Бесноватый кровожадный я

Тут у нас тоже не возникло претензий к коменданту, отец даже обронил, что ожидал менее радостную картину. Сам комендант в ответ на вопрос, нет ли у него жалоб на что-либо, ответил отрицательно.

— Разве что однообразие кормежки, ваше величество, — сказал он, — потому как по ошибке нам завезли прорву гречневой крупы — а больше никакой другой. Но это только если очень сильно хотеть на что-то пожаловаться, потому как и я, и солдаты видали куда худшие условия службы.

Во время ужина стало понятно, что имел в виду комендант: все виды провианта в крепости — гречневая каша, которую готовят три раза в день, иногда с мучной подливкой. Правда, к этой каше полагается кусок копченой просоленной колбасы — тоже три раза в день. Еще имеется солонина в бочках на случай осады, но ее солдаты есть не хотят, потому как колбаса лучше. Ну и свежие овощи, а также сухари. Дважды в неделю варят овощную похлебку — поставщик зелени только дважды в неделю и приезжает.

В общем, я прекрасно понял, почему солдаты не жалуются: кормежка однообразная, но здоровая и вкусная, по меркам простого солдата. По крайней мере, даже рыцари, народ избалованный малость, спокойно уписывали и кашу, и колбасу, и слегка ворчали, что могло быть и хуже. Что же до меня, то я преспокойно трескал солдатскую жратву, закусывая свежим огурцом и луковицей, и продолжал над ними подшучивать, мол, ну теперь хоть воевать можно, ибо рыцари пожрамши, а не как в том трактире.

* * *

Еще через три дня мы достигли самой восточной провинции страны со странным названием Сайларан. Главный город провинции — с одноименным названием. Правит тут барон Олшеври, которого отец охарактеризовал как весьма надежного человека, добавив, что на таком ответственном месте он бы кого похуже не поставил бы нипочем. А почему барон — ну, потому что он сам 'безродный', простолюдин по рождению, возвышенный за личные заслуги, и к старости, может быть, даже графского титула удостоится. Ну или сын его, если будет не хуже отца, имеет все шансы.

Здесь я очень быстро заметил одну странность.

По всей Талсидонии, хоть в самой столице, хоть где-то на периферийном тракте, одна и та же манера приветствовать монархов. Человек снимал шапку, поднимая ее вверх, а затем по дуге опускал руку вниз до тех пор, пока шапка почти касалась земли, для этого приходилось поклониться в поясе незначительно. Некоторые при этом делали полшага назад левой ногой. Получался в итоге некий такой поклон, преисполненный собственного достоинства: вроде и короля поприветствовал, как положено, с поклоном и снятием шапки, и сам при этом не унизился. Просто и элегантно. Если же кто был без шапки — совершал то же самое движение, только пустой рукой, и кланялся точно так же.

Дворяне использовали строго то же самое приветствие, что и простолюдины, но их шляпы и береты зачастую с плюмажами и перьями, тогда шляпа опускалась к земле почти до касания перьями, и сам поклон получался несколько менее глубоким. Тоже правильно: все-таки они к королю по статусу ближе, чем простолюдины, стало быть, должны кланяться не так сильно.

К такому приветствию я давно привык, оно казалось мне абсолютно нормальным и естественным и не вызывало никакого отторжения. Потому в глаза сразу бросился тот факт, что многие люди в провинции Сайларан кланяются иначе, снимая шапку и прижимая ее к груди одной или двумя руками, и кланяясь низко, в пояс. И если в других местах человек, должным образом короля поприветствовав, надевал шапку обратно и дальше шел по своим делам, то здесь люди долго стояли в такой позе, не поднимая взор, пока наш отряд не проезжал далеко вперед.

Кланялись так не все: примерно половина местных использовала нормальный поклон. Также я быстро заметил, что некоторые люди одеваются примерно как в других провинциях, но большинство — чуть иначе. И низко кланяются именно они.

