Иногда абсолютная память очень запарна для психики, для внутреннего состояния души, но чаще полезна и забавна. К примеру, я с легкостью могу проинформировать нуждающихся и любопытствующих, что на следующий день, после октябрьского пленума, жизнь на планете Земля продолжилась, тихо пошла своим чередом:
— Товарища Косыгина, Алексея Николаевича, сделали Председателем Совета Министров, как он того и хотел, но при этом слегка облапошили, ибо отныне и навсегда (на двенадцать лет, если точнее) царский венец разделялся на три шапки Мономаха, одна побольше и две поменьше. Мгновенно выяснилось в номенклатурном бомонде, что побольше — это, как и десятилетие назад, должность Первого Секретаря ЦК КПСС, и досталась она Леониду Ильичу Брежневу. А та, что поменьше, "премьерская" — Косыгину. И другая, представительская — Подгорному. Впрочем, Косыгин этой разницы пока не прочувствовал и был вполне доволен добычею. Более того, наши зарубежные партнеры, друзья и враги, промахнулись в "иерархических" оценках События и долго еще, год с лишним, ориентировались на Косыгина, как на первое лицо государства СССР.
— Никиту Сергеевича пощадили, дозволили на пенсии век доживать, и даже выделили ему государственную дачу, из которой в свое время бесцеремонно вытряхнули ее бывшего хозяина, Вячеслава Михайловича Молотова.
— Ввели в действие нефтепровод "Дружба", на тот день крупнейший в мире.
— Мартин Лютер Кинг стал лауреатом Нобелевской премии мира, не за цвет кожи, разумеется, и не за гражданство, но за титанические успехи в деле мирного и равноправного сосуществования всех рас и народов Земли, включая США.
— На парламентских выборах в старой доброй Англии, политические выскочки — лейбористы — получили 317 мест, это оказалось больше, чем у тори и вигов, вместе взятых.
— В Китае Мао Цзэдун, с недавних пор уже Великий Кормчий, осторожничал, осторожничал, но, к вечеру, отдал, наконец, приказ: взорвать! И уже на следующий день взорвали первый образец китайского ядерного оружия, допотопный, правда, на основе урана-235.
Ну, и так далее. Земляне — они (то есть, мы) и есть земляне: люди, неутомимые хищники, назойливые, жадные, стадные, по сто царей в каждой голове...
Отец долго боялся за мой разум, ибо выкроил время из своей перегруженной заводом жизни и тщательно проштудировал информацию о людях с феноменальной памятью; а по той инфе выходило, что во всех доказанных случаях владельцы таковой памяти — умом очень даже не блистали, а то и вообще оказывались шизофреники да шахматисты.
Было, боялся отец и переживал за меня, проверял меня и мой Ай Кью, но постепенно успокоился: оказалось, что сын у него умница. Ну, я-то всегда об этом знал, да разве взрослым докажешь очевидное? Если уж им в голову втемяшится какая блажь — сам старик Некрасов колом ее оттудова не вышибет.
Г Л А В А 4
Очень немногие желают быть "как все". Лука, например, подобные желания обходит стороною с самого раннего детства, или, по крайней мере, с тех пор, как я его знаю. Всё бы ему выделываться-выдрыгиваться, где надо и не надо, "возникать" на учителей и взрослых, спорить со всеми подряд, всюду выпячивать свое Я! Редкостный задавака этот Лук! Вспоминаю, как он, учась в десятом выпускном(!) классе отхватил "колышек", замечание в дневник, вызов родителей в школу и публичные порицания на педсовете! И все это за один единственный пассаж в сочинении, где он, с издевкой и нагло ухмыляясь ("гнусно кривляясь языком", по выражению завуча Антонины Митрофановны) раскрывает заданную тему того сочинения: "Чему научила меня начальная школа?"
