Ижорский гамбит Византийца

— Да какая разница! Были-небыли. Это сейчас хорошо рассуждать, а тогда. Молодость... Вы же были молодым, наверняка поймёте: она идёт рядом с глупостью. Я и сам догадался, что всё это неспроста. Внезапно появившийся приятель, сначала опекавший, а потом чуть не убивший. Шнека задарма, да и многое другое. Увы, уже слишком поздно, да и всё сильно запутано. — Немец развёл руками и рассказал более подробно про историю с Рагнаром.

— Отомстить не хотите?

— Не в моём положении.

— Как знать. Помните, как в Библии? 'Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных'. Вам принесут одежду и будут достойно обращаться, но не забывайте, Вы в плену. Беседу продолжим позже.

Я попрощался и вышел наружу. Либо немец хитрит, либо на самом деле ничего не знает. Мне показалось, что он был со мной откровенен. Пахом уже был одет в парадные одежды, явно готовясь куда-то слинять.

— Ну что? Поговорил? — спросил Ильич.

— Поговорил. Да только после разговора, вопросов стало больше, чем ответов. Задержись, посоветуемся.

Мы поднялись в кабинет. Ильич достал початую бутылку коньяка и выставил на стол.

— Пить не будем. Нужна трезвая голова. Знаешь, кто у тебя в конюшне сидит?

— Знаю, — Пахом откинулся на спинку кресла, — я ж тебе сам сказал.

— Ильич, у тебя в плену Гюнтер Штауфен, внебрачный сын императора Римской империи Фридриха второго.

Новость ввергла новгородца в ступор. Сначала на его лице так и читалось: — не, шуткуешь, но с каждым мгновеньем он начал осознавать, что шуткам сейчас не место.

— Что ж с ним делать? — Еле вымолвил купец.

— Пока не знаю. Думаю, для начала, его надо переодеть и поселить где-нибудь в доме, но на улицу не выпускать. Тут, что-то не так. Даже если Гюнтер всё рассказанное мне о Рагнаре сочинил, меня не покидает мысль, что от твоего пленника настойчиво избавлялись. Похоже, мы вляпались в какую-то грязную игру, где нашим противником может оказаться Ломбардская лига , и дай Бог, чтобы нам хватило сил. Хотя, людям свойственно ошибаться. Наливай Ильич, без ста грамм не разобраться. И знаешь, насколько я понял, Фаси при любом раскладе не оставили бы в Ижорке. Это ж каким головастым быть надо, чтобы такую многоходовую комбинацию провернуть?

В полдень, Пахом Ильич выгодно освободился от своего полона, за исключением Гюнтера да Грота, которого держали в пыточной избе посадника, слишком велики оказались его 'заслуги' перед Новгородом. На Готландском дворе существовала целая контора по перепродаже пленников, этакий прообраз Красного креста. Платили немного, но деньги давали сразу. Иноземные купцы, проживающие в Новгороде, помимо добровольного налога на укрепление стен подворья, жертвовали на выкуп соотечественников, выливавшихся в переуступку требования долга. И получилось так, что некоторые торговые гости, что везли продовольствие вместе с караваном Фаси, опознали участников похода в доставленных пленниках. Разговоров было много, кое-кто радовался, что не стал задерживаться в устье Ижоры, а кое-кто откровенно подсчитывал убытки, надеясь жировать на доставке сопутствующих материалов для строительства крепости. К последним и заглянул Пахом Ильич, узнав про находящихся в закупе двух мастеров каменных дел, предложив за них треть стоимости из-за полного отсутствия спроса на услуги. Работники, умеющие строить каменные здания, в Новгороде были, но драли они за своё мастерство — просто безбожно. К слову, разница в оплате труда между деревянным и каменным строением 'под ключ' расходилась в двенадцать раз. А если учесть стоимость материалов, то не мудрено, что основными заказчиками были монастыри. Гильдия в двенадцать человек, в дополнительных приработках не нуждалась и другим строить не давала. Заказы были расписаны на три года вперёд, а там, как обычно начиналось: доделка, усушка, утряска, отсутствие совести и многое другое, связанное со строительством.

