Маг поневоле

— Если насчёт жратвы пришли, так я уже распорядился. Глашка сейчас снесёт. — Никодим лукаво мне подмигнул, вгоняя в краску. — Сама напросилась. Выдать глаз там на кого-то положила.

— Она его уже на полдеревни положить успела! — Сплюнул под ноги Пахом. — Ты как хошь Никодимка, а урезонить её всё же надо! Оно, конечно, дело вдовье, но меру тоже знать надо!

— Надо будет, урезоним, — отмахнулся староста и вопросительно уставился на нас. — Ещё чего хотите? Если вару, то нет! Буйные вы с него какие-то! Особенно ты. — Обвинительно показал пальцем Никодим на Гонду. — Глашку нашу вон приревновал, когда она по любовному делу с дружком твоим уединиться решила, обидел её, потом на мужиков, что заступится, решили, с ножом кидаться начал. Хорошо, что народ у нас мирный и спокойный. Решили не связываться. Мол, что с дурного возьмёшь? Проспится — поумнеет! А ток мне мнится, тут не в варе даже дело, а в характере твоём паскудном! Я это ещё у ворот понял, когда ты мне тулуп новый, в крови весь изгваздал!

Я от такой наглости даже оторопел. Это надо же так всё с ног на голову перевернуть! И говорит то как... Убедительно! В голосе и нотки возмущения, на хамоватого недошлёпка проскользнули; и оттенок сожаления присутствовал — вон она какая молодёжь то пошла; и легкий укор чувствовался — мол, ну разве так можно? Мы к тебе по-людски, а ты? Ну, я-то ладно. Гонда, обычно за словом в карман не лазивший, похоже, тоже на мгновение опешил, не найдя сразу, что на такую наглость ответить. Нет, умён староста! Такого голыми руками и не ухватишь! Я, грешным делом, Калистрата за большого хитреца посчитал, но перед этим он, пожалуй, жидковат будет!

Никодим, с видимым удовольствием, полюбовавшись на наши ошеломлённые физиономии, продолжил, вкладывая в голос всю нерастраченную к ближним своим любовь: — Да вы не переживайте так то! Вижу по лицам вашим, вижу! Самым уже за вчерашнее стыдно! Народ у нас не злопамятный! Простили уже давно! Уже со смехом вспоминают! Как безделицу, как случай забавный! Я и господине десятнику уже всё как было обсказал. Он тоже посмеялся!

И стоит гад, головой так укоризненно качает. Испоганил игру старосты, дед Пахом.

— Эк завернул! — С восхищением покачав головой, прошамкал он. — Я тебя Никодимка с малолетства помню. Когда ты без штанов, в одной рубахе, по деревне бегал. И сколько помню, ты всегда таким хитрованом был. Ещё когда мёд у бабки Степаниды весь в одну харю умял, а потом на другана своего Миколку свалил!

Никодим зло зыркнул на старика, хотел ответить что-то резкое, передумал и, повернувшись к нам, уже другим тоном, процедил. — Так что, если жаловаться пришли, то пустое это! Обратно топайте! Нечего господине десятнику докучать!

Староста сплюнув, отвернулся и заорал на одного из вертевшихся поблизости пацанов. — Гришка, а ты что тут околачиваешься?! Скотину поить пора!

Парнишка шустро ломанулся в ближайший переулок. Никодим, поглаживая бороду, проводил его задумчивым взглядом и, больше не сказав нам ни слова, скрылся в избе.

— Так что ты узнать то хотел, внучок? — Прошамкал дед, вопросительно посмотрев на Гонду.

— Да узнал уже всё, — очнулся от ступора Гонда. — Ну и шустёр! — Озадаченно покачал он головой. — Я-то думал, что он затаится, за вчерашнее опасаясь, а он ещё вперёд нас жаловаться побежал! Доказывай теперь!

— Ничего у него не выйдет, — попытался успокоить я своего друга. — Если что, Лузга с Марком подтвердят.

— Оно и так ясно, что не выйдет, — растерянно почесал голову Гонда. — Понять бы, зачем он всё это вообще затеял?

В дверь вывалился Русин, похоже, ставший ещё пьянее, насколько это, конечно, было возможно.

