих это, и беспокоиться о законности Я не доверяла им настолько, чтобы считать, что они не прочитают ничего, что я напишу. Я была уверена, что они читали мои домашние работы. Особенно, мое домашнее задание по науке, с которым мне помогала одна из медсестер. Отчего-то, я была просто уверена, что они неправильно поймут совершенно невинные и точные записи, такие как: 'Доктор Сэмюэлс раздутая, с гниющей плотью вокруг губ. Сильно пахнет алкоголем вперемешку с бензином. Пятна крови на пальцах'.

Это было очень несправедливо.

Я пришла к выводу, что это могло означать проблемы с алкоголем, которые он пытался скрыть, либо же он сбил кого-то сев пьяным за руль. А, может, все сразу. Я не была уверена, что означают гниющие губы. Может, что-то связанное с романтическими отношениями, типа 'он лжет, когда говорит, что любит своего партнера' или 'его губы гниют, потому что он хронический лжец'. Или, может, просто рак ротовой полости. Но я могла лишь предполагать.

Вот в чем мог помочь блокнот, куда я смогла бы записывать свои наблюдения. В символике прослеживались некоторые общие элементы. Например, у другой девушки из другого крыла была тоже была анорексия и их с Лией образы имели сходство. Поэтому, если бы я смогла составить список схожих элементов, это помогло бы мне понять, что каждый из них означает.

Тупая бесполезная идиотская способность, которая не давала мне прямых ответов.

Моя аттестация была назначена на 10:15, и, помимо того, что в течения часа у меня крутило внутренности от волнения, я чувствовала, что готова. Мои волосы были вымыты, высушены и причесаны, я провела некоторое время перед зеркалом, чтобы убедиться, что не выгляжу как сумасшедшая, и я практиковала ответы на некоторые вопросы, которые задавали Сэм и Лии раньше. Не уверена, к чему все это могло привести, но я подготовилась настолько, насколько смогла.

Я обозначила для себя несколько основных правил для этой встречи. Не заглядывать в Другое Место. Не отвлекаться, когда я должна слушать. Никаких слез или чего-то подобного. Я собиралась вести себя наилучшим образом. Папа ждет меня, и я не хочу его подвести.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, перед самой комнатой, где все должно было проходить. Это было первое, что он сказал.

— Волнуюсь, — призналась я.

— Ты будешь в порядке, — сказал он, пытаясь меня обнадежить. Заглянув в Другое Место, я видела, что его пламя было затухающим, колеблющимся и мерцающим. В огне, я могла видеть образы, танцующие как пепел. Если объединить большинство из них, он будто смотрел в пустоту. Думаю, он скучал по мне. И я по нему тоже скучала.

— Я постараюсь, — вяло произнесла я, вернув зрение в норму. Он обнял меня, и я обняла его в ответ.

— Удачи, — пожелал он.

Войдя в комнату, я увидела доктора Вандербурга, Ханну и еще нескольких человек, чьи имена я не могла вспомнить, или просто не знала. Там был один из врачей, которого я видела в разных местах, женщина в аккуратном черном костюме и очках, похожая на администратора, и которая, вероятно была тут от школы, пытаясь вытащить меня отсюда как можно скорее, если только она не была от Людей В Черном, или кого-то еще.

Я села прямо. Я постаралась выглядеть вежливой и улыбаться. Я была совершенно уравновешенной и нормальной девушкой, у которой случился нервный срыв, когда она была заперта в шкафчике, заполненном гнилыми тампонами. Что было, если подумать, абсолютно естественной и понятной реакцией.

Честно говоря, я была удивлена, что это не травмировало меня сильнее. Думаю, оно могло бы, не случись та фигня с насекомыми и гвоздями, что отодвинуло мирские проблемы на задний план, а также дала мне еще кое-что, на что можно было отвлечься. Ну и что, если мне снились кошмары? Я могла с этим жить.

Я подумала, что было бы, не появись у меня сверхспособности из этого опыта. Это было бы, пожалуй, просто хуже всего. Ого. Это было бы просто ужасно. Эмма и Ко, почти наверняка, не стали бы этого делать, если бы знали, что подарят мне психометрию и способность создавать невидимых монстров, подчиняющихся любому моему приказу.

Ну, они это сделали. И теперь я здесь. Большая удача, что я хороший человек, подумала я про себя. Будь я такой же плохой, как они, я, вероятно, могла бы сделать их жизнь очень неприятной, и они бы даже не знали, что это я.

Поэтому им лучше больше не пытаться что-то мне сделать.

— Итак, Тейлор, — спросила Ханна. — Как ты себя чувствуешь?

Я надела свою лучшую мину.

— Немного волнуюсь, — сказала я. — Но в целом лучше, кроме этого дня, и, — я развела руками, — всего этого.

— Хорошо, хорошо. Не беспокойся, волноваться это нормально. Мы просто поговорим — я уже показала им свои заметки о твоем прогрессе... который, кстати, очень обнадеживает. Итак, можем начинать?

* * *

— А... ну, что касается этого, — сказал доктор Вандербург. — Я не считаю, что она представляет опасность для самой себя, и поэтому ее можно смело выписывать.

Я не слушала этот разговор. Ладно, очевидно, что я подслушивала. Но я не слушала его обычным способом. Сначала поговорили со мной, а потом вызвали моего отца. Я ждала в приемной и ела печенье, которое оставила для меня одна из медсестер, и запивала горячим шоколадом. Кресло было довольно удобным, даже в Другом Месте, где оно было чересчур набитым и слегка теплым на ощупь. Учитывая погоду, я не возражала против дополнительного тепла. Кровавый дождь в Другом Месте поредел, и большая часть жидкости, льющейся с неба, теперь была водой. Впрочем, это меня не особо заинтересовало. Не когда моя голова была заняты другими мыслями.

Я выглядела очень нормальной, глядя в окно, особенно, если не знать, на что я на самом деле смотрела. Пара маленьких безглазых фарфоровых херувимов держали треснувший телевизионный экран. Я отправила ангела из колючей проволоки с камерой видеонаблюдения вместо головы в комнату, где мой папа встретился с врачами и персоналом, чтобы поговорить о моем будущем.

После небольшой экспериментальной возни, мне даже удалось заставить телевизор показать мне нормальный мир, а не Другое Место.

На самом деле, теперь, когда я об этом задумалась, это выглядело очень многообещающей разработкой. Я только что выяснила, что можно видеть нормальный мир, оставаясь в Другом Месте. Так что, возможно, я смогу наложить нормальный мир на Другое Место, или спроецировать нормальный мир на мои веки, чтобы я могла переключаться между ними, открывая и закрывая глаза?

Обдумаю позже. Для этого мне и нужен блокнот. Сейчас была встреча, за которой мне нужно было шпионить.

— Значит, ей лучше? — спросил мой отец.

Доктор Вандербург поджал губы.

— Мы считаем, что она больше не нуждается в стационарном лечении, — осторожно проговорил он. — Как я уже говорил ранее, я настоятельно рекомендую, чтобы она посещала психотерапевта в течение, по крайней мере, нескольких месяцев. Ее состояние заметно улучшилось, когда я прописал ей мягкое снотворное, чтобы она получала достаточное количество сна — ей снились кошмары каждую ночь, и галлюцинации, видимо, этому способствовали. В идеале, дозы нужно сократить, чтобы не сформировалась зависимость. Они должны быть лишь временной мерой.

Мне не понравилось, как это звучало. Мне нравилось спать. Кроме того, мне стало 'лучше', в первую очередь потому, что я никогда не сходила с ума.

— Она будет нуждаться в вашей поддержке еще какое-то время, — сказала Ханна, сложив руки на коленях. — Здесь все стабильно и спокойно. Добиться этого в повседневной жизни ей будет намного сложнее. Возвращение в школу будет особенно напряженным.

— Я заметил, что у нее проблемы с доверием, — сказал доктор Вандербург. — Она никому не открывается. Мне приходилось уговаривать на каждый крошечный шажок, который она делала навстречу. Я вполне уверен, что она говорит правду о травле, преувеличивая не больше, чем было бы нормально. Долгая систематическая травля могла бы объяснить некоторые моменты, которые я в ней заметил. Это совершенно нормальные реакции, но они мешают ее выздоровлению. Она, кажется, заботится о вас — она довольно много о вас говорила. Вы должны стать для нее надежным пристанищем, чтобы она могла на вас опереться, кем-то, кто не станет осуждать, что бы она вам ни рассказала.

Ужалило предательство. Как он смеет говорить моему отцу, что у меня проблемы с доверием? Что дало ему право на это? Он сказал, что все в той комнате, а затем он пошел и... как он посмел! Этот мерзкий человек-паук, подбирающийся к...

...Хах. Меня накрыло осознанием. Ого. Эта цепочка мыслей была параноидальной.

Может... ох. Может, они были правы.

Я обмякла, прижав руки ко рту, и попыталась взять под контроль мою внезапную гипервентиляцию. Так он считает, что моя неспособность доверять ни детям, ни взрослым, мешает мне поправиться? Безусловно, это было нелепо. Однако, почему... Почему я не сказала папе, что надо мной издеваются, раньше? Почему я не старалась изо всех сил, чтобы добиться помощи от школы?

О, у меня были причины. У меня было много причин. Он не мог ничего сделать. Я не хотела, чтобы он волновался. Мне было стыдно. Я пыталась рассказать школе раньше, когда все было не так плохо, и это не помогло. Если бы я рассказала о той троице, никто бы мне не помог, и они бы только усилили напор издевательств, так что я бы просто терпела, пока не закончу школу и не смогла бы оставить это все позади. Вто все пункты в череде причин, которые я повторяла снова и снова.

В какой момент причины перевесили попытки сделать что-нибудь?

Что ж. Теперь он знал об издевательствах. И я готова была поставить что угодно, что школа сделает что-нибудь, из-за вмешательства полиции и шумихи, которую поднял отец. В извращенном смысле, у меня теперь был рычаг. Ведь, если они позволят этому продолжаться, и я действительно покончу с собой, они будут в глубоком пиар-дерьме. Конечно, я не собираюсь этого делать. Я никогда не была самоубийцей. Но они об этом не знают. И у меня есть коллекция заметок об издевательствах, все эти записи телефонных звонков и дневник событий.

По крайней мере, я должна сообщить папе о существовании дневника. Тот случай со шкафчиком... был шагом вперед. Далеко, далеко вперед. Я могла умереть от этого. Чувствительность в моих руках еще не полностью восстановилась. Я никогда не думала, что Эмма может сделать что-то подобное. Взрослые могут захотеть отмахнуться от обзываний и кражи моих вещей, как от детских пустяков. От такого рода вещей они отмахнуться не смогут. Особенно мужчины, держу пари. Мне просто надо сказать 'шкафчик полный использованных тампонов', и они будут в бешенстве.

Не думаю, что они пытались меня убить, но я и представить не могла, что они сделают нечто, способное причинить мне реальный вред, пока они это не сделали. Это не паранойя, когда они действительно могут попытаться до тебя добраться.

Дверь в переговорную открылась, и мой отец вышел оттуда первым. Он широко улыбнулся, с явным облегчением, что заставило меня почувствовать вину за то, как сильно он, должно быть, беспокоился. Я поднялась и заставила себя улыбнуться.

— Хорошие новости? — спросила я.

И небольшая часть меня прагматично заметила, что если я овладею некоторыми несущественными вещами, мне будет проще скрыть от него тот факт, что я стала парачеловеком. Я действительно собиралась оградить его от этого. Ему не нужно знать, что я являюсь более странным Умником/Властелином, чем кто-либо, кого я смогла найти в интернете. Пока нет. Не пока я не уверена, что хочу, чтобы кто-нибудь знал. Я не могла позволить, чтобы ему угрожали люди, которые захотят меня использовать.

По сравнению с этим, рассказать ему правду об издевательствах было ничем.

По маленькому шажку за раз.

Глава 2.02

Одевшись, я осознала, как странно было снова носить нормальную одежду. Это было забавно — я находила, что постоянное ношение пижам, делало из нас детей, и являлось еще одним знаком того, как мало нам доверяли собственную безопасность. И, конечно же, так и было, но еще они были удобными. Если сравнивать, мои джинсы вызывали зуд и туго обтягивали.

Я попрощалась и ушла с сумкой, полной брошюр и проспектов. На одной из них я записала мобильные номера Сэм и Лии. У меня не было мобильного, в то время как у девчонок из Аркадии, вероятно, были смартфоны из технарских мастерских, но я, хотя бы, смогу с ними связаться, когда они выйдут оттуда. Не ожидала, что найду первых друзей за несколько лет в психиатрической больнице, но, полагаю, меня не должно было удивить, что место, где держат психов, окажется менее сумасшедшим, чем средняя школа.

Когда я вышла наружу, все еще шел дождь, поэтому папа побежал за машиной и подогнал ее к самому входу. Я все равно промокла, пока складывала свои больничные пожитки в багажник.

— Я только надела эти вещи, — сказала я папе, вытирая очки о кофту. — Наверное, мне придется снова влезть в пижаму, как только вернусь домой.

Он ухмыльнулся в ответ, а потом нахмурился.

— Как твои руки? — спросил он.

— Все лучше и лучше, — сказала я. Сняв латексную перчатку, я показала ему левую руку. — Раны больше не гноятся. Одна из медсестер в больнице следила за ними, и она сказала, что главное сейчас держать их сухими и чистыми, и мне нужно продолжать принимать антибиотики. — Я постучала мизинцем и большим пальцем друг о друга, сложив их в кольцо. — Я не очень хорошо их чувствую, и эти два пальца немного деревянные, но у меня есть упражнения для рук, которые должны помочь.

— Ммм, — протянул он и замолк. — Ты проголодалась? — спросил он осторожно.

Я хотела есть. На завтраке я смогла поесть совсем немного из-за нервов, а сейчас уже была середина дня. Я собрала вещи так быстро, как только смогла, но еще оставалась бумажная волокита и беседа о том, что делать, если у меня появятся суицидальные мысли и все такое.

— Ага, — сказала я. — Только... ничего жареного. Там такого было слишком много.

— Как тебе итальянская кухня? — спросил он с надеждой.

— Паста с правильным наполнением, а не просто макароны с сыром? Да! — это звучало для меня по-настоящему привлекательно.

Он запустил двигатель.

— Вот и хорошо. Я тоже голоден, — он покачал головой. — Хотя, жаль что погода подвела. Прогноз говорит, что к полудню должно распогодиться.

Был ранний полдень, но тучи и не думали рассеиваться. Небо было свинцово-серым, и я едва могла рассмотреть заправки и ресторанчики быстрого питания вдоль обочины. Их свет скрывался за дождем, который разбивался о машину. Дворники работали на полную. Папа вел осторожно, и я была рада этому. Не хотелось, выбравшись из психиатрической больницы, тут же загреметь в обычную, или что похуже.

Разумеется, он всегда водил очень осторожно. Несмотря ни на что.

Помехи шипели, пока я щелкала по станциям.

'... любовь — это боль, скажу тебе, но милая~, что тут поделать? Но я скажу...'

'Слушай, это лишь способ, которым либералы пытаются заткнуть любого, кто выступает против них. Она называет меня фанатиком, но не может отрицать факты, и они говорят, что японские иммигранты участвуют в массовых операциях по контрабанде людей и связаны с секс-торговлей. Они уголовники и...'

'Что ты будешь делать, если твои близкие заболеют? Без медицинской страховки вы можете пострадать от неожиданной болезни и...'

'Мужик из Флориды сделал публичное заявление: 'Конечно, он был очень умным злодеем, но потом я вспомнил, что его сила заключается в интеллекте, а не в неуязвимости к выстрелам из дробовика...'

'...отчеты о жертвах из Дубая все еще поступают, но их уже более десяти тысяч. Почти весь город затоплен, и даже отсюда можно увидеть тела на затопленных улицах. Издалека похоже на Венецию, но потом замечаешь упавшие небоскребы и ущерб, нанесенный...'

Папа протянул руку и решительно выключил радио.

— Не щелкай по станциям, Тейлор, — сказал он, осторожно. — Или найди музыку или выключи.

Я нахмурилась.

— Пап, — настороженно произнесла я. — О каких жертвах там говорилось?

Он ничего не сказал.

— Папа?

Папа вздохнул.

— Левиафан напал на Дубай прошлой ночью, — сказал он. — Я не обращал внимания на новости этим утром, но... это ужасно.

— Оу, — протянула я.

— Ага, — вздохнул он. — Всегда чувствую себя немного виноватым из-за облегчения, что это случилось не с нами, — сказал он, сжимая руль до побелевших костяшек.

Еще одно нападение Губителя. Да. Папа прав. Маленький червячок вины начинал грызть изнутри, стоило услышать, что атака одной из тех... тварей обошла нас стороной.

Всего их было трое. Они появились в девяностых, один за другим. Бегемот пришел первым, вырвавшись из вулканического извержения, затем Левиафан поднялся из Тихого Океана в гигантском цунами, и Симург обрушилась с Луны в ночь полного затмения над Европой. С тех пор, как они появились, каждый из них ежегодно атаковал какой-нибудь город. 'Губитель' стало синонимом бедствия и смертей. Иногда их удавалось прогнать, но они всегда вызывали разорение и массовую гибель.

Я никогда не знала мира без них, но была достаточно взрослой, чтобы понимать, они — причина, почему все становится хуже.

Может быть, поэтому шел дождь, когда я проснулась?

Но Дубай был... почти на другом конце света, где-то на Ближнем Востоке. Может ли это на самом деле иметь настолько обширное воздействие? Что ж, полагаю, единственный способ узнать, обращать пристальное внимание на погоду в будущем. И начать беспокоиться, если снова пойдет кровавый дождь, что будет совершенно естественной реакцией.

Я моргнула. О, я снова начала беспокоиться об этом. Конструкт, который сдерживал тревогу, должно быть, развалился. Они держались, в лучшем случае, несколько часов. Некоторые из них могли просуществовать всего несколько секунд, если я создавала их для определенной задачи. Мне удалось создать один, продержавшийся целый день, но это было тяжело. Я должна была соблюдать невероятную точность, когда мысленно конструировала его, чтобы остановить распад со временем, и вы когда-нибудь пробовали удерживать в голове очень подробное изображение, все сильнее и сильнее его усложняя? Это действительно очень трудно.

— Ну, как работа? — спросила я, чтобы отвлечь нас обоих и разрушить неловкое молчание, повисшее в машине.

Папа бросил на меня короткий взгляд.

— Все немного утряслось, — сказал он. — конфликт все еще тлеет, но... ну, всмысле, напряженно, но лучше, чем раньше. До тех пор, пока какой-нибудь идиот опять не сделает глупость, — пробормотал он себе под нос.

Я притворилась, что не услышала.

— Я имела в виду то, о чем ты говорил, когда звонил в прошлый раз. Помнишь, о чем ты не мог тогда рассказать?

— А, да... я все еще не могу это обсуждать. Еще идут переговоры, и я не могу рассказать даже тебе, потому что есть люди, которым действительно не нравится кое-что, о чем мы говорим.

Я побледнела.

— ... это ведь не что-то незаконное? — спросила я.

— Нет. Хотя, некоторые люди хотели бы нас остановить... — он поморщился. — Эмм, ты не могла бы забыть, что я только что сказал?

— Что сказал? — невинно спросила я, хотя уже начала складывать кусочки вместе.

— Умница, — сказал он. — Всмысле, эмм, спасибо, Тейлор.

Мой отец состоял в Союзе Докеров, а тот, как и почти все остальное в городе, переживал не лучшие времена. Корабли просто не заходили в Доки. Из того, что папа рассказывал, он находился в ловушке между компаниями, которые хотели просто уволить всех и набрать новых рабочих на меньшую зарплату, и более радикальными представителями рабочего движения.

Я подозревала, что он симпатизирует радикалам. Он одобрил создание кооперативов и ассоциаций трудящихся, которые стали особенностью бедных районов города. Иногда мне казалось, что лишь необходимость содержать меня удерживает папу от того, чтобы броситься в это с головой. Я знала, что он беспокоится о деньгах и о стабильности своей работы.

Однако, впереди раскинулось яркое напоминание, что для нас все могло сложиться намного, намного хуже. На обочине автострады, пролегающей сквозь заброшенные промышленные зоны, находились трущобы. Некоторые люди называли их 'новым Гувервиллем'.* Полагаю, так было потому, что они были реальным отстоем. Все-таки, называть их Трущобами имело больше смысла.

*https://ru.wikipedia.org/wiki/Гувервилль

Я старалась не пялиться на жилые трейлеры, приспособленные для постоянного жительства, а также на заброшенные фабрики и офисные здания, превращенные в сквоты*. Более высокие здания выглядели так, будто заразились какой-то кожной инфекцией, их окна были беспорядочно заколочены или забаррикадированы. Повсюду, рифленое железо и синяя пластиковая кровля роняли струйки воды на раскисшую землю.

*Сквотирование, или сквоттинг — самовольное заселение заброшенного здания лицами (скваттерами или сквоттерами), не являющимися его юридическими собственниками или арендаторами, а также не имеющими иных разрешений на его использование.

Правительство ненавидело эти места, это точно. Там был рассадник бандитизма, идеальное место для обустройства подпольных нарколабораторий, или целых складов незарегистрированного оружия. Проводились операции по зачистке сквотов, но их становилось только больше. Я слышала, как люди в новостях жаловались, что слишком много денег тратится на дорожно-строительные программы и недостаточно на зачистку этих мест. Когда целые районы заброшены или пустуют, людям не сложно проникнуть в здание и начать там жить. И поскольку рабочих мест просто не хватало, чтобы избежать Величайшей Депрессии, более чем хватало бездомных, готовых нарушить закон, лишь бы укрыться от непогоды.

Взглянув на дождливые небеса, кажется, я заметила неясные насекомоподобные очертания правительственного вертолета из тех, что собирали в технарских мастерских. Несомненно, он был снабжен сенсорным оборудованием, которому дождь был нипочем. Но я увидела его лишь на мгновенье, а потом он исчез.

Если в реальном мире вид у трущоб был так себе, то в Другом Месте они были еще хуже. Все пространство было заполнено маслянистым туманом, колыхающимся на ветру. Когда машина проезжала сквозь него, пахло горелыми покрышками, несвежим потом и страданиями. А что касается обшарпанных зданий истекающих ржавчиной под красноватым дождем, полуживых склизких слизнеподобных трейлеров, шаркающих фигур, которые я видела в Другом Месте... Ну, чем меньше о них говорить, тем лучше. Но мне хотелось сбежать.

Мы поехали дальше и оставили трущобы позади.

* * *

К тому времени, когда мы добрались до итальянского ресторана, я вновь обрела аппетит. Он находился в приличном районе Броктон Бей, довольно близко к Набережной. Припарковавшись, мы с папой в унисон скорчили рожи. Дождь все не унимался. Мы промокли, пока дошли до ресторана, но нам достался столик рядом с обогревателем. Внутри витал легкий аромат древесного дыма, и фоном тихо играл свинг. Медленная езда означала, что мы пропустили обеденное столпотворение, и оказались в почти пустом ресторане.

Я была рада, что вокруг было не слишком много людей. Я собиралась говорить о некоторых вещах не для посторонних ушей, и было трудно рассказывать кое о чем, не озираясь через плечо каждые пять секунд.

На всякий случай, я проверила Другое Место. Ресторан был успокаивающе невыразительным по стандартам этого мира. Да, деревянные панели треснули и раскололись, обнажая бетон под ними, и да, повсюду было немного грязно, но не было загадочных кровавых пятен или токсичных эмоциональных облаков. Я поморщилась, музыка действовала мне на нервы, но это был просто шум без таинственных криков. Наверное, нужно было проверить еду, когда ее принесут, но у меня, хотя бы, не было причин уговаривать отца пойти куда-то еще.

— Тейлор? — я отвернулась от окна к моему отцу и официантке. — Что будешь пить?

Я моргнула и быстро просмотрела меню.

— Эмм... просто воды, пожалуйста, — сказала я.

— Нет причин экономить, — сказал папа, когда официантка ушла. — Это особый день.

— У меня просто водное настроение, — сказала я. — Не хочется чего-то сладкого.

Он кивнул.

— Итак... — начал он, а потом ничего не сказал. Между нами чересчур надолго повисла неловкость. 'Я не сумасшедшая'? Это хорошая фраза, чтобы нарушить молчание?

— Хорошо, что ты вернулась, — наконец, произнес он.

— Спасибо, — сказала я.

О, Боже, что я должна была сказать? Я собираюсь просто все выложить? Подождать, пока принесут еду? Но я голодна, и вдруг он выйдет из себя, когда я расскажу кое-что из того, что скрывала от него? Чтобы избежать разговоров, я спряталась за меню, читая его, будто от этого зависела моя жизнь.

Официантка вернулась моей водой и папиной колой.

— Вы готовы сделать заказ? — спросила она. — Хотите начать с закусок?

— Тейлор?

— Эм... без закусок, — я не хотела тянуть с главным блюдом. — Просто принесите основное блюдо.

— Ладно, — сказал отец. — Так...

— ... ага. Мне... эмм... — я просмотрела список. — Мне спагетти с моллюсками, — сказала я и запнулась. — Только если... сколько в них чеснока?

— О, нет, мы не кладем туда слишком много чеснока, — заверила официантка.

— Тогда, да, с моллюсками.

— А вам?

Отец поджал губы.

— Ээ... Мне просто карбонару.

— Отлично! — она забрала меню. Мое прикрытие пропало. Мне нужно поговорить, и я боялась этого, и приходилось прикладывать усилия, чтобы скрыть, что у меня кишки завязывались в узел. Я не могла это сделать. Я не могла с ним поговорить. Я не могла ему рассказать. — Что-нибудь еще?

— Эм, — сказала я. — где здесь уборная?

Она повернулась и указала в нужную сторону.

— Просто идите в проход вон там и увидите указатель. Дамы слева.

— Спасибо, — сказала я, поднимаясь. — Вернусь через минуту.

Уборные выглядели прилично, и я заперлась в одной из кабинок. Сидя на унитазе, я учащенно дышала в сложенные ладони. Я чувствовала, что желудок бунтует. Я не могла. Кроме того, мне понадобилось в туалет по-настоящему, поэтому я сделала свои дела, а затем уставилась на себя в маленьком зеркале над раковиной.

— Возьми себя в руки, Тейлор, — сказала я отражению, пытаясь уговорить себя. — Что в этом страшного? Он знает, что над тобой издевались. Он знает, что это делали Эмма, София и Мэдисон. Ты не собираешься рассказать ему ничего, о чем он еще не знает.

— Если он узнает, как долго это продолжалось, то может натворить каких-нибудь глупостей, — ответила я. — Я не хочу, чтобы он влип в неприятности. Ты знаешь, что он вспыльчивый, хоть и пытается себя контролировать.

— А ты думаешь, он не вспылит, если я не расскажу ему? — отметила я. — Так я, хотя бы, могу быть честной с ним. Если я признаюсь, он будет доверять мне больше, и мы... Я не позволю ему чересчур разозлиться. В конце концов, это главная проблема. Он уже знает. Я больше не могу держать это в секрете. И бьюсь об заклад, он переживал и беспокоился об этом с тех пор, как узнал.

Я вздохнула. Это имело смысл, просто я не хотела. Если уж на то пошло, мне было стыдно. Я не хотела выглядеть слабой, будто ничего не смогла сделать. Пусть даже, я не смогла ничего сделать, чтобы прекратить это, за все годы, что это длилось, за всю учебу в средней школе.

Я скользнула в Другое Место и осмотрелась, отметив снег, покрывший разбитую и треснутую раковину передо мной. Снег. Хах. Я предположила, что кто-то часто нюхал с нее кокаин. Я наклонилась и немного понюхала. Да, снег пах зависимостью, нуждой и отчаянным голодом, который был никак не связан с пищей. Я покачала головой.

Было так легко создать конструкт из моей скрытности, моего страха рассказать, из всех этих лет травли. Мне лишь нужно было подумать об этом и вложить в мое дыхание.

И продукт этой концентрации походил на меня. Оно очень сильно походило на меня. Это была я без шрамов. Не чудовище; лишь я. И, Боже, я так хорошо читала свое собственное выражение лица. Она была напугана. Она пыталась быть сильной, но страх, апатия и неослабевающее напряжение достались ей, поэтому она просто пыталась жить своей жизнью и оставаться незаметной.

Затем я заметила скобки вокруг ее лица и красноту вокруг глаз и поняла, что это выражение было просто еще одной маской, закрепленной на ее лице. Оно было слишким жестким, чтобы являться настоящим лицом.

Меня озарила ужасная мысль. Если этот конструкт работал так, как я думала, он мог бы заставить людей скрывать что-то с тем же исступлением, что ощущала и я, не желая рассказывать о травле. Это пугало.

Может, мне все-таки не стоит рассказывать. Да, будет лучше так и поступить. Я ничего не могла поделать. И я не хотела его волновать. Я приняла решение, но создав эту конструкцию, чтобы набраться храбрости, подумала, что, может, мне не стоило. В конце концов, это не может быть естественно.

Или, может, конструкция — я решила назвать ее Мадам Секрет — просто влияла и на меня тоже. Я стиснула зубы. Нет. Я сделаю это.

Было трудно поймать ее в ловушку. Очень трудно. Она была сильной, возможно, сильнейшей из всех, что я создавала до этого, и она боролась, чтобы выскользнуть из своих пут. Хуже того, она контратаковала волнами апатии, волнами ужаса и волнами я-не-должна-этого-делать-не-нужно-суетиться-из-за-ерунды. Цепь обхватила одну руку, прижав ее к стене, но когда она поползла, чтобы обвиться крепче, конструкту удалось оторвать руку от стены, невзирая на то, что кость громко хрустнула.

Полагаю, это не сработает. Я полная идиотка. Я должна просто сдаться... Я беспокойно выдохнула, нет! Это не я. Я чувствовала ее давление на мой разум, и я поддавалась, мое зрение выцветало. Я стиснула зубы, задыхаясь, изо всех сил пытаясь удержать ее там, где она была. И я проигрывала. Она вывихнула обе руки, чтобы освободиться из пут на плечах, и извивалась как изворотливое насекомое, высвобождая от цепей ноги. В одной последней отчаянной попытке ее удалось поймать за горло, но она и тогда сумела вывернуться.

Это не сработало. Она была слишком изворотливой. Мне нужен новый подход. Я взглянула на нее, и два налитых кровью глаза посмотрели на меня из-под ее маски в ответ.

Тихое хихиканье сорвалось с моих уст. Все это имело смысл.

Я убрала цепи, и она бросилась ко мне скрючив пальцы в подобие когтей. И тогда я выдохнула облако ржавых бабочек прямо в лицо Мадам Секрет. Они сорвали с нее маску, и внезапно сопротивление прекратилось. Я воспользовалась шансом, чтобы спеленать ее сильнее, чем муху в паутине. Она была слабой и послушной, когда цепи накрепко опутывали ее. Я старалась не пялиться на ее лицо, потому что у нее не было кожи под маской, которая сейчас валялась на грязном полу. Там были только багровые мышцы, жир, ранки в тех местах, где были скобки, и сочащаяся кровь.

Я вскрыла ее чувствительную, окровавленную суть, и теперь она была беспомощна.

Да. Я смогу поговорить с папой. Свобода была прекрасна. Я наклонилась и подобрала упавшую маску. Это было и не было реальным. Я ощущала ее, но она шипела, почти как пена в молочном коктейле. Взглянув на Мадам Секрет, я вернулась к маске. А это... Это было интересно. Маска секретов. Я понимала, что она неживая, даже не зная, что она такое. Я сосредоточилась и позволила маске втянуться в меня, оставив основную конструкцию нетронутой. Да, я могла бы создавать конструкты, которые не являлись бы существами сами по себе.

Я вдохнула Мадам Секрет, а затем вернулась в нормальный мир и проверила свою внешность. Я смыла пот с лица и поправила волосы.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил папа. Я услышала в его голосе беспокойство.

Я кашлянула и попыталась выглядеть смущенной.

— Еда в столовой не содержала много клетчатки, — пробормотала я, не глядя в его сторону.

Он откашлялся.

— Ну. Эмм. Ты возвращаешься домой, так что это не проблема, — проговорил он.

Кажется, это сработало.

— Ага, я буду счастлива оказаться дома, в своей комнате, с моей кроватью и моими книгами и... — я застонала, потому что меня накрыло осознанием.

— Что такое? — спросил папа.

Я поморщилась.

— Ничего особенного, — призналась я. — Просто вспомнила, что, кажется, забыла поменяться обратно книгами с Лией. Думаю, у меня могли остаться кое-какие из ее книг, и у нее кое-какие из моих, — И она торговалась гораздо лучше меня, не сказала я. Мне казалось, что я быстро читаю, пока не познакомилась с Лией. Ее способность прочесть трехсотстраничную книгу за час или два, надежно избавила меня от иллюзий.

— Ну... похоже, ты, эм, познакомилась кое с кем... в том месте, — сказал он. — Это здорово.

— Ага, здорово, — сказала я и сделала вдох. — Но я волновалась не из-за это, — сказала я. — Я волновалась потому что... Ну, я пыталась набраться смелости, чтобы рассказать тебе кое-что. Вероятно, я пыталась сделать это уже давно, но теперь? Теперь, я думаю, что смогу.

— Ты... уверена? — спросил он.

Я кивнула.

— Готова, как никогда, — сказала я. — И даже больше, правда. Но... пожалуйста, не перебивай меня. Хотя бы, не сразу. Боюсь, что если остановлюсь, то не смогу продолжить. И все может быть немного запутанно.

Он смял салфетку и сглотнул.

— Продолжай, — произнес он.

Это было легко, из-за того, что я сделала с Мадам Секрет. Я понимала, что не смогла бы сделать этого раньше. Я бы просто потеряла дар речи.

— Это началось... вероятно, после того, как я вернулась из летнего лагеря в две тысячи девятом, — начала я. — Всмысле, я не уверена, может, были какие-то моменты, которые я упустила. Я все еще переживала из-за маминой смерти, когда уезжала, и я перед этим могла обидеть Эмму или что-то еще. Я правда не помню, и когда я пыталась спрашивать, она просто говорила, что не хочет общаться с такой неудачницей, как я. Но ведь должна быть какая-то причина, верно? — я вздохнула.

— Не знаю. Все, что мне известно, когда я вернулась из лагеря, она уже не хотела со мной зависать. Она нашла новую лучшую подругу, Софию, и они глумились надо мной. И это больно, но... Я думала, что станет лучше. Понимаешь? Типа, это все еще причиняло боль, потому что Эмма была моей лучшей подругой, но я пыталась общаться с другими людьми и я пыталась понять, сможем ли мы помириться или что-то еще.

— Я не понимаю, как им это удалось, но все привело к тому, что я стала той, с кем не общаются и не зависают 'крутые ребята'. Я даже не поняла, как это случилось. Не было какого-то переломного момента, когда все поменялось. Все просто отдалились от меня. И начались розыгрыши. Например, однажды я обнаружила, что все грифели от моих... знаешь, штуки, которые заправляют в механические карандаши? Они все пропали. Мне приходилось все время носить пенал в сумке. Мне пришлось занять один из шкафчиков в раздевалке, а не в коридоре, потому что у них замки получше, — я горько рассмеялась, — и, посмотри, к чему это привело. Будь у меня шкафчик в коридоре, я смогла бы просто вырваться изнутри, настолько они паршивые. Все знают, что их можно открыть, просто ударив в нужном месте.

— Но, да. Если я не следила за своей сумкой, вещи пропадали. Люди не уходили с моего пути в коридорах, и меня 'случайно' толкали. Но хуже всего были шепотки. Оскорбления. И... ну, Мэдисон — она по-настоящему присоединилась в начале прошлого года — просто проворачивала тупые розыгрыши и глумилась надо мной, София всего лишь подлая, но Эмма знала все мои секреты. Она знала, как сделать все больнее. И... — я почувствовала жжение в глазах, — и мне было так одиноко, потому что никто не общался со мной, и я ничего не могла сделать, чтобы прекратить это. Никого из тех, кто был в курсе, это особо не волновало. И большая часть из того была 'всего лишь' словами. Записки в моем шкафчике. Подброшенные в сумку. Отправленные на имейл. Разговоры за глаза. Разговоры прямо на глазах. Как будто я просто не имела никакого значения.

— Я... уверен, что слова были очень плохими, — начал папа, и я не могла позволить ему закончить. Просто не могла. Я не хотела слышать это от него.

— Нет, в том-то и дело, пап, — сказала я тихо. Я провела пальцами по холодным стенкам моего стакана, пытаясь верно сформулировать. — Ты, наверное... типа, дрался в школе, когда был ребенком, или что-то в этом роде?

Он немного неловко поерзал.

— Ну, да, бывало.

— Это пацанские штучки. Если бы они... типа, подкараулили меня на велопарковке и побили, тогда были бы синяки. И я, по крайней мере, могла бы попытаться ударить в ответ — видит Бог — мне правда хотелось временами. Но по большей части все обходилось только словами, — горько проговорила я. — Словами за глаза, или в глаза. Слова и всякие мелочи, которые причиняли боль. Все, кого заботило мнение популярных ребят, не хотели зависать со мной, и... — я пожала плечами, — ну. Никогда не хватало доказательств, чтобы кто-то меня выслушал. И еще не помогало, что я такая чертовски высокая и... и у моей фигуры нет выдающихся форм и чего-либо привлекательного. Все эти мелочи сделали меня мишенью. Единственное, что могло сделать все еще хуже, это если бы я была толстой.

— Ты красивая, — запротестовал мой отец, не в силах держать язык за зубами.

— Я — нет, — сказала я, скрестив руки в защитном жесте. — Это Эмма красивая. Она — модель. София вся такая спортивная. Мэдисон миленькая, и мальчишки увиваются за ней как глупые щенки. Я всего лишь дылда, — я вздохнула. — Я рассказала учителю. Миссис Беллингхаузен. И она поговорила с ними, а они сказали, что ничего не делали, и ничего такого не было. А потом она ушла в декретный отпуск, и все стало еще хуже, потому что я стала ябедой. Потому что никому не было дела, и не было никаких доказательств. Просто слова. Просто отговорки, — я чуть ли не рычала.

Я вздохнула.

— А потом, как раз перед Рождеством, все стало налаживаться. Они просто оставили меня в покое. Они игнорировали меня. Понимаешь, я была счастлива, что меня игнорируют. И из-за этого появились люди, которые начали общаться со мной. Не знаю, говорили они другим держаться от меня подальше, или все просто боялись стать мишенью, как я. Все наладилось, — я запнулась. — А потом сразу после Рождества. Бам. Думаю, они просто хотели, чтобы я ослабила бдительность.

— Насчет этого. Я позаботилась о том, чтобы все это записать. Дома, в моей комнате, лежит дневник событий. Там гораздо больше, чем я могу рассказать здесь.

Повисла тишина, нарушаемая лишь шумом дождя снаружи и свингом, играющим на заднем плане. Мой отец был бледен.

— Тейлор, я... Я не знал, — сказал он.

— Я знаю, — сказала я грустно. — Я не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Было... так трудно рассказать тебе это.

Он не знал и половины. Ради этого, мне пришлось оторвать лицо одному из моих внутренних демонов.

— Я должен был догадаться. Я должен был заметить, как... как за два года, ты ни разу не заговорила об Эмме. Как ты ни разу не зашла к ней домой. Как она ни разу не позвонила. Я был просто... ужасным отцом. Я должен был заметить.

Да, ты должен был, подумала я. Конечно, я этого не сказала. Папа был в полном раздрае после смерти мамы, и он все еще толком не оправился. И я скрывала это от него. Было несправедливо винить его, когда я так усердно старалась держать все в секрете.

Полагаю, это бесполезный талант.

— Так что ты собираешься делать? — спросила я тихим голосом.

Он вздохнул, подперев голову руками.

— Не знаю, — сказал он. — Я... Я не знаю.

Появление еды стало долгожданной передышкой.

Глава 2.03

Я кинула сумки на пол в своей спальне и рухнула лицом вниз на кровать. Дом, милый дом. Спальня, а не палата, заботливо спроектированная так, чтобы я не смогла себе навредить. Мягкая кровать, и матрас не прикрыт пластиковой пленкой.

Это было великолепно.

Я полежала немного, разрываясь между желанием просто поваляться и необходимостью разобрать вещи.

— Тейлор? Можешь открыть, пожалуйста? — позвал папа из-за двери моей комнаты, принимая решение за меня. Немного поворчав, я сползла с кровати.

— Что такое? — спросила я, высунув голову за дверь.

Он выглядел смущенным.

— Вот, — сказал он, протягивая мне шоколадку. — Это тебе.

Я моргнула.

— Э-э, — начала я.

— В чем дело? Я думал, они тебе нравятся, — сказал он.

— Конечно, всмысле, — я умолкла. — Спасибо, пап, — обняв его, произнесла я. — Спасибо, что помнишь о чем-то подобном, — я запнулась. Он, казалось, желал чего-то большего. — Я думаю, мне лучше, правда. Психиатр сказал, что у меня, похоже, случился приступ паники в шкафчике. Все должно быть в порядке, пока я не окажусь в месте наподобие того. И это ведь маловероятно, да?

После моих слов он стал выглядеть чуточку более успокоенным.

— Надеюсь, — сказал он. — Правда, — он замялся. — Эмм. . Помочь тебе разобрать вещи?

— Я справлюсь, — сказала я. — Просто... прилегла ненадолго перед тем как начать.

— Только не тяни с этим, — сказал он, потерев затылок. — В общем, я взял на работе выходной на пару дней, и — он кашлянул, — нам надо обсудить твое возвращение в школу. Когда ты будешь готова, конечно.

У меня скрутило внутренности.

— Ага, — вяло отозвалась я.

— Я не пытаюсь подтолкнуть тебя вернуться туда поскорее, — сказал он, — но тебе необходимо это обдумать.

— Я знаю, — сказала я с глубоким вздохом. — Знаю. Я... я выполняла задания, которые мне присылали в больницу! И... и мне нужно выяснить, как их передать. А потом получить другие, — я пыталась храбриться, но без особого успеха.

— С тобой все хорошо?

— Я старалась не задумываться о том, когда туда вернусь, — тихо проговорила я.

Он смутился.

— Прости, — сказал он. — Но... нет, мы подумаем об этом потом.

— Знаю, придется — сказала я.

— Я узнавал, что необходимо для твоего перевода, — сказал папа, — но очередь... ну. Человек с которым я разговаривал, сказал, что ты, скорее всего, успеешь выпуститься до того, как попадешь в начало списка.

— Потому что им не нужен кто-то вроде меня, — произнесла я. Мысль о возвращении в Уинслоу уничтожила все хорошее настроение, которое успело у меня появиться. И сами небеса против моего поступления в Аркадию. Сэм и Лия вели себя очень мило со мной, конечно, но они были всего лишь ученицами. Боже, насколько все могло быть лучше, если бы я сначала подала заявку туда.

— Это не... Я пытался объяснить, — сказал папа, потянувшись, чтобы обнять меня. Я не пыталась уклониться, но не обняла его в ответ. — Но очередь, видимо, слишком длинная и... это паршиво, я знаю

— Думаю, мне просто придется потерпеть. Как и все годы до этого, — сказала я.

— Нет, — сказал он. — Нет, — повторил он громче. — Нет, не придется. Ты больше не будешь просто сидеть и мириться со всем. Мы что-нибудь придумаем. Так или иначе. Даже если школа не хочет слушать.

Ага, как будто от этого что-то поменяется, подумала я про себя. Чтобы не произнести это вслух, я посмотрела ему в глаза и сказала:

— Папа. Пообещай мне, что не сделаешь что-нибудь... — я замялась, подбирая подходящее слово, — 'опрометчивое', — нет, оно не слишком подходило, но у меня не получилось найти другое.

— О, не беспокойся, — сказал папа. — Я все обдумал. Многое. И я...

— Я не могу позволить тебе влипнуть в неприятности из-за меня, — запротестовала я. Правда, не могла. — Не могу и не буду. Я смогу продержаться до выпуска. Я расскажу учителям, если что-то еще случится, обещаю! Просто не надо... типа, идти против отца Эммы или вроде того, потому что, — я задохнулась, — потому что он адвокат и знает все трюки, чтобы выставить тебя виноватым, в случае чего, и... И... И... — я сгорбилась, задрожав. — Я не могу позволить тебе сделать что-то, за что тебя могут арестовать, — прошептала я.

Повисла неловкая пауза, прежде чем его руки заключили меня в объятья.

— В этом вся ты, присматриваешь за своим стариком, хотя сама только вернулась из больницы, — проговорил он, пытаясь обратить все в шутку. — Это я должен присматривать за тобой, и я так и сделаю.

Он не шутил. Я бросила короткий взгляд на Другое Место, и он полыхал как преисподняя. Лишь цепи, обвившие его фигуру, помогали удерживаться в подобии человека. Что случится, если я их разомкну? Если перевести с метафорической логики Другого Места, это означало нарушить его самоконтроль, выпустив папин нрав на свободу. Это была ужасная идея с самого начала, а даже если и нет — даже если я могла обнаружить какой-то очевидный способ избавить его от стресса или успокоить — я не должна это делать. Я ни за что не собиралась копаться в папиной голове. Это черта, которую я не должна пересекать.

Жар его гнева на самом деле не мог меня сжечь, но все же я отдернулась от него. Мысленно переключившись на нормальный мир, я обнаружила, что папа нахмурился.

— Тейлор, — произнес он, — Что случилось? Раньше ты не избегала объятий.

Я не могла объяснить в чем дело.

— Раньше я много чего не делала, — горько проговорила я и моргнула. Эта фраза ничего не объясняла. Хммм. — Всмысле, я не... Я поступала по-разному. Ой, забудь, — фыркнула я. — Я... Я просто только что испортила это возвращение угрюмого подростка, разве нет?

Он вяло усмехнулся.

— Ага, вроде того. Хочешь, помогу разобрать вещи? А потом мы можем пройтись по магазинам. Надо купить продукты, и тебе, наверное, тоже что-нибудь нужно.

Я моргнула.

— Да, если подумать, мне правда кое-что нужно. Зубная паста, новая зубная щетка, может, ручки и блокнот, или типа того. Думаю, мне стоит завести новый дневник, — прочистила горло. — И кстати о дневниках...

* * *

Снаружи было темно. Сквозь занавески я видела, как падает дождь, подсвеченный оранжевым светом уличных фонарей. Я посмотрела на корешки новых книг, купленных мною, но мне не хотелось читать 'Классики', 'Маятник Фуко' или 'Посланник 13'*. Их посоветовала Лия, но эти книги не походили на то, что я обычно читала, и я ощущала себя вымотанной.

*Посланник 13 — книга, выдуманная автором фанфика, существует только на Земле Бет, потому что была написана после расхождения временных линий с Землей Алеф.

Я так себя чувствовала не только из-за распорядка к которому привыкла в больнице, или похода по магазинам в такую холодную и сырую погоду. Я не самый общительный человек, и то, что папе захотелось провести со мной так много времени, психологически изматывало. Мне нужно было время, чтобы перезарядить батарейки. Хотя я оценила, что папа носился со мной, как с хрустальной вазой, это уже начало немного раздражать.

Я показала ему старый дневник, куда записывала все проделки своих мучителей. И все прошло не очень хорошо. Я на мгновение решила, что папа вот-вот взорвется. Он собирался поднять эту тему, когда мы пойдем в школу, чтобы обсудить мое возвращение. Я заставила его пообещать, что до того момента он ничего не сделает.

Рассказывать правду обо всем этом было очень тяжело, и я даже не была уверена, что так будет правильно. Сегодня мне пришлось еще раз избить Мадам Секрет, чтобы показать папе дневник, но это лишь сильнее его разозлило, заставив еще яростнее полыхать в Другом Месте. Я не могла провести целый день с собственным отцом, не сковав цепями аспект своей личности в жуткой альтернативной реальности. Дважды. Может, я просто не способна вести себя как нормальный человек?

Боже, мне было так хреново. Почему мне не достался такой понятный, простой и удобный набор Александрии?

Хотя погодите, я получила способности, когда меня заперли в шкафчике, который страны третьего мира могли бы использовать для пыток диссидентов, видимо, попыталась покончить с собой и почти умерла. Не моя вина, что моя сила стала такой. Эмма, София и Мэдисон заставили меня пройти через это. Виноваты они, а не я. Мне просто пришлось принять все как есть.

Я легла на кровать и позволила Другому Месту захватить мои чувства. Оно не обманывало меня, в отличие от нормального мира. Когда я заглядывала туда, я могла видеть правду, скрытую в мелочах. Да, там было ужасно, но и нормальный мир тоже бывает ужасным. Другое Место хотя бы не скрывало этого.

Отражение моей комнаты было не худшим из мест, что я там видела. Далеко не худшим. В основном, просто голый бетон. Не было никаких жутких каракулей, и метал был в основном целым. Однако, все было влажным, на полу лужи темной воды, и когда я осторожно ее попробовала, она была соленой. Да, полагаю, я успела довольно много тут наплакать.

Что ж. Это изменится.

Я взяла пульт из лужи, в которой он лежал, и включила телевизор. Катодные лучи в Другом Месте гудели как рой насекомых, и я щелкала по каналам, пока не остановилась на новостях. Это должно было создать фоновый шум, и со стороны выглядеть так, будто я что-то смотрю.

— Панапиакаба в двенадцать сотен часов, — произнесла пошло-блондинистая ведущая с улыбкой, застывшей на пластиковом лице в фальшиво-радостном выражении. — Элисенбург* через Меркленд и Львовсака Брама в тринадцать тридцать.

*В тексте именно так и было написано. Не путайте с Элисбургом.

Рядом с ней усмехнулся пластиковый мужчина со следами поцелуев на желтоватых щеках.

— Чамбери в четырнадцать тридцать, — сказал он. — Шумлинге и стадион 'Спартак' в пятнадцать сорок пять, Дачное в шестьсот часов. А теперь Саша расскажет нам о погоде.

Хмм, вообще-то, надо бы переключить на другой канал. Вероятно, у папы могут появиться некие подозрения, если я буду смотреть только круглосуточный новостной канал.

— По крайней мере, нам заплатят за это, верно? Ублюдкам лучше не пытаться обвести нас вокруг пальца, — сказала тощая мертвячка в причудливом длинном платье и парике.

— Когда-то я выступал на Бродвее, — мрачно произнес мужчина с глазами как у мухи, стоявший рядом с ней. — Шекспир, Стоппард, достаточно времени, чтобы проникнуться. А теперь, взгляни на меня. Слоняюсь тут в напудренном парике, снимаясь по сценарию, написанному проклятым наемным писакой, который решил, что будет здорово засунуть паралюдей в исторический фильм. Нахуй это все. Столько художественной достоверности. Что дальше, сыграю злого волшебника в фильме для самых маленьких? Надо поговорить со своим агентом.

Я наклонила голову. Что ж. Это было нечто. Надо бы посмотреть какие-нибудь другие фильмы таким способом и выяснить, вдруг будет еще что-то типа этого.

Однако, я отвлеклась.

Пришло время сделать кое-что, о чем я стала подумывать еще с тех пор, когда только обнаружила, что могу создавать конструкты и заставлять их приносить мне вещи. Я не могла заняться этим в больнице из-за страха, что меня застукают, но даже там мне удалось узнать, что я могу забирать предметы вне моего поля зрения, даже с другого конца здания. То, что я собиралась сделать, было гораздо более тяжелым испытанием для моих сил.

Я бережно вытащила один из фотоальбомов с нижней полки и положила на кровать. Усевшись по-турецки, я быстро его пролистала. Я вздохнула. На фото я улыбалась гораздо чаще. И на моем лице не было розоватых шрамов, которые я сама себе нанесла. Я нашла, что искала. Фотография слегка потускнела, хоть и хранилась в альбоме.

— Все могло быть лучше, — сказала я изображению матери и двенадцатилетней меня, навевающим воспоминания. — Почему ты... — мой голос надломился, когда видения, которые привиделись мне в шкафчике, снова всплыли в голове. Это происходило на самом деле, или все было лишь плодом моего воображения, попытавшегося изобразить, как все могло произойти? Я не раз спрашивала себя об этом, пока лежала в психбольнице, но так и не смогла прийти к какому-либо ответу.

В отличие от многих, у меня было немало причин предполагать, что все так и было — в конце концов, среди моих способностей затесалась психометрия. В каком-то смысле, я могла увидеть прошлое. С другой стороны, увиденное было ясным, без символизма и искаженных образов. Состояние на грани смерти могло навеять мне иллюзию, не так ли?

Хочу ли я узнать?

Я отложила эту мысль на потом.

Я задумалась о том, как работает моя сила. Ясно, что мои конструкты могут найти предметы, которые я видела, но не было никакого способа отыскать флейту моей матери, если только они не станут обшаривать все подряд. Это просто невозможно. Я не могу поддерживать их достаточно долго, чтобы они имели хоть какой-то шанс найти флейту, если я не знаю, куда их отправить.

Но создание конструктов ведь не основная моя способность, правда? Я просто занималась этим в Другом Месте, и это было козырем у меня в рукаве. В Другом Месте все оставляло свой след, эмоциональных осадок, который сохранялся еще долгое время после события. Я могла видеть, где кто-то пытался покончить с собой, почувствовать отчаяние Трущоб, ощутить депрессию, которую излучали некоторые пациенты.

Может, конструкт сумеет пройти по следу от меня до флейты, чтобы найти ее. В конце концов, она для меня имела большое значение. Я уже обнаружила, что могу отследить книги, которые дала Лии, пока была в больнице, а они не были так уж важны.

Я тихо улыбнулась про себя. Возможно, оставить Лии кое-какие книги было случайным проблеском гениальности. Я могу отследить их, и так узнать как дела у нее и Сэм.

'След' книги, наверняка, будет гораздо слабее, чем от маминой флейты?

Я перебралась за стол. Надо сделать все как следует. Я спланирую каждый шаг, чтобы не пришлось выдумывать на ходу. Будет не очень здорово, если у меня не получится следовать тому, что я как следует спланировала. Открыв один из своих новых блокнотов, я достала карандаш и начала грызть ластик на конце.

Я хочу найти флейту.

-> Поиск, использовать для этого Ищейку.

Я прервалась и склонила голову в тяжких раздумьях.

Добавить к ней камеру, чтобы я могла видеть, что она отыщет. Может потребоваться немало времени, возможно, несколько часов, чтобы укрепить ее. Много нюансов.

— Большие глаза + нос + руки.

— Воспоминания о флейте. Встроить их в нее. Если я скормлю ей воспоминания о флейте, она будет знать, что искать.

— Большая голова? Чтобы хранить воспоминания?

— Одежда имеет значение? Возможно — лишняя деталь. Все усложняет, больше деталей = дольше создавать.

Продолжая обдумывать, я схематично набросала на полях вышеописанный конструкт. Большие глаза, большие руки и длинный язык, свисающий изо рта. Камеры на плечах. Наконец, я почувствовала, что готова. Закрыв глаза, я приступила к работе.

Было сложно. Не в том же смысле, как заковать в цепи Мадам Секрет — то было физически изнурительной борьбой. Это было сложно также, как попытаться запомнить длинную цепочку чисел. Я продолжала забывать детали, и отслеживать, что я уже добавила, мой разум постоянно сбивался. Я начинала думать о том, что, похоже, слишком много съела, в тот момент, когда должна была создавать охотничью конструкцию, чтобы найти флейту моей мамы.

Ладно, признаю, несколько раз я отвлекалась от работы, на мысли о том, что я могла бы создать конструкт, который сумел бы выследить хулиганов и заставить их страдать. Те изменения, которые я внесла в конструкт, наводили на такие мысли, но я не собиралась в это углубляться. Натравить на хулиганов невидимых чудовищ из колючей проволоки и шипов, определенно было злодейским поступком, а я себя злодейкой не считала. Это они злодеи, а не я.

С шестой или седьмой попытки, мне удалось, наконец, удержать в голове образ полностью. Я выдохнула и открыла глаза. Долговязый гигант с паучьими конечностями смотрел на меня большими объективами вместо глаз. Чтобы поместиться в моей комнате, ей пришлось скрючиться пополам, и ее колени задевали потолок. Ее голова была слишком большой для ее тела, размером с мое туловище. Я пыталась не трястись, но ничего не могла с собой поделать. Я не ожидала, что Ищейка окажется такой огромной. Я убедилась, что цепи надежно закреплены на ее руках и ногах и добавила еще слой для верности.

Конструкция обнюхала меня, открыла рот и высунула свой извивающийся язык, пробуя воздух.

Я обернулась и взяла фотографию.

— Вот, — тихо сказала я конструкту. — Посмотри на эту флейту. Давай! Ищи!

Ищейка принюхалась и выпрыгнула в окно, которое зарябило, как поверхность пруда, куда только что бросили камень. Я очень надеялась, что не выпустила чудовище.

Закрыв глаза, я создала такой же набор куколок из колючей проволоки и телевизор с плоским экраном как в тот раз, когда шпионила за папиной беседой с докторами. Это далось мне гораздо проще, чем создание Ищейки — так вышло, потому что они были менее сложными, или потому что я уже делала их раньше? В любом случае, практика ведет к совершенству. Потрескивая статикой, экран пошел хаотичными черно-белыми узорами, пока не появилось изображение.

Это было быстро.

Я смотрела на экран в Другом Месте. Было видно бурлящую темную воду, в которой плавали какие-то частицы, возможно, ила или песка. И да, рядом со сломанной магазинной тележкой и пустой пивной банкой была наполовину закопана флейта моей мамы.

Я сжала губы. Вот суки. Они украли ее, и это даже не имело для них значения. Они не хранили ее у кого-то из них под кроватью, не спрятали в каком-то укромном месте, и даже не сдали в ломбард. Они просто бросили ее в пруд, или, может, в гавань и забыли, что она вообще существовала. Они ничего от этого не получили. Они сделали это, просто чтобы причинить мне боль.

Я знала, где это. Я видела. Это было по другую сторону экрана, так близко, что можно коснуться.

Следующий этап.

— Вперед! — приказала я одному из проволочных младев. — Принеси мне ее.

Конструкция не сделала того, что я ожидала. Вместо того, чтобы скрыться как Ищейка, она мгновенно телепортировалась к экрану и вскрыла его рукой, как нож рассекает пластиковую упаковку. Экран распахнулся, но все еще показывал изображение.

Нет. Это было не изображение.

Кукольное личико проволочного младенца посмотрело на меня с нетерпением.

— Ты хочешь, чтобы я..? Я могу...

Они безмолвно пялились на меня.

Я сделала глубокий вдох и встала. Я не могла позволить себе задаться вопросом, что я творю. Одним движением я протянула руку через вскрытый экран в ледяную воду и ощутила, как мои пальцы смыкаются на холодном металле флейты. Я выдернула руку так быстро, как только возможно, и вовремя, потому что, едва я это сделала, экран вернулся в прежнее состояние. Я почувствовала, что ноги подкашиваются. Ошеломленно, я пошла к кровати, с флейты, покрывшейся патиной, капала вода, и я с трудом уселась.

Это была мамина флейта. Я нашла ее с помощью моих способностей. Я создала Ищейку, которая ее отыскала, а потом проволочный младенец превратил экран в прокол в пространстве.

Это ведь был прокол в пространстве, правда? Вода не протекла сквозь него. Я размяла руку, которую просунула в прокол, с удивлением отмечая, что пальцы снова начали кровоточить.

Было очень, очень больно. Значит, гавань — соленая вода причиняла сильную боль. Нужно пойти, промыть ранки. Но сперва, я переключилась на реальный мир и махнула рукой в том месте, где должен находиться мой телевизионный портал. Ничего. Моя рука ощутила только воздух. Она не прошла сквозь скрытый портал, и не задела невидимого херувима из колючей проволоки.

Итак, этот прокол был порталом внутри Другого Места. В нормальном мире он не существовал. И у меня получилось. Я уже видела в больнице, что некоторые двери не совпадали с реальными, но я никогда не пыталась пройти через них.

Я начала осознавать, что Другое Место было не просто способом, чтобы как-то структурировать информацию, которую я получала с помощью своих способностей. Это был не просто информационный фильтр, который я наложила поверх нормального мира. Я заподозрила, что оно существует вне моей головы. Это было место, где пространство, расстояние — черт, может, время и Бог знает, что еще — работали не совсем так, как должны.

Этот успех научил меня еще кое-чему. Разумеется, большинство моих способностей не были такими уж потрясающими, но они были очень гибкими. Хах. Судя по всему, что мне довелось прочитать о способностях, я более всего походила на Технаря. Я не обладала реальными способностями сама по себе, но я могла создавать штуки, которые обладали.

Я бы не решилась пободаться с Губителями в ближайшее время, но я вернула мамину флейту. Я крепко сжимала ее, пока шла в ванную. Я одолела их хоть в чем-то. И я сделаю это снова.

Той ночью мне приснилось, что я снова оказалась в шкафчике. Моя жизнь пыталась сбежать от меня также, как и моя душа, чернотой просачиваясь сквозь открытые раны вместе с кровью. Я билась и сражалась, пытаясь остановить ее побег. Но становилось все труднее и труднее, и я так устала. Гниль была повсюду, и она ползала, извиваясь, по моей коже. Я умирала. Становилось все холоднее.

Я проснулась, хватая ртом воздух. Часы показывали 3:58.

Я не смогла снова уснуть.

Глава 2.04

Утро вышло чересчур долгим. Кошмар о шкафчике прорвался через снотворное, и мне нельзя было принять еще. Я просто лежала без сна, слушая шум машин за окном. Дождь поредел и прекратился задолго до рассвета. Я ощущала себя разбитой. Поэтому единственно верным поступком, который я должна была совершить, — это дополнить свой отдых долгим и ленивым утром в качестве случайного бонуса. К сожалению, папа постучал в мою дверь около одиннадцати утра.

— Доброе утро, — сказал он, но я видела, что папа лишь притворялся жизнерадостным. — Эм... Тейлор, ты не могла бы встать и быстро собраться? — попросил он.

Я устало на него взглянула, потирая глаза рукавом.

— Хнргхм? — выдала я беспорядочный набор звуков, который мог бы издать почти любой человек, который почти не спал.

— Что-то случилось на работе, — сказал он. — У меня сегодня выходной, но... слушай, все серьезно. В плохом смысле.

— Я могу остаться дома? — спросила я, пытаясь подавить широкий зевок.

— Это будет не очень... ээ, удобно, — сказал папа, очевидно, пытаясь очень осторожно выбирать слова. — Ты... ты можешь взять с собой книги, верно? Просто посидишь в приемной. Просто я хочу быть рядом и... слушай, я не хочу оставлять тебя одну, ладно?

Я подняла руки, сдаваясь.

— Дай мне пятнадцать минут, чтобы встать одеться и все такое, — сказала я с зевком, который я так пыталась подавить. Честно, пыталась. — Я не очень хорошо выспалась. Дурной сон.

Папа с сочувствием на меня посмотрел.

— Хочешь поговорить об этом? — спросил он.

— Не особо, — сказала я. — Мне просто... снова приснился шкафчик. А потом я проснулась и не сумела снова заснуть, — я качнула головой. — Что поделать? Я... Я провела там всего час или два. Я знаю это. Я провела в снах о нем больше времени, чем... — я закусила губу, пытаясь сдержать дрожь. — Когда-нибудь это пройдет, правда? — кашлянув, спросила я. — А теперь, если не против...

Я шаткой походкой поплелась в ванную и поплескала себе на лицо холодной водой. В Другом Месте пол был завален битым кафелем, слишком яркое и резкое освещение над раковиной заставляло мое лицо выглядеть бледным и болезненным в отражении разбитого зеркала.

Не так я хотела провести свою первую ночь в родной постели. Черт. Мне было хреново и... Боже, что там случилось у папы? У него было очень серьезное лицо. Я припомнила, что он рассказывал о беспорядках и тому подобном, пока я лежала в больнице, но мне казалось, что они уже прекратились. Может, вспыхнули вновь?

Я так не могу. Если случилось что-то серьезное, я хочу столкнуться с этим бодрой, а не уставшей как собака после нескольких часов изучения потолка... Я вздохнула. Пора это исправить.

Моя усталость походила на младенца с темно-синей кожей в невзрачной маске в виде конской морды. Он постоянно орал колыбельную, которая заставляла мои глаза слипаться, несмотря на его мерзкий голос. Я представила, что он прибит к стене гвоздями в локоть длиной, и услышала, как его песня захлебнулась, сразу ощутив прилив бодрости. Почему я не догадалась сделать это раньше? Так я смогу избавиться от кошмаров.

Хотя это может быть вредно. Надо как-то выяснить, не заставляю ли я себя всего лишь игнорировать усталость, или же она на самом деле исчезает. Я буду чувствовать себя такой дурой, если окажется, что я все еще физически устаю, и свалюсь в обморок от недосыпа.

Я постучала по раковине. Может быть, если спать через день, то я буду слишком уставшей, чтобы видеть сны, и смогу нормально отдохнуть. Было б здорово. И у меня появилось бы больше времени на разные дела. Что ж, я проверю. Хотя не уверена, что подавление усталости будет совершенно безопасным. Вытерев лицо, я оставила Плаксу прибитым к стене и пошла одеваться.

Ночью облака рассеялись и дождь прекратился. К сожалению, это означало пронизывающий холод и обледенелые тротуары. Основные дороги были посыпаны солью и песком, но я видела пару разбитых машин по пути на папину работу. Кто-то умер в одной из них. Я поежилась. Мне не хотелось знать об этом. Это заставляло думать о маме. Когда папа припарковался на стоянке Союза Докеров, я постаралась выбросить эти мысли из головы.

Офис Союза был со всех сторон окружен ветшающей промышленной инфраструктурой Броктон Бей. Улицы были проложены широкими, чтобы пропускать колонны грузовиков, которые уже давно перестали приходить. Старые грузоподъемные краны вырастали на горизонте будто хищные насекомые. В Другом Месте они истекали ржавчиной. Каждая лужа, которую я видела, переливалась радужной пленкой, а все поверхности были почерневшими и грязными. Но хотя бы, кровавый дождь не лился с неба. Он не оставил после себя ни пятнышка, будто никогда и не было.

Разумеется, по мнению всех остальных, его и не было.

Некто ожидал моего отца в фойе. Они были примерно одного роста, но если папа был тощим как я, второй походил на шкаф. С глубокими мешками под глазами, он выглядел изможденным.

— Прости, что вызвал тебя, Дэнни, — извинился он.

Папа вздохнул.

— Не могу сказать, что рад этому, Кэл, но исходя из того, что ты рассказал по телефону... — он умолк и покачал головой, а потом перевел взгляд на меня. — Тейлор, просто подожди здесь, — сказал он, копаясь в кармане с мелочью. — Купишь себе чего-нибудь перекусить в автомате, — добавил он. — Я постараюсь управиться как можно скорее, но... ты ведь взяла с собой книжку, да?

Я кивнула, слегка поджав губы. Что-то происходило, и я не знала, что именно. Это было важно, раз папу вызвали вот так, но мне никто ничего не хотел рассказывать. На секунду промелькнула идея переместиться в другое место, пока я не остановилась. Правильно ли вообще вот так запросто шпионить за папой?

Нет, это не правильно, решила я. Надо проявить сдержанность, как и раньше. Папа — это запретная зона. Я не стану злоупотреблять своими способностями таким образом. Сунув руки в карманы, я поплелась к торговому автомату, посмотреть, что там есть. У меня сегодня шоколадное настроение? Бее. Я правда не хотела начинать свой день с такого завтрака. Мне хотелось поесть нормально. Я обещала себе, что буду следить за здоровьем. Пора снова начать делать упражнения.

Я услышала приглушенный грохот и, нахмурившись, огляделась. Теперь, когда я прислушалась, я смогла уловить на самой грани слышимости громкие голоса из того помещения, куда ушли папа с тем человеком. Мне удавалось сдерживать любопытство, пока грохот не раздался снова. Какого черта там происходит? Я сосредоточилась, выдохнула двух кукол-близнецов с крыльями как у бабочек, и отправила одну слушать, а другая должна была повторять все, что та услышит.

— Думаешь, блять, я этого не знаю? — огрызнулся папа. Его голос исходил из уст сломанной фарфоровой куклы. — Но это никак не докажешь!

Я ахнула, а потом нервно огляделась, проверяя, не привлекла ли чье-то внимание.

— Ничего себе, как дорого, — сказала я. Наверное, это была одна из самых неубедительных попыток скрыть удивление, но я хотя бы попыталась. Но что? Что здесь происходит?

— Да кому нужны эти доказательства? Помнишь? Сейчас — Тим, до этого Аарон Криктон, когда пытался сформировать профсоюз работников Воллмарта, Юсуф из Тимстерс! Даже когда они ловят кого-то, это всегда мелкий бандит!

— Нет никаких доказательств, Кэл, — проскрежетал мой отец. В его голосе звучала ярость, но, похоже, он держал себя в руках. — Кто бы это ни сделал, они только выиграют, если мы сорвемся.

— Что случилось с Дэном, которого мы с Тимом знали! — парировал Кэл. — Он мог умереть, его сына убили! Они выиграют, если мы сядем на жопу ровно и спустим это на тормозах!

— Я знаю! — повисла пауза, и я услышала папино тяжелое дыхание. — Знаю, — повторил он тише. — ТвоюжБогадушумать. Мы в любом случае в проигрыше. Блять.

— И не говори, — Кэл тоже сбавил тон.

— Ага. И еще страховка. Сегодня я со всем разберусь, а завтра поговорю с его женой.

— Давай. С другими тоже нужно поговорить. Без Тима все будет по-другому.

— Даже думать не хочу об этом. Посмотрим, как все пойдет на следующем собрании, — произнес папа так тихо, что я едва сумела расслышать. — Неважно. Это потом, — Он прокашлялся и сделал глубокий вдох. — Я выгляжу спокойным? — спросил он.

— Еще пару минут подожди, — ответил другой. — Хех. Тейлор растет как на дрожжах. Я ее вот такусенькой помню. Вся в папку. Очень на тебя похожа, — он запнулся. — Как она? — спросил он неловко.

Я услышала, как папа пожал плечами.

— Лучше, — ответил он. — По крайней мере, врачи так говорят. А я... даже не знаю. Думал, что знаю ее, а потом оказалось, что с ней вот такое происходит и... — он вздохнул. — Мы просто стараемся жить дальше. Я даже не знаю что сказать, временами. Но хватит об этом, — я услышала, как щелкнула дверь. — Давай просто возьмем и разберемся со всем.

Я призвала кукол обратно и вдохнула их, прежде чем подошел мой папа, а затем взглянула на него в Другом Месте. Его пламя почти вышло из-под контроля и вилось, растекаясь по потолку. Я поморщилась и глубоко вздохнула. Я хотела помочь ему, но было просто неправильно пытаться сковать его гнев. Это было... мерзко. Неправильно.

— Что там случилось? — спросила я. Папа ожидал, что я спрошу, и я хотела узнать, что он мне ответит.

— Тим... мы с ним давно знакомы, он наш казначей, в него стреляли. Полиция говорит, что это дело рук банды белых националистов, — сказал он. — Прости, Тейлор, но мне надо помочь разобраться со страховкой. И нам надо будет навестить его в больнице, сегодня или завтра, — его губы сжались в тонкую линию. — Ты должна помнить Тима. Невысокий, темнокожий, в очках?

В моей голове забрезжили смутные воспоминания. Я едва помнила людей, которых могла увидеть за все годы на папиной работе.

— Тот, с забавной татуировкой на руке? — рискнула я предположить.

Папа поморщился.

— Да, — сказал он. — Я должен был догадаться, что ты ее запомнишь, — он сделал глубокий вдох. — В общем, это займет какое-то время, Тейлор. Я дам тебе немного денег. Там чуть дальше по дороге есть закусочная, ближе к докам. Иди поешь. Только далеко не уходи.

— Если соберусь куда-то пойти или что-то еще, я дам знать, — быстро сказала я. Мне не очень понравилось место, которое он предложил. Я видела эту забегаловку, пока мы ехали. Это явно была типичная обжорка*. Я решила перейти на более здоровое питание, пока лежала в больнице. И если все затянется слишком надолго, я могла бы пойти на пробежку. А может, и нет. Воздух был достаточно холодным, чтобы я могла застудить легкие, если вздумаю побегать. Но я могу попробовать, и если не получится, то хоть прогуляюсь.

* В оригинале 'greasy spoonish', так говорят о заведениях, где подают калорийную и вредную пищу. Это ближайшая аналогия, которая пришла мне в голову.

Папа поджал губы.

— Я бы предпочел знать, где ты, — сказал он. — Я хотел сегодня побыть дома с тобой. Тихо и мирно.

— Я не собираюсь уходить далеко, — заверила я. — Если вообще куда-то пойду. Зависит от того, есть ли у них что-то, что я захочу, так?

— Просто... будь осторожна, — произнес он устало.

— Обязательно, — пообещала я.

Когда я вышла на улицу, мое дыхание стало разлетаться клубами пара. Я потерла руки в перчатках и сунула их в карманы пальто. Куда бы я ни пошла, мне хотелось выпить что-нибудь горячее. В отапливаемом месте.

В конце концов, я все же пошла в место, на которое указал папа. Отыскав для себя местечко, я заказала кофе и взялась за 'Маятник Фуко'. Читать старые книги всегда было немного странно. Хотя скорее, не совсем старые книги, но те, что были написаны, когда мир был не таким, как сейчас, но все же узнаваемым. По ощущениям это напоминало чтение научной фантастики. Всмысле, умом я понимала, что раньше не было ни кейпов, ни Губителей, но читать о таком мире всегда было странно.

И знаете, эта книга была еще более странной, чем многие другие. В предисловии говорилось, что это перевод с итальянского. Может, будь я итальянкой и имей все отсылки, у меня бы получилось лучше ее понять. Хотя вряд ли. Персонажи делали все эти сложные отсылки к различным теориям заговора и... хах, я никогда не думала, что фабрика славы* так работает. Казалось, подобные вещи должны быть незаконными. Типа, по сути это было мошенничество. О, а еще все эти флэшбеки и... это пародия на истории о заговорах? Это было немного — какое бы слово подобрать? Литературно? Причудливо? Не для развлечения? — чтобы быть пародией.

*В оригинале 'vanity publisher'. Так называют издательства, которые публикуют книги на средства авторов. Я хз, как назвать это на русском, так что воспользовалась тем, как это назвали в вики-статье о "Маятнике Фуко".

Лия очень странная девушка, раз читает подобные книги для развлечения, заключила я. Заметьте, я не отложила ее в сторону, так что я тоже немного странная.

Я фыркнула про себя. Ага, совсем чуть-чуть. Я всего лишь вижу чудовищных монстров в чертовски жутком месте, когда использую свои парачеловеческие способности. Даже упоминать не стоит.

И все же, провести свой первый день за пределами психушки, почитывая книжку в закусочной, было приятно. Я даже ни разу не заглянула в Другое Место, потому что была голодна и не хотела видеть ничего, что могло бы испортить мне аппетит. Последнее, что мне хотелось увидеть, это голова мухи у моей официантки, или типа того. Это просто могло привести к тому, что я бы стала думать о мухах и не смогла бы съесть ничего и того, к чему она прикасалась, и, скорее всего, почувствовала себя плохо из-за того, что уже съела, а потом начала бы беспокоиться из-за того, плохо мне из-за беспокойства, или потому что еда на самом деле оказалась, в некотором роде, некачественной и... ладно, хватит об этом. Нет, я просто выпью свой кофе, поем и почитаю.

И, может, пошпионю за папой. Совсем чуточку. Но все, что я услышала, это скучные разговоры о страховке, и я просто перестала подслушивать, когда он начал говорить с кем-то по телефону об охвате страховки. Однако, мне не понравился подтекст, который я уловила в том первом разговоре. Меня это беспокоило. Если членов профсоюзов убивают... ну, папа непременно сказал бы что-нибудь, будь у него проблемы, верно? Ведь сказал бы?

Я вернулась к книге.

Электрический гул нарушил мою сосредоточенность. Я вздохнула и посмотрела наверх, когда лампы заморгали и потускнели. Часы на стене показывали 13:39, и от папы ни одного звонка. А теперь еще вот это.

Еще один перебой питания. Они были всего лишь очередной особенностью проживания в Броктон Бей. Раздражающей мелочью. Папа рассказывал, что старая электростанция в районе Красного Пляжа была построена еще в семидесятые и не соответствует стандартам, и энергетическая компания решила, что дешевле платить штрафы за несоблюдение нормативов, чем провести полную переработку инфраструктуры под нужды города. Была силовая установка от ТинкерТек, построенная в начале девяностых на замену, но ее разрушили суперзлодеи, которые украли все оборудование.

Отовсюду слышалось ворчание. Изображение на экране телевизора шло помехами и пропадало. Я быстро заглянула в Другое Место, но изрисованный помадой экран не показывал ничего более необычного, чем всегда. О, и официантка оказалась всего лишь седым измученным трупом в лохмотьях, что заставило меня меньше беспокоиться из-за еды, которую я только что съела. Это означало только, что она устала и перегружена работой, ей все равно, и, скорее всего, у нее проблемы с деньгами. О чем, знаете, я и так догадалась, глядя на нее.

Спасибо, сила. Очень проницательно.

Ну, я не собиралась заказывать еще один кофе, в ожидании, пока электропитание восстановится. Я оказалась достаточно идиоткой, чтобы занять место вдали от окна, и было бы трудно продолжать читать в мигающем освещении.

О, я, конечно, сказала папе, что буду сидеть тут, но я не собираюсь далеко уходить. И я обещала себе, что приведу себя в форму. Так что я просто пробегусь по кварталу, пока питание не восстановится. Я не стану соваться в опасные места или что-то подобное. Это не самый плохой район в Доках, и я просто побегаю, пока не смогу вернуться к чтению. Я закинула книгу в сумку и оплатила счет. Девчонка за кассой, закатив глаза, извинилась за перебой электричества, на что я пожала плечами.

Я купила батончик и ушла, направившись глубже в Доки.

Глава 2.05

Стало немного теплее, но я все же спрятала руки в карманах, как только вышла за дверь. Частичка меня хотела вернуться в тепло, но я не стала ей потакать. Хотя холод терзал чувствительную плоть моих ладоней даже сквозь перчатки. Мне нужны были теплые перчатки, чтобы носить поверх латекса. Кончики пальцев, на которых отрастали ногти, болели.

Нет, разумеется, я не прибила к стене свое желание остаться в тепле. Это было бы глупо. Хмм. Вероятно, оно могло выглядеть как я, закутанная в кучу одеял и плотную одежду, с глазами, горящими в тени капюшона. Кажется, это мне кого-то напоминает.

Я отправилась на прогулку. Лед слегка подтаял, по сравнению с утром, но оставался скользким, и я правда не хотела рухнуть на задницу. Немного прогулявшись по кварталу, я решила осмотреться тут получше, прежде чем пойду дальше. Я слишком долго была заперта в психиатрической лечебнице, а до этого еще лежала в обычной больнице. Мне необходимо было подышать свежим воздухом, но, может быть, после прогулки, я вернусь в офис профсоюза, проверить закончил ли папа.

По пути я заметила несколько бандитов на другой стороне улицы. Это было легко определить. Не знаю как в других городах, но в Броктон Бей преступники всех мастей носили маски. Если Голливуд не солгал, то они так делали и в других местах. Готова поспорить, в восьмидесятых пиарщики, красовавшиеся 'Суперменом' перед русскими и получившие вдруг всех этих парачеловеческих 'героев в масках', и не предполагали, что все приведет к этому. Сначала паралюди, работавшие на правительство, стали надевать костюмы супергероев ради пиара, потом за ними начали повторять линчеватели и террористы, следом потянулись преступники со сверхспособностями, провозгласив себя 'суперзлодеями' в попытках 'узаконить' свои действия. Это было отвратительно. Почему правительство не остановило их, едва они начали? Наконец, все пришло к тому, что мелкие грабители стали одевать хэллоуинские маски поверх своих балаклав.

Что касается тех людей на улице, они носили белые маски и дешевые костюмы. Мне кажется, это означало, что они входят в Ассоциацию Белого Льва, но я не уверена. Хотя это имело смысл, наверное. Всмысле, белые маски, Белый лев. Я думала, их территория южнее, кажется, в Старом Чайнатауне и окрестностях. Ну, я не имела никакого представления о преступном мире. В любом случае, я обошла их стороной.

При всех моих разговорах о чистом воздухе, на самом деле он был не особо чистым. Я ощущала запах выхлопных газов, дыма, и легкий душок канализации поверх вездесущего привкуса морской соли. Я остановилась у светофора, наблюдая за проезжающими машинами. Я чуть не задохнулась из-за облака дыма, исторгнутого каким-то старым драндулетом с подтекающим маслом, но сумела сдержать кашель. Одну вещь я определенно не могла упустить.

Ветер трепал страницы газеты, выброшенной в канаву. Я наклонилась и подобрала ее. Она намокла и нижняя половина первой страницы была испорчена, но заголовок

ЛЕВИАФАН НАПАЛ НА ДУБАЙ

был слишком чистым. Думаю, вчера было слишком поздно, чтобы успеть запустить это в утренний номер, так что он был сегодняшним. Черно-белая фотография разрушенного города истекала чернилами на мои перчатки. Я огляделась вокруг и заметила мусорный бак, куда ее и выкинула, отряхнула руки над тротуаром и пошла туда, где улица выходила к океану.

Я услышала музыку — органную, догадалась я. Она доносилась от кирпичного здания фабрики с неоновым крестом на вершине дымохода. Вероятно, его побелили, когда переделывали в церковь, но смесь морской соли и копоти, присущая докам, уже успела забиться в трещины. Снизу краску подновили, но выше она оставалась облупленной. Снаружи стоял проповедник с плакатом, и прихожане, направлявшиеся в церковь изо всех сил старались не обращать на него внимания. Он не слишком хорошо это воспринял.

— Бог умер! — выкрикивал проповедник. Дикий взгляд, всклокоченная борода и гнилые зубы делали его похожим на наркомана. — Он умер в одиночестве, ибо мы его не любили! Советы своим неверием и богохульством пытались убить его, спустив на него Легион. Своей греховной аморальностью и нечестивой наукой они пытались связать самого Сатану в месте под названием Тунгуска! Они пали и были прокляты! Но увидев грехи своих творений, отринувших его любовь и жертву его Единственного Сына, Господь Бог пал в темные воды, и нет его более с нами!

КОНЕЦ БЛИЗОК!

ЕВР. 12: 22-24*

БУДУЩЕЕ НИКОГДА НЕ НАСТУПИТ!

прочитала я у него на плакате.

*Апостола Павла послание к евреям, глава 12, стихи 22-24: Но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живаго, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к Ходатаю нового завета Иисусу, и к Крови кропления, говорящей лучше, нежели Авелева.

— Грехи человеческие аннулируют Книгу Откровений! — продолжал он. — Не будет и Вознесения! Губители суть ложные боги, демоны египтян и вавилонян, и других нечестивых народов! Лев горящий, хитрый Леопард и лживая Волчица!* Они ничтожны перед Господом, и если бы не наши прегрешения, он как и прежде держал бы их на цепи, но мертв Он ныне, и они вернулись жаждая отмщения! Они сожгли Небеса, а теперь обратили взгляды на бренную землю!

*Отсылка к 'Божественной Комедии' Данте. Лев символизирует грех гордыни, волк — грех алчности, а леопард — грех похоти.

Я перешла на другую сторону улицы, избегая безумного и брызжущего слюной проповедника. Трепать языком о подобном было чертовски отвратительно. Людям идущим в церковь не так повезло, он начинал кричать вслед каждому, кто проходил мимо. Я поправила очки и заметила, что на него кто-то смотрел через одно из окон, разговаривая по телефону, видимо, вызывая полицию.

Переключившись на Другое Место, я посмотрела поверх очков. Теперь церковь выглядела готично и громоздко, злобные горгульи сердито взирали на мир поверх ржавых железных крестов. Казалось, она принадлежала какому-то старинному европейскому городу. Висела дымка — я принюхалась — страха, беспокойства, тревоги и чего-то еще непонятного, и она цеплялась к людям, идущим внутрь.

Но тревожились они потому, что ходили в церковь, или ходили в церковь потому что тревожились? Я не была уверена. Пока мама была жива, мы ходили каждую неделю, но после ее смерти, папа совсем расклеился, и мы просто... перестали. Я вздохнула. Моей жизни не помешала бы какая-никакая определенность. Может, стоит зайти и узнать, почему все они там собрались.

Но тогда мне придется пройти мимо чокнутого проповедника. А мне очень, очень не хочется приближаться к нему после того, как увидела его обличье в Другом Месте. Его плоть пульсировала и текла, не успокаиваясь ни на секунду, расцветая ртами, изрыгающими проклятья и бессмыслицу... вам известно такое понятие как 'глоссолалия'*? Я узнала о нем из книги, которую одолжила у Лии. Взглянув на него, я поняла, что с ним не так. Это была более тяжелая форма того, что я видела у Эмили в больнице.

*Глоссолалия:

1. Речь, состоящая из бессмысленных слов и словосочетаний, имеющая некоторые признаки осмысленной речи (темп, ритм, структура слога, относительная частота встречаемости звуков); речь со множеством неологизмов и неправильным построением фраз. Наблюдается у людей в состоянии транса, во время сна, при некоторых психических заболеваниях.

2. В некоторых конфессиях христианства рассматривается как один из даров Святого Духа. Именуется 'дар языков' или 'дар говорения на языках'. Точный смысл этого термина в разных христианских конфессиях различен. Имеет особое значение в пятидесятничестве и других направлениях харизматического движения.

3. Элемент религиозного обряда (тайные молитвы) в отдельных ветвях христианства и в некоторых первобытных религиях.

— Она сказала мне! — продолжал он разглагольствовать и бредить, через рты на его теле, — что девяносто девять рыцарей воздуха верхом на супер-технологичных реактивных истребителях! Но разве армия убивает Губителей? Нет! Люди, безвинные люди, близкие гибнут, их жизни потрачены впустую, потому что мы не можем убить этих нечестивых богов!

Разумеется, Эмили принимала лекарства, и не скажешь, что у нее были какие-то проблемы в повседневном общении. Хотя она была склонна к странным вывертам логики и не думала, что говорит, возможно, для нее это было нормой. А этот тип... я вздохнула, и спрятала руки в карманы. С его головой явно не все в порядке. Он выглядел так, будто сидит на метамфетамине, но его проблемы лежали гораздо глубже. Как же он до этого докатился, подумала я. Его манера речи предполагала наличие какого-то образования, но кто знает?

Я прошла мимо, слегка возненавидев себя за это. Я видела, что с ним что-то не так, но ничего не могла сделать. Могла я чем-то ему помочь? Возможно. Я еще не выяснила пределы моих способностей. Но даже если я могла вылечить его путем, не знаю, извлечения конструкции, представляющей его зависимость, что с того? Зависимость вернется, как только конструкт разрушится.

А если это окажется ошибкой? Что тогда? Я едва справилась с Мадам Секрет, а она часть меня. Идея, о возможности напортачить с наркозависимостью чокнутого бродяги заставила меня ощутить, будто я схватила битое стекло голыми руками. Что если она проникнет в меня?

Нет, я не так хороша, чтобы что-то сделать. Но это не значит, что мне нравилось знать, что он болен, и ничего с этим не поделаешь. Хотела бы я никогда не видеть его в Другом Месте.

Я немного отклонилась от маршрута, наверное, стоит вернуться в закусочную или офис профсоюза. Ну, я не собиралась возвращаться тем же путем. Не хотелось снова проходить мимо сумасшедшего уличного проповедника. Я сомневалась, что копы его заметут. Конечно, его бы повязали, начни он заниматься этим на Холме Знати, но это были доки. А даже если, его задержат, скорее всего, газеты начнут публиковать письма с жалобами о том, что копам стоит тратить больше времени на борьбу с бандитизмом.

... и честно говоря, эти письма были бы правы.

*В оригинальном Броктон Бей такой локации нет, но есть в реальности в городке под названием Стоунхем в штате Массачусетс.

Я не покидала Другое Место. С руками в карманах, я шагала по грязным улицам под сенью ржавых насекомовидных кранов мимо всякого рода чудовищ. Сначала я пыталась угадывать, что может означать обличье каждого прохожего, но вскоре забросила это дело. Это лишь угнетало. Это и беспорядочные черно-багровые пятна на дороге и тротуарах.

Боже. Почему мне досталась эта способность? Это дало мне способность увидеть, насколько мир прогнил, насколько он был проржавевшим, грязным и ужасающим. И все же я продолжала ей пользоваться. Может быть, потому, что мне уже известно, насколько мир плох, и какие монстры могут крыться в людях под красивой оболочкой. Почему мне не досталось нечто, что позволило бы исцелять людей? Нечто, что могло бы мне позволить сделать этот мир лучше, а не просто наблюдать, насколько он сломан?

Я вытерла глаза рукавом и выудила из кармана батончик, который купила в закусочной. Я вяло хихикнула, с безразличием разглядывая упаковку, на которой прыгающими буквами было написано, что 'ЧРЕВоуГОДИе Это КлАсСнО'. Возможно, я немного захандрила, потому что это был мой первый день, после выписки из лечебницы, я все время пялилась на искаженное адское измерение, мой папа решал проблемы, связанные с ранением его друга, и в качестве вишенки на торте — месячные. Наверное, у меня была веская причина впасть в уныние.

Я откусила батончик и ощутила себя чуточку лучше. Чревоугодие было классным. Боже, я ненавижу тебя, Другое Место, за твой цинизм и в то же время точность. И я наелась шоколада, а это означает, что мне следует попытаться сжечь часть калорий с помощью пробежки и... мой бег замедлился, а затем и вовсе прекратился всего через сотню ярдов.

Одно здание бросилось мне в глаза. Старинная, громоздкая и приземистая постройка, вероятно, начала 20-го века, больше в длину, чем в ширину, с небольшими высоко расположенными окнами, за десятилетия полностью утратившими прозрачность от грязи. Оно находилось в стороне от дороги, перед ним была почти пустая парковка, и все было окружено надежным сетчатым ограждением. По верху ограждения была пущена колючка, и висели стандартные таблички типа 'Нарушители будут наказаны' и 'Осторожно, злая собака'.

Собака патрулировала парковку вместе с охранником в светоотражающем жилете. Это была не дружелюбная собачка. И охранник тоже не походил на милашку.

Разумеется, так все выглядело, когда я смотрела на реальный мир. И не это привлекло мое внимание.

В Другом Месте здание представляло собой угрожающее сооружение из человеческих страданий. Стены напоминали плоть и, казалось, почти пульсировали. Нет, поправила я себя, они отчетливо пульсировали. Плющ, вьющийся по одной из стен здания, оказался венами. По сравнению с окружающей серостью, распадом и пассивным отчаянием, оно бросалось в глаза своей чудовищностью.

Оно выглядело также ужасно, как трущобы, которые я видела накануне. А может, и хуже. Я не видела трущобы вблизи. В любом случае, что это за здание? Склад? Остатки фабрики, построенной каким-нибудь старинным промышленником рядом с причалом, чтобы получать грузы с кораблей как можно скорее? Может, сейчас там какое-нибудь трущобное жилье — хотя оно выглядело слишком безжизненным для места, где живут люди.

Посреди парковки, недалеко от одного из слегка запачканных белых фургонов, было черно-багровое пятно. Я прищурилась. Пятно как будто слегка дымилось, хотя в тумане страданий было сложно рассмотреть.

Я знала, что это означает. Там кто-то умер. Мой взгляд устремился к дверям склада. Еще пятна. Ветер сменил направление, и меня накрыло мучительно-тошнотворно-отвратительно-депрессивное зловоние. Я зажала рот, ощутив привкус желчи.

В этом месте было что-то ужасно, ужасно неправильное. Я должна что-то сделать. Не знаю что, но я не могу просто оставить все как есть. Хотя... ну, может, в Другом Месте осталось старое пятно? Забытая трагедия, не имеющая ничего общего с нынешним применением здания?

Нет, возразила я себе. Не знаю, откуда мне известно, но вонь была слишком свежей, чтобы не относиться к недавнему времени. Я нервно сцепила ладони и поморщилась от боли в пальцах. Что же делать, что? Я не могла просто взять и вызвать полицию. Какие у меня будут доказательства? Ничего, что не заставило бы их подумать, что я чокнутая или парачеловек. Черт, я даже не знаю наверняка, что там происходит. Может, там... типа, убивают людей и делают из них собачьи консервы.

Не. Быть такого не может. Такое только в ужастиках бывает, правда?

Хотелось бы в это верить. Пока ветер в Другом Месте дул в мою сторону, я могла принять почти что угодно.

Оперевшись на столб по другую сторону улицы, я выдохнула двух кукол, с чьей помощью шпионила за папой сегодня утром.

— Иди, послушай, — сказала я одной из них. — Узнай, что внутри.

Та, что осталась со мной, открыла рот. Изнутри здания доносился какой-то ритмичный грохот. Это был некий механизм... нет, поправочка, множество механизмов, производящих одинаковый шум. Какой-то мотор, подумала я. Звук был приглушенным. Я попыталась заставить куклу проникнуть внутрь, но она будто отскакивала от стен. Так бывало, когда я отправляла конструкты за пределы своего диапазона восприятия без чего-то за что можно зацепиться, или чего-то, что необходимо разыскать.

Я нахмурилась, выдохнула ангела из колючей проволоки с камерой вместо лица и отправила его следить за охранником. Если он зайдет внутрь, я смогу подсмотреть. Но мне надо найти местечко получше. Я хотела заглянуть внутрь своими глазами. Держа ухо востро, я прошлась по окрестностям вокруг здания. Поблизости было еще несколько зданий, старых складов и тому подобного. Но ни одно из них не выглядело в Другом Месте также ужасно как то. Все они были лишь мрачными, обветшалыми сооружениями из бетона и кирпича. Что бы ни случилось, это было связано с тем зданием.

Вдоль стены одного из складов до самой крыши тянулась старая пожарная лестница. Я огляделась, за мной никто не следил, и проверила реальный мир, лестница на вид была в хорошем состоянии. Я мгновенно все взвесила и начала подниматься.

Сердце колотилось, и каждый глоток холодного воздуха отзывался болью. Я ощущала, как все внутри горит от адреналина. Технически, я совершила незаконное проникновение. Я уже репетировала в голове свое оправдание: 'О, нет, я всего лишь хотела посмотреть какой отсюда будет вид'. Это даже не было ложью. Я пыталась найти лучшую точку обзора на то место. И, ко всему прочему, тренировала бедра.

Я была явно не первой, кто карабкался по пожарной лестнице. Вокруг почерневшей от сажи металлической бочки валялись пивные бутылки и — я наморщила нос — столько окурков, что можно схлопотать рак легких, если выкурить такое количество за раз, еще были граффити-надписи. Очаровательно. Граффити были не только на английском. Еще на китайском или японском, я их не различала. Для меня все это было как французский... а точнее, китайский или японский, с чем тоже проблема.

Я прищурилась, пытаясь заглянуть в окна здания в нормальном мире. Черт возьми, у меня было ощущение, что мое зрение понемногу ухудшается. Мне могут понадобиться новые очки. Я этого не замечала, пока не сравнила со своим идеальным зрением в Другом Месте, что было очень странно, если подумать. Потому что у меня близорукость, и это означало, что мои глаза неправильно фокусируют свет, но в Другом Месте они почему-то работали как надо. Значит, мне не нужен был свет, чтобы видеть, или... что?

Но это была лишь попытка моего разума отвлечься. Окна были заколочены изнутри. Я не могла заглянуть внутрь отсюда. И крыша соседнего здания была слишком далеко, чтобы я могла допрыгнуть. Я не настолько глупа, чтобы допустить хотя бы мысль об этом... не всерьез, по крайней мере. Я вздохнула. Наверное, мне стоит перестать мечтать о том, чтобы стать Александрией.

Забавно, на самом деле. До того, как я получила свои силы, мне мог достаться любой набор способностей. Ну, теоретически. Но дело в том, что я могла бы стать следующей Александрией, даже будь это крайне маловероятно. Все-таки это не совсем невозможно... ведь они уже называли Славу следующей Александрией, а она жила в Броктон Бей.

Теперь? Ни единого шанса. Я уже получила способности. Жребий брошен, и он ужасен.

Несмотря на совсем небольшой обзор, я увидела место, где забор не совсем плотно прилегал к стене. Мне показалось, я смогу протиснуться. Не будь я такой тощей, не было бы и шанса, а так я решила, что может и выгореть. Поэтому, пока я спускалась вниз по пожарной лестнице, у меня болели икры, а затем мне пришлось задержать дыхание, чтобы протиснуться через щель, едва не лишившись пуговиц на пальто. Теперь я оказалась прямо возле подозрительного здания. Оставалось надеяться, что охранник не пойдет в эту сторону, но я хотя бы не торчала на виду. Я юркнула за пару мусорных контейнеров и решила заглянуть внутрь.

Там была куча ткани, или скорее... обрезков, наверное. Они все были разноцветные. Зачем столько ткани в мусорном контейнере рядом с настолько ужасным местом? Мне ведь не просто почудилось?

Я заглянула в Другое Место и тут же пожалела об этом. Запах вблизи здания из плоти был неописуемый. И в буквальном смысле тоже, потому что в нем ощущались и такие вещи, как горе и истощение, которые никогда не проявлялись в виде запаха. Они просто проникали в мой мозг через ноздри.

Ладно. Я положила ладони на стену и сосредоточилась. Ищейка, длинные конечности, глаза-камеры, большой нос. Я сделала глубокий вдох в реальности и выдохнула ее в Другом Месте. Я собиралась заставить Ищейку пройти сквозь стену, нравится ей это или нет. Я собиралась увидеть, что находится по ту сторону. Я собиралась все там осмотреть.

Что-то пошло не так почти сразу. Она не сформировалась. Не так, как я хотела. Багровые бабочки вырвались из моего рта, они ненадолго объединялись в неясную бледную фигуру, а потом распались снова и снова. Я сосредоточилась и надавила сильнее. Внезапно возникло чувство давления, и в глазах потемнело.

И я увидела... все.

стены, изнутри обитые чем-то, поглощающим шум.

узко, тесно

нет цвета, нет света, только ощущение формы, вроде знания о том, где была моя рука, когда

находилась за спиной, но

охватывающее все пространство

этих двоих связывает любовь

а тех двоих связывает ненависть

все взаимосвязаны

все эти люди

все эти швейные машины

мужчины прохаживаются туда-сюда

дубинки и пушки

застарелое насилие на полу

здесь погибали люди

он её ненавидит

страдания

безнадежность

усталость

презрение

апатия

Я рухнула на колени, задыхаясь. Голова раскалывалась от мигрени, а во рту ощущался медный привкус. В горле першило, как будто я вдохнула дым костра. До меня дошло, что я прокусила нижнюю губу. Черт.

Что... Что только что произошло? Я всего лишь хотела посмотреть, что внутри, а потом с моими чувствами произошло что-то странное. Я сейчас смотрела глазами Ищейки? Так вот как она видит окружающий мир? Ну, 'видит'. Это было не зрение. Я не могу поведать вам, какого цвета была одежда, которую шили люди — да, они шили одежду — но я могу рассказать, какой она была формы. Я могла рассказать, как все было взаимосвязано, сковано стальными цепями — чем толще, тем теснее — и каждый внутри находился в ловушке. И слабый механический шум, который я слышала, издавали швейные машины.

О. Я поняла, что там находилось. Вы могли что-нибудь слышать об этом; нелегальные подпольные цеха. Раньше одежду производили за границей, где людям можно платить за труд не так много. Сейчас они переманивали людей в Штаты из мест разоренных войнами и разрушенных Губителями.

С хриплым кашлем я поднялась на ноги. Это были нехорошие люди. Это было нехорошее место. И они безо всяких угрызений совести держали людей в условиях, которые... из-за которых Другое Место становилось вот таким и...

— Что за шум?

Черт. Черт, черт, черт. В конце переулка показался охранник с собакой. Твою ж мать, я раскашлялась и нашумела, конечно, он явился посмотреть в чем дело. Нет. Нет, нет, нет.

— Ты!

Черт, он меня заметил.

— Эй! — крикнул он, а я попятилась. — Стой на месте!

Я побежала.

Глава 2.06

Мои ноги подскальзывались на грязной земле. Сердце стучало как барабан. В ушах звенело от сердитого лая. С топотом я бросилась за угол, смутно осознавая в глубине души, что даже если я удаляюсь от охранника, я все равно бегу не в ту сторону. Однако, это знание все равно ничего не могло изменить. Он отделял меня от того участка забора, где я пролезла.

За складами не было ничего, кроме старых тупиков, заброшенных зданий и переполненных мусорных контейнеров. Мне нужно было как-то выбраться отсюда. На улице были прохожие. Мне нужны были свидетели, помощь. Мне нельзя попасть в западню в этих вонючих переулках с грязью и ржавыми железяками повсюду и... и я попыталась ускориться. Нет. Я не позволю себя поймать. Я не позволю засунуть меня обратно в шкафчик... или нечто вроде шкафчика.

Я даже не могла очистить свой разум, чтобы покинуть Другое Место. Моя голова раскалывалась от всего, что в ней происходило — я просто не могла ни о чем думать. Мое горло саднило, и каждый вдох холодного воздуха обжигал легкие. Окружающая вонь все только усугубляла. Каждый глоток зловония вызывал тошноту, и крутило живот, пока я бежала.

Я повернула направо, пытаясь убежать подальше от здания и его охранника. Стены в Другом Месте были покрыты каракулями —

АПАТИЯ АПАТИЯ АПАТИЯ НИКТО НЕ УСЛЫШИТ всхлипы АПАТИЯ АПАТИЯ

— и я ощущала, что и без того холодный воздух рядом с ними становится еще холоднее. Я почти ничего не видела из-за паники и сумрака, и лишь боль в бедре указала, что на пути находится мусорный бак. Он с грохотом перевернулся, и я тоже чуть не упала, налетев на него, но успела схватиться за сливную трубу, едва заметив боль в чувствительных ладонях.

Лай приближался, и я достигла конца переулка, повернув налево. Неверное направление; тупик. Один конец был перекрыт ржавой строительной техникой и пластиковыми панелями. Я обернулась, другой оканчивался дверью.

Которая была заперта.

— Впустите меня, — закричала я, слезы катились по моему лицу. — Открывайте, черт возьми!

Никакой реакции.

Задыхаясь, я в отчаянии огляделась. Лай звучал достаточно близко, чтобы я не могла вернуться. Надо где-то спрятаться. Может... может, в реальном мире тут настолько плохо, что собака не сумеет меня почуять? Не знаю. Я ничего не могла придумать и даже не знала, как выглядит это место. Здесь была только ржавчина, голый бетон и кирпич. Я нырнула в нишу, которая на самом деле являлась старым дверным проемом, заложенным кирпичом. Я вжалась в нее так сильно, как только могла, надеясь, что собака не почует мой запах и не услышит дыхание.

Я пыталась что-то придумать, но ничего не выходило, я не могла сосредоточиться, не могла ни о чем думать и, Боже, что же мне делать? Я была тощей девочкой-подростком в плохой форме и с больными руками; он был охранником с пистолетом и собакой — и в данной ситуации я куда больше боялась собаки, чем пистолета. Я забилась поглубже, стараясь держаться подальше от света, но я делала это неосознанно. Я не думала об этом. Просто реагировала. Все, что я знала, собака зарычала, вероятно, почуяв мой запах, и она приближалась. Паника, вонь от здания в Другом Месте и мое желание, чтобы она ушла, объединились и вырвались из моего рта, приняв очертания собаки из проволоки и запекшейся крови.

Я заткнула рот, прижав предплечье к губам, сдерживая тошноту. Я ощутила свои чувства на вкус, и это было просто неправильно. Мои губы внезапно закровоточили, и я сплюнула кровь.

И штука, которую я сделала, не была закована в цепи. Кроваво-проволочная собака залаяла, только это был не лай, а грохот, и мне был знаком этот звук, так гремела дверца школьного шкафчика, когда ее кто-то пинал, и... и... и я не могла смотреть.

Собака грохочуще залаяла снова, а затем другая собака взвыла. Мужчина начал кричать, а собака перешла на рычание, и я услышала, вскрик мужчины, а потом звук падения пустого мусорного бака. Бешеный лай собаки отдалялся, но человек, кричащий и ругающийся, не уходил. Я пыталась что-то придумать, но это походило на попытку соображать после бессонной ночи, все было туманно и размыто и...

Усталость.

Плакса — воплощение моей усталости. Он все еще дома, прибит к стене. Мне не нужно было его создавать, он уже создан. Стоило лишь представить, что гвозди выскальзывают из стены, и вот он, стенает на грани восприятия. Не знаю, как ему удалось добраться сюда так быстро, да и меня сейчас это не интересовало.

— Иди, — пробормотала я. — Проникни в него, — я сжала руки в кулаки, позволив боли пронзить мое сознание. Я ощущала, как от стенаний подкрадывается усталость и... нет! — Сделай это, — зарычала я. — Или я снова пришпилю тебя к стене!

Младенец с лошадиной головой и темно-синей кожей неохотно отполз, гвозди в его теле царапали землю. Я слышала шипение и надеялась, что это сработает. Шаги раздавались все ближе и ближе. Я слышала, как человек выругался, наступив в лужу, и как приближалось его дыхание.

— Я уже сыт по горло этой херней, — слышала я его бормотание. — Гребаная тупая псина. Ко мне, тварь тупая! — слава богу, я услышала, как он зевнул. — Блять. Ловить ее теперь. Мне за это не платят. Лупе, ко мне!

К счастью, я услышала, как он развернулся на пятках и потопал прочь, и в каждом шаге ощущалось его плохое настроение. Я зажала рот, стараясь не захныкать, пока он не удалился за пределы слышимости. И тогда, медленно, с болью во всем теле, я поднялась на ноги. Я облизала потрескавшиеся губы. Они болели и отдавали железным привкусом. После сидения на земле на заднице осталось мокрое и грязное пятно. Я покинула Другое Место и просто стояла, пока до меня не дошло, что тот человек может вернуться.

Меня тошнило.

Не знаю, как мне удалось удерживать содержимое моего желудка, пока я не протиснулась через брешь в заборе и не дошла до безопасного места. Но потом я выблевала половину своего обеда в грязном переулке.

Возвращаясь назад, я была будто в тумане. Меня все еще трясло, и разум метался по кругу. Наверное, на меня пялились. Я не была уверена. Лишь когда на глаза попалась витрина магазина, я смогла оценить насколько потрепанной выгляжу.

Надо привести себя в порядок. Я нашла небольшой магазинчик и вошла внутрь.

— Упала, — сказала я парню за прилавком, заметив, что он на меня пялится. — Там так скользко, правда?

Я купила бутылку воды и выпила где-то половину, пытаясь избавиться от блевотного привкуса, а потом отчистила большую часть грязи с помощью остального. Это означало, что я промокла, но на мне хотя бы не было уличной грязи.

Борьба или бегство? Очень, очень плохо для моей силы. В моем глупом теле не отложилось, что я способна представлять ужасных чудовищ. и вместо этого оно решило паниковать. И когда я запаниковала, все пошло наперекосяк. Я должна держать себя в руках. Всегда.

Я... Я не создана быть кейпом. Когда вырасту, я могла бы стать детективом-парачеловеком и пойти работать на ФБР, но не спасать людей на передовой.

Я потерла глаза. Больно это осознавать. Я хотела стать героиней. Я хотела выйти на улицы и бороться с преступностью. Лично, я имею в виду; я хотела быть сильной. Я хотела быть в состоянии остановить тех, кто нападал на людей. Но мои способности — они помогут мне с расследованием, помогут что-то найти, но если мне придется действовать 'на лету', все покатится к черту. Я никогда не стану той, кто, увидев, что на кого-то напали, сможет вмешаться и встать на защиту. Не больше, чем я могла и раньше, по крайней мере. И взгляните на меня. Я даже саму себя не смогла защитить от хулиганов, не говоря уж о ком-то другом.

Я хотела стать супергероем. Но не стала. Я всего лишь человек со способностями.

Ой, начала я смутно осознавать, когда в магазинчике загорелся свет. Когда закончился сбой электричества? Нахмурившись, я поняла, что потеряла счет времени.

Я проскользнула через парадный вход в офис профсоюза и попыталась добраться до дамского туалета, чтобы привести себя в порядок как следует и...

— Тейлор! — с удивлением на лице окликнул папа, стоявший у торговых автоматов. — Что случилось?

Не повезло.

— Я просто пошла на пробежку... ну, прогулку в основном, пока были перебои электричества, — сказала я, оправдываясь. — Я не могла читать, пока мигало освещение. Я не покидала квартал! — Я глубоко вздохнула и посмотрела на грязные коленки на джинсах. — И... да, была причина перестать бегать. Знаешь, там до сих пор довольно скользко, — я облизала губы. — Думаю, мне надо купить бальзам для губ. Они потрескались на холоде.

Папа сжал переносицу.

— Тейлор, — сказал он, — ты должна была... ты... — он вздохнул. — Ты не уходила слишком далеко? — спросил он.

— Нет, — соврала я. — Просто искала местечко с нормальным освещением, где можно спрятаться от ветра, — я потерла руки. — Там холодно.

— Мы... потом поговорим. Просто... побудь здесь, — попросил меня папа. — Пожалуйста.

Даа, он еще не закончил. В итоге я еще час или около того ждала в офисе, читая книгу. Она не особенно затягивала. Я просто пялилась на страницы и слова, чей смысл до меня не доходил. Я могла думать лишь о том, какой напуганной и беспомощной я себя ощущаю, и насколько ужасна подпольная фабрика. Я сходила в уборную и привела себя в порядок.

Наконец, папа закончил и попрощался со всеми.

— Сегодня вечером я съезжу в больницу, — сказал папа, когда мы садились в машину. — но тебя оставлю дома, ладно? Если ты не против.

Я не хотела торчать в больнице.

— Да. конечно, — сказала я. — С твоим другом все будет в порядке?

Он сжал губы в тонкую линию. Не похоже, что все в порядке.

— Надеюсь, — произнес он осторожно.

— Как вы познакомились? — спросила я. Хотелось поговорить о чем-то нормальном, отгородиться вещами как можно более далекими от Другого Места и того чудовищного здания, чтобы немного передохнуть от всего, что мне довелось увидеть. Ну, от этого и более обыденного 'о, боже, за мной гнался мужик с собакой'.

— О, мы уже сто лет знакомы, — сказал папа. — Еще со времен КПАЭ. Я, он и еще несколько человек.

— Суперзлодейская группировка? — спросила я, моргнув. Чего-то такого я не ожидала.

— КПАЭ*? Суперзлодейская группировка? Тейлор, это была Кампания Против Атомной Эскалации.

*В оригинале CANE — Campaign Against Nuclear Escalation. Как ни крути, а на русском эффектной аббревиатуры не получается, к сожалению.

— Кто-то из КПАЭ убил Рейгана, — возразила я. — Для меня это выглядит довольно суперзлодейски.

— Я знаю, это может звучать удивительно, малышка, — сказал он, — но ты не можешь назвать протестное движение 'суперзлодейской группировкой', только потому что человек, связанный с ним, пошел и убил президента. Все гораздо сложнее. Я участвовал в протестах, потому что все выглядело так, будто Рейган собирался перевести Холодную Войну в горячую фазу и... ты знаешь, выпендривался всеми этими 'супер-людьми', совершенно новыми технарскими бомбами, новейшим ядерным оружием и противоракетно-оборонными штуками, будто из Звездных Войн... и все в таком духе. И, конечно же, он урезал все остальное, выбрасывая деньги на все эти бомбы, способные уничтожить мир. Потому что иначе у Советов могут появиться намерения.

Мы остановились на светофоре.

— Но я виню во всем Рейгана. Разговоры о 'злых империях' и 'суперзлодеях', разделение всего на черное и белое, хороших и плохих, полицейских и грабителей. Заигрывание с подобными вещами создавало проблемы. В общем, худшее, что я делал это пара актов вандализма и... ладно, мы немного поцапались с полицией, но они первые начали! Мы просто протестовали, а они пустили в ход слезоточивый газ и водяные пушки.

Светофор переключился.

— Хотя, наверное, я должен поблагодарить их, потому что из этих беспорядков вышло что-то хорошее.

— Да? — спросила я скептически.

Папа мне улыбнулся, со странной смесью беспечности и смущения.

— Как, по-твоему, мы с твоей мамой познакомились? — спросил он. — В церковном хоре вместе пели? Вряд ли!

— Пап! — воскликнула я. Не хотелось звучать настолько возмущенно, но... э-э, да. Мой голос звучал слегка шокированно. Черт, да я была слегка шокирована.

— О, это были восьмидесятые. Тогда все было по-другому, — сказал он. — И у твоей мамы была чертовски набита рука.

— Она служила в полиции? — поинтересовалась я со скепсисом. — Что, ваши взгляды романтично пересеклись, пока она лупила тебя дубинкой?

Отец выглядел смущенным.

— Чего? Нет! Все было не так! Она кидала в них бутылки с зажигательной смесью, — он вздохнул. — Она всегда была более радикальной, чем я, — добавил папа. — У нее были такие красивые глаза в армейском противогазе. И та экипировка, которую она и ее друзья носили, выглядела в самом деле эффектно.

— Папа! — выдавила я, поежившись.

— Если ты собираешься обвинить кого-то в суперзлодействе, то обвиняй не меня, а ее. У меня не было костюма. Только какая-то мокрая тряпка, повязанная на лице, в попытке справиться со слезоточивым газом. Она же пришла подготовленной.

Я пристально уставилась на него.

— Ладно, сейчас ты просто выдумываешь, — сказала я.

Он усмехнулся.

— Слушай, если хочешь представлять, будто мы всегда были родителями, это твое дело. Лишь бы тебе спалось крепче, — сказал папа, а затем его лицо вытянулось, и он поморщился. — Ой. Прости.

— Все в порядке, — сказала я.

Он вздохнул.

— Но ты должна понять, как изменился мир, Тейлор. Мы были молоды, и мысль, что Холодная Война может стать горячей, повергала нас в ужас. Это могло стать концом света еще до того, как показались Губители. Я помню, как однажды мне позвонил отец и сказал убираться из города, потому что они первыми попадут под удар. Это было после того, что случилось в Никарагуа, в 84-м. Он и твоя бабушка собрали вещи и переехали в деревню. Имей в виду, он был слегка... эксцентричным к тому времени, но я почти присоединился к нему.

— А что случилось в Никарагуа? — спросила я с недоумением.

— Честно? Никто толком не знает, — сказал он, качнув головой. — Всмысле, местный никарагуанский кейп поймал людей, которые минировали их гавани, потом этих людей показали по телевидению, утверждая, что они агенты ЦРУ, а затем правительство, наше правительство, заявило, что они похитили нескольких туристов во время прогулки на яхте, и все это ложные обвинения с целью поставить нас в неловкое положение. Затем они отправили людей — кейпов и спецназ — спасать этих якобы туристов. Затем выяснилось, что Советы прислали своих кейпов на помощь Никарагуа в качестве 'советников'. И все это привело к массовому сражению между кейпами, местные журналисты все засняли и... да.

— О, — меня озарило. — Ты про инцидент в Коринто, да? Я о нем слышала. Это была первая публичная демонстрация боев между паралюдьми. Мы смотрели запись на уроках по изучению паралюдей в школе.

— И про него помнят только из-за этого, — покачав головой сказал папа. — Рейган и его чертова 'Супермен существует... и он американец!' речь. Попытки превратить весь этот бардак в 'посмотрите, как опасны Советы со своими суперзлодеями; хорошо, что у нас есть свои, которые нас защитят'. И что мы получили от Второго Кубинского Ракетного Кризиса: Электрик Бугалу? Название 'Протекторат'.

Он казался рассерженным. Он казался постаревшим. Я замолчала в надежде, что он успокоится. Остаток пути прошел в тишине. Я направилась в свою комнату и переоделась. На бедре, в том месте, которым я налетела на мусорный бак, темнел неприятный синяк. Ну, если бы папа его заметил, я бы сказала, что упала на мусорный бак, когда поскользнулась. Ведь лучшая ложь — это, по большей части, правда. У меня не получилось погрузиться в чтение, поэтому я спустилась вниз и стала смотреть телевизор. Папа, кажется, был счастлив, что я не засела в своей комнате.

Наверное, он был бы не так счастлив, узнав, что я пытаюсь придумать способ, как сообщить, что рядом с его работой находится подпольная фабрика, и не выдать, чем я на самом деле сегодня занималась.

У меня не получалось придумать, как это провернуть, хотя бы потому, что вся усталость, которую я успела накопить за прошлую ночь, начала возвращаться. Должно быть, она покинула охранника... или типа того. Я чувствовала себя вялой и апатичной, поэтому, когда папа собрался ехать в больницу, сказала ему, что лягу спать пораньше.

— Думаю, я слегка перестаралась в свой первый день после выписки, — сказала я папе, попытавшись улыбнуться. — Наверное, я подцепила простуду.

Он выглядел обеспокоенным, но не мог прибить это к чему-нибудь. Так или иначе, что он собирался делать? Потащить меня в больницу, когда я явно устала?

Я лежала на кровати на животе, положив лоб на руки. Может, мне стоит пойти спать. Выпить свое снотворное и уснуть.

Хотя есть одна вещь, которую стоило сделать перед этим.

Я тихонько выскользнула из своей комнаты. Без папы дом был почти безмолвным. Я пробралась в папину комнату, которая пропахла потом и нуждалась в проветривании, и сморщила нос над кучей одежды в углу. Обычно он был более опрятным. Как сильно он беспокоился обо мне?

Ну, подумаю об этом потом. Я здесь не для этого. Я знала, что старые фотоальбомы были спрятаны на верхней полке его шкафа, и я легко могла добраться до них, забравшись на стул. Для удобства на них были указаны даты. Так... хммм. Какие там даты мне нужны? Ну, на одном было указано 'начало 80-х', а на другом 'конец 80-х', так что я взяла оба.

Выцветшие фотографии были вложены в кармашки. Я начала с конца 80-х, и сразу повезло. Да, папа с пышной шевелюрой и слегка всклокоченной бородой стоял рядом со значительно более стройной версией мужика, с которым разговаривал на работе, и чернокожим парнем. Вероятно, это был Кэл, которого подстрелили. Еще фото с папой. Он с Кэлом делают плакат. Они втроем держат пиво и кривляются перед камерой. Папа с мамой держатся за руки.

Я перевернула страницу. И там оказалась мама, одетая в... мои глаза расширились. Так, ладно, это было что-то типа довольно плотно облегающего кожаного комбинезона. Он был черным с желтыми вставками. А еще был капюшон и противогаз на шее. Должна признать, это было... эффектно. Тем более, было похоже, что он был бронирован в районе груди, что скрывало... ну, фигура мне досталась от нее.

Ого. Из всего, чем, в моем представлении, она могла заниматься в восьмидесятые, я никогда и подумать не могла, что мама была активистом. Активисткой. Да, папа мог бы сказать, что тогда все было по-другому, но посудите сами. Она одевалась в черную кожу — может, в байкерские шмотки — и носила противогаз, и кидалась в полицейских бутылками с зажигательной смесью. Для таких людей есть термин.

Я вздохнула. Мама тоже явно позировала для снимка. И судя по тому, как она это делала, я готова поспорить, что снимал папа. Меня передернуло. Не хочу думать об этом. Я перелистнула страницу, чтобы больше не видеть это фото, и наткнулась на изображение шеренги одинаково одетых людей — уверена, там были только женщины. На следующем снимке мама сидела рядом с еще несколькими девушками в черной коже, без капюшонов и противогазов. Они были либо студентками, либо чуть постарше. Позади них были знамена с лозунгами типа 'Выведите Войска Из Панамы' и 'Долой Новых Патриархов'.

Я обхватила голову руками. Моя мама в студенческие годы была активисткой, и я ничего об этом не знала. Мой мысленный образ мамы нуждался в некоторой корректировке. Я не могла в это поверить. Без каких-либо способностей, надев кожу и противогаз, она пошла и набросилась на полицию, потому что... почему? Почему ты вытворяла что-то настолько безумное?

Ну, по словам папы, она думала, что остановит конец света.

... черт. Я поступила бы также на ее месте, если бы думала, что так сумею остановить ядерную войну. Я покачала головой. Я явно унаследовала злодейство. Надо быть поосторожней со злодеями, которые захотят завербовать меня, сказав, что они хорошие парни. Я вяло улыбнулась своей дурацкой шутке. Моя двадцатилетняя мать улыбалась с выцветшей фотографии, стоя среди кучки вооруженных и одетых в кожу женщин.

Я все больше и больше походила на нее. Не во всем, конечно, но я впервые задалась вопросом, как это влияет на папу.

И чего бы плохого она ни натворила, я подумала, что она хотя бы так поступала, потому что верила в это. Потому что она думала, что помогает. И даже если она была не права, даже если война не случилась, она сделала все возможное. Или все, что она посчитала возможным.

