Дипломатическая миссия

Свита расползалась в разные стороны, уходя из сектора обстрела. Вот один из людей вскочил и помчался к входу в автопаркинг. Стрелок поласкал пальцем крючок, испытывая нестерпимое желание нажать на него, и остановить бегущего человека там, внизу. Усилием воли подавив оставшийся с войны рефлекс, он повел стволом, разыскивая своих "клиентов".

Макс Каллимор, похоже, укрылся за бетонной тумбой — его нигде не было видно. Среди распростертых тел были видны две рослые фигуры — нави. Судя по всему, Ашьви навалился телом на охотницу, прикрывая ее от пуль. Стрелок уважительно кивнул головой — благородный ход, хотя, увы бесполезный и даже вредный — без прикрытия они представляли собой идеальную мишень, и будь на его месте другой человек, то их скорее всего прошило бы одной пулей, убив обоих. Снайпер повел стволом дальше, выискивая подходящую цель.

Норм лежал, уткнувшись носом в бетон площади. С такого расстояния не было видно выражения его лица, но человек в маске не сомневался — ученый сейчас до полусмерти напуган. Что поделать — Норм не был на войне, когда приходится сталкиваться вот с таким вот "выстрелом из пустоты". И к сожалению для него, он представлял собой лучшую цель для задуманного.

— Прости, братишка, — прошептали губы снайпера. — Но это для твоего же блага.

Пальцы нажали на курок.

Макс, укрываясь за тумбой, услышал дикий вой, переходящий во всхлипы, и скосил глаза. Норм катался по земле, сжимая простреленную кисть руки.

— Норм! — вскрикнул он, вскакивая. Но тут же присел, потому что тяжелая пуля с грохотом ударила в тумбу в паре дюймов от головы ученого.

— Снайпер на высотке! — крикнул охранник. — Две сотни метров, темное здание!

— Отвлеки его, я вытащу Норма! — крикнул ему Макс. Охранник вскинул тупорылую машинку и сделал серию выстрелов в сторону позиции снайпера. Тем временем Макс переполз к стонущему от боли ученому и утащил его под прикрытие бетонного цилиндра.

— Отправьте группу к зданию! — крикнул он. — Надо достать его, иначе мы все здесь погибнем!

К счастью, никому это не грозило — у стрелка были другие планы.

Тщательно протерев винтовку в тех местах, где ее касались его руки, снайпер аккуратно положил ее на холодный металл крыши и покинул крышу через пожарную лестницу. Спустившись на скоростном лифте, он вышел в вестибюль и через запасной выход покинул здание в тот момент, когда в него ворвались разъяренные охранники, помчавшиеся бегом к лифту.

Стрелка одолевали противоречивые чувства. С одной стороны он был рад, что не утерял силу рук и точность глаза, что он еще может воевать после долгого отпуска. И в то же время его глодала печаль — ему пришлось стрелять в своего друга. Но увы, то что он узнал, требовало немедленных действий. Необходимо было сымитировать покушение на послов, так чтобы возникла мысль, что это — дело рук Корпорации. Время и место полностью совпадали. И оставался лишь один выход. Раздобыв старую винтовку через подставное лицо, он вчера ночью подготовил позицию, выжидал несколько часов, и когда пришла пора — сделал три выстрела. Дело сделано. Его друзья будут спасены от удара в спину. Но до чего погано на душе...

— Ладно. Прости меня, Норм. Простите, друзья. Я попытался помочь вам, как мог. И дай Бог вам удачи. А теперь мне пора. Меня ждет дальний путь, — бормотал Павел, медленно шагая по тротуару.

Глава 5

Москва, Аэропорт Шереметьево-1, 20 часов спустя.

Выходя из здания аэропорта вместе с толпой пассажиров, Стрелков огляделся. На привокзальной площади стояло множество автомобилей, среди них были и машины частников, занимавшихся извозом на свой страх и риск. Решив, что добираться до города на маршрутке нецелесообразно, Павел рассчитывал с кем-нибудь договориться, чтобы его подвезли.

