Женщина даже не шелохнулась, словно завуалированная угроза была адресована не ей.
— Знаете, директор Дамблдор, сейчас я скажу вам несколько очень важных вещей. Первая — мне нужна полная и четкая информация, почему вы все еще не сдали опасного преступника. Вторая — если я ее не получу, то завтра все Министерство узнает о ваших непонятных экспериментах, во время которых вы подставляете под удар детей. Третья — если ваши цели окажутся более понятными и приземленными чем размытое 'Общее благо', то я не только не буду вмешиваться, но и возможно помогу вам. И четвертое, — в серых глазах женщины отразилось пламя, — если со мной что-то произойдет... Все что угодно, начиная от моей смерти, исчезновения, внезапного помешательства, взятие под контроль с помощью любых ментальных заклинаний или частичного уничтожения памяти, ваш арест произойдет раньше чем вы успеете осознать произошедшее.
Фоукс тяжко вздохнул. Вот зачем Альбус послушался рекомендаций Аластора и взял в Хогвартс эту на голову отбитую стерву? Словно они оба не знают, что незнакомый аврор, пусть и бывший, будет скорее мешать, чем сделает хоть что-то полезное. Жилку следователя и непримиримого борца с преступностью нельзя искоренить никакими контрольными работами и ежедневными лекциями.
Однако, Альбус только улыбнулся. Один только изгиб старческих губ дал фениксу больше чем любые слова. Он мгновенно понял, как будет выстраиваться дальнейший разговор и чем завершится эта беседа.
— Вы блефуете.
— А вы хотите рискнуть своей репутацией и карьерой, чтобы проверить лгу я или нет? — женщина отразила его улыбку. Такую же холодную и опасную. Глаза Альбуса напоминали ледяные озера, а глаза Терезы — ртутные. Красивые, изменчивые и смертоносные.
— Знаете, Тереза. Вы никогда не задумывались, почему я так долго прожил, хотя врагов, как вы знаете, у меня очень и очень много?
Женщина сощурилась и подобралась, словно была львом, готовящимся к прыжку. Старый друг только по-отечески улыбнулся при виде этой вполне ожидаемой реакции.
— Я умею отлично вести переговоры. У вас есть вполне логичные подозрения и информация которую я не хочу распространять. У меня есть ответы на ваши вопросы.
— И вы дадите их так просто? Неужели нельзя было начать с этого полгода назад, во время нашего разговора после Хеллоуина?
Старый друг расслабился, чуть усмехнулся и сделал глоток чая.
— На то были причины. Но вы ведь хотели получить ответы? Хорошо, тогда слушайте, Тереза. Только знайте, что известная мне информация может сильно пошатнуть привычный вам мир. И не говорите мне потом, что я не предупреждал вас.
* * *
Кухня утопает в солнечных лучах, ароматах свежей выпечки и счастье.
Мама достает из печи дымящийся пирог, украшенный консервированными ананасами. Отец ходит среди палисадника с большими садовыми ножницами и лейкой. Лаки и Несси — две короткошерстных колли идут за ним следом, словно привязные.
Майкл лежит на подоконнике и болтает ногой. Солнце золотит крупные светлые кудри на его голове, подсвечивает пронзительные светло-серые глаза и делает его каким-то нереально красивым. Несколько соседских девчонок бросают томные взгляды в сторону настежь открытого окна. Трудно не смяться при виде их мечтательных лиц.
Брату сейчас не до них. Он привычными, идеально отточенными, немного ленивыми движениями тасует колоду.
Бубновый валет, двойка пик, тройка червей, опять пики, теперь десятка червей, король треф, джокер...
Карты мелькают в его длинных пальцах. Мама говорит, что у него музыкальные руки, а отец — шулерские. Наверное, правы они оба. Брат отлично рисует и играет на скрипке, но еще лучше у него, получается играть на деньги и разбираться с пуговицами на женских блузках.