Не так, как то место в Доках. Мой желудок сжался от омерзения. Там не было высшей цели. Ничего, во что они верили. Они превратили все здание в адскую дыру в Другом Месте, и нафига? Чтобы набить магазины на Набережной более дешевой одеждой. Ради выгоды. Охранников того места вообще заботила та куча людей, попавших в ловушку, которые, скорее всего, думали, что едут в Америку за лучшей жизнью? Неужели им просто наплевать? Или они думают, что те заслужили такое?

Я должна была остановить их.

Гнев сжег мою меланхолию. Раньше я ошибалась. Я могу стать героем. Мне лишь нужны доказательства. Фотографии. Достаточно, чтобы обратиться в полицию. Я могла бы подбросить их, оставшись неузнанной, чтобы полиция обыскала там все и арестовала тех, кто в ответе за это. Может, я смогу выяснить, куда девается эта одежда, кто ее покупает. Пусть их тоже арестуют, или устроят такие проблемы, что они больше никогда не захотят с этим связываться. А мои способности очень, очень хороши в поиске предметов. Другое место подскажет мне, где искать.

Протекторат может бороться с суперзлодеями. Я могу пресечь это 'мелкое' преступление, которое на самом деле совсем не мелкое.

Мне нужен костюм. Не хочу, чтобы он узнали, кто я такая. Мне нужна камера.

И мне нужен план.

Глава 2.07

На моем окне сидел мотылек, когда я, наконец, раскрыла занавески. Движение потревожило его, и тот упорхнул в пасмурные небеса. Это было унылое утро, но я хотя бы чувствовала себя неплохо. Снотворное сработало как надо, и мне не снились кошмары.

Погодите. Я сонно уставилась в окно, сбитая с толку тем, почему все выглядит таким размытым, пока не пришло осознание, и я ущипнула себя за бровь, а потом помассировала глаза. Я слишком привыкла к идеальному зрению в Другом Месте. Я не вымотана, значит, я не могу использовать Плаксу. Это слегка раздражает. Возможность сделать кого-то усталым и задолбавшимся, скорее всего, вчера спасла мне жизнь. Лишь потому что у меня под рукой оказалась та штука, мне удалось прогнать охранника, не позволив ему меня заметить. Надеюсь, я осталась просто убегающей фигурой, которая могла оказаться кем угодно. Не знаю, что могло случиться — или что я стала бы делать — не будь его у меня.

Ого. Я уже считаю возможной проблемой то, что хорошо выспалась и не чувствую себя хреново? Во всяком случае, мне есть что винить, если мои способности засбоят.

Нужно придумать что-то еще, чем я могла бы воздействовать на людей и защитить себя. Или проверить, могу ли я создать Плаксу, если я не вымотана. Вспомнив о вчерашнем, я проверила бедро. На нем красовался большой синяк в том месте, которым я налетела на мусорный бак, когда убегала. Он был очаровательного багрово-фиолетового оттенка, но по крайней мере был не на самом видном месте.

Слегка прихрамывая, я побрела в душ, готовиться к новому дню.

* * *

В пакете с молоком был лед. Он гремел внутри, когда я взболтала упаковку. Я присела на корточки и заглянула в холодильник, внутри он весь покрылся изморозью. Даже на овощах намерз тонкий слой льда. Я устало вздохнула, убирая с лица влажную прядь.

— Пап, — крикнула я, — в холодильнике слишком холодно! Он весь покрылся изморозью и в молоке плавает лед! — я нахмурилась и отодвинула в сторону замороженный салат. Еще в холодильнике было довольно много пива. Больше, чем обычно. И две пустые... как называются эти штуки? Пластиковые ячейки, куда пакуют пивные банки? Те штуковины, которые убивают рыбу, если попадают в океан? Таких было две.

Я переложила салат на прежнее место, и сделала вид, что не заметила их.

— Да, надо его разморозить, — отозвался он. — Я собирался, но на улице было слишком холодно.

В смысле, у тебя не было на это времени, подумала я, покачав головой и слегка подняв температуру. Я сделала себе миску хлопьев, потом выловила кусок льда, который вывалился из пакета, и наконец села напротив отца и принялась за еду.

— Тейлор? — спросил он, сидя за столом и сложив руки перед собой.

— Ммммф? — промычала я с полным ртом, а потом проглотила. — Что такое?

— Итак, Тейлор, — начал он. Дурной знак. По моему опыту, что-то хорошее редко начиналось с 'Итак, Тейлор'. — Есть кое-что, о чем я хотел рассказать тебе еще вчера, но... ну, мне позвонили. Завтра у нас встреча в школе. Нам надо обсудить твое возвращение, и еще они хотят, чтобы ты сдала работы, которые тебе задавали.

Я оказалась права. Это был дурной знак.

— Я выполнила все задания, — быстро проговорила я. — В больнице больше нечем было заняться.

— И это здорово, — сказал он, — но нам надо поговорить о твоем возвращении.

Мои плечи опустились.

— Ну, они предложили тебе сменить классы, в качестве одного из решений, — сказал он. — Чтобы ты больше не находилась в проблемном окружении

— Что, ты имеешь в виду Эмму? — сказал я с горечью. — Это очень поможет. Они просто поймают меня в коридорах или во время обеда. Я уверена, это будет для них такой огромной проблемой. Я лишь надеюсь, что Уинслоу не подготовила их к учебной задаче, как меня найти.

— О, я многое с ними обсудил, — мрачно произнес папа, сжав руки в кулаки. — Они будут прислушиваться к любым жалобам. А если нет... ну, они будут. Поверь.

— Что ты сделал, пап? — с тревогой спросила я.

— Я знаю кое-кого, — сказал он. Ладно, меня это совсем не успокоило. Это походило на прелюдию перед признанием, что он на самом деле руководит местным отделением русской мафии или типа того.

— Пап... — сказала я.

— Я поговорил с кое-какими знакомыми из профсоюза, и они познакомили меня с дружественным адвокатом, и она дала совет, — добавил он. — Проконсультировала, как предъявлять им свои требования, и какие выражения использовать, чтобы они поняли, что я советовался с адвокатом. Они не желают дорогого судебного разбирательства или дурной славы — и она отметила, что 'Моя дочь пыталась покончить с собой, будучи запертой в шкафчике, набитом...' ээ, теми штуками.

— Использованными тампонами, — произнесла я с обманчивой любезностью.

Он явно смутился.

— Да, точно. Пресса будет повсюду. Она... ну, адвокат... короче, она была в шоке настолько, что... — он сделал глубокий вдох. — Ну, по ее словам, суть в том, что если школа не сделает все возможное, чтобы помочь, мы выиграем любое дело. И они тоже об этом знают.

— Тогда почему ты не подаешь в суд? — спросила я срывающимся голосом.

— Тейлор, — произнес папа, пытаясь подобрать слова. — Это уже случилось. Мы пришли к соглашению, и именно поэтому больница получила оплату счетов, включая любой дополнительный уход, который мог тебе потребоваться в долгосрочной перспективе, и вот почему мы получили немного больше, в добавок ко всему. И еще частью соглашения является то, что им необходимо продемонстрировать, что они предпринимают какие-то действия, чтобы предотвратить подобное в дальнейшем. Если нет, то они нарушают условия договора.

— Отлично, — сказала я.

— В общем, — сказал папа, — когда ты вернешься, если они снова попытаются что-то сделать — что угодно — сообщи школе. И расскажи мне.

Я взглянула на него с отчаянием. Как объяснить, что я не могу рассказать? Что все станет только хуже, если я сделаю это? Что это никогда не помогало и... я сделала вдох.

Это я так думала, или это влияние Мадам Секрет? Мысль появилась так внезапно, что я даже слегка засомневалась, является ли она моей собственной. Но дело было не в этом. Это была я, но это было воспоминание о том, как я себя чувствовала, когда Мадам Секрет была избита и закована цепи.

Это было здорово.

Было такое чувство, как было до маминой смерти.

— Я попытаюсь, — тихо проговорила я.

— Тейлор, пожалуйста, пообещай мне, что ты не просто попытаешься. Сделай это. Иначе... — и что бы ни хотел сказать папа, его прервал звонок телефона. Он снял трубку и оставил меня сидеть в тишине.

— Говорит Дэнни Эберт... о, Дженис... Что... Вот, дерьмо. Черт. он... ох, — я услышала резкий вздох. — Скоро буду, — сказал он. — Держись, — он положил трубку. — Тиму стало хуже, — сказал он, поджав губы. — Это была его жена. Я поеду в больницу и... ты собираешься...

Я быстро приняла решение.

— Я с тобой, — сказала я. Кажется, он удивился. Папа ожидал большего сопротивления. — Но... мне правда не хочется постоянно торчать в больнице. Я повидала более чем достаточно больниц за последние несколько месяцев. Я просто пойду на Набережную. Она довольно близко, верно?

Судя по виду, ему было некомфортно.

— Я бы предпочел, чтобы ты была рядом. — сказал он. — Мне правда не стоит таскать тебя повсюду, пока ты не пришла в себя на сто процентов.

— Ты не виноват в том, что случилось, — сказала я. — Но подумай вот о чем, пап! Набережная и ее окрестности безопасны. Там повсюду охрана. Я буду неподалеку, и вернусь, если ты позвонишь. И еще мне нужно прикупить кое-что, — отметила я. — Типа бальзама для губ. Они потрескались вчера, после того, как я всего лишь немного прошлась по улице. И теплые перчатки, потому что у меня мерзнут руки.

Он вздохнул, но согласился. Мне едва хватило времени, чтобы прихватить пальто и деньги, которые у меня еще оставались, прежде, чем мы поехали в больницу. Несколько раз мне пришлось напомнить папе, чтобы он придерживался ограничений скорости, и это было так на него не похоже, потому что обычно он был одержим осторожным вождением. У меня мурашки пробежали по коже при виде здания, где я восстанавливалась, от воспоминаний о лекарственном дурмане и ночах, наполненных кошмарами.

Папа отвлек меня, вручив пачку долларовых купюр, когда мы вышли из машины..

— Пообедай. И позвони мне, если потребуется помощь, или почувствуешь...

— Да-да, — сказала я и наклонилась, подставляя щеку для поцелуя. — Надеюсь, твоему другу станет лучше, — слегка удивляясь своему публичному выражению привязанности, произнесла я. Кажется, папа тоже удивился, но грустная улыбка на его губах того стоила.

— И я, — сказал он.

От больницы до Набережной было всего несколько минут ходьбы. Высотки сосредоточились в этой части города, заслоняя серый горизонт ущельями из стекла и стали. Я обогнула по окраине район Эштон Парк, прошла мимо похожего на теплицу сооружения над небольшим торговым центром 'Малый Париж', не собираясь туда заходить, я не платила за пропуск, и вышла на Вэар-стрит*, которая была началом Набережной. Технически улица находилась на окраине Доков, но с виду и не скажешь, что она относится к тому району.

*Wear Street:

1. Wear — ветхий, изношенный.

2. Анаграмма к 'street wear' оно же уличная мода.

С адаптацией названий у меня примерно также плохо как поэзией, и ничего приличного слепить я так и не смогла. Извините.

Поразительный контраст на расстоянии всего в полмили. Я все еще видела смутные серые очертания больницы над 'Малым Парижем', но она не принадлежала этому месту. Яркие плоские экраны, украшавшие здания, бесконечно крутили рекламу. Умная ткань, натянутая между зданиями, изображала солнечный день и продолжила бы это делать, даже если бы начался дождь. Там, где на стенах не было билбордов и рекламы, была чистая роспись. В городе даже пахло по-другому.

Туристы были повсюду, даже в будний день. Наверное, несправедливо называть их туристами, но местные просто так делают. Большинство из них не отсюда. Они просто приезжают на машине или поезде, ходят по магазинам и уезжают. Они выделяются. Они одеваются, будто у них есть деньги, даже если на самом деле это не так.

Мне известно, что папа рассматривал это в лучшем случае как неоднозначное явление, чего я не могла понять. Разумеется, это здорово, что в Броктон Бей происходит нечто подобное. Это не был технарский город, в отличие от некоторых мест типа Кремниевой Долины, но это помогало. Не будь мы так близко к Бостону, размах всего этого, несомненно, был бы крупнее.

Здесь все было лучше. И разве реклама не хотела, чтобы вы это знали? 'Ностальгия по завтрашнему дню' гласил плакат с рекламой духов. 'Прими свои фантазии'. И, конечно же, 'Почему бы не отбросить все тревоги?' Я задержалась у росписи с романтизированным изображением доков. Молодая девушка в белом платье, стояла на понтоне, держала в руке красный воздушный шарик и ела мороженое, глядя за горизонт. Роспись делали умной красной, потому что на заднем плане кружили чайки.

Разумеется, я заглянула в Другое Место.

Это было фальшивкой. Все это. Пластиковая облицовка облетела с голого бетона. Будто утренний туман — я принюхалась, едва осознавая, что я не должна ощущать запах такого рода вещей — в воздухе повисла дымка жадности, апатии и отчаяния. Плакаты с зеленоглазыми чудовищами, отдаленно похожими на женщин, гласили:

ТЫ САМА ВИНОВАТА В СВОИХ БЕДАХ.

Вернувшись в нормальный мир, я увидела, что монстры на самом деле были красивыми женщинами, а надпись 'Потому что ты этого достойна', напечатанная кокетливым шрифтом, по сути несла тот же посыл.

Девушка на росписи была покрыта черными надписями 'ненависть', 'месть' и 'презрение'. Ее руки и ноги были в красной краске, поэтому истекали багрянцем. Я принюхалась. Не краска, а кровь. Или, возможно, краска, пахнущая кровью. Я качнула головой и пошла дальше, спрятав руки в карманы.

Зависть, жадность и тревога под маской притворства, будто все в порядке. Другое Место как способ разрушить любые иллюзии, которые могли быть у меня насчет этого местечка. Спасибо.

Настенные экраны и навесы из умной ткани в Другом Месте, казалось, глючили. В некоторых местах они показывали свинцово-серое небо, разбитое пиксельными пятнами яркого цвета. В других они смешивались в абстрактный узор из бдительных глаз и копошащихся змей. Когда я засмотрелась, один из них моргнул и уставился на меня. И еще один. А потом еще, пока не оказалось, что вся улица пялится на меня.

Я задрожала. Паранойя? Или Другое Место дает понять, что за мной наблюдают? Разумеется, тут повсюду камеры, и частная охрана патрулирует этот район, отслеживая любые признаки неприятностей. Они хорошо оснащены — лучше, чем обычная полиция — и даже сумели поймать парочку недосуперзлодеев примерно год назад или около того. В любом случае, я не покинула Другое Место. Мне хотелось посмотреть, что делают глаза и змеи.

Качая головой, я направилась в Одежду Монарха, чтобы добраться до истинной цели моего визита сюда.

Прошлой ночью я немного подумала над тем, что надену, когда отправлюсь добывать те фотографии. Нельзя, чтобы меня опознали. Плюс, я буду заниматься супергеройской деятельностью, а этим принято заниматься в костюме. Даже люди, грабящие мелкие магазинчики, натягивают маски. Хотя они, в основном, делают это, чтобы их лица не запечатлело видеонаблюдение.

С другое стороны, у меня было не так много денег, даже с учетом неожиданной щедрости папы, и, разумеется, мне не светило заполучить снаряжение технарского производства как у правительственных кейпов или состоятельных суперзлодеев. А еще я была дылдой и ужасно смотрелась в спандексе.

Итак, в результате, создавая костюм, я преследовала следующие цели:

1) Не позволить никому узнать, кто я;

2) Костюм должен быть удобным и теплым, потому что на улице холодно; и

3) Потратить как можно меньше денег.

Для помощи в достижении этой цели я запустила старый комп моей мамы в студии и, после некоторой внутренней борьбы, подключила диалап. Мне не хотелось, потому что папе могло понадобиться позвонить, но надо было проверить кое-какие факты. Я хотела узнать, как другие герои скрывают свою личность.

Конечно, было легко узнать кто такие 'Новая Волна' на самом деле. Открытые лица, общедоступные личные данные. Я решила, что учитывая все обстоятельства и принимая во внимание все детали, показывать свое лицо — плохая идея. Также, я отмела маски домино. Я даже не представляю, как они крепятся. У них там... резинка или что-то типа того? Или их как-то приклеивают? Вообще без понятия. В любом случае, их не нацепишь вместе с очками. И смотреться на мне будет тупо.

Оружейник, главный среди местных кейпов, носил силовой доспех собственного изготовления, который покрывает его броней полностью, и который смог и остановил украденные военные ракеты. И может становиться невидимым. И, вероятно, раздает кофе. Мне точно стоит сделать такой. О, хотя, погодите, я же не Технарь и не могу собрать силовой доспех. Осознав, что теряю время, я исключила всех Технарей из поиска, а затем дождалась мучительно медленного соединения для обновления страницы.

Вот, Призрачный Сталкер, одна из местных Стражей — у нее об этом правильное представление. Согласно ее странице, она бывший мститель и, кажется, неплохо соображает. Скрывающая одежда, маска на все лицо, никакой голой кожи. Если бы я пыталась выследить ее по тому, что сумела подметить, то искала бы девушку где-то между... хмм, может, 12-13, если она ранний цветочек, заканчивая максимальным возрастом Стражей. Очевидно, Стражи учились в Аркадии — их бы ни за что не отправили в дыру, типа Уинслоу — что сужало круг тех, кем она могла оказаться, но все же. Намного сложнее вычислить. Вот это в моем вкусе. Полностью скрытое лицо, темная одежда, я могу просто натянуть балахон и, может, еще балаклаву, и тогда они не смогут увидеть мои волосы.

Разумеется, если бы я на самом деле хотела ее вычислить, то пришла бы на одно из их общественных мероприятий и отправила бы Ищейку выслеживать ее до дома. Это еще одна причина, почему я не должна присоединяться к Стражам. Общественные мероприятия. Выйти и стоять перед толпой, позировать или 'охранять' Набережную не является тем, что может мне понравиться. И если я буду членом Стражей, то не смогу уберечь себя и папу от людей со способностями, похожими на мои.

Человек. Это немного пугает. Мне чертовски легко выяснить, кем является любой кейп, попавший в поле зрения общественности, просто отправив Ищейку по его следу. Немного раздражает, что злодеи, по какой-то причине, решили держаться подальше от глаз общественности. Учитывая это, хорошо, что я на стороне хороших ребят. Хотя, будь это так легко для меня, многие злодеи, возможно, сумели бы выяснить личности многих правительственных кейпов. Раз они не используют эти знания, вероятно, это означает, что любой, кто попытается, будет в глубоком дерьме. И быстрая проверка подтвердила, что убийцы кейпов, обычно живут не долго.

Это по-своему обнадеживало. Возможно, придет время, когда мне придется вступить в Протекторат или Службу Контроля за Параугрозами. Я не питала иллюзий, будто сумею прыгнуть выше головы, если случится что-то действительно серьезное. Конечно, нам нужно будет переехать в другой город, если это случится. Была во мне частичка, которая не прочь иметь законную причину, почему мне нельзя быть Стражем в Броктон Бей, потому что это означало, что у меня появится повод переехать в новый город и новую школу. Но было бы эгоистично навязывать это папе.

Плюс, облажайся я настолько, это значило бы, что меня пытались убить. Эта мысль меня не вдохновляла.

Чуть больше двух лет. Я лишь усмехнулась, приходилось терпеть и подольше. Тогда я смогу вступить в Протекторат как взрослая. Буду хорошо зарабатывать. Если слухи правдивы, я смогу поступить в любой колледж по своему выбору, и мне оплатят учебу. Может, мне даже не придется так долго ждать. Если сообщу им в семнадцать с половиной, возможно, не придется вступать в Стражи на оставшиеся полгода. Просто буду держаться в стороне, пройду испытательный срок, который у них, очевидно, должен быть, и к тому времени, когда он закончится я буду практически готова уйти из Стражей. Уехать из Броктон Бей. Может, переехать на другой конец страны, в Лос-Анджелес, работать под началом Александрии.

Я едва могла дождаться.

Я улыбалась, пока шла к Одежде Монарха, чтобы раздобыть свой первый костюм. А потом запах снес меня, будто удар в живот. Кровь, страдания, апатия и множество других ужасных вещей перемешались друг с другом.

Запах потогонного производства*.

*(sweated labour/потогонный труд, sweatshop/потогонное производство) Работники, нанятые за небольшую плату и работающие зачастую по многу часов и в плохих условиях. Во многих бедных странах это относится почти ко всем, кто вообще имеет хоть какую-нибудь работу. В более развитых странах, где такая практика является исключением, работающие в таких условиях работники часто отделены от основного рынка труда такими факторами, как недостаточное образование, языковые барьеры, а иногда и своим статусом нелегальных иммигрантов.

Глава 2.08

О, нет. О, нет, нет, нет.

Ну, каковы были шансы? Первое же место, куда я зашла, продавало одежду из потогонного цеха. Либо мне и правда не повезло, либо существовал какой-то огромный сговор, приведший к тому, что большинство магазинов на Набережной торговали продуктами рабского труда. Или все вместе.

От одежды на вешалках передо мной разило как на складе. Вещи были окутаны алой дымкой страданий.

Я зажала рот руками и учащенно задышала в перчатки. Что я собираюсь делать? Что я могу сделать? Я скрыла Другое Место, но почему-то продолжала ощущать его запах. Всего вокруг. Все здание воняло страданием и мукой и... и мне пришлось успокоиться. Мне нельзя психовать. Не на публике. Даже если если я знаю всю правду об этом месте, что все эти люди покупают одежду, сделанную... нет!

Если устрою сцену, я могу снова оказаться в больнице. Я не хочу туда возвращаться. Не могу. Не стану. Им меня не заставить!

Только я осознала, что застряла на входе в магазин, меня толкнул толстяк, свирепо на меня зыркнув. Я убралась с дороги, чтобы не светиться. Мне не хотелось, чтобы люди обращали на меня внимание. Дико оглядевшись, я прошла в женский отдел и сделала вид, что выбираю обувь. Мне нужно было присесть, поэтому я нашла место и начала снимать обувь как можно медленнее.

Банальное снятие ботинок помогло мне слегка успокоиться. Мне казалось, что я все еще ощущала запах потогонного цеха, словно запах дыма, забившийся мне в глотку.

— Вы ищете что-то конкретное? — спросила у меня одна из продавцов-консультантов. На мгновение мир сместился в серость и ржавчину, и козьи рога из тусклого металла вырвались из ее бледной кожи. Затем видение Другого Места исчезло, и она снова заговорила. — У нас сейчас идет распродажа. Поэтому, если вам потребуется проверить, есть ли что-то вашего размера на складе, я буду рада помочь, но товары со скидкой быстро раскупают.

— Я еще не определилась, просто проверяю, какой у меня размер, — быстро произнесла я. — Если выберу что-нибудь, дам знать.

Аргх. Почему люди подходят и пытаются заговорить со мной? Притворяются, будто им не все равно. Они столь же ужасны, как некоторые учителя в школе, притворявшиеся, что им интересно. Они не помогали мне, а прямо сейчас и не смогут, даже если на самом деле захотят. Никто не сможет.

К счастью, консультант двинулась дальше. Мне нужно взять себя в руки. Я глубоко вздохнула, постукивая указательным пальцем в перчатке по зубам. Со мной такого не было с тех пор, как я научилась контролировать переключение между Другим Местом и реальностью. Я была на грани слез. Нельзя терять контроль. Нельзя начинать лить слезы.

Но их оказалось слишком много. Больше, чем я могла представить. Одна нелегальная фабрика — это одно. Но это был большой универмаг. В моем смутном представлении был один сомнительный магазинчик, получающий втихаря товары оттуда, но чтобы настолько большой? Что мне делать? Что я могу сделать против такого?

Была ли это вообще незаконная фабрика? Да, решила я. Она должна быть такой. То, что выглядело настолько ужасно и настолько же ужасно ощущалось, не могло быть законным. Не должно быть законным.

Я пошла, разыскала уборные и заперлась в одной из кабинок, пока не успокоилась. Я промокнула глаза салфеткой и умыла лицо. Взглянув на себя в зеркало, я вздохнула.

— Ты в таком дерьме, — тихо сказала я отражению в зеркале. — Возьми себя в руки покрепче.

Конечно, я могла это сделать. Это моя фишка. Так что я выдохнула мое беспокойство и волнение, а потом прибила его к потолку.

Я чувствовала себя лучше, выходя из туалета, где осталась извивающаяся штука с моим лицом. Не было нужды ни о чем беспокоиться. Потогонное производство было ужасно, и я собираюсь убедиться, что его закроют. А потом я заставлю заплатить и это место. Да, это совершенно ясно и логично.

Мне почти хотелось рассмеяться. Да, это большой магазин. Но если я прикрою нелегальную фабрику, их поставки будут перекрыты. и тогда, если мне удастся добыть доказательства их связи с этим, я смогу заставить их заплатить. Я ненавижу задир. Я так сильно их ненавижу. И то что они делают, заставляя людей страдать безо всякой причины — ради дешевых шмоток — это худший вид издевательств, потому что их это не волнует..

Что ж. Я заставлю их поволноваться.

Перво-наперво, нужно убедиться наверняка, что одежда здесь была сшита именно в том потогонном цехе. Возможно, он не единственный в Броктон Бей. Я кивнула самой себе. Да. Ищейка сумела найти мамину флейту, значит, почти наверняка, сможет добраться туда, где были пошиты эти вещи. Я открыла глаза в Другом Месте, уставившись на грязь и гниль. Одежда с нелегальной фабрики была дешевой, и лишь ее я могла себе позволить. Я чувствовала, что мне должно быть плохо из-за этого, но ничего такого не было. В любом случае, я собиралась все исправить.

Ты, подумала я об Ищейке. В этот раз я тебя не выпущу. Ты останешься внутри и покажешь мне, что видишь. Я сжала руки в кулаки и ноющая боль помогла мне сосредоточиться. Мне показалось, будто я наткнулась на препятствие, вжавшись лицом в целлофановую пленку. Кожа по всему телу ощущалась натянутой и слегка неправильной формы.

И внезапно оно поддалось.

Все произошло не так естественно, как обычный переход в Другое Место. Ощущения были интенсивнее. Вы когда-нибудь чувствовали давление на свои глазные яблоки, когда открываешь глаза на дне бассейна? Было не похоже на это, но было не совсем непохоже. Давление было за закрытыми глазами. Как будто мир вокруг меня истончился, утратил плотность по сравнению со мной.

Покачнувшись, я попыталась справиться с накатившей волной головокружения, которая почти меня одолела. Надо было присесть, прежде чем пробовать сделать подобное, подумала я с оттенком пьяной игривости.

Освещение стало приглушенным и тусклым. Цветов почти не было. Но изменения затронули далеко не только такие мелочи, как спектр. Я видела очертания, но они ничего не значили для меня. В этом свинцово-сером, бесформенном мире мое зрение почти утратило смысл. Или, возможно, мой разум начал работать неправильно, потому что если бы я сфокусировалась, то смогла бы прийти к заключению, что смотрю в зеркало. Чтобы понять это, мне потребовались долгие секунды.

Но это не имело значения. Я не нуждалась в нормальном зрении. Я могла ощущать очертания пространства вокруг меня также, как чувствовала положение рук и ног, даже когда не смотрела на них. Распахнув глаза, я слонялась по торговому залу. Я знала, что передо мной человек, вешалки с одеждой, эскалаторы на следующий этаж. Я была практически слепа, однако, просто знала где что не глядя.

Более того, я могла видеть потоки, по которым следует Ищейка в поисках предметов. Я видела тонкие как волосы нити, которые которые оставались, когда высокий и худой человек касался какой-нибудь вещи, паутинки в воздухе быстро терялись в дымке потоков, окружавших его. Я видела толстую железную цепь, что приковала его, захлестнув шею, к полной женщине стоявшей рядом. Когда я обратила внимание на конец цепи, я смогла увидеть как много других цепей, нитей и проводов обернулись вокруг размытой и нечеткой фигуры человека.

Но мне не нужно было просто сфокусироваться на этом узле. В то же время, я могла сосредоточиться на узле рядом с ним — женщине, о которой я смутно помнила. И узле позади меня. И тех узах, которые они поддерживали. Так много ключевых точек. Все эти цепи. Я могла видеть их все. Мне — Ищейке — было плевать, что я даже не сталкивалась с большинством из них.

Я закрыла глаза руками, пытаясь отгородиться от этого. Не помогло. Я продолжала все видеть. Видеть не глядя. Я пошатнулась и, потеряв устойчивость, уцепилась за размытые очертания того, что являлось вешалкой для зимних курток, насколько я знала. Для меня это было чересчур. Мое внимание переключилось на узы куртки, и я увидела цепи тянущиеся от нее. Я потянулась и схватилась за самую толстую, пытаясь вернуть себе вертикальное положение с помощью чего-то, что не было реальным, и, дотронувшись до нее, я поняла, что куртка связана с потогонной фабрикой. Восприятие перегрузило впечатлениями, и я отчаянно вытолкнула из себя сознание Ищейки.

Волна света и звука ударила по мне, когда мир вернулся в более-менее нормальное состояние. Покачиваясь, я нашла, где присесть, и попыталась отдышаться. Я чувствовала, как по лбу стекает холодный пот.

Та... та штука, которую я сотворила из себя, видела мир таким все время. Неудивительно, что оно стало чудовищем. Что за человек способен вынести все это и остаться в здравом уме? Я устало огляделась вокруг. Свет казался таким ярким, и все же мое восприятие выглядело таким ограниченным по сравнению с тем, что было тогда.

Я сделала глубокий вдох и вытерла лоб рукавом. Взглянув на гудящие светильники над головой, я подумала, что делать дальше. Я не смогу купить костюм здесь. Вещи, которые я могу себе позволить, были пошиты в том месте. Я могу пойти поискать другой магазин. Свалю отсюда. Вернусь, лишь когда придет время заставить их заплатить.

Кроме того, есть другой способ, как я могу заставить их заплатить. Буквально. И, сделав это, я смогу получить приличный, качественный костюм из дорогой технарской ткани. Мне просто нужно взять необходимое отсюда, не заплатив. Технически, это будет кража. Технически и по закону. Но будет ли это неправильно с точки зрения морали?

Какое-то время я раздумывала над этим. Я точно знала, что этот магазин получает прибыль с того, что я видела в Доках. И они должны знать, что все не совсем честно, судя по тому, как много одежды оттуда они получают. А даже если они не в курсе, бьюсь об заклад, они не задали вопросы, которые должны были задать. Что сделало их соучастниками преступления.

С определенной точки зрения, будет кармической справедливостью, если я 'получу' свою маскировку в этом месте. Мне нет нужды сворачивать одежду и прятать ее под пальто, или что-то в этом роде. Нужно лишь отправить куклу-херувима или парочку, чтобы взять вещи, которые я использую, вернувшись домой. Я могу спрятать их под кроватью. И никто никогда не узнает.

Юридически, это будет воровство. И останется таковым, даже если что-то вроде 'мои парачеловеческие способности говорят, что они получают доходы от рабского труда' было бы допустимо в качестве доказательства. Хотя может и допустимо. Я не в курсе парачеловеческого законодательства. У них точно должен быть какой-то способ, чтобы агенты-экстрасенсы из ФБР и иже с ними могли предоставлять доказательства, верно? Нет, я просто отвлеклась.

Я должна быть с собой честна. Я делаю это из благих побуждений? Я взвесила этот вариант. С одной стороны, я собираюсь украсть... ох, вероятно, больше сотни долларов. Как минимум. Одно лишь пальто стоит больше. По крайней мере, в обычных обстоятельствах это неправильно.

С другой стороны, я делаю это не для собственной выгоды. Я не смогу носить эту одежду в обычной жизни. Ей предстоит стать частью моего супергеройского костюма. И магазин получает доход от действительно, по-настоящему ужасных вещей. Таким образом, я отберу вещи у плохих парней и использую их, чтобы помочь людям, которым они причиняют боль. Мне нужна хорошая маскировка, иначе они смогут выследить меня, а потом навредить отцу. И мне тоже.

В конечном счете, для меня это морально приемлемо. Пока не войдет в привычку.

И я не смогу носить вещи сделанные на потогонной фабрике. Просто не смогу. Это неправильно. И, я осознала что, если стану что-то делать в Другом Месте, когда эта одежда на мне, то буду постоянно ощущать ее запах. Она будет касаться моей кожи. Я буду касаться ее.

Нет. Я не смогу. Я не стану.

Глубоко вдохнув, я сделала свой выбор.

Я не пыталась выглядеть невинно, или будто не хочу привлекать внимание. Годы травли научили меня, что попытки выглядеть, словно не хочешь, чтобы люди обращали на тебя внимание, лишь заставляют их еще пристальнее приглядываться к тебе. Так что я просто ходила, осматриваясь, как будто хочу сравнить пальто в нескольких магазинах, прежде чем что-то куплю. Я хотела какое-нибудь черное или серое, которые сложнее заметить ночью. Также я попросила одного из продавцов помочь мне. Ее имя, согласно бейджику, было Привет-меня-зовут-Мэри.

— Хм, так, — спросила я у нее, — эта одежда этичного производства?

— Простите? — сказала она.

— Ну, вы слышали об этих потогонный фабриках, где шьют одежду, — сказала я. — Все это ведь не пошито на потогонной фабрике, так? Все по высшему разряду?

Привет-меня-зовут-Мэри покачала головой.

— Все это от этичных поставщиков, — сказала она мне.

Что ж. Она мне солгала. Или просто не в курсе. В любом случае, это означает, что магазин лжет своим клиентам и притворяется, что все чисто. Часть моего отвращения к этому растаяла. Они сами напросились.

— Вы ищете что-то конкретное? — спросила она.

Я нахмурилась.

— Что-нибудь теплое, но не слишком тяжелое, — сказала я. — Мне хочется... знаете, быть в состоянии нормально в нем двигаться. Не одно из тех длинных пальто, в которых фиг залезешь в автобус.

— Скоро поступят пальто с длиной три четверти, — произнесла она ободряюще. — В Рождество поступило очень много сюртуков. У нас большой выбор.

Я слонялась, рассматривая различные пальто. Они были не дешевые. Сотни долларов каждое, минимум. Но они выглядели так здорово. Я погладила рукав двубортного пальто темно-серого цвета и приложила его к себе. О, Боже, это сработает так замечательно. Уверена, этот оттенок будет почти неразличим в ночных тенях. Я примерила, и оно оказалось немного великовато в плечах, но ощущения были классными.

— Разве оно не промокнет и потяжелеет? — спросила я.

— Может, оно выглядит как шерстяное, но это не так, — услужливо сказала Привет-меня-зовут-Мэри. — Его можно стирать в машинке. Оно сшито из действительно умного синтетического материала, который ощущается как шерсть, но не так впитывает воду. Вам не придется сдавать его в химчистку.

А вот это полезно. Рано или поздно, мне, вероятно, придется лазить по грязи и слякоти, и я не могу уйти, взяв что-то, что придется стирать в химчистке. Если бы я могла просто отнести его в прачечную, пока папа на работе, хотя... да, это сработает. Привет-меня-зовут-Мэри только что продала мне его. 'Впарила'. Я посмотрела еще, но уже приняла решение.

— Спасибо за помощь, — поблагодарила я ее. — но все эти вещи похоже слишком велики в плечах и болтаются. Всмысле, мне нравится длина, но... — я пожала плечами. — Так сложно что-то подобрать, когда ты каланча, — скромно проговорила я.

— Вы рассматривали иной вариант? — спросила она. — Сюртуки предназначены, чтобы сделать вас визуально стройнее за счет зауженной талии и более широких плеч, и, — она взмахнула руками, — расклешенного подола, но вам, вероятно, подойдет что-то более прямого покроя.

Я покачала головой.

— Может, я еще вернусь, — сказала я, — но, кажется, мне придется поискать в других местах. У вас размеры слегка большемерят.

Она хихикнула.

— Я тоже заметила, — сказала она. — Ну, если вы захотите примерить у нас что-то других фасонов, возвращайтесь, и я постараюсь помочь.

Я вздохнула про себя, когда она ушла к кому-то другому. Она казалась милой, но все это место было настолько фальшивым, что я не могла этому поверить. Особенно, пока они продают вещи с потогонной фабрики в Доках. Переключив восприятие на Другое Место, я создала крылатую куклу и начала отходить от пальто.

— Давай, возьми и положи под мою кровать, — сказала я кукле. Когда я обернулась, пальто, которое я примерила, уже исчезло. Я слегка улыбнулась про себя. Прохаживаясь по магазину, я потихоньку добавила еще несколько вещей в мою коллекцию, убедившись, что каждая из тех, что я 'покупала', подходящего размера. К концу моего визита, я взяла две пары брюк в деловом стиле почти того же оттенка серого и черный свитер с высоким воротником. Все они дорого стоили, но, разумеется, я брала их только чтобы избежать вещей, испорченных в Другом Месте. Кроме того, магазину сильнее навредит, если я возьму эти вещи. Немного поразмыслив, я взяла темно-серую шляпу, вроде тех, что носили частные сыщики в старых фильмах. В конце концов, я же детектив. О, и очень хорошая пара черных кожаных перчаток, которые подходили... хм, как перчатки.

Чтобы никто не заподозрил, что я на самом деле там делала, я купила пару дешевых перчаток, к счастью, не вонявших потогонной фабрикой. Затем я ушла, ощущая головокружение, и даже легкий восторг. Все получилось так легко. Мир слегка вращался, и я немного переволновалась, так что я присела ненадолго на скамейку возле магазина... У меня не получалось выбросить это из головы. Мне просто нужно вести себя нормально и продолжать шоппинг. 'Шоппинг'. Хах.

Мой порыв был вызван иррациональным приступом зависти, когда я наблюдала, как некоторые люди выходят из магазина. И хуже всего, что он не был иррациональным. Я набрала вещей больше, чем на пятьсот долларов — одно лишь пальто стоило двести пятьдесят. Вещи, что я взяла, стоили больше, чем мы обычно могли потратить на мою одежду за полгода, но люди оставляли в магазине и куда большие суммы. Просто покупая что-то мимоходом. Даже не задумываясь о том, сколько потратили. Они были слишком заняты разговорами по своим смартфонам или что-то делая через умные очки. Также, и эта как-шерсть-только-лучше ткань, похоже технарская, — у этих людей было вообще хоть что-нибудь, что не являлось какой-то футуристической роскошью, разработанной в лабораториях паралюдей?

Если начистоту, у моего смятения было две стороны. Часть меня хотела трясти их, крича о том, откуда берутся их безделушки и наряды, в каких условиях вынуждены трудиться рабочие, изготавливая некоторые из них. Они ведь что-то предпримут, станут вести себя по-другому, если будут в курсе? Но была и обычная зависть. Я не из тех девушек, которые одержимы шмотками, но... было бы неплохо иметь дорогие вещи типа этих. Или тех, какие есть у Эммы. Когда мы были подругами, я получала от нее очень крутые подарки, и даже сейчас, насколько я знаю, ей достаются самые модные вещи. Потому что у нее богатый папа.

Это нечестно.

У меня начала болеть голова, ноющей болью прямо за глазами, так что я купила перекусить и нашла место, где можно посидеть. Делая это, я намеренно вообще не заглядывала в Другое Место. Мне не хотелось видеть ничего, что могло бы испортить мне аппетит.

С упакованным сэндвичем с ветчиной, пачкой чипсов и напитком в бутылке, я устроилась в одном из садов под фальшивым голубым небом Набережной. И было просто замечательно, что я сидела, потому что как только я открыла бутылку меня прошибло внезапной волной озноба. Он пробегал вниз и вверх вдоль позвоночника, меня скрутила судорога, заболел живот. Я заскулила.

Казалось, ничего странного не происходит. Просто люди занимаются своими делами. В этом маленьком саду обедали еще несколько человек, и, ни у кого из них, похоже, не было никаких проблем.

Возможно, это был знак, что я злоупотребила своими силами. Не уверена, что я когда-либо применяла ее так часто и с такими короткими короткими интервалами. Я, уж точно, не перемещала вещи, как в этот раз. И я читала в интернете, что большинство Умников страдает от мигреней, если слишком часто применяют свои способности. Я тоже в основном Умник — просто из тех, кто создает конструкты из того, о чем подумали — поэтому, такое ограничение, походу, применимо и ко мне. И моя лучшая догадка состоит в том, что создание телепортирующих проволочных кукол гораздо 'изнурительнее' меньших воздействий, или обычного взгляда в Другое Место.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с неприятной тошнотой и головокружением. Думаю, это еще один нюанс, которым я расплачиваюсь за гибкость своих сил. Крису Бэнкрону удавалось весь день телепортировать вещи вокруг в Разные Места. Ой, точнее, парню, которого он играл. И тот фильм был так себе.

Мое внимание привлекли крики и, полуобернувшись, я увидела как пара охранников избивает парня моего возраста на Набережной. Перевернутый скейтборд на земле рассказал все, что мне нужно было знать. На Набережной повсюду стояли знаки 'Не кататься', и охрана довольно строго следила за этим. Он пытался протестовать, но они не обращали внимания.

Я хотела вмешаться. Да, конечно, он катался в неположенном месте, но вы бы слышали слухи о том, что охранники тут вытворяют. Ну, до меня доходили слухи, в основном от папы, который называл их кучкой головорезов со значками и говорил, что в них собрались все худшие черты полиции и ни одной положительной. Но что я могу сделать?

Скука, вдруг подумала я. Если я смогу заставить охранников заскучать, они не станут продолжать то, что делают. Скука, скука, скука... серая, цепкая, душная, как дни, что я проводила в психиатрической больнице, где мне нечем было заняться. Я представила ее, воскресила в памяти и выдохнула. Она тут же сложилась в колонну дыма без огня, без каких-либо примет и деталей.

Хах. Кажется, Скуку довольно легко себе представить и не требует много деталей. Это может пригодиться позднее.

— Иди, — прошептала я ей.

Серый туман стелился по земле, бурля и кипя, а потом втянулся в двух охранников, которые исчезли в серой тени в Другом Месте. Я улыбнулась и стала ждать когда подействует.

Однако, ничего не произошло. По крайней мере, до того момента, пока они не ушли из моего поля зрения. Почему это не сработало? Ведь если бы им стало скучно, они бы просто ушли и занялись чем-то еще? Возможно, я сделала конструкт недостаточно сильным. Или, может, они были достаточно хорошо обучены, чтобы делать свою работу, даже если им скучно.

Я вздохнула. Это еще ни о чем не говорило. Впрочем, я не так хороша в том, чтобы влиять на эмоции, которые не являются моими. Аргх. Видимо, мне нужно выяснить, как заставить людей делать то, что я хочу, чтобы это стало действительно полезным. Отлично. Спасибо, силы. Будь мне известно, как заставить людей делать то, что я хочу, у меня были бы друзья.

Стряхнув крошки с одежды, я встала и выбросила мусор в урну. Я могу закончить все, что мне нужно, а потом просто поискать место, где почитать. Может, библиотеку.

Но сначала мне нужно кое-какое снаряжение, которое не продается в обычном магазине, поэтому я отправилась в магазин распродажи армейских излишков на окраине Набережной. Внутри немного пахло застарелым потом, и у меня появилось ощущение, что женщины нечасто туда заглядывают.

На плакатах в в магазине говорилось о патриотизме, необходимости быть готовым и 'что ты будешь делать, если нападет Губитель?'. Что ж, давайте-ка посмотрим, я стану беженцем или погибну от утопления, стану беженцем или погибну от радиации, или останусь в Броктон Бей, застряв в лагере для интернированных, или умру от странной психической фигни. Простите, Излишки Сэмми, но я не уверена, что вы будете так полезны, как думаете.

Внезапно на меня навалилась депрессия. Хотя я же теперь кейп. Я должна буду пойти добровольцем в ОЗП* для одного из резервных отрядов паралюдей, даже если не собираюсь проходить государственную регистрацию. Даже некоторые преступники делали это, вероятно, рассчитывая на смягчение приговора и возможную реабилитацию. А я не преступница.

*Скорпион считает каноничную модель взаимодействия правительства с паралюдьми ужасной. И речь даже не о запредельной ненависти Уайлдбоу к органам власти, а о том, что правительственные учреждения США не называются и не структурируют себя так, как там показано. Поэтому в Имаго он ввел ОЗП (PPD) — Отдел по Защите Паралюдей (the Parahuman Protection Division), который является частью Министерства Национальной Безопасности США. ОЗП занимается делами паралюдей на территории США, поддерживает актуальный реестр, координирует межведомственную работу и т.д. СКП (Parahuman Response Teams) — это оперативные группы для решения кратко— и среднесрочных задач, поэтому заслуживает называться 'группой' (речь идет о названии структуры на английском).

Но... у меня в основном силы Умника. Что я могу? Реальные цифры не сообщали, но всем было известно, что уровень потерь в боях с Губителями действительно высок. Мне не хотелось умирать. Я не хотела столкнуться с Губителем. Я бледнела от мысли, как одна из этих штук, этих живых природных бедствий, будет выглядеть в Другом Месте. Я бы взглянула на него, если бы хотела что-то с ними сделать. Если потогонная фабрика была настолько ужасна, то как может выглядеть нечто, убивающее миллионами?

Но, разумеется, моя обязанность — помочь, верно? Я просто... Не хочу столкнуться с Губителем. Я не хочу умирать.

Нет. Я не должна думать о чем-то подобном. Протекторат не посылает в бой людей, которые не могут помочь, и я, все равно, еще слишком молода. Если до этого дойдет, я справлюсь, но пока мне не нужно об этом думать. Чтобы отвлечься от этих нездоровых мыслей, я продолжила искать последние части своего костюма.

Моей маме удалось избежать поимки во время совершения злодеяний в противогазе с балаклавой, так что, видимо, этот прием работает. В этом есть смысл. Меня будет трудно опознать, и, к тому же, это может помочь против газа или дыма, или даже способностей некоторых кейпов. Обязательно должен существовать злодей с ядовитым газом или кто-то, создающий червячков, которые попытаются заползти к тебе в рот. Я думала о том, чтобы покопаться в хламе в подвале или на чердаке и попытаться найти ее старый, но спустя двадцать лет маловероятно, что он будет в отличном состоянии, даже если у меня получится его найти.

Помимо того, мне правда не хочется, чтобы папа такой: 'Хмм, в городе новый супергерой, одетый в то, что похоже на старый костюм моей жены из времен, когда она была активисткой. Кто бы это мог быть?'

Это плохо кончится.

Было нетрудно найти, где у них лежали противогазы, и еще был большой выбор балаклав. Я решила приобрести один из лучших, с подкладкой из фольги. Он выглядел теплее и удобнее, и я буду его носить совсем недолго. Также, я смутно помнила, что видела в каком-то криминальном шоу, будто подкладка из фольги может заблокировать микроволновую камеру, так что меня, возможно, будет еще сложнее опознать.

У меня хватало денег, но — я поджала губы и слегка поморщилась из-за треснувшей кожи — я не хотела ассоциироваться с кем-то, кто покупает подобные вещи. Противогаз — это не совсем обычная покупка. И будь я руководителем отдела по розыску преступников, я бы с подозрением относилась к людям, покупающим противогазы и балаклавы.

Ну, решение этой проблемы очевидно. Три куклы-херувима из колючей проволоки, и противогаз с балаклавой оказались под моей кроватью, а деньги за них в кассе. Это вовсе не воровство. По факту, это я технически останусь с носом, потому что не смогу их вернуть, если окажется, что они не соответствуют стандартам.

Мне было так паршиво. Нет, очень, очень плохо. Я почувствовала тошноту и головокружение, и мои губы снова начали кровоточить. Парень за кассой забеспокоился и спросил, хорошо ли я себя чувствую.

— Голова немного кружится, — призналась я. — Я просто выйду на улицу и поищу, где можно немного посидеть. Прошу прощения, у меня просто падает уровень сахара в крови, если я не ем какое-то время, все становится немного размытым, и я сейчас поняла, что пропустила обед, извините. Это не сахарный диабет. Все будет в порядке.

Не уверена, поверил ли он мне — на самом деле, уверена, что нет, но он меня отпустил, и мне удалось найти скамейку и присесть на свежем воздухе, обхватив голову руками. Ой. Ой, ой, ой. Думаю, у меня появились доказательства, что злоупотребление способностями влияет на мое тело. Отлично. Просто отлично.

С другой стороны, теперь мой костюм спрятан под кроватью. Я могу сделать этот мир лучше. Или, по крайней мере, подумала я с тоской, я смогу это сделать послезавтра. Потому что завтра у меня будет эта дурацкая встреча в школе по поводу моего возвращения. Я действительно не ждала ее с нетерпением. Я пыталась закрыть нелегальную потогонную фабрику, и мне не нужна была школа, которая даже не способна обеспечить мою безопасность. Все равно, им на меня наплевать. Они наверняка не хотят моего возвращения.

Может быть, папа достаточно перенервничает из-за того, что там с его другом, чтобы перенести ее?

Глава 2.09

Нет, разумеется, папа не отменил встречу в школе. Это было бы слишком похоже на удачу.

Не то, чтобы я хотела, чтобы он чувствовал себя так плохо, только бы ее отменить. Всмысле, его друг, возможно, умирал. Мне не хотелось, чтобы ему пришлось пройти через это. Ни чуточки.

Просто, я также не хочу проходить через это. Тем более, что я не выспалась прошлой ночью. Когда я лежала в темноте, чудовищность совершенного деяния поразила меня внезапным приступом нервозности. Я украла вещей на сотни долларов. О чем я только думала? Меня могли поймать. Я слышала в школе, что охранники на Набережной убили кого-то, кого поймали на краже в магазине, и все замяли. И теперь все это лежит у меня под кроватью, что если папа туда заглянет?

В конце концов, папа вытащил меня из постели, и мне пришлось прибить Плаксу к стене. Я вышла из ванной умытой, бодрой и ощущающей себя чуть больше похожей на человека.

— Видишь, — сказал мне папа. — Я же говорил, что тебе станет лучше, когда ты встанешь в постели и поплескаешь холодной водой себе на лицо, — он вяло усмехнулся. — Помни, ты все еще более ранняя пташка, чем я. Мне нужны кофе и вода.

Сам того не подозревая, он поднял действительно интересный вопрос. Что будет, если я закрою Плаксу в банке из-под кофе, а не приколочу к стене? Годы жизни с отцом заставили меня связывать запах кофе с пробуждением. Будет ли эта ассоциация дольше удерживать его взаперти? Придется попробовать как-нибудь.

— ...а может и нет, — сказал папа, ошибочно приняв мои размышления за дрему. — Давай-ка, малышка, поешь что-нибудь, а я выпью еще кофе.

На папе был костюм, и он заставил меня надеть блузку и простую черную юбку. Они обе оказались чуть маловаты, потому что не были новыми, а я расту, как сорняк. Я пыталась не горевать оттого, что впервые, когда у меня появилась хорошая, новая, элегантная одежда, которая мне подходит, я не могу ее носить. Мне приходится прятать ее под кроватью. Она не только является моим костюмом, но и папа начнет задавать неудобные вопросы, если я ее покажу. Иронично, я считаю.

Нет, вместо нее я надела блузку, которая была слишком тесной в плечах и показывала браслеты, скрывающие шрамы на руках. Конечно, я не могла даже попытаться скрыть один на лице. Я не подумала о макияже вчера, и я не знаю, как его наносить, даже если бы пришлось. Думаю, скоро придется научиться. Если я смогу их скрыть, надеюсь, никто не станет пялиться. Я просто знаю, что люди начнут как-нибудь тупо меня обзывать, если не разберусь с этим в ближайшее время, 'морда полосатая' или 'черкаш*' или еще как-то.

*В оригинале 'skid mark' — что означает след от покрышек, и в жаргонном варианте собственно 'черкаш'. Ну, и, поскольку, речь идет о тупых прозвищах, я утопила педаль в пол и взяла максимально обидный вариант.

Мы молчали по пути туда. Ну, это я притихла. Папа пытался меня успокоить, говорил, что все будет хорошо, но мне даже не нужно было проверять в Другом Месте, чтобы знать, что он лжет. А когда это сделала, я увидела дрожащее мерцание, которое было лишь затухающим ореолом по сравнению с недавней Геенной, взметавшейся невидимым штормом. Он так волновался, что это перекрывало его гнев.

Что ж. Отлично. Это не имеет значения. Моей злости хватит за нас обоих. И если я не была рассержена раньше, то разумеется, я разозлилась, когда увидела отражение школы в Другом Месте.

Она была такой... непримечательной по меркам того места.

Как ты смеешь, с яростью думала я о Другом Месте. Как ты смеешь показывать, будто в ней 'все не так уж плохо'! Будто 'не хуже, чем где-нибудь еще'! Она должна быть гнусной пыточной! Тюрьмой, пульсирующей от боли и страданий, происходящих внутри! Не... не просто ржавой, обветшалой и грязной, как и все в Другом Месте. Даже если то, что случилось со мной, не изменило ее в соответствии с внутренностями шкафчика — а должно было! — тогда годы страданий, изоляции, всего ужасного, что они делали со мной, наверняка должны были оставить свой след!

Я сжала руки в кулаки, закипая. Я предпочла гнев страху. Я определенно не плакала. Размытое зрение, когда я покинула Другое Место, было лишь признаком того, что мне могут понадобиться новые очки. Или что я слишком привыкла к своему идеальному зрению в Другом Месте.

— Ты в порядке? — спросил папа.

— Нет, — пробормотала я, вытирая глаза рукавом. Как я могу быть в порядке? Что за тупой, тупой вопрос? Почему со мной никогда не происходит что-то хорошее? Я ненавижу свои дурацкие силы. Все что они делают, это говорят мне то, о чем я знаю и так на протяжении многих лет — мир прогнил и полон лжи. — Давай покончим с этим, — безрадостно произнесла я, потянувшись и сжав его руку.

Сегодня был учебный день. Я не думала об этом раньше, но когда мы подошли к школе, я услышала, как шумят дети, переходящие из класса в класс.Стоило осознать, и холодная рука сжала мои внутренности. Там есть люди. На меня, возможно, будут пялиться.

На меня будут пялиться.

Нет. Никто не собирается на меня смотреть. Я в трудом подавила взрыв нервного хохота, потому что не хотела, чтобы папа заметил. Все будет как обычно. Такова моя жизнь. Либо меня проигнорируют, либо я привлеку нехорошее внимание. Игнор лучше, но все же неприятно. Я знаю все об одиночестве. Я знаю все о людях, которые которые не хотели говорить со мной, притворяясь, будто меня там не было. Едва ли я могла такое вообразить.

Мое одиночество было подобно мареву, почти невидимому облаку искаженного воздуха, сквозь которое все, что видишь, кажется дальше. Оно тихо шептало разными голосами, но я не могла понять, что оно говорит. Среди тумана было несколько одиночных бабочек с ржаво-алыми крыльями. Я связала их вместе, и переплетенные цепи окружили меня защитным коконом.

Думаю, назову это Одиноким Полетом. Нет, погодите. Это звучит тупо. Отдаленная Дымка. Да, звучит лучше. Ну, чуть-чуть лучше. Нет, так тоже ужасно. Мне нужно что-то... содержательное. Как 'Изоляция'. Вообще, это сработало. Возьму на заметку.

Мне еще нужно придумать прозвище для моей личности кейпа. Это так трудно. Как людям удается придумать что-то, что будет хорошо звучать?

Неповоротливый монстр и открытыми ранами на руках и лице, с тенью чего-то животного — может, козлиного — в его чертах, прохаживался по коридору. Я преградила ему путь, и он обошел меня без каких-либо признаков, что заметил меня.

— Простите, — спросил он у папы, — вы заблудились?

Папа остановился.

— Я просто ищу кабинет директора для... Ну, у меня с ней назначена встреча, — сказал он, озираясь. — Это насчет... — он посмотрел прямо на меня. — Ну, мне нужно с ней поговорить.

— Поднимитесь по лестнице, — сказал, пожав плечами, громадный монстр — качок в нормальном мире, — Там будет указатель и все такое.

— Спасибо, — сказал папа, нахмурив брови и смутившись.

— Без проблем, — сказал парень и отошел.

Я снова вдохнула Изоляцию.

— Ну, пойдем, — сказала я папе.

Папа моргнул.

— Где ты была, Тейлор? — спросил он, нахмурившись.

— Позади тебя, — бойко ответила я. — Этот парень шел почти прямо на меня. И, — я сглотнула, — мне не хотелось, чтобы он меня заметил, — Технически, это не было ложью. Я отступила за папу, и я не хотела, чтобы тот парень меня заметил.

Похоже, он принял мои слова. Прятаться вот так было ошибкой. Он заметил, что меня там не было. Или, может, он не мог вспомнить, где я была. Не совсем уверена, как работают способности, но готова поспорить, что они заставляют людей игнорировать меня также, как и все в школе.

В любом случае, мне не стоило этого делать. Но это оказалось очень полезное умение. Пока мы поднимались по лестнице, мне приходилось сдерживать желание улыбнуться. Я не являюсь очень сильным парачеловеком ни в одной из областей. Конечно, я могу влиять на эмоции людей, но несколько лет назад был канадский злодей, который мог заставить кого угодно влюбиться в него, и мое влияние терялось по сравнению с этим. Конечно, он словил ракету от беспилотника в лицо — может, ее тоже влекло к нему — так что, от этой способности было больше хлопот, чем она того стоила. Возможно, у меня слабые личные способности, но также есть целый мешок эффектов, все из которых происходят из моей базовой способности Умника видеть Другое Место.

У меня возникло подозрение, что я больше похожа на Эйдолона, чем на Александрию. Только, знаете, значительно слабее и менее гибкая. Не очень похожа на него, но он был самым знаменитым героем с кучей способностей, о которых я могла подумать. Я была не слишком помешана на кейпах.

— Тейлор? — спросил папа, остановившись перед кабинетом директора. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Я сделала глубокий вдох.

— Хорошо, — сказала я. — Давай уже... — я запнулась, — покончим со всем этим? — я обратила это в вопрос, сама того не желая.

Он слегка усмехнулся.

— Вот это настрой, — сказал он.

После короткого ожидания в приемной, нас впустили в директорский кабинет. Директор Блэквелл была небольшого роста, с узким лицом и крупным носом, из-за чего ты ощущаешь будто смотришь на край топора. У нее были светлые волосы подстриженные под горшок. Я видела темные корни.

Разумеется, в другом месте она была монстром с собачьей мордой и костяными шипами, торчащими из ее шеи. Не было нужды говорить мне, что она сука, но тут это было показано в неоспоримой форме. Чудовищная гончая, натянувшая женскую одежду, имела бледно-серый мех, но на нем зияли проплешины, покрытые струпьями. На ее руках были участки, выглядящие так, будто оттуда вырвали кусок плоти. Я не хотела на это смотреть. Мне надо было сосредоточиться на реальности. Я заставила себя вернуться в нормальный мир и понадеялась, что она не уделяла слишком пристального внимания выражениям моего лица.

— Тейлор, мистер Эберт, — произнесла она с теплотой в голосе, которая почти наверняка была ложной. — Я рада, что вы пришли поговорить. И, Тейлор, как ты себя чувствуешь?

— У меня нет желания покончить с собой, если вас это интересует, — сказала я с горечью. Мои способности уже сказали мне, что она будет стервой во всем.

Папа рядом со мной вздрогнул, и выражение лица директора изменилось, будто она хотела что-то сказать.

— Хм. Это замечательно, — нашлась она и слегка сдвинулась. — Пожалуйста, присаживайтесь, — сказала она. — Мы здесь, чтобы обсудить твое возвращение в школу, Тейлор. Я рада, что ты чувствуешь себя лучше.

Потому что это стоило тебе и школьному совету кучу денег, пока я лежала в психбольнице, не сказала я.

— Да, — сказала я.

— Итак, я пойму, если ты не чувствуешь, что можешь вернуться прямо сейчас, но тебе нужно подумать о своем будущем, своих оценках в этом году и...

— Я сделала все задания, которые мне задали, — сказала я. В больнице было так много свободного времени, что я даже ощутила раздражение, когда разделалась с учебой. По крайней мере, это занимало время. Я вытащила из сумки первую папку с зеленой обложкой. — Вот они, — сказала я.

Она моргнула.

— Я прослежу, чтобы твои учителя их получили, — сказала она, забрав у меня папку. — По крайней мере, ты смогла их закончить. Это, как минимум, должно означать, что ты не слишком отстала.

— Так вот, — сказал папа, прочистив горло. — Во время нашего прошлого разговора, у меня еще были трудности с ее возвращением. Вы не сумели меня убедить, что приложите достаточно мер предосторожности, чтобы подобное не повторилось, — он сжал мою руку. — Откуда нам знать, что она будет в безопасности?

Директор начала говорить. Она говорила и говорила о 'мерах предосторожности', 'систематических сбоях' и еще кучу многосложных слов, которые в основном означали 'мы не хотим, чтобы на нас подали в суд'. Раздавать листовки о борьбе с издевательствами? Расклеивать новые постеры о горячей линии поддержки? Попросить других учеников, которые, в лучшем случае, апатичные, а в худшем откровенно злобные, сообщать об издевательствах и не закрывать на них глаза? Как это может помочь? Конечно, не может. Но так они могут сказать, что 'принимают меры предосторожности', и этим прикроют свои задницы против иска.

Просто чудесно.

— Если бы вы хотели что-то сделать, чтобы это не повторилось, — сказала я, стараясь не стискивать зубы, — вы бы могли исключить тех, кто это сделал! Всмысле, я чуть не лишилась пальцев! Я могла умереть! Это... это было покушение на убийство! Что вы сделали, чтобы наказать Эмму, Софию и Мэдисон за это?

Директор Блэквелл вздохнула.

— Ну, если говорить откровенно, — она положила руки на стол, — мы не можем наказывать людей, если не знаем наверняка, что это их рук дело. Мы уже расследовали тот инцидент, и пока что-то явно пошло ужасно, ужасно не так...

— Они сделали это, — горячо произнесла я.

— Никто не видел, как все произошло... Я считаю, даже ты согласишься с тем, что в тот момент рядом никого не было, и девушек, которых ты обвиняешь, допросила полиция, — сказала директор Блэквелл. — Прости, Тейлор, но доказательств нет. Без них мы ничего не можем сделать, а даже будь они у нас, все стало бы слишком серьезно, чтобы мы просто делали то, что нам сказала полиция.

— Доказательства? Вам нужны доказательства? — горячо произнесла я, доставая из сумки вторую папку. — Что насчет других вещей, которые они творили? Я начала вести записи в начале прошлого семестра. 8 сентября. Мэдисон высыпала мне на голову стружку от карандаша и при каждой возможности скидывала мои книги со стола. София толкнула меня на лестнице, и еще в спортзале. Они бросили мою одежду под душ, так что мне пришлось ходить в спортивной форме. Я получила шесть отвратительных имейлов. После школы они подкараулили меня возле больших мусорных контейнеров и бросили в них мою сумку. Это всего один день. А потом было девятое, десятое... о, все это продолжается.

Я кашлянула, ощутив металл, покой и вонь Другого Места, и попыталась успокоиться. Надо держать себя в руках.

— Почитайте, если хотите, — сказала я, кашлянув снова. Мир слегка потускнел, и я прижала руки к подлокотникам моего кресла. Боль помогла мне сосредоточиться на реальном мире.

Я наблюдала, как она листает бумаги. Она хмурилась. Посторонний мог даже подумать, будто она обеспокоена. Но не я. Я ее видела. Она лишь притворялась. Она просто лгунья. Фальшивка.

О, я могу заставить ее обеспокоиться.

Сочувствие оказалось червячком из потускневшего, изъеденного морем серебра. Я удивилась, почему он выглядел так знакомо, а потом меня осенило. Он выглядел как флейта моей матери. Как только я это осознала, зазвучала печальная песенка. Извиваясь в воздухе, оно проползло к ее чудовищному обличью в Другом Месте и забралось в ухо.

Я видела, как задрожали руки директора Блэквелл, когда она дочитала первую страницу. Да. Уже не так легко игнорировать все это, когда у тебя на самом деле есть хоть какое-то гребанное сочувствие, не так ли?

— Тейлор, — проговорила она, — я... и так каждый день?

— В основном, — ответила я. — К концу прошлого семестра стало лучше, но они, разумеется, всего лишь готовили это.

— Я, — она облизнула губы. — Я понимаю, почему ты... ты можешь винить их, но ты должна понять. Такое... ну, они не в той весовой категории. Да, они жестокие и... Я не знаю как мы могли проморгать такое. Ты должна была... Ты могла сообщить об этом.

Я фыркнула.

— Учителя знали. Они просто игнорировали это. И я пыталась рассказать, когда все только началось, но это лишь ухудшило ситуацию, — горько произнесла я. Была одна учительница, которая слушала, но потом она ушла в декретный отпуск, а ее замена оказалась бесполезной идиоткой, которая хотела понравиться. Как мистер Глэдли, только хуже. Мне отплачивали сторицей за каждый раз, когда я жаловалась на них.

— Тем не менее, — она провела рукой по своим коротким волосам, — я надеюсь, ты понимаешь, что если школа, как организация, не в курсе, что происходит, мы ничего не можем сделать.

— И какая от этого будет польза? — поинтересовалась я с горечью. — Учителя видели, как со мной делали все это, и просто позволяли такому происходить. В лучшем случае, этой троице нужно будет всего лишь стать хитрее.

— Я понимаю, это должно быть очень тяжело для тебя... — начала она.

Я выдохнула и добавила на ее плечо куклу с презрительным выражением на фарфоровом личике. Придвинувшись, она вцепилась руками-лезвиями в ее ухо и наклонилась ниже.

— Ты ужасный человек, — прошептала она тонким девичьим голоском. — Ты подводишь ее. Почему ты ее игнорируешь? Ты поступаешь неправильно. Ты стала учителем, чтобы делать такие вещи? Почему ты не помогаешь? Она чуть не покончила с собой. Представь, через какую боль она проходит.

Глупый ненадежный конструкт. Она ясно говорила ей, чего та боится. Потому что я не пыталась покончить с собой. Однако, это сработало. В нормальном мире я видела, как ее терзает чувство вины. Потому что кукла была именно для этого. Это была вся вина, которую, насколько мне известно, она должна была чувствовать.

— ... и, думаю, мы можем согласиться, что тебе не стоит учиться в тех же классах, что и эти три девочки, — сказала директор Блэквелл. Ее губы сжались в тонкую линию, а вся поза слегка сгорбленной. — Знаю, ты считаешь, это они стояли за всем этим... недоразумением со шкафчиком, но прости, прости, пожалуйста, Тейлор, мы не можем ничего предпринять. Полиция забрала это из-под нашего контроля. Я не говорю, будто не верю, что ты, по крайней мере, думаешь, что это они.

Мой отец прочистил горло.

— Тогда, что вы можете сделать? — спросил он.

— Мы можем внести изменения на уровне школы, — сказала она, — и одной из мер, которые мы можем предпринять, это убедиться, что ты не состоишь ни в одном из их классов. Это должно снизить вероятность того, что что-то произойдет. Кроме того... мы не знали, насколько все плохо. Это впервые, когда я узнала об этом. Я понятия не имела, что происходит. Да, ты утверждаешь, будто они стояли за этим, и было несколько сообщений о возможных проблемах между тобой и этими тремя, но не было ничего... такого.

Она выглядела искренне потрясенной. Если бы я не была лучше осведомлена, то могла бы даже поверить, что в этом нет ее вины. Может, она и не имела полной информации, но лишь потому что она закрывала на все глаза. Это не оправдание. И лучшее, что она может мне дать, это не позволить мне учиться с ними в одних классах? Я очень сомневаюсь, что это сильно поможет, но мой новый друг Изоляция может склонить чашу весов. Может сработать, если я сумею спрятаться от них между уроками.

Особенно, если я смогу дать им почувствовать вкус вины. Кто знает? Если бы им было плохо из-за того, что сделали, это могло бы даже помочь им измениться. Ничто не сможет компенсировать то, что они со мной сделали, но, по крайней мере, если они будут чувствовать себя плохо, то ничего со мной не сделают снова. Я соглашусь на это, если надо, хотя на самом деле мне хочется, чтобы их бросили в одну из тех тюрем строгого режима, где ты проводишь двадцать три часа в сутки в одиночной камере. И даже так, их 'шкафчики' были бы чище и просторней того, в который они засунули меня.

Наконец, мы 'пришли к соглашению'. Я вернусь в понедельник после того, как сменю классы так, чтобы не учиться ни в одном, где есть они, и, самое главное, она сделала копию моего журнала. Может, я и не сумела добиться их наказания за шкафчик, но я хоть что-то смогла получить.

Полагаю, директор Блэквелл чувствовала себя плохо оттого, что закрывала на все глаза.

Почти весь день папа заставлял меня заниматься чем-нибудь вместе с ним — он казался счастливым из-за того, как все сложилось, и это хорошо — так что вечером я получила немного свободного времени для себя. Я оставила его смотреть телевизор и пролистала газету. В Доках, кажется, подуспокоилось, так что я, по крайней мере, не окажусь посреди бандитских разборок, если пойду туда. Или, хотя бы, бандитские разборки не так ожесточенны, чтобы попасть в газету.

Затем я немного отвлеклась, решая кроссворд. Я заполнила его примерно наполовину, прежде чем мне наскучило. Раньше я не обращала на них внимания, но они помогли скоротать время в больнице. Плюс, я думаю, такие головоломки помогут интерпретировать метафоры Другого Места. Тем не менее, мое внимание рассеялось, и я начала рисовать на газете. Я пробовала играть в крестики-нолики сама с собой, но я всегда побеждала. И проигрывала.

Я остановилась. Упс. В этот раз я начала с нолика, а не с креста. И буква 'I' в центре круга сделала его похожим на глаз с вертикальным зрачком. Я повернула газету, чтобы 'I' встала прямо, в сетка крестиков-ноликов наклонилась на сорок пять градусов. Выглядело не так уж плохо. Я нарисовала это снова. Да-а. Походило на глаз, смотревший сквозь тюремную решетку.

Я пошла и взяла наш старый потрепанный словарь с книжной полки. В конце концов, мне все еще надо найти себе прозвище. Я посмотрела 'глаз'. Глазное яблоко, шар, зрительный нерв, вуайерист*, светоч, фара. Ладно, все из них звучали довольно стремно. 'Вуайеристом' мог себя назвать какой-нибудь мерзкий суперзлодей со страстью подглядывать. Бесполезно.

*В оригинале 'peeper'. На слэнге обозначает всяких извращенцев, любителей заглядывать девушкам под юбки. 'Вуайерист' не передает правильную эмоциональную окраску, а интернет и моя голова не сумели выродить необходимое. Слова 'наблюдатель' и 'соглядатай' не имеют не то что нужных коннотаций, но и по смыслу не подходят. Короче, там по смыслу должно быть нечто чуть более мерзкое, чем 'вуайерист'.

Нахмурившись, я проверила слово 'тюрьма'. Пенитенциарий, темница, кутузка, каталажка, бастилия, острог, каземат, паноптикум, узилище, застенок. 'Бойся, я — Кутузка!' Да-а, идеально. Также отвратительно, как 'Вуайерист'.

С другой стороны, Бастилия и Паноптикум звучали многообещающе. Но Бастилия звучала немного по-французски. И я не знала, что на самом деле означает 'паноптикум'.

Я вытащила толковый словарь. Бастилия — крепость в Париже, построена в 1370-82; с 15 в. государственная тюрьма. Штурм Бастилии (14 июля 1789) восставшим народом явился началом Великой французской революции (отмечается с 1880 как национальный праздник Франции). С другой стороны, какая-то тюрьма или крепость, особенно та, что была инструментом тирании. Не очень героическое прозвище, и ничего особенно близкого к моим способностям.

Я проверила второе понятие. Паноптикум — здание, тюрьма, больница, библиотека и т.п., устроенное так, что все части интерьера видны из одной точки, прочитала я.

Идеально. Я бы могла так себя назвать.

Плюс, уже есть кейп по прозвищу Панацея, так что псевдонимы кейпов могут быть греческими — 'пан-' это же греческий, так? Одно из их божеств? — и являться вполне приемлемыми и классными. И не предполагать, что в мире вас будут знать, как 'Кутузку'.

Слегка улыбнувшись, я закрыла книгу. Отлично.

Остаток вечера я провела с папой. Мы вместе смотрели телевизор, он неловко пытался вывести меня на разговор, нервничаю ли я по поводу возвращения в школу, и я спросила, как его друг. 'Не очень', вот все, что я от него услышала. По моим впечатлениям, даже если он выкарабкается, он уже не будет таким, как раньше. Будь то повреждения мозга, какая-то ужасная травма, или — я побледнела при мысли о том, как близко подошла к потере пальцев — гангрена, все будет не слишком приятно.

И его сын мертв. Папа вскользь упомянул, что пойдет на похороны, и что мне не нужно идти, если не хочу.

— Я пойду, если ты захочешь, — сказала я, слегка удивив саму себя. — Знаешь, если... если ты считаешь, что это как-то поможет или что-то еще? Всмысле, я не знала его или... — я умолкла.

Папа определенно удивился.

— Э-э... спасибо за предложение, — сказал он, — но... ну, посмотрим, как ты будешь себя чувствовать к тому моменту. И как я буду себя чувствовать.

Папа устал. После всего случившегося, ему нужен был отдых. Хороший ночной сон пойдет ему на пользу.

Все так и было, но я все еще чувствовала себя плохо, выдыхая свою усталость в виде Плаксы и прицепляя его к папе. Младенец с полночно-синей кожей и лошадиной головой, хныкая, уцепился за его грудь. Папа зевнул, потянулся и потер глаза. Я изо всех сил старалась изображать усталость, хотя ощущала, будто на дворе утро, и я готова встретить новый день.

Прости, пап. Я пообещала себе вернуться поскорее и забрать Плаксу. Я правда надеялась, что мне не придется его вытащить в чрезвычайной ситуации.

Я дала ему время лечь спать, приняла душ и почистила зубы. Но я не переоделась в пижаму. Обмотавшись полотенцем, я выскользнула и удостоверилась, что у папы выключен свет. После я вернулась в свою комнату.

Трясущимися руками я вытащила мою 'позаимствованную' одежду из-под кровати. Она лежала прямо тут. Ожидая. Обнадеживая.

Я быстро надела брюки, рубашку и свитер. Это не слишком походило на костюм супергероя — я выглядела скорее как одна из молодых бизнесвумен, работающих в техсекторе возле Набережной, но это лишь первый слой.

Сюртук был двубортным. Оба ряда пуговиц были настоящими, что вызвало небольшие трудности, пока я не разобралась что к чему. Бирка безопасности была на месте, но у меня имелся колючий херувим, который ее телепортировал оставив нетронутой. Было бы по-детски смешно подбросить его в сумку Эмме или Мэдисон, чтобы в следующий раз, когда они пойдут в 'Монарх', на них среагировала сигнализация.

Нет, погодите, в ней может оказаться что-то, что позволит узнать, от какого она пальто. Это могут связать со мной... как-то. Мне просто нужно выбросить бирку безопасности в гавань. Кроме того, я хочу, чтобы их наказали за то, что они на самом деле сделали. Тогда они не отмоются.

Пальто было мне слегка великовато, но это не важно. У меня появилась идея. Я возьму одну из... не знаю названия, тех штук, в которых солдаты таскают всякие вещи. Те жилеты с кучей карманов. Я буду носить ее под пальто, и, если понадобится, с помощью конструкта смогу перемещать предметы прямо в руки. Были разные предметы, которые могли оказаться полезны. Одноразовые фотоаппараты, перцовый баллончик, электрошокер. Может, я смогла бы даже раздобыть какой-нибудь технарский гаджет у преступников и использовать во имя добра. Но раз уж у меня его не было, я положила купленный одноразовый фотоаппарат в карман пальто.

Полностью спрятать волосы под балаклаву было мучительно. В конце концов, мне пришлось собрать их в конский хвост, а затем скрутить в пучок. Мне нужно заполучить сеточку для волос, если это общедоступная вещь. Надо было раньше сообразить.

Я кивнула своему отражению, прежде чем натянуть балаклаву. Девушка в зеркале с бледными шрамами на лице и волосами, собранными в пучок, была на меня не похожа. Она выглядела серьезной и куда более угрожающей. Думаю, то, что надо. Это серьезное дело. Затем черная балаклава и поверх нее противогаз.

Потом мне пришлось его снять, потому что осознала, что забыла надеть очки. Это полностью разрушило всю атмосферу церемонии, которую я пыталась создать. А затем мне пришлось возиться с ремнями на маске, потому что она болталась и соскальзывала с лица. Закончила я, надев черные перчатки поверх латексных.

Наконец, все было готово. Я уставилась на свое отражение.

Это был очень... монохромный образ. Единственной частью меня, которая не была черной или серой, это крошечный край плоти, видимый за линзами противогаза. И я надену белые кроссовки, потому что у меня нет черных ботинок. Но все же. Общее впечатление ясно.

Мой... э-э, хорошо продуманный выбор заставил меня выглядеть слегка злодейски. Во всяком случае, вид был шикарный. Я бы не смогла жить спокойно, если бы шаталась в каком-нибудь уродливом обтягивающем костюме, делающем меня похожей на малолетку в фетиш-клубе. Также, это был образ, который мешал различить меня в темноте, и стоит лишь снять балаклаву и маску, я стану совершенно невинным человеком на ночной прогулке. И довольно обеспеченным на вид, у чего есть свои преимущества, если я хочу избежать подозрений.

— Берегитесь, нарушители, ибо вы под пристальным взором Паноптикум! — приняв позу, провозгласила я своему отражению. — Я покажу вам ужасы Другого Места!

Это была не слишком хорошая поза. Или слишком хорошая речь. Мне, вероятно, стоит просто стоять в сторонке, пока люди, которым действительно подходят такие вещи, будут принимать воодушевляющие героические позы. Ну, оно и к лучшему. Скорее всего, позерство все равно выйдет боком. Не важно, что каким-то образом мне удалось подобрать зловещий костюм. Я не завидую кейпам, чьи способности позволяют спасать людей в самый последний момент. Ни чуточки.

Что ж, не имеет значения, как я выгляжу. Я иду. Сейчас. Куча девчонок моего возраста регулярно выходят, чтобы напиться и потом хвастаться этим в коридорах. Были места, где никого не волновало, что твои документы поддельные, и места, где их вовсе не спрашивали. Нет, такое не для меня.

Я собираюсь сделать мир лучше.

Глава 2.10

Окутанная дымкой своего одиночества, я отправилась на остановку ночного автобуса и поехала в Доки. Я пропустила те, что ближе к моему дому, а водитель и мешанина из ночных рабочих и пьянчуг не обратили на меня внимание, пока я садилась, что меня полностью устраивало.

Изоляция отделяла меня от мира. На одной из остановок зашла пара женщин, пошатываясь и цепляясь друг за друга. На секунду показалось, что они собираются сесть прямо на меня. Потом они пьяно качнулись в другую сторону, и будто наугад выбрали другую пару сидений.

Я и правда могу к этому привыкнуть. В школе будет намного проще, если люди будут игнорировать меня, когда я сама этого захочу. Даже лучше, Изоляция, похоже, заставляла людей игнорировать меня, хотя они меня видели — я не становилась 'невидимкой' на самом деле. Значит, они не будут врезаться в меня. Я ненавидела, когда люди так делали в школе. У них даже не было оправдания, что они не могли меня видеть.

Я нажала кнопку остановки, чтобы выйти, и автобус остановился, хотя водитель выглядел раздраженным. Натянув перчатки, я пошла по городской улице. Пока я ехала в автобусе, снова начался дождь, создавая желтые ореолы вокруг уличных фонарей. Мне приходилось протирать линзы противогаза. В этом они были столь же плохи, как и очки.

Два старика дрались в переулке, когда я проходила мимо. На каждом из них было столько плотной одежды, что они походили на колобков мутузящих друг друга толстыми кулаками. Я остановилась ненадолго, чтобы взглянуть на них в Другом месте, где их проблемы были написаны прямо на искаженных лицах. У одного из них была такая же болтливая шизофрения, как у проповедника и Эмили. Другой состоял из старого разбитого стекла, истекающего темными пенистыми каплями. Алкоголик, предположила я.

Чем я могу помочь? Ничего не приходило в голову. Всмысле, я могла бы попробовать как-то заставить их прекратить драку, но все может пойти не так. И даже если они перестанут драться, я не могу по-настоящему им помочь. Я не смогу забрать их с улицы, или отправить их на реабилитацию, или... или еще что-нибудь. Я лишь один человек, и мои способности не смогли помешать тем охранникам сцапать скейтера.

Боже. Это отстой.

Спрятав руки в карманах, я бродила по улицам. В Другом Месте они были размалеваны страданием и пороком, как граффити. Я обнаружила, что мне приходится обходить черно-багровые масляные пятна, обозначающие смерть. К счастью, вокруг было не так уж много народа. Мое тело напрягалось каждый раз, как я видела нового незнакомца, даже учитывая, что меня окутывала Изоляция. Это небезопасное место.

Наконец, я дошла до потогонного цеха.

Ночью все выглядело хуже. Огромные темные вьющиеся фигуры в небесах заслоняли тусклую и кровавую луну Другого Места. Длинные тени, что отбрасывали оплывшие уличные фонари, намекали на чудовищность внутри здания. Намек почему-то усугублял впечатление. Вонь была все такой же ужасной, и я зажала рот, когда она прошла сквозь мой противогаз. Теперь я заметила медленную пульсацию, которая перемещала воздух в Другом Месте, заставляя новые волны гнили проникать в мое горло.

Это было дыхание. Или пульс, как у сердца.

Я сглотнула и пожалела об этом. Возможно, это не такая уж хорошая идея. Но у меня не было идей получше, и я больше не могла позволять такому месту существовать. Я положу этому конец. Я стану значимой. Не той, от которой директор сможет просто отмахиваться, предпочитая послушать девушек красивее и популярнее меня — по крайней мере, пока я не заставлю ее делать ее чертову работу. Я собираюсь стать лучшей женщиной; лучше нее, лучше любой из этих сучек.

Так. Сначала надо попасть внутрь. Двери закрыты и, скорее всего, заперты, не думаю, что Изоляция сможет прикрыть, если я разобью окно. Не то, чтобы я могла проникнуть через старинные, грязные, крошечные оконца этой старой фабрики из красного кирпича. Я поднялась по пожарной лестнице одного из тех зданий, но потогонная фабрика не оказалась ниже, и я не могла запрыгнуть так высоко, что было обидно, потому что я видела на крыше пожарный выход. Прыжки между зданиями также исключены. Возможно, спортсмену такое по силам. Но я не спортсменка.

Полагаю, мне придется прятаться за дверью, пока кто-нибудь не отправится на перекур и не выйдет через черный ход. Звучит не очень весело. Снова пошел дождь, и даже если у меня влагонепроницаемая одежда, я все еще становлюсь неприятно промокшей. Кто знает, сколько мне придется ждать?

Через несколько минут мне стало скучно, и мои мысли начали блуждать. Я подергала ручку, но было заперто. Может, по ночам тут закрыто. Нет, я видела, как свет просачивается под дверью. Я проверила здание по кругу, но все остальные двери также были закрыты.

Я вздохнула. Мне было холодно, мокро, и я не хотела смотреть на другое Место дольше, чем нужно. Я просто хотела подняться на крышу. Я что, прошу слишком много?

Меня осенило. Мои херувимы из колючей проволоки могут телепортировать предметы. Книги, например. Черт, это одна из первых вещей, которые я осознанно проделала с помощью моих сил. Что если я могу перемещать себя? Не уверена, что это сработает. Согласно моим изысканиям, парачеловеческие способности зачастую не имеют 'логического' смысла, например, есть люди, способные исцелять других, но не себя. Но мои способности заключаются в 'создании штук, у которых есть способности', так что — подобно Технарям — я, кажется, более гибкая, если все делаю правильно.

Итак, мне, вероятно, понадобится другой конструкт. Что-о побольше. Посильнее. В конце концов, я гораздо тяжелее книги. Я визуализировала то, что мне нужно, и выдохнула, зашипев фильтрами.

Создание, которое сформировалось из темной дымки, не было херувимом. Это был полноценный ангел из колючей проволоки. Даже его ржавые крылья были всего лишь проволочными узорами в воздухе, хотя все еще напоминали мне о бабочках. Он был высоким, тощим как скелет и смутно женственным. Думаю, он походил на меня. Кажется. Слишком длинные руки свисали по бокам, ножеподобные пальцы почти царапали землю. Я с легким беспокойством заметила, что у него есть по лишнему суставу в каждой конечности.

И, разумеется, на нем был противогаз поверх проволоки. Разве я это себе представляла? Не уверена.

Я прочистила горло и постаралась не блевануть от запаха потогонной фабрики. Мое творение повернуло голову на шум, уставившись стеклянными линзами. По мне пробежали мурашки.

— Перенеси меня на крышу, — приказала я ему, передернувшись от одной мысли. Херувимы умудрялись переносить вещи не повреждая, но мне все равно было страшно.

Ангел в противогазе склонил голову и шагнул вперед, обвив мою руку лезвием. Я завизжала. Ничего не смогла с собой поделать. Не желала, чтобы он меня порезал.

А потом осталось лишь Другое Место. Другое Место, которое я видела глазами Ищейки. Нет, хуже. Глубже. Мои глаза болели, вокруг как будто ничего не было. Я ослепла; ни глаз, ни ушей, ни рта, или языка, или осязания. Я не ощущала свою одежду. Я даже не ощущала, где мои ноги. Холод наполнил меня до костей, и еще хуже, не уверена, что у меня вообще было тело. Я могла чувствовать все. Я не могла чувствовать ничего.

Кажется, я пыталась закричать, но ничего не вышло. Не могу сказать, как долго это продолжалось. Понятия утратили смысл. Была только я, и ничего больше. Я была совершенно одинока.

Затем этот миг прошел, и я вновь оказалась на отмели Другого Места, среди гнили и грязи потогонной фабрики.

Ангел отпустил меня, и я упала, отбросив Другое Место. На четвереньках я цеплялась за холодную, мокрую крышу. Я успела сорвать противогаз и закатать балаклаву прежде, чем меня вырвало. Я опустошала свой желудок, пока не осталась только желчь. В Другом Месте было так холодно. Нет, это был не холод. Холод был неправильным определением для этого. Больше походило на то, что тепла вовсе не существовало. Там просто... не было ничего. Ни тепла. Ни света. Ни чувств. Ни времени. Ничего, кроме меня — и, может, даже не целиком.

На моем лице была влага, и я знала, что это не просто дождь.

Задыхаясь и ощущая тошноту, я поднялась на ноги и пошатываясь отошла от дымящейся, густой лужи. Мне просто нужно было перевести дух. Подняв очки на лоб, я вытирала глаза, моргая под дождем. Я плюнула за край крыши, пытаясь избавиться от привкуса рвоты, и подставила рот дождю.

Я так облажалась. Боже, половина того, что я пыталась проделать с помощью своих способностей, кончилась тем, что я перепугалась или сделала себе плохо. Я всего лишь хотела что-то изменить. Помочь людям. А затем, снова и снова, я получаю за это пинок в лицо. Никакому другому кейпу не нужно было проходить через пытку сенсорной депривацией, чтобы забраться на дурацкую крышу.

Принюхавшись, я вытерла глаза и опустила очки. Хуже всего, я знаю, что с легкостью могу заставить себя перестать чувствовать себя так плохо. Я могу отключить свой страх перед тем, что я видела, не видя. Теперь я знаю, что произойдет, если призову ангела в противогазе, чтобы телепортировать меня, я смогу это сделать... без проблем.

Я просто не уверена, что хочу превратиться в такого человека. В того, у которого нет проблем с тем, через что я прошла.

Я дышала и сглатывала. Глядя на океан, я видела радиозонд, пришвартованный к штаб-квартире Протектората в заливе. Это был темный силуэт на фоне ночного неба. Разумеется, ведь они не включили освещение. Для отслеживания и навигации они используют сеть радиозондов. Кстати говоря, я видела, как со стартовой площадки взлетели два насекомоподобных вертолета, чернея на фоне неба. Они летели низко над водой, и если бы я не смотрела в том направлении, то ни за что их не заметила.

Надо скрыться из зоны видимости. Последнее, что нужно, это чтобы меня заметили и кто-то привлек ко мне внимание, например, подсветив прожектором или типа того. У таких штук должны быть бортовые системы с ИИ, мощные сканеры, умные ракеты и прочее. И поскольку Изоляция, кажется, лишь заставляет людей игнорировать меня, а не делает невидимой, то я, вероятно, появлюсь на датчиках. Разумеется, они, скорее всего, проигнорируют одного человека ночью, но что если они способны засечь применение парачеловеческих способностей? Я не знаю.

Боже, что-то случилось в другой части города в ту же ночь, которую я наугад выбрала для своей вылазки? Я правда надеюсь, что нет. Не хочу, чтобы полиция отвлекалась на что-то другое, когда я выложу свои доказательства.

Я снова сплюнула и пока надевала противогаз, изо всех сил пыталась игнорировать привкус во рту. Было неприятно. Обойдя свою блевотину, я подошла к пожарному выходу на крыше. Когда я попыталась открыть дверь, она оказалась заперта.

Отлично. Просто, блять, замечательно. Я не спущусь отсюда, опять призвав ангела в противогазе. Просто не могу. Не сейчас, не без какой-либо угрозы. Дверь закрыта, но это ведь всего лишь какой-то идиотский пожарный выход! Его же так легко открыть изнутри. Но я снаружи. Это как пытаться открыть коробку с ключом внутри.

Я фыркнула, когда меня осенило решение. Сделав вдох, я переместилась в Другое Место и выдохнула заполненный белым шумом телевизионный экран. Белый шум рассеялся, показывая покрытую грязью обратную сторону двери. Я протянула руку через ледяной экран, проталкивая ее сквозь стекло, чтобы коснуться ручки и открыть дверь.

Меня бил озноб, когда я извлекла руку из-за ледяной мембраны. Это ведь не холод, так? Это отсутствие тепла. Так или иначе, это нечто иное. Мне не стоит задумываться об этом. Не сейчас. Уверена, у меня будет достаточно кошмаров о том, как там все в глубинах Другого Места.

Осторожно растирая руки, чтобы согреть их и не навредить себе, я вошла в потогонный цех и закрыла за собой дверь. Под ногами хлюпало, и рыжие стены были грязными от запекшейся крови. Я скрыла Другое Место так быстро, как могла, и взглянула на коридор нормальным взглядом. Сначала я заметила отдаленный повторяющийся шум. Противогаз его приглушал, и я не могла разобрать, что это, но звучало знакомо. Я осторожно прикрыла за собой пожарную дверь, наклонив голову, чтобы послушать. Освещение было тусклым, но работало, коридор походил на офисный. Полагаю, это имеет смысл. Вероятно, производственные помещения отведены рабочим, так что все, что касается организации, они разместили здесь. Документы, график дежурств охраны, записи о поставках и все остальное, что связано с работой потогонной фабрики.

Это хорошо. Именно тут я могу найти все, что нужно. Если снаружи все так плохо, я не желаю ни на шаг приближаться к производственным помещениям.

Кафельный пол поскрипывал под моими ботинками. Шум машин становился громче. Я решила посмотреть, что еще тут есть, прежде чем начну искать улики. Верхний этаж был заброшен, поэтому я спустилась по лестнице, стараясь не шуметь. Следующий этаж оказался хорошо освещен, и я могла слышать других людей. Я сунула голову в открытую дверь комнаты отдыха, где на старом потрепанном зеленом диване сидел человек. На нем была униформа, на поясе висели рация и дубинка, так что он, вероятно, работал в охране.

Взгляд мужчины лениво скользнул по мне. Он не подавал никаких признаков, будто заметил в дверях странную фигуру в противогазе, одетую в темное. Это было слегка жутковато. Мне, конечно, очень хотелось, чтобы это сработало, потому что я оказалась бы в таком дерьме, если нет, но все равно было странно.

Мое сердце застучало громче, и я продолжила исследовать этаж. Я наткнулась на туалет и воспользовалась шансом прополоскать рот. А потом я нашла проход, откуда открывался вид на цех. Я остановилась и посмотрела вниз.

Резкое флуоресцентное освещение было ярче по сравнению с темными коридорами, по которым я пробиралась. Не было даже покрова темноты, чтобы что-то скрыть. Столы, на каждом из которых стояли швейные машины, стояли ряд за рядом. За каждой из машинок сидели люди, похоже, азиаты. Всякий раз, стоило кому-то закончить свою текущую одежду, кто-нибудь из людей, ходивших с корзинами, забирал ее, в то время как другие приносили новый материал.

Они работали поздно ночью. Они, должно быть, заставляли это место работать 24/7, заменяя персонал посменно. Вероятно, их привозят из какого-то лагеря. В городе была куча мест, где можно содержать много рабочих. Нужно просто найти старый многоквартирный дом подешевле, или даже заброшенный склад, или типа того, затем просто выкупить его и набить людьми.

Люди в форме охраны патрулировали, прохаживаясь туда-сюда. Они держали дубинки в руках. У некоторых — я решила назвать их 'сторожевыми башнями' — были дробовики, и хоть они не держали их на изготовку, но те были под рукой. О, да. Эти охранники не питают иллюзий, будто это законная фабрика. Там не бывает людей с дробовиками, наблюдающих за простыми рабочими, и патрулирующих охранников с дубинками.

Это место целиком провоняло потом, тканью и, я принюхалась, даже сквозь маску ощущался какой-то резкий запах. Горелый пластик, может быть. От машинок, догадалась я, или... может, какой-то клей? Наверное, мне было бы намного проще различить, сними я противогаз, но это убило бы весь смысл. Я не подумала о том, как его ношение повлияет на мое обоняние.

Жаль, что он не защищает меня от вони этого здания в Другом Месте. Я не стану смотреть на отражение этого помещения в Другом Месте. Я... я просто не смогу. Я не хочу это видеть. И в реальном мире достаточно плохо. Я почти поверила, будто ощущаю его запах просочившийся в реальность. Как будто это место оказалось достаточно ужасным, чтобы Другое Место вторгалось в реальность. Надеюсь, это всего лишь мое воображение.

Я правда на это надеюсь.

Пошарив в кармане, я достала одноразовую камеру, намотала пленку и сделала несколько снимков. Я убедилась, что у охранников в кадре есть пушки. Это... Я не могла позволить этому продолжаться.

Когда увидела все, что могла вынести, я развернулась и ушла. Мне хотелось сделать больше. Мне хотелось навредить охранникам. Мне хотелось заставить их страдать. Мне хотелось заставить их увидеть, понюхать и распробовать все, что я видела, втереть боль этого места в их лица. Мне хотелось, чтобы им это снилось, чтобы у них были кошмары, как у меня.

Уйти, или сделать глупость. И с меня было достаточно, чтобы уйти и не рисковать. Не когда я собираюсь отправить их всех гнить в тюрьме.

Меня буквально трясло от гнева, когда я поднялась на верхний этаж. Хорошо, что я ни на кого не наткнулась по пути туда, потому что не знаю, что бы натворила. Наверху было темнее и прохладнее, и это, казалось, слегка приглушило гнев. Я собираюсь их уничтожить. Избиение людей не сработает. И это навредит моим рукам. Я подавила гнев и позволила холодной горечи занять его место.

Я проверяла двери, пока не нашла что-то вроде кабинета руководителя. Дверь была заперта, но из тех, которые можно открыть изнутри. Я впустила себя, открыв дверь через экран, удерживаемый херувимом, и включила свет. Помещение было примерно такого же размера, как комната отдыха охранников, но ковровое покрытие на полу было лучше, и на стенах были развешаны дешевые картины. Возле шкафов с документами стоял стол с компьютером. В одной из стен было окно, возле другой стояли стол и стулья. Полагаю, тут был кабинет босса, когда здесь была нормальная фабрика.

Хуже всего, что здесь было менее ужасно, чем в некоторых коридорах. Все еще вонючий, убогий беспорядок, но перед лицом неумолимого ужаса Другого Места тут было чуть менее ужасно. Возможно, я просто привыкла. Скорее всего, я была настолько взбешена, что не осталось места для плохого самочувствия.

Я отбросила Другое Место и продолжила охоту. На столе стояла рамка с фотографией мужчины с женщиной и ребенком. Мой желудок скрутило, и руки сжались в кулаки. Я заставила себя расслабиться, потому что мне было больно. Однако, гнев никуда не делся. Чем папочка занят целыми днями? О-о, он держит людей в рабстве, чтобы у других была дешевая одежда. Как он посмел поставить на стол свою семейную фотографию. Как он посмел воспринимать это как всего лишь очередную работу! Как он посмел!

Я ухмылялась про себя, выдыхая херувима из колючей проволоки. Только это была не ухмылка. Не совсем. Она больше походила на оскал. Прости, малыш, думала я над фотографией. Я знаю, это причинит тебе боль, но если бы твой отец и правда тебя любил, он бы таким не занимался.

Херувим вернулся с нужными мне документами, и мне пора было их просмотреть. Каждый раз, находя что-то интересное, я фотографировала страницу с помощью одноразовой камеры, осознавая, как быстро трачу пленку. Листаю, листаю, листаю. Щелк. Листаю, листаю, листаю. Щелк. Шурша бумагой, я переворачиваю страницы. Листаю, листаю, листаю. Щелк. Листаю, листаю, листаю. Щелк.

Ладно, думала я про себя, медленно продираясь через записи и фотографируя все, что представляло интерес — особенно поставки — должен быть лучший способ, чем использовать одноразовые камеры. Тем более, что у меня будет только одна копия доказательств. У меня слишком быстро кончилась пленка.

О. Да-а, я должна купить себе полароид. Возможно, я могла бы... позволить себе это? Наверное, придется подкопить немного, но это будет идеально. Я смогу сразу получать снимки. Разумеется, в идеале нужен цифровой фотоаппарат, но нет ни единой возможности, чтобы он был мне по карману. Это несбыточная мечта. В то же время, мне просто надо создать запас камер, спрятанный в моей комнате, и призвать проволочных херувимов, которые будут приносить мне еще, когда понадобится. Двадцати четырех кадров не хватает.

Я изо всех сил старалась не думать о том, что произошло, когда ангел телепортировал меня.

Когда я закончила и переключилась на компьютер, еще один херувим вернул папки в запертый шкаф. Включив комп и подождав несколько минут, пока он загрузится, я узнала, что он запаролен. Черт. Может, они где-то его записали? Я пошарила по столу и нашла записку прилепленную с обратной стороны клавиатуры.

'jwinzu — 091m4@bfDkWyc93x' — прочитала я и ввела имя пользователя и пароль. Строка из шестнадцати букв, цифр и специальных символов, написанная на записочке, прилепленной на обратной стороне клавиатуры. Это почти забавно.

Черт, это забавно.

Я ухмыльнулась, когда запустился экран входа в систему Windows 2002, а потом выругалась под нос из-за шума системника. Я выключила экран и подождала, но никто не пришел, чтобы сунуть нос внутрь. Повезло, что верхний этаж был довольно пустынным. Я опять осторожно включила экран и начала шариться, монитор подсвечивал мою маску. Документы... окей, куча документов. все в папках с названиями 'Счета', 'Заказы', 'Доставка' и 'Персонал'. О, и нечто, обозначенное как 'notes.txt', но выглядело как папка. Интересно, что там внутри.

О. папка с порно на рабочем компьютере. Покраснев, я проверила, было там что-то... типа, реально плохое, но нет, там всего лишь целовались вульгарные блондинки с сиськами размером с их головы. Очаровательно. Содрогнувшись, я все позакрывала. Но помимо этого, думала я, проверяя другие папки, я сорвала джек-пот. Ведомости. Документы. Инструкции. Контракты. Как мне забрать их с этого компьютера? Полагаю, я могла бы украсть компьютер, но они заметят его пропажу. Плюс, у папы возникнут подозрения, если он найдет компьютер.

Аргх. Почему я не догадалась добавить несколько дискет в мой супергероический набор? Ах, да, потому что я не думала, что они мне когда-нибудь понадобятся. Что ж, это изменится в будущем.

Имейл. Точно. Я могу заархивировать файлы, а затем отправить их во вложениях. Я запустила архивацию нужных файлов и отследила кабели в поисках модема. Я включила его, а потом подключила интернет. Электронный шум был очень громким в тишине, и я боялась, что кто-нибудь услышит, но никто не появился. Сжав каждый файл, я отправила на левый электронный адрес, который я зарегистрировала. Я смогу сбросить их на дискету на библиотечном компьютере или где-то еще. Хоть это и будет мучительно медленно.

Только я начала грузить файлы 'Персонала', как за пределами комнаты загорелся свет.

'Дерьмо', вздохнула я про себя.

'Отмена, отмена, отмена'. Я выключила экран, выдернула кабель модема и прислушалась к звуку шагов. Двое — может больше? — людей приближались, их шаги эхом отражались от кафельного пола. Я отключила питание и отчаянно огляделась. Где я могу спрятаться? Под столом со стульями возле стены? Довольно неплохо. Разумеется, Изоляция может быть сработает, но я не собираюсь рисковать. В конце концов, я почти уверена, что в кодексе супергероя не написано, что нельзя прятаться и применять способности Скрытника.

И тут до меня, блять, дошло. Свет был выключен, когда я вошла. Выключать его уже поздно, потому что они были прямо за дверью и... я старалась сохранять тишину и контролировать дыхание.

— Свет горит, — услышала я. — Ты его не выключил?

— Нет, вроде, — ответил другой мужчина. — Но... Хмм, не могу вспомнить.

Ключ поцарапал замок и наконец открыл дверь. Вошли трое мужчин. Одного из них я видела на фотографии на столе, он был одет в джинсы и футболку и выглядел заметно уставшим. У него были прямые каштановые волосы и мешки под глазами. В конце концов, было уже за полночь. Один из них был здоровяком — мускулистым, а еще толстым — и носил балаклаву. Однако, другой... ну, я не могла рассмотреть его глаза. Или волосы. Потому что он носил белую театральную маску поверх балаклавы, не так уж отличаясь от меня.

Кейп. Вероятно, злодей. Тут потогонное производство и не похоже, что он пытается арестовать управляющего. Я и так старалась не шуметь, но теперь прилагала к этому еще больше усилий. У парачеловека могут быть способности, позволяющие меня обнаружить, так что, вероятно, придется положиться на то, что меня не заметят и так.

— Проверь окно, — сказал кейп здоровяку.

— Закрыто, — сказал головорез. На нем были большие тяжелые ботинки, заляпанные грязью. Они походили на военные. — Не похоже, что его открывали. И, — он подергал ручку, — не сломано или чо-та еще.

Оно не сломано или что-то еще*, раздраженно подумала я. Знаю, что сейчас не до этого, но... Черт возьми, мама была преподавателем английского, и кое-что я впитала с детства. Вроде того, что я правильно пишу тексты и электронные письма, спасибо большое.

*Смысл этого момента в том, что громила употребил неправильную словесную конструкцию, а не просторечие или слэнг. Я просто не знаю как надо правильно исковеркать его реплику на русском, чтобы получить нужный результат.

— О, слава Богу, — сказал управляющий, качая головой. — Я беспокоился, вдруг вы и правда обнаружили взлом, Мистер Бдительность. Когда тебя выдергивает из постели звонок от ЧОПа... Что ж, я...

— Помолчите, — человек в маске принюхался, поворотом головы сканируя помещение. Он ходил туда-сюда, стуча ботинками по полу, периодически принюхиваясь. Топ, топ, топ. Шмыг. Топ, топ, топ. На миг его взгляд задержался на столе. — Я что-то чувствую, — сказал он. — Некую опасность. Вам что-то угрожает мистер Уэлбрет. Что-то поблизости. Тут... — его голова повернулась слева направо, — ...нечто, — Он обыскивал комнату, и его взгляд все чаще возвращался к столу. — Неявное. Но реальное.

Он снова принюхался. Мое сердце чуть не остановилось. Линзы противогаза запотели, когда я начала задыхаться, дыхание громко звучало в ушах. Черт. Черт. Это должно быть что-то вроде... ясновидения или 'предвидения опасности' или типа того. И управляющий упомянул ЧОП, Частное Охранное Предприятие. Или 'Чертовы Охуевшие Пинкертоны*', как называл их мой папа, когда думал что я вне зоны слышимости. Если ты дочь профсоюзного лидера, то услышишь все о ЧОПах. Они — наемники. Как правило, многих нанимают сразу после армии, и они являются частью 'делового сообщества'. Некоторые имеют на службе паралюдей. Неудивительно, что такое место продолжает существовать, раз уж они наняли кого-то с чутьем на опасность.

*В оригинале Pinkerton Stupid Cunts.

Я скользнула в Другое Место. Управляющий оказался унылым и скучным трупом, чьи руки были покрыты засохшей кровью, а головорез зверочеловеком с нечитаемыми письменами на рубашке. Но именно кейп привлек мое внимание. Маска мужчины исказилась в гримасу с наигранно вытаращенными глазами, и глаза пузырились на поверхности его кожи.

Я смотрела не на человека.

Тонкие ветви света трепетали и развевались на его голове. Они напоминали мне папоротник тем, как ветвились и переплетались. Или, возможно, они походили на какое-то существо, обитающее в кораллах. Конечно, они двигались, как растениям не дано, потому что их движения были неслучайны. Они метались из стороны в сторону.

Они были такими нежными и красивыми и... и они были всем, чего недоставало Другому Месту. Не знаю, как еще это описать. Там, где все остальное было темным, грязным и зловонным, они были чистыми, яркими и красивыми. Они были прекрасны. Я могла бы сидеть, спрятавшись под столом, в страхе что меня поймают и убьют, или того хуже, и смотреть на них весь день. Они делали такие красивые картинки в воздухе, пока гладили потолок, стены, пол, и компьютер.

Однако, ко мне они не приближались. Нет. Я им не нравилась. Или, может, им не нравилась Изоляция. Когда одна из ветвей подобралась слишком близко, бритвенно-острые ржавые бабочки, из которых состояла стая Изоляции, двинулись на нее. Полупрозрачный свет столкнулся с изъеденным железом, и железо победило.

Не... Не очень приятно осознавать, что моя сила делает такое с чем-то настолько прекрасным. Этого было достаточно для меня, чтобы понять, что так его способности осуществляют поиск, но было так красиво, что мне было почти все равно. Я так долго видела в Другом Месте лишь ужас и уродство, а теперь впервые появилось что-то стоящее. Нечто такое, на что действительно хотелось смотреть. Всего лишь любоваться его силой в действии было здорово. Очень, очень, очень здорово. И это не влияние его способности, потому что чувства не исчезли, когда Изоляция отсекла ленты света. Они ни разу не коснулись меня.То чувство шло изнутри.

Их слова были нечеткими. Да, я их слышала, но не обращала внимания. Меня не волновало, что я в Другом Месте, окруженная зловонием запекшейся крови и чего похуже. Я была слишком сфокусирована на наблюдении за мягкими усиками света, резвившимися вокруг. Я видела, как они движутся, как изгибаются, и было в этом что-то почти до боли едва постижимое. Я слышала, что гораздо менее важные люди говорят о безопасности и, кажется, о том, что свяжутся с ним, если если будут еще какие-то взломы, но не обращала внимания.

В них сосредоточилась вся красота, вся грация, все замечательное, чего обычно не хватало в Другом Месте. Я же, напротив, ощущала себя... грязной и отвратительной. Все мои способности заключались в том, чтобы создавать чудовищ и показывать мне ужасные вещи.

От света тяжело было оторваться. Из-за этого мои руки вновь начали болеть, что напомнило мне обо всех маленьких горестях нормальной жизни. Мне лишь было ясно, что надо выбираться оттуда, пока они не начали обыскивать помещение как следует. Мне нельзя было там оставаться. Не стоило.

Я закрыла глаза и снова представила ангела в противогазе. Я ощущала, что меня начинает трясти. Я знала, что произойдет. Я не хотела проходить через... через это снова, особенно после того, как увидела такую красоту. Но мне пришлось.

Я выдохнула, и вот он здесь, пялится на меня. Усики света избегали его. Не хотели к нему приближаться. Меня это не удивляло, только не меня. Так, мне нужно поле обзора. Я вылезла из-под стола, пока никто, казалось, не смотрел в мою сторону, и кинулась к окну.

Управляющий стоял у меня на пути. Мне было плевать. Может, я и тощая, как палка, но такого он не ожидал. Я пронеслась мимо, сбив его с ног, и не успело 'Какого х...' сорваться с уст другого, как я оказалась у окна. Я увидела снаружи мокрый от дождя тротуар на другой стороне улицы.

— Перенеси меня туда, — отправила я отчаянный мысленный посыл ангелу в противогазе.

Потом я снова погрузилась в небытие. Я кричала. Уверена в этом. Даже если там не существовало звука, и я застряла в бесконечно малой вечности, наблюдая ничто.

Я приземлилась на тротуар, и чуть не рухнула в обморок. Глубоко дыша и стараясь не блевануть, я доплелась до ближайшего фонаря и прислонилась к нему. Я прикусила язык, и теплый медный привкус наполнил мой рот. Желудок свело спазмом, и мои пальцы пульсировали, будто на них только что вскрылась каждая ранка. Подождав достаточно, пока смогу стоять, я снова поплелась по улице. Мне не стоило тут оставаться. Даже если вновь представится шанс увидеть ту силу.

У фонарей были ореолы из-за пелены слез в моих глазах.

Закутавшись в Изоляцию и сдерживая тошноту, я сидела на автобусной остановке, которую нашла в нескольких кварталах от того места. На другом конце скамьи пристроился старый пьяница, но он даже не смотрел в мою сторону. Когда приехал ночной автобус, я ушла в конец салона, подальше от пьяниц и наркоманов. Сняв противогаз и балаклаву, я свернулась в клубок, положив голову на сложенные предплечья.

Я добыла доказательства. Некоторые из них. Мне не удалось вытащить все файлы с компьютера, но... но есть фотографии и некоторые файлы на том почтовом ящике. И мне хреново, язык кровоточит, и, судя по липкому теплу под перчатками, рукам еще хуже. Меня трясло, и глаза слезились.

Огни мелькали в тумане, пока автобус проносился мимо, дождь колотил по крыше. Одна компания шумных пьяниц вошла. Другая вышла.

Боже. Что, черт возьми, со мной не так? Почему мои силы такие... мерзкие? Почему они причиняют мне боль? Почему... почему мне не могло достаться что-нибудь хорошее? Глубоко внутри я знала, что получу такой же кайф от других паралюдей. Я знала это. Мне почти не хотелось спать. Если я снова выйду на улицы, то, возможно, встречу другого парачеловека. Я смогу полюбоваться им. Увидеть, как работает его сила. Как она прекрасна по сравнению с моей. Смогу просто сидеть и смотреть, ощущая, как меня омывает приятное тепло. Смывает мучения от моих болей, кровотечения, судорог и... и всего в моей жизни.

Потому что это классное ощущение. Правда, классное. Правда, правда.

По классике, надо сказать, что это лучше, чем секс, но... э-э, у меня, вроде как, не хватает данных для сравнения. Если сравнивать с тем, что мне действительно довелось испытать, я бы сказала, что это было так же здорово, как болеутоляющие, которые мне давали в больнице. Нет, лучше, потому что не сопровождалось одурманенностью, а значит, это более безопасное чувство. Что-то вроде ощущений от поедания шоколада.

Так что наблюдение за парачеловеческими способностями в Другом Месте ощущается как смесь опиатов с шоколадом. Наверное, более емко будет описать это, как 'героин в шоколадной глазури', за исключением того, что я уверена, что на самом деле героин невозможно покрыть шоколадом, потому как героин похож на жидкость? Хотя, полагаю, можно... типа, закачать героин внутрь, как жидкую начинку в конфеты. Точно также, как в них закачивают ту мерзкую апельсиновую жижу...

Я выбросила это бред из головы. Суть в том, что это было потрясающе. Мне хотелось испытать подобное снова. Мне... мне это необходимо.

Я сжала губы, почувствовав кровь. Нет. Мне необходим отдых. Настоящий, а не просто вышвырнуть Плаксу куда подальше. Я устала и переволновалась. Это был стресс для меня. Будет глупо выйти сегодня еще раз. Мне нужно выспаться. Меня все равно почти поймали. Я посплю, а потом напишу письмо в Протекторат и отправлю им доказательства. В конце концов, среди преступников был парачеловек, так? В таком случае имеет смысл отправить это им!

И немного пошпионив, я узнаю, когда они собираются устроить облаву — им придется ее устроить, нет ни единой причины игнорировать подобное — и присоединюсь к ним под Изоляцией. Так я смогу понаблюдать, что они будут делать. Посмотреть на реальных героев в действии. Увидеть их способности.

Разумеется, я удостоверюсь, что они поступают правильно. И я помогу им из тени. Я не боец, но неплохо все подмечаю, и... и я, наверное, сумею найти способ предупредить, не разговаривая с ними. Вроде призыва проволочного херувима, который передаст им записку или типа того.

Я вытерла нос о пальто и протерла очки. Я испортила свой первый выход в качестве тайного героя, ведь так? Ну, может не совсем. Я добыла кое-какие доказательства, как и хотела. Я все еще могу прикрыть то место. Надеюсь. Но поздней ночью, когда мне было так больно и внутри и снаружи, и я прошла... прошла прямо через То Место, в глубинах Другого Места... ну, я расклеилась. Может, мне станет лучше, когда я напишу полное сообщение, которое собираюсь отправить Протекторату, и подпишу его 'Паноптикум'. Хотя, аргх. Я не предвидела, что буду писать сопроводительное письмо.

Вяло улыбнувшись, я попыталась вспомнить историю, которую собиралась скормить папе. Может быть, мне стоит повторно рассмотреть журналистику. Моя работа будет состоять в написании статей, если я выберу это, потому что я точно не гожусь в ведущие новостей, что, в принципе, было бы сущим адом.

И кто-нибудь вообще слышал о кейпе, который втайне был журналистом?

* * *

Да, это просто шутка. Я знаю про Супермена. Мы смотрели фильм семидесятых годов на уроках о паралюдях.

Глава 2.х — Колесница

Горизонт на востоке окрасился в тускло-серый, индустриальный оттенок, который медленно прояснялся с каждой минутой. Близился рассвет и городской упадок ржавых доков Броктон Бей простерся под свинцовым небом.

— Это Чарли-Девять, мы держимся над намеченной целью.

Дождя не было. Для полицейских на позициях вокруг некоего склада в Доках, это было хорошо, но ненамного. Даже без дождя холод терзал незащищенную плоть и превращал дыхание в туман, освещенный оранжевыми огнями.

— Вас понял, Чарли-Девять. Мы получили подтверждение, что Чарли-Один читают ваш канал громко и ясно. Никаких проблем с нашей стороны.

Чуткий слух, возможно, сумел бы уловить слабый шум насекомоподобного вертолета ОЗП, зависшего над целью, но только если бы смог вычленить его из шума пробуждающегося города. И даже тогда, если слушающий не посмотрел бы на правый край неба, обладая при этом зрением достаточно острым, чтобы заметить скрытое летательное средство, начиненное аппаратурой слежения, он, скорее всего, отбросил его как еще один смутно-электрический гул.

— Вас понял, Чарли-Главный. Оптическая видимость небольшая, но тепловая, т-герц* и радар компенсируют. Дроны на позициях, ждем ваших приказов.

*https://ru.wikipedia.org/wiki/Терагерцевое_излучение

Летающие механические жуки размером с мужской торс зависли в ночном воздухе, жужжа, будто гигантские комары. Серо-черная обшивка дронов была испещрена светодиодами, маскирующими их светом. Они не должны иметь более темный силуэт на фоне неба. Большинство из них несли в основном следящую аппаратуру, но некоторые были также вооружены одной ударной ракетой, одиноким жалом особо взрывоопасной пчелы.

— Вас понял, Чарли-Девять. Смотрите в оба и ждите условного сигнала. Ударная Группа Один на позиции и готова выступать, если местные силы запросят поддержку. Чарли-Главный, конец связи.

А затем был полицейский фургон, выкрашенный также, как и любой другой. Внимательный наблюдатель сумел бы заметить, как он просел, и сделать вывод, что это загруженный под завязку бронированный фургон.

Стянулись такие силы, и все, что им оставалось это ждать. Ждать вызова от местной полиции, которого может и не быть. ОЗП была там лишь в качестве подкрепления на случай, если предупреждение о присутствии парачеловека окажется правдой. Полиция должна была запросить поддержку полевого отряда.

И вызов поступил.

* * *

Три часа спустя боевая группа Отдела по Защите Паралюдей со всем покончила. Со всем, кроме большого количества бумажной работы и обязательного отчета перед начальством.

— Это была ложная тревога? — спросила директор восточного-северо-восточного филиала Отдела по Защите Паралюдей, Эмили Пиггот. Она подняла руки и помассировала виски. Сервомоторы в ее левой руке с черным пластиковым корпусом тихо зажужжали, пальцы в этом жесте сохраняли неподвижность. Она была коренастой блондинкой, некогда обладавшей накаченным телом, но уже давно утратившей форму. Полуобернувшись к своему тонкому ЖК-монитору, она сверилась с предварительным полицейским отчетом об инциденте. — Тут сказано, что, возможно, подозреваемый скрылся, — тональность жужжания изменилась, когда она, нахмурившись, протянула руку и сомкнула механические пальцы на чашке с кофе.

Женщина по другую сторону стола покачала головой.

— Нет, — произнесла Ханна по прозвищу Мисс Ополчение. Взгляд ее темных глаз был бдительным и профессиональным. Невозможно было заметить, что хрупкая женщина в пропотевшей силовой броне не спала прошлой ночью. Она выглядела отвратительно бодрой и энергичной. — На месте, откуда поступил звонок никого не было. Чарли-Девять согласен с моим заключением. Не считая телепортеров, никто не мог покинуть место, не будучи отслеженным, и не удалось зарегистрировать никаких необычных энергетических сигнатур.

Мисс Ополчение посмотрела на плоский экран, висевший на одной из бледно-голубых стен, показывая фотографии самых известных суперзлодеев в Регионе Восток-Северо-Восток, и щелкнула языком.

— И бегство от полиции не характерно ни для одного из местных подтвержденных телепортеров-злодеев, — добавила она постукивая ногой по темно-синему ковру.

Пиггот твердо кивнула.

— И то правда, — согласилась она. — Хотя... что ж, позже это обсудим.

Она поднялась и, прихрамывая, подошла к окну своего кабинета, укрепленному нанотрубками, каждое движение ее левой ноги сопровождалось жужжанием механизмов. Отсюда она могла обозревать Броктон Бей над неспокойной водой, отделяющей материк от местного штаба Отдела по Защите Паралюдей, возведенного на бывшей нефтяной вышке. Одинокий контейнеровоз стоял в доках, ржаво-красное судно разгружали прямо в этот момент. — Ты можешь подтвердить, что это Альфа-Два-Один-Девять? — спросила она. Каждый выезд отряда СКП должен быть обоснован.

— Да, директор.

— Вы тщательно все проверили?

— Мы пешком прочесали местность, а Чарли-Девять сторожил. Тепло, т-излучение... ничего, — пожала плечами Ханна. — Я почти уверена, что это была ложная тревога. Копы сказали, что они ощутили лишь... как они там выразились? 'Холод, влажность и странный запах', так что, учитывая нашу информацию о том, что там мог быть парачеловек... — она покачала головой. — Думаю, сушильная комната заставила полицейских понервничать.

— В любом случае, у нас все чисто в отчете об этом инциденте, — сказала Пиггот, положив руки на оконную раму из светлого металла. — Вы не покидали транспорт, пока не поступил запрос?

— Да, директор, — вновь подтвердила Мисс Ополчение с ноткой легкой усталости в голосе. — Чарли-Девять обеспечивал воздушную разведку согласно вашему приказу, но команда Чарли не покидала БТР, пока не поступил вызов Два-Один-Девять и мы не получили разрешение.

— Отлично, — Пиггот умолкла, отвернулась и посмотрела в окно. — Есть, что добавить? — поинтересовалась она более обстоятельно, когда все формальные вопросы были обсуждены.

Мисс Ополчение кашлянула.

— Это станет проблемой. То, что мы обнаружили. Я имею в виду, это подольет масла в огонь, когда выплывет наружу, — неловко проговорила она. — Кто там работал? Японцы. Похоже, нелегальные иммигранты. Привезены сюда для рабского труда. Их избивали, — сказала она возмущенно. — Одна из них бросилась ко мне, узнав мою броню. Она рассказала, что бандиты убивали людей, пытавшихся сбежать. 'Помогите, Мисс Ополчение, помогите, пожалуйста', она все время это повторяла, — Ханна прищурилась. — Нельзя замести это под ковер. Это не то, как Америка должна обращаться с беженцами, — произнесла она с гневом.

Пиггот не позволила ни единой эмоции вырваться наружу.

— Теперь все в руках полиции, — сказала она. — Насколько могу судить, вся операция выглядит как локальные разборки, никаких очевидных связей с какими-либо парачеловеческими группировками, кроме наводки. Нам нужно просто добавить это к нашему расследованию о парачеловеке из ЧОПа, ты видела какие-либо свидетельства присутствия частных охранных подрядчиков на месте?

Мисс Ополчение стиснула челюсти и вздохнула.

— Нет. И я понимаю, директор. Это просто...

