— Сгиньте, — и начал кашлять черными кровавыми сгустками.
Я отошел, с оторопью наблюдая за кошмарной картинкой, и заметил:
— Да, Миль, кровавые сопли — это сильно. Вам так не хочется с утра проверять светлые источники? Мне тоже.
— Заткнитесь и дайте мне тот флакон! — рявкнул маг. Можно успокоиться, пациент живее всех живых.
Протянутый флакон заклинатель опрокинул на платок, прижав ткань ко рту и делая глубокие вдохи, и я осторожно предположил:
— На вас напали? Вызвать помощь?
Маг ткнул рукой в сторону двери. Я не стал спорить и вышел в коридор, хватаясь за переговорный браслет. Вот это все совершенно не по плану. Совершенно не по плану. Почему-то мне не кажется, что подобное поведение для темных заклинателей нормально. Надеюсь, я не заставляю работать на себя больного человека. Конечно, заставлять я его не перестану, но делать это будет как-то... немного совестно?
Удивительно, но предложение Шеннейра звонить в любое время дня и ночи действовало в обе стороны. Темному магистру я звонил по простым причинам — милые невинные привычки подчиненных не могли пройти мимо него, и он был слишком далеко, чтобы сию секунду примчаться на помощь. Потому что, имея дело с темными, никогда нельзя точно предсказать, примчатся они именно на помощь, а не добить давшего слабину товарища.
— Привыкайте, — со скукой отозвался Шеннейр в ответ на сбивчивый рассказ. — На моей памяти его уже несколько раз едва откачивали. И с вами так будет, Кэрэа, если станете жрать таблетки.
— Таблетки? — с запинкой повторил я. — Какие?
— Слышу неподдельный интерес? Стимуляторы. Точно я вам даже не скажу — за то время, что я пробыл в Вихре, наверняка появилось много новых препаратов.
— Но почему? И вы не запрещали?!
Несправедливо.
Шеннейр прищелкнул языком, и устало пояснил:
— Сложная архитектура печатей выжигает заклинателям мозги. Тот, кто тратит время на отдых, всегда будет отставать от тех, кто принимает зелья. Прежний магистр поддерживал распространение этой дряни. Темная гильдия сидит на стимуляторах давно и прочно, и бороться с этим — все равно, что голыми руками останавливать тайфун. Я не смог сделать ничего, светлый магистр.
Переговорный браслет погас, и драгоценные камни покрылись трещинами. Миль яростно уставился на меня и развернулся, двинувшись в комнату. Правда, до дивана так и не дошел, опустившись прямо на пол и одаряя кафель тем же высокомерным взглядом. Кафель был, конечно же, недостоин, и ему следовало это осознать.
— Это правда? — темная печать предупреждающе вспыхнула перед лицом, и я прикусил язык. — Как давно вы не спите? Несколько дней? Неделю?
— Двенадцать лет.
Я так и сел рядом. Предположим, что у меня есть проблемы, но откуда такие проблемы у окружающих?
— Война закончилась, Миль. Если вы не заметили.
— Это все из-за вас, светлые. Все из-за вас!
— Объяснитесь?
Заклинатель с явственным усилием отвел руки от головы, вытянув их перед собой, и спокойно произнес:
— Первый раз я почувствовал это перед первым нападением. Я просто не смог выйти из комнаты, а когда я добрался до лаборатории, там уже не было ничего живого. Что вы знаете о смерти, Рейни? Вас всегда берегли. Я прошел через охоту, что вы на меня устроили, без единой царапинки, — Миль поднял на меня больные глаза в красной сетке прожилок: — Это было весело, не так ли?
Вероятно, да.
Он вылил на платок остатки флакона, глубоко вдыхая и откидываясь назад, и убежденно произнес:
— Мои предчувствия — это единственное, чему стоит верить. Я вижу любую опасность, Рейни. И этот мир ужасен. И если я закрою глаза, он не станет менее ужасным — это я стану беспомощным.