— Какая встреча! Хлёд, ты ли это? — Ильич увидел старого знакомого по Бирке.

— Пахом! Сколько лет, сколько зим! Как здоровье Марфы? Почему сына с собой не взял? — Свейский купец искренне обрадовался встрече, развязал мешочек на шее и достал небольшой кусочек янтаря с двумя щепочками внутри в виде креста. — Смотри, до сих пор с собой ношу. Удачу приносит.

Пахом Ильич подарил редкий камень на память, о давних событиях, когда Хлёд помогал Новгородцу тайно вывезти медь. Сколько тогда Пахом страху натерпелся — не передать. Друзья вспомнили былые времена, Хлёд обозвал последними словами Ульфа. Про своё участие в походе, просто развёл руками, мол, ничего личного, торговля — есть торговля, и уступил закупов за маленькое зеркальце, размером со спичечный коробок. Мастера представились иудеями, сбежавшими не то из монгольского плена, не то от долговых обязательств, но, по каким-то своим причинам, отказывались называть место, откуда были родом. По-русски говорили с трудом, свеев — вообще не понимали. Зато, у каждого с собой был отвес, фартук, и что-то наподобие мастерка. Шведу их переуступил какой-то проныра, запудрив купцу мозги низкой стоимостью квалифицированных закупов. Фактически, продал как рабов. Не вдаваясь в подробности хитрых переплетений судьбы новых работников, Ильич просто отдал их на попечение своих приказчиков.

* * *

Снорри и Микула стояли у Фёдоровского ручья, запуская гладкую гальку по водной глади.

— Куда теперь, Снорька? — Спросил ушкуйник у своего освобождённого друга.

— Кому я нужен? Землю обрабатывать уже разучился, наёмник из меня паршивый вышел, в монахи пойти, так ты ж знаешь, не люблю я их. Истории буду сочинять, да людям рассказывать. — Швед присел на корточки, подперев голову руками. — Скоро третий десяток пойдёт, а в жизни, ничего путного не сделал.

— Пахом Ильич людей собирает, для чего не говорят, но я с Сенькой с утра разговаривал, сказал, платят хорошо. На купеческом причале, с утра быть надобно, может, к нему? А там, серебра подкопишь, а с гривной, — Микула присел рядом и положил руку на плечо друга, — оно определиться полегче будет, нежели без неё.

* * *

В Смоленск уходили три ладьи. Ильич отдал мне своё судно с командой, нанял ещё два со своими кормчими и гребцами, усилив их восемью охранниками, нанятыми перед отплытием. Груза практически не брали, только провиант и несколько бочек с беличьими шкурками. Пахом Ильич собрал свою команду за полчаса до отхода, отвёл в сторонку и воодушевил их своей речью:

— Ребятки. Вы идёте в Смоленск забрать плуги и бороны для наших кормильцев. Не на князе с его дружиной держится земля наша, а на смердах, что хлеб выращивают. Лихая година ждёт впереди, жёны и дети будут молиться, успейте в срок. — И уже обращаясь ко мне. — Не задерживайся Лексей. Реки с каждым днём мельчают, времени в обрез. Ваня с Ефремом три дня назад отправились к смердам, будут покупать за серебро, но, его мало, сам знаешь.

Скорость, вот что решало судьбу нашего мероприятия. Гребцы Пахома Ильича не жалели сил и к нашему счастью, погода благоприятствовала. Флагман пересёк Ильмень-озеро под парусом за сутки, остальные две ладьи, словно приняв вызов, не отставали ни на кабельтов. Попутный ветер, благоприятная погода и проведённый перед экспедицией ремонт кораблей позволяли двигаться без задержек. Ловать поддалась за трое суток. Волок прошли почти влёт, бурлаки чуть ли не на плечах перенесли порожние лодки. Куны с премиальными стимулировали не хуже грозного рыка и свиста кнута. Там, где надо, сами помогали, где просили не мешать — стояли в сторонке, наблюдая за работой профессионалов. Ровно двадцать один день длился наш поход. Савелий, встречавший меня в воротах, не поверил, насколько быстро мы добрались.