"...Ох, уж эти современники и в особенности современницы, лживые и пустые, чуть ли не с пеленок привыкшие угождать силе и власти, изнеженные, крикливые и жеманные, способные лишь повторять истины, придуманные задолго до появления на свет каждой из них, так, как будто они выдумали их в сей день, ничуть не далее, нежели в предыдущую минуту своей невзрачной жизни... Любому незаурядному человеку, привыкшему самостоятельно составлять свои суждения, становится душно в этой атмосфере притворства, кокетства и зависти... Неудивительно, что я захотел оставить большой свет и выполнил сие со всею решительностью, охватившей все мое существо, едва лишь я получил на руки аттестат о начальном образовании, ставши почти круглым отличником, если не считать четверки по природоведению, которая, впрочем, так и не послужила мне досадою, ибо карьера на любом общественном поприще давно уже не будоражила мой хладный от усталости разум..."
А я — наоборот, один из тех немногих, кому нравится и хочется внешне быть как все. Я и без фейерверков, без кривляний, имею представление о том, каков я на самом деле, со всеми достоинствами и немногочисленными недостатками.
Однажды, мама восхитила меня разбором старинного латинского изречения, принадлежавшего, согласно свидетельствам современников, французскому королю, самому Людовику-солнце! "Nec pluribus impar".
А надо сказать, что мы с Луком в ту пору крепко увлеклись "мушкетерианой" от Александра Дюма и запоем читали-перечитывали все пять книг: один том "Трех мушкетеров", один том "Двадцать лет спустя" и целых три толстенных фолиантищщща "Виконт да Бражелон"! Оттуда, из "Виконта", и фразу-девиз подцепили.
Потомки древних римлян и примкнувшие к ним потомки варваров переводили данное выражение сотни раз, на все языки мира, включая и русский. Дюма и его переводчики считали, что это "Не равный многим", а в словаре "латинских крылатых выражений" поместилась вообще какая-то невнятица: "не уступающий и множеству"... И так далее, но общий смысл большинства переводов зиждился на попытке Людовика сравняться с Солнцем значимостью своею! Ну, да, ему временно удалось все это, и сравняться, и превзойти, ослепительно сияя... Оно нетрудно, когда ты абсолютный властитель в пределах своих...
Но мама посчитала, что правильнее остальных разобрался в девизе некий французский историк, который сократил, взаимоуничтожил в этой латинской фразе два отрицания, чтобы в результате получить иной смысл для Солнца (постоянных попыток сравнения с которым — со стороны тщеславного и крутого нравом короля Луи — никто не отвергал): "Равное для всех малых сих!" То есть, светило одинаково светит и поровну согревает подданных своих. Клёво!
То есть, для меня разночтения превратились в некую восхитительную двусмысленность: с одной стороны, глубоко в душе, я вроде недосягаемого и несравненного короля-солнца, а с другой стороны — внешне, для простых людей — такой же простец, как и бо́льшая часть человечества.
Лук тоже считает про себя, что он исключительная личность в пределах Солнечной системы, но ему нравится выкрикивать это в окружающую обыденность, а мне напротив: скрывать, умалчивать, растворяясь в ней. В итоге, у Лука, по его нраву, немыслимо выпендрежному, в этом смысле все получается, как он хочет, а у меня — увы, ни фига! Попросту говоря, это значит, что мы с ним, несмотря на разницу в подходах к окружающей действительности, оба весьма заметные фигуры в нашем классе... да и за его пределами тоже. Нравится наша с Луком яркость отнюдь не всем... это уж точно... даже девчонкам. Но учимся хорошо, что в значительной степени спасает от нападок и недоброжелательства взрослых.
И всем, почему-то, кажется (кроме родителей, моих и Луковых), что Лук плохо на меня влияет! Дескать, я — Я!!! — всецело нахожусь под его влиянием! В то время как именно он всецело находится под моим влиянием, а никак не наоборот!
Однажды мы с Луком едва не подрались у меня дома, выясняя один на один, кто на кого больше влияет. Я лично очень разозлился-раскипятился, чуть не до слез, и даже пригласил его к немедленной драке "до крови"... и Лук уже согласился... Но тут вошла мама, чтобы позвать нас к столу.