— Иди, давай, — уставился он на Гонду. — Невронд кличет. — И повернувшись ко мне. — А ты тут жди. Десятник по одному опрашивать будет, чтоб сговору, значитса, не было!

Гонда досадливо поморщился и, кинув на меня быстрый взгляд, строго предупредил. — Отсюда не уходи никуда, даже если сам Лишний позовёт. Понял?

— Можешь даже не сомневаться, — хмыкнул я в ответ. — Я на своих ошибках учиться умею!

— Ну, смотри, — Гонда прислушался к пьяному гомону. — Долго я там не задержусь.

И вошёл, вслед на меченым, в дом.

Я огляделся по сторонам, не заметил ничего подозрительного и, прислонившись к стене, сложил руки на груди, с твёрдым намерением не сделать отсюда и шага.

— Серьёзный у тебя друг. Строгий. — Пахому явно хотелось поговорить.

— Зато надёжный, — пробурчал я. — Если бы не он, я так бы и остался в вашей деревне. Скорей бы из неё убраться.

— Так завтра и уедите, — обрадовал меня дед. — Мужики сегодня за ворота выходили. Добришко, что вчера в волколаков из луков метали, подобрать. Так прошлись по следам. В лес обратно стая то ушла. Их же много. Сидя возле деревни не прокормиться. А вам в другую сторону дорога.

— Это хорошо, — обрадовался я. — Скорей бы в город попасть.

— Это да, — согласился Пахом. — Оно, конечно. — И, вдруг, подскочив, уставился в сторону переулочка, в котором скрылся недавно пацанёнок. — Смотри. Что это там?!

— Где? — машинально развернулся я в ту сторону.

Вдруг в глазах у меня на мгновение померкло. Меня замутило и даже слегка качнуло в сторону. Ощущение было такое, как будто я только что долго крутился вокруг своей оси, а затем, резко остановился. Накатило и, почти тут же, отпустило. Я мотнул головой в недоумении. Голову напекло, что ли? Да вроде не должно. Солнышко, конечно, припекает, но не сильно. Ласково так. Не лето же. Я проморгался, ещё раз, бросил беглый взгляд в сторону улочки, где что-то оживлённо обсуждали трое мужиков и краем глаза уловил какой-то блик у дома напротив. Хотел, уже было уточнить у старикашки, что это он там такого странного увидел, как вдруг замер на месте, выпучив глаза. Откуда бликануло то? Не от этой же мутной слюды, что здесь в окнах стоит. Стекла то здесь и в помине нет. Вспыхнувшая догадка заставила сердце пропустить пару ударов.

Кинокамера это была! Прокололись сволочи! А ведь я уже практически поверил!

Кинув ещё один взгляд в злосчастный переулок, я заскрежетал зубами. Из-за спин мужиков выглядывала ехидная смутно знакомая физиономия, со сдвинутой на затылок кепкой. В следующее мгновение фигура, в мятой ветровке зелёного цвета, шустро метнулась к дому, сверкнув красными кроссовками.

— Толик скотина! Всё! Ты труп!!! — Взревев, я со всей прыти кинулся к дому. В душе бушевал вихрь смешанных в один узел чувств: тут была и обида за подлый обман, со стороны бывшего друга; злость на себя, что дал себя так подло разыграть; ярость и желание придушить не только Толика, но и всех, кто в этом балагане участвовал, но преобладало над всем этом чувство радостной эйфории! Это всё розыгрыш! Привычный мне мир никуда не делся! Вот Толику морду набью и вернусь домой! Прочь от этой унылой действительности, с её безнадёгой!

— Толик! Лучше сам выходи! — Проорал я, подбегая к дому. — Я тебя, сука, сейчас, по стенке размазывать буду! Очень долго и очень больно!

Мужики, выпучив глаза, опасливо расступились, давая дорогу. Рванув, со всех дури, дверь и чудом успев пригнуться и тем самым избежать близкого знакомства с дверным косяком, я ввалился внутрь. В хате было тесно. В небольшой, даже по меркам местных стандартов, комнатке, находилось с полдюжины крепких мужиков, мрачно уставившихся на меня.

— А Толик где? — Машинально спросил я, тщётно пытаясь разглядеть в полумраке знакомую фигуру.