— Я тоже не в восторге, — сказала Пиггот, — но это не наша юрисдикция. И, к сожалению, у нас много работы. Бомей посчитают это оправданиями, когда узнают. Нам надо подготовиться к любым ответным действиям, которые они предпримут. Даже если бы они собирались преследовать виновных — а это не так — им нельзя позволять... делать то, что они делают, — она нахмурилась. — Сейчас неподходящее время. Все улеглось, но они еще на взводе из-за недавних беспорядков.

— Я понимаю.

— Завтра я планирую устроить совещание насчет плана действий региональной Группы Реагирования, — сказала Пиггот, возвращаясь за свой стол. — На этот раз мы будем подготовлены как следует, если Бомей начнет создавать проблемы. Я повышу уровень готовности на случай ранней утечки. Нам известно, что у них есть шпионы в полиции. Надеюсь, мне не придется стягивать больше отрядов из других частей региона, но если будет шумно... — она покачала головой. — Двигаемся дальше.

Ханна прочистила горло, поерзав на своем голубом сиденье.

— Хорошо. Что касается другой причины присутствия на месте...

— Да. Аналитики просматривают данные с Наблюдателя-2 прямо сейчас, — сказала Пиггот. Она сделала паузу. — На сегодня все.

Мисс Ополчение потянулась, разминая плечи. Она встала

— Колин у себя? — спросила она потирая запястья. — Мне нужно, чтобы он еще раз посмотрел на мою броню.

— А? — произнесла Пиггот, подняв брови в легком раздражении. Силовая броня Мисс Ополчение, кажется... ну, ей не нравилось слово 'проклята', но всякий раз, когда на выезде возникали проблемы с экипировкой, чаще всего это оказывалась она. Пиггот подозревала, что причина может каким-то образом крыться в способностях Ханны, но пока еще никому не удалось докопаться до сути проблемы — если таковая вообще существовала, и дело не в обычной неудачливости, как полагали некоторые из техников. Она не согласна. Гораздо более вероятно, что нечто в способностях второй женщины доставать оружие из ниоткуда и двигаться, как герой гонконгского боевика, делало броню склонной к поломкам. — Он был тут в пять утра. И, — она посмотрела на окно на втором мониторе, — он еще в здании. Что на этот раз?

— Батарея греется, — сказала Мисс Ополчение, тряхнув головой. — Бесполезный кусок хлама. Мне больше нравилось старое снаряжение, — она слегка улыбнулась. — Не беспокойтесь. Я не позволю Колину узнать, что я думаю об этом. У него бы, наверное, случился сердечный приступ при мысли, что я предпочла бы не носить силовую броню.

— Я бы предпочла, чтобы он оставался живым и не в шоковом состоянии, — сухо произнесла Пиггот.

— Пора вылезти из этого костюма, принять душ, переодеться свою униформу, а затем я начну писать отчет об инциденте, — сказала Ханна. — Если у вас нет ничего, что нужно сделать перед этим.

— Я назначу совещание руководителей групп реагирования востока-северо-востока, — сказала Пиггот, — и тебе нужно будет присутствовать. Я сообщу, если появится что-то новое.

— Поняла.

* * *

Оставшись одна в своем кабинете, директор Пиггот вздохнула, безучастно уставившись на спящий экран. В городе еще одна проблема — черт, да во всей стране их полно. Еще одна проблема у нее на столе. И она должна разобраться с этим, потому что Мисс Ополчение... чувствительна к любому жестокому обращению с иммигрантами, и последнее, что ей нужно, чтобы один из ее действительно надежных паралюдей разочаровался, если какой-то прокурор-идиот решит отказаться от дальнейшего рассмотрения дела. Она вывела компьютер из спящего режима и поморщилась.

Закатав рукав до плеча, она размяла плоть настоящей руки на стыке с искусственной. Влажность в сочетании с холодной погодой заставляла ее болеть. Она старалась не показывать это подчиненным, но ненавидела зиму в Броктон Бей, а погода оставалась скверной. Она не могла дождаться, пока по-настоящему наступит весна. Открыв один из ящиков стола, она взяла блистер, вытащила одну таблетку и целиком проглотила. Это должно помочь.

Вернувшись к работе, Пиггот проверила свой почтовый ящик. Пришло еще одно письмо от армии с просьбой изучить действующих штатных паралюдей в ее регионе и проанализировать, может, кто-то захочет послужить своей стране, защищая национальные интересы и поставки энергии за рубеж.

Оно отправилось прямо в папку 'Низкий Приоритет'. Никто из ее полностью обученных взрослых паралюдей не был тем, без кого она может обойтись, и как бы ей ни хотелось свалить некого проблемного Стража на оккупационные силы в Венесуэле, и сделать ее их проблемой, она не могла этого сделать. Стражи не достанутся армии. Какая жалость. Она отправит отписку спустя какое-то время, чтобы они подумали, будто она и правда проверяла свои записи.

Отчеты, отчеты, отчеты. Вот из чего состояли ее дни, и она приступила к работе, стараясь подчистить список накопившихся дел, даже когда обезболивающие для ее руки и ноги подействовали. Краткое изложение протокола, перенаправленного от заместителя директора Харрисона в Вермонт будет подано на рассмотрение позднее. Поступило уведомление о планируемой задержке рейдов против преступных организаций, предположительно связанных с Болиголовом в Манчестере. Этим занимался заместитель директора Джонс. Этот проклятый злодей действовал по всему Нью-Гемпширу, но было очень трудно построить дело против него — не помогло даже убийство их посредника с ФБР, что почти наверняка являлось упреждающей атакой против улик. И еще одно напоминание о собеседованиях, которые ей надо было провести, чтобы найти кого-то нового для Массачусетса. Бостон, разрушенный Губителем и полузаброшенный, был ее вечной головной болью, и ее бывший заместитель уволился.

Пиггот прищурилась. Ах, да. Доклад Элмторпа о наводке, приведшей к последней проблеме, которая легла к ней на стол. Она была за наводки, но в то же время против тех из них, что создавали еще больше проблем в нестабильном городе, и вдвойне против, точно зная, что начальник местной полиции симпатизирует Патриотическому Движению. Ему не терпится публично одержать славную победу над кем-то, 'отнимающим рабочие места у честных трудолюбивых американцев'.

Почему они должны быть японцами? Умозрительно, Пиггот представляла, почему. Буйство Левиафана в этом островном государстве привело к потоку мигрантов, и беженцы, разумеется не поехали в КНР или ЕНРК*, если имелись иные варианты. Но это означало, что по всей территории США появились большие сообщества совершенно неинтегрированных мигрантов первого поколения не лояльных к Америке, и этнические банды, типа гребаной Бомей, заняли пустующую нишу, играя роль чуть ли не государства. Они говорили о том, как сохраняют культуру и традиции, но в то же время управляли черным рынком, продавали наркотики, за долги незаконно ввозили мигрантов в США и предлагали услуги ростовщиков. И, конечно же, они стреляли в людей, которые их 'не уважали'.

*Единая Народная Республика Корея.

Бомей был всего лишь местным крылом последней версии этнических группировок, которые всегда появлялись, когда прибывал большой поток мигрантов.

На самом деле ее беспокоила не Бомей. Да, ее возглавлял опасный ублюдок, но человек, называвший себя Лунгом, играл по тем же правилам, что и мафия и все прочие этнические группировки. Он просто занимался этим с помощью парачеловеческих способностей. В конце концов, они его поймают, когда тот проколется и сделает нечто достаточно глупое, что позволит ей провести как следует усиленный штурм силами СКП, чтобы сокрушить его и его организацию. ФБР уже работает над сетью предприятий, которыми владеет Бомей, и медленно, но верно готовит дело против него.

Она повращала остатки кофе в почти пустой кружке и выпила их.

Нет, кто-то подстроил этот конфликт. Некто сообщил им о потогонной фабрике, набитой японскими рабочими, в городе с сильной концентрацией этнической преступности и начальником полиции, желающим, чтобы его видели расправляющимся с мигрантами и теми, кто их нанимает.

Щурясь, директор Пиггот прочитала анализ, который Элмторп получил из лабораторий. По всей бумаге отпечатки множества людей — в лаборатории сказали, что она безнадежно загрязнена, и, вероятно, взята из какого-то общего источника бумаги в офисе. Это подтверждали бумага, дешевый А4, и чернила из такого принтера, какой мог быть у небольшой фирмы.

Ничего полезного, чтобы вычислить этого человека. Эмили Пиггот винила фильмы и книги в том, что они научили преступников надевать перчатки и не использовать собственную бумагу при отправке подобных сообщений. Это все так усложняет. В раздражении, она вновь взглянула на скан записки.

'Директор Эмили Пиггот', — говорилось в сообщении.

'В рамках операции 'Торгаш', проект 'Суровое Испытание' уполномочил команду 'Пересмешник' начать работу в Броктон Бей. Мною были получены доказательства, что в Доках действует незаконное потогонное производство, поддерживаемое паралюдьми. Информация прилагается к данному сопроводительному письму. Мы уверены, что будут предприняты меры по ликвидации данного предприятия.'

'Мы желаем всяческих успехов в ваших усилиях и рассчитываем на оказание дополнительной помощи по мере необходимости.'

'С уважением,

Паноптикум,

команда 'Пересмешник',

проект 'Суровое Испытание'.'

В качестве иероглифической подписи, внизу был изображен странный символ. Он походил на сетку для крестиков-ноликов, повернутую на сорок пять градусов, с глазом в центре. Она могла видеть пикселизацию на диагональных линиях — разрешение исходного изображения было довольно низким.

Насколько она могла сказать, такого понятия, как 'проект 'Суровое Испытание'' не существует. Так что она действовала, исходя из раздражающего предположения, что это группа бродяг-мстителей, желающих притвориться, будто они часть великого правительственного заговора или секретной команды супергероев. Они даже могут верить в это. Это будет не первая команда бродяг завербованная каким-то злодеем, под предлогом секретного заговора.

И у нее были подозрения. Анонимная и спорная наводка от источника, о котором она никогда не слышала, имела все признаки подставы. Кто-то хотел, чтобы Бомей впали в бешенство. Она подозревала, что этот 'Паноптикум' симпатизирует Патриотам, или используется кем-то, кто симпатизирует. Если только это не связано с Вывертом... но нет, она не собирается доверять чересчур гипотетическим прогнозам когнитивно-усиленных паралюдей из ФБР, пока они не дадут ей что-то конкретное.

Она лишь передала им данные, чтобы посмотреть, что они скажут. Да, похоже, имелись подозрительные связи между несколькими крупными отраслями промышленности и частными охранными подрядчиками, но, по мнению Пиггот, гораздо вероятнее, что они используют их в качестве наемных головорезов в хорошей, честной и чисто американской деятельности. Вроде развала профсоюзов и промышленного шпионажа. Это незаконно, однако, не ее проблема, пока не вовлечены паралюди.

Но она не готова довериться диким гипотезам на основе слишком малой информации, даже если она исходит от паралюдей. Особенно, если они исходят от паралюдей, имеющих тенденцию ошибаться в своих предупреждениях.

Директор Пиггот помассировала лоб, ворча себе под нос. На исследования различных факторов, способствующих проявлению способностей, выделен значительный бюджет. Генетическое картирование, демографические исследования, психологические профили. Если спросят, она добавит в каталог общий профиль: 'глупые маленькие самодовольные дурачки, которые думают, что 'благие намерения' сводятся к тому, чтобы являться олухами, чья подрывная деятельность мозолит глаза.' Хотелось бы надеяться, что на сей раз это были всего лишь мстители. Она сделала пометку, чтобы кто-то проинструктировал об этом Стражей. Такое влияние часто нацелено на молодых и менее информированных паралюдей и их подручных, приправленное уверениями в их важности.

Мелкие идиоты.

Она вздохнула и вернулась к работе. На защищенном почтовом ящике появилось новое сообщение. Оно пришло от Беллы Торони, министра национальной безопасности, и на нем стояла пометка 'Срочно'. Оно пришло прямо сверху, даже выше директора Коста-Браун. Отдел по Защите Паралюдей был лишь частью более крупного МНБ.

Директор Пиггот ущипнула себя за бровь. Раз оно пришло от министра, дело может быть в политике. Она очень надеялась, что это не так. В связи с последними событиями на Востоке-Северо-Востоке, у нее были не лучшие показатели. Пиггот открыла его без промедления. Оно было короткое и почти формальное.

'Директор Эмили Пиггот' — гласило оно.

'Пожалуйста, имейте в виду, что группа МНБ во главе с агентом Джейн Бейкер, работающая под эгидой ЖЕЛЕЗНОЙ СТЕНЫ, приступает к операции в Восточно-Северо-Восточном Регионе. Они имеют дело с вероятной Оранжево-Красной угрозой, и вы должны оказать им полное содействие.'

'Они прибудут в ВСВ Управление, чтобы проинформировать вас. Пожалуйста, примите их как можно скорее.'

'Белла Торони,

Министр Национальной Безопасности.'

Пожалуйста примите их как можно скорее. Пиггот безрадостно улыбнулась. Да, это был прямой приказ. И потенциальная опасность расследования второй по величине угрозы, всего на ступень ниже Губителя?

Что тут вообще происходит?

* * *

Черный вертолет тихо снижался, звук его роторов почти терялся в шуме механизмов на базе ОЗП и падающем дожде. В нем находились бойцы, вооруженные и готовые к неприятностям. Террористы-паралюди не единожды срывали прибытие — кроме того, вертолет МНБ, вероятно, был достаточно продвинут, чтобы отбиться от всех, кроме самых решительных нападавших. Он выглядел еще более насекомоподобным, чем стандартные модели, с его выпуклым фюзеляжем и двумя большими выпуклостями датчиков на непрозрачном затемненном фасаде и меньшими выпуклостями, которые, наверняка, содержали оружие.

Датчики на базе засекли его, лишь когда он запросил разрешение на посадку и развернул шасси.

Поджав губы, Пиггот смотрела сквозь дождь. Технарство. Такую производительность не получить от оборудования, которое не было создано в лабораториях каких-нибудь безумных гениев. Только некоторых из безумных гениев.

Стоящий рядом с ней, главный среди паралюдей под ее командованием издал одобрительный возглас.

— Очень мило, — заметил Оружейник. Его высококлассная силовая броня собственного изготовления зажужжала, когда он повернул голову. — Полное сокрытие от радаров, также включая оптику, и сверхнизкие тепловые выбросы. Похоже на кое-что из работ Кавалькады.

Некоторое время они постояли в молчании, ожидая, пока вертолет завершит приземление.

— Ты сегодня рано, — отметила Пиггот.

— Я поставил кое-то на отжиг* накануне, и мне нужно проверить, как оно там. Это для ремонта наблюдательного судна, как вы и велели., — он помолчал, а потом переключился на другую тему. — Мисс ополчение говорила, у ее брони опять проблемы с нагревом.

* https://ru.wikipedia.org/wiki/Отжиг

— Да уж, — Оружейник любит поговорить о своей работе, и Пиггот была готова подыграть ему.

— Она говорит, что в ней жарко и неудобно. Не так плохо, пока она не двигается, но батарея такой конструкции склонна к перегреву, особенно, когда ты так же подвижен, как и она. Не моя работа. Это недостаток 'фабричной разработки', — напрямую заявил мужчина. — Я не могу ничего с этим поделать в обход

* * *

тех; батареи перегреваются. По крайней мере, с энергоемкостью, необходимой для брони. Не моя ошибка. Если вы хотите, чтобы я ее исправил, то придется либо уменьшать вес и защищенность брони, либо обратиться в

* * *

тех за новой батареей или системой охлаждения.

Пиггот поджала губы.

— Второстепенно, — решила она, морской ветер растрепал ее волосы, неся с собой запах соли. — Посмотри, получится ли сохранить класс, но она готова перейти на не силовую броню, если не выйдет.

— Понял, — и он действительно понял. Для парачеловека, Оружейник был очень надежным и уравновешенным. Он сместился. Несмотря на габариты, его броня была тише, чем ее рука и нога. — Как прошло развертывание? Были какие-нибудь проблемы с экипировкой отряда?

— Нет. Не считая проблемы у Мисс Ополчение, она говорит, что снаряжение работало как надо.

— Отлично, — она подозревала, что под доспехами он ухмыляется. Однако, разговор прервался, потому что вертолет, наконец, снизился настолько, что им бы пришлось повысить голос, чтобы их не заглушал ротор.

Из грузового отсека на влажный бетон вертолетной площадки ступили мужчина и женщина. Они открыли свои зонты в унисон. Правительственные агенты носили одинаковые черные костюмы, и на них были зеркальные солнцезащитные очки, несмотря на пасмурный день. Они осмотрелись и заметили Пиггот с Оружейником. Их начищенные до блеска черные туфли стучали по твердой поверхности, пока они шли, избегая луж на черном бетоне.

— Директор Пиггот, — монотонно произнесла женщина. У нее были рыжие волосы, но слегка отросшие корни намекали, что на самом деле она блондинка. Она посмотрела на мужчину в броне. — Оружейник.

— Добро пожаловать, — сказала Пиггот, протягивая свою механическую руку. На заднем плане уже работала наземная команда, загоняя вертолет в ангар, подальше от любопытных глаз в Броктон Бей. — Агент Бейкер, верно?

Женщина с бледной кожей пожала руку и неловко улыбнулась.

— Приветствую, директор Пиггот, — сказала она с едва заметным незнакомым акцентом. — Я — агент Джейн Бейкер. Со мной агент Джон Бутчер, — жестом указала она на мужчину, — мы из Министерства Национальной Безопасности. Мы понимаем, что все происходит в такие сжатые сроки, и хотим поблагодарить, что вы нашли время для нас в своем графике, — дождь кончился, и агенты сложили зонты.

— Не думаю, что так необходимо было встречать нас на посадочной площадке, — заметил агент Бутчер с тем же слабым акцентом. Он был чисто выбрит, а его каштановые волосы коротко подстрижены. Он бросил взгляд в сторону Броктон Бей. — Я не чувствую, что это безопасное место для совещания.

Пиггот кивнула.

— Сюда, — сказала она. — Я уже подготовила защищенные комнаты для совещаний.

Агент Бейкер подняла руку.

— Наедине, пожалуйста. У мистера Оружейника нет допуска к... этим инструкциям.

Даже сквозь броню Пиггот сумела различить в позе другого человека удивление на грани обиды.

— Я понимаю, — сухо произнес Оружейник.

— Мы хотим пообщаться с вами отдельно, — сказала агент Бейкер. — Мы считаем, ваши таланты могут оказаться полезны.

— И нам может понадобиться помощь вашего тяжелого подразделения, если ситуация обострится, — добавил агент Бутчер. — Это проблема, в которую мы посвятим вас, когда придет время.

Казалось, это его немного успокоило. Слегка.

— Пожалуйста, ведите, директор Пиггот, — сказала агент Бейкер, указав на дверь. — Тут холодно и сыро.

* * *

Пиггот провела их в самое сердце базы через все кордоны безопасности, сканеры отпечатков пальцев и сетчатки глаза, и целую тьму других проверок. В защищенных помещениях было тепло, от вычислительных банков исходил жар, независимо от усилий, чтобы их охладить. Костюмы агентов мгновенно высохли без отжима и глажки, это указывало, что они пошиты из технарской ткани.

Пиггот остановилась у последней двери, положив руку на ее черную поверхность. Она повернула голову. В этих двоих было нечто смутно знакомое, особенно в мужчине.

— Кажется, я встречала вас раньше, — сказала она агенту Бутчеру, ожидая, пока сканеры проверят трех человек в коридоре.

Мужчина поправил зеркальные очки. Он продолжал их носить и внутри, как и другой агент.

— Я опрашивал некоторых из выживших после инцидента в Эллисбурге при подготовке сводного доклада, — сказал он. — Но лично вас не опрашивал.

Дверь зазвенела, и огонек на замке стал зеленым.

— Скорее всего, дело в этом, — произнесла Эмили Пиггот ровным тоном. В помещении, освещенном лишь голубым свечением ЖК-экранов, было прохладнее, чем в коридорах. Она потянулась к выключателю по ту сторону двери, включая свет на полную. Так, значит, он был тогда в команде прикрытия и зачистки? Ее губы дернулись. Что ж, пора узнать, что за плохие новости они принесли. Она твердой походкой прошла к своему креслу и тяжело опустилась на сиденье.

Агент Бейкер достала свой ноутбук и подключила к проектору, в то время как агент Бутчер проверял помещение на наличие прослушивающих устройств. Было слегка оскорбительно, что они не доверяют ее службе безопасности. Такая паранойя была распространенным явлением среди секретных агентов, отрядов зачистки МНБ и других подчиненных подразделений. ОЗП занималась паралюдьми, ФАУЧС* руководил локализацией и ликвидацией последствий в местах, подвергшихся атаке Губителей и другим бедствиям, и так далее. Тем не менее, она надеялась, что они не ожидали, будто кто-то из своих забудет о своей подготовке, даже если больше не работает в поле.

*Федеральное Агентство по Управлению в Чрезвычайных Ситуациях.

— Я обязана предельно четко донести серьезность ситуации, — наконец произнесла агент Бейкер. Свет проектора отражался от ее очков, рисуя маленькие изображения дисплея над ее глазами. — Публичная огласка информации... нежелательна.

— Более того, само знание может быть опасным, — вставил агент Бутчер.

— Спасибо, агент Бутчер. Именно. Знание само по себе может быть опасным. Теперь я кратко введу вас в курс дела. В Канаде была вспышка Бойни*.

*Это предложение не ошибка. В конце дам более развернутый комментарий.

Пиггот резко вдохнула.

— Вы уверены? — прошептала она едва слышно из-за гудения цифрового проектора. В свете проектора она выглядела еще более бледной и болезненной, чем агенты МНБ.

— Уверены, — ровно подтвердила другая женщина. — Множество носителей вредоносной информации уже изолированы и уничтожены. Мы должны держать эти известия под контролем. Если произойдет утечка, начнется паника. Она уже охватила некоторые города Канады и продолжает распространяться.

— И есть вероятность, что это распространится на Регион I, Восточного-Северо-Восточного ОЗП, — добавил мужчина.

— Да, агент Бутчер. Регион I. Произошел... инцидент на границе с Канадой, наши контакты в Королевском Канадском Бюро по Делам Паралюдей сообщили, что по их оценкам, как минимум, один носитель вредоносной информации пересек границу с Вермонтом. Существует возможность распространения... — она запнулась. — Как бы вы это назвали?

— Я бы назвал это 'болезнью', — сказал агент Бутчер, и в его голосе впервые появилась тень беспокойства. — 'Расстройством'. 'Заразой'. Заболеванием рассудка, которое приводит к... хм, неправильным мыслям и действиям. И те неправильные мысли вызваны неправильными знаниями. Да. Это поветрие. Поветрие нежелательных и необоснованных мыслей.

— Что ж, давайте назовем это 'заразой', — сказала агент Бейкер, интонацией подчеркивая невидимые кавычки. — Разумеется, это серьезно. Нет нужды напоминать вам о последствиях 'вируса' Бойни. Безумие и неправильные действия ранее адекватных паралюдей, триггеры у ранее не затронутых людей, подвергшихся неправильным идеям и заразным материалам, и так далее. Такого нельзя допустить.

Пиггот громко вздохнула. Неудивительно, что с ними так обращаются. Лишь несколько угроз заслуживают такого уровня опасности, и паралюди, зараженные безумными идеями Бойни, одна из них.

— С каким возможным количеством живых носителей мы имеем дело? — спросила она.

— Один есть почти наверняка, — сказала агент Бейкер, поправляя солнцезащитные очки. ККБДП сообщили, что устранили еще одного недалеко от границы, так что их могло быть больше. Мы не можем позволить этим вредоносным идеям проникать в Соединенные Штаты, но, боюсь, они уже это сделали, — она села. — Один из новых материалов в базе изображений ОЗП вызвал... обеспокоенность.

— Значительную обеспокоенность, — сказал агент Бутчер, положив руки на стол. Его ногти, невольно отметила Пиггот, были очень аккуратно подстрижены, кроме одного на мизинце левой руки, который, кажется, и вовсе отсутствовал.

— Да, спасибо, агент Бутчер. Значительную обеспокоенность, — агент Бейкер открыла новый файл на своем компьютере. На проекторе появилось отсканированный рисунок из письма Паноптикума. Повернутое поле для крестиков-ноликов, в центральной клетке изображен глаз, а все остальные пусты.

Одна клетка с глазом из девяти.

Директор Пиггот моргнула. Ущипнула себя за бровь.

— Число девять, — пробормотала она. — О... черт. Я это упустила. Одна из повторяющихся тем в иконографии Бойни.

Агент Бейкер подалась вперед, и волосы упали поверх очков.

— Это понятно, директор, — мягко произнесла она. — Но нам необходимо ваше сотрудничество, что не дать этому распространиться. Мы уже связались с ФКС*, поэтому необходимые посредники в прессе уже на месте. Мы не можем допустить, чтобы возможный носитель Бойни получил доступ к медиа-ресурсам. Такие... неправильные мысли необходимо сдерживать. Возможно, связи не существует. Другие люди могут использовать девятки. Но мы не можем рисковать.

*Федеральная Комиссия по Связи.

— Символы — это ключ к человеческому сознанию. Символы и закономерности повсюду, — сказал агент Бутчер, запустил руку в пиджак и достал тонкий блокнот. Он начал в него что-то записывать и продолжил говорить. — Закономерности. Закономерности повсюду. Если вам удается находить закономерности, вы можете их изучить, чтобы отслеживать цепи причинно-следственных связей и корреляций. Вы наблюдали за дождем и ветром? Граффити на стенах? Вы собирали все это вместе и изучали взаимосвязи? В этом все дело, знаете. В дальнейшем держите это в уме, директор Пиггот, так вы не упустите нечто подобное снова.

Эмили Пиггот наморщила нос с легким отвращением. Так разговаривают паралюди. А еще Джон Бутчер был в Эллисбурге, и он... выглядел знакомо? Что ж. Бывает.

— Я позабочусь, чтобы вам предоставили защищенный кабинет, — сказала она, скрыв свою неприязнь за деловым тоном.

— Нет, директор Пиггот, — сказала агент Бейкер, смахивая с рукава пылинку. — Мы не собираемся действовать из Восточно-Северо-Восточной Штаб-квартиры. Я возглавлю операцию в Вермонте, пока небольшая группа под руководством агента Бутчера расследует эту... аномалию в Броктон Бей.

— Мне не понадобится кабинет. Моя следственная группа будет работать под эгидой ФБР. Для нас имеет смысл действовать совместно с ними, — добавил агент Бутчер. — Разумеется, мы будем держать вас в курсе, но в данный момент это преждевременно. Мы еще не вычислили местонахождение... заразы. И даже не подтвердили ее присутствие в Броктон Бей.

— Потребуется ваша помощь в сдерживании в Регионе I, — сказала агент Бейкер, скрестив на коленях руки в черных перчатках. — К счастью, вы понимаете необходимость... сдерживании. Вы имеете представление о людских потерях, когда оно не выполняется как следует.

Пиггот кратко кивнула. В свое время она состояла в группе по сдерживанию при МНБ. Поэтому к обрубкам ее конечностей присоединены жужжащие механизмы, и ей всю оставшуюся жизнь необходимо принимать иммунодепрессанты, чтобы ее тело не отторгало искусственные органы, выращенные у свиней.

— Так, ладно, — сказала агент Бейкер, слегка склонив голову влево. — Вам будет поручено вводить в курс дела ваши команды, когда и если это потребуется. Агент Бутчер будет отвечать за операцию в этом штате, поэтому он будет вашим основным контактным лицом.

— С нетерпением жду совместной работы, — монотонно проговорил агент Бутчер.

Эмили Пиггот не ждала с нетерпением работы с этим человеком.

— Если вы нашли потенциального носителя Бойни, не подвергайте себя ей. Это будет нарушением необходимого сдерживания, — сказала агент Бейкер, слегка подавшись вперед. Ее губы сжались в тонкую линию. — Нарушения приведут к принудительной... хм, изоляции. Что ж. На этом все, директор.

Примечание: Как вы могли заметить, в последнем отрывке интерлюдии о Бойне говорят как о некоем заболевании, эпидемия которого началась в Канаде. Да, речь ведется именно о 'вспышке эпидемии Бойни', а не о 'вспышке заболевания, разработанного Бойней'. Это не ошибка перевода. Таким образом, выходит, что в данном фанфике Бойня это не группа паралюдей-маньяков. На форуме часто звучала версия, что 'Бойня' по версии Скорпиона это меметический вирус, который заражает сознание. Автор не подтвердил и не опроверг данную версию в обсуждениях, но по-моему там и в самом тексте все очевидно.

АРКА 3 — Линии

Глава 3.01

— ... поступают сообщения из Вашингтона, округ Колумбия, что ужасающий криминальный авторитет Эль Дьябло Бланко возможно был захвачен ОРП* во главе с Правосудием после скоростной погони. Отчеты очевидцев обрывочны, но если они окажутся правдой, возможно, это станет концом для печально известного наркобарона, — радио перестало болтать, когда папа повернул ручку, очевидно, готовясь к напутствию.

*В силу специфики данного AU название Службы Контроля за Параугрозами (СКП) меняется на Отряд Реагирования на Параугрозы (ОРП). Как бы еще справиться с ленью и перелопатить ранее переведенный текст...

Небеса были черны, как смоль, гром и молнии обрушивались вниз, будто мир оплакивал горючими слезами все ужасы, что еще впереди. Крики эхом пронеслись по спящему городу минувшей ночью, но они были всего лишь предзнаменованием грядущего кошмара.

Ладно, я немножко приукрашиваю. Погода была довольно ясной. Даже слегка потеплело. Но метафорически бушевала гроза надвигающегося зла, погибели и всякого такого. Не метафорически в Другом Месте, которое оставалось в своем нормальном унылом, ржавом и разлагающемся состоянии, а просто... метафорически. Буквально метафорически.

Да.

Я возвращалась в школу.

— Ты в порядке? — спросил папа, сворачивая на дорогу, ведущую к Уинслоу. Я могла видеть школу, притаившуюся справа. Парковка, прилегавшая к ней, была заполнена другими автомобилями, высаживающими людей.

— Ага, — тихо ответила я. — Ну, нет. Но когда-нибудь мне пришлось бы это сделать.

Он почти похлопал меня по плечу, но ему пришлось снова схватиться за руль, потому что какой-то маньяк подрезал его. Он тихо зарычал, костяшки побелели.

Несмотря на то, что я не воспринимала всерьез свое возвращение, мне было не до шуток. Я обнаружила, что все чаще и чаще насмехаюсь над тем, что меня пугает. Полагаю, учитывая мои способности. это естественно. Они показывают мне, что все вокруг отстой, показывают людей чудовищами, показывают, как все страдают. Либо я попытаюсь найти юмор в том, что вижу, либо сойду с ума по-настоящему. И тогда я снова окажусь в психиатрической больнице, а мы не можем себе этого позволить. Я не могу себе этого позволить.

К слову о безумии, я увидела уличного проповедника, который воспользовался началом учебного дня, чтобы раздавать листовки прямо у ворот. На нем было грязное зеленое пальто, покрытое нарисованными от руки рисунками и каракулями, которые он прикрепил на пальто клейкой лентой. Он стремился к святости, но это сделало его похожим ходячую газету. Другие ученики игнорировали его, так что он, вероятно. скоро двинется дальше. Он и его плакат с надписью:

РИМЛЯНАМ 3:5

НЕЧЕСТИВЦЫ

БОЙТЕСЬ БОЖЬЕГО

ПРАВОСУДИЯ

Да уж, от него избавятся чертовски быстро. Может, даже вызовут полицию. Несколько месяцев назад в школе открыл стрельбу культист Губителей, и, если честно, слоняться возле школы, грозя нечестивцам, в лучшем случае жутковато.

Папа тоже его заметил.

— Хочешь, проведу тебя через ворота? — тихо спросил он, когда мы остановились. В его зеленых глазах застыло беспокойство, пока он переводил взгляд между мной и проповедником, а руки неосознанно сжались в кулаки.

Я поджала губы.

— Все будет нормально, — ответила я. — Я просто проигнорирую его и пройду мимо, — я сглотнула. — Мне все равно нужно зайти в кабинет директора, так что я могу сказать им, что у ворот крутится жуткий парень.

Он кивнул.

— Наверное, неплохая идея, — сказал он. Он потянулся, чтобы взять меня за руку, опомнился, и вместо этого сжал мое плечо. — Тейлор. Все будет хорошо.

— Надеюсь, — произнесла я тоненько. Я не думала, что так и будет. Я ощущала тошноту, и бабочки роились в моем животе. Вероятно, они также окажутся настоящими бабочками в Другом Месте. Воображение не помогло. — Уви... — я сглотнула. — Увидимся вечером, — сказала я, и мой голос прозвучал выше, чем мне хотелось.

— Ага, — произнес он немного подавленно. — Удачи. Сегодня я вернусь позже, потому что собираюсь навестить Тима в больнице, но если понадоблюсь, позвони, и я сразу же приеду.

— Спасибо, — сказала я, выбираясь из машины.

Я прошла мимо чокнутого проповедника, и его крика: 'Бог вас любит! Он послал любимого Сына, своего отпрыска и наследника умереть за вас!' В этом я была не одинока. Большая часть остальных учеников также притворялась, что его не существует, и шли мимо. пока он пытался всучить им листовки заполненные красным текстом. Даже те, кто замечал его, делали это лишь для того. чтобы посмеяться над ним.

Не было нужды проверять Другое Место, чтобы предположить, что он, скорее всего, психически нездоров, но я не могла решиться переживать о том, как его лечили. Он был жутким. Под пальто могло быть что угодно. Или вообще ничего, и этот воображаемый образ мне был реально не нужен.

Я помотала головой, пытаясь избавиться от этой мысли, и помахала папе, прежде чем отправиться внутрь. Несмотря на потепление, на мне был большой мешковатый свитер. Он скрывал браслеты на моих запястьях, а значит, тот факт, что я ношу перчатки, выглядел чуть менее странно. У других девушек могли быть проблемы с тем, как он скрадывает фигуру, но так как мне не с кем это обсуждать, то невелика потеря. По крайней мере, сегодня утром я накрасилась. К этому придется привыкать. Макияж скрывает шрамы на моем лице, это всего лишь розоватые полоски, но могут понадобиться годы, чтобы они исчезли.

Это хотя бы не будет сильно выделяться. Множество других девушек носят такое же количество макияжа. Правда, они не носят его, чтобы скрыть нанесенные самим себе шрамы, так что я все еще думаю, что они перебарщивают.

Спрятав руки в карманах, я пробиралась по коридорам, стараясь не попадаться никому на глаза. У меня не было друзей, желающих поздравить меня с возвращением, так что, любой, кто хотел меня поприветствовать, не имел добрых намерений. Это означало, что я тратила время, пялясь на красный линолеум. Он был потертым, выцветшим и грязным, со следами обуви. Я понятия не имела, насколько ужасно он выглядит в Другом Месте, и не была уверена, что хочу проверить.

Боже, я ненавидела то место. И казалось, что меня стошнит от нервов.

Я бросилась к ближайшей уборной. Воздух вонял сигаретами, а взглянув на потолок, можно было увидеть выпотрошенный детектор дыма. Несколько японских девчонок с сигаретами в руках смотрели на меня, оставляя ощущение холода на моей шее, когда я отвернулась. У меня возникло отчетливое чувство, что это ошибка.

Черт, я отвыкла от повседневной жизни в Уинслоу. Раньше эта уборная была безопасной. Наверное, одна из банд, оккупировала ее, пока меня не было.

Подойдя к ближайшей раковине, я открыла холодную воду и собиралась помыть руки, пока не осознала, что все еще ношу перчатки. Я изменила движение, пытаясь оттереть воображаемое пятно со своего джемпера. Я ощущала, что они все еще пялятся на меня и переговариваются между собой на японском, и мне правда хотелось свалить оттуда. В любом случае, я находилась в уборной — не той, куда может ходить кто-то вроде меня — и поэтому могла сделать то, что должна.

А именно, выдохнуть облако порхающих бабочек с ржаво-алыми крыльями, а затем запереть их в клетке из колючей проволоки. Выходя, я оставила клетку в уборной, избавляясь от нервозности. Я всегда могу использовать ее для чего-нибудь позднее.

Я начала мыслить более ясно и перестала ощущать тошноту. Я призвала Изоляцию, подумав, что все намеренно не замечают проповедника, и пошла в кабинет директора, окруженная аурой, будто меня не замечают. Мне нужно было отчитаться и обсудить некоторые новые меры, которые они подготовили, чтобы 'защитить меня'.

Или, скорее, прикрыть их задницы.

Мне пришлось подождать десять минут в бледно-зеленой приемной, прежде чем меня впустили к директору. Это дало мне время подумать о моей жизни и том, что собираюсь делать дальше. Разумеется, я распланировала свое время в школе. Мне лишь нужно поправить оценки, оставаться незаметной и скрываться от всех, кто желает доставить мне неприятности. Я смогу. На моей стороне Изоляция, а также любые другие трюки, которые я сумею провернуть. Мне просто нужно потерпеть до выпуска. Я смогу.

Нет, на самом деле нужно было обдумать, чем я собираюсь заниматься в своей новообретенной жизни. Я не совсем понимала, что подтолкнуло меня притвориться частью тайного правительственного заговора. Ладно, это ложь. Наверное, 'Маятник Фуко' заронил эту идею в мою голову. В конце концов, там речь шла о фальшивом заговоре — по крайней мере, судя по тем отрывкам, что я поняла.

Возможно, это была ошибка. Не знаю. В конце концов, если меня будут считать мелкой сошкой, будет меньше проблем, если вдруг поймают, верно? Я смогу сказать, что просто следовала приказам, и, возможно, мои силы позволят мне поверить в это на случай, если они применят детектор лжи.

И это было дико, почти на грани маниакальности. Мысль, что я обманываю правительство, заставляя думать, будто в Броктон Бей действует тайная организация... мне хотелось смеяться над собой. Я была той, кто даже не сумела защититься от издевательств в школе и проводила недели в психиатрической больнице, питаясь тем, что дадут, и когда дадут, и я обманываю правительство. В этом была толика власти. Может, я не стою надлежащего расследования после того, как чуть не умерла в шкафчике, но я, по крайней мере, способна на такое!

И я кое-чего добилась! Я пропустила полицейскую облаву на потогонный цех. Что раздражало, потому как я хотела посмотреть. Каждый вечер, после отправки херувима из колючей проволоки, чтобы раздобыть информацию в ОЗП, я сидела допоздна, наблюдая за складом через трескучий ЭЛТ-монитор в Другом Месте. Несмотря на это, они провели рейд ранним утром в прошлый четверг, после того, как я легла спать. Это, несомненно, была 'внезапная облава', если телевидение не врало о том, как действуют копы, совершая набеги на места, где прячутся опасные преступники.

Тем не менее, теперь то место исчезло. Закрыто. Об этом упомянули в новостях на моменте 'и к другим новостям'. Так было неправильно, потому что подобное должно было быть более важным, но об этом событии хотя бы сказали, пусть и не сделали новостью дня. Я все равно сохраню статью в своем альбоме. Надо его купить.

После того, как все закончилось, я лично проверила то место, и хотя оно все еще оставалось ужасным и прогнившим, но... было ужасным в мертвом смысле, если вы понимаете, о чем я. Оно походило на коросту в ландшафте Другого Места, а не на открытую рану.

Со временем все заживет. Надеюсь.

Мои размышления прервались, когда меня вызвала директор. Кабинет ничуть не изменился с тех пор, как я его видела в последний раз. Включая обогреватель у стены, запущенный на полную, из-за чего стояла духота. Вместе с директрисой в кабинете находился пухлый бородатый учитель с тюрбаном на голове, и он явно потел в тепле. Мне тоже было жарко. Мне хотелось снять джемпер, но я не собиралась показывать руки и браслеты, прикрывающие шрамы.

Надо было не забыть надеть футболку с длинными рукавами, подумала я.

— О, Тейлор, — сказала директор Блэквелл, улыбаясь мне совершенно фальшивой улыбкой. — С возвращением. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — сказала я. Это не ложь. В конце концов, моя нервозность заперта в проволочной клетке в одном из туалетов для девочек. — А у вас как дела? — спросила я, чтобы скрыть свою секундную заминку, когда я проскользнула в Другое Место и осмотрела ее кабинет. За неделю с тех пор, как я была тут в последний раз, ничего не изменилось.

— О, просто замечательно, — проскулило чудовище с собачьей мордой, которое теперь заняло ее место. В Другом Месте все еще сука, отметила я. Она указала на вонючее, гниющее кресло, пахнущее виной и беспокойством. Как любезно с его стороны сообщить мне, что чувствовали люди, когда сидели в нем. Выдохнув, я отправила серебристого червя Сочувствия вгрызаться директору в ухо, и даже не глядя ощутила, как ее лицо приобретает извиняющееся выражение. Лишь мне было известно, что она искренна, благодаря Сочувствию, проникшему в ее голову. — Тейлор, это мистер Каур.

Он встал и пожал мне руку. Он был старой статуей с каменным лицом, потрескавшейся и почерневшей от жары. Один участок даже оплавился, как у мармеладного мишки, которого кто-то обсосал. Понятия не имею, что это может означать, может, он строгий и несгибаемый, но также склонен впадать в неистовую ярость? Я отправила к нему еще одно Сочувствие и покинула Другое Место.

— Он возглавляет нашу... эм, новую анти-буллинговую кампанию, — добавила директриса.

— Помимо этого, я буду твоим новым учителем английского, — сказал он с сильным бостонским акцентом, что меня удивило. Глядя на него, и не подумаешь. Казалось, он совсем не подходит к его внешности.

Подумав об этом, я ощутила себя немного расисткой.

— Здравствуйте, — сказала я. — Ну... эм, полагаю, мы будем видеться довольно часто?

Он улыбнулся мне, потому как Сочувствие сработало.

— Да, — сказал он. — Не переживай. Если все пройдет хорошо, нам придется взаимодействовать только как учителю и ученику. Но ты должна будешь прийти и рассказать, если возникнут проблемы.

Если все пройдет хорошо? Хах. Сомневаюсь.

— Как скажете, — сказала я.

Итак, я сидела и изнывала от духоты, мистер Каур потел, пока директор Блэквелл распиналась о мерах, которые они предпримут, о том, что я должна сообщать ему о неприятностях, о том, что 'они сплоховали', но 'это не причина, чтобы испортить тебе остаток учебы здесь', и о множестве других бессмысленных банальностей. Они не помогали мне.

— Простите, — к моему великому облегчению, перебил ее мистер Каур, прочистив горло, — но нам с Тейлор нужно идти на урок.

— О, конечно, конечно, — закивала директриса.

Выбраться из того помещения обратно в белые стены коридоров, где располагались кабинеты учителей, было облегчением. Мистер Каур промокнул лоб носовым платком.

— Ну, и духовка, — сказал он. — Клянусь, с этой женщиной что-то не так, раз ей нужна такая жара в кабинете.

Я кивнула.

— Слегка потеплело, — сказала я. — Снаружи, я имею ввиду. Не здесь. Этого тепла уже достаточно.

— Да, Наверное, уже наступает весна, — согласился он. — Ну, пойму, когда вынесу растения из оранжереи. — он сделал паузу. — Ну так вот, — произнес он, когда мы пошли в класс, — я прочитал и оценил твою работу. Приятно видеть, что ты правда ее выполнила. Некоторые пытаются сдать хвосты, и ты не поверишь, они явно не читали книгу.

Я сглотнула.

— Не... не то чтобы у меня были еще варианты, чем заняться, — сказала я. — И... ну, эмм, я уже читала 'Убить Пересмешника'.

— О, просто замечательно, — произнес он с улыбкой. — Настоящая отличница, м?

Моя мама всегда настаивала на том, чтобы я много читала. Она читала мне, когда я была маленькой, и она не считала, что стоит выбирать книги попроще. Они должны были расширять мой словарный запас и научить меня ценить литературу. Следует признать, я не в курсе, как много матерей читали своим детям 'Фунты лиха в Париже и Лондоне', когда они были маленькими, но это ожидаемый риск, если ваша мать преподает английский.

— Я просто люблю читать, — сказала я.

Он подарил мне усмешку.

— Что ж, была вероятность, что в этой школе найдется хоть кто-то, кому нравится читать, — сказал он. — Очевидно, мне придется сражаться с другими учителями английского, когда об этом станет известно, — он запнулся. — А потом меня пристрелят, когда Льюис выхватит пистолет, потому у меня есть только кирпан*, так что это, вероятно, не лучший вариант развития событий.

*Кирпа́н — национальная форма ножа сикхов, церемониальное оружие и религиозный символ сикхизма.

Видимо, он ожидал, что я рассмеюсь. Мне удалось улыбнуться. Следуя за ним, я больше беспокоилась о том, как все пройдет в одном из моих новых классов.

Кабинет 2с ничем не отличался от любого другого в Уинслоу. Стены выцвели и облупились, школьная доска стала серой от скопившейся пыли. Грязные окна выходили на парковку, а ряд голых деревьев не мог скрыть дорогу на противоположной стороне. Было шумно, все болтали между собой. Стало немного тише, когда мы зашли в класс, некоторые люди заметили, что пришел учитель, но лишь немногие.

— Кхм! — громко прочистил горло мистер Каур. — Кхм! Тихо, все! Да, я имею ввиду, вообще все. Джей, тебя это тоже касается, — свирепо глянув, на загорелого пацана. Другие ученики расселись за парные столы. — Это Тейлор. Она переведена в этот класс до конца года. Тейлор... мм, сядь к Люси, — сказал он мне, указав на девушку, рядом с которой никто не сидел. — На моих занятиях, ты сидишь там, где я сказал, и никаких отговорок. Если захочешь пересесть, сначала спроси у меня. Ты поняла?

Я кивнула. Казалось бы, мелочь, но на самом деле хороший знак. В Уинслоу так поступали только строгие учителя. Значит, он из тех, кто поддерживает дисциплину в классе и наказывает тех, кто выделывается на его уроках. Такие классы всегда были для меня передышкой, потому что мои мучители являлись 'хорошими девочками'. Они не хотели, чтобы их застукали за чем-то плохим, и оказались достаточно сообразительны, чтобы понимать, когда следует подождать. С учителями, которым плевать, или желающими подружиться с учениками все было иначе. Хуже всего, когда учителя позволяли ученикам болтать друг с другом, и я проводила весь урок, выслушивая оскорбления и шепотки, намеренно произносимые достаточно громко, чтобы я могла слышать.

Я поставила сумку, и Люси немного сдвинула свой стул, чтобы освободить место для меня.

— Привет, — сказала она, поправив очки в тонкой оправе. Кожа Люси имела кофейный оттенок, и волосы заплетены в косички. На ней были джинсы и полинявшая фиолетово-белая футболка. Она выглядела довольно симпатично. Разумеется, она была красивее меня, хоть и являлась почти такой же худой. То, что она не была каланчой, как я, сильно помогало. Я посмотрела на ее половину стола. Она аккуратно разложила ручки перед собой, и у нее было три разных цвета чернил. На ее рабочей тетради были изображены символы, похожие на вьющиеся виноградные лозы.

— Привет, — поздоровалась я, погружаясь в Другое Место. Там она имела слишком много глаз, сияющих ярко-желтым светом, и все каким-то образом смотрели на меня сверху вниз. Казалось, она уже решила, что я не так хороша, как она. Глаза покрывали ее лицо и руки, а свет, пробивавшийся сквозь ее рваную и изодранную одежду, указывал, что они есть и там. Ее пальцы были длиной с предплечья, забрызганы краской и все время подергивались. Возможно, паранойя? Или она воровка с шаловливыми пальчиками? Я не уверена. Ее черты несли отпечаток предвзятости, а костяные наросты на черепе походили на корону.

Значит, она папочкина маленькая принцесса. Отлично.

В любом случае, раз мне придется сидеть рядом с ней, я приму меры предосторожности. Потребовалось время, чтобы придумать, что нужно делать. Кукла с экраном вместо лица, транслировала фразы типа 'БУДЬ МИЛОЙ' и 'ХОРОШО К НЕЙ ОТНОСИСЬ' прямо в каждый ее глаз. Я смутно припоминала ее лицо в толпе, но не думаю, что она когда-либо активно что-то делала против меня. Мне не нужен еще один враг. Я оставила куклу мельтешить теми посылами у нее перед глазами в Другом Месте и переключилась на реальность.

— Ты только что перевелась? — спросила она, поигрывая одной из своих ручек.

— Эмм... нет, — сказала я. — Я... болела какое-то время, и они передвинули мое расписание.

Мне не хотелось, чтобы она узнала, что я 'девушка, которую заперли в шкафчике, набитом тампонами'. Разумеется, она, скорее всего, уже наслышана об этом, но я могу, по крайней мере, на несколько дней избавить себя от насмешек по этому поводу.

— О, не повезло, — сказала она, пока я рылась в сумке в поисках пенала. Она сделала паузу. — Забыла ключ от шкафчика? — спросила она, взглянув на мою сумку. — Наверное, еще хватит времени, чтобы сбросить его, если ты поторопишься.

Я заметила, что у нее довольно заметный нью-йоркский акцент. Ну, это не удивительно. Многие люди переехали, когда Левиафан обрушился на Манхэттен, и некоторые из них осели в Броктон Бэй. В конце концов, не похоже, что мы так уж далеко от Нью-Йорка.

Разумеется, я не собираюсь пользоваться своим шкафчиком. Скорее всего, они всего лишь выгребли все из него, но я не смогу, даже если они его полностью продезинфицировали. Я... я не смогу. Просто не смогу.

— Все в порядке, — сказала я.

— Все! — объявил классу мистер Каур. — Итак, ребята. На этот раз у каждого есть экземпляр 'Смерти Коммивояжера'? Если нет, то пусть сосед по парте с вами поделится. Если книги нет у обоих, то поднимите руку. Все остальные, переходите к началу второго акта.

Я достала свой старый пожелтевший экземпляр. Изначально книга принадлежала моей маме, и кое-где на полях остались ее пометки. Я боялась брать ее в школу, потому что могут украсть, но папа настоял, чтобы взяла. Я собиралась вызвать херувима из колючей проволоки, чтобы он отнес ее домой, как только урок закончится.

А затем урок разошелся на полную, и я старалась избегать любых вопросов. Было довольно тяжело успевать все записывать. Я давно не практиковалась в письме. К тому моменту, когда прозвенел звонок, рука уже разболелась.

Тем не менее, могло быть намного хуже. Никто не тыкал меня под ребра, никто не обменивался громким шепотом сплетнями обо мне, и единственный раз, когда мне пришлось подбирать ручки с пола, я и правда их уронила.

— К следующему уроку, я хочу, чтобы вы дочитали до сцены во втором акте, где Вилли входит в кабинет Говарда, — сказал нам мистер Каур, пока мы готовились отправиться на следующий урок. Я отправила проволочного херувима закинуть домой мою книгу, и пошла, стараясь держаться в хвосте, чтобы меня не толкали и не затерли в толпу.

— Ну, как она тебе? — услышала я, как какая-то девчонка спросила у Люси.

— Кто? — повисла неловкая пауза, и Люси кашлянула. — А, новенькая? Тейлор? О, да. Тихоня. Мы, типа, совсем не разговаривали, — она фыркнула. — Могло быть и хуже. Раз мистер Каур не посадил меня вместе с подругой, кто-то, кто не болтает без конца, учится и не выпрашивает у меня ответы — это тоже неплохой вариант.

Как будто мне нужно было списывать у нее, подумала я с возмущением. Это не я провела весь урок, рисуя на полях своей книги.

— И не воняет. Как Сьюзен. В чем ее проблема? Чем займешься после школы?

— Работаю. Опять.

— Твой дядя настоящий рабовладелец, знаешь? — все что я успела услышать, пока не потеряла из в толпе. Несмотря на это, я улыбнулась про себя. Той троицы больше нет в одних классах со мной. Просто нужно избегать их в коридорах, и я могу это провернуть. Я могу быть незаметной. Я буду просто заниматься своими делами и... я найду тех, кто захочет сидеть рядом с кем-то незаметным. Я не буду привлекать внимание, и все будет хорошо. Вновь погрузившись в Изоляцию, я отправилась на историю.

И история тоже прошла хорошо. Учитель сказал, что получил мою работу, но еще не проверил, а потом я нашла свободную парту у окна и скрылась под более слабой версией Изоляции. Никто не пытался со мной заговорить, и не перешептывался о новенькой, а я делала свою работу.

Разумеется, удача меня подвела. Это случилось в очереди за обедом, где я не могла использовать Изоляцию, если хотела, чтобы меня обслужили.

— Ой, вам не кажется, что тут чем-то воняет? — произнесли позади меня очень знакомым голосом. — Пахнет даже хуже, чем обычно.

Не было нужды оборачиваться, чтобы узнать кто это. Голос принадлежал Эмме Барнс, моей бывшей лучшей подруге. Я сжала руки в кулаки, не обращая внимания на боль, и попыталась контролировать свое дыхание. Я ее ненавидела. Я так сильно ее ненавидела. И в отражении на металлическом прилавке я увидела, что она взяла с собой еще двоих самых ненавистных мне людей.

С этого момента, я буду приносить обеды с собой.

Глава 3.02

Я ничего не могла с собой поделать. Я ощутила как меня охватывает холод Другого Места, будто я вдруг зашла в морозильную камеру. Я стиснула зубы и попыталась выбросить это из головы, но не смогла. Просто не сумела. Это была та же заполошная паника, которую мне пришлось победить, чтобы взять под контроль свои способности. Ужас вертелся у меня в голове. Я не могла от него избавиться и очистить свой разум. Я могла думать только о них.

Запах Другого обеденного зала был густым и вязким, в большей степени вкус, чем запах, острой гнилью и тошнотворным привкусом жира оседал у меня на языке. За прилавком обслуживали огры, державшие половники как дубинки. Я вцепилась в свой грязный поднос и сосредоточилась на нем. Я не собиралась оборачиваться. Пока я не успокоюсь. Я не хотела видеть их в Другом Месте. Мне известно, что они монстры в реальной жизни. Мне не нужно, чтобы моя жуткая сила сообщала об этом. Возможно, она не показывает школу тем адом, которым она является, но, вероятно, так происходит из-за того, что ее вид формируют все ученики. Мне не нужно вникать в особенности. Особенно из-за них.

Вина лежала на их плечах. Они несли ее на себе. Я вновь ощутила вонь шкафчика. Они не мылись с тех пор? Кровь, грязь и гниль оказались прямо за мной. Я видела их в тусклом металле прилавка. Боже, как я могла их не заметить? Я слишком охотно притворилась, будто никогда не увижу их снова, или они встали в очередь, чтобы 'поприветствовать' меня?

Мой поднос стукнулся о металлическую перекладину. У меня тряслись руки, а коленки превратились в желе. Они собираются сцапать меня. Трехголовый монстр собирается схватить меня и затащить обратно, и... и они снова засунут меня туда. На этот раз мне не выбраться. Никто не заметит. Прямо как в прошлый раз.

Я слышала, как Эмма что-то сказала, но я не слушала. Я не могла слышать. Вонь была чересчур сильной. Что-то шлепнулось мне на плечо, и я чуть не завизжала. Я ощущала, как влага просачивается ко мне. Пачкает одежду. Извивается и ползает по моей коже. Оставляя меня грязной. Запятнанной. Нечистой.

Сосредоточившись на дыхании, я пыталась игнорировать зловоние. Я могла ощущать вкус воздуха. Каждый вдох вызывал у меня тошноту.

Мне нужно выбираться отсюда. Мое зрение в Другом Месте оставалось ясным, но я ощущала, как на глаза наворачиваются слезы. Я оставила поднос на раздаче развернулась на каблуках. У меня не было определенной цели. Просто нужно было свалить от них. Я не знаю, что сделаю, если они последуют за мной. Гончие из запекшейся крови и ангелы покрытые острыми лезвиями мельтешили у меня в голове, и я не знаю почему все еще их не воплотила. Почему я не заставила ту троицу страдать? Должна быть причина, почему я этого еще не сделала. Она должна быть.

О.

Вот она. Я хороший человек. А они злодеи. Таков мой жизненный курс. Мне приходится цепляться за это, чтобы не позволить себе сделать то, что действительно хочется. Чтобы не позволить себе воздать им по заслугам. Я даже не уверена, существовали или нет перешептывания, что я слышала проходя мимо стола за столом, занятых монстрами. Я просто сосредоточилась на том, чтобы выбраться оттуда прежде, чем сломаюсь окончательно или совершу нечто, о чем потом пожалею. О чем они пожалеют.

Как только выбралась в коридор, в безопасность, я совершила ошибку, оглянувшись назад. Они не последовали за мной. Они все еще стояли в очереди за обедом. И они выглядели достаточно похожими на себя, чтобы я их узнала.

У Эммы не было кожи.

У Эммы не было кожи.

Я видела влажную, обнаженную красноту ее рук и шеи. Ее одежда пропиталась багрянцем, а лицо закрывала керамическая маска. Она была вылеплена похожей на лицо Эммы, но треснула и разбилась, сквозь трещины и глазные отверстия сочилось алое.

Я ахнула. Я попыталась это скрыть, но не смогла.

По сравнению с ней, две других выглядели не так ужасно. Сквозь тонкую как бумага кожу Софии сочился и растекался черный дым. В ее облике было нечто звериное, дикий оскал, навевающий мысли о фильмах про оборотней. У Мэдисон было два лица, и у каждого по паре витых рогов, они существовали бок о бок и расщепляли ее голову пополам. Их рты бормотали поочередно, однако я не смогла разобрать слов. Ее руки были запятнаны кровью.

О, спасибо, Другое Место. Да, у Софии есть темная сторона, а Мэдисон — двуличная корова. Ничего принципиально нового. Но Эмма... я понятия не имею, что это значит.

Мне нравится думать, что я сходу все это подметила. Разумеется, все было не так. Я едва могла соображать. Я сбежала. Это было так просто. Я убежала. Я не выдержала. Я не могла даже находиться в одном помещении с той троицей. Я убежала и заперлась в кабинке одного из женских туалетов — на этот раз, к счастью, безопасного — а потом расплакалась. Я даже не смогла войти в правильное состояние, чтобы использовать свои способности для успокоения. Мне потребовались долгие минуты, чтобы выбраться из Другого Места в относительное спокойствие тесной, покрытой граффити туалетной кабинки.

Промокнув глаза туалетной бумагой, я испустила долгий дрожащий вздох. Я знала, что выгляжу ужасно. Часть моего тональника отпечаталась на бумаге, так что нужно обновить слой до начала послеобеденных уроков. Глаза жгло из-за соли, как бывает, когда долго плачешь.

Я как можно тише высморкалась во влажную туалетную бумагу. Кто-нибудь наверное меня уже слышал, но я не хотела сделать себе еще хуже.

Черт возьми. Разрыдалась в первый же день. Не стоит и надеяться, будто они не поняли, что я делаю. Существовала лишь одна причина, почему я сбежала вот так. Представляю, какие обо мне пойдут слухи. Я вытерла глаза рукавом. Я заплакала, и они используют это, чтобы заставить меня заплакать снова. Они знают, что я дала слабину. Ничтожество. Не способна даже в глаза им посмотреть.

К черту. Было столько надежд, что становление парачеловеком придаст мне уверенность, чтобы противостоять им. Разумеется, мои силы действительно способны на это. Я смогу заблокировать свой страх, если хватит сил.

А потом я, скорее всего, пойду и сделаю с ними что-то ужасное с помощью моих сил, привлекут федералов, и я стану злодейкой. Лишь тот факт, что меня пугали последствия, мешал мне совершить нечто опрометчивое.

К черту все.

Не знаю, как я продержалась остаток учебного дня. Я почти ничего не делала. Я была на грани того, чтобы позвонить папе и попросить меня забрать, но я просто... я просто не хотела показывать слабость. Не похоже, что они действительно что-то такое сказали. Они даже не прикоснулись ко мне. И что если он не поймет? Конечно, он проявит понимание, но... он подумает, что я сошла с ума, если расплакалась от одного вида тех троих.

И в школе точно узнают, если расскажу ему. Да уж. Я не могу допустить, чтобы они узнали. Это будет означать, что если они сделают что-то действительно серьезное, мне могут не поверить. Это будет похоже на ложную тревогу. Что я могу им рассказать? 'Я увидела их, они кое-что сказали, и я расклеилась'? Они ничего не предпримут по этому поводу. Они не захотят ничего с этим поделать. Все сведется к 'мы не можем наказать их только за то, что ты их увидела, не так ли?', и уже не будет такой гребаной опеки, как сейчас. Я не могу это допустить.

Я... просто подожду. Пока они не лажанутся. Я выдержу, если они не сделают что-нибудь похуже. Если они сделают что-то похуже, у меня будет кое-что посущественнее, чтобы рассказать школе.

Пусть только, блять, тронут меня или мои вещи, или... да что-угодно, и дело в шляпе.

Поэтому я просто закуталась в Изоляцию и пошла на уроки. Все шло хорошо. Под Изоляцией я была в безопасности. Как бы там ни было, одним из уроков шла информатика, и на ней я все еще была записана в свой старый класс. Это означало, что мне всего лишь нужно подтвердить, что я изучила все, что мне задали. Легкотня. Домашний компьютер хоть и не был новым, у половины класса его не было вообще, даже такого, работающего на Windows 2002, и с кулером, ревущим как подыхающее судно на воздушной подушке. После того как я выполнила довольно простое 'исследование', которое нам задали, и порешала тесты, меня оставили в покое, позволив полазить по интернету.

Так что от нечего делать я зашла на сайт us.parahuman и начала искать информацию о себе. Наверное, мне хотелось немного восстановить уверенность в себе. Я хотела убедиться, что что-то изменила. Что я не просто жалкая неудачница, которая даже не способна посмотреть в их лица.

Никто не говорил обо мне. Меня не было в официальных списках действующих паралюдей от ОЗП. Также ничего в рассылках 'неподтвержденных слухов' и 'сплетен' различных фан-сайтов.

Надеюсь, это значит, что они меня прикрывают. В конце концов, если они думают, будто я состою в секретном правительственном заговоре, разумеется, они не станут кричать мое прозвище на каждом углу. Или, может, у них просто не было времени.

У меня снова потекли слезы, поэтому я тихонько вытерла глаза и высморкалась в туалетную бумагу, которую сунула в карманы. Мне все равно хотелось получить признание. Всего лишь пару слов о том, что я что-то изменила. Я зашла на сайт 'New England Tribune'. По крайней мере, они разместили статьи о полицейской облаве. В них говорилось о 'нечеловеческих условиях' и 'произведенных арестах'. В конце концов, я кое-что сделала для этого! Я... Мне не нужна публичная благодарность! Как минимум, ответственные лица в курсе, что Паноптикум повлияла на ту ситуацию!

Воздух в компьютерном классе был горячим и душным, шумели ЭЛТ и системники. Я обмахивалась тетрадью, пытаясь охладиться. Дверь была открыта, но это не помогало. Летом в этом помещении было совершенно невыносимо, но и сейчас было чересчур жарко, хоть небо и хмурилось, как будто может пойти дождь. Я проверила, чем занят учитель. Он помогал кому-то, кто, видимо, еще не понял, что все нужно сохранять, если рассчитываешь вернуться к этому позднее.

Вздохнув, я наклонилась вперед, сложив локти на клавиатуре. Я была голодна. Я пропустила обед. В будущем мне стоит скрываться под Изоляцией, и лишь убедившись, что поблизости их нет, сбрасывать ее, чтобы получить обед. Боже. Моя жизнь такой отстой. Утро прошло не так уж плохо. Даже терпимо. А потом они все испортили. Я так сильно ненавижу эту троицу.

Они заслуживают страданий. Эмма, Мэдисон и София. Школа не собирается что-либо предпринимать. Папа сказал, что полиция сказала ему, что без каких-либо улик и без свидетелей дело не построишь. Так что, вероятно, все это ложится на мои плечи. Я не сделаю с ними ничего чересчур плохого. В конце концов, я хороший человек, а они стали бы злодеями, будь у них силы. Но если меня поймают, я буду в глубоком дерьме. Они симпатичные, популярные, и у них есть связи, типа отца Эммы, который работает адвокатом. И мои способности не слишком подходят для пиара. Нет уж. Я хороший человек. Я не наброшусь на них в стиле Кэрри.

Но если у кого-то из них случится срыв и та во всем сознается, это будет справедливо, не так ли?

Стараясь не привлекать к себе внимания, я вырвала страницу из блокнота и начала рисовать. Я не слишком хороша в этом, но я размышляла о созданиях из Другого Места. Каракули, оборванные линии и странные пропорции почти помогали. Вся соль была в ощущениях, идеях и, прежде всего, в моем воображении. Карандаш и бумага являлись всего лишь способом отбраковать идеи.

Я прищурилась. Натравить на них Кэрри. Я не смогу, но если подумать, это не та книга Стивена Кинга. И не 'Воспламеняющая взглядом'. Мне не стоит этого делать. Или 'Кладбище домашних животных'. На самом деле, учитывая, насколько у меня испорченная сила, возможно, она даже способна реанимировать трупы в виде злых извращенных пародий на самих себя. Я бы, по возможности, хотела этого избежать. Также, скорее всего, сила способна проделывать всякое со страхами и прочим. Надеюсь, без секса между несовершеннолетними. И чем меньше будет сказано о 'Хэйвене', 'Сент-Джордже' и 'Ярости', тем лучше.

Мамина коллекция книг Стивена Кинга, прочитанная, когда мне было одиннадцать, вероятно, оказала дурное влияние. Просто перейду сразу к делу, я думала о 'Худеющем'. Мой карандаш зачеркнул фигуру. Сначала это был волк с широко раскрытой пастью, но оказалось, что я не очень хорошо рисую ноги, поэтому я решила, что змея будет проще. Скелет змеи из ржавого металла, ее пасть широко распахнута, но все вываливается сквозь ее ребра, и из-за этого она никогда не сможет почувствовать себя сытой. Худая и истощенная. Как Эмма.

Погодите, разве это не заставит ее все время ощущать голод? Она будет слишком много есть, не зная, как остановиться. Задумавшись, я грызла конец карандаша. Сначала я хотела заставить всех думать, будто у нее анорексия, но это тоже сработает. Фактически, в некотором роде, так будет даже лучше. В конце концов, она же так гордится своей тупой карьерой непрофессиональной модели. Очень худое тело, наверное, плюс в этом деле. Но все рухнет, если она растолстеет, набивая рот при каждом приеме пищи, и никто ничего не заподозрит, не считая того, что она свинья.

Разумеется, это никак не поможет заставить ее признаться в содеянном, но знаете что? Эмма сама напросилась. Как и остальные. Нужно и для них придумать что-нибудь. Все сбежали из душного класса, когда звонок прозвенел в конце дня, но я не торопилась. Я не хотела толкаться в толпе, и, помимо этого, надо было восстановить Изоляцию.

Хорошо, что я это сделала. Снаружи меня поджидала Мэдисон. В неприметном месте. Она спряталась в нише возле ящика с огнетушителем. Я едва не проморгала ее. Наверное, и не заметила бы, не будь я в Другом Месте и не услышь ее бормотание.

Я прижалась к противоположной стене, позабыв, что я под Изоляцией. Дыхание перехватило, и мне стало дурно. Она... Она и правда меня здесь караулит? Я попятилась, не обращая внимания на чешуйки истлевшей краски, которые смахивала своей одеждой. Голый бетон был твердой, надежной поверхностью, и тихий шум кружащих вокруг меня ржаво-алых бабочек напомнил, что я в безопасности. Я буду держать себя в руках. Я не стану кричать.

Сглотнув и сосредоточившись, я покинула Другое Место. Нет, это не был кто-то другой, кто выглядел также для моих сил. Это была она. Одетая в новые джинсы и бледно-розовую облегающую футболку со слоганом '24/7 Me Time'. Мэдисон, может, и не такая привлекательная, как Эмма, но все же симпатичнее, чем я. Невелико достижение, но она довольно миниатюрная, по сравнению с тем, какая я долговязая жердь, у нее натуральные прямые волосы, и не начинают виться под дождем, и, прежде всего, она ладит с людьми. Тупицами, не способными понять, насколько она ужасна.

Чего она хочет? Что собирается делать? У нее в руках ничего нет, так что она хотя бы поджидает не для того, чтобы что-то в меня бросить. Она предпочитает 'практические шутки'. Знаете, забавы, типа стружки от карандаша, высыпанной за шиворот, или 'случайно' опрокинутой в мою сумку открытой упаковки сока. Тем не менее, она поджидает меня там, а значит, что-то замышляет. Кроме того, никто не станет так прятаться с хорошими намерениями.

Я фыркнула, а потом стиснула челюсти. То есть, увидеть в обед, как я плачу, было недостаточно? Я дала слабину перед ними, и они почуяли запах крови. Гниющей, зловонной... я мотнула головой. Нет. Я не стану зацикливаться на этом. Я разглядывала ее сквозь очки, вжавшуюся в свой маленький бежевый уголок, крепко сжимающую свою сумку с книгами. Там внутри что-то есть? Что ей могло понадобиться?

К черту все. Я хочу есть, и день окончен. Мне всего лишь нужно свалить отсюда. Я могу взять что-нибудь поесть по пути домой и выбросить из головы адское существование, в которое вновь превратились мои школьные будни. На все те двенадцать часов, пока я не буду готова повторить все заново.

Я не стала там задерживаться. Погода ухудшилась, и облака налились свинцовой серостью. Уличные фонари загорелись раньше, и взглянув на восток, я видела вечерние огни Набережной, уже засиявшие своими рекламными слоганами на фоне серого неба. Умнее всего, было добраться до дома, пока не начался дождь, но в тот момент мне было все равно.

Машины проносились мимо. Я топала по тротуару, спрятав руки в карманах, не обращая внимания на других пешеходов в ярких дождевиках. Никто из них меня не знал. Мне всего лишь нужно передохнуть. Немного побыть одной. Дом для этого не слишком подходит, не в то время, пока там папа. Черт, есть неплохие шансы, что он уже дома, ждет меня в качестве 'сюрприза' в мой первый день после возвращения, а мне... мне просто нужно побыть одной. Успокоиться.

Кроме того, я голодная.

Так что я долго добиралась домой. если он спросит, где я была, просто скажу, что после уроков мне нужно было обсудить с учителем мой первый день. Ха! Не будь школа дерьмовой, они бы так сделали. Поэтому, на самом деле, я расскажу ему, что не смогла найти учителя, которого искала, потому что я точно не собираюсь прикрывать их задницы.

Прогулка по некоторым местам в Броктон Бэй походила на путешествие во времени. Там нет ничего нового, только разные уровни старости и пренебрежения. Я срезала через окрестности старого театра около Паромщика, оставив серость шестидесятых возле Уинслоу, в пользу ветшающих фасадов двадцатых. Почти все театры исчезли, а кинотеатры, занявшие их место, также в основном обанкротились. Даже городской торговый центр из восьмидесятых был безвкусно-бетонным. Я с трудом могла понять, какого цвета он был изначально, настолько он потускнел и покрылся граффити. В Другом Месте он выглядел почти также, не считая того, что все эти лица жертв голода, вырастающие из стен, придавали ему немного хищную атмосферу.

Я могла расшифровать метафору Другого Места. Что происходит с бизнесом, построенном на том, чтобы все покупали, покупали и покупали, когда люди перестают покупать? Он чахнет.

Вздохнув, я вернулась в нормальный мир. Мои очки запотели и я сняла их, чтобы протереть. Когда я их снова надела, пятно передо мной превратилось в черную кошку, копавшуюся в кучах мусора на улице. Она уставилась на меня диким янтарным взглядом.

— Я здесь не для того, чтобы отобрать твою еду, киса, — сказала я, почувствовав, как на меня упала капля дождя. — Тебе стоит спрятаться куда-нибудь, — добавила я. — Иначе ты насквозь промокнешь.

Она не обратила внимания, а я ускорилась. Мне не хотелось промокнуть до нитки.

Не повезло. Пошел дождь. Сильный. Ненавижу этот день.

Я юркнула в ближайший магазин, который оказался комиссионной распродажей электроники. Там пахло озоном и нагретым пластиком, а коробки на полках стояли вразнобой. Над головой гудели вентиляторы. Я притворилась, что ищу что-то. Этикетки на большинстве товаров были на испанском, изготовленные на южноамериканских фабриках. Гарантии, скорее всего, будут сомнительными, или вовсе недействительными. Это издержки того, что вы не можете себе позволить дорогие вещи технарсткого производства из магазинов на Набережной. Флуоресцентное освещение было слишком ярким, отчего мрак снаружи казался еще темнее. Вздохнув, я уставилась на дождь, считая машины, проносящиеся мимо магазина 'все за доллар' на другой стороне улицы. Мимо с ревом сирены проехала полицейская машина, сверкая огнями во тьме.

Я могла бы отправить Ищейку или херувима из колючей проволоки следить за ними, чтобы выяснить, что случилось. Могла бы. Но какой в этом смысл? Я оглядела этот дешевый магазин, набитый дешевой электроникой, и управляемый дешевками. Есть тут что-нибудь, что стоит защищать? У меня есть все эти силы, и ни одна из них не делает ничего, чтобы сделать мир лучше.

Помассировав лоб, я прикрыла глаза. Возможно, все дело в низком уровне сахара в крови. И дерьмовом настроении. Я знаю, что повлияла на ситуацию с потогонной фабрикой. Я спасла людей, спасла жизни. Просто нужно поискать где-то еще, что я могла бы изменить к лучшему. Я поищу еще паралюдей и посмотрю, как выглядят их способности. Все лучше, чем думать о том, как дерьмово в школе.

Над магазином 'все за доллар' через дорогу мерцала красным светом вывеска. Мне стало интересно, есть ли у них карта Броктон Бей. Если моя сила и была в чем-то хороша, то лишь в одном, она выясняла, что происходит на самом деле. Если займусь бегом, то узнаю город получше. У меня должна быть возможность отмечать места в городе, где в Другом Месте происходят плохие вещи.

Я горько рассмеялась про себя. Полагаю, на самом деле я просто буду искать повод.

Глава 3.03

Когда я вернулась домой, свет был выключен. Дождь утих достаточно надолго, чтобы я решила, будто успею, если потороплюсь. Я ошиблась. Я промокла так сильно, будто упала в залив. Почему я не надела нормальное пальто? Вдалеке, на западе, вспыхивали молнии, и я услышала треск стрельбы в Доках.

Меня неудержимо трясло, пока я возилась с ключами. Мне понадобилось три попытки, чтобы нормально открыть замки, но даже тогда дверь не открылась, потому что распухла из-за влаги. Мои шрамы болели, пока я ее открывала.

— Эй? — крикнула я. Не знаю, почему я так беспокоилась. Я знала, что папа еще не вернулся. — Есть кто дома?

К счастью, ответа не последовало. Это могло быть довольно жутко.

Мне пришлось несколько раз пнуть дверь, чтобы она закрылась. Повторяющиеся пинки от меня и папы оставили внизу грязное, ободранное пятно. Я сняла обувь, включила свет и бросила сумку на пол. Мигал красный огонек автоответчика, поэтому я нажала на кнопку 'Сообщения' и побрела в мокрых носках на кухню, оставляя за собой влажные следы, пока он проигрывал.

— У вас... семь... новых сообщений. Первое сообщение для... — голос сменился на запись голоса звонившего, — Дэниэла Эберта. Второе сообщение для... Дэнни.

Мои волосы пришли в абсолютный беспорядок. Знаете, сколько влаги способны впитать вьющиеся волосы? Это было за гранью 'вьющихся' и ближе к 'только что из душа'. Может понадобиться несколько часов, чтобы они как следует высохли. Моя одежда была не суше, но я хотя бы могла переодеться, пока не простудилась. Мне только этого не хватало до кучи. Сушилка находилась по пути в кухню, так что мой свитер отправился прямо туда.

— Третье сообщение для... Тейлор, — это был голос моего папы. Он говорил, что вернется поздно, так что очевидно оставил мне сообщение. — Четвертое сообщение для... Дэнни Эберта.

В конце концов, мои деньги на обед пошли на оплату покупок в магазине 'все за доллар'. Я похлюпала носками за хлебом. Наверное, в холодильнике хватит продуктов на сэндвич.

— Пятое сообщение для... Тейлор? Это же 'Тейлор', верно? Мне, типа, не надо произносить это с французским ак... — запись оборвалась, потому как был достигнут предел для записи имени. Я нахмурилась. Кто мог... нет, погодите. Голос мне знаком. Сэм, вот кто это был. Да. Одна из девчонок, с которыми я познакомилась в психиатрической клинике. — Шестое сообщение для... Тейлор, — это снова была Сэм. — Седьмое сообщение для... Дэнни. Нажмите номер вызова, чтобы воспроизвести это сообщение. Нажмите на звездочку, чтобы проиграть заново список сообщений. Нажмите на решетку, чтобы перейти к опциям, включая удаление всех сообщений.

Я вернулась к телефону и нажала на тройку.

— Привет, Тейлор, это папа. Просто звоню, убедиться, что ты добралась до дома, и спросить... ну, знаешь, все ли прошло хорошо. Как я уже говорил утром, я ненадолго заеду в больницу, но я должен вернуться не позднее шести. Ну, в семь, самое позднее. Днем меня не будет в офисе, но позвони туда и скажи, когда ты вернешься домой, ладно? Люблю тебя!

— О! Точно! Судя по погоде, похоже, что будет дождь, ты не могла бы, пожалуйста, убрать постиранное белье с заднего двора? Я думал, что весь день будет ясно, но прогноз, наверное, был неправильным. Спасибо!

— Конец сообщения. Чтобы прослушать сообщение еще раз, нажмите один. Чтобы удалить сообщение, нажмите два. Чтобы вернуться к списку сообщений, нажмите три.

Я посмотрела наверх, уставившись на стену. Упс. Ну, это, вероятно, помогло бы, вернись я домой пораньше. Я вздохнула. Я могу пойти и сделать это, пока я еще мокрая.

Нет, погодите. Я должна надеть пальто, а затем пойти и сделать это.

К счастью, все осталось на стойке для сушки белья, даже если промокло. Я все занесла и оставила сушиться рядом со свитером, а потом взяла немного хлеба и пошла наверх переодеваться. Мне удалось промокнуть еще сильнее, хотя я не была уверена, что такое вообще возможно. Даже после того, как я отжала волосы, вода с них продолжала стекать за шиворот.

Я почти сразу переоделась в пижаму. Может, лечь пораньше будет мне на пользу. Однако, в конце концов, я избавилась от мокрой одежды, завернулась в полотенца и достала фен.

Гул, тепло и запах нагретого пластика странно успокаивали, даже если у меня из-за этого вьются волосы. Наверное, мне сегодня вечером придется помыть их снова, потому что завтра в школу. Опять. Еще один день. Мне придется вернуться. Без вариантов. Что мне еще остается?

Я остановила паническую атаку, выдохнув страх. Я оставила ее в ванной, пришпиленную как бабочку в коллекции, с лицом, застывшим в немом крике, и вышла, ощущая, что завтра смогу вернуться в школу. Возможно, утром мне придется сделать это еще раз, но с таким я уже научилась справляться.

Во вновь расслабленном состоянии духа — чему помогла сухая одежда, а также мои жуткие способности — я достала свои покупки из мокрой сумки. Теперь у меня есть карта Броктон Бей — немного устаревшая, 2005 года — и недавно приобретенный дневник, а еще несколько листов маленьких белых наклеек-точек. Дневник двухлетней давности, но я не собираюсь использовать его по прямому назначению, так что все в порядке. Собрав книги, разложенные на моем столе, и бросив их на кровать, я открыла и расстелила карту. Осторожно отделив одну из маленьких наклеек, после некоторого поиска, я приклеила ее на место, где находилась — раньше находилась, благодаря мне — потогонная фабрика.

Разыскав ручку, я аккуратно написала '1' на наклейке, а потом сделала соответствующую надпись в дневнике за первое января.

1. Потогонная фабрика в Доках. ИСПРАВЛЕНО — РАБОТА ПРЕКРАЩЕНА.

Затем я сделала маленькую пометку. Дальше я приклеила '2' к 'Одежде Монарха' на Набережной. В этом районе карта была менее точной — Набережная с тех пор претерпела много изменений. Я добавила примечание к наклейке в поле за второе января.

2. Закупал товары, произведенные в 1. Продолжить расследование? Проверить позднее, вдруг они продолжают закупать продукцию у рабовладельцев. Они знали с самого начала? Если они не в курсе после ликвидации 1, предположу, что они предпочитают не знать.

Снаружи раздался раскат грома. Я посмотрела в блокнот. Я надеюсь, они поймут намек. Если они не приведут все в порядок, мне, может, придется... вломиться в их офисы и разыскать списки всех их поставщиков. Возможно, мне в любом случае стоит это сделать.

Но магазин находится на Набережной, а там повсюду камеры. Я не знаю, способна ли Изоляция скрыть меня от механизмов. Скорее всего, нет, зная мою удачливость. В конце концов, люди продолжают меня видеть, когда я использую Изоляцию, они просто не обращают внимания. Так что они, вероятно, увидят мое изображение на камерах, ведь я не становлюсь невидимой в буквальном смысле. А потом они взбесятся, потому что не смогли никого заметить лично.

Я улыбнулась про себя, когда подумала о том, чтобы появиться в костюме на заднем плане фоток туристов в окрестностях Набережной, но это, наверное, не очень хорошая идея. Даже если забавно заставить людей паниковать, когда они проявят свои праздничные фотографии и обнаружат фигуру в противогазе пересекающую задний план снимка. Но, что более серьезно, я опасаюсь, что меня также могут засечь с помощью тех крутых очков, которые используют правительственные агенты, чтобы увидеть невидимых людей. Разве что такие штуки бывают только по телевизору? Хотя они могут и в самом деле существовать. Если бы я могла засекать невидимок, я бы держала это в секрете, чтобы люди не знали, что я на такое способна.

Эй, я, скорее всего, могу видеть невидимок. У Другого Места есть способы показывать мне всякое. Я могла бы видеть силы, даже если человек, их применяющий невидим.

Хотелось бы сказать, что я не заскочила мгновенно в Другое Место и не обыскала всю свою комнату на наличие каких-либо невидимых наблюдателей. Но тут никого не было.

Свернув карту как было, я засунула ее в нижний ящик стола. Дневник я спрятала на дне шкафа. Карта оставалась бессмысленной, пока у вас не будет дневника в качестве ключа. Надеюсь, если вдруг папа обыщет мою комнату, он подумает, что старый дневник — это всего лишь мой старый дневник, и оставит его в покое. Я нахмурилась. Мне нужен тайник получше для всех моих геройских штук. От сокрытия моих записей не будет особого толка, если кто-то найдет противогаз и остальную часть ансамбля, спрятанные у меня под кроватью.

Да-а, думала я, переодеваясь в сухую одежду, мне нужен тайник. В конце концов, я могу использовать херувимов из колючей проволоки, чтобы телепортировать предметы, так что я всегда смогу достать свои вещи. И мне придется отвечать на кучу непростых вопросов, если папа застукает меня с костюмом, начиная от 'что это такое?', а потом 'что значит, ты — парачеловек?', и, вероятно, заканчивая 'как ты вообще смогла себе это позволить?'. Я реально не заинтересована в том, чтобы отвечать на любой из них, да и папе, в любом случае, сейчас не нужен дополнительный стресс.

Мое внимание привлек вой полицейской сирены снаружи. Небольшой частичке меня хотелось взять и отправить за ними херувима, чтобы он... сделал что-нибудь. Не знаю, что именно. Проследовал за ними и посмотрел, что происходит? Но какой в этом толк? И к тому моменту, как я решила отправить конструкт посмотреть, в чем дело, сирена затерялась в городском шуме.

Я вяло улыбнулась про себя. Сегодня у меня реально нет времени заниматься геройскими делами. Мне на всех уроках дали задания, чтобы догнать программу. Отстой. Порывшись в школьной сумке, я достала нужные здоровенные книги и пошла к старому компьютеру в кабинете. Я включила его, и кулер громко загудел. Очень громко. А затем мне пришлось сидеть и ждать целых пять минут, пока он полностью загрузится.

Это тянулось мучительно медленно. В школе, по крайней мере, компьютеры держали включенными все время, хоть они и были примерно настолько же старыми, как этот. Я встала и включила модем, взглянув через окно на проливной дождь. Лужайка перед домом выглядела так, будто началось наводнение. Надеюсь, дорожку не затопит. Не хотелось бы завтра промочить ноги. Или застудить их. Я почувствовала, как по шее пробежали мурашки, и шмыгнула носом. О, Боже, я что, еще и простудилась до кучи? Вздохнув, я посмотрела на пляску капель дождя, пока модем не перестал мигать красным и не стал мигать зеленым. Я подключала диалап лишь когда было необходимо, вдруг кто-то позвонит и...

... черт. Диалап. Телефонный звонок. Я застонала. Я забыла позвонить папе. Я с топотом сбежала по лестнице, поскользнулась на мокром пятне, которое оставила, когда пришла домой, и врезалась в дверь.

— Ой, — выдавила я, лежа на полу. Я осторожно поднялась. К счастью, этого никто не видел, потому что я чувствовала себя идиоткой. По крайней мере, я сначала ударилась об дверь рукой, а не лицом или чем-то еще. И почему я не смотрю, куда иду?

Прихрамывая, потому что болели коленки, и проявляя большую осторожность, мне удалось добраться до телефона без каких-либо новых неурядиц. Набрав номер папиной работы, я попала на автоответчик.

— Пап, это Тейлор! — сказала я. — Прости, что не позвонила! Мне пришлось выбежать, чтоб убрать вещи из-под дождя, и я промокла еще сильнее, хотя уже и так была мокрой, так что я пошла переодеваться и забыла! Прости, пожалуйста! Эмм. Стирка... эм, вроде как тоже промокла, потому что я угодила в самый разгар, когда возвращалась. Бесполезные прогнозы. Говорили, что весь день будет облачно, а не про такой ливень.

— Но ладно. Хм, — я сглотнула. — Хм... в школе все прошло... неплохо, — соврала я. — Заданий, чтобы наверстать программу, куча, — я наматывала телефонный провод на палец, пялясь на трещину на потолке, — Мы... Я посмотрю, как все пойдет, по ходу дела. Наверное. Эмм. Ну, в общем, увидимся, когда придешь домой. Пока.

С этим, наконец, разобралась. Я стояла там, в темноте, над мигающим красным огоньком автоответчика. Стоит ли прослушать сообщение от Сэм? Как я могу доверять тому, что она... погодите. Я помассировала виски. Это просто глупо. С чего бы ей использовать это, чтобы выслужиться перед Эммой? Она почти наверняка даже не знает о ее существовании. Они ходят в совершенно разные школы.

Я снова прослушала список сообщений. Я ощущала странное оцепенение и не совсем понимала почему. В конце концов, мы болтали с ней много раз, верно? Все будет хорошо. Протянув руку, я нажала на пятерку.

— Привет, Тейлор, это Сэм. Сэм Йейтс. Хотя не уверена, что называла тебе свою фамилию, так что она тебе ни о чем не скажет.

Даже если она и называла, я такого не помню, Но я узнала голос.

— Ладно, эмм, слушай... ну, я выбралась из того места. Не хочешь встретиться на выходных или типа того? Меня выписали вчера, но я пока не хожу в школу. Родители перевели меня на амбулаторное лечение в другой клинике и... эмм, Лия все еще в больнице, и я буквально сойду с ума, если придется провести две недели с родителями, которые трясутся надо мной, и больше никого не видеть. Хм. Плохая шутка. Возможно, не стоило выражаться так буквально. Я имела в виду не в буквальном смысле. В смысле... эмм, как сказать по-другому? Фигурально выражаясь? Так лучше звучит, да? Если меня кто-то подслушивает, я не собираюсь сходить с ума. Эмм... я не думаю, что меня реально подслушивают. Я не параноик. О... черт. Я все испортила, а теперь просто несу всякий бред без остановки, ты это услышишь и подумаешь, что я чокнутая.

Уже неловко становилось это слушать.

— Ладно, ладно... эмм, я просто положу трубку и попробую еще раз. И в этот раз постараюсь говорить более осмысленно, прости.

— Конец сообщения. Чтобы прослушать сообщение еще раз, нажмите один. Чтобы удалить сообщение, нажмите два. Чтобы вернуться к списку сообщений, нажмите три.

Примерно к середине сообщения я начала поеживаться от сочувствующего смущения. Так или иначе, это помогло мне успокоиться. Ни один из троих самых ненавистных мне людей никогда так не облажается. Они всегда умудряются оставаться популярными и всегда знают, что сказать, особенно, если это включает насмешки надо мной. Даа, я знаю все о публичном унижении.

Я нажала на шестерку, чтобы воспроизвести ее следующее сообщение.

— Привет, Тейлор, это Сэм. Опять, — вновь произнес ее голос. — Я просто хотела спросить, не хотела бы ты встретиться на Набережной в эти выходные. Суббота или воскресенье подойдет. Мы ведь неплохо поладили, верно? Просто перезвони мне. Это номер моего смартфона, так что можешь звонить в любое время. Если не дозвонишься, просто оставь сообщение и я сама позвоню... а, погоди, точно, у тебя нет мобильного. Эмм, скажи, в какое время тебе можно позвонить, наверное. Не знаю. В любом случае, скоро поговорим, ага? Надеюсь, к выходным погода придет в норму, потому что я клянусь, похоже, что море пытается... типа, буквально завоевать Землю нападением с воздуха. Перезвони мне.

— Конец сообщения. Чтобы прослушать сообщение еще раз, нажмите один. Чтобы удалить сообщение, нажмите два. Чтобы вернуться к списку сообщений, нажмите три.

Мне и правда стоит пойти, подумала я, убирая с лица мокрые волосы. Это шанс подружиться с кем-то, кто не ходит со мной в одну школу. Это должно быть здорово, так? Снова раздался раскат грома, и я вздрогнула. Но это само по себе может быть проблемой. Она ходит в 'хорошую' школу. У нее есть смартфон, а это означает, что она достаточно богата, чтобы чтобы покупать вещи технарского производства. Что если она посмеется надо мной, потому что все мои вещи старье?

Нет. Нет. Она уже знает, что я учусь в Уинслоу. У меня просто паранойя. Скорее всего, она хочет познакомиться поближе с кем-то, кто тоже не ходит в Аркадию.

А потом ход ход моих мыслей прервала волна ледяных мурашек пробежавших по моей шее. Меня осенило. Мне больше не холодно. Черт, подумала я. Возможно, дрожь была не от холода, даже когда я промокла. Я только что пользовалась теплым феном, но волоски на руках стояли дыбом, в животе крутило, и меня трясло. Это мои способности, а не погода!

Я быстро вдохнула и погрузилась в Другое Место, осматриваясь. Я не увидела ничего необычного в этом убогом отражении моего дома. Краска облезла со стен, а в воздухе витал запах прокисшего пива и соли. Снаружи на ржавый и гниющий мир лил дождь. Он был грязным, оскверняющим и черным, и оставлял все запятнанным, а не очищал, но с неба хотя бы лилась не кровь. Я ощутила облегчение. Тот факт, что на следующий день после нападения Левиафана на Дубай в Другом Месте шел кровавый дождь — ну, мне кажется, тут есть какая-то связь. Если она существует, и снова пойдет кровавый дождь... но сейчас не он льется с неба.

Я сделала шаг к окну и вляпалась в лужу. Я стояла в темной воде, просачивающейся под дверь. По крайней мере, в реальном мире ее не существует. Она была холодной и липкой как грязь, а когда я присела — из-за удара об дверь все еще побаливало — и опустила в нее палец, то ощутила беспорядочные эмоции. Печаль. Гнев. Одиночество. Они оставляли липкий осадок. Я понюхала их и наморщила нос. Пахло грязью, покрывающей стены по всему городу. Броктон Бей загрязнял дождь в Другом Месте? Или, может, дождь принес с собой страдания.

Еще одна волна ледяного озноба скрутила меня гораздо сильнее, чем раньше. Я надела ботинки, схватила мокрое пальто и открыла дверь. Откуда это исходит? Что я почувствовала? Дождь забарабанил по лицу, стоило выйти на крыльцо. Он лился еще сильнее, чем в реальности, ниспадая мощными косыми потоками. Я завернулась в пальто и попыталась игнорировать испорченную воду, стекающую по шее и просачивающуюся в ранки от шкафчика. Это казалось почти осознанным и умышленным.

Зная Другое Место, скорее всего, так и есть.

А потом я увидела. Это был свет в небе, высоко над головой. Это не походило на самолет или вертолет. Оно светилось целиком. Я не смогла бы разглядеть это так четко в реальном мире, но в Другом Месте у меня идеальное зрение, и я сумела различить его форму ослепительной кометы и шестью распростертыми эфемерными крыльями. Она оставляла за собой чистый сияющий след, который медленно растворялся в убогости Другого Места.

Это было прекрасно. У меня перехватило дыхание. Мои ноги подкосились, и я осела, бездумно улыбаясь. Я не обращала внимания на дождь. Я больше не ощущала испорченность Другого Места. Я не была замерзшей, несчастной или одинокой. Я наблюдала за ангелом, сияющим, прекрасным и удивительным. Я пялилась на него, сидя на крыльце, мои ноги промокли, но мне было все равно. Я плакала, но это не были плохие слезы. Меня переполняла эйфория, не оставляя места для горя и страданий. Мне... мне было хорошо. Все было хорошо. Мир был прекрасен.

Почему Другое Место не может быть таким все время? Почему жизнь не может быть такой?

Ангел кружил в вышине, пролетая туда и обратно, пока, наконец, не развернулся, чтобы улететь. Он удалялся все дальше и дальше, а его след таял, меня словно под дых удалили, и я осознала, что сижу тут, в Другом Месте, пропитываясь грязной водой.

Продолжая внимательно следить, я выдохнула и рядом со мной сформировался херувим из колючей проволоки. Даже в таком состоянии это стало напоминанием, как уродлива моя сила. Я сглотнула, и снова взглянула на ангела, позволив смыть боль и стыд.

— Херувим! — произнесла я сосредоточенно. — Верни его! Заставь его вернуться! Ве-верни доброту!

Херувим исчез, но не вернулся, и я наблюдала, как ангел, наконец, исчезает из поля зрения. Я скрыла Другое Место и поднялась, вновь промокшая от сидения там. Я вытерла глаза, убеждая себя, что это был всего лишь дождь. Я захлопнула дверь, но в коридоре уже стало мокро. Я знала, что надо взять швабру, но мне было просто лень. Сначала надо снова высохнуть и согреться.

Теперь, когда он ушел, в голове немного прояснилось. Я... Я не считаю, что это был настоящий ангел. Учитывая единственную штуку на свете, которую можно описать таким образом, я правда надеюсь, что это не она. Нет, я думаю, что это, скорее всего, был какой-то парачеловек или технарский летательный аппарат. Я не знаю, как отреагирую на технарство. Если упаду в обморок, когда увижу его, будет опасно. Нужно быть поосторожней с Другим Местом. Что если я выскочу на дорогу лишь потому, что увижу крутую тачку, мотоцикл Оружейника или что-то еще.

Я проигнорировала ту часть себя, которая сказала, что ей все равно, если будет так хорошо. Ей не хватает фактов.

Фыркнув, я вытерла глаза. Боже, я совсем разбита. День прошел дерьмово, я расклеилась, и надо привести себя в порядок до того, как папа вернется. Я не собираюсь рассказывать ему, как я бродила и сидела под дождем, кайфуя из-за ангела. Он подумает, что я под наркотой, или чокнулась, или все вместе. Может... это всего лишь потому, что я снова промокла и замерзла, и это делает меня несчастной.

Подобное я могу исправить.

Когда папа вернулся домой, он обнаружил меня закутанной в одеяла и в другой сухой одежде, потягивающей горячий шоколад перед телевизором.

— ... что касается Иерусалима, президент Баргути вновь отказался подтвердить или опровергнуть, сохраняет ли Палестина какое-либо запасы нанотехнологического оружия. Однако, Дженис, он несколько раз ясно дал понять, что Палестина категорически отказывается участвовать в одностороннем разоружении своего ядерного арсенала. Панарабские государства вернулись к своим заяв...

Я выключила новости. Это были скучные международные дела, в то время, как я ждала местные новости, где расскажут о том, что мне действительно интересно.

— Привет, — сказала я.

Он вымок, будто находился под дождем дольше, чем за рулем. Его волосы облепили лысину, а белая рубашка просвечивала. Он был так одет этим утром? Не могу вспомнить.

— Тейлор, — нахмурившись, сказал папа, — что случилось с входной дверью? Там повсюду мокро. Я не закрыл ее, когда уходил на работу?

Я сглотнула.

— Нет, это моя вина. Ты не оставлял ее открытой на весь день. Я просто не смогла ее закрыть как следует, а потом выскочила, чтобы занести белье, и она, должно быть, распахнулась от ветра, и я это заметила только когда занесла стирку.

Он вздохнул.

— Тейлор, — сказал он, — я знаю, что придираюсь, но ты должна была убедиться, что она закрыта! Это важно!

— Знаю, знаю, — проговорила я. — Прости, ладно?

— Да, конечно. Просто постарайся так больше не делать, — сказал он. — А вообще, мне надо в ванную. Можешь хотя бы вытереть там?

Я надулась, стараясь изобразить большую неохоту, чем на самом деле. По крайней мере, он купился на мою историю.

— Ладно, — произнесла я, выбираясь из тепла одеяла и доставая швабру с ведром из чулана под лестницей.

Вытирая пол, я позволила себе погрузиться в Другое Место. Я слышала крики своих страданий из ванной. Я пришпилила их лицом к лицу со своим страхом одним железным колом. Надеюсь, они наслаждаются обществом друг друга, с улыбкой подумала я. Они подходят друг другу. Подальше от меня.

И раз я сейчас избавлена от них, то не вижу причин, почему бы не встретиться с Сэм на выходных. В конце концов, беспокоиться ведь не о чем?

Я позвонила.

Глава 3.04

Мир утопал в тумане. Видимость сократилась до десятков ярдов — фонарный столб у меня за окном казался нечетким и размытым даже сквозь очки. Это было не атакой паралюдей, а всего лишь частью жизни в Броктон Бей. Однако сейчас для подобного было еще рановато. Такой хмари обычно не бывало раньше мая, хотя, может, улучшение погоды, пришедшее с запада, стало причиной. Папа все говорит, что погода становится странной, не такой, как в его детстве. Ученые винят во всем вулканы, созданные Бегемотом.

Вздохнув, я отвернулась от окна. На часах 7:02, и мне уже надоело валяться. Я не спала, пока не придется. Я обнаружила, что покалечив Плаксу, я могу 'отрезать' кусочки своей усталости, и впитав их, я ощущала себя морально отдохнувшей. Мне все еще был необходим реальных отдых, но это означало, что мне нужно лечь и притворяться спящей, пока я не буду уверена, что папа уснул. А потом я могла включить светильник и читать, или отправить херувимов наблюдать за городом. Было реально непросто увидеть паралюдей в патруле, но несколько раз мне удалось. Это неплохо подняло мне настроение.

И я могу ходить так два-три дня, пока Плакса не станет достаточно большим и сильным и не начнет пытаться вырваться на свободу. Довольно неплохо. Лучше, чем тратить свою жизнь на сон. Лучше, чем каждый день видеть кошмары.

Отправившись в ванную, я облегчилась, помыла руки, и сделала процедуры по уходу за кожей шрамов на моем лице.

Туман не рассеялся даже к тому времени, когда я сделала себе завтрак. Клочья белизны царапались в окна и льнули к траве на заднем дворе. Даже если мне не нужен сон, даже если я отдыхаю столько, сколько требуется моему телу, я все равно устаю. Устаю от всего. Школа является повседневной рутиной, терпимой только из-за моих способностей. Мне нужны эти выходные. Мне, наверное, стоит сегодня хорошенько выспаться, что означает ночные кошмары. Может, я могла бы отправить кошмары Эмме... исключено, нет. Некоторые из моих кошмаров о том, что я видела в Другом Месте и на потогонной фабрике. Она может это использовать, чтобы вычислить меня. Не стоит рисковать.

Я зевнула над кашей.

Мэдисон все также поджидала за пределами классов. Не знаю, что она задумала, но я в безопасности. Я все время нахожусь под Изоляцией, кроме тех моментов, когда сижу в классе. Я нечасто вижу остальных. По-моему, они тянут соломинку или типа того, чтобы по очереди что-то со мной сделать. Во всяком случае, надеюсь на это. Это означает, что пока я избегаю Мэдисон, остальным остается лишь дожидаться своей очереди.

По крайней мере, мне удалось найти нескольких ребят, которые терпят меня, как Люси. Я позаботилась, чтобы у них сложилось хорошее первое впечатление обо мне. Я была безобидна. Безвредна. Я не болтала на уроке и не доставляла им проблем с учителями. И если кое-что крошечное помогало, сидя на плече и нашептывая... ну, не то, чтобы мои силы кому-то вредили. Эмма не считается. Это она злодейка, а не я. Прицепить к ней мои маленькие игольчатозубые Пристрастия не так плохо, как то, что она сделала со мной. И она делала это без особой причины.

Спустился папа.

— Выглядишь ужасно, малышка, — сказал он, включив радио, пока доставал себе тарелку. — Забыла поплескать на лицо холодной воды, когда проснулась?

— Поплескала. Но это не помогло. Я не выспалась, — с абсолютной честностью сказала я. — Думаю, дело в погоде. Она... вызывает клаустрофобию.

Он покачал головей и сел, ненавязчиво играла музыка.

— У нас никогда не бывало таких густых туманов в начале года, — сказал он. Повисла пауза. — Сно... снова снились кошмары?

Я сглотнула и солгала.

— Да.

Он звякнул ложкой о край тарелки и постукивал ею, задумавшись. Это действовало мне на нервы.

— Тейлор, — нерешительно проговорил он, — хочешь ночник?

Я не обиделась. Я хотела внести ясность.

— Я уже не маленький ребенок! — запротестовала я.

— Знаю, знаю. Просто. Ну. Как бы это сказать? Вдруг поможет?

Я вздохнула, потерев лицо руками. Убрав их, я увидела тональник на ладонях. Дура, дура, дура. Я продолжала так делать, когда забывала, что он на мне, особенно, когда уставала. Я никогда не пользовалась косметикой.

— Я справлюсь, — сказала я ему. Я сделала паузу и глубоко вздохнула. — Но... это не повредит, — неохотно произнесла я. В конце концов, он всего лишь пытался помочь. Я найду способ справиться с этим самостоятельно. Но, как я уже сказала, это не повредит.

— Купим его сегодня, — сказал он. По крайней мере, папа перестал стучать. — Хочешь кофе, — спросил он, поднявшись.

— Ага. Я бы не отказалась.

В этот момент радио затрещало, и песня оборвалась на середине. Прозвучали пять коротких звуковых сигналов.

— Говорит Министерство Национальной Безопасности, экстренное предупреждение для Региона I Новая Англия, — произнесла диктор по радио. Это была одна из тех женщин с одинаковыми голосами, которых, похоже, всегда выбирают для правительственных объявлений. Наверное, их выбирают за способность звучать профессионально и обнадеживающе, даже если они объявляют о конце света. — Уровень террористической угрозы повышен с желтого до оранжевого для штатов Мэн, Нью-Гемпшир и Вермонт, — это мы.

— Сделай погромче, — произнес рядом папа, кивнув в сторону радио на столе.

— Известные угрозы национальной безопасности Америки были замечены в Августе, штат Мэн, — спокойно объявил голос. — Они предположительно связаны с многочисленными нападениями в штатах Вермонт и Мэн, произошедших за последний месяц. Предположительно, в эту группировку входят граждане США и Канады. Сообщения подтверждают, что, как минимум, один из них обладает парачеловеческими силами. Гражданам не рекомендуется приближаться к подозрительным лицам — подозреваемый парачеловек психически болен и опасен. Не пытайтесь взаимодействовать с членами подозрительных групп. Это может спровоцировать нападение на вас. Если у вас возникли подозрения, позвоните на экстренную горячую линию 3-6-9. Помните, как правильно поступить, и выбирайте нужную сторону.

Засвистел чайник, и папа насыпал растворимый кофе.

— Слишком грубо работают, — пробормотал он. — Где-то по трем штатам бродит группа опасных маньяков, но как они выглядят, мы вам не скажем. Зачем они вообще делают такие бесполезные предупреждения? Я скажу, почему — в их интересах, постоянно держать нас в страхе.

— Да, папа, — сказала я, пытаясь не нарваться на обличительную речь. Но не помогло.

Он резко вздохнул.

— Кто хочет нас запугать? Это неправильный вопрос. Правильный, кто не хочет нас запугать? Правительство хочет нас запугать, потому что люди не задают вопросов, когда больше обеспокоены Губителями, терроризмом и преступниками. Компании хотят нас запугать, потому что люди не просят надбавок, когда боятся потерять работу. Пресса хочет нас запугать, потому что страшные истории повышают продажи газет и рекламных мест. И, разумеется, реклама хочет нас запугать, потому что напуганным людям, которые не способны трезво мыслить, проще что-нибудь втюхать.

— Да. папа, — попыталась я.

Он разлил воду из чайка по кружкам.

— Поэтому меня так забавляют люди, которые утверждают, будто есть большой заговор для контроля над обществом. Заговоры? Ха! Кому нужны тайные заговоры, когда напуганный народ выгоден всем богатым и влиятельным? Не слишком напуганный, конечно. Всего лишь достаточно, чтобы не задавать вопросы, но не настолько, чтобы начать творить глупости. Всего лишь достаточно, чтобы заставить нас покупать, но не настолько, чтобы мы перестали тратить. И это гребаное слепое поклонение Святому Рейгану. Я удивлен, что половина проклятой страны не начала ходатайствовать перед Ватиканом о его канонизации.

От этого, как всегда, стало неловко. Я просто сидела и давала ему выпустить пар, что заняло столько времени, сколько нужно, чтобы заварился кофе.

— Сахар? Молоко? — спросил он.

— Только сахар, — сказала я. Мне он нужен, чтобы проснуться.

К тому времени, как мы вышли из дома, туман начал рассеиваться, но видимость все еще оставалась невелика. В худшем случае, туман мог накрыть полгорода на несколько дней. Папа такое ненавидит, потому что докам достается больше всего. Даже остальной Броктон Бей страдает от перебоев в подаче электроэнергии, потому что электростанция на Красном Пляже реально не переносит туман. Нет, я не знаю, почему. Может, из-за влажности, а, может, люди не приходят на работу. Я просто рада, что она все еще работает. Произошел только один большой сбой, в четверг, когда я была на информатике. Урок отменили, и я пошла почитать в библиотеку. Оставшиеся уроки пролетели довольно быстро.

По крайней мере, на Набережной были штуки, рассеивающие туман. Когда мы оказались на месте, было похоже, будто мы пересекли границу. Или, может, шагнули в другой день, потому что умная ткань над головой делала его похожим на солнечный и ясный, и обогреватели высушивали воздух. Папа хмыкнул и пробормотал что-то про 'расточительность', а я просто радовалась, что очки тут не запотевают. Я их сняла и протерла. На Набережной было довольно людно, поэтому я старалась не отставать от папы, пока мы шли в парк, где мы с Сэм должны были встретиться.

Между туманом, замедляющим движение, и путем от папиной работы, мы слегка опоздали. Сэм уже была там, вместе с шикарно одетой женщиной, которая, как я догадалась, приходилась ей матерью. По крайней мере, у них был одинаковый цвет волос.

С тех пор, как мы виделись в последний раз, она привела волосы в порядок. Раньше они были длиной до челюсти и грубо обрезаны, будто кто-то набросился на нее с ножницами. Теперь они стали еще короче, в виде озорной стрижки пикси. Она была ей к лицу. Такие короткие волосы меня сделали бы похожей на мальчика. Разумеется, у нас была, как минимум, одна общая деталь — одежда с длинными рукавами, прикрывающими запястья. А еще на ней были синие очки, что меня удивило. Она не носила их в больнице. У нее все не так плохо со зрением, раз она ходила без них, верно? А потом я присмотрелась и поняла, что это не просто очки. Это технарские очки дополненной реальности.

Я внутренне вздохнула. Еще в психиатрической больнице я узнала, что она из обеспеченной семьи, но представления не имела, что она настолько богата. То, как одевалась ее мать, демонстрировало это еще отчетливее. Ее одежда была из никогда не мнущейся технарской ткани, а на ее синей рубашке плавали маленькие рыбки. Я вздохнула. На ней смотрелось очень красиво.

Я нырнула в Другое Место, чтобы проверить ее на признаки потаенного зла — и да, возможно, подсадить ей Сочувствие для хорошего первого впечатления. Там сходство с дочерью исчезло. Сэм выглядела... на самом деле, она выглядела лучше, чем в больнице. Она все еще оставалась одновременно обгорелой и обледеневшей, но теперь появились цепочки, у которых каждое звено было того же яркого цвета, что и одна из ее таблеток, и, похоже, они — хах — буквально связывали ее воедино. У ее матери, напротив, была бледная кожа и полон рот игольчатых клыков, как в каком-то фильме ужасов. У нее были механические глаза, прикрепленные к лицу, и там, где плоть встречалась с металлом виднелись потеки засохшей крови.

Что ж. Понятия не имею, что означают глаза, но рот намекал на 'вампира', 'пиявку' или 'хищника'. Может, ее работа связана с финансами. Или она, блин, не знаю, любит стейки с кровью. Тупое бесполезное непонятное Другое Место.

Сэм что-то сказала матери, а потом помахала мне.

— Тейлор, — позвала она. — Эмм. Привет.

Я выскользнула из Другого Места, когда подошла к ней.

— Привет, — произнесла я с той же неловкостью. Даже не потому, что видела в ней чудовище, символически скованное лекарствами, или типа того. Едва ли это было худшим, что мне доводилось видеть, да и это явный признак, что ей становится лучше. Просто я плохо лажу с людьми. — Хм. Как дела?

— Да, неплохо. Определенно неплохо. А у тебя все в порядке?

— Довольно хорошо, — пожав плечами, сказала я. — Какие-то дни лучше, какие-то хуже. Сама знаешь, как бывает.

— Ага. Итак. Эмм. — Сэм сглотнула. — Странная погодка, не находишь?

— Наверное, — сказала я, радуясь, что могу с кем-то поговорить.

— Пиа, — представилась мама Сэм.

— Дэнни, — сказал папа. Я бросила на него взгляд, пытаясь сказать, чтобы он вел себя хорошо и не говорил о политике, или делал что-то смущающее. Не уверена, как хорошо это сработало. Сложные предложения трудно передать взглядом. Наверное, для этого мне придется создать конструкт. И не думаю, что это достаточно важно, чтобы таким заниматься. И кроме того, пожалуй, аморально.

Мы немного поболтали о погоде и всякой ерунде, а потом мама Сэм предложила нам посидеть в одном из кафе на Набережной. У него было смутно морское оформление, и оно притворялось традиционным приморским ресторанчиком Новой Англии. Наверное, было бы более убедительно, не будь оно сетевым. По крайней мере, рассеиватели тумана и обогреватели позволяли сидеть снаружи, как будто сегодня на улице не холодно и туманно. Я заказала апельсиновый сок, и потягивала его.

— Ты пропустила пожар, знаешь, — сказала Сэм, откинувшись на спинку стула. Она отпила зеленого чая.

— Пожар? — спросила я.

— Не слышала? — произнесла она, вскинув брови. — Ну, видимо, нет. Там случилось большое возгорание на кухне. Я слышала, что загорелась фритюрница. По крайней мере, Лия сказала, что слышала именно о ней. Нас всех выгнали наружу из-за пожарной эвакуации, пошел дождь, и это было отстойно.

Видимо, мне повезло избежать этого.

— Вау, — произнесла я. — Кто-нибудь пострадал?

Сэм пожала плечами.

— Не знаю, — сказала она. — Но приехала куча машин скорой. Я надеялась, что ты могла узнать больше из газет.

Я помотала головой.

— Ничего, хотя на самом деле я и не смотрела, — сказала я, поводив пальцем по конденсату на стенке стакана.

— Аа, ну, раз кухни сгорели, еда буквально покатилась в ад. Хотя она с самого начала была так себе, помнишь?

Я не думала, что она была такой уж плохой. Во всяком случае, получше, чем в столовой Уинслоу.

— Фу, — сказала я, демонстрируя солидарность.

— Даа, ты правильно поняла. И, наверное, огонь что-то повредил, потому что у нас часто пропадало электричество. Не как обычно, я имею в виду. Я видела свет снаружи, на шоссе. О, и еще! Все светильники в столовой повзрывались, представляешь? Типа, они в прямом смысле взорвались. Разбились. Стекло было повсюду. Некоторых людей посекло.

Вау.

— Все в порядке? — спросила я. — Ты, Лия и... остальные двое?

Сэм нахмурилась.

— Другие двое? — спросила она. — Хенна и Таш? Да, с ними все в норме. Ад, да, ты же не видела Таш. Тори выписалась почти сразу.

Я сделала глоток сока. Ах, да, Эмили выписалась как раз передо мной.

— Нет, Кирсти, — сказала я, имя щелкнуло в голове после некоторых раздумий.

— Кирсти? — с недоумением спросила Сэм.

Я уставилась на нее.

— Тихоня, помнишь? Которая вечно сидела в своей комнате и ни с кем не общалась?

В глазах Сэм мелькнуло смутное воспоминание.

— Аа, точно. Девчонка из соседней комнаты. Прости, плохо запоминаю имена. Не помню, чтоб мы хоть словом перекинулись, понимаешь? — она фыркнула. — Не, у нас все было в порядке. Досталось старикам, которые там обедали.

— Это хорошо, — кивнула я. — Эмм. Ну, не хорошо-хорошо, но хотя бы с вами все было в порядке.

— Ага, — согласилась Сэм. — Тем не менее, считаешь, там было просто скучно? Без электричества стало еще хуже. Делать было буквально нечего. Я так рада, что выписалась.

Ну, тут мы сходились во мнениях.

— Я тоже, — сказала я.

Боже, у нас кончились темы для разговора. Мы обсудили погоду. Обсудили, как хорошо, что мы больше не в психиатрической больнице. У нас есть еще что-то общее? О чем вообще разговаривают люди, над которыми не издевались три психованные сучки? Думаю, мы могли бы пожаловаться на домашку... хотя нет, погодите. Она не ходит в школу.

Она выглядела такой же зависшей.

— Итак, чем хочешь заняться? — спросила Сэм, допивая чай. — Не хочешь позависать в Маленьком Париже?

Я сглотнула.

— Эм, — начала я, — у меня нет... одной из этих карточек, которые нужны, чтобы туда попасть, — для нее идея пойти в тот торговый центр была, похоже, довольно обыденной, и последующие слова это только подтвердили.

— О, без проблем, — произнесла она. — У меня золотая карта, это значит, что есть гостевые пропуска. Все будет в порядке, да, мам?

— Конечно. Ты же знаешь, я предпочитаю, чтобы ты ходила по магазинам где-нибудь в безопасном месте, — беспечно произнесла ее мать, оторвавшись от разговора с папой.

— Вот видишь. Да и магазины там получше, чем в основном на Набережной. Как минимум, определенно лучше, чем где-либо еще.

С чего бы мне отказываться? В смысле, не считая того, что там, скорее всего, нет ничего, что может быть мне по карману? Ну, может, еда, но и она, наверное, очень дорогая. Возможно, я смогу купить заколку для волос. Но, с другой стороны, часть меня желала заглянуть внутрь. Папа всегда говорил о социальном неравенстве и том, что богачи не хотят, чтобы остальные видели, насколько им лучше, иначе люди сломают ярмо. Это разожгло мое любопытство.

Мы вдвоем отправились в Маленький Париж на окраине Набережной, рядом с Эштон-парком. Улицы остались все такими же фальшивыми и полными глаз, как и тогда, когда я была тут в последний раз. Невзрачные пластиковые мужчины и женщины прислуживали чудовищам. Повсюду камеры, и налитые кровью глаза моргают за линзами. Вьющиеся и скрученные существа кружили над билбордами покрытыми слоганами с ошибками, говорящими миру

ПОкуПАЙ поКУПАЙ ПОКУПАЙ

и

НЕ ВАЛНУЙСЯ О БУДущем

КОГО ВОЛНУИТ пршлое

ДЕЛАЙ ЧТО ТИБЕ ГОВОРЯТ

и

смерть — ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ искупить ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ человечества, так как насчт еще парочки?.

Каким-то образом, моей силе удалось быть еще более циничной по поводу политики, чем папа.

Поход в торговый центр означал, что нам придется пройти через все процедуры обеспечения безопасности. Разуться, пройти проверку металлоискателями, пройти через сканеры технарского производства, заполнить анкету с внесением личных данных и так далее. Ну, я сказала 'мы', но Сэм прошла проверку с помощью быстрого доступа, потому что это была ее карта. Для меня это означало пятнадцать минут в очереди и еще пять самого досмотра. Я не видела, что делали с ней.

По другую сторону она выглядела довольно смущенной.

— Прости, — спрятав руки в карманы, сказала она, пока мы ждали лифт сразу за пропускным пунктом. — Я не знала, что так бывает с гостями. У всех, с кем я сюда приходила была, как минимум, бронзовая. Тебе тоже стоит завести. Это сильно все ускорит, потому что все твои данные уже будут в системе.

Я отвела взгляд, пытаясь справиться со жгучим стыдом, опалившим внутренности.

— Я не стану ей пользоваться так часто, чтобы она того стоила, — сказала я. — Я не очень много покупаю. Ну, не считая книг, я имею ввиду, да и нет здесь нормальных книжных магазинов.

Сэм фыркнула.

— Да уж, Лия также говорит. По крайней мере насчет книг, — улыбнулась мне она, когда прибыл лифт, облицованный деревом, и мы вошли. — Наверное, я просто магнит для книжных червей?

Внутри лифт был обклеен специально состаренными плакатами. Все они были на французском, что являлось довольно изящным поклоном бренду торгового центра.

Куча небольших торговых центров по всей стране под названием Маленький Париж, изначально строились как убежища. Когда Губители только появились, лоббисты заставили правительства штатов построить гораздо больше убежищ, чем было необходимо. Излишки распродали, чтобы окупить часть часть потраченных впустую средств. Ну, это всего лишь одна из версий. Согласно другой, крупный бизнес наплел властям о нехватке средств, чтобы по дешевке скупить городские убежища под коммерческое использование, и никого, казалось, не волновало, что ближайшее убежище может оказаться в получасе езды. В общем, все связанное с передовыми технологиями обосновалось там. Это значит лаборатории, мастерские технарей, и, разумеется, торговые центры.

Когда двери лифта открылись, я огляделась. Как бы то ни было, теперь вокруг оказалось довольно приятное оформление в духе Старого Света. Они явно проделали большую работу, чтобы скрыть истинную природу — даже низкий потолок в вестибюле замаскировали экраном, показывающим вид на небо. Только не над Броктон Бэй, кажется. Получше. Я сделала глубокий вдох. Воздух оказался чистым и свежим, фактически, он ощущался более свежим, чем в городе над нами, и с легким ароматом трав.

— Ну, куда хочешь пойти? — спросила у меня Сэм. — Думаю, мы могли бы сходить к 'Блэкмору'. Там всегда круто. Поглядывай на экраны, вдруг увидишь, есть ли у них новый МаК... ты играешь в МаК?

Я особо не вслушивалась.

За вестибюлем начинался сам торговый центр. Умом я понимала, что он такого же размера, что и другие убежища, где я бывала во время ежеквартальных учений в школе. Несмотря на это, он казался намного просторнее. Думаю, этому значительно способствовало то, что сюда не набились тысячи школьников с учителями. И, разумеется, не похоже, что они торгуют оптом, как в обычных магазинах нормальными вещами, которые можно купить на поверхности.

Здесь? Здесь есть магазины электроники, где продаются тонкие как бумага гибкие планшеты, чья вычислительная мощность выше, чем у всего класса информатики в Уинслоу вместе взятого. Есть модные бутики, у которых в наличии имеется умная ткань, способная буквально подстраиваться, пока вы ее носите. Есть медицинские центры, рекламирующие клонированные органы и кибернетику. Есть анимированный рекламный щит с описанием достоинств 'Bushmaster XG-3 — самая последняя модель охотничьей гауссовки'. В нормальных магазинах есть консультанты, а у них генеджеки* — выращенные из пробирки мясные андроиды — и полки пополнялись маленькими приземистыми белыми роботами.

*Позаимствовано автором из игры 'Sid Meier's Alpha Centauri'. Поскольку переводчики игры переложили как есть, я тоже не стала заморачиваться.

И это всего лишь технарско-фабричное производство. Я слышала, тут продают настоящие технарские штуки.

Я завидовала. Нет, даже больше, чем завидовала. Видеть, как все эти вещи так небрежно выставлены тут внизу было... неправильно. Я погрузилась в Другое Место, ожидая, что ужасы тут же себя проявят. Я увижу ложь, которую они скрывают.

