вавилон 5

толстокожим к подобным вещам.

— Вир...

Вир поднялся на ноги.

— Было приятно поговорить с вами, господин президент. Рад, что вы

сумели выкроить на это время. Рад выяснить, где мое... где наше, так

сказать, Республики Центавр, место.

— Вир, разве вы не слышали то, что я вам сказал? — с явным раздражением

произнес президент Шеридан, — Я не говорил о том, что позволил Альянсу

оказывать на меня давление. Просто я дал вам своего рода "намек" на

потенциальное затруднение, но это вовсе не значит...

— На самом деле, господин президент, это значит лишь то, что вы уже

сказали. Мне пора.

Вир направился к двери. Шеридан обошел вокруг стола, задумавшись.

— Вир... — начал было он.

Вир повернулся к нему лицом, расправил плечи и сказал:

— Думаю... думаю, будет лучше, если вы впредь будете обращаться ко мне

"посол Котто".

И с этими словами он вышел из кабинета Шеридана.

Глава 9

Все казалось Дурле таким ясным, особенно, когда он спал.

Проснувшись, он знал, что это было именно то, чего он желал для Примы

Центавра. Но у него было так много дел, столько мелочей. Люди требовали его

внимания: тот советник чего-то ждет, этот министр требует уделить ему пять

минут. Всегда пять минут, так, по крайней мере, было в теории. Естественно,

когда начиналась встреча, пять минут превращались в пятнадцать, или в

двадцать, или в полчаса, или в час. И он понимал, что весь его распорядок

срывался. Если бы можно было просто взять и отвлечься от всего этого.

Но, засыпая, он видел будущее — свое будущее, — невероятно отчетливо.

Он видел себя стоящим в воздухе высотой в сто футов — в виде гигантской

голографической проекции, которую видно издалека. Конечно, ее можно было

видеть во всем мире. Он видел себя, обращающимся к народу, правящего ими,

собирающего их, а они снова и снова выкрикивали его имя, молились ему,

умоляли его позволить им принять участие в его славной и великой мечте.

Он говорил им о величии, уготованном Приме Центавра, обо всем, что

великая республика совершит под его правлением. И они еще громче выкрикивали

его имя. Это, действительно, было невероятно увлекательно. Он всегда жаждал

величия, даже когда ему говорили, что он никогда этого не достигнет.

Его отец был требовательным военным. У него было два сына-погодка, но

очень скоро стало ясно, кто был любимым сыном. Это был не Дурла. Нет, это

был его старший брат, Солла.

Дурле трудно было ненавидеть Соллу. Будучи великим ученым и блестящим

солдатом, Солла также обладал добрым сердцем. Он мог наводить ужас в бою, но

в то же время был снисходителен по отношению к своему младшему брату.

Разница в их возрасте составляла лишь год, но это было похоже на бездну.

Дурле приходилось много трудиться, чтобы добиваться того, чего ему хотелось,

а Солле, казалось, все давалось легко. Он все делал без усилий. Он редко

что-либо учил, но все же получал более высокие отметки, чем Дурла. Дурла

никогда не видел, чтобы его брат что-либо зубрил, но, все же, меч Соллы был

самым опасным в городе.

Все знали, что Солла пойдет далеко.

Именно поэтому Дурла и убил его.

Последней каплей стала женщина Соллы. Она была необычайно красива, дочь

высокопоставленного дворянина. И юный Дурла, только что отпраздновавший свое

двадцатилетие, увидел ее во время одного из своих редких визитов к

императорскому двору. К несчастью для Дурлы, эту женщину заметил Солла, а

она сразу была им очарована. Солла также был от нее без ума, и кто его мог

за это винить? Блестящие глаза, длинная золотистая коса, соблазнительно

свисавшая набок, тело столь точеное, что при ходьбе у нее играл каждый

мускул под смуглой кожей. Каждый раз, когда Дурла видел ее, все его тело

болезненно ныло от желания.

Когда все это произошло, он был не одинок в своей страсти. Был еще один

центаврианин, который служил в императорской армии вместе с Дурлой и Соллой.

Его звали Рива, и его страсть к этой женщине была так сильна, что он

поссорился из-за нее с Соллой. Вспыхнула ожесточенная дуэль, и Солла

победил, потому что... в общем, Солла всегда побеждал. Но Рива громко

поклялся, что отомстит, заявив, что его спор с Соллой еще не окончен.

Все это дало Дурле то, о чем он мечтал. Охваченный страстью к этой

женщине, обиженный на величие его брата и тем, что его родители всегда

обращались к Солле с уважением и обожанием, хотя Дурла чувствовал, что тоже

заслуживает этого, поводов было предостаточно. Он отравил Соллу... и себя

тоже.

В этом и была уловка. Он принял тот же самый яд, который подсыпал в еду

Солле. Это была самый эффективный способ избежать подозрений. Когда он это

сделал, то съел достаточно яда для того, чтобы продемонстрировать истинные

признаки недомогания, но этого было недостаточно для того, чтобы умереть.