Как загнать себя в ловушку — просто и с гарантией. Усилившаяся интуиция требовала постоянного приема стимуляторов, стимуляторы усиливали интуицию. Я обратился к искре и потер кончики пальцев, ощущая, как по ладоням растекается тепло. Что требовалось Милю — это поверить, что его не сожрут чудовища из подсознания, если он хотя бы на миг потеряет контроль.
— Я мог бы вам помочь.
— Вы? — Миль саркастически усмехнулся, и холодно процедил: — Себе помогите. Не лезьте ко мне в голову ни со своей магией, ни со своей эмпатией. Если доброта и всепрощение светлых хотя бы были красивым мифом, то я стану последним человеком, который поверит в вашу доброту и всепрощение.
А, возможно, и сожрут. Откуда мне знать.
— Почему все ваши разговоры в итоге сводятся к светлым?
Заклинатель уткнулся в платок, пробормотав что-то в стиле "вы, светлые, жизнь мне сломали, все из-за вас". Я подождал подробностей, не дождался, и разочарованно добавил:
— В любом случае, я всего лишь предложил.
В тишине громко тикали ходики. Темный маг сложил платок и обвиняюще произнес, словно продолжая непроизнесенную фразу:
— Если бы вы умерли, Рейни, ничего бы не случилось. Вы сами виноваты во всем, что с вами произошло.
Интересно, чего он ожидал. Что я стану отрицать?
— Да. Это так.
...Прошлое.
Что случилось в прошлом?
— Что вы сделали, Миль?!
— Ничего. То, что вы приказали.
Случилось ли? Ничего — это на самом деле лучший ответ. Лучшие ответы не имеют ничего общего с правдой.
Я помнил стягивающую голову повязку, тяжесть нейрошлема и раскаленное сверло, буравящее правый висок. Помнил боль и ремни на руках и ногах, яркий свет и раздраженные голоса. Я помнил достаточно.
— Почему он не реагирует? — Алин резко сдернул с головы нейрошлем. Соединяющие нас провода натянулись, вызвав новый приступ боли в виске, и свет безжалостно брызнул в глаза, когда высший пальцами растянул мне веки: — Что пошло не так?
Вряд ли темные знали, что высший маг Алин совершенно не умеет скрывать эмоции.
— Ваша идиотическая идея пошла не так, когда вы ее придумали, — Миль стянул заляпанные красным белые перчатки и швырнул в раковину, открыв воду на полную мощность. — Алин, вы темный маг — какой еще эмпатический мост со светлым?!
Но его собеседник сделал шаг назад, глядя под ноги и шевеля губами, словно повторяя начерченные на полу знаки, и отстраненно возразил:
— Нельзя называть невозможным то, что никогда не пробовали.
— Вы попробовали. Что изменилось?
— Не понимаю. Расчет был верен, — Алин вернулся обратно и вновь наклонился ко мне. Так близко, что стали четко видны расширенные зрачки и россыпь бледных веснушек. — Он был в эмпатической сети. Если начать убивать участников сети, то это неизбежно вызовет шок и разрушение психики. Чтобы выжить, он должен будет цепляться за окружающих — кого угодно — это инстинктивная реакция. Если бы я перехватил связь, то он бы подчинялся мне как вышестоящему светлому...
— А он предпочел свихнуться. Беда и печаль, Алин, так бывает. Лучше бы вы и дальше спрашивали про посох.
Высший слабо поморщился:
— Какой толк мне, темному магу, от посоха светлого магистра? Мне нужны его способности.
— Конечно, приказывать светлому магистру — это достойная мечта. Мечта.
— Он будет мне подчиняться!
— Не будет. Он ушел в шок и обратно не вернулся.
— Человеческая психика — штука гибкая, восстановится. И мне близко не нужно, чтобы она восстанавливалась полностью, — Алин потянулся к панели жизнеобеспечения. — Проведите ритуал снова.
— А если он умрет, — Миль перехватил его руку, снижая голос до шепота: — Кто получит проклятие магистра? Кто будет отвечать перед Шеннейром за все, что здесь творится?