Я закрыла глаза, пытаясь не задрожать, когда внутрь просочится привычный озноб. Это всегда холод. Лучше, чем альтернатива, я считаю. Если бы в Другом Месте всегда царила жара, оно, вероятно, будет в огне. Мои ноздри раздулись. Пахло старыми монетами и гвоздями. Свежей кровью, а не привычной кровавой гнилью. В воздухе ощущалось меньше плесени, меньше сырости, но от этого кровь пахла острее. В нем также ощущалось кое-что странное. Среди крови и затхлости чувствовался оттенок — я принюхалась — пластика. Это был слегка выдохшийся резкий запашок, как у чего-то, что упаковали в термоусадочную пленку, а потом целлофан порвался, и еще, возможно, слегка попахивало озоном.

Очень трудно описывать запахи, знаете?

Я открыла глаза. Это оказалось фальшивкой. Это все оказалось фальшивкой. Сквозь расколотые деревянные панели проглядывал серый бетон. Под растрескавшимися желтыми каменными фасадами магазинов скрывался невзрачный пластик. На полу толстый слой грязи. Оглядевшись, я поняла, что там, где находились люди. он был толще всего. Ее, наверное, принесли снаружи. Над головой все просто медленно гнило, но там где люди сидели, ели, чего-то касались, разговаривали, полы и стены были испачканы засохшей кровью. Местами дорожки даже выглядели свежими. Очаровательно.

Я неслась вперед, вглядываясь сквозь очки, пробираясь дальше внутрь. Слева от меня находился магазин одежды, все предметы одежды технарского производства находились в чехлах. Не знаю, как их можно примерить. Может они просто сами подстраиваются по фигуре. Ни на одном из них не ощущалось и следа зловония. Ни на одном из них не ощущалось и следа... чего-либо. Они выглядели серыми, стерильными и безжизненными. Разумеется, ведь одежда, которая тут продается, не пошита на потогонке. Скорее всего, человек ее вообще не касался до того, как ее поместили на витрину. И учитывая роботов в торговых помещениях, возможно, ее вообще никогда не трогал человек.

Боже, сколько вообще реальных людей там работало? Стоило задуматься, и эта мысль меня поразила. Там, в реальном мире, есть роботы и мясные андроиды генеджеки со штрих-кодами на лбах, кассы самообслуживания и тачскрины повсюду. Здесь, это все как-то сильнее бросалось в глаза. Любая попытка их персонифицировать провалилась. Даже генеджеки больше походили на мебель, чем на людей. Их тонкая как бумага кожа без конца шелушилась, показывая серые бесцветные мышцы, что никак не помогало отвлечься от игл, торчащих у них из голов. Они тут не зарабатывают, они — оборудование. Так куда уходят все деньги?

В конце коридора было свечение. Красивый, чудесный свет. Он просочился в меня, и я слегка задрожала от радости. Я должна была последовать за ним.

Я почувствовала рывок за плечо и обернулась к обгоревшему и обледеневшему трупу. Конечно, меня передернуло.

— Тейлор, — требовательно обратился он ко мне. Я покинула Другое Место и наблюдала, как лицо Сэм проявляется из месива, которым было до этого. — Тейлор. Реально, что с тобой происходит? Ты просто замерла там, а пока я сообразила, что ты больше не идешь за мной, тебя понесло не в том направлении, — ее глаза блестели, когда она посмотрела на меня.

— Просто, это для меня чересчур, — вяло произнесла я. — Я... я не была здесь целую вечность. Эмм. Никогда.

Я видела как на лице Сэм сменяется гамма эмоций. Она прошла путь от удивления до растерянности, от постепенного осознания до подавленности. О, боже. А теперь ей стыдно, потому что она думала, что я такая же, как она и...

— Пиздец, — тихо ругнулась она. — В смысле... эмм... нет, 'пиздец' идеально все описывает, — она закрыла рот руками. — Ты наверняка думаешь, какая я сука, раз тычу тебе всем этим в лицо, — пробормотала она. — Я... я просто не сложила все вместе, потому что все мои друзья ходят сюда хотя бы иногда, и я даже не думала, что... слушай, я знаю, что мы богатые, но... Эмм. Прости.

Глядя на нее, я... я не знала, что и чувствовать. Она выглядела искренней. Хотя люди запросто могут притворяться. Я заставила себя улыбнуться, даже когда увидела, как ее лицо снова приобретает чудовищность.

— Все в порядке, — сказала я. Мне тоже притворяться не в новинку. У меня годы практики. Что еще мне остается делать? Я не хотела что-то предпринимать с помощью своих конструктов. Меня не волновало, что она сказала, только почему она это говорит. Я хотела видеть ее чувства, а не внушить ей свои. — Никаких проблем.

Разумеется. Все и так ясно. Я выдохнула сырую материю Другого Места, сумбурный и бесформенный черный туман. Она вдохнула, а потом снова вдохнула я, вытянув его из нее. Ее чувство вины и неловкость, слабое ощущение тошноты и боли в животе — я ощутила все это, сгорающее с каждым моим глотком.

Она была искренней. Она действительно переживала из-за этого. Она не притворялась.

Я едва не смеялась, несмотря на то, что внутри пульсировала тошнота. Если я могу отправлять частички себя, чтобы люди почувствовали то, что я хочу, то почему не отправить их, чтобы ощутить, что они чувствуют, 'попробовать' их? В конце концов, так работает Другое Место! Оно впитывает в себя все, что происходит, изменяя и деформируя в соответствии с событиями. И я способна это контролировать, так что могу поступить также! От озарения было также хорошо, как от опиатов-в-шоколаде при наблюдении, как работают чьи-то способности.

— Ты правда не сердишься? — тихо спросила она.

Вернувшись в нормальный мир, я улыбнулась Сэм, позволив проступить моему веселью.

— Слушай, не твоя вина, что ты богата, — сказала я ей. — Один лишь факт, что ты расстроилась, означает, что ты не можешь быть слишком высокомерной стервой.

В любом случае, я правда была счастлива. Она по-настоящему сожалела. Может... может, это сработает. Я могу определить, собирается ли она предать меня, так что я могу ей доверять. И ей нужна подруга не меньше, чем мне. А, может, и больше. Я слышала надежду в ее голосе, когда перезванивала.

Я осмотрелась и увидела пустые кресла дальше по коридору. Я вновь помогла ей, и мы сели.

— Спасибо, — произнесла она срывающимся голосом. — Я... я просто не сообразила, знаешь, и я не знаю, это из-за лекарств или я просто не сообразила и...

— Все в порядке, — заверила я ее. Перед нами стоял ларек, где генеджек продавал 'домашнюю' выпечку. Явное несоответствие искусственно выращенного мясного андроида — девушки-андроида, в данном случае — продающего нечто, гордящееся своим традиционным методом производства, захватывало дух. У того, кто придумал эту идею должно быть нет никакого чувства иронии. — Слушай, если хочешь загладить свою вину, пошли что-нибудь поедим. Что-нибудь очень сладкое.

К тому же, насколько дешевле поручить генеджеку заняться этим, чем кого-то нанять? Я так рада, что папы тут нет. Он бы просто озверел*.

*В оригинале 'He would have had kittens.' Идиома 'have kittens' выражает крайнюю степень эмоций, будь то счастье, грусть, волнение или гнев. Учитывая, что мы знаем про Дэнни Эберта в этом фанфике, вряд ли он бы порадовался или взгрустнул по этому поводу.

Она вяло мне улыбнулась.

— Сладкое — это хорошо, — она нахмурилась. — Эмм, только без орехов. Мне их нельзя.

Я фыркнула.

— Посмотри на это место. Оно настолько стерильно, что, бьюсь об заклад, тут даже не используют настоящие орехи. Ну, или используют какую-нибудь странную генномодифицированную фигню. Или выращенную в пробирке.

Сэм бросила на меня взгляд.

— Не-а, там сказано про традиционное изготовление, — помотав головой, сказала она.

Ну, да, может, там и сказано, но это ложь. Я вижу, как выглядит невзрачная, нетронутая и искусственная еда.

— Может, ты и права, — сказала я. — Ну, что, все в порядке?

— Ага, — произнесла она, а потом добавила более уверенно. — Ага. Слушай. Эмм, после того, как поедим, не хочешь пойти куда-нибудь еще?

— Все в порядке, — честно сказала я. Ведь так и было. Я видела здесь парачеловеческое свечение. — Не осмотреться здесь будет расточительством. Совсем немножко, знаешь, — я вздохнула. — Могу же я помечтать?

Она сочувственно покивала, болтая ногами.

— Ну, ладно.

Как оказалось, выпечка в ларьке и правда оказалась домашней. Если предположить, что генеджек хранится в этом здании, и оно может считаться ее домом, я имею ввиду. Должно быть это лазейка, которую они использовали, потому что она буквально пекла их прямо там. Цены заломили просто кошмарные, но Сэм заплатила без колебаний. Она ужасно переживала из-за того, что притащила меня сюда, а потому настояла на компенсации.

Повезло, что я хороший человек, а то могла бы этим воспользоваться.

Пока мы ждали приготовления выпечки, я занялась попыткой поймать еще один проблеск мерцавшего тут и там свечения в Другом Месте. Маленький Париж не такой большой по сравнению с надземными моллами, поэтому я имела неплохие шансы поймать его, просто ожидая в основном холле. Не то чтобы эйфорический свет легко упустить в разлагающемся пластиковом мире среди мужчин и женщин со ртами как у пиявок и ржавыми железными бычьими рогами. Довольно скоро я ощутила прилив радости и уюта.

Мое сердце ускорило ритм, и дыхание сбилось на вдохе. Чистая, сверкающая белизна своим сиянием разгоняла ужас Другого места. Если преступник на потогонной фабрике был нежным и походил на папоротник, то здесь оказался столб ревущего пламени. Он делился с окружающими своим сиянием, роняя на них крошечные искры. Женщина в его эпицентре имела пару почерневших от пламени золотых рогов и не имела глаз, но она имела гораздо меньшее значение, чем свет, пылающий в каждой мышце и прожигающий кожу.

Это было прекрасно. Это было восхитительно. Лишь это мешало мне сорваться на бег, хоть я и не могла вспомнить почему не должна. Поэтому я просто наблюдала, как ее пламенный столб без конца рассыпает искры, делая мир лучше. Были и другие менее различимые свечения — электрически-голубые отблески от чего-то на ее талии, и искрящееся аметистовое сияние от чего-то на ее шее. Они лишь добавляют ей красоты, думала я, пытаясь сглотнуть. В горле стало сухо как в пустыне, а ладони стали липкими.

Я могла бы остаться там навсегда. Могла бы, но не стала. Мне удалось заставить себя оторваться от блаженства, хоть и мучительно было возвращаться в нормальный мир, наполненный фальшью и отсутствием этого света. Мне нужно было кое-что сделать. Я должна была увидеть, кто она. Увидеть ее 'реальное' лицо, чтобы суметь найти ее снова. Чтобы я могла отправить за ней следом фарфороволикого херувима и погреться на свету.

В реальности она выглядела гораздо проще. Я испытывала едва ли не жалость ко всем остальным. Столь многое из того, что Другое Место показывало мне, было ужасным, но те несколько проблесков красоты почти стоили того. Когда пламя скрылось, женщина оказалась блондинкой примерно моего возраста. Она была высокой — хоть и не такой высокой, как я — но, в отличие от меня, она обладала фигурой действительно достойной упоминания. Она носила одежду из явно дорогой технарской ткани и брендовую сумку.

Кажется, я ее узнала. В рамках своих изысканий я читала о местных героях и злодеях, и она относилась к тем, кто не скрывал свою личность. Виктория Даллон, известная под кодовым именем 'Слава'. Она была примерно моего возраста и ходила в Аркадию, разумеется. В сраной дыре вроде Уинслоу героев не встретишь.

Кроме меня, конечно.

Мой разум порхал на волне эйфории. Да. Она член независимой команды героев — разумеется, под контролем ОЗП — но не член Стражей. Я знаю, как ее зовут, знаю, как она выглядит. И даже знаю, как выглядит ее сила. Я уверена, что сумею ее найти с помощью Ищейки. А потом я смогу сливать ей информацию. Да! Она сможет убедиться, что все дошло до полиции, и ей поверят гораздо охотнее, чем анонимке. В конце концов, если я просто отправлю херувима подбросить улики кому-нибудь на стол, их могут проигнорировать или не заметить. Или могут попасть к коррумпированному копу, который их уничтожит. Мне повезло, что все так хорошо сработало с потогонкой.

Если их передаст герой, они привлекут внимание. Правильное внимание. И если она встретится с другими героями, я тоже смогу их увидеть и...

Сэм щелкнула пальцами у меня перед носом.

— Эй, алло? Земля вызывает Тейлор? Ты снова зависла. Эмм... у тебя, типа, такая хрень или... что?

Я сказала первое, что пришло в голову.

— Я думаю, это побочка от лекарств.

— О, — она вдруг запнулась. — Точно. У меня живот крутит, и я стала набирать вес. Это полный отстой, — она сунула мне в руки бумажный пакет. — Вот твой маффин. Не дай ему остыть. Шоколад внутри великолепен, пока не застыл.

Маффин являлся продуктом оскорбительной и несправедливой системы, где богатые становились еще богаче, используя мясных андроидов, в то время как повсюду было столько безработных. Тем не менее, даже папа должен был признать, что это действительно отличный маффин.

Глава 3.05

Вторую половину дня в четверг я провела в тускло освещенном классе без учителя. Радости образования. Спад напряжения случился прямо посреди просмотра видео на уроке по изучению паралюдей, наслав помехи на изображение. Мистер Ли ушел в свой кабинет, чтобы распечатать несколько листов для самостоятельных работ, оставив нас одних с указанием почитать учебник.

Мистер ли нравился мне больше, чем предыдущий учитель по этому предмету — он действительно удерживал класс под контролем — но, по правде, даже я не занималась чтением. На самом деле кто-то стоял у двери, чтобы предупредить остальных, когда он вернется, и мы могли притвориться, что занимаемся.

Забавно, но я привыкла ненавидеть сбои электричества. Из-за этого срывались уроки, отчего той троице только проще становилось доставать меня. С тех пор, как я перевелась, они меня почти не беспокоили. Люси болтала со своими друзьями, позволив мне спокойно пялиться в окно.

По крайней мере, так все выглядело со стороны. Вообще-то, я смотрела телевизор. За окном парила пара херувимов, трепыхая колючими крыльями. Они держали экран, транслирующий изображение, захваченные третьим херувимом, которого я модифицировала после прогулки по Маленькому Парижу. Его голову заменила камера видеонаблюдения полного охвата, вроде тех, что я там увидела, и более старомодные камеры на руках.

Я назвала ее Куклой Наблюдателем. Она оказалась довольно полезной — она столь же хороша в поиске предметов, как Ищейка, но, что еще лучше, кажется, она каким-то образом влияет на технологии. Ей по силам отыскать отца по звуку голоса в трубке телефона, и когда я смотрела новости, мне удалось отправить ее в помещение, где они в тот момент вели съемку. Было довольно странно заглянуть за столы, где сидели дикторы, и услышать как они начитывают свои строчки, прежде чем они прозвучат с экрана у меня дома.

Нечто еще более безумное произошло, когда я настроила старый телевизор в спальне на пустой канал и просто дала белому шуму и статике заполнить экран. Кукла Наблюдатель ничего не смогла найти с его помощью, но сумела заполнить пробел 'ложными каналами' на основе того, что видела. Не в проекции телевизора в Другом Месте, она транслировала все на настоящий, в реальности.

Вместо сна, я занималась этим. Ночь за ночью я настраивала телевизор на помехи, а потом отправляла Куклу Наблюдателя куда-нибудь пошпионить.

Позавчера ночью я сорвала джекпот. В новостях в тот день сообщили о расстреле целой семьи средь бела дня, к северу от Сент-Джуда. Главным подозреваемым объявили некого Чарльза Хейторна, так же известного под псевдонимом 'Косарь', который, по их словам, являлся главарем банды в трущобах района Ормсвуд. Не сообщалось, является ли он парачеловеком, что, скорее всего, означало, что нет — одно лишь злодейское прозвище еще ничего не означало. Преступники пользовались прозвищами задолго до того, как начали появляться герои с правительственными кодовыми именами.

Я нашла его. Я узнала, где он прячется. Кукла Наблюдатель нашла его, развалившегося с ногами на диване перед телевизором, а Ищейка, показала мне, где это на карте. Я могла бы позвонить, но что если звонок отследят? Я могла бы отправить наводку от имени Паноптикум, но с чего бы им верить мне? Они, конечно, поверили мне насчет потогонной фабрики, но у меня были доказательства, да и они, скорее всего, получают наводки со всего города насчет того типа. К тому же, если вдруг кто-то из полицейских работает на его банду, одному человеку проще сбежать, чем переместить целую фабрику.

Я вздохнула и уставилась на пустой и растрескавшийся асфальт парковки. В Другом Месте все выглядело совсем иначе. Может. немного грязнее. Именно в такие моменты я начинала задумываться об официальной регистрации в ОЗП. Было бы здорово, если бы люди действительно прислушивались ко мне. Но они, скорее всего, будут возражать против того, что я шпионю за людьми, чтобы выследить преступников, и это помешает мне быть героем. А ведь именно им я и хочу стать. Героем.

Да уж, придется взяться за дело самой. Я поймаю его сегодня.

Ну, не буквально поймаю. Он является громилой с татуировками, и хоть моя сила способна на многое, 'возможность пойти в лоб против банды торговцев крэком' в этот список не входит. Я проникну в его убежище под Изоляцией, сделаю снимки на одноразовую камеру, а потом подброшу их Славе. Я остановлю преступника и заслужу доверие настоящего героя, она получит все лавры, а город станет более безопасным. Все в выигрыше.

Ну, кроме Чарльза Хейторна, но в том и смысл.

Что-то ткнулось мне в бок. Люси смотрела на меня своими бесчисленными светящимися глазами.

— Что? — спросила я, скрыв Другое Место. Она продолжала пристально смотреть на меня, превратившись обратно в девушку с кожей кофейного цвета. Уверена, что ее взгляд был осуждающим. Из тех ее разговоров, что я слышала, она частенько осуждала людей. На ней была та же бело-фиолетовая футболка, которую она нередко носила. Еще на ней был фиолетовый пластмассовый браслет, так что, думаю, она любит этот цвет.

— Ты зависла, — сказала она. Перед ней лежала одна из ее замысловато разрисованных тетрадей. На открытой странице было сложное абстрактное дерево, нарисованное разноцветными чернилами. Оно напоминало те старые 3D-фильмы, которые нужно смотреть через забавные очки. Вот бы мне рисовать как она. Было бы здорово, будь я творчески одаренной. Это могло бы помочь мне продумать свои создания, прежде чем я их создам.

— Просто скучно, — сказала я.

Она фыркнула.

— Да ладно, — сказала она. — А как же удовольствие от чтения?

Разумеется, я уже все прочитала, пытаясь понять, есть ли там хоть что-то полезное для меня. Не было. Всего лишь скучный материал о создании и реформировании Протектората — о том, как американские супергерои помогли остановить захват Южной Америки коммунистическими злодеями, убийство Рейгана и попытку переворота в 1997 — его вполне могли скопировать прямо из наших учебников по истории. А они очень-очень устарели. Мой напечатали в 2000-м, когда Симург еще только появилась.

Я фыркнула. Там несколько страниц было посвящено тому, как эта штука спустилась с Луны во время солнечного затмения в 99-м, и ее намерения были пока неясны. Добро пожаловать в Уинслоу, где школьные учебники настолько старые, что были написаны, когда президент Доул был у власти.

— Я это уже читала, — сказала я ей.

— Ага, я тоже, — сказала она. Она вращала ручку меж пальцев, как-то умудряясь ее не уронить. Я так не могла даже до того, как повредила руки. — Так. Я тут подумала. Ты же знаешь, что у нас скоро групповой проект по изучению паралюдей?

— Конечно, — сказала я.

— У тебя уже есть партнер?

— Нет.

— Давай делать вместе? — небрежно предложила она, продолжая вращать ручку.

— А почему я? — мгновенно насторожившись, спросила я.

Люси пожала плечами.

— Ты реально читаешь книги и не болтаешь все время. Это делает тебя на порядок лучше последнего человека, с которым я делала проект. Мне, типа, нравится Бекка, но я больше никогда не стану работать вместе с ней, — она стиснула челюсти, и ее взгляд почти мгновенно вспыхнул. — Но если ты вздумаешь халтурить или свалить на меня всю работу, я не стану мириться с таким дерьмом.

Пришлось очень быстро принимать решение. Ненавижу так делать. Но раз уж так вышло... Люси трудолюбивая. Читая в уголке под Изоляцией, я видела, как она сидит в библиотеке и делает домашнее задание большую часть обеденного перерыва. И у нас не было общих уроков до того, как я перевелась, что означало, у меня нет поводов держать на нее обиду. С другой стороны, она может сотрудничать с той троицей, чтобы навредить моей успеваемости. Провернуть такое вполне в их духе.

Существовал лишь один способ убедиться. Я вдохнула, сменив восприятие, а затем высвободила вихрящееся облако материи Другого Места. Оно просочилось в нее, и я позволила ему задержаться на секунду, прежде чем снова вдохнула. Ворох чувств втянулся внутрь, и я попыталась в них разобраться. Любопытство, немного раздражения, легкая злость, вот все, что ощущалось — но никакой ненависти, мерзкого вредного хихиканья или ощущения обмана. Какое облегчение. Это явно не ловушка, хотя за ней все равно стоит присматривать.

— Ладно, — сказала я ей. — Я тоже терпеть не могу людей, которые не делают свою работу. Люди постоянно воровали мою домашку.

Она издала звук отвращения.

— Ну, да. Некоторые люди просто отбросы.

Большинство, не сказала я вслух.

— Ага, — сказала я.

Остаток дня прошел гладко, не считая того, что Мэдисон притаилась возле моего класса по математике в конце дня. Она оказалась довольно настойчивой — и здорово, что добиралась до классов, до того как мы выходили. Она наизусть выучила мое расписание, что было... Эмм. Да уж. Жутковато. Я пронеслась мимо нее, закутавшись в изоляцию, оставив ждать.

Это может стать проблемой, осознала я про себя. Наверное, уже начинает выглядеть невероятным, что она каждый раз меня упускает. Вдруг она заподозрит, что я как-то скрываюсь от нее? Она, несомненно, попытается использовать это против меня. Может, стоит сделать так, чтобы она увидела как я выхожу, но вместе с Люси или кем-то, кому я могу доверять, на случай, если она попытается что-нибудь сделать.

Но эту проблему можно отложить на потом. Сунув руки в карманы, я вышла за школьные ворота. У меня несколько часов до того, как папа вернется домой, и я сказала ему, что буду в библиотеке, потому что для работы над домашним заданием мне нужен доступ к интернету и учебникам. Так и было, но я все сделала во время обеденного перерыва. Мне не хотелось, но это лишь означало, что нужно прибить к стене мою апатию — бледно серого червя с маской в виде моего лица, которого я назвала Скукой. Я так много успела сделать, когда она перестала меня тормозить. Стоит запомнить этот прием.

Бабочки Изоляции с человеческими лицами были ржавым облаком, отгоняющим других людей пока я садилась в автобус. Я лишь убедилась, что школьный автобус следует в нужном направлении, поскольку это означало, что не нужно платить за проезд — тот район находился довольно далеко от моего привычного маршрута. Водитель взглянула на меня, пока проверяла у всех проездные, и я улыбнулась. Даже если кто-то сумел бы меня заметить, я была всего лишь еще одной ученицей, садящейся в автобус Уинслоу. Я села впереди, и пусть каждый меня замечал, их разум отказывался это осознавать.

Боже, Изоляция оказалась действительно потрясающей. Не знаю, что бы без нее делала. Она, конечно, заставляет людей игнорировать меня и оставлять в одиночестве, но я годами была одинока. Справлюсь. Все это означало, что мне выбирать, когда быть одной. Укрывшись под ней, я общалась с миром на своих условиях. И это работало! В течение прошлой недели надо мной никто не издевался, и я обзавелась... ээ, знакомыми? Это верное определение? Или, может быть, своего рода друзья? Нет, не думаю. что способна довериться им настолько, чтобы назвать друзьями. Но Сэм и Люси определенно были знакомыми.

Кстати о Люси, она оказалась в этом автобусе. Я хотела показаться и поболтать с ней, но мог всплыть вопрос, что я здесь делаю, а мне не хотелось на него отвечать. Она вышла неподалеку от Ормсвуда, что меня удивило. Мне стало интересно, где она живет, если она вообще живет где-то здесь. Я слышала, как она говорила о подработке у своего дяди после школы. Может, она направлялась туда?

Но это лишь небольшое отступление. Бессловесный шепот и все более возбужденные гортанные возгласы Ищейки подсказали мне, что я все ближе к месту назначения. Я сошла на следующей остановке и остаток пути проделала пешком.

На этот раз, сосредотачиваясь на реальном мире, я оставила глаза открытыми. Этот район оказался небезопасным. Вообще. Не будь у меня Изоляции, я бы очень нервничала. Хотя мне не нравилась идея прийти сюда с наступлением ночи, даже учитывая Изоляцию. Разумом я понимала, что это глупо, но меня годами предостерегали о таких местах. Также, я не увидела ничего, чтобы предположить, что они ошибаются.

Чокнутая старуха разбивала бутылки на улице. На ней было столько слоев одежды, что она выглядела почти шарообразной. Битое зеленое стекло валялось вокруг нее, сверкая в предзакатном свете. Очевидно, для нее это обычное дело, потому как сетка забора, возле которого она сидела, была украшена битым стеклом. Наверное, она приклеивала их к проволоке, потому что я не видела, как они закреплены. Ее вьющиеся седые волосы торчали из-под шапки во все стороны. У нее за спиной была картонная табличка с надписью:

БЫТИЕ 8:21*

БЫЛО НАРУШЕНО

ЛЕВИАФАН УТОПИЛ НЬЮ-ЙОРК

ЛЕВИАФАН СНОВА

УТОПИТ ЗЕМЛЮ

ПО ВОЛЕ БОЖЬЕЙ

*Бытие 8:

21. И обонял Господь приятное благоухание, и сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его; и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал.

Я сглотнула. Позади нее, за забором лежала дохлая кошка. Возможно, она была мертва уже несколько дней, я видела мух даже с такого расстояния. Запах, который наверняка был ужасен, кажется, ей не мешал. Окружающие просто проходили мимо, игнорируя ее табличку, вонь и битое стекло.

Может, она является характерным представителем этого района. Райончик из таких. Обшарпанные здания ветшали, старые жилые дома из красного кирпича приходили в негодность. Стоянку на углу квартала занимали лачуги нищих, старые машины, трейлеры, усиленные гофрированным железом, фанерой и полиэтиленовой пленкой. Жить в них всю зиму должно быть не слишком приятно — тут, в штате Мэн, холодновато. Каждая стена была покрыта граффити, а каждое дерево было мертвым. На голых ветвях сидели чайки, а их стволы облепили листовки о розыске пропавших. Со всех смотрела маленькая девочка в белой футболке, улыбаясь щербатой улыбкой. Я бы разыскала ее с помощью Ищейки и Куклы Наблюдателя, если бы не опознала листовки около годичной давности. Тело уже нашли.

В следующий раз я вмешаюсь, пообещала я себе.

Одна из чаек пролетела передо мной и начала клевать выброшенный окурок. Я обошла ее стороной. Не уверена, что Изоляция действует и на животных. Может стать проблемой, если я опять наткнусь на сторожевую собаку, но сейчас мне всего лишь нужно, чтобы она срабатывала на людях. Возле входа в высотку, которую я вычислила, на низкой перегородке сидела блондинка в белой толстовке. Я прошла прямо перед ней, но она проигнорировала меня, продолжая сосать свой красный леденец. Все отлично. Вздохнув, я отправила Ищейку убедиться, что моя цель дома.

Он был там.

Значит, пришло время надеть костюм. Должна признаться, про себя я ухмылялась. Я придумала, как быстро переодеться, и это было так круто. По правде, я хотела воспользоваться ближайшей телефонной будкой. Это так избито, но я все равно хотела так сделать. К сожалению, когда я туда заглянула, ей уже успел кто-то воспользоваться в качестве туалета, а нутро покрывали визитки проституток и номера секс-чатов. Ни единого шанса, что я перейду там в Другое Место. Поэтому я завернула в ближайший переулок. Там все еще слегка попахивало мочой, но 'слегка' это намного лучше, чем было в телефонной будке.

Я выпрямила руки, словно вешалка для одежды, и скользнула в Другое Место. Практика приносила свои плоды. Херувим сумел телепортировать мое пальто прямо на меня с первой попытки. Я вытащила перчатки и балаклаву из карманов и надела их, став неузнаваемой. В следующий заход мне принесли противогаз и шляпу. Весь процесс занял меньше тридцати секунд, и большая часть ушла на подгонку противогаза.

Я могу быстро перевоплощаться как в телеке! Это так здорово — а обратное перевоплощение еще быстрее, так как я могу просто отправить вещи в свой шкаф. Нет нужды таскать костюм в сумке или типа того. Хотела бы я посмотреть, как кто-то еще так быстро переодевается. Ему бы понадобилась какая-нибудь способность перевоплощаться или технарская броня быстрого развертывания, и это все равно будет жульничество.

Некоторые граффити в переулке — по крайней мере, те, что не были посвящены уничижительным комментариям о женщинах, или последствиям того, что кто-то предпочел компанию других мужчин — подтвердили, что я пришла в нужное место. Здесь листовки о пропаже девочки покрывали знаки банды Купцов*. Банда Косаря относилась к Купцы.

*В переводе 'Червя' и всех фанфиках эту группировку переводят как 'Барыг', что и правильно, учитывая их деятельность. Но если я так сделаю, начало следующего абзаца будет смотреться нелогично, потому что в нашем языке слово 'барыга' имеет отрицательное значение.

Название походило на дурацкую шутку среди кучки наркоторговцев — 'мы всего лишь порядочные торговцы'. Группировка являлась чем-то вроде франшизы для банд, типа... типа МакДональдса или чего-то подобного. Банды помельче покупали права на территорию под их контролем, и это означало, что они становятся частью Купцов. У них было несколько паралюдей и много бывших военных, подсевших на кокаин, так что они могли пойти и размазать всех клиентов, которые не платят, или кого-то, кто создаст им проблемы. Папа так часто упоминал их в своих тирадах. По его словам, они являются одной из самых крупных банд в стране, если считать вместе со всеми франшизами — по всему восточному побережью до самой Флориды и вглубь на запад, до Чикаго — но они не являлись организованной силой по сравнению с триадами и мафией.

Значит, тут, скорее всего, территория его филиала, а не надежное убежище или какое-то случайное место, которое он подыскал, чтобы спрятаться. Понятно, но не слишком умно.

В маске и перчатках я вошла через главный вход, мимо женщины, воркующей над плачущим ребенком. Лифты не работали, поэтому я пошла по лестнице. Голые бетонные стены лестничной клетки крошились от сырости, и там, где отвалились большие куски, будто кости обнажилась арматура.

Возможно, я слегка запаниковала от мысли, что я могла случайно соскользнуть в Другое Место. Возможно. Совсем чуть-чуть. Но нет, там все постоянно так выглядело. В Другом Месте оказалось гораздо, гораздо хуже.

Стены покрылись толстыми слоями засохшей крови и местами ощетинились шприцами. Гниль просочилась мне в глотку, и я подавилась. Поднимаясь, я обнаружила выбоины, образующие узоры в запекшейся крови, похожие на лица, и лужу, сочащуюся чернотой, на лестничной площадке второго этажа. Кто-то умер на этом месте. Я держалась подальше от метки, которая тут осталась. Я могла ощутить апатию и одиночество, льнущие к лицу как холодный сырой ветер. Он дымился чем-то похожим на Изоляцию. Этот человек умер в полном одиночестве и не оставил после себя ничего, кроме шрама на теле мира в Другом Месте.

Ощущались бодрость, сила и... голод.

Я скрыла Другое Место и убралась подальше от лестничной площадки. Все это место выглядело сюрреалистично. Я вспомнила торговый центр. Я ходила туда всего лишь на прошлых выходных, но он не принадлежал к тому же веку, что и это место. Как они могут существовать в одном городе, в одно и то же время?

Я замедлилась, когда добралась до нужного этажа. Там, на диване, повернутом к лестнице, в качестве наблюдателя сидел татуированный парень. Он даже не взглянул в мою сторону. Они создали что-то вроде открытого пространства, вырвав большую часть дверей. Наверное, им нужна была вентиляция — воздух загустел от дыма, и курили не только табак. Пахло металлом, химикатами и чем-то вроде... смеси растворителя для краски, кошачьей мочи и бассейна. Они, наверное, не получат свой залог обратно.

... кроме того, беспокоил тот факт, что я ощущала этот запах сквозь противогаз. Я была уверена, что он должен задерживать такие вещи. Так что либо в нем что-то не работает, либо я не надела его как следует. Может, его нельзя носить с балаклавой.

На кухне оказались две женщины в испачканных лабораторных халатах, они что-то делали с содой и сковородками. Также некоторые парни развалились на побитых диванах, играя в игры на приставках. Они были вооружены и не выглядели как тупые ребята, которые размахивают пистолетом для удовольствия. Они больше напоминали молодых ветеранов, с которыми папа работает в профсоюзе. Загар означал, что их, скорее всего уволили после миротворческих операций в Южной Америке. Они должны были вести войну против наркотиков, но я слышала, что многие ветераны сами стали наркоманами. Похоже, это именно тот случай.

Папа говорит, что бессмысленно отправлять солдат по деревням и патрулировать границы, потому что много кокаина и героина перевозят контрабандой по маршрутам транспортировки нефти. Ходили даже слухи о паралюдях-контрабандистах, которые могут телепортировать наркотики в страну. Не уверена, что им можно верить, но звучит правдоподобно, правда? В конце концов, будь я преступником, то смогла бы это провернуть.

Тряхнув головой, я выудила из кармана одноразовую камеру и принялась за дело. Я взяла с собой две, этого хватит, чтобы все тут заснять. Я слонялась вокруг, стараясь ни на что не наткнуться, но никто не замечал, как замаскированная фигура бродит повсюду и фотографирует. Я убедилась, что на фотографии попали их лица и оборудование, которое они используют для работы с наркотиками. Пахло в кухне ужасно. Даже не знаю, как они это терпят. И разве не странно, что двое людей, изготовляющих наркотики на кухне, оказались женщинами? Типа, какого фига?

На моих глазах они не творили ничего стереотипно ужасного. Мужчины не избивали женщин, делающих наркотики. Они сидели и играли в приставку. Один из них развалился в кресле на балконе и читал книгу. Там, наверное, было холодно, но хотя бы воздух свежий. В любом случае, я сфотографировала его лицо и продолжила свой путь по квартирам.

К тому времени, как первая камера заполнилась, я нашла Чарльза Хейторна. На самом деле его не было на первом этаже, который я осмотрела. Он находился на самом верху, несколько этажей отделяли его от того места, где изготавливали наркотики. Его квартира выглядела довольно обычной и не была связана с бандой внизу. В какой-то степени это имело смысл. Он в розыске, так что полиция, скорее всего, проведет облавы на его известные убежища. Я бы спряталась в совершенно отдельном здании, но, может, он просто хочет, чтобы банда могла его предупредить, если появится полиция?

Тут была дверь. Я призвала фарфоровую куклу-херувима, и она открыла разлом. Я протянула руки и открыла дверь изнутри. Я открыла ее с легкостью, а потом опять заперла за собой. Идеально. Ухмылка помогала игнорировать то, как от волнения крутило в животе. А потом я содрогнулась, увидев состояние квартиры.

Все так... по-мужски. У двери стояли пустые пивные бутылки, а в воздухе повис запах нестиранной одежды и пота. Обои облезли и пожелтели. Я слышала мужской голос из другой комнаты в тесной квартирке. Судя по тому, как он разговаривал, я догадалась, что он говорит по телефону.

Но когда я вошла в комнату, которая выполняла роль одновременно и кухни и гостиной, на полу валялись детские игрушки. Я сунула голову туда, откуда доносился голос, рядом с небольшим окном без занавесок стояла кроватка. И да, мистер Хейторн на одной руке баюкал ребенка, а в другой держал телефон.

— Я знаю, босс, знаю, — устало произнес он. — Все пошло совсем не по плану. Джек дерганый, он думал, тот парень потянулся за пистолетом, крикнул 'у него пистолет', и тут парень сует руку в карман. Поэтому я застрелил его. У него же был пистолет, верно? Насколько тупым ублюдком надо быть, чтобы так себя вести под дулом пистолета? А потом подстрелили ребенка. Просто ебаная удача. Да, у парня был пистолет. Джеку не привиделось. Типа, не на пустом месте задергался. Отличный ствол, выглядит потрясающе. Я отдам его вам вместе с телефоном.

Что делает папочка, когда убивает кого-то и ему нужно залечь на дно? Видимо, он пользуется шансом провести немного времени со своим ребенком. Я нахмурилась. Он не проявлял ни капли чувства вины из-за того, что сделал. Ну, тогда и я не стану винить себя за то, что собираюсь сделать. Я бы чувствовала себя как-то неоднозначно, будь он раздавлен чувством вины и, типа, занимался подобным, чтобы прокормить своих детей, но нет, видимо, не тот случай.

— Да, да, я знаю, — ответил он на какой-то неслышный вопрос. — Я в курсе, — пауза. — Да, я не хочу все проебать.

Я включила одноразовую камеру и сделала отличное фото, где он стоит с телефоном и ребенком на руках. К сожалению, он больше ничего не сказал, но он отчитывался перед кем-то. Своим боссом среди Купцов, скорее всего. Если у них все так организовано. В этом есть смысл. Я отошла в сторону, чтобы пропустить его, и притаилась за дверью, пока он рылся в холодильнике. Он вернулся с сэндвичем с арахисовым маслом.

У меня есть доказательства его местонахождения. Это все, что мне было нужно. Мне стоило уйти сразу же, просто пойти и сдать его. Но мне стало любопытно. Мне захотелось выяснить, что он задумал, и, возможно, узнать, кто этот 'босс'. Держась от него на расстоянии, я пробралась в его спальню. Может, я найду тут что-то полезное.

Двуспальная кровать была не застелена, на полу валялась одежда. Обойдя брошенный лифчик, я решила, что женщина, живущая с ним, не опрятнее, чем он. В Другом Месте меня не поджидало ничего особо кошмарного за безымянными пятнами на кровати. Никакого пистолета в луже черной крови, ловко разоблачая в себе орудие убийства.

Я тщательно порылась в комоде. Стопки мятой одежды и никаких тайных дневников, набитых документами. Пистолет оказался спрятан в носке, но отражение в Другом Месте было тусклым и ржавым, так что им, скорее всего, в последнее время не пользовались. Я понюхала его. Он не пах так, будто из него стреляли. Я положила его обратно и продолжила поиски. Мой желудок сводило, и я очень старалась не думать, что случится, если меня тут обнаружат. Изоляция не может всегда срабатывать. Осечек еще не случалось, но я просто знала, что если начну слишком полагаться на эту способность, то столкнусь с кем-то, чья сила способна видеть сквозь нее.

В шкафу я нашла сейф. Он походил на один из тех, что бывают в отелях, с клавиатурой. Он был заперт. Я смотрела на него, поджав губы.

Ну, начнем по порядку. Надо выяснить что там, прежде чем пытаться открыть. Я вспомнила, что делала в 'Монархе', магазине, где продавали одежду с потогонной фабрики. Я нырнула глубже в Другое Место, представив Ищейку и то, как она видит мир. И ощутив давление на глазные яблоки, я поняла, что сделала все, как надо.

Я оставила глаза закрытыми. Я в них больше не нуждалась. Я знала очертания всего вокруг также отчетливо, как если ощупала. Мне не стоило открывать глаза, правда. Если открою, увижу цепи, а прямо сейчас я не могу допустить, чтобы меня захлестнуло это ощущение... связанности. Но даже с закрытыми мне пришлось прижаться к стене и ждать, пока пройдет головокружение. Почувствовав, что могу продолжать, я присела на корточки возле сейфа. Я могла чувствовать его очертания снаружи, я могла чувствовать его очертания внутри, и я могла чувствовать очертания его содержимого.

Мятые кусочки бумаги перетянутые резинками? Вероятно, пачки банкнот. Герметичные пакеты. Очертания, которые могли принадлежать только пистолету.

Джекпот. Буквально.

Я никогда не создавала фарфоровую куклу-херувима, воспринимая мир таким образом. Все выглядело иначе. Ну, все ощущалось иначе. Не важно. Вместо жуткой куклы с крыльями из колючей проволоки, я ощущала лишь искажение в свинцово-сером невзрачном мире. Оно сохраняло приблизительно похожую форму, но больше походило на дыру в мироздании. Плоская серость комнаты искривлялась там, где пролетал херувим, оставляя металлически-черную брешь, чьи очертания всего лишь напоминали жуткую куклу.

Какого черта, сила. Говоришь, что мои жуткие конструкты не... выглядят жутко в их жутком восприятии, когда я его использую? Я не могу подобрать ни единого слова для описания, кроме как... ну, 'жутко'.

Ну, что ж. Поиграюсь с этим попозже. Может, попробую посмотреть на мир глазами кого-то еще, помимо ищейки. Готова поспорить, штуки типа Сочувствия или Фобии воспринимают мир через связанные эмоции. Правда, сейчас это не важно.

— Кукла, — сказала я ей. — Помоги мне достать деньги.

Может, мне следовало выразиться точнее, но в свою защиту скажу, что сидя на корточках в квартире убийцы-наркодилера и вглядываясь в черную дыру, мне хотелось стащить для себя пистолет, и я была слегка не в себе.

Наблюдая за своими способностями с этого ракурса, мне стало яснее, что происходит. Дыра в форме куклы сделала... что-то, она исказилась, и вдруг мое ощущение окружающего пространства закричало, что все не имеет смысла. Все это походило на оптическую иллюзию. С одной стороны, мои ладони были внутри сейфа, рядом с деньгами. С другой, они все еще крепились к моим рукам, отделенные от содержимого сейфа металлом и пустым пространством. Черные жилы переплетались между собой как... волокна, таким образом, что здесь и там оказались рядом, не пересекая промежуточное пространство, завязывая в узел серость мира.

У меня закружилась голова, и заболели кости, так что я скрыла Другое Место, прежде чем меня подкосило. В нормальном мире я могла видеть дыру в мире без какого-либо дискомфорта. Это был всего лишь портал, окно, ведущее прямо внутрь сейфа. Там лежали банкноты и пистолет, засунутый в сумку вместе с крутым тонким телефоном, а пакеты оказались — чем бы вы думали? — кокаином, расфасованным по прозрачным полиэтиленовым герметичным пакетам.

Ну, это мог быть какой-то другой белый порошок, но если ему не нужно было реально хранить в сейфе свой запас сахара, то это был кокаин.

Стоя на коленях в воняющей затхлостью квартире, под шум хозяина и его ребенка в соседней комнате, мне надо было выбрать. Я могла продолжить то, что и планировала, сфотографировав это все.

Или я могла все забрать. Я могла помешать ему продавать наркотики, помешать снова применять оружие, и помешать потратить деньги в криминальных целях. Я могла изменить ситуацию здесь и сейчас. Я бы не стала полагаться на то, что власти не позволят плохим вещам происходить. Я не уверена, что они станут. Даже если его арестуют, что если он успел подготовиться? Наркотики, чью продажу я могла бы предотвратить, поступят на рынок. Судя по тому, что я подслушала в разговоре по телефону, пистолет, скорее всего, тот, что он украл у своей жертвы. Его просто продадут и используют. Я думала не о деньгах, а о том, как его наказать. Он не заслуживал хранить это.

Я сделала свой выбор.

— Херувимы, — выдохнула я несколько порхающих кукольноликих конструктов. — Заберите это. Заберите все. Спрячьте у меня в шкафу.

Я еще раз посмотрела глазами Ищейки, проверяя, что в сейфе ничего не осталось. Нет, ничего. Кроме того, я увидела в сером мире странные маленькие следы, типа морщин или линий на песке, которые бывают на пляжах, где водятся черви. Я потрясла головой. Сейчас не время об этом думать. Они, вероятно, означают, что Ищейка способна обнаружить следы того, что делают с миром мои херувимы.

Затем я просто вышла из квартиры, сунув руки в карманы. Мои губы опять кровоточили, и я опять плохо себя чувствовала, поэтому осталась в костюме. Я не хотела рисковать, перенапрягая тело своими способностями, пока мне не станет хоть немного лучше. Я просто села в автобус, направлявшийся примерно в нужном направлении, и сидела там, вяло глядя в окно.

Я чувствовала себя разбитой и опустошенной. Я планировала, что буду делать, прокручивая в голове снова и снова, но это была просто антикульминация. Все прошло именно так, как я себе представляла, не считая того, что я конфисковала у него деньги, наркотики и пистолет. Мне... мне просто казалось, что все будет более драматично. Конечно же я не хотела, чтобы меня поймали! Но я всего лишь вошла, никем не замеченная, сделала, что должна, и ушла.

Вот черт. Почему я не чувствую себя героем? Я помешала продаже наркотиков и краденного оружия. Я сняла противогаз, и подперла рукой голову в балаклаве. Наверное, я захандрила, потому что спал уровень адреналина. В квартире я мои нервы были на пределе, хоть я и оставалась невидимой. Теперь, на контрасте, все казалось унылым, почти изгаженным.

Вытащив из карманов одноразовые камеры, я взглянула на них. Это были дешевые фотики для туристов, но в них хранились доказательства, запечатлевшие этаж с бандитами и квартиру Хейторна. Нужно передать их Виктории Даллон. Точно. Так и поступлю. Мне станет лучше, когда поступлю правильно. И я снова увижу, как она сияет в Другом Месте.

Выходя из автобуса, я чувствовала себя уже менее отвратительно. До дома оставалось пятнадцать минут ходьбы, но сначала надо отправить херувима отнести домой костюм. По пути я заскочила в круглосуточный и купила себе шоколадку и банку колы. Я не смогла привлечь внимание девушки за кассой, пока в раздражении не проверила Другое Место и не поняла, что все еще окружена ржавыми бабочками. Я забыла снять Изоляцию.

Сладкое помогло. У меня проблемы из-за низкого уровня сахара в крови, а с обеда прошло много времени. Я пришла домой, позвонила папе, чтобы сообщить, что я вернулась, сделала домашнее задание, вдруг вспомнила, что надо проверить, как работает отопление, оно работало, а затем направилась в свою комнату.

Первое, что надо сделать, это избавиться от кокаина. Он мне не нужен. Никто не должен быть в состоянии воспользоваться им. Лишь на мгновение я подумала о том, что его можно куда-нибудь подбросить и свалить все на Эмму, но нет. Это перебор, и это неправильно. Взамен, я пошла еще прогуляться, нашла ливневый сток где-то по пути от дома, и попросила херувима переместить кокаин из моего шкафа в канализацию. Технически, это преступление. Засорение и неправильная утилизация химических веществ, или типа того. Но все ради благого дела.

Вернувшись домой, я сделала себе горячий шоколад, села на кровать, скрестив ноги, и развязала пачку денег. А потом начала считать. В пачке было двадцать банкнот по десять долларов. Двести долларов. Как-то так. Это было... нереально. Руки тряслись, я снова скрепила купюры, а потом потянулась за бумагой, чтобы сосчитать, сколько я вообще взяла.

В итоге, мой улов составил чуть больше трех тысяч долларов.

Это очень много денег. Реально много. Не думаю, что когда-либо ранее видела столько денег в одном месте, не считая фильмов. Купюры были не слишком чистыми и помятыми, но настоящими. Они выглядели настоящими. И когда я поднесла несколько из них к свету, то увидела защитную нить. Если это подделки, то я не сумела отличить их от настоящих.

Начерта мне три тысячи долларов? Стоп, забейте. Что сделает папа, если застукает меня с тремя тысячами долларов? Стоп, забейте. Что сделает папа, если застукает меня с тремя тысячами долларов и технарско-фабричным пистолетом? Потому что он такой и есть. Весь такой футуристичный, высокотехнологичный и обтекаемый, как телефон, но у него нет свечения в Другом Месте, что означало бы, что он технарский. Наверное, он стоит дороже той суммы, которую я забрала.

Я позволила голове опуститься на руки. Что же мне делать, черт возьми?

Глава 3.06

— Слава. Говорит Паноптикум. Ожидайте инструкций, — сказала я херувиму с микрофоном вместо головы.

Старый телевизор в моей комнате показывал ее изображение. Приводя свой план в действие, я сидела на кровати в пижаме с халатом. Я отправила Куклу Наблюдателя следить за ней в ее комнате. Слава — казалось неуместным думать о ней как о 'Виктории' — сидела на своей кровати. Она походила на мое зеркальное отражение, только у нее под халатом была темная одежда, и она прослушивала полицейские частоты, а не смотрела старый телевизор.

Это заставляло меня чувствовать себя более уверенной в том, что собираюсь сделать. Мы не так уж отличаемся. Мы обе сидим в ночи и выискиваем преступления, которые нужно пресечь. Просто она красивее, богаче, известнее, имеет группу поддержки и способности, которые не заставляют ее видеть все время ужасные вещи.

Может, это и сработает.

Она вздрогнула, когда мой голос прозвучал из приемника.

— Паноптикум? — спросила она, дико озираясь вокруг. — Это еще кто? Если это какой-то розыгрыш, клянусь, я...

— Это не розыгрыш, — сказала я ей. Чтобы мой голос не дрожал во время разговора, я отбросила свой страх. Я заглянула в свои записи. Я подготовила реплики на этот случай. Некоторые из них были прямиком из телешоу типа 'Двух недель' или 'ОЗП: Штат ...'*, так что должны звучать довольно аутентично. — Я — Паноптикум. Я обращаюсь к вам от имени проекта 'Суровое Испытание', призванного обеспечить нетрадиционное урегулирование внутренних криминальных и террористических угроз на территории США. Вас выбрали для получения информации о внутренней угрозе на основе психологического профиля. Есть основания полагать, что вы сумеете распорядиться ей должным образом.

*В оригинале 'PPD: DC'. Вымышленный телесериал с принципом названия по типу 'CSI', и, видимо, по сюжету тоже что-то типа того.

Экран телевизора становился все больше и больше, все меньше напоминая окно, и все сильнее походя на дверь. Блондинка на экране продолжала озираться.

— Ты шпионишь за мной? — требовательно спросила она. — И... кто ты, черт возьми, такая? Я никогда не слышала о Паноптикум.

Я сосредоточилась и отправила херувима проверить, что коробка, которую я отправила к ее входной двери все еще на месте. Она была там.

— Слава, — сказала я, — вас и ваше прошлое изучили, чтобы убедиться, что вы не связаны с преступными элементами. Посылка доставлена к вашей входной двери. Пожалуйста, заберите ее немедленно. Она содержит информацию о местонахождении Чарльза Хейторна, который находится в розыске за двойное убийство. Эта информация необходима полиции, — я сделала паузу. — Есть основания полагать, что...

— Слушай, — сказала она с пренебрежением, — ты явно какая-то тупая малолетка, которая думает, что может притвориться кем-то важным. Это не так. Ты ни на что не способна. Просто... отвали, ладно?

А затем она протянула руку и выключила мой телевизор, и тут же накатило зловоние.

Я лежала там, в черноте. Острая алая боль пронзала моё тело, а моя кровь теплыми струйками стекала по моей прохладной коже.

Я могла почти игнорировать боль по сравнению с другим раздражителем. Насекомые вернулись. Они заползали в мои раны, пробираясь до самых костей, и у меня не было сил бороться с ними, я могла лишь лежать там, я была никчемной, безнадежной и слабой, не в силах что-либо предпринять ради своего спасения. У меня не осталось сил на крик. Не чтобы это имело значение. Никто не придет, даже если я закричу.

Запах гнили и застарелой крови забился мне в ноздри, я знала, что умираю. Моя кровь сочилась из каждой раны, и там где капли падали вниз, их становилось все больше, они пытались оттолкнуться назад — только они ошибались, ошибались, ошибались! Я ничего не могла сделать, и собиралась умереть здесь, никто не приходил, а я не могла даже пошевелиться, чтобы выбить дверь шкафчика.

Нечто забралось мне в рот.

Я с криком проснулась. Неподвижно сидя в своей кровати, я неудержимо тряслась. В комнате витал болезненный запах ночного пота. Лишь уличные фонари освещали темень снаружи, но по сравнению со шкафчиком там было ослепительно светло.

Наклонившись вперед, я помассировала лоб. Нет. Мать твою. Это не сработало. Должно быть, Фобия освободилась посреди ночи. Я достигла точки, когда усталость преодолевала мою способность истязать Плаксу, поэтому пришлось лечь спать. Я думала, что запереть мой страх в ванной поможет, но мне не хватало сил, чтобы удерживать ее всю ночь. Наверное, она просочилась обратно в мои легкие, пока я спала.

Я потерла глаза, попытавшись успокоиться. Надо взглянуть на это под другим углом. По крайней мере, так я могу хоть немного поспать без кошмаров. Я переместилась в Другое Место и выдохнула Плаксу. Он оказался слабым, так что, наверное, я хорошо выспалась. Значит, я буду в порядке еще дня три, может, четыре. Два уж точно.

Вся высокотехнологичная роскошь технарского производства в том молле не могла предоставить лекарство без рецепта способное избавить от необходимости во сне. Мне приходится выталкивать все, что накапливается.

Я встала, умылась, приняла душ, а потом вернулась в свою комнату. Сегодня суббота, а значит, в школу мне не надо. Я снова села на кровать, обняв колени. Настоящий контакт со Славой был не таким кошмаром. Все сработало. Более или менее. Не думаю, что она полностью мне поверила, но она спустилась, проверила за дверью, и отнесла информацию наверх.

Меня немного разочаровало, что она передала ее родителям. Мне хотелось посмотреть, как она ворвется в окно и вытащит оттуда Хейторна за воротник в стиле Александрии. Она поступила ответственно, но — я вздохнула — проявляя ответственность, быстрых результатов не добьешься. Судя по тому, что я слышала в их разговорах, они не доверяют анонимным наводкам из таинственных источников. Они напомнили ей несколько раз, как погибали другие герои, когда наводки оказывались ловушкой.

Чертовы злодеи все испоганили.

Однако, Слава не рассказала родителям о Паноптикум. Это вызвало у меня немного теплоты. Она всего лишь сказала, что услышала стук в дверь, когда переодевалась ко сну, и нашла там посылку. Может она и не поверила, что ее тайно завербовали в правительственное агентство, но, возможно, она хотя бы готова сохранять непредвзятость?

Теперь придется просто ждать, пока они схватят убийцу. Герои в курсе, поэтому я уверена, что скоро они будут там, учитывая, что розыск продолжается. Вчера школа превратилась в пытку, и не по обычному поводу. Мне приходилось буквально заставлять себя сосредоточиться на уроках. Ничто из того, на что я способна, не могло помочь, и я не могла неотрывно следить за Чарльзом Хейторном. Мне правда хотелось увидеть полицейский рейд и посмотреть, как герои сотрудничают с ними, но они так ничего и не сделали, пока я не уснула прошлой ночью. Думаю, они все еще изучают фотографии.

Это моя вина, вроде как. Единственное, в чем я нуждаюсь, это правильная камера. Никто не станет воспринимать меня всерьез, если я делаю анонимные наводки с помощью одноразовых камер. Вот как пройдет сегодняшний день. Я выберусь в город и совершу несколько полезных покупок. Впервые в жизни, у меня появились деньги, но будет морально неправильно потратить их на что-то для меня, то есть на меня-Тейлор, а не меня-Паноптикум. Это не будет доходом от преступления, если я потрачу все это на что-нибудь, чтобы поймать больше преступников.

Так что сегодня мне стоит сделать две вещи. Во-первых, раздобыть кое-какие геройские принадлежности, включая — самое важное — камеру-полароид. А затем я собираюсь разыскать место, где могла бы спрятать все мое барахло. Место, которое не находится у меня под кроватью. Я подумывала купить цифровую камеру на эти деньги, но даже за самую дешевое дерьмо с почти отсутствующей памятью запрашивали восемьсот долларов, и все еще сохранялась необходимость распечатывать снимки. Папа точно заметит, если кто-то другой начнет регулярно пользоваться принтером. Нужно быть осторожной. Я уже использовала его несколько раз для писем Паноптикум.

Было еще темно, так что день начинался легко. Я просто лежала и перечитывала кое-что, пока не встало солнце. А потом, услышав, что папа заворочался, я встала и пошла завтракать.

Он все все еще был в пижаме и выглядел явно простуженным. Отлично. Мои силы позволяют мне вытворять всякие странные штуки, но не дают мне иммунитет от простуды. Могло бы получиться очень неловко, начни я чихать посреди очередного секретного инструктажа для Славы. Мягко говоря.

Он оторвал взгляд налитых кровью глаз от газеты и кружки кофе.

— Куда-нибудь собираешься? — спросил он.

— Всего лишь на прогулку. А потом надо прикупить кое-что для школы, — сказала я, взяв немного хлеба из хлебницы и отправив в тостер. Мне хотелось хлопьев, но я не собиралась садиться слишком близко к папе, если он плохо себя чувствует.

— Вчера ты ничего не говорила об этом, — сказал он, согревая руки о чашку с кофе.

Я пожала плечами.

— Ничего важного, — сказала я. — Мне нужны еще ручки и новая тетрадь.

Он поднял на меня взгляд.

— Тебя подвезти? — спросил он. — Займусь своими делами позже.

— Все будет в порядке, обещаю, — сказала я папе. — Это не то чтобы важно. Просто кое-что нужно, — это являлось стопроцентной правдой. Я не искала никаких неприятностей. Я даже не собиралась расследовать какие-либо особо тревожные вещи, которые увидела в Другом Месте, хотя я бы записала их местоположение, чтобы покопаться позднее.

— Мне нужно больше упражняться, а ходить нетрудно. Обещаю, что не сунусь в опасное место. Набережная, может, дойду до Печатной Площади, если деньги останутся. В книжных пороюсь, сам знаешь, — добавила я последнее, будто всего лишь упомянула невзначай. Надеюсь, он подумает, что я не хочу, чтобы меня подвозили по этой причине. Папа не по книгам. Это я, безусловно, переняла от мамы.

— Я просто подумал, что тебе неприятно будет бродить в одиночестве, не говоря уж о том, что это не совсем безопасно, — он запнулся. — Знаешь, мне не кажется, что окрестности Печатной Площади — лучший район.

— Все будет в порядке, — сказала я ему. — Ты воспитал меня достаточно здравомыслящей, и я часто туда хожу.

— Ты можешь позвонить Сэм и заняться чем-нибудь с ней, — сказал он, как будто идея только что пришла ему в голову. Я в этом сомневалась.

— Пап, — запротестовала я. — она наверное занята домашкой...

— То есть, ты не в курсе?

— Все будет в порядке, — настаивала я, спрятав руки в карманах.

— Я беспокоюсь о тебе, — сказал он. — У тебя появился шанс завести подругу из другой школы. Тебе стоит постараться над этим. Не позволяй ускользнуть этой возможности, лишь потому что не хочешь сделать первый шаг и позвонить ей.

Я нахмурилась.

— Мне просто нужно кое-что прикупить, а потом я пойду в библиотеку, чтобы поработать над домашкой, — надувшись, сказала я. — Я узнаю, свободна ли она завтра? — попробовала я, когда звякнул тостер.

Он слегка покачал головой.

— Хорошо. Мне просто не нравится, что ты бродишь одна. И держись подальше от постов Национальной Гвардии. Они не безопасны — на одну девушку напали. Об этом написали в газетах сегодня утром, — он угрюмо ссутулился на стуле и тут же поднялся. — На самом деле, мне надо, чтобы ты купила кое-что на обратном пути, — сказал он, уза записывая для меня список покупок.

— Я не смогу нести сумки. У меня из-за этого заболят руки, — попыталась я.

— Что ж, хорошо, что ты носишь рюкзак, Тейлор, — сказал он и взглянул на меня, вскинув бровь. Всякая попытка проявить строгость провалилась, едва он чихнул.

Черт. Он меня подловил. Пока я намазала маслом и съела свой тост, мне навязали деньги и список покупок, а потом я вышла из дома и свалила от папы, разносящего заразу.

Едва оказавшись достаточно далеко от дома, я достала из кармана резинку и собрала волосы в конский хвост, а потом обмотала вокруг себя и заколола в небрежный растрепанный пучок. Я оценила свое отражение в телефонной будке. Обычно я не хожу с такой прической, поэтому будет сложнее меня опознать, и если их так заколоть, могут даже не заметить, что они вьются.

Тем не менее, это был не самый удачный образ. Вьющиеся волосы — это боль, для начала, а носить их забранными наверх еще сложнее. Я все больше привыкала к этой прическе, потому что мне приходилось их собирать, чтобы спрятать под балаклавой, но я столкнулась с тем неприятным фактом, что мне действительно необходимо подстричь волосы покороче, если я соберусь чаще бегать в маскировке. Я не хочу. Я горжусь своими волосами. Они — отличительная черта. Разумеется, именно поэтому они стали проблемой.

Несмотря на то, что сказала папе, на Набережную я не пошла. Вместо этого, я направилась на Печатную Площадь, старый торговый квартал до того, как Набережная начала свой взлет. Я поняла, что дошла до нужного места, когда показались ряды больших, угловатых типографий. Они дали название этому району еще в 1800-х годах, но потом типографии перенесли к бумажным заводам. Так что здания переделали под универмаги, но потом на дешевой, некогда промышленной территории, построили Набережную. А теперь они просто возвышаются над всем.

Печатная Площадь скатилась в окончательный упадок. Там находилась запустелая и заброшенная территория, заполненная мебельными магазинами, лавками подержанных товаров и одноместными жилищами, принадлежащими людям, которые не потянут арендную плату повыше. Я нырнула в Другое Место. Никаких серьезных изменений там не оказалось. Я не увидела каких-либо смертей или чего-то похожего на ужасную, живую вонь потогонной фабрики. На одном из магазинов оказалась странная плесень, разраставшаяся от одного из окон над ним, и лужа темной воды, разлившаяся на всю площадь, но это все незначительно по сравнению с тем, что я видела в высотке.

Это заставило меня почувствовать себя немного лучше. У меня есть довольно много книг, купленных здесь, в старых книжных магазинах. Они относились к тому типу, которыми в основном управляет сам владелец, потому что ему (и там везде работают мужчины) надо где-то хранить свои книги. Он продает кое-какие на сторону, но лишь когда ему действительно нужно. Приятно узнать, что здесь не происходило каких-то очевидных, серьезных злодеяний.

Кроме того, я вроде как привыкла к Другому Месту, если можно так подумать. Сунув руки в карманы, я вздохнула. С трудом припоминаю, как сильно меня поначалу пугали эти неконтролируемые переключения туда-сюда.

Покачав головой, я пошла искать магазины фотоаппаратов. Вообще-то, их тут несколько. У человека, который управлял книжными лавками, кажется, есть кузен, который больше увлекается фотографией. Для меня это являлось идеальным местом, чтобы покупать снаряжение полезное в моей геройской деятельности. Черт, я помогаю местной экономике. Используя конфискованные деньги с продажи крэка.

Некоторые магазины переделали под жилье. Просто замуровали витрины, оставив на месте старую дверь. Одно из угловатых зданий теперь стало церковью с большим баннером над дверью и здоровенным крестом, закрепленным на вершине водонапорной башни.

ПРИТЧИ 15:3 —

На Всяком Месте Очи Господни: Они Видят Злых И Добрых.

ОТ МАТФЕЯ 10:34 — Не Бойтесь! Бог Оставляет Путь К Прощению!

В магазине фотоаппаратов, выбранном мною, витал едва ощутимый запах химикатов и сигаретного дыма. Старик за прилавком выглядел так, будто начал торговлю в эпоху камеры-обскуры, а курение заставило его белые волосы слегка пожелтеть. Позади прилавка находились линзы в защитных футлярах и знак 'ДЛя пробНОГО снимка, спросите РАЗрешения'.

Я не ощущала себя здесь в полной безопасности. Этот магазин походил на место, куда нечасто заглядывают женщины, а девушки и того реже. Тем не менее, у меня была причина выбрать его — там не было камер видеонаблюдения. Что на самом деле вообще не помогало с моим ощущением нервозности, но могло затруднить кому-либо поиски меня. Я взглянула на измазанную в грязи фигуру с линзами вместо глаз, стоящую за прилавком, и отправила в его сторону писклявого серебряного флейто-червя Сочувствия. Затем я скрыла Другое Место и начала осматриваться, оставив червя работать у него в голове.

— Могу я вам чем-то помочь? — спросил он меня дребезжащим голосом.

— Эм, здравствуйте? — начала я. Не было нужды притворяться, что я нервничаю. Мой голос и так дрожал. Просто следовало дать ему правдоподобное объяснение. — Простите, я ищу камеру в подарок своему парню. Вообще-то, я не особо разбираюсь в камерах, но он упоминал, что хочет ее. Мне бы хотелось подарить ему одну из тех, что мгновенно печатают фотографию.

Он встал и медленно направился ко мне. Судя по выражению лица, у него затекли суставы.

— Ммм, хмм, — похмыкал он. — Что ж. Я не поклонник таких. У них качество изображения ниже, чем у настоящей камеры, — сказал он, выговорив последнюю фразу с явным презрением, — и без негативов невозможно сделать копии снимка. Не говоря уж об ограниченном размере кадра, невозможности увеличить изображение для печати и, разумеется, — произнес он, будто раскрывая мне тайну, — вы не сможете получить удовольствие от проявки ваших собственных фотографий.

Я сглотнула. О, боже. Сочувствие, кажется, заставило его решиться спасти меня от участи не-увлечения-фотографией.

— Я мало что знаю о камерах, — сказала я, — и это... эмм, ну, мне кажется, что он тоже не разбирается. И сами знаете, как хлопотно носить камеру в салон печати, и...

Это заняло некоторое время, но мне удалось убедить его, что я, возможно, еще не готова начать обустраивать в своем доме темную комнату, и полароид, возможно, станет первым шагом к тому, что я обзаведусь хобби. Не могу сказать точно, насколько его энтузиазм исходит от Сочувствия, а насколько от того, что он являлся человеком всерьез одержимым камерами, от которого попахивало проявочными химикатами. Он был счастлив увидеть женщину занявшуюся фотографией, и продолжал называть меня 'прекрасной молодой леди'. Когда он так делал становилось немного жутко, но также, увы, лестно.

Я ушла с камерой, стоившей двести долларов, которую он мне продал за восемьдесят, а также с пленкой за тридцать. Это давало сорок пять снимков — там проходила акция три по цене двух на упаковку за пятнадцать долларов. У меня мурашки побежали от мысли, что каждое мгновенное фото по обычной цене стоит доллар. Фотография, видимо, дорогое хобби. Неудивительно, что старик предпочитает обычную пленку.

Ну, у меня имелись лишние деньги, и мне нужна была мгновенная съемка. Пока находилась там, прошвырнулась по другим местам и купила новый фонарик, а затем аптечку — мне не хотелось получать травмы, но лучше подготовиться. Потом я купила пару черных кроссовок, чтобы не приходилось носить с костюмом белую обувь. Напоследок, я приобрела набор для выживания в дикой природе. Я улыбнулась, прочитав список содержимого моего нового 'Комплекта для Холодного Климата, Который Применяется в Армии'. Не уверена, насколько от него будет толк, но моя сила имеет одну крутую фишку — мне не нужно будет таскать его с собой. И если мне когда-нибудь понадобится... пластиковая ложка, четыре свечи, карманный нож или сигнальное зеркальце, херувим просто принесет.

Эти несколько часов прошли с пользой. Тем не менее, они сделали поиск места для хранения моего снаряжения еще более актуальным. И я проголодалась. Разыскав место, где продавали сэндвичи, я устроилась на ветру. Он дул со стороны Атлантики и пах портом. Что предполагало запах испарений дизеля, металла и гниющих водорослей с ноткой сточных вод.

Лучше бы я не выбирала бутерброды с тунцом. Они лишь усугубляли морское амбре.

Остаток дня я выделила на поиск места, где смогу хранить свои вещи. 'У меня под кроватью' и 'в шкафу' не являлись жизнеспособными долгосрочными решениями. Стоит лишь папе решить, что моя комната похожа на ад кромешный, он тут же найдет мое снаряжение, едва начнет убираться. Еще более напрягает, что он также найдет конфискованные нарко-деньги и украденный пистолет. Я могу, конечно, перепрятать все в подвал или на чердак, но проблема та же. Я не могу предсказать, когда он пойдет и перевернет дом вверх дном в поисках чего-нибудь.

Я поискала на маршруте до школы и обратно. В Броктон Бей много заброшенных зданий, но проблема в том, что если кто-то может просто поселиться, то они, скорее всего, уже поселились. В тот момент, как у кого-то появится похожая идея, они наткнутся на мой тайник. Так что моя проблема в том, что я ищу место, которое трудно обнаружить. Это трудно по определению.

Вместо этого, я стала искать внизу. Прошлой осенью выходило очень интересное телешоу под названием 'Исследователи Развалин'. В нем съемочная группа ходила по разрушенным участкам городов. Некоторые из них были заброшенными в целом, а в других имелись один или парочка заброшенных кварталов — пугает, как быстро природа восстановила те места. На остовах некоторых нью-йоркских небоскребов росли настоящие деревья. Водолазы даже спускались посмотреть на бледную рыбу, плавающую в затопленном метро.

Одна из вещей, которую я не понимала до этого шоу, заключается в том, насколько люди склонны строить новое поверх старого. Особенно плохо дела с этим обстоят в по-настоящему старых городах восточного побережья. После сотен лет строительства и реконструкции, они практически обзавелись ископаемыми останками. Броктон Бей относится к таким, и он оказался заполнен подземными пространствами. Они оставались незримыми для всех, кто слонялся по улицам, но у меня имелись способности. Когда я слепо вглядывалась глазами Ищейки, я могла их видеть. Или ощущать, во всяком случае.

Подвалы старых фабрик на Печатной Площади оказались огромны. В некоторых из них еще стояли ржавые печатные станки, ветшая во тьме. Другие же были приспособлены магазинами под склады. Отправившись на юг по Палп-стрит, я вздрогнула, внезапно осознав, что под ней течет река. Целая река, закованная в бетон так, что никто даже не в курсе, что она там! Я даже смогла ощутить канализационные и водопроводные трубы, паутину маленьких рек со своим собственным порядком. Под дорогой находились старые угольные тоннели, соединявшие здания, и подвалы, которые сообщались образуя подземные залы.

Это было потрясающе. Ищейка могла обнаружить так много сокрытого, о чем я никогда не знала. То, о чем не знает никто, кроме, возможно, парочки скучных чиновников в департаменте городского планирования. Бьюсь об заклад, некоторые из этих подвалов станут сюрпризом для их владельцев. В некоторые из них даже не осталось лестниц. Это стоило того, чтобы не видеть 'нормально', пока я шла...

Стыдно, но я, вроде как, забыла чем занималась. Просто... просто находить все это, все эти потаенные пространства, ощущалось почти также здорово, как наблюдение за героем в действии. Разумеется, в этом не было такого сильного наплыва чувств, но среди моих способностей оказалось нечто, ощущавшееся прекрасным. Честно говоря, мне необходимо было что-то подобное для поднятия духа.

Когда я его нашла, мои глаза уже болели от всенаправленного погружения. Я бродила где-то полтора часа, и уже ноги начали болеть, но затем я почувствовала под собой огромное, пустое пространство. Я чуть не споткнулась, как кто-то внезапно наткнувшийся на глубокую воду, но успела спохватиться — это может быть оно. Я утратила представление о том, где находилась, а Другое Место не слишком подходит для поиска ориентиров, поэтому я вернулась в реальность, чтобы осмотреться. Все выглядело таким ярким, размытым и... и в какой-то момент меня перестали пугать более глубокие части Другого Места, которые видит Ищейка. Не уверена, когда именно.

По крайней мере, нет нужды носить очки, пока я занимаюсь разведкой. Я нащупала их в кармане и посмотрела на почти пустую парковку. Я как-то вспомнила это место. Порыв ветра подхватил волосы и бросил мне в лицо, но я не обратила внимания, пытаясь выцепить старые воспоминания. Ага, подумала я, вот оно. Вроде бы, много лет назад здесь находился муниципальный бассейн? Я часто ходила сюда в детстве. Да, все верно! Рекламный щит вон там, раньше был вывеской бассейна. Просто сейчас она скрыта под кучей слоев плакатов. И этот свежий на вид многоквартирный дом — там должны были находиться теннисные корты и парковка.

Странно, что порой можешь забыть, не так ли? Папа или мама приводили меня сюда поплавать, чтобы я стала поспокойней. Вообще-то, меня вместе с Эммой. Тут я научилась плавать. Я снова осмотрела парковку, на этот раз более внимательно. Старое асфальтовое покрытие отделяла от нового четкая граница. Они расширили участок за счет некоторых старых зданий. Что означало... Я прищурилась, ориентируясь. Да, тот многоквартирный дом построили там, где раньше находились водные горки. А это здание не новое; раньше оно являлось частью плавательного комплекса, даже если тут теперь автосалон.

Я задрожала на ветру и сунула руки в карманы. Мне уже известно, почему то место закрыли. Мне тогда было... семь? Восемь? Примерно столько. Я слышала, как папа сетовал насчет тогдашней большой муниципальной распродажи в попытке заработать средства и о том, как город ободрали как липку. Бассейн, должно быть, продали и закрыли. Тогда же они изменили целевое назначение земли.

Значит, пустое пространство подо мной, должно являться частью старого бассейна, тренажерного зала и так далее. Может, поэтому здесь стоянка? Они строили на участке, где не было всего этого в подвалах, но они всего лишь снесли основной комплекс. Может, из-за чего-то связанного с фундаментом. Я не архитектор.

В голову пришла мысль, и ветер вдруг оказался холоднее, а шум машин ее громче. Я знаю, как туда добраться. Я могу создать ангела из колючей проволоки и заставить отнести меня.

Нет. Я не стану. Я не смогу. Нет... только если это не чрезвычайная ситуация. Только не для исследований.

Ладно. Что же мне остается делать? Я бродила по парковке, приводя свои мысли в порядок. Ангел из колючей проволоки похож на увеличенную версию фарфоровой куклы-херувима. Они имеют несколько очевидных общих черт. Херувимы могут переносить небольшие предметы... но они также могут открывать дыры через которые я могу дотянуться до других мест.

Ангел из колючей проволоки может делать то самое? Я не позволю ему нести меня, только не снова, но может ли он открыть дыру достаточно большую, чтобы я смогла пройти?

Я дошла до конца парковки, и, дрожа, повернулась навстречу ветру. Мне вспомнилось, каково это, когда тебя несет ангел. Холод просачивался в каждую частичку моего существа, прямо в органы, прямо в мысли, и это являлось самым меньшим. Хуже было... отсутствие. Нет света, нет звука, нет чувств — не существует даже время, чтобы измерить длительность путешествия. Я даже не знала, существует ли мое тело.

Однако, протягивая руку сквозь разлом, я не чувствовала себя так плохо. Было холодно, да, и вроде появлялось онемение, но... это всего лишь ощущалось типичным для Другого Места. Уверена, что именно так мои конструкты перемещают предметы — они каким-то образом выдергивают их в Другое Место, а затем выталкивают из него. Другое Место, казалось, имело какую-то странную взаимосвязь с расстояниями. Ищейка видела дыры, созданные херувимами, как... что-то типа тех картинок, которые показывали ученые на телевидении, пытаясь объяснить черные дыры и портальные способности, тех, где мир сворачивался и искривлялся вокруг них. Так что есть какая связь между созданиями из Другого Места и такого рода вещами.

Остановившись у дерева возле низкого ограждения парковки, я нашла угол, который закрывал меня от ветра. Я закусила губу. Может, это не будет ощущаться так отвратительно, если я пройду весь путь насквозь? Если я просто использую Другое Место как окно, дыру, вместо того, чтобы войти в него полностью. Я не позволю ангелу из колючей проволоки нести меня снова.

Итак. Я сглотнула. Пора проверить теорию. Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь привести сознание в порядок. Мне нужно использовать глаза Ищейки, чтобы почувствовать подземные полости. Затем надо создать ангела из колючей проволоки и открыть разлом, через который я смогла бы пройти. И мне правда нужно переступить через себя.

Первый и второй этап были легче всего.

Я выглянула из-за дерева, чтобы убедиться, что за мной никто не наблюдает. На дворе середина дна, парковка заполнена меньше, чем на половину, и я не привлекала никакого внимания. Пара подростков сидели на низком заборе неподалеку. Они шумно целовались, так что, скорее всего, даже не заметили меня, но я все равно отошла от них подальше. Мне правда не хотелось видеть гормоны, которыми они, вероятно, засоряли Другое Место. Я ушла на другой конец парковки, за громоздкий зеленый мусорный бак, который закрывал обзор с большинства направлений. Я выдохнула Изоляцию, чтобы наверняка. Шорох роя бабочек с человеческими головами позволил мне расслабиться, заверяя, что я в безопасности.

Сегодня я купила фонарик. Я знала, что, скорее всего, буду исследовать темные места, но не ожидала воспользоваться им так скоро. Но мне хотелось быть готовой к такому. Не люблю темноту. Не в последнее время. Не после шкафчика. В любом случае, имело смысл убедиться, что у меня есть источник света, и мои силы позволяют получить его в любой момент. Именно поэтому я сосредоточилась на качестве — он был полностью металлическим, вроде тех, которые можно увидеть во всяких сериалах про полицию. В чрезвычайной ситуации, наверное, сойдет за дубинку. Присев на корточки, я расстегнула сумку, достала фонарь и несколько раз включила и выключила. Работает просто отлично, и я схватилась за него покрепче. Не похоже, что там это поможет... в случае, если все пойдет не так, но держа его, я чувствовала себя лучше.

Пора начинать.

Воспользовавшись серым и плоским восприятием Ищейки, я создала ангела из колючей проволоки. Он выглядел также как херувимы, черная искажающая дыра в бесцветном мире в виде тощей фигуры со скелетообразными крыльями. Думаю, он смотрит на меня, но не могу сказать точно. Я могла ощущать его лишь как дыру в этом мире.

— Ангел, — прошептала я. — Сделай, как херувимы. Прорви отверстие к месту, которое внизу, — говоря это, я держала в голове, как ощущалось то подземное пространство, какой оно было формы. — Не переноси меня. Открой разрыв, чтобы я могла пройти.

Ангелообразная дыра протянула руку и полоснула по мирозданию. Серость растянулась и деформировалась, как тяжелый груз оттягивает резинку, а затем широко раскрылась, показывая еще более черное искажение под серым. Затем темнота рассеялась и превратилась в отверстие, в проход, ведущий по узкому коридору. Края и стенки выглядели такими же деформированными и черными, и вдруг появилось то же двойственное чувство, которое я ощущала с херувимами. Я знала, что территория, куда я хотела добраться, находилась внизу, под землей, но она также оказалась прямо передо мной, за коридором. Я чуть не расхохоталась в голос. Сработало.

В порыве восторга я помчалась вперед и мгновенно пожалела об этом. Это ощущалось, будто я пытаюсь протолкнуть руку сквозь тонкий слой льда над замерзшим прудом — миг давления, а затем пробирающий до самых костей, колючий холод. Мир находился передо мной, и позади меня, но не здесь. Не там, где я находилась. Я не понимала, где нахожусь. Глаза болели от черноты искривленного пространства в восприятии Ищейки, но я не могла перестать его использовать. Если я это сделаю, то начну воспринимать все вокруг нормальными чувствами, а это может оказаться хуже. Я цеплялась за это убеждение, неуверенно продвигаясь вперед. Всего несколько шагов, но казалось, будто намного больше. Выйдя из коридора ангела, я пошатнулась и чуть не упала, дрожа как осиновый лист.

Даже когда коридор закрылся, я чувствовала позади след, оставленный ангелом. Я уверена, он сможет открыть его снова также, как херувимы могут со своими окнами. В тот же миг я осознала, что оказалась именно там, где хотела. Я ощущала вокруг старые стены и потолок над головой, очертания машин и деревьев над этим местом, и... нечто вокруг меня, слой той же искаженной черноты коридора. Она липла к коже, покрывая меня, будто смола, клей, или засохшая застарелая кровь, и нет! Я не стану развивать эту мысль! Не стоит.

Я пыталась убедить себя, что это всего лишь остатки разлома, но все равно ощущала себя грязной. По коже прошли мурашки, я скрыла Ищейку и осела, обнимая колени. Было неприятно. Лучше, чем когда меня переносили, потому что я не блеванула в прямом смысле, но тошнота и озноб все еще чувствовались, как будто у меня грипп. Полагаю, моему телу не очень нравится как-либо взаимодействовать с ангелом. Не уверена, оттого ли это, что перемещение больших предметов сильнее угнетает мое тело, или сырая материя Другого Места не идет на пользу людям.

А, может, и все вместе, подумала я, растирая предплечья о колени в попытке согреться.

Когда меня перестало трясти, и я почувствовала, что могу двигаться, я огляделась, погрузившись в свою силу. Единственным источником света являлся луч моего фонарика, пляшущий, пока моя дрожащая рука смещалась из стороны в сторону. Я ощутила во рту привкус крови и заставила себя сглотнуть. Я догадалась, что здесь, наверное, раньше находился тренажерный зал, студия или что-то еще, но сейчас помещение больше напоминало подземную парковку. Ковровое покрытие сорвали, оставив лишь голую плитку и бетон, усыпанные кусками, отвалившимися от потолка и стен. Кое-где еще оставались пожелтевшие плакаты, и я посветила на них.

посЛЕДНИЙ вечеР

пеРЕД ЗакрытиеМ

скажите ПРОЩАЙ

ЭТО кОнЕЦ

ТРЕНАЖЕРНОГО зАЛа ДЖиМА

Когда я скрыла Другое Место, ничего не изменилось. Сломанные потолочные панели никуда не делись. Изъеденные ржавчиной трубы, которые они обнажили, никуда не делись. Даже плакаты остались такими же, не считая того, что были изготовлены как надо.

Это выглядело почти как знак. Здесь не происходило ничего плохого. Не всплывала никакая тайная истина, никакая ужасная ложь не вскрывалась каждый раз, стоило мне лишь по-настоящему открыть глаза. Это место являлось разрушающейся, кромешно-темной пещерой, но оно меня не обманывало. Оно всего лишь было старым, заброшенным и... забытым. Столь многое, что я видела в Другом Месте, исходило от людей. Эмоции, тайны и ужасные вещи, которые они делали друг с другом. Здесь не имелось ничего подобного. Везде было одинаково.

Вот место, где я могу побыть одна. Вот место, где я могу спрятать вещи. Оно идеально. ...Ну, почти идеально. Я сглотнула, и в голове мелькнула мысль. По правде, мне бы очень хотелось найти другой способ входить и выходить отсюда. Только не ангел, не снова, не так скоро.

Я принялась все осматривать. Тут внизу оказалось не холодно. Просто... здорово. Нейтрально. Фактически, проходя через пустые не освещенные помещения, я обнаружила что некоторые стены оказались слегка теплыми. Наверное, рядом с этим забытым подвалом находится нечто, выделяющее тепло, вроде котельной одного из многоквартирных домов. Во многих старых здания в Броктон Бей — вроде Уинслоу, где зимой становилось очень холодно — была плохая теплоизоляция.

Это место выпотрошили. Оно и понятно. Кое-где осталось стоять несколько столов — нет, поняла я, они прикручены к полу — но все, что можно было вынести, забрали. От моих подошв расходилось громкое эхо. Звуки города наверху звучали искаженно и приглушенно. Я слышала шум машин на дороге. Иногда более глубокие стоны и скрипы. Я не знала, что это, но мне не нравилось, как они звучали.

Я шагнула в следующую дверь, свет фонарика скользил вслед за направлением моего взгляда. Бледная девушка уставилась на меня справа. Я с визгом отшатнулась. Сердце колотилось в груди, как барабан, дыхание вырывалась из легих со свистом. Я не слишком хорошо ее рассмотрела, но позади нее находилась еще одна фигура, сколько их тут вообще, насколько большое это помещение, и какого черта она она тут рыскает с...

... разумеется, это оказалось мое отражение. Как только у меня прошел сердечный приступ, я почувствовала себя полной идиоткой. Я просто стояла там, во мраке, задыхалась и ненавидела себя за то, что развела такой шум. От моего визга с потолка посыпалась гипсовая пыль, и довольно скоро мое дыхание переросло в кашель. Мне пришлось уйти обратно и дожидаться, пока пыль не осядет.

Успокоившись, я смогла игнорировать отражения отражений, которые пялились на меня в луче фонарика. Это помещение оказалось танцевальной студией с двойным рядом зеркал и станком на стене. Я не ходила на балет, в отличие от Эммы. На каждой стене я видела каскад своих отражений, теряющийся во тьме с обеих сторон. Я замешкалась, взглянув на одно из них. Кто-то оставил надпись на зеркале черным маркером.

12/12/03 ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ.

Ниже другим почерком приписано:

Если читаете это добавьте свое имя и дату

И больше никаких записей. Я сумела не поддаться желанию поставить недостающую запятую*. Едва-едва.

*В оригинале не хватало апострофа, но в нашем языке они не употребляются, поэтому заменила на запятую.

Из-за едва осевшей пыли слезились глаза и першило в горле, поэтому я покинула танцевальную студию и продолжила поиски на заброшенной подземной территории. Я сорвала джек-пот, когда нашла небольшую раздевалку. Ее не опустошили — все было прикручено к стенам. Все шкафчики стояли открытыми, и самое лучшее, это оказались те маленькие шкафчики в стиле спортивных комплексов, так что я могла смотреть на них без содрогания. Никто не смог бы затолкать меня в такой. Никак, без ножовки или чего-то типа... нет! О, Боже, тупое воображение.

Вы когда нибудь пытались достать из коробки совершенно новую камеру-полароид в кромешной темноте с помощью фонарика? Большинство не пробовало. Это довольно тяжело. Но, в конце концов, у меня получилось, полароид оказался достаточно похож на папин старый, так что у меня не возникло особых проблем с тем, чтобы заправить пленку. После того, как пара херувимов перенесли мои конфискованные у наркоторговца деньги и вещи технарского производства шкафчик, который лучше всего сохранился, я сделала снимок.

Неплохо вышло на самом деле. Все четко и красиво, и то, как фонарик подсвечивал пылинки в воздухе, выглядело с претензией на художественность. Я ухмыльнулась про себя. Может, я сумею замаскировать свои фотографии под какой-нибудь школьный проект, и папа ни о чем не догадается, даже если пороется в моих вещах. Просто нужно хранить их в папке с подписью 'Арт-проект' или типа того. Я сделала еще несколько снимком других вещей, которые перенесла сюда, и сфотографировала себя в зеркале.

Скорчив рожу, я решила пока оставить свой костюм дома. Тут пыльно, и на темной ткани будет заметно. Никто не будет уважать супергероя в пыльном костюме. Это просто будет выглядеть неправильно. Если соберусь когда-нибудь спрятать его здесь, мне, как минимум, надо найти способ его повесить. Возможно, стоит прибрать небольшой участок для себя. Электричество, скорее всего отключили, но всегда остается шанс, что оно все еще работает. А даже если и нет, должен ведь существовать способ подключить его обратно?

Но не сегодня. Я провела здесь — взгляд на часы — около часа. Мне пора идти. Не в последнюю очередь потому, что меня слегка беспокоило, что фонарик только один, так что если он перестанет работать, я застряну тут в кромешной темноте. От этой мысли мои внутренности съежились. Я окажусь в западне тут, внизу, одна в темноте, и никто не услышит. Даже я не могу так рисковать. Мне нужны запасные батарейки, прежде чем я сюда вернусь, и, наверное, еще один источник света. Куплю те светящиеся палочки и развешу их тут повсюду. Я могла бы даже купить те, которые работают на биолюминесцентных бактериях — предполагается, что их нужно заправлять сахарным раствором.

Я поспешила вернуться туда, где вошла, и ангел из колючей проволоки вновь открыл коридор. На этот раз я успела присесть до того, как упаду, вывалившись на ослепительно яркую парковку. Я не чувствовала себя в состоянии идти пешком, поэтому я села на автобус и доехала на нем до центра, а там пересела на другой, до дома. Мне стало лучше, когда я прислонилась к окну в задней части автобуса, наслаждаясь вибрирующим теплом двигателя. Кроме того, я не упустила возможность стряхнуть большую часть пыли с одежды. Мои волосы растрепались. Нужно привести их в порядок, если не хочу, чтобы папа спросил, почему я выгляжу так, будто украшала гробницу.

Да уж, и правда стоит прибраться, если планирую проводить там больше времени. А еще надевать шапочку. Может — я фыркнула про себя — может, стоит купить ручной пылесос. Я бы взяла его и хорошенько там все вычистила, прям как горничная.

Идея была такой нелепой. Хотя, на самом деле, стоит, если собираюсь устроить там базу.

А затем пришло время выйти из автобуса и пробежаться по супермаркету, покупая все из мятого папиного списка.

— Ты не очень хорошо выглядишь, — заметила азиатка за прилавком. — Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке, — сказала я. На самом деле я не была в порядке. Головная боль отдавалась пульсацией за левым глазом, зудели запястья, и хоть я слегка оправилась после повторного перехода через разлом, мне было не очень хорошо. Я подождала, пока пробьют все по основному списку, оплатила, а потом вернулась и купила немного Тайленола отдельно. Я знала, что папа захочет увидеть чек.

Разумеется, его не было дома, когда я вернулась. Я разобрала покупки, взяла Тайленол со стаканом воды, а потом пошла в свою комнату. День прошел продуктивно, думала я, потирая больные запястья. Я добилась почти всего, чего хотела.

Просто чтобы убедиться, что все сработало, я взяла снимок и глубоко вдохнула, а затем выдохнула херувима.

— Принеси мне эту камеру, — приказала я, показав ему фото, которое сняла через зеркало в танцевальной студии.

Безглазое кукольное лицо кивнуло и исчезло. Я начала считать. Один. Два. А затем он появился вновь и уронил камеру на мою кровать. Отлично. Я отправила херувима вернуть ее на место, а потом включила телевизор, настроив его на помехи. Затем я устроилась на кровати и отправила Куклу Наблюдателя на поиски Чарльза Хейторна.

Изображение, которой сформировалось на экране оказалось... моргом. Я достаточно повидала их по телевизору, чтобы узнать. Камера сфокусировалась на мешке с трупом. Кукла Наблюдатель безжалостно приближала картинку все ближе и ближе, пока я не рассмотрела бирку.

Это был он. Мертвый. В морге.

Весь воздух улетучился из моих легких. Что случилось? Что я упустила? Я схватила радиоприемник и пролистала станции, пока не нашла одну из местных городских. Разумеется, играла музыка, но время почти подошло к четырем, когда у них начинаются новости. Я сидела с колотящимся как барабан сердцем и отправляла херувима за херувимом найти... что-нибудь. Что угодно. И большинство из них ничего не находили, потому что я сама не знала, что искать, и даже когда пыталась отправить их в его дом, они ничего не могли найти и...

А потом запикали часы.

— Сейчас четыре часа дня, и вы слушаете Общественное Радио Южного Мэна, — произнес спокойный женский голос. — Главная новость в том, что Чарльз Хейторн мертв, и это твоя вина. Лично твоя. Он мертв из-за тебя. Ты могла сделать все по-другому, но захотела почувствовать себя кейпом и позволила своему эго взять верх над тобой.

Мое сердце забилось так сильно, что показалось, будто у меня сердечный приступ. Мне стало дурно. Эт... это...

Другое Место. Точно. Разумеется. Радиопередачи тут искажаются. Я нервно хихикнула. Точно. Всего-то. Я вынырнула из искаженного отражения своей спальни, и слова женщины поменялись, хоть и тон речи остался тем же.

— ... подозреваемый в убийстве был застрелен этим утром в ходе перестрелки с полицией, после того, как его отследили до высотки в районе Ормсвуд, Броктон Бей. По предварительным данным, он взял в заложники женщину и ее ребенка, которые попали под перекрестный огонь. Бригады медиков попытались их реанимировать, но оба скончались на месте происшествия. Мы все еще ожидаем официального заявления полиции, но неофициально офицеры поведали нам, что...

Заложники? Когда он успел...

Нет. О, нет. Нет, нет, нет.

Я не хотела это принимать. Мир размылся, и я яростно сморгнула жжение в глазах. Это не может быть правдой. Внутри все переворачивалось, и я сцепила вместе саднящие ладони. Надеясь. Умоляя.

Но я видела. Место, где он прятался. Женскую одежду, разбросанную на полу в общей спальне. Плачущего ребенка, которого он пытался успокоить.

Не заложники. Вовсе не заложники. Семья.

Другое радио было право.

Все это моя вина.

b>Глава 3.07

Я лежала в постели, свернувшись в клубок под одеялом. Я даже не удосужилась раздеться. Мое зрение затуманилось, сердце колотилось в груди. Надо было что-то сделать. Что угодно, лишь бы перестать так себя чувствовать.

Я убеждала себя, что не могла знать наперед. Что это — вина полиции. Не я, а они провели этот рейд. Я не говорила им стрелять в невиновных. Я не хотела ничего подобного.

Но как бы я ни пыталась оправдываться, я не могла отрицать истину. Не стукни я полицию, они бы его не нашли.

Если бы я сделала больше, если бы выждала подольше, если бы нашла какое-то место, помимо его дома, куда полиция смогла бы прийти за ним, не подставив его семью под перекрестный огонь. Но я этого не сделала. Я не выждала, не подыскала что-нибудь еще. Я была так счастлива помочь, и лишь поэтому все пошло прахом.

Прах, ржавчина и гниль. В точности, как показывает моя сила. Я издала клокочущий всхлип. Что удивительного в том, что все пошло не так? Я всего-навсего ощущаю все вокруг испорченным, разлагающимся и бесполезным. Разве подобная сила может помочь людям?

Нет! Я не верю в это. Я просто не могу. Я должна доказать, что способна сделать мир лучше. Что даже если моя сила показывает всю грязь и ужас, спрятанные под поверхностью, я могу сделать все... менее плохим. Я видела места, где все не так плохо! Я прикрыла потогонную фабрику! Я знаю, что могу сделать мир лучше.

Как бы я ни пыталась себя убедить, мои мысли продолжали скатываться по наклонной. Казалось, что я увязаю все глубже и глубже. Краска на стенах облезла, и я очутилась в Другом Месте. Плевать, на самом деле. Без разницы. Другое Место не меняет мир. Нормальные люди могут не видеть грязь вокруг себя, но в 'реальном' мире обычные копы могут застрелить двоих непричастных, и что с того? Они почувствовали себя виноватыми? Или в конце дня отправились домой, поздравляя себя с хорошо проделанной работой? Мое зрение зарябило и размылось из-за пелены слез. Их хотя бы накажут за это? Хоть как-то?

Мысли бегали по кругу, без конца возвращаясь к одному простому факту. Два человека, два невинных человека, мертвы. И они остались бы живы, будь я умнее. Если бы я поступила по-другому.

Я должна поправлять положение. Делать мир лучше. Исправлять его недостатки. Но как я сумею это, если даже не уверена, что поступаю правильно? Что если я сделаю только хуже? Что если из-за меня погибнет больше людей?

Я не могла так больше. Я не справлялась. Я ничего не могла поделать. На самом деле я не собиралась создавать конструкт. Я просто выдохнула, и весь страх, ужас и чувство вины, которые мне больше не хотелось удерживать в себе, хлынули наружу. Черный дым обжег горло, и я закашлялась, разбрызгивая слюну и ощущая привкус гнили.

Лучше мне не стало. Фактически, теперь мне стало еще и дурно, ко всему прочему. Но я ведь пока не покалечила ту штуку, верно? Потребовалась минута, пока я не смогла отбросить одеяло в сторону и посмотреть, что за ужас я сотворила на этот раз.

На меня уставились пустые глазницы. Там не было ран — эта тварь сроду не имела глаз. Там была лишь чистая кожа. Хотя ее щеки были надрезаны ножом, поэтому она выглядела так, будто плачет. На ней была темно-багровая роба, а на лице намордник вроде тех, что надевают на преступников, чтобы не дать им кусаться. Когтистые руки сжимали ржавый некрашеный лом.

— З-замри! — скомандовала я, пытаясь не дать своему голосу задрожать и сорваться.

Она зарычала на меня. По крайней мере, мне показалось, что это рычание. Это был влажный, рокочущий звук из глубины ее глотки. Может, она так смеялась. В любом случае, я поежилась. Обычно мои конструкты не были слишком громкими. То, что она издает звуки, — мне это не понравилось. Совсем не понравилось.

Суровое Правосудие. Точно. Именно так я бы ее и назвала. Она была суровой и слепой, и воплощала мое чувство вины. Она говорила мне, что я сделала что-то не так. Или чувствовала, что что-то сделала не так, по крайней мере.

— Н-нет, — пробормотала я и прищурилась, представляя цепи, которые не позволят ей сделать со мной то, что она собиралась. — Нет. Я... я собираюсь все уладить! Это не моя вина, но я все равно п-пойду и все исправлю!

Она со смешком зарычала на меня и замахнулась ломом, как бы примериваясь. Я вздрогнула, но не повелась на предполагаемую угрозу. Это ощущалось как попытка продраться сквозь грязь, но я продолжала стараться, пока ее не захлестнули железные цепи, притягивая к полу, и давление на мой разум ушло. Было непривычно, но лучше, чем ощущать сокрушительное чувство вины.

Эта свобода не будет длиться вечно. Надо действовать быстро, пока она не освободилась. Без малейших угрызений совести поглядывая на коленопреклоненного монстра передо мной, я скатилась с кровати. Могу я оставить ее здесь? Нет. Это мое тяжкое бремя. Я вдохнула Суровое Правосудие. Она обжигала мои легкие и заставляла отплевываться, но были вещи и поважнее, о которых стоило беспокоиться.

Это не моя вина, но я должна все исправить. Это единственный способ жить с этим, когда Суровое Правосудие будет на свободе, ведь я не смогу держать ее скованной вечно. И поскольку я не могу вернуть мертвых к жизни, на этот раз я должна сделать все правильно. Мне нужно найти и поймать убийцу. Сегодня. И больше никаких ошибок. Я не смогу снова оставить все на полицию. Я скрыла Другое Место и механически вытерла глаза рукавом, наплевав на размазавшийся тональник. У меня было то странное зудящее чувство, как будто я забыла что-то сделать, или почувствовать, но я не уверена, что именно. Но сидеть и раздумывать нет времени. Нужно было найти новую цель, поэтому я пошла к компьютеру в кабинете.

У меня было не слишком много времени. Я посмотрела в окно. Моросил дождь, но казалось, что сильный ливень уже прошел, и хотя было еще светло, до заката оставалось около часа. Почему этот дурацкий компьютер такой медленный? Если кто-нибудь позвонит домой, то обнаружит, что телефон занят. Я сидела, барабаня пальцами по столу, ожидая, пока он загрузится, а затем подождала еще, пока запищит модем, запускаясь. Я хотела зайти на MaineMostWanted.org.

Поиск... раскрылся. Я задумалась. Убийство должно быть хуже всего. Телосложение, рост, вес, пол? Мне... гм, не совсем удобно было все это заполнять. Плевать, как они выглядят, мне просто нужен худший преступник. Я прокрутила ниже. Город — Броктон Бей, разумеется. Я не собираюсь ехать в Портленд. Я, наверное, смогла бы, с помощью ангела из колючей проволоки, если других вариантов не будет, но нет нужды отправляться так далеко, пока и здесь хватает преступников. Я кликнула на поиск.

Потом я подождала тридцать секунд, пока загрузится страница. Модем на 112К? Едва ли. Хотя, наверное, у каждого из них на странице было фото, так что неудивительно, что понадобилось столько времени. Я начала копаться в списке. Первым оказался Чарльз Хейторн с пометкой 'убит'. Неприятное чувство на мгновение усилилось, и я прокрутила дальше.

Под тремя следующими висели таблички 'захвачен'. Ну, спасибо, сайт. Зачем, говоришь, ты мне их показал? Потом нескольких, кого я не смогла разыскать. Кукла Наблюдатель возвращалась без картинки, а Ищейка просто исчезала. Может быть, фото оказались недостаточно хорошего качества, или они находились недостаточно близко к технике, или... не знаю.

К тому времени, когда Кукле Наблюдателю это удалось, я уже начала злиться. Динамики захлестнула волна помех, и на компьютере, за стеклом монитора, ставшего грязным в Другом Месте, появилось видео. Лью Чонг, разыскивается по обвинению в двух убийствах и подозревается в причастности к другим нападениям и грабежам. Он оказался невысоким коренастым человеком с плохой кожей и носом, который выглядел так, будто был сломан и неправильно сросся. На сайте говорилось, что он состоял в Ассоциации Белого Льва. Это казалось достоверным, если только нет иной веской причины, почему на спинке его стула висит маска льва. Мужики рядом с ним выглядели такими же отъявленными бандитами и пьяницами. Они сидели за столом в прокуренном баре и играли в карты.

Удерживая в сознании эту картину, я бросилась назад в свою спальню и вытащила карту из-под прикроватной тумбочки. Я отнесла ее в комнату с компьютером и выдохнула Ищейку. Ее долговязая фигура заполнила большую часть пространства в крошечном кабинете, но она была мне нужна.

— Ищейка, — прошептала я. — Где он?

Она посмотрела на меня своими громадными глазищами, потом на несколько секунд взглянула на экран и вытянула палец. Она ткнула им в место на карте, и я пометила его наклейкой. К югу от Доков, в чрезмерно разросшемся китайском квартале Броктон Бей.

... ой, не то, чтобы я имела в виду, что вокруг слишком много китайцев. Но после того, как Нью-Йорк был разрушен, беженцы рассеялись по всему восточному побережью. Несколько улиц в одночасье превратились в целый жилой район. Бандам нео-нацистов очень не нравилось то место, хотя люди, обитавшие там, имели акцент более свойственный Нью-Йорку, чем Китаю. Белые Львы отвечали взаимностью. А еще они, конечно, ненавидели японских иммигрантов из Бомей и... типа, вдвойне ненавидели триады, которые в основном состояли из уроженцев Китая, а не американо-китайцев, как Белые Львы.

Ну, думаю, я делаю это не потому, что он китаец. Я просто выбрала первого же человека на сайте, которого смогла разыскать. И его подозревают в двух убийствах. Мне пришлось напомнить себе, что это всего лишь 'подозрения'. Даже если он состоит в банде, это не означает, что он обязательно убийца. Я тут не для того, чтобы наказывать людей. Это работа полиции. Я просто помогаю им делать это как надо. Я собиралась взять его живым.

Поэтому я сделала себе кофе, набросала кое-какие заметки для подготовки, а затем пошла поговорить со вторым необходимым компонентом моего плана. Устроившись за столом с заметками под рукой, я настроила телевизор на помехи и нырнула в Другое Место.

Кукле Наблюдателю не составило труда разыскать Викторию Даллон. Лица людей перед глазами облегчали задачу, так что у меня в блокноте имелось ее фото. В тот момент, когда экран замерцал, открываясь, по мне словно молотом долбануло блаженство. Спустя мгновение мне удалось взять себя в руки, перестать нежиться в нем, и заставить Куклу Наблюдателя переключить взгляд на реальный мир.

На блондинке были трико, серая толстовка и наушники. Большинство людей так одевались, чтобы отправиться на пробежку. Вместо этого она выколачивала дерьмо из здоровенного куска металлолома. Вокруг валялись ржавые и сломанные части кораблей, так что она, скорее всего, находилась на прибрежном кладбище кораблей неподалеку от Красного Пляжа. Большей частью они были сильно помяты. Возможно, у нее сложилась привычка ходить туда, чтобы выпустить пар.

Я присвистнула, неожиданно впечатлившись. Подпрыгивая, как боксер, Виктория буквально разносила хлам на куски, удар за ударом. Она была ниже меня, и хотя выглядела спортивной, 'спортивность' не совсем точно описывала избиение грузового контейнера со всей мощью стенобитной машины.

Это лишь делало контраст между нашими способностями более явным. У нее были настоящие геройские силы. Они не заставляли ее видеть ужасные вещи. Они позволяли ей спасти людей, просто перехватив пулю, которая могла бы попасть в заложника. Они позволяли ей летать.

Возможно, она была счастлива. Возможно, она... хорошо себя чувствовала от того, что помогла поймать разыскиваемого преступника. Что ж, если это так, то наше сотрудничество прекратится. Я не смогу работать с тем, кто не чувствует себя плохо из-за смерти двух невинных людей.

Вздохнув, я закрыла глаза. Я представила Фобию, ее маску, плачущую кровью. Я представила ее связанной колючей проволокой в моей голове. Это заняло мгновение. Мне нельзя сейчас бояться. Это важно.

— Слава, — произнесла я. — Говорит Паноптикум. Ожидайте инструкций.

По тому, как она взвизгнула и взмыла в воздух, завертевшись вокруг, я догадалась, что она меня услышала.

— П-Паноптикум, — пробормотала она. — Как... Где ты?

— Ваш музыкальный плеер является подходящим приемным устройством, — сказала я. — Пожалуйста, оставайтесь на месте.

— Но как? Он... — она достала плеер. — Он ведь даже не в зоне приема вай-фая!

— У нас есть свои способы, — сказала я. Это являлось совершенно правдивым и в то же время абсолютно бесполезным, что вызывало у меня тихую гордость. Так или иначе, я ее не обманывала. Насчет этого, по крайней мере. Очевидно, я обманывала ее во многом ином. — Чарльз Хейторн мертв, — произнесла я и замерла. Ничего больше.

Виктория нахмурилась. Свет заходящего солнца освещал ее лицо, пока она оглядывалась вокруг, пытаясь проверить, не прячусь ли я где-нибудь поблизости.

— Ага, — угрюмо сказала она. — Я в курсе, что облажалась, но мне не удалось уговорить их позволить мне заняться этим! Никто не воспринимает меня всерьез!

Что, простите? Я сделала вдох и попыталась справиться с чувством, что ступенька, на которую я собиралась встать, внезапно провалилась.

— Объясните, — произнесла я. Это полезное слово. Оно дало мне время подумать.

Она зло пнула контейнер, сорвав дверь подчистую. А ведь та была заперта на замок и засов.

— Я ничего не могу сделать! — прорычала она. — Я не настоящий герой. Я всего лишь участвую в фотосессиях и... и я знаменитость! Мне нельзя вступать в Стражи! Мне нельзя даже им помогать! Я могу летать, останавливать пули и... и я сильная и быстрая, но мне нельзя этим пользоваться ни для чего вообще! — каждое восклицание сопровождалось новым ударом по бедному измученному грузовому контейнеру. Она сделала глубокий вдох и явно попыталась взять себя в руки. — Извините, — добавила она. — Но... но Эми можно хотя бы что-то делать.

Ну. Гмм. Я сглотнула. Все как-то слишком просто.

Возможно, это ловушка.

Или, возможно, она просто такая же, как я. Застряла в мире, который... который, кажется, не хочет, чтобы ему помогали. Разумеется, ее силы из тех, что больше подходят настоящему герою, но она слишком молода, чтобы их применять. Я не подумала о том, как это будет выглядеть. В смысле, хорошо, конечно, что Америка не похожа на те отсталые места, которые заставляют паралюдей сражаться, превращая в детей-солдат. Я не хочу жить в такой стране. Но я просто хочу — и Виктория, полагаю, тоже — останавливать плохих парней и... я потрясла головой. Что-то я отвлеклась.

— Разведка выяснила местоположение нового преступника, — сказала я. — Убийца по имени Лью Чонг.

— Правда? Где?

— Эмм, — я ненавидела себя за это, — мы все еще пытаемся подтвердить зацепки. Но я хотела узнать, сможете ли вы принять участие в возможном рейде сегодня вечером или ночью, — я заглянула в свои заметки. — Это не будет наводкой. Нам нужна ваша помощь в его задержании, — я сделала паузу. — Без вас операция сорвется, — добавила я. Мне очень понравилась эта фраза.

Виктория, нахмурившись, ходила туда-сюда.

— Сегодня, — сказала она, ее глаза расширились. — Я... да. Я смогу. Эми занята и... я скажу, что пойду в гости к другу. Вы ведь сможете связаться со мной если я возьму с собой телефон?

— Верно, — все происходило так быстро. Мне нужно было перелистнуть мои заметки. — Этот рейд должен остаться вне поля зрения широкой общественности, — сказала я. — Вам не стоит надевать костюм Славы, — все развалится, если ее узнают. Возникнут вопросы, и может всплыть, что я не была настоящим правительственным агентом. — Оденьтесь во что-нибудь темное и балаклаву. Скройте волосы. Если это сработает, мы рассмотрим возможность предоставить вам другой костюм.

У нее загорелись глаза. Кажется, ей понравилось, как это звучит.

— Темная одежда, балаклава. Может, мне стоит надеть маску? О! Кажется я знаю, где раздобыть одну из тех грустных театральных масок. Она точно напугает преступников!

— Пойдет, — сказала я. Такого я не планировала. Я хотела, чтобы она выглядела абсолютно обезличенно, а не создала себе тайную вторую личность мстителя. Но ведь от маски вреда не будет, верно? Так или иначе, надо было довести все до конца. — С вами свяжутся, как только мы подтвердим местоположение цели, — сказала я ей и добавила: — У нас есть хорошая зацепка, но он может сменить место.

Виктория вскинула кулак.

— Да! — торжествующе воскликнула она. — Эмм... увидимся позже? Типа, смогу ли я тебя увидеть? Я бы хотела встретиться, раз мы собираемся работать вместе.

Встретиться с ней будет ошибкой. Она может догадаться, что я всего лишь подросток в костюме.

— Я... эмм, я переговорю с начальством, — сказала я и поняла, что прозвучало недостаточно формально. Я утратила контроль над ситуацией. — Мы с вами свяжемся, — повторила я и сказала Кукле Наблюдателю перестать транслировать звук.

Я вздохнула и рухнула на кровать. Я не ощущала страха, но чувствовала напряжение и внезапное истощение. Я уставилась на Другой потолок своей спальни, покрытый пятнами. Должна ли я чувствовать себя плохо из-за этой лжи? Мне не было плохо. Нет, решила я. Я не должна чувствовать себя плохо. Мы собираемся наказывать преступников, и это единственный способ заставить ее работать со мной, так что все правильно.

Хотя она казалась весьма наивной. Думаю, она приняла меня всерьез после того, как первая информация, которую я попыталась передать, оказалась правдой. У нее не возникло подозрений, что кто-то играет в долгую игру, чтобы ее подловить.

Что ж. Полагаю, она относится к популярным ученикам, с которыми не играют в такие игры.

Я скатилась с постели и приготовилась к вечеру, полному притворства, когда я отделаюсь от папы, чтобы потом улизнуть. В конце концов, вышло так, что я натравила на него Плаксу в районе восьми, и к девяти он уже пошел спать. Все равно ему нужно больше отдыхать. Он слишком много работает и все время волнуется. Его здоровью пойдет на пользу, если он как следует выспится.

Когда я развернула свою карту и проверила Лью Чонга, тот все еще сидел в баре. Идеально. Хотя во время второй проверки на столе перед ним стояло больше пустых стаканов. Да уж, он определенно был пьян, и это могло стать проблемой. Мне хотелось, чтобы он пошел домой, подальше от остальных Белых Львов. Наверное, мне придется подождать, пока он не выйдет по какой-нибудь причине. Не думаю, что им понравится, если мы вышибем дверь. Ну, то есть, Слава вышибет дверь.

Я глубоко вдохнула. Сегодня она может даже не понадобиться. Сначала туда стоит пойти мне одной. Я позову ее только если найду способ выманить его, или он выйдет сам. Я же не из полиции. Я не могу рисковать тем, что кого-то могут убить.

Я выскользнула за дверь и, завернувшись в Изоляцию, поехала в китайский квартал на автобусе. Ищейка сидела рядом со мной, слишком длинные согнутые ноги находились прямо у нее перед лицом. Пока что я сняла свой противогаз и проводила время, пытаясь отрегулировать ремни. Мне никак не удавалось заставить эту дурацкую штуку сидеть как надо. По крайней мере, в пути было чем заняться.

Китайский квартал находился к югу от Доков, он состоял из зданий, построенных из красного кирпича в начале двадцатого века, предназначавшихся для докеров и промышленных рабочих. Улицы были слишком узкими, что ясно как день указывало на то, что их прокладывали без расчета на автомобили, и делу совсем не помогали новые здания, возвышавшиеся над кирпичными. И хотя город поставил аляповатую арку с драконом на официальной границе района, китайский квартал уже растекся во все стороны, китайские надписи распространились на близлежащие рестораны и магазины.

Вся эта территория выглядела намного лучше, чем участки к западу от Доков. Или рядом с домом, если подумать. Краска на зданиях выглядела более свежей, и здесь даже велось новое строительство. Было темно, и я могла видеть подсвеченные прожекторами краны. В смысле, я знала, что они существуют, но так они сильнее бросались в глаза. Даже в Другом Месте они выглядели чуть менее изношенными и ветхими.

Еще я обнаружила, что Другое Место не различает этносы. Я не смогла бы понять, что большинство монстроподобных мужчин и женщин, идущих по залитым алым светом улицам, являются китайцами, если бы просто посмотрела на них. О, спасибо, Другое Место, ты показало, что сердца у людей одинаковые, что они одинаково ужасные и злобные, независимо от того, как выглядят снаружи.

... Другое Место и правда ужасный доставщик моральных уроков.

Но это, как минимум, означает, что я стану еще менее склонной примкнуть к местным бандам скинхедов или Патриотов. Папа реально отречется от меня, если я стану республиканкой, не говоря уж о скинхедах. Он не сделает этого только в том сЛучае, если будет слишком занят, пытаясь зарубить меня топором.

Даже не уверена, шучу ли я вообще. В любом случае, для него это будет ужасная история рождения злодея.

Ищейка указала на бар. Он находился в высоком здании из красного кирпича дальше вдоль берега, с большой светящейся красным вывеской на крыше, обращенной к городу, которая добавляла зданию еще один этаж по высоте. Узкий вход с покрытой пятнами дверью указывал, что тут находилось питейное заведение еще до того, как китайский квартал разросся. Может, оно там было еще со времен Сухого Закона, или типа того. Вывеска гласила, что бар называется Океанский Лимон, что звучало так, будто кто-то соединил вместе два случайно выбранных слова.

Отсюда мне было видно правительственный объект на нефтяной вышке в заливе. Провалившись в Другое Место, я увидела в небе красивые вспышки света, вроде падающих звезд или фейерверков. Я вздохнула. Герои или технарские аппараты, мечтательно подумала я. Они были такими прекрасными. Но довольно скоро они скрылись из виду. Я посмотрела на часы и слегка побледнела от того, как долго там простояла. Некогда тратить время понапрасну. Надев балаклаву и противогаз, я вошла.

Ну, технически я пробралась вслед за кем-то мимо вышибалы. Он не беспокоил меня, я не беспокоила его. Именно так мне и нравится, правда.

Сунув руки в карманы, я прошлась по бару, Ищейка следовала за мной. В воздухе витали густые облака сизого сигаретного дыма, заставляя меня по-настоящему радоваться, что я ношу противогаз. Бар выглядел нормально. Даже в Другом Месте он был не слишком сильно деформирован. Но с другой стороны, это был настоящий бар, набитый мужчинами и женщинами, пришедшими напиться. Люди старались избегать меня и моего ореола чудовищных бабочек, в то время как Ищейка просто шла прямо сквозь искаженные Другим Местом фигуры, как будто не была реальной.

Похлопав меня по плечу, она указала прямо вверх. Мне пришлось подняться на два этажа, пока я не добралась до Лью Чонга, а затем мне пришлось пробираться мимо еще одного поста охраны. Вышибала у той двери выглядел намного внушительнее. Он стоял там явно не для проверки документов, но, как обычно, не заметил меня. В Другом Месте он был рогатым зверем с руками, покрытыми тем черным маслом, которое означало смерть. Вздувшиеся провода торчали из язв на руках. Определенно не хороший парень.

Там находился второй бар — тот, что я видела глазами Куклы Наблюдателя. В реальном мире он выглядел по-настоящему профессиональным. Там была настоящая барная стойка со множеством всяких бутылок за ней. Если уж на то пошло, он выглядел получше того, что внизу. Он выглядел как вполне легальное заведение. Не думала, что когда-нибудь окажусь в настоящем подпольном баре. В фильмах и книгах банды все время управляли нелегальными питейными заведениями, но мне всегда казалось, что в них все сильно романтизировано, и большинство мест, где нелегально торгуют спиртным, должны смотреться намного примитивнее.

А может, на самом деле он и не является незаконным, подумала я. Возможно, это просто частный клуб. Скорее всего, понадобилось бы намного больше усилий, чтобы реально создать тайное место, которое нелегально торгует совершенно легальным алкоголем, особенно когда оно находится прямо над обычным баром. Весьма прискорбно. Мне вроде как хотелось прокрасться через подпольный бар, чтобы поймать преступника... В этом был определенный стиль. Или, возможно, я слишком часто смотрела гонконгские фильмы до позднего вечера. Папа их обожает.

Но даже если тут не велась нелегальная торговля спиртным, здесь явно тусовалась Ассоциация Белого Льва. Азиатов в плохо сидящих костюмах было легко опознать. Это несложно, когда со спинок их стульев свисают те самые белые маски. Однако они были не у всех. Возможно, они всего лишь 'приятели' бандитов.

Многие из настоящих членов банды носили оружие. У большинства были пистолеты, но возле некоторых к столу были прислонены винтовки или дробовики. Сунув нос за стойку — чисто из любопытства, и ничего больше — я увидела там еще больше оружия. Пушки и выпивка. Прекрасное сочетание. Это нормально для баров, принадлежащих бандитам, или у них что-то намечается? Я не в курсе. Это место не из тех, где я обычно бываю.

Следует признать, что учеба в школе типа Уинслоу означала, что я относилась к немногим, кто не ходил напиваться в местах, где, если верить слухам, обслуживают подростков. Я ничего такого не делала, но это к делу не относится.

Как бы то ни было, там находился Лью Чонг, согнувшийся под слоями гнили и разложения, в окружении жестоких монстров. Он оказался бледной, серокожей фигурой, чья плоть туго прилегала к костям. Вместо глаз зияли полые отверстия, а когда он говорил, изо рта вырывалось пламя. Проблемы с гневом, если я правильно понимаю. Я взглянула на его руки. Окровавленные, пальцы с грубыми костяшками оканчиваются длинными когтями вместо ногтей. Точно, гнев и жестокость. Я не увидела никаких признаков того, что от его рук кто-то умер, но он явно был жестоким и опасным, и я не увидела на нем ничего похожего на цепи. Никаких ограничений. К нему прижималась смутно женственная фигура в изодранном и ветхом платье, которое почти ничего не закрывало. Я поморщилась от вида открытых ран на ее плечах и предплечьях.

Он прочно засел в своем углу и не выглядел так, будто собирается его покинуть. Я посмотрела на часы. Было около половины десятого. Он провел в этом месте не меньше пяти часов. Он ведь не может торчать тут, в окружении членов банды, вечно?

Вернувшись в реальность, я нашла табурет и села наблюдать за ним и его друзьями. Это представляло определенный интерес. Было кое-что в Другом Месте, насчет женщин из банды, чего я не поняла. Я ожидала увидеть там таких же милашек, как та, что липла к Лью, но не женщин в таких же дешевых костюмах, как и у мужчин. Но не заметно, чтобы кто-либо из мужчин ходил тут без рубашки, как в фильмах. Это выглядело слегка несправедливым.

Не то, чтобы я хотела, чтоб тут бродили мужчины без рубашек. В любом случае, их женщины выглядели не слишком привлекательными. На большинстве из них был настолько толстый слой макияжа, что казалось, он пойдет трещинами, если они перестанут так широко улыбаться. Фальшивые куколки, улыбающиеся парням, которые с ними 'играют', и замазывающие синяки косметикой. Отвратительно. Мне даже не нужно заглядывать в Другое Место. Я и так знаю, что права.

Я решила подняться на крышу. Оттуда я все еще могла следить за ним с помощью Куклы Наблюдателя, и я не оказалась бы... знаете, полностью обречена, если вдруг слетит Изоляция. Кроме того, мне хотелось подышать свежим воздухом. В противогазе было жарко и душно, и он реально ограничивал слух и обзор.

Светящаяся вывеска на крыше была единственным источником освещения за пределами пятна света, льющегося из дверного проема. Лужи, оставшиеся после дождя, пылали алым, что делало их похожими на кровь. Я поежилась от этой нездоровой мысли. В последнее время я частенько думала о всяком таком. Нет, никто тут не умрет. На этот раз я все сделаю правильно. Я тут. Я не собиралась доверять бесполезным копам.

Я сделала звонок.

— Слава. Говорит Паноптикум. Подозреваемый обнаружен. Начальство уполномочило меня приступить к выполнению миссии. Вы готовы?

Она была готова. Черт, она была готова как никогда. Она все еще находилась в своей комнате, но на этот раз раздобыла байкерский костюм с красной отделкой. У нее на столе лежали балаклава и маска Злобной Ведьмы Запада.

— Вас поняла, Паноптикум, — сказала она, явно пытаясь звучать профессионально. Но она была не так хороша в этом, как я. — Просто скажите, куда мне прибыть.