Таможенный контроль и регистрацию он прошел с относительной легкостью — если не считать таковой получасовое стояние в очереди. Багажа с ним был только потрепанный баул за плечами, в котором лежало белье, телефон, дневник, нож — реликвия с Пандоры, запасные туфли и закрытый пакет с тремя тысячами долларов — вполне скромный запас, учитывая московскую жизнь. Но этого должно было хватить на то время, пока он не отыщет своих старых друзей-коллег в этом городе. Кинжал пришлось хитрым образом повернуть в сумке, чтобы он не привлек бдительного взгляда таможенников, и номер прошел — нож не был стальным и отобразился на экране лишь в виде прозрачного размытого пятна.

Павел усмехнулся, вспомнив, какой груз сейчас лежит в трюме "Звезды Авантюриста". Вздумай он воспользоваться им для себя и превратить его в деньги — и он бы стал одним из самых богатых людей на Земле. Впрочем, он бы этого никогда не сделал — и не только потому, что не испытывал особой тяги к роскоши и красивой жизни, но еще и потому, что ему бы не дали этого сделать просто так. На лакомый кусок всегда найдется хищная рыба, и одного его на такое предприятие не хватило бы. Неизбежно пришлось бы делиться, и по-крупному.

Подойдя к стоянке, ученый заметил скучающего у своей машины пожилого мужчину в белой рубашке и пятнистой бейсболке на седеющей голове. Он решил обратиться к нему.

— Здорово, мужик, — пожал ему руку Павел. — Ты не знаешь, к кому тут можно подойти, чтобы до Москвы подвезли?

— До центра?

— Ну да.

— Я могу. Сколько платишь?

— Пяти сотен хватит тебе?

— Идет. У тебя только сумка с собой?

— Да.

— Залезай, — кивнул шофер головой в сторону автомобиля бежевого цвета, стоявшего сзади на асфальте.

Забравшись в салон, Павел положил сумку себе под ноги и устроился поудобнее. Шофер повернул зажигание, двигатель плавно загудел, и машина тронулась с места. Выкатившись на автостраду, она поехала в потоке машин прочь от аэропорта.

— Слышишь, парень, а тебе куда именно? — спросил шофер. — Москва-то большая.

— Да ты до гостиницы "Москва" довези, там дальше я уже сам разберусь.

— Ясно, — шофер помолчал. — Издалека прибыл?

— Да вроде как. В командировке деловой был, теперь назад возвращаюсь, — ответил Павел.

— И где был?

— В Америке. В Нью-Йорке, если быть точным.

Шофер уважительно хмыкнул.

— Ну и как там?

— Да как тебе сказать... Хреново там. Загазованность страшная. У нас конечно тоже не подарок, но то что там — это нечто. От вони в фильтрах приходится ходить, представляешь себе?

— Да слышал я. — кивнул мужчина. — У нас то что, народ привычный, любую дрянь в себе перерабатывает... Хотя тоже ничего хорошего, — шофер невесело усмехнулся.

— Как тебя зовут-то? — спросил Павел.

— Трофим я.

— А по батюшке?

— Хм. Значит, я уже старик что ли? Максимович я.

— Меня Павлом зовут.

— Ну, вот и познакомились, — ухмыльнулся таксист. — Где работаешь?

— Да в компании одной, инженером, — сказал Павел. — Какие тут новости за последние две недели? Из заграницы ведь Родину по другому видать.

— Да чего тут нового... что у нас тут может такого произойти? — усмехнулся Трофим. — Все события сейчас за рубежом.

— И все-таки?

— Да ничего. В великом Риме все спокойно. Все передачи только о прибытии звездолета из Альфы Центавра, или как ее там. Говорили, что мол и послы с другой планеты прилетели, и все такое... Остановились в Нью-Йорке. Эй, слушай. Ты ведь в Нью-Йорке был, видел что-нибудь такое?

— Да, было дело. И про послов — не утка, действительно, прибыли с другой планеты инопланетяне с дипломатическим визитом.

