Шанталь, или Корона против

Но сегодня что-то пошло не так. Сегодня он впервые ощутил, как тьма окутывает сердце, как застилает глаза, как рука тянется за револьвером. И с ужасом понял, что его не остановят ни свидетели, ни страх возмездия, но тут она подняла взгляд, и слезы в её взгляде кипятком обожгли душу.

Стыдно! Как же стыдно, бездна его побери. Он не знает, что ей довелось пережить. С кем столкнуться. Но он здесь, и ей больше ничего не грозит. А молодчик... Леон позаботится, чтобы они больше не встретились.

Леон бросил взгляд на фраканца, которого ему отрядил в помощь Шон. Почему-то его вид наводил на нехорошие мысли. Муж на работе, а жена дома одна... Или гуляет по лавкам. Или ходит к подругам... Без него. Нет-нет. Никаких прогулок. Запереть дома и отпускать раз месяц к родным. До маменьки и обратно. Под охраной.

От сердца отлегло, и Леон уже спокойно посмотрел на подошедшего агента.

— Докладывайте, Чарнец.

— Пришла одна, по дороге. Местные видели, как входила в деревню с северной стороны.

— Куда ведет дорога?

— В горы, на пастбища. Но в паре лье от деревни есть хижина. С дороги к ней есть проезд. Вчера там видели чужаков.

— Ясно, — медленно проговорил Леон, осознавая, что быстро он в город не попадет, — проверим. Остаешься здесь. Сейчас из таверны появится парень, гардарец. Блондин, лет двадцать-два, двадцать-три. Не спускай с него глаз. Я хочу знать о нем к вечеру все, понял?

— Понял, что мы тупые что ли, как не понять, — раздраженно дернул плечом фраканец.

Леон сдержал вздох. Значение слова дисциплина, если и знали в этой стране, то предпочитали делать вид, что не понимают его вовсе.

Через пару минут Леон на гнедой кобыле скакал по дороге. Деревня осталась позади. Впереди покатыми склонами зеленели холмы. Где-то там лежали ответы на вопросы, и Леон собирался их добыть во чтобы то ни стало.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Фраканец не обманул, минут через двадцать езды показался проезд, уходящий налево. Бревно, лежащее поперек дороги на двух рогатинах, намекало, что проезд закрыт для чужих, но оно вряд ли могло остановить человека, чью уверенность в себе подкреплял револьвер.

Леон спешился, привязал кобылу к бревну и двинулся к белеющим за оливковыми деревьями стенами дома. Полуденный зной уже ослабевал. С гор тянуло предвечерней прохладой, кипарисы колоннами обрамляли въезд во двор, и с их стволов оглушающе звенели цикады. Вокруг царило запустение. Рассохшаяся бочка на крыльце, дырявый сапог в пыли двора, почему-то один, битый горшок на потемневшей от старости лавке. Лишь за домом обнаружилась бричка и привязанная к оливковому дереву лошадь.

Входа в доме было два. Один с крыльцом заколочен крест-накрест, а вот вторым, ведущим в сад, пользовались активно — около порога белели окурки папирос.

Леон достал револьвер, взвел курок и потянул за ручку дверь, шагая в кухню. В доме царила тишина, прерываемая мерно капающей водой из перевернутого кувшина — на полу блестела натекшая лужа, из которой мокрые следы вели к одной из трех дверей.

Леон бросил взгляд на остатки трапезы на столе, потрогал теплую печь, открыл одну из дверей, обозрел пустую комнату, в которой на полу лежали три тюфяка. Тишина сделалась полной, даже капли, и те затихли, и Леон ощущал, как в воздухе сгустилась тревога, как напряженно дышат половицы, скрипя под ногами. Пыль, поднявшись от пнутого им тюфяка, на мгновенье напомнила череп. Леон моргнул, и пыль вновь стала собой. Он закрыл дверь, двинувшись ко второй. Когда-то здесь была кладовка. А вот вкусно пахнущий свиной окорок принесли недавно, да и клубника в мисочке не вписывалась в картину запустенья.