Как-то, оглянувшись, я заметил, что двое пешеходов — старик и молодой парень — поклонились нам таким манером, и когда парень слишком рано, по мнению старика, поднял голову, то получил назидательный подзатыльник.

Своими наблюдениями я поделился с отцом.

— Это сайлары, местный народ, — сказал он. — Нас, Валленделов, тут очень почитают, потому что твой дед принес им свободу. Ну как принес — отобрал эту землю у короля Каллагадры. Сорок лет назад ублюдок пошел на Талсидонию войной, но затем бежал обратно без оглядки, вот Сайларан и перешел под корону Валленделов. Но поскольку положение сайларов, да и вообще любого простолюда в Каллагадре сродни рабскому, то переход в талсидонское подданство они восприняли как освобождение. Да так оно и есть, ведь у нас народ вольный, а не крепостной, как там. Ну и подати стали тут как везде в Талсидонии — то есть, резко снизились. Уже два поколения сайларов выросли свободными талсидонцами, но старики все еще помнят, как им жилось под упырем из Каллагадры и какой стала жизнь после. Так что деда твоего тут и по сей день чтут как освободителя.

Город Сайларан показался мне непривычно одноэтажным и при этом довольно большим, если говорить о занимаемой площади. На весь город — ни одного двухэтажного дома, и даже сам барон обитал в одноэтажном особняке, который хоть и был вторым по размеру зданием в городе после храма, но все равно скромный одноэтажный.

Вторая странность — город каменный. Совершенно, абсолютно каменный: ни единой деревянной постройки и ни единой соломенной крыши. Вернее, странным был не выбор стройматериала, а контраст: когда мы подъезжали к городским укреплениям — видели вокруг эспланады деревянные дома и ни одного каменного, в то время как внутри города — полностью наоборот.

Барон Олшеври о нашем прибытии узнал с небольшим опережением, так что когда мы подъехали к его дому, он уже ждал во дворе перед домом и поклонился нам вроде как это принято в Талсидонии, но поскольку шапка его была без перьев или плюмажа — то вышел поклон низким.

Этот человек, лет так примерно пятидесяти, лицом сильно отличался от уже привычных мне талсидонцев, чем-то напоминая монгола. С одной стороны — черты лица европейские, но глаза довольно узкие, а кожа — смуглая и обветренная.

Этим странности не исчерпывались: барон Олшеври одет был очень скромно и непритязательно, по дворянским меркам, и к тому же в кольчуге и налокотниках, да с большим кинжалом у пояса.

— Видать, тут неспокойно, — заметил я вполголоса, — раз барон даже дома носит броню...

— Он так всю жизнь ходит, ваше высочество, — негромко сказал мне рыцарь по имени Альвинк, ехавший в паре шагов от меня. — Были времена и покруче, конечно, барона пытались убить вроде бы раза четыре, но последний раз убийц к нему подослали лет пятнадцать назад.

— Хм... Кто?

— Ну как кто — король Каллагадры. В смысле, предыдущий. Новый не стал мелочиться и это дело с местью бросил.

Мы начали спешиваться, к нам сразу поспешили слуги барона — но и они оказались странными. То есть, вроде бы и не слуги — потому как похожи они на воинов, никак не на лакеев, и все при оружии, числом четыре человека. Видимо, это вроде норвежских хускерлов — керлы, лично свободные простолюдины, присягнувшие своему тану и жившие вместе с ним, откуда и название — 'домашние керлы'. Что-то типа личной дружины.

Позднее моя догадка получила полное подтверждение, когда я заметил, что эти 'хускерлы', вроде как простолюдины, с бароном очень по-простому, накоротке, можно сказать: он им на 'ты' и они ему так же, почтительно и вежливо — но на 'ты'. То ли барон к народу очень близок, то ли нет тут обыкновения обращаться к одному человеку во множественном числе.

