История железного лорда

Чуть позже пришел и советник. Слаю стало любопытно, что за переполох приключился. Он застал неподвижно стоявшего наместника, сложившего ладони на рукояти малого цверга. Сосредоточенный взгляд молодого человека заставил старого лиса насторожиться. Вместо недавнего безразличия — твердый разящий холод оружейной стали застыл в глазах наместника. Заметив это Слай остановился, не смея тревожить Гайрона. Глядя на бегущую воду, советник тяжело вздохнул. Он чувствовал, что ничего хорошего взгляд этот не сулит.

Глава 13

Невидимые стены

Весь оставшийся день наместник провел в своем кабинете, приказав Ксену с Треном никого к себе не пускать. Префект форта Кидр два раза приходил с кипой бумаг, пытаясь убедить телохранителей в чрезвычайной важности дела, но все его доводы тут же становились не столь значительными под воздействием свирепого взгляда здоровяка Ксена.

Ранним утром следующего дня заспанный легионер приложил ко рту мундштук буцины*, и впервые за несколько лет над Цвергбергом пронесся протяжный медный гул, бесцеремонно разбудив горожан. Проникший сквозь сон тревожный звук заставил поежится даже Луку Вирта, почивавшего в теплой уютной постели.

Никому, ничего не объясняя Гайрон приказал собираться в Галат. Кидр и двое легионеров наименее пострадавших от длительной неразлучной дружбы с вином и пивом остались в форте для охраны пожитков центурии, четверо других отправились с наместником и его свитой.

— Этому тучному префекту не помешало бы растрястись на марше,— пошутил Слай, когда они пересекли городскую черту.

— До сих пор ему каким-то образом удавалось сохранить видимость того, что центурия существует, — заметил наместник,— Никто из лихого люда их не трогал и я сомневаюсь, что дело в них.

Гайрон едва заметно кивнул в сторону четырех плетущихся позади легионеров. Больше всего не повезло солдату, которого наместник застал спящим в арке в день своего прибытия в Цвергберг. Ему выпала честь стать хранителем штандарта центурии, который он сейчас нес, обливаясь потом уже в самом начале пути.

В течении первых дней пути наместнику хотелось поделиться своими размышлениями со Слаем. Пройдоха наверняка смог бы помочь развеять сомнения и дать несколько дельных советов. Но Гайрона не покидала мысль о том, что Слая могли подослать, для того, чтобы тот следил как новый наместник исполняет волю Идана. Поэтому до самого Галата, погруженный в свои мысли Гайрон был неразговорчив и угрюм пуще хмурого Драйка.

Появившийся на горизонте штандарт пограничной центурии не на шутку напугал стражу у южных ворот Галата. Четверых легионеров и шестерых всадников пропустили не сразу. Начальник караула ни разу не видел новоиспеченного наместника. Он долго всматривался в бумаги Гайрона, что-то невнятно лепетал, и только после того, как получил весточку от главы города Конуса Хорка, впустил прибывших в город.

— Не ожидал увидеть вас так скоро, дорогой Гайрон,— Конус приветствовал наместника с неподдельным удивлением,— Надеюсь ничего страшного не стряслось?

— Не беспокойтесь, уважаемый Конус— ответил Гайрон,— В Галат меня привели дела насущные, но тем не менее не терпящие отлагательств. В прошлый раз вы радушно предложили помощь, и боюсь, что теперь она мне необходима как никогда. Численность пограничной центурии оказалась настолько мала, что это вызвало во мне опасения не только за сохранения порядка в вверенном мне Цвергберге, но и за мою собственную безопасность.

Конус нахмурился, отвел глаза и хотел, что-то сказать, но Гайрон продолжил, не дав ему вставить ни слова.