Пожалуй, он делает это слишком умело для пятнадцатилетнего парня.
Наконец Майклу это надоедает. Он садится по-турецки и хлопает по освободившемуся месту на подоконнике. Все понятно без слов. Остается только подтянуться и устроиться напротив.
Какая игра? Покер.
Разновидность? Техасский холдем, безлимитный.
На что ставки? Правда и секреты.
Брат быстро перетасовывает колоду. Карты теперь проносятся так быстро что не удается разглядеть даже узор рубашек. Стоит первым картам после раздачи лечь на стол, как внутри у обоих противников одновременно, словно по команде, переключается какой-то никому не видимый тумблер с большой жирной надписью 'БЛЕФ'.
Все началось с шахмат. Да, когда дедушка Дуг решил занять своих любимых внуков чем-то более интеллектуальным, чем лазанье по деревьям, купание в озере и драки с соседскими детьми.
Потом он, скорее всего, тысячу раз пожалел о своем решении.
Потому что простыми шахматами все дело не ограничилось. Свой первый фунт стерлингов Майкл выиграл в школе, между уроками, когда играл в шахматы на деньги. Покер, блэкджек и бильярд появились значительно позже, но заняли еще более важную нишу в его жизни.
Даже в частный пансион в Эдинбурге он отправился только затем, чтобы обирать сынков богатых банкиров, лордов и прочих толстосумов.
Стоит ли удивляться, что его выгнали из школы спустя два года учебы?
Отец его тогда выпорол. Но Майклу было плевать. За школу родители все равно не платили, а сам он заработал почти полсотни тысяч долларов. Правда, когда перед позорным изгнанием его вещи досматривали, то ничего не нашли. Все чеки и наличные он с помощью совиной почты пересылал любимой сестренке. Ей лишь оставалось складывать их в пластиковый контейнер из-под обуви и прятать среди старых игрушек на чердаке.
Не будь брат сквибом, Слизерин принял бы его с распростертыми объятиями...
Сон резко оборвался. Щеку неприятно жгло, дико болела спина и шея, горло пересохло.
Остатки воспоминаний все не исчезали из памяти, с каждой секундой принося все больше эмоций. Сколько радости, простого детского счастья было в тех летних посиделках на кухне...
И сколько боли теперь приносят одно только воспоминание о них.
На часах было ровно три часа ночи. 'Макбет' Шекспира выпал из рук и теперь лежал на ковре, припорошенный пеплом из погасшего камина.
Тереза потерла глаза, подняла книгу и плотнее завернулась в толстый шерстяной плед, которым ее кто-то укрыл, пока она спала. Скорее всего это был Лео или Лотти. Муж бы не церемонился, а просто отнес ее в спальню и уложил в нормальную постель. А утром провел бы лекцию о том, как плохо спать в доисторических викторианских креслах, а также какой вред наносится шейному отделу и позвоночнику и так переживающему не лучше дни из-за повышенной нагрузки на левую ногу.
Как же иногда тяжело иметь в семье дипломированного врача.
Тереза прислушалась. С верхнего этажа раздавался громогласный храп. Значит, помимо нее и детей в доме остались только её родители.
— Рури, принеси чай с мелиссой... Хотя, нет, лучше бутылку бурбона. И разожги камин.
— Конечно, хозяйка, — домовушка поклонилась и исчезла.
Спустя секунду, в камине вновь запылал огонь, заставивший мрак отступить. Портреты на стенах начали недовольно возмущаться. Пламя осветило изможденное лицо Терезы и безмолвные черно-белые фотографии на каминной полке. На них шевелились маленькие человеческие фигуры. Муж, дети, родители, бабушки и дедушки, а еще...
Одного взгляда на одну из этих застывших во времени фигурок хватило, чтобы нестерпимая боль мгновенно сжала сердце. Секунду спустя осталось лишь одно желание — вырвать его к чертям.
Просто чтобы перестало болеть.