Я дала ей адрес.

— Приземляйтесь на крышу здания, — сказала я ей. — Там вы получите дальнейшие указания.

Эта отсрочка потребовалась отчасти для того, чтобы я выглядела более загадочной. В основном, однако, она произошла потому, что... ну, мне надо было еще подумать над планом. Типа, вдруг он не выйдет еще долгое время? До полуночи еще несколько часов, что если он будет там часов до двух ночи? У меня мозги кипели, пока я пыталась придумать способ, как увести его от остальных, перебирая все, на что способны мои силы.

— Поняла! — сказала Виктория. Она надела балаклаву, поверх нее зеленокожую маску, и вылетела через окно. Я нашла сухое местечко, защищенное от ветра, за светящейся вывеской и создала парочку херувимов — одного, чтобы следить за ней, другого для Лью Чонга в баре у меня под ногами.

Ждать пришлось дольше, чем я рассчитывала. Когда я проверила, где Слава, та периодически снижалась, чтобы свериться с уличными указателями. Честное слово! Она заблудилась!

Разумеется, с воздуха наверняка сложнее ориентироваться, но все-таки! Если ты имеешь способность летать, почему не запомнить план города с воздуха, чтобы с одинаковым успехом летать и днем и ночью?

Между тем, я ломала голову над тем, как его выманить. Я не могла просто отправить ее в бар, чтобы выволочь его оттуда за шкирку. У них там оружие! Даже если она неуязвима для пуль, все остальные — нет. Если начнется стрельба, кого-нибудь непременно подстрелят. Может быть, друг друга, может, кого-то из работников бара, а может, кого-то внизу. Если это случится, я стану ничуть не лучше полиции. Я не могу позволить, чтобы кто-нибудь умер.

Там было очень жарко. Жарко и накурено. Точно. Мне нужно, чтобы он почувствовал, что ему нужно проветриться. Мне нужно внушить ему желание подышать свежим воздухом. Он, скорее всего, поднимется на крышу, но даже если выйдет через главный вход, она все равно сумеет захватить его и там. Он будет совсем один. Слава крепкая и сильная. Она может даже летать. Она с легкостью схватит его, а потом сдаст в полицейский участок.

Итак... Жарко. Накурено. Душно. Скованность, теснота, необходимость выбраться наружу. Вот что я хотела, чтобы он ощутил. Из-за чего я могла так себя почувствовать? Вонь витающая в воздухе, свет проникающий через тонкие щелочки и лишь подчеркивающие темноту вокруг — нет! Нет! Мне нельзя думать об этом! Мне... мне не нужен приступ клаустрофобии. Мне нужно просто ощущение жары, задымленности и духоты. Как в классе с неработающим кондиционером в разгар лета. Как дискомфорт от ношения маски в теплой комнате.

Я сосредоточилась на этом чувстве, на этом неистовом желании оказаться снаружи, и выдохнула. Черный дым с шипением просочился сквозь противогаз, на глазах приобретая форму. Это была коренастая, проказливая тварь с уродливой собачьей мордой и зачесанными клочьями седых волос на голове. Сигарета, зажатая в зубах, испускала шлейф сизого дыма, и воздух рябил из-за теплого марева вокруг нее. Мне не хотелось употреблять слово 'демонический', но... эмм, в ней определенно ощущалось нечто демоническое.

— Куряга, — назвала я ее, — иди туда. Найди Лью Чонга. Заставь его захотеть выйти наружу.

Маленькая озорная тварь ухмыльнулась — или, по крайней мере, оскалилась — и выпустила колечко дыма. Мне показалось, или она стала больше? Не уверена. В любом случае, она сорвалась с места, пересекла крышу и направилась вниз, в здание. Я вздохнула, отдуваясь от неприятной теплоты, которую она оставила после себя, и посмотрела на небо Другого Места. Неяркая алая луна и странные тусклые звезды светились надо мной, проглядывая сквозь прорехи в море облаков. Или, может, это были не облака. Может, это был дым. Эмоциональное загрязнение, заполонившее небо.

Тряхнув головой, я огляделась, пытаясь высмотреть первые признаки сияния Славы. Я радостно оживилась, когда появилось свечение на небольшой высоте. Одного взгляда на парачеловека хватило, чтобы прогнать мрачные мысли из моей головы, хотя она выглядела не такой яркой, как в прошлые разы. Возможно, она в большей степени сфокусировала свои силы на подготовке к бою. Я понятия не имею, что чувствуют другие люди, применяя свои способности.

— Слава, — сказала я. — Говорит Паноптикум. Наше наблюдение подтвердило, что вы почти на позиции. Приземляйтесь на крышу. В районе цели находятся несколько вооруженных противников, — я посмотрела на экран, парящий передо мной. Я почти идеально рассчитала время: Лью Чонг как раз встал и поплелся вокруг стола.

Виктория мягко приземлилась на крышу, за пределами светового пятна из дверного проема. Конечно, я все равно ее прекрасно видела. Мне пришлось подавить счастливый вздох при виде ее белого света в форме сияющего костра. Она разбрасывала искры, и одна упала на меня. Я потыкала ее. Та не обжигала — она ощущалась теплой и безопасной. Слава была таким хорошим героем, по сравнению со мной. Хотела бы я иметь способности, как у нее.

— Паноптикум? — спросила она. Я слышала ее голос в стерео, один исходил от нее самой, другой от ее изображения передо мной. — Где ты?

Нужно сосредоточиться. Счастье от пребывания рядом с парачеловеческой силой никуда не делось, но прямо сейчас мне нужно думать о других вещах.

— Вы находитесь в пределах моей видимости, — сказала я. Меня все еще окутывала Изоляция, так что она слышала мой голос только у себя в наушниках. — Подозреваемый встал из-за стола, — я заставила себя отвернуться от нее. Будет проще, если я повернусь к ней спиной и буду смотреть лишь на два экрана. — Он направляется на крышу.

— Что? Уже? Ты уверена?

— Я наблюдаю за ним, — произнесла я, глядя в монитор. Я услышала, как она взлетела, воспарив у меня над головой. Для кого-то, кто не видел ее сияющего пламени, она, наверное, была совершенно невидимой. Лестница, ведущая наверх, скрипнула, и как по команде появился Лью Чонг, идущий на крышу. Я заставила себя вынырнуть из Другого Места. Мне нужна ясная голова.

— Это он? — прошептала Слава.

— Да, — подтвердила я.

Она ударила.

Вы когда-нибудь видели, чтобы девочка-подросток скрутила взрослого мужика будто капризного ребенка? Я впервые увидела такое в реальной жизни. Она просто обрушилась на него как живой таран. Меня передернуло от размытости движения, которого ей хватило, чтобы сбить его с ног и придавить, поставив колени ему на плечи.

Он боролся и вырывался, но она, наверное, использовала... всю силу своего полета, чтобы придавить его. У него не получалось вырваться. Первый удар выбил из него весь дух, и он мог лишь хрипеть, пока она не зажала его рот ладонью.

— Заткнись, — прошипела она, склонившись над ним. Свет вывески окрашивал ее фигуру в красный, и я тяжело сглотнула. Я была впечатлена. — Или хуже будет.

Он замер и просто лежал, подрагивая. Свободной рукой она вытащила клейкую ленту из сумки на поясе. У меня лежал скотч в сумке, но и она, очевидно, подготовилась.

— Если закричишь, я сделаю тебе больно, — сказала она, перед тем как осторожно убрала руку. Он не закричал, и она принялась ковырять рулон скотча, пытаясь подцепить конец, несмотря на то, что была в перчатках.

Только она начала обматывать его скотчем, как что-то пошло не так. Раздался крик. Я развернулась. У выхода на крышу стоял мужчина в плохо сидящем костюме.

Он кричал на нас по-китайски, поэтому я не знала, что он говорит, но выглядел он злым. Дерьмо. Кто-то, наверное, решил, что там жарко и душно. Наверное, Дымила... или как там я назвала тот конструкт... являлась в некотором роде неизбирательной. Или, может быть, там действительно было жарко и душно.

Он выглядел нескладным, но это не имело значения, потому что у него оказался пистолет. Не просто обыкновенный пистолет. Он был больше — что-то вроде пистолета-пулемета или штурмового пистолета, типа того. Вроде тех, что используют преступники в фильмах, у которых совершенно отсутствует меткость, но пули вылетают как вода из шланга. Если фильмы не лгут, с такого расстояния он может попасть в кого угодно. Пули, разлетающиеся в случайных направлениях, не будет волновать, что он не может меня увидеть. Может, Слава неуязвима для пуль, но я — нет. Мне действительно не хотелось быть подстреленной. Мне не хотелось, чтобы кого угодно подстрелили. Даже Лью Чонга.

— Заткнись! — рявкнула на него Слава. — Или ему крышка!

— Отпусти его, или я, блять, выстрелю тебе в лицо! — парировал он.

Мое сердце барабаном громыхало в груди. Он наставил пистолет на Славу, а я не знала, что делать. Мне нужно было отобрать у него оружие. Но я никогда раньше не пыталась кого-то разоружить. Нужно что-то получше. Ангел, а не херувим. Точно. Может, ангелу из колючей проволоки это под силу.

Единым движением я присела, сосредоточилась и выдохнула. Проволочная фигура в противогазе стояла между мной и пламенем Славы.

— Забери его пистолет, — прошептала я. — Принеси его мне.

Скелетообразная фигура поклонилась мне и исчезла. Она вновь появилась подле свиноподобного монстра, протягивая свои длинные когтистые пальцы.

Кажется, человек нажал на курок, когда ангел схватил его. Следующие несколько событий произошли в тумане шума и насилия.

Выстрелы реально очень громкие, если ты находишься рядом. Я выяснила это в тот день. Это не то же самое, что слышать их на расстоянии или в кино. У меня за спиной треснул кирпич, и что-то пробарабанило по моему пальто. Мое воображение рисовало, как пули пробивают стену так же легко, как пробивают плоть. Мою плоть. Теперь за моей спиной появились дыры в стене. В той же стене, возле которой стояла я, и будь я чуть в стороне, меня бы застрелили.

Я вскрикнула. Совсем коротко, но я закричала. Может, это просто воображение, но, клянусь, я почувствовала, как пули проносятся мимо. Я определенно их слышала.

Блять. Блять. Блять. Они чуть не попали в меня.

Я едва не проморгала, как рядом со мной с грохотом упал пистолет, брошенный ангелом, так сильно у меня звенело в ушах. Я ощущала едкий запах дыма. А затем Слава, размывшись в движении, оказалась возле второго мужчины, впечатав его в стену.

Вот и все, думала я, тупо уставившись на дымящийся — реально дымящийся — пистолет. Надо будет раздобыть что-нибудь вроде бронежилета. Что угодно. Если я собираюсь помогать героям, мне надо будет находиться рядом, а шальные пули, очевидно, действительно являются большой проблемой.

Нужно сосредоточиться. Кто-нибудь наверняка услышал выстрелы. Я должна действовать. Надо сказать ей, чтобы она убиралась отсюда и сдала Лью Чонга в полицию.

А потом я осознала, что Слава смотрит прямо на меня. Костяшки ее пальцев были мокрыми. Мужчина, которого она избивала, постанывая, лежал на земле. Его лицо покрывала кровь. На... Наверное, кровь текла из носа. Или что-то в этом роде. Ему было больно, но он был жив.

— Паноптикум? — спросила она. — Ты же... Паноптикум?

Вот дерьмо. Изоляция почему-то перестала работать. Должно быть, закричав, я привлекла к себе внимание.

— Да, — попятившись, произнесла я. — Отличная работа. Доставьте пленника в п-полицию, — меня трясло от адреналина, бурлящего в крови, и не получалось контролировать голос.

— Стой! — крикнула она. — Я хочу с тобой поговорить.

— Не сейчас. Нас наверняка услышали, — я подошла к углу рекламного щита. — Уходи отсюда. Мы будем на связи, — сказала я, выходя из ее поля зрения. Мне нужно было время подумать. Мне нужно было убраться отсюда. Сфокусировавшись, я призвала обратно ангела из колючей проволоки. Я почти не использовала его. Но мысли о разгневанной банде оказалось более чем достаточно, чтобы преодолеть мои более абстрактные страхи.

Следующее, что я помню, это как ангел из колючей проволоки подхватывает меня, и я снова попадаю в небытие. Там не было ни зрения, ни слуха, ни единого чувства, ни даже ощущения собственного тела. Вообще ничего.

Я вновь появилась на балконе по другую сторону улицы и осела в приступе рвоты. Я успела сорвать противогаз, но вышла лишь желчь. Я ощущала, как что-то горячее стекает по щеке. Сначала я подумала, что плачу, но когда я потрогала, то увидела красное на черных перчатках. Я осторожно потрогала свою кожу. Один из шрамов у меня на лице снова открылся. Совсем чуть-чуть.

К черту мои способности. Серьезно. Я свернулась клубочком, плотно сжав руки. Я чувствовала себя хуже, чем раньше. Наверное, я перенапряглась из-за всего, что я делала до этого. Одно использование ангела из колючей проволоки эквивалентно, типа, десяти применениям херувимов, или вроде того. И то, что он перенес меня, а не сделал тоннель, было для меня еще хуже.

К тому времени, когда я почувствовала, что готова подняться, Виктория уже ушла. На крыше напротив кричали люди, но они ничего не обнаружили. Слава богу. Она, наверное, собирается сбросить его возле полицейского участка, или типа того. Я не знаю, как сдавать преступника, если ты свободный мститель.

Наверное, надо будет выяснить, если я собираюсь заниматься этим на постоянной основе.

Поколебавшись, я собралась с силами и посмотрела на пистолет у меня в руке. И на ржаво-алый отпечаток руки, запятнавший его. Я начинаю собирать коллекцию пушек, конфискованных у преступников. Ладно, он может отправляться к остальным вещам в моем убежище. Я тряхнула головой и скрыла Другое Место.

Не считая того, что на самом деле меня там не было. Я судорожно стряхнула ржавчину и она сошла, оставив маленькие красновато-черные пятнышки на кончиках моих пальцев.

Нет. Это невозможно. Д... Другое Место на самом деле не существует. Это просто способ восприятия мира. Так моя сила передает информацию. У нее нет никакой возможности заставить настоящую ржавчину появиться из ниоткуда.

Но это случилось.

Мне некогда разбираться с этим. Не сейчас. Только не сейчас. Не тогда, когда меня чуть не застрелили, и мне плохо и больно. Я не в состоянии трезво мыслить. Я просто доползу до дома и... лягу спать, понадеявшись, что к утру ржавчина исчезнет.

Не слишком хороший план, но это лучшее, на что я способна в данный момент.

Глава 3.08

Несколько недель прошли без особых происшествий. Я усвоила урок. Я смогла поймать преступника, но цена оказалась слишком высока. Я не могу просто взять и бросить свое геройство, иначе все это было напрасно, но никогда не забуду, что случилось с Чарльзом Хейторном. Я не кинулась ловить других преступников, пусть в газетах и написали о том, что Лью Чонг был передан полиции неизвестными, и в настоящее время ожидает суда. Я не собиралась дважды повторять одну и ту же ошибку.

Так что, вместо этого, я тратила свое время с пользой. Некоторое время я провела, упражняясь со своими способностями. Я нащупала пределы того, на что способна, лучше разобралась, сколько сил могу рискнуть потратить, прежде чем сила начнет ранить меня.

Однако в основном я просто бродила по Броктон Бей. Я начала бегать трусцой, отчасти, чтобы привести себя в форму — мне очень не хотелось, чтобы ангельская дверь оставалась моим единственным способом сбежать — и отчасти в качестве предлога свалить из дома, подальше от папиной опеки.

Кроме того, бег давал мне вполне обоснованную причину прочесывать улицы и осматриваться. На пробежки я брала с собой блокнот, так что у меня стал накапливаться целый список подозрительных адресов. К этому моменту моя карта густо покрылась новыми наклейками, обозначавшими интересные мне места. Я начала расклеивать фотографии и вырезки из газет между двумя зеркалами в танцевальной студии того заброшенного подвала.

У меня имелись серьезные планы на эту комнату.

Лишь на прошлых выходных я обнаружила еще одну потогонную фабрику в доках. Меня к ней привел след из гнили и кровавой грязи, и я сфотографировала некоторых людей, работавших там. Ну, не самих работников, — а начальство, охрану, парней с телефонами и папками. Я отправила конструкты проследить за ними до их домов. В эти выходные я отправлюсь на вылазку за доказательствами и проникну внутрь в костюме. На этот раз я сумею как следует заснять их документацию, и я даже купила дискету большой емкости, чтобы скачать нужные файлы и передать полиции вместе с полароидными снимками.

Раздражало, что я ничего не могла сделать сама, особенно после того, как они облажались с Хейторном, но с первой потогонной фабрикой они разобрались довольно неплохо. У двух девочек-подростков нет ни единого способа, как справиться с таким местом, даже если у нас есть суперсилы. Оно просто слишком велико для нас двоих. В управлении тем местом задействованы десятки людей. Виктория, кажется, уже вся издергалась, как я заметила, когда следила за ней, но я не была готова организовать для нее какой-нибудь новый рейд. Я не могла допустить, чтобы погиб кто-то еще.

И, разумеется, я все еще ходила в школу, а там задавали домашние задания, отнимавшие время у моей героической деятельности. Домашку задавали постоянно.

В среду после уроков я была в библиотеке, работая вместе с Люси над групповым проектом по изучению паралюдей. Да, я отчетливо чувствовала иронию — и сильное раздражение — от того, что изучение паралюдей для проекта мешает мне пойти и заняться изучением паралюдей. К сожалению, тот факт, что я была настоящей супергероиней, борющейся с преступностью, не освобождал меня от школьных занятий. Стражам, скорее всего, тоже задают домашку.

Мы вдвоем заняли один из старых, гудящих компьютеров, а также половину стола, завалив его книгами. В комнате пахло бумагой, освежителем воздуха и немного — чистящими средствами. Это был успокаивающий запах. Я хорошо поднаторела прятаться в библиотеке за последние пару лет. Стоит лишь найти местечко прямо в поле зрения библиотекаря, и никто не сможет доставать тебя, не навлекая на себя ее гнев. Помогало и то, что большую часть учеников Уинслоу отпугивало такое большое количество книг в непосредственной близости. Они, вероятно, находили пугающей мысль о таком большом количестве текста. Книги могли состоять в заговоре с целью похищения случайных учеников и принуждении их к участию в соревнованиях по орфографии.

Я откинула волосы назад и поправила очки.

— Ладно, давай по порядку. Убедись, что мы упомянули все ключевые моменты. Думаю, мы, в принципе, можем считать это предварительным наброском, но давай сперва убедимся, что там нет ничего совсем глупого.

— Ага, — отозвалась Люси. Она покопалась в бумагах и нашла распечатку текста, над которым мы работали уже неделю. Повертев ручку в пальцах, она подчеркнула название. — Наше задание называется 'Проанализируйте изменение общественного мнения о паралюдях с 1983 по 1989 годы. Как менялись эти взгляды на протяжении десятилетия, и как на это изменение повлияло воздействие паралюдей на общество в целом?' И в примечаниях говорится, что нам нужно рассмотреть от четырех до шести различных тем и уложиться в три тысячи слов. Итак, начинаем. Введение. Сообщаем, что мы выполняем проект по этому вопросу.

Я нахмурилась:

— Не думаю, что мы должны повторять этот вопрос. Это будет... громоздко. Все равно ведь, это будет в заголовке. А количество слов у нас ограничено.

— Оставь пока, — небрежно бросила она, поправляя свои очки в проволочной оправе. — Это же первый набросок. Итак. Введение. Скажем, что взгляды значительно поменялись, отметим экономические изменения, политические... может, еще что?

— Поп-культура? — предложила я. — Тезисы лучше звучат тройками.

— Да, конечно, — сказала она, добавив это в документ. — Хорошо, теперь заголовки. Ранние годы, Холодная Война, Золотой Век, Убийство Рейгана, Серебряный Век. Пяти разделов, мне кажется, хватит. А потом еще заключительный абзац.

Поджав губы, я подалась вперед.

— Мне кажется, что мы слишком много 'описываем' и недостаточно 'анализируем'. Нам снизят оценку, если мы будем просто пересказывать, — я ткнула пальцем в проблемный абзац. — Может, если мы объединим Холодную Войну и Золотой век, то сможем поговорить о том, что супергерои были и военными героями тоже, и так сэкономим на словах.

— Я все же считаю, что мы должны более подробно рассказать о Кампании Против Атомной Эскалации, — пробормотала Люси.

— По сути, это целый раздел, — возразила я. — Восьмидесятые целиком, а не одно событие. Готова поспорить, вопрос сформулировали именно так, чтобы подловить тех, кто станет говорить только об этом, — я бы так и поступила, если бы составляла вопросы для сочинения. Поместила что-нибудь, чем глупцы смогут воспользоваться, чтобы набрать несколько баллов, но из-за чего они попадут в ловушку, если проморгают основную тему, — я поправила очки и продолжила читать. — Ой. 'Также', а не 'так же', — сказала я.

— А?

— Описка, где-то в середине... слушай, дай ручку, — я внесла исправление, а потом заметила еще одну ошибку, было написано 'сед' вместо 'суд'*.

Люси нахмурилась.

— А почему проверка орфографии это не подчеркнула? — спросила она

Я вздохнула:

— Потому что 'сед' это тоже слово. Оно означает... — я махнула рукой, — положение сидя в гимнастике, например. Или одну из форм слова 'седой'.

*В оригинале слова 'curt' и 'court'. Русский язык и раскладка клавиатуры не позволяет исковеркать слово 'суд' (court) так, чтобы получить 'резкий', 'грубый', 'прямолинейный', что означает слово 'curt'. Соответственно реплика Тейлор с объяснением значения слова была мною изменена с разрешения автора.

Люси улыбнулась:

— В таких случаях здорово иметь под рукой ходячий словарь вроде тебя, — сказала она. — А еще ты так быстро читаешь.

— Я много читаю, — с печалью произнесла я. — У меня в комнате уже заканчивается место на полках. Опять. Наверное, стоит тратить карманные деньги не только на книги.

Люси слегка напряглась рядом со мной.

— Ну, а я не слишком много читаю. Не считая школьной программы, — сказала она. — Или когда пытаюсь уложить спать своих капризных младших братьев и сестер, — она засмеялась со странной интонацией. — Ну да ладно, мне скоро пора в кафе, так что нам надо заканчивать.

— Ага, — согласилась я. В конце концов, мне тоже есть чем заняться после школы. Мы закончили на сегодня, сделав несколько исправлений и оставив заметку сократить раздел о культуре супергеройских приспешников среди молодежи. К которой, ха-ха, в свое время принадлежали и мои родители. Странно. С какой стати им казалось, что эти тесные костюмы контрастных цветов хоть на ком-то будут выглядеть хорошо? — Что ж... вроде выглядит неплохо. Кроме объединения Золотого Века и Холодной войны, — я потянулась за распечатками. — Я возьму их с собой, чтобы найти все остальные орфографические ошибки и фразы, которые нужно переписать, ага?

Люси кивнула, начав собирать книги в стопку.

— Ага, спасибо, — сказала она. — У тебя это получается гораздо лучше, чем у меня.

— Так будет честно, — произнесла я. — Ты напечатала больше текста.

Скорее всего, как раз ту часть, куда закралась куча ошибок, но я не сказала этого вслух. Она печатает быстрее. Хоть мне и придется потом править формулировки и орфографию.

Она раздулась от гордости:

— Ага, это точно. Ладно, значит, продолжим завтра в обед?

— Хорошо, — согласилась я, потянувшись под стол за своей сумкой. Я всегда держала ее там, где никто не сможет схватить, даже в библиотеке. Я не надела пальто, кстати. Потом оно мне понадобится, но сейчас на улице довольно сухо. Весной погода в городе становится непредсказуемой. Вероятно, это как-то связано с формой залива. Я повернулась, чтобы уходить, и едва не налетела на кого-то.

Это оказалась Мэдисон. Вот повезло-то. Пять футов четыре дюйма фальшиво-очаровательной миниатюрной привлекательности уставились на меня большими глазами. Я ощутила во рту привкус крови и грязи. Неистовая злоба, исходящая от нее, наверное, просочилась из Другого Места. Кто-нибудь еще способен ощутить это, или только мне известно, насколько она на самом деле жуткая?

У меня мороз прошел по коже от осознания, что она стояла прямо позади того места, где сидела я. Что, черт возьми, она собиралась делать? Она явно что-то замышляет, но что?

— Ну? — потребовала я от нее. — Что тебе надо?

Освещение в библиотеке замерцало и потускнело, оставив нас в полумраке. Медленно, кусочек за кусочком, краска облетала со стен, обнажая голый гниющий бетон. Все пропахло волглой и отсыревшей бумагой. Темная вода доходила до штанин, пробирая меня до костей. В ушах зазвучали шепотки. Пронзительные, умоляющие отголоски. Они звучали как мой собственный голос.

Вдохнув, я ощутила вонь шкафчика. Она носила его запах, как мантию. По крайней мере, она была одна. С ней не было Эммы. Я просто не вынесу встречи с Эммой. Она знает обо всем, что причинит мне боль. У нее есть способы меня задеть. От нее мне пришлось бы просто сбежать. Но Мэдисон не может ранить меня, не таким же образом.

— Да что с тобой такое? — парировала она, и нечто вывалилось у нее изо рта. Извивающиеся, черные блестящие фигурки. Ее ложь, так много лжи, словно мухи. Они шипели, выползая у нее изо рта. Нет: из множества ее ртов, потому что ее лицо в Другом Месте медленно обретало свою настоящую форму. — Я просто делаю домашку, — сказала она, повышая голос, чтобы перекричать жужжание своей лжи.

— Врешь, — выдохнула я. Из моего рта вытек черный дым, потянувшись к ней через Другое Место. Я не знала, для чего. Мне просто хотелось прекратить ее ложь. Эти шепотки, эти жучки раскрыли мне, что она постоянно лжет. Что она обманывает всех, кто к ней близок. Не только насчет меня. Что она лжет, лжет и лжет без конца. У нее в руках был пенал. — Ты опять собиралась ткнуть меня в затылок острым карандашом, да?

Я знала, что подловила ее. Я ощущала ее страх даже сквозь запах гнили и намокших книг.

— Слушай, просто отвали, чудила, — попятившись, огрызнулась она. Даже когда ее лицо, передернувшись, приняло обычный вид, она продолжала хватать воздух неглубокими вздохами. Отворачиваясь от просочившегося из Другого Места, она выглядела, как будто ощущает запах окружающей ее грязи. Запятнавшей ее руки. Запятнавшей ее навсегда.

— Ты не сможешь продолжать лгать, — сказала я. Мой собственный искаженный голос умолял рассказать ей, настаивал, что она должна знать. — Я знаю, что ты сделала. И все остальные узнают. Что ты будешь делать тогда?

Она улыбнулась мне бездушной фарфоровой улыбкой. Покровительственной, но нервной. Пытающейся соврать, судя по тому, как она продолжала отступать. Вечная маленькая обманщица.

— Слушай, иди нагонять жуть куда-нибудь еще. Некоторым надо п-писать сочинение.

Алая пелена застила взор, и я чуть не набросилась на нее, до того меня выбесило. Как она смеет? Меня сдерживало лишь присутствие Люси. И еще то, что библиотека являлась ценным убежищем. Тут запрещено устраивать драки. Если я ей врежу... то не смогу вернуться. Не знаю, что я буду тогда делать.

Я ничего не могла ей сделать. Мне надо было убираться оттуда. Как только спадет гнев, я начну плакать, но мне нужно унять гнев или меня выгонят из библиотеки, и мне нельзя заплакать у нее на глазах, потому что тогда она победит, поэтому мне пришлось держаться за гнев, но если я с ним не справлюсь, меня выгонят, эта петля без конца прокручивалась у меня в голове.

Я бросилась прочь через гнилой и зловонный маленький ад Другого Места, по коридорам, переполненным монстроподобными детьми. Мне даже не пришлось сознательно создавать Изоляцию. Она и так появилась облаком ржаво-алых бабочек, порхающих вокруг. Оберегая меня, как ничто другое. Я не могла тут оставаться. Я не могла вернуться домой, пока есть хоть малейшая вероятность, что папа увидит меня в таком состоянии. Я не могла пойти к учителям. Если я расскажу о ней, мне никто не поверит. Меня назовут сумасшедшей. Скажут, что она могла говорить правду о том, что делала домашнюю работу.

А она не делала. Она обманывала.

Хотя было ведь место, куда я могла пойти. Где она меня не найдет. Где никто меня не найдет. Даже если кто-то удосужится поискать.

Мне не удавалось полностью взять себя в руки, пока я не оказалась в своем убежище. Живот скрутило от боли из-за применения ангела из колючей проволоки, но это была хорошая боль. Честная. Ангелы из колючей проволоки никогда не притворялись, будто сделаны не из шипов. Я знала, на что иду каждый раз, применяя их. Они не лгали. Я могла иметь с ними дело на своих условиях.

Иметь дело с людьми гораздо мучительнее, чем с ними.

Обняв коленки и свернувшись клубком среди длинных теней, отбрасываемых свисающими с потолка флуоресцентными палочками, я выплеснула все наружу. После этого мне стало лучше. Вот что имеют в виду, когда говорят 'хорошенько выплакаться'. Я вытерла глаза рукавом и покопалась в накопившемся хламе и обрывках, чтобы посмотреть, не приходило ли мне в голову оставить тут салфетки. Оказалось, что все же оставила, чтобы заниматься макияжем. Да уж, практически я превратила это пыльное маленькое пространство в свой тайный дом вдали от дома. Даже если дом, о котором идет речь, оказался заброшенным подземным спортзалом, лишь с очень немногими удобствами, которые я смогла украсть, либо очень скрытно приобрести.

Я отправилась в столовую, которая была самой домашней, так сказать, из всех комнат. Поначалу это было гулкое пустое помещение с облупленными грязно-желтыми стенами. Когда-то они, наверное, были другого цвета, но время их не пощадило. Я расставила несколько оставшихся стульев вокруг одного из столиков, прикрученных к полу. Я даже добавила несколько покрывал и подушек, так что я приложила, как минимум, символические усилия, чтобы создать комфорт. Большая часть освещения исходила от моих светящихся нездоровым светом флуоресцентных палочек, но я поставила настольную лампу на столик, как только выяснила, что в розетках в столовой до сих пор есть электричество. Наверное, они просто подключили энергоснабжение нового здания к старой сети, или что-то вроде того.

По столам были разбросаны бумаги. Более качественные карты города. Не такие качественные, поменьше, с более детальным изображением отдельных районов. Досье о местных героях из СКП, которые я распечатала в школе. Наш с Люси проект оказался в этом весьма полезен, в качестве отмазки.

Почетное место занимал мой 'Геройский дневник', куда я записывала все, что могла о своих способностях. В него попало большинство моих экспериментов за последние несколько недель. Все, чего мне удалось добиться от своих конструктов, все, чего мне определенно не удалось добиться от них, все, что причиняло мне боль, когда я пыталась это сделать, все повторяющиеся признаки в Другом Месте и что они означали. Я даже сделала несколько попыток подобрать иное название для Другого Места, но ни одно не зацепилось.

Было бы здорово уметь рисовать, как Люси. Так я смогла бы добавить правильные изображения своих конструктов. Я старалась изо всех сил, но получалось не очень. У моего ангела из колючей проволоки имелись крылья, конечно, но он больше походил на фигурку человечка из палочек, которую я заштриховала серым цветом и пририсовала шипы.

Еще несколько столов занимала паршивая электроника из серых магазинчиков, а также мотки скотча, клей и прочий хлам. Я пыталась сделать себе кое-какие приспособления, типа, фальшивый тинкертек. Я назвала его тейлортех. Это было довольно остроумно: вместо того, чтобы светить своими способностями, я использую эти 'технологии', чтобы создать видимость, будто у меня есть команда, снабжающая технарским снаряжением. Если бы такая команда действительно была, то они снабжали своим снаряжением и других, так что они были бы скорее 'портными', нежели обычными тинкерами, как в старинной считалке*, а мое имя было омонимом слова 'портной', так что... это было довольно остроумно.

*Tinker, Tailor,

Soldier, Sailor,

Rich Man, Poor Man,

Beggar Man, Thief

Я подобрала пульт, который оплела проволокой и покрасила черным, и нажала на кнопку. Сверху загорелась красная бусинка. Это должно было стать моим 'эмоциональным излучателем'. Такие штуки реально существовали, я видела их по телевизору. Если кто-то потратит время, стараясь отобрать у меня пульт, вместо попыток как-то навредить мне, мои труды окупятся.

Немного — ха-ха — потехнарив, я вспомнила, что надо следить за временем. Скоро надо будет возвращаться домой. Я сказала папе, что позанимаюсь в школе, потому что... я же там занималась. Так было проще, чем лгать. Но это оправдание продлится совсем недолго, а я, к тому же, проголодалась. За время, которое я провела, занимаясь геройскими делами, и думая о чем угодно, кроме школы и Мэдисон, я успокоилась. Это было все равно что выдавить мозоль. Внезапный укол эмоциональной боли. Теперь, когда я оказалась вдали от нее, стало лучше.

Я уже несколько дней хотела кое-что попробовать. Во время экспериментов, я обнаружила, что могу прокладывать коридоры сквозь Другое Место, только если знаю, куда иду. Я должна была ощущать это, видеть место назначения странным зрением Ищейки. Если оно находилось вне досягаемости плоского, серого восприятия, которое она мне давала, у меня просто ничего не получалось даже с помощью ангела из колючей проволоки. Коридор начинал формироваться, но каждый раз рушился еще до того, как толком откроется.

Тем не менее, у меня получалось делать маленькие разрывы на большие расстояния при помощи херувима, если у меня было что-то, чтобы 'навестись'. Разве не это я проделала со своей флейтой, как только выписалась из больницы? Психбольницы, куда мне не требовалось ложиться.

Значит, если у меня не получалось куда-то добраться через коридор, то не из-за того, что расстояние было встроенным ограничением моих способностей. Я провела еще несколько тестов, но ничего конкретного не получилось. Может, дело в том, что коридоры напрягают Другое Место сильнее, настолько же сильнее, как они напрягают мое тело? Я работаю, так сказать, с 'материалами', которые не выдерживают нагрузку? Если так, то мне нужно просто действовать помедленнее, и укрепить коридор, чтобы он не рухнул.

И если сработает, возможно, прохождение по стабильному коридору не навредит мне. Было бы здорово.

Этой мысли оказалось достаточно, чтобы взбодрить меня. Схватив маркер и горсть зеленых светящихся палочек, я отправилась в старую танцевальную студию. Просто показалось правильным попытаться провести испытание там. Разумеется, там было много свободного пространства, но я думала о зеркалах. Они были почти как окна, а из окна можно вылезти. То, как они бесконечно друг в друге отражались... ну, они выглядели почти как пустая серость коридоров Другого Места.

— Итак, — сказала я своему отражению. Зеленый свет от флуоресцентных палочек отбрасывал на его лицо длинные тени, делая жутким и похожим на череп, и, да, придавая легкое сходство со Злой Ведьмой Запада. — Я хочу создать коридор сквозь Другое Место между... — Я обдумала варианты. Несколько пробных попыток заставили меня думать, что будет легче, если я нацелюсь на что-то похожее. — Между этим местом и зеркалом на дверце шкафа в моей комнате, — решила я. Желая, чтобы у меня имелся магнитофон или что-то подобное, я тонко улыбнулась про себя. — Это не совсем Нарния, но уж как получилось.

Взяв маркер, я сделала пометки на зеркале, где должны проходить границы коридора, а затем соединила их. По какой-то причине в наборе для выживания оказалась рулетка, так что я хотя бы сумела начертить линии прямо.

Было... странно. Да уж. Вот лучшее слово, которым можно было это описать, а я еще даже не вошла в Другое Место. Черты от маркера отражались в зеркалах снова и снова. Я видела коридор ведущий из реального мира в зеленовато-серую тьму. Это была всего лишь оптическая иллюзия, пара зеркал бесконечно отражающихся друг в друге, но мой мозг не переубедить. Не будь стекла под моей ладонью, я бы подумала, что по нему уже можно пройти.

Разумеется, пока было нельзя. Еще нет. Теперь самое сложное. Я хрустнула костяшками — этого делать не стоило: насколько я знаю, это могло привести к артриту, но они издавали такой приятный щелчок — и нырнула в Другое Место.

В моем логове мир никогда не изменялся сильно. Разница заключалась лишь в исказившейся и исковерканной надписи. И все.

* * *

Нет, я ошиблась. Прямо сейчас она говорила. Со мной. Надпись говорила со мной.

ни судьбы ни оков ниКТО кроме тебя не существует

всКРой этоТ лжИвый миР Тейлор ты наСТОЯЩАЯ

Вокруг нее были нарисованы бабочки красным цветом. Не кровью, а просто красным маркером. Другие слова, написанные другим почерком, окружали эти алые строчки. Моим собственным почерком, вообще-то. Моим собственным, с правильным написанием, без случайных заглавных букв, почерком.

Почему Мэдисон преследует меня в школе? Что за игру она затеяла? Сегодня она была в библиотеке.

Она непременно что-то замышляет. Не знаю, что. Но что-то обязательно.

Если мой собственный почерк беспокоит меня сильнее этих грубых разглагольствований, возможно, я слишком привыкла к Другому Месту. Разумеется, оно и раньше играло со мной в какие-то безумные игры, но эта красная надпись, что я увидела, оказалась первой, которая выглядела... нормально. У нее был смысл, правильная пунктуация, и она даже была уместна. Тот факт, что ее написали моим почерком, делал ее лишь более жуткой.

Я попыталась успокоиться, выполнив дыхательные упражнения, которым меня научили в психбольнице. Должно быть разумное объяснение этому. И как только я придумала его, я поняла, что не стоит переживать из-за почерка. В конце концов, насколько я могу судить, Другое Место всего лишь отражает действия людей — у всего, что оно делает должна быть какая-то причина. Мда, это имеет смысл. Это всего лишь я. Тут годами никто не появлялся, так что это я наследила. И поскольку оно изолировано, и потому что лишь я могу контролировать Другое место, признаки моего присутствия, очевидно, будут отчетливее. Возможно, в других местах Другого Места текст настолько бессвязный, потому что его затмевает 'шум' мыслей множества разных людей?

Вот! Вполне разумное объяснение. Оно немного странное, конечно, но все в моих способностях было немного странным. Я с этим смирилась. Мне не нужен сердечный приступ лишь из-за того, что Другое Место выглядит так, будто разговаривает со мной, сообщая, что я — единственный реальный человек. Теперь я точно знаю, что произошло.

Я переключилась на создание коридора, отбросив посторонние мысли. Это было сложно, сложнее, чем все, что я делала когда-либо ранее, вроде принуждения одного из моих самых сильных конструктов повиноваться. Одного ангела из колючей проволоки оказалось недостаточно. Понадобилось двое. Один, чтобы прорвать дыру в пространстве, а другой, чтобы придать форму Другой серой материи, которую я выдохнула, чтобы придать ей структуру, которая так просто не развалится. Могут ли они такое сделать? Предназначены ли они для этого? Или мне нужно что-то более специализированное? Я создала Куклу Наблюдателя на основе фарфоровых херувимов, может быть, мне и тут нужно сделать что-то подобное?

Может быть, иголки? Не медицинские, а для шитья, чтобы сшить вместе стены коридора и не дать им разойтись. Я вновь растворилась в тенях Другого Места и выдохнула. Бурная масса тумана сконденсировалась в паукообразную горбунью из проволоки с длинными иголками вместо пальцев. Я заметила сходство с моими ангелами из колючей проволоки. Наверное, это означало, что я создала ее именно для того, чего хотела.

Она пощелкала железными пальцами и уставилась на меня. На краю сознания заворочалось ощущение дежа вю. Я делала что-то подобное раньше, но не помню, когда именно.

— Эмм, — произнесла я. Черт, нужно дать ей имя. Я ненавидела придумывать имена для своих конструктов. У меня не очень хорошо получалось. — Железная Швея, — сказала я. — Сшей стены коридора.

Она зашипела, как мехи, волосы из железных цепочек свисали перед ее лицом. Щелкнув по зеркалу, она забралась внутрь мимо проволочного ангела и начала одной рукой вырывать у себя волосы. Я поежилась. Я не могла представить, как делаю подобное. Хорошо, что она не совсем настоящая. Остальные пять рук сплетали волосы в паутину из цепей поверх стен, удерживая коридор. Она уменьшалась на глазах, отрывая от себя материал, а это означало, что мне надо было сосредоточиться на ее укреплении, выдыхая все больше и больше, чтобы возмесить то, что она теряла.

Боже, мои мозги, должно быть, напрочь отбиты.

К тому моменту, когда все закончилось, у меня гудели мозги и саднило горло. Казалось, что я что-то подхватила, и я была уверена, что у меня температура. Даже если нет, меня била неконтролируемая дрожь. Хуже всего, я ощутила спазмы в животе, хотя их не должно было быть в это время месяца. Тем не менее, все получилось. Внезапно я увидела свет в конце тоннеля. В буквальном смысле слова.

Я заставила себя пройти по нему шаг за шагом, холод Другого Места въедался в мои кости. Было намного хуже обычного, почти так же плохо, как когда меня переносил ангел. В окружении покрытых цепями стен коридора, яркий просвет впереди был единственным напоминанием о существовании реального мира. В ногах ощущалась слабость, и безмерно глупое безрассудство того, что я делала, капало мне на мозги. Я шла сгорбившись, уклоняясь от шипов, которые топорщились из стен. Одному лишь богу известно, что будет, если я зацеплюсь за эту колючую проволоку.

Замерзшая, дрожащая, разбитая, я вышла из коридора, покинула Другое Место и рухнула на кровать. Потребовалось две попытки, чтобы перевернуться, но я как раз успела увидеть, как запечатывается коридор. В течение нескольких мгновений воздух был подернут туманом и дымкой, но они тоже скоро исчезли. Осталось лишь пыльное пятно на зеркале, но взглянув глазами Ищейки, я увидела рубец на мироздании, а за ним все еще прочно стоял тоннель. Я смогу открыть его снова с помощью ангела. Отлично. Не придется опять проходить через все это.

Я долгие минуты лежала так, свернувшись в клубок, зажмурившись от вечернего солнца, схватившись за живот. Лишь звук шагов внизу оповестил меня, что папа дома; он, наверное, уже давно был здесь. Я не слышала, как подъезжала его машина.

Дрянь. Несколько часов я провела в заброшенной пыльной пещере, и выглядела соответствующе. Я все собиралась там прибраться, но руки так и не дошли. Вместо этого, я теперь оставила пыльные следы на ковре, и вся моя одежда испачкана. Особенно джинсы, в которых я сидела и стояла на коленях.

Я застонала. Надо прибраться, или папа, в лучшем случае, будет задавать неудобные вопросы. И мне не помешал бы душ. Ведь у меня все волосы в пыли. Мне лишь хотелось полежать еще немного, но пришлось это пересилить.

Приняв душ и сменив одежду, я почувствовала себя намного более похожей на человека. Я пошла вниз, слегка встревожившись, когда взглянула на часы, но папа перехватил меня у подножия лестницы.

— Я не слышал, как ты пришла, — сказал он.

— Просто устала, — сказала я. — Мы с Люси занимались проектом в библиотеке. Помнишь? Я говорила тебе сегодня утром, — я вздохнула. — И да, это заняло немного больше времени, чем рассчитывалось, но ей завтра на работу, а нам надо было кое-что закончить, понимаешь?

— Ладно. Но все равно надо было позвонить мне, — сказал он мне.

— Я же предупредила, что задержусь в библиотеке допоздна.

— Да, и поэтому ты должна была позвонить мне и сказать, когда собираешься вернуться, — слегка сгорбившись, он вздохнул и указал мне на кухню. Горел свет, от духовки исходило тепло; такой контраст по сравнению с моим логовом. И все же я предпочла бы оказаться там, а не здесь, напоровшись на ряд неловких вопросов. — Тейлор? — нерешительно спросил папа. Он кашлянул, переступив с ноги на ногу. — Ты... хорошо себя чувствуешь?

— Я? — довольно глупо переспросила я.

— Не думаю, что тут кого-то еще зовут так же.

— Ну, если только мой злой горбатый брат-близнец не сбежал опять из подвала, — попыталась пошутить я. Он просто смотрел на меня. — Прости, мне не положено знать о нем? — снова попробовала я, пытаясь от всего этого отмахнуться. Он нахмурился, поэтому я догадалась, что неправильно поняла его настроение.

— Я серьезно, — сказал он, сместившись так, чтобы незаметно для меня загородить дверь, как будто бы я не могла заметить. — Ты просто была... Не знаю. Отстраненной.

Конечно, я была отстраненной. Я 'отстранялась' годами. И ты этого не замечал.

Я этого не сказала. Вместо того, я сказала:

— Все в порядке.

— У тебя какие-то неприятности в школе? — спросил он, не меняя своего положения перед дверью. — Просто... я заметил синяк у тебя на запястье, и... он выглядит так, будто тебя кто-то схватил.

Синяк? Я посмотрела сначала на одно запястье, а потом на другое. И действительно, на нем оказались розоватые отметины поверх шрамов. И они действительно походили на след от руки. Был даже небольшой участок, который мог остаться от большого пальца.

Откуда, черт возьми, они взялись?

Я посмотрела на папу широко распахнутыми глазами.

— Я не знаю, — сказала я. И я правда не знала. Откуда они могли взяться? Я... понятия не имела. Один из моих конструктов коснулся меня там? Это единственное, что пришло мне мне в голову. Меня никто не хватал. Это из-за ночных кошмаров? Я... не уверена. Я не заметила их утром, и опять же — я потыкала их, и они не болели.

— В каком смысле, ты не знаешь? — требовательно спросил он, повысив голос.

— В смысле, я правда не знаю! — огрызнулась я. — Они не из школы. Ты не видел их вчера вечером, так? И я тоже их не заметила. — Я усиленно думала. — Пока шла, я споткнулась о бордюр и ударилась запястьем, — соврала я, — но... нет, из-за этого не могли появиться такие отметины.

Это должно быть каким-то образом связано с моими способностями, или с болью и тошнотой, которые охватывали меня, стоило переборщить. Мне было плохо даже после душа.

— От чего бы они ни появились, они не болят, — задумчиво произнесла я. Я покрутила запястьем. — Выглядят так себе, но они всего лишь розовые. И немного чешутся, — добавила я, потому что они правда зачесались. — Может, это из-за напульсников, — И тут я сообразила, что бросила их в стирку. — Ты использовал другой стиральный порошок?

Папа расслабился.

— Да, точно, — сказал он, немного поразмыслив. — Прости. Я нашел пятна ржавчины на своих рубашках, поэтому добавил пятновыводитель. Он должен был сразу смыться, так сказано на упаковке, — сказал он смущенно.

Ржавчина. У меня кровь застыла в жилах и перехватило дыхание. Нет уж. Это должно быть совпадение. Наш дом не новый. Это не может быть связано.

Я должна в это верить.

— Надеюсь, у меня не будет... экземы или еще чего, — сказала я, пытаясь сделать вид, что обеспокоена только этим. — Будет отстойно.

Папу охватило облегчение от моего искреннего замешательства.

— Ага, — согласился он. — Да уж, точно будет. — он нахмурился. — Я собирался тебе кое-что сказать. Ах, да, точно. Тебе звонили. Сэм. Девочка-Сэм, то есть. Это было... эмм, в шесть или около того? Сразу после того, как я вернулся.

— Она сказала, зачем?

— Думаю, она просто хотела поболтать, — сказал папа. Он подался ко мне. — Ты ведь перезвонишь ей? — спросил он, на самом деле не спрашивая вообще.

— Ага, — согласилась я. Хотя мне не очень-то хотелось. Я все еще плохо себя чувствовала после прохода через коридор. Но если я это не сделаю, папа будет еще больше нудеть из-за всего этого, а потом начнет вести себя так, будто разочарован во мне, это отнимет гораздо больше сил, чем просто перезвонить ей. — Дай только я найду ее номер...

— Я записал его по телефону, — сказал он.

Аргх. Я собиралась отложить это ненадолго. Черт. Я взяла портативную трубку и села перед телевизором, вороша все еще влажные волосы. Идущие на смерть приветствуют тебя, и все такое...

На самом деле, все было не так уж плохо, как только я справилась с горячим клубочком нервов, который возникал всякий раз, как я разговаривала с кем-то по телефону. У Сэм все было хорошо. Слово 'хорошо' звучало очень часто. В школе все было хорошо. Даже с учетом того, как много ей пришлось наверстывать, все было хорошо. В отношениях с родителями у нее все было хорошо.

Я отвечала примерно то же самое, что поднимало вопрос о том, не лжет ли она так же усиленно. Наверное, нет. В конце концов, она учится в Аркадии. Это вам не Уинслоу. Сама по себе учеба в Аркадии решила бы одну из главных моих проблем.

Было много хмыканий и эканий. Боже. У меня совершенно не получалось непринужденно разговаривать со сверстницами. Или мальчиками, потому что... ха-ха... не-ет. Из всего, что у меня было за множество дней, обсуждение задания с Люси оказалось ближе всего к нормальному общению.

Проблема была не в том, что у меня не получалось поладить с Сэм. У нас с ней все было в порядке. На самом деле, все из-за того, что мы не имели почти ничего общего, кроме психбольницы. В смысле, мы могли бы быть... знакомыми. Не друзьями, но я могла бы справиться с общением на уровне случайных разговоров. Может, все пошло бы по-другому, учись мы в одной школе, но случись так, у нее оказалось бы гораздо больше снарядов, которые она могла бы обратить против меня. И гораздо больше причин для этого.

— Так, эмм, — сказала Сэм. Она уже некоторое время явно ходила вокруг да около. — Слушай. Я собираюсь навестить Лию в следующие выходные. Так вот. Эмм. — Она сделала вдох. — Не хочешь присоединиться?

У меня снова скрутило внутренности. Объективно говоря, я неплохо ладила с Лией. И будь у меня кто-нибудь, кроме папы, пока я лежала в психбольнице, мне бы хотелось, чтобы они меня навещали. Просто...

... мне не хотелось возвращаться. Совсем. Ни капельки. Я же не сошла с ума. Мне туда не надо.

— Хм, — произнесла я.

— Это много для нее значит, — сказала Сэм. — В смысле... вы, типа, хорошо ладили, верно? Вы... могли бы поговорить о книжках. Ей там одиноко и... и... и я читала и... и у нее... она еще довольно долго там будет, так? Ей, конечно, станет лучше, но... это будет много значить.

Внутри меня перемешались вина и страх. Мне... мне не хотелось туда возвращаться. Но я... я не могла...

— Я... эмм, п-посмотрим, получится ли у меня, — промямлила я. — Я не уверена и... надо обсудить это с папой и... эмм...

— Если у тебя будут проблемы с тем, чтобы туда добраться, я могу за тобой заехать, — сказала она.

— Посмотрим, — сказала я.

Я с трудом продралась сквозь остаток разговора, а потом просто села, безучастно уставившись в стену.

Я оказалась по-настоящему ужасным человеком. Такой... конченной трусихой. Почему я боюсь туда возвращаться? Я ведь не поеду туда как пациентка. Просто навещу кое-кого, кто является неким подобием друга.

Обняв руками колени, я вздохнула. Я знала, почему мне страшно. Это был смутный страх, что я вернусь и останусь там. Тот же страх, что гложет меня, когда я думаю о Люси и о том, что она могла подумать обо мне после маленького спектакля Мэдисон в библиотеке. Люди не цепляются ко мне в школе как раньше, но лишь потому, что я прячусь от них под Изоляцией. Я знаю, о чем они наверняка думают. Я — нарушитель спокойствия. Ребенок, которого на некоторое время упекли в психушку. Они наверняка в курсе. Держу пари, Эмма позаботилась, чтобы все узнали, что я сумасшедшая. Чтобы защититься на всякий случай, потому что, раз я сошла с ума, то мне нельзя доверять.

Но я не чокнутая! Я вижу кое-что, но это существует на самом деле! Черт, будь я сумасшедшей, я бы увидела это с помощью своих сил, а я такого не замечала! Даже если бы я сошла с ума, то смогла бы отсечь это от себя, как делала с усталостью!

Я докажу им, что меня не стоит бояться. Я докажу им, что во мне нет ничего, чего стоит бояться. Я смогу съездить в психбольницу как посетитель. Я — героиня. Я заслуживаю ощущать себя героиней, а не напуганной маленькой девочкой, которая едва не плачет, завидев хулигана.

В тот вечер я сказала папе, что собираюсь на пробежку в парк. А потом я пошла и притаилась в окрестностях одного из близлежащих постов Национальной Гвардии. Во время строительства того места, они снесли два квартала, закатали в бетон обломки, и возвели там уродливые серо-зеленые сборные постройки. По периметру их окружал высокий забор из колючей проволоки, а на контрольно-пропускном пункте стояли солдаты с автоматами. Они определенно не желали никого пропускать внутрь.

Это меня не остановило. К тому моменту, когда я пошла домой, на моей секретной базе появились женские бронежилеты и ящик дымовых шашек. Мне хотелось светошумовые, но у них ни одной не нашлось. Дымовые шашки никому не навредят, но они позволят мне выкуривать людей из помещений без необходимости прибегать к своим способностям, и у меня был бы отличный повод вызвать пожарных в любое здание, если бы я захотела, чтобы его изучила полиция. Не нужно будет возиться с уликами, фотографиями, телефонными звонками, если я найду наркопритон, если херувим может закинуть дымовую шашку на крышу. Один экстренный вызов, и пожарные найдут лабораторию.

Да уж, продуктивный вечер получился. Я полностью оправилась от неприятностей с Мэдисон. Это меня больше не волновало. Я совершенно забыла о них. Она может сидеть дома и заниматься всякой бессмысленной ерундой. Она наверняка вечерами болтает о мальчишках или делает маникюр.

Я — героиня, которая делает мир лучше. Я была лучше нее.

Глава 3.09

За следующую пару дней погода ухудшилась. С севера пришел холодный фронт и принес с собой пронизывающий ледяной дождь. В новостях сообщили о большом наводнении в Канаде. У нас наводнения не было... ну, по крайней мере, вдоль побережья... но, серьезно, что, черт возьми, с погодой? Почему бы дождю не пойти в Калифорнии или штатах Пыльного Котла*? Они там наверняка оценят лишнюю воду, а мы бы получили нормальный белый снег вместо красного от тамошней пыли.

*https://ru.wikipedia.org/wiki/Пыльный_котёл

Был поздний вечер, и я зашла в магазинчик в районе к югу от Доков. Отчасти, чтобы купить себе какую-нибудь сладкую вкусняшку, но в основном, чтобы спрятаться от дождя, пока не замерзла окончательно. Мои темные штаны промокли, а вода с черного непромокаемого плаща стекала мне за шиворот. Он был новым, и я пока не думала, что он оправдывает свое название.

Папа так на меня рассердится, когда я вернусь. Нужно придумать предлог получше, чем 'я просто иду на пробежку', чтобы шататься по всяким сомнительным закоулкам. В большинстве случаев отец был бы прав, но я-то находилась в полной безопасности. Никто не сможет до меня добраться, пока я под Изоляцией.

Честно говоря, это раздражало. Тем не менее, не было смысла жаловаться. Не то, чтобы я вообще могла пожаловаться; это подразумевало бы рассказ о том, чем я на самом деле занималась. Может, мне стоит просто отправлять его спать пораньше, чтобы он не беспокоился? Мне не хотелось непосредственно убирать его беспокойство, потому что кто знает, какие могут быть побочные эффекты, но все-таки...

Вздохнув, я провела руками по волосам. Так или иначе, я не планировала сегодняшнюю вылазку. Я собиралась лечь спать пораньше, чтобы поехать навестить Лию, но Сэм все отменила. Во время звонка ее голос звучал расстроенно и виновато. Оказалось, что она забыла, что у нее на этот же день была назначена встреча в лечебнице Святого Духа, и ей придется уехать из города, и она правда надеялась, что у меня не намечалось никаких планов, которые я отменила ради нее, и так далее, и тому подобное.

Я сказала, что нет, у меня не было никаких планов, все хорошо, не волнуйся. Я не сказала ей, что была вполне довольна тем, что не придется ехать в больницу. Так в моем расписании на вечер пятницы образовалось окно, и я смогла пойти поизучать Броктон Бей. Я отметила кое-какие подозрительные места на своей карте, места со странными знаками в Другом Месте, и мне захотелось пробраться в некоторые из них после закрытия. У меня ведь не было необходимости вставать завтра пораньше.

Однако прямо сейчас я просто-напросто промокла и страстно хотела чего-нибудь сладкого. Эта нетипичная для весны погода делала все вокруг мокрым и мрачным. Я была на грани того, чтобы сдаться и пойти домой, потому что мне не хотелось бы простудиться.

— Какой сильный дождь, — сказала крошечная морщинистая старая китаянка за прилавком этого семейного магазинчика, когда я подошла, чтобы оплатить покупку.

— Ага, — согласилась я. Ее лавочка пропахла сигаретным дымом. Ряды журналов на верхних полках стеллажей позади нее пялились на меня фальшиво-кокетливыми взглядами. — Не хотелось бы туда возвращаться.

Кивнув головой, она зубами вытащила из пачки сигарету без фильтра и закурила.

— На прошлой неделе вроде стало получше, а теперь это, — сказала она, раскуривая сигарету. Ее зубы, как и волосы, пожелтели от никотина. — Если хочешь совет, девочка, иди домой. Только глупцы выходят на улицу и мокнут вот так. Такси вызови или еще что, — произнесла она, глядя поверх сигареты и выдыхая дым подобно дракону. — На улицах небезопасно. Девушки пропадают, понимаешь? Ебаные япошки из Бомей расширяют территорию. Они охотятся за симпатичными девушками вроде тебя.

Мои глаза широко раскрылись. Это звучало как зацепка.

— Правда? — спросила я.

— Ага, — она раскашлялась тяжелым, слегка дребезжащим кашлем и перегнулась через прилавок. — Я сорок лет прожила в Америке, — сказала она, и сигарета виляла у нее во рту, пока она говорила. — Нью-Йорк, Нью-Йорк! Адский городишко. Ха! Теперь он утонул. А потом пришли сраные япошки, принесли с собой преступность, а люди не видят разницы между нами! Правильно Патриоты придумали отправить из всех домой! Ха-ха! Копы задержали моего внука для допроса. Они думали, он состоит в Бомей. Такая тупость! Они, небось, думают, что все азиаты в одной банде.

— Это фигово, пожалуй, — сказала я.

— Ага. Прямо в точку! — она затянулась сигаретой. — У меня кровь кипит от мысли, что они могут крутиться где-то возле моих внучек, — сказала она. — К счастью, обе мои девочки умны. Знают, как избегать неприятностей.

— Так где пропадали эти девушки? — спросила я. — Ну... типа, чтобы я знала, от каких мест держаться подальше.

— В барах, в основном, насколько я слышала, — она оглядела меня с ног до головы. — Ха! Думаю, ты еще слишком молода, чтобы ходить по барам. Даже если тебе приходится пригибаться, чтобы не налетать на указатели!

Я покраснела. Рядом с одним из морозильников низко висела табличка. Я на нее натолкнулась. Полагаю, низенькая владелица этого местечка просто не учла, что здесь может ходить человек ростом пять футов одиннадцать дюймов.

— Так значит, они не хватают людей на улицах? — спросила я.

— О, нет, так они тоже делают. На многих девочек и мальчиков нападали на улице. Они хотят, чтобы люди их боялись, — она покачала головой, выдыхая дым. — Им следует убраться туда, откуда пришли, — повторила она.

В Другом Месте она была фигуркой наподобие мелкого демона, с серой, как старая бумага, сморщенной кожей, как у яблока, на месяц оставленного на солнце. Я заметила несморщеную кожу лишь возле толстых черных вен у нее на лбу и на раздутом горле. Я принюхалась. От них пахло горечью, запах, который, как я знала, означал страх. Она многого боялась.

Позади меня звякнула дверь, я оглянулась и увидела, как вошел мужчина с зашитыми глазами и бледными сухожилиями, свисающими, как нитки, с его иссохших конечностей. Я моргнула, возвращаясь к реальности.

— Добрый вечер, Чу, — весело поздоровался пожилой мужчина с тростью. — Ужасная погода снаружи, не так ли?

— Только что говорила об этом, — сказала старуха. — Будто снова зима наступила.

— И не говори, — он подошел ко мне, и я отошла в сторонку, чтобы освободить ему место. — Двадцать обычных, будь любезна.

— Один момент, — ответила хозяйка, поворачиваясь, чтобы отпереть прилавок с сигаретами позади нее.

— Знаешь, на Третьей улице еще одна облава, — сказал он, опираясь на прилавок. — Всю улицу перекрыли на несколько кварталов.

Пожилая дама покачала головой:

— Да ты что? — не поверила она.

— Угу. Разошлись не на шутку. Я проходил мимо по пути сюда, и мне пришлось пойти в обход. У них там танки, и куча фургонов скорой помощи, и силовая броня, и вертолеты в небе. Что-то серьезное творится.

— Правда? — с любопытством спросила я, распихивая по карманам свои покупки.

— О, да, — сказал старик, полуобернувшись, чтобы включить меня в число собеседников. — Бьюсь об заклад, они охотятся за каким-нибудь суперзлодеем. Даже танки пустили в ход.

— Ого, — произнесла я, стараясь казаться не слишком заинтересованной. Я повернулась на выход, подняв капюшон, когда вышла под дождь, и сразу направилась к Третьей улице.

Я увидела, что старик был прав, как только подошла поближе. Он даже не преувеличивал. Всю улицу оцепили лентой, а с краю припарковались полицейские машины и черные фургоны. Патрульные отгоняли зевак и дули в свистки, чтобы глазеющие водители проезжали поскорей.

Я тут же скрылась под Изоляцией и призвала из логова балаклаву, противогаз и фотоаппарат. Осмотрюсь получше и узнаю, чем я могу помочь и, возможно, увижу, есть ли тут паралюди. Событие выглядело масштабным, так что они явно сочли бы полезным присутствие поблизости парачеловеческих сил. Я уже заметила прекрасное сияние тинкертеха.

В начале улицы стояла группа раздраженных, промокших людей, которых не пропускали к их домам. Пожилой мужчина, стоявший у ленты совсем рядом с жилым комплексом Физерстоун, спорил с полицейским в светоотражающем жилете. Тот не пускал его домой, несмотря то, что он находился буквально в десяти метрах. Блондинка в мокрой белой толстовке угрюмо стояла под прикрытием разоренной хулиганами автобусной остановки, бешено печатая что-то на телефоне. Она агрессивно жевала жвачку, надувая красные пузыри, и становилась все злее и злее.

— Давай, сеть ты конченная, — расслышала я ее бормотание. — Что-ж ты не отправляешь?

Я зашла между заграждениями, нырнула под полицейскую ленту и прошла прямо сквозь оцепление, состоявшее из промокших копов. Ну вот, проникновение завершено. Все, о чем мне оставалось беспокоиться, — выдержит ли водонепроницаемая подкладка балаклавы. Если нет, то будет мокро и неприятно.

За кордоном стояли еще несколько групп полицейских в черном, вооруженных автоматами. Танки, о которых говорил старик, на самом деле оказались БТРами, покрашенными в черный и синий, как полицейские машины. На них даже стояли красно-синие мигалки, как у патрульных машин. Теперь становилось понятнее. Папа постоянно твердит о том, что у нас 'практически полицейское государство', но я не думала, что они выведут танки на улицы ради того, чтобы арестовать кого-нибудь.

В Другом Месте я смогла разглядеть гораздо больше. Вокруг меня было столько прекрасных вещей. Внутри одной из машин полыхало что-то вроде искрометного зеленого огня, который тонкими, сверкающими и прекрасными щупальцами проникал скволь броню чтобы погрузиться в другие машины. Над головой, как птицы на крыльях света, летали ангелоподобные вертолеты. Они летали не с помощью винтов, теперь я видела, что это была ложь. От кого-то сверху исходило белое сияние, а на крыше здания напротив была собрана группа полицейских собак. Может, свет и подчеркивал грязь Другого Места, но он все равно делал мир лучше.

Я была так рада, что решила посмотреть поближе. Было так здорово стоять там и упиваться всем этим. Так все обретало гораздо больший смысл. Да. Все.

Но в конце концов появилось какое-то тяжелое чувство. Что-то было не так посреди всей этой красоты. Потребовалось время, чтобы заметить это. Больше времени, чем мне хотелось бы признать. Но посреди всего этого восхитительного света было темное пятно, выделявшееся, как боль.

Я помотала головой, пытаясь сосредоточиться вопреки головокружительной радости от тинкертеха. И там было оно. Багрово-черное масло собиралось вокруг машины скорой помощи. Я смахнула Другое Место и сосредоточилась, переключая чувства на восприятие мокрой и тоскливой реальности. В ней тоже собиралась в лужи вода, но, по крайней мере, это был всего лишь дождь. Обогнув особенно глубокую лужу, я подошла к машине скорой.

Как оказалось, это была не скорая. Протиснувшись мимо спецназовца, охранявшего ее, я заглянула внутрь. Ни коек, ни медицинского оборудования. Внутри лежало лишь несколько черных мешков с телами. Эта машина была здесь лишь для перевозки трупов. Труповозка-рефрижератор, притворявшаяся машиной скорой помощи. Если она когда-нибудь появлялась рядом с больницей, то лишь для транспортировки в морг. Я достала камеру и сделала снимок, прежде чем спрятать полароид обратно. Я... не была уверена, было ли это незаконно со стороны полиции, но там определенно лежали тела.

Один их трупов особенно привлек мое внимание. Бывают люди типа 'просто здоровяк', а еще бывает 'у обычного человека просто не может быть такого телосложения'. Другие мешки были черными, а этот — желтым, со знаками биологической опасности. Я сглотнула. Оно должно быть шире меня в плечах раза в три, и даже несмотря на пластик я видела бугры его чрезмерно развитых рук.

Тут была какая-то перестрелка между героями и злодеями? Теперь мне очень хотелось заглянуть внутрь.

Резкий свет фар полицейской машины позади меня подчеркивал каждый изъян ветшающего кирпичного дома. Я разглядывала его тесный вход. Нет, там мне никак не войти. Через него постоянно ходили туда-сюда копы и солдаты в силовых доспехах, а еще временно установили автоматическую дверь. Мне нужно было проскользнуть внутрь, и я не знала, сработает ли Изоляция, если кто-нибудь меня коснется. Придется найти другой путь внутрь, раз я не могу пойти на риск того, что кто-то меня заденет.

Порыскав вокруг, я обнаружила пожарную лестницу в переулке возле этого дома. Она была опущена, и, взглянув вверх, я заметила оранжевую вспышку сигареты. Мгновением позже в свет уличного фонаря попало облако табачного дыма, которое выдохнул полицейский, стоявший под нависающим козырьком. Я медленно полезла наверх, проверяя устойчивость каждой ступеньки. По телевизору, кажется, никогда не рассказывали, как страшно карабкаться по лестнице посреди ливня. Мне пришлось задержаться на верху лестницы, чтобы успокоить дыхание.

Я поднырнула под черно-желтую ленту, перекрывавшую распахнутый пожарный выход, и вошла в здание. Здесь не было автоматической двери. Думаю, они хотели, чтобы тут все хорошенько проветрилось, потому что я ощущала запах... чего-то. Вонь, которая, казалось, просочилась прямо сквозь противогаз. Стены были выкрашены в бледно-бежевый цвет и выглядели слегка засаленными. Я старалась их не касаться. Мотылек порхал вокруг одной из свисающих лампочек, периодически ударяясь об нее головой. Слишком глупый, чтобы понять, что это красивое сияние не создано для того, чтобы он на него пялился.

Полицейские патрулировали эти этажи, удерживая жильцов в квартирах.

— Мэм, пожалуйста, оставайтесь на месте, — сказала полицейская женщине с ребенком на руках у одной из дверей. — В данный момент проходит операция. Если вы останетесь здесь, то будете в безопасности.

— Но ни один телефон не работает, и даже мой сотовый накрылся, а...

— Да, мэм. Это потому, что мы не хотим, чтобы преступники, за которыми мы охотимся, связались с кем-нибудь и вызвали подмогу. Мы включим телефоны сразу же, как только решим, что это можно сделать. Это для вашей же безопасности.

— Но мой муж на работе, и он будет беспокоиться, если я не отвечу, и...

Я прошла мимо них и перестала вслушиваться. Были более интересные вещи, чтобы подслушивать. Двое копов сторожили лестничную клетку — хотя они, наверное, решили просто подождать там, чтобы жильцы не услышали их болтовни. Или, может быть, они просто выбрали это место как курилку для копов подальше от дождя: оба держали в руках сигареты. Подкравшись к краю лестницы, я прижалась спиной к стене и прислушалась.

— ... мне вот хотелось бы знать, на сколько мы еще тут застряли? И очень неохота снова переться под дождь. С меня до сих пор течет, — проворчал один из них. Он выглядел ненамного старше меня. Ну, того возраста, который мне обычно приписывали взрослые. При моем росте люди, если не присматриваются, то часто думают, что я уже в колледже. У него был тяжелый случай угревой сыпи, и на лице были шрамы от прыщей. — Готов поспорить, нас опять заставят выйти, как только начнем высыхать.

— Понимаю, — сказал другой. Он снял фуражку и провел руками по влажным седым волосам. — Поверь мне, иногда приходится заниматься такими вещами. СКП и ФБР уже на месте, и они подтягивают ОРП и ГРП*, сверху летают паралюди и вертолеты, а все, что тебе надо делать, это просто стоять здесь и ждать, пока придут федералы и ворвутся на место преступления с дикими криками, чтобы все легли на пол.

*PIT — Parahuman Investigate Team, Группа Расследования Параугроз.

— Но мы ведь вообще ничего не делаем.

— Ага, бывает. Мы здесь, в основном, чтобы изолировать место преступления, пока они заняты настоящей работой в подвале. Подумай вот о чем: нам не так уж много приходится делать. Просто говорить с людьми, которые хотят знать, отчего они не могут пойти и купить сухое молоко для капризного ребенка. Могло ведь оказаться намного хуже. Нам не нужны неприятности, когда дело ведет СКП. Когда начинаются неприятности, какой-нибудь японский чудик может превратиться в ебаного дракона, или какой-то псих может вытащить скелет у кого-нибудь из тела.

Наступила пауза.

— Тебе... доводилось видеть такое? — спросил молодой человек, слегка сорвавшимся голосом.

— Скажем так, есть существенная причина, отчего я никогда больше не возьмусь патрулировать в окрестностях Маленького Токио.

Я усмехнулась про себя. Значит, то, что привело сюда копов, случилось в подвале. Поэтому мне надо спуститься на два этажа, но, по крайней мере, я теперь знаю, куда идти. Не похоже, что копы в оцеплении станут проблемой. Изоляция позволит мне просто пройти мимо них.

Или позволит им пройти мимо меня, подумала я, когда патрульный подошел ко мне на расстояние вытянутой руки, даже не заметив. Я старалась не прижиматься слишком сильно к этим стенам. Они и правда выглядели отвратительно. Я спустилась по лестнице и проскользнула мимо этих двух курильщиков.

На первом этаже людей было больше, и они застелили пол полиэтиленовой пленкой. А еще были следы повреждений. В одной из внутренних стен была дыра, прикрытая прозрачной пленкой, а в противоположной стене я увидела пулевые отверстия. Краска там была ободрана, оставив лишь голую штукатурку.

Это было в реальности. А что насчет Другого Места?

Смерть. Здесь погибли люди. Было четыре отдельных лужи багрово-черного масла, просачивающегося сквозь гниющую и рваную полиэтиленовую пленку. Хуже всего оказалось возле дыры в стене. Рядом с ней произошли три смерти, и стены вокруг нее обгорели и обуглились. Я принюхалась. Запах Другого Места был странно приглушенным по сравнению с обычным, но я чувствовала едва сдерживаемый кипящий гнев, который я так хорошо знала из-за папы. Кто-то очень сильно разозлился, и люди погибли. Что-то пробило стену?

На поврежденной стене, закругляясь вокруг отверстия, красным цветом были нацарапаны буквы:

чтО нашепТЫвало в ихние уШи так чТО оНИ ПРОиграли

иХ рА3ум и Т4к СлЕгка иСсписАн аЛыМи БукВАми И

скотоБОйня боЙня бойНЯ бойнЯ бойНя боЙня бОйня Бойня ЯНЙОБ

С ними сталкивались другие слова, написанные другой рукой:

СТЕРИЛИЗОВАТЬ СДЕРЖАТЬ СТЕРИЛИЗОВАТЬ СДЕРЖАТЬ СТЕРИЛИЗОВАТЬ

СТЕРИЛИЗОВАТЬ СТАБИЛИЗИРОВАТЬ СТЕРИЛИЗОВАТЬ УПОРЯДОЧИТЬ СТЕРИЛИЗОВАТЬ

Эти слова были написаны без ошибок, но в них было... что-то не так. Они были глянцево-черными и, казалось, лежали поверх засаленных обоев; они будто парили перед стеной, на которой были написаны. Такое чувство, что... не знаю, как сказать. Как будто в них заключалось намерение. Это как разница между случайной формой облака, напоминающей кролика, и детским рисунком кролика. И да, я знаю, что в этом нет особого смысла, но это лучшее сравнение, что у меня было.

Среди федералов и копов выделялись несколько человек. Некоторые из них носили костюмы с бронежилетами, а другие броню спецназа, но на всех были одинаковые глянцевые надписи. У каждого из них на лбу было слово: у одних — СДЕРЖАТЬ, у других — ОБЕЗОПАСИТЬ, у третьих — СКРЫТЬ. Они выглядели почти такими же серыми, невзрачными и шелушащимися, как генеджеки, которых я видела в торговом центре. Они были не совсем одинаковые — темная вода пропитывала из черные костюмы, оставляя пятна грязного льда, а у некоторых из них руки пропитались багрово-черным маслом смерти, но они все еще напоминали мне те, похожие на кукол, штуки. Ненастоящие, механические люди с механическим разумом и механическим сердцем! Мои родители очень любили фильмы такого плана.

Я сделала несколько снимков странных серых людей на случай, если соберусь последить за ними попозже. Может, они такими стали, потому что слишком долго прислуживали правительству, но это казалось слишком невинным. Я уже видела серых, невзрачных людей, но в них все же было больше индивидуальности и личных различий, чем у этих штук. А некоторые из них убивали людей.

Мне хочется кое-что прояснить сразу — да, разумеется, я в курсе, что незаконно проникла на место преступления. И да, я знала, что здесь погибли люди с того момента, как увидела мешки с трупами. Это и было, собственно, как раз тем, что заманило меня в это здание.

Здесь погибли люди, и мне нужно было узнать, что произошло, если я собиралась помочь. Я ведь ни во что не вмешивалась, меня скрывала Изоляция. Я знала, что ФБР использует паралюдей, если у них есть подходящие способности, а это было почти то же самое, плюс, если я понаблюдаю за их работой, увижу их силы, то смогу научиться каким-нибудь методам борьбы с преступностью.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы заставить себя пойти вниз, и еще больше, чтобы на самом деле туда пробраться. Путь вниз перекрыли защитной дверью, и я не могла просто так пройти через нее. Наверное, там стояла какая-то антипарачеловеческая защита, чтобы остановить... ну, людей вроде меня. Невидимых людей. Черный пластик рамы, абсолютно неуместный рядом с выцветшими обоями, был прикручен к стене болтами. Однако в конце концов ее кто-то открыл, и я смогла проскользнуть, прокравшись следом за агентом в черном костюме в подсобное помещение.

Пока я спускалась, у меня сосало под ложечкой, а на последнем шаге екнуло сердце. Я не должна была там находиться. Пробираться по нормальному зданию, забитому нормальными копами — это одно. А здесь, внизу, все были или военными, или федералами в черных костюмах.

Освещение было ярким, но неравномерным — электричество было отключено, и все освещали автономные галогенные лампы, подсвечивающие стены и пол холодным синим светом, питаясь от технарского мини-реактора. В реальности он гудел и светился, а в Другом Месте он пел, как ангел. Я старалась не потерять голову от блаженства. На этот раз было проще — я увидела тут больше смертей, черное масло расплескалось по земле. Кроме того, тинкертех, кажется, давал меньше кайфа.

БОйня боЙня бойНЯ бойнЯ бойНя боЙня бОйня Бойня ЯНЙОБ

говорили стены, и слова тут оказались гораздо толще, они ползали и извивались, как живые. Вроде жуков, копошащихся в грязи, вроде гусениц у меня под... я оборвала мысль. Мое сердце стучало, как барабан. Мне правда не стоило тут находиться. Мне стало дурно, но я зашла слишком далеко, чтобы повернуть назад.

Поеживаясь от страха, я осмотрелась. Некоторые из барабанных сушилок были разбиты, рассыпав по полу свои механические внутренности. Пробираясь вперед, я заметила песчинки под ногами. Желтую плитку подсобного помещения покрывала бетонная пыль и обвалившаяся штукатурка. Я посмотрела наверх. В потолке зияла дыра, ведущая в одну из квартир; связанная с проломленной стеной, где погибли те три человека, догадалась я.

В воздухе витал странный запах, каким-то образом проникающий сквозь мой противогаз. В Другом Месте пахло еще сильнее. Не совсем запах бассейна, но что-то близкое к нему, если понимаете, что я хочу сказать. Он заставил меня задуматься о бассейнах, о болезни, и о врачебных кабинетах, и психбольнице. Что-то вроде химиката, которым пытались замаскировать грязь, но это не совсем получилось.

Трясущимися руками я сделала больше фотографий. Дыра в потолке, сломанная техника, места, где погибли люди, странные серые мужчины и женщины в черных костюмах, поводящие высокотехнологичными гаджетами. Херувим забрал полароидные снимки, и я двинулась дальше.

Проблеск света из-под одной из раздолбанных сушилок привлек мое внимание. Блаженный бледно-зеленый свет просачивался наружу, уверяя меня в том, что не все гниет и рушится. Держа в поле зрения всех, кто мог на меня наткнуться, я быстро пробралась к сияющему свету, присаживаясь на корточки. Протянув руки в перчатках, я нащупала что-то похожее на пластиковый пакет. Как будто тысячи зеленых светлячков были заперты в ловушке внутри него, и я изумленно вздохнула. Заставив себя вернуться к реальности, я увидела, что он выглядит как пластиковый пакетик, наполненный белым порошком. Какой-то технарский наркотик? Я перевернула его. На нем была надпись от руки. 'Наповал', гласила она. Какой-то яд?

Я не знала. Сфотографировав его и место, где я его нашла, я отправила и пакет и снимки в свое убежище. Подальше от мест, где я обычно занималась делами, на случай, если это и правда яд. Как хорошо, что я ношу противогаз и перчатки, подумала я про себя. Впрочем, пакет герметичен, так что он должен быть безопасен.

Оставалась одна дверь. Та, вокруг которой, казалось, сосредоточилось наибольшее внимание. Та, которую в Другом Месте полностью покрывали алые буквы.

Которые гласили:

S IX S IX S IX

S IX S IX S IX

S IX S IX S IX​

— Кто это?

Я полуобернулась, лишь с легким интересом. Это оказалась одна из федералов в костюмах, молодая, бледная азиатка в очках и в громоздком бронежилете с высоким воротником. Очки и что-то в кармане бронежилета светились нежным живым пламенем тинкертеха.

Тем не менее, чем-то она привлекла мое внимание, как человек, неловко добавленный на фото после того, как оно было снято. Нет, она не была одним из серых людей. В основном, она выглядела нормально, но в ее короткой, практичной стрижке проглядывали черные перья, а глаза были нечеловеческими, как у птицы. Белая рубашка у нее под броней была безупречно чистой — даже чище, наверное, чем в реальном мире — не считая пятен масла смерти на ней. Но по-настоящему ее выделял свет. Он падал на нее неправильно. Как будто она стояла в более освещенном месте, чем остальная комната.

Она не вписывалась в окружение. Я не видела никакого парачеловеческого сияния, не считая ее снаряжения, но... она не вписывалась.

— Кто? — спросил ее один из серых людей, скользнув по мне взглядом, но не замечая меня.

— Женщина в противогазе.

— Какая женщина?

Вот дерьмо.

Дальнейшее произошло почти одновременно. Я повернулась, чтобы бежать, а ее рука коснулась наушника.

— Код Папа-700! Всем подразделениям, у нас на объекте неопознанный Желтый Папа-700! Переходим в режим повышенной боеготовности! Подразделениям СКП перекрыть территорию! — на бегу услышала я.

Мои ноги грохотали по бетонной лестнице. Как я могла быть такой дурой? Дура, дура! Я врезалась в защитную дверь и, конечно же, она не открылась. Ручка! Ручка! Я дергала за ручку, плечо горело от боли, пока она не открылась и я едва не вывалилась наружу. Мне едва хватило ума захлопнуть ее за собой.

Шипение раций уже сообщило мне, что я и впрямь разворошила осиное гнездо. Люди кричали о том, чтобы перекрыть все выходы и никого не выпускать; я бросилась к лестнице мимо курящих полицейских, которые ворчали, даже когда я услышала, как позади ударилась в стену защищитная дверь в подвал.

— Папа одет в темную одежду и военный противогаз! — услышала я позади. — Смотрите в оба!

— ОРП и спецназа тоже касается! — услышала я чей-то крик, а потом уже не могла отвлекаться ни на что, кроме бегства. Я со всех ног неслась по лестнице, срезая углы, хватаясь за перила и поворачивая, руки болели, а потом впереди показался коридор с широко распахнутым пожарным выходом. На этот раз я была рада, что я такая каланча, мои длинные ноги легко поглощали расстояние; копы кричали, а я просто хотела убежать. Камера билась на ремне о мою грудь. Позади на лестнице слышались шаги, и мне пора было бежать. Убраться прочь оттуда! Вернуться под Изоляцию!

Пожарный выход был прямо передо мной. Я не остановилась перед полицейской лентой, просто пробежала насквозь, разорвав ее, и посмотрела вниз, ухватившись за перила. В переулке горел свет — копы, федералы, силовые доспехи. Их фонарики плясали по грязным стенам и по пожарной лестнице. Дерьмо. Они наверняка уже наготове. Я не смогу спуститься, особенно в такой ливень, и никак не получится спрыгнуть, не сломав себе что-нибудь. Пожарная лестница напротив не соединялась с этой, а попытка перепрыгнуть в такую погоду была откровенным безумием. И тот курящий коп все еще был здесь, рядом со мной, и смотрел прямо на меня с каким-то ошеломленным замешательством, как будто что-то было не так.

Я посмотрела наверх в отчаянных поисках спасения. Пожарный выход напротив этого был открыт на четвертом этаже. Я нырнула в Другое Место и, до боли стиснув зубы, выдохнула ангела.

— Тоннель! — рявкнула я, задыхаясь.

Коп рядом со мной вылупился в шоке и выронил сигарету.

— Что ты тут де... — начал он до того, как ангел рассек мир надвое, и я бросилась сквозь разрыв. Я ощущала вонь и вкус шкафчика, хлюпая ногами по коридору. На этот раз вышло еще хуже, жирно и скользко. Однако думать об этом было некогда, потому что я фактически вывалилась сквозь другой конец разрыва и через открытую пожарную дверь. Ремешок камеры был как на цепь у меня на шее. Я могла передохнуть здесь и...

— Цель еще и Папа-320! — это была женщина, которая меня увидела. Мои легкие горели, а она даже не запыхалась. — Он на четвертом этаже... да, я уверена! — по металлу пожарной лестницы раздался топот ног, а потом загрохотало, прямо подо мной. — Воздух, вы засекли ее?

Вот же дерьмо. Я поднялась, не обращая внимания на боль из-за использования ангела, и кое-как побежала, даже когда грохот внизу поведал, что федералы просто перескочили между пожарными лестницами. Ночью. В разгар ливня. И вот уже они несутся по нетвердой и мокрой железной лестнице.

Впереди было окно, и я видела сквозь него следующий жилой дом и освещенное окно на той стороне.

— Коридор! — прохрипела я и, как только ангел открыл разрыв в реальности, меня второй раз подряд охватил пронизывающий холод Другого Места. Пошатываясь и спотыкаясь, я вышла из коридора в соседнем здании; у меня сводило внутренности. Мне все еще было холодно. Слишком холодно. Все здание провоняло дешевой жирной едой и гнилью шкафчика. Я не ощущала других запахов, и каждый вздох доносил до моих чувств новую волну.

Я оглянулась назад через окно. Она следовала за мной, и у нее был пистолет. Я кинулась вниз. Раздались два выстрела, и на меня посыпалось стекло. Она стреляла в меня! Блядь! В конце площадки не было окна, но я увидела лестничную клетку. Ангел держался неподалеку.

— Коридор, — прошептала я.

На этот раз коридор оказался скорее щелью. Там воняло, было холодно, и я была на грани паники, пробираясь по нему на четвереньках. Там было так похоже на шкафчик. Я была на грани того, чтобы начать кричать и плакать, но заставила себя двигаться, под впечатлением от того, что кто-то с пистолетом находится прямо за моей спиной.

Моя грудь почти разрывалась, противогаз запотел, но я проталкивалась дальше. По другую сторону я выбралась как будто на перила. Грязный ковер словно Бог послал. Не будь его там, я бы соскользнула. Лестница вела на крышу, но женщина говорила что-то про 'воздух'. У них могут быть дроны или летучие кейпы. Я в отчаянии огляделась. Дверь слева. Точно. Запертая дверь. Это ее задержит. Время для ангела.

Шатнувшись, я прошла через Другое Место в ярко освещенную квартиру. Балаклава была теплой и липкой поверх моих шрамов, и я почувствовала привкус крови. Мои руки были горячими и пульсировали, как будто их поразило инфекцией. Я никогда не использовала так много ангелов подряд.

Я окинула новое помещение помутневшим взглядом. Старик, обитавший там, наклонившись, стучал по телевизору, белым шум и помехи которого бросали свет на груды пивных банок и упаковок готовых обедов. Обои отстали от стен, обнажая гниющую штукатурку под ними, а я стояла в зловонной луже темной воды. Нет-нет, это просто Другое Место усилило мою панику.

Вот только я ощущала темную воду. Холодная, она просачивалась сквозь мою одежду и стекала по ногам. Если это Другое Место, оно не ощущалось обычным образом.

Мужик повернулся ко мне. Не знаю, что бы он подумал, если бы смог меня увидеть.

— Ты еще кто, черт возьми? — потребовал он. Блядь. Он смог меня увидеть. Я выдохнула, наслав на него плотное серое облако апатии. Оно втянулось в него через рот и глаза, и его лицо осунулось. Он осел, как марионетка, у которой перерезали нити.

— Что ты с ним сделала, Тейлор? — прошептал белый шум в телевизоре. — Может быть, он никогда не поправится. А ведь ты сделала это преднамеренно. Взгляни на себя, вся вонючая и окровавленная. Это тебе подходит. Твое место здесь.

— Заткнись, — рявкнула я на телевизор. Я отшатнулась к окнам, хватая ртом воздух, роняя капли воды, смешанные с какой-то грязью. Я... я знала, что это было. Это была мерзость со дна шкафчика. Посмотрев через дорогу, я увидела дома на противоположной стороне улицы. Полицейские мигалки подсвечивали синим светом кирпичные здания.

Позади меня кто-то постучал в дверь.

— Открывай! Это твой единственный шанс сдаться! — кричала все та же проклятая тетка. Как она сумела меня догнать? Как ей удалось перебраться из одного здания в другое? Как она узнала, что я в этой квартире? Она, наверное, кто-то типа... парачеловеческого следопыта. Черт. Федеральный следопыт, который может засечь невидимых людей и идти за ними. Конечно, у них в ОРП должно быть подразделение, способное на это. Почему я не подумала?

Я сделала выбор:

— Ангел, — прохрипела я, раздвигая окно. Я высунула голову наружу. За пределами полицейского заграждения я увидела ночной автобус на светофоре. — Коридор.

Открылся темный овал.

— Перехожу на проникающие патроны! * — выкрикнула женщина. Раздался выстрел, затем еще один, и еще, сопровождаемые треском древесины. Я не могла не обернуться и увидела, как содрогается дверь. Замок и петли — она их отстреливала! Дверь держалась лишь на задвижках и цепочках, и по тому, как дверь тряслась, было видно, что она собирается окончательно выбить ее простым пинком.

* Для пробивания дверей которые.

Было так трудно пройти через Другое Место в таких обстоятельствах. Мне было так холодно, а тоннель казался все длиннее и длиннее. Частичка меня хотела присесть прямо здесь. Может, тоннель и закроется, но это казалось не так уж плохо. Я чувствовала себя ужасно. Болело все, что только могло.

Стиснув зубы, я заставила себя двигаться. Я бывала в местах и похуже. Я не могла позволить себе сдаться. Мой рот наполнился вкусом крови и гнили, но я заставила себя усилить Изоляцию, бабочки выползали у меня изо рта. Может быть, она не сможет меня увидеть, если Изоляция будет сильнее, а даже если увидит, другие люди точно не смогут. Надо было только лишь оторваться от нее.

Я почти не ощущала света и тепла внутри пустого автобуса, где я возникла, роняя капли кровавой, грязной и полной гнили воды. Я шаталась от места к месту, цепляясь за поручни на потолке, пока не добралась до слепого пятна — того места, которое не мог видеть водитель. Я не думала, что смогу бежать еще, но это будет почти что капитуляция, если я хотя бы не подготовлюсь к сражению. Лампы вокруг меня мигали, жужжа, как мухи. Темная вода окружала меня, стекая по окнам.

Никто не смотрел за мной. Никому не было дела. Отлично. Так и должно быть.

Автобус тронулся, и мы отъехали, удаляясь от того места.

Мое сердце стучало барабаном. Пойдет ли она за мной? Каким образом? Где-то в небе есть дроны, которые ищут меня? Я паниковала и мучилась, меня тошнило, и я могла лишь сидеть тут, среди крови и гнили, принесенными из Другого Места, охваченная ознобом. Я сняла противогаз, закатала балаклаву и попыталась успокоиться, подышав в ладони, чтобы избежать гипервентиляции.

Это не сработало. Лишь после того, как автобус проехал несколько кварталов, я вспомнила, что у меня найдутся способы успокоиться и получше.

Стиснув зубы, я заставила себя войти в Другое Место и пригвоздила свой страх к полу автобуса. Фобия стонала и верещала, неслышно для всех остальных, и я вздохнула с облегчением. Она довольно быстро скисла.

Теперь я могла взглянуть на ситуацию беспристрастно, и увиденное мне не понравилось. Я вся была в расстройстве. Я истекала кровью, мучилась от боли, вся измазалась в жуткой дряни из Другого Места, и моя одежда была испорчена. Мне надо каким-то образом привести себя в порядок, прежде чем идти домой. И что если они могут... выследить меня по запаху или еще как-то?

Я горько рассмеялась про себя. Несколько дней назад я приложила столько усилий. чтобы спереть те дымовые шашки и бронежилеты. Мне даже в голову не пришло их использовать. Я просто запаниковала и бросилась бежать.

— Ты реально облажалась, — прошептала я, обняв себя за плечи. — Дура, дура, дура. Она видела сквозь Изоляцию. Каким образом она видит сквозь Изоляцию? Раньше это никому не удавалось. Но зачем я пошла внутрь? Почему я ринулась туда? О чем я только думала? Дура! Дура!

Озарение снизошло, когда я уставилась в окно напротив, ломая голову. Таблички 'Сдается' на домах означали, что они пустуют. Я вышла из автобуса, позволяя холодному дождю обрушиться на меня, и проникла внутрь немеблированной недвижимости с помощью херувима. Шрамы на ногах открылись, так что ходить было больно, но... мне нужно было привести себя в порядок. Нужно было. Я не могла этого терпеть. В выбранном мной месте были вода и электричество, так что я пошла в ванную комнату, бросила в ванну свою грязную одежду и приняла душ.

От горячей воды заболели порезы и вновь открылись шрамы, но я вытерпела это. Это была хорошая боль. Она помогала изгнать ледяной холод Другого Места. Я была слишком бледной. В смысле, слишком бледной даже по моим меркам, а я была настолько не румяной, что другие девушки иногда обвиняли меня в том, что я вампир. Я села в душе и смотрела, как горячая вода становилась красной, стекая в канализацию.

Наконец, я достаточно согрелась, чтобы вновь подняться. Моя одежда была испорчена. Не было никакого способа, который позволил бы мне очистить ее от грязи. С некоторым сожалением, я собрала вещи и попросила херувима бросить их в залив, вместе с противогазом и всем остальным. Я могла позволить себе купить новые. Херувим принес мне из дома полотенце вместе с чистой одеждой на смену. В этом заключалось одно из преимуществ скудного гардероба с обилием черного. Папа не смог бы заметить, что на мне другая одежда.

Обслуживающий персонал оставил тут отбеливатель. Это могло пригодиться для уборки. Я покрыла ванну отбеливателем, а остальное вылила в душ. Хлорка уничтожит ДНК в крови. Я узнала это из криминальных сериалов. Не знаю насчет крови из Другого Места, но я истекала кровью здесь, так что мне нужно было скрыть именно это.

Это было немного... нет, не страшно. Совсем не страшно. Однако, удивительно, как хорошо я, казалось, уничтожала улики и придумывала ложь, когда использовала свои способности, чтобы сделать себя холодной и бесчувственной, как сейчас. Становилась ли я худшим человеком, когда меня не сдерживал страх?

Из любопытства я представила, как убила бы кого-нибудь. Как, например, Мэдисон, — гипотетически. Ну, я бы, наверное, ударила по ней Слепым Правосудием, чтобы она днем и ночью ощущала себя невероятно виноватой, а потом у меня нашлось бы что-нибудь, внушающее, что все обнаружится, а потом...

Нет! Нет! Я... Я не могу так поступить! Я не такая! Я хорошая! Обычно я бы испугалась, обнаружив, что думаю таким образом, но, разумеется, я не боялась. Объективно, я легко могла бы это сделать. Потому что моего страха не было. Во мне не было страха за последствия при оценке наилучшего способа что-либо сделать.

... к черту мои способности.

Это опасно, думала я с совершенно ясной головой. Страх удерживал меня подальше от опасных ситуаций. Будь я сильнее напугана этим вечером, я бы не оказалась настолько глупа, чтобы пробраться в подвал. Очень рискованно делать с собой такое, потому что без страха, я могла бы влипнуть в идиотские ситуации, вроде... ну, вроде той, в которой я оказалась сегодня.

Я посмотрела на свои голые руки. Трудно представить, но открытые раны уже затягивались. Теперь они выглядели как свежие шрамы. Они все еще болели, но кровь уже не текла. Могла ли я это объяснить? Возможно. В Другом Месте мои раны все еще оставались открытыми. Таким образом, чрезмерное использование моих сил, кажется... заставляло мое тело больше походить на мою версию из Другого Места. Кажется, в этом был смысл. Это даже объясняло, откуда взялась темная вода. И, может быть, даже отчего это так мучительно. Я вызываю Другое Место, и это делает меня более похожей на раненную 'меня', существующую там.

Я вытиралась, размышляя. По правде, мне следовало бы подумать о других способах замести следы, но я думала не о том. Вместо этого, я думала о той комнате. Я даже не рассмотрела тесную ванную комнату в доме, куда я вломилась — перед глазами стояли те стены, исписанные 'S IX S IX S IX'. Не в буквальном смысле перед глазами, как всегда надо пояснять, когда речь идет о моих способностях, а метафорически.

Но в том-то и дело. Раньше я уже видела 'S IX S IX S IX'. Я это точно знаю.

Кирсти. Девушка из психбольницы. Девушка, которая выглядела, как человек, не считая тех кровавых слов, вырезанных на ней, и сочащихся кровью сквозь больничную пижаму. Так же, как и я выглядела человеком, не считая открытых ран, оставленных шкафчиком.

Она — парачеловек с такими же способностями, как у меня? Была ли она в ответе за то, что там произошло?

Что если 'да' — ответ на оба вопроса?

Глава 3.10

В конце концов, все мои планы на выходные обернулись ничем. В субботу я проснулась около трех утра и едва успела на заплетающихся ногах добрести до ванной прежде чем полностью выблевать содержимое моего несчастного желудка. Все выходные я провела в постели с температурой, а папа поил меня и кормил ибупрофеном. И рвота. Ее было много, пока меня не начало выворачивать желчью, что, между прочим, очень болезненно. Даже когда жар прошел, я не могла стоять самостоятельно.

— Слабая, как котенок, — сказал на это папа.

Лишь во вторник у меня хватило смелости снова использовать свои силы. Я боялась того, что увижу, но зудящее любопытство и скука пересилили страх. Даже возможность не ходить в школу уже не радовала меня. Я просто не могла больше лежать, настолько слабая, что даже книжку не могла удержать в руках. У меня были вопросы, с которыми следовало разобраться. Были задачи, которые нужно было решить. Я должна была узнать, что случилось в той квартире рядом с чайнатауном.

Разумеется, к тому времени все уже прибрали. Федералы и их серые люди исчезли, а им на смену пришли строители, которые просто ремонтировали все в том месте. Кукла Наблюдатель не смогла найти ничего интересного, так что мне пришлось прибегнуть к традиционным способам расследования. Мне удалось доковылять до нижнего этажа, лишь раз остановившись передохнуть посреди лестницы, и покопаться в газетах, лежащих в урне.

На седьмой странице 'Санди Бэй-таймс' я нашла рассказ на полстраницы о налете на подпольную лабораторию, где делали нелегальные технарские наркотики. В понедельничной газете были письма от людей, которые рассуждали о том, как нелегальные иммигранты приносят с собой преступность, и что надо разделаться с ними, и что штаты западного побережья вытесняют их на восток, и что нам нужен внутренний погранконтроль, чтобы избавиться от наплыва иммигрантов, и так далее, и тому подобное.

Я задумалась. В том месте я ведь нашла кое-что, — возможно, наркотик — пакет с надписью 'Наповал'. Значит, они скрывали одну правду под другой. Сколько же еще новостей обманывают без вранья?

Мне выдалось время поразмыслить над этим, пока я медленно, настойчиво, шаг за шагом ковыляла вверх по лестнице.

Добравшись до спальни и плюхнувшись на кровать, я погрузилась в тревожную дрему. Во сне меня преследовал среди бесконечных коридоров трехголовый монстр, который время от времени казался тремя девушками. Я брела по лужам застарелой крови, а они ползли по потолку, насмехаясь надо мной. Холод напоминал о Другом Месте, металл отнимал тепло там, где я к нему прикасалась.

Проснувшись, я думала лишь о том, что с меня достаточно. Снаружи было темно, и это только подтверждало, что мой режим нарушен, и, значит, впереди очередная бессонная ночь. Возможно, я смогу вогнать свои кошмары в Плаксу, чтобы он мучился ими, а не я. Нельзя, чтобы мои сны разрушили все.

К четвергу я наконец оклемалась, но папа пока еще не хотел выпускать меня из дома. Он хотел, чтобы я пропустила последние два дня учебы, чтобы убедиться, что я действительно поправилась. Это представлялось заманчивым, но мне очень хотелось выйти из дома, даже если это означало, что придется пойти в школу.

Даже школа была лучше, чем лежать, преследуемой кошмарами, которые мало зависели от того, сплю я или нет. Кошмары о шкафчике. Кошмары о Другом Месте. Кошмары об увиденном в доках. Кошмары о том, что меня преследует одетая в черное женщина, похожая на ворона, которая не останавливается и не сдается, как бы далеко я ни убежала. У моего подсознания было много времени, чтобы наполниться, и множество вещей, чтобы его заполнить.

Дурацкие способности. Господи. Я никогда раньше не использовала их так активно. Сколько туннелей мои ангелы открыли один за другим? Обычно меня уже от одного тошнило и морозило. В глубине души я думала, что надо поработать над увеличением расстояния, чтобы не надо было вызывать их так часто. Но в принципе, я хотела бы никогда больше не чувствовать пронизывающий холод этих коридоров.

Впрочем, это не вариант. Я знала, что они мне понадобятся. Ведь у меня была зацепка насчет той странной надписи, 'S IX'. Я уже видела ее раньше. Но интересно, что херувимы так и не смогли найти Кирсти.

Нет, погодите, не то слово. Не интересно. Стремно. Ведь я же знала ее имя и как она выглядит. Этого должно было хватить, чтобы херувим нашел ее. И даже если это не удавалось с первого раза, то обычно, если попробовать снова через несколько часов, все получалось. Я знала, что у нее в комнате есть телевизор, так что и Кукла Наблюдатель должна была найти ее, но у нее тоже ничего не вышло.

Хотелось бы думать, что дело всего лишь в 'неверном адресе'. Может, ее уже не было в психбольнице? Впрочем, не думаю. Мои херувимы нашли Лью Чонга, а я понятия не имела, где он находится. Они нашли мамину флейту, а это ведь даже не человек. Так что либо Кирсти — неправильное имя, либо происходит нечто очень странное.

В четверг я думала об этом на всех уроках. Я знала, что надо было сделать. Я просто не хотела этого делать. Я боялась. Больно признать, но это правда. В том здании погибли люди; профессиональные солдаты или полицейские. А я была всего лишь девочкой-подростком. Довольно болезненной девочкой-подростком, в не слишком хорошей форме.

Хотелось бы мне с кем-нибудь поговорить. С кем-то, кто мог бы понять, что же я видела. Но с кем я могла поговорить? С папой? Рассказать ему, что я видела наяву вещи, буквально пришедшие из кошмаров, и что я лгала ему... ну, обо всем? Оставить анонимную наводку от имени Паноптикум? Кому? С какими доказательствами?

В... в фильмах и в тому подобных историях, у супергероев всегда был какой-то волшебно надежный друг, который хранил все их секреты, был рядом, чтобы подставить плечо, и, по возможности, помогал со всякой мелочью. Но в реальной жизни таких людей не бывает. Мне бы очень хотелось, чтобы они были; даже еще до того, как я получила свои силы, но люди, увы, не бывают такими надежными. У меня не было никого достаточно близкого, чтобы поделиться секретами, а даже если бы кто-то и был, вдруг бы он предал меня? Самое близкое к понятию 'друзья', что у меня было, — это девочка, с которой я иногда сидела за одной партой, и девчонки, с которыми я познакомилась в самой натуральной психушке.

Я набрала номер.

— Привет, вы дозвонились к Сэм! Меня сейчас тут нет, так что...

Я терпеливо дождалась сигнала, чуточку обрадованная, что мне придется говорить только с автоответчиком.

— Привет, Сэм. Это Тейлор. Эмм... ты еще собираешься навестить Лию на выходных? Если собираешься, то предложение подвезти еще в силе?

Суббота выдалась яркой и солнечной. Плохая погода с прошлых выходных полностью рассеялась, и небо сделалось лазурным, с россыпью тонких перистых облаков в вышине. Было даже достаточно тепло, чтобы носить футболки. Я их, разумеется, не носила, но, при желании, могла бы.

Природа ничего не смыслит в драматизме, проворчала я про себя. Вот она я, направляюсь в психиатрическую лечебницу, чтобы расследовать массовое убийство, и теперь погода решила улучшиться? Категорический отказ климата соответствовать моему настроению не помешал мне в назначенное время оказаться на заднем сидении дорогого и почти бесшумного электромобиля, мирно слушая болтовню Сэм, пока ее шофер увозил нас от города.

Да, у семьи Сэм был свой шофер. Уже по одной этой детали можно было многое о них сказать. Я даже слегка удивилась, что у них нет одной из этих умных машин, которые ездят сами по себе.

— ... а я без конца болтаю и ничего не спросила о тебе! Прости, прости! Я просто становлюсь чуточку болтливой, когда волнуюсь! Как твои дела?

— В основном, все прошлые выходные меня тошнило, и я была никакая большую часть недели, — ответила я. — Должно быть, грипп или какая-то желудочная инфекция. По крайней мере, папа его не подхватил, так что это, наверное, не заразно.

— Бедная, — пожалела меня Сэм.

Она сидела справа от меня, в мальчиковых брюках и коричневой кожаной куртке на молнии; вместе с короткой стрижкой это придавало ей задорный и озорной вид. Она была рассеяна и о чем-то беспокоилась. Мне даже не понадобились особые способности, чтобы заметить это, а когда я проверила Другое Место, ее фигура казалась расплывчатой и дрожащей от нервной энергии. Впрочем, ее цепи из таблеток, кажется, держались. Немного слабее, чем в прошлый раз, но все еще крепко.

— Как-то так, — сказала я. — Так что, да. Вот такая у меня была неделя.

Сэм вздохнула.

— Ну, мне нечем крыть в этом соревновании невзгод, — призналась она. — Да уж, а у меня прошлая неделя была, знаешь, ни о чем. Школа как школа, еще задали сочинение по литературе, настоящая заноза в заднице. Серьезно, есть ли еще кто-нибудь, кому нравится Шекспир, хоть где-нибудь?

Я, честно сказать, не возражала против Шекспира. Ну, не настолько. Особенно теперь, когда я перевелась в другой класс. Уроки английского у мистера Сингха были довольно неплохи, честное слово.

— Кроме того, он ужасно несправедлив к леди Макбет, — добавила Сэм с деланной обидой.

— Эй, если ты ассоциируешь себя с ней, непременно скажи мне, и я позабочусь никогда не поворачиваться к тебе спиной, когда у тебя в руках нож, — строго сказала я.

— Вот видишь! Клевета! Она же никого не зарезала!

Я фыркнула:

— И в самом деле. Ну тогда, значит, постараюсь не вставать между тобой и... м-м, королевским троном?

Сэм рассмеялась, но это прозвучало не очень весело.

— Ага, пожалуй, так ты будешь в безопасности, — сказала она. — Так что, вот. В общем, надо заставить себя дописать это тупое сочинение прежде чем папа вернется из своей тупой поездки с друзьями в Тихое Озеро.

— Тихое Озеро?

— Унылый городишко в горах. Там тихо. И есть озеро. Люди в старину проявляли прямо верх изобретательности, когда придумывали названия. Как у нас тут. Броктон Бей. То есть, город у ручья возле залива. Гениально.

Разумеется, я это и так знала.

— А папа — фанатик фитнеса, катается с друзьями на велосипедах, каноэ и все такое. Когда я была маленькой, он обычно таскал меня с собой. Скука. Скука смертная. И... — тут ее телефон зазвонил, — ... уф, подожди момент.

Я прислонилась к окну, пока Сэм разговаривала со своей матерью. Видимо, она обещала позвонить, как только доберется, и теперь очень терпеливо объясняла, что нет, она не забыла, а не звонит потому, что мы еще в пути. Перед глазами проносились склады и загородные торговые центры, построенные вдоль шоссе, за ними маячили лесистые холмы, образуя долину, которая спускалась к заливу. А еще они задерживали туман, что приводило к дрянной погоде. Большое вам спасибо, холмы.

Мои мысли опять вернулись к тому, что я собиралась сделать. И с кем я собиралась встретиться.

С загадочной девушкой из психиатрической лечебницы. Я видела на ней отметины, которые пугали меня еще до того, как я увидела такие же на месте убийства. На месте преступления, для расследования которого власти привлекли тяжелую артиллерию. Она была в том месте, куда мне очень не хотелось возвращаться. Надо быть — ха-ха! — просто сумасшедшей, чтобы пойти туда по доброй воле.

И все же...

... там была эта чертова фраза. Ну почему я просто не сообщила в СКП? Было бы разумно так поступить. Эта надпись 'SIX SIX SIX' была на месте убийства. Кирсти могла оказаться опасным парачеловеком, психопаткой, сбежавшей из лечебницы, чтобы убивать людей! В то, что безумная девушка втайне окажется убийцей, не трудно поверить. Так все время случается в книгах.

Но когда дошло до дела... я не была до конца уверена. Я не могла взять и натравить на нее власти, не имея никаких доказательств, а даже если бы я попыталась, все что я могла им сказать свелось бы к тому, что 'в моих безумных видениях на ней были безумные надписи'. Меня либо проигнорируют, либо, что даже хуже, пошлют всех этих полицейских, солдат, серых людей и кошмарных женщин-ворон прямо в психушку. Или еще хуже — пошлют их ко мне.

Я не могла рисковать ошибиться снова. Я бы натравила людей, которые сперва стреляют, а разбираются потом, на девушку, чьим единственным 'преступлением' было то, что у нее не все в порядке с головой. Вдруг те отметины появились не из-за нее? Вдруг она тоже подверглась нападению тех же людей, которые учинили бойню в том здании, и эти надписи были у нее чем-то типа психических шрамов? Я ведь не безупречна при толковании символов Другого Места. Кто знает, что я могла упустить?

Я не могла взять на себя ответственность за то, что натравила полицию на невинного человека. Раз я не могла послать Куклу, значит, надо было взглянуть на нее лично. Хотя мне очень-очень не хотелось этого делать. Но когда пришло время решать, мое 'не хочу' ничего не стоило, если на кону была чья-то жизнь. Так что мне пришлось просто стиснуть зубы, пригвоздить мои страхи к потолку и вести себя по-взрослому.

Мы съехали с автострады на дорогу поуже, ведущую через лес в больницу. Я смотрела в окно на высокие хвойные деревья и чувствовала себя намного лучше, чем в прошлый визит сюда. Ничего удивительного. В прошлый раз я была больна, напугана и ужасно нервничала. Было большим облегчением знать, что сейчас я могу взять и уйти в любой момент, когда захочу. Я внутренне улыбнулась. Летом из-за мэнских туманов, в этих лесах будет чертовски трудно ориентироваться. Классическая глубинка из ужастиков. Надо проверить, есть ли местные легенды о ведьмах или о каких-нибудь всадниках без головы.

Разумеется, когда мы приехали, я еще раз убедилась, что эта больница — не то место, к которому подошли бы такие слова, как 'готичный', 'зловещий' или 'гнездовье воронья'. Эдгар Алан По не сочинил бы о нем стихи в мелодраматическом стиле. Шофер припарковал машину, и мы с Сэм направились внутрь. В нос ударил знакомый цветочный аромат с ноткой антисептика. Да, точно. Я снова оказалась здесь.

Однако ощущения посетителя, а не пациента, были другими. Порядки были намного менее строгими, и поскольку Лию не считали склонной причинять себе вред, нас лишь строго спросили, не несем ли мы чего-нибудь запрещенного правилами.

— О! Здравствуй, Сэм! И Тейлор! Рада вас видеть, — это была Ханна, женщина, которая присматривала за мной, когда я тут лежала. — Лия так обрадуется, что вы пришли. Она ждала всю неделю, — сказала она Сэм перед тем, как повернуться ко мне. — И Тейлор в качестве приятного сюрприза. В последнее время она была немного подавлена. Думаю, все дело в скуке. Она одолевает людей.

Ханна не изменилась. Другое Место поведало, что она по-прежнему осталась иссохшим трупом, усталым, разбитым и древним. И несмотря на это — вздохнула я про себя — она была более дружелюбной и заботливой, чем большинство людей в школе. Это, конечно, было ее работой, но ведь работой учителей было беречь учащихся, и поглядите, что из этого вышло.

Сэм улыбнулась ей в ответ:

— Ну, я принесла книги, которые она просила.

— Это хорошо. Ни разу не видела, чтобы кто-то читал, как она, — сказала Ханна, кивнув. — У нее не хватает энергии заниматься чем-то еще.

— Она говорила, что стала лучше питаться, — сказала Сэм, нахмурившись и ссутулив плечи.

— Чуть лучше, но... ущерб никуда не делся. Она ведь так долго делала это с собой, так что, — Ханна беспомощно развела руками, — ей предстоит долго восстанавливаться. Повезло, что у нее есть такая подруга как ты, Сэм, но это нечестно по отношению к тебе, ведь у тебя есть и свои проблемы.

Сэм поспешно заверила ее, что это не проблема, но Ханна лишь устало улыбнулась.

— Ладно, пойдемте, — сказала она и повела нас по знакомым коридорам. Там витал запах, которого раньше не было. Пахло дымом и чем-то резким, вроде горящей электроники, но со странной примесью духов и озона.

— Чувствуешь запах? — спросила я Сэм.

— Какой запах?

— Пахнет... гарью, — сказала я, не задумываясь.

Она принюхалась.

— Вроде нет, но я сейчас не особо могу ощущать запахи. У меня все забито.

Ханна тоже понюхала воздух.

— Это, наверное, оттого, что ты зашла с холода или что-то вроде того, — заметила она.

Я внутренне ругнулась. Не надо было говорить об этом; запах, кажется, не существовал за пределами Другого Места.

— Да, наверное. Может быть, это просто обогреватель.

Обеденное время еще не настало, так что люди в столовой просто сидели, занимаясь своими делами. За столом в углу собралась компания худых девушек примерно моего возраста, поэтому мы заняли другой, на противоположной стороне комнаты. Нарисованная бабочка все еще плыла по стене, испуская бледный радужный свет.

— Сэм! Тейлор! — воскликнула Лия, оторвавшись от книги.

Она и впрямь была слишком худой, подумала я. Это стало видно даже отчетливее, чем раньше, потому что теперь на нас с Сэм была верхняя одежда, а Лия носила лишь больничную пижаму и тапочки. Легкая хлопчатая одежда свисала с ее фигуры, а голова казалась слишком большой для такой тонкой шеи. В Другом Месте она выглядела так же, просто доведенной до крайней степени.

Это... вряд ли это хорошо, что ее внешность в реальном мире так похожа на ее вид в моем личном аду. Моя собственная внешность тоже мало менялась там, но я выглядела почти нормально даже в Другом Месте. Она же, наоборот, смотрелась настолько худой и нездоровой, как будто в нее проникала чудовищность Другого Места. Мне хотелось как-то помочь ей, но было страшно, что я могла сделать еще хуже. У меня не было достаточного контроля над своими способностями, чтобы помогать кому-то и без того столь хрупкому. Было бы нетрудно заставить ее почувствовать голод, но поможет ли это ей? А ведь я не смогу постоянно быть рядом, чтобы обновлять это чувство.

— Привет, — сказала я и заставила себя улыбнуться.

— Лия, — выдохнула Сэм, бросившись обниматься. Да, заметила я, руки у Лии, как веточки. — Я так по тебе соскучилась!

— И я по тебе скучала!

— Я принесла те книги, что ты хотела. Как дела? Ты как следует кушала? Тебе ведь надо, сама знаешь! — Сэм начала извергать безудержный поток вопросов и рассказов о людях, которых я не знала, едва позволяя Лии вставить хоть слово. Было очень неловко все это слушать. И да, если вы спросите, то я слегка завидовала. Когда-то Эмма была для меня такой же подругой. Когда-то.

— Мне нужно в туалет, — вставила я спустя некоторое время, когда Сэм остановилась перевести дух. — Вы будете тут?

— Да, да. Так вот, эмм... да, я разговаривала с твоей старшей сестрой, и она сказала...

Я пошла в уборную, облегчилась и посмотрела на себя в зеркало. На самом деле я собиралась с духом для того, что запланировала сделать. У меня не очень хорошо получалось общаться с людьми, но нужно было выудить у Ханны любую информацию о Кирсти, какую только получится, чтобы не идти совсем неподготовленной. Значит, нужен предлог, чтобы поговорить с ней.

О чем я могу с ней поговорить? Ну, обо мне, конечно. Чудненько.

Я неловко постучала в ее бежевую дверь.

— Войдите, — сказала Ханна.

Ее кабинет выглядел опрятнее, чем раньше. Появилось новое пресс-папье в виде светящегося куба с приятным солнечным оттенком. Еще она заменила один из картотечных шкафов.

— П-привет, — сказала я, досадуя, что запнулась.

— Привет, Тейлор, — сказала она. — Какие-то проблемы? Что-то случилось?

— Эмм... — начала я. — Я... ну...

Черт. Я сделала вдох и выдохнула Фобию. Ее хныканье меня не касалось. Кажется, с практикой это становилось легче. А стоило мне избавиться от Фобии, в голове сразу прояснилось. Ханна не стала бы говорить со мной о Кирсти, так что придется извернуться. Я отправила флейто-червя Сочувствия насвистывать ей на ухо. Маленькое существо, созданное из разъеденного морем серебра, пело для нее свою песню.

— Я только хотела спросить... не могли бы вы порекомендовать какие-нибудь книги по борьбе с социофобией? — уверенно озвучила я свою легенду. — Просто подумала, что вы можете знать такие вещи.

Она улыбнулась мне, заправляя выбившийся локон каштановых волос.

— О, само собой. Можешь присесть, — сказала она, вытаскивая распечатку из стопки на столе. Обойдя стол, она встала рядом. — Это довольно распространенная проблема, поэтому я как раз собрала кое-что по этому поводу, — сказала она, скромно пожав плечами. — Как твои дела? Я имею в виду, с тех пор как ты выписалась? В школе стало получше?

Я прикусила губу.

— Стало немного лучше, — ответила я, наслаждаясь ясностью, которую получала, когда Фобия была связана. — В смысле, я вроде разговариваю с большим количеством людей, чем раньше. Все еще нелегко, но после того, как меня перевели, чтобы я не пересекалась ни с кем из хулиганов, все начало получаться.

— Ну, это хорошо.

— Ага.

— И... эмм... — она сделалась чуточку настороженной. — Я спрашиваю на всякий случай, для твоей же безопасности. У тебя не возникали мысли о самоубийстве?

Я помотала головой.

— Нет, — я улыбнулась краешком рта. — Даже когда я подхватила желудочный грипп на прошлых выходных, и меня рвало всю ночь, пока не стало больно, — добавила я. — Я лишь чувствовала, как будто вот-вот умру. Но я не хотела.

— Ого. Но ты поправилась?

— Да, чувствую себя получше. Я слегла тогда на несколько дней, но теперь уже поправилась, — я пожала плечами. — Не уверена, было это пищевое отравление или какой-то вирус, но... брр.

— Звучит скверно, — согласилась она. — А... эм, что насчет кошмаров?

— Только раз в несколько ночей, — сказала я, умолчав о том, что не сплю, чтобы избежать их. Она бы просто неправильно поняла, что именно я делаю. — Я стараюсь не принимать снотворное без необходимости, — меня передернуло. — Я прочитала о побочных эффектах.

— Значит, есть улучшения. Это хорошо. Просто следи за тем, как часто случаются кошмары, и непременно расскажи кому-нибудь, если они начнут мешать тебе нормально жить.

Нормальная жизнь? Ха. Что в моей жизни было нормально?!

— А новые друзья у тебя появились? — спросила Ханна, чуть подавшись вперед.

Я обдумала вопрос. В моих новых классах имелось несколько человек, которые были достаточно безопасны. Я могла сидеть рядом с ними, зная, что они не доставят проблем, и с ними можно было немного поговорить. Люси, наверное, была мне ближе всех, потому что мы вместе работали над проектом, но были и другие, например Марк на биологии и Таим на математике.

— Я поладила кое с кем из новых знакомых, — осторожно сказала я. — Не уверена, что они достаточно близкие, чтобы считаться друзьями, — я сделала намеренную паузу. — Собственно, я поэтому и спросила вас про книжки.

— Это хорошая мысль, — согласилась она, взглянув мне в глаза. — Люди очень легко приучаются избегать проблем. Они стараются не попадать в ситуации, где возникает то, что их пугает или беспокоит. Но это значит, что мы никогда не бросим вызов нашим страхам. Так мы даем им контроль над собой. Например, в молодости я очень боялась собак. Они мне до сих пор не нравятся, но тогда я переходила на другую сторону улицы, чтобы обойти человека, который выгуливал собаку. Понадобилось немало времени, чтобы осознать, что не каждая увиденная мной собака была плохо контролируемым зверем, который мог на меня напасть.

— Умгум, — согласилась я.

— Убегать от своих проблем очень легко, но они от этого не исчезнут, — добавила она.

Ну, это все очень здорово, но я пришла за другим. А этот разговор даже не давал мне повода начать расспросы о Кирсти. Я прочистила горло, притворившись, что нервничаю. Не могу же я просто взять и заговорить о ней ни с того ни с сего: Ханна ведь должна захотеть помочь мне, а это значит, что она не должна считать мои поступки странными. Мне нужна идея... нет, мне нужна Идея. Какой-нибудь маленький конструкт, который заберется ей в голову, и она захочет поговорить со мной о Кирсти. Ей это станет необходимо. Что-то, что проберется прямо в ее мозг, даже глубже, чем Сочувствие. Возможно, маленькая бледно-серая сороконожка, наподобие тех, что забирались на мое окно в холодную погоду.

Я выдохнула, и оно обрело форму, сидящую на воротнике Ханны. Это было маленькое гадкое существо, серое и мясистое, измазанное красной ржавчиной Другого Места. Я смотрела, как оно ползет по серой коже Другого тела Ханны, и слегка поежилась, когда оно, извиваясь, забралось ей в ухо.

— Все в порядке, — сказала она, явно неправильно поняв мою дрожь. Она нахмурилась и выглядела чуть смущенной.

— Вообще-то, я хотела спросить кое-что о Кирсти, — сказала я, возвращаясь в реальность. — Я так и не узнала ее полное имя.