— Я воспользовался вашим советом и нашел пару надежных телохранителей, но как оказалось дела с порядком в Цвергберге весьма плачевны и боюсь пары надежных людей слишком мало. Я помню ваши о слова о суеверности местных жителей и понимаю, что вы не вправе принуждать кого-либо вступить в пограничную цетурию, и ни в коем случае этого от вас не прошу. Вместе с тем в Галате, наверняка, есть люди прибывшее недавно или те, кто по каким-то причинам нуждается в службе и постоянным жаловании. Я прошу всего лишь донести до жителей мои слова о том, что империи нужны солдаты. И еще кое-что... Есть ли в темнице Галата заключенные ожидающие отправки на каторгу?

— Но...— попытался возразить Конус.

— С первым же письмом в Ид,— поспешил добавить Гайрон,— Я безусловно, доложу Идану о вашей искренней готовности помочь с этим непростым делом.

Произнося последние слова, Гайрон улыбнулся, подражая манере Луки Вирта, слегка растянув уголки рта при этом сверля Конуса холодным, уверенным взглядом. Выслушивая наместника, бывший центурион напрягся, его брови сошлись у переносицы он немного опустил голову, словно старый бык, собравшийся бодаться с непочтительным молодняком, но упоминание о письме в столицу заставило его призадуматься.

— Что касается оглашения вашего намерения пополнить ряды центурии,— примирительно сказал Конус,— Это я устрою немедля, но по поводу преступников мне нужно получить совет от местных законников.

Для размещения наместника и его людей Конус выделил недавно поступивший в собственность города двухэтажный дом из крупного серого камня с красной черепичной крышей, ближе к восточной стене в квартале граверов и резчиков по дереву.

Гайрон со своим советником поселились на втором этаже в господских комнатах, телохранители и слуги заняли первый, а легионеры вспомнили, как ставить палатку, развернув ее на просторном дворе под ветвистым кленом.

Перед крепкими дубовыми воротами появился караул из двух человек, а рядом прямо на вымощенную булыжником улицу установили стол, за который усадили обученного грамоте старого Рибо. Ему было поручено записывать каждого желающего, способного удержать оружие в руках.

Несмотря на то, что Конус сдержал слово и на каждом углу глашатаи проорали о наборе в центурию — в этот день не нашлось жаждущих получить солдатские паек и жалование.

Утром следующего дня наместник Цвергберга, прогуливаясь со своим советником мимо здания, в котором по местному обычаю свершалось правосудие заметил, что внутри собралось немало людей.

Стража у дверей не позволила Гайрону и Слаю пройти внутрь, сославшись на то, что им не велено пропускать кого бы то ни было. Но уверенность, с которой человек отмеченный императорской символикой, настаивал на своем праве присутствовать при отправлении правосудия возымела действие. Честно выполняющие приказы караульные обратились за разрешением к судье, а тому в свою очередь, за отсутствием убедительных доводов в поддержку необходимости провести закрытое заседания, пришлось дать согласие.

В просторном зале без лавок собралось двадцать человек. Судья еще не очень старый, но почти лысый и обрюзгший, восседал между двумя широкими окнами на высоком кресле из темного дерева. Справа рядом с ним писарь разложил бумаги на невысоком прямоугольном столике. Обвинитель и защитник скучали у невысокого каменного бордюра, отделявшего всех служителей закона от прочего люда, а шестеро стражников следили за десятком закованных в кандалы преступников.

Познакомившись с судьей Латом Таноем, на лице которого застыло выражение высокомерия и уверенности в собственной исключительности, Гайрон извинился за свое неожиданное вмешательство и поведал своем о деле. Судья, не очень умело скрывая недовольство сказал, что понимает наместника, и готов рассмотреть его предложение, но только после того, как покончит с рутинной.

Тут на сцену вышел бывший законник Слай. Пройдоха из Худана, на которого судья не обратил сначала не обратил внимания процитировал закон, утвержденный сенатом еще при Идане Втором, о искуплении вины верностью и кровью.

— ...и на каждого судью, тюремщика и любого иного слугу закона,— четко выговаривая каждое слово вещал старый лис,— возлагается обязанность способствовать пополнению легионов, в случаях, когда сила оружия необходима для поддержания закона и устоев великого Ида...