Маги замерли друг против друга, и Алин отступил первым. Неудивительно, если знать ответы на вопросы.
— Он не умрет. Вы сами знаете, Миль, что у нас нет времени, — сейчас в его голосе слышалось отчаяние? Мольба? — Последний суд будет через несколько дней. Потом светлые окажутся вне досягаемости. И вы единственный специалист, кто способен составить печать для моего заклятия...
— Тогда вот вам моё мнение как специалиста: ваше заклятие не работает.
Я чувствовал, что Алин на грани того, чтобы просить; но он был высшим, или он просто знал, что просьбы не подействуют, и потому вовремя одернул себя, сжал губы и холодно кивнул, и вышел из комнаты.
— И как же так сделать, чтобы получить все и при этом не замараться? — насмешливо протянул Миль ему вслед и остался стоять у стола, поглаживая шлем нейросети.
Ходики тикали точно так же громко, как тогда.
— Объединить темную и светлую магию? — заклинатель скривил губы в ухмылке и одним движением вырвал провода из нейрошлема. — Я недостаточно выжил из ума, чтобы позволить подобную чушь.
Сейчас я мог бы сказать, что Миль солгал. Что один заклинатель сделал то, что не смогла сделать вся светлая гильдия. Что один человек пустил под откос исследования, которые могли бы перевернуть наш мир.
Но тогда я молчал.
— Никакой светлой магии. Никаких светлых, — Миль потянулся к панели жизнеобеспечения, побарабанив пальцами по тумблеру подачи кислорода, отдернул руку и склонился надо мной: — Сегодня Алин считает, что светлый магистр ему подчиняется, а завтра вся темная гильдия думает, что подчиняться светлому магистру — это нормально. Я не дам вам шанса, Рейни. И я не собираюсь рушить из-за вас свою жизнь. Если высший совет сочтет вас бесполезным, то вас казнят, и все наконец закончится.
Сейчас, с высоты прожитых лет, я мог улыбнуться его ошибке.
Миль так и не стал высшим магом и не вошел в совет, совет не стал брать на себя ответственность, а Шеннейр решил то, что решил. Но Миль верил в то, что поступает правильно. И ради этой веры я не стал говорить, что моя смерть все равно никого не спасет.
Глава 4. Шторм на Побережье
Два месяца после Осеннего праздника
Ни в одной нормальной системе не должно быть места героическим поступкам.
Любой героический поступок означает, что где-то в системе закралась ошибка, которую необходимо затыкать с бешеной тратой ресурсов и вероятными жертвами. Ни одна правильная, распланированная и четко функционирующая система не допустит, чтобы опасность доросла до критических границ.
Но где эти правильные системы, а где Аринди.
Шторм пришел внезапно — впрочем, как обычно. И ничего, как обычно, не было готово. Никто не чинит защитные щиты в шторм; но проблема в том, что если мы не починим их сейчас, то не починим никогда. Гудел набат, дождь хлестал стеной, море ревело, грозя разметать в клочья тех, кто вздумает плыть к волновым башням.
Пять часов назад выяснилось, что шторм глушит сигнал, и чтобы запустить синхронизацию защитной цепи, нужно подплыть к волновым башням вплотную.
Корабль, который успели оборудовать к плаванию в шторм к скалам, оказался тем самым, который тонул в мое прошлое посещение Побережья.
Я начал подозревать, что забрав себе Побережье и оставив границы Шеннейру, совершил большую ошибку. Сидел бы в предгорьях, спокойно тянул по границе колючую проволоку и растил гигантских пауков. Тьма знает, на кой я променял пауков на эти проблемы.
— Перенаправляю вам энергию. На следующие два часа восемьдесят пять процентов странового объема ваши, — голос Нормана в переговорнике звучал равнодушно и холодно. — Больше я ничем не могу помочь. Вода меня блокирует.
— Спасибо и на этом, Норман.
Как и всегда, с Лордом было приятно общаться. Его интонации никак не выдавали, что он думает о моих затеях.