Собственно прислуги как таковой в доме барона не оказалось вовсе: все бароновы домочадцы — это его жена, миловидная и кроткая женщина лет тридцати с небольшим, его 'хускерлы', ну или как они тут называются, жены хускерлов и несколько несовершеннолетних подростков, девочек и мальчиков — их дети. Причем если среди них были и дети самого барона — то я не сумел понять, которые именно. Прислуживали нам жены хускерлов, руководила ими жена барона, ну и дети тоже, хотя у детей наблюдалось четкое разделение обязанностей: девочки помогали женщинам таскать на стол снедь, в то время как наши кони, доспехи, вьючные животные и прочее оказались на попечение мальчиков. Ну, довольно естественно, в общем.

В доме барона, как выяснилось, места немало, центральный зал — сродни пиршественному с длинным столом, напомнившим мне таковой в зале совещаний во дворце. За этим-то столом мы и разместились: барон уступил королю место во главе стола, а сам сел по правую руку, я — по левую, далее по обе стороны все наши рыцари, и в самом конце — 'хускерлы'. Видимо, они не совсем как хускерлы, а занимают несколько более высокое положение, типа рыцарей. В конце концов, титул барона дает ему право возводить в низшее дворянское достоинство путем посвящения в рыцари кого он считает нужным.

Сам дом изнутри — солидный, но без излишеств, по-спартански, так сказать. Пол — каменный, несколько шероховатый, вся мебель — простая деревянная, никаких изысков, но сработана отлично. Загнать занозу мне, видимо, не грозит — и хорошо. Еда на столе — простая и здоровая: хлеб, копченое мясо, нежные соленья, специфические соленые пирожки с капустой, грибами и чем-то еще. Ну и напитки — вино, мед и еще какой-то напиток, похожий на квас и оттого сразу мне понравившийся.

Барон сразу же извинился, что принимает высочайших гостей вот так, по простому: нагрянули мы между обедом и ужином, когда в доме из готовой снеди — только то, что на столе, а ужин достойный приготовить — дело не мгновенное. И вообще, он и подумать не мог, что когда-нибудь ему выпадет такая честь — самого короля принимать.

Отец барона успокоил, дескать, все понимаем, люди сами военные, привычные питаться по-походному, да и не в стряпне дело.

Я, конечно, не удержался и снова 'проехался' по рыцарям:

— Вы не переживайте, барон, угощение замечательное, и доказательством тому — все эти благородные воины. Видите, уминают, что за ушами трещит, а ведь они крайне привередливые господа, на самом деле. Эталон разборчивости в еде, я бы сказал. В начале пути, было дело, нагрянули мы, голодные, в трактир, а там одна только каша, даже без масла. Так вы не поверите — сидели они и дальше голодные, хотя каша была как каша, это я лично свидетельствую. Стало быть, раз трескают — значит, ваше угощение соответствует их изысканным вкусам.

Послышались смешки, разрядившие обстановку, затем отец плавно сместил разговор на тему того, что вообще слышно, в частности, из-за восточной границы.

— Ничего особенного, по правде говоря, — сказал Олшеври. — Ну, то бишь, то же самое, что и всегда. Я порой посылаю туда одного сметливого человека, купец он. То есть, он ездит как обычно, по торговым своим делам, но знает, что и где поразведать. Родом он из Кортании, так что лицом на талсидонца не похож, а на сайлара так тем более, и выряжается на кортанский манер, ну, значит, чтобы ему там спокойней было, а то нашего брата там не жалуют, сами знаете. В общем, месяца три назад он привез сведения, что в Каллагадре возле нашей границы войск стало как-то меньше. Он поспрашивал и узнал, что феодал тамошний куда-то отправил часть дружины своей. Но куда и зачем — непонятно. Будто бы на войну — но неизвестно, чтоб там где-то какая-то война была. Одило Толстый, конечно же, повоевать любитель, но если что-то затевает — то пока не против нас, судя по всему. Вторая новость — по словам все того же купца ближайшая к нам крепость, принадлежащая тому же феодалу, постепенно приходит в упадок. Ну, он это заметил еще года четыре назад — и сейчас ситуация не меняется. Однако Одило, разумеется, ничего не забыл и не простил. По-прежнему пытается сжить со свету меня, да и вас, при случае, попытается. Вот не далее как вчера его люди попытались меня отравить.

