Приключения Звездного Волка

— Грустная история, — вздохнул я.

— Да ничего, — махнул рукой он. — Может, пока так и надо. Представьте, каких делов он мог со своим дирижаблем натворить! Или, к примеру, я со своими гомункулусами? Ну ладно — сдохли. А кабы нет? Это ж они еще маленькие, а вымахали б до потолка, — и чего с ними делать? Кто знает, что у них на уме — нелюди ведь, как ни крути!..

Алхимик вдруг встрепенулся:

— Так чё, девок-то глядеть будем?

Я совершенно забыл о цели визита и, хлопнув себя по лбу, закричал, что, конечно же, будем.

— Ну тогда пошли, — сказал старик и повел меня в самый темный угол лаборатории.

В толстой гранитной стене было проверчено в разных местах штук десять дырок. Звездочет подставил мне табурет, уселся сам, и мы, затаив дыхание, приникли к пробитым научным интересом пытливого мудреца амбразурам...

В соседней комнате сидели и лежали несколько довольно прекрасных девушек. Одна играла на лютне, другая вышивала, третья пряла, остальные — спали.

Да, несомненно, это были они, мои несчастные агенты. Я сразу узнал их по характерному, чисто земному, блеску глаз и тому внешнему свободолюбию, столь выгодно отличающему всякую земную женщину от всякой неземной, — гордая посадка головы, не зависимая от условий содержания поза и неподдельная, искренняя доброта и услужливость, которыми все они так и светились.

Тем временем девушка с лютней запела трогательную песенку о бедном юноше, ушедшем на войну и наказавшем своей невесте дожидаться его как следует. Девушка дожидается-дожидается, думает, вот-вот дождется, но тут заявляется однополчанин жениха и говорит, что ее суженый погиб в жестокой сече. Однополчанин остается на увольнение, а прощаясь, наказывает ждать и его как следует.

Потом приходит товарищ однополчанина. Товарищ сообщает, что однополчанин убит в неравном бою, и проводит у девушки краткосрочный отпуск, а после отпуска просит ждать его, и тоже как следует.

Потом приходят еще товарищи. Она их всех по очереди ждет, как вдруг, на лихом скакуне, появляется самый первый жених. Девушка падает на колени, кается, мается, — но он ее поднимает, обнимает и объясняет, что все эти друзья — его лучшие фронтовые друзья, все живы и здоровы, они из одного эскадрона и шастали сюда по договоренности с ним. Зато теперь у него есть много ублей, и они смогут купить хороший домик, корову, гусей и т.п.

Но гордая девушка с презрением отвечает, что не в ублях счастье, и тотчас же выходит замуж за капитана эскадрона, которому перед самым приездом жениха подносила в ковшике испить ключевой водицы...

Я чуть не прослезился — это была очень грустная песня, — но тут раздались гулкие, громыхающие по каменным плитам тяжелые шаги.

— Ах!.. Ах!.. Ах!.. — засуетились девушки и стали испуганно прихорашиваться. — Это идет он, он, наш коварный мучитель!..

Я быстро перебежал к следующей дырке и увидел магистра, с большим факелом в руке алчно приближающегося к моим голубицам.

Голубицы запрыгали по каземату с криками 'Тиран!', 'Изверг!', 'Старый развратник!', а магистр воткнул факел в подсвечник и, скрестив на груди руки, с дьявольской усмешкой наблюдал за паникой среди своих жертв. Хищная ухмылка так и играла на его змеиных губах.

Век живи — век учись, да и то, как говорится... Клянусь, сейчас я просто не узнавал его! Я не узнавал своего доброго папы, с которым мы совсем недавно съели вместе не один пуд соли. Куда только подевались его славная улыбка, его ласковый, душевный голос?! Помню, в один из наших отчаянных ночных походов, когда силы мои были уже на исходе, стоило ему только спросить: 'Ты не уморился, сынок?' — и усталость как рукой сняло, и я снова готов был идти за ним куда угодно. Теперь бы я за ним не пошел никуда!..