Свет экранов над аппаратурой резал глаза. Темные работали спокойно и сосредоточенно; волны вздымались стеной, то швыряя кораблик в яму, то обрушиваясь сверху валом пены, сверкали молнии, освещая клыки скал, я стоял в рубке и внушал окружающим отвагу и уверенность. Я бы предпочел делать нечто более полезное, но присутствие магистра оказывало на окружающих гипнотическое воздействие. Магистр — это символ и лидер. Темная гильдия много лет видела, как должен вести себя настоящий правитель, и если я не знал, что делать, то стоило представить, что бы на моем месте сделал Шеннейр.
Нетрудно догадаться, почему срок жизни магистров не особо велик.
— Начать подключение береговой цепи версия два-ноль. Начать синхронизацию.
— Тьма! — Миль врезал по сенсорной панели. Я думал, что на корабль его придется затаскивать силой, но заклинатель не произнес ни слова, поднявшись на борт с тупой обреченностью. За последние дни он вымотался полностью, а узы ненависти между Милем и его экспертной группой окончательно окрепли. — Что опять в пятом секторе?!
— Синхронизация десять и два процента, — заботливо проинформировала Гвендолин.
Волновые щиты ставила Единая гильдия, но, готов поклясться, работали над ними эмпаты. Пусть светлые уступали темным в искусности сложных построений, но только они могли создать цепь из мощных одинаковых печатей. Печати темных, даже созданные по единому плану, были слишком индивидуальны и отказывались работать вместе.
— Понизить снабжение береговой цепи версия один-ноль до минимума.
Огни на старых волновых башнях уменьшились до бледных точек.
Энергия, что сейчас передавал нам Норман, позволяла напитать силой новые щиты; но не объединить их. Для того чтобы спаять печати, слить их в одну, требовался дополнительный импульс; а законы магии не столь далеки от обычных. Для того чтобы получить всплеск энергии, большой всплеск энергии, надо что-то взорвать. Взорвать на скалах можно было только старые волновые башни, а на башнях как раз осталось проклятие Алина, которое сработает во время шторма.
— Я так надеялся, что вы до этого не додумаетесь, — кисло ответил Миль в ответ на мою гениальную идею. Идея для заклинателя была ясна с самого начала, но рисковать он не хотел. — Если мы не сумеем поднять новые щиты и не уберем проклятие со старых — наш срок до первого шторма. Если это не сработает, вы будете виноваты.
— Как магистр, я в любом случае буду виноват.
Либо он ждал, чтобы кто-то взял ответственность раньше, чем он.
Рушилась цепь волноломов красиво.
Последнее, что должно было увидеть Побережье — как древние печати секция за секцией погружаются в океан, и как гигантские волны поглощают защитные башни и устремляются к беззащитному берегу. Проклятие Алина было цинично красивым. Достаточно, чтобы устрашать и отнимать надежду. Но взамен почти истаявших старых печатей из морской пучины уже поднималась сияющая стена новых, призванных закрыть Побережье от всех угроз.
Миссия по спасению тоже была красивой — настолько, чтобы все поняли, что их спасают. И, пожалуй, ничуть не менее циничной.
— Пятьдесят процентов синхронизации.
Нерушимая стена замерцала, покрывшись рябью. Миль бессильно зашипел, сжимая руки в перчатках, и я потянулся к нему, с упавшим сердцем наблюдая, как графики пяти секторов вновь начинают расходиться:
— Что-то не так? Чего не хватает?
— Я не могу манипулировать с таким количеством энергии, когда меня отвлекают! — взорвался он. — Дайте мне время!
— Вы сможете.
Миль злобно зыркнул в ответ. Но я хотел, чтобы он это услышал, а читать эмоции темные не умеют.
— Сорок... Двадцать... Двенадцать... Синхронизация десять процентов. Шторм усиливается, — безжалостно сообщила Гвендолин. — Вам не хватает мощности. Это была хорошая попытка, светлый магистр. Уходите.