Третья дверь вела в подвал. Небольшой коридор заканчивался лестницей. Там сгущалась мгла, и Леон помедлил на ступенях, давая глазам привыкнуть к темноте. Шагнул вниз, уловил движение сбоку, качнулся, пропуская удар, выстрелил наугад — темнота вспыхнула цветными пятнами, завыла на два голоса — один тонкий от боли, второй густой от ярости. И тут же вторая тень навалилась с другого края, придавливая к лестнице, вцепляясь руками в шею. Револьвер отлетел в сторону, прощально звякнув об пол.

Силы у напавшего было много, и Леон ощутил, как покрывается капельками пота спина, как быстро заканчивается кислород, и легкие начинает жечь, точно там развели костер. Он оттолкнулся от ступени, одновременно разворачиваясь и заставляя нападавшего податься вбок.

С лестницы, не разжимая захвата, рухнули оба. Упали на какие-то мешки. Леон удачно приземлился сверху, и тело под ним охнуло, попав на что-то твердое. В углу возмущенно пискнула крыса, недовольная вторжением.

На стон и ослабление захвата Леон среагировал мгновенно — ударил, метя на звук. Кулак встретился с твердым подбородком, оттуда охнули, захват разжался, и живительный кислород наполнил легкие. Закрепляя успех, Леон ударил еще и еще, противник молчал, не делая попыток ответить — первый удар, похоже, отправил его в нокаут.

Леон скатился на пол. Под рукой что-то звякнуло. Ощупал предмет — лампа. Поднялся, повернул фитиль и в неровном свете осмотрел место драки, а потом длинно, с чувством выругался. Это же надо было так "удачно" приложить обоих. Один, подстреленный, валялся с пробитой грудью. Рядом лежал револьвер, которым мужчина с перевязанной головой — уже где-то не повезло бедняге — не успел воспользоваться.

Второй, светловолосый здоровяк, лежал на мешках, раскинув ноги. От его затылка, так неудачно приземлившегося на ржавый плуг, растекалась темная лужа крови.

Леон подвел итог: он жив — это хорошо, а вот вопросы задавать некому, и это очень и очень скверно. Похоже, обитатели дома хотели взять его живым и задать те же вопросы, что и он сам. И благодаря их любопытству, он жив, а не валяется около дома с простреленной головой.

Леон подобрал револьвер, прошел дальше по коридору, в конце которого обнаружилась дверь. Из щели выбивался свет — в комнате над дверью горела тусклая электрическая лампа, и здесь тоже были мертвяки, вот только убили их до Леона.

Он осмотрел закопчённые стены, заглянул в соседнюю комнату, приспособленную под уборную. Потом склонился над первым трупом. На первый взгляд никаких повреждений, но от тела шел сладковатый запах горелого мяса. Такое ощущение, что мужчину сожгли изнутри. Второй труп, одетый в дорогой костюм, был в том же состоянии, что и первый. Леон на всякий случай постарался запомнить лицо — потом посмотрит по картотеке Шона, может и узнает кого.

Проверил карманы — пара мелочей, ничего ценного.

А вот третий труп отличался от первых двух — лицо с черными лентами вздувшихся вен выглядело страшно даже для видавшего и не такое мужчины.

Леон присел на корточки. Налитые кровью глаза мертвеца смотрели удивленно, точно их обладатель смертельно удивился перед кончиной. Леон задумчиво хмыкнул — пока у него были лишь вопросы — и прикрыл глаза умершего.

Осмотрел кровать, подобрал с подушки длинный рыжий волос. Задумчиво намотал его на палец. Итак, её держали здесь, но что-то пошло не так, и девушке удалось сбежать, оставив за собой трех мертвецов.

Всколыхнувшуюся было ярость — Шанталь допрашивали, может быть, пытали — он задавил: все равно мстить некому, и двинулся к выходу.

Уже выходя из кухни, он уловил слабый стон. Заглянул под стол и через минуту разглядывал вытащенного на середину кухни пацана лет тринадцати, не больше. Отделали его знатно — лицо было черным от кровоподтеков и синяков, но парень был жив, хоть и дышал тяжело, с присвистом.