Пойманный врасплох судья, взглядом обратился за помощью к обвинителю и защитнику, но те лишь растерянно пожали плечами. Тогда судья закудахтал со своего насеста, о том, что он обязан всесторонне рассмотреть возникшую необходимость дабы не быть обвиненным в принятии поспешных решений.

— Каждый ниспосланный богами день!— громко воскликнул Слай, подняв правую руку с вытянутым указательным пальцем над головой,— Каждое мгновение бытия, в Цвергберге попираются основы государства, свершаются вопиющие преступления и поносится имя нашего справедливого, мудрейшего правителя Идана Седьмого!

Как внезапно разбуженная курица, расширенными от испуга глазами, судья смотрел то наместника, то на его искушенного в праве и ораторском мастерстве советника.

— Верный слуга императора, рьяный блюститель закона,— поймав вдохновение, громко продолжал Слай,— самого Идана Седьмого, назначенный следить за неприкосновенностью прав и свобод добропорядочных граждан, наместник Цвергберга Гайрон из древнейшего и благороднейшего дома Рэм...

В своей речи Слай намеренно и не раз упомянул дома и другие столичные термины, которые не очень любят в Галате, подчеркивая тем самым, что город этот и жители его не предоставлены сами себе, а являются частью империи, следовательно, должны подчинятся всем ее правилам.

— ...и если у вас, достопочтенный судья,— в заключении сказал Слай,— имеются сомнения в глубине пропасти, разверзнувшейся под устоями империи на самой южной ее границе, то вы можете отправиться в Цвергберг под защитой всех четырех имеющихся в распоряжении наместника легионеров, дабы лично убедиться в правдивости моих слов.

Судья нервно икнул и быстро потер глаза раскрывшиеся невероятно широко прямо как у несчастных страдающих болотной лихорадкой людей.

Загнанный в угол, взволнованный не на шутку Лат Таной, утешил свое потревоженное самолюбие тем, что сегодня проводит суд не на площади перед толпой городских бездельников, а здесь в закрытом зале. Объявив о перерыве, он потребовал от стражи, чтобы она увела из зала ожидающих своей участи преступников и немедленно послал писаря за Конусом Хорком.

Конус не заставил себя ждать. Глава города, по неизвестной наместнику причине, уцепился за слова судьи о том, что скорые решения в таких ситуациях чреваты серьезными разбирательствами со стороны имперской канцелярии. Слай собирался что-то возразить, но Гайрон его опередил:

— Если боги не сыграли недобрую шутку с моей памятью,— учтивым тоном произнес наместник,— вы, благороднейший Конус, были центурионом. И как центурион, вы должны понимать, что такое семеро легионеров в месте подобном Цвергбергу. Я во всеуслышание подчеркиваю — семеро, а не тридцать, как ошибочно указано в отчетах.

Конус помрачнел и молча отошел к окну, оставив судью один на одни с наместником и его подкованным в имперском праве советником. По окончании перерыва, заключенных снова привели в зал, где за невысоким каменным бордюром на стороне закона, рядом с обвинителем и защитником встали Гайрон и Слай.

Первым рассматривали дело двух воришек, пойманных в течении недели на рынке Галата. Крали они еду и немного, но попались уже в третий раз, что согласно закону о воровстве приравнивалось к серьезному преступлению и каралось десятью годами каторги. Прежде чем в зал вошли понесшие убытки торговцы и свидетели воровства, наместник Цвергберга взял слово и громко сообщил о том, что всех чья вина будет доказана отправят на каторгу в Цвергберг, где им придется заниматься вырубкой здоровых деревьев для создания границы между Скверным лесом и Долиной полумесяца.

Судья вынес решение в каждом из десяти случаев не в пользу обвиняемых. После каждого приговора Гайрон предлагал каторжникам службу в центурии сроком в пять лет. Постель вместо соломы, амуницию вместо кандалов, сносное питание и даже жалование начиная с четвертого года. Девять из десяти согласились.

