Величайший диктатор

Но чтобы влиять на человека, нужно знать его теперешнее состояние, знать особенности его мышления. Нельзя решить задачу без условия. Французов мы изучили хорошо, но русские отличаются от них, все народы в той или иной мере отличны друг от друга. Поэтому нам и нужны вы — те, кто по роду своей деятельности знакомы изнутри с разными слоями русского общества, изучили людей, их мысли и чувства.

Так что работы будет много, советую включаться в неё поскорее. Главное, постарайтесь осилить поскорее книги, там все полезные указания для начинающих сотрудников. Так... Нагружать вас писаниной пока не буду, все равно толку ещё нет... В шесть часов общее собрание отдела в зале 8b, группа коллег презентует новую "мину прошлого".

— Что, простите?

— А, наша профессиональная лексика. Неважно, сами увидите. Будьте обязательно. А пока можете занять свою комнату в общежитии. Выход за пределы комплекса для вас пока закрыт, но у тут есть все, что нужно для нормальной жизни. Кстати, не советую бегать, результат будет — сами понимаете... Так, сейчас выдам вам бумаги. Это — удостоверение сотрудника. Это — внутренний пропуск, без него — никуда. Это отдадите администратору общежития, он вам выделит комнату. А по этой будете получать жалование в кассовом пункте. Кстати, прямо сейчас возьмите аванс и купите себе что нужно. Сильно, правда, не роскошествуйте, из-за войны выплаты урезали. Это — для столовой. Это — самое главное, список книг, возьмете в библиотеке и читайте каждую свободную минуту. Это — карта, чтобы вы не запутались, где что. Ладно, с медицинской службой и прочими потом разберемся, ступайте пока. И к шести часам возвращайтесь сюда. До вечера, коллега!

— До вечера!

раскланялся с коллегой Бланшаром (конечно, это лишь образное выражение — республиканский этикет не предусматривал поклонов) и вышел. Настроение, и до того мерзкое, после известия о моей вымышленной героической смерти испортилось ещё больше. Самое противное во всем этом было осознание простого факта: безымянный писака из моей бывшей газеты просто делал свою — нет, нашу общую — работу. Сложись судьба немного по-другому, и я бы писал лживую статью о его последнем бое, а он бродил бы по коридорам французского пропагандистского ведомства. Так стоит ли разыгрывать оскорбленную невинность? Такова наша работа, старый наниматель скоро отдаст концы, новый — на подъеме, и все это не имеет никакого отношения к чести, совести, долгу, патриотизму, морали и прочим благородным вещам.

Рассуждая подобным образом, я между делом успел получить аванс в кассовом пункте. Без малейших проволочек мне выдали пятьдесят франков новенькими голубыми банкнотами. Обстоятельства моего пребывания во Франции все время были таковы, что до товарно-денежных отношений, как говорят марксисты, дело ещё ни разу не доходило, так что я не мог судить о величине этой суммы. Впрочем, пока у меня не было потребностей, требующих больших расходов.

Получив деньги, я отправился за книгами. Библиотека поражала воображение: в этом огромном здании, оборудованном по последнему слову тогдашней техники, хранились, наверное, все книги, когда-либо издававшиеся на Земле. Впрочем, не только книги, но и газеты, журналы, киноленты и звуковые пластинки. Тут же имелись и комнаты с оборудованием для фотокопирования, и диктографы, и много разной другой техники, мне тогда неизвестной. Без карты я бы, наверное, заблудился в этом многоэтажном лабиринте, хоть он и был выстроен самым оптимальным, научно расчитаным образом. Следует сказать, что на тот момент громадное здание было заполнено все же не полностью — много свободного места специально оставили на будущее. Нужные мне книги хранились в отделе изданий внутреннего пользования, но я дал волю любопытству и сперва заглянул в восточноазиатский отдел. Зрелище того стоило: улыбчивые желтокожие библиотекари брали у посетителей карточки с иероглифами и приносили китайские или японские книги и газеты. Некоторые из читателей тоже относились к желтой расе, другие имели вполне европейский вид. Был даже настоящий негр, бойко объяснявшийся с библиотекарем на мандаринском наречии. Воистину, интересы Комитета простирались на весь мир — по крайней мере, на ту его часть, где умели читать и писать.

Мои книги, видимо, входили в стандартный набор для новичков, поэтому библиотекарь сразу же нашел их, не прибегая к карточному бюро. Четыре средней толщины тома в темно-синих переплетах имели следующие названия: "Моральное развитие: задачи и методы", "Теория обшественного эфира и её практическое значение", "Научный подход в деле морального развития: основы планирования и осуществления исследовательской и коррекционной деятельности", "Групповая психология на примерах". Честно говоря, все это не вызвало у меня энтузиазма: мне всегда казалось, что врать нужно по наитию и вдохновению, а не обложившись учебниками. Но у французов было другое мнение, и оставалось лишь принять их правила игры, тем более, что они, видимо, были в ней мастерами.