На кофейном столике рядом с креслом появилась непочатая бутылка и чистый стакан. Первый глоток обжег горло. Тереза бросила грустный взгляд на пепельницу. У нее в руках лучший бурбон, в одном из шкафов лежит хьюмидор полный кубинских сигар, ей чертовски хреново, но...
Но Тереза привыкла выполнять данные клятвы и обещания. В кои-то веки, ее природное ослиное упрямство оказалось направлено в правильное русло.
Она обессилено растянулась в кресле, сделала еще один глоток и бросила обреченный взгляд на раскрытую книгу.
'И гибель ждет его, как всех,
кто слишком верит в свой успех'.
Отличная эпитафия для профессионального шулера.
Глава 9. Осколок
Темная лесная тропа была усыпана хвоей и гнилой листвой. Снег таял, смешивался с промерзлой землей, создавая грязевые потоки. Тонкие ручьи текли среди скрюченных корней деревьев. В журчащей воде отражались ребристые блики луны.
Морозный воздух опьянял, будоражил и вытаскивал наружу все первобытные животные инстинкты, что сидят глубоко внутри человека и показывают себя в те моменты, когда отчаяние и безумный страх захлестывают с головой.
Хилое и слишком громкое человеческое тело казалось чуждым этому полуночному миру. Хотелось преобразиться, отрастить хвост, упасть на мягкие лапы и заскользить среди теней и мокрых кустов, щуря светящиеся глаза и скаля острые клыки; стать своим в этом диком, потустороннем царстве, полном жестокости и безграничной красоты хаоса, зовущегося природой.
Человек и его верный пес стали одним единым целым под кривым осколком лунного диска. Они шли одинакового предвкушающе втягивая воздух и ступая по серебристому следу, похожему на ртуть и плавленое серебро.
По лесу разливался запах свежей крови и смерти.
* * *
Удар, уклонение, два шага назад, нырок под руку, ещё один удар...
Рядом просвистел затупленный клинок, едва не задев её бедро. Тонкс выругалась и только в последний момент успела отпрыгнуть.
Надо сосредоточиться на противнике. Нельзя отвлекаться, нельзя. Постоянная, чтоб её, бдительность.
Шаг вперёд, кончик палочки сделал полукруг, оставляя за собой след синего пламени.
Голем отшатнулся, моделируя поведение нормального человека из плоти и крови. Это дало Тонкс драгоценное время для укрепления магической брони. Она перешла в наступление. Огненный хлыст успел нанести по щиту ещё один удар.
Рыцарь вильнул влево, потом резко сократил дистанцию и пробил все магические щиты одним мощным ударом. Тонкс дёрнулась в сторону, убирая с траектории удара грудную клетку и шею. За мгновение до того, как клинок голема успел достичь цели, она уже снизила проводимость нервов в месте будущей раны до минимума. Удар пришёлся на не столь значимую часть тела. Сталь клинка вошла в предплечье почти на два сантиметра и застряла среди костяных и хитиновых наростов. По залу разлетелась чешуя.
Пока рыцарь пытался вытащить меч, Тонкс извернулась и загнала острые когти в стык между доспехами. Если бы внутри был настоящий человек, то они прошли бы под рёбрами и разорвали правое лёгкое в клочья.
— Стоп. Тренировка окончена.
Рыцарь послушно замер, повинуясь команде. Его меч с хлюпающим звуком вышел из тела Тонкс. Кровь обильным потоком полилась на пол.
Девушка порывисто вздохнула, скорее от неожиданности, чем от боли или страха. Будь она простым человеком, то вполне могла бы умереть от потери крови раньше, чем успела бы добраться до больничного крыла. Но к своему счастью, сейчас, как внешне, так и внутренне она мало чем напоминала нормальную девушку. Хитиновый покров, улучшенные мышцы, частично перестроенный скелет, когти, клыки, пара рогов и длинный хвост... Если её увидит кто-то из сокурсников, то скорее решит, что рядом со школой произошёл прорыв демонов или какой-то психованный химеролог не уследил за одним из своих подопытных образцов, поэтому теперь страшная животинка разгуливает по Хогвартсу. Конечно возникали бы вопросы почему у химеры на голове фиолетовые волосы, а сама она одета в свободную магловскую майку и спортивные шорты ... Но это уже детали.
