А шаперонцы и инферанцы сами не знали, где у них находится предел — даже их нынешние ученые не могли прийти к согласию. Про минимум в 1,5 кг, при котором происходит переход в спячку, слышали все, но где максимум или хотя бы тот уровень, на котором лекарь мог бы с уверенностью сказать: это вредно, вам пора худеть? Книга утверждала, что у самых тощих и у самых толстых продолжительность жизни не снижалась, а Мария, полагаясь на вычисления своего компьютера, говорила, что самые здоровенные достигают массы бегемотов и слонов. Это что же получалось, что безопасный предел где-то еще дальше? Вот если бы какой-нибудь самоубийца отожрался до смерти, или если бы палач-садист попробовал закормить свою жертву, тогда стало бы понятно. Но на такой зверский эксперимент могли бы уйти годы — самоубийцы выбирали способы попроще, а садисты предпочитали методы, при которых жертва быстрее начинала страдать.

Мария сравнивала их с борцами-сумоистами, у которых тоже много и жира, и мускулов. Тогда белые карлики были кем-то вроде культуристов. В обоих случаях эволюция довела земные аналогии до неузнаваемости. По мере увеличения в размерах карлики превращались из обычных культуристов в уродливых, а потом и вовсе в черт знает, что непохожее на человека. То же самое и с безразмерными — с сумоистами они ассоциировались только до поры до времени, а потом вызывали мысли о животных или гротескных изваяниях — по крайней мере такое впечатление возникало у Кея.

Будучи психологом, он прекрасно понимал, что происходит с его восприятием: это эффект "зловещей долины". Когда кто-то слегка непохож на живого человека, он может выглядеть очень жутко — например, человекоподобная кукла, робот или даже труп. На каком-то уровне достигается самый неприятный эффект, но, по мере того, как отличия усиливаются, отношение становится нейтральным, как к животным другого вида. С точки зрения Кея ближе всего к "зловещей долине" находились эльфы-кенгуру со своими искаженными пропорциями, а "культуристы" с "сумоистами" отличались от людей настолько сильно, что уже не казались уродами. Но красавцами или красавицами — тем более.

Эволюции, конечно же, было наплевать на эстетику. Процессы естественного отбора "нащупали" незанятые экологические ниши и стали наращивать параметры, которые позволяли в этих условиях процветать: у "культуристов" — силу, то есть количество мяса, а у "сумоистов" — энергию, то есть количество сала. Прогресс зашел очень далеко, а половой отбор загнал его еще дальше, чем необходимо, как длину хвостов у павлинов. Для арранцев проблемой стал поиск продовольствия, а слишком большие инферанцы испытывали трудности с размножением.

Что интересно, "сумоисты" на пике своей формы могли в несколько раз превосходить "культуристов" по силе, хотя для первых рост мускулов стал лишь побочным эффектом, что сказывалось и на поведении. Разница в темпераменте была такой, что "шахматисты" никогда не лезли на рожон и не связывались со свирепыми коротышками. Свои огромные мышцы они использовали не для драки, а для того, чтобы дотащить горы накопленного сала до стойбища в пустыне.

Древние традиции шаперонцев и инферанцев были связаны с накоплением и сохранением энергии, а не с культом воинской доблести или соревнованием, как у арранцев. Позже, когда все племена перемешались, различия в поведении исчезли, но в те далекие времена инферанцы были очень мирными, а белые карлики — крайне воинственными.

Разведчики предупреждали инферанцев о появлении карликов заранее, и толстяки вовремя ретировались в пустыню. Арранцы обнаруживали, что местность опустошена, а конкурентов и след простыл. Качки добивали и доедали то немногое, что там еще бегало, и вскоре тоже убирались восвояси. Спустя годы, популяция животных в этом месте восстанавливалась, и дети пустыни получали новый шанс. Эта игра могла длиться тысячелетиями, и "шахматисты" вели ее, не проливая ни своей, ни чужой крови.

Кровь животных, конечно, не считалась. Если бы инферанец пообщался с убежденным вегетарианцем, он, наверное, постучал бы себя ладонью по макушке — таков местный эквивалент кручения пальцем у виска.

Инферанцы первыми изобрели письменность, математику и календарь. Так они пытались прогнозировать рост численности дичи, записывать, где, когда побывали и сколько еще смогут прожить на подкожном жире. Все это помогало планировать набеги на саванны.

— Как удачно ты назвала их "шахматистами", даже ничего не зная об истории этого народа,— сказал Кей жене.— Получается, "шахматисты" систематически обыгрывали "качков", заранее просчитывая свои и чужие действия.

— Именно так. Причем, обыгрывали не на абстрактной доске, а в реальности — там, где ставки — жизнь или смерть.

— Красиво сказано. Но арранцы тоже не остались дурачками. Только плохое воспитание мешало им культурно развиваться. С точки зрения физиологии объем мозга у всех визанских рас примерно одинаков, поэтому тот же Эйдар — арранец, но очень смышленый малыш.