Меж тем за дыркой разворачивалась трепетная сцена. Магистр схватил игрунью на лютне за толстую русую косу и ударил головой об подушку.

— На кого ты работаешь?..

Мужественная девушка молчала, остальные, как птички, сбились в стайку у оттоманки.

— На кого ты работаешь? — повторил папа и ударил мою верную сотрудницу тяжелой подушкой прямо по голове. — Кто тот тип, который выдает себя за вашего брата, и что ему от вас нужно?

Я моментально сообразил, что 'тип' — это я, и затаил дыхание. Рядом затаил дыхание мудрец.

Из путаных и сбивчивых слов девушки явствовало одно: она знать ничего не знает, не слыхала ни о каком брате, она всего лишь простая честная девушка, как, впрочем, и все остальные.

Тогда магистр стал терзать всех остальных. Он рычал, грозился предать их в лапы святейшей инквизиции, обещал устроить всем отлучение от церкви без выходного отпущения грехов — тщетно, храбрые красавицы как попки как одна повторяли, что ни на кого они не работают и никакого брата знать не знают и знать не хотят.

Я почувствовал, что критический момент близок, нащупал котомку десантника и шепотом заказал меч-кладенец и инфразвуковой таран.

Папа меж тем продолжал накалять моральную атмосферу и пообещал сейчас же продемонстрировать упрямицам все свои нравственные качества и животные инстинкты с самой низменной стороны.

Он картинно взял себя за макушку, потащил и... сорвал лысый парик, под которым скрывались иссиня-черные, с небольшой проседью кудри.

— А-а-ах!.. — прошептали девушки.

— А-а-ах!.. — прошептал я.

Вслед за волосами лжепапа взялся за лицевую часть и медленно, словно наслаждаясь трепетом, в который он повергает безответные жертвы, потянул маску...

— О-о-о-х!.. — прошептали девушки.

— О-о-о-х!.. — прошептал я, потому что мгновенно узнал это лицо.

Его невозможно было не узнать, его невозможно было забыть, если видел хотя бы раз в жизни. Эти чувственные губы, эти дьявольские глаза, этот развратный нос...

Перед девушками стоял полковник N., руководитель конкурирующего управления, которое все наши лавры и достижения постоянно стремилось записать на свой лицевой счет и где только можно гадило нам на каждом шагу, оскорбляя мое учреждение в целом и Экселенцию лично в особенности.

...Нет, я ожидал чего угодно, друзья, но только не этого! Чтобы хоть и подлый, достигший самых высоких моральных низин мерзавец, но все ж таки наш человек, землянин, — поднял руку на своих же землянок?!

Я достал меч-кладенец, врубил инфразвук и протаранил гранитную стену.

Мое появление было для полковника полной неожиданностью. От удивления у него отвисла челюсть и вывалился язык. Девушки завизжали еще громче, когда я предстал пред ними во всей красе, покрытый гранитной пылью и с кладенцом под мышкой, и полезли под оттоманку.

— Ну, гад! — взревел N. — Ты мне дорого за это заплатишь!..

— Не дороже, чем вы мне, полковник! — непринужденно парировал и тоже сорвал маску.

Он, побледнев, отпрянул к стене. Без сомнения, он также узнал меня. Вообще-то я далек от чрезмерного тщеславия, но все же должен сказать вам, что вряд ли нашелся бы в те времена в Великом Содружестве человек, который не знал бы меня в лицо. Знал и он и потому испугался, когда я, словно ангел мести за униженных и оскорбленных девушек, пошел на него с разящим мечом в руках.

— Так это вы?! — прохрипел полковник и тут же, взяв себя в руки, добавил: — Но я не имею против вас лично ничего такого особенного, а если мы не всегда сходились во взглядах с вашим шефом, то это еще не повод, чтобы перерезать друг другу глотки на забытой богом планете из-за каких-то там папуасок.

— Поосторожней в выражениях, милейший! — воскликнул я, пробуя гибкость клинка. — Вы оскорбили благородных дам, которые являются полноправными гражданками Земли и верными труженицами моего Управления...