Если дотянет до города и лекаря, будет кому задать вопросы. На Шанталь Леон особо не рассчитывал, знал, как сложно женщине перенести стресс, и кроме: "Там было так страшно, так страшно", не рассчитывал получить вразумительных ответов. Впрочем, он мог и ошибаться, все-таки дядя у его невесты не простой человек.

Он вообще мог ошибаться, строя гипотезы, потому как трое мертвых мужчин, один из которых маг — Леон видел подобную смерть у тех, кто исчерпал силу без остатка — не могли погибнуть от женской руки. Но если в доме побывал кто-то еще, почему не убил тех двоих?

Надо срочно возвращаться в город и попытаться допросить, нет, расспросить Шанталь.

Леон подвел лошадь к дому. Стараясь быть аккуратным, положил спереди седла завернутого в куртку пацана, вскочил и, пришпорив лошадь, направился в город.

* * *

* * *

* * *

* * *

**

Еще никогда мне не было обидно как сейчас. Я ожидала, что жених, цедя слова сквозь зубы, потребует следовать за ним. Мы отправимся в город, где меня ожидают малоприятный разговор и еще менее приятный приговор, но вот направленного в живот револьвера, расчетливо прикрытого от посетителей таверны полой куртки, я никак не могла предугадать. И где носит этого, назвавшегося женихом, когда его невесту похищают прямо у него из-под носа? Мой рот уже открывался для крика, но меня осадили.

— Не советую, — сказал по-роландски бандит, прищуривая правый глаз и, по-моему, уже представляя меня с дыркой в животе. Крик замер, не сорвавшись с губ. Отвратительное оказалось чувство смотреть в отверстие на конце ствола и понимать, что оттуда может выстрелить твоя смерть. Если бы не опиралась о столик — упала. Сколько можно издеваться над тонкой психикой благородной девы?! У меня сегодня раз десять поводов упасть в обморок было, так почему бы не сейчас?

— Даже не думай, красавица, — его компаньон по похищению мгновенно оказался рядом, подхватывая под руку, а второй обнимая за талию, — если не желаешь получить свинцовый подарочек, живенько двигай ножками вон туда, — он мотнул головой в сторону хозяйской стойки, за которой виднелась дверь на кухню, — и улыбайся, бездна тебя побери!

Свинцового подарка я не желала, как и улыбаться, но меня уже тащили к выходу из зала, а хозяин, получив золотую монету, еще и дверь придержал, скотина!

В кухне что-то воняло, на пышущей жаром плите булькал огромный котел. Рядом, помешивая поварешкой, в жутко грязном фартуке — аж тошнота подкатила к горлу — стояла женщина, размерами под стать котлу. Она мазнула по нам взглядом и тут же отвернулась, привыкшая видно и не к таким зрелищам, а с виду казалась приличная таверна!

Меня грубо подпихнули к закрытой карете, ожидавшей похитителей на заднем дворе. Синяя облупленная краска на боках заставила скривиться — не могли найти поновее? Эта рухлядь развалится, не доехав до города!

Один из похитителей полез на козлы, второй сел вместе со мной. Заглянул в мою сумку, которую вынес с таверны. Уважительно присвистнул. Аккуратно достал револьвер. Покрутил в руках, бросив на меня любопытствующий взгляд. Я демонстративно отвернулась к окну. Мне так же демонстративно задвинули шторку, перекрывая обзор.

Мой револьвер мужчина оставил себе, а сумку с дневником бросил на сиденье. Я предпочла бы другой размен, но кто меня спрашивал?

В молчании — обида не давала сил на разговор, а похититель и не собирался болтать — мы доехали до города. Когда карету начало трясти на булыжниках мостовой, я окончательно перестала ждать, что меня спасут.

Нет, ну какая наглость! Настоящее свинство! Заявиться, нахамить, лишить меня шанса выйти замуж не за него, а потом позволить похитить из-под носа! Между прочим, носа длинного и совсем не изящного. И если сравнивать, Фридгерс симпатичнее будет. А этот.... Подбородок широкий, массивный, с ямочкой. Глаза можно было бы назвать красивыми, если бы не взгляд — колючий, холодный и пронизывающий. Под таким только ежится, как под ледяным ветром, а не пить чай по утрам, улыбаясь друг другу.