Письменность у инферанцев возникла аномально рано — слишком уж сильно она помогала выживанию. Причем, совсем необязательно все инферанцы поголовно умели читать и писать: рядом с одним племенем "графоманов" могла жить дюжина неграмотных.

Инферанское письмо не проходило ту стадию развития, когда символы имитируют реально видимые объекты, и с самого начала ориентировалось на слух.

Каждому звуку соответствовала определенная простая геометрическая форма (черточка, точка, кружок, уголок и т.п.), которые фактически составляли алфавит из очень простых букв. Текст записывался как последовательность рун, причем в одну руну запихивалось как можно больше этих геометрических элементов, так что определение правильного порядка чтения могло потребовать перебора вариантов.

Со временем это письмо упорядочилось, элементы немного усложнились (что добавило текстам "помехоустойчивость"), а число частей руны снизилось до трех. Тем не менее, самые старые тексты тоже успешно расшифровывали, потому что за многие тысячи лет накопилось просто астрономическое количество записей с кучей промежуточных вариаций. "Шахматисты" оставляли свои каракули повсюду и по малейшему поводу, в том числе на самой твердой породе в расчете на другие племена кочевников, которые придут на то же место позднее. Кроме камня они использовали куски глины, кору, а потом — пергамент.

Визанская культура не додумалась до "веселого" земного обычая массового сжигания неугодных текстов. Визанские города почти с самого начала были каменными, а не деревянными — то есть сплошные пожары им не грозили. Поэтому сохранилось много древних источников, которые уходили в такую седую старину, что земным историкам оставалось только рвать волосы от зависти.

То, что инферанцы постоянно кочевали, помогло узнать от них древнюю историю самых разных мест. А то, что их письменность с самого начала имела звуковую основу, позволило определить, как звучали сверхдревние диалекты. Общение с другими народами становилось для инферанцев важным источником сведений о том, где найти много вкусного. Поэтому про словари они тоже не забывали, а из них стало известно, как развивались языки остальных рас.

Фонетическое письмо сыграло "консервирующую" роль — если произношение какого-то слова искажалось, то чтение старых текстов стимулировало возвращение к прежней форме. Язык все равно изменялся, но не так быстро, как у других народов, что теперь упрощало расшифровку историкам.

Визанская цивилизация оказалась гораздо старше земной. Когда египтяне еще возились с каменными орудиями, визанцы строили прекрасные города и рассматривали клетки своей крови в подобия микроскопов. Однако они прошли через десяток больших и малых апокалипсисов, виновниками которых стали маги. Из волшебников состояла одновременно и военная, и научная элита, поэтому каждая кровопролитная битва наносила тяжелый ущерб интеллектуальному развитию соответствующего города, а глобальные столкновения периодически отбрасывали в дикость всю цивилизацию.

Потом, конечно, культура возрождалась, история повторялась, но и не совсем — как будто они ходили не по кругу, а по лесу с ловушками, проваливаясь то в одну яму, то в другую. Когда земляне нашли Виз, местные находились где-то в середине очередного цикла возрождения — с отлично развитой магией, но еще не способные устроить новый апокалипсис.

Началом цивилизации считалось появление первых больших городов, но книга пока повествовала о временах, когда люди мало отличались от животных — даже такие умные, как "шахматисты". Письменность? Да. Календарь? Да. Арифметика? Да. Но в остальном... В те же времена инферанцы додумались до моно-боло — метательного оружия, представлявшего собой тяжелый камень, намертво примотанный к куску прочной лианы — то есть еще даже не праща, и луки им тоже еще только предстояло изобрести. Тем временем анраконцы (древние) научились дубить шкуры, сшивали их прочным волосом будюгов и костяными иглами, создавали сложную одежду с кожаными ремешками и деревянными пуговицами. Инферанцы, жившие по соседству, ходили голышом. Они, может, и были умными, но настолько же ленивыми.

Относительно спокойная жизнь, в которой возникали длительные периоды бездействия и экономии энергии, не способствовали агрессивным забавам или междоусобицам, а подталкивали к неторопливым размышлениям. Это породило сложные философские системы и помогало развитию магии. Черно-белые не проявляли интереса к искусству, как асаны. Зато ритуалы и обряды, связанные с колдовством, становились все более вычурными и замысловатыми, инферанцы постоянно экспериментировали, благодаря чему, время от времени случайно открывали новые закономерности. И все это старательно записывали своими закорючками.

Но, судя по тому, что они даже луками долго не пользовались, получалась какая-то псевдоинтеллектуальная деятельность без четко определенного вектора развития и без практической пользы, словно маховик, крутящийся вхолостую. И магия для них оставалась, скорее, развлечением. Виной тому, скорее всего, стала слишком продвинутая физиология. Вместо того, чтобы использовать зачатки науки и магии для улучшения условий жизни, они могли лишний раз поголодать.