Тут уже девушки широко раскрыли глаза и бросились обнимать и целовать меня изо всех сил.

— Однако продолжим нашу беседу! — бесстрастно сказал я, отдирая девушек. — Вы неучтиво отозвались о моем генерале, сударь!..

— Ничего такого я не говорил! — Полковник побелел как полотно.

— Вы назвали меня гадом. А оскорбивший собаку — оскорбляет хозяина!

— И всё равно я не буду с вами драться, — угрюмо проговорил полковник.

— Нет, будете! — Я сорвал с руки пятикилограммовую стальную перчатку и швырнул ему в лицо.

Он упал. Потом поднялся и злобно сказал:

— Ну, держись, щенок! Но учти: я доложу о твоем поведении на заседании Мирового Совета.

— Если я позволю сделать вам это! — грациозно поклонился я и стал в позицию.

Он вытащил из-под мантильи котомку, аналогичную моей, заказал меч и тоже стал в позицию.

Фехтование на кладенцах, это, скажу я вам, увлекательнейшее зрелище. Мы прочерчивали в воздухе кривые высоковольтного напряжения, стараясь поразить друг друга в наиболее уязвимые для электрического тока места. Когда клинки скрещивались, сверкали молнии, и снопы искр осыпали всё вокруг.

Наверное, более опытный противник решил меня запугать, но я хладнокровно отбивал все его удары и, в свою очередь, наносил ответные, которые он тоже старался хладнокровно отбивать.

Постепенно враг стал дышать тяжелее — сказывался нечистый образ жизни. А моими союзниками были здоровье и молодость (тогда мне еще не исполнилось и шестидесяти), я как вихрь носился с блистающим кладенцом в одной руке, проводом заземления — в другой и, нащупав в какой-то удачный момент брешь в плотной обороне соперника, — коснулся острием лезвия его плеча.

Полковника потряс мощный разряд тока. Я поднял клинок вверх и отступил на шаг, но он крикнул, что тысяча вольт — пустяки, и, безрассудно бросившись вперед, сам напоролся на кончик моего меча.

Надо отдать ему должное, — он не струсил, нет, он держался молодцом, лишь, отступая и припадая на одно колено, стал отползать к двери.

Разгоряченный жаркой схваткой, упоенный и опьяненный успехом, я теснил и теснил полковника и наверняка бы скоро добил его, но тут в проломе стены показалась голова алхимика. Алхимик испуганно обозрел царящий в подземелье разгром и, заикаясь, проговорил:

— Г-г-господа, сюда идет король!..

Я опустил дымящийся меч в тазик с водой и со словами 'Благодари бога и короля, мерзавец!' приготовился достойно встретить новое осложнение.

Тем временем в брешь сперва просунулась большая корона, а вслед за ней — и сам король, который оказался на удивление щуплым и дряхлым старикашкой в горностаевой мантии на плечах. За ним прыгала королева дезабилье и страстно мычала: 'Дорогой, мы были только друзьями!' и 'Этот негодяй взял меня силой!..'

Но король, казалось, не обращал на реплики супруги ни малейшего внимания. Он оглядел всё вокруг, молча пнул раненого полковника запыленным ботфортом и вдруг, круто обернувшись к королеве, резко и властно произнес: 'А вас, сударыня, я попрошу немедленно удалиться!'

И королева, как побитая собака, плача, полезла обратно в пролом, а король неожиданно быстрыми шагами подошел ко мне и положил руки мне на плечи.

И тут...

И тут произошло чудо: его величество будто стал расти на глазах, грудь расправилась, хилый стан распрямился, морщины разгладились, очи сменили цвет — передо мной, широко улыбаясь и сжимая меня в стальных объятиях, стоял Экселенция, наш дорогой и вечно любимый генерал!

...Наверное, треволнения последних месяцев и неожиданность появления Экселенции подорвали мое железное здоровье, и я потерял сознание.