Тонкс усмехнулась, представив себе такую картину.
Ей не нужны были никакие зелья или заклинания лечения чтобы привести себя в норму. Кроме, разве что, адского контроля собственного организма и огромного количества ресурсов тела.
Страшная рана медленно затягивалась, пока на месте глубокого пореза не осталась только чувствительная розовая кожа. Голод и истощение мгновенно дали о себе знать. Тонкс села прямо на пол у одной из стен, достала магловский шоколадный батончик и термос полный чудовищно вредной смеси из колы, кофе и пяти столовых ложек сахара. Калории — самый легкодоступный источник энергии, которая необходима для изменения организма.
Тонкс откинула голову и закрыла глаза, отрешившись от реального мира.
Хитиновая броня начала медленно исчезать под кожей. Кости и жилы разъединялись и вновь срастались уже под новыми углами. Челюсть с щелчком встала на свое место, пока частокол клыков принимал вид нормальных резцов и коренных зубов. Смертоносные когти втянулись и приняли вид обычных тонких ногтевых пластин.
Тонкс встала, потянулась всем телом, чувствуя, как щелкнули позвонки и почесала шрам, попутно отметив, что спортивную форму опять придется чинить. Острые хитиновые пластины постоянно цепляются за ткань и создают очередные дырки, которые приходится потом зашивать либо ей, либо домовикам. Увы, после десятого заклинания, чары починки со все меньшей охотой ложатся на потрепанную ткань.
Рыцарь прогрохотал по каменной кладке своими латными ботинками и остановился в полуметре. Тонкс осмотрела голема и заметила, что на кирасе, шлеме и наплечниках остались видимые следы от когтей. Она устало взъерошила волосы. Да, надо бы еще и его починить, а то профессору не понравится, что она не привела Боба в порядок после тренировки. Пришлось вставать и привычно махать палочкой. Одного прикосновения к магической гравировке в виде светящийся гексаграмы хватило, чтобы рыцарь приобрел свой первозданный вид.
— Ладно, вроде все в порядке, можешь идти на место.
Тонкс похлопала Боба по плечу, зевнула и достала из сумки швейный набор. Пока она искала катушку нужного цвета и целилась ниткой в ушко иголки, рыцарь уже занял свое место в одной из ниш.
Аккуратные стежки незаметно ложились на темную ткань. Эти монотонные, привычные действия успокаивали. Работают только руки, а разум может спокойно отдыхать. Надо будет купить новый костюм, а то этот скоро разойдется по швам. Хорошо, что ее не видит никто кроме големов и профессора. Но той вообще без разницы, в чем занимается ученица, хоть в бальном платье, хоть голой, главное чтобы был результат тренировок.
Иголка на мгновение замерла в руках.
Профессор Саммерс... Она дала Тонкс очень и очень много, но и требовала соответствующую отдачу.
Еще в начале года Тонкс и представить себе не могла, что дойдет до такой жизни. Конечно, она хотела стать настоящим аврором, причем не одним из тех, кто сидит в штабе и трескает пончики, занимаясь чем угодно кроме своих прямых обязанностей. Нет, она желала другого — быть по-настоящему полезной, видеть последствия своих действий, в бою отстаивать идеалы правопорядка... Но вот то, что ее карьера начнется немного раньше поступления в Академию она не могла и предположить.
Никогда в жизни Тонкс не испытывала такой усталости и истощения как за последние месяцы. Каждое занятие из нее выжимали все соки, вкладывали в ее голову огромные массивы знаний и заставляли работать за пределами всех человеческих возможностей.