Когда инферанцы оказывались в саваннах, они непрерывно охотились, не думая больше ни о чем — быстрее, быстрее, пока не появились враги. Но взрыв бешеной активности длился недолго. Потом, в пустынях черно-белые вели тихий, малоподвижный образ жизни. В таком режиме могли потребоваться годы, чтобы растратить накопленный жир, особенно с учетом всех "апгрейдов" на экономию энергии.

Феноменальная термоизоляция помогала не расходовать калории на поддержание температуры огромного тела. Мышцы безразмерных, пока они не напрягались, почти не тратили ресурсов (ключевое отличие от белых карликов). Мозг у них не вырастал больше 1-2 килограммов, поэтому потреблял столько же энергии, сколько у среднего землянина. Сердце могло стать очень большим, но в покое пульс падал до одного удара в минуту — что не так редко, как в анабиозе, но биологические механизмы задействовались те же самые. Несколько других крупных органов работали так же медленно: печень лениво выпускала питательные вещества в кровь, почки убирали продукты распада, а легкие снабжали окислителем. По большому счету этим исчерпывался список потребителей энергии, когда безразмерный спал или сидел в расслабленной позе, беседуя с соплеменниками.

Не только мозг, но и органы, связанные с деторождением, у них не становились крупнее среднего. В принципе, логично: раз экономия на всем, значит и на детях тоже. Даже у самой гигантской мамаши развивался зародыш вполне стандартного "калибра", что требовало минимального расхода ресурсов в сравнении с масштабами родительницы. На свет появлялся ребенок величиной точь-в-точь, как у землян, которому и молока надо было не больше, чем земному карапузу, а с учетом экономичности расы — даже меньше. Накопленных внутри женщины ресурсов могло хватить, чтобы не только выносить, но и выкормить ребенка в полной безопасности.

Но как раз тогда, когда наступал самый удобный момент для зачатия потомства, мужчины и женщины становились ленивыми и неповоротливыми. Потом они худели, начиналась подготовка к новой охотничьей экспедиции, и заводить детей получалось уже поздно и рискованно. У оседлых шаперонцев возникали похожие проблемы: только вместо коротких набегов на саванны происходили сезонные улучшения погоды, которые длились недолго и приводили к возвращению вкусных животных, но и хищников — тоже.

Рождение детей не в оптимальный момент не всегда вело к фатальным последствиям, но влияло на выживание потомства, а значит и на естественный отбор. Лень мужчин в этом деле создавала больше проблем, поскольку сначала именно от них требовалась хоть какая-то активность, а дамы могли бы и не просыпаться. Поэтому заработал половой отбор с самцами в качестве выбирающей стороны. Только выбирать они особо не хотели или, может, считали, что не из кого. У первобытных инферанцев наверняка были свои понятия о красоте, но, видимо, даже для них женщина, весившая несколько тонн — это уже как-то немного слегка чуть-чуть слишком. А уменьшиться те не могли — параллельный отбор, направленный на выживание самок, оставлял тех, кто способен накопить больше энергии, лучше ее сохранять и дольше оставаться в безопасной пустыне.

Значит надо было как-то привлечь внимание этих безынициативных мужиков, но так, чтобы не тратить энергию... чем же их подманить, учитывая, что они совсем первобытные? Эволюция нашла решение — перераспределила имеющиеся запасы сала — примерно, как торговец на рынке раскладывает свои товары так, чтобы они выглядели получше. У безразмерных толстух груди и ягодицы выросли до совершенно невероятных размеров. Чтобы самые женственные округлости стали еще заметнее, они сохраняли почти идеальную сферическую форму, далеко выпирая вперед и назад, а, чтобы гравитация не испортила вид спереди, громадный живот подпирал и поддерживал "товары". Выглядело это так, будто грудь несут на подносе, для полноты картины не хватало только криков восточного базара: "Кому дыни свежие, сладкие, большие?! А кому арбузы, арбузы, посмотрите, какие арбузы! А кому..." — дальше фрукты и овощи подходящего размера заканчивались, но обжоры не останавливались, так что у самых толстых-претолстых "товары" мешали обзору. Остальные части тела тоже постоянно улучшались в сторону выпуклости, симметрии и гладкости линий. Белые карлики "поделились" генами, определившими не только цвет кожи, но также ее жесткость и упругость, отчего ненужные мелкие складки не появлялись, а большие только подчеркивали объём дынь, арбузов и прочих сладостей. Со всех сторон росли и наливались сочной мякотью округлые приманки — такие, чтобы тормозные самцы уж точно заметили и зашевелились.

Какая-то часть безразмерных попыталась привлечь внимание еще и яркими цветами, именно тогда раскраска инферанцев достигла максимального контраста — то есть в черно-белых они превратились далеко не сразу. Хорошо хоть не стали полосатыми как зебры — и на том спасибо. Темные радужки глаз инферанок создавали иллюзию, как будто зрачки постоянно расширены — это вроде бы тоже "завлекало" мужиков.