| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Всё так, как я говорю, господин, — каннар не мог подобрать оправдания лучше, чем правда, но надеялся, что этого будет достаточно, — Фангред сражался со мной за звание лидера, и нож принес он, а не я.
Мимо них прошел воин хирихиа, с интересом глядя на импровизированное заседание суда. В свете его факела силуэты десятка окруживших двух даойне воинов казались изломанными игрой теней статуями, безжалостно нависающими над подсудимыми и лишь Катина был полностью в области света.
— Допустим, — Ахмар устало вздохнул и положил руку на символ Создателей, прикрепленный у левого плеча, — и пусть я поверю в то, что ты собирался сразу же рассказать нам об этом инциденте. Но неужели ты плохо расслышал приказ Пьяга Церенга касающийся бережного отношения к мясу? И не ты ли не справился как лидер позволив конфликту среди вас разгореться до такой степени, что тебе пришлось избивать собственного подчиненного? — хирихиа подался вперед, впиваясь взглядом в мутанта, — Да только то, что мне приходится тебе напоминать о том, в чем заключается твоя работа уже заслуживает наказания!
Троайде это понимал, пусть сейчас и злился на предателя Фоста. Кто, как не он, не смог предотвратить всю эту ситуацию с тофа? Возможно надо было изначально отдать её Фангреду, как первому нашедшему, но сожалеть о содеяном было по меньшей мере глупо — изменить ничего он уже не сможет и будет хорошо, если ему представится возможность хотя бы не повторить своих ошибок. Потому он лишь опустил голову, ощущая подступающий страх. Столько лет цепляться за свое существование и так оплошать! Он чувствовал капельки пота, что ползли по его спине, будто бы подгоняя ужас, стремившийся захватить его сознание.
— Хуски, объясни мне, почему от вашего племени проблем больше, чем от других животных, что у нас на службе? — голос Катина Ахмара выдавал всё накопившееся за месяцы его работы с мутантами раздражение, — и даже ты, что вроде бы понимает свое место, так расстраиваешь Создателей? Как так вышло?
Громила молчал. Он едва боролся с новым для него чувством — паникой перед лицом смерти. Казалось бы, он множество раз выходил на танец с ней, сражаясь на арене. Но теперь чувствовал себя бессильным детенышем, загнанным в угол и не мог ничего сказать.
— Ладно, сотню ударов ему и потом в загон, — Ахамар разочарованно посмотрел на онемевшего мутанта, — если выживет — хоть послужит на поле боя, — его взгляд переместился на Фоста, который казалось вообще не понимал, что происходит. Катина перешел на язык даойне, — ты его заменишь. Набери себе четырех бойцов, срок — завтрашний вечер.
— Да, господин! — в глазах нового каннара показался отблеск торжества, говорившие ранее на языке хирихиа Хуски и его господин заставили троайде изрядно понервничать.
Стоявший рядом с ним воин вспорол веревки на руках новоиспеченного главы надсмотрщиков и небрежно подтолкнул того к выходу, явственно говоря о том, что его присутствие тут больше не требуется.
— Более точные указания получишь утром, — донеслось до него, и он засеменил к их каморке, которая теперь принадлежала только ему. А за его спиной остался бывший каннар, чье лишившееся сил тело уже растягивали на только что принесенном широком бревне, использующимся для порки рабов. Последнее, что смог расслышать Фост из удаляющегося расположения четвертой цепи — это свист разрубающей воздух палки.
Время летело быстро и Саол не заметила, как прошло больше половины ночи. Слабо тлеющие факелы, обильно промоченные тяжелыми маслами, начали коптить черным дымом, а те соплеменники, что сидели и обсуждали что-то в разных частях навеса сейчас спали. Скорее всего, во всем загоне единственные кто не провалился в спасительное беспамятство были она и её пугающий ученик. Сейчас одержимый демонами монстр был почти полностью скрыт ночным мраком, и лишь его монотонный, шипящий голос выдавал в нем живое существо. Но она продолжала его учить, будто окончательно уверившись в том, что это создание — её единственный шанс на жизнь и свободу. Хотя в последнем она боялась признаться себе даже мысленно.