— А где Елена? Почему не слышно детского голоса? — По всем срокам, ребёнок у них должен был родиться в начале лета.

— Жена гостит у сестры Рысёнка, там тоже двое новорождённых. — Сотник улыбнулся, и было видно, насколько он доволен своей супругой.

— Назвали-то как?

— Ростиславом нарекли. Мне в Смоленск нельзя, вот и маюсь. То к Свиртилу наведаюсь, поохотиться, то здесь обитаю. Да что встали-то, пошли в терем, баню сейчас приготовят. Тут всё по-прежнему, челяди только прибавилось, я скоро.

Савелий по-хозяйски проводил меня до двери и пошёл отдавать распоряжения. Вот и камень, это ж, сколько меня не было дома? С начала весны, время-то как летит, не угнаться. Хотя почему? Угнаться как раз можно, где мой ключик?

Неделю мы провели с Полиной на море. Купались, загорали, навещали родителей и веселились от души. Но с каждым днём отпуска, я стал замечать, что меня постоянно тянет назад, будто всё, что меня окружает — не моё, чужое. И сам я не на своём месте. К концу отдыха меня начали раздражать многие вещи: — нерасторопность официантки, враньё менеджера в банке, набожность гаишника, принявшего взятку от пьяного водителя, и перекрестившегося после отъезда нарушителя. В конце концов, у нас с Полиной произошёл скандал, после которого я плюнул на всё, и вернулся в Хиславичи. Только реалии моего века, которые я когда-то не замечал или не предавал должного внимания, продолжали преследовать с какой-то навязчивостью. Через два дня после оплаты счёта привезли первую партию плугов, а вместе с ней, меня навестил налоговый инспектор, поинтересовавшись, куда делась крупа, закупленная на моё имя в огромных количествах. Пришлось проводить его к реке, показать на воду и объяснить: — Рыб хотел разводить, да видно не по вкусу пришлась. Покрутив пальцем у виска, инспектор уехал, но обещал всевозможные кары и санкции, особенно тем, кто не хочет оплатить установку кондиционеров в их здании. Я даже не стал объяснять, что прописан в совершенно другом городе. Настроенного на взятку чиновника проблемы других не интересны, а мне стало жалко своего времени. Спас меня от нервного срыва звонок Борис Борисовича.

— Как дела Алёша? — Голос Левина был гипнотическим, каким-то успокаивающим и мне стало немного легче.

— Если честно... то на букву 'х', но русские — не сдаются.

— Адаптация, не переживай, это скоро пройдёт. Главное, ты жив и здоров, береги себя. — Борис прервал разговор.

'К чему адаптация? Что за чушь? Всего неделю в Крыму провёл, блин... он всё знает, но как'? — Мысли молнией промелькнули в моей голове, и я стал вслушиваться в малейший шум за стенами дома. До этого момента я как-то не отличался нездоровой подозрительностью, но сейчас отчётливо осознал, что виной всему другая реальность, в которой по своей прихоти провёл слишком много времени.

После этого разговора прошло пять дней. Весь мой заказ на сельскохозяйственное оборудование был выполнен и доставлен. Беличьи шкурки уехали к знакомым скорнякам Фирташа и вернулись не в качестве денег, а в виде калибратора зерна и множества сит. Помимо прочего были подготовлены к отправке пятьсот кос и три сотни лопат, две тонны специй, семьсот заготовок для мечей, листовая сталь и проволока. Целый час я не отходил от машины перехода, перетаскивая товар и первыми, кто опробовал результаты труда, оказались окружавшие меня люди. Охранники обновили экипировку взамен старой, а ладьи стали обзаводиться новым такелажем по примеру пахомовской. Оставалось выяснить прогноз на урожай в Мстиславле и южных окрестностях, да отправляться обратно.