— Мда... — хмыкнул таксист. — Я вот регулярно репортажи о Пандоре по "Нейшнл Джиографик" смотрю. Вот ведь райское место, верно? Даже не верится, что у нас такое когда-то было. Эх, вот бросить бы все да улететь к черту на рога. Так ведь не получится. — Трофим Максимович вздохнул и замолчал.

Павел отвернулся и рассматривал в окно утренний город. За те пятнадцать лет, что его не было, Москва сильно изменилась. Город начинался сразу за комплексом МЕГА-Химки. От окраин к небу тянулись многоэтажные дома, выглядя темными пятнами на фоне утренней зари.

Город очень сильно отличался от Нью-Йорка. Не было той унылой угрюмости, что сквозила в его запыленных и запачканных сажей улицах. В воздухе носился запах бензиновой гари, но небо над Москвой было почти чистым. Сейчас был период, когда устойчиво дул северо-западный ветер, выдувая смог над городом. Его воздухом можно было дышать без масок — власти города путем огромных усилий могли поддерживать его относительную чистоту.

Павлу он нравился еще и потому, что в нем старались сохранить лесопосадки и парки. В отличие от все того же Нью-Йорка, где вся растительность уже давно содержалась только под куполами защиты, здесь все было под открытым небом. Ученому он во многом напоминал Киев, город его детства. Павел устало вздохнул — со дня катастрофы прошло уже семнадцать лет, и лучше даже не вспоминать, что сейчас твориться на том месте, где раньше стоял Киев.

Проехав монумент Юрия Долгорукого, машина ехала по Тверской. Отсюда было уже видно башни Кремля. Сверкая багрово-красными символами давно ушедшей эпохи, он простоял все неурядицы, мотавшие Российскую Империю, потом Советский Союз, а потом и Российскую Федерацию. И устоял. Рубиновые звезды сверкали в лучах восходящего солнца.

— Где тебя высадить, мил человек? — обратился с вопросом пожилой таксист.

— Да вон там, на площади высади, — ответил Павел, протянув Трофиму пять сотенных бумажек. Тот кивнул, пряча деньги в карман.

Машина остановилась. Поблагодарив шофера, ученый вышел. Проводив взглядом разворачивающуюся машину, он достал из кармана адрес, перечитал его и пошел в сторону перехода.

Серый четырехэтажный дом с момента его последнего визита здорово обновился. Прячась за умело запущенным — намеренно — сквером, он сверкал во внутренний двор трехслойными стеклопакетами, белея в утреннем сумраке заново выкрашенными стенами первого этажа. Подъезды тоже полностью изменились — теперь вместо трех дверей на каждом этаже сиротливо стояло по одной, а судя по перепланировке, за ними были такие серьезные хоромы, что сразу было ясно — тут живут очень богатые люди. И прежних жильцов тут почти наверняка нет. Стрелкову очень хотелось верить, что тот человек, который тут жил, остался на своем месте.

Попасть сразу в дом не вышло — прилегающая территория охранялась серьезными молодыми людьми в черной униформе без знаков различия. Стрелкова остановили, вежливо поинтересовались о цели прибытия, попросили показать паспорт и тут же позвонили по телефону. Послушать разговор не вышло — охранник вышел в соседнюю комнату, оставив Павла наедине с еще двумя.

— Сожалею, Уткин Андрей Геннадьевич, но вас не ждут, — охранник вышел через минуту и теперь стоял в дверях, внимательно разглядывая Стрелкова, и как он понял, анализируя на случай возможного недовольства.

— Это вполне естественно. — Павел улыбнулся как можно шире. — Я никогда не был знаком лично с Михаилом Сергеевичем. Я друг его сына, он попросил меня зайти к нему. Об отце беспокоится.

— Сына? — нахмурился охранник. — У Михаила Сергеевича? Ты ничего не путаешь парень? Я тут уже пару лет работаю, и всех жильцов знаю — работа у меня такая. И помню — у него никаких родственников нет. И уж тем более сына. Можно еще раз ваши документы?

Тот молча отдал паспорт. Охранник углубился в изучение страниц поддельного паспорта, глубокомысленно похмыкивая.