— Кирсти? — с недоумением переспросила Ханна. Ее губы слегка приоткрылись, она выглядела полной энтузиазма... но какой-то сбитой с толку, что ли?

Чего? Нет, нет, нет, так не должно быть.

— Кирсти из этого блока. Которая лежала тут одновременно со мной, — подсказала я. Она все еще выглядела озадаченной, поэтому я выдохнула стаю херувимов с телевизорами в руках.

'Доверяй Тейлор. Поговори с ней. Расскажи ей правду', — пели они на заполненных помехами радиоканалах. Мне это было как наждаком по нервам.

Ханна моргнула.

— Да, точно. Кирсти. По-моему, ты не проводила с ней много времени. Почему ты спрашиваешь?

Это стало еще одним доказательством того, что происходит нечто странное, потому что я не видела никаких признаков действия парачеловеческих сил. В голове у Ханны не было никаких ярких нитей, которые мешали бы ей вспомнить Кирсти, ничего подобного. Но ведь ее работа заключалась именно в том, чтобы отвечать за людей в этом отделении. Я не могла поверить, что она не помнит Кирсти.

— Как ее полное имя? — переспросила я.

Она нахмурилась, явно ломая голову. Голову с моей Идеей внутри.

— Я не... не знаю, как-то не приходит в голову, — медленно проговорила она. — Она всегда была для меня просто 'Кирсти'.

— Значит, она новенькая? — спросила я. Это она сидела за столом, а я в кресле для посетителей, но чувствовалось так, будто я тут главная.

— Н-нет, — дрожащим голосом сказала Ханна. — Она здесь столько же, сколько и я. Четыре года. Просто... она такая тихоня.

Я нервно сглотнула.

— Значит... ей было лет двенадцать, когда ее сюда поместили, — с тихим ужасом произнесла я. Провести четверть жизни в таком месте. Боже, какой кошмар. Что же с ней случилось, если она находится здесь с такого юного возраста, и — никаких улучшений?

— Да, наверное... — неуверенно ответила Ханна.

— Звучит так, как будто ты толком не помнишь.

— Ну... я... нет, то есть. Наверное, я перепутала ее с кем-то другим. Да, ее, должно быть, поместили сюда очень юной. Она не очень хорошо реагирует, когда я говорю с ней, но я пытаюсь помочь.

Я сложила руки на коленях.

— Хорошо. Мне просто очень жаль ее, — сказала я. Мне действительно было ее жаль. Но кроме того, мне надо было убедить Ханну, что этот разговор был хоть сколько-нибудь нормальным, поэтому, сделав паузу, я еще раз спросила: — Так как ее полное имя? Чтобы я могла проявить вежливость?

— Да, точно... — Ханна выглядела растерянной. — Уверена, что оно у меня где-то тут, — она начала рыться в бумагах. — Да, оно где-то здесь, — Ханна улыбнулась мне и пошла искать в картотеке. — Знаешь, я постоянно что-нибудь теряю. Я недавно собралась и привела тут все в порядок, но вещи все равно теряются.

Сомневаюсь, что это правда... по крайней мере, не в этом случае. То, как ее разум как будто пропускал мимо мысли о Кирсти, напомнило мне об Изоляции. Не совсем то же самое, и я не видела тут бабочек, но... что-то похожее.

— Ах, да, вот ее карточка, — сказала Ханна. — Чернила немного выцвели, но... Олдэн? Олдхэм? Или это может быть 'й', тогда, возможно, Ойдэн. Прости, я еще не выпила свой одиннадцатичасовый кофе. Я пыталась завязать, потому что пила его столько, что началось сердцебиение. Но все равно спасибо, что заставила меня взглянуть на эту карточку; раз чернила так выцвели, придется сделать новую. Сейчас запишу, — сказала она, разыскивая ручку, и рассеянно улыбнулась: — В общем, надеюсь, этот рассказ о социофобии тебе поможет.

Очевидно, на что-то существенно большее тут можно не рассчитывать. Кажется, она просто не могла думать о Кирсти слишком долго.

— Вы дали мне много пищи для размышлений, — сказала я. — Большое спасибо! — я пожала ей руку. — И спасибо за список книг. Я посмотрю, есть ли что-нибудь из них в библиотеке.

Ханна перестала искать ручку и положила папку обратно в шкаф.

— Это хорошая мысль, — сказала она. — Некоторые из них довольно дороги. Рада, что смогла тебе помочь...

— Да, вы мне очень помогли, — ответила я. Попрощавшись, я вышла и сразу же переместилась в Другое Место. — Херувим, — сказала я. — Принеси мне ту папку.

Маленькая поломанная фарфоровая кукла исчезла и появилась снова с карточкой Кирсти в руках. Убедившись, что это она, я спрятала папку под джемпер и отнесла в уборную, чтобы спокойно почитать.

И это оказалось интересное чтение. Что-то не только влияло на разум Ханны, но и чернила действительно сильно поблекли, как будто прошел не один десяток лет, или как если бы кто-то надолго оставил их на солнце. Текст даже был написан от руки, а не напечатан на принтере, причем перьевой, а не шариковой ручкой. Я едва сумела разобрать ее имя. Скорее всего, оно было 'Кирсти Грейс Олдхэм', хотя тот, кто его написал, сам казался сбитым с толку: имя было зачеркнуто и переписано несколько раз, хоть это и был официальный документ. Дату рождения и дату поступления я не узнала. Перьевая ручка очень кстати оставила крайне удачную кляксу, сделав их совершенно неразборчивыми. Ближайший родственник: 'ОТСУТСТВУЕТ'. Это могло означать много разных вещей, но хороших среди них не было.

Я пролистала карточку. Ее обновляла не только Ханна, далеко не она одна. На последней странице были заметки как минимум четырех человек. Никто из них не писал много, но имелось несколько дат и... я нахмурилась. Девяносто девятый? Она лежала тут больше десяти лет? Может быть, я недооценила ее возраст? Думаю, она могла быть миниатюрной двадцатилетней девушкой с детским лицом. Из-за тех ужасных шрамов было действительно трудно сказать. Должно быть, я автоматически посчитала, что она того же возраста, что и другие девочки в блоке.

А что насчет симптомов? Подробностей было не слишком много: упоминались 'социальные фобии', 'шизофрения', 'ночные кошмары', но ничего, что рассказало бы мне о том, что же с ней случилось. Примечательно, что кто-то написал красной ручкой 'эта пациентка не склонна к насилию', что, как минимум, указывало на то, что она не убивала людей... ну, если только все не забыли, что она это сделала.

Как же она провернула этот трюк? Он не казался таким же сильным, как моя Изоляция, но я не сумела ничего засечь, и, должно быть, он же заставлял выцветать документы.

Я попросила херувима отнести карточку обратно, а потом еще раз помыла руки. Они ощущались... как будто покрытыми сажей. Может быть, я просто так реагировала на запах дыма в Другом Месте, но руки отчего-то чувствовались загрубевшими и липкими.

— Прошу прощения, — сказала я, вернувшись к Сэм и Лии. — Я вспомнила, что нужно было спросить Ханну кое о чем.

— А? Да, конечно, — ответила Сэм.

Вообще-то, это было обидно. Она, наверно, даже и не заметила, что я куда-то пропадала. Лия уж точно ничего не заметила, погрузившись в свой личный счастливый мир и разбирая рюкзак с новыми книгами, которые принесла ей Сэм.

— Я что-нибудь пропустила? — спросила я.

— Не особо. Ты же не учишься в Аркадии, так что... — Сэм пожала плечами, — ничего особо важного для тебя.

— Ясно, — отозвалась я. В конце концов, она была права. Да я и сама вовсе не хотела сидеть тут с ними. Мне лишь нужно было, чтоб меня подвезли, и я смогла бы найти Кирсти.

— А у тебя что новенького, Тейлор? — с улыбкой спросила Лия. — Давай, у тебя наверняка было веселее, чем тут у меня. У меня здесь только постоянное нытье, что я должна больше кушать, да домашние задания, чтобы не отстать от программы.

Я кашлянула.

— Ничего особенного, — нагло соврала я. — Меня перевели из всех классов, чтобы держать подальше от хулиганов, так что... хм, это неплохо сработало. В остальном... эм, по правде, у меня не так уж много друзей, и я не слишком часто выхожу на улицу, — не могла же рассказывать о своей жизни в качестве кейпа и борьбе с преступностью. Тут меня осенило. — Я купила несколько книг. Ты читала что-нибудь из Джеймса Брендона?

Лия склонила голову набок, накручивая на палец прядь волос, пока обдумывала ответ.

— Он вроде написал тот цикл о... о людях в Нью-Йорке, так?

— Ага. Вышла его новая книга.

— Вот как, — Лия нахмурилась. — Мне не особо понравилась его писанина, — неодобрительно заметила она. — Она вся такая слезливая... и он путает 'использовать длинные слова' с 'хорошей прозой', а это не одно и то же. И применяет слишком прозрачные приемы, чтобы сыграть на чувствах читателей. Ну что за дела? Он что, думает, будто мне двенадцать? И пишет он слишком примитивно, а меня такие вещи расхолаживают, понимаешь? Типа, чувак, попробуй проявить уважение к своим читателям!

А мне его книги очень нравились...

— Верно, — соврала я. — В точности мои мысли.

— У меня должна быть где-то здесь книжка Траэль... Ина Траэль, читала ее? Вот это получше.

— В каком жанре она пишет? — поинтересовалась я.

— Ну, эта книжка — городское фентези. Однако...

Вдруг лампочки в столовой пригасли и начали гудеть у нас над головами.

— Опять перебои? — поинтересовалась Сэм с ноткой отвращения в голосе. — Блин, ну что там снова затеяли?

— Они теперь ежедневно, — угрюмо сказала Лиа. — И такое впечатление, что каждый раз выпадают на время, когда по телику идет что-то хорошее. Или когда я пытаюсь читать...

— Ого! Ежедневно? В городе до такого еще далеко.

— А я вообще не помню перебоев, когда я здесь лежала, — добавила я. Ясное дело, у Сэм не было проблем с электричеством. Все знали, что богатые кварталы и бизнесы получают преимущественное электроснабжение.

— Ага, они начались после пожара на кухне, — кивнула Лиа, — и с тех пор становятся все хуже. Я думаю, наверное, повредилась проводка или что-то еще, либо неисправность с какими-нибудь... типа, предохранителями, или что там еще бывает? И вообще, это место далеко от города, поэтому в любом случае получает меньше энергии из сети, так ведь?

Внезапно включились все телевизоры одновременно, и радио, и даже громкоговоритель для объявлений. Шум помех наполнил столовую, я подождала, может, будет какое-то объявление, но никакого объявления не прозвучало.

— Что за жуть? — спросила Лиа, поежившись.

— Должно быть, выбило предохранитель, или что-то такое, — уверенно заявила Сэм.

Да уж, это было довольно жутко. А у меня вся кожа покрылась мурашками, так что не думаю, что Сэм была права. Я чувствовала такое — когда шрамы болели и дрожь пробегала по конечностям — лишь когда поблизости применяли какие-то сверхчеловеческие силы.

Я нырнула в Другое Место и...

Ох...

Вокруг висела нежная бледно-лиловая дымка, достаточно плотная, так что я едва могла разглядеть сожженную-и-замороженную фигуру Сэм и подергивающуюся голову Лии. Позади них проплывали какие-то смутные силуэты, совершенно скрытые туманом. Запах озона, и сгоревшей проводки, и каких-то духов сделался теперь заметно сильнее.

Этот туман я раньше видела лишь однажды — в самое первое утро, когда я оказалась здесь. Я уже почти забыла о нем. Это случилось, когда я только начинала учиться обращению с Другим Местом и увидела там столько необычных вещей, что эта дымка показалась мне незначительной фоновой чертовщиной, не стоящей большого внимания. Тогда я еще не знала даже, что можно сделать хоть что-нибудь при помощи Другого Места, и у меня не было тех орудий, которые есть сейчас.

— Теперь не уйдешь, — выдохнула я.

Другое Место принадлежало мне! Да, оно было уродливым и неприятным, но зато оно было честным. Оно показывало мне вещи такими, какими они были на самом деле, даже если я не хотела видеть этого. Никто не смеет прятать их от меня! Я вдохнула сквозь стиснутые зубы и задержала дыхание, думая о разрывании и распылении, и об отвратительной правде, которую открыли мне мои силы. Когда я наконец выдохнула, темный и мерзкий штормовой фронт, завывая, ударил в нежную дымку и сдул ее прочь.

Я была окружена со всех сторон. Не людьми, а теми штуками, что прятались в лиловом тумане. На первый взгляд они выглядели как ангелы. Красивые каменные статуи с крыльями, наподобие тех, что можно увидеть в церкви. Потом я присмотрелась и смогла различить, что они были опалены огнем и кое-где почернели, а камень скорее напоминал панцирь насекомого. Пока они стояли неподвижно, этот панцирь скрывал то, что было под ним.

Потом они все повернули головы ко мне и я вздрогнула, увидев кровавое мясо, выглянувшее кое-где из-под их закопченных панцирей.

Другое Место задымилось вокруг. Это не туман, поняла я, это был дым. Чем-то надушенный светло-лиловый дым. Вот откуда был этот запах. Другое Место, это отражение реального мира, сейчас не пылало, но еще совсем недавно оно горело... и может загореться снова в любой момент. Угольки тлели, как светящиеся блестки, на закопченных стенах, а в коридоре, ведущем к уборным, были видны отблески пламени. Вокруг меня, однако, огонь гас в холодной темной воде, которая текла по полу и пятнами влаги расплывалась по стенам.

Обожженные ангелы старались держаться подальше от этой сырости. Подальше от меня. Они образовали вокруг меня полукруг, поворачиваясь так, что их опаленные пламенем головы все время смотрели на меня.

А потом сквозь телевизионные помехи проступила крылатая фигура с лицом, скрытым под закопченной золотой маской. Кровь капала у нее изо рта, когда она заговорила со мной:

— Она ждет тебя, — сказал мне с экрана ангел под маской.

— Она ждет тебя уже очень долго, — пропел больничный громкоговоритель тем же голосом.

— Иди и найди ее, — скомандовали они хором.

Ангелы разошлись по сторонам, выстраиваясь в почетную стражу. Испачканные сажей руки взялись за рукоятки каменных мечей, потрескавшиеся мраморные крылья сложились за спинами.

Я повернулась, чтобы посмотреть на более знакомых чудовищ, сидящих со мной за столом. Широко раскрытый безглазый рот Лиа уставился на меня в ответ.

— Что случилось? — спросил он голосом, источающим голод. — Ты как будто призрака увидела.

Я рассмеялась чуть громче и пронзительнее, чем хотелось бы.

— Пойду поищу кое-кого, попробую узнать, когда электричество наладится, — я глянула на ангелов. — Может, поищете пока местечко где-нибудь у окна? Я... у меня голова начинает болеть, когда освещение мигает вот так... поэтому нужен естественный свет и... да, мне надо кое-кого найти, буквально на минуточку.

Я должна была уйти от них подальше. У них тут уже было странное возгорание на кухне, а теперь обгоревшие ангелы? Вряд ли это совпадение. Если пожар случился из-за Кирсти, значит, надо увести ее ангелов подальше, чтобы никто не пострадал.

— ... ты в порядке? — спрашивала Сэм. — У тебя голос немного какой-то...

Я сделала долгий медленный выдох, разделившийся на две Идеи.

— Все в порядке, — заверила я девушек, когда мои многоногие создания, извиваясь, забрались им в головы.

— Ладно, если ты уверена...

Ого. Действительно, удобно. Почему я не додумалась раньше? Ведь это просто логическое продолжение моей способности влиять на чувства людей в нужную мне сторону.

Благовонный аромат дыма смешивался со знакомыми запахами крови и гнили, когда я шла по обветшавшим коридорам. Мне было страшно — Фобия уже успела освободиться. Но сейчас, по-моему, мне как раз нужна была способность испытывать страх. Обугленные ангелы шли по бокам, не отставая. Это создавало впечатление, что я заключенный, которого ведут на электрический стул. На всякий случай я выдохнула не одного, а сразу двух своих ангелов. Конечно, использовать их способности будет больно, но лучше уж иметь их под рукой, чем не иметь, если придется убегать.

После этого другие ангелы отстали. Кажется, обгоревшим ангелам не понравились мои ангелы из колючей проволоки.

Почему, кстати, и те и другие были именно ангелами? Я сделала своих созданий из колючей проволоки ангелами потому... ну, они были усиленной версией моих херувимов. Я не задумывала их именно ангелами. Просто так получилось.

Темная вода хлюпала у меня под ногами; стены медленно тлели, но дым как будто старался убежать от меня и от моих ангелов. И, пока я не смотрела на них, другие ангелы один за другим исчезали. Вскоре осталось только двое, вставших по сторонам двери.

Я постучалась.

Ответа не было. Я вздохнула и вышла из Другого Места. Может быть, если я не буду видеть ее ангелов, они не смогут мне навредить? Ох, нет! С моими созданиями это так не работало. Но мне надо было увидеть реальный мир.

Я постучалась снова; опять никакого ответа.

Выждав для приличия какое-то время, я отворила дверь и заглянула внутрь, охраняемая моими невидимыми ангелами. Кирсти лежала на кровати, одетая в пижаму, такую же, как у всех остальных здесь. Могло показаться, что она спит, если бы глаза не были открыты. Ее дыхание было тихим и неглубоким.

— Привет, — неуверенно попробовала я.

Она не ответила. Я всмотрелась пристальнее, пытаясь ухватить ее образ. Спутанные, несмотря на короткую стрижку, светло-русые волосы. Полноватая фигура; чуть ниже среднего роста. На вид, она была немного старше меня, но из-за детской округлости лица я, возможно, угадала ее возраст неправильно. Она уставилась в потолок слезящимися покрасневшими глазами с прожилками сосудов.

И — ее шрамы. Шрамы на ее лице отличались от тех, что были у меня. Мои были от того, что я сама разодрала себе лицо ногтями, а потом эти неглубокие царапины загноились. Они хорошо зажили, и я легко могла их спрятать под косметикой. А у нее шрамы были гораздо глубже и намного... намного более жестокими. Они были оставлены ножом, или осколком стекла, или каким-то другим острым инструментом, а их прямые линии не оставляли сомнения в том, что это было сделано намеренно.

Это выглядело почти как если бы кто-то пытался на ней что-то нарисовать. Или написать что-нибудь. Я вздрогнула.

Войдя внутрь, я огляделась и прикрыла за собой дверь. Не хотелось бы мне, чтоб кто-нибудь смог подслушать то, что может здесь прозвучать.

Когда я лежала здесь, я ни разу не заходила в комнату Кирсти. Я вообще с ней не общалась. Иначе я смогла бы понять некоторые из тех вещей, которые так озадачивали меня тогда.

Она разрисовала все стены в комнате. Зеленые, коричневые и желтые мазки доходили до половины высоты стен, каждый из них определенно изображал листик травы. Еще здесь были животные и насекомые, нарисованные очень по-детски: например, красное пятно с черными точками явно было божьей коровкой. Над травой было голубое небо с пухлыми белыми облаками, а надо всем этим, на потолке, были ангелы. Небесный хор взирал на всякого, кто заходил в комнату, глазами-мячиками, расправив грубо, но энергично прорисованные крылья.

В общем, в этой палате психиатрической лечебницы она изобразила то, как выглядела бы Сикстинская капелла, если бы Микеланджело рисовал на уровне пятилетнего ребенка. И, скорее всего, она же нарисовала бабочек в столовой. Они были очень похожи по стилю. Я подумала, что, должно быть, из-за ее странной силы никто не заметил, во что она превратила свою комнату.

А мог ли хоть кто-нибудь разглядеть рисунки в столовой?

Сжав зубы, я сделала усилие и погрузилась в Другое Место. Комната вспыхнула сверхъестественным бешеным пламенем, по которому картинки, нарисованные Кирсти, плыли, подобно голограммам. Это не было похоже на спокойное, прекрасное пламя парачеловеческих сил. Это была переменчивая, грубая и непокорная сила, которая грозила обжечь меня, если я подойду слишком близко. А может быть — я потушу его, ведь прямо на моих глазах гниль и ржавчина Другого Места просачивались сюда, гася огонь и отслаивая краску со стен, обнажая голый бетон, запятнанный сажей. Однако полностью огонь не отступил. Я вторглась на чужую территорию.

Это Другое Место не было моим.

Кирсти уселась на кровати, свесив ноги. Она посмотрела на меня, потом ее взгляд переместился на одного из ангелов колючей проволоки, затем на другого. Ее глаза не задерживались на мне, она бросала взгляд и тут же отводила его. На груди у нее проступила кровь, написавшая S IX S IX S IX на больничной пижаме. Я смотрела на нее, зная, что из моих ран на лице и на руках сейчас тоже сочится кровь.

Она была единственным человеком, помимо меня самой, выглядевшим почти по-человечески в Другом Месте. По-человечески, но поврежденной. Травмированной. Израненной.

— Привет? — попробовала я поздороваться снова. Я стояла, окруженная сыростью и разрушением. Она сидела посреди пламени и копоти. — Кирсти? — ароматный дым обжигал мне глотку, и я едва могла ощутить запах гниения, свойственный Другому Месту. Пожалуй, такое случилось со мной впервые.

Она задышала чаще, с трудом проталкивая воздух через горло, отвернулась, и ее руки крепко сжали края кровати, так что костяшки пальцев побелели. Я не знала, что надо сказать. Или сделать. Она могла видеть моих ангелов, так что я не смогу использовать Сочувствие. Я даже не осознавала раньше, насколько привыкла полагаться на свои силы в сложных ситуациях, вместо того, чтобы просто разговаривать с людьми.

— Мне понравились рисунки у тебя на стенах, — рискнула сказать я. — Ты сама их нарисовала?

Она на секунду поймала мой взгляд и молча кивнула. Я подождала ответа, но она молчала.

— Ты знаешь, зачем я пришла?

Она снова кивнула.

— В самом деле? — удивилась я. — Так значит... значит, ты знаешь что-то об этих S-I-X, что я нашла? Как ты...

Она резко вздрогнула при упоминании S-I-X. Я вся задрожала, когда она съежилась и раздался громкий треск электрических искр. Телевизор завыл и затарахтел, как испорченный электрогенератор, затем громко бабахнул и сверкнул ослепительной впышкой. Запах дыма усилился и перебил лавандовый аромат, а я заморгала, чтобы смахнуть выступившие из глаз слезы. Не вылезло ли что-то из телевизора? Я этого не увидела и, возможно, к лучшему. Но все равно хотелось бы знать.

— Ч-что это было? — спросила я напряженным голосом.

Мой ангел колючей проволоки выдвинулся передо мной безо всякого приказа, чтобы защитить меня от этой штуки, чем бы она ни была. Я на секунду выпала обратно в реальность, в комнате пахло озоном от электрических искр. Что меня больше тревожило, в экране телевизора была дыра.

Как будто бы из него действительно что-то выбралось. В реальный мир.

Кирсти яростно замотала головой. Она дрожала. Она была напугана.

— Я обнаружила кое-что, — сказала я ей. — В... короче, в Броктон Бэй. Недалеко от Доков, к югу от Чайнатауна. Это было на стенах в... — я сделала паузу. Она ведь должна знать про Другое Место, верно? Она его видела. — Надпись S-I-X, она была повсюду на стенах в другом мире. В мире, который я могу видеть. Который ты тоже можешь видеть. И я вижу эту надпись на тебе. Какая тут связь?

Она снова избегала смотреть мне в глаза, свернувшись в комочек и уткнув лицо в коленки. Я чувствовала, как в воздухе нарастает напряжение, как будто давление распирало мою голову. Оно было горячим. Как пламя, окружавшее ее.

Загадочные пожары. Перебои с электричеством. И никто не помнил ее. Сколько времени прошло с тех пор, как кто-нибудь всерьез пытался заговорить с ней? Может ли она вообще управлять своей силой? Некоторые паралюди, например, не могут. Может быть, поэтому ее и поместили в психлечебницу? А потом забыли о ней, как о ней все, кажется, забывали. Все, кроме меня.

Лампочка надо мной мигнула и погасла. Не перебои, а уже полный блэкаут. На этот раз я заранее прикрыла глаза и взрыв со вспышкой наверху не застали меня врасплох. И чувство движения, как будто что-то освободилось и убежало.

Окно тоже разбилось. Пылающее Другое Место становилось все жарче и жарче, и в реальном мире тоже стало неприятно горячо, несмотря на то, что на улице было прохладно.

— Кирсти! — торопливо сказала я. — Ты должна взять это под контроль. Иначе ты можешь поранить кого-нибудь!

Она мельком глянула на меня, и я заметила чувство вины в ее глазах. И оно же отразилось в Другом Месте — тяжелым маслянистым запахом. Чувство вины и страх.

Я должна была узнать, чего она боится. Но если она не скажет мне, я не смогу... стоп. Я знала, что можно сделать, чтобы выяснить это. Я не хотела этого делать, но я знала, как можно увидеть ее страхи.

Я выдохнула Фобию, коротко кашлянув дымом. Она завыла на меня, вцепившись в свое драное красное одеяние когтистыми руками; маска ее лица застыла в неизменной гримасе ужаса. Я почувствовала в животе первые ростки паники. Это не сработает, это приведет лишь...

— Не смей! — прошипела я. — Лежать!

Мои отрывистые слова превратились в цепи, и я заскрипела зубами, в буквальном смысле слова обуздывая свой страх. Я не собиралась давать ей власть над собой. Я, наоборот, хотела взять ее под контроль. Нельзя было допустить, чтобы она победила.

Скрутив Фобию железными цепями, я бросила ее корчиться на полу. Ты работаешь на меня, подумала я. Работай, как херувимы. Сделай то, что делала Ищейка. Покажи мне, что ты видишь. Покажи мне ее страх.

Фобия уставилась на меня, освещенная языками пламени.

А потом...

Я снова сорвалась. Моя душа выплеснулась и подожгла мир. Я не могла удержаться. Я не могла удержать это в себе, потому что оно рвется наружу, тогда я молюсь, но молитвы заканчиваются, и когда я не могу больше молиться, это случается снова, и все горит, потому что огонь — единственное, что может остановить ножи. Грех должен быть наказан. Грешники истребятся светом. Только свет слишком ярок для этого мира, и приходят ангелы, ангелы это не люди, и я должна направлять их, но я недостаточно сильна для этого, потому что я сломлена. Я сломалась, потому что недостаточно сильна. Небесный свет окружает меня, но я его недостойна. Но я не должна подвести его. Не должна изменить ему, как сделала мама, когда ею овладели демоны. Ее больше нет, но я все еще вижу ее лицо и сжатые зубы, и у нее нож, и...

Это терзало меня, пока я не смогла извернуться и отвести взгляд от Фобии. Растерянно моргая, я пошатнулась и зашептала слова Господней молитвы. Я... стоп! Это были не мои мысли! Я потрясла головой, пытаясь вспомнить... моя мама никогда не держала нож так, и...

Так, хорошо. Не обращая внимания на дым, я сделала несколько глубоких вдохов и попыталась успокоиться. Надо помнить, что это была не я. Воспоминания, наполненные дымом и кровью, были еще свежи. Но я — это, несомненно, другая я. Я была в этом уверена. Впрочем, этот кризис идентичности пришлось отложить, когда я внезапно почувствовала, насколько тут стало жарко. Кожа на лице натянулась от жара, глаза болели, и я заморгала, пытаясь смочить их. Кирсти теряла контроль над силой, когда была напугана, теперь я знала это. Я сама едва не потеряла контроль лишь от того, что почувствовала, как она напугана. Ее надо было успокоить, а я не знала, что сказать ей.

— Убери это! — рявкнула я на Фобию, давясь дымом. — Пожри ее страх!

Фобия захнымкала — тихо и влажно, как будто у нее не было языка. Она вцепилась когтями в свою маску и заплакала кровью. Ее цепи тряслись и позвякивали. Она не хотела делать этого.

— Давай же! — потребовала я, добавляя второй слой цепей. — Выполняй!

Крутнувшись, я обратилась к своим ангелам:

— Заставьте ее! — выкрикнула я.

Один из ангелов ухватил Фобию за запястье, и кровь потекла из-под его руки, там где колючки проткнули кожу. Он медленно сжимал хватку. Другой взял ее обеими руками за горло и потащил ее лицо поближе к Кирсти.

Фобия завопила, когда ее сопротивление было сломлено. Когда она вдохнула, что-то потрескивало за ротовым отверстием ее маски. Я почувствовала, как воздух остывает, когда она начала раздуваться, как клоп. Кирсти закашляла, брызгая слюной, огонь, кровь и боль вырывались из ее рта, подобно дыму, который поглощала Фобия, а языки пламени вокруг меня опадали и гасли. Все стены почернели и были усеяны тлеющими угольками. Рисунки на них покрылись сажей, но сохранили какую-то часть своей призрачной красоты. Это нельзя было сравнить с блаженством, которое дарили мне силы паралюдей, но, по крайней мере, это было гораздо лучше, чем огонь. Я никогда раньше не пробовала дышать в духовке.

Наконец толстая и распухшая Фобия обмякла, удерживаемая лишь железными руками моих ангелов. Она тихонько поскуливала, но я не обращала на это внимания. Меня гораздо больше интересовала Кирсти.

Она смотрела на меня, тихо шепча что-то. Тоненький лучик света вырвался из разбитого телевизора и принял форму маленькой феи с четырьмя крылышками. Или, может быть, малюсенького ангела. А когда я посмотрела в реальном мире, я увидела его и там. Он мягко светился, как светит ночник, порхая над нами в темной комнате.

— Но как? — удивленно спросила я. Я никогда не видела ни одного из моих конструктов в обычном мире. Они казались исключительно созданиями Другого Места.

— Я знала, что ты в-вернешься, — сказала Кирсти.

Мой акцент не оставлял сомнений в том, что я местная, но ее голос звучал, как будто она была откуда-то из Вермонта, хотя он был тихим и хриплым из-за отсутствия практики. Казалось, она не могла выдержать мой взгляд сколько-нибудь продолжительное время, вздрагивая и отводя взгляд в сторону, но всякий раз снова вскидывала на меня свои бледно-зеленые глаза.

— Он... он сказал мне, что я н-найду других людей, которые могут видеть н-небеса. Он сказал, что я в-встречу таких л-людей, как я, когда серые люди з-з-забрали меня сюда. Мир отводит от меня свой взгляд, потому что я г-горю слишком ярко после того, как он возложил на меня руки. И он дал мне глаза, способные видеть небесный свет, чтобы я могла узреть твоих ангелов.

Она выжидательно посмотрела на меня и уголки ее рта чуточку приподнялись. Я моргнула.

— Что... э-э, прошу прощения, — я не вполне понимала, о чем идет разговор. — Кто 'он'?

Она широко улыбнулась, вздрогнув от боли в шрамах из-за непривычного движения, и ответила:

— Бог.

Глава 3.x — Луна

Все в этом доме было немножечко слишком. Он был малость великоват для такого числа жильцов; стены были чуточку слишком белыми, а все поверхности — чуточку слишком чистыми. Золотые медали были выставлены немного напоказ, а подписанные фотографии взрослых жильцов с различными знаменитостями чуть чрезмерно бросались в глаза. Даже пол был капельку слишком гладким, а гудящие на нем роботы-уборщики — немножко чересчур дорогими.

А музыка, что доносилась из спальни наверху, была более чем слишком громкой.

Раскинувшись на матрасе 'КомФорм', с ногами на спинке кровати, Виктория Даллон протянула руку с растопыренными пальцами, чтобы подставить ногти под свет. Уилл Блэкмор призывно смотрел на нее с голоэкранов на высоких стенах ее спальни, а из стереосистемы надрывался его голос. Виктория аккуратно нанесла второй слой радужного лака, любуясь тем, как проступают нефтяные разводы, когда он начал подсыхать.

— Что скажешь? — спросила она, показывая результат подруге, расчесывавшей волосы, развалившись на ярко-голубом кресле-подушке.

— Нормально, — ответила Меган, глянув поверх очков в проволочной оправе. Ее длинные клубнично-блондинистые волосы электрически потрескивали, когда она ритмично проводила по ним расческой.

— Нормально? И это все? Ты хоть посмотрела?

— Ну, ага. Это всего лишь лак с радужными разводами, — скривилась Меган. — Кстати, он будет лучше выглядеть, если ты отрастишь ногти подлиннее.

Виктория помотала головой:

— Не получится.

— Нет?

— Я их обстригаю, потому что так велел тренер.

— Разумеется. А вовсе не потому что ты их грызешь или еще там чего, — ухмыльнулась Меган.

Виктория недовольно пробурчала что-то, но решила не развивать тему.

— Ита-ак, — сказала она, протянув слово, — у тебя есть кавалер на вечеринку?

— Ты уже спрашивала... типа, примерно час назад. И ответ все еще 'нет'. Потому что я хочу сосредоточиться на учебе и... типа, да ладно там. Парни не становятся клевыми, пока им не исполнится двадцать.

— Я так не думаю, — с ухмылкой возразила Виктория.

— Ну, твой парень — самый натуральный супергерой. И ты тоже, кстати. Это нечестно! — усмехнулась Меган, накручивая на палец локон волос. — Хотя... я сказала, что он твой парень, но вы же все время расстаетесь!

— И вовсе нет!

— Вики. Вы постоянно расстаетесь. Просто постоянно.

Виктория обиженно фыркнула, слегка воспарив в воздух.

— Ты не можешь знать, каково это. Сама-то ты никогда не заходила дальше поцелуев на вечеринке. Отношения — это трудно!

— Ну, не знаю, — с озорным видом заявила Меган. — Ты, конечно, кое-как добралась до третьей базы, а может быть... у-ух!

От второй подушки ей удалось увернуться.

— Это было жестоко с твоей стороны, — с болью в голосе пожаловалась Виктория.

— Ты запачкала их лаком, — сказала Меган, осматривая подушки.

— О, черт. Мама меня прибьет, если узнает, — резко вздохнув, сказала Виктория. — Насколько все плохо?

— Ну... не очень.

— Черт, черт, черт. Дай их сюда. Я... ой, а где жидкость для снятия лака? Куда я ее положила?

Первый стук в дверь остался незамеченным. От второго, однако, она затряслась на петлях.

— Что? — крикнула Виктория, извернувшись в воздухе и запрокинув голову так, что увидела дверь вверх ногами. — Я делаю маникюр!

Ее сестра рывком распахнула дверь.

— У тебя слишком, слишком громко! — пожаловалась Эми, угрюмо прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди; ее каштановые волосы завитками спадали на лицо. — Серьезно, ты оглохнуть собираешься?

Сестры были как день и ночь... или, как однажды самоуничижительно высказалась Эми, — как утенок и лебедь. Виктория была высокой, стройной, и отлично сложенной, в то время как ее сестра — всего лишь серой мышкой. Она не просто не выделялась из толпы, но еще и прилагала усилия, чтобы не привлекать к себе внимание. Это казалось Вики причудливым и странным. Вроде как, она, конечно, и близко не была такой же секси, как сестра, но если б она хоть немного занялась своими волосами или... ну, или хоть чем-нибудь... она могла бы стать вполне ничего себе. И веснушки у нее были милыми, а вовсе не 'уродливыми пятнами'! Виктория даже пробовала подыскать Эми парня, но та попросту отказалась от ее помощи.

С другой стороны, Эми-то не приходилось сдерживаться, ей никто не запрещал помогать людям, используя свои способности. Она была биокинетиком, поэтому могла запросто пойти волонтером в госпиталь, исцеляя людей простым прикосновением. Она могла сделать то, что не под силу ни одному обычному хирургу — удалять опухоли, останавливать кровотечения, и даже могла помочь заново отрастить конечности. Каждый раз, как они забирали ее из больницы, Вики слышала, как множество людей благодарили Эми. Это вызывало у нее... ну, зависть. Ревность даже. Не говоря уже о чувстве собственной бесполезности. Полет, суперсила, прочность — это, конечно, было очень классно, но в этом не было ничего особенного. Существовала силовая броня, которая более или менее могла делать то же самое, что и она. Даже ее устрашающую ауру можно было легко воспроизвести посредством стандартного отпугивающего газа, который был у самых обыкновенных копов, для подавления беспорядков. Конечно, они не могли с его помощью нравиться людям, но все равно — по сравнению с ней Эми была особенной.

Эми, конечно, так не считала, но, как подозревала Виктория, дело было лишь в этой ее проблеме с неуверенностью в себе. Ее способности имели 'Красный' рейтинг, поэтому она не могла воздействовать на саму себя, но она ведь все равно никогда не болела. Вики очень любила сестру и часто говорила ей об этом — особенно, когда казалось, что она грустит из-за истории с ее удочерением — но, несмотря ни на что, у нее оставалась повышенная склонность к нытью.

Виктория выбросила эти мысли из головы.

— Слушай, ты просто нипочему ворвалась, или как? Чего хотела-то?

— Ты нужна маме. Она крикнула мне позвать тебя, потому что ты не слышала, как она кричит тебе. Я, вообще-то, пыталась читать, пока она не взяла и не наорала на меня. Несмотря на то, что это от тебя столько шума.

— О-ох, — простонала Виктория, небрежно перевернувшись на ноги. — Прости, Мег, я пойду разберусь с мамиными проблемами.

— Взгляни на это со светлой стороны, — протянула Меган с усмешкой. — Вдруг президента захватили в плен, и теперь им нужна супергероиня-подросток с модельной внешностью, чтобы спасти его?

Виктория в ответ показала ей язык, несмотря на то, что начинала уже закипать.

— Вот зараза, — пробормотала она.

— Разве ты не хочешь, чтобы все знали, что ты наготове, чтобы спасти президента от террористов? — невозмутимо продолжила Меган. — О, а может быть, тебе стоило бы слетать в Белый Дом и оставить им свое резюме?

Виктория беспомощно развела руками и посмотрела на сестру в поисках поддержки, но увидела, что та тоже улыбается.

— Собственная сестра, и та предала, — сказала она с наигранной печалью.

Качая головой, Виктория выплыла из комнаты и пролетела над перилами, приземлившись внизу вместо того, чтобы тратить время на лестнице. По пути она прошла мимо фотографий отца в полном геройском костюме, пожимающего руку президенту Доулу, и матери, сияющей на обложке журнала 'Тайм'.

Должно быть, при взрослении происходит нечто, заставляющее забывать о важных вещах. Например, вроде того, как вы помогли спасти жизнь президента. Или что вы когда-то были прославленными супергероями. Или о том, что вы были реально крутыми. Но нет, конечно. Вообще-то, нет.

Нет, но теперь вам приходится без конца говорить о вещах, которые не имеют никакого значения по сравнению со спасением мира. Плюс, быть по-настоящему невнимательными и жестокими к своей дочери и даже заставлять ее выключать музыку, хотя сами слушаете радио на всю громкость, потому что совсем оглохли. Предки! Ха!

Ее мать сидела внизу за кухонным столом; перед ней стоял открытый ноутбук. Фарфор звякнул, когда она поставила на блюдце чашку с зеленым чаем (богат антиоксидантами!). Кэрол Даллон была слеплена из того же теста, что и ее дочь, хотя с возрастом волосы ее потемнели и утратили платиновый оттенок, а на лице появились морщины. Она с гордостью носила свои шрамы — особенно длинный след от ожога на правой руке, презент от Бегемота — но медицинские технологии сделали их не более чем поверхностными отметинами, которые она решила сохранить как памятку о друзьях, которым не посчастливилось выжить.

Рядом с ней громко орало радио. Виктория обсуждала это с Эми, и обе они были совершенно уверены, что их мать постепенно глохнет. Возможно, она повредила слух из-за всех этих взрывов и перестрелок на протяжении ее геройской карьеры. Сама она, разумеется, настаивала, что ее слух в полном порядке, а Эми говорила, что с ушами у нее все нормально, так что, должно быть, проблема была в мозгу.

'... и вы в курсе, что мы, либералы, постоянно поднимаем вопрос о допустимости моральных компромиссов и о цене, которую приходится платить жизнями американцев в связи с оккупацией Венесуэлы — а мы все знаем, что это именно оккупация, несмотря на то, что там есть марионеточное правительство, которое как бы 'пригласило' наших 'миротворцев'. Все непрерывно твердят о вреде, который мы наносим своей собственной стране, и о том, что мы потеряли моральное превосходство. Но подумайте сами! Это лишь риторика! Забудьте о потерях Америки, и подумайте вместо этого о потерях Венесуэлы. Мы разрушили там гражданское общество! Военизированные банды, работающие на нас против коммунистических повстанцев, в сельской местности правят обширными территориями... и они же поставляют большую часть наркотиков! И кроме того...'

— Фу, скукотища, — пожаловалась Виктория. — Да, так вот: мам, я тут. В чем было дело? И не могла бы ты выключать радио, когда собираешься позвать меня и опозорить перед Мег?

— Я не стану его выключать, — предостерегающе произнесла Кэрол.

— Знаю... Просто — оно скучное! Тебе обязательно, чтобы оно орало на такой громкости?

— Оно не орет.

Виктория лишь театрально закатила на это глаза.

— Ладно. Неважно.

Ее мать произвела тот самый раздражающий звук, небрежно щелкнув языком, который ужасно выводил Викторию из себя.

— Спасибо за совет, но в своем собственном доме я буду слушать радио на любой громкости, какой только захочу, — заявила она. — А тебе не помешало бы проявить немного уважения. Что бы ты себе ни думала, этот дом тебе не принадлежит. — Кэрол встала и уставилась на дочь. Она была чуть выше ростом; вполне достаточно, чтобы посмотреть на ту свысока. — Итак. Что это я такое услышала насчет того, что ты собираешься на вечеринку?

— Урфгр! — начала Виктория, но затем опомнилась. — В смысле, я сказала папе! Это всего лишь вечеринка у Элис! Я иду с Дином и вернусь к часу ночи, самое-самое позднее!

— То, что ты сказала папе, не означает, что можно не говорить мне. Ты так делаешь, только когда хочешь меня обойти! И ты ведь знаешь, что он нездоров! — Кэрол скрестила руки на груди. — И я подозреваю, что ты собираешься вернуться слишком поздно! А ты ведь знаешь, что у нас есть планы на завтра. Ты хотя бы сделала уже домашнее задание?

— Я уже закончила обзор по книге. Там просто еще немного больше...

— То есть, ты не доделала? — голос матери зазвучал пронзительнее.

— Не все, но...

— Вот именно! Все, хватит! Ты точно не пойдешь на какую-то там вечеринку, чтобы возвратиться в час ночи! Виктория, тебе пятнадцать лет! Это абсолютно недопустимо!

Это было несправедливо. Это было совершенно несправедливо во всех возможных отношениях. Намек на движение за спиной матери предоставил ей возможный путь к спасению.

— Пап! Мама поступает совершенно нечестно и она...

Марк Даллон посмотрел в сторону дочери. Он был в халате и этим утром даже не снял пижаму. Его отставка была более... полной, чем у жены. Отец Виктории был не вполне здоров; впрочем, он проходил терапию, и она ему, кажется, помогала.

— Слушайся маму, — сказал он, шагая к холодильнику. — Я не знал, что ты не сделала домашку.

Кэрол ухмыльнулась:

— Это была хорошая попытка, Вики, но — нет. Так что ты никуда не пойдешь. И в будущем ты должна говорить мне — мне, а не папе! — о таких вещах заранее.

Виктория подалась вперед и состроила свое самое лучшее умоляющее выражение, чуть ослабив контроль над аурой, просто чтобы облегчить себе задачу. Не налегать так сильно на щенячьи глазки...

— Ну, мам, — попыталась она. — Я уже кое-что сделала и... давай так: я пойду и решу задачи по математике перед уходом. Так что я сделаю половину от того, что задали, окей? А остальное я смогу доделать завтра. Это нетрудно. Просто сяду вечером, и все сделаю.

Лицо матери слегка дрогнуло.

— Ну... все-таки нет. Потому что тебе нужно будет много доделывать. А там вечеринка, ты будешь гулять допоздна, и...

— Мам! Мам, там же не будет большой вечеринки или чего-то вроде того. Не забывай, что это будет у Элис. А у нее очень строгие родители! И еще, помни, что там будет Дин. Значит, там будет его эскорт из СКП, и они будут за всем следить. Они не то чтобы многое допускают, верно? — разыграла она свой козырь. — Прости, что не сказала тебе. Я просто забыла, потому что сказала папе и думала, что он тебе передаст, — Виктория бросила взгляд из-под ресниц. — Я учту на будущее, хор?

Лицо матери смягчилось, и она вздохнула.

— Ладно, так пойдет, — ответила она потеплевшим голосом. — Вот видишь? Просто надо договариваться. Так что сделай математику и непременно покажи мне. И тогда, при условии, что ты ее действительно сделала, можешь пойти.

— Хорошо, договорились, — улыбнулась девушка. Фокус для успешной манипуляции матерью состоял в том, чтобы всегда заранее иметь в рукаве честно выполненную половину работы. Поэтому она, разумеется, уже сделала математику. Это был очень полезный трюк.— Спасибо, мам! Ты — лучшая!

— Да, я такая, — игриво произнесла мама. — А теперь беги и сделай ее поскорее, потому что я не хочу снова спорить c тобой об этом, когда ты будешь уходить... и только посмей у меня улизнуть! Я хочу посмотреть, что на тебе будет надето! Никаких коротких юбок, и вообще ничего подобного!

— Но мам...

— Никаких но! И никаких голых ног тоже!

Виктория обиженно вздохнула. Уфф... Мамины шуточки были даже хуже папиных.

— Ясное дело. Я явлюсь на осмотр, чтоб вы лично убедились, что на мне надет безвкусный свитер и ужасные рабочие штаны, мэм. Оденусь как Эймс, лишь бы ты была счастлива.

В душе она улыбалась. Теперь ничто не помешает ей провести вечер со своим парнем. Все было идеально.

* * *

* * *

* * *

Все было ужасно.

Виктория снесла дверь с петель и взмыла в ночное небо. Через минуту она нашла подходящую для приземления крышу, и свернулась на ней в клубочек, обхватив ноги. Ее силовое поле гарантировало, что она не почувствует холод вечернего бриза, но погода — ничто по сравнению с бурей в ее сердце. Уткнувшись лицом в коленки, она разрыдалась. Какое унижение! Он... на глазах у всех!

Ее телефон зазвонил. Заплаканными глазами она глянула, чей это звонок.

Это был Дин.

Ну нет, она низачто ему не ответит! Ни в коем случае, черт возьми! Тупой лживый предатель, который... который...

Он целовался с другой!

Ну, не совсем целовался. Но их головы находились гораздо ближе друг к другу, чем положено, и он обнимал ее за плечи! Это было неправильно! Совершенно неправильно! И они сидели вдвоем в темном углу и... и... это не было что-то невинное! Ничего подобного! Это... это был уже не первый раз, когда она заставала его слишком близко к другим девушкам! И он ведь знал, что она придет на вечеринку, потому что она же написала ему, а он даже не удосужился ответить, значит, наверняка хотел, чтобы она все это увидела!

Ох... если только он вообще прочитал ту смску. И там ведь было темно и шумно, так что поневоле приходилось садиться поближе друг у другу и... может быть, они просто пытались поговорить? Но тогда... Но может быть...

Виктория вытерла глаза рукавом, и ее постепенно стало охватывать чувство, что она, возможно, выставила себя перед всеми дурой. Но она же их видела! Они точно собирались обжиматься! И учитывая, что она может тягать бетономешалку вместо штанги, она совсем, совсем не могла себе позволить даже врезать ему как следует... или той суке. Кем бы она там ни была. Родители Виктории вбивали это в нее с тех самых пор, как она получила свои силы. Если она разозлится так сильно, что захочет кого-то ударить, ей следует — она всегда об этом помнила — уйти оттуда и успокоиться. Так что она лишь накричала на него и выскочила прочь. Ей нужно было убежать подальше, пока она не сотворила какую-нибудь глупость. Еще тупее, чем она уже успела сделать.

Она ударила по стене, оставив выщербину на бетоне.

Виктория снова посмотрела на телефон; его корпус блестел в свете уличных фонарей. Нельзя ли, может быть... перезвонить ему? Как минимум, послушать, что он скажет в свое оправдание, и была ли у него веская причина так поступать. Но что если он просто солжет ей, чтобы оправдаться? Что ей тогда делать?

Так не должно быть, если ты и твой парень — супергерои. Вообще, все было неправильно. Ей не позволяли ни выходить на улицы и бороться с преступностью, ни даже присоединиться к Стражам, чтобы она могла помогать, как стажер, готовясь к тому дню, когда наконец сможет бить преступников по морда́м; так что сейчас она не слишком-то отличалась от той же Меган.

Разумеется, она могла летать, поднять тонну веса, и останавливать пули. Но тот факт, что Меган получала оценки даже лучше, чем были у нее, — и это не оттого, что она глупая, просто Мег была гением — казалось, имел большее значение для людей. Что было абсолютно неправильно, так ведь? Силы должны значить гораздо большее.

К этому времени телефон уже согрелся в ее руках.

— Паноптикум, — прошептала она. — Ты меня слышишь? Привет? Хм... ты... может быть, знаешь... ох, забудь.

Никакого ответа не последовало. Честно сказать, она не была уверена, что именно по этому поводу чувствует. С одной стороны, она была рада, что правительственные агенты не видели, как ей изменяет парень. Или как она, может быть, публично выставила себя на посмешище... этого, разумеется, не произошло, но все равно здорово, что та женщина не видела, что она сделала. Но с другой стороны, она... хотела бы сейчас сделать что-нибудь крутое и супергеройское.

Виктория снова утерла глаза и чуть заметно улыбнулась. Ну что ж. Возможно, ей и не нужна для этого Паноптикум. Она уже проделала свою собственную секретную подготовку, какой бы скромной та ни была.

Быстрый перелет, и она оказалась у частного тренажерного зала, в который была записана. Проведя электронной карточкой по замку, она прошла через хорошо освещенный вход, и толстые двуслойные двери закрылись за ней. Внутри было светло и чисто; свет, наполнявший помещение, изливался в вечерний сумрак. Тихая музыка играла из невидимых динамиков, а на больших настенных экранах крутились, повторяясь, рекламные ролики.

— О, привет, Виктория, — сказала администраторша, которая знала ее в лицо. Впрочем, она и должна была... в конце концов, Виктория — знаменитость, и она всегда старалась, чтобы такие люди ей симпатизировали. Не так уж трудно позаботиться о том, чтоб люди были на твоей стороне. Джейн была очень полезна для того, чтобы Вики всегда получала абонемент на любые занятия фитнесом, какие только захочет, самой первой. — Ты пришла позже, чем обычно.

Виктория пробормотала, нахмурившись:

— Парни такие мудаки...

Джейн лишь рассмеялась невесело.

— Расскажи мне об этом, — предложила она. — Нехорошо расстались?

— Я видела, как он целовался с какой-то девицей на вечеринке!

— О, это хуже всего. Один из моих вытворил такое, и я порвала с ним в два счета. — Женщина разгладила пиджак. — Типа, это же серьезно. Ты знал, что я приду на эту вечеринку. Так башкой подумай же!

— Я знаю, знаю! — ответила Виктория. — Мы должны были пойти вместе, но потом я задержалась, потому что мама не отпускала, пока я не закончу домашку, и... типа, при первом же удобном случае! При первом же!

— Ужасно. Знаешь, тебе лучше будет без него, — Джейн сделала паузу. — Давай я возьму два кофе из служебного автомата, и ты сможешь посидеть тут, если тебе нехорошо.

Виктория храбро и чуточку неуверенно улыбнулась.

— Было бы здорово... — сказала она, вызвав у женщины ответную улыбку.

Выговориться было и правда здорово, а кофе был неплохим по меркам кофейного автомата. Разумеется, тут стояли автоматы технарской разработки, а не какое-нибудь дерьмо для массового рынка. К тому времени, как она весело попрощалась с Джейн и отправилась в раздевалку, ей стало существенно лучше.

Виктория вздохнула. Надо было написать матери. Иначе она позвонит и взбесится, что дочь не берет трубку.

— Вечеринка дрянь бросила дина, — быстро набрала она. — Пошла в зал сбросить пар очень зла на него. Ушла прежде чем сорвалась но было близко. Вернусь поздно после бассейна поколочу грушу хочу потом полетать. Надо успокоиться. Довстречи. Вик.

Она шлепнула на 'отправить'.

Не прошло и минуты как ее телефон зазвонил. Виктория проверила, кто это. Эми. Да, вот это было быстро. Скорее всего, мама заставила сестру позвонить и выведать у нее подробности.

Немного поколебавшись, пока телефон звонил в руке, она ответила.

— Это мама велела тебе позвонить? — с ходу спросила Виктория.

— Нет конечно, — ответила Эми.

— И она с тобой в одной комнате? — надавила Виктория в ответ.

Повисла неловкая пауза.

— Нет, ну что за чепуха? Просто я твоя сестра, и хочу убедиться, что ты в порядке, — произнесла Эми после достаточно долгой паузы, что, вероятно, и означало, что мама совершенно точно находится в одной комнате с ней. Или, как минимум, заставила ее позвонить.

— Ну ладно. Ага, — она зажала мобильник между плечом и ухом, пока рылась в карманах в поисках ключа от шкафчика. — Ага... — Вики вздохнула. — Ага.

— Э-э? Ты просто повторяешь 'ага'?

— Ну, ага. Я буду в порядке, Эймс. Просто... Мне надо просто чуточку проветриться — хорошо? — так что я в спортзале. Передай маме, что я, наверное, вернусь через пару часиков, потому что собираюсь еще полетать. Мне надо подумать. О том, что делать и... о других вещах. Типа... ну да.

— Вы уже не в первый раз расстаетесь, — быстро отметила Эми. — Может быть, на этот раз тебе стоит оставить все как есть?

— Ага, но... не знаю. Я, когда успокоюсь... я... не знаю. Я вроде как выплеснула колу ему в лицо, потому что он сидел рядом с другой девушкой практически в обнимку, поэтому... типа... не знаю. Может, если он извинится... — она нашла ключ, и после нескольких попыток ей удалось правильно его вставить. — Так что вот. Со мной все будет в порядке. Просто надо немного побыть одной.

— Ну ладно, — с сомнением произнесла Эми. — Я лягу спать около одиннадцати, так что если вернешься раньше, мы можем поговорить.

— Ага, конечно. Говорю же, я немного в раздрае. Мне надо поработать в спортзале. Хех... поработать, чтобы проработать все случившееся. Поговорим попозже; а может, завтра.

— Конечно. Ну пока.

— Пока, — Виктория положила трубку и безучастно уставилась на шкафчики. Р-ррр. Боже мой. Тупой Дин. Ее глаза сфокусировались на содержимом ее шкафчика, и девушка улыбнулась. Здесь, в спортзале, она хранила свой маленький сюрприз. Она не могла держать его дома. Там было попросту небезопасно. Но это место открыто круглые сутки, и никто ничего не заподозрит, если она вернется домой вспотевшей. В конце концов, она ведь только что из спортзала.

Она достала свою — вторую — сумку из шкафчика и направилась в женскую раздевалку. Кто-то шумел водой в душе, но в остальном тут было пока пустынно. Ей следовало действовать быстро. Виктория осмотрелась; взгляд зацепился за смартфон. Она перевернула его камерой вниз. Потому что, если Паноптикум может захватить прибор с помощью правительственных кодов или чего-то там еще, не хотелось бы, чтобы она сейчас смотрела. Это было бы неловко.

Закончив, она посмотрела на себя в зеркало.

Ее обычный наряд для кейповских дел — ха! скорее, для модельных фотосессий и пиара, а не для того, что имело значение! — был белым и красивым. Она и правда отлично выглядела в тиаре, с плащом и в белом платье. И она, блин, тренировалась приземляться в плаще снова и снова, пока не начала выглядеть при этом совершенно шикарно. И еще узнала, с какой силой следует приземляться, чтобы раскололся тротуар.

Но на ней был сейчас не ее обычный наряд, далеко не обычный. Она работала над ним начиная с той первой миссии Паноптикум. Он должен был классно выглядеть, должен был хорошо маскировать, и быть таким, чтобы никто не смог ее распознать. Итак, прежде всего, практичный комплект из черных трико для йоги, длинной черной футболки с пояском, и симпатичных черных тяжелых ботинок, которые будут оставлять свои отпечатки на задницах преступников. Потому что она собирается пинать задницы, не спрашивая фамилий. Точно.

Она вроде как хотела бы еще и плащ, но плащи должны быть аккуратно подогнаны и сделаны так, чтобы отстегиваться, если зацепятся или кто-нибудь ухватится за них, а задохнуться ей хотелось бы меньше всего. Так что вместо плаща она подобрала себе черную кожаную куртку. Она могла бы тихо подлететь сзади и ударить своей аурой страха, а они не заметят ее, одетую во все черное... но все равно будут в ужасе. Предпоследним шагом стала черная шерстяная балаклава, скрывшая волосы. Среди летающих героев было не слишком-то много платиновых блондинок.

Но без маски, конечно, костюм не был бы завершен. И это должна быть правильная маска. Она обдумывала противогаз, потому что Паноптикум выглядела в нем очень профессионально, но ей не нужно было беспокоиться о том, что какой-нибудь газ пройдет сквозь ее силовое поле, так что... увы. И он может запотеть в полете. Так что взамен она отправилась шариться на рынок в чайнатауне.

Виктория взяла в руки маску. Она нашла там то, что искала. Теоретически, это была маска белого кота. Но пасть его была до жути клыкастой, а большие глаза обведены черным, что делало ее больше похожей на череп. Кошачий череп.

Это было так круто! Плохие парни с ума сойдут от страха, это точно. Разглядывая себя в зеркале в черном наряде, она убедилась, что выглядит совсем не так, как обычно. В этом-то и был весь смысл.

Она надела маску и восхищенно выдохнула. На нее уставилось чудовище с кошачьей мордой; белая, похожая на череп, морда на черном фоне выглядела жутко. Это было как избавление. Первый костюм, который она выбрала для себя только сама. Раньше-то у нее всегда были пиарщики, стоящие наготове, чтобы переделать все, что им не нравится. А этот костюм принадлежал ей, и больше никому.

Ей, конечно, не то чтобы совсем не нравился ее основной костюм. Он был потрясным. Но она не могла в нем быть потрясной сама. Это был лишь костюм, а не боевая форма. Нечто прелестное, надетое, чтбы принарядиться. А этот костюм не был нарядом. Ну, если честно, то пока еще был. Пока он выглядел лишь как костюм для Хэллоуина.

Теперь пришло время использовать его в настоящем деле. Сделать его настоящим.

Она сняла маску и балаклаву, засунула их под футболку и поднялась на верхний этаж. Пожарный выход был сломан, чтобы она могла потом открыть его снаружи. Вскоре она уже летела в ночном небе. С торжествующим криком она взмыла вверх, надежно позаботившись, однако, о том, чтобы не переходить звуковой барьер. На нее накричат, если она вызовет сверзвуковой удар над городом.

Но, несмотря ни на что, летать всегда было здорово. Это был тот же кайф, который она испытывала всякий раз, когда выходила за пределы человеческих возможностей. Применять свои силы было чертовски приятно. Это походило на кайф от физической тренировки — своего рода тренировкой это и было. И из всех ее сил полет был лучше всего, потому что при этом она все время была за пределами возможностей обычного человека.

Виктория лениво рассекала по небу на жалкой сотне миль в час. Что-то не в порядке, подумалось ей, и она рассмеялась. Конечно. Не было плаща. Все сделалось чуточку более обтекаемым, и в ушах теперь ничего не хлопало.

С этой высоты она могла разглядеть свой дом. Благородный Холм смотрел свысока на большую часть города, построенного на склонах, поднимающихся от мэнского побережья. К югу вдоль берега она видела вдали огни электростанции, а в море ярко светилась база СКП. Пока она туда смотрела, с базы взлетел вертолет; его пятнышко замерцало и стало невидимым, когда он включил маскировочные поля.

Теперь у нее было несколько часов до того, как к ней возникнут вопросы. Пора было найти какое-нибудь преступление и пресечь его. Под маской и балаклавой Виктория яростно усмехнулась в предвкушении. Дин не знал, что она втайне работает на правительство, и он не узнает, что она еще и свободный мститель. Было почти что жаль, что нельзя ему об этом рассказать. Просто чтобы понял, что она в нем не нуждается!

У нее ушло тридцать драгоценных минут, чтобы обнаружить что-то подходящее, даже после того, как она отправилась на поиски в Ормсвуд. Это был бедный район, но она держалась подальше от его сердца, кучи грузовых контейнеров, где когда-то был парк, а теперь жили беженцы — полиция плотно присматривала за этим местом. Вместо этого, стараясь оставаться незамеченной, она сосредоточилась на его окрестностях, где на каждой улице, казалось, был свой магазин крепких напитков и свой собственный ломбард, готовый взять у клиента золото за наличку. Женщины, одетые слишком легко, не по погоде, слонялись у перекрестков, стараясь держаться в тепле дверных проемов забегаловок или у решеток вентиляции, выбрасывавших нагретый воздух. Но она искала не таких, как они. Они тоже были жертвами. С другой стороны, их клиенты... да. Виктория приземлилась на крыше и поправила маску. На другой стороне улицы, рядом с ночным супермаркетом, стояла группа женщин — по-видимому, проституток.

Ей очень не хватает какого-нибудь дистанционного микрофона, чтобы подслушивать их разговоры, через какое-то время решила Виктория. Они ведь могут сейчас разговаривать о том, кто заставляет их этим заниматься!

Наконец одной из них позвонили, и она отделилась от группы. Больше от скуки, чем из подозрения, Виктория последовала за ней, перелетая с крыши на крышу, и высматривая ее ярко-красную юбку. После недолгой прогулки женщина дошла туда, куда направлялась. Толстяк, к которому она приблизилась, выдохнул клуб дыма, и яркий свет фонаря блеснул на его очках в толстой оправе. Куртка без рукавов открывала ночному воздуху вьющиеся, как плющ, по его рукам бандитские татуировки. Женщина подошла к нему, доставая деньги из кармана еще до того, как сказала хоть что-нибудь.

Она передала ему пачку банкнот. Пересчитав их, мужчина кивнул и протянул ей маленький пакетик. Женщина поспешно спрятала его и произнесла несколько слов, прежде чем развернуться и уйти.

Глаза Виктории сузились. Не сутенер. Это был ее дилер.

Неплохо. Прежде чем наркодилер успел набрать следующий номер, она взмыла в воздух. Она нечасто отрабатывала этот прием против реальных людей, но множество раз тренировалась на манекенах. При выполнении захвата с налету фишка в том, чтобы ошеломить противника с первого удара, тогда он не будет сопротивляться, когда ты его схватишь. Если упустишь его из-за того, что он вырывется, это твоя ошибка. И надо убедится, что не разобъешь ему голову в первый момент при столкновении, потому что травмы головы при падении — один из самых быстрых способов случайно убить кого-нибудь.

Виктория врезалась дилеру в спину и сбила с ног, обхватив рукой его голову, чтобы защитить ее. Дыхание вырвалось со свистом, когда удар вышиб из него дух, а она придавила всем весом, добавляя к нему силу своего полета. Мужчина не успел вздохнуть, прежде чем она обхватила его руками, поднатужилась и вместе с ним пропала в небе.

Меньше пяти секунд между ударом и взлетом, торжествующе подумала Виктория. Ну не хороша ли она?

Она приземлилась на крыше, и под ногами захрустел гравий. Задыхаясь, мужчина пытался закричать, но у него выходил лишь задушенный писк. Аура страха била по нему разрушительной волной, так что он лишь едва сопротивлялся, когда Виктория содрала с него куртку и порылась в карманах.

— Наркота, — презрительно бросила она, швырнув на землю пригоршню маленьких прозрачных пакетиков с этикетками, которыми были набиты карманы. Нагнувшись, она схватила дилера за лодыжки и подняла в воздух.

Не говоря ни слова, Виктория непринужденно подплыла к краю здания. Ее перевернутый пленник кричал и хныкал, умоляя и ругаясь попеременно, раскачиваясь в ее крепкой хватке. Должно быть, он весил вдвое больше Виктории, но она играла с ним, как с куклой.

— Отпусти меня, долбаная су...

— Заткнись, — рявкнула она. — Делай, что говорю, и тогда выпутаешься из этого!

— Блять, ять, блять! Ты кто вообще? Какого хера ты творишь? — у него был отчетливый нью-йоркский акцент, отметила Виктория.

— Заткнись, гад! Хочешь, чтобы я тебя отпустила? Я могу тебя отпустить. Я запросто могу тебя отпустить! Стоит лишь мне разжать руки, и... — она слегка ослабила хватку, и он с криком соскользнул ниже, — и ты упадешь. Ты этого хочешь? — понизив голос, спросила она.

— Нет! Нет, нет, нет! Прошу, не надо! — взмолился дилер. Темное пятно растеклось по его рубашке, когда он потерял контроль над мочевым пузырем. Виктория наморщила нос от отвращения.

— Точно? Ты бы тогда несколько секунд смотрел, как земля становится ближе и ближе, а потом... шмяк! И ты размазан кетчупом по всей дороге. Хочешь стать кетчупом?! Я могу тебя сделать кетчупом.

— Чего ты хочешь? Я... возьми деньги! Забирай все, что хочешь!

Виктория рассмеялась:

— Мне не нужны деньги. Я хочу информацию. Из какой ты банды? Кто твой поставщик? — она встряхивала его вверх-вниз при каждом вопросе. — И если ты соврешь, я вернусь и найду тебя. И сделаю кое-что похуже, чем сейчас! Ты хочешь этого? Хочешь?

— Нет! Нет! Я... я скажу! Скажу! Я хочу рассказать! — Он сглотнул, содрогаясь от ужаса в ее хватке. Отлично. Страх был ему к лицу. Такие люди заслужили то, что получали. — Что ты х-хк-хочешь узнать?

Он запел, как птичка. Оказалось, что он входит в банду Бруклинских Ребят, подтвердив ее подозрение, что он из Нью-Йорка, беженец. У банды была база над гриль-хаусом неподалеку от Ормсвуда, на 32-й улице, где старые улицы встречались с новым жильем для беженцев. Они получали кокаин от Купцов, которые, как он думал, имели контакты в Венесуэле, потому что всем известно, что у Купцов есть связи с военными, которые занимались импортом, но они не примкнули к Купцам, потому что не хотели платить взносы, но возможно, придется, потому что на них давят Железные Орлы, и у них какой-то новый мудак-покровитель, и так далее... И тому подобное. На самом деле, он еще долго продолжал болтать, уже после того, как она узнала все, что хотела.

Так что она бросила его валяться мешком на крыше и отправилась искать этот гриль-хаус. Разумеется, она забрала его куртку и телефон, чтобы он не смог избавиться от улик. Или же предупредить о ее приходе.

Ночью, с высоты, узоры света и тени над Броктон Бей были отчетливо видны. Как более освещенные районы — особенно вокруг набережной, где в небо били прожекторы и светились целые крыши — так и более темные. Под ней, в Ормсвуде, на некоторых улицах неоновых огней, которыми были выписаны названия марок пива, на некоторых улицах было больше, чем неразбитых фонарей. Вой полицейских сирен поднимался к небу, изредка перемежаясь звуками выстрелов.

Она нашла 32-ю улицу. Ее асфальт был границей, отделявщей старые здания Броктон Бей от новых, построенных наспех. Часто встречались скудно освещенные грузовые контейнеры, переоборудованные в жилье, старые, изношенные и ржавые, с облупившейся краской. Она смутно припомнила, что они предназначались для временного решения проблемы с беженцами, но спустя пять лет после разрушения Нью-Йорка они все еще стояли здесь. Она слышала шум и видела огоньки ночного рынка, прилавки и стенды которого были расставлены по узким улочкам, петляющим меж тесно составленными контейнерами.

По другой стороне улицы выстроились рестораны быстрого питания и ломбарды. Поискав, она обнаружила свою цель. Здания здесь были старые, построенные из узкого красного кирпича. Заглядывая в окна, она увидела, что два нижних этажа предназначались для посетителей, а на третьем была кухня. Проскользнув в промежутке между зданиями, она мягко приземлилась над целью. Банда, должно быть, занималась своими делами на двух верхних этажах. Она осторожно спустилась к окну, жалюзи на котором были закрыты, и прижалась ухом к стеклу. Послышался приглушенный звук мужских голосов, спорящих на повышенных тонах, на фоне громкой музыки. Стиснув зубы, она сосредоточилась на звуке голосов.

— Да в рот ебать! Мы не можем спустить им такое дерьмо! Они хотят отжать у нас магазин 'Си-Ви Спортс'. Блядь, они в сущности уже отжали его у нас! Мы их охраняем, но теперь они не платят! — орал молодой парень, чуть старше Виктории, как ей показалось. Его слова едва не цеплялись друг за друга, когда он нетерпеливо выкрикивал их. Скандалист, так она решила его называть.

— Я, бля, это знаю, — произнес мужчина с более низким голосом. 'Здоровяк'. У них обоих был заметный нью-йоркский акцент. — Я в курсе, что они взялись за нас.

— Ну, так с какого хуя ты ничего не делаешь, чтобы...

— Заткнись нахуй, — это было сказано спокойно, но Виктория услышала скрытую угрозу. — Ты кем себя нахуй возомнил, чтоб так со мной разговаривать?

На миг повисла тишина. А потом:

— Слушай, мне просто кажется — мы должны показать им, что нельзя на нас так наезжать, пап, — о, да, Скандалист сразу сдулся. Теперь он просто ныл. Здоровяк наверняка был опасным человеком, и к тому же, его отцом. Ну, опасным для нормальных людей. Она смогла бы надрать ему задницу, даже не вспотев.

— И мы им покажем. Но не все так просто.

— Ты не боишься Железных Орлов?

— Нет. Вовсе нет. Но у них больше подручных, чем у нас. И у них есть спонсор или какие-то связи. У них появился какой-то новый способ добывать бабло и кто-то, поставляющий им тинк. Или же они нашли себе собственного ручного технаря. Вот отчего они решили, что могут залупаться на нас.

— Постой. Откуда ты все это знаешь?

Здоровяк хохотнул:

— Оттуда, что у меня есть связи. Я знаю кое-кого, кто смог пробить это для меня. Она говорит, что Железные Орлы, Лезвия и Флаги теперь работают сообща. И они попробуют сожрать всех, кто держит территорию рядом с ними. Орлы продвигаются на юг, и мы у них на пути.

— Дерьмо. Это... это ебучий Цезарь? Орлы тоже работают на него?

— Точно. Ебучий Цезарь. Долбаный козел. У него есть бабки, паралюди и куча прихвостней. Он хочет стать новым Маркизом. Лучше-б кто-нибудь пообломал ему рога, и поскорее, пока он не привлек внимание федералов по-крупному.

— Что мы будем делать?

Виктория еще теснее прижалась к стеклу. Это было важно.

— Я веду переговоры с Купцами, — сказал Здоровяк. — С тех пор, как копы убили Косаря, у них нет банды в нашем районе. Если мы заключим с ними сделку как надо, то сможем позвать их на помощь против паралюдей Цезаря, и раз уж мы все равно закупаемся у них... если подпишемся с ними, то получим расценки получше.

— Да уж... ага. Это может сработать. Да уж... — Судя по голосу, Скандалист подошел поближе. — Я... я знал, что у тебя есть план.

— Вот поэтому я и босс, — сказал Здоровяк. — Я разбираюсь в таком дерьме. Надо обдумать стратегию. Если мы банда Купцов, то их паралюди на нашей стороне. И конечно, они будут брать с нас долю, зато мы получим снэп, крэк и шипучку дешевле, если подпишемся. Может быть даже, так на так и выйдет, точно же?

Летающая девушка нахмурилась снаружи. Она была уверена, что услышала названия наркоты. В школе с ними говорили про 'снэп', недавно появившийся новый опасный наркотик, которому надо было Просто Сказать Нет. А 'крэком' в бандах называли курительный кокаин, так что она всерьез сомневалась, что 'шипучка' это газировка. Она посмотрела на часы. Пожалуй, ей надо было быть дома уже через час. Хватит ли времени, чтобы повязать этих парней и успеть вернуться в спортзал прежде, чем мама учинит что-нибудь типа прочесывания с воздуха, чтобы выяснить, куда она пропала?

Она ухмыльнулась. Да, точно. Времени хватит.

С другой стороны здания, через три окна от комнаты, где разговаривали мужчины, была пожарная лестница. От мусорных баков внизу разносилась вонь гниющего мяса и овощей. Она осторожно потрогала металлическую раму и, положила руки на дверь, толкнув ее. Заперта. И открывается наружу. Чтобы ее открыть, придется сломать петли, а металлический каркас выглядел прочным, даже при том, что потеки ржавчины от него заляпали деревянную отделку вокруг.

Поэтому она постучала, с силой замолотив по двери. Подождав, постучала снова. Есть! С той стороны она услышала шаги. Отлетелв немного назад, она приготовилась действовать, когда дверь распахнется.

Легкое движение, которое он собирался сделать, переросло в гораздо более размашистое, когда дверь широко распахнулась, утянув его за собой. Он завалился вперед, с воплем растянувшись на пожарной лестнице. От открытой двери растекалось пятно света; подняв глаза, он увидел темную фигуру в белой фарфоровой маске кота. Затем его вздернули на ноги, зажав ему рот рукой, чтобы он не смог и пикнуть. Его брючный ремень порвался, когда незнакомец сорвал его, кобуру и все остальное, с лязгом бросив на пол. Ярко полыхнула боль, когда его ударили об стену, вышибив весь воздух из легких. Он почувствовал вкус крови из прокушенной губы.

Незнакомец был силен — очень силен! Кем бы этот клятый парачеловек ни был, он обращался с ним как с ребенком, хоть он и пытался отбиваться. Затуманенным взором он увидел, как тот что-то делает с дверью, а потом они вдруг оказались за перилами и рухнули, как кирпич, с четвертого этажа. Каким-то образом он еще был жив, там, внизу. А затем его подняли за шиворот и забросили в мусорный бак.

Там он сумел закричать, но металл заглушал его голос. Хуже того, содержимое бака попало ему в рот.

— Криминальный отброс, — с ухмылкой сказала мусорному баку Виктория и улетела. Этот тип оказался старше, чем она думала, с сединой на висках и заметными морщинами на лице. Его пистолет удерживал пожарную дверь открытой, и она осторожно прошла через проем. Хотелось бы надеяться — они решат, что шум, производимый мужиком в мусорном баке, издают кошки, копаясь в мусоре в поисках еды — но ей нужно было двигаться.

Она выглянула из-за угла. Двое мужчин выходили из комнаты. Но не из той, где были Здоровяк и Скандалист. Здоровенные: наверно, накачали мышцы стероидами, может быть даже какими-нибуд нелегальными, технарского производства. Они носили белые майки и слишком много украшений. Оба вооружены. И оба немолоды — они выглядели примерно на тот же возраст, что и ее папа, и даже у более худого было заметное брюшко.

— Чувак, че там Шон так долго?

Она может одолеть их.

Первым броском она врезалась в живот более толстого, заставив его сложиться пополам. Второго она схватила за плечи и впечатала в тонкую стену, оставив дыру в гипсокартоне, повалила его на пол, перевернула и выхватила пистолет у него из кармана. С треском пластика и скрежетом металла, она раздавила оружие рукой. Отшвырнув бесполезные смятые обломки, она сломала ему руку и отбросила прочь, обрушившись на хрипящего толстяка, вновь выбивая у него весь воздух из легких. Его пистолет она тоже раздавила, а потом швырнула гангстера сквозь стену на другой стороне коридора. На этот раз в стене попалась водопроводная труба. Дешевый металл треснул по шву, и струя ледяной воды забила поперек коридора. Светильники у нее над головой погасли.

Распахнулась дверь — та самая, за которой были Скандалист и Здоровяк. Из двух афромериканцев, выбежавших из нее, один был шести футов ростом, так что, по-видимому, это и был Здоровяк. У него были седые волосы и короткая бородка. Пистолет в его руке был направлен на нее, так что она решительно бросилась вперед. Он сделал лишь один выстрел, прошедший мимо — так что даже ее щит не пригодился — а потом она врезала ему по ногам. Он рухнул, как мешок с картошкой, при этом что-то щелкнуло, и Виктория подумала, что он, наверное, что-то сломал.

Теперь остался только Скандалист. Кажется, она недооценила его возраст по голосу, но ему все равно не могло быть больше двадцати. Он был посветлее отца, и в лучшей форме, его обнаженные руки покрывали извивающиеся татуировки. И судя по тому, как он смотрел на нее, он был до смерти напуган. На самом деле, ничего удивительного. Она била по нему своей аурой страха, и он так дрожал, что даже уронил пистолет.

Она медленно подошла к нему, осторожно выверяя каждый шаг. Позади зашипела труба, как будто ливень начался посреди коридора.

— Я могу сломать тебе обе руки, — ласково произнесла она, подойдя к Здоровяку, и перевернула его ногой. Дыхание у того было хриплым и полузадушенным, а когда его вес пришелся на правую руку, он закричал. Да, значит рука была сломана. Ну, он действительно был здоровенным. Когда весь этот вес обрушился на его руку, трудно было ожидать хорошего исхода.

— Ты, ебаная суч... — начал Здоровяк.

Она жестко пнула его ногой по сломанной руке, и он задохнулся, не закончив фразы. И вообще, выглядело так, как будто он потерял сознание от боли. Наклонившись, он подобрала пистолет — он походил на пушку, которую мог бы носить ковбой — и загнула ствол в обратную сторону. Она постаралась, чтобы Скандалист увидел каждое мгновение, от начала до конца.

— Хочешь, чтоб это была твоя шея? — поинтересовалась она.

— Н-нет, — выдавил он. Вода из разбитой трубы текла по его лицу, смешиваясь со слезами.

— Скажи, где наркотики.

— Я... я... — его взгляд метнулся на одну из дверей. — Я... ничего не скажу... и...

Хм. Смелее, чем она раньше думала. Она схватила его за руку.

— Говори, — сказала она, выгибая его палец в обратную сторону.

— Они в той комнате! Вон в той!

— В какой именно?

— Там! В кладовке! — он обмочился, как и тот мужик на крыше. Его зрачки были узкими, как булавочные головки.

Виктория потащила его за руку к двери, на которую он указал, и двинула по ней тяжелым ботинком. Дверь из сплошной доски вылетела вместе с замком и с большей частью дверного косяка. Это была служебная кладовка. То есть, была ей когда-то. Теперь она была набита пластиковыми банками, полными таблеток, и запечатанными свертками с этикетками в бумажных пакетах, и химическими реактивами, которые выглядели так, как будто были взяты прямо из школьной лаборатории. Она проверила этикетки. На некоторых были лишь безумные химические названия, но на некоторых бутылочках было написано '50 СНЭП'. Должно быть, это означало количество таблеток в пузырьке. Все помещение пропахло химикатами.

Оскалившись, она оторвала полку от стены, рассыпав содержимое по полу. Схватив Скандалиста за воротник, она протащила его мимо всех дверей, вышибая их, пока он хрипел и отплевывался. С третьей попытки она нашла комнату, где они готовливали товар к продаже, там были установлены дополнительные кондиционеры и вытяжной шкаф.

— У тебя есть сотовый? — рявкнула она на Скандалиста.

— Д-да, — прохрипел тот.

Она швырнула его на пол.

— Вот что ты теперь сделаешь, — сказала она. — Достанешь свой телефон. Позвонишь 911. Признаешься в том, чем вы тут занимались. А я буду смотреть за тобой. Если соврешь, сломаю тебе руку. Скажешь им обо мне, и я сломаю тебе руку. Все ясно?

Он закивал так быстро, что казалось, его голова вот-вот отвалится.

— И лучше бы тебе уйти из банды, — сказала она, — после этого. Иначе я приду и разыщу тебя. — Она наклонилась к его лицу. — Ясно?

* * *

Мигалки полицейских машин окрашивали улицу в контрастныме цвета. Кружа по небу, Виктория с удовлетворением наблюдала за этим.

Очень хорошо. Она прождала немного дольше, чем планировала, но ей хотелось убедиться, что полиция приедет вовремя, и никто из преступников не сбежит.

Теперь же? Теперь работа здесь закончена, с гордостью подумала она.

Десять минут спустя она приземлилась в спортзале. Она завернула маску в балаклаву, и после этого выглядела так, как будто лишь упражнялась. Не считая только ботинок. Вот черт.

Но даже эта мысль не могла усмирить ликующей радости, кипящей в глубине ее души. Было так приятно использовать силы для настоящего, правильного дела. Так чудесно! Это походило на кайф после тренировки, только гораздо, гораздо сильнее. Она обезвредила наркодилера, а потом уничтожила целую банду, и за ними приехали копы, и она знала — это все из-за нее! Такое никому больше не под силу! Копы, небось, потратили бы целую вечность, пытаясь сделать то, что она провернула лишь за одну ночь! И все гады отправятся в тюрьму и больше не будут продавать людям наркотики, и возможно, те бедные женщины, которым пришлось заниматься проституцией из-за зависимости, смогут бросить это занятие теперь, когда у них больше нет поставщика!

Она сделала мир лучше — своей бесподобной крутизной!

Быстренько переодевшись и приняв душ, она проверила телефон. Мама звонила ей дважды.

'Уже иду', — быстро набрала она в ответ. — 'Чувствую лучше. Сотик был в шкафчике. Поговорим дома.'

В животе у нее похолодело, омрачив, но вовсе не погасив ее ликующую радость. Наверное, мама просто беспокоилась о том, что она сотворила какую-нибудь глупость после того, как ее бросили. Ха! Тут не о чем беспокоиться.

— Счастливо, Джейн, — сказала она на прощание женщине за стойкой. — Огромное спасибо за разговор. Это... кажется, мне помогло. За мной должок. После тренировки я... по-моему, мне стало лучше.

— Да не вопрос, — добродушно ответила та, широко улыбнувшись. — Просто не забудь сделать это для какой-нибудь девушки, когда станешь старше, ладно?

— Договорились, — ответила Виктория с улыбкой. Джейн была приятным собеседником. — Девочки должны держаться вместе.

— Все верно.

Виктория сразу отправилась домой, приземлившись прямо перед входной дверью. Она сделала глубокий вдох. Ну что ж, пора было встретиться с матерью. Хотелось надеяться, что будут лишь унизительные попытки утешить дочь после расставания, без упоминаний о действиях каких-нибудь независимых мстителей. Она помассировала виски. Нельзя было выглядеть слишком счастливой.

Мама ничего не заподозрила. Все прошло без проблем, и после объятий и горячего шоколада с зефирками, Виктория поднялась наверх, чтобы принять горячую ванну.

— Я тебе говорила уже, — заметила сестра. — Не возвращайся к нему лишь потому, что он извинился.

— Ой, заткнись, Эймс, — лениво протянула Виктория, обдумывая дальнейшие свои планы. Надо будет это когда-нибудь повторить.

— Я серьезно! По телефону твой голос звучал так, будто тебе плохо!

— Теперь мне лучше. Пока я тренировалась, у меня было время все обдумать. Я послушаю, что он скажет. И посмотрю, что он будет делать. — Потому что Дин, черт возьми, должен был, по меньшей мере, хотя бы принести извинения.

— Хфмп.

— Хочешь что-то сказать, Эми?

— О нет, конечно нет. Как я могу посметь что-нибудь тебе посоветовать? Ты же всегда лучше знаешь.

Виктория вздохнула. Ну отлично. Теперь сестра начала пассивно-агрессивно нападать. Буэ. Не было никаких шансов заручиться ее помощью. Она была слишком уж правильной. Конечно, Эми могла бы быть очень полезна... но она обязательно расскажет маме, что Виктория пошла и в одиночку уничтожила целую банду. У нее не было выбора, придется держать Эми подальше от этой стороны своей жизни.

— Ну, с тобой просто невозможно разговаривать, когда ты такая, — пожала плечами Виктория. — Тебе нужна ванная, чтобы почистить зубы или еще чего-нибудь? Потому что ты должна это сделать до того, как я пойду отмокать.

Эми вздохнула.

— Оставь мне воды в нагревателе, когда закончишь, хор? Мне тоже надо принять ванну. У меня голова раскалывается после больницы.

О! Теперь все стало понятно. Пока Виктория на улице была абсолютно потрясной и боролась с преступностью, Эми должна была заниматься больными людьми в госпитале. Что, конечно, тоже было совершенно потрясно. Она, наверное, и сама была не слишком-то рада, когда мама позвонила и попросила узнать, как там сестра.

— Ладно, ладно, — сказала она, мягко обняв сестренку. — Без проблем. Я понимаю. Но это же входит в жизнь супергероя, так ведь?

АРКА 4 — Маски

Глава 4.01

— Бог... — бесцветным голосом, полувопросительно, повторила я вслед за Кирсти, и пристально глянула на нее, пытаясь понять, всерьез ли та говорит.

Она безмятежно смотрела на меня в ответ, ее покрасневшие глаза лучились искренностью. Маленькая фигурка ангела над нашими головами испускала мягкое золотистое сияние, совсем не похожее на блеклый свет лампочки.

— Да, — ответила Кирсти. — Он начал говорить со мной, еще когда я была маленькой. А потом, когда я подросла, он показал мне небеса, — она по-прежнему чуть улыбалась своей смутной, неуверенной улыбкой. — Он Бог; я люблю его.

Охо-хо. Я даже не знала, как мне на это реагировать. После долгой минуты молчания я решилась сказать:

— Ясно.

— Да, — серьезно кивнула Кирсти, — ты понимаешь. Бог говорит, что он и тебя избрал. Иногда он посылает мне со... сообщения. Он рассказывает мне о чем-нибудь и предупреждает о плохих вещах, которые могут случиться, и что делать, чтобы произошло что-нибудь хорошее. Вот откуда я узнала, что ты вернешься, — она подалась вперед, скрестив по-турецки ноги. Даже в золотом сиянии ее кожа смотрелась восковой и бледной, а виски чуть поблескивали от пота. Ногти были обгрызены, а на пальцах и запястьях были шрамы. Не на внутренней стороне запястий, а на внешней; и, по-моему, она не сама себе их нанесла. — Бог никогда меня не обманывает. Просто я иногд-да недостаточно сильна, чтобы сделать то, что он хочет. Н-но я всегда стараюсь сделать все, что в моих силах!

Что сказать тому, кто начинает нести такое? Вера... ну, для меня это было малость сложновато, окей? Мама никогда не веровала. Папа был верующим, но не из тех, кто серьезно задумывается над этим, — правоверный католик, который просто воспринимает все это как должное. Мы ходили в церковь — только мы с ним — так что это было нашим особым временем, которое мы проводили вместе. Потом, после маминой смерти, мы просто... перестали. Он остался дома в воскресенье после похорон, и неделю спустя тоже. Он просто... отдалился, и мы перестали ходить в церковь. Возможно, оттого, что там было ее надгробие. Он все еще ходил туда иногда, сам по себе, но это бывало лишь изредка, и происходило скорее механически. Мы никогда это не обсуждали, но я подозревала, что мама не хотела бы, чтобы ее похоронили там.

Так что я испытывала смешанные чувства. Думаю, было бы здорово, существуй на самом деле любящий Бог, который наказывал бы виновных и помогал людям. В этой истории с Губителями нам не помешал бы кто-нибудь на нашей стороне. И как только он действительно сделает что-нибудь, чтобы помочь, я буду более чем готова снова ходить в церковь. Но я продолжала молиться, когда началась травля. Просто это не помогло. Наверное, если бы мне пришлось заполнять анкету переписи населения, я была бы католичкой. Я хочу верить в Бога. Я просто не уверена, что верю в него.

Но даже когда я была помладше, Бог не разговаривал со мной. Он был далекой, абстрактной фигурой. Церковь была просто одной из обязанностей, которой я занималась с папой, когда мы ходили в причудливое здание и слушали, как люди разговаривали, пели песни и слушали библейские истории. Никто из моих знакомых не не говорил о Боге с такой полной убежденностью, как Кирсти.

— Мм-м, — сказала я.

— Я видела, как твои херувимы искали меня, — ее ноги подергивались от нервного напряжения, и она крепко обхватила себя руками. — Бог рассказал мне, давным-давно рассказал, как вернуть ангелов к его свету. Так что я сказала твоим ангелам вернуться к тебе, не отыскав меня. А вчера он... — она потянулась под подушку и вытащила обрывок бумаги. — Смотри! — сказала она, с внезапной уверенностью поймав мой взгляд.

Я посмотрела. Это оказалось объявление, выдранное из одной из тех газет, которые сюда доставляли.

НАЧИНАЯ С ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ

ПОШИВ* ДЛЯ ВАС ПО ДОСТУПНЫМ ЦЕНАМ

В ДОМЕ ТКАНИ ГЕРБЕРТА

ТОРОПИТЕСЬ!

*Tailoring; не думаю, что кто-то из вас не знает, что 'тейлор' это 'портной'.

— Так Бог сообщил мне, что ты придешь, — сказала она. — Там написано, что ты вернешься. И ты вернулась.

Э-э. Хм. Это было... газетное объявление. Нельзя просто сказать 'там написано' про объявление. И там, конечно, говорится о 'пошиве', но... слушайте, моя фамилия не 'Герберт', что бы там ни думали новые учителя. Я взглянула на бумажку в Другом Месте. Она была опаленной и обгорелой, но на ней не было никакого секретного послания вроде КстаТЕ гаваря ТЕЙлор ВИРнЕЦА или как там еще Другое Место могло бы это сказать. Там была совершенно нормальная просьба: ПОжалуста КУпите нАШу ОДежДу наМ НужнЫ денги.

— Итак. Ты видишь... то, что... не существует? — спросила я.

— Нет, — спокойно ответила Кирсти. — Я вижу то, что есть самом деле. То, что могут увидеть лишь те, кого благословил Бог. Вроде меня. И тебя, — она сложила руки перед собой в почти молитвенном жесте. — Ты тоже можешь видеть небеса. Или не можешь?

— Небеса? Ты... имеешь в виду Другое Место?

Кирсти кивнула.

— Ты вновь открываешь глаза и видишь совершенный мир, сотворенный Богом, — сказала она. Теперь она не заикалась, и ее слезящиеся глаза не фокусировались на мне. Она пялилась прямо сквозь меня на что-то еще, в тысяче ярдов отсюда. — Мир, в котором нет обмана. Это Небеса. Когда-то у нас был Эдем, но теперь он утрачен. Отныне Избранными являются лишь те, кого отметил Бог. Мы знаем Эдем.

Я потеряла дар речи. Другое Место не было небесами. Вовсе не было. Действительно, там не было никакого обмана, но казалось, что оно молчаливо наслаждается, вскрывая людей и выставляя напоказ все их маленькие грязные секреты. Кирсти явно была не в себе, но, что более важно, подумала я, сырое Другое Место покрылось подпалинами, когда вмешалась она. Мы вообще одно и то же место видим?

— Как выглядят небеса для тебя? — спросила я как можно мягче. Я не хотела ее напугать. Я не была уверена, что сумею еще раз заставить ее успокоиться. Если я ошибусь, то упущу Фобию, которая вырвется на свободу, раздутая и откормленная всем ее неистовым, пойманным в ловушку, ужасом.

Она одарила меня лучезарной улыбкой, и шрамы на ее лице сморщились.

— Небеса наполнены благодатью, — она подтянула одно колено к груди, поставив на него подбородок. — Любовь ярче солнца. Она повсюду. Дым нашептывает мне, рассказывает кое-что. Я пыталась объяснить людям, как мир п-пылает от любви божьей, но мне никто не верит. Они говорят, я сумасшедшая. Я перестала пытаться ув-верить их, что это не так, — в ее глазах застыло странное выражение. — Обидно, что они мне не поверили.

Я прислонилась спиной к стене, сложив руки на груди. Все было иначе. Мне нужно было о многом подумать. Тем не менее, не думаю, что она была в здравом уме. Я, конечно, и сама решила, что схожу с ума, когда начали раскрываться мои силы, но она-то думала, что с ней разговаривает Бог. Я старалась не хмуриться, думая о странных надписях в Другом Месте. Будь я религиозной, я бы тоже решила, что Бог разговаривает со мной. Или, хуже того, Дьявол. Она определенно жила в мире, окруженном пламенем и дымом.

Так что, ради своего изодранного в клочья рассудка, она решила, что это Бог разговаривает с ней, и что огонь — это священное пламя. Полагаю, лучше уж так, чем думать, что она оказалась в аду. Хотя... почему я не видела все это, когда была тут в прошлый раз? Это потому, что я тогда еще не привыкла к своим способностям? Другое Место, похоже, делилось на слои, каждый из которых скрывал разные вещи, пока не обдерешь их, как старые обои. Сколь многое еще скрывалось под тем, что я могла увидеть? Это был совсем не успокаивающий вопрос...

— Так, — сказала я, — а эти S-I-X? Раньше... раньше ты очень испугалась, когда я заговорила об этом. Они связаны с... — я попыталась перевести это в ее понятия, так, чтобы ее не взбаламутить, — с Дьяволом?

Кирсти сглотнула.

— Это были очень п-плохие люди, — тихо проговорила она, отведя от меня взгляд. — Поначалу они не были плохими, но демоны проникли к ним в головы, и с-сыграли на всех их плохих качествах, — она взглянула на меня, а потом опять в сторону. — В один ужасный день они послушали Дьявола, и теперь говорят его словами. Они попали в ад, где все холодное, черное и темное.

— Разве... в аду не должно быть, типа, жарко? — не смогла удержаться я.

К счастью, она не приняла это близко к сердцу.

— Мне так говорили в церкви, когда я была маленькой, но Бог сказал, что они не правы, — кивнула Кирсти, — Бог говорит, что Ад — это небытие. Он за пределами его л-любви. 'В начале сотворил Бог небо и землю, земля же была безвидна и пуста'. Таков ад — бытие без Бога. Или, быть может, небытие. Не думаю, что можно реально существовать, если Бог тебя не любит, — она улыбнулась. — Хотелось бы мне быть такой же доброй, как Бог. Он люб-бит даже очень плохих людей. Я... я же слишком порочна, чтобы любить плохих людей. Я просто хочу, чтобы они умерли. Плохие люди вроде... людей S-I-X. Они берут землю божью и превращают ее в скотобойню. Они х-хотят затопить океаны кровью, — она сглотнула. — Я им не п-позволю.

— И ты говоришь, Бог сказал тебе, что... демоны захватили тех людей S-I-X, и теперь они... в аду? — спросила я. Это было не то, что мне хотелось услышать.

И вновь она, казалось, глубоко задумалась.

— Ну, н-нет, — сказала она, нахмурив брови. — Бог мне этого не говорил, — в ее глазах появился необычный стальной блеск. — Но никто, в ком еще осталось добро, и кто м-может быть спасен, не станет творить то, что делают они. Только люди, которые слушают демонов, делают такие вещи.

Ладно, это была уже опасная территория. Страх перед S-I-X, кем бы они ни были, как раз и делал ее невменяемой; сейчас она была такой адекватной, лишь потому, что я извлекла ее слепой ужас... но даже так, в своем уме, она чувствовала, что может говорить от имени Бога. В углу задергалась Фобия, и я решила увести разговор в сторону.

— Ты в курсе, что твоя больничная карточка... странная? — попробовала я сменить тему. — Типа, что здесь вообще о тебе знают? Они не знают всего, что должны знать, — я попыталась мыслить как она. — Это Бог тебя прячет?

— Да, — она сглотнула. — Он позаботился, чтобы никто не задавал вопросов, зачем я здесь. П-поэтому ангелы оберегают меня и не дают остаться без крыши над головой. Я не так сильна, как Мария, не думаю, что для меня найдется хлев. Тут больше нет скота, так что и хлевов нет.

Хм. Верно.

— Так что... это из-за тебя выцвела бумага? Ты отправила ангела сделать это?

— Нет, нет, — на ее лице промелькнула досада. Я впервые заметила, чтобы она проявляла такие эмоции. — Бог! — вот, кто это делает. Не я. Он заботится обо мне, потому что я верую в него, — на этом ее раздражение прошло, и она вновь улыбнулась. — Думаю, ты могла бы поступить так же, если тебя тошнит от грехов этого мира. Ты могла бы переехать жить ко мне.

Пришлось очень постараться, чтобы удержать выражение лица. В рейтинге людей, с которыми я никогда не хотела бы жить, делить комнату с чокнутой религиозной девицей, которая пряталась в психушке, было лишь самую чуточку ниже, чем ночевка на диване у Софии.

— Сколько тебе лет? — спросила я у нее.

— Мне двадцать девять, — смущенно моргнув, ответила Кирсти. — А что?

— Чего? — это было так неожиданно, что я совершенно сбилась с мысли. Она выглядела... ну, вообще-то, она выглядела моложе меня. Я, конечно, выгляжу старше своего возраста, но ей бы я не дала больше шестнадцати или семнадцати. А ей оказалось почти тридцать...

— По мне не ск-кажешь, но я здесь с тех пор, как мне исполнилось семнадцать. Я давно уже здесь живу.

Я потерла виски. Окей, ладно.

— Значит... ты не стареешь?

— Я старею, — возразила она. — Но ангелы помнят меня такой, как я была, когда они впервые меня встретили. Когда на меня нисходит свет Божий, я становлюсь такой же, как тогда, — ее плечи резко опустились. — Я очень д-долго выглядела на четырнадцать. Такова воля божья, но... — ее голос смягчился, — мне часто хотелось бы, чтобы он сделал иной выбор. Грех Евы тяжел для меня.

— М-гм.

— Я не хочу быть, как Мафусаил, но ангелы говорят, что я должна быть такой. Я не понимаю, зачем, но он говорит, что т-так надо, а я не должна искушать Господа.

Ладно. Кирсти не желала всерьез принимать ответственность ни за одно проявление своих сил. И это начинало не на шутку действовать мне на нервы. Могу поспорить, она даже не пыталась расширить пределы того, о чем она могла попросить своих ангелов. Если она вообще когда-нибудь просила их о чем-то. Потерев руки и глянув в окно на серое небо, я попыталась понять, в какую сторону можно направить разговор дальше.

— Бог не отправил бы тебя ко мне, будь ты на службе у б-безбожных людей, которые правят Америкой, — ни с того ни с сего уверила меня Кирсти.

— Э-э... — я запнулась, пытаясь расшифровать это на основе того, что я знала из ее представлений о мире. — Ты... об СКП? Потому что, нет, я им ничего не рассказала.

Она кивнула.

— Они не следуют божьим законам. Они служат лишь себе.

Ну, да. Отделение церкви от государства существует, вообще-то, не зря, правильно?

И тут мне в голову пришла мысль:

— Погоди. Ты имеешь в виду серых людей? Те, кто... они расследовали насчет S-I... того места, о котором я тебе говорила. Они покрыли там все черными надписями и... у них на руках было... черное масло?

— Ты тоже их встречала, — печально сказала Кирсти. — У серых людей нет души. Они лишь глина, какой был Адам до того, как Бог наделил его душой. Совы предводительствуют ими.

— У них есть больше, чем одна леди-птица? — переспросила я в шоке. Я ведь даже не упоминала о ней при Кирсти.

— Я не видела леди-птицу. Но у них были два человека, у которых были души, и они слушали птиц. А серые люди делали, как они велели. Они отправили меня в первую лечебницу, но не забывали обо мне, пока про меня не забыли в больнице, и не отдали мою комнату другой девушке. Я попыталась вернуться домой, но там для меня больше не было места, и даже наша церковь пропала. Серые люд-ди снесли ее и построили новую, и никто там больше не помнил меня.

Я прочистила горло, отчаянно пытаясь придумать, что бы еще сказать, но в голову не приходило ничего, кроме пробелов.

— То было время моих скитаний в г-глуши, — продолжила она, будто читая книгу. — Ангелы согревали меня и указывали мне путь; скрывали меня от очей, искавших меня. Я пряталась, и смотрела, и ждала, пока Бог не сказал, что я достаточно страдала, и не послал меня в это место. Он сказал мне, что в свое время ко мне придет некто. Ты и есть этот человек, — в ее глазах застыло страдание. Я не могла сказать ей 'нет'.

— Должно быть, это я и есть. Это... неожиданно, — выговорила я наконец. — Сама-то я решила, что схожу с ума, когда начала видеть Другое Место.

Кирсти мягко улыбнулась.

— Бог знал, что тебя сочтут безумной, — утешила меня она. — Он б-был так милостив, что послал тебя ко мне. Спасибо, что ты п-пришла. Я... я усомнилась в нем, — казалось, это признание причинило ей боль; она опустила глаза, сосредоточенно уставившись на покрывало, а ее заикание вернулось в полную силу. — Я здесь уже т-так долго. Его б-благодать скрывает меня ото всех, но т-так одиноко, когда никто не п-помнит тебя как следует. А когда они все-таки вспоминают, то г-говорят, что у меня не все в п-порядке с головой, — она бросила взгляд на меня, и вновь отвернулась, как будто устыдившись. — Иногда, в трудные времена, я... я думала, что они, может быть, правы. Когда ангелы ускользают, и вещи горят там, где не надо. Лишь вера д-держит их под контролем. Мне д-д-должно почитать Бога, иначе он заберет их у меня.

— Вот как? — спросила я. — Эм... Я выяснила, что... э-э, я не могу позволить эмоциям, которые олицетворяют мои ангелы, взять верх.

Строго говоря, не все они были ангелами, но я подумала, что придерживаться лексикона Кирсти будет безопаснее. У меня не было никаких проблем ни с ангелами, ни с херувимами. Они были очень надежными. А вот мои воплощения эмоций, да, они сопротивлялись.

Кирсти с неожиданной быстротой протянула руки, сжав мои ладони в своих. Ее кожа была мягкой, как у младенца, несмотря на шрамы, заметила я с удивлением, а ее хватка оказалась неожиданно сильной. У меня не было уверенности, что из нее будет легко вырваться. Она могла выглядеть мягкой и вялой, но под этим скрывались поразительно развитые мышцы.

— Но теперь ты здесь. В точности, как обещал Бог, — убежденно сказала она.

— Это ведь хорошо, так? — спросила я.

— Да. У меня давно не было друзей, — сказала она. — С детства. Еще до т-того, как она продала свою душу, мама не хотела, чтобы я играла с другими детьми. Я могла играть с ними лишь по воскресеньям, после церкви.

Разговаривать с ней было непросто; даже сейчас мне приходилось в какой-то степени заниматься переводом. Проблема в том, что разговор с Кирсти, как выяснилось, напоминал отдирание корочек со ссадины. Даже зная, что тебе не понравится результат, все равно трудно было удержаться от искушения ковырнуть поглубже.

— Ты говоришь, она 'продала душу'? — заговорила я вопреки тому, что очень-очень не хотела развивать эту тему.

Кирсти обхватила руками коленки и одарила меня еще одной неуверенной, дрожащей улыбкой, исказившей шрамы на ее лице. Но глаза ее не улыбались.

— Она причиняла мне боль. Много боли, — сказала она. — Потому что демоны пожрали ее изнутри. Она говорила, что это я виновата в том, что ей приходится так поступать, но это был обман. Она говорила, что Бог велит ей делать это, н-но Бог сказал мне, что она врет, и что он любит меня, даже если она меня не любит, и еще, еще он никогда не разговаривал с ней. Он показал мне Небеса. А потом ангелы все исправили.

— Они... они исправили, да? — на ум мне пришли картинки того, как мои ангелы могли бы 'все исправить'.

— Да, — ответила она с безмятежной улыбкой. И на этот раз ее глаза тоже улыбались. — Они все исправили. Это было самое прекрасное, что я видела в жизни!

* * *

У меня было о чем подумать, пока мы с Сэм возвращались к машине. Многое, что нужно было как следует обдумать, и многое, о чем надо было изо всех сил постараться не думать. Когда я наконец ушла от Кирсти, то могла лишь молча сидеть за столиком, изо всех сил стараясь выглядеть заинтересованной, пока другие две девушки разговаривали между собой. Сомневаюсь, что у меня это получалось достаточно убедительно.

Вечернее солнце светило нам в спины, когда мы возвращались в город, покидая леса и въезжая в городские дебри. Расцвеченные неоновыми огнями громады загородных моллов, а также заброшенные склады, превратившиеся в трущобы, образовывали незримые городские ворота. Пока нас не было, шофер включил радио погромче, и сейчас какой-то политический клоун выкрикивал:

— Конечно, истеблишмент говорит вам, что это 'гуманитарный' вопрос. Что эти люди 'нуждались' в помощи. Что это был 'правильный поступок'. Скорее, 'правильный' для этих воротил! Все это время они сидели и потирали ручки, зная, что получают дешевую рабочую силу. Вы знаете, сколько джапов запрудили Америку? Десять миллионов! Эти так называемые 'беженцы' эксплуатируют нас — поощряемые, я мог бы добавить, ООН и продажными либералами в 'Крупном Бизнесе' и в Вашинг...

— Ой, да выруби уже это дерьмо, — устало велела шоферу Сэм. Она повернулась ко мне. — Честное слово, — сказала она, понизив голос, — по-моему, это ужасно, когда люди говорят такие вещи. Они просто наживаются на дураках...

— Ум-мгм, — я все еще думала о Кирсти.

— Они хотят, чтобы народ злился на иммигрантов, пока они зарабатывают денежки на порожденной ими ненависти. Меня буквально тошнит от этого.

Сэм говорила таким тоном, как будто ни капельки не сомневалась, что я с ней соглашусь. Ее слова оказались немного неожиданными — ведь у нее были богатые родители, и она везде ходила с технарскими гаджетами. Ее мать не показалась мне либералом. Сэм, конечно, могла придерживаться таких взглядов специально, чтобы ее позлить, но у меня сложилось впечатление, что она действительно в это верит. Я заглянула в Другое Место, но даже после этого не могла бы точно сказать.

У меня насчет всего этого не было однозначного мнения. Потому что, да, с людьми наподобие этого ведущего мне не хотелось бы сесть вместе и поговорить, и... ну, Япония ведь действительно была разорена. Японцам нужно было где-то жить. И да, папин отец приехал сюда из Франции, так что не мне было возмущаться из-за иммигрантов. Как и, наверное, никому, кто не был чистокровным индейцем.

С другой стороны, проходить, срезая путь, по окраинам Маленького Токио было страшновато даже вместе с папой. Все знали, что Бомей — одна из самых опасных банд в городе, даже без учета их паралюдей. Они воевали с Ассоциацией Белого Льва, и на сегодняшний день стало нормой слышать в новостях о людях, попавших под перекрестный огонь в этих стычках. Несколько месяцев назад в запертом грузовом контейнере, в Доках, нашли обезглавленные трупы. А их главарь мог превращаться в дракона. Не слабо, да?

И я не просто слышала об этом по радио, это касалось моей каждодневной жизни! Японские банды были даже в школе. Были туалеты, куда мало кто осмеливался зайти, если не состоял в одной из этих банд, потому что там тусовались и курили японки. Большинство из них плохо говорили по-английски, поэтому они лишь болтали между собой, злобно зыркая на всех, кто подходил к ним близко. На моих уроках были, конечно, и те, которые казались не настолько скверными ребятами, но перед Рождеством за школьными воротами случилось несколько случаев поножовщины, были раненые, и все знали, что это сделал кто-то из японцев, даже если не было точно известно, кто именно.

Как бы это сказать... конечно, у нас была обязанность помогать беженцам. Но разве они не должны были в ответ взять на себя что-то вроде обязательства не создавать банды?

— И в любом случае, — продолжила Сэм, — большая часть того, что они говорят, просто вранье. Вроде того, что японские иммигранты отнимают рабочие места. — Но ведь они действительно отбирали рабочие места у местных. Папа рассказывал мне, что компании, которым не нравились профсоюзы, нанимали мигрантов за самый минимум оплаты. — Очень смешно: по их словам беженцы одновременно паразиты, сидящие на пособиях, и в то же время отнимают у нас чертовы рабочие места, — с насмешкой сказала она. — Но с другой стороны, подобные типы никогда не отличались последовательностью.

— Не все так просто, — ответила я, без малейшего желания с ней спорить. Не сейчас. Не сегодня. И она произнесла 'подобные типы' так... презрительно. Я не совсем поняла, кого она имела в виду, но точно не хотела бы, чтобы она причислила меня к ним. — Я уверена, что у людей есть причины для опасений.

— Ну разумеется, — саркастически возразила она. — Мама говорит, что многие из беженцев, которых она наняла, и впрямь были чересчур квалифицированы для той работы, которой они занимались раньше, если им вообще удавалось найти какую-нибудь работу, и это очень помогло ей расширить дело. Так что, на самом деле они действительно помогают экономике. И нанимать мигрантов в любом случае — правильно. Иначе куда же им податься?

— Да, ты права, — сказала я, чтобы закрыть дискуссию. Ну да. Это несомненно помогло экономике — той части экономики, которая принадлежала ее матери, угрюмо подумала я.

Повисло неловкое молчание.

— Гм, — сказала Сэм, пригладив волосы пальцами. До чего же бесит, как у нее получается заставить свою короткую хулиганскую стрижку производить впечатление, подумала я. Она была далеко не столь хорошенькой, как Эмма, но выглядела гораздо симпатичнее, чем имела право, с такими мешками под глазами и усталым видом. — Так что... Гм. Не хочешь сходить, перекусить чего-нибудь? — она помассировала затылок. — Слушай, мне жаль, что так вышло, ну, что я все время болтала с Лией и... ох, извини, что так набросилась из-за политики. Я просто уже опять скучаю по ней и беспокоюсь... и... прости, прости.

— Я поехала с тобой, потому что сама так захотела, — сказала я, раздумывая, что сказать дальше. Мне не хотелось бы ранить ее чувства. Мне ничуть не нравилась вся эта история, но нужен был предлог, чтобы снова увидеться с Кирсти. Хоть она и не дружила с головой, но она ведь была парачеловеком с силами, похожими на мои. Я способна влиять на то, что творится в головах у людей, так что, может быть, я смогу ей как-то помочь? Я могла бы постараться сделать так, чтоб она не теряла контроль над собой от страха.

В конце концов, она же ни за что не пойдет в СКП. Она слишком боялась людей, поместивших ее в психиатрическую лечебницу в первый раз, а потом забывших о ней — как и все остальные, не считая меня. Она пугала меня, но... я знала, как ужасно быть одинокой. И даже если ее силы в каком-то отношении казались сильнее, зато своими я пользовалась осознанно. Я смогу быть сильнее, чем она.

— Я не против иногда составить тебе компанию, но не слишком часто, — уступила я. — По крайней мере, по выходным, когда не так много домашки, — печально добавила я, пытаясь вызвать у Сэм улыбку. — Прости, но она на первом месте.

Мне удалось ее рассмешить.

— Ага, — смех перешел во вздох, когда у нее запищали часы. — Извини, — сказала она, вытаскивая из кармана куртки коробочку и доставая таблетку. Поморщившись, она проглотила ее. — Хотелось бы только, чтоб они были повкуснее.

— Ты выглядишь лучше, — осторожно сказала я.

— Я и чувствую себя лучше, — ответила она. — А ты что-нибудь принимаешь?

Я покачала головой:

— Только успокоительное, время от времени, когда не могу уснуть. Они говорят, что это был психотический эпизод или что-то типа того, вызванный... тем, что случилось, — она знала, в общих чертах, о том, что со мной произошло, но мне не нравилось обсуждать это с другими людьми. 'Была заперта в шкафчике, набитом использованными тампонами, и заработала нервный срыв' — уже достаточно скверно, чтобы рассказывать в подробностях.

— О... Ну, ты просто не поверишь, насколько эти таблетки все меняют, — сказала она. — Мама записала меня на предварительные испытания, и они намного лучше лития*. У них нет никаких побочных эффектов. Ну, не считая того, что иногда просыпаешься с тошнотой, но это ерунда.

*Препараты лития — психотропные средства для лечения и профилактики обострений при расстройствах настроения.

— Тошнит по утрам? — спросила я с иронией.

Она хихикнула.

— Не говори так. Люди неправильно поймут, — ее лицо вновь помрачнело, когда мы проехали мимо больших желтых арок Макдональдса. — И все-таки... это просто несправедливо. Я принимаю лекарства, прохожу терапию, занимаюсь йогой и тай-чи, и... мне действительно намного лучше. Это, как бы, действует. Я раньше никогда так хорошо себя не чувствовала. Даже когда было ужасно из-за лития, мне было, типа, не настолько плохо, как раньше — она закуталась в свою пилотскую куртку. — А у Лии этого нет. Нет простого средства. И... и она... она выглядит такой худенькой! Она беспокоилась насчет Рождества, и в результате... — Сэм посмотрела на меня измученным взглядом. — Извини, мне не стоило... просто...

— Ничего, — сказала я, не вполне понимая, как на это реагировать. Она выглядела так, будто хотела обняться, но мне подумалось, что это будет неуместно. В любом случае, мы были пристегнуты. Я ограничилась тем, что неловко и неуверенно погладила ее по руке. — Тише, тише.

Она бросила на меня быстрый взгляд.

— А ты и впрямь не очень сильна... в таких, как бы, чувствительных вещах, да? — напрямик спросила она. — Это было, типа, сочувствие буквально на уровне папочки.

— Ну, я не... я не уверена, что мы достаточно близки и... м-мм... — промямлила я.

— Слушай, Тейлор, — сказала Сэм. — Мы провели... сколько, недели две? вместе в психушке. Мы достаточно близко знакомы для этого, — она толкнула меня локтем. — Помнишь групповые сеансы по развитию социальных связей? Если они не сработали, то это была пустая трата времени, а?

Мы довольно неловко полуобнялись, не отстегивая ремней. Не знаю, насколько ободряющим это было. К тому же, я была не вполне уверена насчет ее логики.

— Это и была пустая трата времени, — проворчала я.

— А по-моему, вовсе не пустая.

— Нет, пустая.

Продолжение перепалки не последовало, потому что у нее заурчало в животе.

— Упс. Смотри, я знаю очень неплохое местечко на окраине Маленького Токио, там готовят просто обалденную лапшу и тому подобное, — сказала Сэм. — Давай, решайся. Готова поспорить, ты тоже голодная, — она взглянула на меня. — Я угощаю. Это самое меньшее, что я могу сделать, раз тебе не удалось сегодня повеселиться.

Я действительно проголодалась.

— Я должна буду сообщить папе, что вернусь позже, — начала я.

Сэм достала свой ультратонкий смартфон и провела пальцем по экрану.

— Это твой домашний, правильно? — спросила она, передавая его мне. Номер уже набирался.

Папа, конечно же, абсолютно не возражал против того, что я иду ужинать со сверстницей. Он лишь попросил позвонить, если мы решим потом пойти в кино или еще куда-нибудь. Для меня это прозвучало скорее как пожелание.

Сэм велела шоферу отвезти нас на южную сторону Маленького Токио. Это был безопасный район. Там было больше всего ресторанов, а значит, больше туристов и посетителей, следовательно, и полиции там было больше всего. Рядом со зданиями из красного кирпича начала двадцатого века стояли новые постройки, а неоновые вывески были на двух языках.

Нас высадили на углу рядом с рестораном. Заглянув внутрь, я увидела длинные столы, тянувшиеся через все помещение. Они были из старого мореного дуба и смотрелись несколько неуместно в окружении японского декора; видимо, они стояли тут изначально. Было еще рано, поэтому заведение оказалось полупустым. Отлично. Мне не хотелось бы быть зажатой между другими людьми.

— На двоих, — небрежно сказала Сэм женщине у входа.

Нас провели к одной из скамей. Выглянув в окно, я увидела море сквозь зазор меж двумя бывшими складами. Один из них стал теперь ночным клубом, а в другом после перестройки на первом этаже были магазины, а на верхних, кажется, жилые помещения. Я, как уже вошло в привычку, проверила Другое Место. Нигде не было смертного масла, так что убийств здесь, по крайней мере, не случалось, однако по ночному клубу разрастались странные лозы. Они были мясистыми и жилистыми, и я точно не знала, что именно они означают, хотя и догадалась, что они немного напоминали... ой... я покраснела и поспешно отбросила Другое Место. Неважно.

— Это отличное место, и обслуживание супер-быстрое. Что-то типа фастфуда, только без жирного или всякого такого. О, и тут зеленый чай бесплатно, действительно хороший. Крупнолистовой, и подают его в таких миленьких чашечках, прямо вместе заваркой, — просвещала меня Сэм. — Ты уже пробовала такое раньше?

Я заглянула в меню. Знакомого там было мало.

— Вообще-то, нет, — ответила я. — Мы обычно заказываем на дом китайскую еду, когда папа не в настроении готовить.

— Ага, ладно. Окей... ну, а как ты относишься к острому?

— Насколько острому?

— Ну, типа, как чили?

— Не особо, — призналась я. — В смысле, я, конечно, нормально отношусь к не слишком острым мексиканским блюдам, но даже в этом случае, я не особая их фанатка.

— Хмм. Ну ладно, может, ты захочешь суп мисо-рамен? Он немного острый, но не слишком... ну, если только не добавлять больше масла чили, как я, потому что мне нравится мисо поострее. С другой стороны, с говяжим или куриным раменом нельзя ошибиться.

Я посмотрела на цены. Куриный был дешевле, чем с говядиной.

— Куриный звучит неплохо, — сказала я.

— Отлично, это для тебя, а еще... хмм, может быть, закажем эдамаме на закуску, одну порцию на двоих?

— А что это? — требовательно спросила я.

— О, просто зеленые бобы, вареные и посыпанные солью. Они замечательные. Думаю, это соевые бобы. Или, может быть, садовые.

Я ей не поверила. Соленые бобы звучали не слишком привлекательно.

— Ну ладно, — сказала я.

— И... хмм, думаю, себе я возьму рамен с морепродуктами. А еще два зеленых чая и... они тут делают довольно неплохие фруктовые соки... Типа, сами выжимают.

— Думаю, мне простой воды, — быстро сказала я. Мне либо самой придется платить за это, либо Сэм вызовется заплатить за нас обеих. И даже если она будет платить сама, мне не хотелось бы чувствовать себя виноватой из-за того, что я извлекла из нее выгоду.

Я вздохнула, подперев голову руками. Только гляньте на меня... Час назад я общалась с сумасшедшей девушкой, которая разговаривает с Богом, повелевает ангелами, и видит пылающие Небеса. И у которой способности наподобие моих. А теперь я была почти нормальной девочкой-подростком, собиралась пообедать с кем-то типа подруги и беспокоилась о карманных деньгах... и это почти так же сильно меня напрягало.

К черту. Я могу хотя бы порадоваться приятным моментам наподобие этого. Раз уж на то пошло, не то чтобы я не могла позволить себе напиток. Я просто отправлю херувима принести мне двадцать баксов и буду настаивать, чтобы она взяла денег, возместить мою долю. Может быть, даже раскошелюсь и закажу десерт.

— А вообще, знаешь что? — сказала я, просматривая меню. — Пожалуй, я все-таки закажу что-нибудь вкусненькое. Они делают... м-м, бузинный напиток?

— Ага, — сказала Сэм, пролистывая меню.

— Значит, тогда бузинный.

— Ладно, тогда... — Вдруг часы Сэм запищали. — Ой, прости, — сказала она, залезая в карман и вытаскивая инъектор.

Когда она небрежно приложила его к запястью, я отвернулась и услышала, как Сэм тихонько охнула от боли. Когда я обернулась, она уже отложила инъектор.

— Я думала, ты принимаешь таблетки, — сказала я. — Назначили что-то еще?

Она моргнула.

— А, нет, это не от биполярного расстройства, — немного устало пояснила она. — Это от других проблем со здоровьем. Я с детства сижу то на одних, то на других лекарствах, — сказала она, постукивая пальцами по столу. — В годик мне пересадили новое сердце. Новую печень, когда мне было пять. Она отторглась в десять, так что пришлось пересадить другую. У меня были проблемы с припадками, пока не нашли технарского доктора, который смог вживить микроэлектроды мне в мозг; они остановили эпилепсию. Мое тело — кусок дерьма, собранный по кусочкам, — ее плечи упали как если бы она ими только что пожала. — Биполярка — лишь еще одна проблема вдобавок ко всем остальным, понимаешь?

— Значит... э-э, грубо говоря, таблетки не дают тебе развалиться? — спросила я. Хм-м. Значит, Другое Место пыталось мне сообщить, что лекарства делают даже больше, чем просто поддерживают ее настроение. Пожалуй, еще одно очко в его пользу.

— Ха! Ну да, типа того. Лекарства и хирургия, хотя мне уже пять лет не пересаживали органы, и мама заставляет ходить в клинику почаще, чтобы убедиться, что новые лекарства, которые мне назначают, не приносят больше вреда, чем пользы, — она убрала инъектор и запустила руки в свои темные волосы. — Временами я всерьез ненавижу свое тело, — мрачно сказала она. — Почему мне не могло достаться другое? Мои родители и впрямь облажались, делая меня.

Я покачала головой. У меня было кое-какое представление насчет того, сколько должны стоить такие виды лечения, и оно только подтвердило уже сложившееся впечатление о том, что ее семья невероятно богата. Клонированные органы, экспериментальные лекарства и парачеловеческие хирурги, способные излечить эпилепсию, — не то, на что могут рассчитывать обычные люди, если только не запишутся добровольцами на клинические испытания.

— Я не знала, — сказала я. — Сочувствую.