Когда я вновь пришел в себя, все уже собирались в дорогу: Экселенция отдавал последние распоряжения, контуженый полковник в кандалах бросал на нас на всех ненавидящие взгляды, а девушки сменили свои куртуазные лохмотья на вполне земные кольчуги.

— Док, — кивнул я на скрежещущего зубами полковника, — по инструкции мы должны его убить.

— Нет, — посуровев глазами, отрезал Экселенция. — Его будет судить народ! Поехали.

Для езды не хватало кабины с дверью. Но я вспомнил про массивный шкаф алхимика, заставленный гомункулусами, и предложил перейти в лабораторию.

Звездочет, словно проглотив язык, испуганно наблюдал за нашими приготовлениями.

Я вытащил из шкафа гомункулусов, и Экселенция, со словами 'Ой, какие интересные штучки!..', повертел в руках пару банок — с мальчиком и девочкой.

Я подошел к мудрецу проститься, обнял и спросил, чем же отблагодарить его напоследок за неоценимую помощь в поисках сестер.

Он сначала покраснел, потом побелел, потом опять покраснел и наконец прошептал, что хочет одну из девушек, ту, которая играла и пела такие хорошие песни.

Мы с генералом крепко задумались, но все-таки решительно отказали.

— Ну зачем тебе девица? — дружелюбно спросил генерал.

— Очень нужно, — ответил алхимик, потупив взор. — Для опытов...

— Мы лучше насыплем вам ублей, — предложил я.

— Любовь нельзя купить! — твердо возразил звездочет.

— Мы задерживаемся! — твердо сказал генерал.

— Мы не торгуем женщинами! — твердо сказал я.

— Сударь не понимает! — твердо сказал генерал.

— Тогда дайте формалину, и побольше! — твердо сказал ученый.

Я сделал заказ, и мы дали ему формалину.

Экселенция занес ногу в шкаф.

— Последний вопрос, шеф, — остановил его я.

— Да, сынок? — Генерал опустил ногу.

— Королева... она... и в самом деле ваша жена, а вы — здешний король?

— Ну что ты! — добродушно рассмеялся Экселенция. — Что ты, разве я похож на короля?! Просто сперва, в скафандре-невидимке, я побывал в северных болотах и незаметно сфотографировал его величество во время боя с вампирами. Он как раз в тот момент перекусывал сонную артерию лейтенанту оборотней. Ну а остальное было уже делом техники. Ты ведь знаешь мою технику, сынок?

Я вспомнил маленький кактус, большое ведро с помётом и сказал: 'Знаю!'

— Да, кстати, полковник, — спросил генерал, когда все расселись и разлеглись в шкафу, — неужели вы оставите здесь жену и дочь? Места хватит на всех.

— А вот это уже не ваше собачье дело! — неблагодарно и зло огрызнулся полковник. — И попрошу не лезть в мою личную жизнь!

— Ну что ж, как вам будет угодно. — Генерал погладил ближайшую девушку по головке. — Тебе недолго осталось ждать, крошка! Мы уходим...

Он помахал рукой звездочету, крепко прижимавшему к себе бутыль с формалином:

— Прощай, старик! Мы уходим!.. — и клацнул затвором прорывателя пространства...

Через пять минут сорок две секунды мы сидели в канцелярии Экселенции и под диктовку писали свидетельские показания на полковника N.

Вот так закончилось мое самое большое дело в жизни. Увы, как я уже говорил, оно стало и самым последним моим делом. У полковника в Мировом Совете нашлись влиятельные покровители, и материалы передали на доследование, которое затянулось на несколько лет.

Все эти долгие годы я, как главный свидетель обвинения, просидел на Земле на подписке о невылете. Но в суде многочисленные защитники полковника перевернули всё с ног на голову: якобы N. на той планете в интересах Содружества вел с местным населением свою собственную контригру, которую я ему, видите ли, сорвал. Меня обвинили в нанесении телесного ущерба должностному лицу при исполнении служебных обязанностей, аморальном разложении, позорящем высокое звание гражданина Великого Содружества, и субъективистском подходе к вопросам развития общества (видимо, то был намек на чисто деловую связь с тамошней королевой).