— Да Трое с ним, с Толиком этим, — ласково, как-то даже заискивающе, произнёс Тимофей, выходя из-за спин мужиков. — Ты заходи, раз уж пришёл. Не поверишь. Рад тебе, как сыну родному!

Мужики дружно заржали и, не спеша, двинулись в мою сторону. Почуяв неладное, я попятился было к двери, но в неё уже протискивалась троица с улицы. Стало совсем тесно.

— Толик! Хорош прикалываться! Это уже перебор! — Заорал я, отчаянно рванувшись к двери. Вернее попытавшись, рванутся. С десяток рук моментально облепило меня со всех сторон. Кто-то, жёстко ухватив за волосы, рывком запрокинув голову назад.

— Уроды! — Заскрипел я зубами от боли. — Я же вас по судам затаскаю, твари!

И тут же поперхнулся, от заскрежетавшей по зубам горлышку баклажки. В горло хлынула вонючая обжигающая жидкость. Я попытался дёрнуться, но сильная рука лишь крепче сжала волосы.

— Ну, уж нет, — хихиканье Тимофея донеслось нечётко, словно уши плотно закупорили ватой. — Раз уж зашёл в гости, отведай моего угощения.

Откуда-то издалека донёсся хохот мужиков. Последнее, что я услышал, прежде чем провалится в пучину беспамятства, был чей-то вопрос:

— А кто такой Толик то?

Глава 5

Я очнулся от дикой головной боли, паровым молотом, пульсирующей у меня в висках и глухо застонал.

Господи, как хреново то! Надо заканчивать эти гулянки! Сопьюсь же в лоскуты! Вон ещё и кошмары стали реалистичные снится. Так и до белочки докатиться можно запросто! И чёртиков... Зелёненьких, в крапинку! Хотя лучше уж чёртики, чем та жуть, что мне привиделась. В общем, решено. Прихожу в себя, бью Толику морду и завязываю... Морским узлом!

Я открыл глаза и тут же зажмурился, от слишком яркого света. Чёрт, как плохо то! Нет. Однозначно, завязываю! Рядом негромко звякнуло. Шаркающие шаги. К губам прижалась кружка. Живительная влага впиталась мгновенно, словно попала на высохшую, после долгой засухи, почву. Стало чуть легче. Я снова открыл глаза, проморгался, мотнул головой, пытаясь стряхнуть накатившую, было, с новой силой, дурноту и с недоумением уставился на склонившуюся надо мной фигуру.

Лицо местного водочерпия, без сомнения, принадлежало моему сверстнику. Выглядел он, правда, достаточно скверно. Оно и понятно. Синяк под левым заплывшим глазом, сломанный, причём явно неоднократно, нос, разбитые потрескавшиеся губы, ссадины на обтянутых кожей скулах, никого не украсят. Но главное было даже не в этом. Глаза... На меня смотрели глаза глубокого старика... Старика, всё познавшего в этом страшном жестоком мире.

— Ещё принести? — Скорее констатировал факт, чем спросил "старик". — Мне не трудно. Воды тут много. — И он пошаркал куда-то в сторону, направляясь за добавкой. Я рывком поднялся с неровного каменного пола и тут же охнул, от скрутившей меня боли.

Господи! Так и до пролежней проваляться недолго! Хоть бы половичок, какой, подложили!

Щуплая низенькая фигура, в, изношенном до лохмотьев, грязном сером плаще с капюшоном, между тем неспешно проковыляла, позвякивая тяжёлой ржавой цепью, на правой босой ноге, к огромной деревянной кадке в углу. Негромкий всплеск и незнакомец, покачиваясь, словно пьяный, прошествовал в обратном направлении.

— Пей уже, — втолкнули мне в руки кружку, брызнув на одежду. — Чего застыл как паломник у храма Троих!

— Очухаться не может после угощения Никодимкиного! — Зашевелилась груда тряпья у противоположной стены. — Хлебосольный у нас хозяин, радушный!

Новый собеседник закашлялся и, тяжело дыша, уселся, облокотившись на стену.

— Хотите воды, мастер? — Почтительно спросил его юноша и, вырвав у меня кружку, вновь заковылял к бочке.

— Спасибо, Ставр, — прохрипел тот в ответ, скидывая с головы капюшон. — Хорошо меня накрыло. Мне и раньше такие заклинания тяжело давались. А тут ещё и сил почти не осталось. Думал, совсем, окочурюсь.