Где-то с пятого класса мама взяла за правило стучаться в дверь, прежде чем войти ко мне в комнату, особенно когда у меня гости. Лук всегда отмечает этот факт и крутит ушастой своей башкой в полном восхищении: дескать, предки у тебя воспитанные, продвинутые, а ты еще на жизнь бурчишь!..
Мама вошла, внимательно стрельнула глазами, подведенными в двойную стрелку — сначала в меня, затем в Лука...
— Деточки. Давно собиралась сказать вам, особенно Микусе: не берите пример со взрослых, не закрывайте сознание, когда открываете рот. Вот. Мойте руки — и к столу. Сегодня рассольник на первое, и куриные котлеты на второе. А на третье — тоже кое-что будет.
Луку нравится обедать у Тимофеевых, потому что в их доме все устроено совершенно по-иному, нежели в его семейном быту. Обедают они сегодня почему-то в столовой, а не в "тесной" шестнадцатиметровой кухоньке (у Лука дома шестиметровая кухня, в которой едва помещаются стол, мойка, холодильник, узкий шкаф для посуды, газовая плита, встроенный в метровую наружную стену ларь — типа, зимний природный холодильник... и две табуретки), едят у Тимофеевых из расписной фарфоровой посуды, пользуются не только ложкой и вилкой, но и столовым ножом... Всегда в деле скатерти, салфетки, разные там фигурные солонки да перечницы... Лук не раз убеждал себя и Микулу — горячо убеждал! — что ему глубоко плевать на все эти буржуазные фишки-побрякушки, но... Но просторно! Тридцать четыре квадратных метра в столовой-гостиной, два окна с видом во двор, одно на улицу! У Тимофеевых даже кухня едва ли не больше, чем главная комната в квартире-распашонке у Луковой семьи! Луку очень нравятся жилищные просторы, ибо сам он их лишен. И еще, если говорить о "бонтоне", о правилах хорошего тона, он долго не мог поверить (да и я сомневался, если честно) в то, что салфетки столовые кладутся на колени, то есть, обедающие разворачивают их и кладут, а не запихивают под подбородок, как во многих "исторических" фильмах показывают. Пришлось залезать в книжки по этикету (их у нас две: старинная, с "ятями" и относительно современный дипломатический справочник), дабы лично удостовериться и Лука убедить. Справочникам Лук верит больше, чем фильмам и учителям, здесь мы единодушны без споров. Но он непоседа, и его салфетка все время соскальзывает на пол с колен. А я привык, у меня держится.
Поэтому, когда мы вдвоем едим у нас дома, как сейчас, например, то салфетки оба дружно игнорируем, потому что я их тоже недолюбливаю...
Да, пространству, раздолью нашего "квадратнометрового" быта, Лук искренне завидует, а саксонскому фарфору и второму телевизору — нет! В этом вопросе я Луку верю, и не то, что даже верю — знаю! Он именно таков. Иногда мне становится стыдно перед ним за свое материальное буржуйское благополучие, но чем дальше, тем реже обуревает меня классовый стыд в присутствии товарища, именно потому, что я чувствую: Луку по фигу мещанский достаток и разница в нем. Однажды, когда предки надежно отсутствовали, я проник в кабинет к отцу (все же, на всякий случай, Лук на стреме в коридоре стоял), вынул из домашнего сейфа и показал Луку отцовский пистолет ТТ, без магазина в нем, разумеется. Папе вроде как положено личное оружие. Вот там — да! Вот там Лук — ох, и обзавидовался! А я, соответственно, возгордился по самые брови...
Сегодня мама приготовила нам на третье сюрприз, о котором я догадывался давно: бананы, они дозрели! Оттого, наверное, и обедаем мы в столовой, торжественно: из-за пирогов и заморских фруктов.
Я нигде и ни разу не видел, чтобы у нас в Павлопетровске продавали бананы, а эту связку недозрелых отец привез из недавней командировки в Москву, привез, показал — и под спуд, чтобы "доходили на местах". Зеленые бананы есть практически невозможно: кислые, вязкие, скулы сводит, вкус препротивный! Я почему знаю это — еще будучи второклашкой, уговорил маму дать мне один на пробу. Отец услышал, как я канючу, и вмешался:
— Хорошо, сын! Я разрешаю. Лиечка, помолчи, пожалуйста! Ма-ма! Выдай сыну один банан, под мою персональную ответственность. Условие простое: выпросил — съешь. Без кожуры, естественно, однако весь полностью. Ферштейн, сын?