Забрав книги, я отправился в магазин, где приобрел постельное белье и кое-какие принадлежности. Вопреки опасениям, сумма аванса оказалась вполне солидной по тогдашним ценам. Правда, у меня не было товарных франков, поэтому я не мог купить какую-нибудь капитальную вещь вроде радиоприемника, но в этом пока и не виделось нужды. Заселение в общежитие тоже обошлось без сложностей. Не считая низкого потолка, моя комната была вполне приличной. Пришлось, правда, поломать голову над включением электричества — чтобы замкнуть цепь, требовалось вставить в специальный механизм ключ от входной двери. Соответственно, нельзя было уйти из комнаты, оставив горящий свет или, например, включенный утюг. Эта дурацкая система, имеющая целью грошовую экономию энергии, была затем внедрена повсеместно.

Обустройство на новом месте не заняло много времени, и вскоре я уже лежал на диване с книгой "Моральное развитие: задачи и методы". Ничего подобного, надо сказать, я в России не видел.

"Моральная природа человека является продуктом его многотысячелетнего развития от обезьяноподобного далекого предка до современного горожанина. На каждом этапе этого развития она отягощалась новыми отрицательными чертами. В каждом из ныне живущих людей есть тупая первобытная агрессия кроманьонского дикаря, эгоизм и развращенность римлянина, рабский и тупой фатализм средневекового крепостного, ханжество и мещанская ограниченность лавочника времен Второй Империи. Задача Комитета Морального Развития — очистить человеческую натуру от этой тысячелетней накипи, создать нового, морально совершенного человека, достойного жить в обществе будущего..."

Я перелистнул несколько страниц.

"...четко понимать, что все, противоречащее целям морального развития, не имеет ни малейшей ценности. К тому времени, когда школьника начинают учить физике, у него могут уже существовать свои собственные взгляды на природу явлений. Так, например, многие дети думают, что пуля, выпущенная из винтовки, летит ровно по прямой, не останавливаясь, пока во что-нибудь не попадет. Пусть это мнение возникло у ребенка в результате усиленных размышлений, пусть оно существует в течение долгого времени, пусть оно разделяется многими другими детьми — так как само оно является заблуждением, то все эти факторы не имеют значения. А заблуждение, ошибочное мнение — не имеет ни малейшей ценности. И учитель на уроке физики безжалостно уничтожает это заблуждение своих учеников, карая упорствующих плохими оценками. Таким учителем в вопросах морали для нации является Комитет..."

Я закрыл книгу. Все это отдавало религиозным фанатизмом. Возможно, я поторопился, поставив на одну доску петербургских газетчиков и сотрудников Комитета. Для нас это действительно было просто работой, но они — вдруг они действительно верят в свою великую миссию? По-другому, конечно, чем простые рабочие или солдаты, на ином уровне, но верят во все эти жаннеристские фантазии о новом обществе будущего? Нет, это было бы уж слишком...

Пока я мучался догадками, часовая стрелка приблизилась к шести — пора было выдвигаться.

В зале 8b было уже порядком народу, но собрание пока не начиналось. Многие из присутствовавших переговаривались между собой по-русски, среди них я узнал и товарищей по несчастью из нашего репортерского отряда. Многие, впрочем были мне незнакомы. Общаться с соотечественниками не хотелось, и я устроился рядом с группой французов, о чем-то оживленнно беседовавших.

— ...в своей речи на юбилее Гаврского отделения Партии: "Мне неважно, какого цвета у человека зубная щетка". Из этого мы и должны исходить. Существуют сферы, в которых мы должны жестко требовать абсолютного соблюдения наших установок, но также существуют сферы, которые нет смысла регулировать. Мы просто наживем лишних врагов и покажем себя докучливыми идиотами без малейшей пользы для дела.

— А семья?

— А что семья?

— Пустив дело на самотек и даже поощряя распущеность, мы разрушим семью в самых её основах.

— О, перестаньте. Семья разрушается в своих основах уже не первое тысячелетие. Да и такую ли ценность она собой являет? В обществе будущего вся Республика будет нашей семьей.

— Вы что, сторонник фаланстеров?

— Коллега, вы словно живете в прошлом веке. Что за лексика? Фаланстеры, распущеность... В коротких перерывах между трудами нашей великой эпохи честный гражданин может себе позволить и маленькие радости. В этой войне, например, погибли тысячи молодых людей, и тысячи ещё погибнут. Эти юные граждане отдали Республике свои жизни, и этого нам должно быть достаточно — нельзя требовать, чтобы они не просто умирали, а обязательно умирали девственниками. Мы же, в конце концов, не англичане...

— Не пытайтесь изобразить меня ханжой. Я вовсе не против старого доброго acte charnel, но нельзя же переводить его из тайной области в явную!

— Да почему же? Напротив, подумайте — есть нечто, официально считающееся постыдным или даже вовсе не существующим, и между тем каждый предается этому с величайшим усердием и удовольствием. Такое положение не только делает самого человека лицимером, но и наталкивает его на мысль, что лицимерно все общество, и даже Партия. Подобных мыслей допускать нельзя. Мы, наоборот, должны смело поднимать вопросы половой жизни...

— В "Эспри Нуво"?