Одежда мастера ничем не отличалась от лохмотьев Ставра. Такой же донельзя изношенный плащ, отсутствие обуви и даже цепь, на правой ноге, присутствовала. А вот сам он был далеко не молод. Если Ставра, хоть и с сомнением, можно было признать одного со мной возраста, то мастер был гораздо старше, уже переступив ту грань, когда просто пожилого человека начинают называть стариком. Правда, выглядел он чуть получше своего более молодого товарища. Лицо, хоть и сильно измождённое, но почти без ссадин, нетронутый немного крупноватый нос, проницательный взгляд из-под густых бровей. И даже грязная, свисавшая какими-то несуразными клочками, бородка, не портила общего впечатления.

Старик, между тем, жадно выхлебал принесённую Ставром воду, вытер грязным рукавом губы и, прищурившись, уставился на меня.

— Ну, здрав, будь, отрок! Благословения Троих желать не буду, — усмехнулся он, — так как боги от тебя явно отвернулись, раз уж сюда попал. Меня Вимсом величают, его вон Ставром кличут, — Кивнул он на водочерпия.

— И тебе здоровья, дедушка. А где я? — Очумело, уставился я на старика и зачем то пожаловался. — Что-то я плохо соображаю. Голова как чугунная!

— Это от зелья сонного, — объяснил мне сочувственно Вимс. — Но оно быстро выветривается. Скоро полегчать должно.

— А Толик где? — Машинально поинтересовался я, сам до конца не понимая своего вопроса. Кто такой Толик и зачем он, собственно говоря, мне нужен, я понятия не имел. В голове всплыл ответ — в Караганде. Я тупо призадумался, пытаясь понять, где это может быть.

Вимс сокрушённо покачал головой и ничего мне не ответил. Наступило неловкое молчание. Я огляделся, получив частичный ответ на мой вопрос.

Где? Где? В подвале я нахожусь! Вот где! Причём довольно глубоком! До массивного бревенчатого потолка, с ярко светящейся круглой лампочкой, метра три будет! И никакой лестницы, чтобы добраться до видневшегося посередине люка не наблюдается! Это как же мы сюда спустились? А как вылезать будем? Стены тоже бревенчатые, каменный пол и деревянная кадка с водой. Вот и весь незатейливый интерьер. Взгляд тупо зацепился за цепь на ноге Ставра. Поражённый страшной догадкой, я лихорадочно посмотрел на свои ноги. Так и есть! Цепь была. Внушительная такая, толстая, в общем, довольно солидная, несмотря на встречающийся местами налёт ржавчины. И тут воспоминания водопадом хлынули в моё сознание. Словно какаю-то плотину, прорвало! Пробуждение в доме Вилима, Калистрат, Силантий, Гонда, Никодим, Толик... Толик?! Сука!!!

И тут меня буквально взорвало. Минут пять я бессвязно матерился, обещая в будущем всем участникам этого вертепа в целом, и Толику в частности, устроить весёлую жизнь.

— Берегов уже не видите! — Орал я, потрясая закованной в цепь ногой. — Это уже не шутки и не розыгрыш! Это уже на похищение и насилие потянет! Я всю вашу шайку за решётку посажу! Выпустите меня немедленно! Я больше в этом маскараде участвовать не желаю! Или я тут всё, сейчас, по брёвнышку разнесу!

Решив подкрепить слова делом, я всерьёз принялся за цепь. Вернее попытался приняться. Цепь, прикреплённая к кольцу, торчащему из стены, хоть на вид и была ржавой, но прочности своей не потеряла. Во всяком случае, не настолько, чтобы её руками можно было рвать. Быстро убедившись в бесполезности предпринимаемых усилий, я в бешенстве уставился на своих соседей. Те, усевшись рядом, молча, наблюдали за моими потугами. В глазах старика мелькала тень сочувствия.

— Что уставились то? — Зло прошипел я. — Зовите режиссёра или кто тут у вас главный! Хватит комедию ломать! Не проканает больше сказочка про другой мир. Понятно?! Хоть вы себя бабуинами нарядите, и татуировки на мордах нарисуйте! Я Толика прекрасно разглядел! И камеру вашу!