Ему это удалось, и, как только Солла испустил последний вздох, так как

злостный яд сжег его тело, Риву обвинили в отравлении. Товарищи Ривы по

службе пришли за ним, чтобы его арестовать. К несчастью или счастью, Рива не

сдался покорно. Он не только отказался сдаваться, но и начал сопротивляться,

что было весьма глупым решением. Особенно, если те, кто пытается тебя

арестовать, превосходят тебя численно и уже достаточно разгневанны оттого,

что верят, пусть и ошибочно, в то, что ты способен убить их друга.

В результате, под конец ареста Риву изрубили на мелкие кусочки.

Все это оказалось весьма на руку Дурле. Его убитые горем родители

обратили на него внимание, частично из-за чувства вины, но в основном, из-за

того, что у них остался единственный сын, и они знали, что он — их

единственный наследник.

Что же касается девушки...

Дурла пришел к ней, с грудью, увешанной медалями, и с сердцем на

рукаве??? Он пришел к ней и, разыграв убитого горем младшего брата, дал ей

понять, что без ума от нее и полон надежд на то, что она тоже к нему

неравнодушна.

Она посмотрела на него с изумлением и жалостью.

— Наивный мальчишка, — лукаво сказала она, хотя в ее устах это звучало

странно: на самом деле она была на несколько лет младше его, — У моего рода

в отношении меня несколько другие планы, нежели связывать меня с тобой. Твой

брат достиг определенного положения, положения силы. Положения власти. Но

ты... тебе далеко до этого. По крайней мере, так сказал мой отец, а он

обычно не ошибается в таких вопросах. Он был весьма высокого мнения о Солле,

как о моем потенциальном муже... Рива был чуть похуже, но тоже ничего. Но

ты? Ты всегда будешь младшим братом славного Соллы, который был первым даже

в смерти. Ты, боюсь, будешь не столь важен.

Потом она рассмеялась и ушла прочь, покачивая стройными бедрами под

ошеломляюще просвечивающей тканью.

— Мэриел! — окликнул ее он, — Подожди, Мэриел! Подожди, я люблю тебя!

Если бы ты только знала, на что я пошел ради того, чтобы быть с тобой...

Она, конечно же, не знала. Если бы она только узнала об этом, то Дурла

уже был бы в тюрьме... если его отец и мать не убили бы его раньше. Но

Мэриел через некоторое время породнилась с родом Моллари. Ее рука была

отдана...

Ему.

Лондо Моллари.

Дурла присутствовал на их свадьбе. Он не понимал, что он там делал...

нет. Нет, он знал. Это больше походило на фантазию. Он подумал, что вдруг

Мэриел в самый последний момент передумает. Что она бросит Моллари ради

него. Что она сбежит от Моллари, осознав свою ужасную ошибку, и призовет

Дурлу на помощь.

А потом... потом будет славная драка. Он бы с боем пробивался наружу, а

Мэриел молилась бы за него. Он бы пробился сквозь толпу, а потом убежал бы

прочь вместе с Мэриел, оставив всех позади, и они бы начали новую жизнь.

Все это были очень приятные фантазии. К сожалению, они не имели

никакого отношения к реальности. Свадебная церемония прошла без

происшествий, и Мэриел почти не смотрела в сторону Дурлы.

Он стоял поодаль, дрожа от подавленной ярости при одной мысли о

Моллари. Моллари являлся ужасным представителем центаврианского общества. Он

был гораздо старше Мэриел, слишком уродливым по сравнению с ней. Да, Моллари

происходил из уважаемого рода, но Лондо не был особо перспективным

представителем этого дома. Третьесортный тунеядец, так его оценил Дурла. Эта

его прическа, эти морщины на лбу, этот его сильный северный акцент и

склонность даже при обычной беседе разговаривать так громко, будто он

выступает перед народом с балкона. Жалкий и непристойный тип был этот Лондо

Моллари. И все же, это его губы касались Мэриел. Это его руки будут ласкать

ее, его щупальца...

Все, что оставалось Дурле — это стоять на месте и смотреть, как

церемония подходит к концу. Но он смог это выдержать и, когда толпа

доброжелателей окружила Лондо и Мэриел, готовых к отъезду, Дурла держался

позади. Он продолжал ждать Мэриел до самого конца, надеясь, что она

оглянется и заметит его. Но она так и не оглянулась. Напротив, она,

казалось, была рада тому, что вышла за него замуж, что связала с ним свою

жизнь...

Внутри Дурлы все кричало.

Конечно, все это произошло очень давно. Его увлечение Мэриел было всего

лишь юношеской страстью. Так он себе говорил. Он порвал с ней, она была в

прошлом... но, на самом деле, она никогда не была частью его жизни. Это была

просто мечта.

И все же, он до сих пор не был женат. И у него даже не было серьезных

увлечений.

Вместо этого он посвятил себя карьере. Раз у него не было счастья в

личной жизни, он мог хотя бы работать, радуя своих родителей. Особенно был

доволен отец. И он достиг успеха.