— Нет, не в "Эспри Нуво", конечно. Но не потому, что эта тема якобы постыдна и способна замарать наши знамена, а потому, что "Эспри Нуво" попросту посвещен другим вопросам. Есть множество изданий, которые подойдут для такой цели гораздо лучше.

— Особенно хорошо, наверное, подойдут иллюстрированные издания?

— Почему бы и нет? Вы все ещё мыслите старыми категориями и, говоря об иллюстрированных изданиях, подразумеваете дешевую порнографию. Нет, мы оформим все это в духе истинного социал-авангардизма...

Тут, не в силах больше слушать, я в ужасе бежал в другой конец зала, где, по счастью, велись разговоры более пристойные и прозаические.

... — Лабрюйер накатал "Методику исследований молодежного жаргона" на четыреста страниц. Ему говорят: "выдайте тогда сами исследования, хоть страниц на двадцать". А он: "нет, не могу. Я только методику разрабатываю".

— Ничего, скоро Комиссия разберется с Лабрюйером и его методиками. Война — это ещё не повод... О, кажется, начинается!

Действительно, к нам вышел сперва коллега Бланшар, а следом ещё несколько человек. Среди них я увидел и моих старых знакомых, вполне уже, как видно, втянувшихся в работу Комитета.

— Коллеги! — оказалось, Бланшар говорил на весьма неплохом русском, — Прошу тишины! Сегодня нам предстоит ознакомиться со спорной, но весьма любопытной концепцией. Даже если она не будет принята в работу, мы все равно должны рассматривать её как пример оригинального и смелого подхода к решению наших непростых задач. Так что слушаем внимательно, а потом активно принимаем участие в обсуждении. Коллега Карпов, прошу!

Репортер "Стрелы", некогда с таким лиризмом описывавший солдатский быт и запахи полевой кухни, теперь выступал оратором.

— Здравствуйте, коллеги! Благодарю вас за внимание к нашему проекту, думаю, пора представить его, так сказать, по имени. Мы называем его — МЦН. Как легко догадаться, это сокращение. Что оно значит? "Миф Царя Николая". Как вы вскоре поймете, название вполне соответствует сути. Итак...

Прогнившее правительство в Петербурге старательно использует для поддержания своей власти остатки монархических и религиозных чувств российского народа. Наша цель — разбить их любыми средствами. Так же как на поле боя бывает полезно разом ударить по врагу и с фронта, и с флангов, и с воздуха, так и мы должны атаковать эти моральные пережитки с разных направлений. Продолжая военные аналогии, наш МЦН — это нападение с тыла, и это удар по врагу его же оружием. Мы не собираемся бороться с монархическо-религиозными чувствами, это будут делать коллеги, наступающие с других направлений. Мы обратим эти чувства против петербургской шайки!

Православная вера и личность монарха — вот почти все, что осталось у противника в активе. Но это все ещё мощные козыри. Первым делом мы побъем пикового короля, царя Михаила. И побъем мы его червонным королем... царем Николаем! Да, покойным императором Николаем II. Это будет удар из прошлого, откуда они не ждут беды. Но с нашими средствами прошлое так же изменчиво, как и настоящее, даже ещё больше. Они закрылись от нас монархическим мифом о добром царе Михаиле — мы ударим по ним мифом ещё более сильным. Мифом о великом царе Николае!

Да, я знаю, покойный государь, увы, не был гением. Но для наших целей это не имеет значения. Личность Николая так или иначе пришлось бы создавать заново, зато на выходе мы получим ровно то, что нам нужно. Не бездарного слабовольного человека, бросившего Империю в войну и доведшего её до катастрофы, а мудрого правителя, твердо ведшего нацию к великой победе. И, соответственно, Михаил предстанет не спасителем страны от неминуемого разгрома, а грязным предателем, нанесшим удар в спину накануне триумфа. Я говорю про Михаила, а не про истинных руководителей переворота, потому что в пространстве мифа главная роль принадлежит ему. Таким образом, мы создадим следующие цепочки — "союз с Францией — великий Николай — победа, бывшая почти в руках" и "союз с Германией — злодей Михаил — предательство и позорная капитуляция". Петербургская шайка выставила против нас дряхлого, но живого старика в короне — мы выставим против него мертвого, но вечно юного Николая в двойном ореоле воителя и мученика.

В пропагандистском плане Николай неуязвим именно потому, что мертв. Кто помнит все его ошибки и неудачи? Не просто знает, что они были, а именно помнит в ярких подробностях? Таких людей немного. Между тем Михаил на виду у всех, и действия последних трех правительств запятнали его неимоверно. Сравнением с Николаем его фигура окажется разрушена полностью, и те, кто мог бы защищать живого царя, будут лишь бесплодно мечтать о царе мертвом. Да, бесплодные мечты — одно из самых сильных наших средств. Мы подарим людям самые красивые: о несбывшемся счастье. Это будет вершина нашего мифа — история о том, что было бы, останься Николай править, о разгроме Германии и казаках в Берлине, о кресте над Царьградом и русском Иерусалиме, об экономическом и научном расцвете и о многом другом. Кто поддержит нынешнюю жалкого вида Россию, зная, что из-за неё не смогла воплотиться в реальность другая, в тысячу раз лучшая страна?