Белокожий учился очень быстро. Она помнила, с каким трудом ей давались наречия древнего языка предков даойне, который были обязаны знать все служители Курганов и шаманы. Говорят, что раньше их народ владел искусством письма, но эти знания были утрачены тысячи лет назад и лишь песни о предках, да тотемные руны доносили отголоски былого. Оберон же запоминал всё с первого раза, и лишь произношение оставляло желать лучшего. Несмотря на это, сейчас, после долгих часов повторений и попыток объяснения значения тех или иных слов, он мог уверенно задавать простые вопросы и отвечать на них. После того, как свет от ближайшего факела окончально ослаб, от рисунков, которыми помогала себе в объяснениях девушка, пришлось отказаться и они начали повторять уже пройденное.
Головная боль к удивлению тофа отступила через несколько часов после начала их занятий и сейчас ей думалось довольно легко. Впрочем, несмотря на прояснившийся разум, теперь её все сильнее клонило ко сну, а потому она извинилась перед учеником и пошла умыться перед тем как лечь спать. Остатки воды в общей бочке неприятно пахли, но она проигнорировала это и смыла налипшую на голове кровь. Промывать рану она не рискнула — грязная вода могла вызвать заражение крови, а без лечебных мазей, что готовил их шаман справится с таким было почти невозможно. Правда сама тофа не просто никогда раньше не болела, но и даже не получала ран — благословленные предками всегда ценились в племени и окружались почтением и заботой. Её обязанностями было заучивание древних песен, служения в курагнах и обучение у шамана, который помогал приручить рвущуюся наружу силу и предотвращял приступы до тех пор, пока она не научилась бы владеть своей силой самостоятельно.
Вернувшись к своему лежаку она увидела, что Оберон неподвижно сидит смотря в темноту и шепотом повторяет выученные слова. "Неужели ему не хочется спать?" пронеслось в голове у тофа, но она сразу же отбросила эти мысли, понимая, что прежде всего ей нужно заботится о себе самой. А чужак может делать что хочет, он сам волен распоряжаться своим временем. Тем не менее монотонное шипение, издаваемое им мешало ей уснуть и она в очередной раз погрузилась в невеселые мысли о своей судьбе. Её племя кочевало между долинами, скрытыми в самом сердце гор, веками добывая себе пропитание и сражаясь с враждебными племенами за клочки пригодных для охоты и собирательства территорий. Эта суровая, но в то же время простая жизнь была её миром и она не могла представить себе, что когда нибудь всё так сильно изменится. Сперва до них дошли слухи о надвигающейся большой войне, на которую собирались самые большие племена и большая часть их воинов вместе с вождём отправилась на Военный совет. Потом поспешное бегство с насиженных мест и пленение охотниками хирихиа, теми, кем пугали детей в их племени. Она с трудом верила в то, что детские страшилки могут стать для неё реальностью. Когда же она увидела мир птицелюдов, то не могла поверить в то, что столь противоестественное тёмное место может существовать. Рукотворная гора, в которой жили эти существа пахла смертью и гнилью, а даойне в нем были безвольными, пустыми, будто одержимыми злобными духами. Плен едва не сломил её, но, пожалуй, самым болезненным стало предательство тех соплеменников, о которых она заботилась и которых должна была защищать.