Для его отца Солла по-прежнему оставался лучшим.

Даже после смерти о Солле все думали очень высоко. Однако Дурла сумел

пройти через множество унижений и тяжелого труда, и многого достиг.

Все это время он продолжал следить за Лондо Моллари. Это было нетрудно.

Обычно о нем говорили весьма насмешливым тоном, не делая секретов из их

отношений. Моллари мог долго говорить о прежних временах и о том, как ему

хочется, чтобы Республика Центавр стала такой, как раньше. Но такое мог

сказать любой. Деятельную личность заинтересовало бы то, как именно можно

воплотить эти мечты в реальность. Моллари же был ничтожеством.

Если бы он держал свой рот закрытым, то это не было бы такой проблемой,

но Моллари славился тем, что, напившись, орал во всеуслышание о том, какой

могла бы стать Республика. Когда он стал послом на "Вавилоне 5" , при дворе

поговаривали, что наконец-то Моллари послали туда, откуда никто не услышит

его громкие вопли. Дурле это пришлось по душе. Ему ничего не было нужно,

кроме как увидеть Моллари, скатывающегося в опалу.

И, кто знает? Возможно, ему настолько надоест и опостылеет жизнь, что

он сделает доброе дело и пронзит себя собственным мечом, положив всему этому

конец. Когда это случится, он снова может получить Мэриел. А если Моллари не

станет торопиться покончить с собой, то у Дурлы будет время на то, чтобы

поработать над собой, укрепить свои позиции и достичь важного положения и...

возможно, Мэриел увидит его в совсем ином свете.

Иногда, по ночам, лежа на своей военной койке, Дурла представлял

призрак Моллари на том свете, кричащий в бессильной ярости, когда Дурла

ласкал его вдову с гораздо большей страстью, нежели сам Лондо.

При дворе были такие, кто больше, чем Дурла, удивились, когда услышали

о том, что влияние Лондо Моллари стало расти. Но никто не был так напуган

этим, как он. Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы Лондо улыбнулась

удача, чтобы его карьера пошла вверх. К сожалению и ужасу Дурлы, именно это

и произошло.

Его ужас сменился радостью, когда Моллари развелся с Мэриел, и с еще

одной из своих жен, с Даггер. Он оставил своей женой маленькую хрупкую

сварливую женщину по имени Тимов, и это решение озадачило всех тех, кто был

знаком со всеми тремя его женами. Многие бились об заклад, утверждая, что

если Моллари и оставит себе одну жену, то это наверняка будет ослепительно

красивая Мэриел. В конце концов, он дал Дурле еще один шанс, но удача

по-прежнему не сопутствовала ему.

Его обращения к Мэриел оставались без ответа. Дары, что он ей посылал,

оставались нетронутыми. Молчание было ясным ответом: он еще не достиг такого

величия, чтобы появиться в поле зрения Мэриел.

А когда Моллари стал императором, Дурла убедился в том, он что способен

создать собственную власть внутри правительства. Такая поддержка может

исходить от друзей и союзников, которые будут верны только ему. Но Дурла,

будучи всего лишь капитаном гвардии, не обладал ни собственной властью, ни

достаточной значимостью, чтобы обзавестись такими связями. Когда Моллари

стал императором, естественно, он мог привести своих собственных

сторонников, и Дурлу могли отстранить от службы.

Так как его это совсем не устраивало, Дурла решил разработать

единственную стратегию: он решил стать идеальным капитаном гвардии. Он

держался к Лондо настолько близко, насколько это было возможно,

сосредоточившись на достижении силы и власти, и однажды ему удалось это

сделать. Он думал, что этот процесс займет несколько лет, и надеялся, что

Мэриел по-прежнему будет разведена.

К удивлению Дурлы, его ожидание резко сократилось, когда Лондо —

опровергнув все предписания придворных ученых мужей, — назначил его на

ключевой пост министра Внутренней Безопасности. Моллари проявил себя

эксцентричным последователем традиций. У Дурла сложилось твердое убеждение в

том, что император на самом деле не мог его назначить. Моллари каким-то

образом чувствовал на подсознательном уровне, что Дурла презирает его, что

он жаждет власти и не успокоится до тех пор, пока сам не облачится в белое.

Но, по причинам, которые были за пределами его понимания — можно

назвать это глупостью, убийственным стечением обстоятельств, всем, что

придет в голову, — Моллари не только относился к Дурле с пугающим уважением,

но и не стал возражать против размещения на важных постах его союзников.

Дурла не знал, почему Моллари так поступает: ему оставалось только

гадать. Одно он находил наиболее вероятным: видимо, по каким-то причинам

Моллари испытывал сильную вину за ту войну, которую он развязал, поэтому

решил таким образом исправить свою ошибку. Это было не только самое разумное

предположение, это было единственное объяснение.

В этот вечер, засыпая, он думал о странной цепи обстоятельств, что

привели его к нынешнему положению. Возможно, из-за того, что все было так