— Андестуд!
Банан я слопал на злом упрямстве, а маме сказал — но позже, когда уже очухался от выпрошенного угощения — типа того, что они с папой были правы, а я тот банан заслужил, и теперь понимаю, почему у нас в школе бананом ребята называют плохие оценки, единицы и двойки.
Да, все "кухонные" признаки безошибочно подсказывали: главная и самая обильная часть пиршества — последняя, ибо рассольник был разлит по самым маленьким из суповых тарелок, равно как и второе блюдо, пюре с одной крохотной котлетой — очень уж скромные порции, не по нашему с Луком аппетиту.
Рассольник Лук съел шустро, не уступая в скорости другу Мике, но, в отличие от него — то есть, от меня — сделал сие почти из вежливости, ибо не любил вкус соленых огурцов в супе и сами разваренные соленые огурцы, зато куриную котлету в молочном пюре убрал с превеликим удовольствием: и котлета вкусная, и пюре ништяк! Я обычно приправляю жаркое, птицу, или котлету рубленую, да и вообще всякое второе блюдо, томатным соусом, в детстве — чаще всего болгарским кетчупом, ныне — чем придется, под настроение, ибо есть из чего выбирать. Лук — нет, он враг приправ и соли. Через несколько лет, когда мы постарше стали, а кетчуп в советских магазинах подорожал и перед полным исчезновением с прилавков уже стоил почти рубль за бутылочку, Лук тоже приобщился к разнообразию вкусовых дополнений, а в те давние школьные поры — отказывался, фыркал, с презрительной гримасой на челе: дескать, все эти хрены, горчицы, уксусы да кетчупы только вкус мяса перебивают. Но как в студенты вышел, из дома уехал — все ему вкусным стало, включая приправы и соленые огурцы.
— Ну, деточки? Вкусно? Тогда, быть может, добавочки? Нет? Хорошо, значит, уже червячка заморили. И правильно, скажу по секрету: доедайте и... экономьте место для дальнейшего. Что — уже? Тогда секреты долой! Что сначала — чай?.. Или бананы? А к чаю пирог с яблоком и брусникой! Да не простые пироги, сама пекла. И варенье: клубничное, из ранеток, из крыжовника...
— Бананы!
— Угу!
— Так я и знала. Старайся, мама... пеки пирог...
— Но, мам!.. Ты чего!.. Мы же с Луком наоборот: сначала менее вкусное, а потом более вкусное. От банана к пирогу. По восходящей! Мы же предвкушаем, скажи, Лук?
— Аск. — Лук, не чувствуя себя вправе вступать в семейно-кулинарный спор, опять поддакнул деликатно и полоснул взглядом по квадратной голове дальнего углового буфета: под самым потолком на верхней полке, пакет, а оттуда, из овальной щели, самым-самым краешком выглядывает желтенькое... Мик уже показывал ему по секрету. Бананов Луку еще ни разу в жизни пробовать не доводилось... а тут какой-то отечественный пирог!..
— Ой, сейчас, мальчики, я к телефону... Так, деточки, будь по-вашему: сначала едите по банану, потом тихо и степенно ждете. Папа скоро придет, он сегодня дома обедает, только что из телефона-автомата откуда-то позвонил, подтвердил, что вот-вот. Как хорошо, что мы в гостиной обедаем, и что я пироги по полной большой программе пекла, всем хватит! Фартук долой! И вообще, схожу-ка переоденусь, с ним гости. Микуся, а ты, пока, будь добр, налей самовар доверху и достань из буфета чай. Который со слоном убери, а тот, что в расписной банке, достань: гулять — так гулять! И заварочный чайник сполосни. Вымой, как следует, Микусь! И кипяточком обдай... Хотя, нет, этого не надо, это уже я сама!