Когда она уже почти полностью уснула у входа в загон раздался шум открываемых створок. Не понимая, что происходит она подняла голову с настила и увидела, как на территорию загона вошло семеро хирихиа, пятеро из которых тащили два массивных тела. Пронеся свой груз до вытоптанной перед резервуаром с водой площадки, воины бросили тела прямо на песок и так же молча удалились. Шум от всей этой процессии, как и свет от внесенного факела, разбудил некоторых рабов, и теперь под навесом начинала зарождаться суета. Кто-то будил соседей, кто-то шел смотреть кого же принесли к ним, и вот уже к новоприбывшим потянулись десятки серых. Саол, подстегиваемая любопытством тоже направилась туда, и подойдя опешила. Перед ней лежало двое израненных троайде в которых с трудом можно было узнать главу надсмотрщиков и того самого клыкастого монстра, что пытался изнасиловать её. Громила, бывший каннаром сейчас истекал кровью и был совсем не похож на того грозного и могучего воина, каким он запомнился девушке. Он лежал на животе и потому все подходящие видели его исполосованную ударами спину, на которой не осталось ни клочка целой кожи. Тугие волокна мышц, обтягивающих костяной каркас его хребта сейчас выглядели будто лопнувший канат и из многочисленных разрывов в изрубцованной ткани сочилась багровая жидкость, в темноте кажущаяся черной. Лицо его так же пострадало, но опухшие синяки и несколько ссадин на лбу и виске выглядели безобидными царапинами на фоне того, во что превратилась его спина. Второй троайде, казалось, пострадал меньше. Он упал на бок, открывая всем торчащие сломанные ребра, а его лицо было похоже на перезревший фрукт малфура — распухший и зияющий лопнувшими ячейками. Раны эти были измазаны кровью, которая впрочем уже перестала течь.
Стоявшие вокруг серые тихо переговаривались, пока один из самых смелых — низкий, но крепко сложенный даойне с двумя выпирающими по бокам челюсти наростами не подошел и ударил бывшего каннара ногой прямо в голову. На мгновение болтовня собравшихся затихла, но от удара голова лишь слегка качнулась, а полуживой троайде не очнулся. И тогда они будто сорвались с цепи — все начали подходить и наносить удары по обидчикам, еще недавно надменно смотревшим на забитых невольников. Саол же стояла и наблюдала за всем этим. Конечно, она думала что тоже хочет ударить уродов, которые едва не погубили её, но страх перед ними был ещё достаточно силен и она не могла решится. Избиение же, сопровождаемое редкими гневными высказываниями, продолжалось ещё несколько десятков минут и она вернулась на свое место, обратив внимание, что белокожий так и не сдвинулся со своего места, хотя внимательно следил за происходящим из под слегка прикрытых век. Едва тофа легла на свое место, как осознала, что силы окончательно покинули её, и через несколько ударов сердца уснула.
Истязание беззащитных тел бывших надсмотрщиков продолжалось не долго, но когда толпа взбешенных даойне разошлась выглядеть раненые троайде стали ещё хуже, чем раньше. Оберон теперь знал названия этих существ и в принципе понимал, хоть и не разделял, чувства рабов, желающих выместить злобу на бывших угнетателях. Тем не менее, даже несмотря на то, что принесенные существа были уже сильно ранены и после подверглись массовому избиению, они явно были живы. Спина огромного серого, покрывшаяся сейчас сплошной коркой свернувшейся крови, мерно поднималась и опускалась, а зубастый мутант, лежащий рядом даже шевелился несколько раз, правда так и не придя в сознание.
Когда над лагерем прозвучал сигнал, возвещающий о начале нового дня, Оберон поднялся и слегка размял тело. Скоро должны были привезти новую бочку с водой, забрав старую, а потому уже проснувшиеся рабы начали стягиваться к центру загона. Вопреки ожиданиям выжившего, к телам троайде никто больше не подходил — то ли спала ночная жажда крови, то ли риск пробуждения кого-нибудь из них стал слишком велик. Впрочем, опасения серых оказались не напрасными, потому как первым в себя пришел бывший главарь, с трудом приподнявшись с песка и оглядываясь он попытался встать, что впрочем у него не получилось. Посмотрев на толпу даойне, стоящий по бокам от пустой цистерны с водой, он заработал несколько гневных выкриков, но проигнорировал их и начал отползать к навесу.