— Вы его отца не знаете? Сергея Антоновича? И помнить не можете, его уже много лет, как нет. Сергей Антонович Антонов, генерал-майор. Я от его внука. Вы скажите, что я от Павла Андреевича, он поймет.

— Что ж ты раньше не сказал? — усмехнулся охранник. — Ладно, сиди, я еще раз сейчас звякну.

— Так откуда мне было знать, что тут как на заводе оборонного значения? — ухмыльнулся Павел. — Фиг зайти, фиг выйти. Крепость! Нет, в новых домах, я бы понял, а тут-то почему? Домику-то скоро юбилей будет!

— А тут все жильцы новые, — ухмыльнулся тот с чувством собственного превосходства. — Тут из старых жильцов только твой знакомый и один старый генерал обретаются. Больше никого не осталось. Нынче тут район модный. Жди здесь, сейчас приду.

Он исчез в соседней комнате, держа в руках радиотрубку, и через минуту вновь возник на пороге, улыбаясь уже более дружелюбно.

— Не соврал! Помнит друга твоего. Это надо же, а?

— Бывает, — улыбнулся Павел. — Так что, фейсконтроль прохожу?

— Проходишь, парень, проходишь. Третий подъезд, второй этаж.

Михаил сам открыл ему дверь, прежде, видимо, пристально оглядев через скрытые в дверном косяке камеры.

— Здорово Павел. Заходи, гостем будешь, — пропустив того внутрь, он пожал ему руку.

Михаил Антонов, бывший как и Стрелков, ушедшим в отставку работником Конторы, мало изменился со времен их последней встречи. Но тем не менее, изменился. Постарел, осунулся лицом, отрастил брюшко и начинал малость сутулиться, но все еще оставался Михой — крепким, жестким и в меру агрессивным воином, в течение двадцати с лишним лет служившим Империи, и Конторе в ее лице.

Стрелков приметил, что Михаил особо не удивился и не обрадовался его приходу.

Пройдя вовнутрь, он удивился — квартира была перестроена напрочь . Казалось, на месте не осталось ни одной стены. Сразу за прихожей, вместо коридора с бесконечно длинными книжными полками, которые Сергеев так хорошо помнил, ему открылась огромная гостиная, с модерновой красной кожаной мебелью, огромным телевизором и белыми меховыми коврами сложной формы, лежащими на наборном паркете ручной работы.

Ранее за Михаилом он не замечал тяги к роскоши. Но с возрастом люди меняются. В принципе, его сейчас в этой квартире интересовало лишь одно.

— Садись, курсант, — сказал Михаил. — Что будешь? Чай, кофе? Или, может, накатим чего покрепче? Все в наличии, было бы желание выпить. Обед еще не готов, так что извиняй — никого сегодня не ждал. Ну так что? — его желтые с крапинками глаза изучающее уставились на Павла. — Только не вздумай отказываться — не люблю я этого.

— Ну почему же? С какого испуга я должен отказаться от легкой выпивки и общества старого друга? — усмехнулся Стрелков. — Редко получается, работа нервная. Давай водочки налей, а? Закусывать чем найдется?

— Найдется.

Михаил прошел до вмонтированного в стену бара, открыл его и извлек на свет одну бутылку. Затем прошел до холодильника, достал оттуда майонез, банку огурцов и поставил все это на стол, прибавив к этому два стакана и початую буханку хлеба.

— Ты куда пропал, Пашка? Где осел, после того, как уволился? Я слышал, ты потом в Киеве жил?

— Да. Вплоть до... до Потопа.

— Да, печальные дни, — хмыкнул Михаил. — Я слышал, ты был там во время катастрофы?

— Мне повезло, — сказал Павел сухо, — я был в отъезде. Там, знаете ли, мало кто выжил.

— Что твоя семья? Я слышал, у тебя жена была там, во время Волны? Она спаслась?

— Нет. Жены у меня не было, Миха. Но семья была. И они не спаслись.

— Соболезную, — спокойно произнес Миха. — Впрочем, о чем я? Столько лет, уже, пожалуй, многое забылось. В конце концов, с годами на все смотрится легче, паря.