За день до отплытия, в пятом часу утра, пока народ в усадьбе у камня видел последние сны, прискакал староста из деревеньки Свиртила. Не на лодке, как можно было ожидать, а вместе со своим сыном на одном коне. Опередив, так сказать мой внезапный визит с проверкой. Посевная, с его слов прошла на ура. Предприимчивый смерд умудрился вспахать не только поля своей разросшейся как на дрожжах деревеньки, но и помочь двум соседним, о существовании которых я даже не слышал. Построились они сами по себе, то ли в этом году, то ли в позапрошлом столетии. И судя по тому, раз разговор шёл всего о четырёх избах, то, скорее всего из неучтённых никем хуторов. Решила семья обосноваться обособлено от всех, а со временем отстроились дети, а потом возьми, да объявились. Смерд посоветовал их старшинам готовить оброк, а в случае чего ссылаться на меня и теперь чувствовал немного неловко, так влез со своими советами явно не в свой огород. Тем не менее, отчёт давал бойко, как победитель соцсоревнования.

— Будем корчевать рамень, на той стороне реки. Земля там ровная, холмов почти нет. Как ты его называешь... удобрение, сиречь навоз, сготовили много. Благо живность исправно поставляет положенное природой. Ямы компостные заложили, золу собираем. Так что, на будущий год станем продавать излишки ржи. Кузнец с семейством в прошлом месяце из-под Владимира пришёл, остаться у нас решил, неспокойно у них, степняк озорничает. Я ему наковальню общинную и набор с точилом, что в том году получил, под слово при народе. — Объяснял свой поступок староста. — А черту деревни ещё Гвидон по тем топям определил, а они как раз к Серебрянке выходят. Мы ему кузню в тех местах и срубили, он там болотное железо отыскал, а тут соседи, мол, наше это...

— Выходят, так выходят, — махнул я рукой, — что мы, не договоримся за границы что ли? Пусть всем говорят, что наши. Не убудет. Оброк им определи лимонитом, ну, рудой железной и не рассказывай мне, что до сего момента ты о них не знал. Наверняка связь поддерживал, а раз так, то помоги соседям с мукой и солью. Да обмозгуй, что они супротив выставить смогут, что нам потребно.

Староста чуть было не проговорился, что бочки с солёными рыжиками как раз оттуда, в обмен на вышеперечисленные продукты, но вовремя опомнился и просто кивнул головой, обещая выполнить распоряжение.

— А кузнецу всякие обрезки железные отвезёшь, — продолжал я, — у меня их пудов на сто скопилось. Но с условием, на свои нужды десятую часть, а остальное — потребности общества закрыть. Из криц же местных, пускай наконечники для стрел клепает. Очень ходовой товар вскорости будет. Кстати, раз ты здесь, ответь мне, колбасу делать умеют у вас?

— Серафима умеет, только... травы специальные нужны, а у неё их нет. Вот мамка её, тёща моя, вот она славно делала, как вспомню... — Староста поведал, как тёща потчевала его вкусностями, не в пример матери жены сына.

Я выслушал. Иначе нельзя, староста представитель власти, причём мною одобренный и не прояви я должного уважения, могут сделать вывод, что ставленника своего в грош не ставлю. А если так, то его авторитет окажется под сомнением, чего допустить не разумно. Продукцию местного приготовления я видел только один раз, когда Степанида умудрилась изготовить две дюжины из одного кабанчика и всё. Либо не популярна она, либо ещё что-то мешает её продвижению на стол смолянина.

— Сделаем так. Отправь сына домой, пусть, как можно скорее привезёт сюда Серафиму, и несколько девушек, способных к готовке. Будут учиться колбасному делу. А потом, все вместе уедете. — Староста согласился, отправив слышавшего наш разговор сына кивком головы.

— Я чего спросить хотел, — староста немного замялся, — свадьбы у нас скоро играть будут, а весной ты пообещал...

— Помню, инструмент, полотно, зерно и посуда. Сколько свадеб-то будет?