Тело гиганта оказалось на удивление крепким, даже несмотря на то, что от его движений многие раны на спине и как выяснилось груди, открылись, он продолжил своё движение и вскоре прислонился к опорной балке навеса, переводя дыхание. Его раненый товарищ продолжал лежать там, куда его бросили птицлюды, но здоровяк этим не особо интересовался и просто оглядывал лагерь. Когда своим взглядом он наткнулся на Оберона, то сделав над собой усилие подозвал его рукой, и выживший решил, что это будет отличным поводом закрепить разговорные навыки, что у него начали оформляться после ночного занятия с тофа. Сама девушка ещё спала — видимо события предыдущего дня утомили её сильнее, чем показалось белокожему ранее. Подойдя к троайде, Оберон встал, ожидая начала разговора. По израненному и искореженому лицу бывшего надсмотрщика было невозможно понять чего он хочет, а из-за прикрытых глаз выживший начал думать, что тот опять потерял сознание. Однако громила посмотрел на него и начал говорить:
— Присаживайся, тофа, — голос его был хриплый и едва слышный, — или тоже хочешь меня приложить несколько раз?
Он кивнул на свежие следы от синяков, видневшиеся на ребрах великана.
— Моя это не интересно, — прошипел Оберон. К своему удовлетворению он увидел, что троайде его понял, но уточнять касается это его приглашения или перспективы ударить не стал.
— То есть ты всё-таки знаешь наш язык? — каннар хмыкнул какой то своей мысли.
Выживший не сразу понял всю фразу, но потом уверенно ответил:
— Учиться, — потом задумавшись добавил, — надо говорить, что бы жить.
— Тогда я бы попросил тебя об услуге... — из груди его раздался хрип, — как видишь, я не в лучшем состоянии. А потому какое то время мне будет тяжело ходить за едой и водой, так что может быть ты мне поможешь? Я отплачу, когда смогу.
— Отказываться, ты не враг, но и не друг. Выживешь — нет, мне нет разница, — белокожий как бы подтверждая свои слова пожал плечами. Какой смысл ещё больше настраивать против себя остальных рабов, тем более ради того, кто меньше двух дней назад чуть не пробил его голову.
— Боишься это мясо? — хмыкнул раненый, — они тебе ничего не сделают. Как и мне, если я в сознании — их приучили бояться сильных. Зато мы друг другу можем помочь не сдохнуть в этом месте.
— Выживать и тогда помочь, — беззлобно прошипел Оберон, — нет смысл договор с тем, кто умереть.
Бывший глава надсмотрщиков начал смеяться, но потом зашелся в кашле и просто откинулся на балку и закрыл глаза, показывая, что разговор окончен. Оберон же был доволен тем, что действительно понимал о чем речь и мог отвечать. Некоторые слова были непонятны, но он запомнил их и обязательно спросит у Саол значение, когда она очнется. Что же касается предложения союза от раненого громилы, оно было бессмысленным и предлагавший это наверняка так же понимал. Выживший ещё не знал как будет сбегать из лагеря, но так или иначе в текущем состоянии троайде нечему было ему предложить. Впрочем, он не стал сбрасывать его со счетов окончательно, но сперва ему хотелось обсудить вопрос с тофа, в лояльности которой он был уверен гораздо больше, чем в этом потенциальном союзнике. Тем более, что здоровяк судя по всему уже предал свой народ один раз, став слугой тех, кто поработил их, а доверять такому существу было бы верхом безрассудства. С этими мыслями он вышел из под навеса и увидел как ворота загона распахиваются, а несколько хирихиа закатывают телегу с водруженной на ней бочкой с водой. Утро вступило в свои права, но небо заволокла серая дымка облаков, а в воздухе чувствовался запах надвигающейся грозы — духота и влажность ощущались даже не самым чувствительным телом белокожего. "Что же делать дальше?" спросил он себя и направился за миской, намереваясь налить питья для тофа, которая всё ещё спала.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