Я попробовала представить нас за одним столом и поняла, что буду ходить голодной. Что же... перейду на ночное питание, стану воровать еду с кухни. Жить-то надо. И с ужасом поняла, что не просто представляю, а ищу варианты, как приспособиться.

С другой стороны, я сейчас не с женихом...

Ситуация повернулась неожиданной стороной, и я бросила внимательный взгляд на похитителя, потом решилась на большее и одарила улыбкой. Мужчина напрягся, положил руку на револьвер. Я удивленно вздернула брови, мне ответили хмурым взглядом и отвернулись к окну.

Когда карета, наконец, остановилась, я чувствовала себя, точно баран, бьющийся раз за разом в закрытые ворота. Мои попытки завести разговор закончились полным фиаско. Я была вещью, которую должны были доставить по назначению, и ничем больше.

Похитители привезли меня в двухэтажный симпатичный особняк, провели на второй этаж, любезно позволили воспользоваться ванной комнатой и заперли в одной из комнат. Не подвал и на том спасибо. Вполне милая обстановка, кровать под балдахином, мягкая обивка на пузатых диванчиках, замерший на одной ноге круглый столик, и обтянутые светлым шелком стены. Подозрительная щедрость. Пора начинать бояться?

Я выглянула в окно. За высокими стенами, окружавшими двор, тянулись к синему небу кипарисы. Меж их стройных силуэтов проглядывали плоские крыши домов. Свобода была так близко и так же далеко.

Во дворе распрягал лошадь один из похитителей, и я уже хотела вернуться к осмотру комнаты, как тут к нему подошел, я не поверила глазам, дэр Розталь! Да-да, тот самый соотечественник, который помог мне в порту. Он здесь? В логове бандитов! Какой ужас! Надо его предупредить.

Я открывала окно, когда дэр Розталь дружески ударил бандита по плечу, весело расхохотался, и я услышала:

— Ну что, дело сделано? Может отметим вечерком, а?

Я отшатнулась вглубь комнаты, прикрывая створку окна.

"Дело сделано". Вот как... А я помню ваши слова, дэр Розталь: "Свои должны помогать своим", но, похоже, у вас иные понятия о помощи.

Я вытерла злые слезы. Тяжело смириться с тем, что меня вели с первых шагов во Фракании. Что мой выбор оказался иллюзией, а путь проходил от одной контрольной точки до другой.

Обида жгла грудь, требуя действий. Неужели я останусь здесь и буду ждать, пока очередные "доброжелатели" захотят заглянуть с моей помощью в дневник?

Двор был пуст. Лошадь завели в конюшню, дэр Розталь удалился, видимо, готовить вечерний праздник. Праздновать будут мое заточение здесь. Мы еще посмотрим, кто в итоге будет праздновать и где!

Я открыла окно, спасибо за то, что оно без решеток, подвязала повыше платье, спустила ногу на тонкий парапет, идущий вдоль всего второго этажа. Замерла, решаясь.

Один рывок, Шанти, один маленький рывок — и ты окажешься на балконе. Но внизу пара метров и булыжник. Страшно так, что в горле пересохло.

Я — смелая. Я не позволю всяким Розталям обманывать меня, точно маленькую девочку.

Рывок. Руками вцепилась в ограду балкона, перевалилась через нее, упала на пол, ловя ртом воздух. Сердце колотилось, как бешеное, ладони вспотели. Но времени отдыхать не было. Тихонько открыла балконную дверь, заглянула в комнату, как и ожидалось — пусто. Кроме троих мужчин я никого больше не видела, а тишина в доме намекала, что мы здесь единственные обитатели.

Вышла в коридор, на цыпочках спустилась вниз. Вот и дверь. Боги, помогите мне. Я буду хорошей, не стану больше целиться в людей и брать чужое. Я стану примерной и послушной, только помогите выйти отсюда.