— Вот как? — нахмурился отец.

— Ага. И главное — какие хитрецы... Идею просто подослать убийц Одило оставил — теперь он куда хитрее действует. Буквально позавчера подносит мне одна горожанка пирог — ну, есть у нас обычай такой, что в определенных случаях положено, значит, поднести угощение тем или иным старейшинам — ну или вот мне, хоть я и не старейшина... Ну я-то сам никогда ничего не ем, что не в этом же доме было сготовлено, а все эти угощения собаке отдаю — отказываться неудобно... Есть у меня одна собака для этого, совсем бестолковая и бесполезная... была, точнее. Позавчера в обед пирог съела — сегодня к полудню в муках дух испустила... И вот что важно: не первый попавшийся приезжий из Каллагадры отравить меня собрался. Уже шесть лет как приехала пара — муж да жена, а еще с дитем совсем малым. Сбежали, говорят. Позвольте поселиться, говорят. Я позволил — порой и более подозрительных впускал. Жили тихо, законы уважали, трудолюбивые... Нажили домик не самый плохой да еще троих детей — вот уж от них-то я предательства в последнюю очередь ждал... Но про осторожность никогда не забываю. Не зря, как видно. Схватил, в темницу бросил — думаете, сознались? Клялись, что никакого яду, что пирог из всего самого лучшего пекли... Самое обидное — изюму-то в пирог не пожалели, а он у нас стоит недешево... Видать, чтоб вкус яда перебить... Словом, такие вот бывают убийцы. Даже о детях своих не подумали — с ними-то что будет? В общем, думал я вечером пытками вытащить из них правду да повесить, но тут вы пожаловать изволили...

— Это хорошо, барон, что вы не успели их попытать да казнить, — сказал я и буквально почувствовал, как в воздухе повисло концентрированное нездоровое напряжение.

Напряглись все. Отец — ясное дело, сразу же заподозрил, что одержимость моя вернулась. Рыцари, барон, 'хускерлы' — их всех совсем не порадовала мысль, что кронпринц охоч до пыток да казней, даже на лицах женщин и пары девочек я краем глаза заметил испуг.

— Ваше высочество желает за казнью наблюдать? — поинтересовался с непробиваемым покерфэйсом барон, словно спросил, не хочу ли я на охоту.

Я отхлебнул из кружки, выдержав драматическую паузу и убедившись, что нахожусь в центре внимания, и ответил риторическим вопросом:

— Хочет ли мое высочество понаблюдать за казнью двух ни в чем неповинных людей? Нет, конечно же, не хочет.

Снова повисла тишина, только теперь напряженность сменилась всеобщим удивлением. Отец ничего не спросил вслух, явно догадываясь, что сейчас я поясню свою точку зрения, а барон забарабанил пальцами по столу. Я, в общем-то, догадываюсь, в каком он оказался щекотливом положении: у него нет сомнений в своей правоте, но как бы деликатно убедить в этом принца, который, только-только услыхав про отравителей, ничтоже сумняшеся провозгласил их невиновными?

— Почему вы так считаете, ваше высочество? — сказал барон, наконец. — В пироге был яд, никакого сомнения.

— В пироге был изюм. Вы этого, конечно же, не знали, но для собак и виноград, и изюм — смертельный яд.

— Как такое может быть?!

— Этот вопрос стоило бы задать создателю: и собаки, и виноград — его рук дело. Но если не верите... что ж. Сколько весит ваша любимая собака?