Десятый — охотник чья вина состояла в том, что он не заплатил местным властям за разрешение на охоту, плюнул под ноги Гайроу, до того, как тот успел сделать ему предложение. Охотника оставили в кандалах и вместе с другими отведенного для наместника.

Девять согласившихся служить принесли клятву перед штандартом центурии и получили предупреждение, что за дезертирство и не подчинение приказам, согласно законам империи, их ждет смертная казнь. Розги, а затем распятие или отсечение головы.

Вечером наместник, его советник и оба телохранителя отправились праздновать первый успех в лучший трактир Галата. По дороге к центру города, спокойно шагая по тихим безопасным улочкам, Гайрон поделился со Слаем своим недоумением по поводу поведения Конуса Хорка.

— Все никак не возьму в толк,— тихо негодовал наместник,— зачем Конусу чинить мне препятствия в деле с укреплением центурии?

Его светник усмехнулся, пряча хитрую ухмылку в вечерней темноте.

— Боюсь нам слишком много неизвестно о делах творящихся в здешних краях, но если мы будем предельно осторожны,— Слай сделал ударение на слове "мы",— то думаю сможем без кровопотери с нашей стороны распутать этот колючий клубок.

— Вижу мне с тобой несказанно повезло,— остановившись у дверей трактира с чувством произнес Гайрон.— Но до сих пор не пойму, что это: невероятная удача или злой умысел.

Хитрый лис сверкнул серого-голубыми глазами и улыбнулся в своей веселой беззаботной манере.

— Не исключено, что и умысел, да,— отводя глаза в наигранном приступе совестливости, сказал он,— Но скажу наверняка, что определенно не злой, нет.

— Как бы там ни было,— испытывающее глядел на советника Гайрон,— Сегодня ты мне очень помог и я благодарен!

Гайрон протянул Слаю руку и оба крепко сжали друг другу предплечье в районе локтя.

*Буцина — медный духовой инструмент в древнеримской армии.

Глава 14

Бойтесь лисиц — кур приносящих

Дела у хозяина трактира, в который заглянули Гайрон со Слаем, а также тенью следующие за ними телохранители, по всей видимости шли хорошо. Столы были покрыты скатертями, как в лучших домах Ида, посетители ели и пили из медной посуды. В центре зала с потолка свисал бронзовый многосвечник из двух скрепленных между собой колец, выполненных в виде лозы с торчащими из нее шипами.

Трактирщик невысокий добродушный толстячек с раскрасневшимся лицом посоветовал новым гостям нежную вырезку из мяса зажаренного на вертеле теленка. Вместо привычных лавок здесь стояли крепкие стулья с высокими спинками и резными подлокотниками. Примеряясь к такому стулу Ксен чуть не поставил свой громадный молот на ногу хозяина, но толстячок оказался юрким и вовремя отскочил.

Пока компания ждала заказанный ужин, Гайрон погрузился в свои мысли, сосредоточено глядя на медные столовые приборы, Слай уставился в потолок прикидывая во сколько обошелся трактирщику бронзовый многосвечник, а Ксен и Трен разглядывали зажиточных горожан, неспешно наслаждающихся вкусным ужином. За соседним столом сидели двое торговцев громко обсуждавших ужасную привычку жителей города Сарта — скреплять сделку оплеванными ладонями.

Выражая свое неодобрение самый громкий из этих двоих плюнул в овальное блюдо, в котором лежали оставшиеся после ужина кости. Трен сжал зубы и показал брату, что не плохо было бы стукнуть по пустому жбану этого невоспитанного горлопана, но Ксен поднял в ответ огромный кулачище, предостерегая младшего от обучения незнакомых людей хорошим манерам. Трен печально вздохнул и принялся разглядывать двух шустрых миловидных девиц, подливающих гостям вино и пиво.