— Почему?

— А?

— В смысле, не надо обо мне заботиться, — сказала Сэм с непонятным напряжением в голосе. В Другом Месте над обгорелыми участками ее кожи вспыхивало пламя. Я почувствовала, как она вдруг стала излучать жар. — Я не говорила тебе до этого, так с чего бы тебе вдруг стало жаль? Я не рассказываю об этом именно потому, что не хочу, чтобы люди поднимали лишний шум.

— Просто...

— Знаю, знаю. Ну конечно. Просто вежливость, — ее Другое Я склонилось ко мне, его иссохшие глаза сверкали. Огоньки гнева плясали над ним колышущимся пламенем. — Просто страшно действует на нервы, как люди реагируют каждый раз, когда я кому-то рассказываю. Типа... я просто рассказала, чтоб ты знала, почему я постоянно принимаю лекарства. Вот и все. Я счастлива, что жива! А это все мне уже говорили! Мне говорят это столько времени, сколько я себя помню! Ты, по крайней мере, не сказала мне в лицо, что я бы уже умерла, будь мои родители беднее, — она вздохнула, виновато оглядывая ресторан. — Прости. Это у меня больное место. Ты не виновата. Просто не надо так беспокоиться обо мне, как будто я стеклянная. Мне этого хватает в... неважно.

— Ладно, я поняла, — сказала я. — Не стеклянная. Ясно. Итак. М-мм. Как тут сделать заказ?

Разумеется, я знала, что она не стеклянная. Другое Место показало бы мне, будь это так.

Глава 4.02

Обед прошел весьма неплохо. Вообще-то, он оказался даже приятным. Сэм была склонна говорить, не задумываясь, но она была забавной, и, с другой стороны, внимательно слушала, если разговор не касался некоторых болезненных для нее тем. Рядом с ней я могла расслабиться. Ведь, по большому счету, ничто не заставляло ее проводить время со мной. Мы не были в школьном классе. Она не знала никого из трио. Единственная причина, отчего она могла хотеть потусоваться со мной — ей просто так хотелось.

И, видит бог, мне нужно было непринужденно пообщаться с кем-нибудь после разговора с Кирсти. И, могу поспорить, если спросить Кирсти, она так и сказала бы, что Бог это действительно видит.

Я поболтала палочками в почти пустой миске рамена и скользнула в Другое Место. Во время еды я старалась держать свои силы подальше. Соленые бобы оказались на удивление хороши, как и эта куриная штука с лапшой, поэтому не хотелось бы увидеть то, что могло отбить аппетит. Теперь, однако, настало время кое-что проверить.

— Кстати, в больнице я пообщалась с Кирсти.

Взглянув на меня с недоумением, Сэм моргнула:

— Прости, мне это имя ни о чем не говорит.

— Это была одна из девочек в нашем отделении, — пояснила я. — Кажется, я говорила о ней несколько раз?

— Разве?

Не 'кажется', а — я бесспорно о ней говорила — однако не было видно даже намека на мерцание парачеловеческих сил над Сэм. Каким бы образом Кирсти ни заставляла людей забывать ее, она не делала это непосредственно, когда кто-нибудь пытался думать о ней.

— Ну хор. Раз ты ее не знаешь, это, должно быть, неважно...

— Да не вопрос, — она посмотрела на одно из двуязычных рекламных вывесок на стене. — Будешь десерт? — спросила она

К этому времени заведение уже наполнилось, как и мой желудок.

— Да я че-т не особо... — промямлила я.

— Хорошо, я тоже. Тогда... эмм. Я, наверное, позвоню шоферу? Если только ты не хочешь заняться еще чем-нибудь?

— Не хочу тебя стеснять, — я запнулась, подыскивая способ сгладить неловкость. — Плюс, у меня же еще домашка...

— Нормально, значит, я не одна такая, — быстро согласилась она. — Где тебя высадить?

Я помотала головой:

— Пройдусь лучше пешком.

— Ты живешь неподалеку?

— Не особенно далеко, но я собиралась еще зайти на Набережную. Или, может быть, на Печатную... Мне там кое-что нужно...

Она нахмурилась:

— Не очень-то безопасно ходить одной, — сказала она. — И это довольно-таки далеко.

— Все в порядке, — уверенно ответила я. — Я часто хожу на такие расстояния. Так дешевле, чем ехать на автобусе, и мне нравится ходить пешком — особенно на сытый желудок.

— Точно?

— Не волнуйся, я знаю, как избежать неприятностей. Никто меня не тронет. — К тому же, я ведь завернусь в Изоляцию. — Я знаю, куда не надо ходить.

Именно поэтому я смогу, при необходимости, пойти туда и осмотреться. Я не лгала ей, даже если не была вполне честной.

Проводив Сэм, я засунула руки в карманы и пошла, погрузившись в холод Другого Места, как в стену тумана.

Херувимы принесли мне блокнот и рюкзак. Мгновением позже, третий притащил толстовку. Она не помогла бы против неестественного холода Другого Места, но с севера дул сильный ветер. Как следует подготовившись, я отправилась на Печатную Площадь. Хоть она и была немножко подальше, но цены там были ниже, чем на Набережной.

Я срезала через центр Маленького Токио, пройдя вдоль железнодорожных путей, проходящих с севера на юг. Стоило пройти мимо кирпичных домов, и большую часть района заняли плохо ухоженные бетонные здания, примерно пятидесятых годов постройки. Не будь на мне Изоляции, я сразу же бросалась бы здесь в глаза. Мало того, что я была единственным белым человеком в округе, так я еще и была выше почти всех на улице. Я не могла даже прочесть большую часть вывесок на магазинчиках, а под многими уличными табличками были приклеены заламинированные бумажки с названиями на японском.

Раньше, когда этот район назывался как-то по-другому, он был занят промышленностью, которая обеспечивала бумагой Печатную Площадь. Папа рассказывал, что именно поэтому эти районы находились рядом. Так что тут жило не слишком-то много людей, когда прибыли первые японские беженцы, и некоторые фабрики продали под жилье. Тогда все было не так уж плохо, и далеко не все беженцы были нищими. А потом на Нью-Йорк напал Левиафан. Этот город был третьим в стране по количеству японских беженцев, и они разбежались по всему восточному побережью. Наш 'Маленький Токио' за несколько недель разросся вчетверо.

В Другом Месте тусклое кроваво-красное солнце отбрасывало длинные тени по узким улочкам. Его свет ощущался холодом на моем лице, и я закуталась в толстовку поплотнее. Темные низкие тучи над головой цеплялись за крыши тесно стоящих зданий. Машин на улицах было немного, а те, что я видела, даже в реальном мире были старыми и побитыми. Вместо них, похоже, местные предпочитали мопеды и велики.

Гниль и разложение тут были еще хуже, чем в остальной части Броктон Бей. Шагнув в Другое Место, я увидела окружающие дома пустыми оболочками с дверями и окнами, которых не было у настоящих зданий. Они сочились темной водой, вонявшей, как забитая раковина, или как кучи мусора, поднимавшиеся в доках во время прилива. Прищурившись, я видела лишние проемы, как лица с застывшими гримасами страдания и ужаса на выпотрошенных зданиях.

Меня передернуло. Беженцы притащили свои страхи перед Левиафаном прямиком в Другое Место. Справа от меня, прислонившись к стене, курила женщина. В реальном мире ей было около тридцати, и на холодном ветру она выглядела стильно, в своем светло-коричневом пальто и высоко намотанном на шею шарфе. В моих видениях она оказалась раздутой и насквозь промокшей, в склизких лохмотьях вместо одежды. Она была изранена и покрыта рубцами, а ее серую плоть покрывали укусы мелких паразитов. От нее исходил затхлый, несвежий запах, который начал ассоциироваться у меня с депрессией или апатией. Он забивал соленый запах морской воды — или, может быть, слез? Похожие травмы были у половины народа на этой улице...

Я нахмурилась, изгоняя Другое Место и пытаясь прочистить мозги. Местные запахи меня совсем достали. Я не могла вынести здешних страданий. Могу поклясться, большинство местных хотели оставаться тут ничуть не больше, чем я сама. Мужчины напивались в грязных барах, которые, казалось, загаживали здесь каждую улицу. Тут было множество забегаловок и ларьков с закусками на каждом углу. И прачечных. Разве японцы едят больше американцев, или это оттого, что в тесных квартирках у них не было элементарных удобств?

Временами я и впрямь ненавидела Другое Место. В смысле — больше, чем обычно. И без того бывало хреново, когда силы показывали мне скрытые и мерзкие черты чего-нибудь, о чем я уже знала, но без этих сил я никогда не осмелилась бы в одиночку пойти через Маленький Токио. Не будь у меня Изоляции, я бы не увидела всего этого, и не было бы нужды задаваться всеми этими вопросами. Типа... как можно жить в доме без плиты или микроволновки? До того, как тут появился Маленький Токио, в домах фабричных рабочих были кухни. Ну — должны были быть, правильно?

Значит, их просто разобрали, чтобы поместилось больше спален? Я видела лачуги, построенные на крышах жилых домов, разоренные фабричные здания из бетона с занавесками на окнах и жилые контейнеры, теснившиеся в переулках, на парковках и на старых баскетбольных площадках. Кажется, большинство японских учеников из школы жили именно тут. Одной из множества причин, отчего в Уинслоу было так паршиво, была невероятная переполненность, ученики съезжались туда со всего города. Папа говорил, что были планы построить больше школ, но они увязли в финансовых проблемах и сложностях планирования. И даже если с ними удастся как-то справиться, для меня это будет уже слишком поздно.

Мимо пронесся поезд; скрежет рельсов в Другом Месте больше напоминал визг свиней. Интересно, планы эвакуации в случае нападения Губителей включают всех этих людей? Готова поспорить, что нет. Это была невеселая мысль.

Низкий механический рев мотоциклов вырвал меня из задумчивости. Ведущий ездок был громоздким зверем со свиной мордой, охваченным всполохами пламени безудержного гнева. Я почувствовала вспышки страха от людей на другой стороне улицы, увидевших его. Это не было откровенной паникой или чем-то подобным, но многие нервничали, наблюдая, как проезжает эта банда.

Отбросив Другое Место, я отступила в легком замешательстве. Их лица все равно не выглядели человеческими... понадобилась пара секунд, чтобы понять: мотоциклетные шлемы были сделаны в виде демонических морд. Все знали о Бомей и их байкерах. Вечерние новости пестрели заметками об их незаконных уличных гонках, а последствия их перестрелок попадали в утренние. Прямо сейчас ничего такого не происходило, и меня больше заинтересовало красивое свечение, исходившее от одного из рюкзаков. Нечто настолько великолепное должно было быть тинкертехом. Один лишь его вид помог смыть часть неотступной мрачности отражения Маленького Токио в Другом Месте.

Изъять подобную вещь из лап преступника — именно то, что мог бы сделать герой, решила я с ликованием. Кто знает, что это и какой вред может причинить в их руках? Интересно, есть ли у Бомей свой Технарь? Надо будет это выяснить. Образец его работы мог бы даже помочь мне разобраться с этим!

Я резко выдохнула.

— Херувим, — прошептала я маленькой фарфоровой кукле, — принеси мне тинкертех.

Раздался легкий хлопок, и я ощутила привкус крови во рту. Впрочем, это не имело значения, потому что тепло и благодать внезапно оказались сжаты у меня в руках, заставляя кровь пылать от блаженства. Это было так здорово. Я еще никогда не была так близко к тинкертеху. Он был прекрасен.

Не могу сказать, сколько я простояла там, позволяя холодному голубому пламени просачиваться сквозь перчатки под кожу. Просто мне было так хорошо. Лишь страх перед байкерами немного вывел меня из оцепенения. К тому времени, как я подняла взгляд, те давно уехали, но они могли вернуться с каким-нибудь парачеловеком, который нашел бы меня и отобрал мое чудесное пламя.

Это было трудно, но я заставила себя отвести взгляд от мягкой, мерцающей красоты перед глазами, возвращаясь в реальность. Мое зрение отчего-то затуманилось. Я вытерла глаза рукавом и сосредоточилась на конфискованном предмете.

Это безусловно было оружие, даже если оно было сейчас сложено. Склонив голову, я попробовала разобраться в нем. Похоже, оно превращалось во что-то типа пулемета. Или... нет, это был сложенный арбалет, сделанный из черного пластика и металла. Мои пальцы закоченели и приятно согрелись, когда я коснулась стрелы. Кажется, это именно она светилась так ярко. Стрела была выкрашена в красный цвет с широким цилиндрическим наконечником, как у фейерверка.

Значит... что-то вроде арбалетной ракеты, могу поспорить. Одному богу известно, что будет, если я на самом деле выстрелю. Что-то мне подсказывало, что она не просто взорвется в небе, пока люди будут восхищенно ахать. Вопль 'А-А-А-А-А-А!' будет намного вероятнее.

Я засунула оружие в рюкзак. Можно будет полюбоваться потом, когда выберусь из Маленького Токио.

К счастью, я добралась до Печатной Площади раньше, чем настоящий владелец оружия, лежащего у меня в рюкзаке, начал его искать. Было облегчением вернуться в место, выглядевшее как настоящая Америка, и облегчением вдвойне — оказаться на Печатной Площади. Для меня это было почти родными краями.

Нервы до сих пор дрожали после того короткого взгляда на тинкертех. Я чувствовала себя живой, как будто все мое напряжение ушло куда-то. Даже странности Кирсти не особенно беспокоили меня сейчас. Интересно, взгляд на парачеловеческие способности так же бодрит ее, как и меня? Надеюсь, что да. Ей нужны хоть какие-нибудь приятные ощущения в жизни.

Вообще-то...

Эта мысль привела к кое-какой покупке в книжном магазине. И — эй! Возможно, за свою доброту я получила награду или вроде того, потому что мне очень повезло найти замену своему уничтоженному костюму. Сразу за туристическим магазином, где я взяла балаклаву и противогаз на замену, оказался магазин одежды с окнами, покрытыми большими объявлениями 'ПОЛНАЯ РАСПРОДАЖА' в красных и черных цветах. Я заглянула внутрь, и хоть в воздухе попахивало плесенью и сыростью, а желтоватые потолочные плитки были растрескавшимися и поломанными, повсюду стояли корзины с одеждой, в которые я немедленно зарылась.

Через несколько минут я уже нашла несколько черных футболок и мужские брюки, идеально подходящие для такой дылды, как я. Другое черное пальто найти не получилось, но было темно-серое, которое, пожалуй, могло подойти ничуть не хуже. Быстро проверив все вещи в Другом Месте, я убедилась, что они были лишь немного заброшенными и несколько ветхими, как и сам магазин. Он явно видывал и лучшие времена.

Проверив, как мужская куртка сидит на моем отражении в зеркале, я лишь вздохнула. Очередной облегающий наряд с мужского плеча. Слишком худое и высокое тело без выраженных форм означало, что женская одежда будет либо слишком короткой, либо слишком свободной в груди, и ни та, ни другая не подходила по длине рукавов. Даже мужская одежда не была идеальным решением, потому что у меня слишком узкие плечи. Это просто был наименее плохой вариант. Почти подходящий. Будь у меня такие же короткие волосы как у Сэм, я бы выглядела в таком прикиде как несомненная лесбиянка. А так я больше походила на... ну, м-м, на кого-то, кто одевается в шмотки с распродажи.

Какое совпадение.

Этот наряд будет выглядеть не так стильно, как первый. С другой стороны, я на горьком опыте усвоила урок: если кто-то меня заметит, это будет означать неприятности.

Я разгладила куртку, когда в голову пришла неожиданная мысль. Изоляция не делала меня невидимой, люди просто меня игнорировали. Большую часть времени так было даже лучше, потому что люди обходили меня, а не врезались в невидимую девушку, но не идеально — как показала мне женщина с перьями в волосах. Любой, кто мог преодолеть защиту моих сил, был в состоянии прекрасно меня разглядеть.

Но что сделала бы та леди-птица, если бы я пришла одетой, как полицейский? Даже если бы она меня заметила, я бы не выделялась. С моими херувимами было бы несложно менять костюмы, и в любом случае не похоже, что они собирались хоть как-то поблагодарить Паноптикум за те наводки.

Я ухватилась за эту мысль. Похоже, от нее и надо было плясать.

Расплатившись, я зашла в примерочную и переправила свернутую одежду в убежище. Но я пока не уходила — хотелось попробовать еще кое-что. В магазине у задней стены были свалены, как игрушечные солдатики, манекены без одежды. Кто-то потратил время, чтобы наклеить на груди женским манекенам черный скотч, видимо, на тот случай, если кого-нибудь охватит похоть при виде белой безликой куклы с неприкрытым местом, на котором могли бы находиться соски, будь она более анатомически детализированной, чем кукла Барби.

С другой стороны, некоторые мальчики, мои одногодки, вполне могли бы начать приставать к этим манекенам.

В магазине их, скорее всего, собирались просто выбросить, но мне жутко захотелось забрать их себе. Я могла бы использовать их в моем убежище. Могла бы развесить на них одежду как следует, вместо того, чтобы складывать ее на пыльных столах. Кроме того, не знаю, получится ли это на самом деле, но идея оживить орду пошатывающихся манекенов, чтобы они нападали на любого, кто попытается ко мне вломиться, была довольно привлекательной. Несомненно, это выглядело достаточно жутким, чтобы мои способности могли так сработать.

Но вообще-то, они были нужны мне лишь для одежды.

— Привет, — сказала я, подходя к подростку за прилавком. — Я студентка художественного колледжа. Вы что-нибудь собираетесь делать с манекенами, которые выбрасываете? Я заплачу двадцать баксов, если разрешите забрать их для моего проекта.

— Э-э, что ты имеешь в виду? — долговязый парень выглядел смущенным.

— Я хочу использовать их для арт-проекта, — повторила я. — Я студентка. Как я уже говорила.

— Мне надо поговорить с менеджером, — сказал он срывающимся голосом.

Блин. Я погрузилась в Другое Место и сосредоточилась на подготовке Идеи.

— Да, конечно, — сказала я. — Я пойду с тобой.

С этой встречи я ушла, став беднее на двадцать долларов, но с разрешением забрать все что захочу из кучи мусора, которую они навалили за магазином. Они, вероятно, думали, что я буду ограничена тем, сколько смогу унести. Было непросто, но я сумела спрятать усмешку. Стоило им отвернуться, я приступила к работе и остановилась лишь когда боль в руках и голове начала доставлять дискомфорт.

Когда я закончила, солнце уже клонилось к закату. Я нашла телефон-автомат и позвонила папе, сообщив, что доберусь домой пешком, в качестве физической нагрузки. Казалось, папа был в хорошем настроении, потому что не задал никаких неудобных вопросов, а просто сказал, чтобы я берегла себя.

Так что я отправилась на поиски переулка, который выбрала неподалеку от Печатной Площади. Чтобы снова его отыскать, я оставила белым мелом рисунок в виде двери на стене. Я нарисовала над ней знак Паноптикум — для этого пришлось привстать на цыпочках. Погружаясь в Другое Место, я видела черный шов, бегущий по облупившейся кирпичной кладке; шрам на теле мира, отмечающий, где я проложила тоннель. Казалось, он исходил прямо от моего знака.

— Ангел, — произнесла я, выдохнув фигуру из колючей проволоки. Он уставился на меня без какого-либо выражения на лице в виде противогаза. — Открой коридор в зеркальную комнату.

Он шагнул вперед, его металлические ноги клацали по тротуару, а потом открыл щель в пространстве со звуком, похожим на скрежет ногтей по школьной доске. Когда ангел распался, я подготовилась к холоду и двинулась вперед по темному коридору. Меня окружало Другое Место, гниль забивалась в мои ноздри, под ногами сочилась влага, гвозди цеплялись за одежду.

В момент выхода я рухнула на колени, задыхаясь и чувствуя привкус крови во рту. Ой. Кажется, я перестаралась с манекенами и не сохранила достаточно сил для ангела. Я вытерла рот тыльной стороной ладони и провела языком по вновь потрескавшимся губам. Ой-ой.

Наконец я смогла подняться на ноги и заковыляла по зеркальному залу, опираясь на пыльные стены, пока добиралась до столовой. К счастью, я подумала о том, чтобы оставить здесь несколько бутылок с напитками, чтобы с их помощью избавляться от привкуса крови. Левая рука пульсировала теплом, и я уже знала, в чем дело. Я задела ей стенку тоннеля.

— Вот дерьмо, — пробормотала я, стягивая перчатку. Из-под ногтей сочилась кровь, не сильно, но рука будет воспаленной и болезненной в течение нескольких дней. Я опустилась на подушки, которые оставила здесь, а затем пришлось мучительно вставать, чтобы взять пластыри и антисептик.

Тем не менее, я порадовалась, что удалось забрать манекены, даже если из-за них я и пострадала. Я повесила новую одежду на один из манекенов, сразу, как только осмотрела свои раны. В неярком свечении химических палочек она выглядела довольно неплохо, по-моему. Слегка зловеще, но в хорошем смысле.

Ну, в любом случае, мне бы хотелось так думать. Я вздохнула. Я в этом буду похожа на пугало в противогазе. Но, по крайней мере, теперь, когда костюм висит на манекене, он не помнется. В супергеройском сообществе тебе наверняка не видать уважения, если носишь мятый костюм.

Как назвать супергероя, чья сила заключается в том, чтобы сохранять одежду опрятной? Мойщик? Вешатель? Утюг? Все это звучало как злодейские прозвища. Покачав головой, я вернулась к своим сумкам. На самом деле мне очень хотелось еще разок взглянуть на тинкертех, но я сосредоточилась, стиснув зубы. Он никуда не денется, так что смогу и завтра посмотреть. Мне надо вернуться домой раньше, чем папа начнет задавать вопросы, а я не смогу, если буду пялиться на красивые ракетные арбалеты. Я убрала высокотехнологичный сверток с глаз долой в другую комнату.

Я купила Кирсти иллюстрированный альбом, заполненный яркими разноцветными изображениями животных. Она упоминала, что скучает по своему ручному кролику, и наверное, ей будет приятно посмотреть картинки. По крайней мере, приятнее, чем разглядывать обстановку психиатрической больницы. Я достала альбом из сумки. В зеленовато-сером освещении химических фонарей он смотрелся не так хорошо как в магазине.

Я погрузилась в Другое Место. Искаженное название гласило:

ты всЕ ЕЩе еШЬ иХ Еш веДЬ

этО нормально быт. 1:26

Да, спасибо, Другое Место.

Между прочим, ты написало 'ешь' двумя разными способами в одном предложении. Ты нарочно так делаешь, чтобы меня позлить?

Снова выбросив все это из головы, я призвала херувима и Куклу Наблюдателя. На этот раз нужно было кое-что еще, так что я выдохнула в свою ладонь вьющееся облако бесформенного нечто и затолкала его в Куклу Наблюдателя. Я почувствовала жжение в своих кровоточащих пальцах, проникших в нее, боль изменилась и ощущалась более давней. Как будто болело несколько дней назад. Я не знала, что это означало в долгосрочной перспективе, но я представила, как конструкт меняется и переключается. Когда я убрала руку, ее рот стал похож на динамик и занял свободное пространство под единственным распахнутым глазом.

— Херувим, — твердо сказала я другой кукле. — Когда я скажу, возьми этот альбом.

Кукла Наблюдатель, найди Кирсти. Кирсти Уильямс. — Я знала, где ее искать. Она будет в своей комнате.

Измененная Кукла Наблюдатель кивнула и исчезла. Один из старых поломанных экранов, установленных на голой стене, с треском включился, заливая комнату дрожащим белым светом и наполняя воздух шипением. Картинка пошла помехами, а потом превратилась в изображение Кирсти, сидящей в своей комнате, уставившись на стены, до сих пор покрытые ее детскими рисунками.

Она посмотрела прямо на Куклу Наблюдателя.

— Эм. Привет, Тейлор? Т-ты прислала ангела ко мне. Хочешь... поговорить? — Ее лицо просияло в этой ужасно неловкой улыбке, покрытой шрамами. Я почувствовала себя немного обманщицей.

— Я ненадолго, — сказала я. — Но у меня есть для тебя подарок.

— Для меня?

— Для тебя.

Она моргнула.

— Никто никогда не д-дарил мне подарки. Мне подарили подарок на д-день рождения в первой больнице, но потом забыли, что я существую. Сп-пасибо, Тейлор, — она запнулась, и, кажется, немного запаниковала. — Но сегодня не мой день рождения.

— Херувим, — сказала я фарфоровой кукле с пустым взглядом. — Отнеси ей альбом.

Существо исчезло с моих глаз и вновь появилось в поле зрения Куклы Наблюдателя, положив альбом на колени Кирсти. Это было жутковато. Камера показывала реальный мир, но я видела в нем херувима.

Кирсти подняла альбом и поднесла его к лицу.

— Сп-пасибо, — тихо сказала она. — Он... прекрасен, — Она почти с благоговением открыла его и начала водить пальцами по страницам. Я заметила, что она плачет. Такого я не ожидала. — У меня т-тоже есть для тебя кое-что.

— В этом нет нужды, — сказала я. — В смысле, я купила его тебе просто потому, что подумала, что тебе понравится что-нибудь... ну, знаешь... картинки с животными?

— Он прекрасен. Спасибо тебе. Но именно п-поэтому я должна сказать тебе кое-что. Бог оставил мне послание для тебя.

— Гм-м, — сказала я, не придумав ничего лучше.

— Он яв-вился мне. Они все еще дают мне таблетки, когда вспоминают, и Бог иногда является мне, когда я их принимаю.

Ясно. Похоже, Кирсти была из тех, кто... э-э. Как можно описать того, на кого нисходят видения Божьи в моменты, когда его накачивают лекарствами в психушке, и не звучать при этом жутко циничной?

— Рассказывай, — сказала я.

— Он ничего не ск-казал. Он был ярким солнцем в небе, сокрытым за тонкими облаками, а под солнцем была пирамида, и была она из золота, и сияла она на свету. И каждая часть пирамиды состояла из маленьких пирамидок, и коснувшись ее, я услышала, как тысяча людей хором поют гимны. Это было прекрасно, — с улыбкой сказала Кирсти. — Вот к-как я узнала, что оно для тебя. Он х-хочет, чтобы ты объединила людей и присматривала за ними. Он не велел, чтобы я сделала это.

— Ясно, — сказала я. Объединение людей и обеспечение их безопасности безусловно не было плохим делом. — Э-э. А что Бог велит делать тебе?

— Бог говорит, что я должна найти других, кто может видеть Небеса, и я д-должна спасти мир, изгнав ложных богов, — сказала она. Ее подбородок опустился. — Хотя я... я не знаю, смогу ли. Не д-думаю, что я достаточно сильна для этого.

Я сглотнула.

— Почему бы просто не посмотреть на животных и не подумать... о том, как прекрасен мир? — я понятия не имела, как с ней обращаться, и как я могу ей помочь. Просто она была так одинока... Она зашла еще дальше, чем я перед случаем со шкафчиком — она была настолько одинока, что даже не осознавала, что скучает по другим людям. Она, конечно, общалась с Богом. Он был единственным, с кем она могла поговорить. Больше никто ее не помнил. — А я постараюсь разговаривать с тобой, когда смогу. Ты можешь... рассказывать мне, что сказал Бог. Или мы можем просто поболтать, верно?

— Ты придешь меня навестить? — Кажется, она не осознавала, что растирает шрамы на лице. Каким бы образом способности не сохраняли ей молодость, они не смогли исцелить эти отметины.

— Я сказала, что приду, значит, так и будет, — сказала я. — Я ведь тебя не забыла, правильно?

— Да. Ты не забыла, — чуть более твердо сказала она. — Раньше меня не забывали т-только те, кто руководил серыми людьми, сова, ворон и другие. А ты не одна из них. Ты служ-жишь Господу, — она запнулась. — Не думаю, что серые люди меня забыли, но у них нет души. Они не люди. Они лишь выглядят людьми.

— Мгм, — более или менее согласилась я. — Мне пора домой, так что я пойду, но я попробую поговорить с тобой снова. Как минимум, раз в несколько дней? — Я пообещала себе, что постараюсь. Когда она смотрела на тот альбом, выражение ее лица было самым счастливым, что я у нее видела, не считая моментов, когда она говорила о Боге. Думать об альбоме с цветными изображениями животных должно быть приятнее, чем разговаривать с Богом в голове — который еще и отвечает.

— Я буду ждать твоих ангелов, Тейлор, — сказала она. — И я буду молиться за тебя.

— Спасибо, — сказала я, не зная, как лучше на это ответить. — А пока, до свидания. Кукла Наблюдатель, возвращайся.

Конструкт вернулся, а изображение на сломанном и не включенном в сеть телевизоре замерцало и погасло. Какое-то время я молча пялилась в стену. Голова Кирсти была странным местом. Странным и грустным.

Говорит ли она и впрямь с настоящим богом? У Бога действительно есть на меня планы?

Нет, хватит об этом. Мне не хотелось бы запугать себя до дрожи. Я обхватила тело руками, оглядывая подсвеченный зеленью мрак моей тайной подземной базы. Мне до сих пор было больно из-за чрезмерного использования сил, и не очень-то хотелось вновь испытывать боль, открывая коридор в зеркальной комнате. Но мне действительно пора было уже возвращаться домой.

Ну, может быть, я просто возьму и чуть-чуть посмотрю на тинкертех. Чтобы взбодриться, верно?

Я взяла арбалет и отделила ракетную стрелу от всего остального. Положив ее перед собой на стол, погрузилась в Другое Место и позволила теплу омыть меня. Это было так здорово.

Но внутри света что-то двигалось. Что-то, что несло пламя, нечто, что его порождало.

Я наклонилась, приоткрыв губы. Я чувствовала привкус крови, но мне было наплевать.

И у меня на глазах яркий и прекрасный свет исказился, раскололся и вывернулся наизнанку. Это было приятно. Невероятно восхитительно. Звезды вспыхнули перед моим взором, и я осела на пол.

Моргнув, я вытерла слезы и села ровнее. Не знаю, сколько времени прошло, но... прекрасная вещь на столе исчезла. Стрела все еще лежала там, все еще в огне, но он стал гнилым и потемнел, он сделался совсем другим. Он больше не делал меня счастливой! И кроме того, я больше не видела, чтобы в огне что-то двигалось.

— Нет, нет, нет, — взмолилась я, не зная, с кем разговариваю. С Другим Местом или, быть может, с самим тинкертехом. — Он должен быть прекрасным. Пусть оно вернется!

Ничего не поменялось. Конечно, нет. Все что у меня осталось — это угасающая эйфория от того, что я с ним сделала, каким-то образом вытянув из него всю жизнь, огонь и цвет, осквернив его своим кошмарным миром. Приугасшие остатки пламени хорошо вписывались в гниение остального мира, больше похожие на облако газа, чем на настоящее пламя. Нечто тошнотворное, истекающее ужасом.

Нет. Нет. Пожалуйста. Нет.

Я сгорбилась, засунув руки в карманы и поморщилась от внезапной вспышки боли. В Другом Месте даже свет парачеловеческих способностей был беззащитен. Стоило мне лишь посмотреть слишком пристально, слишком долго, и он испортился. Даже нечто столь прекрасное не смогло долго сопротивляться гнили и разложению. Ничто чудесное не могло сохраняться здесь.

И делать это было приятно. Я чуть не потеряла сознание от кайфа. Я сделала мир уродливее, и получила от этого удовольствие.

Сейчас, прямо сейчас, я просто вернусь домой и вообще не буду думать об этом. Ни об этом, ни о Кирсти, ни о чем, связанном с моими способностями. Как минимум, неделю. Если не больше.

Раньше я такое уже говорила, но теперь я не шутила. Нахер Другое Место. Нахер мои способности. Нахер все.

Глава 4.03

Та неделя, когда я навестила Кирсти, была сущим кошмаром, но потом... ничего не происходило. Месяцами.

Наконец я собралась с духом и снова начала заглядывать в Другое Место. Я, конечно, нашла еще нескольких убийц, которых в результате изловила Слава, но сильно сомневаюсь, что прилагала достаточно старания. Мне нужно было лишь имя и чуточку дополнительной информации, чтобы отправить херувима и выследить их. Как правило, на это уходило не больше времени, чем на просмотр утренних новостей. Иногда я изучала местность перед тем, как Виктория проводила захват, но для этого мне не нужно было даже выходить из дома.

Мне хотелось большего. Возможно, я могла бы попытаться уничтожить целую банду, как сделала Виктория, судя по ее восторженному рассказу, но у меня не было на это времени. Приближались крайние сроки заданий и даты сдачи сочинений, и учителя читали целые лекции о том, что нам надо больше стараться, и так далее. Даже такой дерьмовой школе, как Уинслоу, приходилось делать вид, будто она пытается нас учить, а это означало больше домашки для всех.

По крайней мере, теперь я могла учиться, не беспокоясь о том, что мою сумку зальют соком или украдут пенал, но мне все равно не хватало времени, чтобы заняться чем-то серьезным. Я пыталась найти людей S-I-X и серых людей из правительства, но от них не осталось и следа. Я пыталась отправить херувима на поиски леди-птицы. После дней блуждания по улицам и разглядывания темных зловонных закоулков, это показалось хорошей идеей. Конечно, оглядываясь назад, я была очень, очень рада, что херувим ее не нашел. Что, если она смогла бы каким-то образом выследить меня через него? Лучше уж было поскучать, чем быть изловленной.

А потом, в начале мая, в школе случилось убийство.

К тому моменту я вполне вернулась к скучной повседневности. Она была именно скучной и повседневной, но я с этим справилась. Я завела целый набор уловок, чтобы избегать неприятностей; основной из них было пребывание под Изоляцией, в результате чего Трио не могло случайно наткнуться на меня.

Учитывая, что Эмма и София не особенно старались мне докучать, странно было видеть, что Мэдисон время от времени околачивалась возле моих классов. Она выглядела слишком настойчивой, хотя прежде мне казалось, будто она влезла во все это просто за компанию. Впрочем, чаще всего она всего лишь ждала кого-нибудь из друзей, случайно оказавшихся на одном из моих уроков. Я не забывала поглядывать на них, просто на случай, если она что-то задумала. Но ничего, пока что, не происходило. Я уже начала подозревать, что у меня просто паранойя. Может быть, она и впрямь обо мне забыла?

Это, конечно, было упущением с моей стороны. Я ведь знала, что они могли сдерживаться, выжидая, пока я не потеряю бдительность. Они уже так делали раньше.

Однако, при всем при этом, мне стало легче в школе, чем было в прошлые годы. На самом деле, если бы не Плакса, я бы засыпала прямо за партой. Мистер Сингх задал нам прочитать стихотворение о двух людях в мусоровозе и двух красивых людях в мерседесе, и о том, насколько красивые люди казались недостижимыми и нереальными по сравнению с вонючими мусорщиками. Или типа того. Мое внимание вроде как разделилось. Я подсматривала за еще одной потогонной мастерской глазами своих херувимов, собираясь ликвидировать ее на выходных вместе со Славой.

— А теперь... Люси. Прочитай последнюю строфу.

Рядом со мной поднялась Люси и откашлялась.

— Гм, — начала она, разглядывая ксерокопию, которую еще пару секунд назад разрисовывала завитушками. — Последнюю часть?

— Да. Как я уже сказал, последнюю строфу.

— И на миг тот красный свет

Осиял всех четверых,

Как если б нечто в этот миг

Вдруг стало возможно меж ними

Через узкий залив

В открытом море

Нашей демократии*, — прочитала она и села обратно.

*'Two Scavengers in a Truck, Two Beautiful People in a Mercedes', Лоуренс Ферлингетти.

http://puisipoesy.blogspot.com/2007/05/two-scavengers-in-truck-two-beautiful.html

— Как вы думаете, что это означает? — спросил он, обращаясь к классу. Никто не поднял руку. — Не все сразу, — добавил он. Его взгляд остановился на мне. — Что скажешь, Тейлор? Ты весь урок глядишь в пространство. Что ты думаешь об этой строфе?

Я выпала из Другого Места, виновато попытавшись притвориться, что все это время внимательно слушала.

— Хм. Ну, красный свет и... эмм, видите ли, то, как там сказано о 'миге', означает, что автор говорит... ну, — тут я услышала сирены снаружи, возле школы. Их звук как будто приближался, и это ничуть не помогало мне сосредоточиться.

— Все стихотворение посвящено тому, насколько разные люди эти два мусорщика и двое красивых людей, поэтому, хоть они и оказались на миг ближе друг к другу из-за красного сигнала, на самом деле они не близки, — попыталась я ответить. — То есть, эм-м... когда сигнал светофора переменится, мусорщики отправятся дальше собирать мусор, а красивые люди поедут в какой-нибудь модный ресторан, и лишь то, что они оказались рядом, не значит, что они живут в одном мире. Если вы понимаете, что я имею в виду.

— Это одна из распространенных интерпретаций, — сказал мистер Сингх. — Но смысл, разумеется, гораздо глубже. Алекс, как ты думаешь, о чем поэт говорит в последних строках этой строфы?

Встал один из мальчиков. Он носил майку без рукавов, а его рыжие волосы были подстрижены коротким ежиком, почти налысо.

— Оно, типа, рифмуется, потому что он зарифмовал 'миг' и 'четверых', — сказал он.

— Да, это действительно так. Остальная часть стихотворения написана белым стихом, но две эти строчки он зарифмовал. Но какой более важный момент, он, по-твоему, пытается подчеркнуть?

— Что-то вроде того, что богачи играют в гольф, а бедняки — нет? Типа, они играют в гольф на берегу моря.

Я закатила глаза и начала возвращаться к своим херувимам.

— Гольф*? — нахмурился мистер Сингх. — Нет, он там говорит о 'заливе'. Залив — это часть моря, частично окруженная сушей. Вроде Мексиканского залива.

*Алекс путает "залив" (gulf) с игрой в гольф (golf).

— А-а.

— Хотя, да, ты прав. Одна из тем, о которых тут говорится, — это то, что богатые и бедные люди живут совершенно разными жизнями. Так что, да, я думаю, можно сказать, что игра в гольф — часть этого. Если говорить о паре мусорщиков в стихотворении — 'грязь у них на пути'... Готов поспорить, не слишком много найдется площадок для гольфа, где им позволят поиграть. Если только там не будет мусора, который нужно вывезти...

Это вызвало у класса дежурный смех. Я оставила своих херувимов и выглянула наружу, когда сирены неприятно приблизились. В школу действительно прибыла машина скорой помощи, проехав через открытые ворота. На улице стояла миссис Нотт в ярко-желтом жилете и махала им. Другие ученики тоже смотрели на это, и мистер Сингх заметил, что упустил внимание класса.

— Ну-ка все, пожалуйста, смотрим сюда. Итак, одной из важных тем этого стихотворения является разделение между...

Я больше не уделяла ему внимания. Вновь погрузившись в сырой холод Другого Места, я выдохнула Куклу Наблюдателя и отправила ее к машине скорой. Но тут кто-то пихнул меня в бок. Я обернулась и увидела, что смотрю на чудовищное обличье Люси. Она мотнула головой в сторону классной доски, и я заставила себя всплыть в реальность.

— Когда я прошу всех обратить внимание, тебя это тоже касается, Тейлор, — сказал мистер Сингх, глядя на меня.

Я покраснела. До обеда оставалось всего десять минут, но несмотря на все старания, я все равно привлекла к себе внимание.

— Ну что, — спросила Люси, пока я собирала учебники, — хочешь посмотреть, что там случилось?

— Хм-м? — дрожащими руками я закрыла сумку и справилась с порывом погрузиться в Изоляцию. Я внезапно оказалась в центре чьего-то внимания. Люси впервые сама заговорила со мной о чем-то, не связанном со школой. Несколько секунд назад я была готова пойти на обед, но вдруг почувствовала тошноту. Я прекрасно знала, что ей всего лишь хотелось посмотреть, что там со скорой, но до сих пор подозревала, что она что-то замышляет.

Боже. В каком же я дерьме, если такой вопрос повергает меня в панику?

— Конечно, — прохрипела я, пытаясь говорить нормально.

— Отлично. Пошли быстрее, пока не собралась толпа, — она схватила меня за руку и потащила прочь из класса. Я очень надеялась, что она не заметит, как я вздрогнула, или то, как быстро я дышу.

Мэдисон привлекла мой взгляд, когда Люси тянула меня к лестнице. Она поджидала меня! Несомненно, ждала. Я пошла быстрее, пока не обогнала Люси, и она перестала меня тащить. Я представила Фобию, и подумала о том, чтобы вонзить стальные гвозди в ее маску застывшего ужаса.

— Откуда этот звук? — спросила я, почувствовав себя лучше.

— Где-то в стороне велосипедной парковки, так?

— Ага, похоже на то, — ответила я, оглядываясь назад. Я не думала, что Мэдисон идет за мной, но не была в этом уверена.

Мы не были там первыми. Вокруг огороженной площадки уже собралась небольшая толпа. Какой-то учитель пытался убедить их перестать пялиться и разойтись, но его попытки и размахивания руками не слишком-то помогали. Никто не мог оторвать взгляд. Люди за школьной оградой тоже заглядывали внутрь. Девушка в белой толстовке практически прижалась к сетке забора и, не переставая, щелкала одноразовой камерой. Маленькая девочка в белом платье стояла чуть дальше, и широко распахнув глаза, смотрела на машину скорой помощи. Мать пыталась оттащить ее, но та упиралась, одной рукой крепко вцепившись в свой красный воздушный шарик.

Казалось, даже животные глазели на происходящее. Голуби собрались на вершинах зданий и ворковали, устроившись над головами. Должно быть, они увидели толпу и подумали: 'еда!'

Разумеется, люди тоже собрались поглазеть. Любой, у кого был нос, мог почувствовать в воздухе густой металлический запах. Не было ни ветерка, поэтому он застаивался и накапливался, перекрывая городские испарения и дым. Лично я знала этот запах даже слишком хорошо. Он бил мне по ноздрям каждый раз, когда я входила в Другое Место.

Потянувшись, я взглянула поверх качающихся голов. Старая обшарпанная брусчатка была забрызгана ржавым даже за оцеплением. Этих брызг там было так много... Она достигали даже до стен школы. И когда я погрузилась в холод и мрак, Другое Место показало мне черное масло смерти. Оно было свежим и густым.

Кто-то умер здесь.

— Что тут случилось? — спросила Люси, встав на цыпочки и пытаясь заглянуть поверх толпы. Я в подобном не нуждалась. — Видишь что-нибудь?

— Там... — я сглотнула и почувствовала на языке привкус гнили. — Там на земле много крови. Я... думаю, что кто-то погиб.

— О! — Люси оставила попытки заглянуть поверх голов. — Ну, это отстой. Видно, кто это? И откуда ты знаешь, что кто-то погиб? Там лежит тело?

— Нет, тела я не вижу, — сказала я. — Наверно, оно уже в машине.

— Ну... а откуда ты тогда знаешь, что кто-то умер?

— Э-э. Ну, там много крови... — смущенно ответила я.

— Это еще не значит, что кто-то умер, — сказала Люси, снова подпрыгивая на цыпочках в попытке заглянуть поверх массы людей. — Сколько там крови?

Я сглотнула.

— Много. Она... м-м, и на стенах тоже.

— Люди могут истечь кровью и не умереть, если их пырнули. Особенно, если он уже в машине скорой.

— Да?

Люси посмотрела на меня.

— Я по телику видела. Типа, ну, в каком-то сериале про клинику.

— А, ясно, — ответила я. Если б я не видела там смерть, то могла бы даже ей поверить. Кроме того, там все-таки было уж слишком много крови.

Учитель, пытавшийся отодвинуть толпу, кажется, вышел из себя. От размахивания руками он начал переходить на крики.

— Может, пойдем отсюда и пообедаем? — предложила Люси. Иронически улыбнувшись, она добавила: — Раз все собрались здесь, очередь в столовой наверняка будет меньше.

Она была права. И разве это не ужасно? Я могла ожидать, что узнав о чьей-то смерти, потеряю аппетит, но голод возник, как по расписанию. Неужели Другое Место настолько измучило меня, что даже смерть перестала быть потрясением? Мертвый человек в машине скорой помощи мог ведь даже оказаться кем-нибудь, кого я знала!

Хотя, скорее всего, это не так. Не то чтобы я изначально многих знала в этой школе, и учитывая время происшествия, все должны были находиться на уроках. Черт, я даже не была уверена, что это ученик. Может быть, это убийство просто случилось на территории школы.

— Люси! -невысокая бледная девушка подошла и села за столик напротив нас. На ней было почти столько же макияжа, сколько на мне. Я не знала ее, но подумала, что она, наверное, прячет прыщи, а не шрамы. — Ты слышала? Кто-то умер.

— Реально умер? Я, типа, видела скорую, но...

— Я слышала от Рианы, что она видела тело возле велосипедной стоянки. И они упаковали его в мешок для трупов! И его, типа, зарезали! И там кровь была везде!

— Там было много крови, — тихо согласилась я.

Девушка уставилась на меня, нахмурив густые брови.

— Это кто? — спросила она у Люси.

— Фейт, это Тейлор. Тейлор, Фейт. Мы с ней сидим вместе на английском.

— А-а, ладно. А еще знаешь, что я слышала? — зашептала Фейт, подавшись вперед. Ее голос был почти не слышен за шумом кафетерия и гулом флуоресцентных ламп над головой, так что мне тоже пришлось наклониться, чтобы ее расслышать. — Говорят, мертвый парень — это Джастин Уэллс.

Люси фыркнула:

— А! Тогда это наверняка случилось из-за какой-нибудь тупой фигни, — сказала она вполголоса. — Неудивительно.

— Кто это? — спросила я.

— Эм-м... здоровенный парень, на год старше, — сказала Фейт, руками показывая рост и ширину. — Бритоголовый, странно пахнет, с одышкой...

— Он — мудила, — с горечью сказала Люси.

— Ты его знаешь? — спросила я.

— Да вот, так получилось, что застряла ездить с ним в одном автобусе, — прищурившись ответила Люси.

— Интересно, кто это сделал, — сказала Фейт. — В смысле, — она огляделась, как будто могла заметить убийцу просто по внешнему виду, — вдруг это кто-то из тех, кто сейчас здесь...

Я тоже огляделась, но в Другом Месте. Ни на ком из людей, которых я видела, не было масла, пахнущего смертью.

— Не думаю, что это был кто-то отсюда, — сказала я, обернувшись к треснутому фарфору кукольного лица Фейт.

— Ты не можешь отличить по одному лишь виду, — заметила Люси. Она запнулась, и множество ее глаз заморгали. — Ну, если только он до сих пор не забрызган кровью. Это наверняка бандитские разборки, раз это был Джастин. С какой-нибудь из японских банд. Или с кем-нибудь из ормсвудских шаек.

— Вот как? — спросила я, возвращаясь в реальность и к своему обеду. Кушать в Другом Месте — очень плохая мысль, если только не хочешь похудеть. — Думаешь?

— Ага, — подтвердила Люси, поправляя очки в тонкой металлической оправе. — Либо так, либо он отбил подружку у какого-нибудь еще бритоголового придурка и получил за это ножом по мерзкой роже, — она посмотрела на часы. — Черт, мне надо в библиотеку, делать тупую домашку. Держу пари, все будут там об этом трепаться. Просто бесит.

Кивнув, я попрощалась. Они определенно дали мне много пищи для размышлений. Мне теперь надо...

— Ну, привет! — сказала Фейт. Банка колы зашипела, когда она открыла пробку. — Не знала, что вы с Люси знакомы. Никогда не видела тебя с ней.

Я внезапно выпала из своих мыслей, удивленная, что она еще тут. Еще больше удивляло, что она вдруг первая заговорила со мной. Что надо было ответить?

— Я недавно перевелась, — попыталась я поддержать разговор, после секундной заминки. — И попала в ее класс. Мистер Сингх не разрешает сидеть там, где захочется, и он посадил меня с ней.

— О, вам достался он? Он вел у меня в прошлом году. Полный козел.

А мне он понравился.

— Ага, — сказала я.

Она глотнула из банки.

— Так, когда ты сказала, что недавно перевелась... где ты раньше училась?

Я озадаченно моргнула. Она, что, действительно никогда раньше меня не видела? Люди обычно запоминают девушку, которая выше большинства мальчишек. Я сама смутно узнавала ее, хотя мы никогда не учились в одном классе. Мне казалось, что к данному моменту обо мне уже слышал тут каждый. В конце концов, я была той девушкой, которую заперли в шкафчике, набитом использованными тампонами. Наверняка я была объектом насмешек каждую неделю, пока меня здесь не было.

— Нет, я все время училась тут. Мне пришлось сменить классы из-за, — я подумала, как это сформулировать, — проблем.

— А-а, — она, казалось, хотела сказать что-то еще, но тут школьная система оповещения подала предупредительный сигнал.

— Говорит директор Блэквелл, — сказала директриса. Интересно, как она справится с этой ситуацией. Скорее всего, плохо. Она ведь и в самом деле была никчемной. — С сожалением сообщаю, что у северного входа произошел серьезный инцидент, в результате которого погиб ученик. Полиция попросила меня сообщить, что северный вход и велосипедная парковка будут закрыты до конца дня. Ученики, чьи велосипеды сейчас находятся на стоянке, в конце дня должны собраться в приемной, если им требуется транспорт.

— Полиция просит вас не строить догадки о личности жертвы до тех пор, пока эта информация не будет официально обнародована. Пожалуйста, проследуйте на ваш следующий урок в обычным порядком, и там будет составлен список ваших фамилий. В течение следующих дней полиция будет наводить справки, поэтому, прошу вас, помогайте им во всем, в чем сможете. Если ситуация изменится, будут дополнительные объявления. Школьный психолог готов принять и ожидает тех, кому нужно поговорить из-за этого трагического происшествия.

Ну вот и оно. Официальное подтверждение того, что кто-то погиб. Другое Место говорило правду — что было ничуть не удивительно. Я не была удивлена, но судя по тихому взрыву перешептываний, я была в меньшинстве. На самом деле, в школе уже много лет никто не умирал. В смысле, я сделала отличную попытку, но вроде как запорола финальный трюк и всего лишь угодила в госпиталь.

До сих пор им удавалось сдерживать насилие между учениками хоть в каких-то рамках. Были драки, избиения, переломы, несколько ножевых ранений, долгие или непрерывные случаи организованной травли... но без смертельных случаев. Хотя не слишком забавно было оказаться тем, кому засунули в рот сопло огнетушителя и мгновенно наполнили желудок пеной — что закончилось, естественно, больницей. По крайней мере, я слышала о таком. Никаких имен, так что, возможно, это был просто слух. Или какому-то идиоту было интересно узнать, какой вкус у пены.

— Похоже, слухи шли по верному пути, — тихо сказала Фейт. — Хм-м. Интересно, значит ли это, что и насчет Джастина они были правдой?

— Может быть, — ответила я. — Я хочу сказать, там же было много крови. Не слишком трудно догадаться, что кто-то умер, но я без понятия, как вы узнали, кто именно это был.

Судя по шуму, наполнившему столовую, все остальные тоже забили на просьбу не строить догадок. Ну, я-то собиралась пойти несколько дальше. Я хотела поймать убийцу до начала занятий, и значит, мне надо было отделаться от этой девушки.

Я притворилась, что сосредоточилась на еде, и погрузилась в Другое Место. Однако сосредоточиться на еде стало вдруг намного сложнее. Я спешно проделала свое дыхательное упражнение, выдохнув облако черноты, свившееся в ползучую Идею. Маленькая бледная сороконожка заползла по рукаву Фейт прямо в ее ухо. Я видела как она продолжала извиваться внутри, за ее пустыми кукольными глазами.

— А ты ничего, — сказала она. Я слышала, как маленькая идея нашептывала ей слова, лишь на мгновение раньше, чем она сама говорила их. Хм. Пожалуй, она и впрямь была не слишком-то умна, раз говорила первое же, что я вложила в ее голову. — Понятно, отчего ты нравишься Люси.

— Спасибо, — улыбнулась я. Я позаботилась о том, чтобы вернуться в реальность, прежде чем пожрать остатки своего обеда. — Прости, но мне нужно найти мисс Хэмстед, — сказала я, съев все, что могла, из столовской кормежки. Она была не слишком аппетитной даже без извивающихся в ней личинок. — Мне нужна ее помощь с сочинением по географии.

— Фу, ни слова о географии, — сказала Фейт с улыбкой. Она порылась в кармане и достала телефон. — Дашь свой номер?

Я вздрогнула.

— У меня нет мобильника. Папа не разрешает.

— Вот отстой.

— Ага, еще какой, — я взяла поднос. — В любом случае, еще увидимся.

— Само собой!

Я пошла положить поднос. Оглянувшись, я еще смогла увидеть белизну Идеи в ее пустом черепе. Этому я научилась за последние несколько месяцев. Мои Идеи были не слишком сильны, но они могли с легкостью подталкивать людей в нужную сторону, если только те не слишком много думали о других вещах. Фейт до этого не испытывала ко мне каких-то чувств, но сейчас она мне симпатизировала. Но, в конце концов, я ведь была подружкой Люси, а это значило, что я нормальная девчонка, верно?

Другое Место на самом деле было не намного циничнее обычных школьных отношений, подумала я про себя. Оно было лишь намного проще. Не нужно было тратить время, притворяясь, что тебе нравятся те же вещи, что и твоему собеседнику, просто чтобы установить мирные взаимоотношения.

Невзирая на это, атмосфера в школе была отнюдь не безопасной. Только слепой мог бы не заметить вскипающего напряжения, а я-то видела больше, чем кто-либо еще. Тот же гнев, что охватывал папу, перекидывался с одного ученика на другого, как лесной пожар. Был и страх — холодный, приторный, липкий. Но страх питал огонь ярости, как масло, а ярость оставляла за собой страх. Люди шептались в реальном мире, но в Другом Месте они выделяли густые нити, которые переплетались между собой, как толстые волокна паутины.

Раздевалка скинхедов была на третьем этаже. Там не было, конечно, таблички, объявляющей это, но я была рада, что нахожусь под Изоляцией. Таким, как я, там было не место. Не будь я невидимой, мне бы, наверное, сказали проваливать нахуй, а ведь я была местной белой девушкой. Я пожалела тех учеников, которым там назначили шкафчики. Они все уже были разорены, и... Никто не мог оставаться там, если не принадлежал к 'общине'. Там уже собралась компания, оплетающая друг друга паутиной, с выкриками и фырканьем. Я проверила, нет ли на них черных пятен смерти, а потом вынырнула из Другого Места. Никто из них не был убийцей, но мне хотелось разглядеть их лица как следует, в реальном мире.

— Слушай, я, блядь, видела Джастина, — повысила голос невысокая шатенка, привлекая мое внимание. — Я видела его тело. Оно... там повсюду была кровь! И... у него рука была отрезана... — ее голос осел до глухого шепота.

Мне не показалось, что она соврала. Слишком она была напугана, чтобы лгать. Я видела кровь. Если там и правда валялись оторванные части тела, то их убрали при первой возможности. Мне раньше казалось, что не положено что-либо трогать на месте преступления, но очевидно, что они не хотели дать кому-нибудь из учеников это увидеть. Кажется, это не сработало.

— Ты имеешь в виду... — беспокойно произнес один из мальчиков. — Ну, она... типа... не знаю. Реально совсем оторвана?

— Совсем, — она не выкрикнула это. Она прозвучала просто подавленной.

— Ебать.

Именно — ебать! Впервые в жизни я была абсолютно согласна со скинхедами. Это было намного серьезнее, чем смерть от ножевого ранения. Руки у нас в школе отрывали только тогда, если кто-нибудь всерьез сходил с ума, получая парачеловеческие способности.

Но если это правда, почему нас всех не отправили по домам?

Я едва не выпрыгнула из кожи, когда кто-то долбанул по шкафчику прямо рядом со мной. Сломанная дверца подпрыгнула на петлях, обнажая нутро, покрытое постерами с белыми рэперами.

— Япошки ебучие, — прорычала светловолосая девушка. Ее волосы были длинными сверху и выбритыми с боков, а за уши тянулись оставленные нетронутыми пряди.

— Ты так думаешь, Таш?

— Ну! Кто еще мог это сделать? — она захлопнула шкафчик обратно. — Они уговорили кого-то из Джапфии, чтобы убить его.

— Ну, не знаю, — сказал один из мальчишек, погладив лысину. — Что, если это была банда Нью-Йорк-205? В смысле, он живет где-то в том районе, а они приходят за каждым, кто ходит по их местам.

— Не-а, -возразила Таш. — Слушай, что Джун говорит. Ему нахер руки оторвали. Кто бы это сделал, если не драконочудище, что заправляет Джапфией?

Я услышала достаточно. Значит, слухи были верны. Боже мой. Школа в результате просто взорвется. Однако, у меня появилась слабая зацепка. Хотя они и отвергали мысль о том, что это сделала одна из банд Ормсвуда, но она казалась мне более вероятной, чем если бы лидер Бомей, решил вот так просто заявиться и оторвать руку какому-то школьнику. Скорее всего, им просто очень хотелось думать, что главарь японской банды убил их друга — но я в этом очень сомневалась. За последние несколько месяцев я чуть больше узнала о местных бандах, но от японской мафии старалась держаться подальше. У меня была, конечно, Изоляция, но я знала, что некоторые паралюди могут сквозь нее видеть, и у меня не будет ни единого шанса против человека-дракона, если он меня все-таки заметит. Кстати, он ведь дышал огнем, и тому подобное, а рядом с пролитой кровью ученика не было ни следа каких-нибудь подпалин.

Я потихоньку слиняла и провела остаток обеденного перерыва, просто слоняясь по школе. У каждого ученика была своя теория случившегося, но убийц я не нашла. Или какого-нибудь гигантского человека-дракона, если уж на то пошло.

Прислонившись к стене, я сняла очки и потерла переносицу, зажмурив глаза. Другое Место ужасно меня выматывало. В основном, люди думали, что это дело рук какой-нибудь банды. Похоже, никто не знал, что жертве оторвали руку. Тогда интересно, каким образом та девушка, Джун, оказалась на месте происшествия так быстро? Медики должны были накрыть труп достаточно быстро. А может быть, она была там с самого начала и увидела даже больше, чем рассказывала? Придется вернуться и выяснить это, но...

Ход моих мыслей прервала фигура, шагнувшая из-за угла. Оно приближалось по коридору, тусклое и серое. Не человек. Тварь. Не более человечная, чем стены вокруг.

Это был серый человек. Тут, в школе. Прижавшись к стене, я молилась Богу, чтобы эта штука не заметила меня в переполненных коридорах. Меня окружали свиномордые мальчишки, женщины с горящими черепами и ругливые граффити, но эта невзрачная фигура в сером костюме была страшнее, чем все, что я видела в Другом Месте. Ее сопровождала пара копов, но они были настоящими людьми — искаженными и странными, но настоящими, а не такими, как эта тварь.

Оно прошло мимо меня, не удостоив и взглядом. Я не могла дышать. Я чувствовала, что вот-вот выверну желудок наружу. Что тут делает один из них? Значит ли это, что женщина-птица тоже здесь? О Боже. Она здесь и продолжает меня преследовать, и...

Метнувшись в ближайшую уборную, я заперлась в кабинке и подняла ноги, чтобы никто смог заметить меня, заглядывая под двери. Уж я-то знала, как надо прятаться в туалетах.

Я выдохнула Фобию, и вонзала гвозди в ее застывшую кричащую маску, пока мне не стало лучше. Пока я не смогла дышать, не чувствуя, что меня вот-вот вырвет. Пока не смогла ясно мыслить.

Это была просто паника. Ничто не значило, что женщина-птица знала о том, что я здесь. Если бы она знала, то сразу же явилась бы за мной. Я не могла от нее спрятаться, как от серых людей. Она могла видеть сквозь Изоляцию.

Так что я была в безопасности. Пока что.

Кирсти в своей особенной манере поведала мне, что есть и другие паралюди наподобие женщины-птицы. Они отдавали приказы серым людям. За последние несколько месяцев я много об этом думала. На кого она работала? Могла ли она создавать серых людей? Или они — какие-то технарские клоны, наподобие особых высококлассных генеджеков? Или же они были просто рабами, которым промыли мозги?

Какая-то часть меня хотела убежать. Я могу заставить ангела из колючей проволоки прорвать в мире дыру и сбежать туда, где она меня не найдет. Это было заманчиво, но я не могла так поступить. Директор говорила, что они будут составлять списки присутствующих, и если меня там не окажется, возникнут вопросы. Так они вышли бы на меня даже быстрее, чем если б я осталась в школе. Бьюсь об заклад, что всех, кого не окажется на месте, потом навестят копы.

Кроме того, раз уж они здесь... это могло быть шансом кое-что узнать. Медленно выдохнув, я пригладила волосы, стараясь успокоиться.

Так, это мысль. Возможно, мне не нужно составлять список подозреваемых. Может быть, полиция сделает это за меня. Мне надо будет достать этот список, но раз они будут задавать вопросы по всему городу, им придется сделать копии. Утащить одну из них должно быть не слишком сложно.

И ведь я могу разыскивать людей по их именам.

Будь это бандитская разборка или рехнувшийся школьник, я хотела найти убийцу. Возможно, это был злодей. Возможно, это был кто-то вроде меня, у кого выдался особенно плохой день. В любом случае, это должен был быть парачеловек, так что мне хотелось бы с ним поговорить. Я хотела узнать причину. Почему его преследуют серые люди, отчего он оторвал тому парню руку, почему он сбежал?

И если женщина-птица действительно интересуется им, то я смогу больше узнать о том, чего, собственно, хотят эти люди.

И что они из себя представляют.

Глава 4.04

Незадолго до конца учебного дня прозвучало еще одно объявление: нам сообщили, что завтра школа будет закрыта и уроков не будет. Меня это устраивало. Скорее всего, им нужно было время, чтобы все прибрать, и в любом случае никто из учеников не смог сосредоточиться на учебе.

Обычно мне было довольно трудно быстро уйти из школы, но сегодня я оторвалась от массы школьников, проходящих через южный выход под надзором учителей. Мгновением позже, закутавшись в Изоляцию, я пробиралась по пустеющим коридорам к кабинету директора. Я предположила, что полицейские, наверное, оставили директору список разыскиваемых учеников, с указанием позвонить, если кто-нибудь из них появятся в школе. Мне просто нужно было сделать копию для себя. Сфотографировать ее, или типа того.

Когда я проходила мимо кучки учеников, которых гнали на улицу, херувим принес мне пальто и маску. Они не могли меня, конечно, увидеть, но та женщина-птица могла. Если она была где-то здесь, нельзя было позволить ей разглядеть мое лицо.

Впрочем, она все равно узнала бы меня. В Броктон Бей было не так уж и много невидимых девушек в противогазах. Интересно — что, если бы я надела другой костюм? Надо было сделать еще один. Или даже несколько. Отложу эту мысль на потом.

Вообще-то, под покровом Изоляции мне не было никакой нужды красться. Но я все равно старалась двигаться незаметно; сердце колотилось в груди, а дыхание хрипло отдавалось под маской. В школе еще было много учеников; учителя и полицейские, рассеявшись по коридорам, выпроваживали их из классов и туалетов. Среди них были серые мужчина и женщина в сочащихся темной водой костюмах, идущие по коридору в мою сторону. У мужчины на лбу красовалась надпись РАССЛЕДОВАТЬ, а у женщины — ИЗОЛИРОВАТЬ, и на миг я испугалась. Не смотрят ли они прямо на меня? Могут ли они видеть сквозь мою способность, заметить меня в толпе? Отчего эти слова в Другом Месте написаны без ошибок?

Спустя миг они миновали меня. Слава Богу.

Разумеется, с моим-то везением, директор Блэквелл оказалась в самом центре слегка организованного хаоса. Из ее кабинета вышел с несчастным видом один из моих старых учителей — мистер Глэдли, преподаватель парагуманистики. Интересно, что ему сказала директриса, но я, не задерживаясь, воспользовалась шансом проскользнуть в дверь кабинета, прежде чем та закроется. По столу вперемешку с несколькими большими синими папками были разбросаны смятые картонные стаканы из-под кофе. Сама директриса разговаривала по телефону. У нее был нездоровый цвет кожи, короткие черные волосы растрепаны.

— Думаю, у меня есть код для отчета об инциденте. Да... эм, 144. 531. 18, тире, 'И'. Нет-нет. Восемнадцать. Единица и восьмерка. И буква 'И' как в слове 'Индия'. Контактное лицо — офицер Марк Эллс, — она прижала телефонную трубку плечом и зашарила по столу в поисках ручки. — Одну секунду, я запишу. Пожалуйста, вы не могли бы повторить?

Стараясь двигаться как можно тише, я обошла директора Блэквелл. Несмотря на то, насколько никчемной она оказалась, когда я нуждалась в помощи, сейчас мне все-таки было ее жаль. Совершенно очевидно, что ей едва удавалось управлять школой изо дня в день. Она была совершенно не в состоянии справиться еще и с убийством, вдобавок ко всему прочему.

— Мгм, — пробубнила она в ответ на что-то. — Нет, у них еще нет явных подозреваемых, но они считают, что это может быть связано с бандой.

Я позволила холоду Другого Места окружить меня и посмотрела еще раз. Помещение не слишком изменилось после моего последнего визита сюда. Тут все еще пахло сыростью и запустением, а окна до сих пор покрывали неразборчивые каракули. На собаковидном лице Блэквелл застыло хмурое выражение. Я выдохнула ей в ухо Идею, глядя, как та заползает внутрь.

— Напомни им, что полиция велела тебе сделать, — прошипела она, когда я склонилась над плечом директрисы, чтобы заглянуть в ее записи.

Она замерла на миг и потерла виски рукой, покрытой спутанным мехом.

— Как бы то ни было, давайте еще раз пройдемся по процедурам, — произнесла она в заплесневелый телефон. — Я получила список учеников, с которыми они хотят поговорить. Это те, кого не оказалось на территории школы во время проверки. Нет-нет, я понимаю. Большинство из них просто прогуливали, но все равно, это надо проверить. Они оставили тут офицера, так что если кто-то из них объявится, полиция сможет его допросить. И пока мы закрыты, они обыщут территорию на предмет орудия убийства. Да, либо окровавленной одежды.

— Достаточно, — прошептала я. Идея выползла из ее уха и растворилась в темном тумане.

Она сделала паузу.

— Простите, у меня сейчас каша в голове, — извинилась она перед человеком на другом конце линии. — Весь день сплошная суматоха. Я просто зашиваюсь. Столько всего нужно сделать, и я до сих пор готовлюсь к большому собранию персонала в пять. Бог знает, как оно пройдет.

Листая папки у нее на столе в поисках списка учеников, о котором она сказала, я краем уха прислушивалась к разговору. Видимо, она лишь недавно заглядывала в него, потому что поиски не заняли много времени. В списке было около шестидесяти имен. Да уж, хорошая работа, Уинслоу. Отлично борешься с прогулами.

Что ж, надо бы его забрать. Или... нет, это вызовет подозрения. Вместо этого я положила список на стол и отправила еще одну Идею заползти к ней в мозг. Она сразу же посмотрела на него, не отводя взгляд, пока не повесила трубку примерно через минуту.

— А вдруг я его потеряю? — пробормотала она про себя. — Да, лучше подстраховаться, верно? — Устало вздохнув, она подвинулась к компьютеру и вытащила листок бумаги из какой-то книги на столе. Она положила его рядом с клавиатурой, и я прочитала, что на нем, пока она нажимала клавиши. Надпись гласила:

такие поТУГИ ЗапоМнить

Кгда оН меняеТСЯ кажный МЕСЦ

Ох. Точно. Другое Место. Спустя мгновение оказалось, что там было написано:

Логин: blackwellj

Пароль: jngpu9bhg

Что ж. Это оказалось полезным. Неудивительно, что она не удосужилась запомнить такой пароль. Я записала это в блокнот. Он будет действовать месяц, и, бьюсь об заклад, она всегда прячет бумажку в той книге. Честно говоря, меня удивило, что сотрудников Уинслоу заставляют менять пароли ежемесячно. Все-таки, это была средняя школа, а не Форт Нокс.

Пока она клацала мышкой, я подошла к принтеру и смотрела, как он оживал с гудением, попискиваением и шорохом протягиваемой бумаги. Я даже не была в Другом Месте, но этот шум все равно раздражал. Старый агрегат так долго разогревался, что к тому моменту, когда он все-таки начал печатать, Блэквелл уже стояла прямо рядом со мной.

Настало время попробовать кое-что, разработанное мной недавно. Я выбрала одну из бабочек в рое, составлявшем Изоляцию, и подтолкнула ее к принтеру, выдохнув сквозь сжатые губы. Другие бабочки с человеческими головами, вылетев, последовали за ней, зароившись вокруг бумаги, которая наконец начала появляться из принтера.

Блэквелл уставилась на лоток для печати. Она не могла увидеть бумаги, точно так же, как не могла увидеть меня.

— Он вообще работает? — задала она риторический вопрос. — Тупая машина. Я же знаю, что он запустился, — она осмотрела принтер, проверяя огоньки и подергав один из лотков. — У тебя чернила кончились? — спросила она. — Или... что-то с бумагой? — Я позволила Идее обратиться в ничто. — Черт. Мне только этого еще не хватало. Только не сейчас.

Покачав головой директриса вернулась за свой стол. Я засунула распечатку в сумку. У нее была куча папок с именами и лицами, которые учителя использовали для идентификации учеников, скорее всего, чтобы помочь копам. Схватив одну из них, я ушла из директорского кабинета. Не хотелось бы быть тут, если появится леди-птица или кто-нибудь вроде нее. Я отправилась прямо к шкафчикам, где еще задержалась последняя волна учеников, и отправила маску с пальто назад в убежище, прежде чем сбросить Изоляцию. Покидая территорию школы, я была лишь еще одной ученицей.

Я не могла успокоиться всю дорогу до дома. Трудно было поверить, что серые люди объявились прямо тут, в школе. Кто мог отправить в школу таких тварей? Неужели они знают, что я хожу в Уинслоу? С прошлого раза я долго пыталась их выследить, но совершенно ничего не нашла. Отчего же сейчас они вдруг нарисовались из ниоткуда? Всего лишь потому, что погиб какой-то скинхед? Что они собираются делать? Что замышляют?

Я осознала, что заскрипела зубами, и заставила себя расслабиться. Я не боялась — наоборот, я злилась... но была почти уверена, что так было лишь потому, что не появилось никаких признаков женщины-птицы. Она, должно быть, являлась каким-то парачеловеком, раз могла видеть сквозь Изоляцию. И, судя по ее костюму и по ее контролю над полицией, я догадывалась, что она принадлежала к какой-то серьезной группе. Может быть, серые люди были всего лишь их лакеями, или типа того. Может, они отправляли их посмотреть на любое загадочное убийство. Раз ее тут не было, это могло означать, что к этому случаю они не отнеслись серьезно. Кем бы 'они' ни были.

Да, подумала я, немного расслабившись. Точно. Это имеет смысл. В конце концов, они проявились на месте убийства неподалеку от доков, а его определенно можно было назвать очень странным. А теперь в Уинслоу некто изволил сдохнуть при странных обстоятельствах, и они тут как тут. И Кирсти... ну, обсуждать с ней ее прошлое было и грустно и неудобно, но она сказала, что те, 'чьи души сожрали демоны', убивали людей.

Может, они появляются на каждом месте убийства в Броктон Бей. Может быть на каждом убийстве в стране. Но нет, быть такого не может, правда же? Их не может быть слишком много. Учитывая, в какого рода местах я проводила время, я тогда должна была бы уже не раз их увидеть. Но я не заметила на улицах ни одного.

Когда я добралась до двери дома, мой разум все еще бурлил, обращая мало внимания на теплый весенний день вокруг. Внутри громко звонил телефон, и я едва успела открыть замки и добежать, пока он не замолк.

— Дом Эбер...

— Тейлор! — это оказался папа. — Слава Богу!

— Что случилось? — спросила я; живот скрутило от страха.

— С тобой все в порядке?!

А. Точно. Я ощутила, как напряжение покидает мое тело, почти так же основательно, как если бы я заточила его в Фобии.

— Ага, я в порядке, — сказала я.

— Просто в новостях сказали, что в Уинслоу кто-то умер и...

— Пап. Я в порядке. — Бедный папа, вдруг поняла я. Боже, не удивительно, что он перепугался. — Ну, не волнуйся. Все, что я видела, это как приехала скорая и оцепили территорию.

— Что случилось?

— Я не знаю. Правда. Ходят слухи, что это как-то связано с бандами.

— Ох, слава Богу, — вздохнул он. — Значит, ты в безопасности.

— Точно, пап, я в безопасности. Уроки на завтра отменили. Там везде были копы. Случилось преступление, так что, мне кажется, они не хотят, чтобы мы все испортили. — Вот только в обед они не отправили нас по домам, подумала я, нахмурившись.

— А ты хорошо себя чувствуешь? Ты не...

— Пап. Я в порядке, ладно? — сказала я. — Я не видела ничего... из ряда вон, — это было не совсем честной, но правдой. Другое Место давало мне ежедневную порцию ужасов.

Нет, погодите, это все же не было правдой. Серые люди обычно не появлялись в школе.

— Слушай, посиди пока дома, — сказал он. — Я вернусь около семи, хорошо? Я хочу с тобой поговорить. Я очень рад, что с тобой все в порядке.

— Хорошо, пап, — ответила я. — Я, наверное, пойду поем, но немного чили тебе обязательно оставлю.

Он хохотнул, но это звучало больше как сброс напряжения, чем настоящее веселье.

— Ага, хорошо. Все не ешь, ладно? Увидимся позже. Люблю тебя.

— Ага, я тоже тебя люблю, — сказала я, вешая трубку. Боже. Бедный папа. Я сжала губы. Возможно, я должна сделать для него что-нибудь хорошее. Ему не нужен ко всему прочему еще и этот стресс. Я запустила руку в волосы и вздохнула. Во второй половине дня никто не потрудился дать нам домашнее задание, но все-таки мистер Сингх утром задал нам домашку по английскому.

Фиг с ней, сделаю завтра. Пришло время взглянуть на список имен и проверить всех на наличие следов убийства в Другом Месте. Готова спорить, я смогу быстро отсеять множество подозреваемых.

К сожалению, я ошибалась. Три четверти часа спустя, я сидела в своей комнате, перескакивая сердитым взглядом с альбома с именами и фотографиями на список потенциальных подозреваемых. Я выследила нескольких через свой телевизор, но они не были перепачканы черным маслом, и у них не оказалось никаких признаков парачеловеческих сил при этих проверках.

Но было множество людей, на которых мои силы, похоже, не работали. Почти все они были японцами. Ищейка не могла отыскать их. Кукла Наблюдатель не могла их увидеть. Может быть, в Маленьком Токио стоял какой-то источник помех — какой-нибудь тинкертех, сквозь который мои силы не могли пробиться? Но нет, я же ходила там по улицам и совершенно уверена, что Другое Место показало бы мне, если бы какая-то сила там мешала моей собственной. Я бы увидела там какую-нибудь прекрасную сияющую радугу, или щит, или еще что-нибудь.

Возможно, виноваты были серые люди? Содрогнувшись, я отбросила эту мысль. Нет, не может быть, чтобы они так быстро смогли схватить столько народу. Кроме того, не было никаких свидетельств того, что они в состоянии вот так заблокировать мои силы. Нельзя же все валить на них; тут должно быть что-то, о чем я не подумала.

Р-рр! Я потерла глаза ладонями. Это ни к чему не привело. Я знала кое-кого, кто мог бы объяснить мне, что происходит. Если только, как я надеялась, я смогу расшифровать то, что она скажет.

Глянув на часы, я кивнула. Мне должно было хватить на это времени, прежде чем папа вернется домой. Если он придет, как обычно, после семи, у меня есть еще пара часов.

Я подошла к зеркалу. В Другом Месте оно показывало шрам, который я оставила на ткани бытия. Выдохнув ангела, я велела ему открыть этот коридор снова. Холод пронизывал меня до костей, когда я пробиралась в его узком пространстве, стараясь избежать покрытых гвоздями стен.

Выбравшись оттуда, я обессиленно рухнула, опустившись коленями на пыльный бетон зеркального зала. Просто... мне просто надо было отдышаться. Перемещение сквозь Другое Место изматывало физически, хотя и не так ужасно, чем когда ангел сам переносил меня.

Вскарабкавшись на ноги, я оглядела это забытое всеми место. Куда бы я ни ходила тут, я оставляла ясно различимые дорожки в пыли; было даже несколько хорошо различимых отпечатков подошв. Любой, кто смог бы попасть сюда, легко бы выяснил, что я здесь делала, просто следуя по моим следам.

Все зеркала, однако, были чистыми. Я протерла их от пыли тряпками, и в тусклом зеленом свете химических фонарей мое лицо отражалось в них, похожее на Хэллоуинскую маску ведьмы. Каждая нарисованная маркером арка в Другом Месте была разорвана тонким шрамом — началом длинного тоннеля, который Железной Швее пришлось укреплять не меньше часа. Над каждым из них я прикрепила поляроидный снимок, в качестве напоминания о том, в какое место он ведет. Из заброшенного зала для балетных упражнений это место превратилось в перекресток путей, пересекающих весь город.

При помощи этого зала я могла за несколько минут перенестись из своей спальни во множество неприметных закоулков по всему Броктон Бей.

Выдохнув херувима, я всмотрелась в его треснувшее кукольное личико и приказала:

— Херувим, найди Кирсти. Скажи ей, что я хочу поговорить с ней в этой комнате с зеркалами и передай мне, что она ответит.

Я воспользовалась случаем, чтобы отыскать ручной фонарик, который припрятала здесь среди прочего. Нормальный белый свет помог мне почувствовать себя гораздо лучше.

Херувим вернулся.

— К-конечно, Тейлор, — сказал он голосом Кирсти. — Я г-готова пройти сквозь Небеса, когда ты откроешь мне путь.

Я вновь обвисла, обессиленная, чувствуя привкус крови во рту, когда ангел разодрал проход для Кирсти. Ох, утром мне придется за это расплачиваться. Кирсти вышла, одетая в пижаму и шлепанцы; в руке она держала маленький светящийся шарик, от которого исходило тепло и мягкий золотистый свет, прогнавший холод подземного зала. Это почти искупало то, как он выглядел в Другом Месте — как почерневшая каменная голова, будто бы оторванная от маленькой статуэтки херувима.

— Тейлор, — сказала Кирсти. — Т-ты призвала меня сюда. Что-то случилось? — Она улыбнулась, нетвердо и неуверенно. — Или ты п-просто хочешь что-нибудь сделать вместе? Мы снова п-пойдем в парк?

Я пыталась дать Кирсти провести хоть сколько-то времени вне больницы, в рамках моих усилий как-нибудь помочь ей. Может быть, я просто чувствовала себя перед ней в долгу, но... меня ужасала сама мысль о том, что она, вероятно, не выходила на улицу — в буквальном смысле — десятилетие. Формально она могла быть намного старше меня, поскольку она, похоже, не старела, но в смысле продолжительности настоящей жизни? Я не была в этом уверена.

— Нет, просто поговорим немного, — ответила я. — Давай-ка пойдем, присядем. У меня есть пара вопросов.

Я привела ее в свою главную комнату. Когда-то там был кафетерий, но я наполовину заполнила его вещами, которые приобрела по дешевке. Теперь он немного напоминал барахолку. Банки с водой и напитками, консервы, пакеты со снаряжением для выживания... на стенах я пришпилила карты города, обозначив на них ручкой свои коридоры; и еще я стала собирать газеты и книги, которые теперь стопками скопились на столах и у стен. Зато сейчас я всегда могла отправить сюда херувима, чтобы он принес то, что мне понадобится. Комната уже слегка пропиталась запахом старой бумаги.

И даже старые манекены из магазина валялись здесь повсюду, с полароидными снимками, приклеенными на лица. Они оказались полезны для выслеживания людей. Я подумывала расставить их по комнате в разных позах, но это вгоняло меня в жуть немного больше, чем я могла стерпеть.

Кирсти осторожно присела на один из диванчиков, скрестив ноги. О манекенах она не сказала ни слова. Я уселась напротив, предложила ей баночку Кока-Колы из одной из горок, наваленных вокруг, и начала объяснять мои затруднения с тем, чтобы найти нужных мне людей. Казалось, что она лишь отчасти обращает на это внимание, в то время, как другая его часть посвящена маленькому шарику света в ее руке.

— Короче, в этом моя проблема, — заключила я. — В принципе, я... ну, мои ангелы и херувимы не могут найти многих людей. А я должна их найти, потому что серые люди появились у меня в школе.

Теперь-то я завладела всем ее вниманием. Кирсти прижала светящийся шарик к груди и сглотнула, глядя на меня увлажнившимися глазами. Шрамы на ее лице болезненно изогнулись и я приготовилась выдохнуть Фобию, чтобы заставить ее успокоиться.

— Ты ув-верена? — шепнула она.

— Да, — подтвердила я. — У них были черные слова на лбу, и они были серыми и неживыми. Но не было никаких признаков, что там была леди-птица.

— Люди-птицы обычно не слишком показываются, — прошептала Кирсти. — Они страшные. Серые люди — не ч-человеки; они н-не настоящие. Душ у них нет, так что они н-не могут слышать д-дьявола. Но короли, повелевающие ими, не служат ни дьяволу, ни Б-богу. Так сказал мне Бог. Мы — избранные Богом. Мы не должны им верить. Так он сказал.

— Так и сказал? — уточнила я.

— Да. Они плохие люди. И плохие девушки. Они тебя видели?

Я покачала головой:

— Нет. Серые люди, мне кажется, вообще не могут видеть сквозь защиту моей силы.

— Слава Господу, — сказала Кирсти. Это не было обычным выражением облегчения, скорее, это было прямой благодарностью Создателю. Она потянулась, взяла свою Кока-Колу, и стала пить ее маленькими птичьими глоточками. — Они б-будут искать тебя, Тейлор, если узнают о тебе. Они н-не остановятся. — Она сглотнула. — А их главные помнят обо мне. Бог прячет меня от м-мира, но леди-птицы и другие, им подобные, ст-тоят вне этого круга. Они... они запомнят и тебя тоже. — Она взглянула мне в глаза. — Я не хочу, чтобы ты п-пострадала.

У меня вырвался неловкий смешок. Я не привыкла к такого рода искренности.

— Ну, мне тоже не хотелось бы пострадать. — Она кивнула, и ее взгляд вернулся к шарику света в ее руках. Я подождала еще секунду. — Так. Хм. Насчет причины того, что моя сила не может найти некоторых людей...

— Тейлор? — позвала Кирсти, взглянув на мгновение мне в лицо, прежде чем снова отвести взгляд. Она опустила шар света на пол с каменным стуком. Свет отбрасывал на ее лицо странные тени, исходя снизу. Надписи на банках Кока-Колы, казалось, танцевали в мягком золотистом свете. — Можно мне взглянуть сейчас на одного из твоих ангелов? — попросила она.

Моргнув, я попыталась настроить свой разум на логику Кирсти.

— Зачем?

— Потому что я хочу задать ему несколько вопросов.

Она хотела задать моим силам несколько вопросов? Разговор с Кирсти всегда был большим, чем могло вместить мое воображение. Погрузившись обратно в Другое Место, я выдохнула ангела из колючей проволоки. Он расправил свои ржавые крылья и, мне показалось, яростно взглянул на Кирсти. Его дыхание с шипением вырывалось из-под противогаза. Вообще-то, я не совсем понимала, как им удавалось шипеть. У них, кажется, не было места для легких среди этой колючей проволоки

Приподнявшись, Кирсти потянулась вперед. Ее Другое Место распространялось вокруг нее, и я могла почувствовать его ароматный дым. Отражения диванчиков в нем плавились и обугливались. Языки пламени вились вокруг ее ног и рук, когда она, дотянувшись, погладила лицо-противогаз моего ангела.

— Ты прекрасен! — прошептала она ему. Мне, впрочем, не показалось, что похвала ей помогла. — Благословен Ты, Господь Бог наш, Владыка, создавший подобные чудеса и Избранных!

Она с содроганием вздохнула и поклонилась ангелу колючей проволоки, сложив ладони в молитвенном жесте.

— Хвала Господу Богу! П-пожалуйста, святое существо, во имя Господа Бога, что правит с Небес этой бренной Землей, ус-слышь, пожалуйста, м-мою мольбу. Тейлор, слуга Твоя, что воплощает твою волю, желает узнать, почему не может найти некоторых людей. Ангел — по-пожалуйста! — поведай мне.

Ангел протянул руку и коснулся ее щеки когтистой ладонью. Кирсти коротко ахнула. Чудовищное существо, созданное мной, испустило долгий, шипящий хрип.

— Благодарю тебя, — задыхаясь, тихо ответила Кирсти. — Ты можешь отпустить его обратно в Небеса, Тейлор.

Я растворила фигуру из колючей проволоки. Потек крови, похожий на слезу, скользнул по щеке Кирсти из того места, где ангел дотронулся до нее. Ее глаза распахнулись; зрачки расширились. Она чуть задыхалась.

— Ты поняла что-то? — спросила я ее.

— Он послал мне видение, — произнесла она тихим шепотом, что был похож почти на стон. Ноги ее подкосились, и она упала на колени. — Бог говорил через него. И он... так прекрасен, — Она обернула себя руками, свернувшись в тугой клубок, как будто пыталась удержать чувства внутри и не дать им вырваться наружу. В ее невидящем взгляде застыли слезы. — Жд-ду не д-дождусь Вознесения. Б-будет так здорово. М-мы будем вместе с Богом, ты и я.

— Да, это хорошо, — неуверенно согласилась я. Порывшись в одной из сумок, я достала пачку салфеток и осторожно подобралась к ней. Она не шелохнулась, пока я протирала ее лицо, промокая кровь. Я подала ей еще салфетку, чтобы протереть глаза, — Он... хм, сказал ли он...

— Да, он воистину сказал, — ответила она, улыбаясь сквозь слезы. — Т-тейлор, твои ангелы — создания истины. Вот как они находят грешников: во-первых, по свету жизни, плоти и крови; во-вторых, по свету образа и подобия; и в-третьих, что слабее всего, по отраженному свету чужих воспоминаний. Твои ангелы — слуги Святого Петра, который знает л-людей по именам, которыми их назовут в Судный День, и ты воссядешь во главе их, когда грехи человеческие будут взвешены. Но поскольку они — и, соответственно, ты — есть слуги правосудия, без истинного имени грешника им трудно найти его на этой бренной Земле праха.

Я нахмурилась, пытаясь перевести это с Кирстиного языка. Сначала я думала, что она сумасшедшая, но иногда — как, например, сейчас — у меня возникали подозрения, что она и правда с чем-то таким общается. При этом она практически не заикалась, и в такие моменты менялся даже ее словарный запас. Кто вообще теперь использовал такие слова, как 'подобие'?

— Значит... ты хочешь сказать, что мои ангелы могут выследить кого-нибудь по крови, изображению или описанию? И для большей эффективности, мне нужно знать их настоящие имена?

— Я верую в это, — ответила она.

Что ж, в этом я не сомневалась; но слова Кирсти имели практический смысл. Кукла Наблюдатель могла найти человека по фотографии, тогда как Ищейка нашла мамину флейту, потому что я ее хорошо знала. И я никогда не пробовала, но могу поклясться, что было бы существенно легче найти кого-нибудь, имея образец его крови. Моим ангелам явно нравилась кровь. Возможно, они запомнили шкафчик. Это была не слишком радостная мысль. И...

— Постой, — нервно сказала я. — Это значит, что они не смогут найти супергероев и суперзлодеев, потому что те не используют свои настоящие имена.

— Да, — с убежденностью ответила Кирсти. — По-моему, они пользуются ложными именами, чтобы досадить этим Богу. Но они будут наказаны за это.

Однако у меня получилось найти Славу... но — стоп, внезапно осознала я. Разумеется, я ведь знала и ее настоящее имя.

Вот же дрянь.

Возможно, я не первая, кому достались такие силы? В смысле, если посмотреть непредвзято, то выглядело немного странным, что все кейпы носили вымышленные имена. Копы никогда так не делали. Преступники — еще до появления кейпов — так не делали. В смысле, они так делали в старых комиксах, но, типа... это же были выдумки. Из кейпов, кто решились раскрыть свои настоящие личности, мне на ум приходило лишь Движение Новой Волны, и это плохо для них закончилось.

Не использовал ли кто-нибудь информацию об их настоящих личностях против них самих? Кто-нибудь... наподобие меня, только — злодей?

Я оглядела Кирсти, подтягивающую Колу и держа сияющий шарик в свободной руке. Сверху раздался гул от чего-то тяжелого, проехавшего по дороге над нами. Только самые тяжелые машины были достаточно громкими, чтобы создавать тут внизу, в всеми забытом подвале, нечто большее, чем фоновый шум.

— Как много людей знают, как именно работают мои силы? — спросила я.

Кирсти опустила взгляд, и ее губы задрожали.

— Я н-не знаю, — ответила она. — П-прости.

— Значит, в Маленьком Токио, скорее всего, нет никакой глушилки, — произнесла я вслух. Я смутно припоминала, что ясновидение — способность к наблюдению на расстоянии — было не слишком распространенной силой кейпов. Оно иногда встречалось, но не часто. Но... о! — снизошло на меня озарение. — Могу поспорить, что имена, которыми они называются в школе, — не настоящие! — воскликнула я.

Кирсти вопросительно уставилась на меня.

— Ну, гм, если они въехали по поддельным документам, или... или, например, они пользуются американскими именами вместо своих собственных, или вроде того, — я взглянула на подчеркнутые имена в списке. — Вот, типа этого Джо Иноки. Спорить готова, что поиск не работает потому, что его настоящее имя вовсе не 'Джо'.

— О! — произнесла Кирсти, выпрямившись. Она облизала краешки рта, пробежав языком по одному из шрамов. — Я. м-м. Мне кажется... нет. Неважно. Женщине надлежит быть скромной и не выставляться.

— Я ошибаюсь? — спросила я.

— Нет, думаю, ты можешь б-быть права, — сказала она, вздрогнув и отведя взгляд. Для большинства это было бы признаком нечестности, но для Кирсти это было нормальное поведение. Она не выносила смотреть мне в глаза. — У м-меня есть мысль, но не ув-верена, что она сработает.

Я вскинула голову:

— Нет, постой-ка. Мне интересно!

— Н-ну, ангелы открывают... Гм. Открывают мне души людей, — она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. — Твоя душа так прекрасна, — тихо сказала она. — Тебя благословил Господь, — она потянулась подрагивающей рукой. — Ты — это свет Божий в этом тленном мире, — она отвела взгляд. — Я м-могу видеть чужие души. У с-серых людей нет души, но д-души их хозяев с-сияют светом, что они ук-крали у Господа, — ее лицо исказилось, нахмурившись. — И г-грешники, что якшаются с ложными богами, т-тоже разные. Они п-подобны жрецам Фараона, об-бращавшим свои п-посохи во змей.

— Что ты имеешь в виду? — наморщив лоб, спросила я.

— Г-говорят, они похожи на... на греческих героев, — пояснила Кирсти, обхватив себя руками и сгорбившись. Она пристально уставилась на банку колы. — Но греки не почитали Господа. Они были нечестивцами и поклонялись своим ложным б-богам. Вот п-почему нельзя доверять супергероям, даже если они п-притворяются хорошими. Это к-как с комиксами. Они гадкие, и хорошие девочки их не ч-читают.

Я молча сидела, пытаясь придумать, что говорить дальше. В голове у нее действительно все перепуталось. Бог знает, как трудно справляться с нашими силами — она безусловно согласилась бы, что он воистину знает — но Кирсти и впрямь с самого начала достался плохой расклад. Я слышала о таких фундаменталистских церквях, которые объявляли кейпов дьяволопоклонниками, либо бесами, либо одержимыми, или предвестниками апокалипсиса, или тому подобными исчадиями ада.

— Значит, ты можешь видеть кейпов, и для тебя они выглядят иначе? — мягко спросила я. — В смысле, — не так как ты или я. А знаешь, я тоже их вижу. Я могу высматривать их. Из-за своих сил они ярко светятся. Это совсем не так, как у нас.

Хорошо, что Кирсти уже наполовину выпила свою колу, иначе она бы пролила ее себе на пижаму, потому что ее руки очень сильно затряслись.

— Я могу их п-поискать, — пробормотала она. — П-п-помочь тебе их найти.

Огни наверху начали гаснуть и вспыхивать, рассыпая повсюду яркий свет. Из заброшенной системы громкоговорителей послышался шум помех, звучавший наподобие молитв.

— Кирсти, ты должна успокоиться. Успокоиться. Пожалуйста. Успокойся. Хочешь, ангел поможет тебе успокоиться? — попросила ее я.

Она кивнула, резким движением головы, неслышно шепча что-то себе под нос. Она была не в состоянии мне помочь. Неважно, я и сама прекрасно могла видеть паралюдей.

— Хорошо, — Я осторожно погрузилась обратно в Другое Место и заставила Фобию вытянуть ее страх. Застывшая маска моего создания невнятно пробормотала что-то, но я подумала о вонзающихся гвоздях, и она сдалась. Я подошла к ней, и Кирсти расслабилась, пока Фобия вбирала ее страхи и тревоги. Вообще-то, Кирсти была так напряжена, что расслабившись, она осела с таким видом, как будто из нее вынули все кости.

— Спасибо, Тейлор, — вяло проговорила Кирсти, окутанная дымом и ярко пылающими огнями. Я ощущала призрачное тепло даже на расстоянии. — Я... Думаю, сейчас я хочу вернуться домой. Мне надо п-помолиться. П-прости.

Я помогла ей подняться, стиснув зубы и преодолев страх ее Другого Места, ведь меня защищала моя собственная влажная тьма. Она была тяжелой — наверняка более крепкого телосложения, чем я, даже при том, что ниже меня ростом.

— Не надо извиняться, — сказала я.

— Надо. Я слабая. — Вокруг нее вспыхнули огни. Моя кожа показалась мне иссохшей и растянутой. Появилось жуткое ощущение, что если бы не мое Другое Место, я оказалась бы на костре. Дым раздирал мне глотку.

— Ты не слабая.

— Слабая. Я слабая, а ты так сильна. Твои ангелы тебе повинуются. Всегда. Они не п-поджигают все вокруг.

Кажется, мне нечего было на это ответить. Что вообще надо было отвечать на это? Что у меня есть преимущество, потому что я могу держать под замком свои нервные срывы? Что я просто не могу поджигать вещи — а я пыталась, чисто чтобы проверить, выйдет ли — и поэтому ничего удивительного нет в том, что я ничего не спалила? Или что я более устойчива, что неудивительно, потому что я выросла в нормальной семье, и несколько лет травли — ничто, по сравнению с тем, что, судя по ее намекам, с ней делала мать?

— П-пожалуйста, не забывай обо мне, — прошептала она с неподдельным отчаянием в голосе.

— Я не собираюсь о тебе забывать, — заверила я. — Я помню тебя, ты ведь не забыла? Даже если не помнит никто другой. Скоро мы вместе сходим в кино, ладно? Я подберу что-нибудь спокойное, доброе и веселое. Кажется 'Принцесса Малейн' скоро выйдет? Тебе ведь такое нравится?

— 'Малейн'?

Ох, точно... наверняка, она об этом и не слышала.

— Это новый диснеевский фильм.

— А-а. Думаю, мне понравится. Ты об-бещаешь?

— Я обещаю постараться изо всех сил, — ответила я. Это не было безусловным обещанием, но я и не хотела его давать. Это лишь расстроило бы ее, окажись мое обещание невыполнимым.

— Спасибо.

Вернувшись в зеркальный зал, я вновь открыла коридор в ее больничную палату. Пошатываясь, она удалилась по нему, а я с измученным вздохом вывалилась из Другого Места. Бедная Кирсти. Неловко было тащить ее сюда ради одной лишь информации, но что мне оставалось делать? Я не понимала принципа действия своих сил. А еще я пыталась помочь Кирсти. Честное слово, я пыталась.

Вернувшись в главную комнату, я заметила, что светящийся шарик, с которым играла Кирсти, погас. В Другом Месте осталась лишь крошащаяся каменная голова с едва узнаваемыми чертами. Я прикончила ее недопитую банку колы и присела. Мне надо было восстановить силы. Сегодня я вымоталась, создав трех ангелов, плюс... хм, слишком много херувимов. У меня все болело, а губы высохли и потрескались. Я ощущала пульсацию в животе, но для месячных было еще рановато.

Задрав футболку и посветив фонариком, я обнаружила на животе синяк в форме ладони, как будто кто-то сильно ударил меня туда рукой, но эта рука не была человеческой. У нее были слишком длинные пальцы и несоразмерные пропорции.

— Черт, черт, черт, — пробормотала я. Ангелы колючей проволоки брали плату с моего тела, и не только в виде мигреней, кровотечений из носа и снижении уровня сахара. Это был отпечаток его руки. Придется теперь прятать его ото всех. Мне не хотелось бы отвечать на вопросы, отчего у меня там такой синяк. Откуда у меня вообще может быть такой синяк? И отчего, из всех возможных мест, — именно на животе?

И, что еще хуже, мне нужно было домой прямо сейчас. Если задержусь, то задремлю, и тогда меня не будет, когда папа вернется. Значит, придется призвать еще одного ангела колючей проволоки. Что означало больше боли. И истощения. И, скорее всего, больше крови.

Я застонала в мрачной тишине.

В конце концов, я проделала это, а потом рухнула прямо в кровать, содрогаясь от холода Другого Места. Он пробирал меня до самых костей, особенно в пальцах ног. У меня едва хватило сил стащить пыльную одежду и натянуть пижаму. С координацией движений было не лучше, так сильно меня трясло. Эти херувимы измотали бы меня и сами по себе, а потом еще вдобавок и четыре ангела? Дура, дура, дура. Я, честно сказать, надеялась, что это не подкосит меня так сильно, как когда за мной гналась леди-птица.

Я погрузилась в леденящие кошмары. Завернувшись в одеяло, я бродила по Другому Месту. Мою скрытую базу затапливало, зеркала куда-то пропали, и я не могла выбраться! Темная вода поначалу просто собиралась в лужи, но она поднималась, и к тому времени, когда она дошла до бедер, я отчаянно старалась не закричать.

А потом меня схватило что-то, и я все-таки завопила.

— Тейлор? Тейлор? — Я проснулась от встряхивания. Прищурившись, я посмотрела на папу мутным спросонья взглядом, нащупывая очки.

— Скок время? — выдавила я. Внезапно меня охватила паника. Я опаздывала в школу, а чудовище...

Папа посмотрел на часы.

— Девятнадцать тридцать. Что случилось? Почему ты в постели?

Пошевелившись, я застонала. На лбу ощущались бисеринки холодного пота.

— Я просто решила прилечь, — сказала я.

— В пижаме?

Я уставилась на него, пытаясь присесть. Все тело болело, а синяк на животе еще и зудел. Мне очень не хотелось бы, чтоб папа проверял меня на наличие травм.

— У меня весь день были спазмы, — солгала я. Это была супер-полезная отмазка. Она не срабатывала на учительницах, когда в спортзале мне хотелось посидеть, но отлично действовала на мужчин. — Девичьи проблемы.

— Ох, — он определенно смутился. — Э... я могу чем-то помочь?

Я поняла, что проголодалась. Мне действительно надо было встать с постели и запихнуть в себя немного еды.

— Теплое молоко было бы кстати, — сказала я, пытаясь улыбаться как делал бы некто с болезненными менструальными спазмами. У меня получалось замечательно. Удар в живот от ужасного монстра из колючей проволоки придал окончательные штрихи моему представлению. — А потом я попробую что-нибудь съесть.

— Я пока еще не ужинал, — сказал папа, — так что разогрею чили на двоих, — он осторожно похлопал меня по руке. — Ничего страшного, если ты не сможешь доесть.

Он принес молоко, пока я пыталась принять сидячее положение. Все болело, и меня потряхивало. Я до сих пор ощущала пронизывающий до костей холод Другого Места. Отпечаток руки время от времени напоминал о себе, начиная болеть снова и снова. Возможно, это не ангел меня ударил. Возможно, это был знак, что кто-то пытается выбраться изнутри.

Я сразу же пожалела, что подумала об этом.

— Ты озябла и вспотела, — сказал папа, потрогав мой лоб. — Уверена, что не заболела?

— Д... думаю, меня потрясло, убийство в школе, — соврала я. — Это не особенно взволновало меня, но потом, когда я вернулась домой, это наложилось на то, как я себя чувствовала...

Я пожала плечами и пожалела, что сделала это движение. Папа отставил кружку и обнял меня. Он сделал это из лучших побуждений, но учитывая, насколько избитой я себя чувствовала, это было худшее, что он мог сделать.

— Эй, эй, — без особого успеха произнес он. — Ладно тебе. Выпей молока, а потом спустишься и попробуешь поесть. Если тебе не захочется, то просто поговорим, хорошо? Все лучше, чем сидеть в своей комнате и переживать.

Я улыбнулась ему в ответ.

— Ага. Спасибо, пап, — сказала я, обхватив ладонями теплую кружку, и позволяя пронизывающему меня холоду улетучиваться.

С теплым молоком в животе я была почти в состоянии доковылять вниз, кутаясь в одеяло, как старушка. Свет на кухне был уютным — хотя одна из лампочек и гудела, слабо моргая — и я неловко плюхнулась за стол. Краска на стене облупилась как раз на уровне глаз, а пробковая доска для заметок была переполнена заметками и напоминаниями. Папа улыбнулся мне от микроволновки, но его улыбка стала несколько жестче, когда он увидел, насколько болезненно я, должно быть, выглядела.

Как ни взгляни, вся эта комната была невероятно банальной и скучной. И я в этом очень нуждалась. Наша кухня совершенно не походила — выберем пример наугад? — на темное подземное логово, набитое зеркалами-телепортами, жуткими манекенами и разнообразным старым барахлом. Я нахмурилась, глядя на гудящую микроволновку. Мне давно пора было найти способ, как подключить электричество на своей базе. Несколько розеток там до сих пор были подключены к сети, наверное потому, что находились в одной цепи с какой-то проводкой в зданиях наверху. Электрочайник, обогреватель и микроволновка действительно могли бы сделать то место менее похожим... ну, на заброшенный подвал.

— Может, тебе не стоило вставать с постели? — намекнул папа. — Знаю, я сказал, что тебе нужно поесть, но наверное, тебе все-таки лучше было бы отдохнуть.

— Я есть хочу, — возразила я. — Мне только голода еще не хватало вдобавок ко всему.

— Мм-м, — он заглянул в микроволновку и хотел спросить меня о чем-то, но потом передумал. Хотя я догадывалась, что он собирался сказать.

— Так что, да, — я потерла руки, пробегая пальцами по шрамам, полученным в шкафчике. — Я действительно не знаю, что случилось в школе. В смысле, я просто услышала сирены скорой, когда сидела на английском, прямо перед обедом. А потом территорию возле велосипедной стоянки оцепили, но я видела на земле что-то, похожее на кровь. Не волнуйся, — поспешила заверить я, — обычно я не подхожу к тому месту, потому что не езжу на велосипеде и не курю. Просто... я немного перепугалась от мысли, что кто-то в школе мог умереть.

— А-а, — протянул он.

— В смысле, ходили слухи о том, что мертвый парень был скинхедом, — сказала я. — Так что это что-то, связанное с бандами.

— Мм-м, — произнес он.

— Я вроде бы как ожидала больше вопросов, — с ехидцей заметила я.

Папа провел руками по своим темным редеющим волосам.

— Я просто не хочу тебя еще больше напрягать, — ответил он. — К тому же, ты сама сказала, что не так уж много и знаешь. Уверен, со временем все прояснится.

Ну, конечно, прояснится, если мои намерения что-нибудь значат.

— Ага, — согласилась я, поплотнее закутавшись в одеяло.

Папа подал разогретый чили с рисом быстрого приготовления и взял себе банку пива. Я сосредоточилась на еде. Чили был горячим и сытным, а я голодной — даже сильнее, чем обычно. Иногда после использования силы появлялся голод, а иногда нет. Наверное, Другому Месту не нравилось быть слишком предсказуемым в том, какие мучения оно будет причинять.

— Были проблемы с бандами в связи с этим случаем? — спросил папа. — Больше, чем обычно, я хочу сказать. Я в курсе, что в Уинслоу есть проблемы с бандами, но, как ты думаешь, не стали ли они хуже?

— Не знаю, — нахмурившись, честно ответила я. — Я держусь от банд подальше. В моей жизни и без того хватает дерьма...

— Тейлор, — пожурил он меня.

— Прости, хватает какашек — так лучше? хватает какуль? — и без того, чтобы впутываться в подобное во время учебы, — это было достаточно правдиво. Разумеется, я могла впутаться в бандитские разборки во внеурочное время, но сложно ведь быть героем, если не бороться с преступностью. — Так что я не в курсе, становится ли оно там хуже, или лучше, или как-то еще. В школе есть места, куда нельзя ходить, если ты не скинхед, или не японец, или еще кто-нибудь. Так что я туда и не хожу. Потому что это было бы просто глупо.

— Хмм... — За окном провыла сиреной пожарная машина. — Значит, ты не заметила никаких признаков ухудшения?

— Нет, не особо.

— А... места, куда нельзя ходить, если ты не в банде? Они там угрожали тебе?

Я набрала рис на вилку.

— Пап, я не попрусь как дура в туалет, который, типа, захватили японки. Они там курят, и я слышала, что у некоторых из них есть ножи. Там только на неприятности нарваться можно. Поэтому, нет, я туда не хожу.

Вообще-то, однажды я туда заходила под Изоляцией. Они курили, обменивались сообщениями по телефонам, и болтали между собой. Я понятия не имела, о чем они говорили, но по их поведению можно было догадаться, что они обсуждали скорее парней и макияж, чем грабежи и убийства.

Склонив голову, я посмотрела на папу.

— А что? Что-нибудь случилось?

Он лишь вздохнул.

— Дела становятся хуже, — наконец сказал он, постукивая вилкой по тарелке. — В городе есть районы, куда я бы сейчас не решился пойти, хотя еще год назад там все было в порядке. Даже полгода назад. Скинхеды становятся более организованными. И на кое-кого из моих старых друзей нападали банды Патриотов. Я просто хотел узнать, не просачивается ли это и в школу, и находишься ли ты там в безопасности...

— На каких еще старых друзей? — обеспокоенно спросила я. — Ты сам-то...

Папа нервно потер рукой об руку.

— Нет, не я. Они... видишь ли, они из Социалистической партии. — Он уловил выражение на моем лице. — Тейлор, социалисты — нормальная, законная политическая партия. Они не преступники. Скинхеды закидали их офисы бутылками с зажигательной смесью. Я беспокоюсь, что дальше они могут взяться за профсоюзы, но... ладно, это просто мое беспокойство.

Он, конечно, хотел бы оправдать социалистов, но я-то знала, что они стояли за бунтами в Чикаго несколько лет назад.

— Ну, как сказать? Я ничего такого не видела в школе. Ну, в смысле, у нас там бывают драки... Особенно между скинхедами и японцами, но некоторые банды из Нью-Йорка тоже участвуют в этом. Но в целом... не знаю, — пожала плечами я. — Я не особенно-то с ними общаюсь.

— И меня это радует, — сказал он, сделав большой глоток пива, — Господи, Тейлор, просто пообещай мне, что будешь усердно заниматься и поступишь в колледж. Тут нет никакого будущего. Этот город прогнил. Уезжай куда-нибудь, типа, в Детройт, туда, где сейчас есть нормальная работа.

— Ты меня пугаешь, пап, — сказала я, отложив вилку. — Что происходит? — Папа всегда усердно работал, все время беспокоился о чем-то, но обычно это выражалось в напряжении, даже в гневе. Но так он не говорил никогда.

Он вздохнул, опустив голову на ладони.

— Просто... я просто услышал, что в Уинслоу кто-то умер. Это повторяли по новостям, снова и снова, и я мог думать только о том звонке из больницы, когда с тобой случилось...

— Пап! Пап! Со мной все в порядке, окей?! — Я поняла, что мы так и не поговорили о том, как он почувствовал себя тогда, в начале года. Моя терапия была не особенно приятной, но без нее ему должно было быть еще хуже.

— Знаю, знаю, но потом я не мог перестать волноваться, а тебя все не было дома, и... — он глубоко вздохнул. — Да, ты в порядке. Но я всерьез говорил об усердной работе. Без диплома колледжа, у тебя в этой стране нет будущего. Слишком многие люди сейчас ищут работу. Предприниматели слишком избалованы выбором — понимаешь, что это значит, Тейлор? Это значит, что они могут обращаться с тобой, как с мусором, а потом просто нанять кого-нибудь еще. И... ладно, слушай: кое-какие знакомые поговаривают, что тут, в штате Мэн, собираются принять закон о праве на труд.

— Право на труд? — переспросила я. — Это звучит... неплохо?

— Вот поэтому они его так и назвали. — фыркнул он. — Нет, это, наоборот, очень плохо. Это способ уничтожить профсоюзы, — когда он уставился в тарелку, за окном прогрохотали какие-то машины. — Слушай, я не хотел грузить тебя этим. Раньше следующего года, как минимум, ничего не случится. Он вступит в силу после выборов губернатора. В краткосрочной перспективе все будет нормально, но в среднесрочной... рискованно. Да, очень рискованно. Просто... просто подумай о своем будущем, ладно? Как можно лучше старайся в школе.

— Х-хорошо, пап, — сглотнув, пообещала я вполголоса.

Он хрустнул костяшками пальцев:

— А! К черту все это. Я порушил все шансы на приятный домашний ужин. Как насчет перебраться с тарелками к телеку и посмотреть фильм, или что-нибудь там еще? У меня был не лучший день, у тебя день тоже был не лучшим, так что давай просто посмотрим 'Сверкающие Седла' или что-нибудь типа того?

Я потерла глаза. На сегодня использование моих сил явно следовало отложить.

— Ага, давай, — сказала я, осторожно вставая со стула. — И давай-ка запретим говорить о работе, убийствах, о школе, и о чем-либо еще подобном.

— Если ты не начнешь, то и я не буду, — с улыбкой согласился он.

— Идет.

В результате вечер завершился просмотром 'Молодого Франкенштейна'. И на мгновение дела наши показались лучше.

Глава 4.05

Субботним утром, в десять часов, я стояла в туалете магазинчика на окраине Маленького Токио. Он предназначался только для покупателей, но я позаботилась о том, чтобы никто не заметил, как я вошла. Мне нужно было место, чтобы переодеться, и сейчас я была почти готова к этому.

Зеркало, находящееся в Другом Месте, было не слишком-то полезно для переодевания. Его стекло было потрескавшимся и грязным, а по раме стекала темная вода. Кто-то вывел на нем сообщение губной помадой:

тЫ уверина Што СИЧАС паступаишь Праильна?

Ты ПОДумала о цЫне котоРУЮ мож Заплатить?

Я так и не узнала, откуда появлялись эти послания, и предназначались ли они мне лично, но... да. Я была уверена.

Глубоко вздохнув, и не обращая внимания на стоны Фобии, приколоченной к полу у меня за спиной, я разгладила свой костюм. На мне была униформа, одолженная у копов, а волосы были собраны в хвост. Форма сидела на мне не слишком-то хорошо, но это было и неудивительно. Наверное, понадобился бы какой-нибудь дурацкий парачеловек, повернутый на работе с тканями, чтобы сделать такую одежду, в которой я буду хорошо выглядеть. Главное — она мне, в принципе, подходила по размеру, хотя и пришлось надеть мужскую рубашку, чтобы рукава были достаточной длины.

Маскировка не была идеальной. Даже при своем росте, я была слишком похожа на ту, кем и являлась, — на девочку-подростка, переодетую в полицейского. Но это лишь потому, что я еще не закончила. Я глубоко вдохнула, закрыла глаза и мой живот завязался узлом. Я уже тренировалась в этом, и это было совсем не весело.

Спустя миг после того, как я выдохнула, красные бабочки устремились ко мне, их влажные кроваво-красные крылышки прилипли к коже и застыли на одежде. Я была плотно объята цепким слоем грязи, укутана в саму ткань Другого Места. Я не открывала глаза, но эти ощущения не уходили.

Открыв глаза, я увидела чудище. Я постаралась приготовиться заранее, но увидеть вместо себя кого-то другого, поглядев в зеркало, по-прежнему сопровождалось шоком. То, что из зеркала на меня смотрел монстр в растресканной голубой фарфоровой маске, лишь делало ситуацию хуже.

В Другом Месте я создала маскировку. Маску копа. Я подняла руку, наблюдая за движением моего монстра. Отставшие бабочки потянулись вслед за моим жестом, как огоньки. Это были такие же насекомые с человеческими головами, как и в Изоляции, но каждое из них носило вдобавок маленькую маску.

Хотя в реальном мире я не могла увидеть своей маскировки, созданной в Другом Месте, но могла почувствовать ее. Роящиеся бабочки ползали и елозили по всему телу, покалывая кожу своими проволочными ножками. И они влияли на других людей. Я решила назвать это создание Импрессионистом. Если Изоляция подразумевала, что меня никто не видел, то смысл Импрессиониста был в том, что люди увидят лишь то, что я захочу им показать. Они будут уверены, что я такая, какой Импрессионист меня изобразил — настолько уверены, что не обратят внимания на все те мелкие детали, которые не будут соответствовать образу.

Чтобы завершить маскировку, я вытащила из кармана и надела зеркальные очки. В них я увидела отражение моего отражения. Пока я не получила свои силы, мне не слишком-то нравились зеркала. Они напоминали мне, насколько я отличалась от Эммы, а в моем случае не было особого смысла проверять, как я выгляжу по сравнению с ней. Но теперь зеркала приносили пользу. Даже моим творениям они нравились. Купив эти очки, я обнаружила несколько трюков, которые могла проделать с зеркалами, скрывающими глаза. И я не раз потом отрабатывала их в моем зеркальном зале.

Покончив с маскировкой, я направилась к выходу. У меня был список имен и адресов, взятый из школьных документов, которые надо было проверить. Я собиралась навестить сегодня как можно больше из них в этом районе, поскольку они были сосредоточены на относительно небольшой площади.

Было странно ходить в таком виде по улицам. Я не пряталась под Изоляцией, поэтому люди меня не игнорировали. На самом деле, меня провожали взглядами. Я не знала, было ли это каким-то эффектом Импрессиониста или же люди тут просто пристально следили за всеми полицейскими. Трудно сказать, от чего было неуютнее: от их внимания, или же от копошения лапок насекомых по коже.

Адрес 'Меган Сато', первый в моем списке, находился не в самом Маленьком Токио, но достаточно близко, чтобы под табличкой с названием улицы была надпись на японском. У главного входа в здание была приклеена бумажка, на двух языках сообщавшая, что надо позвонить в домофон, чтобы войти. Снаружи этот дом не выглядел особенной мусоркой. Я проверила отражение в Другом Месте на скрытую мерзость, но обнаружила лишь крошащийся бетон и сырость. Впрочем, в Другом Месте это было нормой. Если подумать, это было нормой для большинства мест.

— Добрый день, гм, это сержант Беверли Марш из полицейского управления Броктон Бей, — сказала я, позвонив в квартиру 201 и стараясь звучать как спокойный, авторитетный и ответственный взрослый. Очень помогало то, что Фобия была пришпилена к полу в туалете. — Я бы хотела с вами поговорить.

Повисла пауза. А потом:

— Опять? — прозвучал женский голос в динамике домофона и дверь со щелчком открылась. — Проходите.

Опять? Значит, настоящие копы побывали тут раньше меня? Я поднялась на второй этаж.

Миссис Сато, открывшая дверь квартиры, выглядела усталой и измученной. Я не совсем понимала, сколько ей лет, но в ее волосах было много седины.

— У вас есть еще вопросы? Я уже тогда вам говорила, у Мегуми большие проблемы из-за того, что она не ходит в школу.

'Мегуми'? Черт. Я не смогла ее найти, даже несмотря на то, что три первые буквы имени совпадали. Это было неприятно. Моим силам следовало собраться и начать работать как следует.

— Нет, мэм, — ответила я. — Это по другому вопросу. Ваша дочь дома? Мне нужно с ней увидеться.

Женщина поджала губы.

— Подождите, — сказала она, повернувшись. Она крикнула что-то по-японски вглубь квартиры, и ей крикнули в ответ. — Я приведу ее, — сказала она, прищурив глаза.

Сама Мегуми оказалась невысокой, а ее лицо обрамляла челка, покрашенная в синий цвет.

— Ну? — дерзко бросила она.

Я осмотрела ее в Другом Месте. Странно, но изо всех знакомых мне людей, она больше всего напоминала мне папу. Она была очень сердитой. Ее обугленное тело охватывало тусклое дымчато-алое пламя. Но не было никаких признаков прекрасного парачеловеческого сияния, ни черно-багровой воды смерти.

— Нет, — сказала я, покачав головой. — Это не она. Простите, что побеспокоила.

Ее мать облегченно расслабилась.

— У нее не будет неприятностей?

— Нет, мэм. Мы разыскиваем подозреваемую, но она не подходит под описание.

Мегуми сказала матери по-японски что-то, прозвучавшее довольно грубым, и умчалась прочь. Миссис Сато выглядела смущенной и посмотрела на меня таким взглядом, который... ну, как бы подразумевал, что по возрасту я ближе к ней, чем к ее дочери.

— Это — хорошо. Она хорошая девочка. Я стараюсь уберечь ее от неприятностей, — сказала она.

— Я уверена, вы неплохо с этим справляетесь, мэм, — сказала я. — Спасибо, что уделили мне время.

Одно имя можно было исключить. Уходя, я его зачеркнула. Значит копы уже пошли по этому списку? Это было и хорошо и плохо. Хорошо, что эти люди, скорее всего, не удивятся, при виде копа, задающего вопросы. Но будет плохо, если я зря потеряю на этом время. Что если они уже арестовали убийцу?

Разумеется, не то чтобы это было плохо. Но я тратила свой субботний выходной на это дело, а мне и без того было, чем заняться. Вздохнув, я выбросила из головы эту мысль и пошла по следующему адресу. Спустя секунду я остановилась, чтобы выдохнуть Изоляцию. Мне не хотелось, чтобы люди на меня пялились, хоть я и была под маскировкой.

Миновало обеденное время. Мои поиски шли не так быстро, как хотелось бы. Я надеялась, что за сегодня успею проверить адреса в Маленьком Токио и вернуться достаточно рано, чтобы папа не начал задавать вопросы, но рано или поздно мне придется что-то решать. Может быть, стоило бы сделать допущение, что это сделал мальчик? Это сократит количество подозреваемых более чем наполовину.

Девятым в моем списке был 'Люк Окада' — еще одно фальшивое английское имя.

Честно сказать, Маленький Токио меня угнетал. Когда-то это был промышленный район, но теперь его до краев забили временным жильем и перестроенными в жилые помещения складами. Возле переполненного людьми дома, выходящего обратной стороной к железной дороге, я проверила, по верному ли адресу пришла. Каждые несколько минут грохот рельс заглушал все звуки. Стоянку перед зданием заменили на жилище из грузовых контейнеров, установленных в три яруса. Пробили даже часть стены второго яруса, чтобы соединить это так называемое временное жилье с бетонным зданием шестидесятых годов. В Другом Месте там были ветхие развалины с темной водой, стекающей по дырявым стенам. Другой Маленький Токио покрывал густой смог отчаяния, поэтому туда просачивалось очень мало бледного света от тусклого солнца Другого Места. Да, это оказалось нужное здание, и я пошла искать квартиру 306.

Пробираясь наверх по лестничной клетке, покрытой сыростью, я содрогнулась. Сюда попросту было набито слишком много людей. Слишком много, чрезмерно много народу. Все квартиры — которые, вероятно, и на момент постройки были не особенно большими — поделили и вставили новые двери. От шума еще одного поезда затряслись окна. Я ощущала запах жареной пищи и слышала, как кто-то готовил на шипящей сковородке. Дети плакали, а взрослые что-то выкрикивали и иногда колотили по стенам. Как можно жить среди такой кучи людей, в таком шуме и с таким мизерным личным пространством? Я бы с ума здесь сошла, если бы не сумела отсюда сбежать.

Но даже по сравнению со всем остальным, квартира 306 не была счастливым местом. Она выглядела точно так же, как и другие, но в Другом Месте входную дверь окружали засохшая грязь и запекшаяся кровь. Какая-то мерзость похрустывала у меня под ногами, как будто я наступала на битое стекло. Она тянулась от двери, словно щупальца, нарисованные на стенах. Воняло ужасно.

Я постучала. Никто не отозвался. Я постучала еще. И снова никто не ответил. Либо никого не было дома, либо они не хотели беседовать с копом.

Впрочем, у меня был новый трюк, который позволит это проверить. Сняв свои зеркальные очки, я выдохнула прямо на них. Нечто попыталось воплотиться, но зеркальная поверхность втянула это в себя и заключила в ловушку, сплющив в изображение Другого Места. Зеркала помогали мне пользоваться чувствами моих созданий так, чтобы они меня не подавляли. Вместо того, чтобы испытывать их самой, это было как будто смотреть их по телевизору. Кажется, никто, кроме меня, не мог заметить эти изображения — то есть, никто, кроме Кирсти, но она, кажется, не видела их как следует. Она видела в них лишь пламя и дым.

Надев очки обратно, я смогла увидеть один из более глубоких слоев Другого Места. Там все выглядело плоским и серым. Темная вода стекала по стеклам очков с внутренней стороны, как капли дождя по лобовому стеклу. Стены здесь, казалось, не существовали — от них остались лишь тени. При взгляде вниз казалось, будто я стою на воздухе. Зато я видела кружащиеся вихрями искажения. Это были люди. Я видела их сквозь стены. Каждый человек был пятном на серой плоскости, свинцовым шариком на резиновой простыне. Эти искажения, однако, были не гравитацией, а тем, как люди уродовали Другое Место.

В квартире никого не было. По крайней мере, никаких людей. Но там присутствовало нечто странное. Я не знала, что это было. Я попыталась выразить словами то, что видела при помощи чувств, украденных у моих созданий. Чем бы оно ни было, это был не человек. Но оно походило на человека. Просто... поменьше. Меньше по всем параметрам. Ребенок? Нет, отчего-то мне так не казалось. Оно было слишком... слишком плоским для ребенка.

Я наморщила лоб. Даже если это и был ребенок, то он находился дома один. Мне следовало хотя бы проверить.

Осмотревшись, я убедилась, что поблизости никого нет. Отлично, горизонт чист. Я выдохнула херувима и просунула руку сквозь дыру в пространстве, открытую им для меня, отодвигая задвижку изнутри. Я была внутри.

Кажется, мне не слишком хотелось бы оказаться внутри. Стены покрывала въевшаяся грязь и запекшаяся кровь. А то, что было на полу, не передать словами. Все то, на что снаружи были лишь намеки, внутри предстало со всей очевидностью. Я как можно скорее отключилась от Другого Места и прикрыла за собой дверь.

Одну из квартир разделили пополам, чтобы сделать это место и соседнее жилье, а ведь она с самого начала была небольшой. Основное помещение, скорее всего, изначально не было спальней, но кто-то повесил нечто вроде занавески для душа, чтобы поделить комнату на две части ради капельки уединения. На полу лежали два матраса. Не будь это место такой дырой, я могла бы поверить, что спать на полу — это просто особенность японской культуры. Моя нога наткнулась на пустую бутылку из-под пива. В комнате пахло мужским потом, дезодорантом, сигаретным дымом и алкоголем. Стены были засаленно-желтыми. Такими же были пришпиленные к ним фотографии.

А кроме того, в воздухе висел еще более неприятный душок. Я принюхалась и поняла, что в мои ноздри проникают запахи Другого Места, хоть я и находилась сейчас в реальном мире. Кровь. Дерьмо. Гниль. Эти запахи неестественно царапали мне глотку.

Это было нехорошее место. Очень нехорошее, раз Другое Место... как-то из него просочилось. Я видела в этом районе дома и поприятнее, места которые были просто сырыми, а не вонючими, просто унылыми, а не грязными. Но это было реальное место, где люди — некоторые из них ходили в мою школу! — жили на самом деле. Постоянно.

Хоть я и держала Фобию скованной цепями, но это лишь значило, что вместо страха я испытывала только смутные и неясные опасения. Они терзали мне внутренности и невнятно нашептывали что-то на ухо. Мои шрамы ныли, а волосы поднялись дыбом.

И я начинала злиться. Я злилась, потому что людям приходилось так жить. Я злилась на весь мир. Злость — это хорошо. Она лучше, чем онемение и пустота, оставшиеся там, где следовало быть страху.

На маленьком столике, стоявшем посреди комнаты, валялась вразброс промеж пивных бутылок небольшая стопка бумаг. Руками в перчатках я отодвинула бутылки в сторону и посмотрела, что там. Сверху лежал заляпанный пивом полицейский бланк, помеченный датой трехдневной давности. Это был список инструкций, которым надо было следовать, если кто-то в доме увидит 'Люка Окаду'; его имя было вписано в бланк от руки. Значит, копы сюда уже приходили, но не нашли подозреваемого. Я перерыла остальные бумаги. Счета, лотерейные билеты и что-то на японском, чего я не могла прочитать.

Подавшись вперед, я принюхалась. Запахи Другого Места тут, в глубине комнаты, становились сильнее. Они исходили от полицейской записки?

Учитывая все обстоятельства, мне действительно не хотелось смотреть. Если Другое Место и делало что-то очень хорошо, так это доходчиво показывало людские страдания — и, Боже мой, я чувствовала, что уже увидела здесь достаточно.

Но я чуяла его запах. Этот просочившийся в реальность запах Другого Места. И ноющее беспокойство билось в глубине души, желая выяснить, может ли оно продолжить это вторжение само по себе. Что, если оно начнет воплощаться в реальности, если я не разберусь, что именно здесь происходит? Что, если оно просто не выпустит меня?

Я глубоко вздохнула и погрузилась, чтобы перечитать записку. Какие секреты она скрывала?

МАТФ 10:21

вОт счем оН баролса

нопрежениЯ придатилства

каК ИзбеЖАТЬ ВыбаР Са фИ

Вот что говорило Другое Место. Обычная чепуха, не считая надпечатки жирным шрифтом:

ДОЛОЖИТЬ О НЕМ

СООБЩИТЬ

УДЕРЖАТЬ

ПОДЧИНЕНИЕ

ВЕРНОСТЬ

Нижнее веко левого глаза начало подергиваться. Я ощущала, как эти слова погружались внутрь; густые, черные, маслянистые буквы липли к моим мыслям, как смола. Была... какая-то сила в тех буквах. Я чувствовала, как они, извиваясь, проникают ко мне в мозг, как если бы я вдохнула один из своих конструктов. Они хотели, чтобы я позвонила по тому номеру, если увижу мальчика, которого разыскивала. Я зажмурилась, почувствовала, как нечто извивается в моих мыслях, и выдохнула. Появился херувим, его пухлая фарфоровая ладошка сжимала извивающуюся черную штуку, и я отправила его на базу. Мне некогда было разбираться с этой штуковиной прямо сейчас. Я могла покопаться в ней при помощи моих сил и позже.

Давление не прекращалось, даже когда его источник пропал, поэтому я стиснула зубы и подумала о железных гвоздях, стальной проволоке и ржавчине. Однако я их не выдыхала. Я просто позволила им нагромождаться, заполняя мой череп колючей болью, пока я не утратила способность видеть или дышать, и в моих мозгах просто не осталось места для чего-либо еще. Я отсчитывала каждую секунду боли, думая железные мысли, пока извивающееся, буравящее давление не пропало.

Я сглотнула, едва чувствуя вкус воздуха. Значит, сюда приходили не только копы. Тут побывали серые люди. Нет, не просто серые люди. Я была почти уверена, что им не по силам сделать что-то подобное. Должно быть, это была женщина-птица или кто-нибудь вроде нее.

Я с облегчением открыла слезящиеся глаза и огляделась. А потом вскрикнула, несмотря на то, что изо всех сил старалась тут не шуметь.

На дальней стене было пятно черно-багрового масла смерти. Мгновение назад его там не было.

А потом оно двинулось. И я поняла, что оно было вовсе не на дальней стене. К тому же, это было не пятно. Это была фигура. Человеческая фигура, сидевшая, обхватив ноги, прямо там, на одном из матрасов.

Я снова сглотнула и закусила губу, стараясь не закричать, пока не почувствовала во рту привкус крови. Я... я... я...

Похоже, оно меня не видело. Точно. Это и было то присутствие, которое я ощутила из-за дверей. Тот разум, который я почувствовала.

Какого хрена? Это было нечто живое. Здесь, в Другом Месте, но оно не было делом моих рук и не обладало прекрасным парачеловеческим сиянием. Это было нечто совершенно другое. Нечто, сделанное из смерти.

Я шагнула ближе к сгорбленной фигуре, и в Другом Месте стало еще холоднее. Всего лишь разыгралось воображение? Я ходила вокруг него, напряженная и готовая к действию, на тот случай, если оно двинется. Мог ли это быть чей-то ангел — чей-то еще, кроме меня и Кирсти? Или оно было чем-то еще? Пятна смертного масла оставались там, где кто-то умер, это я установила точно, но до сих пор это были лишь потеки и лужи, а не что-то человекоподобной формы, да еще и подвижное.

Смерть не должна была так выглядеть в Другом Месте. Оно запоминало смерть, это было для него нормально, но тут было по-другому. Гораздо хуже. Это походило на то, что Другое Место запомнило мертвого человека. Мои мысли ходили по кругу. Почему оно запомнило кого-то подобным образом? И что это должно было означать, если все так и случилось?

— Что же ты такое? — выговорила я, едва не потянувшись, чтобы дотронуться до него, но вовремя остановила себя. Прикосновение к смерти здоровья не прибавит.

Это было почти как приведение, решила я. Воспоминание о мертвом человеке, которое запомнила эта комната. На Другое Место всегда можно было положиться, когда речь шла о том, чтобы меня шокировать. Значило ли это, что Люк Окада был убийцей? Это могло быть... воспоминание о мертвом мальчике из школы, выжженное в Другом Месте — в доме его убийцы.

Я подалась назад, как только воспоминание поднялось на ноги. Его пропорции были не совсем правильными. Шея у него была слишком тонкой, а руки — слишком длинными. По крайней мере, мне так показалось. Было сложно определить это точно. Черты его лица размывались, когда оно все целиком делалось пятном черно-багровых завихрений. Спотыкаясь и пошатываясь, оно пересекло комнату и шагнуло прямо сквозь дверь, которую я раньше не заметила.

Моргнув, я скрыла Другое Место. Да, это был не какой-то пугающе обыденный символизм Другого Места, там на самом деле была настоящая дверь. Я просто не обратила на нее внимание, потому что она находилась по другую сторону занавески, разделявшей комнату. Меня больше занимал запах Другого Места, вторгавшийся в комнату, — гниль, кровь, дерьмо и грязь.

Мне показалось, что он усилился, когда я подошла к двери. Я думала, что это было Другое Место, но... нет. О, нет!

Делая ртом неглубокие вдохи, я протянула трясущуюся руку. Дверь скрипнула, когда я приоткрыла ее.

Выпученные, налитые кровью глаза закатились на опухшем бледно-зеленом лице, изо рта сочилась запекшаяся кровь, вокруг шеи были туго обмотаны белые электрические провода. Запах ударил меня как будто обухом по голове.

Я не хотела смотреть. Только не на эти синюшные руки и ноги. Только не на коричневые пятна на полу. Мне хотелось отвернуться, увидеть что угодно, кроме трупа, висящего в кладовке. Но я продолжала смотреть, вглядываясь в каждую деталь, не в силах отвести взгляд. Мое тело отказывалось двигаться. Я должна была испугаться, но не испугалась, и была в этом виновата сама.

Исчезнувший страх заменила тошнота, и я осела, рухнув на колени, пытаясь совладать с желудком. Я не могла позволить себе блевануть. Только не здесь. Даже если у меня был полон рот трупной гнили, и мне не было так плохо со времен шкафчика, и...

Я открыла рот и выхаркала Тошноту, выталкивая ее кусками, погрузившись в Другое Место. Она собралась подле меня, застыв в форме, напоминающей обнаженную версию меня самой, укрытую волосами до земли, спутанными и покрытыми кровью, салом, мертвыми жучками и еще кое-чем похуже.

Желудок успокоился, и я сердито зыркнула на нее, утирая пот рукавом. Она уставилась на меня в ответ, улыбаясь ртом, полным гнилых зубов, покрытых слизью. Ее чрезмерно длинный язык вывалился изо рта и пополз ко мне по полу, как слизень.

— Нет, — рявкнула я, выдыхая спутанные витки колючей проволоки, которые оплели ее руки и запястья. Она завопила — это был влажный, булькающий, мерзкий звук. Я не останавливалась. Не останавливалась, пока колючая проволока не захлестнула ее горло. Не останавливалась, пока она не пала на колени.

Это удержало меня от рвоты. Это было единственным, что не дало мне блевануть. Я не чувствовала страха, не чувствовала тошноты, и в пустоте, оставленной их отсутствием, метался лишь неясный, приглушенный ужас. Боже. О, Боже. Я как можно быстрее скрыла Другое Место и прислонилась к стене, обняв себя руками. Мне показалось, что я услышала скрип проводов.

Я была тут наедине с мертвым телом. С кем-то, кто повесился. Он не был свежим, он так не выглядел. Он так не пах. Цвета были совершенно неправильными. Лицо было бледным и неопределенно-зеленоватым, а руки и ноги — цвета гнилых слив. Черты лица деформировались. И... и еще у него на шее были царапины. Я видела засохшую кровь на белых проводах, значит, возможно, он осознал, что не хочет этого делать, и он боролся, стараясь освободиться, но было уже слишком поздно, провода затянулись слишком туго, и он задохнулся, и...

И он умер так ужасно, что это изуродовало Другое Место. Хуже, чем другие смерти. Настолько ужасно, что сочащаяся фигура из масла смерти безмолвно спотыкаясь, входила и выходила из той комнаты. Комнаты, где он умер.

Кажется, я узнала этого человека. Это был не Люк Окада. Он был слишком старым и слишком толстым. Он он был на некоторых фотографиях из школы. Его отец.

Мое дыхание сделалось быстрым и поверхностным. Я сковала свой страх, поборола тошноту, но... до сих пор не могла с этим справиться. Холодный, клинический, пронизывающий ужас свинцовой тяжестью засел во внутренностях. Я не ожидала увидеть здесь труп! Я просто хотела найти школьного убийцу! Я хотела найти ответы! Я хотела привлечь его к ответственности! И что мне следовало делать теперь, когда в чужом доме передо мной висело мертвое тело? Черт. Черт.

Ну, для мистера Окады было уже слишком поздно. Я ничего не могла для него сделать, лишь проследить, чтобы его кто-нибудь нашел. По крайней мере, его тогда похоронят по-человечески.

Теперь, когда я узнала, что сюда приходили серые люди и раздавали какие-то листовки для промывки мозгов, у меня образовалось еще больше забот. Я пока еще не знала, был ли убийцей сын этого дядьки. Я лишь знала, что мне не хотелось бы, чтобы серые люди добрались до него. Сделал бы его отец с собой такое, если б ему не дали ту записку, вынудив бороться с желанием сдать им своего сына?

Нет, надо было найти 'Люка' раньше них, и я знала, с чего начать. Я могла делать кое-что с воспоминаниями, а прямо тут слонялось туда-сюда выжженное в Другом Месте воспоминание. Я делала это лишь раз, с Кирсти, но это должно было сработать. В конце концов, я смогла почувствовать разум этой штуки даже из коридора. В ней должно было быть что-то, что я могла использовать. Какие-нибудь воспоминания, оставшиеся в Другом Месте.

Я повернулась к фигуре из смертного масла и выдохнула ангела. У нее не было глаз, но я твердо знала, что она смотрит на меня. Неужели я и впрямь хотела это сделать?

Засунув руки в карманы, я ходила кругами, пытаясь настроиться. Под ногами хлюпали кровь и грязь. Что меня беспокоило, так это отдача, заражение, которое я ощутила тогда с Кирсти. Необходимо было помнить, кто я такая. Я не могла себе позволить стать ничем подобным этому зловонному телу, висящему в кладовке. Я не хотела покончить с собой. Я никогда этого не хотела, а если и думала, что хочу, то это были не мои мысли. Просто это было как в случае со шкафчиком. Все говорили, что я сошла с ума и пыталась там покончить с собой, но они ошибались и не понимали, о чем говорят. Это была не я. Со мной все было в порядке.

Ангел из колючей проволоки зашипел на меня, стоя рядом повешенным трупом, нетерпеливо проскрежетав дыханием из-под противогаза.

— Я в порядке! — огрызнулась я в ответ.

В любом случае, меня не волновало, о чем он думал. Мне просто нужно было, чтобы он сделал, как я сказала. По команде он схватил маслянистую тень, сомкнув когтистые ладони на ее нетвердой руке. Не похоже, чтобы она как-то отреагировала, но хотя бы теперь она не убегала.

Выдохнув на ладони, как будто в попытке согреть их, я собрала в ладонь колышущийся шар материи Другого Места. А потом я прижала его к маслянистой поверхности странного существа и приказала:

— Расскажи мне... о своем сыне.

Отражение мертвого человека завертелось у меня под рукой, корчась, как будто я прижигала его кожу огнем. Оно заверещало высоким пронзительным звуком, от которого у меня заныли зубы, а потом от него начал подниматься черный пар, просачиваясь мне в рот, пока...

Горло плотно захлестнуло, зрение затуманилось, я молотила ногами по проводам на полу, но это помогало плохо. Кажется, я могла бы лишь чуточку приподняться по стене, чтобы перевести дух, но это отняло бы у меня все силы, а провода затягивались все туже и туже, и это было ошибкой, огромной ошибкой, надо было просунуть пальцы под провода, но не получалось, и это было намного хуже, чем должно было быть в моем представлении, и мне нужно было вздохнуть, и я хотела умереть, но не так, не так, и... и...

... пока я не отпустила его — провод, воспоминание, это существо — хватая ртом воздух и массируя шею. Нет. Это было не то. Нельзя было давать ему показывать мне это. Мое горло словно бы покрылось синяками, сделавшись чувствительным, болезненным и саднящим. Мне надо было заставить его показать кое-что другое.

Я чуть хрипловато выдохнула вновь и протянула руку.

— Нет, — прохрипела я. — Расскажи мне... Расскажи мне о своем сыне. Как его настоящее имя? — на этот раз ангел сжал его крепче.

Но не успела моя рука коснуться его, как отражение заговорило задыхающимся, сдавленным голосом:

— Мацуда. Рё, — сказало оно.

— Отлично, — сказала я и сглотнула, ощутив привкус холодной крови. Значит, он не просто сменил имя, чтобы не выделяться. Ни одно из имен не совпадало. Что, скорее всего, означало, что они здесь нелегальные иммигранты с фальшивыми документами. — Так. Теперь Мацуда. Где он сейчас? Где ты его видел в последний раз? Будешь говорить?

— Я. Больше нет.

— Мне необходимо его найти, — сказала я. — Либо ты мне поможешь, либо я вырву это знание. Так или иначе, я намерена выяснить все.

— Больше. Нет, — сказало оно.

— Держи его, — приказала я ангелу и стиснула челюсти. Тварь-воспоминание крутилась в когтистой хватке ангела, пытаясь вырваться. Извиваясь и дергаясь, она уворачивалась от моей руки. Но я протянула руку и коснулась его, и...

Рё кричал на меня. Я закричал в ответ. Он плакал, и я не понимал, что происходит. На его волосах до сих пор была кровь, слава Богу, не его собственная, не как в прошлый раз, но чья кровь это была? Он запихивал одежду в сумку. Вещи, что на нем были, валялись на полу, покрытые багровыми пятнами. Я просил его, умолял, приказывал. Ничто его не переубедило. Уходя, он хлопнул дверью так, что та подпрыгнула на петлях, а с потолка посыпалась штукатурка.

Я спустился в прачечную, его одежда была завернута в мою. Кровь мерещилась мне на каждом шагу. Я вполголоса бормотал ругательства, бросая окровавленную одежду в стиральную машину. Я вылил в барабан отбеливатель, а не пятновыводитель. Я знал, что это должно было уничтожить улики. Никто меня не заметил. Я был в этом уверен. Рыдая, я поплелся домой и остановился у винного магазина. Потом сидел в своей дерьмовой квартире с облупившимися стенами, гниющим потолком и повышенной влажностью, и пил, не просыхая.

Вот как все было. Я отпустила его и отшатнулась, мотая головой. Я ощущала, как наворачивались слезы. Все это и гроша ломаного не стоило. Все хорошее, все, что я планировала, все, на что надеялась насчет Америки, было всего лишь обманом.

Я сердито сорвала очки и протерла глаза. Это были не мои чувства. Я не могла позволить себе запутаться в этих чужих мыслях. Только не здесь, не с трупом в соседней комнате. С трупом человека, который... который помог скрыть окровавленную одежду сына, а потом сидел тут и напивался. Он прожил достаточно долго, чтобы копы, проверив это место три дня назад, вручили ему пропитанную силой листовку. А потом, в какой-то момент после этого, он повесился в кладовке, которая служила и кухней в его тесной вонючей квартирке.

Нахмурившись, я протопала к одному их матрасов, который явно принадлежал молодому парню. Баллончики дезодоранта подсказали мне это. На подушке было несколько волосинок, и я их подобрала. Маслянистый силуэт наблюдал за мной, обмякнув в хватке моего ангела.

— Отпусти его, — приказала я на ходу, — и следуй за мной.

Мне удалось выбраться за дверь, потом, пошатываясь, спуститься по лестнице и выйти на улицу, прежде чем я осела, дрожа на свежем воздухе. Голова казалась до краев наполненной грязью Другого Места, стекавшей с того призрака, а руки отекли, и шрамы на них горели. Я явно переборщила, используя там свои силы.

Никогда раньше я не видела трупов. Не настолько близко, как сейчас. Даже в Доках я видела только мешки для тел.

Меня окружал городской шум, а подержанный солнечный свет, струившийся промеж приходящих в упадок зданий, помог мне смыть с себя неестественный холод. Даже со всем этим дымом воздух казался свежее всего, чем мне когда-либо доводилось дышать. Я просидела там добрую четверть часа. Я говорила себе, что обдумывала все и набиралась сил. Но я знала, что просто пыталась оттянуть то, что надо было делать дальше.

Люк Окада — Мацуда Рё — где-то скрывался. Он наверняка был убийцей и находился в бегах. Готов ли он был убивать снова? Возможно. Я не знала, почему он это сделал в тот раз, в школе. Даже его отец не знал этого, а теперь он был мертв. Не было никаких признаков, что в той квартире жила бы женщина; его мать либо умерла, либо просто ушла от них. Я знала, что снова увижу то место в кошмарах. Плаксе придется поработать, не давая мне уснуть, если это поможет избегать кошмарных снов.

Я выдохнула, и рядом со мной воплотилась Ищейка. Ее огромное туловище с длинными конечностями нависало надо мной.

— Вот, — сказала я, протянув Ищейке найденные волосы. — Найди мне Мацуду Рё.

Она склонилась надо мной, раздувая непропорционально большие ноздри. Оправдывая свое имя, она обнюхала мою руку и молча кивнула.

— Ты знаешь, где он сейчас? Всего лишь понюхав?

Последовал еще один кивок.

— Где?

Облизав палец, она выписала влажные буквы на одной из ветшающих стен жилого дома.

БОСТОН

— Бостон, — повторила я. Он явно сбежал, направляясь на юг. Может быть, автостопом, а может, на междугороднем автобусе. Пожалуй, если надо где-то спрятаться, Бостон — подходящее место для этого. Половина города до сих пор была заброшена и облучена. Бегемот напал на него, когда мне было лет восемь. Папа сказал, что даже тут, в Мэне, он слышал грохот от взрывов в МТИ и его технарских лабораториях, но я этого не помнила.

Я выдохнула Куклу Наблюдателя.

— Иди и разыщи его, — сказала я херувиму с объективом камеры вместо головы. — Следуй за Ищейкой и покажи мне, где он.

Как только они исчезли, я сорвала очки, вглядываясь в их зеркальные стекла, чтобы увидеть то же самое, что и Кукла Наблюдатель. Мацуда сгорбился за пластиковым столиком, кутаясь в толстовку и несколько слоев теплой одежды. Похоже, он всерьез подался в бега. Если считать надежной подсказкой наполовину съеденный бигмак, то он был в Макдональдсе. Он не выглядел особенно расстроенным. Впрочем, биг-маки и впрямь не настолько ужасны.

Должно быть, я начинала нервничать, раз стала мысленно отпускать тупые шуточки. Возможно, Фобия уже освободилась?

Прижав ладони ко рту, я попыталась не дышать слишком быстро. Я знала, что должна была сделать, даже если и не хотела делать этого. Я нашла Люка — или Мацуду, неважно — раньше копов. И до того, как он сбежал слишком далеко. Мне нужно было узнать... почему он это сделал и собирался ли делать это вообще. Как работала его сила, и как она выглядела в Другом Месте. Почему его преследуют серые люди, и что ему о них известно. Мне нужно было узнать, преступник ли он на самом деле, или это был просто несчастный случай.

Я понимала это. Я просто боялась, даже слишком боялась, чтобы двинуться с места.

Поэтому я сделала глубокий вдох и выпустила Фобию второй раз за день. Связав ее колючей проволокой, я почувствовала, что мой разум прояснился. Было очевидно, что мне следовало делать дальше. А без страха у меня оставалась злость — а я злилась на серых людей из правительства, которых больше заботило их расследование, а не люди, живущие здесь. Они видели это место, видели какие тут условия. Они были федералами, но разве их это беспокоило? Нет. Они применили свои силы к отцу подозреваемого. Скорее всего, это и подтолкнуло его к краю.

Ну, в таком случае, к черту серых людей. Зачем им нужен Мацуда Рё? Я собиралась выяснить правду, которую они старались скрыть.

У меня были его волосы. Было его имя. Я могла найти его, куда бы он ни пошел. Я ссутулилась.

Настало время выяснить, сумеет ли Железная Швея проделать коридор в Бостон.

Глава 4.06.1

Самый длинный коридор, что мне доводилось создавать до сих пор, пересекал Броктон Бей. Этот же заканчивался в сотне миль отсюда, однако не было чувства, что пройти его потребует сколько-нибудь больше времени. Но разница ощущалась костями. Холод пробирал меня до корней разболевшихся зубов. Дышать было все равно, что лизнуть медную монету.

Чем глубже я погружалась в Другое Место, тем слабее работали законы природы. А может быть, и наоборот. Так или иначе, чтобы преодолеть такое расстояние за несколько мгновений, мне пришлось глубже погрузиться в холод. На какую глубину простирается это? Что лежало на дне Другого Места? Нечто внутри меня желало узнать это, погрузиться все дальше от света и увидеть все своими глазами. У меня никогда не возникло бы таких мыслей, не будь Фобия скована, но все же это была моя собственная мысль.

А потом я выбралась в Бостоне из зеркала в туалете и слезла с раковины. Последствия перемещения настигли меня сразу же, и едва добравшись до кабинки и скрыв Другое Место, я блеванула. В рвоте была кровь с моих потрескавшихся и кровоточащих губ и, хуже того, в ней были частицы ржавчины. Они походили на зернистый песок, покрывший мой рот изнутри. Ой-ой. Едва сумев подняться, я как можно тщательнее прополоскала рот и, обхватив живот и пошатываясь, вернулась в кабинку.

Моему телу и впрямь не нравились глубины Другого Места. Кто знает, что бы случилось, отправься я в это путешествие с ангелом? Даже прыжок на короткую дистанцию был адски изматывающим.

Боже. А ведь мне придется вернуться в Броктон Бей. Сегодня.

Я, насколько могла, прибрала за собой и посидела на крышке унитаза, пока спазмы в животе не превратились в приглушенную боль. Мне даже пришлось сменить одежду, отказавшись от маскировки под копа. Покрытая рвотой, она выглядела не слишком-то убедительно. Если я вновь отправлюсь в такую даль, следует помнить, что, пройдя по коридору, я должна буду еще и вернуться обратно! Мое тело не сможет выдержать неограниченную нагрузку.

К тому времени, когда я пришла в себя, 'Люк' давно уже ушел из Макдональдса. Это было неважно. Я выследила его здесь даже из Броктон Бей. Разумеется, я смогу найти его в пределах Бостона. Взглянув на пару, занявшую столик, где сидел он, я внезапно ощутила зверский голод. Обед был всего лишь пару часов назад, и мне было слишком плохо, чтобы справиться с большим количеством твердой пищи. Хватит и кока-колы с картошкой фри. По крайней мере, это поднимет уровень сахара в крови.

Небо на улице было свинцовым, а тротуары — скользкими от дождя. Над головой гудел вертолет. Обычно я бы его не услышала, но здесь постоянный шум машин отсутствовал. Трещины на тротуаре поросли травой, а через дорогу стоял остов сгоревшего грузовика. Компания ребятишек играла в кучу-малу на разгромленной вандалами баскетбольной площадке.

Я не бывала в Бостоне уже много лет, и лишь смутно помнила, как он выглядел, когда я была маленькой. За это время многое поменялось, начиная с появления нависающей бетонной стены, которая отмечала границу зоны заражения. Теперь это был город-зомби — мертвый, но все еще трясущийся. Хорошее место, чтобы спрятаться, правда, если вас не смущают развешанные на огороженных зданиях желтые знаки, предупреждающие о радиации. Я находилась сейчас в одном из самых чистых районов города, но даже в тех местах, которые не подверглись облучению во время атаки Бегемота на МТИ, на видных местах висели счетчики радиации и знаки, предупреждающие о том, что нельзя пить стоячую воду.

Когда я погрузилась в холод, Другое Место тоже оказалось выжжено. Где-то, за пределами моего зрения, оно горело до сих пор. Осыпающиеся остовы зданий нависали над улицами, забитыми серым пеплом. Небо затянуло клубами едкого, воняющего пластиком дыма. Тусклое алое солнце моего кошмарного мира едва пробивалось сквозь мглу. Я видела, как пламя полыхало в сточных решетках. Ничто не смогло бы выжить там, под ними.

Это не мое Другое Место, подумала я, поджидая, пока Ищейка снова выследит мою цель. И Кирсти оно тоже не принадлежало. Я сглотнула, почувствовав едкий привкус дыма. И мне не понравилось то, что я в нем ощутила. Оно цеплялось за мои мысли, извиваясь, почти как Идея. Мне очень не понравились вытекавшие из этого последствия, но я нутром чувствовала, что они были верны.

Все это сотворил Бегемот. Его чувства и помыслы были выжжены здесь. Он с такой силой выжег свое присутствие в мире, что человеческие страдания в гниющей оболочке города оказывали лишь поверхностное влияние. Я же — я ощущала гнев, ненависть и абсолютное презрение, спалившие отражение Бостона дотла. На миг мне показалось, будто я коснулась сознания божества — или же, может быть, демона. Даже многие годы спустя, здесь можно было ощутить присутствие Бегемота.

Я была рада отвлечься, когда вернулась Ищейка. Мацуда Рё был в парке, неподалеку отсюда. Закутавшись в пальто поплотнее, я пошла туда. Господи, если Губитель объявится в Броктон Бей... если такое случится, я просто обязана схватить папу в охапку и убраться из города через коридор. Сражаться с подобным мне не под силу, и очень не хотелось бы столкнуться с такой силой ненависти наяву.

Парк, к которому я подошла, подтверждал эти мысли. Даже без помощи Другого Места было ясно, что тут произошло. Все здания по одну сторону площади остались почерневшими остовами, а дорогу перекрывали покореженные груды металла, которые были когда-то бронетехникой. Половина заросшей травой территории была огорожена, и на ней валялись обугленные и поросшие мхом обломки деревьев. Я непроизвольно потянула руку ко рту. Должно быть, армия пыталась тут закрепиться, но Бегемоту было насрать. Он просто расплавил и сжег все на своем пути. Здания, солдаты, танки, кейпы — все они были для него одинаково хрупкими и незначительными.

Мацуда Рё сидел на лавочке и читал, закутавшись потеплее. Его одежда, вообще-то, была даже слишком теплой для сегодняшней мягкой погоды. Его волосы скрывала тускло-зеленая вязаная шапка с помпоном, а нижнюю часть лица он прикрыл шарфом. Мне самой после ходьбы было жарковато в пальто, так что он наверняка вспотел во всей этой одежде, хотя его лицо было слишком закрыто, чтобы сказать точно. Рядом с ним стоял большой походный рюкзак. Интересно, где он все это достал. Будь у них дома лишние деньги, они бы так не жили.

Я порадовалась, что избавилась от маскировки под полицейского. Это был не тот вид, на который находящийся в бегах отреагировал бы положительно. А противогаз, пожалуй, не очень-то подходил для того, чтобы вести в нем разговоры. Вместо этого я отправила херувима за шарфом, чтобы обернуть им рот и подбородок. При том, что глаза мои были скрыты за зеркальными очками, а волосы прикрывал капюшон куртки, вряд ли у него были хоть какие-то шансы распознать во мне ученицу из Уинслоу.

В Другом Месте он был пропитан черно-багровым маслом. Неясно было даже, как он выглядел под ним, потому что масло сгустилось и отвердело, скрывая его черты. Я чуяла его вину даже сквозь полный ненависти дым Бегемота. А на его плечах были прекрасные отростки синего света, похожие на руки, которые, казалось, прогоняли ужас этого забитого пеплом парка.

Это был он, он был убийцей, и он несомненно был парачеловеком. У меня было несомненное подтверждение этому. Его, скорее всего, не примут как доказательство в суде, но у меня была совсем другая цель.

Набравшись храбрости, я отправила Идею забраться ему в ухо и нашептывать, что мне можно доверять. Я подождала, пока это подействует, потом подошла и села рядом с ним.

— Убирайся отсюда, — сердито зыркнув на меня, заявил он. — Тут полно свободных скамеек. Сядь где-нибудь еще. — Несмотря на сильный акцент, его английский был неплох. Пожалуй, он не напрасно ходил в школу.

Я зажмурилась под зеркальными стеклами очков, набираясь храбрости. Очки были почти так же хороши, как противогаз: главное, что мне было гораздо комфортнее, когда люди не могли увидеть мои глаза.

— Я хочу поговорить с тобой, — собравшись с духом, сказала я.

— А я не хочу.

— Мацуда, — произнесла я. — Я сказала, мне надо с тобой поговорить.

Он замер.

— Меня зовут не так, — возразил он, явно солгав. Мне даже Другое Место не понадобилось, чтобы это почувствовать.

— Именно так. Мацуда Рё, правильно?

Кожа покрылась мурашками, и я почувствовала, как шрамы запульсировали болью. Мусор на земле начал подрагивать и трястись. Воздух стал холодным настолько, что я увидела пар от своего дыхания.

— Я тебе не враг, — быстро сказала я, отчаянно надеясь, что мое творение поработало как следует. — Честное слово. Я независимый герой, я не связана с властями и не работаю на Протекторат. Я... просто хочу выяснить все обстоятельства. Потому что — я совершенно уверена — они что-то скрывают!

— Как будто я в это поверю! — Однако вопреки своим словам он, кажется, немного расслабился. Не совсем. Но, по крайней мере, слегка. Мусор перестал трястись, и из воздуха пропал резкий холод.

— Держи себя в руках, — сказала я. — Я не больше твоего хотела бы привлечь к себе внимание. Я... я что-то типа детектива, ясно? Ты же помнишь, как пару месяцев назад были облавы на потогонные фабрики возле Доков? Это была моя работа, — было приятно признаться в этом наконец хоть кому-нибудь. — И я выследила людей, которые ими управляли. Вот, чем я занимаюсь, понял? Я выслеживаю людей... и стараюсь поправить то, что плохо.

Его взгляд метнулся из стороны в сторону.

— Ладно, ладно. Ну, допустим, я поверил, что ты не связана с властями, ну и что? Ты просто сдашь меня им!

Он похож на загнанную в угол крысу, подумала я. И он, как загнанная в угол крыса, вероятно, укусит меня, если решит, что другого выхода нет. Он способен на убийство. Это я знала точно.

— Не сдам! Не сдам, я обещаю, — я постаралась говорить спокойно и ровно, что оказалось нелегко. — Пойми: я здесь потому, что хочу узнать, отчего ты это сделал, и почему тебя преследует правительство!

— Все равно они...

Я подалась вперед, не обращая внимания на бурление в животе.

— Скорее всего, они тебя найдут. У них есть паралюди. Кто-нибудь из них заметит тебя. Но я могу помочь, — порывшись в карманах, я вытащила пачку банкнот. — Послушай, вот сотня баксов. Тебе они понадобятся. Ты должен сейчас найти безопасное место. Я дам тебе час или около того, чтобы успокоиться и подумать. После этого — сможем мы спокойно поговорить?

Он выхватил у меня деньги.

— Я подумаю об этом. Обещаешь, что никому не расскажешь?

— Обещаю, — ответила я, поднимаясь. — Давай, увидимся.

Я поспешно ретировалась, завернувшись в Изоляцию, как только вышла из его поля зрения. Лучше, чтобы он не узнал, что я могу так ускользать от внимания людей. Позже это могло бы оказаться моим козырем.

Тем не менее, этот разговор мог обернуться и хуже. Я потерла руками в перчатках, потом стянула их и подышала на ладони. По крайней мере, у меня появилось представление о его силах. Похоже, он каким-то образом управлял холодом. Надевая перчатки обратно, я заметила на рукаве след ладони, отпечатанный морозным узором. У нее было четыре пальца и по два больших, по одному с каждой стороны.

Будь я супергероем какой-нибудь другой разновидности, то наверняка пошутила бы, что руки у парней всегда холодные и липкие, но у меня совсем не было опыта в этой сфере. Кроме того, я очень старалась не думать о том, как именно он разорвал скинхеда на части. Мысленный образ того, что будет, если кого-то заморозить, а потом уронить на бетон, был слишком близок в моем воображении, чтобы хорошо себя чувствовать.

Позитивное мышление, решила я. Попытайся думать о хорошем. Это было сложнее, чем казалось, так что я просто представила, как обматываю шею Фобии колючей проволокой. Это оказалось намного более действенным.

Взяв свой страх на поводок — хоть он и оставался внутри, но как сторожевая собака в наморднике — я последовала за ним на безопасном расстоянии. Он ушел из парка, что было разумно, если бы я действительно работала на правительство. Я была заметно выше него, хоть он и был мальчишкой, так что за ним не сложно было угнаться. Иногда длинные ноги — это заметное преимущество.

В Бостоне хватало заброшенных зданий, так что он легко нашел, где спрятаться. Он выбрал заброшенную гостиницу на набережной, под названием 'Чайка'. На рекламных щитах по ту сторону сторону дороги красовалась блондинка в бикини, соблазнительно игравшая с красными воздушными шарами, но цвета потускнели и краска облупилась. Яркие галогенные лампы на соседней улице просвечивали сквозь дыры в стенах, освещая здание в процессе сноса.

Он нырнул под желтую ленту, ограждавшую облученное здание; там я остановилась. Не было смысла идти туда сейчас. Я же сказала, что встречусь с ним через час. Выдохнув невидимую Куклу Наблюдателя, я представила цепь, соединяющую ее глаз-камеру с моими зеркальными очками, звено за звеном.

— Не спускай с него глаз, — приказала я. Миг спустя его изображение появилось на стекле напротив левого глаза. Меня навел на эту идею тинкер-гаджет из одного криминального сериала, и ее удалось весьма неплохо приспособить к моим возможностям.

Мацуда долго пробирался по обшарпанным коридорам и наконец рухнул, скрючившись, в давно заброшенной комнате гостиницы. Я слышала, как он что-то бормотал вполголоса по-японски, но понятия не имела, что именно он говорил.

Не похоже было, что он собирается куда-то уйти, так что я пошла, чтобы подготовиться и дать ему время подумать. Я держалась подальше от зоны заражения в МТИ. Там были технарские дроны и автоматические оружейные платформы, и как минимум половина из них были обращены внутрь. Я не хотела бы рисковать тем, что какая-нибудь из систем проявит способности, как у леди-птицы.

Через пятьдесят минут я направилась обратно. Мацуда Рё даже не шевельнулся. Он просто лежал там. Я опасалась, что он собирается сбежать. Я запросто могла бы отыскать его вновь, но если бы он решился на побег, то мог бы прийти в бешенство, попытайся я снова заговорить с ним. Случись такое... ну, я, наверное, просто вызову копов. Мне не хотелось сражаться с ним, мне просто надо было выяснить правду.

И — Боже мой — что мне сказать ему про отца? Ничего, решила я. Просто притворюсь, что не знаю. Так будет проще для нас обоих.

— Мацуда Рё, — позвала я из-за входной двери. — Я знаю, что ты здесь. Я хочу поговорить с тобой.

Левым глазом я наблюдала, как он мгновенно вскинулся.

— Убирайся! — крикнул он. Я услышала его голос дважды: один сверху, а другой из моих очков. — Просто держись подальше! Не ходи за мной!

— Моя сила в том, чтобы находить людей, — сказала я, и это было правдой, потому что именно это моя сила и делала. — Я знаю что ты здесь. Я просто хочу поговорить.

Я видела, как он обхватил голову руками. Он был как крыса в крысоловке.

— Если ты пообещаешь, что мы просто поговорим, и никому не скажешь, что я здесь... — решился он наконец.

— Обещаю, — крикнула я.

— Тогда ладно. Но не слишком долго.

Я и не рассчитывала говорить с ним 'слишком долго'. Мне все равно скоро надо будет возвращаться домой. День уже близился к вечеру.

Когда я поднималась по лестнице, старое здание скрипело и постанывало. Тут было прохладнее, чем снаружи. Обои на стенах отваливались, как старые струпья, а возле плинтусов ползла иссиня-черная сырость. В воздухе пахло гнилью и плесенью. Я не могла избавиться от ощущения, что уже оказалась в Другом Месте.

В его комнате было еще холоднее. Может, оттого, что он провел в ней больше времени? Может быть, его сила постоянно охлаждала окружающее пространство? Сверкающие морозные отпечатки ладоней покрывали все стены, а когда я заглянула в утопающее в дыму Другое Место, то увидела, как шесть красивых голубых конечностей, растущих из его спины, лениво водили пальцами по стенам.

Я заставила себя сосредоточиться на нем, а не на красивых голубых руках. Их следовало опасаться. Призвав свои силы, я искала его гнев и страх, вытягивая их в пылающую фигуру, немного похожую на Фобию. Я сковала ее в углу. Это сделает его более разумным, удовлетворенно подумала я.

— Спасибо, что согласился побеседовать, — сказала я.

Он пожал плечами, сгорбившись на старом отсыревшем диване.

— Не вопрос, — уже спокойнее сказал он. — Ты же обещала никому не говорить, верно? — его прищуренные глаза в упор глядели на меня сквозь щель между шерстяной шапкой и шарфом, закрывающим нижнюю половину лица. Он успокоился, но все еще был напряжен.

— Обещаю, — ответила я. И это было искреннее обещание, по крайней мере, сейчас. Возможно, потом я передумаю, но лишь в том случае, если он окажется слишком опасен, чтобы оставаться на свободе.

— Так что же ты хочешь?

— Я ведь уже сказала: хочу задать тебе пару вопросов. Я хочу знать правду о том, что произошло. Хочу услышать твою версию, а не то, что написано в отчетах.

Он поджал губы. У меня на глазах к нему подплыла банка 'Спрайта', покрытая инеем. Он с шипением открыл ее, но мне напиток не предложил. Я поняла это так, что у него есть телекинетические силы, связанные с его аурой холода. Наверное, это его невидимые руки перемещали предметы.

— Ладно, — сказал он наконец, сделав глоток. — За двести баксов я расскажу.

У меня были деньги, хоть мне и не хотелось их отдавать.

— Пойдет, — согласилась я, бросив купюры на пол перед ним. Он поднял их, даже не шевельнувшись; покрытые инеем бумажки сами подплыли к нему. Я села, пристроившись на старой сломанной кровати без матраса и покрывал. Достав из кармана блокнот и выудив ручку, я открыла его на чистой странице. — Не возражаешь, если я буду записывать? — спросила я одновременно с Идеей, нашептывающей ему те же слова.

— Нет, — хмыкнул он.

— 'Нет, возражаю' или 'Нет, не возражаю'? — уточнила я.

— Не возражаю.

— Окей.

На верхней строчке я написала его имя, стараясь не улыбаться. Почти наверняка он и понятия не имел, что мы с ним одного возраста. Хоть раз мой несоразмерно высокий рост оказался полезен. И кроме того, он понятия не имел, что я внедрила ему в голову еще одну Идею, чтобы нашептать, что он хочет рассказать мне правду, и это ему поможет.

— Итак, — начала я, — Мацуда...

— Ты в курсе, что это моя фамилия? — поинтересовался он, презрительно скривившись.

Вот черт.

— Я старалась быть вежливой, — соврала я. — Но если ты предпочитаешь Рё, что ж, ладно. Думаю, для начала... что случилось третьего числа, во вторник? Или все началось раньше?

Он сгорбился, уперевшись локтями в колени. На меня он больше не смотрел, уставившись в пустоту.

— Дела шли плохо, — произнес он так тихо, что мне пришлось напрячь слух. — Я устал. Так устал... Отец пришел с работы в три часа ночи. Я проснулся. И не мог уснуть опять.

— Это было обычным? — спросила я.

Он зыркнул на меня, хрустнув костяшками пальцев. Я не знала, как бы он повел себя, не примени я на нем свои силы, но была очень рада тому, что это сделала.

— Да, — ответил он, — Я не высыпаюсь в этой тесной комнатушке, которую нам приходится делить с отцом. Он работает в ночные смены, так что я просыпаюсь, когда он возвращается. Это очень неприятно, понимаешь? Я постоянно чувствую себя дерьмово. А вдобавок ко всему еще те козлы в школе.

— Хулиганы? — спросила я чуть громче, чем, возможно, собиралась.

— Да, хулиганы. Что тут удивительного? Я же 'гребаный цветной'. 'Долбаный япошка', — его акцент усилился; наверное, от гнева. Я отшатнулась назад. — Вы, американцы, конечно, такая гостеприимная толпа мудаков. Поэтому они докапывались до меня. Били в коридорах. Воровали домашку. Мне приходилось отдавать им талоны на обед, или они меня побьют, а когда отдавал, они тоже били, но слегка. И не по лицу. Лишь по рукам, спине и таким местам, где не останутся синяки. Так что я ненавидел каждый день, когда надо было идти в эту блядскую Уинслоу. Каждый день был полный отстой. С самого начала.

Мой карандаш завис над блокнотом. Я ничего не писала, просто слушала. Потом нацарапала: 'ХУЛИГАНЫ'.

— Я понимаю, что тебе пришлось пережить, — сказала я, всем сердцем сочувствуя ему.

— Что ты вообще можешь знать об этом? — бросил он мне.

От его слов у меня перехватило дыхание. В них звучала такая чистая ненависть — но разве он не понимает? Нет, конечно, не понимает... но он поймет! Если я просто объясню ему! На самом деле мы не так уж сильно отличаемся.

Но я ничего не сказала. Я знала, что пожалею, если расскажу ему что-нибудь о себе. А еще я знала, что пожалею, если ничего не скажу. Возможно, мне следовало выбрать какой-то другой путь... но было уже слишком поздно.

— Так что? — требовательно спросил он.

— Продолжай, пожалуйста, — ответила я, сделав вид, что пишу в блокноте.

Он долго молчал, глядя на меня.

— Ну вот, я отправился туда во вторник. В автобусе задремал. Поэтому выходил уже после всех. Так что они подловили меня одного в раздевалке. Одна из них засняла, как они меня как бы в шутку шлепали. Она все время смеялась. У меня голова раскалывалась, я слышал только ее смех. А потом им стало скучно, и... я просто... не смог этого вынести.

Не знаю, что подтолкнуло меня к этой мысли, но в мою голову закралось жуткое, ужасное подозрение.

— В какой раздевалке? — спросила я. — Там были, хм... видеокамеры?

— Нет. Я был в той, что возле туалета на втором этаже.

Вот же блядь. Мои глаза непроизвольно распахнулись. Это же... ведь это была та же самая раздевалка, где заперли меня. Какого хрена, что это должно значить?

Он снова уставился рассеянным взглядом на что-то, чего я не видела.

— И... ну, я пошел в туалет, — продолжил он. — И... просто заперся там. Голова болела все сильней и сильней, а потом я отрубился. А когда очнулся, все вокруг замерзло. Типа, вся вода в унитазе, и все стены покрылись льдом, — он помотал головой. — С тех пор мне никогда не было тепло, — тихо сказал он.

Я ждала, что он еще что-то скажет, но он умолк.

— Итак, — поторопила я. — Что было дальше?

Кажется, это вырвало его из задумчивости, и он согнул плечи в защитном жесте.

— Я свалил нахуй из того ебанутого места, естественно, — огрызнулся он. — Я перепугался дохуя, ведь я... ой, да ладно, ты и так уже знаешь, что делает моя сила. А я даже не знаю, как она называется.

— Крио-телекинез, — осторожно сказала я. Вообще-то, я тоже не знала, как это официально классифицируется.

— Точно. Как скажешь... — одна из его невидимых рук подняла его банку спрайта, и он отхлебнул из нее. — Понимаешь, каково это, когда внезапно появляется больше рук, чем раньше, и ты вдруг знаешь, как ими пользоваться, но не знаешь, откуда?

— Нет, — у меня никогда не было таких проблем. Приятно, должно быть, иметь такую силу, которая сама рассказывает обо всем, что можно делать с ее помощью.

— Ха! Значит, тебе повезло. Мне приходилось постоянно следить за тем, какие из моих рук люди могут видеть, пока я не запомнил это накрепко, — он глубоко вздохнул, а вдали завыла сирена полицейской машины. Рё недружелюбно глядел на меня, пока ее звук не пропал на расстоянии. — Вот только, — медленно выдохнул он, — эти козлы решили устроить кое-что еще. Все обошлось бы, не будь он там! Ебаный в рот!

Я сверилась со своими заметками.

— И это был... Джастин, верно? — попыталась угадать я.

Рё, казалось, замер в неуверенности, так что я послала еще одну Идею вгрызаться в его рассудок, чтобы растормозить его.

— Ну да, — угрюмо ответил он. — Он из этих. Из долбаных 'W8ing 4s'*.

*'8' читается по-английски как 'eit' или '-ait', а '4' — как 'for'.

— Ждущие силы? Или 'Ждите нас'? *

*Waiting forces / Waiting for us

— Без понятия, — пожал он плечами. — Они пишут это прямо цифрами. Восьмерка и четверка.

Настолько же грамотные, сколько у них волос на голове. Но только я подумала, что моя оценка не сможет опуститься еще ниже, мне пришло в голову нечто, тоже связанное с цифрами.

— Есть один вопрос, — сказала я, переворачивая страницу блокнота, чтобы записать на ней кое-что. — Это напоминает тебе что-нибудь?

И я показала ему написанное на страничке блокнота:

S I X

— Что, шесть? — спросил он.

— Да.

— Число? Или это какое-то сокращение?

— Ты не видел, чтобы его где-нибудь написали вот так?

— Ты правда спрашиваешь меня, видел ли я написанную где-то долбанную цифру шесть? Да, конечно. Повсюду. Это шестерка. Она идет между пятеркой и семеркой, — фыркнул он. — Их я тоже много раз видел, — добавил он с насмешкой в голосе.

Я почувствовала облегчение. Раз он ничего не знает про S-I-X, то вряд ли серые люди им заинтересуются, когда найдут его. Я не сомневалась, что они как-то были связаны с этим.

А это значило, что у меня был способ ему помочь.

— Мне нужны имена, — сказала я. — Я хочу знать, кто эти хулиганы, чтобы я могла их выследить.

Похоже, эта мысль ему понравилась, и он бросился обличать их. Одно из имен в этом потоке жалоб привлекло мое внимание.

Я нахмурилась:

— Таш? — спросила я. — Блондинка? Волосы по бокам выбриты?

Она была одной из тех, кого я видела в раздевалке скинхедов. Одной из тех, кто жаловался на японцев, виня их во всем. Одной из тех, кто входил в компанию знакомых жертвы.

Блин, будь мне это известно тогда, найти Рё стало бы намного проще. Я должна была догадаться поискать учеников, которых травил мертвый скинхед. ТАШ — записала я в блокнот. Затем дважды подчеркнула имя и добавила два восклицательных знака. Я проверяла ее и выяснила, что она не убивала никого, но с человеком можно многое сделать, и не убивая.

Я сама была доказательством этого.

— Да, она. Она все снимает на камеру.

— Она — их лидер?

— Откуда мне знать? Я с ними не общался. Наоборот, старался держаться от них подальше, — фыркнул он.

Я подавила желание вздохнуть.

— Но они делают то, что она им говорит?

— Ага.

Значит, она была, как минимум, одним из организаторов травли.

— Так... вернемся немного назад — ты наткнулся на Джастина, — продолжила я.

— Ну.

— А ты хотел тогда уйти из школы.

— Ну.

— И он наверняка отправился за тобой. Он же был хулиганом, ему не нужен был повод. Он это делал просто потому, что ему так захотелось. И понятно, что ты просто защищался. И, ясное дело, из-за того, что твои силы были совсем новыми для тебя, ты ударил сильнее, чем хотел. Ты ведь не собирался его убивать. — Я начинала понимать, как случилась эта история. Все складывалось. — Он преследовал тебя. Иначе ты бы этого не сделал.

И тут все пошло наперекосяк.

— Это что еще за херня? — прищурившись, поинтересовался Рё. — Ты смеешься надо мной?

— Я... что? — Я ничего не понимала.

— Он сам напросился, — костяшки его пальцев побелели, когда он сжал банку газировки. — Мне не нужно тупое дерьмо типа 'ой, ты ведь не хотел его убивать'. А ты говоришь как одна из этих сраных училок, которые без конца талдычат, что нельзя давать сдачи и прочую такую херню.

— Ты... я... — мне буквально не хватало слов.

— На этот раз я победил. И меня это вполне устраивает.

— Но ты ведь не хотел на самом деле... — заговорила я, но Рё перебил меня:

— Нахуй Уинслоу. Я туда никогда больше не вернусь... и я рад, что он сдох! Я выбрался оттуда, и копы тоже могут пойти нахуй. — Он расправил плечи, и его пуховик встопорщился. — Если они придут за мной, я... я и их тоже убью! — он медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Это не моя вина, что он умер. Он сам напросился. Вот что будет с теми, кто начнет до меня докапываться!

Вот и вся разгадка. Заглянув в Другое Место, я увидела, как его страх и гнев, вырвавшиеся на свободу, пылающим роем впиваются в него, забираясь обратно. Черт, черт! Он так внезапно разозлился оттого, что его псевдо-Фобия вырвалась из пут? Или же эта вспышка гнева разорвала оковы, и все это обрушилось на него обратно? В любом случае моя сила больше не успокаивала его.

— Уверена, что они... — заговорила я.

— Опять ты со своими долбаными учительскими поучениями. Прекрати. Это.

— Ладно. Ладно, я перестану. Перестану.

Все выходило из-под контроля. Надо было уходить.

— Я не собираюсь возвращаться!

— Я не пытаюсь заставить тебя вернуться! — попыталась я уверить его. — Но разве тебе не следует... — тут я умолкла. И в самом деле, разве у него было к чему возвращаться? Его отец мертв. Он сам — беглый преступник. Он убил человека.

— Мой отец знает, что я не вернусь! Я ему так и сказал!

— Твой отец... — сказала я. Ой. Вот черт.

— Да, я так и сказал. — Должно быть, моя неуверенность проявилась даже сквозь очки и шарф, потому что он, расправил плечи и шагнул ко мне. — В чем дело? Ты что-то хотела рассказать?

А что надо было сказать? 'С прискорбием сообщаю, что зашла и обнаружила его труп'? Я старалась даже не думать о том, что там увидела! Возможно, мне стоило бы думать об этом побольше — и тогда у меня заранее была бы наготове легенда.

— Гм, — сказала я. — Ничего.

— Что ты задумала?!

— Ничего, правда, — заверила я, отчаянно пытаясь сменить тему. — Я, конечно, посмотрю, что можно сделать...

Рё подался вперед, оскалившись.

— Что. Ты. Задумала? — Он был страшно зол, и вся ситуация выходила у меня из-под контроля. Надо было срочно выбираться отсюда. — Ты что-то скрываешь!

— Я еще свяжусь с тобой, — пообещала я, поднимаясь, чтобы уйти.

Невидимые ледяные руки схватили меня и повалили на землю. Холодный страх пронзил мои внутренности. А может, это был вовсе не страх. Может быть, это его сила проникала в меня. Я взглянула на себя. Пальто спереди покрылось инеем, и то же самое, я чувствовала, было и на спине.

— Нет, — сказал он. — Ты никуда не уйдешь.

— Я же на твоей стороне! — выпалила я, безуспешно пытаясь не выказать страха.

— Мне это неизвестно! — выкрикнул он, не переставая расхаживать из стороны в сторону. Лицо его было перекошено. У меня было жуткое ощущение, что он схватил меня, поддавшись порыву, и теперь сам не знает, что делать дальше. Он управлял ситуацией не больше, чем я сама. — Ты, может быть, только и ждешь, чтобы пойти прямо к копам!

Я должна уговорить его, чтобы он успокоился. Я должна была. До того, как он накрутит себя достаточно, чтобы... чтобы сделать что-нибудь.

— Обещаю, что не стану вызывать копов, — сказала я, выдохнув слова вместе с невидимой Идеей. — Даю слово. Я п-просто г-герой. Я ни на кого не работаю.

Ощущение холода поднималось по телу, пока не остановилось, плотно обхватив горло. Идея не сработала; а может, он просто не хотел так думать, как нашептывала она. Я чувствовала каждый ледяной палец — все шесть! — из обхвативших мою шею. Я хотела нырнуть в Другое Место и посмотреть, не смогу ли я сделать что-нибудь, но на таком близком расстоянии я наверняка не смогла бы избежать взгляда на его силы. А сейчас я не могла позволить себе потеряться в блаженстве. Мне придется действовать вслепую, хотя это страшно усложняло все. Тут рука сжалась настолько, что я едва могла дышать. И это тоже совсем, совсем не облегчало дело!

Я почувствовала, как ледяные руки подняли меня, и ноги повисли в воздухе. Я не смогла удержаться и слегка задергалась в его хватке. Потом он, не слишком-то деликатно, швырнул меня на подранный диван. Все тело горело от холода, а взгляд туманили навернувшиеся от боли слезы.

— Ты никуда не пойдешь, — прорычал он. — Я не собираюсь отправляться в тюрьму! И я тебе не верю! И... я не... я... — взгляд его карих глаз сделался диким; он едва соображал.

— Я не... не отправлю тебя... — начала я, задыхаясь.

Рё ударил кулаком по стене, сбив старую штукатурку.

— Лжешь. Ты говорила, что уже работала на копов. Ты искала и нашла потогонку! Значит, ты кого-то знаешь в полиции! Ты работаешь с ними! И конечно же, ты захочешь сдать убийцу, — его голос был полон горечи.

Черт возьми, Тейлор, вот что случается, когда хвастаешься, что по-настоящему помогаешь людям. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

— Я не думаю, что ты плохой человек! — сказала я, выталкивая слова сквозь боль от его замораживающих сил. Я ощущала на губах привкус Другого Места, но оно не было так четко отрисовано, как существо, которое я представила себе. Оно больше походило на тот чистый ужас, который появился в переулке, и который я никогда больше не создавала. — Ты не плохой человек. Я не считаю тебя плохим, и ты себя плохим не считаешь, поэтому, прошу тебя, пожалуйста, не мучай меня!

Это, хотя бы на первый взгляд, сработало: большая часть рук расслабилась и отпустила меня одна за другой. Однако он не отпустил меня полностью. Одна ледяная рука продолжала сжимать горло. И если бы не этот жгучий, болезненный холод, я бы и не заметила, что он окружил мое тело этими невидимыми руками, держа их наготове.

Господи, тихо взмолилась я мысленно, пожалуйста, не дай мне умереть здесь.

Если Кирсти права, и я действительно делаю что-то для Бога, сейчас было самое время для божественного вмешательства. Пальцы, сомкнувшиеся на моей шее, были страшно холодными; временами они проникали мне под кожу, и я чувствовала, как они входят и выходят из моей плоти. В школе он оторвал руки тому скинхеду. Что он может сотворить с моим горлом? С моей головой?

В конце концов мне удалось собраться в достаточной степени, чтобы придушить Фобию, и мой мозг наконец заработал. Я могла выбраться отсюда очень просто. Ангел мог перенести меня. Нужен был лишь отвлекающий маневр, и тогда я смогу сбежать. Что-нибудь вроде дымовой завесы или...

Я выдохнула невидимого херувима.

— Светошумовую, — беззвучно выговорила я одними губами, спрятав руки за спину, и почувствовала, как на ладони опустилась тяжесть гранаты, которую я 'одолжила' у полицейских. Я множество раз перечитывала инструкцию, но никогда не делала этого раньше в реальной жизни. Выдернуть чеку. Отпустить рычаг. Через секунду-полторы она взорвется.

Если держать слишком долго, то можно лишиться пальцев.

— Зачем ты сюда пришла?! — кричал он, расхаживая взад-вперед. — Зачем?! Зачем?! Если б ты просто оставила меня в покое, мне не пришлось бы ничего делать! Я не хочу тебе вредить!

— И я не хочу, чтобы ты навредил мне, — ответила я, болезненно ощущая ледяной холод пальцев, охватывавших горло. Это было больно. Холод обжигал меня, не переставая.

— Заткнись! Я... я... не хочу вредить тебе, понимаешь? Но ты уже здесь!

Я понимала даже слишком хорошо. Он пытался накрутить себя. Он был не таким крутым и не настолько готовым убивать, как притворялся. Он не хотел причинять мне вреда, но пытался убедить себя, что сможет спастись, только если я умру.

Выдернуть чеку. Отпустить рычаг. Она взорвется меньше, чем через две секунды.

В своем воображении я уже слышала шипение ангела. Он хотел, чтобы я его выпустила. Выдохнув, я погрузилась в Другое Место. Шестипалая прелесть была так близко. Она охватывала мое горло. Это ледяное великолепие было совершенно неуместно здесь, и мне почти захотелось сдаться. Но глядя на это чудесное сияние, обвившее мое горло, я впервые почувствовала кое-что еще. Я смотрела на него и чувствовала...

Голод.

Неловкими руками в перчатках я потянула чеку, крепко сжимая рычаг. Чтобы вытащить ее, потребовалось больше усилий, чем я думала, но я справилась.

— Ангел, — шепнула я, роняя гранату, — перенеси меня.

Руки из колючей проволоки сомкнулись на моих плечах. А затем наступило безвременное бесчувствие Другого Места. Ни глаз, ни рта, ни ушей — лишь обнаженные нервы моего собственного разума.

Я появилась у подножия лестницы, пошатнулась, но сумела ухватиться за гнилые перила, прежде чем упасть. А потом наверху раздался удар грома. Это было как будто кто-то со всей силы заехал мне по ушам, а ведь я даже не была в той комнате.

— Изоляция, — выплюнула я, и бабочки хлынули у меня изо рта. Теперь ему меня не найти. Нет, не найти. Пошатываясь, я побрела по коридору, опираясь на стену. Все тело ныло, в ушах звенело, а шея превратилась в сплошной комок иголок и булавок. Было так больно, как если бы слишком долго сжимать в руке кубик льда. Теплая кровь стекала по ноге, и я не знала, его ли сила была тому виной или моя собственная.

Я попыталась сосредоточиться еще на одном ангеле, но было слишком больно. Надо было просто выбираться отсюда. Опираясь на припорошенную пеплом стену в Другом Месте, я хромала по коридору. Идти оставалось недалеко.

А потом я подошла к окну, и оказалось, что это не первый этаж.

— Блядь, блядь, блядь, — выдавила я. Ругань помогла сосредоточиться. Ангел. Точно. Нужен ангел.

Я услышала шаги на лестнице, и волосы у меня встали дыбом. Обугленное дерево поскрипывало под ногами Рё. Он двигался так, как будто ничего не видел, слепо цепляясь за серые стены, чтобы не упасть. Шапки на нем не было, и со свободно свисающих волос капало черное масло. Он даже не мог держаться прямо, по крайней мере, физическим телом. Одна из прекрасных сияющих конечностей, выраставших у него из спины, помогала ему удерживаться в вертикальном положении. Остальные пять слепо шарили вокруг.

На всем, чего они касались, расцветали морозные узоры. Но я видела еще и их чудесный голубой свет и слышала клацанье их ногтей, скребущих по стенам и полу, сметая пепел ненависти Бегемота. Боже мой, неужели он сорвался из-за витающего здесь до сих пор воздействия этой твари? Зажав рот руками, я постаралась дышать не слишком громко.

Шарк. Шарк. Шарк. Руки приближались. Ругаясь по-японски, он ковылял вперед. Одна из рук наткнулась на груду заплесневелых книг, и они разлетелись в стороны.

Закусив губу, я пригнулась пониже и попыталась прокрасться мимо него. Руки слепо шарили вокруг, но останься я там, моей удачи надолго не хватило бы. И я была вполне уверена, что Изоляция не сможет меня защитить, если он коснется меня. Прижимаясь спиной к стене, я скользила по гниющим обоям; каждое болезненное движение напоминало об обморожениях, которые он вызвал, всего лишь прикоснувшись ко мне.

Мое дыхание трепетало, как крылышки насекомого, с трудом пробиваясь сквозь перчатки. Он наверняка услышал бы меня, если бы не был оглушен гранатой. До него оставалось четыре ярда. Три. Два. Я проскользнула в открытую дверь и едва не провалилась сквозь дыру в дощатом полу. В этой комнате половины пола вообще не было. За те годы, что гостиница стояла заброшенной, половицы провалились. Однако там, где пол просел под весом дивана, можно было спуститься на нижний этаж.

А потом леденяще-холодная ладонь коснулась моей руки.

Вскрикнув, я отскочила, опасно приблизившись к краю — и вовремя, потому что три прекрасные руки оторвали кусок заплесневелого гипсокартона размером почти с меня и метнули его. Он врезался в окно на противоположной стене, стекол в котором уже не было, высадив гнилую раму. А потом в дверь протиснулась еще одна рука, а за ней другая. У них было слишком много суставов, по пять-шесть у каждой, поэтому они двигались скорее как змеи, чем как нормальные человеческие руки. Царап, царап, царап... Ногти скребли по гнилым, покрытым пеплом половицам и по дырявым стенам. Я отползла назад, чтобы избежать их болезненных касаний.

— Ангел, — выдохнула я, стараясь заставить Другое Место принять нужную мне форму. Но я не могла сосредоточиться, и все тело болело, и у меня шла кровь, и отчего мой разум не может сконцентрироваться на ангелах, я должна вообразить ангела, но это не действовало. — Ангел! Ангел, блядь! — я выдохнула дрожащую черную фигуру, которая начала принимать ржавые очертания ангела, но распалась облаком тумана, растаявшего в воздухе.

Рё осматривался слезящимися глазами, постоянно моргая.

— Ты здесь! — закричал он. — Я знаю! Ты... — одна из его рук метнулась вперед, пробив дыру во внешней стене здания на расстоянии вытянутой руки от моей головы. — Я тебя достану! Я тебя убью нахуй! У тебя какое-то... маскировочное устройство или что-то типа того, но я чувствую! Ты! Где-то! Здесь! — каждое слово сопровождалось новым ударом.

Этот идиот скоро обрушит здание на нас обоих! А я была в ловушке! Я не могла выбраться. Я не могла выбраться. Я не могла выбраться!

Глотнув воздуха, я задержала дыхание. Я хотела сделать ему больно. Глотнула еще воздуха. Я хотела, чтобы он страдал. После третьего вдоха казалось, что легкие взорвутся. Как он посмел напасть на меня — пытаться меня убить! — когда я старалась помочь ему!

Половицы заскрипели под его весом. Он приближался.

И тогда я открыла рот, и Другое Место хлынуло из моих глаз, вливаясь в реальность. Краска облетела со стен, а воздух, сгустившись, принял форму щупалец из колючей проволоки. Глаза Рё широко распахнулись: он тоже это видел. Невидимыми конечностями он рванулся навстречу надвигающейся волне, но с тем же успехом он мог попробовать пырнуть ножом океан за все хорошее, что тот ему сделал.

Все мерзкое, неприятное и несчастливое, все плохие воспоминания и гадкие мысли хлынули из меня волной мертвящих ужасов. Там были и ангелы, и херувимы, и извивающиеся Идеи, и порхающие бабочки и тысяча других полуоформившихся видений.

Одно из щупалец Другого Места обвило ему горло, и он закричал. Это был плохой ход, потому что другое не упустило возможности протиснуться ему в глотку. Нос, глаза, уши — Другое Место вливалось в него, стараясь утопить в своей грязи и ужасе.

Рё рухнул на колени, содрогаясь в непрерывной дрожи. Он тоже видел Другое Место. Он смотрел на свои руки, с которых капало багрово-черное масло убийства, тихонько поскуливая. Кровь сочилась у него из носа, изо рта, глаз и ушей. Его телу очень не нравилось Другое Место.

Я не злилась. Я не ненавидела его. Я не боялась. Я просто не могла. Все во мне, способное на это, обрушилось на него. Мой разум был чист — чудовищно, ужасающе чист и свободен от всего, что меня сдерживало — и я знала, что нужно сделать. Что мне нужно сказать.

— Я не собиралась тебе вредить, — сказала я, чувствуя лишь легкую грусть при виде его страданий. — Наоборот, я хотела помочь тебе сбежать. Может быть, даже вернуться в Японию. Думаю, я могу это сделать, — нет, я знала, что смогу это сделать в таком спокойном состоянии, — да у тебя ничего и не осталось в Америке.

Он не ответил. Глаза его закатились. Прекрасный свет его сил покрылся грязной тканью моих кошмаров, кровью, гнилью и гвоздями. Их будто нарисовали содержимым шкафчика. И шкафчик сохранил в себе все, что для этого понадобилось. Красота уже растворялась, распадалась, замутненная тем, чем я была. Тем, что я могла делать.

— Но теперь уже слишком поздно для этого, — продолжила я тем же печальным тоном. Я чувствовала себя совсем иначе, чем обычно. Была ли настоящая я чернотой и грязью, покрывшими Рё, извивающимися, ползущими и копошащимися вокруг красоты его невидимых конечностей? Каждое произнесенное мной слово сопровождалось новыми монструозными созданиями, которые вливались ему в глотку и заползали в уши.

Затем он издал короткий, сдавленный вскрик. Я с легким любопытством смотрела, как ладонь одной из его призрачных конечностей растворилась в Другом Месте, подобно сахару в стакане воды. Голубое свечение просияло на миг в полумраке, прежде чем вывернулось, преобразилось и стало грязным льдом.

— Усыпи его, — выдохнула я, и Плакса выполз у меня изо рта вместе с этими словами. Младенец с лошадиной головой издал тихое ржание, и глаза Рё устало сомкнулись. Думаю, ему было так больно, что его тело подчинилось с радостью. Похоже, что теперь боль его покинула.

Мне не хотелось наносить ему ненужного вреда, а теперь он не представлял угрозы. С мимолетным сожалением я вдохнула, и вся грязь, мерзость и гниль Другого Места влились обратно в мой разум, откуда они пришли.

И меня переполнило блаженство. Внутри полыхал экстаз. Когда-то я думала, что нет ничего лучше, чем наблюдать за парачеловеческой силой, но теперь я могла распробовать ее своим разумом непосредственно, и предыдущее удовольствие померкло в сравнении с этим. Когда я взглянула на его распростертое тело, он дернулся. Обрубки не таких уж и красивых голубых конечностей, дергаясь от боли, свернулись вокруг него. Но во мне не осталось места для сочувствия. Мне казалось, что после того, как я сотворила подобное, моя сила заставит меня страдать, расплачиваясь за это. Ведь это было гораздо серьезней какого-нибудь ангела.

Но нет. Восторг, переполняющий меня, не оставил места для боли.

Рё лежал, истекая кровью из глаз, ушей и рта. Я мягко улыбнулась, глядя на его распростертое тело. В воздухе висел дым, но не тот, который был в Другом Месте. Упс! Наверное, это светошумовая граната подожгла что-то наверху. В конце концов, это ведь была, в некотором роде, граната.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не захихикать от этой мысли. Какая-то частичка во мне осознавала, что ничего смешного в пожаре нет, но мне было слишком хорошо, чтобы о чем-нибудь волноваться. Ну, я все-таки должна была спасти его, конечно. Я не собиралась оставлять его тут, чтобы он сгорел. Но ему нельзя позволить гулять на свободе. Он слишком опасен. Надо только обеспечить ему медицинскую помощь и удостовериться, что СКП узнает, где он находится.

Казалось, будто я парила в воздухе, пока тащила Рё до ближайшего открытого магазина и скармливала владельцу Идею вызвать полицию. И когда я прорвала коридор из туалета в Макдональдсе и пробиралась по нему обратно в Броктон Бей, было совсем не больно.

— У тебя хорошее настроение, — заметил папа, накрывая на стол. Я успела вернуться вовремя. Очень неплохо для путешествия в Бостон и обратно.

Мне приходилось концентрироваться, даже чтобы просто услышать его. Мой разум продолжал витать в облаках.

— Ага, — весело согласилась я.

— А что... случилось что-то хорошее?

— Не совсем, — соврала я. — Просто в кои-то веки хорошо себя чувствую. Я нашла очень хороший книжный магазин в... э-э, там, рядом с Маленьким Токио.

— М-м-м... — Папа отчего-то на это не купился. Не знаю, почему. Разве он не должен обрадоваться, что у меня хорошее настроение?

Вечером я осмотрела себя в зеркале. Шрамы отекли, покраснели и воспалились, но в остальном я выглядела неплохо. Ледяное прикосновение его рук причиняло тогда адскую боль, но это, должно быть, было как слишком долго держать в руках банку из холодильника. Больно, но не наносит никакого долговременного ущерба. Я рассмеялась про себя. Я ведь тогда так перепугалась!

И, отправившись в постель, я спала, как младенец.

Глава 4.x — Пятерка Жезлов

'Уважаемый г-н де Ферраз, ' — начиналось письмо. — 'Мы обращаемся к вам, чтобы напомнить о том, что ваши льготы по программе MBTW* заканчиваются 15.05.2009. С этого момента вы больше не будете получать еженедельные выплаты пособия в размере 27 долларов США. Вы не сможете вновь претендовать на это пособие до тех пор, пока не внесете в фонд штата взносы за 6 (шесть) месяцев. Чтобы посодействовать вам с долговременным планированием, мы приложили несколько полезных брошюр, которые помогут вам в поисках будущей работы. И, конечно, в наши дни все больше людей становятся самозанятыми. Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы стать самому себе начальником?'

*Maine Back To Work. Выдуманная программа помощи безработным в штате Мэн.

Нед де Ферраз смотрел сквозь бумагу невидящим взглядом; мысли его витали где-то далеко. Отдельные детали проплывали перед его сознанием разбитыми осколками, как будто его чувства передавали по телевизору со слабым, пропадающим сигналом. Белоснежно-яркая бумага письма на грязном столе под резким светом гудящей лампочки на потолке. Запах несвежей лапши, прокисшего пива и травки. Механическая холодность бюрократии, подкрашенная поддельной бодростью, как будто он мог вот так просто взять и найти долбаную работу.

Он запустил руки в редеющие каштановые волосы; под ложечкой засосало. Его отражение в стеклянном экране старого телевизора в углу уставилось на него в ответ. Мешки под глазами, последствие множества бессонных ночей, придавали его лицу отдаленное сходство с черепом. Он был, черт возьми, слишком молод, чтобы чувствовать себя таким старым. Двадцать пять, всего лишь! Но, кажется, его папаша так ничего и не понял. Этот козел выгнал его много лет назад, после того как застал за курением травки в доме. Тогда были крики. Было бешенство. Были слова, которые говорить не следовало.

И теперь все, что у него осталось — этот душный жилой контейнер на окраине Ормсвуда, который он делил со своей подружкой и еще с одной парочкой. Это была дыра, и его пособия едва хватало, чтобы оплатить его часть квартплаты. Кто мог взять его хотя бы на временную работу? Никто, вот кто. Может быть, кому-то нужен помощник на пару дней? Такие подработки очень помогали ему в течение шести месяцев на пособии, потому что государственных подачек не хватало на жизнь, но никакой долговременной работы не было.

Ему было неприятно брать деньги у государства. Приходилось так делать, но он это ненавидел. Но еще больше он возненавидел это теперь, когда его лишили пособия. Он не хотел нуждаться в пособии, но оно было необходимо, и сейчас, когда они выхватили его из-под носа, это взбесило его еще сильней.

Хуже всего были серые дни, когда нечего было делать. Даже смешно: в детстве было так здорово прогуливать школу, но сейчас он убить был готов за возможность ежедневно приходить в одно и то же место и работать над чем-нибудь. Это было гораздо лучше, чем болтаться на ветру, как вчерашняя газета, выброшенная на улицу.

Он посмотрел на Клодин. Взлохмаченные черные волосы, зачесанные назад, резко обрамляли ее сердцевидное лицо. Она свернулась калачиком на кровати, погрузившись в книгу и рассеянно постукивая пальцами по стене. Скорее всего, какое-нибудь дамское чтиво.

— Так это... — начал он.

Она не обратила внимания, и у него поубавилось отваги. Тук-туки-тук, стучали ее пальцы. Тук-туки-тук. Тук-туки-тук.

— Что читаешь?

— Книгу.

— Пойду пройдусь, — ссутулившись, сказал он. — Хочу поглядеть, не найдется ли какой-нибудь работы.

Клодин лишь хмыкнула в ответ.

— Скоро вернусь.

— Ага, как скажешь. Возвращайся к девяти.

Безразличие в ее голосе было даже хуже, чем все, что она могла бы сказать.

* * *

— Извините, но не сейчас.

— Оставьте ваше резюме, мы перезвоним, если появится вакансия.

— Вы нам не подходите.

— Какая у вас специальность? Никакой? Простите, мы берем только с профессиональной подготовкой.

— Нам нужен человек с опытом работы не менее пяти лет.

Слова грудились одно поверх другого, и ни одно из них ни черта не значило. Вообще ни черта. Все в Ормсвуде хотели работать, но никто не горел желанием нанимать на работу. В других частях города ситуация не слишком отличалась. Он дошел аж до Доков в поисках хоть чего-нибудь. Чайки насмехались над ним, издевательски и противно. Возможно, они были правы. Попалось несколько объявлений, но во всех требовали рекомендации или подготовку, которых у него не было. Зачем им может понадобиться кто-нибудь вроде него, когда они могут нанять опытного электрика или кого-то с четырехлетним профобразованием?

Брызги дождя, падая с высоты, разбивались на его сгорбленных плечах. Мимо проносились шикарные, освещенные изнутри машины, направлявшиеся из-за города к Набережной и торговому центру; их электродвигатели работали совершенно беззвучно. Нед заскочил в кафе, чтобы спрятаться от дождя, и был встречен требовательным взглядом американо-китайской работницы, которая следила за ним, как ястреб, обслуживая посетителей. Вы собираетесь заказывать что-нибудь? -вопрошал ее взгляд. Или же попросту тратите мое время?

Унижение вскипало у него в животе, как в котле. Унижение с немалой толикой ярости. С этой работой и он мог бы справиться! Но вместо него работала какая-то высокомерная сука, которая осуждала человека за то, что он всего лишь пытался укрыться от ливня. Стыд лишь усугублял бурлящую смесь эмоций. Каким же он был бесполезным! Бессмысленным. Безработным. Мерзавцем, сидящим на шее у своей девушки.

Когда он спрашивал тут, у них тоже не было свободных вакансий. Для кого-то вроде него работы не было, а для кого-то вроде нее — есть. Ха! Женщинам всегда легче найти работу!

В конце концов ее взгляд стал слишком пристальным, и он вышел обратно под дождь. Поднялся ветер. Над головой завис черный насекомовидный вертолетик; жужжание его винта вплеталось в городской шум. Выпуклое брюшко поворачивалось слева направо, обозревая город. По слухам, эти штуки были под завязку набиты всякими высокотехнологичными камерами и прочим тинкертехом. Забавно, но несмотря на все деньги, вбуханные в них, они так и не смогли остановить преступность.

Нед показал вертолету средний палец. Это не помогло ему почувствовать себя лучше, но что-то в этом было. В жопу эти прикольные вертолеты, которые, небось, стоят больше, чем он заработал за всю свою жизнь.

В жопу все это. Он сделал достаточно по меркам любого здравомыслящего человека. Моросило; он промок и замерз. Так что вместо того, чтобы дальше терять время в поисках работы, которой попросту не существовало — а если бы и была, то парня вроде него, бросившего школу, все равно бы на нее не взяли — он пошел в 'Американский Дух'.

Его помещение занимало половину старой бумажной фабрики на самой окраине Ормсвуда, перестроенной под другие нужды. На другой половине был залитый неоновым светом бар, музыка из которого иногда пробивалась сквозь стены. В пятидесятые в этом районе жили достойные представители рабочего класса, стопроцентные американцы. Родители Неда купили здесь свой первый дом. Но восьмидесятые годы убили производство бумаги, район зачах, и только жилищный кризис в Броктон Бей наполовину вернул его к жизни, превратив в подобие зомби. И вот теперь старый завод заняла благотворительная организация, превратив его в место, где могли потусоваться безработные.

— Привет, Нед, — поздоровался парень за столом дежурного, оторвавшись от книги. — Выглядишь так себе. Что-то случилось?

— Ага, Майк, — ответил он, ссутулив плечи. — Еще один день в поисках работы, которой вообще нигде нет, а меня скоро лишат пособия. Блядство.

— Черт, мужик, это херово, — сказал Майк, протягивая ручку, чтобы он расписался в ведомости. — И... вот твои талоны. Возьми себе что-нибудь теплое в столовке. Хотя бы на время станет лучше. И найди обогреватель, чтобы обсохнуть, тебе только простуды не хватает в довесок ко всему.

— Ага, ты прав, — согласился Нед, забирая маленькие голубые купоны. Питание, которое он получал здесь четыре раза в неделю, было просто манной небесной. Пройдя под плакатом с надписью 'Спасибо Нашим Спонсорам Из Медхолл', он вошел в ярко освещенную столовую, пахнущую картошкой фри, сырным соусом и бобами. Кроссовки липли к полу, покрытому пластиком.

— Эй, Нед! — окликнул его кто-то. Обернувшись, он увидел знакомые лица. Все ребята собрались: Джефф, Герман, Пол, Луи (дерганный и раздраженный на вид; это, скорее всего, означало, что он снова пытается бросить курить) и Зак.

— Недди, мужик, выглядишь херово, — сказал Луи, тепло укутанный в свое старое коричневое пальто.

— Ты тоже, мудила, — парировал он.

— Мне и впрямь херово, — согласился Луи, потирая пухлые щеки.

Пол — толстый, грузный, неторопливый в манере говорить тугодум — проглотил кусок гамбургера с сыром.

— На улице еще дождь? — пророкотал он.

Нед глянул на него.

— Ага. Еще идет.

— Дерьмо, придется идти под ним домой.

— Как и всем нам, дружище, — сказал Джефф. Его волосы были коротко выбриты, а руки бугрились мускулами. Время, проведенное без работы он использовал на то, чтобы качать железки; хоть какая-то польза. Предплечья покрывали рунические татуировки. Он с громким хрустом откусил яблоко и повторил с набитым ртом: — Как и всем нам.

— Эй, мужик, рот закрой, — сказал Зак, неловко потирая загипсованную руку. — Я не хочу смотреть на пережеванное яблоко.

— Как рука? — спросил его Нед.

— Все еще сломана и пиздец как чешется. Вы бы лучше прихватили мне поднос на раздаче.

— Сделаю, — пообещал Джефф

Нед бросил взгляд на прилавок.

— Так, схожу-ка я за жратвой. Есть сегодня что-то хорошее?

— Все как обычно, — устало ответил Герман. Он был старше, чем остальные; одутловатое лицо с красным носом картошкой обрамляли волосы с проседью. — Вот если б тут наливали выпивку... вместо этой паршивой газировки не пойми какой марки. Впрочем, всегда есть бар по соседству.

— Схожу гляну, короче, — сказал Нед. — Без разницы, я облазил сегодня весь город, разыскивая хоть намек на чертову работу, и теперь хочу просто чего-нибудь горячего.

Когда он вернулся с тарелкой картошки фри, бобами и куриной котлетой в мягкой панировке, они подвинулись, чтобы освободить ему место. Нед сел и принялся за еду, радуясь, что она горячая.

— Не везет? — сочувственно спросил Зак.

— Не, без шансов. Я нигде не нужен, — Нед покачал пластиковой вилкой. — Какой смысл искать? Никакой работы просто нет.

— Лично я думаю, что во всем виноваты профсоюзы, — сказал Герман. — Раньше я подрабатывал в Доках, но потом от меня избавились, потому что меня уволить проще, чем любого из профсоюзных ублюдков, — он покрутил в руках картонный стакан с колой. — Они все — кучка коммуняк. Может, еще Социалисты, которые с большой буквы 'С'. Должен быть закон, запрещающий комми иметь такую работу. Мы должны принять что-то типа тех антипрофсоюзных законов, как на Юге. Тогда им мало не покажется.

Нед сосредоточился на еде. Герман был неплохим мужиком, но старым и раздражительным, и никто не хотел выводить его из себя. Нед не хотел бы закончить как он — одиноким пьяницей, копящим обиду на бывшую жену, которая не дает ему общаться с детьми.

— А как там... — начал он.

— Эй, иди нахер, — сказал Зак, злобно сощурившись. — Моя сестра до сих пор жива лишь потому, что ее профсоюз боролся, чтобы сохранить ей медицинскую страховку.

— Некоторые профсоюзы, может, и неплохи, — признал Герман, — но большинство из них прогнили насквозь. Например, Докеры. — Он подался вперед и схватил Неда за руку. — Просто держись, — сказал он парню. — У меня больше нет никакого будущего, но может быть ты еще сумеешь его для себя построить.

— Ага, — согласился Джефф, откусывая еще кусочек яблока. — Ты отличный мужик.

От их утешений делалось только хуже.

— У моей девушки есть работа, — сказал Нед, помрачнев как грозовое облако. — Что мне делать, если она там встретит кого-то еще? Кого-то побогаче и не начавшего лысеть еще до того, как ему исполнилось двадцать пять?

— Она может, — согласился Герман, уставившись в стаканчик колы. — Бабы как кровососы, парень. Их волнует лишь то, что они могут получить. — Он сделал глоток. — Знаешь, самцы комаров, типа, они жрут только растения и дерьмо. Только бабы пьют кровь. Ты никогда не заболеешь из-за парня-комара, потому что он никогда тебя не укусит. Если ты не овощ, конечно.

— Тогда лучше поберегись, Герм, — хихикнув, сказал Луи. — Потому что ты-то ведешь растительный образ жизни.

— Эй, иди нахер, мужик.

— Погодите, про комаров это что, правда? — спросил кто-то.

— Ага. По телеку видел.

— Ха. Природа — странная, точно?

— Можно и так сказать. — Герман допил свой стакан. — Знаете, когда я работал в доках, иногда приходили рыбацкие суда с самыми странными штуками, которые тралом подняли со дна океана. Самое странное дерьмо, что я в жизни видел. Будто прямиком из фильма ужасов. И, — сказал он, заговорщицки наклонившись, — один мой знакомый говорит, их становится больше. И еще эти чудны́е белые крабы, по которым ползают букашки. И не только снаружи. Бывали, конечно, твари типа рыб, у которых жуки съели глаза и поселились в глазницах, и...

— Эй, я тут вообще-то поесть пытаюсь! — возмутился Нед.

— Да, правда, это мерзость, — согласился Луи; его рука, лежащая на столе, задергалась. Он заставил ее замереть. — Кто... эм, кто смотрел матч в прошлые выходные? Я поймал трансляцию по радио, и все звучало очень напряженно, но потом случился сбой электричества.

— Я в курсе, прикинь, — кивнул Джефф. — Я смотрел по телику в баре и пропустил конец матча из-за этого сбоя.

— Господи, когда они уже наконец починят это долбаное электричество? — посетовал Зак.

— Никогда, — с горечью провозгласил Герман. — Вообще никогда.

— Эй, парни, — сказал Майк, подходя к ним с улыбкой на лице. Все обернулись к нему. — Хорошие новости. Мне сейчас позвонили друзья, они срочно ищут хороших ребят на подработку. Надо просто помочь с переноской и расстановкой кое-какого барахла, но за это заплатят.

— Я слушаю, — живо отозвался Нед, и он был не один.

— Так вот, новости сегодня видели? О том, что поймали парня, который убил того пацана в школе?

— Ага, — сказал Герман. — Это же был какой-то джап-нелегал, точно?

— Точно, — серьезно кивнул Майк. — Именно он.

— Долбаные япошки, — проворчал Луи.

— Ну, сегодня вечером в центре будет митинг, и мой приятель попросил поискать ребят, которые смогут помочь с переноской тяжестей, чтобы организовать площадку. Ну, знаете, расставить указатели, раздавать плакаты, разгружать фуры... такого типа вещи. Они заплатят двадцать баксов, а работа займет час или два, максимум, три, и... слушайте, он правильный мужик, поэтому делает нам сюда пожертвования, а значит, я смогу подбросить по десять дополнительных талонов на обед, каждому. Ведь вы мне нравитесь, и если поможете в этом деле, это поможет и нам. Так что мы можем помочь друг другу. Ведь так поступают настоящие американцы, правильно? Помогают друг другу?

— Я в деле, — сразу заявил Нед, чуть опередив всех остальных. Хватило бы и десяти лишних обедов; двадцать долларов были тут лишь вишенкой на торте.

Майк усмехнулся:

— Всегда знал, что могу на вас рассчитывать. Значит так, в три часа за вами пришлют грузовик. Ах да, и, когда закончите с организацией, вам надо будет еще остаться на митинге. Не подведите меня, ладно? — он поморщился: — И... прости, Зак, но ты им не подойдешь. Ты же не сможешь ничего поднимать.

Зак скорчил гримасу.

— Знаю, — уныло согласился он, потирая гипс. — Не повезло, чего уж. Ну, по крайней мере, не придется мокнуть под дождем. Это уже что-то.

— Ну, не знаю, — сказал Майк, роясь в карманах. — Если ты не можешь помочь с разгрузкой, это еще не значит, что тебе не следует приходить. Знаешь, Патриоты по-настоящему помогают, и они уже сделали пожертвование, чтобы помочь добиться реального участия. Если ты придешь туда показать, как все мы рассержены, тоже получишь несколько талонов.

Зак с облегчением откинулся назад.

— Спасибо, мужик. Это и впрямь поможет. Со сломанной рукой нелегко.

— Эй, не благодари, — сказал Майк. — Патриоты, как мы с тобой, должны помогать друг другу, верно?

* * *

Заходящее солнце окрашивало багрянцем западный горизонт. Его свет подкрашивал ржавчиной темно-серые тучи, наползавшие с океана. Голограммы и неоновые огни Набережной казались отсюда очень далекими. Взглянув вверх, Нед поежился и натянул на голову капюшон. Он замерз, и хотя слабый дождь уже прекратился, но, судя по всему, вечером будет лить еще сильнее. Ему хотелось бы вернуться домой до этого. Еще с тех пор, как он выгружал коробки и разносил вещи из грузовиков, у него болела спина, а теперь он, кажется, уже битый час стоял тут в светоотражающем жилете и раздавал плакаты, вдобавок к тем двум часам, потраченным на подготовку площадки.

Но ему за это заплатят. Он напоминал себе об этом всякий раз, когда ему хотелось плюнуть и просто уйти домой. Двадцать баксов на дороге не валяются, а талоны на еду — тем более.

Мэнли-парк был уже набит битком. Народу пришло больше, чем Нед ожидал увидеть, когда днем шел дождь. Тут были не только люди, собравшиеся на митинг: стояли фургоны с бургерами; ходили продавцы, толкавшие тележки с хот-догами; сновали бродячие торговцы с карманами, полными товаров. Оркестр играл со сцены какую-то ненавязчивую попсу, не давая толпе заскучать.

Возможно, и он мог бы заняться чем-нибудь подобным, размышлял Нед, стоя там и утопая подошвами в грязи, растоптанной множеством ног. Если подумать, люди покупают тут тонны всякой фигни. Пускай это и не работа на полный день, лишние деньги не повредят. Точно! Просто нужно типа какое-нибудь барахло, которое он мог бы продавать на митингах вроде этого. Стоп, но придется, наверное, подписывать какой-то договор, а он уже обжигался на таких предложениях раньше. Ему всегда говорили, что можно подзаработать в свободное время, но забывали уточнить, что это связано с массой работы, которую придется делать практически задаром — после того, как они заберут свою долю.

Он потряс головой. Потом.

— Эй, хотите плакат? — спросил он у проходящей мимо парочки. — У меня еще остались 'Отправьте Их Домой!' и 'Америка Для Американцев!'.

Мужчина остановился и взглянул на свою девушку.

— Пойдет, — сказал он. — Дайте мне с 'американцами'.

Нед передал ему плакат.

— Не забудьте вернуть его потом кому-нибудь из помощников, — повторил он заученную фразу. — Если сделаете это, то получите бесплатный значок и поможете нам избежать замусоривания.

— Ладно, как скажете.

Парочка отошла, и Нед размял плечи. Они у него болезненно ныли, а ноги, кажется, отекли. И все-таки приятно было побыть на людях и почувствовать себя полезным. Гораздо лучше, чем бродить по городу, постоянно получая отказы, или сидеть дома и смотреть телевизор, чувствуя свою никчемность. И он помогал хорошему делу.

Вообще, если подумать, — то, насколько быстро им удалось все организовать, очень впечатляло. Только сегодня стало известно, что поймали убийцу, и что он оказался каким-то джапом-нелегалом, а уже напечатаны плакаты и все остальное, чтобы такие, как он, раздавали их людям.

— Похоже, тут собралась отличная публика, — сказал Герман, подошедший к нему со своим комплектом плакатов. — Боже, мне надо будет выпить после такого. Где-нибудь в тепле, — и он подышал на ладони

— Точняк, — согласился Нед, натянув рукава на ладони, и неловко спросил: — Как думаешь, это сработает?

— Мм-м?

— Ну, тут, типа, так много народу. Но, как ты думаешь, кто-нибудь прислушается? В смысле, понятно, что мы слушаем, потому мы здесь, но как по-твоему, такие протесты действительно могут повлиять на ситуацию?

— Думаю, правильные люди прислушаются, — поразмыслив, ответил Герман. — В смысле, те люди, которые понимают, насколько хуже все становится. Политики из Вашингтона, конечно, не услышат, хотя должны бы. Потому что если они продолжат затыкать уши, и из-за них погибнет больше детей, что ж, это будет полностью на их совести. И пожалуй, кто-то действительно должен напомнить им, что они обязаны выполнять волю народа. Мы выдвинем в президенты Патриота, а если они попробуют помешать — значит, они все кучка предателей. А мы знаем, что надо делать с предателями.

— Да, точно, — подтвердил Нед, подпрыгивая на носочках. Вдруг кое-что пришло ему в голову. — Эй, дружище, у тебя есть при себе телефон?

— Хм-м?

— Надо написать смску девушке, что я тут работаю на митинге, и что мне за это заплатят. Не хочу, чтоб она кричала на меня, когда вернусь, а то она просила слишком долго не задерживаться.

— А, ясно, — Герман порылся в кармане. — На, держи. Ох уж эти бабы, а?

— Да уж. Спасибо, — он взял старый покоцаный кирпич Германа и написал: 'буд позж нашел подраб на вечр пока люблю нед: -*', отправил сообщение и вернул телефон обратно. — Надо будет при случае купить новый. Старый-то у меня сдох и просто не включается.

Герман кивнул:

— Я знаю парня, который может помочь. Есть один друг, он держит магазин электроники, и у него дешевые телефоны, — он замолчал, прислушиваясь. — Но это потом. Кажется, музыка кончилась, и они наконец-то начинают митинг. Значит, нам пора вернуть плакаты и куртки.

— Да, точно. Не хотелось бы, чтобы с нас слупили деньги за это барахло, — нервно произнес Нед. — Вот уж без чего я могу обойтись.

К тому времени, как они подошли к главному пункту и отдали все плакаты, оставив себе по одному, заморосил дождь. Несмотря на это, территория вокруг сцены была забита, и им пришлось встать со своими плакатами в задних рядах толпы. Несколько человек, кажется, ушли, но большинство заранее ждали такой погоды и пришли подготовленными.

— Что ж, всем привет! — сказал человек на сцене, помахав рукой толпе. — Здорово видеть, что пришло столько народа! Можете все вместе крикнуть 'Америка'?

— Америка! — крикнул Нед, присоединившись к реву толпы.

— Не слышу вас! Громче!

— Америка!

— Это неплохо, очень неплохо. Но знаете что? Я думаю, вы можете слегка поднажать. Давайте еще разок, только чуть громче. Так громко, чтобы нас было слышно в Вашингтоне!

— Америка-а!!!

— Да, Америка! Вот почему мы все здесь! Это страна, которой мы все гордимся! И это страна, увидевшая жуткое убийство в одной из наших школ! Убийство, совершенное японским нелегалом. Нелегалом, который не должен был находиться здесь, в нашей стране! Вот что нам следует помнить! Вот почему мы собрались здесь, и отчего мы все разгневаны! Я счастлив, что вы все пришли сюда даже под дождем, чтобы ясно сказать, что подобное недопустимо!

— Но я, пожалуй, уже наговорил достаточно. Ведь я всего лишь открываю эту встречу. А теперь все, парни и девчонки, поднимите руки повыше и топайте погромче, встречая... Чистоту!

Нед возликовал. Все знали Чистоту. Она понимала. Она была не из этих богатеньких снобов, как та адвокатша из Новой Волны, которая выступала по телевизору, разговаривая с людьми свысока, и вела себя так, как будто она лучше всех остальных. Чистота входила в число ведущих кейпов штата Мэн и открыто поддерживала Патриотическое Движение, и она всегда являлась на митинги определенным образом. Нед уже смотрел вверх, потому что видел раньше, как это бывает.

Он разглядел над головой росчерк яркого света. Люди, не видевшие этого раньше, могли бы подумать, что это самолет, но он-то знал. Сквозь облака спускалась, оставляя светящийся след, женщина с ослепительно-белыми волосами, излучавшая мягкую сияющую ауру. Она освещала толпу, словно прожектор.

Плавно приземлившись, как будто сойдя с невидимого возвышения, она вскинула руки вверх. Толпа взревела во всю глотку, и Нед вместе с ней.

— Мои собратья-патриоты! — выкрикнула Чистота с сильным акцентом уроженки штата Мэн. — Рада видеть всех вас здесь! Это знак того, насколько вы крепки сердцем — то, что вы готовы бросить вызов холоду и сырости, чтобы показать всем наши чувства! Чтобы показать, что мы — американцы — все заодно! Что мы будем противостоять угрозам нашей стране, хоть внешним, хоть внутренним!

— И я думаю, что сейчас больше опасностей угрожает нам здесь, внутри нашей страны. Ведь именно поэтому все мы собрались сегодня здесь, верно? Японский нелегал убил ребенка! Невинный ребенок умер, потому что мы пропустили того, кто вообще не должен был оказаться здесь, через наши границы!

Она взмахнула рукой, указывая на большую фотографию убитого мальчика, которая появилась позади нее, заняв все пространство за сценой.

— Мальчик погиб. Погиб — в шестнадцать лет! Его звали Джастин Уэллс! Он хотел стать солдатом! Он хотел защищать свою маму, а теперь ей придется хоронить его! Теперь он мертв, и вся вина за это целиком лежит на бессовестных политиканах и на всех этих сердобольных мягкотелых либералах, которые никогда не задумывались о том, во что это выльется, открывая наши границы!

— Что ж, они распахнули шлюзы и открыли путь для цунами из крови, грязи и преступности! Они не соблюдают наши законы! Не уважают нашу культуру! Убивают наших детей и отнимают у нас работу! — Широко раскинув руки, Чистота указала в сторону Маленького Токио. — В нашем городе есть районы, куда полицейские не решаются зайти, где Америка уже сдалась японцам! Почему мы допустили подобное? Почему?

Угрюмый ропот поднялся над толпой. Чистота сделала паузу, чтобы перевести дух.

— Конечно, какие-то продажные либералы могут сказать, что мы просто раздуваем страх, что это всего лишь один погибший мальчик, и что мы не должны так переживать из-за этого. Они могли бы даже заявить, что он это 'заслужил', и что он каким-то образом сам виноват в том, что его убил нелегал, которому вообще не место в нашей стране! Знаете, что я на это скажу?

— Да, я боюсь! Я боюсь того, что они делают с нашими детьми! Я боюсь, что наша страна, в некоторых местах, уже не такая, какой она должна быть. Я боюсь того, что Америку захватывают изнутри!

— Я пошла в армию, чтобы защищать нас при помощи своих сил. А когда я вернулась домой, чтобы завести семью, то что же я обнаружила тут? Я увидела, что мы больше не защищены у себя дома! Что в благодарность за то, что я сражалась с внешним врагом, вашингтонская элита предательски ударила нам в спину и выпустила врагов прямо на наши улицы!

— Как женщина, как мать, как американка — я боюсь того, что в наших школах учатся японские убийцы! — Она сделала глубокий вдох. — Да, я сказала, что боюсь. Может, у меня и есть суперсилы, но это ничуть не помогает. Ничуть, если нелегалы начнут убивать наших детей, в наших школах. Я такая же, как и любая мать. Я точно такая же, как и все вы! Моя дочь через несколько лет пойдет в школу, и я не всегда буду рядом, чтобы держать ее за руку и защитить от всех опасностей!

Чистота замолчала, оглядывая толпу. Ее плечи подрагивали от сдерживаемых эмоций. Ее свет ярко освещал лицо каждого зрителя, по сравнению с которым плакаты и флаги, что несла толпа, остались выцветшими и бледными. Несмотря на сумерки, камерам местной прессы не нужны были прожекторы; свет Чистоты давал им возможность отчетливо все записывать и без подсветки.

— И поэтому я так рада, что все вы собрались здесь сегодня, — заключила она. — Я рада, что вы все готовы подняться и сказать им, что мы не боимся, что мы не прогнемся, и мы не позволим убивать наших детей! Мы не позволим им отнять нашу работу! Мы не позволим им нарушать наши законы! Вы, я, каждый из нас, мы пришли на этот марш, чтобы показать это! Показать американскую гордость! Показать им, что нас не запугать! Кто со мной?

Нед кричал, кричал и кричал. И не он один. Выкрики толпы эхом отражались от зданий, окружающих парк, и, несомненно, долетали и до Маленького Токио.

* * *

Американские флаги развевались под дождем. Подошвы гулко стучали по мокрым тротуарам, когда демонстрация маршировала по улицам Маленького Токио. Солнце село, и натриевые фонари окрашивали красные полосы на флагах в темный цвет. Встревоженные бледные лица смотрели из окон переполненного района вниз, на плакаты, призывающие 'ЯПОШЕК ВАЛИТЬ ДОМОЙ' и 'ЗАЩИТИТЬ НАШИ ШКОЛЫ!'. Шествие сопровождали полицейские в светоотражающих жилетах, а следом ехали машины с синими огнями.

Но Нед шел не в основной колонне. Они с Германом повстречались с Джеффом и Луи, а потом Джефф встретил знакомых, которые были в бешенстве из-за случившегося с Заком, и вот теперь более двадцати человек шли по Маленькому Токио собственным параллельным маршем, опрокидывая мусорные баки и разбивая окна. Завидев их, ночные магазины и ресторанчики, торгующие на вынос, спешили опустить ставни. Неду не хотелось находиться тут. Было сыро, холодно, и он не чувствовал себя здесь в безопасности. Тут была территория Бумеров, и он не хотел с ними связываться.

Однако покинуть группу означало, что придется двигаться в одиночку, а один в поле не воин. И еще ему не хотелось перечить друзьям Джеффа. Некоторые из них были крупными, здоровенными бритоголовыми парнями, их мышцы говорили о тяжелом физическом труде, либо о злоупотреблении анаболиками. Он не сочувствовал цветным, и не хотелось, чтобы о нем так думали.

Один из скинхедов с воплем швырнул бейсбольный мяч, который он нес с собой, в витрину магазина. Стекло разбилось и вывалилось в водосточный желоб, смешавшись там с дождевой водой. Сработала сигнализация, наполнив ночь звуком сирены. И она выла не в одиночку.

— Может, нам лучше выбираться отсюда? — предложил он.

Джефф фыркнул:

— С чего бы это? Ты чего-то боишься? Копы на нашей стороне. Да они не меньше нашего хотят, чтоб эти долбанные преступники уехали куда-нибудь нахер отсюда. — Он приложил ладони рупором ко рту. — Вон, вон, вон! Вон, вон, вон! — заорал он, и его друзья подхватили крик. Ударом ноги он опрокинул мусорный бак, и сквозь дождь пробилась вонь гниющего мусора.

Нед поплотнее закутался в мокрую куртку. Сквозь щели между тесно стоящими зданиями проглядывала Набережная, а ее яркие неоновые огни и голограммы парили над крышами, являя резкий контраст с этими темными, мокрыми улицами, освещенными натриевыми фонарями.

— Прочь, прочь, прочь! — присоединился Нед к общему хору, но у него не лежала к этому душа. Он замерз, промок и чувствовал себя хреново — к тому же, еще и проголодался. Ужин был давным-давно, а тех пор он только и делал, что торчал на холоде.

Рев мотоциклов прозвучал басовым контрапунктом к вою сирен сигнализации. И он приближался.

— Вот дерьмо, — пробормотал Герман, тревожно озираясь. — Бумеры. Блядь, блядь.

— Может, это копы, — прохрипел Луи.

Но мотоциклы вывернули из-за угла, и все увидели отряд тюнингованных байков; всего их было десять. Наездники поработали над лицевыми щитками шлемов, превратив их в демонические морды, злобно глядевшие на зрителей. У нескольких были подручные средства — не настоящее оружие — металлические бейсбольные биты, тяжелые цепи и молотки. Другие же, не мудрствуя, открыто носили пистолеты.

Бандиты из Бомей приблизились, перекрыв дорогу.

— Вы! Орлы! — с сильным акцентом выкрикнул один из них. В свете уличных фонарей его красная маска демона казалась черной. — Съебывайте отсюда. А не то мы с вас спросим по-свойски.

— Черт, черт, черт, — попятившись, пробормотал Нед. Он встретился взглядом с Луи. Тот лишь трясся, съежившись под дождем.

— Нас больше, — крикнул в ответ один из друзей Джеффа. — Сам разворачивайся и уебывай.

— Да-а!

— Нормально отбрил!

Бомейские мотоциклисты выкрутили акселераторы, и моторы их байков дружно взревели. Очевидно, они наловчились так делать, чтобы запугивать местных жителей, и, по мнению Неда, это работало зашибись как эффектно. Мотоциклы, ревущие моторами в унисон, звучали как будто злобный рык гигантского зверя. Герман ухватил его за рукав, оттаскивая назад, и Нед увидел, что Луи уже заранее отступил подальше.

— Это наша поляна. Наш район, — заявил байкер в маске демона. — Вы будете вести себя с уважением или сдохнете. Хотите сдохнуть, Орлы? Ваши тела потом никто никогда не найдет.

— Разве что рыба выплюнет вас от омерзения! — глумливо добавил другой байкер. Он оказался женщиной, хотя под кожаным костюмом и драконовидным шлемом это было трудно различить. — И, может статься, тогда вас вынесет на берег!

Маска-Демон поднял руку и жестко заявил:

— Десять секунд на то, чтоб поджать хвосты и свалить, или мы вас выебем за этот бардак на нашем районе, — его высокий голос прорезал вопли сигнализации. — Это место под нашей защитой. Вы и сами знаете, что здесь территория Лунга, а он говорит, что мы должны преподать урок всякому, кто переходит нам дорогу. Наезжая на наших людей, вы наезжаете на Бомей, и ваши наезды закончатся у нас под колесами. Уяснили?

Нед уяснил. Луи уяснил. Даже Герман уяснил. Но Джефф и его друзья не уяснили, или не захотели уяснить. Они не отступили. Их было больше, чем японцев. Но байкеры тоже не собирались отступать.

Маска-Демон выкрикнул что-то по японски, и байки взревели моторами. Медленно и неторопливо, они приближались, угрожая задавить противников.

— Держаться вместе! — заорал Джефф. — Не убегать, нах! Они этого и ждут! Орлы! Орлы! Орлы!

Его друзья подхватили кричалку, но Нед не чувствовал себя настолько смелым. У Бумеров были мотоциклы, оружие, и они ехали прямо на них. Он дрогнул и побежал — и многие побежали вместе с ним.

— Сюда! — завопил Луи и зашлепал по мокрому асфальту, бросившись к полузаброшенной парковке по соседству. Эта стоянка была скудно освещена, потому что фонарь над ней был разбит. Асфальт на ней был покорежен, растрескался и весь испещрен ямами. Нед едва не упал, провалившись в одну из этих дыр, и промочил ногу до середины голени.

Герман бежал за ними в одиночку, чуть приотстав. Двое байкеров с ревом отрезали ему дорогу, погнав прочь от изрытой ямами парковки, как будто он был овцой, а они — овчарками. Раскрутив цепь в поднятой руке, байкер в маске волка обрушил ее на голову Германа. Тот успел вскинуть руки, но даже на таком расстоянии Нед отчетливо услышал щелчок, когда сломались под ударом кости. Герман упал, и байкеры разделились, один из них с отчетливым хрустом проехал по его ногам.

Нед ощутил во рту привкус желчи. Почувствовав под мокрыми руками холод металла, он перевалился через сгоревшую машину, а потом побежал снова, и сердце колотилось почти во рту. Слева, ухмылялся маска-Волк, раскручивая цепь, которая засвистела в воздухе. Отклонившись влево, байкер размахнулся, и Нед пригнулся, чтобы избежать удара; не устояв, он поскользнулся на мокрой земле.

Когда он смог наконец остановить скольжение, руки и колени обожгло болью. Кое-как вскарабкавшись на ноги, несмотря на боль в содранных ладонях, он перевалился через капот другой машины, отгородившись ею от байкера, который с юзом затормозил рядом, выкрикивая японские ругательства.

Дождь или слезы — а может быть, и то и другое сразу — замутили его зрение, Нед задыхался, жадно глотая воздух. Надо, чтобы машина оставалась между ним и байкером. Точно. Тут у него было преимущество — байк, может, и быстрее на прямой, но ему трудно разворачиваться. Желудок скрутило от страха, и его едва не стошнило. Осмотревшись, Нед заметил ржавую пожарную лестницу, свисавшую со здания за его спиной. Лестница была опущена и вела к металлическому проходу, освещенному мерцанием неоновых вывесок.

Блядь. Карабкаться по пожарной лестнице в разгар ливня — не самое приятное времяпровождение, но что ему еще оставалось? Он мельком заметил, как Луи исчезает, протиснувшись через щель в деревянном заборе на краю стоянки. По крайней мере, хотя бы он оказался теперь в безопасности, но Герман до сих пор лежал посреди дороги, свернувшись клубком. Остальные парни собрались на обочине, сгрудившись в нише перед закрытым ставнями входом в магазин, так что байкеры не могли их атаковать, но парни даже не смотрели в его сторону.

Зато маска-Волк на него смотрел, неторопливо покачивая цепью. Нед не видел у него пистолета, так что может быть, может быть...

Он бросился бежать. Ноги шлепали по лужам на неровном асфальте, разбрызгивая воду, легкие горели. Позади ревел мотоцикл в сопровождении зловещего свиста цепи. Каждый удар сердца мог стать последним, мог оказаться тем мигом, когда этот Бумер обрушит цепь ему на голову, и все закончится.

Нед врезался плечом в кирпичную стену, почувствовав, как удар отозвался болью в левом боку, и ухватился за первую ступеньку. Под дождем металл стал ледяным и скользким, и каждое движение причиняло боль ободранным при падении ладоням. Одна ступенька, две ступеньки, три ступеньки, четыре. Нога соскользнула, и он вскрикнул, еще раз ударившись об стену, но, отчаянно шаркая подошвой, смог снова нащупать опору, и адреналин вытолкнул его через последние ступеньки в безопасность пожарной галереи, опоясывающей здание.

Перекатившись на спину, Нед пытался отдышаться; капли дождя и слез скатывались по его лицу. Вывеска над ним мигала: красный-пурпурный, красный-пурпурный. Рык мотоцикла внизу затих. Маска-Волк, должно быть, заскучал и уехал обратно, изводить остальных. Может, ему просто не хотелось слезать с мотоцикла?

В ночи раздался треск выстрелов, и он нашел в себе энергию, которой только что не было, взобрался на четвереньки и поспешил прочь, карабкаясь по скользкому от дождя металлу галереи. Он мог бы поклясться, что слышал, как пули, просвистев у него над головой, ударяются в стену. Внизу кто-то завопил — протяжный и страшный крик муки, не затихавший поразительно долго. Врезавшись в железные перила, он завернул за угол здания и остановился лишь тогда, когда сражение внизу совершенно скрылось из глаз. Но выстрелы были плохим знаком. Они могли означать, что ему не удастся сбежать отсюда.

Легкие горели огнем, по затылку стекала ледяная вода. Ноги саднили в тех местах, где промокшие джинсы натирали кожу. И Нед знал, что ему нельзя оставаться здесь, наверху. По ту сторону стен двигались люди, и тут, в Маленьком Токио, это были, конечно же, джапы. Он должен выбраться из этого района и вернуться в какое-нибудь безопасное место. Бумеров было слишком много, а он был совсем один, без поддержки.

Тут была еще одна опущенная пожарная лестница, она вела в узкий переулок. Он сделал глубокий вдох. Этим путем он сможет уйти от бандитской драки, оставшейся позади. Он не хотел бросать Германа, но ничего не мог поделать, ведь там были Бумеры. Когда он выберется из Маленького Токио, надо будет найти телефон-автомат и вызвать скорую.

На трясущихся ногах он осторожно спустился по мокрой лестнице, цепляясь за ступеньки содранными в кровь ладонями. Металл пах медью и ржавчиной, а единственным источником света были красные и пурпурные огни рекламы наверху. Они выхватывали из темноты мусорные мешки и толстый слой слежавшихся картонных коробок, медленно гниющих здесь, превращаясь в склизкую массу. С грязных крыш стекала вода, и какая-то живность копошилась и шуршала в мешках.

Тут, внизу, медный запах стал сильнее — густой и резкий. И здесь было что-то еще; что-то, пахнущее перегревшейся копировальной машиной и горячим пластиком.

В куче мусора загремели, рассыпаясь, какие-то жестянки. Что-то, показавшееся ему в темноте еще одним мусорным мешком, выпрямилось и оказалось человеком в остроконечной ведьминской шляпе. Ее широкие поля бросали на лицо густую тень, но ему показалось, что он разглядел зеленую резиновую маску. А это означало, что он в большой беде. Нед сглотнул, почувствовав во рту привкус меди, и оглянулся. Может быть, получится отступить обратно к лестнице? Но там его поджидал еще один Бумер в маске. Теперь понятно, почему маска-Волк позволил ему сбежать.

— Я... я не хочу д-драться, — срывающимся голосом выговорил он.

Ведьма наклонилась и подняла с земли сумку, повесив ее за спину. А потом развернулась и пошла прочь, направляясь куда-то в другую сторону. Внезапно накатила волна тошноты от гнилостного запаха в переулке и этого резкого металлического оттенка в нем. Закружилась голова, и Нед осел на землю, прислонившись спиной к стене. Зубы заныли, и он почувствовал, как что-то извивается под ладонями.

Из мусорных мешков, вереща на грани слышимости, брызнули крысы. Они хлынули к его ногам живым ковром, бусинки их глаз мерцали в тусклом красном свете. Нед вскрикнул и замолотил ногами, пытаясь отбиться и чувствуя, как сминаются под ударами маленькие тельца, и едва не потерял равновесие. Лишь отчаянно схватившись за водосточную трубу, он удержался от падения в живую массу вредителей. От этой панической мысли по коже побежали мурашки.

Поскуливая от страха, Нед приоткрыл один глаз. Крысы исчезли. А ведьма до сих пор стояла вдали, склонив голову набок, и пялилась на него. С ней был кто-то еще, более крупный силуэт — трудно было рассмотреть, кто это, в залитом красным светом переулке. И еще одна фигурка, пониже, — может быть, ребенок — со светлыми волосами.

И тогда он закричал. Потому что увидел то, над чем стояла на коленях ведьма, валявшееся среди мусора. На земле лежал Луи. Он больше не станет курить. Никогда. Потому что кто-то вскрыл его и выпотрошил, как рыбу. В красно-пурпурном свете его изломанные ребра были распахнуты подобно крыльям какого-то безумного ангела.

Ведьма протянула руку и поманила его скрюченным пальцем.

Нед шагнул вперед.

* * *

Дорога домой была невероятным месивом отрывочных воспоминаний. Он запомнил сумасшедший забег по петляющим улочкам на звуки американской музыки с марша Патриотов. Помнил, как трясся от ужаса, сидя в автобусе и бормоча какие-то слова, которые сам едва ли мог разобрать.

Руки дрожали так сильно, что он не смог открыть дверь своей убогой коммунальной комнатушки. В конце концов его впустила Клодин, ее глаза широко раскрылись от изумления при виде того, в каком он состоянии.

— Что случилось? — спросила она.

Нед облизнул губы.

— Проблемы... с Бумерами... — прохрипел он. — Они гнались за мной. Убегал... убегал закоулками.

Она поморщилась:

— Тогда понятно, отчего ты так воняешь. Как ты вообще связался с ними?

— С-сопровождал марш Патриотов. Делал то, за что было заплачено, — он порылся в кармане и вытащил деньги: — Вот.

— Десять, двадцать, сорок, шестьдесят, восемьдесят... и еще долларовая монетка? — Ее глаза загорелись. — Черт. За несколько часов работы это круто. Давай-ка снимем с тебя эти мокрые шмотки.

Тяжело опустившись на пол перед телевизором, Нед стянул футболку и промокшие штаны. Он разве был не в куртке? Ему казалось, что куртка была. Он ее где-то потерял?

Нед застонал, уткнувшись лбом в колено. Гребаные Бумеры гонялись за ним, вот же суки. Он был бесформенной кучей синяков, ссадин и ушибов; Клодин лишь коротко зашипела, увидев это. Она принесла йод. От боли в порезах, заливаемых йодом, он почувствовал, что находится здесь. Здесь. Да, здесь. Где бы еще он мог быть?

— Что это у тебя в кармане? — спросила Клодин.

Нед моргнул. Что-то лежало в кармане брюк. Он вытащил это. Оказалось, там лежала книжка в дешевом переплете с коричневой обложкой, согнутая пополам, чтобы уместиться в кармане. Имя автора не значилось на обложке, только название, написанное черными буквами:

БОЙНЯ

— Без понятия, — пробормотал он. — Наверное... должно быть, я подобрал ее на митинге или типа того, — он нахмурился; голова болела. — Точно. Почитать что-нибудь. Для тебя. Ты же любишь книги.

Она улыбнулась в ответ:

— Да, это мило, — сказала она, бросив книгу на свою сторону кровати. — Я ее полистаю. — Она нахмурилась: — Знаешь что? Мы можем купить что-нибудь вкусненькое. Пойду прихвачу пиццу, окей? Побалуем себя.

Нед пялился в пустоту, пока она суетилась, натягивая пальто, прежде чем выйти под дождь. Его рука медленно нащупала пульт от телевизора. Он включил его и начал переключать каналы.

Он остановился на девятом.

* * *

Камера была жестока. Ее белая вспышка обнажила каждую мельчайшую деталь вскрытой грудной клетки трупа. Только что рассвело, дождь прекратился. Теперь переулок окружала желтая лента, вдоль которой стояли вооруженные федералы в черных костюмах. Тело обнаружили здесь после бандитской стычки между Бомей и Железными Орлами.

Американо-китаянка присела на корточки рядом с трупом. Она протянула руку в перчатке и дотронулась до оставшегося целым глазного яблока. Ее тень судорожно дернулась, взметнувшись на миг подобно стае темных птиц.

— Он умер от кровопотери. Согласно моему анализу, это снова изъятие органов. Редкая четвертая отрицательная группа крови. Возможно, заранее спланированное нападение, — она помолчала, прежде чем продолжить: — Думаю, это опять она. Номер 57.

— Это совпадает с ее почерком, — сказал пожилой мужчина, стоявший позади, поправляя технарские очки. У него были серо-стальные коротко стриженные волосы; его темные руки испещрены бледными шрамами. — Я вижу тут еще следы воздействия номера 38.

— Я думала, номер 38 уже стерилизован. Он был помечен стерилизованным.

— Да. И это вызывает беспокойство. Проверь, был ли тут кто-то еще.

Вытащив из внутреннего кармана воронье перо, женщина обмакнула его в кровь и внимательно вгляделась в то, как оно прогнулось и его краешки затрепетали на невидимом ветру.

— Я не могу это прочесть, — произнесла наконец она, прищуриваясь. — Воро́ны не знают ответа. Или же их кто-то ослепил. Это тревожный признак. Агент Брайант?

К ней подошла одна из федералок, встав за спиной.

— Мэм? Что вам нужно? — шепнула она со странным неестественным акцентом.

— Пусть твои родичи перенесут тело в лабораторию, потом изолируйте и вычистите весь переулок.

— Да, мэм.

— Тут годами не убирали, — сухо заметил мужчина. — Это может привлечь внимание.

Запустив руку в карман, она достала зеркальные очки и надела их.

— Хмм-м. Ничего не поделаешь. Займитесь стерилизацией этого места и убедитесь, что эту смерть тоже запишут на счет бандитских разборок. Мне надо выяснить, кто из полицейских видел тело, и пометить их для редактирования. Если потребуется, конечно.